Новое рабство
Анатолий Дмитриевич Барбур
Те, кто были студентами в советские годы, прекрасно помнят осенние поездки «на картошку» – так в народе называли сезонный сбор почти любого урожая. Но некоторые регионы СССР специализировались на другой сельхозкультуре – в Узбекистане учащуюся молодежь отправляли на хлопковые поля. И собиратели «белого золота» выполняли эту повинность с еще меньшим энтузиазмом, чем остальные. А все потому, что и труд хлопкороба очень тяжелый, и условия, в которых приходилось работать студентам, были далеки от идеальных. Автор недвусмысленно дает понять это уже в названии рассказа и на протяжении произведения раскрывает всю подноготную «белого рабства». Правда, в рутинных буднях находилось время и для веселья. И среди людей, включенных в порочную систему, встречались не только несправедливость, ложь и приспешничество, но и честь, взаимовыручка, настоящая дружба.
Анатолий Барбур
Новое рабство
Глава 1. Отправка на сельхозработу
Ранним сентябрьским пасмурным утром трамвай, покачиваясь из стороны в сторону и постукивая железными колёсами по рельсам, словно укачивал невыспавшихся пассажиров, едущих из района Юнус-Абад в сторону центра города. Подавляющее большинство из них привычным рейсом в будний день ехало на свою работу. Все были одеты повседневно, ничем особо не отличаясь друг от друга. Разве что кто-то – богаче, а кто-то – не очень.
Но три пассажира, державшиеся особняком на задней площадке, всё же выделялись своим видом из общей массы. Не то что они выглядели небрежно или грязно, но всё же не так, как все. В поношенных курточках и кирзовых сапогах. Рядом с ними лежали три больших тюка и стояли увесистые, туго набитые сумки.
Неопытному взгляду могло показаться, что это едут три представителя людей без определённого места жительства со своим скудным скарбом. Однако глазам ташкентцев подобная картина в начале осени была хорошо знакома. Пришла пора студентам отправляться на хлопковую кампанию добывать белое золото и делать великую страну богаче. Пассажиры смотрели на этих троих и понимающе улыбались им. Многие сами когда-то в молодости проходили через нечто подобное.
– А классно нам повезло в этом году с сигаретами, – радостно заявил Жора (так зовут одного из них), обращаясь к Денису.
– Ещё бы! Подфартило нам с ними в этот раз, – поддержал его тот. – Об этом можно было только мечтать. Если б нас не послали на работу на табачку, не получили бы мы тогда халяву с сигаретами и пришлось бы немалые деньги тратить на их покупку.
– Когда же вы оба избавитесь от этой дурной привычки? Прекрасно знаете, что курить вредно.– пожурил их Антон.
Буквально на днях администрация института выделила группу студентов после занятий на уборку строительного мусора во вновь построенном цехе ташкентской табачной фабрики имени Джахон Абидовой. Когда они закончили свою работу и направились к проходной, то по пути наткнулись на большую, расположенную под навесом кучу табака. Вместе с ним там находились и сигареты, какие порванные, а какие и нет. Девчата и некурящие ребята, те сразу ушли домой. «Зависимые» же остались отобрать себе из этой кучи нормальные и целые сигареты. При этом старались найти «Интер», «Ту-134» и тому подобное.
– Ну и дураками же вы были, когда в той куче выискивали лучшие марки. Хорошо, что мимо прошли работники и сказали, что они все делают из одной. Неужто это правда, – засомневался Антон.
– А чё! Запросто! Это же Узбекистан, – убеждал его Тоша.
Антон в силу своего старшего возраста и некоторого авторитета, негласно полученного благодаря службе в армии, взял на себя обязанности как бы «смотрящего» среди троих. Он среднего роста и худощавый. Волосы прямые русые. Родом из города, расположенного на берегу Каспийского моря. Службу проходил в Волгограде, недалеко от Мамаева кургана. За два года насмотрелся на статую Родины-матери. Характер уравновешенный. Вид серьёзный. После школы поступил на вечернее отделение нефтехимического института им. Губкина в своём городе. Параллельно с учёбой трудился на нефтеперерабатывающем заводе полтора года. Затем служил в армии. После неё поступил на дневное отделение института связи в Ташкенте.
Георгий ростом ниже Антона, но немного полнее его. Лицо у него было шире, чем у остальных двоих, и ему хорошо подходила не то что кучерявая, но очень волнистая шевелюра каштанового цвета. Родом Жора из Северного Казахстана. После школьной парты сразу сел за студенческую. В институт поступил по направлению совхоза. Заядлый радиолюбитель. Постоянно что-нибудь паяет.
Денис из того же города, что и Антон. В армии он не служил. Зато после школы успел поработать год водителем грузового автомобиля с кунгом на санэпидемстанции. Ростом такой же, что и Тоха, но телосложением крепче. Волосы прямые тёмные. Носил аккуратные чёрные усики. Характер у него уравновешенный и выдержанный. Вид серьёзный.
Все трое были однокурсниками. Проживали в районе Юнус-Абада в съёмной квартире одной вдовы, мужа-прапорщика которой сбила машина на глазах его малолетнего сына совсем недалеко от их дома. Это событие сильно травмировало психику мальчика. Траурное состояние надолго вошло в дом Анны – так звали вдову. Чтобы как-то скрасить своё гнетущее состояние, по её же словам, она и взяла на постой к себе троих студентов института связи. Благо в просторной четырёхкомнатной квартире места было много.
Жили они дружно. Завтракали и обедали обычно в студенческой столовой. Дома, на квартире, питались в складчину. Была у них общая касса, в которую все вкладывали по десять рублей. Как только деньги заканчивались, они снова пополняли её той же суммой.
Сейчас эти трое выглядели немного упитанными, так как на днях вернулись на учёбу из своих городов, где провели летние каникулы. Отъелись на домашних харчах – матери хорошо постарались, откармливая своих сыновей. Но эта упитанность обычно быстро проходила. После летних каникул сразу же парней ждала хлопковая кампания. Коротко, по-студенческому, эта страда называлась одним словом – «хлопок».
– Странное дело, – задумчиво сказал Антон, обращаясь к Денису, – мы с тобой не профессионалы, а подстригли друг друга совершенно одинаково. Как будто у одного мастера были. Коротковато, конечно, но зато не успеем зарасти шевелюрой к окончанию сбора хлопка.
– Это точно, – ответил ему товарищ, поглаживая рукой свою короткую причёску.
– И ещё раз очень тебя прошу, Дениска, не лезь ты во всякие сомнительные команды на хлопке, как в прошлом году. Чёрт тебя дёрнул стать летучим голландцем, – настойчиво уговаривал его Антон.
Год назад им не повезло с бригадиром, у которого были авантюристические наклонности. Он организовал особую команду из шестерых крепких парней, которых все называли летучими голландцами. Эти ребята по ночам уходили в свободные поиски небольших хирманов. Так назывались места скопления хлопка. Часто бывало, что другие бригады студентов, или сельских работников, или даже школьников скидывали свой сбор урожая, который не поместился в тележку, на землю. На другой день привозились пустые тележки, и хлопок с хирманов загружался в них.
Ночью этот неохраняемый хлопок становился лёгкой добычей летучих голландцев. За несколько ходок это белое золото они переносили в другое надёжное место и утром перегружали в свои тележки. Днём летуны спокойно отсыпались в кошаре. Каждый из них давал бригаде намного больше хлопка, чем кто-либо другой. Такое воровство называлось бомбёжкой.
Но сколько бы верёвочка ни вилась, а конец всё равно должен быть. Однажды ночью воришки попали в засаду и еле унесли ноги, но Денис успел засветить свой фейс. Пришлось ему потом скрываться от работников правоохранительных органов, которые, вместе с видевшими лицо похитителя, его разыскивали.
– Да ладно тебе! – ответил Денис Антону. – Всё же обошлось тогда.
Диалог три товарища были вынуждены временно прекратить, так как подъехали к нужной остановке возле родного института. Кое-кто из пассажиров участливо помог им выгрузить вещи из трамвая, и ребята, взвалив свои тюки с пожитками себе на плечи, медленно пошли к колонне автобусов, до которой надо было идти где-то метров сто пятьдесят.
– Ну вот уже и начинаем привыкать таскать тяжести. На хлопке тюки повесомее будут. Лиха беда начало. То ли ещё будет, – с наигранным оптимизмом сказал Жорик, – вперёд и с песней навстречу трудовым подвигам!
– Да! То и будет! Да ещё и не то! Как вспомнишь прошлые хлопки, так вздрогнешь, – сказал Антон, не разделяя этого оптимизма, – спины бы и пупок там не надорвать от таких тяжестей…
Вот она – довольно длинная колонна, состоящая из новеньких блестящих львовских автобусов. Все они были покрашены в один цвет и выглядели, как на параде. Но надо было ещё найти тот автобус, который был закреплён за нашей группой. И тут недалеко послышался вечно громкий голос Абдуллина:
– Ударим коробочкой хлопка по мировому империализму!
– Связистом можешь и не быть, но хлопкоробом быть обязан!
Он был мастером на подобные шуточки. Значит, там находится и вся группа, и то транспортное средство, которое она атакует своими вещами. Прошли ещё метров пятьдесят – и вот она, наша группа, и радостная встреча с ней. Кто пришёл раньше, уже успел в заднюю дверь загрузить свои тюки, тем самым заставив ими задние сиденья и примыкающие к ним полы.
Народ к автобусам всё подходил и подходил. Поэтому постепенно сзади образовывалась целая гора разного скарба, почти достигая собой потолка. Никто не подавал студентам команды поступать именно так с тюками, в которых были завёрнуты в покрывала матрасы, подушки, простыни и прочие принадлежности. Это была уже годами установленная традиция, передаваемая от старших курсов студентов младшим. При долгой дороге в джизакские степи желающие могли хорошо и с комфортом выспаться на этой мягкой горе, и многие так и поступали.
У всех было особое, приподнятое настроение.
– Ой, какие вы оба смешные с одинаковыми и короткими причёсками. Вас кто-то один подстригал? – весело воскликнула Ира, как обычно, потирая свои ладони о бёдра. Почему она так часто это делала, никто не знал. У каждого свои причуды.
– Ой, ты смотри, и правда! Прямо как под копирку! – вторила ей Алла.
– Да нет, – ответил Тоша, многозначительно переглянувшись с Олегом, – мастера у нас как раз были разные.
Ира и Алла, они сестры-двойняшки, но такие непохожие. И рост, и характеры абсолютно неодинаковые. Даже памятью друг от друга отличались. Ира быстро и легко всё усваивала, но после экзамена по любому предмету сразу забывала сданный материал. У Аллы было по-другому. Информацию она усваивала с трудом, но уж если запомнила, то надолго.
Антон как-то был с ними в одной бригаде по лабораторным работам. Штудировали втроём методичку, чтобы получить допуск от преподавателя к выполнению заданий «лабочки». Парень и Алла внимательно всё изучали. Ира в это время постоянно отвлекалась на посторонние разговоры. При получении допуска почти на все вопросы учителя отвечала именно Ирина, спасая тем самым бригаду от провала. После Антон спросил её, каким образом она могла всё запомнить, если не слушала того, что ей прочли.
– Ну так вы же читали! – удивлённо ответила она.
Мозг Иры работал, как магнитофон, исправно записывая информацию, не утруждая себя её обработкой.
Кое-кого из местных студентов, проживающих в Ташкенте, провожали родители. Как бывает в таких случаях, они давали своим любимым чадам последние отеческие наставления. Это не ешь! А это ешь! Это надевай! Когда жарко, снимай! Никогда далеко не уходи! Ночью хорошо спи! И ещё всякое другое в этом роде.
Наконец в рупор раздалась долгожданная команда:
– Всем садиться в автобусы! Колонна сейчас тронется!
Это прозвучало вовремя, так как начал моросить дождик. Благодаря тому, что автобусов было много, сидячих мест хватало на всех. И вот наконец вереница нашего транспорта медленно тронулась с места. Провожающие и отъезжающие напоследок махали руками и что-то кричали. Возбуждение достигло своего апогея. Даже когда уже прилично отъехали, эмоции ещё долго продолжали бить через край.
– До скорой встречи, родной и красивый Ташкент! До скорой встречи! Жди нас, скоро мы к тебе вернёмся!
Вот только встреча-то могла быть и не очень скорой. Всё зависело от достижения плана государством по сбору хлопка-сырца. А план был нешуточный – шесть миллионов тонн. И завышенный от реального на целый миллион. Но тогда простой народ всего этого не знал. Свято верил в идеалы партии и правительства.
Вскоре колонна проехала Юнус-Абад. Трое друзей на прощание помахали своему дому со съёмной квартирой. Далее вереница автобусов выехала на бетонку джизакского тракта. Сколько же хлопка увидели мы по пути! Сплошные, бескрайние хлопковые поля. Пока ещё глаз радуется этой красоте. Сколько труда ожидает народ Узбекистана по сбору этой белизны. Но молодым студентам казалось, что всё им будет по плечу. Они тогда ещё не знали, какие потрясения, помимо сбора хлопка, ждут их впереди. Какие будут развиваться события. А ждало их то, ради чего всё это и пишется, дорогой читатель.
Глава 2. Приезд на место
Много раз мне доводилось слышать, как студенты России жили в колхозах во время сельхозработ. Проживали они или в домах колхозников, или в бараках, или в школьных спортзалах на старых панцирных койках. В домах! На койках! Кошмар! С ума сойти можно! Бедненькие! То ли дело жизнь студентов во время сбора хлопка в Узбекистане. «Курорт», да и только. В этой главе я и хочу описать это самое «курортное» житьё.
Ехали студенты по трассе весело. Слушали музыку и пели песни. Позади летние каникулы. Сил много. Ближе к вечеру автобусные колонны стали понемногу разъезжаться в разные стороны. Это происходило потому, что бригады студентов, а вернее их расположения, находились друг от друга на значительно удалённых расстояниях. Если бы всех студентов одного института собрали в каком-нибудь одном определённом месте, то тогда каждый день организаторам студенческой кампании по сбору хлопка приходилось бы развозить бригады по разным полям, поставляя для этих целей много автобусов.
Это всё равно позже приходилось делать, так как возле одной бригады поля постепенно вырабатывались и рано или поздно вставал вопрос о доставке студентов на удалённые поля для выполнения работ. Только тогда автобусов требовалось в гораздо меньшем количестве. На порядок меньшем.
Обычно одной бригаде предоставлялась одна кошара. Так называлось небольшое здание с одним помещением и земляным полом. Зимой и в непогоду в нём держали скот, а в период сбора студентами хлопка там располагались сами студенты. К их приезду работники совхозов временно строили деревянные настилы в два этажа, называемые в народе нарами. Такое «комфортабельное» жильё ожидало поголовно всех студентов, сборщиков хлопка. Ни тебе домов деревенских жителей, ни приличных бараков, ни спортзалов с кроватями. Колыма с нарами и только.
Бригада состояла примерно из ста человек, а это четыре студенческие группы. Стало быть, в один пункт обычно отправлялось четыре автобуса. Для старшекурсников института все эти нюансы были хорошо известны, и потому каково было удивление нашей группы, когда колонна из двадцати автобусов приехала в одно место и дана общая на всех команда: «На выход!»
– Это ещё что за новости? – удивился Антон. – Никогда раньше такого не было, чтобы столько автобусов в одно место пригнали.
– Может, здесь только одна бригада останется, а остальные подышат воздухом, сходят по нужде и поедут дальше? – высказал своё предположение один из однокурсников.
– А вы почему не выгружаете свои вещи?! Ждёте особого приглашения?! – возмущённо спросил подошедший преподаватель Прокопченко, исполняющий в период хлопковой кампании обязанности бригадира.
Он в институте преподавал высшую математику, а за его фамилию студенты прозвали его «Копчёным». Был он невысокого роста, с весьма интеллигентным видом и такими же манерами, за которые имел ещё и второе прозвище – «Пьеро». При ходьбе имел привычку оттопыривать в стороны кисти рук. Выглядело это забавно. Немалую роль он будет играть в дальнейших событиях, происходящих в жизни нашей бригады.
– Так мы, что, все здесь остаёмся? – послышался удивлённый вопрос.
– Ну да, – ответил преподаватель.
– И что, все в одной кошаре будем жить?
– А что вас, собственно, смущает? Смотрите, какая она большая.
И действительно. Здание было весьма внушительных размеров, как в длину, так и в ширину. Такой огромной кошары студенты никогда ещё не видели. Они сначала даже и не догадывались о том, что это строение предназначается им, студентам, для проживания, и поначалу предполагали, что это какая-то ферма.
– Давайте, давайте! Скорее выгружайте свои вещи. Автобусы ждать не будут, – уже раздражённо выпалил Копчёный, то есть Прокопченко.
– Ну и дела!
– Никогда ещё такой огромной кошары не видел!
– Не кошара, а прямо скотный двор какой-то!
Так удивлялись и ворчали новоявленные хлопкоробы, выгружая свои вещи из автобуса. Возмущение – возмущением, а вещи надо было выгружать быстрее и не только потому, что необходимо было скорее отпускать автобусы обратно в Ташкент. Ещё в институте студенты, согласно дружеским отношениям, решали между собой, кто с кем будет жить в кошаре рядом, в одном отсеке. Объединялись в небольшие альянсы. Поэтому надо было также торопиться занять удачное место для одного общего отсека своей группировки. Для компании из двух человек сделать это было проще. Но были коллективы и по четверо, и даже шестеро. Этим уже медлить нельзя, иначе придётся дробиться порознь.
Девочки, как правило, спешили занять места на нижнем ярусе: туда легче было забираться, и присесть на нары всегда можно. В этом случае действовал принцип верхней и нижней полок пассажирского вагона поезда. Однако не всем девчатам доставались нижние нары. Это объяснялось тем, что их всегда было больше, чем ребят. Мальчики тоже имели свой плюс, селясь на верхнем этаже: там в холода всегда теплее. Но в обоих случаях желательно селиться ближе к углу, где меньше проходного двора, и как можно дальше от входных дверей, от которых постоянно дует. Многое ещё зависело и от расположения самих нар. В общем, все эти вопросы скорее должны были решаться на месте. Кто не успел, тот опоздал.
Но когда все зашли внутрь кошары, то все свои планы и предположения пришлось оставить за входными дверями. С таким расположением нар никто и никогда, даже из бывалых студентов, не сталкивался. Посередине находился общий большой «коридор». От него шли повороты в короткие проходы участков, между которыми имелись деревянные перегородки. Обычно в небольших кошарах нары строились вдоль стенок, и если позволяла ширина помещения, то ещё один ряд был по центру, с проёмами по краям. Тут же всё было совсем необычно.
Долго раздумывать было некогда. Надо успеть занять места, обустроиться и поужинать: на дворе уже маячила ночь. Когда узнали, где было выделено расположение нашей бригаде в этой большой кошаре, в каком закутке, начали производить активную оккупацию мест на нарах, быстро поменяв планы. В основном эта оккупация заключалась в укладке матрасов на нары. Где лежит твой матрас, там уже твоё место, где натянута верёвка и на неё повешено покрывало или даже простынь, то это уже занятый отсек.
Со всех сторон раздавались деловые команды:
– Давай сюда прибивай! Да гвоздь побольше возьми! Этот совсем уж маленький! Не выдержит нагрузки туго натянутой верёвки!
– Натягивай верёвку! Да посильнее!
– Ребята! Кто-нибудь помогите нам, девочкам, гвоздь прибить. А то у нас не получается!
– Давай я помогу вам!
– А ты зачем положил сюда свой матрас?! Не видишь, что мы уже весь отсек заняли?
Конечно, не всегда всё было гладко, случались и ссоры между группировками, но никогда не случались драки. Все же свои люди. Пошумев немного, быстро принимали решение, удовлетворяющее обе стороны конфликта. Да и адвокатов кругом хватало:
– Ребята! Вы не ругайтесь, пожалуйста! Сейчас разберёмся.
– Ничего страшного. Ну подвиньте немного это сюда, а это немного туда, и всё будет в ажуре.
– А это можно здесь повесить, и никому оно мешать не будет.
– Вот видите, как всё здорово получилось! А вы переживали.
Обычно в первый вечер каждый ужинал тем, что привёз с собой из дома, так как кухня была ещё не обустроена. Повар и весовщик-учётчик бригады всегда назначались из числа студентов ещё в Ташкенте. Первый понятно, для чего нужен. Второй принимал у студентов и взвешивал на поле хлопок. Записывал результаты в учётную тетрадь. Готовил и подавал сводку наверх. В общем, вёл всю бухгалтерию бригады.
Нужен был ещё комсорг бригады. Его кандидатура тоже назначалась в Ташкенте, но на месте необходимо было провести формальное комсомольское собрание коллектива для протокола. Фактически комсорг просто являлся помощником бригадира, вернее, его мальчиком на побегушках, но так как эта должность называлась «комсомольский организатор», то проведение комсомольского собрания было обязательным. Каждый надеялся на то, что выберут не его. Комсорг отвечал за всю бригаду. Да и вкалывать на поле надо больше других, показывая ударным трудом пример. Любой из них мог побывать в штабе факультета за плохой сбор хлопка, но комсоргу нельзя.
Постепенно голые нары начинали приобретать тот жилой вид, который просуществует в кошаре до самого конца сезона хлопковой кампании. Многие, особенно девчата, старались придать уют этому убогому жилью: находиться-то здесь долго придётся. Кто-то небольшую картину на заднюю перегородку повесит, кто-то – зеркальце, кто-то – красивую занавесочку. Некоторые, если находили, прибивали к стойке дощечки, делая таким образом ступеньки для более лёгкого взбирания на верхний ярус.
И вот наступила ночь. Все успели обустроиться и перекусить. Был объявлен отбой, и постепенно начали затухать бурные обсуждения заселения и другие разговоры. Наконец все бригады кошары уснули. Завтра студентов ждал первый день. Теперь дни будут только рабочими. На хлопке выходных не бывает. Горбатились даже седьмого ноября. Только очень сильный ливень мог приостановить сбор белого золота. Простой дождь и снег руководители в расчет не брали. Приходилось иногда вкалывать и тогда, когда все хлопковые поля были в снегу. А белое на белом, сами понимаете, как-то совсем не видно. Всё это и другое будет потом. А сейчас студенты мирно спали.
Глава 3. Честь и достоинство
Наступило первое утро. В шесть часов объявили подъём. Сонные студенты нехотя выползли с нар и пошли к ручным умывальникам пробуждать себя окончательно холодной утренней водой. Позавтракали горячим, слегка подслащённым чаем из титанов и хлебом с десятиграммовым кусочком масла, выданными на кухне.
– В армии и то лучше кормили, – проворчал, потягиваясь, Антон, – там к этому всему на завтрак ещё и каша какая-никакая полагалась. А в воскресенье ещё и два яйца, здесь про них вообще забыть придётся.
– Ага. А в тюрьме сейчас макароны дают, – подшутил Денис.
– Да в тюрьме и то лучше. Там по крайней мере от такой работы и такого быта себя рабом на плантации не чувствуешь, – не унимался бывший служака. – Там спят на приличных кроватях.
– Тоха, а ты что, сегодня не брился? – спросил Жора Антона, после того, как внимательно пригляделся к его небольшой щетине на лице. – Ладно у меня она почти не растёт. Ты погляди, и Денис небритый.
– Денис пусть поступает, как знает, а я решил бороду отпускать, – ответил тот.
– А чё так?
– Да неохота холодной водой бриться. Отвык уже от этой армейской необходимости. Я там в своё время вдоволь такого удовольствия наиспытывался. Особенно зимой. Если бы здесь повар не кидал сразу в чай сахар, тогда можно было бы добавлять этот чай к воде для бритья. Как раз тёпленькая водица и получалась бы. А так, холодной, не хочу.
– Так потому и добавляет. Так все начнут чаем и умываться, не только бриться. Его для питья не хватит, – заметил Жорик.
В этот момент кто-то подал команду на построение. Как я уже писал, в кошаре было пять бригад. Это получается, в общей сложности около пятисот человек. Здесь были и так называемые европейские потоки, и национальные, и интернациональные. На понятном языке это означает русскоязычные, узбекские и другие. К последним относились казахи, киргизы, таджики, туркмены и даже кавказцы.
У каждой бригады своё построение. Пока не выбрали комсоргов, построением командовали бригадиры. Нашим, как я уже писал ранее, стал Прокопченко.
Как подобает в таких случаях, он загнул пространную вступительную речь. В ней ожидаемо звучали такие слова, как партия, народ и Родина. А в какой-то момент прозвучала и такая фраза:
– Вам выпала большая честь своим самоотверженным и ударным трудом увеличить богатство нашей Родины белым золотом!
– А мы не достойны такой чести! – крикнул кто-то из глубины строя.
Раздался дружный и громкий смех всей бригады.
– А ну прекратили безобразничать, – недовольно закричал Прокопченко. – Кто это крикнул?!
Тишина. Он опять не унимается:
– Я ещё раз спрашиваю, кто это крикнул?! Не отвечаете! Тогда свои шуточки держите при себе, если не хотите оказаться в штабе на разборе. Там с вами так пошутят, что на всю жизнь отобьют охоту юморить.
Ага. Так тебе и сказали, кто тут такой умный шутник нашёлся. Дураков нет. По голосу это явно был Громов. Кроме него некому было. У Антона в армии был сослуживец Котрин, которого прозвали «Контрой» за его подобные выходки в строю. В своё время он так же ответил замполиту ракетного дивизиона, когда тот обрадовал строй почётом заступить в новогоднюю ночь в наряд караулом из тридцати трёх человек на охрану военных складов гарнизона. Замполит тоже сказал тогда, что, мол, вам выпала большая честь. Тоша в институте рассказал эту историю как байку своим однокурсникам. И вот теперь Ванька Громов, воспользовавшись возможностью, решил блеснуть этой шуткой.
Так и не добившись поставленной цели по выявлению нарушителя коллективной дисциплины, Прокопченко продолжил утреннюю линейку:
– А теперь перейдём к следующему вопросу. Давайте быстро проведём комсомольское собрание, на нём выдвинем кандидатуру на должность комсорга бригады и проголосуем за неё. На этот ответственный пост предлагаю избрать Антона Абакумова.
Все дружненько посмотрели на Тоху. Тот в свою очередь подумал: «Вот это круто я залетел в ненужный мне двор с птичками. Что я в нём потерял? За какие такие грехи теперь мне выпала такая честь? Попробуй сейчас скажи бригадиру о том, что я этой чести не достоин. И ведь не самоотведёшься. Веской причины нет. А, ну понятно! Довыпендривался на военной кафедре на плацу перед окнами всего института. Докомандовался. Обратил на себя взор декана. Ему-то хорошо было видно из своего кабинета мои командирские подвиги. А эти сейчас все руки вверх задерут. Типа сдаёмся. Вернее, сдаём Антона. Каждый рад, что не его «осчастливили» высокой честью».
Антон в своё время был назначен на военке (так студенты называли военную кафедру) командиром своего взвода, то есть группы, и хуже того, ещё и командиром всего потока. Там откомандовал на утреннем построении, на строевой подготовке, вот тебе и вся ответственность. Здесь же надо план давать Родине, быть, как говорят в местах не столь отдалённых, «сукой» у начальства. Отвечать за реальные самоволки студентов. За их пьянки, в конце концов. Подавать своим самоотверженным и ударным трудом пример коллективу. Постоянно быть между молотом и наковальней.
– Предлагаю перейти к голосованию, – продолжал Прокопченко. – Кто за? Кто против? Единогласно. Поздравляю тебя, Абакумов!
Но тот невесело посмотрел на преподавателя и про себя подумал: «Да пошли вы куда подальше, Пётр Владимирович, со своими поздравлениями! Хотя что на вас обижаться. Вы же не сами придумали выдвинуть меня в дерьмо. За вас было кому подумать над таким «замечательным» предложением. Сами такой же подневольный человек. Над вами приказчиков хватает. Может, вам ещё хуже, чем мне, а вы должны щёки побольше других надувать перед студентами. Ах да. Надо же что-то ответить, Пётр Владимирович, на ваше поздравление. Мне же с вами как-никак предстоит работать вместе. Поругаться мы всегда успеем».
– Спасибо! – коротко сказал теперь уже комсорг бригады.
Когда собрание и линейка в одном флаконе закончились, к новоиспечённому начальству подошёл Иван Громов и, похлопав его по плечу, нарочито весело сказал:
– Ну, Тоха, теперь ты у нас большой начальник. Поздравляю!
– Да ну тебя! Нашёл с чем поздравлять. С тем, что у меня покоя будет меньше вашего? Тут за себя не хочется отвечать, так ещё и за вас придётся. Велика радость. Ну прям всю жизнь мечтал покой потерять.
– Не дрейфь! Прорвёмся! Если что, поможем и поддержим! Постараемся тебя не подводить.
– Поддержатели! Неподводители! Сами не залетайте, уже какая-то помощь от вас будет. Посмотрю, как вы умеете поддерживать. Поживём – увидим. Хочется, чтобы никому не пришлось придерживать камень за пазухой для своего «любимого» комсорга. Не все любят подчиняться такому же студенту, как и он сам. Многие будут думать, что этот не своё на себя берёт.
Другие тоже стали ручаться в своей поддержке:
– Да мы всегда за тебя!
– Да ты же нас знаешь!
– Да мы тебя никогда не подведём!
Подошёл бригадир и сказал:
– Ну что, Абакумов. Подавай команду идти всем получать фартуки, – деловито произнёс Прокопченко.
«Вот и началось», – невесело подумал новоиспечённый комсорг.
Получив фартуки, связав как надо их лямки и повесив себе на плечи, все не спеша толпой отправились на выделенное для работ хлопковое поле. Отправились пешком, а это означало, что оно находится недалеко. Минут через десять бригада уже была на месте.
Глава 4. Рабский труд
Вот оно, хлопковое поле. Белое и бескрайнее, со своеобразным запахом. Красота и только. Вот оно, единение с природой. Живи природой. Дыши природой. Хорошо ведь работать на свежем воздухе, на огромном поле… Так может думать неопытный новичок в сборе хлопка, но только не хлопкороб, который уже много раз собирал хлопок своими руками. В этой главе будет описан нелёгкий труд этих самых тружеников. Пожалуй, кому-то глава покажется скучной, но без неё не будут до конца понятны дальнейшие события этого повествования. Если же кому интересно узнать, как производилась уборка урожая белого золота, то советую её почитать. Итак, поехали.
Мне в своё время потребовалось очень много лет, чтобы отойти от ассоциаций, возникающих от преследующих осенью запахов, связанных со сбором хлопка. Прелые листья деревьев пахнут почти так же, как аналогичные у хлопчатника. Разница в том, что на хлопковом поле эти испарения – вредные.
Перед сбором хлопка на поле производят дефолиацию – опрыскивание кустов смесью вредных химических веществ. Это делается для опадания листьев. Кроме того, обязательно делается обработка полей пестицидами для уничтожения вредителей и прочей заразы. Дыша этими ядами и хватая еду немытыми руками во время дневного обеда в поле (с водой всегда были проблемы, а для утоления жажды привозили только горячий чай), человек здоровья себе не прибавлял, а губил печень, почки, селезёнку и лёгкие с сердцем. В общем, всё, что можно было загубить. Спасибо партии родной.
Именно поэтому городские узбеки заметно отличались от сельских. Последние были обычно меньше ростом и более хрупкие, как вьетнамцы, – тех тоже в своё время американцы травили дефолиантами. И сельские узбеки, к тому же, с детских лет по пять месяцев в году вкалывали на хлопковых полях. На них работы хватало и без сбора хлопка. Таких как прополка и другие обязанности. В декабре-январе в спортзал школы завозили курак (несозревшие коробочки хлопка) и после уроков школьников заставляли его очищать, то есть отделять оболочку от волокон.
Приезжим студентам тоже доставалось на этом «курорте». Подъём – в шесть утра. Полчаса – на умыться и поесть, от пятнадцати минут до получаса – дорога на поле. В семь утра ты уже стоишь на грядке, к этому времени начинает светать. Работа – весь световой день (двенадцать часов!), пока хлопок виден. Домой бригада студентов идёт пешком, уже в темноте. Выходных и праздников нет.
Теперь хотелось бы коснуться непосредственно труда на поле. Раньше я думал, что прошёл по нему хлопкороб или проехал комбайн один раз – и всё, урожай уже собран. Как я глубоко ошибался… На кусте хлопчатника может вырастать до ста коробок, которые имеют свойство раскрываться не одновременно. При тёплой погоде они по очереди распускаются в течение двух месяцев, в холодную – до пяти. Вывод из этого такой: хлопок на одном поле можно собирать очень много раз. Поэтому работы хватало надолго.
Ещё одним из моих наивных заблуждений была мысль, что комбайнёры могли бы и сами собрать это белое золото в полях, а студентов привозят им в помощь, чтобы дело шло быстрее. Но всё оказалось совсем не так. Во-первых, комбайны не могут сразу собрать весь хлопок даже с распустившихся уже коробок. Поэтому после них на другой день и посылают по грядкам студентов собирать небольшие ошмётки хлопка на верхних и нижних ветках кустов и паданки, лежащие на земле. Приходилось из-за этого нагибаться за день тысячи раз, губя себе позвоночник.
Чтобы собрать хлопка больше, надо, что, казалось бы, логично, быстрее собирать крупные ощипки, не отвлекаясь на мелочёвку. Ан нет. Периодически сзади за тобой проходил бригадир и указывал тебе на твои пропуски, говоря при этом, что после сбора поле должно оставаться чёрным. Зачем? Завтра оно опять начнёт белеть следующими распустившимися коробками. Дурдом.
В шутку студенты иногда по этой причине называли себя не хлопкоробами, а крохоборами, то есть собирателями крох. При этом план сбора никогда не корректировался руководством института и спускался бригаде студентов, как при сборе хлопка на не тронутом комбайном поле. Приходилось завидовать неграм-рабам, потому что те не конкурировали с комбайнами и не доскребали за ними остатки. План на сбор чистого урожая на одного студента был сорок килограммов в день. Чтобы лучше понять проблему, надо представить, что ты собираешь окурки на кустах и под кустами и при этом должен набрать их не меньше сорока килограммов.
Кто во время своей студенческой поры был на узбекских сельхозработах, тот хорошо знает, что там означает слово «партизан». Часто после обеда парни потихоньку исчезали на другие поля в поисках более урожайных мест. Уходили, так сказать, партизанить, и очень далеко. Подальше от глаз бригадира. А тот и не думал мешать, закрывая на это те самые глаза. Ему тоже нужны были приличные сборы. С него тоже спрашивало выработку начальство, стоящее над ним.
Уходя далеко, парни набирали до двадцати пяти килограммов хлопка (если это был подбор) и тащили эту тяжесть на плечах назад, к оставленному ими полю. Обратный маршрут занимал немало времени. Часто бывало так, что девчата на своих грядках собирали больше, килограммов, чем летуны, но парни всё равно не отказывались от партизанщины. Им легче было таскать тяжести, чем собирать ощипки. Партизанили и при чистом сборе хлопка, и при его подборе.
Партизаны таким образом ещё больше гробили свой позвоночник. Бывало, носили в фартуках и по тридцать килограммов. Некоторые опытные хлопкоробы скажут, что я заливаю. Делюсь опытом, как можно это сделать. Хлопок уплотнялся в двух фартуках. Затем один ложился перевёрнутым на другой, с лямками, удлинёнными верёвками, и ими связывались вместе. Правда, такую кипу без посторонней помощи на плечи не взгромоздишь.
До этого я описывал сбор чистого хлопка. А был еще и подбор. Рабы уж точно не ведали такого понятия, так как в их бытность комбайнов не существовало. Когда на некоторых полях на земле после многочисленных проходов этой сельхозтехники образовывалось много паданок (при последних сборах их оказывалось больше) и оставались полураскрывшиеся коробки, из которых хлопок уже не достать даже пальцами и работа комбайнов становилась бесполезной, то у студентов начинался сбор хлопка методом подбора. И теперь они превращались в комбайны.
При этом методе нужно было кисти рук, в кожаных перчатках, в нижней части куста хлопчатника брать в замок и резким подъёмом всего тела и рук одновременно буквально всё сдирать с веток, оставляя голый хлыст. И все собранные таким образом коробки бросались в середину между грядками. Если на кусте были всего одна или две коробки, то их срывали студенты каждую поодиночке. Вторым наклоном тела все паданки выгребались пальцами между кустами также на середину. Эту филигранную технику надо было проделывать очень-очень быстро, иначе сбор будет мизерным. Сборщик по мере своего продвижения оставлял за собой в центре между рядами бело-серую полосу грязного хлопка. Часто полоса уходила назад, в такую даль, что не было видно её конца.
Без кожаных перчаток обдирать кусты невозможно. Поэтому про них хочется сказать отдельно. Их не выдавало студентам начальство, а те сами привозили из дома. Через пару дней работы методом подбора эти перчатки превращались в лохмотья. Если даже навезёшь с собой кучу этих «защитных средств», они всё равно со временем быстро становились драными кусками ткани. Получалось дорогое удовольствие. Но и без них нельзя. Можно, конечно, если работать по-другому: дёргать каждую коробку на всех кустах по отдельности. Но тогда сбор за день будет с гулькин нос. И всё равно, несмотря на перчатки, руки были ужасно, в кровь, исцарапаны. Приходилось хотя бы верхнюю часть кисти и выше дополнительно обматывать медицинским бинтом.
Затем, идя методом «пятки вместе, носки врозь» и скребя ими по земле, сборщик сапогами сгребал эти полоски хлопка в небольшие кучки. Их он, по десять килограммов, складывал в фартук и относил к месту приёма учётчиком. Здесь хлопок взвешивали, а затем высыпали в специальные тележки. Приходилось делать много ходок к этому месту и ещё постоять в очереди. Если правильно не рассчитал момент начала сгребания серой массы в грядках, то мог провозиться с этим небыстрым делом весь перерыв и остаться без еды.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71060503) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.