Оружие в его руках. Часть 3
Osolio
Смерть Хосе оставила неизгладимый след в сердце девушки. Андреа, она же Энджи, боролась сама с собой, с чувством вины и предательской любовью, которая заиграла новыми красками, стоило ей только упасть в объятия Луиджи. Но судьба очень непредсказуемая. Она снова счастлива, пока ей счастье не омрачила неожиданная встреча с вдовцом, который так усердно пытался оплакивать жену.
Osolio
Оружие в его руках. Часть 3
Глава 1. Луиджи
– Эти румынские вандалы покусились на наши порты, – Уго нервно кусал пальцы, бормоча ругательства, когда Леонардо расхаживал по кабинету, словно лев по вольеру.
Я смотрел в окно, когда наш бизнес-джет летел к обидчикам. Румынская банда разбила свои лагеря для нападения на наш порт в Франции. Эти негодяи словно знали, что цитадель потерпела крушение после заключения под стражу моего отца. Многие «проверенные» его люди ушли из-под моей власти, оставляя после себя разгромленную страну мафии. У меня не осталось больше возможностей производить нелегальные вещества, и, единственное, что держало на плоту меня и мою семью, – оставшийся после всего произошедшего завод стройматериалов. Удивительно, но моя подорванная репутация не коснулась его, и он продолжал процветать.
– Уго, успокойся. Скоро твои пальцы превратятся в один кусок мяса. – Я закатил глаза, видя как тот нервно вырывал кутикулу. Я тоже был на взводе.
Буквально вчера мы утопили бандитов в Ла-Манше, а сегодня уже летим к ним на родину для разборок. Несмотря на свою серьезность ситуации, а чувствовал себя ребенком, забившим стрелку соседской банде. И так хочется закричать: «Они первые начали!».
– Как только оторвем голову этим ублюдкам, я требую часть их имущества. – Лео часто переходил границы, но был очень справедливым и понимающим парнем. Он был вправе требовать от меня такие вещи, ведь с момента краха нашей империи, именно Леонардо был моей правой рукой, доверенным человеком.
– Хорошо. Покончим с этими ублюдками, заберем их имущество и, так и быть, пятнадцать процентов твои.
– Пятнадцать процентов? – Удивленное лицо парня рассмешило меня.
– Да. К тому же, из Румынии судна идут в Турцию. Я поеду навестить мать.
– Ага, – недоверчиво бросил Лео, за что получил суровый взгляд Капо. Пусть я был разбитым Капо, но все оставался какой-то авторитет. – Мне вот интересно, откуда такая уверенность, что именно Париж без присмотра совсем?
– Я тоже об этом задумывался. Очевидно, что в их кругах есть тот, кто знал нашу ситуацию, и был в курсе об аресте отца, иначе бы они туда и не сунулись.
– Босс, а ты не думал, что твой брат…
– Нет, – перебил я парня, напрягшись. – Стефано подлец, но он получил по заслугам. И не стал бы больше лезть в это дело.
– Значит, это кто-то из крыс твоего отца.
– Возможно.
Мы прилетели в Констанца. Была глубокая ночь, и нас совсем не волновал пейзаж. Нужно было все сделать быстро и без лишних ушей. Миновав собор Петра и Павла, уже подбирались ближе к логову злоумышленников, как нам перегородил дорогу чёрный мерседес, из которого вышли четыре грузных высоких мужчины. Их бритые головы блестели под светом уличных фонарей, и я бы рассмеялся в другой ситуации, но сейчас мне было не до смеха.
– Что вы делаете на нашей земле? – заговорил на корявом английском один из мужчин. – Мало получили?
– А, ты про тех ушлепков, которые сейчас плескаются в прохладной водичке? – Лица оппонентов вытянулись, а я рассмеялся. – Так вы не знали? Что ж, уведомляю вас о цели нашего визита: мы пришли забрать свое.
После этих слов из карманов моих ребят появились пистолеты, направленные на румынов. Дело пяти секунд, и все четверо рухнули к нашим ногам, предоставляя мне и моим ребятам новый комфортный автомобиль для дальнейшей прогулки по Констанца.
– Поехали, ребят. Нужно успеть до рассвета.
Погрузившись в машину, мы направились в цитадель румынской мафии. Уго пыхтел что-то неразборчивое, пока Лео присвистывал на заднем плане. Парень был весел, следовательно, волновался меньше всех.
– Все же было неразумным лететь втроем. – Донеслось до моих ушей высказывание Уго.
– Как раз-таки тащить за собой всю компанию было бы опрометчиво. А так мы быстро справимся с ними. Эффект неожиданности.
– Блиц-крик никогда не помешает. – Поддержал меня Леонардо, хлопая по плечу друга. – Не парься, дружище.
Уже стоя напротив здания шестнадцатого века, мы с парнями переглянулись, и на лице сама собой появилась кровожадная улыбка. Не могу сказать, что мне нравилась бойня, но, признаюсь, я по ней скучал.
Мы резали всех по одному. Тихо и без свидетелей. Нам ещё никогда не удавалось так аккуратно и быстро пробираться к цели, и это не могло не насторожить меня. И мои опасения подтвердились, когда я силой отворив тяжелые двери, увидел у окна безмятежного похудевшего брата. Сердце мое издало гулкий удар, а после рухнуло на порог зала, куда ступила моя нога. Следом подоспели парни, и громко чертыхнулись, видя перед собой Стефано. Лео плевался больше всех.
– Почему не предупредил? – Смеялся над моим видом брат. Он подошел ближе и подал руку для рукопожатия, но я лишь смерил его взглядом.
– Как это понимать?
– Это тебя нужно спросить, – пожал плечами Стефано, снова отходя на приличное расстояние от меня. – Это ты и твои мальчики перебили весь мой отряд.
– Глава румынской банды,-ты? – Нервный смешок раздирал мою глотку, и все же вырвался наружу.
– Не могу сказать, что я. – Его улыбка накрывалась на кулак. – Я всего лишь представитель.
– Меньше разговоров, – рычал Уго, уже готовясь напасть на Стефано.
– Кажется, у твоего песика проблема с терпением.
– Кажется, это у тебя проблема с головой, – отозвался позади меня злой возглас парня.
– Тихо, – обратился я к Уго, а после перевёл свой взгляд на брата. – Чего ты добиваешься?
– Того, что не смог добиться первоначально. Андреа мне помогла, конечно, но недостаточно. К тому же, она очень опростоволосилась. Теперь и ее ждёт охота. Правда, как бы она не скрывалась, я все равно уже нашел ее.
– О чем ты говоришь, больной ублюдок? – Это имя табу. Никто не имел права заикаться о ней. Я верил, что она жива, и знал, что рано или поздно сам найду её. И меня очень пугало, что мой брат-психопат нашел девушку первым.
– Я о том, что, живя с ней по-соседству, ты так и не увидел очевидных вещей. Кстати, если хочешь, можешь оставить ей записку.
Он ухмыльнулся и вынул из ящика клочок бумаги, на котором уже было написано письмо. Я вспомнил это письмо: это был мой подарок ей на день рождения. Моя каллиграфическая буква «А», которую невозможно было подделать, была своеобразной фишкой. – Как ты думаешь, ей понравится? – Я сдал челюсть, – Хотя нет. – Он хохотнул, а я сделал шаг навстречу, – Она испугается.
– Либо ты сейчас сворачиваешь свои делишки, либо мой нож окажется у тебя в глотке. Думаю, тебе ну нужно объяснять, настолько точно и аккуратно все пройдёт.
– Мне все равно терять нечего, – пожал плечами парень. – Но позволь, я все же сделаю одно доброе дело на прощание.
Он подозвал к себе одного из мужчин, который находился в тени зала. Тот взял этот лист бумаги из рук Стефано, кивнул брату, и минуя нас вышел из комнаты в сторону выхода. Будучи шокированным, я даже не удосужился его остановить.
– А теперь, – Стефано достал чистый лист бумаги и стал писать что-то. Когда он закончил, то передал листок мне, а сам, находясь очень близко к открытому окну, выпрыгнул из его, не дав нам возможности его остановить. Только мой крик преследовал падение брата.
– Он что, покончил с собой?
Слова Лео вернули меня в реальность, и я метнулся на место происшествия. На мое удивление, трупа брата не было. Никого не было.
– Сбежал, – сказал я и обратил внимание на листок бумаги в моих руках. – Он оставил нам порт в Румынии, а сам сбежал.
– Ещё один больной на нашу голову, – запричитал Уго. – Босс, ты хотел к матери? Возьми нас с собой.
– Поплыли. Только разберёмся со всеми здесь с начала.
На румынском судне находилась целая команда. Несколько силовиков, врач и капитан корабля. Все, узнав, о передачи порта в мои руки, тут же метнулись примкнуть ко мне, что не могло не радовать.
Мы уже почти приплыли к порту в Турции, как капитан появился в моей каюте и оповестил о том, что за бортом тонет девушка. Мое сердце кольнула острая боль. Я словно предчувствовал встречу с этой девушкой, боясь узнать в ней Андреа, и какой же ужас был, когда из воды подняли бездыханное тело моей беглянки. Ее синие губы были приоткрыты, а из головы сочилась кровь. Она ударилась волнами о плиты набережной.
Руки тряслись, но я все же выхватил ее из рук капитана. Она была ледяной. Уже не дышала.
– Нужно сделать ей искусственное дыхание и положить набок.
– Давайте я, – капитан полез со своей помощью, но я не подпускал к ней никого.
– Прошу, вернись ко мне, – мой голос, как и руки, дрожал наперевес с плескающимися волнами Чёрного моря, но я не прекращал оказывать первую помощь. Только когда она сделала резкий вдох, а потом начала захлебываться водой, я перевернул девушку набок, чувствуя как все ещё ледяная рука держала меня за руку.
Она все ещё была далека от реальности, но ее фраза заставила меня вернуться в реальность.
– Я здесь, Хосе.
Я вспыхнул, словно спичка. Злость и ревность обуяли мое тело. Будто бы соприкоснувшись с оголенным проводом, я вскочил, отошел на пару шагов назад и стал прерывисто дышать. Мой разум и сердце так сильно кричали, что хотелось зажать уши. Но вместо гневных тирад, я безразлично произнёс:
– Мы возвращаемся домой. Дайте команду готовить наше судно к отправке.
Сам я ушел к себе в каюту, ни на секунду не забывая слов девушки. Я поверить не мог, что в ее сердце, в ее голове был этот цепной пес. Он завладел ее разумом, что она даже находясь в таком состоянии обращалась к нему, хотя я был уверен, что она ощутила мой парфюм, который после ее слов в кабинете клуба зарекся никогда не менять.
– Она не в себе, – пришел ко мне в каюту Лео. – Я позвонил Монике и рассказал о произошедшем.
– Вы же расстались.
– Она все равно должна была знать. Но знаешь, что я тебе скажу, босс. – Лео присел рядом со мной. – Моника мирно спала со своей племяшкой в доме по-соседству с твоей матерью.
– Я знал, что та испуганная беременная Энджи, это и есть Андреа. Они только пытались запудрить мне мозги.
– Моника сказала, что его брат погиб неделю назад, и Андреа была безутешной. А после за разговором со мной она нашла предсмертную записку, где твоя сумасшедшая извинялась за все.
– Она хотела уйти вслед за мужем. – Я хмыкнул, не обращая внимание на то, как назвал её парень. – Чертовка! Обвела вокруг пальца меня, а потом начала счастливую жизнь этим…– Я бросил перый попавшийся предмет в стену. Кружка разбилась от силы удара, и осколки посыпались на пол. – А я искал ее! На мгновение даже подумал, что она мертва!
– Не думаю, что история с ней такая кристально чистая. – Лео вздохнул. – По крайней мере, наш разрыв с Моникой был спровоцирован ее утайками и обвинениями в кристальной преданности тебе. Она стала закрытой, говорила мало, а когда темы заходили о ее брате, так вообще каменела.
– Что ж, узнаем правду, когда наша сеньора Андреа наконец проснется. – Я все ещё не мог прийти в себя. Злость на девушку был выше всех моих чувств. Я в прямом смысле хотел задушить ее, но, стоило коснутся мне кончиками пальцев ее прекрасного лица, как руки опускались. Она казалась нереальной. Целый год я бесследно искал ее, а она сама очутилась у меня на пути. Если бы мы приплыли несколькими минутами позже, я бы уже никогда не увидел ее.
– Рыжий ей к лицу, – поддел меня Лео. – И беременность тоже.
– Она успела родить от него ребенка. Зря времени не теряла.
– Мой совет: оставь обиду и присмотрись к ней и ее дочери.
– К чему ты?
– Иногда очевидное лежит на поверхности.
Очевидное всегда лежит на поверхности…Что, если она сбежала в объятия Хосе из-за страха? Это было похоже на мою маленькую беглянку, но зная ее, я уверен, что она не стала бы просто так подвергать опасности друга или возлюбленного, кем бы он там ей не приходился. Она была одной из тех, кто лучше будет жить отшельником, лишь бы никого не коснулась беда. К тому же, если брать во внимание то, как умерли родители Андреа, она бы вообще отреклась от всех.
Что же тогда я не видел под собственным носом?
Я достал свой ежедневник и открыл с самой первой страницы. Это были не просто записки сумасшедшего, это была целая хронология событий. Все об Андреа. Я часто писал туда свои воспоминания, а когда она сбежала, то и вовсе отмечал каждый город, каждую девушку, похожую на нее.
Наша память не безгранична, и чаще всего черты лица стираются, когда долго не видишь человека, а я не хотел забывать. Если бы она не нашлась и к пятидесяти годам, я бы продолжил изо дня в день переписывать строчку за строчкой, собрав несколько томов.
«Никогда бы не подумал, что у малолетки может быть такой взрослый взгляд, холодное сердце и отсутствие куда-либо стремиться»,– гласили первые строчки моих мемуаров, – «Я помнил себя в ее годы. Это было как раз-таки рождение юного Капо. Кровь кипела в жилах, заставляя всех трепетать передо мной. Адреналин зашкаливал, а глаза всегда просили больше огня. У этой же девушки глаза потухли, словно ей уже далеко за шестьдесят. Будто бы жизнь прожита и остаётся только наблюдать за происходящим со стороны».
Именно такой я увидел Андреа впервые. На фоне ее гиперактивной яркой подруги она казалась вялым листочком. Старушка, обласканная в наряд проститутки. Но все изменилось, когда она начала танцевать. Ее эмоции и чувства отражались в каждом движении. Она даже улыбалась, чувствуя закрытыми глазами прикосновения музыки. Я не мог оторвать глаз. И наблюдал за ее красотой со стороны, случайно попавшись в ее капкан. Стоило только нашим глазам встретится, и странная нежность ворвалась в моё тело, пробирая до костей. Я такого никогда не испытывал. Лавина обрушилась на меня, и я уже не мог с этим бороться.
Поначалу я думал, что все это из-за выпитого алкоголя, но с того дня я только и видел ее карие глаза, в которых не было ни огня, ни страсти, ни смирения. Мне хотелось ее спасти. А когда я узнал о судьбе этой девушки, во мне взыграло новое чувство. Необузданность и злость вершили суд нам моим сердцем. Я ревновал, словно безумец, не имея возможности прикоснуться к ней.
Моя одержимость перерастала в болезнь и все это было отражено в ежедневнике.
«Андреа Моретти. Семнадцать лет. Карие глаза, аккуратной формы губы, ямочка на правой щеке», – все это выглядело, словно я собирал досье на нее, но потом от сухих фактов я перешел к ярким краскам своих чувств. Это произошло, когда девушка упала в обморок прямо около испуганной лошади. Удивительно, что тогда я испытал новое для себя чувство: страх.
Глава 2. Луиджи
Я никогда не видел любовь в отношениях родителей. Мать была покорной женой, заботливой матерью, а отец…Отец был примером того, как жить не надо. Начнем с того, что сфера его деятельности отразилась и на нашем со Стефано детстве. Он не прощал ошибки и никогда не давал слабину. Меры его наказания были заметны на наших с братом телах. Удар чаще всего приходился на меня, как на старшего сына в семье.
Уже к тридцати годам мне казалось, что этот мир, сотканный руками отца и его предков, был идеальным. Я не знал, как выглядит по-настоящему любящая семья, как у них проходят ужины, и как холодными вечерами они смотрят вместе фильмы.
Когда на моем пути появилась Андреа, я снова вспомнил все чувства: боль, унижение, чувство вины и обиду. Я почувствовал себя снова тем маленьким мальчиком, на плечи которого с детства положили большую ответственность, с которой я, признаюсь, справлялся с трудом. Сидя у себя в комнате, я закутывался в свое большое стеганое одеяло, поворачивался лицом к окну, из которого была видна большая луна, и мечтал о счастливой спокойной жизни, давал себе обещания, что моя семья никогда не будет жить под гнетом отца. Но этому, увы, не бывать. Я с малых лет видел кровь и страх в глазах тех, кто минутой позже будет камнем лежать в ногах отца. Я боялся, как и боялся Стефано. Боялся и не мог справится со своим страхом, даже будучи почти под два метра ростом и каменными мышцами. От этого, наверное, и было паршиво видеть, как маленькая хрупкая девушка храбро терпела побои моего отца.
Я видел на семейных ужинах, как Андреа брезгливо морщила нос, когда её родители говорили друг другу нежные и приятные вещи, которых я никогда не слышала из уст своих родителей. Поначалу это вызывало во мне удивление, но потом в ней я узнал себя. Узнал, когда она отчаянно пыталась сторониться общества своего отца, как она, когда никто не видит, обсыпает его ругательствами. Я понял, что ей было невозможно жить в их обществе, что любовь её родителей – это игра. А нет ничего унизительнее, когда чувства выставляют напоказ, при этом не даря любовь наедине. Узнавая о ней все больше и больше, я замечал, как девушка была моим отражением в юношестве. С тех пор эта маленькая улыбчивая девочка пустила корни в моей сердце, сама того не зная.
Я помнил тот праздничный вечер, когда фонари светили разными цветами, словно из диско-шара, когда вся мафиозная знать вырядилась словно на благотворительный ужин, когда и я был одет в черный фрак. Черным, как мое состояние на то время. День моей свадьбы.
Когда Моретти предстала в вечернем платье с пышными юбками, мое сердце издало лишь один глухой удар, выбивая из легких весь воздух. Наваждение стало моим путеводителем. Я больше не видел никого. На автомате учтиво принимал поздравления, соглашался со всеми репликами отца, а глазами искал только её. Я смотрел на аккуратное лицо, покрытое тонной косметики и думал о том, какой она прекрасной была бы естественной. В домашней пижаме, с пучком на голове и совсем без макияжа. Она была такой утонченной, передвигалась, словно плыла по залу, улыбалась, озаряя и освещая своей улыбкой всех гостей. Она улыбалась, но глаза бегали от гостя к гостю, словно ей было неуютно. Она хотела сбежать, и, клянусь, если бы не мое положение, я бы украл её в тот же вечер.
Я не помнил, как, будучи уже изрядно пьяным, я шел за ней по приглушенному светом коридору. Я был гребаным сталкером, извращенцем, чувствуя влечение к семнадцатилетней девушке. Когда музыка совсем стихла, я пригвоздил её к стене и утонул в аромате её цветочного парфюма. Мое наваждение взяло вверх, и я украл поцелуй, чувствуя, как, она издала удивленный вздох, отвечала на него, и мне так хотелось зайти дальше. Меня отрезвил её всхлип, и тут я услышал тихие мольбы. Андреа, эта маленькая невинная девочка, умоляла меня остановится. Ей было страшно, и причиной этого страха был я. Хуже, чем тогда, я больше никогда себя не чувствовал. Я был ничтожеством, зверем в её глазах.
Со временем я поостыл. Нацепил на свое лицо привычную маску безразличия, хотя все ещё ощущал внутри меня агонию. Я был злым человеком, и решил дальше продолжать играть эту роль. Но она мне все больше нравилась, и мне нравилось выводить её на эмоции. Она часто прикрывалась безразличием, как я, или излишней радостью и покорностью, когда я знал, что настоящая Андреа не послушная овечка, а маленький волчонок. Волчонок, который был готов вырвать из чужих рук свое счастье, но стоило только кому заметить это, она убегала, прячась от глаз злых людей. Руша её равновесие, я знал, что разбиваю ей раз за разом сердце. Хотя на тот момент я ошибался, ведь вместо пожара в глазах, я встречал лишь сухую рыхлую землю.
Лиз была покорной и счастливой женщиной, ведь деля с ней постель, я пытался забыть образ Андреа. Я тратил всю накопившуюся энергию на нее, хотя всегда в голове представлял гребаную Моретти.. Это было неправильно. Я еще больше злился, и еще больше выплескивал свою дурь. Я заставлял свою никчемную жену молчать, чтобы не рассеять лицо моего наваждения в голове, никогда не открывал глаза. Злость, желание и чувство отчаяния копились во мне, и я не знал, как с этим справится.
Все изменилось в день свадьбы Андреа и Стефано. Тогда я был мрачнее тучи, чувствуя, как мое сердце разрывается от еще большей безысходности. Чувство собственности и влечение заставляли меня думать, что я полный идиот. Мысль, что это игра в одни ворота, разрушилась, когда её взгляд, полный нежности и неверия прошелся по мне, и встретился с моим колючим взглядом. Ей богу, я уверен, что именно эти карие глаза заставили колючие розы в моей душе расцвести. Её маленькие ручки приняли конверт, прижимая к своей груди. Я мечтал оказаться на месте этого конверта. Всего какие-то секунды перевернули мой мир, распаляя все больше и больше желание осчастливить её. Наверное, именно в этот момент я осознал, что хочу её для себя не в качестве любовницы, а в качестве подруги, невесты, жены. Только теперь она была женой моего брата.
Я любил её, наблюдая за ней со стороны. Любовался улыбкой, при появлении которой, на щеке образовывалась маленькая ямочка. Я много раз задерживал взгляд на этой чертовой улыбке. Злился, когда она улыбалась моему брату, потому что хотел, чтобы она принадлежала только мне. Я пытался сделать её счастливой незаметно, хотя и знал, как это непросто.
Я ломал себя. Луиджи Россини не мог принести людям радость. Мои вечные друзья – боль и кровь, страх в глазах врагов и случайных очевидцев. Несмотря на мое желание, я не справлялся. Отец с каждым днем становился все злее, выпуская свой пар на девушке. Я одновременно чувствовал себя последним трусом и восхищался её стойкостью. Она была в разы храбрее меня. И несмотря на всю боль, она прижилась в нашем мире. Её взгляд продолжал оставаться равнодушным, пока она не находила меня. Стоило мне улыбнуться, как её чувственные губы отзывались в ответ. В душе в такие моменты теплилась надежда, что наши чувства взаимны. И в такие моменты я не мог понять очевидного: мой брат и мое маленькое наваждение никогда не любили друг друга.
Находясь вдали от Андреа, я снова приходил в себя. Голова начинала мыслить трезво, сердце превращалось в камень, как и было до момента нашей встречи в чертовом клубе «Росси». Дела шли в гору, и я все больше начинал убеждать себя в том, что здесь нет никакой любви. Просто неисполненное желание сделать её своей. Но чем дольше я не видел эту маленькую занозу, тем больше я о ней думал. Мысли душили меня. Где она? Как она? Любит ли её Стефано? Улыбается ли она ему наедине и целует ли с нежностью? Стоило только мне подумать о том, что происходило в их доме, челюсть сжималась, голова становилась надувным шаром, а в груди болело, словно мне воткнули нож. Я растирал грудь, глупо надеясь, что это поможет унять боль. Только под предлогом работы прилетев в Нью-Йорк и сидя напротив доброй улыбчивой девушки, я осознал, что эти мысли были вызваны неприятным чувством – тоской.
В какой-то момент я заметил, что пока не был рядом с ней, упустил тот момент, когда из маленького запуганного волчонка, девушка превратилась в волчицу. Теперь она не бежала от опасности, а зубами пыталась вырвать свое счастье. Её слова стали резче, грубее, движения рваными, но только глаза все еще смотрели на мир с легкой надеждой. Она ощетинилась, и это вызвало во мне волну гнева. Стефано, очевидно, не мог позаботиться о ней достойно. Она была осторожной, ожидая от всех опасности. Только расслабившись, Андреа сняла с себя шкуру злого волка, представ передо мной настоящей. Я знал, что только со мной она была такой. Храброй и доброй, наивной и по-детски любознательной, болтливой, но при этом будучи внимательным слушателем. Она была уважительной девушкой. И это не могло не восхищать.
Теперь уже Россини улыбалась, сидя за кухонным столом, и рассказывала о днях, проведенных в стенах института. Она говорила-говорила, а я слушал, временами выпуская наружу легкую улыбку. Я любил её голос. Тихий с легкой хрипотцой, который становился громким и звонким, когда история становилась более эмоциональной. Мне нравился её звонкий смех, который заставлял смеяться и окружающих.
Вернувшись, я узнал от Леонардо, что её верная подруга Моника закончила медицинский и говорится переехать в другой город для отработки. Парень был вне себя от горя, отчаявшись не видеть свою девушку несколько лет, ведь он прекрасно знал, что мои силовики перемещаются по стране только со мной. На тот момент мой предыдущий врач получил пулевое ранение в голову от одного из наших врагов.
Это случилось в момент нападения итальянской банды, юных самородков, на наш порт. Ребята были молодыми, и кровь бурлила в их жилах. Я отправил Роберта одного для оказания помощи, а сам оправился чуть позже в след за ним. По прибытии я увидел раненных и мертвых своих людей, в числе которых был и Роб. Животная натура взяла вверх. Я нашел эту небольшую банду, удивляясь, как мои профессионалы не смогли дать отпор, хотя просто знал, что ребята просто использовали эффект неожиданности. Тогда я перерезал всех. Мои силовики поймали итальянцев, привезли в штаб, и тогда я совершил возмездие. Как бы странно это не звучало, но такие вещи вызывали во мне волну облегчения.
После случившегося я предложил Монике работу, и та охотно согласилась. Она была рада, ведь её молодой человек будет рядом, и её подруга, которая сейчас находилась вдали, вскоре тоже будет работать с ней рука об руку. А я был рад, потому что стал снова тенью Андреа. Я слышал разговоры Моники и Андреа, наслаждался её голосом и, тем самым, справлялся с тоской.
Я примирился со своим сердцем. Искал как можно больше поводов приезжать в Америку и возвращаться как можно позже. Стефано, на мое удивление, был так поглощен работой, что появлялся дома нечасто. Тогда я не знал, что мой брат оставался отнюдь не на работе.
Мы нередко оставались наедине, но я никогда не переходил черту. Грань была размечена обручальными кольцами на наших пальцах. Мне оставалось только наблюдать за ней, разговаривать, делиться воспоминаниями и слушать её прекрасный голос, временами закрывая глаза, чувствуя излечение. Экономка Марго говорила потрясающие булочки, которые мы ели, сидя за кухонным столом, словно супружеская пара, с крепким чаем, чтобы наш диалог мог продлиться подольше. Как бы сильно мне не хотелось поцеловать её, сделать своей, я довольствовался и простыми душевными разговорами. Я правда любил разговаривать с ней и не надеяться на большее. Такие уже больше ночные разговоры были для меня на вес золота, и превосходили все жаркие фантазии, мешающие мне спокойно жить с первой нашей встречи. Я просто любил её.
Глядя в её глаза, я нередко пробалтывался о своих желаниях, но тут же переворачивал свои слова в более невинный тон. Я верил в брак брата и любимой, и не мог разрушить отношения. Я был готов быть рядом, и не мог позволить себе сделать какие-то шаги, которые повлекут за собой плачевные события. Я был готов быть просто зрителем счастливой жизни Андреа. Был, пока не застал Элизабет и Стефано в постели. Эта была звонкая пощёчина. Меня захлестнула обида за мое маленькое наваждение, и сквозь эти чувства я очевидно видел желтый цвет светофора. Был маленький шанс превратить мою безучастную безответную любовь во взаимные чувства.
«Сейчас или никогда», – подумал я, и мой девиз был заморожен до того момента, пока Андреа не приехала ко мне в Милан. Я знал, что больше не отпущу её обратно. Больше терпеть было невозможно. Но я терпел, потому что одним словом я мог разрушить жизнь маленькой девушки. Разбить вдребезги её чувства, подставить ее под прутья моего отца. Это сильнее всех останавливало меня от отчаянных порывов, признаться.
Я не был частым гостем у родителей, и я не мог видеть всю процессию экзекуций отца, но однажды я все-таки нарвался на зрелище. Ромеро Россини был жесток и непреклонен. Хьюго Моретти не справлялся со своими обязанностями, подрывая авторитет моего отца, и тот снова решил выместить своё недовольство на Андреа. Я давно выучил его уроки, и чувствовал животный страх, не позволяющий мне вмешаться. Вместо того, чтобы подставить свою спину отцу, я просто выскочил из дома в сад и закурил. Я курил и курил, пока моя голова не стала совсем ватной, а горло не заполнилось желчью. Я молился Господу, прося прощения за все свои грехи, и просил лишь одного, – чтобы Андреа смогла вынести это, и чтобы отец не переборщил. Кошки скребли на душе, но трусость была сильнее. И это я ненавидел в себе.
Когда я зашел в дом, то обратил внимание на тусклый свет, доносящийся из приоткрытой двери на первом этаже. Я слышал тихие всхлипы и знал, кто там сейчас. Я должен был сделать хоть что-то! Хоть как-то облегчить эту боль. Ей было больно, но и я чувствовал тоже самое. А ещё стыд. Мне было стыдно за свое поведение. Я любил эту девушку, но не мог защитить её. Я не был достоин её.
Зайдя в комнату. Мой взгляд упал на исполосованную прутьями спину девушки. Она даже не могла надеть футболку, не задевая кровоточащие раны. Глаза Андреа были закрыты, и из них капали крупные капли слез на сложенные в замок ладони. Тело била мелкая дрожь, и я чувствовал, как трясусь сам. По спине пробежал холодок, хотелось уменьшиться до минимальных размеров и исчезнуть. Я зажмурился, вспомнив свое детство, вспомнив крепкие руки отца, державшие прутья и свои раны, след от которых я ношу до сих пор.
На угловом столике лежали бинт, ватные диски и перекись. Видимо, прислуга хотела помочь девушке обработать раны, но та, оставляя за собой хоть грамм гордости, отказалась. Глядя на картину безнадеги перед собой, я понимал, что оставить её в таком состоянии я не мог. Не сейчас, когда я и так уже струсил однажды.
Она не реагировала на мои шаги, пока я смачивал ватный диск.
– Ты очень храбрая, – прошептал я, касаясь её подбородка. Девушка лишь хмыкнула, а уголок её губ на мгновение поднялся, а после снова принял прежний вид.
– Ты не прав. – Её хриплый голос лезвием проходился по моему сердцу. – Я трусливая. Струсила однажды, теперь приходится терпеть.
Едва касаясь кожи, я слышал её шипения. Тело напрягалось, чувствуя прохладный влажный диск. Увидев раны на спине, в моих жилах застывала кровь. Я сглотнул.
– Паршиво все? – Дрожащим голосом отозвалась девушка. Я сжал свободную руку в кулак, чувствуя прилив ярости.
– И ты этим довольна? – Мой вопрос прозвучал грубее, чем я хотел.
– А у меня есть выбор? – Вспылила она, резко обернувшись на меня. Я видел, как в её взгляде застыла злость. Точно такая же, какую испытывал и я, сидя в своей комнате после наказания отца. Она резко отвернулась, очевидно, прочитав ответ на свой вопрос в моих глазах.
После того вечера аварийная кнопка в моей голове не перестала мигать красным цветом. Дальше терпеть было нельзя. Либо я беру её под свое крыло, ограждая от остальных мужчин Россини, либо она попросту когда-нибудь не сможет проснутся.
События того дня в доме родителей к моменту её приезда в мой дом в моей голове позабылись, но эмоции никогда не смогли бы исчезнуть. Я все еще хотел забрать её к себе, все еще желал девушку до безумия, но медлил. Я смотрел на нее во время ужина и чувствовал, как мои губы пытают огнем, желая ощутить её губы на вкус. И однажды я все-таки сорвался.
Она вечно заставляла меня испытывать эмоции, о которых я хотел бы навсегда забыть. Забавно, что это я изначально затеял эту игру, но постоянно сам наступал на свои же грабли. Когда эта сумасшедшая чуть не попала под колеса машины, в моем мозгу заработали те нейроны, которые, очевидно, спали. Я снова напугался до чертиков и снова был люто зол. Терпеть дальше было нельзя, и я раскрыл ей все карты. Напился до чертиков, смотрел на картину в своем кабинете, на которой был нарисован наш родовой особняк, похожий больше на цитадель демонов, нежели на дом счастливой семьи. Хотя наша семья никогда не была счастливой.
Я вывернул всю душу, взлетел над землей и тут же больно разбился, упав. Она меня оттолкнула. Оттолкнула, хотя я видел, какими глазами девушка провожала меня! Видела, как реагирует её тело на мои прикосновения! Оттолкнула, хотя я знал, что она сама этого хотела!
Я снова и снова стучал в закрытые двери, разбивая лоб и кулаки. Я даже привык к такому образу жизни, вечно что-то ей доказывая, что сейчас, когда Андреа предстала передо мной спустя полтора года и кричала о своей ненависти ко мне, я снова пытался убедить её в обратном.
Я знал, найдя её снова, я больше никогда не смогу отпустить. Я был болен волчицей, болен по самое не балуй, и знал, что даже если она сбежит от меня снова, я найду Андреа. Я был и остаюсь чертовым сталкером.
Теперь в своем ежедневнике я писал о своих чувствах, отмечая дни, когда мне хотелось её убить или поцеловать.
Я не могу её простить, но и перестать любить тоже.
Как из грозного Капо парижской мафии я превратился в трухлявого слюнтяя?
Глава 3 Андреа
Я сидела с дочкой в гостиной. Девочка играла с резиновыми животными на диване, а я молча наблюдала за ней, временами улыбаясь её искренним удивлением и смехом. Находясь близко к отцу ребенка, я все больше замечала сходства. И внешностью и поведением. Она так же, как и Луиджи, хмурилась, точно так же резко взрывалась, когда что-то шло не по её. Меня радовали эти сходства, но в тоже время жутко бесили.
Я не верила, что от любви до ненависти – один шаг. Но это оказалось правдой. Моя безграничная любовь и тоска по Луи превратились в гнев и ненависть, когда улыбка на красивом лице моего друга погасла, а глаза, цвета хвойного леса, навсегда закрылись. Я больше не могла находится с ним в одной комнате. Мысль о моей любви к Луи делала меня грязной. Я ненавидела его, себя и свои чувства.
Чувство вины из-за смерти Хосе заставляет ночь за ночью сжимать подушку от злости и плакать. Я уже не чувствовала себя живой. Была собственной тенью. И моя жизнь продолжается только ради этой маленькой крошки с именем моей матери.
Мои раздумья прекратились, когда напротив меня, рядом с племяшкой, села Моника. Она все еще была зла на меня, но прекращать видеться с моей дочкой не могла. Мы бросали друг другу короткие фразы, приветствуя друг друга и прощаясь. Моника больше не работала на Луи, и я понимала почему, но она продолжала приходить в его дом.
– Привет, – тихо отозвалась я, зная, что девушка не поднимет на меня глаза. Она резко повзрослела с момента смерти её брата. Это подкосило её.
– Привет, – не обращая на меня никакого внимания, ответила девушка. Она взяла дочку на руки и стала играться с ней. Френси же радовалась приходу тети Моники.
– Мон… – Мой голос звучал, словно мольба. Я больше не могла смотреть на ледяную глыбу во взгляде подруги. – Моника, давай поговорим.
– О чем?
Её голос был таким безучастным, словно мы разговаривали о погоде. Я тяжело вздохнула, глотая непрошенные слезы.
– А нам не о чем поговорить?
Этот вопрос вызвал в ней волну гнева. Она вскинула голову, бросая на меня обжигающий злой взгляд. Мои слова отскакивали от нее, словно мячик от сетки. Я помнила её год назад: сияющие глаза, широкая радостная улыбка, а сейчас её осунувшееся лицо, впалые щеки и глаза, говорящие о бескрайней печали, совсем мне напоминали ту жизнерадостную девушку.
– Есть. – Ответила за неё.
– Неужели? Ты наконец-то решила объяснить, почему поступила, как конченная эгоистка?
– Моника…
– Что Моника? Что? Не смей оправдывать свой поступок! Тебя тяготила смерть Хосе? Ты обвинила себя во всех событиях в наших жизнях, но ни разу не заикнулась о моих чувствах! Кто был с тобой на протяжении всей жизни?
Франческа, чувствуя напряжение, начала хныкать и вырываться из рук Моники. Девушка тяжело вздохнула, поцеловала в обе щечки девочку, и передала подошедшей экономке Аннетте. Она как раз вовремя зашла в гостиную, спросить нужно ли нам что-нибудь. Как только шаги экономки стихли, девушка набросилась на меня, словно кобра.
– Раньше я тебя жалела, но сейчас…Оглядись во что превратились наши жизни! Я потеряла брата, родители никак не могут оправиться от горя! Ты потеряла родителей, мужа, и сама чуть не утонула в море!
– Я не могла жить с этим чувством вины, Мон. Пойми меня.
– Понять? – Она вскочила на ноги, кладя руки на бедра. – Что мне понять? Тебе больно, а мне? Мне не больно?
– Ты права.
– Конечно, я права! Как бы я жила еще и без тебя, а? Как бы не ненавидела Луи, я благодарю его за то, что он попался в нужный момент. Я бы осталась на руках с младенцем! Когда ты собираешься ему все рассказать?
– Что рассказать? – Минутное непонимание сменилось на осознание сущности вопроса, я фыркнула и бросила убийственный взгляд на подругу. – После случившегося – никогда.
– Он должен знать.
– Нет. Не после того, как убил Хосе. Он покусился на наши жизни. На жизнь его собственной дочери!
– Если бы он покушался на твою жизнь, то не спасал бы тебя из моря.
– Может, совесть взыграла. – Я закатила глаза под гневное пыхтение подруги. – К тому же, ты слышала Кору.
– Плевать на нее. – Она чертыхнулась. – Эта женщина ненавидит тебя. Логично, что она будет настаивать на обмане.
Я поднялась с дивана и поравнялась с подругой. Наши глаза стреляли друг в друга вражеские стрелы, и я проигрывала. Влага скопилась в глазах, а нижняя губа предательски началась трястись.
– Я не скажу ему ничего, пока не смогу убедится в его невиновности.
– Но ты продолжаешь жить в его доме. – Моника, очевидно, не понимала моих действий.
– Ты думаешь, я по собственной воле?
Я рассмеялась, подойдя к окну и резко отдернув штору. За окном по периметру расхаживал Леонардо, время от времени бросая взгляды на дом. В этот момент он тоже обернулся, и, заметив нас, его взгляд потемнел, и он тут же отвернулся. Я перевела взгляд на подругу, в её глазах тучи стали ещё темнее.
– Что между вами произошло?
– Мы расстались. – Коротко ответила она, со злостью вырывая у меня тюль и зашторивая окно.
– Почему?
– Серьезно? Почему? – Она рассмеялась, но её смех был похож скорее на издевку. – Потому что умер мой брат, потому что я перестала работать на Луи, потому что я не рассказывала ему ничего из своей жизни, ведь моя жизнь заключалась в тебе и Хосе, потому что он упертый осел, который продолжает верно служить своему хозяину. Вот почему.
– Леонардо знал, где я пряталась, и он ни разу не выдал меня Россини. Почему ты решила, что он сдал бы нас тогда?
– Дело не в том, где ты пряталась. А в том, что Лео наивно уверен, что его босс способен убить кого-то из членов нашей семьи. – Она теребила край своей футболки. – В прочем, уже не важно. Все кончено.
– Все наши проблемы в недомолвках.
– И эти проблемы мы создаем сами.
Мы встретились взглядами. Я больше не могла терпеть холодную войну с подругой. Я и без того была виновата во всех смертных грехах, и, видя, как моя единственная подруга плакала, хоть её глаза и оставались сухими, чувствовала себя совсем никчемной. Я сократила расстояние между нами и заключила ее в крепкие объятия, уже не сдерживая слезы. Ее руки неохотно коснулись моей спины, а после и вовсе сжали меня в тиски. Мы плакали, обнимая друг друга, выговаривая объятиями все, что наболело.
– Прости меня, – шмыгая носом дрожащим голосом произнесла я, вдыхая аромат ее волос.
– Пойду проверю Френси, – вместо ответа сказала она и отдалилась.
– Моника… – Мое тело сотрясала дрожь, чувствуя безысходность и боль от того, что единственный друг никогда не сможет простит меня. Словно от холода, я обняла себя руками.
– Я простила тебя, Андреа. – Она не смотрела на меня, её взгляд был прикован к плинтусу. – Простила. Но ты так сильно меня напугала, что я словно пережила еще одну смерть близкого человека.
– Я думала, что, если меня не будет, все ваши проблемы закончатся.
– Ты неправильно думала.
Девушка скрылась из вида. Я слышала её голос на втором этаже, но не решалась пойти за ней. Я все еще не могла надышаться потоком воздуха, который принес мне разговор с подругой. Маленький камень спал с души, оставляя висеть еще целую груду. Я все еще чувствовала себя виноватой за все, что произошло со мной и моими родными.
Хлопнула входная дверь, и в гостиной появился уставший Луи. Рукава на бежевой рубашке были закатаны до локтей, на краях виднелась грязь. Я даже думать не хотела, чем он занимался.
Мужчина бросил на меня короткий взгляд, а после уселся на кресло, наливая себе небольшое количество бурбона. Молчание вызывало напряжение, которое сгущалось в воздухе.
– Отпусти меня, – вырвалось из моих уст, когда я видела, какой расслабленный он сидел перед не горящим камином. Он рассматривал семейные фото, все еще стоявшие на камне в рамах, покрытой позолотой.
– Старая песня о главном, – вздохнул мужчина. – Куда ты вернешься?
– У меня есть дом. – Меня раздражало его титаническое спокойствие. Бесило, как он лениво крутил стакан в своей руке.
– В Турции?
– Да, в Турции. Там мой дом.
– Забавно, – он хмыкнул, и бросил ироничный взгляд на меня. – Раньше твой дом был там, где я.
– Это было раньше. – Зубы сводило от злости. Еще пару таких ироничных фразочек от Луи, и я взорвусь. Он играл на моих чувствах, которыми я пожертвовала.
– А было ли?
Щелчок. Я вскочила с дивана и встала напротив него, опираясь на подлокотники кресла, соприкасаясь с кистями его рук. Кожа была горячей, а глаза зло сверлили меня взглядом, пока на лице появлялась улыбка. Он меня просто провоцировал. Но я уже взбесилась, и остановиться так просто не могла.
– Что ты от меня хочешь? – Мой голос был грубым, костяшки пальцев побелели от желания врезать по наглой физиономии этого мужчины.
– Правду. – Он поднял подбородок, чтобы взглянуть мне в глаза. Сейчас я стояла к нему в такой позе, что моя грудь буквально была перед его лицом.
– Я тоже хочу услышать правду. – Ответила я, коря себя за то, что снова терялась в его взгляде. В голове снова раздался голос Моники, и ее слова о том, что Луи должен знать правду о Френси, что он не мог покушаться на мою жизнь, спасая при этом в море. Я посмотрела на его пухлые губы, борясь с желанием облизнуться. Воздержание было простой миссией, пока я была вдали от него. Я еще помнила наш последний поцелуй, и это воспоминание предательски распаляло мое желание.
Он широко улыбнулся, прекрасно видя, как я сама борюсь с собой.
– Как можно было так искусно лгать, а? – Он облизнул губы, чуть поддавшись ко мне. – Как можно было кричать о любви, а потом вонзить нож в спину?
– А как можно было повестись на провокации? Как можно было пытаться увести меня от своего брата? Такая сильная… – Я наблюдала за его губами, и когда тот обнажив свои зубы, провел по ним языком, я задохнулась. – любовь?
– То есть, ты не любила? – Его взгляд стал еще злее, а ладони сжались в кулаки.
– Ни-ко-гда, – выдохнула я в губы мужчины, а тот в ответ лишь резко притянул в мою голову ближе к себе, впиваясь своими губами в мои.
Злясь на саму себя, я вместо того, чтобы оттолкнуть, схватила его за рубашку, еще больше углубляя поцелуй. Жар между ног разгорался, когда мужчина усадил меня на свои коленки. Мы боролись друг с другом, не давая даже отдышаться. Если сейчас мы разорвем поцелуй, то возникнут новые вопросы. Казалось, что если сейчас мы разойдемся, то больше не сможем коснуться друг друга. Мне надо бы уйти от него сейчас, но я не могла. Тоска, злость, ненависть к этому мужчине порождала во мне нечто другое, нежели отторжение. Я все так же безумно желала этого человека, ночами плакала, вспоминая его нежные поцелуи. Сейчас мы целовались дико, борясь друг с другом. Доказывая каждый свою правоту, настаивая на ней.
Я знала, что сейчас Луи одержал победу. Знала, что сама выкапываю себе яму, но, клянусь, я была готова быть закопанной вместе с ним сейчас.
Звук упавшей ложки отрезвил нас, и я соскочила с бедер мужчины, прикладывая ладонь к разгорячённым губам. Луи тоже едва понимал, что между нами только что произошло. Мы встретились взглядами. Оба потерянные, оба смятенные. Оба совершившие грубейшую ошибку. Я выпорхнула из гостиной, чувствуя, что слезы снова наворачиваются на мои глаза, не заметив опешившую Монику, которая и уронила эту проклятую ложку на пол. Она меня окликнула, но я уже закрылась в своей комнате, падая на кровать и давая волю слезам. Я виновата во всем. Я натворила дел. И я теперь расплачиваюсь.
Глава 4 Андреа
– Андреа? – Дверь тихонько отворилась и в дверном проеме показалась голова Моники. Взгляд у нее был обеспокоенным.
– Я идиотка, – захлебываясь слезами, выдавила я, бросая взгляд на девушку, которая мялась на пороге. – Зайти. И закрой дверь.
– Что произошло?
– Я не могу совладать со своими чувствами, когда он рядом. Не хочу поддаваться, но не могу.
– Ох, – она вздохнула и села на край кровати, глядя меня по голове. – Повторюсь: расскажи все Луи.
– Неужели ты веришь, что Луи не причастен к смерти Хосе?
– Я не знаю, – её голос дрогнул, но она взяла себя в руки. – Но я чувствую, что Луи не пошел бы на такое. Не после того, как он потерял тебя единожды.
– Я схожу с ума. Я теряюсь рядом с ним, словно мне снова семнадцать.
– Андреа, – она подняла мою голову за подбородок и улыбнулась. Её улыбка словно обещала мне, что все будет хорошо. – Подумай о том, чтобы все рассказать. Он имеет право знать.
– Я тоже имею право знать, но где гарантии, что он так просто скажет мне правду?
– А где гарантии, что ты расскажешь правду?
Она была права. Луи тоже мог думать, что моя правда может отказаться ложью, но он все равно настаивает. Он будет верить моим словам, даже если я навру с три короба. Если после всех произошедших событий мужчина мне доверяет, почему не могу я хоть раз довериться ему?
– Знаешь, – я села, вытерла тыльной стороной ладони слезы и улыбнулась подруге. – Ты права. Луи имеет право знать.
– Умница.
Я проводила подругу, уложила дочку спать и стояла у окна с кружкой кофе, опираясь спиной на холодильник. Кухня была большой, но мне казалась крохотной. Или же я собственные проблемы так возвысила, что им уже просто не хватает места вокруг меня.
Может, все не так плохо, как я думала? Может, его поведение и газлайтинг вызван триггерами из прошлого? Может, поступки, совершенными им, были вызваны эмоциями, а не холодным расчетом?
Я знала, что моя вина имела место быть. И мне безумно хотелось все исправить. Вернувшись на несколько лет назад, я бы не согласилась на условия Стефано, открылась бы в чувствах Луи при первых звоночках, и тогда Френси, возможно, было бы не полгода, а лет пять уже. А, может, меня нашли бы с красными отметинами на горле в особняке моих родителей мертвой.
В прочем, Моника права. Еще не поздно признаться Луи во всем. Вывернуть душу наизнанку и ждать, когда гильотина упадет на мои плечи. Я давно уже была готова распрощаться с жизнью, и может, опустошив душу, станет проще жить дальше ради единственной дочери.
– Андреа? – Тихий голос Луи выдернул меня из моих размышлений.
Я не видела мужчину с того самого момента, когда упорхнула из гостиной со слезами на глазах. Я боялась снова сама себе признаться в том, что этот поцелуй не был ошибкой. Этот поцелуй был лучшим моментом за последние дни.
Мужчина выглядел уставшим, впалые глаза смотрели на мое лицо, пока я, полная решимости оборачивалась на него, замечая кровоподтеки на лице. Я ахнула.
– Я не хотел тебя пугать. – Он сел на стул, облокачиваясь на его спинку.
Я сократила расстояние между нами и села напротив него, не прекращая смотреть на искалеченное лицо.
– Что случилось?
– Не важно, – он слегка дернулся, когда я кончиками пальцев дотронулась до его лица. – Ты выглядишь взволнованной.
– А ты уставшим. – Я снова бросила взгляд на его губы, и воспоминания недавних событий вспыхнули в моей голове. Мы должны были поговорить. – Луи…
– Не надо ничего говорить. – Он убрал мою руку с лица. – Этого больше не повториться.
– Хорошо. – Я кивнула и поднялась, чтобы найти в аптечке все необходимое для обработки раны. – Нужно обработать.
– Не надо, – мужчина хотел встать, но я силой усадила его обратно. – Зачем ты это делаешь? – Морщась от соприкосновения холодной ватки к лицу, спросил Луиджи.
– Делаю, что? – Я слегка подула на рану, тратя последний воздух в легких. Рядом с этим мужчиной мне всегда было тяжело дышать.
– Это? – Он забрал у меня ватку, не отпуская моей ладони. – Зачем ты беспокоишься о том, кого ненавидишь?
– У меня был должок. – Легко ответила я, вспомнив, как тот обрабатывал мои раны. – Решила отплатить.
– Должок, значит. – Он хмыкнул, поднимая свои карие глаза на меня. – У тебя слишком много долгов накопилось, сеньора Андреа.
– И мне их никогда не выплатить, – прошептала я, прекрасно понимая, что произнесла свои мысли в слух. – Нам нужно поговорить.
– Нужно. – Кивнул Луи, отпуская мое запястье.
– Я сейчас спрошу об одном, и ты честно мне ответишь.
– Забавно, – рассмеялся глава парижской мафии, – Ты торгуешься, когда сама по уши в дерьме.
– Луи, – когда я произнесла его имя, мужчина напрягся. Его взгляд смягчился, и он просто молча кивнул. – Ты прислал коробку с бомбой в мой дом?
– Что? – Мужчина нахмурился, а руки обмякли, словно он не ожидал такого вопроса.
– Хосе погиб из-за тебя?
– Я тебе уже говорил, – злость снова заиграла в его жилах, и колючий взгляд уже снова завязывал петлю на моей шее. – Я не трогал Хосе, и тем более не присылал никаких подарков. Ты же так искусно пряталась. С чего ты решила, что я знал, где ты находилась?
– В коробке была записка. На ней было написано мое имя, и… – Я тяжело вздохнула, сглатывая. – Это было имя, написанное твоим почерком. Я прекрасно помню твою красивую букву «А».
– Я не присылал никаких записок. – Его ответ ввел меня в ступор. Я не знала, могу ли верить ему, несмотря на искреннее удивление мужчины. Но если мы говорим на чистоту, есть вероятность, что Луиджи был прав. – Это был первый присланный тебе подарок? – Звук его голоса разрезал тишину надвое.
Его лицо окаменело, а взгляд и вовсе стал стеклянным. Он смотрел на меня, но, очевидно, что находился не на кухне за разговором со мной. Внутренний голос тревожно кричал, пока я наблюдала за тем, как сменяется мимика Луиджи.
– Когда я была беременна. – Тихо ответила я, и тут Россини взревел, подскакивая со стула, широкими шагами подходя к окну. Он ударил ладонями по подоконнику.
– Больной ублюдок! – Рявкнул он, не оборачиваясь.
Я подошла к нему, и, стоя за широкой сгорбившейся спиной Луи, я смотрела на него в отражении. Осознание осенило меня, и я почувствовала себя полной идиоткой. Стефано уже совершал такое действие, и теперь повторил снова. Почему я не подумала об этом раньше?
– Этот урод жаждет расправы над тобой. – Он тяжело дышал, словно на него обрушилась лавина. Он покачал головой и горько рассмеялся. – Я думал, его угрозы – пустой звук, но… – Он снова ударил рукой по подоконнику, и я обняла его спину за плечи, но тот одним движением скинул мои руки. – Но он оказался куда проворнее. Неужели ты могла поверить?
– А что мне еще оставалось? – Я ахнула, когда мужчина резко обернулся и схватил меня за плечи.
– Когда ты предала меня, сбежала, я не переставал верить тебе. А ты так просто отвернулась. .
– Ты не прав. – Я покачала головой, не замечая, как слеза проложила соленую дорожку по моей щеке.
– Я не верю ни единому твоему слову. – Выплюнул он, продолжая сжимать мои плечи. Его ладони оставляли красные следы на моих руках.
– Что теперь делать? – Мои широко распахнутые глаза смотрели на него с надеждой.
– Теперь я не смогу тебя отпустить, – тихо ответил он. Мое тело била мелкая дрожь, испытывая необыкновенное облегчение, на мгновение затушив чувство вины. – Но как тебе верить?
– Я знаю, что не заслуживаю твоего доверия, прощения…
– Андреа, – Его тихий голос казался истошным криком. Вероятно, его душа кричала так громко, что хотелось закрыть уши. Я зажмурилась. – Прощение требует больших усилий, нежели обычных слов.
Он опустил меня, обошел и вовсе вышел из кухни. Хлопнула входная дверь, и я уже предполагала, куда направляется мужчина. Послышался звук мотора.
Если он сейчас уедет, то наворотит кучу дел! Нет! Нельзя!
Я сорвалась с места, выскакивая вслед за ним. Фары ослепляли глаза, но я продолжала бежать к воротам, преграждая путь. Ладони крепко сжали холодные железные прутья. Во мне было столько решимости и бесстрашия, что я сама себе удивилась. Адреналин в крови кипел, пока я вела немую войну с чёрным внедорожником, за рулем которого сидел взбешенный глава парижской мафии.
Мужчина сигналил, но я не сдвинулась с места. Я знала, что он упрямый, но я была упрямее него. Вжавшись в кованные прутья ворот, я наблюдала, как машина медленно надвигалась на меня. Он решил припугнуть. Что ж, удачи, Луи. Жизнь сделала меня чуть храбрее.
Он снова начал сигналить, но я лишь улыбнулась уголком губ, с вызовом глядя на мужчину.
Это ради твоего же блага, упрямый ты баран!
– Уйди! – Высунувшись из окна, махал рукой Луи.
– Ты никуда не уедешь!
– Уйди! – Снова рявкнул он. Я еще сильнее вцепилась, не позволяя механизму открыть ворота. Прутья больно впились в ладони.
– Нет!
– Я все равно уеду, хочешь ты этого или нет!
– Еще чего! Только через мой труп!
Только когда расстояние от машины до меня осталось парой сантиметров, Луи, не заглушая мотор, хлопнул дверью с водительской стороны, сократил расстояние и дернул меня за рукав. Я ахнула, отпуская ворота, и те, скрепя, стали открываться.
– Какого черта ты творишь? – Заорал Луи, продолжая держать меня за локоть.
– Я не отпущу тебя, пока ты не успокоишься! Что ты собираешься делать?
Мы разговаривали на повышенных тонах из-за громкого звука работающего двигателя в машине.
– Я собираюсь найти этого ублюдка и заставить его ответить за все.
– В таком-то состоянии? Нет!
Луи свел брови к переносице и выпалил то, что заставило меня громко рассмеяться.
– Какого черта ты орешь на меня? – Складка на переносице все больше углублялась. Он отпустил мой локоть. – Что смешного?
Я молча указала ладонью на заведенную машину, и тот тоже рассмеялся. Заглушив мотор, от подошел ко мне, все еще тихо хихикая над глупостью ситуации. Напряжения спало, оставляя после себя странный осадок неловкости. Тяжесть в груди усилилась вместе с сердцебиением.
– Не надо спешить, – тихо проговорила я, беря его за руку. В этот раз мужчина не сопротивлялся. Его взгляд был прикован к нашим соединенным ладоням. – К тому же, я тебе еще не рассказала всего.
Луи большим пальцем выводил на тыльной стороне моей ладони витиеватые узоры. Его грудь поднималась и опускалась, и я понимала, что более безумного и красивого мужчины никогда не встречала. Он был красив, когда был счастлив, зол, пьян и расстроен. Он был безумно красив всегда, вне зависимости от состояния и самочувствия. И я была безумно счастливой, что моя дочь имела его гены.
Ночью глаза Луиджи казались черной бездной. Его взгляд медленно поднимался от наших сплетенных ладоней к моему лицу, и я могла в нем прочитать то, о чем мечтала многие месяцы.
Никогда не поздно…
Взяв его лицо в свои ладони, я прикоснулась губами к его щеке, плавно находя уже ждавшие поцелуя, приоткрытые губы. Его руки легли на мою талию, сжимая так сильно, что я ахнула, встречаясь с туманным взглядом мужчины. Я желала этого мужчину так сильно, что готова была рассыпаться прямо сейчас.
– Андреа, – он тяжело вздохнул. Его ладонь зарылась в мои волосы и сжала так сильно, что я цыкнула языком. Он провел кончиком языка по моим губам, вызывая во мне волну желания. Я сильнее сжала края его рубашки. – Впервые за долгое время не хочу слушать твой рассказ.
– Но тебе придется это сделать. – Я сама уже не хотела ничего рассказывать. Хотела раствориться в его объятиях.
– Тогда сделаешь это позже. – Он обрушился на меня с поцелуем, поднимая над землей. Мы стояли посреди сада, ворота дома были открыты, и любой прохожий мог видеть эту картину, но мне было все равно.
– Одно я хочу сказать, – наконец отцепившись от его губ, тяжело дыша пробормотала я, пока мужчина ногой открывал входную дверь.
– Молчи, женщина. – Он больно укусил меня за нижнюю губу, и я нахмурилась, чувствуя, что эта боль вызвала во мне лишь новую волну желания. – Сейчас я хочу, чтобы ты повторяла лишь мое имя.
– Не сомневайся, – я ахнула, когда, поднимаясь по лестнице, я ощутила его желание. – Ого…
– Т-с-с, – улыбаясь, сквозь поцелуй, он принес меня в свою спальню, закрыв за собой дверь. – Слишком долго…
– Неужели я… ах! – Его пальцы бродили по моим бедрам, поднимаясь все выше. – Луи…
– Почему ты, – короткие поцелуи прерывали его раздраженную речь, – так, – снова поцелуй, – много болтаешь?!
Подобравшись к лону, он схватил резину от трусов и рывком стянул их с моих ног. Я ахнула, радуясь, что сегодня надела платье. Его горячие поцелуи покрывали мое тело, словно лихорадка, пока пальцы мужчины вспоминали то, как касались меня полтора год назад. Соски затвердели, после родов моя грудь стала заметно больше.
– Ты стала еще красивее, – целуя живот, причитал мужчина.
– Луи, – уже изнемогая от желания, я подняла его голову к себе и поцеловала. – Луи, пожалуйста.
– Скажи это, – его тяжелое дыхание было сбивчивым. Глаза голодно смотрели на меня, пока руки ласкали мое тело, останавливаясь на груди. Выпуклость его брюк терлась о внутреннюю сторону бедра, распаляя меня еще больше. – Он укусил меня за сосок, и я крикнула. – Скажи.
– Я хочу тебя, – Его руки остановились. Он резко вскочил с кровати и торопливо снял брюки и боксеры, оставаясь нагим передо мной. – Ого!
Мое восклицание вызвало смех у мужчины, и я усмехнулась в ответ. Я так скучала по его улыбке, что даже замерла на мгновение, вызывая волну сомнения у мужчины. Он медленно расстегивал пуговицы на платье, внимательно наблюдая за моим выражением лица.
– Что-то не так?
– Я так скучала, – на глаза стали наворачиваться предательские слезы. – Я так скучала по твоей улыбке.
Растерянный взгляд коснулся моего лица, руки остановились. Он положил голову на мою грудь, нежно целуя каждый сантиметр. В какой-то момент даже показалось, что волшебство после моих слов вот-вот рассеется.
– Ты слишком устал? – Поддела я мужчину, слегка вильнув бедрами, коснувшись его члена. – Если да, то мы…
Я договорить не успела, потому что Луиджи резко вскинул голову и поцеловал меня, затыкая. Его ладони снова стали исследовать мое тело, пока я ласкала его член рукой. Тяжелое дыхание и тихий стон вырвался из уст Луи. Одним рывком он вошел в меня, срывая платье и бросая его на пол. Пуговицы разлетелись в разные стороны, и я громко крикнула, чувствуя, что долгое воздержание сыграли со мной злую шутку. Но резкая боль превратилась в наслаждение, когда мужчина задвигался внутри меня. Глаза закрылись, его аромат табака и кофе заполнили комнату. Я вдыхала его и чувствовала, что сплю. Это определенно был сон. Счастливый сладкий сон.
Его движения были плавными, временами он наращивал темп, и наши стоны растворялись в комнате в унисон. Я цеплялась за спину мужчины, боясь, что он сбежит. Казалось, что сейчас все рассеется, исчезнет. Слезы счастья текли из моих глаз, и Луи собирал их поцелуями с моего лица.
Мужчина ускорился, толчки становились резкими и рваными, от чего мое тело содрогалось от оргазма. Я выкрикнула его имя, чувствуя, как горячая волна прошлась по моему телу, словно электрический разряд. Из горла мужчины вырвался громкий стон, и он упал на мое тело без сил. Его ресницы щекотали мою грудь, но ощущение что любимый человек так близко с тобой, что я не обращала внимание на на щетину, царапавшую кожу, ни на тяжесть от его веса.
– Будь я проклят. – Его слова заставили меня напрячься. – Будь я проклят, – он поднял голову, встречаясь со мной взглядом. – Будь я проклят, но я так сильно тебя люблю.
Он трижды проклял себя перед тем, как признаться в любви. Он был готов гореть в аду за свою любовь ко мне. Я смотрела на его раскрасневшееся лицо, на его четко очерченные скулы и приоткрытые губы, и понимала, что больше не было смысла что-либо скрывать. Я любила этого мужчину, и, если он захочет проклясть и меня, я буду к этому готова.
– У меня никого, кроме тебя, не было, – вместо признания в любви выпалила я. Мужчина напрягся, поднялся на руках, встречаясь со мной взглядом, нахмурившись.
– Повтори-ка, – его большие глаза превращались в маленькие щелочки, губы сомкнулись, вытягиваяст в тонкую линию.
Тревога! Поднимается буря!
– Ты – мой единственный мужчина.
– Ага, – кивнул он, медленно поднялся с кровати, молча натянул одежду и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью, заставляя меня вздрогнуть и съежиться. В этот раз я его не останавливала.
Глава 5 Андреа
Спустя некоторое время после ухода Луи, я вышла из его комнаты, попутно собирая все свои вещи, и вернулась к дочери. Я знала, что мужчина испытывал полный спектр эмоций. Боль, неверие, злость, обида и, я очень надеюсь, что это не так, ненависть.
Его не было два дня дома. Он даже не приставил ко мне кого-то из своих силовиков, что было удивительно. Я была обеспокоена. На автомате кормила и игралась с дочкой, прибиралась в спальне. Я по несколько раз на дню заглядывала в спальню к Луи, надеясь, что, занимаясь с дочкой, я просто не заметила его прихода, но это не так. Луи не возвращался. Лучше бы он кричал на меня, бил посуду, угрожал, что отберет Франческу, но не молча уходил на несколько суток из дома.
Шли третьи сутки. Я проснулась, удивляясь, как в доме родного отца моя дочь крепко спала. Ни громкие звуки, ни яркие лучи солнца, настырно пробирающиеся сквозь занавески, не нарушали её сон. Накинув на свои плечи шелковый халат, я спустилась на кухню, поднимая жалюзи, чтобы сразу заметить приезд мужчины. Я все еще верила, что он придет домой.
Крепкий кофе только учащал и так сильное сердцебиение. Луи был отцом моей дочки, но при этом никем не числился. Он имел все права на дочь, равные мне. Я задумалась, чувствуя, как на лице в первые за эти дни, появилась улыбка.
Я набрала номер подруги, слыша в ответ сонное бормотание. Время было около восьми утра, и моя Мон-Мон всегда сладко спала в это время.
– Ты смотрела на часы, женщина?
– Мне нужна твоя помощь.
– Помощь хирурга или психолога? – Отшутилась она, сладко зевая.
– Юриста. – Девушка залилась смехом.
– Все-таки психиатр тебе нужен. Вы поговорили?
– Это нельзя назвать разговором, – вспомнив нашу ночь, мои щеки залились румянцем, и на лице появилась улыбка. – Но он узнал, что Френси его дочь.
– Что ж, хоть это. – Я слышала, как девушка набирала что-то на своем телефоне. – Нашла. Записывай.
Она продиктовала мне номер. Виктор Джордано был юристом, далеким от криминальных дел и не имел никакого отношения к Луи. Это было мне на руку. Пока в телефоне слышались длинные гудки, я чувствовала, как потеют ладошки.
– Виктор, слушаю. – Низкий, немного дрожащий голос отозвался в трубке. .
– Добрый день. Я – Андреа Россини. И у меня к вам дело.
Выслушав мою просьбу, Виктор обозначил кругленькую сумму за свою работу. Оплата была равносильна моим накоплениям, оставшимся от трастового фонда, подаренного отцом. Мне было не жалко этих денег. Сейчас самое важное – результат.
Спустя час машина Виктора припарковалась в нашем саду, неподалеку от ворот. Я вынесла ему в пакете ДНК в виде зубной щетки Луи и пустышки дочери. Мужчина заверил меня, что постарается, как можно скорее все уладить и вручить мне удостоверение. Установление отцовства не пыльная процедура, вполне распространенная по всему миру.
– Я бы еще хотела добавить второе имя дочери.
– Можно. – Кивнул мужчина. – Какое?
– Кора.
– Я так полагаю, это имя матери отца вашего ребенка. – Я кивнула, и губы Виктора растянулись в теплой улыбке. – Что ж, как все завершиться, я вам наберу. Все бумаги подпишем уже по итогу дела.
– Спасибо. – Учтиво кивнула я, провожая взглядом выезжающий джип.
Это было правильным решением, и я очень надеялась, что Луиджи это оценит.
Вечерело, но сквозь поднятые жалюзи я так и не видела свет фар приближающейся машины Луи. Грудь горела от беспокойства, и я постоянно потирала это место. Франческа сидела на стульчике и баловалась с едой, но мне сейчас совсем не до причитаний.
Девочка громко стукнула ладошкой по столику, привлекая мое внимание. Дочь была измазана в пюре, но счастливо улыбалась, показывая мне свой единственный зуб. Зрелище было смешным, и я даже улыбнулась, хоть и не чувствовала себя веселой. С уходом Луи в доме, словно резко похолодало. Стены стали бесцветными, и дни вовсе превратились в календарные странички. Пустая кухня и моя пустая душа.
Я предполагала, куда мог отправиться мужчина, и хотела к нему поехать. Только теперь я не свободная девушка, у меня на руках была маленькая дочка. Я задержала на ней свой взгляд, пока та ухватилась за мой палец и пыталась засунуть его в рот.
– Поедем к папе, милая?
Дочка ответила мне радостным визгом, и, умыв ее, я оделась сама и одела дочку. Вызвала такси и направилась в место, где меня не было больше полутора лет. В клуб «Росси» – место, с которого все началось.
Клуб был открыт. Тревога с каждой Миной росла все больше, от чего я часто оглядывалась по сторонам. Парни с фейс-контроля были те же, что и в последний мой визит. Увидев меня, они что-то сказали по рации, и из клуба вышел уставший Леонардо. Его белокурые волосы были забраны в хвост. Он уголком губ улыбнулся, беря на руки Френси. Девочку сразу привлекли его волосы, и она стала дергать его «за косички».
– Заигрывает, – пошутила я.
– Он в своем кабинете. – Пробормотал он, оттаскивая Франческу от волос. – Я ждал тебя раньше.
– Я думала, он вернется.
– Вы мне так надоели, Россини. – Без злобы пробормотал Лео, и обернулся на мою дочку. – Только не ты, маленькая принцесса. – Он чмокнул ее в щечку, и та расплылась в своей почти беззубой улыбке.
Внутри клуба все оставалось так же, как и тогда. Все тот же неоновый свет, та же электронная музыка, и те же пьяные подростки, скупающие алкоголь за баром. Не удержавшись, я провела ладонью по стене, подходя к кабинету хозяина клуба. Руки начали дрожать, и я постаралась унять дрожь.
Дверь в кабинет была приоткрыта. Свет от лампы создавал небольшую полоску, деля коридор на две части. Я сделала глубокий вдох и на выдохе зашла в комнату.
Луи сидел за своим столом и что-то раздраженно писал в своем ежедневнике. Он был трезв, но помещение напрочь пропахло перегаром. Щеки были красными, словно он долго и сильно тер свое лицо. Возможно, так и было. Услышав, что кто-то зашел к нему, он, не смотря на зашедшего, рявкнул, чтобы я вышла. Но вместо этого я прошла вглубь кабинета, открыла нараспашку окно и обернулась к нему.
– Луи, – мой тихий голос заставил его замереть. Он поднял свой безумный взгляд. – Луи, я…
– Ха, – он усмехнулся, откидываясь на спинку кресла. Ручка выпала из его рук. Холодный воздух вихрем пронесся по комнате, остужая раскрасневшиеся щёки мужчины. – Это ты.
– Поехали домой. – Я сделала робкий шаг к нему. – Поедем. Поговорим.
– Как ты могла умолчать, что Франческа – моя дочь?
Он поднялся, подошел к двери, огибая меня, и запер нас, ограждая от остального мира. Я очутилась один на один в клетке со зверем. . Облокотившись спиной на стену, он сложил руки на груди.
– Ты отсюда не уйдешь, пока все мне не расскажешь. В этот раз я выслушаю тебя.
– Франческа, и в правду, твоя дочь. – Я смотрела на свои ладони, чувствуя, как тело начинает дрожать. – Ты прав, Луи. Ты во всем прав. Я должна была это сделать раньше.
Он не прерывал меня. Минутный гнев в глазах погас, и он усадил меня на кресло, а сам облокотился на стол. Его руки по прежнему были сложены в замок, как знак защиты и от меня тоже. Мужчина не перебивал и слушал внимательно, словно глотая каждое мое слово.
– Начну с начала. – Я тяжело вздохнула, боясь посмотреть в глаза собеседника. – Все началось шесть лет назад, когда отец объявил о моей помолвке со Стефано. Тогда я и подумать не могла, кого из себя представляет этот мужчина. Мне нужно было засунуть мои подозрения в одно место, но я совершила ошибку. Я выказала ему свои мысли, и тем самым запустила механизм мести. В ход пошли угрозы с его стороны, и я была вынуждена принять его правила.
Твой брат готовил меня к своей миссии пять лет. Пять лет он вбивал в мою голову наставления, раскрывая раз за разом свои переживания. Мы даже подружились. Но помимо нашей дружбы, я все больше проникалась тобой, и в конечном итоге, когда Стефано настаивал на последнем моем ударе (я была вишенкой на торте в его плане), я сдалась. Открылась тебе, – я подняла свои глаза на Луи, видя его издевательски мрачную ухмылку. – Я правда по уши в тебя влюбилась. – Ладони мужчины сжались в кулаки. – Я никогда не забуду все проведенное с тобой время. Я знала, что если все расскажу Стефано, то он не поймет. Его план мести был бредовым и маниакальным. Я должна была завершить эту игру, но так, чтобы тебя это не коснулось. Поэтому я донесла на твоего отца и брата. – Он хмыкнул. – Я знаю, это меня не оправдывает. Я вспомнила о подарке родителей и друзей. Это был дом в Турции. Место, о котором я всю жизнь мечтала. И это было единственным пристанищем, где меня бы ты не нашел. Но я ошиблась. Я пожертвовала своим счастьем и жизнью ради твоей свободы и глупого плана твоего брата. Стефано так сильно боялся своей ориентации, что не мог верить в другой исход событий.
Убийство моих родителей до ужаса напугало меня, поэтому я в одних шлепках сбежала из дома. Тогда мне помог один пожилой мужчина. Я ему была обязана за новую жизнь. Жила в Турции, работала в офисе. Я знаю, ты мне не поверишь, но не было ни единого дня, когда бы я не скучала по тебе. Но иначе было нельзя. Спустя три месяца я узнала о своей беременности. – Я улыбнулась, вспомнив тот момент и те эмоции. – Я не могла поверить, что те два дня счастья подарили мне частичку тебя. Это было моим успокоением. Новая жизнь во всех смыслах. У меня появился смысл жизни.
Когда живот уже был приличным в размерах, на мое день рождение прилетела Моника. Хосе, узнав о моей ситуации, увязался за ней. Видел бы ты их лица, когда вместо привычной для них темноволосой хрупкой девушки открыла жгучая рыжая бестия, да еще и на сносях. – Я усмехнулась. – Хосе настаивал на поддержке, но я отказывалась. Все изменилось, когда я узнала в соседке – хозяйки доброй Фюсун, твою мать, а после появился и ты сам. Мной одолел животный страх. Я не могла предположить, какой будет твоя реакция, но чувствовала, что ты ни за что не поверишь в наш фарс.
– Конечно не поверю. Я знал наизусть твой запах, голос, твои мимические морщинки. Я все о тебе знаю, Андреа. – Его тихий хриплый голос резал больнее самого острого ножа. – Но оказалось, что так и не узнал до конца.
– Когда ты уехал, я приняла предложение Хосе. Он был готов быть рядом, не надеясь на большее. А мне, какой бы сильной я не пыталась казаться, нужна была поддержка. Скоро родится дочь, и без дополнительных денег и мужской поддержки было бы тяжело. Я родила. Мы жили полгода, словно соседи. Я все так же не позволяла к себе прикоснутся, ночами вспоминая твои поцелуи. Ты преследовал меня каждую ночь, и каждую ночь я поливала подушки солеными слезами.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70924927) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.