Коля-Коля-Николай
Петр Сосновский
В книге, состоящей из рассказа и двух небольших повестей, описаны нелегкие судьбы разных непохожих друг на друга людей. Однако все они как могут борются, не опускают руки, и это наносное, похожее на ил, смывается, уходит прочь, а жизнь.... жизнь вся впереди.
Петр Сосновский
Коля-Коля-Николай
Посвящается матери Надежде Кондратьевне за любовь и понимание.
ПОДОРОЖНИК
Смешно мне было, я смеялся,
Поранившись, бежал домой,
Лист подорожника казался
Волшебной доброю травой.
На рану мать рукой шершавой
Его легонько приложив:
«Не нужно плакать, – мне шептала, -
Не полагается большим».
И слезы быстро высыхали,
А за окном носился свист:
Меня играть ребята звали.
Я поворотлив был и быстр,
Бежал, забыв уже о боли,
За ними вдаль, к лесной реке,
И, оглянувшись где-то в поле,
Мать видел в беленьком платке.
Она стояла долго-долго
Вот и сейчас мне смотрит вслед.
Я знаю в жизни будет много
Различных радостей и бед.
И так как в детстве со слезами
Приду однажды я домой,
И успокоит мать словами,
Волшебной вылечит травой.
ГДЕ ТВОЯ ФУРАЖКА, КАПИТАН?
Детство как никакая другая пора жизни человека переполнена мечтами. Кем только мы ребята не хотели быть – я, мои братья – Александр и Василий – космонавтами, чтобы с большой высоты обозревать землю, геологами – искать полезные ископаемые для страны, а еще моряками.
Море нас манило. Мы жили далеко от его берегов, в глубинке и, наверное, поэтому жаждали приключений: зимой, лежа на горячей печке, когда за окном бушевала вьюга, летом после уборки сена, развалившись на стоге, глядя в бездонное синее небо на облака. Я представлял себя на большом белом лайнере, рядом были мои братья, Александр – на капитанском мостике.
Жизнь распорядилась иначе. Мои мечты сразу же после службы в армии быстро рассеялись, утратили свою актуальность, я отправился в Москву к родственникам, устроился на завод, поступил в институт на вечернее отделение и о море забыл, забыл, казалось, навсегда – моя будущая специальность была чисто земной. Правда, порой во сне я нет-нет и слышал шум волн, больших, огромных океанских волн.
Мои братья Александр и Василий тоже на море не попали, но оказались ближе к мечте – выучившись, ходили по рекам Белоруссии.
Братья работали на одном буксире, таскали баржи с грузами. Александр был старше Василия. Он обладал большим упорством, освоился в пароходстве быстро и через год работы мотористом, благодаря своему усердию получил должность механика, а затем уже и капитана.
Младший, наверное, так бы и остался на должности моториста, но образование позволяло (у него был диплом техникума), поэтому Александр взял брата за руку и отправился вместе с ним к начальнику пароходства.
– Мне помощник положен?– спросил он у него.
– Да! – ответил усталый пожилой мужчина, развалившийся в кресле.
– Вы знаете, у меня нет помощника! Теперь есть. Вот он, у вас перед глазами, – и Александр представил Василия.
Начальник пароходства тут же согласился. Он не собирался упорствовать. Да это было и ни к чему.
– Ну, хорошо-хорошо, только вот что? Моторист на твоей совести. Ты знаешь, найти человека на эту должность нелегко. Найдешь, и твой брат будет работать помощником капитана.
Александр нашел замену Василию и ни где-нибудь, а в порту. Он не один раз с упоением рассказывал мне, чего это ему стоило. Я не понимал специфики работы ни в порту, ни на речных судах, но одно мне было ясно, Александр мог работать с людьми.
Братья были разными. Я, глядя на Александра, не раз думал о том, что он в отличие от Василия в жизни добьется многого. Мне не раз приходилось видеть его за письменным столом, как-то я не удержался и спросил:
– Снова куда-то пишешь?
– Да! – ответил он. – Пишу, в морское пароходство. Сколько можно ходить по рекам, довольствоваться малым? Я себя вижу на море. Работы я не боюсь, согласен на любую должность. Мне бы только зацепиться…
Время от времени я наведывался на Брянщину в село, к своим стареньким родителям: матери Надежде Кондратьевне и отцу Владимиру Ивановичу. Мои братья приезжали домой чаще, чем я, но, соблюдая очередность, иногда, когда их судно становилось на ремонт, получалось так, что они оказывались дома вдвоем.
Однажды мы собрались все вместе. Я уже не помню, что это был за день. Нам было интересно. Я подшучивал над братьями. Василий отвечал мне. Он к шуткам относился спокойно, а Александр часто злился и уходил от нас.
Я заметил: Александр не в настроении. Мне было непонятно состояние брата. Василий все объяснил:
– Сеня, ты знаешь, что надумал наш средненький? Жениться желает. Правда не знает на ком.
Я решил, что он шутит, и сказал:
– Да у него же есть невеста.
– Есть, то есть, – согласился Василий, – но его невеста велела ему подождать, пока она не закончит институт. А он ждать уже не хочет, вернее, не может, – объяснил мне брат. – И теперь кричит, чтобы я вместе с тобой нашел ему девушку. Мать вчера была в центре, ходила в магазин и заприметила там одну «гарну дивчину». Она работает на приеме посуды. Так вот о ней соседка Анастасия Шувара нашей матери сказала, что если это дочка Ивана Выпова, то лучшей жены для нашего брата и не нужно. Может быть, мы с тобой сходим, взглянем на девушку, Александру интересно наше мнение.
– Хорошо, – согласился я, – давай сходим, все равно делать нечего.
Мы пошарили по углам дома, нашли несколько бутылок из-под воды, смахнули с них пыль, сунули в сумку и, пригладив волосы, отправились на «разведку».
Я шел размеренно, не спеша. Василий, меня торопил. Он боялся, что мы можем опоздать, начнется обед и тогда придется без толку целый час болтаться у всех на виду – в центре села. Но – обошлось. Еще издали я заметил, что окно приемного пункта открыто, а значит, просто так мы не уйдем.
Я первый заглянул вовнутрь помещения и поздоровался, следом за мной Василий.
Брат не удержался и спросил:
– Как зовут, красивую?
На что девушка улыбнулась и тут же ответила:
– Я, Татьяна!
– Он, Семен! – сказал Василий, и ткнул мне в грудь пальцем. Я, вынужден был принять игру брата и дополнил:
– Это, Василий!
– Ну, вот мы и познакомились, – отозвалась Татьяна, – а теперь подавайте мне вашу посуду.
Василий тут же принялся вытаскивать из сумки бутылки. Я брал их у него из рук и отправлял в окно Татьяне. Не знаю отчего, но одну из бутылок девушка забраковала, отбросив ее на пол, а, не поставив в ящик вместе с остальными. Я хотел воспротивиться: мы к ней можно сказать на смотрины пришли, чтобы после познакомить с нашим братом Александром – женихом, а она обманывает, но Василий тайком наступил мне на ногу и заставил замолчать.
Татьяна была не красавица, но симпатичная, Василию и мне она приглянулась. Мы разговорились. Девушка сообщила нам, что закончила всего восемь классов.
– Продолжать учебу я больше не могла. Наша семья живет бедно. Нужно работать – помогать родителям. Вот, так! – сказала она.
Я узнал, что девушке еще нет восемнадцати лет. Из-за этого ее не брали на работу, но мир не без добрых людей – устроили. Еще Татьяна обмолвилась о том, что она иногда посещает танцплощадку. Мой брат не удержался и тут же пригласил ее. Я намекнул Татьяне, что ее ждет сюрприз. Она заулыбалась и, расставаясь, сказала:
– Не знаю, не знаю, может и приду!
Домой мы бежали. Нам не терпелось сообщить о встрече Александру. Он должен быть доволен.
– Ну, как ты думаешь, – спросил я у Василия, – она на танцы придет?
– Конечно, – ответил мне брат. – Ты, что сомневаешься?
Я промолчал. О девушках я тогда мало знал, и судить не мог.
Вечером мы нарядились и втроем пошли на танцы, где и познакомили Александра с Татьяной. Девушка брату понравилась с первого взгляда. Он не отходил от нее и по окончании, когда музыка на танцплощадке затихла, и свет стал гаснуть, отправился ее провожать.
Скоро мы от него узнали, что он сделал Татьяне предложение. Она согласилась, но сообщила, что у нее есть парень и неплохо было бы Александру с ним поговорить, когда тот приедет на выходные – он учился где-то в городе.
Мой брат встретился с ее парнем. Он оказался его хорошим знакомым. В конце недлинного разговора тот сказал:
– Знаешь, Саша, я жениться на Татьяне не собираюсь, рано мне еще. Правда, если бы и был готов – не женился! Странная она какая-то. Я не понимаю ее. С одной стороны, девушка как девушка, все при ней: руки, ноги, голова, но есть в ней какая-то непонятная жадность. – Он помолчал немного, а затем продолжил:
– Не так давно, я, как элегантный кавалер, преподнес ей шоколадку. И что ты думаешь? Она съела всю сама, даже не предложила. Шоколадка, так себе – мелочь, но с чем связан этот ее поступок? Я считаю, что никак не с поведением – в этикете она разбирается. А вот эгоизма в ней, хоть отбавляй. Так что решай сам. Я тебе ее уступаю. Если хочешь мой бесплатный совет, не спеши!
Это были первые трезвые слова обо всем подумать, может быть, опомниться. Но брат уже ничего сделать не мог. У Александра, как у того большого белого лайнера двигатели были запущены. Он стоял на его мостике в красивой черной форме капитана и смотрел вперед; согласно, намеченного курса.
Дня через два-три после танцев, девушка пригласила нашего брата к себе в гости, но попросила, чтобы он пришел один.
Александр, облачившись в свою парадную форму, отправился к ней домой. Мы с нетерпением стали его ожидать. Он появился под вечер. Я сидел во дворе на ступенях крыльца и пытался читать книгу. Василий находился на улице, у дома. Вдруг до меня донесся его голос:
– Сеня, Сеня, скорее, скорее – смотри, наш средненький идет пьяный в дым и без «головы».
Я выскочил на улицу. Александр шел, переваливаясь с ноги на ногу, глаза его странно блестели, голова была без фуражки.
Уже позже, проспавшись, брат рассказал нам, как прошло его знакомство с семьей Татьяны. Вначале все было нормально, по-людски, но, когда, сели за стол, ее мать напилась и полезла к будущему зятю целоваться, затем плакала, ругалась. Отец Татьяны, пытался образумить жену. Ну, куда там. Их младшие дети – сын Миша и дочка Надя, бегали вокруг стола, приплясывая и, хлопая в ладоши, кричали, нервно смеялись.
Встреча с родителями Татьяны оставила у нашего брата неприятные ощущения. Чтобы заставить Александра о них забыть девушка вырвала его из-за стола и потащила к своей бабушке Булихе.
Далеко им идти не пришлось – она жила в ста метрах от дома Татьяны, на краю села в старой покосившейся избе.
Они вошли в темное неприглядное помещение. Булиха возилась у печи. Татьяна окликнула бабушку.
– Меня,– сказал Александр, – она представила как своего жениха.
Черными большими глазами Булиха долго меня осматривала, а затем, перебросив взгляд на внучку, вдруг спросила:
– Танюшка, ты хорошо подумала? – скажи мне, ты хочешь за Александра замуж?
Она, как нам рассказал брат, без задержки выдохнула:
– Да, бабушка! Да!
– Ну, хорошо, хорошо, внученька. Я тебе перечить не буду. Пусть будет по-твоему, – сказала ей Булиха и пошла, накрывать на стол.
Александр, выпивший у родителей Татьяны всего ничего, был не пьяным, однако в гостях у бабушки от какой-то с наперсток рюмки почувствовал себя сломанным: изображение как в неисправном телевизоре вдруг поплыло, слова стали сливаться в сплошной гул.
Что было потом, он не помнил. Даже то, как он добрался до дома, для него осталось тайной.
Я не был свидетелем того, как развивались события дальше. Мне трудно было поверить, что у Александра с Татьяной в будущем что-то могло быть.
Прошло дня два-три. Я уехал. Мне нужно было возвращаться в Москву. Уехал и забыл.
Однако вскоре я получил «молнию» – телеграмму-приглашение:
– Сеня срочно приезжай. Я женюсь. Моя свадьба состоится… – Ниже число и подпись: Александр и Татьяна.
"С чего бы это? – подумал я, но что мне оставалось делать – выполнить пожелание брата».
Я быстро оформил на работе отпуск за свой счет и выехал.
Дома я оказался раньше моих братьев. При мне к родителям не раз заглядывала соседка Анастасия Ивановна Шувара.
– Надежда Кондратьевна, Владимир Иванович, что я вам скажу: – это не дочь Ивана Выпова, – и она принималась шептать им что-то гадкое о будущей жене Александра.
Я не желал слушать тетю Настю и уходил. У меня еще была возможность поговорить с родителями наедине. Мнение отца, да и матери, хотя она была больше, чем он подвержена влиянию брата, часто различные – звучали в унисон. В их словах проскакивало: «Это все она, Булиха, ведьма проклятая сделала». «После помолвки Александра и Татьяны, – сказали они мне, – двери дома не закрывались, шли люди, хорошо знающие нас, и умоляли, просили эту свадьбу расстроить. Настя – это что? Так, цветочки… Ты старший брат, ты должен с Александром поговорить и переубедить его, если не удастся, то хотя бы добиться переноса свадьбы на зиму, когда закончиться навигация. Возможно, Бог даст и ничего не будет».
Понять, чем вдруг Татьяна стала не устраивать родителей, было трудно. Мне, молодому парню, слова отца, да и матери о том, что у нее в роду одни пьяницы и прощелыги, хороших людей нет и не было, ничего не говорили. В одном я был с родителями согласен, Александр спешил, иначе бы не откликнулся на их просьбу. Я нашел время, поговорил с братом, но мой разговор ничего не дал. Александр меня не слышал.
Свадьба состоялась. Что мне запомнилось? Было шумно. Гости много пили. Однако водка так и не смогла придать торжеству необходимого веселья. По окончании свадьбы друзья Александра, перед тем как уйти в темноту осеннего холодного вечера, долго хлопали его по плечу и непонятно чего желали, со стороны казалось, что они навсегда прощаются с ним.
Молодым – Александру и Татьяне родители выделили комнату. Утром, в первый же день, они рассорились. Татьяна оказалась яблочком не целым, а надкушенным. Отец потребовал, чтобы Александр выгнал ее, как это делалось издавна в нашем селе, сохранявшем обычаи старообрядцев, но брат решил скрыть позор.
– Ты даже не расписан с ней. Что тебе стоит, будь мужчиной, отправь ее туда, откуда она пришла, не связывайся, – кричал Александру отец, но, конечно же, напрасно.
– Она молодая, – твердо сказал брат,– ее обманули. У нас будет все хорошо…
Но это «хорошо» почему-то не приходило. На работу в Белоруссию Александр уезжал с тяжестью на сердце. В глубине души его «грыз червь сомнения». Он, оставляя Татьяну дома, не верил ей. Может, из-за того, что она не была с ним откровенна. Мысли, что ее бывший парень скрыл что-то важное о Татьяне, не давали брату покоя. Александр издергался, на него было жалко смотреть. Его ничто не радовало. Он ходил с опущенной вниз головой.
Однажды Василий не выдержал и после того, как от них ушла повариха, предложил брату:
– Что ты мучаешься? Переговори с руководством и возьми Татьяну работать на буксир. Будет рядом – у тебя на глазах.
Александр так и сделал. Он отправился к уже знакомому начальнику, пожилому мужчине в кресле и проблему решил.
Однако не долго длилось время его спокойствия. Вскоре брат стал ревновать свою жену к мотористам – рабочим буксира.
Навигация закончилась. Молодая семья жила у родителей. Настал день совершеннолетия жены. Татьяна подошла к Александру и попросила его оформить брак официально. Перед тем как им пойти в Сельский Совет они снова рассорились. Я и Василий думали, что они разойдутся, смысла быть вместе мы не видели. Особенно пытались расстроить союз Александра и Татьяны наши родители. Но, не тут-то было. Александр уперся.
– Чтобы разойтись, я должен официально жениться, – сказал он.
Брат пожелал иметь запись в паспорте. На что он надеялся? Может, Александр думал, что жизнь его от этого измениться?
После регистрации брака, родители решили подыскать молодым жилье. Они устали от их частых скандалов. Отец однажды не выдержал и сказал мне:
– Чем черт не шутит – вдруг все уладиться. У меня с твоей матерью в молодости тоже были распри, пока не стали жить самостоятельно.
Ждать помощи от свата и сватьи было бесполезно: у матери Татьяны деньги не задерживались – все уходили на водку, поэтому мои родители, думая о будущем семьи своего среднего сына, выложили круглую сумму и купили молодым дом. Дом был не новый, но крепкий – две большие комнаты, сени. К дому прилагался погреб, сарай и огород в пятнадцать соток. Жить можно было.
Отец Татьяны сам был в трудном положении. При редких встречах жалел своего зятя и не раз говорил ему:
– Александр, хвалить я Татьяну не могу она вся в мать. Главное для нее – она сама. Любить должен будешь ты! Она может лишь принимать. Не жди, не поделится своими чувствами. Но знай, если твоя любовь к ней будет безрассудной, она тебе обойдется недешево, может стоить жизни. Поэтому бросай ее и беги, беги, куда глаза глядят, спасайся.
Наконец наступило время, когда тесть не выдержал и сделал сам то, что предлагал сделать своему зятю. Он окончательно порвал со своей семьей и уехал на Украину, в город, где он когда-то учился на тракториста, к женщине, давно ждущей и готовой принять его. А мать Татьяны тихо спивалась. Она совсем перестала заботиться о детях – Мише и Наде. Их сестре они также были не нужны. Кто-то из сельчан, посочувствовав детям, отписал отцу. Он приехал и забрал их с собой в новую семью.
Во время ссор с Александром, Татьяна бежала жаловаться не к матери. Она искала успокоения у бабушки Булихи. Та, желая помочь внучке, уговаривала ее сблизиться со свекровью и свекром.
Александр раньше не курил, к спиртному относился равнодушно, но семейные дрязги вынуждали его время от времени браться то за сигарету, то за рюмку. Он делал это для успокоения. Потом Александр, потеряв над собой контроль, напивался до чертиков, и уже тогда не помня о своей природной интеллигентности, ругался как сапожник. Татьяне это все было безразлично. Она не раз ему говорила:
– Если хочешь, пей! Твои выпивки мне не мешают. – Правда, Татьяна сама не брала ни капли в рот. Возможно ее мать, вызывавшая отвращение своим видом, как-то действовала на нее и рука, поднимая рюмку в дни каких-нибудь торжеств, сама собой опускалась.
Долго, из года в год Татьяна пыталась сблизиться со своими новыми родственниками, завоевать их признательность. Александр в родительском доме кроме поучений и указаний как нужно жить ничего не получал. Не дождавшись сочувствия матери и отца, он все чаще и чаще искал его у тещи за бутылкой сивухи.
Пьянство Александра родителям не нравилось. Но, что они могли сделать. Брат втянулся.
– Я, когда не пьяный – телок. Я не могу быть грубым, не могу! Я пью, – однажды, сказал он мне, – пью для того, чтобы поставить свою жену на место. – Уж очень часто Александр желал это сделать.
Татьяна научилась разговаривать со свекровью и свекром – перестала им перечить. Она на Александра жаловалась лишь для того, чтобы вызывать к себе жалость. По указке бабушки Булихи, Татьяна для большего упрочнения своих отношений с родителями мужа пошла в вечернюю школу.
– Сейчас, в наше время без образования, ну никак нельзя! – однажды сказала она моей матери. Я был свидетелем ее слов, чувствовал их лживость, но ничего не мог поделать. Она имела вес. Еще более высоким стало положение Татьяны, когда та вдруг после получения среднего образования подала документы в техникум на заочное отделение.
Свекровь и свекор, ставившие знания на первое место и сумевшие дать образование своим детям, могли теперь гордиться ею. Отчуждение сына их выводило из себя. Во время приезда я не раз слышал от них:
– Знаешь, Сеня, – говорили они мне, – как мы можем обвинять невестку? Вначале их частые скандалы мы связывали с возрастом Татьяны, думали: молодая она вот и дурит. Но ведь не только у Александра, но и у тебя жена молодая, но у вас же нет такого. Наверное, это из-за того, что твоя Лена имеет высшее образование. Образование многое значит. Татьяна, мы добились, скоро будет иметь диплом, то есть будет соответствовать Александру. Одно обидно, пока это время наступит, он сопьется. Иногда мы думаем – это хорошо еще, что она с ним живет!
После регистрации брака и покупки дома Александр с Татьяной уволились из пароходства и устроились работать в селе: брат механиком на мельницу, а его жена продавцом в магазин. Я не понимал Александра.
– Что же это получается? – спросил я у Василия. – Он же писал письма. Мечтал ходить по морям-океанам, а тут вдруг взял и ушел! А белый лайнер?
– Нет белого лайнера, нет! – ответил мне Василий. – Александр и Татьяна хотят прибавления в семье.
Однако детей им Бог не давал. Татьяна из года в год лечилась, даже к московским знаменитостям ездила.
При встрече со мной и Василием, Александр со смешком говаривал о том, что, наверное, надо жену на курорт отправить.
– Я слышал, оттуда все бабы приезжают беременные, – сказал он.
Мы его успокаивали, говорили, что нужно прекратить пить. Будет в доме мир, будут и дети. Однако брат уже без бутылки не мог, хотя и хорохорился, кричал:
– Да я, я в любой момент могу «завязать»! Но пока не хочу, не вижу необходимости. Это вам, вам, ваши возлюбленные не разрешают пить, а я сам себе хозяин, вот вы мне и завидуете.
Разногласия между Александром и Татьяной иногда перерастали в такие жаркие ссоры, казалось, что все, они разведутся. Но не тут-то было, Татьяна вдруг останавливалась, хватала мужа за руку и тянула к своей бабушке.
Побывав в гостях у Булихи, Александр успокаивался. Домой брат возвращался совершенно другим человеком. Он любил, боготворил Татьяну, готов был носить ее на руках. Однако мир в семье длился недолго. Ни с того ни сего собирались тучи, начинали сверкать молнии и греметь громы. Семейные фотографии безжалостно разрывались на две половинки и раскладывались по отдельным альбомам.
Как-то раз они очень сильно повздорили. Дело все же дошло до развода, так как вытащить из дома Александра Татьяна не смогла. Ни какие ее усилия теперь уже не помогали. Он, отказавшись наотрез двинуться, ругался, отталкивал ее руку. Татьяна вынуждена была пойти к бабушке Булихе одна. Ее не оказалось дома, и она бросилась к своей матери. Та, как всегда, была пьяна и валялась на полу. Кое-как растолкав ее, Татьяна узнала о смерти своего отца и о том, что бабушка уехала на похороны.
В сельсовете Александра и Татьяну быстро развели. Описали и поделили их имущество. Дом был оформлен на Александра, как дарственный, и Татьяне пришлось уйти. Жить с пьяницей-матерью она не захотела, поэтому обратилась в правление совхоза. Ей дали жилье – небольшую комнатку, куда она и переселилась.
Александр жил спокойно и даже на какое-то время перестал пить. Его снова стали посещать мечты о море. А однажды я застал его за письменным столом.
– Пишу, в морское пароходство, – сказал он мне. – Сколько можно прозябать на берегу…
Татьяна, в отличие от своего бывшего мужа наоборот жила шумно и весело. Назло Александру она стала привечать разных мужиков. У нее часто останавливались какие-то командировочные, особенно любил гостить милиционер Григорий. Он должен был по своей работе колесить по всему району, но отчего то часто задерживался у Татьяны.
Так уж получилось, что Татьяна вдруг забеременела. Об этом она сказала своему любовнику. Григорий возгордился:
– Видишь, – кричал он ей, выпив рюмку водки, услужливо налитую Татьяной, – видишь, кто настоящий мужик!
Но «мужиком» он оставался недолго. Довольно скоро о его похождениях и месте пребывания стало известно законной жене. Она, неожиданно, вместе с матерью Григория нагрянула в комнатку Татьяны, устроила скандал, и забрала мужа домой. Татьяна осталась одна ждать рождения ребенка.
Похоронив сына, отца Татьяны, приехала бабушка Булиха. Она приехала не одна – привезла младшую внучку Надю. Миша, с бабушкой не поехал, женившись, он остался жить в городе.
Некоторое время Надя находилась у бабушки, но старой женщине было трудно воспитывать девочку, и она решила ее пристроить. Как-то раз, встретившись с Александром в центре села, у магазина, Булиха пригласила его в гости.
– Александр, я не знаю, какие там у тебя отношения с Татьяной, но я на тебя зла не держу, поэтому приди ко мне… ну хоть в эту субботу, поможешь мне забор поправить и то хорошо!
Пришла суббота, и Александр явился к бабушке Татьяны. В горнице был накрыт стол. Еда была самой простой: вареная картошка с укропом, салат из огурцов, порезанное крупно соленое сало. Стояла на столе и бутылка, все та же, которую он уже не раз видел раньше. Булиха налила по рюмкам и сказала:
– Давай выпьем моего вина, как ты его там называешь? А, вспомнила, «вино из одуванчиков», после обо всем поговорим.
Александр поднял рюмку и стал пить маленькими глоточками. Как бы случайно в комнате появилась Татьяна. Вспыхнувшая вдруг у Александра в глубине души обида на нее странным образом стала гаснуть. Дьявольски горький напиток туманил голову, прошлое забывалось, уходило в небытие, хотелось чего-то нового и, конечно же, вместе с Татьяной.
От бабушки Булихи они ушли под руку. После ночи любви и согласия Татьяна переехала жить к Александру. Перетаскивать вещи им помогала сестра Татьяны – Надя. Вместе с вещами они перетащили и ее.
Скоро у Татьяны родился ребенок – девочка. Назвали ее Анной. Казалось, в дом вместе с ребенком должно было прийти и согласие, но, не тут-то было. Татьяна все делала, чтобы Александр не чувствовал себя полноправным отцом. Постоянные напоминания Татьяны, что Анна ребенок не его – мучили Александра, и он бежал к теще. Там он вдрызг напивался и шел домой, горланя на всю улицу: «Ну, я сейчас устрою своим бабам разгон, будут знать меня».
Прошло время, сестра Татьяны Надя стала взрослой. После окончания школы она вышла замуж за какого-то, на ту пору подвернувшегося парня и уехала из села. Но ненадолго, скоро Надя возвратилась к сестре, но уже с ребенком на руках. Приехал и ее брат Миша, семейная жизнь у него также не удалась, он оказался человеком пьющим, вот его жена и выгнала.
Время от времени я, приезжая в гости к родителям, заходил и к Александру. Он, выпив рюмку за встречу, обращал мое внимание: «Посмотри вокруг, видишь, у меня здесь не дом, а осиное гнездо, все жужжат, чего-то от меня хотят, с ума можно сойти».
Первой, такой жизни не выдержала сама Татьяна. У нее были припрятаны кое-какие деньги и поэтому она, неожиданно для Александра, купив домик, перебралась жить туда. Официально Татьяна считалась разведенной, Анна уже была ребенком большим – ходила в школу. В помощи Александра не было необходимости.
Затем, после бегства Татьяны, приехал муж Нади, отругав ее – забрал вместе с ребенком к себе. Мише ничего не оставалось, как уйти к матери. Дом, в котором жил Александр, погрузился в тишину, но брат уже не мог жить спокойно, для него это было равносильно смерти. Может быть, по этой причине, он сам стал навязываться Татьяне.
Александр частенько, как следует, под завязку, нагрузившись водкой у своей бывшей тещи, ходил по селу и всем жаловался на неблагодарность своей супруги, которую он вытащил из грязи, выучил, устроил на хорошую работу, был отцом ее ребенка, вырастил ее сестру, отдал замуж, а вот теперь стал ей не нужным.
Скоро до него дошли сведения, что Григория милиционера выставила жена и что он, возможно, теперь живет у Татьяны. Тайно, ночью Александр, топчась под окнами дома Татьяны, пытался подсмотреть, где она его прячет. Однако, не увидев милиционера, брат уходил. Но ненадолго лишь чтобы пропустить у своих дружков-пьяниц одну-другую рюмку водки, затем Александр возвращался и устраивал у дома Татьяны скандал.
Однажды я приехал к родителям, отдохнул после дороги и вышел за калитку. На улице быстро темнело. Вдруг на дороге я увидел соседку Анастасию Ивановну. Она остановилась возле меня и спросила:
– Где мать? – и тут же добавила, – или отец? Ты, можешь мне сказать – дома кто-нибудь есть? – Оттолкнув меня, она пошла во двор.
– Надежда Кондратьевна, Владимир Иванович вы не представляете, что твориться? – услышал я ее голос. Тут же громко хлопнула калитка, и соседка прошелестела мимо меня. Я так и не понял, зачем она приходила. Обстановку разъяснил брат Василий. Он появился тут же после Анастасии Ивановны.
– Сеня, ты дома! Вот и хорошо! Нельзя терять ни минуты, побежали к Сашке, – закричал он, – наш средненький вешаться надумал.
Я быстро собрался и вместе с братом окунулся, как в воду – в темноту ночи. По дороге Василий жаловался мне на Александра. Раньше такого не было, он никогда ничего не говорил о брате, но теперь, очевидно, уже не мог молчать. Ему, так как он жил со своей семьей рядом, постоянно приходилось выслушивать и решать проблемы Александра, а затем, порой, быть виноватым во всем, что у того не ладилось.
Когда мы вынырнули из темноты ночи, на свет небольшой лампочки, горящей на крылечке, то сразу же увидели Александра. Он сидел на ступеньках крыльца и плакал. Сквозь всхлипывания проскакивали то слова горячей любви к Татьяне, то слова ругательства, в которых не было недостатка. Тут же рядом, как на бесплатный спектакль, собрались соседи, прячась в темноте ночи, стояла и Татьяна, желающая все о себе знать. Не знаю, может быть, ее самолюбию льстили его слова признания в любви, и она, глядя на окружающих, думала: «Вот я какая, ради меня Александр готов на все». А может быть, она в этот миг, обновлялась, становилась другой. В разговоре выяснилось, что весь сыр-бор разгорелся из-за того, что до Александра дошла новость о том, что Татьяна выходит замуж за Григория. Я с братом кое-как успокоил Александра. Мы уговорили его выспаться и утром на трезвую голову пойти к Татьяне, чтобы выяснить отношения. Василий не удержался и сказал:
– Было бы из-за кого представление устраивать! Тебе вон вызов пришел. На море зовут, а ты?
Мы уложили Александра спать, спрятали веревки, а также все режущие и колющие предметы в доме какие могли оказаться вдруг поблизости от него, и, разогнав зевак, удалились.
Утром, проспавшись, Александр пошел к Татьяне, но ее дома не было. Тогда он навестил дом своей бывшей тещи. У нее он также ее не нашел. Оставалось одно место, где Татьяна могла быть. Брат направился к Булихе, открыл калитку, вошел во двор, постоял немного осмотрелся и позвал бабушку. Но она не отозвалась. Тогда Александр заглянул в избу. Уже стоя на пороге, он вдруг почувствовал себя как-то иначе, чем раньше, когда бывал у Булихи. Что-то наносное, черное, похожее на ил смывалось волной, поднимаемой большим белым лайнером, ходить на котором он мечтал в детстве. Ему становилось легче, казалось, бесцельно прожитые годы куда-то уходят, а жизнь… жизнь – вся впереди. «Что вчера говорил Василий? – начал вспоминать Александр. – Он сказал – мне пришел вызов. Ах, вызов!» и брат резко повернулся, чтобы уйти и вдруг он увидел свою капитанскую фуражку, ту самую, которую считал, что утащили дети, когда его впервые привела Татьяна к своей бабушке. Александр взял ее, надел на голову и вышел. На улице он сам себе приказал запустить те самые двигатели, которые невозможно остановить. Александр шел намеченным курсом. В красивой черной форме капитана он стоял на мостике большого белого лайнера и смотрел вперед, только вперед.
1996г.
ПРОКЛЯТИЕ
1
Моя судьба складывалась так, что я долгое время не женился. Первым, кто осмелился обзавестись семьей, был мой средний брат Александр, затем младший – Василий. Поженившись, братья остались жить в родном селе.
Сестра Анна, самая младшая, вышла замуж в Сибири, в небольшом городке, куда она попала после окончания техникума, по распределению.
Никто из моих братьев не смог присутствовать на свадьбе сестры. Я по праву старшего, после родителей, был первым гостем.
Торжество состоялось в небольшом кафе, там я познакомился с мужем Анны и с ее новой родней.
Небольшой городок, в котором стали жить молодые, располагался в красивом живописном месте: тайга, горы и множества падающих вниз ручьев.
Однажды я провел у них весь свой отпуск. Анну я не узнал. Она от счастья словно светилась. Возможно, тогда, глядя на нее, я и поддался желанию изменить свою жизнь.
Сколько еще лет ходить мне холостым? Пора и образумиться.
Я думал, женюсь быстро. Девушка у меня была, ее звали Людмила Шувара. В детстве нас ребята дразнили: «Тили-тили тесто жених и невеста».
После окончания школы и службы в армии я сел в поезд и уехал в Москву, а она, окончив техникум, тот же, что и моя сестра – куда-то в Костромскую область.
С Людмилой Шуварой я и решил связать свою жизнь.
Она была подругой моей сестры. Анна давно знала о моих симпатиях к Шуваре. Подталкивала нас друг к другу. Ей хотелось, чтобы мы были вместе. Слова, которые она случайно услышала от меня, о том, что я решил сделать Людмиле предложение, Анна восприняла на ура и, вызвалась мне помочь.
– Сеня я напишу ей, – сказала сестра. – Вот увидишь, мы в миг сыграем свадьбу!
Я хотел остановить ее, но удержать сестру было невозможно. Однако попытки Анны ни к чему не привели. Мне тоже не удалось ничего сделать. От серьезного разговора Людмила уклонялась. Едва я открывал рот и принимался говорить, как она меня прерывала:
– Сеня, я сейчас ничего в своей жизни менять не могу, не сердись на меня, хорошо!
После ее слов, я, разворачивался и уходил. Но обижаться на Людмилу долго я не мог, так как меня все время тянуло к ней.
Сколько раз я пытался забыть Шувару, найти себе другую девушку, но это мне никак не удавалось. Хотя возможности были. Я работал на большом заводе, по вечерам учился в институте. Друзья, да и просто знакомые пророчили мне блестящее будущее. Но чем больше я знакомился с девушками, тем больше в них разочаровывался. Невольно я сравнивал их с Людмилой, чего, конечно, делать не нужно было.
Женился я неожиданно и, конечно же, не на Людмиле. Моей женой стала совсем другая девушка. Не знаю, забыл ли я Шувару или нет, но Еленой – так звали мою жену – я был доволен.
Встреча произошла случайно. В Манеже, проходила выставка. Я, посетив ее, пройдясь по Александровскому саду, через Исторический проезд выбрался на Красную площадь. Была прекрасная летняя погода, и мне не хотелось ехать в метро. Я решил спуститься к реке, а затем сесть в автобус и проехаться по набережной Москвы-реки.
Поднявшись на Красную площадь, я столкнулся с девушкой, вернее она сама бросилась ко мне, протягивая фотоаппарат:
– Молодой человек, можно вас на минуточку?
Одно время я увлекался фотографией. Мне в ней нравился процесс подготовки к съемке. Держа в руках камеру, я мог без стеснения рассматривать человека, которого фотографировал, руководить им. Иногда мне удавалось заглянуть глубже и увидеть то, что обычно скрывается за внешним видом.
Взяв в руки старенький «Зоркий», я не устоял. Вместе мы пробыли не один час. Другая девушка уже давно бы прогнала меня, но Елена оказалась той, которая была мне необходима. Прильнув к видоискателю фотоаппарата, я в ней увидел свою невесту, жену, мать моих будущих детей.
Елена была родом с Урала. Она жила вместе с матерью и бабушкой. В Москве Елена оказалась проездом. Вечером я проводил девушку на поезд, так как у нее была путевка, и она торопилась в город на Неве:
– Я просто хочу, – сказала она мне, – не знаю, как, но хочу увидеть этот город, походить по нему, подышать его воздухом. В нем родился и вырос мой отец. Хорошо бы, он сейчас был рядом, но его нет. Он умер, когда мне было всего три года.
Во время прощания я не удержался и на виду у всей группы туристов поцеловал Елену. Она же в ответ сказала:
– Ну вот, теперь я буду думать еще и о Москве.
Но думать долго ей не пришлось. Скоро Елена, покинув свой город, переехала ко мне жить.
Первое время нам было трудно. Я не сразу стал хорошим мужем, а она – хозяйкой дома. Семьей мы почувствовали себя только тогда, когда у нас родилась дочка.
Веселый, живой ребенок – словно светился. Я назвал дочку Светиком. Жена не возражала.
Моя сестра Анна была рада за меня. Присутствуя на крестинах моей дочери, она сказала:
– Знаешь, брат, Елена больше, чем кто-либо, подходит тебе. Правильно ты сделал, что не женился на моей подруге. Выбрал ту, что надо, – и она в знак солидарности со мной задрала вверх большой палец. Я был рад этим словам сестры.
Прошло время, и однажды не кто-нибудь, а Анна, похвалившая Елену, чуть было не разбила мое счастье.
Мне тот день, когда она проездом ненадолго остановилась в Москве, запомнился. Елена вместе с дочерью гостила тогда у своей матери. В доме кроме нас никого не было. Сестра, не знаю отчего, вдруг перешла на шепот:
– Сеня, знаешь, кто со мной хотел приехать? Ни за что не догадаешься? Людмила! Но я, ее не взяла… Как бы ты отнесся, если бы здесь вдруг появилась Шувара?
Не знаю отчего, – возможно поведение Анны заставило меня так ответить, – но я сказал ей:
– Как-как? Просто! Если хочет, пусть приезжает.
Анна тогда кивнула мне головой. Немного помолчав, она перевела разговор на другую тему. Я смотрел и пытался понять, что могло соединять мою сестру с Людмилой. Ведь Анна резко выделялась в сравнении с Шуварой. Сестра была блондинкой, за ней ребята ходили табуном.
Рядом с Анной Людмила всегда проигрывала, ей, казалось, нужно было бы избегать такого соседства, но, они дружили и часто, когда была возможность, встречались.
Когда Анна уехала, я отругал себя за то, что согласился на приезд Людмилы. Мне было трудно понять: «Зачем Шуваре это было нужно? Чего она желала увидеть в Москве? Может, причина – это я?» – вопросы так и сыпались, но ответов у меня на них не было.
Пусть будет, что будет, решил я и о разговоре с сестрой забыл. Но, как оказалось после, напрасно.
Людмила приехала неожиданно. Я ее увидел возле дома, с чемоданчиком в руке, когда возвращался с работы. Она первая меня поприветствовала, и я пригласил ее подняться к себе в квартиру.
Елена встретила нас. Она уже успела сходить в детский сад и забрать Светика. Я представил гостью жене:
– Это! – сказал я, – дочь Анастасии Ивановны Шувары, тети Насти, которую ты знаешь— Людмила!
– Да-да! – ответила Елена. – Я знаю тетю Настю. С ней меня познакомила твоя мать Надежда Кондратьевна.
Елена была не крещеной. Перед нашей свадьбой моя мать настояла, чтобы Елену окрестили. Шувара ей стала крестной.
Моя жена слышала о Людмиле. Я даже знал от кого – от Анастасии Ивановны – та, конечно, ей наговорила много чего… Правда, до этого момента Елена никогда с моей бывшей невестой не встречалась. То, что она спокойно ответила на приветствие Людмилы и без эмоций приняла ее появление в доме, меня обрадовало. Наблюдая со стороны за поведением Елены и Людмилы, я ничего странного в их отношениях не увидел. Все могло быть значительно хуже.
Елена, вела себя с Людмилой, как с давней подругой. Я не раз сам вызывался посидеть с дочкой и отпускал Елену побегать с Шуварой по магазинам. Вместе с женой Людмила накупила себе много одежды и обуви. Однако неприязнь к моей бывшей невесте моя жена, как ни старалась, скрыть не смогла и как-то сказала мне, когда Шувары не было рядом:
– Сеня, откуда у этой деревенской девушки столько денег?
– Не знаю! – ответил я – расходы, которые Людмила делала в Москве, не интересовали меня. Людмила излучала какое-то тепло. Я чувствовал, что ее любовь ко мне не остыла, и поэтому боялся: вдруг благоразумие покинет девушку. Смогу ли я тогда удержаться?
Общаясь с Людмилой, я постоянно был начеку и готовился противостоять ей, в случае если бы она вдруг попыталась возобновить наши былые отношения. И, конечно, не зря. У Светика резались зубки, дочка вела себя не спокойно. Долгие ночи не только жене, но и мне, приходилось проводить у кроватки дочери, а я ведь еще и работал: по утрам бегал на завод. Я вымотался, как-то даже заснул при глажке пеленок. Елена, искоса взглянув на Шувару, сказала мне:
– Так, к дочке сегодня ночью ты не подходишь. Будешь спать в большой комнате. У нас есть раскладушка. Вот на нее и ляг. На работе, наверное, спишь на ходу – все тебя жалеют и говорят, что жена замучила.
Я со страхом воспринял предложение Елены. Комната, в которой она мне предлагала расположиться на ночь, находилась во-временном распоряжении Людмилы. Правда, до приезда моей бывшей невесты я, а порой и Елена, пользовались ею – отдыхали по очереди, но сейчас этого делать не следовало.
Мне запомнилась та ночь. Я заснул сразу и крепко, однако сон не был долгим. Среди ночи я вдруг почему-то проснулся. В комнате было жарко, в окно светила большая полная луна и ее лучи падали прямо на меня. Я поднялся и пошел задернуть штору. Нечаянно мой взгляд упал на диван, где спала Людмила. Одеяло валялось на полу, и я увидел прекрасное тело спящей девушки. Оно тянуло, и я не удержался. Черт тогда, что ли, дернул меня, но через мгновение я уже был с ней.
Людмила спала. Мои ласки разбудили ее. От неожиданности она вскрикнула и резко повернулась. Диван был узким, я не удержался и упал на пол. Испугавшись шума, я быстро вскочил и с ужасом бросился на свою постель.
Время остановилось. Опомнился я не сразу. В голове у меня шумело. Нужно было заснуть, но сон не шел ко мне. В квартире стояла тишина. Людмила так же, как и я, лежала тихо. Не знаю, догадалась она, что произошло или нет?
Я от себя такого поведения не ожидал. Девушка случайно сдержала мой порыв. Если бы не она – я не представлял, что могло быть.
Воспоминания о приятных минутах той ночи долго мутили мой рассудок. На душе у меня было гадко. Я чувствовал свою вину перед женой и стремился своим отношением к ней все исправить: выбросить Шувару из головы.
2
Людмила побыла в Москве неделю и засобиралась домой. Она уезжала с чувством горести на лице. На меня девушка старалась не смотреть. У нее было много вещей, и я не представлял, как Людмила сможет добраться до вокзала, сам же предложить ей свою помощь я не осмеливался – рядом стояла жена.
– Сеня, проводи девушку, – вдруг сказала мне Елена, – ей одной не справиться.
Я поехал. Сумки «оторвали» мне руки. Когда я сбросил груз, и растолкал вещи по полкам, подумал: освободился. Однако нет, стоило мне сделать попытку, чтобы уйти, как Людмила вдруг резко подняла на меня свои карие глаза. Через мгновение она обняла меня и принялась крепко-крепко целовать.
Я не сумел ее ни приблизить, ни оттолкнуть. Оцепенение, казалось, длилось вечность. Опомнившись, я отскочил от девушки и дал себе слово вести с ней впредь осторожно – не оставаться один на один, рядом должен обязательно кто-нибудь находиться.
Домой в тот день я приехал поздно. Мне нужно было время прийти в себя.
Моя встреча с Шуварой забылась не сразу. Для этого потребовался не один месяц. На дворе была глубокая осень. Погода была мерзкой: часто шли дожди, иногда порхал снег. Ветры толкались в лицо, залезали под одежду, пытаясь забрать последнее тепло. Дочка после отъезда моей бывшей невесты чувствовала себя хорошо. Зубки прорезались и не беспокоили ее, она была веселой и жизнерадостной. Однако недолго. Скоро Светик заболела. Ее болезнь заставила Елену вспомнить слова Людмилы, которые та сказала перед самим отъездом: «Ах, какой у вас прелестный ребенок!»
– Это она, она виновна в болезни нашей дочери, – сказала Елена. Слова Шувары не давали ей покоя. Поведение жены я связывал с ревностью. Но – это было не так.
Я ругал себя за то, что однажды дал согласие сестре на приезд Людмилы. Она внесла в дом волнения.
– Все, Людмила больше к нам не приедет, – сказал я Елене, озвучив свое решение, которое мной было принято еще на вокзале во время проводов моей бывшей невесты.
– Вот и хорошо, – ответила жена, – но уже поздно. Она сглазила нашу дочь. Помнишь, ее хвалебные слова в адрес Светика. Я думаю, это не просто обычная зависть.
Я согласился с женой, однако понимал: Людмила сама могла быть счастливой. Я ее обожал. Сестра Анна не раз говорила Шуваре:
– Люда, ты просто дура! Потом будешь кусать локти, но будет поздно.
Так оно, и получилось. Мстить мне за несостоявшееся счастье она не могла.
Как мог, я пытался успокоить Елену, подыскивал объяснения:
– Все это суеверие. Причина в эпидемии гриппа. Ведь Светик не одна девочка в саду, кто заболел.
– Нет! Не эпидемия! Просто ты или не хочешь верить, или не все знаешь. Ведь семья твоей Людочки, – она так и сказала – «твоей Людочки», – проклята. Будешь у родителей, поинтересуйся у отца. Он тебе расскажет.
– Ну и что, – ответил я тогда, – все это глупости. – Мне не хотелось, чтобы моя жена связывала случайные совпадения в жизни с нечистой силой. Раньше, до крещения, она была более свободной.
Выбор моей матери в крестные Елене, Анастасии Ивановны, был не совсем удачным. Конечно, мать хотела этим как-то помочь, ослабить действие проклятия лежащего на семье Шувар, но кто знал, что все случится так, как случилось.
Мне были памятны слова матери: «Жалко мне ее, – говорила она о тете Насте, – все у них в семье не так. Одна беда за другой. Не знаешь, что и думать. Может проклятие нашего родственника Сафронича действует. Хорошо бы, близость к нашему роду через крещение помогла бы ей».
Однако обряд Анастасии Ивановне ничего не дал. А вот для моей семьи оказался опасным: тетя Настя, моя жена Елена, я, Людмила образовали круг. В нем, в этом круге, оказалась Светик. Так считала жена и мне, как я не пытался сопротивляться, пришлось согласиться с Еленой: грипп – это было начало. Самое тяжелое испытание нас ждало впереди.
Дочь выписали, но, побыв всего лишь один день в детском саду, она снова слегла. В произошедшем, я не хотел винить мою бывшую невесту – понимал, что ее воздействие на Светика невольное и как-то связано с проклятием Сафронича. Хвалебные слова о Светике, высказанные Людмилой и прощальные поцелуи на вокзале – лишь проявления любви ко мне, ничего более.
3
Болезнь Светика надолго выбила нас из колеи. Однако Сафронич был мой родственник, и я верил, что все будет хорошо, и Елене часто говорил о своем убеждении. Со временем она, конечно, согласилась со мной, но это произошло тогда, когда плохое было уже позади.
В поликлинике жене сообщили:
– У вашей дочери пиелонефрит – заболевание почек. – Я представить себе не мог, что насморк, кашель, небольшая температура все это впоследствии так сильно может подействовать на организм Светика.
Болезнь развивалась быстро. Дочь положили в больницу. Как ни хотела моя жена оказаться рядом со Светиком, ей не разрешили.
Врач, миловидная женщина с тихим голосом, уверенно сказала:
– Девочка уже большая. Ей более трех лет. Больница у нас специализированная, персонал хороший, не беспокойтесь, мы быстро поднимем вашу дочь на ноги.
В больнице Светик провела целый месяц. Мне и Елене встречаться с ней нельзя было: таковы были условия лечения. Для обмена белья – я или жена раз в неделю приезжали и привозили чистую одежду. Каждый раз мы надеялись, что нам покажут дочку, но видеться можно было только лишь с лечащим врачом. Она нас информировала о том, как идет лечение и, если считала необходимым, успокаивала. Однажды нянечка сжалилась и показала нам Светика через окно. Выпускать дочку в приемную разрешили только перед выпиской.
Дочка очень скучала, хотела домой. Ее состояние улучшилось, но мы с трудом верили в то, что Светик здорова: бледность на лице не проходила, это волновало нас. Я, как мог, успокаивал жену.
И вот настал день, когда я и Елена поехали, чтобы забрать нашу дочь из больницы. Всю дорогу жена мне что-то говорила и говорила. Я ее не слышал, думал о Светике.
Зима подходила к концу. В небе светило солнце. На улице было слякотно, под ногами лед. Хлопоты с выпиской мне не запомнились, не запомнил я и того, как мы добрались до дома. Дочь я почти всю дорогу держал на руках, ни разу не поскользнулся. Мне даже в голову не приходило, что нужно быть осторожным, чтобы не упасть.
В больнице во время сбора вещей Светика Елена забыла пижаму и еще что-то из одежды. Она хотела вернуться и забрать их, но я ей не разрешил. Потом жена долгое время мучилась:
– Сеня, тебе не кажется, что это плохая примета? – спрашивала она.
– Нет, мне не кажется даже наоборот, я считаю, что вместе с теми вещами Светик навсегда оставила и болезнь. – Конечно, у меня, насчет того, что болезнь к дочери уже никогда не вернется, были сомнения.
Я, чтобы не расстраивать жену, сам лично вызвался отвести Светика в поликлинику. Болезнь у дочери была серьезной, иначе бы ее не поставили на учет. Врач-нефролог уделила нам много времени. Она долго говорила о правильном питании – меню дочери, еще обратила мое внимание на периодичность сдачи анализов и наблюдения у специалиста. Многое из того, что она сообщила, я пропустил. Мне не хотелось огорчать Елену. Самое страшное было позади – круг разорвался. Проклятие Сафронича не могло на его родственников так долго оказывать действие.
После выписки Светика из больницы речи о «детском садике» у меня с женой не было. Там не могли ей обеспечить требуемые условия. Адаптацию дочь должна была пройти дома. А вот как долго? Месяц-два – это уже зависело от обстоятельств.
Мы, не могли совмещать работу с уходом за Светиком. Для этого нужно было или мне, или жене увольняться. Мать Елены была не в состоянии справиться с внучкой. Она никогда не занималась хозяйством. Я представить себе не мог, чтобы Галина Александровна готовила диетические блюда для Светика. Все по дому делала бабушка Елены. Моя теща могла только лишь зарабатывать деньги.
– Я вам лучше помогу наличными, – не раз говорила мне Галина Александровна, и часто помогала – многое в квартире было куплено ею.
Для ухода за Светиком я пригласил свою мать. Она, бросив хозяйство – зимой работы было меньше, чем летом, приехала к нам из села в город.
– Отец как-нибудь сам справится, – сказала она мне. – Корову сейчас доить не нужно. Покормить он ее сможет. Поросенку приготовить и дать тоже не сложно. Куры те не в счет. За ними даже ребенок способен ухаживать. Наверное, мать чувствовала себя виноватой оттого, что в крестные моей жене Елене выбрала Прасковью Ивановну, не знаю. Однако она нам очень помогла.
Моя мать пробыла у нас более двух месяцев. Я просил ее пожить еще, но она вдруг почувствовала себя плохо, причем сама не знала, что и думать.
После отъезда матери за Светиком стала ухаживать Елена. Она взяла на работе отпуск. Месяц пролетел быстро. Нужно было что-то делать.
У нас была добрая отзывчивая соседка бабушка Мария Петровна. Она часто помогала нам, правда и мы в долгу у нее не оставались: покупали ей в магазине продукты.
Мария Петровна женщина старая, ей было более восьмидесяти лет, она быстро уставала и долгое время сидеть со Светиком не могла. Но, в душе всегда оптимистка: я часто слышал, как Мария Петровна говорила жене: «Леночка, ничего страшного, я справлюсь с девочкой».
Однажды Елена не выдержала и заставила меня взять отпуск:
– Сеня, ты что, не видишь? Марии Петровне самой нужен уход, а мы на нее «вешаем» своего ребенка.
После ее слов я на следующий же день написал заявление на отпуск и понес его к начальнику. Он знал о болезни моей дочери, поэтому ничего не стал говорить о том, что моя очередь еще не подошла, тут же подписал мне бумагу.
Отпуск я собирался провести вместе со Светиком в доме родителей. Они были на пенсии и могли уделить нам достаточно времени. Я хотел, чтобы девочка привыкла к новой обстановке, и затем намеревался оставить ее на все лето в селе. Дочка, за лето должна была окрепнуть. А уж осенью в сентябре-октябре ее можно было отправить в детский садик.
4
Мать, когда я, предварительно связавшись по телефону, сообщил ей о своих планах, была несказанно рада:
– Молодец, Сеня, что ты, наконец, решился приехать, осчастливишь нас. Я у вас не так давно была, а вот твой отец нет. Он, во что бы то ни стало, желает увидеть свою внучку, так что приезжай. Мы, ждем, – сказала она и быстро положила трубку. В глубине души мать боялась – вдруг я передумаю, и поэтому мне нельзя было обмануть ожидания родителей. И дочери требовался отдых. В детском саду, в городе, летом плохо.
После разговора с матерью я сообщил Елене:
– Собирай нас в дорогу. Я со Светиком поеду в село к родителям. Мне дали отпуск.
Я видел, как жена, укладывая вещи в чемодан, с опаской посматривала на меня. Все складывалось хорошо, но одно ее беспокоило: в селе я мог случайно увидеться с Людмилой.
Для того чтобы снять напряжение я ненароком, вскользь сказал Елене о том, что в последнем письме Анна сообщила мне, будто ее подруга Шувара этим летом в село не приедет – много работы. Не знаю, на сколько серьезно прозвучали мои слова, но ей, как я заметил, от моей лжи стало несколько легче.
Сборы заняли у нас немного времени. Дорога также. Вечером, сев в поезд и устроившись в купе, мы утром уже были на месте.
На вокзале меня со Светиком встретил брат Василий на своем «Жигуленке».
Он пожал мне руку, опустившись на корточки подхватил Светика, поцеловал ее, затем, поставив на ноги, вдруг сообщил:
– Сеня, ты новость слышал? Месяца два назад пропал Григорий. Он заядлый рыбак: в любое время года, независимо от погоды, ловил рыбу. Лед еще не сошел, а он на велосипеде отправился на реку. Наверное, провалился… Велосипед нашли, его нет.
Григорий был наш друг и брат Людмилы Шувары. Мне было жалко товарища. В детстве он ничем не отличался от нас. Однако, когда Григория призвали в армию, у него обнаружилась падучая, его комиссовали. Чувство ущербности, которое он испытал там в армии преследовало парня и дома. Григорий так и не сумел найти свое место в жизни.
Не знаю, сколько бы времени мы стояли у машины, вспоминая о прошлом, но моя дочка отвлекла нас своим криком:
– Папа, папа я хочу на машинке прокатиться.
– Ладно, поехали!– сказал брат.
Светик была в том возрасте, когда возня с детьми вызывает лишь радость. Больших забот уход за ней не требовал. Она уже умела говорить. Речь ее хотя и была не всегда связной, однако, вполне понятной. В случае, если ей все же не удавалось что-то выразить словами, она пускала в ход мимику и жесты.
Ночь в поезде дочка провела спокойно: спала как сурок, а вот днем, когда мы ехали в автомобиле среди полей и лесов, Светик буквально досаждала нас всякими вопросами. Я отвлекся от мыслей о гибели Григория и уже не думал о нем. Василий тоже, он едва успевал отвечать на вопросы моей дочки, которые она задавала. Ему, как я заметил, нравилось ее лепетание. Василий даже пытался ей подражать, коверкая свой язык.
Когда брат подрулил к большому каменному дому, из калитки на шум двигателя вышли мать и отец. Мы открыли двери и стали выбираться из «Жигуленка».
Светик первой бросилась навстречу к бабушке. Она подняла внучку на руки и принялась ее тискать. Дочка залилась смехом. Как ни была весела Светик, она выглядела болезненно. Мой отец Владимир Иванович не удержался и тут же это отметил:
– Ничего Света! – сказал он. – Здесь у нас всего много, особенно солнца, воздуха и свободы. Через неделю, другую, твой папа тебя не узнает, – и отец, перехватив внучку у жены Надежды Кондратьевны, понес ее в дом.
Я надеялся, что так оно и будет. Для себя я ничего не ждал, хотя «сельская идиллия» должна быть благотворной и для меня: за время болезни дочери я стал дерганым, не похожим на того парня, которым был раньше. Мне требовалась спокойная обстановка.
Светик быстро привыкла к новым для нее условиям. Это меня устраивало. Бабушка и дедушка в ней души не чаяли.
Поселившись вместе со Светиком у родителей, я был уверен, что жена немного отдохнет. Мне, конечно, досталось там, в городе, но Елене пришлось еще тяжелее: во время болезни дочери она вымоталась.
В доме родителей я стремился почувствовать себя моложе, чем был. Однако окунуться, как в воду лесной речки, где я раньше с друзьями купался, – в детство было уже невозможно. Мой взгляд искал и не находил того, что мне было памятно в окружающем ландшафте новой, незнакомой мне теперь жизни. Многое в селе изменилось. Я нервничал, видя эти странные несовпадения, разительно бросавшиеся в глаза. Мне необходимо было к ним привыкнуть. Асфальт, заменивший грунтовые уличные дороги, менял, казалось, даже статус села. Дом родителей у черной ленты – дороги казался мне незнакомым. Правда, он и раньше не был мне особенно близким. Я вырос в другом жилище – бревенчатой избе, которой уже не было, в ней прошло, все мое детство.
Дом, в котором я поселился вместе с дочкой, был каменным, мой отец построил его незадолго до того, как мне уйти на службу в армию. В нем я почти не жил. Натянув на себя солдатскую форму и отмаршировав два года в сапогах с автоматом за плечами, я после увольнения со службы, навестил родителей, а затем уехал в Москву. Так там и остался.
Я не знаю, наверное, в бревенчатой избе вздохи матери, видно недомогание, которое она почувствовала, еще раньше, сидя с внучкой в городе, не прошло, – были бы не так заметны. Все плохое в ее стенах переносилось легче. Так я считал, возможно, правильно, просто время тогда было другое. Природа дерева мне была ближе, чем камня, железобетона, асфальта – атрибуты города не хотелось видеть в селе. И я их старался не видеть.
В центр села, а оно было большим, я все делал возможное, чтобы не ходить. Территория, которую я помогал осваивать дочери, была усадьба, луг перед окнами дома и пруд. Один из его берегов я со Светиком облюбовал и ходил с дочкой покормить уток. Ей нравилось бросать в воду кусочки хлеба и смотреть на реакцию белого галдящего стада.
День начинался, когда вставала мать. Свою работу она делала без особого шума: тихо выгоняла в поле корову, тихо готовила большие чугуны со всякой всячиной для поросенка и птицы. Затем вставал отец. Он ставил чугуны на плиту и шел кормить скотину. Мать принималась готовить завтрак. После матери и отца поднимался я и самой последней Светик. Правда, такая очередность была не долгой. Наступило время, моя дочь окрепла и стала подхватываться первой.
– Оживает внучка, – сказал отец. – Что я говорил. Целебное действие природы кого хочешь, поднимет.
– Да, ты прав, – услышал я слова матери. – Только вот не на всех эта самая природа действует благоприятно.
Я понимал ее слова. Она бы не оставила свою внучку, когда Светика выписали из больницы. Мать первой откликнулась на мою просьбу и приехала в город, чтобы посидеть с ребенком. На слова Елены: «Надежда Кондратьевна вы побудете у нас до лета?» – мать ответила утвердительно и еще сказала, что заберет Светика с собой в село, но недомогание, которое она вдруг почувствовала, спутало все наши планы.
Мне трудно было представить, я не мог подумать, что все так случиться: однажды во сне мать увидела Петениху – старушку, за которой ухаживала.
– Может, что с нею случилось, – сказала она мне, – зовет, поеду. Я уже неделю сама не своя – всю крутит, ломает, нет сил терпеть, лекарства никакие не помогают, что я не пробовала.
Я не мог удержать мать в городе. Правда, отъезд мало, что изменил в ее судьбе. Дома, хотя она и надеялась, что ей станет лучше, – не стало. Петениху мать в живых не застала. Умерла старушка. Одна из соседок, которая отпевала ее, сказала матери:
– Надежда Кондратьевна опоздала ты, очень уж хотела проститься с тобой Петениха. Места себе не находила, бредила, последние минуты все тебя звала.
Отец отправил мать в поликлинику. Анализы, которые она сдала, оказались плохими. Мать готовилась к смерти. Я не верил и ее опасения не принимал всерьез. Сколько было таких случаев. Причиной нездоровья матери было тяжелое предвоенное, военное и послевоенное детство, юность. От недоедания, голода и тяжелой работы ее родители рано умерли. Сколько ей тогда было? Всего четырнадцать лет. Она была старшей в семье. Она поднимала младших сестер.
– Сейчас хорошо. Все есть. С голоду не умрешь. А раньше в рот приходилось совать всякую гадость, лишь бы только наполнить живот, – рассказывала мать. Ее брат Коля – мой дядя умер от воспаления легких. В семье отца тоже были потери: его две сестры умерли в младенчестве. Тяжелое то время во многом определило здоровье, вернее нездоровье не только моих родителей, но и их многих сверстников.
После завтрака в маленькой летней кухне, стоящей особняком от дома, я с отцом шел заготавливать на зиму дрова. Мы пилили длинные стволы деревьев в основном сосновые, реже березовые на чурки, наиболее толстые кололи и складывали их в сарай. Если позволяла погода, я на пару с отцом косил траву, затем мы ее сушили.
Мать обычно занималась хозяйством и огородом. Когда нужны были дополнительно еще руки, например, для уборки сена, приходили братья Василий и Александр. Они жили неподалеку.
Светик «хвостиком» ходила вначале за мной, затем за бабушкой, привыкнув к отцу – за ним. Редкий день мы проводили не на воздухе.
Вечером после ужина мы шли в дом, располагались в большой комнате напротив старенького телевизора, кто на диване, кто на стульях. Отец Владимир Иванович включал его, настраивал. Начинался бразильский сериал. Вначале мне он не нравился, и я придумывал себе и дочке занятия, лишь бы как-то убить время, потом привык и стал смотреть.
К нам, едва на экране появлялись титры, приходила Шувара, мать Людмилы. По ней можно было проверять часы. В семь вечера тетя Настя была тут как тут. Она доставала меня. Ее высказывания обо всем и не о чем были мне противны. Отчего-то раньше я терпел ее, но теперь не мог и раздражался.
Как-то не удержавшись, я спросил у матери:
– Что эта Шувара к вам повадилась ходить, разве у нее нет своего телевизора?
– Да есть, только дело здесь не в телевизоре. Все гораздо сложнее. У нее пропал сын Григорий. Ты с ним в детстве дружил, помнишь его… Раньше она редко ходила. После этого горя я пожалела ее. Вот она и тут.
Шувара Анастасия Ивановна была ровесницей моих родителей. Моя мать познакомилась с ней, когда они еще были детьми. Дружбы у них не было, однако общения не избегали. Ее мужа Тимофея Михайловича, моя мать знала еще до свадьбы тети Насти. Знал его и мой отец. Одно время он работал с ним в товариществе по обработке земли – колхозе, затем ушел в школу. Тогда не хватало преподавателей и фронтовой друг, директор устроил его. Тимофей Михайлович очень завидовал отцу, правда и тетя Настя тоже – это было заметно даже нам детям.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70445635) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.