Вилами по воде
Линда Ангелина
В трагедии земного бытия ни справедливости, ни милосердья… Стихи о судьбе, надеждах, радостях, потерях и разочарованиях.
Линда Ангелина
Вилами по воде
К читателю
Неужели ты, дружок, ещё читаешь,
а не в танчики играешь на диване?
Не в айфоне зависаешь, не бухаешь,
не на киче, не у Маши или Тани?
Оторвался ты, дружок, от коллектива,
у тебя то Пастернак, то Мураками –
не желаешь вместе с нами выпить пива,
погулять да помахаться кулаками –
значит, в жизни ты не понял ни черта и
от тебя какой-то будет толк едва ли,
если ты, дружок, сейчас стишки читаешь,
а не в баре вместе с нами, и не в зале;
так и будешь ты шуршать сухой листвою
по бульвару золотой порой осенней
неприкаянным, отверженным, изгоем…
В одиночестве.
Наедине со всеми.
Skazka
I
Что я могу ещё сказать?
Всё сказано неоднократно –
Всё было сказкой – сказка за –
вершилась. Точка. Аккуратно
Последний закрываю лист,
Со вздохом ставлю том на полку –
Все жили счастливо и долго,
И все мечты у всех сбылись…
Смелей вперед, коль жребий брошен!
Пусть сказка – ложь, да в ней намёк:
Конец обязан быть хорошим –
Сплошное счастье, радость, мёд;
В конце уймётся суматоха,
Пойдёт принцесса под венец –
А если всё сегодня плохо,
То это, значит, не конец…
Звучит вполне оптимистично,
И сказкам всякий верить рад –
Но почему мне так мистиче –
ски не везёт за разом раз?
Я не усвоила урока
Из сказок главного – про жизнь:
Что сказки – ложь, а мир уродлив,
Безумен, груб, жесток и лжив…
А ты, мой принц, судьбой обласкан:
Квартирка, дачка и ниссан –
Но ты на вид слегка потаскан,
И что-то белое в усах,
И тело как у спящей таксы,
И голова кой-где лыса –
Так что не надо ваших сказок
Мне про любовь и чудеса…
Всё начинается как сказка:
Волшебный принц et cetera,
И маскарада свистопляска,
Гирлянды, люстры, мишура –
Танцуют гости в бальной зале –
Веселье, музыка, игра,
А на столах среди азалий
Клико и чёрная икра –
Как я люблю всю эту прелесть:
Влюбляться, ездить по балам
В костюме белом Синдереллы,
Чтобы к утру напиться в хлам –
Моё любимое занятье –
Напиться и свести с ума
Кого-нибудь – хотела б знать я,
Зачем? Не ведаю сама…
Но возвращаемся к принцессе –
С улыбкой жалкой на губах,
Одна, в печали, в грусти, в стрессе,
Сидит в итоге на бобах –
Без замка, без любви, без кошта –
Какой облом, какой обман!
Из всех друзей с ней только кошка
Да королевский доберман…
Не превратилась сказка в быль и
Протуберанцев нет в судьбе –
Забылись дали голубые,
Остался быт, ну и тд.
Всё поначалу было мило,
Но через время – вот сюрприз! –
Пока принцесса раму мыла,
Без мыла ловко смылся принц…
Шуршала шинами карета –
Казалось ей, что это явь –
Но тут петух прокукарекал:
Мёд превратился в горький яд,
Волшебный замок – в сущий ад,
Бал, принц, любовь – в обрывки бреда,
В лохмотья – свадебный наряд –
Таков финал у сказки этой…
II
Пора! Божественным апрелем
В изысканном prеt–а–portе
В стакан, где были иммортели,
Налить божественный мартель
И хлопнуть весь стакан, зажмурясь,
И всё, и больше не вздыхать –
О Боже мой! Как это мудро!
Ну вот – теперь пора к стихам…
О это был смертельный номер –
Бежит размашисто строка –
Со мной ведёт беседу ноут:
Ещё есть срок до сорока,
И вообще – кого бояться?
Цела, как будто, голова?
И вид как будто вам семнадцать –
Бегут слова, летят слова –
И есть у вас еще лет тридцать,
Чтоб всё узнать про экзистанс,
Есть шанс бесследно раствориться
И приобщиться тайны тайн
Смирения, изведать силу
Страданий и страстей людских,
И боль, и непереносимость
Метафизической тоски…
На этом месте я вскричала:
Нет–нет! Прошу тебя, уймись!
Не заставляй меня с начала
Терзать сто раз всё ту же мысль!
И да! Есть время куролесить,
Бузить, не плакать ни о ком,
На остриях опасных лезвий
Босой солировать в трико
Из лайкры черной и блестящей,
В бауте, шляпе и плаще –
Портрет мой, кстати, настоящий,
Без искажений вообще…
Налейте мне ещё мартеля –
Даёт магический мартель
Мне просветленье, лёгкость в теле,
Летучесть – я хочу взлететь –
Мне левитации мгновенья
Дороже дней среди осин
Осенних необыкновенных,
Когда всё – золото и синь;
Когда сильней синеет речка,
Где справа – заводь, слева – мост,
Где мне русалка каждый вечер
Своим враньём выносит мозг…
Уже качается по полной
Дубовый шкаф в углу моём,
Уже упасть стремятся с полок
Все книжки, что хранятся в нём,
Уже и стол куда-то едет –
О Боже мой, вот это жесть –
Не зря учил нас Грибоедов:
"Собрать все книги да и сжечь"–
Эх, сжечь все сказочные книги!
А заодно и замок весь,
Чтоб не качался и не прыгал,
Летя в астрал, теряя вес –
Ещё, пожалуйста, мартеля,
Чтоб мрак преодолеть и страх,
И номер повторить смертельный,
И тоже вылететь в астрал!..
Уже и ноут раскалился,
Уже видения кругом –
Гроза над морем, брег скалистый,
Разрывы молний, буря, гром!..
Таких симфоний и не снилось
Бетховену и иже с ним –
Поверхность волн воспламенилась!
Пучины вздыбились! И в сизом
Сверканье вихрей страшной силы,
Сам Ктулху вылез из глубин!..
Ну всё… пора кончать бодягу –
Что за стихи? И что за "брег"?
Закрою ноут мой и лягу,
Чтоб не писать какой-то бред –
И медленно сознанье меркнет,
Как сумерки во мгле зеркал –
Допиться можно так до смерти,
Когда ни грушки, ни сырка…
В объятьях кошки и собаки
Я засыпаю как дитя,
И снятся мне под фуги Баха
Ставангер, Берген и октябрь –
Осенний день на побережье
Сегодня блещет синевой,
В листве деревьев солнце брезжит,
И бриз шуршит сухой листвой –
И лёгкий белый геликоптер
Из белого аэропорта
Летит над волнами offshore -
И – да,
Всё будет хорошо!..
Путешествие 1
1
Ты мягко стелешь, жизнь, но жёстко
Мне спать в твоих объятьях цепких –
Твоим зачитанным рецептам
Я предпочту страницу Джойса;
Твои заветы и советы
Мне вряд ли чем-то помогли бы,
Когда меня влечёт свет светлых
Созвездий знойного Магриба,
Парящая белоколонность
Далёкой Греции блестящей,
Где боги к людям благосклонны,
Где ждёт меня восторг и счастье
При виде брошенных небрежно
В зеркальность чистых вод прибрежных
Пелопонесских гор зелёных
И виноградников на склонах…
II
Напрасно я мусолю Джойса –
Едва ли я его осилю,
Переживание чужое –
По мне так бред кобылы сивой;
Людская пошлость и убогость
Мне редко кажется забавной,
И пусть признанье выйдет боком,
Но модернизм не по зубам мне,
И сердце бьётся равномерно;
Сдаваясь после пары главок,
Из шкафа достаю Гомера –
Вот где есть всё о самом главном –
Про доблесть, подвиги и славу,
Воспетые когда-то Блоком –
Увы, я Блока знаю плохо,
В стихах я разбираюсь слабо,
Но я гекзаметров гигантских
Страницы в старом фолианте
Не променяю на богатства,
На золото и бриллианты …
III
Когда перед тобой дилемма,
И нет ходов, и ты в цугцванге –
Беги!
Беги в прованский бледный
Лиловый дым полей лаванды,
К швейцарским царственным озёрам,
Уютной прелести Шварцвальда,
Беги к мозаикам Босфора,
Каналам Брюгге,
Венским вальсам,
К брегам туманным Альбиона,
Беги в Монако и Кордову –
И под adagio Альбинони
В Милан –
И всё начнётся снова…
IV
Порой шаблоны разрывает
Тоска, и всё уже не важно,
И дни отчаянья взывают
К шагам отчаянным отважным,
А так как в принципе не надо
Мне знать составы маринадов,
Салатов, соусов для пасты
С лимоном, мёдом и мелиссой,
Есть выход у меня в запасе –
Однажды ранним утром мглистым
Открою дверь в восход осенний,
В рассвет –
По утренней росе я,
По лужам и опавшим листьям
В свою отправлюсь одиссею –
Уйду по улице Улисса –
Земли не чуя под ногами,
По лестнице у храма Зевса,
Откуда в сизой дымке гавань
Предстанет мне тарелкой севрской –
К причалу, где в тумане синем
Корабль сквозь дымку вырастает –
За ним вода стальная стынет,
Над ним лик лунный в небе тает –
Он в полдень курс возьмёт на Трою –
Я с ним уйду в чужие страны –
К лагунам, кипарисам стройным,
Огням смоковниц и вулканов –
Сквозь мглу Мессинского пролива
К просторам за Пелорским мысом,
Где рощи лавра и оливы
Как акварель вдали размыты –
Нам ветер северный попутный
Наполнит паруса тугие,
И будет ощущенье, будто
Спадают камни, грузы, гири,
Замки кандальные и цепи
С души усталой ослабелой
По мере приближенья к цели,
И будет радость от победы,
Когда в латуни с перламутром
Воды, блестящей кожей рыбьей,
В двух скалах грозных цвета умбры
Увижу Сциллу и Харибду…
V
Чтоб этих описать чудовищ
Едва ли хватит мне таланта,
Но слов найдётся чудных вдоволь;
Так вот – циклопы и атланты
Там бы казались муравьями –
В кипящей адской чёрной яме,
В разрядах молний,
Фейерверках,
В огне,
Под гром в чугунных тучах,
Шторм, визги, вой в регистрах верхних –
И Деву вспомнишь Пресвятую
Сто раз,
Вплывая в сумрак тусклый
В последний час –
Страшнее смерти –
Когда корабль
Неторопливо
Подходит к узкому проливу…
Но я готова;
Я предвижу,
Как я пройду сквозь узость горла –
Есть что-то в нас важнее, выше,
Чем наши страхи – смелость, гордость –
И вера – Бог пребудет с нами,
И выйдет всё благополучно –
В сопротивлении цунами
Я и себя узнаю лучше –
Узнаю выдержки холодной
Всепобеждающую силу
При виде хищных глоток злобных
Шестиголовой жадной Сциллы,
Хребтом почувствую харизму
Опасности, отваги, риска
В кромешной тьме пучин Харибды,
В водоворотах, вихрях, брызгах –
Глаза от ужаса зажмурив,
С бесстрашием необъяснимым
Под грохот грома, в рёве бури
Я всё-таки пройду меж ними!..
Озеро
У подножья горы, где маяк наблюдает за бухтой,
где как будто прибоем на склон занесло незабудки,
а побеги настурций в цвету забрались на причал –
в этих райских местах, где в воде отражается берег,
много разных чудес – от сирен до жуков-скарабеев –
это озеро Мичиган, Тун или, может быть, Чад;
вот туда, в те края, иногда я в моменты печали
отправляюсь ночами – иду по пустому причалу
и смотрю на мерцанье далёких озёрных огней,
на безжизненный в лунном свечении пляж опустелый,
на маяк, прорезающий полночь прожектором белым,
на чернильную гладкую воду и звёзды на дне…
Я давно это озеро знаю в мельчайших деталях –
от каскадов задумчивых ив в предзакатной потали
до названий притихших причаленных лодок и яхт –
с панорамой размытой, в тенях и оттенках бесцветных,
так похожей на сон в меланхолии лунного света,
что иллюзией кажется ночь, и вода, и маяк;
здесь с такой остротой ощущаешь свою одинокость,
безвозвратность потерь; лёгкий ветер озёрный доносит
дальний звон, перекличку сирен, тихий шелест листвы;
для чего ты всё так, как случилось, о Господи, сделал?
Уплывают во тьму к молчаливым лугам асфоделий
незабудки и россыпь настурций и трав полевых…
Мне нельзя здесь бывать – этот воздух для психики вреден,
я болею потом, но проходит какое-то время,
и меня снова тянет какая-то сила сюда
непонятно зачем – мне совсем не становится легче,
пустоту и тоску ни вино и ни время не лечат,
ни маяк в темноте, ни воды бесконечной слюда…
Опрокинуто звёздное небо в безмолвную заводь,
вдалеке в лунном свете мелькают огни, ускользая –
то ли духи озёрные, то ль караван кораблей –
между тем перспектива бледнеет, тускнеет пространство,
распадаясь на зыбкое множество пятен абстрактных,
растворяется фата-морганой и тает во мгле;
возвращаюсь под утро домой, по дороге замёрзнув,
наливаю вино в тишине беспросветной и мёртвой,
пью, грущу, вспоминаю – и видятся в красном вине
огоньки карусели озёрной… Господь милосердный,
пусть реальность моя будет тягостной, скудной и серой,
но пусть будет блестеть это лунное озеро в ней…
Река
Я ходила искать моего убежавшего Джека
По осеннему лесу, по колкой траве порыжелой
Над рекой с неподвижной водой ледяной молчаливой,
Где каскадом склонились безмолвно плакучие ивы –
Я искала его, я звала его: Джек! – и свистела,
Но ни звука в ответ из окрестных полей опустелых –
Только эхо порой возвращалось ко мне рикошетом –
Я всё шла и сквозь слёзы звала убежавшего Джека;
Опускался туман. Клочья белой шифоновой ткани
Расплывались над речкой, ползли у меня под руками,
Укрывали тропу средь озябших речных разнотравий –
Эти травы дурманили голову словно отрава –
Я блуждала по зарослям дрока, хвоща и манжетки,
И звала и звала моего убежавшего Джека…
Постепенно менялись цвета в глубине панорамы:
Растворялись в тумане густом краски осени ранней –
Превращались и небо, и лес, и речная лагуна
В монохромный эскиз лаконичный пером по латуни…
Я брела вдоль реки без дороги и плакала горько,
И в какой-то момент оказалась на голом пригорке,
И оттуда увидела вдруг очертания лодки,
И причал, и фигурки людей в поволоке бесплотной,
Старика на корме в балахоне чудном старомодном,
И собаку, к нему на колени приткнувшую морду –
Я хотела приблизиться к лодке, но некая сила
Удержала меня и спуститься к воде не пустила –
Я смотрела на старца и пса, и на лодку в смятенье,
И сгущался туман, превращая всё сущее в тени…
В эту ночь я казалась себе сумасшедшей и пьяной –
Это мог бы быть сон, но мой плащ был усыпан репьями,
И когда на заре к серебру подмешали мадженту,
Я снимала колючки с плаща, как снимала их с Джека;
Много раз я потом приходила на речку, мечтая
Посмотреть, как туман всё плывёт над водой и не тает,
Ощутить позвонками, как лодку качает вода, но
Просто рано пока, и не время ещё для свиданий –
Час придёт – примут здесь и обол, и копейку, и шекель –
Я увижу опять моего убежавшего Джека…
Знак
В деревенской кофейне, в тени, на прохладной веранде
из старинного камня, среди сумасшедших гераней,
под защитой разлапистой цепкой листвы винограда,
в окружении клумб и рабаток с цветами, и грядок,
где томились и пухли на солнце гигантские тыквы,
и какие-то травы клубились за ними впритык и
источали густой аромат райской мирры, наверное, то ли
уж не знаю, чего – я сидела с бокалом бандоля;
на душе было так же, как в небе – бездонно и пусто;
я стихи сочиняла, примерно такие: допустим,
все старанья мои, весь мой путь, весь мой жизненный поиск
ни к чему не приводят – ни радости нет, ни покоя,
ни любви безоглядной, ни даже намёка на счастье,
ни надежды, что завтра с утра станет всё получаться –
и допустим, я сдамся, смирюсь, упаду лапки кверху –
что останется мне? Только пить, только плакать, наверно;
что же делать? Бежать? – я спросила Святого Трофима –
и хоть тайные знаки бывают лишь в книжках и фильмах,
вдруг увидела в ту же секунду, как белая птица
появилась в зените – и воздух вокруг золотится…
Плыли в небе вдали низко над голубым горизонтом
чередой облака в виде снежных вершин иллюзорных,
и казалось, что движутся горы, гонимые ветром;
к ним тянулись поля невозможно лилового цвета –
и с бандолем моим ледяным, розоватым и лёгким,
я, забыв о печалях земных, любовалась полётом
белой птицы небесной, парившей как маленький ангел
над полями лаванды…
Сны осени
Это лето ушло не согрев, не порадовав толком –
Ни жары, ни купаний, ни счастья – дожди и дожди;
Убираю ненужные летние вещи на полки,
Закрываю шкафы – вот и всё, и закончилась жизнь…
В неприветливых сумрачных северных наших широтах
В сентябре в полседьмого уже за окном темнота,
И стучит день и ночь по стеклу мелкий дождик сиротский,
Нет от скуки осенней спасенья, всё как-то не так –
Потому и хандра, а иначе, наверное, я бы
Не ругала короткое лето, и осень, и год,
А варила варенье из красной рябины и яблок,
Ожидая смиренно любви от людей и богов…
Если б что-то ждала я – любви, или милости Божьей –
Не казалась бы жизнь, вероятно, иллюзией мне,
Не владел бы душой беспросветный покой безнадёжный
Оттого, что ни счастья, ни яблок в реальности нет,
Оттого, что и сад, и летящие листья сирени,
И растрёпанный куст бузины у меня под окном,
И рябина, и банки блестящие, даже варенье –
Всё придумано мной и живёт лишь в сознанье моём –
Нет нигде ничего – нет Нью-Йорка, Венеции, Рима;
Монитор ноутбука и звёздная ночь, и луна,
Телефонный звонок, тихий голос знакомый незримый
Снятся мне, существуя в обрывках осеннего сна…
Сон случайного разума в холоде вечной вселенной –
Одинокая жизнь человека – как есть, день за днём –
Всё течёт и течёт монотонно цветной кинолентой,
Бессюжетным абсурдом – ни смысла, ни логики в нём;
Всё, что видят глаза – аберрация, фата-моргана,
Персонажи – фантомы, виденья, миражная плоть;
Лунный лик оловянный и сад мой, заросший бурьяном –
Эфемерны, и я на ступеньках – фантазии плод;
Эпизоды плывут чередой как бессвязный делирий –
Так плывут облака, отражённые в тёмной реке –
Но бывает волшебно красивым трагический триллер,
И становится грустно мне в замкнутом тесном мирке –
И тогда я смотрю вечерами в глубь сферы небесной
На свеченье луны, на закат в золотистых огнях –
И глаза не могу отвести от мерцающей бездны –
И она тоже смотрит, возможно, из тьмы на меня…
Омут
Среди лугов, где солнечно, где запах
Цветущих трав мне голову дурманит,
Течёт река – в ней шёлковые рыбки
Играют в салки, нежатся улитки
На мелководье, плавают туманы
Под утро – там, в кустах ольхи, есть заводь;
А в заводи, таинственной и томной,
За мокрым пнём и тряской ряской жалкой,
В том месте, где склонились молчаливо
Плакучие серебряные ивы,
Где лилии, и где живет русалка,
Во мгле ветвей укрылся тёмный омут…
Обходят это место стороною
Все жители деревни нашей дачной,
Когда идут в малинник за малиной,
Другой предпочитая путь, пусть длинный,
А к заводи, заманчивой и мрачной,
Собака даже не идёт со мною…
А я люблю бывать здесь, мне не страшно -
Я прихожу нарвать плавучих лилий,
И помечтать, и поболтать с русалкой,
Когда закат в полосках бледно-алых
Размыт печалью тусклых синих линий
И пятнами оранжевой гуаши…
Русалка мне рассказывает сказки,
В них ложь мешая с горькой правдой жизни
И с истиной, и с вымыслом невинным,
И я вздыхаю – вывод очевиден -
Жизнь такова, какую заслужили -
А между тем, небес сгорают краски;
И я прошу мне рассказать про омут -
Что в нём на дне? Какие скрыты тайны?
В журчанье слова каждого за словом
В ночи вникаю с жадностью, и словно
Гляжу на фотоснимок моментальный -
Цветной, но неразборчивый и тёмный…
"Незримый глазу круг в воде очерчен,
И яма здесь без дна страшнее ада -
Конец пути для путников беспечных -
В ней все мертво, черно и бесконечно,
Во тьме лишь черви водятся да черти -
Тебе туда заглядывать не надо…
Вот и любовь – такой же тёмный омут -
Нырнёшь, не глядя – можно там и сгинуть;
На дне бутылки битые да камни -
Не оторвать бессильными руками
Пиявок хищных, спрятавшихся в тине,
И цепкие хвосты травы придонной…
Ступай домой, тебе пора согреться -
Прохладно стало… Видишь, оловянный
Повис лик лунный в сумерках беззвёздных?
Иди домой, пока ещё не поздно"…
Я ухожу, но омут окаянный
Все снится мне, моим владея сердцем…
Темнеет
Темнеет сад осенний за окном,
а я смотрю в окно, как сад темнеет –
так, будто бы в окне идёт кино –
фильм этот предназначен только мне, и
лишь для меня на небе карамель
зари вечерней тает незаметно,
и золото листвы во тьме теней
тускнеет, меркнет до оттенков медных,
и для меня плывёт в стекле окна
луны безмолвной профиль оловянный,
печально светит уличный фонарь
и сад темнеет.
Скоро он увянет.
Да, что поделать, друг – уже октябрь
скулит, шуршит листвой в саду осеннем –
о, не стенай так жалобно хотя б –
от этих мантр унылых сердце щемит –
и ветру я шепчу: прошу, уймись,
не завывай как пёс, помилосердствуй –
умерь свой пыл и не смущай умы
невнятным и безрадостным концертом –
мне что-то грустно – может, это грипп,
усталость и хандра к концу недели –
для излеченья гриппа и хандры
налью в стакан немного зинфанделя,
взгляну в окно: там сумеречный сад –
спуститься в сад на поиск приключений?
Нет. Там темно. Боюсь. Пути назад
я не найду, боюсь. Да и ключей нет.
Достать, быть может, пачку сигарет
из жестяной коробки от бисквитов?
Поразмышлять о зле и о добре,
необъяснимо в жизни перевитых –
зачем, когда мечтаешь ни о чём
и ждёшь явленья бога из машины,
вдруг ниоткуда выскочит то чёрт,
то средний палец, то король мышиный?
Темнеет сад. Я зажигаю свет –
свет отразился в стёклах многократно,
и сад пропал. Погас. Исчез бесслед -
но в зазеркалье за окном квадратным.
Там только тьма. Ни сада, ни луны,
ни звёзд, ни елей, ни летящих листьев,
ни выстрела, ни лопнувшей струны,
ни шороха, ни шёпота, ни свиста –
там, за окном, реально ничего.
Внутри – фракталы ламп и отражений
огней в зеркальных стёклах, хоровод
флаконов, лент и всяких штучек женских,
сверканье света сумеркам назло
в хрустальных гранях тонкого стакана –
тьма за окном. Ни музыки, ни слов.
Не потому ль в душе тоска такая?
В реальности таятся чудеса:
потушишь лампу – явится свеченье
за окнами – там дремлет лунный сад,
волшебный плод полночных превращений –
включаю свет, и чёрной шторой ночь
опять скрывает от меня земное
и молча смотрит в дом через окно…
Конец кино.
Я закрываю ноут.
Часы
I
В часах песочных кончился песок -
Пора перевернуть их вверх ногами,
И пусть песок струится, невесом -
Бег времени устроен так богами,
И так осуществляется замер
Минут, часов и дней – сквозь узость горла
Бежит песок, вместивший жизнь и смерть,
Любовь, тоску, и многое другое…
В потоке серых равнодушных лет
Редки крупицы радости, и радость
Как сахарный песок блестит в стекле
То тут, то там, горя огнями радуг
Средь кварца тусклых выцветших кристаллов,
Истёртых за века служенья тьме -
Ни цвета в них, ни света не осталось,
Ни черт особых, знаков, ни примет -
В них ни черта – одна сплошная серость,
Их дело – нас объёмом обмануть,
И потому-то так и больно сердцу,
Что мало в жизни радостных минут…
Как часто мы о времени жалеем,
Что так бездарно прожито оно
В туманной тусклой сумеречной мгле и
Песком бесцветным ссыпано на дно
Не чищенной давно стеклянной колбы -
Она полна, часы перевернуть
Пора, и снова пусть бежит без толку
В стекле песка мучительная муть…
II
Итак, часы стеклянные имеют
Подставки из латуни с двух сторон,
На узкой талии – кольцо из меди;
На дне подставки вычеканен монстр
Ужасный страшный – может быть, химера -
Две головы и змеевидный хвост -
В венке из листьев дуба и омелы,
И трав, похожих на чабрец и хвощ;
На дне другом – изношенный нечёткий
Латунный образ – видимо, Харон -
А кто ещё сидеть так будет в лодке
Понуро, терпеливо? Только он -
Устало дремлет, как бы намекая,
Что нас он ждёт, он свой исполнит долг,
Что время жизни быстро протекает,
Перетекая как песок меж колб -
Песок засыплет, спрятав под собою
Год, месяц, день недели и число,
И факт, и ужас, и бездонность боли,
Меня, тебя, и вздох, и сухость слов -
Укроет постепенно ровным слоем
Забвенья, пепла, глин и новых почв
Бесследно всех –
И не было нас словно -
Пылинок, ветром унесённых прочь…
Жизнь мимолётна, друг мой, что поделать?
Для вечности она – один лишь миг,
Он сменится другим – на свете белом
Круговорот, и всё старо как мир -
Что было прежде, то всегда и будет,
И, как заметил мудрый Соломон,
Всё суета, и есть и будут люди
Всё теми ж до скончания времён -
Не изменить ни принципы, ни нравы,
И будет глаз за глаз и кровь за кровь,
И слабый – виноватым, сильный – правым,
И труд тяжёл, и горек хлеб, и кров
Не гарантирует тепла, защиты -
И может всё твоё похитить враг,
И все надежды белой ниткой шиты,
И не дожить до торжества добра;
И будет вечно ревность и измена,
Любви мученья, слёзы и печаль,
В фаворе зло, и нет, увы, сомнений,
Что завтра будет то же, что сейчас…
III
Заключена магическая сила
В песке внутри двух замкнутых пространств -
Та, что живёт в целебных элексирах,
Способствующих заживленью ран –
И пусть не учит время – время лечит,
Реальность превращая в миражи -
Стихает боль, и как-то сердцу легче
Среди химер, и можно дальше жить
Хоть как-нибудь,
И жизнь, наверно, стоит
Допить до дна, тем более, одна
Она у нас,
И даже «Всё пустое»
Сказать, когда к концу придёт она…
IV
Такие вот часы. Запас песка
Рассчитан в них на сутки до минуты -
Я каждый день за ними лезу в шкаф,
Снимаю с полки, чтоб перевернуть их;
Им лет пятьсот, наверно; их дизайн
И стиль напоминает о легендах
Брабанта про русалок и пейзан,
Про тайны магов Брюгге или Гента,
Про факелы, горящие в ночи,
Про гладкие и тёмные каналы
И про метанье тени от свечи
По стенам гулких и пустынных залов,
Затем по узкой лесенке наверх,
И далее по каменным холодным
Проходам к двери низкой, и за дверь,
К реке и вязам, где укрылась лодка…
И вижу снова будто наяву
То ратушу, то шпиль, то побережье;
Колокола, воды шуршащий звук
В колёсах мельниц слышу;
То воскресший
Из памяти, является Брюссель,
Поля в тумане и старинный замок -
Сменяется картинок карусель,
И Фландрия плывёт перед глазами -
Я мысленно лечу туда на крыльях -
Ведь в маленькой таверне где-то там
Песочные часы и подарили
Мне гномы и волшебный великан…
V
Зачем тебе про это, друг мой, знать,
Когда зима и тьма, пора депрессий?
Но за зимой опять придёт весна
И лето с ароматом нежных фрезий,
Сезон морских купаний и любви,
Бикини, пляжей, дальних путешествий,
И приключений всяких, и любых
Соблазнов воплощённых сумасшедших -
И горечь потеряет остроту,
И память повторит свой вечный фокус -
Всегда практичнее влюбляться в ту,
Кто рядом здесь с тобой на летних фото
Под парусом на ласковой воде -
И будет всё прекрасно, друг мой, верь мне -
Часы я обещаю каждый день
Переворачивать,
Чтоб продолжалось время…
Кошка
Осиротела кошка. Одиноко
Неслышно ходит в комнатах пустых,
Где из живого – только свет из окон,
В аквариуме рыбка, да часы –
Отсчитывают тихие секунды;
Прошла зима – она хозяев ждёт,
Но тает свет её надежды скудный,
Как тает снег последний под дождём.
Полночный месяц режет жизнь на сутки,
Раскручивая времени моток –
Число лоскутьев не меняет сути –
Утрата обернулась немотой;
В трагедии земного бытия
Ни справедливости, ни милосердья,
Но знает кошка так же, как и я –
Любовь не прерывается со смертью.
Нет слов сочувствия и утешенья –
Лишь вздохи; прижимаюсь лбом к стеклу,
В безмолвии гляжу в ночную мглу,
Ловлю скольженье бледной лунной тени
И думаю: вот кошка, ждёт хозяев –
Но ведь оттуда, где они, не смог
Никто назад вернуться… Уходя, я
Дверь молча запираю на замок.
Мне бесконечно эту кошку жалко –
Сидит, тоскуя, целый день одна,
Гладит в окно, качается в качалке –
И всё, и никого, и тишина;
Я захожу к ней пару раз на дню,
И кажется, она ко мне привыкла,
Приходит на колени помурлыкать –
Признала всё же, видно, за родню;
Я сыплю корм аквариумной рыбке
В зелёный мглистый тёмный водный сон,
И рыбка смотрит сквозь стекло с улыбкой
И шевелит шифоновым хвостом.
Май… Жизнь бежит, весна, и всё в порядке –
Квадраты солнца греют синь ковра,
Блестят в шкафах, ложатся на кровать –
Я глажу кошку, мы играем в прятки,
Глядим в окно, качаемся в качалке –
Но между нами тайная стена –
Мне не развеять кошкиной печали,
Ей грустных дум моих не разогнать –
И сколько ни прикладывай усилий,
Стены незримой не разрушить нам,
И тех, кого мы обе с ней любили,
Ей я не заменю, а мне – она.
Связь
Посидим на веранде, мой белый светящийся ангел –
день сегодня волшебно красивый осенний в офлайне –
связи нет в www, не хватает какого-то кванта –
видно, важного кванта, раз дело настолько неладно;
связи нет, милый ангел, нет межгалактической связи,
да и много чего ещё нет, ангел мой, очень много,
но отсутствие связи – из самых больших безобразий,
даже больше, чем водка у нас, дураки и дороги;
есть о чём поболтать, белоснежный печальный мой ангел:
о мечтах, например – я в мечтах безнадёжно увязла;
о физической связи, о связи экзистенциальной
и о тайной мистической метафизической связи –
время есть обсудить то да сё, что к чему, милый ангел:
если связь есть, то нету обычно ни жизни, ни денег,
сил и времени, выбора, выхода нет, мы в цугцванге,
в голове ничего кроме звонкой пустой дребедени –
а сегодня тепло и светло, ветер юго-восточный
слабо-сильный, и я по опавшим растоптанным листьям
и по лужам вчерашним, и грязи отправлюсь на почту,
узнавать, нет ли там для меня затерявшихся писем;
а на почте висит возле входа плакат грандиозный:
"Мы на связи с тобой!" – гордо реет печатное слово –
а под ним на столе одинокий стоит гладиолус
из пластмассы в бутылке обрезанной от кока-колы –
из окошка глядит на меня белоглазая тётя,
долго вертит мой паспорт, сверяя прописку и фото:
"Пишут вам" – говорит, и сочувствует, мол, недотёпа,
ждёт как дура, что может, напишет ей что-нибудь кто-то –
"Так что смело идите домой и, возможно, что скоро –
через день или два, или год, не скажу, через сколько –
вам напишут", – и смотрит с такой невозможной тоскою,
даже, можно сказать, со вселенской всей болью и скорбью;
по дороге домой покупаю себе шоколадку
за пятнадцать рублей в магазинчике старом на горке –
пусть хоть сладко мне будет, раз всё так выходит нескладно,
пусть хоть сладко мне будет, раз всё так мучительно горько…
Путешествие 2
Еду утром в субботу по Малой Лубянке
мимо спящих домов, магазинов и банков,
через мост над рекой, на восходе янтарной,
разрезаю Москвы концентрический тартар,
и, минуя бессонные шумные кольца,
выезжаю за МКАД где-то возле Подольска,
а потом на шоссе с гулким именем «Дон»
пробираюсь с трудом;
путь сегодня нацелен на поиски рая:
знаю твёрдо, что если сейчас постараюсь,
то найду его здесь, потому что есть метка
в яндекс-картах, и я доберусь непременно –
по оврагам, лугам, может, по бездорожью,
c навигатором верным и с помощью Божьей
отыщу средь лесов и полей, и просёлков,
пустырей и болот – в общем, мест невесёлых –
рай земной, сад эдемский, блаженные кущи…
Только в этих ландшафтах, невзрачных и скучных,
где я, следуя чьим-то инструкциям тайным,
целый день провела в одиноких метаньях –
не нашла я обители обетованной,
ни олив и ни пальм – борщевик, одуванчик,
вместо мирта и роз – лопухи и крапива,
да осот вдоль дорог, припорошенный пылью –
всё не то, и надежда во мне умирает:
в этих скудных пространствах не может быть рая –
открываю окно: то ли вой, то ли лай –
нет, здесь точно не рай.
Рая нет ни в Рудинах, ни в Ситне, ни в Видном –
может, рай жалким грешникам просто не виден?
Может быть. Но, скорей, просчиталась я в чём-то,
хоть мой план изначально простым был и чётким:
если есть на вселенских просторах Зарайск –
значит, там же и рай.
Не пойму почему, но короткий топоним
моё сердце неясной надеждой наполнил,
что не где-то в долине Евфрата и Тигра,
а в родном захолустье, бесцветном и тихом,
не в Персидском заливе, не возле Тебриза,
а среди подмосковных осин серебристых,
словом – рядом, поблизости, в этой же жизни –
и покой, и любовь, и мечты достижимы;
захотелось увидеть своими глазами,
заглянуть хоть на миг в райский сад этот самый…
Я изъездила местность от края до края –
ни намёка на нечто, подобное раю –
лишь туманные дали, тоска и безлюдье –
непригодно для счастья здесь всё абсолютно,
и зловеще пылает лиловый закат –
разве это не ад?..
Всё обман. Рая нет. Мне пора возвращаться.
Ночь накроет вот-вот землю тьмой беспощадной,
солнце скрылось за тучей, спускаясь на запад,
и последним лучом осветило внезапно
панораму дороги, прямой и пустынной:
в полумгле придорожные ели застыли,
впереди перекрёсток мигает мигалкой,
с двух сторон – терриконы заброшенной свалки,
бесконечные склады, ангары, заборы,
в перспективе – растаявший в сумерках город;
вспыхнул золотом, будто огнём загораясь,
крест далёкий над куполом церкви зарайской –
луч скользнул по дороге, блеснул, уползая,
и в последний момент осветил указатель –
грязный щит с еле видными буквами "…рай…" –
лужу, трактор, сарай…
Путешествие 3
По дороге в Загорск череда деревень,
Чёрных домиков скромных на фоне замёрзших черёмух –
Обветшалый забор, конура у дверей –
Монотонный унылый пейзаж, торжество монохрома;
По дороге в Загорск в январе так бело –
Горы снега на крышах, сугробы под самые окна,
Белый дым над трубой, на верёвке бельё,
От натопленной печки оконца слезятся и мокнут;
По дороге в Загорск по ночам только тьма,
Непроглядная тьма до рассветного позднего часа –
Ни души, ни огня – и, возможно, дома –
Лишь фантомы, ведь эти места непригодны для счастья;
По дороге в Загорск закрываю глаза
И невольно впадаю в далёкое ясное детство –
И вперёд не хочу, и назад мне нельзя –
Замираю на грани потерь, разрушений и бедствий –
По дороге в Загорск не хочу вспоминать
Ни о ком, ни о чём, или сердце моё разорвётся –
Пусть забудется всё, пусть молчат имена,
Погребённые в тёмных глубинах глухого колодца;
По дороге в Загорск оценить результат
Грешной жизни моей получается легче и лучше –
Что осталось со мной? Ничего. Пустота.
Не просторы небес – небеса, отражённые в луже…
По дороге в Загорск понимаешь, что жизнь –
Уязвимый, навязанный свыше нам модус вивенди,
И её механизм из колёс и пружин
Управляем не мной, и однажды закроется вентиль –
По дороге в Загорск под скелетами лип,
Занесённых пургой и укрытых снегами по пояс,
Меж оград и крестов, дат, фамилий и лиц,
С фотографий, глядящих мне в спину, и я успокоюсь…
По дороге в Загорск представляю Загорск –
Там тепло, там весна, авлетриды играют на флейтах,
Набухают ростки астр, монард, мандрагор,
Зацветает миндаль, виноградники в листиках клейких…
По дороге в Загорск всё синей полумгла,
Оттого и тоска, меланхолия сумерек ранних –
Позолотой блеснули вдали купола –
То ли это Загорск, то ль закат в глубине панорамы…
По дороге в Загорск мир за окнами стёрт,
За стеклом в темноте только месяц да звёздочек горстка –
И неважно совсем, долог путь или скор
До обители райской, мечты, утешенья – Загорска…
Словарь
Зачем я на чердак пришла – не помню,
но то, что был крещенский ясный полдень,
сияло солнце – помню как сейчас;
зачем – не знаю – книжный шкаф открыла –
стеклом блеснули дверцы, словно крылья
стрекоз прозрачных в солнечных лучах;
дубовый шкаф, громоздкий и немодный,
перенесли сюда из-за ремонта –
в нём было столько книг, что голова
протестовала – ну а в этот полдень
из любопытства я достала с полки
одну – старинный, с ятями, словарь –
тяжёлый фолиант русско-английский –
внутри нашлись засушенные листья
поблекшие – таким бывает сон,
оставшийся среди воспоминаний
о чём-то добром: детстве, доме, маме –
с далёких незапамятных времён;
давнишний, кем-то собранный гербарий:
казались полустёртыми гербами
листки берёз; потрескалась поталь
осин осенних листьев; клён, шиповник –
гербарий был печали преисполнен
и символов, значения и тайн…
Листая пожелтевшие страницы,
то льна цветок найдя, то медуницы,
рассматривая букв изящный стиль,
я добралась до середины тома,
где странный артефакт какой-то тёмный
хранился меж глаголов и астильб:
пыльца, труха, останки, отпечаток –
след бабочки, уснувшей средь причастий
и прилагательных на букву "С"
мне показался редким фотоснимком,
магическим значком необъяснимым,
феноменом и чудом из чудес –
в словарные страницы впрессовался
и в буквах голограммой красовался
персидский чёрно-синий махаон,
и две страницы в сине-сизых блёстках
хранили абрис крупных крыльев плоских
чешуекрылого иных времён –
из бархатной пыльцы прелестный пленник –
наверное, сюда из параллельных
миров перелетел, чтобы предстать
мне здесь, где в свете солнца пыль искрится,
где я открыла книгу на странице
на "С" – на слове "северъ" с буквой "ять"…
Любуясь дивной бабочкой столетней,
я ощутила дуновенье летней
июльской жизни посреди зимы,
и махаон был, видимо, посланник
неведомых миров, иных пространств и
каких-то измерений неземных;
и тут внезапно, явственно и чётко,
я разглядела лоб высокий с чёлкой
на отпечатке, сделанном пыльцой –
рот, скорбно сжатый, тонкий нос с горбинкой –
в мгновенье я увидела в картинке
Ахматовой надменное лицо…
Но что-то отвлекло моё вниманье,
и обернулся зрительным обманом
мистический ахматовский портрет,
знакомый мне по стародавним фото –
сместился то ли ракурс, то ли фокус –
и образ растворился в серебре:
передо мной печально распластались
пыльцы остатки с блеском сизой стали
фантазией, ожившей наяву –
сквозь крылышки проглядывали буквы –
и вдруг во мне возникло чувство, будто
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/linda-angelina/vilami-po-vode-70240891/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.