Быль полянская
Марина Золотова
Вдохнуть запах свежеиспечённого домашнего хлеба. Прыгнуть через купальский костёр. Искупаться в ночной реке. Поучаствовать в обрядовом кулачном бою. Пройти ритуал посвящения в воины. Всё это вы сможете испытать вместе с героями этой истории.
Рассказ разделён на пять глав. Каждая глава названа именем того славянского языческого божества, которое покровительствует описываемым в ней событиям. Например, действие главы под названием «Купайло» разворачивается на фоне празднования Ивана Купалы.
Слово «быль» в названии рассказа не случайно. Несмотря на нотку мистики в конце, перед вами не славянское фэнтези, а художественный вымысел, помещённый в максимально правдоподобные декорации. Я претендую на историческую достоверность в том, что касается быта, нравов и верований наших предков. Я провела много дней в библиотеках, работая с этнографическими источниками и восстанавливая детали повседневной жизни славян до Крещения Руси, от древних ритуалов ухаживания до обрядов жертвоприношения Перуну.
Марина Золотова
Быль полянская
Предисловие от автора
Слово «быль» в названии этого рассказа не случайно. Несмотря на нотку мистики в конце, перед вами не славянское фэнтези, а художественный вымысел, помещённый в максимально правдоподобные декорации. Я претендую на историческую достоверность в том, что касается быта, нравов и верований наших предков. Я провела много дней в библиотеках, работая с этнографическими источниками и восстанавливая детали повседневной жизни славян до крещения Руси.
В том, что касается обрядов инициации для подростков, я опиралась на сведения, полученные из лекций филолога и преподавателя славянской культуры Арины Ивановны Никитиной, которая тесно контактирует с общинами староверов и собирает среди них информацию об обычаях наших предков. Тексты молитв волхва заимствованы с сайта Союза славянских общин славянской родной веры.
Приятного погружения в эпоху!
Глава 1. Купайло[1 - Купайло – древнеславянское солярное божество, олицетворяющее стихию огня, апофеоз активной творящей энергии солнечного света. Купайло почитали в день летнего солнцестояния. Основой праздника был купальский огонь, символизирующий солнце. Прыгание через огонь означало духовное и телесное очищение.]
Когда-то эту историю передавали из уст в уста наши предки. Песнопевцы и сказители называли её былью. Затем её рассказывали как древнюю легенду, потом – как красивую сказку, ещё позже – как пустую небылицу. Со временем она и вовсе забылась. Но только были сорок восемь поколений назад люди, которые видели всё это своими глазами и каждое утро здоровались со Златой через забор.
Вот и в тот день поднялась Злата на утренней зорьке, умылась водой колодезной, заплела косу тёмно-русую, надела понёву синего сукна поверх небелёной рубахи, наносила воды на коромысле, что Горик для неё вырезал, скотину напоила и повела на выпас крутобокую корову Белку.
Солнце-Ярило выезжало на небо на своём огненном коне. Косые лучи румянили Златкины щёчки-яблочки. Девушка улыбалась и приветливо кланялась соседям. Сердце её пело ликующую песнь нового червневого[2 - Червень – славянское название июня-месяца] дня.
Солнце поднималось всё выше. Свет его уже не был розовым, точно тельце младенца, но наливался золотом и белым – как колос перед жатвой, как свежий сруб дерева. Заткнув углы понёвы за пояс и напевая, Злата полола сорную траву в огороде. Потом учила Грасю мести полы и носила вместе с Малушкой отцу обед в поле. С громким «кшш!», хлопками и смехом выгоняла кур с грядок и помогала матери с ужином.
Спускался вечер. Усталые мужчины возвращались с полевых работ, ведя на привязи спокойных, послушных волов. Стадо вернулось с выпаса, и Злата чуть было не перепутала свою Белку с другой белой коровой в стаде. Она звонко рассмеялась и раскланялась с хозяйкой Белкиной двойняшки.
Во дворе Златка ещё раз усмехнулась своей оплошности, похлопала Белку по звонкому, как полный бочонок, боку и заперла её в сарайке, а сама сбегала в избу и нашла красную тряпочку в своём шитье. В тёплом душном стойле Златка повязала лоскуток на правый коровий рог. Отошла на шаг назад и, оставшись довольна своей работой, поцеловала ошарашенную Белку промеж глаз.
Солнце-отец клонилось уже к земле-матушке для поцелуя на сон грядущий, когда Златка принесла в кухню ведро парного молока.
– Матушка, представь только, я Белку сегодня не узнала, чуть было Добравкину корову не увела! – защебетала Златка, свободной рукой обнимая мать, от которой, как всегда, пахло свежим хлебом, молоком и сладко-солёным потом здоровой работящей женщины.
– Да что ты, Златушка! – мать взяла у неё ведро и посмеялась своим мягким спокойным смехом. – Спасибо тебе за молочко, доченька.
– Белке спасибо! Матушка, можно я теперь с девчатами погуляю?
– Можно, доченька, – кивнула мать с ласковой хитринкой в глазах.
– Спасибо, матушка! – Златка поцеловала мать в щёку и протанцевала в девичью.
Там она переплела растрепавшуюся за день косу и повязала на голову украшенный чеканкой серебряный венчик заместо обычной вышитой тесьмы. Расправила подоткнутую «кульком» понёву, одела передник вышитый да с красными лентами по низу, обернула вокруг шеи любимые красные бусы в два ряда и выбежала на улицу. Собаки перелаивались лениво, со дворов пахло свежей едой. Повеяло первой прохладой, столь желанной после жаркого дня.
Обычно собирались петь около Добравиного двора. Туда Злата и направилась. И правда – ещё с конца улицы она заслышала хор знакомых девичьих голосов, выводящих протяжную. Подойдя поближе, Златка вплела свой голос в кружево мелодии и почувствовала, как гулом, гудом отзывается в груди их общее пение. Как много ручейков сливаются в бурную реку, так слились воедино голоса одиннадцати девушек. Вывели последнюю строку и радостно переглянулись: хорошо!
– Вечер добрый, Златушка! – проворковала нежная Любава.
– Добрый! – широко улыбнулась Златка в ответ. – Ай хорошо сегодня, девоньки, правда? И работается, и не устаётся!
Девушки захихикали, искоса поглядывая на Златку, одна Мила отозвалась мечтательно:
– Да, Златка. И пижма хорошо уродилась, и болиголов. Я сегодня собирала по лужкам да у реки. А полынь как пахнет! Я всю печь пучками увешала, и у порога тоже положила – будет домовым мои гребни таскать!
Девичья толпа взорвалась хохотом, позабыв про Златку с её женихом. Особенно веселилась Милкина старшая сестрица Горислава: это она придумала Миле-травнице мелкие пакости делать под видом домового. Уж больно та была легковерна! Подружки знали о Гарькином коварстве и с любопытством ждали, чем кончится эта забава.
– Девоньки, пойдёмте по главной улице гулять! – кинула клич бойкая Гаря, предупреждая сестрицыны расспросы о причине столь внезапного веселья.
– Пойдёмте! – откликнулись подружки.
Девичья гурьба растянулась во всю ширину дороги. Шли по двое – по трое, обнявшись. Снова завели песню, и зазвенела она над вечерней дорогой, над чанами с дождевой водой, в которых отражалось темнеющее небо, над скотными дворами и собачьими будками, над крышами, курящимися печным дымком…
Девицы то пели, то гуторили[3 - Гуторить – разговаривать.], и вдруг – чу! – топот тяжёлый да частый, будто воловье стадо надвигается. Топот приблизился, вынырнул из пыли и надвигающихся сумерек. Под свист, гиканье и громогласный хохот толпа «конных всадников» рассыпалась на взъерошенных, запыхавшихся парней. Они поспрыгивали с закорок друг друга и обменялись похлопываниями по плечам, местами переходящими в дружеские тумаки и подзатыльники.
– Как дети малые! – Горислава закатила глаза и подбоченилась.
Её позу повторил Ярик, стоявший к девушкам ближе остальных. Ярослав был силён и свиреп, и в селе его за это уважали, а то и побаивались, хоть был он всего девятнадцати лет от роду. Косоворотка, казалось, была мала ему – будто вот-вот разойдётся по швам под напором тугих молодецких мышц, перекатывавшихся в рукавах. Из ворота вырастала широкая, как у быка, шея. Лицом Ярик был бы пригож – невысокий лоб, прикрытый своевольными русыми вихрами, прямой нос, рублёный подбородок, здоровый румянец, – кабы не тяжёлый взгляд стальных глаз из-под подозрительно насупленных бровей.
– Весело ли вам гуляется, девицы красные? – без тени улыбки гаркнул Ярик, в упор глядя на Гарьку.
– Весело, Ярославушка, весело нам было, пока вас не повстречали! – с издёвкой отвечала она, задрав круглый носик.
Девчачья толпа за её спиной разразилась дружным смехом. Ярик поиграл желваками и невозмутимо продолжил:
– А мы вас как раз ищем, вместе погулять хотим. Давайте русалку выбирать да в салки играть, – говоря это, он не сводил с Гарьки свирепого взгляда, хоть и обращался ко всем девушкам сразу. Те мгновенно смекнули, что скрывается за этим обменом колкостями, и помалкивали, затаив дыхание от любопытства.
– А мы от вас как раз по всему селу бегаем, – продолжала зубоскалить Гарька, – Но от вас же спокою никакого! А русалку выбирать сейчас темно уже.
– А мы и так знаем, которая тут самая красивая.
– А мы, может, умоемся, нарядимся, ленты в косы заплетём – да все русалки будем! Почём тебе знать?
– А ты такая смелая да на язык вострая! Не боишься, что украду тебя ещё до Купала? – Ярик сделал шаг к Гарьке и угрожающе сверкнул глазами.
– А вот и не украдёшь, у моего батюшки заборы высоки! – дразнилась она.
– А ежели я задами проберусь, через огороды? – ещё шаг.
– А вот и не проберёшься, у моего батюшки собаки кусучи!
– А ежели я собак прикормлю да ночью через окошко к тебе сигану, а? – Ярик уже с трудом сдерживал улыбку.
– Не бывать тому! – топнула ножкой Гаря, пряча смущение под напускной злобой. – Не бывать! Не надо красться ко мне огородами. Так и быть, буду с тобой на Купалу через костёр прыгать. Пошли ко двору, девоньки! – выкрикнула она, перекрывая поднявшийся в женском стане гомон перешёптываний, аханий и смешков.
Гарька резко развернулась, подталкивая подруг в спины, а сама блеснула на Ярика взглядом из-за плеча. Парень очнулся от нежданной радости и, подбодрённый этим её взглядом, поспешно нагнал и подхватил на руки.
– Стой, теперь так просто не уйдёшь! Эге-гей! Закружу до смерти, если не поцелуешь!
Гарька смеялась, уже не скрываясь, но всё же отбивалась приличия ради:
– Ой, ну нет! Это уж слишком! Поцелуй его ещё!
– Закружу-у! Сговор надо поцелуем скрепить, а не то какой же это сговор?
– Нет, говорю тебе! До Купала подождёшь!
Так ничего и не добившись, Ярик спустил брыкающуюся девицу на землю.
Тем временем белоголовый Горик пробрался к Златке сквозь толпу девиц, умилённо наблюдавших за сим действом, и тихонько тронул её за плечо со спины. Девушка вздрогнула от неожиданности и оборотила к Горазду лицо, тотчас расцветшее радостной улыбкой:
– Здравствуй, Горенька!
– Здравствуй, Златушка! Посмотри, что я тебе принёс! – и он достал из-за спины букетик полевых цветов, немного помятый, но ещё хранивший тонкий аромат с привкусом разгорячённой солнцем травы.
– Ой, какие красивые! – протянула Златка с детским восторгом, зарываясь лицом в цветы. – И когда только ты успел их собрать?
– Я сегодня старался дрова побыстрее наколоть, а потом сразу в поле побежал, сказался, будто отца встречаю, – парень расцветал счастьем прямо на глазах.
– Хорошо сегодня, правда, Горенька? – тихо, проникновенно молвила Златушка. – Небо высокое-высокое, а ветер такой тёплый, сладкий!
– Правда, Златушка, – тепло улыбнулся Горазд. – Пойдём гулять вместе, а?
– Пойдём хоть гулять вместе! – громыхнул над гурьбой молодёжи Яриков голос. Горик со Златкой громко рассмеялись и взялись за руки.
– А пойдём! – прозвенел Златин голосок.
Парни смешались с девушками, и все вместе медленным шагом двинулись вдоль главной улицы села под частые взрывы смеха и оживлённый гомон.
Злата с Гораздом шли молча. На миг Златка положила голову на сильное, надёжное Гориково плечо, так ей захорошело. А он тут же напечатлел на её приглаженных волосах лёгкий поцелуй и согрел дыханием макушку. Она чуть вздрогнула, убрала голову с его плеча и спрятала в цветах густо покрасневшее лицо, крепче сжав горячую ладонь Горика.
Подол неба заткала широкая полоса облаков. Розово-золотые столпы света пронзали их и упирались в пшеничные поля. На лица и белёные рубахи ложились румяные отблески. Прохлада одолевала летний вечер и заставляла девушек крепче прижиматься к парням…
Разошлись к полуночи, когда месяц-пастух уже играл на свирели звёздам-овечкам песнь о том, как мудры боги и как прекрасен мир дольний. Соловей подпевал ему, журча лунной водой в серебряном горлышке.
На другой день и правда повели по селу русалку, играли с ней в салочки у реки. Русалкой выбрали, конечно же, Гориславу – кому охота с Яриком спорить? Через неделю жгли купалец, выбирали суженых и прыгали через огонь – и Горик со Златкой не разжали рук! После суженые венчали друг друга пышными венками из ромашек, тысячелистника и колосьев. Когда стемнело, пускали по реке венки со свечами на плотиках из веток и соломы. А потом до рассвета гуляли парами, обнявшись: искали цветок папоротника в лесу.
Только Горик со Златкой не гуляли. Когда спустили венки, а волхв провозгласил суженых мужем и женой на эту ночь, Горик, как и другие парни, попросил Златку скрепить их сговор поцелуем. Весь этот день, полный солнца, счастья, запаха дыма, трав и разгорячённых тел, обещал ему согласие, обещал блаженство, и он уж было наклонился к Златиным губам, что рдели, как сладкая малина, – но она уклонилась от поцелуя, ладонью слегка упершись в грудь Горику. Глаза её были опущены, виднелись лишь дрожащие ресницы, а щёки полыхали, как маков цвет.
Горазд опешил. В голове его проносились мысли, одна безумней другой: «Ах, вот оно как? Поигралась, да засомневалась, хорош ли Горик-столяр? Чай, кузнецов сын к Златке клинья подбивает? Ну что ж, иди с миром, зазнобушка моя!»
Горик снял со своей груди ладонь, излучавшую болезненный жар, молча развернулся и пошёл к волхву. Златка вскинула ему вослед мокрые глаза, приподняла руку и порывисто вдохнула, будто хотела окликнуть, но раздумала. Когда Горик обернулся, чтобы посмотреть, не ждёт ли Златка его возвращения, она уже брела в сторону дома, поникнув головой. Для неё праздник был окончен.
Горик пинком отправил в реку довольно большой камень. Боль пронзила большой палец и заставила его прыгать по берегу на одной ноге, на время позабыв свою злобную досаду. Изругав в пух и прах местных леших и кикимор, он прихромал к Богдану Вещему с традиционным для отвергнутых или просто одиноких на Купала вопросом:
– Волхв-батюшка, чем велите в Купальскую ночь пробавляться?
Тот лукаво сощурился, смерил Горика оценивающим взглядом и молвил:
– Будешь стеречь шалаши в лесу, чтоб честному люду спокойней было. Ты ведь, как я вижу, сегодня боле не ходок, – усмехнулся волхв, имея в виду Горикову хромоту после короткого общения со злосчастным камнем.
Всю ночь Горик вместе с другими горе-женихами стоял рядом с шалашами, опершись на большую сухую палку, высматривал в небе звёзды сквозь нежно шелестящие кроны и слушал лес, бурлящий жизнью и праздником. Далёкий смех, плеск воды в реке. Собачий лай, чьё-то пение, шум ветра в листве. Уханье совы, треск веток и факелов, сладкие стоны. Все эти звуки терзали его слух и смущали чувства.
«Ну почему же, почему она отвернулась? Всё же к тому шло! И через купалец она со мной прыгнула, и венок мне надела… Что же ей не по сердцу-то пришлось?..» – думал тяжёлые думы Горик.
А тем временем Златка в своей светлице ревела белугой:
– Ну зачем я отвернулась, матушка, зачем?! Я и сама не знаю! Всё же к тому шло! Я хотела, чтоб он меня поцеловал, но вот тогда не захотела, или испугалась, или ещё что… Ну почему я такая ду-ура, ну почему-у?..
Мать гладила Златку по голове, умывала ей лицо холодной водой, шептала успокаивающие заговоры и иногда чуть улыбалась уголками губ.
– Всё к лучшему, доченька, всё к лучшему. Леля[4 - Леля – богиня в славянской мифологии, хранительница любви, лёгкости, молодости. Она покровительствует девушкам до замужества, оберегает от глупостей и ошибок.] ведает, как всё устроить надобно.
Наплакавшись, Златка заснула у матери на руках, как когда-то в младенчестве.
Глава 2. Леля
Минул червень, наступил жаркий липень[5 - Липень – славянское название июля-месяца.]. Марево колыхалось над дорогой и полями. Работая в огороде, Златка часто выпрямлялась и отирала запястьем пот со лба. Скотину донимали слепни. Жирные мухи залетали в дом и мешали спать по ночам. Виноградная лоза вилась всё выше, наливались соком помидоры. Вишни покраснели с того боку, что повёрнут к солнцу. Земляника уже отошла, но в душистом малиннике ещё можно было найти ягоды – мелкие, подсохшие. Злата рассеянно жевала их, морщась от горького привкуса. Ей казалось, что так же горчит-огорчается и её сердечко. Горик больше не останавливался у плетня погуторить, не звал Златку гулять.
Единственной отрадой были вечерние посиделки у Добравы. Гаря с Яриком собирались играть свадьбу после жатвы, но Гориславе доставало ума не упоминать об этом при Злате. Вот и сейчас, стоило Златке приблизиться к оживлённо гудящей девчачьей толпе, как кто-то шикнул, и все замолкли.
– Вечер добрый, Златка! – радостно прозвенел Гарькин голос. – А мы сегодня затемно купаться хотим. Пойдёшь с нами?
– Пойду, а что ж? – равнодушно откликнулась та.
Девушки подвинулись, давая Злате примоститься на лавочке.
Вскоре подошли парни. В девичьих рядах заёрзали, зашушукались. Алели щёки, улыбались губы. Одна Злата сидела невесёлая. Невыносимо было видеть Горика. Она попыталась было поймать его взгляд, но он старательно прятал глаза. Девушка даже обрадовалась, когда за ней прибежала Малушка: мать послала её, нужно было помочь со скотиной.
– Я быстро! – бросила Златка через плечо и побежала на двор.
Когда она вернулась, её место на лавочке было занято Браниславом. Сын кузнеца толковал с парнями, но завидев Злату, умолк на полуслове, широко ухмыльнулся и оборотил к ней лицо. Закатное солнце подсветило его волосы цвета выжженной травы. Все лица оборотились к Златке, гомон утих. Девушка приблизилась в робком недоумении: Бронька, конечно, хорош собой, плечист и улыбчив, да только ведь все знают, что он Добравин почётник[6 - Почётник, почётница – этими словами обозначали молодых людей, которые ещё не вступили в серьёзные отношения, но находятся на стадии ухаживаний.]. Они и через костёр вместе прыгали, и в шалаш вдвоём ушли потом…
– Это моё место, – неуверенно произнесла Злата, зная, каков будет ответ.
– Было ваше, стало наше. Уступлю за поцелуй, – самодовольно провозгласил Бранислав.
Девушка оглянулась на Добраву. Взгляд подруги ничего доброго не предвещал. И тут Злата приметила Горика. Он хмурился и то сжимал, то вновь разжимал кулаки. Сердце кольнуло. Злата резко наклонилась к Броньке и звонко чмокнула его. Метила в щёку, но тот успел подставить губы. Парень подхватил её и тут же усадил к себе на колени, посмеиваясь:
– Здесь теперь твоё место!
Парни засвистели, заулюлюкали, выражая одобрение. Девичья толпа взорвалась хохотом. Одна лишь Добрава промолчала.
Звёзды уже проклюнулись в непроглядной синеве, когда девушки, распрощавшись с парнями, дошли до реки и уселись на бережку, разостлав сарафаны. Воздух был тёплый, по-летнему густой и ароматный. Чуялись в нём и луговые травы, и дымок из села, и бодрящий запах хвои из сосняка. Река текла под невысоким обрывом: тёмная, блестящая, как стеклянная змея. Плеск воды у песчаного берега успокаивал.
Ночь была волшебная. В такие ночи русалки танцуют на пригорках, а потом прыгают одна за другой в чёрную воду рек и озёр, чтобы вернуться по весне. Девушки поддались очарованию ночи. Весёлый гомон притих, а потом и вовсе замолк. Завели протяжную, да на середине бросили: залюбовались.
Всходила луна: круглоликая, молочно-белая, в голубом ореоле. Стало хорошо видно лица, траву, даже деревья на том берегу. Река-змея оделась в серебристую чешую и замерцала, извиваясь тысячью хребтов.
– А давайте страшилки рассказывать, а? – робко предложила охочая до небылиц Мила.
– И правда, давайте! – живо подхватили остальные. – Ночь-то какая! Сейчас во всё поверить рады будем!
– Ну что, кто первый? – деловито спросила Гаря, оглядывая девушек, сужавших кружок.
– Давайте, что ли, я? – скромно предложила Любава и покашляла.
Она всегда немного волновалась, когда чувствовала на себе столько взглядов, но знала, что хорошо рассказывает. Девушки придвинулись к ней поближе, чтобы не упустить ни звука, и выжидательно замерли.
– Ну, так вот, значится, – начала Любава, слегка замявшись. – Вы же знаете, есть у меня другая бабушка, бабушка Милица. Живёт она в селе Лытари. Изба её стоит на отшибе, из окон видна река… Я всегда туда ходила купаться, когда мы у неё гостили, и вот прошлым летом тоже я решила туда сходить ночью. Думаю: «А что? Дом близко, если что случится – буду кричать, все услышат. Бояться-то и нечего».
Среди слушательниц раздалось укоризненное цоканье: экая беззаботность!
– Так вот, – рассказчица понизила голос, так что всем пришлось прислушаться. Лица девушек склонились к центру кружка. – Спустилась я вниз, по узенькой тропинке прошла на то место, где и всегда плавала, залезла в воду. А было темным-темно, я еле видела берег, хотя и зашла недалеко, так только, что вода мне до пупка доходила. Светила ярко луна, вот прямо как сегодня.
Девушки невольно оглянулись на большую луну, повисшую над рекой.
– Мелькали края маленьких речных барашков, было очень красиво. Я пошла дальше. Мои ступни уже не касались дна – и тут меня кто-то начал дёргать за ногу, вначале чуть-чуть, – с этими словами Любава прикоснулась своими ледяными руками к голым щиколоткам двух ближайших к ней девушек.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71248774) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Купайло – древнеславянское солярное божество, олицетворяющее стихию огня, апофеоз активной творящей энергии солнечного света. Купайло почитали в день летнего солнцестояния. Основой праздника был купальский огонь, символизирующий солнце. Прыгание через огонь означало духовное и телесное очищение.
2
Червень – славянское название июня-месяца
3
Гуторить – разговаривать.
4
Леля – богиня в славянской мифологии, хранительница любви, лёгкости, молодости. Она покровительствует девушкам до замужества, оберегает от глупостей и ошибок.
5
Липень – славянское название июля-месяца.
6
Почётник, почётница – этими словами обозначали молодых людей, которые ещё не вступили в серьёзные отношения, но находятся на стадии ухаживаний.