Твои вены – мое жертвоприношение
Нока Соул
Магия была объявлена вне закона, и за голову эльфов назначена высокая награда. Найло Аматаль – самый лучший охотник за головами в мире. Секрет ее успеха заключается в ее страшной тайне…
Нока Соул
Твои вены – мое жертвоприношение
Пролог
… Вечна ли жизнь? – Она, поверьте, ищет ответ на этот вопрос даже дольше, чем стоило бы. Заперев свои надежды в долгий ящик и потеряв счет времени, что пробежало тихо, неслышно, прошмыгнуло за ее спиной, обратив ее счастливые беззаботные дни в прах воспоминаний, она заставила себя разорвать свою жизнь на две части. На две неравноправные половинки. Два несочетающихся осколка. Две противоположности. Прошлое… Настоящее…
Между ними – черная бездна. Тьма без краев. Вечность. Боль. Тоска. Кровь…
Многими вопросами о том, кто она, для чего живет, зачем вставляет палки в колеса Времени, она стала задаваться лишь тогда, когда внезапно оказалась… Здесь. Это место, которое приютило ее, – одну ее в целом свете, – так далеко от того, где она впервые увидела этот самый Свет, что она не напрасно четко разграничила свое существование на «до» и «после»… Всем так интересно бывает узнать, что же так располосовало ее век? – Значит, так тому и быть. Это не светлая нежная сказка со своим животворящим волшебством и огромным добрым миром. О нет, это что-то… Что-то… Что-то пронизывающее драной чернотой, что-то совершенно другое…
Многовековназадвскрытомполуночьюлесупроживалодиндревнийсвободныйнарод. Существаэтогонародабылипредрасположеныкпрекрасномуотсамогосвоегопоявлениянасвет, поэтомуонивиделивеликолепиевокружающейихприродеиумелитонкочувствоватьдушувовсем, чтобынипривносилохотькаплюсветавэтотогромныймир. Народэтотвладелсильноймноговековоймагией, котораянетолькоскрывалатворцов, коихрождалскрытыйтаинственныйлес, ноипомогалаимнапротяжениивсейжизни, наделяяредкимдаромсоздания. Этобылэльфийскийнарод. Испоконвековэльфы, прекрасныесами, распространялисвоюбезграничнуюмагию, делаяжизньзарождающихсярядомцивилизацийсветлееиярче. Онивериливто, чтоеслилюди, поселившиесярядомснимичерезнесколькостолетий, видяттежезвезды, внихтожеестьтаживаяискрадуши, какуюможноуберечьоттьмы, чтобыпотомукрепитьмагическиенити…
Какие ассоциации возникают у вас, когда вы слышите слово «эльф»? – Наверное, первее всего, заостренные уши; изящество и красота; магия; природа; у кого-то, быть может, эльф представляется нежным пастельным цветом; у кого-то ассоциируется с мистическим великолепным зверем, каких принято считать эльфийскими компаньонами; кто-то думает о скрытом полупустом мире, наполненном цветами, облаками и рассветами; кто-то, быть может, вспомнил о перламутровых утонченных крыльях, ведь некоторые тоже любят пририсовывать такие… Сказок, мифов и легенд, касающихся славного народа, так много в человеческом измерении, что и не перечесть всех. Для кого-то это прекрасно… Но вот вряд ли кто подумал о том, что эльфы могут быть такими, как она.
Когда она бежала целеустремленно куда-то, все знали, что сопротивление бесполезно. Когда хотела забрать что-то – что лучше отдать это. Благодаря ней в лесу впервые за долгое время воцарилась могильная тишина. Больше не играли загадочные мелодии, больше никто не писал картин и не сочинял стихов. Казалось, что Жизнь и вовсе остановила свой ход сразу же, как она вторглась в этот лес…
***
– Я знаю, что ты здесь! – прошипела какая-то фигура в капюшоне, натягивая тетиву лука, слегка опуская оружие, чтобы ничем не выдать себя, и отступая за раскидистое дерево, крона которого заслоняла небо вполовину. – Больше тебе некуда прятаться!
Резные тени, которые бросало огромное дерево, подобно великану стоящее посреди леса, в лучах луны, не позволяли заметить силуэт хрупкого телосложения среди темных пятен. Сегодняшняя ночь выдалась на удивление ветреной, что тоже играло на руку, так как в шелесте невозможно было уловить тихое дыхание и шуршание развевающегося плаща. Цель, за которой фигура наблюдала уже на протяжении получаса, была легкой добычей: маленькая эльфийская девочка с длинными белокурыми волосами, светлой молочной кожей и яркими синими глазами, похоже, и не думала искать опасность в ночном лесу. Волшебное сияющее дитя было слишком доверчиво и наивно, чтобы серьезно воспринимать строгие запреты родителей, не велевших отходить от них… Или было еще совсем несмышленым, чтобы ощутить тревогу и значимость, в которые был действительно вложен смысл, а не пустой звук? – Тем проще. Это будет самая легкая добыча за последние несколько недель.
Фигура, стоящая за деревом, тряхнула головой, скидывая капюшон, мешавший определить точное местонахождение ребенка, и подняла лук, прикрывая один глаз. Это была хрупкая стройная девушка с голубовато-белой кожей, темными кругами под глазами и распущенными черными, как крыло ворона, волосами до пояса. Мертвенная бледность, а так же глаза, что сверкнули алой кровью в лунном свете, когда она вскинула голову, немедленно выдали в ней вампира. Вампирша перенесла вес на другую ногу, заставив темное длинное, как глухота безлунной ночи, платье всколыхнуться, и прицелилась, глядя хищными глазами на маленькую эльфийку. Та беззаботно прыгала через тонкие вытянутые тени, отбрасываемые молодыми деревьями, как через скакалку, и что-то тихо говорила сама себе. Сглотнув выделившуюся слюну, вампирша подалась чуть вперед, а зря: от этого незначительного движения неровная лесная почва, устланная сырым мхом, просела под ее сапогами, заставив споткнуться и случайно выпустить из рук тетиву. Стрела со свистом разрезала воздух и молнией пронеслась в сторону девочки, а вампирша, едва слышно чертыхнувшись, повалилась на колени.
Бархатную тишину леса нарушил пронзительный вскрик, и девушка зажмурила глаза, рывком вставая с чавкающей земли и стряхивая грязь с черных перчаток.
– Мерзавка! – отрывисто бросила вампирша, резко выдергивая из-за пояса кинжал. Мельком глянув по сторонам, она вылетела из-за дерева и вмиг оказалась на освещенной луной поляне.
Та, которая должна была уже стать мертвецом, воззрилась на незваную гостью с неприкрытым ужасом и зашлась визгом. Вампирша несдержанно выругалась и метнула в девочку, уже задетую ее стрелой ранее, острое лезвие. Секунда – и оружие вонзилось в ее горло, а по ее молочной коже и легкому травянисто-зеленому платьицу заструилась серебряная кровь. Маленькое тело задрожало, изогнулось, все еще борясь за последние секунды жизни, а синие глаза, уже уходя постепенно в туман, уставились ровно на застывшую фигуру.
Вампирша усмехнулась, приближаясь на шаг и садясь на корточки перед прекрасным эльфийским ребенком. Это дитя было так красиво, что могло сравниться, разве что, со звездою: будто бы сияющие изнутри фарфоровые нежные черты милого личика, ясные миндалевидные глаза с длинными белыми ресницами, светлые тонкие губы, едва ощутимо румяные на фоне остального лица, шелковые ровные волосы, которые серебрились, прямо как стекающая по ее шее кровь, пропитывающая одежду. Под последние хрипы маленькой эльфийки, девушка приложила к ее щеке один палец и чиркнула по коже, собирая немного переливающейся неземным светом крови, тонкой струйкой вытекающей из уголка губы. Вампирша поднесла к себе руку и слизнула кровяные разводы, от чего на ее лице расцвела довольная ухмылка. Она должна сдерживаться, чтобы выполнить то, зачем пришла. Ей не нужны новообращенные, пускай даже посмертно. Как-никак, именно эльфы – те магические существа, каких люди решили считать единственными магическими, а значит, от этой добычи не будет толку, укуси она ее сейчас, заполучая необходимый глоток волшебной крови, от одной мысли о котором подкашивались ноги и оглушительно стучало в висках. Нет, она не из тех, кому кровь необходима для жизни. Это лишь мимолетное желание, которое скоро отпустит ее. Но это желание ощутить покалывающую прохладу на губах и томительную сладость, все ярче и ярче раскрывающуюся с каждым новым погружением острых клыков в свежую остывающую плоть… Вампирша помотала головой, отгоняя непрошеные мысли, и распрямилась, разворачиваясь для того, чтобы поднять брошенные за деревом лук и колчан с оставшимися стрелами. Это стоит спрятать, дабы ничем не выдать себя еще промышляющим здесь осторожным и пугливым эльфам. Она должна поймать их всех до того, как это сделают другие охотники, так что лучше замести следы сейчас, чем сожалеть потом.
Девушка взлетела на дерево так, словно бы эти ловкие движения ничего не стоили для нее. Повесив лук на шею и временно закрепив колчан на поясе, она раскинула руки в стороны и прошла по ветке, что ближе других росла к дуплу. Этот тайник, выгодно замаскированный густыми тенями и листвой, что не переставали быть надежным прикрытием, случись измениться ветру или времени суток, она обнаружила относительно недавно, но он уже выручил ее бесчисленное количество раз. Недалеким эльфам и в голову не придет искать здесь что-то подобное, значит, ее оружие никто не найдет. Как только лук и стрелы оказались в заветной гулкой темноте дупла, вампирша с той же легкой грацией опустилась на поляну, где лежала убитая девочка. Вновь подойдя к телу, девушка резко выдернула из горла эльфийки свой кинжал. Лезвие засеребрилось от обилия крови и засияло так маняще, что на этот раз вампирша не стала бороться с естественной, казалось бы, тягой и пробежала по нему языком, очищая от клякс. Разом выдохнув весь воздух из легких, которые, вопреки всем ожиданиям, работали точно так же, как и человеческие, она с наслаждением зажмурилась. Так жмурятся дети, уплетающие вкусное мороженое в знойный летний день. Так же жмурятся и те, кто, например, надкусывает сочный тропический фрукт, на секунду-другую отрешаясь от реальности и уходя в какое-то сахарное заключение яркого вкуса. Но вампирше нельзя было поддаться такой непозволительной более роскоши, как тратить стремительно убегающие вперед секунды, за которые ее легко могли бы вычислить конкуренты, так что она спрятала кинжал в ножны и повернулась к мертвой эльфийке. Даже сейчас, уже будучи мертвой и отстраненной от реального мира, та все еще истончала поднебесную шелковую красоту. Вампирша вновь протянула к ней руку, околдованная особыми природными чарами эльфов, и провела ладонью по ее светлым волосами. Нет в человеческом мире того, что могло бы хоть приблизительно описать ту удивительную небесную материю, из какой сотканы эльфийские волосы… На все это великолепие слишком легко купиться. Поэтому, наверное, люди, увидев творцов и магов, проживающих поблизости, решили не просто разделить эту магию со своими обладателями, но присвоить ее себе коварством, ложью и подлостью.
«Алчен земной человек к причуде эльфов,» – решила для себя вампирша, бросая перебирать белокурые локоны и возвращаясь мыслями к главному.
Только сейчас она не без досады заметила, что в лужицах серебристой крови уже прорастают цветы. Еще один ее промах! Право, что с ней сегодня? Если не поторопиться, то, как известно, все тело мертвого эльфа превратится в разные цветы, что точно привлечет внимание оставшихся собратьев этой девочки. Так что, чем считать Созвездия, вампирша вновь достала кинжал и отсекла эльфийское заостренное ухо. Путем проб и ошибок, она установила, что именно эта часть тела останется в своем первозданном виде до момента разложения. Так что это самое ухо можно без риска вычисления оставить здесь. Витая в своих мыслях, девушка не уследила за положением ножа и ненароком проколола себе руку. Ругнувшись под нос, она запустила порезанный палец в рот и тут же ощутила, как алая кровь, максимально приближенная к земной, скатывается единственной каплей вниз по пищеводу. Да, совершенно не то. Вкусно, но не утоляет жажды. Земная кровь больше безвкусная и тяжелая, она не пойдет ни в какое сравнение с зефирной серебряной субстанцией, курсирующей по венам эльфов.
– Хватит с вас на сегодня, – пробормотала с ухмылкой вампирша, пряча кинжал и запуская отрезанное ухо в темноту.
Пришла пора тела. Будь она сейчас достаточно далеко от сердца эльфийской территории, она бы, не задумываясь, отсекла бы голову девочки еще до того, как та испустила бы дух, слушая ее крики, приравнивающиеся к целебному бальзаму для ее черствой души. Но, увы, другие чудом выжившие эльфы были, если верить расчетам, слишком близко, так что вампирше не оставалось ничего, кроме как заняться обезглавливанием девочки в другом, более подходящем для этого месте. Вздохнув, девушка сгребла тело в охапку и помчалась через ночной лес подобно молнии, пробивая собой плотный ночной воздух.
***
Даже тогда, когда наступала ночь, жизнь в Лезертоне не затихала ни на секунду, поэтому для проживающих здесь охотников всегда было большой проблемой найти более тихий уголок для того, чтобы без свидетелей расправиться со своей жертвой. Для многих начинающих в этом деле как раз эта часть и была наиболее сложной, иногда даже невыполнимой. И действительно: большой город, готическим сгорбленным особняком подобравшийся зданиями – так подбирает лапы дикий зверь перед атакой – над Рекой, со своим бешеным ритмом и сумасшедшим бурным движением отпугивал многих, как отпугивает лук и острая стрела зазевавшегося лесного эльфа. Но для вампирши, обошедшей каждую улицу вдоль и поперек и знавшей каждый даже самый отдаленный уголок и закоулок, мостовая, начинавшаяся сразу за воротами, скорее приветливо моргала затухающими к трем фонарями. Из различных заведений, вроде тех кабаков и таверны, куда девушка захаживала исключительно для ознакомления со свежими вестями, доносились смех, оживленные разговоры, звон посуды и переплетающаяся с ними музыка, изредка прерываемая особо громкой руганью и грохотом; Река, окружающая город блестящим в свете луны кольцом, тихо плескалась о насыпные берега; где-то стучали по булыжникам улиц колеса, да гремели в своих излюбленных подворотнях нищие и попрошайки. Оглянувшись, вампирша перебежала площадь, посреди которой высилась статуя, окруженная аккуратно подстриженными кустарниками, деревьями и все еще издающими блеклый к восходу желтый свет фонарями, пролетела ураганным порывом мимо скамеек, на которых в дневное время всегда можно было встретить тот неприятный тип горожан, что любил выпытывать у случайных прохожих все, что только можно было бы произнести вслух, и переместилась на теневую сторону проулка, где уже потух огонь, освещающий мощеное покрытие. Никто не заметил ни черной метнувшейся фигуры в плаще, ни мертвого серебрящегося тела убитой эльфийского дитя. Превосходная чистая работа. Ухмыльнувшись, вампирша обежала взглядом оставшуюся за спиной пустующую площадь и уже хотела было идти дальше, когда услышала приближающийся шорох. Шуршащий звук доносился откуда-то спереди, из темного угла между заброшенным маленьким ресторанчиком, ныне пришедшим к виду довольно жалкому, и жилым домом, в котором в редких окнах еще теплились на подоконниках кривобокие растаявшие свечи.
Подворотня, куда свернула охотница, славилась своими враждебными темными обитателями, но для девушки, обладающей по своей природе великолепным ночным зрением, именно это место и стало тем укромным уголком, где можно совершить финальные превращения тела жертвы. Так что, без труда вглядевшись в темноту, вампирша увидела чей-то силуэт, лежащий на земле. Очередной нищий. Фигура, облаченная в грязные лохмотья, слепо приподняла голову и прислушалась к шагам охотницы, после чего, уловив ее присутствие, поползла к ней по земле, чуть слышно повторяя:
– Монету… Монету…
Забавно. Эти существа, обитающие в грязи, казалось бы, не стоят драгоценного времени и внимания «сливок», так сказать, но они – единственные как раз из тех, кто все еще считает охотников аристократией и относится к ним так, как следовало бы относиться всем остальным.
Девушка с отвращением отступила назад, не позволяя нищему прикоснуться к ее сапогам, а когда тот замер, кончиком обуви сбросила подранное подобие капюшона с его лица. Это была относительно молодая ведьма. Можно было бы подумать, что недурная внешность и побудила ее пойти попрошайничать, ведь случались дни, когда попрошайки получали больше, чем… Да даже чем элита охотников. Но один взгляд на растрепанные волосы, все те же лохмотья, в которых все-таки не было ни искринки чар, и неестественную худобу, и вампирша смогла подлинно сказать, что перед ней действительно голодающая бездомная. Низшее создание. Хмыкнув, охотница достала из потайного кармана в складке плаща червонец и бросила монетку на дорогу. Услышав звон, ведьма ринулась вперед, но тут же натолкнулась на других попрошаек, которые уже успели тенями выскользнуть на улицу в общей суматохе и присвоить себе ее добычу. В темноте немедля завязалась шумная потасовка, смотреть на которую у вампирши не было никакого желания. Взвалив мертвую эльфийку обратно на плечо, девушка уже продолжила было свой путь, но в подол ее платья вцепился какой-то старик, отчаяннее своей предшественницы крича:
– Монету! Монету!
Вампирша стиснула зубы и зарычала, пытаясь избавиться от прицепившегося попрошайки, ударив его, за что едва не поплатилась своим равновесием. Ситуация приняла нехороший оборот. Решительно нехороший.
Звон вынимаемого из ножен кинжала и знакомый пробиваемый воздух – все это прозвучало для вампирши как прекрасная родная симфония. Нож пролетел несколько метров по воздуху, вонзился прямо в грудь старика, и бродяга замертво упал на дорогу, застыв сиротливой тщедушной фигуркой. Другие нищие, увидев падение своего «собрата», тут же в ужасе разбежались по углам. Улица погрузилась в долгожданную тишину. Вампирша поискала глазами по теням, но не обнаружила никакого намека на чье-то присутствие. Значит… Подняв голову к ближайшему фонарю, точнее, к самому стеклу, за которым виднелся в луне косой силуэт угасшей свечи, девушка различила блеск красных глаз.
– Спускайся. Я заметила тебя, – с едва читаемой усмешкой в голосе устало произнесла вампирша, отступая немного назад и высвобождая небольшую площадку под самим фонарем.
На мощеную улицу тотчас спрыгнул высокий вампир аристократичной наружности. Его бледная кожа гармонировала с длинными ярко-алыми, как кровь, волосами, что были заколоты на затылке, а идеально выглаженная рубашка с воротником и галстуком не оставляли ни у кого сомнений, что перед девушкой появилось то дитя ночи, что принадлежит богатому клану Снеллиусов – вампиров, известных в городе своим вспыльчивым нравом и любовью к «игрищам».
Лестина и сама пару раз не по своей воле наблюдала за данным действом, когда полуживые эльфы по разные стороны арены боролись друг с другом за право жить, которое, впрочем, если уж быть предельно честным, отбирали даже у победителя. Люди, вампиры и другие существа, являющиеся горожанами и гостями сего представления, точно так же, как и в привычных скачках, могли делать ставки на тот подопытный номер, у которого, по их мнению, шансы выиграть были выше. Тем, кто сделает верный выбор, – то есть, проще говоря, если эльф сделавшего ставку участника выживал, – организаторы выплачивали золотые. Зрители громко кричали, бесновались и остро реагировали, наблюдая за тем, как их капитал либо приумножается прямо на глазах, либо необратимо пустеет, переходя в руки или лапы другому игроку и формируя некий «порочный круг» этой жестокой игры, в которой, увы, не было, нет, и не будет победителей.
Сидя в прошлый раз рядом с Вольмондом, вампирша чувствовала его нетерпение и желание разорвать в клочья всех, кто находился за той решеткой. Аристократ сделал ставку на малышку-эльфийку и не прогадал: ее мать благородно пожертвовала собой, давая дочери возможность проткнуть ее кинжалом, всей душой надеясь на то, что ее смерть не будет напрасной и ее дитя отпустят домой, в спасительный лес, где смогут помочь и защитят, раз сама она не справилась с этой ношей. Эльфы всегда были слишком наивны, что тогда, что сейчас. Охотница не могла терпеть этого щенячьего выражения их глаз, что смотрели на нее с каким-то сочувствием, когда она хладнокровно вонзала очередную стрелу в горло или в сердце, а потом добивала, если была необходимость. Они будто бы жалели ее, смотрели насквозь и видели ее нутро, ее суть, ее крест, который она обязалась нести до последнего вздоха, до того момента, пока не найдется тот, кто положит конец ее беспорядочной жизни, кто освободит ее от всех грехов и смоет кровь с рук. Но нет, это было просто невозможно: ее руки были по локти обагрены… Осеребрены той жидкостью, что была у эльфов вместо крови. И она каждый раз пила эту неземную кровь, что давала ей короткое успокоение, с такой жадностью, будто бы каждый раз был последним, а жажда… желание было непреодолимым…
Вампир по-прежнему стоял напротив, казалось, даже не заметив ее задумчивости, а может, лишь сделав вид. По его взгляду было сложно определить, о чем именно он думал. Лестина опустила взгляд чуть ниже и наткнулась на острые, будто наконечники ее стрел, клыки, которые сияли необычной белизной, подернутой едва заметным серебряным блеском в лунном свете. Этот факт мог означать только одно: вампир только что вернулся с «кормежки».
Окинув девушку внимательным взором кровавых глаз, которые, несмотря на ее принадлежность к тому же виду существ, смотрели точно так же, как хищник смотрит на загнанную в угол добычу, – еще одна причуда заносчивого клана Снеллиус – высокомерие, непомерная гордость и непризнание никого себе равным, – вампир усмехнулся и облизнул клыки.
– Один-один, значит. Ты единственная, кто может услышать меня даже тогда, когда я нахожусь в засаде, Лес, – тон Вольмонда стал похож на мурлыканье кота, который обнаружил целую банку сметаны и теперь с удовольствием поглощает лакомство.
Охотница резким движением выбросила вперед руку, не давая вампиру приблизиться еще больше, и сделала вид, что тянется за кинжалом, висящем в ножнах на поясе. Увидев это, наследник клана отступил на шаг, сохраняя дистанцию, и оскалился клыкастой улыбкой.
– Полегче, Лестина. Я понимаю, что ты очень рада меня видеть, но от такого приема я, пожалуй, откажусь.
Вампирша в ответ только фыркнула, но руку от оружия не убрала, напротив, схватилась за него всей ладонью.
– Еще раз так меня назовешь, – угрожающе прошипела девушка. – И твоему семейству придется раскошелиться на твои похороны. Мне плевать, кто ты. Для меня ты просто напыщенный избалованный эгоист, которому в этом мире все достается на белом блюдечке…
– Ну, вот всегда ты так, – начал было вампир, но осекся, наконец заметив, что лежит на плече у его собеседницы. – Ты, как я вижу, не с пустыми руками сегодня? Это хорошо, я как раз проголодался. Отдашь мне ее, как отнесешь голову в кеут? – в предвкушении вкусного раннего завтрака Вольмонд вновь облизнулся. – Не тяжело? Помочь?
– Уйди с дороги! – грубо прервала Лестина и, не желая дослушивать этого «напыщенного» по ее мнению придурка, развернулась и пошла прочь, мысленно прокладывая предполагаемую траекторию и дорогу до пункта назначения.
Вольмонд смотрел ей вслед и ухмылялся ее раскованности и бесстрашию. Во всем Лезертоне вряд ли нашелся бы еще хоть один вампир, который смог бы без усилий заткнуть его и проигнорировать слова единственного наследника и потомка клана Снеллиус, коего предпочитали опасаться. В то время как остальные робели при виде Вольмонда или сразу спасались бегством, эта вампирша при каждой их встрече давала ему отворот-поворот или залепляла пощечину, если он пытался резко приблизиться и напугать. Было в ней что-то такое, что отличало ее от других и заставляло молодого наследника постоянно думать о ней.
– Лестина, – обратился вампир к пустоте перед тем, как раствориться в ночном мраке. – Какая же ты все-таки стерва.
***
Дорога до кеута заняла чуть больше времени, чем охотница могла предположить. Хромота, которая дала о себе знать почти сразу в начале активной ходьбы, немного тормозила ее. Тело маленькой эльфийки было довольно легким, поэтому Лесли без труда перекинула труп на другое плечо и с ноги распахнула дверь, заставив находящихся внутри подпрыгнуть от неожиданности, пусть даже столь «эффектное» появление и не было чем-то шокирующим. Гоблин, который стоял за небольшой стойкой, забрал из рук вампира в очереди труп и швырнул на прилавок мешок, в котором зазвенели золотые.
– Взрослая особь, – пятьсот золотых, – пояснил «заведующий» и перевел взгляд на следующего охотника.
Лестина встала в самый хвост очереди, которая двигалась относительно быстро, достаточно, чтобы уже через несколько минут пропустить ее к стойке.
– Что у вас? – недовольно пробурчал гоблин, глянув бегло на труп, и по его морде расплылась уродливая ухмылка. – Вам не говорили, что мы принимаем только головы?
Охотница закатила глаза, но сохранила молчание. Поворчав, гоблин вытащил из ящика, находящегося под столешницей, огромный тесак и одним отточенным движением отделил голову от туловища, кинув второе прямо на вампиршу.
– Это нам не надо, так что забирайте! – рявкнул малоприятный тип, взвешивая голову в лапе.
Лестина глубоко вздохнула, стараясь не поддаваться охватывающему ее гневу. Каждый раз одно и то же. Сколько можно? Если этот недоумок еще и занизит цену, то девушка точно изобьет его до полусмерти, наслаждаясь хрустом хрящей и низким рычанием. Охотница уже успела представить, как ее руки обхватят зеленоватую шею и начнут душить, когда гоблин произнес:
– Молодая особь. Очень легкая – двести пятьдесят золотых.
Кожаный мешочек со звоном опустился на прилавок, и вампирша, подхватив его, сунула в потайной карман плаща.
– Следующий! – прорычал гоблин, протягивая руки, чтобы забрать у кого-то еще голову другого эльфа.
На улице мелко накрапывал дождь, заставляя охотницу ежиться и плотнее кутаться в накидку, пока девушка брела до соседнего дома. В этом месте она всегда покупала себе стрелы, самые быстрые, самые острые и качественные во всем городе. Здесь же она впервые приобрела для себя и колчан, куда стала позднее их складывать.
В отличие от кеута, в котором работала всевозможная нечисть наподобие гоблинов, орков и других непритязательных существ, в этом небольшом магазине владельцем являлся человек, что несколько упрощало не только всю ситуацию, но и даже элементарный разговор. Не по душам, конечно, но все же лучше, чем рычание.
В Лезертоне не было обыденностью примитивное название кабака или таверны, но вот владельцы продуктовых, скажем, или оружейных лавок напротив изворачивались, как могли, придумывая, или хотя бы стараясь придумать, креативные названия для того, чтобы зацепить глаз потенциального клиента. Вот и сейчас Лесли вошла в маленькую оружейную лавочку со «скромным» названием «Трофейная». Охотница хмыкнула, прочитав вывеску, и открыла дверь, оглушая звенящую тишину коридора мелодичным звоном колокольчика, висевшего над створкой, который, увы, сильно сфальшивил в конце. Похоже, его уже не поменяют, сколько бы времени ни прошло с момента первой установки.
– Добрый вечер. Чем могу помочь? – начал с традиционно заученной фразы продавец. – В нашей лавке вы можете найти самое лучшее оружие во всем Лезертоне. Что вас интересует? Наш ассортимент включает арбалеты, сабли, луки, кинжалы…
Пока он распинался и озвучивал весь каталог товаров, Лестина шарила взглядом по полкам, пытаясь отыскать нужные ей вещи. На стенах находилось столько оружия всех возможных видов, что у неподготовленных неопытных охотников часто разбегались глаза от такого количества вариантов, и бедняги получали выговоры за охоту при помощи клыков, так как сильное магическое поле лесных эльфов немедленно обращало их при малейшем прикосновении зубов. Словом, каждый мог найти себе подходящее оружие, «на любой вкус, цвет, назначение», как гласила нижняя часть вывески напротив входа.
– Меня интересуют стрелы для лука. Фирменные. Штук десять-пятнадцать будет достаточно.
– Стрелы – это в верхней секции. Секундочку, – человек взял высокую лестницу, приставил к нужному стеллажу и полез наверх.
Спустя минуту перед охотницей уже лежала дюжина новеньких хорошеньких стрел, которые она осматривала с благоговением.
– Колчан, лук? – вопросительно сказал продавец. – Или еще что-нибудь? Могу посоветовать арбалет.
– Не надо. – Отрезала девушка и кинула на стойку мешок с золотыми. – Этого хватит?
Человек торопливо высыпал содержимое и принялся пересчитывать. Насчитав нужную сумму, он распрямился и согласно кивнул.
– Можете забрать товар. Приходите, если что еще понадобится.
Лестина молча забрала стрелы и направилась к выходу, молясь о том, чтобы дождь на улице не разошелся еще больше. Однако если день с утра – в данном случае с ночи – начался неудачно, он должен закончиться таким же, будто бы стараясь напакостить как можно сильнее.
Выйдя на улицу, вампирша тяжело вздохнула и полностью завернулась в плащ, чтобы не промокнуть окончательно. Ливень хлестал по голове и спине, а девушка, с каждым пройденным десятком метров ускоряя шаг, стремилась добраться до своего спасительного временного убежища в лесу, где никто не будет страшен: ни дождь, словно бы старающийся затопить весь Лезертон, пуская по улицам ручьи дождевой воды, ни неудачный день, застигнувший вампиршу врасплох в самый неподходящий момент, ни гоблины, которых она сторонилась даже больше, чем Вольмонда с его шутками. День, казалось, так и не закончился, быстро перейдя в ночь, когда девушка долетела до леса и улеглась на теплый мягкий мох под корнями дерева, где невозможно было бы заподозрить укрытие, и сомкнула глаза, пытаясь провалиться в беспокойный сон. Навязчивые мысли, которых было непривычно много даже для нее, крутились в голове, подобно воронке торнадо, не позволяя ей сделать этого.
В идеале она должна бы затаиться здесь на день-другой, пока о ее существовании не забудут, после чего продолжать свое опасное дело, требующее особой осторожности, концентрации и полного контроля не только своих мыслей, но и своего тела физически. Слишком непросто сохранять свою секретность, когда единственное, что помогает тебе успешно охотиться, с тем же резко отличая и выделяя из всей толпы похожих друг на друга вампиров, держащихся одной большой лезертонской семьей, – это лук со стрелами, а достать их можно исключительно путем прямого взаимодействия с остальным миром. Лезертон – не настолько большой город, чтобы вести в нем распространялись так медленно, как им стоило бы. Это как раз та причина, по которой вампирша не живет в нормальном доме с нормальной крышей над головой, как бы ей этого ни хотелось. Для того, чтобы не вызвать излишних подозрений, которые и так имеют место быть в определенных вампирских кругах из-за ее постоянных внезапных исчезновений без следа и столь же резких появлений в черте города, она должна… Нет, буквально обязана жить в черной скромности. Конечно, она может в любой момент прекратить все это и поселиться по соседству с тем же Вольмондом, который, хоть и раздражает ее, постоянно предлагает ей приемлемые варианты обиталищ из своего огромного имения… Просто в лучшем случае все закончится отстранением ее от охотничьей элиты. А в худшем…
«Остановись,» – мысленно сказала сама себе Лестина, переворачиваясь на другой бок. – «Замолчи и спи!»
Лесли пролежала с закрытыми глазами около пяти минут, если верить личному внутреннему «хронометру», который неустанно прогонял вперед ровные ряды чисел, уходящие своими однотипными порядковыми полосами в бесконечность, но сон так и не пришел к ней, вопреки даже ее накопившейся за долгий нервный день усталости. Продолжающийся за стенами укрытия дождь, ночные шорохи леса, поза, которая была привычна для сна, что нынче никак не хотела становиться достаточно удобной, навязчивое ощущение общей беспомощности, обыкновенно возникающее как раз при переутомлении, когда не можешь успокоиться, разогнать мысли и сомкнуть веки даже в случае требования элементарного отдыха для организма уже в физическом проявлении – все это вызывало только раздражение и желание разрушить что-либо, что-нибудь ударить, причинить кому-то боль или нанести ощутимый урон. Именно то состояние, которое Лестина не переносила: вот вновь она попалась в свою же ловушку, фактически добровольно зашла в заключение собственных зацикленных на одном событии мыслей, которые теперь или отпустят ее, или, если она окажется слабее, сведут с ума, доводя до немощности и желания закрыться от Света навсегда.
Вампирша вздохнула и предприняла еще одну попытку абстрагироваться от шума, обыкновенно родного и навевающего умиротворение души, и хотя бы задремать. Хоть на час отключиться от внешнего мира, погружаясь в царство Морфея, ведь за дремой завсегда прибудет ровное волшебное сновидение, уносящее в облачную даль, слишком наивное, чтобы сосуществовать с жестоким действительным измерением, чтобы видеть одни небеса и дышать одним воздухом с Лезертоном, кольцом окруженным лесом. Крепкий сон – ее спасение, ее реальное доказательство безопасности. Во сне не чувствуешь никаких назойливых эмоций, не проявляешь своей жалкой живой слабости. Во сне не управляешь собой, а сон подчиняет тебя себе и ведет куда-то по собственному направлению… Назад? Или все-таки вперед?
«Ну, слава Звездам…» – вяло подумала Лесли, ощущая, как реальность тормозит свой бег и наконец-то густеет.
Это может значить только одно: к вампирше, наконец, приближается крадущейся походкой долгожданное забытье. Но только девушка хотела окончательно расслабиться и позволить себе тонуть и падать в мягкий пух своих выдуманных грез…
…Со стороны порога раздалось тихое шуршание. Сонливость как рукой сняло; вампирша замерла, подобравшись, и насторожилась. Кто или что может шуршать там, у замаскированного входа? Ее учуяло дикое животное? Или нет, хуже… Кто-то из охотников решился пойти за ней по пятам и выследил?
Стараясь не совершать резких движений, Лестина медленно приподнялась с моховой подстилки, служившей ей чем-то вроде матраца, положив руку на рукоять кинжала, чтобы в случае необходимости вовремя выхватить оружие. Не может быть… Она была так осторожна… Неужели она все же допустила какую-то ошибку в своих идеально оформленных и несколько раз тщательно перепроверенных – до полного сходства каждой точки – расчетах? Если сейчас за земляной стеной действительно находится вампир, то ей не остается больше ничего, окромя как уничтожить его прямо здесь, на этом самом месте. Что бы ни случилось, ни при каких условиях нельзя допустить того, чтобы весть разошлась дальше и все узнали про укрытие одиночки. Никто не должен узнать того секрета, ради которого Лесли держится так далеко от других охотников, прячется ото всех в холодном сыром лесу, да и вообще вынуждена терпеть всевозможные притеснения со всех сторон. Вампирша поднялась на ноги, слегка согнув плечи, чтобы не удариться о низкий земляной потолок, и прошла к порогу, приготовляясь напасть первой. Шаг, два шага…
Шорох становился все громче и громче по мере бесшумного приближения Лестины к его источнику. Девушка вытянула кинжал и занесла лезвие для атаки, когда вдруг среди возни и едва слышного дыхания раздалось мяуканье. Вампирша в замешательстве остановилась и опустила нож. У входа в укрытие сидел маленький пушистый рысенок. Доверчивый детеныш, далекий пока от своего завораживающего, грациозного и устрашающего хищного родителя, еще, похоже, не обрел качеств взрослой, подобной себе особи и даже не пытался отпугнуть незнакомое для него существо, лишь с интересом уставившись на охотницу серовато-оливковыми глазами. Лесли ответила ему нерешительным взглядом. Стоит ли ей попытаться прогнать дикого котенка из своего укрытия? Кто знает, насколько далеко взрослые рыси, и значит ли вторжение детеныша в ее убежище то, что скоро сюда заявятся и более агрессивные звери, не имеющие ничего против того, чтобы отужинать самой вампиршей?
– Я не твоя мама, – девушка опустилась на корточки, отодвинувшись от потенциальной опасности подальше, и махнула рукой в сторону рысенка, стараясь ничем не спровоцировать его на бросок: кто их этих диких зверей разберет? что там взбредет им в голову в следующий миг? – Брысь! Уходи! Возвращайся к себе!
Рысенок никак не отреагировал на тщетные попытки девушки отвести от себя и своего пристанища угрозу. Выдохнув, вампирша бросила махать пальцами, осторожно вытянула вперед руку и замерла, собираясь с мыслями, чтобы сделать то, что задумала, быстро и решительно. Секундную заминку детеныш между тем не воспринял как этакое «затишье пред бурей» и вместо того, чтобы покинуть чужой дом, принюхался к протянутым пальцам, а потом поднырнул под руку и выгнул дугой пушистую спинку, будто бы намекая на то, что Лесли стоит погладить его самой. Затаив дыхание, Лестина прикоснулась к теплому пуху, ощущая, насколько он невероятно мягкий и приятный на ощупь. Котенок поднял мордочку и пронзительно запищал, а вампирша, опасаясь того, что хищные родители этого чада явятся на его зов, стала лихорадочно перебирать в голове возможные пути отступления, стремительно отдернув руку.
Вряд ли отдавая отчет своим собственным действиям, девушка протянула обе ладони к детенышу и приподняла его над землей, заставив его пушистые лапки безвольно обвиснуть. Рысенок продолжал пристально таращиться на нее пронзительными глазами, не моргая и ни на секунду не отводя взгляда.
«Что мне с тобой делать?» – охотница выглянула в лес, понадеявшись на то, что дождь стихает, но тот ровно наоборот лишь набирал силу.
«Нет, слишком жестоко выгонять тебя сейчас… Да и опасно это…» – промелькнула в ее голове мысль, и вампирша, будучи убежденной в том, что животные зачастую оказываются лучше людей и всех других разумных магических и немагических созданий, занесла рысенка обратно в свое укрытие, подальше под земляную крышу, куда никогда не добирались ни дождь, ни холодный ветер, что часто разгуливали над этим лесом. – «Может, его родителей прикончили люди в своих корыстных целях? Или они бросили тебя еще давно как самого слабого детеныша из всего маленького выводка, но ты каким-то образом уцелел?»
– Ты уйдешь? – сама не зная, что ожидает получить в ответ, спросила у детеныша девушка; тот просто смотрел на нее внимательным немигающим взглядом. – Или ты хочешь остаться со мной здесь?
Котенок поднялся на пушистые мягкие лапки и неловкой походкой маленького забавного зверька побрел куда-то в темноту, пружинисто подбрасывая в воздух конечности, однако увидев, что вампирша не следует за ним, остановился и озадаченно пошевелил ушками с кисточками, непропорционально большими относительно пухлой милой мордочки.
– Ты хочешь, чтобы я шла за тобой? – едва слова обрели свой завершенный логически смысл, прозвучав вслух, рысенок, казалось, воспрянул духом: он обрадовано припал на полусогнутые передние лапки, будто бы осчастливленный возникшим, наконец, между ними взаимопониманием, и игриво подпрыгнул, напружинившись, а потом резво побежал обратно в самый темный угол убежища девушки.
«Чего он хочет?» – подумала Лесли, устремляясь за своим новым подопечным, так и не найдя причину, по которой происходящее кажется ей таким правильным. – «Может, он учуял какого-то грызуна?»
Но вместо какой-нибудь непонятной для дикого животного безделушки, которая ожидаемо могла привлечь бы внимание котенка, пред Лестиной встала пустая земляная стена, какую та определила на ощупь, так как особо густая темнота, всегда царившая здесь, заполонила все незанятое пространство и окружила со всех сторон.
– Что такое? Что ты тут ищешь? – недоуменно произнесла охотница. Судя по шуму, рысенок взволнованно бродил вдоль стенки, сосредоточенно принюхиваясь и иногда поскребывая когтями по земле. Внезапно в лицо девушки подул сильный порыв ветра, какого просто технически не могло существовать в тупике.
– Что происходит?!..
Земля задрожала, а стена издала скрип и мягкий стук, обваливаясь глинистыми комьями на пол, разъехавшись на две части и открыв потайной ход… Потайной ход? В ее, вампирши, укрытии?
– Что за черт?.. – Лесли замерла, как громом пораженная, глядя на открывшуюся ей небольшую земляную комнату. Медленно сделав два шага, девушка прошла подобие порога и вновь остановилась.
Это было небольшое с виду помещение, внешне выглядевшее почти так же, как и ее основное жилище: неровные пласты почвы, заменяющие пол и стены, вросшие в них переплетенные между собой корни растений и камни. Но, в отличие от привычного домика, эта «комната» была куда более узкой и высокой настолько, что не имеющей даже потолка. Вместо типичного завершения четвертой плоскостью, странный отсек уходил ввысь, и с той высоты лился неяркий постоянный белый свет, достаточно мягкий для глаз, чтобы можно было не щуриться. Посередине пустой комнаты виднелось подножье черной металлической лестницы.
Рысенок с воодушевлением побежал вперед, увлекая вампиршу за собой, и привел ее к одному из углов помещения. Раньше, чем Лестина успела задать очередной бесполезный вопрос, детеныш начал активно перебирать лапами, разбрасывая в разные стороны комья сырой земли. Он упорно рыл, расширяя яму во все стороны и не щадя коготков, пока не нашел то, что искал – красивый старый золотой ключ с резным декором. С видом хищника, добывшего прокорм, рысенок подобрал ключ, который был едва ли не больше его самого, зубами и приволок его к черным сапожкам девушки.
– Зачем мне это? Это что-то важное? – и снова пронзительный взгляд. – Хорошо, я возьму это, если нужно.
Сразу же, как только ключ оказался в руках охотницы, рысенок припустил к лестнице и ловко поскакал по ступенькам вверх, мяуканьем привлекая внимание Лесли.
«Что за сумасшедший день?» – вздохнув, вампирша взялась за перила и стала осторожно подниматься, стараясь не глядеть на оставшуюся внизу площадку, которую тут же заволокло белым абстрактным дымом, и не оступиться на крутых ступенях.
Чем больше ступенек оставалось позади, тем темнее становилось вокруг, и только предостерегающее шипение рысенка и собственная интуиция помогали Лесли сохранять равновесие. Странным казался тот факт, что за все время, которое Лестина провела на лестнице, девушке ни разу не встретилось ни одного окна. Притом, что вокруг было вполне просторно, архитектор этого странного здания явно ни разу не задумался об элементарной необходимости проветривания закрытого пространства, о чем свидетельствовал стойкий запах сырой рыбы и протухших куриных яиц. Вампирша невольно зажала нос, стараясь дышать через раз, чтобы отравляющий воздух не проникал в дыхательные пути. Эта мера предосторожности не самым лучшим способом сказалась на ней самой, и у девушки началось легкое головокружение; картина окружающего поплыла перед глазами. Лесли в панике стала оглядываться вокруг себя, надеясь отыскать хоть что-то, чем можно было бы закрыть нос. В памяти сами собой всплыли нравоучения Наставника, как вести себя в подобных экстренных ситуациях. Когда Лестина поняла, что в поле ее зрения отсутствуют подходящие вещи, она вцепилась пальцами в рукав своего платья и с силой дернула его на себя, с характерным звуком разрывая ткань. Как только лоскут достаточного размера оказался в ее руках, охотница свернула его в несколько раз и повязала на лицо как бандану, тем самым закрывая нос. Конечно, было бы неплохо предварительно еще чем-нибудь смочить тряпичный материал, но Лесли едва ли рискнула бы прикасаться к какой бы то ни было жидкости, что можно было отыскать здесь. Блеклый свет и еле заметная темень, что стали отчетливее, когда несколько десятков ступенек остались позади, придавали этому покинутому месту еще больше таинственности, наводили необъяснимый ужас, который, в свою очередь, уже успел довести вампиршу почти до панической атаки.
Лестина не могла припомнить, чтобы когда-либо страдала клаустрофобией, но огромная лестница, уходящая куда-то вверх, постепенно сужаясь, заставляла внутренности сжиматься в тугой узел. Шаг за шагом девушка поднималась по скрипучим ступеням вместе со своим компаньоном – милым маленьким и забавным рысенком, который не пожелал остаться один внизу и теперь бежал впереди нее. Охотница улыбнулась сама себе. Несмотря на нервозность и страх перед неизвестным, дикое животное все же успокаивало ее своим присутствием, создавая в душе ощущение условной безопасности… Вернее, не безопасности, а скорее защищенности. Смутные терзания о том, что может случиться с ней в любой момент, тесно переплетались с беспокойством за маленького детеныша, пушистым комочком бегущего рядом. Поэтому, отбросив принужденно все остальные мысли, вампирша сосредоточилась на данном самой себе обещании – выбраться живой и защитить своего рысенка во что бы то ни стало.
Внезапно котенок, который опередил Лестину на несколько ступенек, остановился как вкопанный и плотно прижал уши к голове, угрожающе зашипев.
– Что такое, малыш? Что тебя так напугало? – Лесли попыталась, наклонившись, погладить рысенка по шерсти, но тот увернулся, бросаясь ей под ноги. – Что случи… – Договорить ей уже было не суждено.
Крик застрял где-то глубоко в горле, когда она подняла взгляд и, наконец, увидела нечто, уставившееся на нее безликим выражением. Огромная бесхребетная черная тварь под два метра ростом вышла из-за угла, волоча тощие пальчатые руки, что были значительно длиннее всего остального тела, по полу, и направилась прямиком к девушке нетвердой дрожащей походкой. Лестина попятилась, позабыв о том, что стоит на лестнице, и, тут же закономерно не нащупав соскользнувшими со ступенек ногами опору, потеряла равновесие, кубарем скатываясь вниз. Сколько она уже прошла? Каждый деревянный выступ больно бил охотницу, заставляя ее кости сомнительно хрустеть. Когда девушка, наконец, шмякнулась на деревянную площадку перед ступеньками, существования которой не подозревала до этого мига, все тело безумно саднило, а перед глазами разлетались ослепительные искры, но Лесли не могла позволить себе оставаться лежать на полу даже лишнюю секунду. Схватившись за вывихнутый локоть, она поднялась на ноги, тихо матерясь. Адреналин, который активно выбрасывался в ее кровь, сильно притуплял болевые ощущения, тем самым даруя вампирше возможность бежать… Бежать как можно дальше отсюда, даже неважно куда. Лишь бы это место осталось где-то позади, выпуская ее из своего капкана.
Черное существо приближалось медленно и почти бесшумно, играясь со своей жертвой перед тем, как та захлебнется собственными криками и кровью, закатывая глаза в предсмертном хрипе. Монстр вытянул вперед обе свои длинные кривые конечности, подняв кисти с пола, и попытался ухватить девушку за платье. Лестина же открыла в себе некое «второе дыхание», слишком звонко, как ей показалось, отстукивая оставленные позади доски пола каблуками, пробегая коридоры ураганными порывами. За ее спиной раздавалось низкое утробное рычание всякий раз, когда чудовище вновь промахивалось и не могло ухватить свою добычу, и этот страшный звук мотивировал бежать намного лучше, чем любой другой земной раздражитель. Лесли казалось, что она несется, задыхаясь, на одном и том же месте, увядая собой в темноте. Бесконечный коридор будто бы совсем не сдвигался, сколько бы она ни старалась, и совсем не желал заканчиваться.
С каждым оставленным за спиной метром воздух вокруг вампирши будто бы только сгущался и становился темнее и тяжелее, а стены словно бы сужались и давили все больше, выбивая из легких последний воздух. Прилагая все усилия для того, чтобы сохранить скорость бега, Лесли продолжала мчаться куда-то, как ей представлялось, вперед. Судя по цоканью когтей, рысенок летел следом за ней. Коридор, что прямо на глазах выступал своими смутными очертаниями из темноты, петлял так часто, что девушка всякий раз билась о деревянные стены, судорожно цепляясь за кривые просевшие доски пальцами, чтобы предотвратить неминуемое, казалось бы, падение. Чудовище неотступно следовало за ней и ее компаньоном, хрипло дыша и тяжело переставляя лапы. Подгнивший местами пол проседал под сапожками Лестины, однако худощавая вампирша не рисковала провалиться вниз, чего нельзя было сказать о том монстре, который, не отставая от нее настолько, насколько это было возможно, полз по коридору, да так резво, будто бы низкий потолок и давящие стены были для него не более чем просто невесомым туманом, дымка которого легко расступается при малейшем дуновении ветерка.
В висках громко стучало, а ноги подкашивались, но Лесли не оставалось ничего, кроме как, вопреки усталости и панике, убегать. На кону стояла ее собственная жизнь… Это ведь ее родители научили ее идти до самого конца. Это они сумели привить ей мысль о том, что в настоящем мире ничего не дается просто так и за все нужно бороться, отдавая что-то, чтобы получить желаемое. Жизнь простой маленькой девочки тоже была в числе того, за что пришлось заплатить… Слишком рано… Но такова была действительность, изменить которую ей было тогда не под силу… Ее родители смогли уберечь ее, отдав самое ценное, что только у них было, встав на пути тех, кто стремился уничтожить дитя, рожденное вне закона… Не теперь. Лестина потрясла головой, отгоняя непрошеные мысли, что отвлекли ее от той единственной цели, что существовала для нее сейчас. Пусть она смертельно устала, пусть все тело болит от долгого бега и карабканья по крутым ступенькам наверх. Не сдаваться. Она должна спастись. Не позволит причинить себе вред, во что бы то ни стало. Не для того были все жертвы.
Резко выхватив из ножен кинжал, какими пользовались все охотники-вампиры из элиты, чтобы избежать обращения эльфов, что были склонны к мгновенному заражению своей магической крови при одном только прикосновении вампирских клыков к их пропитанной магией коже, девушка резко развернулась и преодолела те несколько скачков, какие отделяли ее от чудовищной твари. Догадка вампирши оказалась верна: рысенок, что бежал за ней до недавнего времени, окончательно выбился из сил, безжизненно растянувшись на полу своим маленьким тщедушным тельцем. В секунду подлетев к котенку, Лесли окинула его беглым взглядом, удостоверяясь в том, что он жив и дышит; в это мгновение жуткая тварь занесла когтистую лапу, чтобы ударить обоих. Времени на то, чтобы принять какое-то другое решение уже не было. Вампирша закричала так громко, как только смогла, и рванулась вперед темной молнией, подхватив рысенка с пола и бережно прижав к себе свободной рукой. Нужно выиграть всего минутку: совсем рядом, за очередным поворотом коридора, Лесли уже приметила еще одну лестницу, уходящую, если верить ощущениям, куда-то наверх. Плохой вариант – доверяться одним только чувствам, но это было лучше, чем погибнуть от когтей монстра без борьбы. Она должна хотя бы попытаться. Если бы в этом коридоре был бы хоть какой-то конкретный источник света, испускающий достаточно яркое сияние, то лезвие кинжала сверкнуло бы в лучах белым пламенем, какое всегда придавало вампирше уверенности в своих силах. Теперь же возможно было только представить, как нож заведомо победно переливается, и напрячь зрение, чтобы различить свою цель в зеленоватом свете гнилушек, что иногда встречались на прогнивших досках стен, а затем наугад совершить замах. Кинжал рассек упругий воздух, а потом с таким усилием, будто бы девушка просто разрезала недостаточно острым ножом кусок мяса, прошел сквозь плоть чудовища, вмиг покрываясь липкой субстанцией, заменяющей ему кровь. Пустой коридор огласил неземной жуткий вопль, и Лестина, больше не растрачивая драгоценные секунды и оставив лезвие воткнутым в лапу чудовища, сорвалась с места в сопровождении рысенка. Всего несколько шагов, стук каблуков по дощатому полу… Один поворот коридора… Девушка возликовала, нащупав носком сапога ступеньки. Она смогла. Дело за малым: всего-то спастись от разъяренного чудовища бегством по лестнице. Опять. И темнота ни на секунду не способствовала этому…
Чавканье. Это было первым, что Лестина услышала. Неприятное хлюпанье у себя под ногами и наконец… Кровь. Багровая темная субстанция стекала в неимоверных количествах по всем выступам. Лесли передернуло от отвращения, когда она осознала, в чем вымазаны ее сапоги. Она хотела было вскрикнуть от ужаса, но ее голос заглушил яростный вопль за стеной. Секунда – и из темноты показалась черная уродливая голова монстра, которая втянула запах Лесли через разрезы ноздрей, стараясь точнее определить местоположение охотницы. Не оборачиваясь, девушка изо всех последних сил стала взбираться наверх, придерживая одной рукой рысенка, а другой – подол платья, стараясь не обращать внимания на кровавые, местами скользкие ступеньки. Неожиданно она почувствовала, как кто-то ухватил ее за ногу и теперь тянет вниз, пытаясь заставить опять свалиться.
– Не смейте трогать меня! – закричала Лестина, отбиваясь от рук зомби, что вылезали из всех возможных щелей, каблуками, молча радуясь собственной гибкости и спортивности. Кинжал остался где-то внизу, а руки были заняты, так что острые грани невысоких каблуков были единственным ее оружием сейчас.
Твари шипели от боли, когда инородный объект раз за разом врезался в их мягкую плоть, проходя условно живые ткани насквозь. Дыхание периодически сбивалось, но вампирша не сдавалась, помня про обещание. Рысенок, совсем выбившийся из сил, больше не был способен помогать охотнице когтями, так что девушке пришлось защищать и его… ценой собственной жизни, если бы пришлось…
Лесли чувствовала… Или нет, знала, что этот рысенок не был просто диким животным. С самого момента их встречи она поняла, что он был чем-то, – вернее, кем-то – очень важным, кем-то, без кого она просто не сможет жить дальше в полную силу. Нынче, несясь вперед, прижимала к груди теплый трясущийся комок, шепотом обещая, что ни за что не даст его в обиду. В один миг котенок поднял голову и внимательно и осознанно заглянул ей в глаза. Его взгляд будто говорил о том, что сейчас должно произойти что-то невозвратимое. В этих серовато-зеленых глазах так и читались тоска и полное отчаяние.
– Я не сдамся! – голос Лестины прорезал пирог тишины насквозь, заставляя разойтись на несколько ровных четвертинок. – Что бы ни происходило, я никогда не сдамся! Слышишь?! Мы выберемся отсюда! Выберемся!..
Девушка яростно закричала, вкладывая в этот звук всю свою силу и напористость. Что-то холодило ее душу, как осколок льда, что вонзился прямо в ожившее горячее сердце, отчего взгляд девушки застилало временами белой пеленой какого-то тумана; что-то больно жалило грудь, когда Лесли карабкалась вверх, цепляясь за ступени, что уходили резко к потолку, к каким-то белесым косым лучам света, будто бы она лезла на забытый небесами маленький чердак у самой крыши современной высотки в поисках собственного спасения, которое обещала себе, рысенку…
Сомнение. Сомнение, что она сможет выполнить свою клятву – вот что липким червем сковывало всю ее, когда она бежала по призрачной нити от одного берега к другому, а под ее ногами уходила вечно вниз бездна неизбежности. Что бы ни сулил этот свет впереди, дотянуться до которого она желала больше всего на свете, сомнение, отчаянное сомнение противилось изнутри, заставляя дышать тяжелее, находить во тьме ступени медленнее, подниматься все с большей неловкостью и неуклюжестью с каждым сделанным шагом. Рысенок, которого вампирша несла с собой у самого своего сопротивляющегося окоченению сердца, едва ли подавал признаки жизни, что резало скальпелем ледяной стали по душе Лестины; что-то трепетало в ней самым живым огоньком от одной только мысли о том, что она может суметь, что на горизонте есть один малейший шанс на спасение, пусть он и таял на глазах и разносился прахом от любого раздражителя, чуждого той пустоте, где он был взращен. Все мысли прочь. Прочь угрызения души о несбыточном прошлом. Она бежала по замкнутому кругу, с каждой новой дугой проваливаясь все глубже в черную вязкую трясину тоски, какую навевали спасительные лучи впереди, не приближающиеся к девушке, сколько бы она ни бежала. Это не должно стать ее концом! Это просто не может быть эпилогом ее краткой жизни в бегах, ради которой она прошла через столько огней! Она не из той элиты охотников всем своим существом! Ее не стереть чуть теплым пламенем перемен, от какого плавились, как восковые свечи, другие… Никогда! Лесли рванулась вперед, ускоряя свой бег, рванулась еще и еще… Никогда! Последние несколько кривых ступенек мелькнули пред ее глазами, как отдельные безотносительные кадры безумной пустой киноленты, какой была в ее глазах вся прежняя ее жизнь, если не этот миг… Лучи не обжигали и не слепили, но наоборот: выхватили ее из тьмы и обрушились звездными волнами, умыв ее своим живительным блеском, придав ей самой сил, засветив угасшую свечу ее надежды, разгоняющей полумрак опасений… Ей требовался лишь один последний рывок. Тот, что отсечет концы той веревки, что петлей стянула ее шею там, в темноте внизу, обрубит удавку и скинет ее обратно, наконец, избавляя от всего и, в том числе, от того монстра, что пытался убить рысенка… Ее рысенка. Ее маленького испуганного зверька, что еще не стал опасным кровожадным хищником, взрослея без матери, какая могла бы поднять его на лапы раньше. Наверное, в какой-то мере таким же беспомощным по своей природе зверьком являлась и сама Лесли…
Стиснув зубы и мысленно умоляя, чтобы детеныш на ее руках потерпел еще мгновение, вампирша согнула ноги в коленях, отпустив ткань одеяния, и положила свободную ладонь на ступень прямо перед собой. Если правильно рассчитать свои силы, то она сможет просто оттолкнуться и взлететь вверх. Всего секунда. Один вздох. Одно молчание и одно одиночество… Нет, не одно. Два. Два одиночества и один глоток воздуха на двоих, что тонули в крови. Лестина напружинилась, подобно кошке перед броском, и толкнулась, придавая стынущему бездвижному воздуху форму. Идеальная траектория, по которой полетели вперед двое, что совпадала точно с той линией, какую прочертила вампирша в своей голове, должна принести их прямиком на тот выступ, каким завершалась бесконечная лестница, а значит, и мучительный бег через силу и усталость… Должна, если бы только Лестина учла, что может поскользнуться и потерять равновесие…
– Нет! – гневно закричала девушка, что было силы вцепляясь в ступеньки. – Нет!
Чудовище позади, что протискивалось сюда с трудом из-за своего роста, но все же продолжало следовать за ними, было уже совсем близко…
– Прости, малыш… Я не хотела! – резко переключившись на рысенка, с сожалением и горечью произнесла охотница.
Она уложила обмякшую тушку, довольно тяжелую для того маленького котенка, каким казался этот детеныш, на открытую ладонь, а потом совершила, – настолько, насколько это было возможно, – аккуратный замах и легонько бросила зверя вперед. Глухой удар. Единственная надежда на то, что детеныш не расшибся… Это могло его спасти…
Сама же Лестина зашипела сквозь зубы, когда ощутила удушающее дыхание той твари с нижнего уровня за своей спиной. Кем бы ни был этот уродливый монстр, ему сегодня не достанется ничего! С яростью дернув подол платья, что зацепился за зубастые ржавые искривленные грозди, которые еще удерживали рассохшиеся доски лестницы в первозданной последовательности, оставляя на ступенях большой клок черной ткани, на себя и освободившись, вампирша оттолкнулась от досок еще раз, изорвав свои перчатки в лохмотья, и все-таки вылетела наверх, приземляясь на пол. Стремительно распрямив спину, Лесли подскочила обратно к лестнице, на которой раздавался приближающийся стук когтей монстра, и, приметив деревянный люк, которым, должно быть, обыкновенно закрывалась эта самая лестница, с размаху захлопнула створку и заперла на засов. Только тогда, когда безглазая слепая тварь врезалась в преграду головой, беснуясь в собственном бессилии и злобно рыча, Лесли, наконец, осознала все, что было сейчас, и шарахнулась с неприкрытым ужасом прочь от люка.
Непостижимо… Она смогла выбраться из этой безвыходной ситуации! Не думая о том, где оказалась, Лестина просто свалилась на пол и зашлась долгим полоумным смехом, каким смеются разве что те, кто пережил смертельно опасную ситуацию, или же те, у кого сильно расстроены нервы. У нее все получилось… У нее все получилось!
Девушка с наслаждением раскидала руки и ноги в разные стороны и закрыла глаза, делая несколько глубоких вдохов. Даже воздух здесь был каким-то иным. Нет, не таким свежим, какой дует на широкой свободной улице вечернего Лезертона, и не настолько же напоенным Речной прохладой, но здесь он все-таки явно циркулировал, как циркулирует воздух в закрытом, но хорошо вентилируемом помещении. Можно дышать. Лесли с уверенностью сорвала самодельную маску и отшвырнула ее от себя, когда вдруг где-то сбоку раздалось шуршание, а потом ускоряющийся цокот когтей по полу. Вампирша хотела было уже подняться, мигом сбросив с себя расслабление, сразу же вернувшись к прежнему своему состоянию, но что-то не дало ей этого сделать.
«Неужели еще одно чудовище?!» – в затравленной панике подумала девушка, однако вместо когтей, что должны были бы покромсать ее на кровавые ошметки, на ее грудь запрыгнуло что-то мягкое, заставляя уронить со стуком голову обратно на пол.
В глазах, глядящих безвольно на белый потолок и роскошную хрустальную люстру, появились пушистые лапы, а потом в поле зрения девушки показался и весь виновник шума целиком.
– Рысенок! – радостно вскричала Лесли, поднимая пушистое тельце на вытянутых руках и глядя на невредимого, счастливо размахивающего маленьким пушистым хвостиком рысенка, пытающегося замурлыкать. – С тобой все хорошо, малыш?
Оказавшись вновь на полу, детеныш игриво припал на передние лапы и подпрыгнул, очевидно, тоже радуясь чудесному спасению. Пролежав без движения минут семь или восемь, Лестина со вздохом поднялась и, потрепав встрепенувшегося котенка по голове, с интересом огляделась.
– Где это мы? – спросила вампирша, замечая резкую разницу этого яруса с предыдущим.
Вполне закономерно у нее тут же возник оправданный вопрос: сколько вообще уровней скрывалось все это время над ее лесным убежищем, о котором она успела позабыть? Судя по тому, насколько все выглядело нетронутым, вряд ли кто еще бывал в этом странном здании. Но, с другой стороны, почему тогда все выглядит таким опрятным, будто бы кто-то прошел здесь с уборкой меньше минуты назад?
Во все стороны, куда ни посмотри, раскинулся прекрасный холл с полами белого мрамора и стенами, выкрашенными в нейтральный, но приятный глазу цвет. Умиротворенную обстановку довершала изысканная мебель и тихая расслабляющая музыка, льющаяся откуда-то сверху. Пройдя к одному из обитых бархатом диванов, Лесли окинула взглядом маленький столик, на котором стояла чашка с чаем и были разбросаны всевозможные журналы. Ни мало не смущаясь, рысенок, вновь почувствовав какое-то колебание своей путеводной, взявшейся направлять двоих в этой загадочной головоломке, легко вспрыгнул на столешницу и стал лапой раскидывать в разные стороны брошюры, ища что-то среди бесполезных обложек, что с шумными, отдающимися эхом в стенах, хлопками падали на отполированный пол. Наконец, это нашлось. С взглядом, полным преданности, котенок поднял зубами небольшой календарь и положил его перед Лестиной.
– Что там? Что-то важное? – вслух подумала девушка, беря календарик и начиная его перелистывать. С тем, как страницы оказывались на просмотренной половине, выражение вампирши становилось все более испуганным и недоуменным одновременно. – Что это, рысенок? – произнесла она дрогнувшим голосом, в конце концов, бросая на стол раскрытый альбом.
Листы этого разворота уже были совсем лишены дат и месяцев, что и на предыдущих страницах с каждым новым открытием делались все неразборчивее и беспорядочнее, а вместо дней и ячеек белый пласт бумаги был украшен несколькими размашистыми красными кляксами и одной-единственной надписью.
Tomorrow…
По характерному запаху железа Лесли безошибочно определила, что перед ней лист, запятнанный чужой кровью.
«Что за кошмар?..» – потрясла голову охотницы лихорадочная мысль, но постепенно здравый смысл взял верх над необъяснимой тревогой, и Лестина все-таки поняла посыл детеныша. – «Ну конечно. Это же дикий зверь. Это нормально, что его привлек запах крови, он же всего лишь голоден…»
–Ты хочешь есть? – спросила у котенка вампирша, на что тот ответил каким-то радостным и даже осознанным взглядом, спрыгивая обратно вниз.
Смекнув, что холл, скорее всего, принадлежит какому-то отелю, если верить его внешнему виду, Лесли поискала по помещению взглядом, сразу же замечая, что вестибюль не имеет ни окон, ни дверей, окромя только того самого деревянного люка в полу, что может означать только одно: пусть даже это холл, но едва ли гостиницы. Уже тогда, когда к девушке подобралась та самая мысль, какая объяснила бы и поставила все на свои места и какую ни в коем случае нельзя прерывать, дабы не утерять навсегда, взгляд Лесли зацепился за стойку ресепшена. Идея тут же отступила, зато появилась новая надежда на то, что охотница здесь не одна.
– Пойдем, малыш, – обратилась она к терпеливо ожидающему ее рысенку, начиная двигаться в сторону кремового «прилавка». – Попробуем найти для тебя еды.
Стойка оказалась пуста, что тут же напрягло вампиршу, но она все равно протянула вперед руку и позвонила в звонок. Приятный мелодичный звон огласил музыкальную тишину, впрочем, напрасно: ни через минуту, ни через три, ни после еще нескольких сигналов никто не вышел на звук, а в пустующем помещении будто бы стало немного темнее по углам.
«Кажется, наступает что-то вроде вечера?» – с тревогой подумала девушка. – «Значит нельзя ждать просто так? Почему что-то подсказывает мне, что нам нужно уйти отсюда раньше, чем станет темно?»
Словно бы услышав и поняв ее мысли, рысенок с раздраженным шипением отошел от ресепшена и побежал в другую сторону. Развернувшись к нему, Лестина увидела уходящую к самому потолку мраморную лестницу, которую раньше не заметила.
«Опять ступеньки! Да что ж такое?!» – возмутился внутренний голос. – «Да сколько же можно?»
«Вы и так потеряли очень много времени зазря. «Ночью» здесь определенно опасно,» – возразил ему другой. – «Давай вперед! Если рысенок идет куда-то целенаправленно, то просто иди за ним. Не знаю, чем это объяснить, но он точно знает, что делает…»
И вот снова застучали каблуки, пересчитывая выступы, и снова послышались впереди мягкие скачки, с какими детеныш перемещался между ступеньками, ища заранее нужную дорогу. Когда Лестина стояла внизу, в холле, она думала, что каким-то образом попала из подземелья сразу в изысканный дорогой отель, и надеялась хотя бы на то, что идти здесь, в этом странном здании, будет приятнее и легче. Отчасти ее ожидания оправдались, так как коридоры действительно стали куда шире и просторнее, освещаясь ярким ровным светом настенных светильников и люстр, но, с другой стороны, вампирша разочаровалась, когда вся роскошь «отеля» осталась на первом этаже, довольно-таки резко сменяясь обшарпанными старомодными обоями, простенькими небольшими люстрочками и опять деревянным, хотя и добротным и ровно выкрашенным в красный полом. Каждый лестничный пролет заканчивался недлинным коридорчиком, в который выходили расположенные парами двери с номерами на них, и очень скоро девушка сделала вывод, что оказалась в какой-то недорогой, но вполне уютной и чистой гостинице.
«Я могла бы здесь поселиться,» – размышляла охотница, держась за простые, но надежные перила, какими была оснащена четкая последовательность удобных ступенек. – «Когда б ни подземелье и не это странное отсутствие звуков и одиночество, эта гостиница могла бы стать для меня идеальным пристанищем. Не похоже, чтобы здесь когда-либо бывал какой-нибудь магический люд. Думаю, другие охотники даже знать не знают об этом месте…»
Даже вопреки тому, что здание было совершенным во всех направлениях геометрии, а главное, совершенно пустым, Лестина почти не ощущала какой-либо тревоги или угнетения, а скорее наоборот: тишь заражала ее своим удовлетворительным спокойствием, чему Лесли не противилась и не пыталась противиться. Уже тогда, когда вампирша стала всерьез задумываться о том, чтобы остаться, где-то внизу, на несколько десятков пролетов ниже того места, где стояла девушка, будто бы от сквозняка хлопнула со скрипом оставленная по чьей-то невнимательности приоткрытой дверь, а вверх прошла взвившаяся от этого волна резкого ветра, настолько сильная, что все картины на стенах коридоров и все комнатные растения в горшках повалились на пол, а самой Лестине пришлось вцепиться в перила, чтобы не улететь, и придержать ногой шипящего рысенка, которого снесло к ней на ту же ступеньку. Снизу разнесся многократно усиленный эхом туманный голос, очень напоминающий человеческий, но разгоняющий по коже мороз, а потом все стихло. Одни только лампы стали еще более блеклыми: «ночь» неумолимо приближалась.
– Да там кто-то есть! – обрадовано воскликнула Лесли, разворачиваясь и начиная бегом спускаться. – Стойте! Подождите!
Девушка уже мысленно составляла для себя фразы, с помощью которых будет объясняться с тем, кто вышел из своего номера в коридор, будь тот хоть кто, когда вдруг споткнулась обо что-то, вынужденно останавливаясь. Это был рысенок. Прижав уши и зашипев, детеныш подошел к ней, осторожно взялся зубами за подол ее платья и потянул на себя, как бы умоляя вести себя как можно тише и продолжать подниматься.
– Малыш, – мягко начала вампирша, даже не задумываясь о том, поймет ли котенок ее или нет. – Я знаю, ты напуган и голоден. Тот монстр очень напугал тебя. Но нам нужно найти кого-то, кто сможет нам помочь. Там внизу кто-то был, он может подсказать нам, как отсюда выйти. Пойдем скорее, пока он не ушел далеко!
Но только она попыталась сделать шаг, как рысенок с явно читаемым отчаянием замяукал и вновь потянул ее вверх, не позволяя спускаться.
«Пожалуйста, только не туда! Там очень опасно!» – отчетливо кричали его глаза. – «Стой! Нам нужно вперед! Наверх! Наверх!»
«Он просто думает, что кругом монстры,» – решила Лесли, подбирая его с пола и начиная осторожно спускаться. – «Какой же он забавный…»
Какое-то время рысенок просто с отчаянием глядел на девушку, будто бы надеясь на то, что она все-таки одумается, а потом не выдержал и стал рьяно вырываться, выпустив когти. Лесли вскрикнула, когда острые коготки пронзили ее руку, но не остановилась.
– Что на тебя нашло? – с едва уловимым раздражением спросила вампирша, ускоряя шаг под громкое шипение и вопли. – Чего ты так боишься?
Тех мест, откуда мог идти голос, было не так много, как и пролетов, на которых они располагались, но охотница была настроена решительно, поэтому, не жалея собственного времени, забегала в каждый коридор и стучала в каждую дверь, открывая все незапертые и обыскивая номера. На удивление ни в одной комнате этой гостиницы не было ни одного окна, а все свободные места на стенах занимали картины, среди которых были исключительно натюрморты и пейзажи. Точно таким же необычным казалось и соотношение лестниц и пролетов: ни один коридор не был отделен от самой лестницы дверями, а свободных пролетов, какие находились между каждым десятком ступеней, которые не переходили бы в очередной пустой коридор, и вовсе не было. Тот, кому принадлежал голос, будто бы сквозь землю – вернее, в этом случае, сквозь подземелье – провалился: сколько раз Лестина ни перепроверяла саму себя, никто не появлялся ни в одной из комнат. Добежав до последнего хода, что отделял ее от основного холла, Лесли прошлась по всем номерам, все так же не обнаруживая ни души. Разочарованно выйдя обратно в коридор, девушка направилась к ступенькам, все еще насильно удерживая на руках рысенка, что не унимался и кричал всю дорогу, когда что-то неожиданно привлекло ее взгляд.
Обернувшись, Лестина увидела зеркало в полстены, в котором ее отражение и рысенок послушно повторяли все действия двоих. Странно… Разве это зеркало висело здесь, когда вампирша поднималась в эту гостиницу в первый раз? Медленно подойдя к раме, охотница остановилась, глядя на саму себя. С другой стороны стекла смотрела на нее бледная черноволосая девушка с пронзительными красными глазами. Наблюдая за отражением, вампирша одернула запачканное кровью черное платье чуть ниже колена с разорванным этакими «общими трудами» подолом и провела рукой по лоскутьям ткани, что остались на левом предплечье вместо оторванного для маски рукава, а затем кое-как оправила спутанные волосы.
– Замолчи уже! – довольно резко бросила она рысенку, на секунду отводя глаза от зеркала. Котенок будто бы решился делать все в точности наоборот, переходя на уже совсем истошные вопли, что разносились по коридору, скрываясь в отходящих местами старых обоях.
Прошипев что-то, вампирша повернулась обратно к зеркальной поверхности, чтобы в последний раз взглянуть на себя перед тем, как отпустить детеныша и отправиться обратно наверх, куда ему было так надо, но вдруг в зеркале что-то шевельнулось. Приглядевшись внимательнее, – ведь это точно была не она и не рысенок – Лесли внезапно увидела то, что заставило ее мгновенно оцепенеть. Холодные тиски ужаса сковали всю ее прямо как в подземелье, когда из-за двери, отражающейся за спиной вампирши, что с медленным скрипом отворилась сама по себе, показалась узловатая сухая прозрачно-белая рука, что сжимала дверную ручку. Створка со скрежетом отодвинулась еще сильнее и пропустила вперед призрачную фигуру в рваных одеждах. Лицо силуэта, походившего по своим очертаниям на обыкновенного человека, было разодрано в клочья, и оттого по щекам мертвеца, что шаткой походкой приближался к девушке, стекала слезами кровь, капая гулко на пол. Рысенок в руках Лестины издавал визг и метался, словно бы сходил с ума, а сама охотница не могла даже пошевелиться, мертвенно-холодной рукой сжимая маленькое пушистое тельце все крепче и крепче, не смея шелохнуться, таращась в зеркало. Хрустя костями, мертвец подходил к Лесли ближе и ближе; она чувствовала такое жжение, будто к ее телу приложили кусок льда, что мог оставлять серьезные ожоги.
Фигура медленно вытянула вперед костлявую руку и докоснулась до щеки вампирши, что та поняла только по отражению в зеркале, так как прикосновение было неощутимо. Откуда-то из-за спины окровавленного силуэта, что стоял вплотную к девушке, подул порыв морозного ветра, и вампирша, решившись, наконец, отвела взгляд от мертвеца, глядя туда, откуда летел упруго направленный воздух. Раздался повторный скрип, и дверь, открываясь настежь, открыла и то, что скрывала за собой. Это была пустая комната с укрытыми зеленовато-бело-серой ровной плиткой стенами и полом, освещаемая резким искусственным светом, напоминающим ультрафиолет в том понятии, в каком всегда представляла его себе Лестина. Отражаясь от плитки, свет невыносимо жег глаза, но охотница не отрывала взгляда, продолжая смотреть сквозь пелену пестрых пятен. Лучи светили на кресло, что стояло посередине помещения… Кресло со стальными оковами и цепями, все вышеперечисленные из которых были вымазаны кровью, как и сам кожаный материал. Бурая запекшаяся субстанция корочкой покрывала весь пол под предметом мебели, по плитке которого были разбросаны ржавые пыточные инструменты. Мертвец издал булькающее рычание, и, переведя взор обратно на себя, Лестина увидела, как очертание взмахнуло своей единственной рукой, разрезая острыми пальцами воздух. Сначала ничего не происходило, вопреки тому, что силуэт продолжал необъяснимо шевелить рукой, но потом прямо по горлу отражения девушки стали проявляться кровавые, прорезанные чем-то острым буквы с такой скоростью, будто бы кто-то писал их на бумаге без всяких усилий. Судорожно прижав к коже ладонь, Лесли заметила, что отражение больше не повторяет за ней, безвольно ожидая своей участи.
Tomorrow…
Откуда-то из холла раздался мелодичный перезвон старинных часов с маятником, после чего прозвучало одиннадцать отчетливых ударов. Мертвец в зеркале развернулся и беззвучно уплыл за дверь, распластываясь в своей прежней позе в пыточном кресле, и деревянная створка громко и резко хлопнула, заставляя вампиршу крупно вздрогнуть и выронить рысенка, что тут же с воем помчался к лестнице.
– Господи!.. – вырвалось панически у Лестины, когда ее отражение в зеркале под неестественным углом свернуло голову и закрыло глаза. Девушка попятилась от неподвижной более картинки, но тут копия вдруг вновь раскрыла очи, что засветились тем фиолетово-белым светом, и начала плакать кровавыми слезами, как и тот самый мертвец. Чем больше красных капель неровными дорожками скатывалось по щекам, тем бледнее становилась привычная красная радужка. Начиная понимать, что происходит, Лесли помотала головой, словно бы понадеявшись на то, что видение уйдет, но это ничего не исправило, и только яснее окрасило глаза отражения в ярко-голубой оттенок.
– …Нет… – пробормотала охотница, ударяя себя по щеке, закрывая глаза, дергая себя за волосы, силясь любым способом прогнать страшную картину. – Нет! НЕТ!
«Завтра будет слишком поздно…» – прошептал в голове девушки какой-то голос.
Кровавая надпись на теле отражения сверкнула настоящим пламенем, гипнотизируя и парализуя вампиршу ужасом.
«Завтра будет уже слишком поздно…»
Зеркало зашаталось, поползло вниз по стене, а потом, под действием земного притяжения, сорвалось и упало на пол, разлетаясь на несколько тысяч осколков.
Простояв секунду на одном месте, переваривая все произошедшее, в следующий миг Лесли отпрянула с криком и понеслась, как-то бессознательно бормоча, следом за рысенком, который уже преодолел пару пролетов.
– У меня остался час… У меня всего час…
Только теперь, пробегая все эти бесконечные коридоры и пролеты вновь, вампирша заметила, насколько стало темно: тусклого рассеянного света ламп и светильников, повторяющих природный световой цикл суток, едва ли хватало для того, чтобы разглядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки, а по углам и вовсе рисовались мягкие черные тени, наводящие жуть. Теперь ступеньки казались куда круче и словно бы были расположены дальше друг от друга, будто нарочно замедляя бег, а силы заканчивались быстрее обычного. После того, как то странное действо дошло до открывающейся двери, во всей гостинице стало так холодно, что ныне изо рта девушки на выдохе вырывались клубы пара, а по стенам ходов разве что не вырос иней. Казалось, что все было специально подстроено так, чтобы рассеять внимание Лестины и не позволить ей спастись, а когда ей все-таки удалось вырваться из ловушки и быстро вернуться в реальность, – чтобы только не позволить ей успеть уйти за оставшееся время, до того, как циферблат часов отсчитает начало новых суток. Тогда для девушки будет уже слишком поздно… Однако при всей хитрости тот, кто отвечал за все это мракобесие, определенно не учел того факта, что вместе с Лесли в это здание попадет еще и ее загадочно опытный компаньон – по совместительству и проводник, – который будет сразу же вести ее правильным путем, исключая все временные петли, куда она могла бы угодить.
Пролеты были бесконечно длинными, а ступеньки никак не хотели заканчиваться; Лесли и рысенок выбивались из сил, и только осознание того, что отдых стоит жизни, подталкивало бежать дальше. Именно в тот момент, когда стены вновь сузились, напоминая все больше оставшееся внизу подземелье, а лестница стала совсем чердачной, уходя наверх все круче и круче, где-то, если верить ощущениям, в холле разнесся рев, который, без сомнений, выдал в своем звучании именно ту двухметровую слепую, но агрессивную и опасную тварь, которой удалось прорваться сюда. Через тот ли люк? – Вряд ли. В момент единственной передышки, которую милосердно позволила двоим судьба, Лестина уже задумывалась о том, сколько лестниц из подземелья могли вести наверх. Однозначно те многочисленные ходы и коридоры, какие встречались на пути двоих, куда-нибудь да вели. То есть, нельзя исключать такой вариант, что помимо первого люка, в который пролезли рысенок и девушка, в этом странном месте есть еще несколько таких и, учитывая то, что первый был открыт, вполне возможно, что и остальные тоже… Пришедшая мысль поразила сознание Лесли подобно грозовому разряду.
«Стой!» – протяжно заорал голос в подсознании. – «Назад! Ты должна вернуться и закрыть все остальные люки, пока через них не полезли все виды уродов из подземелья!»
«Ни в коем разе!» – запротестовал второй. – «У тебя нет на это никакого времени!»
И то было верно: вернись сейчас охотница вниз – и потом для нее уже не будет смысла подниматься еще раз. Мысль о том, что серьезно стоит прекратить сообщение между двумя ярусами этого сумасшествия, была вполне разумной и очень даже дельной, но вот невозвратно убегающие вперед секунды… Нет, нельзя возвращаться. Даже идея о том, что возможно вернуться и еще раз обежать все номера гостиницы, неизбежно опять натыкаясь на разбитое зеркало, казалась с любой стороны просто дикой.
В крови плясал настоящий пожар, когда Лестина взбиралась за рысенком в полной темноте. Она буквально слышала в своей голове шаги лап догоняющего ее чудовища, отстукивающего пройденные метры когтями в такт щелканью секундной стрелки. Девушке осталось очень мало… Она едва ли сможет наверняка выбраться отсюда… Можно ли сбежать оттуда, где нет разграничения между небом и землей? В ее ли силах уберечь себя, если она толком даже не знает, где находится?.. Отчаяние подступало к глазам едкими слезами, а в груди что-то трепетало, разламываясь на части и обваливаясь в какую-то невосполнимую пустоту… Может, по этой самой тьме она бежала сейчас? Может, в этот мрак по досадной своей ошибке затащила еще одну маленькую невинную жизнь?.. Еще одно хрупкое, познающее наивно мир одиночество… Ей жаль… Она не хотела навредить… Она не виновата в этом, но будет винить себя столько, сколько еще будет видеть свет в своих мутнеющих глазах…
Рев чудовища внизу добавлял сил и той тупой ярости, какой придерживаешься в последние секунды своей борьбы, когда не сдаешься до крайней капли крови только назло своему противнику, одной его неспособностью быстро убить играя на его и без того больном самолюбии, раззадоривая лишь его чувства, что отключат рано или поздно разум, не давая пойти другим, рациональным путем для достижения своей цели. Зачастую этот путь гораздо легче, но это твое «последнее» упрямство… Твой противник завсегда злится, ломается, бьется в безнадежной агонии своего бессилия, – в какой бился тот монстр, когда Лесли захлопнула люк, – а тебе все же удается улизнуть… Но вампирше, наверное, уже не удастся… Да, она магическая по своей крови, ее не так-то просто уничтожить людскими способами. Но это место… Здесь она больше не Гарри Поттер… Она, может быть, погибнет. Но бороться должна. Во что бы то ни стало должна.
Лесли уже не удивилась, когда впереди замаячила дверь.
«Наверное, это очередная ловушка?» – устало предположила девушка, но рысенок вдруг замяукал, да так радостно, что она поняла: еще одна лазейка к возможному спасению.
Еще один ее шанс в этом месте, что медленно, но верно доводит любого такого, как и она сама, заблудшего до полного исступления. Еще один рывок; беспорядочный стук каблуков по оставшимся четырем ступенькам. Странно, но из щели, что оставалась под дверью, лился приятный золотистый свет, разрезая темноту чердака. И было в этом сиянии что-то родное… что-то такое, чему хотелось безоговорочно довериться, что вампирша и сделала, дернув ручку на себя, влетев с рысенком в комнату, а после со всей силы хлопнув дверью пред самой безликой головой монстра. За миг до того, как слепое существо стало ощупывать своей поганой ручищей дверь, ища ручку, девушка успела повернуть тяжелый ключ, что с начала своего странного похождения везде несла с собой по «велению» котенка, в замочной скважине, так что все попытки твари подземельной пробиться в помещение оставались бесплодными, хотя чудовище не сдавалось. Решив все-таки выяснить, где спряталась на сей раз, охотница обернулась, одновременно поражаясь и отчаиваясь.
Лестина оказалась в дивной комнате, стены и потолок которой были сделаны из сетки идеально квадратных стеклянных окошек, отполированных до такой прозрачности, что, казалось, пол помещения просто парил в воздухе. За многочисленными окнами рисовался фантастически красивый земной закат с нежными переливами розовых в алые и янтарные и тонкими лилово-золотистыми облаками, лежащими на бархате угасающего солнечного луча ровными пушистыми грядами. Где-то у самых Небес разгорались первые звезды. Опустив взгляд чуть ниже, Лесли ужаснулась увиденному, тут же забывая и про уют поднебесной комнаты, усеянной блеском звездных декоративных гирлянд, уставленной всевозможными комнатными фикусами всех окрасок листвы, и про тонкое изящество самих небес… Напротив комнаты стояла многоэтажная зеркальная высотка. Небоскреб. Значить одинаковая высота обзора может только одно… Скосив глаза вниз, девушка увидела лишь туман, что помогло избежать головокружения, какое начиналось у нее на слишком большой высоте… Но даже сама близость солнца к крыше не позволила бы убежать истины: двое находились внутри точно такого же небоскреба, в единственной комнате, что расположена на самом верху. Отсюда нет выхода. Его и не было никогда. Вампирша отвернулась от прекрасного вида и устремила взгляд в летний полумрак комнаты. На пушистом коврике, который устилал всю ширь деревянного паркета, сидел рысенок, по-котячьи перебирая ворс лапками.
«Почему ты так спокоен?!» – захотелось истерично закричать Лестине, когда в ответ на рычание чудовища за дверью он лишь зевнул и свернулся калачиком, ложась на подушки. – «Наше время пришло! У нас меньше пяти минут! Куда ты привел меня?!»
Вслух она лишь тяжело вздохнула и села рядом с засыпающим котенком. Неужели это все, что они могли сделать?.. Почему они не остались в родном лесу?.. Почему сейчас негласно смирились?.. Такова их судьба от самого истока Времени?.. А что, черт возьми, может тут, в этом месте, быть иначе?..
Где-то внизу пробили часы, отсчитывая двенадцать роковых ударов. Визги и вопли чудовища за дверью набрали силу, и тварь стала биться о дерево всем телом, отчего из щелей в косяках сыпались опилки. Один удар, два… Еще один… Дверь слетела с петель, с каким-то бумажным стуком падая в углу, а монстр на четвернях понесся к двоим, «вскапывая» деревянный пол жуткими когтями. Лесли закрыла глаза, хотя так и не смогла сдаться мысленно всецело. Какая-то ее часть еще озлобленно щелкала челюстями, загнанная в тупик, но когда клыки твари сомкнулись на ее горле, ее веки распахнулись сами собой, а из горла вырвался непроизвольный сиплый хрип. Рысенка уже не было: монстр орудовал давно обагренными кровью маленького одиночества клыками. Последнее, что вампирша почувствовала – удар головы существа в свой живот, а потом было только колкое, разбившееся от ее веса стекло, свист ветра и давление воздуха на безвольно падающее тело… Через силу направив взор на комнату, охотница увидела жидкую тьму, что забирала с собой всю магию заката, чернильной бездной нефтяного пятна на океане расползаясь по небу и стирая собой весь мир ни во что. Стало совсем темно, и девушка услышала свой нечеловеческий – но и не принадлежащий вампиру – пронзительный долгий крик, что летел и летел, застревая в эластичных липких нитях разворачивающегося мрака… Что-то ледяное коснулось знакомо уже отделившейся от физического тела ее души…
И вдруг Лестина проснулась.
Глава 1. Шанс и новое начало
Рывком поднявшись с нагретого собственным теплом за ночь мха, Лестина вскочила на ноги, неизбежно ударяясь головой о потолок и шарахаясь в сторону от своего же плаща, с шуршанием съехавшего с плеч при резкой смене положения. Сердце гулко стучало в висках, а в боку невыносимо кололо: даже сейчас не воспринимая реальность отличной от внезапного кошмарного сна, мозг не соглашался с действительностью, оборачивая самочувствие так, будто все те страшные картины по-настоящему преследовали вампиршу, заставляя наяву пробегать ту же бесконечность лестничных ступенек. Оглянувшись назад, Лесли увидела лишь глухую земляную стену в полумраке дальнего угла; ни рысенка, ни всего мира, что прежде находился на верхних уровнях, не было даже намеками. Этот факт успокоил и расшевелил подсознание, все-таки позволяя разуму догнать и опровергнуть безумные идеи, что возникли сначала. Охотница вновь в своем убежище одна, она в безопасности. Все это был лишь сон… Но какой…
Девушка никогда прежде не переходила из яви в сновидения столь плавно и незаметно и не могла столь детально упомнить все повороты сюжета, который показался сущим бредом и бессмыслицей при повторном рассмотрении. Лестина действительно никогда не испытывала ничего подобного: даже сейчас, когда все нелогичности, наконец, сошлись и нашли свое объяснение, она все равно продолжала пребывать в каком-то странном смятении чувств. Ее искушенное в эмоциях сердце зачерствело когда-то совсем давно, когда еще толком не было настоящей, теперешней Лестины; его было не обмануть пустыми фантазиями и несбыточными замыслами. Вампирша никогда не верила ни во что, кроме той реальности, какая вечно ясно разворачивалась пред ее глазами; ее не интересовали какие бы то ни было теории и гипотезы, и лишь проверенные четкие факты имели место быть в ее разуме. Она не видела снов так давно, что ныне потерялась в своей же душе, и это вполне объяснимо и оправданно. Все, казалось бы, фрагменты ныне собраны в общее полотно, ни одна деталь не утеряна, и все кусочки на своих местах. Но почему тогда мысли Лесли по-прежнему блуждают где-то далеко-далеко?.. Отчего так неспокойно по-прежнему на сердце?.. Что заставляет ее опять пробуждаться и трепетать чем-то инородным сознанию?.. Для кого эта жалость?.. Сейчас?..
«Нет ничего лучше, кроме как привести мысли в порядок недолгой прогулкой,» – подумала охотница, подбирая темно-серый плащ с земли и накидывая его обратно на спину: утро выдалось на редкость прохладным для Южного Капельного Леса. – «Ничто не поднимает настроение прославленного охотника так, как полное одиночество…»
Тенью выскользнув из-под корней большого кедра, под которым располагалось укрытие, девушка бесцельно побрела вперед, уходя в свои мысли.
Лес, по которому она шла, встретил ее сладкой сумрачной прохладой после дождя, что лил всю ночь. У земли стелилась неуловимая белая дымка испарений, делаясь в припекающих лучах все более густой; в верхушках деревьев царил многоголосый птичий гомон. Однако не только исключительным своим внутренним теплом, не зависимым от времени года остальных земель, и обильной, временами доходящей до исполинских первобытных размеров флорой Лес славился как удивительное место. И сейчас, когда дождевые капли скатывались по листве, по стеблям и ветвям, падая вниз, и в любое время даже после самого кратковременного и незначительного дождика Капельный Лес делался действительно капельным. Сложно простыми понятными словами, лексически существующими в придуманных Землей языках, описать ту тонкую магию, какая устилала своими безбрежными крыльями бескрайнюю чащу всякий раз после дождя…
Каждый, кто хоть раз бывал здесь, мог бы с уверенностью заявить, что видел еще одно из подлинных чудес света, попав в Южную рощу и застав ее в самом лучшем ее представлении. Если вы сами возьметесь посетить Капельный Лес после этих хвастливых слов, то не пожалеете о своем решении никогда. На захватывающие фантастические виды можно смотреть бесконечно… Вот и Лесли, поселившаяся здесь раз, уже не смогла более уйти и противостоять желанию видеть все пейзажи вновь и вновь своими глазами, поэтому, едва ступив на травянистую землю, усеянную яркими потрясающими мистическими цветами, легко пружинящими, если наступить на их лепестки, сразу же поворотила в самое сердце чащи. Там, среди поразительно гладких корой высоких извилистых деревьев, кроны которых окрашены в зелени самоцветными всполохами всех оттенков спектра, на широкой изумрудной от трав поляне, чья поверхность от создания Мира укрыта Небесными письменами с символами Светил, рождается Река. Та самая Река, какая в свой черед дала когда-то Первым Поселенцам Место, изменив в древности свое русло, на котором теперь и стоит сам Лезертон…
Лестина уже не задумывалась о том, куда ступить, даже не пытаясь отвлечься от своих последовательных размышлений, когда пересекала цветочный луг, лежащий совсем близко от ее постоянного убежища. Ноги сами собой несли легкую вампиршу вперед; как невесомую пушинку подкидывало ее на пару метров вверх каждое соцветие, какое она выбирала опорой. Охотница надолго задержалась здесь в первый раз, не совладав с прыгучими цветами, которые тогда около часа швыряли ее из стороны в сторону, не давая сделать ни шагу вперед. Однако теперь опасаться было нечего: девушка быстро разгадала тогда секрет лепестков после того курьезного происшествия и научилась правильно группироваться и пользоваться своим маленьким весом, что, как оказалось, только ускоряет перемещения. Сейчас Лесли просто продолжала движение – с цветка на цветок, подобно трудолюбивой работящей пчеле; с нежно-розового на янтарно-золотой и бирюзовый, подобно чуткому художнику. Приторный аромат разных цветов мешался в один головокружительный, что мог легко заморочить дурманом сознание; соцветия совсем по-разному реагировали на вторжение вампирши, будто целенаправленно стараясь сбить ее с ритма, какой она чувствовала всем своим существом… – словом, даже на этом раннем этапе Южный Лес не был таким простым, как мог бы показаться, допуская к своей сокровищнице далеко не всех. Упорство и идеальное ориентирование – вот что помогало достичь Реки. Как можно догадаться, не каждому даровано такое сочетание; не каждый умеет отличать истинную красоту и магию от бесцветной пустоты; не каждый знает путь сюда. Поэтому, окромя Лестины, едва ли кто-то еще заглядывал сюда, бесстрашно углубляясь во владения эльфов – единственного коренного народа Леса, единственного приемлемого для чащи.
Ловко спустившись с последнего цветка, напоминающего отпечаток звериной лапы, девушка отряхнулась от пыльцы и пошла дальше, разводя заросли ладонями. Некоторое время Лазурная Тропа – одна только ведущая к Реке – просто петляла среди деревьев, то сужаясь, то расширяясь, словно бы Капельная чаща примерялась, – стоит ли пускать вампиршу сегодня? – а потом резко пошла вверх.
«Тенистые Холмы,» – машинально подумала охотница, слегка ускоряя шаг.
Последние пред Великим Истоком врата представились лавандово-лиловыми пригорками, идущими по обе стороны от Тропы волнами. По зарослям всех оттенков сирени бродили разнообразные магические звери со светящимися крупинчатым блеском шкурами, оставляя в травах свои путаные ходы и объедая необычные спиралевидные черные ягоды с цветущих все тем же фиолетовым растений. Тени, падающие на пустошь со стороны освещенной солнцем части рощи, давшие этому обширному лугу название, были здесь частыми гостьями, поэтому волнистые полосы не удивили Лесли, спокойно проходящую мимо. Куда больше бы ее интересовала другая загадка, когда б она была отвлечена от своего диалога с голосом разума. Обыкновенно животные Южного Леса боялись любого другого магического и человеческого народа, окромя тех же лесных эльфов, и разбегались от посторонних, если те все-таки умудрялись дойти досюда. Однако с Лестиной все было иначе: невзирая на то, что девушка являлась вампиршей, звери частенько подпускали ее до того близко, что она могла погладить кого-то из них, не напугав, и ответа с пояснением тому сама охотница не находила… Запретила искать.
Но вот Тенистые Холмы остались позади, и у Лазурной Тропы вновь выстроились ряды деревьев. Река ближе, чем могла бы быть, случись что-нибудь; она близка, как никогда.
– Я почти у цели… – пробормотала вампирша сама себе, стремясь быстрее преодолеть то маленькое расстояние, что отделяло ее от Реки. Пара десятков шагов – и ей открылось настоящее Чудо… Сбежав мягко с пригорка, Тропа исчезла, превращаясь в Реку…
Прямо перед вампиршей разлилось упругим перламутром в пастельную бирюзу широкое руслом течение, несущееся неустанно вниз и тем самым постоянно тревожа покой лежащего пластами блеска, который шел под напором самой природы хрупкими абстрактными узорами с мягкими неограниченными контурами, сливающимися друг с другом в водном потоке. Эта вода была собой настоящей в границах физических понятий, и она всегда становилась блеклой, чуть серой версией жидкости, если вдруг – не дай Небесные Светила такого ни Лезертону, ни Лесу, ни люду их – кому-то из немагических существ удавалось пробраться сюда в корыстных целях каким-либо образом. Лесли неслышно подошла легкой поступью к берегу белого мелкого песка с вкраплениями кристальной крошки, какую выносили животворящие Ключи Реки на Свет, рождаясь в древних богатых минералами подземных пещерах и гротах, и медленно опустилась на его поверхность, распределяя равномерно вес на колени. Людям – как раз тем алчным и лукавым существам, какие истребили некогда такое количество эльфов сами, – невозможно было быть допущенными к Великому Магическому Истоку Реки, куда знали врата одни только маги да эльфы… и еще Лестина. Здесь, под сенью этого священного места, запрещено было упоминать даже одно название народа, не имеющего в своих жилах магии, не то, чтобы позволять себе мысли о них, когда ты не из тех, кто живет здесь, в этой чаще, от самого своего появления. Вытянув к воде руку, вампирша опустила в толщу пальцы и совершила ими неуловимое движение, вроде того, какое совершает музыкант, перебирая струны арфы. Вода вокруг ладони Лестины прошла белой блестящей рябью, и та маленькая рана, оставшаяся еще со времен охоты на малолетнюю эльфийку прошлой ночью, тут же стянулась, впитывая обратно всю драгоценную кровь. Вздохнув, девушка подняла из течения конечность, оставшуюся абсолютно сухой, и перенесла точку опоры чуть вбок, упираясь спиной в ближайшее дерево, бросающее прохладную голубоватую тень, и подбирая под себя согнутые ноги. Тряхнув головой, чтобы убрать от глаз приставшие волосы, Лесли перевела взор обратно на Реку, следя взглядом, как магическая влага, походящая на ощупь на что-то невесомое и небесное, но никак не на воду, уносится вниз по течению, после падая в Развилке сотни крошечных Водопадов, камни которых поросли дивными нежными цветами, и как она рассыпается серебряным напылением по воздуху, орошая флору, подобравшуюся достаточно близко. В струях Реки играли многочисленные миниатюрные радуги, лучащиеся из соцветий молчаливых кувшинок… Здесь и жила Гармония… Только здесь был всегда истинный Райский Уголок, нерушимый своим умиротворением и благоговением перед Жизнью… Только тут смирялись все тревоги души и только тут можно было ощутить, что есть на самом деле Любовь-к-Жизни.
Лестина никогда не искала в своей беспорядочной, неравной сражениями жизни, имеющей лишь вид выживания, борьбы и вид бесцельного, в общем-то, существования, миг для того, чтобы о чем-либо задуматься. У нее никогда не было возможности поразмышлять о чем-то более далеком, чем о том, что имеет прямое отношение к практике. Охотнице приходилось завсегда быть для этого мира кем-то достаточно сильным, чтобы не погибнуть, а погубить. Такова суровая и жестокая ее реальность при ее происхождении – останови их, – не страхом, так уважением к себе, – или они раздавят и втопчут тебя в почву без следа. Выбирать не приходилось по миллиону разных причин, назвать которые без исключений можно и одним кратким предложением печатного слога… Но это только до тогда, до когда Лестина не оставляла свой прообраз безлико Лезертону, не становясь на данный ему момент ни угрозой, ни союзником, и не шла сюда, к Реке, где всегда царил священный покой. Теперь, сидя у этой воды, охотница позволила себе немного погадать о том, кто она есть. Она ведь и сама привыкла уже к сторонним, свыкнувшись с мыслью о том, что она по своей натуре полукровка и этого у нее уже не отнять. В этом объединении разных родов, конечно же, были и свои преимущества, но только в последнее время эта ее «особенность» сильнее обычного обострилась, не просто присуждая вампирше какую-то иную природной энергетику, которую немедля уловили другие члены охотничьей элиты, но ставя я-«физическое» самой девушки под удар: ей вновь пришлось идти сюда только для того, чтобы исцелиться…
Да, люди, по сути, отняли у вампиров их естественное оружие, заставив охотиться кинжалами. Но было и то, чего они забрать просто не могли: скорость, неуязвимость, категоричное отношение самого их существа к прямому солнечному свету… Лесли не была такой; страшная тайна избавила ее от всего этого когда-то, вынудив жить в отдалении, скрываясь от дневного Лезертона, ходить по улицам города пешком, избегая крыш и ламп фонарей, беречься от малейших ранений, какие люди называют умеренно-серьезными, и постоянно возвращаться к Истоку, как возвращаются все остальные магические существа, обращаясь к величайшей лечебной силе, когда что-то грозит им уже непоправимо. Для девушки таким «непоправимым» была не только любая рана, сулящая хоть какую-либо потерю крови, но и любое подозрение в сторону нее как охотницы, поэтому ей следовало соблюдать чрезмерную осторожность и являться в чащу только в светлое время, когда другие вампиры, не желая испытывать неудобства от солнца, занимались своими привычными скрытыми темными делами, попрятавшись под своими крышами в соответствии с собственным достатком… И все было бы хорошо, если бы одни только охотники были для Лестины таковой опасностью…
Время у Реки всегда пролетало незаметно: часы становились меньше минуты, а сутки оканчивались в пропитанном магией воздухе раньше вздоха. Сидя у воды и глядя на быстрое течение, Лесли действительно потеряла счет времени, тем самым обрекая себя на очередную необходимость не то побега, не то погоне-бего-преследования. Когда где-то слегка в стороне зашуршала листва в первый раз, Лесли не придала этому должного значения, но вот когда к шелесту, делающемуся все более и более активным, прибавился негромкий голос, сомнений уже не осталось. Встрепенувшись и мгновенно стряхнув с себя прежнее расслабление, Лестина стремительно поднялась своей черной фигурой, резко контрастирующей с цветовой палитрой Реки и окружающих ее зарослей природного изобилия, с земли и неплавным, резким движением вступила за дерево, заставляя свой плащ на миг взметнуться вверх. По Капельному Лесу пронеслись ветры, обогнув каждое-каждое дерево и каждый-каждый цветок, – так всегда бывало прежде, – и к берегам Истока вынырнуло воздушное расплавленное полотно, сотканное из цветочной пыльцы, древесной листвы, колдовского блеска и лепестков всех существующих оттенков, тут же расходясь над водой несколькими пестрыми неземными лентами. Из-за деревьев полился чистый высокий голос, и эти ленты стали сходиться в Небесные Символы, то делаясь ярче, что растворяясь в пении.
«Вспомнишь солнце – вот и луч,» – мысленно прошипела Лесли. – «Нужно уходить…»
Оглянувшись и быстро посмотрев на рощу, где звучал голос, вампирша не заметила никого из тех, кто с каждой секундой подходил к этому месту все ближе и ближе, подсчитывая оставшиеся для побега минуты. Если девушка поторопится, то еще успеет уйти раньше, чем клан заметит ее. Случись такое – ей не сносить головы: от глаз магов, что шли сейчас к Истоку, невозможно укрыть ни одной Истины.
«Хорошо… хорошо… Я успею!» – подбодрила саму себя охотница, накидывая на голову капюшон плаща и приготовляясь в следующий же миг оттолкнуться, чтобы взлететь на дерево, – опасный при ее уязвимости, но отработанный для максимального снижения этого риска сотни раз маневр. – «Подождать… Не спешить… Итак… Вот сейчас!»
Сорвавшись с места, Лестина подскочила к дереву и, напружинившись подобно ирбису, вспрыгнула на нижнюю ветку, достаточно толстую, чтобы беспрепятственно позволить ей удержаться. Здесь, на перекрестке трех ветвей, было достаточно прохладно из-за плотного полога листьев, который, подобно многослойному одеялу, непроглядно укрывал сие пространство, где могло бы поместиться все общество кеута без особого труда. Укрытие хорошее, но нужно двигаться дальше, пока еще есть такая возможность. Стоит помедлить – и Лесли придется сидеть на этом дереве еще целую вечность, пока чародеи будут обсуждать у Реки всевозможные свои магические бесполезности. Однако череда невезений для охотницы решила внезапно снова вступить в силу, так что ровно тогда, когда снизу раздались шаги, сопровождаемые топотом больших чьих-то лап, девушка, успевшая уже начать взбираться выше, чтобы легче перепрыгнуть потом на соседнюю крону, ощутила, как ветер, все еще поддерживающий лепестки и листья на весу, пролетел именно мимо того древа, на котором она находилась, опасно его раскачав. Прикусив язык, чтобы не вскрикнуть, вампирша изо всех сил вцепилась в крону, стараясь сохранить равновесие. Вот что угодно, только разве не упасть теперь на магов сверху! Этот клан, конечно, справедливый настолько же, насколько справедливы выдвигаемые им для всех этих земель законы, но с тем же невероятно жестокий, если того требует совершаемое правосудие. И коли известно по всем магическим угодьям, что продажным людям и вампирам, какие перебежали на их сторону дезертирами ради одного только богатства, путь к Истоку Реки заказан, так никто не станет сомневаться в мерах пресечения: магия клана Ватсвардэ наделила этот пустующий мир жизнью; этой семье подвластно испепелить ее в неведение невозвратно. Подтянувшись вверх на прямых руках, Лестина перевалилась через ветку и обхватила древесину руками и ногами, переводя дух и глядя вниз сквозь листья, раскачиваемые ветром. Дело совсем плохо: сегодня чародеи пришли все. Нельзя издать ни звука, иначе ее могут вычислить те существа, что от основания клана сопровождают неотступно семью.
Пение делалось все четче и четче, своим переливчатым звучаньем, очевидно, приближаясь к Реке, скоро став настолько отчетливым, что затаившая дыхание Лесли могла разобрать каждое слово короткой песни, повторившейся всего несколько раз и после того вовсе стихшей. На поляну легко вбежала маленькая девочка, на первый взгляд очень похожая на ту, какую вампирша зарезала недавно, но все-таки отличающуюся от эльфа. Это было невысокое магическое дитя с ярко-огненными глазами, радужка которых постоянно мягко меняла свой цвет, то переходя в ржаво-алый, то делаясь оранжево-рыжим, то «раскаляясь» почти до белого с искрой желтого. Девочка была еще совсем мала, но уже сейчас в ее идеальной осанке и грации, за которыми она старалась уследить тогда, когда вспоминала о том, что уже доросла до того, чтобы носить фамилию своего клана, угадывался ее будущий характер – своенравный, но приглушенный той добродетельной справедливостью и рассудительностью в исполняемых делах, какой от нее требовало даже толкование собственного существа: с древнего языка Небесных Светил род Ватсвардэ и именовался как Мудрая Справедливость. Девочка замедлила свой бег и перестала смеяться, тут же принимая серьезное выражение и распрямляя идеально ровно спину. Младшая из четырех выживших детей дочь была облачена в зеленое платье, меняющее свой отлив в зависимости от угла обзора, подобно симметрично ограненному без всяких видимых искажений и дефектов самоцвету, укрытое золотой непрерывной нитью орнамента, рисующего цветы Капельного Леса своими очертаньями, какие делались серебряными в свете солнца. Сквозь прозрачное полотно широких длинных рукавов одеяния, сужающихся ближе к запястьям, была хорошо видна ее молочная кожа рук, которая после сгиба локтя делалась нежно-сиреневой, как и ее щеки, усыпанные бронзовыми веснушками. По плечам девочки струились белокуро-русые шелковые локоны волос, забранные в толстые косы, плетенные в форме «колоска», завиваясь ниже пояса лозами молодого винограда. Голову магического дитя венчали золотые гребни, укрытые осколками драгоценных камней, сочетаясь прекрасно с корсетом той же отделки, какой стягивал ее тонкую талию. Приблизившись медленно к Реке своими невесомыми очертаниями, девочка наклонилась и погладила воду ладонью, что-то прошептав, отчего на поверхность всплыла буро-розовая ракушка с бежевыми полосами, какую она тут же подняла и спрятала за пояс. Отойдя после чуть в сторону, Тойя – так звали младшую Ватсвардэ – склонила почтительно голову, сведя опущенные ладони вместе, и замерла так. Лестина, наблюдающая за сим из своего укрытия, с трудом подавила едкий смешок: едва только младшая дочь клана повзрослела настолько, чтобы претендовать на Верховный Титул в случае гибели старших наследников, ее тут же превратили в этакую бесправную подчиненную без собственного мнения. Вампирша умела прятаться, умела слушать и знала этот Лес: Тойю, появившуюся прошлой зимой и уже прошедшую все необходимые первичные магические стадии, недолюбливали в семье, о чем она любила жаловаться самой себе, блуждая в одиночестве в вечерней чаще, чтобы прийти к единственному своему исходу и идеи того, что все могло бы быть еще хуже. После ее появления в клане перестали рождаться будущие правители: у Верховной Чародейки развился какой-то стремительный недуг, и все наследники не проживали и часа…
«И все-таки,» – размышляла Лестина, повиснув на ветке и прислушиваясь к происходящему внизу. – «Что маги Ватсвардэ делают здесь сегодня? Неужто вчера что-то помешало их традиционной встрече?»
Перебравшись чуть ниже к тому месту, где в сплошной листве была брешь, годная для обзора, вампирша осторожно выглянула на лужайку.
Заросли повторно расступились, пропуская на поляну еще несколько фигур. Впереди всех шел, опираясь на служащий и тростью, украшенный рубинами и лунными камнями черный посох, высокий старец с длинными белыми волосами и почти бесцветными, но зоркими глазами. Иногда оглядываясь, чтобы убедиться в том, что его клан следует за ним, – будто бы другие члены семейства могли бы разбежаться по Лесу и затеряться в роще – старый чародей тяжело переступал через корни деревьев, двигаясь точно к руслу Истока. На лице Верховного Колдуна, в морщинах которого отражался сам ход Времени и лёт столетий, за которые основанный давным-давно Лезертон знавал разные свои годы, ныне отражалась и другая печать – тоски, горя и утраты. Отец города, основавший этот мир в свою молодость и наделивший его Жизнью в свою зрелость, остановился около Тойи, повернутой к нему своими контрастно цветущими здоровьем и силами чертами, и тихонько ударил посохом по земле. В протянутых руках девочки соткалось небесно-синее покрывало с россыпью звезд, которое младшая наследница растянула так, чтобы на ткани не было складок. Проведя по полотну тонкими длинными пальцами, на которых ссохлась от древности дряблая кожа, Колдун-Основатель поднял ладонь и сотворил из воздуха другую магическую трость, принадлежавшую ранее Верховной Чародейке Клеодоре. Как только ветвь Золотого Векового Ясеня, декорированная кристаллами сапфиров, росших совершенными волнами вверх, и розовым жемчугом, легла на покрывало всей своей заключенной силой, Лестине стало ясно, по какому поводу собрались маги клана Ватсвардэ – семейства, владеющего разрядами и молниями туч. Кивнув дочери, Колдун Ситла, отступил назад, и Тойя вновь нагнулась над Рекой, опустив на воду звездчатую ткань с посохом. По водам Истока прошла белая рябь, в своих расколах сияя небесным светом, и покрывало с реликвией обернулось белой кувшинкой – такой, какими поросла вся Развилка Водопадов.
После того, как артефакт вернул магию Звездам и Светилам, на поляну вышло два одинаковых пепельно-серых зверя около двух метров в холке с темными «пыльными» и буроватыми пятнами на лоснящейся шерсти. Идентичные существа, в которых Лесли узнала по скругленным мордочкам, темным глазам и «кошачьей» походке двух африканских циветт, прошли до берега, высоко и торжественно поднимая лапы и беззвучно опуская их, волоча за собой плоский гладкий пласт, выточенный из коры, на котором лежала Клеодора. Когда циветты замерли, Ситла и Тойя подошли к ним с двух сторон, отцепляя кору от их спин. Отойдя за спину своего отца, звери превратились в двух юношей, похожих между собой только необыкновенно окрашенными глазами, один из которых остался черным, а второй окрасился в огненный, как и у младшей Ватсвардэ, но разных абсолютно во всем остальном.
Один из сыновей был рослый широкоплечий, и даже длинное широкое ало-багровое одеяние с символами животных Капельного Леса и «росой» из огненных опалов на подоле и концах рукавов – такие камешки люди именуют иногда мексиканскими огненными опалами – не скрывала его телосложения. Его острые черты смотрели холодной суровостью, а короткие вьющиеся волосы, украшенные фамильным венцом, могли бы по своей черноте ослепить самую пустынную и безлунную ночь. Это был Слувларк – «острое копье» или «защищенная крепость» – старший сын Ватсвардэ и второй по счету наследник клана.
Другой же был на фоне брата ярким листопадным лучом: невысокие, едва ли превосходящие сестру Тойю, и относительно хрупкие, но гибкие очертания делали его еще младше своего возраста. По его круглолицему светлому выражению будто бы все время ходила легкая приветливая улыбка, делая его противоположностью своего брата. У Инестэда, – так и истолкованного «вольной птицей», – были бесполезно вихрастые красно-бурые волосы с явным золотым блеском, которые – хоть он и собирал их в высокий пучок – все равно разлетались от ветра. Этот юноша был в своей семье единственным, кто получил при рождении дар Многоликой Вечной Молодости. Наверное, поэтому Инестэд один защищал свою младшую сестру от нападок старшей наследницы, видевшей в Тойе проклятье рода и угрозу клана.
Тут же отстранившись по превращении от Слувларка, брат, прошуршав золотом накидки, расшитой небесами и солнцами, прошел к Реке и к замершей около воды сестре. Все представляли, что будет дальше, не сделай он так сейчас.
Последней вошла на поляну царственной походкой девушка, молодая и ладная телом, но некрасивая лицом. Ее маленькие огненные глаза смотрели зло и холодно, а широкий подбородок наоборот притягивал излишнее внимание. У нее был совершенно пустой лоб, на котором непомерно высоко – уже у самой макушки – начинали расти жидкие белокуро-желтые волосы, жесткие и непослушные даже на вид, какие Ассейя, – что значит «Первая» или «роскошный подарок», – все же исправно собирала в высокую сложную прическу, на которой лучше держалась гармонирующая с бело-голубым пышным и нарядным одеянием, какому могла бы позавидовать любая императрица, изящная серебряная диадема. Коварная, мстительная и способная на любую жестокость дочь Ватсвардэ, должно быть, все же владела каким-то определенным видом приворотных чар – иначе объяснить ее первенство и соотношение этого с ее характером было просто невозможно. Лесли понаслышке знала, что Ассейя бывает красива только тогда, когда колдует: магия грома и молний кроет в себе небывалую мощь, способную в одиночку как создавать миры, так и истреблять и жечь их дотла, и этой силы хватает, чтобы вернуть Первой наследнице титула Верховной Ватсвардэ желанное обаяние и красоту. Втайне ото всех дочь Праотца Истока искала средство, чтобы отнять очарованье матери у своей сестры, но пока таковое не находилось, ограничивалась наяву тем, что издевалась над Тойей, пока старшие и искренние глаза были отвернуты в другом направлении. Во властном характере Ассейи никогда от рождения не было и намека на фамильную «Мудрую Справедливость», но это не мешало ей постепенно сживать мать со Свету, чтобы достичь собственных высот без борьбы. Сегодня ее замысел, наконец, исполнился.
«Бедняжка Клеодора выглядит совсем плохо,» – неслышно хмыкнув, подумала Лестина, приглядываясь к лежащей на древесном ложе Праматери Истока.
… Волнистые шикарные волосы Верховной Чародейки будто бы потускнели, став седыми и ломкими; ее прелестное даже тогда личико осунулось и стало совсем пресно-белым, рисуя ярче все даже незначительные морщины и подчеркивая острым контрастным грифелем темные пятна под закрытыми длинными ресницами, что теперь спутались и склеились, очами, такими глубокими и многоцветными при жизни, глазами. Платье Колдуньи будто бы тоже перестало лучиться после ухода Вековой Мудрости, из бархатисто-ночного сделавшись обыкновенно темно-синим – так маленькие дети рисуют неумело ночь, закрывая безликий белый лист одним оттенком и «приделывая» к нему кривобокую блеклую луну одним льдистым бесстрастным снежным комом.
Вся семья Ватсвардэ замолчала; никто не смел лить слез, соблюдая строгие обычаи прощания. Ситла не шевелился, глядя на уходящую бесследно Клеодору, – свою «Избранную» и «Красоту Звезды»; Слувларк держался отстраненным; Инестэд держал с тихой грустью за плечи Тойю, которая с превеликим трудом сдерживала подступающие слезы, как бы уговаривая ее соблюсти традицию и не лишить саму себя благосклонности Небес… И только одна Ассейя смотрела на мать с высокомерным презрением, словно только что избавившись от того груза ее присутствия, что не давал ей дышать и тяготил всю жизнь, без малого – по человечьим меркам – семнадцать лет. В ней, во всем ее существе, гадалось сейчас молчаливое торжество и мрачный триумф расплаты. Прошло в молчании около двух минут, а когда указанный срок отошел в прошлое, тело Клеодоры приподнялось горизонтально над землей и засветилось из груди плавкими лучами, меняющими в воздухе произвольно свою форму. В один только миг силуэт уходящей Чародейки сделался полностью сплетенным из нитей света всех цветов земного заката. Клеодора поднялась еще выше и перевернулась над листвой деревьев так, будто бы она стояла на лепесточной ленте ветра собой живой, раскинув прямые руки в стороны. Настало время Последнего Пророчества – тех слов, какие предсказывают уходящие навсегда маги, в финальный раз заглядывая в ближайшее будущее и определяя свою Мудрость на земле потомкам и наследникам. Клеодора раскрыла глаза, и они засияли ярче самой нее двумя точечными пламенями, а из ее приоткрытых неподвижно уст поплыл бестелесный светлый голос:
Погибая, меркнут Звезды,
Оставляя Небеса.
Чует Город, чуют Грезы —
Впереди клубится Тьма…
Как только последнее слово дозвучало своими отзвуками в пустоте, Верховная Чародейка растаяла, обратившись миражом маленькой синей птицы, какая метнулась к Развилке Водопадов и исчезла в серебристо-голубых струях воды.
Не проронив ни слова, маги Ватсвардэ стали уходить обратно в лес в том же порядке: сначала, распевая короткую чистую песнь, в деревья умчалась Тойя; затем, прикоснувшись напоследок к коре, ушел с поляны, хромая, Ситла; после братья Инестэд и Слувларк, обратившись циветтами, пронзили длинными своими лапами заросли… Оставшись в одиночестве, Ассейя улыбнулась оставленному пласту древесины, на котором недавно лежала ее мать, разбежалась и с разбегу ударилась в кору. Ложе закачалось, покатившись потом к водам Реки, набирая постепенно скорость. Со звоном, пронзительным как чей-то вскрик или внезапный сигнал свистка, встретил волны этот пласт, но все-таки глубины Истока послушно поглотили его после недолгой борьбы, не давая больше всплыть. Постояв еще миг, наследница резко развернулась, заставив платье полететь подолом, а потом рваным шагом, лишенным прежнего изящества и выдержки, исчезла на Тропе.
Подождав, пока пение отдалится и стихнет, символизируя то, что маги ушли достаточно далеко, чтобы ее не услышать, Лестина легко спрыгнула с дерева, отряхнув руки. Какая красивая церемония. Впечатляюще… Но вампиршу интересовал вовсе не клан Ватсвардэ с его врожденной иерархией и его интригами. Всецело охотницу занимало только подслушанное пророчество Клеодоры о Тьме впереди. Вот, что было для нее по-настоящему любопытно. Размышляя обо всем услышанном и обдумывая произошедшее на ее глазах, Лесли набросила обратно на лоб капюшон, упавший тогда от ветра, и быстро побежала в противоположную от Леса сторону, надеясь сократить петлю, какую делала в этой части рощи Тропа за счет пересечения Тенистых Холмов, напрямик.
***
Решив заодно забрать оставленные в дупле дерева колчан и лук, какие она припрятала прошлой ночью, Лесли сделала на своей пути небольшой крюк, чуть позже планируемого добравшись до своего земляно-мшистого домика. Забравшись под корни и оказавшись в привычной глинистой темноте, что сейчас была больше рассеянной из-за проникающего с порога света дня, Лестина сразу же ощутила, как ее одолевает странное чувство, какое она не испытывала никогда прежде. Она будто бы потеряла и забыла что-то очень важное… И это впечатление никуда не ушло даже после того, как она несколько раз пересчитала и перепроверила свои вещи и их абсолютную сохранность. Ан нет, теперь дело было вовсе не в вещах… Охотница как-то машинально подняла голову и посмотрела на земляную стенку своего укрытия. Почему этот пласт почвы кажется ей чем-то знакомым, если отбросить даже те несколько лет, какие она провела здесь, поселившись в Лесу однажды? Почему обыкновенный слой земли может казаться знакомым? – И не просто знакомым, а таким «родным», от какого внутри что-то откликается всякий раз, когда дело доходит до упоминания, расшевеливая застылые мысли и заставляя прикидывать, вспоминать и искать что-то неясное, но жизненно необходимое, пусть и не имеющее пока точного термина и определения для личной мозговой науки, не давая кроткому огоньку осознания на горизонте штормового океана потухнуть раньше, чем до него доберешься… Что-то подсказывает так отчаянно вампирше, что другого шанса просто не будет… Черт возьми, она должна что-то вспомнить! Непременно должна! Хотя б из своего упрямого отвержения других, – не относящихся к последовательному разбору всех минувших обстоятельств, – мыслей! Ей же только поймать эту идею… Только ухватить ее крепко за шкирку, чтобы прочитать без смысловой утери…
Странным для начала было даже то, что ныне девушка почувствовала себя некомфортно в том одиночестве, какое сотворила для самой себя своими руками. Слишком необычно было бы признать, что земляные стены вдруг стали какими-то давящими, а тишина зазвенела, как перетянутая тетива, что вот-вот лопнет и ударит так нестерпимо по пальцам, что невозможно будет промолчать. Что это делается с ней в последнее время? Ведь она же не так давно блистала одним своим совершенным существом, какое не допускает ошибок и не спотыкается, не глядя под ноги на ухабистой дороге, откровенно грубо говоря. Ужель теперь судьба решила напомнить ей о том, что по справедливости рано или поздно придется платить и что в первую очередь плата настигнет ее за то, что она делает каждый день, когда притаскивает итогом мертвых эльфов в кеут? Хочет ли она напомнить ей о том, с чего все началось? чрез что вампирша прошла как охотница, чтобы обеспечить саму себя? от чего ей пришлось отречься? – Такого ведь было бесконечно много… Но и не время было уже сожалеть тогда о том, что было решено на тот миг; не время и теперь, когда уже ничего не изменится. А все-таки это осознание какой-то беспомощности в данный момент… Что оно пыталось сказать Лестине самим собой?
Вампирша никогда не была от кого-то зависима настолько, насколько бывают зависимы дети от родителей или пары в отношениях, найдя в своем союзе старшего. Ей не было нужно это. Да, сложно порой выживать одиночкой. Да, приходится жертвовать чем-то и жить только по своим принципам, не зная больше ничего вокруг и не желая ничего знать. Однако девушка добровольно выбрала сей путь, значит, никто не вправе вмешиваться ныне. Пора прошлого миновала, и это меньшее из того, что отделяло бы ее от самой себя, будь она изначальной своей версией, какую хотели бы видеть в ней ее родители, будь они сейчас с ней рядом. Нужно учиться ломать и забирать, если требуется. Нельзя в современной реальности быть такой, какими были эльфы, которых она убивала каждый день, выменивая жизни на маленький мешочек золота, участвуя в этом сумасшедшем забеге будней, где выживает в конце единственный. Не ей ли знать, какова ее участь, стоит на секунду потерять бдительность здесь? Пусть смеются. Пусть считают и пересчитывают, что хотят. Лицемеры и мошенники. Ее жизнь только ее, и тем, кто склонен видеть во всем зависть, не ее дело помочь. Нужно учиться видеть в сером мире краски даже в боль, чтобы не сломаться самой. А выжить – это самое главное. Не должно быть в жизни бесполезных дней, когда к чему-то стремишься, пока цель не опостылела до того, чтоб вмиг ее наконец-то достигнуть и отпустить в пустоту. К черту все предчувствия и незначительные чувства, когда живешь одним моментом. Лестине еще есть, что искать окромя какой-то мелочной глупости, копошась в своей всесторонней голове. Не стоит опускаться до жертвы, когда учишься жить в этой жестокой постановке хищником, таков закон сей сцены. И это Лесли ничего не стоит доказать.
Размышляя обо всем этом, вампирша оставила свое оружие, завернутое в плащ, в покое и вышла обратно в Лес без него. Она вообще не любила сидеть на одном месте, когда была возможность идти или бежать. Пока не настала ночь, в ее распоряжении весь Южный Лес, а там, глядишь, завечереет так, чтобы можно было сунуться в Лезертон и выяснить последние сплетни-не-ради-сплетен, избегая тех, что ходят по кругу, возвращаясь каждую луну обрисованными по-новому. Просто интересно узнать, разнеслась ли уже весть о том, что нагадала на свою смерть бедняжка Клеодора, смешная собой даже одним только именем. Ведь должно же кому-то веселить народ там, где поели вампиры уже всех шутов…
К несчастью, внутренний компас Лесли тоже умел быть коварным: вместо того, чтобы помочь занятой своими нерадостными мыслями девушке держаться выбранной траектории, он перестроил ее маршрут всеми известными обходными путями, чтобы охотница, опомнившись спустя минут двадцать, обнаружила себя уже на городской площади Лезертона.
«Вот дьявол!» – затравленно подумала про себя вампирша, быстро оборачиваясь и стараясь не привлекать к себе внимания. С одной стороны, толпа, окружающая ее сплошным потоком, помогала затеряться и не позволяла оставаться на открытых местах слишком долго… Но с другой, Лестина не могла знать, кто идет рядом с ней, а следовательно не могла быть уверенной в том, что ее по-настоящему не обнаружили. Нужно было срочно сделать что-то, чтобы не попасться никому на глаза в своем привычном обличье, ведь тогда все будет для ее скрытности и секретности кончено и на пути, загораживая единственную свободную дорогу, встанут большие неприятности.
Не придумав ничего лучше, девушка помчалась по мостовой в ту сторону, где начиналась более бедная и безлюдная часть города – не идеальная, конечно, изоляция от встреч, которые случались временами и в знакомых с детства темных подворотнях, но все же не так плохо, как бездействие.
«Думай, думай, Лестина!» – повторяла самой себе охотница, стремительно переставляя ноги и маневрируя среди прилавков, пестрой толкотни и обилия дневных звуков. – «Что нужно сделать сейчас, когда не мала вероятность быть убитой на месте?..»
В голове нервно рассмеялся внутренний голос. Ничего не приходило в подсознание; ни одна идея не казалась дельной и исполнимой. Маскировка? – Бесполезно: плащ, в котором лежали деньги, остался в лесном убежище, а той мелочи, какая всегда была рассыпана по карманам, в общей сумме не хватило бы даже на самый потрепанный платок. Чары? – Так она не владеет магией в том понятии, чтобы извлечь ее из крови тогда, когда так нужно, и применить, как применяют ведьмы, чародеи и колдуны. Какая же она глупая! Как могла не уследить за собой, когда знала, чем может обернуться ее невнимательность?.. Остался только последний вариант, который еще был технически осуществим: таверна. Там всегда ошивается слишком разномастное общество, чтобы ей быть вот такой очевидной помехой на светлой улице города. Может, получится дождаться сумерек там? Тогда уже можно будет беспрепятственно перемещаться по всему Лезертону, не попадая в ловушки, и она все же сможет добраться до того шатра, что связал ее дальнейшую жизнь с этим местом, и отыскать того, что сможет объяснить происходящие перемены и дать какой-нибудь совет.
«Значит таверна,» – решила Лесли, пробегая глазами по ряду магазинов, жмущихся друг к другу на тесной улочке, где едва ли могли бы разойтись два экипажа. Обычно такого рода заведения встречались здесь на каждом шагу, но теперь же охотнице пришлось пробежать не менее полутора десятка метров прежде, чем впереди замаячила буро-желтая вывеска «Янтарная Бухта».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/noka-soul/tvoi-veny-moe-zhertvoprinoshenie-70899385/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.