Когда господствует серость
Marie Umbrini
Когда живёшь на Кевере: может, синей, может, серой, но точно не розовой планете. Когда с детства ты – товар на ярмарке невест. Когда изменить мир можно только насилием. Когда тебя предают друзья и помогают враги. Когда ты Гёлле Кантронович – бунтарка, ненавистница государств, военная преступница, предательница и народная героиня Гле Кантроне. Когда господствует серость Содержатся сцены жестокости, упоминаются запрещённые вещества
Marie Umbrini
Когда господствует серость
Глава 1
Эвер Кюнн родился и вырос в Г?, но своей родиной считал соседнюю Квен, так как родители его были квенами по национальности и по вечерам много говорили об исторической родине. В обеих странах было сословное общество, небом данная монархия, благословенный патриархат, бедность большинства (хотя в Квен сильно поменьше) и порядок. Что может быть лучше? Эвер не знал.
Эвер, закончив университет, стал юристом.
Но тут случилась беда: папа, мама и маленький брат утонули на озере. Они погибли у него на глазах, после этого он не мог находиться в Гё, где всё напоминало о родных. Так что он купил первый попавшийся билет до столицы Квен – Зинри. Хотя он был этническим квеном, по поступкам он был больше похож на г?: взял только документы и минимум вещей в дорогу, надеясь на то, что быстро найдёт людей, которые ему несказанно рады. Тем более, была информация, что у его папы в центре Зинри должна быть квартира, которую Эвер должен наследовать. Приехав, он осознал, что он, такой замечательный и умный, особо никому не нужен… Да и квартира оказалась не у папы, а у папиного друга, но одну комнату Эвер смог отжать, вызвав тотальную ненависть всех родных и знакомых папиного друга. Довольно долго он пожил в Зинри, пока искал родных в фактически чужой стране. Затем он нашёл дальнюю родственницу – Барет Кугнер. Жила она в Красте – живописном городке у одноимённой реки.
Но на узких витиеватых улочках старинного городка он заблудился. Мимо него проходила девушка в больших круглых очках и с неровно подстриженными короткими светлыми, почти белыми волосами. Она как будто бы о чём-то думала и не сразу среагировала на просьбу Эвера остановиться. Эвер спросил, как дойти до нужного адреса. Внутри девушки что-то ?кнуло от названия улицы и номера дома. Лицо её резко изменилось. Она, конечно, подсказала, но потом добавила:
– А зачем Вам Барет Кугнер? Не надо к ней идти. Она сволочь, конченная сволочь. Для неё не существует принципов.
– Вы знаете её?
– Она в какой-то мере моя мама, я её даже любила, несмотря на тотальный контроль всего, на строгие, даже жестокие наказания, избиения и отвратную еду. Ей было не всё равно, что будет со мной и другими воспитанницами, я вон знаю многие языки, кроме двух родных, философии нас учили немного, знаю неплохо точные науки, правда, их учила самостоятельно. Ещё меня пытались научить танцевать и петь. Ну пытались и ладно. Шутки ради она мне по руке гадала, что нагадала, я забыла через секунду. В общем, ко мне она уделяла внимание, в отличие от моих родителей родом из Гё. Как Вы, вероятно, по акценту слышно…
– Да, но я этнически квен Эвер Кюнн, патриот Квен и никогда не был подданным Гё.
– Никто не должен быть подданным… Извините, заговариваюсь. Мои родители – элитная семья – на деньги от фактически рабского труда на родине каждый день здесь новые развлечения выдумывали. Любили родину издалека, дали мне патриотичное имя, потом промотали всё, и папа повесился. Мама меня этой Барет отдала. Потом, насколько знаю, от воспаления лёгких умерла. А затем, когда я уже подросла, подошла ко мне Барет и сказала, что я должна выйти замуж, чего я совершенно не желала. Но мне дали возможность пообщаться с этим человеком, он был из квенской военной элиты. Я спросила его открыто, готов ли он мне дать поехать в Лочан.
– А зачем Вам в Лочан?
– Хотела получить высшее образование, а нигде я не могу больше: полом не вышла. Он ответил, что нет, что женщина – это мать детей и послушная красивая жена мужа, и я должна быть ему благодарна, что он женится на мне. Я заявила Барет, что не хочу быть придатком мужа. Тогда Барет была очень зла. Она позвала меня в её комнату. Сидела она со своей идеально ровной спиной на кресле своём, затем махнула рукой, ей принесли какие-то бумаги. Затем она заговорила: "Итак, дорогуша, твоя мамочка не хотела повторять судьбу твоего дурного папочки, ей хотелось жить и жить красиво. Тогда я предложила ей сделку, какую предлагала родственников многих девочек из хороших, но промотавшихся семей. Я плачу ей, за это я перевожу тебя к себе, в случае её смерти становлюсь опекуншей тебя, воспитываю и учу разным навыкам. А потом ты должна мне выплатить удвоенную стоимость твоей по сути покупки и утроенные расходы на твоё содержание. Если не хочешь отправиться за решётку. Ну или выходи замуж за Дире Йорхема, он выплатит всё. И будешь жить в достатке, как все прошлые воспитанницы. На тебе такой влиятельный человек жениться хочет, если бы я тебя не обучила, то не было бы тебе такого счастья. И да, не думай, что сможешь с неоплаченным долгом бежать за границу. Во-первых, пересечь границу женщине без согласия мужа или опекуна нельзя. Во-вторых, за неуплату долгов тебя всё равно выдадут в Квен". Я её речь слово в слово запомнила, забыть такое невозможно. Всю ночь я после этого разговора плакала, а горничная Ведле Кифде сказала, что ей в который раз невероятно стыдно допускать такое, как и знать, но молчать и не говорить про долг. Ведле чувствует себя работницей фермы, ухаживающей за скотиной, предназначенной для чьего-то ужина. Я тогда принципиально решила не выполнять условия сделки и заявила, что верну всё сама. Не хочу быть товаром.
Эвер был довольно консервативных взглядов, считал, что женщина не должна иметь права мужчины, но от таких практик даже он удивился. По некоторым вопросам, как он считал, люди и женщины должны быть равны. Хотя, подумал он, надо запретить женщинам проворачивать крупными суммами, тогда подобные кугнер появляться не будут, а мужчины на подобные гадости неспособны, мужчины жестоки ( это он знал и знал прекрасно в своей работе), но коварство их ограничено. Но он промолчал. Тут девушка случайно споткнулась и обронила очки и сумку. Эвер поднял её очки и увидел, что стекла обычные. А из сумочки выпал ворох отодранных объявлений: разыскивается опасная преступница Г?лле Кантронович, она же Гле Кантроне, она же Бродяга. С фотографии плохого качества глядела девушка с длинными светлыми волосами, без очков и с такими же грустными и злыми глазами, как стоящая перед ним девушка. Черты лица были идентичны.
– Это Вы Г?лле Кантронович? – спросил Эвер.
Девушка постаралась бы убежать в случае встречи с любым другим человеком, но в Эвере она видела потенциального соратника и потенциальную родственную душу, поэтому ответила на вопрос:
– Один моментик. Не называйте меня так. Лучше звать Гле Кантроне или Бродяга. Так меня зовут мои товарищи. Бродяга – поскольку я не патриотка, нету у меня дома, моя Родина – Вселенная, а не эта забюрократизированная Квен, не близка мне и тюрьма народов и территория бесправия Г?, не желаю я жить и в царстве коррупции, нищеты и фактически жестокости Кини, лицемерна демократическая лишь на словах, а фактически контрастная на уровне доходов Лочан, не родина для меня и вечно зависимая от Лочан и компрадорской элиты Тэ, да и вырывающаяся снизу с помощью авторитаризма Уоро не вызывает у меня желания быть патриоткой.
– Вы ещё и гнилая космополитка! А я вот люблю Квен и планирую доказать свой патриотизм на деле, чтобы меня перестали считать чужаком.
– Ваше право. А так, на фото я. Послушайте немного, почему так вышло. Мне кажется, Вы поймете меня, Вы же тоже считаете Кугнер мразью? Эта чепушила дала мне год на выплату долга. Я пыталась вначале найти работу домашней учительницы, но проблема, что людей, которые могут эту услугу позволить, слишком мало, тем более люди, не вышедшие происхождением, не имеют такой цели как образование, не являющееся прямым профессиональным навыком. Потом я нашла одного человека из элитки. У него был маленький сын, очень хороший, гораздо добрее своего папаши, который планировал образовывать ребёнка. Я сначала обрадовалась, но это были не все его требования. Он хотел со мной спать, параллельно избивая меня для удовлетворения своих странных потребностей. Но выбора не было, работу найти вообще не получалось, при этом нужна была зарплата, которая позволяет не только выживать, а жила я натурально в подвале, но и копить деньги на выплату долга.
– Как ты можешь преступать против моральных норм, против своего долга и добровольно отдать своё тело на разврат, как ты можешь…
– Я хотела что-то есть и не сесть в тюрьму. Мне самой было ужасно. Вы были в самой клоаке общества и под угрозой даже смерти? Потом я всё-таки устроилась на фабрику. 15 часов – это кошмар. Я тогда впервые начала читать Детлу. Конечно, он живёт в Лочан, бежал от преследований, его книги поэтому нелегальны, мы живём не в Тэ, не в Кини и не в Г?, где, несмотря на авторитаризм и проблемы с получением информации из-за большей коррупции достать литературу такого вида проще, но как-то я смогла прочитать. Лендж Детла писал про то, как несправедливо всё вот это. Так ещё не неэффективно. Я предложила организовать профсоюз, дала часть своих драгоценных денег на это, надеясь, что мне придёт некоторый плюс в виде повышения зарплаты. Но в сам профсоюз мужчины-рабочие меня не приняли, а потом, добиваясь улучшения оплаты и условий труда, уменьшения рабочего дня, смогли заставить руководство фабрики ввести квоты на женский труд. Ну он семью разлагает, товарищи считают, что это плохо, ну ещё после увольнения женщин зарплата у мужчин повыше стала. В итоге меня уволили. Потом я немного почитала интервью повстанцев Тэ, тогда ещё больше поняла, что освобождение женщин, освобождение всех людей невозможно в государстве. Нужна немедленная тотальная демократия: в экономике, в политике, в искусстве – везде.
– Государство было всегда, так жили наши предки. И оно имеет высшую ценность.
– Я думала, мы заодно, а Вы! Почему так думаете?
– Безгосударственное общество – утопия. И угодно оно только енам, которые хотят нас всех дурить.
– Почему так считаете? Всё было не всегда. Я нашла людей на самом дне, многие были мелкими преступниками, хотя не все. Есть у нас и шарящие люди. Мы создали кооператив плюс за копейки нелегально распространяем книги Детлы и интервью участников восстания в Тэ. Меня полиция задерживала, но обычно по закону я ничего не нарушала в момент поимки. Один только раз меня поймали развешивающей листовки, но я смогла бежать. Потом узнала, что они не смогли вычислить, кто развешивал листовки, хотя всерьёз пытались. При этом время шло. Срок выплаты долга близился. А потом мы решились на то, что красиво называют экспроприацией. Да, мы ограбили банк на нужды будущей революции. После этого я думала отдать часть награбленного Барет, чтобы она утерлась, но решила, что я и так вне закона, мне и так теперь грозит тюрьма, если не хуже. Поэтому не стала относить деньги: всё накопленное и награбленное пошло в кассу будущей революции. Но со старой внешностью жить стало нельзя, мой товарищ нашёл эти замечательные своим уродством очки с простыми стёклами и коротко меня постриг, правда, стрижёт он паршиво, ещё зубы передние я предлагала выбить, он сказал, что это слишком. Да и объявления правительственные часто на глаза попадаются, а на ней это ублюдочное имя Г?лле Кантронович. Приходится сдирать.
– А такие, как Вы, не должны жить. Этот порядок, который торжествует сегодня, самый лучший. Женщины должны быть матерями и жёнами, а править должны мужчины, чьи предки доказали свою верность стране. Желаю Вам умереть или одуматься.
С этими словами Эвер вернул Гле её фальшивые очки и сумку с оторванными объявлениями. Она ушла, про себя удивляясь, как этот "патриот" даёт уйти опасной преступнице, какой же он омерзительный. Наряду с мыслями о мерзком патриоте она задумалась и о том, что надо бы уже что-то серьёзное совершить. Может, короля Хевица грохнуть?
Глава 2
Представитель Г? Имвик Донганый ехал в Зинри во дворец к королю Квен Хевицу, по дороге нахамив и унизив своих телохранителей, которые один раз назвали его просто по имени. Потому что мог, а они были бесправны. В который раз речь об особом пути в устах правительства Г? сменилась речью про объединение законных властей против революционной заразы.
Дворец был построен относительно недавно, такого дорогого и роскошного дворца ещё не было у королей Квен. Несмотря на то, что правительство пыталось отговорить короля от строительства как нерациональной траты денег, а спецслужбы – как от красной тряпки для всей оппозиции, король заверещал. В итоге дворец построили, потом развязали войну против Кини, а сразу после этого получили революцию, к глубокому удивлению, Хевица.
На заседании были король, часть правительства Квен, представители армии, спецслужб, а также представители граничащих с Квен Кини и Г?.
Король был окружен красивыми молоденькими девушками, которые по его команде "Балет" немедленно выбегали и начинали танцевать, а по команде "Ко мне" немедленно прибегали к трону. Говорить, что двигались они как-то особо возбуждающе, некорректно, да и движения были довольно простыми, вообще называть это балетом – издевательство над балетом. Хотя эти простые движения девушки выполняли абсолютно синхронно, да и кружились они удивительно легко. Одеты они были в абсолютно одинаковую одежду, причёски у них были тоже абсолютно одинаковые. Все остальные принимающие участие в заседании не понимали смысла выступлений юных красавиц, но королю было без разницы. Если его подчинённые покупали жён у Кугнер, то король купил себе прелестных спутниц без сексуального подтекста. У него была прекрасная жена Ктара, но танцевала она плохо, недавно тяжело переболела, поэтому на заседании она не присутствовала.
Первым выступал Имвик. Он говорил на квен не очень чисто и медленно, но без ошибок:
– Войск не будет, пока не решим проблему бунта свяллов. Для тех, кто не знает, такой народ есть. Но как решим, возможно, поможем. Но не бесплатно, разумеется, мы не идиоты. Убежище, если понадобится, будет. Всё же Ваша супруга – троюродная сестра нашего короля, как же не помочь.
Хевиц подскочил на троне, для расслабления крикнул: "Балет", выскочили прелестные девушки, только тогда он и успокоился, крикнув: “Ко мне”.
Дальше выступал Маву Вымеш – представитель Кини. Он сразу заявил, что помощи ждать не надо, что максимум убежище для королевской семьи, части правительства и роялистов, не воевавших против Кини. Это звучало как издевательство, так как практически все профессиональные военные в каком-либо виде участвовали в том кровавом конфликте.
Король возмущённо спросил:
– Но мы же договорились, что мы отдаём территории, за которые мы с вами воевали недавно, чтобы вы выделили войска для принуждения мятежников к миру?
– Нет, не договорились.
– Обманули! Опять! А ещё партнёры называются! – заверещал король.
Для успокоения он опять затребовал танец.
Дела на фронте для стороны роялистов были ужасными. Бренс пал, отступающие роялисты грабят местных, чем повышают поддержку повстанцев, фронт в районе Лимесена прорван, через Круду противник намеревался переправиться и захватить Меркон, обойдя горы и укрепления, но его плацдарм был ликвидирован, продолжались бои в Красте. Конкретно по Красте доклад делал Дире Йорхем, только что прибывший оттуда. Он был крайне мрачен:
– Снабжение недостаточно, наша группировка держится из последних сил, но держится, дорога, по которой идёт снабжение, всё ещё под нашим контролем, хотя есть риск окружения. Но если город падёт, то Зинри тоже обречён, не верю, что вы сможете подготовить Зинри к обороне. Вы представляете, что из себя представляют силы, обороняющие Красту? Это во многом люди, верные Вам, Ваше величество, и вам, господа министры, хотя вы этого не заслуживаете. Многие не были в армии на момент начала бунта, хорошо если проходили военную службу когда-либо. Потому что не для всех закон и защита от смуты является настолько важным, что они готовы закрыть глаза на то, что пока мы с Кини воевали, Вы, Ваше величество, ни разу не удосужились приехать на фронт.
Маву Вымеш возмущённо ответил:
– Или людям были безразличны поездки в район фронта, поскольку они были против той войны.
Глава спецслужб Асмир Венсер поддакнул Маву.
А Дире продолжал:
– Если вы все не хотите быть повешены или расстреляны по приказу Пеммера, то надо действовать. Только железной рукой и Вашей личной мудростью с храбростью можно решить данный вопрос. Мы живём на Кевере: синей, а не на розовой планете. И нельзя допустить, чтобы она стала серой, как форма мятежников. Нам надо сохранить страну! А для этого нужно прекратить и это издевательство над народом, когда вы шикуете, пока они голодают, всё должно быть принесено в жертву сильному государству, которое является высшей ценностью. И наладить экономику.
Какой-то из министров затрясся:
– Мы выжимаем максимум, развала системы не случилось, я ни при чем, претензии к остальным, но не ко мне.
А Асмир спросил:
– Господин Йорхем, Вы не пеммерист случайно?
Это звучало как угроза.
– Пеммер – это хаос, что бы он ни говорил. Для меня немыслима даже минимальная поддержка этого мутного человека, который, я уверен, затопит всё кровью, как и вы, сволочи поганые. Вас, господин Венсер, это тоже касается.
– А Вы лично чем отличаетесь и почему Вы, считая нас сволочами, не идёте против? – спросил Асмир.
– Я считаю, что монархия необходима для защиты от бардака. Просто нужен сильный король. Я был против договорняка с Кини и считаю, что Кини надо уничтожить, что надо воевать столько, сколько получится. Во имя защиты идей наших предков.
В этот момент на Дире глянул свирепый взгляд и Маву, и Асмира. Но Дире не замолкал:
– И я отличаюсь от вас всех тем, что я пытаюсь смуту остановить, так как нужен порядок. И да, после изначального хаоса мы сформировали верные отряды с фанатичной стойкостью.
– Точно так говорит Хермер Пеммер, – продолжил представитель спецслужб. – Как я просил устранить Пеммера, пока он не вышел из-под контроля: яд, катастрофа, несчастный случай! Не решились и что? Хорошо, перейду к теме моего доклада. У наших противников планируются выборы лидера. Как мы поняли, система такая: 10% самых богатых среди грамотных мужчин старше 20 лет избирают половину делегатов, следующие 30% – избирают треть делегатов, следующие 50% – избирают оставшуюся шестую часть, самые бедные 10% не избирают. Далее они поедут выбирать этого самого лидера. Вначале предлагаются более-менее популярные кандидатуры из приехавших, делегаты голосуют. Если никто 50% не набрал, то третий и далее участники должны подарить свои голоса. Ну и я собрал выступления двух самых популярных из них и одного довольно известного, хотя шансов у него мало. Предупреждаю, здесь лексика не самая приятная. После чего надо решать, как с ними бороться пропаганде. Итак, выступление Хермера Пеммера перед "патриотично настроенными промышленниками". Так он их сам называет. Наш агент поприсутствовал на этом выступлении, зафиксировав его фрагменты, а также записав фамилии этих промышленников.
Что из себя представлял Пеммер, о котором говорили все в правительстве? Это был человек, засветившийся в войне против Кини, он радикальной риторикой сплотил значительную часть оппозиции. Он рвался, чтобы получить должность командующего армией повстанцев. Пеммер считал, что справится лучше, но ему повстанцы отвечали, что все выступают за коллективное руководство. Банально боялись единолично доверить такому человеку республиканскую армию.
А Асмир продолжал:
– Итак, что говорил Хермер: "Веками говорили, что короли символизируют порядок, но вы поняли, что этот дегенерат в короне развёл голубизну, наплодил всех этих демократов, особенно тотальных. Нет, он их преследовал, но его действия приводили к росту их популярности среди наших соотечественников. Пытаясь спасти себя и, отдадим должное, вас, он развязал войну. Но вёл её мягкотело, оставлял этих неэффективных петухов из военного министерства, недостаточно обеспечивал армию всем необходимым, так что каждый помнит горы трупов. Чучело в короне вовремя не вышло из войны, когда стало понятно, что ловить нечего. Это чудо, что тогда мои люди смогли выйти из окружения, вопреки дегенератам из дворца. Короче, король совершенно неэффективно вёл войну, как и все дела прежде. У тех, кто возмущался, он начал отжимать бизнес. К счастью, король контролирует всё меньше территории. Но беда не исчезла. Свул Земм не способен устранить угрозу любителей творчества социума и тотальных демократов. Потому что содомитские вопли о свободе никак не помогают, они лишь дают всяким тотальным демократам возможность говорить своё враньё о том, что предприятия надо раздать работникам. Земм совершенно черепушкой не размышляет, а что если они его любимые выборы по принципу 1 человек = 1 голос выиграют? Вы, конечно, попытаетесь откупиться, но не сможете. Я знаю, что среди вас есть те, кто считает себя приверженцем идей о свободе, многие считают, что нужна некоторая децентрализация власти. Но прежде всего надо навести порядок. Мы не в песочнике сидим. И не бойтесь, ваше право голоса будет сохранено. Избирать и лидера, и парламент, когда он будет создан, будете фактически только вы. Только человек, обладающий значительной собственностью, может быть гражданином. Это является альтернативой как власти черни, почти не имеющей средств, так и неэффективности никем не избираемого монарха. ? делегатов на выборы лидера или депутатов парламента предлагаю избирать десяти процентам богатейших. Следующие 30% пусть избирают оставшуюся часть делегатов или депутатов. Конечно, никаких сословий, потому что бизнес – это твой успех, а сословия – успех полового органа твоего папы. Ну и гарантирую запрет профсоюзов. Ах да, забыл. С нашей страной будут считаться, армия будет увеличена, на посту военного министра будут достаточно квалифицированные люди, а не любовники короля. И так нация воспрянет. И так поднимется государство, которое представляет самую главную ценность. Я на выступлениях говорю о возвращении женщин в семью. Не бойтесь, работницы на предприятиях у вас всё же будут". Понятно, что подобные речи он не толкает на открытых выступлениях. Недавно публично он вот что вещал: "Мы наступаем. Этот мудак в короне теряет территории, скоро потеряет свой дворец, построенный на ваши деньги, и мы можем поговорить о будущем. Конечно, многие скажут, что я и мой верный Лунмер Квибкен", – это, кто не помнит, бывший судья высшей инстанции в Бренсе, сразу же поддержал пеммеристов, – " Многие скажут, что мы хотим лишить народ свободы. Многие идеализируют всеобщее избирательное право, но позвольте, ведь это выгодно енам, чтобы разлагать ваши семьи, плодить разврат и извращения. Я верну традиционные ценности, защищу ваши семьи от разложения, верну ваших жён в семью. Земмисты же заставят ж?н пойти на панель, а детлисты вообще обобществят. Надо ли нам это? А при мне они будут выполнять своё предназначение и не будут тратить силы ни на что, кроме родов и воспитания детей. И, кстати, заметим, кто поддерживает сторонников так называемой свободы? Лочан. Они не хотят, чтобы нация наша воспряла, освободившись от идиота в короне, они не хотят, чтобы мы усилили армию. Помните, как истекала она кровью в войне с Кини во имя нашего народа, которую король бездарно проводил? И земмисты, и детлисты ругали эту войну, втыкая нож в спину нашим солдатам. Как можно быть за них? Тем более детлисты, будьте уверены, отберут все ваши лавочки, все ваши пекарни. Вот кто-то из вас булочки печёт, а у вас отберут, а вас самих за это повесят. А земмисты нам принесут не менее зажравшуюся элиту из извращенцев, чем была при короле. Надо с этим бороться, разобьём голову их петушатнику. Но не сейчас. Всё же нам нужно вначале разобраться с коронованным дегенератом, освободить наши земли. Не забывайте, что дегенерат в короне совершенно недоговороспособен. Только мозги кочкать народу может. За справедливость! Да здравствует порядок! "
– Я точно не как он, – вставил слово Дире. – Я не двуличный, говорю, как и думаю.
А король вдруг закричал опять:
– Балет!
Асмир продолжил говорить:
– Есть информация, что его бесконечное приплетение половых отношений между мужчинами и лютая ненависть к ним связаны с его личными предпочтениями. Как минимум, жены у Пеммера нет. Но давайте я ещё зачитаю выступления Свула Земма.
Свул Земм довольно долго пытался действовать легально, пока его не выдавили за границу и не лишили подданства. Даже давали легально печататься в Квен, когда он писал об истории. Хотя цензоров всё же раздражало, что он писал об истории революций прошлого, когда город становился таким коллективным субъектом права. Нельзя сказать, что в Лочан Земм жил сильно хорошо, всё же даже обеспеченный апатрид лишён многих прав, но он хотел избавить от любых проблем свою дочь Нинду Земм – единственную память о жене, давно оставившей этот мир. Нинда после каждого публичного выступления своего отца дарила ему цветы. Он принимал очередной букет, делая вид, что у него не существует аллергии, а затем аккуратно передаривал.
Важнейшим заместителем Свула Земма был Дуффе Веммер. Его тоже выслали из Квен и лишили ранее подданства, но он не захотел быть апатридом (точнее, не хотел, чтобы его девять детей были детьми апатрида) и принял гражданство Лочан. После революции в Квен Дуффе отказался от гражданства Лочан, но право быть избранным не приобрёл, хотя возмущался и боролся. В принципе, быть номер два в партии Земма он мог и так, но ему не нравилось, что он не может даже мэром какого-нибудь заштатного городка быть, и он подал иск в революционный суд, но дел было много и так, так что иск не рассмотрели.
Свул понимал, что без какой-либо финансовой поддержки трудно, хотя надо было её так получить, чтобы поднять себе рейтинг. Дуффе устроил ту самую встречу с, как он назвал, думающими промышленниками. На ней Свул говорил очень много:
– Вы здесь собрались, потому что понимаете, что Хермер Пеммер может украсть у нас недавно обретенную свободу. Хотя непосредственным вором может оказаться не он. Смотрите, авторитаризм последнего короля привёл к войне, война – к кризису, кризис – к усилению позиции детлистов и тотальных демократов. Хотя и сам авторитаризм привёл к росту популярности этих безумцев. Что они хотят? Все булочные могут быть национализированы, как тот же Пеммер говорит, и я с ним отчасти согласен. Но в любом случае, детлисты банки собираются отобрать, железные дороги, землю, отменить детский труд, представляете какие издержки. Некоторые хотят женский труд отменить, что роднит их с пеммеризмом, помните, пеммеризм и детлизм – одно и то же. Считают, что вы отбираете у них прибыль. А ещё есть Кантроне и товарищи Иснер Кермер и Зомре Векхе. Она, конечно, избираться не может, так как женщина и подданная Г?; её верный пёсик Зомре Векхе – уголовник, сидел за мошенничество, что сильно бьёт по его имиджу; мутный человек – изгнанный из армии за нелояльность и заинтересовавшийся позже идеями тотальной демократии Иснер Кермер просто считает выборы пустой тратой времени, но парочку предприятий они с отрядом тотальной демократии и работниками захватить ухитрились. Ещё особняк чей-то у вас вроде. Хорошо, что их заставили отдать это всё, но представляете какой риск! Ещё они требуют, чтобы женщины не то что голосовали, они требуют квот. А также общинного обеспечения всего домашнего труда. Не забывайте, они хотят уничтожить государство, чем высвободят дорогу и для роялистов, и для пеммеристов, которые без проблем убьют нас всех вместе с ростками свободы. Подытожим, авторитаризм короля привёл противников частной собственности к успеху. В Тэ помним, кто боролся против режима. И Пеммер, хотя и говорит, что с ними борется, его авторитаризм вызывает реакцию вот таких безумцев. Вы хотите сохранить свой бизнес? К слову, и сам Пеммер может что надо отжать. Что ему мешает стать единоличным правителем? Поэтому только свобода, только 1 мужчина = 1 голос, у всяких детлистов разобьём аргументы о том, что мы их боимся, поэтому неравное голосование и ввели. Нет, у нас и так есть возможность для большего финансирования кампаний, мы и так выиграем, ну ладно, тотальных демократов (или как там их) и прочих радикальных безумцев запретить, наверное, стоит. Но детлистов не трогать, чтобы бунта не было. И ещё есть деталька, вот эта конфронтация с соседями. Это же бьёт по вашим торговым цепочкам, вы столько на этом теряете. А вот мне из Лочан готовы предоставить льготный кредит во имя свободы.
Про кредит сказать настоял именно Дуффе.
А вот эта речь была Свулом уже публично:
– Свобода лучше рабства, в этом мы убедились, свергнув монархию и освобождая свои территории от цепей рабства, звенящих под стенами дворца, построенного на деньги, украденные у народа. Но свобода в опасности. Е? хочет ограничить Хермер Пеммер. Он хочет ненависти мира, хочет агрессии, культа традиций, он хочет, чтобы вы не избирали, а я хочу, чтобы один мужчина имел один голос. Так мы добьёмся справедливости и будем жить в мире со всеми соседями. При этом нельзя забывать и то, что свобода просто невозможна без свободы предпринимательства, а что хотят определённые силы? Всех чистильщиков обуви они национализируют и будет ужас. Не допустим этого! Да здравствует свобода!
Тут на сцену на тоненьких кривых ножках выбежала девочка-подросток, подарив своему папе цветы и громко крикнув: "Как ты умно сказал, милый папочка, никто так до тебя умно не говорил". Он зачихал, но она этого не заметила.
Обе речи были запротоколированы агентами спецслужб и на заседании пересказаны Венсером, но вот во внутреннюю кухню они проникнуть не смогли. А ведь между Дуффе и Свулом были разногласия. Дуффе утверждал:
– Необходимо дать гарантии Лочан, что мы не будем как-то не так себя вести и при необходимости…
– Кто наш народ: квены или лочан?
– Народу нужно после всего что-то жрать, если грубо говорить. Для этого и кредит выдаётся. К слову, я не понимаю, почему ты так хаешь Детлу и его людей? Ты отсекаешь крупный актив. Нелегальное положение их радикализировало – коалиция приручит. Плохо что ли, когда рабочие накормлены и не пашут нон-стоп? Так даже лучше люди работают. А про что-то большее, может, забудут. О безумных проектах говорят те, у кого нет ничего, и кто ни за что не отвечает. Я постараюсь уладить с ними, доверься мне.
После описания публичной речи Венсер замолчал.
Ранее безразличный к докладу король вдруг задал возмущённый вопрос:
– А чего это они объединились?! Что они не воюют друг с другом?! А ну пусть воюют!
– Когда они начали бунтовать, мы сами были удивлены, что они действуют вместе, но, видимо, это наша проблема, что такие разные силы объединились против нас. Что я могу организовать, это выступление перед… назовём их верными промышленниками. Но, Ваше величество, надо, чтобы Вы изволили там появиться и нечто связанное произнести, а они ещё вопросы задавать будут.
Не являющийся среди присутствующих на заседании даже среди военных наиболее высокопоставленным лицом, но очень активный Дире Йорхем в очередной раз влез в разговор:
– И неплохо съездить, например, в Красту, причём на линию фронта, а не в безопасное место, господин Хевиц.
Король злобно посмотрел на Дире. Тот ухмыльнулся и поправил фразу:
– Забыл, извиняюсь, Ваше величество.
Тут Имвик Донганый заговорил:
– Да все проблемы ваши от того, что вы народ распустили. Вот откуда они регламент для выборов на уровне страны взяли? Выкинули из ваших регламентов местных выборов слово "сословия", чуть-чуть подкрутили, и вуаля. А у нас никаких выборов нет, и вот такого бунта нет, только крестьяне иногда буянят. Также, да, Детла у вас под запретом был ( хотя и не весь), а Земм легально издавался. У нас всё подобное нельзя распространять. Да, у нас бардак, коррупция, бепредел. Но плохо работающая цензура лучше, чем никакая. Ну и у нас народ малограмотный. Да, есть проблемы от этого, зато всякую крамолу не могут прочитать. И нету таких бедствий.
Асмир опять заговорил:
– Ну остальные политики не так интересны, хотя для ознакомления могу процитировать публичное выступление в Красте Ленджа Детлы.
Тот самый митинг в Красте, который хотел процитировать Асмир Венсер, собрал немало людей. На центральной площади этого городка собиралась толпа: ожидали выступления Ленджа Детлы – весьма бодрого и уверенного в себе старика, прославившегося ещё при отце Хевица своими оппозиционными книгами по теории преобразования мира, посаженным за них и за акции, бежавшим в Лочан, посидевшим и там.
Люди собирались разные. Шёпот проходил: “А она будет? Она же из нашего города?”, “Нет, родом она из Квекена, отстаньте, хотя любопытно послушать, что она Детле скажет”, “Да зассала она, сидит в Теблене, там безопасно, там фактически армия революционная уже сформирована, а здесь что? Просто кучка людей без оружия”. “Зато именно мы голыми руками разогнали копов. Они сюда сунуться боятся”.
Да, во всех относительно крупных городах полиция была побеждена, а в мелких даже не пыталась сопротивляться.
В Красте на площадь правоохранительные органы не приходили. Те из них, кому интересно было глянуть, пришли переодетыми. Среди людей в штатском был агент Венсера, который и запротоколировал происходящее.
Вот в форме армейской пришли на площадь многие. Например, чисто глянуть на речь шатателя режима пришёл и какой-то молодой парень в офицерской форме, говорящий с небольшим акцентом г?. Взгляды на него бросали косые, но не более. Не били его, короче. Он отвечал присутствующим холодным презрением.
Наконец, на небольшую сцену вышел рыжий старик в таком же старом костюме и довольно молодой мужчина в армейской форме (другой одежды у него не было). Люди кричали, но только дед открыл рот, установилась абсолютная тишина. И началась речь:
– Вот говорит Земм, сколько у него экспертов, прекрасных, талантливых, знающих дело. Вот говорит Пеммер, что с ним армия, ну, её часть, но боеспособная, патриотичная, не спорю. А вот у меня руководитель регионального отделения партии – простой рабочий Рудкен Фрим. Он сделал больше, чем все эксперты и пушки планеты. Он в отдельном городе добился победы интересов большинства. Рудкен продолжит.
А он не мог продолжить. Он светился счастьем, постоянно трогал Детлу за плечо, как будто не веря своей удаче. Успокоившись, Фрим начал, фильтруя речь, точнее, пытаясь:
– Мы тип хотели, чтобы нас муд… гады не заставляли по пятнадцать часов ишачить. Мы это собрались, обсудили, чего хотим. Баб на… к чёрту, они денпи… депми… Короче, из-за женского труда зарплата ниже, а обед менее вкусный, работягам надо восстановить силы, как наш ох… восхитительный Детла говорит. Не место бабам на работе, их место – дом. А нам нужно повысить, потому что семью кормить. Семейная зарплата. Ниф… удивительно я умный! Ой, звиняйте, это не для публики. Ну и чем ч?рт не шутит, до девяти часов опустить рабочий день. Ну и чтобы если тебе по башке что-то прилетело, то чтобы платили тебе. Мы думали, что проси больше – получишь, что хочешь. А мы собрались и всё, всё смогли. Потом война всё обратно откатила, да и нас массово позабирали, бабы вернулись обратно, но мы могли.
На словах про то, что женщинам надо дома быть, у Детлы перекосило лицо, но он поправил его. Затем начал сам:
– Если будут вопросы, перебивайте, не бойтесь. Товарищи, ваша радость от прекращения войны, ужасной, кровавой, крайне наивна, войны будут, пока государство принадлежит тем, кому сейчас принадлежит оно вместе с фабриками и дворцами. Они же и грабят вас, оплачивая лишь часть вашего труда, заставляя вас работать ради жалких огрызков. У вас нет сил на что-то, кроме поесть и поспать после работы. Многие ненавидят свою работу, говоря философским языком, страдают от отчуждения. Вместо саморазвития, удовлетворения потребностей вы работаете целыми днями, рушатся ваши семьи. А норма прибыли всё падает, то есть кризисы, разрушающие жизнь рабочих, будут продолжаться. Если данный строй постарается отказаться от всех глупых своих черт, то он перестанет быть собой. Этот строй должен закончиться, как и все предыдущие.
Из толпы кто-то спросил:
– Что думаете о Гле Кантроне и тотальной демократии?
Детла ответил:
– Интересная, любопытная особа. Не люблю за глаза говорить плохое о ком-то, кто имеет немало со мной пересечений. Я согласен, что без тотальной демократии, которую мы построим с помощью революции, нашей цивилизации конец. Не верьте Свулу Земму, который равенством голосов затушевывает неравенство капиталов, определяющее выборы и контроль над чиновниками. Ну как бы сколько у тебя денег, столько и голосов. Не верьте Хермеру Пеммеру, который хочет бросить вас в лапы владельцев, не даруя даже равенства голосов по закону. Вроде надо поддерживать всех, кто за тотальную демократию – строй, где нет государства и централизации? Но есть те, кто хочет построить тотальную демократию сразу. Вот как раз эта самая Кантроне. Но это же просто утопия. Это сильно не скоро. Да есть уже прогресс, есть такие люди, как Рудкен Фрим. Он в вашем городе фактически создал с нуля профсоюзное движение, добился радикального улучшения условий труда. Но давайте быть реалистами. На что мы будем эту тотальную демократию строить прямо сейчас? Не развиты производительные силы ещё. Надо вначале нужно построить стадию творчества социума: централизовать основные ресурсы, поставить под контроль общества, построить производство непосредственно для благ людей, а также нужна, понимаете, дисциплина, как на научно организованной фабрике.
Опять кто-то возмутился, но кто-то другой:
– Булочные тоже отбер?те?
– Зачем? Пеките свои булочки. Но для того, чтобы вам их печь, нужно, чтобы клиентам было, чем платить. Для этого нужно основные ресурсы и централизовать. Чем более жёсткая дисциплина будет, тем ближе мы к обществу совсем без дисциплины! Да здравствует творчество социума! Вопросы?
Из толпы послышалось:
– Я! У меня довольно большой вопрос.
Она стояла довольно близко к сцене, так как пришла заранее. Её было видно и Детле, и Фриму. Это была женщина под сорок, с тёмными кудрявыми волосами, у неё не доставало части зубов. Возможно, её нос был ранее сломан, а потом неудачно сросся, но, возможно, он от природы был кривым. Женщина была склонна к полноте, но была нормального веса, потому что у неё почти не было денег на еду. Её тёмные глаза смотрели на Детлу с восхищением, как будто он не человек, а что-то большее. А, может, она просто была в него влюблена. Понять было сложно. Она начала говорить:
– Здравствуйте, Вы говорите верные вещи, но хочется поинтересоваться. Вот я горничная Ведле Кифде. Я женщина, а ещё я енка. Я ограничена в правах и подвергаюсь общественной травле, при этом я ещё и работаю. Будет ли что-то сделано для равенства наций и полов?
Этот вопрос она задала, чтобы Детла произнёс нечто, противоречащее словам Рудкена, который Ведле успел выбесить своим выступлением. Детла ответил:
– Эти мелочи отвлекают от истинной борьбы крупных социальных групп. Мы боремся за рабочих, а не за женщин, так что тратить силы на Ваши проблемы не будем. Ладно, заговорился, что-нибудь дадим, но после освобождения рабочих. Вначале поможем рабочим, а потом представителям разных народов и женщинам, право голоса будет точно для всех. Да и наёмный труд освобождает женщин.
На этом месте шпион Венсера покинул мероприятие. Были зафиксированы те, кто задавал вопросы.
Опять люди начали громко кричать.
К Детле после митинга подошёл какой-то внешне жизнерадостный мужчина:
– Меня зовут Дуффе Веммер, если не знали раньше, я заместитель Свула Земма. Знаю, не любите Вы Свула, но посмотрите, с кем Вы уже сотрудничаете. Не хочу уничтожать Ваши связи с нынешним активом, хотя, возможно, в случае коалиции актив может и сам уйти. Это официальное предложение Земма о сотрудничестве, о создании прогрессивной коалиции. Придётся немного смягчить риторику, потому что мы зависим от некоторых средств, но не более.
– Даже в вопросе прав женщин Фрим прогрессивнее Земма. А в остальных вопросах – тем более. Спасибо, не надо.
Дуффе ушёл, злясь.
Детла на следующий день поехал в Теблен.
А потом стало известно, что король для борьбы с оппозицией решился всё же на использование армии. Из всех городов, кроме Теблена, где оппозиция имела уже свои отряды, начали выезжать люди, замеченные на разных акциях протеста. Рудкен Фрим должен был организованно вывезти весь актив партии Детлы и всех, кто засветился на митинге, участвовал в забастовках – короче, сторонников. Но то ли не понравилась ему речь Ведле, то ли решил он, что страшные женщины некоторой национальности не имеют права даже на безопасность, то ли действительно не обнаружил её в городе – короче, приехав в Теблен со сторонниками, он сказал, что не нашёл женщину, которая задала вопрос про пол и нацию.
Но ничего после ответа на вопрос о правах женщин и народов Венсер не описывал. Закончил он свою речь словами:
– Ну остальные политики совсем не интересны.
Имвик удивился:
– Не интересны? Мы немного изучали деятельность Г?лле Кантронович.
Тут у членов правительства, чьи жены были из приюта Кугнер, а также у Дире искривились лица.
А Имвик продолжил:
– Она подданая Г?, дочь блестящей фамилии, задолжавшая хорошую такую сумму. Видимо, из-за этого и подавшаяся в радикальное движение, обойдя по уровню радикализма Детлу, которого она, как нам известно из её попыток профсоюзной деятельности, уважала ранее. Её отряд тотальной демократии (он так и называется) создан из всякого сброда (в том числе её заместитель Зомре Векхе является уголовником), субтильных интеллигентов, хотя есть и рабочие, и даже имеется профессиональный военный один по имени Иснер Кермер. Там есть в том числе женщины. Г?лле считает, что так им помогает освободиться. Вообще, их речи весьма интересны, потому что как будто бы Вас, Ваше величество, основных оппозиционных политиков не существует, а есть лишь детлисты, ну и лексика соответствующая, предупреждаю. Вот, что она вначале произнесла перед работниками захваченного её людьми и ими самими хотя позже предприятие заставили вернуть хозяину, а после напечатанного в газете "Тотальная демократия": "Говорят, что пока самоорганизация невозможна, что пока нужна иерархия, а децентрализация ведёт к хаосу. Говорят, что мы чуть ли не в прошлое тянем с самоуправлением. А у меня вопрос, а что их централизация делает? А кто наверху, как его вы контролировать собрались, ау, детлисты? Вы палки просто переименовываете, а бьете также больно. Говорят, что борьба за женщин, за народы отвлекают от истинной борьбы? Скажите это свяллам, восставшим против омерзительной империи Г?. Скажите это повстанцам в Тэ, которые наряду с борьбой за фактическую независимость борются за мир без угнетения. Скажите это жителям Кини, где после справедливой войны пошли мощные социальные движения, которые были, правда, задушены в зародыше. Мне лично национальные темы не близки, но угнетение национальное – это мерзко. И как можно, когда одна иерархия признается порочной, а на другие глаза закрывают. А некоторые хотят загнать в семью, чтобы хорошо оплачиваемый рабочий, квен по национальности, мог получить бесправную служанку, зависимую от него. Ау, домашний труд – такой же труд. Только его обобществление, только слепая проверка при приёме на работу, только равная оплата, только право женщин на своё женское самоуправление, только право на образование, только право на тело, право не стать матерью, если хочешь. Короче, боритесь за свободу, захватывайте в своё самоуправление все предприятия: от заводов до булочных! Ну и государство уничтожать надо немедленно, не слушая всяких пеммеров, земмов, детл". А, извините, наврал, тут Пеммер и Земм тоже упоминались.
Опять завыл король:
– Обманули, партнёры обманули. Балет!
А Дире громко сказал:
– Кто куда, а я в Красту.
Глава 3
Боевые действия против Кини обострили общество в Квен. Гле помнила, как после мобилизации родных люди становились злее.
Массовая армия – ключ не только к большим страданиям, которые испытывали люди из двух стран в ужасной бойне, особо не изменившей границы. Массовая армия после окончания действий в значительной степени поддержала начало революции.
Когда Гле решила, что тотальные демократы должны иметь свою структуру, она в основном из маргинальных кругов создала отряд тотальной демократии, который, как она планировала, будет управляться эгалитарно. Но после того, как несколько бывших уголовников стали устраивать многочисленные грабежи, Гле решила, что эгалитарно продолжит управляться только газета "Тотальная демократия" (потом и в ней вся власть оказалась у Гле) , а политическое руководство отряда будет в её руках, а военное – в руках профессионального военного Иснера Кермера. Ну и пришлось (причём, без какой-либо санкции сверху, раз иерархию Гле презирала) вводить смертную казнь за мародёрство, грабежи и дезертирство. Но всего лишь как временную меру, затянувшуюся на полтора года идущей революции и гражданской войны. В принципе, даже после не самых эгалитарных решений, ей продолжали смотреть в рот люди из отряда, особенно те, кого она, по сути, вытащила с самого дна, причём в том числе организовав для них образовательные курсы, на которых рассказывала им всё, что знала. Зачастую абсолютно не нужные в повседневной жизни вещи, но многим всё равно была интересна лемма о трезубце какая-нибудь. Наиболее преданным был Зомре Векхе. Его Гле отыскала на улицах Красты, когда была вынуждена покинуть фабрику. Первые действия они организовывали вместе. И именно печатал листовки, и именно он тоже участвовал в экспроприации, и именно он помогал Гле сменить внешность, при этом отказавшись выбивать зубы. Гле знала, что он её любит, но после того, как Крун Датта её принуждал к половым отношениям, больше никого не могла любить сама. Только Вселенную и тотальную демократию, которую на практике она реализовывала, точнее пыталась, потому что предприятия и особняки, которые были заняты и переданы простым людям (которым это нравилось), всё же заставляло революционное правительство вернуть законным хозяевам. Но через практику налаживания тотальной демократии, найденные чуть ли не на помойке её люди всё больше проникались идеями, декларируемыми Гле. А через бесконечные тренировки Иснер делал из вчерашних преступников или идейно заряженных хлюпиков людей, способных хоть как-то вести боевые действия.
Несмотря на то, что времени прошло довольно много, полноценные выборы ещё не были проведены, у власти, по сути, был коллективный диктатор из нескольких популярных политиков и просто квалифицированных специалистов. Конкретно армией в конкретный момент занимался Хермер Пеммер. У него была задача сделать нечто монолитное из объединения групп людей по принципу "чей командир, того и идеология". Даже знамёна были у людей разные, в зависимости от идеи: пеммеристы взяли перевёрнутый флаг роялистов, то есть две горизонтальные полосы: белая и зелёная; земмисты сделали флаг из двух вертикальных полос, но тоже бело-зел?ный; детлисты сделали флаг той же формы, что и у земмистов, но красно-зел?ный; Гле думала, что использовать для флага, объявила приём идей и голосование (когда оно объявлялось, ещё была эгалитарная структура отряда), в ходе которого выбрали флаг – прямоугольник, разделённый на два прямоугольных треугольника: чёрный ( верхний) и зелёный ( нижний).
Отряд формировался в Теблене – первой столицы повстанцев после начала крупных боевых действий, прошёл через Квекен (родной город Гле). Она думала, посещать или нет могилы родителей, потом решила, что нет, не достойны. А потом публично объявила, что посещение могил предков – архаичная традиция, которая должна отмереть.
Передвижение к Красте много лет назад сильно отличалось по характеру (путь в детстве был гораздо безопаснее и не сопровождался смертями подчинённых, да и их не было), но ощущения были близкие. Когда Наклина Прицидовская-Кантронович говорила своей дочери: "Г?лле, ты едешь в прекрасное место, тебе там очень понравится", то дочка верила. И ей в принципе нравилось больше, чем дома. Пока не оказалось, что её ждет.
Много лет спустя Гле хотела освободить девочек из, как она считала, почти борделя. Она горела этим всю кровавую дорогу, она горела этим под стенами Красты. Жаль, что по дороге к Красте потеряла она свои очки с простыми стёклами: именно в них она была на провозглашении республики.
Долгое время не могли перерубить снабжение, с большими потерями роялисты всё же привозили необходимое в город. Дире Йорхем построил несколько бастионов, редутов, а также устроил несколько батарей, так что город стал не таким беззащитным, как виделся ранее. И республиканцы в этом убедились.
Но пусть не сразу, но со временем город был окружён полностью. Но, несмотря на бомбардировки ( господствующие высоты были за повстанцами), несмотря на четыре попытки штурма, город держался. Многочисленная роялистская пропаганда слагала пафосные стихи про защитников города, писались картины. Вспомнили даже, что в этом городе родился дед Хевица Вармор – последний король, который хоть что-то делал для подданных. Ну и пропаганда опиралась на вполне реальные факты стойкости.
После четвёртой попытки как раз и оказалась армия в руках Хермера Пеммера. Совсем скоро должны были пройти первые выборы лидера, и Хермер очень хотел их выиграть, а потом постараться не проводить новые как можно дольше. Именно к выборам и нужно было Хермеру взять Красту. Он очень желал этого и был готов не считаться с потерями и разрушениями. Его спросили:
– Но в Красте тоже живут Ваши избиратели…
– Из мирняка там в основном женщины и мелкие, они всё равно не могут голосовать. А мужики… Там у них всё уже отжали или порушили, они уже этот… ценз не пройдут.
От выбравшихся из города местных и от перебежчиков стало известно о порядках в Красте, которые своей волей устроил Дире.
Ещё кольцо не замкнулось, как всех наиболее нелояльных жителей было приказано арестовать. Таких было немало, дело в том, что сразу после революции в Красте был митинг с участием Ленджа Детлы, на который пришло немало горожан. И не все из них смогли город покинуть. Потом арестованных расстреляли. Укрепления ( в том числе баррикады на улицах, на случай боёв в самом городе) также должны были строить как защитники, так и жители, за неявку нужного числа людей от квартала было наказание. Вообще, Хермер Пеммер, узнав о законах осаждённой Красты, подумал, что это идеальный строй.
Когда кольцо замкнулось, то всю еду, которая была в городе, было приказано централизовать. И все жители подчинились приказу. Все, кроме Барет Кугнер. Она отказалась отдавать многочисленные запасы, как и пускать раненых в дом. На закономерные возмущения она показала бумагу, которую ей прислали из правительства. Дом был объявлен неприкосновенным. Бумагу эту Барет сумела получить чуть ли не на флажке, чуть ли не в последний момент, когда можно было проехать в город.
Она была расстроена, что не получилось покинуть Красту. Когда ещё гражданских выпускали из города, она планировала эвакуировать приют. Но заболела сама, выехать не могла, так как слегла, чудом не умерла, а вывезти девочек без себя – потерять бизнес, ведь это скорее всего значило оказаться по разные стороны от линии фронта: в то, что Краста выстоит, Барет не верила совершенно. Эвакуация была отменена, хотя старших девочек она по дешёвке сбагрила разным чиновникам и певцам, в панике бегущим из города. В приюте самым старшим девочкам из оставшихся было лет четырнадцать.
Двенадцатилетняя Урма Кюснам, устав после занятий, где ей рассказывали про философов, которые жили так давно, что не было ещё привычных стран, не желала читать благопристойные книги или играть в лото с другими девочками. Она хотела посидеть у окна, положив ногу на ногу.
Урма почему-то вспомнила уроки географии. В детстве (ну то есть в лет восемь-девять) ей казалось просто учить границы: по Йуннским горам и по одному водоразделу на востоке – граница с Г?, на севере историческая область Чибла – граница с Кини, где-то через океан, на западе – Лочан и Тэ, совсем на востоке – Уоро. Ещё южнее огромный океан. Урма помнила, что в детстве для неё одним из самых неочевидных фактов была фраза, что "Наша планета – Кевера". Как это, наша планета? Мы все коллективно кроме этой поверхности владеем ещё чем-то? Как это, на шаре живём? Урма долго не могла это осознать.
Если говорить о географии Квен, то Урма помнила, что столица Квен – её родной город – Зинри, город номер два – Бренс, главный порт на юго-западе – Лимесен, крупнейший город на севере Квен – Чибла, чуть южнее – Мевемоке. На реке Круда крупнейшим городом был Меркон, на реке Краста не было больше населённых пунктов, чем Краста. Короче, такие простые факты, к которым привыкнет много кто.
Когда началась война с Кини, то официальное представление о границах менялось в связи с успехами и неуспехами квенской армии. Карты устаревали иногда в течение дня. Урма тогда ещё жила дома, её родители не заморачивались о смене карт, а вот Барет Кугнер, чтобы угодить правительству, покупала несколько раз карты с разными границами. Безусловно, справедливыми, историческими и никогда больше не подлежащими изменению. Их нашла Урма в одном из шкафов, как только приехала в Красту, уже после войны. Первой же мыслью Урмы было: какие же эти карты некрасивые по сравнению с той, к которой она привыкла. А пока всё шло, мама Урмы просто закатывала глаза, видя очередной захват чего-то, на что точно не претендовали, или сдачу чего-то, что объявлялось вечно квенским. Папа Урмы не понимал: зачем эта возня, сделали бы старые границы и флажками отмечали во всех публичных учреждениях линию фронта, как нормальные страны, после войны что-то, что получится аннексировать, нарисовать на карте, зачем зря бумагу переводить. Но нет, этого желал лично Хевиц, что это не просто какая-то оккупация, это очередное присоединение на века. До первого крупного поражения.
Наконец, подписали мир. Тот факт, что у Квен на несколько деревень больше, чем было до войны, муссировался. Тот же факт, что большую часть территории Кини, которую королевство Квен задекларировало своей, пришлось вернуть, старательно забывался.
Когда началась революция, то Урма решила, что южный городок Теблен, в котором она никогда не была, но в котором зародилась республика, теперь её любимый и самый замечательный.
Когда Урму только-только привезли в Красту, то она пыталась похулиганить. Она отметила на большой карте, висящей в классе, границы республики Квен и направления продвижения повстанцев. Но после уборки класса Урма заметила, что кто-то превратил это в бесформенное пятно. Карту заменили, никого не наказав.
Кстати, при приближении республиканцев к Красте, на уроках вс? меньше было материалов про то, какие республиканцы мерзкие, как всем надо поддерживать короля. Хотя в простых школах в городе всё было наоборот. Урма это узнала из разговоров с детьми на улице.
Урма глянула вниз. Вдоль дома шёл, видимо, выполняя какое-то важное поручение, её ровесник – защитник города по имени Гуниц Датта, ему папа Крун Датта предложил принять участие в обороне города уже после того, как кольцо захлопнулось, Гуницу казалось это игрой, поэтому он согласился. Урма знала, что симпатична Гуницу, поэтому он иногда говорит то, что не должен. Она спросила, есть ли ещё еда и боеприпасы у них. Гуниц сказал, что есть, хотя стреляют роялисты не так активно, как раньше. Он взглянул ещё раз на Урму, а потом побежал в район одного из построенных после начала гражданской войны бастионов вносить свой вклад в убийство большого количества людей за небольшой город.
Оглядевшись, что никто не следит за ней, она шепнула: “Они стреляют менее активно, то есть скоро всё будет хорошо” и радостно попрыгала. А потом стала тихонько насвистывать гимн Республики Квен. Тут она почувствовала на своём рте чью-то руку. Это была горничная Ведле Кифде. “Заткнись, пожалуйста, если жить хочешь”, – услышала Урма. Урма обернулась, показала язык, но замолчала, про себя подумав: "Как же они меня достали! ".
А Хермер Пеммер готовил своих (и не очень своих) людей к финальному штурму.
За сутки до начала штурма Гле добилась личной встречи с Хермером Пеммером и попросила его дать согласие на переговоры по поводу Гуница Датты, к которому у Гле, несмотря на ненависть к его папе, были тёплые, почти материнские чувства. Она хотела попытаться вытащить мальчика из города на свободу, чтобы потом найти ему новых родителей. Но Хермер заявил, что не намерен давать согласие на такое, что все защитники Красты должны быть убиты или пленены. Да и почему он должен возиться по поводу одного ребёнка. Кантроне ушла ни с чем.
Когда были захвачены (после сильнейшей бомбардировки) укрепления, построенные рядом с городом, точнее, то, что от них осталось, защитники стали отступать в сам город, занимая уже крупные жилые дома, особенно на перекрёстках.
Довольно большая группа роялистов, правда, только с винтовками, без артиллерии, заняла позиции в приюте Кугнер.
Когда тотальные демократы захватывали квартал, Гле могла лично не участвовать в штурме дома, но считала это бесчестным, а также хотела лично освободить символ своего рабства – приют Кугнер.
Восемнадцатилетний Прар Клап – сын учителя древних языков – совершенно не мог держать расстояние 2 шага. Он это понял из локальных боестолкновений до переброски в Красту, а также из возмущений Иснера Кермера. Но оказалось, что он не самый неудачник в отряде.
Из дома вели люди из винтовок, используя его стены как укрытия. Хотя они до начала осады были примерно, как Прар по уровню подготовки, армейская дисциплина и бои их сильно закалили.
Повстанцы бежали на дом и тоже вели огонь из винтовок.
Часть повстанцев, не участвовавшая ещё в боях, дрогнула, некоторые побежали от дома, хотя защитников было меньше, чем штурмующих, даже несмотря на то, что больше половины тотальных демократов не было задействовано в штурме.
Но даже те, кто не дрогнул, создавали неприятности друг для друга. Друг Прара Терк Емфен очень сильно замешкался при перезарядке и был убит. Подруга Прара Лалу Ниун на ровном месте упала прямо под ноги кому-то из повстанцев (который вообще не должен был быть так близко к Лалу), эта куча увеличилась за счёт ещё нескольких людьми, также упавших. Все в этой куче погибли, кроме Лалу, которая отделалась царапиной.
Но всё же численный перевес дал знать. Повстанцы ворвались в дом. Гле лично застрелила двоих обороняющихся. Роялисты были оттеснены на второй и выше этажи. Тут человек, подозрительно похожий на Эвера Кюнна, приказал прыгать из окон. Повстанцы, находящиеся во дворе, совершенно не ожидали и не реагировали, так что роялисты, выпрыгнувшие из окна, вообще без потерь отступили к центру города.
Вроде мечта Гле исполнилась: приют был освобождён. Конечно, большие потери сильно её шокировали, но всё же вроде как воспитанницы теперь не являлись фактически собственностью Кугнер. Вот только пафосным речам о том, что отныне девочки свободны, места не нашлось. Когда, убедившись, что в доме роялистов больше нет, Гле приказала гражданским: Кугнер, девочкам и персоналу покинуть подвал, в котором они прятались в момент боев за дом, она поняла, что республиканцев, а особенно их – тотальных демократов, здесь не считают освободителями. Для почти всех девочек Гле была предательницей и оккупанткой, о чём они ей и кричали. Лишь выстрелив в воздух, заставила она их замолчать. Барет пыталась убедить Гле приказать её людям покинуть разрушенный дом, заявляла о своём крайнем неприятии старых порядков и невыносимых страданиях при старом режиме, но Гле не верила Барет и имела свои планы.
Под конвоем нескольких тотальных демократов Гле загнала жителей дома в кабинет Барет Кугнер, а затем, наведя ствол на хозяйку, прошипела:
– Сейчас ты откроешь сейф, по одному будешь доставать каждый, каждый договор, зачитывать текст, а потом жрать его, причмокивая. Задание ясно?!
– Что ты себе позволяешь, Кантронович!
– Кантроне или Бродяга, прошу звать меня так, рабовладелица Кугнер.
Вначале Барет трясущимся голосом зачитывала тексты и, преодолевая отвращение, ела бумагу. Некоторые девочки стали с одинаковой ненавистью смотреть на воспитательницу и на повстанцев, некоторые затыкали уши, самые маленькие просто плакали. С торжествующим видом стояла только Урма, но и ей казалось унижение чрезмерным.
Вдруг Барет прорвало:
– Кантронович, ой, конечно, Кантроне! А ты хоть знаешь, сколько раз звучал отказ от предложенного мной жениха? Один раз, это была ты. Другие девушки даже не знали о договоре, так как соглашались сразу. Человек, который мог стать твоим мужем, сейчас командует обороной этого города. Представляешь, какой это был завидный жених?! Да, браки принудительные, но тогда преступники – почти все отцы семейства, почему страдаю только я? Да, я действовала во имя корыстного интереса! Так вся экономика работает. Всё благо образуется именно после сочетания корыстных интересов, и только такие идиоты как ты или твой нелюбимый Детла будут иное говорить. Ах да, ещё Дире Йорхем подобное заявлял про гнусность эгоизма, когда пытался у меня дом отжать под госпиталь, а я ему бумагу показала. Но почти никому, кроме тебя, мой приют не приносил страданий: родственники получали деньги вместо содержания ненужной сироты, девочки получали кров, неплохое образование и гарантированного обеспеченного мужа, который в свою очередь получал хорошо воспитанную и гармонично развитую жену с титулом. Ну а я получала деньги. И никто, кроме тебя не ныл. Более того, ты думаешь, что действуешь ради других, но любой наш поступок – это наша на самом деле выгода. Мы не умеем думать о ком-то, кроме себя.
– Возвращать ли тебе долг, при условии, что деньги те ты тоже сожрёшь, поскольку скоро не понадобятся?
– Ой, не надо. Гёл… Ой, извини, Бродяга, ты так великодушна и так гуманна. Прямо тотальная демократка. А деньги не понадобятся, поскольку скоро новые будут печатать? А, конечно, потому что тотальную демократию скоро установят? Ой, как же я счастлива, прямо как на балу у короля. Нет, я всё понимаю, но позволь мне напоследок с девочками поесть, я вчера вечером булочки сделала. Сама. Ты помнишь, наверное, еду, которую я иногда лично. Она повкуснее будет, чем то, что готовят несчастные, как ты считаешь, угнетённые, как ты убеждена, сотрудницы. Пусть девочки запомнят меня доброй.
Вдруг голос подала Ведле Кифде:
– Там яд.
Барет наигранно возмутилась:
– Аааа! Так это она положила, какая сволочь! Понимаете, Ведле же – детлистка, а они только на полумеры идут, не выступают за подлинное освобождение человека, отсюда и этатизм, и вот такая жестокость. А ведь я её спасла. Она участница митинга того самого, где лично Детла был. А Йорхем арестовал, потом убил всех подозрительных. Но я не выдала Ведле.
– Я бесплатно работала, точнее за еду и молчание.
– А как ты хотела? Союз эгоизмов – твоё желание жить и моё желание бесплатной работницы. И да, после того как город был окружён, деньги всё равно обесценились, так что…
Ведле опять заговорила:
– Яд положила Барет Кугнер, может подтвердить остальной персонал. Барет надеялась договориться с пеммеристами или земмистами (хотя тут уже сложнее), а в случае прихода бешеных радикалов, с которыми договориться невозможно, во избежание издевательств над девочками она хотела лёгкой смерти для них и себя.
Лицо Гле изменилось:
– Девочек я тебе не отдам, а вот тебе свою стряпню съесть сейчас желательно, потому что иначе за попытку убийства девочек тебя ждёт не самая приятная смерть.
Со своим достоинством, насколько оно было у уже немолодой предпринимательницы, Барет достала булочки и начала есть. Яд сработал моментально.
Гле, понимая, что не совсем время для такого выступления, всё же произнесла заготовленную речь:
– Вы теперь свободны, вы станете хозяйками своей судьбы, получите то образование, которое хотите, выберете сами себе спутника жизни или отсутствие такового, выберете свою судьбу и станете полноправными гражданками безгосударственного общества, основанного на тотальной демократии. Страдание под гнётом режима подошло к концу. Вековое угнетение по признаку пола завершилось для вас. Вернее, завершится, когда мы разгромим всех этатистов.
Девочки слушали эту речь с непониманием, воспринимая как голимую пропаганду, и Гле это видела. Вдруг одна из воспитанниц сделала шаг вперёд и заговорила:
– Меня зовут Урма Кюснам, мой папа и мой старший брат погибли за республику. Мама с маленьким братом была вынуждена бежать, потому что не хотела умирать или в тюрьму. Меня сюда сдали тётя и дядя, чтобы дурь из меня выбили всю, раз они не могут. Я хочу с вами пойти, чтобы мстить и найти маму и младшего брата.
– Ты дура? Тебя там убьют, и никого ты не найдёшь по этой причине, – поначалу сказала Гле, но подумав немного, согласилась, понимая головой, что поступает неправильно, но предчувствуя что-то нехорошее, – Ладно, научим тебя оказывать помощь. Но не больше.
Про себя Гле подумала: "Такая мелкая девочка, скорее всего, не принесёт никакой пользы".
Гле продолжила говорить:
– Иснер Кермер, просто спасибо, Вы настоящий профессионал, без тебя мы бы ничего не смогли взять, этот дом – Ваша заслуга. Зомре Векхе, организуй охрану девочек и захоронение трупов: наши – с пафосом, роялисты – без пафоса, а эту – как-нибудь поизголяйся, придумай, ты можешь, например, расчленить или что-то подобное. Лалу Ниун, позаботься о девочках, успокой их, у тебя же в детстве пять сестрёнок было младших, ты справишься. И если кто-нибудь из вас тронет какую-нибудь девочку, я лично, лично того расстреляю. Понятно?
А Иснер, глядя на трупы тотальных демократов, про себя подумал: "Набрали непонятно кого, исходя из идеологии, несут слишком большие для одного дома потери, в том числе и от дружественного огня (да и как можно было не уничтожить роялистов, а дать им уйти при десятикратном превосходстве), что будет если что-то придётся захватывать самостоятельно? Ещё и маленькую девочку запихали. Зачем? ".
Глава 4
Когда люди с разными знамёнами и нашивками, но все в серых куртках повстанцев занимали квартал за кварталом, роялисты были вынуждены отступать к центру города. В конце концов Дире Йорхем приказал отойти в старый замок, построенный много веков назад и без проблем уничтожаемый артиллерией. На фоне близлежащих кварталов, уже лежавших в руинах, покопавшись в которых можно найти неудачливых мирных жителей, замок был самым надёжным укреплением.
Затем он приказал привести к нему Эвера Кюнна. Этот странный и почему-то верный молодой человек вдохновился патриотическими лозунгами в пору войны против Кини. Кроме того, он хотел доказать, что он настоящий квен, несмотря на акцент и детство на чужбине. Он пошёл на фронт добровольцем, но университетский диплом обеспечил ему привилегию – младшее офицерское звание. Эвер был единственным дипломированным юристом, не бежавшим из группировки в Красте. Дире Йорхем его повысил прежде всего для того, чтобы консультироваться по поводу репрессий (как их стоит проводить, чтобы сам Дире не нарушил законы королевства, Йорхем всегда обходился без чрезвычайных мер, но такого бардака он не видел никогда), а также помогать в их осуществлении. Вначале ускоренные трибуналы приговаривали людей, обвинённых в шпионаже и трусости, Эвер в таких судах охотно участвовал, но потом Йорхем захотел на всякий случай расстрелять подозрительных людей – симпатизантов республиканских идей. Эвер заявил, что это не просто ужасно, но и незаконно. "Можете их убить, но это убийство, а не казнь", – сказал Эвер, к слову, на арест подозрительных лиц он согласие всё же давал.
Когда начались штурмы, Эвер заявил, что считает нужным участвовать непосредственно в их отражении, а не множить число людей, убитых за своё мнение или даже просто подвернувшихся под руку. Дире подумал, что, в принципе, не нуждается сейчас в юридической поддержке после расстрела подозрительных лиц (если для повышения шансов на удержание города надо ещё поубивать бессудно людей, то история его и так оправдает), так что Эверу должность поменяли.
Когда Эвер ш?л к Дире, ему было не вполне понятно, зачем юрист в такой рискованной ситуации, зачем кого-то расстреливать или сажать, когда они скоро все умрут. Но оказалось, что не для репрессий его позвали.
Дире вначале приказал Эверу идти переговорщиком к повстанцам. Но Эвер заявил:
– Посмотрите в глаза тем, кого я привёл сюда, в центр. Мы потеряли нескольких своих в боях за дом, но убили мятежников больше, чем потеряли сами. С момента, как мы выпрыгнули из окон дома, мы не потеряли никого. Скажите им в глаза, что мы прорвались сюда, чтобы сдаться. Посмотрите на их реакцию. И да, по закону я имею право не подчиняться такому приказу. Во-первых, против нас банда, во-вторых, я готов умереть за короля, это лучше позора. И почему этим должен заниматься я, а не Вы?
– Ты хоть знаешь, что из себя представляет твой любимый король? Пялится тупыми глазами, рядом прошмандовки его стоят, он им периодически: "Балет" или "Ко мне", ну или всем: "Обманууули". Он и его дегенераты войну с Кини, положа руку на сердце, проиграли, да и эту проиграют, потому что на розовой планете живут. Они даже не пытались нам помочь, теперь наше положение безнадёжно. А ты должен идти, потому что ты юрист, единственный юрист. Если ты сможешь сторговаться на беспрепятственный выход со знамёнами, то прекрасно. Не сможешь, есть ещё одно дело. Как бы я не уважал Круна Датту, без него мы бы ни одного штурма не отбили, у него есть проблемы с оценкой обстановки. Он своего сына притащил, говоря, что его мальчик должен увидеть избиение черни, это уже когда нас окружили. Теперь непонятно, что с Гуницем Даттой делать. Потому что ребёнку сидеть как-то опасно будет. Так что его надо попытаться вытащить. Он сын человека, которому я обязан многим. Если бы у меня был сын, то Крун бы тоже сделал всё возможное, чтобы его вытащить. Я допускаю, что ты хочешь сорвать переговоры, но допустим, ты их сорвешь, допустим, я тебя расстреляю и ты избежишь позора. Они начнут равнять замок с землёй, им это удастся, потом руины начнут брать. Всё равно люди начнут сдаваться, но кто-то окажется в руках у прошмандовки Кантроне и её отморозков. Я не знаю, что с ними будет. Так что исполняй приказ.
На дрожащих ногах ш?л Эвер на переговоры, проклиная себя. В его голове бродила мысль: “Йорхем хочет свалить ответственность с себя, чтобы во всех смертных грехах обвиняли меня”. Ещё больше он стал бояться, когда его привели в один из занятых повстанцами домов и глаза Эвера увидели, что с другой стороны переговоры вёл Хермер Пеммер собственной персоной.
Этого сторонника порядка Эвер ненавидел больше, чем даже шлюху Гле Кантроне. Эвер это аргументировал так: “Кантронович хотя бы аристократического происхождения, а этот – сын торгаша, пронизанный торгашеством, апеллирует к традициям, но сам является наследником традиций низменных, пошлых”.
Эвер испуганно представился, Хермер даже не стал представляться, лишь ухмыльнулся и, Эверу показалось, что Пеммер подумал: "Зассал Йорхем, отправил юнца, а ведь когда с Кини резались, выглядел смелым и радикальным, почти как я". Но вслух этого не говорил, а то переговоры сорвутся, пока-что перспективы прекрасные. Взять город к выборам, при этом ещё гарнизон города организованно может сдаться – что может быть лучше для победы над конкурентами? Они пытались приехать в Красту попиариться, но Хермер смог не допустить их приезда – нечего рейтинги поднимать.
Когда испуганный собеседник, говорящий с лёгким акцентом г?, начал пытаться убедить Хермера дать возможность свободного выхода для защитников города, Хермер сразу пресёк подобные идеи. Если бы он позволил выйти со знамёнами, Свул Земм без проблем раскатал бы Пеммера на выборах.
В принципе, собеседник неплохо, даже очень хорошо, знал право. Хермеру это нравилось, он нуждался в лояльных юристах.
Когда, видя саркастическое отношение к себе, Эвер вдруг бросил:
– Вы понимаете, что по всем законам вы не лучше банды?
Хермер спокойно ответил:
– По нашим – лучше. И вообще у нас есть это, как его, право на восстание, – а потом добавил. – Что Вы думаете про короля?
Эвер отказался отвечать.
Дальше Эвер, преодолевая отвращение и унижаясь, пытался выпросить выход из города для маленького Гуница Датты:
– Подумайте, а если бы это был Ваш сын? Ему всего двенадцать.
У Хермера Пеммера перед глазами встала Гле Кантроне, недавно просившая о том же самом, так что он резко ответил:
– Ребёнок, взявший оружие, не может получать поблажки. Чтобы не было подобных проблем, не раздавайте детям огнестрел. Но вообще, вы просите дать выйти со знамёнами, отпустить кагоньку маленького, сделать то, сделать с?, так много требований. В отличие от вас я человек простой и не наглый, у меня всего в принципе требование только одно – безоговорочная капитуляция. Я больше скажу, если документы сжечь хотите – ваше дело, я же не дикошарый какой-то. Ещё больше скажу – кто хочет застрелиться, целая ночь есть, ваше право, мозги кочкать не буду. Смотрите, как мало требований и как много возможностей. По рукам?
Деваться Эверу было некуда.
Хермер и Эвер согласовали время выхода из замка. Утро следующего дня.
Также Хермер гарантировал дополнительную защиту Дире Йорхему, всему его штабу, всем командирам крупных подразделений, включая Круна Датту, Эверу Кюнну как переговорщику, а также маленькому Гуницу Датте (но он шёл тут как приложение к папе). Они должны были все выйти и сдать оружие раньше остальной части гарнизона. Почему Пеммер решил предоставить дополнительную защиту особо не значимому Эверу? Как-то больно человек походит на идеального пеммериста, вот такого, каким Пеммер желал видеть всех своих сторонников, так ещё и наличие юридического образования, столь дефицитного среди верных Пеммеру людей, добавляло желания хоть как-то задобрить Эвера.
В старинный замок Эвер шёл, ощущая себя трусом и неудачником. Неудачником – потому что он не смог договориться на свободный выход даже для Гуница Датты. Трусом – потому что он вдруг понял, что ему страшно от мыслей о самоубийстве (которое всё же он планировал совершить), хотя суицид его после договорённостей не принесёт вреда тем, кто умирать не желает. А потом он понял, что он не может убить себя, что он слишком хочет жить.
Сразу после окончания переговоров Зомре сообщил Гле, что был приказ передать охрану приюта. Он был не согласен, но что можно сделать. А утром стало известно, что куда-то делись девочки.
Гле возмущённо орала "Какого рожна?! " и экстренно искала лично Хермера Пеммера. С перекошенным лицом она стучала кулаками – вредная привычка, пришедшая ещё с детства. Когда-то давно она придумала движения для примитивного танца, который, конечно, стыдно в приличном обществе показывать. Одним из движений был удар кулаком о кулак. Постепенно танец забылся, а движение осталось. Теперь оно визуально усиливало гнев Гле. Но она старалась сдерживать себя, не стучать кулаками на публике. Иногда не выходило.
Зомре пытался её успокоить, говоря, что приют сильно пострадал в ходе боёв, девочек перевезли в более удобное для жизни место, но Гле ответила:
– Не неси чушь! Пусть Пеммер мне лично объяснит, что случилось, я обязательно узнаю!
Крича проклятия всем, Гле продолжила искать Хермера Пеммера.
Гле увидела Хермера издалека. Он стоял у выхода замка с торжествующим видом, если не считать некоторой его нервности. На небольшом расстоянии от себя Гле увидела уже разоружённых лиц, которым гарантировалась дополнительная охрана – целое подразделение, по численности превосходящее охраняемых пленных офицеров. Охрана прежде всего была нужна не для пресечения побега, а для того, чтобы защитить высокопоставленных роялистов от различных попыток мести от своих и чужих: многие роялисты, находившиеся в замке, считали происходящее предательством (позже будет найдены трупы самоубившихся из идеологических чувств), кроме того, к некоторым роялистским командирам республиканцы испытывали не очень тёплые чувства.
Среди них Гле увидела нескольких людей, которых она ненавидела больше жизни. Это были Дире Йорхем, который мог ей помочь с получением образования в Лочан, но отказался (кроме того, её ужаснуло количество расстрелянных по его приказу, хотя отказ помочь для Гле значил больше, чем убийство в том числе её единомышленников), Крун Датта, который её принуждал к сексу и избивал для удовольствия, Эвер Кюнн, который её оскорбил за факт преступления против долга, за то, что она посмела добровольно торговать в том числе своим телом. Гле хотела, глядя в его глаза, полные страха и злобы ко всем, включая прежде всего его самого, вернуть претензии, ведь король запретил сдаваться, заявив, что это трусость и преступление против долга. Зомре, чуя что-то неладное, шепнул Гле: “Успокойся, не надо”. Но злоба, вызванная раздражающими лицами и особенно информацией о пропаже девочек, оказалась сильнее. Она превратилась из чувства в действие. Гле выстрелила из револьвера в Дире Йорхема. Остальные захваченные начали разбегаться, насколько позволила охрана, а Усни Лекмер командир подразделения, охранявшего роялистов, дал приказ арестовать стрелявшую, во всю прыть понёсся тоже её обезвреживать. Хермер Пеммер в этот момент решил, что на всякий случай лучше слиться со стеной и убедить всех, включая себя, в своём несуществовании. Зомре старался делать невозмутимый вид, а Гле вместо того, чтобы бежать, продолжила стрелять. Бегущий Усни, а также его подчинённые закрывали обзор, так что Гле только ранила Эвера, затем она выстрелила туда, где вроде бы должен быть Крун Датта. Но когда Усни был уже рядом с Гле, она увидела, что мёртвый на земле лежит маленький Гуниц, а не его отец Крун. Также она моментально поняла, что Эвер ещё жив, он лежит на земле, затыкая себе рот, чтобы не закричать и не показаться ещё более слабым в глазах врагов. Она было решила данную ошибку исправить, начав двигать руку в сторону Эвера, но Усни выбил револьвер из рук.
Гле и Зомре схватили, Усни крикнул стрелявшей: "Ты совсем долбанулась?!" Гле пыталась кричать что-то про девочек, всем вокруг это казалось безумными воплями, не имеющими реального значения.
Тут Хермер Пеммер устал притворяться стеной и подбежал к арестованным Гле и Зомре. Вообще, на маленького Гуница Датту было Хермеру безразлично, хотя его убийство могло стать основой для роялистской пропаганды. Вот убийство Дире Йорхема было Хермеру весьма досадным, так как Хермер планировал использовать в пропаганде этого высокопоставленного роялиста. Но ещё более печальным было уменьшающее шансы на сотрудничество ранение Эвера Кюнна. А самое ужасное – инцидент сильно бил по шансам на победу на выборах.
К тому же Эверу сочувствием проникся и Усни, но Усни было по-человечески жалко и Гуница, а вот Йорхема он совершенно не хотел оплакивать после лицезрения трупов подозрительных лиц. Среди расстрелянных за республиканские взгляды были и прыщавые студенты, и усталые домохозяйки, и дряхлые старики.
Хермер приказал отпустить Зомре (он не стрелял), затем крикнул Гле:
– Дура, я обещал им жизнь.
На что был ответ:
– А я её обещала маленьк…
Гле не договорила, поскольку Хермер приказал заткнуть её рот.
Хермер спросил имя человека, спасшего роялистам жизнь, а ему, возможно, – задницу. Усни представился.
Хермер обещал повысить Усни, а сам стал задумываться, что теперь ему, коли желает выборы выиграть, надо теперь по всей строгости наказать Кантроне. Ну и, конечно, оказать помощь Эверу или хотя бы сделать вид оказания помощи. Большей, чем кусок своего рукава, которым чисто по своей инициативе Усни перевязал Эвера.
На ускоренном суде Гле стояла с тряпкой во рту. Именно там и было зачитано: "Г?лле Кантронович за военные преступления приговаривается к немедленному расстрелу, приговор обжалованию не подлежит".
Хермер хотел, чтобы видели все, что республиканцы не поощряют военные преступления, поэтому казнь должна была быть публичной. К стенке, у которой стояли солдаты, Гле шла, эпатируя настолько, насколько это возможно человеку с завязанными руками и заткнутым ртом: прыгала вбок, мотала головой, дрыгала ногами. Она принципиально не плакала, хотя ей было страшно. “Я принадлежу революции от и до, поэтому мои веки могут быть влажными только из-за дождя,” – таковы были её убеждения.
Пока Гле шла к стенке, она задумалась, так ли неправильно она поступила, а затем решила для себя: гуманизм – это буржуазный предрассудок.
Перед тем, как на её голову должен был быть надет мешок, увидела она одного из людей, которые должны её расстреливать. Это был мужчина с детлистской нашивкой, но из пеммеристского подразделения. Его звали Рудкен Фрим. Он радовался перспективе, что убьёт Кантроне. А она думала, что, если уж именем республики её убивают, пусть в этом участвуют наиболее мерзкие люди. Наименее революционные.
На казни присутствовал сам Хермер, он пригласил прессу, даже связанную с его политическими противниками. Он должен был показать борьбу с военными преступлениями максимально наглядно.
Но что-то пошло не совсем так. Вначале раздался крик: “Мы не оцепили место проведения казни!” А затем взору присутствующих открылось сборище людей с оружием.
Это заявился Зомре Векхе со всем отрядом тотальной демократии. Он подошёл прямо рядом к Хермеру Пеммеру. Вначале он заявил, вроде читая по бумажке:
– Расстреляете Бродягу – мы уйдём, растворимся. Попробуйте без нас.
Но Хермер ухмыльнулся:
– Так ли мне нужно сборище бандитов и безумцев вместе с субтильными девочками, набранными чисто чтобы были?
Тогда Зомре покрутил бумажку, после чего Хермер крикнул:
– Нет, что это я, вы нужны. Забирайте свою идиотку. Но без аннулирования приговора.
Гле отвели от стенки, хотя не дали сразу рот и руки развязать.
После этого Зомре съел бумажку. Вариант освобождения без аннулирования он считал допустимым компромиссом.
Все присутствующие не вполне осознавали, что происходит.
Через 15 минут им приказали отбить потерянную республиканцами деревню Дакре, немедленно выдвигаясь в её направлении. Они туда и ушли.
Хермер Пеммер радовался тому, что бесящие рожи смогут прекрасно отправиться в лучший мир, унеся небольшое (он понимал их возможности и навыки) количество роялистов. А сама Кантроне не сможет заявиться нигде без сопровождения своих товарищей. Теперь головной болью стали предстоящие выборы. Он не обладал полной властью, законно их отменить, назначив себя единоличным лидером он не мог, а если попытаться взять власть силой – не вся армия его бы поддержала, далеко не вся. Так что надо было их выигрывать.
Глава 5
Не то чтобы Усни Лекмер симпатизировал идеологии порядка. Совсем нет, он даже находил её какой-то близкой к монархии, даже худшей, чем монархию в чём-то, но он видел, что Хермер Пеммер реально смог взять Красту, реально единственный из тех, кто претендовал на должность лидера, был в последнее время лично на линии фронта, ну и Хермер Пеммер, видимо, является гуманистом. Всё-таки он попытался казнить убийцу безоружных.
То есть на первом туре, когда Усни предложили избраться делегатом, он честно говорил, что будет голосовать за Пеммера.
Пока шли выборы, республиканцы заняли вообще без боя Зинри, так как король и правительство, а также спецслужбы сбежали из столицы. Усни никогда не был таким счастливым, как когда вместе с другими республиканцами заходил в Зинри – столицу его страны, город, в котором он жил с момента переезда из деревни и в котором он не был с момента войны против Кини. Усни радовался, что Зинри не был разрушен, что все знакомые с детства улицы целые. Но было понятно, что сохранение Зинри было оплачено руинами Красты. Эту грустную мысль отгоняли многие повстанцы. Когда республиканцы заходили в город, Усни держал в руках флаг с горизонтальными белой и зел?ной полосами, надеясь, что будут желающие размахивать этим флагом вместе. Но каково было разочарование, когда выяснилось, что среди политизированной части Зинри другие флаги были как-то популярнее. “Наверное, это из-за схожести с флагом роялистов, поэтому люди и в ступоре, не понимают, что это тоже флаг республиканцев”, – грустно думал Усни. Также разбавляли печалью радость от освобождения столицы и воспоминания о Красте. Периодически, совсем невпопад, в памяти Усни появлялись товарищи, погибшие за несколько месяцев в штурмах города, ров с телами расстрелянных по приказу Йорхема сторонников республики, маленькое тельце Гуница, убитого, что самое страшное, республиканкой, революционеркой Гле, странный взгляд Эвера, которого Усни всё же смог спасти. Как женщина, носившая святую для Усни серую форму, могла совершить такое? Жуткие воспоминания занимали голову Усни, но в основном он всё равно ощущал себя счастливым.
Хотя Зинри был занят, всё равно решили проводить второй тур в Бренсе: безопаснее и уже было подготовлено место проведения – старая ратуша. Тем более, когда-то давным-давно столицей Квен был именно Бренс.
Пускали только избранных делегатами (их было 150 человек), поэтому многие группы поддержки оставались у входа. Усни видел, как неловкая молоденькая брюнетка обнимает Свула Земма со словами: "Папа, ты сможешь, я в тебя верю, порви их всех". Усни видел и как переглядываются Свул Земм и Хермер Пеммер. Было понятно, что с вероятностью около 99 процентов кто-то из них победит. Они и держались увереннее. Если все, включая того же Детлу, согласовывали каждое слово со своими движениями, то Земм советовался лишь с Дуффе Веммером (который и дал добро на тактику агитации, не веря более в сторонников Детлы, тем более тот и так поддержит Свула во втором туре, как считал Дуффе, потому что выбора нет у него), а Пеммер даже не имел проекта речи.
Значительная часть делегатов была одета в серые куртки – прибыли с фронта. У них были разные нашивки: пеммеристы, земмисты, детлисты. Остальные кандидаты не были популярны в армии совершенно. Ещё Усни не видел людей из отряда тотальной демократии. Но они идейно бойкотировали выборы: буржуазная этатистская глупость, да ещё и неравноправная по признаку пола и доходов.
Хотя были и комбинезоны рабочих, ещё не ушедших на фронт. Видимо, электорат Детлы. Не очень много их было. Во-первых, многих мобилизовали в революционную армию, многие ушли сами, а вообще система выборов у революционеров не потворствовала рабочим: их голос значил меньше голоса владельца предприятия.
Но вообще, преобладали люди в красивых костюмах. Всё-таки 10% самых богатых избирали 50% делегатов, безусловно, из своей среды.
Усни внимательно смотрел за происходящим. Выдвинули кандидатов, их было семеро. Хотя Усни и дали немного почитать, кто за что выступает, он на эмоциях (он избран делегатом, это ль не радость?), забыл взгляды всех, кроме троих: Пеммера, Земма и Детлы, о которых было из каждой щели. Но эта проблема быстро решилась, ибо дали время на агитацию.
Пока шла агитация, с Усни заговорил человек, представившийся Рудкеном Фримом. Этот человек, как и Усни, имел на руках бумагу о праве покинуть свою часть с целью участия в голосовании выборщиков. Рудкен спросил:
– Вы за кого? За Детлу?
– Нет, за Пеммера. Посмотри на мой шеврон. Пеммер на маньяка вроде не походит, с преступлениями хоть как-то, но борется, да и не трус. Ваш Детла хоть раз приехал в Красту, когда мы осаждали её?
– Я тоже брал Красту. Это моя родная жопа мира. В овраге нашёл там трупы мамы и сест?р. Тупые дуры, не свалили со мной в Теблен, когда предлагал. Мы тип за монархию, Рудкен, ты раскачиваешь лодку. А потом их порешал Йорхем. Как их, подозрительные, блин, лица. А Детлу тип не пустили вот, Пеммер не пустил, чтобы себе рейтинг не набивал. Я с Детлой разве что не бухал, я знаю его, ржали вместе над тупыми шутками. Я вообще инфу ему давал для кампании, я доверенное лицо.
– Так я и поверю. Все так говорят, а на деле трусы.
– Слушай, ты хочешь жрать что-то, когда кончится? Хочешь работу иметь, чтобы там восемь часов, отпуск? Чтобы твои дети, если сделаешь их, не на помойку, а тип в школу шатались? Чтобы такой же дебилушка как ты или я мог не в говне жить, а человеком быть. Если Детла выиграет, он в министерстве труда мне работу искать будет. Я ж профсоюзный лидер, мы условия труда улучшили, баб погнали…
– Верите сами, что Детла выиграет?
– Не то чтобы особо верю… Лишь бы он не поддержал Земма во втором туре, а то ряряря, швабода, а страна по миру и всяким иностранным любителям сладкого…
Рудкен отошёл от Усни.
А почти все кандидаты говорили о том же, о чем и всегда: кто-то – о важности развития территорий со смешанным населением, кто-то – о развитии науки, кто-то – об отказе от развития науки, кто-то – о пользе всего хорошего и вреде всего плохого, Детла – о губительности эксплуатации. Пеммер свою агитацию вёл предельно коротко и необычно:
– Каждая кагонька знает, что человек оценивается по делам. Вы барабались в этой Красте – я её взял. Потом наши силы освободили и Зинри. Да, был эксцесс с расстрелом пленных. Но мы приговорили эту шлюху к казни. И лишь риск потерять войска, которые до такого состояния, когда подразделения имеют разную идеологию и плохо соотносятся друг с другом, довели вы, а не я, лишь риск ухода так называемых тотальных демократов заставил меня отсрочить расстрел. Заметим, приговор не аннулирован, он будет приведён в действие, если роялисты не грохнут Кантронович сами в ходе боёв, когда будет создана нормальная армия, а этих граждан мы объявим бандой. А пока они приносят пользу. Ловить пользу для государства желали лучшие наши предки. Мы договорились, так сказать. Потому что я гуманист, хоть и не деру глотку за гуманизм в отличие от вас.
Земм решил бить по слабому месту риторики Пеммера:
– А почему Пеммер продолжает снабжать военную преступницу Кантронович – да, формально не её, а Векхе и Кермера, но мы всё понимаем? Может, отказ от расстрела был по сговору, а эта дама, устроив то, что она устроила, действовала по приказу моего оппонента, поэтому наказания и не было? Но даже если это был эксцесс, что это за такой порядок, при котором невозможно даже расстрелять преступницу? Может, её сторонники заплатили моему оппоненту? Хотя я предполагаю, что мой конкурент и Кантронович заодно, они оба хотят построить такой строй, чьими основами являются безумие и варварство. Кроме того, в подразделениях, чья господствующая идеология пеммеристская, позволяется носить детлистские шевроны. Может, и с ним Вы заодно, Пеммер? Нет, я не за запрет идеологии творчества социума, но люди наших взглядов всячески подчёркивают невозможность пересечения свободы и творчества социума. Второе – легальная, но довольно глупая идея, потому что без частной собственности нет и не может быть свободы. А, может, Вы ищете точки пересечения с ними? И хотите свой авторитаризм и консерватизм совместить с отменой частной собственности? Думаете, я о себе так пекусь? Неправда. Когда умерла моя жена, многие красавицы хотели быть со мной, но я остался верен своей супруге и воспитал нашу дочь. Когда меня выгнали в Лочан и лишили подданства, мне предлагали гражданство Лочан, но я остался верен своей стране и воспитал республику. Я не хочу отдавать революцию безумцам типо Кантроне. Я скорее съем волосы, чем только посмотрю в их сторону, что нельзя сказать о моём оппоненте.
Такого варианта агитации Пеммер не ожидал, но с улыбкой на лице он легко ответил:
– Я понимаю, что тупые предъявы были, есть и будут, но мне казалось, что по поводу отмены казни всё слышали журналюги, связанные с Земмом. Просто на следующий день вышла в газете "Время свободы", активно печатавшей агитацию за моего оппонента, статья. Я её даже прочитал и узнал, что настолько развалил армию, что даже не могу никого казнить из-за этого, каждый дурачок на счету. Скоро будут младенцев есть живьём, а я буду, как терпила, проглатывать, потому что иначе некому воевать будет. Я пояснил публично в газете через день после этого, что я еле-еле добился того, чтобы армию дали мне, а не свободной и счастливой коалиции, для этого нужно было четыре кровавых неудачных штурма Красты. Полную власть над армией на момент я имел менее месяца на момент того инцидента. Так что мой оппонент решил байку переменить. Оказывается, я с ней в сговоре. Просто кто-то не в сговоре со своими продажными так называемыми журналистами. На тему шевронов ещё проще. Когда провозглашалась республика, было решено, что до первых свободных выборов у нас, кажется, нет единого флага, разрешены все флаги и шевроны, кроме королевского. Предлагал и, конечно, подписал этот пункт некий Свул Земм. Пусть Вам Ваши хозяева из Лочан лучше агитацию придумают. А ены профинансируют.
Немалому количеству людей понравилась аргументация Пеммера.
Свул не сообразил задать вопрос, почему и над Крастой, и над Зинри был поднят флаг именно Пеммера, если единого флага нет и все равнозначны.
Началось голосование. Усни без раздумий проголосовал за Пеммера. Как голосовали другие, он не знал.
После этого начался подсчёт. Земм получил 61 голос, Пеммер – 59 голосов, Детла – 22 голоса, остальные по мелочи.
Теперь была очередь проигравших кандидатов распределять свои голоса между двумя победителями первого тура голосования делегатов. Причём всё решал Детла: передача его голосов одному из двух кандидатов определяла победителя. Земм уже готовился отмечать, ведь он существенно ближе в программе к Детле, чем Пеммер.
Но Детла задумался. Конечно, простым работягам не достанется ничего хорошего от обоих. Можно сказать, что это битва двух малоприятных для жителей планеты Кевера животных. Но так ли страшен порядок Пеммера, если он не может расстрелять Гле Кантроне, всё же довольно прогрессивную, как бы Детла не ругал её? Если в контролируемых им подразделениях люди отдельные показывают своё инакомыслие, нося красно-зеленые шевроны? А точно ли Земм не собирается запретить идеи творчества социума, если его так напрягают даже эти шевроны?
Короче, Детла, к удивлению всех присутствующих, отдал свои голоса Хермеру Пеммеру.
Уже после выборов Хермер Пеммер пошёл в гостиницу, где его ждал Лунмер Квибкен:
– Поздравляю! Надеюсь, Вы надолго задержитесь на своём посту.
– Слушай, хватит, твоя задача, чтобы я на нём был навсегда, то есть любой ценой найти любую загвоздку, чтобы не проводить новые выборы и запрятать поглубже всех крикунов. И нам нужно больше юристов, которые будут действовать на благо порядка, чем больше, тем лучше.
– А Ваша идея с вербовкой этого, как его, Эвера Кюнна, это Вы серьёзно? Вы не боитесь вербовать тех, кто ещё недавно в нас стрелял?
– Мон поражён. Я думал, ты подогадливее. Конечно. В роялистах я уверен больше, чем в республиканских крикунах, которые точно отвернутся от нас, если мы объявим, что во имя порядка выборы переносятся на неопределённый срок. Крикуны объявят меня узурпатором и начнут всячески гадить. А этот парень выглядит многообещающе. Ты же знаешь, что я людей нутром чую. Где бы я был сейчас без этой чуйки?
Выходя из гостиницу через многочисленную толпу зевак, избранный лидер переглянулся с Лунмером.
Когда Свулу Земму, только планирующему запить своё горе, рассказали о том, с кем выходил из гостиницы Пеммер, Свул понял, что против него что-то замышляется. Что-то нехорошее.
А у Детлы впервые появилась мысль, что как-то неправильно он передал голоса.
Глава 6
Хотя Эвер Кюнн всё ещё хромал, рана на его ноге почти зажила. Так чувствовал он сам и так сказал врач, с которым Эвер почти не разговаривал, когда узнал, что врач – идейный республиканец. Эвера этапировали в Бренс, так что из зарешеченного окна был виден именно этот населённый пункт. Город был давно под контролем повстанцев или, как считал Эвер, мятежников. Из здания старинной тюрьмы не было видно дворца, где проходили выборы лидера неделю назад, не было видно штаб-квартир разных движений. Но был слышен республиканский гимн, который исполнялся где-то ближе к центру города и который никто не пытался перебить.
Эвер, читая довольно примитивную беллетристику, которую ему принесли в его большую камеру (она была рассчитана на несколько человек, но сидел он там один), встретил на страницах книги упоминание бешеной блондинки – так, просто роковой женщины, но перед глазами встала другая блондинка. До ещё первой их встречи при упоминании слова "блондинка" Эвер представлял свою маму, мягкую женщину, обожающую петь. Но первая встреча с дурой всё изменила.
Как он её ненавидел. Как корил себя за то, что, что тогда её почему-то отпустил, отдав сорванные объявления и очки и позволив уйти. Нет, он не винил ни её, ни себя в том, что они друг друга могли вполне убить в том приюте, но вот что случилось потом – Эвер вздрагивал.
Был ли он благодарен Усни Лекмеру (Эвер слышал как тот представлялся Пеммеру) и его людям за то, что они остановили безумие? В глубине души – да, но его презрение к идейным республиканцам всё глушило. Более того, воспоминания об этом эпизоде неизбежно вызывали у Эвера стыд за свою трусость.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70909708) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.