Read online book «Все байки старого психиатра» author Доктор Иваныч

Все байки старого психиатра
Доктор Иваныч
Звезда соцсети
Вы когда-нибудь задумывались о том, с какими трудностями сталкиваются врачи-психиатры во время дежурств? Или как пациенты воспринимают свои психические заболевания? Как происходит взаимодействие между врачом и пациентом?
Погрузитесь в мир будней врача-психиатра вместе со сборником уникальных историй из практики врача скорой помощи. Правдивые истории о работе медиков, ночных вызовах к пациентам и воспоминаниях о буднях врачей не оставят вас равнодушным. Вас ждут разнообразные и забавные случаи и пациенты. Истории рассказаны от первого лица! Вы узнаете ещё больше историй о рабочих буднях, ночных вызовах и многом другом.
И снова юмор и все-все байки!

Доктор Иваныч
Все байки старого психиатра

© Доктор Иваныч, текст, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024

Записки врача-психиатра скорой


Как меня в фельдшера превратили
Вот и пролетели три дня выходных. Как будто их и не было вовсе. Не выспался, задремал в маршрутке, чуть было остановку свою не проехал. Да и как тут выспишься, если накануне, чуть свет, за грибами пошел, большую корзинищу и пакет набрал, еле притащился. А потом, когда с дачи приехали, до позднего вечера их разбирали и чистили. Что-то небывалое в этом году, грибы прут и прут, прямо нашествие какое-то! И ведь не прекращаются, заразы такие!
Дежурство началось с неприятности: оказывается, сломался наш бригадный дефибриллятор, перестал заряд держать, только от сети работает. Предыдущая смена его в ремонт сдала, а взамен выдали автоматический, говорящий. За границей такие в общественных местах находятся, чтобы любой человек, при необходимости, мог воспользоваться для оказания первой медицинской помощи. Ерундовина полная, настроек никаких нет, энергия заряда слабоватая. Ладно, дай бог, чтоб не пригодился.
В прошлую смену, на утренней конференции, получил я трёпку от главного врача.
– Юрий Иваныч, уважаемый, а вам не кажется, что вы, э-э-э, стали слишком привередливы? – спросил он, пристально глядя на меня и похлопывая ладонью по столу. Да, он всегда так делает, когда нервничает.
– В каком смысле? – не понял я.
– В буквальном смысле! Вы выбираете вызовы, как блюда в ресторане! На роды не поеду, гипертонию мне не надо, на боль в груди пусть БИТы[1 - Бригада интенсивной терапии. – Прим. ред.] едут, вызовы к детям пусть педиатрические бригады обслуживают! – аж раскраснелся он, бедолага.
– Так ведь я – врач-психиатр, а бригада специализированная – психиатрическая. Сделайте тогда нашу бригаду общепрофильной, и тогда мы будем на все подряд ездить, – возразил я.
– Юрий Иваныч, не нужно мне указывать, что делать! Вы, прежде всего, врач, работающий на «скорой»! Во-первых, психиатрическая бригада у нас не выделена в самостоятельную службу, а во-вторых, у вас, если что, есть сертификат по скорой медицинской помощи! Поэтому, я уже говорил вашим коллегам-психиатрам из других смен, теперь и к вам обращаюсь: выбирать вызовы вы больше не будете! – произнес он уже откровенно на повышенных тонах.
Хотел я напомнить ему про минздравовский приказ, но не стал в бутылку лезть, бесполезно это. Если уж он уперся, то его ничем не своротишь. Можно бы, конечно, с жалобой в Департамент здравоохранения обратиться, но начальник Департамента его дружбан, не даст его в обиду. Проверено уже. Месяца три назад, фельдшеры жаловались на низкую зарплату, которая, если чистыми брать, и до двадцати тысяч не дотягивает. И что? Приехал этот господин к нам на «скорую», взял в бухгалтерии размеры зарплат и возмущенно заявил на общем собрании, мол, неправду вы говорите, и получаете не менее двадцати пяти тысяч! А у некоторых аж за тридцать выходит! Чистыми! Вот только не услышал он, что эти зарплаты начислены за работу не на одну, а на полторы-две ставки. Точнее, не захотел услышать. В общем, он сделал вывод, что все замечательно, фельдшеры как сыр в масле катаются, ну и уехал восвояси.
Сегодня конференции не будет. Да и больно хорошо. От этих конференций все равно толку не стало. Раньше мы ошибки разбирали и интересные клинические случаи, с нами учебу проводили. Интересно было. А теперь все ограничивается лишь докладом старшего врача о вызовах за предыдущую смену. Ну, а в конце традиционное: «Есть вопросы к старшему врачу? Нет? Тогда всем спасибо!»
Сегодня двадцать три бригады на линии. Маловато, конечно. Да и то, количество бригад увеличилось за счет фельдшеров, которых опять поодиночке поставили.
Долго не вызывали, я уж начал задремывать перед телевизором. Но вот из динамика резко раздалось: «Шестая бригада!». Ну вот и наша очередь настала. «Адрес такой-то, М., 51 г., без сознания».
Маленький, потрепанный жизнью частный домишко с никогда не мытыми окнами и покосившимся забором. На улице нас встретил друг больного, мужичок неопределенного возраста, небритый, с отекшим и обрюзгшим лицом.
– Мужики, там это… Паша не просыпается! Мы с ним бухну?ли вчера чутка, а сегодня разбудить его не могу, спит и храпит! Чо такое-то?!
– Ладно, сейчас посмотрим.
В доме грязь непролазная, бомжовник натуральный. Больной в грязных рубахе и спортивных штанах лежал на такой же грязной постели без белья. Лицо красное, дыхание шумное, правая щека «парусит», носогубная складка сглажена. Давление 220/110. На ЭКГ ничего примечательного, глюкоза в крови нормальная. Ну что ж, похоже на геморрагический инсульт с комой I–II. Сделали все, что положено по стандарту. Надо бы паспортные данные записать и номер полиса, а нет ничего. Дружбан сказал, что паспорт и полис больной давно потерял. Прописан где-то в другом месте, а где – неизвестно. Но ничего не поделаешь, повезли в стационар. На КТ подтвердился инсульт. Да, вот и допился Паша. Если и выкарабкается, то инвалидом останется…
– Шестая бригада, пишем вызов! Адрес такой-то, Ж, 24 г., первые роды.
– Принял, шесть!
Начинается! Вот и воплощаются в жизнь указивки главного. Нет, если просто увезти в роддом, то ничего тут страшного нет. А если, не приведи господь, домашние роды случатся? Ведь акушерство-то я давно забыл, мне что, по инструкциям из интернета роды-то принимать? Да и фельдшеры мои, боюсь, тоже не особо подкованы в этих делах. Ну ладно, авось пронесет, ведь первые роды не протекают так стремительно, как последующие.
И действительно, все обошлось хорошо. Первый период родов только начинался. Роженица, умничка, была уже собрана, с готовой сумкой и документами в папочке. Фельдшер Толик быстренько записал в карточку все необходимые сведения, и мы без приключений прибыли в роддом.
– Шестая бригада, пишем вызов: адрес такой-то, Ж, 36 л., боль в груди.
– Принял!
Больная испуганно рассказала, что примерно час назад у нее появилась острейшая боль в груди слева при дыхании. А сейчас стало получше, но все равно немного больновато при глубоком вдохе. Понятно, 99,9 % гарантии, что никаких сердечных проблем нет, а есть всего лишь межреберная невралгия. И точно, на кардиограмме все хорошо, ничего «криминального» я там не увидел. Однозначно, невралгия. Объяснил больной ситуацию, сделали ей кеторол внутримышечно и уехали восвояси. Осталась она повеселевшей и удовлетворенной.
Эх, как же меня в сон-то клонит сегодня! Нет, все, хватит, больше никаких дач и никаких грибов накануне работы. Карточку дописывал, борясь с дремотой.
– Шестая бригада, пишем вызов: адрес такой-то, М., 41 г., психоз, больной учетный.
– Принял!
Ну вот, наконец-то наш, профильный вызов дали. Возле подъезда «хрущевки», нас встретила пожилая женщина, как оказалось, мама больного.
– Ой, доктор, помогите, пожалуйста! Опять его кружит!
– Это как понять?
– Ну как, мерещится ему, что кто-то на него напасть хочет. С ножом и топором у входной двери все стоял, все прислушивался. Я перепугалась, дождалась, пока он отвлечется, быстренько телефон взяла и выбежала.
Так, стоп! Ключевые слова «нож» и «топор». Это значит, что нужна полиция. Ведь мы же не герои-супермены.
Пока ждали приезда полиции, мама больного рассказала, что сынок на учете уже лет десять, инвалид второй группы по психическому заболеванию. Последний раз в прошлом году госпитализировался. Неделю назад должен был пойти в диспансер на укол пролонга, но никуда не пошел, назначенные лекарства принимать бросил. А мама и не настаивала. Вот и получили то, что имеем. Начались бессонница, тревожность, подозрительность. Ну, а сегодня и до ножа с топором дело дошло.
Минут через двадцать приехали двое полицейских. И мы прямо в осадок выпали, когда увидели, что они без касок и бронежилетов, без палок резиновых.
– Парни, – говорю – а как же вы пойдете-то? Ведь он же вроде как вооруженный!
– Ничего, все нормально будет! – весело ответил прапорщик.
И действительно, все обошлось хорошо и спокойно. Больной сам открыл дверь, в руках у него ничего опасного не было. Худощавый, высокий мужчина, с лихорадочно блестящими глазами и испуганным выражением лица. Разумеется, я побеседовал с ним.
– Здравствуйте, вас как зовут?
– Женя. – Как-то по-детски ответил он и настороженно посмотрел на меня.
– Жень, что случилось, почему ты такой тревожный?
– За мной следят какие-то… Под дверью поджидали с автоматами. Мне в телевизоре сказали, что нас с мамкой убить хотят.
– А кто хочет убить?
– Диверсанты. Они в подвале прячутся и к нашей квартире приходят. Мне генерал сказал в телевизоре. Ведь я же в разведке работаю, резидентом! Мне через телевизор информацию передают.
– Все понятно. Ну что, Евгений, поехали в больничку, там спокойно, никто тебя не убьет.
– А как я мамку-то оставлю? Вы чего?! – вскинулся больной.
– Ты, главное, не переживай, твоя мама будет под круглосуточной охраной полиции. Никто ее в обиду не даст! – твердо пообещал я.
– Да, да! – подтвердили полицейские. – Мы здесь пока поживем.
– Так ведь я в больнице-то буду долго лежать, месяца два!
– Не волнуйся, мы все это время здесь будем! У нас пистолеты есть, если что, всех диверсантов перестреляем!
– Ну ладно, тогда поехали! – добродушно сказал больной и довольно заулыбался.
До психиатрической больницы доехали спокойно, без вязок, и благополучно сдали болезного.
– Центральная, разрешите обед?
– Разрешаю, приезжайте!
Сдал карточки, быстренько перекусил и, даже не покурив, пошел в комнату отдыха. Лег и почти сразу отключился, как будто провалился куда-то. Разбудил меня фельдшер Гера.
– Ну ты и дрыхнешь, Иваныч! Еле добудился! Поехали на вызов!
Эх ты, почти полтора часа проспал. Хорошо! Теперь вроде и голова посвежее стала.
Вызов был из категории моих нелюбимых: «высокое АД у больной ГБ[2 - АД – артериальное давление. ГБ – гипертоническая болезнь. – Прим. авт.], 71 год». Но теперь меня никто не спрашивает, нравится – не нравится.
Приехали. Квартира идеально чистая, опрятная. Больная – одинокая пожилая женщина. Давление 180/100 при привычном 140/90, синусовая тахикардия 110. Гипотензивные препараты регулярно не принимает. В поликлинику не обращалась давно. Живет от скорой до скорой. В общем, все, как всегда. Не понимаю я таких людей. Объясняю, что гипертония лечится пожизненно, для этого надо обратиться в поликлинику. Кроме того, нужно соблюдать определенную диету, рассказал, какую именно. Слушает меня вполуха. Дежурно кивает головой. Да, понятно, что мои слова она вообще никак не воспринимает. Мол, мели-мели, языком-то… Сделали ей энап внутривенно, дали метопролол под язык и отчалили. Как говорится, каждый сам хозяин своему счастью…
Карточку писал долго, ведь при гипертонии нужно много всего описывать, обосновывать стадию, функциональный класс, недостаточность кровообращения. В общем, занудство сплошное…
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: адрес такой-то, Ж., 60 л., психоз, больная учетная.
– Принял.
Дверь нам открыла высокая пожилая женщина в брючном костюме, с прекрасно уложенными волосами и ненавязчивым макияжем. Это была сестра больной.
– Здравствуйте, это я вас вызвала. Сестра моя опять чудить начала…
– А-а-а, это я чудить начала?! Ах ты сволочь такая! Да тебя убить мало! – Больная, в потрепанном халате, со всклокоченными волосами, выскочила, как черт из табакерки.
– Так, успокойтесь, пожалуйста! – решительно потребовал я. – Давайте мы с вами присядем, поговорим, а то ведь я не в курсе ваших дел.
– Давайте поговорим, я вам сейчас все расскажу, как надо мной издеваются! – запальчиво ответила больная.
– Вас как зовут?
– Татьяна Васильевна.
– Вот теперь, Татьяна Васильевна, расскажите, пожалуйста, что случилось и кто над вами издевается. Только давайте поспокойнее.
– Да как спокойнее-то?! Они у меня квартиру хотят отнять!
– Кто такие «они»?
– Да их банда целая! Они и день и ночь меня караулят, орут под окнами, угрожают, обзывают по-всякому. А сестричка моя, с*ка, заодно с ними! Сегодня она двух китайцев ко мне запустила!
– Вы их видели, этих китайцев?
– Ну, конечно! Вон они спрятались, один за холодильником, другой за шкафом. Сами вон посмотрите и увидите!
– А как же они спрятались, ведь там же места почти нет?
– Так просто, они же плоскими стали и спрятались, что вы, как маленький? – больная искренне возмутилась моей непонятливости.
– Да, действительно, простите, что сразу не догадался. Татьяна Васильевна, нужно поехать в больницу, полечиться.
– Чего-о-о?! Щ-щ-щас, ага, уже поехала! Она вам взятку, что ли, дала, чтоб меня в дурку упечь?! Вы в доле, что ли?!
– Татьяна Васильевна, давайте по-хорошему – собирайтесь и поехали!
– Ах ты, козел старый!..
А вот с козлом, да еще и старым, я категорически был не согласен!
Короче говоря, вязали мы ее с большим трудом, под оглушительные визг и крики. Сначала она пыталась повалиться на пол, но потом все же пошла. Правда, пока шли к машине, голосить начала:
– А-а-а! Ой, помоги-и-ите! Ой, убива-а-ают!
Пока ехали в больницу, наслушались проклятий в свой адрес по полной программе. Ну да, нам не привыкать. Много всего выслушивать приходилось. В стационаре приняли ее без проблем.
– Шестая бригада, пишем вызов: адрес такой-то, м., 46 л., боль в груди.
– Принял!
Больной, интеллигентного вида мужчина, лежал на диване.
– Здравствуйте, извините, пожалуйста, что потревожил вас. Что-то сердчишко разнылось, никак не проходит.
– Я ему валерьянки дала три таблеточки, – пояснила взволнованная жена.
– Ну, валерьянка в данном случае ничем не поможет. Давно болит?
– Да уж часа два, наверное.
– Боль сильная?
– Нет, не сильная, просто ноет и ноет.
На ЭКГ незначительная депрессия сегмента ST, зубец T отрицательный. В общем, налицо признаки ОКС[3 - Острый коронарный синдром. – Прим. авт.] без подъема сегмента ST. Однозначно нужна госпитализация.
Но вначале обезболили морфином, сделали и дали все остальное, что по стандарту положено.
Вопреки нашим протестам, больной категорически отказался от носилок и потопал с нами в машину. Ну надо же, засранец какой, нервничать меня заставил! Но ничего, все обошлось благополучно. В сопровождении жены свезли в кардиодиспансер.
И этот вызов был последним в моей полставочной смене. Ехал я домой и думал: а чем же я теперь от фельдшера отличаюсь? Формально – только дипломом и сертификатом. А по факту почти ничем. Но грустные мысли быстро сменились приятными: ведь завтра меня ждали дача и грибы!
Все фамилии, имена, отчества изменены.

«Жалобная» смена
Что-то простыл я, расквасился весь. Из носа течет, глаза слезятся, в горле першит, то в жар, то в холод бросает. Погода поменялась, холода наступили очень резко. И никакого бабьего лета, говорят, не предвидится. Но в своей простуде я сам, конечно, виноват. Потащился за грибами, в такой-то холод, да еще и под дождь попал. Температура нормальная, а колбасит всего не по-детски. Противопростудные средства лишь на время состояние облегчают. Сделал напиток из имбиря и клюквы, пил накануне работы, но, к сожалению, без особого эффекта. Уж и супруга-то меня ругнула, мол, совсем себя забросил, связался с этими грибами, как маньяк какой-то. Уйти бы на больничный, да работать некому. Ну, ничего, как-нибудь отработаю свою полставочную смену в наморднике.
Дефибриллятор наш бригадный так и не починили. Сказали, что аккумулятор надо менять, но в план закупок его включат только на будущий год. Теперь так и придется незнамо сколько с автоматической говорилкой валандаться. Да тут еще проблема в том, что электроды у этого автомата одноразовые. А второй комплект в запас не выдают, говорят, мало их очень. Н-да… Что-то наш старший фельдшер мышей не ловит. Закупки медтехники организует, а вот про запчасти к ней почему-то забывает.
– Уважаемые коллеги! В семь тридцать состоится врачебно-фельдшерская конференция! – раздалось из динамиков. Ладно, посидим, послушаем, может чего полезного скажут.
Все началось скучно. Доклад старшего врача навевал непреодолимую дремоту. Голова, сама того не желая, склонялась вниз, и весь организм норовил предаться Морфею.
– Больной 45 л., острый инфаркт миокарда, кардиогенный шок. Помощь оказана по стандарту. Госпитализирован в кардиодиспансер.
И вот тут я встрепенулся. В конференц-зале прошел возмущенный гул.
– Кто был на вызове? – Прорычал главный, исподлобья глядя на собравшихся.
– Врач Анисимов с общепрофильной бригады, – пояснил старший врач.
– Вы здесь, доктор Анисимов? – вопросил главный.
– Да, здесь, – пробасил он, – поднимаясь во весь свой немаленький рост с заднего ряда.
– Василий Игоревич, а вы знакомы с приказом Департамента, что всех больных в кардиогенном шоке мы обязаны госпитализировать в областную больницу?! – главный разве что слюной не брызгал.
– Но ведь состояние было крайне тяжелым, вот я и принял решение везти в ближайшее профильное учреждение, – пытался защититься Анисимов.
– Вот это ваше решение и выйдет нам всем боком! Страховая эту карточку оштрафует, ну а вы лишитесь стимулирующих! Это надо так сделать, а? Ведь еще месяц назад мы всех знакомили с этим приказом под роспись, объясняли, инструктировали! И вот, пожалуйста, доктор Анисимов решил на все забить и поступить по-своему! – И главный звонко хлопнул ладонью по столу.
Но вот, доклад окончен, а главный не торопиться говорить свое традиционное «Есть ли вопросы к старшему врачу?». Он вновь, набычившись посмотрел в зал.
– Фельдшер Платонов есть?
– Да, есть. – Поднялся молодой паренек со светлыми волосами и настороженно посмотрел на главного.
– Напомните, как вас зовут?
– Денис.
– Вот и объясни, Денис, куда можно делать магнезию?
– Ну-у-у, внутривенно, внутримышечно… – ответил он.
– А с какого потолка ты взял внутримышечный способ введения, не подскажешь?
– Всегда так делали.
– Всегда делали! – передразнил главный. – Вы должны руководствоваться стандартами, клиническими рекомендациями и инструкциями к препаратам! А не безграмотными действиями своих коллег!
И вновь громкий хлопок ладони об стол.
– Ну так вот, Денис, нарвался ты на жалобу от больной, которой ты эту чертову магнезию в мышцу зафиндюрил. Абсцесс у нее случился, дырень в ягодице. Собирается иск предъявлять. Как тебя защитить, я ума не приложу. Значит так, сейчас зайдешь к нашему юристу, Светлане Геннадьевне, и обсудите с ней все вопросы. Она тебе поможет грамотное объяснение написать. И запомни на всю оставшуюся жизнь, что путь введения магнезии только внутривенный!
– У меня объявление, – встала с места начмед Надежда Львовна. – Завтра, в 12.00 ч., в Медицинском университете состоится межрегиональная конференция «Клинические маски цереброваскулярной болезни». Будут начисляться баллы. Лектор из Военно-медицинской академии, кандидат медицинских наук, доцент. Это касается только неработающих смен!
Да, тема действительно интересная, обязательно надо будет сходить, да и баллы к аккредитации не помешают.
А выходя из конференц-зала, я впервые констатировал факт: а ведь главный-то, когда устраивал взбучку врачу и фельдшеру, был действительно прав! Вот только взять бы и систематизировать все ошибки, которые случаются в процессе оказания скорой медицинской помощи и раздать в виде брошюр-памяток. Но здесь я высовываться не стал, ибо инициатива наказуема. Главный зацепится за эту идею и скажет, мол, давай, Юрий Иванович, действуй, а Родина тебя не забудет! Но я предпочитаю Родине лишний раз глаза не мозолить. Чай, я не юноша бледный со взором горящим.
Вышли всей толпой ко входу покурить.
– Говорят, планшетные компьютеры нам скоро выдадут, – сказал БИТовский врач Петр Михайлович.
– Ха, а как же карты вызова? – не понял я. – Получается, у нас двойная писанина будет, что ли?
– А хрен его знает. Главная кака будет заключаться в том, что нельзя будет исправить ни время, ни лечение. Один раз вписал с ошибкой и все, больше ничего не скорректируешь. А рублем накажут.
– Зашибись, блин! Мало того, что исправить нельзя, так нас еще и стимулирующих лишать начнут в дело и не в дело.
– Да-а-а… Что-то у нас сплошные чудеса кругом. Прям волшебство какое-то!
Все наше имущество в сборе, аккуратное, ухоженное, об этом можно и не думать. Молодцы мои фельдшеры, от души работают, без всяких понуканий и разносов, четко и слаженно. Никогда и ничего им напоминать не приходилось. Машинка всегда идеально чистенькая, все стоит на своих местах. В общем, любо-дорого посмотреть. Оба высокие, крепкие, идеально выбритые, немногословные, поперек батьки никуда не лезут, с гражданами отменно вежливы. И всегда наглаженная форма на них сидит солидно, строго по фигуре, а не дрягается, как балахоны. В общем, повезло мне с фельдшерами.
Двадцать три бригады сегодня. Фельдшеры уже бунт затевают из-за того, что их поодиночке ставят на линию, вопреки минздравовского приказа 388н. Ну что ж, поживем – увидим.
В ожидании вызова, сел к телевизору. Думал, что-нибудь интересненького найду. Да куда там! Сплошные мерзкие рожи, под названием «звезды», по другим каналам лживые, пропагандистские политические ток-шоу. Нет, не могу. Не мое это. Брезгую я этими особями… Встал, пошел на кухню, чайку попил, потом покурить сходил. С коллегами на улице потрепался. А тут и вызовок подоспел: адрес такой-то, М. 32 г., без сознания.
У подъезда трехэтажного дома, нас встречала женщина средних лет, одетая в синее болоньевое пальто и красную вязаную шапочку. Как оказалась, она была хозяйкой квартиры, которую сдавала двум молодым людям. Платили исправно, не конфликтовали с соседями, разговаривали всегда вежливо. Чем они занимались, она не интересовалась. Сегодня пришла она проверить порядок в квартире. Звонила, стучала, но в ответ тишина. Дверь открыла своим ключом. А на полу в комнате увидела лежащего совершенно голым квартиранта.
– Ну их же двое там должно быть. Куда второй-то подевался? – недоумевала она.
– Ладно, пойдемте, сейчас посмотрим.
В квартире опрятно, на притон совершенно не похоже. Полы идеально чистые, на стенах прекрасные обои, все вещи лежат на своих местах. Никаких следов борьбы, никаких следов крови. Ну что ж, надо посмотреть. Хотя возможно, что второй свалил куда-то, увидев, что друг окочурился.
– Иваныч, вон, смотри! – Гера показал мне в открытую дверь ванны, лежащее на кафельном полу тело в спортивном костюме.
Неподалеку от тел, нашли два использованных одноразовых шприца. У обоих, на локтевых ямках, многочисленные следы от инъекций. Вот и пазлы сошлись. Помощь оказывать, к сожалению, некому. Уже имеется выраженное трупное окоченение, трупные пятна, исчезающие при надавливании, через 30 секунд восстанавливают свою окраску. Смерть наступила не менее четырех-шести часов назад. Видимых признаков насильственной смерти нет. Но судебный медик применит свои методы и выводы сделает более профессионально.
Минут тридцать ждали полицию. Приехали двое постовых, сказали, что будут охранять место происшествия до приезда следственно-оперативной группы. И, предварительно записав наши данные, отпустили нас с миром. Доэкспериментировались парни… Ну и ладно, а мы отчалим. Надо еще карточки писать и протоколы констатации. Ф-фух-х! Дописал, наконец. И вот теперь нужно объявлять, что бригада свободна и готова к дальнейшим подвигам.
– Шестая бригада, свободна?
– Пишем вызов: адрес такой-то, Ж. 37 л., учетная, психоз.
– Принял!
На этот раз нас никто не встречал. Дверь открыл невысокого роста, плотный, полноватый молодой мужчина, одетый в красную футболку и черные спортивные штаны.
– Вон, смотрите, у нее крыша едет! Забирайте ее в дурку, к чертовой матери! – Мужика аж трясло от злости.
– Так, давайте пообщаемся спокойно. Вы кем ей приходитесь?
– Муж, ну, точнее, гражданский муж.
– Вот теперь спокойно и внятно расскажите нам, что у вас здесь произошло?
– Она на учете уже лет семь…
– А с чем на учете?
– А я… хрен его знает, но с головой у нее проблемы конкретные.
– Ну, так в чем же конфликт-то вышел?
– Она идеей задалась в Беларусь уехать на постоянное место жительство.
– Так, и что?
– Как что?! Продать квартиру и уехать на деревню к дедушке? – Изо рта супруга вылетали мелкие капельки слюны, а потому я от него отстранился.
Девушка сидела в кресле и плакала. Ухоженная, с ясными глазками, аккуратной стрижечкой коротких русых волос. Лицо свежее, доброе и немного наивное.
Попросил я мужика скрыться с глаз долой, что он и исполнил с превеликой неохотой.
– Здравствуйте! Вас как зовут?
– Маша.
– Расскажите, Машенька, что случилось.
– Да понимаете, захотелось мне в Беларусь переехать насовсем. В деревню. Вы не подумайте, я не прожектерка какая-то! Я все уже выяснила насчет жилья и работы. Я ведь медсестра, здесь в стационаре работала. Работа у меня будет, и подъемные неплохие дадут, жильем обеспечат, там у них все четко. Зато у меня будет уверенность в завтрашнем дне. Тем более, я же не с пустыми карманами туда собираюсь, есть у меня деньги, – сквозь слезы рассказала Маша.
– Хорошо, Машенька. А ваш супруг сказал, что вы семь лет на учете стоите у психиатра. Можете объяснить, что случилось?
– Ой, да я у психиатра только в детстве наблюдалась. У меня был однократный судорожный припадок. Лет шесть мне тогда было. Какими-то таблетками меня покормили, и больше ничего подобного не было!
– Еще вопрос на засыпку. Если я правильно понял, что в Беларусь вы хотите переехать без супруга.
– Я ему предлагала. Но он в ответ только оскорбляет по-всякому. Хотя какой он мне супруг. Так, сожитель. Он мне просто никто. Из себя хозяина строит, а сам только на всем моем живет.
Ну что ж, ничего я криминального не вижу. Какие здесь психические расстройства? Девушка весьма четко и последовательно рассказывает свои дальнейшие планы. Никакой нелепицы я не углядел. Назвать ее планы пустым прожектерством у меня язык не поворачивается. Обманов восприятия не обнаруживает. Нет оснований для госпитализации, нет однозначно, твердо, железно.
– Маша, а вам сейчас есть к кому поехать?
– Да, к родителям. Вот только он меня никуда не выпустит.
– Ну, это мы берем на себя!
– Так, уважаемый! – сказал я, обращаясь к супругу. – Она сейчас едет с нами в больницу.
– Наконец-то! Я же вам говорил, а вы кочевряжиться начали. А мне с ней можно?
– Нет, не можно. У нас места нет в салоне.
Ну все, вроде отстал.
– Маша, так ведь вам придется очень много документов собирать, там их целый список. А ведь если вы приедете и скажете, мол, дайте мне гражданство, то вас просто пошлют подальше.
– Я этот список почти наизусть знаю. Найму адвоката, он поможет.
В общем, увезли мы девушку к ее родителям, благо тут совсем недалеко было.
– Ну ты и авантюрист, Старый! – Уважительно сказал Гера.
Да, этот авантюризм мне может выйти боком выйти. Лишусь я стимулирующих и выговор отгребу.
– Шестнадцатая бригада, вы свободны?
– Свободны.
– Что-то очень долго вы на вызовах сидите!
– Пишем вызов! Адрес такой-то, Ж. 31 г., порезала вены.
– Принял, шесть.
Крошечная комнатка малосемейки, вся залита кровью. Больная, с растрепанными волосами, крашенными в радикально-черный цвет, сидит на неприбранной постели, тупо уставившись перед собой и не замечая нашего присутствия. На локтевых сгибах обеих рук – кровоточащие порезы.
– Здравствуйте, уважаемая! Что случилось-то?
– Ничего… Вены порезала… – совершенно без эмоций ответила он.
– Но ведь не просто так вы их порезали, значит, что-то случилось?
– Случилось… Живу как собака брошенная, надоело мне все. На сына родительских прав лишили, друг бросил. Кому я такая нужна?
– А нас кто вызвал?
– Я и вызвала. Страшно стало…
Мои фельдшеры обработали раны, наложили сухие асептический повязки.
Давление 110/70, при привычном 120/80. Н-да, низковато мальца… Гера наладил капельницу, пролить надо болезную.
– Ну что, Ириш, давай в больницу собираться.
– Ладно, поехали… – так же вяло и без эмоций ответила больная.
От кровопотери ее пошатывало, а потому до машины вели под руки. В стационаре приняли без проблем.
– Шестая бригада, пишем вызов: адрес такой-то, М. 45 л., психоз, учетный.
– Принял.
Родители больного рассказали, что такое состояние началось еще с вечера. Бесцельно ходит по комнате, перебирает вещи. Застывает на одном месте с поднятой ногой, как цапля. Время от времени повторяет: «Я не туда, не надо мне, высокочастотное поле».
Сам больной, высокий, солидный мужчина сорока пяти лет, с седыми висками, одетый в спортивный костюм, медленно бродит взад-вперед, пристально вглядываясь мне в лицо.
– Николай Николаевич, присядьте на минуту, поговорите с нами! – прошу я его.
Но тот как будто и не замечает.
– Николай Николаевич, что вас беспокоит, что вас тревожит? – повторно спрашиваю я его.
– Торсионные поля. Ремонт надо делать. – Наконец-то я дождался ответа. – Там под полом все скрыто. Током простреливает.
– А почему других не простреливает, а только вас?
– Это против меня направлено. Мне сказали, что родителей нужно ликвидировать, и тогда все нормально будет.
– А кто все это сделал?
– Есть группа разработчиков. Я в нее тоже когда-то входил, но у нас конфликт случился. Они боевые поля разрабатывали, а у меня цель – мирная инженерия. Вот они и изводят меня теперь по-всякому. Их шестеро, а я один. И этим все сказано.
– Ну что, Николай Николаевич, нужно поехать в больницу. А тем временем все торсионные поля здесь уберут специалисты.
– Поехали. Мне только датчик надо с собой взять.
– Какой датчик?
– А вот! – И показал обломанную плату от какого-то электроприбора.
– Хм, боюсь, что в приемнике это не пропустят.
– Хорошо, я сниму с нее мысленную копию, – согласился больной и пристально посмотрел на штуковину.
– Вот, все, теперь поехали! – удовлетворенно согласился он.
– Центральная, шестая свободная, разрешите обед?
– Разрешаю, шестая, приезжайте!
Сломалась микроволновка, будь она неладна! Пришлось ковырять ледяные макароны с котлетой. Удовольствие то еще! Чайник вскипятили на плите. В общем, обед получился так себе. Пошел подремать, ну ее на фиг.
– Шестая бригада! – заорал динамик дурным голосом.
Вот и подремал… «Адрес такой-то, Ж, 27 л., психоз, больная не учетная».
Муж и мама больной пребывали в растерянности. Сама больная пребывала в себе, и, судя по всему, ей было хорошо. Она хихикала и общалась с кем-то невидимым.
– Не могу понять, что с ней случилось-то? – в растерянности сказал муж, молодой, крепкий мужчина. – Ну да, выпивала она недели две. На пиво подсела. Вроде всегда нормальная была, веселая, а вчера с вечера крышу снесло капитально. Теперь хихикает, разговаривает с кем-то.
– Может, в пиво чего подмешивают? – предположила мама.
Молодая, симпатичная женщина, с правильными чертами лица, была увлечена невидимым собеседником.
– Хи-хи, да ладно! Чо, прямо здесь, что ли? – игриво говорила она.
– Лена, а вы с кем сейчас разговариваете? – поинтересовался я.
– Иди на..! – отмахнулась он от меня и стала с улыбкой к чему-то прислушиваться.
– Лена, отвлекитесь на минутку, поговорите со мной! – не отставал от нее я.
– Не могу я, хи-хи! Он мне не дает! У меня мыслей своих нет, он мне мысли меняет. Говорит, что я дура и меня учить надо!
– А кто такой «он»?
– Он мой друг!
– А где он сейчас?
– У меня в голове. Мы с ним сексом занимаемся!
– Лена, нужно поехать в больницу!
– Чего-о-о?! Пошел ты на..!
– Хи-хи-хи! Ой, ну ты дурак, что ли? – это уже не мне. Она вновь занялась своим невидимым собеседником.
– Лена, собирайтесь, пожалуйста, нам надо ехать! – настойчиво повторил я.
– Хи-хи-хи! Я слушаю тебя, и пошел он на..! – было ответом.
Ну что ж, вязки у нас наготове. Сопротивлялась она, как бешеная тигрица. Гере с Толиком лица поцарапала. Мама плакала. Муж был в шоке. Кое-как вывели к машине и завели в салон.
– Это что у нее, «белка»? – поинтересовался супруг.
– Нет, не похоже, – сухо ответил я. А про себя подумал, что скорее всего дебют шизофрении.
Всю дорогу она блаженно улыбалась и пребывала в своих мыслях. А в приемнике она внезапно возбудилась, стала агрессивной. Идти в отделение категорически не хотела. Ну что ж, так и пришлось моим парням сопровождать ее и там укладывать на вязки.
– Шестая бригада, вы свободны?
– Свободны.
– Пишем вызов: адрес такой-то, у ребенка высокая температура. М., 5 л.
– А что, педиатрические бригады повымирали?
– Так, Шестая, поезжайте, без разговоров! И поаккуратнее, там мама скандальная!
– Принял, шесть!
Вот ведь зараза! Скандальная, надо же! Она еще не знает, какой я бываю скандальный!
Дверь открыла молодая женщина с недовольным лицом.
– Ой, а что это как вас много?! – скривилась она. – Давайте все бахилы надевайте!
Объяснять ей, что мы психиатрическая бригада, мы не стали. Понятно, почему. Но бахилы послушно напялили.
Ребенок был веселый и непоседливый.
– Дядя, а что у вас на шее? – спросил он меня.
– А это трубочка, чтоб тебя слушать!
– А это не больно?
– Нет, совсем не больно.
Температура 37.3°, горлышко слегка красноватое, в легких все чисто. Ребенок активный, веселый.
О чем я и рассказал маме.
– Так, назначьте теперь лечение! – потребовала она.
– К сожалению, скорая лечение не назначает. Вызывайте утром педиатра из поликлиники.
– Так, не надо меня поучать! Вы обязаны оказать помощь и назначить лечение!
– Повторяю вам еще раз: лечение мы не назначаем. А помощь в данном случае никакая не требуется.
– Хорошо, я на вас жалобу напишу, что вы пьяный приехали!
– Ну как же так? И это после всего, что между нами было? – черт меня дернул за язык.
– Что-о-о?! Ах ты пьянь старая! А ну-ка, вон отсюда, пока я полицию не вызвала!
Долго нас уговаривать не пришлось. Зато я своим поганым языком задал себе работы. Поехали на Центр к старшему врачу за направлением на наркологическое освидетельствование. Ну а то как же? Ведь как пить дать, эта зараза жалобу напишет. А потом доказывай, что ты не верблюд. В общем, поехали мы в наркодиспансер. Пока суд да дело, времени уже восьмой час пошел. Зато на душе спокойнее стало. Пусть теперь пишет, что хочет!
Вот на этом и закончилась наша дурная смена. Не успели приехать, как меня тут же дернули к старшему врачу.
– Ну что, Иваныч? Две жалобы на тебя! Первая за то, что женщину не забрали в больницу.
– Так ведь она нормальная!
– Хорошо, объяснение напишешь.
Вторая – мамашка ребенка написала, что ты на вызов пьяный приехал и нахамил вдобавок!
– Нет проблем! Вот заключение нарколога.
– Молодец, Иваныч, грамотно обставился!
Вот и кончилась, наконец-то, сегодняшняя дурацкая смена! Надоело все до глубин души! Ехал я домой и размышлял: какая же все-таки натура у людей, хлебом не корми, а дай только жалобу написать! Неужели самим-то не противно?
Все фамилии, имена, отчества изменены.

Белогорячечное
Холод и промозглость. Да еще этот чертов насморк. Надоело с красным носом ходить. Да еще и вопреки обещаниям, за опятами вчера ходил. Корзинищу гигантскую притащил. Ирина моя, как увидела, так и обалдела. Вот, говорит, сам и разбирай, чисти и вари! А я тебя предупреждала, чтоб больше никаких грибов! Вот так и занимался этими грибами до позднего вечера. А утром на работу рано утром потащился, не выспавшийся и простуженный.
Укладка не заправлена. Подменный фельдшер из прошлой смены забыл и со спокойной душой свалил домой. Пришлось моим Толику с Герой возиться. Кислород весь высвистали. А заправщик только завтра явится. Придется портативным ингалятором пользоваться, а кислорода-то там с гулькин нос. Наши шины в стационаре оставили. Пришлось подменные получать. В общем, бардак полный.
– Уважаемые коллеги! В семь тридцать состоится фельдшерская конференция! – прозвучало из динамика.
Ну, опять сидеть носом клевать… И не идти нельзя. Теперь всех неявившихся записывают, а потом наказывают рублем. Доклад старшего врача навевал дремоту и скуку. Вот, наконец-то закончил. Вместо того, чтобы спросить, есть ли вопросы и отпустить народ, главный грозно уставился в зал.
– Фельдшер Курников здесь? – спросил он тоном, не предвещающим ничего хорошего.
– Здесь, – отозвался он.
– Ну, тогда объясните свою запись в карте вызова: у больной ухудшение ХОБЛ, вы ставите состояние средней тяжести. И тут же пишете: сатурация 98 %, дыхание везикулярное. Лечение – ингаляция кислородом. Это как? Если у нее все замечательно, то откуда взялось ухудшение ХОБЛ и состояние средней тяжести? Почему все лечение заключается только в оксигенотерапии?
Фельдшер Курников покраснел и молчал. Ну, а что тут скажешь, если откровенные глупости написаны?
– Так, карту переписать сегодня же! – приказал главный. – А на комиссии по стимулирующим накажем вас финансово! Теперь фельдшер Анохин! Вы здесь?
– Да! – пробасил он и опустил глаза вниз.
– Вам знаком порядок обращения с медицинскими отходами?
– Ну да, знаком…
– Расскажите нам его, пожалуйста!
– Ну, иглы и скарификаторы складываем в непрокалываемый контейнер. Все остальное – в желтый пакет. После этого сдаем в стерилизационную.
– Правильно. А вы что сделали?
– Ничего…
– Вы сложили в пакет иглы, использованные перчатки и шприцы и бросили в мусорное ведро! Все это под камеру видеонаблюдения. Уборщица, когда выбрасывала мусор, укололась иглой. В общем, так, объявляю вам выговор, на комиссии по стимулирующим еще и денег лишитесь. А не дай у уборщицы заражение обнаружится, то разговор с вами будет более суровый! – Все, уважаемые коллеги, все свободны!
Только сейчас Гера обнаружил, что разорвались наши мягкие носилки. Час от часу не легче. Ведь не сегодня же на них дыра-то появилась, но прошлая смена молчала, как партизаны. Пошел к старшему фельдшеру за новыми. Скривила физиономию, но все же выдала. Новьё, прямо в чехольчике! Пока суетились, вызов дали: «Адрес такой-то, на обочине проезжей части, М., 55 л., без сознания».
Может, конечно, и плохо человеку, но почему-то думается на 99,9 %, что банальная пьянь.
Ну точно, лежит красавец в самой грязи, лыка не вяжет. Весь изгвазданный, пытается подняться, но безуспешно. Рожа грязная, возраст так просто и не определишь. Ну что ж, придется лезть в грязюку, доставать болезного. Носилки одноразовой простыней накрыли, в салон задвинули. Отогрелся, освоился, материться начал, да ручонками махать. На вопросы не отвечает. Точнее, отвечает, но исключительно матом. Ну что ж, в карточке написал «неизвестный». Зараза, брюки свои перепачкал, супруга только вчера постирала и погладила! Сдали в вытрезвитель.
– Центральная, шестая свободна!
– Пока сюда, шестая!
Нет, доехать, конечно, не даст.
И точно:
– Шестая бригада, останавливаемся, пишем вызов: «Адрес такой-то, Ж., 24 г., гинекологическое кровотечение».
– Принял!
Девушка с приятными чертами лица. Заплаканная. Беременность 8 недель, желанная. Сегодня начались кровянистые выделения, тянущая боль в животе. Угроза прерывания налицо. Как мог, успокоил. Увезли в гинекологию.
– Шестая бригада, вы свободны?
– Свободны.
– Пишем вызов: адрес такой-то, Ж., 57 л., психоз, больная не учетная.
– Принял.
У подъезда старенькой, облезлой трехэтажки, нас встречала соседка, пожилая женщина с седыми растрепанными волосами, в стареньком бордовом плаще.
– У Вальки крыша поехала, допилась до «белки», вон в окно орет!
– Ничего не слышно. Где орет-то? – спросил я.
– Да у нее окна на ту сторону выходят! Она и диван весь изрезала, все искала кого-то!
– Ладно, сейчас посмотрим.
Больная нас поджидала на лестничной площадке. В спортивном костюме, крашенная под блондинку.
– Ой, помогите мне, пожалуйста! Я в квартиру боюсь зайти, убьют они меня!
– Кто вас убьет? – спрашиваю.
– Двое домовых у меня поселились, мужик с бабой, маленькие такие, злые! Они в диване спрятались. Я их выгнать хотела, диван порезала, а они не вылезают, убить грозятся!
– А в окно зачем кричала?
– Так я помощи просила, а как назло, никого не было. Вот спасибо соседке, пришла, не испугалась!
– Ну, пойдемте, посмотрим на ваших домовых! – говорю.
– Ой, ой, я боюсь!
– Не бойтесь, вы видите, нас трое мужиков, как-нибудь справимся!
Прошли в квартиру. Мама дорогая! Диван весь изрезан вдрызг, постельное белье на полу валяется. Кресло перевернуто. Окно настежь открыто.
– Вон, вон, слышите, они орут из дивана! – заголосила больная.
– Ничего не бойтесь! Мы вас сейчас в безопасное место увезем! – сказал я. – А пока вас не будет, мы всю нечисть от вас выгоним!
– Ну поехали уже скорей, пока они не вылезли! – заторопила нас больная.
– Сейчас поедем, не спешите, лучше сумку с собой соберите. Передевашку, тапки, мыло, шампунь.
– Сейчас все соберу, вы только не отходите от меня!
– Не отойдем, не бойтесь! А вы давно последний раз выпивали-то?
– Да уж два дня как ни грамма не пью.
– А до этого?
– Ну недели три… Ой, а можно я сейчас выпью, а? – встрепенулась больная.
– Никаких выпить! Иначе не повезем никуда, здесь оставим с домовыми! – пригрозил я.
Ишь, чего удумала! В наркологии ее в пьяном виде не примут. И будут у нас пустые покатушки.
– Лида, ты уж присмотри за квартирой-то, пожалуйста! – обратилась она к соседке.
– Ладно, Валя, не переживай, присмотрю обязательно. Ты давай, ключ ищи, а то дверь так и останется нараспашку.
Еще минут тридцать искали ключ. Нашли наконец-то на полу в прихожей.
Да, это был тот редкий случай, когда больная галопом неслась в машину, опережая нас. В машине она к чему-то напряженно прислушивалась и все норовила заглянуть под носилки. Но доехали без приключений, сдали болезную в наркологию.
Карточку дописать не дали.
– Шестая бригада, вы свободны?
– Свободны.
– Тогда пишем вызов: адрес такой-то. М. 43 г… психоз, больной не учетный. Вызывает полиция.
– Принял.
У подъезда девятиэтажки, стояла милицейская «Газель». В квартире нас ждал цирк с клоуном. Открытая дверь в маленькую комнату была забаррикадирована журнальным столиком и гладильной доской. Виновник торжества просил двоих полицейских застрелить террористов и собаку, которая ползала под ковром. Рядом плакала жена больного и умоляла его прекратить позориться.
– Мужики, вон, вон она под ковром! Застрелите ее! – панически орал больной.
– Стрелять в помещении мы не имеем права! – ответил полицейский.
– Да вы загляните туда, в комнату! Там террорист сидит в маске. У него гранатомет! Он же сейчас всех нас положит!
– Ты сам туда загляни и убедись, что там никого нет! – спокойно сказал полицейский.
– Да меня там сразу в заложники возьмут, вы чего?! Давайте, спецназ вызывайте! – Больной весь трясся от страха и паники.
– Спецназ уже здесь. Вон трое в голубой форме, – ответил полицейский.
– Так это же скорая! Какой из них спецназ?! – возмутился больной.
– Это замаскированный спецназ! – убедительно сказал полицейский.
– Да, да! – подтвердил я. – Мы тебя сейчас в безопасном месте спрячем, а сами вернемся и всех обезвредим!
– Допился, сволота поганая! – вмешалась заплаканная жена.
– Чо я допился-то? Я уже третий день не пью, как стеклышко! А ты мне вообще никогда не верила, падла! Ты в морду, что ли, захотела?
Конфликт грозил перерасти в безобразную драку. Больного заставили переобуться и одеться и быстренько увели. Он не сопротивлялся. Пока ехали в наркологию, опасался погони. И отправился он прямиком на вязки.
– Центральная! Разрешите обед шестой?
– Сначала травму головы посмотрите, тут рядышком, адрес такой-то, гараж № 116, М. 47 л., алкогольное опьянение.
– Принял!
Да, тут действительно рядышком, гаражный кооператив. В распахнутом настежь гараже, находились три основательно поддатых мужика. Во лбу у третьего торчал обломок диска болгарки. Крепко торчал. Пострадавший был перепуган.
– Мне что, череп распиливать будут? – дрожа всем телом, спросил он.
– Я не хирург, – говорю, – сейчас привезем в нейрохирургию, и там видно будет.
– Слышь, командир, давай я выдерну, да и всех делов-то! – предложил один из поддатых друзей пострадавшего.
– Ну, как выдернешь, так и убьешь его сразу! Так что даже не думай! – ответил я. – Вы, парни, давайте, не мешайтесь тут, мы же ему помощь должны оказать!
Обезболили, прямо на обломок диска наложили асептическую повязку и увезли в нейрохирургию. Удивительно, в сознании, даже разговаривать может. Видать, осколок в лобной кости застрял и в полость черепа не проник.
– Центральная, шестая свободна, разрешите обед!
– Приезжайте!
Есть совершенно не хотелось. А во всем простуда проклятая виновата. Отдал свои макароны с гуляшом Гере с Толиком. А сам чайку горяченького, крепенького бокал выпил. В носу и в глазах щиплет, кашель, чихота. Отвратительное состояние. Уж скорей бы вызов дали, когда работаешь, не замечаешь этого безобразия.
– Шестая бригада! – раздалось из динамика.
Толик принес карточку с вызовом. «Адрес такой-то, М., 34 г., психоз, больной не учетный». Ехать далеко, в деревню Мясниково. Минут тридцать в один конец. Ну что ж, как говорится, солдат спит, служба идет. Дорога отвратительная, сплошные выбоины. Какой там тридцать минут! Почти час ехали! Вот, наконец-то, пришкандыбали. Добротный, большой частный дом. Жена больного, дама дородная, широколицая, боевая, одетая в спортивный костюм.
– Вон, идите туда, допился скотина! – басистым голосом скала она. – Убила бы, сволочугу!
Мы прошли в комнату. Маленький, тощенький, небритый мужичонка, в клетчатой рубашонке, сидел на карачках возле обеденного стола и кочергой кого-то из-под него выгонял.
– Выходи, мразота! Я ж тебя изуродую сейчас! Ты не понимаешь, что ли?!
– Здравствуйте, уважаемый! Ну и кого вы там гоняете? – поинтересовался я.
– О, а вы чего тут делаете? – удивился мужик – С женой, что ли, плохо?
– Нет, мы к вам приехали. Что у вас случилось-то? Кто там под столом у вас спрятался?
– Да сосед Женька Громов залез туда и сидит. Нагишом сидит и зубы скалит!
– Да ты понимаешь, что глюки у тебя, полудурка, – крикнула жена.
– Сама ты полудурок! Вон, иди, погляди сама и увидишь! – огрызнулся мужичонка.
Заглянул я под стол и, как ожидалось, никого там не обнаружил.
– Да вон он в угол забился, посмотри повнимательнее! – не отступал он.
– Так, уважаемый, давай собирайся и в больничку поедем. Давай-давай побыстрее, чего ты на меня уставился?!
– Да никуда я не поеду, чего ты до меня докопался-то?! – вытаращил он на меня злые глаза.
– Ах ты срань такая! – произнесла супруга и, скрутив своего мужичонку не хуже заправского спецназовца, потащила его к нашей машине.
– Таня, Таня, ну прекрати! Таня, ну дай хоть мне обуться-то! Да я сам залезу, не надо, мне больно! – жалобно кричал мужичонка.
Но Таня отстала от него только после того, как затащила его в салон машины.
Дааа, вот это женщина, вот уж действительно, коня на скаку остановит!
Больной попросился лечь на носилки и всю дорогу лежал тише воды, ниже травы. Я уж переживать начал, что не примут его. Но ничего, в приемнике он повторил историю про голого мужика под столом, и у дежурного нарколога вопросов больше не возникло.
– Шестая бригада, пишем вызов: «Адрес такой-то, М. 59 лет, без сознания».
– Принял!
Подъехали к «хрущевке». В однокомнатной квартире грязюка беспросветная, обои в каких-то пятнах, облезлые. Вышел небритый, лохматый мужик с голым торсом и в грязных спортивных штанах.
– Парни, там Костик третий день не просыпается! Как лежал на боку, так и лежит. Помер, что ли?
Костик, точнее, труп Костика, лежал под грязным байковым одеялом. Лицо распухло, на раздутом животе отчетливо проступила трупная зелень.
– А ты сам-то, не догадался, что он мертвый уже третий день? Смотри, он уже разлагаться начал.
– Да я это… мужики, забухал я. Сегодня только протрезвился и вам позвонил.
– Кто из вас хозяин?
– Он! – кивнул мужик на труп.
– Знаешь, где его документы?
– Да вон вроде тут, в серванте паспорт был.
– Ну так доставай!
– Вот, держите.
Крупин Константин Иванович. С фотографии смотрел солидный мужчина, с безупречной укладкой светлых волос, с правильными чертами лица. Да, смерть никого не красит…
– А ты чего здесь делаешь?
– Меня жена выгнала, вот Костик пожить пустил.
– Ну что ж, будем ждать полицию.
– Полицию?! – ужаснулся мужик.
– Ну да, а чего ты так испугался-то?
– Да понимаете, мужики, в розыске я! Мне никак нельзя в ментовку! Мужики, отпустите меня, а?
– Ну уж нет, – говорю, – никаких отпустить! Будешь дергаться, скрутим и свяжем!
– Да ладно с вами! – расстроился он и сел на табуретку за кухонный стол.
Минут через сорок приехали полицейские.
Ну, наконец-то, мы свободны! Господи, ведь как же нужно опуститься человеку, чтоб бухать, когда твой корешок помер и уже разлагается. Не понимаю…
– Шестая бригада, вы освободились?
– Да, освободились.
– А чего вы там высиживали-то?
– Полицию ждали.
– Пишите вызов: адрес такой-то, М. 46 л., боль в груди.
– Принял!
Открыла жена больного, бледная, обеспокоенная.
– С сердцем у него плохо, уже часа два не проходит!
Больной лежал бледный, лоб покрыт потом. Артериальное давление 120/70, при привычном 130/90 мм. На ЭКГ картина острого переднебокового инфаркта миокарда. Оказал помощь по стандарту, обезболил наркотиком. На носилках снесли в машину и повезли в областную больницу. Пока везли, задергался в судорогах. Фибрилляция желудочков. Ну вот и испытаем сейчас в деле автоматическую говорилку. Наклеили электроды. «Идет анализ ритма. Не прикасайтесь к пациенту!» – сказал дефибриллятор. «Рекомендован разряд». Отходим от больного. Жму кнопку «Разряд». Больной дергается, на мгновение выгибаясь дугой. Есть ритм! Живой! Довезли благополучно.
– Шестая бригада, быстро пишем вызов!
– Что за спешка-то?
– Падение с высоты, рядышком с вами. Адрес такой-то, пострадавший на газоне со стороны двора.
– Принял!
Уже толпа собралась. Двое молодых ушлепков снимают на смартфоны. Даже не приближаясь, понимаем, что перед нами труп. Описывать его я не буду, чтоб не обвинили в распространении шок-контента. Скажу только, что зрелище ужасное и совершенно непотребное. Описал в карточке, накрыл одноразовой простыней.
– Эй, ушлёпки! Хотите, я вам ваши смартфоны поразбиваю?! А потом можете бегать и жаловаться, что вас обидели! – вышел я из себя и уже хотел реализовать свою угрозу, но они быстренько свалили.
И опять ждали полицию… Минут сорок тусили, отгоняя зевак. Вот, приехали наконец-то и отпустили нас. И на этом моя смена закончилась.
Когда домой пришел, Ирина заявила, что на дачу завтра поедем, но никаких походов за грибами!
– Ну и ладно, – говорю, – тогда я с Федором напьюсь!
– Ах, ты меня еще и шантажировать будешь, алкаш?!
– Ириш, да не шантажирую я! Ты же сама понимаешь, что мужик не кактус, он пить должен!
– Эх и дурак ты, Юра! Ну ты же знаешь, что тебе ни капли нельзя?
– Нет, Ира, самогон в малых дозах полезен в любом случае!
– Ладно уж, пейте, но только под моим присмотром!
– Вот и договорились, Ириш!
И настроение мое резко пошло в гору!
Все фамилии, имена, отчества изменены.

Вечер не был томным
Вот и подходят к завершению дачный и грибной сезоны. Грустно расставаться. Но еще грустнее от мысли о том, что в скором времени придется и здоровьем своим заниматься. А то ведь супруга время от времени укоряет меня, что, мол, не хозяин ты своему слову, еще с весны обещаешь онкологам отдаться, но только отговорки ищешь.
А сегодня очередная смена моя полставочная. Над предложением главного вернуться к полной ставке я подумал. И хоть сию минуту вернулся бы. Ведь не хватает мне скорой. Это наркотик, с которого уже не слезть и не заменить никакими суррогатами типа дачи и леса. Но супруга моя как всегда затянула свою любимую песню, мол, сначала прооперируйся, восстановись, а потом уже о своих ставках думай!
Конференции сегодня не было. Вместо нее – учеба по работе с медицинской аппаратурой. Проводил ее врач реанимационной бригады Сергей Васильевич. Вот это – по-настоящему нужно и интересно. Тем более, что уважаемый коллега – великолепный лектор, умеющий рассказать просто о сложном.
Наконец-то, наша бригада в своем сплоченном составе: фельдшер Гера с больничного вышел. Как всегда бодр, энергичен и оптимистичен.
А бригад-то сегодня весьма приличное количество: аж двадцать пять! Много людей из других смен на подработки вышло. Ну, а еще бы не выйти, ведь до главного врача, наконец-то, дошло, что работников материально заинтересовывать нужно. Теперь, как и раньше, при «старом» главном враче, кроме доплаты за совместительство, стали выплачивать и дополнительную денежку, типа премии. И вот тогда работники сами, добровольно стали совмещать, без противоправных принуждений. Да, определенно наш главный меняется в лучшую сторону, хоть и несколько запоздало. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда…
Долго нас не вызывали. Вместе с реанимационной бригадой чай пили, курили, телевизор смотрели. Но вот динамик прокричал сразу и нас, и их. Нам дали «без сознания в торговом центре «Глория», М. 50 л.», им – ДТП со сбитым пешеходом. Предчувствие какое-то во мне взыграло, что вызов серьезный, а не к перебравшему пьянице. Велел водителю спецсигналы включить. Долетели за шесть минут.
Встретивший нас охранник скомандовал:
– Мужики, давайте бегом за мной!
Побежали. Прибежали. И бесполезно. В парфюмерном магазине лежал мертвый мужчина. Рядом – молоденькая девушка-продавец, всхлипывающая, с мокрым от слез лицом. Говорит, испугалась сильно: подошел он к ней, вроде чего-то спросить, но вдруг резко упал, как подкошенный.
Как оказалось, вызвали нас не сразу. Продавец сначала за охраной побежала. Потом охранник попытался его в чувство привести, хлопая по щекам. Не получилось. И только после этого, видать, дошло, что вообще-то, нужно скорую вызывать. К великому сожалению, такой случай не первый. Начинают кого-то звать, кого-то искать, кому-то звонить, пытаться самостоятельно привести в чувство, а драгоценное время теряется…
О причинах смерти можно только гадать. Кожные покровы бледные. Видимых телесных повреждений нет. В наличии симптом Белоглазова – один из ранних признаков биологической смерти. Никаких документов при нем не нашли. Описал я в карте вызова констатацию неизвестного с примерным возрастом, парни мои укрыли тело одноразовыми простынями, дождались приезда полиции. И на этом наша миссия была завершена.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: «Адрес такой-то, АЗС, в магазине, психоз, Ж. 39 л., больная учетная».
– Принял!
Увиденное нами было весьма примечательно: мужчина изо всех сил удерживал бесконечно визжащую женщину с растрепанными волосами, схватив ее в охапку. Пикантности ситуации добавляла абсолютно голая нижняя часть тела дамы. Зато верхняя часть была одета прилично: в короткую коричневую кожаную курточку, из-под которой проглядывалась темная водолазка.
– Лена, да успокойся ты, в конце концов! Вон к тебе врачи приехали! – В сердцах крикнул мужчина.
– Врачи приехали! Приехали! Трое! – громко прокричала больная, больше не предпринимая попыток вырваться. – Вон красная машина приехала! Он заправляться будет! Вон продавец стоит! Конфеты лежат на витрине!
– Мужики, ну помогите уже, подержите ее! – взмолился мужчина.
– Ладно, пойдемте к нам в машину, там все расскажете.
Гера с Толиком взяли больную под руки и повели. Как ни странно, сопротивляться она не стала, в салон машины села без принуждений. Но кричать, комментируя все вокруг, продолжала. Теперь, когда больная осталась под надежным контролем моих фельдшеров, мы с мужчиной решили поговорить на улице, дабы не отвлекаться на крики.
– Я ее муж. Она на учете уже год. В прошлом году лежала почти два месяца. Ей тогда поставили… как его… шизофак… шизофик…
– Шизоаффективное расстройство? – подсказал я.
– Во-во, точно! Она и таблетки потом пила, к психиатру ходила регулярно. Ведь все же нормально было, я уж думал, что больше никогда такого не повторится. А со вчерашнего дня все началось, какая-то растерянная стала, испуганная. Всю ночь не спала, несла околесицу какую-то, разделась, по квартире бродила голая. К утру вроде поспокойнее стала, кое-как уговорил ее в диспансер поехать. Сели в машину, поехали. А она вдруг в туалет захотела! Ну, мы как раз мимо заправки проезжали. Зашла в туалет. Долго там была, я уж переживать начал. И вдруг выходит без брюк, без трусов и без обуви. И как давай орать и рваться куда-то! А я ее в угол зажал и стал быстрее вас вызывать. Еле добился, чтоб вызов приняли, там, видно, подумали, что она хулиганка пьяная!
– Так, а одежда-то её где? – спрашиваю.
– Ой, блин, так в туалете и валяется, сейчас принесу! – спохватился супруг.
Мне еще нужно было попытаться побеседовать с больной. Сидела она меж двух фельдшеров, не дергалась, вырваться не пыталась.
– Здравствуйте, Елена! Расскажите, что с вами случилось?
Но ответ получил явно не в тему:
– Вон танки едут! Насиловать будут! Ведро стоит, все грязное и засранное!
Скажу по правде, сексуально озабоченных танков я поблизости не заметил, а вот ведро, действительно, безобразное стояло в салоне на самом виду. Надо будет водителю Вове сказать, чтобы спрятал куда-нибудь такую срамоту.
Пришел муж с недостающими частями одежды.
– Лена, ну-ка, давай одеваться! – сказал он, приближаясь к ней.
– Пошел ты на… сволочь поганая! – взвизгнула она, и тут же стала вырываться и махать ногами.
Ну что ж такое-то, а?! Так и пришлось ее силой уложить на носилки и прификсировать за руки вязками. Ноги оставались свободными и их удерживал Гера. Мужу удалось с боем надеть на нее трусы, а вот с брюками вышла проблемка: слишком узки они, так просто их не наденешь. Вот ведь мода, будь она не ладна! Не могут штаны нормальные модными сделать! Ну ладно, так и повезли. Муж ехал за нами следом. Когда подъехали в стационар, двигательное возбуждение прошло, а вот речевое – никуда не делось. Она продолжала громко и эмоционально кричать обо всем, что видела вокруг, не забывая вставлять и галлюцинаторные образы:
– Машина белая! Меня двое ведут! Пасмурно! Урна стоит! Дверь железная! Вон врач идет! Самолет, самолет падает! Сейчас взрыв будет!
На просьбы вести себя потише не реагировала. В общем, приняли ее без проблем, к нашему всеобщему облегчению.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: «Адрес такой-то, Индустриальный колледж, М. 18 л., отравление неизвестным веществом. На вахте встретят».
– Принял!
На вахте нас встретила немолодая, интеллигентного вида женщина с заплаканными глазами.
– Здравствуйте! Я классный руководитель Димы, Ольга Геннадьевна. – представилась она. – Дима чего-то употребил. Во время занятия вдруг на четвереньках стал по проходам бегать, вроде как искал кого-то. Кричал чего-то непонятное, смеялся.
– А почему вы считаете, что он чего-то употребил? – уточнил я.
– Но ведь раньше-то никогда ничего подобного не было. Нормальный, обычный мальчишка, безо всяких странностей.
В пустой аудитории Дима сидел под присмотром двух рослых парней-студентов и от души хохотал.
– О! А вы врачи, да? – воскликнул он при виде нас.
– Да, мы врачи. Что случилось, рассказывай!
– А чо, ничо не случилось! Вы прикиньте, вон там в шкафу один придурок прячется! – показал он на стенной шкаф и заливисто засмеялся. – Э, ну хорош уже прикалываться, вылезай давай, тебя спалили! Ну ты придурок!
– Так, Дмитрий, а ну-ка, рассказывай и показывай, чего ты употреблял! – потребовал я.
– Ничо я не употреблял, ваще ничего! – вытаращил он глаза, видимо пытаясь имитировать честный взгляд.
– Дима, ты мне дурочку не гони! Если мы не узнаем, чего ты употребил, то и помощь не сможем оказать! И тогда ты в морг поедешь! Так, давай быстро все из карманов на стол! – жестко прикрикнул я.
– Да нате! – И выложил телефон.
Да, в карманах больше ничего не было. Зато рядом лежал рюкзак.
– А в рюкзаке что? – спросил я.
– Да нет там ничего! Там тетрадки и учебник!
– А ну, быстренько открывай и показывай! – скомандовал я. – Нет, ты полностью открывай, не ковыряйся там! Вываливай все на стол!
И вот оно! Эврика! Две упаковки весьма интересных препаратов, отпускающихся строго по рецептам, но не относящихся к наркотическим. В обеих упаковках не хватало по шесть таблеток. Ну, япона мама, придется промывать! Главный вопрос, где взять чистую емкость для воды. Но выручила завхоз, которая принесла новенькое, чистое пластиковое ведро. Дима, как ни странно, почти не сопротивлялся, видимо, испугавшись за свою жизнь. Так что все получилось нормально. После столь неприятной процедуры он успокоился, стал вести себя более упорядоченно, вот только началась сонливость. Давление 110/70 мм, пульс 88. Помощь оказали по стандарту.
– Во я дебил! – периодически повторял Дима, борясь с дремотой по дороге в стационар.
– Центральная, шестая свободна!
– Сюда, шестая!
Вот и хорошо. Сейчас первым делом по телефону передам сообщение в полицию. Да, по таким случаям мы обязаны это делать. Ну, а потом и пообедаем. А может и вздремнем!
В общем, все у нас неплохо получилось.
– Шестая бригада! – разбудил меня крик динамика. Почти два часа нас не тревожили!
Гера принес карточку. «Адрес такой-то, М. 43 г., психоз, больной не учетный».
Дверь открыла пожилая мама больного. Заискивающе глядя в глаза, она затараторила:
– Ой, запил он у меня, уж две недели пьет и никак не остановится! А сегодня у него галлюцинации начались!
– Сейчас посмотрим.
Болезный, одетый лишь в одни трусы, возлежал на постели, почесывая толстое, волосатое пузо.
– О! Здорова, доктора! Чет вы долго ехали? – развязно поприветствовал он нас, повернувшись на бок лицом к нам и подложив под голову руку.
– Что случилось?
– Да глюки у меня, вон русалки мерещатся! Забухал я чо-то! Слышь, док, увези меня в наркологию на Первомайской! Прокапаться надо!
– Когда выпивал последний раз?
– Ну… час назад, соточку водочки принял! – самодовольно ответил он.
– А всего за сегодня сколько?
– Ну… пол-литра точно выпил!
– В общем так, уважаемый, психоза у вас нет, признаков отравления нет, абстиненции тоже нет. Поэтому никуда мы вас не повезем. Оснований для экстренной помощи нет. Обращайтесь в наркологию сами.
– Да мы уж обращались сегодня в наркологию на Первомайской, не приняли нас, сказали, что мест нет, принимают только по скорой с белой горячкой! – вступила в разговор мама болезного. – А у него же белая горячка!
– Никакой белой горячки у него нет. И наркология на Первомайской не единственная в городе. Не может такого быть, чтобы ни в одном отделении мест не оказалось! – категорично ответил я.
– Да нафиг мне другие наркологии! Мне на Первомайскую надо, там врачи самые лучшие! – раздраженно сказал «больной» и сел на кровати.
– Ну тогда жди, когда там места появятся! А мы поехали, до свидания!
– Э, алё, куда поехали?! Прокапайте меня хотя бы! – он встал с кровати и угрожающе пошел на нас.
– Слышь, клоун, сейчас мы тебя положим мордой в пол, свяжем и отправим на лечение в отдел полиции! – пробасил фельдшер Гера.
И болезный мгновенно сдулся.
– Я на вас жалобу напишу! – сварливо и как-то визгливо крикнул он.
– Безобразие какое! – поддержала его мама.
– Приятно было познакомиться! – сказал я на прощание.
В карточке нарисовал токсическую энцефалопатию и алкогольное опьянение.
– Центральная, шестая свободна!
– К Максимке поедете. Адрес такой-то, остановка общественного транспорта, вызывает полиция.
– Принял!
Все понятно. Максимка – личность известная всем без исключения бригадам нашей скорой. Да, в том числе и педиатрическим. Хронический алкоголик, сорока девяти лет от роду. Беззлобен, благодушен и даже, как ни странно, не ругается матом. Ведет себя бесхитростно: «настреляет» у добрых прохожих мелочишки, купит в аптеке пару «фанфуриков», разведет заранее запасенной водичкой в бутылочке, употребит и войдет в нирвану. Нет, Максимка не бомж, живет со старенькой мамой в весьма приличной двухкомнатной квартире. Хотя, если точнее сказать, он не бомж ровно до тех пор, пока жива его мама. Думаю, понятно, почему.
Виновник торжества, извалянный в пыли и грязи, сидел на заднице и благодушно улыбался, показывая единственный передний зуб. Рядом стояли двое полицейских.
– О, здорова, скорая помощь! – поприветствовал нас Максимка.
– Ну, здравствуй, Максимушка! И что ж тебя сегодня занесло-то куда? Аж к черту на рога, на другой конец города!
– Гыыыы! А я как бухну, меня всегда куда-то заносит! Сам удивляюсь! – радостно ответил он.
– А что ж вы сами-то его не увезли? Посадили бы в «стакан»[4 - Стакан (сленг) – отсек для перевозки задержанных в полицейском автомобиле. – Прим. авт.] и довезли бы спокойно. Ведь вы имеете такое же право доставлять в вытрезвитель! – попенял я полицейским.
– Так у него же рожа битая! Вон, синячина под глазом! – ответил старшина.
– Рожа, – говорю, – у него всегда битая. Но Максим Сергеевич ВИП-клиент, его принимают в вытрезвитель с любой рожей. Так что, давайте-ка, в следующий раз сами везите.
– Ну ладно, Старый, не ругайся! Я ж не буяню! – примирительно сказал Максимка.
В общем, увезли мы его в родные пенаты.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: адрес такой-то, М., 71 г., психоз, больной учетный.
– Принял!
И здесь все понятно. Василий Петрович опять расшалился. Больной давно знаком, не первый раз к нему едем. Нехороший он, когда в психозе. Высокий, крепкий, жилистый, он может в драку запросто кинуться. Да что там в драку, для него и за нож схватиться не проблема. Так что на вызове глаз да глаз за ним нужен. В общем, как писали в старинных романах, вечер переставал быть томным…
Дверь нам открыла жена, но не успела и слова сказать, как в прихожей появился сам больной. К счастью, в руках у него ничего не было.
– Что, cy*a, опять вызвала?! Шалава ты позорная! – гулким басом проорал он на жену, быстро спрятавшуюся за нами.
– Так, Василий Петрович, успокойтесь, пожалуйста! Пойдемте в комнату, присядем и поговорим спокойно! – потребовал я.
– А чего говорить-то?! И так уж всем известно! Ну ладно, пойдемте… – неожиданно успокоился он, прошел в комнату и сел на диван, положив руки на коленки.
Осмотрелись, никаких опасных предметов поблизости нет. И это радует. Значит, можно побеседовать. Поскольку ответы Петровича были переполнены циничной нецензурной лексикой, то, с вашего позволения, я переведу их на литературный язык.
– Что случилось, Василий Петрович? Чем вы так возмущены? – поинтересовался я.
– Да что вы меня спрашиваете?! Уж весь мир знает, что Галька – женщина легкого поведения! Всем подряд дает!
– Это вы про свою супругу так говорите?
– Да какая она мне супруга?! Если только по паспорту. Я бы давно уже на развод подал, так она же меня дееспособности лишила! Она теперь и пенсию за меня получает, а потом на своих любовников ее тратит! Вот я и терплю теперь такой позор на старости лет!
– Василий Петрович, но ведь она же не молоденькая, ей тоже за семьдесят. Как она может такими делами заниматься?
– Да бросьте вы сказки-то рассказывать! Сами вы все прекрасно знаете… – безнадежно махнул он рукой. – Вон уж по телевизору любовники ей приветы шлют и встречи назначают! Сегодня утром, только телевизор включил, и тут же какой-то бизнесмен открытым текстом сказал, мол, Галя, я тебя хочу! И сразу после этого она в якобы магазин засобиралась! За дурака она меня держит, думает, что верю я ее в порядочность! Башку ей отрезать надо! Вот так!
– Ну, Василий Петрович, хватит, это уже перебор. Поедемте в больницу, одевайтесь, пожалуйста.
– Да поедем, поедем… Не бойтесь, сопротивляться не буду. А то ведь опять начнете руки выкручивать… – обреченно согласился больной.
– Вася, вот, я тебе брючки приготовила, свитерок серенький надень… – сказала супруга больного, но тот ее грубо оборвал:
– А ну, пошла на…, … …, пока я тебя не порвал!
От греха подальше бедная женщина закрылась в туалете.
Довезли спокойно. Правда, пока ехали, Петрович настойчиво интересовался у моих фельдшеров, мол, не вернемся ли мы сегодня к Гале после того, как его в больницу сдадим? Ответам «нет», к сожалению, не поверил…
– Центральная, шестая свободна!
– Сюда, шестая!
Вот и ладушки, значит, моя полставочная сменка на сегодня закончена.
Все фамилии, имена, отчества изменены.

Фельдшер Жорик
Вот и снова наступил очередной рабочий день. И, как ни странно, сегодня я бодрячком себя чувствую и настроение какое-то игривое. А причина тут ясна, как божий день: выходные прошли хорошо и по-доброму. На даче продуктивно поработал, за грибками сходил. Да, без Федора и без самогона. И лес был знакомым, веселым, понятным. А что творилось, когда мы с Федором куролесили, сам не пойму. Больше не встретил я там враждебную, мрачную, буреломную глухомань. И оврага того не нашел. Кстати, у старых местных жителей поспрашивал я про этот овраг, но они лишь делали удивленные лица. И вот что это было такое? Неужто Леший над нами, пьяными дураками, решил поглумиться?
Гера на больничный ушел. Да и какой он работник с повязкой и кровоподтеком? Вместо него дали фельдшера Жору Бобылева. На скорой работает чуть больше года. Парнишка достаточно мутный. Трудился одно время самостоятельно, но из-за многочисленных жалоб больных перевели его во вторые работники. И нет в коллективе человека, который отозвался бы о нем по-доброму. Я его сразу проинструктировал, что бригада наша психиатрическая, наш контингент, мягко говоря, специфический. А потому, говорю, веди себя спокойно, за языком следи, а еще лучше, вообще не высовывайся, ни с кем в пререкания не вступай. Вроде бы все понял, а уж как оно на самом деле будет, поживем – увидим.
Объявили врачебно-фельдшерскую конференцию. Ну что ж, надо сходить, послушать, может, чего «вумное» скажут.
Сидим, ждем, когда их величество главный врач явиться изволят. Ни разу еще вовремя не пришел. Через восемь минут появился. Ни «здрасьте», ни «извините». Окинул собравшихся сердитым взглядом с ноткой брезгливости. «Начинайте!» – буркнул он старшему врачу. После доклада главный по своему обыкновению, набычившись, начал предъявлять претензии.
– Позавчера у нас чуть было не произошло ЧП. Поступил вызов: шестимесячный ребенок подавился едой. Ребенок мог дышать самостоятельно, но дыхание было затруднено. Прибывшая на вызов врач-педиатр Мальцева не нашла ничего лучше, как вызвать «на себя» реанимационную бригаду. И это при том, что в распоряжении доктора имелись ларингоскоп и электроаспиратор. Другими словами, доктор не оказывала помощь, а всего лишь тупо ждала приезда коллег. Они, конечно, приехали, все, что надо сделали, и исход был благополучным. И вот тут-то и выяснилось, что доктор не умела пользоваться электроаспиратором. А у меня еще есть информация, что некоторые коллеги не умеют работать с дефибрилляторами, с аппаратами ИВЛ, со шприцевыми дозаторами! Это что за шантрапа у нас здесь собралась?! Значит, так. Со следующего понедельника старший фельдшер, ответственный за медтехнику, будет проводить учебу. Начало в 7:30. Присутствовать всем, явка будет проверяться!
Вот тут я уже не сдержался и взял слово:
– Игорь Геннадьевич! По моему убеждению, обучать должен не фельдшер, а практикующий врач, который, как говорится, собаку на этом съел! Идеальные кандидаты – это доктора с реанимационной бригады. Например, Сергей Васильевич Вострецов, у него стаж работы более тридцати лет, успешных реанимаций не счесть…
– Юрий Иванович, уважаемый! Я давно заметил, что у вас на все есть свое особое мнение. Но я предлагаю вам начать с себя. Вы в курсе, что у нас ведется хронометраж. Бригады должны выезжать не позднее двух минут с момента получения вызова. А ваша бригада идет не спеша и вразвалочку, аж через одиннадцать минут от получения вызова! На первый раз я сделал вид, что ничего не заметил. А вот в следующий раз со стимулирующими распрощаетесь! Если вопросов больше нет, все свободны!
«Да и бог с тобой, засранец этакий!» – спокойно подумал я, отбрасывая от себя негатив.
Аж целый час не вызывали. Сидели, чаек попивали с реанимационной бригадой. Но вот и наша очередь подошла. «Адрес такой-то, у входа в магазин «Весна», М. 37 л., человеку плохо, причина неизвестна».
Болезный, перепачканный с ног до головы, сидел на заднице аккурат в грязном месиве и для равновесия упирался руками в асфальт. Вот ведь какая интересная закономерность: почему-то пьяные всегда приземляются именно в грязь или в лужу, хотя вокруг полным-полно относительно чистого пространства.
Но думай не думай, а надо затаскивать в машину и везти в вытрезвитель. Сам-то он никуда не уйдет в таком состоянии. Он даже говорить-то не может. Ну надо же, у него и паспорт при себе имеется. Ну-ка, прописку посмотрим. Нет, далеко. До вытрезвителя намного ближе. Водитель вывез носилки-каталку, застелили мы их одноразовыми простынками. И тут фельдшер Жорик сделал то, от чего меня покоробило. Взял он и пнул по руке, которой пьяный упирался об асфальт. Ну и, потеряв опору, завалился он на спину. А Жорик, идиот, ржет стоит.
– Послушай, – говорю, – друг! Такое на нашей бригаде не приветствуется.
– Какое такое? Юрий Иваныч, чо я сделал-то?
– Жора, ты глумишься над беззащитным человеком, который не может дать тебе отпор. А это самое последнее дело!
– Да я же по приколу, Юрий Иваныч!
– Вот сделай так, чтобы этих приколов больше не было. Понял меня?
– Понял… – ответил погрустневший Жорик.
В общем, увезли мы пьяного господина в вытрезвитель.
– Шестая бригада, вы освободились?
– Да.
– Пишем вызов: адрес такой-то, Ж. 68 л., отравление таблетками.
– Принял!
Дверь открыл муж больной.
– У нее деменция, за ней глаз да глаз нужен! Я уж на все розетки защиту поставил, на кухне ее одну не оставляю, гуляет только со мной или с дочерью. А вот сегодня недоглядел. Съела она четыре таблетки валидола, – рассказал он. – Обычно все лекарства я далеко убираю, а тут вот видите, как получилось!
У меня отлегло от сердца. Ведь валидол – это всего лишь мятные конфетки, которые вряд ли могут причинить серьезный вред.
Но больную нужно посмотреть обязательно.
Пожилая женщина с седыми пушистыми волосами в уютном байковом халатике сидела в кресле и доброжелательно улыбалась.
– Здравствуйте, как вас зовут?
– Нина.
– А по отчеству?
– Григорьевна.
– Как вы себя чувствуете, Нина Григорьевна?
– Хорошо, очень хорошо!
– Ничего не болит?
– Нет, ничего.
– А зачем таблетки-то съели?
– А от них вкусно пахнет и они сладенькие такие! А я сейчас рисовать буду! Мне Коля фломастеры принесет и альбом! – И из ее голубых глаз лучилась по-детски светлая, чистая радость.
– Сейчас, сейчас, Нинуль, принесу! – отозвался супруг больной.
Давление и пульс нормальные, на ЭКГ ничего настораживающего нет. Супруга больной я успокоил, объяснив ситуацию.
По пути к машине Жора вдруг спросил:
– А чо они ее в дурку не сдадут? Она же дура совсем!
– Жора, она не дура, а больной человек. И еще она чья-то жена, мама, бабушка. Нельзя относиться к людям как к отработанному материалу, – как мог, объяснил я ему.
– Ну и чо, вот так с ней мучиться, что ли?
– Нет, Георгий, тебе этого не понять, – подвел я итог разговору и сел в кабину.
Н-да… Чувствуется, что жестокий этот молодой человек. Ну да бог ему судья. А я ему не сват и не брат. И перевоспитывать я его не намерен.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: адрес такой-то, автовокзал, восьмая платформа. М. 37 л., травма головы. Вызывает полиция.
Подъехали. Ба-а-а! Кого мы видим! Наш утренний знакомец, которого мы собственноручно вынули из грязи и сдали в вытрезвитель. Сидит на скамеечке, самозабвенно матерится, а из головы кровушка капает. Рядом стоят и скучают двое полицейских. В машину зашел послушно. Голову ему обработали, повязку асептическую наложили. Рана нехорошая, шить надо, а для этого в травмпункт придется везти.
– Как же ты из вытрезвителя-то убежал, друг сердешный? – спрашиваю.
– А …ли, они меня держать, что ли, будут? – ответил он, довольно улыбаясь.
Ну да, логично. Вытрезвитель теперь не полицейское подразделение, а отдан здравоохранения, которое, как известно, силовой структурой не является.
Оставили мы своего знакомца в травмпункте, строго-настрого наказав дождаться своей очереди. Но душа этого парня требовала свободы. Минут через пять, когда я уже дописывал карточку, он вышел на улицу и резвенько почапал на поиски новых приключений. Ну что ж, хозяин – барин, как говорится.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: остановка общественного транспорта «Социалистическая», М. 28 л., психоз. Вызывает полиция.
Место действия развернулось не на самой остановке, а неподалеку от нее, возле дерева.
Молодой человек бомжеватого вида, с опухшим и небритым лицом, вытаращив глаза, орал на полицейских:
– Мужики, да вы чего?! Вы чо стоите-то?! Он задыхается там! Вызывайте спасателей быстро! Вас же самих посадят, придурков!
– О, наконец-то скорая приехала! – с облегчением сказал один из полицейских.
– Здравствуйте, уважаемый! Что случилось? – обратился я к бомжеватому виновнику торжества.
– Да я уже ментам все рассказал! Там в дереве Валерка стоит, задыхается! Давайте быстрее пилите это дерево!
– Ну и как же этот Валерка там оказался? – полюбопытствовал я.
– Да ну не знаю я! Наверно, через дупло. Не, давайте сначала человека спасем, а потом уже выяснять будем! – горячился парень.
– Так ведь дерево-то не толстое, человек там не поместится!
– Да хватит уже, я сам видел, что он в дереве!
– А когда вы в последний раз выпивали? – спрашиваю.
– Да трезвый я, вот, возьмите у меня кровь, если не верите! Я вчера утром только опохмелился чуток, и все!
– Давай-ка, друг любезный, садись к нам в машинку, – обратился я к нему.
– Чооо?! Ты чо, …удила старый! Ты меня в дурку, что ли, отправить хочешь?! Ты!.. – окончательно вышел из себя больной и, сжав кулаки, двинулся на меня.
Полицейские и фельдшер Анатолий среагировали моментально: повалили на землю, заломили руки и надели наручники. Фельдшер Жорик боязливо стоял в сторонке. С трудом затащили в машину, усадили на скамейку меж двух полицейских. И тут вдруг Жорик, видимо, решив показать свою запоздалую храбрость, ударил больного кулаком по лицу. Мы все буквально в осадок выпали!
– Слышь ты, чучело, ты чего творишь-то?! – крикнул я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не вырубить его ударом в челюсть. – Ты только перед беззащитными храбрый! Что же ты в сторонке стоял, когда парни его крутили? Трус ты и подлец! Сейчас, как в наркологию его сдадим, я тебя везу на Центр и пишу докладную!
Он посмотрел на меня затравленным волчонком и не произнес ни звука.
– А может он пешком пойдет? – спросил полицейский, показывая на Жорика.
– К сожалению, так нельзя, – ответил я. Сев в кабину, еле достал дрожащей от волнения рукой свой телефон, чтобы позвонить старшему врачу.
– Алексей Викентич, приветствую, это Климов беспокоит.
– Что стряслось, Иваныч?
– Да мой фельдшер подменный Жора Бобылев беспределит. Сейчас больного ударил! В общем, как только больного в наркологию увезем, мы едем на Центр, менять этого придурка! А я еще и докладную напишу!
– Иваныч, Иваныч, погоди, не горячись! У меня все бригады устаканились, не буду я никого менять. Ну уж потерпи немного-то, тебе же не сутки с ним работать! А докладную напишешь, без вопросов, я завтра на конференции ее главному вручу.
– Ладно, Викентич, расстроил ты меня…
Сдали больного в наркологию. Разрешили обед. А я-то даже и позабыл про него. Перекусил неплохо. Потом докладную написал на этого ушлепка. Отдал Викентичу. А Жорик, узнав, что его менять не будут, повеселел, этак дерзко посматривать на меня начал. Ну-ну, думаю, от твоих взглядов мне ни жарко, ни холодно, а завтра будет тебе кузькина мать!
Часа два нас не тревожили, мы уже и подремать неплохо успели. Но вот и вызов дали: «Адрес такой-то, М. 41 г., боль в груди».
Больной лежит на диване, бледный. На столе – флакон нитроспрея.
– Здравствуйте, что случилось?
– Что-то с сердцем плохо. Раньше тоже прихватывало, но разок брызнешь спреем, и проходит. А тут только минут на двадцать отпускает и потом все по новой.
– А нитроспрей вам кто назначил?
– Да медсестра знакомая…
– Давно болит?
– Часа два примерно…
ЭКГ делал Жорик.
– Херня! Подъемов нет! – развязно прокомментировал он, подавая мне ленту.
На ленте картина была не радостная: депрессии ST и отрицательные зубцы Т. Назвать такие изменения «херней» у меня язык не повернется.
– Анатолий, сходи, пожалуйста, в машину за наркотиками! – попросил я.
– Чо? А на фига тут наркотики-то?! Подъемов же нет! – вытаращил глаза Жорик.
– А тебя, уважаемый, никто не спрашивал, – спокойно сказал я.
Жорик фыркнул и покраснел.
Помощь оказали по стандарту и благополучно госпитализировали.
– Центральная, шестая свободна!
– Сюда, шестая!
Ну надо же, какая сегодня смена удивительная! Давно такого спокойствия не было! А то я уж привык без заездов на все подряд кататься.
Сидели больше часа. Фельдшер Лера Морозова меня вкусными конфетками угостила, чайку попил от души. Потом подремал перед телевизором. Но вот и вызов подоспел: «Адрес такой-то, М. 38 л., психоз, больной учетный».
Встретила нас мама больного. Коротко стриженные, непричесанные волосы. Затрапезный халат. В лицо намертво въелись скорбь и усталость от жизни. Смахивая слезы, она еле сдерживает наплыв горьких эмоций.
– Господи, как я устала! Ведь он же овощ совсем… За собой не убирает, в туалете постоянно моча на полу, стены калом измазаны. Помыться не заставишь… Целыми днями в кресле сидит, может и обделаться… А ведь раньше-то нормальный был. В школе учился хорошо, юридический колледж закончил. Потом в армию забрали, и там он заболел. Комиссовали. Совсем стал невменяемым. Бред у него был, свою философию разрабатывал. То и дело в больнице лежал, а все только хуже становилось. Потом его дееспособности лишили. Доктор, заберите его, пожалуйста! Дайте мне отдохнуть хоть немного!
Больной, полноватый, с лохматыми сальными волосами, с лицом, обросшим редкой щетиной, сидел в кресле перед выключенным телевизором. Лицо маскообразное, без следов мимики, глаза полуприкрыты веками. На нас реакции никакой. В комнате резкий запах мочи.
– Здравствуйте, как вас зовут?
– …Кирилл – больной приподнял голову и ответил с паузой.
– Ну, расскажите, Кирилл, чем вы занимаетесь?
– Ничем не занимаюсь.
– А телевизор смотрите?
– Смотрю.
– А что вам больше всего нравится смотреть?
– Ничего не нравится.
– Ну, а поесть вы чего больше любите?
– Ничего.
– Ну как же, вы совсем ничего не едите?
– Ем.
– Ну а маму просите приготовить что-нибудь вкусненькое?
– Нет.
– А поговорить с кем-нибудь вам хочется?
– Нет.
И тут вдруг в мою беседу с больным самым беспардонным образом вклинился Жорик.
– Слышь, а бабами ты ваще никак не интересуешься? Кулачком, что ли, обходишься? – И на его роже появилась глумливая улыбка. Анатолий дернулся было к нему, но я опередил. Схватив Жорика за шкирку, я выкинул его вон из квартиры.
Но беседовать дальше смысла не было. Больной отвернулся и больше ни на какие вопросы не отвечал. Хоть и было мне искренне жаль его маму, но я вынужден был ее огорчить. Не возьмем мы Кирилла. Госпитализировать его можно только планово, через диспансер. Ну и разъяснил ей, как отправить его в интернат для психохроников. Да, процедура сложная, но ничего не поделаешь, нужно набраться терпения…
Когда мы с Анатолием пришли к машине, тот резко открыл дверь, заскочил в салон и, схватив Жорика за грудки, проорал ему прямо в лицо: «Если ты, гнусь, еще хоть раз откроешь свой вонючий рот, то я тебе челюсти переломаю! Ты понял меня?!». «Да, да, да!» – затряс головенкой Жорик.
– Центральная, шестая свободна!
– Сюда, шестая!
Ну вот и кончилась моя сегодняшняя сменка…
– Шестая бригада, останавливаемся!
– Остановились!
– Пишем вызов рядом с вами: перекресток Колхозной и Красногвардейской, ДТП, сбит пешеход.
– Принял!
Прилетели со спецсигналами меньше чем за минуту. Но, к сожалению, наша помощь уже никому не требовалась. Сбитый мужчина получил травму головы, не совместимую с жизнью. Лицо полностью деформировано, возраст так просто не определишь. Все, что мы смогли сделать, так это укрыть тело одноразовыми простынями. Виновник сидел в черной иномарке с «блатными» номерами и тонированными стеклами. Гаишники приехали через минуту, оставили мы им свои координаты и уехали на Центр.
А на утро не поехал я, по обыкновению, на дачу. Ни свет ни заря на скорую приперся. Из-за Жорика, будь он не ладен. Всю ночь не спал, покоя мне мысль не давала, как такие подонки могут работать в медицине? Пришел напрямую к главному перед конференцией. Удивительно, но принял он меня без капли высокомерия и по-простецки, доброжелательно.
– О, здоров, Иваныч! Чего случилось-то? У тебя же вроде выходной сегодня?
– Да вот вчера фельдшер Бобылев из меня всю душу вынул! – Ну и рассказал я ему про все вчерашние Жорины «проделки».
– Так, Иваныч, давай, пиши докладную, и больше он здесь работать не будет!
– Докладную я еще вчера написал, она у старшего врача, он вам ее на конференции передаст.
– Отлично! Значит, сразу после конференции в 8:00 жду вас с Бобылевым к себе.
Главный задерживался с конференции, а мы с Жориком терпеливо ждали его в приемной. Заговорить со мной он не пытался и сидел согнувшись, вперив взгляд в пол.
Но вот он стремительно появился и сразу пригласил нас к себе в кабинет.
Первым делом Игорь Геннадьевич вслух зачитал мою докладную.
– Ну что, Георгий? Что скажешь? – поинтересовался он, глядя на Жорика, который старательно прятал глаза.
– Ну я же не сильно ударил этого…, ну, больного…
– Слушай, ты действительно ничего не понимаешь или просто дурачка из себя изображаешь? – вспыхнул главный. – Ты ударил беззащитного человека, который заведомо не мог дать тебе отпор! Он сидел в наручниках, меж двух полицейских! Да ты не мужик после этого! А потом, кто тебе дал право глумиться над больными? Кто тебе дал право вмешиваться в беседы доктора и комментировать его действия? В общем так, Георгий, у тебя есть два варианта. Первый: ты сейчас пишешь объяснительную, мы проводим служебное расследование и увольняем тебя по отрицательным мотивам. С такой записью в трудовой ты вряд ли устроишься в приличное место. Второй вариант: ты прямо сейчас пишешь заявление по собственному. Я его подпишу сразу, без отработки. Выбор за тобой.
– Уволюсь по собственному… – промямлил Жорик.
– Вот и отлично. Сейчас идешь в отдел кадров и там все оформишь. Я туда позвоню. А вы, Юрий Иванович, задержитесь, пожалуйста! – и выдержал небольшую паузу, пока Жора не вышел из кабинета. – Иваныч, слушай, я тут подумал… А ведь ты прав был по поводу обучения работников! Конечно же, не старший фельдшер этим должен заниматься. В общем, учебу будет проводить Сергей Васильевич с реанимационной бригады. И еще, Иваныч, подумай, чтоб на полную ставку вернуться. Ведь ты же еще в силе, в разуме, а потенциал свой только на половину используешь!
– Подумаю, Игорь Геннадьевич!
– Ну и ладно, хороших выходных тебе, Юрий Иваныч!
– И вам всего хорошего!
Вот так и распрощались мы по-дружески. И ушел я домой в прекрасном расположении духа.
Все фамилии, имена, отчества изменены.

Трагическое происшествие с Василичем
Вот и закончился грибной сезон… Нет, грибы-то пока есть. И опята, пусть и с раскрывшимися шляпками, но свежие, крепкие, чистенькие. И чернушек на засолку можно набрать. И лисички то тут, то там выглядывают, стараясь слиться с желтой опавшей листвой. В общем, есть-то есть, да не про мою честь. Просто супруга моя сказала решительно: «Все, хватит!» Мол, если уж так сильно ты любишь лес, то ходи, гуляй, медитируй, фотографируй, но только грибы не собирай. Да и то верно. Ведь мы с Ириной далеко не грибные гурманы. Уж и раздавали мы их всем, кому только можно, а все равно запас остался такой, что и за год не съешь. Дочка моя приезжала недавно, и только я заикнулся, что, мол, грибочков с собой возьмешь, как она с возмущением отвергла:
– Папа, ну что мы, коровы, что ли, какие, одними грибами питаться?!
Не слышал я, правда, чтобы коровы грибами питались, но дочь тоже понять можно…
А сегодня опять моя очередная смена. Объявили врачебно-фельдшерскую конференцию. Главный в командировке, а потому проводит ее начмед[5 - Начмед на скорой – заместитель главного врача по медицинской части. В стационарах – заместитель главного врача по лечебной работе. – Прим. авт.] Надежда Юрьевна. Вначале, как всегда, доклад старшего врача предыдущей смены о том, что случилось-приключилось. А дальше взяла слово Надежда Юрьевна. С кисло-недовольным лицом она обратилась к врачу линейной бригады Марианне Силкиной:
– Марианна Анатольевна! Вы ездили на вызов на боль в груди. И доезд у вас в карточке стоит аж тридцать шесть минут! Ну слушайте, вы же не первый день работаете на скорой! Вы должны знать, что время доезда на экстренные вызовы не должно превышать двадцати минут! Ну сколько можно говорить об одном и том же?!
– Так ведь мы же ездили в деревню Мясниково, это и далеко, и дорога вся разбитая. Туда же физически никак не доедешь за двадцать минут! – попыталась объяснить Марианна.
– Марианна Анатольевна! В минздравовском приказе триста восемьдесят восемь говорится про двадцатиминутный доезд. А о дорогах и расстояниях там ничего не сказано. И экспертов из страховых это так же не волнует. Они просто тупо оштрафуют, вот и все! Поэтому карточку нужно переписать сразу после конференции!
– Хорошо… – согласилась Марианна.
– И еще, уважаемые коллеги, уже язык устал повторять, что дозировки препаратов должны полностью соответствовать стандартам! Вчера проверяла карточки и опять одно и то же: дозировки пишут кто во что горазд! Ну неужели нельзя запомнить, что магния сульфат при инсультах вводится четыре миллилитра?! Не пять, не десять, а именно четыре! Гепарин при ОКС с подъемом ST делаем четыре тысячи, без подъема – пять тысяч! Если у вас вообще нет стандартов, то придите ко мне с флэшками, я вам их скину! Ну закачайте их к себе в телефоны! Все, коллеги, если вопросов нет, всем спасибо!
Да, Надежда Юрьевна, к сожалению, права. Проверялкам из страховых компаний только дай повод, оштрафуют с радостью!
Сегодня аж двадцать семь бригад. А это вселяет надежду, что нас не будут гонять на все подряд.
…Ну да, размечтался! Дали вызов с великолепным поводом «отравление мухоморами у мужчины 63 лет». Ну, прям любопытство разбирает, что же сподвигло болезного с утра пораньше мухоморов нажраться? Н-да… Грибы теперь и на работе меня преследуют. Однако все оказалось несколько по-другому.
Дверь открыла супруга больного, которая взволнованным дрожащим голосом рассказала:
– Ой, доктор, он настойку мухоморов выпил! Я их на водке настояла, чтоб ноги растирать, а он…
– И много выпил? – спрашиваю.
– Да сказал, что грамм сто…
И тут появился сам больной: невысокого роста, коренастый, плотный и жизнерадостный. В общем, живее всех живых.
– Валюш, ну зачем ты скорую вызвала? У них же и так работы навалом, может, сейчас кто-то умирает, а ты докторов отвлекаешь по всякой ерунде! Ну ты же видишь, что со мной все нормально! – укоризненно, но совершенно беззлобно сказал он жене.
– Ты сам-то смотри не помри, дурачок ты этакий! – заплакала она.
– Ну ладно уж, она же не просто так нас вызвала, все-таки беспокоится, давайте хоть посмотрим вас. Пойдемте в комнату, – примирительно ответил я.
И действительно, никаких признаков отравления не было. Выпил он часа два назад. За это время уж хоть какие-то симптомы появились бы. Давление 130/90 мм, пульс 78, зрачки нормальные. Хотя причина здесь не в чудесах, а в малой дозировке мухомора: в трехлитровой банке плавали всего лишь три небольших гриба. Да и выпил-то он не так уж и много. Оказывается, опохмелиться ему захотелось, а просить у жены деньги постеснялся. В общем, категорически отказался он и от промывания желудка и от госпитализации, расписался в карточке, и отчалили мы.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: адрес такой-то, Дзержинский отдел полиции, М., 39 л., психоз, больной учетный.
– Принял!
Оперативный дежурный – молодой майор с недовольным лицом, тут же начал с укора:
– Ну что ж вы, как долго-то? Вон он орет, как бешеный!
И действительно, из клетки, обитой оргстеклом, доносились громкие вопли:
– Э, слышь, ты, овца … …, ты чо, попутал, что ли?! Ты за базар свой ответишь? Чо ты там гасишься, ты, …?! Ты в лицо мне это скажи! Я тебя в … …, отвечаю!
– Это кому он так агрессивно-то? – поинтересовался я.
– Ну уж вам это лучше знать! Он, вообще-то, один сидит, – саркастически ответил дежурный.
– А как он к вам-то попал?
– Машину у соседа молотком расколотил. Новую, в кредит купленную. Зачем – непонятно, какой-то бред несет. Хотели с него объяснение взять, бесполезно, всякую дурь начинает рассказывать. Говорит, что на учете стоит, в больничке лежал два раза, инвалид второй группы.
– Понятно. Ну, давайте, посмотрим на него, побеседуем.
Автором агрессивных воплей оказался высокий молодой мужик с голым торсом, мускулистый и крепкий, с наколотыми звездами на плечах.
– Здравствуйте, вы на нас бросаться не будете? – поинтересовался я.
– Не, не, вы чего? Я же вижу, что вы – врачи. Чо я, дурак, что ли, на вас бросаться?! – искренне ответил он.
– Вот и хорошо. Как вас зовут?
– Валера.
– Что случилось, Валер? Говорят, что ты чужую машину разбил? Зачем?
– Ха… Да тут так просто и не расскажешь… Ну, короче. Я восемь лет отсидел за тяжкие телесные со смертью. По-человечески отсидел, нормальным пацаном. Два года назад освободился. Полгода нормально прошли, работал в бригаде, ремонты делали. А потом началось. Опера из десятого отдела начали ко мне подкатывать…
– А это что за десятый отдел? Никогда о таком не слышал.
– Ха! И не услышите! Это же секретный отдел, они на новые преступления раскручивают. Но они не как обычные опера, они на расстоянии действуют. Через ретрансляторы давят и прессуют.
– Через какие ретрансляторы?
– Ну аппаратура такая, передает голоса на расстояние, прямо в голову. Они меня на сто четырнадцать убийств хотят раскрутить!
– Да, это многовато будет!
– Да это вообще беспредел голимый! Я чо, совсем больной, на себя пэжэ[6 - ПЖ (жарг.) – пожизненное лишение свободы. – Прим. авт.] буду вешать?!
– А кому ты так кричал-то? Оперу, что ли?
– Не, не оперу, а козленку оперскому. Его к ретранслятору допустили, чтоб он, значит, надавил на меня. Он начал угрожать, что мочой меня обольют и девочкой сделают, если я явку не напишу.
– Понятно. Ну, а машину-то у соседа зачем разбил?
– Да какой он, на…, сосед?! Это опер из «десятки»! Его специально ко мне в подъезд подселили! В его машине ретранслятор стоит, через него они со мной и базарят!
– А еще мне сказали, что ты на учете у психиатра состоишь и инвалидность имеешь.
– Да, года полтора назад, из-за них я на больничку попал. Три месяца лежал, шизуху мне поставили и вторую группу дали. Но, кстати, помогло.
– Голоса прекратились?
– Поначалу я их вообще не слышал, потом они начали прорезаться, потихоньку так, невнятно. А позавчера, как прорвало! Они же прямо в мозг свои голоса передают. Думал, башка лопнет!
– Ну что, Валерий, поехали опять в больничку. Там тебе опять защиту от голосов сделают.
– Да, поехали, конечно! – с радостью согласился он.
Да-а-а, давненько я не встречал столь систематизированного бреда! Ведь прямо все четко по полочкам разложил, кто, что и зачем! В общем, больного успешно сдали защитникам от голосов.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: адрес такой-то, во дворе дома, отравление неизвестным веществом, М, 30 л., вызывает полиция.
– Принял!
В уютном дворе старого П-образного дома, под сенью желтой листвы деревьев, происходило форменное непотребство. Молодой, тощенький мужичонка, одетый лишь в плавки, стоя на полусогнутых совершал какие-то обезьяньи движения и почесывался. Рядом стояли двое полицейских и улыбались.
– Во, видите, чего творится-то? – сказал прапорщик, обращаясь к нам.
– Мы-то видим! И все вокруг видят! А кто-то из окон и видео снимает! Ну неужели нельзя было его в машину посадить?! – возмутился я.
– Так мы ж не скорая, зачем он нам в машине нужен? Не дай бог, окочурится, а потом отписывайся! – ответил он.
Ну да, пререкаться можно до бесконечности. Мои фельдшеры, взяв под руки, повели болезного в машину. Тот не сопротивлялся.
– Уважаемый, как вас зовут?
– Ы…ы…ы… – сказал он в ответ.
– Что употреблял?
– Не…не…не…ы…ы…
Давление 110/70 мм, пульс 52, зрачки широкие, со слабой реакцией на свет, взгляд не фиксирует. Вены везде чистые, но это еще ни о чем не говорит. Употребить можно по-всякому. На введение налоксона никакой реакции нет. Значит, точно не опиаты, а какая-то другая химия. Написал я в карточке «Отравление неизвестным веществом» и увезли мы его в стационар как неизвестного. Вот зараза, теперь придется звонить в полицию, сообщение передавать! А то, что полиция и так имела эту информацию, не считается. Нужно звонить в дежурную часть и передавать уже от имени скорой. Да, вот такие у нас заморочки.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: адрес такой-то, Ж. 33 г., человеку плохо, причина неизвестна, хочет именно вас.
– То есть, прямо так и сказала, мол, Юрия Иваныча хочу?
– Нет, она психиатрическую бригаду требовала.
– А что у нее плохо-то?
– Она ничего, как следует, не объяснила и трубку бросила.
– Понятно, принял.
Чудеса какие-то…
Дверь нам открыла молодая, красивая брюнетка с холодным взором.
– Вы психиатр? – прямо с порога строго спросила она.
– Да.
– Хорошо, проходите. Доктор, а можно нам без санитаров поговорить? – поинтересовалась мадам.
– Во-первых, они не санитары, а фельдшеры. Во-вторых, мы – одна бригада. В-третьих, никаких секретов по работе у нас друг от друга нет. И врачебную тайну мы храним одинаково, – спокойно объяснил я.
– Очень много слов, доктор! – с высокомерным недовольством заявила она. – Ну, ладно. Короче говоря, мне нужно госпитализироваться в четвертое отделение. Я вам нормально заплачу. Просто у меня на работе серьезные неприятности, и мне нужно в больнице полежать определенное время.
«Ишь ты, милая, куда захотела-то!» – подумал я. Четвертое отделение областной психиатрической больницы, так называемое «санаторное», мечта многих. Там режим мягкий, со свободным выходом, условия прекрасные. Одним словом, настоящий санаторий для людей с невротическими расстройствами.
– К сожалению, по скорой четвертое отделение не принимает. Вам нужно обратиться в психоневрологический диспансер, взять направление…
– Ой, да все это я знаю без вас! – бесцеремонно оборвала она меня. – В этом вашем диспансере нужно очередь выстоять среди дураков, потом кучу анализов сдать, потом опять очередь, чтобы направление дали! Все это я уже проходила! Я же вам сказала, что заплачу!
– Послушайте, уважаемая, никаких денег мы у вас не возьмем и никуда не повезем. Я понятно разъяснил?
– Так, не хамите мне, пожалуйста! Я вам не уважаемая! – Дамочка аж раскраснелась от гнева.
– Ну, извините, я ж не знал, что вы не уважаемая!
– Так, все, уезжайте, надоели! – взвизгнула она.
– И вам всего доброго! – душевно попрощался я.
Ответом нам была громко хлопнувшая дверь…
– Центральная, шестая свободна!
– Сюда, шестая!
Ну, наконец-то! Сейчас поедим, чайку врежем, а может и горизонтальное положение принять получится. У крыльца задумчиво курила старенькая дезинфектор Нина Петровна.
– Ну что, Иваныч, всех дураков вылечил? – поинтересовалась она.
– Нет, Петровна. Лечить можно только психически больных, а дураков – бесполезно.
– Эт точно…
Часа два не вызывали. Эх, красотища, почаще бы так! Но все хорошее не вечно…
Очередной вызов подтвердил, что закон парных случаев существует: «Адрес такой-то, Дзержинский отдел полиции, М., 49 л., психоз, больной учетный».
– И снова здравствуйте! – поприветствовал я уже знакомого оперативного дежурного. – У вас прям не отдел полиции, а филиал психиатрической больницы!
– У нас тут филиал дурдома, – поправил меня он. – Короче говоря, ваш клиент в Преображенском мужском монастыре чертей гонял. Окна побил, батюшке по физиономии врезал. Потом монахи его связали и нам сдали. Доктор, только постарайтесь уже без долгих бесед, забирайте его побыстрей, а то нормальные злодеи от него страдают! Он здесь чуть драку не устроил!
– А откуда известно, что он учетный?
– Он сам и сказал.
В одиночной клетке сидел худощавый мужичок, небольшого роста, с аккуратной бородкой, одетый в грязноватую серую ветровку и потрепанные джинсы.
– О, здравствуйте, доктора! – радостно поприветствовал он нас.
– Здравствуйте. Вас как зовут?
– Раб божий Константин.
– Ну, рассказывайте, Константин, что вы делали в монастыре?
– А что делал… Трудником я там был. Жил, работал, хотел послушником стать, а потом и монашеский постриг принять. Но оказалось, что там не Богу, а дьяволу служат…
– И как вы это поняли?
– Просто понял. Господь мне попустил нечистых духов видеть. Бесов, проще говоря. И воевать с ними.
– Так вроде бы такое попущение дается только праведникам? Вы себя считаете таким?
– Э-э-э, доктор, я понял, куда вы клоните! Думаете, я в грех гордыни впал? Нет, я много испытаний прошел. И в Афгане, и в Чечне воевал я в секретном спецназе, в зоне сидел, в дурке лежал.
«Ну, уж привираешь ты, мил человек. Слишком молод ты для Афгана. Школьников туда точно не отправляли!» – мысленно отметил я. А уж про службу в спецназе сейчас каждый второй, если не каждый первый рассказывает. Будто нет и не было у нас никаких других родов войск и воинских формирований. Исключительно один спецназ.
– С этим все ясно. Ну а зачем вы окна били, зачем священника ударили?
– Не, не, не, все не так было. Окна я случайно разбил, я в бесов целился, они там прямо гроздьями висели, в кельи заглядывали, братию искушали! И по морде я дал не священнику, а дьякону. До священника я, к сожалению, не добрался.
– Так за что вы дьякона-то?
– За то, что он пел богохульную ектенью: «Паки, паки миром Дьяволу помолимся!». Вы поняли, да, какой это монастырь? Кому они служат?
– А другие слышали такое?
– Нет, конечно! Как они могут слышать, если у них мозги затуманены?! Они уже души свои загубили полностью! Ладно, доктор, проехали. Ну что, в дурку меня повезете?
– Не в дурку, а в психиатрическую больницу.
– Ладно, не придирайтесь к словам. Поехали, я готов к испытаниям. Господь мне их зачтет. Вот только тут такое дело… Завшивел я малость… И в голове, и в одежде, заразы, ползают.
– В больнице обработают, не переживайте.
Больного приняли без проблем, вот только санитарка приемного отделения смотрела на нас, как на врагов народа…
– Центральная! Шестая свободна, нам нужно машинку обработать.
– От чего?
– От вшей.
– Приезжайте.
Дезинфектор Петровна тяжко вздохнула и сочувственно поинтересовалась:
– Ну чего, Иваныч, мандавошек, что ли, подцепил?
– Ой, и не говори, Петровна, совсем зажрали!
Еще целый час не вызывали. Отлично: времечко постепенно движется к концу смены!
А вот и вызовок: «Адрес такой-то, М., 40 л., без сознания». Ну что ж такое-то, а?! Уж и бригад сегодня много, а все равно суют все подряд!
– Надь, ну ведь сегодня же двадцать семь бригад! Неужели только психиатрам можно дать боль в груди с задыхом? – высказал я диспетчеру.
– Юрий Иваныч, ну вот верите – нет, все заняты! Вон двадцать три вызова висят, из них три экстренных!
– Ладно уж… – сдался я.
Дверь открыла заплаканная супруга больного.
– Ой, скорей, скорей, проходите, пожалуйста! Он задыхается!
Больной с покрытым испариной лицом, сидел на диване. Дыхание клокочущее, тяжелое, частое.
– С сердцем плохо… Задыхаюсь… – прошептал он.
Мои парни, не дожидаясь никаких указаний, сразу начали работать. Гера записал ЭКГ, Толик катетеризировал вену. Давление 130/90 мм! Это просто счастье неописуемое, что он еще и давление держит! В общем, имеем мы острый нижний инфаркт миокарда, осложненный отеком легких. Помощь оказали по стандарту. Давленьице снизилось до 110/70 мм, но это не критично. Главное, что отек купировали и обезболили. Хотя, это только на словах все легко и быстро. На самом-то деле почти час возились. Теперь можно и госпитализировать. Вот только проблема в том, как до машины его донести. Ведь это нужно делать только в сидячем положении. Притащили из машины складные носилки, которые легким движением руки превращаются в кресло-каталку. Н-да… Наговорил… В этот раз «легким движением» не получилось. И не легким тоже. Заклинило их. Пришлось воспользоваться обычным стулом. Супруга больного нашла двух мужчин-помощников, которые вместе с фельдшерами, снесли его к машине. Благо, что этаж был второй, а пациент – невысокий и худощавый. В общем, все закончилось благополучно, довезли в лучшем виде!
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: адрес такой-то, между первым и вторым подъездами, под деревом, М., 40 л., без сознания.
– Принял!
Нас встречали двое шустрых мальчишек лет по двенадцати.
– Вон, вон он там, у дерева сидит! – азартно закричали они.
И действительно, прислонившись к дереву, сидел пьянецкий господин лет сорока, прилично одетый, но перепачканный грязью.
– Уважаемый! Эй, уважаемый!
– А? Фффсе намально! – сказал он.
– Ну-ка, пойдем в машинку!
– Неее, ну ни нана!
– Что не надо-то? Ты где живешь? Адрес можешь сказать?
– Тама, – исчерпывающе ответил господин.
Вот засранец! Так и придется теперь на носилках в машину завозить, а то вон пацанята уже на телефоны снимают.
В машине, после вдыхания нашатырки и закапывания в нос кордиамина, господин как следует прочихался, осмотрелся. И почти внятно смог назвать себя и свой адрес. И, к нашему великому облегчению, оказалось, что живет он в этом же доме, возле которого и сидел под деревцем. Довели мы его до квартиры. Дверь открыла пожилая женщина.
– Ой, ой! Господи! Дима, Димочка, что случилось?! – громко запричитала она.
– Да ничего особенного не случилось, выпил ваш Дима, а мы его привели вам в целости, – объяснил я.
– Ой, ну как же так-то?! Он же вообще не пьет! – не могла поверить она. – Он преподавателем работает в институте, кандидат экономических наук!
– Ну, когда-то же надо начинать! А преподаватели с ученой степенью – тоже люди.
– Ой, да что вы такое говорите!? А вы скорая, да?
– Да, скорая. А вы ему кем приходитесь?
– Мама я его. Ой, спасибо вам огромное! Спасибо! Я вам должна что-нибудь?
– Нет, нам вы ничего не должны. А должны вы уложить Диму баиньки и, на всякий случай, тазик ему приготовить. Ну, а теперь до свидания!
– До свидания, спасибо вам еще раз!
Что ж, хоть и пустым был этот вызов, но на душе почему-то было приятно…
– Центральная, шестая свободна!
– Сюда, шестая. Юрий Иваныч, как приедете, сразу зайдите к старшему врачу! Прямо сразу!
– Понял!
Хм… Интересно, зачем я ему понадобился, тем более так срочно? Ладно, сейчас узнаю…
Старший врач Александр Викентьевич был мрачнее тучи.
– Проходи, Иваныч, садись. Беда у нас случилась, – сказал он, уставившись в стол перед собой.
– Викентич, чего стряслось-то? – от таких слов у меня задрожали руки и появился неприятный холод в животе.
– Сменщик твой, Олег Василич, обосрался.
– В каком смысле?
– В прямом. В общем, как получилось-то? Угостили их на вызове виноградом. Целый пакет дали. Василич в машине предложил фельдшеру и водителю откушать. Но те поумнее оказались, не поддались на провокацию. А Василич, пока ехали, сожрал целую гроздь. Прямо не мытого. Ну и примерно через час приключился понос длиною в жизнь. Вырвало два раза. Теперь вон сидит на стуле возле сортира, дежурит, зараза такая.
– Викентич, меня одолевают смутные подозрения…
– Правильно одолевают. Короче, Юрий Иваныч, я, конечно, не имею права тебя заставить. Я тебя просто прошу по-человечески, отработай до утра? Выручи, а?
– Ну что же, конечно, выручу. Без проблем, Викентич!
– Спасибо, Юрий Иваныч! А спокойную ночь я тебе гарантирую!
Н-да… Это, конечно, подстава от Василича! Не думал я, что он такую глупость сотворить может. Нет, вообще-то, Олег Василич и специалист отличный, и человек замечательный. Две врачебных специальности имеет: «Скорая медицинская помощь» и «Неврология». Сертификата по психиатрии у него нет, но на нашу бригаду его давно уже ставят. Вынужденно, ведь запасных врачей-психиатров у нас нет. До 20:00 он на БИТовской[7 - БИТ – бригада интенсивной терапии. – Прим. авт.] бригаде работает, а после – вместо меня на психиатрической. Ну ладно, как говорится, и на старуху бывает проруха, не осуждаю я Василича.
Позвонил своей супруге. Как и ожидалось, недовольство она мне высказала, мол, так и знала, что тебя припашут на полную ставку работать, а ты, как тютя, на все согласный! Но, успокоил я ее, убедил, что такая ситуация первый и последний раз возникла. Эх, не сглазить бы только!
Викентич свое обещание пока держал. После вечерней пересменки, нас вызвали только в начале десятого.
«Адрес такой-то, М., 28 л., психоз, больной учетный».
Мама больного, с красными от слез глазами, прямо с порога эмоционально, с надрывом сказала:
– Убежал он! Он же сейчас таких дел натворит, что потом не расхлебаешься! Он агрессивный! Поймайте его, пожалуйста!
– Извините, но мы никого не ловим. Звоните в полицию.
– Да причем здесь полиция-то?! Он же больной! Что они, его лечить будут, что ли?! – не успокаивалась она.
– Полиция его найдет, задержит и вызовет нас.
– Понятно все. Вы работать не хотите. Больного нет, а вам радость! – сделала она окончательный вывод, безнадежно махнув рукой.
– Послушайте, я вам все разъяснил. Не теряйте время и звоните в полицию. До свидания!
Да, некоторые жестоко ошибаются, наделяя нашу бригаду полицейскими функциями. Наше дело не розыском заниматься, а оказывать помощь и при необходимости госпитализировать. Конечно, мы имеем право применять физическое стеснение пациента, но осуществлять оперативно-розыскные мероприятия нам никто права не давал. Ведь мы же не силовая структура. И никогда ею не будем.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: адрес такой-то, М., 57 л., порезал вены.
– Принял!
Дверь открыла весьма поддатая дама неопределенного возраста с осветленными, разлохмаченными волосами и опухшей физиономией.
– Проходите, вон он чего наделал-то, … …! – сказала она, не стесняясь материться.
Сам болезный, не менее поддатый, крепкий мужик с седым ежиком волос, сидел в кресле и зажимал пропитанной кровью тряпкой левую руку с синими тюремными перстнями на пальцах.
– Ну, показывай, чего у тебя там!
На локтевом сгибе были две достаточно глубоких кровоточащих раны. В комнате весь пол кровью заляпан. Кровопотеря, судя по всему, приличная, но давление 120/70 мм. Уже радует.
Анатолий обработал рану антисептиком и перевязал.
– И зачем ты это сделал? – поинтересовался я у пациента.
– Да так, по глупости… – расплывчато ответил он.
– Нет, а чо ты не говоришь-то ничего, ты, … …?! Расскажи им, как ты мне по морде дал ни за что! И я же еще и виновата?! Я один …, от тебя уйду! – заорала баба дурным голосом.
– Слышь ты, … …, закройся на…, пока я тебя не завалил прямо тут! – угрожающе прорычал он.
Мои фельдшеры насторожились и подошли к нему вплотную с обеих сторон.
Нам только еще и драки на вызове не хватало!
– Так, все, хватит! Поехали в травмпункт! – скомандовал я.
– Все, все, поехали, без базара! – послушно согласился порезанный.
По дороге он вел себя спокойно и мрачно молчал.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем вызов: адрес такой-то, М., 45 л., пил, плохо.
– Принял!
Н-да… Сам-то я не безгрешен, конечно, но все же понять не могу, зачем пить, чтобы потом вызывать скорую? Зачем понапрасну тратить деньги на спиртное, если оно вместо эйфории, вызывает лишь интоксикацию?
Приличная, опрятная квартира. Видно сразу, что не алкашеская хата. Супруга пациента, приятная женщина средних лет, со смущением в голосе сказала:
– Извините, пожалуйста, что мы вас потревожили, просто уже не знаем, что делать. Он выпивал четыре дня подряд, а сегодня плохо ему. Раньше он анонимно в наркологии лечился, но теперь у нас пока денег нет, кредит выплачиваем…
Сам болезный лежал в постели со страдальческим выражением лица.
– Ой, доктор, не могу, умру, наверное… Тошнит, слабость… Трясет всего… Башка болит… – слабым голосом рассказал он.
– Последний раз когда выпивали?
– Сегодня утром, грамм сто пятьдесят водки.
Сделали мы болезному волшебную капельницу. И ожил он, повеселел.
– Доктор, вот только денег-то у нас нет… Но мы вас яблочками и облепихой угостим!
– Спасибо, но деньги бы мы все равно не взяли. А вот от яблок и облепихи мои парни не откажутся. У меня-то у самого их навалом!
Когда сели в машину, фельдшеры тут же хотели съесть по яблоку, но я моментально пресек это безобразие. Вот, говорю, приедем на Центр, там помоете и съедите, сколько влезет. Еще не хватало, «подвиг» Василича повторить и обделаться!
И до конца смены, нас больше не вызывали. Сдержал Викентич свое обещание.
– Ой, горе-горькое, давай, ешь и спать ложись! – заботливо сказала мне супруга.
– Поем, конечно, а вот спать не буду. На работе нормально поспал, – ответил я.
А завтра меня ждало завершение дачного сезона. Все, хватит, пора и честь знать, тем более, что на последующие дни резкое похолодание обещают…
Все фамилии, имена, отчества изменены.

Заездили…
Сегодня подошла моя очередная смена. Конференции не будет. Вместо нее – учеба по работе с планшетами, в смысле с планшетными компьютерами. В ближайшие дни их выдадут всем бригадам. Сложного там ничего нет, но напрягают два момента. Во-первых, после сохранения заполненной формы уже нельзя будет исправить время и оказанную помощь. Если сохранил, а только потом обнаружил ошибку, то все, как говорится, поезд ушел. Во-вторых, теперь нас ждет двойная работа: нужно будет заполнять форму в планшете и писать карту вызова. А где для этого время найти?
А на скорой у нас вновь назревает конфликт коллектива с руководством. Причиной тому, послужил приказ главного врача о нахождении на вызовах не более двадцати минут, а в приемных отделениях стационаров – не более пятнадцати минут. Раньше-то нам это лишь на словах говорили, а теперь уже в официальный документ облекли. Нарушителей будут карать по всей строгости, то бишь рублем наказывать. Вот это как раз и послужило искрой, от которой конфликт и разгорается. Нет, исключение из этого правила есть: проведение реанимационных мероприятий. Но ведь сплошь и рядом возникают случаи, когда и безо всякой реанимации двадцатью минутами на вызове никак не обойдешься. Если больной тяжелый, то перед началом транспортировки, мы должны хоть как-то стабилизировать его состояние. И времени на это требуется больше, чем двадцать минут. Неясно, как он представляет себе нахождение в приемнике стационара не более пятнадцати минут. Конечно, если больной не тяжелый, то можно отдать медсестре сопроводок, узнать фамилию дежурного врача и со спокойной душой отчалить. Но опять же, если больной в тяжелом состоянии, то его не бросишь, с него нельзя глаз спускать. А с учетом, мягко говоря, неблагоприятной ситуации с понятно какой болячкой, в приемниках собираются очереди из скорых. И ожидание всегда затягивается намного дольше, чем пятнадцать минут. Одним словом, сплошные непонятности…
Двадцать три бригады сегодня. Маловато будет. Часть подработчиков не пришли. Фельдшеров опять по одному работать поставили. И предчувствую я, что опять нас гонять начнут на все подряд…
Около девяти дали вызов: «Адрес такой-то, Первомайский отдел полиции, М., 44 г., психоз, больной не учетный».
На крыльце нас встретила заплаканная женщина средних лет.
– Здравствуйте, а вы не к Егорову приехали?
– Здравствуйте, а что вы хотели?
– Я его жена. У него совсем крыша поехала! Наверное, белая горячка! Допился, сволочь такая! А теперь мне сказали, что ущерб придется возмещать за ложный вызов. Господи, и денег-то нет ни копейки, он не работает уже полгода, живет от запоя к запою! Вы его куда повезете?
– Извините, но я пока ничего не знаю, человека я еще и в глаза не видел. Если хотите, можете нас подождать, – ответил я.
Оперативный дежурный – высоченный, бритый наголо капитан рассказал:
– Похоже, там «белка» конкретная! Сегодня с утра пораньше прибежал к нам, сказал, что по всему периметру ЖД вокзала бандиты сидят в засаде. Проверили. Разумеется, никого не нашли.
– Ясно, сейчас посмотрим.
Мужчина средних лет, небритый, с отечным лицом и взлохмаченными волосами встретил нас с откровенным возмущением:
– Вы чего творите-то?! А?! Они же сейчас людей начнут расстреливать!..
– Так, уважаемый, успокойтесь, пожалуйста, и давайте поговорим спокойно.
– А вы кто?
– Скорая помошь.
– А причем здесь скорая?
– Я вам это потом объясню, давайте сначала пообщаемся.
– Давайте пообщаемся, – согласился больной. – Но ведь я им уже все рассказал, они все записали!
– Ну, они-то записали, а мы же ничего еще не знаем и вас первый раз видим. Вас как зовут?
– Алексей.
– Вот теперь давайте по порядку, с самого начала: кто кого собирается расстреливать?
– Ну, короче… Сегодня утром, часов в пять, я услышал разговор…
– Извините, перебью, а где вы услышали?
– У нас под окнами, мы на первом этаже живем, форточка была открыта. Один, видимо, старший, инструктировал двоих. Говорит, мол, ты расставляешь одиннадцать человек со стороны привокзальной площади, а ты расставляешь одиннадцать человек со стороны перрона. Пусть, говорит, они спрячутся, а потом всех будут расстреливать из автоматов.
«Да-а-а, не бандиты, а прям футбольная команда какая-то! По одиннадцать человек с противоположных сторон!» – подумал я.
– А вы этих людей видели или только слышали?
– Только слышал. К окну я не рискнул приблизиться. А потом куртку накинул, переобулся, потихоньку пошел. Мы же рядом с вокзалом живем. Ну вот, подошел, смотрю, точно! Под всеми кустами сидят, в черных масках и с автоматами. Я быстрее сюда прибежал, все рассказал, а они меня в клетку закрыли! Это что за беспредел-то?!
– Когда выпивали последний раз?
– А причем здесь выпивка?! Я уже второй день вообще не пью! Вот, возьмите у меня кровь! – больной с готовностью протянул руки.
– Ну, а до этого сколько выпивали?
– М-м-м… Точно не скажу, но, наверное, месяц…
– Вы работаете?
– Нет… Работал водителем. Потом в наркологичку попал, не анонимно, бесплатно. Ну и на учет меня поставили… Какие теперь права?
– Все понятно, Алексей. В общем, ФСБ сейчас проводит спецоперацию. А нам велено отвезти тебя на время в безопасное место. В больницу поедем.
– Хорошо, я согласен!
Когда вышли на улицу, супруга больного подошла к нам. При виде ее, он разволновался:
– Вика, а ты чего здесь делаешь?! Тебя же сейчас вычислят! Иди домой, спрячься пока в подвале!
– Обязательно спрячется, ты, главное, не переживай! – успокоил его фельдшер Гера.
– Вон, вон, в черную «Ауди» садится, сейчас нам на хвост сядет! – прокричал больной.
– Не волнуйся, – говорю, – у нас водитель профессионал, сейчас оторвемся!
В общем, довезли спокойно и сдали под охрану наркологов.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: адрес такой-то, в зале ожидания автовокзала, Ж., 70 л., психоз. Учетная ли – не известно. Вызывает охрана.
– Принял.
Пожилая, прилично одетая женщина, сидела и совершала хаотичные движения руками и ногами, вертела головой. Взгляд не осмысленный. Ладно, сейчас в машину перенесем, более детально осмотрим, а там видно будет.
Стоявший рядом охранник – молодой крепыш с рацией, глупо улыбаясь, спросил:
– А чо, у нее совсем крыша съехала, да? – И для наглядности, повертел пальцем у виска.
– Если у кого-то что-то и съехало, то это у вас, – вежливо ответил я.
– А чо вы мне хамите-то?! – возмутился он. Но я отвечать не стал, не до него, нужно больной заниматься.
Ну, а теперь, что мы имеем? На ЭКГ ничего криминального. Глюкоза в норме. Давление 170/90 мм. Взгляд не фиксирует, в ответ на обращение издает непонятные звуки. Носогубная складка сглажена, уголок рта опущен. Правыми рукой и ногой двигает не так активно, как левыми. Судя по всему, острое нарушение мозгового кровообращения, проще говоря, инсульт.
По стандарту оказали помощь. Привезли в приемное отделение и зависли там аж на сорок пять минут. Перед нами в очереди были еще две бригады, тоже с тяжелыми больными. Потом повезли нашу пациентку на КТ, а ее фиксировать нужно было, иначе она головой беспрестанно вертела. Да и не бросишь такую больную в приемнике. Короче говоря, никак тут не исполнишь приказ главного и пятнадцатью минутами не обойдешься. Инсульт, кстати говоря, подтвердился.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: адрес такой-то, Ж., 22 г., психоз, больная учетная.
– Принял.
Дородная женщина с красным лицом – мама больной, прямо в прихожей, безо всяких «здрасьте», громко и возмущенно сказала:
– Так, забирайте ее в больницу! Она вообще уже распоясалась! Не слушается, не жрет ничего! Ничего не делает, только с ноутбуком лежит! Она в прошлом году в больнице лежала, теперь, видно, опять туда хочет!
– Подождите, дайте мы хоть с ней пообщаемся-то? – спокойно ответил я.
– Ой, да общайтесь, толку-то… – недовольно ответила она.
Худенькая русоволосая девушка с короткой стрижкой и с заплаканными глазами сидела в кресле, поджав ноги.
– Здравствуйте, вас как зовут?
– Алина. Ой, а вы меня сейчас в больницу повезете? – испуганно спросила она.
– Подождите, пока мы вас никуда не везем. Вы лучше скажите, вот мама говорит, что вы ничего не едите. Почему?
– Да просто не люблю я овощное рагу…
– Что значит «не люблю»?! Я готовила, столько времени потратила, а ты мне тут капризы устраиваешь?! – бесцеремонно вмешалась в беседу мама.
– Так, уважаемая, а вы можете выйти и дать нам возможность спокойно побеседовать? – стараясь быть спокойным, сказал я.
– Ага, щщщас! Я что здесь, квартирантка какая-то?! Вообще-то, я здесь хозяйка! – склочным тоном ответила она.
– Ну, тогда постарайтесь не вмешиваться!
В ответ она недовольно фыркнула, но пререкания прекратила.
– Алина, а почему мама говорит, что вы не слушаетесь? В чем это выражается?
– Да просто она меня просила мусор вынести, а как раз дождик шел. Я же не отказывалась, просто сказала, что вынесу, как дождь закончится.
– Понятно. А в каком отделении вы лежали?
– В четвертом. Мне расстройство личности поставили.
– А сейчас вас что-то беспокоит?
– Настроение плохое…
– Алина, а вы работаете?
– Нет… Я колледж закончила, бухгалтер по специальности. Поработала три месяца, не справилась… Ничего я не понимаю в бухучете…
– Но ведь на бухучете свет клином не сошелся. Есть и другие профессии рабочие.
– Не знаю… Продавцом я работать не могу, мне общение с людьми не нравится.
– А, например, швеей, упаковщицей, фасовщицей? Там вас прямо на месте обучат. Да много есть профессий, где активного общения не требуется, нужно просто в интернете поискать вакансии.
– Да, я поищу, конечно.
– Алина, это не нужно откладывать! Поймите, вы тогда будете получать пусть и небольшую, но свою денежку. Вы будете более самостоятельной, да и отвлечетесь от постоянного сидения дома и от плохого настроения.
– Да, спасибо, я поняла.
– Ну вот и все, Алиночка, никуда мы вас не заберем! Желаю удачи! – подвел я итог беседе.
– Ой, спасибо вам! Спасибо! – В глазах Алины появился живой блеск.
– Ну-ну, я тоже все поняла! Вы отвечать будете! – многозначительно сказала мама, еще сильнее раскрасневшись.
– Приятно было познакомиться! – ответил я.
Нда… Уже не первый раз сталкиваюсь с такими родителями, которые сознательно и целенаправленно стремятся испортить жизнь своим детям. А нашу бригаду используют, как инструмент давления и шантажа. Ну да бог им судья…
Ладно, сейчас, наверное, на Центр позовут.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: адрес такой-то, у третьего подъезда на лавочке, М., 46 л., травма ноги.
– Принял.
Ну да, мечтать не вредно. Вот тебе и «позовут на Центр»… Как уж угораздило его травму получить? Сейчас никакого льда нет, не поскользнешься. Наверняка, по пьяной лавочке навернулся… Однако, все оказалось не так, как я предполагал.
На скамейке сидел приличного вида, трезвый мужчина и нецензурно страдал.
– Вот, … …! Бордюров наставили вдоль дорожки, а я забыл, хотел угол срезать и запнулся! Ой, блин, как больно! Хорошо, что двое парней мимо шли, помогли до скамейки допрыгать! – рассказал пострадавший.
В машину завезли на носилках. Ну что ж, судя по всему, перелом обеих лодыжек – наружной и внутренней. Да, неплохо так упал… Обезболили, зашинировали и в стационар увезли. Да, перелом обеих лодыжек является показанием к оперативному лечению в стационаре.
– А вы травматологи, да? – поинтересовался пострадавший, повеселев после хорошего обезболивания.
– Нет, мы – бригада интенсивной терапии, – соврал я. Зачем лишний раз травмировать человека правдой о том, что на травму ноги к нему вдруг врач-психиатр приехал?
– Центральная, шестая свободна!
– Сюда, шестая!
– С удовольствием!
Ну, наконец-то, а то с утра уже заездили… На крыльце курил фельдшер Сергей Викторович.
– Здорова, Юрий Иваныч! Слышали, что Володя Карпов умер? – огорошил он меня.
– Да ты что?! Нет, конечно! Так ведь в прошлую смену он работал! И чего случилось?
– Говорят, гемораш[8 - Гемораш (мед. сленг) – геморрагический инсульт (кровоизлияние в головной мозг). – Прим. авт.] обширный. Дома умер. Поел, из-за стола встал и тут же упал. Первая бригада ездила, но уже к трупу приехали. Законстатировали…
– А сколько ему лет-то было? Пятьдесят с чем-то?
– Пятьдесят три.
– А деньги кто собирает?
– Ну кто еще?.. Как всегда, Андрей Ильич.
Да-а-а… Вот это новость… Владимир Николаевич Карпов фельдшером был на линейной бригаде. Всегда только самостоятельно работал. И человеком был замечательным и специалистом прекрасным.
Сходил к главному фельдшеру, денежку сдал на похороны. Ну, а потом пообедал и горизонтальное положение принял почти на полтора часа.
Гера вызов принес: адрес такой-то, Ж., 44 г., психоз, больная учетная. Ну что ж, поехали…
Мама больной, уже привыкшая к давней болезни дочери, сказала даже без тени волнения:
– Здравствуйте! Вон, опять у нее все по новой. Вчера весь день по квартире ходила-бродила, чего-то бормотала, застывала в одной позе. Всю ночь не спала. Утром улеглась, теперь лежит и не спит вроде – как мумия застыла.
– Она у психиатра наблюдается?
– Да, уж давно, лет пятнадцать, наверное. Шизофрения. В больнице уж сто раз лежала и таблетки принимала, и на уколы ходила. А толку-то…
Больная, одетая в платье веселенькой расцветки, лежала в постели поверх одеяла. При этом, голова была приподнята над подушкой. Нет, она не подняла ее при нашем появлении. Просто застыла в таком положении. И больная не спала, а просто лежала неподвижно, закрыв глаза. Ну что ж, в данном случае был классический симптом «воздушной подушки». Поднял ей руку и отпустил. Рука зависла. Приподнял ногу. То же самое, зависла. На обращение никак не реагировала. Госпитализировать нужно обязательно, ведь больная в таком состоянии опасна для самой себя. Да и для окружающих может возникнуть угроза, поскольку выход из такого состояния, бывает, сопровождается агрессивными действиями.
Мои фельдшеры подняли ее с кровати. Стоит, не падает. Повели. Пошла, еле передвигая ноги. До машины, с грехом пополам, довели. А вот завести внутрь – никак. Ногу подняла, чтобы на ступеньку взобраться, и все на этом. Не получается. Пришлось заводить в ручном режиме: я ей ноги переставляю, а фельдшеры держат и направляют ее. Завели.
В стационар доставили без проблем, если не считать вывод из машины в том же ручном режиме.
– Центральная, шестая свободна!
– Сюда, шестая!
Ну, как-то не верится, что при таком малом количестве бригад, нас вот так просто на Центр запустят… И точно!
– Шестая бригада, останавливаемся!
– Остановились, готовы.
– Пишем, вызов срочный: перекресток проспекта Мира и улицы Свердлова, ДТП, сбита девочка 13 лет.
– Принял!
Возмущаться таким непрофильным вызовом было неуместно. Ведь все бригады работают, никто не филонит. Долетели со «светомузыкой» буквально за три минуты. Пострадавшая лежит на асфальте проезжей части, плачет, стонет.
– Я встать не могу! Нога вот здесь болит! – показала она на правое бедро.
– Сейчас мы тебя обезболим. Потерпи чуть-чуть, моя хорошая, – как мог, успокаивал я ее.
– У меня смартфон куда-то улетел!
– Сейчас постараемся найти. Не переживай!
Ну, что мы имеем? Под вопросом перелом правой бедренной кости, закрытая черепно-мозговая травма – сотрясение головного мозга. Именно под вопросом, поскольку точная диагностика будет выполнена в стационаре. Обезболили качественно, всю остальную помощь оказали по стандарту. А вот что касается смартфона, то пришлось констатировать его смерть. В момент удара, он отлетел на встречную полосу и был раздавлен вдрызг потоком машин.
Выяснилось, что пострадавшая переходила проезжую часть на зеленый свет и была сбита иномаркой, уехавшей с места ДТП. Ну что ж, понятно, для некоторых водителей закон не писан. Считают себя полными хозяевами на дорогах. Очень надеюсь, что наглец будет найден и получит по заслугам.
– Центральная, шестая свободна!
– Сюда, шестая.
Ха, Надя, не смеши! Прямо так и дашь ты доехать!
– Шестая бригада, останавливаемся!
– Остановились.
– Пишем, шестая: адрес такой-то, возле трансформаторной будки, М., 40 л., без сознания.
– Принял!
Нет, электротравмы, к счастью, не было. А был пьянецкий господин, который культурно прилег в засохший бурьян недалеко от трансформаторной будки. И сознание почти присутствовало.
Господин достаточно внятно матерился, но этой информации нам было явно недостаточно, чтобы установить его личность. Мои фельдшеры подняли его и, с грехом пополам, подвели к машине. Но вот дальше он стал упираться и вырываться. В общем, силой затащили его внутрь и прификсировали вязками к носилкам. Да, допустили мы в данном случае нарушение: ведь скорая вправе доставлять в вытрезвитель граждан только с их добровольного согласия. А с другой стороны, его нельзя было бросить, как-то очень не хотелось попасть под уголовную ответственность за оставление в опасности. В общем, благополучно сдали мы его.
– Центральная, шестая свободна!
– Пока двигайтесь в сторону Центра!
На этот раз Надя была более осторожна.
– Шестая бригада, останавливаемся, пишем вызов.
– Остановились, пишем.
– Адрес такой-то, общежитие, Ж., 51 г., травма головы.
– Принял!
Весьма поддатая обладательница травмы, сидела на расхристанной постели, прижимая к темени окровавленную тряпку. Рядом стояла группа поддержки из двух пьяненьких дам, на чем свет поносивших какого-то Валерку. Выгнали мы их самым решительным образом. Ведь не протолкнуться из-за них в маленькой комнатенке, да еще и мешают своими воплями.
– Рассказывайте, что случилось.
– Да чего… Сидели, выпивали, значит, я, Оля, Нина и Валерку из сто шестнадцатой позвали. А потом он сказал, что … меня хочет, – пострадавшая назвала нецензурный синоним полового акта. – Ну вот, я его сразу на… послала, а он табуретку схватил и мне по башке дал. Ну и убежал он.
– Полицию вызвали?
– Нет пока. Но я … буду, заяву на него напишу, … …!
В общем, Анатолий рану обработал, перевязал. И свезли мы болезную в травмпункт.
Вот еще, не было печали, теперь придется в полицию сообщение передавать, ведь травма-то криминальная. А то, что еще и травмпункт будет сообщать, роли не играет. Будут два сообщения об одном и том же. Да, вот такие интересные правила у нас существуют.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: адрес такой-то, М., 29 л., психоз, больной учетный.
– Принял!
Бабушка больного, пожилая женщина, испуганно рассказала:
– Доктор, у него опять «голоса» начались! Теперь вообще чего-то страшное происходит! Сказал, что ему приказывают меня убить, но я, говорит, не подчиняюсь. И еще начал лбом об стену биться!
– У психиатра наблюдается?
– Да, он уже четыре года на учете стоит, в больнице лежал четыре раза. Инвалидность ему дали второй группы. У него ведь родителей нет, я одна его с пятнадцати лет воспитываю. Господи, за что мне такое на старости лет?!
– Как его зовут?
– Игорь.
Худощавый, коротко стриженный молодой человек, с лихорадочным блеском безумных глаз, стоя посреди комнаты, со злостью кричал невидимой собеседнице:
– Пошла на … отсюда, слышь, ты, … …! Я тебя саму грохну! Заткнись, ко мне врачи приехали!
– Игорь, успокойтесь, пожалуйста, отвлекитесь, давайте присядем и поговорим.
– Да, да, извините, пожалуйста. Просто они уже достали меня! – Больной вдруг стал вежлив, но чувствовалось, что внутри он переживает бурю отрицательных эмоций.
– Игорь, а кто такие «они», которые вас достали?
– Эля и Вадик. Они мне свои голоса в голову передают! Заставляют бабушку убить, а потом повеситься! А еще они делают так, что мои мысли все вокруг слышат!
– А кто они такие?
– Преступники. Они хотят от меня и бабушки избавиться и нашу квартиру получить. Я хотел сегодня в полицию пойти, заявление написать, а бабушка не пустила. Не хочет связываться…
– А сейчас, вот в данный момент, ты их слышишь?
– Нет, сейчас не слышу.
– Ты их самих видел?
– Нет, не видел, только слышал.
– Ну а зачем ты головой об стену бился?
– Да не бился я, а стучал не сильно. Просто, когда я головой постучу, то на какое-то время их не слышу.
– Ну что, Игорь, нужно ехать в больницу. Обязательно.
– Уф-ф-ф… – тяжко вздохнул больной. – А без больницы никак нельзя, а?
– Нет, Игорь, нельзя. Абсолютно.
– А если не поеду?
– Игорь, ну ты же сам все прекрасно знаешь. Зачем ты спрашиваешь?
– Ладно, поехали…
У Игоря были императивные псевдогаллюцинации[9 - Императивные – приказывающие, повелевающие.Псевдогаллюцинации – мнимый образ больной наблюдает не со стороны, а внутри собственного тела. В данном случае, «голоса» больной «слышал» внутри собственной головы. – Прим. авт.], которые являются безусловным показанием к госпитализации. В том числе и недобровольной. Хорошо хоть согласился, а то бы возиться пришлось. Увезли мы его в психиатрический стационар, обошлось без приключений. Хотя, пока ехали, он продолжал с «голосами» ругаться.
– Центральная, шестая свободна!
– Сюда, шестая!
До конца моей смены оставалось пятьдесят минут. Могут и еще дать. Но на Центр все же приехали. Наркотики сдавать не стал, подожду, когда минут пять останется до окончания. Сдал карточки на закрытие. И, о чудо, больше не вызвали! И не надо, а то и так уже заездили по самое не могу!
– Врач Климов, подойдите в диспетчерскую к телефону! – раздалось из динамика.
Да, такое практикуется, когда повод к вызову вызывает сомнения в обоснованности, а врач-психиатр, разумеется, здесь на Центре.
– Да, слушаю вас, здравствуйте!
– У мужа крыша едет! Напился пьяный и безобразничает, меня по лицу ударил, ругается! – закричал в трубку женский голос.
– Извините, но пьяных дебоширов мы не успокаиваем. Этим занимается полиция. Звоните туда и пусть его забирают.
– Да какая полиция?! У него же крыша едет! Сделайте ему успокоительное! А полицию я уже вызывала в прошлом месяце. Они его забрали на три часа, протокол составили, оштрафовали на пятьсот рублей, так я же этот штраф и платила за него! Зачем мне это надо?!
– Так, я вам все разъяснил. Звоните в полицию. До свидания, – и положил трубку, ибо бесплодный разговор мог затянуться до бесконечности.
Вот и времечко подошло к окончанию смены. Наркотики сдал и отчалил восвояси.
А на следующий день… В общем, наговорил я в прошлый раз, что, мол, завершился для меня грибной сезон. А вот как бы не так! Не удержался. Пошел. И не с пустыми руками, а ведерко с собой прихватил. Один я был на даче, без супруги, иначе она бы сразу на корню пресекла мое грибное безобразие. В общем, набрал я лисичек почти полное ведерко. Привез домой, а Ирина моя, как и ожидалось, недовольство свое высказала:
– Опять притащил?! Вот теперь сам и делай чего хочешь со своими грибами! А я даже палец о палец не ударю!
И сделал! Нашел в интернете рецепт супа из лисичек. Сварил. Великолепно получилось! Ну, а оставшуюся часть заморозил.
– Ох ты моя хозяюшка! – сказала оттаявшая супруга.
Но вот теперь все. Точно все. До будущего года.

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Долгая смена
Вот и вновь подошла моя очередная смена. Врачебно-фельдшерскую конференцию объявили. И мы все уже заранее знаем, что скажет нам главный врач. А скажет он об изменении своего приказа, ограничивающего время пребывания на вызовах и в приемных отделениях. Нет, мы не ясновидящие и не яснослышащие. Просто он уже говорил об этом в других сменах. После доклада старшего врача слово взял главный.
– Уважаемые коллеги! Разъясню причины, по которым был издан приказ, вызвавший бурю вашего недовольства. Дело в том, что при таком огромном количестве вызовов, некоторые бригады попросту филонят, затягивая время нахождения на вызовах. Например, вызов на «болит живот». Что там нужно сделать? Снять ЭКГ, пропальпировать и везти в стационар. Все! Вот объясните мне, как там можно зависнуть аж на целый час? Чем там можно заниматься? Оперировать, что ли? То же самое касается и нахождения в приемном отделении. Если вы привезли нетяжелого стабильного больного, зачем там высиживать? Оставьте медсестре сопроводительный талон, узнайте фамилию дежурного врача и впишите его в карту! Но все-таки в этот приказ я внес изменения. Теперь там прописано, что ограничения во времени не распространяются на тяжелых и нестабильных больных. То же самое касается и очередей из бригад в приемных отделениях. Так что перестаньте накручивать и себя и коллег! Никто не собирается вас всех грести под одну гребенку и налево-направо лишать стимулирующих! Теперь, что касается работы с планшетами. Понимаю ваше недовольство. Но, к сожалению, никуда от этого не деться. Подавляющее большинство регионов уже давно с ними работают. Бумажные карты вызова пока сохраняются, их оформлять придется, но в ближайшее время мы этот вопрос решим. Так что, давайте привыкать! Вопросы есть, коллеги?
– Есть, – сказала фельдшер Марина Кольцова. – В планшете нельзя исправить время и оказанную помощь. Как быть в таких случаях?
– Я свяжусь с разработчиками, чтобы они это разблокировали.
– А пока не связались, вы нас будете наказывать?
– Открою вам страшную тайну: все это можно поправить в компьютере на Центре или на подстанции. И еще раз повторяю, что всех подряд, бездумно, никто никого наказывать не будет.
– Уважаемые коллеги! – взяла слово начмед Надежда Юрьевна. – В продолжение слов Игоря Геннадьевича о долгом нахождении на вызовах. Самый свежий пример. Фельдшер Цаплин выехал на температуру 37,4. Больной был в удовлетворительном состоянии, сатурация прекрасная, в кислороде не нуждался, стабилизировать там было нечего. Но, на вызове пробыл аж сорок три минуты! Лично я не понимаю, что там можно было делать в течение этого времени? Какую помощь оказывать? Игорь Геннадьевич, когда говорил про больной живот, имел в виду вызов фельдшера Логинова. Он выставляет острый аппендицит под вопросом. Больной молодой, с прекрасной гемодинамикой. Какая там может быть помощь? Аппендициты лечатся только хирургически в стационаре. Но фельдшер пробыл на этом вызове шестьдесят четыре минуты! И еще есть несколько вызовов похожих! В общем, коллеги, как хотите, но такие случаи будут выноситься на комиссию по стимулирующим.
– Коллеги, новый приказ находится у старшего врача. Пожалуйста, все ознакомьтесь и распишитесь. Еще есть вопросы? Нет? Тогда все, всем спасибо! – подвел итог главный.
Вопрос у меня остался. Незаданный. Зачем нужно было в такой спешке переходить на планшеты, если самые важные моменты вообще не продуманы? «Решим», «свяжемся». А раньше-то кто мешал это сделать? Но этот вопрос, безо всяких сомнений, все равно остался бы без ответа… Хотя у планшета есть и свои плюсы. Например, если пациент когда-то ранее вызывал скорую, то будут автоматически заполнены его паспортные данные и номер полиса. Да и учеба была проведена очень качественно.
Сегодня вновь двадцать три бригады. Нет, формально, бригад больше – двадцать семь, но четыре задействованы на понятно какую инфекцию. А потому, из общей работы они выпадают.
Получил от своего коллеги из предыдущей смены планшет. Ну и в придачу нецензурные комментарии о нехватке времени для заполнения планшета и карточек.
Ввел свои логин и пароль. Все нормально. Работает.
В 8:47 планшет зазвенел и на экране появился вызов с красной полоской. Принял. Время пошло. «ФИО, М., 32 г., адрес такой-то, травмы головы, грудной клетки, избит. Вызывает жена». Так, главное – не забыть вовремя доезд отметить.
Жена больного, молодая женщина с бледным заплаканным лицом, рассказала:
– Он всю ночь где-то шарахался. Утром еле приполз весь избитый, даже раздеться не смог.
– Понятно, сейчас посмотрим.
Пострадавший сидел на диване, часто поверхностно дышал и тихо постанывал. Правый глаз заплыл из-за гематомы. Вокруг ощутимо витала перегарная вонь.
– Здравствуйте, что случилось?
– Я у друзей был… Забухал… Домой шел… Вдвоем прямо у дома меня запинали… Смартфон отобрали… Блин… Ребра болят… Дышать тяжело…
Да, дышать ему было действительно тяжело. Послушал. Дыхание справа отсутствует. Тишина. При пальпации болезненность в области V, VI, VII ребер справа. Что ж, можно смело диагностировать гемопневмоторакс[10 - Гемопневмоторакс – скопление в плевральной полости крови и воздуха. В данном случае причиной послужил разрыв плевры, а может и легкого, острыми обломками ребер. – Прим. авт.]. Ну и, разумеется, закрытую черепно-мозговую травму – сотрясение головного мозга. Обезболили, остальную помощь оказали по стандарту и свезли благополучно в стационар. Вот так и нашел человек приключения на свою… на свои…, в общем, на свой организм. А мне придется теперь в полицию сообщение передавать.
Пока были на вызове, фельдшер Герман заполнил в планшете и в карточке паспортные данные и номер полиса больного. И все равно времечка больше ушло, ведь я же должен и тут, и там жалобы, анамнез, статусы и лечение расписать.
Все, вот теперь все сделано. Жму, что освободился. Почти сразу вызов появился: «ФИО, адрес такой-то, М., 39 л., психоз, больной агрессивен. Учетный. Вызывает мать». Принял.
Только подъехали, и к машине сразу подошла женщина в пальто и в домашних тапочках на голых ногах.
– Здравствуйте, я его мама. Ой, опять у него психоз начался… – заплакала она. – Какую-то ерунду говорит, меня выгнал, только успела пальто надеть, да еще и пнул вдогонку… Вы сами туда не ходите, он ростом метр девяносто, здоровенный, может и за нож схватиться, вызывайте полицию! Я звонила, но мне сказали, что только скорая должна вызвать.
– Он у психиатра наблюдается?
– Да, уж давно, с девятого года. И в больнице то и дело лежит. Он недееспособный, у меня опека над ним. Не моется уже второй месяц – весь провонял!
– А в этот раз когда ухудшение началось?
– Вчера днем. Но вчера-то он не агрессивный был, просто говорил чего-то непонятное. Хотела таблетки ему дать, а он выкинул их. Потом не спал всю ночь. А сегодня вон чего началось.
Все понятно. Через диспетчера вызвал полицию. Ждем-с. Нет, без полиции в таких случаях нельзя никак. Хоть мои фельдшеры далеко не хлюпики, но все-таки мы не силовая структура.
Ждали минут двадцать. Приехали трое крепких, высоких парней в бронежилетах и касках. Поднялись к квартире. А дверь-то заперта. Ключей у мамы больного нет, не до них было, когда убегала. Стучали и просили, чуть ли не плясали в присядку. Но не открывает и все тут! Уж хотели было мчсников вызывать и тут, о чудо, взял и сам открыл! Видимо, созрел. Посторонился. Спокойно позволил полицейским надеть наручники. Как хорошо, что все обошлось без потасовки!
– Иди на …! Ты через голову проходишь! – крикнул он матери, и та, от греха подальше, сразу же вышла из комнаты.
Усадили его на кровать.
Да, больной действительно очень высокий, крупного телосложения, но не мускулистый, а рыхлый. Не брит, волосы сальные, взлохмаченные, неопрятная фланелевая рубашка, грязные спортивные штаны. Смотрит исподлобья, настороженно.
– Здравствуй, Андрей! Почему ты нам дверь не открывал, зачем маму выгнал, что случилось?
– Случилось вчера, в почтовом ящике, в нашем подъезде. А почтовый ящик – это не просто кино или книга! Спросите у Жени из сто двенадцатого дома! Я же еще не совсем ку-ку! Что мне доказывать? Если я кино смотрел, то что, я должен идти через подвал, что ли?! Сейчас все почтовые ящики проходят через подвал, вот и все дела. А магазин на улице Кирова никуда не денется. Зачем цирк-то устраивать?
– Андрей, честно говоря, я ничего не понял. Тебя что-то беспокоит? Что-то видится, слышится?
– А что видится? Мои слова не видятся. Я вижу через все участки. И через магазин на улице Кирова. И через седьмую палату. Мать приходит и через голову все получается. Чего мне слышать-то?
– Давай-ка, Андрей, поедем в больницу! – подвел я итог нашей содержательной беседе.
– Поедем, уедем, заедем. Вы лучше у Жени спросите! Там в почтовом ящике до хрена всего этого! – ответил он.
У полицейских аж глаза окосели, видимо, парни добросовестно пытались понять смысл сказанного. И зря пытались. Ведь у больного была ярко выраженная шизофазия – разорванность речи, при которой предложения строятся грамматически правильно, но вот смысл в них отсутствует.
Мои фельдшеры помогли Андрею переобуться, накинули куртку и спокойно повели. Двое полицейских сели в нашу машину. Да, перестраховаться никогда не помешает, ведь мирное поведение больного еще ни о чем не говорит. Сейчас он совершенно спокоен, а в следующую минуту может такую агрессию выдать, что мало не покажется!
Пока ехали, Андрей всю дорогу развлекал парней своим увлекательным монологом. Но, в отличие от полицейских, у фельдшеров глаза не окосели. Привыкли.
Вот и все, планшет и карточка заполнены, отмечаю в планшете, что освободились. Вызов прилетел сразу: «ФИО, адрес, Ж., 30 л., боль в груди». О, есть сведения, что в этом месяце уже вызывала с головной болью. А это значит, что паспортные данные и номер полиса больной вписаны. Уже хорошо, мне меньше работы. Поехали! Но нет, пришла отмена. Другой вызов: «Улица Куйбышева, у дома № 34, ДТП, один пострадавший. Вызов получен через 112». Принял. Давно перестал я возмущаться по поводу непрофильных вызовов. Общеизвестная болячка сравняла между собой все бригады: и специализированные, и общепрофильные. Ну что ж, включаем «светомузыку» и летим. Хотя, летим – это громко сказано. Поток транспорта очень плотный, и хоть автомобили нас пропускают, но все же особо не разгонишься.
Приехали через восемь минут. На месте ДТП уже работают ГИБДД и пожарные. Некоторые, бывает, недоумевают, мол, зачем пожарные-то нужны, если никакого пожара нет? Так вот, они нужны затем, чтобы обесточить электропроводку автомобиля, не допустить возгорания и взрыва бензобака, смыть разлившиеся горючие вещества. И приезжают пожарные не на любое ДТП, а только если есть пострадавшие.
Красная легковая иномарка с разбитой в хлам передней частью, огромная фура с поврежденной кабиной. Вся дорога усеяна обломками и осколками.
– Здравствуйте! Зря вас вызвали. Там труп, – сказал инспектор ДПС.
Пожарные тем временем извлекли тело водителя и положили на асфальт. Не буду никого шокировать описанием повреждений, только скажу, что они были абсолютно не совместимыми с жизнью. Водитель погиб сразу в момент ДТП. А вот водитель фуры от осмотра отказался.
Как рассказал инспектор ДПС, легковушка через двойную сплошную выехала на встречку и лоб в лоб столкнулась с фурой. Видать, сильно спешил покойный, а может, просто решил крутость свою показать. Но теперь уж бог ему судья…
Констатацию расписал. Жму, что освободился. Новый вызов: «ФИО, адрес такой-то, Ж., 67 л., боль в груди. Вызывает сама». Принял, поехали.
Дверь открыла сама больная, пожилая женщина со страдальческим выражением лица.
– Ой, как больно! – сказала она, держась за левую сторону груди. – Еле ползаю. Уж кучу таблеток перепила, а все никак не проходит. Даже дышать больно!
– Пойдемте в комнату, вы ляжете, и я вас посмотрю.
Опаньки, а у больной-то в левой верхней части грудной клетки пузырьковые высыпания! Вот и «herpes zoster» нарисовался. Другими словами, опоясывающий лишай, виновником которого является вирус герпеса. Это тот самый вредитель, который вызывает герпес на губах и ветрянку. И после того, как герпес или ветрянка давно прошли, вирус никуда не исчезает, он ждет, затаившись в нервах. Дождавшись, когда организм ослабнет, этот негодяй проявляет себя во всей красе в виде опоясывающего лишая.
На кардиограмме, как и ожидалось, ничего криминального не было. Объяснил больной ситуацию, рекомендовал обратиться в поликлинику, сделали ей внутримышечно нестероидное противовоспалительное средство, ну и ушли восвояси.
Разрешили обед. Замечательно, пора бы уже! Сдал карточки, пообедали, чайку попили, покурили. А потом пошел и горизонтальное принял, положив планшет рядом с головой. Будет вызов, сразу услышу.
Вот и трель раздалась. Вызов пришел: «Адрес такой-то, гипермаркет «Глобус», Ж., 80 л., психоз. Вызывает охрана».
Пожилой охранник рассказал:
– Бабушка потерялась, ничего не помнит. Сначала на улице стояла у входа. Потом зашла, все бродила по торговому залу. Спрашивали ее, мол, как зовут и где живет, а она ничего путного не отвечает. Вон она на скамеечке сидит.
Пожилая женщина растерянно и одновременно доверчиво улыбалась. Одета хоть и опрятно, но как-то неправильно: без головного убора, болоньевое пальто поверх домашнего халата, шерстяные носки без колготок и мужские туфли большого размера.
Я присел напротив нее на корточки.
– Здравствуйте, вас как зовут?
– … Тамара, – не сразу ответила больная.
– А по отчеству как?
– Дык мы это… Мы с Кудряшовыми живем…
– Нет, вашего папу как звали?
– А его сейчас нет.
– Ну, а как же его зовут-то?
– Зовут… Да, вот так.
– А как ваша фамилия?
– …
– Ну, хорошо, а где вы живете?
– А вон там, в деревянном доме!
Но никаких деревянных домов поблизости не было.
Н-да… Бабулечка-потеряшка. Никакого психоза у нее нет, а есть деменция. Нужно госпитализировать в психиатрический стационар, ведь больная находится в беспомощном состоянии. Ни документов, ни телефона у нее при себе нет. Что ж, придется заезжать в отдел полиции, проверить ее по отпечаткам ладоней через АДИС Папилон. Это такая огромная база дактилоскопических данных. Заехали, проверили. Ну и никакой информации не получили, личность не установили. Теперь держим путь в областную психиатрическую больницу. В общем, передали мы больную, как неизвестную.
Теперь очередной вызов: «ФИО, адрес такой-то, М., 51 г., желудочно-кишечное кровотечение. Рвота с кровью. Вызывает сожительница».
Старый двухэтажный деревянный дом барачного типа. Неопрятная квартира, кругом навалено какое-то тряпье. На столе – традиционный алкоголический натюрморт: обгрызенные куски хлеба, окурки в тарелке, пластиковые стаканчики, три пустых «фанфурика».
Больной лежит на неубранной постели поверх несвежего белья. Худощавый, с впалыми щеками, поросшими седоватой щетиной. А вот живот резко контрастирует с общей худобой: большой, как у беременной на позднем сроке, тугой. Ярко выражен симптом «головы медузы»: от пупка во все стороны расходятся четко видимые расширенные вены. Такое странное название симптома взято из древнегреческой мифологии, поскольку картина очень напоминает голову Медузы Горгоны.
– Что вас беспокоит?
– Да вот сегодня затошнило, проблевался, смотрю – кровь. А еще башка чего-то кружится.
– Прямо красная кровь была?
– Да, красная.
– А стул какого цвета?
– Эээ… Как понять?
– Говно какого цвета?
– Да мне что-то и ни к чему.
– А живот такой большой давно?
– Дааа, уж, наверно, месяц. Не знаю, что такое, вроде и ем немного, а прет и прет!
– К врачам не обращался?
– Не, никуда не ходил.
Ну что ж, все понятно. Допился, бедолага, до цирроза и асцита[11 - Асцит – скопление жидкости в брюшной полости. – Прим. авт.]. А как дополнительное осложнение – кровотечение из варикозно расширенных вен пищевода.
Давление 110/70 мм, низковатое. Покапали, ввели кровоостанавливающий препарат, ну и благополучно свезли болезного в хирургический стационар.
Отметил в планшете освобождение. И вот еще вызов: «ФИО, адрес такой-то, М., 48 л., психоз, больной не учетный».
Добротный кирпичный частный дом. У калитки нас встретила супруга больного: невысокая, плотненькая, голосистая.
– Здравствуйте! Вон, до «белки» допился, красавец! Пауков и каких-то баб гоняет!
– Последний раз когда выпивал?
– Позавчера, а вчера утром похмелился чуть-чуть и все. А так-то недели две пил без просыха. Сегодня всю ночь не спал, утром какая-то суета на него напала, а сейчас вон чего получилось! И ведь хороший человек-то, руки золотые, но вот только пьет, как паразит!
Больной, среднего роста, с кучерявыми волосами, в расстегнутой до пупа рубахе, встретил нас с удивлением.
– О! Здравствуйте! А вы кто, спасатели, что ли? Вас Ленка вызвала?
– Нет, мы – скорая помощь…
– Лен, ну а скорую то ты на фига вызвала? Тут или спасатели, или полиция нужны! – обратился он к супруге.
– Иван Семеныч, а вы нам расскажите, что случилось, мы поможем не хуже спасателей.
– Ну ладно, – покладисто согласился больной. – Короче говоря, какая-то баба забралась вот в эту комнату.
– А как она туда попала?
– Да черт ее знает… Наверно, дверь была не заперта. Ну вот. И баба-то какая-то странная: легла не на саму кровать, а на спинку. И главное-то, все молча! Я ее спрашиваю, а она даже ни слова!
– А жена видела ее?
– Ой, да ни хрена она не видит! Если даже целая банда придет, она ничего не увидит! И вот дальше слушайте. Баба куда-то делась, видимо, убежала, а под шкафом теперь огромный паучище. Это, наверно, она его с собой притащила! Слушайте, я таких никогда не видал! Да вон, вон, смотрите, из-под шкафа две ноги выглядывают! Я хотел его шваброй оттуда достать, а побоялся. Черт его знает, вдруг набросится? Вон, вон он, видите?! Давайте я фонарик принесу?
– Нет, не надо фонаря. Мы все поняли. Иван Семеныч, нужно поехать в больницу.
– В какую больницу? Да вы чего, мужики, я чего, больной, что ли? Зачем?
– Иван Семеныч! Нужно покапаться, полечиться. И возражения не принимаются.
– Ну, слушайте, я уже вообще ничего не понимаю!
– Иван Семеныч, собирайтесь, пожалуйста! Вот полежите в больнице, и вам все будет понятно.
– Ну ладно, ладно…
По дороге в наркологию, Семеныч настороженно спрашивал фельдшеров, мол, что это из-под носилок выглядывает? Уж не паук ли пробрался? Но мои фельдшеры успокоили его, сказав, что наша бригада специализируется на борьбе с пауками и со всякими непонятными бабами. В общем, благополучно и спокойно свезли его в наркологию.
Велено следовать в сторону Центра. Следуем. Но как-то не верится, что дадут доехать. Ну, точно! «ФИО, адрес такой-то, М., 64 г., боль в груди, одышка. Вызвала жена». Есть данные о том, что в прошлом месяце госпитализировался в кардиодиспансер с нестабильной стенокардией.
Больной держится рукой за грудь, морщится.
– О-о-ой, как больно-то… Я месяц назад уже вызывал… Тогда болело, но не так… И дышать тяжело…
– Давно болит?
– Да уж часа полтора… Брызнул два раза и никакого толка… – Кивком головы он показал на флакон нитроспрея.
Фельдшер Анатолий подал мне кардиограмму. Да, все понятно, вон какие подъемы. Острый переднебоковой инфаркт миокарда. Давление 140/90 мм, и это отлично! В подобных случаях тревогу вызывает, наоборот, давление низкое. Внутривенно, медленно, дробно ввели наркотик. Боль поутихла, но окончательно не ушла. Пришлось добавить другой наркотический препарат, к которому я отношусь очень настороженно. Да, напрягся я, ведь он может опасную аритмию спровоцировать. Но ничего, все обошлось хорошо, обезболивающий эффект наступил. Все остальное дали и сделали по стандарту. И увезли в Областную клиническую больницу.
Освободились. Следующий вызов не заставил себя ждать: «ФИО, площадь Новаторов, пункт полиции, М., 37 л., травма головы. Вызвала полиция». Пункт полиции – это будка такая, чем-то напоминающая киоск. Внутри находились двое полицейских, ну и, конечно же, сам виновник торжества в крохотной клетке. Этот господин с перепачканным кровью лицом, изволил орать и буйствовать.
– Э, вы че меня закрыли, а?! Вы че…. …?! Давай открывай, давай по-мужски побазарим?!
– Что с ним случилось-то? – спросил я у полицейских, не обращая внимания на крики.
– Где-то упал, наверное. Граждане нас вызвали, заявили, что на остановке ко всем пристает и матерится, – ответил старший сержант. – Посмотрите, может в больницу его?
Открыли клетку.
– Э, старый, давай, короче, меня на больничку вези! – потребовал господин.
– Сейчас посмотрим, – спокойно ответил я.
На правой брови – неглубокая ранка, в поперечнике миллиметров семь, со свернувшейся кровью, шить там нечего. Патологической неврологической симптоматики нет. А это значит, что в травмпункт или в стационар везти не с чем. Для вытрезвителя тоже оснований нет: он, хоть и пьяный, но самостоятельно передвигаться вполне может.
Фельдшер Анатолий обработал ранку и наложил лейкопластырную повязку.
– Нет, никуда мы его не повезем, – сказал я полицейским.
– Э, слышь, ты, … …! Ты че, опух, что ли?! Ты че, на ментов, что ли, работаешь, ты, …?! Я тебя в натуре найду, отвечаю! – орал он из вновь запертой клетки.
Сделал я запись, что господин в госпитализации не нуждается, и отчалили мы под аккомпанемент его матерных воплей и угроз.
Ну что, до конца смены остается чуть больше двадцати минут. Наверное, сейчас на Центр позовут. Отметил в планшете освобождение. Да что ж ты будешь делать, еще вызов кинули! Нет, пока не принимаю, сейчас по рации свяжусь.
– Центральная!
– Слушаю.
– Это шестая. Надежд, ты мне вызов дала за двадцать две минуты до конца смены. А мне еще и наркотики надо списывать!
– Юрий Иваныч, ну это же ваш вызов, тем более уличный. Уж отработайте его, пожалуйста, иначе он надолго зависнет!
– Ладно, что с тобой сделаешь, отработаю.
– Спасибо, Юрий Иваныч!
«ФИО, адрес такой-то, во дворе дома, М., 44 г., психоз. Вызывает Осипов В.В., телефон такой-то». Приехали во двор Г-образной пятиэтажки и сразу увидели нашего болезного, что называется, во всей красе. С голым торсом, в спортивных штанах и домашних тапочках он вертелся, пытаясь снять со своей спины нечто, видимое только ему одному. Двое мужчин и женщина контролировали его, не позволяя уйти со двора.
– Здравствуйте! Вон видите, чего творит? Видать, «белка» накрыла! – сказал один из мужчин.
– Он пьющий, что ли?
– Ну, конечно!
– А где он живет-то?
– Не знаю, у него тут корефан живет в нашем подъезде, такой же алкаш, он к нему часто приходит.
– А-а-а… Ну помогите, пожалуйста! А-а-а… Снимите, оно в спину вцепилось! – жалобно и испуганно кричал больной.
– А кто вцепился-то? – поинтересовался я.
– Да не знаю! – ответил он, пытаясь заглянуть на собственную спину. – Вроде жук какой-то!
Фельдшер Герман сделал движение, будто снял это нечто с больного.
– Все, все, я снял и выкинул. Больше ничего у тебя там нет! – сказал он больному.
Но тот, успокоившись на несколько секунд, вновь стал вертеться. Нет, так просто алкогольный делирий не купируешь… Завели его в машину, правда, с большим трудом.
– Мужики, а че у вас тут везде проволока торчит? Чуть глаз не выколол! – возмутился больной, отвлекшись от «жука на спине». Ну вот, теперь присоединились и галлюцинации в виде проволоки, часто встречающиеся при алкогольных психозах.
– Лучше скажи, зачем ты сюда-то пришел? – поинтересовался я.
– Я из квартиры убежал. Ко мне какой-то урод забрался. Ну и я к Ромке пришел, к другу, хотел переночевать у него, а его дома нет, – ответил больной, уворачиваясь от невидимой проволоки.
– А что за урод?
– Не знаю я его, вообще незнакомый! Настоящий урод: нос во какой, прямо до подбородка висит! Рожа синяя, как у мертвеца! Я быстрей выбежал, даже одеться не успел!
– С кем ты живешь-то?
– Один, жена ушла…
– Сейчас, в данный момент, что-то беспокоит?
– Да эта… по спине ползает! Я даже прислониться не могу, вдруг укусит! – ответил больной, одновременно отгибая от своего лица невидимую проволоку.
– Сколько времени пил?
– Да я и не считал… несколько месяцев, наверно. Но я уже три дня вообще не выпиваю, сам завязал, безо всяких капельниц!
В общем, сдали мы болезного наркологам. Ведь они являются признанными специалистами по борьбе с жуками, монстрами и прочей белогорячечной нечистью.
На Центре списал израсходованные наркотики, сдал карточки. И только пошел переодеваться, как динамик прокричал строгим женским голосом:
– Врач Климов, зайдите в диспетчерскую!
Что же делать, пошел, размышляя, зачем я им понадобился.
– Юрий Иваныч, а вы хулиган! – с игривой улыбкой сказала фельдшер по приему вызовов Светлана, «закрывающая» карточки.
– Нет, Светочка, я – шалун! Что случилось-то?
– А где карточка на отмененный вызов «боль в груди»?
– Светуль, прости, пожалуйста, старого склеротика! Сейчас все сделаю!
Да, отмененные вызовы не исчезают в никуда. Кроме отметки в планшете, у нас нужно еще и в карточку все вписать. Быстренько все сделал. Хотя, быстренько-не быстренько, а переработка, в общей сложности, больше часа составила.
А дома, осторожненько так, сказал супруге, мол, очень хочется завтра в лес сходить. Но она тут же пресекла мои намерения, назвав меня лесным маньяком. В общем, ничего не поделаешь, буду ждать следующего сезона!

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Пустые вызовы
Вот и наступила настоящая поздняя осень: холодно, промозгло и уныло. Ветер сыплет в лицо противную морось. В такую погоду сидеть бы дома, в тепле и уюте, но о такой роскоши остается только мечтать… Сегодня моя очередная смена. Конференции не будет. Да и вообще, сдается мне, что конференции отныне станут редкими. Теперь все распоряжения руководства доводятся до нас через планшеты.
Главный частично сдержал свои обещания. Теперь в планшете разблокированы время вызова и оказанная помощь. А вот рукописные карточки, к сожалению, пока остаются.
Никаких повальных репрессий за долгое нахождение на вызовах не случилось. На комиссии по стимулирующим наказали рублем двоих коллег, но здесь все было по справедливости. Они действительно необоснованно тянули время. Так что, страсти улеглись.
Сегодня двадцать девять бригад, из которых четыре задействованы на общеизвестную болячку. В сухом остатке – двадцать пять. А фельдшеры общепрофильных бригад так по одному и работают, бедолаги. Хотя на следующей неделе, обещали им в помощь прислать студентов старших курсов из медицинского ВУЗа.
Мой коллега из предыдущей смены Михаил Борисович, которого я меняю, загадочно ухмыляясь:
– Иваныч, у меня для тебя две новости: хорошая и плохая. Начну с хорошей. Наш бригадный дефибриллятор, наконец-то, отремонтировали!
– Ну, отлично. А какая плохая?
– Нам его не вернут. Наталья сказала, что по стандарту оснащения нам только автоматический положен.
– Вот ведь засранка! А ты к Андрею Ильичу ходил?
– Так ведь его хрен застанешь на месте! Два раза приходил, у него заперто. А потом нас заездили, и так не я попал к нему.
– Ладно, Борисыч, сейчас я схожу, может, застану.
И отправился я на «разборки» к главному фельдшеру. Повезло мне, он был на месте и что-то сосредоточенно делал на компьютере.
– Приветствую, Андрей Ильич! Мне сказали, что Наталья не хочет нам дефибриллятор возвращать. Вместо него, нам оставляют эту несчастную «говорилку» автоматическую. Это что за дела-то?
– Ну, так правильно. По приказу триста восемьдесят восемь эн вам положен только автоматический дефибриллятор. А если Росздравнадзор придет с проверкой, кто будет штраф платить? Не вы, а я и старший фельдшер! Зачем нам подставляться-то?
– Андрей Ильич, да знаю я этот приказ не хуже вашего. Вот только вызовы нам дают все подряд, как-то не особо считаясь с приказами. А на эту автоматику особой надежды нет. Ну, а если проверялки придут, так на время заменим, и всех делов! Нет, Андрей Ильич, давайте решим этот вопрос прямо сейчас! Не подставим мы вас, не волнуйтесь!
– Ну ладно, Юрий Иваныч. Идите к Наталье, я ей сейчас позвоню.
– Вот и спасибо, Андрей Ильич! Я знал, что вы настоящий друг!
В общем, вернулся домой наш родной дефибриллятор, аки блудный сын. Аж на душе стало приятно.
Удивительно, но первый вызов нам дали аж в начале десятого. «ФИО, адрес такой-то, Ж. 78 л., ОНМК? Нарушена речь. Вызвала дочь, телефон такой-то». Аббревиатура «ОНМК» означает «острое нарушение мозгового кровообращения», а проще говоря, инсульт. Ладно, сейчас приедем, посмотрим, что там за инсульт.
Дверь нам открыла встревоженная женщина с заплаканным лицом.
– Здравствуйте, я вас к маме вызвала. Она мне утром позвонила, ну она всегда мне по утрам звонит, а у нее язык заплетается! Еле слова выговаривает! Я приехала, смотрю, а она вообще какая-то не такая. Глаза ненормальные, все чего-то суетится, по квартире бродит. У нее инсульт, что ли?
Больная, ухоженная пожилая женщина, выглядевшая гораздо моложе своего возраста, увидев нас, остановилась посреди комнаты.
– Здравствуйте! А вы ко мне приехали? – спросила она, с трудом выговаривая слова и глядя на нас замутненным взором.
– Да, Лидия Александровна, к вам. Пойдемте, вы в кроватку приляжете, и я вас посмотрю.
И тут мой взгляд почему-то зацепился за одиноко лежавший на столе блистер с мелкими белыми таблеточками. Взял, посмотрел и буквально обалдел. Это был дешевый антидепрессант первого поколения. Отпускается строго по рецептам, свободно его не купишь. Препарат крайне коварный для пожилых людей. Двух таблеток не хватает.
– Лидия Александровна, а вот эти таблетки ваши?
– Да, мои. Я сначала одну выпила, а через час другую. У меня головные боли очень сильные.
– А кто вам их назначил?
– Я передачу смотрела, там доктор сказал, что эти таблетки очень хорошо от головной боли помогают.
– А как же вы их купили-то? Ведь они только по рецепту продаются!
– Так меня в нашей аптеке знают, мне и продали без рецепта.
– Что вас сейчас беспокоит?
– Язык заплетается, и никак сосредоточиться не могу. Хожу, брожу, как дура какая-то. А сейчас спать хочется. И сердце сильно колотится.
На ЭКГ синусовая тахикардия. Давление 110/70 мм, при привычном 140/90 мм. Глюкоза в крови нормальная. Рефлексы повышены. Ну что ж, все понятно, откуда взялась эта симптоматика. Налицо передозировка лекарственного препарата. Делать промывание смысла нет, ведь последнюю таблетку она приняла около двух часов назад. Сделали препарат бензодиазепинового ряда для предупреждения судорожного припадка, покапали. А вот от госпитализации больная категорически отказалась. Уж мы с ее дочерью чуть ли не вприсядку плясали, уговаривая, но она ни в какую! Нет и все! Но радует одно: дозировка была не слишком большой.
Дочь больной поинтересовалась, будет ли все хорошо с ее мамой? Но это только киношные доктора жизнерадостно заявляют, мол, жизни ничего не угрожает, и больной теперь пойдет на поправку! А вот в реальной жизни мы от таких оптимистических прогнозов воздерживаемся. В общем, велел я ей сегодня неотлучно с мамой находиться, в случае ухудшения опять вызывать скорую. Ну, а таблетки эти все до единой в унитаз спустить!
Не понимаю я этого теледоктора: как можно всем без разбора рекомендовать такой серьезнейший препарат? Да, во многих случаях, он действительно помогает при хронической головной боли. Вот только назначается он строго индивидуально, после осмотра, сбора анамнеза, обследования. А в отношении пожилых пациентов нужна особая осторожность, поскольку даже в терапевтических дозах, он может спровоцировать у них острые психозы. И в моей практике уже было два таких случая. Правда, в одном из них, молодой человек накушался этих таблеток, чтобы необычные ощущения испытать.
Все, освободился. Теперь следующий вызовок прилетел: «ФИО, адрес такой-то, Ж., 34 г., третьи роды. Вызвал муж, телефон такой-то». Ну, зашибись! Кому же еще дать роды, как не психиатрической бригаде?! А спорить бесполезно: главный не так давно на конференции заявил, что я выбираю вызовы, как блюда в ресторане. Вот теперь диспетчерская и дает нам все подряд, без разбора.
– Ну, Юрий Иваныч, вы теперь психиатр-акушер! Поехали, ща рожать будем! – захохотал водитель.
– Володя, ну тебя нахер, смотри, сам-то не роди, вон какую пузень отрастил! Давай, включай «светомузыку»! – скомандовал я, внутренне передернувшись от такого «пророчества».
Да, на такой вызов нужно побыстрее ехать: третьи роды могут протекать стремительно, родит, как выплюнет. Ой, тьфу, не дай бог!
Нас встретили сама роженица и ее супруг. Оба с приятными, светлыми лицами и доброжелательными улыбками. У меня аж от сердца отлегло, значит, что прямо сейчас точно никто не родит!
– Здравствуйте! Вон какие гвардейцы за мной приехали! А почему вас трое? – поинтересовалась роженица.
– Мы бригада интенсивной терапии, всегда по трое работаем, – скромно ответил я.
Да, на непрофильных вызовах я всегда вру. А уж тут-то соврать сам бог велел. Иначе родит еще прямо здесь, узнав, что в роддом ее повезет психиатрическая бригада. Мои опасения, к счастью, не сбылись. Увезли мы ее благополучно.
Вот и еще вызов: «ФИО, адрес такой-то, М., 54 г., аритмия. Вызывает сам, телефон такой-то».
Квартира хоть и опрятная, но давно не видевшая ремонта. Больной, худощавый мужчина с испуганным лицом, рассказал:
– Что-то у меня мотор неправильно работает. И вообще, как-то мне хреновато, башка покруживается.
– И давно у вас это?
– Позавчера началось.
– А почему сразу не вызвали?
– Да я тут… это… ну, забухал, короче. Думал, пройдет, а вот ни хрена что-то не проходит…
На ЭКГ – фибрилляция предсердий, нормосистолическая форма. Что и следовало ожидать. Это означает, что предсердия сокращаются, как им вздумается: хаотично, независимо от желудочков. Нормосистоличепская форма говорит о том, что желудочки сокращаются с нормальной частотой. С момента начала прошло уже более сорока восьми часов, а это значит, что нормальный ритм восстанавливать уже нельзя. Дело в том, что за это время в ушке левого предсердия образуется тромб. При восстановлении нормального ритма, он оторвется, «выстрелит» вверх и закупорит один из сосудов, кровоснабжающих головной мозг. И тогда инсульт неизбежен. Теперь больному придется постоянно жить с этой аритмией, пожизненно принимая препарат, предотвращающий образование тромбов. В общем, увезли мы бедолагу в кардиологическое отделение.
Кстати говоря, увидел я забавнейшие эпизоды в сериале «Скорая помощь». Эту глупость супруга смотрит, несмотря на мои протесты. А я, хочешь – не хочешь, тоже вынужден созерцать этот «киношедевр». Так вот, там больная заявила о непереносимости одного антиаритмического препарата и попросила заменить его на другой. Врачебная бригада сочла это нестандартной ситуацией. Доктор растерялся и стал звонить своему более опытному коллеге. Получается, что он вообще не знает клиническую фармакологию и стандарты. В реальной жизни это означало бы полную профнепригодность. При регистрации ЭКГ, вместо шести грудных электродов, прилепили четыре, два из которых – на живот. Главный врач лично руководит бригадами. Видимо, старшие врачи смен там вымерли, как динозавры. И он почем зря дергает бригаду, находящуюся на вызове, истерически вопрошая: «Что у вас там? Доложите обстановку!» Все выездные медики работают в дневную смену. Наверное, в оставшееся время, граждане не имеют права болеть и травмироваться. Ну, и в качестве вишенки на торте: главный врач включил в одну бригаду сразу двух врачей. Да, именно главный врач лично. Не врача и фельдшера, а именно двух врачей. Здесь, как говорится, без комментариев.
Все дописал. Освободился. Сразу пришел следующий вызов: «ФИО, адрес такой-то, М., 66 л., психоз. Больной учетный. Вызывает дочь, телефон такой-то». Понятно, больной нам уже знаком, были мы у него в прошлом году. При нас он смирный и послушный, а вот своих близких тиранит.
Дочь больного, бледная, с измученным лицом, рассказала:
– У него опять все по новой началось. Из своей комнаты только с ножом выходит. С нами не разговаривает, только на … посылает. Мы за детей боимся! Не моется, белье менять не дает, все кругом мочой провоняло!
– А не думали его в интернат отдать? Ведь у него есть инвалидность.
– Думали, да как-то жалко его… Люди осудят…
Больной, толстенький и плотно сбитый, одетый лишь в семейные трусы, лежал в постели с хмурым лицом. Вокруг была такая резкая вонь мочой, что аж глаза резало и в носу свербело. Фельдшер Герман быстренько убрал два кухонных ножа, лежавших на прикроватной тумбочке.
– Здравствуйте, Сергей Васильевич! Ну, рассказывайте, что случилось.
– Ничего не случилось, – нехотя ответил он.
– А зачем вам ножи? Почему вы по квартире с ножом ходите?
– Никуда я не хожу. Пошли они все на …
– Ну, а почему вас дочь и дети боятся?
– Пошли они на …
– Может, они вас чем-то обидели?
– Пошли они на …
– Понятно. Ну что, Сергей Васильевич, собирайтесь, в больницу поедем. Надо полечиться.
– Никуда я не поеду!
– Сергей Васильевич! Давайте по-хорошему, иначе все как в прошлый раз будет. Помните?
– Да ладно, … с вами, поехали!
В стационаре мои парни помогли сопроводить его в отделение и положить на вязки. Да, долгим получился этот вызов, на все про все почти полтора часа ушло. Но справедливости ради, нашу бригаду ни разу не наказали за долгое пребывание на вызовах. Вот теперь можно и на Центр проситься, а то уже поесть охота.
Эх, лафа какая, после обеда в постельке полежать! Но очень долго разлеживаться не дали. Через час вызов пульнули: «Остановка общественного транспорта «Улица Тургенева», со стороны сквера, М. 50 л., человеку плохо. Алкогольное опьянение. Вызов получен через 112». Наверняка человеку в состоянии алкогольного опьянения, наоборот, очень хорошо. Но кто-то из бдительных прохожих решил обломать ему весь кайф. Хотя всякое бывает, за алкогольным опьянением могут скрываться и инсульт, и черепно-мозговая травма. Так что, поостерегусь я что-то утверждать раньше времени.
На скамейке в остановочном павильоне, повернувшись на бочок, лежал пьянецки пьяный, прилично одетый господин. Разбудили. Господин, приняв сидячее положение и сфокусировав мутный взор, сказал заплетающимся языком:
– Мужики, все нормально. Я с женой поругался. Я посплю и уйду…
– Нет, тут спать нельзя. Тем более что вместо нас может и полиция приехать. Протокол составят и оштрафуют. Зачем тебе это надо? Ты где живешь-то?
– Там-то. Но я домой не поеду.
– Да мы тебя туда и не повезем, уж больно далеко, на другом конце города.
– Чего-о-о?! А где я сейчас?
– На улице Тургенева.
– Ни… себе!!! А как я сюда попал-то?!
– А вот это тебе лучше знать. Давай-ка лучше поедем в вытрезвитель? Там поспишь в тепле и потом пойдешь, куда тебе надо.
– А там нормально?
– Ну, не роскошные апартаменты, конечно, зато чисто и тепло.
– Ладно, поехали…
Но, когда подъехали к вытрезвителю, чуть протрезвевший господин вдруг передумал.
– Не, не! Не пойду я туда! – И быстро ушел в неизвестном направлении.
А мы его и не удерживали. Не имеем мы права принудительно доставлять кого-либо в вытрезвитель. Тем более что господин вполне мог самостоятельно передвигаться. Ну что ж, как говорится, было бы предложено! Вот только зря время потеряли, почти час.
Освободился. Следующий вызов: «Неизвестная. Адрес такой-то, на парковке у гипермаркета «Притяжение», Ж., 30 л. Психоз. Вызывает Караваев И.А., телефон такой-то». Хм, да, завис этот вызовок. Разрыв между приемом-передачей аж 37 минут. И не удивительно, ведь наша бригада единственная и неповторимая на весь город и прилегающий к нему район. За нас некому психиатрические вызовы отрабатывать. Ладно, вернусь на Центр, там поправим.
На парковке нелепо раскорячилась легковая иномарка с изрядно помятым передком и открытой водительской дверью. На водительском месте сидела молодая брюнетка со всклокоченными волосами. Двое мужчин не позволяли ей закрыть дверь. Неподалеку стояли несколько человек, видимо, владельцы поврежденных авто, а может, и просто зрители, кто их знает.
– Че вам от меня надо?! Отпустите меня! Пустите, я сказала! Ща мой отец приедет, он вам бошки пооткручивает! – кричала барышня, безуспешно пытаясь закрыть дверь.
– Здравствуйте, что случилось-приключилось?
– Да она на своем «Форде» три машины протаранила! Мы из магазина вышли, увидели это дело, а она как раз остановилась. Я подбежал, дверь открыл, а она вообще невменяемая, какую-то пургу несет. Я сразу и вас и гаишников вызвал. А их нет до сих пор. Она уколотая, что ли? Сейчас, правда, в себя пришла, а была вообще никакая!
– Че вы врете?! Ничего этого не было! Не было ничего! Вообще ничего! – возмущенно вмешалась в диалог виновница торжества.
– Так, может, она случайно? Может, парковалась неудачно?
– Какой случайно?! Вон, места полно! Нет, она специально назад сдавала и таранила!
– Уважаемая, пойдемте к нам в машинку, там я вас посмотрю, давленьице померяем, – обратился я к девушке.
– Зачем?! Никуда я не пойду! Сейчас за мной приедут.
– Ну, хорошо, вас как зовут?
– Марина, а что? Чего я сделала-то?! Что вы до меня докопались?
– Марина, я до вас не докапываюсь, а просто хочу понять, что случилось? Вот говорят, что вы чужие машины побили. Зачем вы это сделали? Может, случайно?
– Да ничего я не делала! Вообще ничего этого не было! Вы обалдели, что ли? Я вообще домой ехала!
– Марина, а почему же у вашей машины передняя часть помята?
– Да откуда я знаю?! Чего вы ерунду-то говорите?!
– Марина, ну вы же сами отсюда видите помятый капот. Как же так получилось-то?
– Да не знаю я! Никак не получилось!
– Марина, вы что-нибудь употребляли?
– Да ничего я не употребляла! Вы с ума, что ли, сошли?! Дайте я уже поеду!
– Нет, Марина, подождите, сейчас должна ГИБДД подъехать.
– Марина, значит, вы отказываетесь от осмотра? А может все-таки я вас посмотрю?
– Не надо меня смотреть!
– Хорошо, тогда давайте мы запишем ваши данные.
– Пишите.
О, вот, наконец-то, доблестная ГИБДД приехала. Инспекторы пообщались с гражданами и подошли к нам.
– Здравствуйте! Что с ней случилось? – спросил инспектор.
– От осмотра она отказалась. Возможно, что чего-то употребила, но это всего лишь предположение.
– Понятно. Ладно, спасибо. Мы ее на освидетельствование повезем. Так что можете ехать. А, нет, сначала скажите мне свои ФИО, должность и номер бригады.
Зрачки широкие, взгляд блуждающий. Речь быстрая. Неусидчива, ерзает на сиденье. Поставил под вопросом отравление неизвестным веществом. За отказ от осмотра она расписалась. Вот и снова мы зря потратили время. Тридцать девять минут пролетели напрасно.
Освободился. Велено следовать в сторону Центра. Ну что ж, следуем, без особой надежды на то, что дадут доехать. И точно. Вызов пульнули: «ФИО, адрес такой-то, М., 43 г., психоз. Больной не учетный. Вызвал сам, телефон такой-то». Ну, прям любопытство разбирает, что там за психоз такой, если вызывает сам? Может, критика к своему состоянию сохранена? Ладно, чего гадать, сейчас приедем, увидим.
Приехали. Опаньки, красота-то какая! Пред нами предстал пьяный господин с голым торсом и спущенными до колен штанами.
– А че, девчонок нет, что ли? – разочарованно спросил он, шевеля толстыми, слюнявыми губами.
– Так, уважаемый, говори, чего хотел? Зачем вызвал?
– А сделайте мне морфий, ну или что-нибудь, чтобы хорошо стало!
– Чего? Послушай, чудище, сейчас мы тебя положим мордой в пол и сдадим в полицию! Хочешь?!
– Не, не, все, я все понял, ничего не надо!
– Ну, смотри, если вызовешь еще раз, то вместо нас приедет экипаж полиции!
Хорошо еще, что он про психические нарушения сказал, когда вызывал. А если бы он назвал другой повод, и к нему бы приехала девушка-фельдшер? Да, все фельдшеры теперь по одному работают. Страшно представить, что могло бы случиться!
И вновь впустую потраченное время: двадцать шесть минут с учетом оформления документации.
Вновь дана команда двигаться в сторону Центра. Оставалось всего метров триста, как прислали вызов: «ФИО, адрес такой-то, Ж., 76 л., психоз. Вызывает соседка, телефон такой-то».
У подъезда «хрущевки», нас встретила весьма поддатая дама с опухшей физиономией, в бордовом болоньевом пальто нараспашку.
– Здрасьте, это я вас вызвала! У нее совсем крышу снесло, короче! Сегодня в одной ночнушке бегала по улице, кого-то искала! Заберите ее на …! – сказала она прокуренным, грубым голосом.
– Сейчас посмотрим, – сухо ответил я.
Не открывали долго. Наконец, из-за двери послышался настороженный женский голос:
– Кто там?
– Скорая!
– Какая скорая?
– Обычная. Откройте, пожалуйста, нас к вам вызвали.
Два раза щелкнул замок, и дверь слегка приоткрылась. В узкой щелочке появилось встревоженное лицо пожилой женщины в белой косынке. Убедившись, что мы действительно скорая, она открыла дверь и пустила нас в квартиру.
– А зачем вас вызвали-то? – с недоумением поинтересовалась женщина.
– Сказали, что вы в ночной рубашке по улице бегали.
– Господи Иисусе! Да это что такое-то?! Ой, позорище какое! Это Ольга, сволочуга, пьяница поганая! Она у меня деньги несколько раз занимала и не отдает. А сегодня опять пришла: «Теть Шур, дай двести рублей». Ну, я и выгнала ее, говорю, вот когда долги отдашь, тогда и поговорим. Как они надоели вместе с Пашкой, с ее сожителем! Пьют оба, как прорвы, вся шантрапа у них собирается. Уж мы и к участковому ходили, чтоб меры какие-то принял, а все без толку! Весь подъезд от них стонет!
Ну что ж, женщина полностью ориентирована, с сохранным интеллектом, бреда и галлюцинаций не обнаруживает. Понятно, что вызов не обоснован.
В подъезде нас ожидала госпожа в бордовом пальто.
– Дык вы ее не забрали, что ли?
– Сейчас – говорю, – мы тебя саму заберем и сдадим в полицию! И только попробуй еще хоть слово визгнуть!
И ушла она восвояси, что-то недовольно бубня. Вот и еще один пустой вызов.
Все оформил. Освободился. Новый вызов: «ФИО, адрес такой-то, М., 34 г., психоз. Вызывает сам, телефон такой-то». Ну-ну, опять сам вызывает. Посмотрим, что там за психоз.
Малюсенькая однокомнатная квартирка в малосемейке. Обстановки, собственно, никакой и нет: лишь кровать, старенькая прикроватная тумбочка и стул. Ну и матрас с подушкой на полу. Сам больной… Хотел написать «молодой мужчина», но это было бы неправильно. Так вот, больной выглядел намного старше своего возраста. Худой, с желтоватой, дряблой кожей, небритый, со взлохмаченными волосами.
– Мужики, помираю, …! Я на ломах конкретных[12 - Быть на ломах (жарг.) – испытывать «ломку», т. е. состояние абстиненции.Быть на измене (жарг.) – находиться в состоянии беспокойства, растерянности, неудовольствия, страха, дискомфорта. – Прим. авт.]. Все кости болят, уснуть не могу, я ващщще весь на измене, …! Блюю то и дело. Сделайте чего-нибудь, пожалуйста!
– Что употреблял?
– <Название наркотика>. Я переломаться решил, дозу снизить.
– А почему в наркологию не обратился?
– Не дойду я туда. Может, завтра, если отпустит немного.
– Последний раз когда колол?
– Позавчера вечером.
– А общий стаж какой?
– Шесть лет.
– ВИЧ, гепатит?
– Да, и ВИЧ, и гепатит С.
– Ладно, сейчас покапаем.
– Только у меня на руках вен нет, в ногу капайте. А трамадол не сделаете?
– Нет, не имеем права.
– Ладно, делайте, что есть…
Фельдшер Анатолий подкололся в вену на тыле стопы. Покапали с препаратом бензодиазепинового ряда и еще кое с чем, разумеется, не наркотическим. Полегче стало болезному. Нет, никуда мы его не повезли. В наркологии с абстинентным синдромом по скорой не принимают.
Не понимаю, как они вызовы принимают? Где там психоз усмотрели? Неужели нельзя выяснить у вызывающего конкретные жалобы? Ладно, вернусь на Центр, разберусь.
Вот и еще вызов втюхали: «ФИО, адрес такой-то, М., 36 л., психоз. Больной учетный. Вызывает мать, телефон такой-то». Понятно. Знакомый больной. Бывали мы у него. Этакий богатырь, добродушный, совершенно не агрессивный, даже когда «голоса» его достают.
Дверь открыла мама больного, высокая, моложавая, энергичная женщина.
– Здравствуйте! Ой, как хорошо, что опять вы приехали! Слушайте, какой-то он возбужденный сегодня, все чего-то ходит-бродит, на месте не сидит.
– Сейчас посмотрим.
Больной ходил по комнате взад-вперед, лицо тревожное, как будто испуганное.
– Здорова, Иван! – поприветствовал я его. – Давай присядем, поговорим. Что случилось? «Голоса» появились?
– Нет, нет, никаких голосов нет, я бы вам сразу сказал, вы же знаете! Просто я чего-то весь на нервяке, ни сидеть, ни лежать не могу. И не спится нифига.
– Ладно, Иван, сейчас полечим, все нормально будет!
Сделали мы ему волшебную внутримышечную инъекцию. Начал успокаиваться. Ну, вот и ладненько, значит, можно отчаливать. И этого больного никуда не повезли. Бреда и галлюцинаций он не обнаруживает, не агрессивен.
Вот и еще вызовок, надеюсь, что последний на сегодня: «ФИО, адрес такой-то, Ж., 56 л. Психоз. Больная не учетная». Ладно, как говорится, будем посмотреть.
В прихожей нас встретили молодые мужчина и женщина с разгневанными лицами.
– Здравствуйте! Я ее дочь. Она уже до «белки» допилась, скотина! Белье с постели стащила и бросила посреди комнаты! Нас обматерила по-всякому! Суп в унитаз вылила, целую кастрюлю!
– Она выпивала сегодня?
– Да она пьет, как лошадь! С утра пораньше куда-то уходила, пришла нажратая, а теперь все добавляет и добавляет! Заберите ее куда-нибудь, пусть ее полечат!
Госпожа с помятым, обрюзгшим лицом, сидела в кресле и была изумительно пьяна.
– Здравствуйте, Наталья Николаевна!
– И че? – поинтересовалась она, прищурив один глаз.
– Что случилось-то? Почему на вас дочка жалуется?
– Да и … с ней, пусть жалуется. Я их вообще выгоню на …! … они меня в доску! Это моя квартира!
– Много ли выпили-то сегодня?
– До …! – гордо ответила госпожа и расплылась в довольной улыбке.
– А полечиться не пробовали?
– На … мне лечиться?! Я че, алкашка, что ли?
Все предельно ясно. Никакого психоза здесь нет, а есть алкогольное опьянение у хронической алкоголички с токсической энцефалопатией.
– Так вы ее не заберете, что ли?! – возмущенно поинтересовалась дочь.
– Нет, не заберем. У нее никакой не психоз, а обычное алкогольное опьянение.
– А ничего, что у нее крыша едет?! – не отступала она.
– Это проявление алкогольного опьянения. Но пьяных хулиганов мы не успокаиваем и никуда не увозим. Уговаривайте ее, чтоб она сама добровольно пошла к наркологу. Больше никаких вариантов нет.
– Да как ее уговоришь-то?! Вы соображаете вообще?! – подключился зять пьяной госпожи.
– Так, я вам все объяснил.
– Мы на вас жалобу напишем!
– И вам всего хорошего! До свидания!
Да что ж за смена-то сегодня? Ведь только один единственный психоз подтвердился! Даже у Ивана, страдающего хроническим психическим расстройством, был не психоз, а ухудшение состояния.
И вновь переработка получилась больше часа. Теперь уж всегда, что ли, так будет? Когда вернулись на Центр, сразу пошел в диспетчерскую.
– Здравствуйте, девушки! А скажите мне, пожалуйста, кто из вас принимал вызов с психозом на Горьковскую?
– Я принимала, – отозвалась молоденькая фельдшер по приему вызовов.
– Вас как зовут?
– Татьяна.
– Татьян, на этом вызове – наркоман в абстиненции. Никаких признаков психоза у него не было. Он вам что по телефону сказал?
– Он на бессонницу жаловался, говорил, что ни лежать, ни сидеть не может, что у него все болит.
– Ну и где тут психоз? Вот, например, если вы уснуть не можете, вам что, психиатрическую бригаду нужно присылать?
– Я поняла, извините… – она виновато опустила глаза.
– Танюш, на будущее, если сомневаетесь, то посоветуйтесь с более опытными коллегами.
– Хорошо.
– Вот и умница!
Ну и все, смена моя окончена, теперь можно и домой собираться. И ушел я в этот раз без чувства исполненного долга, ведь целых пять вызовов пустыми были…

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Максимкины гастроли
Вот и притопал я на работу, борясь со снежным месивом под ногами. Но у нас на скорой все как в прошлом году. Дворник Саша, освещенный яркими фонарями, вместо того, чтобы разгрести это безобразие, маленьким совочком на длинной ручке собирает окурки и прочий мелкий мусор. Уже никто и не возмущается и не смеется. Привыкли-с.
В коем-то веке объявили врачебно-фельдшерскую конференцию. Ну что ж, значит не совсем позабыто это мероприятие. Уже хорошо. После доклада старшего врача предыдущей смены слово взяла начмед Надежда Юрьевна.
– Уважаемые коллеги! Сколько можно говорить об одном и том же?! – даже не проговорила, а прорычала она. – При ОНМК в позу Ромберга больных не ставим! За эту вашу позу, Вадим Васильевич, нас оштрафовали!
– Надежда Юрьевна, так ведь больная-то в сознании была! – попытался парировать доктор Офилов.
– Вадим Василич, вот еще бы только не хватало, чтобы бессознательных больных в разные позы ставили! – и по залу прошелся смешок.
– Далее, – продолжила Надежда Юрьевна. – сколько раз можно твердить, что оказанная помощь должна соответствовать тяжести состояния больного ну и, конечно, диагнозу. Вот я держу карточку фельдшера Долгачева. Он выставляет ХОБЛ, тяжелое течение. Он же ставит тяжелое состояние больного. Но оказанная помощь – всего лишь оксигенотерапия! И это еще не все! Фельдшер ведет такого больного до машины своим ходом! Ну сколько можно перемалывать одно и то же, скажите? В прошлом году была аналогичная ситуация, вот прямо дежа вю, но выводы из нее никакие не сделаны. А точнее, вывод сделан, будем наказывать финансово.
– А напоследок, я спою, – сказал главный врач. – Один уважаемый доктор был замечен в состоянии алкогольного опьянения. Называть я его не буду. Разумеется, до работы не допустили. Нет, я все понимаю, конечно, работа напряженная, фактически без заездов. Но ведь расслабиться можно и после работы. Ну что за детский сад, в конце концов?!
Меня разобрал смех.
– А с чего это вам смешно, Юрий Иваныч? – поинтересовался главный.
– Да так, извините, просто наглядно представил, как детишки в садике сбрасываются на психологическую разгрузку.
Вот тут засмеялся и сам главный.
– Так, коллеги, вопросы есть? – решил он подвести итог конференции.
– Есть, – встал с места фельдшер Денис Обакшин. – Когда ликвидируют карты вызова? Ведь на других скорых этого нет.
– Э-э-э… Мы работаем над этим вопросом. И мы ничего не забыли. Думаю, что в конце декабря все решим. Еще вопросы есть? Тогда всем спасибо!
После конференции, как всегда, сидим в «телевизионке». А почему бы и не посидеть, если укладки укомплектованы, а машинки сияют чистотой, как ясны солнышки.
– Это кто у нас по пьянке-то влетел? – поинтересовался я.
– Юрий Модестыч из третьей смены, – ответил фельдшер Крюков.
Я прям на кушетке подскочил! Ну а как иначе, если сей проступок тишайшего, скромнейшего, интеллигентнейшего Юрия Модестыча был сродни канкану в исполнении священника!
– А как же так получилось-то?
– Да элементарно. С женой и дочерью разругался, всю ночь где-то куролесил, потом на смену пришел никаковский. Лег в комнате отдыха, проспался и домой пошел. Какой из него работник в тот день? Ну и позволили ему написать за свой счет, чтобы прогула не было. Вот так, все мирно и завершилось. Без кровопролития обошлось.
– Ну и слава богу, значит, главный не любитель рубить с плеча.
Тоскливо и занудно сидеть по утрам в ожидании вызовов. Во рту горечь от табака и чая. Все разговоры разговорены. Можно, конечно, посмотреть телевизор, но с души воротят возводимые в культ глупость, пошлость и социальный паразитизм. Противно.
Вот и вызовочек прилетел наконец-то: «Неизвестная, адрес такой-то. Ж., 47 л. Травма ягодичной области, кровотечение. Вызывает Тремасов, телефон такой-то».
Дверь нам открыл возбужденный, лысоватый мужчина средних лет, с глазами на выкате и редкими коричневыми зубами. И запричитал он по-бабьи, со слезами в голосе:
– Ой, мы со вчерашнего вечера сидели у меня по-нормальному, по-человечески. Были, значит: я, Ромка, Наташка и Лариска. Ой, да ведь все культурно было-то! А сегодня Ромка Лариске предъявил, что, типа, она у него деньги скрысила. Ну, у них слово за слово, Лариска обозвала его по-всякому. А Ромка-то сижавый, неужели он будет такие слова терпеть? Дал он ей в морду, а потом нож воткнул в жопу. Посмотрите, может, жива еще? Хотя вряд ли, там кровищи столько.
Да, действительно, помощь там не требовалась, как минимум, часа два. Лежит на животе, будто спит, повернув голову. Окоченела уже. На правой ягодице – одна колото-резаная рана. Вся постель кровью пропитана. Да, это только в кино смешно бывает, когда кого-то ранят в задницу. А в действительности смешного мало, ведь там артерии и вены крупные.
– Ну так чего, совсем, да? Мертвая? – плаксиво спросил редкозубый.
– Разумеется.
– И так чего теперь, полицию, что ли, вызовете?
– Да.
– Ооой, …! – заголосил он. – <Самка собаки>! Где теперь этого Ромку найдешь?! Меня, значит, посадят, что ли?!
– Не знаю, я не следователь, не опер и не адвокат. Ты лучше скажи, как ее фамилия-имя-отчество?
– Да не знаю я! Ну, точнее знаю, что Лариска, а больше вообще нихера не знаю! Я с ними со всеми у магазина познакомился, вроде нормальные люди.
И не было у меня ни сочувствия, ни сострадания к этому человеку. Сам лично он нашел себе приключения на всевозможные места. Никто не заставлял приводить к себе домой черт-те кого.
Полиция приехала минут через двадцать.
Вот и еще вызовок: «ФИО. Адрес такой-то. Ж., 56 л. Онкобольная. Отравление таблетками <Название>». Да, это известный и хорошо зарекомендовавший наркотический анальгетик. А фишка здесь в том, что он, хотя и содержит опиат, но отнесен не к наркотическим, а всего лишь к сильнодействующим веществам.
Встретил нас супруг больной: высокий, сутулый мужчина со скорбным лицом, рассказал нам шепотом:
– У нее рак яичников, четвертая стадия. Она врач, сама все понимает прекрасно. Я услышал, как она таблетками шелестит, захожу к ней в комнату, а она <Название> пять таблеток уже проглотила. Остальные я отобрал. Потом, правда, вырвало ее. Но мало ли что, уж посмотрите ее, пожалуйста!
Больная, исхудавшая, с выражением неизбывной тоски на лице, лежала в постели.
– Здравствуйте, вам Коля уже все рассказал? – поинтересовалась больная.
– Здравствуйте, Вера Петровна! Да, рассказал, а потому давайте уже сразу к делу: зачем вы <Название> аж пять таблеток приняли?
– Ну, вы же сами все прекрасно понимаете. Можете записать, что для купирования болевого синдрома. Минут через двадцать после приема меня стошнило. Так что никакая помощь мне не требуется. Ой, господи, найти бы какой способ уйти спокойно и безболезненно…
– Вера Петровна, а вы знаете, что будет там за гранью? Ладно если пустота и небытие, а если вечные муки?
– Ну, ведь мы же с вами врачи, мы же знаем, что ничего там не будет. А все эти перелеты по тоннелю и приятный свет – это не более чем галлюцинации, вызванные гипоксией головного мозга.
– И все равно, не нужно форсировать. Известная дама с косой придет сама, безо всяких просьб и способов. Ну так что, у вас точно ничего не болит?
– Соматически ничего. А вот на душе такой кавардак, такое уныние… На дачу хочу… Любила я туда зимой приезжать. Небо ясно-голубое, снежок весь такой гладенький, чистенький, воздух искрится. Коля печку затопит березовыми дровами, а дымок от них такой вкусный… В общем, коллега, мне бы успокоиться и поспать по-человечески.
– А вот это пожалуйста!
– Ой, спасибо вам! Неравнодушный вы.
Сделали мы Вере Петровне хороший препарат бензодиазепинового ряда, ну и ушли восвояси.
Только освободился, как вызовок поступил на почечную колику к мужчине тридцати семи лет.
Больной, одетый лишь в плавки, буквально катался по полу. Рядом суетилась его супруга, будучи не в силах хоть чем-то помочь.
– Ааа! …, как больно! Не могу, не могу уже! …, да че вы так долго-то?! … я сейчас сознание потеряю!
Мы с Герой удерживали больного, пока Толик подкалывался и вводил препарат в вену. Внутримышечно еще и спазмолитик добавили. Да, спазмолитики лучше в мышцу вводить, иначе, при внутривенном пути, давленьице может сильно упасть. Больной успокоился, повеселел. Было видно и без слов, что помощь оказалась весьма продуктивной.
– О-о-о, кайф! Вы уж простите меня, пожалуйста, за мои матюги, ведь сил же не было никаких! В прошлом году у меня то же самое было. Приехали две девчули. Увидели, как я по полу катаюсь и матюгаюсь, видать решили, что пьяный. Ну и говорят мне, мол, если будешь продолжать безобразничать, сейчас полицию вызовем. Ну, а я прошу их сквозь зубы, мол, хоть ФСБ вызывайте, только обезбольте меня! Ну, покумекали они чего-то, вены пощупали, а чего их щупать? Нормальные они у меня, но все равно в задницу засандалили два укола каких-то. Сначала чуть отпустило, а в машине растрясло и опять все по новой!
Но в этот раз опасения пациента не подтвердились. Спокойно и благополучно свезли мы его в урологию.
Следующий вызов был в общежитие профессионального лицея к восемнадцатилетнему пареньку с великолепным поводом «Человеку плохо. Смеется». Ну нет, нужно Надежде звонить, уточнять.
– Надюш, объясни мне, инвалиду умственного труда, что означает этот повод к вызову? Человеку плохо, но он все равно, как паразит, смеется?
– Нет, Юрий Иваныч, это означает, что он неадекватно смеется, беспричинно. Вас там, кстати, встретят.
– Ясно.
На проходной общежития нас встретил мастер производственного обучения, высокий, крепкий мужчина с грубыми чертами лица.
– Здравствуйте! Вон, ребеночек накурился чего-то. Ржать начал, как полоумный. Парни уж хотели морду ему набить, да я не позволил, в общагу увел и вас вызвал.
– А раньше-то с ним ничего такого не было?
– Нет, ничего совершенно, парень как парень, на сварщика учится. Вообще, толковый пацанчик. Мать жалко, она их двоих в одиночку тянет. Братишка у него четырнадцати лет, в школе учится.
Сам виновник торжества сидел за столом в крошечной общежитской комнатенке и с удовольствием уплетал городскую булку с вареньем. Выглядел он помоложе своих лет, этакий ребятенок непослушный.
– Георгий Петрович, это вы их вызвали, что ли? Ну зачем? Уже нормально все! – испуганно протараторил он.
– Так, Саня, давай-ка ты лучше со мной побеседуешь. Чего употребил-то, друг сердешный?
– Ниче я не употреблял, – набычился он. – Нате, обыщите меня!
– Дурень ты, Санька, не в обиду, конечно. За каким лешим мне тебя обыскивать-то? Я кто, опер, что ли? А вот когда опера придут, то тут уже поздно будет. За крохи, которые у тебя на кармане найдут, реальный срок получишь. Да если даже и не найдут ничего, а просто застанут в таком «интересном» состоянии, на учет поставят в наркодиспансер. На три года минимум. Ну и какому работодателю ты будешь нужен? Сань, у тебя профессия прекрасная, без куска хлеба никогда не останешься. Да и жизнь себе не ломай! Ну, как дела? Жалобы есть?
– Нет, все нормально. А вы меня никуда не заберете? – по-детски настороженно спросил он.
– Нет, никуда не заберем. Доедай спокойно свою булку и больше не чуди! Все, давай, удачи тебе!
– До свидания, спасибо!
Вышли с вызова, и так мне захотелось городской булки с вареньем, аж спасу нет! Не надо мне никакого обеда, а только булку с вареньем. И желательно черничным. Ну прям как прихоть беременной.
Разрешили обед. Вопреки должностной инструкции, отклонились мы от маршрута, зашел я в магазин, купил две городских булки и две маленьких баночки черничного джема.
Наелся от души. А вот принесенный из дома обед остался нетронутым. Но моим парням еще до утра работать, съедят за милую душу!
Не вызывали очень долго. Два часа с лишним проспал, но планшет громко засвиристел, как будильник. Вызвали нас к женщине пятидесяти семи лет с психозом. Ну что ж, поедем, только умыться нужно для пущей бодрости.
Во дворе «хрущевки» нас встретил представительный седоватый мужчина с усами и в очках.
– Здравствуйте! Я ее муж бывший, но все равно курирую ее, иначе она дочку достает по телефону, да и без звонков беды может наделать. Пожар устроит запросто. Это мы уже проходили.
– На учете состоит?
– Ну а как же?! С двенадцатого года. Госпитализировалась столько, что и не сосчитаешь. А таблетки не пьет, на уколы не ходит.
Больная, одетая в розовый спортивный костюм, непричесанная и неухоженная, встретила нас крайне неприветливо и настороженно.
– Что, <самка собаки>, <гомосексуалист пользованный>, все же вызвал, да?! Да тебя вообще уничтожить надо! – накинулась она на бывшего мужа.
– Так, Наталья Алексеевна, во-первых, здравствуйте. Во-вторых, давайте спокойно поговорим со мной. Ведь я же ваших дел не знаю.
– А вот, спросите этого типа, зачем он к родной дочери Тарасова подсылает?!
– Какого Тарасова и зачем подсылает?
– Так вы и спросите его, зачем?!
– Наталья Алексеевна, но ведь я же с вами беседую, уж расскажите мне, пожалуйста.
– А чего рассказывать-то? И так уж все знают, что он к ней Тарасова подсылает, изнасиловать ее!
– Ну а кто такой Тарасов?
– Бандит и сволочь. Он женщин насилует и квартиры у них отбирает. Он дочку мою давно преследует. Запугал ее, застращал по-всякому, против меня настроил. Я ее спрашиваю, мол, может полицию вызвать, а она на меня прямо матом натуральным. Обзывает меня все время дурой и шизофреничкой.
– А откуда вам известно про этого Тарасова?
– Да вы смеетесь, что ли?! Везде пишут и по телевизору показывают! Вчера буквально купила газету с программой, так там прямо открытым текстом написано, скольких он изнасиловал и погубил! А эту сволочь, муженька моего бывшего, нужно вообще за … подвесить, за то, что он заодно с этим Тарасовым!
– Ну что же, Наталья Алексеевна, нужно в больничку поехать, полечиться.
– Чего-о-о?! Щ-щ-щас, прямо! Ну-ка, все отсюда на … пошли, падлы!
И больная, быстро схватив табуретку, замахнулась ею на меня. Но Толик с Герой были наготове. Вязки на нее надели, но ценой прокушенной руки Толика. В стационаре была вторая часть Марлезонского балета с укладыванием Натальи Алексеевны на вязки.
– Толь, ты смену-то доработаешь ли? – спросил я.
– Да без базара, Иваныч! – бодро ответил он.
Следующий вызов был к Максимке, великовозрастному профессиональному алкоголику. Да, да, именно к тому самому Максимке, который живет с пожилой мамой в благоустроенной квартире, но предпочитает пить всякую дрянь и валяться, где ни попадя.
Максимка, как и обычно, сидел на заднице, улыбаясь беззубым ртом, а рядом с ним стояли двое суровых полицейских.
– Ну, здравствуй, Максимушка, лапуля облезлая! В вытрезвитель собрался? Так сейчас тебя добрые дяди полицейские туда увезут!
– Гы-ы-ы! – радостно ощерился он беззубым ртом.
– Это кто его повезет?! – вскинулся прапорщик.
– Вы, разумеется, – невозмутимо ответил я.
– Это с какого перепуга?
– С такого, что вы имеете такое же право доставлять в вытрезвитель. Но упорно перекладываете это на скорую. Именно поэтому мы сейчас уезжаем, а вы его забираете.
– Нет, мне чего, рапорт, что ли, написать? – грозно спросил прапорщик.
– Вам никто не мешает. Пишите хоть десять рапортов. А мы поехали. До свидания!
Наконец-то дал я им отпор. Достали, всю пьянь на нас перекладывают! Не хочется грязного в полицейскую машину сажать? А нам в машину скорой, в которой мы настоящих больных перевозим, можно посадить облеванного, обоссанного или вшивого?
Распоряжение следовать к Центру. Следуем, конечно, но ничуть не надеясь на доезд. И точно. Дали падение мужчины тридцати пяти лет с седьмого этажа. Едем со «светомузыкой». Бесполезно. Травмы, абсолютно не совместимые с жизнью. Рядом с телом рыдает молодая вдова. Покойный прыгнул сам – это все, что удалось выяснить. Накрыли тело одноразовыми простынками, оформил я необходимую писанину.
И вновь, команда следовать к центру. Едем. И тут звонок на планшет от Надежды:
– Юрий Иваныч, срочно подъедьте по такому-то адресу, там фельдшера Леру Звонареву с вызова не выпускают. Она позвонила, сказала, что там реланиум требуют. Полиция пока не подъехала, а вы как раз рядышком.
– Понял, уже едем!
– Спасибо, Юрий Иваныч!
Водитель Володя безо всякой команды врубил «светомузыку». Долетели минуты за три.
Во дворе девятиэтажки стояла скоропомощная машинка с бортовым номером тридцать четыре. И Лерочка уже сидела в кабине, в целости и сохранности. И это главное.
– Лера, что там случилось?
– Да чего, у женщины якобы какое-то неврологическое заболевание, какое – они не помнят, и ей вроде как назначили реланиум внутривенно. Но ни выписок, никаких документов нет. Говорит, что все отдала в поликлинику. А как я без документов такой препарат сделаю? Как я его спишу?
– Они асоциалы, что ли, какие?
– Да нет, оба приличные, квартира такая хорошая. Они, как только услышали, что я позвонила и просила полицию вызвать, так тут же меня выпустили.
– Ну и как ты, полицию дожидаться будешь?
– Конечно, буду! Вот уж нифига я им этого не прощу!
– Ладно, Лерочка, удачи тебе!
Хотя, вряд ли будет какой-то толк от вызова полиции. Ведь фельдшера отпустили добровольно, никакого насилия к ней не применялось, а значит, уголовная ответственность исключается. Приедут, пальчиком погрозят и уедут восвояси. Но справедливости ради, виновата здесь не полиция, а наше законодательство.
Ну, а теперь вызов в неврологическое отделение Пятой горбольницы к агрессивному мужичку сорока трех лет, с психозом.
В отделении нас встретили врач с молоденькой медсестрой, которую била крупная дрожь. Врач, сам-то еще не отошедший от стресса, рассказал:
– Он вчера поступил. Я сразу просек, что у него похмелье жутчайшее. Но вчера все нормально было. А сегодня начал по всему отделению шариться, пытался денег занять. Понятно, что у него «трубы горели». Я предупредил его, что, мол, если не успокоишься, выпишу за нарушение режима.
– Он пошел к себе в палату, лег, – включилась в разговор медсестра, – сначала все тихо было. А потом вдруг шум, крик такой дикий: «Он ему глаз выколол!». Я сразу туда забежала, а там трое мужчин этого придурка скручивают. А Уткин кричит не своим голосом и за глаз держится. Оказывается, он ему ручкой ткнул, да еще и кулаком по лицу ударил. В общем, мужики его скрутили и к кровати в коридоре привязали.
Больной, по всей видимости, основательно обделался, а потому, распространял вокруг себя тошнотворную вонь.
– Ну, здравствуй, Олег. Расскажи, что случилось, что ты наделал?
– Ничего я не наделал. Просто меня братва магаданская преследует.
– Да ну? И что же они забыли у нас? Специально по твою душу приехали?
– Да, видать, по мою душу. Они меня грохнуть обещали. Но я их порву, отвечаю!
Салон машины моментально наполнился вонью. А потому, пришлось включать вытяжку. И, кстати, магаданская братва нас не преследовала. Видимо, удалось оторваться.
И опять вызов к неизвестному пьяному господину, которому плохо. Понятно. Значит, снова пустые покатушки.
Опаньки! На остановке сидел Максимка, собственной персоной, черт его дери, паразита этакого!
– Максимушка, солнце потухшее и протухшее, тебя же полиция в вытрезвитель увезла? Как же ты здесь-то оказался?
– Гыыы! – довольно заулыбался он, – а меня туда и не возили. Меня сюда привезли и из машины выгнали!
– Вот … …! – выругался я.
Но ругайся-не ругайся, а в вытрезвитель ехать надо. Иначе окочурится Максимушка от общего переохлаждения. И кто же тогда станет нас бесперебойной работой обеспечивать?
И это был последний вызов в моей сменке, отчего-то запомнившейся лишь Максимкиными гастролями…

Все имена, фамилии, отчества, изменены.

«Пьяная» смена
Хмурая, тоскливая осенняя слякоть на время отступила. Морозец сегодня, минус четыре. На ясном небе видна живописнейшая утренняя заря. Эх, снять бы фотопейзаж «Восход в городе»! Но сегодня некогда мне этим заниматься. На работу я притопал.
И вновь конференции не будет. Но это еще ничего не значит. На планшеты нам разослали указание главного врача, что на оформление медицинской документации отводится не более десяти минут. Н-да… Это как же они себе представляют? Ведь нужно сделать записи в планшете и в бумажной карте вызова. Причем записи подробные, вдумчивые, а не просто черкнуть пару слов. За эту «пару слов» страховые оштрафуют прямо сходу, не раздумывая. В общем, решили мы с коллегами, что пока это указание в официальный документ не оформлено, будем его попросту игнорировать.
Сидим в «телевизионке». Всех разогнали по вызовам. Остались только мы и первая – реанимационная бригада. Лениво треплемся под аккомпанемент какой-то ерунды из телевизора. Коллега сетует, что их бригада в основном на «пьяные» вызовы ездит. Но сетуй-не сетуй, а никуда от этого не деться. По большинству пьяни поводы к вызову очень серьезные – «без сознания» или «плохо, теряет сознание». А как заранее определишь, что там на самом деле? Может, действительно человеку нужна экстренная помощь? Так что, наши возмущения бесполезны, как ездили, так и будем ездить.
Вот и первую угнали. Только мы остались, единственные из всех выездных медиков. В начале десятого и нам вызовок прилетел: «ФИО, адрес такой-то. М., 47 л., отравление суррогатами алкоголя. Вызывает друг, телефон такой-то». Ну вот, о чем поговорили, то и сбывается. Поехали.
Обшарпанная однокомнатная квартира в «хрущевке». Кругом беспорядок, пол грязнющий. Унылые, никогда не мытые окна без занавесок. Крепко поддатый друг больного рассказал с пьяными слезливыми эмоциями:
– Помогите ему! Он вчера вечером «незамерзайки» выпил, потом ему плохо стало, блевал то и дело! А я ему говорил! Ты че, говорю, дур-р-рак, что ли, «незамерзайку» пить?! Сдохнешь, говорю!
– Много ли выпил-то?
– Ну… стакан, наверное. Сначала-то, как выпил, говорит, все зашибись. И мне еще предлагал! Эх, Колян, Колян! Эххх, <самка собаки> жизнь наша …!
Больной, неухоженный, с бледно-желтым цветом лица, лежал на кровати, укрытый двумя грязными куртками. И был он без сознания. Рот приоткрыт, дыхание частое, поверхностное. На окрик не реагирует, в ответ на покалывание слегка шевелит пальцем. Давление 90/60 мм. На низком давлении вены «спрятались», фельдшер Толя еле подкололся. Но все ж таки зарядил ему капельницу с вазопрессором. Давленьице повысилось до 110/70 мм. Но обольщаться не стоит, ведь оно будет держаться на приемлемых цифрах, только пока капается препарат.
А вот с переноской больного в машину возникли проблемы. Никто из соседских мужчин не согласился помочь. Как только слышали, кого именно придется нести, так тут же дверь захлопывалась. Понятно, что пациент был далеко не ангелом и наверняка успел достать соседей до глубин души. Но ведь раньше считалось, что случившаяся беда устраняет прежние обиды или, хотя бы, отодвигает их на задний план. Очерствели люди… В общем, несли мы его вчетвером с третьего этажа. И это была отдельная песня.
Довезли бедолагу без проблем и передали в приемное отделение стационара.
Команда двигаться в сторону центра. Нет, Надюша, не дашь ты нам доехать. Ну, точно, вызов пульнула: «ФИО, адрес такой-то, М., 29 л. Отравление таблетками <Название>. Вызвала жена, телефон такой-то». Да, есть такой хитрый препарат, строго рецептурный, подлежащий особому учету. Применяется он в качестве транквилизатора, снотворного и противосудорожного. А некоторые господа кушают его, чтобы опьянение получить. Ну и, конечно же, он зависимость может вызвать.
Супруга болезного, молодая женщина с заплаканным, измученным лицом, рассказала:
– Он <Название> опять нажрался! Он пил не просыхая, на год закодировался, а теперь вот на таблетки подсел! Ой, как мне это надоело! Все, разводиться надо…
Сам виновник торжества увлеченно играл в ноутбуке, эмоционально восклицая: «Н-н-на, <самка собаки>! А вот … тебе! Ага, щ-щ-щас!».
– Станислав, ну-ка, отвлекись! – прервал я его игровой процесс.
– А? Че? – повернулся он к нам и сфокусировал весьма мутный взор. – Вика, на … ты их вызвала?! Ты че, дура, что ли?!
– Я дура, что живу с тобой! Все, разводимся! Пусть тебя твоя мама лечит! – ответила супруга.
– Да и … с тобой, разводись!
– Так, Стас, а ну прекратил сейчас же! Лучше скажи, сколько ты таблеток выпил?
– Да не пил я ничего! Че она гонит-то?!
– Стас, ты понимаешь, что у тебя зависимость развивается? От пьянства закодировался, а теперь на таблетки переключился!
– Нет у меня никакой зависимости! Какие таблетки?!
– Стас, давай давление померяем.
– Не надо мне ничего мерить, чего вы пристали-то?
– Ты отказываешься от осмотра?
– Конечно! Я че, больной, что ли?!
Ну что ж, хозяин – барин. В подобных случаях мы не вправе насильно оказывать помощь.
– Вика, если он так будет себя вести, сразу вызывайте полицию! Пусть его посадят на пятнадцать суток! – нарочито громко сказал я. Но это было сказано лишь в воспитательных целях. Конечно же, я понимал, что полиция здесь ничем не поможет.
Стас насупился и ничего не ответил.
Все оформил быстро, минут за пять. Да и чего там оформлять-то, если господин от осмотра отказался.
Следующий вызов не заставил себя ждать: «Адрес такой-то, ж/д вокзал, у центрального входа со стороны привокзальной площади. М., 50 л. Человеку плохо, алкогольное опьянение. Вызвала полиция». Понятно все. Очередная жертва неравной борьбы с зеленым змием.
Господин весьма потрепанного вида сидел на заднице и самозабвенно пускал слюни. Рядышком, как заботливые родители, стояли двое полицейских.
– Вот, – лаконично сказал старший сержант.
– Да видим, что «вот», – ответил я. – У него документов-то никаких нет?
– Нет, вообще никаких.
Гера с Толей подняли это великолепие и с великим трудом завели в машину. Там ему нашатырочки дали понюхать, кордиамин в нос закапали. Но, к сожалению, господин даже не думал трезветь.
– Тебя как зовут?
– Ничччо, …, все пучком!
– Как тебя зовут?
– Гера.
– А фамилия как?
– Гера.
– Гера, как твоя фамилия?
– Гера, <распутная женщина>!
В общем, паспортные данные господина, так и остались в секрете.
– Вот, смотри, будешь пить, станешь таким же, как твой тезка! – назидательно сказал я фельдшеру Гере.
– Я не пью. Я третий год на игле, – ответил Гера.
– Ну, если так, то я за тебя спокоен!
И вновь велено следовать в сторону Центра. Как скажешь, Надежда. Следуем. Как ни странно, но доехать дали.
Оказывается, сегодня начали новую форму выдавать, как и обещали, в конце года. И это очень кстати, а то как-то я пообносился и пообтрепался. Кстати говоря, должностная инструкция обязывает нас соблюдать установленную форму одежды. Да, будто мы все при погонах. Но, несмотря на инструкцию, носили мы кто во что горазд. Один фельдшер за собственные деньги купил скоропомощную форму, очень похожую на гаишную. По его словам, иногда на вызовах люди недоумевали, зачем к ним гаишник приехал?
Вот и получил я обновки. Кастелянша Любовь Викторовна оказалась настолько любезна, что даже дала мне пакет огромный. Возьму домой, супруга мне все погладит, а уж в следующую смену надену.
Почти час не вызывали. Ну, прям чудеса какие-то сегодня! Но вот и вызовок: «ФИО, адрес такой-то, М., 38 л. Психоз, больной не учетный. Вызывает полиция».
Двухкомнатная квартира в «хрущевке». Хороший ремонт, чистенько, уютно. Но все происходящее там выделялось неприятным контрастом. Супруга больного, молодая миловидная женщина, испуганно рассказала:
– Слушайте, я даже не знаю, что с ним такое! По квартире бегал, все искал кого-то, глаза бешеные! Меня ка-а-ак швырнет об стену! Я испугалась, сразу полицию вызвала.
– Он выпивал сегодня?
– Нет, вот в том-то и дело! Он уже четвертый день вообще ни капли не пьет!
– А до этого?
– Пил почти месяц.
Двое полицейских удерживали сидящего на кровати мужчину, который делал руками движения, будто пытался вытащить изо рта нечто длинное.
– Ааа… Ну вытащите ее… Ну вы же видите?! Ааа… я сейчас задохнусь!
– Руслан, что у тебя там? Что ты вытаскиваешь?
– Да …ли вы спрашиваете?! Вон, зеленая лента мне в рот лезет! Ааа… Вытащите ее! Она пропанкой воняет!
– А что это за пропанка?
– Ну газ такой, пропан! Ааа… Ну че вы смотрите-то?! Вы че, не видите, что ли?!
– Так, Руслан, поехали в больницу, избавят там тебя от этой ленты!
– Ну вытащите ее! Ааа… Ой, …! Ну посмотрите, вот она! Вот, вот, смотрите, прямо в горло лезет! Ааа…
В машине первым делом дали больному кислород. Когда-то некоторые читатели недоумевали, мол, зачем нужен кислород при белой горячке? Так вот, у некоторых больных возникает удушье, замаскированное под галлюцинаторные образы. В данном случае некая лента проникала в горло. От чего же оно возникает? А от того, что организм суживает сосуды, в результате чего уменьшается всасывание алкоголя. И, казалось бы, это хорошо. Но вместе с тем уменьшается и количество кислорода в крови. Вот так и получается кислородное голодание.
Руслан, жадно дышавший кислородом, и, казалось бы, успокоившийся, вдруг схватил тяжеленный, двухлитровый кислородный баллон. Хорошо, что Гера мгновенно среагировал и отобрал. Но он не остановился на достигнутом, а попытался к выходу пробиться. Вот ведь засранец какой, неугомонный! Так и пришлось вязки надевать. Увезли в наркологию. А по дороге Руслан то и дело спрашивал фельдшеров, мол, почему же они не видят зеленую ленту?
Только освободился, как прилетел следующий вызов: «Неизвестный, адрес такой-то, в 4 подъезде на 3 этаже. М., 45 л. Без сознания. Алкогольное опьянение. Вызов получен через 112». Давно уже сложилось впечатление, что этих алкоголических господ выращивают в специальном инкубаторе. А после созревания разбрасывают по городу, чтоб скорая без работы не оставалась.
Возле подъезда нас встретил стихийный митинг из шести человек.
– Да сколько можно-то, в конце концов?! Там же притон натуральный! Вся шваль с района у них собирается! Весь подъезд позасирали! А эта скотина спать завалилась прямо на площадке!
– А он здесь живет, что ли?
– Нет, вообще какой-то незнакомый!
На лестничной площадке между вторым и третьим этажами, уютно свернувшись калачиком, лежал весьма вонючий господин.
– Уважаемый, просыпаемся! Давай, давай!
– Ии на …! – отмахнулся он.
Возиться с носилками очень не хотелось. Принесли из машины нашатырку, нанюхали господина. К сожалению, речь к нему не вернулась, если не считать его коронное «Ии на …!». А вот ножками, хоть и заплетающимися, господин все же пошел. Разумеется, не сам, а при надежной поддержке фельдшеров. В общем, сдали мы болезного в вытрезвитель как неизвестного.
Так, пора бы уже и пообедать, уже времечко не только подошло, но и перешло. Но у Надюши были другие планы. Еще вызов запулила: «ФИО. Адрес такой-то, психоневрологической диспансер, каб. № 6. Ж., 36 л. Медицинская эвакуация в ОКПБ. Вызвала врач Ушакова Л.А., телефон такой-то». И спорить нельзя, ведь вызов-то наш профильный.
Медицинская эвакуация, говоря простым языком, это перевозка больных и пострадавших в стационар. И мы должны были увезти пациентку в областную клиническую психиатрическую больницу. В прежние времена была у нас специализированная бригада по транспортировке психически больных. Работали на ней только фельдшеры, без врачей. Проще говоря, они извозчиками были. Потом эту бригаду ликвидировали. Посчитали, что слишком шикарно, максимум – три вызова за двенадцатичасовую смену. Ну, а теперь и нам, время от времени, приходится извозом заниматься.
Доктор Луиза Александровна тепло нас поприветствовала:
– Здравствуйте, мои любимые! Как давно мы с вами не виделись! Вся бригада, все в том же составе! Вот направленьице, девушка созрела до отделения. Она за рецептами пришла, но уж больно агрессивная и возбужденная. Не рискнула я ее отпускать.
Больная в ярко-алой куртке, со злым лицом, нервно расхаживала по коридору.
– Здравствуйте, Екатерина Николаевна! Что случилось? Что беспокоит?
– Это вас надо спрашивать, что случилось! Меня в августе на сорок пять дней в дурку закрыли! Я этих скотов засужу! Я их вообще загрызу! Вы чего творите-то, твари?!
– Так, Катерина, давайте поспокойнее. Пойдемте с нами в машинку.
– Зачем?! Вам что от меня надо-то?! У меня друзья в полиции работают! Хотите, я на вас в суд подам?!
– Екатерина Николаевна, судиться – это ваше право. А пока пойдемте.
– А если не пойду?
– А если вязки наденем?
– Да пойдемте! Скоты вы! Полицаи! Каратели! У меня друзья в полиции работают! Вас порвут за меня! Я сама вас найду! Из-под земли достану!
У людей, пришедших в диспансер всего лишь за справками, в глазах был нескрываемый ужас.
Так и доехали до стационара под ее обличительные крики. Но все-таки нужно отдать должное: у Катерины была реальная возможность уйти, не дожидаясь нашего приезда. А вот не ушла, дождалась. Да и ругалась она исключительно литературно.
Наконец-то разрешили обед. Сильно поздновато, конечно, но уж лучше поздно, чем никогда. Наобедались прекрасно, чайку крепенького попили. И как всегда я горизонтальное положение принял. Только задремал, как планшет засвиристел. «ФИО. Адрес такой-то. М. 56 л. Психоз. Больной не учетный. Вызывает мать, телефон такой-то».
Возле калитки частного дома, нас встретила пожилая женщина.
– Здравствуйте! Я его мама. Что-то с ним не то происходит! Чего-то все искал, везде заглядывал. Какой-то возбужденный, испуганный.
– Он выпивал?
– Нет, ни вчера, ни сегодня, вообще ни капли не выпил. А до этого позапил он, с октября месяца, считай, каждый день.
С седыми волосами, небритый, с глубокими бороздами на лице, больной выглядел гораздо старше своих лет. Он сидел на диване и что-то снимал с лица.
– Здравствуйте, Виталий Алексеевич! Что случилось? Что вас беспокоит?
– Да сам не знаю. Показалось, вроде кошка какая-то бегала.
– Показалось или бегала?
– Не, не, показалось. Я просто еще не отойду никак. Я в запое был. У меня всегда кошмарики какие-то после запоя. Вызвать бы, прокапаться, да денег нет…
– А сейчас, что вы с лица снимаете?
– Да какая-то паутина липкая.
– Вы ее видите?
– Нет, просто чувствую, как к лицу липнет, неприятно.
– Ну, что, Алексеич, поехали в больничку, капаться-лечиться.
– А надолго?
– Недельки на две, а уж там, как получится.
– Эх, как некстати… Только работа появилась… Ладно, поедем. Я и сам-то чувствую, что полечиться надо, иначе настоящая «белка» накроет.
Алкогольный делирий у Виталия Алексеевича только начинался. Проскакивали у него фрагментарные зрительные галлюцинации («вроде кошка бегала»), к которым он относился критически. А вот к сенсорным, то есть к чувственным галлюцинациям в виде липкой паутины, критики не было. Но в любом случае, Алексеич – больной сохранный, токсическая энцефалопатия не сгубила его мозг окончательно. Даст бог, все у него хорошо будет.
Только освободился, как сразу вызов прилетел: «ФИО. Адрес такой-то. Ж., 57 л. Без сознания онкобольная. Вызов передан через 112».
Дочь больной, молодая женщина с приятным лицом, рассказала:
– У нее рак груди, четвертая стадия с метастазами. Часа два назад немного поела и уснула. А теперь не просыпается. Будила-будила и никак. Посмотрите ее, пожалуйста!
Посмотрел. К сожалению, больше она не проснется. Отмучилась. Сказал об этом дочери, как можно тактичнее подобрав слова. Но у нее сработала защитная реакция на ужасную весть.
– Да вы что?! Она же теплая! Вы чего говорите-то?! Ну у вас же есть такая штука, которая разряд дает! Ой, мамочка! Мама!
Как мог успокоил. Предложил препарат с транквилизирующим действием, но она отказалась. И в общем-то правильно. Теперь ей предстояло много печальных хлопот, а для этого ясная голова нужна. Да и не существует никаких лекарств от горечи утраты, кроме времени. Но даже оно полностью не излечивает…
Все оформил быстро, освободился. И вот еще вызов: «ФИО. Адрес такой-то. Ж., 33 г. Психоз. Больная учетная. Вызвала мать, телефон такой-то».
Мама больной встречала нас у подъезда.
– Здравствуйте, вот, поджидаю вас. У нее опять обострение. На укол не ходила, таблетки выбросила. Уж вторую ночь не спит. Злая, как собака, меня обзывает по-всякому. Чего-то все про бога говорит, в окно орет.
– На учете состоит?
– Ну конечно! Она инвалид второй группы. В больнице лежала раз пять, наверное. И каждый раз не больше месяца держится.
Больная молодая женщина с короткими сальными волосами и одутловатым лицом, суетливо перемещалась по комнате. Увидев мать, она агрессивно закричала на нее, осыпая ее оскорблениями:
– Ах ты <самка собаки> драная!.. …! Я – Бог Христос, Дева Мария и Николай Угодник! Мне тридцать три года, и я на землю снизошла! Ты меня не рожала! Ты – дьяволица! Я тебя в ад отправлю! Ты вечно в аду гореть будешь!
– Так, Настя, а ну прекращай! Ты чего так разошлась-то? Давай, поговори с нами спокойно.
– Не надо со мной разговаривать! Уходите отсюда! Пошли на …, я сказала!
– Настя, все, поехали в больницу. Давай, собирайся.
– Никуда я не поеду! Семь старцев сказали, что я больше не буду мучиться! И я судить вас буду!
В общем, так и пришлось с боем вязки надевать и в машину силой вести.
Следующий вызов: «Неизвестный. Адрес такой-то, возле магазина «Продукты». М., 50 л. Человеку плохо, алкогольное опьянение. Вызов передан через 112». Ну вот, опять все то же и оно же!
Бааа, кого мы видим! Гера, собственной персоной! Продолжает свои гастроли! Стоит, уцепившись за деревце, оторваться не может. С гравитацией борется. Судя по перепачканной одежке, земное притяжение неоднократно одерживало верх над несчастным.
– Гера, ну япона мама, когда ты уже утихомиришься?!
– А …ли, епт? – философски ответил он.
Мои фельдшеры увели его в машину. После вдыхания нашатырки и закапывания в нос кордиамина Гера прочихался, основательно обмазавшись соплями. Ну и наконец-то смог назвать себя и свой адрес. Нет, далековато он живет, да мы и не таксисты, чтобы всех алкоголических господ по домам развозить. Так что, поехали мы в вытрезвитель.
Вот и еще вызовок: «ФИО. Адрес такой-то. М., 49 л. Желудочно-кишечное кровотечение. Вызвала жена, телефон такой-то».
Больной, крупный, брутальный мужчина с испугом на лице, рассказал:
– Меня с кровью вырвало! У меня сегодня живот разболелся, потом рвать стало. Раз десять, наверное. Только воды попью, так сразу все обратно лезет. А последний раз прямо натуральная кровь!
– Что ели-пили?
– Да я это… водки выпил малость… Ел борщ с чесноком вприкуску. Я вообще-то чеснок плохо переношу, у меня с него всегда живот режет. А тут так захотелось, аж сил нет, прямо в раз два больших зубца съел! Ну, а чего еще? А, картошку с мясом, салат из помидор. Да вроде и все…
Ну что же, понятно все. Острый панкреатит у него, поджелудочная железа на что-то разобиделась. А кровь появилась от того, что из-за многократной рвоты образовались надрывы слизистой оболочки пищевода или желудка. И называется сие безобразие «синдром Меллори-Вейса».
Сделали все, что по стандарту положено, и в хирургию свезли благополучно.
Вот и еще вызов: «ФИО. Адрес такой-то. М., 21 г. Психоз, больной учетный. Вызвала мать, телефон такой-то». Все понятно, больной знакомый. Санька опять обострился. Да, не везет парню, вся жизнь насмарку. Школу окончил с золотой медалью, поступил в госуниверситет на математический. Дебют шизофрении случился точно в зимнюю сессию, как по заказу. Болезнь стала лютовать с самого начала. Лечение было долгим, сложным, его мама всю себя отдавала, лишь бы только помочь. Но, к сожалению, болезнь оказалась сильнее и коварнее. Стойкой ремиссии достичь так и не удалось. А самое плохое, что у Саши неуклонно формируется шизофренический дефект, необратимые изменения личности. Суть этого дефекта заключается в том, что интеллект полностью сохранен, вот только больной перестает понимать, как им пользоваться. И это, к сожалению, необратимо.
В прихожей нас встретила мама больного. Ну, а кто же еще? Если вы обратили внимание, то наши хронические больные, в большинстве своем, живут с мамами. Именно мамы отдают себя без остатка, чтоб вытянуть ребенка из когтей психического недуга. Именно мамы, без показушных стенаний, без истерических причитаний, терпеливо и до конца несут свой крест.
– Здравствуйте! Вот, после выписки и трех недель не продержался. Лежал больше двух месяцев. И опять все то же самое. Заговаривается, все чего-то про «Мастера и Маргариту» говорит.
Больной, высокий молодой человек со взлохмаченными волосами, сидел в кресле с книгой в руке. Да, для нашего времени картина не совсем привычная. Но факт есть факт: он не в компьютер и не в телевизор уставился, а сидел и читал книгу. Лицо маскообразное, ни одной живой эмоции.
– Здравствуй, Саш! Что тебя беспокоит?
– Ну, у меня силы отнимают, и от голоса мозг морщится.
– А кто отнимает?
– Мастер и Маргарита?
– В смысле, чтение отнимает силы?
– Нет, Коровьев, Азазелло, Бегемот, они ко мне в голову приходят.
– А голоса в голову чьи? Этих персонажей?
– Можно я не буду об этом говорить?
– Ну что ж, Александр, поехали в больницу. Надо уже поправляться.
– А куда, опять на седьмое отделение к Ольге Валерьевне?
– Уж не знаю, куда положат.
– Поехали, я готов.
Сашу увезли без проблем. Вот только хороших прогнозов ожидать, увы, не приходится…
Ну, вот и все на сегодня. Велено ехать на Центр. Относительно спокойно смена прошла. Особо-то и не гоняли.
Но возле остановки общественного транспорта, увидев нашу машину, люди активно замахали руками. Ну что ж такое-то, а? Не дадут доехать спокойно!
Виновником торжества оказался господин, ожидавший транспорта, стоя на четвереньках. Причем и одет-то прилично: черное полупальто, кожаная кепка, очки в тонкой золотистой оправе. Ну стоял и стоял себе, никого не трогал. Господин был изрядно перебравши, а потому, чтобы не допустить болезненного столкновения с землей, заранее принял безопасное положение. И вообще где написано, что в общественный транспорт нельзя вползать? Но рассуждай-не рассуждай, а устранять безобразие надо. Гера с Толей поставили его на ножки.
– Не тррргте мня, пжлста! Я уеду.
– Да куда ты уедешь, в таком-то виде! Нет, уж, пойдем-ка с нами!
Господин не барогозил. Даже в столь непотребном виде, он вел себя послушно и корректно. В машине после вытрезвительных процедур сумел внятно назвать себя, а вот на адресе споткнулся. И никак, бесполезно. В общем, свезли мы его в вытрезвитель. А медсестра тамошняя, видимо, от избытка чувств, обозвала нас пьяной бригадой и спросила, мол, где вы только их находите? Но выдавать места мы не стали. Пусть это останется нашей маленькой скоропомощной тайной.
Ну да, вот такая «пьяная» смена у нас получилась…

Все имена, фамилии, отчества, изменены.

Агрессивные пациенты
Снегопад ночью прошел. Точнее сказать, тропический ливень, только из снега. Город завален и не убран. На дорогах заторы, транспорт ползет еле-еле, чуть быстрее скорости пешехода. От остановки до Скорой чуть ли не по колено в снегу пробирался, будто по глухой деревне. Но все же не опоздал, явился в семь двадцать. И как раз врачебно-фельдшерскую конференцию объявили. Ладно, пойду послушаю, может, чего дельное скажут.
Как всегда конференция началась с доклада старшего врача предыдущей смены.
Начмед Надежда Юрьевна слушала очень внимательно и напряженно. Ну, а как иначе, если штатный старший врач Дмитрий Ковалев в отпуске, а подменяет его доктор с линии – Екатерина Анатольевна. Докладывает про инфаркт, осложненный отеком легких у пожилой больной.
– Стоп! – останавливает ее Надежда Юрьевна. – Время доезда какое?
– Э-э-э… двадцать восемь минут.
– А почему двадцать восемь? Это экстренный вызов, вы прекрасно знаете, что время доезда не должно превышать двадцати минут. В чем дело-то?
– Ну, так повод-то был не инфаркт.
– А какой?
– Боль в груди.
– Екатерина Анатольевна, простите, пожалуйста, но это что за детский лепет?! Вы первый раз пришли на скорую? Не важно, как звучит: «боль в груди», «плохо с сердцем», «сердечный приступ», вызов-то все равно экстренный! Кто выезжал?
– Врач Корниенко.
– Да, это мой вызов, – встала, понурив голову, как ученица, Вероника Александровна.
– Ну и в чем дело?
– Так получилось…
– Замечательное объяснение! Короче говоря, Вероника Александровна, сейчас остаетесь и будете переписывать карточку и править записи в планшете.
– Хорошо…
Доклад продолжился. Вновь инфаркт, на этот раз не осложненный, у пятидесятилетнего мужчины.
– Так, Екатерина Анатольевна, там тромболизис выполнен?
– Нет…
– Почему?
– Так ведь туда фельдшерская бригада ездила.
– И что? Все фельдшеры проходили учебу по тромболитической терапии.
– Так, коллеги, в чем дело? – подключился главный врач. – Мы с Надеждой Юрьевной на каждой конференции одно и то же повторяем! Препараты почти не расходуются. Ну что нам теперь делать? Репрессивные меры принимать, что ли? Ну ведь не хочется же вам Новый Год омрачать! Хотя, наверное, придется. Короче говоря, как хотите, но за каждое необоснованное невыполнение тромболизиса[13 - Тромболизис – это растворение тромба, путем внутривенного введения специального препарата. – Прим. авт.] будем наказывать. Раз не желаете по-хорошему, давайте будем по-плохому.
Далее пошли доклады по инсультам.
– Дайте мне карточку! – потребовала Надежда Юрьевна. – Ну вот, пожалуйста, давление было 170/90 и, энапом внутривенно, оно снижено до 140/90! Послушайте, коллеги, вы все проходили учебу по ОНМК[14 - ОНМК – это острое нарушение мозгового кровообращения. – Прим. авт.]. Вы все должны знать, что высокое давление при инсультах снижать нельзя. В противном случае вы еще сильней ухудшите мозговое кровообращение. Так, на этот вызов ездил фельдшер Курников. Где он?
– Он семичасовой, уже ушел.
– Прекрасно, тогда я его из дома выдерну. Пусть приходит в свое свободное время и все переписывает. Заодно и поучится на собственных ошибках. Кошмар какой-то…
В общем, надолго конференция затянулась. И чувствовалось по всему, что Екатерина больше не будет старшего врача подменять. Да и то верно, на линии-то попроще работать, во всяком случае, ответственность за всю смену на тебе не висит.
Общеизвестная болячка ощутимо на спад пошла, больше не стало такого дикого количества вызовов. А это значит, что вздохнули мы все с облегчением. Вот только надолго ли…
Вызвали нас аж в начале одиннадцатого, уж лет пять такого не бывало. Перевозка мужчины тридцати двух лет из одного наркологического отделения в другое. Точнее сказать, в отделение острых психозов. Ну что ж, поработаем извозчиками. Да и люблю я, если честно, такие вызовы. Ведь там уже есть направление с готовым диагнозом.
Прибыли. Первым делом зашли в ординаторскую.
– О! Какие люди к нам прибыли! Уж сто лет я вас не видал! – поприветствовал нас доктор Евгений Владимирович.
– Так мы же только в отделение острых психозов возим.
– Ну да. Короче, наркоман сегодня с утра стал агрессивным, чуть было драку с другим больным не устроил. Заявляет, что у него дети дома одни, что им опасность угрожает. Но я раньше с мамой его беседовал, она сказала, что дети с его бывшей женой живут. В общем, бред у него впридачу. Больной нехороший, смотрите, повнимательнее с ним. Вот, берите направление.
Молодой, бритый наголо, крепкий мужчина среднего роста, нервно ходил по коридору.
– Олег, успокойся, иди к себе в палату! – пыталась увещевать его пожилая санитарочка.
– Пошла на фиг отсюда! – рявкнул он на нее.
– Здравствуй, Олег! Ты чего такой агрессивный-то?
– Я всегда такой! Я всех ненавижу, <гомосексуалисты>! У меня дети одни дома, они болеют, у них пожрать нечего! А мне выйти отсюда не дают!
– Олег, собирайся, бери свои вещи, поедем в другую больницу.
– Поедем, поедем, фиг с вами! Но я вам этого не прощу! <распутная женщина> буду, не прощу! Я сам вас всех по одному найду, отвечаю! Вы, твари, плакать будете! <Конец> вам всем настанет! Я за своих детей любого порву! – нет, он не кричал, а просто зло и уверенно говорил, глядя на нас безумно-мутным взором.
Тем не менее Олег послушался, собрался и пошел с нами в машину. А вот в приемнике отделения острых психозов, он вдруг взял и заявил, мол, пошли вы все куда подальше, а мне срочно домой надо, к детям. И развернулся было в сторону выхода. Мои парни быстро среагировали и путь к отступлению ему перекрыли. Но Олег на этом не успокоился и встал в боевую стойку, недвусмысленно давая понять, что на пути к свободе, его никто не остановит. Гера с Толей, подойдя с обеих сторон, стали его крутить. Сопротивлялся он отчаянно, натуральное побоище получилось. И вдруг неожиданно успокоился и обмяк. Да, агрессия прекратилась резко, будто выключателем щелкнули.
– Все, все, мужики, не буду! – тяжело дыша, сказал Олег.
И, действительно, спокойно разделся, пошел в палату и дал положить себя на вязки.
– Блин, он мне по голени пнул! – болезненно поморщился Гера.
– А мне чуть в нос башкой не попал! – сказал Толик.
Ну ничего, главное, что никаких серьезных травм не случилось.
Только освободился, как еще вызовок кинули. Поедем мы к пятидесятиоднолетнему мужчине на психоз.
Грубо сваренная металлическая дверь со сломанным замком. Загаженная до немыслимых пределов однушка в «хрущевке». Почерневшие стены. Угнетающий полумрак. Отвратная, тошнотворная вонища. Сожительница больного, дама неопределенного возраста с невообразимо опухшей, обрюзгшей и какой-то бугристой физиономией, сказала нам грубым, хриплым мужским голосом:
– Он уснул, короче. Ща, проспится, может, все пройдет.
– А что с ним было-то?
– Да всякую <ерунду> городил. Чего-то ему все мерещилось, баб каких-то видел. У него уж один раз была «белка». Ему бы похмелиться вовремя, и все б нормально было. А у нас утром денег ни… не было. Я потом заняла у соседки, сбегала, купила, но он уж уснул, не стала будить. Ведь правильно я сделала, да?
– Ну-ну, – подумал я, – конечно, правильно, ведь тебе же больше досталось…
Больной, с седоватой щетиной на лице, со всклокоченными волосами, лежал, приоткрыв рот, на грязном, засаленном диване. На фоне общей худобы, горой возвышался огромный живот. Цирроз печени, осложненный асцитом, были видны невооруженным взглядом. На окрик и тормошение не реагировал. В ответ на покалывание слабо двигал пальцем. Давление 110/70 мм. На ЭКГ – выраженная кардиомиопатия. Проще говоря, весьма потрепанной была сердечная мышца. И никакой здесь не сон, а кома I–II. Вот и наступил завершающий этап печеночной недостаточности. Да и сама жизнь, уверенно подошла к своему финалу. Все это я объяснил сожительнице больного. Разумеется, в доступной для нее форме. Вот только ее реакция оказалась, мягко говоря, неожиданной:
– Вы че, совсем, что ли?! Если он сдохнет, на что я его хоронить-то буду?! Я че, миллионерша, что ли? Сами его и хороните, <средства предохранения> дырявые! – захрипела она дурным голосом.
Гера сделал зверскую рожу, наклонился к ней и громко рявкнул: «Гав!». Госпожа от неожиданности отшатнулась, едва не упав, но ее заботливо поддержал Толик.
С трудом нашли в помощники двух соседских мужчин и снесли больного в машину. Благополучно увезли его в стационар.
Вот он, наглядный пример алкогольной деградации личности. Эта госпожа воспринимала предстоящую потерю близкого человека, всего лишь как обременительные, ненужные расходы. Хотя, откуда там близость… Единственное, что их сближало, так это совместные поиски денег на бухло.
Обед разрешили. Ну и замечательно. Едем на Центр![15 - Часто упоминаемый мною «Центр» – это Центральная подстанция скорой медицинской помощи. – Прим. авт.] Ба, а там красота-то какая! Снег убран, песочком посыпано. Сразу видно, что бульдозер приезжал.
…Нет, нельзя спать днем так по долгу. В четвертом часу проснулся. Сам, безо всяких вызовов. Чайку крепенького попил, покурил и этаким бодрячком себя почувствовал. Хоть на полные сутки оставайся!
А вот и вызовок нам пульнули. Поедем к девятнадцатилетнему пареньку с психозом. Полиция вызвала. Видать, сильно хорош больной, раз полицейские вперед нас приехали.
Еще в прихожей, в уши ударил поток грязнейшей, циничнейшей нецензурной брани. С нашим приходом в комнате стало окончательно тесно. Источником безобразной ругани, оказался сидящий на диване субтильный юноша с застегнутыми сзади наручниками. Двое полицейских удерживали его, не позволяя встать. Чуть поодаль, стояли родители больного с угрюмыми лицами, которые отвели нас на кухню для разговора.
Дрожащим голосом, мама рассказала:
– Он с семнадцати лет на учете состоит. Последний раз почти два месяца лежал, выписался третьего декабря. Конечно, не такой, как раньше, но поспокойнее. Сегодня он в магазин пошел, кой-какие продукты купить. А вернулся с запахом. Говорит, пива выпил. Но ведь ему же ни капельки нельзя! Ну и опять все как в прошлый раз началось. Опять дурак-дураком. Не пьяный, а именно дурной. Пакет с продуктами швырнул, прибежал на кухню, взял нож, во внутренний карман положил. Я, как увидела, сразу, давай полицию вызывать. А он ругаться начал, хотел на улицу идти, но отец его не пустил. Он тогда в комнату вбежал, тюль сорвал, видимо, собирался из окна выйти с четвертого этажа. Мы вдвоем оттащили его. Так он давай по квартире метаться…
– Да мне потом надоело все это, на пол я его повалил и верхом сел. Хорошо хоть полиция быстро приехала, – подключился к разговору отец.
– Удивляюсь, как он нож-то не достал? – сказала мама.
– Видать, не совсем еще крыша съехала… – ответил отец.
Н-да… Весьма напрягло меня известие о выпитом пиве. В состоянии алкогольного опьянения могут и не принять. Да, в психиатрическом стационаре с этим очень строго.
– Здравствуй, Павел, что случилось? Почему ты с чего такой злой-то?
– Наручники с меня снимите, э, козлы…!
– Павел, давай, сначала побеседуем! На кого ты злишься-то?
– А …ли вы все на меня уставились?! Я вам че, обезьяна, что ли?
– Павел, ты пивка попил, что ли? Много ли выпил-то?
– Да, выпил стакан разливного. И че? Вы сами-то не пьете, что ли? А я люблю пиво! Захочу – еще куплю! А вы какое пьете?
– Ну так что, Паша, почему ты такой злой-то?
– Да че вы до меня <докопались>?! Идите на фиг все отсюда!
– Нет, туда мы не пойдем. Мы в больницу поедем. Вместе с тобой, разумеется.
– Вы че, меня на Новый Год хотите в дурку закрыть, что ли?! А вот <фи> вам всем! Я <имел> вас всех!
В ходе беседы Павел зло улыбался и нелепо гримасничал.
Эх, не дай бог не примут! Ведь он тогда таких дел натворит, что даже и подумать страшно! Черт его дери, это пиво! Но все обошлось нормально. Ни я, ни он о пиве не вспоминали, да и запах уже почти не ощущался. Приняли его. Но вот ведь неугомонный парень-то! Он продолжал задираться ко всем, кто попадал ему в поле зрения, агрессивно спрашивая: «Э, ну че?!»
Нет, Павел не пьяный дебошир. Он серьезно болен. Гебефренная шизофрения у него. В настоящее время она нечасто встречается. Заболевают ею в подростковом и юношеском возрасте. Ведь неспроста же, этот вид шизофрении назван по имени богини Гебы из древнегреческой мифологии, покровительницы вечной молодости. К слову сказать, до назначения на должность богини она исполняла обязанности виночерпия на божественных корпоративах.
Характерные черты гебефренной шизофрении – это дурашливое, манерное поведение, склонность к антисоциальным поступкам, бывают отдельные элементы бреда и галлюцинаций. Такие больные могут ошибочно восприниматься окружающими как циничные хулиганы и беспредельщики.
После лечения в стационаре, болезнь Павла затаилась, притихла. Но несчастный стакан пива выпустил ее на волю и дал ей силы. Ну а теперь начинай все сначала…
Только освободился, как прилетел следующий вызов. Живот болит у женщины пятидесяти девяти лет. Ну что ж такое-то? Уж и бригад много и завала нет, а непрофильный вызов все же надо всучить!
– Живот у меня болит, вот здесь, – сказала больная, невысокая, исхудавшая женщина с бледным лицом и непричесанными короткими волосами.
– И давно?
– С ноября.
– А почему только сейчас вызвали?
– Да просто уже сил никаких нет. Больше не могу терпеть. Еще и тошнит постоянно, аппетит совсем пропал. А позавчера до кучи еще и выделения кровянистые появились.
– А вы всегда такая худенькая?
– Нет, я с ноября на двенадцать килограмм похудела.
– Куда-нибудь обращались?
– Нет, я главным бухгалтером работаю, времени вообще ни на что не хватает. Хотя, если честно, то боялась диагноз узнать… Теперь-то я настроилась. Надоело бояться. Уж скорее бы, к одному концу…
Пропальпировал. Живот мягкий, болезненный в нижних отделах, симптомов раздражения брюшины нет. Что ж, вполне можно подозревать онкозаболевание. Вот только везти непосредственно в онкодиспансер мы не имеем права, ведь диагноз-то ничем не подтвержден. В общем, свезли мы ее в гинекологию. Ну, а тамошние доктора разберутся, и, если потребуется, в онкологию переправят.
Вот и еще вызов. И снова болит живот, но только у мужчины тридцати семи лет. Ладно, пусть вызовы и непрофильные, зато несложные. Уж лучше простым извозчиком поработать, чем со всякими ужастиками мучиться.
Больной, с бледным лицом, лежал на кровати, повернувшись на бок и скрючившись. Так называемая «поза эмбриона».
– Желудок болит… Не могу… Как будто нож засадили…
– Давно болит?
– Дня два уже, но сначала не так сильно, просто ныл. Как ношпу выпью, так все проходит. А сегодня вообще дико разболелся, и ничего не помогает. Хотя у меня давно проблемы с желудком. Я летом у гастроэнтеролога был. Вон на столе бумажка, посмотрите, что написано.
Да, в заключении эрозивный гастрит. Это означает, что слизистая оболочка желудка пусть и незначительно, но все-таки повреждена. А на столе-то лежало и еще кое-что, интересное. Почти пустая упаковка мощного нестероидного противовоспалительного средства. Точнее сказать, единственная ампула осталась из десяти.
– А <Название> кому делали?
– Мне жена колет. Я на работе спину сорвал, болит ужасно, а к врачу идти некогда.
– И кто же вам его назначил?
– Да на работе один посоветовал, у него такая же беда была со спиной.
– Ну что ж, вот вы и докололись, скорее всего, до язвы. Больше слушайте всяких советов.
– Так ведь я же не пил его! В желудок-то он не попадал. Мне его жена в задницу делала. Как он язву-то прожжет?
– В желудок попадать не обязательно. И язву эти препараты не прожигают. Они по-другому действуют. Так что, давайте-ка, собирайтесь и в больницу поедем.
Сделали мы ему хороший спазмолитик и благополучно в хирургию увезли.
Дали психоз у мужчины двадцати семи лет, в Пролетарском отделе полиции. Н-да, завис вызовок-то, разрыв между приемом-передачей аж в пятьдесят три минуты. Понятно, ждали, когда мы больные животы отработаем. А теперь вот править придется, когда на Центр вернемся, свое личное время тратить.
В дежурной части было шумно и людно. Как раз совпало, что ппсники и гаишники задержанных привезли.
Оперативный дежурный-старлей, рассказал:
– Ваш клиент – наркоман. Сначала по подъезду с ножом бегал, потом на чердак поднялся. Искал кого-то. Сразу на месте вас вызывать не стали, иначе соседи его бы там в лоскуты порвали. Достал он всех. Говорят, он раньше с матерью жил, но она ему квартиру купила, от себя, значит, подальше отселила. Вот такой подарок людям сделала.
Больной, с прыщавым, нервным лицом, зло посмотрел на нас и затараторил:
– А че, че, че, такое-то? Надо ФСБ вызывать, мне ФСБшники нужны! На … вас-то вызвали? Вы че приехали-то?
– А вот взяли и приехали, любим мы покататься. Ты лучше скажи, чего употребляешь?
– «Соли», и че? У меня с собой ничего не было!
– Давно?
– Да че вы мне мозги …? Меня грохнуть хотят! Меня сегодня чуть не убили!
– Кто и за что?
– Да какие-то беспредельщики голимые! Их целая банда! Их человек восемь было, все с пистолетами.
– Это за ними ты с ножом охотился?
– Ни на кого я не охотился! Я защищался! Это самооборона была! Вы че, совсем, что ли, <с ума сошли>?! Вы че мне тут вешаете-то?!
– Так, Роман, все, хватит. Нужно в больницу ехать.
– Чего-о-о?! Вы че, в натуре, попутали, что ли?! В какую больницу?!
– Рома, если не захочешь по-хорошему, значит, будет по-плохому. Поедешь в наручниках, в сопровождении полиции. Но все-таки поедешь.
– Э, а че вы меня ментами-то пугаете?! Мне ващ-щ-ще по…!
– Ну что ж, как скажешь… – и я развернулся, чтобы позвать полицейских.
– Не, не, не, все, поехали! – вдруг согласился болезный. Видимо осознал, что может быть больно.
И свезли мы его в наркологию. К счастью, все обошлось мирно.
Так, до конца моей смены остается двадцать три минуты. Уж, наверное, велят возвращаться на Центр. Освободился. А вот и хренушки! Вызов пульнули. Травма головы и руки у сорокатрехлетнего мужчины.
Жена больного, раскрасневшаяся и злая, выпалила:
– Нашел себе под Новый Год приключений, идиот! Ампутируйте ему голову, все равно не нужна!
– Не имеем права. Ведь он тогда есть не сможет.
Болезный, основательно поддатый, в верхней одежде, сидел в кресле. Все лицо в запекшейся крови.
– Здравствуйте, уважаемый! Что случилось?
– Я на корпоративе был. Меня Алексей Геннадич провожать пошел. А потом мы с ним стали с лесенки прыгать.
– С какой лесенки?
– Ну, на детской площадке есть лесенка. Алексей Геннадич первый спрыгнул. А потом я. Теперь у меня рука болит очень сильно, и голова разбита.
Понятно все. Ушибленная рана в области лба и перелом луча в типичном месте. Придется везти в травмпункт, никуда от этого не деться.
– Вы с нами поедете? – спросил я у жены больного.
– Да, конечно, поеду. Неужели я брошу это чудо? Оно, пусть и умственно неполноценное, но все-таки мое, родное.
И, знаете ли, не стал я возмущаться переработкой. Ведь этот вызов был самым позитивным из всех остальных.
А по пути домой, купил я бутылочку коньяку. Супруга моя, вопреки обыкновению, не только не возмутилась, но и компанию мне составила. И так мы с ней душевно посидели, что усталость и негатив ушли без следа, будто их и не было вовсе.
– Вот, Ира, теперь нужно после каждой смены так хорошо сидеть! – сказал я.
– И даже не мечтай! Если удовольствие часто повторяется, то оно перестает быть таковым, – ответила она.
– Да, Ириш, ты как всегда права, – согласился я.

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Стреляли…
Эх и завернул морозец сегодня, аж минус двадцать три! Уши и нос пощипывает весьма ощутимо. Но в этот раз умиляться погоде совсем не хочется. Ну, а как иначе, если гололедица такая, что можно не только покалечиться, но и убиться самым натуральным образом. В общем, с большим трудом я сегодня до работы дотопал. Но и у нас на скорой не лучше, прям каток настоящий. А дворник Саша территорию подметает с самым озабоченным видом. Каток расчищает. И это уже не смешно.
– Саша, – говорю, – а может, хватит уже ерундой заниматься? Посыпь песочком-то, или тебе его жалко?! Вон, на заднем дворе целая куча лежит!
– Дык он замерз весь, как я его наберу-то? – беспомощно развел он руками.
– Уважаемый господин Александр! А не соизволите ли вы взять ломик или скребок и надолбить сколько надо?
– Вот, …! Кругом одни умники! Только учить горазды и языками трепать!
Саша выругался, развернулся и ушел в неведомую даль. Видимо, морально страдать.
И вновь сегодня врачебно-фельдшерская конференция.
Как всегда, старший врач предыдущей смены, начал доклад оперативной сводки.
– Стоп! – прервала его начмед Надежда Юрьевна. – А вот про этот инфаркт поподробнее. Сколько времени длился болевой синдром?
– Восемь часов.
– Так, а больной куда был госпитализирован?
– В кардиодиспансер.
– Кто возил?
– Врач Буслаев, но он уже ушел.
– Дмитрий Александрович, вы первый день работаете? Вы забыли правило, что если с пика болевого синдрома прошло менее двенадцати часов, то больных везем в Областную на ЧКВ[16 - ЧКВ – чрескожное коронарное вмешательство. В закупоренный сосуд ставится стент, этакая распорка. – Прим. авт.]? Вы забыли этот приказ Департамента?
– Нет, я ничего не забыл.
– Дмитрий Александрович, а раз не забыли, то почему не проконтролировали? Все подобные вызовы, вы должны мониторить лично!
– Да контролировал я, Надежда Юрьевна! И это я дал команду вести в кардиодиспансер. Просто есть правило, что тяжелых больных мы везем в ближайший профильный стационар. И в кардиодиспансере больного приняли вообще без вопросов.
– Дмитрий Александрович, вы не перестаете меня удивлять! Ну вы же должны знать, что на инфаркты это правило не распространяется! В приказе Департамента об этом четко сказано! В кардиодиспансере таких больных примут без вопросов и даже скажут: «Молодцы, ребята, вы все правильно сделали!». Но в Департамент стуканут обязательно. И вот теперь нас с Игорем Геннадьевичем ожидает разнос! Ну а кроме того, больной, молодой мужчина, теперь получил некроз весьма приличного участка миокарда!
Погрустневший старший врач скороговоркой завершил свой доклад.
– Коллеги, теперь моя очередь вставить свои пять копеек, – подключился главный врач, – почему мы так редко выполняем тромболизис? В чем дело-то? Конец года, а у нас до сих пор остается приличное количество Метализе и Пуролазы. Давайте уже активизируемся! Тем более, что вы все прошли обучение по тромболитической терапии. Коллеги, если нет вопросов, можете быть свободными.
Первый вызов, теперь уже традиционно, мы получили аж в начале десятого. Поедем к тридцати однолетнему мужчине с больным животом и рвотой. Вызов сам по себе не сложный, но меня он все-таки покоробил. Ведь бригад сегодня много, но, несмотря ни на что, психиатрам нужно обязательно всучить откровенно непрофильный вызов. Ладно, поехали.
Больной лежал на диване со страдальческим выражением лица.
– Доктор, вот не хотел вас вызывать, а все же пришлось. Желудок так скрутило, что заорать хочется! Вырвало два раза. Чем-то, видать, траванулся. Выпил ношпы две таблетки, и вообще бесполезняк. Посмотрите, может, укол какой сделаете?
Пальпирую живот. В верхних отделах все спокойно. А дай-ка я проверю симптом Щеткина-Блюмберга! Для этого медленно и осторожно надавливаю четырьмя пальцами на правую подвздошную область, после чего резко отпускаю руку. Больной аж содрогнулся от боли. Во-о-от! Что и требовалось доказать: острый аппендицит у него начинался. Ну и для полного счастья решил посмотреть свой любимый «симптом рубашки». Для этого натянул на живот футболку и спокойно, без нажима, пару раз провел кончиками пальцев сверху вниз. В норме человек никак бы не отреагировал на столь незначительные действия, ну, может, ощутил бы щекотку и не более того. Но наш пациент скривился от боли.
– Ну что ж, поздравляю вас с острым аппендицитом! Собирайтесь, поедем в хирургию.
– Да какой аппендицит?! Аппендицит болит вот здесь, справа, а у меня болит сверху!
– Боль при аппендиците всегда начинается сверху, а потом, постепенно спускается вниз. Так что, не сомневайтесь, собирайтесь и поехали.
– Так меня резать будут, что ли?!
– Нет, резать вас не будут. Вас будут оперировать.
– Ну хоть сделайте мне какой-нибудь укол от боли!
– Не имеем права. Если боль убрать, то можно пропустить опасные осложнения. Ну все, хватит, давайте уже собираться.
– Вот блин! Ну надо же так, а? Какой может быть аппендицит… Откуда… Че придумывают… – забубнил больной и стал собираться.
В общем, увезли мы Фому неверующего в хирургию, где его приняли без лишних вопросов.
Следующий вызов был на психоз у молодого человека двадцати четырех лет.
В прихожей нас встретил старший брат больного. С самым удрученным видом он рассказал:
– Опять все по новой началось. В сентябре выписался, больше двух месяцев пролежал. Тогда тоже скорая увозила. Мы уж думали, что все прошло окончательно. А со вчерашнего вечера стал весь перепуганный, у меня и у родителей за что-то прощения просит, говорит, что скоро погибнет. Родители сейчас на работе, а я отпросился. Вот, караулю его, чтобы не натворил чего.
Больной, коротко стриженный, крепкий, мускулистый паренек в спортивном костюме, сидел на смятой постели, обхватив колени руками. Весь его вид выражал крайнюю степень испуга и психического напряжения.
– Здравствуй, Владислав! Давай-ка мы с тобой пообщаемся. Расскажи, пожалуйста, что случилось, что тебя тревожит?
– Да не, все бесполезно… Я уже приговорен…
– Влад, безвыходных ситуаций не бывает. Кто тебя приговорил?
– Да не, не надо об этом!
– Влад, надо, обязательно надо! И никого не бойся, главное все рассказать, и тогда сразу на душе легче будет.
– Моя душа уже не моя…
– Влад, ты какими-то загадками объясняешься. Скажи просто и понятно, кто или что тебя пугает?
– Да Люцифер меня пугает!
– А как он тебя пугает? Ты его видишь? И слышишь?
– Конечно, вижу и слышу. Иногда я его прямо внутри своей головы вижу. А иногда он в окне появляется. И говорит мне одно и то же: «Я тебя накажу! Я тебя уничтожу!»
– А где ты его слышишь?
– Да везде слышу. И в голове, и так. Иногда он мне по телефону угрожает.
– Это как так? Он тебе звонит, что ли?
– Нет, не звонит. Он просто приказывает мне: «Возьми телефон!» И даже если телефон вообще выключен, он все равно по нему угрожает.
– Ну, а хоть какой он по внешности-то?
– Лицо очень злое и два рога на лбу, одет во что-то черное. Я его не полностью вижу, а только до плеч.
– Все ясно, Влад, нужно поехать в больницу. Там тебе сначала полегче будет, а потом и вообще все пройдет. И даже не сомневайся!
– Я боюсь из дома выходить…
– С нами бояться нечего. При виде нас вся нечистая сила разбегается в страхе.
– Брат, Серега, прости меня, пожалуйста за все! Больше мы с тобой не увидимся. Жалко, что с родителями не попрощался… – сказал Влад и, сопровождаемый нами, решительно шагнул за порог квартиры.
У этого пациента одновременно присутствовали два вида галлюцинаций: псевдогаллюцинации, которые он «видел» и «слышал» в собственном теле, а также истинные, которые он «наблюдал» со стороны. Кроме того, весьма четко был заметен бред преследования. Ну и передали мы Влада в добрые руки психиатров-экзорцистов, которые непременно изгонят нечисть. Вот только надолго ли?..
Следующий вызов был к женщине семидесяти шести лет, которую трясет. Да-да, есть такой загадочный повод к вызову, за которым может скрываться все, что угодно.
Больная, невысокая, полностью седая, исхудавшая женщина, со слезами в голосе рассказала:
– Ой, простите меня, пожалуйста, что я вас вызвала, просто уже сил никаких нет!
– А что с вами случилось? Что вас беспокоит?
– Ой, даже и не знаю, с чего начать… Ну, в общем, трясет меня то и дело. Как задрожу вся, того и гляди сознание потеряю. А вот когда лежу, то все нормально. Но ведь так и вообще слечь можно. А кто за мной ухаживать-то будет? Я ведь совсем одинокая. Ходить стала плохо, еле ноги переставляю. И еще похудела я очень сильно за последний месяц. И ведь аппетит есть, ем все с удовольствием, а все равно худая, как скелетина! В поликлинике была, ну а что толку? Пришла к терапевту, а та меня к неврологу отправила. Всего навыписывали, а ничего не помогает, только деньги зря потратила!
– И давно у вас такое состояние?
– Да уж почти месяц.
В голове у меня начали складываться паззлы. Пульс аж 112 уд/мин, давление 180/90 мм.
– А сердечко-то у вас всегда так частит?
– Да, последнее время так стучит, что аж в уши отдает!
– А спите как?
– Плохо стала спать. Раньше только голову к подушке прислоню и тут же засыпаю, а теперь по полночи не сплю.
– Ну а теперь, дайте-ка я вашу щитовидочку посмотрю. Сглотните слюну.
Щитовидная железа была явно увеличена. Так называемый «зоб».
Вот и сложились полностью все паззлы. С вероятностью 99 % можно предположить, что у больной тиреотоксикоз. Это означает, что щитовидная железа производит избыточное количество гормонов, которые, грубо говоря, отравляют организм.
Разъяснил все это больной и рекомендовал немедленно записаться на прием к эндокринологу. При назначении адекватного лечения это состояние уйдет. В общем, была она благодарна за то, что все прояснилось и появилась реальная перспектива выздоровления.
Только освободился, как следующий вызовок прилетел: психоз у мужчины сорока четырех лет.
Старая двухэтажка на окраине города. Вонючий, обшарпанный подъезд. Дверь на втором этаже приоткрылась, осторожно высунулась голова женщины средних лет с пегими, неухоженными волосами.
– «Белка» у него, все чего-то мерещится, злой, как собака! – прошептала женщина и пустила нас в квартиру.
И тут же, как черт из табакерки, выскочил невысокий, лохматый мужичонка с опухшей физиономией и со шваброй в руке.
– А че такое-то? А вы скорая, что ли? А че случилось-то? – суетливо-испуганно затараторил он.
– Да, Василий Михалыч, мы – скорая, по вашу душу приехали. Пойдемте в комнату, побеседуем.
– Ааа, так это ты их вызвала, что ли? Ты че творишь-то, кобыла <пользованная>?! Избавиться от меня захотела, в больницу упечь, чтобы со своими <половыми партнерами> развлекаться?! Да вот … ты угадала, тварь! Ща я те эту швабру в … засуну! – раздухарился он.
– Михалыч, дружище, успокойся уже! Иначе я тебя сейчас уроню, и это будет очень больно! – внушительно пробасил фельдшер Гера.
– Все, все, я понял. Пойдемте в комнату, – мгновенно сдулся больной. – Вы только смотрите, тут нитки везде валяются, отряхните, прежде чем садиться.
– Ну так что, Василий Михалыч, что случилось-то? В чем ваша супруга виновата? Почему вы к нам со шваброй вышли?
– Так известно, чего случилось. Светка моя вообще засранкой стала. По дому вообще ни хрена не делает. Раньше чистота и порядок были. А сейчас чего такое-то? Кругом одни нитки, вон вы уже нацепляли на себя! Утром пожрать хотел, смотрю вся кухня в нитках! Ну куда это годится-то? Но это ладно. Она, видимо, дверь не закрыла, а я смотрю – четыре крысы вот таких, здоровенных, в квартиру забежали из подъезда! Я ей говорю, мол, смотри, чего ты творишь-то! А ей все по барабану! Ну вот, я швабру схватил, пошел выгонять этих крыс. Но ведь они юркие, заразы, к ним только подходишь, они сразу прячутся!
– Понятно. А когда последний раз выпивал-то?
– Вчера утром. Я сам завязать решил, надоело уже это бухалово.
– Ну что, Василий Михалыч, поедем в больничку, собирайся.
– Да нет, не надо, не поеду я.
– Михалыч, обрати внимание, я тебя не спрашиваю, хочешь ли ты. Я просто говорю: поедем в больницу. И это не обсуждается. Так что давай, собирайся и поехали. Не тяни время.
Все обошлось мирно. Михалыч отправился на лечение в наркологию.
Никакого клинического интереса этот случай не представляет. Обычные алкогольные галлюцинации в данном случае «нитки» и «крысы». Проскальзывают отдельные элементы бреда ревности. И все это на ярком фоне махровой токсической энцефалопатии. В наркологии Михалычу, конечно же, уберут острые явления, но вот патологические изменения личности, к сожалению, уже необратимы и со временем будут только нарастать. Одним словом, в плане реабилитации здесь все бесперспективно. Да и какие могут быть перспективы, если он, с гарантией 99.9 % непременно продолжит занятие профессиональным алкоголизмом? Женам таких Михалычей следовало бы без раздумий с ними расставаться. Это не те случаи, когда нужно терпеливо и смиренно нести свой тяжкий крест. Но мне никто не давал права вмешиваться в чужую жизнь, а потому свое мнение я скромно оставляю при себе.
Все отписал, освободился. О! Обед разрешили! Замечательно!
Плотно пообедал, от души покурил, да и залег в постельку, положив планшет в изголовье.
Проснулся, как будто от толчка, с ощущением чего-то неправильного. Смотрю на часы. Что такое, времени-то уже почти четыре! Первая мысль – проспал вызов. Хватаю планшет, смотрю, но нет там ничего нового. Прямо чудеса чудесные. Уж сто лет такого не бывало. Пошел, чайку крепенького выпил, покурил. И вот, наконец-то, планшет зазвенел. Вызвали нас на боль в груди и аритмию у мужчины тридцати восьми лет.
– Да ну, херня какая-то! – сказал Толик.
– Во-во! – поддержал его Гера.
Но их оптимизм я почему-то не разделял. Как-то некомфортно на душе было.
Когда подъехали, попросил парней взять дефибриллятор.
– Иваныч, да вы чего?! – изумился Толик.
– Да зачем он нам нужен-то? Если потребуется, сбегаем принесем! – сказал Гера.
– Нет, парни, берем, берем, без разговоров, – настоял я.
Встретила нас жена больного, молодая женщина с перепуганным лицом.
– Проходите, проходите быстрей, ему совсем плохо!
Больной лежал на диване прямо в деловом костюме и расстегнутой рубашке. Он был бледен, на лбу выступили капельки пота.
– Слушайте, что-то мне поплохело совсем… Грудь болит, дышать тяжело… И сердце как-то неправильно бьется, с какими-то перебоями… У меня это еще на работе началось, еле домой доехал… Сразу лег, даже нет сил переодеться…
– Так, – говорю, – парни, давайте срочно ЭКГ и катетер в вену. Прямо срочно!
Фельдшеры посмотрели на меня с недоумением, но быстро все сделали.
Кардиограмма отвратительная. Острый коронарный синдром без подъемов ST и множественные ранние желудочковые экстрасистолы, этакие безобразные раскоряки. В висках у меня гулко застучало. «Сейчас что-то будет» – свербело в башке. И тут больной вдруг судорожно дернулся и затих. Вот, … твою мать! Фибрилляция желудочков[17 - Фибрилляция желудочков – это угрожающее жизни нарушение сердечного ритма.Желудочковые экстрасистолы – внеочередные сокращения желудочков, не вписывающиеся в общий ритм. – Прим. авт.]!
– Саша! Саша! – пронзительно закричала жена. Но мои парни решительно, но мягко вывели ее из комнаты. Да, для непосвященных сердечно-легочная реанимация выглядит страшновато и неприглядно.
Больного быстро переложили на пол. Наношу прекардиальный удар, а проще говоря, дважды с силой бью кулаком в область грудины. А вот и дефибриллятор созрел, то бишь, заряд набрал. Наложил «утюжки», на мониторе – сплошные крупные волны, даже без намека на комплексы. Не помогли удары. А теперь стреляем! И вот оно, великое счастье и облегчение! Прямо с первого раза ритм появился! Пусть и неправильный, с АВ блокадой II степени, но все же ритм, при котором человек может жить. Сжалился над нами наш скоропомощный бог.
– Мужики, а чего случилось-то? Почему я на полу-то? – поинтересовался больной.
– Ничего страшного, Саш, расслабься, просто нам так сподручнее, – ответил я.
И тут на сцену вышла жена с тремя пятитысячными купюрами в руке.
– Ой, спасибо! Спасибо вам огромнейшее! Вот, возьмите, пожалуйста!
– Уберите, пожалуйста, деньги! – ответил я.
– Ну как же, вы же спасли его?!
– Так мы же не за деньги старались, мы свои обязанности исполнили.
– Ну хорошо, тогда я в Департамент здравоохранения на вас благодарность напишу!
– А вот от этого мы не откажемся.
На носилках снесли больного в машину. И со «светомузыкой» полетели в кардиологию. Довезли благополучно.
– Вот вам и «зачем брать дефибриллятор»! – укоризненно заметил я своим фельдшерам.
– Да просто мы подумали, что вы совсем уже <с ума сошли>, а оказалось, что не совсем, – сказал Гера.
– Ну хоть на этом-то спасибо, – ответил я.
Пишу карточку, а руки-то дрожат, будто после перепоя, почерк вообще безобразный. Но ничего, скоро пройдет. Главное, что все обошлось благополучно. Все отписал, посидел, сделал несколько глубоких вдохов, расслабился. Все, теперь можно и освобождаться.
Сразу вызовок прилетел к мужчине тридцати трех лет с психозом.
Жена больного, молодая женщина с приятным, но злым лицом, выкрикнула:
– Забирайте этого козла куда-нибудь! Вон, на диване сидит, с места сдвинуться боится! Допился, <самка собаки>, до чертиков! Урррод!
Больной сидит на спинке дивана, поставив ноги на сиденье. На лице выражение крайнего испуга, весь дрожит.
– Роман, что случилось, чего ты боишься?
– Да блин, под диваном животные какие-то спрятались. Я никогда таких не видел: узкие, как хорьки, но только без шерсти! Клыки острые, как иголки! Смотрите, не подходите сюда, а то вас покусают!
– Нас не покусают. Нашу бригаду они боятся.
Гера запустил руки под диван и сделал вид, что чего-то бросает в Толика.
– Лови! – крикнул Гера.
– А зачем ты в меня-то бросаешь?! – возмутился Толик, стряхивая с себя нечто невидимое.
Больной смотрел на них с еще большим ужасом. Ну, а я показал им кулак. Совсем расшалились!
– Последний раз когда выпивал?
– Позавчера.
– А до этого?
– Ну-у-у… Недели две, наверное…
– Да чего ты <врешь>?! Ты больше двух месяцев бухал! Каждый день как свинья! Уже и ссаться начал, все проссал! Ты работы лишился! А я тебя больше не собираюсь кормить и поить! Живи теперь, как хочешь! – эмоционально подключилась супруга.
– Так, Рома, давай, слезай с дивана, собирайся и поехали в больницу.
– Да как я слезу-то?! Они меня сейчас искусают!
– Я тебе сказал уже, при нас тебя никто не искусает! Все-все, Роман, давай не будем тянуть время!
– Да боюсь я, …!
– Рома, если сейчас не слезешь по-хорошему, мы тебя сами снимем и свяжем!
– Ладно, ладно, только следите, чтоб они не вылезли!
И набравшись смелости, он резко прыгнул, приземлившись на четвереньки и едва не врезавшись головой в стеклянные дверцы шкафа. Быстро вышел в прихожую, надел куртку и переобулся, опасливо поглядывая в сторону комнаты.
– Насть, дай мне тапки и пожрать чего-нибудь с собой, – попросил он супругу.
– Ага, щ-щ-щас, разбежалась! Все, хватит, я от тебя ухожу! Пока ты лечишься, я себе другую квартиру найду! Так что теперь вообще упиться можешь! Живи, как хочешь! Найдешь бабу под стать себе, пусть она за тобой ухаживает!
Роман погрустнел и ничего не ответил. В уныло-депрессивном состоянии он отправился с нами в наркологию.
После того, как я все отписал, нас пригласили на Центр. До конца моей смены оставалось больше часа. Не верил я до последнего, что больше не вызовут. И зря не верил. Не вызвали. Без пяти восемь сдал наркотики и пошел переодеваться. Да, давно таких смен не бывало. И уходил я в этот раз с великим чувством исполненного долга. А все потому, что стрельнул я удачно, вернув человеку жизнь!

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Новогодняя смена
Красиво сегодня, пушистый иней на деревьях. Пустынные улицы смотрятся сказочно, завораживающе. Но эстетика городского пейзажа быстро затмилась неприятными предчувствием напряженной работы. Ну а как же иначе, если «посчастливилось» мне первого января трудиться? Да, сегодняшняя смена обещала быть «веселой» и насыщенной. Проверено опытом: к ночи тридцать первого декабря, количество вызовов значительно уменьшается. А вот к утру первого января, наши любимые сограждане начинают дружно заболевать и травмироваться.
Новый Год пришлось насухую встречать, даже без капли спиртного. Употреблять символически я не люблю, иначе это получится, как песня недопетая или стих недосказанный. А выпить от всей широты души предстоящая смена не позволяла. Посмотрел немного новогодний концерт заплесневелых «звезд», да и баиньки пошел, оставив супругу наедине с телевизором.
На работу на такси приехал. Нет, не потому, что я избаловался. Просто в нашем городе ждать транспорт утром первого января, может только болезненно наивный человек.
Конференции не будет. Да и понятно, ведь вся администрация на каникулах. Но совсем без надзора нас не оставили. С раннего утра дежурит Евгений Юрьевич, заведующий оперативным отделом. Ходит-бродит без устали, бдительно всматриваясь в наши лица.
– Так, я не понял, это кто наркотики на подоконнике оставил?! – вдруг прогремел он грозным басом.
– Ой, это я, я! – отозвалась фельдшер Демидова, миловидная женщина лет пятидесяти.
– Я вас изнасилую, Эльвира Николаевна!
– Спасибо, не откажусь, Евгений Юрьевич!
Кстати сказать, знакомый полицейский был немало удивлен, услышав от меня фразу «оперативный отдел». Мол, с каких это пор на скорой оперативники появились? Объяснил я ему, что этот отдел принимает вызовы и руководит бригадами, взаимодействует с дежурными службами, например, с полицией и пожарными, а кроме того, управляет госпитализацией больных и пострадавших.
Тридцать четыре бригады сегодня. Это много, конечно, но если вызовы посыплются, как из рога изобилия, то без дела никто не останется.
Первый вызовок прилетел около девяти часов. Дали высокое давление и головную боль у женщины пятидесяти шести лет. Ну правильно, психиатрическую бригаду по факту превратили в фельдшерскую. Но брюзжи-не брюзжи, а ехать надо.
Больная, женщина с кисло-недовольным выражением лица, категорично потребовала:
– Так, бахилы, бахилы надевайте! Я только все убрала!
Ну что же сделаешь, напялили мы эти бахилы несчастные. Уж как-то очень не хотелось с конфликта смену начинать.
– Какое давление намеряли?
– 152/86.
– Так ведь не особо и высокое оно. Вы что-то приняли?
– Нет, конечно. Вы сначала посмотрите меня, а потом укол сделайте.
– А давление впервые в жизни повысилось?
– Нет, не впервые. Да что вы меня допрашиваете?! Делайте уже свою работу!
– Ложитесь, сейчас ЭКГ сделаем.
Как и ожидалось, на кардиограмме ничего криминального не появилось. Частота сердечных сокращений восемьдесят восемь. Давление 145/90 мм.
– Укол мы вам делать не будем, а вот таблеточки дадим.
– Да не надо мне ваших таблеток! Вы что мне тут голову-то морочите?! У меня своих таблеток вон целая коробка стоит!
– Успокойтесь, пожалуйста. При таком давлении никаких уколов мы не делаем, иначе…
– Да что вы мне тут ерунду-то городите! Вы работать не хотите, вот и все! Если сейчас не сделаете укол, я на вас жалобу напишу! Что, от Нового Года никак не отойдете, что ли? Не опохмелились?!
– Послушайте, уважаемая, я вам все сказал. Давайте обойдемся без хамства.
– Так, все, хватит! Я сейчас другую скорую вызову! Я в прокуратуру жалобу напишу, чтоб вас поувольняли к чертовой матери! Меня из-за вас вообще парализует! Как только не стыдно!
– Все, приятно было познакомиться.
– Как ваша фамилия?
– Врач Табуреткин. До свидания!
Нет, никакого зла на нее я не держал. Что поделать, судя по всему, женщина Новый Год в одиночестве встречала. Если встречала, конечно… В общем, не могу я ее судить и осуждать.
Только освободился, как сразу вызов пульнули. Ну надо же, дежурство на пожаре! Вызов для нашей бригады нехарактерный. За все время работы мне всего раз пять приходилось на пожары выезжать. Что ж, поедем, лишь бы только без пострадавших обошлось. Со «светомузыкой» долетели быстро, за четыре минуты. Во всю полыхала квартира на третьем этаже «хрущевки». Ярко-оранжевое, бешеное пламя и густой черный дымище. Эвакуированные жители, человек пятнадцать, стояли на безопасном расстоянии, тревожно глядя на творящуюся беду. Пожарные быстро выполнили боевое развертывание. Стали тушить с лестницы.
– Ой батюшки, батюшки, бедные люди, приедут к пепелищу! – запричитала пожилая женщина.
– Ой ну надо же, бедные! Насрать мне на них, на бедных! Они развлекаться ушли и, наверно, чего-то не выключили. А моя-то квартира чем виновата?! Сейчас же все позаливают нахер! Я на эту семейку в суд подам! Сволочи поганые! – зло прокричала женщина средних лет с красным, от холода, носом.
– А у нас из-за них балкон и окна сгорели, квартира вся прокоптилась! Сделали нам подарок на Новый Год! – подключился молодой мужчина, прижимавший к себе плачущую женщину.
Вот, наконец-то, повалил густой белый пар. Значит, дело близится к завершению.
– Все, можете уезжать, в квартире никого нет! – отпустил нас руководитель тушения пожара и расписался в карточке.
Ну и хорошо. Главное, что никто не погиб и физически не пострадал. Чем хорошо дежурство на пожаре, так это тем, что писанины мало. Только лишь время проставить, да пару предложений нацарапать: «За время дежурства обращений за помощью не было» и «Бригада отпущена во столько-то».
Сразу, как освободился, новый вызов пульнули. Поедем к даме пятидесяти трех лет, которой плохо после выпитого. Нда, у многих бытует убеждение, что чем сильнее напьешься и накуролесишь в новогоднюю ночь, тем более удачным будет предстоящий год.
В квартире находились трое: двое мужчин и дама, виновница торжества. Судя по лицам, все они были профессиональными алкоголиками. Кругом все неряшливо, грязно. На столе, среди безобразных объедков и окурков, торжественно возвышалась початая бутылка водки.
– Командир, тут это… Светке чет <плохо> сегодня, даже похмелиться не может, блюет и блюет! Сделай ей чего-нибудь, а? Ну пусть баба поправится! – с надрывом в голосе попросил один из джентльменов.
– Так а какой смысл ей чего-то делать, если она все равно пить будет?
– Не, ну как, ну похмелиться-то ей же надо?!
Да, логика железная, можно сказать, бронебойная. Болезная, с лохматыми короткими волосами, невообразимо опухшим и обрюзгшим лицом, лежала на грязном диване и томно постанывала.
– Че делать-то, а? Хотела похмелиться, а никак не получается! Как выпью, так сразу блюю! Чего такое-то?! – трагично сказала она.
– Ну как «чего такое»? Значит, организм уже насытился алкоголем и больше не хочет. Водички нужно попить побольше и полежать.
– Да вы чего, издеваетесь, что ли?! На фиг мне нужна ваша водичка?! Новый Год же! Я чего, не человек, что ли?!
Все понятно, спорить дальше было бессмысленно. У Светки случилась подлинная трагедия, мириться с которой она не собиралась ни при каких обстоятельствах. Ну и сделали мы ей новогодний подарок в виде внутримышечных инъекций противорвотного и спазмолитика. Прям как бригада Дедов Морозов для алкоголиков.
Вот и еще вызов. Психоз у мужчины семидесяти пяти лет, вызвала соседка. Знакомый больной, были мы у него примерно полгода назад, госпитализировали в психиатрический стационар.
Возле подъезда многоэтажки нас встретил стихийный митинг из шести человек с гневными лицами.
– Долго ли он над нами издеваться-то будет, а?! Он же ссыт прямо на пол, нас мочой проливает! От него тараканы к нам стадами бегут! Он в следующий раз вообще нас спалит или взорвет! Каждый день по батарее стучит, никому покоя не дает! И ведь никому никакого дела нет! Толку-то что, если вы его в больницу положите? Полежит и опять вернется! Отправьте его уже в интернат! Тем более, он одинокий, жена умерла лет двадцать назад!
Дверь в квартиру была открыта. В нос ударил резчайший запах мочи. Аж дыхание перехватило.
Кругом навалено какое-то отвратительное тряпье. Столы на кухне и в комнате завалены объедками. Постель из некогда белой давно превратилась в грязно-серую с желтыми разводами.
Больной, весьма крепкий пожилой мужчина с длинными седыми волосами, суетливо ходил по комнате, наклоняясь и бессмысленно разглядывая валяющийся хлам.
– А ну-ка, пошла на… отсюда…., пока я тебе башку не разбил! – накинулся он на соседку, зашедшую, было, вслед за нами.
– Так, все, все, успокойтесь, Сергей Михалыч! Давайте с нами побеседуем. Что у вас случилось, что беспокоит?
– Ну а что беспокоит? Вот, ноги болят. Голова болит.
– А почему у вас так мочой пахнет?
– Дык, а как же? Как же мне поссать-то ходить?
– Но ведь не на пол же?
– Ну а что на пол? Я же в своей квартире-то, ведь не к кому-то я хожу.
– А зачем по батарее стучите?
– Дык ведь они музыку включают. Все сразу, со всех сторон: и сверху, и снизу, и тут и там! А то петь и плясать начнут. Того и гляди, голова лопнет! Конечно, буду стучать! Они же специально надо мной издеваются!
– Ну а почему у вас столько хлама навалено?
– А какой хлам? Это все нужное, все денег стоит. Я вот займусь, все перестираю, да продам. Ведь я один остался, жена от меня к другому ушла.
– Так ведь она же умерла давно?
– Да ладно, перестаньте! Вы откуда взяли-то? Вот только недавно я ее на улице встретил, из магазина шла! Жива-здорова она!
– А вы с ней разговаривали?
– Нет, она рожу отвернула и мимо прошла. А я что, за ней побегу, что ли?
– Ну что, Сергей Михалыч, давайте-ка собирайтесь и в больницу поедем. Надо подлечиться. Ведь вы сами сказали, что голова и ноги болят. Вот, как раз, вас там и поправят.
– Ну да, я помню, там хорошо было. Поехали. Вот только боюсь, как бы в квартиру кто не залез. А то ведь обчистят за милую душу! Здесь все соседи такие, что надо ухо востро держать, ни на кого надежи нет!
– Не переживайте, мы все проконтролируем. Распишитесь вот здесь, что вы согласны.
В больнице Сергей Михалыча приняли без проблем. К сожалению, его заболевание необратимо, вернуть ему здравый рассудок уже не получится. Конечно, лучше бы таких больных в интернаты направлять, но заниматься этим мы, разумеется, не вправе.
Ну что, пора бы уже и пообедать. Но у Надюши были другие планы. Она нам еще один вызов запулила. Термические ожоги лица и обеих рук после взрыва фейерверка у мужчины двадцати восьми лет.
Жена пострадавшего, молодая женщина с красным от слез лицом, панически прокричала:
– Идите, идите быстрей! У него салют в руках взорвался!
Прижавшись к ней, громко плакала девочка лет пяти.
Сам пострадавший сидел на диване, откинувшись на спинку, и громко стонал от боли, временами переходя на рычание. На лице – ожоги I–II степени. На обеих кистях были обожжены и значительно повреждены мягкие ткани. Да, травмы весьма и весьма серьезные. Как бы инвалидом парень не остался. Давленьице низковато – 100/70 мм, пульс частит. Уже шок начал развиваться. Обезболили мы его качественно, всю остальную помощь по стандарту оказали и в стационар свезли.
Классическая новогодняя жертва. Уж вроде по многу раз сказано-пересказано, что поджигать фейерверк нужно вытянутой рукой, не наклоняясь над ним. Сразу после этого – отбежать на безопасное расстояние. Если он не сработал, то подходить к нему можно не ранее, чем через пять минут. Не так давно об этом по телевидению говорилось. Да даже если человек с этими правилами и не знаком, то их должен подсказать хотя бы инстинкт самосохранения. А уж додуматься поджигать фейерверк в руках, способен лишь потенциальный кандидат на Дарвиновскую премию.
Конечно же, не стал я никаких нотаций читать. Неуместно это, да и попросту глупо в сложившейся ситуации.
Ну все, наконец-то, обед разрешили. На кухне, подперев голову, сидела фельдшер Арина Меньшова. Грустно-задумчивым взором она смотрела в пространство, по всей видимости, думая о чем-то печальном.
– Что случилось, Ариш? О чем грустишь?
– Да ну, Юрий Иваныч… На вызове я сидела, в планшет все записывала. Ведь я же одна работаю, мне помогать некому. А эти идиоты, муж с женой, решили, что я в интернете ищу, как лечить. Ну и скандал закатили. Сказали, что я тупая совсем. Ну, не так, конечно, но смысл тот же. Кричали, что и диплом у меня купленный. Старшему врачу позвонили, он пытался им объяснить, а они его даже слушать не стали. Угрожали, что везде нажалуются, вплоть до министерства…
– Н-да… Дураков все больше и больше становится… А тебе переживать не о чем, ничего предосудительного ты не делала. Пусть жалуются куда хотят.
– Так-то оно так, но больше не хочу я в медицине работать. Все желание пропало. Лучше уж сидеть где-нибудь в офисе за компьютером и ни за кого не отвечать.
– Погоди, погоди, Ариш, не горячись. Не руби с плеча, не надо. Вот отдохнешь, успокоишься и все нормально будет. Все пройдет.
– Нет, Юрий Иваныч, не пройдет. Я окончательно решила. За эти дни поищу вакансии, поговорю кое с кем. А уж после каникул уйду на фиг отсюда. Да и вообще из медицины. Хватит, наработалась…
Рассиживаться и разлеживаться не дали. Через сорок пять минут прислали вызов. И опять дежурство на пожаре в многоэтажном доме.
Во дворе стояли два пожарных автомобиля.
Однако признаков горения не наблюдалось, рукавная линия не проложена, внешне все спокойно, безо всякой суеты. Из подъезда вышли трое взахлеб хохочущих пожарных.
– О, у вас шестерка на машине! Вы шестая бригада, что ли? – поинтересовался один из них.
– Да, – говорю, – шестая.
– Ну тогда вы очень кстати приехали, прям, как знали! Там вас клиент дожидается в тридцать седьмой квартире, вместе с участковым. Идите быстрей, а то соседи его сейчас порвут, как тузик грелку!
– А что там было-то?
– Чайник на плите сгорел. Он в нем помидоры жарил.
– Это как так?
– А вот у него и поинтересуетесь.
– Обязательно, я ведь тоже так хочу.
На четвертом этаже было людно, шумно и нервозно. Вновь стихийный митинг. Но на этот раз люди настроены более зло и решительно.
– Если вы его сейчас не заберете, мы ему самосуд устроим! – сурово сказала высокая, плотная женщина. – Выгоним на улицу, пусть замерзает нахрен!
– Ну, знаете ли, это уже перебор! – сказал я. – Давайте будем людьми-то!
И тут же раздался возмущенный гвалт.
– А он сам-то человек, что ли?! Он свою мать убил в тринадцатом году, его на принудительное лечение отправили, лет пять он там пробыл!
– Вы бы хоть спросили, чего он здесь творит? Вон, почитайте, что на стене написано! – и люди расступились, чтобы мы смогли прочитать письмена, сделанные черным маркером на салатного цвета краске.
«Бутте ви все проклеты сволачи будит у вас у всех рак да будит так аминь».
– Двери нам испакостил, то и дело г…м пачкает! Каждый раз обзывает по-всякому, угрожает! Да ладно нам, он и на детей может напасть! Он же весь подъезд держит в страхе! Это надо же так, психически больной живет один, и никому никакого дела нет!
– Все, мы все поняли, сейчас разберемся.
В двухкомнатной квартире был, мягко говоря, беспорядок. Входная дверь и зеркало в прихожей увешаны кусочками туалетной бумаги. Нет, не использованной, а с нарисованными крестами. Отвратная вонь, по всей видимости, теми самыми жареными помидорами. Больной, высокий мужчина лет пятидесяти с одутловатым лицом, о чем-то нервно спорил с полицейским.
– Здравствуйте! Меня сегодня работать заставили. Сижу я у себя на участковом пункте, никого не трогаю, и вдруг смотрю, пожарные подъехали. Вот я и пришел, – сказал немолодой майор. – Оказалось, что Илья Василич сделал всем подарок. Что-то он совсем расчудился.
– Нет, а как я расчудился? Что значит «расчудился»? Долго ли вы меня гнобить-то будете, а? – возмутился больной.
– Ну, например, помидоры жарили в чайнике, все сожгли, провоняли, соседям пришлось пожарных вызывать, – ответил участковый.
– И что дальше? Что в этом такого-то? Я у себя дома нахожусь, что хочу, то и делаю! Кого это <волнует>? – не отступал больной. – Кто вам дал право ко мне врываться?
– А с кем вы живете? – поинтересовался я.
– С родителями живу. С мамой и папой.
– Папа у него умер давно, а маму Илья Василич собственноручно жизни лишил, – пояснил участковый.
– Чего-о-о?! Вы чего это на меня наговариваете-то?! Вам грех будет! Я вас прокляну во веки веков, да будет так, аминь! – вскинулся больной.
– Илья Василич, а соседей вы за что проклинаете? – поинтересовался я.
– Как за что?! Они мне болезнь делают через стены, пол и потолок! И через кран тоже! Они мне мысли плохие вставляют! У меня все болит из-за них! Пусть спасибо скажут, что я их вообще не поубивал!
– А зачем вы бумажек с крестами понаклеили?
– Как зачем? А как мне тогда защищаться-то?
– Все понятно. Поедем, Илья Василич, в больницу.
– Да вы чего, совсем, что ли, обалдели?! Мне сегодня к теще надо, снег расчищать.
– И откуда же у вас взялась теща? Вы женаты?
– При чем тут женат? Теща – это мамина двоюродная сестра тетя Лида.
– Вот теперь понял, спасибо, что разъяснили. Но в больницу поедем обязательно.
– В какую больницу, вы чего?! Никуда я не поеду! Чего мне там делать? Вас соседи, что ли, подговорили?
– Илья Василич, давайте так. Мы имеем право госпитализировать вас принудительно. То есть, полицейские наденут наручники, и привезем мы вас в больницу под конвоем. Но в этом случае вы будете лечиться минимум полгода. Раньше ни-ни. А вот если вы поедете с нами добровольно, то пролежите примерно месяца два. Понимаете разницу?
– Так значит, всего два месяца?
– Примерно так. Ну, может, три. Но согласитесь, это же лучше, чем полгода? Правильно?
– Ладно, поехали. Но вам все равно грех будет!
В общем, согласился болезный на добровольную госпитализацию, что и подтвердил своей драгоценной подписью. Ну а мы заработали очередной грех. Ладно, что уж там, как говорится, не согрешишь – не покаешься.
Прилично мы на этом вызове проволынились. Пока беседовали и уговаривали, пока ждали, когда Илья Василич документы свои найдет и соберется, потом в приемнике долго пробыли, на все около двух часов ушло.
Все отписал, освободился. Теперь поедем на боль в груди к женщине пятидесяти двух лет.
Двухэтажный загородный коттедж за высоченным забором. Иллюминация в окнах.
В прихожей нас встретили аж пятеро празднично одетых дамочек с уложенными волосами.
– Сколько можно вас ждать-то? Ведь сорок минут назад вызвала! – скандальным голосом высказалась одна из них, в полосатой кофточке, видимо, хозяйка. – Так, бахилы надевайте, иначе вы мне тут все обшлепаете! Пойдемте за мной! Привела она нас в просторную спальню с огромной, массивной кроватью.
– Что случилось? Что вас беспокоит?
– У меня был сердечный приступ. Вот здесь, в левой стороне, вдруг ка-а-ак пронзило! Даже вдохнуть не могла!
– А сейчас болит?
– Нет, ничего не болит.
– Хорошо, сейчас ЭКГ посмотрим.
Как и ожидалось, на кардиограмме ничего страшного не было, ритм синусовый, с частотой 72 уд/мин. Давление 130/80 мм.
– Татьяна Витальевна, на данный момент все у вас в порядке. Это не сердце болело, а была межреберная невралгия.
– Какая невралгия?! Боль-то была в левой стороне, там, где сердце!
– Кардиограмма нормальная. Болело у вас не сердце, а межреберный нерв.
– Так вы что, меня вообще без помощи оставите?!
– А какую помощь вы хотите? На данный момент ничего «скоропомощного» у вас нет.
– Ну-ну, все с вами ясно! Торопитесь Новый Год отмечать, что ли? «Трубы горят» и выпить охота?
– Татьяна Витальевна, я вам все объяснил. До свидания, уважаемая! С Новым Годом вас!
– Нет, а почему вы мне так отвечаете-то?! Я за что налоги плачу?! Вас, таких горе-врачей, надо с работы выгонять! Я на вас в суд подам! У меня свидетели есть!
– Не нужно расстраиваться. Все будет хорошо, и мы поженимся, а дочку Таней назовем!
– Что-о-о?! Вы смотрите, хамло какое, а?! До седых волос дожил, а такие вещи говоришь женщине! Ну-ка давайте, уматывайте отсюда, пока я полицию не вызвала! – исполнила она заключительную арию.
– Кошмар! Кошмар какой! Ужас! Да это что такое?! Как не стыдно?! – вторил ей хор подружек.
– И вам всего хорошего!
Хм, такое чувство, что скорую она вызвала, уже заранее запланировав скандал. Ну да, есть такой тип людей, которые жить не могут без того, чтобы не выплеснуть негатив на окружающих. Видать, удовольствие получают.
Вот и еще вызовок, надеюсь, что последний: травма лица у женщины сорока трех лет. Ну что ж, поедем, посмотрим.
На лестничной площадке, нас встретил весьма поддатый мужчина средних лет.
– Командир, тут такое дело… В общем, Гоша Надьке по морде надавал. Понял, да? Мы гулять ходили, и он ее на улице к кому-то приревновал. Теперь у нее вся рожа разбита! Понял, да? А он убежал, <гомосексуалист>!
Неопрятная, основательно прокуренная двухкомнатная квартира. На табуретке – корявая и кривобокая искусственная елка. Стол с остатками закусок, под которым стыдливо спрятались три пустых водочных бутылки. Виновница торжества сидела на диване. Все ее лицо представляло собой одну сплошную гематому. Напротив нее стояла женщина, на чем свет стоит, честившая неведомого Гошу и насылавшая на него нецензурные проклятия.
– Надюх, не прощай его, козлину! Пиши на него заяву! Я тебе говорю, давай ментов вызовем, ну ты че, а?!
– Да ну на фиг, Катюх, я пацанам скажу, они его ващ-щ-ще изувечат! – прошепелявила разбитыми губами пострадавшая.
Так и пришлось моим парням Надюху под руки водить, ведь глаза-то у нее закрылись полностью. В стационаре диагностировали у бедолаги перелом скуловой кости, костей носа и закрытую черепно-мозговую травму – сотрясение головного мозга.
Вот и закончилась моя полставочная сменка, как и положено в последнее время, с приличной переработкой. Хотя, повезло мне, что как раз бригада в соседний с моим дом ехала, и захватили они меня.
А на следующий день, пришли к нам в гости наши дачные соседи Федор с супругой своей Евгенией Васильевной. Оба на удивление трезвенькие, прилично одетые, со светлыми, добрыми лицами. Посидели, песенок приличных попели, поговорили душевно. Так что, вопреки обыкновению, все хорошо закончилось безо всяких безобразий. А Федор, кстати сказать, вновь в медицину вернулся. Теперь в областной больнице работает. Сантехником.

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Посленовогодняя смена
Основательно я сегодня заморозился, пока на остановке стоял. А народищу в автобусе, аж не протолкнуться! Все как один с хмурыми, суровыми лицами. Да и понятно, ведь не на праздник, а на работу люди едут. Да еще и кондуктор, дама весьма дородная, взад-вперед шляется, отнюдь не добавляя положительных эмоций.
Врачебно-фельдшерскую конференцию объявили. Народа маловато, сидим только мы, несколько завсегдатаев с тысячелетним стажем. А молодые специалисты, видать, всезнайками себя считают, не желают ни хороший опыт перенимать, ни на чужих ошибках учиться.
Как и всегда, вначале выслушали доклад старшего врача предыдущей смены. Ну а дальше подключился главный врач.
– Надежда Юрьевна! – обратился он к начмеду. – Давайте что-то делать с посещаемостью конференций. Согласитесь, что это, мягко говоря, неправильно, когда присутствуют полтора человека. Коллеги, в ваших должностных инструкциях четко прописано, что вы все обязаны посещать конференции. А освобождаются только те, кто находятся на вызовах.
– Так ведь это не нам надо говорить, а отсутствующим! – резонно заметил врач Казанцев.
– Обязательно скажем. В виде дисциплинарных взысканий, – ответил главный.
– Коллеги! – обратилась к нам Надежда Юрьевна. – Напоминаю, что если вы выставляете алкогольное опьянение, то будьте так добры, расписывайте его, как положено! Ведь ничего же сложного нет! Опьянение нужно обосновать, а не просто отметку сделать. Вы сами все прекрасно знаете, что ваши карточки могут быть доказательствами в судах.
– У меня есть пара объявлений, – сказал главный фельдшер Андрей Ильич. – Во-первых, бригады опять стали бросать без присмотра укладки. А это говорит о том, что люди уходят с работы раньше времени. Ведь есть же правило, что укладки передаем сменщикам из рук в руки. Если сменщика нет, то сдаем их на пункт за пять минут до окончания смены.
– Андрей Ильич! – не выдержал я. – Мы, здесь присутствующие, все это прекрасно знаем и такого себе никогда не позволяем. Нам-то какой смысл об этом говорить?
– Ну, знаете ли, Юрий Иваныч, иногда не грех и напомнить!
«Да, Андрюша, время над тобой не властно. Как был ты занудой, так им и остаешься…» – подумал я.
– Во-вторых, сегодня – поверка тонометров. Поэтому все бригады сегодня будут ненадолго запускать на Центр. Быстренько подходите, поверяете и сразу уезжаете.
– Так, коллеги, еще вопросы есть? Тогда всем спасибо! – подвел итог главный.
В 08:00 всех моментально разогнали, оставив только нас, скучать в «телевизионке».
В начале десятого и нам вызовок прилетел. Поедем на психоз к сорокалетнему больному.
В прихожей нас встретил прилично одетый молодой человек с обеспокоенным лицом.
– Слава у меня работает в гончарном цехе, – сказал он. – Он мне утром позвонил и сказал, что на работу не выйдет, потому что у него в квартире удав завелся. Ты, говорит, приезжай и сам увидишь! Ну вот, я и приехал. А тут…
– О, здравствуйте! А вы кто, скорая, что ли? – удивленно спросил вышедший из комнаты небритый мужчина в спортивном костюме, глядя на нас лихорадочно блестящими глазами.
– Да, скорая. Пойдемте в комнату, там пообщаемся.
– Пойдемте, конечно… А вы хоть скажите, кто вас вызвал-то? Вась, это ты, что ли?
– Да, я, – ответил он.
– А на хрена? Вась, да ты чего, совсем, что ли, с дуба рухнул?
– Так, Слава, давай не будем разборки устраивать. Ты лучше расскажи, что у тебя случилось? – перевел я диалог в более конструктивное русло.
– Мне, конечно, не скорая, а мчсники нужны… Ну ладно, расскажу и вам. Давайте я по порядку начну. Вчера мне кто-то подкинул трех попугаев. Вон, видите, какие красавцы? Они, наверно, стоят немерено! И главное, не улетают, не боятся! А вечером хомяки появились. Много, даже не сосчитаешь! Прямо прорва! А ведь они же грызуны – и одежду, и провода попортят! И главное, не поймаешь их никак, сразу разбегаются и прячутся. Но это еще ерунда. Ну а сегодня, до кучи, еще и удав завелся! Он на кухне лежит, идите, посмотрите, если не верите!
– А давно ли ты выпивал последний раз?
– Нет, а при чем тут выпивка-то? Я два дня уже вообще не пью! Вообще ни капли не выпил!
– А до этого?
– Ну, это… Дней десять, наверное.
К нашей беседе подключился Василий.
– Вот давайте честно, как на духу. Слава – запойный. У него строго, как по графику, критические дни минимум на неделю. Он настоящий талантище, но пьет, зараза! Сколько раз я ему закодироваться предлагал, и деньги я бы сам заплатил! Но нет, ни в какую! Я, говорит, сам брошу, когда захочу. Но вот никак не бросает, почему-то.
– Вась, да ты чего? У меня что, «белка», что ли?! – изумленно спросил Вячеслав. – Я же второй день вообще ни капли не выпил!
– Ну а сам-то ты как думаешь? Твой домашний зоопарк видишь только ты один, – ответил я.
– Да япона мама, ну как же так-то? Ну, я же трезвый! – в отчаянии воскликнул он, доставая дрожащей рукой сигарету.
– Слава, алкогольный делирий, он же «белая горячка», всегда возникает после обрыва запоя, – объяснил я. – Так что не тешь себя иллюзиями.
– Ну, так вот же, попугаи-то сидят! Вот, на спинке дивана, посмотрите как следует! – не сдавался Вячеслав. – Ну а потом, Вась, ты же сам знаешь, что я, даже выпивши, нормально работаю!
– Не, не, не, Слава! Вот это больше не прокатит! Забудь! Короче, если ты и в этот раз не закодируешься, то ищи себе другую работу. Все, хватит! – категорично ответил Василий.
– Ладно, все, я все понял. Поехали, – наконец-то созрел Вячеслав и тут же, резко встав на четвереньки, стал ловить на полу кого-то невидимого. – Ну, ты смотри, а?! Опять набежали! Да это что такое-то?! Ведь никогда такого не видел! Вы видели, да, как они разбегаются?
По дороге в наркологию он показывал моим фельдшерам хомяков, бегающих по салону машины.
А на прощание Вячеслав нас озабоченно предупредил:
– Мужики, вы дверь в салон откройте и повыгоняйте этих зараз! Иначе они вам там все погрызут!
– А зачем выгонять-то? – говорю. – Мы их переловим и продавать будем. Неплохой бизнес замутим!
К сожалению, Василий напрасно уповал на «кодирование» своего работника. Ведь у того не было искреннего настроя на трезвость. А без этого любая «кодировка» будет абсолютно бессмысленной.
Вот и следующий вызов: боль в груди у мужчины пятидесяти четырех лет. Терпеть не могу такие вызовы. Мало того, что для нас они непрофильные, так еще и всякими бяками чреваты. Но ничего не поделаешь, спорить нельзя. Ведь главный в свое время уже высказал, что я излишне привередливым стал, вызовы, как блюда в ресторане, выбираю. Вот теперь и исполняется его воля – на все подряд ездим.
Дверь нам открыл сам больной, лысоватый мужчина с бледным лицом.
– Что-то у меня сердечко прихватило. Ноет и ноет вот здесь, – морщась, показал он в область грудины.
– Давно болит?
– Да уж часа два, наверное. Думал, пройдет, а оно даже и не думает.
– У вас первый раз такое?
– Да нет, не первый. Раньше тоже, бывало, побаливало, но отпускало быстро.
– Куда-то обращались?
– Нет, никуда. Это ведь только начни, и будешь по врачам, как на работу ходить!
Фельдшер Толик отдал мне кардиограмму со словами:
– Иваныч, там полная блокада левой ноги!
– Н-да, и это не есть гуд.
И тут больной возмутился:
– Ерунда какая-то! Причем здесь левая нога? У меня с ногами вообще никаких проблем не было!
– Александр Алексеич, это не то, что вы подумали. Левой ногой мы называем левую ножку пучка Гиса, который в сердце находится. Это означает, что электрические импульсы к сердечной мышце проводятся плохо. А что самое-то нехорошее, за этой блокадой часто инфаркты прячутся.
– Так у меня что, инфаркт, что ли?
– Точно в кардиодиспансере установят.
– А вы меня повезете, что ли?!
– Да, разумеется. И это даже не обсуждается!
– Вот блин! Ну надо же, как невовремя! Мне завтра надо жену встречать на вокзале. А может вы мне просто сделаете обезболивающее?
– Обезболим мы вас обязательно, но в больницу ехать все равно придется. Это буквально вопрос жизни и смерти.
– Даже так?
– Да, именно так.
Сделали и дали мы все, что по стандарту положено. Больного следовало бы на носилках нести, но отказался он категорически. Заявил, что тогда вообще никуда не поедет. Ну что ж делать, пошли мы у него на поводу. Сам он до машины дошел. А вот после того, как приехали к приемнику, мои фельдшеры чуть ли не принудительно усадили его в кресло-каталку. Но это не потому, что мы все из себя такие правильные. Просто коллеги из кардиодиспансера на нас «настучать» могут. И это уже проверено, к сожалению.
Не успел освободиться, как сразу вызов пульнули. Поедем на психоз к тридцатилетнему больному.
Подъехали к «хрущевке». И прямо сразу к нам подошел мужчина средних лет.
– Здравствуйте! Я его сосед, это я вас вызвал. Он один живет, жена от него ушла и ребенка забрала. Он больной на всю голову. Уж не первый раз так чудит, в дурке лежал пару раз. Короче, сегодня он на балкон вышел и орать начал, что сейчас спрыгнет, что все вокруг….
– А этаж-то какой?
– Пятый, у него окна сюда выходят. Ну вот. А я как раз из магазина шел. Я ему кричу, мол, хватит херней-то заниматься! Ну а он покобенился еще немного и ушел. Это он просто внимание хотел привлечь. Если б действительно задумал с собой покончить, то прыгнул бы сразу, безо всяких разговоров. Да и то, с пятого этажа – это не факт, что погибнешь. Только поломаешься весь.
– Ладно, сейчас посмотрим.
Входная дверь была закрыта, но не заперта. Вошли осторожно, потихоньку. И тут из комнаты появился высокий, жилистый, молодой мужчина и требовательно, с агрессией сказал:
– Э, сюда идите!
Пришли мы за ним на кухню. А он положил левую кисть на разделочную доску, взял нож и со всего размаха, воткнул его… в доску рядом с кистью.
– Ну че, <гомосексуалисты>, зассали, да?! – довольно осклабился он. – Валите на… отсюда, пока я вам чего-нибудь не проткнул!
В такой ситуации нам дважды повторять не надо. Ведь мы же не силовики, чтоб вооруженного злодея обезвреживать. Послушно ушли. Нет, не убежали, а именно ушли, чтоб лишний раз болезного не провоцировать. Вызвали полицию. Ждем-с. Удивительно, но приехали они быстро, не больше пяти минут прошло. Сказали, что где-то совсем рядом были. Ну и пошли мы, вежливо пропустив вперед полицейских. Дверь заперта. Постучали. И как ни странно, больной сам открыл дверь. В руках у него ничего опасного не было, но сопротивлялся он бешено. Долго его крутили, но все же надели наручники, на диван усадили.
– Сергей, что случилось? Что тебя беспокоит?
– Э, слышь, старый, я тебя грохну, отвечаю! – он попытался достать меня ногой, но к счастью, безуспешно.
– И за что же?
– Ты че, э?! Вообще опух, что ли?! Я тебе объясню, погоди, ты еще плакать будешь! А ты …ли на меня смотришь?! Ты че, самый здоровый, что ли?! – переключился он на фельдшера Геру. – Сними с меня наручники, э! Давай один на один побазарим?! Клянусь, я всех поубиваю!
Угрозы не прекращались и изливались нескончаемым потоком. Спасибо полицейским, что они помогли его в стационар сопроводить и положить на вязки в наблюдательной палате.
Так, пора бы уже и поесть. Времечко-то перешло уже все мыслимые границы. Вот, все, разрешили, наконец-то.
После обеда прилег, только задремывать начал, как планшет засвиристел. Вызов дали. Перевозка больной двадцати шести лет из психоневрологического диспансера в областную психиатрическую больницу. Ну и ладно, перевезем. Люблю я такие вызовы, ведь там, как правило, интеллект особо напрягать не приходится. Ведь за тебя уже подумали твои коллеги, выдав направление с готовым диагнозом. А твоя задача просто перевезти больного из пункта А в пункт Б.
Андрей Алексеевич, врач-психиатр диспансера, отдал мне направление и на словах пояснил:
– Ее мама сюда привела. Говорит, что поругалась с бывшим мужем и пыталась вены порезать. На лечение согласна.
Больная с мамой сидели в коридоре.
Мама, ухоженная женщина с печатью скорби на лице, устало сказала:
– Ох, как вы долго. Ведь почти два часа ждем. Вот, Оле надо в больнице полежать. Иначе она просто погибнет. Вчера она с мужем поругалась. Точнее, с бывшим мужем. Сначала-то они…
– Мама, ну хватит уже всем все рассказывать! Сколько можно-то? Поедемте в больницу! – дочь раздраженно прервала ее рассказ.
Да, человека в подавленном настроении видно сразу. Плохо расчесанные волосы, ни единого следа косметики на мрачном лице, потухший взор. И не стал я ей в душу лезть. Ведь одной беседой состояние не улучшишь, а только болезнь разбередишь.
А вот в приемнике, когда Ольге сказали, что в отделении, куда ее положат, запрещены любые гаджеты и любые ценности, она категорически отказалась от госпитализации. И с величайшим трудом, путем коллективных танцев с бубнами и плясок в присядку, удалось получить ее добровольное согласие на госпитализацию. Да, к сожалению, по-другому было никак нельзя. Без стационара больная могла бы сотворить непоправимое.
Теперь следующий вызовок. Поедем к шестидесятилетнему господину Куликову, якобы на приступ бронхиальной астмы. Почему «якобы»? Да потому что нет у него такого заболевания. Этот господин известен всему выездному персоналу. Конь, редкостной педальности, уж простите за выражение. Но, как ни странно, в сложившейся ситуации виноват не Куликов, а коллеги, необоснованно «подсадившие» его в свое время на эуфиллин с преднизолоном. Вот теперь и вызывает он строго ежедневно, якобы с задыхом. Тем более что некоторые, особо добрые бригады, продолжают идти у него на поводу и делают заветные инъекции.
Высокий, рыхлый мужчина с одутловатым лицом, смотрел на нас угрюмо, неодобрительно.
– Здравствуйте, Николай Анатольевич! Что случилось?
– Задыхаюсь я. Дышать тяжело.
– Ну а я не вижу у вас никакой одышки. Дыхание совершенно нормальное. И сатурация прекрасная, аж 97 %.
– Так вы что, не будете мне помощь оказывать?
– Разумеется, нет. Для скорой медицинской помощи, у вас нет никаких показаний.
– Вас будут судить по статье 124 УК! Я на вас жалобу напишу! Негодяи! Скоты! Я вас в тюрьме сгною! Пошли вон отсюда, сейчас же!
– До свидания, уважаемый! И вам всего хорошего!
И ведь ничего с такими господами поделать нельзя. Да, формально существует административная ответственность за ложные вызовы экстренных служб. Вот только за шалости в отношении скорой пока еще никого не наказали. Во всяком случае, в нашем городе.
Предваряя упреки в нелюбви к пациентам, сразу скажу, что мы их обязаны не любить, а лечить. Но поскольку жизни и здоровью господина Куликова ничто не угрожало, то и в скорой медицинской помощи он не нуждался. А это значит, что и пациентом его назвать нельзя.
Освободился. Велено в сторону Центра двигаться. Как скажешь, Надюша, двигаемся. Вот только вряд ли доедем. Ну, точно, вызов прилетел: психоз у мужчины сорока трех лет.
Приехали в частный сектор на окраине города. Остановились метров за тридцать до нужного дома, ближе уже никак было не подъехать. Скользень ужасная, голый, блестящий лед, прям, как на катке. И вот тут меня вперед понесло, ведь дорожка-то под уклон вела. Тормоза отказали напрочь, ногами быстро-быстро скольжу, внутренне готовясь навернуться. Только бы не поломаться, думаю. А встречавшая нас женщина кричит:
– Доктор, да не бегите вы так! У нас ничего срочного нет!
– Да я остановиться не могу! – отвечаю.
И вот тут меня фельдшер Гера выручил, схватив за шиворот и остановив. Угроза падения благополучно миновала, а он, засранец этакий, так и продолжал меня удерживать, как сорванца нашкодившего.
– Гера, ты уж отпусти меня, пожалуйста, я больше так не буду! – попросил я. – А то ведь некрасиво получится, если врача на вызов за шкирку приведут.
Супруга больного раздраженно и эмоционально поведала:
– Опять белая горячка у него, у сволочи! Как он надоел, если б вы знали! Запой за запоем! Уж и лечился, и кодировался сто раз, все бесполезно! Не работает уже второй год, а я его содержу! Ведь он, как барин живет, на всем готовом!
– А с чем вы вызвали-то? Что у него случилось?
– Ну чего, начал ерунду какую-то городить. Все по дому бродил, искал кого-то. А сейчас лег, вон он в той комнате.
Больной лежал в постели, с головой укрывшись одеялом.
– Геннадий Иваныч, просыпайтесь, давайте побеседуем!
– Я не сплю, – ответил больной, сняв с головы одеяло. – Не надо со мной беседовать, все нормально у меня.
– Ну как же нормально-то? Вот супруга ваша сказала, что вы не совсем правильно себя вели. Кто-то вам привиделся.
– Никто мне не привиделся, не надо мне ничего, ведь сказал же!
– В больницу не поедете?
– Да нет, конечно! Какая больница?!
– А может, покапаемся?
– Да отстаньте вы уже от меня! Сколько раз вам повторять, что мне ничего не надо!
– Ну что ж, хозяин – барин…
Да, в таких случаях, мы действуем без принуждения. Ну а как иначе, если при нас человек не проявил никакой психотической симптоматики. Так что его супруге остается только искренне посочувствовать.
Следующий вызов срочный: ДТП с пострадавшими, на себя вызвала вторая бригада – БИТовская. Летим со светомузыкой. Хотя по безобразной дороге особо-то и не разлетишься.
На проезжей части раскорячились грузовой фургончик и пассажирская «газелька». У обоих «морды» разбиты. Видать, лоб в лоб столкнулись. Вторая бригада забрала самого тяжелого пострадавшего – водителя «ГАЗели» с сочетанной травмой. А нам достались мужчина и женщина с травмами полегче: у него – ушибленная рана головы, у нее – похоже на перелом лучевой кости. Помощь оказали и в травмпункт свезли обоих. Вот только лишней работы прибавилось: пришлось две карты заводить и расписывать.
И вновь велено ехать в сторону Центра. Едем себе мирно. И тут на наших глазах случился натуральный автомобильный разврат. Легковушка и автобус, наплевав на других участников движения, интимно прижались друг к другу боками. И замерли они в такой позиции до приезда ГИБДД. А тут, как назло, вызов дали: семнадцатилетняя девушка вены себе порезала. Нам бы надо прямо ехать, а никак, двое возлюбленных мешают. Ну и пришлось нам крюк большой делать, время терять.
В прихожей нас встретили молодые родители девушки.
– Слушайте, мы уже не знаем, что и делать! – сказала мама. – Она всю руку себе изрезала! Выходит из своей комнаты, вся рука в крови и говорит так спокойно: «Мам, пап, а я вены порезала!». Ну ладно, мы оба дома были, а если она без нас что-нибудь сотворит? Ведь мы же не можем за ней круглосуточно надзирать! Говорит, что поругалась с Ромой, с ее молодым человеком.
– Да пусть и поругалась, так что теперь, жизни себя лишать, что ли? Ведь она же нормальной, адекватной девчонкой была, безо всяких закидонов. И чего у нее в голове перемкнуло, непонятно… – подключился к разговору отец.
Миловидная, темноволосая девушка с забинтованной рукой, посмотрела на нас тревожно и испуганно.
– Здравствуйте, Ева! Давайте-ка мы с вами пообщаемся! Скажите, пожалуйста, что случилось?
– Да просто мы с моим парнем расстались. Он бросил меня! Как тряпку какую-то бросил! – расплакалась она.
– Все, все, успокойся, моя хорошая. Уж прости за банальщину, но на нем жизнь не заканчивается. Просто этот парень оказался бракованным и взамен его найдется другой, более надежный и качественный.
– Нет, не найдется! Я больше жить не хочу! Я вообще ничего не хочу! – со слезами в голосе, воскликнула Ева.
– Так, давай-ка лучше руку твою посмотрим.
Сняли бинт. На всем левом предплечье и нижней трети плеча – множество аккуратных, поверхностных порезов. Нет, они не опасны, там даже шить нечего, но вот шрамы от них останутся навсегда. Эх девочка, девочка… Испортила ты себе не только руку, но и всю жизнь последующую.
– Доктор, везите ее в больницу! Везите, везите обязательно! – категорично потребовала мама.
– Мама, мама, ну не надо! – слезно попросила Ева. – Ну, пожалуйста!
– Так, все, я сказала, давай, одевайся без разговоров, не забывай телефон и ноутбук! – осталась непреклонной мама. – Сумку я тебе уже собрала!
– К сожалению, ничего этого брать нельзя. И сразу сережки сними, пожалуйста. Если есть цепочка, то и ее тоже. Там любые ценности запрещены.
Услышав это, Ева окончательно разрыдалась.
– Ну, все, все, Евочка, давай собирайся, – как можно мягче попросил я.
Жалко мне было девчонку. Искренне, по-человечески жалко. Но отговаривать от госпитализации я все-таки не стал. Ведь не забери мы ее в стационар, она могла бы уже по-настоящему лишить себя жизни. И тогда был бы мне прямой путь на скамью подсудимых за оставление в опасности.
Вот на этом и закончилась моя смена. С переработкой, разумеется. И была она не просто большой, а неприлично большой: аж почти два часа.
В позднем автобусе народу немного. Лица большинства людей усталые, но без утренней суровости, все мирно и спокойно.
А дома, после ужина, заварил я чаек из мелиссы, зверобоя и розмарина. Нервное напряжение ушло, на душе потеплело и захорошело. И вечер наш получился замечательным. Впрочем, как и всегда.

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Странная пациентка
С утра пораньше беда у меня случилась. Потеря невосполнимая. А как вышло-то? Нужно мне было по пути на работу мусор выбросить. Перчатки не надел, а в той же руке понес, что и пакет с мусором. Ну и надеюсь, поняли вы дальнейший ход событий? Правильно, вместе с мусором и перчатки полетели. Одна-то из них на поверхности осталась, я ее сразу достал, а вот другая за контейнер улетела. Но ведь не станешь же двигать его, рискуя попасть в поле зрения знакомых. В общем, так и распрощался я с новенькой, кожаной перчаткой.
Врачебно-фельдшерскую конференцию объявили. Ну и за каким лешим, спрашивается? Пресными, бесполезными и бестолковыми они стали. В этот раз после доклада старшего врача выступил главный фельдшер Андрей Ильич. Рассказал он нам про порядок обращения с медицинскими отходами. И было его повествование чрезвычайно увлекательным и интригующим. Аж скулы сводило от неподдельного интереса. Хотел я, было, просить его на «бис» выступить, но побоялся, что коллеги поймут меня неправильно и физиономию начистят.
Вышли подымить мы с фельдшером Николай Николаичем.
– Слыхал, Иваныч, как Тамара Петровна-то попала? – спросил меня Николай Николаич.
– Что, опять, что ли?! – изумился я. И было отчего. Петровна – это дезинфектор наша, дама семидесяти с чем-то лет, регулярно попадающая в приключения. Финансовые. Потому как кредиты она очень любит. В смысле брать и тратить. А вот отдавать как-то не очень. Видать, как только представит, что выплачивать придется, да еще и с процентами, так с души воротит. Вот она и не платит. Принципиально.
– А то! Но в этот раз веселей получилось. Занесло ее в салон красоты.
– И каким же ветром?
– А вот слушай. Купилась она на какую-то программу по омоложению. Надули ей в уши, что безо всякой пластики, а только особой косметикой, скинет она с себя лет триста. Гарантированно, разумеется. Удовольствие, конечно, не из дешевых, но вы, говорят, будущая девушка, не переживайте. Вы, говорят, распишитесь вот здесь и ни о чем не думайте. Ну, она и расписалась. На свою крашеную голову. В общем, повесила она на себя кредит, почти на восемьдесят тысяч.
– Ну так, наверное, можно через суд его расторгнуть?
– Можно-то можно, да ведь в суд еще и обратиться надо. Чего ты без адвоката сделаешь-то? А эти господа, сам понимаешь, бесплатно могут только послать подальше.
– Да-а-а, ну Петровна и затейница! Значит, все по новой начинается: войны с коллекторами, пирожки в долг…
– Ну, ей не привыкать!
После 08:00 большинство бригад разогнали по вызовам. Остались только мы да педиатрическая бригада. Тихо стало, только телевизор что-то бубнит ненавязчиво.
– Господи, в кого же нас превратили? – грустно сказала врач-педиатр Зинаида Александровна. – Ведь это же уму непостижимо, чтобы педиатрическую бригаду гоняли на все подряд! Я тут не поленилась, посчитала за прошлую смену, получилось пятьдесят шесть процентов непрофильных вызовов. Ведь больше половины, ну куда это годится-то? Да ладно бы просто непрофильные, я готова смириться, но зачем нам пьянь-то давать? И спорить бесполезно, как об стенку горох. Нет, раньше такого никогда не бывало.
– Да, Зинаида Александровна, согласен с вами полностью. У нас такая же картина. Но ведь все исходит от главного. И пока он свою политику не изменит, все будет оставаться по-прежнему. А он ее точно не изменит, он же упертый до крайности. Ни за что не свернет и неправоту свою не признает.
– Да хоть бы Надежда Юрьевна вмешалась, что ли? Вон на других-то скорых начмед – царь и бог!
– Нет, этого мы точно не дождемся. Наша Надежда Юрьевна ему полностью подчинена. Она даже пискнуть против не посмеет, а только в рот ему заглядывает.
Вот и первый вызовок прилетел. Поедем на психоз к агрессивной больной двадцати трех лет. Ладно, сейчас на месте разберемся, если что, полицию вызовем.
На домофон не ответили, пустили из другой квартиры. А толку-то? За нужной дверью тишина, никто не открывает.
Громко щелкнув замком, вышла пожилая соседка и недовольно спросила:
– Вы к кому приехали-то? К этим шаболдам, что ли?
– И кого же вы называете этим чудесным словом?
– Ну, кого? Вальку со Светкой, конечно! Мама с дочкой, две алкашки и <жрицы любви>! На кой черт им скорая-то потребовалась? Обе здоровые, как кобылы! Всю ночь сегодня гуливанили, а с утра пораньше умотали куда-то.
Все понятно. Вот он, классический ложный вызов. И, само собой разумеется, что его автора никто искать не будет.
Дали дежурство на угрозе теракта. Опять школу «заминировали». Да, именно «опять». Вчера и позавчера три школы эвакуировали. И ведь такое не только в нашем городе, а чуть ли не по всей стране творится. Прямо эпидемия какая-то. И почему-то думается, что тут не школяры развлекаются, а кто-то посерьезнее действует. Искренне надеюсь, что найдут моральных уродов, накажут образцово-показательно и причиненный ущерб взыщут. Ну что, постояли полчасика, а потом благополучно отпустили нас. До следующего раза.
Следующим вызовом был психоз у женщины пятидесяти восьми лет. Только подъехали к «хрущевке», как к нам подошла озябшая женщина средних лет и возмущенно сказала:
– Здравствуйте! Я – ее сноха. Она мне позвонила сегодня утром и говорит, мол, у нее в стиральной машине черт завелся. Допилась, тварина! Она же пьет, как лошадь, вообще не просыхаючи! Уж раз десять, наверное, лечилась! Сколько денег мы переплатили, а все без толку!
Больная, женщина весьма потрепанного вида, с плохо осветленными волосами, была радостно-возбужденной.
– О, здрас-с-сьте! Вы кто, врачи, что ли?
– Да, как видите. Пойдемте, присядем, побеседуем.
– Да зачем беседовать-то, пойдемте на кухню, я вам чего покажу! Вы такого никогда не видели!
Что ж делать, пришли.
– Вот, смотрите! – торжественно сказала она, показывая на стиральную машинку с открытой дверцей. – Видите?
– Видим белье какое-то разноцветное. И чем же вы нас хотели удивить?
– Да при чем здесь белье-то?! Вы посмотрите, как следует, вон, черт там сидит! Че ты меня передразниваешь-то, ты, урод рогатый?! Ща, погоди, ща тебя достанут, сволочугу! Нет, а че ты мне свой член-то показываешь, ты <обнаглел>, что ли?! Я себя не на помойке нашла, чтобы таким, как ты, давать! Ты сначала, рожу свою умой, падаль! Ага! Да! Хватит уже кривляться-то!
– Ну что ж вы так грубо-то? А может, у него к вам искренние чувства?
– Да пошел он на фиг со своими чувствами!
– Алла Дмитриевна, давайте немного отвлечемся от чертей…
– Ща, погоди, погоди. Н-н-на, <гомосексуалистище>! – и больная с силой пихнула ногой в нутро стиральной машины.
– Так, все, хватит! Вы последний раз когда выпивали?
– Сегодня утром. У меня оставалось чутка от вчерашнего. Грамм сто, не больше. Я же сначала думала, что глюки у меня. Дай-ка, думаю, похмелюсь, может, пройдет? Ну и что, выпила, а ничего не прошло. Значит, точно не глюки. Так вы же и сами его видели! Вам что, получается, тоже мерещится?
– Видели-не видели, а в больницу поехать вам все равно придется.
– Да-а-а?! Во-о-он вы чего захотели, оказывается?! Вы, как в тридцать седьмом, что ли, на «воронке» меня увезти хотите?! Может, уж и расстреляете сразу?!
– Алла Дмитриевна, да никто вас не собирается расстреливать. При чем здесь тридцать седьмой?
– На… ты их вызвала, <самка собаки>?! Как тебе не стыдно, тварь?! Ты и Андрюшку-то против меня настроила, теперь и он в твою дудку дует! Я знаю, вы уже все продумали, вам квартира моя нужна! Меня упечете, а сами тут хозяйничать будете?! – ополчилась она на сноху.
– Алла Дмитриевна, хватит, успокойтесь, пожалуйста! Давайте, одевайтесь и поехали! В больницу вы поедете в любом случае. Сколько можно повторять-то?
– Да поедем, поедем! Что я, с вами, троими мужиками, драться буду, что ли? Знаю я, чем вы занимаетесь! Вы квартиры у людей отнимаете! Вот только со мной вы прокололись, не на ту напали! Я вас всех пересажаю! Вы еще в ногах у меня будете валяться!
Эх, если б исполнялись все угрозы наказанием, то нас бы давно уже к пожизненному расстрелу приговорили. А что касается чертей, то больные их сейчас нечасто видят.
Можно бы и пообедать, а то на желудке как-то пусто и неуютно. Но нет, еще вызов дали. Поедем к пьяному телу мужского пола, которое возле магазина лежать изволит.
Небритый мужичонка с опухшим лицом, одетый в грязно-серую потрепанную куртку, не лежал. Он сидел на корточках и вел монолог на своем родном, алкоголическом языке. Мои Гера с Толей подняли его и с грехом пополам в машину завели.
– Здравствуй, уважаемый! Как тебя зовут-то? – предпринял я попытку наладить речевой контакт. Но безуспешно. Ответом было лишь неразборчивое бормотание и непонятные знаки руками. Все понятно. Глухонемой мальчик объяснил жестами, что его зовут Хуан. В общем, спрашивать его о чем-то было совершенно бесполезно. Так и свезли в вытрезвитель[18 - Вытрезвителем мы для краткости называем «Пункт оказания помощи лицам, находящимся в состоянии алкогольного опьянения и утратившим способность самостоятельно передвигаться». Он размещен на базе наркологического отделения. И тем не менее специализированная наркологическая помощь там не оказывается. Все доставленные туда граждане регистрируются, и у них проверяется алкоголь в выдыхаемом воздухе. Ну а дальше все происходит очень просто: проспался – ступай себе с миром и до новых встреч! – Прим. авт.] как неизвестного.
Вот и обед разрешили. И по пути купил я чипсы, бутылку «Колы» и почему-то мармелад жевательный в форме червячков. Хотя раньше всего этого терпеть не мог. Но тут захотелось нестерпимо. Но это желание у меня не просто так возникло, его моя дочь спровоцировала. Звонила она мне тут на днях, сказала, что Вику, внучку мою, отругала очень серьезно за любовь к чипсам и газировке. Ну вот, а после того разговора твердо решил я этого вредного дела испробовать. Когда я с покупками сел в кабину, водитель Володя изумленно посмотрел на меня.
– Иваныч, вы чего это, в детство впали? – спросил он.
– Нет, Володя, я из него не выпадал, – ответил я.
Ну а после обеда дружно приняли мы горизонтальное положение.
В четвертом часу вызов дали: психоз у больной двадцати трех лет. Смущает только, что она сама себе вызвала. Ну ладно, сейчас приедем, разберемся.
В прихожей нас встретила чуть полноватая девушка с приятным, располагающим к себе лицом.
– Здравствуйте! Проходите, пожалуйста, присаживайтесь! – доброжелательно сказала она. – Я сама к себе вас вызвала, уж извините, что работы вам задала.
– Ничего страшного. А что с вами случилось?
– У меня непрерывно текущая, параноидная шизофрения. Полтора года назад мне ее поставили, я за это время три раза в больнице лежала.
– А в чем она у вас выражается?
– В основном – это «голоса».
– Они всегда есть или прекращаются на какое-то время?
– Да почти всегда есть. Они голове у меня, псевдогаллюцинации. Просто обычно я их стараюсь не замечать, они как бы смазанные получаются, невнятные. А со вчерашнего вечера появился мужской голос, грубый такой, наглый, что ли. То угрожает, то зовет куда-то, а то, просто мои действия комментирует. Ну и еще очень неприличное говорит, уж извините, я не буду пересказывать. Но у меня нет чувства, что эти «голоса» мне кто-то вкладывает. Я понимаю, что проявление болезни.
– Так, а вам ничего не видится?
– Вы имеете в виду зрительные галлюцинации? Да, бывают. Какие-то черные силуэты боковым зрением замечаю.
– Хорошо, ну а почему ваша шизофрения параноидная? У вас что, есть бред?
– Да, есть. Хотя, я бы сказала, что это даже и не бред, а навязчивые мысли о преследовании. Я научилась с ними жить и им не отдаюсь. Я умею отделять нормальные мысли от бредовых.
– Скажите, а вы кто по образованию? – поинтересовался я, удивившись, насколько свободно и правильно больная использует психиатрическую терминологию.
– Нет, я не медик. Просто я очень много читала о моей болезни. А по специальности я товаровед, но вообще не работала. Мне как-то некомфортно в коллективе.
– То есть сейчас вы не работаете?
– Ну, как сказать… Я торты пеку на заказ.
– А с кем вы живете?
– Вдвоем с мамой.
– И какие у вас отношения? Не ссоритесь?
– Нет, что вы! У нас очень хорошие отношения.
– А мама знает, что вы нас вызвали?
– Разумеется, знает. Я от нее ничего не скрываю. Мы друг другу доверяем.
– Ну, хорошо, а что вы от нас хотите?
– В больницу, конечно. Мне нужно острые явления убрать, иначе боюсь, что сама не справлюсь.
– А вы что-то принимаете?
– Да, принимаю <названия>, но они мне перестали помогать.
– Ну а почему вы в диспансер не обратились, а скорую вызвали?
– Потому что мне побыстрее в больницу надо.
– И последний вопрос: как вы впервые попали к психиатру?
– Да просто, сама пришла. Рассказала про голоса и мысли. Ну и госпитализировали меня.
Н-да… Какая-то не совсем обычная картина здесь вырисовывается. Нет, сохранность критики к галлюцинациям нельзя назвать уникальным явлением. Однако те, кто страдает шизофренией, даже несмотря на осознание своей болезни, во власть обманов восприятия все-таки отдаются. А уж полная критика к длящемуся бреду, выглядит, мягко говоря, неправильно. Ведь бред, в отличие от заблуждений, всегда подобен каменной глыбе, которую так просто не разобьешь и с места не сдвинешь. И критика к нему возникает отнюдь не сразу, а лишь ретроспективно, постепенно, осторожными шажочками. Ну а кроме того, так и остался без ответа вопрос: куда подевались негативная симптоматика и расстройства мышления?
В общем, свезли мы больную в стационар. Ее согласие и формальные основания для госпитализации были, а скепсис мой, как говорится, к делу не пришьешь. Будем надеяться, что коллеги разберутся в диагностических перипетиях.
Вот и еще вызов. Поедем на больной живот к женщине сорока двух лет.
Грязная, захламленная и вонючая однокомнатная квартира в «хрущевке». Развеселая компания из двух поддатых дам и одного, не менее поддатого господина. Все трое – неопределенного возраста, с яркими признаками хронического алкоголизма на обрюзгших лицах.
– Кааароче, слушайте сюда! – требовательно заявила одна из дам, с заплывшим глазом. – Этот <средство предохранения> меня избил! В живот ногой ударил! Он мне, наверно, там все порвал!
– Слышь, ты че, э?! <Зачем> ты меня сдала-то?! Я же извинился перед тобой, ты, овца! – экспрессивно ответил оскорбленный господин.
– Так, а ну, успокоились все, пока я вас по разным углам не раскидал! – рявкнул фельдшер Гера, внушительно возвышавшийся над худосочными алкоголиками.
– Все, все, командир, без базара! – примирительно сказал господин.
Ну и что мы имеем? При пальпации живот мягкий, несколько вздут, умеренно болезненный. Давление 110/70 мм, свое привычное не знает.
– Вы уж в ментовку-то не сообщайте, не надо, – попросила меня пострадавшая. – Это я так, вгорячах сказала, что он меня бил.
– Да, командир, не надо, прошу, я ведь только освободился! Иначе меня закроют сразу! – слезно попросил меня виновник.
– Посмотрим, – неопределенно ответил я.
Ну и свезли мы ее в хирургию. А в полицию я все-таки сообщил. От греха подальше.
Следующий вызов был срочным: падение с высоты мужчины шестидесяти лет.
Приехали во двор девятиэтажки. К сожалению, наша помощь уже не требовалась. Тело лежало лицом вниз. Из открытого окна пятого этажа свисала часть связанных простыней. Другая часть лежала неподалеку от покойного.
Одна из женщин, стоявших неподалеку, рассказала, зябко поеживаясь:
– Это сосед наш, Николай. Он с дочерью и зятем жил. Пил по-черному, каждый день пьяный-сраный. Измучил он их. Так-то он тихим был, не скандалил никогда, но ведь не следил за собой, вечно грязный, вонючий, не соображал ничего. А сколько он у них вещей пропил! Мне Лена, дочь его, то и дело жаловалась. Буквально вчера говорила, что он газ открыл, а не включил. Хорошо, что заметили вовремя! Уж они его и лечили, и кодировали, а все без толку. А сегодня заперли они его и ушли.
– Мой муж как раз с собакой гулял, а он кричал ему с балкона, просил три фанфурика в аптеке купить. А уж потом он простыни связал и спуститься хотел. Ну и спустился… – сказала другая женщина, державшая на руках маленькую дрожащую собачку.
Вот и отмучился Николай. И близких своих отмучил. Накрыли мы его тело одноразовыми простынками и на попечение полицейских оставили.
Велено в сторону Центра следовать. Ну что ж, следуем. Нет, как и ожидалось, доехать нам не дали. Вызов пульнули. Поедем на психоз к мужчине шестидесяти восьми лет.
В прихожей нас встретила разгневанная, раскрасневшаяся женщина.
– Так, забирайте его в психушку, сейчас же! – без предисловий потребовала она. – Да это что такое, в конце концов?! Нажрался пьяный, как свинья, весь туалет обоссал и чистыми полотенцами стал вытирать!
– Успокойтесь, пожалуйста! Он вам кем приходится?
– Да свекор он мне! Он уже до «белки» допился! Вы даже не представляете, что он творит! Вон, посмотрите, без штанов ходит, писюном трясет! Скот поганый!
Да, почтенный седовласый господин был действительно без штанов. Но их отсутствие его, похоже, нисколько не смущало. Как ни в чем небывало, он стоял посреди комнаты и что-то смачно прихлебывал из огромной кружки.
– Здравствуйте, уважаемый! Как дела?
– А-а-а, здорова! Все нормально! – благодушно заулыбался он. – А чегой-то вы приехали-то? Надьке плохо, что ли?
– Да нет, с ней все хорошо. А с вами что происходит? Почему вы без штанов?
– Дык, а чего такого-то? Я же не на улице! Кого мне стесняться-то? Надьку, что ли? Можно подумать, она… не видела!
Сказав это, он вдруг самодовольно улыбнулся, подбоченился и запел дурным голосом:
Паренек кудрявый
Прошептал три слова
И увел девчонку
От крыльца родного!
– Так, дружище, а ну, быстренько прекратил и штаны надел! – грозно пробасил фельдшер Гера. – Быстро, я сказал!
– Дык я же их обоссал, как я их надену-то? – беспомощно развел он руками. – Надь, ну дай мне какие-нибудь штаны-то!
– Да на, на, давай собирайся уже! – сказала женщина, сунув ему брюки.
– А куда ему собираться? – спросил я, заранее предчувствуя скандал. – Никуда мы его не повезем.
– Что значит «не повезем»? – опешила она. – Так вы его оставляете, что ли?!
– Да, оставляем. Для госпитализации оснований нет. С чем мы его повезем? С алкогольным опьянением?
– Да вы чего говорите-то?! У него же белая горячка, вы не видите, что ли?!
– Никакой белой горячки у него нет. Это простое алкогольное опьянение.
– Ну, знаете, что, если он что-то натворит, то я на вас в суд подам!
– Вот и ладненько. Вот и договорились. До свидания и всего вам хорошего!
Ну что, до конца моей смены остается семнадцать минут. Уж наверняка велят на Центр приезжать. А вот и ничего подобного! Еще вызов дали: в первом наркологическом отделении у мужчины сорока четырех лет психоз случился. Вот ведь гадский случай, придется везти его в отделение острых психозов на другой конец города! Здравствуй, очередная переработка!
Дрожащий, с испуганным лицом, худощавый мужчина, сидевший в сестринской, затравленно уставился на нас.
– Вот, Дима вас дожидается, – сказала пожилая медсестра.
– Здравствуй, Дим. Что случилось? Почему ты дрожишь?
– Ха, задрожишь, если тебя на ножи захотят поставить!
– А кто?
– Они из Дагестана приехали. Десять человек сюда зашли и начали искать меня по всем палатам. Если б не медсестра, то мне бы уже <конец> пришел!
– И что же ты такого натворил? За что тебя на ножи-то ставить?
– Да короче, я на следствии пацанов сдал, подельников своих. Но отсидел я ровно, никто мне ничего не предъявлял. Братва поняла, что не по своей воле я раскололся. А теперь вот началась движуха…
– Все понятно. Давай, Дмитрий, бери свои вещи и поедем с нами в другую наркологию.
– А куда, на Кубанскую, что ли?
– Да, именно туда.
– Не, да вы чего?! Да меня же там сразу грохнут, даже доехать не успеем! В этом районе пацаны живут, вообще безбашенные!
– Не переживай, Дим, те пацаны по сравнению с моими орлами, просто жалкие клоуны! В случае чего, Гера с Толей их враз раскидают! И скажу тебе по секрету, у нас огнестрельное оружие имеется. Ведь мы же бригада не простая, а специализированная, можно сказать, скоропомощной спецназ!
Вот и закончилась моя полставочная сменка. И на этот раз переработку я оформил, как положено. Старший врач Александр Викентич покривился недовольно, но на меня это не произвело никакого впечатления.
Ну а дома меня как всегда ждали вкусный ужин и душевное, уютное тепло. И кстати, про чипсы и газировку я супруге не стал рассказывать. От греха подальше.

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Грустный вызов
Вот как же так могло получиться? На улице никакой гололедицы нет и в помине, но, несмотря ни на что, я сумел-таки найти единственное скользкое место. Со всеми вытекающими последствиями. Короче говоря, совершил я столкновение с планетой Земля. Нет, планета не пострадала. А у меня теперь копчик побаливает.
На Центре обычная утренняя суета. Змейкой выстроилась очередь из сдающих и получающих наркотические укладки. И вдруг я увидел, не поверив своим глазам, фельдшера Илью Опарина. В новенькой форме, поправившийся, посвежевший. А удивление мое неспроста возникло. Дело в том, что в свое время Илья был запойным. Нет, на работе он никогда не пил, но в период критических дней запросто прогулять мог. Ну и прогуливал, конечно. Будь он бестолковкой посредственностью, то выгнали бы на раз. Но поскольку специалист он отличный, увещевали его до последнего, можно сказать, всем миром. А то самое последнее случилось после того, как на фоне очередного запоя угораздило его загреметь в наркологию. Нет, если б анонимно, за деньги, то ничего бы в этом не было страшного. Но ведь откуда деньгам-то взяться, если человек в многодневном крутом пике находился? Ну и поставили его на учет. Поставить-то легко, это дело нехитрое. А вот освободиться из учетного плена крайне проблематично.
– Илья, ты ли это?
– Я, Юрий Иваныч! Вот, первый день сегодня. Ведь я три года ждал, мне же тогда хронический алкоголизм поставили. Но ждал и держался. Пешим курьером работал. Ну а куда еще податься-то? В приличное-то место хрен возьмут, если ты учетный. А еще нарколог мой, козлина, сказал тогда, что меня к медицине даже на пушечный выстрел подпускать нельзя! Но ничего, все-таки сняли.
– Опять самостоятельно будешь работать?
– Нет, у меня же допуска к наркотикам пока нет.
– Взяли-то сразу, как пришел?
– Ну, как сказать… У Надежды Юрьевны сначала аж лицо перекосило, как меня увидела. Но потом все же приняли, правда, с испытательным сроком. Три месяца испытывать будут.
– А сертификат-то у тебя не просрочен?
– Нет, он у меня до двадцать третьего года.
– Ну что ж, Илья, удачи тебе!
– Спасибо, Иваныч!
Да, отрадно видеть, что человек не отдался во власть алкогольной зависимости, не опустился. Вот только, к величайшему сожалению, из всех скоропомощных коллег, расставшихся с медициной из-за пагубной страсти, Илья – единственный, кто вернулся.
Ну что, наркотики получил, нужные бланки взял, планшет – в полной боевой готовности. Теперь и посидеть можно, телевизор посмотреть да с коллегами потрепаться. Так, стоп, я не понял, а где моя куртка-то форменная? Ведь только что здесь висела!
– Так Макарова сейчас какую-то куртку сняла и унесла! Давай, Иваныч, начинай розыск! – сказал врач Комаров.
Фельдшер Макарова, дама лет под шестьдесят, личность весьма примечательная. Обладает она двумя замечательными способностями: лихо сморкаться на землю и беспрестанно говорить. Речь из нее льется бурным потоком, сметающим все на своем пути. Что у трезвого на уме, то у Ольги Федоровны на языке. Если вы, просто из вежливости, решите выслушать милую женщину с лицом доброй мамы, то горько об этом пожалеете. Через нестерпимо долгие три минуты, мысленно обругав свою излишнюю воспитанность, вы предпримите попытку удрать. Но так просто, от Ольги Федоровны еще никто не отделывался. Ее речевой поток не только не ослабнет, но и усилит напор. В конце концов, не в силах выдержать столь изощренную пытку, вы решительно уйдете. И что, небось думаете, Ольга Федоровна тут же обиженно умолкнет? Ха, не на ту напали! Монолог завершится лишь после того, как мысль будет досказана. А отсутствие слушателей не играет абсолютно никакой роли.
Госпожу Макарову нашел я в женской комнате отдыха. Сидела она на диванчике, увлеченно тыкая пальцем в смартфон. Куртка моя скромно лежала рядышком.
– Ольга Федоровна! …
– О, здра-а-асьте, Юрий Иваныч! Слу-у-ушайте, я как раз вам такой случай собиралась рассказать. Я в прошлую смену на вызове была…
– Ольга Фед…
– И вот там больная, такая странненькая…
– Ольга Федоровна! Стоп! Как пела Анна Каренина: «Постой, паровоз, не стучите колеса!» Что ж вы мою-то куртку утащили?
– Кааак?! А где же моя? Ну надо же, а? Так ведь моя-то, значит, в «телевизионке» осталась! Вот ведь как получилось-то! Подождите, Юрий Иваныч, не уходите, я же вам так и не рассказала!
– Потом, потом, Ольга Федоровна, мне срочно к старшему врачу нужно!
Ушел я быстро и не оглядываясь. К счастью, погони не было.
Вот и разогнали всех по вызовам. Из всех выездных только мы остались. Тишина настала, только телевизор бубнит. Уборщица Фаина Васильевна, без помех, чистоту наводит. Но умиротворение было враз разрушено вбежавшим мужчиной.
– Бегите быстрей, тут человека сбили! – закричал он, вытаращив глаза. – Что у вас за охранник, дебил какой-то, меня пропускать не хотел?! Я ему все <лицо> расшибу, козлу <пользованному>!
– Не надо никому ничего расшибать, успокойтесь, сейчас едем!
– Да чего ехать-то, вон он, прямо напротив скорой лежит!
– А вы что, предлагаете его на руках в больницу тащить?
– А, ну да, че-то я не подумал…
Пострадавший без сознания лежал на проезжей части. Все случилось банально: перебегал дорогу в неположенном месте и был сбит легковой иномаркой. Сказали, что приличное расстояние пролетел. А движение здесь оживленное, транспорт сплошным потоком едет, пытаться преодолеть эту дорогу вне пешеходного перехода, сродни самоубийству. Непонятно, что нужно иметь вместо головы, чтоб на такое решиться? Видать, экономия пяти минут дороже жизни и здоровья.
Ну, что мы имеем? Давление 100/70 мм, пульс 112 уд/мин. Дыхание частое, поверхностное. Анизокория, то бишь, зрачки разного диаметра. Из носа и левого слухового прохода сукровица выделяется. Сознания даже не предвидится. Налицо перелом основания черепа, открытая черепно-мозговая травма – ушиб головного мозга. И это, к сожалению, не все. Правая бедренная кость однозначно сломана, вон деформация какая. Да много там всего, точно уже в отделении сочетанной травмы диагностируют. А наша задача на догоспитальном этапе с шоком справиться, да жизненные функции поддержать. В общем, сделали мы все, что по стандарту положено и со светомузыкой в стационар свезли. К счастью, живого.
Ф-ф-фух, все, что нужно оформил, напряжение отпустило, теперь можно и освобождаться. Теперь поедем на «человеку плохо, причина неизвестна» к женщине пятидесяти девяти лет. Повод отвратительный. Все, что угодно может за ним скрываться: от поноса до огнестрельного ранения. И, как правило, виноваты в этой неизвестности не фельдшеры по приему вызовов, а сами вызывающие. Ну вот не нравится некоторым, когда им уточняющие вопросы задают. Думают, что ради пустой формальности их выспрашивают. А потому, раздраженно заявляют в ответ: «Да плохо человеку, вы не понимаете, что ли?! Приезжайте уже, чего болтать-то?!»
К счастью, больная была в сознании, да и вообще, живее всех живых.
– Здравствуйте, что с вами случилось?
– Ой, да прямо даже и не знаю, как объяснить… Мне так плохо, что даже слов нет! Голова болит, в груди какая-то тяжесть, сердце временами так колотится, что того и гляди выскочит. А еще у меня беспокойство непонятное, вот прямо сердце кровью обливается. Я уж у кого только ни была: и у эндокринолога, и у невролога, кучу всяких анализов сдавала. Ну а что толку-то? Так мне ничего определенного и не сказали.
– А хронические заболевания у вас есть?
– Да, гипертония, диабет. Я метформин принимаю, диету соблюдаю, сахар выше шести не поднимается. А давление тоже пока нормальное.
На кардиограмме ничего примечательного, незначительная синусовая тахикардия. Давление 135/80 мм. Дали метопролол и пять таблеток глицина под язык. О, глицин – это один из моих любимейших препаратов! Кстати сказать, в настоящее время, ни один нормативный документ не предусматривает его применение «скорой помощью». Однако у нас в укладках он есть. И это просто замечательно, поскольку этот препарат может применяться не только как лекарство, но и как надежное плацебо.
И вот, больной захорошело, повеселела она, душевно нас поблагодарила. Ну а я, этак ненавязчиво, аккуратненько, порекомендовал ей обратиться к психиатру. «С чего это вдруг?» – спросите вы. А с того, что у нее психосоматическое расстройство. Это значит, что физический недуг вызван психологическими проблемами. Стоит наладить психику, как состояние нормализуется. Хотя это лишь на словах легко, а в действительности, лечение может предстоять долгое и тернистое.
Вот и еще вызовок подкинули. Перевозка тридцатилетней больной из психоневрологического диспансера в областную психиатрическую больницу. Ну и ладненько, сейчас перевезем, дело нехитрое. Была у нас раньше фельдшерская бригада по транспортировке психически больных, но ликвидировали ее. Да, именно фельдшерская, ведь врача сажать на перевозки – роскошь непозволительная. А виноват в ликвидации был один из фельдшеров. Полез он, что называется, в бутылку из-за того, что им стали давать непрофильные вызовы. И с его стороны это была наглость вопиющая. Они, надо сказать, не на скорой дежурили, а в диспансере, у них там даже своя комнатка была, весьма уютная, кстати. За смену, максимум, три перевозки, а все остальное время – сплошное валяние дурака. Короче говоря, главный с начмедом, без лишних разговоров, взяли и уконтрапупили эту бригаду к такой-то матери.
Врач-психиатр диспансера Андрей Витальевич, отдав направление, рассказал:
– У больной «голоса», якобы соседи ей угрожают, постоянно «слышит» шум, стуки. Пошла к ним на разборки, пыталась драться, грозилась всех поубивать, квартиру спалить. Ее мама сюда привела, но на госпитализацию не согласна категорически. Я уж тут перед ней танцы с бубнами устраивал, но все без толку. Попробуйте, может, у вас получится? Но оставлять ее нельзя, иначе она черт знает чего натворит.
– А она первичная, что ли?
– Да нет, до этого была на консультативном наблюдении с расстройством личности, в отделении неврозов лечилась. Но психотика у нее появилась впервые.
– Ну что ж, все понятно. Вот только как интересно получается: уж третий раз у нас, что ни перевозка, то непременно дочка с мамой!
– Клонируются, наверное.
И тут в кабинет резко вошла молодая, весьма симпатичная женщина.
– Так, это вы ко мне приехали? Я – Кравченко, – деловито и напористо спросила она.
– Да, к именно к вам.
– На госпитализацию я не согласна и никуда не поеду! Все, я ухожу домой!
– Наташа, Наташа, успокойся, ну перестань, пожалуйста! – стала уговаривать мама.
– Так, а давайте-ка, мы выйдем из кабинета, иначе мы доктору сорвем прием. Пойдемте в фойе.
Но и там никакого конструктивного разговора не получилось.
– Я не поняла, вы чего от меня хотите-то? Я никуда не поеду! Мам, ну мы же договорились, что придем только лекарства выписать! Ну как так-то?
– Наталья Алексеевна, ваше заболевание на дому не лечится. Вам нужно обязательно полежать в больнице.
– Какое у меня заболевание, вы о чем?! Вы хоть знаете вообще что происходит?! У меня вся квартира в прослушке! Мне угрожают постоянно, оскорбляют по-всякому! Они обещали меня на весь город опозорить, а потом отравить! Я что, не имею права защититься, что ли?
– Наталья Алексеевна, успокойтесь, пожалуйста. В больницу нужно ехать, и это не обсуждается.
– Нет, обсуждается! Без моего согласия вы не имеете права! Я законы тоже знаю!
– Наталья Алексеевна, послушайте меня, пожалуйста. Мы вправе увезти вас без вашего согласия. Ну а больница обратится в суд, который узаконит ваше лечение.
– Нет, а что вы меня судом-то пугаете?! Я преступница, что ли, какая?! Нет, это вообще нормально получается: вместо того, чтоб защитить, меня в психушку хотят отправить?!
– Так, ну все, хватит.
– Да вы чего… Нет! Нет, я сказала! Руки! Руки убрали от меня быстро! Да вы чего творите-то?!
В машину, хоть и с трудом, но все-таки завели, вдоволь наслушавшись угроз и проклятий в свой адрес. Пока ехали, поуспокоилась она, а в приемном стала проситься в отделение неврозов. Вот только отказали ей, ведь с острой психотической симптоматикой туда никак нельзя. Так что, к сожалению, ей придется в закрытом отделении полечиться, тут уж без вариантов.
Да, долго мы волынились. Всего-то три вызова отработали, а уж время обеда подошло. Но нет, не судьба. Еще вызов дали: психоз у мужчины сорока шести лет. Ладно, что ж делать, поедем, посмотрим.
В прихожей нас встретил седой, пожилой мужчина.
– Здравствуйте! Я – дядя его, он мне сам сегодня позвонил, начал какую-то ерунду говорить. Все чего-то мерещится ему. Видать, допился уже до белой горячки. Он ведь человек-то хороший, образованный, кандидат наук. Совсем его сгубила эта пьянка чертова! И жена ушла, и работы лишился. Эх, Петька, Петька…
Квартира неухоженная, грязная, беспорядок кругом. На диване сидел мужчина со следами былой интеллигентности на обрюзгшем лице.
– Здравствуйте, Петр Владимирович! Что случилось, что беспокоит?
– Здравствуйте, да слушайте, я уже и сам ничего не понимаю. Не знаю, что со мной творится, – растерянно ответил он. – Сзади себя какие-то голоса слышу, неразборчивые. Как будто двое мужчин разговаривают. Умом-то я понимаю, что никого здесь нет, а все равно слышу. Потом какую-то собачку я здесь видел. Маленькая, черненькая, вроде чихуахуа. Дядя говорит, что никаких собачек нет, но я же своими глазами видел.
Сказав это, больной стал с удивлением разглядывать свои очки, которые держал в руках.
– А почему вы их так рассматриваете? С ними что-то не так?
– Да они раздваиваются! Вот, смотрите, их двое. О, а теперь, опять одни! Прям чудеса какие-то! А вон, вон, из той комнаты выглядывает! Иди, иди сюда, не бойся, ма-а-аленькая! Вот только даже и угостить-то нечем. Ну вот, опять спряталась, боится.
– Ну ладно, Петр Владимирович, давайте мы от собачки отвлечемся немного. Вы последний раз когда выпивали?
– Вчера утром попытался похмелиться, а не пошло. Как только ко рту поднесу, так сразу рвать! Одну стопку кое-как проглотил, а дальше не смог. Вот, второй день вообще ни капли не выпил, организм не принимает.
– А долго ли пили-то?
– Месяца полтора, примерно.
– Ну что ж, ладно, поедемте лечиться.
– А куда?
– В наркологию, разумеется.
– Да, конечно. Я уж и сам-то чувствую, что созрел.
Разумеется, настрой больного на лечение не может не радовать. Вот только неизвестно самое главное: будет ли у него мотивация на последующую трезвость?
Ну вот, наконец-то обед разрешили. У входа в медицинский корпус стоял и дымил старший врач Александр Викентич.
– Погоди, Иваныч, – сказал он с загадочной улыбкой. – Звонила мне мадам Коновалова, у которой ты был.
– Да, это дамочка с психосоматикой. И что?
– Ну так вот, она тебя и благодарила, и ругала.
– Это как?
– Благодарила за профессионализм, а ругала за то, что вы бахилы не надели и все полы обшлепали.
– Вот ведь зараза нехорошая!
– Во, во.
Ох, как хорошо, когда после обеда чайку накатишь, умеренно крепкого! Сразу бодрость духа ощутимо появляется. Ладно, теперь можно пойти, горизонтальное положение принять. Но вот вздремнуть не удалось. Нет, не из-за выпитого чая. Стыдно признаться, но я в тетрис играл на смартфоне. Как-то давно скачал, а тут вдруг вспомнил, этак не кстати. Эх и приставучая игрушка! Больше часа забавлялся, будто бы что-то путное делал. К счастью, игровой процесс прервал вызов. Травма головы у женщины на АЗС. Хм, далековато будет, за городом. Да и вообще, это территория второй подстанции, непонятно, почему на Центр-то передали? Но с Надеждой препираться бесполезно, на нее где сядешь, там и слезешь.
Возле входа стоял автомобиль Росгвардии. Никто не заправлялся, пусто вокруг. Ну наверняка какая-то криминальная бяка там приключилась. Внутри нас встретили двое крепких парней в бронежилетах и дрожащая, заплаканная женщина.
– Напали на нас! Рите, уборщице, он голову разбил, а мне пистолетом угрожал, заставил всю выручку отдать! – сказала она сквозь слезы.
Пострадавшая, женщина средних лет, сидела в подсобке, зажимая полотенцем рану на затылке.
– А чем он вас ударил-то?
– Я так поняла, что пистолетом. И он ведь не сразу напал. Он сначала у витрины и у холодильника отирался. А я как раз полы мыла. И вдруг, такой удар по затылку, что аж в глазах вспыхнуло! И тут же к Ире подскочил, пистолет на нее наставил! Потом Ира на «тревожку» нажала, конечно, ну а толку-то? Его уж и след простыл.
– Ну, наверное, его на камерах-то видно?
– Камеры ничего не дадут, он же в маске был.
– Сейчас вас что-то беспокоит?
– Голова очень болит и мутит меня, того и гляди, стошнит.
Ушибленная рана была глубокой, но, к счастью, кровотечение почти остановилось.
И вот подъехала следственно-оперативная группа.
– Ой, а вы ее увезете, да? – спросила девушка-следователь.
– Да, конечно. В пятую повезем.
– А что у нее?
– Ушибленная рана затылочной области, открытая черепно-мозговая травма – сотрясение головного мозга.
– Открытая?! Так у нее что, голова прямо до мозга пробита, что ли?
– Нет, там не все так печально. Просто нам дано указание диагностировать черепно-мозговую травму как открытую, если повреждены мягкие ткани.
– Понятно. А может, я ее сначала допрошу, а?
– Ну нет, извините. Мы тогда незнамо на сколько здесь зависнем.
– Ладно, давайте я тогда данные запишу.
Н-да… Жестокость разбойника совершенно непонятна. Уж уборщицу-то зачем бить? Можно подумать, она бы воевать начала с вооруженным бандитом. Нелюдь какой-то…
Вот и еще вызовок. И опять травма головы, но только у мужчины семидесяти семи лет. А, нет, там еще и травма руки, для полного счастья.
Больной встретил нас с перекошенным от боли лицом. На левом виске виднелась рана.
– Я цветы поливал на полках и со стула грохнулся. Да прямо виском об угол. Крови вытекло незнамо сколько. Как только жив-то остался? А еще я плечо левое повредил, вон, рука-то, как плеть висит. Так болит, что аж сил никаких нет! Вы уж сделайте мне, пожалуйста, обезболивающее!
Ну что, диагнозы прямо на больном написаны: ушибленная рана левой височной области и вывих левого плечевого сустава. Обезболили трамадолом, рану обработали и перевязали, плечевой сустав и руку шинировали. Ладно, хоть давление держит, в шок не уходит. И вот, боль отступила, страдалец перестал морщиться, разговорился.
– У меня ведь жена умерла в Рождество. И ведь особо-то и не болела ничем, не жаловалась ни на что, как живчик была. Думал, что уж меня-то точно переживет, а вот, видишь, как получилось. Вечером прилегла, собралась сканворд погадать и тут же умерла. Вот так, была и нету. В морге сказали, что обширное кровоизлияние в мозг. Господи, как мне тяжко-то! Я ведь сейчас, как брошеный ребенок, ничего не знаю и не понимаю. С Ольгой-то я как барин жил, на всем готовом. Даже и не знал, как за коммуналку платить, сколько чего стоит в магазинах. Да и готовлю-то я плохо, все какое-то невкусное получается. Обедать теперь в кафе хожу, там и недорого, и думать не надо, чего поесть сготовить.
– Ну что ж делать, держись, Николай Григорич, не падай духом. Со временем полегче будет.
– Держусь, куда деваться? Вот только легче не становится…
И этот грустный вызов был последним в моей куцей полставочной смене. Удивительно, но впервые за последнее время без переработки обошлось. А по пути домой заметил я магазин цветочный. Нет, видел я его и раньше, тысячу раз мимо проходил, не обращая никакого внимания. Но в этот раз будто автопилот меня туда привел. И купил я букет из девяти замечательных роз, оранжевых с красной каемкой.
Супруга посмотрела на меня настороженно.
– Юр, а что случилось-то? В честь чего букет?
– Ириш, в честь того, что я тебя люблю и ценю.
– Юр, а ты часом не выпил? Нет?
– Нет, Ириш, не пил я ничего крепче чая. Ну, ведь имею же я право хоть один разок сделать тебе приятное?
– Да имеешь, имеешь, конечно! – улыбнулась, наконец, она. – Вот только все равно как-то странно…
Этот мой цветочный порыв не сам по себе вспыхнул. Искрой послужил тот самый последний вызов. Хотя, любить и ценить своих близких мы должны не приступообразно, а всегда. Не дожидаясь, пока нас обожжет нечто печальное.

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Два редких случая
Уж третий день оттепель. Развезло все, с крыш капает, под ногами отвратительное грязное месиво. Надоела зима. Хотя, по правде сказать, надоела она мне изначально, когда еще только первый снег выпал. Нет, больше не нужны мне ни морозы, ни оттепели, ни прочая зимняя симптоматика. Опротивели холодные пейзажи. Весны жажду, настоящей, полноправной, цветущей! И все сильней дает о себе знать синдром зависимости от леса и дачи. Абстиненция измучила. А чтоб полегче было, суррогатами балуюсь, отираясь по огородным да грибным блогам и сообществам.
Так, нашей машинки не видать, значит, на вызове еще. Ну и ничего, подождем, до начала смены еще есть времечко.
Врачебно-фельдшерскую конференцию объявили. Пойду, конечно, по старой привычке. Вот только, вряд ли, мы что-то полезное услышим. Деградировали наши конференции, непонятно во что превратились.
Ну точно, после весьма скомканного доклада старшего врача предыдущей смены, главный нетерпеливо спросил: «Коллеги, вопросы есть?»
– Есть! – ответила молоденькая фельдшер Настя Краева. – Вчера нас знакомили с новой должностной инструкцией. И вот там написано, что мы должны знать реаниматологию и анестезиологию. Это что значит, вы нас на учебу направите?
– Насть, да ты совсем, что ли?! – возмутилась фельдшер Дубинина, под началом которой работает Настя. – Тебе же вчера уже все объяснили!
Начмед Надежда Юрьевна аж раскраснелась и запыхтела от услышанного. Да, она всегда пыхтит, как паровоз, когда нервничает.
– Слушайте, да я… да я своим глаз… э-э-э, ушам не верю! Реаниматологию с анестезиологией вы изучали сначала в медколледже, потом на первичке по скорой и неотложной помощи. Вы что, хотите сказать, они мимо вас пролетели? Вы не умеете проводить сердечно-легочную реанимацию? Вы не знаете, как поддержать жизненно-важные функции организма? Вы не знаете, чем и когда нужно обезболивать?
– Да знаю, знаю, конечно! Просто я подумала, что нас будут учить на анестезиологов-реаниматологов.
– Ну, вообще-то, анестезиолог-реаниматолог – это врачебная специальность. А вы – фельдшер. Чувствуете разницу?
– Да, да, я поняла, извините!
– Ой, какой кошмааар! – сокрушенно сказала фельдшер Дубинина, опустив голову и прикрыв лицо рукой.
Н-да… Получается, что дипломированный специалист имеет весьма смутные представления о своей профессиональной деятельности? Но как бы то ни было, а здесь только одно радует: Настя самостоятельно не работает. Да и в будущем эта перспектива ей явно не светит.
Психиатрическая бригада, которую мы меняем, вернулась с последнего вызова аж без двадцати десять. Коллега мой Александр Владимирыч изрыгнул такой выплеск ругательств, что казалось, даже стены сморщились. Нет, нецензурная лексика мне тоже отнюдь не чужда. Вот только я по сравнению с настоящим Мастером всего лишь скромный подмастерье.
– Иваныч, ты представляешь, без четырех восемь вызов дала! За четыре минуты до конца смены, зараза такая! Боль в груди всучила, вообще на другом конце города! Ну и чего? Приехали, а там кардиогенный шок, давление девяносто на шестьдесят. Пока стабилизировали, пока госпитализировали, вот так время и ушло. Кстати, Иваныч, у чемодана одна ручка треснула. Серега ее пластырем замотал, пока держится нормально.
– Хм, как-то не особо прилично он смотрится. Да еще и обшарпанный весь, вон, чернота по углам. Нет, надо Наталью попросить, пусть новый даст.
– О-о-о, у мадам Натали фиг чего допросишься! Кстати, Иваныч, прикинь, за все сутки один единственный психиатрический вызов был! Единственный!
– Да-а-а, ну прям, чудеса чудесные! В былые-то времена, мы бы ото сна опухли!
– Да куда там! Как с утра начали все подряд давать, так дальше и продолжили. Ночью часа полтора поспали, не больше. По полной программе укатали!
Ну нет, с таким чемоданом работать позорно, как будто мы бригада бомжей. Попросил я Толика к старшему фельдшеру сходить, но не успел он и шага ступить, как вызов дали. Поедем на «человеку плохо, причина неизвестна» к двадцатилетнему юноше. Ну вот, опять эта дурацкая неизвестность!
Еще в прихожей, мама больного заполошно сообщила:
– Ему что-то совсем плохо сегодня! Ведь он же весь больной: у него и порок сердца, и несахарный диабет! Ой, бедный ребенок, и за что ему такое наказание?
– А кто все это диагностировал?
– Да вот в том-то и дело, что никто! Мы уж где только не были, а все прямо как сговорились, твердят одно и то же: «Он здоров! Ничего у него нет!» Конечно, у нас денег нет, а бесплатно лечить никто не хочет, все только пинают от себя! А терапевт нас вообще к психиатру послала, сказала, что надо психику лечить! Нет, вы представляете, а?!
– Так откуда же вы взяли, что у него порок сердца и несахарный диабет?
– Ну так по нему же сразу видно: задыхается, губы и ногти синие. А еще он и пьет очень много, и мочится то и дело. Мы в интернете читали, все сходится, прямо один в один. Да, кстати, а что за мадама у вас звонки принимает? Пристала ко мне, как банный лист, мол, объясните, что значит «плохо»? Она не врач, что ли?
– Вызовы принимают фельдшеры или медсестры. У всех, разумеется, есть медицинское образование. А подробности спрашивают, чтоб определиться, какую категорию срочности присвоить вызову и какую бригаду направить.
Но ответом мне были лишь скептически поджатые губы.
Окно занавешено наглухо, в комнате душно и мрачно. На кровати, поверх одеяла, лежал худощавый молодой человек с унылым лицом.
– Здравствуйте! Что случилось?
– Да вот сердце болит. Хотя не то, что болит, а какие-то приливы, ну как будто горячую воду туда пускают, а по груди мурашки бегают. А еще у меня с гипофизом проблемы очень серьезные. Он то чешется, то в нем, как будто пузырьки лопаются.
– Ну вообще-то, гипофиз, как и головной мозг, нельзя почувствовать.
– Но ведь я же как-то чувствую! А, да, у меня же еще ДВС-синдром!
– Хм, как интересно! И в чем же он у вас выражается?
– А вот, видите, как у меня вены надулись?
– А причем здесь вены? У ДВС совсем другая симптоматика.
– Нет, это точно ДВС-синдром, я же знаю!
Да, такие убийственно-бронебойные аргументы сразят наповал любого оппонента. Поэтому признал я свое позорное поражение и от продолжения спора наотрез отказался.
Ну что ж, как и ожидалось, ничего примечательного на кардиограмме не было. Давление идеальное: сто двадцать на восемьдесят. Дыхание нормальное, никакой одышки нет, сатурация девяносто восемь процентов. Губы, ногти и кожа здорового цвета, даже без намека на цианоз. С тяжелым сердцем сообщил я эту печальную весть болящему и его маме. Однако вопреки ожиданиям, скандала не случилось.
– Ну, ну, все с вами ясно, – с тихой скорбью произнесла мама. – Были бы у нас миллионы, то вы бы сразу зашевелились. Теперь вас всех только деньги интересуют, про клятву Гиппократа забыли. Но с нас-то взять нечего. В общем, все я поняла. Ребенок никакой помощи не дождется и пусть умирает…
– Послушайте, пожалуйста. Костя действительно болен, и я этого не отрицаю. Но его заболевание не соматическое, то есть не телесное. Вызвано оно серьезными психологическими проблемами. Вам нужно обязательно, лучше прямо завтра, прийти с Костей в психоневрологический диспансер. Вы сегодня туда позвоните, узнайте, как завтра работает врач по вашему участку. Вот, телефон я вам написал.
– Ладно, посмотрим… – неопределенно ответила она.
Конечно же, у Константина никакие не психологические проблемы, а серьезное психическое расстройство. Уж просто я им помягче сказал, чтоб не раздражать словами «психическое» и «психиатр». Ну а если точнее, то налицо сенестопатически-ипохондрический синдром. Костя убежден, что он страдает тяжелыми неизлечимыми заболеваниями. Прочность этой убежденности придают сенестопатии – необычные, тягостные ощущения («будто горячую воду пускают», «чешется и будто пузырьки лопаются»). И разубедить его не смогли даже результаты объективного обследования. Вот только этот синдром не само заболевание, а лишь его часть. А уж какое именно, пока неведомо. Поостерегусь я раньше времени диагнозами кидаться. Как говорится, поживем – увидим.
Что же касается мамы больного, то у нее так называемый «индуцированный бред». Проще говоря, «заразилась» она бредом от Кости. Такое редко встречается и возможно только между эмоционально связанными людьми. Причем связанными очень тесно. А лечение ей вряд ли потребуется. Вот когда госпитализируют Костю, тогда и спадет с нее этот морок, осыплется, как осенняя листва.
То, что этот вызов достался именно нашей, психиатрической бригаде – всего лишь случайное совпадение. Хотя, если разобраться, то какой от меня толк, если недобровольно госпитализировать Константина или назначить ему лечение я не имел права? С моей стороны был бы самый лучший вариант – передать информацию в психоневрологический диспансер. Вот только так поступить, к сожалению, нельзя. Можно лишь направить актив участковому терапевту, а уже тот, в свою очередь, перенаправит больного психиатру. Да, выглядит эта круговерть, мягко говоря, несерьезно, но никуда не денешься. Нужно подчиняться правилам игры, придуманным вумными дядями и тетями с солидными должностями.
Вот и еще вызовок подкинули. Поедем в отдел полиции к тридцатилетнему мужчине с психозом.
Виновник торжества во всей красе лежал на полу в дежурной части. Вся краса заключалась в голом торсе с тюремной живописью и в застегнутых сзади наручниках. Было весьма заметно, что к молчаливой философической задумчивости этот господин явно несклонен. Он изволил громогласно сквернословить и грозить страшными карами.
Один из полицейских рассказал:
– Его с улицы притащили. Бегал полуголый, к прохожим задирался. Кричал, что следят за ним, убить собираются.
Экспрессивный монолог утих лишь на несколько секунд, пока полицейские поднимали его и усаживали на скамейку.
– Э, слушай, ты, дятел, к кому я задирался?! Ты че, попутал, что ли?! Меня «заказали», «пасут» внаглую, а вам все по боку! Вы че, в доле, что ли?
– Уважаемый, а кто тебя преследует-то?
– Да пока еще сам не понял, но их там, походу, дофига и больше. Беспредельщики конченные, в них людского ничего не осталось.
– Ну и за что? Что же ты такого натворил?
– Да не знаю, вот … буду, в натуре не знаю! Мне ваще никто ничего не предъявлял, я сам в непонятках! Но это точняк не наша братва. С нашими пацанами у меня ваще все четко!
– Что употребляешь?
– <Название>.
– Давно?
– Месяца четыре.
– Ну что, поехали в больничку!
– А че, в натуре меня на больничку?! – обрадованно переспросил он.
– В натуре, век воли не видать!
– И что, вы меня прям без ментов повезете?
– Ну если будешь себя вести по-человечески, то и без полиции обойдемся.
– Зашибись! Отлично! А уж я-то думал, что меня сейчас закроют наглухо! Доктор, вот просто от души вам! Вы – настоящий человек!
То, что он употребляет – ужаснейшая всесокрушающая отрава, относящаяся к стимуляторам. И совершенно неудивительно, что у него острый психоз развился, точнее сказать, параноидный синдром.
Свезли мы болезного в наркологию. Вот только прогноз весьма неутешителен, поскольку такая зависимость поддается лечению крайне трудно. Ну а кроме того, этот господин вообще не был настроен на лечение. Свою госпитализацию он воспринимал всего лишь как чудесное избавление от уголовной ответственности.
И еще вызов Надюша пульнула: психоз у женщины сорока пяти лет. Хм, что-то зачастили наши профильные вызовы. Хотя правильно: в смене у Александра Владимировича с ума почти не сходили, значит, специально меня дожидались.
Двухэтажный коттедж основательный, крепенький, как гриб-боровик. Встретил нас супруг больной.
– Здравствуйте! Опять у нее все по новой началось. Она года два назад уже лечилась, тогда тоже на скорой увозили. Мы-то думали, что такого больше не будет. А со вчерашнего дня начала колобродить. Молитвы читает, какую-то бредятину несет. Поначалу думали, что пройдет, да какое там… И с чего у нее все это? А ладно, идите, сами полюбуйтесь…
Больная лежала на полу посреди комнаты, вытянув руки по швам. Волосы растрепаны, глаза открыты и взгляд безумен. На лице – застывшая гримаса ужаса.
– Антихрист воцарился! Воцарился! Дьявол ликует! Силы адовы гимны поют! Избави мя, Господи, от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста…
– Наталья Валентиновна! Нат…
– …и укрой меня от сетей его в сокровенной пустыне твоего спасения…
– Наталья Валентиновна!
– Нет, нет, уйдите, не трогайте меня! Вы не представляете, как это страшно! Я все вижу, они все передо мной! Ангельские трубы уже возвестили!
– Наталья Валентиновна, а вы сейчас где находитесь?
– Везде. Избави мя, Господи, от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста…
Как ни странно, но Наталья Валентиновна не сопротивлялась. Хоть и очень медленно, с периодическими остановками, но в машину пошла.
Похоже, что пребывала она в состоянии онейроида – этакого сновидения наяву с грандиозными сказочно-фантастическими сценами. Но, по правде сказать, меня несколько смутил активный речевой контакт с ней. Ведь, как правило, больные настолько глубоко погружаются в свои грезы, что достучаться до них бывает проблематично. Обычно о перенесенном онейроиде они сообщают задним числом, уже после его завершения. А вот застать онейроид в самом расцвете – ну просто редкостное везение. За всю мою многолетнюю практику этот случай – всего лишь третий.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71161525) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Сноски

1
Бригада интенсивной терапии. – Прим. ред.

2
АД – артериальное давление. ГБ – гипертоническая болезнь. – Прим. авт.

3
Острый коронарный синдром. – Прим. авт.

4
Стакан (сленг) – отсек для перевозки задержанных в полицейском автомобиле. – Прим. авт.

5
Начмед на скорой – заместитель главного врача по медицинской части. В стационарах – заместитель главного врача по лечебной работе. – Прим. авт.

6
ПЖ (жарг.) – пожизненное лишение свободы. – Прим. авт.

7
БИТ – бригада интенсивной терапии. – Прим. авт.

8
Гемораш (мед. сленг) – геморрагический инсульт (кровоизлияние в головной мозг). – Прим. авт.

9
Императивные – приказывающие, повелевающие.
Псевдогаллюцинации – мнимый образ больной наблюдает не со стороны, а внутри собственного тела. В данном случае, «голоса» больной «слышал» внутри собственной головы. – Прим. авт.

10
Гемопневмоторакс – скопление в плевральной полости крови и воздуха. В данном случае причиной послужил разрыв плевры, а может и легкого, острыми обломками ребер. – Прим. авт.

11
Асцит – скопление жидкости в брюшной полости. – Прим. авт.

12
Быть на ломах (жарг.) – испытывать «ломку», т. е. состояние абстиненции.
Быть на измене (жарг.) – находиться в состоянии беспокойства, растерянности, неудовольствия, страха, дискомфорта. – Прим. авт.

13
Тромболизис – это растворение тромба, путем внутривенного введения специального препарата. – Прим. авт.

14
ОНМК – это острое нарушение мозгового кровообращения. – Прим. авт.

15
Часто упоминаемый мною «Центр» – это Центральная подстанция скорой медицинской помощи. – Прим. авт.

16
ЧКВ – чрескожное коронарное вмешательство. В закупоренный сосуд ставится стент, этакая распорка. – Прим. авт.

17
Фибрилляция желудочков – это угрожающее жизни нарушение сердечного ритма.
Желудочковые экстрасистолы – внеочередные сокращения желудочков, не вписывающиеся в общий ритм. – Прим. авт.

18
Вытрезвителем мы для краткости называем «Пункт оказания помощи лицам, находящимся в состоянии алкогольного опьянения и утратившим способность самостоятельно передвигаться». Он размещен на базе наркологического отделения. И тем не менее специализированная наркологическая помощь там не оказывается. Все доставленные туда граждане регистрируются, и у них проверяется алкоголь в выдыхаемом воздухе. Ну а дальше все происходит очень просто: проспался – ступай себе с миром и до новых встреч! – Прим. авт.