Быть русским
Константин Анатольевич Крылов
Каждый теперь сам определяет, русский он или «россиянин».
«Россияне» уже давно и не миф: они победили русских в 1917-м и в 1991 годах. В политической, экономической и культурной сферах обостряется незримая борьба двух мегасообществ, существующих внутри одного этноса, представители которых говорят на одинаково родном для них русском языке. Но сейчас мировоззрения русских, исповедующих традиционные православные ценности, и «россиян», увлеченных либеральными идеями свободы и вседозволенности, непримиримы как никогда. Чем закончится новая гражданская война в умах, кремлёвских кулуарах, производственных конторах, бизнес-офисах, бюрократических коридорах и научных кабинетах?
Ответ вы найдете в исследованиях выдающегося философа современности Константина Анатольевича Крылова (1967—2020). Рыцарь русского разума на протяжении последних 25 лет был ключевой фигурой русского национал-демократического движения. В этих работах анализируются современные межнациональные отношения, государственная национальная политика.
Данное издание продолжает публикацию трудов К.А. Крылова, начатую в книге «Прошлое. Настоящее. Будущее» (М., «Книжный мир», 2022). Книга адресована широкому кругу читателей.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Константин Крылов
Быть русским
© Крылов К.А., наследники, 2023
© Книжный мир, 2023
© ИП Лобанова О.В., 2023
I. Быть русским
Россияне и русские
Предлагаемая вашему вниманию статья была написана в 1993 году. В том же году я предпринял несколько попыток опубликовать её в различных «патриотических» изданиях. Несмотря на обширные знакомства в этой среде, на публикацию данного текста никто не решился – в основном по «тактическим» соображениям, связанным с тогдашней линией поведения так называемой «национальной оппозиции».
Насколько мне известно, сокращенная копия этого текста до сих пор имеет хождение в националистических кругах в качестве «черного самиздата». Авторство текста иногда приписывается И. Шафаревичу, а также некоторым другим известным публицистам.
Я привожу здесь, во-первых, полный и аутентичный текст статьи, и, кроме того, предисловие к ней, написанное одним из несостоявшихся публикаторов. В нём, по сути дела, вкратце изложены все резоны тогдашней патриотической «заединщины», приведшие в дальнейшем к глубокому кризису и маргинализации русского патриотического движения.
Константин Крылов. 14.05.1998
Вместо эпиграфа:
Выдержки из диалога Л. Филатова и А. Будниковой («Правда» от 24.09.1993)
Л. Филатов:
… Пусть народ сам для себя решает, как жить.
А. Будникова:
Сами люди ещё не дошли до такого состояния, чтобы что-то для себя решать.
Л. Филатов:
Человеку наплевать, в каком из своих теоретических построений поселит его интеллигенция.
А. Будникова:
…Эта власть в первый раз настоящая – интеллигентская.
Л. Филатов:
Я не могу гарантировать людям того, что обещает эта власть.
А. Будникова:
Если ты её [власть] не поддержишь, то те самые люди создадут тебе такую жизнь, в которой ты жить не сможешь. Потому что именно эти люди через своё правительство рабоче-крестьянское создавали тебе уже такую жизнь все семьдесят лет. Этот так называемый народ. А ты ведь в их жизни задыхался.
Л. Филатов:
…Это вонючим коробкам, которые понастроены вдоль дорог, ты радуешься?
А. Будникова:
Неправда, что в Москве разруха. Я вижу абсолютно другое. С Москвой происходит что-то потрясающее! Кругом красота, и люди привыкли к такой жизни…
Эти рассуждения приведены здесь именно потому, что подобные разговоры стали привычными: их сейчас можно услышать где угодно. Обе точки зрения давным-давно определились, а все мыслимые аргументы за и против прекрасно известны обеим сторонам. Но на самое интересное, кажется, до сих пор никто ещё не обратил внимания. Вполне естественно было бы ожидать, что выраженные мнения отражают позиции каких-то общественных прослоек – ну, допустим, народа и интеллигенции, бедных и богатых, культурных и некультурных, города и села, или хотя бы уж отцов и детей. Но, вопреки ожиданиям, ничего подобного нет. Устойчивые связи с общественными, культурными или даже возрастными группами населения, у этих «идеологий» отсутствуют. Можно найти сколько угодно рабочих, пенсионеров, коммунистов (как бывших партийцев, так и просто «верных Марксу»), выступающих тем не менее за новые порядки, – и сколько угодно молодых, интеллигентных, обеспеченных, ненавидящих эти новые порядки искренне и глубоко, несмотря на «объективную заинтересованность» в их торжестве.
С другой стороны – и это не менее любопытно – почти каждый житель России защищает одну из этих двух позиций. При этом человек может искренне считать себя совершенно аполитичным, и даже быть таковым – то есть не интересоваться политикой, экономикой и прочими подобными материями. И всё-таки в подавляющем большинстве случаев его позиция по данному вопросу ясна и недвусмысленна.
Мы намеренно не обозначили «сам вопрос», приведя взамен набор характерных высказываний, по котором легко догадаться, о чём идет речь. В самом деле: о чём, собственно, спорили г-н Филатов с г-й Будниковой, а также и все со всеми в течение последних лет?
Ответить на этот вопрос не так просто, как кажется на первый взгляд. Если бы речь шла о двух разных идеологиях (пусть даже крайне радикальных и по сути своей несовместимых), описанная выше ситуация была бы невозможна. Речь бы шла о чисто партийных разногласиях, подогреваемых небольшой группой профессиональных политиков и идеологов, имеющих разные воззрения на понятие прав человека, сущность демократии и прочие вопросы подобного рода. Разумеется, они могли бы увлечь своими спорами часть общества (пусть даже большую часть), но это все же оставалось бы борьбой за те или иные идеи. Но в данном случае противостояние двух позиций вообще не связано с идеологией. В самом деле, на одной стороне (условно говоря, «филатовской») могут выступать коммунисты, монархисты, анархисты, либералы (!), вообще сторонники любых известных идеологических направлений. Их объединяет только то, что все они, по выражению г-на А. Невзорова, наши. Они и ощущают себя нашими, отнюдь не поступаясь при этом собственными убеждениями и не чувствуя себя ренегатами. Многие наши вообще не имеют четко выраженных убеждений, но при этом ясно осознают, за кого они. Точно такая же картина наблюдается на другой (условно говоря, «будниковской») стороне, представляющей собою ещё более пестрый набор людей с очень разными взглядами на жизнь, среди которых тоже имеются монархисты, анархисты, даже коммунисты (!), которые, однако, четко отделяют своих от чужих и ведут себя соответственно. Собственно говоря, все идейные противоречия в российском обществе кажутся малозначительными по сравнению с разделением на наших и своих.
Разумеется, какие-то идейные предпочтения всё-таки имеют место: так, среди наших довольно много коммунистов, а среди своих их почти нет (хотя, если вспомнить начало «перестройки», так было отнюдь не всегда). Свои несколько более склонны выступать на стороне всего «либерально – прогрессивного» (и охотно называют себя «демократами»), хотя многие из ярких представителей этого лагеря на самом деле крайне далеки от признания каких бы то ни было реальных демократических ценностей. Наши, опять-таки, определяют себя как «патриотов» и часто пользуются традиционалистской риторикой.
Особенно интересны резкие переломы в настроении некоторых людей, «откалывающихся» от одного из лагерей и переходящих в другой, иногда с большим уроном для репутации. В подавляющем большинстве ситуаций такой исход можно было предвидеть с самого начала (как, например, в случае Ю. Власова, С. Говорухина или А. Невзорова: чувствовалось, что они как-то не вписываются в демократическую среду, не свои в ней).
Нельзя сказать и того, что существует некая нравственная противоположность между нашими и своими. Разумеется, каждая из сторон обвиняет противоположную в крайней моральной деградации, но на самом деле все они вполне обычные люди. Естественно, и там и там встречаются личности высоконравственные и безнравственные. На стороне относительно более успешной (в настоящий момент это «демократы»), разумеется, больше вторых, но это вполне объяснимо.
Единственным разумным выводом из всего этого может быть только признание того факта, что в обществе имеются представители не двух разных идеологий, и даже не двух разных мироощущений, но двух разных сознаний, различие между которыми не может быть описано в рамках идейной, культурной, возрастной или любой другой противоположности. В сущности говоря, это разница между сознанием двух разных народов.
* * *
«Русский народ» – весьма расплывчатое понятие, давно ставшее объектом недобросовестных спекуляций. Несмотря на их обилие, «сама вещь» исследована слабо. Не поставлен даже простейший вопрос о единстве объекта исследования – то есть неизвестно, одна это вещь или их несколько. Мы попробуем сделать это сейчас. Предположим, что единого «русского народа» уже нет. На одной и той же территории уже довольно давно живут ДВЕ РАЗНЫЕ НАЦИИ, ОШИБОЧНО ПРИНИМАЕМЫЕ ЗА ОДНУ Разница между «русскими-1» и «русскими-2» похожа на разницу между сербами и хорватами: представители этих двух народов имеют одинаковые антропологические признаки и пользуются одним и тем же языком. Но, в отличие от сербов и хорватов, сами представители этих двух «русских» народов не осознают, что они составляют две разные нации. Однако они сильно различаются по моделям поведения, этическим системам, отношению к другим народам и даже (в последнее время) по самоназванию: одни предпочитают называть себя русскими, другие – россиянами. Последний термин, появившийся, казалось бы, случайно (как дубликат термина «коренной житель одной из областей России»), сейчас становится фактическим самоназванием НОВОГО НАРОДА, не тождественного «русским». Соответственно, самоназвания типа «демократы» и «патриоты» маркируют осознавшую свою идентичность часть населения России. В этом контексте «патриот» – это просто житель России, сознательно считающий себя русским. Соответственно, «демократ» – это русскоязычный житель России, осознавший, что он не русский, или, так сказать, «другой», «новый», «не такой» русский[1 - Примечание 1995 года. На момент написания основного текста статьи словосочетание «новые русские» уже имело хождение, но ещё не вошло в язык как обозначение определенного класса людей, выделяющихся по уровню доходов, а также по способу их получения.].
Этнические различия в стиле поведения русских и россиян уже сейчас стали вполне очевидными. Так, россияне в некоторых отношениях ближе к «западным» (точнее – североамериканским) поведенческим стереотипам, чем русские. Это дает им основания ощущать себя «западными людьми», хотя на самом деле они таковыми не являются. Такой тип поведения можно назвать европеоидным. Тем не менее тема «европейского дома» и «западной цивилизации» сыграла довольно значительную роль в развитии идентичности россиян.
Специфика положения россиян состоит в том, что это молодой и достаточно агрессивный этнос, вынужденный жить на уже заселенной территории. Интересно отметить, что само слово «россиянин» чем-то похоже на слово «американец»: чувствуется, что так себя называть может не коренное население, а некие «поселенцы».
Свойственное «демократам» отношение к русскому народу с этих позиций легко объяснимо: это обыкновенная ксенофобия, свойственная молодым самоутверждающимся нациям. Точно так же объяснимо плохо скрываемое (а часто и демонстративное) отвращение «демократов» к России и её истории: это не их история. По сути дела, «демократы» ПЫТАЮТСЯ ОСВОИТЬ ДЛЯ СЕБЯ И СВОИХ ПОТОМКОВ ТЕРРИТОРИЮ, НАСЕЛЕННУЮ АБОРИГЕНАМИ. Разумеется, «поселенцы» не хотят и не могут вписываться в общество аборигенов, да оно и не могло бы их принять. С точки зрения россиян, современная Россия представляет из себя нечто подобное «дикому Западу» для американских колонистов: это территория, подлежащая освоению. Оккупантами россияне себя при этом не считают, и не потому, что они «родились здесь» (и, в самом деле, россияне автохтонны), но потому, что они a priori отказывают существующим на данной территории социальным структурам (в частности, русскому государству) в легитимности: с точки зрения россиян, их деятельность – это, скорее, колонизация и окультуривание, нежели оккупация. Так, социализм (а также и любые другие модели устройства русского общества) – это, с их точки зрения, «дикость», которую можно только разрушить, то есть нечто вроде родоплеменного строя индейцев, который никому и в голову не придет «реформировать».
Неудивительно, что подобное разрушение представляется им вполне созидательной деятельностью, поскольку оно воспринимается как необходимая подготовительная стадия грядущего развития – нечто вроде распашки целины или корчевания леса под пашню. Само разрушаемое россиянами общество иногда вызывает у них любопытство, но, в сущности, это чисто этнографический интерес, сбор материала для будущих романов a la Фенимор Купер. На первых порах достаточно того, чтобы аборигены не мешали освоению территории. Тем не менее её всё равно прийдется очищать от местного населения – если не сейчас, так позже. Но начать этот процесс необходимо сейчас. Разумеется, наиболее приемлемым выходом из положения является мирная депопуляция, то есть вымирание аборигенов. В таких случаях в ход пускаются традиционные методы воздействия, а именно просвещение, сводящееся к деструкции местных национально-культурных стереотипов (со времен пресловутой «гласности» такое разрушение уже осознано как стратегическая цель), товарная экспансия, а также разрушение среды обитания: лишение традиционных источников пропитания и дохода, провоцирование конфликтов и т. п.
Поэтому непонятные и внешне нелогичные экономические и социальные эксперименты «демократов» имеют вполне разумные цели и задачи. Так, разрушение русской промышленности аналогично по функциям колониальным запретам на традиционные промыслы (охоту, рыбную ловлю). То, что в России «традиционным» является не охота на медведей или подсечно-огневое земледелие, а черная металлургия и производство оружия, дела не меняет. Эти туземные занятия преследуются просто потому, что позволяют коренному населению поддерживать привычный жизненный уклад, который как раз и необходимо разрушить. Стоит обратить внимание на то, что максимально подавляются именно престижные для русских производства – несмотря ни на какие «экономические соображения». В самом деле, очевидно, что сам факт производства в России суперкомпьютеров или реактивных двигателей может играть роль фактора, препятствующего деморализации русского населения. Военный завод, производящий кастрюли и сковородки (и тем более дилдо) является подходящим символом того, что делается с русской жизнью – не с экономикой, а именно с жизнью. При этом тот факт, что на продаже оружия можно заработать несопоставимо больше, чем на сковородках, «демократами» прекрасно осознается. Но поскольку русские не должны иметь возможностей зарабатывать себе на жизнь традиционными занятиями, прекращение производства оружия только приветствуется. Конечно, те производства, которые будут создаваться россиянами в ходе освоения территории, будут всемерно поддерживаться – но это должны быть заводы россиян, фабрики россиян, выпускающие нужную россиянам продукцию. В связи с этим нужно заметить, что усиленно насаждаемая идея «фермерства» преследует ту же цель: разрушить традиционную русскую форму жизни (деревню), заменив её на хуторское хозяйство, притом чрезвычайно энерго- и ресурсоемкое, плохо приспособленное к зоне рискованного земледелия, следовательно – маловыгодное и крайне уязвимое (как для капризов погоды, так и для колебаний закупочных цен), но зато полностью зависящее от поставок колонизаторами техники, материалов и энергоносителей.
Точно так же в ход пытаются пустить дешевый спирт, табак и мануфактуру – традиционный набор товаров «белого человека» в дикой стране.
* * *
Трудность положения россиян в России состоит в том, что (постулируемое россиянами) культурное превосходство над аборигенами, без которого схема колонизации новых территорий работает плохо, на самом деле отсутствует. Русское общество отнюдь не является примитивным. Россияне попали в ситуацию, аналогичную не столько освоению американских прерий, сколько двусмысленному положению европейцев в Китае, где стандартная схема колонизации забуксовала из-за того, что местная культура была достаточно сложной и развитой. Поэтому перед россиянами встала дополнительная задача деструкции сложных культурных форм русской жизни. В современной России это приняло вид «антикоммунизма», очень непохожего на западный «антикоммунизм» и на самом деле являющегося системой тотальной критики всех существовавших до сих пор моделей устройства русского общества. В этом смысле этот «антикоммунизм» является прямым продолжением «антимонархизма» прошлого века. Разумеется, сами создатели этой идеологии (наиболее «продвинутая» часть «демократов») отнюдь не считают её идеологией «для себя», но только для русских. Аналогичные по функциям идеологические системы внедрялись колонизаторами в Латинской Америке, Индии и Китае, причём и там они оформлялись как «идеологии модернизации». На самом деле функция этих идеологий является прямо противоположной: они не позволяют местному обществу модернизироваться и тем самым адаптироваться к новым условиям.
В этом отношении «рыночно-либеральные» идеи, предлагаемые русским в качестве идеологии модернизации и обновления, по сути дела сводится к утверждению того, что русское общество принципиально неспособно адаптироваться к рыночным отношениям и либеральной демократии.
В связи с этим возникает интересный вопрос об истинном отношении к указанным принципам общественного устройства самих россиян. Прежде всего, большинство «демократов» не слишком хорошо разбираются в западных реалиях или даже сознательно их не приемлют. Тем не менее некий образ «Запада» в сознании «демократов» действительно присутствует и даже играет роль парадигмы. Но это не Западная Европа и не Соединенные Штаты: это некий нигде и никогда не существовавший мир, представляющий собой образ идеальной для россиян среды обитания – нечто вроде «земли обетованной» для соплеменников Моисея времен скитаний в пустыне.
* * *
Далеко не все россияне («демократы», «свои») отдают себе отчет в том, что они из себя представляют и что делают. С другой стороны, коренное население («патриоты», «наши») тоже плохо понимает, что происходит. Любопытно, что некоторое косвенное определение целей той или другой стороны уже имеет место. «Демократы» обожают разговоры о необходимости полного вымирания нынешнего поколения русских людей как предпосылки необратимости «демократических перемен». Обычно это подается как простое следствие необходимости избавиться от «пережитков проклятого прошлого», что-де невозможно при наличии в обществе значительного числа тех, кто жил в советское время и «необратимо заражен тоталитарным вирусом». (Здесь обычно приводится ссылка, всегда одна и та же, на «стратегию Моисея», водившего «избранный народ» по пустыне «доколе не умерли все, рожденные в рабстве».) С другой стороны, постоянной темой «патриотических» разговоров является вымирание русского народа: приводятся кошмарные «секретные» цифры о количестве родившихся уродов и дегенератов, сведения о демографических потерях и т. п. Депопуляция ощущается «нашими» как близкая, реальная, и даже главная опасность.
* * *
История возникновения нового народа – отдельная тема, но кое-какие предположения на этот счет высказать всё-таки можно. Прежде всего, в российской ситуации нет ничего оригинального. В Западной Европе уже происходили подобные процессы – например, Реформация была попыткой формирования нескольких новых наций, что привело к серьёзным межнациональным конфликтам (так, Варфоломеевская ночь во Франции имела характерные черты погрома, и была именно межэтническим столкновением, что современники живо ощущали). Самая динамичная и агрессивная часть новых народов была вытеснена из Европы в диаспору, в частности – в европейские колонии в Америке. В этом смысле американцы как народ возникли до появления Соединенных Штатов.
Первыми представителями россиянского этноса в России были, судя по всему, так называемые «лишние люди», всем хорошо знакомые благодаря классической русской литературе. Важно отметить, что эмоциональное отвержение «среды» (то есть народа и общества) в среде «лишних» предшествовало любой идеологической позиции, а не вытекало из неё. В дальнейшем первичная консолидация «своих» проходила в рамках формирующейся разночинной интеллигенции – протоэтнического образования, пытающегося играть роль социальной прослойки, но не являющейся таковой. Объединяющий фактор оставался тем же самым: это было чувство тотальной отчужденности от всех традиционных целей русского общества и русского государства, а также интенсивный поиск новых – «своих» – норм личной и социальной жизни. (Например, одной из таких попыток была интересная концепция «новых людей», предложенная Н.Е Чернышевским.) В результате постепенного увеличения численности нового этноса на протяжении последних полутора веков этнические россияне встречаются среди всех социальных слоев и групп, однако интеллигентское ядро этноса сохранило своё значение. Именно этим объясняется один интересный факт, часто отмечавшийся исследователями политической жизни современной России, а именно высокий статус интеллигенции и её ценностей даже среди самых необразованных и неинтеллигентных «демократов» – и ощутимое недоверие (если не ненависть) к интеллигенции со стороны самых образованных и умных «патриотов».
Вообще говоря, «демократичность» как этнический поведенческий признак, уже стала в известной мере наследуемой. В самом деле, этнически чистые россияне (например, потомки интеллигентов в третьем поколении), как правило, устойчиво воспроизводят в потомстве национальные стереотипы. С другой стороны, имеется известное число брачных союзов между русскими и россиянами, которые необходимо рассматривать как смешанные браки. (Впрочем, это не очень распространенное явление: неприятие русских россиянами и наоборот распространяется и на сексуальную сферу.) Дети от смешанных браков не могут устойчиво закрепить национальный стереотип, что приводит к метизации и тормозит этногенез россиян (поэтому в россиянской среде отношение к подобным союзам резко отрицательное).
Разумеется, россияне остро чувствуют потребность в ограждении себя от метисации и вообще от какого бы то ни было смешения с коренным населением (по «маньчжурско-китайскому» варианту). В принципе, сегрегирующую функцию могли бы выполнять языковый или религиозный барьер. К сожалению, россияне появились в период окончательного формирования русского литературного языка. Что касается религии, то «духовные искания» россиян в начале XX века были, по сути дела, подготовкой раскола православной церкви и обособления россиян в качестве конфессиональной общности. Примером подобного решения вопроса могут послужить те же сербы и хорваты. Нечто подобное предлагал россиянам ещё Чаадаев, которого можно считать одним из первых «демократов» (то есть осознавшим себя россиянином). Однако официальный атеизм последних семидесяти лет (как официальный, так и бытовой) закрыл эту соблазнительную возможность обособления надолго, если не навсегда. При отсутствии языкового и религиозного барьера между русскими и россиянами функцию разделяющего начала может взять на себя только социально-культурное расслоение (по каковой причине оно приветствуется россиянами в любых формах, в том числе самых уродливых). Это, однако, никоим образом не означает, что россияне являются просто динамичной частью общества, стремящейся к вершине социальной пирамиды. Как уже было сказано, россиянам нет места в русском обществе, и они сами это прекрасно понимают. Россияне не могут играть в русском обществе никакой роли, тем более – элиты (как белые люди не могли бы стать вождями индейских племен или взять на себя функции раджей). Социальное расслоение рассматривается россиянами исключительно как средство подрыва русского общества, а не как способ его переустройства. Только этим объясняется крайний, неумеренный эгалитаризм россиян в советскую эпоху, когда сам факт наличия социальной пирамиды вызывал у них острую иррациональную ненависть – и крайний элитаризм их нынешнего восприятия, тоже доходящий до абсурда. (Вспомним, какое негодование возбуждали в среднем интеллигенте черные «Волги» «партократов», и какой завистливый восторг – белые «Мерседесы» перекупщиков и бандитов). Дело в том, что в первом случае россиянами двигала ненависть к самому русскому обществу, в котором они были вынуждены жить – что трансформировалось в тотальное неприятие его внешней структуры. (Впрочем, постоянные разговоры о социализме как «азиатчине» и тогда позволяли понять, что речь идет об этническом, а не об идейном или нравственном неприятии.) Теперь же «свои» получили возможность разрушить русские социальные структуры – и они сочувствуют любым процессам, которые могут привести к этому результату.
* * *
Этнические конфликты в подавляющем большинстве случаев являются разновидностью борьбы за ресурсы. Как таковые, они не могут быть описаны в категориях борьбы «прогрессивного» и «реакционного», «традиции» и «цивилизации» и т. п. Разумеется, сами участники конфликта склонны его идеологизировать, но создаваемые идеологические конструкции являются только оправданием уже ведущейся борьбы за территорию и ресурсы.
При этом понятие «правоты» в подобном конфликте вообще неуместно. Нельзя сказать, что одна из сторон имеет «больше прав», чем другая. В случае конфликта русских и россиян это особенно верно. Оба народа имеют вполне одинаковые права на территорию и ресурсы России. То, что один из них «старше», а другой «моложе», не дает морального преимущества ни тем, ни другим (хотя русские обычно ощущают себя «исконными хозяевами», а россиян – «оккупантами»; россияне же склонны к рассуждениям типа «вы своё отжили»).
Уровень так называемой «цивилизованности» того или иного народа тоже не является универсальным мерилом правомерности его притязаний. «Культурные» римляне, воюющие с галлами и британцами, и «некультурные» готы и венеды, разрушившие Рим, sub specie aeternitatis[2 - «С точки зрения вечности» (лат.). – Прим. ред.] имели примерно равное «культурно-историческое значение». Осуждать тех или других за их завоевательную политику равно бессмысленно и безосновательно.
В самом лучшем случае межэтнический конфликт может стимулировать развитие обоих участвующих в нём народов – подобное бывает редко, но всё же случается. Более распространенным бывает вариант развития событий, при котором одна из сторон с крайним напряжением сил, в конце концов, побеждает другую и присваивает себе ресурсы противника – если к тому моменту ещё остается, что присваивать. В таких случаях максимальную выгоду от конфликта получает третья сторона, участвующая в конфликте ради получения выгоды. (Таковая, как правило, всегда находится.) В самом худшем случае может произойти взаимоуничтожение или радикальное ослабление обеих этнических общностей, а спорные ресурсы становятся объектом новой дележки.
Имеет значение и сам «стиль» конфликта. При этом относительно «мирное» противостояние этносов далеко не всегда оказывается менее разрушительным, чем открытое столкновение, которое зачастую обходится дешевле, чем длительное антагонистическое соперничество, истощающее ресурсы спорной территории. В описываемом нами случае, однако, имеются все основания полагать, что конфликт русских и россиян никогда не выйдет за относительно мирные рамки (что не исключает отдельных эксцессов)[3 - Примечание 1995 года. Настоящий вариант статьи был закончен как раз во время известных событий 1993 года. В тот момент я расценил происходящее как начало межэтнической войны между русскими и россиянами, в связи с чем собирался отправиться в Белый Дом, чтобы раздать распечатки текста находившимся там людям. Я опоздал на полтора часа.]. Это означает, что предстоит долгая и изматывающая борьба двух народов за контроль над территорией и ресурсами России.
Спорной территорией в данном случае является всё пространство бывшего Союза ССР, и, может быть, некоторые области за его пределами. При этом роль россиян в уничтожении единого государства, существовавшего на этих территориях, достаточно очевидна. Дело в том, что ликвидация любых автохтонных властных структур является необходимой предпосылкой освоения новых земель. Тот же самый процесс проводился во всех вновь осваиваемых регионах мира. Россиян можно сравнить с конкистадорами, уничтожавшими инков и ацтеков. Интересно, что кучка испанских завоевателей смогла одержать победу и в дальнейшем произвести успешный геноцид именно потому, что местное население относилось к ним с пиететом, вызванном достаточно случайными причинами. Это преимущество имеется и у россиян, поскольку значительная часть русских принимает их за «своих», и даже за «лучших», чем они сами.
При этом такие мероприятия, как создание нестойкой коалиции местных сил, направленных против бывшего народа-гегемона, являются вполне закономерными. В нашем случае подобную роль могут сыграть т. н. «ближнее зарубежье» и сепаратистские силы внутри России. Россияне оказывают и будут оказывать всемерную поддержку всем этим силам, стравливая их с русскими. В ближайшем будущем можно ожидать даже втягивания России в ряд региональных конфликтов на её территории или за её пределами (например, на Кавказе). При этом россияне сделают всё, чтобы Россия в любом подобном конфликте оказалась бы в проигрыше. В настоящий момент это вполне осуществимо, поскольку именно они (россияне) держат в своих руках политическое руководство страной.
Тем не менее сами россияне вовсе не заинтересованы в том, чтобы «третьи силы» полностью захватили контроль над российской территорией и ресурсами – хотя и готовы поделиться с союзниками по антирусской коалиции. Россияне немногочисленны, и им просто не нужна вся территория России: они готовы удовлетвориться европейской её частью, или даже меньшей территорией. Во всяком случае, сейчас они готовы поступиться всеми землями, которые они просто не способны заселить в течение будущего столетия. Их политический идеал – небольшое «европейское» государство со столицей в Москве или Петербурге, интегрированное в «мировое сообщество», и осуществляющее эффективный контроль над остальной территорией бывшей России, играющей роль сырьевого придатка для россиян и их союзников.
В лучшем случае россияне могут удовлетвориться вытеснением русских за Уральский хребет, и примириться с существованием нескольких формально независимых государств с преимущественно русским населением. Разумеется, реальное руководство этими политическими образованиями должно находиться в руках россиян, чтобы предотвратить возможные реваншистские планы русских. С другой стороны, при таком варианте остается опасность, что русские, получив в своё распоряжение хотя бы остатки территории России, смогут в дальнейшем перехватить политическое руководство и попытаться взять реванш, чего россияне категорически не желают. Поэтому их симпатии, скорее всего, склоняются к планам радикальной депопуляции русского населения, поскольку только она может навсегда оградить россиян от каких бы то ни было попыток нового передела территории.
* * *
Перспективы развития россиянского общества и соответствующей ему культуры определяются прежде всего менталитетом и интеллектуальными качествами самих россиян. Этнопсихологическое исследование нового народа – дело будущего, однако уже сейчас можно сказать, что россияне во многом напоминают «западных славян». Судя по всему, россиянам присущ ряд полезных качеств, слабо выраженных у русских. Так, россияне более динамичны, легко обучаемы, склонны быстро принимать решения. Тем не менее у них имеются и существенные изъяны – в частности, они ощутимо уступают русским в сфере абстрактного мышления.
Последнее утверждение кажется не вполне очевидным. Одна из распространеннейших моделей описания русского общества россиянами – «страна дураков». Россияне (в особенности «демократы») вообще считают русских не вполне полноценными людьми, а русское общество обычно воспринимают как крайне отсталое. Всё это, однако, является вполне обычным проявлением неприятия колонистами автохтонной цивилизации, которую они попросту не понимают. В данном случае ситуация усугубляется тем, что россияне в течение долгого времени считали себя частью русского этноса (правда, особой) и на этом основании считали свои суждения о русской жизни вполне адекватными. Возник даже особый феномен россиянской литературы (известной как «прогрессивное» или «критическое» направление в русской литературе), которую правильнее было бы назвать русскоязычной (как в наши дни называют литературу русскоязычных израильтян). Ситуация усугублялась тем, что русские до сих пор считают россиян частью русского народа (пусть даже «отколовшейся» и «изменившей»), и поэтому воспринимают их суждения неправильно. На самом деле россияне не понимают русской жизни, и судить о ней по её карикатурным изображениям в россиянской литературе не более дальновидно, нежели изучать культуру североамериканских индейцев по произведениям Майи-Рида.
В частности, бытующее в россиянской среде мнение об интеллектуальной неполноценности русских (сравнительно с россиянами) не слишком хорошо обосновано. Все имеющиеся факты указывают на то, что подавляющее большинство «известных русских людей» (начиная от писателей и ученых и кончая военачальниками и государственными деятелями) были именно русскими, а не россиянами. Ломоносов, Менделеев, Толстой, Достоевский, Суворов, Жуков и Столыпин были ярко выраженными русскими, и устойчиво демонстрировали именно русские поведенческие стереотипы. Россияне, однако, демонстрируют более высокую «общую культуру», то есть более цивилизованные формы публичного поведения, манеры и бытовые привычки. Кроме того, россияне ощутимо превосходят русских в том, что называется “common sense”[4 - «Здравый смысл» (лат.). – Прим. ред.]. Это позволило им добиться доминирования в среднем слое научной и культурной среды[5 - В связи с этим россияне часто называют себя средним классом, проецируя свою этническую идентичность на заимствованное из западной социологии понятие. Интересно, что именно россияне вполне сознательно разрушили реально сформировавшийся в 1970-1980-е годы русский «средний класс», что признается самими «демократами». В настоящий момент «демократы» создали внешне парадоксальную теорию о том, что интеллигенция представляет перед обществом мнения и интересы отсутствующего в России «среднего класса», то есть выражает то, чего нет. К сожалению, в рамках данной работы мы не имеем возможности описать интересные особенности употребления терминов «средний класс» или «гражданское общество» в лексике «своих».]. Так, подавляющее большинство «русских», работающих в сфере СМИ, являются этническими россиянами. То же самое можно сказать о среднем слое «русских» научных работников в советскую эпоху[6 - Мы не касаемся здесь сложных проблем, связанных с представленностью в этих слоях других этнических групп.]. Всё это, однако, не противоречит тому факту, что россияне до сих пор не продемонстрировали впечатляющих интеллектуальных достижений.
* * *
Интеллектуальное (точнее, идеологическое) доминирование россиян в известной мере было делом случая. Период первичного формирования нового этноса проходил в крайне невыгодных условиях, когда большинство традиционных сепарирующих факторов по тем или иным причинам не могли быть задействованы. Как мы уже отметили, единственной возможностью отделения от русского общества оставалась социально-культурная сегрегация. При этом процесс этногенеза россиян наложился на процесс модернизации российского общества, в результате чего довольно значительная часть русских стала воспринимать россиян в качестве агентов модернизации (к чему они на самом деле не имели никакого отношения). Это позволило россиянам успешно навязывать свои интеллектуальные нормы русскому обществу, что и привело в конце нашего века к новой для России ситуации, а именно политическому доминированию россиян над русскими[7 - Интересно отметить, что схожая, но более ярко выраженная ситуация того же класса сложилась на Украине, где политика и идеология находятся под полным контролем субэтноса «западных украинцев» («западенцев»).].
Следует признать, что диалог между россиянами и русскими затруднен прежде всего из-за неадекватных представлений сторон. При этом взаимные обвинения россиян русскими (скажем, в предательстве неких идеалов) и русских россиянами (в неспособности «усвоить прогрессивные идеи», а также в лени, глупости и т. п.) только усугубляют ситуацию. Следует принять как факт, что демократическое (в россиянском смысле) общество в России может быть построено только из этнических «демократов», и не из кого больше. Русский народ действительно неспособен к участию в подобных проектах – поскольку никто не способен изменить по требованию свою этническую принадлежность. Столь же бессмысленными являются ожидания, что «интеллигенция» (то есть этнические россияне), наконец, «одумается», «перейдет на сторону народа» и создаст идейные предпосылки к реформам русского общества. Она этого не может и не хочет – хотя бы потому, что не имеет ни желания, ни возможности понять, что такое русское общество и как оно устроено. Это могут сделать только русские.
Вообще говоря, каковы бы в дальнейшем ни были взаимоотношения двух народов, первое, что необходимо – это отказаться от неосуществимых взаимных ожиданий. Если между русскими и россиянами и возможен какой-то компромисс, то уж никак не ценой отрицания собственной идентичности и попыток и дальше изображать из себя «один народ». Но, скорее всего, никаких компромиссов в ближайшем будущем не предвидится. Русские будут искать возможностей защитить себя и своё государство, а россияне будут и дальше пытаться колонизировать Россию.
Очевидной задачей русских была и остается модернизация русского общества – по западноевропейской, китайской, чилийской, или какой-либо другой модели, в данном случае не важно. Россияне при этом играют роль силы, не позволяющей осуществить (и даже начать) эту модернизацию. Русским следует понять, что россияне являются не агентами модернизации России, а главными противниками любой модернизации. В частности, россияне не допустят никакого развития продуктивного капитализма в России (что бы они при этом не говорили). То же самое касается и политической демократии. Россияне нуждаются в ней только для того, чтобы иметь свободу рук – и только для самих себя. Россияне не допустят и не потерпят русской демократии.
Что касается проектов самих россиян, они довольно интересны, но не вполне ясны. Неясна прежде всего их осуществимость и жизнеспособность. При этом положение россиян на первом этапе колонизации более выгодное, нежели положение русских: россияне решают, по существу, чисто деструктивные задачи, к тому же используя уже готовый западный «колониальный образец». Но построение жизнеспособного россиянского общества – задача совершенно другого масштаба. Русские же социальные структуры уже доказали свою стабильность и жизнеспособность в истории, но нынешнее их состояние оставляет желать лучшего.
* * *
Как уже было сказано, в любом межэтническом конфликте (да и в любом конфликте вообще) максимальную выгоду, как правило, получает третья сторона. В данном случае такой «третьей стороной» является так называемый «Запад», точнее – сообщество «развитых стран». Очевидно, что поддержка Западом россиян является чисто условной, и не связана с какими-либо долгосрочными симпатиями. Запад не признает россиян «своими», как бы того не хотели сами россияне. Это связано с тем, что россияне претендуют на вхождение в клуб развитых держав, а даже незначительное пополнение такового в наше время может поставить под угрозу всю западную цивилизационную систему в целом. На определенном этапе развития событий Запад может даже оказать некую поддержку русским – разумеется, на условиях недвусмысленного отказа от притязаний на членство в западном клубе и отказа от всяких попыток модернизации (например, принятия того или иного изоляционистского проекта).
* * *
Очевидной задачей, стоящей перед обоими этническими группами, является окончательное утверждение собственной идентичности. В этом заинтересованы как россияне, так и русские, поскольку смешение русской и россиянской культуры идет не на пользу как тем, так и другим. Первым шагом в этом направлении мог бы стать аккуратный, грамотный и обоснованный раздел общероссийского культурного наследия. При этом россияне с полным на то правом могут претендовать на свою долю, поскольку значительная часть русской и советской литературы, а также философии и тем более идеологии создана ими и для них. Таким образом довольно хаотичная общероссийская культура может быть корректно элиминирована к двум вполне упорядоченным интеллектуальным системам. При этом суждения о принадлежности тех или иных фрагментов общерусской культуры к русскому или россиянскому наследию не могут выноситься на основании мнений авторов этих фрагментов, поскольку многое в их творчестве представляет собой сознательную или бессознательную стилизацию. Например, Вл. Соловьев, будучи типичным этническим россиянином, одно время считал себя русским, хотя всё его творчество принадлежит россиянской культуре. Тем не менее его славянофильские стилизации до сих пор заставляют «наших» считать его русским философом, что дезориентирует прежде всего самих русских. Для россиян же философемы Соловьева не только вполне осмысленны, но и достаточно важны. В частности, Соловьев предлагал интересные (с точки зрения геополитических амбиций россиян) проекты колонизации России через задействование западнославянского элемента (ср. отводимую Соловьевым полякам роль в планируемом им уничтожении русского государства и реальное участие прибалтов в фактическом осуществлении этого плана). С другой стороны, творчество таких авторов, как В. Хлебников, является частью русской культуры, что становится очевидным после удаления из неё инородного (россиянского) элемента.
Параллельно с разделом общерусской культуры будет происходить бытовая сегрегация двух народов. Она неизбежна, и сейчас происходит фактически, но её стихийный характер служит источником совершенно ненужных дополнительных трений, пользу из которых извлекают третьи силы. Например, корректным был бы отказ от взаимной критики, совершенно бессмысленной и ненужной. Нужно принять за основу тот факт, что какие бы то ни было осмысленные разговоры о будущем России и её положении в мире возможны только в этнически однородной среде (то есть среди «наших» или «своих», но не между ними). В бесконечных спорах русских и россиян не рождается ничего, кроме взаимной ненависти. Все аргументы русских сводятся к констатации того факта, что «демократы» погубили Россию и пытаются уничтожить русский народ. Последние, напротив, этим гордятся, и убеждать их в том, что они делают нечто морально предосудительное, по меньшей мере, бессмысленно. Аналогично, все аргументы россиян сводятся к утверждению, что раньше жить было невыносимо» и изъявлениям ненависти к стране, которая их «угнетала». Как однажды высказался один наш знакомый-россиянин: «Я ненавидел СССР, потому что это была не моя страна. Я желал ей поражения, радовался её распаду, и тому, что рассыпалась её военная мощь, потому что чувствовал, что все эти пушки и ракеты защищают не меня». Разумеется, эмоции тех, кого защищали эти пушки и ракеты, были и будут прямо противоположными. Дискуссия по таким поводам просто невозможна, поскольку говорить сторонам, по существу, не о чём.
Общественная (в том числе интеллектуальная) жизнь в России возможна только внутри круга «наших» или «своих». Русский в обществе россиян выглядит столь же глупо и неуместно, как россиянин в обществе русских, и чем скорее все это поймут, тем лучше. Сегрегация сделает поведение обоих народов более осмысленным и целеустремленным, более предсказуемым, а, следовательно, и менее разрушительным.
Следует сказать несколько слов и о нашей собственной позиции. Автор убежден, что разрастание межэтнического конфликта неизбежно, равно как и разрушительные последствия такового. Можно, однако, попытаться избежать бессмысленных жертв и разрушений, выгодных только «третьим лицам». Конфликт не может быть остановлен, но его можно ввести в известные рамки. В этом, в сущности говоря, заинтересованы обе стороны: русским необходимо избавиться от интеллектуального и политического гнета россиян, чтобы попытаться предпринять какие-либо усилия для модернизации своего общества, а россиянам необходима уверенность, что их малочисленный этнос не утратит идентичность в ходе конфликта (например, путем подчинения или поглощения возможными союзниками по антирусскому блоку).
* * *
В связи со всем вышеизложенным будущее России представляется нам весьма неопределенным. Крайние варианты развития событий, однако, ясны. В случае внушительной победы русских россиянам придется задуматься о добровольной ассимиляции или массовой эмиграции. Точно так же, в случае сокрушительной победы россиян русским придется капитулировать и согласиться на колонизацию России в обмен на возможность мирно закончить свою историю и остаться на бывших русских землях хотя бы в качестве пассивного человеческого осадка.
В настоящий момент россияне добились значительных успехов, первым и главным из которых является завоевание политической власти. Фундамент этого успеха был, однако, заложен значительно раньше: россияне в течение очень долгого времени последовательно вытесняли русских из интеллектуальной элиты, и в этом вполне преуспели. (Кстати говоря, выраженное присутствие в кругах российской научной и культурной элиты «третьих наций», например, евреев, является скорее следствием вытесняющей политики россиян[8 - Автор имел возможность отметить, что даже на бытовом уровне россияне обычно предпочитают иметь дело с кем угодно, но не с русскими. Тем более это касается жизни и занятий интеллигенции. Например, в определенный период времени довольно значительную роль в интеллектуальной жизни СССР играли грузинские и армянские интеллигенты, не отличавшиеся (по понятным причинам) значительными интеллектуальными достижениями, но тем не менее имевшими хорошую рекламу и влияние на умы. Очевидно, такое впрыскивание заведомо бесперспективных людей в интеллектуальную элиту России не могло быть произведено с иной целью, нежели дальнейшее вытеснение из неё русских (в данном случае чужими руками).]. К тому же представители «третьих наций» в известной мере компенсируют присущую россиянам недостаточность в области «высокого» интеллекта.) Адекватного ответа русских в этой сфере ждать не приходится – по крайней мере, в ближайшие годы. Тем не менее задача построения закрытого, чисто русского интеллектуального сообщества может быть поставлена как стратегическая цель, рассчитанная на длительную перспективу. Впрочем, обсуждение этой темы (равно как и возможных упреждающих мер со стороны россиян) выходит за рамки данной работы.
Нерусь
Традиционная ошибка традиционного национализма состоит в том, что, выделяя нацию в качестве субъекта исторического действия, он не видит иных субъектов, действующих на той же арене. Отсюда представление о том, что нации может противостоять только другая нация.
Подобная теория хорошо описывает определённую часть исторических фактов, но всё же не все факты. Зазор обычно заполняется введением скрытых сущностей, то есть конспирологическими теориями разного толка. Например, классический антисемитизм, равно как и антимасонерия, понимают «мировое еврейство/масонство» примерно так же, как современная физика – «скрытую массу» Вселенной: нечто, ускользающее от восприятия и тем не менее действующее[9 - Интересно, что подобное понимание практически тождественно не менее традиционному «дискурсу Судьбы и Провидения» – принципиально невоспринимаемой чувствами и (чувственным) разумом, но при этом действующей в истории сущности, «шествующей тайными путями и движущей тайными пружинами».].
Несколько дальше заходят те, кто постулирует существование квазинациональных сущностей: например, Лев Гумилёв с его понятием «антисистемы».
Однако проблему можно решить иначе, предположив, что нации и её интересам может противостоять любое сообщество, устроенное на любых принципах, и объединённое только «отрицательным интересом» по отношению к данной нации. Это, кстати, парадоксальным образом возвращает нас к основаниям националистического дискурса: французская «нация» как органическое целое против «аристократов» как «класса»[10 - В русской революции ситуация оказалась строго обратной: поскольку революционеры определяли себя как «класс» (разумеется, «угнетённый»), постольку их врагом оказалась именно что нация, в данном случае русская. Отсюда происходит и идея стратегического союза «русского угнетённого класса» с «угнетёнными нациями», приведшая к известным последствиям.], недолжным образом выделившегося из национального тела и паразитирующего на нём [11 - Впрочем, честь открытия «антинациональных сообществ» принадлежит еврейской традиции, согласно которой «антисемиты» являются своего рода «нацией», противостоящей евреям. Согласно традиционным еврейским воззрениям, все антисемиты являются потомками одного человека, Амалека, царя амалекитян, не убитого вовремя во время еврейского завоевания Палестины.].
Специфика русской истории состоит в том, что на протяжении последних столетий русским как нации противостоит некое сложное образование, которое я предлагаю называть Нерусью[12 - «Нерусь» (с ударением на первом слоге) – «народное» название для отчётливо «антирусских» народов и групп населения, прежде всего так называемых «чёрных» (то есть «кавказских» и «закавказских» диаспор, обосновавшихся в России). Я использую это слово как этносоциологическое понятие, дефиницию которого даю ниже.].
Нерусь – это совокупность народов, классов, социальных групп, а также профессиональных, конфессиональных и иных сообществ, стремящихся подчинить, подавить или даже уничтожить русских как народ и Россию как самостоятельное государство.
Причины этого стремления не столь важны, и к тому же сильно варьируются. В сущности, они могут быть любыми – начиная от вполне рациональных, экономических соображений (например, желания «пограбить»), и кончая иррациональной, абсолютно беспричинной, «животной» ненавистью ко всему русскому Следует понимать: когда речь идёт о ненависти, её объект всегда более важен, чем её конкретные причины[13 - Такова психология любых сообщников или подельников. Несколько злодеев, решившихся на ограбление или убийство одного и того же человека, могут иметь к этому самые разные основания: один желает отомстить, другой – обогатиться, третий – испытать острые ощущения. Их объединяет не общая цель, а общая жертва.].
Не нужно представлять себе это сообщество как «нацию», особенно в «биологическом», «расистском» её понимании – хотя бы потому, что в него входят и многие этнические русские[14 - Сейчас, например, ряды Неруси пополнила «этнически русская» организованная преступность. Впрочем, её масштабы не стоит преувеличивать: как правило, любые «славяне» (характерное, кстати, слово) на некотором уровне курируются этнически нерусскими.]. В него же входят и такие экзотические образования, как, например, «правящие круги» (иногда очень узкие) некоторых государств, население которых при этом относится к русским индифферентно[15 - Например, американцы, несмотря на почти вековую русофобскую пропаганду, относятся к русским без особой ненависти (хотя и без каких-либо симпатий). Но при этом американское «экспертное сообщество», равно как и политический истеблишмент, настроены крайне антирусски (хотя и по разным причинам).] или даже позитивно.
Особенно же скверно то, что так называемые «правящие круги» самой России довольно часто либо сами принадлежали к Неруси[16 - Классическим примером «антирусской власти» был, например, петровский период. Сейчас уже можно считать доказанным, что абсолютно все «петровские реформы» были бессмысленны или вредоносны и для русских как нации, и для России как государства. Понесённые же Россией жертвы (включая массовое вымирание русских людей) были чудовищны. Русофобия Петра I (доходящая до патологии) общеизвестна. Судя по всему, «старообрядческое» восприятие Петра как «антихриста» и «чорта» полностью соответствовало действительности – если, конечно, рассматривать последнюю через призму русских национальных интересов.], либо, как минимум, были обязаны считаться с её интересами.
Важно понять, что в самом факте существования «антирусского сообщества» нет ничего оригинального. Сейчас, например, существует (и хорошо известно) «антиамериканское сообщество», куда входят самые разные силы – начиная от отдельных интеллектуалов-нонконформистов и кончая народами и государствами, сделавшими антиамериканизм частью своей идентичности[17 - Америка, объявив войну так называемому «мировому терроризму», на самом деле подразумевала и подразумевает под последним именно антиамериканское сообщество, а отнюдь не «террористов вообще». Соединённые Штаты бомбят центры «мирового антиамериканизма». В этом смысле между уничтожением Югославии и афганской (или иракской) кампанией нет никакой разницы – просто было найдено удачное название, достаточно чётко указывающее на «всех врагов Америки и всего американского», но не называющее их прямо.]. Нерусь уникальна другим: это самое старое и самое сильное антинациональное сообщество из всех существующих на сегодняшний день[18 - Более почтенную историю имеет разве что «мировой антисемитизм». Но, поскольку сейчас «антисемитизма» как организованной и сколько-нибудь успешной силы больше нет, Нерусь может претендовать на лидерство.]. Его история насчитывает несколько веков, причём практически всегда оно было сравнимо по своей силе и возможностям с русским государством и русским народом.
Несколько раз Нерусь захватывала (тем или иным путём) власть в России, после чего принималась подчинять себе или просто уничтожать русских. Последний раз это произошло в 1991 году, когда антирусски настроенная часть населения сумела, прикрываясь «антикоммунистическими» и «антисоветскими» лозунгами, захватить власть в стране.
Уникальность нынешней ситуации состоит в том, что если раньше Нерусь стремилась к подчинению и эксплуатации русского народа, то теперь она поставила своей целью его физическое уничтожение, вымирание (точнее, вымаривание) русских – с последующим присвоением природных (прежде всего минеральных) ресурсов «этой страны».
Именно поэтому в современной России единственной абсолютно запрещённой идеологией является русский национализм – будь он умеренный, «экстремистский» или какой бы то ни было другой.
Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно проанализировать самые ходовые лозунги нынешнего режима. Эту интересную задачу мы оставляем нашим читателям. Впрочем, приведём один – но характерный – пример. Невинное вроде бы выражение «многонациональное государство» применительно к России означает лишь одно: нерусское государство, государство не для русских. Доказать это несложно: приведённое словосочетание используется как антоним слогану «Россия для русских». Заметим, что словосочетания «Франция для французов» или «Америка для американцев» ни у кого не вызывают ни малейшего отторжения, но «Россия для русских» (или Русская Россия) считаются «однозначно фашистскими», то есть абсолютно запрещёнными. Напротив того, «многонациональное государство» – это эвфемизм, маркирующий современную «Россию общего пользования», в которой хозяйничает Нерусь и допущенные ею «хозяйствующие субъекты».
Понятно, что любая идеология, сколько-нибудь терпимо относящаяся к национальным чувствам русских, сейчас называется «фашизмом» (культурные люди пишут прямо – «русским фашизмом») и подвергается обструкции. То, что во всём остальном мире (в том числе и «цивилизованном») национализм является необходимым фоном самого существования государств и народов, не только не принимается в расчёт, но и прямо отрицается.
Всё, что делалось и делается в «этой стране» после 1991 года (а на самом деле – много раньше), сводится к подавлению национального чувства русских людей. При этом любые нерусские «национальные чувства» поощряются и даже спонсируются[19 - Это касается не только «российской территории». Например, никого не удивляет, что министр культуры РФ пытался спонсировать чудовищный по форме и содержанию антирусский украинский фильм о Мазепе, а впоследствии лоббировал его показ в России.]. Впрочем, слишком явные (то есть слишком поспешные) антирусские выступления тоже подавляются – в основном из соображений «сохранения единства страны». Кремлю – кто бы в нём не сидел – не хочется раньше времени терять Ямало-Ненецкий автономный округ.
Быть русским
Как известно, быть русским – сомнительное удовольствие. Видимых преимуществ это, во всяком случае, не даёт. В отличие от хорошо организованных и сплочённых народов, народцев и народишек, любящих и умеющих ходить кучей, и всегда числящих себя в молодцах, а чужих в подлецах, русские совершенно не умеют кучковаться, тянуть друг друга наверх, обделывать свои делишки среди «своих», ну или хотя бы образовывать всякие полезные «землячества» и «диаспоры». Русский всегда один, даже если он среди своих. Поэтому неудивительно, что любая иноплеменная погань, только и умеющая, что нападать вдесятером на одного, представляет для несчастных русских людей проблему почти непреодолимую. В начале девяностых достаточно было десятка горячих джигитов с ножиками, чтобы поставить на уши средней величины русский город. Да и сейчас, в общем, дело обстоит не лучше, разве что джигитов требуется не десяток, а сотня. Утешеньице маленькое.
Впрочем, горячие джигиты с ножичками – это всё-таки крайний случай. Но ведь русских умудряются обижать не только буйные дети гор, но и вообще все кому не лень, исключая разве что дружественный чукотский народ (который, впрочем, тоже в последнее время начал национально пробуждаться, так что вскорости жди беды). Однако ж, какие-нибудь мирные с виду буряты прекраснейшим образом гнобят русских без всяких ножичков – достаточно создать соответствующую атмосферку, а потом усиливать нажимчик. Впрочем, на это можно сказать, что буряты хотя бы «у себя дома и в своём праве». Но вот вполне себе пришлые китаёзы, формально – бесправные мигранты, спокойненько открывают ресторанчики с надписью над дверью «Только для китайцев». При этом, надо заметить, китайцы во всём мире известны именно что своей сервильностью и нежеланием нарываться на неприятности.
Соответственно, русские всё время пытаются найти кого-нибудь, кто не будет их обижать. Таковые, однако, водятся только среди очень-очень маленьких и слабых – то есть тех, кто просто не в силах причинить значительный ущерб. Не случайно в России принято любить слабых и обиженных, в том числе и в «мировом масштабе»: все же прекрасно понимают, что если с нами кто и будет «водиться», так разве что парии, которых всё равно никуда больше не берут.
Интересно посмотреть, как это проявляется на «международной арене». Межгосударственная дружба с «плохонькими» была характерна что для советских, что для российских времён. Однако, «плохонькие» на то и плохонькие, что ни на что не годны. Хуже того: достаточно Уважаемым Людям (или нациям) сделать пару движений пальцем, и все наши друзья (коими мы обзавелись с таким трудом и которые обходятся нам столь недёшево) тут же, немедленно, с радостными воплями, побегут от нас подальше.
Можно, разумеется, задать сакраментальный вопрос: за что же к нам так относятся, и почему нас все обижают? Здесь возможно два варианта ответа. Первый – «если побили, значит – было за что». Засим следует бесконечное пережёвывание «комплекса вины», характерного для любого неудачника. Тот, кого часто бьют и обижают, рано или поздно начинает думать о том, что это какое-то наказание Божье за какие-нибудь грехи. Поскольку же грехов у каждого смертного, увы, предостаточно, то и поводов для терзаний тоже можно найти более чем. И дальше предаваться бесконечной резиньяции, самоумалению, и покаянию – на потеху окружающим, разумеется, ибо нет зрелища забавнее, чем дурак, расковыривающий собственные раны и бьющийся головой об пол в надежде на «прощеньице».
Надо сказать, тема «русского греха» и «русского окаянства» неизменно лидирует как в русофобском, так и в патриотическом дискурсе. Причём если первое объяснимо (поскольку врагам и мучителям русского народа по понятным [причинам] хочется представлять русских «жертвой, страдающей из-за собственных пороков»), то второе вполне парадоксально: люди, считающие себя «русскими патриотами», с мазохистским наслаждением сочиняют всё новые и новые «вины русского народа». Кажется, нет такого эпизода в русской истории, – начиная от революции 1917 года, и кончая принятием христианства и призванием варягов, – чтобы тут же не нашёлся русский патриот, который усмотрит именно в этом эпизоде всенародный смертный грех, и не назначит потомкам согрешивших строжайшую епитимью.
Поучительно сравнить эту оргию покаянства с историческим чувством других народов. Например, великолепные французы до сих пор гордятся своей Революцией, – грязной, кровавой и кошмарной, – и с удовольствием поют «Марсельезу». Англичане, с присущим им тактом, не смакуют публично подробности своей истории (некоторые из которых крайне неаппетитны), но и не позволяют себе (и тем более другим) никакой иронии по этому поводу: всё, что происходило в Великобритании, считается «старыми добрыми временами», а переживать по поводу происходивших во время оно событий неприлично и глупо. Немцам, правда, успешно навязали «комплекс исторической вины» за Холокост и прочие шалости. Однако это вещь чисто внешняя: немцы, скрипя зубами, совершают требуемые «мировым сообществом» обряды и ритуалы, платят немалые деньги своим жертвам (а также приравненным к ним лицам и организациям), но на самом деле никакой особенной «вины» за собой не чувствуют – кроме, разумеется, той, что они проиграли войну. Однако, чувство проигравшего и чувство виновного – совершенно разные вещи. Проигравший не чувствует себя виноватым, хотя может сколько угодно досадовать на проигрыш и страдать из-за своего поражения. И уж, разумеется, никакой вины он не чувствует. И только в России «покаянство» приобрело черты массовой идеологии.
Русских очень удобно ненавидеть. Опять-таки, не нужно думать, что ненавидят только плохих. То есть благородные люди, разумеется, так и поступают – ненавидят тех, кто причинил им зло, и любят тех, кто сделал им добро. Но благородных людей, как известно, мало. Подлый же человек обычно боится сильного (не решаясь окрыситься на него даже в мыслях), и срывает злость на слабом. Так, заезженный на работе мужичонка, придя домой, орёт на жену и бьёт ребёнка, благо те под рукой, а за неимением таковых – пинает кошку.
Идеология «русские всегда во всём виноваты» цветёт и пахнет пышным цветом на всём пространстве от Варшавы до Улан-Батора. На русских срывают всё зло, накопившееся от неудачной, несчастной жизни, от «демократических реформ», от «шоковой терапии», и прочего. Это, опять же, проявляется и на пресловутой «международной арене». Не стоит надеяться, что международные отношения – это сфера чистой «выгоды» и рациональных расчётов. Очень многое в этих сферах делается именно что ради удовлетворения разного рода амбиций, в том числе и вышеназыванных. Достаточно посмотреть, например, на внешнюю политику стран бывшего Варшавского блока. Как хорошо заметил один российский дипломат, «полякам доставляет почти физиологическое удовольствие хоть в чём-нибудь ущемить интересы России». То же самое можно сказать о Прибалтике: примучивание русских и изощрённое пакостничество «северному соседу» стало там чем-то вроде национального спорта.
Впрочем, и в других местах, где русская тема как бы не очень актуальна, отношение ровно то же самое. Русские эмигранты, имевшие счастье попасть в сытые и чистенькие западные страны, быстро убеждаются, что отношение к ним – именно как к русским – препоганое. Во всяком случае, с чёрными и цветными считаются больше. А то! Чёрные и цветные, заведясь в какой-нибудь цивилизованной стране, быстренько прибирают к рукам всё, что им надо. Глядишь – а у них уже лобби в местном парламенте, и вот оно уже энергично пропихивает нужные им решения. Русские же десятилетиями горбатятся на дядю, не смея и помыслить ни о каких своих правах, не в силах прийти в себя от радости, что их сюда «пустили» и «терпят». Если сравнить весёлого, наглого, разряженного в «национальное» парижского негра, красующегося и довольного собой, и тамошнего же русского, с его вечно виноватой физиономией, всё хлопочущего о какой-нибудь недостающей бумаге, которая, наконец, даст ему какие-нибудь права, чтобы серьёзно задуматься, кому там жить хорошо, а кому не очень. Пусть даже у русского будет поболее доходов.
Разумеется, всё это очень обидно. Тем не менее обида – не самая правильная реакция на обстоятельства: по пословице, на обиженных воду возят. Ребёнок, со злостью и слезами лупящий пухленькой ручкой табуретку, которая упала и зашибла ему ножку, выглядит смешно. Потому что та табуретка – кривая-косая, она падала и будет падать, и злюкаться на неё бессмысленно, потому что она деревянная. Нужно её или выкинуть, или под ножку ей что-нибудь подложить. Или хотя бы не становиться на неё лишний раз. Вот и всё.
Что делать? Во-первых, понять, что с нами происходит. Почему, собственно, народ, известный своим терпением и мужеством, всё время оказывается в положении обижаемого? И добро бы речь шла о каких-нибудь безобидных созданиях, самой природой предназначенных для роли всеобщего посмешища. Но русские же не такие. В конце концов, есть исторические факты. Созданная нами страна существует тысячу лет с лишком, и занимает немаленькую часть территории Земли – так что даже сейчас, в обкорнанном виде, это одна седьмая суши! Наш народ выиграл множество войн, включая последнюю, тяжелейшую в мировой истории, после чего построил сверхдержаву, которую боялся весь мир. И после этого русский человек уступает дорогу (а также кошелёк и жизнь) кому попало. Да что с ним такое стряслось?
Здесь мы вступаем на очень скользкую почву. Именно в этом вопросе обычно ошибаются все те, кто берётся рассуждать на эту тему. Потому что применяют в своих рассуждениях одномерную шкалу. Или ты храбр – или ты труслив. Или ты нагл – или ты робок. Или ты сверху – или ты снизу. И всё.
Между тем, действительность сложнее. Да, история учит нас, что русские – мужественный и стойкий народ, сумевший совершить то, на чём другие ломались, как солома. В конце концов, Сталинград защищали не французы, да и Берлин брали не какие-нибудь узкоглазые. И тем не менее русских действительно легко и приятно обижать. Вот такой парадокс.
Да, русские – отнюдь не мягкотелый народишко, спору нет. Но у нас совершенно не развит вкус к доминированию. Русский человек не умеет получать удовольствия от положения «сверху». Скорее, его это раздражает. Русский может обижаться на «плохое обращение», но он редко чувствует себя оскорблённым.
Отдельной темой является так называемая разобщённость русских людей. Мы ноем, что русские, дескать, не помогают друг другу, в то время как евреи, кавказцы, да и вообще кто угодно, обладают развитой инфраструктурой взаимопомощи и взаимоподдержки. Однако, взаимопомощь – это обязанность, и не слишком приятная. Никакой коллектив не собирается для оказания друг другу «взаимных услуг». Взаимопомощь – явление вторичное, возникающее, когда коллектив (или нация) уже сорганизовались, уже объединились вокруг чего-то. Здесь есть только два варианта: объединение из-за необходимости совместного выживания – и из-за возможности совместного доминирования.
Надо отметить, что желание доминирования присуще всем успешным народам. Разумеется, выражается это по-разному: от неприкрытого восточного садизма до утонченной гордости европейцев. Но те же англичане, эталон высокой культуры, неспроста стяжали себе репутацию «нации-хищника». Завоевание мира, предпринятое британцами, было не только и не столько «товарным и торговым предприятием», но и (а может быть, и прежде всего) выражением всё того же чувства доминирования, ради которого не жалко ничего, в том числе и собственной жизни, не говоря уж о чужой. Не менее хищные немцы, которым не столь повезло в истории, оттягивались в области отвлечённых идей. Гегель писал, что мировая история завершится, когда «все голоса народных духов замолчат, избранный же народ будет господствовать над всем миром». Думаю, не нужно объяснять, какой именно народ великий немецкий философ считал «избранным к господству». В дальнейшем немцы делом доказали свою приверженность этим идеям.
Вообще, если говорить о корнях европейской цивилизации, то их можно определить как своеобразное сочетание садистических импульсов и «хорошего вкуса», то есть умения эти импульсы по возможности скрывать (но ни в коем случае не гасить). Европейцы – суперхищники, создавшие великую цивилизацию, основанную на утонченном насилии. Неудивительно, что именно им принадлежит господство над миром: они сумели поднять идею доминирования на почти недосягаемую высоту. В этом отношении наивная грубость российских нравов, так роняющая наше реноме перед просвещёнными народами, смешна и примитивна по сравнению с утонченной жестокостью этих самых просвещённых народов. Как справедливо заметил Набоков, подобные вещи тонко чувствовавший, цивилизованный немец не будет, подобно русскому, стегать бедную лошадку посреди улицы «по плачущим кротким глазам»: он заведёт её в стойло и там замучает калёным железом, как цивилизованный человек. И этому тоже надо учиться.
Как бы нам того не хотелось, мы никогда не сможем переселиться в мир, где некоторых явлений «просто нет». Извечная мечта слабого – попасть туда, где нет сильных и жестоких – приводит только к его дальнейшему ослаблению. Овцы, наверное, тоже мечтают о мире, в котором нет волков. А вот буйвол перешибает копытом волчий хребет, даром что травоядный.
Вторая иллюзия состоит в том, что избавиться от плохого к себе отношения можно нытьём и жалобами, и чем громче это нытьё и жалобы, тем лучше. «Не бери в голову» – вот единственный добрый совет, который может дать один русский человек другому, униженному или оскорблённому какими-нибудь очередными «сильненькими». Но если мы хотим когда-либо подняться, следует оставить эту привычку навсегда. Заметим, что абсолютно все агрессивные народы (от англичан до японцев) имеют в своей национальной культуре запрет на выражение отрицательных чувств.
Далее, следует развивать в себе вкус к насилию, мести, доминированию. Тут есть только один путь: пробовать. Это как водка: на первый раз неприятно, а потом нравится. Русским, правда, никогда не давали достаточно власти, чтобы они не смогли её распробовать. И, опять же, не стоит подсаживаться на вредную сивуху мелкого бессмысленного самоутверждения. Размениваться на мелочи в таких вопросах не стоит: продавать право первородства за чечевичную похлёбку невыгодно даже с точки зрения удовлетворения сиюминутных потребностей, так как одной похлёбкой сыт не будешь. В этом смысле всякое доморощенное «скинхедство», призывы «бить чёрных», бытовой антисемитизм, и прочие развлечения в том же духе, плохи тем, что всё это мелкая возня, которая и национальной гордости не утешает, и национальное достоинство роняет.
То же самое касается и такой извечной русской проблемы, как робость. Русские очень не любят наглых людей, и всегда им уступают. Опять же, вкус к наглости надо развивать. Возможно, мы никогда не переплюнем по этому параметру евреев или кавказцев, у которых это «от бога». Но, по крайней мере, не будем так безнадёжно отставать, как сейчас, когда любой вертлявый инородец может оттереть русского человека плечиком, влезть везде первым, всё прихапать и всем попользоваться, пока русский будет ждать своей очереди. Не надо ждать милостей от природы: взять их – наша задача.
Наш народ, говорят, талантливый. Может быть, он одолеет и эту науку – если, конечно, до того его не затравят и не замордуют окончательно. Но если всё-таки нет, мы когда-нибудь станем другими. Такими хорошими, добродушными людьми, у которых будет много хороших друзей, ну и немножечко хороших врагов, чтобы не терять формы.
Но пусть их всё-таки будет немного.
Неуважение к себе
Говоря о положении русских, по разным причинам оказавшихся за пределами России, мы часто неправильно понимаем некоторые важные вещи. Например, наблюдая неприкрытую и демонстративную дискриминацию русских (и вообще «русскоязычных») в «новых независимых государствах», возникает искушение думать, что это может подвигнуть русские диаспоры к консолидации, единению, или хотя бы к каким-то попыткам отстаивания своих интересов. Горячие головы из числа русских националистов мечтают о «русской пятой колонне», о «русском подполье», которое будет работать на Россию ради перспективы воссоединения с ней, и так далее. «И когда наши танки пойдут по улицам Риги, будет кому встретить их цветами».
Подобные надежды возлагаются и на «русскоязычную» эмиграцию последней волны. Если уж всякие там «хуасяо» (этнические китайцы, живущие – а то и родившиеся – вне Китая) упорно и целеустремлённо работают на интересы Пекина (замечу – даже в случае полного неприятия нынешних китайских порядков), если евреи всего мира содержат на свои средства Государство Израиль, даже не собираясь там жить, то почему бы и русским в Риге, Киеве, или Бишкеке не порадеть за интересы Москвы – ну хотя бы ради сохранения культурно-исторических связей с Россией? И всё вроде бы логично: люди, уехавшие из страны, грубо говоря, «за колбасой», совершенно не обязательно должны ненавидеть свою деревню и дом родной. Напротив, хорошо обустроившемуся эмигранту было бы естественно «вспомнить добром», пусть нищую и несчастную, но «всё-таки Родину», и подумать о том, чем бы ей помочь. Опять же «культурно-исторические связи»: вы ведь не хотите, чтобы ваши дети забыли русский язык? Почему бы в таком случае не наладить полезные контакты с «нашими бывшими» и совместно поработать на благо Отчизны, не забывая при этом и свои частные интересы?
Все мировые диаспоры – от еврейской и армянской до албанской и украинской – уже давно являются именно тем, о чём мы говорим: или «пятой колонной» своих метрополий, или мощным инструментом продвижения национальных интересов «на местах». Чтобы не ходить далеко, вспомним, что творится у нас дома. Не будем говорить о тех же закавказских диаспорах, чьё влияние на российский бизнес невозможно недооценить – но ведь даже безобидные с виду украинцы в России вполне успешно отстаивают свои интересы, и не только экономические. В Москве действуют самые разнообразные украинские организации – в том числе и сугубо антироссийские. Зайдите как-нибудь в магазин украинской книги на Старом Арбате – и, если вам удастся выговорить «Хай живе Украiна» с нужным акцентом, вам продадут из-под прилавка кое-какие интересные книжки, издаваемые УНА-УНСО[20 - Украинская Национальная Ассамблея – Украинская народная самооборона (УНА-УНСО). Деятельность УНА-УНСО запрещена в России. – Прим. ред.]… Но даже те украинцы, которые стараются держаться подальше от политики, всё-таки исправно отсылают часть своих московских доходов в «рiдну неньку». И уж, во всяком случае нисколько не симпатизируют России, в которой они «временно проживают».
С русскими дела обстоят совсем по-другому. Прежде всего, русскоязычные жители всяких «украин» и «латвий» поражают своей крайней, выходящей за всякие разумные пределы, лояльностью тем самым режимам, которые их демонстративно нагибают, обижают и всячески дискриминируют. Разумеется, если поискать, то и среди них можно набрать сколько-нибудь желающих побороться за какие-нибудь права – однако, русскоязычное население в целом хочет только одного: чтобы его оставили в покое. Уже известно: что бы ни делали с русскими в той же Прибалтике (не говоря уже о европейских странах), они будут это терпеть. Любые же попытки России как-то вмешаться в эти дела воспринимаются ими крайне болезненно.
Будем смотреть правде в глаза. В той же самой Прибалтике (да и в остальных «независимых государствах») местные русские не хотят иметь ничего общего с Россией.
Для Прибалтики это особенно характерно. Не надо иллюзий: если когда-либо русские танки действительно поедут по улицам Таллинна, то в первых рядах эстонского ополчения мы увидим именно русских. На Украине дело обстоит чуть сложнее – однако, и там никакого внятного «русского движения» нет и не предвидится. Что касается всяких диких «казахстанов» и «туркменистанов», то русские оттуда либо просто бежали, бросая движимое и недвижимое имущество, либо как-то «приспособились и притерпелись».
Что касается нашей эмиграции, то она настроена крайне антироссийски. Особенно наглядно это проявилось в момент пресловутого кризиса 1998 года. Злорадный вой «бывших русских» прокатился по всему миру – начиная с эмигрантских газет и кончая интернетом. Кто читал русскоязычные электронные конференции в первую неделю после снятия Кириенко, тот помнит, как радовались наши бывшие соотечественники свалившемуся на их «доисторическую родину» несчастью, и как бахвалились собственным умом и сообразительностью, сориентировавшим их вовремя свалить из «этой проклятой страны». Впрочем, когда кризис кончился, настроения не изменились, поскольку он был, что называется, поводом, а не причиной.
Заметим ещё, что наши эмигранты – в том числе и самые обиженные и неуспешные – демонстрируют крайнюю лояльность к приютившим их странам и особо трепетно относятся к их национальным интересам, в отстаивании каковых обычно занимают позицию «святее папы». Разумеется, эмигрантов дискриминируют – платят меньше, не дают хорошей работы, тычут в нос происхождением из «империи зла» – но они «ан масс» готовы всё это «не замечать», или относиться к этому «нормально и с пониманием». Есть, разумеется, и яркие исключения: некоторые, оказавшись на какой-нибудь из обетованных земель, через некоторое время преисполняются чуть ли не великорусского шовинизма.
Такова реальность. Можно, конечно, объяснять сложившееся положение дел «извечно-рабским духом», присущим именно нашему несчастному народу, но гораздо интереснее и полезнее будет всё же разобраться в причинах этого.
Так вот, русские в массе своей – крайне низкого мнения о самих себе. Большинство считает свой народ неудачливым, неуспешным, неспособным к самостоятельной жизни, а своё государство – либо жестоким тоталитарным монстром, либо жалким лузером, а скорее – тем и другим сразу. Разумеется, этому никто не рад, кроме национал-мазохистов (которых у нас, впрочем, достаточно). Это переживается нами как факт позорный и унизительный. Но мало кто с ним не согласен.
Особенно это касается общераспространённого неверия в то, что русские способны сами собой управлять. Русские вообще не любят власть – но особенно не любят власть свою собственную. От «чужих дядь» иногда ещё ждут чего-то хорошего (хотя бы того, что они будут умнее и честнее «наших»). От «своих Вась» не ждут ничего хорошего вообще. И академик, и слесарь, и кинозвезда, и даже думский депутат – все твёрдо знают, что нашенские расейские начальники – худшие начальники в мире: или дураки, или воры, или вообще ублюдки какие-то…
В связи с этим следует отметить, что нынешние (да и прошлые) наши эмигранты едут в свои «европы» и «америки» не только и не столько за «колбасой» и зелёными долларами, сколько – служить хорошим хозяевам, служить честно, преданно и «без дураков», в надежде на то, что им, наконец-то, обеспечат «нормальные условия труда». Не надо забывать и о миллионах русских, голосовавших в своё время «за независимость и полный государственный суверенитет» всяких «латвий» и «эстоний» – по той же самой причине. Голосовали, прекрасно зная, что вся власть достанется «латышам» и «эстонцам», а их самих положат у параши и будут вытирать о них ноги. Но русские решили так: ничё, перетерпим. Зато в России будет вообще «чёрт знает что», а мы тут как-нибудь уж приткнёмся, как-нибудь приспособимся, перебьёмся и перетерпим. Лишь бы только в Россию не выгнали.
Кто знает ситуацию в той же Прибалтике, тот подтвердит: «русскоязычные» готовы терпеть всё, что угодно, любые ущемления прав, любые унижения, любое вытирание ног при условии того, что вокруг будет вожделенный «порядок». Если же к «порядку» прибавить сытость и чистые дороги, русские будут как шёлковые.
Всё это хорошо понимает национальная элита тех стран, на территории которых русские оказались. Ни в коем случае не следует недооценивать ни прибалтийские правительства, ни какого-нибудь Туркменбаши с его байскими замашками: это люди хитрые, умные, хладнокровные.
Особенно преуспели в этом прибалтийские страны. Из них выдавили не способных выжить при апартеиде. Остальные, запуганные и приведённые в состояние покорности, получили хороший урок, и теперь выслуживаются перед «коренными народами», как могут. Конечно, в своём кругу русские немножко ворчат, но не более того. Никаких заметных «русских движений» в Прибалтике нет, а «примерное поведение» в области национально-политической считается хорошим тоном.
Разумеется, никакая критика прибалтийских порядков в этой среде невозможна. Интересно, кстати, что восхищение Прибалтикой царит и по эту сторону границы. Диву даёшься, сколько любви питает к «святой земле балтийской» наша «российская элита». Тема эта необъятна, и, чтобы не цитировать все те телячьи нежности, которые периодически изливают наши «лучшие люди» по поводу эстонцев и латышей (а также их замечательных государств), ограничусь кое-какими высказываниями известной российской поэтессы Ольги Седаковой, в Прибалтике отнюдь не квартирующей. Вот, например, из сентиментальных воспоминаний о Тарту: «…Прощай, Тарту… Европа нашей юности, священные камни, иной мир. Теперь ты, наконец, совсем иной. Следы советской жизни исчезают с улиц, как будто дом прибирают после долгого и безобразного дебоша. Без нас тут будет хорошо…» Согласитесь, выразительно сказано. А вот ещё, из описания похорон: «…множество людей тихо подходили прощаться. Эстонские люди красиво стояли и склонялись у гроба, красиво опускали цветы. Российские ежились и не знали, что делать со спиной и плечами». Прямо видишь, как русская поэтесса стоит и восхищённо ловит каждый жест, каждое движение Эстонских Людей, не в силах оторвать взора от такой красоты… Вот так-то.
Вернёмся, однако, к нашим баранам. Характерно и показательно, что русским были позволены некоторые успехи в области экономики. В самом деле, известная часть прибалтийских бизнесов (особенно связанных с вывозом из России чего-нибудь ценного) находится в руках русских. Такое положение дел является следствием дальновидной политики прибалтийской элиты: «русский бизнес» не представляет никакой угрозы, а, напротив, полностью зависим от всё той же элиты (стопроцентно контролирующей СМИ, чиновничий аппарат, и все ветви власти), а, следовательно, готов по первому требованию удовлетворить любые требования «коренных». Это старая добрая тактика всех на свете властей – прикормить каких-нибудь бесправных иноземцев, дать им обрасти шёрсткой, после чего предложить им старый как мир выбор между ножом и ножницами. Всякий предпочтёт быть остриженным, а не зарезанным.
Что ж касается солидных западных стран, типа Франции, Англии, или самих Соединённых Штатов Америки, тут мы видим всё то же самое, разве что возведённое в степень. Собачья преданность «бывших наших» своим новым «родинам» только что не вошла в пословицы. Причём это касается абсолютно всех сторон жизни. Например, люди, люто ненавидевшие российских «ментов», буквально расстилаются перед американскими «копами» или итальянскими карабинерами. В каком-то интернет-издании я читал рассказ «русского путешественника» по Италии. Он с восторгом описывал, как итальянский патрульный вытряхнул его из машины, поставил в позу «руки на затылок – ноги в стороны», и продержал так, пока не убедился в том, что «всё в порядке». Разумеется, подобное поведение московского мента не вызывало бы ничего, кроме приступа ненависти… Но тут реакция была «наоборотная»: «вот это да, вот это цивилизация, вот это настоящий порядок».
Ещё немного по поводу «копов». Известно, как самые крутые и растопыристые «новые русские», которые у себя дома плюют на всё и вся, трепещут, как овечки, перед любым иноземным служителем порядка. Ещё бы. «Здесь вам ни тут»: за любое, самое незначительное нарушение порядка «крутого» могут лишить визы, более того – занесут его личные данные в компьютер. И будет он потом десять или пятнадцать лет мыкаться, не имея возможности побывать в Европе и «самих Штатах». Более того: всем известно, что прощаемое и извиняемое всяким «приличным нациям» (даже таким, как всякие разные чехи, поляки, хорваты, или популярные ныне албанцы), русским отнюдь не прощается и не извиняется. Русские это знают, и «в европах» ведут себя тихо и смирно. Так что времена, когда внезапно разбогатевшие «новые русские» бузили в чистеньких европейских столицах, давно прошли: как только власти на них цыкнули, они быстренько привели себя в норму.
Надо отметить и то, что чувство униженности, второсортности и неполноценности, которые испытывают русскоязычные граждане «латвий» и «эстоний» (не говоря уже о странах более цивилизованных), обычно обращается на своих же соотечественников. Русский, страдая от того, что его не считают за человека, винит (сознательно или подсознательно) не местных хозяев жизни, а своих папу-маму, которые его родили русским. Так же неприятны ему другие русские, особенно «российские русские», от которых он старается держаться подальше, как и от России вообще. Поэтому любые действия типа «борьбы за гражданские права русскоязычных», «против дискриминации» и проч, и проч, будут вызывать у самих дискриминируемых только одну реакцию: страх (поскольку «коренные» будут иметь повод заподозрить их в нелояльности) и ненависть (к русским патриотам, «втягивающим их в свои игры»). Обычный ответ русскоязычных на попытки «защитить их права» со стороны России таков: «Мы – это не вы, у нас нет ничего общего, не лезьте в наши дела и оставьте нас в покое». При попытках же как-то поднять «прибалтийский вопрос» на государственном уровне наши «угнетаемые бывшие соотечественники» желают нам только одного: чтобы мы сквозь землю провалились. «Не смейте нас втягивать» – вот всё, что они имеют нам сказать. Так что я не удивился бы толпе «русскоязычных», закидывающих камнями русское посольство в каком-нибудь Таллинне после какого-нибудь «антиэстонского демарша» российских властей. Этого не происходит только потому, что русскоязычные боятся хоть как-нибудь проявить «политическую активность», пусть даже и проэстонскую: они хорошо знают, что какая бы то ни было «политика» им не по чину, и сидят тихо.
Вернёмся, однако, к основному тезису. Неверие русских людей в свою способность самим решать свои дела имеет давние корни. Прежде всего, это связано с глубоким индивидуализмом, царящим в русском обществе. Да, собственно говоря, никакого «русского общества» сейчас просто нет. Есть отдельные люди, никак и ничем не связанные друг с другом. В то же время все остальные народы – кто больше, кто меньше – всегда взаимоучаствуют в общих делах. Каждый еврей, грузин, турок, негр из племени убо, твёрдо знает – в случае конфликта с чужаком «свои» его поддержат, выручат чем могут, вытащат из тяжёлой ситуации, в крайнем случае, хотя бы посочувствуют. Русские этого не умеют и не хотят. Некоторый наведённый национализм (скажем, нелюбовь к «лицам кавказской национальности») есть явление вторичное и реактивное: те же «лица» очень уж постарались, чтобы вызывать к себе нелюбовь. И то – их до сих пор скорее боятся, чем ненавидят. Что касается русской способности к самоорганизации, то она равна нулю. Можно сказать, что, если «дети разных народов» извлекают пользу от своей принадлежности к своей нации, то русским быть сейчас бесполезно.
Всё это, прямо скажем, не радует. Но, вместо того, чтобы ещё раз посыпать голову пеплом, и предаться стенаниям по поводу собственного несовершенства, лучше подумаем, «кто виноват и что делать».
Давайте посмотрим на народы, уверенные в себе, единые, сильные, умеющие действовать сообща, и бить миллионнопалым громящим кулаком. И зададимся вопросом – а что, собственно, они имеют такого, чего не имеем мы?
Мы-де не едины, разобщены, а вот всякие там «евреи» и «кавказцы» (или те же «цивилизованные европейцы») едины, у них есть «взаимовыручка», и вообще они «любят друг друга».
Но так ли это? Если заглянуть внутрь «национального быта» этих замечательных национальных сообществ, мы увидим странную картину: ни о какой такой великой «взаимной любви» там и речи нет. Нет у них и желания заниматься «взаимовыручкой», во всяком случае, добровольно. Сообщества «успешных наций» – это сообщества жёсткие, чтобы не сказать жестокие. И жестоки они, прежде всего, к себе. В том смысле, что они никогда не позволят своим членам нелояльности по отношению к сообществу: если ты наш, ты должен быть с нами.
Чтобы стало понятнее, о чём речь, приведу пару примеров. В славный период «парада суверенитетов» (когда по всему бывшему Союзу шли русские погромы) можно было столкнуться с такими вот коллизиями. Когда наступает время «решать русский вопрос», какой-нибудь «местный» потихоньку говорит своему хорошему русскому другу: «Дарагой, уезжай, скоро уезжай, дэнэг тэбэ дам, да, толька уезжай. Завтра ваших бит будут, убит могут. Уезжай». Но если русский всё-таки не уедет, этот самый местный друг мог прийти вместе с толпой погромщиков, и убить этого русского – вместе со всеми. Нет, он не плохой. Ему будет жалко своего русского друга. Но против своих он не пойдёт, что бы они не делали. Он, может быть, даже осудит своих соплеменников – но в душе. Потому что это его соплеменники.
Не надо думать, что так ведут себя только «дикари». Когда, скажем, эмансипированные американские евреи, кряхтя и скупясь, выплачивают сионистским эмиссарам немаленькие деньги «на государство Израиль», им это, может, совсем не нравится. Но тот, кто откажется давать денежку на святое, поимеет неприятности со стороны всего еврейского сообщества – а это бесконечно важнее всякой «экономии средств». Торг здесь неуместен.
Точно так же, культурные и вежливые японцы, или весёлые разбитные американцы, поддерживают внутри своих сообществ соответствующую дисциплину. Да, есть вопросы, по поводу которых допустима «вражда и конкуренция», более того, она даже поощряется. Однако, вера в «великую Японию», или «Америку Намба Ван Форева», вбивается в голову с малолетства, причём «не лаской, так таской». Никто не убеждает детишек, что их страна и их народ – самые лучшие. Нет, им просто демонстрируют, что всякий, кто говорит что-то другое, немедленно получит в глаз, а если будет настаивать – станет изгоем и парией.
Тут-то и кроется разгадка. Успешные нации едины не потому, что преисполнены духом взаимного любования. А потому, что там каждый боится «своих» больше, чем «чужих». Это приводит к тому, что внутри сообщества (и, шире, нации в целом) имеет место быть жёсткая внутренняя дисциплина. Каждый знает, за что «свои» его одобрят, а за что – осудят и накажут. Более того, наказывают не только за отступничество, но и за недостаточное усердие. Бьют своих, чтобы чужие боялись. И чужие – боятся. А что же русские? Увы, ничего похожего.
Конечно, так было не всегда (иначе бы наш народ не дожил до нынешнего века). В старые времена – скажем, ещё в позапрошлом столетии – в хорошей русской семье (скажем, крестьянской или купеческой) расшалившийся отпрыск, позволивший себе сказать что-либо дурное про Веру, Царя или Отечество, был бы немедленно и пребольно наказан, а при настаивании – общее гнушание: таким людишкам плевали вслед, и уж, во всяком случае, не держали в общении. Однако за два века мы этому разучились. Попросту говоря, мы распустились, и распущенность привела нас к неуважению себя, и пресмыкательству перед чужими. Кто не боится своих, будет бояться чужих. И, увы, уже боимся.
Теперь, наконец, можно и спросить, откуда такая напасть. Конечно, всё можно списать на обстоятельства: последние двадцать лет «советской власти» (действительно маразматической), помноженные на десять лет «перестройки» и «реформ» (действительно кошмарных), могут испортить даже самый лучший народ. Но дело серьёзнее и глубже: распущенность, невнимание и неуважение к себе – это вообще характерная черта последних столетий русской истории.
Известно и то, «отколе есть пошла» эта зараза. Разложение началось с «верхов». Конечно, рыба гниёт с головы, но тут была специфическая причина: уродливая «европеизация», начатая Петром Первым, и не закончившаяся до сих пор.
Сама по себе «европеизация» ничем не плоха. Учиться вообще полезно, в том числе и у европейцев – если учишься хорошему. Проблема в том, что плохое усваивается легче и быстрее. Так, к примеру, петровские вельможи заводили себе гаремы – будучи искренне убеждёнными, что это «очень по-европейски». Сами европейцы, разумеется, в ужасе отшатнулись бы от такого варварства…
Конечно, петровские времена только «обозначили процесс». Через известное время появились постоянные поставщики вредных фантазий, выдаваемых за «новейшие европейские идеи». Эту работёнку взяла на себя так называемая «интеллигенция», представлявшая (и представляющая) собой сборище людей недообразованных, невоспитанных, и к тому же на удивление подлых, зато «знающих иноземной грамоте», способных читать французские бульварные газеты и переписывать из них «кое-что» в газеты российские, зарабатывая себе таким образом на хлеб. Стоит притом заметить, что самым невинным из интеллигентских занятий было как раз чтение французских газет, а ни что иное. Вовсе не надо думать, что виной всему российскому «нигилизму» было проводимое французскими газетами западное влияние: это будет неправда. Например, русское дворянство, тоже не испытывавшее проблем с языками, и к тому же несоизмеримо более «европейское» по всем статьям, состояло из людей в высшей степени патриотических и верноподданических убеждений.
Начало двадцатого столетия началось для России счастливо. Во время царствования Николая II страна достигла небывалого уровня благосостояния. При этом рост материального достатка был именно что массовым: рост потребления всех продуктов потребления с девятисотого по девятьсот тринадцатый год был примерно двукратным (то есть стопроцентным). Золотой рубль был самой устойчивой европейской валютой, вклады населения в сберегательные кассы за тот же период увеличились шестикратно, а прирост населения был самым большим в мире. При этом «лучшие люди страны» искренне ненавидели существующую власть, а свою страну именовали не иначе как оплотом всех мыслимых и немыслимых тёмных сил, прогнившей монархией, колыбелью реакции, тюрьмой народов! Добившись свободы слова – то есть отмены предварительной цензуры – эти люди начали свободно изливать свои чувства, а когда их слушали недостаточно внимательно, подкрепляли свои доводы пулями и бомбами «социалистов-революционеров», листовочками в солдатские окопы, и прочими аргументами такого рода. Кончилось это тремя революциями, последняя из которых Российскую Империю и разрушила. Разумеется, «лучшие люди страны» усмотрели в этом разрушении «закономерный финал похабной российской истории» и полное подтверждение своих воззрений на сей предмет.
Это, впрочем, всё и без того известно. Хуже другое: за время существования советской власти это милое мировоззрение не только не погибло, но и распространилось вширь, стало народным. Причин тому много – начиная с того, что советская культура была построена на трудах разрушителей и ниспровергателей (все мы проходили в школе Герцена и Чернышевского), и кончая успехом «бибиси» и нехваткой колбасы. Но, в общем, ситуация такова: то, как раньше думали «лучшие люди», теперь думают все или почти все. Интеллигенция добилась-таки своего: перезаразила-таки своим мировоззрением широкие слои населения.
Что же делать? Известно, что распустившемуся следует для начала собраться. Русские люди должны начать восстановление правильного порядка вещей сначала внутри себя. По сути дела, нам необходимо восстановить русское сообщество – жёсткое и немилосердное к любым отступникам, какими бы умствованиями и какими бы чувствами они не прикрывали своё отступничество. Русские по крови, пошедшие против России (в чём бы то ни было), должны быть презираемы, ненавидимы, и гонимы – нами же.
Рубль
Российская Федерация – многонациональное государство. Это, кажется, единственное, с чем никто никогда не спорит. Во всём остальном – существует ли в РФ демократия, соблюдаются ли в ней права человека, является ли она настоящей федерацией и государство ли она вообще – можно сомневаться.
В многонациональной «эрефии» живут и процветают разнообразные нации. Все эти граждане этнических национальностей живут в России очень хорошо, дружно: управляют страной, снабжают цивилизованные страны нефтепродуктами, продают на рынках «китайские товары со всего мира», приторговывают наркотиками и вообще обеспечивают в стране порядок. Для того чтобы многонациональность цвела, в Россию постоянно завозятся всё новые этнические национальности. К примеру, недавно в моду вошли китайцы: сейчас без китайцев просто никуда.
Кроме того, в «эрефии» живет быдло. Быдло составляет более восьмидесяти процентов населения страны, что весьма печально. Предки быдла создали эту страну, населили её, построили города и железные дороги, выиграли несколько великих войн и первыми отправились в космос.
Когда-то это быдло называлось «русскими», но в эрефии это слово считается неприличным и публично произносится только в двух случаях: когда речь заходит о «русском пьянстве» и «русском фашизме».
«Русским фашизмом» в широком смысле слова называется любое шевеление быдла. Особенно ужасны случаи, когда быдло начинает защищаться – например, сопротивляется лицам этнических национальностей, которые, не жалея сил, учат быдло толерантности и уважению к хозяевам РФ, то есть лицам этнических национальностей. Тут в общем порыве объединяются все – и российская власть, и либеральная общественность, эту власть во всех остальных случаях ненавидящая, и западная либеральная интеллигенция. Например, одно из любимейших занятий – ловля русских скинхедов или борьба с «антисемитами-погромщиками». Даром, что ни единого погрома – или чего-нибудь хотя бы отдаленно напоминающего – не было и нет, а «несчастные жертвы скинхедов» сами режут и убивают русских прямо в Москве. Необходимости ловли скинов это не отменяет.
Вот, например, следующий возмутительный случай. Одно лицо этнической национальности по фамилии Багдасарян сделало любезность быдляцкой русской девушке – подвезло её на своей машине. По ходу поездки лицо национальности – горячая кавказская кровь – пожелало, чтобы быдлячка, помимо договоренной оплаты его любезности, доставила ему также и небольшое удовольствие орального порядка. Вместо того, чтобы добросовестно исполнить требование хозяина московских улиц, девушка воспротивилась, а в ответ на разъяснения, что с ней сделают за непослушание, вытащила из сумочки нож и ткнула в бедро любезного кавказца. Нож случайно задел бедренную артерию, и кавказец скончался от потери крови.
Да, это я о деле Александры Иванниковой. Про которое сейчас столько разговоров.
Не буду утомлять читателя дальнейшим изложением событий. Понятно, что российский суд, блюдя многонациональный мир, собрался впаять нахалке несколько лет общего режима – то есть посадить в российскую тюрьму. Нерушимый блок российских чиновников и лиц национальностей и на сей раз не отклонился от генеральной линии.
Необычного было одно: быдло, которое обычно покорно терпит, зашевелилось. Оказывается, за последние годы в России худо-бедно возникло несколько организаций, ставящих своей задачей защиту прав русских людей. Эти люди начали действовать – нет, не пошли устраивать погром, куда там. Речь шла о мирных ненасильственных действиях: пикетах, митингах, письмах в прессу. В конце концов, удалось поднять такой шум, что игнорировать дело стало сложно. Задумались и судебные инстанции повыше: дело было шито настолько белыми нитками, а возмущение общественности было настолько непривычно сильным, что вместо штампованного приговора дело пришлось отправить обратно в суд.
Тут наша либеральная общественность отвлеклась от любимого занятия – ловли скинхедов – наконец, зачесалась: стало ясно, что всепобеждающая «антифашистская» сборная пропустила гол в свои ворота, и нужно отыгрываться. За сим последовало развертывание медийной компании – как всегда, против русских.
Однако в данном случае очень трудно было найти состав преступления. Для начала попробовали обгадить словами саму девушку, защищавшую свою честь. Выкатились такие гаубицы словопомола, как золотое перо либеральной журналистики Маша Гессен. Она написала статью в жирную, зажиточную газету «Большой Город» – это такое бесплатное издание, раздаваемое в дорогих московских кабаках. Статья называлась «Революция кухонных ножей» и начиналась словами «В России появилась народная героиня. Это простая русская женщина Александра Иванникова». Дальше в статье шло долгое объяснение на тему того, почему Иванникова – быдло, и почему всем людям доброй воли нужно стоять-бояться этого быдла. Последние слова Гессен бросали в дрожь: «…суду в затылок дышит столь лихо заявившее о себе общественное мнение – мнение тех, кто готов пойти защищать Россию с кухонными ножами наперевес».
Однако травить Иванникову всё-таки сложно. Красивая и смелая женщина у большинства нормальных людей – и даже у некоторых лиц национальностей – вызывает, скорее, сочувствие. Тогда борцуны с «русским фашизмом» решили переключиться на тех, кто Иванникову защищал, и обличить этих извергов рода человеческого в каком-нибудь преступлении.
И преступление было своевременно обнаружено. Причем серьёзное, без дураков.
Впрочем, сначала нужно объяснить, кто именно и как защищал девушку. За «дело Иванниковой» взялись две русские общественные организации. Первая называется «Движение против нелегальной иммиграции» (ДПНИ) и ставит своей задачей защиту интересов коренных жителей России от мигрантов. Вторая организация, принявшая участие в защите Иванниковой – «Русское Общественное Движение» (РОД), образовавшаяся совсем недавно. Её цель – защита русских людей и борьба с русофобией. По сути, ДПНИ, РОД и им подобные объединения – это зачатки того самого «гражданского общества», о котором любят посудачить наши либералы.
Что же ужасного совершилось? А вот что: ДПНИ пригласило чету Иванниковых на свой праздник – трехлетие организации. И там в торжественной обстановке вручило Александре подарок – пятьдесят тысяч рублей, собранных за несколько месяцев членами организации в качестве награды за смелый поступок.
Тут начался вой. Известная правозащитница Светлана Ганнушкина заявила в эфире радиостанции «Эхо Москвы», что Иванниковой «дали премию за убийство армянина», а само вручение премии, оказывается, «уже служит основанием для привлечения к уголовной ответственности за разжигание межнациональной розни». Дальше «Известия» разразились гнусной статьей. Приведем выдержки: «В Москве уже три года легально существует и активно действует самая настоящая националистическая организация. Называется она замысловато и даже политкорректно: ‘Движение против нелегальной иммиграции”… Борцы с нелегальной иммиграцией пригласили на своё собрание ту самую, ставшую уже знаменитой Александру Иванникову, которую судили за убийство насильника. Руководители ДПНИ решили вручить Иванниковой премию – 50 тысяч рублей. Назвали премию так же политкорректно, как и свою организацию, – “за храбрый поступок”… ДПНИ существует в Москве уже три года, и у них нет никаких проблем с законом. Пока что их политкорректность помогает им спокойно существовать. Мы будем и дальше следить за действиями этой структуры. Интересно только, почему этим не займутся те, кто должен возбуждать уголовные дела по статье “Возбуждение национальной вражды”».
Интернетовская Лента. ру, пользуясь более свободными сетевыми нравами, выражается яснее. Достаточно посмотреть на названия статей: «Скромное обаяние национал-патриотизма. Русскую девушку наградили за убийство инородца». «Убившая армянина москвичка получила 50 тысяч за вклад в борьбу с нелегальной иммиграцией». Названия соответствуют содержанию – думаю, всем понятно, что и в каком тоне там написано. Другие интернет-ресурсы, принадлежащие либералам и лицам национальностей, тоже не отстают. Судьбой Иванниковой заинтересовались даже израильские ресурсы, хотя «с чего бы вроде».
В принципе, стилистика знакомая – примерно так пишется любой публичный донос с требованием «покарать кровавых псов». Вопрос в другом: почему их так взбеленила именно эта премия – очень скромная, копеечная, собранная из народных денег, в отличие от жирнейших грантов, проедаемых с хрустом за ушами уже пятнадцатый год подряд жирующей сволотой, всех этих букеров-шмукеров, всех этих журналистских премий, выдаваемых за русофобские истерики, всего того золотого дождя, которым осыпают себя ревнители многонациональной «России-не-для-русских»? Неужели только оттого, что прозвучало слово «деньги»?
Как ни странно, да. Ибо где деньги – там начинаются серьёзные дела. Русское национальное движение может начаться только тогда, когда русские научатся работать с деньгами – хотя бы платить взносы в национальные организации, отстаивающие их интересы, создавать общие кассы, вкладываться в русские интересы. И, не в последнюю очередь, награждать хороших русских людей – то есть людей, которые своим примером отстояли честь русского народа, хотя бы где-то и когда-то.
Именно этого боятся наши враги. Боятся больше любых лозунгов и призывов. Именно отсюда растут ноги у либерастической истерики.
Национальная солидарность начинается не с громких слов, а с мятого рубля, отданного на общее дело. Так было везде и всегда. В том числе и в России, в страшнейшее время Смуты, когда купец Минин призвал русский народ «заложить жен и детей своих». Изгнание поляков и подъем величайшей в истории Империи – всё это началось с почерневших медяков, которые легли в фундамент великого будущего.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70937998) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Примечание 1995 года. На момент написания основного текста статьи словосочетание «новые русские» уже имело хождение, но ещё не вошло в язык как обозначение определенного класса людей, выделяющихся по уровню доходов, а также по способу их получения.
2
«С точки зрения вечности» (лат.). – Прим. ред.
3
Примечание 1995 года. Настоящий вариант статьи был закончен как раз во время известных событий 1993 года. В тот момент я расценил происходящее как начало межэтнической войны между русскими и россиянами, в связи с чем собирался отправиться в Белый Дом, чтобы раздать распечатки текста находившимся там людям. Я опоздал на полтора часа.
4
«Здравый смысл» (лат.). – Прим. ред.
5
В связи с этим россияне часто называют себя средним классом, проецируя свою этническую идентичность на заимствованное из западной социологии понятие. Интересно, что именно россияне вполне сознательно разрушили реально сформировавшийся в 1970-1980-е годы русский «средний класс», что признается самими «демократами». В настоящий момент «демократы» создали внешне парадоксальную теорию о том, что интеллигенция представляет перед обществом мнения и интересы отсутствующего в России «среднего класса», то есть выражает то, чего нет. К сожалению, в рамках данной работы мы не имеем возможности описать интересные особенности употребления терминов «средний класс» или «гражданское общество» в лексике «своих».
6
Мы не касаемся здесь сложных проблем, связанных с представленностью в этих слоях других этнических групп.
7
Интересно отметить, что схожая, но более ярко выраженная ситуация того же класса сложилась на Украине, где политика и идеология находятся под полным контролем субэтноса «западных украинцев» («западенцев»).
8
Автор имел возможность отметить, что даже на бытовом уровне россияне обычно предпочитают иметь дело с кем угодно, но не с русскими. Тем более это касается жизни и занятий интеллигенции. Например, в определенный период времени довольно значительную роль в интеллектуальной жизни СССР играли грузинские и армянские интеллигенты, не отличавшиеся (по понятным причинам) значительными интеллектуальными достижениями, но тем не менее имевшими хорошую рекламу и влияние на умы. Очевидно, такое впрыскивание заведомо бесперспективных людей в интеллектуальную элиту России не могло быть произведено с иной целью, нежели дальнейшее вытеснение из неё русских (в данном случае чужими руками).
9
Интересно, что подобное понимание практически тождественно не менее традиционному «дискурсу Судьбы и Провидения» – принципиально невоспринимаемой чувствами и (чувственным) разумом, но при этом действующей в истории сущности, «шествующей тайными путями и движущей тайными пружинами».
10
В русской революции ситуация оказалась строго обратной: поскольку революционеры определяли себя как «класс» (разумеется, «угнетённый»), постольку их врагом оказалась именно что нация, в данном случае русская. Отсюда происходит и идея стратегического союза «русского угнетённого класса» с «угнетёнными нациями», приведшая к известным последствиям.
11
Впрочем, честь открытия «антинациональных сообществ» принадлежит еврейской традиции, согласно которой «антисемиты» являются своего рода «нацией», противостоящей евреям. Согласно традиционным еврейским воззрениям, все антисемиты являются потомками одного человека, Амалека, царя амалекитян, не убитого вовремя во время еврейского завоевания Палестины.
12
«Нерусь» (с ударением на первом слоге) – «народное» название для отчётливо «антирусских» народов и групп населения, прежде всего так называемых «чёрных» (то есть «кавказских» и «закавказских» диаспор, обосновавшихся в России). Я использую это слово как этносоциологическое понятие, дефиницию которого даю ниже.
13
Такова психология любых сообщников или подельников. Несколько злодеев, решившихся на ограбление или убийство одного и того же человека, могут иметь к этому самые разные основания: один желает отомстить, другой – обогатиться, третий – испытать острые ощущения. Их объединяет не общая цель, а общая жертва.
14
Сейчас, например, ряды Неруси пополнила «этнически русская» организованная преступность. Впрочем, её масштабы не стоит преувеличивать: как правило, любые «славяне» (характерное, кстати, слово) на некотором уровне курируются этнически нерусскими.
15
Например, американцы, несмотря на почти вековую русофобскую пропаганду, относятся к русским без особой ненависти (хотя и без каких-либо симпатий). Но при этом американское «экспертное сообщество», равно как и политический истеблишмент, настроены крайне антирусски (хотя и по разным причинам).
16
Классическим примером «антирусской власти» был, например, петровский период. Сейчас уже можно считать доказанным, что абсолютно все «петровские реформы» были бессмысленны или вредоносны и для русских как нации, и для России как государства. Понесённые же Россией жертвы (включая массовое вымирание русских людей) были чудовищны. Русофобия Петра I (доходящая до патологии) общеизвестна. Судя по всему, «старообрядческое» восприятие Петра как «антихриста» и «чорта» полностью соответствовало действительности – если, конечно, рассматривать последнюю через призму русских национальных интересов.
17
Америка, объявив войну так называемому «мировому терроризму», на самом деле подразумевала и подразумевает под последним именно антиамериканское сообщество, а отнюдь не «террористов вообще». Соединённые Штаты бомбят центры «мирового антиамериканизма». В этом смысле между уничтожением Югославии и афганской (или иракской) кампанией нет никакой разницы – просто было найдено удачное название, достаточно чётко указывающее на «всех врагов Америки и всего американского», но не называющее их прямо.
18
Более почтенную историю имеет разве что «мировой антисемитизм». Но, поскольку сейчас «антисемитизма» как организованной и сколько-нибудь успешной силы больше нет, Нерусь может претендовать на лидерство.
19
Это касается не только «российской территории». Например, никого не удивляет, что министр культуры РФ пытался спонсировать чудовищный по форме и содержанию антирусский украинский фильм о Мазепе, а впоследствии лоббировал его показ в России.
20
Украинская Национальная Ассамблея – Украинская народная самооборона (УНА-УНСО). Деятельность УНА-УНСО запрещена в России. – Прим. ред.