Я не могу проиграть!
Татьяна Лисицына
Ей было шестнадцать, когда мама влюбилась в другого, а отец погиб при странных обстоятельствах. Не желая терпеть отчима, Вика уходит из дома чтобы начать новую жизнь, где будет любовь и одиночество, бизнес и неудачи. Неизменным останется желание победить.
Татьяна Лисицына
Я не могу проиграть!
Вступление
Весеннее солнце заливает ярким светом наш московский дворик и в мои шесть окружающий мир кажется прекрасным. Вадик и я играем в салки. Я бегу со всех ног. Его дыхание у меня за спиной. Я прибавляю скорость. Почти лечу. До сих пор к моей радости, – а у Вадика мне еще ни разу не удавалось выиграть, – он не может меня догнать. Вдруг, не заметив камня, я спотыкаюсь и падаю на асфальт. Воспользовавшись моим поражением, Вадик дотрагивается до меня ладошкой и с криком «осалил» отбегает в сторону. Мне больно вдвойне: и от разбитых в кровь коленок, и от проигрыша в такой важной игре. Но больше всего – от неожиданности. От обиды я готова зареветь, но передо мной возникает отец, до этого сидевший на скамейке и наблюдающий за нами. Он поднимает меня и ставит на ноги. Я вижу разорванные колготки, кровь на разбитых коленках и несносного Вадика, показывающего мне язык. Поднимаю полные слез глаза на папу, надеясь на сочувствие, но он спокойно говорит:
– Твое имя Виктория переводится как победа. Девочки с таким именем должны побеждать.
– Он никогда не догнал бы меня, если бы я не споткнулась, – обиженно говорю я, пиная камень.
Соседка, проходящая мимо нас с дочерью, моей ровесницей, показывает ей на меня и говорит:
– Посмотри, какая Вика молодец! Упала и не плачет. А ты все время ревешь!
– Значит, ей можно плакать, а мне нет? – неуверенно спрашиваю я папу.
Папа улыбается и берет меня за руку.
– Ты много раз будешь падать. Учись не обращать внимания на разбитые коленки. Старайся победить.
Из его слов я понимаю, что сейчас должна доказать, что бегаю быстрее, чем какой— то мальчишка из нашего двора.
– Давай еще раз наперегонки, – предлагаю я спрятавшемуся за деревом Вадику. – Тот раз не считается, я споткнулась.
Он ухмыляется и смотрит на мои разбитые коленки.
– Мне, ну нисколечко, не больно! – уверяю его я. – Давай! Или… ты боишься?
– Я боюсь?! Ладно, – соглашается Вадик. – Наперегонки до того дерева. Раз! Два! «Три!» —считает он.
Мы несемся вперед. Сначала мой дружок обгоняет меня, но я не сдаюсь. Я должна выиграть! Кровь стучит в висках. Ветер бьет в лицо. Но я вырываюсь вперед и первой касаюсь дерева.
– Папа! Папа! Ты видел?! Я победила! – кричу я на весь двор от радости, замечая, как посрамленный Вадик ретируется со двора, а соседская девчонка смотрит на меня с завистью и восхищением.
Конечно, тогда я не полностью поняла, что пытался внушить мне отец. Но тот восторг от детской победы я запомнила на всю жизнь. С тех пор я всегда стараюсь выиграть, и для меня безразлично, идет ли речь о чем-то важном или об игре в дурачка.
Глава 1
Мое детство можно назвать счастливым. Я выросла в дружной семье: мои родители, как мне тогда казалось, любили друг друга и баловали меня. Мне позволяли все или почти все в разумных пределах. Моя жизнь не была насыщена запретами вроде «не ходи туда» и «не делай этого». Я никогда не испытывала страха перед наказанием. Дома было весело и моим друзьям нравилось приходить ко мне в гости.
Я родилась и выросла в Москве. Мы жили на седьмом этаже старинного дома по Новодевичьему проезду. Из окон нашей четырехкомнатной квартиры открывался вид на Новодевичий монастырь и пруд.
Моя мама – известная пианистка. Ей я обязана пониманием чудесного мира классической музыки. Мое детство прошло под мелодии замечательных композиторов: Баха и Бетховена, Чайковского и Шопена. Мне повезло, я слушала их часами, когда мама готовилась к концертам. Огромный черный рояль стоял в просторной гостиной, и я любила, устроившись в кресле, наблюдать, как мамины изящные пальцы порхают над клавишами, унося меня в мир грез, где я была самой лучшей, самой смелой и самой красивой.
Профессию отца я назвала бы экзотической. Ученый-зоолог. Он не вылезал из командировок, изучая мир диких животных. Когда он был в отъезде, я ужасно скучала по нему и с нетерпением ждала его рассказов.
Мои родители были абсолютно разными, как внешне, так и внутренне. Мама предпочитала классический стиль в одежде и строгую прическу, отец всегда и всюду ходил в джинсах, а его кудрявые волосы в беспорядке падали на плечи, нуждаясь то в стрижке, то в обычном гребне. Одна обожала «выходы в свет», другой предпочитал пикники на природе с друзьями.
Папа относился к маме как к королеве, и это, конечно, ей льстило. Да и держалась она, как важная особа, начиная от поворота головы и царственной осанки до полного нежелания обременять себя хозяйственными делами. Когда папа уезжал – а он был прекрасным кулинаром – к нам приходила соседка, которая готовила и убирала. Я не любила ее стряпню, поэтому рано начала экспериментировать у плиты сама. А мама, сидя на табурете с прямой спиной и легкой улыбкой, ела мои подгоревшие – я все время «висела» на телефоне, – и слишком острые, приправленные папины экзотическими специями, – кулинарные художества. Надо отдать маме должное: она ни разу не скривилась и всегда хвалила меня.
Отец считал меня способной, был уверен, что меня ждет прекрасное будущее и всячески поддерживал мою самостоятельность. Он учил меня думать, искать нестандартные решения. Мы вместе занимались спортом, плавали, он научил меня водить машину и мотоцикл. Отец всегда говорил, что трудно предугадать, какие навыки и умения пригодятся в жизни, поэтому призывал меня учиться всему. Он и сам постоянно что-то изучал, читал, посещал всевозможные лекции и выписывал множество журналов. Папа говорил и читал на пяти языках, четыре из которых выучил самостоятельно. Я с раннего детства занималась в различных кружках и студиях: фигурное катание, бальные танцы, курсы скорочтения и французского языка. Моя жизнь была интересной и насыщенной.
Во дворе у нас была замечательная компания: пять девочек и трое мальчишек и при первой возможности я убегала гулять.
Позже, лет в четырнадцать, мы начали играть в «любовь». Ольга, моя лучшая подружка, и я гордо отправлялись на прогулку, где нас поджидали те же мальчики, с которыми мы пару лет назад играли в казаки-разбойники, а также их старшие братья. С кем только я не крутила романы, отвергая одноклассников, предпочитала встречаться с теми, кто уже закончил школу.
Какое удовольствие мне доставляло мучить поклонников: ставить на колени за малейшую провинность и расстраивать из-за пустяков. Особенно мне нравился момент расставания. Я надевала красивое платье, делала взрослую прическу и макияж, и когда мой кавалер, говорил, что сегодня я особенно великолепна, объявляла, что это наш последний вечер. Поклонник, ошарашенный от моей жестокости – бедняга вообразил, что я разоделась ради того, чтобы ему понравиться – умолял не покидать его, но я, входя в роль, гордо уходила, предвкушая огромное удовольствие от того, что расскажу об этом подружкам и услышу завистливое: «Ты меняешь парней, как перчатки».
В тот день – по-весеннему теплый и солнечный – я возвращалась домой из школы. От нехорошего предчувствия сердце тоскливо сжималось. В кустах весело чирикали взъерошенные воробьи, на асфальте перед домом две девочки в белых гольфах прыгали в классики. Пожалев о том, что выросла из детских забав, я поднялась пешком на седьмой этаж и нажала кнопку звонка. Дверь открыла мама. Против обыкновения, она встретила меня без улыбки, словно чужую.
– Ты как раз вовремя, – сказала она, не глядя мне в глаза. – Нам нужно поговорить.
Бросив в угол школьную потрепанную сумку, я прошлепала босиком на кухню. На своем месте у окна сидел папа, показавшийся мне непривычно грустным.
– Привет! – я чмокнула его в щеку.
– Мама должна тебе кое-что рассказать, а я пройдусь, чтобы вам не мешать, – быстро сказал он, пряча глаза.
Я опустилась на краешек стула.
– Тебе не нужно уходить, – сказала мама. – Вика уже взрослая и будет лучше, если мы вместе все обсудим.
– Мы вместе все обсудим?! – повторил папа. – Ты не понимаешь, что нас, – он сделал ударение на этом слове и горько усмехнулся, – нас больше нет!
Я ничего не понимала: это определенно были не мои родители, что-то изменилось, пока я была в школе.
– Мама! Папа! Что происходит? – я беспомощно переводила взгляд с одного на другого, но они не обращали на меня внимания.
– Имей мужество рассказать о том, что ты сделала с нами из-за своей великой любви, – поморщился отец, вскакивая со стула. – Только не надейся, что наша дочь тебя поймет.
Хлопнула входная дверь. Мы остались вдвоем с мамой. Я молчала, потрясенная и убитая.
– Куда ушел папа? – выдавила я из себя.
– Не знаю, – мама постукивала тонкими пальцами по столу, глядя в окно.
– Мам, что произошло? Вы поссорились?
– Дело в том, доченька, что мы с твоим отцом разные люди, – начала она, глядя куда-то мимо меня. – Да ты и сама это замечала. – Единственное, что объединяет нас – это ты. В остальном – каждый из нас уже давно живет своей жизнью. Я – музыкой, гастролями, концертами, а папа – своими экспедициями, в которых он проводит больше времени, чем с нами. А когда мы встречаемся, то уже не знаем, что делать вместе, такие разные у нас интересы. В общем, мы, – она сделала паузу и с трудом выговорила – решили развестись.
– Ерунда какая-то, – потрясла я головой. – Вы прожили вместе столько лет и вдруг обнаружили, что не подходите друг другу?! Но до сих пор все же было хорошо, вы даже не ссорились?!
Мама вздохнула и опять начала постукивать пальцами по столу. Ей не хотелось ничего мне объяснять, но я должна была знать всю правду, какой бы горькой она ни была.
? Тебе придется мне все рассказать, – заявила я.
– Постарайся понять – ты уже взрослая – я полюбила другого человека и не могу больше оставаться с твоим отцом.
– Что? Ты влюбилась? – удивилась я. – Кто он? Кто может быть лучше папы? Кто еще будет так любить тебя? – выкрикнула я, словно мы поменялись ролями.
– Его зовут Николай. Он играет на виолончели в нашем оркестре. Он близок мне по духу. У нас одно общее дело – музыка. Мы любим друг друга, и я, наконец, поняла, что такое счастье.
– А все эти годы ты была несчастной? – допрашивала ее я. – А как же папа? Как он будет жить без тебя? – почему-то мне не пришла в голову мысль о себе, словно я уже была не с ними.
– Не знаю, доченька, – при упоминании о папе у мамы стал виноватый вид. – Думаю, он привыкнет, он сильный. Встретит другую женщину, полюбит. Мужчины недолго остаются одни.
– Напрасно ты себя утешаешь, – сказала я. – Папа однолюб, он не сможет тебя забыть, и ты это знаешь.
Мама опустила глаза вниз и заморгала, пытаясь сдержать слезы. Я смотрела на нее, и у меня разрывалось сердце. Мне было обидно за отца – моя мать, которую он так любил, предпочла ему другого. Моя семья была моей опорой, моей крепостью, и мне казалось, что у меня всегда будет этот дом, где живут самые близкие люди, которые меня любят.
Я уже чувствовала себя потерянной и одинокой.
«Нас больше нет», – сказал папа, когда уходил, и я согласилась с ним. Теперь мы врозь – беззащитны и ранимы. Что чувствовал он, когда после семнадцати лет совместной жизни, всех его цветов, подарков и бесконечных ухаживаний его жена заявила, что больше не любит его? Мне хотелось помочь ему, облегчить его боль, но он ушел, и я даже не знаю, навсегда это или на время. Неожиданно мне стало невыносимо сидеть на месте и смотреть на человека, который так поступил с нами. Я ощущала некое презрение к ней, как будто она сделала что-то постыдное. Влюбиться в тридцать пять лет?! Кому это может прийти в голову? Любовь в моем понимании имела право на существование только у молодых.
– Пойду на улицу, – бросила я и выскочила из-за стола, не дожидаясь ответа.
Не разбирая дороги, я шла по залитым солнцем улицам, от сладкого запаха сирени кружилась голова, а я думала, как мне жить дальше.
Долго бродила вокруг пруда и стен Новодевичьего монастыря, иногда плакала, иногда разговаривала сама с собой. В конце концов, решила, что после развода не останусь с матерью, а буду жить с отцом, куда бы он ни уехал.
Вернулась я поздно, дома никого не было, и я решила, что мама, наверное, с ним, со своим музыкантом. В груди поднялась волна ревности, следом за которой пришло любопытство – мне захотелось увидеть, как выглядит мужчина, разрушивший нашу семью. Может, мне удастся поговорить с ним, объяснить, что он не имеет права на маму, потому что она принадлежит другому? А вдруг, увидев меня, он и сам поймет, что у нее семья и что он не прав? С этой мыслью я легла в постель и пока не заснула, подбирала слова, которые скажу ему при встрече.
Глава 2
Неделю после этого разговора я провела плохо осознавая окружающее и не испытывая никаких желаний. Я ходила в школу, но совершенно не понимала, что объясняли учителя, разговаривала с подругами, но не слышала, что мне рассказывали, много гуляла, но не замечала ни весны, ни пения птиц. К счастью, экзаменов в десятом классе не было, а все важные контрольные уже были написаны раньше. Иначе не знаю, с какими отметками я бы закончила год. Мысли постоянно кружили вокруг предстоящего развода родителей, и я не могла заставить себя учиться. Никому из подруг я не рассказывала об этом, не хотела их жалости, поэтому в компании старалась играть прежнюю себя: жизнерадостную и веселую. Единственным, кто все знал, был мой друг Вадик, который вырос без отца.
В нашей компании Вадим пользовался заслуженным авторитетом: не был маменькиным сынком, несмотря на уважительное отношение к матери, хорошо учился, но не стал любимчиком учителей, часто выдумывал смешные проделки, но не прослыл хулиганом. С девочками он не встречался, вежливо давая понять, что женский пол его не интересует. Исключение составляла я: мы дружили с детского сада, учились в одном классе, поэтому общались, не обращая внимания на разницу полов. Я рассказывала ему о своих романах, Вадик давал ценные советы, утешал, когда я была расстроена, смеялся над моими ухажерами и говорил, что никогда не влюбится в меня даже при полном истреблении женского населения. Так что мы действительно дружили, и нам не было дела до косых взглядов одноклассников.
Когда прежние забавы стали казаться пустыми, я стала больше времени проводить с Вадиком. С ним не надо было притворяться, и я могла сколько угодно жаловаться и грустить. Мы садились в троллейбус и уезжали в центр. Раньше мы с папой много гуляли, он хорошо знал историю Москвы и во время наших прогулок выполнял роль экскурсовода.
Теперь, уподобившись отцу, я рассказывала Вадику об улицах, домах и церквях. Он внимательно слушал меня, только больше смотрел на меня чем на то, о чем шла речь. Вероятно, ему нравилось быть со мной и, если бы я его тогда поцеловала, наша дружба бы закончилась. Но меня вполне устраивали именно такие отношения, и я не торопила события.
Как-то раз, решив отдохнуть, мы сели на скамейку на Никитском бульваре под цветущими каштанами. Уже не помню о чем мы говорили, только Вадим вдруг повернулся ко мне и порывисто спросил:
– Ты решила, куда пойдешь учиться?
– Пока нет, еще есть время подумать. А ты?
– Никому не скажешь?
– Могила, – шутливо ответила я.
– Я хочу стать летчиком. Мне снится иногда, что я лечу, управляя самолетом, а подо мной облака, и вся эта большая машина повинуется мне, а где-то там меня ждут люди, которых нужно спасти. – Он посмотрел на меня смущенно и взволнованно.
– Ты мечтатель, – я ласково погладила его по руке и шутливо добавила: – Книжек начитался, а в жизни все не так. Ты будешь уставать и уже не будешь любоваться облаками. К тому же, чтобы стать летчиком, надо пройти медицинскую комиссию.
– Я не мечтатель! Я буду летать! Ты не веришь, что я смогу?! – слишком громко и запальчиво выкрикнул мой дружок.
Две старушки с соседней лавочки с осуждением посмотрели на нас.
– Главное, чтобы ты сам в себя верил. Просто я думаю, что романтика пройдет и останется тяжелый труд, и на облака ты будешь обращать внимания не больше, чем сейчас на асфальт из окна автобуса.
– Ты пессимистка, и это тебе не идет, – прервал меня Вадим.
– Извини, возможно, я не права. Сейчас у меня не лучшее время в жизни, и все кажется серым, – я посмотрела на Вадика.
«Странно, что я раньше не замечала, что он такой», – размышляла я, охваченная теплой волной нежности.
Вадик повернулся ко мне и неловко обнял меня за плечи.
– Давно хотел сказать, – его лицо было так близко, и эта непонятно откуда взявшаяся нежность опять захватила меня, но я сделала над собой усилие и прижала палец к его губам.
– Ты совершаешь ошибку. Не надо ничего говорить.
Вадим отпрянул от меня, и какое-то время мы сидели молча. Потом он встал и пошел за мороженым, а я смотрела вслед его долговязой фигуре в белой футболке и потертых джинсах. Мне стало жаль его, но я очень боялась серьезных отношений. Чтобы чувствовать себя счастливой – моя жизнь должна бурлить и все должно вокруг меняться с огромной скоростью. Одни и те же вещи и люди утомляли меня, размеренная жизнь заставляла меня скучать. Именно поэтому я постоянно переставляла мебель в комнате, вешала картины на стены, придумывала разные игры и крутила романы с новыми ребятами. Я очень завидовала родителям: они постоянно уезжали, видели что-то новое и возвращались домой, переполненные впечатлениями.
– Держи, – Вадик протянул мне вафельный стаканчик.
– Спасибо, – я взяла мороженое и встала со скамейки. – Поехали домой, мне пора.
– Ну конечно пора, у тебя же вечером свидание с очередным влюбленным в тебя дурачком.
– Почему дурачком? И, вообще, что тебе за дело до моих парней? – разозлилась я. – Завидуешь им что ли?
Вадик презрительно оглядел меня с ног до головы.
– Совсем не понимаю, что они в тебе находят.
Он ждал, что я обижусь, но я лишь рассмеялась.
– Сама не понимаю. То ли дело ты?! Просто кремень. Столько лет знакомы, а все только друзья.
Вадик поперхнулся мороженым и закашлялся.
Через Никитский бульвар мы вышли на Гоголевский, самый мой любимый из всех бульваров. Я рассматривала прохожих и не обращала внимания на Вадика, он молчал и смотрел себе под ноги. Все скамейки были заняты: парочки целовались, бабушки судачили, мамаши выгуливали своих отпрысков, а мы медленно вышагивали, стараясь не смотреть друг на друга. У подъезда Вадик поцеловал меня в щеку.
Я открыла дверь своим ключом. Медленно прошлась по комнатам: когда-то ухоженная квартира выглядела запущенной и неуютной: она больше не была тем домом, который я так любила. Мне опять стало грустно. Все чаще и чаще я оставалась одна. Родителям не было до меня дела, словно, потеряв друг друга, они разлюбили и меня.
Папа уехал на Кавказ, а мама почти не бывала дома, объясняя свое отсутствие концертами и репетициями, но я догадывалась, что она проводит время со своим знакомым. Очень хотелось с кем?нибудь поговорить. Руки сами собой набрали знакомый номер. Вадик снял трубку после первого гудка.
– Вадим, а что ты хотел сказать мне?
– О чем ты? – начал придуриваться он. – Я уже и не помню и, вообще, занят сейчас. Тебя там что, все кавалеры побросали из-за твоей меланхолии? Так ты не раскисай, держи себя в руках. Ты же знаешь, парней всегда привлекала только твоя веселость, Вадик явно издевался надо мной.
– Да иди ты, – я бросила трубку, испытывая горькое сожаление о минутной слабости.
Я пошла в ванную и долго изучала в зеркале свое лицо. Не красавица, конечно, тут Вадик прав, но очень даже ничего. Улыбнувшись своему отражению, я еще выше вздернула нос и решила, что никому не удастся испортить мне настроение. Надо не грустить, а действовать. Я встречусь с маминым женишком и попытаюсь спасти нашу семью, решила я. Лежа в постели перед сном я обдумывала слова, после которых он обязательно откажется от своей любви. И тогда мама вернется к нам, и мы втроем снова будем счастливы.
Глава 3
Утром я встала с хорошим настроением: у меня был план. На улице оказалось серо и дождливо, купола Новодевичьего монастыря затянуло пеленой тумана, но после череды погожих и теплых дней, я восприняла перемену погоды как добрый знак. Я зашла к маме в спальню, как все творческие люди она поздно вставала, и присела на краешек кровати.
– Мамуль, проснись, – я потрясла ее за плечо.
Мама открыла заспанные глаза и удивленно посмотрела на меня. Ее утренний сон прежде был священным для нас: мы с папой ходили на цыпочках, чтобы ее не разбудить.
– Ты где сегодня выступаешь?
– А какой сегодня день? Четверг? В консерватории.
С того памятного дня, когда они объявили о разводе, я сторонилась маму, поэтому я подумала, что ей было приятно увидеть меня улыбающейся, несмотря на то, что я разбудила ее.
– Мама, а он…– я сделала паузу, не зная как его назвать, – твой новый знакомый будет сегодня играть?
– Да, Коленька тоже сегодня выступает. А почему ты спрашиваешь?
Ее нежное «Коленька» разозлило меня, но я постаралась, чтобы мама этого не заметила.
– Если увижу его собственными глазами, мне будет легче понять тебя, – схитрила я.
– Девочка моя! – Мама погладила меня по щеке. – Я знаю тебе тяжело, ты так привязана к отцу, но я не могу ничего поделать с собой. Когда ты полюбишь, ты поймешь как это прекрасно.
Вдаваться в дискуссию на тему любви мне не хотелось, мне по-прежнему было тяжело ее видеть.
– Мам, мне пора, я опаздываю, – я выбежала из дома, хотя у меня была еще уйма времени.
Весь день я пребывала в нервно-возбужденном состоянии и с трудом дождалась вечера. Для концерта я надела свое любимое черное короткое платье, которое выгодно подчеркивало мою фигуру. Длинные рыжие волосы я постаралась выпрямить и уложить. Сделав вечерний макияж, я надела туфли на высоких каблуках и, покрутившись перед зеркалом, решила, что выгляжу потрясающе, и к тому же старше своих шестнадцати.
Билетерша, пожилая женщина, которую мы называли тетя Катя, не узнала меня:
– Ваш билет, девушка? – строго потребовала она.
Я улыбнулась ей.
– Здравствуйте, тетя Катя, мама не предупредила, что я приду?
– Господи, Вика?! Я не узнала тебя. Какая ты стала взрослая и красивая, прямо невеста.
Я смущенно потупила глазки, как и подобает воспитанной девочке, радуясь в душе, что достигла цели и выгляжу взрослой.
– Ну, давай, проходи, – она подтолкнула меня. – Концерт сегодня хороший, не будет свободных мест, придешь ко мне за стулом.
– Спасибо, тетя Катя, – я прошмыгнула мимо.
Консерватория место особенное. Мне все здесь нравится: высокая с красной ковровой дорожкой лестница портреты композиторов в зале, и какая-то торжественность, исходящая из каждого уголка, словно звучавшая здесь музыка впиталась в стены. Даже люди, которых я вижу в зале, мне кажутся лучше и добрее, чем прохожие на улице.
Понимать и наслаждаться классическими произведениями, которые пережили века и до сих пор вдохновляют людей, дано не всем. Среди моих друзей эту страсть разделяла лишь Ольга, моя лучшая подруга, которая обладала прекрасным голосом и получила музыкальное образование, а остальные предпочитали диско, рок, рэп. Я всю свою жизнь буду благодарна маме, что она помогла мне полюбить мир звуков, закрытый для многих людей, не понимающих, а, может быть, просто не имеющих желания понять.
В первом отделении исполняли Бетховена, сонату №3 для виолончели и фортепиано. Строгая дама со сцены объявила имена исполнителей. От волнения я вцепилась в подлокотники кресла и затаила дыхание: как выглядит мамин избранник? Королевской походкой на сцену вышла мама, и тут я увидела его – высокого роста, худощавый в черном костюме. Они заняли свои места и обменялись с мамой взглядами: он ей чуть-чуть улыбнулся, она просияла и склонилась над клавишами. Я сидела в первом ряду и сияние маминых глаз, легкий румянец на ее бледных щеках, не могли ускользнуть от меня. С болью оторвавшись от мамы, я взглянула на него. Большой нос правильной формы, темные, видимо карие, глаза, гладко зачесанные назад каштановые прямые волосы, четко-очерченный рот. «Красив, безусловно красив», – подумала я с болью.
Постепенно моим вниманием завладела музыка, которую исполняли эти двое, влюбленные друг в друга. Звучали аккорды, мамины пальчики неутомимо бегали по клавишам, а нежный голос его виолончели вторил ей, а иногда на чем-то настаивал. Они сыграли еще несколько произведений, которых я не знала. В паузах обмениваясь взглядами, которые разрывали мне сердце. В конце отделения я поняла, что у папы, как бы его не любила и каким бы прекрасным человеком он ни был, нет ни единого шанса. Эти двое на сцене, сплетенные звуками, очень подходили друг другу. Я вытерла слезы и решила им не мешать. Правильно или нет поступила мама, это ее жизнь, и в эти мгновения, в этом зале, я ее понимала. Да будет так, как они решили! В антракт я улизнула на улицу: мне хотелось на воздух, я больше не могла смотреть на них. Я немного прошлась по Большой Никитской и, повинуясь порыву, купила у бабушки букет тюльпанов. Вернувшись в зал, я обнаружила, что гуляла слишком долго, второе отделение уже заканчивалось, публика кричала «браво» и аплодировала. Я поднялась на сцену и, поделив букет пополам, подарила им. В тот момент мне хотелось, чтобы они поняли, что я их простила.
Зрители устроили овацию, а мне казалось, что публика одобряет не только их игру, но и любовь.
Я абсолютно не помню, как оказалась дома, не помню, как переходила дороги, ехала на метро, открывала дверь. Когда я начала осознавать окружающее, я уже сидела в своей комнате, пытаясь собрать тетради. Но вдруг поняла, что мне нужно уехать, спрятаться ото всех, чтобы наедине с собой решить, что мне делать дальше.
Через некоторое время план возник в моей голове, как будто кто-то прокрутил короткометражный фильм. До окончания школы осталась неделя, и мама вполне сможет объяснить учительнице, что мне срочно пришлось уехать, не называя настоящих причин. В конце концов, она довела нас всех до такого состояния и не должна сердиться.
Я решила поехать к бабушке в деревню, это всего в трех часах езды на электричке, и у меня хватит денег на билет. Бабушка Маня, папина мама, очень любила меня, и у нее в деревне я по-настоящему отдыхала. Я буду гулять босиком по траве, слушать пение птиц и купаться в прозрачной голубой речке, а, может быть, заведу роман с деревенским пареньком. Только там, разобравшись в себе, я смогу обрести силы и обязательно придумаю, как мне жить дальше. Я пнула школьную сумку ногой: для меня уже начались каникулы и, сочинив маме записку, собрала вещи. Я улеглась в постель, решив подняться в семь тридцать, словно собираюсь в школу, а записку оставить на кухонном столе. Когда мама проснется – я уже буду далеко отсюда.
Я была совершенно уверена, что мама не поедет за мной, так как она не выносит деревенской жизни и жить не может без ванны, телефона и других благ цивилизации. К тому же отношения у них с бабушкой были натянутыми. А папа, который бы обязательно приехал, чтобы выяснить, что случилось, снова улетел в командировку. Когда мы прощались, он как-то особенно ласково смотрел на меня и попросил, чтобы я заботилась о маме, словно она была ребенком, а не взрослым человеком, который разрушил наши жизни.
Глава 4
Утро было солнечным, я выбежала босиком на балкон, радуясь, что погода не обманула моих ожиданий. Школьники с портфелями уныло плелись в школу.
«Как хорошо, что меня это больше не касается», – подумала я. Наскоро перекусив, в джинсах и кроссовках, я выскочила на улицу и почти бегом направилась к метро. Мне было немного страшно: вдруг мама проснется и обнаружит записку, но опасность пришла с другой стороны: навстречу шел Вадик. Спрятаться было некуда, поэтому я вздернула подбородок, намереваясь холодно поздороваться из-за вчерашнего разговора.
– Куда это ты собралась? – придержал он меня за локоть, полностью проигнорировав мое ледяное приветствие.
«Ну, зачем я вышла в то время, когда все идут в школу?» – с тоской подумала я, не отвечая на вопрос.
– Так куда же ты так рано в джинсах и с такой большой сумкой? Что у тебя там? Неужели учебники? Наверно, ты запаслась на весь класс? – издевался он.
– Пусти сейчас же. Я не обязана ничего объяснять, – я смерила его презрительным взглядом. – Особенно тебе.
– Вика, я твой друг, – голос Вадика стал мягче, но железная хватка не ослабла.
– Тебя это не касается. Беги, а то в школу опоздаешь, – я сделала попытку высвободить руку.
– Вика, перестань! Ты должна мне рассказать. И дай я помогу тебе нести эту сумку.
– Иди в школу, – я спрятала сумку за спину.
– Школа стоит, стояла и еще постоит, а вот с тобой нужно разобраться. Вероятно, ты решила сбежать из дома?! Мама спит?
– Надеюсь, что да.
– Значит нужно, чтобы узнала, что ее непутевая дочка сбежала, – Вадим опять схватил меня за руку и начал тянуть в сторону дома, а я сопротивлялась изо всех сил. Увлеченная борьбой, я не заметила, как мы оказались слишком близко друг к другу. Неожиданно его губы прижались к моим. Поцелуй был долгим, несмотря на то, что сумки мешали нам, поэтому через некоторое время мы бросили их на землю и снова потянулись друг к другу. Голова у меня кружилась, и я точно знала, что так меня никто не целовал и так сильно меня не тянуло ни к одному парню.
Школа была благополучно забыта. Вадик поехал провожать меня на вокзал после того как между поцелуями я объяснила ему, что собираюсь всего лишь к бабушке в деревню, а родителям больше нет до меня дела. Вадик крепко держал меня за руку, и я решила не копаться, что же все-таки произошло с нашей дружбой. Впереди лето ? полно времени разобраться. Вадику нужны серьезные отношения: он не разменивался на случайные встречи. «Девушка, которую я полюблю, будет со мной всю жизнь», – вспомнила я его слова. Не моя вина, что я не готова стать его девушкой. В будущем я видела себя роковой женщиной, окруженной интересными мужчинами, сходящими с ума от любви ко мне. Я мечтала о головокружительной карьере, ступеньки которой вымощены мужскими сердцами.
– О чем ты думаешь? – вернул меня к действительности Вадик.
– О бабушке, – соврала я. – Как она удивится.
Вадик пошел покупать билет, а я стояла в толпе и вспоминала, как мы целовались. И почему же он мне так нравился сегодня? Этого совершенно нельзя допустить! Ну, хорошо, еще один поцелуй – разрешила я себе. Поцелуй был один, но его продолжительность, как мне показалось, не имела временного диапазона. Я закрыла глаза. Исчезли вокзал, поезд и любопытные пассажиры. Осталась лишь бесконечная нежность его губ и теплые руки, обнимавшие меня.
В поезде я пыталась читать, но глаза пробегали строчки, не улавливая их смысла. Несмотря на приятное происшествие с Вадиком, польстившее моему самолюбию, на сердце была непроходимая тоска. Я грустила о потерянной семье и о том, что я сразу стала ненужной и маме, и папе.
Мои мысли вернулись к Вадику. И вдруг мне снова стало грустно. Мне стало жаль нашей дружбы. Он полюбил меня, а я не могу дать ему то, что он заслуживает.
Я захлопнула книгу: зеленый ковер травы с ярко-желтыми одуванчиками и деревья, одетые в новую яркую листву, привлекли мое внимание, напоминая, что жизнь продолжается. Некоторое время я смотрела в окно.
Вот и моя станция! Вдохнув полной грудью свежий воздух и проводив взглядом убегающий вдаль пыльный поезд, я зашагала по знакомой проселочной дороге. Я не была здесь целый год и уже предвкушала встречи со старыми друзьями и, конечно, любимой бабушкой. По знакомым ступенькам я взлетела на крыльцо. На чистой, прибранной веранде оказался накрытым стол и пахло пирогами.
Наверно, бабушка ждет гостей, – подумала я, проходя в кухню.
– Моя Викуля! Я знала, что ты приедешь, – улыбнулась бабушка, выходя из комнаты.
Меня всегда поражала бабушкина интуиция.
– Ты знала, что я приеду? «Или ты ждешь гостей?» —спросила я, целуя ее в горячую щеку.
– Вчера вечером около десяти, я почувствовала, что ты думаешь обо мне, – бабушка смотрела на меня своими лукавыми глазами, из-за чего в уголках ее глаз появилось еще больше морщинок.
– Научи меня этому. Я тоже хочу предвидеть события.
– Ты умеешь. Только не веришь себе.
– Ну, иногда, – согласилась я. – Но не так как ты.
– Вот будешь такой старенькой как я, тебе откроются многие вещи. Пропадет только твоя красота и молодость. А ты стала очень красивой как…
Она сделала паузу, изучая мое лицо.
– Как ты? – улыбнулась я.
– Как все женщины в нашем роду.
– У нас и мужчины ничего. Папа, например.
Она вздохнула и отвела глаза.
«Неужели знает о наших неприятностях?» – мелькнула у меня мысль, но бабушка продолжила:
– Надеюсь, ты научишься использовать свою красоту. Красота – подарок судьбы как прекрасный голос или способности к рисованию, но иногда это порождает излишнюю самоуверенность в женщинах, которые считают, что им больше не к чему стремиться. Внимание, которое оказывают мужчины, не идет им на пользу. Всегда надо помнить, что красота лишь оболочка. Но что-то я разболталась. Мой руки и скорее за стол.
Я уселась на деревянную скамейку, на свое любимое место у окна и вытащила из- под полотенца горячий пирожок. Бабушка тем временем вытаскивала на стол все, что у нее было в холодильнике: самодельные маринованные огурчики, хрустящую капустку, домашнее сало и колбасу.
– Надеюсь, у тебя такой же хороший аппетит, как и раньше? Не уподобляешься этим палкам, которых показывают по телевизору?
– Конечно, нет. Не люблю себе ни в чем отказывать.
Мой аппетит всегда был отменным, в отличие от мамы, которая медленно «клевала по зернышку», обязательно используя вилку и нож.
– Ты знала, что я приеду, но ведь каникулы еще не начались?
– А я, солнышко, не смотрю на календарь. Если бы люди почаще прислушивались к себе, то много чего могли бы. Но расскажи о себе. – резко сменила бабушка тему.
И я начала рассказывать – о школе и учителях, отметках и мальчиках, рассказала даже про Вадика. На что бабушка сказала:
– Догадывалась, что он в тебя влюблен, только слишком гордый, чтобы признаться. Ну а ты? Парень-то он хороший, судя по твоим рассказам.
– Ой, не знаю, – вздохнула я. – Меня тянет к нему, но я вижу в нем только друга. Я не готова к серьезным отношениям. Вокруг столько всего интересного.
– Столько интересных молодых людей и невозможно остановиться на одном? – в бабушкиных глазах промелькнула озорная искорка.
– Дело не только в этом, – горячо продолжила я. – Серьезные отношения свяжут меня по рукам и ногам, а я хочу быть свободной и ни на кого не оглядываться.
Бабушка отложила пирожок и очень серьезно посмотрела на меня.
– Я не хочу попасть в рабство к мужчине, который будет указывать мне на кого смотреть и как одеваться, а потом полюбит другую и оставит меня у разбитого корыта с ребенком на руках.
Наш разговор был прерван соседкой, которая пришла к бабушке за очередным лекарством из трав для своего внука. Бабушка не хуже знахаря лечила всю округу. Я вышла в сад: цвели яблони и сливы, и все было в кружевах белых цветов и напоминало счастливое детство, которое закончилось. Я опустилась на скамейку и закрыла глаза. Бабушка нашла меня и села рядом.
– Почему ты сорвалась со школы и приехала?
– Я… просто устала.
– Расскажи, что произошло. Не нужно жалеть меня и подбирать слова. Все как есть.
Я посмотрела на бабушку, и она ободряюще погладила меня по руке. И я начала. Сначала она слушала молча, не перебивая. Ее лицо было внимательным и ничего не выражало, как будто папа не был ее сыном. Потом она начала задавать вопросы, историю о том, как я узнала о маминой новой любви, я повторила несколько раз, подробно останавливаясь на том, что я чувствовала и о чем думала в тот момент. Я переживала его снова и снова, слезы лились ручьями, но постепенно боль ушла. Появилась мысль, что все не так безнадежно. Ничего не изменилось, но от того, что я выговорилась, стало легче. Я даже смогла улыбнуться.
– Вот видишь, как полезно иметь подружку, – заметила бабушка. Старую подружку.
– А ты, как будто и не удивлена совсем? – спросила я, внимательно вглядываясь в ее лицо.
– Ну, видишь ли, – неожиданно спокойно проговорила она. – С тех пор как Ванечка встретил твою маму, я ждала чего-то подобного. Предупреждала его, когда он привез сюда избалованную городскую девочку, которая скучала в деревне, что она ему не пара. Но он был так влюблен и счастлив. Я знала, что когда-нибудь это может произойти.
– Ты знала? – удивилась я.
– Еще эти экспедиции его бесконечные, – продолжила бабушка. – Такую красивую женщину нельзя оставлять одну. За ней надо ухаживать, водить ее в театр и на концерты.
– Папа ухаживал за ней! Он приносил ей кофе в постель и цветы, – защищала я папу.
– Милая моя, – бабушка обняла меня за плечи. – Ей это нужно было постоянно и ежедневно, а твой папа был то в горах, то в лесах, и совершенно ничего не смыслил в ее музыке, также, как и она в его зоологии. Они разные люди, разные. Я еще удивилась, что они так долго протянули вместе. Успели девочку вырастить.
– Папа учил меня быть победительницей, а сам оказался в проигрыше.
– При разводе нет победителей и побежденных, а есть только сломанные жизни. – Боюсь я за него, Вика.
– Ты что-то чувствуешь?
– Не справится он с этим, она для него единственная.
– И что?
– Пока не знаю, – бабушка тяжело поднялась. – Навести друзей, а я прилягу, что-то голова разболелась.
Неприятное предчувствие кольнуло меня, но я тогда не придала ему значения. В тот момент мне слишком хотелось побежать к друзьям, чтобы поделиться новостями. Я поцеловала бабушку в щеку и, хлопнув калиткой, выбежала на улицу.
Мне хотелось оставить свою тоску позади. Мне казалось, что после разговора я освободилась. В легком платье и босиком, я была готова снова радоваться жизни, и, конечно, завести еще один роман с симпатичным деревенским парнем.
Глава 5
Прошел месяц. Я купалась в прозрачной речке, играла в волейбол и ходила на танцы в местный клуб. Жизнь у бабушки казалась мне замечательной. Я загорела, плавала с мальчишками наперегонки и уже положила глаз на одного симпатичного паренька как пришла телеграмма от мамы.
Иван погиб. Срочно приезжайте на похороны.
Мы с бабушкой вернулись в Москву. Солнце пекло нещадно, от асфальта поднимался жар, дышать было нечем, но все это можно было бы перенести, если бы не смерть папы. У меня не укладывалось в голове, что папа мог оступиться во время перехода в горах. Я была уверена, что он сделал это нарочно, чтобы оправдать свой уход из жизни. Я вспомнила слова бабушки, что без мамы он не сможет.
«Папа, ты мог бы жить для меня, ведь ты был для меня всем!» – напрасно взывала я к нему, давясь слезами. Наш случай лишний раз подтверждал – как мало на самом деле значат дети для родителей, ради своей любви они перечеркивают наши жизни и оставляют нас с пустотой внутри.
День перед похоронами я помню смутно. Приходили папины знакомые, сослуживцы, без конца звонил телефон. Мне выражали соболезнования, хлопали по плечу, чтобы поддержать, вспоминали как любил меня папа. «Любил, – думала я, – да видно недостаточно, раз оставил меня одну».
Мама постоянно плакала, видимо, обвиняя себя во всем. Наверно, она тоже не верила, что это был несчастный случай. Несколько раз звонил ее Николай, но она вешала трубку. На следующий день были похороны, народу было так много, что не хватило двух автобусов. Папа очень любил людей, и многие считали его своим другом. Было сказано много теплых, уже никому ненужных слов.
Я стояла у края могилы между мамой и бабушкой и снова мысленно разговаривала с ним.
«Ты был не прав, папочка! Ведь в твоей жизни было и многое другое, кроме этой, пусть даже единственной любви. Были еще и работа, и друзья, и, я, твоя дочь, в конце концов, да и весь этот огромный мир, в котором всегда есть место для новой встречи. Надо лишь было собраться с силами и справиться со своей любовью. Я бы помогла тебе».
После похорон я начала избегать маму. Я не обвиняла ее, нет, просто перестала чувствовать себя дочерью. Тем не менее, я осталась дома и не вернулась с бабушкой в деревню, несмотря на ее уговоры. Проводила целые дни, закрывшись в своей комнате. Что я делала? Читала, смотрела телевизор, лежала на диване, уставившись в потолок. Мне трудно было сосредоточиться и не хотелось двигаться.
Как-то раз, когда за мамой захлопнулась дверь, я вышла на балкон. В лучах солнца золотились купола Новодевичьего монастыря, сверкала вода в пруду, ходили люди в летней одежде. Вдруг мне захотелось вырваться из этой квартиры, где все уже было не таким как прежде. Идея возникла мгновенно. Я подошла к телефону, моля бога, чтобы он оказался дома.
– Да, – услышала я бодрый голос Вадика.
– Привет. Мне надо с тобой встретиться. Ты можешь через час на нашем месте?
– Давай, – сразу согласился он, не задавая ни одного вопроса.
Я долго приводила себя в порядок. Накрасилась и оделась особенно тщательно. Белый сарафан подчеркивал загорелые плечи, рыжие, завитые локонами, волосы доставали до пояса. Покрутилась перед зеркалом – осталась вполне довольна собой.
Вадик заметил меня издалека и помахал мне рукой. Я шла к нему легкой походкой, а ветерок трепал мои волосы. Вадик был в голубых джинсах и черной футболке. Мы встретились, и я опять испытала желание броситься к нему на шею, но позволила ему лишь слегка коснуться губами своей щеки.
– Вика, мне так жаль… – он попытался выразить мне соболезнования, но я перебила его.
– Прошу тебя, не надо. Я здесь не для того чтобы снова расстраиваться. Давай присядем и поговорим, – я показала на свободную скамейку. ? Я собираюсь уехать, – выпалила я.
– Ты уже уезжала, я даже тебя провожал, – при воспоминании об этом он придвинулся ближе, и его рука скользнула мне на плечо.
– На этот раз далеко и с тобой вместе, если ты не против, – я игриво посмотрела на него.
– И в каком же направлении? – улыбнулся он.
– Подойдет любое, но лучше южное. Будем жить у моря, а вечерами сидеть на берегу, наблюдая за звездами и лунной дорожкой. Тебе нравится?
– Бесподобно! Только не вижу, как это можно осуществить в отсутствии денег.
– Деньги, – презрительно сказала я. – Деньги всегда можно достать.
– Тебе повезло, что ты ни разу в жизни не заботилась об этом.
– Зато теперь буду сама зарабатывать.
– Да что ты?! А как же школа? – Вадим смотрел на меня как на маленькую, а я
особенно не переносила покровительственного тона.
– Ладно, если ты не хочешь, – я сделала попытку встать и была тут же поймана за руку.
– Вика, ты всегда была сумасшедшая, а сейчас особенно. Ты не подумала, что мама тебя не отпустит одну, а тем более со мной.
– Мама! Да где она была, когда влюблялась?! Она не думала обо мне. Почему я должна спрашивать у нее разрешение?
– Потому что она твоя мама! – А влюбляться ей или нет, ее личное дело, а никак не твое! – Вадик говорил вполне серьезно и спокойно.
– Хватит меня учить! – закричала я и вскочила. – Я уеду с тобой или без тебя. Я больше здесь не могу. Я умру, если останусь, – я чувствовала, что сейчас разревусь.
Вадик мгновенно вскочил и обнял меня.
– Я так устала, больше не могу. А ты, мой единственный друг, не хочешь мне помочь.
– Но, Вика, это же безумие. Поезжай снова к бабушке.
Я сбросила его руку и посмотрела на него презрительно.
– Решай: да или нет. У тебя есть пять минут. Я снова села на скамейку, закинув ногу на ногу.
Вадик молча сел рядом и достал сигареты. Я вытащила одну из его пачки.
– Ты же не куришь?! – удивился он.
– Уже курю, – я вздернула нос повыше, прикурила от зажигалки и, вдохнув дым, закашлялась.
– Куряка, – усмехнулся он, пуская дым колечками.
– Ничего, я научусь, – я докурила свою первую сигарету до конца.
«Надо купить сигареты, курение успокаивает», – подумала я и посмотрела на часы.
– Пять минут прошло. «Да или нет?» —спросила я, глядя ему в глаза.
– Тебе нужен немедленный ответ?
– Конечно, если ты не едешь, я буду искать другого.
– Тебе что, все равно с кем? – обиделся Вадик.
– Ну не совсем, конечно. Просто я решила уехать и не собираюсь отказываться от своей затеи из-за того, что кто-то держится за мамину юбку.
– Да у меня просто нет выбора. Я не отпущу тебя одну. Дай мне время все устроить и обещай не делать глупостей.
– Этого я не могу тебе обещать, но готова подождать пару дней.
Через два дня Вадим пришел ко мне с билетами на поезд в Сочи. Я взяла свои сбережения, копила на горные лыжи. У Вадика тоже имелись кое-какие деньги, но все равно этого было слишком мало. И я решилась. Справившись с угрызениями совести, я заглянула в сервант, где в зеленой шкатулке, мама и папа хранили деньги. Мне было разрешено брать на продукты и непредвиденные расходы. Я открыла шкатулку – деньги, как всегда, лежали аккуратной стопочкой. Протянула руку, пересчитала и положила обратно. Я же не воровка, никогда не брала денег без спросу. Задумалась, подыскивая себе оправдания. Мне же просто необходимо уехать и, глядя на морские волны, спокойно обдумать как жить дальше. Без денег уехать невозможно, значит, придется взять. Посмотрела на часы: до отхода поезда осталось три часа, а я еще не собрала сумку. Неожиданно меня осенило, что могу написать маме записку, в которой объясню, что беру деньги в долг. Мне стала легче: решение было принято, я стала собираться, запихивая вещи, как попало.
Потом села за письменный стол, чтобы написать письмо. В серебряной рамке на моем столе стоял папин портрет, он улыбался мне с фотографии.
«Ты не одобряешь мою поездку, пап? – я говорила с ним, как с живым. – Знаю, знаю, я не права. Я, конечно, не должна расстраивать мамочку, как ты меня всегда просил, когда уезжал. Но мамочка, расстроила нас куда сильнее. Она не имела права так поступить с нами: наша семья была самой лучшей, самой дружной. Я так гордилась ею. А что мне осталось сейчас? Холмик на кладбище, куда я могу принести тебе цветы, и мама, которой нет дела до меня. Не осуждай меня, я хочу быть независимой и взрослой. Раньше я зависела от вас, но вас больше нет – тебя нет на этом свете, а мамы нет в моей жизни».
Мою беседу с папой прервал телефонный звонок.
– Привет, Вика! – услышала я взволнованный голос моей подруги Ольги. – Мне нужно срочно переговорить с тобой. Это важно.
– Но, – я посмотрела на часы, – у меня всего полчаса.
– Хорошо, давай на нашем месте, через 10 минут.
– Давай, – я подхватила сумку и захлопнула за собой дверь квартиры.
Ольга – моя лучшая подружка с первого класса. Наши семьи дружили, и все праздники мы отмечали вместе. Я в шутку называла ее своей сестрой. Ольга была круглой отличницей, красавицей. Только почему-то мальчишки не баловали ее своим вниманием, может быть, она была слишком правильной для них.
Мы встретились у входа в Новодевичий монастырь. Я пришла первой и остановилась в тени ворот, поджидая Ольгу. Стояла невыносимая жара, и я порадовалась, что уезжаю на море. Ольга шла ко мне грациозной походкой, длинные каштановые волосы развевались на ветру, а зеленое платье с широкой юбкой подчеркивало стройную фигурку. Мне казалась: Ольга красивее меня, но это не мешало нашей дружбе, тем более что мальчики всегда отдавали предпочтение мне.
Подойдя ко мне, Ольга поцеловала меня в щеку.
– Ты куда-то уезжаешь?
– Да, только не спрашивай куда, я все равно не скажу.
– Ладно, твое дело. Знаешь, я может быть, не права, что решила тебе об этом рассказать, но…
– Давай не тяни. Хуже того, что было уже не будет, – подбодрила ее я.
– Ну, хорошо, – решилась она. – Вчера вечером твоя мама пришла к нам в гости. Отец уехал на дачу, так что они были одни. Твоя принесла бутылку вина, и они закрылись на кухне. Я вышла из своей комнаты босиком, и они, разгоряченные беседой, не слышали моих шагов. Одна фраза привлекла мое внимание, и я остановилась послушать. Моя мама спросила твою: «Вы собираетесь жить вместе?»
«Да, только не знаю, как сказать об этом Виктории, она так любила отца и так расстроена его смертью. Но я так люблю Коленьку, а он настаивает, чтобы я вышла за него прямо сейчас, и я согласилась».
«Но еще прошло так мало времени».
«Да, но он торопит меня, хочет быть рядом со мной.»
– Мама собирается замуж? – вскрикнула я.
Оля дотронулась до моей руки:
– Зря все-таки я рассказала тебе об этом, я не должна…
– Причем здесь ты?! Да как она может?! Она хочет привести его к нам, где еще недавно был папа. Да как она смеет?! Да я, я…
– Вика, успокойся, – Оля взяла меня под руку. – На нас смотрят, ты так кричишь!
– Я знаю, что я сделаю, – неожиданно тихо сказала я и остановилась, глядя на голубую гладь озера.
– Что? – так же тихо спросила Оля.
– Я уйду из дома. Они могут делать все, что угодно, но меня не будет с ними.
– Вика, я рассказала тебе это с единственной целью, чтобы у тебя было время подготовиться. Твоя мама выходит замуж, и ты бессильна что-либо изменить. Тебе придется смириться. Тебе некуда идти, у тебя нет денег и кроме мамы тоже никого нет.
– Мамы у меня тоже нет, – сердито сказала я. – И жить вместе с ними я не хочу и не буду!
Я сделала над собой усилие и попыталась взять себя в руки. В конце концов, впереди меня ждал юг, море и пальмы, а там я обязательно придумаю, как начать жить самостоятельно. Все решено: я – взрослая и точка.
Выдавила из себя улыбку.
– Спасибо, Оль. Ты даже не представляешь, как мне помогла, – я поцеловала ее в щеку. – Мне надо бежать.
Как жаль, что я не могу рассказать ей про поездку и про Вадика.
– А куда ты собралась? Может, расскажешь?
– Да так, к однокласснице на дачу на пару дней проветриться.
– Врешь! – сразу почувствовала Ольга.
– Вру! – рассмеялась я. – А ты не спрашивай, все равно не скажу, это не только моя тайна.
– Ну и пожалуйста, – надулась она.
– Я расскажу все– все, когда приеду, ладно?
– Ладно, – она махнула мне рукой и пошла к дому, а я, перекинув сумку через плечо, отправилась к метро, где меня ждал Вадик и моя новая жизнь.
Оля помогла мне, только не так как хотела. У меня исчезло чувство вины перед мамой, что я сбежала тайком, да еще взяла деньги. У меня появилось оправдание: мама думает только о себе, и я тоже имею право побыть эгоисткой.
Глава 6
Мы встретились у метро Спортивная на старом месте. Вадик поцеловал меня в губы и спросил:
– Ты не передумала? Еще можно сдать билеты, – он пытливо всматривался в мое лицо.
– Нет, что ты! Напротив я получила подтверждение, что поступаю правильно.
– Что случилось?
– Ольга рассказала, что мама выходит замуж, и ее Николай переезжает к нам жить.
– Быстро она.
– Слишком! – неожиданно я всхлипнула. – Просто удивительно как быстро она смогла забыть отца.
– Да не расстраивайся ты, – он обнял меня за плечи. – Мы едем в Сочи и на пару недель можно забыть обо всем. Надеюсь, ты оставила записку маме?
– Да, – коротко бросила я и вспомнила свои мучения при ее написании. Я старалась быть как можно мягче, но вряд ли у меня это получилось.
– Ты написала, что едешь со мной? – спросил Вадик.
– Я уезжаю не потому, что безумно хочу побыть с тобой вдвоем, а потому что просто хочу уехать из этой квартиры, этой Москвы и, особенно потому что начинаю новую жизнь. И я хочу, чтобы она началась с моря и солнца. Так что, – безжалостно подвела я итог, – причина не в тебе.
– Значит, причина не во мне? – Вадик бросил сумки на асфальт и сурово посмотрел меня.
О, эти мужчины! С юных лет они считают, что мир вертится вокруг них, таких важных и значительных!
– Нет, не в тебе, – я решила стоять на своем.
– Так что же я здесь делаю?
– Ты мне нравишься, – скромно промолвила я из-под опущенных ресниц, подумав, что еще из-за этой глупой сцены можно пропустить поезд.
Его взгляд потеплел, но он все еще был обижен.
– Бери сумки, а то опоздаем, – ангельским голоском пропела я.
Вадик нерешительно смотрел на меня.
– Я собираюсь провести с тобой незабываемые дни на море, наслаждаясь солеными брызгами, чудесными закатами и нашей … нашей … – я не знала названия тому, что испытываем друг к другу – нашей дружбой, – весело закончила я.
– А потом ты бросишь меня, как и остальных парней?
– Я не могу тебе ничего обещать. Возможно, ты сам бросишь меня после того как узнаешь о моем решении.
– И что же это за решение? – подозрительно спросил Вадик, умудряясь взять две сумки в левую руку, чтобы правой обнять меня за талию.
– Я собираюсь уйти из дома, – серьезно ответила я.
– Это у тебя уже получилось, – заметил он саркастически. – У тебя даже получилось увести за собой меня.
– Извини, я не настаивала. Все эти годы, прикрываясь нашей дружбой, ты умирал от желания быть со мной. Я даю тебе шанс.
– Виктория, ты бы попридержала свой, ставший слишком острым, язычок!
– Молчу, Вадик, молчу, – я решила, что с него довольно и добавила нежно: – Спасибо, что решился на эту авантюру.
– Да уж точно авантюра, – пробормотал он. – Я тоже матери оставил записку, что уезжаю с приятелем на заработки. Представляю, какая кутерьма начнется, когда она это прочитает.
На Казанском вокзале царила обычная суматоха, здесь ничего не меняется с годами: те же люди с чемоданами и объявления о прибывающих и убывающих поездах. Глядя на эту толпу, я почувствовала то самое возбуждение, которое бывает перед отъездом. Только на этот раз было нечто особенное: я впервые уезжала вдвоем вместе с симпатичным парнем.
«Как хорошо, что я это придумала», – мелькнула мысль. Не надо ничего бояться, надо идти к своей мечте и наплевать, если кто-то считает тебя сумасшедшей».
Мы нашли одиннадцатый вагон и пробрались на наши места. Я с интересом оглядывала вагон.
– Первый раз еду в плацкарте, – объяснила я Вадику.
– Знаешь, со мной, у тебя многое будет в первый раз, – заметил он.
– И не только с тобой, – парировала я, стараясь не обращать внимания на непривычное отсутствие дверей.
Поезд тронулся, я попрощалась с Москвой. Мой любимый родной город стал неуютным для меня после недавних событий.
Вадик придвинулся ко мне и шепнул:
– Я рад, что ты со мной.
Мы сидели, прижавшись друг к другу, глядя на проплывающие мимо поля. Привычный мир оставался позади. Я боялась пошевелиться, чтобы не прошло удивительное ощущение свободы.
Мы сняли комнату в Сочи у аккуратной старушки Марии Васильевны, в двух шагах от моря и дешевой камешки, в которой мы питались. После купания есть хотелось немилосердно, и мы поглощали вкусные блинчики с мясом, шашлыки с картошкой, ну и, конечно, мои любимые фрукты, от которых Вадик деликатно отказывался в мою пользу. Мы заплатили за комнату вперед, отложив деньги на обратные билеты. Общим кошельком заведовал Вадик, так что у нас началась типичная семейная жизнь с совместным бюджетом и общим жильем. Сначала Вадик предложил снять две комнаты, но я сказала, что могу жить с ним вместе. Он сказал, что нам еще нет восемнадцати, и он относится ко мне слишком серьезно, чтобы вступать со мной в отношения.… На этом месте я не выдержала:
– Послушай меня. Я начала взрослую жизнь, и, соответственно, кое-что выяснила и решила для себя. Было бы наивно думать, что мы сможем остаться друзьями после двух недель, проведенных на юге. К тому же я недавно открыла для себя, что хочу познакомиться с тобой поближе.
Вадик напрягся при моих словах, но от комментариев воздержался, и я продолжила:
– Давай не будем строить планы на будущее. Пусть будет, как будет. Я не хочу связывать ни тебя, ни себя никакими обязательствами. Вопросы предохранения от беременности я беру на себя. Можешь не беспокоиться. Ребенок пока не входит в мои планы, – я закончила свою речь и посмотрела на Вадика.
Выглядел парнишка бледно. Долго молчал, прежде чем выдавил из себя:
– Вика, ты начисто лишена романтики.
– Или сыта ей по горло и заранее хочу оградить себя от переживаний.
– Тебе нечего бояться, – Вадик подсел ко мне на кровать. – Я очень хорошо к тебе отношусь и то, что ты со мной очень много для меня значит.
Я прижалась к его плечу и почувствовала его горячее тело через рубашку. Его серые глаза смотрели на меня с нежностью.
– Ты не представляешь, какая ты сейчас красивая, – он провел рукой по моим волосам и наклонился, чтобы поцеловать меня.
Я шутливо отодвинулась.
– Пойдем купаться, мы же для этого сюда приехали, – предложила я.
– Ну, это кто для чего, – тихо пробормотал Вадик и вышел из комнаты, чтобы дать мне переодеться.
Я надела купальник, собрала пляжную сумку и вышла.
Из теплого и ласкового моря выходить не хотелось. Мы несколько раз сплавали до буйков и обратно, соревнуясь как в детстве, кто быстрее. Наконец, усталые, мы легли на полотенца. Солнце принялось методично обжигать наши белые тела. Мне было удивительно хорошо.
– Давай останемся здесь навсегда? – предложил Вадик.
– Может быть, но я очень люблю Москву, с ее суетой и бульварами, церквями и машинами.
– Как скажешь. С тобой я с удовольствием буду жить везде.
– Ага, а помнишь, ты говорил, что никогда не влюбишься в меня? – я приподнялась на локте и посмотрела на него победоносным взглядом.
– А кто говорил о любви? Видишь сколько вокруг девушек? Вот сейчас пойду и познакомлюсь с кем-нибудь.
– Иди, – я перевернулась на живот и закрыла глаза, всем своим видом стараясь показать равнодушие. – Надеюсь, они пошлют тебя куда подальше.
– Спорим, что я сейчас познакомлюсь вон с той блондинкой в красном купальнике, – не унимался Вадик.
Я взглянула на блондинку, и она мне показалась красивой.
– А спорим, когда ты уйдешь, ко мне подойдет вон тот качок в синих плавках. Он уже делал мне знаки, – нагло соврала я.
– Он что, делал тебе знаки? – заорал Вадик. – Да я сейчас ему морду набью. Плевать, что он качок, – Вадик резко сел.
– Ты хотел идти к блондинке, – напомнила я.
– Да ну ее, тебя же ни на минуту оставить нельзя. Нет, я все-таки должен с ним разобраться, – кипятился Вадик, кидая в сторону парня злые взгляды.
– Перестань! От тебя ничего не останется к концу отдыха, если ты будешь обращать внимание на каждого, кто на меня посмотрит, – я потянулась и села. – Как мы хорошо сделали, что уехали.
– Интересно, как твоя мама отреагировала, что ее дочка отправилась на юг в одиночестве.
– Мама с Коленькой, ей нет до меня дела. Вот тебе пример безумной любви двух сорокалетних людей. Их даже смерть отца их не остановила.
– «Любви все возрасты покорны». Не суди свою мать строго. Что ни говори, у тебя было замечательное детство, любящие родители. А сколько детей оставляют в роддомах. Ты никогда не узнаешь, как больно расти, не зная своего отца.
Я посмотрела на Вадика, он говорил о себе. Мы давно дружили, но он никогда не упоминал об отце, а мне было неудобно его расспрашивать.
– Лучше не иметь совсем, чем иметь и потерять, – ответила я.
– Нет, Вика, лучше любить со всей страстью и недолго, чем не любить совсем. У тебя была настоящая семья и это лучше чем ощущать пустоту, понимая, что отца нет. У тебя осталась хотя бы память о том, как он тебя любил, у меня же память о том, что он не захотел меня увидеть.
Первый раз Вадим заговорил так откровенно, но я не была готова сейчас слушать его историю и перевела разговор на другую тему.
– А что ты скажешь маме, когда будешь ей звонить?
– Скажу, что приеду через месяц с молодой женой, – усмехнулся Вадим.
– И она поверит?
– Конечно, поверит, я всегда очень серьезен.
– Ты собираешься на мне жениться? – подняла я брови.
– Как же ты самоуверенна?! Я же не сказал, что приеду с тобой. С тобой мы развлечемся. Ты же ведь не собираешься связывать себя никакими обязательствами?! А есть девушки, и таких большинство, которые ужасно хотят замуж.
Как же я ненавидела его уколы. То он ласковый, то ехидный и от этих перемен можно с ума сойти. В его глазах я выгляжу избалованной девчонкой.
– Собирайся, жених, а то еще простудишься и заболеешь до свадьбы. Уже солнце садится. ? Я встала. Огляделась: – Интересно, который час?
– Без двадцати восемь, – отозвался качок в синих плавках, оглядев меня с ног до головы.
– Спасибо, – нежно пропела я, оценив его мускулатуру.
– Пошли сейчас же, – сгреб меня в охапку вскочивший Вадик.
– А может, еще останемся, закат посмотрим?
Вадик больно стиснул мне руку и зашипел в ухо:
– Хочешь довести дело до драки, продолжай строить ему глазки.
– Да ладно уж пошли, – улыбнулась я. – И отпусти меня, ревнивец.
Глава 7
Мы часто ужинали в маленьком кафе на берегу моря. Один вечер и стал началом взросления. Мы поели шашлыков, выпили местного вина, и Вадик пригласил меня на медленный танец. Музыка плыла под куполом темного неба с яркими вкраплениями звезд. Вокруг нас, на маленькой площадке, тесно прижавшись друг к другу, танцевали парочки. «Эта ночь словно создана для любви», – подумала я, вдохнув сладкий аромат олеандров.
В перерывах между музыкой до нас доносился шум волн, разбивавшихся о берег.
– О чем думаешь? – спросил меня Вадик.
– О жизни. Совсем недавно мне казалось, что я не смогу смириться с маминым предательством и всем остальным, что после случилось. Думала, что эта боль всегда будет со мной, а вот здесь, на море, я поняла, что снова могу и хочу жить.
– Иногда я удивляюсь, что тебе только шестнадцать. Ты какая-то слишком умная.
Вадим обнял меня за плечи и, мы, устав прижиматься на пятачке и смотреть на чужие поцелуи, спустились к морю и, разувшись, пошли по воде к дикому пляжу. Там никого не было, мы сели на забытые кем-то полотенца. Я чувствовала его руки, губы, он шептал мне ласковые слова, созвучные звуку волн.
Я стала растягивать ему рубашку. Он перехватил мои и руки и спросил:
– Ты действительно этого хочешь?
– Да.
– И ты не будешь потом жалеть?
– Конечно, нет, глупенький.
Эта ночь была самой восхитительной в моей жизни: я делала все, что было раньше под запретом, и это придавало особый вкус нашим поцелуям и ласкам. Мы были совершенно одни в чужом городе, двое сбежавших из дома школьника, которым полагалось чинно отдыхать с родителями и быть к десяти дома.
«Как правильно я сделала, что приехала сюда», – подумала я в который раз.
Мы долго барахтались у берега. Я убегала от него, он догонял и снова целовал меня. Наверное, в тот момент, Вадик тоже был счастлив, но я боялась спросить, он все равно превратил бы все в шутку.
Так мы и жили: плавали и загорали, а потом бежали в нашу комнату, чтобы упасть в объятия друг друга. Я похудела и загорела, лицо приобрело незнакомое мне взрослое выражение, а в глазах притаилась тайна.
На то время мне удалось отодвинуть от себя все проблемы, но однажды утром я проснулась раньше обычного с чувством тревоги. У нас заканчивались деньги, пора было возвращаться в Москву, а мне этого очень не хотелось. В плохом расположении духа я выбралась из постели и вышла в сад. Хозяйка, сдававшая нам комнату, поливала сад. Розы, темно-красные, розовые, желтые и белые, пышные, совсем непохожие на подмосковные показались мне прекрасны. Казалось, они впитали в себя всю красоту моря и солнца. До сих пор мы редко разговаривали с хозяйкой, лишь иногда я ловила на себе внимательный взгляд ее добрых глаз. Мария Васильевна – маленькая живая старушку с гладко зачесанными волосами, собранными в аккуратный пучок, чем-то напоминала мою бабушку.
– Какие у вас чудесные розы. «В Москве таких нет», —сказала я.
– В Москве, деточка, нет тепла, ни солнечного, ни душевного. Там другие люди и другие цветы.
– Это верно. Люди бледные, а розочки хилые. Нам всем не хватает солнца, – согласилась я. – И когда вы успеваете за ними ухаживать, их так у вас много?
– Ухаживать не самое сложное, с ними другая беда.
– Какая же?
– Никто не хочет их покупать. Кому нужны розы в южном городке, когда они растут в каждом саду? А жить-то надо. Пенсия маленькая, комнаты сдаются только в сезон, – Мария Васильевна положила шланг на землю и окинула взглядом свое хозяйство. – Вот, пытаюсь еще на цветах заработать, но получается плоховато.
– В Москву бы ваши розочки. У нас большой спрос на цветы, город огромный, праздников хватает.
– Да кто же повезет? – обреченно махнула рукой Мария Васильевна.
И тут замечательная мысль пришла мне в голову. Это был явно мой шанс, и я не собиралась его упустить. Только бы Вадик согласился. Но он не сможет отказаться, ему тоже нужны деньги. В любом случае, я его уговорю, главное – договориться с Марией Васильевной, решила я.
– Мария Васильевна, у меня есть идея как нам заработать на этом, – со всей серьезностью сказала я.
Мария Васильевна с удивлением посмотрела на меня.
– Тебе лет-то сколько? – спросила она меня.
– Не важно, сколько мне лет! Мне очень нужны деньги. – Женщина смерила меня недоверчивым взглядом. – Вы не пожалеете! – уверенно сказала я, поднимая вверх подбородок.
Мария Васильевна выключила воду и предложила присесть на скамейку.
– Мы с Вадимом будем продавать ваши розы в Москве, – начала я излагать свой первый в жизни коммерческий план. – Вадим, это мой парень, с которым мы снимаем комнату.
– Хороший парень. Любит тебя. Это видно, – вставила Мария Васильевна.
Я улыбнулась и продолжила:
– Мы оставляем здесь наши вещи, берем цветы, кладем их в чемоданы, прилетаем на самолете в Москву.… Ведь если их завернуть в мокрые тряпки с ними ничего не будет? «Они не завянут?» —спросила я.
– Не завянут.
– Мы прилетаем в Москву. Я знаю рынок, где хорошая торговля. Продаем розы, прилетаем сюда и делим деньги. И так можно делать постоянно, если это будет выгодно. И если будет достаточно цветов.
Мария Васильевна улыбнулась и спросила:
– А почему ты думаешь, что это будет выгодно?
– Одна знакомая так делала, мне рассказывала, – соврала я, не моргнув глазом.
– Ну, хорошо, допустим, что и так. А зачем тебе нужны деньги?
– Мама выходит замуж, а я не хочу жить с ними. Хочу стать самостоятельной, снять жилье и сама все покупать.
– И сколько тебе лет?
Я вздохнула, понимая, что теперь не имею права врать.
– Шестнадцать, но я чувствую себя гораздо старше.
– Шестнадцать! – Мария Васильевна была крайне удивлена. – Да кто же тебя отпустил сюда? Да еще с мальчиком. Я думала тебе восемнадцать. Господи, совсем, ребенок! – запричитала она. – И куда только родители смотрят?! А парню твоему сколько?
– Почти семнадцать.
Она всплеснула руками. В этот момент я испугалась, что она нас выгонит и стала ее успокаивать.
– Мы очень взрослые и самостоятельные, по умственному развитию опережаем своих сверстников.
– Хороша же я была, что даже паспортов не спросила. Господи, да что же это такое! – продолжала причитать старушка.
Я наблюдала за ней, моля бога, чтобы она успокоилась. Неожиданно она встрепенулась:
– А вдруг ребеночек будет? Ты хоть не беременна?
– Я не собираюсь иметь детей, и вообще, пока не хочу замуж. Единственное, о чем я мечтаю: добиться материальной независимости. И если вы мне поверите, не пожалеете. Я готова много работать. У нас все получится. Вы же не будете летать в Москву и обратно. Правда? А мы сможем.
– Не знаю, Вика, – Мария Васильевна смотрела на меня, пытаясь понять, можно ли принимать мое предложение всерьез.
Какое-то время мы молчали. Я исчерпала свои аргументы, а она, видимо, что-то прикидывала.
– Ладно. Сделаем одну попытку, позже посчитаем, насколько это выгодно и разумно. Ты пока еще не представляешь, что такое стоять на рынке и летать туда-сюда.
– Так вы согласны? – я была готова расцеловать старушку в обе щеки.
– Попробуем. Но вы готовьтесь к трудностям. Работать – это вам не на пляже лежать. Приходи вечером со своим парнем, поговорим, если не передумаете.
– Ни за что не передумаем! Спасибо! – я вприпрыжку побежала к домику, где безмятежно спал Вадик, не зная о том, что ему предстоит стать моим партнером в бизнесе. Сейчас, когда план был готов, никто не мог мне помешать, а все препятствия на пути только раззадоривали меня. Я потрясла Вадика за плечо:
– Вставай, соня.
– Иди ко мне, – он протянул руки, пытаясь затащить меня в постель.
– Вставайте, граф, вас ждут великие дела! – я увернулась. Мне было не до любви. В голове вертелись разные мысли, и мне хотелось поскорее рассказать ему обо всем. Но сначала надо было позавтракать. Я уже усвоила, что после еды Вадик становился более сговорчивым.
Мы сидели в кафе и пили кофе. Вадим вытянул сигарету из пачки и закурил. Момент показался мне подходящим.
– У меня есть приятная новость: я нашла для нас работу, – осторожно начала я.
– Работу? Где? Когда ты успела?
– Пока ты спал, любимый.
Он поперхнулся кофе и закашлялся. Я постучала ему по спине и продолжила:
– Вадик, это очень важно для меня. Я прошу тебя отнестись со всей серьезностью к моему предложению. Ты знаешь, как я стремлюсь к самостоятельности.
Я передала ему наш разговор с Марией Васильевной и добавила кое-какие детали, которые мне пришли в голову, пока я поглощала удивительно вкусные блинчики с мясом.
Вадик, глядя на море, курил уже третью сигарету. Я молчала, пытаясь угадать о чем он думает, и почему просто не скажет, какая это отличная идея.
– Я думал, ты счастлива, – вдруг сказал Вадик.
– Конечно, счастлива, – уверила его я. – Только счастью приходит конец, кошелек пуст, остается только купить билеты домой и уехать. Но лично я не хочу возвращаться домой.
– Вика, скажи, как тебе в голову пришла такая идея?
– Я смотрела на розы, а Мария Васильевна жаловалась на плохую торговлю. Тогда я и подумала, что мы можем продавать розы в Москве, а потом вернуться сюда, взять новые, и так далее.
– Коммерсантка ты моя, – усмехнулся он. – Знаешь, мне очень жаль, что тебе пришлось думать об этом. Я бы хотел, чтобы ты наслаждалась жизнью, а я покупал тебе все, что ты хочешь. А размяк и совсем забыл о деньгах. А все ты виновата, – он погрозил мне пальцем.
– В чем? – удивилась я.
– Ты такая красивая, и я никогда не был так счастлив.
Он взял мою руку и поцеловал. В этот момент я очень пожалела, что не могу ответить ему взаимностью. Да, он нравился мне, и я таяла от его ласк, но в то же самое время прекрасно понимала, что не люблю его. Но что я могла сделать? Только постараться не обижать его.
– Давай пойдем на пляж и все обсудим, если ты, конечно, этого хочешь, – предложила я. – Вечером нас ждет Мария Васильевна, и мы должны быть готовы к любым вопросам.
– Пойдем, – Вадим обнял меня за плечи.
Наш будущий бизнес мы обсуждали целый день, валяясь на пляже. Основная трудность заключалась в том, где хранить цветы, но после долгих уговоров и поцелуев Вадик согласился, что попробует организовать это в своей квартире.
– А что ты скажешь маме? – спросил он.
Я задумалась. Рассказать ей, что ее дочь собирается торговать цветами на рынке, а непроданные цветы хранить в ведрах рядом с ее немецким роялем не представлялось возможным.
У Вадика была иная ситуация. Он жил вдвоем с мамой в двухкомнатной квартире в пятиэтажке. Мама работала на часовом заводе. Я любила бывать в их уютном доме. Екатерина Ивановна, простая русская женщина, вырастившая одна сына, была терпеливой, мягкой и веселой. Ко мне она относилась хорошо, часто угощала то борщом, то котлетами, справедливо считавшая, что мама-пианистка хорошего обеда не сварит. Ей можно попробовать рассказать о наших планах. Другой вопрос: как она отнесется к нашим отношениям? До сих пор она была уверена, что мы просто дружим.
– Вадик, я ничего не буду рассказывать маме, – решила я. – Цветы будем хранить у тебя и жить я буду с тобой, если твоя мама не прогонит.
– Ты будешь жить у нас? – по его виду трудно было сказать, что он доволен.
– Ну, какое-то время, пока не сниму комнату.
– А твоя мама?
– Да что ты пристал? Мама да мама. Пусть считает, что я еще не вернулась с юга. Я ей напишу открытку, что со мной все в порядке, и я вернусь в сентябре. Открытка будет отправлена из Сочи, так что в Москве она не будет меня искать.
– А если она тебя встретит на улице?
– Она ездит на такси и не ходит по улицам.
– Да, – протянул Вадик. – Может, тогда поженимся? – вдруг предложил он.
– Зачем?
– Будет проще объяснить нашим мамам тот милый факт, что мы живем вместе.
– Чтобы расписали, надо еще ребенка надо зачать, – напугала его я.
– Ребенка?! А ты уверена, что не беременна? – вдруг спросил Вадик.
– В этом никогда нельзя быть уверенной, – подразнила я его. – Но не волнуйся, ребенок не входит в мои планы.
– Ты относишься ко всему очень несерьезно. Все у тебя шуточки.
– Нет смысла казаться серьезной, когда для этого нет повода.
– Так ты выйдешь за меня?
Боже мой! Казалось еще минута, и он упадет передо мной на колени. Взгляд исподлобья, то ли поцелует меня сейчас, то ли заплачет.
– Вадик, прекрати! Мы еще маленькие для этого.
Слышала бы моя мама наши разговоры! Вадик из всех моих знакомых ей особенно не нравился. «Мама на заводе работает, отца нет, он не нашего круга. Не трать на него время», – так я и слышала ее голос. Хорошо, что у нее не было времени следить за моими привязанностями. Узнай она о наших отношениях, пришла бы в ужас. «Муж должен быть твоего круга», – неустанно повторяла она. Я, конечно, с ней соглашалась и бежала на свидание с каким-нибудь двоечником, который такие песни пел под гитару, что плевать мне было на все сословия. Хорошо еще, что папа был совсем другим. Среди его знакомых были министр и водитель троллейбуса, с которым они любили выпить по кружечке пива. Ну а замуж выходить, считал мой бедный папа, надо только в том случае, если без этого человека тебе белый свет не мил.
«Эх, папа, папочка, ты не должен был оставлять меня одну!»
Вечером мы держали совет с Марией Васильевной. Решено было сделать следующее: упаковать розы в два больших чемодана перед вылетом. Прилетев в Москву рано утром, мы сразу отправлялись на Тишинский рынок торговать, потом ехали к Вадику, ставили остатки роз на ночь в ведра отпиваться. Утром следующего дня опять на рынок. Сколько времени это займет, никто не знал, все зависело от того, какая будет торговля. Потом мы летим обратно в Адлер и, в случае успеха, все повторяем.
На следующий день мы купили два билета в Москву. Вадик позвонил маме и предупредил ее о нашем приезде. Из переговорной кабинки он вышел веселый и объявил:
– Мама будет рада, что ты поживешь у нас.
– Она, надеюсь не знает, что мы с тобой спим, да? – вдруг забеспокоилась я.
– Об этом она не спрашивала, – засмеялся он.
– И она знает, что я сбежала из дома?
– Я сказал, что ты в депрессии и тебе нужна моя помощь, и как друг, я должен быть с тобой, чтобы ты не наделала глупостей.
– Она меня осуждает?
– Вовсе нет.
Я обхватила голову руками и съежилась на стуле.
– Мне стыдно! Я не могу показаться ей на глаза. Она, наверно, считает меня дурой.
Вадик расхохотался и пропел ехидненьким голоском:
– Ну же, Виктория, выше голову. Я удивлен, что ты можешь испытывать такие чувства. Тебе же всегда было плевать, что о тебе подумают другие?!
Я молча вышла из здания почты. Вадик закурил. При одной мысли, что я возвращаюсь в Москву, у меня начиналась паника. Вдруг меня ищут? И как я буду жить у Вадика? А вдруг не пойдет торговля? И что подумает его мама о наших отношениях? Что же я наделала! Еще три месяца назад я жила у папы с мамой под крылышком. И не случись ничего такого, отдыхала бы с родителями на курорте. И тут я сказала себе: «Стоп!». Расправила плечи. «Ну и пусть думают, что хотят. Меня это не трогает. Екатерина Ивановна готова меня принять – это главное. Я смогу осуществить свой план – заработать денег, и никто меня не сможет остановить. А, может, мне удастся развернуться в цветочном бизнесе и встать на ноги? Нет смысла беспокоиться о том, что будут говорить другие. Я не буду тратить на это силы, они мне понадобятся, чтобы добиться успеха. А победителей не судят, а я собираюсь победить», – успокаивала я себя мысленно.
Я подняла глаза на Вадика и улыбнулась:
– Пройдемся по набережной?
– Рад, что угрызения совести не слишком долго беспокоили тебя, – иронично сказал Вадик, обнимая меня за плечи.
Глава
8
Мария Васильевна была абсолютна права, когда говорила, что я не представляю во что ввязываюсь. Чемодан с розами оказался очень тяжелым, к тому же бил по ногам, но, стиснув зубы, я тащила его вперед. В Москве стояла такая же жара как на юге, только без моря и свежего воздуха. Сначала мы заехали к Вадику и пересортировали розы, самые стойкие поставили в ведра и кастрюлю, а часть приготовили для торговли. По всей квартире стоял приторный запах как в цветочном магазине.
– Как же я боюсь твоей мамы, – вздохнула я, развалившись на диване, с тоской думая о поездке на рынок через весь город.
Вадик присел на краешек дивана.
– Не надо бояться. Моя мама удивительный человек, она все поймет как надо.
– Странно, что ты так в этом уверен. На ее месте я бы выбросила розы и отправила бы меня домой. Моя мама так и сделала бы.
– Поверь мне, я все устрою, – Вадик погладил меня по волосам. – Главное, что ты со мной. Ты уже ко мне переехала. Может, и замуж скоро за меня выйдешь?
– Ох, Вадик! Голова полна забот, а ты с глупостями. Не выйду я за тебя замуж и жить у тебя не буду. Только временно пока не скоплю денег на собственное жилье.
– Ладно, посмотрим. Кофе будешь?
Он улыбнулся мне и ушел готовить кофе. А я стала разбирать следующий чемодан с розами. К концу работы мои руки были нещадно исколоты, и моей любви к цветам поубавилось.
Рынок нас встретил неприветливо. Озираясь по сторонам в поисках свободного места, я почувствовала себя маленькой девочкой. Мне стоило больших усилий взять себя в руки, так хотелось убежать. Я даже не могла представить, как начну продавать цветы, а все будут смотреть на меня. Мою проблему решил Вадик, он попросил подвинуться какую-то старушку с подмосковными ромашками и подтолкнул меня. Я стояла как столб, раскрыв рот. Коленки подгибались.
– Ну, давай же, – Вадик деловито раскладывал цветы.
– Не могу, – я вцепилась в его руку.
– Что, значит, не можешь? – несколько грубо спросил он.
– Я… Мне… нехорошо. Я не могу! Мне кажется, на меня все смотрят.
– Конечно, смотрят. Им же интересно, какой товар ты привезла. Вдруг торговлю перебьешь?
– Мне кажется, они смотрят на меня!
– Ах, это.… Ну, ты же у нас первая красавица, что же ты вдруг растерялась от взглядов кавказских джигитов? Улыбнись им, как ты это делала на пляже, – издевался надо мной Вадик. – Давай, лучше, узнай, где достать воды, а я пока разложусь и узнаю цены у соседей.
Я с уважением посмотрела на Вадика, он производил впечатление человека, который всю жизнь торговал здесь. Даже если у него все и сжималось внутри, то внешне он казался спокойным. На деревянных ногах с ведром в руке я отправилась за водой, проклиная свою слабость. Никогда в жизни я не считала себя застенчивой, а здесь веду себя, как идиотка, и ничего не могу поделать. Я приволокла ведро, когда Вадик уже красиво разложил розы и успел написать ценники.
– Иди сюда, сейчас мы им покажем торговлю: наши цены будут самыми низкими, а розы самыми красивыми.
Я чуть-чуть пришла в себя, но как только к нам направилась первая покупательница, спряталась под прилавками, делая вид, что перебираю цветы. Я патологически не могла с ней поговорить. Зато Вадим запел зычным голосом при ее приближении:
– Девушка, розочки южные, дешевые, выращенные под ярким солнцем, красивые как вы.
От ужаса, что она к нам подойдет, я пригнулась еще ниже. Со своего места я видела стройные ножки в красных босоножках и слышала голос неутомимого Вадика:
– Вам какие, девушка? Красные? О, цвет любви, замечательный выбор. Или желтые хотите? А может белые? Вот эти? А?
– Да, вот эти хороши, я возьму.
– Завернуть? – спросил он.
– Спасибо, – ответил нежный голос. – А вы всегда здесь торгуете? Я раньше вас не видела.
– Теперь буду часто здесь. Заходите. Телефончик не оставите? – поинтересовался наглый Вадик.
Она засмеялась и записала телефон прямо на денежной купюре.
– Только не дайте кому-нибудь вместо сдачи, – кокетничала девица.
Я задохнулась от гнева. Да как он смеет при мне!
– Не отходите вечером от телефона. Ждите звоночка.
– Я буду ждать, – бросила девушка через плечо, прижав к груди большой букет из красных роз.
– Вика, ты где? – нагнулся ко мне Вадик. – Я уже заработал денег и номер телефона, а ты все прячешься.
Я заставила себя вылезти из-под прилавка.
– Да как тебе не стыдно?!– набросилась я на него, чувствуя себя идиоткой.
– Что стыдно? Зарабатывать денег? – продолжал издеваться Вадик. – Ты считаешь это неприличным занятием? Ну, кто бы мог подумать?!
Я стояла красная и злая, готовая врезать по ухмыляющейся физиономии и убежать с рынка. Я просто не могу! Не могу здесь стоять, когда на меня все смотрят.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70933213) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.