Семь сказок
Светлана Сологуб
В книгу входят семь сказок, в каждой из которых читатель найдёт вечные темы – любовь, честь, достоинство, дружба, самоотверженность. Будь героем гном-кузнец Ларс, мечтающий вопреки запретам создать механические крылья, эльф, помогающий аптекарю продавать слёзы, или даже сам Люцифер – в конечном счёте все эти истории – о нас, о людях.
Светлана Сологуб
Семь сказок
Первая сказка. Про гнома Ларса, что мечтал о полёте.
1.
Мои серебристо-серые с фиолетовой окантовкой мощные крылья работают чётко и уверенно. Скоростные показатели приближаются к показателям атакующего тетеревятника. В сердце нет ни тени страха, потому что стремительный полёт – это моё естественное состояние. Нежно-салатовые кудрявые макушки деревьев клонятся вслед каблукам. Вверх-вниз, вверх-вниз, держать ритм, следить за балансом, не потерять сапог, вверх-вниз, вверх-вниз… Поймал ветер, пошёл на бреющем… Если слегка притормозить и опустить вниз руку (баланс!!!), можно прямо на лету погладить новорожденные листочки. Только первый весенний лист может дать силы для полётов на много месяцев вперёд, на всю весну и даже лето, если грамотно расходовать запасы. А на осень и зиму нужно будет подзарядиться от первого пожелтевшего листа, это любому профессиональному летуну известно с рождения.
На ладони остаётся прозрачный маслянистый след, а в нос бьёт терпкий аромат, от него сладко ёкает под ложечкой, и хочется снова набрать высоту, мчаться, быстрей, быстрей, ещё быстрей…
Где-то далеко внизу между дубами и ясенями едва успевает подмигнуть ярко-синий весёлый глаз Внутреннего Озера… Не зови меня, озеро, я далеко, далеко и высоко, я не слышу тебя. Пусть те, кому не суждено познать счастье полёта, топчутся в бессилии по твоим берегам, а мне пора дальше, дальше, выше, выше…
Ворона ополоумела от изобилия тепла, света и голубого неба, шарахается в сторону, испуганно хрипя… Правильно, прочь, прочь с дороги, никакая ворона не смеет лететь мне поперёк пути… Эх, печёнки-селезёнки, сапог я всё-таки потерял… Да зачем мне сапоги, ведь у меня есть ажурные серебристо-серые крылья с фиолетовой окантовкой, я могу вообще никогда не спускаться на землю…
Быстрее… Ещё быстрее… Выше… Ещё выше… Солнце, я мчусь к тебе! Весна, я встречу тебя первым! Я всем расскажу, как ты прекрасна, Весна, если смотреть на тебя с высоты птичьего полёта! Нет, не птичьего, при чём тут глупые примитивные птицы? С высоты гномского полёта, гордого, стремительного, уверенного полёта гордого, стремительного, уверенного гнома!
О, Великие Боги и Мать-Природа, воистину мудрость ваша велика, а решения справедливы! И самым мудрым, самым справедливым решением было наделить гномов способностью летать! Кто ещё, как не гномы, способны понять и прочувствовать…
– Ларс!
Кто здесь? Кто смеет нарушать гармонию полёта? Кто не знает, что полёт требует полного, абсолютного, безусловного одиночества? Только одиночество способно взмыть в самую высь, только одиночество ничто и никто не может удержать на земле, только одиночеству даруются мощные серебристо-серые крылья с фиолетовой окантовкой… Быстрее, ещё быстрее… Выше, ещё выше… Солнце… Ворона… Зелёные макушки… Листочки… Листочки… Много листочков… Ветки… Я, что, падаю?…Нет, нет, пожалуйста, только не это, опять…
– Ларс, старый дурень, просыпайся! Опять в сапогах завалился! Мочи моей нет!
Пещера. Конечно. В бороде чешется. Конечно. Хоть и весна, а холодно ещё, во Внутреннем Озере как следует не помоешься, а дома поди воды нагрей на всех. Фрейя на свои космы весь кипяток изводит. А толку-то, как сидела в девках, так и сидит. Фрейя, тоже мне. Надо было Кастрюлькой назвать, может, соседи смеялись бы меньше…
– Опять руками всю ночь размахивал! Иди на улицу спи, коль неймётся руками помахать! А то пойду к Виндальву, попрошу, чтобы на следующую войну взял, там и намахаешься! Синяков мне, поди, штук двадцать наставил!
Ругаться? С кем, с Ану? Это примерно так же бессмысленно, как пытаться передуть ветер, перекричать водопад или перепить Вилле. Ларс поёжился и натянул одеяло на бороду. Никогда больше, никогда и ни грамма. Забыть дорогу в деревню к Вилле навсегда. Ладно, хотя бы на неделю. С ним, конечно, весело, но на целый вечер забываешь о Деле. А потом ещё на целый день, потому что после вечера в погребе Вилле день всегда насмарку.
– Вставай, чего укрываешься? Солнце уже высоко, завтрак стынет, а он валяется, хоть кол на бороде теши!
Голос у нее всё-таки… Странно, вроде, когда женился, голос серебряными колокольчиками в душе отзывался, а сейчас, через восемьдесят три года брака больше пилу двуручную напоминает…
Ларс сел на топчане, спустил ноги на каменный пол, один за другим стянул сапоги. С наслаждением пошевелил пальцами. Нет, в сапогах спать, конечно, не дело… Затекло всё, как ходить-то теперь целый день… Забыть дорогу к Вилле… По босым ногам протянул мягкий теплый сквознячок.
Да, подумал Ларс, наверное, всё-таки правильно, что они сделали деревянную пристройку у входа. Можно дверь открывать с самого утра, особенно если на улице солнечно и тепло… До сих пор немногие гномы из местных рискуют селиться наверху. Хотя последняя война в Приозёрье закончилась сто сорок два года назад, большинство семей так и живет во внутренних и нижних пещерах. Ларс помнил войну. Помнил, как задыхался в дальнем схроне вместе с другими детьми, как умолял старого Гуннара выпустить их наружу хоть на секундочку, всего за одним глотком свежего воздуха. Помнил, как через неделю их наконец вывели на поверхность, и он вдохнул полной грудью, и его тут же вывернуло наизнанку, потому что легкие заполнила густая смесь запахов горелой плоти и сожженного леса… До самой свадьбы Ларс жил, как и все, на глубине триста футов, и наверх лишний раз не поднимался. Но потом на ярмарке невест увидел Ану, хохотушку Ану, которая родилась далеко от Приозёрья, которая войну только по рассказам знала. Уж так она плакала под землей, так тосковала и чахла, что молодой супруг, скрепя сердце, подыскал домовую пещеру поближе к свету и воздуху. А сам – что ж делать – привык потихоньку. Дышать наверху полной грудью без рвотных позывов. А на старости лет согласился вот и на внешнюю пристройку.
И ничего, что зимой там ночует ледяной Нордри, но зато весной и летом Ану накрывает на стол, можно сказать, прямо в лесу… Вот сейчас, например, сквознячок принёс в тёмную спальню запахи перловой каши, варёного мяса, можжевелового чая, растопленного воска, мокрой коры, вязкой земли, и едва-едва уловимый терпкий аромат новорожденных листочков. Если немного сбросить скорость, опустить руку и провести ладонью по кудрявым макушкам деревьев…
– Па, ты, что, не встал ещё? Уже первый раз трубили, опоздаем! Обувайся быстрей!
Сынок Халвар. Младшенький. Как всегда, причёсан, прилизан и приятен в общении. Надежда семьи, что ж вы хотите. А кое-кто думает, что надежда всего народа, ни много, ни мало. Предложения какие-то по рацина… рицина… рацинализации ковки цепей и ожерелий предлагает. Носится с бумажками вокруг Совета Правителей с утра до вечера. И кто его там слушает, интересно. А бороду-то, тьфу, в три косы по моде заплетает. Куда катится Свартальфахейм… Чего ждать от поколения, которое каждое утро тщательно заплетает бороду в три косы? Забыли, что такое чёрный пот в забое, да кровавые мозоли в кузне… Молотки да кирки вам в руки, а бумажки ваши в огонь! Тогда и безо всякой рацинализации цепи будут прочны, ожерелья изящны, а мечи остры. И рудники работали бы, и шахты не заваливало… Нет, они всё по бумажкам линии чертят разноцветные да перед остроухими спины гнут. И бороды гребнями чешут. Тьфу. Ундины треххвостые. Рацинализаторы хре…
– Что? Па, я не расслышал. Ты все время под нос бормочешь, говори, пожалуйста, громче.
Халвар аккуратно отправил в рот ложку перловки, промокнул тряпицей нижнюю губу, чтобы, не дай боги, не капнуть на бороду, только что заплетённую и уложенную свежим воском волосок к волоску.
– Папа говорит, что пахать на тебе надо, рационализатор, – Фрейя налила чай в блюдце, вытянула губы трубочкой и с шумом прихлебнула.
Халвар поморщился.
– Да ты его не слушай, сынок, – встряла Ану, шмякнув Ларсу на тарелку кусок варёной оленины, – ты что, сам не видишь? Они вчера опять с Вилле полночи петухов по деревне гоняли, с утра два слова не вяжет…
– Ану, – укоризненно промычал отец почтенного семейства гномов, – давай не при детях…
– А что?! – взвилась мать почтенного семейства гномов. – Доченька твоя ненаглядная тебя любого обожает, хоть в вине, хоть в гов…
– Мама! – скривилась Фрейя.
– …а Халвар уже взрослый, и от него, между прочим, проку побольше, чем от тебя! – не унималась Ану. – Знаешь, сколько ему вчера Эно заплатил за рисунок новой наковальни? Пятнадцать золотых, пятнадцать, ты слышал? Тебе пять ожерелий сковать надо, чтобы столько заработать, пьяница!
– Ма, – укоризненно покачал головой сын, – не нужно опускаться до оскорблений. Во-первых, не рисунок, а чертёж. Во-вторых, папа у нас мастер старой закалки, ему новые технологии трудно воспринимать. А Эно всего-то на двадцать пять лет меня старше, у него мозг более подвижен. А в-третьих, время, па, время!!!
Дочь опять прихлюпнула чай, вытерла рот рукавом домашнего платья и погладила Ларса по плечу.
– Не слушай его, папа, у него от воска не только борода, но и мозги склеились. Неподвижно.
– А тебе, красавица наша писаная, давно пора усы сбрить, – процедил Халвар, – глядишь, на ярмарке невест кто и позарится.
– Если и позарится, то на тебя, – парировала Фрейя. – Ой, смотри, что это?! Капнул все-таки!
Она притворно всплеснула руками и ткнула пальцем брату в бороду.
– Что?! Где?! – переполошился Халвар и, конечно же, наклонил голову, чтобы разглядеть непорядок в косах. Фрейя торжествующе ухватила его пальцами за нос и сжала изо всех сил.
– Ай! – гнусаво заверещал Халвар. – Отпусти, идиотка! Синяк же будет!
– Фрейя, уймись!
Ану шлёпнула дочку по руке.
– Ему сегодня на Совет идти, а ты! Вся в отца, бестолочь!
– Да? А Эно говорит, что я – вылитая мама, – ехидненько улыбнулась Фрейя. – Такая же умница и красавица. Сиди, пап, я тебе сейчас сапоги принесу.
Ларс благодарно подмигнул дочери, усовестившись про себя за утренние мысли про кипяток и кастрюльку.
Халвар бросил тряпицу на стол, вскочил, с возмущённым грохотом отпихнул стул.
– Выдай её уже хоть за кого-нибудь, па! Пусть мужа своего за нос таскает! Я так больше не могу! Мне сосредоточиться надо, а она!…
– Халвар, успокойся! – Ану подтянула шнурки, крест-накрест стягивающие его куртку по бокам, что-то поправила на животе, сдула с плеча невидимую соринку. – Чай, не первый день с сестрой знаком, мог бы на её выходки внимания не обращать. Наклонись-ка, у тебя на макушке, кажется, листик запутался…
– Не обращать, – проворчал Халвар, снисходительно принимая материнскую заботливую суету, – легко сказать, не обращать… Я творческая личность, я должен о проектах думать, а она меня с мысли сбивает всё время…
По гномским меркам сын уродился почти великаном, целых три локтя с колпаком, мать едва доставала ему до подмышки. И в плечах он был не так широк, как полагалось бы кузнецу в двенадцатом поколении. Зато ноги на удивление прямые. И уши какие-то слишком аккуратные… Не острятся ли кверху?! Ларс испуганно моргнул. Привидится же всякая ерунда с похмельных глаз-то… Эх, такие ушки да дочурке бы… И ноги… И плечи… Что ж дочки-то у гномов все сплошь в отцов-то урождаются… Для отцов-то, понятное дело, дочки все красавицы, а вот для женихов… И ведь что странно, привередничают женихи на ярмарке невест, привередничают, выбирают покрасившее, а у самих-то потом все равно дочки рождаются, на них самих и похожие. А значит, чего привередничать-то? А они сами-то на кого похожие? На матерей, нет? Но ведь их матери на своих отцов похожие, а значит, что… У Ларса заболела голова. Отродясь он так много не думал. Особенно с утра.
– Ма, ну хватит уже, сколько можно, я не маленький, – Халвар отпихнул от себя руки Ану. – Ты мне еще сопельки высморкай в тряпочку.
– Не хами матери, – с непонятно откуда накатившим раздражением рыкнул Ларс.
Вроде всё как обычно. Но почему-то именно сегодня всё обычное раздражает. Интересно, не подмешал ли Вилле вчера чего в свою настойку…
Халвар обернулся, удивленно вздернул брови, но промолчал. Это было первое замечание воспитательного характера, услышанное им от отца за последние лет тридцать, если не больше. Впрочем, что взять с похмельного старика.
– Не ори на ребёнка, – прошипела Ану.
– Ребёнок, я, конечно, понимаю, что ты спишь и видишь себя в Совете рядом с Логмэдром, – вошла Фрейя с начищенными до блеска сапогами отца. – Но, думаю, тебе рановато еще готовить место для поцелуев верных подданных.
Халвар и Ану обернулись в недоумении. Фрейя невозмутимо прошествовала мимо брата и матери, будто не замечая их вытянувшихся физиономий, и поставила сапоги рядом с отцом. Ларс, запрокинув голову, сосредоточенно тряс надо ртом кружкой, пытаясь добыть со дна последнюю ягодку черники. Ему очень нравилось, когда Ану бросала в свежезаваренный чай горсточку каких-нибудь сушёных ягод, бруснику, чернику, клюкву… Терпкий вкус можжевелового чая оттеняется едва уловимой кислинкой, запахи причудливо смешиваются, мысли пускаются вскачь, хочется загорланить какой-нибудь старый марш и… И взлететь. После виллевской настойки взлетать, конечно, тяжеловато, а вот чаёк можжевеловый с черничкой прихлебнуть – это в самый раз…
– Чего?! – Халвару надоело молчать. – Чего ты несёшь, какие места для поцелуев?!
Фрейя скрестила руки на могучей груди и торжествующе хмыкнула.
– Прореху, говорю, на штанах сзади залатай. А то всё бородой в зеркало-то лезешь, а надо бы и задницу иногда…
– Чёрт! – Халвар схватился за штаны и завертелся волчком, пытаясь рассмотреть свой тыл. Ану, причитая, припрыгивала вокруг него. – Ма, да не мешайся же! Я сам! Уйди, я сам!
Ану отступила, Халвар исхитрился, извернулся, изогнулся и всё-таки рассмотрел. Разумеется, всё было в порядке.
– Тебя за Вилле надо выдать, острячка! – заорал Халвар. У него даже веснушки побледнели от злости. – Только ему под силу оценить твой искромётный юмор по достоинству!
– Типун тебе на язык! – всплеснула руками Ану. – Халвар, ну что ты такое говоришь?! Почтенной гномихе замуж за лепрекона!
– Да уж лучше за лепрекона, чем за напомаженного придурка с бородой в три косы, – фыркнула Фрейя.
– Что-то я не вижу толпу придурков, претендующих на такую завидную невесту!
– Все мои толпы за тобой ходят, красавчик.
– Дети, не ссорьтесь!
– Почтенные гномихи за столом рукавом не утираются и в носу не ковыряют!
– Халвар, не нервничай!
– Должна же быть в нашей семье хоть одна здоровая альтернатива твоему чистоплюйству.
– Фрейя, прекрати!
– Котелок на ножках!
– Халвар!
– Она первая начала!
– Вилле не лепрекон, – прокряхтел Ларс, натягивая сапог.
Все трое как по команде повернулись к нему. С минуту было тихо, а потом…
– А ты бы…, – угрожающе начала жена.
– Па, в самом деле..,– подхватил сын.
– Папа лучше всех знает, когда надо слово молвить, – подытожила дочка.
– Всё! – рявкнул Ларс. – Молчу! Умные все!
Он встал, взвалил на плечо любимый молот, схватил куртку и тяжело потопал к выходу. Молот Ларс никогда не оставлял без присмотра.
2.
…Почему же не получилось в прошлый раз? Ведь нашёл наконец удобную площадку. То, что надо. Ветка ни высоко, ни низко. Строго перпендикулярно стволу. Широкая. Нужно просто оттолкнуться, и… Может быть, потренировать первый прыжок? Недостаточно просто прыгнуть, нужно прыгнуть вверх. Да, точно. Если просто прыгнуть, то сила тяготения сразу тянет вниз со скоростью… скоростью… масса тела плюс масса конструкции… плюс поправка на ветер и температуру воздуха…
– … и тогда вторую и девятую серии ударов можно будет производить не тяжелым молотом, а три-средним, понимаешь, па, три-средним! Это значит, что в три раза уменьшается нагрузка на плечевой пояс и, соответственно…
…А может быть, нужно по-другому прикрепить руль? Конечно, всё дело в руле. Старый дурак, вертикальный хвост у рыб, а у птиц он горизонтальный! Что ж ты хотел, вот и получилось… Вместо того, чтобы вверх, пошел влево, прямо в ствол. А если бы рулём дал первый взмах, а не крыльями, он и придал бы необходимое ускорение вверх, Ларс, вверх, вот оно! Нужно срочно внести изменения в чертежи!..
– … и в результате мы получаем не пять, а пятнадцать ожерелий за смену, па! Ты понимаешь, что это значит?! Па? Ты опять меня не слушаешь!
Халвар с досадой швырнул в кусты еловую шишку, которой до сего момента увлеченно жестикулировал.
– Я предлагаю верный способ усовершенствования твоего рабочего процесса, КПД увеличится в три раза, а затрачиваемые усилия, наоборот, в три раза уменьшатся! Понимаешь, нет?! Ты сможешь за смену выдавать пятнадцать ожерелий! Посчитать, сколько это будет в золотых?!
Ларс хмыкнул и переложил молот с правого плеча на левое.
– Сынок, я тебе уже говорил. Прибереги свои идеи для Совета Бездельников. Руками надо работать. Руками. Заглянул бы в кузню ко мне да взял бы молот…
– Да?! – перебил Халвар. – А прогресс как же, по-твоему? Если все будут работать руками, кто будет работать головой?!
Ларс перешагнул грязный сугробик, невесть как сохранившийся аж до первых листочков. Наклонился, убрал с дороги сопревшее за зиму осиновое полешко. Поправил склонившуюся до земли ветвь бузины. Да, вот они, душистые нежные первенцы Весны, проклёвываются из маслянистых почек… Скоро-скоро весь лес окутает плотный зелёный покров, если сейчас не успеть, придется опять откладывать до осени…
– Прогресс, сынок, выдумали бездельники. Лентяи, которым лишний раз напрягаться не хочется.
Халвар аж подпрыгнул.
– Ну, ты, па!.. Ну, ты даешь!.. Да как же!.. Да ведь!.. А, да что с тобой разговаривать!
Сын в отчаянии махнул рукой и ускорил шаг.
– Что за семейка! Сестра дура, отец старый валенок, мать…
– Мать не трожь, – прорычал Ларс в удаляющуюся возмущенную спину. Халвар, не оборачиваясь, взмахнул обеими руками, словно крыльями возмущенно хлопнул. Воздух разорвал требовательный рёв второй трубы.
Ларс постоял, посмотрел сыну вслед, пока тот не скрылся за поворотом. Вздохнул несколько раз глубоко-глубоко, аж в ушах зазвенело. Эх, как же так получилось? Когда он его упустил? Почему Халвар, потомственный кузнец, обходит кузню отца, как будто это и не кузня, а какой-нибудь Камень Ундины? Может быть, потому, что как раз в то время, когда Халвару пришла пора браться за молот, его отцу в руки попали злосчастные чертежи?..
– Крылья или жизнь! – гаркнул хриплый голос прямо над ухом.
Ларс даже подумать не успел, как руки сделали всё сами. Вот только что молот уютно покоился на левом плече, а через мгновение он уже едва затормозил в полпальца от взлохмаченной медно-рыжей макушки.
– Айнар, – укоризненно прогудел Ларс, опуская молот. – Разрази тебя Тор. Что ты как маленький, Великие Боги. Я же мог тебе череп расколоть.
Сосед лукаво ухмыльнулся, дёрнув себя за бороду. Чёрную бороду, надо заметить, не рыжую. В кого Айнар уродился цветом бороды, вся деревня гадала уже не один десяток лет. Как первый чёрный волосок на подбородке у Айнара пробился, так вся деревня и задумалась. Поговаривали, что прапрабабка Айнара спуталась с лепреконом, а последствия её необдуманной страсти проявились именно в Айнаре. А точнее, в его небольшом – даже для гнома – росте, угольно-чёрной бороде и хитринке, затаившейся в глубине весело блестящих глаз.
– А ты не расслабляйся, сосед! – сказал Айнар уже своим привычным голосом. – Мало ли кто может твои мысли подслушать, хорошо, если я, а ну как кто-нибудь из Совета?
– И не думал я ничего такого, – Ларс мучительно покраснел и взвалил молот обратно на плечо. – Я думал, почему у них мода такая, в три косы бороду заплетать, а? В наше-то время такого не было…
– Ты мне-то зубы не заговаривай, Ларс, – скептически приподнял левую бровь Айнар. Как у него получается задирать только одну бровь, вся деревня тоже обсуждала, но не так активно, как цвет бороды. – Я, что, первую весну тебя знаю? Я, что, не отличу, когда ты думаешь о косах Халвара, а когда о…
– Айнар! – шикнул Ларс, покраснев ещё больше. – Хватит! Вон, смотри, Ингольды идут. У нас же кузни рядом, не дай боги, кто-нибудь из них… Пошли лучше быстрей. Ты уже точно в рудник опаздываешь, да и мне бы поторопиться.
По дороге бодро, плечом к плечу вышагивали четверо рослых, крепких гномов. Папаша Торгнир волок на левом плече такой же мощный молот, как у Ларса, а отпрыски тащили инструменты поменьше и полегче – и тоже на левом плече. Если б не размер молотов, издали Ингольдов вообще было бы невозможно отличить друг от друга. Аккуратно подровненные бороды, зачёсанные назад и схваченные шнурком в хвосты волосы, новёхонькие куртки с отделкой из оленьего меха, начищенные сапоги. Тканые штаны, Великие Боги, тканые штаны! Не из грубой кабаньей кожи, и даже не из тонкой ягнячьей, а тканые, выписанные аж из самой столицы, не иначе. Ближе, чем в Черногорье, тканые штаны не купишь. А может, кто знает, с Ингольда станется, он свои штаны от самих светлых альвов выписал, от производителя, так сказать.
Ларс считал тканые штаны ненужной роскошью. Для мужчины, по крайней мере. Подумаешь, «вентиляция». В кузне можно вообще без штанов работать, обмотался тряпицей, ежели стесняешься кого, и всего делов-то. В лесу и дома и так не вспотеешь, даже летом ветерок и пещерный холодок забираются куда надо. В крайнем случае, в кожаных штанах дырочек шилом можно навертеть для «вентиляции».
Кроме размера и веса молотов у Ингольдов различалось разве что количество золотых цепей, бряцающих по груди в такт их уверенному маршу. На шее главы семейства можно было насчитать четыре цепи разной толщины и длины, у его старшего сына – три, и так далее по убыванию до младшего. Жена Торгнира, длинноволосая Мэрит, свои золотые цепи и ожерелья не считала.
Последний грязный сугробик жалобно чавкнул и закончил бренное существование под сапогом кого-то из молодых Ингольдов. Ларс подумал, что вот так, вчетвером и плечом к плечу, на дороге тесновато, можно было бы и попарно пойти, или вообще по одному, кому как удобнее.
– Полюбуйся-ка! – прошептал Айнар, ткнув Ларса локтем в бок. – Вот она, гордость кузнечной артели! Кто шагает дружно в ряд – наших Ингольдов отряд. Кто продаст отца и мать – мне ли вам напоминать…
– Пойдем, Айнар, – Ларс отвернулся, – ну их…
– Ларс! – окликнули сзади.
Ларс попытался сделать вид, что внезапно оглох и ослеп.
– Эй, Ларс, погоди!
Ингольды дружно прибавили шаг и догоняли легкой рысцой. Золотые цепи подпрыгивали выше и выше, у Торгнира одна запуталась в бороде, он на ходу попытался её выпутать, но ничего не получилось. Сложно, видимо, держать общий темп, контролировать молот и ковыряться в бороде. Ларс и Айнар незаметно переглянулись. Ларс пожал плечами. Айнар насмешливо задрал бровь.
– Будет деньги в долг предлагать, бери, – прошептал чернобородый, – в крайнем случае, отдашь халваровскими чертежами. Почем они нынче идут? По пятаку?
Упоминание о деньгах еще больше испортило Ларсу настроение. Он и так уже был должен Ингольдам… Кругленькую сумму. Срок, правда, истекал еще не скоро, через три месяца и двенадцать дней. К тому времени Ларс рассчитывал…
– Ларс, дружище!
Торгнир даже молот на землю поставил, чтобы было сподручнее сжать Ларса в объятиях. Отпрыски одновременно широко улыбнулись и хором произнесли:
– Здрас-те!
Ларс напрягся в дружеских тисках Торгнира, но на всякий случай вежливо похлопал коллегу по спине. Мало ли, чем может быть вызвана такая подозрительно бурная радость от встречи. Обычно Ингольды не утруждали себя излишней приветливостью. Конечно, заказы расписаны на полгода вперёд, работы невпроворот, где уж тут о вежливости помнить. Может, и впрямь долг решил стребовать. Поэтому и стелет мягко.
– И вам не хворать, – не менее лучезарно осклабился в ответ Айнар. – Прекрасная погодка, не правда ли?
– О да, погодка замечательная! Весна! – Торгнир двумя руками распутал наконец бороду, уложил цепи на груди в надлежащем порядке и опять взвалил молот на плечо. – Мальчики, идите вперёд, разводите огонь, готовьте инструменты под заказ номер пятьсот восемьдесят шесть, я сейчас подойду.
– До свидания! – рявкнули отпрыски и, не дожидаясь ответа, дружно замаршировали дальше.
– Великий Дьюрин, – протянул Айнар, глядя вслед младшим Ингольдам. – Сто лет тебя знаю, Торгнир, и не устаю восхищаться. Вот это воспитание! Тебе бы драконов приручать, честное слово. Раз уж с тремя сыновьями справился, то драконы тебе раз плюнуть. А бороды-то какие аккуратные, загляденье просто, никаких тебе косичек…
– Ну что ты, – скромно потупился папаша Ингольд, – просто у нас хорошее взаимопонимание. Я попросил мальчиков постричь бороды, они и согласились. Длинная борода мешает работе. Работа – это главное для мужчины. Ответственность за семейное дело, – в голосе лучшего кузнеца артели звякнул металл. – Трудовая честь рода – это для моих мальчиков не пустые слова. Уважение к традициям… СИНДР!!! – без малейшей паузы вдруг заорал он. Айнар аж подпрыгнул, а Ларс, еще больше помрачневший при словах о трудовой чести рода, крякнул от неожиданности. – А ну-ка переложи молот! Переложи, я тебе сказал!
Младший Ингольд от отцовского окрика споткнулся, сбился с ноги, получил подзатыльник от старшего Сверра, пинок от среднего Снора, поспешно переложил инструмент с правого плеча на левое. Смешно подпрыгнул несколько раз, пытаясь опять попасть в ногу с братьями. Так и скрылся за поворотом, подпрыгивая.
Айнар пригладил бороду, пряча улыбку. Торгнир, кажется, немного смутился.
– Младший, – как бы оправдываясь, пояснил он, как будто ни Айнар, ни Ларс не знали о последовательности появления его отпрысков на свет. – Забывает иногда элементарные вещи.
– Ничего, научится, – утешил Айнар, едва сдерживая смех. – Ты, главное, напоминай почаще. И погромче.
Ларс взглянул на солнце. Ай-яй, опаздывать ни к чему. Надо бы поскорей выполнить все сегодняшние заказы и исправить чертежи…
– Да, ты прав, Ларс, – спохватился Торгнир, – опаздываем. Скоро уж третий раз протрубят. Пойдем, я могу и по дороге тебе все дело обрисовать.
Некоторое время трое почтенных гномов шли молча. Торгнир пару раз, покряхтывая, удобнее пристраивал молот на плече. Ларс хмуро молчал, мечтая о большой кружке горячего можжевелового чая с брусникой. Айнар тихонько насвистывал под нос легкомысленный мотивчик.
– Э-э, – не выдержал наконец Торгнир. – Айнар, тебе разве не здесь сворачивать?
– Нет, – как ни в чем не бывало, отозвался тот. – Я сегодня через кузни на рудник пойду. Новую кирку хочу у Эно заказать. Я бы у Ларса заказал – друг всё-таки, но у него сейчас столько заказов, столько, прямо вздохнуть некогда. Да, Ларс?
Старший Ингольд хмыкнул, но промолчал. Ларс промычал что-то неразборчиво.
– Да ладно, Торгнир, – миролюбиво сказал Айнар. – Говори о своем деле. Я тайны хранить умею. Да, Ларс?
Ларс споткнулся о выступающий из земли толстый корень. Покраснел. Застегнул куртку на животе. Расстегнул. Поправил воротник.
– Э-э-э…
– Вот и Ларс согласен, – перебил Айнар, не дав Ларсу закончить мысль. – Не стесняйся, Торгнир. Может, я еще и подскажу чего дельное. Хотя какой из меня, простого рудокопа, подсказчик лучшему кузнецу Приозерья…
– Ладно, Айнар, – махнул рукой Торгнрир, – хватит уже. Я понял, что ты не отвяжешься.
Он покряхтел, задумчиво пожевал рыжий ус, еще раз поправил молот.
– Женить я своих мальчиков надумал. И…
– О! – не удержался Айнар. – Всех сразу? А жен сколько на троих полагается?
Торгнир скрипнул зубами и сжал рукоятку молота так, что костяшки пальцев побелели.
– Айнар, дружище, – процедил он, – не будешь ли ты так любезен не перебивать? Мое время слишком дорого стоит, поверь, простому рудокопу такие деньги и не снились.
Айнар поскучнел, засунул руки глубоко в карманы и отстал на несколько шагов.
– Балабол, – фыркнул Торгнир, – лепреконское отродье. Прости, Ларс, я знаю, что ты выпиваешь иногда с каким-то лепреконом, как его, Вилле? Я лично лепреконам не доверяю. Облапошат, не заметишь, как без штанов останешься.
Ларс промолчал и опять взглянул на небо.
– Да-да, – спохватился Ингольд, – я быстро. В общем, так, Ларс, я уже сказал, что хочу женить ребят в этом году. Скоро ярмарка невест, помнишь? Сверр и Снор себе уже присмотрели кое-кого из Дальнегорья, выберут там… Неважно, чего тебе голову именами забивать, хорошие девушки из приличных семей. А Синдр, непутевый, все ворон считает. В Дальнегорье никто ему, видите ли, не по нраву, а в другие деревни ехать уже смысла нет, до ярмарки никак не обернуться. Так вот. Хочу я Синдра к твоей Фрейе посватать.
Ларс закашлялся. Айнар воспользовался случаем, догнал друга и со всей силы треснул ему между лопатками. Ларс продышался, отплевался и просипел:
– Спасибо, Айнар.
– Всегда пожалуйста, дружище, – чернобородый рудокоп опять пристроился рядом.
– Слушай, Ларс, – Торгнир раздраженно покосился на Айнара, – более выгодного предложения ты за всю свою жизнь не получал. И не получишь. Мы женим Синдра и Фрейю, объединяем наши кузни, пристраиваем дополнительную печь, твой Халвар составляет нам план производства, подкидывает пару изобретений, папаши старшей и средней невесток добавляют деньжат, и через полгода все заказы советников наши. Да что там советников – королевского двора! И я списываю тебе долг, – многозначительно добавил старший Ингольд, видя, что борода Ларса почему-то не выражает бурный восторг по поводу столь блестящих перспектив.
Зов третьей трубы смешался с дружным перезвоном молотов, молотков и молоточков. Между деревьями замаячили серые каменные стены кузниц. Гномы подходили к огромной поляне, вырубленной в лесу под кузни еще отцами-основателями Приозерья. До Внутреннего озера отсюда было не больше пятисот шагов, до Совета триста семнадцать, до рудника около тысячи, до деревни тысячи полторы, а до соседей отсюда пешком и вовсе не дойдешь. Удобное местечко для кузнечной артели, лучше и не придумаешь. Никто от работы не отвлекает, разве что заяц заполошный иногда проскочит или ворона сизаря с насиженной ветки выгонит прямо под чей-нибудь порог.
Из труб, а кое-где и из окон валил дым. Кто-то прерывистым нервным тенорком требовал немедля сменить подкову на задней правой ноге кобылы, в ответ ленивый бас советовал для начала эту кобылу похоронить, а уж новую подковывать, чтоб зря деньги не переводить. В четвертой кузне справа под бодрый ритм ударов на три голоса горланили непристойную песенку про ундину, которая выпросила как-то у старой вельвы ноги вместо хвоста.
Жила-была Ундина
Русалочьих кровей.
Хотела быть любимой,
Да хвост мешался ей.
Она и так, и этак.
Кидалась на парней ?
И с берега и с веток,
Да хвост мешался ей.
Ха-ха!
Хе-хе!
Да хвост мешался ей!
– Не твои ли парни глотки рвут, Торгнир? – ухмыльнулся Айнар. – Им сейчас сам Один велел о бесхвостых ундинах думать. Женитьба ж на носу и надо бы…
К запевалам присоединились еще два хрипача из кузни напротив, и пожелания чернобородого утонули под плеск русалочьего хвоста.
Хвостом Ундина бьётся ?
Ундине невтерпёж:
Когда жених найдётся?
Ей вынь, да ей положь.
Пусть будет он из троллей ?
Не чист и не пригож,
Пусть дикий и в мозолях,
Ей вынь, да ей положь.
Ха-ха!
Хо-хо!
Ей вынь да ей положь!
– Айнар, Ты к Эно шел? – скривился старший Ингольд. – Если дорогу подзабыл, я напомню. Вон его кузня, ближе к центру. Та, у которой крыша дырявая и дверь кривая. Топай себе, рудокоп. Эно – хороший мастер. Хоть и берет заказы у всех подряд, медяки на всякой швали зарабатывает.
На какое-то мгновение Ларсу показалось, что привычная ухмылочка слетела с физиономии Айнара. А молоты вокруг продолжали веселиться.
Фьорд мал ? поплыли слухи:
Ундина, мол, в бреду.
Изжить взялась старуха
Ундинову беду.
Но ведьма ? то ль с изжоги
А, может, во хмелю ?
Наколдовала ноги
Ундине на беду.
Ха-ха!
Ху-ху!
Ундине на беду!
Слегка дрогнувшей рукой рудокоп огладил черную бороду, кашлянул сдержанно, будто загоняя обратно рвущиеся наружу едкие словечки. Смолчал. Демонстративно отвернулся от Ингольда.
– Ладно, Ларс, мне и вправду пора. А то на рудник совсем опоздаю. Загляну вечерком, помогу, если что надо…
– Айнар, ты…,– начал Ларс, но Торгнир раздраженно перебил.
– Вечером Ларсу будет некогда.
Айнар опять его проигнорировал, бодро хлопнул Ларса по плечу и, посвистывая, двинулся к кузне Эно.
Ундина очень рада.
Смеётся от души:
Ах, ножки ? то, что надо.
Как ножки хороши.
На танцах пропадает,
С заката до зари ?
Ундина в раз узнает
Как ножки хороши.
Ха-ха!
Хи-хи!
Как ножки хороши!
– Ну что, Ларс? – нетерпеливо повел плечами Торгнир. – Вечерком помолвку и организуем?
Ларс потупился, переступил с ноги на ногу, вздохнул.
Горланят и горланят. И никаких забот. Эх, зачем Торгниру именно сегодня приспичило этот разговор завести. Работать давно пора. Молот совсем уже плечо натер, в руку просится. В горле пересохло, чаю бы заварить перед работой… Что б этому Ингольду жену свою, длинноволосую Мэрит, к Ану не подослать со свадебными предложениями. Глядишь, женщины между собой ловчей бы сговорились…
И вот каким-то балом
К Ундине гном подгрёб.
Ты не смотри, что мал он;
В работе гном ? циклоп.
И шепчет он Ундине,
Про свой большой раскоп,
А сам в сторонку ? к иве,
Тихонечко ведёт.
Ха-ха!
Хо-хо!
В работе гном – циклоп!
– Ларс? – похоже, папаше Ингольду надоело слушать про русалочьи похождения.
– Сомневаюсь я, Торгнир, – проговорил наконец Ларс глухо, – Фрейя, она ж, понимаешь, постарше твоего-то будет.
– Вот именно, Ларс, – процедил Ингольд, – вот именно, что постарше. И моложе она, заметь, с каждым годом-то не становится. Еще пара годочков – и что? Кому пятидесятилетняя молодуха нужна? Нет, если Синдр тебя как зять не устраивает, – поднял он примирительно руку, – не надо. Только вот какое дело, Ларс.
И хвалит, хвалит ножки,
Ей хитроумный гном,
И ближе всё к сторожке ?
За ивовым кустом.
Давай туда заглянем,
Станцуем там вдвоём
И ножки испытаем
За ивовым кустом.
Ха-ха!
Хо-хо!
За ивовым кустом!
Торгнир придвинулся к Ларсу вплотную и прямо в лицо прошипел:
– Деньги мне срочно понадобились, почтенный Ларс. Три свадьбы сыграть – это не шутка, сам ведь отец, понимаешь меня, да? И только ты, почтенный Ларс, можешь мне добавить до нужной суммы. Сколько там? Сто двадцать восемь золотых, если я все правильно помню?
Ларс отступил.
– Сто двадцать вроде было.
– Восемь – это неустойка за то время, которое я сейчас с тобой потратил, дружище. Полтора ожерелья мог сковать. Или два меча. Вот и считай.
Ингольд дернул плечом, поправляя молот, повернулся и потопал к своей кузне.
Ларс сделал пару шагов в ту же сторону. Кузни-то рядом. А получается, будто я, уважаемый кузнец, за ним, как попрошайка, плетусь, царапнула мысль.
Да и Локи бы с ними. Пусть приходят, сватаются. Дочка их так отбреет, к собственному дому дорогу забудут. А с долгом разберемся.
– Торгнир, – позвал Ларс.
– Ну? – Ингольд уже взялся за ручку двери.– Давай, Ларс, быстрее говори, или доведем счет до круглого?
– Хорошо. Приходите вечером, – буркнул Ларс.
Ингольд кивнул, даже не пытаясь скрыть торжествующий проблеск в глазах.
Наутро плач ундинин
Был слышен далеко ?
Ей ножки гном расклинил
И кое-что ещё.
Ундина испугалась ?
Внизу так горячо,
Там ножка разорвалась
И кое-что ещё.
Ха-ха!
Хо-хо!
И кое…
Ингольд распахнул дверь кузни и прорычал, разом перекрывая весь хор:
– А ну хватит глотки драть, лентяи! Вам работы мало?! Так я сейчас каждому добавлю!
В соседней кузне разочарованно допели, даже не допели, а добормотали чуть слышно:
Вот это да. Ядрёна вошь.
Ундин так просто не возьмёшь…
– И ещё, Торгнир…, – проговорил Ларс.
– Ещё?! – Ингольд, шагнувший одной ногой внутрь, резко повернулся. – Объединяем кузни?!
– Вилле не лепрекон.
Старший Торгнир сплюнул и захлопнул за собой дверь.
3.
Что у нас сегодня? Ларс раздул огонь в очаге, приготовил железные болванки, заглянул в сундук с золотым ломом. На донышке. Ничего, на ожерелье для Кэриты должно хватить, а больше вроде никто и не заказывал. Кэрита… Ну надо же, кажется, только вчера смешная растрепанная девчонка пряталась по дуплам вместе с Фрейей и Халваром, а сегодня вон уже заневестилась…
Десять лет назад, вздохнул Ларс ровно десять лет назад. Вот так же, весной, в дверь вместе с первым теплым ветерком вдруг прилетел веселый девичий смех, и у него что-то екнуло в груди, глубоко-глубоко под бородой, и молот впервые чуть не выпал из рук. Он не сразу сообразил, что смеется дочка соседей. Показалось, что это Ану там, на поляне перед домом, его румяная Ану, только что рассказала чопорной длинноволосой Мэрит какую-то веселую историю и теперь покатывается и над своей байкой, и над Мэрит, которая никак не понимает, после какого слова нужно смеяться. Сейчас, подумалось тогда в каком-то оцепенелом отчаянии, сейчас Ану вбежит и бросится ему на шею и, еще задыхаясь от смеха, проговорит: «Ой, я не могу, Ларс! Ой, ну какая же идиотка эта Мэрит! А я тебя все к ней ревновала!»
А на пороге возникла Кэрита. Румяная. И проговорила, еще задыхаясь от смеха: «Доброе утро, дядя Ларс. Я к Фрейе. Она уже встала?» А он стоял и молчал. И считал лучи солнца, пробивавшиеся к нему сквозь взлохмаченную копну огненно-рыжих волос.
А потом у него за спиной раздалось.
«Ну, чего вылупился-то, дурень? Соседей уже не узнаешь? Пить надо меньше! Доброе утро, Кэрит. Тебе Фрейю? Сейчас позову».
И Ану ушла опять вглубь пещеры, на ходу выкликая имя дочери.
«Сделайте мне ожерелье, дядя Ларс», – вдруг выпалила Кэрита.
С той самой весны Ларс выковал для нее девять ожерелий. Десятое должно быть особенным. Ведь его Кэрита собиралась надеть на собственную свадьбу. Нужно по центру обязательно вплавить большую бирюзу. Говорят, бирюза – это окаменевшие кости умерших от безнадежной любви…
По совести сказать, кроме Кэриты мало кто шел к Ларсу с заказами на ожерелья, браслеты или кольца. Да что там, даже пояса у него заказывали только по большой необходимости, и то если все молодые мастера были заняты. Все больше в кузнечном деле ценились руки не столько умелые, сколько быстрые. Ларс только дивился, кому и зачем нужно столько украшений. Как будто весь мир помешался на золотых висюльках и блестящих разноцветных камешках. Ладно, светлые альвы, эти никогда не упустят случая покрасоваться и посверкать на солнышке. Но чтобы сами гномы навешивали на себя по четыре цепи… Или вот ундины – им, спрашивается, зачем под водой ожерелья с каменьями? Чтоб если уж нырять – так наверняка?
Ходили еще слухи, что кое-кто, Торгниры, к примеру, получают заказы от самих Великих Асов, но в эти россказни Ларс не верил. То есть в богов верил, конечно, а вот в их заказы… Он лично за все свои без малого сто двадцать лет работы кузнецом ни одного заказа из Асгарда не получал. Получил бы – поверил.
Больше украшений, повелевали Советники, больше, еще больше! Кузнечная артель Внутреннего Озера должна стать самой вы… со… вы-со-ко-про-из-во-ди-тель-ной кузнечной артелью во всем Свартальфахейме! Работать, работать, не покладая молотов! Что, кузнец, у тебя не хватает энтузиазма? Хромает профессиональная гордость?! Так мы можем и в рудник отправить на месяцок-другой, чтобы, так сказать, приподнять боевой дух! Больше камней и золота, рудокопы, больше, еще больше! И не сметь отдыхать в забое, отдохнете в царстве Хель, кузнецам нужны материалы!
А что толку в материалах-то. Молодые с ними и обращаться как следует не умеют. Спасибо, что хоть цепи обыкновенные делать могут, на ожерелья некоторые без слез не взглянешь, а пояса-то… Вот браслеты – это да, это артель Внутреннего Озера ковать умеет. Потому что чего там ковать-то… Молодые… Где они, молодые мастера-то? Вся молодежь мужского пола помешалась на модер… мо-дер-ни-за-ци-и-про-из-вод-ства, тьфу, язык сломаешь! Все чертят, придумывают, как бы так молоты с наковальнями заставить без кузнеца работать, да еще чтоб цепи с ожерельями сами ковались. Бороды в косы заплетут, и чертят… Кто вовремя сыновей в кузню смог загнать – вон как Торгнир или Эно – те и молодцы, у них в кузнях работа спорится. Сыновья работают, старики руководят, да тяжелыми молотами бьют раза два-три за смену, так, все больше для виду. А уж кто не смог…
Ларс вздохнул и прихватил щипцами кусок железа. Сначала, пожалуй, боевой топор для Логмэдра. Уж в чем-чем, а в ковке топоров равных почтенному Ларсу не было, нет и, видимо, уже не будет. Только их сейчас никто почти и не заказывает. Разве что, для церемоний всяких, как Логмэдр и другие советники. И, по совести-то сказать, никакой это не боевой топор, а так, разновидность побрякушки. Рукоять золотой нитью обвей, лезвие серебром укрась, в обух рубин вплавь… Баловство одно.
…Как закрепить руль, чтобы не мешали ноги? На уровне поясницы? Или ниже… Как синхронизировать движения рук и таза, чтобы взмахи и повороты не входили в противофазу?.. Может быть, выбрать другую площадку? Где-нибудь в горах, не в лесу. Чтобы можно было не просто прыгать вниз и пытаться поднять себя в воздух взмахами крыльев, а разбежаться хорошенько и планировать?..
– …опять ничего вокруг не видишь – не слышишь.
Ларс вздрогнул. Лёгкий молот-ручник неловко скользнул по краю лезвия, брызнули во все стороны алые искры. Фрейя прикрыла глаза ладошкой.
– В каких облаках ты все время витаешь, пап?
Вот те на, обед уже. Ларс только теперь заметил, что перезвон молотов в кузнях стих. Да, крепко он задумался.
Дочка прошла к верстаку, который при необходимости исполнял роль обеденного стола, сняла со спины большой плетеный короб.
– Можно подумать, что ты тоже решил к Советникам с каким- нибудь изобретением податься, – она извлекла из короба кувшин, краюху хлеба и горшок, замотанный в тряпицу. По кузне поплыли запахи чесночной похлебки, поджаристой хрустящей корочки и… Фрейя откупорила кувшин. Ох, великие боги, медовуха! Ларс чуть не прослезился. Какое все-таки счастье, что у него есть дочь. Никто так не поймет отца, как любимая дочь.
– Фрейя, зачем ты… Мама ведь…
– До вечера выветрится, – махнула рукой Фрейя, – если ты, конечно, опять не продолжишь праздник с Вилле.
Ларс сунул почти готовое топорище в ящик с золой. Пусть до завтра лежит, Логмэдру не к спеху. Сейчас перекусить, а потом можно и за ожерелье для Кэриты взяться. Он снял кожаный фартук, пристроил на край верстака. Фрейя придвинула ближе высокий табурет, подала ложку, сама облокотилась рядышком. Ларс сделал три больших тягучих глотка из кувшина. Ох… Хорошо-о… С глаз наконец спала мутная пелена, дышать стало легче, в голове прояснилось. Фрейя хмыкнула, наблюдая, как под косматой бородой медленно расплывается довольная улыбка.
– Закусывай, папа, закусывай.
Ларс принялся уплетать похлёбку. Макал хлеб в горшок, обсасывал корочку, причмокивал смачно. И похлёбка хороша.
Фрейя прошлась по кузне. Поправила скривившуюся набок ржавую подкову над порогом. Качнула мехи. Попыталась оторвать от пола отцовский молот.
– Осторожнее, – промычал Ларс с набитым ртом. – Не поднимай тяжести. Тебе еще ребятишек рожать.
– Чего?! – Фрейя стрельнула лукавым взглядом через плечо. – Кушай, папа, кушай, не отвлекайся.
Ларс вытер дно горшка остатками хлеба, облизал ложку. С сожалением взял кувшин. Глубоко вздохнул, длинно выдохнул и допил медовуху.
– Спасибо, дочка.
– На здоровье.
Фрейя выудила из короба горсть сушёных мелких яблочек.
– На, это тебе загрызть, чтоб мама не учуяла.
– Фрейя, – насупился Ларс, – я сегодня вечером ни-ни…
– Ой, ладно, – дочка опять отмахнулась, – папа, я не первый год с тобой живу, знаешь ли.
Она убрала кувшин и горшок, смахнула на пол хлебные крошки. Но короб надевать не стала. Прислонилась к верстаку, скрестила руки на груди, задумчиво склонила голову.
Ларс поёрзал на табурете. Прояснившиеся мозги понимали, что сейчас самое время рассказать дочери о планах папаши Ингольда, но щемящая теплота, разлившаяся в груди – это все из-за медовухи, наверняка из-за медовухи – отчего-то мешала языку шевелиться.
– Пап, – Фрейя успела открыть рот первой. – Я вот чего хотела… Я понимаю, конечно, это не по традициям, и вообще… Засмеют, наверное… Ну и пусть смеются! – неожиданно горячо перебила она сама себя. – Мне всё равно, пусть хоть лопнут все со смеху!
Ларс забеспокоился. О чём это она? Что удумала? Вечно она чего-нибудь…
– Я хочу тебе в кузнице помогать, – выпалила Фрейя и покраснела в отчаянии.
Ларс покачнулся на табурете.
Вот тебе, почтенный Ларс, и Рагнарёк. Дожил, ничего не скажешь.
– Фрейя.., – протестующе замотал головой кузнец в двенадцатом поколении.
– Папа! – Фрейя не дала ему продолжить, прижалась порывисто, обняла крепко-крепко и зашептала на ухо. – Папа, пожалуйста, ты же сам понимаешь, от Халвара тебе здесь проку никакого, а я почти всё уже умею, я за тобой уж тридцать лет подглядываю, с того самого дня, как первый раз тебе обед принесла, помнишь? Я всё смогу, если надо будет, и меч, и нож, и топор, и подковать, и ожерелье… Папа, ты же уважаемый кузнец, я так хочу, чтобы наша кузня опять была в почёте, ведь таких мастеров, как ты, уже почти не осталось, Халвар со своими придурками ничегошеньки не умеют, только языками трепать горазды, а потом что же, а потом как же…, – дочка сбилась и уткнулась отцу в плечо.
Что это, великие боги? Она, что, плачет? Моя Фрейя, которая никому спуску не дает, да её острому язычку сам Локи позавидовал бы, моя Фрейя – и плачет?!
Ларс ласково взял дочку за плечи, отстранил от себя, отвел с лица спутанные волосы.
– Что ты, Фрейя, – как мог, нежно, проговорил он. – Что ты выдумала? Ну какая ба… женщина в кузне, помилуй, Один.
Фрейя упрямо шмыгнула носом, утёрлась рукавом.
– Я смогу, папа! Пусть Халвар свои чертежи до одури чертит, мы с тобой и по старинке всех сделаем, вот увидишь!
Ларс вздохнул и встал с табурета.
– Фрейя, – он даже легонько её встряхнул, – не мели ерунду. Женщины не работают в кузницах, это закон.
– Закон?! – Фрейя возмущенно оттолкнула его руки. – Ну и что, что закон! Пусть Советники его перепишут, переписывают же они другие законы, чем этот хуже?! Вот, смотри!
Она подскочила к его молоту, ухватилась за рукоятку, напряглась и, не успел Ларс сообразить, что делать, оторвала инструмент от пола, занесла над плечом и со всего маху опустила на наковальню.
Тяжелый гул пошел, кажется, по всему Приозерью.
Ларс схватился за голову.
– Фрейя!
Распахнулась дверь, и на пороге возник старший Ингольд.
– Всё в порядке, Ларс?
Он обежал цепким взглядом каждый уголок кузницы, замершего растерянно Ларса и Фрейю, упрямо сжимавшую рукоять тяжёлого молота.
– А, здравствуй, Фрейя, – Ингольд как ни в чем ни бывало расплылся в широкой улыбке. – Как здоровье, как настроение? Небось, все мысли о ярмарке, а, невеста? О, а почему слёзки?
Он прошел к наковальне, аккуратно забрал молот из рук гномихи, легко и непринужденно отставил его в сторону.
– Неужто кто-то посмел обидеть нашу красавицу?
– Что вам надо, уважаемый Торгнир? – буркнула Фрейя, насупившись. – Там много мёда в ваших словах, у меня аж зубы склеились.
Ингольд пропустил её выпад мимо ушей, обернулся к Ларсу и пропел:
– Ну ка-ак же! Разве твой папочка тебе еще ничего не рассказал? Разве он не для тебя собрался ковать свадебное ожерелье?
У Ларса все похолодело внутри, дыхание перехватило, и мелко затряслись пальцы. Вот ведь проныра. Хуже любого лепрекона. Откуда он знает?! Ведь я никому никогда ни полсловом…
– Папа? – Фрейя недоуменно округлила глаза.
– Э-э-э.., – промычал Ларс. Отвел взгляд от требовательных глаз дочери. Открыл короб, зачем-то опять достал кувшин и горшок. Закрыл короб.
– Ну, я пойду, обедай спокойно, – оскалился Ингольд. Проходя мимо, хлопнул Ларса по плечу. Вроде бы дружески, а у потомственного кузнеца аж коленки подогнулись.
– Что ж ты, Ларс, самую радостную весть от дочки-то скрываешь, – уже с улицы привычно процедил Ингольд, стерев с лица сладенькую мину. – Нехорошо, сват, нехорошо.
Захлопнул за собой дверь.
– Папа! – Фрейя уперла руки в боки. Ой-ёй…
– Папа, я жду!
Сто топоров легче выковать, великие боги… Ну, что ж делать, помогай, Один…
– Э-э-э… В общем… Такое дело, дочка…, – Ларс поковырял пальцем верстак, передвинул кувшин, взял горшок, повертел, поставил обратно. – Как бы это… Старший Ингольд хочет к тебе сына сватать. Да. Такое дело.
Молчит. Молчит? Странно. Почему молчит?
Ларс собрался с духом и взглянул на дочь.
Фрейя улыбалась.
Да, дочка, конечно, у него не красавица. Но, великие боги, какая светлая и лёгкая у неё улыбка! И почему она так редко улыбается?
Фрейя вдруг засмеялась, закружилась на месте, подскочила к мехам, несколько раз качнула рычаг, пламя в очаге взметнулось весело, брызнули яркие всполохи, заплясали в ее сияющих глазах.
– Папа!
Она бросилась отцу на шею, стиснула крепко, Ларс аж крякнул и осел на табурет. Однако силой-то его дочка и впрямь мужчине не уступит…
– Повтори! Повтори ещё раз, что ты сказал!
– Это…, – прохрипел Ларс из-под дочкиных объятий, – говорю же, вечером свататься придут, Торгинир с Синдром…
– Сверром, – перебила Фрейя, смеясь, – Сверром, папа, ты перепутал всё, как всегда, да?
– Да нет, с Синдром, – Ларс тоже захихикал, – я точно помню, о Синдре речь шла…
Объятья обмякли. Фрейя отступила на шаг. Глаза её потухли, а может быть, просто огонь в очаге перестал ярко гореть. Улыбка погасла вслед за глазами. Она открыла короб и убрала кувшин, потом горшок. Обмела тряпицей верстак.
Ларс сидел на табурете и глупо улыбался. Вон оно как хорошо всё складывается! А он-то боялся, старый дурень!
– Ты готовься к помолвке-то, – Ларс игриво пихнул дочку в бок, – подарок там ему, чего ещё… Успеешь до вечера?
Фрейя взвалила короб на спину, продела руки в ремни.
– Какая помолвка, папа, о чём ты, – спокойно проговорила она, – я замуж не собираюсь.
Ларс опешил. Вот те на. Только что прыгала и смеялась, а теперь не собирается?
– Фрейя…
– Тем более за Синдра! – перебила дочка. – Папа, может, ты запамятовал, но Синдр почти на двадцать лет меня моложе!
– Ну, это…, – Ларс судорожно соображал, чем бы оправдать свое согласие на помолвку, – так, это… Это ничего! Ты сама говорила, что законы переписать можно…
– Папа, – Фрейя опять уперла руки в боки, – я не пойду за Синдра! И законы тут ни при чем. Я не буду ни мамкой, ни нянькой какому-то сосунку, пусть даже очень богатенькому… Постой-ка.
Фрейя подозрительно прищурилась.
– Не иначе, папаша Ингольд тебе выгодную сделку предложил, а, папа? Меня за Синдра, кузню нашу под себя, халваровские чертежи бесплатно, по-родственному, в карман…
Эх, не зря Айнар говорит, что у меня на лице всегда все написано, с горечью подумал Ларс. Сначала Ингольд про ожерелье догадался, теперь вот Фрейя… Откуда только умище-то у простой гномихи, соображалкой любому светлому альву сто очков вперед даст…
– И долг, небось, нам списать обещал, да?!
– Дочка, все совсем не так…
– Обещал?!
Ларс обмяк на табурете, тяжело вздохнул. Кивнул обреченно.
– Я не хотел соглашаться, – проговорил он глухо в бороду. – Я думал…
– А если не хотел, зачем согласился?! – вдруг всхлипнула Фрейя. – В кузню, значит, меня нельзя, а за долги отдать можно? Да если б ты меня в кузню пустил, мы бы с тобой за месяц все долги отработали!
Снаружи опять заговорили молоты и молоточки. Время, отпущенное кузнецам на обед, вышло.
Фрейя шмыгнула носом, утерлась рукавом и повернулась к двери.
– Фрейя! – Ларс решил предпринять последнюю попытку. – Дочка, а ты дай им от ворот поворот, и все!
Фрейя обернулась и посмотрела на отца долгим тоскливым взглядом.
Да, дочка, конечно, у него не красавица. Но глаза у неё какие…
– Какой поворот, папа, – равнодушно ответила она. – Ты хочешь, чтобы люди надо мной еще больше смеялись? Мол, дочка почтенного Ларса всего-то пятнадцать лет в девках сидит, нашелся один женишок, да и того прогнала. Ладно, – перебила она сама себя, – на людей мне наплевать. Но ведь Ингольды нас с потрохами съедят, неужели не понимаешь?
Ларс открыл было рот, но Фрейя повернулась и вышла из кузницы.
4.
Великие боги. Ох-хо. Ох-хо-хо. Как сложно со взрослыми детьми. Особенно со взрослыми дочерьми. Ведь я только вчера собирал для нее орехи, ранние, еще недоспелые, как она любит… Она подставляла ладошки, сложенные лодочкой, чмокала меня куда-то под бороду, куда доставала, и удирала в одно из своих девчачьих убежищ, полакомиться втихую от Халвара… Сколько лет прошло с этого «вчера»? Двадцать? Тридцать?
Хочет замуж – не хочет замуж… Спишут долг – потеряю кузню… Но, с другой стороны, оставить хозяйство все равно некому… Халвару не надо, а Фрейе нельзя… Нельзя… Не бывать бабе в кузне, это закон. Синдр хорошим хозяином будет, все-таки воспитание папаши Ингольда… А я, выходит, никудышный папаша. Сын чертежи чертит, дочь в девках сидит…
Чертежи.
Если сегодня или, крайний срок, завтра-послезавтра не внести изменения в чертежи, то опробовать новый хвост при молодых листочках точно не успею. Рассчитать угол поворота… Учесть боковой ветер. И отсутствие ветра… Ладно, ожерелье для Кэриты подождет. Боги-боги, теперь ведь нужно и второе ожерелье ковать – для дочери. А золото на исходе. И в заявку по золоту для рудокопов на этот месяц меня не включили, как непере… непре… Не-перс-пек-тив-ного. Ладно, можно у Айнара по дружбе попросить, отсыплет мелочёвки…
Хвост. Хвост должен быть горизонтальным. Старый дурень, как же я сразу не догадался про хвост, столько времени потерял…
Ларс отодвинул ногой потёртую циновку, на первый взгляд небрежно брошенную на пол в самом темном углу кузни. Крякнув, наклонился. Эх, старость не радость. Как на деревья-то духу хватает карабкаться… Взялся за металлическое кольцо, на первый взгляд непонятно зачем прикреплённое к полу, потянул. Бесшумно, без единого скрипа и шороха, поднялась крышка погреба. Старый кузнец постоял минутку, глядя в черноту под ногами.
Там – истинное гномское предназначение. Там – наслаждение одиночеством небес. Там – серебристо-серые с фиолетовой окантовкой ажурные…
Ларс вздохнул и полез вниз по невидимой в темной глубине лестнице. Ноги помнят каждую ступеньку до последней щербинки. Десять ступенек вниз. К небу. Великие боги, ваша мудрость, конечно, непререкаема. Но почему вы распорядились так, что старому гному приходится прятать мечты о небе в подвале?
При тусклом свете лучинок можно рассмотреть лишь небольшой фрагмент чертежа, впрочем, сейчас только он и нужен. Так… Крепление оставим без изменений. Слишком много сил и времени было потрачено на комбинацию из шарниров и пружин. Лучше уже не придумаешь. А вот каркас разворачиваем. И добавляем по две секции с каждого края. Площадь увеличится, и, соответственно, увеличится подъёмная сила…
Душно. Коптят лучины. Два-средним молотом постукивает в голове последняя капля вчерашнего хмеля. Вздрагивает рука, угольная линия делает зигзаг совсем не к месту. Еще и капля пота падает со лба прямо на схему. Пятно расплывается аккурат на месте крепления хвоста к спинному каркасу. Эх, нехорошо-то как. Ничего, я и так все помню. Каждую линию, каждый угол. Видно плохо. Неужели лучины уже догорают? Не иначе, в этом подвале время летит в два раза быстрее, чем наверху. Ничего. Основные изменения я внес, по мелочи доработаю завтра утром. Нужно будет прийти до первой трубы. Встану пораньше. Скажу, ожерелье для Фрейи сковать хочу.
После подвала глазам больно даже в полумраке кузни. Вторая ступенька предупреждающе скрипит и прогибается. Надо бы заменить. А то как-нибудь сломается, ухну туда и не выберусь. Тогда – все. Можно ставить крест на всех планах. Хорошо, если Айнар меня найдет, а ну как…
– Почтенный Ларс?
Ларс замер. Циновку не успел на место бросить. Хорошо, хоть крышку опустил. Видел? Не видел? Как долго он торчал в дверях? Надо бы повернуться. Чем больше буду стоять к нему спиной, тем подозрительнее.
Ларс тяжело переступил с ноги на ногу, обернулся.
Заметил или не заметил, что я постарался придавить кольцо каблуком?
Синдр проследил взглядом за его ногой.
Заметил или не заметил?
– Чего тебе, Синдр?
Молодой гном помялся. Кашлянул смущенно в кулак.
– Можно, я войду?
Ларс кивнул. Но с места не сдвинулся.
Синдр прошелся по кузне, точь-в-точь, как Фрейя недавно. Потрогал рукоятку тяжёлого молота. Провел пальцем по наковальне. Взял ожерелье, поднес к глазам, аккуратно перебрал пальцами звенья.
– Тонкая работа. Сейчас так уже никто не умеет, почтенный Ларс.
Ишь, стелет мягко. Папашина школа.
– Чего тебе надо, Синдр?
Синдр вернул ожерелье на место. Вздохнул.
– Ну… У меня сегодня с вашей дочкой помолвка. Вроде того. Да?
Младший Ингольд вопросительно задрал брови. Ларс промолчал.
– Ну-у… Я хотел узнать, что она любит. Что ей на помолвку подарить, чтобы, значит… ну… понравиться ей.
Великие боги, покраснел. Дите и дите, куда ему с Фрейей женихаться-то.
– Чего любит?
А и вправду, чего Фрейя любит-то? Чай пить любит. С сушёной земляникой. Подберезовики жареные. Халвара тюкать. По дому что-то там… Тоже, вроде, любит.
– Может, я ей браслет сделаю? С гравировкой какой-нибудь… Имя ее напишу, например, а, почтенный Ларс? Любит она браслеты?
– Браслеты?
Шел бы ты уже по добру по здорову, зятек. Какая тебе разница, что Фрейя любит. Ты сам ей не в радость, и подарок твой ни к чему будет.
– Конечно, для Фрейи лучше всего было бы выковать ожерелье, – Синдр почесал в затылке, – она же Фрейя, правда? Значит, ожерелье нужно… Но я как вы не сумею, у меня коряво получается, а корявый подарок не хочется дарить…
Великие боги, что за мямля…
– Куй браслет.
– Да? – Синдр облегченно выдохнул. – Ну и славно. Вы не беспокойтесь, со временем я, конечно, узнаю, что ей нравится. Нравилось. То есть, что она любит по-настоящему. Просто… Мы же с ней почти… ну… не общались.
– У тебя все, Синдр?
Ох, великие боги, как ноги устали. Левая – та, которая прикрывает кольцо в полу – так и вообще уже дрожать начала. В коленке.
Младший Ингольд осекся на полуслове. Вздохнул. Кашлянул в кулак.
– Ну… Да… В общем. Значит, браслет?
– Угум.
– Ага. Ну… Я пошел?
– Угум.
Синдр протянул руку. Постоял, подождал ответного пожатия.
Понятное дело, не дождался. Я отсюда просто не дотянусь. Великие боги, левую ногу я вообще уже не чувствую. А и ладно. Пусть думает, что будущий тесть не рад родству. Пусть бежит папочке жалуется. Пусть делает что хочет, лишь бы шел отсюда…
Синдр постоял еще немного с вытянутой рукой. Покраснел, почесал той же рукой в затылке, в бороде, пригладил усы, поковырялся пальцем в ухе. Сунул неприкаянную руку в карман.
– Э-э-э… До вечера?
– Да иди уже, зятек!
Синдр вздрогнул от ларсового крика и вывалился за дверь.
Старый гном со стоном прислонился к стене. Ох, Локи тебе в подмастерья… Ноги дрожат так, как будто от разъяренного кабана два часа удирал. По лбу градинами пот льет, сердце колотится заполошно. Да, староват ты уже, Ларс, ничего не скажешь, староват… Ишь, недоросток молодой как тебя напугал, до звездочек в глазах…
Ларс бросил циновку на люк, пошерудил по ней ногой, пусть будет такой вид, как будто лежит она себе тут и лежит, никто ее сто лет не трогал. Постоял, подумал, зачерпнул из большого деревянного ящика горсть золы, припорошил циновку и пол вокруг нее. Сел на табурет у верстака. Встал, качнул несколько раз мехи, взял щипцы, прихватил ожерелье с наковальни. Постоял, вернул ожерелье обратно, бросил щипцы на верстак, упал на табурет рядом. Великие боги. Столько лет работы чуть не пошли петуху под хвост.
Как-то ведь так получалось все это время, что никто не проник в его тайну. Вилле не заметил, как тогда, давным-давно, он подобрал под окнами дома деревенского лекаря несколько скомканных листов, исчерканных непонятными линиями и символами. Ану и дети не видели, как ночью он протащил свою находку в дом, запихал под кровать, а наутро вынес под курткой. Никто из соседей не заглянул к нему в кузню, пока он расправлял листы на верстаке и пытался понять, что же на них изображено. Даже подвал под кузней он начал копать незамеченным, и углубился на целых два фута, пока не отважился позвать на подмогу Айнара.
Только чернобородый знал. Щурился хитро, подтрунивал, сомневался, иногда отговаривал, но тайну хранил.
Почему-то два гнома, не сговариваясь, решили, что чертеж никому показывать нельзя.
– Ларс! – солнечный луч радостно прорвался в распахнувшуюся дверь, вскочил на наковальню, пощупал мехи, перепрыгнул в очаг, прямо в дружеские угольные объятия. Великие боги, опять папашу Ингольда принесло. Вцепился, как клещ. Пока всю кровь не выпьет, не отвалится.
– О чем задумался, сват? Все над свадебным ожерельем для доченьки колдуешь?
Старший Ингольд медленно ступил внутрь, остановился. Обвел взглядом кузню. На мгновение задержал взгляд на циновке… Нет, отвернулся. Не заметил? Великие боги, только бы не заметил…
– О, бирюза, – Торгнир взял ожерелье, провел пальцем по камню, – хороший образец… Зря ты его в ожерелье. Можно было бы перстень выправить, да загнать кому-нибудь из светлых альвов по цене двух ожерелий. Светлые альвы не торгуются, сам знаешь…
Ларс поднялся с табурета, подошел к наковальне. Молча протянул руку, забрал ожерелье и спрятал его себе за пазуху. Выжидательно уставился на Торгнира, стараясь придать лицу беззаботное выражение. Даже ухмылочку попытался изобразить. Как у Айнара, конечно, не получилось. Папаша Ингольд покосился подозрительно.
– Все нормально, почтенный Ларс? Голова не болит?
– Нет! – бодро гаркнул Ларс, наклонившись прямо к лицу Ингольда, как будто у того были проблемы со слухом. – У меня все отлично, почтенный Торгнир! А у тебя?
– Да у меня тоже вроде неплохо, – Ингольд отступил на шаг.
– Над чем работаешь? – радостно поинтересовался Ларс, шагая вслед за ним.
– Э-э, – Торгнир еще немного попятился, – да, собственно, Сверр вот меч для … начал. Синдр за браслет для твоей Фрейи засел, сопит, узор придумывает. Снорр парадный пояс для Логмэдра доделывает. Ты, кстати, топор ему куешь? Нас советник уже поторо…
– Да! – с воодушевлением перебил Ларс, наступая на свата, – Меня тоже торопит! Сказал – чтоб сегодня же доделал! Ты же знаешь советника, Торгнир! Он шутить не любит!
– Не любит, – растерянно поддакнул старший Ингольд, пятясь и помимо своей воли оказываясь опять на улице.
– До вечера, Торгнир! – Ларс взялся за ручку двери. – Ждем вас с Синдром!
Дверь захлопнулась. Папаша Ингольд озадаченно почесал в затылке – точь-в-точь как младший сын. Прав был Синдр, странный он сегодня какой-то, этот Ларс. То молчит, слова не вытянешь, то вопит, как ётун по заре. Тьфу. Торгнир сплюнул, развернулся и пошел к своей кузне. Да и Локи бы с ним. Женю Синдра на его страшиле, кузни объединю, чертежи халваровские к рукам приберу, и пусть хоть вопит, хоть молчит, хоть желуди с дубов околачивает.
Ларс, тяжело дыша, буравил взглядом спину папаши Ингольда сквозь щель в двери кузни. Ушел. Ушел.
Капля пота сползла со лба, попала в глаз. Щиплет, хвала тебе, мудрый Один, как сильно щиплет. Мы, темные альвы, молчаливы, могучи и искусны в кузнечном деле, хвала тебе, мудрый Один. Ни один темный альв за всю свою жизнь не пролил ни одной слезы, хвала тебе, мудрый Один. Просто пот попал в глаза. Очень сильно щиплет.
Если на лету опустить руку и провести по верхушкам деревьев, на ладони останется прозрачный маслянистый след…
5.
К вечеру похолодало. Ледяной Нордри примчался из-за гор, на лету швырнул пару пригоршней прошлогодней прелой листвы в озеро, весело пробежал по тропинке до деревни. Осмотрелся, выбирая, где бы еще пошалить. Растрепал кудри длинноволосой Мэрит, дернул за черную бороду рудокопа Айнара, хотел даже заглянуть под юбку к Кэрите, но та увернулась и спряталась в пещере. Нордри стало скучно, парой маленьких вихрей прошелся он туда-сюда по поляне, и от нечего делать вольготно развалился в деревянной пристройке у пещеры почтенного Ларса.
Ану плотно завесила вход шкурами, запалила лучины. Халвар утащил одну к себе на стол, приладил кое-как на краешке, бурча что-то под нос недовольно. Расчеты никак не сходились. Молодой гном раздражался все больше и больше. В глубине пещеры брякнула посуда, Халвар подскочил, как ужаленный, бросил с размаху на стол уголек, которым исчеркал уже добрый десяток листов бумаги. Белой, самой дорогой, редкой.
– Можно потише?! Я работаю, между прочим!
– Ох, прости, сынок! – из кухни выглянула Ану, прижала руки к груди. – Я случайно, крышкой обожглась…
– Можно было приготовить праздничный ужин заранее! Что за манера – все оставлять на последнюю минуту!
– Так ведь горяченького…
– Что ты делаешь, прости, Халвар, я не расслышала.
Из глубины пещеры вышла Фрейя. Дочь почтенного кузнеца не стала утруждать себя приготовлениями к торжественному событию. Платье оставила то же, в котором носила обед отцу. Ни ожерелий, ни браслетов, ни даже пояса, расшитого когда-то Ану специально для будущей дочкиной помолвки. Разве что волосы убрала назад и закрепила костяным гребнем.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/svetlana-sologub-33169594/sem-skazok-71220871/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.