Хроники Чёрной Земли
Алексей Черкасов
Раннединастический Египет – эра, непосредственно предшествующая эпохе пирамид. Ещё недавно здесь правили боги, но теперь они ушли. Многое предстоит вынести маленькому Шере, который по берегу Нила отправляется в таинственный город бога врачевания за лекарством для своего отца. Компанию ему составляет бездомная сирота Эй-Нефер, разыскивающая богиню Хатхор, которую считает своей матерью. Но вместо богов они встречают охотников за сердцами…
Алексей Черкасов
Хроники Чёрной Земли
1. Мер-Нефер. 63 дня до разлива. Вечерние разговоры
– …и вот, занавеска моя колыхнулась, а была же полная луна, всё видно. И он вошёл. Молча вошёл, не поклонился. Прошёл в дом и сел на корточки за стол напротив меня. А мы в честь праздника гуся запекли, так он отломил здоровенный кусок… вот такой, – старый Хеви развёл ладони, показывая, какого размера кусок оторвал гость от гуся, – и долго молча жевал его…
– А голова? Голова была у него шакалья? – присутствующие повернулись в сторону говорившего.
Хеви повернулся вслед за всеми и недоумённо уставился на вопрошающего:
– Ну а как, по-твоему, я его узнал?
Он протянул руку, взял с низко стоящего столика засушенную рыбину и разломив её пополам, передал один кусок соседу справа, а другой стал задумчиво пережёвывать.
Слушатели терпеливо ждали, когда он продолжит рассказ, пока самый беспокойный снова не выдержал:
– Ну и что? Договорился ты с ним о хорошем месте в Дуате
?
Хеви дожевал свой кусок, затем достал длинную толстую кость и принялся ковырять ей в зубах.
– Эх… – сказал он негромко. – Зубы-то уж не молодые, – и, кряхтя, стал подниматься. – Домой пора, – пояснил он. – Поздно уж.
Соседи провожали его укоризненными взглядами. Уже в дверях, отодвинув тростниковую циновку с начертанными на ней ликами богов и демонов, Хеви повернулся и сказал:
– Нет, не договорился. Инпу
сказал, что он только похоронные вопросы решает. Чтоб нужный бог или человек пришёл на погребение, это он устроит. А насчёт жизни в Дуате – это не к нему.
– А к кому же? – спросил немолодой мужчина с гладко выбритой головой и узенькой бородкой, собранной в клинышек, как у чиновников.
– Джехути
, говорит, по таким делам, – ответил Хеви, после чего повернулся и на этот раз скрылся за занавеской.
Шере лежал на крыше, рядом с открытой комнатой старшей сестры, которая уже спала, отвернувшись к стене. За происходящим внизу он следил через отдушину в стене под потолком. Правой ногой Шере зацепился за деревянную рейку, отбивавшую кромку невысокого парапета в передней части крыши и почти наполовину свесился вниз, чтобы видеть и слышать всё происходящее.
По окончании полевых работ наступил спокойный шему
и дел было немного – по утрам отец с братом ходили на обязательные работы в храм, но к полудню возвращались и, сделав несложные домашние дела, отдыхали – Хеси уходил побродить с друзьями по окрестностям, а немолодойуже Саф растягивался на земле под раскидистым сикомором и дремал там до вечера, перекатываясь вслед за тенью от широкой лапы дерева. Раз в два-три дня кто-нибудь из семьи ходил в херет-нечер
за рекой – прибраться и отнести туда новые поделки, воду.
Посреди межсезонья, когда работы у земледельцев было мало, херет-нечер становился очень оживлённым местом. Туда-сюда сновали между могилами жрецы и местные чародеи, которые давали советы, а иногда и руководили устройством гробниц и часовен. Жители Мер-Нефера проводили у своих гробниц и у гробниц родственников много времени – в первых они устраивали жизненные пространства для своих Ка
, каждый в меру своих возможностей, во вторых помогали Ка близких процветать в их небольших мирах
. Все знали, что Ка существует до тех пор, пока жива память о человеке. Поэтому часовня требовала особенного ухода и внимания.
Семья Шере не имела возможностей для возведения больших гробниц. На всю семью у них была одна. В ней были заготовлены места для старших членов семьи – отца с матерью, для их же Ка была обустроена небольшая часовня в крохотном дворике при гробнице. Шере любил ходить сюда вместе со всеми: было очень радостно трудиться на будущее благо родителей и наблюдать, как улучшают свои жилища соседи. Такая работа воодушевляла и дарила хорошее настроение – ведь чем больше делалось сейчас, тем лучше жизнь будет у Ка родителей, когда они отправятся в страну мёртвых, лежащую в западной пустыне.
Шере знал, что когда придёт время, его дети будут трудиться над строительством уже его мира в одной из систем загробного бытия.
Этим жители Мер-Нефера занимались днём. А по вечерам, когда спадала жара, а недоделанные дела оставляли на завтра, они собирались в своих двориках и обсуждали новости, делились воспоминаниями, рассказывали истории про богов. Соседи Сафа и Иринефер тоже один за другим подтягивались к их дому, чтобы вспомнить прошлое и поделиться мыслями о будущем.
Шере обожал слушать их байки, а собравшиеся любили их рассказывать – наперебой следовали они одна за другой. Часто истории повторялись, ещё чаще были смесью рассказов из предыдущих вечеров, но все соседи, внимая рассказчику, дружно кивали и только изредка кто-то позволял себе усомниться в правдивости услышанного.
До прошлого разлива для Шере со сменой сезона мало что менялось – в силу возраста (он всего только в восьмой раз готовился увидеть Красный Хапи
, а отчётливо помнил последние три,) он ещё не мог работать в поле и его обязанностью круглый год была помощь матери и сестре по хозяйству. Но вечера, наполненные болтовнёй соседей, начинавшиеся после сбора урожая и продолжающиеся до разлива, он любил. Ему нравилось наблюдать за выражениями лиц собравшихся – и тех, кто болтал, и тех, кто слушал. На сами посиделки отец его не пускал, отправляя спать, но Шере нашёл выход: пристроившись ночевать в трёхстенной комнате сестры на кровле, он видел и слышал происходящее внизу не хуже, а бывало, что и лучше, чем участники.
В прошлом году во время разлива отец впервые взял Шере помогать себе и брату в поле – мальчик с помощью высокого шадуфа поднимал из канала бадьи с водой и наполнял ею специальные сосуды с удобными ручками для переноски. Саф и Хеси носили эти сосуды по участку и выливали воду, перемешанную с илом, на почву. Но по окончании разлива Шере снова вернулся к обычной работе с женщинами. Кроме того, в его обязанности входило каждый день приносить по бадье речной воды, чтобы поливать сикомор. Ещё по паре бадей приносили отец с братом. Благодаря этому сикомор рос и своей развесистой кроной давал обширную тень на участке. До ближайшего ахета
, когда Шере предстояло вновь участвовать в полевых работах, оставалось ещё месяца три.
Поле Сафа находилось на самом краю земельных угодий. Сразу за ним была полоска бесплодной земли, потрескавшейся от жары и ветра, а в тысяче шагов на восток – оазис, отделявший пригодную для жизни местность от обширной восточной пустыни. Оазис этот многие дни пути
тянулся с севера на юг вдоль земельных угодий, то отдаляясь от них, то снова приближаясь почти вплотную.
Внизу, у самой Великой реки и сразу за береговой дамбой, простирались земли пер’о
и храма. Они террасами тянулись вверх две тысячи локтей
. Затем шли земли местных чиновников, которые занимали ещё тысячу. И только за ними начинались участки простых крестьян. Канал, наполнявшийся водой во время разлива, был на двадцать пять локтейниже поля Сафа и даже в лучшие годы вода не доходила до поля Сафа на десяток локтей. Поднимать воду помогал шадуф с камнем, привязанным в качестве противовеса на длиннющую жердь, сделанную из обтёсанного ствола пальмы. С помощью такой конструкции поднимать наполненную водой и илом бадью было не трудно. Тяжелее было опускать пустую посудину в воду, борясь с сопротивлением противовеса. Кроме того, несколько раз в день приходилось спускаться к каналу и длинным шестом взбалтывать воду, поднимая со дна оседающий ил, который и являлся главной ценностью. Саф ругал сына, если вода в бадье была прозрачной. Уже после нескольких дней работы Шере стал с завистью смотреть на работников но?мовых и храмовых полей, заливавшихся водой поднявшегося Хапи без их участия. Мальчик не знал, что это мерет
, и после работы на нижних полях эти люди, получившие землю в обмен на труд, поднимались вверх, чтобы работать ещё и на своих.
При воспоминании о тяжёлой прошлогодней работе, Шере почти физически ощутил боль в мышцах и Ка сказал ему, что не зря он теперь каждый день тренируется, поднимая камни, сложенные кучкой в углу сада для каких-то будущих нужд.
Тем временем разговор внизу продолжался.
– А почему старый Уирсет больше не приходит? – спросил один из гостей.
– Его Ка всё реже возвращается к нему, – ответил Саф. – Похоже, что боги вот-вот заберут его в Дуат…
– Боги? – спросил Дефатсен, их сосед справа, пользовавшийся большим уважением из-за преклонного возраста. – Боги среди нас появляются нечасто. Это и понятно, – объяснял он, – ведь нас много, а богов куда меньше, и приходят они только к самым почтенным из нас… хотя я тоже в молодости был знаком с одним богом, – старик не удержался от того, чтобы прихвастнуть. – Он приходил ко мне, когда жена разбушуется. Запирался с ней в доме, о чём-то толковал, а когда уходил, она была тихая как озеро без ветра…
– Это что же за бог такой, который жён урезонивает? – спросил мужчина, имени которого Шере не знал.
– А? – переспросил Дефатсен. – Что за бог? Такой толстый языкастый карлик, Безой
звался. Всё шутил…
– И часто он приходил? – настаивал любопытный.
– Да как разойдётся моя Мерерт, так каждый раз и приходил, – терпеливо объяснил Дефатсен. – Она ведь, хоть и Мерерт
была, но сварливая… – старик посмотрел в сторону запада. – Как ей там сейчас?
В его голосе послышалась тоска. После паузы Дефатсен продолжил:
– Но я же не об этом… – он прижал руку к груди и обвёл взглядом присутствующих. – Кемтян много, а богов-то мало, – повторил он ещё раз. – А вот упокоившихся намного больше, чем беспокойных
. Ведь люди уходят и уходят в страну Хентиаменти
, разлив за разливом и многие сотни разливов. Их набралось в Дуате уже очень много… А разве часто мы видим упокойников?
– Нет, нечасто, – сказал Эйдефа, сидящий напротив, – но всё-таки чаще богов. Вот мой хенмес
рассказывал…
Все присутствующие немедленно повернулись к нему, а Шере, который обожал слушать рассказы о мёртвых, замер и даже дышать почти перестал, чтобы не пропустить ни слова.
Эйдефа насладился тишиной и начал:
– Сейчас-то он богатырь, молодого бычка на плечи взваливает. А тогда был ещё мальчиком. Как младший твой, – повернулся он в сторону Сафа.
– Младшему восемь, – сказал Саф, кивнув головой.
– Вот-вот, – подтвердил Эйдефа. – И Бухаа тогда было столько же. Или помладше…
– Постой, – перебил его один из присутствующих. – Это тот Бухаа, которого я видел у тебя после жатвы? Этот молодой крепыш?
Все зашикали в его сторону, а Эйдефа кивнул:
– У меня один хенмес. Сестра только девочек рожает! Сколько раз муж её бил за это – не помогает! Как первенца принесла, так потом одни девицы…
– Так что он рассказывает, твой Бухаа? – не выдержал кто-то.
Эйдефа посмотрел на говорящего тяжёлым взглядом и обратился к Дефатсену:
– Передай мне вон то блюдо с виноградом, мой друг…
И неодобрительно кивнул в сторону, откуда раздался вопрос:
– Какая нетерпеливая молодёжь нынче! Меня старики учили молча ждать. И сестру мою учили так же. Суетливое выспрашивание силу высасывает из сердца. И когда будет его взвешивать Джехути на суде в Зале Истины
, этот вопрос, возможно закроет тебе путь в тростниковые поля Иалу
.
Любопытный надулся и сидел молча, рассматривая босые ноги.
Эйдефа помолчал ещё, глядя на него, и продолжил:
– У Бухаа есть такая особенность – он смотрит на человека и знает, что ему срок пришёл, – слушатели многозначительно переглянулись и закивали головами. – И вот однажды к его отцу Хевипанехси, а всем известно, что Хевипанехси делает хорошие лодки из папируса, такие хорошие, что можно плыть хоть через пороги… так вот, к нему пришёл человек и сказал, что ему нужна как раз такая – чтобы плыть в Та-Сети
…
– А зачем же ему в Та-Сети-то? – озадаченно спросил Саф.
– Кто уходит на чужбину, отдаёт себя в руки врага, – сказал Дефатсен. – Наши боги там не помогают, а их – только вредят.
– Не знаю уж, зачем ему за пороги, – ответил Эйдефа. – А только не успел Хевипанехси ответить, как почувствовал, что Бухаа тянет его куда-то за передник, да так сильно, что едва не обнажил естество перед гостем. Хевипанехси рассердился и дал по рукам сыну, а тот посмотрел на него да и убежал в дом. Тогда Хевипанехси подумал, что тут что-то есть и пошёл вслед за сыном, не дав ответа пришедшему. В доме-то Бухаа и сказал ему, что заказчику жить осталось до завтра или, может, послезавтра. Хевипанехси мигом смекнул, что можно взять заказ, получить деньги в оплату и ничего не делать и, радостный, вернулся во двор. Договорился, взял полдебена
серебра задатка, а когда заказчик вышел, тут же забыл о нём.
Слушатели одобрительно закивали. Кто-то сказал невнятно, пережёвывая пресную лепёшку:
– Полдебена – неплохая цена и за всю лодку. Как это он так сумел договориться?
– Ну этого я не знаю, – отмахнулся Эйдефа. – Он взял деньги и всё. Стал заниматься своими делами. И совсем забыл про то, что надо делать лодку – ведь лодку делать дней десять, и заказчик к тому времени должен был умереть. Но в следующую луну, откуда ни возьмись, явился этот куи
и стал требовать свою лодку. Хевипанехси растерялся и начал нести какие-то небылицы, а тот молча выслушал и сказал, что через три дня придёт за лодкой, и если лодки не будет, то он вместо лодки заберёт Бухаа.
Опустилась тишина. Дело приобрело какой-то мрачноватый оборот. Дочерей за долги, случалось, забирали. А вот о взыскании долга наследниками слухов не было. Забрать наследника означало получить право на всё имущество должника после его смерти.
Шере стало немного страшно – а ну как и его придёт забирать какой-нибудь таинственный чужак. Заберёт и унесёт с собой. Он огляделся. Кафи, как ни в чём ни бывало, спала, раскинувшись на постели и знать не знала, какая страшная опасность нависла над её младшим братом. Шере моментально расхотел слушать эти ужасы и пополз по крыше поближе к сестре.
Но звук снизу распространялся хорошо. После небольшой паузы кто-то из слушателей спросил:
– Ну и как же он выпутался?
– Хевипанехси сообразил, что тут что-то не так. Бухаа ни разу так не ошибался. Поэтому через три дня он позвал к себе их местного хекаи
. А колдун тот лет двадцать назад служил в Унуте
в храме…
– В храме Джехути? – услышал Шере голос отца. И в голосе этом Шере услышал не только любопытство, но и странное напряжение.
Эйдефа что-то буркнул в ответ и продолжил:
– Ну и вот… когда незнакомец явился за заказом, колдун встал напротив и стал читать свои хекау
, а тот глянул на него и говорит: «Иди вон!»
Все засмеялись, а Эйдефа, словно не заметив этого, сказал:
– И хекаи, сгорбившись, ушёл вон. Оказалось, что сила незнакомца намного превосходила его силу.
– И что же? – тихо спросил кто-то. – Ведь Бухаа сейчас живёт с отцом, ты сам говорил. Чем он расплатился?
– Он отдал этому сильному незнакомцу свою собственную лодку, а за просрочку добавил дочь. И незнакомец положил лодку на плечо и ушёл, никого не тронув. А через пять лун дочь привезли домой.
– Он отпустил её?
– Он разбился о пороги Хапи, и его хат
остался лежать на дне. А девочку подобрали местные и отправили домой на торговых лодках.
В нижней комнате раздалось ворчание. Шере снова стало интересно, он прислушался и опять подполз к отдушине. Собравшиеся обсуждали столь страшную смерть – ведь утратив тело, невозможно попасть в Дуат, если только…
– …если заранее не освободить Ба
, – сказал кто-то, но в общем гвалте его не услышали.
– А при чём тут отошедшие? – наконец, спросил кто-то из соседей. – Ты начал с того, что хенмес тебе рассказывал о встрече с упокоившимися…
Эйдефа ворчливо продолжил:
– Так вы же слова не даёте сказать! Всё время перебиваете, что-то обсуждаете между собой, спорите… Упокоившиеся тут вот при чём. – Эйдефа замолчал, строго посмотрел на собравшихся, и только удостоверившись, что все молчат, продолжил. – С тех пор уже десять лет каждую луну! – он многозначительно поднял палец вверх, оглядел присутствующих и повторил: – Каждую луну этот заказчик приходит в дом Хевипанехси и требует от него и его дочери за те полдебена, что он дал, выловить его из реки и похоронить как подобает жене и тестю… И иногда даже бьёт их!
Снизу послышался удивлённый гул.
– И что прямо каждый месяц приходит? – послышался вопрос.
– Да, – твёрдо сказал Эйдефа. – Каждую луну.
– В своём теле? Или только Ка? – продолжил уточнять кто-то настойчивый.
– Вот этого не знаю, – развёл руками Эйдефа. – Сам не видел, сочинять не стану.
– Не может быть, чтобы Ка, – сказал кто-то в гуще слушателей. – Вот если…
Но тут всеобщее внимание снова переключилось на Эйдефу, который задумчиво произнёс:
– Хекаи тот говорит, что он упокойником был уж когда его гнал… Из живых, де, никто такой силы иметь не мог, чтоб его ослушаться… А потом кто-то сказал, что на базаре точно в те дни зарезали чужестранца, а тело выбросили в Хапи… вот такая история, – и Эйдефа снова обвёл всех взглядом, пытаясь угадать, произвёл ли его рассказ впечатление.
Раздался гул. Гости обсуждали таинственное совпадение – ведь тело-то в итоге так и оказалось в реке, разве что за многие дни пути от места убийства. Эйдефа был очень доволен произведённым эффектом и достав специальный скребок, стал почёсывать им свою обритую голову.
Шере был поражён. Он уже не раз слышал, что если после смерти человека Ка не обеспечить надёжного пристанища и не кормить, то двойник может начать мстить тем, кого он считает в этом виновными. Но он впервые услышал о действительном случае такой кары. Это так впечатлило его, что он не сдержался и, желая принять участие в общем обсуждении, выкрикнул:
– А дочь-то хоть вышла замуж потом?
Эйдефа, как и остальные, вскинул глаза наверх и, увидев в отдушине всклокоченную голову Шере, вскрикнул:
– Саф, что за рыжий птенец у тебя на крыше чирикает?!
Саф свёл брови, и Шере мгновенно скрылся из вида. У него, действительно, были огненно-рыжие волосы, которых отродясь не видали в Та-Кемте
, и это всегда привлекало к нему повышенное внимание.
Эйдефа же, как ни в чём не бывало, ответил:
– Никто не берёт девку. Говорят – порченая она, мертвецу отдана в жёны. Пока не похоронят, не считается харт
.
– Сколько ж ей сейчас? – донёсся до Шере вопрос.
– Шестнадцать минуло, – сказал Эйдефа. – Младших дочек уже разобрали, а эта… ну никому не нужна.
– Да в шестнадцать-то уже и не пристроишь… – сказал Дефатсен. – Не царевна, чай…
– Дааа… – протянул кто-то, вторя ему.
– А вот как быть в таком случае… – начал кто-то новый. – Сестра моя жалуется, что Ка её сынишки, ну того, который утонул восемь лет назад, всё реже и реже приходит говорить с ней
, – говоривший немного помолчал и продолжил торжественным голосом: – Даже в часовне! Даже в часовне появляется словно в тумане. Сестра боится, что его Ка заблудился…
– Такое случается, – авторитетно ответил всё тот же Эйдефа. – Потерявшиеся Ка упокойных приходят либо к дому, где жили, либо в храм. Раз дома нет, то нужно в храме поискать…
В это время на крышу поднялся Саф, шикнул на сына и согнал с крыши, приказав немедленно отправляться спать. Шере покорно спустился вниз по деревянной лестнице и отправился в угол сада, где лежала отцовская циновка. Сегодня он решил лечь здесь, а отец не возражал.
1 – Дуат (dw?t) – место посмертного существования человека. В древнеегипетском языке это слово женского рода, но из-за грамматических особенностей русского языка в нашем повествовании мы будем склонять его как слово мужского рода.
2 – Инпу (inpw) – Анубис, бог погребальных ритуалов в Древнем Египте.
3 – Джехути (??wty) – Тот, бог Луны, мудрости и знаний в Древнем Египте. Покровитель писцов, создатель письменности. Присутствовал на суде мёртвых Осириса, воплощение беспристрастности и справедливости.
4 – Шему (?mw) – египетский сельскохозяйственный год делился на три сезона. Шему – сезон засухи.
5 – Херет-нечер (город мёртвых) – здесь кладбище и отдельная могила на кладбище.
6 – Ка (k?) – одна из жизненных оболочек человека, его двойник.
7 – Согласно верованиям египтян, Ка после смерти физического тела входил в часовню при гробнице и мир, где предстояло ему обитать, зависел от убранства этой часовни.
8 – Хапи (??pj) – Нил, а также божество Нила. Перед разливом вода Нила делалась красной.
9 – Ахет – сезон половодья. Третий сезон, сезон всходов, назывался перет.
10 – День пути – мера длины в Древнем Египте, равная 28725 метров.
11 – Пер’о ( pr ??) – фараон.
12 – Около одного километра, один локоть составлял примерно 52 сантиметра.
13 – Мерет (mrt) – работники по найму за право пользоваться землёй.
14 – Безы – семейство древнеегипетских божеств, хранители домашнего очага, нечто, вроде славянских домовых. Изображались в виде усмехающегося уродливого карлика с длинным высунутым языком и короткими толстыми ногами.
15 – Мерерт (Mrrt) – любящая.
16 – То есть живых.
17 – Хентиаменти – владыка Запада, божество, управляющее царством мёртвых. Ассоциировался с Анубисом, Осирисом и Упуатом. Страна Хентиаменти – царство мёртвых.
18 – Хенмес – племянник по линии сестры. Эта родственная связь считалась одной из самых важных наряду со связями между родителями и детьми.
19 – Зал Истины – место посмертного суда, где умерший представал перед 42 судьями, здесь его сердце кладётся на одну чашу весов, а на другой лежит белое перо от тела Маат. Если сердце оказывалось легче пера, то умерший признавался праведником. Если легче оказывалось перо, сердце отдавали Ам-мут, которая съедала его.
20 – Тростниковые поля Иалу – место в Дуате, где росли ячмень высотой 4 локтя (2 метра) и полба – 9 локтей (4,5 метра). Место для посмертного существования праведников, аналог христианского рая.
21 – Та-Сети (t?-stj) – область, лежащая за нильскими порогами, южная часть Египта и лежащая ещё южнее Нубия.
22 – Дебен – единица массы в Древнем Египте. В Древнем царстве один дебен был равен примерно 13,5 граммам.
23 – Куи – чужеземец.
24 – Хекаи – колдун.
25 – Унут – позднее Шмун, у греков – Геромополь. Один из главных религиозных центров Древнего Египта, центр культа Огдоады и бога Тота. Столица XV (Заячьего) верхнеегипетского нома.
26 – Хекау – заговоры, заклинания.
27 – Хат (?t) – останки человека, его бренная оболочка, физическое тело.
28 – Ба (b?) – жизненная сущность человека, совокупность его эмоций и интеллекта. Приблизительная параллель – душа в христианстве. Ба, в отличие от Ка, после смерти человека продолжает жизнь не в мире-двойнике, а в Дуате.
29 – Та-Кемт (t?-kmt), Та-Кемет, Кемет, Кемт – «Чёрная земля», название плодородной страны Древнего Египта в отличие от Дешрет («Красная земля»), как называли пустыню.
30 – Харт – вдова.
31 – Воспоминание о человеке, выражавшееся в представлении его образа в Древнем Египте воспринимали как встречу с его Ка. Люди могли общаться с Ка как живых людей, так и умерших, сохранившихся в памяти.
2. Мер-Нефер. 62 дня до разлива. Ночная встреча
Ночью Шере проснулся от комариного звона. Одним из немногих преимуществ жизни вдали от Хапи было почти полное отсутствие комаров, от которых вблизи реки приходилось укрываться в башенках, плотно закрывая на ночь окна. Здесь же, даже ложась спать в саду, достаточно было положить рядом пару пучков пахучей травки, чтобы она отпугнула тех немногочисленных кровососов, которые не нашли себе добычу на прохладном берегу. Но сегодня, казалось, целые полчища их прилетели сюда с Хапи, чтобы искусать Шере.
Ночь стояла безлунная, в саду было темно, и только звёзды, усыпавшие небо от края до края, сплошным ковром покрывали небосвод, не давая света. Шере сел, опёршись спиной на сикомор и стал чесаться, чтобы унять нестерпимый зуд, который, в результате его действий, только усиливался. Одновременно он махал руками и шлёпал себя, чтобы разогнать кровожадную свору. Помучившись так некоторое время, он вспомнил, что советовала ему мать и, поплевав на руки, стал размазывать слюну по телу, надеясь, что удастся подавить чесотку.
И тут внимание Шере переключилось с зуда на нечто, находившееся буквально в десятке локтей от него. Это был силуэт крепкой мужской фигуры, сидевшей к нему то ли лицом, то ли спиной. Силуэт находился словно на возвышении и контур его выделялся на фоне звёздного неба. Фигура медленно покачивалась из стороны в сторону. Голова была гладкой, видимо, обритой. Могучая шея переходила в широкие плечи, которые, по всей видимости, покрывала роскошная одежда. Фантазия дорисовала Шере всё остальное, невидимое на фоне ограды из смеси ила и глины. Засмотревшись на загадочную фигуру, которая не вызвала у Шере страха, а только пробудила любопытство, он услышал рядом, в шаге или двух, шорох. Повернув голову в сторону звука, он тут же снова начал искать глазами загадочный силуэт, но он уже исчез, и только необозримое звёздное поле простиралось вдаль. А вот шорох не затихал, рядом с Шере точно кто-то двигался. Он немедленно вспомнил вечернюю историю о мёртвых и напрягся.
– Кто здесь? – прошептал он, стараясь, чтобы его голос прозвучал твёрдо и угрожающе.
И обратился к своему Ка
за сведениями о том, как отогнать Ка мертвеца, если он забрался в жилище. Известно, что Ка, у которых нет подходящего места для жизни или это место заброшено и никем не посещается, будет неприкаянно бродить по земле, доставляя проблемы живым, особенно родственникам. Шере тут же наморщил лоб, призывая умерших родственников, которые могли бы сердиться на него. Но все могилы, образы которых рисовало воображение, были ухоженными – каждые несколько дней они всей семьёй или по очереди пересекали Хапи, пользуясь услугами лодочника Пакера, и на городском Херет-Нечере обходили погребения всех близких, оставляя там пищу для Ка.
Шере знал, что бродячему Ка нужно указать выход. Он нащупал правой рукой кусок известняка на земле, схватил его и, подбежав к ограде, быстро нарисовал прямоугольник такой высоты, куда смог дотянуться.
– О, владыка Ка, – начал бормотать Шере, – укажи этому Ка дверь, чтобы выйти отсюда…
– Я это, не скули, – раздался низкий девчачий голос.
Шере даже вздрогнул от неожиданности.
– Кто это «я»? – переспросил он.
– Я, Эй-Нефер.
– Эй-Нефер? А что ты тут делаешь?
Эй-Нефер жила через несколько домов. И она была немху
. Родственники постоянно жаловались на неё, говорили, что она непослушная, уходит из дома и подолгу где-то пропадает, что приворовывает и вообще ведёт себя не так, как подобает девочке. Поэтому Саф и Иринефер, как и другие соседи, гнали её от двора и следили, чтобы Шере, Кафи и Хеси с ней не общались.
Что случилось с отцом Эй-Нефер, Шере не знал. А про мать говорили, что её съел крокодил. Соседи утверждали, что она разозлила крокодилоголового Себека
тем, что ловила рыбу на продажу. И значит её смерть была полезной, потому что иначе Себек мог лишить кемтян хорошего разлива, и наступил бы голод. И значит хорошо, что всё так произошло, потому что не случись предначертанного, боги рассердились бы и наслали на людей ужасные бедствия.
Эй-Нефер была на два года старше Шере, но выглядела словно на все пять – рослая, с бронзовым телом, уже приобретавшим взрослые формы, с огромными, слегка косящими глазами – она могла бы быть очень привлекательной, если бы не вечная неухоженность. Да и какая могла быть ухоженность у девочки, ночевавшей на прибрежной дамбе, а то и прямо в поле и многие дни не бывавшей дома?
– Я тут… – Эй-Нефер явно замялась. – На берегу сегодня комаров много. И откуда только поналетели? Всю искусали… я сбежала от них.
– А почему ты не идёшь домой, Эй-Нефер? – задал Шере совершенно естественный, по его мнению вопрос.
– Домой? У меня нет дома, – ответила Эй-Нефер. – Послушай, малёк, принеси что-нибудь похавать, я с утра только сырой папирус пожевала… а он уже жёсткий стал.
Шере прислушался к своему Ка
. За едой нужно было идти в обеденную комнату мимо спальни родителей. Мать спала чутко, она наверняка проснётся, как ни крадись. И объяснять, что еда нужна для хулиганки Эй-Нефер, ему вовсе не хотелось.
Эй-Нефер, похоже, подошла к нему совсем близко, потому что он то ли услышал, то ли даже почувствовал её дыхание. Шере решил, что в прихожей могли остаться недоеденные куски от вчерашнего ужина соседей, и прошептал:
– Сейчас. Сиди здесь.
Подойдя к дому, Шере услышал внутри тихие голоса. Он прислушался. Удалось разобрать ворчливый голос отца и тонкий голос матери, что-то отвечавшей ему. Пока Шере ощупью собирал недоеденную рыбу и куски лепёшек, ползая между столиками, до него донеслось:
– …и когда он сегодня сказал про мертвеца и про колдуна из храма Джехути… – дальше снова было неразборчиво, потом мать что-то сказала, потом снова отец.
Шере стало любопытно, что они там говорят про мертвецов и колдунов и он, положив собранную еду на низкий столик у двери, тихо-тихо, на цыпочках прошёл поближе к родительской спальне.
– Он тогда ударил его дубиной по голове, мут
, – донёсся куда более отчётливый голос Сафа.
– Жреца? – спросила Иринефер, и недоверие, смешанное с ужасом, услышал Шере в его голосе.
– Ну да, мут. Жреца, Хамерута.
Наверное, Иринефер как-то проявила сомнение, потому что Саф сердито буркнул:
– Да я же своими глазами это видел, мут!
– Ну сколько тебе тогда было? Ты мог что-то не так понять. Может, они просто ссорились…
– Мне было двенадцать, как нашему Хеси сейчас. Это было в том самом году, когда нынешний пер’о сменил прежнего. Я хорошо соображал и всё отчётливо видел.
– Двадцать пять лет прошло… и потом, сам подумай – почему тогда убийцу не схватили на другой же день?
– Да откуда мне знать? Может, и схватили, а может он на кого другого показал, я ведь тут же сбежал, потому что Птахотеп увидел меня и погнался.
– Как же он тебя увидел? Ведь ты говоришь, что была темень.
– Да, ночь была безлунная, как сегодня. В храме горели несколько факелов, а я прятался в тёмном закутке. Потом Птахотеп исчез, и мне подумалось, что он ушёл. Я захотел помочь Хамеруту и подошёл к нему, чтобы помочь подняться. Но жрец лежал вниз лицом и не шевелился. Он даже не дышал, Иринефер.
– Но ты ведь мог просто не услышать.
– Наверное, мог. Но тут откуда-то опять примчался Птахотеп, увидел меня возле тела, понял, что я всё видел и кинулся за мной. Я выскочил из храма, было очень темно. Какое-то время я бежал и слышал, как сандалии Птахотепа стучат по земле и понял, что и он меня слышит. Тогда я остановился и тихонько отошёл в сторону, и почти сразу Птахотеп пробежал мимо… А я медленно, чтобы не было слышно, пошёл обратно в храм. Когда я пришёл, Хамерут так и лежал на полу, и вокруг него уже натекла приличная лужа крови.
– А зачем ты туда вернулся, Саф?
– Сам не знаю. Пожалуй мой Ка покинул меня в тот момент.
Саф замолчал и, похоже, встал с постели.
– Ты куда? – спросила Иринефер.
– Двор проверить… что-то неспокойно мне.
Шере захотел убежать, но понял, что шаги отец точно услышит и накажет его за то, что он не спит, а бродит по комнатам. Он замер и даже задержал дыхание, когда отец, шаркая по полу босыми ступнями, прошёл мимо.
Отец постоял немного на пороге в прихожей, прислушиваясь, и вернулся в спальню.
– Кажется, всё спокойно, мут… – сказал он и деревянное ложе заскрипело, когда он забирался на него по лесенке.
– Потом я понял, что Птахотеп вернётся в храм, чтобы убрать тело и выскочил на улицу. Почти тут же и он пришёл. Он взял факел и вышел на улицу, осматриваясь. Я упал на землю, чтобы он меня не увидел. А потом он выволок из храма тело Хамерута, достал нож и отсёк ему голову.
Иринефер тихо вскрикнула.
– Ну или не отсёк, я точно не видел. Но горло точно перерезал. Просто я так испугался, что закрыл глаза и уткнулся лицом в землю. А потом я задом стал отползать от храма, чтобы скрыться от того ужаса.
– Зачем же он его убил, Саф?
– Вот это и непонятно, – ответил Саф. – Он у нас в храме появился недавно, кто-то важный прислал его. Хамеруту это не нравилось, но, похоже, он не мог отказать. А что там у них получилось, мне неизвестно. И я в ту же ночь сбежал из Унута.
Унут! И колдун, который пытался прогнать мертвеца, был оттуда. Шере знал, что в Унуте был храм Джехути. Неужели отец служил в этом храме?
Саф продолжал что-то рассказывать, но Шере стал потихоньку выбираться из дома и до него доносилось далеко не всё. Уже в прихожей он услышал то, что снова обострило все его чувства:
– И вот пару дней назад на нашем базаре я встретил Хамерута. Он постарел, но я узнал его сразу. Он посмотрел на меня, но, кажется, не узнал.
– Ну и хорошо, что не узнал, – сказала Иринефер. – Чего ты так разволновался?
– Да ты понимаешь… с ним был ещё один человек, и он-то, похоже, меня узнал.
– Кто же это был?
– Птахотеп! – почти крикнул Саф. – Это был убийца Птахотеп! И он так посмотрел на меня… точно убил бы на месте, если бы не люди кругом. Взгляд у него был странный… как у рыбы или лягушки – вот!
– То есть ты встретил на базаре жреца-упокойника и его убийцу? – спросила Иринефер.
– Получается так. А сегодня днём я видел Хамерута, заглядывающего в наш двор через ограду.
Шере похолодел от ужаса: так всё-таки мертвец здесь. И ему что-то нужно. А вдруг он потребует отдать его, Шере, для каких-то своих мертвячьих дел?
Он на ватных ногах вышел из дома, в последний момент прихватив еду, которую собрал для Эй-Нефер. Та ждала его почти у входа и сразу же забрала всё из его рук в свои.
– Я же сказал тебе ждать там, – сердито прошептал Шере.
– Да ты пропал куда-то, – так же шёпотом объяснила Эй-Нефер. – Знаешь, как жрать хочется!
– Ты слышала? – спросил Шере напряжённо.
– Так, обрывки какие-то. Про мертвецов. Вроде отец твой убил кого-то в Унуте?
Шере даже онемел.
– Да ты что! – возмутился он. – Мой отец никого не убивал!
– Ну кто-то другой убил, – невозмутимо ответила Эй-Нефер. – Тебе-то что до того?
Шере промолчал. Эй-Нефер уселась на циновку под сикомором и, чавкая, уплетала лепёшки.
– Правда, что ли, с утра не ела? – спросил Шере.
– Ну да. Да я вообще не каждый день ем, так-то я привычная.
– А почему ты всё-таки домой не идёшь?
– А что там делать? – беззаботно ответила девочка. – Еды всё равно не дадут, а стянешь что-нибудь, – побьют. Так уж лучше на базаре своровать, там хоть убежишь…
– Как побьют? – оторопел Шере. – Почему за еду побьют? Они же твои кто… Дядя, тётя…
– Ну да, а толку-то? Не мут же.
– А что с твоей мут случилось? – спросил Шере, решив выслушать версию Эй-Нефер.
– Да всем известно, что случилось, – сказала она. – Её съел крокодил.
Небо уже стало светлеть, и в тусклом свете Шере увидел профиль Эй-Нефер. Шере показалось довольно приятным смотреть на неё, ему даже захотелось коснуться её щеки, и он, испугавшись этого желания, тут же немного отодвинулся. Девочка тем временем продолжила:
– Когда итеф
умер, нам стало нечего есть. Мут не могла одна обрабатывать землю, а мне было всего два или три года.
– А ты видишь его Ка
? Итефа, – спросил Шере.
– Нет, знаю только, что умер от каких-то судорог. Мут сначала пыталась поливать поле, но сил не хватило. Тогда она приспособилась ловить рыбу. Часть мы съедали сами, а другую она меняла на базаре. И немного выращивали ячменя и полбы… на лепёшки, – Эй-Нефер замолчала.
– Ну? А дальше? – поторопил её Шере.
– А дальше она брала меня с собой на реку и пока с лодки ловила рыбу, я плескалась у берега. Вдруг – голова крокодила и мама, которая выпрыгивает из лодки. Дальше я выскочила на берег, а Хапи стал весь красный как перед разливом…
Шере стало жаль её.
– Ну а дядя с тётей – они же приехали, беспокоясь о тебе?
– Как же, беспокоясь! – возмутилась Эй-Нефер. – Они сюда постоянно рвались, но мут их не хотела. А когда мама… – девочка запнулась, – они тут же припёрлись и поселились тут. Нет, сначала они были даже заботливыми… до того, как последний сеш
ушёл.
Наступила тишина. Эй-Нефер дожевала очередную лепёшку, а оставшиеся завернула в кусок грязной ткани, который извлекла из-за пазухи.
– На ужин… – сказала она.
На восточном горизонте появился свет, предвещавший скорое появление солнечной ладьи.
– Послушай-ка, – сказала Эй-Нефер. – У тебя ведь отец грамотей, да?
В Мер-Нефере все приходили к Сафу, когда нужно было что-то написать или прочитать.
– Ну… – согласился Шере. – Он и меня учит читать и писать.
– И что, правда, Ра по ночам плавает в своей ладье через Дуат?
– Конечно, – уверенно ответил Шере. – Мёртвым тоже нужно тепло и свет.
– А Апопа он зачем убивает?
– Апоп выпивает воду из Хапи, чтобы помешать Ра плыть через Дуат…
– Враки! – выпалила девочка. – Я каждую ночь сплю у реки и ни разу не видела, чтобы её воды куда-то делись.
– Так это же про Хапи загробного мира… – неуверенно пояснил Шере.
– А с нашим он связан?
– Ну да… Я потом у отца разузнаю.
– А правду говорят, что когда Хапи покраснеет за один день, придёт спаситель мира и сделает всех в Кемте счастливыми?
– Ага, так боги сказали, – подтвердил Шере. – Прекратится вражда и война между Сетом и Хором
. Только когда это будет… может, итеф знает…
Эй-Нефер посмотрела на него и сказала:
– Кого же всё-таки он убил в Унуте?
– Да не он, – снова возразил Шере. – Он просто видел как убили жреца и убежал.
– И теперь что? Убийца нашёл его? Чего он там бубнил полночи?
Шере молчал, не зная, стоит ли делиться услышанным.
Эй-Нефер толкнула его в плечо.
– Ну давай, малёк. Рассказывай, что знаешь.
Шере повернул к ней голову. В мягком свете восхода её чумазая физиономия была чем-то привлекательна. В уголке рта застряла крошка, Шере протянул руку и смахнул её. И ему почему-то захотелось поделиться с Эй-Нефер своими переживаниями.
– Да мертвец какой-то… – прогундел он взволнованно. – Отец встретил его на базаре и говорит, что это тот самый жрец, которого убили. А я думаю – зачем он пришёл сюда? Может, чтобы меня утащить?
– А ты-то ему зачем? – опешила Эй-Нефер.
Шере растерялся. Действительно, зачем?
– Мертвяки всегда утаскивают сыновей! – ляпнул он.
Эй-Нефер рассмеялась. Смех её был странный, словно и не её вовсе. Голос у немху был низкий, грудной, а смеялась она тоненько, заливисто и даже с какими-то трелями.
Шере обиженно посмотрел на неё и вдруг резко и сильно толкнул обеими руками так, что она опрокинулась навзничь.
– А ну пошла вон отсюда, – выкрикнул он. – Смеётся она… А я ещё пожалел её…
Эй-Нефер поднялась с земли, отряхнулась и посмотрела на Шере:
– Ишь ты, какой злобный, – иронично сказала она, затем повернулась и пошла прочь. Подойдя к воротцам, она обернулась:
– А жалеть меня не надо, у меня всё хорошо. Лучше, чем у тебя! – воскликнула Эй-Нефер и скрылась за оградой.
Сноски:
1 – То есть, стал вспоминать.
2 – Немху (nmhw) – сирота.
3 – Себек (sbk) – бог воды и разлива Нила. Изображался крокодилом или человеком с головой крокодила.
4 – То есть, задумался. В раннединастическом Египте и позже мышление воспринималось как диалог со своим Ка или персонализированным божеством (см. прим. 54).
5 – Мут – мать.
6 – Итеф – отец.
7 – Видеть чей-то Ка – вспоминать.
8 – Сеш – писец. Писцы в Древнем Египте оформляли во владение земли и усадьбы как современные нотариусы.
9 – При фараоне II династии Перибсене произошло разделение объединённого Египта. В Нижнем Египте поклонялись Хору, а в Верхнем – Сету. Фараон Хасехемуи на протяжении 48 лет своего правления занимался объединением страны.
3. Мер-Нефер. 62 дня до разлива. Настойчивый зов
Утром, после завтрака Саф подозвал к себе младшего сына.
– Готовься, сакет
. После урожая поедешь в Унут, – без обиняков заявил отец и пристально посмотрел на Шере, ожидая реакции.
Шере сначала растерялся, потом напугался. Опять этот Унут?! Это тот самый город, откуда сбежал отец, где жрец – мертвяк Хамерут. Отец всё-таки решил отдать его этому мёртвому и страшному человеку, которого сам боится! А вдруг это вообще город мертвецов?
Ка уже рисовал Шере страшные картины жизни среди мертвецов, почему-то непринятых в Дуат и потому злобных и опасных. Он всхлипнул, и из глаз его, помимо воли, брызнули слёзы.
Отцу это не понравилось. Он нахмурился.
– Что такое?!
Шере опустил голову и начал размазывать по лицу слёзы вперемежку с соплями.
– Там… там… там же нет никого, – сквозь всхлипы бормотал он. – А где я там буду жить? А что есть? Ты хочешь выгнать меня из дома? Это из-за того, что я вчера подслушивал? Я больше не буду подслушивать, хоть сколько рассказывайте там про мертвецов… – услышав это, отец поморщился
. – Я буду уши затыкать, – причитал мальчик, – только не гони меня из дома…
– Глупец! – закричал отец. – Это же для твоего блага! Я договорюсь, и тебя возьмут в школу писцов в Унуте. Выучишься и сможешь служить в храме или у номарха! Всяко лучше, чем всю жизнь таскать по полю вёдра с илом.
На крики прибежала Иринефер, недобро взглянула на Сафа и увела сына, бросив мужу:
– Ты напугал его!
Тот насупился и стоял молча, раздирая пальцами всклокоченную бороду.
Мать быстро успокоила Шере и объяснила, что отец хочет дать ему образование, а вовсе не выгоняет из дома. Занятия в школе писцов идут с перерывами, во время которых все ученики разъезжаются по домам.
Шере хмуро слушал, а потом сказал:
– Мут… а можно я не поеду в этот Унут? Там ведь страшно… там людей… – он хотел сказать «убивают», но вовремя спохватился. – …заставляют много работать на полях.
Иринефер удивилась.
– С чего ты взял, сынок? Унут – огромный город, куда крупнее нашего Мер-Нефера. Там хороший храм, много начальства. В Унуте занимаются ремёслами, торговлей и общением с богами. Да у них и полей-то почти нет, Унут стоит далеко от Хапи – не меньше, чем в трёх тысячах шагов
.
– Ну можно, я не поеду? Я лучше буду работать с отцом и братом в поле…
Иринефер неодобрительно посмотрела на него.
– Я думаю, Шере, тебе не нужно спорить с отцом и отказываться. Школа открывается после сбора урожая, через пять лун, а пока ты будешь жить как жил.
Шере вздохнул и хотел было пойти погулять – с улицы раздавались крики соседской детворы, но Иринефер сначала заставила его натаскать воды, потом он и Кафи помогали ей убирать в доме, затем Кафи села прясть, а мут – ткать… и когда солнечная ладья начала склоняться к западной пустыне, Шере даже сказал своему Ка, что может быть жизнь в школе писцов не так и плоха. После обеда, когда Саф отправился дремать под свой сикомор, Иринефер, наконец, разрешила ему выйти на улицу.
Но там было тихо и безлюдно, и Шере, в очередной раз полюбовавшись яркими узорами, покрывавшими небогатые дома в их квартале, решил прогуляться к реке, где воздух был свежее и можно было отдохнуть от изнурительной жары. Дети часто бегали туда во время зноя и устраивали в воде игры.
Но на этот раз Шере нашёл там только Эй-Нефер. Она сидела на камне у берега, обняв колени и глядя вдаль, словно высматривая что-то на противоположном берегу. С её головы стекала вода, похоже, она только что выбралась из реки.
Увидев её, Шере остановился и хотел было пойти назад, но то ли девчонка услышала его шаги, то ли по какой-то другой причине, она оглянулась и приветливо улыбнулась.
Он не сразу понял, почему не хочет подходить к Эй-Нефер, ведь она не сделала ему ничего плохого. Он считал, что избегает её, потому что отец запрещает. Но внутри Шере уже поселился червячок, сверливший его совесть, которая говорила ему, что ночью он незаслуженно обидел сироту, немху, пришедшую к нему без злых мыслей. Из-за этого он и боялся встречи с ней, стесняясь своего поступка, и желал этого, понимая, что всякая несправедливость должна быть исправлена.
Так или иначе Эй-Нефер уже увидела его. Поколебавшись, Шере подошёл к ней и сел рядом. Он посмотрел на её профиль, как ночью, а она тут же повернулась к нему и снова улыбнулась.
– Привет, малёк, – сказала она. – Пожрать чё есть?
Шере отрицательно мотнул головой и Ка упрекнул его, что он-то вот не знает, что, оказывается, можно быть голодным: у них в доме небогато, но еда есть всегда. А ещё Ка сказал, что если бы знать, то надо было захватить рыбы или жареных овощей.
– Ничего, – встряхнула головой Эй-Нефер, – я сегодня не голодная. Хочешь?
Она извлекла откуда-то кусок жареного мяса и ломоть туретского хлеба
. Шере так удивился, что даже онемел. У них в доме мясо было только по праздникам, а на туретские караваи он разве что на базаре посматривал, глотая слюнки.
– Откуда это? – выдавил он и не удержался, отломил кусочек ароматного хлеба и, положив его в рот, блаженно вдохнул аромат.
– Ешь, малёк, – сказала Эй-Нефер. – И ничего не спрашивай. Ты знаешь, что я решила?
Шере с интересом посмотрела на неё.
– Ну? – спросил он с набитым ртом.
– Мы с тобой пойдём в Унут.
Шере поперхнулся. Да что они – сговорились, что ли?!
– Никуда я не пойду, – вскрикнул он. – Ни в какой Унут!
– Да ты погоди… – сказала Эй-Нефер. – Вот смотри: ты боишься какого-то мертвеца, так?
– Так, – буркнул Шере.
– Мертвец этот где? Здесь?
– Ну да, здесь.
– Раз он здесь, значит, там его нет? Значит, там безопасно.
– А это неизвестно! – начал спорить Шере. – Он же мёртвый, фьють – и там, где ему нужно. И потом, может, там весь город мертвяков, – вспомнил он утренний разговор с отцом и матерью и свои опасения.
– А может, нет! – воскликнула Эй-Нефер. – Ну подумай, с чего ты это взял? Просто придумал же.
– Ну да, придумал… – пробурчал Шере. – А отец сказал, что этот мертвяк к нам через забор заглядывал – это тоже я придумал?
– Так это же здесь, Шере. Здесь, а не там.
– Но раньше-то он был там! – заорал Шере. – Отстань! Не пойду никуда.
И хотел было броситься на Эй-Нефер, но вспомнил, что ему уже было стыдно за это и просто вскочил, сжав кулаки. Эй-Нефер даже не шелохнулась.
– Эх ты, – сказала она. – А я-то думала, ты мне поможешь…
Шере удивился.
– А ты при чём?
– Там где-то моя мама, – ответила Эй-Нефер. – Мне надо её найти, а одной страшно что-то…
– Твою маму съел крокодил, – напомнил Шере.
– Да, съел, – подтвердила Эй-Нефер. – А потом она спустилась в Дуат и стала богиней. Богиней Хатхор
. Она теперь живёт в Кемте, и мне надо её найти.
– Хатхор? – обалдел Шере. – Да с чего ты это взяла?
– Просто знаю, – упрямо сказала девочка. – Знаю и всё.
Она встряхнула головой и встала.
– Так что, малёк, идёшь?
– Нет, – ответил Шере.
– Ну и ладно, – ответила Эй-Нефер. – Одна пойду. А ты… вали к мамке под шенти
.
И она скорчила гримасу, изображая хныканье ребёнка.
Шере разозлился и хотел было убежать, но решил, что Эй-Нефер тогда совсем засмеёт его. И вместо этого просто опять сел рядом.
– Не надо дразниться, – попросил он. – Зачем ты злишься?
– Потому что ты трусишка и мамкин лягушонок, – сказала Эй-Нефер.
– Я не трусишка, – сказал Шере. – Просто незачем идти в этот Унут. К тому же…
Он хотел объяснить, что, если он уйдёт внезапно, родители будут волноваться, но тут Ка сказал ему, что Эй-Нефер снова посмеётся над ним. Ей-то что? – согласился Шере. У неё нет никого, может идти куда угодно.
– …к тому же нечего тащиться туда, откуда пришли мертвяки. Нечего! – закончил он.
– Дались тебе эти мертвяки, – сказала Эй-Нефер. – Зато всё узнаешь, вернёшься, отцу расскажешь.
– Нет, – твёрдо сказал Шере. – Я не пойду в Унут, мне это не нужно.
Они поднялись с камня и пошли в сторону дома.
– Эй-Нефер, – сказал Шере. – Я сегодня опять буду спать в саду. Если хочешь, приходи ночью, поболтаем, и я тебе припасу какой-нибудь еды с ужина.
– Посмотрим, – сказала она. – Не очень-то ты надёжный, малёк.
Вдруг она остановилась и показала рукой на огромного, как гора, мужчину в сотне шагов перед ними.
– Смотри, – сказала она. – Видишь вон человек?
– Ну тот лысый? – спросил Шере.
– Ага, тот лысый, – ответила она. – Он бродил возле вашего дома сегодня ночью.
– Как же ты его разглядела? – недоверчиво спросил Шере. – Темень была.
– У него был тростниковый факел. Он заглядывал к вам во двор зачем-то. Мне ещё Ка сказал, что такой взрослый, а, как я, по дворам бродит, жратву ищет. И я решила, что в ваш двор не пойду, всё равно он там всё подъест. А потом гляжу, он во двор не полез, а повернулся и ушёл, ну я к вам и забралась.
– Хм… – задумался Шере. – И отец кого-то видел возле нашего дома. Может это он и есть? А чего ему в нашем дворе?
И тут его осенило.
– Ну точно меня хотел утащить. Это же он и есть, мертвяк!
Эй-Нефер снова засмеялась.
– Ну кому ты нужен-то? Толку от тебя? Ни работать заставить, ни…
Вдруг девочка замолчала.
– Чего ты? – спросил Шере.
– Нет, малёк, ничего. Не обращай внимания.
Шере надулся.
– Не хочешь говорить?
– Да глупость… забудь.
После небольшой паузы она спросила:
– Послушай-ка… а ты что – всегда в саду спишь?
– Нет, обычно на крыше у сестры. Просто отец…
– Ну вот, малёк. Ты спи лучше на крыше. А если я приду, я в тебя камушком кину, чтобы разбудить.
– Да ты не попадёшь.
– Я не попаду?! Смотри!
Она подняла с земли камень, коротко размахнулась и попала точно в пролетавшего невысоко ибиса. Тот дёрнулся, но не упал, продолжив полёт.
– Эх, плохо попала, – огорчилась она. – Должен был упасть. Жратва помешала.
Она жевала кусок мяса с хлебом.
– Да ты что? – возмутился Шере. – Это же священная птица Джехути, а может и сам Джехути!
Он оглянулся по сторонам.
– Хорошо, что не видел никто, а то бы тебя сейчас потащили к сехему
, и меня с тобой вместе.
Эй-Нефер усмехнулась.
– Птица Джехути, говоришь? А почему тогда Джехути немедленно не покарает меня? – и она засмеялась с набитым ртом.
Вдруг она остановилась, глаза её покраснели, а рот открылся. Лицо быстро налилось кровью, она схватилась руками за горло и судорожно глотала ртом воздух.
«Подавилась», – услышал Шере голос своего Ка, подошёл к ней сзади и изо всех сил ударил кулаком по спине. Эй-Нефер упала и больно ушиблась головой о камень, но вдохнуть сумела. Ещё некоторое время она лежала на земле лицом вниз, затем медленно поднялась, прокашлялась и, сидя на земле, сказала:
– Спасибо, малёк… выручил.
– Видишь сама, – нравоучительно сказал Шере, – нельзя ибиса бить! Джехути покарает!
Дальше они шли молча, только Эй-Нефер всё время кашляла. Когда показался дом Шере, уже опустились короткие сумерки.
– Ну иди домой, малёк, – сказала Эй-Нефер и снова закашлялась. – И смотри – спать ложись на крыше, не в саду.
Шере посмотрел на неё. Глаза у неё всё ещё слезились.
– А ты больше не убивай ибисов, Эй-Нефер… и не болтай, когда ешь, пожалуйста. Мне будет жаль, если с тобой случится несчастье…
Эй-Нефер посмотрела на него, и Шере показалось, что слезинка, скатившаяся по её щеке, была не от спазма.
Сноски:
1 – Сакет – младший сын; саур, сасемсу – старший сын, упхет – первенец.
2 – В Древнем Египте не принято было говорить о мёртвых как о мёртвых. Шере говорит так, не осознавая в силу возраста, что может нанести вред как живущим, так и ушедшим. Взрослые же называют мёртвых ушедшими, уснувшими, упокоившимися и т.д.
3 – 1000 шагов – примерно 1480 метров.
4 – Дорогой хлеб, который подавали к столам представителей египетской знати. Зерно для него поступало из Турета.
5 – Хатхор – в египетской мифологии богиня неба, любви, материнства. Хатхор, в частности, поклонялись в номах Унут и Мехедж. Самым крупным центром почитания Хатхор был город Дендеры (Иун-Та-Нечерт) в Верхнем Египте.
6 – Шенти – древнейшая египетская одежда из хлопчатобумажных тканей, в неё одевались небогатые люди.
7 – Сехем – здесь начальник округа.
4. Мер-Нефер. 49 дней до разлива. Эй-Нефер в городе мёртвых
После этого разговора Эй-Нефер надолго исчезла. Отец тоже помалкивал о поездке в Унут. Днём они прятались от палящего солнца – мать с Кафи в доме, отец под своим любимым сикомором. Хеси целыми днями пропадал где-то. А вечером, когда зной спадал, всей семьёй они копались в саду – рыхлили потрескавшуюся от жары землю, отец с братом то подправляли покосившуюся ограду, то замазывали илом трещины в стенах дома, выстроенного из такого же ила, смешанного с песком и глиной. Кафи почти каждый день садилась прясть. Она умела это делать как никто другой. Из её нежных и чувствительных пальчиков выходила удивительная нить – невесомая и такая тонкая, что её и видно-то было только в клубке, да и тот казался полупрозрачным, словно собранным из паутины. Пару лет назад Кафи напряла очень много такой нити.
– Это никуда не годится, – недовольно говорил отец, который пытался рассмотреть нить, то поднося руку близко к глазам, то отодвигая на длину руки. – Из этого не будет плотной ткани, да и времени уходит сколько…
Иринефер была не согласна с мужем. Она соткала из Кафиной «паутинки» несколько образцов ткани и носила их на рынок, а потом и знакомой портнихе. Та понимающе осмотрела куски, подбросила небольшой отрез в воздух и долго наблюдала, как он падает вниз, покачиваясь словно лодка на волнах, одобрительно цокая языком.
– Прекрасная ткань, просто волшебство, – сказала она Иринефер. – Но я такую не возьму.
– Почему? – удивилась она. – Раз она прекрасная…
– Ну сама рассуди, – отвечала портниха. – Что и кому я буду шить здесь, в нашей глуши из этакого полотна. У нас здесь нет вельмож с их жёнами, которые смогли бы оценить красоту и тончайшую работу…
– Да ты посмотри, какая она крепкая, – настаивала Иринефер. – Даром, что тонкая как брызги воды…
Но портниха твёрдо стояла на своём. С тех пор несколько кусков, которые соткала Иринефер так и лежали в доме никому не нужные. А Кафи стала прясть обычную нить, такую, к которой привыкли жители Мер-Нефера. Но всё её существо противилось грубой работе, поэтому и времени на такую нить уходило больше.
Иногда к отцу приходил кто-нибудь, чтобы составить жалобу или обращение к властям, и это были радостные дни: отцу за работу отдавали то половину гуся, то четверть хара
ячменя, то пару-тройку хин
вина. В такие дни Иринефер устраивала праздничный ужин, на который тянулись и соседи, устраивавшие разговоры на полночи.
В обычные дни они ели только лепёшки да рыбу, а в такие удачные на ужин было мясо птицы, в пресные лепёшки Иринефер добавляла что-то, от чего они становились сладкими, а после еды всем доставалось пиво, даже Шере давали несколько глотков, после чего он засыпал как убитый.
И это было неудачей, ведь каждое застолье сопровождалось новыми рассказами, а уснув, Шере их пропускал. Пару раз проспав всё самое интересное и уяснив связь между сонливостью и выпитым пивом, Шере стал отказываться от пьянящего напитка, сразу после ужина забирался на своё любимое место на крыше и наслаждался рассказами болтливых стариков.
В последние дни много обсуждали Нахи – одинокого старика, жившего в другой части города. Он ещё в молодости овдовел, детей не завёл и заново не женился, так как был беден, и отдавать ему своих дочерей никто не хотел. Нахи переживал, что после смерти некому будет ухаживать за его Ка, и он не сможет жить даже в маленьком мирке, который способен обеспечить его двойник, не говоря о Дуате, дорогу в который должны были предварять многие и многие действия жрецов и родственников. Этим были заняты все его мысли. Но однажды он явился довольным и даже счастливым.
– Моё будущее обеспечено, – радостно возвестил он собравшимся, и все заинтересованно посмотрели на него. – Я договорился с Каром… ну тот самый торговец, который продаёт украшения с юга у нас и в других городах. Он напишет моё имя в своём сердабе
.
Гости недоумённо посмотрели на него.
– И что, ты считаешь этого достаточно? – спросил Дефатсен.
– Конечно, – заявил Нахи, выпив половину кружки пива и отламывая большой кусок от запечённого гуся. – Ведь если его хем-ка
будет читать моё имя, то мой Ка будет жить в том же мире, где и Ка Кара.
– И что он за это с тебя взял? – спросил Эйдефа.
– Не так много. Я должен каждый день работать в его усадьбе по утрам и мой Ка поступает в службу его Ка после моей смерти.
Такой способ обеспечения жизни своему Ка вызвал бурное обсуждение, которое продолжалось несколько вечеров. Шере было скучно выслушивать рассуждения стариков, и он возвращался мыслями к таинственным событиям, которые случайно подслушал у родительской спальни.
Постепенно страхи перед мертвецами, которые могли бы на него охотиться, покидали его. Скоро Шере уже позабыл о своих опасениях и не прислушивался больше к каждому шороху по ночам, а переночевав пару раз рядом с сестрой под крышей, снова перебрался в сад, под сикомор. Лёжа под открытым небом, он вглядывался в звёзды, заполнявшие бескрайнее пространство, и внимательно разглядывал луну, которая, как рассказывали старики, была ни чем иным, как лодкой Джехути, в которой бог мудрости перевозил умерших за западный горизонт, в Дуат.
– Может быть, эти мертвяки, которых видел отец, просто шли через Мер-Нефер, чтобы сесть в лодку на востоке, – вслух рассуждал Шере. – Просто долго шли, но и путь к нам из Унута неблизкий…
Он себя обманывал, чтобы успокоиться. До Унута было два дня пути, правда, путь этот лежал через Хапи, который следовало пересечь на перевозчике в районе острова Кети.
– Да мало ли, какие трудности в пути! – уговаривал себя Шере. – К тому же мёртвым ведь нужно всё другое, чем живым, всё магическое… Магический ячмень, магическое пиво, магическая вода… да всё. Вот и блуждают подолгу. Да и просто заблудиться могли…
Этот пришедший от Ка вывод окончательно успокоил Шере, и он, посмотрев ещё немного на лодку Джехути, совсем уже собрался спать и даже задремал, когда почувствовал, что кто-то трясёт его за плечои шепчет на ухо:
– Эй, малёк, просыпайся! Новости есть про твоих мертвяков!
Шере открыл глаза и повернулся. При свете полной луны он увидел склонившееся над ним лицо Эй-Нефер, как обычно, ироничное и насмешливое.
– Давай, вставай, – шептала она. – Ты упадёшь, когда узнаешь!
Шере приподнялся и облокотился спиной на ствол сикомора.
– Ну чего там? – спросил он, растирая кулаками глаза в надежде прогнать сон.
– Чегооо там… – передразнила его Эй-Нефер. – Видела твоих мертвяков, ну, то есть, я думаю, что их. Не может же быть, что вокруг Мер-Нефера им маслом намазано, и они все сюда тащатся. Парочка, всё как твой отец сказал. Два мертвяка, а может, и не мертвяка, или не два…
– Ну чего ты тянешь? – не вытерпел Шере. – Рассказывай давай…
– Помнишь того лысого? Которого мы в прошлый раз видели, а потом я сбила ибиса и подавилась…
– Ну… – сказал Шере. – Помню.
– Ну вот. Ты пошёл домой, а я – обратно на берег, потому что когда комаров мало, там спать лучше всего, прохладно… Не дойдя до Хапи, я увидела этого лысого, а с ним ещё одного, жреца, это точно.
– Почему думаешь, что жреца?
– Потому что одет так… шендот
, посох, богатые одежды с белыми полосами, бритая голова… ну, короче, он выглядел, как жрец. Он что-то говорил первому лысому, а тот кивал головой. После этого они подорвались куда-то, а я решила сходить за ними, посмотреть, где твои мертвяки живут.
Шере стало интересно, сон мгновенно слетел, и он пристально посмотрел на Эй-Нефер. Та, похоже, решив подразнить его, замолчала, а когда увидела, что Шере весь напрягся от любопытства, с невинным видом сказала:
– Ну, в общем, сходила. И вот только что вернулась. Устала, сил нет как, пойду-ка спать.
– Но-но! – возмутился Шере. – Не надо так! Давай-ка, рассказывай, что видела. А то хитрая… пришла, разбудила и уходишь?
– Интересно, что ли? Да? – ехидно сказала Эй-Нефер. – Ну ладно, малёк, расскажу. Только иди-ка пожрать чего-ничего принеси.
Шере мгновенно сбегал за лепёшками и рыбой и даже нашёл небольшой кувшин с остатками пива. Эй-Нефер с удовольствием накинулась на еду.
– Щас… – сказала она. – Немного поем, а то опять подавлюсь, как тогда.
Эй-Нефер уплетала за обе щеки и запивала пивом. Вскоре она насытилась и, блаженно откинувшись на спину, улеглась на землю.
– Сейчас, сейчас… – сказала она тихо и замолчала.
Шере присмотрелся и увидел, что Эй-Нефер спит.
– Ну вот… расскажу-расскажу, и вырубилась. Зачем только я ей пиво принёс, – пробурчал Шере и, поскольку ничего другого не оставалось, растянулся с другой стороны дерева и тоже мгновенно уснул.
Утром его разбудил шум.
– Ах ты, дрянь этакая! Ты как здесь оказалась?! – кричала Иринефер, схватив дубину и охаживая ей куда ни попадя бедную Эй-Нефер, которая спросонок ничего не соображала и только молча сносила побои, сжавшись в комок и прикрыв руками голову.
– И пиво наше скрала, воровка! – продолжала шуметь Иринефер. – Кувшин-то вон валяется. Значит, и в прихожку к нам забралась, ам-мутово отродье
…
Иринефер отбросила дубину, схватила кожаный хлыст и стала лупить им Эй-Нефер. До Шере, наконец, дошло, что происходит. Он вскочил, перехватил своей маленькой ручкой хлыст и закричал:
– Мут, ты что! Это же я сам ей пиво принёс!
И тут же перепугался, поняв, что за такой проступок обычным наказанием ему не отделаться.
– Что, сынок? Ты сам ей принёс? Ах ты!
Иринефер опустила руки, а Эй-Нефер, воспользовавшись паузой, тут же перемахнула через ограду и вела наблюдение за происходящим, просунув голову между калиткой и забором. Шере, увидев замешательство матери, тоже бросился наутёк и уже на улице услышал крики:
– Стой, злыдень! А ну вернись!
Но Шере так нёсся, что мигом оказался в конце улицы. Там он оглянулся и в клубах пыли увидел силуэт отца, который воздымал к небу кулаки и то-то кричал ему вслед.
«Ну всё, пришибёт теперь точно», – услышал
Шере и рванул вниз, к реке.
На берегу он сел на камень и дал волю слезам. Пока рыдал, не заметил, как подошла Эй-Нефер и села справа. Она посидела немного, потом положила ему руку на левое плечо, а голову на правое и сказала:
– А ты молодец, малёк… Прямо защитил меня, спасибо. Меня после мамы никто никогда не защищал, только били.
И тоже заплакала.
Так просидели они долго. Наконец, слёзы у обоих кончились, и они отёкшими глазами посмотрели друг на друга.
– Вообще-то я хотела идти в Унут, ты же знаешь, – сказала Эй-Нефер. – Но попёрлась за мертвяками, а они начали кружить по полям, искали, что ли, что-то. Потом ушли за поля… Я бы с голоду подохла, но слава Атуму
, они зашли в оазис. Там полно съедобного, так что я наелась. Но бродили мы с ними несколько дней, и в конце жрецу стало плохо, и первый лысый потащил его на себе. Упёрлись мы далеко. Да ещё такие кольца нареза?ли, я прямо с ног валилась.
– А зачем ты за ними пошла? – спросил Шере.
Она посмотрела на него удивлённо:
– Думаешь, я знаю? Просто Ка сказал мне – узнай, кто они. Мертвяки или нет.
– Ну и как? Узнала?
– Ага, – сказала Эй-Нефер. – Кое-что узнала. Пока жрец был в норме, они иногда разговаривали, а я подкрадывалась быстро и подслушивала. Первого лысого зовут Птахотеп, а жреца – Хамерут…
– Точно. Это про них отец рассказывал, – упавшим голосом сказал Шере. – Птахотеп убил Хамерута. Сначала ударил его какой-то дубиной по голове, а потом ещё перерезал горло…
Эй-Нефер посмотрела на него.
– Ну значит Хамерут – мертвяк. А вот зачем с ним Птахотеп ходит, да ещё как слуга?
Шере пожал плечами.
– Они ночью всегда костёр разводили и спали возле, похоже, чтобы зверей распугать. Я тоже там неподалёку пристраивалась. И вот однажды утром Хамерут не проснулся. Птахотеп всё бегал, бегал вокруг, какие-то побрякушки на него навешивал…
– Амулеты, что ли?
– Похоже, они, амулеты, – Эй-Нефер пощупала рукой ожерелье на шее. – Потом он в него тлеющей головнёй тыкал, прожёг дыры в одежде. Ну и, в конце концов, взвалил жреца на себя и поволок.
Эй-Нефер замолчала.
– А куда поволок-то?
– Так по оазису и тащил. Тащит-тащит, сядет. Посидит и опять тащит. И я за ним. Он измучился, и я устала, захотелось мне обогнать его да валить в Унут.
– Не пойму я, Эй-Нефер, чего тебе Унут этот дался?
– Да что непонятного-то? Там же Хатхор, мама моя.
– Хатхор, она же и тут тоже. Она же не только в Унуте богиня, но и в Махедже
. Зачем её там искать?
– А тут я уже искала, – объяснила Эй-Нефер. – Не нашла.
– А почему ты думаешь, что она твоя мать?
– Ну а кто ещё? – спросила Эй-Нефер. – Конечно она. И не спорь. Пошли жратву искать, есть пора.
– Да я домой… – промямлил Шере.
– Куда ты сейчас домой, дурачок? Тебя же отец прибьёт за меня. Думаешь, я не знаю, что вас всех мной пугают? Ты домой иди вечером, когда они успокоятся. А лучше, когда лягут спать. До завтра с них слетит, они на тебя поорут и всё. А если ты сейчас явишься, запорют!
Шере поговорил с Ка и решил, что Эй-Нефер, похоже, права. Действительно, сейчас идти домой, это только нарываться на побои. Да и завтра побьют же не сильнее, чем сейчас? Зато завтра, а не сегодня. Но есть, действительно, хотелось.
– А где еду искать? – спросил он.
– Где-где… Воровать же ты не пойдёшь? Значит, тут, на Хапи. Можно голубя убить и запечь на костре, можно лягушек (Шере скривился), можно рыбу… голубя проще. Папирус сейчас невкусный, жёсткий. Но если получится найти молодые побеги, то ничего… Ну что, пошли?
Шере встал и поплёлся за своей кормилицей.
Вскоре Эй-Нефер убила голубя, затем, схватив его, в мгновение ока вцепилась зубами в шею, откусила голову и выплюнула. Увидев расширившиеся глаза Шере, она покраснела и вытерла ладонью кровь с губ.
– Что, отец гусю голову не рубит? – сказала она, словно оправдываясь.
Шере промолчал.
– Можно прямо так есть, но ты же не будешь? – спросила Эй-Нефер.
Шере отрицательно помотал головой.
– Тогда нужен костёр. Ты посиди здесь, я сейчас быстро.
Эй-Нефер бросила возле него убитого и обезглавленного голубя и мгновенно скрылась из вида, даже не обратив внимания на испуг мальчика. «Огонь?» – встревожился Шере. Огонь просто так разводить нельзя. Иринефер и Саф всегда, прежде, чем разжечь огонь, читали какие-то заговоры и что-то подбрасывали в очаг, чтобы задобрить богов. Шере пожалел, что не понаблюдал за этим и теперь попал в такое ужасное положение – ведь боги наверняка рассердятся за этакое самоуправство. Вскоре Эй-Нефер вернулась с факелом и несколькими крупными сучьями подмышкой. Разложив всё это на берегу, она быстро и не задумываясь, развела костёр, а голубя, чтобы не ощипывать, просто обдала пламенем факела. Шере всё это время сидел с закрытыми глазами и про себя бормотал все обращения к богам, которые приходили ему в голову. Приоткрыв глаза, он заметил, что Эй-Нефер ловко и со знанием дела порубила птицу на куски острым камнем, который подобрала здесь же, на берегу и села рядом с Шере.
– Огонь спалит, надо, чтобы прогорел немного.
Вроде бы никаких ужасов не происходило, и Ка сказал Шере, что похоже, боги довольны теми словами, с которыми он к ним обратился. Но на всякий случай он отщипнул кусочек от разделанной птицы и швырнул в огонь.
– Ты что! – воскликнула Эй-Нефер. – И так же мало!
– Зато бог огня наестся, и не тронет нас, – объяснил Шере, и девочка промолчала.
Когда пламя почти погасло, и остались яркие угли, она нанизала куски птицы на ветки, взяла одну из них и протянула к углям. Затем посмотрела на Шере:
– Делай так же.
Шере взял вторую ветку и тоже протянул её к костру.
– И крути по чуть-чуть, – подсказала Эй-Нефер. – Смотри как.
Вскоре Эй-Нефер кивнула, и они с удовольствием вцепились зубами в печёное мясо.
– Вкусно, – удивился Шере.
– А ты думал я тебя чем накормлю, дурачок? Только смотри, малёк… голубь маленький, мы им не наедимся. Поэтому делай так.
Она отщипнула маленький кусочек и положила в рот.
– И посасываешь так помаленьку. Еда смешается со слюной и её станет больше, понимаешь? Если так есть, то наешься маленьким кусочком.
Шере попробовал. Очень хотелось проглотить весь кусок, но он терпел и старательно гладил его языком, прижав к нёбу. Затем положил второй кусочек, третий… через какое-то время голод, действительно, утих.
– Ну а дальше-то что было? – спросил Шере. – Ну там…
– А дальше мы пришли к мертвякам…
– Как к мертвякам? – замер Шере, и внутри у него всё похолодело.
– Очень просто, – сказала Эй-Нефер и рассмеялась. – Погребения. Много-много погребений. Настоящий город мёртвых, херет-нечер.
– А… зачем?
– Ну я не поняла, зачем, Шере. Он туда припёрся, сбросил с себя жреца и завалился спать. А я такого страху натерпелась, что просто свалила оттуда и пошла назад. Хотела напрямки пройти, чтобы не блуждать по оазису, да заплутала, лучше бы через оазис пошла, там хоть жратва есть…
Они помолчали, а потом Шере спросил:
– Ну а в Унут-то ты пойдёшь?
– А то! Конечно пойду, – заявила Эй-Нефер. – Чую я, что моя мут там, в Унуте. И надо туда идти. Ничего, проберусь через этот город мёртвых, чай, не съедят меня там.
И Эй-Нефер снова засмеялась. А Шере отвернулся.
1 – Хар – единица объёма сыпучих тел, равная примерно 48 литрам.
2 – Хин или хену – мера объёма жидкостей, чуть меньше половины литра.
3 – Сердаб – часовня в погребальном комплексе, возводившаяся для отправления культа Ка. Существовала отдельно от погребальной камеры, имела особое предназначение – формирование для Ка умершего Мира-двойника. Ка всех упоминавшихся в сердабе людей, вещей, животных, становились обитателями этого мира.
4 – Хем-ка – заупокойный жрец, который за определённую плату обязался поддерживать заупокойный, а иногда и прижизненный культ Ка в погребальном комплексе заказчика.
5 – Шендот – передник особого фасона, который в Раннем и Древнем царствах носили представители египетской аристократии и жречества.
6 – Ам-Мут (?m-mwt) – демон с телом гиппопотама, лапами и гривой льва и пастью крокодила. В Зале Истины ей отдавали сердце человека, которому вынесен обвинительный приговор.
7 – Согласно гипотезе бикамерализма или двухкамерного разума (Джулиан Джонсон, 1976) 3000 лет назад, то есть, вплоть до первого тысячелетия до н.э. человек воспринимал мышление как диалог с внешней сущностью. В верованиях египтян этой сущностью, вероятно, являлся Ка, как персонализированное божество. В христианстве некоторые, схожие с Ка, функции даны ангелу-хранителю. Ка, как и ангел-хранитель появляется в момент рождения человека и сопровождает его на протяжении всей жизни).
8 – Атум – Бог-творец, создатель мира.
9 – Махедж – XVI (Антилопий) ном со столицей в Хебену. Мер-Нефер, где живут Шере и Эй-Нефер, был небольшим поселением в Махедже. Унут был центром почитания Огдоады – четвёрки двуполых богов, представляющих Маат (Порядок) и противостоящих ей сил Исфет (Хаос), также представленных четвёркой богов-гермафродитов. Богиня Хатхор входила в пантеон богов обоих номов.
5. Мер-Нефер. 49-39 дней до разлива. Мертвячья болезнь
Домой Шере явился к вечеру, голодный и испуганный. Иринефер покосилась на него и ничего не сказала, а Саф, тоже молча, схватил сына за косичку с правой стороны головы
, отвёл в дом и выпорол тем самым хлыстом, которым утром досталось Эй-Нефер. Саф бил сына долго и старательно, к концу экзекуции уже и сам тяжело дышал, а с лица обильно стекал пот. Наконец, рука его безвольно опустилась.
– И чтобы никогда больше не видел тебя с этой грязной немху! – проревел он напоследок и, тяжело переступая, ушёл в прихожую, где, как обычно, соседи рассказывали свои сказки.
До этого Шере никогда так не наказывали. Самое большее, он получал пару затрещин, да иногда отец бил его длинным тонким прутом по рукам, если он неверно выводил иероглиф. Но отец знал меру, и эти удары не были болезненными. Сегодня же он разошёлся не на шутку. Шере поднялся с низкого ложа и попытался сесть, но, почувствовав боль, сразу перевернулся набок. Шере провёл рукой по ягодицам – она оказалась в крови. Он хотел было заплакать, но ещё утром проснулась в нём мужская гордость, и он сдержал слёзы. Мальчик снова лёг на живот и продолжал так лежать, пока не почувствовал чьё-то прикосновение. Шере резко повернулся и увидел Кафи, которая сидела на коленях, и смазывала раны Шере маслом из сосуда, стоявшего рядом на полу.
– Ты лежи, братик, – ласково сказала она. – Отец запретил тебе помогать, но он сейчас там занят разной болтовнёй и ничего не узнает. Меня мут прислала обработать твои раны.
Шере пробурчал что-то недовольно, но сердце его было тронуто заботой сестры. Возбуждение и даже ярость, которые наполняли его после несправедливого, как говорил ему Ка, наказания, сменились умиротворением и благодарностью, а затем спокойным сном.
Наутро Шере выскочил во двор и убедился, что Иринефер и Кафи уже встали, а Хеси и Сафа нет. Он подбежал к матери и спросил:
– Мут, а где шен
и теф
?
Иринефер посмотрела на него строго и приказала повернуться спиной. Увидев заживающие рубцы на ягодицах, она покачала головой и ответила:
– Отец заболел, лежит в горячке. Хеси пошёл за харапом
…
Шере побежал в дом. Саф лежал в спальне на высокой постели. Сын забрался по приставной лесенке наверх и увидел, что отец лежит с открытыми глазами, уставившись в потолок. Губы его запеклись, белки глаз пожелтели, лицо было бледным.
За завтраком Иринефер рассказала, что ночью она почувствовала сильный жар, шедший от отца. Она встала и начала протирать его тело влажными льняными салфетками. Но вскоре Сафа охватил сильный озноб, и ей пришлось прекратить эту процедуру. Всю ночь его трясло в сильнейшей лихорадке, и Хеси чуть свет отправился на поиски харапа. Проблема была в том, что лекарь служил в храме, ходил по домам, да и по личным делам мог отлучиться, поэтому не всегда можно было его быстро найти.
В конце концов Хеси вернулся и сказал, что харапа он нашёл, но тот очень занят, обещал прийти, но время не назвал. Весь день они ждали, но харап не шёл. Иринефер и Кафи по очереди дежурили возле постели Сафа, поднося тому питьё и предлагая поесть, но аппетита у больного не было. В этот день харап так и не явился, не дождались его ни утром, ни к полудню следующего дня.
Пришёл он только к вечеру. Он приказал снять Сафа с его высокого ложа и довольно долго внимательно осматривал, ощупывал, заставлял открывать рот, заглядывал в глаза и уши, мял живот, крутил ноги и руки в суставах и, в конце концов, сказал:
– Мертвячья болезнь… – Шере вздрогнул. – Происходит от дурного воздуха, летучей твари и злобных духов, иначе, сглаза. Соответственно лечить надо постоянным проветриванием, изведением мошкары, специальным питьём и заклинаниями. Хорошо бы так же найти виновного и заставить каяться. Вы знаете, кто его сглазил?
– Мертвяки! – вырвалось у Шере, но, получив подзатыльник от Иринефер, он тут же замолчал.
Харап посмотрел на него и спросил:
– Какие ммм… мертвяки сглазили, рассказывай.
Иринефер ответила вместо Шере:
– Да сочиняет мальчишка, харап, не слушайте его.
– Отчего же не слушать? – вздохнул харап. – Ежели были упокойники в доме или рядом, от этого вполне может болезнь произойти. Тогда нужно в их склепы отнести приношения и попросить не трогать больше больного. Так приходили мёртвые в дом? – и он обвёл всех взглядом.
Иринефер замялась. Саф поднял руку и заплетающимся языком сказал:
– Приходил один… из прошлого, под оградой ходил.
– Имя? Где могила? – спросил харап.
Саф указал рукой на жену, давая понять, что ему трудно говорить. Иринефер сказала:
– Хамерут зовут, а где могила, мы не знаем.
– Плохо, – сказал харап. – Ну слушайте меня. Ежели могилу найдёте, нужно отнести туда подношения – ожерелья, разную утварь, серебро, еду и питьё. А пока не нашли, хорошо проветривать, отгонять нечистую мошкару и трижды в день давать питьё, которое я оставлю. Я сам буду приходить утром и вечером и читать хекау от мертвячьей болезни. Платить будете мне по полдебена серебра каждую луну, можно продуктами или новыми вещами…
С этими словами харап достал из своего мешка лист папируса, чернила и палочку и начал писать. Писал он долго, а когда весь слегка желтоватый лист покрылся знаками, потребовал тазик, льняную салфетку и кувшин с водой. Он стал смывать написанное с папируса, направляя на него струю воды над тазиком и старательно протирая салфеткой. Когда на папирусе остались только едва различимые разводы, он перелил мутную жидкость из таза в небольшой кувшинчик в форме страусиного яйца, закупорил его и поставил на низкий столик.
После всех этих действий харап встал и вопросительно посмотрел на Иринефер. Та засуетилась, стала водить руками по телу, как бы подыскивая, что ценного на ней есть, в конце концов, сняла ожерелье со стеклянными бусинами и протянула его харапу. Тот внимательно осмотрел ожерелье, поджал губы и снова посмотрел на Иринефер. Она снова засуетилась и вынула из ушей серебряные серьги. Харап, взял и кивнул. Затем он расставил по комнате несколько статуэток и направился к выходу.
– Питьё, которое я приготовил, давать по две ложки трижды в день шесть дней. Потом по ложке трижды в день шесть дней. Потом повторять сначала… – на ходу выдал он рецепт лечения и уже в дверях, остановившись, сказал Иринефер, глядя нарочито в сторону:
– Первые хекау приду читать завтра рано утром. Завтракать буду у тебя. На завтрак приготовить жареного гуся в масле, овощи, вина полхину. Хлеб из тонкой муки без отрубей. Вечером приду читать вечерний хекау. На ужин мне… – и харап стал диктовать меню ужина. – Сейчас поем, что есть, указывай, женщина, куда идти.
Иринефер отвела харапа в небольшой обеденный зал для важных гостей, устроенный в дальней комнате их домика. Харап шёл медленно, пригибаясь под низкими притолоками в дверях, цокал языком и кряхтел, обозначая своё недовольство.
Когда харап ушёл, Иринефер вышла во двор и заплакала. Дочь обняла её и начала успокаивать.
– Где же нам ему каждый день по гусю брать, а? – запричитала Иринефер. – Отец болен, нам сейчас столько не заработать…
– Да ну его! – возмутился Шере. – Гуся ему… пусть жрёт, что дадим!
Иринефер посмотрела на него и улыбнулась сквозь слёзы.
– Хорошо бы, сынок… Но он ведь тогда и лечить будет кое-как. Умрёт отец-то. Мертвячья болезнь страшная, год духи силы сосут, потом убивают.
– А как их, духов, прогнать-то?
– Вот он и знает… Придётся откуда-то ему гусей таскать. О боги, хоть воруй иди… – снова заплакала Иринефер.
Тут из дома, шатаясь, вышел отец. Лицо у него покрылось красными пятнами, глаза блестели.
– Папирус дай… – с трудом выдохнул он и сел на землю возле низкого столика. – И всё для письма…
Кафи метнулась в дом выполнить просьбу отца. Почти тут же она вернулась, вывалив на столик всё перечисленное.
– Письмо писать буду… – Саф посмотрел на Иринефер. – Ему…
Та понимающе кивнула головой, а Шере немедленно спросил у Ка – кому отец собрался писать? «Мертвяку Хамеруту, – ответил Ка. – Чтобы не мучил болезнями…»
Саф писал долго. От слабости из рук у него всё валилось, он часто останавливался, заваливался на бок, потом снова выпрямлялся и продолжал писать. Наконец, когда солнечная ладья Ра уже нависла над горизонтом за рекой, он с трудом поднялся и протянул исписанный папирус жене:
– Письма усопшим относят в их гробницы… – тихо сказал он. – Но у того нет гробницы, отнеси на мою…
С этими словами Саф медленно зашёл в дом. Вскоре раздался скрип лесенки, по которой он взбирался на своё ложе.
К утру у него начались сильные судороги. Харап, пришедший к завтраку, где его уже ждал зажаренный гусь, насыпал в глиняную вазу порошок бурого цвета и объяснил как разводить.
– Это чтобы тело не крючило, – пояснил он. – Но придётся дополнительные хекау читать… Лекарство без магии не поможет.
Наевшись, харап прилёг под отцовским сикомором и задремал. Поднявшись через какое-то время, он отправился к отцу читать хекау и оставался у него довольно долго. Иринефер, зашедшая, чтобы спросить, не нужна ли какая-то помощь, обнаружила, что харап рассовывает по своим котомкам амулеты, снятые с Сафа:
– Зачем это? – опешила Иринефер.
Хабау злобно глянул на неё исподлобья и прошипел:
– Не лезь не в своё дело, женщина. И не заходи сюда, когда я занимаюсь лечением.
Немного помолчав, он сказал уже мягче:
– Вредные эти амулеты, демонами они заговорены. Силы сосут из твоего мужа…
– Эти амулеты… – начала было Иринефер, но увидев сердитое лицо харапа, промолчала.
Затем харап пошёл во двор и собрался было уходить, но Иринефер догнала его.
Шере не слышал, о чём она говорила, но понимал, что мать просит заменить гуся на завтрак чем-то подешевле. Харап сморщился от неудовольствия, но, поскольку хозяйство было явно небогатым, в конце концов, кивнул головой и ушёл. С лица Иринефер впервые за два дня исчезли морщинки озабоченности.
– Слава кемтским богам, – сказала она облегчённо. – Согласился через день есть рыбу… Но зачем же он снял амулеты? Ведь это Ренф-Анх дал их ему…
– Похоже, от них больше вреда, чем пользы, – откликнулся Хеси. – Харапу виднее!
– Да, но… ведь Ренф-Анх был очень сильным харапом. Если бы он был здесь, он бы сразу вылечил Сафа…
– Это нам неизвестно, – сказал Хеси.
Средство, которое дал харап, в сочетании с его заговорами, помогло. Через несколько дней судороги у Сафа прекратились. Иринефер решила, что, видимо, Хабау делает всё правильно и успокоилась.
Как раз в этот день Шере заметил за оградой Эй-Нефер, которая явно поджидала его. Иринефер, увидев её, нахмурилась:
– Чего эта негодница сюда повадилась?
– Мут… – сказал Шере, – мут, Эй-Нефер хорошая, но несчастная.
– Она ворует! – строго сказала Иринефер.
– А помнишь ты днями сказала: «Хоть воруй…»?
Иринефер строго посмотрела на Шере.
– Это я в сердцах, от отчаяния! Мы же нашли способ обойтись без воровства.
– А она не нашла, – сказал Шере.
Иринефер смягчилась.
– Ну ладно, иди поболтай с ней, раз уж тебе так невмоготу.
Шере, радостный, выскочил на улицу.
– Привет, малёк, – улыбнулась Эй-Нефер.
– Привет, – ответил Шере.
– У тебя отец болеет?
– Да, откуда знаешь?
– Да все говорят, – неопределённо ответила Эй-Нефер. – И харап Хабау от вас не вылезает…
– Да, он лечит отца, приходит по утрам и вечерам…
– И сколько берёт?
– Полдебена в луну и завтрак с ужином, – ответил Шере.
Эй-Нефер присвистнула.
– Ого! Где же вы столько брать будете?
– Не знаю…
Эй-Нефер помолчала немного и сказала:
– Про Хабау говорят, что он так себе лекарь… Слишком много запросил.
Шере ничего не сказал.
– Многие, кого он лечил, умерли, – продолжала Эй-Нефер.
Шере снова промолчал.
– А чем отец болен?
– Мертвячья болезнь, из-за воздуха, летучих тварей и злых духов, – перечислил Шере.
– И как? Лечение как?
– Да так, – махнул рукой Шере. – Корчить перестало. Но сначала и не корчило. Непонятно…
– У нас плохие лекари, – сказала Эй-Нефер. – Вот в Унуте…
– Ну ты опять?! – рассердился Шере. – Опять со своим Унутом?!
– Ну ладно тебе, – миролюбиво сказала Эй-Нефер. – Я одна пойду. Вот луна почернеет, и уйду.
Шере покосился на неё.
– И не вернёшься?
– Конечно нет, я же с мамой останусь, – ответила она.
Шере ничего не сказал. А Эй-Нефер странно посмотрела на него, словно принимая какое-то решение, но сомневаясь.
– Ты знаешь, малёк, – сказала вдруг она. – У меня есть кое-что. Жди меня здесь, я сейчас!
И она резво умчалась.
Шере остался стоять посреди улицы, ничего не понимая. Ждать пришлось довольно долго. Когда он уже собрался уходить, Эй-Нефер налетела на него из-за угла и сунула ему в руку какой-то тканный мешочек.
– Держи! Это от мамы осталось, я всё берегла… но сейчас вам нужнее.
И снова унеслась прочь по дороге. Шере посмотрел на мешочек, в нём что-то лежало. Он заглянул внутрь, это было серебро.
Дома мать взвесила его, оказалось два с половиной дебена. Она посмотрела на сына:
– Откуда?
– Ты всё равно не поверишь, – ответил Шере. – Эй-Нефер принесла.
Иринефер так и застыла от удивления.
Ни на следующий день, ни через день Эй-Нефер больше не появлялась. Разычкивая её, Шере несколько раз ходил на берег. Он помнил, что Эй-Нефер собиралась уходить после новолуния, значит, оставалось ещё четыре-пять дней. Он ходил на рынок, и к дому, где жили её родственники, но нигде не повстречал её.
Отцу тем временем становилось всё хуже. Лихорадка выматывала его. Только на два-три часа в день болезнь отступала под действием заклинаний и питья Хабау, но затем набрасывалась на него с новой силой. Однажды Шере услышал, как Хабау разговаривает с матерью:
– В Унуте знают верное средство от мертвячьей болезни. Жрецы храма Джехути им владеют. В Унуте от мертвячьей болезни не умирают…
– Для чего ты говоришь мне это? – спросила Иринефер.
– Так… – ответил харап. – Может есть кто в Унуте, чтобы помогли.
– Нет никого, – ответила Иринефер. – Да если бы и были, нет денег на тамошних лекарей.
– Плохо, – сказал Хабау. – Духи мучают Сафа. Они не отступятся, пока не захватят его Ка и его Ба или не будут изгнаны. Без Ка человек теряет лицо и ум. Без Ба – не может попасть в Дуат. А в Унуте знают, как их изгнать.
Иринефер заплакала. Хабау коснулся её плеча и сказал:
– Не плачь, женщина. Тебе нужен муж?
– Конечно, – всхлипнула Иринефер.
– Я могу достать это средство из Унута. Но деньги, конечно, понадобятся…
– Где взять мне деньги? – спросила Иринефер.
– Подумай, женщина, – ответил харап. – У тебя есть дочь… Я могу обменять лекарство на Кафи, она войдёт в мой дом как наложница.
Иринефер оторопела.
– Кафи? – она не могла поверить услышанному.
– Чему ты удивляешься, женщина? Ей уже одиннадцать. Через год в самый раз отдать её достойному мужчине. Чем я плох?
– Да ты же старик! – вскричала Иринефер. – Ты годишься в отцы моему мужу! Куда тебе нашу юную девочку? – и она окинула его взглядом с ног до головы.
– Ну смотри сама, – сказал Хабау и ушёл.
В это время из дома вышла Кафи.
– Чего он ещё хочет, мут? – спросила она.
– Тебя, – ответила Иринефер, глядя в землю.
Сноски:
1 – Многие дети в Древнем Египте носили косичку на правой стороне головы.
2 – Шен – брат.
3 – Теф, итеф, ит – отец.
4 – Харап – низшая ступень медика в Древнем Египте, вроде фельдшера.
6. Мер-Нефер. 38-37 дней до разлива. В путь
Харап был противный, жадный и наглый. И он собирался забрать у них Кафи, добрую и ласковую, которую Шере так любил. Как только Ка напоминал об этом Шере, его охватывал гнев. Он сжимал кулаки и бормотал тихо: «Не отдам! Не отдам!». Но, по правде говоря, он, слишком маленький и слабый, ничего не мог с этим сделать. Поэтому мальчик беззвучно глотал слёзы, которые текли у него из глаз от бессилия, и продолжал сжимать свои маленькие кулачки.
Затем разговор перешёл в другое русло. Что там говорил этот мерзкий харап? – спросил Ка. – Что заберёт Кафи за лекарство, которое возьмёт в Унуте? В Унуте, опять этот Унут, всё время Унут, куда не пойди, придёшь в Унут и больше никуда.
Эй-Нефер хотела отправиться в Унут на поиски богини Хатхор, которую она считала своей матерью. Отец собирается отправить Шере в школу писцов в Унуте. Мертвяк Хамерут – жрец из Унута, в Унуте когда-то служил и сам Саф. Там находится жилище Джехути – храм, а Джехути, всем известно, – бог врачевания, бог мудрости и бог, распоряжающийся судьбами умерших в Дуате. И, наконец, лекарство для отца можно найти в Унуте.
Получалось, что как ни крути, а спасти Кафи от гадкого старика Хабау и вылечить отца можно было, только сходив в Унут. Добыть лекарство и секрет его применения, принести отцу, а подлого и похотливого харапа унизить и прогнать!
Шере тут же вскочил на ноги. Лодка Джехути в небе светила всё слабее, кто-то в Дуате каждый день откусывал у неё краешек, чтобы ночью она появлялась в небе ещё более усечённой. Интересно кто? Может быть, это тот самый змей Апоп, которого неустанно поражает и поражает Ра, вплывающий в солнечной ладье в царство Дуата?
В блёклом свете убывающей луны Шере с трудом различал контуры предметов. Эх, где же Эй-Нефер, ну куда она пропала? Сейчас бы в самый раз с ней посоветоваться…
Шере направил свой взгляд в сторону калитки и там, на фоне разрисованной яркими красками ограды опять, как и той уже забывающейся ночью, увидел силуэт сидящего к нему спиной крепкого мужчины. Шере даже привстал, опершись на локоть.
– Эй, уважаемый… – негромко, полушёпотом обратился он к сидящему.
Но ответа не последовало. «Не слышит», – решал Шере. Но шуметь он не хотел, опасаясь перебудить всю семью. «Подобраться к нему поближе?» – подумал Шере и после коротких колебаний пополз. В какой-то момент ему показалось, что мужчина слегка повернул голову, и на мгновение Шере увидел его полупрофиль, чем-то поразивший его. Однако понять, чем, Шере не успел, как голова снова приняла прежнее положение. Шере дополз уже почти до ограды, когда обнаружил, что к мужчине он не придвинулся – он снова был от него на расстоянии трёх-четырёх шагов. Теперь он находился словно за оградой, сквозь которую был виден – всё так же более или менее отчётливо.
«Это чей-то Ка! – догадался Шере. – Интересно, чей?». Немного поразмышляв, он решил, что с Ка должен говорить Ка и мысленно попросил своего внутреннего собеседника, постоянно ведущего с ним диалог, спросить у загадочного пришельца, кто он и зачем пришёл. Почти сразу же мужчина исчез. «Ну вот, напугал его… – возмущённо сказал Шере своему Ка. – Не мог, что ли, как-то повежливее?» «Я вежливо», – услышал он в ответ.
Дети быстро переключаются и после неудавшейся беседы с незнакомцем Ка Шере снова заговорил об Эй-Нефер.
Он напомнил, что Эй-Нефер любит спать на берегу реки. Шере тихонько выскользнул на улицу и побежал вниз. До Хапи было несколько тысяч локтей, и Шере, пока бежал, сильно вспотел и запыхался. Но Эй-Нефер на берегу он не нашёл. Шере прошёл тысячу локтей на север, затем осмотрел столько же на юг, но немху здесь или не было, или она пряталась в каких-то укромных уголках, где-то между камней, куда проникало так мало и без того тусклого лунного света, что разглядеть там ничего было нельзя.
Вернувшись домой, Шере услышал всхлипывания. Это плакала Кафи. Он залез по лестнице на крышу и подошёл к сестре. Та, увидев его, отвернулась и сделала вид, что спит. Шере лёг на пол рядом с постелью сестры и уснул.
НаутроШере вскочил и сразу убежал на берег в надежде, что утром найдёт Эй-Нефер там, куда ночью не смог толком заглянуть. Он осмотрел все расщелины, крупные камни, и даже заглянул в каналы, дно которых в ожидании разлива пересохло и покрылось трещинами. В конце концов, Шере, разочарованный, ушёл. По пути он свернул к усадьбе, где жили родственники Эй-Нефер, походил возле дома, но и там её не встретил.
«Может, ушла в Унут?» – говорил Шере Ка. Но она говорила, что уйдёт после новолуния, а до него было ещё несколько дней. Он не знал, где ещё искать подругу и вернулся домой.
Дома в обеденной комнате харап Хабау поглощал завтрак. Он сидел на корточках возле низкого столика и руками отрывал куски от запечённой перепёлки, которую вчера поймал Хеси. Под столиком Шере заметил несколько бокалов, наполненных каким-то напитком, скорее всего, вином, так как бокалы были глиняные, а пиво обычно разливали в большие кружки, слепленные из ила. Харап один за другим доставал бокалы и запивал ими мясо.
В соседней комнате отец всё ещё метался в горячке. Ему явно стало хуже. Если в первые дни болезни он ещё вставал с постели и пытался что-то делать, то теперь половину времени Саф проводил в полузабытьи, а другую просто лежал, глядя в потолок, и даже не пытаясь подняться. Лечение Хабау помогло только от судорог, а лихорадка не уходила. Отец жаловался на неотступающую головную боль, нытьё в ногах и руках, его часто знобило и он просил накрыть его всем, что только можно было найти в доме. Лицо его было багровым, глаза налились кровью, веки отекли, превратив глаза в узенькие щёлочки.
Хабау положил в рот последний кусок перепёлки, вытер руки о ткань, которую ему подала Иринефер и, продолжая жевать, поднялся. Жир капал с его подбородка, Иринефер брезгливо поморщилась и снова подала ему салфетку.
– Вытри сама, женщина! – потребовал харап и, выставив в ухмылке зубы, посмотрел на Иринефер.
Та протянула салфетку к его лицу и протёрла харапу губы. Он левой рукой схватил Иринефер за талию и властно притянул к себе:
– Оближи, – потребовал он и положил правую руку на грудь Иринефер. Она коротко охнула, отшатнулась от Хабау, вырвалась и выбежала вон. Тот засмеялся ей вслед и неровным шагом вошёл в комнату, где лежал Саф.
Шере, который стал невольным свидетелем этой сцены, был возмущён до глубины души. Что этот харап себе позволяет? Почему он ведёт себя в их доме как хозяин?
Вечером того же дня, сидя в саду на тростниковой циновке, Хабау говорил, обращаясь к Иринефер:
– В следующую лунуя отправлюсь в Унут по делам и проведу там несколько дней. Я привезу лекарство для твоего мужа, а ты, тем временем, подготовь мне комнату в своём доме. В эту комнату я буду приходить к своей новой наложнице, пока ей не исполнится двенадцать, когда я заберу её в свой дом. А пока налей-ка мне ячменного пива в эту кружку…
И харап подвинул ногой к Иринефер большую кружку.
– Только сначала помой её.
Шере мгновенно пришёл в ярость, схватил кружку с земли, размахнулся и изо всех сил ударил ей харапа по голове. Черепки разлетелись по саду, Хабау с криком схватился за голову и упал навзничь, а Иринефер с ужасом смотрела на него и только лепетала:
– Что же ты наделал, сынок… он теперь откажется лечить Сафа…
Харап с трудом поднялся на ноги, злобно посмотрел на Шере и вышел со двора, бросив напоследок:
– За это будет отдельная плата, женщина…
Иринефер была ошарашена случившимся и какое-то время молчала. Затем она сказала:
– Ты уже настоящий мужчина, Шере. Только вот ума тебе пока не хватает. Где мы возьмём лекарство для отца? Кто его будет лечить? Нам приходится терпеть этого харапа…
– И то, что он хочет забрать Кафи? Мы должны и это терпеть? – спросил Шере.
Затем он помолчал немного и сказал:
– Я сам добуду это лекарство, мут…
Иринефер посмотрела на него ласково и погладила по голове.
– Пойдём ужинать… добытчик.
Тут во дворе появился Хеси, который пришёл с прогулки.
– Встретил сейчас Хабау… у него полголовы в крови. Что это с ним?
– Шере огрел его кружкой, – сказала Иринефер.
Хеси остолбенел.
– Ну ты даёшь, братишка, – только и сказал он.
НочьюШере дождался, когда в доме наступит тишина, затем взял мешочек с лямками, положил в него несколько пресных лепёшек и небольшой кувшинчик с чистой водой. Затем он зашёл в дом, взял несколько невесомых салфеток, которые мут соткала из нити, сделанной Кафи, и положил их в мешок. Повесив на плечо этот запас, он поднялся на крышу к спящей Кафи и растолкал её. Кафи открыла глаза и недовольно посмотрела на него.
– Кафи, – сказал Шере, – я пошёл за лекарством для отца.
Та спросонок ничего толком не поняла.
– Хорошо, иди… – буркнула она и, повернувшись к стене, снова уснула.
Шере кивнул и спустился вниз. Вскоре он уже выходил из города с южной стороны.
«Эй-Нефер говорила, что лучше идти через оазис», – сказал ему Ка, и он направился к рощице, которая была бы видна на горизонте, если бы не недостаток света от тонкого серпика лодки Джехути.
Когда солнечная ладья Ра осветила небо западной пустыни, в трёх тысячах шагов от Мер-Нефера, в рощице, укрытый кронами невысоких раскидистых деревьев и кустарников, спал маленький рыжеволосый мальчик. Рядом с ним валялась небольшая дорожная сумка. Если бы он не спал, то увидел бы, как всего в сотне шагов по опушке прошёл Хеси, который рано утром отправился на поиски своего брата, затеявшего авантюрное путешествие. Хеси тоже мог увидеть его, если бы Шере не был скрыт ветками кустарников.
И тогда вся дальнейшая жизнь Шере сложилась бы совсем иначе.
Но пока Шере спал, Хеси, считавший, что он ушёл куда дальше, прошёл ещё несколько тысяч шагов на юг и, не найдя даже следов братишки, вернулся обратно в дом своего отца, где уже сидел ухмыляющийся харап Хабау, а Иринефер прикладывала примочки к его разбитой голове.
– Это Джехути лишил разума твоего сына за то, что он напал на меня, – громко говорил Хабау, похотливо вцепившись руками в бёдра Иринефер. И если вы не смиритесь, то он лишит разума вас всех, я говорил с ним сегодня ночью.
Иринефер старалась избавиться от настойчивых объятий старого харапа, но тот вёл себя нагло и настойчиво. Хеси опустил глаза и прошёл мимо, сделав вид, что не заметил, как Хабау пускает слюни, заглядывая склонившейся перед ним Иринефер за отошедшую на груди ткань платья.
Стыд перед сыном переполнил чашу терпения Иринефер. Она вдруг выпрямилась, сильными ударами стряхнула липкие пальцы харапа со своих бёдер, отошла на шаг и, гневно сверкая глазами, заявила:
– Или ты, харап, за оговорённую плату будешь лечить моего мужа и больше ни на что не претендовать в моём доме, или убирайся вон и больше не появляйся на нашем пороге. Пусть мой муж лучше умрёт, чем получит на свою голову несмываемый позор из-за неверной жены и обесчещенной дочери! И как тебе, о, харап, не совестно так себя вести? Что ты скажешь после смерти священному Змею Уамемти о своих прелюбодеяниях
?
С этими словами раскрасневшаяся от стыда и гнева Иринефер подошла к ограде и открыла дверь со двора на улицу. Хабау был поражён. Он уже не раз с помощью подобных уловок забирал дочерей бедняков в свой дом и развлекался с их жёнами. До сих пор этот метод не давал сбоев, и вот вдруг добыча, вкус которой он уже ощущал, уходила прямо из рук. Мало того, женщина ещё и уличала его в тяжёлом бета?
, что само по себе могло повлечь неприятности. Только что старый харап предвкушал, как вот-вот удовлетворит свою похоть сначала с женой, а затем и с дочерью, а теперь ему приходится уходить несолоно хлебавши? Ну нет, он так просто не сдастся.
– Хорошо, хорошо, женщина, – сказал он миролюбиво. – Я буду лечить твоего мужа, не выгоняй меня.
Иринефер закрыла дверь и наблюдала, как Хабау на коротких кривых ножках, словно утка раскачивая задом, заходит в дом.
– Она сказала «и», – сказал себе Хабау. – Ну, ладно, пусть будет не «и», а «или», – и лицо его исказила усмешка. – Девчонка всё равно будет моей, как бы ты ни сопротивлялась.
И харап бросил взгляд в сторону Кафи, которая как раз в этот момент спускалась по лестнице из своего закутка на крыше.
Сноски:
1 – Змей Уамемти – один из сорока двух богов посмертного суда, которым умерший клялся, что не совершал сорок два греха. Змею Уамемти умерший говорил, что никогда прелюбодействовал.
2 – Бета? – одно из десяти понятий греха в Древнем Египте (иу, иуит, исефет, аут, уха, бут, бета?, хуу, хабет, аб). Кроме того, бета? было одним из шести понятий вины – ун, хебенет, сехеф, гебау, аджа и снова бета?.
7. Путешествие. 37-32 дней до разлива. Озеро
В это самое времяШере быстро шагал по камням и песку вдоль оазиса. В рощу он заходить не хотел, опасаясь змей, на которых можно случайно наступить, не заметив их среди растительности. Здесь тоже могли ползать змеи и, кроме того, скорпионы, но на каменистой почве их было легко заметить издали и обойти. С утра он позавтракал одной лепёшкой и запил её водой. Теперь Шере прикидывал как долго предстоит ему идти до Унута, о котором он знал только то, что это столица Заячьей области, и находится он за островом Кети
на другой стороне Великой реки.
Шере вспомнил, как Эй-Нефер рассказывала ему, что дошла до места, где находилось много старых, заброшенных могил. Странно, подумал он, зачем устраивать погребения здесь, так далеко от Дуата? Ведь покойнику придётся переплывать Хапи, потом идти до пустыни и ещё по пустыне много дней пути. Так ни один умершийне доберётся не только до тростниковыхполейИалу, но даже и просто до Дуата. А может Эй-Нефер ошиблась, и нет там никаких могил? Но зачем-то же Птахотеп потащил туда мертвяка Хамерута, вспомнил Шере и поёжился. Может, там его могила, и Хамерут хотел вернуться в неё? Шере прислушался в ожидании ответов от своего Ка.
Ка молчал, но кое-что Шере всё-таки услышал – пение со стороны рощи. Поющие голоса завораживали и обволакивали. Шере остановился и попробовал понять, о чём они поют, но тут же наступила тишина, и только листья шуршали на ветру. Он продолжил путь, снова настроился на разговор с Ка и опять услышал пение, но на этот раз ещё и увидел боковым зрением фигуры красивых девушек в ветвях деревьев. Шере захотелось полюбоваться на них, но стоило ему остановиться, как девушки исчезли.
От отца Шере знал, что миражи в пустыне не редкость, но эти миражи были странными – если не их не слушать и не рассматривать, они были, а если на них обратить внимание, тут же исчезали.
Шере пытался обмануть миражи, пробовалразглядеть их, не поворачиваясь, а изо всех сил кося зрачками, но они пропадали сразу, как только их контуры появлялись перед глазами. Через какое-то время Шере надоелоэто занятие, и он стал воспринимать красавиц с чудесными голосами просто как фон.
Тем временем, солнечная ладья поднялась высоко в небо, и сильный зной заставил Шере перейти врощу, чтобы укрыться в тени деревьев. Помня о таинственных демонах, которые сидели в кронах, он делал это с опаской. Отец рассказывал ему, что разные духи могут преследовать путника, пытаться сбить его с дороги и даже погубить, чтобы захватить Ка. Лишившись Ка, человек не мог больше ни говорить, ни делать что-либо иначе, как исполняя чужую волю. Человек без Ка мог часами сидеть, раскачиваясь, и смотреть бессмысленным взглядом перед собой, пока егоне окликнут и не поручат какое-то дело.
Побаивался Шере не зря: стоило ему только начать путь сквозь заросли, как сверху раздались манящие голоса, которые наперебой предлагали емуотказаться от своих планов.
– Шере, Шере… – шелестели они напевно, – не ходи никуда, иди к нам.
– Зачем тебе идти куда-то по такой жаре? Остановись, Шере, приляг и отдохни…
– Отстаньте! – отвечал Шере и поднимал голову, чтобы рассмотреть, у кого это там такой нежный голосок. Но как только он делал это, наступала тишина, и только ветер шумел, раскачивая кроны. Несколько шагов Шере делал в тишине, а потом начиналось снова:
– Шере, ты уже взрослый мужчина, ляг на травку, отдохни, мы уже идём к тебе…
– Не нужно спешить, Шере. Унут никуда не денется, ты придёшь туда днём раньше или днём позже…
– Остановись, Шере, поговори с нами…
– Прислушайся, Шере, слышишь, совсем рядом звенит ручеёк? Подойди к нему, попей… так хочется пить, Шере.
Последнее замечание заслуживало внимания. Шере остановился, прислушался и, действительно, услышал слева журчание воды. Он пошёл на звук и довольно быстро вышел на поляну, по краю которой с запада на восток тёк ручей. Шере попробовал воду рукой – она была прохладной, но не ледяной. Тут же наступила полная тишина, даже птицы замолчали и листья оливковых деревьев и акаций перестали шелестеть на ветру. Да и сам ветер улетел куда-то, оставив после себя запахи травы и влаги. Шере лёг, напился воды из ручья и наполнил свой небольшой кувшинчик. Испарения воды имели лёгкий освежающий аромат, и Шере захотелось так и идти по течению этого ручейка, никуда не сворачивая. Он встал и пошёл вдоль бережка. Время для него словно остановилось. Очнулся он, только очутившись на берегу водоёма.
– Ого, – сказал он. – А я и не знал, что в нашем оазисе есть такое огромное озеро. Неужели я уже так далеко от дома?
Шере сел на поваленное дерево у воды. Дерево упало совсем недавно, его ветви были ещё зелёными и крепкими. Он облокотился на одну из них и стал смотреть на озеро, уходящее за горизонт. Усталость ли от жары, сказалась, бессонная ночь или ещё что-то, но Шере быстро погрузился в дрёму, а потом в крепкий сон.
Когда он проснулся, всё так же высоко стояла в небе солнечная ладья Ра, и освежающий ветерок касался его тела. Шере чувствовал себя выспавшимся и полным энергии. Он встал и сладко потянулся.
– Это всё прекрасно, – сказал он. – Но надо бы отправляться дальше.
Затем он немного подумал и сказал:
– Да, посижу на бережке ещё немного и пойду.
Мальчик снова удобно устроился в ветвях поваленного дерева и уставился в небо. Небо было чистым. Лазурь покрывала его от края до края, и где-то посередине этой лазури покачивалась на волнах бесконечного океана Нун
ладья. В ней стоял человек с головой сокола и приветливо махал Шере рукой.
«Это Ра, – сказал Ка. – Он на твоей стороне и поможет тебе».
И Шере помахал рукой богу в ответ.
– Как здесь хорошо и спокойно, – вслух сказал Шере. – Нет никаких хлопот, и не чувствуешь голода, только вот пить всё время хочется.
Шере достал из мешка свой кувшинчик и утолил жажду. После некоторого колебания он решил съесть и лепёшку, но откусив кусочек, с отвращением выплюнул её.
– Уже испортилась, ну надо же, – сказал Шере.
После этого он вынул из мешка оставшиеся лепёшки, понюхал их и выбросил в озеро.
– Ну и пусть, есть всё равно неохота, – сказал он, снова улёгся на полюбившееся место и уснул.
Сколько времени прошло таким образом, Шере сказать не мог. Каждый раз, просыпаясь, он видел над собой солнечную ладью, махал богу солнца рукой, пил воду и снова засыпал.
Когда Шере проснулся в очередной раз, вокруг была тьма, а внутри всё горело. Шере знал, что ночь и темнота несут смерть, что только Ка может жить во мраке, потому что у Ка есть специальные глаза, дарующие жизнь. Он застонал, повернулся и хотел было снова уснуть, но тут же чья-то рука подняла его голову, губ коснулось прохладное горлышко, и низкий девчачий голос сказал:
– Пей, малёк.
Шере жадно охватил горлышко губами и пил крупными глотками, пока из бутылки не перестало литься.
– Ещё… – прошептал он и отключился.
В следующий раз он очнулся днёми обнаружил, что лежит в роще под деревом, под головой у него – пустой полотняный мешок, а рядом никого нет. Шере приподнялся на локтях, поморщился и снова упал. Под правой рукой он нащупал кувшинчик с пробкой из тростника. Он выдернул пробку и приложился к горлышку. На этот раз он опустошил только половину сосуда, на ощупь закрыл его пробкой и опять уснул.
Ему казалось, что проспал он совсем мало, когда кто-то стал трясти егоза плечи и раздался всё тот же голос:
– Шере, просыпайся, Шере… надо поесть.
Он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Эй-Нефер. Она улыбнулась:
– Давай-ка, малёк, пожри немного, а то от голода окочуришься.
И протянула ему кусок рыбы, судя по запаху, запечённой.
Шере открыл рот, и Эй-Нефер стала вкладывать в него небольшие, пахнущие тиной, кусочки, тщательно очищенные от костей. Поев немного, Шере почувствовал прилив сил и привстал.
– А что случилось? – спросил он озадаченно.
– Это я у тебя хочу спросить, что случилось, – сказала Эй-Нефер. – Когда твоя сестра сказала мне, что ты ушёл в Унут, я сразу кинулась тебя догонять…
– Я искал тебя несколько дней…
– Меня тётка заперла и заставляла молоть ячмень. Ух, сколько я его перемолола… Потом, наконец, смогла разгрызть верёвку и сбежала… Ну вот. Оказалось, что ты уже свалил, и я побежала за тобой. Я знала, что ты дальше кладбища не уйдёшь, останешься там меня ждать. Я добралась туда, убедилась, что Птахотеп всё ещё бродит там между могил, но тебя нигде не было. Тогда мой Ка сказал, что с тобой что-то случилось по пути, и я помчалась обратно. Обыскала весь оазис, но тебя нигде не было. И я пошла на восток, ведь на западной стороне я тебя уже искала. И через два дня я нашла тебя в восточной пустыне, ты лежал без чувств, обессиленный и умирал от голода и жажды.
Эй-Нефер помолчала немного и спросила:
– Ну и как это понимать, малёк? Чего тебя туда понесло? Ты дикий, что ли?
– Я не был в пустыне, – сказал Шере. – Я сидел на берегу прекрасного озера и бог Ра приветствовал меня из своей ладьи…
– Ты наверное перепутал Ра с Сетом
, ему было в самый раз тебя приветствовать… – иронично заметила Эй-Нефер.
– Там было так хорошо, – сказал Шере. – Я не мог там умирать. Я сидел в ветвях удобного дерева и наслаждался ароматами воды и леса.
– А как ты туда забрёл, ну к этому озеру? – спросила Эй-Нефер.
– Сначала какие-то сладкоголосые женщины с деревьев уговаривали меня не спешить, – стал вспоминать Шере. – Потом я набрёл на ручей, напился из него и пошёл по течению, которое и привело меня к этому озеру…
– Я обошла там всё, пока тебя искала… – задумчиво сказала Эй-Нефер. Никакого озера там нет. Да и ручья тоже, был, правда какой-то с грязной вонючей водой, но я побрезговала из него пить. А девушки в ветвях, Шере… это, наверное дочери Себека. Мне мама рассказывала, что дочери бога Великой реки живут в оазисе и сбивают с толку путников, спешащих по важным делам.
– Дочери бога Хапи? – заинтересовался Шере.
– Ну да. Себек каждый год выбирает себе новую жену среди утопленниц, а иногда и сам затягивает понравившихся ему девушек… Когда им приходит время рожать, он идёт искать богиню Таурт
, а если не находит, то уводит с собой опытных бабок из деревень и городишек, вроде нашего. Вечером они принимают роды, а Себек им за это отдаёт все драгоценности, которые они в оставшееся до утра время соберут со дна. Некоторые возвращались оттуда богатейками… – с увлечением рассказывала Эй-Нефер, а Шере внимательно слушал.
– Дочери Себека, пока маленькие, играют с утопленниками, мучают их, – продолжала Эй-Нефер. – А когда вырастают, то уходят из реки и селятся на деревьях в рощах, где отыскивают себе жертву среди путников, поют ей, рассказывают о счастливом житье-бытье, уводят в сторону, истязают, а потом убивают. Вот и тебя они заманили…
Шере насупился. Неужели он стал жертвой колдовского наваждения, и всё, что он видел – озеро с прохладной водой, прекрасный чистый ручей, зелёные леса и, главное, Ра, приветствующий его из своей солнечной ладьи, – всего лишь чары злых и опасных духов Великой реки?
– Не дуйся, Шере, – весело сказала Эй-Нефер. – Главное, что всё обошлось… хотя, конечно, тащить тебя из пустыни было ой, как нелегко, я и сама вся изодралась о камни.
Шере опустил глаза вниз и увидел, что ступни и голени Эй-Нефер покрыты ссадинами и нарывами и кровоточат.
– Это надо маслом смазать, – сказал он, вспомнив, как Кафи обрабатывала ему раны после порки.
– Да надо бы, – ответила Эй-Нефер. – Надо бы, да где его взять?
Она махнула рукой.
– Заживёт само.
Эй-Нефер была одновременно по-детски беззаботна и по-взрослому предусмотрительна. Это озадачивало Шере, лёгкий характер девочки не сочетался с её же серьёзным и ответственным отношением к жизни. Он не понимал, что сделавшись сиротой, лишённой ласки и заботы, ей против желания пришлось быстро взрослеть, но стремление играть и радоваться уходит только тогда, когда дети становятся взрослыми не только в душе, но и физически.
– Ну ты как? – спросила Эй-Нефер. – Идти уже можешь потихоньку?
Шере кивнул и попытался встать. Но едва он поднялся, как в глазах потемнело, и он пошатнулся. Немху быстро подхватила его подмышками и аккуратно усадила на траву возле ствола дерева.
– Нет, малёк, – озабоченно сказала она. – Придётся пару дней здесь пожить.
– А как они выглядят? – спросил Шере.
– Кто?
– Ну эти… дочки Себека.
– Я не знаю, – ответила немху. – Лучше у тебя спросить, как они выглядят, ведь это же ты их видел.
– Да они исчезали, как только я хотел на них взглянуть… вроде, красивые, – пробубнил Шере и решил ещё поспать.
Сноски:
1 – Кети (kti) – округлый.
2 – Нун (nwn) – первозданный океан, породивший богов Египта – Ра и творца мира Атума. Одновременно обозначает сотворившее себя божество.
3 – Сет – в мифологии Древнего Египта бог смерти, хаоса и песчаных пустынь.
4 – Таурт (t?-wrt) – «Великая». Богиня, покровительница беременных и рожениц в Древнем Египте. Изображалась в виде самки гиппопотама с животом как у беременной женщины.
8. Мер-Нефер. 32 дня до разлива. Хабау атакует
– Эта женщина обещала мне за лечение её мужа отдать в наложницы свою дочь Кафи, – говорил Хабау, указывая на растерявшуюся Иринефер чиновнику, который в сопровождении двух воинов стоял, заложив руки за спину и строго глядя на неё. – Я целыми днями общался с богами и мёртвыми, с духами болезней и несчастий, я принёс лекарство для этого человека. И вот теперь, когда опасность миновала, и, благодаря моему мастерству, смерть отступила от её мужа, она отказывается выполнить обещанное.
– Я никогда не обещала этому харапу свою дочь… – вставила, наконец, Иринефер. – Я обещала платить ему и кормить его, и всё это делала.
– О почтенный сехем
, – перебил её Хабау. – Я предвидел, что эта женщина бесстыдно откажется от своих слов, поэтому привёл с собой свидетелей.
И он махнул двум мужчинам, которые стояли за оградой. Те вошли во двор и поклонились.
Сехем спросил, не поворачиваясь:
– Вы знаете эту женщину?
– Да, сехем, – подтвердили оба.
Иринефер возмутилась:
– Эти люди никогда не были в моём доме!
– Снова ложь, уважаемый сехем, – сказал Хабау. – Эти люди всегда ходят со мной, когда мне нужно засвидетельствовать договорённости.
Сехем сделал вид, что не слушает обоих, и снова обратился к свидетелям:
– Обещала ли эта женщина отдать почтенному харапу Хабау свою дочь в качестве платы за помощь, которую он окажет её мужу?
– Да, сехем, обещала, – закивали головами оба.
– Да это же ложь! – закричала Иринефер. – Не слушайте их, я никогда не обещала ничего подобного!
– Их трое, а ты одна, – сказал сехем и повернулся к воинам: – Забирайте девчонку. Ближайший джаджат
будет только в следующем месяце. За это время девчонку спрячут, и концов не найдёшь. Пусть посидит в темнице.
Один из воинов двинулся по направлению к Кафи, которая, перепуганная, стояла в дальнем углу двора. А второй из-за спин харапа и сехема начал подавать Иринефер знаки. Та поняла его не сразу, а поняв, кивнула и обратилась к сехему:
– Не уходите так из моего дома. Все соседи знают, что из моего дома никто не уходит без угощения. Позвольте подать вам вина, чтобы утолить жажду…
Сехем брезгливо поморщился, но кивнул, словно делая одолжение. Иринефер кинулась в дом и быстро вернулась с кувшином вина в руках. Подавая чиновнику кувшин, она незаметно сунула ему в руку серебряный слиток в один дебен и пристально посмотрела в глаза. Тот, прежде, чем выпить из кувшина, внимательно изучил слиток и даже подбросил его в руке, закрыв от Хабау, который почуял неладное и попытался заглянуть ему через плечо, но был быстро оттеснён воином, подсказавшим Иринефер идею о взятке.
Тем временем первый воин уже связал Кафи за спиной руки и вёл её к выходу.
Сехем сделал вид, что задумался.
– Думаю, девчонка никуда не денется, – сказал он, повернувшись к первому воину. – Оставим её здесь под ответственность хозяйки.
– Как! – переполошился Хабау. – Она моя! Если её сейчас не увести, они спрячут её, и я останусь без моей платы!
Сехем грозно посмотрел на него, а затем на Иринефер:
– Если девочка исчезнет, то пока её будут искать, в темницу сядешь ты.
Затем он развернулся и вышел, а следом за ним двор покинули и оба воина, один из которых подмигнул Иринефер и показал ей одобрительный жест.
Хабау бежал следом и причитал:
– А мне-то какое будет обеспечение, если девчонка пропадёт?
Сехем остановился.
– Да! Про тебя-то я забыл, почтенный Хабау. Тебе до джаджата надлежит выполнять все свои обязанности по лечению мужа этой женщины. Иначе договорённости, о которых ты говоришь, будут отменены.
И повернувшись, сехем быстро зашагал по улице.
Иринефер обняла поникшую Кафи и сказала:
– Обошлось, сати
. Они ушли.
– Это сегодня, мут. А потом он всё равно меня заберёт. Ты же видишь, у него свидетели…
– Придумаем что-нибудь, Кафи, – сказала Иринефер, хотя понятия не имела, что можно придумать.
– Да чего вы баламутите? – сказал Хеси, который за всё это время не произнёс ни слова, как будто происходящее его не касалось. – Кафи всё равно через год выходить замуж. Хабау хотя бы богатый, к тому же знается с богами. А попадётся какой-нибудь непутёвый, Кафи, а? И будешь ты век в обносках ходить.
– Хеси, ты с ума сошёл? – спросила Ирифнет. – Он Кафи в жёны брать не собирается. Метехнет
не имеет никаких прав, так, служанка…
– Так что же, что метехнет, – продолжал спорить Хеси. – Жена-то у него уже старуха, помрёт, метехнет станет женой.
– Там знаешь, сколько этих метехнут
, желающих стать жёнами… – устало сказала Иринефер.
– Так что ж с того… Кафи станет любимой метехнет, просто надо постараться. И будет жить в богатстве да в почёте.
Иринефер промолчала. Хорошо бы посоветоваться с мужем, да он сейчас ничего не соображает, не будет толка. А вот Кафи не промолчала.
– Сам иди женись на старухе за деньги, раз такой… – накинулась она на брата.
– Да я что, – как ни в чём не бывало сказал Хеси, который в это время ловко орудовал костяной иглой, пришивая к сандалии оторвавшийся ремень. – Я женюсь и на старухе, чтобы в люди выбиться. Но я ещё не дорос до женитьбы, так что придётся пока в поле поработать. А как силу наберу, так уйду к богатой, только вы меня и видели! Я уже присмотрел себе одну харт
, у неё после мужа богатство есть, да боюсь, как бы кто раньше не успел. А тебе, сестрица, в самый раз подыскивать, так он вон сам напрашивается, а ты нос воротишь.
– Это какую ты присмотрел? – изумилась Иринефер. – Неужто вдову старого Недмеба, что в прошлом году ушёл в Дуат?
– Её, да, – подтвердил Хеси и померил сандалию. – А что, мут? Живёт в большом доме, там одних комнат для слуг четыре, в обеденном зале вдоль стен кувшины и вазы из Сирии, из ильных кружек
не пьёт, – Хеси махнул рукой в сторону домашней посуды, – блюда у ей всё камень да бронза. В латанных сандалиях, – Хеси поднял ту, что зашивал, – у ней даже ба?ку
не ходят. Небось получше жизнь-то будет, чем в нашем сарайчике…
– А ты откуда это всё знаешь? – с подозрением спросила Иринефер.
– Да бывал у ней, чего ж. С базара как-то раз ей покупки поднёс, да зашёл в дом-то. И потом ещё носил, она на меня уж глаз положила, я вижу. Как идёт на базар, всё меня высматривает, а завидит – улыбается, рукой машет.
– Глаз положила? – удивилась Иринефер. – Да она мне в матери годится, старая уже…
– Так что ж с того, что старая? Надо-то ей то же, что и молодой. Уж я потерплю, зато потом весь дом, всё хозяйство мои будут. Дом-то стоит на озере, ночами там прохлада, да и днём есть, где охлонуть. Расписаны стены дорогими красками, не как у нас, а внутри-то всё ковры, ковры, ковры… На башенках окошки циновками закрыты – воздух идёт, а мошки нет, спать там благодать одна.
– Ты уж и спал там, что ли?
Хеси развёл руками.
– Вот это уж нет, не довелось. Пока не довелось, – поправился Хеси. – Но рассмотрел всё хорошо. А чтобы повеселее было, тоже метехнут заведу, при богатстве-то всё можно.
– Ты женись на ком хочешь, – не выдержала Кафи, – а я к старику не пойду, утоплюсь лучше…
– Как «утоплюсь»?! – ахнула Иринефер. – Ты чего это задумала? А ну не смей, Кафи, слышишь? Если придётся, так и со стариком поживёшь, значит, так богам угодно.
Кафи восприняла эти слова матери как предательство.
– Я от вас убегу! – закричала она. – Шере убежал, и я убегу!
И, заливаясь слезами, Кафи полезла по лестнице в свой закуток на крыше.
– Ну и дура же ты, сестричка, – весело крикнул ей вслед Хеси. – Счастье само тебе в руки идёт, бери и наслаждайся, а ты уворачиваешься.
Затем повернулся к Иринефер:
– Говорю тебе, мут, харап этот для Кафи – просто находка. И зря ты этому сехему целый дебен отдала. Ну за что? Посидела бы Кафи недолго в темнице, ничего бы с ней там не сделалось, многие сидят. Потом бы вышла да к богатому в дом. Она-то ещё ничего не понимает, а ты что? Вот жила бы ты у богатого – ублажай его да и только, работать не надо, валяйся себе на мягкой постели весь день! А господин пришёл, полчаса потрудилась, да и…
Он не успел увернуться от пощёчины. За ней последовала ещё одна, потом ещё и ещё. Разгневанная Иринефер лупила Хеси и приговаривала:
– Вот уж никогда не слышала от Ка, что буду терпеть этакое от собственного сына. Тебе что же – не нравится, что я живу с твоим отцом? А ты откуда взялся, скажи мне? Где бы ты был, если бы я полчаса в день ублажала господина, а Саф держал бы при себе наложниц? Тебя что же, не устраивает, что ты родился? Ах, ты…
– Мут, мут, – взмолился Хеси, – не бей. Ну не то я ляпнул, не подумал… Пожалей, ведь я же твой тепенхет
…
– Не нужен мне такой тепенхет, – Иринефер схватила кожаный хлыст и начала охаживать им Хеси по спине. – Шере мой тепенхет! Он, чтобы спасти сестру от позора, пошёл неведомо куда, а ты ей желаешь старику отдаться! Не будешь ты больше тепенхетом, Хеси! Отныне Шере тепенхет!
– Да ты что, мут! – Хеси вырвался из рук матери и отскочил в сторону. – Шере не может быть тепенхет, он родился позже! Он сакет
!
– Родился позже, да вырос раньше, – выкрикнула Иринефер и снова бросилась к Хеси, чтобы продолжить трёпку. Но тот быстро выскочил за ограду и уже оттуда выкрикнул:
– Не может быть Шере тепенхет! Я не позволю меня лишать законного!
Иринефер бессильно ударила хлыстом по ограде.
– Вот ведь вырос сынок…
И она полезла на крышу мириться с Кафи, которая всё это время с интересом наблюдала за экзекуцией.
Сноски:
1 – Сехем – начальник какого-либо ведомства, управления в Древнем Египте. Здесь – начальник стражников.
2 – Джадат – провинциальный суд в Древнем Египте. Судьёй обычно был жрец богини правосудия и миропорядка Маат.
3 – Сати – дочь.
4 – Метехнет – женщина, которую познал, наложница, в некоторых случаях – возлюбленная или любовница.
5 – Метехнут – множественное число от метехнет.
6 – Харт – вдова.
7 – Ильные кружки – кружки из ила, которыми пользовались бедняки.
8 – Ба?ку – слуги.
9 – Тепенхет – первенец.
10 – Сакет – младший сын.
9. Восточная пустыня. 30 дней до разлива. Встречи в городе мёртвых
Ещё два дня провалялись в роще под деревом Шере и Эй-Нефер, прежде чем он набрался сил на дальнейшую дорогу. Как раз этой ночью Шере увидел, что луна приобрела форму лодки, а присмотревшись, он даже увидел в ней самого бога мудрости, управлявшего своим судном, которое медленно плыло по небесному океану. Джехути стоял на корме и, слегка наклонившись, длинным веслом направлял лодку к горизонту, куда она была наклонена. В какой-то момент Джехути повернул лицо к Шере и приветливо взмахнул рукой. Это было очень уж похоже на фальшивого Ра, который являлся ему в колдовском сне, поэтому Шере недоверчиво осмотрелся и только увидев рядом спящую Эй-Нефер, решил, что Джехути не поддельный.
Чуть свет он вскочил на ноги и растолкал немху.
– А ну вставай, – сказал он. – Надо идти.
Эй-Нефер села.
– Можно было поспать ещё чуть-чуть, – с укором сказала она. – Я долго не могла уснуть, не выспалась.
– Сегодня ночью Джехути сказал мне, что надо идти, – сказал Шере.
– Сам Джехути? – недоверчиво спросила Эй-Нефер.
– Да, – подтвердил Шере, решив, что подробности ни к чему.
– Ладно, – сказала Эй-Нефер. – Раз бог сказал… Сейчас только похаваем что-нибудь.
Все эти дни Эй-Нефер просыпалась намного раньше Шере и уходила к реке за водой. Хапи протекал довольно далеко, примерно в двух с половиной тысячах шагов. Эй-Нефер была привычна к физическим нагрузкам, но сегодня она справедливо рассудила, что идти ей туда в одиночку теперь незачем.
– Раз мы уходим, – сказала она, – то пошли за водой вместе, чтобы сюда не возвращаться. Заодно и умоешься там.
На завтрак они доели плоды, принесённые Эй-Нефер вчера. Шере не наелся и просительно посмотрел на девочку.
– Могу убить ящерицу, – сказала она. – Будешь?
– Сырую? – опешил Шере.
– Испечём в ямке, – ответила Эй-Нефер.
Но Шере отрицательно покачал головой.
– Тогда на реке поймаем что-нибудь, – сказала Эй-Нефер. – Пошли. Только сначала сделаем кое-что.
Эй-Нефер быстро сплела из веток что-то вроде вытянутой в высоту корзинки.
– Зачем это? – спросил Шере.
– Рыбки наловим, – подмигнула девочка.
До реки они шли довольно долго, и Шере утомился. Купание его немного взбодрило, но сил на то, чтобы куда-то идти, у него не доставало. Местность была каменистая с вкраплениями песчаных участков, полей здесь не было, поселений тоже. Шере спрятался в тень между камней, которые были нагромождены вдоль реки. А Эй-Нефер, тем временем, установила на отмели свою корзинку, и довольно скоро принесла с десяток рыбёшек размером с ладонь.
– Мелочь, – кивнул на рыбу Шере.
– Зато высушится быстро, – сказала Эй-Нефер и, оглушив каждую рыбину ударом по скале, разложила свой улов на камнях на самом солнцепёке. А пока рыба сушилась, установила ловушку ещё раз.
– Что-то я не сообразила, – сказала она с огорчением. – Надо было вчера насушить. Но я тебя не хотела оставлять одного надолго.
Шере кивнул. Он был благодарен Эй-Нефер за заботу.
– Без меня ты была бы уже в Унуте, – сказал он.
– Да зачем же мне без тебя? – удивилась Эй-Нефер и улыбнулась, показав два ряда ровных и белых зубов, которые сильно контрастировали со смуглой кожей её лица. – Вместе придём в Унут. Разыщем тебе лекарство, а мне мут.
И она снова улыбнулась. А Шере услышал от Ка, что хорошо иметь такую неунывающую семаит
как Эй-Нефер и согласился с ним.
Пока рыба сушилась, Эй-Нефер медленно пошла вдоль берега, внимательно смотря под ноги, словно ища что-то. Постепенно она поднималась вверх и, пройдя таким образом несколько сотен локтей, радостно вскрикнула, села на корточки и взялась разгребать песок.
– Яйца! – сказала она Шере, который вопросительно посмотрел на неё.
Действительно, довольно скоро она вынула из песка несколько крокодильих яиц.
– Испечём, знаешь, какая вкуснятина! – сказала она и вдруг выражение её лица изменилось на тревожное.
Шере увидел, что она смотрит ему за спину и оглянулся. Всего в десятке шагов сзади довольно шустро передвигался крупный крокодил.
– Это самка! – вскрикнула Эй-Нефер. – А ну бегом.
Она схватила растерявшегося Шере за руку и потащила к ближайшей скале, в которой её острые глаза успели разглядеть глубокую расщелину. От испуга Шере потерял способность соображать и тянуть его было непросто. Тогда Эй-Нефер пропустила его вперёд и сильными толчками стала направлять к скале. Возня с Шере отняла несколько драгоценных мгновений, и крокодилиха была уже так близко, что ей не хватало только одного рывка для того, чтобы настичь беглецов.
К счастью, по суше крокодилу передвигаться было сложнее, чем по воде, поэтому Эй-Нефер удалось затолкнуть Шере в расщелину прежде, чем хощница догнала их. Однако самой ей места там не хватило, и девочка осталась снаружи один на один с разъярённой хищницей. Та, словно поняла, что деваться жертве некуда и, не спеша, стала обходить девочку с левой стороны.
– Эй-Нефер! Беги! – крикнул Шере. – Сожрёт же!
– Ей нельзя меня есть… – сказала Эй-Нефер, не сводя глаз с крокодила, который в каких-нибудь пяти локтях от неё приготовился к прыжку.
– Сожрёт! – заорал Шере и, выскочив из расщелины, встал впереди Эй-Нефер.
– Уйди, малёк! – заорала девочка. – Меня ни один крокодил не тронет!
Но теперь уже Шере схватил Эй-Нефер и изо всех сил заталкивал в узкую щель между камнями. Оказавшись там, Эй-Нефер увидела справа довольно глубокую нишу и скользнула в неё, за руку втащив Шере на своё место.
Как раз в этот момент челюсти хищницы сомкнулись рядом с ногой мальчика. Скала помешала рептилии добраться до детей, и она, мгновенно потеряв к ним интерес, медленно поползла к реке.
Шере отдышался и посмотрел на Эй-Нефер.
– Почему это ты решила, что она тебя не тронет? – спросил он.
– Мне старуха так сказала… – ответила Эй-Нефер.
– Какая ещё старуха?
– Ну старуха… – неопределённо сказала девочка. – На базаре старуха, она всегда жалела меня. Сейчас она уже там, – она махнула рукой на запад
.
– И что она тебе сказала?
– Она сказала, что это моя судьба была – быть съеденной крокодилом. В такой день я родилась. Но раз крокодил сожрал мою маму, то, значит, она взяла мою судьбу на себя. И теперь мне от крокодильих зубов никак не умереть. Как угодно, только не от крокодила, в общем…
Шере задумался. Потом недоверчиво хмыкнул и сказал:
– А что же она гналась за тобой, если тебе не судьба?
– А она за тобой гналась, малёк, – беззаботно ответила Эй-Нефер. – Видел, как она замерла, когда ты спрятался, а я осталась? Ну и вот. А ты чуть всё не испортил.
Шере надулся и обиженно засопел.
– Да ладно тебе, – сказала Эй-Нефер. – Ты же не знал. А вон какой смелый – на крокодила полез, чтобы меня спасти. Спасибо, малёк, – и она нежно коснулась ладонью щеки Шере.
Тем временем, Ра поднялся в своей ладье на самую вершину небосвода и пересел в лодку Сектет
, чтобы в ней спуститься в западную пустыню. Убедившись, что крокодилиха уползла, дети вышли из расщелины и пошли к своему привалу.
– Эх, жаль, что яйца пришлось бросить, – сказала Эй-Нефер, когда они проходили мимо скорлупы вперемежку с содержимым.
– Высокий будет разлив в этом году, – сказал Шере. – Легче будет воду поднимать…
– Откуда знаешь? – спросила девочка.
– Так известно… крокодилиха откладывает яйца на линии предстоящего разлива, – пояснил Шере. – Видишь, как высоко? Не меньше сорока локтей будет…
Наконец они дошли до камней, на которых вялилась их рыба, поели, сложили остатки в заплечный мешок и отправились в путь.
– Тут недалеко уже, – сказала Эй-Нефер. – Как раз к вечерудойдём не спеша.
Шере кивнул. Он не спрашивал, куда. Все последние дни они только и говорили об этом месте – огромном древнем кладбище, где они могли встретить Птахотепа и Хамерута. Но Шере почему-то больше не опасался этой встречи. Эй-Нефер рассказывала, что Птахотепу пришлось тащить Хамерута на себе, и вскоре Ка сказал ему, что мертвяк в таком состоянии не может быть опасным, а живых людей Шере не боялся.
Местность, по которой они шли, была пустынной и безжизненной. Но на востоке из-за горизонта иногда выглядывали зелёные кроны – признаки оазиса, который они покинули.
– Я подходила к кладбищу с противоположной стороны, – сказала Эй-Нефер во время очередного привала, когда они, рассевшись на камнях, утоляли голод и жажду. – Оттуда, со стороны оазиса.
И девочка показала рукой на восток.
– А здесь я ещё не бывала, – закончила она. – Правда, ночью, когда я убегала оттуда в первый раз, я попала как раз куда-то сюда, но была такая темень…
Шере снова задумался. Темнота и слепота, говорил ему отец, являются разновидностью смерти. Именно поэтому тьму следует разгонять факелами и светильниками, ведь смерть, пришедшая раз, может уже не уйти…
Когда солнечный диск уже готов был погрузиться в кровавые глубины загробного мира, из-за возвышенности внезапно для обоих показалось кладбище. Но оно оказалось совсем не таким, каким оба ожидали его увидеть. Вместо нагромождения небольших курганов из камней вперемежку с костями, среди пустыни поднималось довольно крупное сооружение, которое даже у Эй-Нефер, которая пришла сюда уже в третий раз, вызвало оторопь.
– Я этого не видела, – заворожённо сказала она.
Здесь было необычно тихо для города мёртвых. В мер-неферском некрополе всегда стояли суета и гомон, там было почти так же оживлённо, как на базаре. Даже по вечерам между гробниц можно было кого-нибудь встретить: то вдова придёт наполнить сосуды водой или вином, то мальчик пробежит, выполняя поручение жрецов, то сам жрец просеменит по дорожке по своим делам… здесь же стояла мёртвая тишина, и даже шептание одежды родни ушедших не нарушало их покой.
– Как-то тут странно… – пробормотал Шере.
– Так рядом же нет жилищ, – прошептала Эй-Нефер, которой тоже было не по себе. – Небось тутошние мертвяки уж когда ушли-то…
Вскоре они подошли к высокому и длинному сооружению, поднимавшемуся вверх четырьмя сужающимися ступенями высотой в три роста Эй-Нефер каждая. Окон в доме не было. Каждая из четырёх сторон была длиной в пятнадцать шагов
. Шере потрогал рукой стену.
– Камень, – сказал он. – Не кирпич. Как же сумели нарубить столько? Такие огромные, – сказал он, осматривая стену в поисках строительных швов.
Тем временем быстро стемнело. В тусклом лунном свете осмотреть загадочное сооружение было невозможно, но дети шли по его периметру, собираясь полностью обойти и вернуться в точку, откуда они начали движение. Вдруг Шере почувствовал что-то и остановился.
– Что случилось? – спросила Эй-Нефер.
– Тут дверь, что ли… – ответил он и начал ощупывать стену.
– Нет никакой двери, – сказала Эй-Нефер. – С чего ты взял?
– Да есть же, – упрямо твердил Шере. – Даже не дверь, а окно. А за окном свет…
– Окно? – насмешливо спросила Эй-Нефер. – И что же ты в нём видишь?
– Статую, – серьёзно ответил Шере. – А вокруг рисунки и надписи. Постой-ка, – он недоверчиво посмотрел на неё. – Хочешь сказать, что ты ничего не видишь?
Эй-Нефер засмеялась.
– Хватит сочинять! – сказала она. – Пошли дальше, может настоящее окошко найдём.
Шере немного обиделся, но спорить не стал и только спросил:
– А зачем нам оно?
– Тут может разное зверьё шляться, – ответила Эй-Нефер. – Не поспишь толком. А вот если бы забраться внутрь этой штуки, там было бы безопасно…
– Ага, безопасно, – сказал Шере. – А вдруг там мертвяки?
– Знаешь, – заметила Эй-Нефер, – лучше мертвяк, чем гепард. С мертвяками договоримся.
Шере вздохнул, и споткнулся обо что-то.
– Эй-Нефер, – сказал он. – Тут ступеньки, что ли…
– Ага, похоже на ступеньки. А раз ступеньки, то где-то тут и вход.
Они вгляделись в темноту и с трудом рассмотрели на серовато-буром фоне стен чёрный провал.
– Сюда, – сказала Эй-Нефер, схватила Шере за руку и потащила его в провал. Её прикосновение придало мальчику смелости, и он шагнул вслед за немху.
Несколько метров они прошли в полной тьме, затем упёрлись в стену и повернули налево, куда попорачивал коридор. Затем был ещё один поворот направо и два налево, после чего Эй-Нефер, шедшая впереди, едва не упала. Она остановилась, присела, и ощупала рукой что-то перед собой.
– Опять ступеньки, – сказала она, встала, снова взяла Шере за руку и пошла вниз.
– Подожди, – сказал он. – Тут ещё поворот есть.
И уже он сам потащил свою подругу направо. Стоило им зайти за поворот, как в конце тоннеля появился слабый свет. Дети пошли на него и вышли в довольно просторную комнату, освещаемую факелом, стоящем в специальном углублении в стене. У задней стены на постаменте стояла большая статуя человека. Постамент был покрыт письменами, а стены вокруг статуи – рисунками и надписями.
– Ого, – сказала Эй-Нефер.
– Вот её я и видел снаружи, – показал Шере на статую. – А вот и дверь, кстати.
И Шере кинулся к двери в стене слева. Не найдя ручки, он принялся толкать её, затем, нащупав тонкими пальцами границу между дверью и стеной, потянул на себя, но всё было тщетно, дверь не сдвинулась ни на волос.
– Она вырезана в камне, – сказала Эй-Нефер, которая всё это время стояла рядом.
Они стали осматривать рисунки на стенах. Здесь были изображены сцены из жизни людей и богов. Шере без труда узнал в одной из нарисованных фигур ибисоголового Джехути, в другой – бога подземного царства Инпу с головой шакала.
– А вот это Хатхор, – сказал он, указывая рукой на женщину с коровьими рогами на голове.
Эй-Нефер подошла ближе и провела рукой по рисунку.
– Да, это моя мут, – подтвердила она. – Она где-то рядом, я вижу её Ка.
Шере подошёл к статуе и вгляделся в обведённые ярким контуром синие прозрачные глаза, которые, казалось, неотрывно следили за всеми их перемещениями. Почувствовав этот пристальный взгляд, Шере поёжился.
– Пойдём-ка отсюда, – сказал он и, взяв Эй-Нефер за руку, повёл её прочь.
Они вернулись к ступенькам, которые спускались вниз по спирали. Осторожно ставя ноги в темноте, они несколько раз описали окружность при спуске и вскоре впереди снова показался свет. Когда лестница закончилась, дети увидели, что он исходит от нескольких тускло горящих факелов в дальней стене. Отдельно стоящий факел освещал сверкающий отражённым светом постамент, на котором стояло что-то громоздкое, вроде большого короба.
– Саркофаг, – сказал Шере. – Там мертвяк, наверное.
В отличие от верхней комнаты, здесь не было ни рисунков, ни надписей. Но что-то витало прямо в пространстве – какая-то сущность, которая тревожила Шере. Он снова почувствовал себя неуютно.
– Уходим, – шепнул Шере, но Эй-Нефер только сильнее сжала его руку и упрямо потащила к освещённой стене.
Коснувшись постамента, они обнаружили, что он сделан из полированного мрамора.
– Ух ты! – сказал Шере. – У нас в Мер-Нефере ни у кого такого нет…
– А в саркофаге что? – сказала Эй-Нефер, указывая на большой каменный короб, стоящий на постаменте.
– Не что, а кто. Подсади-ка, – попросил Шере, удивляясь своей храбрости.
Эй-Нефер присела, и Шере встал к ней на плечи. Она стала медленно, чтобы мальчик мог сохранять равновесие, подниматься. Вскоре он встал на постамент.
– Крышкой накрыт, – сказал Шере.
– Ну подними крышку-то, – сказала Эй-Нефер.
Мальчик сделал несколько попыток и сказал:
– Не, не выходит. Тяжёлая. Я подковыриваю, а она падает. Боюсь пальцы прищемить. Вдвоём бы…
– Я сейчас попробую залезть, – сказала девочка. – Помоги, если что.
Эй-Нефер схватилась за край постамента, подтянулась и постаралась подняться на него. Шере схватил её подмышки и потащил вверх. Кое-как Эй-Нефер забралась на полоску, где стоял Шере, и выпрямилась.
– Я сейчас поддену, а ты перехватывай, – сказал Шере.
Шере чуть-чуть приподнял тяжёлую плиту, Эй-Нефер просунула ладони в образовавшуюся щель, и они вдвоём стали поднимать крышку. Жилы вздулись на шее мальчика. Наконец они толкнули крышку от себя, и она с грохотом обрушилась на каменный пол. Дети заглянули в открытый ларец, и Эй-Нефер завизжала от ужаса, а Шере в одно мгновение спрыгнул с постамента и скрылся в темноте. Эй-Нефер тоже соскочила, но, в отличие от Шере, прежде, чем убежать, прихватила один из факелов.
Мгновенно взбежав по лестнице, она успела заметить спину Шере, который в тот же миг скрылся за поворотом. Эй-Нефер остановилась и прислушалась, но не услышала ничего, кроме звука голых пяток улепётывающего Шере и стука собственного сердца. Затем наступила тишина, видимо, Шере достиг выхода, и только кровь – бу-бум, бу-бум… бу-бум – громыхала в ушах Эй-Нефер.
Девочка, не торопясь, пошла к выходу. Факел освещал несколько метров пространства, и она внимательно осматривала стены вокруг. Они были сплошь – от потолка до пола – покрыты надписями, но Эй-Нефер была неграмотной и не могла прочитать ни слова.
Вскоре она дошла до выхода. В дверях Эй-Нефер осмотрелась и, увидев Шере, осторожно выглядывавшего из-за угла, пошла к нему. Он ждал её у стены, опасаясь выходить на открытое место.
– Это Хамерут там лежит, – спокойно сказала Эй-Нефер и заметила, что Шере бьёт крупная дрожь.
– Мертвяк… – прошептал Шере. – Видела, как он зыркнул? Он смотрит, он нас увидел.
– Ну подумаешь, мертвяк, подумаешь, увидел, – как можно спокойнее сказала девочка, хотя ей и самой было не по себе.
– Он глазами двигал, ты видела? Сначала на тебя посмотрел, потом на меня…
– Видела… – сказала Эй-Нефер.
– А что, если он сейчас вылезет и придёт сюда, за нами?
В этот момент с противоположной стороны здания послышались шаги. Эй-Нефер быстро толкнула Шере за угол, и сама скрылась там же. Затем она отбросила факел подальше, чтобы светлое пятно не выдало их, и осторожно выглянула.
В слабом свете растущей луны она с трудом разглядела силуэт человека, направлявшегося к двери.
– Это, наверное, Птахотеп, – шепнула она. – Сейчас он разглядит там, что крышка свалилась и будет искать, кто это сделал. Надо бы сваливать отсюда.
Они взялись за руки и, оставив факел догорать у стены сооружения, быстро пошли прочь. Эй-Нефер шла по направлению к невысоким курганчикам могил, где рассчитывала скрыться от глаз Птахотепа.
Кладбище было древним и очень большим. Далеко за горизонт уходили вереницы невысоких насыпей, в каждой из которых покоились чьи-то кости. Долго шли между ними Шере и Эй-Нефер, и мальчик весь дрожал из-за близости мертвецов, которые могли подняться из любого кургана и утащить их к себе в свою тёмную и душную могилу.
– А зачем мертвяки утаскивают к себе людей? – спросила Эй-Нефер
– Как это зачем? – отреагировал Шере. – Им же там, в том мире, нужны слуги. Чем больше слуг, тем лучше живётся.
– А от нас с тобой какая польза? Мы же маленькие, слабые.
Это соображение немного успокоило Шере. Но, посовещавшись с Ка, он сказал:
– Не только же сильные нужны. Двери открыть, подать еды-воды, помыть полы, еды приготовить… мало ли. Очень опасно тут ходить.
Словно в подтверждение его слов в паре сотен локтей от них вспыхнуло пятно света. А может быть не вспыхнуло, а уже горело, но только теперь стало заметным, когда дети миновали какую-то преграду, прежде закрывавшую от них свет.
Шере остановился и потянул к себе Эй-Нефер.
– Вот, я же говорил – мертвяки выбрались из могил и поджидают путников, чтобы схватить и утащить к себе. Надо возвращаться.
Эй-Нефер оглянулась.
– Смотри, – сказала она и показала рукой в сторону четырёхярусного строения, откуда они ушли.
Шере обернулся и увидел человека с факелом, идущего в их сторону.
– Это точно Птахотеп. Ищет, кто побывал в их каменном лабиринте, – сказала Эй-Нефер. – Ну? Куда пойдём? Вперёд или назад?
– А вбок куда-нибудь нельзя? – спросил Шере.
– Только ненадолго. Нам нужно или вперёд, в Унут, или назад в Мер-Нефер. Там, – Эй-Нефер показала направо, – скалы, через них нам не перебраться, там, – она показала налево, – восточная пустыня, мы там умрём.
– А обойти? – спросил Шере.
Эй-Нефер пожала плечами.
– Вряд ли. Кладбище зажато между скалами и пустыней.
– А как же все в Унут ходят?
– По реке, – сказала Эй-Нефер. – Лодка нужна.
Между тем человек с факелом приближался. Шере показалось, что он уже различает черты его лица.
– Бежим! – он схватил Эй-Нефер и потащил за собой.
– Да тихо ты, – шепнула она. – Если побежим, он нас услышит. Спокойно уходим в сторону, пусть мимо пройдёт.
Они взяли вправо и спрятались за курганами. Спустя короткое время человек с факелом прошёл мимо них. Это был тот самый человек с обритой головой, которого они видели в Мер-Нефере.
– Птахотеп, – шепнула Эй-Нефер. – Нас высматривает.
То ли Птахотеп услышал её шёпот, то ли его остановил свет впереди, но он остановился и стал осматриваться. Шере даже глаза закрыл от страха, а Эй-Нефер прижалась к земле и пригнула голову Шере так, что он губами и носом уткнулся в рыхлую землю кургана.
Птахотеп постоял и направился в противоположную от них сторону.
– В пустыню пошёл, – шепнула Эй-Нефер. – Он постоянно туда шарахается, непонятно, что ищет.
– Тогда давай вернёмся, – сказал Шере. – Дождёмся утра и пойдём по светлому. Утром мертвяки заберутся обратно в могилы, и мы пройдём.
Но в это время Птахотеп снова остановился, постоял немного, а затем повернулся и пошёл обратно к четырёхступенчатой каменной гробнице.
– Не получится, – сказала Эй-Нефер. – Или на скалы, или к Хамеруту, или тут всю ночь просидеть.
– Тогда на скалы, – ответил Шере.
Они дождались, пока Птахотеп скрылся за курганами и направились на запад, в сторону скалистого берега Хапи. По пути Шере бормотал:
– Они тут не по правилам погребены… Поэтому их Ка и Ба нет покоя, и прохожим они тоже покоя не дают…
Тут Шере споткнулся обо что-то и с трудом удержался на ногах.
– Что тут? – он наклонился и, увидев череп, отпрыгнул. – Мертвяк, мертвяк где-то рядом!
– Если он без головы, то ему нас не увидеть, – сказала Эй-Нефер. – Странно, почему череп не в могиле?
– Почему, почему… – передразнил её Шере. – Потому что мертвяк вылез и ходит тут где-то.
– Без головы?
– Без головы, – упрямо стоял на своём мальчик.
Эй-Нефер присела на корточки и стала руками ощупывать вокруг землю. Вскоре она нащупала едва присыпанный почвой и мелкими камнями кувшин, затем ещё один и ещё один.
– Что это? – спросила она у Шере.
Он внимательно глянул на сосуды.
– Это же канопа
, – сказал он. – Видишь – пробка как голова шакала? Здесь лежит желудок. А вот тут, где голова сокола – кишки.
– А зачем они? – спросила Эй-Нефер.
– Мертвяку в Дуате всё пригодится: и желудок, и сердце, и кишки, – ответил Шере.
– И что – мертвяк всё это добро тащит до самого Дуата? – поинтересовалась Эй-Нефер. – Это же далеко. Кто так странно перевёз их на другой берег
?
– Ну а как иначе? Когда из города в город переезжают, тоже везут с собой всё на свете…
– Ну а почему они тут валяются, а не в могиле? – не успокаивалась Эй-Нефер. – К тому же, ещё и расколотые, вот смотри – дырка, – и девочка засунула внутрь кувшина ладонь.
– А ну вынь! Вынь быстро, – крикнул Шере. – Мертвяк никогда не простит, что в его внутренностях кто-то ковырялся!
– Да тут пусто, – сказала Эй-Нефер. – Ну хочешь, сам проверь.
И она подвинула к нему кувшин. Шере сначала заглянул в расколотый кувшин, а затем осторожно провёл пальцем по внутренним стенкам.
– Да, – озадаченно произнёс он. – Ничего нет.
– И сама могила разрыта. Смотри, кругом курганы, а тут, скорее, яма.
– Наверное, мертвяк раскопал, когда выбирался, – сказал Шере, но как-то неуверенно.
– И канопы он перебил? – продолжала Эй-Нефер. – Для чего?
Шере промолчал.
– Ладно, малёк. Давай-ка спать, дальше утром пойдём.
– Здесь? Здесь нельзя спать, тут повсюду хат
. Хат и хет
не должны ночевать вместе.
– Да ладно тебе, – возразила Эй-Нефер. – В прошлый раз я тут спала и ничего не случилось.
Шере посмотрел на неё осуждающе.
– Хат может забрать у тебя Ка, пока ты спишь, если твой хет окажется слишком близко. Ты разве не знаешь?
– Нет, не знаю, – беззаботно и даже легкомысленно ответила Эй-Нефер. – Спать охота. Но если ты тут спать не можешь, пошли на выход.
Шере покосился в сторону, где всё так же сияло пятно света.
– Так там же мертвяки. Как мы мимо них проскочим?
– Ну потихоньку как-нибудь, – сказала Эй-Нефер.
Дети медленно и тихо начали передвигаться к пятну света, стараясь прятаться за курганами. Одни из них, которые когда-то были просто земляными насыпями, почти сравнялись с землёй, другие, сложенные из камней вперемежку с почвой, возвышались над высокой Эй-Нефер и, тем более, над маленьким Шере, который был ниже на целую голову. До пятна света было не больше трёх сотен шагов. Шере шёл позади Эй-Нефер, схватившись за её руку, а та всматривалась под ноги, чтобы в слабом свете луны различать кочки и ямы, которые надо было или перешагивать, или обходить.
Вскоре стали различимы фигуры людей вокруг ярких факелов, воткнутых в землю. Их было трое, и они ползали по земле на четвереньках, словно разыскивая что-то. Шере долго пытался понять, что они делают, и, наконец, разглядел, что один из мужчин откапывает что-то небольшим скребком. Стали доноситься и голоса. Кто-то, судя по всему, главный в этой компании, резким крикливым голосом ругал за нерасторопность двух других, особенно доставалось одному из них.
– Ты, Нахи, больше не пойдёшь со мной. И в прошлый раз, и сегодня от тебя нет никакой пользы. Ты всё время копаешь не там, выкапываешь не то, несёшь не туда. За такую работу я платить не стану!
– Многоуважаемый Пашеду, – отвечал Нахи, – я стараюсь как могу, но не могу понять, почему мне так не везёт. Я раскопал уже шесть могил только сегодня, и всё без толку. Но всё же хочу напомнить, что все ожерелья, которые сложены в твоём мешке, нашёл я.
– Что эти ожерелья! – сварливо ответил Пашеду. – За ожерельями пусть ходят глупцы, не знающие цены вещам. Ты знаешь, что мне нужно!
Услышав этот разговор, Эй-Нефер остановилась.
– Э, малёк, – шепнула она. – Похоже это грабители могил вышли на работу. Откуда же они припёрлись?
Немного помолчав, она добавила:
– Даже не знаю, с кем лучше встретиться – с мертвяком или с этими хабетниками
… И обойти их невозможно, они тут всё разрыли, куда ни пойдём, будем как на ладони.
Она обернулась:
– Может, всё-таки тут заночуем?
Шере отрицательно покачал головой.
– Ну тогда только ползком и очень медленно. Так медленно, чтобы они не увидели движение.
Они легли на землю и поползли вперёд. Эй-Нефер довольно ловко ползла впереди. Шере ползти было неудобно, что-то постоянно скребло по животу. Какое-то время он терпел, но затем решил, что надо немного приподнять живот над землёй. Однако как только он попытался это сделать, над землёй поднялась вся задняя часть его тела, и то ли она, то ли огненные волосы Шере бросились в глаза главному грабителю, который почти всё время стоял.
– А ну, а ну… – закричал он. – Кто это там в землю зарылся? Тайптах, а ну-ка беги быстро туда, посмотри, что там за земляной червяк ползёт.
Эй-Нефер вздохнула и поднялась с земли, а Шере поднял подбежавший грабитель.
– Их тут двое, – крикнул он, хватая Эй-Нефер за руку, а Шере держа за тонкую шею.
– Веди их сюда, – скомандовал Пашеду.
Когда дети подошли, он внимательно посмотрел на них и спросил:
– Вы откуда?
– Мы из Мер-Нефера, – ответила Эй-Нефер, указывая рукой на север. – Я Эй-Нефер, а это мой брат Шере.
– Из Мер-Нефера? А сюда как попали?
– Мы идём в Унут, – сказал Шере.
Эй-Нефер насупилась – ну зачем этот малёк всё выкладывает?
– В Унут? – удивился Пашеду. – Путь туда неблизкий. А почему пешком?
– У нас нет лодки, – сказала Эй-Нефер. – Мы бедные.
Пашеду засмеялся.
– Да как же можно в Кемте жить без лодки?
Тайптах и Нахи тоже засмеялись. Шере стало обидно.
– У нас будет лодка, когда станем постарше. Я вот… – тут Эй-Нефер незаметно ущипнула его, и он замолчал.
– Лодка нужна для рыбалки, итеф не может нам её дать, вот и идём пешком.
– А что вам там, в Унуте?
– Там живёт его шенн-мутиф
, – сказала Эй-Нефер. – Он заболел, мы идём проведать и передать хекау от нашей семьи.
Некоторое время Пашеду внимательно смотрел на Эй-Нефер и молчал. Затем он сказал:
– Вот что, девочка. Без лодки вам в Унут не попасть. Возле острова Кети есть перевозчик, но ведь вам нечем ему заплатить? – Эй-Нефер кивнула, и он продолжил: – Но вам повезло: у меня есть лодка, и я отвезу вас туда. Вы пойдёте с нами в Хебену
. Сейчас мы выйдем отсюда, выспимся, а завтра утром пойдём в город. Здесь недалеко. Там я посажу вас в лодку, и к вечеру мы доплывём до Хирве
, а оттуда до Унута меньше шести тысяч шагов, придём ещё засветло.
Он пристально посмотрел на Эй-Нефер и скомандовал своим спутникам:
– Давайте, собираемся. На сегодня хватит работать, Инпу рассердится.
И вскоре они уже шагали на юг. Пашеду крепко держал Эй-Нефер за руку. Девочка обратила внимание, что вся южная часть кладбища была перекопана и выровнена.
Вскоре они вошли в зелёную рощицу, где все пятеро растянулись на земле. Пашеду положил правую руку под голову Эй-Нефер, а волосы намотал на палец левой руки:
– Ты прости, девочка, – сказал он. – Мне наш жрец сказал, что нужно спать с пучком волос на пальце, чтобы Ка далеко не улетал.
Когда он говорил это, его спутники уже спали. Вскоре уснул и он сам, а следом и Эй-Нефер с Шере.
Сноски:
1 – Семаит – подруга.
2 – То есть, в стране мёртвых.
3 – До полудня Ра плывёт в лодке Атет, а добравшись до высшей точки небосвода, пересаживается в лодку Сектет и уже в ней продолжает путь на запад.
4 – Шаг – единица длины в Древнем Египте, равная примерно 1,48 метра.
5 – Канопа – обычно алебастровый кувшин с крышкой в форме человеческой или звериной головы, в котором египтяне хранили органы умершего. Канопы содержали специальный бальзам для лучшей сохранности внутренних органов.
6 – Перевезти на другой берег означало похоронить на одном из кладбищ западного берега Нила. В раннединастическом Египте считалось, что именно в западной пустыне находился Дуат или вход в него – загробное царство, куда уходило солнце после заката.
7 – Хат – тело мёртвого человека
8 – Хет – тело живого человека.
9 – От «хабет» – грех.
10 – Шен’н мутиф – дядя мальчика со стороны матери. Это родство в Древнем Египте считалось равным родству между отцом и сыном.
11 – Хебену – центр нома Махедж (Антилопьего нома), в котором находился и город Мер-Нефер, откуда пришли Эй-Нефер и Шере.
12 – Хирве – поселение на восточном берегу Нила напротив Гермополя (Шмун, Унут).
10. Усадьба Пашеду. 29 дней до разлива. Херду-Анх
Как только золотая лодка Ра появилась на восточном горизонте, вся небольшая компания встала, и умывшись водой из небольших курдюков, отправилась в путь.
Хебену раскинулся на самом берегу Хапи неподалёку. Когда путники вошли в него, Шере поразился роскоши здешних домов. На окраине почти все они были двух- и даже трёхэтажными и вместе с садами занимали огромные пространства. На территории практически каждого такого дома был небольшой пруд или даже озеро, а вокруг него – башенки с окнами на воду. Шере, привыкший к покосившимся лачугам Мер-Нефера, плотно примыкавшим друг к другу, даже рот разинул от удивления: здесь некоторые усадьбы занимали целый квартал, а роскошь отдельных из них привела его в недоумение – зачем?
В Мер-Нефере тоже покрывали дома узорами, но таких ярких красочных картин ни Шере, ни Эй-Нефер не встречали. Они во все глаза смотрели на рисунки, прославлявшие деяния богов – Хатхор, Джехути, Упуату
, Маат
, на завораживающие космогонические изображения творения и первых веков правления богов на берегах Великой реки. Особенно роскошные дворцы были украшены коврами и металлическими барельефами, сверкавшими на солнце и ослеплявшими прохожих. Яркие изображения загробной жизни содержали многие неизвестные Шере подробности. Когда он, обалдевший от всего этого великолепия, задержался у одного из домов, чтобы рассмотреть особенно заинтересовавшие его фрагменты, Пашеду нахмурился и грубовато окликнул его:
– Насмотришься ещё… в Унуте такого добра…
И Шере торопливо последовал вслед за ним.
В одной из таких роскошных усадеб жил и Пашеду. Как только они вошли во двор его владения, Тайптах и Нахи тут же скрылись в одном из помещений.
– Куда они ушли? – спросил Шере.
– Это помещение для ба?ку, – ответил Пашеду. – Они пошли к своим жёнам.
– А мы сейчас пойдём на лодку? – спросил Шере.
На лице Пашеду появилась и тут же исчезла кривая усмешка.
– Сначала мы позавтракаем, потом немного отдохнём с дороги. А дальше посмотрим.
– Почтенный Пашеду, – как можно вежливее обратился к нему Шере. – Мы очень спешим. Дело в том, что отец наш тяжело болен, и нам нужно как можно скорее взять лекарство и хекау у жреца из Унута…
– У жреца из Унута? – удивился Пашеду. – А вчера вы рассказывали, что идёте в Унут к своему хети
.
– Мы идём и к хети, и за лекарством, – вмешалась Эй-Нефер, поняв, что Шере наговорил лишнего.
– Хм… интересно, – задумчиво произнёс Пашеду. – А что, жрец Джехути, – он знает, что вы идёте к нему за лекарством?
– Нет, пока не знает, – ответил Шере, не замечая Эй-Нефер, которая знаками призывала его замолчать.
– А, ну раз не знает, то некуда торопиться, – как показалось, с облегчением сказал Пашеду. – Вам дадут комнаты, и вы поживёте здесь, со мной несколько дней. А потом мы отправимся в Унут.
– Но как же… – начал было Шере, но Пашеду строго посмотрел на него и сказал довольно грубо:
– Мальчишка! Ты всё равно не попал бы туда раньше, чем через декаду, если бы путешествовал пешком. На лодке мы доберёмся туда за день, поэтому, если ты два-три дня поживёшь здесь, никуда не опоздаешь, всё равно окажешься там раньше.
Затем он продолжил уже мягче:
– Посмотри, как у меня красиво и уютно. Неужели тебе самому не хочется погулять по моим тенистым садам и паркам? Ты ещё вспоминать об этих днях будешь! – сказав так, Пашеду рассмеялся каким-то своим мыслям.
Шере осмотрелся. Они шли по уютному парку. Деревья с раскидистыми кронами дарили тень и прохладу. В конце аллеи среди зарослей какого-то ползучего растения виднелась беседка для отдыха. С восточной стороны ветерок доносил запах влаги, похоже, там находился водоём.
Пашеду сорвал с дерева плод и протянул его Шере. Шере немедленно впился в него зубами. Из плода сочился кисловато-сладкий нектар, дарующий свежесть и удовольствие. Шере съел половину, а остальное протянул Эй-Нефер. Пашеду рассмеялся.
– Доедай сам! Ей тоже хватит, – и он сорвал ещё один плод для Эй-Нефер. – Вы сможете сколько угодно гулять по этому саду и никто не запретит вам их рвать. У меня даже тпу
едят их сколько угодно.
– У тебя есть тпу? – удивился Шере.
Рабы стоили очень дорого, поэтому в Мер-Нефере они были только в доме самого большого вельможи, назначенного номархом для управления городом. И даже в этом доме жили всего два раба из земли Та-Сети, захваченных там ещё детьми во время победоносного похода нынешнего пер’о, бывшего тогда ещё всего лишь военачальником предыдущего владыки Кемта
.
– А почему же у меня не быть тпу? – снисходительно улыбнулся Пашеду. – Знай, что я один из самых влиятельных людей в этом городе. Сам номарх раз в луну удостаивает меня своим посещением. А однажды в моём доме останавливался даже пер’о, пожелавший сделать остановку, путешествуя вверх по Хапи… У меня бывали и посланники богов, – Пашеду торжественно поднял вверх указательный палец, а затем и сам посмотрел в небо, словно рассчитывая увидеть там кого-то из своих гостей. – Но вот мы и пришли.
Они подошли к большому трёхэтажному дому, построенному, как Шере успел заметить, из дерева и кирпича. Вокруг дома в больших вазах росли красивые цветы, от которых разносился нежный аромат, слегка круживший голову. Эй-Нефер не сдержалась и, подбежав к одной из таких небольших клумб, полностью погрузила своё лицо в цветы. Пашеду нахмурился и сделал знак кому-то из слуг. Баку немедленно подскочил к Эй-Нефер и, взяв за плечи, отвёл её от вазона.
Эй-Нефер по привычке вжала голову в плечи, ожидая удара. Заметив это, Пашеду приветливо улыбнулся ей и кивнул головой, всем своим видом давая понять, что не сердится. Эй-Нефер расслабилась, но всё ещё казалась смущённой.
Войдя в дом, они оказались в огромном обеденном зале. В центре стоял огромный стол, низенький как все столы в Кемте. Справа и слева были большие кувшины, которые, во время пиров, видимо, заполнялись напитками. Кувшины эти отделяли от большого стола восемь маленьких столиков, по четыре с каждой стороны, расставленных в виде квадратов. У дальней стены стояли ещё несколько кувшинов, а между ними была дверь. Стены зала были завешены яркими коврами с богатой вышивкой и обрамлением в виде гигантских ожерелий из полированного малахита.
– Здесь я даю особо важные пиры для очень знатных гостей, – небрежно сказал Пашеду. – А обычно мы кушаем в столовой, вон там…
Как раз в это время они вышли из обеденного зала, и Пашеду показал рукой перед собой и направо. Там находились две комнаты.
– В первой комнате я бываю, когда хочу видеть кого-то из моих наложниц, – пояснил он. А следующая – как раз столовая.
Они снова оказались в небольшом засаженном деревьями парке. Из комнат, мимо которых они прошли, свернув налево от обеденного зала, доносились аппетитные запахи.
– Здесь кухня и пекарня, – сказал Пашеду. – Но вот мы и пришли. Дальше мы с тобой, Шере, не пойдём. Не подобает мужчинам ходить на женскую половину дома иначе как с целью наслаждений, да и их лучше устраивать на мужской половине.
В это время к ним подбежала молодая женщина, склонившая голову перед Пашеду.
– Забери её, – мягко толкнул он Эй-Нефер в её направлении. – И посели так, чтобы она ни в чём не нуждалась. Отмойте её там…
Служанка поклонилась и знаком показала Эй-Нефер следовать за ней.
Шере рванулся было следом, но Пашеду удержал его, положив руку на плечо.
– Вы увидитесь за обедом, а потом сколько угодно сможете гулять по парку вместе. Но в женских покоях тебе делать нечего – там живут мои жёны и наложницы.
– А я… – начал было Шере.
– А ты будешь жить на втором этаже, тебе там уже готовят комнату.
Усадьба состояла из отдельных строений, соединённых между собой галереями или разделёнными открытым пространством. Вокруг были раскинуты садики и скверы. Слуга поднялся с Шере на второй этаж и, проведя его по длинному коридору, остановился возле дверного проёма, завешенного тростниковой циновкой с ярким, как и всё вокруг, рисунком.
Комната оказалась небольшой, но очень светлой и довольно прохладной благодаря тому, что у неё отсутствовала северная стена и из комнаты был выход прямо на крышу первого этажа. По крыше, как и по коридору, можно было попасть в любую комнату второго этажа. В комнате стояло высокое ложе с лестницей и низкий столик. Стены и пол были украшены коврами с изображениями сцен из жизни богов. На одном из ковров Шере увидел хорошо известный ему рассказ о том, как богиня Хатхор раздаёт амулеты из бирюзы прибывшим в Пунт
посланникам пер’о.
Этажи располагались сужающимися ярусами. Над вторым этажом был третий, где комнат было вдвое меньше, а попасть на него можно было по лестнице со второго яруса.
Комнаты первого этажа были с огромными окнами во всю наружную стену. Частично эти окна состояли из матового стекла, частично из деревянной обрешётки. Осматриваясь в выделенном ему помещении, Шере заметил в углу круглое отверстие, в которое он даже смог просунуть голову, иобнаружил, что снизу отверстие имело задвижку, так чтообитатели первого этажа могли закрыть его. Пройдя в пустующие соседние комнаты, он убедился, что такая дырка в полу есть и в них.
Ознакомившись с обстановкой, он разглядел у края крыши лестницу и спустился по ней вниз в небольшой сквер. С южной стороны сквера была полупрозрачная стена дома, за которой, впрочем, нельзя было увидеть ничего, кроме мутных теней. Присмотревшись, Шере сделал вывод, что его комната находилась в самом углу усадьбы – над кухнями. Западнее находились женские покои, а дальше за ними – покои господина. Получалось, что его поселили за женской частью дома.
Напротив женских комнат росли могучие сикоморы и пальмы огромной высоты, а прямо за ними Шере рассмотрел озеро, которое и дарило прохладу усадьбе. Он прошёл между стволов и вышел к воде. Вдоль воды росли невысокие пальмы, которые давали тень под своими развесистыми листьями. Под этими листьями сидели полуобнажённые девушки. Шере вспомнил о запрете Пашеду, отвернулся и собрался было убежать, когда увидел в воде купающуюся женщину. Она была довольно далеко, но даже на таком расстоянии её красота поразила Шере. Точёный профиль лица переходил в гибкую шею, под которой волнующе вздымалась высокая грудь. Шере изо всех сил напряг зрение, невольно сделав несколько шагов к озеру, и как раз в этот момент красавица повернулась к нему, готовясь выходить на берег. С каждым шагом контуры её тела становились всё более отчётливыми, и Шере замер от восторга. Он никогда ещё не видел взрослую женщину обнажённой, и это зрелище заворожило его. Но мальчик быстро понял, что делает нечто запретное и решил спрятаться. Он метнулся за ствол пальмы, и это движение не осталось незамеченным красавицей. Она нахмурилась и, сказав что-то, указала рукой в направлении дерева, за которым скрылся Шере. Тут же две девушки, на которых из одежды были только короткие передники, вскочили, кинулись к нему и, поволокли, сопровождая затрещинами и лёгкими тумаками, к своей госпоже, которая уже успела накинуть на тело льняной полотняный халат
пурпурного цвета
. Весь багровый от стыда, Шере предстал перед красавицей, смотревшей на него огромными чёрными глазами из-под длинных ресниц.
– Ну-ка, что это за рыжий наглец тут подглядывает? – требовательно спросила она.
Шере растерялся и был так напуган, что хотел было вырваться и убежать, но Ка сказал, что бежать-то ему некуда. Он закрыл глаза и, к своему ужасу, услышал собственный голос:
– А ты сама-то кто такая?
Красавица рассмеялась и посмотрела на него уже не так строго.
– И правда наглец. Так откуда ты взялся?
– Я Шере, – сказал он и открыл глаза.
Теперь он мог рассмотреть её получше. Все черты лица её можно было бы назвать идеальными, но настоящая красота рождается в несовершенстве среди совершенных пропорций. Так и эта женщина имела изъян – нос был слишком узким и, кроме того, имел едва заметную горбинку, но именно это отклонение от идеала дарило её красоте ту притягательность, которую так трудно игнорировать мужчинам.
Чёрные волосы падали на плечи прямыми прядями, по ткани халата с них стекала вода, покрывая её тёмными вертикальными полосами, которые, когда красавица наклонилась, чтобы поднять с песка сандалии, подчеркнули манящий изгиб талии и бедра.
– Эээ, парень, да ты уже не дитя, каким кажешься, – сказала женщина, перехватив его взгляд, устремившийся под распахнутый ворот накидки.
Она выпрямилась и сделала знак одной из девушек. Та тут же подбежала и начала расчёсывать ей волосы золотистым гребнем с сияющими камнями.
– Это гость господина, – сказала девушка, сидевшая под пальмой.
– Гость? А откуда он взялся?
– Господин привёл его и девочку постарше сегодня утром.
– Да? И где же она?
– Она была очень грязная. Утром её помыли, и теперь старая Бехмут приводит её в порядок в своей спальне. Причёсывает, переодевает…
Тень промелькнула на лице красавицы, а затем она снова посмотрела на Шере.
– Так кто ты?
– Я Шере, – ответил он. – Я из Мер-Нефера.
– И зачем же мой муж привёл тебя?
– Он обещает отвезти нас с Эй-Нефер, – Шере неопределённо махнул рукой в сторону усадьбы, показывая, что Эй-Нефер где-то там, – в Унут на лодке.
– Эй-Нефер – это девчонка, которая была с тобой?
– Да, – подтвердил Шере.
– И мой муж обещал отвезти вас обоих в Унут?
Шере кивнул.
– Ну что ж… пойдём посмотрим на твою семаит.
– А ты жена Пашеду? – уточнил Шере.
– Да, я его хемет
, моё имя Херду-Анх. А это всё, – она обвела рукой девушек, стоявших вокруг, – метехнут моего мужа.
– Ты ведь тоже его метехнет, – констатировал Шере.
Херду-Анх с удивлением посмотрела на него.
– Я небет пер
, а не просто девка для развлечений.
Она взяла Шере за руку и повела в сторону усадьбы. Её прикосновение вызвало в мальчике дрожь, одновременно сладостную и мучительную.
Эй-Нефер они нашли на третьем этаже. Она стояла у окна, а пожилая морщинистая женщина расчёсывала её волосы. У правой стены стояла кровать, а вдоль левой был разложен ковёр из меха. Два невысоких стула у входа были застелены такими же коврами, какими были выстланы стены. Увидев Эй-Нефер, Шере раскрыл рот от изумления: он даже не сразу узнал свою подругу. Её кожа была умащена маслянистыми составами, и от пьянящего аромата, который исходил от тела девочки, Шере захотелось её лизнуть. Лицо Эй-Нефер было покрыто румянами, глаза и брови аккуратно подведены, губы блестели… Она стала выглядеть ещё старше, и в первое мгновение Шере даже испугался – а точно ли это она? Он не ожидал найти в ней такую красоту и женственность.
Эй-Нефер скосила на него и без того раскосые глаза и улыбнулась.
– Привет, малёк, – сказала она. – Кого это ты привёл?
– Это небет пер, – пояснил Шере. – Она метехнет… – он запнулся. – Она хемет Пашеду.
– Бехмут, ты закончила? – скорее приказала, чем спросила Херду-Анх.
Старуха кивнула и тут же выбежала из комнаты.
– Садитесь, – приказала Херду-Анх и после того, как дети устроились, продолжила: – Итак, вы говорите, что мой муж Пашеду обещал отвезти вас в Унут на своей лодке?
Шере и Эй-Нефер одновременно кивнули.
– И когда он обещал это сделать?
– Через несколько дней, – сказал Шере.
– А где он вас нашёл?
– Мы встретились на херет-нечерк северу отсюда.
Херду-Анх кивнула.
– А что там делал мой муж, вы знаете?
Шере промолчал, а Эй-Нефер, немного поколебавшись, сказала:
– Нет, этого мы не знаем.
– То есть вы просто шли-шли ночью и набрели на моего мужа?
– Ну да, вроде того, – ответила Эй-Нефер.
Херду-Анх внимательно на неё посмотрела.
– Ну хорошо, пусть будет так. Где тебе дали комнату, девочка?
– Мне сказали, что пока я поживу здесь.
– А тебе? – Херду-Анх повернулась к Шере.
– У меня комната над кухней, – ответил он.
– Как ты узнал, что над кухней? – спросила Херду-Анх.
– Так там дырка в полу и в других комнатах тоже, – ответил Шере.
– Верно, это отверстие для притока воздуха, – задумчиво сказала женщина.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/aleksey-cherkasov-32701615/hroniki-chernoy-zemli-70869161/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.