Как у наших у ворот. Истории о гармошке и частушке
Анатолий Константинович Ехалов
Частушке как жанру немногим более ста лет, но кажется, что она неизбывно присутствовала во всей русской жизни, и настолько пронзила, наполнила все ее стороны, что, кажется, исключи ее, и душа народная осиротеет, померкнет.
Гармонь и частушка имеют огромный энергетический потенциал и способны пробуждать в русском, да только ли в русском человеке мощную ответную реакцию, подобную скрытому атомному реактору.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Анатолий Ехалов
Как у наших у ворот
© Ехалов А. К., 2024
© Издательство «Родники», 2024
© Оформление. Издательство «Родники», 2024
Под гармонь
В песнях радость, в песнях – горе,
В песнях и весельице.
Только в песнях нахожу
Сердцу утешеньице…
Однажды к знаменитому нашему писателю Василию Ивановичу Белову в деревню Тимониху приехал погостить знаменитый гармонист Александр Рачков. Вечером взял он у Белова гармошку, сел на лавочку у дома и часа два наигрывал от всей души.
Пусто в деревне, некому сдробнуть да частушечку гаркнуть. Один Белов в доме романы пишет.
И видит гармонист, что появляется перед ним мужик, взмыленный, с огромными чемоданами в руках. – Ты, что ли, играл?
– Я!
– Ох, спасибо тебе. Ежели бы не ты, не дотащиться бы мне с эдаким грузом.
И тут рассказывает он такую вот историю. Домой едет, в Тимониху. Вылез из автобуса, и ни единой попутки. А еще семь километров идти. С этакими чемоданами!
Пошел! Куда денешься-то…
Шел, шел. Силы совсем кончились. И тут где-то далеко в гармонь заиграли. Да так, что ноги сами побежали.
Кончится игра, чемоданы – свинцовые. Заиграет гармонь – откуда силы берутся. Так вот и шел всю дорогу.
Непростое нынче время. Трудное, тяжелое… А идти надо. Пойдемте, братцы, с гармонью да песнями.
Из-под каблука
Трудно поверить, но частушка в русской народной поэзии – жанр молодой. Определение этой короткой песни, живо откликающейся на злобу дня, часто рождаемой прямо на гулянках из-под каблука, впервые ввел в обиход в 1889 году великий русский писатель, тонкий знаток народной жизни Глеб Иванович Успенский.
Так что частушке как жанру немногим более ста лет, но кажется, что она неизбывно присутствовала во всей русской жизни, и настолько пронзила, наполнила все ее стороны, что, кажется, исключи ее, и душа народная осиротеет, померкнет.
Говорят, что Шаляпин не любил гармошку и вместе с нею порождение ее – частушку. Однако этот немецкий инструмент нашел такой живой отклик в народной душе, что сегодня скорее можно говорить о том, что гармошка – инструмент чисто русский, и немецкого в нем не осталось и капли… Вряд ли и немцы станут оспаривать свои приоритеты на гармонь.
Однажды мы сидели в застолье с немецкими друзьями и много пели под гармонь. Вернее, пели только мы, русские. Немцы молча сопереживали нам. А потом бывшие среди них девицы и вовсе расплакались. Немцы объяснили, что они свое народное искусство, песенное творчество полностью утратили и теперь могут отдыхать только под магнитофон.
Я думаю, что такие утраты имеют большие последствия. Народ, перестающий воспроизводить собственную культуру, на мой взгляд, начинает терять свою пассионарность, то есть свою внутреннюю энергию, дерзновенность. Такой народ быстро стареет и дряхлеет, и его начинают теснить народы, в коих этой дерзновенной энергии больше…
Гармонь и частушка, как мне кажется, имеют огромный энергетический потенциал и способны пробуждать в русском, да только ли в русском человеке мощную ответную реакцию, подобную скрытому атомному реактору.
У меня милашка есть
Без тебя, мой дорогой,
Без тебя, мой милый,
Без тебя, хороший мой,
Белый свет – постылый…
Эта сторона человеческой жизни наиболее представлена в народном творчестве. Частушка тоже дает высокие образцы любовной лирики.
Порой за этим коротким поэтическим повествованием стоит такой глубины человеческая драма, которую под силу только описать лишь в толстом романе.
Как-то на одном деревенском празднике увидел я аккуратненькую старушку, ладно обутую и одетую, с кротким взглядом глаз небесной голубизны. Бабушке этой было уже за девяносто, но она пришла на деревенский праздник пешком километров за пятнадцать, где жила со своими детьми.
После застолья пошла пляска, и бабули, кто с одним батогом, кто с двумя, встали в круг и, приплясывая, выдавали по очереди частушки, которые большей частью были озорными. Такой вот неунывающий наш народ. Среди разрушенной деревни, среди подступающего к огородам бурьяна звенела гармошка, и звенели эти озорные, с ловкими матюжками частушки, словно не было этого запустения и заброшенности, а мир вновь вернулся к своему радостному многоголосью…
Плясала и старенькая бабушка Платонида, плясала церемонно и трогательно, хотя, как сказали мне, уже ничего не слышала от старости, а потом, когда очередь до нее дошла, еще и частушку спела:
Вот и вся моя отрада,
Вот и весь мой интерес —
Пойду, выйду на дорогу,
Посмотрю на темный лес.
Спела бабушка Платонида и словно озарилась какими-то давними переживаниями и стала необычайно красива. Мне рассказали потом, что бабушка Платонида в молодости и впрямь была такой красавицей, что любой мужик при взгляде на нее столбенел.
Жила она в счастливом браке с мужем своим Африканом, народив уже четверых деток. А тут война. И пошел Африкан на войну с мешком заплечным, и билась Платонида о сырой луг. А скоро и похоронка пришла, и слезы все были выплаканы, да в деревне при четырех мальцах в горе с головой не окунешься.
Работала не покладая рук. А уж под конец войны пришел с фронта мужнин друг, пришел в холодный дом: жена умерла, двоих ребятишек оставив на него. И посватался к Платониде. Долго ходил, уговаривал, хотя баб вдовых и девок-переспелок – пруд пруди. Любил сильно.
И выходил все-таки, поженились, стали совместное хозяйство вести. Только вот однажды вечером прибегает соседка с фермы и лица на ней нет.
– Иди, – говорит, – Платонида, на ферму, там тебя твой Африкан дожидается.
Упала, рассказывают, Платонида, как подкошенная, а когда очнулась, полетела, словно на крыльях, на ферму.
И верно, муж ее любимый, слезами горькими оплаканный, сидит и смотрит на нее глазами, полными страдания. Обнял ее и зарыдал:
– Платошенька, сердце родное. Уедем отсюда, заберем ребятишек и уедем.
Как ни рвалось сердце, ни трепетало, а вот не смогла уйти от новых, ставших уже родными, детей. Так и уехал ни с чем Африкан, заживо похороненный проклятой войной.
…Бабушка Платонида прошлась кружок и пропела еще частушку, в которой, кажется, отразились все ее страдания:
Я по бережку пойду,
Калину красную найду —
Калину красную, как кровь,
Как моя горькая любовь.
Однако надо заметить, что любовные страдания в частушках носят более иронический, озорной характер, за которым, видимо, скрыты глубокие переживания безответной любви, измены.
И откуда же ты взялся,
Где гармошку раздобыл,
Что наделал, окаянный —
Сердце вдребезги разбил!
Говорят, после измены
Пропадает аппетит.
У меня после измены
Хлеб буханками летит…
Я пришла на посиделки —
Все ребята заняты…
И моё-то тинято
Сидит тоже занято…
Стать героем частушки, прозвучавшей по случаю на посиделках, да еще частушки обличающей, опасно. Можно оказаться посмешищем на всю округу и оставить о себе такую нехорошую память на многие и многие годы.
У кого какой милой,
У меня-то плотник —
И до девок до чужих
Он большой охотник.
А вот и ответ коварной изменнице. Тут уж удар ниже пояса.
Шёл милашки мимо дома,
И окошко полое…
Милка спит – рубаха рваная
И брюхо голое.
Впрочем, комментировать частушки – дело неблагодарное. Они сами за себя все скажут. Была бы гармонь или балалайка. Поэтому я предложу вашему вниманию те частушки из любовного раздела, которые, на мой взгляд, наиболее ярки и колоритны.
Мой милёнок, я – твоя
Ты гармошечка-двухрядочка,
Ретивый голосок.
Не дала мне в тёмну ноченьку
Уснуть на волосок.
Сядь-ка, сядь-ка, милый, рядом —
На моё крылечико.
Всё изныло, изболело
О тебе сердечико…
Посмотрю, на сенокосе
В голубой рубашке косит.
Подпоясан пояском,
Кличет звонким голоском.
Я косила у пруда —
Не даёт косить вода.
Платочком беленьким махала:
«Поди, миленький, сюда!»
Жарко, жарко страдовать,
Жарко сенокосить.
Жалко, миленький, тебя
От себя отбросить…
Что ты шёл, не зашёл?
Я тебе велела.
До двенадцати часов
Лампочка горела.
Мой милёночек уехал,
Только пыль на колесе.
Меня, горькую, оставил,
Как полынь на полосе.
Мой милёнок, я – твоя,
Куда хошь, девай меня,
Хошь пропей, хошь проиграй —
Хошь товарищу отдай!
У меня милаша маленький,
Как зёрнышко в овсе.
Дал копеечку на семечки,
Сказал: «Купи на все!»
Говорят, что боевая —
Боевая не совсем.
Боевая сушит десять —
А по мне страдают семь.
На меня, на молоду
Восьмая сплетня на году.
Пусть идёт девятая,
Но я не виноватая.
Поносила бы колечко,
Золотое с пробою.
Выйду замуж или нет,
А всё равно попробую.
Золотой напёрсточек,
Серебряна иголочка —
В голове ума не стало —
Все из-за милёночка.
Шила милому кисет,
Вышла рукавица.
Меня милый похвалил:
«Эка мастерица!»
Я нашла себе милого:
Он молчит, и я ни слова.
Дивовалися на нас —
Вот так пара собралась.
Проводил милой до дому,
Сказал: «Позволь поцеловать!»
Раз пятнадцать побожился,
Что никто не будет знать.
Меня милый провожал,
На крылечке задержал,
Сколько звёздочек на небе —
Столько раз поцеловал.
Мой милёнок – через поле,
У подружки – через пять.
Через поле да не ходит,
Через пять – идёт опять.
На окне стоит герань,
Алая да белая.
Никому не расскажу,
Что я в девках делала.
Пойду плясать,
Рукава спущу.
Хорошо будешь играть —
Ночевать пущу.
У кого какой милой,
У меня мастеровой.
В одну ночку сделал дочку
И с кудрявой головой.
Не ругай ты, мать, меня.
Наживёшься без меня —
Наплачешься, навоешься.
Сама полов намоешься.
Портянок настираешься,
Меня навспоминаешься.
А ты играй, гармонь моя.
Сегодня тихая заря.
Заря моя, зариночка,
Услышит ягодиночка.
Невысока да густа
В полюшке отавушка.
Невелика да красива
У меня сударушка.
Я к сударушке иду,
Собаки лают на пруду.
А что вы, серы, лаете,
Аль меня не знаете…
Я иду, а мне навстречу
Сорок ёлочек поврозь.
А, милка, я тебя не брошу,
Только ты меня не брось.
Милка – лебедь, милка – лебедь,
Милка – славный человек.
Ох, кому же эта ягода
Достанется навек?
Милка – лебедь, милка – лебедь
Милка – лебедь белая.
Мне жениться не велела,
А сама что сделала?
Через поле – любить горе,
Через лес – не интерес.
А в своей деревне девка,
Как собака, надоест.
Если милка не полюбит,
Я в корыте утоплюсь.
Не в корыте, так в чулане
Из ухвата застрелюсь.
Моя милка шилом шила,
Топором лапшу крошила.
Рукодельница была,
Сарафаном пол мела.
Лучше пьяному напиться
Да в канаве полежать,
Чем заносистую девушку
До дому провожать.
Надоело, дорогая,
За тобой ухаживать.
Если будешь заноситься —
Вместе нам не ляживать.
Меня милый не целует,
Говорит, что маленька.
Приходи, большой дурак,
Встану на завалинку.
Ты, милёнок, не балуй —
При народе не целуй.
Целуй, целуй на улочке,
В тёмном переулочке.
Ты рябая, я рябой,
Давай обнимемся с тобой.
И пусть народ любуется,
Как два рябых целуются…
Неужели в самом деле
Красная виктория.
Он влюбился, и я тоже —
Вот и вся история.
Милая, любимая,
Свеча неугасимая —
Горела да растаяла,
Любила да оставила…
Я любила милого.
Любила да покинула.
Я бы не оставила —
Меня судьба заставила.
Под окошечком моим
Каменье навалённое…
Тяжело переносить
Зря наговорённое…
Не найти такой подружки,
Как пуховая подушка.
Я поплачу-пореву,
Она не скажет никому.
Стану я на льдиночку,
На саму серединочку.
Опущу любовь на дно, —
Забыла милого давно.
У соперницы моей
Тоненькие ножки,
Голова, как у змеи,
Голос, как у кошки.
Я свою соперницу
Заведу на мельницу.
Суну в омут головой,
Чтоб не шла на перебой!
Я по бережку ходила
Камушки покидывать.
Я топеря не твоя,
И нечего завидовать.
Прислал милый письмецо,
Бумажка подмочённая,
Я взяла, разорвала,
Сказала: «Разлучённая».
Нагадали мне измену
Да и шишку от безмену,
Ну, измена мне ничто,
От безмена-то почто?
На высокой на горе
Завяла роза алая.
Здравствуй, новая любовь,
Прощай, измена старая!
Я иду большой дорогой —
Воробьишки прыгают.
Парни девушек целуют,
Только губы чикают.
Ты бы с осени сказала,
Я бы зиму не ходил.
Только валенки дырявил
Да и дров не нарубил.
Брошу кепку на осину,
И пущай она висит.
А дроле сделаю робёнка,
И пущай его сосит.
У сударушки во спаленке
Лампадочка горит.
Качает маленького мальчика,
Меня благодарит.
На дворе висит туман —
Белый, как пелёнка.
Вся любовь твоя обман,
Окромя робёнка.
А мне милый изменил,
А я и не ахаю.
Скоро он поедет сватать,
Я поеду свахою.
Мы с милёнком расставались.
Целовались горячо.
Я ему сломала руку,
Он мне вывернул плечо.
У меня милашка есть —
Нельзя по городу провесть.
Лошади пугаются,
Извозчики ругаются:
«Куда, едрена вошь, ведёшь, —
Лошадей с ума сведёшь!»
У моей у милушки
Глазки, как у рыбушки,
Как у рыбки у ерша,
Ох, зараза, хороша!
У моей у бестолковой
На носу висит целковый.
Эка дура лешева,
Куда рублей навешала?
Отдала бы лучше мне,
Так я бы пропил на вине.
Я сударушку свою
По походке узнаю.
Шейка журавлиная,
Головка лошадиная,
Залупистые глаза —
Это милая моя…
Едет милый по деревне,
Едет, улыбается.
Оказалось – зубы вставил,
Рот не закрывается.
У милого моего
Голова из трех частей:
Карбюратор, генератор
И коробка скоростей.
Сидит милый на крыльце.
Моет рожу борной.
Это значит, пролетел
Самолёт с уборной.
Не гордись, милёночек,
Не богатый домичек —
Ты обедал – я была —
На столе одна вода.
А мне милый изменил,
На клюке уехал в Крым.
А я маху не дала:
На ухвате догнала.
Я любила тебя, гад,
Четыре месяца подряд.
А ты всего полмесяца,
И то хотел повеситься.
Я стояла на мосту,
О перила тёрлась.
Подмигнула одному —
Семеро припёрлось.
Меня сватали по лету —
У меня жакетки нету.
Меня сватали зимой —
Нету шубы меховой.
Говорят: нарядов нет,
Вешала да вешала.
Юбка в клетку, юбка клёш —
Ещё какого лешего?
Хороша я, хороша,
Плохо лишь одета.
Никто замуж не берёт
Девушку за это.
Сошью розовый халат —
Сорок пуговок назад.
Золотые наперёд:
Никто замуж не берёт.
Меня сватать приезжали
На кривой кобыле.
Всё приданое забрали,
А меня забыли.
Меня нынче сватали,
В печи в чугун сопрятали,
Сапогом заложили,
Неделю не тревожили.
Ах, вы, девочки-наяночки,
Девчоночки на ять.
У вас юбочки короткие,
Коленочки видать.
Светит, светит, светится
Половина месяца.
Гуляйте, девки, с мужиками —
Пускай бабы бесятся.
Прокатилась наша молодость
Колечком золотым.
А больше мне уже не гуливать
С девчонкам молодым…
Наша молодость прошла,
Прошла и прокатилася.
Ушла в зелёные леса,
Назад не воротилася.
Старуха старая-престарая
Ходила с батогом.
Увидала офицера
И забегала бегом.
Ах, тёща моя —
Хуже лихорадки:
Щи варила, пролила,
Обварила пятки.
Стоит милый у ворот,
Широко разинул рот.
Я не долго думала,
Подошла и плюнула.
Ой, ты месяц озорной,
Ну, зачем подглядывать?!
Мы с любимой наше счастье
Не хотим откладывать!
Мой миленок как то раз
Спать улегся на матрас,
А мне тоже не спалось,
Так дите и родилось.
Мой миленок занемог,
Когда мне испёк пирог,
Слопал сам, теперь страдает —
И всё крошки доедает.
Вот бывало, я давала
По четыре раза в день,
А теперь моя давалка
Уж ушла на бюллетень.
А мне милый изменил,
Говорит: «Немолода!»
А себе нашел такую,
Что на попе борода.
Не форси, милой, в калошах,
Ты в калошах не один:
Хоть я девушка-селянка,
Но и ты не господин!
Мы, девчата боевые,
Голосуем за декрет:
Гармонистам не жениться
До семидесяти лет.
Ты зачем меня не любишь,
Я ведь раскрасавица.
Ну и что, что рожа набок,
Всем ребятам нравится.
Я, тебя, соперницу,
Отвезу на мельницу!
Измелю тебя в муку
И лепешек напеку!
Ой, Семеновна,
Девка модная:
Купила часики,
Сама – голодная.
А – ха – ха! А – ха – ха!
Чья же буду я сноха?!
Кто же будет мой жених?!
Ах! Помучаю я их!
Я стояла за крыльцом,
А сказали: с молодцом.
Я платочек вынимала,
А сказали: целовала.
У высоких у рябин,
У кривой олешины.
Парень девушку целует
И штаны повешены.
Я толстушку полюбил,
Мне с толстушкой весело.
На руках её б носил,
Если б меньше весила.
Ты зачем расцвел,
Василек, во ржи?
Ты зачем пришел,
Милый мой, скажи?
Вышла с миленьким промашка:
Прибежал он вдруг домой.
А в постели – барабашка!
И, естественно, со мной…
Неужели не взойдёт
Солнце над крылечком?
Неужели не придёт
Милый мой с колечком?
Мене милый подарил
Золотые часики.
И пришлось за это мне
Прыгать на матрасике.
За высокие хоромы,
Папенька, не отдавай:
Человек дороже дома —
Человека выбирай.
Познакомилась с военным,
Говорит, что генерал.
Утром вышла на крылечко —
Генерал коров погнал.
Бабки шоу танцевали
И вертели попами.
Громко ржали мужики
И ушами хлопали.
Ох, кошка, брысь!
На-порог не садись:
А то миленький пойдет
Спотыкнется – упадет.
Гостям жарила котлеты —
Получились пироги.
Но никто не догадался,
За минуту все смели!
На деревне темной ночкой
Все тропиночки темны.
Парень девушку уводит,
А намеренья ясны.
Не хочу я чаю пить,
Не хочу заваривать,
Не хочу тебя любить
И даже разговаривать!
С неба звездочка упала,
До сих пор не верится,
Залетела между ног
И внутри шевелится.
Брось, подруга, думу думать,
С думы не поправишься.
Только хуже похудеешь,
Чуть жива останешься.
Не ходи, милый, по саду,
Не ломай акацию.
Про тебя и про меня
Пустили провокацию.
Ой, гора, гора,
А под горой – ручей.
Проводил меня,
Сама не знаю – чей.
Стою с милым у реки,
Слушаю всегдашнее.
Просит он, но не руки,
А опять вчерашнее.
Хорошо иметь бы туфели
Да на легоньком ходу,
Чтобы мама не слыхала,
Когда я домой иду.
Лавка, лавочка поката,
Не садись со мной богатый.
Лучше бедный, да милой,
Сядет рядышком со мной.
Гармониста полюбила,
Юбку мини нацепила,
Музыкант-то он лихой,
Жаль, любовник – никакой.
Подгорели пироги,
Их соседи принесли.
Я немного откушу
И в соседа запущу.
На меня наговорили,
На него смеялися.
А мы – пара боевая,
Смеху не боялися.
Дед Егор и баба Маня
Спять друг с другом лет по сто,
Только спрашивают друг друга:
«Слушай, милой, ты-то кто?»
Что-то ноет передок…
Ой! Болит и ножка…
Приходи ко мне, дружок,
Полечи немножко!
В наши годы молодые
Было весело гулять,
Вот бы прежнее веселье
На село вернуть опять!
Что сидите, мужики,
Штаны протираете?
В поле только сорняки,
А вы все гуляете.
На базаре побывала —
Свои груди продавала.
Мне давали пятьдесят,
Ну их на хрен, пусть висят!
Мою Дашу только тронь —
Вся пылает, как огонь!
Потому я с ней в стогу
Обниматься не могу.
У вас улочки прямые,
ЗаУлки косоватые.
Нельзя по улочке пройти:
Соседки зубоватые.
Не любите городских —
Все они гулящие,
Только деревенские —
Девки настоящие.
Я на лодке с Клавою
Три часа как плаваю,
А причалить не могу —
Муж с ружьем на берегу.
Гармониста я люблю,
Петю, кстати, тоже.
С Васей весело пою,
Спать иду к Серёже!
Было время я плясала
На высоких каблуках,
А теперь сижу на печке —
Два ребёнка на руках.
Я миленочку давала
Сидя на скамеечке.
Не подумайте плохого —
Я давала семечки.
Гармонист у нас хороший,
Гармонист у нас один,
Давай, девки, соберемся,
По разочеку дадим.
Ой, Семеновна,
Юбка кожана,
Ты, Семеновна,
Складно сложена.
За Семеновну
Меня мать пилит:
Не пой, доченька,
Голова болит.
Не ходите девки замуж,
Замужем невесело —
То трусы не постирала,
То не так повесила.
Меня милый первый раз
На крыльце, на лесенке.
А я встала, отряхнулась
И запела песенки!
Ой, Семеновна,
Юбка в полосу.
Да у Семеновны
Нету голосу.
Я иду – она стирает
Черну комбинацию.
Повалил ее в корыто —
Сделал операцию!
На лужочке у реки
Утки громко крякают.
Меня милый повалил,
Только серьги звякают.
У Семеновны
Туфли тесные.
Каки ребята здесь
Интересные!
Я к милашке приезжаю.
За столом я пью компот.
Рядом милая садится.
Пирожки кладёт мне в рот.
Запевай, мой родная,
Мне не запевается,
Навернулся я с платформы,
Рот не разевается.
Не стой, милый, у ворот —
Заходи к нам в хату.
Я пекла сегодня хлеб —
Оближи лопату!
Гармониста я любила.
Не попала за него.
Не хватило капитала
У папаши моего.
За деревней на пруду
Квакают лягушки.
А я милёночку лапшу —
Вешаю на ушки.
Полюбила гармониста
Черненького, кажется.
А он, рыжая собака,
Гуталином мажется.
Шел деревней – девки спали,
Заиграл в гармошку – встали,
Встали, пробудилися,
Окна растворилися.
Не ходите, девки, замуж,
Замужем плохая жизнь:
Муж на улицу не пустит,
Скажет – спать со мной ложись.
В небе месяц молодой,
Спрятался за тучею.
Приходи ко мне скорее,
Ласками замучаю!
Милый мой, милый мой,
Не ложись ко мне спиной,
А ложись-ка грудию
Доставай орудию.
Бабка плачется соседке —
В нищете она живет!
Почему тогда же салом
Весь заплыл ее живот?
Сидит милый на крыльце
С выраженьем на лице.
Выражает то лицо,
Чем садятся на крыльцо.
Гармонист, гармонист —
Шишка фиолетова,
Тебе девки не дают
Только из-за этого.
По селу хожу с Тимошкой,
А Тимошка мой – с гармошкой.
Он играет, напевает,
Ветер кудри развевает.
Ох, цыганочку плясать —
Не в лесу дрова рубить.
Надо корпусом работать,
А ногами дроби бить.
На трубе сидит петух.
Он кричит, что видит двух:
Ванечку с цветами,
Петеньку с деньгами!
Напекла я пирогов,
На окно поставила.
Поклевала все ворона,
Крошек не оставила.
Мы не будем водку пить,
Будем денежки копить,
А накопим рублей пять,
Выпьем водочки опять.
Мамочка не родная,
Похлебочка холодная,
Кабы родная была,
Щей горячих налила.
Ой, подружка дорогая,
Из себя не вображай.
У тебя насчёт любови
В голове неурожай.
Мне соседка строит глазки,
Только зря старается…
На ее кривые ноги
Глянуть не решаюсь я!
Докажи мне верная,
Что ты благоверная.
Я в себе уверена:
Многими проверена.
Я клялась и зуб давала,
Что ему не изменяла.
Но с тех пор разов уж пять
Зубы я хожу вставлять!
Где мои семнадцать лет,
Где моя тужурочка,
Где мои три кавалера
Коля, Витя, Юрочка.
Милый, счастье потеряешь —
Меня замуж не возьмешь.
Я один денек поплачу,
Ты навеки пропадешь.
Пойду плясать —
Дома нечего кусать:
Сухари да корки —
На ногах опорки.
Куда, милый, запрягаешь
Белогривого коня —
Или сватать богачиху?
Прокати сперва меня.
А мне милый изменил,
Думал, я погибнула.
Милый мой, твою измену
С моста в речку кинула.
Я не знаю, как у вас,
А у нас в Якутии
Тем скорей бананы зреют,
Чем морозы лютее.
На дворе стоит туман.
Сушится пеленка.
Вся любовь твоя обман,
Окромя ребенка.
Кавалеры наши модны
Никуда они не годны,
По метёлке в руки дать —
По амбарам крыс гонять.
Полюбила лейтенанта,
А потом полковника.
Шевельнулось в животе, —
Не найти виновника.
На этом прервемся, потому как частушек на любовную тему чрезвычайно много.
Гармонисту за игру
Две подушки и матрац.
Голубое одеяло
И жениться сорок раз.
Мы не свататься приехали
Нас нигде не зажимали,
Да и тут нас не зажмут —
А зажмут да похоронят,
По могиле не пройдут…
Кто видел и помнит прежние деревенские гуляния, тот понимает, о чём идёт речь…
Представьте себе ватагу деревенских крепких, отчаянных ребят, в пятьдесят, а может, и сто человек, которые под гармонь, да не одну, с частушками, уханьем и гиканьем движутся на гулянку в соседнюю деревню. Железные тросточки их волочатся по каменухе, высекая искры, в руках на цепочках играют гирьки…
Мы железными цепями
Разобьём чугунный мост.
А кто заденет атамана,
Измолотим, как овёс.
Валентин Александрович Купцов, ныне известный в стране политик, вырос в деревне Миндюкино бывшего Уломского, а ныне Череповецкого района на Вологодчине. И он хорошо помнит эти боевые походы молодежных ватаг в соседние деревни. К ним заранее готовилось вооружение: гирьки, ножи, трости… Разрабатывался стратегический и тактический план действий. Обратная дорога, на случай отступления, оснащалась заготовленными и спрятанными заранее кольями…
Начиналось движение в соседнюю деревню с особого наигрыша, называемого «Походным», который должен мобилизовать, подготовить ватагу к предстоящим встречам и баталиям. При входе в саму деревню игрался другой перебор, именуемый «По деревне». Он должен был представить товар лицом, показать выходку ватажников и их задачи в этой деревне.
Мы не свататься приехали,
Не девок выбирать…
Мы приехали подраться,
Из наганов пострелять…
И когда столкновение сторон было уже неизбежным, гармонист начинал игру «Под драку». Чем искуснее гармонист, чем больше в нём куража и дерзости, тем больше было шансов на успех его ватаги.
Построение самой ватаги, шаечки, партии было таким, чтобы можно было обеспечить максимальную безопасность гармониста, поскольку именно его противник будет стремиться, в первую очередь, обезвредить.
А поиграй повеселее,
Нажимай на нижние,
Чтобы нас не обижали
Ребятишки ближния…
Без гармони, без её боевого позыва боеспособность ватаги резко падала…
На мне калоши-ботики,
В кармане самовзвод…
Из деревни нас погонят,
Не задержит огород!
Часто бывало, что гармонист и был атаманом. Сыграв призыв «Под драку», он бросал через голову гармонь, зная, что её обязательно поймают или девчонки, или младшие ребята, и вступал в сражение.
Надо сказать, что в этих деревенских баталиях существовал строгий кодекс чести, предписывающий не бить лежачего, не трогать девчонок, если они закрывают собой какого-нибудь парня, не задевать взрослых и женатых, покоряться их воле. Кстати, если девчонка закрывает собой сбитого с ног парня или заступается за него в минуту опасности, то он по неписаному закону должен на ней жениться. Поэтому частушка «Нас нигде не обижали, только в Шухободи раз, Шухободские старухи заступилися за нас» имеет скрытый иронический смысл: жениться-то ребятам придется на старухах. Девки за них заступаться не захотели.
Неприязненные отношения между молодыми парнями, надо сказать, улетучивались, как только нужно было садиться за общий стол или приниматься за работу, которая чаще всего требовала совместных усилий…
Виктор Соловьев, хранитель народного фольклора, искусный гармонист и плясун, много лет собирает традиции и приемы деревенской пляски. Он не без основания доказывает, что русская пляска есть не что иное, как скрытое боевое искусство. И что человек, в полной мере владеющий этим искусством, непобедим. Поскольку русская пляска как боевое искусство превосходит все известные и широко рекламируемые восточные единоборства. Действительно, стоит только увидеть, как Виктор со своими юными учениками пляшет, сомнений в этом не останется. Тонкий и стройный, как тростинка, Виктор во время пляски вращает вокруг себя огромное бревно. И оно летает, как соломинка. Попробуй, подступись!
В прежние годы в деревнях по реке Шексне плясали так, что у неподготовленного зрителя сердце падало в пятки.
Огромный детина в надраенных сапогах гармошкой вылетал на круг и, согнувшись пополам, почти уперев голову в пол, вытянув перед собою руки, начинал выделывать ногами коленца, при этом ревел утробным голосом или хоркал, изображая то ли быка, то ли кабана. Скоро появлялся на круге и соперник с ответом, обстановка накалялась, и вот уже керосиновая лампа, звякнув стеклом, летела на пол. В темноте поднимался визг, рев. Народ валил к выходу, а на круге глухо ухали кулаки.
Сопровождавшие деревенские гуляния драки и поножовщина, а нередко целые сражения, когда огромные поленницы разбирались в несколько минут, а от огородов оставались одни прожилины, воспринимались просвещенной публикой как дикость и бескультурье.
В 1917 году на Вологодчине вышла в свет маленькая брошюрка «Лежский фронт», рассказывающая о традициях кулачных боев и драк среди населения бывшего Лежского уезда – ныне это Грязовецкий район. Так вот, автор приводил в ней такие цифры: за годы первой мировой в драках и поножовщине в Лежском уезде погибло больше мужского населения, чем на фронтах.
Не могу судить, насколько справедлива эта статистика, но одно можно сказать, что боевой дух русского человека и, прежде всего, вологжанина, в те времена был намного выше.
Вряд ли мог появиться какой чужак в пределах деревни и тем более повести себя оскорбительно в отношении ее жителей. Расплата наступала мгновенно.
Очевидцы рассказывают, что во время второй мировой войны нередко были случаи, когда наши бойцы ходили в психическую атаку против немцев с гармошками. По флангам и в центре шли гармонисты, играя вологодскую «под драку», или тверскую «бузу», или уральскую боевую «мамочку». При этом бойцы издавали характерное хорканье или мычание. На немцев эти атаки наводили непреодолимый ужас.
Массовый героизм, проявляемый нашими ребятами на всех фронтах, объясняется вовсе не заградотрядами, про которые все пытаются рассказать нам правдолюбцы, а внутренней дерзновенной энергией народа, растрачивать-то которую нам было бы никоим образом нельзя.
Надо сказать, что эта ритуальная воинственность сочеталась с добродушием, добросердечием и гостеприимством.
Сошлюсь опять же на Валентина Александровича Купцова. Отец его, профессиональный портной, обшивавший всю округу, при колхозах был избран председателем. Во время деревенских праздников он готовил пиво и еду на огромное количество гостей. А на сеновале устилались постели на полторы сотни человек, приходивших со всех концов уезда. И спали там дети, парни и девки, отцы и матери, старики и старухи. Сколько историй, баек, сказок… Представьте, какие это были веселые ночи! Какое великое чувство одной большой дружной семьи.
Только такому народу было под силу собрать огромную державу, освоить Сибирь и Крайний Север, выстоять во всех войнах, больших и малых.
Я сам когда-то хаживал под гармонь в соседние деревни и знаю, насколько поднимает человека, его боевой дух настоящая гармонная игра и частушка.
Я привожу здесь сотню таких вот боевых частушек, каждая из которых, словно отлитый в кузницах народной души боевой заряд.
Хулиганские частушки
Я мальчишка-хулиган,
Батько делает наган:
От телеги отымает
Колесо на барабан.
На гулянку собирался,
Мне доказывал отец:
«На работу парень – лодырь,
А гулять-то – молодец!»
На гулянку собирался,
Батька сунул пятачок,
Мамка на ухо шепнула:
«Не напейся, дурачок».
На гулянку собирался,
Мне доказывал отец:
«На тебя ребята сердятся,
Возьми с собой обрез».
На гулянку собирался,
Мне доказывала мать:
«На тебя девчата сердятся,
Возьми с собой ухват».
Вологодские приехали,
На лампочки глядят.
Скоро, скоро эти лампочки
Под лавку полетят…
Мы приехали с колхоза
Имени Калинина,
А наша маленькая шаечка
Нигде не гинула…
Выхожу и запеваю,
Я мальчишка-соловей,
Гармонист, не вешай голову,
Играй повеселей!
Вот она и заиграла —
Девятиладовая.
Вот она и загуляла —
Голова садовая…
Эх, птички поют
И синички поют.
Это что же за хозяева:
Вина не подают?
Запевай, товарищ, песню, —
Я не буду запевать.
У меня за праву ногу
Что-то стало задевать.
Выхожу и запеваю,
А в кармане – молоток.
Неужели не заступится
Двоюродный браток?
Вологодские ребята,
Мы от пули не бежим…
Наши головы не биты,
Мы в канавах не лежим.
Моя финка – пятый номер.
Позолоченный носок.
Если кто ещё не помер,
Припасай на гроб досок!
А наша маленькая шаечка,
Гуляй, гуляй, гуляй!
А нашу маленькую шаечку
Никто не задевай!
А мы нигде не пропадали
И теперь не пропадём,
А нашей маленькой партеечкой
Большую зашибём.
Нас побить-побить хотели
На высокой на горе.
Не на тех вы налетели,
Мы и спим на топоре.
Мы ребята-ёжики,
У нас в кармане ножики.
Кто заденет ёжика,
Тот получит ножика.
Мы ребята-ёжики,
В голенищах ножики,
По две гирьки на весу,
Револьвер на поясу.
А ничего я не жалею
И ничем не дорожу!
Если голову отломят,
Я корчагу привяжу!
Атаман идёт по бережку,
За ним подросточки.
Кто заденет атамана —
Засверкают тросточки.
Мы железными прутами
Разобьём чугунный мост.
Кто заденет атамана,
Измолотим, как овёс!
Атаман у нас молоденький:
Семидесяти лет.
За его седую голову
Стреляет пистолет.
Это чей паренёк
Выдаёт коленца?
Не досталось бы ему
Берёзова поленца.
Атаман зелёну кепочку
На землю положил.
Вынул ножик из кармана
И сказал: «Не побежим!»
Эх, братцы, гуляй!
Уха не повешу я!
А семерых зарежу я,
А мне не будет ни… чего!
Били, били, колотили
В поле у рябинушки.
А перевязывали раны
Все четыре милушки.
Меня били-колотили
В чистом поле на крестах.
Проломили мне головушку
В тринадцати местах.
Из обреза по нарезу
Пуля устремилася,
До товарища дошла
Да в нём остановилася…
Меня били-колотили
В три кола, в четыре гири…
Мне, мальчишке, нипочём,
Не убить и кирпичом!
По спине ходила гиря,
По зубам ходил кулак,
По загривку кирпичина,
А по брюху – толстый стяг.
Все товарищи бежали,
Только я не побежал.
На земелюшке полёживал,
Наганчик заряжал.
Из нагана дали выстрел,
По реке пошёл туман.
Пуля весело запела,
Повалился атаман.
Атаманова могила,
Где берёза белая.
Атамана погубила
Пуля закоптелая.
Атаманова могила
В чистом поле у елей.
Умирал, так и наказывал:
«Гуляйте веселей».
Режьте тело, режьте бело,
Режьте грудь напополам.
Задушевного товарища
В обидушку не дам.
Эх, товарищ мой хороший,
До чего ты догулял.
Посреди широкой улицы
На ножике завял.
Финский ножик не согнётся,
И рука не задрожит.
Задушевный мой товарищ
Во земелюшке лежит!
За деревней грохнул выстрел,
По реке пошёл туман.
Удираешь с первой пули —
Это хрен, не атаман.
Эх, стукнули мне,
Не по мне, по шапке.
Я насилу убежал
Ко своей божатке.
Ой, милка моя,
Выйди на полянку.
За тебя побьют меня,
Подбери тальянку!
В том краю залётку бьют —
В этом отдаётся.
Пуще-пуще дорогого —
Пусть не задаётся!
А говорят, что боевая,
Да и вправду – ураган!
На горячий камень встану,
А залётку не отдам!
Говорят, что боевая,
Да и вправду боечка.
А не одна я боевая,
Боевой и дролечка!
Говорят, что боевая,
Да и вправду атаман!
У начальника милиции
Обрезала наган.
Меня маменька ругала:
«Мало роблю, много ем».
Возьму белую котомочку,
Уйду – не надоем.
Ты, товарищ дорогой,
Не страдай уж надо мной.
Где ты раньше был, родной,
Мы отбились бы с тобой.
По деревенке идём,
А много не калякаем.
А кому окошко разобьём,
Кому ребёнка сляпаем!
А по деревенке идём,
Сами председатели.
А ни к кому не пристаём,
Иди к… куда шёл!
Мы гуляли, вышибали
Из окошек косяки,
Неужели нас посадят
За такие пустяки?..
Ты не пой военных песен,
Не расстраивай отца.
Он раскатит всю деревню
До подвального венца.
Мы, ребята-хулиганы,
По деревенке идём.
Выводите, бабы, девок,
Не то всё перевернём!
Меня маменька рожала,
Вся милиция дрожала…
Батька ходит да поёт:
«Какое чадо Бог даёт!»
А хулиган-мальчишка я,
Не любят девушки меня.
Вы любите – не любите,
Хулиганить буду я!
А хулиган я, хулиган,
Хулиган я временный…
Не скажу, в какой деревне
Есть мужик беременный…
Я с наганом и кастетом
Из мамани бойко лез…
А батько выхватил обрез,
Так я опять туда залез…
Вологодские робята —
Воры и грабители…
Ехал дедушка с навозом,
И того обидели!
Вологодские робята,
Где вы деньги берите?
А вы по баням ходите,
Чугуны воруете…
До свидания, товарищи,
Ведут меня на суд!
Впереди гармонь играет,
Сзади дитятко несут!
Бабы судят на мосту,
Что ленивый я расту.
Я на баб не погляжу,
Пойду на печке полежу!
Заиграла синемехая,
Завыли кобели.
Не мою ли это милую
На сено повели?
Скоро-скоро нас посадят,
Травушки не кашивать…
По зелёному лужку
С сударушкой не хаживать.
Эх, зелёные вагончики
Пошли на Соловки.
До свиданья, отцы-матери,
Поехали сынки!
Подсудимая скамеечка,
Товарищ дорогой!
Убегу, так и побегает
Милиция за мной…
В вологодскую тюрьму
Залетели гуленьки.
Залететь-то залетели,
А обратно…
Из тюремного окошка
Вижу город Вологду.
Принеси, милашка, хлеба,
Помираю с голоду.
Из тюремного окошка
Погляжу на облака.
Принеси, милашка, хлеба
Да пол-литра молока.
Вологодская тюрьма,
Решётки полосатые…
Мы с товарищем сидели
За ножи носатые…
Эх, пить будем
И гулять будем,
А смерть придёт,
Помирать не будем!
Поломаться, поломаться,
Поломаться хочется,
А по правде вам сказать
И подраться хочется!
Заиграйте мне «под драку»,
Пора драку начинать.
Неприятели собрамшись,
Хочут головы ломать.
Вот она и заиграла:
двадцать пять на двадцать пять!
Начинай, ребята, драться —
Наша вынесет опять!
Финский ножик, финский ножик,
Позолоченный носок,
Кто со мной подраться хочет
Приготовь на гроб досок!
Ваньке стукнули свинчаткой
И подбили левый глаз,
А топерь ему косому
«И поеть» никто не даст.
Пусть мне ноги поломают,
Кровь из носа будет течь,
Ничего, что глаз подбитый,
Мне б женилку уберечь!
Нас побить, побить хотели
Да на высокой на горе,
Да не на тех нарвалися
Мы и спим на топоре!
Восемь месяцев не дрался
Кулаки заржавили.
Только вышли за ворота —
Фонарей наставили.
Меня били колотили,
Как большого борова.
Всей деревней завалили
Эх, досталось здорово!
Захотели меня вдарить,
А я не думал убегать.
Не такой у меня характер,
Чтоб поганых уважать.
У атамана нашего
Нож пошире вашего.
Нож пошире, подлинней
Атаман побоевей!
Ах девочки беляночки
Ходите на гуляночки/
Когда бабы будетя
Гуляночки забудитя!
Мы с товарищем вдвоем
Жизнь веселую ведем,
Мы на то располагаем,
Что нигде не пропадем.
Мы ребята-ухачи,
У нас в карманах кирпичи.
Кто заденет ухача,
Тот получит кирпича!
Ты играй гармошка наша,
Мы чужую разорвем.
Сами милости не просим
И другим не подаем.
Cкобари вы скобари
Что вы скобаритеся?
Вы побить меня хотите,
А начать боитеся!
Вы сыграйте мне такого
Скобаря потешного,
Чтобы брюхо не болело
У меня, у грешного.
Вы сыграйте нам такого,
Чтобы ноги дрыгали,
Чтобы всяки соплиносы
Перед нам не прыгали.
Вы порезали, дак мало,
Вы порежьте-ко еще
Мое тело молодое
Зарастает хорошо.
Выхожу во чисто поле —
Предо мною цельна рать.
Эх, землица, мать родная,
Дай мне силы устоять!
Деревенька близко к лесу
Комары зажалили.
Три недели не дралися —
Кулаки заржавели.
Финский ножик и кинжал —
Вот это оборонушка:
Хулиганить научила
Дальняя сторонушка!
Ты, товарищ, не повалишь,
И повалишь – не побьешь!
За меня за хулигана
В сыру землю попадешь!
Из-за вас, из-за вас
Серенькие глазки,
Из-за вас в который раз
Хожу на перевязки.
Оп-па сразу
Врезали по глазу!
А угадали по плечу
Я стою и хохочу!
Кому холодно в тужурочке
Тулупчик надевай,
Кому хочется подраться,
Тот наскакивай давай!
По деревне мы идем,
Раскоря-корячимся,
Кто навстречу попадется,
В лоб дадим и спрячемся.
Ой, товарищ мой, орел,
Ты до чего ж меня довел!
Довел до леса темного,
До домика казенного.
Шире улица раздайся,
Шайка нашенских идёт!
Гармонист в гармонь играет
Шайка песенки поёт!
По деревенке пройдем
И назад воротимся!
А коль девки хороши —
Ночевать попросимся!
Хулиганом народила,
Хулиганом назвала,
А хулиганский нож купила,
А хулиганить послала!
Баловаться, баловаться,
Баловаться хочется,
А рассказать вам и по правде
И подраться хочется.
Все милашки, как милашки,
А моя не знаю кто:
Шила новую рубашку —
Вышло зимнее пальто.
В балалайку я играю,
А ребята бьются!
Пусть девчата не сидят
А тоже подерутся!
Я шагаю по траве
Рубаха белая в крове,
Посчитай моя милая
Сколько ран на голове.
Не Есенин я, не Пушкин,
Из деревни – ну и что ж?
Я частушки из макушки
Достаю, какие хошь.
Нас побить, побить хотели,
Резать собиралися.
А мы сами, а мы сами
Того дожидалися.
Хулиганом я родился,
Хулиганом и помру!
На тот свет пойду с кинжалом
Там зарежу сатану!
Эх, играй, играй, гармошка,
Покуда не разбитая!
Эх, гуляй, гуляй, головушка,
Покуда не убитая!
Никого мы не боимся,
Кто дорогу преградит:
Ну-ка шаечка на шаечку
Котора победит?
Хулиганы, хулиганы,
Хулиганы, да не мы:
Есть такие хулиганы —
Не выходят из тюрьмы.
Меня били, колотили,
Резали, как борова.
За тебя, моя матаня,
Получал я здорово.
Не высОка да густа
В полюшке-то травушка.
Не велика да красива
У меня сударушка.
Кудри вилися-валилися
На правое плечо.
Я в тебя, моя хорошая,
Влюбился горячо.
За рекой собачка лает, —
Видно, чует белочку.
Под окошком парень ходит, —
Видно, любит девочку.
Игрок устал,
Запинаться стал.
Принесите молока,
Напоите игрока.
Где же моя шапочка,
Где она бобровая?
Где же милая моя,
Где же чернобровая?
Ты пляши, пляши товарищ,
Дроби выколачивай.
К своей дролечке ходи,
К моей не приворачивай.
У кинжала ручка ала,
Ручка вьется, как змея
Заведу большую драку
Выручай, кинжал, меня.
Ты наган мой вороненый,
Всему городу гроза.
Из-за тебя ж, мой вороненый,
Я не бегал ни раза!
Выходи на середину,
Атаман-головорез,
Заведу такую драку
Зашумит зеленый лес!
Выхожу во чисто поле
Предо мною цельна рать.
Эх, землица, мать родная,
Дай мне силы устоять!
Вот поеду в город Шую,
Там куплю гармонь большую.
Заиграю в один бас —
Кому в рыло, кому в глаз.
Поиграй повеселей
Мой товарищ дорогой.
Я за этого товарища
Ручаюсь головой!
Девки баенку топили
Озорные и охальные
С озорными частушками, кажется, ясно всё. Нельзя же всю жизнь прожить со степенным выражением лица, надо когда-нибудь и созоровать, выкинуть коленце, пройтись колесом… На худой конец, у соседа поленницу на святки раскатить… Ну, а уж частушку-то солёную, забористую спеть и сам Бог велел.
Я гуляла день и ночь,
Принесла мамане дочь:
«На-ка, мамка, покачай!
Кто-то сунул невзначай!»
Но вот как быть с частушками нецензурными, хуже того, охальными, которых наплодилось в народе, наверное, больше, чем каких-либо иных, в том числе и любовных… Вычеркнуть их из жизни нельзя, рассматривать только лишь как фольклор в научно-исследовательских целях также не получится… Запрещать бессмысленно: всё равно, как из рваного мешка, высыплются они на волю… Да и запретный плод всегда слаще и притягательнее. Тем более в этом жанре созданы настоящие шедевры народного поэтического творчества…
Может быть, нужно прежде постараться понять, почему эта тема столь притягательна. Вряд ли это можно объяснить только лишь всеобщим падением нравов, бескультурьем и пьянством.
Мне кажется, ответ на эти вопросы лежит в нашем далёком языческом прошлом, когда предки наши поклонялись Роду. Род, родичи, народ, родина, рождение – слова одного порядка. И в основе их лежала одна суть: продолжение рода. И те самые слова, которые принимаются сегодня нами как нецензурные, матерные, вовсе таковыми не были. Более того, они были священными, сакральными словами, повторяемыми как заклинание, как призыв, обращённый к предкам, давно ушедшим.
Как засеянное поле вызывает добрые чувства уверенности в благополучном будущем, так и беременная женщина, мать должна была вызывать не чувство стыда, а наоборот, чувство радости и уверенности, что всё идёт своим чередом, что мужчины своё предназначение истово исполняют, женщины племени чреваты, а это значит, что роду ничего не грозит, он развивается, он крепнет и крепнет день ото дня.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70792633) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.