Парадиз
Евгения Витальевна Бильченко
Это – книга стихотворений о метафизике Петербурга, весьма необычная книга о Городе. Автор книги, коренная киевлянка, впитавшая в себя первообраз Матери городов русских, воспринимает Киев как начало, а Петербург как венец единой цивилизации. Петр и Пушкин, Гумилев и Ахматова, Хтон и Олимп, закоулки Коломны и регулярные парадные проспекты для автора – реальные собеседники. Петербург стал для поэта призмой, сквозь которую он переживает себя, время и вечность.
Евгения Бильченко
Парадиз
В оформлении обложки использована фоторобота Сергея Адамского
@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ
© Е.В. Бильченко, 2023
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2023
Чай с малиной
Таджичка стоит на Фонтанке и нервно курит:
её накрыло.
Постмодернист выставляет фаллос в «Свиное рыло».
Туристы пытаются всё запомнить, шалея от круговерти
Ампира, готики, классицизма…
Павел – жив, но боится смерти.
«Прадеду правнук» ставит, как водку, злато.
Над светской чернью
Либерализма по универам насмехается ополченец.
Между Пестеля и Некрасова – оконца багровый
ломтик:
Хочется верить, что там живёт волшебник,
а не кислотник.
Горло болит, заложенный нос, хроническая простуда…
Завари мне окно малиновым чаем, в сердца налей
посуду.
Я буду пить его, не остужая, с ветром балтийским,
сизым:
Это окно – хипана? Шамана? Идиота? Эмомарксиста?
Когда же меня накроет всерьёз сплином,
как ту таджичку,
Появится мисс с черепами в ушах – эдаким русским
живчиком, —
Волоча за собой тома Елизарова, Прилепина
и Лимонова,
Улыбаясь во весь свой сибирский рот,
а не сдержанно – так, как Мона.
И космос, вселенскою добротою принятия
ёкнув-охнув,
Примется пить негасимый свет мировых
петербургских окон.
И где-то там, за тысячи километров,
на улице Красноармейской,
воё зажжётся в ответ…
Не боись, Павел, нет никакой смерти
7 ноября 2021 г.
Вакцина
Когда твоя комната – чуть больше шкафа,
чуть меньше Монако,
Когда твой коммунизм воскрес христианскою
коммуналкой,
Когда все, что ты можешь, – валяться простудно и сиро
В кровати, которую сам у себя же и аннексировал,
Становятся странными и чудными мечты поэтов
О тиражах и славе, об Инстаграме и «обо всём вот
этом».
Твои же мечты ограничены: плечом, нимесилом,
чем-то,
Сбивающим жар и ломоту, спиртом от ополченца
И чаем с малиной от сестры твоей, блокадницы
Татианы:
Русская медсестра важнее любых ti amo.
Русское поле экспериментов важнее, чем вакцинация.
А ты упал.
Ты лежишь в раю.
Ад устал за тобою гнаться.
7 ноября 2021 г.
Расстрельная стена поэтов
В этом мире, где хамом на хаме
Размножается тля из трухи,
Я живу у стены со стихами,
И меня ненавидят стихи.
Будто лепет младенца учуяв,
Вырвусь в полночь к стене той одна
Нараспашку в пальтишке и в чунях,
И меня расстреляет стена.
Позабыв весь свой рэп, все былины,
Балалаечный дикий азарт,
Стану нежной, ахматовской, длинной,
Обучусь, как в семнадцать, азам
Безупречно точёного метра:
Мысль, ясней, чем платоновский «Пир»,
Поскользнётся на шкурке из ветра
И ударится лбом об ампир.
И опять Маяковского всмятку
Будет жадно ерошить душа,
Наступая хорею на пятки,
Амфибрахию в темя дыша.
И взорвётся стена недовольством:
Что за шкет к ней пришёл от сохи —
Беспорядочный, высоковольтный,
Убивающий током стихи?!
И я ей отвечу: «Анна Андревна, в мире, где хам на хаме
Размножается тлёю, способной вертеть
трушными нестихами,
Как девицами на тую, где брат убивает кровного
Брата на самой дурной войне, я не умею – ровно.
Вот такая теперь русская, мать её, литература:
Из таджикской шавермы, из французского рататуя,
Из книг запрещённых про ополчение, из икающего
Икара,
Из Рыжего и Лимонова, из припадочного Захара.
Из нас из всех, «сильных, злых и весёлых»,
Как говорил Николай Гумилёв, спасибо ему за всё.
Блаженны те, кто правильны и тихи, кто
неправильны и лихи…
Я живу у стены со стихами, и меня ненавидят стихи.
8 ноября 2021 г.
«Дарю лишь жизнь»
Свято-Преображенский, где вокруг на велосипеде
Ездил Бродский, интересует сегодня не
Александровичем,
А своей соборной оградой, знаменующей о победе:
Кольца трофейных орудий, чьи имена я сам доучу.
Из цепей с моей рокерской шеи (потому что рок умер)
Свиты изящные, несмотря на свою громоздкость,
Шнуровки чугунные. В их сетях пушки стоят, как кулеры
В платных клиниках: дулом вниз… А были такие
монстры!
Одна называлась: «Дарю лишь смерть», – и где она
смерть та, где она?
Врыта по самое некуда, дабы более не стреляла,
В болотную магму земли русской, угомонившей
демонов:
Всяка лярва, сверни ей кранник, становится просто
ляля.
При правильном обращении пушка – деталь ограды:
Так, дедушка плёл из траурных лент, после бабушки
похорон,
Бантики для коробочек. И всё повторял: «Не надо!
Не смейте Неличкино лицо ховать в этот чёрный
схрон!»
Вот такие уроки, непацифистские и полковничьи,
Дарят военные храмы, дарят военные наши деды.
Чё ж это, зря пропадать добру? Пусть послужат, пока
покойнички.
А в день Воскресения Бродский всем даст по велосипеду.
13 ноября 2021 г.
Пушкин
Любовь и космос: день ноябрьский
Пронзён четырехстопным ямбом
Того имперца, маргинала,
Что жил на Мойке, дом двенадцать,
И, говорят, дружил с царём и
При этом шлялся к декабристам.
Но царь его прощал, поскольку
Его доклады были кратки,
Как в Таврии, где саранчою,
Что прилетела, села, съела
Весь урожай и улетела,
Был ниспровергнут губернатор.
Хотя возможно эту байку
Придумал Хармс в угаре бунта.
Единомышленники ж взяли
И превратили в чёртов дискурс,
Чтоб сделать Сашу либералом
Рукопожатной их тусовки.
А космос – тот же: он – ноябрьский.
И вновь четырехстопным ямбом
С цесурою в конце четвертой
Строфы он поражен навеки,
Как я, когда не траванулась
Яичком с красною икрою
За сто рублей в кафе «Маяк», где
На двести можно обожраться,
Как те бояре на тойотах
У старика Гребенщикова,
Когда он был ещё вменяем
И гениальный делал космос,
А Пушкин в меру пушкиньянца
Ему завидовал и злился,
Поскольку ямб лепить не трудно.
Труднее петь, как Елизаров.
Ещё ж труднее: на рассвете
Назначить секс своей же смерти…
Как много девушек хороших.
14 ноября 2021 г.
Свет в окне
Интеллектуальная гуманитарная молодежь из СПбГУ,
Чьи предки слушают Розенбаума («Ара-губа» и «Ау»),
Называет подобные вещи словами: «хтонь»,
«хэлловин», «инферно», —
В концептуальных клише лексики постмодерна.
Молодежь в куцых штанах в ноябре с оголенными
икрами
Бывает на удивление злой, на удивление искренной.
И мне они даже нравятся, если день с утра задаётся.
Жаль, что, чем дальше в ночь,
тем меньше во мне толерантненького нью-йоркца.
Несмотря на то, что меня в шизо убедить им
едва ль удастся,
На какую-то долю депрессняка, я делёзю их декадансы.
Но, если в свинцовом полночном небе светит одно окно,
Значит, Невою – любви, болезни, смерти – горит оно.
А если в этом окне собор иконою отражён,
Это значит, что хомячок в шмотках брендовых им
спасён.
От света в воРонке двора-колодца инфернальная
блекнет тень…
Мармеладова Сонечка зачинает новую диалектику.
18 ноября 2021 г.
Вода
Я была у тебя всегда, и ты был у меня всегда:
Просто пришлось проехать нам сто дорог,
Чтобы понять, что мы с тобой – не разлей вода:
Один кран и один сортир, один сток и один Бог.
Одна Фонтанка, одна Смоленка, одна Мойка,
Одна Лебяжья канавка, одна Нева.
Это – мой прадед вернулся с работы мокрый:
Моего бесправия заячьего, чаячьего права.
С добрым утром, любимый город, как говорят
Все хипстерские соцсети твоих туристов.
Как же меня смешит их цветной парад,
Мчащий с Европ локальных к царю на пристань.
Но всё это пустяки: постмодерн нам – не апогей.
С добрым утром, Анна, Иосиф и Николай.
С добрым утром, Владимир, здоров, Сергей,
В ваших дворах – колодцы и ни кола,
Только колокола… Я была у вас всех всегда,
Мой дорогой муж, мой дорогой брат.
Один писатель сказал мне, что, таки, да:
Некоторые не попадут (вода их очистит) в ад.
20 ноября 2021 г.
Миссия
Настроение у ремонтника у таджика,
Взгромоздившегося на жесть, – никакое.
Накануне снега воздух пахнет аджикой.
Зима – лезвие: полосни недрогнувшею рукою.
Таджик лезет на крышу и думает: «Нафига?»
«Нафига» – это слоган русской, мля, экзистенции.
У таджика опухла вена. И очень болит нога.
У мороси перед первым снегом опухли терции.
Депрессию лечат водкой с доксициклином.
По новолевым клубам бесится стародёжь,
Именуя себя «молодёжью». На мост Калинов
Выходит Добрыня: правда одолевает ложь.
Снег выбелит красные мои гланды, мои шатуны,
И я превращусь из ленинца в булкохруста.
Мальчики из квартир, не слезая с ВК-стены,
Скажут что-то против системы, ну и про Пруста.
Рокеры, несмотря на мем, что #рокумер,
Зазвездятся своим неистовым пацифизмом.
Прадедом Мишей этот снег нареку, мам:
Слава Богу, что я – не хипстер, а метафизик.
А у ремонтника у таджика – одна задача:
Сделать так, дабы был свет в коммуналке пять.
Иисус живёт в старом жилфонде, – значит,
Ни левые и ни правые Его не смогли распять.
И Христос говорит таджику, что Он – Аллах,
Ибо каждому истину на его несут языке.
Начинается снег. Город спускает флаг.
Библия, как драккар, плывёт по Неве-реке.
21 декабря 2021 г.
Лезвие
За стройной, как дура «Барби», чернокожей его спиною
Расплескался багрянец цвета «Киндзмараули».
Дядя Саша, а, дядя Саша, поговори со мною!
Я оборзею и всем живым влеплю в амфибрахий дулю.
Дядя Саша, а, дядя Саша, позволь мне быть
фамильярной.
Я жизнь за тебя отдала, теперь – стоит ли мелочиться?
Мертвецы обучают ямам. Глупцы обучают ямбам.
И только ты своим пятистопным светишь,
как дух пречистый.
Возьми меня, дядя Саша, вместо своей Наташи:
Не буду тебе женою, а буду Дельвигом тебе Кюхлей.
Будем бегать с тобой над небом – винным, расейским,
нашим —
И долго-Волго на скорбном мате лясы точить на кухне.
И останется пляшка на полбеды, и дикие многоточия.
Я люблю тебя очень, Саша: сильней, чем ты – ту и ту.
Ты – на дороге моей шизо обочина, червоточина
На руке моего столетия – божественное тату.
Дядя Саша, а, дядя Саша, выдраться с тобой в лес бы мне,
А то современники светской чернью роятся вокруг,
как слепни.
Я ношу сердолик в серебре на пальце,
на шее ношу я лезвие:
Полосну по глазам стимпанком метафизики да ослепну.
Дядя Саша, а, дядя Саша, зачем нам графья, бароны,
Хипстеры, либералы, пацифистические убийцы?
Мне подарила лезвие мадам из Минобороны,
Постмодерная Анна Керн: ты бы в неё влюбился.
Но ты стоишь – неприступный, ах, – салонной блажь
поэтессы.
А я тебя слышу, как пацана, что мотает в Ясиноватую.
Дядя Саша, а, дядя Саша, я спасу тебя от Дантеса.
Видишь артерию? – Это я закат для тебя разматываю.
23 ноября 2021 г.
Колыбельная Петербургу
Спокойной ночи, родное сюровое шизо!
Если бы знал Делёз, ведал бы Деррида,
Как здесь течёт вода – космическою слезой, —
Они б не придумали философии никогда.
Не придумали бы и ладно: как было б хорошо!
Половина бы универов лишилась культурологии,
И наконец-то бы разумом и душой
Наполнились академические пороги.
Не культурологи мне милы, а пацан с Донбасса:
Мы сидим на кортах, мы же – на Достоевском.
Какая богема? Здесь час пилять до «Парнаса»,
Античность, Ленин, Сталин и песня «Yesterday»
Сосуществуют: культурного винегрета
Порция для туристов – в бюро «Пегасик».
Но Казанская Богоматерь – источник света.
И никто её не погасит.
Никто её не погасит.
25 ноября 2021 г.
Любовник
Призрак штабс-капитана следует по Фурштатской
В штатском к своей белокурой бестии Лизавете,
Звезде Парадиза, Лили Марлен Северной сей Пальмиры.
Это потом – черносотенцы и эсеры, чекисты, штатские.
Это потом – блокада, девяностые, онеждети.
Это всё – потом… А покуда – дождь: сотворенье мира.
Лизавета – певичка в доходном доме. При слове
«шлюха»
Штабс-капитан сатанеет и разбивает кулак
О ближайшего немца из лютеран.
В штабс-капитане бес с богоносным духом
Уживается кое-как
И болит на дождь, как одна из ран.
Вслед за штабс-капитаном, которого нет красивее,
Следуют кошки в модных беретах, его облизывая
И требуя.
Следует вся Россия.
Следует дура Лиза.
И вся эта тысяча продолжается аж с семисот третьего.
26 ноября 2021 г.
Первый снег в Питере
В моём городе нет ничего такого, что показывают
в Фейсбуке
На туристических фото про «первый снег».
Сулейман из кафе напротив кормит шурпой
лауреата Буккера.
Сквозь позёмку шагает в худи худенький человек.
Когда-то я тоже была падкой на красивости
и пейзанство:
Недостижимого симулякра – прелесть и милота.
Но снег идёт по
qr-кодникам,
антиваксерам,
по обилеченным
и по зайцам.
Его лечат курением, свесившимся с моста.
В моём городе нет ничего империалистического,
Потому что Империя – призрак, и хочется, как ребенка,
Ее погладить по шее хаски и обезличиться.
Первый снег есть последний ты. Ксюша на шее тонкой,
Высунувшейся из под семи немодных и серых
Дедушкиных жилеток, кофт, маечек, свитеров,
Разговаривает, как снег, – первой последней верой
В антибиотик, в зернистый творог, в семь сквозняков
дворов,
Где ты прячешься, вмявшись в арку,
с лайтером, дохнущим на ветру,
И пытаешься прикурить от космического Ничто.
А Ксения-матушка говорит: «Прекращай игру
В матрешку из летних курток… Люби. Надевай пальто».
29 ноября 2021 г.
Кариатида
Когда начинается снег, хорошо лежать,
стонать и болеть.
Вставать в четыре часа дня, не шастать вечером
в клуб «Борей».
Оставаться в своей коммуналке, похожей на тёплую
клеть,
И ждать, когда сантехник Тахир залечит вторую
из батарей.
Когда начинается снег, за вечер завершаются три статьи.
И очень болит горло: болит твой внутренний Блок.
Болят твои мёртвые корни, твои неродившиеся ручьи,
И больше всего болит, сразу за всех них, Бог.
А потом приходит Тахир, говорит, батареи так и должны
Работать, не нагреваясь, ни разу, блин, до конца.
Зато у тебя в парадной – ночной дожор у весны:
Жарит в полную силу котельной, ай, молодца!
Значит, проблема во мне, в тех, кто меня не любит,
И это надо, как-то лечить, но не знаю я, как и надо ли.
И, вообще, мне все говорят, что каждому – своя ниша.
Когда начинается снег, заканчиваются люди.
Под утро снег проломил позвоночник крышам:
Я их держала, они не падали.
30 ноября 2021 г.
Вид сверху
С витой капители пилястры
Свисая, душа видит ад:
Людское занудное лядство,
Где ты идентичен как ляд
Всему, что внизу копошится,
О ступни атлантов башкой
Бодаясь, как лох и лошица,
Попавшие в царский покой.
Нам Бог подарил мирозданье —
Акме своих дивных скульптур,
А мы его сделали sральней
И спальней для дурней и дур.
Нигде не найти коммунизма.
А liberty – вовсе отстой.
Но небо сегодня – так низко,
Что всяк метр и в кепке – святой.
Из злата и сребра традиций
Устроен этнический фарс.
И даже хорошее диско
Бледнеет под натиском фар
Поддатого лазера техно.
Что ж, дух твой сердитый окреп:
Готовь для невест тили-тесто,
Начитывай Тиллиху рэп.
Слагай из своих азиатчин,
Где рядом, тихи и лихи,
Святые стоят и команчи,
Философы и пастухи.
Покуда твой недруг красивый
Красе твоей кажет кулак,
Люби, если можешь, Россию:
Не «в пику». Не «за».
Просто так.
30 ноября 2021 г.
Ода Ленинграду
В этом городе можно болеть,
Выедать пацанам мозг.
Дружить с бабулей библиотечной,
Дружить с лимоновцем.
Иметь вид гурии в камуфле,
В цветном свитерочке – птенчика.
Пить чай, переругиваясь сквозь пышки,
С анархистами и системщиками.
В этом городе можно с утра
Начинать ненавидеть погоду,
Больное горло,
Гулкой парадной сырые своды.
Сантехника пьяного, что из ЖЕКа,
Поломку назвавшего дребеденью.
Сантехника трезвого, Интернет, СПб,
За большие деньги.
В этом городе можно совсем
Не иметь ничего своего,
Кроме души: вот – его козырь!
Вот – его главное торжество.
Вот то, чем берёт он мир,
Особо не напрягаясь.
Вот почему – Ломоносов
И Россия его – нагая,
Нежная, уязвимая, —
Из безгласного бытия
Целомудренных изб,
Из тайны саврасовского ручья,
Поднимается в полный рост здесь,
Изгибается черной кошкой.
И есть в ней – демон.
И ангел – есть.
И я уже есть – немножко.
29 декабря 2021 г.
Лунатики
Вечер морозный стоял, лихой. Крещенские времена.
Над Преображенским таврийской дыней зрела
северная луна.
Не доходя до турецких пушек, я втаптывала бычок
Во глубокий, почти первобытный, снег, прижимаясь
к тебе плечом.
Зная, что мужу глава – Христос, жене – муж,
а Христу – Бог,
Я вбирала в себя, как губка, твой первородный слог.
Ты говорил мне, что надо любить всех, непременно всех!
Цветаевской «льдинкой на языке» блоковский
звякал смех.
Бубенцами отсвечивала Соборность – та, что внутри
несём.
Ребром Евы о гололёд я разбивала всё.
Кто поймет тебя лучше? Я вдоль-поперёк Руси
Распласталась всея кабаком и храмом, накося выкуси,
гой еси.
И лишь Луна, обратная сторона, в день тот была полна.
И она нашептывала на ухо страшные имена:
Миру – мир, а войне – война, там – чужие, а здесь —
свои…
Чудодейственный Спасе, дыхни огнем
в обмороженные ручьи!
15—16 января 2022 г.
Огромный
… и с каждым шагом:
злее,
злее,
злее,
становятся некрупные следы…
Сергей Адамский.
Город – огромный: ларец, шкатулка, каменное поместье.
Я – крохотный, впавший в детство, искус одолевший
мести.
Смотрю на город распахнутыми, смирившимися
глазами:
Передо мною – ни мир, ни меч: поэты сдают экзамен.
Я не участвую в общей гонке за блеском славы.
Я утратил все, кроме бытия. Последнее мое право:
Быть в этом городе всем (никем), класть ноги
на скользкий кафель:
Вне конкурсов. Вне премий. Вне лекций и вне кафедр.
Я отказался от всех ожиданий, от всех сообществ.
Сначала я злился, что жил, как царь, а умру, как овощ.
В город я шёл за отцовской лаской,
сбежав из вражеского огня,
Но никто, кто знал, не узнал меня.
А потом я понял, что здесь не спешат говорить:
«Здорово».
И край здесь суровый, но делится всякий кровом,
Если ты умеешь любить, со злом и добром, неровно,
И не оставлять следов вообще (один оставлять:
огромный).
17 января 2022 г.
Тротуар
Пределом красоты здесь храмы знамениты:
Ещё таких чудес не строили нигде.
И я иду пешком по жидкому граниту,
По чаячьим бычкам, по мраморной воде.
Котёнком под мостом хочу, свернувшись в ком, лечь,
И спать, и спать, и спать, и быть, и быть, и есть.
В бессмертие взлетел голодный Шостакович
И с неба крошит хлеб, пробив сосулькой жесть.
Девятый вал на круг дожди сопливо нижут,
И бусины летят, блестящие, во мрак.
А я шагаю в смерть: неистово, бесстыже,
И не дойду никак, и не дойду никак.
Как страстно ждут враги, когда всю кровь я вылью,
Когда дожгу огонь руды моей свечи.
И я иду, и вдруг становится Волынью
Вот этот вот гранит,
и больно, хоть кричи.
10 февраля 2022 г.
Питерский блюз
Накануне смерти, в преддверии нищеты
Я стою и смотрю, как разводят мосты.
Баночное шампанское
за сто пятьдесят рублей.
Нету меня смелей.
Вся борьба прошла. Опасаюсь: зря.
Меня оторвали, как листик календаря.
В паузах от анализов до больниц
Хватаюсь за сцену, как за карниз.
Для прыжка я живу на достаточном этаже.
Машины и люди внизу, похожие на драже,
Снуют в колеях своего ада.
Мне никуда не надо.
Я подношу спичку к единственному мосту.
Баночное шампанское гусарски шалит во рту.
Война прошла, как дурная блажь, —
Отбрасывай камуфляж.
Пузырьки плывут по воде. Трогается Нева.
У гололёда кружится голова.
Весна отдает полцарства
за клодтовского коня.
Будьте счастливы без меня.
15 февраля 2022 г.
Ленинградский вальс
В Питере – Сретение. Весна. Лимоновая Луна —
Спутник Души – качается над Михайловским.
Da Sein. Да, смерть. Да, жизнь. Хорошо, война,
Ты никогда не начнешься: много у тебя хахалей.
Много у тебя хейтеров. И увидел Бог:
Хорошо – умирать в постелях и не лялякать.
Мы бредём вдоль каналов, вдыхаем смог.
Слова скрипят под ногами слякотью.
Каналы бредут вдоль нас, обжигая ветром
Вечно мокрые боты, вечно сухие глаза мои.
Любовь – это то, что верит, и то, что верно:
На верность вере сдаю экзамены.
В Питере – Сретение. Зима – на себя пародия.
Рядом со мною ты – наивный и обожаемый,
Как тинейджер. Плывёт по Канавке Родина:
Такая Лебяжья,
что я тяну
шею, изображая её.
16 февраля 2022 г.
Блок
И вот, сидели на голом чае,
Рассвет встречали,
Души не чаяли,
А рассвет наступит ещё не скоро:
Не хватит ни пули, ни разговора.
«И голос был сладок, и луч был тонок»,
И кто-то парадную тряпкой вытер,
И война поедала моих девчонок,
И спал
С пацификом в ручках
Питер.
Мы всех воскресили, мы всех отпели,
Полоскали горло кровью и содой,
И ребенок кружился на карусели
До две тысячи
Четырнадцатого
Года.
12 марта 2022 г.
Вальс Леры
Чёрная Лера в чёрном монашьем платье,
Сестра ветерана Второй Чеченской,
Проклинает, мать её,
Либеральную интеллигенцию, но Чичерину
Тоже не слушает, предпочитая барокко.
Лера живёт с десятью котами,
С десятью алчевскими блок-постами.
Лере – не одиноко.
В этой питерской студии – много места.
Лера – Христова невеста.
Лера хотела бы стать журналистом, ибо
Верит в правду пера. Спасибо
Сислибам и комнатным патриотам,
Лера не стала корреспондентом
Ни одной из газет. Оттого-то
Она в похоронное всё одета
И улыбается над своею мечтой разбитой,
Жалея не регуляра, а ополченца.
У Леры есть вера в Бога и замполита
И мёртвый брат со Второй Чеченской.
С детства Леру не понимали:
Одноклассники, однокурсники.
У Леры отняли дали
Вдоль по маршруту подлодки «Курск».
И вместо далей дали вот это:
Собирать бинты для Алчевска.
Белая Лера в белое все одета:
Это свадьба Второй Чеченской.
Мимо митинга, мимо красивых
Пацифистов, где вот это вот всё,
В чёрном платье идёт Россия,
Кота на руках несёт.
16 марта 2022 г.
За что?
В каждую пору этого города, проветриваемую
Теплым сопливым феном, мороз пробивавающим,
В каждую щель этой шкатулки, проверенную
Моею войною, моей Отчизной, моим товарищем,
Я вползаю, втекаю, впитываюсь, просачиваюсь,
Превращаясь в некоторое подобие талой жидкости;
Мир распоролся, шов перехвачен: всякая всячина
Изнанки видна теперь, маски сорваны,
отсель наготу всю жизнь нести,
Как она есть, в любви и в бою за победу родного, нашего:
Того, что никто не мог и представить, что оно —
живое и сущее;
В каждую пору лица моего, больного и ненакрашенного,
Потея, тычется старый город, дома его, храмы, сучья его,
И в этот момент я понимаю, и ты понимаешь, и, вон,
прохожий тот,
Что всем нам есть, за что умирать, за что воскресать
и каяться:
За эти пышки, за эти пушки, за кружево, за мороженое,
За радиус площади нараспашку, за улицу-каракатицу,
За театр Коммисаржевской, за Мариинку,
за Товстоногова,
За самую крупную в освобожденном Херсоне
библиотеку,
За Святую Русь, золотую страсть, девочку длинноногую,
За папу, за маму, за Бога, за Богу подобного
человека…
2 апреля 2022 г.
Север
Суровое время готовит стального коня.
Застыла слеза на ветру в ледяное стекло.
Пудовою цепью война приковала меня…
О, как же ты грозен и честен, мой доблестный Клодт!
Мы снова на север идём ленинградских блокад,
Спеша разблокировать Бога на юге страны.
Никто здесь не свят, ибо каждый за всех виноват.
Никто здесь не брат, ибо бывшие братья равны.
А хочется музык, венчального пения птиц,
Чего-то большого, как бант на подарке сестры,
И парка, в котором поет неизвестный артист
О том, как любовь созидает и рушит миры.
И мы бы с тобою кружили, отбросив шинель,
Поправ неуместных идей виртуальный сквозняк…
Суровое время, родная моя Шаганэ.
Я стал бы нежнее, но как, моя радость,
Но как?
6 апреля 2022 г.
Голос
Так хочется быть голосом родным —
Не пришлым, не залётным, не случайным.
Пусть синие Царьграду снятся сны
Под крики сизых ленинградских чаек.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70593163) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.