Ревизор: возвращение в СССР 25
Серж Винтеркей
Артем Шумилин
Приключения московского аудитора, попавшего из нашего времени в 1971 год, продолжаются. Конкуренты садятся на хвост, проверяя на прочность тех, кто входит в ближний круг Павла Ивлева… Хороший способ узнать, кто на самом деле твой друг.
Артем Шумилин, Серж Винтеркей
Ревизор: возвращение в СССР 25
Глава 1
***
Москва. Один из ресторанов при гостинице «Россия».
Захаров и Бортко договорились встретиться после работы и, с удовольствием поужинав, приступили к обсуждению текущих вопросов за бокальчиком хорошего вина.
Рядом громко играл оркестр, джазовая группа старалась, гарантируя, что их разговор сложно будет подслушать. Хотя о плохом думать совсем не хотелось, но меры безопасности принимать было нужно. После того, как Бортко доложил Захарову о странном письме, которое пришло Ивлеву на адрес редакции, Захаров крепко призадумался.
– Вот что я тебе скажу, Михаил Жанович, – проговорил, наконец, Захаров, – даже если это чья-то дурная шутка, мы должны с этим разобраться. Найти и руки оторвать. Кто-то пытается руками Ивлева кресло под Кожевниковым раскачать? А Ивлев наш человек, можем все пострадать, если до Кожевникова эта история дойдёт.
– Я тоже об этом подумал. Надо Мещерякова подключать, как вы считаете?
– Однозначно. Пусть берёт у Ивлева все данные с этого письма и разбирается как можно скорее. Что у нас ещё?
– Ордер Куницыной с обувной фабрики, ну, той, что уксусом отравилась, вручили, народ успокоили. А с руководством там засада. Ивлев пришёл к главному бухгалтеру знакомиться, а она ему говорит: ничего не знаю и знать не хочу.
– Это как? А как они работали до этого?
– Трудно сказать, к старому директору не пойдёшь же на консультацию, – ответил Бортко. – Ивлев выкрутился в этот раз, сымпровизировал что-то про переход на хозрасчёт, про новый ассортимент, что вся фабрика будет переходить на такую же продукцию, как обнаруженный цех…
– И что, она поверила? – поднял брови Захаров.
– Не знаю, поверила, не поверила, а проверять ни ему, ни лично мне это не хочется. Давайте менять её. От греха подальше. Тем более, Ивлев команды ждёт, когда можно на фабрику вернуться…
– А он что, ушёл с неё?
– А что он должен был делать, если бухгалтер с ним общаться не желает? С директором и главным инженером они познакомились. Директор очень им доволен. Массу советов им дал по безопасности. Он только с бухгалтером общий язык не нашёл. Хотя… у него сомнения по главному инженеру тоже есть. Говорит, что тот ленив, и не хочет ничего к лучшему менять, чтобы не возиться.
– Вот же работнички… Но что делать? – согласился Захаров. – Насильно мил не будешь. Не хочет главбух с нами работать, значит, так тому и быть. Подумай на досуге, куда её перевести аккуратно, чтобы без претензий с её стороны. А главному инженеру устрой внушение. Или он помогает фабрику модернизировать, или мы займемся этим без него.
– Понял, Виктор Павлович, – кивнул Бортко.
– Что у нас ещё?
– По поводу подарка Ивлеву от нашего скромного коллектива.
– Так. Ну давай.
– Навел один знакомый на коллекционера, у которого много чего есть. Понравилась мне там одна интересная вещица, царская золотая медаль «За храбрость». Я её видел, там портрет императора с одной стороны. Себе хотел взять, но он три тысячи за медаль запросил…
– А что эта медаль такая дорогая? – удивился Захаров.
– У коллекционеров ценится.
– А что там за император, Николашка?
– Нет. Похоже, Александр III.
– Старинная, значит?.. Ну, давай. Три тысячи на всех? Ерунда. Тем более, нам сам Ивлев и советовал именно в таких вещицах хранить капиталы. Оценит, по идее.
– Там еще одна интересная штуковина была, серебряная медаль для чукчей, Екатерина вторая выпустила. Тоже коллекционер нахваливал! Редчайшая вещь, говорит, всего двадцать штук выпущено было! Но с таким названием побоялся, что Павел обидится.
– И правильно, пусть продает кому-то, кто себе берет, а не в подарок… Увезу тебя я в тундру… Эх!
***
Москва. Улица Красный Казанец.
Сколько же ей лет? – соображал я, разглядывая Наталью Свечкину. Издали, она мне показалась чуть ли не школьницей. Но при ближайшем рассмотрении стало очевидно, что барышня давно совершеннолетняя. Взгляд её, сперва испуганный и растерянный, резко стал озабоченным и раздражённым. Школьницы так на взрослых дядечек не смотрят. Она поглядывала то на меня, то на отца.
– Посмотрите, пожалуйста, это вы писали? – протянул я ей её письмо в конверте.
– Да, – сразу кивнула она и мне показалось, что она выругалась про себя в этот момент.
– Я Павел Ивлев, журналист, это наш фотограф из газеты, – показал я на отца, – Тарас Семёнович. Где мы могли бы с вами поговорить? Может, где-то рядом есть кафе какое-нибудь? Я так понимаю, ваш дедушка гостей не любит?
– Он никого не любит, – пробормотала Свечкина. – А что вы хотели?
– Как что? – поразился я такому вопросу. – Вы писали, просили помощи. Хочу понять, чем мы можем вам помочь?
– А-аа, – недовольно поджала она губы, и я переглянулся, незаметно для неё с отцом. Он закатил глаза вверх, показывая мне, что ведет она себя, мягко говоря, странно. – А фотограф зачем?
– Для фоторепортажа, – как о само собой разумеющемся ответил я.
– Не надо никакого фоторепортажа! Вы что? – воскликнула она и так на меня посмотрела, как будто я ей предложил в кино для взрослых сняться.
– Ну, не надо, так не надо, – согласился я. – Так а чем тогда мы можем вам помочь?
– Ну, давайте, хотя бы, немного от дома отойдём, там и поговорим, – попросила она.
Ну, давайте, – подумал я, – но встанем под фонарём, на всякий случай. Чтобы никто не мог незаметно подкрасться. Мало ли кто ее сопровождает на случай моего появления…
– Расскажите, как вы познакомились с Кожевниковым? – попросил я, когда мы неспешно отошли от её дома. Отец шёл за нами на некотором расстоянии. Я остановился в кругу света от фонаря, и она была вынуждена остановиться рядом. Достал блокнот и ручку, демонстрируя готовность записывать ее показания.
– В ресторане, я там подрабатывала, пока училась, в гардеробе стояла, иногда посуду мыла, короче, что скажут, то и делала…
– Понятно… А что за ресторан?
– «Арагви», может, знаете?
– На улице Горького? Конечно, знаю, – ответил я. – Сейчас там же работаете?
– Нет. Пришлось уволиться. Но он и на новом месте меня нашёл.
– Понятно… Вы написали в письме о довольно вольном его поведении. В какой обстановке это происходило? Как-то с трудом себе представляю, что человек посреди ресторана, на глазах у людей, позволил бы себе такое.
– А вот представьте себе! – разозлилась она. – Взял и позволил!
– Да? Один раз?
– Неоднократно.
– А в каком он был состоянии?
– Нетрезвом, естественно.
– А, ну тогда, понятно. Так сколько раз это было? Что значит, неоднократно?
– Это значит, много раз, – остановилась она, подняла лицо кверху и всхлипнула. – Что вы меня мучаете? – плаксивым голосом спросила она. – Мне неприятно об этом вспоминать.
– Но если вы хотите наказать Кожевникова, вам придётся об этом рассказать. И предоставить свидетелей этих приставаний. Также нужно будет указать точные даты, когда это происходило.
– Где, в милиции? – испуганно посмотрела она на меня, перестав хныкать.
– Необязательно. Вы готовы выступить, например, перед членами Комиссии партийного контроля?
– Я не знаю, что это такое, но тоже боюсь, – замотала она отрицательно головой и опять начала всхлипывать. – И каких таких свидетелей? Никто ничего не подтвердит. Он – шишка!
– Значит, выступать вы не хотите… Свидетелей у вас нет и не будет. Так а как же вы хотите прекратить всё это?
– Хочу, но боюсь. Он мне неприятности обещал, – плаксивым голосом ответила она.
Мочало, начинаем сначала, – устало подумал я и взглянул на пританцовывающего от холода отца.
– Напишите статью про этого негодяя, – посмотрела она на меня несчастными глазами. – Вы же журналист?
Угу, спешу и падаю… Ни одного факта мне не дала.
– Написать-то я могу написать, но он выкрутится, если вы не готовы подтвердить всё это при необходимости. Скажет, не было такого и всё.
– А я подтвержу, – радостно закивала она. – Вы, главное, напишите. Кроме вас, меня некому защитить…
Она подошла совсем близко ко мне и заглянула мне прямо в глаза, захлопав длинными ресницами… Мне показалось, или она меня клеить пытается?
– Вы, я вижу, замёрзли совсем? – поспешил ответить я. – Давайте, мы вас проводим.
– Не надо… Я не пойду сейчас домой. К подруге зайду.
– Ну, хорошо. До свидания, – попрощался я с ней.
– Всего хорошего, – кивнул ей отец и мы разошлись с ней в разные стороны.
– Вот, она даёт! – усмехнулся я, когда мы с отцом отошли подальше. – Похоже, забылась деваха, что невинную девушку играет. Клеить меня пыталась. А кольцо на пальце, что я женат, ведь увидела, когда варежку снимал, доставая блокнот и ручку…
– Я думал, ты не обратишь на это внимание, – хохотнул отец.
– Тупанули мы, правда… – с сожалением сказал я, – надо было еще кого-то третьего взять, чтобы сфотографировал эту девушку, пока мы с ней разговаривали. Мало ли пригодится…
– Так за чем же дело стало? – удивился отец, – вон, эта коза еще на виду скачет! Давай пройдем за ней аккуратно, а как куда забежит в дом, залезем в соседний дом, да с лестничной площадки попытаемся ее найти в одной из комнат да сфотографировать… У тебя же эта штуковина для такого, как раз, и создана, верно?
– Идея хорошая, но у всех сейчас шторы, – вспомнив свою недавнюю провалившуюся попытку наделать фотографий своей прежней семьи в домашней обстановке, ответил я, – а вот если обождать, когда она вернется домой оттуда, куда убежала… То можно сфотографировать, когда к подъезду подходить будет.
– Ну так! – радостно сказал Тарас.
– Но это уже я сам, ты не по погоде оделся. Заколеешь и заболеешь. Спасибо, отец, очень помог, но теперь езжай домой. Дальше я сам.
***
Москва.
Блин! – думала Наташка, бросившись со всех ног к подруге. – Блин! Всё совсем не так, как Рашид говорил. И приехал этот журналист не один, а с фотографом, и защищать меня со всех ног не бросился, и вообще, какой-то он непрошибаемый, о таких вещах так равнодушно расспрашивает… И с чего Рашид взял, что он бросится ради меня амбразуру грудью закрывать? Я к нему чуть грудью не прижалась, а он как каменный… Неужто я постарела и уже не так привлекательна?
Привычно матернулась, чуть не упав на раскатанном пацанами льду. Мысли диким табуном лезли в голову. И денег так хочется, пятьсот рублей! И лезть в это дело дальше страшно… И аванс уже потратила. Такие красивые финские сапожки на осень у знакомого спекулянта взяла… Ох, не зря Танька отговаривала её от этой аферы! Ох, не зря! У неё нюх на всякие неприятности…
***
Москва. Квартира Эль Хажж.
Диана вернулась домой уставшая и раздраженная. Который день подряд Мария Юрьевна возит её к этому старому взломщику вместо того, чтобы ездить на стрельбы. Хотя, надо признать, Иван Андреевич много чего интересного за эти дни ей показал и рассказал.
Диана не сразу обратила внимание, что муж не в настроении. И только перекусив, она заметила его хмурый взгляд.
– Что-то случилось? – спросила она его, но он отрицательно покачал головой, ничего не ответив. На него это было непохоже. – Я же вижу! – настойчиво проговорила она. – Что случилось?
– Ничего, – ответил Фирдаус, и вышел с кухни, оставив Диану в полном недоумении.
***
Уговорил-таки отца, он ушел, поскольку понимал, что я прав, а я начал искать место для засады. Дом напротив мне не подходил, сверху вниз вряд ли хорошее фото выйдет. Только если повезет, и девушка голову подымет. Зато неподалеку от подъезда нашел трансформаторную будку в окружении высоких кустов. Густой снег засыпал их ветви, а детвора не успела еще стряхнуть. Отличное место для засады, учитывая, что двор почти погружен во тьму…
Ждать пришлось почти сорок минут. Замерз за это время, как собака, активно двигаться, чтобы согреться, в засаде не вариант, кто-нибудь все же заметит. Наконец, все же дождался, когда наша собеседница вернулась к себе домой. Сделал несколько отличных кадров, всей душой надеясь, что чувствительности пленки хватит. С этим я еще полностью не освоился…
Поехал затем к себе. В метро согрелся. Из автомата возле дома позвонил Васе домой, рабочий день давно закончился.
– Ну что, видел её? – спросил первым делом он.
– Видел.
– Письмо она писала?
– Да, подтвердила… Но там мутно так всё!.. Ни одного конкретного факта, где, когда, как, а в конце, вообще, меня склеить пыталась. Хотя видела по кольцу, что женат.
– Интересно! – рассмеялся он. – Ну, со своей стороны, что я могу тебе сказать? Двадцать два года. Не была, не состояла, не участвовала, не привлекалась. Окончила ПТУ на швею-мотористку.
– Больше нигде не учится?
– Таких данных нет, – ответил Вася.
– Двадцать два года, говоришь?.. А в каком возрасте она ПТУ закончила?
– В восемнадцать лет, – уверенно ответил Вася.
– Вот она и попалась! Смотри, Вась, она утверждает, что познакомилась с Кожевниковым во время учёбы, когда подрабатывала в ресторане. Это уже года четыре прошло. И он до сих пор её преследует? И она только-только решила с этим что-то сделать? Ты в это веришь?
– Да это всё с самого начала на бред сумасшедшего было похоже. Давай, я сам с ней побеседую, – предложил мне друг. – Она мне быстро всё расскажет, кто, где, сколько и зачем.
– Ну давай, – согласился я. – Только там новостройки, район неудобный, посидеть спокойно негде. А дома у неё дед не очень дружелюбный.
– Не получится так, тогда к себе повесткой вызову! – смеясь, ответил Вася.
– Спасибо, дружище! – поблагодарил я друга, и мы с ним попрощались.
Остаток вечера хотел провести с женой и детьми. Но пришлось заниматься делами. Проявил пленку, два кадра с девушкой получились очень даже неплохо. Напечатал десяток фото на всякий случай. Все хорошо припрятал, потому как попадется на глаза Галие и начнутся расспросы, с чего это вдруг я красивых девушек по ночам фотографирую и фото делаю…
Мысли всё время возвращались к этой мутной историей со Свечкиной и Кожевниковым. Сто процентов из ста, что Кожевников даже про неё не слышал. Одно хорошо, больше никаких иллюзий, что это реально пострадавшая от партийного босса скромная девушка. Скромная, как же… Не будь со мной бати, похоже, там же на улице на меня бы и набросилась, пытаясь завлечь в свои сети… Что мне это напоминает? А, как в «Трех мушкетерах» миледи соблазнила на ходу какого-то мужика, чтобы он убил для нее герцога Бэкингемского! Фильм с этой сценой еще не сняли, а кто-то для меня ее уже в такой вот вольной интерпретации разыгрывает…
Уже часов в десять вечера вдруг позвонил Мещеряков и сказал, что сейчас заедет ко мне. Сразу понял, по какому он поводу, попросил его не подниматься под предлогом того, что мне срочно нужно с собакой гулять. Положил письмо Свечкиной и ее фото в карман пальто и начал обуваться.
Славный мой Тузик! Сколько раз ты меня уже выручал.
Мещеряков выслушал меня, задал несколько вопросов, переписал полностью текст письма, взял фотографии, похвалив меня за проявленную инициативу. Сказал ему, что хочу напустить на девушку знакомого капитана милиции, чтобы ее прощупать – он это одобрил. Сунул мне бумажку, когда прощались:
– Как что узнает твой капитан, звони по этому телефону. Мне все передадут быстро.
***
Москва.
В четверг утром Фирдаус, ни слова не говоря жене, нашёл свою лыжную шапочку, которую не надевал со студенческих времён, приехал к Горному институту, оставил машину на соседней улице и стал ждать в стороне от входа в Институт напротив центрального входа.
К его большому огорчению, после первой пары, Диана действительно вышла из альма-матер и стремительным шагом направилась совсем в другую сторону от метро, не обратив на мужа в дурацком петушке никакого внимания.
Потрясённый Фирдаус пошёл на автомате за ней следом по другой стороне улицы. Он видел, как она почти бегом подлетела к зелёной Волге, села на водительское место и радостно улыбнулась красивой девушке на пассажирском месте. Больше в машине никого не было.
Девчонки радостно щебетали, улыбались и поехали куда-то.
Тьфу! Как напугали! – с облегчением выругался про себя Фирдаус. – Так Диана врет мне, что готовится к экзаменам, а сама просто прогуливает занятия, развлекаясь с подружкой… Вот уж гулена… А новая подружка у жены ничего, красивая. А я-то почти целые сутки место себе не находил! Вот, дурак! Поверил же звонку анонимному…
Вернувшись к своей машине, и увидев своё отражение в стекле, Фирдаус рассмеялся в голос и стянул с себя старую лыжную шапку.
***
Москва. Старая площадь. Комиссия по вопросам приема, выхода и лишения гражданства СССР ПВС.
Самедову позвонил парторг одного из предприятий Гагаринского района и передал просьбу Наташи Свечкиной о встрече.
– Отлично! – не скрывая своей радости, воскликнул Самедов, положив трубку. У них с Наташкой уговор был, что она позвонит только после встречи с молодым журналистом. Похоже, Ивлев заглотил наживку.
Едва дождавшись окончания рабочего дня, Самедов поспешил к Наташке на работу. Как обычно, встретил ее и повёл к своей машине.
– Ивлев письмо получил? – спросил он по дороге, не утерпев.
– Получил, – подтвердила Наташка.
– Ну, рассказывай, – сгорая от любопытства, повернулся он к ней, как только они сели в машину. – Как всё прошло?
– Не так, как ты думал, – смущённо посмотрела она на него.
– В каком смысле? – удивился Самедов. – Он на тебя не клюнул?
– Не знаю, клюнул, не клюнул… Но он смотрел на меня, как наш старый гинеколог в поликлинике. И вообще, он не один приехал! Он с фотографом был.
– С каким ещё фотографом? – спросил Самедов, чувствуя, как у него начинают волосы на голове шевелиться. – Они тебя фотографировали?
– Что я, дура, что ли? – передёрнула плечами Наташка. – Нет, конечно, я отказалась.
– Молодец, – на автомате похвалил её Самедов и подумал, что похоже, Ивлев его переиграл… Но как он догадался? Сразу не один приехал…
– Что дальше? – спросила Наташка.
– А он что-то спрашивал?
– Да. Где познакомились с этим твоим Кожевниковым? – задумавшись, начала перечислять Наташка, сморщив носик. – Где, конкретно, он ко мне приставал? Когда? Сколько раз? Кто был рядом?
– А ты что? – понял Самедов, что Наташка совсем Ивлева не зацепила.
– А я страдала, – жеманно отставив ножку в сторону, сказала девушка. – Печалилась, пускала слезу и говорила, как мне больно об этом вспоминать.
– А он что?
– А он предложил выступить на какой-то комиссии партийного контроля.
– Что? – чуть не подпрыгнул Самедов. – Не вздумай!
– Само собой. Это в наш уговор не входит. Только за отдельную плату, – серьёзно посмотрела на него Наташка.
Блин, дура же полная! Вообще не понимает, что им было задумано… Правда, так оно и должно было быть. Самедов был в бешенстве. Ивлев, вместо того, чтобы броситься печатать статью, которая его уничтожит, начал что-то вынюхивать. Вот на кой ему фотограф? Кто же фотографию соблазняемой чиновником девушки опубликует вместе со статьей об этом? Правда, и статью тоже не опубликуют, но Самедов рассчитывал, что молодой неопытный энтузиаст понятия не имеет об этом…
Эх, а ведь идея была неплохая! Да Ивлева можно было бы считать списанным, даже когда он только бы подал статью в «Труд». Ему самому даже сливать бы его не пришлось, Кожевникову тут же кто-то из редакции бы позвонил и настучал на Ивлева, чтобы выслужиться перед ним…
Не зря говорят, не рой другому яму, – думал он, – сам в неё и попадёшь. Но останавливаться уже поздно. Теперь надо сделать так, чтобы Кожевников быстро раздавил Ивлева… После этого у него не будет и шанса оправдаться, никто не захочет слушать его жалкий лепет. Но для этого никакой чрезмерно простодушной Наташки на горизонте быть не должно…
– Ты можешь отпуск взять? Уехать куда-нибудь на месяц? – спросил он её.
– А как? На какие шиши? – растерянно смотрела на него Наташка.
– Я дам, – отрезал он.
– Но, я уже отгуляла отпуск летом…
– За свой счёт возьми, придумай что-нибудь. Исчезни на время.
Наташка испуганно смотрела на него.
– Так надо! – рявкнул он и вытащил кошелёк. – Лети в Гагры, там пальмы. Море. Все потом будут тебе завидовать. Билеты я организую.
***
Глава 2
***
Москва. Улица Красный Казанец.
Эх, какой мужчина! – думала Наташка, получив от Самедова оставшиеся триста рублей на отпуск и билеты на самолёт, которые он ей тут же купил в кассах Аэрофлота по служебному удостоверению. Разумеется, она не собиралась тратить эти деньги. Более того, планировала привести обратно денежек еще сверх этой суммы. Одинокая красавица в месте, где полно замужних мужчин, приехавших отдыхать по путевке без пары…
До встречи с Самедовым она была испугана, теперь же начала видеть ситуацию в намного более радужном свете. Катись к черту эта мрачная зимняя столица на месяц, пока она будет в солнечных Гаграх! Где именно они находятся, она имела весьма смутное представление, но раз там есть пальмы и море, то это должно быть очень хорошее место.
Наташка помчалась домой собираться. Успела достать с антресолей чемодан. От деда это не укрылось, и он опять завёл свою шарманку про стрекозу, которая лето красное пропела и оглянуться не успела…
Но Наташке было всё равно. Билет на завтра. Она успеет ещё утром на работу сбегать, отпуск за свой счёт взять. Она уже придумала душещипательную историю про сестру, у которой внематочная, надо срочно в больницу ложиться, а у неё дети маленькие, оставить не с кем, а муж шофёр на грузовой машине, в рейс уехал, ищи его, свищи по всем городам. Наташка на работе была на хорошем счету, совсем редко бюллетенила и уверена была, что её отпустят. Она уже предвкушала зимние вечера в ресторанах Гагров… Гагр… не важно, на месте разберется, как правильно нужно называть, лунную дорожку на ряби моря, как в красивых фильмах. Настроение было прекрасное…
Но вдруг в дверь позвонили, и она выскочила в коридор, желая поскорее отделаться от визитера и продолжить сборы. Но за дверью оказался милиционер. Наташка аж присела от неожиданности. Так мало того, что милиционер, так еще и негр!
– Гражданка Свечкина? – спросил он на чистом русском языке и показал ей своё удостоверение. – Капитан Баранов. Разрешите войти? Есть несколько вопросов.
– Не надо входить… – робко попросила Наташа, оглядываясь на комнату деда.
– Тогда проедем в отделение? – радостно улыбнулся капитан.
– Не надо в отделение, – начала она жалостливо шмыгать носом, и с обречённым видом впустила милиционера домой.
Как назло, из своей комнаты выскочил, как черт из коробочки, дед в трениках и майке. Ну не мог он и дальше свой черно-белый Рубин смотреть, который ему продали, как ветерану Великой Отечественной!
– Ага! Так тебе и надо! – обрадовался он приходу милиции. – Догулялась! А я тебе говорил, что этим и закончатся твои походы по кобелям! Шалава!
– Сейчас во всём разберёмся, гражданин, – остановил его капитан, видя, что тот намеревается зайти за ним и Свечкиной в её комнату. – Благодарю за содействие, если ваша помощь понадобится, я непременно вас приглашу.
– Вы догадываетесь, по какому поводу я здесь? – спросил он, как только они остались одни.
Наташка молча кивнула, и начала рыдать, заламывая руки.
– Журналисты вчера приезжали с письмом, – голосила она, – а я не виновата! Это не я! Меня попросили, а я и не знала, что это такое будет!
– Кто попросил? – достал блокнот и ручку капитан.
– Это Рашид всё, знакомый нашего парторга с завода, – ревела Наташка. – Не знаю, как его фамилия. Он на жигулях синих ездит.
– Письмо он просил написать? – уточнил капитан.
– Да!
– Зачем, говорил?
– Нет.
– Что в письме написано, это правда?
– Нет. Это всё Танька со своей знакомой придумали.
– Что за Танька?
– Маркачёва, работаем вместе.
– А вторая кто?
– Не знаю, это её знакомая.
– Почему ваш адрес на конверте указали?
– Потому что это меня Рашид попросил сделать, а Танька мне помогала.
– В чём помогала?
– Я думала, это шутка-аа! – разревелась навзрыд Наташка. – Я даже не смотрела, что они там писали!
– Что вам за эту «шутку» Рашид обещал?
– Ничего! Честное слово! – Наташка картинно сложила руки в мольбе. – Я на заводе работаю, я в таких вещах не разбираюсь…
Даже если он ей заплатил, вряд ли это такая уж большая сумма, чтобы даже обыск мог помочь это доказать. Работница завода вполне может иметь дома хоть тысячу, хоть две рублей, и не доказать, где она их взяла. Мало ли, экономила, хлебом и водой питалась, на мебель собирала, – подумал Вася, оглядываясь. – Сама она не признается, прожжённая, пробы ставить негде. Делает вид, что ревёт, а у самой глаза злые и сухие.
– Вы куда-то собрались? – показал он на открытый чемодан.
– Да, в Гагры, – шмыгнула носом Наташка.
– Когда?
– Завтра.
– Билеты на руках?
Наташка, всхлипывая, кивнула. Капитан протянул требовательно руку и ей пришлось показать ему билеты на самолёт.
– В общем, сделаем так, – изучил его капитан, – я билеты сейчас аннулирую по телефону. Никуда не уезжать, Москву не покидать. Понятно? Если вас не смогу найти, подам во всесоюзный розыск. Ответите по всей строгости советского закона за мошенничество. С соответствующей статьей Уголовного кодекса знакомы?
Он пристально смотрел на неё. Наташка кивнула, тяжело вздохнув, потом сказала:
– Я в смысле, что никуда не поеду – это да. А со статьей не знакома…
– Очень рекомендую остаться в неведении. Если теперь получится. – строго сказал негр-милиционер, – берите ручку, бумагу, и пишите…
– Что писать?
– Все, что знаете про вашего Рашида. Как выглядит, где с ним и при каких обстоятельствах познакомились, каковы общие знакомые. Какое именно предложение он вам сделал. Что и кто вам еще насоветовал по этому поводу. Если все напишите по-честному, я попытаюсь добиться для вас снисхождения со стороны закона. Если наврете и это вскроется, а я обещаю, что я восстановлю всю правду, то никакого снисхождения не будет. Напротив, ответите по всей строгости закона, и я лично попрошу судью применить наказание по высшей планке. Все понятно? Последний шанс сознаться во всем, и я даже прощу все фантазии, что только что от вас сейчас услышал…
Капитан выглядел очень строго. Даже свирепо. Наташка испугалась. В тюрьму не хотелось. Вздохнула, вырвала из сохранившейся со времен занятий в ПТУ тетради чистый двойной лист, и села писать убористым почерком, что и как с ней произошло. Теперь уже почти так, как все было… За тем исключением, что не созналась в получении денег, и все валила на Рашида, Татьяну и ее знакомую… Выжимая из себя слезу, расписывала, как Рашид угрожал выгнать ее из города, если не напишет это письмо… Как Танька советовала, как написать так, чтобы было убедительно… Как посоветовала нанять сиделицу, чтобы ее почерк не опознали…
Закончила. Капитан взял в руки написанное, прочитал от корки до корки. Удовлетворенно кивнув, вернул:
– Подпишите, поставьте дату и распишитесь.
Она так и сделала.
– Парторгу не звонить, Рашида не предупреждать. Все понятно? Если непонятно, то подумайте о том, что все, что вы говорите по телефону, может быть записано, и использовано в суде, как улика против вас.
Вот и слетала в Гагры, – подумала Наташка, проводив капитана. – Хорошо, хоть деньги при мне остались… Все, больше никаких звонков никуда и никому. Буду сидеть дома, как мышь под веником, и надеяться, что пронесет…
***
Москва. Кабинет первого секретаря Пролетарского райкома КПСС.
– Михаил Жанович, разрешите? – вошёл к Бортко Мещеряков.
– Андрей Юрьевич, с нетерпением жду тебя. Проходи. Получилось что-то нарыть?
– Да. Пробили мне эту козу. Двадцать два года, нигде не засветилась, окончила ПТУ, работает на швейной фабрике простой швеёй. Ивлев вчера встречался с ней, мутная девица, ни одного конкретного факта ему не назвала… Да по ней видно, профурсетка! Ивлев пару её фоток вчера сделать умудрился. Сами посмотрите, – Мещеряков положил перед Бортко несколько фотографий и у того глаза на лоб полезли.
– Твою мать! – прошептал он. – Я её, кажется, знаю!
– В каком смысле? – удивился Мещеряков.
– В том самом, – многозначительно посмотрел он на начальника своей службы безопасности и потянулся к телефону. – Павел, зайди ко мне срочно.
Сатчан появился меньше, чем через минуту.
– Приветствую, – протянул он руку Мещерякову и напряжённо посмотрел на Бортко.
– На-ка, взгляни, – подкинул тот ему фотографии.
– Ну? Наташка-неваляшка… Откуда это у вас? – тут же опознал Сатчан девушку на фото.
Мещеряков тихо засмеялся, опустив лицо и прикрываясь рукой, чтобы не смущать товарищей. Ему все было понятно.
– Это она письмо Ивлеву и написала, – возмущённо объяснил Бортко. – Представляешь, какая наглость?! Домогаются, понимаешь, её! Зачем домогаться? У нее же есть конкретная такса!
– Слушайте, товарищи, надо Ивлева срочно предупредить, что ему не показалось насчёт этой мадам, – заметил Мещеряков. – Он мне ещё вчера сказал, что она, вроде бы, его клеить пыталась.
– Паш, займись давай, – озабоченно кивнул Сатчану Бортко.
***
Москва. Квартира Эль Хажж.
Убедившись, что ни о какой измене жены речи не идёт, Фирдаус успокоился и занялся делами, съездил в торгпредство, на рынок за продуктами… А вечером, когда Диана опять вернулась домой уставшая, он усмехнулся про себя, что гулять тоже, оказывается, не так-то и просто.
– Что ж ты подругу-то от меня прячешь? – глядя на жену с хитрым прищуром, спросил он.
– Какую подругу? – еле заставила себя спросить Диана, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок.
– На зелёной Волге, – ответил Фирдаус, внимательно наблюдая за ней.
Да что же это такое?! – в отчаянии думала Диана, решив изобразить бурную деятельность, чтобы скрыть свою растерянность. Налила воды в чайник, поставила его на плиту и начала резать бутерброды. – Только отец как-то обо всём догадался, теперь, недели не прошло, муж всё узнал. А если он не сможет принять моё сотрудничество с Комитетом? А если он разведётся со мной? Он же гражданин капстраны! Зачем ему жена – агент КГБ? Ну я и дура, зачем я со всем этим вообще связалась… Плакало мое счастье…
– Ты что, боишься, что она соперницей тебе станет? – спросил вдруг Фирдаус. – Напрасно, дорогая. Я и тогда, когда ты драку устроила, не собирался с теми девушками твоими что-то общее иметь. Так что успокойся…
Похоже, он что-то узнал, но далеко не всё, – дошло до Дианы, и она заставила себя улыбнуться, смущённо взглянув на него. Он обнял её и поцеловал в шею.
– Как она тебе только руль доверила? – спросил, улыбаясь, он.
– Хотела, чтобы я тоже могла ездить, а то, вдруг, ей выпить захочется, – соврала Диана первое, что пришло в голову. – Вообще-то, она любит выпить… – вдохновенно продолжила врать она.
– И где же вы пропадаете каждый день? – спросил её муж.
– По магазинам ходим, к моему конкурсу готовимся, – опять соврала Диана и решила выяснить, как же он узнал? – А ты нас видел, что ли, где-то? Даже не подошёл, – поджала она обиженно губки. – Постеснялся, что ли?
– Да нет, дорогая. Есть у тебя завистница, – многозначительно взглянул он на неё. – Позвонила тут как-то одна, голос молодой, красивый. Сказала, что у тебя любовник и что ты с ним уезжаешь каждый день на зелёной «Волге» после первой пары.
– Как? – опешила Диана. – К нам домой позвонила?
– Да. Хорошо, что я решил проверить сначала. Приехал к институту и посмотрел, с кем ты там после первой пары уезжаешь.
– Боже мой, – потрясённо смотрела на мужа Диана, вспомнив, в каком он был вчера смурном настроении. Что же он пережил? – Это тебе эта тварь позвонила тогда, а я даже не поняла, насколько тебе плохо… Прости меня. Найду, кто это сделал, придушу!
– Да ладно тебе, – взял её руки в свои Фирдаус. – Ты меня лучше с подругой познакомь. Хватит уже тайн. Подготовку к зачетам прогуливаете… Зачем? Хватит. Приводи её к нам.
***
Москва. Квартира Ивлева.
Загита, как героя летней эпопеи борьбы с пожарами, привлекли к профориентации молодёжи. Он уже несколько раз ездил выступать в школы, рассказывал детям о профессии пожарного и теперь появлялся во дворе в форме при полном параде не только рано утром, когда уезжал на дежурство или возвращался с него, но и днём, что, естественно, не укрылось от взгляда соседей.
Вот и сегодня он вернулся с общественного задания и понял, что опаздывает. Анна Аркадьевна попросила его сегодня помочь ей купить торшер в ближайшем магазине «Свет», он и тяжёлый для женщины, и громоздкий. Они договорились встретиться возле метро, когда она будет возвращаться с работы. Загит понял, что переодеться уже не успевает и решил так и идти в форме к ней на встречу. Уже собрался выйти из дома, как зазвонил телефон. Спрашивали Павла.
– У него лекция сегодня где-то у чёрта на куличках, – объяснил звонившему Загит. – Даже не знаю, когда он дома будет. Что-то передать? Давайте, я записку ему напишу.
– Это Павел Сатчан, – представился собеседник. – Это очень важно! Напишите ему, пожалуйста, что мы узнали, кто та девушка, Наташа. Пусть он мне сразу позвонит.
– Срочно позвонить Сатчану, он узнал, кто такая Наташа, – записал Загит, оставил записку на видном месте, дописав, что это Паше, и поспешил на встречу с Анной Аркадьевной.
А она уже ждала его. Он рассыпался перед ней в извинениях за своё опоздание. Она великодушно простила его, взяв под руку и мило улыбнулась. В таком виде они и столкнулись с Линой, соседкой Анны Аркадьевны. Сделали пару шагов и прыснули со смеху, вспоминая её ошарашенное лицо.
– Ох, и разговоров теперь будет! – подмигнул Анне Аркадьевне Загит.
А Лина, и в самом деле, была потрясена до глубины души. Как же так? – думала она. – Уже и порчу у самой лучшей бабки с меня сняли, а всё равно, какая-то старуха такого мужика прямо из-под носа увела!
***
Ионов отправил меня сегодня с лекцией на комбинат картофелепродуктов. Добираться к ним было очень неудобно, от метро далеко. Но меня там ждал сюрприз. Это оказалось то самое предприятие, где делали хрустящую картошку в пакетиках по десять копеек. Первые советские чипсы. Отбарабанив обязательную часть программы, аккуратно перешёл на возможное разнообразие такого простого продукта, как хрустящая картошка. Почему бы не расширить ассортимент, добавив к классической рецептуре различные вкусы? Есть же масса вариантов, с картошкой, практически всё сочетается. На вопрос из зала, кому, мол, это надо, ответил, что если на каждом предприятии мы будем думать о разнообразии выпускаемой продукции, то это только на пользу всем пойдёт. Вы сделаете побольше всего интересного, на другом заводе сделают также, и все в результате будут довольны, покупая продукцию друг друга.
С комбината я уехал с целой большой коробкой чипсов, судя по тому, что она была подозрительно лёгкой. Целая большая коробка чипсов! Нам столько не съесть! Или прикольнуться, пригласить гостей на день рождения и положить каждому по пачке чипсов вместо угощения? А потом уже вынести нормальную еду? Но нет, не стоит. Конечно, не все поймут такую шутку, ещё обидятся. Застолье в СССР по важному поводу – это святое, стол должен сразу ломиться от еды. А в девяностых мне и правда, как-то пришлось побывать на дне рождения, где у каждого гостя на тарелке лежала пачка этой самой хрустящей картошки, ещё на столе стоял обычный торт на всех, а было нас человек десять. Помню тогда свой шок, перед подобными мероприятиями же не обедали, чтобы хозяев не обидеть. И я тоже пришёл на голодный желудок, не учтя, что далеко не все вписались в рынок после краха СССР…
Принёс коробку домой и торжественно вручил вышедшей меня встречать жене. Но Галия меня даже не поцеловала. А вместо этого сунула мне под нос записку, где Сатчан просил ему срочно позвонить по поводу Наташи. Сразу сообразил, что это по поводу Свечкиной и, конечно, тут же ему набрал, попутно объясняя жене, что получил через редакцию одно провокационное письмо и мы всем миром сейчас с ним разбираемся. Галия, скрестив руки на груди, встала рядом и сверлила меня недобрым взглядом. Блин, не мог Пашка как-то иначе сформулировать, или это Загит, я его почерк узнал, неправильно записал? За такую записку некоторые жены могут со сковородкой мужа встретить, и вовсе не для того, чтобы картошечкой с сальцем угостить…
– Привет! – поздоровался я с ним. – Ну, что нового?
– Представляешь, это старая знакомая!
– Чья?
– Да многих. Пересекались пару раз на заводе «Полёт», – объяснил он и, чувствуя, что я не всё понял, добавил: – во время совещаний.
– О, как! – дошло до меня. – Интересный поворот.
– Ещё какой! – хохотнул Сатчан. – Так что имей ввиду, это явная подстава, – предупредил он меня, и мы попрощались.
– Больше никто не звонил? – улыбнувшись, спросил я уже упёршую руки в боки Галию. – Вася Баранов, например?
Он должен был сегодня попытаться встретиться со Свечкиной. Не стал ждать ответа и сам набрал Васе домой.
– Значит, слушай сюда, – обрадовался он моему звонку. – Поймал на взлёте, уже на чемодане и с билетом в руках.
– Даже так? И куда она собралась?
– В Гагры.
– В Гагры? Что она там забыла?
– Не знаю. Билет я ей аннулировал и велел Москву не покидать.
– Понятно… Что ничего не понятно.
– Короче, я, не я, хата не моя, письмо сама не писала, подруга и сиделица это делали, ей угрожали…
– Ну-ну… И кто угрожал?
– Некто Рашид, знакомый их заводского парторга, попросил её это сделать. Фамилию она его не знает. Правда, сказала, что ездит он на синих жигулях.
Рашид? Уж не Самедов ли? – сам поразился я своей неприятной догадке. Получается, вся эта подстава чисто под меня? Или, всё-таки, нашу компашку хотят через меня зацепить? Он же наш конкурент!
– Вась, а как фабрика называется, на которой она работает и парторг этот?
– Не знаю, просто – швейная фабрика. Она, видимо, решила, что все ее знать должны…
Ну, запросто может быть, что эта фабрика входит в группировку, что с нами конкурирует… Тогда, возможно, Самедов от ее лица пытается меня слить…
– А как выглядит этот Рашид, хоть есть информация?
– Толстенький, среднего роста, носит дорогие костюмы и красивые галстуки, брюнет. Лет тридцати.
Ага… похоже, точно Самедов… Я бы его сам так же описал, если бы кто спросил.
– Спасибо, Вась. Я твой должник, – сказал я и, попрощавшись, положил трубку.
Мещеряков телефон для связи оставлял. Надо ему сообщить всю новую информацию. Пусть фамилию Рашида он сам установит. Думаю, сможет на парторга надавить. Я не буду ему подсказывать. Не факт, что это все же конкурирующая группировка. Если это личная инициатива Самедова, то незачем всем знать, что весь этот сыр-бор может быть из-за личных счетов со мной. Он что, узнал, что я ему Прожектор в Верховном Совете завалил?
– Так ты мне ничего не хочешь сказать? – повысив голос, спросила Галия, потеряв терпение.
Блин! Прослушка кругом! Ха… А может, и пусть? Пусть слушают. Пусть записывают. Пусть к Самедову в гости идут… Ничего не жалко для дорогого друга!!!
– Дорогая, помнишь, твой отец письмо показывал, где бедная девушка жаловалась на домогательства одного большого начальника? Это и есть та самая Наташа. И всё это неправда. И Кожевникова из аппарата ЦК она никогда не видела, и уверен, даже не знает, как он выглядит.
– Как это? А зачем же она это всё написала? – с сомнением смотрела на меня жена.
– Найдём человека, который попросил её это сделать, и спросим, – улыбнулся я. – Мы уже знаем, что его зовут Рашид, ездит он на синих жигулях, и дружит с парторгом с работы этой Свечкиной Натальи Игоревны, которая живёт у чёрта на куличках, на улице, как её там, Красный Казанец. Я так понимаю, что это мой знакомый из МГУ, Рашид Самедов, первый секретарь комитета комсомола… Вернее, теперь он в Верховном Совете уже работает, не в МГУ… И я даже догадываюсь, почему он на меня зло затаил, и всю эту дутую историю с приставаниями придумал…
Гнев на лице Галии сменился недоумением. Что-то стала моя девочка уставать. Не на пользу ей работа.
– Где отец? – обнял я её. – Надо его успокоить, а то он сильно переживал из-за этой бедняжки. Никто её не то что пальцем не трогал, а даже не смотрел в её сторону.
– Он у Анны Аркадьевны, – ответила она, и улыбнулась первый раз за вечер. – Торшер ей новый подключает.
Взял пса и пошёл звонить Мещерякову с уличного автомата. Его перед прослушкой палить никак нельзя. Телефон оказался его домашний, пока мне его звали, подумал, что у него, видимо, есть кто-то дома постоянно и он звонит периодически, спрашивает, не искал ли кто его. А я уж думал, у него рация всегда с собой…
Выложил ему всё, и про попытку Наташки скрыться из Москвы, и про заказчика по имени Рашид, который дружит с парторгом с Наташкиной работы и разъезжает на синих жигулях.
– Тебе передали, что её опознали по твоим фотографиям как проститутку Наташку-неваляшку? – спросил Мещеряков.
– Нет, конечно, – усмехнулся я. – Как мне Сатчан это при жене и по телефону скажет?
***
Москва
В пятницу с самого утра Самедов позвонил в приёмную Кожевникова из телефона-автомата, чтобы донести ему свою трактовку происходящего. Хорошо, что он заранее подготовился и узнал телефон его секретарши.
Опытный секретарь категорически не хотела соединять Самедова с начальником, но, когда тот заявил, что против Кожевникова готовится грязная провокация, но говорить он об этом будет только с ним самим, сдалась и пошла докладывать о странном звонке руководителю. Тот, выслушав, решил поговорить с анонимом, и секретарь соединила их.
– Здравствуйте, Никита Богданович, – начал Самедов. – Прошу вас, выслушайте меня, я очень рискую, решив вас предупредить о готовящейся против вас в центральной прессе провокации.
– Кто вы? – спросил Кожевников.
– Я очень боюсь, позвольте мне не называть себя. Просто выслушайте. Молодой журналист газеты «Труд» Павел Ивлев готовит про вас материал компрометирующего характера, где представит вас пьяницей и любителем молоденьких девочек.
– Что?! – воскликнул Кожевников. – Какой вздор! Это я-то пьяница и любитель девочек!? Да что он о себе возомнил?!
Глава 3
Москва.
Утро пятницы хотел посвятить работе, съездить на автобазу, а потом в библиотеку. Вышел из дома, как обычно, и направился к метро. Не успел я дойти до пешеходного перехода, как мне преградил путь высокий мужчина в тёмном костюме, дублёнке, но без шапки. Накачанный такой блондин с мышцами буграми на скулах, как у культуриста.
– Павел Ивлев? – спросил он.
– Да, – ответил я, оглядываясь. Так… Чёрная Волга рядом на дороге, рядом стоял ещё один такой же молодчик в костюме и кожаной куртке с меховым воротником… Тоже мускулистый, только брюнет. Прямо, дежавю. Почти на этом же месте меня когда-то люди Межуева поджидали, чтобы к нему в машину засунуть на разговор… Не иначе, до Кожевникова уже информация о письме дошла.
– Вам надо проехать с нами, – показал незнакомец на Волгу и так и оставил руку, перекрывая мне пути отхода. Словно ждал, что я со всех ног рвану удирать. Ага, как же!
– Ну, надо, так надо, – согласился я и направился к машине. Тут же мне открыли заднюю дверь. Сзади никого не было. Значит, тут разговора не будет, а меня к нему отвезут.
Про то, что надо бы наведаться к Кожевникову, переговорить, я уже и сам думал. Останавливало меня два момента.
Первый – как это грамотно сделать. Позвонить и сказать, что хочу встретиться, потому что мне прислали письмо, в котором его обвиняют в приставании к молодой девушке? А вдруг неправильно поймет по телефону, решит, что я шантажировать его хочу? Отправит ко мне милицию, и буду потом в камере объяснять, что меня не так поняли…
Второй – я не хотел делать что-то настолько важное, пока не дождусь инструкций от Мещерякова. Раз уж вовлек его в эти дела…
Бравые ребята сели впереди, один за руль, второй на пассажирском сидении, а я с некоторым волнением разместился с удобством сзади. Оставалось надеяться, что большой босс человек вменяемый, и с ним можно нормально договориться. Интересно, а где у нас сидит Управление делами ЦК? Если на Старой площади, то как они меня проведут через охрану? Будут пропуск оформлять? Или он уже заказан? Паспорт будут просить предъявить, чтобы пропуск оформить?
Но всё оказалось гораздо проще, они заехали на внутреннюю территорию, куда их безропотно пропустили, а там мы с сотрудником в дублёнке беспрепятственно попали в здание. А второй остался в машине за рулём. Вместе с дублёнкой второго. Мне пальто скинуть не предложили… Вполне может быть потому, что планировалось, что уеду я отсюда не с ними, а на милицейской машине, уже в качестве задержанного…
– Журналист Ивлев, – представил меня строгой возрастной секретарше сопровождавший меня блондин, и она тут же доложила о моём прибытии начальнику. Я скинул на ближайший стул пальто, к ее изумлению. Не собираюсь беседовать с серьезным человеком, парясь на жаре в таком виде.
– Проходите, – кивнула секретарша, и блондин распахнул передо мной дверь. Они проводили меня в кабинет такими взглядами, какими провожают гроб с покойником в топку крематория. То, что силовик за мной не вошел, хотя ситуация была достаточно специфической, заставило меня безо всякой ностальгии вспомнить о лихих девяностых. Был у моего знакомого, очень серьезного аудитора, один случай, когда его вот также, уже на излете девяностых, впихнули в кабинет большого человека. И тоже госчиновника, хотя, на самом деле, банда его сына подмяла, не гнушаясь убийств, под себя десятки предприятий, а он ее крышевал в высоком кабинете. При его «приватном» разговоре с государевым человеком присутствовало аж двое охранников, хотя его туда зазвали вовсе не в таком статусе, как меня сейчас. Непростые времена, никто никому так не доверял, как сейчас.
Кабинет Кожевникова оказался похож на Стельмуховский, только мебель по-другому стояла, а в остальном всё очень похоже, дорого-богато и официально. Сколько же хозяев повидали эти кабинеты? Пришла в голову мысль, что вся эта казённая обезличенная роскошь должна напоминать сидящим в этих кабинетах чиновниках, что они здесь временно… Впрочем, может и нет. Не удивлюсь, если у них дома такая же обстановка, по крайней мере, в рабочем кабинете. Тогда они себя здесь вполне могут как дома чувствовать.
Кожевников оказался, ожидаемо, немолодым мужчиной под шестьдесят, с тяжёлым взглядом и тонкими губами. Седые остатки коротких волос предательски вились, делая его образ слегка небрежным.
– Доброе утро, Никита Богданович, – первым поздоровался я, сделав шаг вперёд.
– Доброе, – холодно ответил он, не предложив мне сесть.
Ничего страшного, я поставил свой портфель на стул передо мной, и молча стал ждать. Вроде бы и не нахальничаю, садясь без предложения это сделать, но и не стою покорно, как баран, позволяя хозяину кабинета полностью контролировать ситуацию. Нюанс, однако!
– Мне стало известно, что ты на меня материал паскудный готовишь, – уставился он мне прямо в глаза.
– Тот, кто пытался подставить меня и вас, Никита Богданович, так и задумал, вот только – полез я в портфель и достал письмо Свечкиной, – не думаете же вы, что я стал бы работать с непроверенными сведениями? Вы уважаемый советский руководитель, естественно, я не идиот сразу верить во всякую напраслину. Вот это письмо поступило на адрес редакции газеты «Труд» на моё имя, – протянул я ему конверт, и Кожевников тут же погрузился в чтение. Было видно, как гнев и ярость постепенно накрывают его, и я продолжил, увидев, что он дочитал. – Мы успели проверить письмо, и убедиться, что это фальшивка. Я лично встретился с автором этого письма, но сильно сомневаюсь, что она вам знакома. Вот, взгляните, – протянул я ему несколько фотографий Свечкиной. Он смахнул и письмо, и конверт, одним движением к себе в ящик стола.
– Первый раз её вижу, – раздражённо бросил он фотографии туда же, посмотрев на них секунд пять.
– Не сомневаюсь, Никита Богданович. Мы чуть-чуть не успели закончить наше расследование…
– Кто это мы?
– Я подключил милицию, – как о само собой разумеющемся ответил я. – И мы уже почти выяснили, кто организовал всё это. Нам только фамилию этого человека осталось узнать и его мотивы.
Кожевников сверлил меня взглядом, лицо его ничего не выражало, но пальцами он выстукивал нервную барабанную дробь. Затем кивнул на один из стульев за большим массивным столом для посетителей:
– Присаживайся!
С удовольствием сел, переставив портфель на соседний стул. С удовольствием – не потому, что устал, в моем возрасте стоять вот так без существенного дискомфорта можно часами. А потому, что мои ожидания оправдались, беспредельщиком Кожевников не был, и здравым аргументам вполне внимал.
– И кто в милиции моим делом занимается? – наконец, спросил он.
– Капитан Василий Баранов из сорок седьмого отделения милиции на Пятницкой, очень толковый специалист, и, что немаловажно, не болтун, другого я бы не привлекал, учитывая специфику. Никто, кроме него, в отделении не знает, чем он занимался. – ответил я, решив, что ни я, ни Вася, в данном случае, ничем не рискуем. А даже наоборот, можем получить шанс продемонстрировать Кожевникову, как мы рьяно боремся за его честь. Знакомство с такими людьми лишним не будет, главное, продемонстрировать, что с тобой можно иметь дело…
Он достал чистый лист бумаги и стал делать себе пометки.
– Никита Богданович, можно вопрос? – дождался я, пока он допишет, отложит ручку и поднимет на меня глаза, мол, слушаю. – А как вы узнали о том, что я якобы против вас что-то готовлю?
– Аноним позвонил, – ответил он.
– Понятно, – задумчиво ответил я. – Жалко, сразу бы тогда и узнали, кто это у нас такие комбинации крутит…
– Вы можете идти, Павел. Спасибо, что не стали пороть горячку, – протянул он мне в этот раз руку на прощанье.
Неплохо, если сравнить с тем, как начинался наш разговор, – подумал я, выходя из его кабинета.
Телефон на столе секретаря звякнул, она подняла трубку, и тут же протянула ее блондину. Тот выслушал что-то, и кивнул. Потом сопроводил меня до машины.
По дороге к машине анализировал состоявшуюся беседу. Хорошо, когда много прожил, и много повидал, очень непростой разговор я провел практически идеально. Так, теперь мне надо Васю предупредить. Позвонить ему из первого же автомата… Нет, лучше все же лично, уж слишком много нюансов.
– Отвезти вас на то же место? – дружелюбно спросил блондин, открывая для меня дверцу за водительским сиденьем.
– А можно подкинуть меня туда, куда я направлялся, когда мы встретились?
– Говорите адрес!
Назвал адрес в пяти минутах ходьбы от Васиного отделения. Туда уже ножками, пожалуй, доберусь, для лучшей конспирации.
Домчались с ветерком.
***
Москва. Квартира Эль Хажж.
Проводив мужа на работу, Диана стала собираться сама. Сегодня она хотела появиться в институте на консультации перед завтрашним экзаменом и поспрашивать аккуратно, кто мог ей домой звонить. А потом у неё встреча с капитаном Артамоновой. Когда она сказала ей вчера, что на площадь у трёх вокзалов они больше не поедут, Диана обрадовалась, решив, что они начнут опять ездить на стрельбы. Но, как оказалось, им предстояло приступить к занятиям по развитию памяти. Вчера на какой-то квартире Мария Юрьевна потестировала немного Диану, а потом рассказывала ей про внимание и какие бывают виды памяти. Это было скучно и совсем не интересно.
Мысли Дианы вернулись к происшествиям последней недели. Одна мысль беспрестанно мучила ее последний день, даже спать ей мешала. Как так получилось, что за короткое время её встречи с лучшей, как ей сказали разведчицей, засекли сразу столько людей? Сначала отец, потом какая-то сволочь, сующая нос не в свои дела, а потом и Фирдаус.
Когда молодого лейтенанта Портнова заменили на капитана Артамонову, Диана обрадовалась и поверила, что она серьёзный опытный разведчик. Но что-то тут не то… Для профессионала заметить слежку плёвое дело. А она слежку отца за ними не заметила. Кто такой отец по сравнению с ней? Дилетант, новичок, простофиля. А проследил и выяснил, всё, что ему было надо. Что же говорить тогда про профессиональных зарубежных контрразведчиков? У них и людей больше, и техники… Да они на раз-два просчитают и выследят любого.
И потом, – думала Диана, – Артамонова сама выбрала место для встречи возле института, и я ей доверилась, как профессионалу. И что из этого вышло? Меня и отец выследил, и какая-то зараза, что Фирдаусу позвонила… Получается, прав был брат? Небрежно работают комитетчики иногда… А если они точно так же со мной и за границей поступят? Приведут на хвосте вражескую контрразведку? Ну, попаду я в руки чужой контрразведки, а им от этого ни холодно, ни жарко.
Вот, выследил бы меня вчера муж до той квартиры, ворвался внутрь, и как бы я отбрёхивалась? Там же с первого взгляда видно, что квартира нежилая… И совсем страшненькая для того, чтобы в ней жила такая красавица, разъезжающая на собственной Волге. А Артамоновой что? Подумаешь, агент чуть не развёлся… И не развелся исключительно в том случае, если бы Фирдаус нормально воспринял ее сотрудничество с КГБ, что далеко не факт, – с досадой думала Диана. – Хотя, конечно, я сама дура!.. Отец уже поймал, а я всё садилась в эту чёртову «Волгу» в том же месте, в то же время… Это уже моя вина. Получается, вина Артамоновой в том, что меня отец спалил, а во всем, что после этого произошло, это уже я сама виновата. Мозг надо было использовать…
Как мне научиться осторожности и не сесть в тюрьму? Если в безопасном СССР уже такие проколы раз за разом, то на что мне рассчитывать за границей, где играют на другом уровне? Поедем с Фирдаусом в Европу скоро, надо ко всему этому очень серьёзно относиться, чтобы в тюрьму не попасть. Надо учиться конспирации и вниманию, чёрт бы его побрал. Артамонова вчера про внимание рассказывала… Кто бы её ещё слушал, – с сожалением призналась сама себе Диана. – Надо её попросить ещё раз повторить. И припомнить все, что брат рассказал. И надо также вспоминать всё, чем со мной старый взломщик поделился. Ох! Что Андреич говорил, самое важное? Всегда надо сначала думать, потом говорить… И ведь верно! Ну кто вот меня за язык тянул после приезда из Италии?! Зачем надо было рассказывать этому летёхе Портнову, что я мафиози в Италии подстрелила? Если бы подумала сперва, чем мне это грозит, то промолчала бы и сейчас жила спокойно.
Всё! С этой минуты только так. Сначала думаю о последствиях сказанного, потом говорю, – твёрдо решила Диана.
***
Москва. Лубянка.
На совещании с подчинёнными полковник Воронин выслушал доклад капитана Румянцева о том, что подполковника ГРУ Гончарова знакомые характеризуют положительно. Установить факты его общения с агентом «Скворец» в приватной ситуации не удалось. Однозначно встречался с ней на различных мероприятиях в квартире Ивлева, но всегда при скоплении людей.
Майор Муравьёв также доложил, что прослушка в квартире Эль Хажж до сих пор не установлена.
– Технарям надо часа два минимум, – развёл он руками, – а лучше больше.
– Ну так придумайте что-нибудь! – с досадой ответил Воронин. – Неужели так трудно их из дома гарантированно выманить?
– «Скворца» я беру на себя, – тут же отреагировала капитан Артамонова.
– И по подполковнику ГРУ, – продолжал полковник, – устройте ему «случайную» встречу со «Скворцом» и посмотрите, как они будут реагировать друг на друга. В особенности, меня интересует выражение лица «Скворца», ясно, что по морде подполковника ГРУ мы вряд ли что сможем понять. А вот она молодая, неопытная, импульсивная, если он ей столько всего специфического рассказал о нашей деятельности, то она точно продемонстрирует определённые эмоции в присутствии Марии Юрьевны. Она же ничего ей не сказала об этом, значит, будет чувство вины, страх… Узнайте где он бывает, привезите туда «Скворца». Первый раз, что ли?
– Это наружку надо за ним пускать, – с сомнением проговорил Румянцев.
– Значит, пустите наружку. Там надо-то несколько дней всего потоптаться, узнать, где он обедает, да куда после службы идёт, чтобы точно с ним пересечься…
***
Москва. Обувная фабрика «Красная Заря».
– Иван Сергеевич! – ворвался к директору фабрики главный инженер Маркин. – Беда!
– Не пугайте так, Михаил Дмитриевич, что случилось? – испуганно приподнялся из-за стола Серов.
– По фабрике слухи ходят, – округлив глаза, плюхнулся за стол для заседаний Маркин, – что фабрикой органы интересуются!
– Правда, что ли? – побледнел директор. – Какие?
– Не знаю.
– Так а с чего ты это тогда взял?
– Парторг сказал, что к нему из Гагаринского райкома заходили насчёт вас, интересовались, кто вы? Откуда? Где раньше работали? С кем дружите? Кто за вами стоит и всё такое… И в отдел кадров заходили, спрашивали про вашу трудовую книжку и работал ли у нас когда-нибудь Ивлев?
– Это Павел, что ли? – удивлённо посмотрел на главного инженера Серов. – Он же Ивлев?.. А в отдел кадров эти же из Гагаринского райкома заходили?
– Не знаю.
– А что ты, вообще, знаешь, Михаил Дмитриевич? – психанул Серов. – Прибежал! Хватай мешки, поезд отходит!.. Нет, чтоб информацию собрать. С чем мне сейчас к начальству ехать прикажешь? Выясни всё! Кто это был, что, конкретно, спрашивал, чем интересовался? И побыстрее. Чтобы я к нам в райком до конца дня успел.
***
Васи на месте не оказалось. Простоял неподалеку от отделения минут двадцать и решил больше не ждать. Буду ему позванивать раз в полчаса… А то дела сами себя не сделают…
Потом поехал на автобазу. Савельев встретил меня чуть ли не с радостными объятиями.
– Здравствуйте, здравствуйте, Руслан Сергеевич, – улыбнулся я, глядя на такой тёплый приём. – Смотрю, у вас настроение хорошее… Как дела?
– Отлично. Главмосавтотранс очень помог, у нас сейчас все работает, как часы. Водители рассказывают, что в некоторых местах к их приезду уже груз на улице ждёт и бригада грузчиков.
– О как, – поразился я. – Могут же, когда хотят.
– Двоих переучить так и не получилось, ну так мы просто отказались туда ездить, да и всё… А еще к нам опять министр автодорог приезжал, – похвастался вдруг он. – Спрашивал, как эксперимент проходит? Говорит, что у себя на больших стройках хочет тоже порядок навести, а то, понимаешь, гоняют целую машину за ящиком гвоздей.
– Дурной пример заразителен, – рассмеялся я.
Пришёл Яковлев, смещённый в замы бывший директор. Настроение у него было получше, уже не смотрел на нас всех обиженным волком. Дошло, видимо, что сам во всем виноват. Вон, Савельев начал внедрять мои идеи, и сразу какая движуха пошла. Обсудил с ними текущие дела, поинтересовался, есть ли какие проблемы, нужна ли какая-то помощь.
Всё у них под контролем, молодцы мужики. Поняли, что все вопросы решаемы и не тянут кота за хвост, в случае чего. Приятно работать… Не то, что на обувной фабрике главный инженер, что не предложу, всё с кривой миной встречает. Хотя, может быть, если с ним провести воспитательную работу, как с Яковлевым, тоже сможет так же перестроиться?
Попрощался с ними и отправился в библиотеку. Мысли всякие полезли дурацкие в голову. Конечно, у наших диспетчеров прибавилось работы, им надо теперь держать предприятия в тонусе, сообщать, когда наши машины у них будут. Но и предприятия только для нас дают зелёный свет по указке Главмосавтотранса и своих министерств. А остальных, небось, ещё дольше грузят, из-за того, что грузчики не работают, а нас ждут, как на пит-стопе «Формулы-1». Получается, так-то, вроде, эксперимент удачный, а в целом – опять показуха и профанация…
***
Москва. Горный институт.
Придя в институт, Диана начала прощупывать всех девушек группы. Очень уж ей хотелось найти ту сволочь, что мужу позвонила… Она подходила ко всем по очереди и, вежливо улыбаясь, заговаривала на отвлечённую тему, наблюдая за реакцией собеседниц. Диана решила, что звонившая должна чувствовать себя перед ней виноватой, и как-то это проявит. Её учили, как поймать человека на лжи и какие признаки у чувства вины. Но никто из девчонок не проявил таких признаков. И Диана в полном недоумении уже начала подумывать о расширении круга поисков.
Они уже расходились после консультации, и Диана с досадой подумала, что, получается, зря сегодня приехала, сдавать завтра экзамен вместе с группой она не собиралась. Для этого у нее отец-доцент есть. Но тут к ней подошла Света Виноградова.
– О, Диан, забыла спросить, а Зойка успела тебе перчатку отдать?
– Какую перчатку? – не поняла вопроса Диана и вытащила обе перчатки из сумки.
– А, ну вот же! Обе у тебя. Значит, отдала, – уверенно ответила Света.
– Постой, постой, – ласково улыбнулась Диана, чтобы не спугнуть однокурсницу. – Это в среду, что ли?
– Ну, да. Она бегала, номер твой искала, чтобы ты перчатку оставшуюся не выбросила.
– Да, да, вернула, – задумчиво проговорила Диана и немного отстала от Виноградовой.
Значит, Малюгина, – подумала она. – Вот ты и попалась, сучка!
***
Москва. Отделение милиции № 47.
Василий вернулся со Швейной фабрики, которую Свечкина гордо звала заводом. Парторг запирался недолго и выдал и фамилию Рашида и его рабочий и домашний телефоны. Стоило только припугнуть, что Рашид, заигравшись с законом, может утянуть его за собой лет так на десять деревья валить… Потом осталось только парторга предупредить, что Рашиду говорить об этом разговоре не надо, чтобы не стать в глазах закона соучастником.
– Он-то сбежит, а нам же кого-то все равно посадить надо будет, так ведь? – ласково сказал он парторгу, и тот понимающе закивал. Вася ему поверил.
Только зашел в отделение, а там его уже ждут.
– Баранов! Зайди ко мне! – сведя брови к переносице, потребовал начальник отделения подполковник Сауляк. – Где тебя носит полдня? Тебя на Старую площадь срочно вызывают! Зачем ты там понадобился?
– Не могу знать, – ответил капитан, но сам прекрасно понял, что происходит. Отбрехавшись от расспросов, и пообещав рассказать по приезду, в чем дело, взяв из рук подполковника записку с фамилией ожидающего его срочно чиновника на Старой площади, пошёл к себе в кабинет за объяснением Свечкиной, что взял с неё вчера.
Не с пустыми же руками идти к такому человеку, – хмыкнул он про себя.
Немного неожиданно, конечно, но не так уж совсем чтобы. Раз там про него узнали, значит, Пашка про него сказал. Ивлев его ни разу не подводил, вряд ли и в этот раз будет иначе… Пацан-пацаном, а точно поумнее и его будет, и полковника Сауляка. Вот как так???
Пришлось немного посидеть в приёмной, пока строгая секретарша не пригласила его пройти в кабинет к своему начальнику. Всё время ожидания Вася ловил на себе её удивлённые взгляды и посмеивался про себя. Кто бы что бы не говорил, а пользы от его внешности много. Вот и сейчас, стоило ему войти в кабинет Кожевникова, как все приготовленные тем заранее слова улетучились у партийного чиновника из головы, и Вася взял слово первым.
– Здравствуйте, Никита Богданович, я капитан Баранов. Вызывали?
– Проходи, капитан, – встал из-за стола Кожевников и протянул ему руку. – Как моё дело продвигается?
– Да, собственно, всё уже выяснили, ознакомьтесь, – улыбнулся капитан, положил на стол объяснение Свечкиной и стал терпеливо ждать, пока тот прочитает. Когда Кожевников поднял голову, продолжил. – Встречался сегодня с парторгом фабрики, где трудится эта Свечкина, товарищем Шапошниковым, вот его объяснение по поводу личности этого Рашида и самой Свечкиной.
– Так! – отбросил в сторону Кожевников объяснение Свечкиной и принялся читать объяснение Шапошникова. На лице его отразилась гримаса отвращения, то и дело играли желваки.
– Никита Богданович, это статья, – продолжил капитан, дав Кожевникову время ознакомиться со вторым документом. – Мне, всё равно, через начальство пришлось бы выяснять, что мне с этим всем дальше делать?
– Ничего не делать, капитан, – резко ответил Кожевников и сгрёб к себе в стол оба объяснения. – Всё понятно?
– Так точно, – с готовностью кивнул Вася.
– Благодарю за службу, – встал Кожевников и протянул ему руку.
Глава 4
***
Москва.
После консультации Диана вышла из института, дошла до конца здания и увидела зелёную Волгу с Артамоновой на привычном месте. Сидит, даже по сторонам не смотрит, – с досадой отметила про себя Диана. – Надо с ней серьёзно поговорить.
Приехав на конспиративную квартиру, Диана села, как всегда, за стол и дождалась, пока капитан Артамонова присядет напротив.
– Ну что, – сказала Диана, глядя на капитана КГБ, – экзамен на конспирацию мы провалили. Мой муж нас выследил.
– Как? – удивилась та.
– Как выяснилось, это было совсем нетрудно, – ехидно ответила Диана. – Мы несколько недель подряд останавливаемся на одном и том же месте, с видом из окон моего института. И в одно и то же время уезжаем. Одна из моих сокурсниц выследила нас, но, к счастью, не разглядела, что вы девушка. Решила, что за мной на дорогой тачке приезжает любовник. И позвонила моему мужу, сообщив об этом. А он уже устроил слежку, она сказала, где и когда меня можно найти садящейся в эту самую Волгу…
Артамонова опершись на локти, обхватила голову руками, впрочем, сохраняя при этом нейтральное выражение лица. Вот это выдержка! – восхитилась Диана.
– Как он отреагировал? – спокойным голосом спросила Мария Юрьевна.
– Много вопросов задавал… Нам повезло, он решил, что я с подругой сбегаю с занятий.
Артамонова сразу выпрямилась и расслабила шею. Вот так, значит, у нее выглядит огромное облегчение, – с сарказмом подумала Диана.
– А вопросы какие задавал? – спросила Артамонова.
– Почему я подружку от него прячу? – ответила Диана, уставившись ей в глаза. – Требует, чтобы я вас познакомила.
– Что? – Артамонова удивлённо подняла брови вверх. – Вообще-то у нас это не принято… Мы работаем только с тобой…
– Ну, сами смотрите… Только боюсь, если мы это не сделаем, он может насторожиться. Был полон энтузиазма по этому поводу!
– Мне надо согласовать это с начальством, – ответила Мария Юрьевна со слегка озадаченным видом. – Ладно… На чём мы вчера остановились?
– На внимании, – широко улыбаясь, подсказала ей Диана.
***
Москва. Кабинет второго секретаря Гагаринского райкома КПСС.
– Вызывал, Герман Владленович? – зашёл в кабинет к Володину Гончарук.
– Проходи, Иван Николаевич, – показал ему на стул Володин. – Слушай, у тебя же в отделе есть толковые люди? Смогут аккуратно информацию об Ивлеве по месту жительства собрать? Как живёт? На что живёт? Чем живёт? С кем живёт? Любая информация может пригодиться.
– Ну а на обувной фабрике, что, ничего не нарыли?
– Вот именно, что ничего. Не работал там никогда и не устраивается на работу. Словно призрак…
– А что, у нас в органах некому заняться проверкой по месту жительства? – недовольно спросил Гончарук.
– Есть кому. Но сам понимаешь, дело это затратное. Заряжать такую процедуру есть смысл, когда наверняка есть повод. А мы в этом пока до конца не уверены. Представляешь, как над нами будет всё местное отделение смеяться, когда окажется, что мы отвалили кучу денег за сведения о простом студенте?
– Ладно, я понял, – неохотно согласился Гончарук. – Отправлю Димку Некрасова. Этот в любую дыру без мыла пролезет.
***
Москва. Отделение милиции № 47.
Василий вернулся со Старой площади в прекрасном настроении. Всё-таки он не ошибся в Павле, получить благодарность, пусть и устную, от такого человека дорогого стоит.
– Баранов, зайди ко мне, – услышал он почти сразу голос начальника отделения подполковника Сауляка. Тот, словно материализовавшийся призрак, открыл его дверь через пару секунд после того, как он зашел в кабинет. Хотя, когда капитан заходил к себе, никого в коридоре не было. Или Вася настолько погрузился в свои мысли, что прошло больше, чем пару секунд?
Ну, понятно, поджидал, когда он вернется! Пришлось идти вслед за начальником в его кабинет. Как только Вася, войдя внутрь, прикрыл дверь, тот требовательно спросил:
– Ну и чего от тебя хотели?
– К сожалению, Андрей Михайлович, не могу вам сказать, – едва сдерживая дерзкую улыбку, ответил Василий, – мне строго-настрого запретили рассказывать о цели вызова и состоявшейся беседе. Но, если вы настаиваете, позвольте мне сделать один звонок по оставленному номеру для связи, разрешения спросить?
– Это не обязательно, – ответил Сауляк после непродолжительной паузы, и пристально посмотрел капитану в глаза.
Василий тут же демонстративно вытянулся по стойке «смирно», чтобы не злить начальника. Но когда вышел из его кабинета, дал волю чувствам и улыбнулся от души. Подполковник попил у него крови изрядно в предшествующие месяцы… Зануда и формалист, какого еще поискать, да еще и испытывает откровенное удовольствие, демонстрируя власть над подчиненными… Тем приятнее было видеть, как он сдает назад, испугавшись гнева высокопоставленного чиновника. Как там Пашка назвал Кожевникова, кремлевский небожитель? Метко! Главное, чтобы не прилипло к языку и не ляпнуть где не надо… Ибо чревато проблемами, если стуканут…
***
Москва. Старая площадь.
– Татьяна Васильевна, зайдите ко мне, – вызвал Кожевников к себе помощницу, и она тут же пулей влетела к нему в кабинет и села за стол, приготовившись записывать. – Вот, Татьяна Васильевна, а вы молодёжь нашу ругали, – глядя на бумаги, полученные от журналиста и капитана Баранова, – с удовлетворённым видом проговорил он. – Смотрите, какую работу провели, с самого начала правильно оценили ситуацию, грамотно отработали, и, обратите внимание, никто их не заставлял, всё по собственной инициативе. Еще что важно, не растрезвонили налево и направо про всю эту грязь, иначе мне бы уже давно звонили «товарищи» с фальшивым сочувствием…
Соберите мне всю информацию по Самедову Рашиду… Что тут у нас этот капитан накопал? Плотного телосложения, среднего роста, носит дорогие костюмы и красивые галстуки, брюнет. Лет тридцать – тридцать пять. Ездит на синих жигулях. Работает в МГУ по линии комсомола… Молодец, много капитан нарыл, – задумчиво посмотрел на помощницу Кожевников. – Толковый парень. И что меня больше всего подкупает, он всю эту работу по просьбе друга проделал, а не потому, что начальство велело. Докопался до истины, но не стал болтать, и начальству не доложил, чтобы поощрило… Побольше бы таких людей, глядишь, и мир стал бы чище и лучше. Надо способствовать карьерному росту таких сотрудников. Пора ему стать майором, вы не находите, Татьяна Васильевна?
Помощница кивнула, не отрываясь от записей. Ритуал общения у них был давно отработан, лишней болтовни шеф не любил, но в минимальной обратной связи все же нуждался. Редко-редко, но она все же высказывалась, но только в том случае, когда имела возражения. Кожевников умел строить стратегические комбинации, но память и его, бывало, подводила, и вот тогда помощнице и приходилось напоминать о подводных камнях, о которых он позабыл.
– Вот и славно! Соедините меня минут через пятнадцать с генералом Улиткиным из кадров…
Помощница кивнула.
– А по этому Рашиду… как узнаете должность, мне доложить, и копать дальше. Кто его туда рекомендовал, с кем дружит… Кто его мог задействовать против меня, с какой целью… нужны все расклады, потом детальнее обсудим…
***
Москва. Квартира Эль Хажж.
Аиша готовилась к очередному экзамену, когда зазвонил телефон. Трубку побыстрее взял Фирдаус, чтобы трели телефона не отвлекали родственницу от занятий.
– Здравствуйте, можно Аишу Аль-Багдади? – вежливо попросил женский голос. Фирдаус поинтересовался, кто её спрашивает. – Это из редакции радиопередачи для старшеклассников «Ровесники», редактор Татьяна Богданова. Мы готовим сюжет про Ливан. В отделе по работе с иностранными студентами МГУ нам очень рекомендовали Аишу как положительную и ответственную студентку. Мы хотели бы пригласить её выступить в нашей программе.
– Немного неожиданно, – удивился такому предложению Фирдаус. – У неё сейчас сессия, экзамены…
– О, это совсем ненадолго, – поспешила уверить его собеседница. – Мы можем подстроиться под её график, это же будет запись, а не прямой эфир.
– Ну, думаю, она не будет против, – не очень уверенно ответил Фирдаус.
– Скажите, пожалуйста, а как у неё с русским? Ей нужен переводчик?
– Нет, не нужен. Я сам могу её подстраховать, – тут же ответил Фирдаус, решив, что будет лучше, если он лично будет сопровождать Аишу на этом мероприятии. В конце концов, он же единственный мужчина из семьи в СССР. – Подождите минутку, пожалуйста, – попросил он, и, положив трубку рядом с аппаратом, постучался в комнату племянницы.
– Аиша, в МГУ решили, что ты лучший кандидат для выступления по радио, – заглянув к ней в комнату, произнёс он.
– Какое ещё выступление? – ошарашенно посмотрела она на него. – Какое ещё радио? Зачем?
– В МГУ так решили, – развёл руками Фирдаус. – Я бы не отказывался. Это программа для школьников, «Ровесники» называется. Им нужен сюжет про Ливан. Что мы с тобой про свою родину не расскажем? Пусть тут знают, какая у нас чудесная страна!
– Так ты со мной пойдёшь? – оживилась Аиша.
– Сказал, что тебе переводчик нужен, – подмигнул он ей.
– Хорошо, – улыбнулась она и Фирдаус вернулся к телефону.
***
Москва. У дома Ивлевых.
С тех пор, как Роман Малинин по прозвищу Малина устроился с помощью соседа работать на завод, свободного времени у него стало совсем мало. Руководитель их агитбригады Серёга Белый поступил учиться с этого года в институт на вечернее и только изредка мог появляться на репетициях, но в выступлениях помогал и страховал на случай, если кто-то не мог участвовать. Вместо него руководство разросшимся коллективом пришлось взять на себя Малине, как самому старшему и другу Белого. Они уже дважды становились лауреатами городского конкурса агитбригад. Эти победы и выступления на обеих территориях ЗИЛа сделали Малину узнаваемым лицом среди заводчан. Роман наслаждался известностью, но у него и мысли не было расслабиться и вновь пойти по кривой дорожке. Власть над умами зрителей казалась ему намного интересней, чем попойки в сомнительных компаниях, которые когда-то закономерно привели его в тюрьму…
Обдумывая очередной мини-спектакль, Малина надел бушлат и вышел во двор покурить. Погружённый в свои мысли, он сел, сгорбившись на лавке у подъезда, и не сразу обратил внимания на слонявшегося во дворе мужичка. Зато тот, приметив его, неспешно направился в его сторону.
– Здорово, – сел он на лавке напротив Малины, но не дождался от него ничего, кроме сдержанного кивка. – Вот времена настали, трудовому человеку и отдохнуть негде, – при этих словах незнакомец специально повернулся боком, чтобы продемонстрировать Малинину бутылку, торчащую из кармана телогрейки.
Это ты-то рабочий человек? – усмехнулся про себя Малина, оглядев его нарочито простоватый образ и заметив на незнакомце дорогие импортные сапоги.
Ментов и Комитет Малина определял ещё на подходе, у него за годы, когда он был не в ладах с законом, выработался нюх на них. Но этот хлыщ был, явно, из другой когорты и вел себя очень подозрительно. Как бы не наводчик, ищущий, кого бандитам обнести в их доме… Роман мог бы уже уйти домой, у него дома брать было особо нечего, но чувство ответственности за соседей его остановило, и он остался сидеть, изобразив перед незнакомцем интерес к его предложению. Хотя, не только чувство ответственности, но и забота о себе самом. По-любому, если кого-то в доме грабанут, то менты первым делом к нему заявятся… И попробуют ограбление на бывшего уголовника повесить, чтобы побыстрее поставить галочку, что дело раскрыто.
– Димас, – протянул хлыщ Малине руку, пересел к нему на лавку, откупорил бутылку водки и предложил Малине.
Они познакомились, Малина сделал полглотка для виду и вернул бутылку Димасу, а тот начал травить анекдоты, попутно предлагая проходящим мимо соседям присоединиться к их компании.
Когда его посылали на хутор бабочек ловить или молча игнорировали, он кривил рожу, вроде, передразнивал, и попутно спрашивал у Малины, кто же это здесь у вас такой умный?
Малина, не будь дураком, делал вид, что мало с кем знаком. Но обратил внимание, что, когда мимо проходили люди из третьего подъезда, расспросы Димаса явно активизировались.
Удивившись про себя этому факту, Малина начал подыгрывать собеседнику, изображая из себя недалекого работягу, и очень быстро выяснилось, что того интересует конкретная семья из третьего подъезда, и человек из нее… Очень важный конкретно для него человек, который очень ему помог. Осознав это, Малина решил остаться с Димасом до конца и выяснить, по возможности, что ему надо?
***
Москва. Отделение милиции № 47.
Звонок из Главка застал подполковника Саулюка врасплох. Услышав голос начальника на том конце провода, подполковник инстинктивно вытянулся. Выслушав поток ругани, он понял, что в Главке стало известно о вызове Баранова на Старую площадь.
– Почему у меня на столе до сих пор не лежит твой доклад? – ругался генерал. – Что у вас там происходит? Зачем твой капитан ездил на Старую площадь? Что он там делает, вообще, в обход меня?
– Не могу знать, товарищ генерал, – виновато начал оправдываться Сауляк. – Капитану Баранову запретили распространяться о цели его поездки туда.
– Распустил подчинённых! – перешёл на повышенные тона генерал. – Сами собой уже командуют! Кто из вас начальник?! Не знаешь, чем у тебя капитаны занимаются!..
Разнос длился еще долго, но главное, что генерал так и не решился отдать приказ надавить на Баранова, чтобы разузнать подробности его визита в Кремль. Значит, и он поступил правильно, что отступился! – с облегчением подумал Сауляк. А гневные крики… Тоже мне, новость…
***
Москва. Лубянка.
Получив очередной рапорт о прослушке квартиры Ивлева, полковник Воронин без особого энтузиазма приступил к его изучению, откровенно не желая штудировать бесконечные разговоры женщин о том, как покакал или срыгнул один из близнецов. Но в какой-то момент лицо его вытянулось от удивления. Он так и продолжил читать, подняв брови и нервно посмеиваясь.
– Ничего себе! Какие страсти! – собрал он листы протокола и поспешил к руководству. – Николай Алексеевич. Разрешите? – вошёл он в кабинет зампреда Вавилова после разрешения его секретаря.
– Глаза так горят, Павел Евгеньевич, как будто шпионскую сеть выявил, – усмехнулся тот.
– Нет, но тут такое… – покачал головой Воронин и положил рапорт перед Вавиловым.
– Это что?
– Прослушка квартиры Ивлева. С третьего листа читайте.
Вавилов углубился в чтение и вскоре начал покачивать головой, поджав губы, чтобы не смеяться.
– Ну надо же, какой же идиот этот Самедов! – наконец проговорил он. – Какой идиот… Я Кожевникова лично знаю. Это матерый волк. Он таких Самедовых, как овец, может десятками душить…
– Но Ивлев как красиво ситуацию отработал! – заметил Воронин.
– Что и требовалось доказать. Талантливый человек во всём талантлив, – уверенно собрал листы рапорта Вавилов, вручил их Воронину и, когда их глаза встретились, они оба улыбнулись.
Как и ожидал полковник, он получил указания проверить все факты и доложить. Отлично! Еще одно личное поручение от зампреда, его генеральские погоны все ближе и ближе… Да еще, что приятно, поручение, по которому, похоже, все основные факты уже выявлены, и отчитаться будет достаточно легко…
Вернувшись к себе, полковник застал у своего кабинета капитана Артамонову.
– Что случилось, Маш? – запустил он её в кабинет и прикрыл за собой дверь. – Попробую отгадать, опять наш «Скворец» что-то учудил?
– Все верно. Только не она сама. Её муж. Он следил за ней и видел, как мы уезжаем на занятия от института…
– Начинается, – недовольно проговорил полковник. – Сколько хороших агентов из-за своих супругов погорело.
– Он решил, что мы подружки, вместе подготовку к экзаменам прогуливаем, – поспешила успокоить его Артамонова. – Требует познакомить его со мной.
– Да? Только этого не хватало.
– «Скворец» считает, что игнорировать его просьбу нельзя, он может насторожиться.
– Понятно, – ответил полковник и забарабанил пальцами по столу. – Знаешь, а и ладно… Во-первых, поддержим агента, покажем ему, что мир в его семье нам важен. А во-вторых! Ты войдёшь в их круг. Познакомишься с мужем, прощупаешь на предмет отношения к СССР, к социализму и посмотришь изнутри на их отношения со «Скворцом»… Составишь личное впечатление об этом Фирдаусе, кто его знает, может, из него тоже получится агент… Но главное – убедись, что он ни на кого не работает!
***
В библиотеке просидел часов до пяти, больше не выдержал мой голодный желудок, и я поехал домой. Дома меня встретила мама и поставила мне ужин на стол, а жены ещё не было дома. Ахмада тоже. Заглянул в спальню, Ирина Леонидовна на пару с Загитом занимались с мальчишками физкультурой на нашей большой кровати. Пока переоделся в детской и принёс костюм в спальню на вешалку повесить, уже пришла мама с двумя бутылочками. Дети набросились на кашку.
– Завтра нам четыре месяца, – заметил я, глядя, с каким аппетитом они опустошают свои бутылочки.
Андрюшка вцепился в свою двумя руками, и когда мама попыталась её отобрать, чтобы поднять повыше, а то с остатками уже воздух сосёт, а не кашу, он так и не отдал.
– Это ладно, они ещё и ногами могут бутылку обнять, – сказал Загит в ответ на мой смех. – Прямо как обезьянки…
– Иди сам ужинай, пока не остыло, – отправила меня мама на кухню.
Поужинать я успел, а чай только налил, как в дверь позвонили. На пороге стоял Роман Малинин, старый знакомый из первого подъезда.
– Здорово, – явно стесняясь, проговорил он. – Выйди на минутку.
Встали с ним в подъезде под окном, спустившись на один лестничный пролёт.
– Привет. Что случилось? – напрягся я. Он не выглядел, как человек, собирающийся похвастаться чем-то хорошим в своей жизни.
– Сегодня какой-то хмырь лощёный, – тихо заговорил он, – прикинулся алкашом и целый вечер у нас во дворе просидел.
– Что за хмырь? – не понял я. – Нафига?
– По твою душу, – многозначительно посмотрел он на меня.
– Это точно?
– Уверен.
– И что ему надо было?
– Всё. С кем живёшь? Как живёшь? Что ешь? Что пьёшь?
– Что за ерунда? А как он выглядел? – подумал я о Самедове.
– Да обычный, – пожал плечами Малина. – Ростом во, – показал он мне до уха.
– Русский?
– Кто ж его знает?
– Ну, не узбек?
– Не, русский, – уверенно ответил он.
– Что ж такое? Блин…
– Мы сначала у моего подъезда сидели. Потом к вашему перебрались. Этот Димас в твоего соседа сверху вцепился, но этот боров на удивление быстро поплыл, ничего такого ему сказать не успел. Уже хорошо поддатый вышел…
– В смысле, поплыл? Набрался? – напрягся я. – Это он меня сейчас опять зальёт? Блин!.. Димас, значит…
– Димас, – подтвердил Малина.
– Спасибо, дружище. С меня причитается.
– В расчёте! – ответил он и протянул мне руку. Мы попрощались, и он пошёл вниз по лестнице.
А я, несмотря на тревожные новости, решил навестить Игоря, соседа сверху. Очередной потоп мне сейчас совершенно ни к чему. Такой ремонт гробить нельзя!!!
***
Москва.
После того, как двое из соседей предупредили Григория об интересе Комитета к его персоне, его жизнь опять превратилась в детективный боевик, проснулось чутье на опасность. Он пытался понять, что вокруг него происходит, кто и в какую игру с ним играет. Противостояние Комитета и ГРУ уже стало притчей во языцех, но подполковник никогда не думал, что сам когда-нибудь окажется между молотом и наковальней. Тут главное, вовремя уйти из-под удара. А это можно сделать, только подключив начальство. А как его подключить, не подставив друзей? Стоит только ГРУ вступиться за своего сотрудника, как в КГБ поймут, что кто-то из тех, с кем они говорили, его предупредил… А если они говорили только с Николаем и Павлом? У обоих однозначно начнутся неприятности по комитетской линии… Так что уже несколько дней Григорий рассматривал варианты, как доложить начальству красиво и деликатно, не навлекая неприятности на своих друзей, но ничего не придумывалось.
Когда по дороге домой он, проверившись несколько раз, засёк топтуна, то, с одной стороны, был очень неприятно поражён: получается, дело-то уже приняло серьёзный оборот. А с другой стороны, обрадовался: вот он его шанс самому «узнать» о внимании к нему со стороны Комитета!
***
Глава 5
***
Москва.
Изменив привычный маршрут, Григорий петлял и навязывал сопровождению свой темп. За счет этой стратегии вычислил ещё одного сотрудника на противоположной стороне улицы, и выбрав между двумя топтунами того, кто помоложе, заманил его в подворотню. Спрятался за углом, дождался, когда он прибежит, потеряв его из виду, выскочил, специально грубо прижал к стене лицом, заломив руку.
– Ну что, давай, рассказывай, зачем за мной следил? Молчишь? Ну-ка проверю, что у тебя там в карманах!
Григорий прекрасно знал, где искать удостоверение, и ловко вытащил его из-за пазухи топтуна.
– Так, и кто ты у нас? – взял в руку протянутые корочки Григорий. – Ого! Младший лейтенант Комитета государственной безопасности СССР Кулаков Илья Степанович, – специально вслух прочёл он, после чего выпустил схваченного парня из захвата.
Тот развернулся к нему лицом, и молча потирал руку, болезненно морщась. Непонятно было, правда, больше ему было стыдно или больно.
Ну вот! – обрадовался Григорий. – Теперь есть, с чем идти к начальству.
– Ну, будь здоров, Илья Степанович, – вручил он Кулакову удостоверение. – Извиняй, подумал, бандиты какие меня преследуют… Зла мне желают. Думал, у тебя ножичек в кармане, а ты, оказывается, государев человек.
Обеспечив себе уважительную причину для снятия претензий в нападении на сотрудника, ушёл вглубь проходного двора. В полной уверенности, что спалившийся хвост не будет выхватывать пистолет, требуя остановиться, и вообще за ним дальше не пойдет. В отношениях ГРУ с КГБ есть свои правила игры. Комитетчик прекрасно знал, кого преследует, и больше был озабочен теперь тем, как ему влетит за обнаружение слежки объектом. Ну а от второго топтуна уходить он и не собирался. Дальнейшая беготня была ни к чему.
***
Москва. Лубянка.
Собираясь уже домой, зампред Вавилов с сожалением подумал, что воспользоваться информацией про козни Самедова для того, чтобы поближе познакомиться с Кожевниковым, скорее всего, не получится.
Если прийти к нему со всем этим, – размышлял зампред, – придётся объяснять, как стало об этом известно. Увы, Кожевников в силу своей должности имеет право задавать такие вопросы. И первое, что он заподозрит, так это что мы, в нарушение всех запретов, прослушивали его телефон. А за это можно и с работы вылететь… Чтобы отбрехаться от такого серьезного обвинения, придется засветить сотрудничество с Ивлевым. Либо что он у нас на прослушке. И то, и другое – откровенная подстава своего агента, поскольку Кожевников не обязан молчать… Такого кремлевского мастодонта попробуй еще к чему-нибудь обязать. А Ивлев – очень ценный агент на перспективу, его надо беречь. Это он думает, что если ничего не подписывал, то вольный человек, но уже давно увяз в наших делах настолько, что это уже не так.
И вообще, уж больно дело скользкое и деликатное. А Кожевников очень непростой человек. Вдруг ему не понравится, что об этом мутном деле с очень неприятными обвинениями в его адрес столько народу в курсе? И плевать, что его оговорили, и это всем понятно. Это как в анекдоте с пропавшими серебряными ложечками после визита гостей – ложечки уже и нашлись, а осадок все равно остался. Сначала люди обсуждают историю про оговор Кожевникова в приставании к девушке, а потом останется в голове только, что тот был замешан в какой-то мутной истории с приставаниями к девушке. И Кожевников, конечно, в курсе, о такой особенности человеческой памяти после того, как после скандала время проходит. Так что вместо того, чтобы улучшить с ним отношения и подружиться, можно и собственноручно на этом знакомстве крест поставить, и обзавестись противником. Нет, не стоит овчинка выделки…
Но собрать всю информацию по этой истории, всё-таки, надо. Кто знает, как она может в будущем пригодиться?
***
Поднялся выше этажом и позвонил в квартиру над нашей. По большому гамбургскому счёту, мне всё равно, как сосед проводит своё свободное время, хотел только убедиться, что моей квартире в этот раз ничего не угрожает. Но дверь мне никто не открыл. Позвонил ещё раз и замер, прислушиваясь, не шумит ли вода. Бывает, что в тишине из подъезда слышно, когда в квартире ванна наливается. Двери сейчас почти у всех стоят такие простенькие, что звукопроницаемость просто фантастическая.
Вроде, все было тихо, только слышно было работающий лифт. Но позвонил ещё раз, раз уж пришел. Напомнить, чтобы с водой аккуратнее обращался. И тут лифт открылся как раз на четвёртом этаже, и из него вышла соседка из трёхкомнатной квартиры на этой же площадке. Маленькая, плотненькая, улыбчивая, в пальто с норковым коричневым воротником и норковой высокой шапке в цвет. Я был шапочно знаком с этой семьёй, знал только, что их фамилия Лисенко, мы всегда вежливо здоровались и улыбались друг другу. Дети у них с мужем, таким же невысоким и плотным, как она, с лысиной на полголовы и в очках, были уже большие. Дочь старшеклассница и сын уже, видимо, студент, видел его регулярно с тубусом.
– Добрый вечер, – поздоровалась она и позвонила к себе в квартиру. – Не факт, что откроет наш бедовый соседушка. Дубов пьёт уже несколько дней.
– Вот я и беспокоюсь, как бы он нас опять не залил, – кивнул я, мол, в курсе. – Мы только ремонт сделали…
– Вообще, это безобразие! – начала громко возмущаться соседка и подошла ко мне ближе. – У меня дочь школьница, а он себе такое позволяет!
Дверь в их квартиру открылась и на лестничную площадку выскочил их сын.
– Ты чего шумишь, мам? – попытался он сходу оценить обстановку, но не понял, что происходит и, взволнованно оглядываясь, протянул мне руку.
– Я про Дубова рассказываю! – возмущенно ответила соседка. Но тут открылась дверь восемьдесят пятой квартиры и на пороге появился Игорь, глядя куда-то сквозь всех нас. – Красавец! – с сарказмом произнесла соседка –Как не стыдно!
– Регинка? – попытался сфокусироваться на ней Игорь. – Чего тебе надо?! – пошёл он на неё, отодвинув меня. – Ушла от меня, так и катись к чёртовой матери!
Не успели мы все опомниться, как он замахнулся на неё широким движением. Соседка истошно завизжала, попятилась назад, упала, шапка свалилась. Сын её схватил Игоря за руку, но у того дури же как у трактора. Щуплый студент споткнулся об ноги матери и упал на неё сверху.
Пришлось мне обхватить взбесившегося соседа сзади, оттянуть на себя и аккуратно уронить на пол. Аккуратно, чтобы не убился, ударившись головой о каменный пол. В СССР всем плевать, при самообороне или защищая кого-то ты убил хулигана. Будешь все равно сидеть.
Алконавт, правда, не оценив моей вежливости, тут же попытался подскочить, чтобы продолжить атаку на соседку, твердя свою мантру про бросившую его жену. На меня он при этом не обращал ни малейшего внимания, видя только свою цель для атаки. Пришлось приземлить его снова, и в этот раз развернуть лицом к полу, и сесть сверху, придерживая его руки и руками, и ногами. Мышцы ног намного сильнее мышц рук, так что в этом положении он уже никуда не денется, и неважно, что у нас большая разница в весе. Конечно, по классике самбо следовало бы заломить руку, но он же в неадеквате, сам не поймет, как руку сломает, выдираясь. Зато потом, протрезвев, будет на меня жалобы писать в прокуратуру, настаивая на возбуждении уголовного дела за членовредительство. Оно мне надо?
Соседка плакала. Выскочила дочь, что-то кричала. Выскочил сам Лисенко, ошарашенно смотря на меня. Домочадцы Лисенко уже поднялись, но находились в откровенном шоке. У сына очки слетели, когда он упал, и разбились. Плачущая жена быстро все разъяснила отцу семейства, и он тут же подскочил, явно собираясь запинать Игоря. Едва успел подставить свою ногу на пути его, которой он собрался ударить моего клиента в район печени.
– Не трожь! – сказал я так строго, что он тут же замер и опустил ногу. Футболист, блин, нашел себе мячик, понимаешь… Хотя и прекрасно понимаю его чувства, и даже разделяю, но опять же, возраст и опыт дают понимание, что будет потом, в заявлении Дубова в прокуратуру:
– Ивлев держал, Лисенко пинал. Так мне и были причинены тяжкие телесные… Прошу разобраться по всей строгости закона с хулиганами, что здоровья лишили…
Марк Евгеньевич, старший по подъезду, тут же на шум появился, и остальные соседи стали подтягиваться. Загит тоже к нам поднялся, вопросительно глядя на меня.
– Что он опять натворил? – спросил Марк.
– Он маму толкнул! Она упала! И брата толкнул! – рыдая, ответила дочь, отряхивая материно пальто.
– И я тоже упал! – добавил студент.
– Это уже ни в какие ворота не лезет, – проговорил Марк. – Давай-ка, Кирилл, – обратился он к сыну Лисенко, – сбегай за председателем в первый подъезд. Одиннадцатая квартира.
Игорь тем временем перестал брыкаться, и я счел возможным его отпустить. Людей собралось столько, что есть кому его остановить, помимо меня, если снова берега попутает… Что я, нанялся, что ли, держать этого алконавта? Он сел прямо на полу, прислонившись спиной к стене, и уставился на нас всех мутным взглядом.
– О, здорово, – улыбнулся он Загиту и протянул ему руку.
Так… похоже, пришел в чувство! Какая-то кратковременная белочка его посетила…
– Ты что устроил? – строго спросил его тесть, и не думая с ним здороваться.
– Это безобразие! – опять начала соседка. – У меня дочь школьница! А он такое себе позволяет! Ссыт в мусоропровод, когда курит. Девочка из лифта выходит и что она видит?!
– Так вот почему у нас в подъезде воняет, как в общественном туалете! – возмутился Валентин с пятого этажа, и соседи дружным возмущенным ропотом поддержали его.
– Ну, ты совсем уже дошёл до ручки! – проговорил старший по подъезду. – Игорь! Наше терпение кончилось!
Тут открылся лифт и на площадке появились Кирилл Лисенко и наш председатель.
– Так, опять всё те же, – проговорил председатель.
– Дмитрий Васильевич, это уже опасным становится, – протянул ему руку, здороваясь, Марк Евгеньевич. – Он уже не просто нас заливает и подъезд в туалет превратил. Он уже нападать на соседей начал.
– В милицию его! – потребовала мать Лисенко. – В вытрезвитель. И вообще, надо его в ЛТП отправить!
– Подождите, товарищи, – задумчиво смотрел на Дубова председатель. – Алкоголиков бывших не бывает. Это всё мина замедленного действия. Вернётся из ЛТП, полгода продержится и начнётся всё сначала. Надо от него избавляться кардинально.
Внешне в этот момент он так походил на актера, играющего мафиози, собирающегося кого-то устранить, во второсортном голливудском боевике, что я только титаническим усилием воли удержался от смеха. Никто бы этого не понял, а председатель мог бы и обидеться. А мне его обижать нельзя. У меня к нему очень важное дело есть…
– Давно пора! – проговорил оскорблённый до глубины души Лисенко-старший.
– Давайте мы в милицию сейчас обращаться не будем, – предложил председатель. – Мужчины, проверьте его квартиру, изымите оттуда все спиртное. А как он протрезвеет, я с ним переговорю. Или он сам, добровольно, выходит из кооператива, или мы идём в милицию со всеми для него вытекающими последствиями. А тут последствия будут серьёзные. Это уже не три квартиры залил, это дебош и хулиганство. Свидетелей множество, не отвертеться.
– Он мне очки разбил! – напомнил Лисенко-младший.
– Да, и нам так и не компенсировал ничего за потоп! – вступила в разговор соседка со второго этажа.
– Вот это и будут наши условия, – подвёл итог председатель, – возместить всем убытки и выйти из кооператива. – Собрание жильцов назначим через две недели в субботу. Кто-то может объявления напечатать?
– Я могу, – поднял я руку.
– Отлично, – повернулся он ко мне. – Тогда, напечатай, пожалуйста, двенадцать штук. Повесим на подъезды, у лифтов и в лифтах.
– А что там должно быть? – уточнил я.
– Ну, пойдём ко мне, я образец дам, – многозначительно посмотрел он на меня, и я тут же кивнул, и, попросив его подождать минутку, пошёл к себе переобуваться.
– А я уже сам думал сходить к вам как-нибудь, напомнить о себе, – сказал я, когда мы шли вдоль дома. – Хотел бы своих родителей предложить вам в кандидаты на заселение в освободившуюся квартиру. Мы сейчас все вместе живём.
– Кажется, я представляю, о ком идёт речь, – ответил он. – Надо бы поближе познакомиться.
– Мы только «за».
– Ну, и приводи их через полчасика, сейчас жену предупрежу…
Он дал мне старое объявление в качестве образца, где карандашом исправил дату и время на субботу двадцать седьмое января в одиннадцать часов утра.
Наш жилищный кооператив назывался просто: «Щербаковский». Улыбнулся про себя, интересно, а когда станцию метро переименуют в «Алексеевскую», мы тоже переименуемся?
Через полчаса мы уже сидели втроем с мамой и Ахмадом в гостях у Ларионовых. Супруга его, Елена Алексеевна, невысокая приятная женщина, всё время улыбалась и с гордостью поглядывала на мужа.
Мы пришли не с пустыми руками. Ахмад сразу в прихожей вручил хозяину бутылку хорошего коньяка и, по моей подсказке, пятьсот рублей в конверте. Все было принято хозяином с полностью невозмутимым видом, и нас позвали к столу. Нас угощали пирогом с потрохами и сладкими булочками с корицей к чаю. Дмитрий Васильевич и бутылку нашу сразу открыл.
Выпили за знакомство. Представил хозяевам Алироевых, рассказал, где и кем работают. Рассказал и про Жариковых на всякий случай, вдруг ещё квартира освободится в будущем. Упомянул, что сестра врач, а муж её офицер.
Мы с мужиками хорошо посидели. Женщины тоже какие-то общие темы нашли, ушли в комнату смотреть журналы то ли по шитью, то ли по вязанию. К ним сразу присоединилась дочь Ларионовых, подросток лет четырнадцати, тоже Лена, как и мать, родители её звали Алёнка.
Допоздна засиживаться не стали. Прощались, как старые друзья.
Когда шли домой, напомнил Ахмаду про справочку о мнимой беременности.
– Через две недели собрание, справка уже должна быть. – уточнил я.
– Будет, – хмыкнул Ахмад, – куда она денется?
– Кто? – не понял я.
– Инна наша, кто же ещё? – рассмеялся он.
– А, это да. Главное, проследите, чтобы не ее подпись была. Чревато.
– Да, я понимаю, – кивнул Ахмад.
Вернулись домой. Про Дубова думать перестал, задумался над тем, что сообщил мне Малина. Ну хоть явно не проверка очередная от КГБ, совсем не похоже на их работу. Так кто же тогда так мной интересуется?
Не поленился сбегать к автомату и набрать номер Мещерякова. Надеялся услышать от него, что это из той оперы, что мы как-то обсуждали. Что следят за мной свои же, в профилактических целях, просто как-то это делается не по уму. Кто-то не так понял свое задание. Но Мешеряков, подняв трубку, и выслушав мое сообщение о подозрительном субъекте, опрашивающем моих соседей обо мне, и что я хочу посоветоваться с ним, как с опытным человеком, ничем меня таким не порадовал. Сказал, тоже используя эзопов язык, как и я, что в его практике такие вещи были, но он понятия не имеет, в чем причина. И вообще, что надо посмотреть, что это такое!
Отлично! Авось я правильно понимаю «надо посмотреть», что он пришлет кого-то последить за мной. И за теми, кто мной интересуется.
Выбросил на время мысли об этом из головы. Пусть этим занимаются профессионалы. Завтра нашим мальчишкам исполнится четыре месяца. Галия решила устроить небольшой семейный праздник по этому случаю.
В субботу с утра мы с женой отправились на рынок, затарились у Серго. Галия выбрала большой кусок постной свинины, сказала, что они отбивные решили сегодня с мамой нажарить. Только услышал слово «отбивные» и сразу слюнки потекли. А тут еще на рынке такие запахи! Особенно приятно пахнут всякие соленья-маринады и прилавки с пряностями. Набрал к столу маринованного чеснока и розового, и белого. И черемши взял.
***
Москва.
Гончарук назначил Некрасову встречу у пруда в сквере недалеко от своего дома. Его интересовали результаты изысканий подчинённого в отношении Ивлева.
– Ну, что, Дим? Узнал что-нибудь полезное? – спросил Гончарук, неспешно прохаживаясь с ним вокруг замёрзшего пруда, с берегов которого с визгом и радостными криками катались дети на санках и прочих подручных средствах.
– Иван Николаевич, замёрз, как собака! – сделал несчастное лицо Некрасов. – А узнать ничего толком не получилось. Молодой студент, женат, живёт с родителями. Детей уже двое, жена близнецов родила. Квартира у них четырехкомнатная, две объединили в одну. Живут хорошо, мягко говоря, не бедствуют. У них телефон есть, дверь железная. А деньги откуда? Так кто их разберёт? У них бабка в колхозе под Москвой, может, свиней держит? Мясо продаёт, а деньги детям и внукам отдаёт… У меня у приятеля так бабка всем внукам по кооперативной квартире в Москве справила…
– И с чем я должен к руководству идти? – разозлился Гончарук не на шутку. – Со свиньями и мясом твоего приятеля? Ты что, смеёшься? Крутись, как хочешь, но собери мне больше информации!
***
Галия пригласила к нам на обед художников с первого этажа и Алдониных. Анна Аркадьевна и Брагины сами пришли. Ещё, оказывается, пока мы с женой ездили на рынок, звонила Диана, мама и их с Фирдаусом пригласила.
Короче, праздник у нас получился не тихий семейный, а очень даже представительный. Художники напомнили, что обещали нам на рождение близнецов их портрет, как они подрастут.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/serzh-vinterkey/revizor-vozvraschenie-v-sssr-25-71038573/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.