Read online book «Три жемчужины: Иссык-Куль, Валаам, Сплит. Где и как отдыхали советские люди» author Маргарита Бахирева

Три жемчужины: Иссык-Куль, Валаам, Сплит. Где и как отдыхали советские люди
Маргарита Бахирева
«Как хорошо мы плохо жили». Принято считать, что «рай» (свобода) наступил только сейчас, и можно путешествовать «по всему миру». Это правда, но лишь отчасти. В советское время люди тоже путешествовали. Может быть, больше по своей стране. А страна у нас была большая. И удивительная.
Маргарита Бахирева, филолог и журналист, объездила почти всю страну. Результатом поездок стали книги «В отпуск – на Диксон» и «Путешествие к вулкану». Всего опубликовано семь книг, в том числе два сборника стихов. В новой книге «Три жемчужины» автор продолжает рассказывать, где и как отдыхали советские люди. Почему «Три жемчужины»? Это три страны, самобытные, с богатой древней историей: Киргизия, Россия, Югославия. Иссык-Куль – жемчужина Тянь-Шаня (1967), Валаам – жемчужина Ладоги (1975) и Сплит – жемчужина моря (1979).
Книга богата по содержанию, наполнена живыми эмоциями и погружает не только в древнюю, но и в недавнюю (советскую) историю. А вы знаете, чем путешествия в советское время отличались от нынешних?



Три жемчужины: Иссык-Куль, Валаам, Сплит.

Где и как отдыхали советские люди

Путешествовать и молчать об этом – не только противоестественно, но и глупо. Более того – невозможно.
Петр Вайль


Предисловие
Первое свое путешествие – турпоход на лыжах в новогоднюю ночь – я совершила на первом курсе Уральского политехнического института вместе с группой Дятлова, ныне печально известной. Песни ночью у костра… С тех пор романтика навсегда овладела мной. После этого были походы по родному краю, поездки на юг (Кавказ, Крым) по турпутевкам. Я объездила почти всю страну (Россию) вдоль и поперек: с севера (Диксон, моя родина) до Средней Азии (Самарканд, Ташкент) и с запада (Клайпеда) на восток (Петропавловск-Камчатский). Больше всего мне нравилось путешествовать по воде – на теплоходах или лодках. За границей в то время (советское) мне тоже побывать удалось, но, правда, только в трех странах (ГДР, Румыния, Югославия).
Вместе с любовью к путешествиям жило во мне еще одно пристрастие. Мне хотелось писать. С детства вела дневники. И, конечно, писала путевые заметки во время всех своих странствий. Они и помогли мне написать первую большую книгу после плавания по Енисею на Диксон («В отпуск – на Диксон»). Собственные яркие, незабываемые впечатления и уникальная история тех мест вдохновили меня. И я захотела поделиться этим с другими людьми. Тем более что отклик получила даже коротенькая публикация об этом путешествии в «Вечерней газете». Читательница нашла меня через редакцию, чтобы получить информацию из «первых уст».
Изданная в итоге книга вызвала большой интерес и положительные отзывы тех, кому удалось ее прочитать. Я также передала ее в библиотеки Екатеринбурга и других городов. Недавно узнала, что она находится, в том числе, в научной библиотеке МГУ. К тому времени я закончила двухгодичный Общественный университет печати и филологический факультет Уральского государственного университета (заочно). После Диксона отправилась через всю страну на Камчатку – к действующему вулкану Карымский. Результатом стала книга «Путешествие к вулкану».
Но рукописи о других путешествиях, которых накопилось немало, ждали своей очереди. Некоторые отрывки публиковались в разных изданиях Российского союза писателей (РСП), членом которого я являюсь, и на интернет-портале «Проза.ру». О трех из них – «жемчужинах» – я хочу рассказать в этой книге.


Часть 1. Иссык-куль – жемчужина Тянь-Шаня

Почему и для чего бродят по горам пешком, по камням, снегу и в грязи, куча  путешественников <…>
Чего они, все мы ищем там, <…>
отчего два дня в горах заменят годы,
пополнят годы воспоминаниями…
Менделеев Д. И.

Глава 1. Пишпек
Первые впечатления. Баатыр Бишкек. «Семиреченский казак и русский военачальник». Песнь акына.

1. Первые впечатления
Как-то я прочла: «Иссык-Куль – это жемчужина Тянь-Шаня». Действительно: озеро в горах, которое напоминает, по словам Семенова-Тян-Шанского, «игрой цветов драгоценный аквамарин в серебряной оправе заснеженных хребтов». Поистине изумительная картина… А главное – по нему можно путешествовать на лодках! К тому времени я уже прошла свой первый водный маршрут, сплавившись на лодке по Чусовой. Это такая экзотика на Урале… С тех пор я и «заболела» водным туризмом.
…Еду. Сначала поездом до станции Атазу, затем автобусом до Фрунзе. Казахстан и Киргизия, неизвестные доныне, предстали моим глазам. Казахстан – сухие, голые степи. Киргизия – уже появляющиеся редкие сады и огороды.
Остановилась на турбазе, в лесопарковой зоне города. Много цветов, несколько многоместных палаток. Меня направили в одну из них, где я оказалась первой. Как всегда, я приехала заранее, за несколько дней до начала маршрута, чтобы успеть ознакомиться с достопримечательностями. Тотчас появился местный джигит – молоденький, в белоснежной рубашке и с черными угольками глаз. «Новенькие» всегда вызывают интерес. Впрочем, взаимный.
Есть тут и туркабинет, и камера хранения, и прокат туристского снаряжения. Недалеко от турбазы – почта, телеграф, сберкасса, магазины.
Побродила по городу. Фрунзе красив. Но, пожалуй, только своей зеленью. Действительно, город-сад. А в остальном – провинциален: ни особенно красивых сооружений, ни памятников… Хотя это на первый взгляд. Даже гуляя первый раз по Ленинграду самостоятельно, не будучи подготовленной, вряд ли сразу осознаешь его величие, там каждый дом – легенда.
Забрела в чайхану, отведала национального кушанья, даже скорее китайского национального, – лагман. Попробовала манты (что-то наподобие наших пельменей, только крупнее и продаются поштучно, едят их руками). В чайхане люди сидят на полу, на коврах, за маленькими низкими столиками. Но есть там и современные столы со стульями.
Соблазнившись дешевизной фруктов (по сравнению с нашими), вернее, поддавшись общему ажиотажу, я решила отправить посылку родителям. Ближний путь: из Средней Азии на Урал! Понимала, что могут испортиться в дороге, и всё же… Простояла длинную и долгую очередь на почте из таких же страждущих. Но почта принимать посылки отказалась. Пришлось тащиться по невыносимой жаре в другое почтовое отделение. Пока шла туда, случился тепловой (или солнечный) удар, уронила тяжелый ящик на ногу. От всего этого почувствовала себя плохо. Захотелось прислониться к какому-то забору на улице, чтобы прийти в себя… Жару я переношу тяжело: как-никак, сибирячка, даже родилась на Крайнем Севере.
Ночью, оставшись одна в палатке, спала плохо, боялась… Все свои «подвиги» (а иначе как назовешь это предстоящее путешествие на лодках по неизвестному озеру, в неизвестном крае: я и плаваю-то не очень…) я совершаю от страха или авантюризма. Как писала в другой своей книге «В отпуск – на Диксон», причиной тому – романтическая душа…
Утром стали подтягиваться туристы. Я познакомилась с Людой, моей землячкой. «Свои» на чужбине, как сиамские близнецы, всегда тянутся друг к другу, даже если общего-то между ними – один маршрут да молодость. Молодые не столь привередливые и быстро находят общий язык.
Люда – стройная, высокая (по сравнению со мной) девушка, русоволосая, со стрижкой каре и большими серыми глазами. Это всё, что я узнала о ней за наше достаточно долгое путешествие. Но мне этого и хватило. Когда вернемся домой, наши дороги разойдутся, пусть и в одном городе живем… Так всегда бывает. В лучшем случае обменяешься одним-двумя письмами (это с иногородними), а потом закрутит-завертит: привычная жизнь, прежние друзья. Даже «полезные» знакомства мне никогда не удавалось поддерживать. Как-то познакомилась в Коктебеле с переводчицей из Интуриста, москвичкой (вместе жили у частной хозяйки): эффектная женщина средних лет, длинные гладкие распущенные волосы… Не красавица, но со своим шармом. Общительная, раскрепощенная. Москвичам вообще присущ этакий апломб, внутренняя свобода. При совместных прогулках меня иногда шокировала ее эксцентричность: что люди скажут? А она отвечала: вспомни притчу об осле, старике и мальчике и делай, как тебе хочется… Подружились.
Она даже предлагала, когда буду в Москве, звонить ей, мол, может достать билеты в театры, даже в модные – «Таганку», например. Мне удалось побывать там всего на двух спектаклях: «Послушайте» (о Маяковском) и по Брехту «Новый человек из Сезуана». Больше – увы! Сколько ни пыталась. Но и предложением новой знакомой не воспользовалась. В командировки ездила, но не часто. А после нескольких лет кто меня будет помнить?.. Да и неудобно как-то… А теперь говорят: скромность – это украшение для тех, у кого нет других украшений.
Жарища и полное отсутствие воды – большой недостаток Фрунзе. Но мы, изнемогая, нашли всё-таки место, где можно было искупаться – искусственное озеро, грязное и маленькое, но облепленное со всех сторон «киркизятами».
Затем проехала с экскурсией по городу. Экскурсовод – молодой киргиз, внешне приятный. Как он сам представился, студент-филолог. Он прекрасно говорил по-русски. Впрочем, тогда все хорошо знали русский язык. Мы как-то привыкли видеть у себя в городах среднеазиатов только торговцами на рынке и не представляем, какими могут быть образованными и интеллигентными представители этих народов.
Молодой человек рассказал нам о столице Киргизии.

2. Баатыр Бишкек
Фрунзе располагается на севере Киргизии в живописной Чуйской долине, у самых отрогов Тянь-Шаня. Город молодой, построен всего два века назад. Славится как один из самых зеленых в мире. Многочисленные парки и аллеи делают его приятным местом для проживания даже в летний зной. Но ученые нашли многочисленные каменные орудия труда, говорящие о том, что в этом месте еще в 5–4-м тысячелетиях до нашей эры селились люди. А в конце 2-го тысячелетия здесь жили древние племена «эпохи бронзы»: земледельцы и скотоводы, а также те, кто занимался горно-металлургическим ремеслом. Сохранились могильные курганы с различными предметами и каменные примитивные памятники.
В Средние века тут проходил один из основных маршрутов Великого пути. Путешественники тех времен отмечали: «вереница городов в указанной долине (Чуйской – М. Б.) настолько плотная, что кошки могут пройти всю ее и при этом ни разу не спуститься с крыш домов» [1]. Историки считают, что в Чуйской долине находилось более ста городов и поселений. Причем древнейшие города были многонациональными и многоконфессиональными. В них мирно жили христиане и мусульмане, буддисты и зороастрийцы, и даже шаманисты.
Во время расцвета торговой дороги из Китая в Европу предприимчивые тюрки построили на этом перепутье городище Джуль (Каменную крепость), которое стало центром торговли тюркских кочевников. Основная часть городища располагалась там, где сейчас находится холм «Кузнечная крепость» – немного западнее Восточного автовокзала города.
В XIII веке, из-за нашествия монголов, Джуль, наряду с другими городами, был разрушен. Гильом де Рубрук, францисканский монах, который вместе с Плано Карпини совершал разведывательно-миссионерские путешествия в ставку монгольского хана, увидел бесчисленные истребленные города, разрушенные крепости и множество опустошенных селений и в книге «Путешествия в восточные страны» написал, что неизменными на «земле этой существуют высочайшие горы» [2]. Всё остальное подвергается разрушению.
Междоусобные войны, природные катаклизмы, страшные эпидемии чумы… И к XV–XVI векам перестали существовать почти все цветущие города Чуйской долины. Окончательно прервались торговые и культурные связи между цивилизациями Запада и Востока. Легендарный «шелковый маршрут» канул в Лету.
Почти на триста лет утихла жизнь в Чуйской долине. Лишь отары скота да трубный окрик чабана оглушал порой вековое молчание Тянь-Шанских гор. Междуречье Ала-Арчи и Аламедина стало зимним пастбищем кочевых киргизских племен. Да иногда редкие торговые караваны, идущие из Центральной Азии в Китай или обратно, оживляли эту каменистую пустынную местность.
Как говорили старики, приблизительно в середине XVIII века на развалинах древнего городища Джуль, на берегу Аламединской речки, джигиты Бишкек баатыра (богатыря), предводителя рода солто, воздвигли мощный и довольно укрепленный форпост. Затем на них напали воины казахского султана Аблая. Но киргизы выдержали осаду. Бишкек был бесстрашным, сильным и мужественным джигитом. Похоронили его со всеми почестями на окраине этой крепости, на берегу Аламедина, и воздвигли надгробный гумбез. С тех пор эта местность стала именоваться Бишкеком.
В конце XVIII – начале XIX века межплеменная вражда ослабила киргизов. Этим воспользовалось воинственное Кокандское ханство. Кокандцы захватили территорию Чуйской долины и в 1825 году воздвигли здесь крепость, которая стала называться Пишпек (также по имени легендарного баатыра, звучание которого со временем видоизменилось). По другой версии, название крепости произошло от древнего названия горы – «Пишкух», или «Счастливая гора», – святое место, где издавна совершались различные обряды. Да и само имя легендарному киргизскому баатыру, возможно, дали в честь его рождения у горы Пишкух…
Крепость имела внушительный вид. Размещалась она на высоком холме, где ранее находилась цитадель средневекового города, занимала шесть гектаров. Опоясывал крепость бастион, стены которого достигали до четырех метров в толщину и около пяти в высоту. Бастион окружал ров, заполненный водой. За внешней стеной находилась центральная часть крепости, еще более укрепленная. Новые хозяева даже провели керамический трубопровод. На видном месте кокандцы возвели виселицу, которая возвышалась над глинобитными стенами, а внутри крепости построили мечеть и зиндан (подземная тюрьма) – для духовного и физического порабощения киргизского народа.
Пишпек был самой крупной кокандской крепостью в Чуйской долине, административно-политическим и торговым центром Кокандского ханства на киргизских землях. Здесь располагалась ставка кокандского бека. Крепость стала важным опорным пунктом ханства на этой территории. Выгодное ее расположение позволяло контролировать маршруты местных кочевников с летних пастбищ на зимние, а также проезжих торговцев в направлении Иссык-Куля и Семиречья и собирать таможенные платежи. Постепенно вокруг крепости стали селиться ремесленники и торговцы. К середине XIX века в Пишпеке насчитывалось около тысячи дворов.
Кокандцы жестоко угнетали чуйских киргизов. Между крепостным начальством и влиятельным манапом племени солто Байтиком постоянно возникали распри. Однажды киргизы пригласили кокандского наместника Рахматуллу в гости в аил Байтика. Во время пира произошла ссора. Рахматулла пытался сбежать, но его догнали манапские баатыры и смертельно ранили. Опасаясь мести, Байтик послал своего брата в Верный, где дислоцировался русский военный отряд. На помощь взбунтовавшимся киргизам пришли силы Колпаковского. Десять дней длилась осада Пишпека. Кокандцы упорно оборонялись, но им пришлось сдаться. Крепость разрушили, оборонительные сооружения уничтожили. А внешние стены разгромили киргизы из ближайших аилов.
В 1867 году Байтика пригласили в Москву и Петербург на годовщину коронации Александра II. Умер он в 1886 году. Киргизы сохранили добрую память о Байтике-баатыре. В начале XX века над его могилой воздвигли мавзолей.
За взятие Пишпека в 1862 году Герасима Алексеевича Колпаковского произвели в генерал-майоры. К 1863 году на территории Чуйской долины ликвидируется власть Кокандского ханства, а ее население входит в состав царской России.
Как русское военное укрепление крепость восстанавливать не стали. Местное население было настроено доброжелательно. В это время у крепостных стен проживали прежние жители, а также семьи бывшего гарнизона кокандской крепости. Там был создан небольшой военный пост. Солдаты построили конно-почтовую станцию и глинобитный редут. Почтовое сообщение стало натуральной повинностью киргизов, а станционные домики позже послужили основой для создания переселенческих поселков. На месте пишпекских развалин образовался укрепленный военный городок. Затем возле него появился небольшой торговый базар и возникло поселение, которое со временем укрупнялось и заселялось «пришлыми» людьми.
Первыми пришли переселенцы-крестьяне из ближайших сибирских губерний, затем русские крестьяне из центральной России, а также украинцы. Позднее присоединились узбекские купцы и торговцы. Потянулись в Пишпек и семьи татар, которых нещадно угнетали китайские чиновники, дунгане из Джунгарии. Русские крестьяне научили местное население новаторским способам обработки земли. Постепенно Пишпек становился административным центром уезда. Столицей город стал в 1878 году. С тех пор началась новая история Пишпека – история превращения его в важный форпост Российской империи на территории Средней Азии.

3. «Семиреченский казак и русский военачальник»
Колпаковский Герасим Алексеевич – крупнейший военный деятель царской России. Он обеспечивал безопасность государственных границ, участвовал в расширении российских пределов в Средней Азии и занимался экономическим развитием освобожденных областей. Под его руководством в 1876 году ликвидируется Кокандское ханство. Оно вошло в состав Российской империи под названием Ферганской области. Колпаковский был первым наказным атаманом во вновь образованной Семиреченской области. За долгие пятнадцать лет как наказной атаман он много сделал не только для обустройства своего казачьего войска, но и для хозяйственного развития всего края, строительства и архитектуры городов Семиречья. После образования Степного генерал-губернаторства (1882) Колпаковский стал первым степным генерал-губернатором и командующим войсками Омского военного округа, в том числе казачьими. Вскоре его производят в полные генералы, в генералы от инфантерии.
Герасим Алексеевич состоял действительным членом Русского географического общества. Одним из первых он начал подводные археологические исследования на Иссык-Куле, также он собрал уникальную коллекцию восточных рукописей и книг. Колпаковский руководил работами известных в Пишпеке людей, таких как историк Н. Н. Пантусов, краевед Ф. В. Поярков, лесовод А. М. Фетисов, художник Н. Г. Хлудов.
После назначения членом Военного совета империи он переезжает в Санкт-Петербург, но не теряет связей с Семиреченским казачьим войском. «Семиреченский казак и русский военачальник», Колпаковский отмечен многими наградами, даже золотой медалью за развитие пчеловодства и садоводства в Туркестане. Его имя, как вечного шефа, увековечили в названии 1-го Семиреченского казачьего полка. А также его именем назвали улицу в Пишпеке и ледник в горах Ала-Too.
А начиналась героическая военная эпопея Г. А. Колпаковского так. В 1840 году юный унтер-офицер, дворянин по происхождению, участвовал в составе отряда генерала Н. Н. Раевского в десантной операции против горцев на Черноморской береговой линии. Того самого Раевского – сына Н. Н. Раевского (старшего), героя Отечественной войны 1812 года, отца двух сыновей (Александра и Николая) и двух дочерей – Екатерины и знаменитой Марии Волконской (Раевской), жены декабриста, отбывавшей вместе с ним каторгу.
Н. Н. Раевский (младший) был знаком с Пушкиным, еще со времени его пребывания в Царскосельском лицее, дружил и переписывался с ним. И даже, пользуясь связями, содействовал напечатанию «Бориса Годунова». Он был типичным представителем героической эпохи русского владычества на Кавказе. В нем на удивление органично соединялась лихая отвага, стратегический ум, способность руководить. Он получил прекрасное образование, воплощал в себе качества светского человека, любил литературу, музыку, живопись. Даже писал стихи. Николай Николаевич покровительствовал молодому Айвазовскому. Художник однажды сам участвовал в десанте у Субаши, которым командовал Раевский. Позже он напишет «Десант у Субаши» и еще несколько картин на тему Кавказской войны. Картину приобретет Николай I. Сейчас она находится в Зимнем дворце. Этот эпизод описал в своей «Повести о художнике Айвазовском» Л. А. Вагнер.

4. Песнь акына
В 1864 году русские войска устраивают новый масштабный поход против кокандцев. А 25 октября этого года в кишлаке Кушчусу Кокандского ханства родился Токтогул, киргизский советский народный акын. В 1964 году – к его столетнему юбилею – вышла новая книга с «обличительными» произведениями, которые ранее не публиковались на русском языке.
Наш экскурсовод прочитал наизусть:
На меня разозлился манап,
Он всесилен, я беден и слаб.
И теперь мой аил – за спиною.
Предо мной – многотрудный этап.
…Ой, пропала моя голова!
Кто правдивые слышит слова
В мире темном, где правда бессильна,
В мире темном, где сила права?
…Без вины среди белого дня
Заарканили ловко меня,
Повели на короткой веревке,
Как ведут к живодеру коня.
О Токтогуле я слышала. Мы проходили его в школе – классе в шестом, а может, седьмом или пятом… Но трагичность судьбы этого поэта и человека тогда еще не дошла до меня.
Стихи захватывали, бередили душу.
В добром народе своем
Певчим я был соловьем…
…Из-за песен и дерзостных слов
У меня было много врагов.
Здесь я был оклеветан врагами,
И теперь осужден без вины.
…Бедных судьба не щадит,
Кто от нее защитит?..
…Взял меня царь Николай
И заковал без суда.
В дальний, неласковый край
Шел я босым в холода.
Бил нас жестокий конвой,
Чудом остался я цел.
В Омске, в темнице сырой
Месяцев тридцать сидел.
Гнали пешком нас в Сибирь,
В этот огромный пустырь,
И запрягали людей
В сани, как лошадей…
Но даже в тюрьме, где
…Мы живем в окруженье штыков,
В окруженье жестоких псов,
И в груди моей дым печали,
А в ушах перезвон оков.
Не смолкает голос акына:
Я бросаю вызов судьбе,
Я пускаю песню в полет,
Песня даже в тюрьме живет.
Этой песне неведом страх.
Со слезами на скорбных глазах
Сотни узников слышат песню –
Слышит русский, киргиз и казах.
Пусть по камерам песнь летит –
Страж за нею не уследит.
…Здесь в неволе бок о бок со мной
Много русских с такой же судьбой.
Словно братья, делим друг с другом
Хлеб с водой и горе с бедой.
Поэт признается:
…Мне комуз мой снится во сне.
Этот сон о родной стороне,
Без комуза я, как без сердца,
Помоги, всемогущий, мне…
…Меня томили в кандалах,
Но не замкнули гордых уст.
В железом скованных руках
Звенел и плакал мой комуз.
Токтогулу удается бежать из тюрьмы. Помогают ему в этом русские братья:
Наш Токо, ты из ссылки беги.
Обрети, говорили, свободу,
Вольный сокол, попавший в силки,
Улети, говорили, к народу.
Чтобы я не зачахнул в печали
И вернуться на родину мог,
Эти люди однажды сломали
Кандалов моих ржавый замок.
Дали в руки комуз мой еловый,
Провели по тропе потайной,
И в напутствие вещее слово
Произнес мой Семен дорогой:
– После века неволи тяжелой
Справедливое время придет.
Белый царь будет сброшен с престола
И цепей наших бремя падет.
…Был Семен мой джигитом удалым.
Мне письмо к перевозчику дал он
И сказал: уходи поскорей!
Опасайся людей – не зверей.
Восемь дней по лесам пробирался,
На девятый я вышел к реке.
Русский лодочник мигом собрался,
Перевез меня на челноке.
И, сказав: «Обошлось, слава богу!»,
Русский денег мне дал в дорогу…
Но долог был путь до дому.
…А теперь я в степи брожу
И дрожу от ночной росы,
А когда к жилью подхожу –
На меня бросаются псы.
Я в лохмотьях плетусь, как тень,
Я в худые лапти обут,
И во рту ни крохи весь день,
Если люди не подадут.
По камням ступаю с трудом,
С каждым шагом всё громче стон,
Ведь на четверть века
Я неправедным осужден…
…Весь город я исколесил –
Ночлега нет и хлеба нет.
Я песни пел и есть просил,
Но брань звучала мне в ответ…
…Бредет униженный поэт,
Переживая свой позор,
И вспоминает ясный свет
Родных небес, родных озер… [3]
Но не одна «брань» звучала в ответ. Кстати, киргизы очень гостеприимные люди. Юрий Фадеев писал о них: «Гостеприимство было и есть отличительной чертой киргизского народа и одним из прекрасных народных обычаев. Всё лучшее, что находилось дома: еда, постель, а также всеобщее внимание домочадцев посвящали гостю. Киргизы говорили: «Коноктуу уйде кут бар» – «Гость – благодать дома». Гостями могли быть: случайный путник – «кудай конок» или приглашенные – «коноктор». Если к юрте подъезжали всадники, то обязательно к ним навстречу выходили хозяева и помогали спуститься с коня, приглашали в юрту. У киргизов не принято было с ходу задавать вопросы, расспрашивать о цели приезда. Гостю предоставляли ночлег, а хозяин отвечал за сохранность вещей и за фураж для лошадей, принадлежащих гостям» [4].
Сибиряки, правда, тоже гостеприимны…
Привечали акына и добрые люди:
Если б не мой кормилец-комуз,
Если б не добрых сердец союз,
Если бы не было братских уз,
Кто бы меня спас?
А дома ждала не только радость встречи. И новое горе: умер сын…
О копытце мое, мой зеленый побег,
Ты ушел, распрощавшись с землею навек.
Токтогул оставил его трехлетним и тосковал всё время разлуки. Но у родного порога встретила сына лишь восьмидесятилетняя исстрадавшаяся мать.
Я летел, словно сокол, свободой влеком,
Потому что был вскормлен твоим молоком.
Ты здорова ль, моя горемычная мать?
Дай тебя к благодарному сердцу прижать!
Я словно заново открывала для себя Токтогула – его личность. Детская память не всякая долговечна. «Киргизский советский народный акын» (как его тогда называли) был интересен тем, что своим творчеством «призывал строить новую жизнь и первым в киргизской литературе создал образ В. И. Ленина» («Какая женщина родила такого сына, как Ленин?»). Хотя его судьба, как и всего «простого народа» всех национальностей, – тот «белый шар» в суде над прошлым. Официальная история не всегда правдива. Она как стихи, написанные с подстрочника. Личный рассказ человека – что может быть правдивей?.. Удивительно (не удивительно?) киргизы даже в нынешнее, «капиталистическое», время не утратили стиль «советского города» (в ментальном смысле) и до сих пор сохраняют все памятники Ленину. Недавно прочла в интернете: «Если говорить о Кыргызстане, то и здесь в определенной мере сохранился культ Ленина. И даже больше: значительная часть жителей страны относится к образу отца Советского Союза очень даже положительно. Ведь недаром день Великой Октябрьской революции – 7 ноября – у нас остался красным днем календаря, правда, под другим названием. Это связано с тем, что именно Ленин и проведенная им революция подарили кыргызам свое государство, независимость и, тем самым, спасли кыргызский этнос от полного истребления. Благодаря Стране Советов Кыргызстан, как, впрочем, и другие соседние страны, официально получил свою территорию, а затем и суверенитет. Именно во время существования СССР Киргизия добилась грандиозных успехов в науке, искусстве, культуре, спорте, промышленности. Поэтому не удивительно, что многие люди преклонного возраста с ностальгией и любовью относятся к советской эпохе нашей истории.
…на просторах Кыргызстана можно встретить немало памятников Ленину, только в столице страны Бишкеке их более десятка.
…почти в каждом областном и районном центре республики остались различные бюсты и скульптуры вождя мирового пролетариата».
Да и не только в Киргизии. Недаром и сегодня еще звучат ностальгические воспоминания о том времени. А предприниматели делают рекламу своим товарам, используя советские бренды «сделано в СССР» или «по советским рецептам», увеличивая собственную прибыль. И это срабатывает.
После экскурсии я сразу же купила томик Токтогула, тот самый, что был издан к его юбилею.
Моя страсть увлекаться чем-то новым, неожиданно открытым для себя, приводила иногда к нелепым поступкам. Как-то во время экскурсии по музею в Вологде меня поразила (или заразила?) своим рассказом экскурсовод – искусствовед, москвичка. Она покинула столицу, чтобы жить и заниматься любимым делом в этой исконно русской колыбели. Когда она рассказала, что коллекционирует образцы разных вологодских тканей с неповторимым рисунком, я пошла в магазин и тоже купила по десять сантиметров несколько образцов разных тканей. Зачем?! Я не искусствовед, не текстильщик. И вообще тогда была еще далека от искусства. Хотя тяга к прекрасному во всех его проявлениях всегда жила у меня в душе. Ницше говорил, что искусство нам дано, чтобы не умереть от истины…
«Русские братья» не только просветили «темного» акына: «После века неволи тяжелой справедливое время придет. Белый царь будет сброшен с престола и цепей наших бремя спадет», но и помогли построить ту самую «новую жизнь» в республике. О чем теперь иногда забывают, а может, и клянут – в унисон новым песням нового времени…


Глава 2. Город по имени «Зеленый»
Первый большой город европейского типа. «За власть Советов». Новое имя города (Фрунзе). Их имена украсили город

1. Первый большой город европейского типа. (Новая история Пишпека)
29 апреля 1878 года военный губернатор Семиреченской области Колпаковский приказал перевести центр Токмакского уезда из одноименного города в Пишпек. Стартовала новая история: в Киргизии начал формироваться первый большой город европейского типа. Генерал-лейтенант Колпаковский утвердил «План проектного расположения вновь предполагаемого города Пишпека».
Город рос и быстро развивался. Строились новые здания. Появились улицы с новыми названиями. Открывались первые промышленные предприятия, в основном полукустарного характера. Менялся и облик города. Этому способствовало выгодное географическое расположение Пишпека. Дивная панорама гор киргизского Ала-тоо. Эту красоту Чуйской долины изобразил на своих полотнах В. В. Верещагин. Русский офицер и художник побывал в здешних местах в конце XIX века с экспедицией военных топографов. Недавно услышала новую версию о его деятельности – возможной разведывательной цели. Нынешнее время богато на открытие новых истин… Картины Верещагина, отражающие историю страны, экспонируются в КГМИИ[1 - КГМИИ – Киргизский государственный музей изобразительных искусств имени Гапара Айтиева.] имени Гапара Айтиева.
Но всё же Пишпек в то время – маленький городок с глинобитными одноэтажными частными домами, окруженными глухими заборами и садами. Ни электричества, ни водопровода… В 1885 году, в одном из таких саманных домиков старого Пишпека с соломенной крышей, на пересечении улиц Судейской и Васильевской, родился Михаил Васильевич Фрунзе – будущий знаменитый советский полководец и военный нарком. В Туркестан, после окончания Московской фельдшерской школы и призыва в армию, направили его отца, молдаванина по национальности. Отбыв срок военной службы, он остался в Пишпеке и работал фельдшером.
Выделялись на фоне неприглядного, хотя и самобытного (по описанию В. Витковича, о чем скажу ниже), городка лишь немногочисленные здания казенных учреждений, церкви и мечети. Да полутора- и двухэтажные дома чиновничье-купеческой верхушки, построенные из добротного кирпича и крытые железом.
До революции в городе насчитывалось шесть храмов. И самая примечательная среди них – Свято-Никольская церковь. Строить ее начали в 1867 году из саманного кирпича. Двадцать лет жители собирали пожертвования на строительство нового храма. Помог купец-меценат Николай Иванов, который внес крупный взнос. Так на месте первоначального строения появился каменный храм, названный в честь Николая Чудотворца. Церковь представляла собой крест, по краям которого стояли деревянные колокольни с колоколами. Светлая и изящная, с высокими окнами и золотым куполом, несмотря на компактные размеры, церковь эффектно смотрелась на фоне маленьких саманных домиков старого Пишпека. Ее сдержанно-торжественный образ хорошо сочетался с самим небольшим уездным городом. Вместе с тем, Свято-Никольский храм послужил «стимулом для развития городской среды, символом высокой «русской идеи», несущей в новые земли культуру и просвещение» [1].
В 20–30-е годы, когда по всей советской стране разразился антирелигиозный террор, не обошел он и Свято-Никольскую церковь. Ее закрыли, разграбили и готовили к сносу. Защитить исторический памятник архитектуры удалось известным местным художникам – Семену Чуйкову и Гапару Айтиеву. Они смогли открыть в здании Киргизскую государственную художественную галерею. Основу экспозиции составили более восьмидесяти классических картин русских художников из московских музеев и около сорока работ местных авторов. Теперь это Киргизский государственный музей изобразительных искусств имени Гапара Айтиева (КГМИИ). Сейчас он находится в новом строении. Старое здание сохранилась, и его история продолжается.
Свято-Никольская церковь овеяна мистическим ореолом (новая «идеология» нового времени). Рядом с церковью, под тремя тополями, похоронен первый священник Александр Никольский. Но когда храм закрывали, уничтожили могилы других служителей, с них сняли кресты. Сохранились с тех пор деревья, которые напоминают о былых временах. Ходит легенда, что образы монахов не успокоились и остались жить в деревьях…
С первых лет существования города власти вместе с населением занялись его озеленением. Врач Федор Владимирович Поярков вспоминал: «…всего несколько разбросанных там и сям домишек, … а дальше за ними на далекое пространство простиралась голая, бесплодная мертвая степь с раскаленными песками и камнями» [2]. Каждый горожанин обязан был посадить вдоль улицы, рядом со своим домом, не меньше двадцати пяти саженцев деревьев. Помогали и приезжие купцы, отдавая часть дохода от торговли на озеленение.
Самый большой вклад в превращение города в сад внес петербургский ученый-ботаник А. М. Фетисов. Его направили сюда из Ботанического сада Петербурга. Ученый привез в Киргизию первые виды растений. Все деревья, которые растут в киргизской столице, нетипичны для этой местности. Их привезли сюда, специально подобрав те виды, которые способны расти в здешних условиях. Фетисов заложил в городе Карагачевую рощу, а в питомнике, который он создал, росли деревья не только из Петербурга, но и из Андижана и даже Марселя. Алексей Михайлович открыл школу садоводов. Вместе с учениками он начал посадку Дубового парка и разбил сквер, который стал частью бульвара – будущего бульвара Дзержинского. Дубовый парк – историческое место, старейшая зеленая зона столицы, которая существует более ста лет. Это одна из главных достопримечательностей и самых интересных мест города. Кстати, краевед Ф. В. Поярков, лесовод А. М. Фетисов, а также историк Н. Н. Пантусов и художник Н. Г. Хлудов – все эти замечательные люди работали под руководством Г. А. Колпаковского (о чем уже писала выше).
На месте сегодняшнего парка имени Панфилова заложили городской парк. И всё же, как писал Виктор Виткович, дореволюционный Пишпек – «это был не город, а большой базар, обросший со всех сторон белыми, серыми и голубыми мазанками. Сидел посередине базарной улицы на табурете горожанин, и над ним суетился брадобрей. Протяжно стонали верблюды, блеяли связанные овцы, кричал на разноплеменных языках торговый люд, и над мазанками, над дунганскими чайханами, над постоялыми дворами шумела пыльная зелень пирамидальных тополей» [2].

2. «За власть Советов»
Значительные изменения произошли лишь после установления советской власти. Простые люди Киргизии приняли революцию воодушевленно. Ведь им обещали «равенство и суверенность, а также право на полное самоопределение вплоть до отделения». Но к декабрю 1917 года Семиречье охватил белоказачий мятеж. Вооруженные отряды левых эсеров и белоказаков из села Беловодское прорвались к Пишпеку. Восемь дней длилось жестокое сражение. Мятеж удалось подавить, когда из Верного (Алматы) прибыло подкрепление под командой Якова Логвиненко.
Большевики напряженно боролись за переход власти в городе в руки Советов. 31 декабря в Дубовом парке состоялся митинг. А 1 января 1918 года руководитель полулегальной группы большевиков Алексей Илларионович Иваницын с товарищами арестовали полковую команду и освободили всех заключенных из тюрьмы. На следующий день выбрали своего Председателя Совета депутатов Пишпека и объявили советскую власть в городе и районе. Товарищем (заместителем) председателя Совета депутатов стал Иваницкий. Он же первый руководитель Пишпекской большевистской организации и председатель Совета народных комиссаров Пишпекского уезда.
Алексей Илларионович Иваницын трагически погиб по нелепой случайности. Считали, его убил неизвестный контрреволюционер. Как выяснилось, это свой, высокопоставленный партийный функционер. Они занимались общей партийной работой. В тот январский вечер Иваницын пришел в гостиницу, где они вместе жили, поздно, видимо, решил разыграть товарища и… получил нечаянную пулю через дверь. Время было тревожное. Состоялось разбирательство, «нечаянное» убийство потихоньку прикрыли… В годы репрессий 30-х годов пострадал и виновник трагедии. Его приговорили к 10 годам лагерей, которые он отбывал на Соловках, а в 1937 году – к расстрелу (казнили по обвинению в антисоветской деятельности и похоронили в Карелии). В 1958-м – реабилитировали… [3]
Иваницину установили памятник-бюст на гранитном пьедестале на пересечении улиц Дзержинского и Иваницына. Авторы памятника – архитектор А. Альбанский и скульптор Н. Лодягин. Не сохранилось ни одной фотографии Алексея Илларионовича, поэтому бюст скульптор делал с фото сына Иваницина – Павла.
Немаловажную роль в защите советской власти в Туркестане сыграл Туркестанский полк, созданный в 1919 году, которым командовал М. В. Фрунзе.
В первый день 1919 года, в Дубовом парке, на том месте, где годом ранее проходил большевистский митинг с призывом «За власть Советов», в Никольской церкви отпевали красногвардейцев, которые первыми пали в борьбе за советскую власть. 43 красногвардейца Первого Пишпекского полка. Погибших похоронили в братской могиле в Дубовом парке. Установили скромный обелиск (В. Нусов). Затем памятник реконструировали по проекту архитектора И. Люблинского. Сейчас это обелиск 11-метровой высоты из красного полированного гранита, увенчанный серпом и молотом в обрамлении бронзового венка. По углам пьедестала на лафетах лежат отлитые из бронзы орудийные стволы. На гранитных плитах выгравированы имена погибших. И надпись: «Вечная слава погибшим за власть Советов». Позже здесь же похоронили Якова Логвиненко.

3. Новое имя города (Фрунзе)
После смерти знаменитого земляка М. В. Фрунзе (1925) местные власти провели траурный митинг, на котором присутствовали мать и родственники советского наркома. И приняли резолюцию о переименовании города Пишпек во Фрунзеград – по аналогии с Петроградом и Сталинградом. Но Фрунзеградом столица Киргизии называлась всего несколько месяцев. Москва внесла уточнение: бывшему Пишпеку именоваться просто «город Фрунзе». Интересно, что слово «фрунзе» в переводе с молдавского означает «зеленый». Это как нельзя лучше подошло утопающему в зелени городу.
Домик Фрунзе обнесли новым зданием и открыли музей. В экспозиции – личные вещи, документы и фотографии. Особенно интересна личная библиотека Михаила Васильевича. Воссозданы интерьеры, бывшие при его жизни, типичные для русских переселенцев XIX века.
В 1967 году построили новое здание музея М. В. Фрунзе. Главным экспонатом стал дом – саманная хата под камышовой крышей, которая осталась внутри новой постройки.
В советское время столица Киргизской ССР (1936 год) быстро развивается. Создаются крупные заводы и предприятия. Фрунзе становится административным, культурным и промышленным центром Киргизии. Строятся современные правительственные здания. По проекту «лучшего архитектора Русского Туркестана» Андрея Зенкова возводится дом Центрального исполнительного комитета и Совнаркома Киргизской АССР – первое и единственное на тот момент общественное здание. Затем в нем будут располагаться (поочередно) Исторический музей и Дом дружбы народов.
В 1920-е годы открываются первые учебные заведения: Киргизский институт просвещения (педагогический техникум, педагогический институт), который затем переезжает в собственное здание, спроектированное главным архитектором города Павлом Ивановым. Основывается исторический музей – первое научное учреждение Киргизии. Его создание пробудило интерес жителей к истории родного края. В отделах археологии и этнографии демонстрируются предметы из курганов дококандского периода Чуйской долины, этнографические изделия. Часть выставки посвящается истории Киргизской ССР.
Но становлению молодой советской республики помогала не только Россия. По призыву VI Конгресса Интернационала сюда прибыл производственно-сельскохозяйственный кооператив «Интергельпо» (из Чехии). «Интергельпо» – слово из искусственного языка – эсперанто, на котором, предполагалось, будут общаться люди после победы мировой революции.
В 20–30-е годы в Киргизию шли эшелоны с оборудованием и людьми. Они заложили основы местной промышленности. Готовили рабочие кадры. Развивали социальную сферу. Строители «Интергельпо» возвели первые капитальные сооружения города: здание ЦИКа, гостиницу, больницу – всё по проектам архитектора Зенкова. Оригинальное здание, получившее у горожан название «круглая поликлиника».
«В целях агитации и пропаганды советской власти среди горного народа», как писали тогда, создается музыкально-драматическая студия. Первым руководителем ее стал актер русского театра города Ташкента Н. Еленин. На основе этой студии образовались Киргизский государственный драматический театр и Государственный театр оперы и балета. Начинается история киргизской национальной драматургии. В Киргизию приезжают музыканты и композиторы, дирижеры, художники, режиссеры, педагоги и люди других творческих профессий со всего Советского Союза. Под влиянием таланта этих людей развивается местное театральное искусство.
Театр оперы и балета создан в далеком 1926 году, но обрел свой дом лишь через тридцать лет. Его здание, одно из красивейших в Киргизии, построено по проекту главного архитектора города Павла Иванова. Павел Петрович вспоминал, что «в 1955 году Хрущев издал указ об устранении излишеств в архитектуре, и тогда же началась стройка по типовым проектам по всему Союзу, свидетелем и участником которой стал и я. У нас, архитекторов, тогда были очень ограниченные возможности: проектно-строительные нормы не позволяли проявлять творческую фантазию. Конечно, нас это безумно огорчало».
От этого указа пострадал и свердловский архитектор Голубев, который на здании горисполкома, в самом центре Свердловска, разместил фигуры людей разных профессий. Как разносила молва, приехавший тогда в город Хрущев заметил: «Это что – очередники на квартиры?» Чем всё закончилось для автора проекта, не знаю. Но со временем часть фигур убрали. Хотя подобный прием «декора» использовался еще в древности. Так в Хорватии, в городе Шибеник, на уникальном белокаменном католическом соборе Святого Иакова XV века (https://ru.wikipedia.org/wiki/XV_%D0%B2%D0%B5%D0%BA), совместном шедевре двух самых знаменитых хорватских средневековых архитекторов и скульпторов – Юрая Далматинца (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AE%D1%80%D0%B0%D0%B9_%D0%94%D0%B0%D0%BB%D0%BC%D0%B0%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D1%86) и Николая Флорентинца (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9_%D0%A4%D0%B8%D0%BE%D1%80%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D1%86), выполнен фриз из рельефных портретов их современников. Он представляет собой вырезанные из камня 72 человеческие головы на фасаде здания. Это изображения прохожих, моряков, торговцев и крестьян, которые жили в Шибенике в то время.
В 30-е годы открывает первый сезон Русский драматический театр. Создается государственная публичная библиотека. По инициативе Н. К. Крупской ее фонды формируются на основе крупнейших библиотек Советского Союза: Библиотеки Академии Наук СССР и Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (г. Ленинград). По ходатайству Союза писателей Киргизии ей присвоили имя Н. Г. Чернышевского. Собственное прекрасное академическое здание (автор проекта архитектор В. Нусов) «Чернышевка» получила в начале 60-х годов.
Продолжается и озеленение города. Появляются новые парки, скверы, аллеи. На сплошных галечниках поймы реки Ала-Арча закладывается будущий знаменитый Ботанический сад. В этот музей растений под открытым небом собирались семена, черенки, луковицы и саженцы с разных концов света. Так создается уникальная коллекция дикорастущих тянь-шаньских сортов яблонь, груш, алычи, винограда. Многие декоративные деревья из парка затем вышли на улицы города. Их передавали также в санатории и пансионаты Иссык-Куля. Сад обретает научный статус, становится Научно-исследовательским институтом при Академии наук. Он носит имя ученого Энвера Гареева, который свыше 27 лет проработал его директором. Усилиями ученого площадь сада увеличилась до 130 гектаров. Ботанический сад имени Энвера Гареева – красивейшее и самое популярное место города. Местные жители называют его Райским садом. Мы тоже побывали в нем.
Появляются новые институты: медицинский, политехнический. Красивое здание Политехнического техникума, с различными орнаментами и узорами, выполнено в стиле классицизма по проекту советского архитектора Г. Назарьяна. Грандиозным событием для жителей города стало открытие кинотеатра «Ала-Тоо». Подобных зданий оригинальной архитектуры проекта В. Калмыкова до того времени не было в столице. Этим архитектором в Советском Союзе в 30-е годы было спроектировано большинство кинотеатров.
Здания, которые сформировали облик столицы Киргизии, специалисты называют «шедеврами советского архитектурного модернизма». Они составляют историко-архитектурное наследие республики. Интересно также здание железнодорожного вокзала станции Фрунзе. Оно построено в 1938 году в псевдоклассическом стиле (архитектурный стиль сталинской эпохи). Внутренние интерьеры (художественное панно в залах вокзала) оформлял венгерский скульптор Ласло Месарош, используя киргизский национальный орнамент в творческой переработке художников.
В 20–30-е годы появляются первые площади европейского типа. К началу сороковых годов Фрунзе приобретает лицо, достойное столицы советской республики. В нем проживает около ста тысяч человек. В 50-е годы создается первый архитектурный ансамбль общественных зданий – Советская площадь. По проекту архитектора Павла Иванова здесь возводится здание горисполкома, внешний облик которого архитектор создает по мотивам классической архитектуры: коринфские капители колонн, высокий шпиль. Здание относится к архитектурным памятникам республиканского значения. Окончательный вид площади приобретут в следующие десятилетия и получат новые названия. Главная площадь, как и во всех городах Советского Союза, будет носить имя Ленина. На ней находится здание Дома правительства. Статую стоящего Сталина заменили на сидящих Маркса с Энгельсом. В 1930-х годах имя Сталина носила также одна из самых широких улиц, уже асфальтированная на тот момент.
И всё же, несмотря на некоторую самобытность, при знакомстве с городом Фрунзе меня не покидает ощущение, что ты находишься в типичном советском провинциальном городке. Всё те же площадь Ленина и памятник вождю, Советская площадь, памятник красногвардейцам, панорамный кинотеатр «Россия». Да и коренного населения – процентов пятнадцать-двадцать, как сказал экскурсовод. Из национального – разве что чайхана, арыки и жара. Да еще Токтогул… И на всем остальном пути мы почти не видели киргизов, не общались с ними.

4. Их имена украсили город
В 1930 году кооператив «Интергельпо» («Взаимопомощь») посетил Юлиус Фучик. Известный публицист, казненный в 1942 году в берлинской тюрьме. Автор «Репортажа с петлей на шее» и вечно живым призывом: «Люди, будьте бдительны! Я любил вас!» Его имя носит улица города и парк, в закладке которого участвовали интергельповцы.
Многие из чешских интернационалистов города Фрунзе стали известными людьми. Альпинист и основоположник горного туризма в Киргизии Боривой Маречек – боец армии генерала Людвига Свободы, которая освобождала от фашистов Чехословакию. Альпинист и географ, военный топограф Владимир Рацек. Отец Владимира – Иосиф Рацек – находился в дореволюционном Пишпеке еще во времена первой мировой войны как австро-венгерский пленный. Здесь он проявил себя большим знатоком садово-паркового искусства. С помощью его консультации архитектор В. Змиевский спроектировал Ботанический сад. По проекту И. Рацека и Б. Уитца разбили Центральный сквер и проводили озеленение Атбашинского бульвара (Молодая Гвардия). Руководитель «пражской весны» Александр Дубчек в шестидесятые годы возглавил демократические преобразования в Чехословакии.
Знаменит город Фрунзе и другими историческими личностями. Среди них инженер и писатель Андрей Платонов. Отправляя Платонова в Среднюю Азию на строительство Большого Чуйского канала (БЧК), от которого зависело развитие молодой Киргизской республики, говорили, что «таких рек, как Чу, в России много, но те проблемы, которые с нею связаны, делают эту речку исключительной… Это сложнее и труднее. И мы добьемся такого положения, когда Чуйская долина будет собой представлять цветущий край»[2 - Доподлинно нам неизвестен автор этих слов, но можно предположить, что им является академик И. Г. Александров, работавший в начале 20 века на строительстве железной дороги Оренбург – Ташкент, а с 1912 года приглашенный в отдел земельных улучшений и с 1913 года руководивший изыскательскими работами в верховьях реки Сыр-Дарьи, досконально знакомый с проблемами развития как Средней Азии по собственным работам, так и Чуйской долины по работам своего коллеги В. А. Васильева. Юрий Беляков тот, кто превратил Чуйскую долину в оазис… (Алексей Семенович Урываев (1896–1937), «СК» / 14 марта 2018г.).]. Инженер Платонов не только внес непосредственный вклад в строительство канала, но и описал эти события в романах «Котлован» и «Чевенгур».
Ласло Месарош – еще одна яркая и трагическая фигура в исторической летописи Фрунзе. Человек и художник потрясающей судьбы. Он прибыл в Киргизию в марте 1936 года. В начале 30-х годов Ласло Месарош сближается с прогрессивными литературными и художественными кругами Венгрии. Присутствует на нелегальных семинарах, где не только обсуждаются художественные проблемы, но и читаются лекции на марксистские темы. Два года художник живет и работает в Риме. Благодаря группе «Социалистические художники», он связывается с коммунистическим движением и коммунистической партией. Марксистские собрания, беседы и споры о Советском Союзе, разговоры о России с другом, бывшем в русском плену, пробуждают в нем мысль о переезде в СССР. В мае 1935 года Месарош отправляется якобы в Париж, а на самом деле в Москву. В российской столице он знакомится с жившим в те годы в Москве бывшим руководителем Венгерской Советской Республики Белой Куном. А через год вместе с женой и ребенком приезжает во Фрунзе. Как писала жена художника, он «всегда мечтал о таком месте, где природа и люди еще чисты и девственны, а типы – замечательны, – каждый как изваяние, скуластый монгольский тип с диким взглядом» [4].
Город Фрунзе, хотя и казался им большой деревней, но очаровал своими низкими домами, огромными тополями вдоль широких улиц, арыками и чудесной панорамой горных вершин, зимой и летом покрытых снегом. Месарош собирался пробыть в Киргизии два года. За это время построить свой домик с большим садом, чтобы время от времени возвращаться в этот незабываемый край.
Вместе с Л. Месарошем во Фрунзе работали известный венгерский художник Бела Уитц, а также художники и архитекторы из Москвы, Ленинграда, Украины. Бела Уитц при участии Ласло Месароша и художника Поляковой выполняли росписи стен зала совещаний в старом Доме правительства. Месарош изготовлял декоративные плафоны и резные двери зала заседаний в этом здании. Росписи сохранились до настоящего времени. Бела Уитц работал над художественными фресками и монументальными портретами.
Город бурно развивается. Организуется Союз художников, открывается картинная галерея, а затем создается Союз архитекторов. Для художников и архитекторов было много работы. В них нуждалось новое поколение художников и архитекторов-киргизов. Ласло Месарош стал основателем первого в Средней Азии училища для скульпторов. Он создает скульптурную мастерскую, обучает творческую молодежь в изостудии интерната. Но творческая деятельность Ласло трагически оборвалась. Весной 1938 года художник находился в экспедиции вблизи китайской границы (разыскивал мрамор), где его и арестовали. В сентябре 1945 года, когда пришла весть об освобождении из-под ареста, его уже не было в живых. Он умер за несколько дней до этого.
Волна репрессий, которая прокатилась по всему Советскому Союзу, обрушилась и на Фрунзе. Расстреляли, как врага народа, Мориса Львовича Белоцкого. Он три года возглавлял партийную организацию республики. При нем город стал обретать цивилизованный облик. Белоцкий внес большой вклад в создание творческих союзов художников, актеров и архитекторов, открытие музеев и театров, строительство учебных заведений. Казнили многих партийных деятелей, работников науки и искусства. Был посажен в тюрьму поэт А. Токомбаев.


Глава 3. «Как Швейцария, только лучше»
Магия «злого духа». Рыбачье. История. Тору-Айгыр и его легенды. «Отец звезд»
1. Магия «злого духа»
На следующий день после прибытия мы выехали автобусом на Иссык-куль. Дорога предстояла длинная и непростая. От Фрунзе до озера (Ананьево, где находится турбаза) более трехсот километров. Да еще остановки в пути. Но путешествовать я люблю. Любым способом: по земле, воде (особенно!) и даже по воздуху. Поездка на автобусе привлекает тем, что ты ближе к окружающей природе. Главное – занять удобное место у окна.
Сначала ехали по степи – вдоль границы Киргизии и Казахстана, рядом с рекой Чу. Это та самая Чуйская долина, о которой пишу выше. На левом берегу Чу расположен город Токмак, в районе города и проходит граница. Токмак – это бывшая кокандская крепость (начала XIX века). Позднее у развалин крепости расположилось русское укрепление Токмак. Сегодня это город областного подчинения в Чуйской области Киргизии.
После Токмака селений становится меньше. Поля сменяют пастбища. Чу – крупнейшая река Средней Азии. Вытекая из ледников Тянь-Шаня, она несет свои бурные воды по горным долинам на протяжении более тысячи километров к Иссык-Кулю. Но не доходит до озера: река меняет направление на 180 градусов и направляется через Боомское ущелье вниз, в степи. Раньше «в эпоху более значительного распространения ледников в Тянь-Шане озеро Иссык-Куль стояло намного выше теперешнего. В то время река Чу впадала в озеро, переполняла его и давала ему исток через хребет в том месте, где ныне находится Буамское ущелье (транскрипция автора – М.Б.). С течением времени Чу, постепенно углубляя свое русло, прорыла Буамское ущелье; вместе с тем, унося вследствие углубления истока всё больше и больше вод Иссык-Куля, Чу значительно понизила уровень озера и, наконец, вследствие пока еще неизвестных причин, совсем перестала впадать в него», – писал выдающийся исследователь природы Киргизии Лев Семенович Берг [1]. Еще в первой половине XX века, во время больших паводков, часть стока Чу по рукаву Кутемалды всё-таки сбрасывалась в Иссык-Куль. В степях Чу замедляет бег. И становится единственным водным потоком на многие сотни километров засушливых киргизских и казахстанских степей. В Казахстане ее называют Шу. Именно река Чу питает своими водами город Фрунзе.
Подъезжаем к Боомскому ущелью. Оно находится в 112 километрах от Фрунзе, в среднем течении реки Чу, между хребтами Киргизского Ала-Тоо и Кунгей Ала-Тоо (Солнечные горы). Боомское ущелье – это своеобразные природные ворота, которые открывают путь к озеру Иссык-Куль, его визитная карточка.
Слово «боом» на древнетюркском языке означает «крутая высокая скала, высокий утес». Высота днища Боомского ущелья 1300–1550 метров над уровнем моря, высота склонов над днищем более 2000 метров, а длина самого ущелья около 30 километров при ширине до 220 метров. При этом крутизна склонов составляет до 35 градусов.
Первой через Боомское ущелье прошла экспедиция путешественника и русского исследователя XIX века Петра Семенова-Тян-Шанского в 1856 году. Это он (считается) назвал ущелье Боом «злым духом». По словам ученого, «это ущелье является смертельной и опасной ловушкой. Мы с трудом продвигались по нашему пути, который пролегал то по берегу реки, то приходилось карабкаться вверх по отвесным скалам, которые обрывались неожиданно. Чтобы избежать таких переходов, приходилось идти по реке, где это представлялось возможным. Мы боролись со стремительным течением, которое скрывало громадные камни и каждое мгновенье намеревалось смыть нас прочь» [2]. Двадцать один день понадобился Семенову и его спутникам, чтобы преодолеть это место.
Только через двадцать два года после экспедиции Семенова через ущелье по изгибам и линиям реки проложили дорогу. До прихода в Киргизию русских берег озера с западной частью ущелья соединяла лишь тропа, вьющаяся по откосам, узким карнизам и осыпям. В советское время, с развитием экономики и культуры Киргизской республики, через Боомское ущелье проложили железную дорогу. Она связала Фрунзе и городок Рыбачье, расположенный на западном побережье озера Иссык-Куль. Ее протяженность почти 200 километров. Строительство железнодорожного пути проходило в трудных условиях и длилось несколько лет. Первый поезд к Иссык-кулю прошел в мае 1948 года.
Ущелье сразу поразило нас невероятной красотой. Разноцветные горы, словно уральские самоцветы, напоминали красками то красно-коричневую полосатую яшму, то зеленоватый змеевик и тянулись своими дремучими вершинами в бескрайнее синее небо. Рядом несла буйные воды река Чу. Эту величественную и вечную красоту оттеняла зелень тянь-шаньских елей..
Восторг от увиденного прерывался лишь невольным вскрикиванием, когда автобус вдруг делал резкий поворот, ловко лавируя между скалами по дорожному серпантину. Дорога с одной стороны почти прижималась к горам. С другой вниз уходил высокий обрыв. Путь здесь не безопасен. Иногда случаются камнепады или после сильных дождей сходят оползни. Мне уже приходилось ездить по таким кавказским серпантинам, добираясь к озеру Рица или Красной поляне. Дух захватывало. Но чарующая красота природы компенсировала страх. Да и жизнеутверждающий инстинкт молодости не позволял впасть в панику.
В некоторых местах железная дорога тянулась высоко в горах над шоссе, в других же проходила рядом с ним. По пути мы видели статуи оленей, леопардов, беркутов. Иногда встречались дикие птицы. Как говорят, скульптуры населяющих эти горы и степи животных – неотъемлемый атрибут и Казахстана, и Киргизии.
Проехали Красный мост (правильное название Красногвардейский), посредством которого обе дороги пересекают реку Чу. Это административная граница двух областей – Иссык-Кульской и Чуйской. Раньше здесь проходила граница уездов – Пишпекского и Пржевальского. Чуйская, нижняя, часть ущелья – узкий каньон между высокими скалистыми обрывами. В Иссык-Кульской, верхней, горы расступаются, открывается широкая пойма реки. Много растительности, которая создает удивительный контраст с суровой красотой дна ущелья.
Последний взгляд на киргизский Ала-Тоо, нависающий над Фрунзе…

2. Рыбачье. История
Постепенно горы отступили. А впереди уже виднелась синь Иссык-Куля. Вдали, за озером, прорисовалась высокая гряда гор Терскей-Алатау. Появились окраины Рыбачьего – центра Иссык-Кульского района. Подъезжаем к городу. Первая остановка. Отдых.
Город расположен в 180 километрах от Фрунзе в восточной части озера Иссык-Куль, на высоте 1640 метров над уровнем моря. В древности он служил одним из перевалочных пунктов на Великом шелковом пути, как пост между городами Пишпек и Каракол. Тут, в глубине Тянь-Шаня, проводил свои первые исследования П. П. Семенов. Он установил исток реки Чу и опроверг мнение, что горы Тянь-Шаня – высочайшие на земле и что там имеется множество вулканов. Титул «Тян-Шанский» ученый получил уже будучи 82 лет от роду.
В то время на нынешнем месте Рыбачьего имелось всего две землянки для путешественников и юрта инспектора. В середине 1880-х годов отставной солдат Михаил Бачин построил здесь хутор и начал рыбный промысел, организовав рыболовную артель. Занимались жители и транспортировкой древесины. К началу XX века в селении жило уже 100 семей рыбаков и именовалось оно Бачино, затем стало называться Рыбачье. Село входило в состав Пржевальского уезда Семиреченской области Туркестанского генерал-губернаторства.
После революции проложили автомобильные дороги Фрунзе-Пржевальск и Фрунзе-Нарын, а также железную дорогу. Существовало и судоходство на озере Иссык-Куль. Даже работал небольшой судозавод, который делал катера и буксиры для местных нужд. Статус города поселок получил в 1954 году. Развивался он как крупный транспортно-промышленный узел, что и определило его своеобразие.
Городок (Рыбачье) небольшой, с маленькими белыми мазанками-домами, которые растянулись вдоль главной трассы. Особенно кажется таким на фоне громадных гор, окружающих его. Это своего рода ворота на пути к озеру Иссык-Куль. В самом городе почти нет памятников старины. Имеется лишь старое киргизское кладбище с узорчатыми глиняными мазарами – надмогильными сооружениями.
Здесь дислоцируется 8-я гвардейская стрелковая дивизия (полное название – Идрицко-Режицкая Краснознаменная ордена Суворова имени Героя Советского Союза генерал-майора Ивана Васильевича Панфилова стрелковая дивизия), которая геройски проявила себя в боях на дальних подступах к Москве в Волоколамском районе.

3. Тору-Айгыр и его легенды
После Рыбачьего долго ехали по полупустыне. Слева виднелся хребет Кунгей Алатау, почти без растительности. Зеленые полосы проходили лишь там, где по склонам текли реки. Первый за Рыбачьим крупный населенный пункт – Тору-Айгыр, названный так, согласно легенде, по имени киргизского коня, верного друга своего погибшего в боях хозяина. Одноименное название носит и река, в бассейне которой сохранились останки древнего городища. В Cредние века в этих местах находился процветающий торговый город Сигуль. Как считают некоторые ученые, в IV–V веках именно здесь был основан армянский монастырь, где в серебряной раке хранились мощи святого апостола Матфея Евангелиста. Сюда бежали армянские монахи, спасаясь от религиозных преследований [3].
Недалеко, к западу от ушедшего под воду на рубеже XVI–XVII веков армянского храма, располагался русский православный монастырь, основанный в 1885 году по указу царя Александра III. В 1916 году восставшие против царской России киргизы сожгли монастырь и убили монахов. Только пять человек успели убежать. Настоятель монастыря Ираклий сумел захватить с собой чудотворную икону, которая уцелела во время пожара. По рассказам очевидцев, из дыр, пробитых в иконе пулями, сочилась кровь, а сама она излучала неземной свет. В настоящее время чудотворная икона, которая, по поверью, исцеляет раны и хранит от вражеских пуль, находится в православном храме города Каракол.
О городе-призраке Сикуль, который ушел под воды озера (южная часть города и сейчас находится под водой), сохранилось много легенд. Говорят, что, если внимательно всмотреться в воду, можно увидеть подводные строения. Иногда воды Иссык-Куля выбрасывают на берег обломки керамики и даже кости жителей древнего города. Со дна озера поднимали обожженные кирпичи, глиняную посуду. Около Тору-Айгыра ученые раскопали завод XIV–XV веков по производству кирпича и глиняных водопроводных труб.
Еще одна достопримечательность Тору-Айгыра – ущелье с наскальными изображениями сцен охоты и ритуальных обрядов, которые высечены на гладких поверхностях скал более четырех тысяч лет назад. Это так называемая прииссык-кульская «картинная галерея». Имеются здесь и древние курганные захоронения, датируемые от IV века до н. э. до XIV столетия н. э.
На Иссык-Куле много затонувших городов и много легенд, связанных с ними. Озеро хранит множество тайн. Раскроет ли кто-то их?..
В легенде о Тамерлане говорится, что он якобы трижды появлялся на берегах Иссык-Куля, чтобы подчинить местные племена. Но всё было безуспешно. При приближении его войск племена откочевывали. Когда же войска покидали страну, они возвращались. Отправляясь в очередной поход, Тамерлан повелел своим воинам взять каждому по камню и кинуть их в одну кучу. И сложилась из тех камней высокая гора. Когда же войска возвращались из похода, приказал Тамерлан оставшимся воинам забрать по камню из первой кучи и сложить рядом вторую. И опечалился: вторая гора оказалась много меньше первой. А каменная куча осталась. И получила название Санташ – «счетные камни». Так называется перевал немного восточнее Иссык-Куля. В советское время археологи исследовали курганы на перевале. Оказалось, один из курганов представляет собой могильник, который относится к сако-усуньскому периоду.
После пересечения реки Тору-Айгыр дорога снова шла по полупустынным местам. Лишь около села Чок-Тал появились поля. Село отделяет от столицы расстояние в 235 километров. Называется эта местность по имени пика хребта Кунгей Ала-Тоо – «Солнечные горы» (точнее, «пестрые снежные горы, обращенные к солнцу»). Расположены они на северном берегу озера Иссык-Куль, там проходит граница с Казахстаном. Вершины гор покрыты снежными шапками, а по склонам текут быстрые и бурные горные потоки, часто с порогами и водопадами. Они расчленяют хребет на глубокие ущелья – каньоны. В восточной части склоны покрыты еловыми лесами.
Протяженность хребта по прямой линии 275 км, средняя высота – 3700 м. Кунгей Алатау – сравнительно узкая альпийская цепь. Ширина хребта в наиболее высокой его части составляет 30–35 км.

4. «Отец звезд»
В Чолпон-Ате у нас еще одна остановка. Это тоже небольшой городок в красивейшем предгорном месте хребта Кунгей Ала-Тоо на высоте около 1500–1800 метров. Таинственное его название «Чолпон» переводится как «Венера» (звезда), а «Ата» – «отец». Что означает «отец звезд». По одной из легенд, Чолпон-Ата – покровитель овец небесный. Предполагают, это связано с Млечным путем: его хорошо видно с этих мест. Он напоминает небесную отару, словно она по пути к дому растянулась вдоль дороги.
Город возник после прихода сюда русских. В древние времена здесь находилось еще одно селение на Великом шелковом пути. Но до начала 20-х годов в нем имелось всего несколько дворов да табун конезавода. В 1926 году конезавод возглавил комиссар армии Буденного Л. Л. Раппопорт. Город ожил. Через пять лет конезавод содержал уже десять тысяч коней. Здесь даже вывели новую киргизскую породу. В конце 30-х годов открылся туберкулезный санаторий для детей, преобразованный позже в детский оздоровительный профилакторий с названием «Чолпон-Ата». Так зародился одноименный всесоюзный оздоровительный курорт. В то время тут уже есть и санаторий для взрослых, и пионерские лагеря. По инициативе Леонида Раппопорта, рабочие конезавода посадили аллею тополей, которая носит его имя. Это одна из главных достопримечательностей города. Живут в Чолпон-Ате русские и киргизы. Но здесь уже чувствуется местный национальный колорит.
До Иссык-Куля оставалось немногим больше пятидесяти километров.
Село Ананьево, которое ранее называлось Сазановка, основали тоже русские крестьяне-переселенцы. Это одно из первых русских сел в Прииссыккулье на почтовом тракте Пишпек – Каракол вблизи берега озера Иссык-Куль. Предположительно возникло оно в конце 60-х – начале 70-х годов XIX века. Сначала здесь поселилось всего семь крестьянских семей, но уже к концу десятилетия проживало более тридцати. В 1889 году произошло сильнейшее землетрясение. От него пострадало всё северо-восточное побережье озера Иссык-Куль. Село было полностью разрушено. Жители переселились ближе к предгорью и заново его отстроили.
Как писал русский путешественник, посетивший эти края через 20 лет, «большое – 3800 душ обоего пола – русское селение Сазановское (оно же Сазановка) получило свое название, вероятно, от болотистых пространств (сазов), прилегающих к озеру Иссык-Куль. Несмотря на смешанное население: малороссы, сибиряки, великороссы, чуваши и прочие, Сазановка процветает: широкие обсаженные зеленью улицы, прекрасные дома, красивая церковь, обилие скота и домашней птицы – всё это наглядно говорит о благосостоянии села; значительным подспорьем в хозяйстве служит рыболовство в озере (сазан, чебак), которое против Сазановки достигает наибольшей ширины».
Новое имя селение получило в 1942 году, в честь героя-панфиловца – Николая Яковлевича Ананьева, который здесь родился и вырос. Ананьев геройски погиб в неравном бою за деревню Дубосеково под Москвой в годы Великой Отечественной войны. На родине ему установили памятник и разбили небольшой парк.
В окрестностях Ананьева, как и в других местах, имеются остатки древнего поселения. Бытует легенда о несметных сокровищах, которые спрятаны в одной из пещер водопада Бургун-Суу.
Рядом с Ананьево находится турбаза «Иссык-куль». Туда я и направлялась.


Глава 4. Мы на Иссык-Куле
Иссык-Куль… Снег и солнце. Лето – это маленькая жизнь. Красавица Чолпон. Другие легенды. Вторая жизнь киргизов

1. Иссык-Куль… Снег и солнце.
Красотища! Кругом горы со снежными вершинами, утопающими в облаках, а под ногами тихий плеск лазурного моря.
Иссык-Куль… Снег и солнце.
Природа грандиозна и своеобразна. Вот из-за своего своеобразия, отсутствия леса, цветов, она чуть было не разочаровала меня. Я привыкла видеть суровые, величавые леса Урала, Сибири или древние, богатейшие леса Кавказа. А здесь – пустота и голые горы. У побережья почти нет растительности. Близ озера растет иногда только облепиха. Да и в долине, по которой ехали, попадались лишь небольшие рощицы по течению рек.
Но постепенно эта природа начинает подкупать своей простой и величественной красотой. И, привыкнув, наверное, тоже полюбишь ее, и жаль будет уезжать. Недаром все великие люди, посетившие этот край, восхищались ею. «Как Швейцария, только лучше!» – говорил путешественник и ученый Пржевальский.
Куда ни кинь взгляд – море с черными точками маячащих вдалеке лодок и обрамляющая его цепь белых гор. А по берегу – бесконечные палаточные города. Хорошо!..
Мы на Иссык-Куле.
Каких только названий ему не давали в разные времена и разные народы. Китайцы называли «Же-Хай», «Тяньчи» или «Янь Хай», что означало соответственно: «горячее», «наполненное» или «соленое» озеро. Вот «горячее» ему едва ли подходит. Вода в озере холодная, в чем мы вскоре убедились. Но название дано не по температуре воды, а по тому, что озеро не замерзает зимой. Китайский миссионер буддизма Сюань-Цзан, побывавший здесь в VII веке, назвал его просто «Та-Цин-Чжи» – «большое прозрачное озеро». Монголы и калмыки нарекли «Темурту-нор» («железное») и «Туз куль-нор» («соленое») озеро. Вот соленое – это верно. Вода в Иссык-Куле действительно солоноватая. Потому и называют его часто морем. У русских же за Иссык-Кулем закрепилось имя «Горячее озеро». Так и писали на картах. Между тем, киргизы говорят не Куль, а Кёль. А основу слова «Ысык» относят к древнетюркскому прилагательному «Iduk», что значит «священный, святой».
О красоте озера, как о «жемчужине Киргизии», пишут все, кто побывал здесь. Иссык-Куль расположен между хребтами Северного Тянь-Шаня Кунгей Алатау («Солнечные горы») на севере и Терскей Алатау (на юге) на высоте 1609 метров над уровнем моря. Озеро бессточное. В него впадают более 80 рек, а не вытекает ни одна. Это самое большое озеро Центральной Азии и одно из крупнейших горных озер мира. Иногда его сравнивают с Байкалом и даже называют Южный Байкал или младший брат Байкала. Удивителен цвет воды в озере, он постоянно меняется: от светло-голубых до темно-синих тонов, и, как я уже писала, напоминает «игрой цветов драгоценный аквамарин в серебряной оправе заснеженных хребтов». К тому же, вода в озере удивительно прозрачна. А количество часов солнечного сияния (2700) больше, чем на Черном море и в Москве (1700).
Дело в том, что характер озера уникален. Котловину, в которой оно находится, со всех сторон замыкают высокие хребты Тянь-Шаня, поэтому микроклимат здесь свой, особенный. Озеро никогда не замерзает, и это привлекло к нему миллионы птиц, которые зимуют на его берегах. Вода в нем кристально чистая и мало минерализована. Поэтому она обладает высокими бальнеологическими свойствами, что делает озеро ценнейшим природным курортом.
Космонавты многих стран, вернувшись из полета, рассказывают, что самым неожиданным для них стало видимое из космоса на поверхности Земли высокогорное озеро Иссык-Куль. А российский космонавт Алексей Леонов, который первым вышел в открытый космос, сравнил Иссык-Куль с «глазом Земли».
Турбаза «Иссык-Куль» довольно большая. Имеется двухэтажный деревянный корпус, летние домики и палатки. Есть столовая, библиотека, медпункт, прокат туристического снаряжения, лодочная станция. А в Ананьево – всё остальное, что может понадобиться: почта, телеграф, междугородный телефон и даже ресторан. На территории растет тенистая роща тополей и карагача. А берег зарос кустарником. Но есть неплохой пляж. Немножко диковато.

2. Лето – это маленькая жизнь

Из дневника
* * *
Нас поселили в корпусе. На следующее утро предстояло знакомство с группой и инструктором. Группа неплохая, но ничего… для души. Да и на всей турбазе какой-то не тот народ. Где хорошая публика? Задаю наш извечный вопрос, вспоминая своих девчонок. Из-за этого грустно. Ведь отпуск – целый месяц, а потом снова работа, и всё те же люди. Ну, что ж, будем наслаждаться природой и отдыхом…
Инструктор, мужчина лет двадцати семи, русский, угрюмый, как ноябрьский день на Урале, симпатии тоже не вызвал. А для меня вообще стал причиной саднящей, как мозоль на ноге, внутренней боли. Во-первых, он сразу же положил глаз на Людмилу и, не оставляя нам выбора (по праву «первой ночи»), взял в свою команду в лодку. Так как мы были вместе, мне автоматически пришлось следовать за ней. Четвертым он выбрал могучего на вид мужичка неведомой национальности и минимумом других достоинств, еще более дремучего, чем сам, объяснив: нужна сила, чтобы грести. Я же подозревала другое: особой мужской конкурентоспособностью сам явно не обладал. Такой выбор поверг меня в шок окончательно. Моя «физическая немощь» не вызывала у него доверия.

* * *
После небольшого тренировочного похода отправились в 12-дневное путешествие II категории сложности до села Чолпон-Ата и обратно (так писалось в рекламной книжечке, присланной мне вместе с путевкой), после которого новички в туризме награждаются значком «Турист СССР», а тем, кто имел его, присваивается III-я степень (разряд) по туризму. Маршрут также входил в зачет на вторую степень. В путевке указывалось, что на этот маршрут допускаются лица, умеющие плавать. На что я не обратила внимание. Впрочем, плавать-то я немного умела, да уже и путешествовала на лодках.

* * *
Само плавание не оставляло времени ни на «философию», ни на записи. Разгрузка-погрузка, перетаскивание лодок, приготовление завтрака, обеда, ужина, ночлег.
Вот мы и в горах. Ну, и достаются же они. Хотя высота небольшая, ползла едва-едва. Горы красивы, с огромными темно-зелеными елями с одной стороны, источающими дивный аромат. Еловые леса растут в основном на северных склонах гор. Отдельные островки елей перемежаются полянами, каменистыми осыпями и выходами скал, чередуясь с лугами. А по склонам растет кое-где шиповник или барбарис, попадается смородина и рябина. В более увлажненных, низких местах по берегам рек встречается ива, береза. Ущелья, горные речки… В основном мелководные, переходили их вброд.

* * *
Лишь в Григорьевке остановились надолго. Нам предстоял пятидневный пеший поход в ущелье Чон-Ак-суу (Григорьевское). Григорьевское ущелье – одно из самых живописных и красивых мест Иссык-Куля и главная его достопримечательность. Долина ущелья тянется вдоль хребта Кунгей Ала-Тоо и проходит параллельно прибрежной линии озера Иссык-Куль.

* * *
3 Красавица Чолпон
Из Григорьевки совершили экскурсию в Чолпон-Ату. С этим названием связано много легенд.
В стародавние времена на этом месте бились два батыра – Улан и Санташ. Бились за любовь прекрасной девушки Иссык-Куль. Пытаясь остановить их, Иссык-Куль бросилась между ними и… разлилась синим озером. Наблюдавшие за этой битвой застыли от ужаса, обратившись в горные хребты, окаймляющие северный и южный берега Иссык-Куля. А батыры превратились в два ветра: Улан и Санташ – главные ветра на этом озере, которые и по сей день не прекращают свое соперничество за сердце красавицы.
Существует еще одна легенда. О красавице Чолпон, «с глазами синими, как сапфиры, чище самого бездонного неба и ярче всех звезд». Вообще об Иссык-Куле сложено множество легенд. Природа и древность располагают к этому. Чолпон родилась здесь, у снежных подножий северного Тянь-Шаня. Много вод утекло с тех пор, как из малого дитя она превратилась в статную девушку. Полюбили Чолпон два джигита – Улан и Санташ, и готовы были отдать за нее жизнь. Долго боролись они между собой, но не смогли победить один другого. Тогда вступили в кровавую битву два больших рода. И содрогнулось сердце Чолпон от моря крови. Не выдержала она, не сумев отдать свою любовь ни одному из джигитов, вырвала из груди сердце и рухнула наземь. Тогда разверзлись небеса над ними и обрушились миллионами капель. А слезы людей слились в могучую реку. Ледниковые воды и горячие слезы неба образовали глубокое синее озеро. Оно и по сей день наполняется холодными и прозрачными ручьями и реками, но ни одна из рек не вытекает из него, словно оберегая каждую слезинку гордой Чолпон…
В Чолпон-Ате много интересных артефактов. Особенно примечателен Каменный сад – сад петроглифов, который мы осмотрели. Это памятник наскальных изображений различных эпох и культур. На площади более сорока гектаров расположены тысячи камней с рисунками животных, сцен охоты, войн и празднеств. Много людей. На одном рисунке охотящийся леопард представлен в движении. Такое изображение – единственное в Центральной Азии. На камнях обычно два-три или даже более двадцати рисунков. Иногда два-три слоя рисунков различных эпох перекрывают друг друга.

* * *
В горах уже третий день. Сегодня дневка. Позавтракали и все расползлись отдыхать. Вчера легли поздно. Был общий костер с группой, которую встретили здесь, в горах, 215-го маршрута. Пели, рассказывали легенды о черном альпинисте, после которых шарахались от каждого куста и не могли спать. Возвращаясь ночью после костра в палатку, озарилась вдохновением.

Надвигается ночь…
Горы в строгом молчании
Покоряют своей величавой красой.
Темнота… Тишина…
Только речки журчание
Нарушает безмолвной природы покой.

* * *
Наш отдых перевалил за вторую половину. Скоро возвращаться. Июль проходит. Самый лучший летний месяц даже в Свердловске. Лето пролетает. Вчера меня поразила Людмила. Она видела, что я что-то пишу, и, воспользовавшись моим отсутствием, забралась в рюкзак, достала дневник и прочитала. Очевидно, разочаровалась. Ожидала что-то более романтичное… Но еще больше удивила, заявив: «Он так на тебя смотрит…» Потому-то, видно, и забралась в рюкзак. Женское любопытство – страшная вещь.
Кто?! – не поняла я.
А ведь я совсем не обратила на него внимания. Не замечала. «Замечать надо! Смотреть в оба!» – как-то сказал мне мужчина в подобной ситуации… В то время наши отношения с мужчинами ограничивались «игрой в гляделки».
«Если бы кто-то на меня так смотрел, я бы всё сделала…» – добавляла масла в огонь Людмила.
Зачем она это сказала?..
Когда душа одинока, она всегда открыта для любви. А романтическая обстановка – что может быть лучше для этого? Даже бесплотность желаемого не усмиряет трезвый разум. Я вдруг заметила, как он интеллигентен, мягок. Как приятен его голос. Который вдруг стал всюду преследовать меня. Звучать в памяти.
Как всё получилось и когда? Я даже не могла припомнить точно. Пожалуй, перед их уходом в однодневный поход на восхождение в гору. Куда инструктор своим волевым решением меня не взял. Чем окончательно отравил дальнейшее отпускное существование. Низким оказалось давление: 105/70. Это всю остальную жизнь я буду мучиться от гипертонии. А тогда… Да разве только в физической силе дело? А сила духа?.. Вспомним Сотникова (из к/ф «Восхождение», герой Белова). Но инструктор книг не читал… Даже не обо мне, моем здоровье, заботился. О собственной ответственности. Если что…
Меня же всегда влекла только романтика, как светлое будущее молодых строителей коммунизма… Душа бурлила эмоциями… Хотя, может, он был и прав. Практичностью я никогда не отличалась. Но утраченный возможный восторг от увиденного и счастье от преодоления трудностей и себя не покидали меня с тех пор. Тем более что побывать здесь больше не представится.
И тогда она уже была рядом с ним. Я до этого и не подозревала ничего. А они давно уже просиживали все ночи у костра. Однажды оставшись с ними, я не увидела в этом ничего особенного. Потом захотелось оставаться еще и еще… Но увы! Я ведь человек дела: то дежурство – рано вставать, то переход. И я уходила рано. А она сидела до «победного» и, кажется, «высидела»…
«Я всё бы сделала» – сказала Людмила. А что я могла «сделать»? В любовных интригах я не была искушена. Играть в «соперницу» не хотела. Оставляла мужчине право выбора. И проигрывала… Мужчина слаб. И часто идет за той, которая ведет. Так легче. Так лучше для него.
И я начала страдать. Это единственное, что я умею. Страдание – способ существования поэта.
Если бы вот сейчас да снова в поход… дней на двадцать. Как поздно люди узнают друг друга. И как случайно вдруг рождается симпатия. Какой скучной показалась группа. Хотелось удрать на второй же день. Ничто (и никто) не привлекало и не задерживало. А сейчас не хочется уезжать. Хочется еще побыть вместе. Посидеть ночами у костра…

4. Другие легенды
Существуют также легенды о затопленных городах и сокровищах. Большинство из них основано на реальных фактах. Подводные раскопки показали, что в прибрежной зоне озера имеется ряд средневековых городов, затопленных в более позднее время, в том числе столица усуней Чигу.
Имеется в Чолпон-Ате не менее интересный историко-краеведческий музей, который открыли в 1935 году. Мы его не посещали. Как нам рассказали, в музее представлена история Иссык-Кульского края с древнейших времен до настоящего момента, показана его природа, жизнь и быт киргизов.

5. Вторая жизнь киргизов
Зато мы побывали на старом киргизском кладбище, которое буквально потрясло меня. Это целый мазаный город со своей архитектурой на фоне удивительного пейзажа, гораздо красивее и богаче мазаных лачуг киргизов на этом свете. Причем в самодельной архитектуре погребальных сооружений переплетается множество разных культур: исламский полумесяц и звезда, и даже серп и молот. Или памятник украшен рогами оленя (дань кочевничеству) и современным портретом умершего, и также исламским полумесяцем. Киргизы часто ставят на могилах памятники в виде юрт. Но многие могилы уже зарастают травой. Навещать мертвых у этого народа не принято. Правда, некоторые мусульманские кладбища в Киргизии относятся к объектам культурного наследия и охраняются государством.
По дороге встретили похороны. Десятка два мужчин в черном шли в погребальной процессии. Почему одни мужчины – удивились мы. И нам объяснили, что женские и мужские похоронные обряды различаются и мужчин хоронят только мужчины.


Глава 5. Три имени одного города
Город Пржевальск. Великий путешественник и ученый. Музей Пржевальского. Памятник Пржевальскому

1. Город Пржевальск
После возвращения из плавания на турбазу и небольшого отдыха нас ожидало еще одно путешествие, теперь уже по земле и на автобусе – в город Пржевальск.
Пржевальск (первоначальное название Каракол) основан чуть более ста лет назад как военно-административный центр на караванной дороге из Чуйской долины в Кашгарию. Кашгария в то время была самостоятельным государством. Позже она стала южной частью китайского Сицзяна, где проживают уйгуры. Имя «Каракол» город получил по названию реки, на которой расположен. Но несколько раз менял его. В соответствии «с духом времени»: Карагол (1869) – Пржевальск (1889) – Карагол (1922) – Пржевальск (1939) и снова (уже в настоящее время) Карагол. Первый город застраивался, как и везде в Киргизии, глинобитными домами. После землетрясения (о котором уже говорилось) начали строить деревянные дома, украшая их красивой резьбой. Киргизская земля подвержена сильным землетрясениям. Здесь даже создана сейсмическая станция.
Как и Фрунзе, Пржевальск богат зеленью. Он тоже строился как город-сад. Каждый хозяин обязан был посадить сад и аллею перед домом. Эти, уже высоченные, тополя, могучие дубы, величественные тянь-шаньские ели, а еще карагачи украшают улицы города, живописно вписываясь в сказочную киргизскую природу.
Проехав по городу, мы осмотрели одну из достопримечательностей Пржевальска – дунганскую деревянную мечеть. Она построена в 1910 году, без единого гвоздя. Но мусульманская мечеть почему-то больше напоминала буддийскую пагоду. Имеется здесь и деревянный кафедральный собор – Храм Святой Троицы (1872 г.).

2. Великий путешественник и ученый
О Пржевальском я знала мало. Разве что фамилию. Не думаю, что мы подробно «проходили» в школе биографию этого ученого-путешественника. Да и путешествиями тогда я не особенно интересовалась. Хотя на роду (по гороскопу я Стрелец) мне надлежало всё же стать путешественницей…
Я не люблю ходить хожеными тропами. Даже в своем городе, где живу не один десяток лет, стараюсь привычную дорогу пройти, по возможности, новым путем. Потому и не любила заранее готовиться к путешествиям. Чтобы радовать себя неожиданностями, открытием нового, испытывать всю полноту ощущений души и восторга ума. Потому узнаю подробно о стране посещения позже, возвратившись домой. Полностью погружаюсь в ее историю. Особенно если собираюсь писать о ней. Возможно, такой способ и не лучший: что-то упускаешь. Не можешь заметить то, что пропустил важное. И всё же первичное восприятие, свежесть ощущения для меня остается главным в путешествиях.
Вот потому уже дома я взялась за подробное изучение биографии этого удивительного человека.
Еще будучи маленьким сельским мальчиком, Пржевальский знал, что его ждет необыкновенная, полная приключений и величайших открытий жизнь. Родился Николай Михайлович 12 апреля 1839 года в селе Кимборы Смоленской губернии в небогатой семье мелкого помещика. Отец его умер рано. С шести лет мальчик рос под наблюдением матери в имении Отрадное. Умная и строгая женщина, мать предоставила сыну широкую свободу. Это позволило ему с ранних лет развиваться в соответствии с собственными интересами: близко общаться с природой, изучать ее. Мальчик любил читать книги о путешествиях и животных, о нравах зверей и птиц, географические сочинения. И до мелочей запоминал прочитанное. Материнское влияние ученый высоко ценил всю жизнь и навсегда сохранил к ней, а также к няне Ольге Макарьевне глубокую привязанность.
После окончания смоленской гимназии юношу определили в Москве унтер-офицером в Рязанский пехотный полк. Получив офицерский чин, он перешел в полоцкий полк. Но военная служба не интересовала молодого человека. Николай по-прежнему всё свободное время проводил на охоте, за собиранием гербария, занимался орнитологией. Страсть к охоте Николай Михайлович сохранил на всю свою жизнь. Охота закалила его, развила наблюдательность, терпение и выносливость, что так пригодилось в будущих непростых путешествиях.
Еще будучи студентом Академии, Пржевальский написал курсовую работу «Военно-статистическое обозрение Приамурского края». Ее высоко оценило Русское географическое общество, избрав Николая Михайловича своим членом. С этого началась та жизнь, о которой он мечтал. Связь с Обществом не прерывалась до конца его дней.
Но до настоящей деятельности – дальних путешествий – было еще далеко. После окончания Академии Пржевальский какое-то время преподает историю и географию в Варшавском юнкерском училище.
Переехав из Варшавы в Санкт-Петербург, Николай Михайлович обращается в Русское Географическое общество с просьбой помочь в организации экспедиции в Центральную Азию. Однако, никому не известный в научных кругах, не получает поддержки. По совету П. П. Семенова-Тян-Шанского, он решает отправиться в Уссурийский край. Результаты двухлетней поездки, описанные в трудах, собранные сотни видов растений и птиц, многие из которых обнаружены впервые, впечатлили Русское Географическое общество. Пржевальского награждают серебряной медалью. За ним закрепляется репутация опытного путешественника-исследователя. Теперь Николай Михайлович получает, наконец, одобрение и помощь Общества в организации следующего путешествия.
В 1870 году его назначают начальником экспедиции в Центральную Азию. Первое путешествие туда (1870–1873), названное «Монгольским», оказалось чрезвычайно трудным и опасным. Но научные результаты экспедиции поразили современников. Пржевальский первым из европейцев проник в глубинную область Северного Тибета, собрал четыре тысячи экземпляров растений, открыл новые виды, получившие затем его имя (ящурка, расщепохвост, рододендрон). Пржевальский обретает мировую славу. Он пишет книгу «Монголия и страна тангутов». Русское географическое общество присуждает ему Большую золотую медаль и «высочайшие» награды – чин подполковника, пожизненную пенсию в 600 рублей ежегодно. Он получил также Золотую медаль Парижского географического общества. Имя Пржевальского ставят рядом с Семеновым Тян-Шанским, Крузенштерном и Беллинсгаузеном, Ливингстоном и Стэнли…
После столь триумфального завершения первого путешествия Пржевальский совершает еще три и собирается в пятое, фактически уже начинает его. Нелепый случай… Почти добравшись до русско-китайской границы, которая проходила в сравнительной близости от Иссык-Куля, во время охоты в долине реки Кара-Балта Николай Михайлович выпивает речной воды и заражается брюшным тифом, который свирепствовал в этих местах. Сначала он не придал этому значения, но по дороге в Каракол почувствовал себя плохо. Медицинская помощь в военном лазарете, куда его положили по настоянию товарищей, не помогла. Было уже поздно. Через несколько дней, 1 ноября 1888 года, уже в Караколе, он скончался. Ему было 49 лет. Перед смертью Пржевальский попросил похоронить его между устьями рек Каракол и Карасуу на восточном обрывистом берегу озера, на самой высокой точке восточной части Иссык-Кульского побережья. Вид отсюда открывается необыкновенный: величественная панорама озера и голубые шапки гор.
Выбрали ровное место в 12 км от города Каракол. Грунт оказался в этом месте твердым, могилу солдаты и казаки копали в течение двух дней. Тело Пржевальского положили в два гроба: внутренний – деревянный, и внешний – железный.

3. Музей Пржевальского
Однако главная наша цель посещения города – музей Пржевальского. Туда мы и направились. Он находится на высоком берегу Карагольского залива озера Иссык-Куль в девяти километрах к северу от города в парке-заповеднике. Красивый, ухоженный парк с тенистыми аллеями из сосен и голубых елей. При входе высокие ворота, а по бокам на постаментах – скульптуры козерогов-тэке. Они как бы охраняют вход в парк. Здесь, в тени тянь-шаньских елей, и находится мемориальный музей Н. М. Пржевальского. Открыт он был 29 апреля 1957 года.
Музей небольшой. Бело-бежевое каменное здание, с портиком и фронтоном, украшенным барельефом ученого. На крыше горный орел на небольшом постаменте белого цвета. Перед входом, с правой и левой стороны, фигуры двух горных козлов, непременных спутников путешественника. В фойе огромный глобус. Стены расписаны красочными видами киргизской природы. Имеется большая рельефная карта всех путешествий Пржевальского. Много чучел птиц, животных и знаменитая лошадь Пржевальского. По содержанию экспозиция богатая, содержит почти две тысячи экспонатов: фотографии, исторические документы, личные вещи, карты, научные труды ученого-исследователя. Музей достаточно скромный, оформлен слишком просто. Хотя немногим лучше были тогда и другие провинциальные музеи. Это позже над созданием экспозиций будут работать профессиональные дизайнеры и художники, а сам музей оснащаться современной аудио – и видеотехникой. Да и то не везде. Но меня покорил рассказ девушки-экскурсовода. Маленькая, неприметная, она так влюбленно и самозабвенно рассказала о Николае Михайловиче Пржевальском, человеке удивительной судьбы, русском ученом, путешественнике и натуралисте, почетном члене Академии наук, генерал-майоре. И это стало для меня полнейшим откровением и даже преклонением перед величием такого человека. А девушке-экскурсоводу я даже позавидовала: работает она, как видно, по призванию. Что сыграет свою роль, когда мне придется поменять профессию.

4. Памятник Пржевальскому
Памятник Пржевальскому находится посреди парка на поляне. Мы его осмотрели: монументальная девятиметровая скала из серого гранодиорита, а на ней, наверху, бронзовая фигура орла. Как символ самого Пржевальского, человека могучего духа и силы воли. У ног птицы свешивается карта Центральной Азии с маршрутами путешествий ученого.
Несколько ниже орла крест, а под ним барельеф в профиль – большая копия золотой медали, отлитой Российской Академией наук в 1866 году в знак признания научных открытий неутомимого исследователя. Под барельефом краткая надпись: «Николай Михайлович Пржевальский. Первый исследователь природы Центральной Азии. Род. 31 марта 1839 г., ск. 20 окт. 1888 г.»
Памятник, по проекту генерала А. А. Бильдерлинга (скульптурные работы выполнил академик И. Н. Шредер), был торжественно открыт в 1893 году при большом стечении народа. Скульптурная композиция прекрасно смотрится на фоне окружающего горного ландшафта синего Иссык-Куля, который обрамляют хребты Кунгей-Алатау и Терскей-Алатау.
Осмотр памятника произвел на меня самое сильное впечатление, можно даже сказать – потрясение из всего увиденного. Сила духа личности Пржевальского и эстетическое воздействие произведения искусства оставили надолго след в душе и в памяти.
Сама могила путешественника находится немного в стороне. Деревянный крест позже заменили на гранитную плиту, окруженную по периметру маленькими столбиками, связанными крупной железной цепью. Вокруг могилы оформлен цветник.
В 1889 году, по просьбе общественности, император Александр III издал указ о переименовании города Каракола в Пржевальск.


Часть 2. Валаам – жемчужина Ладоги

Путешествовать – это то, чем должен заниматься настоящий художник (творческая личность), потому что это и есть настоящее искусство – драгоценный камень, который путешественник впоследствии должен обработать.
Фрайя Старк


Глава 1. Ленинград – Лосево – Валаам. 1975
Я отправлялась в свое последнее отпускное турне – на Валаам. Прекрасны первые мгновения. С наслаждением ехала в Лосево и Приозерск. Ощутила полное удовлетворение

1. Я отправлялась в свое последнее отпускное турне – на Валаам
Сижу в здании ленинградского речного вокзала, что на Обуховском проспекте, далеко-далеко от центра. Может быть, отдаленность особенно ощущаю потому, что долго искала его на карте города, а затем никто не мог сказать, как до него добраться. Здание новое, как говорится, «из стекла и бетона», но совершенно пустынно – почти ни души. Две девушки да два подростка сидели в фойе, и те куда-то удалились.
На вокзале есть ресторан и бар, откуда доносится шум, музыка. Та, раздирающая душу музыка, словно совсем из другой жизни – недоступной, непонятной и, как кажется, непременно более счастливой. Вообще этот вокзал какой-то «невзаправдашний».
На причале стоят четыре теплохода и среди них наш – «Красногвардеец». Однако абсолютно безлюдно. Может, потому что пришла на причал рано, чтобы разыскать его и сдать в камеру хранения сумку. Побродила немного по магазинам. А позже шла чудным парком, в сказочной осенней красе, сидела, любовалась сумерками, и на душе было немного грустно. Когда в комиссионном магазине увидела, как юноша и девушка подбирали свадебное платье, на глаза навернулись слезы. В чужом городе как-то особенно остро ощущается одиночество.
Я отправлялась в свое последнее отпускное турне – на Валаам, остров- сказку, как уже наслышалась о нем. В общем, отпуск прошел разнообразно. Впечатлений было много, хороших и плохих. Скоро домой. Пожалуй, хочу. От этого отдыха устала, кажется, не менее, чем от работы. Труд хотя бы дарит хорошее настроение, а здесь бывало всякое…
…И вот – чудо! Наконец-то идеальное блаженство. Я на теплоходе, одна в каюте. «Красногвардеец» – один из трех туристских теплоходов, отправляющихся на Валаам, – швартовался первым. Зазвучала музыка, и поплыли мимо прибрежные огни.
По радио передали путевую информацию о Неве.
После ужина во время танцев на палубе ко мне подошел молодой человек приятной внешности. Представился: коренной ленинградец, 30 лет, шофер. И добавил: за всю свою жизнь никуда ни разу из Ленинграда не выезжал. Поездка на Валаам – первое его путешествие (местком выделил бесплатную путевку, и друзья соблазнили). Сообщил, что «приглядел» меня еще на причале: «Вы – одна. И я – один». Тотчас навел необходимые справки: возраст, где и кем работаю, где живу, почему еду одна («как муж отпускает?»). И доверительно добавил, что тоже едет один в двухместном номере 1-го класса…
… После отбоя в соседней каюте, где разместился новый знакомый, долго шумели, бренчали бутылками, мешая спать.
Путь по Ладоге прошли ночью, всего 227 километров. На Валаам прибыли в 8 часов 15 минут. Пришвартовались к двум уже прибывшим сюда теплоходам «Родина» и «Алтай». Судоходное сообщение между островом и Санкт-Петербургом открылось в 19 веке. С 1840-х годов по Ладоге начали ходить пароходы. С тех пор количество туристов, посещающих Валаам, растет от года к году. Если сначала остров ежегодно посещали около 8 тысяч человек, то ближе к концу 20 века их число достигло уже 130 тысяч. На территории острова создан музей-заповедник. Навигация судов обычно начинается в начале мая, когда озеро очищается ото льда. Поздней осенью и ранней весной попасть туда можно только на вертолете – озеро штормит. Рейсы судов иногда отменяются.
Причал находится в Большой Никоновской бухте, ее глубина почти 40 метров. Все высыпали на палубу. Публика интересная. По радио передали информацию о теплоходе и программу на день. В 21
– ужин, затем сообщение о проезжаемых местах, в 22
– музыка и танцы. Отбой в 24 часа, но желающим разрешается остаться на палубе.
Вокруг Валаама много небольших лесистых островов. Все они удалены от ближайших прибрежных поселений более чем на 20 верст. Среди них на каменистом выступе в воде обилие чаек. На высоченных скалах видны сосны и яблони, корни которых извиваются по голым камням. Как передали в путевой информации, на Валааме свой микроклимат, поэтому природа здесь причудливо сочетает северные и южные растения. Вдали сияют золотом купола Спасо-Сергиевского собора.
2. Прекрасны первые мгновения.
Я с удовольствием брела в день приезда ранним утренним Невским, когда еще не было ни транспорта, ни пешеходов. И с удовольствием уезжала из города через десять дней, уже измученная и бытовым неустройством, и заурядностью окружающих меня людей, и множеством сменяющих друг друга мероприятий.
Александр Николаевич Вертинский, посетивший Ленинград в 1953 году, писал 14 и 16 сентября: «Исаакий – стоит как вкопанный. Памятник царю скачет в небо за улетевшим режимом, а Петра еще не видел. Ленинград – спокоен, тих и «вежливо холоден». Впечатление такое, что он «ни с кем не разговаривает». Я его прекрасно понимаю.
Ленинград – точно не город и «набальзамированный труп» города. Дворцы – с ослепшими окнами… Хмурые лица домов. Молчание. Холод. Склеп какой-то. Но эта Дворцовая площадь, через которую я ежедневно еду на концерт, – великолепна в своем мертвом покое и так прекрасна… До слез. Я часто вспоминаю стихи Мандельштама: «Петербург, я еще не хочу умирать!»
Кони барона Клодта на Аничковом мосту и спокойной воде канала… Редкие пешеходы… Всё это как большое кладбище, заставленное великолепными памятниками…
Вероятно, его уже не воскресить, этот город Петра и Пушкина… «Но люди всё же живут как-то, ходят слушать Вертинского, едят пирожные, работают и… вежливо молчат» [1].
Я была настроена более оптимистично. Особенно в первые моменты.

3. С наслаждением ехала в Лосево и Приозерск
Восторгалась чудом его природы, обилием воды, красотой Вуоксы, ее порогов.
Лосево – поселок всего в несколько домиков и турбаза, действующая с 1974 года. Она расположена на берегах реки Вуоксы, которая разливается здесь целыми озерами. У базы река шумно бурлит, течет по камням, образуя пороги – место постоянных тренировок и соревнований байдарочников.
Природа здесь красивая. Разновеликие деревья многих пород: сосна, рябина с крупными гроздьями, какая-то удивительная боярка с огромными темно-бордовыми плодами (как вишни, но совершенно безвкусные), другие деревья и кустарники, названия которых не знаю. Поразительно синие воды, отраженные в них облака и само небо. Всё это освещает пространство вокруг каким-то волшебным сиянием.
Территория Карельского перешейка раньше принадлежала финнам. Сейчас еще сохранились останки финских домиков: где фундамент, где одно крыльцо. Селения раскинулись вдоль шоссе Ленинград – Приозерск, находятся близко друг от друга, хотя они и малочисленны. Практически само шоссе – словно одна улица, которая растянулась на десятки километров. Леса ухожены (кажется), уютны, особенно сейчас, осенью, когда многие деревья уже разукрасились янтарным цветом. Особенно хорошо, когда восходит солнце, хотя здесь часто идут дожди. Но нам везет.
Вокруг много дач. Место не такое уж близкое от Ленинграда (два часа на электричке), зато славное по красоте, поэтому любимое многими состоятельными людьми. Дачи красивы, уютны. Участки, правда, небольшие. Нынче огромный урожай яблок, оттого все сады покрыты румяными, золотистыми, бело-розовыми, словно восковыми, плодами.
На дорогах сильное движение. Часты аварии. Вот и сегодня видела две разбитые грузовые машины со сплющенными кабинами. Как объяснил нам инструктор, Финляндия всю жизнь готовилась к войне с Россией, поэтому дороги строились специально запутанными, с многочисленными поворотами. Из-за этого сейчас аварии.
Приозерск – небольшой городок на берегу Онежского озера, история которого уходит в XIV век. Основание ему положила крепость. Она прославилась тем, что никогда не сдавалась врагу, хотя войны здесь происходили часто. Лишь единственный раз ее отдали финнам, и то на почетных условиях. В этой крепости, имевшей за свою историю несколько названий, ныне городской музей. В трех комнатах разместились экспозиции, которые рассказывают об истории города и его современной жизни. Крепость ознаменована также тем, что в период Петра и его последователей здесь содержалась семья Пугачева: первая жена Софья, 55 лет, и вторая – Устинья Кузнецова, уральская казачка, очень красивая девушка около 17 лет (фотографии обеих выставлены в музее), а также старшая дочь, сын и двухлетняя младшая дочь. Устинья умерла в 1808 году. Старшая дочь прожила 58 лет. Мы видели в каменной круглой башне, ныне темной, с лужами на земляном полу, семейную камеру, где жили Пугачевы. Посередине нее расположен люк, в который мы по очереди заглядывали. Сюда сажали провинившихся. Сын Пугачева, Тимофей, из-за опасений правительства содержался отдельно и выводился на прогулку через другой ход, так что почти не виделся с родными.
Более шестидесяти лет в общей сложности провели здесь Пугачевы. Последней в возрасте шестидесяти семи лет умерла младшая дочь.
В этой же, Кексгольмской крепости сидели до 1826 года, перед отправкой в Сибирь, некоторые декабристы. Среди них – Кюхельбекер и Горбачевский.
Наш экскурсовод – молодая энергичная женщина с хорошо поставленным голосом много и подробно рассказала нам о «дочери» Кексгольмского полка – Марии Константиновне Кексгольмской, девочке, которую во время войны подобрал солдат Константинов около замерзшей женщины. «Удочеренная» полком, она была любимицей офицеров, их баловнем. На средства полка закончила Варшавский женский институт – лучшее учебное заведение того времени и, получив приданое едва ли не в 2,5 миллиона рублей, вышла замуж.
В комнате, где находится экспозиция о современной жизни Приозерска, выставлена продукция предприятий города, а также художественные ремесла местных творцов.
Много интересного я узнала и о городе, и особенно – об Онежском озере – поистине чуде природы, полном таинственности. А также о Валааме, ставшем местом паломничества русской интеллигенции, побывать на котором мне предстояло. С удовольствием не раз еще бродила берегами Вуоксы, дачными поселками, дивясь обилию яблок, словно восковых, в садах и уютностью дач. И опять с радостью уезжала оттуда…

4. Ощутила полное удовлетворение
Приятными были и первые мгновения, когда я наконец избавилась от тягостной для меня компании и поселилась в отличной гостинице, в прекрасном двухместном номере с телефоном (впрочем, звонить было некому). И только тогда, начав жить по собственному желанию и вкусам, будучи сама собой, ощутила полное удовлетворение. Занимательная экскурсия о Достоевском, случайное, но весьма удачное посещение Кировского театра – опера «Мазепа», место во втором ряду партера. Знакомство с американцем из Чикаго, человеком по первому впечатлению удивительно тонким, интеллигентным, любящим музыку. Неловкий, неумелый, но всё равно интересный разговор с ним на смешанном англо-немецко-русском.


Глава 2. Жемчужина Ладоги
«Земля света». Основание монастыря. Трагическая история Валаамского монастыря. Скиты

1. «Земля света»
Название «Валаам» переводят с финского как «высокая земля» или «земля света», «земля клятвы». Считают, оно произошло от имени языческого бога Ваала (по-славянски Велеса). Древние люди приносили здесь жертвы языческому богу, отсюда и название – «Земля Велеса». Кто-то связывает его также с именем библейского прорицателя Валаама.
Географически Валаам находится в Карелии, в самой глубине Ладожского озера. Это самый крупный остров архипелага, занимает он площадь около 30 квадратных километров. Его окружают свыше пятидесяти гранитных островков с красивыми скалистыми берегами, которые поднимаются из вод озера, и многовековым сосняком. Валаам, сплошь заросший лесом, с многочисленными бухтами, заливами, проливами и внутренними озерами, выделяется из многих других ладожских островов.
Валаамская красота – это камень, вода и лес. Громадные массивы гранита, поросшие мхами, подарили Валааму еще одно наименование – «геологического музея под открытым небом». Удивляет, как на этих почти голых скалах может что-то расти. Но остров окружают хвойные леса. Могучие сосны, возраст некоторых более двухсот лет, корнями, будто руками, цепляются за голые камни. Густая крона некоторых из них спускается до самой земли. Их называют елями в «юбках». Эти ели посадили монахи Валаамского монастыря.
Леса оберегают остров от сильных Ладожских бурь. Вместе с соснами растут тут и неместные породы деревьев. Несколько столетий монахи собственным трудом возводили на этой суровой земле, лишенной плодородного слоя, сады и парки: завозили почву из других мест, прививали различные виды сортов растений из разных частей света.
Однако не только удивительным природным своеобразием славится Валаам. Суровая северная природа невероятной красоты сочетается здесь с прекрасной русской архитектурой и православной монашеской культурой. Валаам – то место на земле, которое отделено от окружающего мира природной границей и словно предназначено напоминать о первозданной гармонии бытия. Только вся эта красота рукотворна.
Северным Афоном называют обитель, а еще «ступенькой к небу, с которой удобен переход в обитель рая», по словам святителя Игнатия Брянчанинова. Создается впечатление нереальности всего происходящего. Вокруг раскинулись просторы Ладожского озера, а на кусочках земли, соединенных между собой мостами, идет неспешная размеренная жизнь, по особым, установленным сотни лет назад законам.
Уникален и сам ансамбль Спасо-Преображенского монастыря, в России такого больше не существует. Он насчитывает 13 храмов, множество часовен и поклонных крестов – поистине земля Бога. Здесь представлено всё богатство и многообразие русской православной архитектуры.

2. Основание монастыря
Когда на острове появился первый православный монастырь – неизвестно. Некоторые историки датой его возникновения считают 960 год (эпоха Крещения Руси). Существует и другое мнение: что возвели его где-то на границе XIII–XIV веков, когда острова уже более 200 лет принадлежали Новгороду. Но именно создание Валаамской обители послужило столь волшебному преображению этого места.
По преданию, в древние времена острова (как уже говорилось) служили гигантским языческим жертвенником. Однако апостол Андрей Первозванный, просветитель скифов и славян, после освящения Днепра, где предстояло появиться Киеву, отправился на Север и прибыл в Новгород. А затем по реке Волхов достиг Ладожского озера и острова Валаам. Здесь он разрушил языческое капище и воздвиг каменный крест. Считается, на этом месте сейчас находится Воскресенский (Красный) скит монастыря.
А вот основателями обители на Валааме стали греческие священноиноки преподобные Сергий и Герман. История их появления в этих местах окутана тайной. В службе святым Сергию и Герману говорится, что их «любовь к Богу была неразлучна, союз братолюбия истинен, молитва – непрестанна, нрав – кроток, слез струи – приснотекущи, пост, бдение и труды – предел естества превосходящие» [1]. Однако исторические сведения о преподобных не сохранились. Возможно, они пришли во владения Великого Новгорода в X веке вместе с первыми православными миссионерами. Были выходцами из южных мест, предположительно из Греции. Впервые упоминается о них в летописях в 1163 году. В тот год произошло нападение шведов, многие документы оказались утраченными, среди них – и жизнеописание святых Сергия и Германа Валаамских. Однако новгородские летописи сообщают об обретении мощей преподобных и перенесении их в Новгород во время нашествия шведов. Позднее мощи вернулись на Валаам. Чтобы не допустить поругания мощей преподобных Сергия и Германа шведскими завоевателями, иноки высекли в скале глубокую нишу, где схоронили священные реликвии.
«Свв. Сергий и Герман. Два инока, две прямые фигуры в темном, Сергий старше, Герман моложе, в опущенных руках свитки, на них письмена. Древние, не без суровости облики – основатели монастыря. С первого же беглого осмотра обители видишь их здесь повсюду. В медальоне над входом в гостиницу, над вратами, на иконах, на золотой кованой раке в нижней церкви Собора. Стараешься представить себе их живыми, в дали четырнадцатого века, что-нибудь узнать о жизни их… – и почти ничего не узнаешь. Остается только ощущение величия и легендарности. Но не случайно явились они в этих краях, диких и бедных, подобно Трифону Печенгскому и Арсению Коневскому», – читаем у Зайцева [2].
Кроме главного острова, скиты, часовни и поклонные кресты установлены на двадцати островах. Самые крупные скиты – Белый, Красный, Желтый и Никольский. Но даже самые маленькие часовни искусно вписаны в ландшафт островов и представляют собой ценные образцы церковного зодчества.
3. Трагическая история Валаамского монастыря
История Валаамского монастыря насыщена многими трагическими событиями. Он находится на землях, за которые веками боролись Швеция и Россия, а позже и Финляндия. Монастырь несколько раз полностью уничтожали. Это случалось в XVI и XVII веках. Шведские полки разорили и практически стерли с лица земли обитель на Валааме. Они жестоко расправлялись с валаамскими насельниками. Сохранилась история, как в 1371 году, через несколько лет после заключения Дерптского мира, шведский король Магнус II Смек со своими воинами решил предпринять очередной завоевательный поход на православные земли. Его корабль попал в сильную бурю. Судно выбросило на берег и разметало в щепки. Самого короля спасли монахи. Потрясенный святостью места и добрым обращением черноризцев, Магнус решил остаток своих дней посвятить Богу. Он принял великую схиму с именем Григорий. И даже составил завещание. Но через три дня после пострига король скончался…
Однако по официальной версии Магнус II погиб тремя годами позже у берегов Норвегии.
В 1617 году острова перешли во владение шведов. Лишь через сто лет монастырь восстановили по приказу Петра Первого. Над той самой нишей, где хранились мощи преподобных Сергия и Германа, возвели деревянную Спасо-Преображенскую церковь, колокольню и соорудили хозяйственные постройки.  Однако все здания петровской эпохи погибли от пожаров и бурь. В середине XVIII века монастырь горел дважды. А затем его земли передали в государственную казну. После этого монастырь пришел в упадок и двадцать лет простоял в забвении. В 1785 году решили его возродить: теперь уже каменным. Это было делом нелегким, ведь острова состояли из голого камня. Руководить строительством и управлять обителью назначили Назария, иеромонаха Саровской пустыни. Он провел 30 лет в уединении и был, хотя и против желания, возведен в чин настоятеля монастыря. Назарий стал не только строгим руководителем, но и автором самого сурового монастырского устава. По этому уставу попавшие в монастырь не имели права покидать остров. Также обитель служила местом ссылки для духовных лиц. Здесь просияли многие светлые подвижники Русской православной Церкви.
В XIX веке, после назначения настоятелем отца Дамаскина, произошел расцвет монастыря. Дамаскин (Кононов) пришел туда простым послушником, но проявил себя и стал настоятелем. При нем на Валааме появились скиты.
По словам Зайцева, Дамаскин был «ненасытной и мощной фигурой, которую можно было бы назвать, на афонский лад, Афанасием Великим Валаама. Должно быть, есть нечто в характере самого этого острова, на гранитных глыбах лежащего, над Ладогой воздымающегося, что влекло к силе и размаху. Здесь бьют волны, зимой метели ревут, северные ветры валят площади леса. Всё громко, сильно, могуче. Лес – так вековой. Скалы – гранит, луда. Монастырь – так на тысячу человек. Игумен Дамаскин чуть не великан, неутомимый, неусыпный, несменяемый (сорок лет властвовал над Валаамом и чего-чего только не настроил). Даже колокола валаамские… Ведь в главном из них тысяча пудов!» [2]
Спасо-Преображенский собор, с нежно-лазоревыми главами и 70-метровой четырехъярусной свечой-колокольней в центре каре был возведен по проекту архитектора А. Н. Силина в 1889 году. Строили его сами монахи, используя только ручной труд. Храм двухэтажный: просторный верхний посвящен Преображению Господнему. Во время службы здесь могут находиться несколько тысяч человек. Расписали его тоже сами монахи. На острове давно создана своя рукописная школа. Мастера расписывают иконы по технике, которая существовала в XIV веке, применяя только натуральные краски. Нижняя церковь – двухпрестольная – освящена в честь Сергия и Германа Валаамских и св. пророка Илии. Спасо-Преображенский собор – сердце монастыря. Находится он на холме и просматривается почти со всех точек острова. Это визитная карточка Валаама.
К началу XX столетия возвели центральную усадьбу. Архитектурой главных зданий монастыря занимался знаменитый зодчий Алексей Горностаев.
Первая мировая война не миновала и Валаамскую обитель: более двухсот монастырских насельников призвали на военную службу. Но в 1917 году по итогам войны весь архипелаг отошел к Финляндии. Монастырь вошел в число церковных меньшинств, так как основной религией в Финляндии было лютеранство. Службы проводились на финском языке. И всё же XX век не стал для монастыря таким трагичным, как для других российских монастырей. Монахам удалось избежать репрессий 20–30-х годов. Валаам существовал и жил в отрыве от Родины.
К России острова и монастырь вернулись лишь в 1940 году, во время русско-финской войны. Финны покинули остров, с ними уехали и монахи. В Финляндии они приобрели усадьбу и основали в ней Ново-Валаамский мужской православный монастырь.
После окончания войны Валаамский архипелаг вошел в состав Советского Союза. Монастырь вернулся под власть русской православной церкви. В последующие 50 лет на Валааме был совхоз, дом инвалидов, школа-интернат, турбаза. Урон, нанесенный за эти годы монастырю, огромен. В 1979 году остров получил статус музея-заповедника. Здесь находится не только монастырь, но и национальный парк.


4. Скиты
Скиты во имя Всех Святых (Белый), Гефсиманский (Желтый), Воскресенский (Красный), Коневский – это одинокие церковные сооружения, которые находятся в самых отдаленных местах архипелага: на маленьких островках, в бухтах и на развилках дорог. В скитах обычно живет несколько монахов или послушников. Часть из них разрушена, некоторые реконструированы.
На берегу нас уже ждали экскурсоводы. Валаам – действительно чудо, сказка, жемчужина Ладоги. Прошла две экскурсии. Утром шестикилометровую пешую «По скитам Валаама», с осмотром Желтого, Красного скита, Щучьего озера, Коневских озер, а также места, где находилась келья игумена Дамаскина.
Экскурсия начиналась от причала в Большой Никоновской бухте, куда швартуются круизные теплоходы. Это одна из лучших пристаней на Ладоге и ныне главная гавань Валаама. В конце XVIII – начале XIX в. в пещере, где жили змеи, подвизался иеромонах Никон, по имени которого и получили название Большая и Малая Никоновская бухты.
Шли мы круговым маршрутом по юго-западной части острова. Валаамские скиты находятся в труднодоступных живописных местах. История создания Воскресенского скита (известен как Красный: здания скита построены из ярко-красного кирпича) началась в конце XIX века. Отец Маврикий, будущий игумен Валаамского монастыря, посетил святыни Иерусалима и захотел устроить на острове северный Иерусалим. Воскресенский скит стал центром этой «Валаамской Палестины». Он стоит на вершине холма с двухэтажной церковью в центре, которая похожа на иерусалимский храм. По преданию именно на этом месте поставил свой крест Андрей Первозванный. Сегодня его именем названа нижняя церковь – уютная, но без особых излишеств. Здесь находится «кувуклия». В мраморном гроте хранится частичка «истинного гроба Господня» – кусочек камня из Палестины. Верхний храм освящен во имя Святого Христова Воскресения. Туда ведет открытое крыльцо с двускатной кровлей, которая поддерживается четырьмя гранитными колоннами. Церковь поставлена на высокий цоколь из серого гранита. С запада к ней примыкает трехъярусная колокольня, завершенная куполом и главкой на барабане. Верхняя часть храма ныне не столь великолепна, как прежде, – иконы и другие предметы убранства монахи частично вывезли в Финляндию, часть их была уничтожена. Сейчас в верхнем храме проводят концерты духовных песнопений.
В строительство Вознесенского скита внес свой вклад – пожертвование в размере 10 тысяч рублей известный миллионер – благотворитель Иннокентий Сибиряков. Личность уникальная, с удивительной судьбой. Я расскажу об этом позже. Тем более что известным он стал совсем недавно, и многие, возможно, не слышали о нем.
После эвакуации монастыря и возвращения Валаама СССР Воскресенский скит был заброшен. В послевоенное время здесь организовали филиал дома инвалидов. Еще одна трагическая страница из жизни Валаамского монастыря, о которой раньше мало кто знал.
Желтый (Гефсиманский) скит построен в 1911 году игуменом Маврикием на Сионской горе. Годом ранее здесь установили поклонный крест из серого гранита с символикой крестных страданий Спасителя. Скит находится в 5 км от основной усадьбы, на перекрестке двух дорог. Одна ведет к ферме, другая – к главной усадьбе Валаамского монастыря. Главные сооружения комплекса – церковь Успения и часовня Вознесения Господня. Обе постройки выполнены в едином стиле – голубая кровля и окрашенные желтой краской стены. Церковь увенчана шатрами и освящена во имя Успения Богородицы. Внешний интерьер церкви богато украшен резьбой. Иконостас был выполнен из кипариса, но он полностью утрачен.
Успенскую церковь, или церковь Успения Пресвятой Богородицы, считают на Валааме старейшей. Первая была деревянной, затем ее перестроили из кирпича. В советское время она служила магазином, а иконостас использовался как перегородка, потому его покрыли краской. Но божественную красоту храма позже полностью восстановили. В небольшой деревянной часовне имеется икона «Моление о чаше». За церковью, между пихт, располагаются два келейных корпуса для братии. В 1930-е годы здесь жили финские артиллеристы.
Во второй половине дня мы совершили 12-километровую прогулку к Белому скиту – прекрасному памятнику древнерусского зодчества, построенному по проекту архитектора Тона. Его еще называют скит Всех Святых. Экскурсовод – красивый молодой человек с обликом Христа с древнерусской картины – правильный овал лица, большие серые глаза и стилизованная бородка и усы (он так великолепно смотрелся на фоне церковных росписей в Соборе) интересно рассказал о древнерусской архитектуре. Я снова позавидовала ленинградским экскурсоводам.
К скитской ограде ведет дубовая аллея. Полагают, где-то здесь обитал в своей одинокой келье преподобный Александр Свирский. В его честь возвели церковь, на месте которой через сто лет, в XIX веке, поднялся двухэтажный храм Всех Святых. А вместо домиков – келейные корпуса. Благодаря белому цвету, которым выкрасили все строения, включая ограду, скит прозвали Белым. Устав Белого скита очень строг. Женщины могли попасть в Белый скит лишь на престольный праздник с крестным ходом в день Всех Святых. А мужчины – исключительно с разрешения настоятеля.

Побывали мы и в Коневском скиту. Как писал Б. С. Зайцев, игумен Дамаскин основал его в 1870 году на месте своего уединения и назвал в честь Акафистной (Коневской) иконы. В четырнадцатом веке некий монах Арсений пробрался с иконой Богоматери с Афона в Новгород и оттуда на Валаам… Арсений пожил на Валааме и двинулся далее. Сел в лодку, взял икону свою и поплыл по Ладоге. В нескольких десятках верст от Валаама пристал к дикому островку, там и поселился. Всё тогда вокруг было еще языческое, и на острове совершались жертвоприношения: на огромном камне закалывали коней. Арсений со своею иконою всё это одолел. Возник там монастырь с братией, прекратились жертвоприношения. И название остров получил от того монастыря – Коневец. Арсений же умер и вошел в историю как святой Арсений Коневский. Монастырь, им основанный, существует и поныне [3].
…На подъеме, в сереющем сумраке, едва тронутом прозеленью, небольшая лесная церковь. Направо домик о. Николая. Это и есть Коневский скит [4]. Первоначально на этом месте была построена часовня, которую перенесли с Предтеченского острова. Затем по проекту Г. Карпова была основана церковь.
Скит во имя Коневской иконы Божией Матери – самый маленький скит Валаамского монастыря. В нем может находиться не больше трех человек. Восстановленный храм имени Коневской Божией Матери считается святыней скита. Рядом расположена келья, в которой обитает отшельник и послушники.
В Коневском скиту сохраняется особая умиротворяющая атмосфера. В ровной глади озерка отражается хвойный лес. Дубовая аллея похожа на прозрачную арку. И напоенный ароматом можжевельника воздух… Всё это настраивает душу на созерцательный лад. Сюда, к старцам, приходили гости Валаама, чтобы получить от них благословение на утешение.
Вот как описывает свое посещение скита И. С. Шмелев: «…мы перешли мостик и поднялись на горку, где под дубками, кленами и липками стояла пустая теперь келья игумена Дамаскина. На стене сруба прибит четырехаршинный крест, работы Дамаскина.
Мы вошли в келью-клеть. Эта клеть, простая изба, разгорожена на четыре клетушки. В одной он работал, – а и повернуться негде; в другой молился, в третьей переписывал священные книги, в четвертой почивал.
– Вот его моленная. Клетушка шириной в аршин, длиной в два. Аналойчик, икона, стул. В крохотное оконце виден краешек озерка, холмик, поросший лесом. Здесь искушали его бесы, устрашали, осенними бурными ночами, в этой живой могиле. А он молился. И продолжалось это семь долгих лет, до главного подвига – строительства царства валаамского.
– А вот его постель. В клетушке, под оконцем, дощатый гроб на полу и в нем рогожка» [5].
Полюбовались мы и великолепными озерами, пихтовыми аллеями, янтарным цветом кленов и дубов. Растительность здесь действительно самая разнообразная – содружество северных и южных пород: ель, сосна, кедр, пихта и клен, вяз, дуб.


Глава 3. Потомственные благотворители
Сибиряковы (семейная традиция). Миллионер, благотворитель, монах

1. Сибиряковы (семейная традиция)
Фамилия «Сибиряков» мне известна с того времени, когда я писала книгу о плавании по Енисею на Диксон. Сибиряковы – одна из самых древних, богатых и влиятельных купеческих династий Сибири. Ее основал еще в конце XVII века Афанасий Сибиряков, выходец из крестьян Архангелогородской губернии. С него и началась семейная традиция – жертвовать на церковное строительство. Наряду с другими купцами, он строил в Иркутске храмы, тогда еще деревянные.
В семье Афанасия Сибирякова выросло шестеро сыновей. Василий Афанасьевич Сибиряков стал первым летописцем Иркутска. Его потомки продолжили отцовский труд. Михаил Афанасьевич одним из первых обнаружил в Забайкалье серебросодержащие прииски и построил первый частный завод, который принес огромную прибыль государству. В благодарность Михаилу Сибирякову было присвоено дворянское звание. Это единственное дворянское звание Сибиряковы носили почти двести лет истории своего рода.
Представитель третьего поколения Михаил Васильевич Сибиряков впервые среди жителей Иркутска начал коллекционировать предметы искусства. Портрет Гавриила Державина кисти Сальваторе Тончи долгие годы украшал один из залов Сибиряковского дворца – «Белого дома». Великий поэт подарил его Михаилу Васильевичу в благодарность за соболью шубу и шапку, высланные ему миллионером. История картины и самого Тончи необычайно интересна, но требует отдельного рассказа. М. В. Сибиряков более 40 лет находился на общественной службе. Был также городским головой.
Выдающимся представителем рода Сибиряковых в пятом поколении был Михаил Александрович Сибиряков – иркутский купец I гильдии, потомственный почетный гражданин, первый крупный золотопромышленник в роду. Женившись на Варваре Константиновне Трапезниковой, он вместе с ее семьей занялся разработкой золотых приисков. С его именем связано становление Бодайбинской резиденции, которая затем получила статус города. А также пароходства на Лене.
Огромные доходы иркутских купцов и христианское благочестие многих способствовали широкой благотворительности. Много сделал на этом поприще и М. А. Сибиряков. Крупный капитал мецената унаследовали его дети. Михаил Александрович и Варвара Константиновна имели троих сыновей (Александр, Константин, Иннокентий) и трех дочерей. Все они получили отличное образование в столичных университетах и зарубежных институтах, а дочери – в девичьем институте. И каждый из них оставил о себе яркую память.
Самый известный из сыновей – Александр Михайлович Сибиряков. Унаследовав от отца значительную долю в золотопромышленных товариществах, он стал крупнейшим золотопромышленником в Сибири. Александр Сибиряков внес большой вклад в развитие водных и сухопутных путей Сибири и Крайнего Севера. Он финансировал экспедиции Норденшельда и Уиггинса по освоению Северного морского пути. Уже живя за границей, подарил своему Отечеству первый ледокольный теплоход, которому было присвоено имя Александра Сибирякова. На этом теплоходе другой известный исследователь великого Северного морского пути Отто Юльевич Шмидт совершил впервые в истории проход из Архангельска во Владивосток за одну навигацию. За это ледокол «Сибиряков» был награжден орденом Красного Знамени. Александр Сибиряков, как и другие члены его семьи, вел масштабную благотворительную работу: строил церкви, часовни, скиты, помогал учебным заведениям.
В нашем семейном родословии сохранилась легенда о том, что Александр Михайлович Сибиряков подарил Любаше Подгорбунской, жене Михаила Михайловича Суслова (также известная сибирская династия), «белый рояль», который доставил в Сибирь знаменитый норвежский путешественник Норденшельд из Англии. Семейная история Михаила Михайловича Суслова и Любови Подгорбунской, полная драматизма, мужества и настоящего подвижничества, осталась романтической легендой в памяти потомков, и не только [1].

2. Миллионер, благотворитель, монах

Робкий иркутский купчик
Иннокентий родился в 1860 году и был предпоследним ребенком в семье. Величественная природа (рядом находились Байкал, красавица Ангара), необозримость просторов Сибири, ощущение ее могучей силы формировали в коренных сибиряках особый народный дух и такие человеческие качества, как мужество, доброта, а еще щедрость, скромность, великодушие… Недаром Суриков скажет: «В Сибири люди не такие, как везде». А наш современник Денис Мацуев, родом из Иркутска, и вовсе считает, что сибиряк – это национальность. Валентин Распутин, Василий Шукшин, Михаил Ульянов, Михаил Евдокимов… Вы не находите, что в них есть что-то общее?.. В то время (XIX в.) Иркутск называли «Северным Парижем» и «Сибирскими Афинами». Это был просвещенный город.
Иннокентий в семь лет остался без матери (Варвара Константиновна умерла сорокалетней), а в четырнадцать – без отца, получив при этом огромное состояние. На формирование характера юноши повлиял и опекун Сергей Константинович Трапезников – родной дядя по материнской линии. Семья видных купцов-золотопромышленников Трапезниковых внесла немалый вклад в развитие экономики и культуры Сибири. А усвоенные в детстве и отрочестве уроки доброты остаются с человеком на всю жизнь.
Получив первоначальное образование в Иркутске, Иннокентий в середине 70-х годов прибывает в столицу Российской империи (в это время в Санкт-Петербурге уже проживали его старшие сестры и брат Константин) и поступает в частную гимназию Ф. Ф. Бычкова. В обществе тотчас поползли диковинные слухи: в одну из частных гимназий поступил некий пятнадцатилетний ученик, который ее выкупил и заново перестраивает.[3 - Владельцем здания Сибиряков был почти двадцать лет. Именно оно вместе с крупным денежным пожертвованием он подарит впоследствии П. Ф. Лесгафту, который на вырученные от его продажи средства построит собственный дом для своей биологической лаборатории и естественнонаучного музея. Современный адрес бывшего владения И. М. Сибирякова такой: Лиговский проспект, 1 (Лесгафт П. Иннокентий Михайлович Сибиряков. Некролог / П. Лесгафт // Известия Санкт-Петербургской биологической лаборатории. – 1901. – Т. 5. – Вып. 3, 5).] А за «неким учеником» вскоре закрепилось прозвище – «робкий иркутский купчик».
Учился Иннокентий с интересом. Проявлял склонность к занятиям музыкой, любил читать художественную литературу. В аттестате зрелости напишут, что он «любознательность обнаруживал в занятиях историей и русской словесностью». В те годы словесность и древние языки в гимназии преподавал поэт Иннокентий Анненский. Возможно, здесь сказалось его влияние. Глубокое уважение к книге проявится позднее. Он многие годы будет инициатором или участником создания библиотек во многих сибирских городах и на золотых приисках. Станет помогать ученым и литераторам в публикации их трудов. Именно в гимназии, еще на школьной скамье, он положит начало своей многолетней благотворительной деятельности, помогая своим соученикам.


«Просвещенный благотворитель»
После окончания гимназии Иннокентий поступает в Императорский Санкт-Петербургский университет на естественнонаучное отделение физико-математического факультета. Однако через полгода прерывает учебу в связи с болезнью. Затем вновь поступает в университет, но на юридический факультет и заканчивает один курс. Вскоре он решает стать вольнослушателем. К тому времени он уже имел довольно громкую известность как человек, который выделяет много средств на поддержку научных, образовательных и просветительских проектов. Известный ученый и публицист Н. М. Ядринцев, руководитель Сибирского землячества, членом которого Сибиряков вскоре стал, прочил ему блестящее будущее на поприще общественной и благотворительной деятельности и отзывался о нем как о прекрасном и искреннем юноше, которому «много надо блеснуть».
Молодой человек начинает посещать надомные кружки физиолога и педагога П. Ф. Лесгафта и историка В. И. Семевского. Глубокое уважение к П. Ф. Лесгафту, не только как к одаренному педагогу, но и за присущее ученому чувство патриотизма, Иннокентий Михайлович сохранит на всю жизнь.
Всегда, а в молодости особенно, Иннокентий старался делать в жизни то, что считал самым важным для своего образования и нравственного совершенствования. Не остался он в стороне и от народнических идей, какие царили в Сибирском землячестве Санкт-Петербурга. Тем более что в него входили талантливые ученые и литераторы, увлеченные идеей о преобразовании России. На некоторое время он увлекается материалистическими настроениями и другими новомодными веяниями, симпатизирует идеям западников. Здесь сказалось влияние его учителя – материалиста П. Ф. Лесгафта. Под влиянием демократической мысли он активно участвует в просвещении России: оказывает помощь Высшим женским (Бестужевским) курсам – первому в России высшему учебному заведению для женщин, оплачивает образование как в России, так и в Европе многим своим соотечественникам. В двадцать шесть лет он уже имел более 70 личных стипендиатов. На средства Сибирякова воспитывались дети некоторых литераторов. Семенов-Тянь-Шанский позже отметит, что благотворительный взнос И. М. Сибирякова для поддержания деятельности Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества стал крупнейшим за последнее десятилетие деятельности ИРГО.
Особое внимание И. М. Сибиряков уделял просвещению своего родного края – Сибири. По его инициативе проводилось первое в России крупное исследование положения рабочих на золотых приисках. Открывались библиотеки. На всех крупных приисках строились храмы. А сами прииски назывались по престольным праздникам расположенных на их территории церквей. Благотворитель хотел видеть каждого сибиряка грамотным, работящим, совестливым. «Всей своей пламенно любящей душой, всем своим имуществом и положением он был связан неразрывно с Сибирью, которую так любил и для которой сделал столько добра, что память о нем останется у миллионов сибиряков» [2]. Это был истинный сын Сибири.
В среде ученых и литераторов Сибирякова часто называли «другом науки и литературы», «другом образования», «просвещенным благотворителем».

«Опасность отпадения от веры»
В молодости Иннокентий Михайлович искренне считал, что именно образованность может сделать человека высоконравственным. Но атмосфера, в которой он оказался в Санкт-Петербурге, сильно отличалась от иркутского мироустроения. Духовность, вера в Бога в русском образованном обществе тогда отодвигалась на второй план, подменялась верой в прогресс. Востребовалась внешне. Главным в жизни считалось обустройство на земле. В этом была, по мнению Иннокентия Михайловича, «опасность отпадения от веры». Лишь много позже он убедится, что не высшее образование ? основа нравственности в человеке. Ведь и «самая умственная жизнь получает всё свое достоинство от жизни нравственной» (А. С. Хомяков). Хомяков возглавлял общество отечественных славянофилов, взгляды которых Сибиряков скоро станет разделять.
Помнил он и слова старшего брата, Александра, что никакое образование и никакая инструкция не заменят способности мыслить. В Сибири с ее необъятными просторами, суровой природой и самобытным населением прежде всего ценились личные качества людей, а не образование.
Нравственные искания человека часто обусловлены религией. Иннокентий с детства усвоил семейные традиции благотворительности и милосердия – они были тесно связаны с православной духовной культурой – и старался сам их осуществлять. Причем не только из-за сострадания и милосердия к людям (хотя это было свойственно его душе) – в этом проявлялась любовь к родине, к русской цивилизации.
В конце 80-х годов XIX в. Сибиряков совершил путешествие по Европе. И вернулся разочарованным. Говорил близким людям: «Как человек пуст в своей жизни, как ничтожны все его потребности, обусловленные одной наживой. Как жадно всё человечество в своем стремлении к богатству <…> Но что оно нам приносит?.. Одно грустное разочарование. Вот я – миллионер, мое «счастье» должно быть вполне закончено. Но счастлив ли я? Нет. Всё мое богатство в сравнении с тем, чего жаждет душа моя, есть ничто, пыль, прах… А между тем всё человечество стремится именно к достижению богатства…» [2, c. 22].
Путешествуя по иноземным странам, Иннокентий Михайлович увидел, что «наша жизнь не перекипела, и наши духовные силы еще бодры и свежи» [2, с. 22]. Западная цивилизация с неудержимым стремлением к богатству любым путем оттолкнула Сибирякова бездуховностью. А истинно русский человек и в конце XIX в. «больше золотой парчи придворного уважал лохмотья юродивого». И. В. Киреевский писал: «Роскошь проникала в Россию, но как зараза от соседей. В ней извинялись, ей поддавались, как пороку, всегда чувствуя ее незаконность, не только религиозную, но и нравственную, но и общественную» [2, c. 22]. Иннокентий осознает, что «мир славяно-русский и мир романо-германский – два совершенно особенные мира, а потому у России иная, отличная от Запада, «особенная дорога». И «дело наше – возрождение жизненных начал в самих себе… искреннею переменою нашего внутреннего существования» [2, с. 24].
И приступает к преобразованию не только внутреннего мира, но и внешнего образа личной жизни. Обустраивает ее по канонам православной веры и устава церковного. Иннокентий начинает паломничать по монастырям и святым местам Руси. В то время монастыри продолжали оставаться «духовным сердцем России» (И. В. Киреевский), за что в печати их подвергали неистовым нападкам. В «святых зародышах несбывшихся университетов», как называл монастыри Иван Васильевич Киреевский, получал образование простой русский народ. Вместе с народом стал находить в монастырях разгадки своим сомнениям и Иннокентий Михайлович Сибиряков. Во время паломничеств он пристально всматривался в монашескую жизнь. Монашество на Руси для многих искателей истины служило ответом на вопрос о смысле жизни. Монах неуязвим никакой суетой, сосредоточен в себе, и ко всему в жизни подходит только с мерой Евангельской. Именно к этому и стремился теперь Иннокентий Сибиряков. «Отсутствие счастия в жизни, – говорил он, – гнетет мое сознание безотчетным чувством скорби, горести и отчаяния <…> Здесь, как и везде на свете, я вижу только одни страдания людей, одни муки человеческие, одну суету мирскую. Как будто вся наша жизнь только в одном этом и состоит, как будто Господь Бог всех нас создал для одних страданий на свете и нет для человека никакой отрады, кроме печального конца – смерти… И я думаю, что все эти пытки, все мучения, все страдания суть лишь вещи благоприобретенные человеком, но не наследие Божие для нас на земле. Ведь Царствие Божие внутри нас, а мы всем этим пренебрегли и впали в отчаяние, в тоску, в ад жизни. Да, слаб, ничтожен и малодушен человек в выборе своего земного блага, личного счастья» [2, с. 22, 26].

«О едином на потребу»
Возвращение «домой» совпало у Иннокентия Сибирякова с празднованием в 1892 г. 500-летия со дня кончины преподобного Сергия Радонежского, который «примером своей жизни, высотой своего духа… поднял упавший дух русского народа, пробудил в нем доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в будущее…» (В. О. Ключевский) [2, с. 26]. Иннокентий Михайлович стал почитать святых, которых любил его народ, чтить обычаи, которые он чтил. Его мировоззренческой ориентацией стала православная вера. Еще с детства, в родительском доме, Иннокентий усвоил главное жизненное правило: «о едином на потребу». Согласно христианскому учению, это то, что действительно ценно: попечение о спасении своей бессмертной души. И это стало делом его жизни.
Уже в юные годы он вел жизнь строгую и воздержанную. Избегал телесных развлечений и прихотей. Жил в скромных условиях, что не соответствовало его званию миллионера-золотопромышленника. Даже не имел личного экипажа и пользовался извозчиками. Современники отмечали его желание сидеть «на последних местах». За эти христианские качества души Иннокентия Михайловича воспринимали как человека робкого и застенчивого. Между тем он стремился жить по Евангелию, быть истинным христианином.
Еще более возрастает благотворительная деятельность И. М. Сибирякова. Он часто размышлял: «Я обладаю богатством. Как это случилось, …  что в моих руках скопились такие средства, которыми могли бы прокормиться тысячи людей? Не есть ли это средства, случайно попавшие ко мне, достояние других людей, искусственно перешедшее в мои руки? <…> что мои миллионы – это результат труда других лиц, и чувствую себя неправым, завладев их трудами» [2, с. 31].
Кто только из столичных бедняков не был у него в доме, как вспоминал очевидец, кто не пользовался его щедрым подаянием, денежной помощью, превосходящей всякие ожидания! Сколько студентов, благодаря Сибирякову, получило в Петербурге свое высшее образование! Сколько бедных девушек, выходивших замуж, получили здесь приданое.
Он не отказывал никому. «Если просят, значит, нужно: если можно дать, то есть, если имеются средства, то и нужно дать, не производя розыска». Иннокентий с детства усвоил христианскую науку: истинная благотворительность должна обнимать всех и каждого. Бывали дни, когда принимал до четырехсот человек, и никто «не отходил от него тощ». «Жизнь наша красна бывает лишь тогда, когда всё нам улыбается вокруг… Но если вы чувствуете подле себя нищету, будучи сами богаты, то вам как-то становится не по себе» [2, с. 28]. Как христианин, он уже знал, что дела милосердия оцениваются Богом не по количеству даяний, а по тому расположению сердца, с каким они делаются. Ведь в понятиях православного человека ни один акт житейский не изъят от начала нравственного.
Но современники не понимали духовного значения поступков Иннокентия Михайловича. Считали, он не ценит полученное по наследству состояние, не разборчив в подаянии милостыни. «Щедрою рукою, полными пригоршнями сыпал он золото на помощь просителям, на культурные цели, и тем родил сомнение в нормальности своих умственных способностей. Находился он еще в полном расцвете сил – ему было 33 года, – окружен он был миллионами, можно сказать, купался в них и… познал всю тщету денег. Отказывая лично себе, он поселился в маленькой квартирке и стал раздавать крупными кушами деньги направо и налево. Конечно, это было своеобразно. Общество не удивлялось бы, если бы он преподносил жемчуг и бриллианты сомнительным певичкам, если бы он строил себе дворцы во вкусе Альгамбры, накупал картины, гобелены, севр и сакс или в пьяном виде разбивал зеркала, чтобы вызвать хриплый хохот арфянок, – всё это было бы обычно. Но он отошел от этого и, побуждаемый душевными склонностями, проводил в жизнь правило – «просящему дай!», – напишет позже историк М. К. Соколовский [2, с. 37].
Он воплотил в своей практической жизни теоретические основы («дух») славянофилов. Самобытная русская философия и неопровержимая правда были близки его душе. Ведь он сам, хотя и был богат, принадлежал по родовому происхождению к простому народу.
Напряженная работа, дальние поездки отразились на здоровье. Иннокентий Михайлович отправляется на лечение в Ниццу, где у Сибиряковых был дом. А возвращается из Европы уже с принятым решением о совершенной перемене жизни. И «ликвидирует» всё. Вместе со светскими пожертвованиями много делает и во благо церкви. Выделяет средства на нужды монастырей, на благолепие храмов. В эти годы (начало 90-х гг. XIX в.) на Петербургском подворье Свято-Андреевского скита служил иеромонах Давид (Мухранов), который стал его духовным отцом. Сибиряков передал архимандриту Давиду разновременно более 2 млн. рублей и предоставил ему возможность раздавать деньги по своему усмотрению. Он часто вспоминал евангельского богача, которому сказал Господь Иисус Христос: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 19:21 (http://azbyka.ru/biblia/?Mt.19:21)). Этот призыв Иннокентий относил всецело к себе и не мог успокоиться, пока не будет нести свой крест за Христом, как один от неимущих.
В то время в русском обществе благотворительность воспринимали как проявление гуманности. Духовная основа человеческой доброты не учитывалась. Что было свойственно древнерусскому человеку: милосердие и благотворения привлекают благодать Божию. Иннокентий Михайлович Сибиряков стал последним, кто проявил такой тип милостивца.
Но и благотворительная деятельность в миру перестала приносить ему духовное удовлетворение. Стало невозможным давать милостыню в тайне. Христианский труд по спасению души обесценивался. И его всё более начал привлекать мир православного монашества: чистотой духа и искренним братолюбием. В это время (конец XIX – нач. XX в.) духовность всё более отвергалась русской интеллигенцией. Начались гонения на церковь, хотя еще на словесном уровне. А Иннокентий Михайлович жил по Евангелию.
Однажды он подал серебряный рубль монахине у монастыря, чем привел ее в изумление. А когда, разыскав ее на следующий день, отдал еще 147 тысяч рублей на помощь монастырю, та заявила на него в полицию… И все его миллионы опечатают, а самого заключат под домашний арест. Да еще объявят сумасшедшим…
После того, как Иннокентий перестал скрывать свою любовь к монашескому житию, стал часто разговаривать с монахами и монахинями о духовной жизни и сам уже открыто высказывал желание стать монахом, близкие люди при поддержке Санкт-Петербургского градоначальника обвинили его в безумстве с желанием не допустить к монашеству и взять капиталы под опеку. Христианскую благотворительность Иннокентия Михайловича Сибирякова объявят «безрассудной расточительностью». «Просвещенное» общество, оставленное без щедрых попечений благотворителя, не могло ему этого простить [2, c. 36]. Вокруг имени Иннокентия Сибирякова складывается определенное общественное мнение. Человек, который искал истину в православной вере, воспринимался «безумным». Перемену в своем бывшем соратнике они воспринимали как «религиозный экстаз», «религиозную экзальтацию».
Его несколько раз подвергнут унизительному освидетельствованию, результаты чего предадут широкой огласке. Историк М. К. Соколовский[4 - Михаил Константинович Соколовский в 1916 г. был избран председателем Петроградской губернской ученой архивной комиссии. Он сохранил для потомков подробное описание судебного освидетельствования Иннокентия Михайловича Сибирякова, на котором тот был полностью оправдан.] писал: «Миллионы… Золотой кумир был от века царем общества. Всё и вся приносилось в жертву золотому тельцу. Около золота плелась интрига, слагались сплетни, змея зависти готова была высунуть свое жало, порою в реторте шипел яд и даже точилось лезвие кинжала. Золотой дождь мог всё купить, заставляя молчать стыд и совесть, забывать доброе имя, честь, семью, родину…» [2, с. 37].
Если бы он был рядовым купцом, на желание уйти в монастырь никто бы не обратил внимание. Но Иннокентий Михайлович был человеком известным. Понадобится вмешательство самого митрополита, и даже царя.

Схимонах Иннокентий
Согласно духовному закону великая вера проверяется и великим испытанием. Это в полной мере осуществилось в жизни Иннокентия Сибирякова. Вера в Бога стала смыслом его жизни. Идеалом, которого искала его душа и которому он оказался предан до последнего своего часа. Бесчестие, которое устроил мир Иннокентию Сибирякову, окончательно укрепило в нем решимость уйти в монастырь.
От бездуховности Иннокентия Михайловича спасали и семейное воспитание, и душевные искания жизненного идеала, и стремление к личному совершенству. И он получил то, что искал.
Перед уходом из мира он напишет П. Ф. Лесгафту, что «жизнь человека должна состоять только в стремлении к личному его совершенствованию и образованию; <…> и поэтому он избирает путь веры и надеется найти удовлетворение в религии» [2, c. 41].
Золотопромышленник переходит жить на Санкт-Петербургское подворье Старо-Афонского Свято-Андреевского скита под покровительство своего духовного отца иеромонаха, позднее архимандрита Давида. Отец Давид был человеком незаурядным. По словам священника Павла Флоренского, архимандрит Давид (Дмитрий Иванович Мухранов) был на военной службе. Ушел в монахи в зрелые годы. Десять лет (с 1888 года) заведовал Санкт-Петербургским подворьем Андреевского скита, фактически построил его. Греческим митрополитом Филофеем он был возведен в сан архимандрита, и с 1908 года жил на Афоне.
Иеромонах Давид перед совершением пострига решил показать своему духовному сыну трудности монашеской жизни «изнутри» – тот молитвенный подвиг, в котором, по существу, и состоит жизнь афонских иноков. С этой целью они уезжают на Афон. Почему Иннокентий Михайлович выбрал Афон? Ведь даже родственники пытались отговорить его от монашеского пути или хотя бы удержать в одном из монастырей России.
Особый дух тысячелетних христианских традиций Афона всегда привлекал к себе склонные к иноческой жизни натуры. Афон был светочем в православном мире, «училищем благочестия и оплотом Православия». Русское афонское монашество отличалось от православных подвижников России особой жизнерадостностью вместе с радушием и любезностью. Возможно, на это влияла вечно зеленеющая, красивая южная природа или то «глубокое проникновение христианского настроения», которое жизнерадостно по самой своей природе. Во всяком случае, на Афоне трудно встретить монаха, недовольного судьбой и жизнью. Также афонских иноков отличала от простых русских монахов особая интеллигентность. Им необходимо было конкурировать с греками, ни в чем не отставать от них. Поэтому большинство русских афонских иноков говорит или по-гречески, или по-турецки; хранят книжные сокровища своих библиотек и сами издают душеспасительные и относящиеся к истории Афона сочинения» [2, c. 43].
Вот таких людей увидел на Святой горе Иннокентий Михайлович. Они были счастливы чистотой и высотой своих преображенных душ, и это счастье (часть со Христом) щедро дарили другим. Оно резко отличалось от представления о счастье, которое бытовало в миру. Иннокентий Сибиряков, который так долго искал ответ о смысле жизни, встретил на Афоне в лице святогорских иноков тот «образ Божий» человека, который и открылся ему как реально достижимый христианский идеал.
После паломнической поездки на Афон Иннокентий Сибиряков окончательно убедился в правильности избранного пути и возвратился в Россию с бесповоротным решением о полном разрыве с миром и уходе в монастырь.
При вступлении на монашеский путь, прежде чем совершится постриг, послушник проходит искус (испытание) не менее двух лет. Иннокентий Михайлович проходит монастырский искус и сворачивает свои дела, обильно жертвуя свое имущество и наличные средства. Вместе с единомышленниками устраивает на Васильевском острове при Первом реальном училище придел Святителя Иннокентия Иркутского в храме Александра Невского. Со святым праведным Иоанном Кронштадтским учреждает при приходе петербургских выходцев из Сибири Православное братство во имя святителя Иннокентия Иркутского, жертвуя на его деятельность крупную сумму. Он сам будет одним из разработчиков проекта Устава Братства. Отца Иоанна Кронштадтского и Иннокентия Михайловича Сибирякова изберут первыми почетными членами Братства.
Наконец Иннокентий Михайлович Сибиряков передает все наличные средства иеромонаху Давиду. В этом же, 1896 году, меценат побывал на Валааме, пожертвовав монастырю начальный капитал в размере 10 тысяч рублей для устройства в Никоновой бухте Воскресенского скита и церкви в честь апостола Андрея Первозванного (о чем уже говорилось). Позднее валаамские иноки выстроят на указанном месте Воскресенский скит, нижний храм которого будет освящен в честь апостола Андрея. Тогда же пожертвование в 10 тысяч рублей было подано и в Коневский монастырь «лицом, пожелавшим остаться неизвестным». Всех пожертвований Иннокентия Сибирякова невозможно установить. Благотворитель любил творить милостыню в тайне.
В праздник Покрова Пресвятой Богородицы 1 октября 1896 г. отец Давид, к этому времени уже архимандрит, испытав усердие Иннокентия к иноческой жизни, постриг его в рясофор. Сразу после пострига инок Иннокентий (Сибиряков) уехал на Афон. Отец Давид оставался в Санкт-Петербурге, неся свое послушание. Он еще вернется на подворье в Санкт-Петербург, чтобы затем уже больше никогда не расставаться со своим духовным руководителем и, наконец, обосноваться на Святой Горе Афона. Недалеко от стен Свято-Андреевского скита будет устроен небольшой, но уютный, в два этажа, скит с церковью («добротная каменная келья с храмом»), где поселятся брат Иннокентий со своим духовным отцом – для жизни в строгом монашеском подвиге.
28 ноября 1898 г. архимандрит Давид постриг инока Иннокентия в мантию с новым именем Иоанн в честь Пророка и Предтечи Иоанна – Крестителя Господня. А 14 августа 1899 г. монах Иоанн (Сибиряков) принял постриг в великий ангельский чин – святую схиму – с именем Иннокентий в честь святителя Иннокентия Иркутского.
«Приняв великий постриг, – пишет один из первых биографов схимонаха Иннокентия (Сибирякова) монах Климент, – насельник Афонского Свято-Андреевского скита, отец Иннокентий проводил строго постническую и глубоко безмолвную аскетическую жизнь, беседуя лишь с Богом в молитвенных подвигах и наслаждаясь чтением душеполезных книг». И еще раз, через десять лет после смерти схимонаха, Климент скажет, что долго будут вспоминаться его братская любовь и неподдельное смирение, кои проявлялись у него во всех его поступках» [2, с. 51].
Попечением Иннокентия Михайловича Святая Гора получила дивной мощи и красоты Андреевский собор, самый крупный на Афоне, в Греции и на Балканах, рассчитанный на пять тысяч молящихся. Строительство этого храма обошлось Свято-Андреевскому скиту почти в 2 млн. рублей в исчислении того времени. Сооружение собора Андрея Первозванного занимает важнейшее место в ряду земных благодеяний выдающегося благотворителя.
На средства Иннокентия Сибирякова сооружаются корпуса Санкт-Петербургского подворья Русского Свято-Андреевского скита на Афоне. Позднее в скиту выстроят и четырехэтажный больничный корпус с тремя храмами: Святителя Иннокентия Иркутского; Благовещения Пресвятой Богородицы; Целителя Пантелеимона и Преподобного Серафима Саровского.
6 ноября 1901 г., после литургии в Андреевском соборе схимонах Иннокентий был приобщен Святых Христовых Таин, «а в 3 часа пополудни тихо кончил земное свое житие блаженной кончиной праведника. Так угас великий и чудный последователь Христов», – сообщает его современник [2, с. 57].
Ему был сорок один год. Причина смерти, по предположению братии, – скоротечная чахотка. От этой же болезни умерла и его мать Варвара Константиновна в возрасте сорока лет от роду.
Похоронили его не на монастырском кладбище, а с особой честью, которой по афонскому обычаю удостаивались только отпрыски византийского императорского дома и основатели обителей: за оградой скита, у западной стороны Андреевского собора рядом с могилой основателя Свято-Андреевской обители о. Виссариона. И через три года, когда подняли из земли его янтарного цвета главу, что свидетельствовало о том, что «этот друг Христов не только спас свою душу, но и много угодил Богу, главу схимонаха Иннокентия в знак особого почитания поместили в отдельном роскошном киоте» [2, с. 58].
Проникновенные строки посвятил своему брату-подвижнику Климент: «Еще в детстве, читая Четьи-Минеи, я восхищался богатырями христианского духа, кои, расточив предварительно на добрые дела свою собственность, бежали потом из мира в дикие пустыни и проводили в них жестокую, полную лишений, болезней и скорбей жизнь.
И хотелось мне тогда в наивной простоте видеть и даже осязать таких богатырей. Это желание мое со временем и сбылось: я увидел, даже счастье имел наблюдать жизнь одного из таких редкостных людей и чем больше наблюдал, тем более возрастал мой к нему интерес. Теперь, когда прошло уже 10 лет с того дня, как этот богатырь духа переселился в лучший мир, он, при всяком моем воспоминании о нем, встает предо мною, как живой. И я им не могу не восхищаться теперь так же, как восхищался некогда, во время его жизни, как когда-то, в детские свои годы, восхищался я героями Четий-Миней» [2, с. 57].
Отец Серафим (Кузнецов) первый письменно засвидетельствовал святость схимонаха Иннокентия (Сибирякова). Он написал в своих путевых заметках, что о. Иннокентий «ради любви к Богу с радостью всё перенес, за что и Господь прославит его и на небе, и на земле вечной славой!.. Пока будет существовать мир, всё христианское население его будет удивляться его высокому примеру самоотверженной любви к Богу, и память о нем будет незабвенной в род и род» [2, с. 59].
Много полезных дел совершил схимонах Иннокентий (Сибиряков) и в миру, и в монастыре, много оставил он после себя адресов своей благотворительности. Одни из них развились в крупные культурные, научные и образовательные центры, другие сохраняются в зданиях, построенных на пожертвования И. М. Сибирякова, в третьих – и сегодня служат Богу… [2, с. 59] На деньги миллионера Сибирякова построено в Петербурге несколько благотворительных учреждений.


Глава 4. Великие паломники
Валаам как источник русской духовности. Царствующие особы. Невозможное человекам возможно Богу

1. Валаам как источник русской духовности
Валаам (Валаамский монастырь) всегда привлекал людей как источник русской духовности. С древних времен русский человек тянулся в монастыри, святые места. Так зародилось на Руси странничество, или паломничество. Люди несли туда свое горе и находили помощь и утешение. Монастыри были рассадниками веры и духовного просвещения, своего рода «школами» и «университетами» того времени. И оплотом православия, о котором Ф. М. Достоевский говорил, что это и есть «наш русский социализм».
Для кого-то такое паломничество становилось началом иноческого пути. Но многие люди искали здесь не только уединения для молитв и смирения. Для русских мыслителей посещение православных монастырей влияло на формирование их собственного философского мировоззрения, которое отражалось и воплощалось затем в их творчестве. Валаамский монастырь был духовным центром культурного пространства России. Здесь бывали как высокие царствующие особы, так и многие деятели науки и культуры.

2. Царствующие особы
Высокие царствующие особы посещали Валаам обычно летом, в дни памяти основателей обители св. Сергия и Германа. Такой чести Святой Валаам удостаивался двенадцать раз. Но еще с XVI века российские государи вносили различные вклады и подарки на восстановление монастыря, который часто подвергался разорению и опустошению. Царь Федор Иоаннович повелел царскою казною возобновить обитель. Борис Годунов прислал большой колокол. С именем Петра I связано второе рождение Валаама. Посещение Валаама Александром Благословенным ознаменовалось возведением монастыря в ранг «первоклассного», открытием Валаамского подворья в Петербурге, а также щедрыми дарами и вкладами. С Александра I началось непосредственное участие царствующего дома в жизни монастыря. Его представители часто посещали обитель и оказывали ей всевозможное покровительство.
В честь таких посещений и царских благодеяний монастырь ставил часовни и поклонные кресты, хранил в ризнице личные вещи августейших особ. В конце XIX века на монастырском дворе установили стелу-обелиск, которая запечатлела все случаи посещения монастыря великими паломниками.
Особенно интересные воспоминания сохранились о посещении Валаама Александром I в 1819 году. Об этом написал Борис Зайцев в книге «Старый Валаам». Путешествовал император инкогнито. И заранее сказал, что не желает никаких торжеств: едет как «штатный» человек с одним камердинером. Об этом игумена Иннокентия предупредил министр духовных дел. Но принять императора Александра, победителя Наполеона, властелина России, как какого-нибудь заурядного паломника духовное руководство монастыря не могло себе позволить. Как известно, «лучшее – враг хорошего». Навстречу выслали два судна в Сердоболь и Сальму. Александр прибыл в Сальму поздно вечером. Там его встретил иеромонах Арсений. Государь сообщил, что путь его – на Сердоболь. И еще раз подтвердил, чтобы не было никакой встречи. Чтобы ему не кланялись в ноги и не целовали руку. Но в тот день 10 августа 1819 года на Ладоге было неспокойно. Тучи, сильный ветер, большая волна. Государь даже спросил Арсения, можно ли выезжать в такую погоду. И тот ответил: «и в худшую плавали, Ваше величество, с помощью Божьей». Это и решило дело.
В монастыре всё время следили за озером. Но прошел день, наступил вечер, непогода не унималась. А судна всё не было. Стало совсем темно, дозорные решили, что сегодня никого уже не будет, ушли и легли спать.
Больше трех часов в полной темноте плыл император Александр. И только огонек св. Николая, покровителя мореходов, на пустынном островке помог Арсению провести через узкий пролив своего высокого гостя.
Причалили они в тишине и мраке.  И только когда подымались наверх по гранитной лестнице, в монастыре узнали о приезде. Зазвонили колокола. Засуетились монахи. Стали собираться, пробираясь во тьме по монастырскому двору с ручными фонариками. А гость стоял на церковном крыльце и терпеливо ждал.
Для монастырского руководства Александр был высочайшим начальством. Монастырь, как и вся Россия, – «его вотчина». Но император, несмотря на неудачную встречу, держался не как начальство. На этот раз он был простым паломником, богомольцем. И «паломник» должен был ждать, пока в соборе «приуготовляли». Люстры сияли, хор пел многолетие. Александр приложился к иконам, подошел под благословение к игумену и по очереди ко всем иеромонахам, каждому целуя руку. Себе же запретил кланяться земно.
В нижней церкви поклонился раке над мощами св. Сергия и Германа, а потом пил чай у игумена. Государь говорил, что давно собирался на Валаам, да задерживали дела. Расспрашивал обо всем, что касалось монастыря. После чая его отвели в царские покои над Святыми вратами. Уже в два часа ночи он был у дверей собора – пономарь едва успел отворить их. Александр отстоял утреню в соборе, раннюю обедню в церкви Петра и Павла, потом осмотрел монастырь и пешком отправился по пустынькам в лесах.
После полудня возили его в шлюпке по скитам, и Александр любовался красотою вод, лесов и гранитов валаамских. А вернувшись отстоял малую вечерню. Позже вышел и ко всенощной. Поместился у столба, во время поучения сидел на скамейке с братией, как полагается. Старый слепой монах Симон тронул рукой сидевшего с ним рядом государя и спросил тихонько: «Кто сидит со мной?» Александр ответил:
– Путешественник.
«Путешественника» провожали по-царски. Звонили во все колокола. Клиросные шли к пристани впереди, пели тропарь и догматик. За ними братия и государь с игуменом. Медленно отваливало судно, медленно шло проливом под гудение колоколов. А пение сопровождало путешественника и на Ладоге: по его просьбе, пели монахи хором Спаси Господи, Херувимскую и другие песнопения.

Посещали Валаам и другие члены царской семьи: 28 июня 1858 года император Александр II совершил паломническую поездку вместе с семьей – императрицей Марией Александровной, наследником Николаем Александровичем, Александром Александровичем (будущим императором Александром III), Владимиром Александровичем (был здесь еще три раза, вплоть до 1896 года, уже с Марией Александровной), Алексеем Александровичем. На кораблях «Александрия» и «Стрельна» посетили Архангельск, Соловецкий монастырь, Петрозаводск, и затем через Свирь по Ладоге прибыли на Валаам. По дороге в Санкт-Петербург посетили Коневецкий монастырь, где пробыли 2 часа.
Особую роль Валаам сыграл в судьбе внуков императора Николая I – Николая и Петра Николаевичей. Впервые они посетили монастырь еще детьми, в 1878 г. с матерью великой княгиней Александрой Петровной и дедом принцем Петром Георгиевичем Ольденбургским. Этот год оказался щедрым на «высочайшие визиты». Здесь гостили великие князья Сергей и Павел Александровичи, Константин и Дмитрий Константиновичи, в сопровождении своих учителей и наставников.
Высокие гости Романовы – великий князь Владимир Александрович с супругой, великой княгиней Марией Павловной, присутствовали при торжественной закладке на Валааме нового Спасо-Преображенского собора 30 июня 1887 г. Еще раз супруги посетили Валаам 26 июня 1892 г. с сыновьями Борисом и Андреем – во время освящения главного алтаря нижнего строящегося собора. Торжественное освящение самого Спасо-Преображенского собора состоялось 19 июня 1896 г. в присутствии великого князя Владимира Александровича, его старшего сына Кирилла и сестры Марии Александровны.
А вот великий князь Дмитрий Константинович был единственным августейшим паломником, который приезжал на Валаам зимой, добираясь до монастыря на лошадях по льду Ладожского озера.
Последнее посещение представителями династии Романовых Валаамского монастыря состоялось в 1914 г. и было связано с именем великого князя Николая Николаевича. Но эта интереснейшая история, протяженностью более ста лет, требует отдельного повествования. Да и уже описана Смирновой О. С. [1].

3. «Невозможное человекам возможно Богу»
Приехал на два дня – остался на много лет: обычная история, говорят на Валааме. Потому что каждого, кто ступил на землю Северного Афона, приводит Господь. Одним из последних паломников Старого Валаама стал 10-летний Алеша Ридигер.
«На меня, девяти- и десятилетнего мальчика, Валаам произвел неизгладимое впечатление. Архитектура монастыря и скитов, намоленность храмов, удивительная природа северного края, духоносные старцы и насельники обители; их трудолюбие, открытость, доступность для каждого паломника и особая чуткость – всё это поражало. Во многом эти два посещения Валаама определили мой будущий жизненный путь», – напишет спустя много лет Патриарх Алексий II. «Глубоко трогательным было наше отплытие с Валаама в конце августа 1939-го», – вспоминал он. – Ощущалась грядущая катастрофа. Множество насельников пришло проводить корабль. Провожающие и отплывающие пели гимн монастыря «О, дивный остров Валаам…» Все плакали – и те, кто уезжал, и те, кто оставался. Было такое чувство, что это встреча последняя и что не придется больше увидеть Валаам с духоносными, любвеобильными старцами – молитвенниками…» [2].
Через четыре месяца после паломничества Ридигеров начнется эвакуация братии монастыря вглубь Финляндии. 2 и 4 февраля 1940 г. 70 советских самолетов будут бомбить Валаам. Советско-финская война закончится передачей обители Советскому Союзу и полным ее разорением.
Однако «невозможное человекам возможно Богу» (Лк.18:27). Сегодня восстановленный монастырь снова принимает гостей и тех, кто готов посвятить себя Господу. Огромную роль при возобновлении обители сыграли хлопоты митрополита Ленинградского и Новгородского, а затем Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, того самого мальчика Алеши, за которого молились Валаамские иноки… В 1989 году по инициативе Алексия II Спасо-Преображенский собор был передан Ленинградской епархии. С этого момента началась новая история Валаама. 13 декабря 1989 года, в день памяти святого апостола Андрея Первозванного, на Валаам прибыли первые монахи и энтузиасты – миряне, чтобы начать восстановление обители Бога. А в июне 1996 г. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II освятил бронзовую раку над мощами преподобных и новый иконостас в Спасо-Преображенском соборе.


Глава 5. Уголок «земного рая»

Валаам глазами знаменитых путешественников
«Монахи приветливо приняли меня». «Путешествие по святым местам русским». «…К ногам Христа навек прильнуть». Вынужденное паломничество. «Заблудшая овца я в божьем стаде…» «Незыблемая твердыня русского иночества». Туристический писатель. Эта поездка не прошла бесследно. Остров обретенной Церкви и потерянной Родины. «Хотим в Финляндию ехать…»

1. «Монахи приветливо приняли меня»
В 1828 году на острове побывал финский ученый-фольклорист, поэт, собиратель карело-финского эпоса «Калевала» Элиас Леннрот. Сын сельского портного, он получил медицинское образование, но занимался журналистикой и фольклором. Был профессором Хельсинского университета. Основал первый в Финляндии журнал «Пчела». Леннрот много путешествовал по Финляндии и Карелии. О своей поездке на Валаам он рассказал в книге «Путешествия Элиаса Леннрота». Книга впервые опубликована на русском языке.
Ученого восхитила красота Валаамского монастыря. «Я ходил по монастырю, заглядывал во многие кельи и случайно попал в келью одного финского портного. Он знал несколько новых песен, и я записал их». Леннроту особенно понравилось гостеприимство монахов: «Монахи приветливо приняли меня, келарь принял меня хорошо и сказал по-русски: «Добро пожаловать», «похоже, здесь считается делом чести позаботиться о том, чтобы все гости присутствовали на трапезе, потому что меня с большой настойчивостью, почти насильно привели к столу».
Монахи, которые владели финским языком, стали гидами гостя- лютеранина, «горевшего желанием посмотреть всё вокруг». Они также позаботились об устройстве гостиничного места для путешественника. И были предупредительны. Однако строго требовали от гостя соблюдения правил поведения на острове. Так, вопреки тому, что «неутоленное желание посмотреть монастырь начисто отогнало сон», его вынудили отдохнуть после трапезы, как того требовал распорядок дня. Или, как пишет Леннрот: «Я вошел в церковь, где как раз шла служба… Постояв немного, я присел на лавку, которая тянулась вдоль стены. Но мне не дали спокойно посидеть, один из монахов строго прикрикнул: «Стойте!» Я счел, что лучше послушаться и встал». За оказанное гостеприимство ему пришлось с уважением относиться к православным порядкам.
Гостя-лютеранина интересовало всё: «я бродил по монастырю и его окрестностям… шел в лес, ходил по полям и садам, за которыми здесь был неплохой уход…» Леннрот посетил скит и, конечно, не мог пройти мимо могилы шведского короля Магнуса. «Я продолжил осмотр реликвий, которых здесь великое множество. Сначала мое внимание привлекла небольшая мраморная часовенка по ту сторону монастырской стены. На ней были высечены имена царя Александра I и великого князя Михаила, я попросил служителя, знающего финский язык, пояснить надпись. Он рассказал, что эта часовня построена в честь посещения Валаама Александром I».
Любопытство сменилось восхищением, когда он поднялся на колокольню и увидел звонницу с 17 колоколами. «Какой же это стоит перезвон, подумалось мне, когда все колокола приходят в движение… Русские звонари, должно быть, очень искусны в своем мастерстве, если умеют звонить в нужном такте одновременно во столько колоколов», – запишет он потом в дневнике. Особенно впечатлил путешественника Преображенский собор: «Вечернее богослужение уже началось, и я пошел в церковь. Я был немало удивлен представшим вдруг передо мной великолепием. Стены были сплошь покрыты картинами в позолоченных и посеребренных рамах. Позолочены и посеребрены были колонны и сводчатый потолок. То тут, то там поблескивали драгоценные камни, вправленные в серебро и золото окладов. Куда ни бросишь взгляд, везде золото, серебро и упомянутые картины, на которых изображены сцены из Ветхого и Нового завета, а также лики святых и пр. Особенно много картин из жизни основателей монастыря, преподобных Сергия и Германа».
По этим росписям Леннрот знакомился с преданием о Сергии и Германе: «На одной изображено, как они поплывут по волнам по каменной плите, на других – как они основывают монастырь либо ведут службу и благословляют молящихся». И далее сообщает то, что услышал от монахов: «Неизвестно, что заставило Сергия и Германа отправиться в путь с восточного побережья Ладоги <…> на отколовшейся каменной плите, которую носило по волнам и прибило к берегу Валаама. Возможно, внезапное нападение неприятеля вынудило их покинуть материк. Так или иначе, но спасение они нашли на Валааме. Здесь они привлекли к себе внимание своей глубокой набожностью, а также тем, что умели творить чудеса, поэтому на многих картинах их изображают в виде чудотворцев. К ним шли богомольцы, среди которых были и такие, которые пожелали оставить родной дом и вместе с ними молиться, чтобы снискать для себя царство небесное. Так было положено начало монастырю. Сами основатели немало потрудились для этого, установив строгие уставы, которыми, видимо, придерживаются здесь до сих пор наравне с уставами, введенными позднее». Письменное свидетельство Леннрота оказалось особенно важным потому, что росписи собора, увиденные и описанные им, в дальнейшем были утрачены.
«Я долго смотрел на посеребренные купола многочисленных монастырских церквей», – запишет Э. Леннрот в дневник.
Возвращался с Валаама Леннрот вместе с шестью богомольцами-карелами, крестьянами и рыбаками Сортавальского прихода. Дальше он пошел по районам пограничной Карелии, населенной финнами-лютеранами и православными карелами. Присматриваясь к их взаимоотношениям, с удовлетворением записал в дневник, что православные и лютеране «живут в добром согласии», добавив: «В этих краях не наблюдается того уничижения веры соседей и возвеличивания своей, какое нередко случается… Здесь, наоборот, финны-лютеране каждое воскресенье ходят на православное богослужение, которое начинается на несколько часов раньше, чем их служба, а православные, в свою очередь, прямо из церкви во главе с попом идут в лютеранскую церковь».
Э. Леннрот посетил Валаам в то время, когда начался период расцвета обители. В последующие десятилетия XIX века монастырь станет одним из крупнейших и богатейших в Русской православной церкви. Цари и великие князья, знать и купечество обеспечат монастырь, который пользовался авторитетом «российской святыни за границей», огромными средствами на строительство, устройство быта и службы, а также на широкую благотворительную работу среди местного населения [1].

2. «Путешествие по святым местам русским»
Из русских литераторов первым побывал на Валааме в 1833 году Андрей Николаевич Муравьев. Светский молодой человек, потомок известного рода. Его отец, Николай Николаевич Муравьев, – ученый, математик, основатель математической школы в Москве и школы колонновожатых, будущей Академии Генерального штаба в Санкт-Петербурге – очага декабристского мировоззрения. Генерал-майор. Участник войны 1812 года. Его мать, Александра Михайловна, тоже из знатного рода, женщина образованная и очень религиозная. Она с раннего детства привила детям любовь к православной вере. Однако воспитать всех своих детей не успела. Андрей был пятым ребенком. Воспитанием шестерых сыновей занимался отец, еще не старый вдовец, с помощью родственников. Андрея отдали на их попечение в Петербург.
После выхода в отставку Николай Николаевич забрал девятилетнего Андрея в Москву. Мальчик оказался в военной среде, подружился со многими воспитанниками школы из знатных семей. Светское образование, которое давали детям, было всесторонним, поэтому много внимания уделялось и литературе. Андрей проявлял к ней особую склонность. Ему пригласили преподавателя российской словесности, поэта и переводчика С. Е. Раича, родного брата епископа Калужского и Боровского (впоследствии митрополита Киевского Филарета (Амфитеатрова). С. Е. Раич уже несколько лет занимался с Ф. И. Тютчевым. «Не будучи сам оригинальным поэтом, Раич имел, однако, тонкий образованный вкус и, по духу того времени, страстно любил поэзию, которой, можно сказать, посвятил всю свою жизнь» (по словам Муравьева). В литературном кружке Раича в муравьевском доме собирались литераторы. Это оказывало свое влияние на 14-летнего Андрея. Следуя примеру наставника, он тоже увлекся переводами. Занимался латинским языком, французской и немецкой литературой. Из русских поэтов его кумирами были Г. Р. Державин и И.И. Дмитриев.
Вскоре его определили «к архивным юношам» – архивариусом в Московский архив Коллегии иностранных дел. Но ненадолго. Отец-генерал хотел видеть сына военным. По его ходатайству Андрея зачислили в 34-й егерский полк 2-й армии, который располагался в Тульчине. В это время Андрей впервые посещает в Киеве Печерскую Лавру и все соборы. «Дышал родным воздухом» в «колыбели нашего отечества». Это посещение Киева во многом повлияло на его дальнейшую судьбу. Хотя молодой человек стремился полюбить военную службу (он получил чин прапорщика и был определен в Харьковский драгунский полк), но через год он приезжает в свой отпуск в Москву, встречается с родными и знакомыми, ходит на балы и в театры, занимается литературным творчеством в кружке Раича. Светская и творческая жизнь увлекла юношу. «Мне было 17 лет, – вспоминал он, – и я был более неопытен, нежели сколько бывают в эти годы, потому что на всё смотрел сквозь романтическое покрывало». В следующий отпуск он отправляется в Крым, увидев который, «сделался поэтом». Знакомится с А. С. Грибоедовым, который на девять лет его старше и уже завершил «Горе от ума». Эти встречи имели для Муравьева-поэта, как признавался он сам, решающее значение. Но его больше влечет иностранная литература. И, подражая своим кумирам, он учит английский и итальянский языки. Под крымскими впечатлениями начинает создавать свои многочисленные «подражательные» произведения.
Приезжая в Москву, А. Н. Муравьев также часто бывает в «блестящем» доме дальней своей родственницы, княгини Зинаиды Волконской. Он тесно общается с любомудрами, с М. П. Погодиным. Здесь юный поэт познает радость своего литературного дебюта. С. Е. Раич публикует пять его стихотворений в московском альманахе «Северная лира». И на них одобрительно отзывается Пушкин. Вдохновленный успехом, молодой прапорщик решает подать прошение об отставке. Это удается не сразу. Он возвращается в полк. И всё же вскоре Муравьев был «уволен от службы с повышением чина для определения к статским делам». Андрей Николаевич живет в Москве и Подмосковье. Но занимается не только литературой, а успешно сдает экзамены на юридическом факультете в Московском университете и получает аттестат. Однако русско-турецкая война вынуждает его снова вернуться в армию. Религиозный смысл войны (борьба за освобождение единоверцев) близок убеждениям молодого человека. Муравьева причисляют к дипломатической канцелярии командующего 2-й армией гр. П. Г. Витгенштейна при Министерстве иностранных дел. Новое знакомство – с А. С. Хомяковым, с которым «очень сошлись во время кампании, по его благородному и кроткому характеру» и после долго поддерживали взаимную связь в Москве, когда уже «он был во всей поэтической своей славе…»
После поражения Турции и заключения мира Андрей Николаевич решает исполнить давнее «желание сердца»: «пуститься в тяжкий и долгий путь, который всегда был моею целью, – в Иерусалим». Как писал К. Бальмонт, любовь к далекому, к тому, что связано с мечтой, – вот, быть может, первый признак романтизма. <…> Они жадно устремляются <…> к иным странам, к чужим краям. Романтики устремляются от прозаических, серых будней своих стран в экзотический, яркий мир чужих, дальних стран, прежде всего стран Востока. 2 [1] Муравьев вспоминал: «Щедрою рукою вознаградил меня Господь, ибо все, что я ни приобрел впоследствии, как в духовном, так и в вещественном, истекло для меня единственно из Иерусалима. Это была минута, едва ли не лучшая в моей жизни, за которую действительно сторицею получил я воздаяние» [2].

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70778095) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
КГМИИ – Киргизский государственный музей изобразительных искусств имени Гапара Айтиева.


2
Доподлинно нам неизвестен автор этих слов, но можно предположить, что им является академик И. Г. Александров, работавший в начале 20 века на строительстве железной дороги Оренбург – Ташкент, а с 1912 года приглашенный в отдел земельных улучшений и с 1913 года руководивший изыскательскими работами в верховьях реки Сыр-Дарьи, досконально знакомый с проблемами развития как Средней Азии по собственным работам, так и Чуйской долины по работам своего коллеги В. А. Васильева. Юрий Беляков тот, кто превратил Чуйскую долину в оазис… (Алексей Семенович Урываев (1896–1937), «СК» / 14 марта 2018г.).


3
Владельцем здания Сибиряков был почти двадцать лет. Именно оно вместе с крупным денежным пожертвованием он подарит впоследствии П. Ф. Лесгафту, который на вырученные от его продажи средства построит собственный дом для своей биологической лаборатории и естественнонаучного музея. Современный адрес бывшего владения И. М. Сибирякова такой: Лиговский проспект, 1 (Лесгафт П. Иннокентий Михайлович Сибиряков. Некролог / П. Лесгафт // Известия Санкт-Петербургской биологической лаборатории. – 1901. – Т. 5. – Вып. 3, 5).


4
Михаил Константинович Соколовский в 1916 г. был избран председателем Петроградской губернской ученой архивной комиссии. Он сохранил для потомков подробное описание судебного освидетельствования Иннокентия Михайловича Сибирякова, на котором тот был полностью оправдан.