Полтора года
Юрий Кобылкин
Наверное, редкие идиоты в середине девяностых стремились на срочную службу. В основном почти все старались закосить или откупиться. Если, конечно, они не были действительно патриотами, идейными молодыми людьми со своими определенными принципами. Или же просто косикопоры, неудачники, которым необходимо было на время исчезнуть, сбежать от всех и возможно от себя. И каким-то образом на тот момент жизни таким же балбесом оказался я, после того как разбил в дребезги отцовского «Москвича» угнав его в тихую и поехав отдыхать с компанией товарищей. Моя совесть и стыд хотели бросить техникум на последнем курсе перед самым выпуском и сбежать в армию, но родительская мудрость победила и я доучился. Получил диплом и потом только отправился топтать государственные сапоги, есть перловку, считать дни до дембеля и умирать на плацу.
Юрий Кобылкин
Полтора года
1
Зачем меня кто-то трясёт? Я хочу спать. Отстаньте! Так настойчиво, наверно надо просыпаться. Не могу открыть глаза. В черепной коробке, как будто ртуть налита, бултыхается при каждом движении, от чего голова тяжелей гири, мотается из стороны в сторону и норовит упасть на землю. Пальцами помогаю открыться векам, яркий свет бьёт прямо по мозгам и заставляет закрыть их обратно. Где я? Что происходит? Меня что куда-то везут? Сознание потихоньку начало раскручивать свой маховик, а память маленькими фрагментами возвращать в реальность. Были проводины, меня должны были на следующий день забирать в армию. Какой сегодня день? Оглянулся по сторонам, я в пазике, вокруг сидят несколько таких же ошарашенных парней, впереди какой-то военный. Я что еду в армию? Не то что бы я сильно удивился, вроде как туда вчера и провожали, но хотелось бы не сейчас. Хотя, наверное, в таком состоянии оно в самый раз, ни волнения, ни страха, ни каких тебе чувств, кроме нарастающей головной боли. Не помню, как и во сколько я приполз домой, но меня полуживым с утра вытащили с кровати и отвезли в распределительный пункт городского военкомата. Родители помахали мне ручкой, пожелали служить достойно и вернуться домой живым и здоровым. Теперь вот еду в автобусе на вокзал, откуда придется целые сутки трястись в вагоне до места службы. По распределению меня направили в часть, отвечающую за охрану стратегически важных объектов, таких как туннели и мосты дальневосточной железной дороги в районе амурской и еврейской автономной области. Туннелей и мостов как оказалось там предостаточно и на каждом были посты для несения караульной службы, а в ближайших населенных пунктах располагались заставы с контингентом необходимым для выполнения боевой задачи. В поезде начали знакомиться делиться припасами, собранными нам в дорогу, у кого-то даже оказалась заначка на опохмелку, что было ой как кстати. Тогда уже стало понятно, кто компанейский, а кто не очень. Кто-то всем своим делился со всеми не жалел, а кто-то свой балабас зажал и лопал в втихаря. А некоторые умудрились и свое прибрать и на чужое позариться. Говорят, армия хорошо проявляет жмотов, трусов и дебилов.
Наверное, редкие идиоты в середине девяностых стремились на срочную службу. В основном почти все старались закосить или откупиться. Если, конечно, они не были действительно патриотами, идейными молодыми людьми со своими определенными принципами. Или же просто косикопоры, неудачники, которым необходимо было на время исчезнуть, сбежать от всех и возможно от себя. И каким-то образом на тот момент жизни таким же балбесом оказался я, после того как разбил в дребезги отцовского «Москвича» угнав его в тихую и поехав отдыхать с компанией товарищей. Моя совесть и стыд хотели бросить техникум на последнем курсе перед самым выпуском и сбежать в армию, но родительская мудрость победила и я доучился. Получил диплом и потом только отправился топтать государственные сапоги, есть перловку, считать дни до дембеля и умирать на плацу.
В вагоне нас было не много, все земляки с одного города, двоих я знал по техникуму. На какой-то станции еще прикупили топлива и стало совсем не грустно. Конечно, всем было не по себе, больше скажу было страшновато. Слухи ходили разные, про дедавщину и про землячество. Поэтому наше веселье больше походило на отчаянье. На следующий день прибыли на нашу станцию, где уже ждал автобус и нас благополучно доставили до пункта назначения. Дежурный по КПП широко распахнул перед нами ворота и автобус не останавливаясь подъехал сразу к полковой бане. Где нас встретил старший прапорщик роты спецназначения Говако, отвечающий за снабжение роты и с которым мне пришлось в дальнейшем служить. Нас подстригли, помыли и переодели. Тут же товарищ прапорщик провел урок по наматыванию портянок и пришиванию воротничков на китель. Сразу расскажу что это был за человек. Маленького ростика, при чем он был даже меньше меня, а я ни когда не отличался ростлявостью и всегда стоял на уроках физкультуры в строю самым первым с конца. Рыжевато – седоватый с выступающим беременным круглым пузиком. У него как потом узнал, была своя жизненная трагедия. Первая жена его убежала, с каким то офицером, а вторая попалась сварливая до невозможности. У неё была дочь лет семнадцати, которая внешностью своей могла ввести в состояние искусственной комы самого страшного маньяка. Она страсть как любила солдатиков и регулярно посещала задворки нашей части, где располагался полковой свинарник, куда от нехватки женской ласки, для удовлетворения своих мужских потребностей прибегали к ней на свидание по очереди все, кто мог решиться на этот отчаянный шаг. И мне кажется, прапорщик догадывался о таком поведении своей падчерицы, потому что имел привычку при любом удобном случае или за какую ни будь провинность, лупить солдат по причинному месту чем попало, либо просто рукой на отмаш, якобы для профилактики, что бы солдату желание и влечение отбить на долго, желательно на весь срок службы, за место брома, который нам по слухам регулярно добавляли в еду для уменьшения потенции. И по этому при неожиданной встрече тот, кто знал и испытал на себе его приемы, сразу старался сгруппироваться, напрячь по возможности свои тистикулы или если успеет принять позу футболиста при пенальти. Нас сопроводили на четвертый этаж казармы, где нам и предстояло служить следующие полтора года, и где начались наши приключения незамедлительно.
Наша часть по общим меркам была небольшая, верней сказать совсем маленькая, но аккуратная и полноценная – несколько строений обнесенных забором с колючей проволокой, с контрольно-пропускным пунктом, караульным помещением, казармой, столовой, штабом, складами и так далее. Стоял даже не достроенный клуб, который уже начали потихоньку разбирать по кирпичикам. Весь молодняк загнали на четвёртый этаж, ниже отдавали свой долг родине ребята из патрульного батальона, ремонтное- хозяйственной роты и рота специального назначения. У нас находились все кто еще не принял присягу и не получил распределение по заставам или по ротам. Контингент подобрался самый разнообразный, география прибывших представляла всю нашу необъятную страну разных национальностей. В наш призыв прибыли татары, башкиры, дагестанцы, адыгейцы, из русских выделялись ребята из амурской, еврейской областей, камчадалы, москвичи имевшие собственное амплуа. Нашему призыву можно сказать повезло. В связи с тогдашним упадком экономики и практически развалом страны, после потерь наших ребят в Афганистане и Чечне, в обществе проявлялась общая тенденция в нежелании отдавать своих сыновей на службу. Система уже не справлялась. Возникла катастрофическая нехватка рядового состава, а именно призывников. В связи с чем президент издал указ о сокращении срока службы, в надежде, что молодые люди одумаются и решатся на службу в укороченный срок на всего каких то полтора года. Но это не помогло и потом последовал указ об ужесточении мер и сокращении отсрочек учащимся в учебных заведениях. Поэтому нам на четвертом курсе техникума не дали защитить дипломный проект, а быстро высыпали сокращенную программу оставшегося материала подперев выпускными экзаменами и отправили в свободное плавание. По этому мы не много опоздали от общего осеннего призыва, где то на пару месяцев. И так получилось, что наш год оказался единственным призвавшимся на полтора года.
2
В стеснённой обстановке люди быстро находят общий язык, но так же быстро проявляются и противоречия. Было не вооруженным взглядом видно разделение на мелкие группы преимущественно по местам проживания, так называемое землячество и разобщенность между ними. Но одна группировка с первых дней показала себя сплочённей всех остальных, это были выходцы из Кавказа, в основном из Дагестана. Сильные, смелые парни, все как один спортивного телосложения, каждый с детства увлекался каким ни будь единоборством или борьбой. Их было не так много, человек двадцать на роту за сто человек, но они держались как единое целое и сразу вставали стеной заступаясь на деле и на словах за любого из своих на которого невзначай просто кто ни будь косо посмотрит, даже на сержантов пытавшихся заставить выполнять рутинную работу по хозяйству, навести порядок или почистить картошку. Все их стали побаиваться, перестали привлекать к общим работам и естественно они очень скоро почувствовали себя привилегированными и безнаказанными. Начали наглеть, хамить начальству и старослужащим, от чего между ними стали возникать конфликты серьезней день от то дня. Пытаясь насадить свой устав в чужом монастыре, перестали снимать головные уборы в столовой при приеме пищи, как дань традициям, а некоторые за место уставных пилоток стали носить ни перед кем ни ломая, свои национальные папахи, наверное предусмотрительно привезенные с собой, полагаю как семейную реликвию. Не знаю что именно послужило для детонации всей взрывной энергии скопившейся у старослужащих с нижних этажей, сержантов и остальных солдат, но именно в ту первую для нас в армии ночь началась самая настоящая война.
Нам как вновь прибывшим определили койка-место. После ужина все сели за рукоделие, подшивать воротнички к кителю и после построения прозвучала команда отбой. На новом месте уснуть было сложно, но сказался тяжелый пускай не физически, но морально напряженный день. Так или иначе организм взял верх и через часик другой пришла дремота и уволокла мое беспокойное сознание в царство морфея. Опять я проснулся от того что меня тормошат. Было еще темно. Надо мной нависло чьё то большое лицо.
– Вставай и бей этих гадов, – проорал он прямо в ухо.
Лицо быстро исчезло, как и появилось. Ни чего не соображая спросонок, я сел на кровати и начал вглядываться в полумрак казармы. И вдруг резкая боль прошлась по спине.
– Ты русский? Чего расселся, мачи дагов.
Я обернулся и увидел не знакомого мне парня в брюках и тельняшке с солдатским ремнем в руке, которым по всей видимости он меня и огрел. Прививка подействовала, остатки сна улетучились мгновенно. Подскочив с кровати, я огляделся. Вокруг творился невообразимый хаос. Летали табуретки, в темноте сверкали пряжки от ремней, бились окна, падали двух ярусные кровати. Люди смешались в кучу, стоял треск и ор, звон битого стекла. В этой суматохе ни чего не возможно было разобрать. Куда бежать, кого мачить, а может в самую пору прятаться? Но сразу было понятно, что это была бойня. Драка толпа на толпу. До армии я раз бывал на таком мероприятии, тогда делили свое влияние две городские молодежные группировки, к которым я не принадлежал, но пошел за компанию с одним товарищем для внесения своего вклада в количественный перевес, который мог решить исход сражения. А заварушка тогда намечалась не шуточная, человек по полста с каждой стороны. Обе прихватили с собой цепи, кастеты, дубинки с залитым свинцом в сердцевину или вкрученным увесистым болтом на конце для утяжеления. Хорошо что на тот момент не дошло до кровопролития и наши старшаки хоть и не договорившись с оппонентами все же не решились на развязывание военных действий, отложив лихую сечу на другой раз.
Чужие пацаны скорее всего пришлые с других рот залетели к нам в расположение, что бы учинить «тёмную» изрядно надоевшим дагестанцам, поставить их на место раз и на всегда. Виновники торжества облюбовали кровати в конце казармы. И войны справедливости по пути к врагу поднимали в бой всех салаг, кто не был похож на кавказца, ну а если хоть отдаленно напоминал своим от природы выдающимся носом гордого орла, то там в темноте кто бы разбирался, сразу набрасывались и жестоко расправлялись. Конечно так было не честно, но это потому что нападавшие серьёзно боялись открытой конфронтации с противником, к тому же публичный конфликт – прямая дорога в дисциплинарный батальон. А так в темноте ни чего не понятно, кто, кого, за чем, все спали, синяк – да во сне упал с кровати.
Возможно те кто прибыл раньше нас были предупреждены о предстоящей «Варфоломеевской ночи», потому что многие сразу после подъема кидались в пекло вместе со старослужащими, но новеньким сделали исключение, так как у нас пока не было личной неприязни и повода ненавидеть своих сослуживцев. Нас не стали гнать загран-отрядами в мясорубку, и позволили самим сделать выбор. Мы не большой группкой стояли рядом с дневальным и в недоумении о происходящем, перепуганные, как первоклашки первого сентября, смотрели на происходящее с неподдельным любопытством. Ну и дела в этой армии, не ужели такое твориться здесь каждую ночь? Я тогда и предположить ни как не мог, что это может коснуться и меня.
Вдруг в двери нашей казармы влетел ошарашенный солдат и заорал благим матом:
– Дежурный по части идёт.
Возня мгновенно стихла, куча мола разделилась на две группы. Запыхавшиеся и изрядно помятые с обоих сторон встали друг на против друга, в секундном перемирии, ловя глазами любое провокационное движение с противоположной стороны. Но видимо силы у всех по иссякли и цели одних, навести шороху, а у других отбиться, были достигнуты. И ни говоря ни слова нападавшие попятились, развернулись и стали расходиться. Дверь опять распахнулась и в казарму ввалился майор. Дневальный как ему было предписано по уставу, громко и четко огласил команду:
– Дежурный по роте на выход.
– Что здесь происходит? – в пол голоса трясущимися губами обратился к сержанту майор. Не получив внятного ответа, скомандовал:
– Дневальный, построение.
Ничего ни от кого не добившись, дежурный по части проследил, что бы все разошлись по своим этажам и отбились, оставив разбор полетов до утра. Как ни странно, ни каких грандиозных разборок не было. То ли потому что мы еще не приняли присягу, то ли бесполезно было устраивать дознания, то ли потому что нашлись добрые преданные товарищи и в полной мере проинформировали кого надо. Но этот инцидент однозначно не мог пройти безнаказанно и без вынесения определенных выводов и решений руководством полка. А решение было такое – после принятия присяги всех дагестанцев разбить по равным группам и распределить по заставам, убрать так сказать с глаз долой. Нам ещё пришлось восстанавливать казарму после этой бурной ночи, ремонтировать табуретки, чинить кровати, вставлять стекла в окна. Пострадавших от стихийного столкновения пришлось госпитализировать, кого в местный медсанбат, кого в окружной госпиталь.
Где то через месяц была присяга и распределение по ротам и заставам. Я попал в инженерный взвод роты специального назначения – РСН. Это она просто так называлась, а на самом деле все и мы в частности расшифровывали её по своему «рота суточных нарядов», что было не далеко от истины. Офицеров не хватало, призывников катастрофический не хватало. Личный состав не закрывал в полной мере дежурные и караульные наряды. Кто то уехал на заставы, кто то спустился на первый этаж роты хоз-обеспечения, кто то в патрульный батальон. Вот тут началась настоящая служба.
3
По началу все шло нормально, познакомился с ребятами, с кем то даже подружился. Все ходили в наряды, работали на равных, ни кто не филонил. Даже старослужащие – деды и дембеля, и сержанты, не сильно докучали, относились с пониманием, не выполнимых задач не ставили, не унижали и физическую силу не применяли. Но вот не было печали, да черти накачали.
В один прекрасный день вернулся с госпиталя дагестанец Казбек, здоровый, высокий, косая сажень в плечах, каратист к тому же. Он туда попал с переломом руки после ночного побоища. Важный, гордый, красивый как пик горной вершины. Его оставили в роте. Он сразу получил статус неприкасаемого.
После всех ремонтных работ, решили сделать генеральную уборку. И меня поставили на мытьё окон, а в напарники, как на зло попался этот Казбек. Нам определили пару окон и я добросовестно с присущем мне рвением взялся за дело. Сразу хочу сказать в свою защиту, что у меня по молодости и глупости было обостренное чувство справедливости. И когда я понял что напарник не только не собирался участвовать в процессе, а ходит по казарме и откровенно стибается над всеми, кто честно работает. Руки у меня опустились и я не стал терпеть такой вопиющей не справедливости. Я помыл свое окно и оставив второе не тронутым демонстративно пошел помогать мыть полы новому знакомому.
Да сейчас просто поражаюсь какой же я был глупый, наивный и упрямый, хотя тогда легко можно было предположить развитие этой ситуации. Наверно жизнь меня так ни чему и не научила, я до сих пор вспоминая вчерашний день или недавнии неприятные события, со стыдом говорю себе: – Какой же ты был дебил или трус. Мы все горазды махать кулаками после драки, и представлять как выходим победителями, иногда на долго зацикливаясь в одном эпизоде. И мне еще не раз пришлось пострадать за свою гордыню, и недальновидность.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71081959) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.