Умереть в семнадцать, или Отложенная жизнь
Тина Климович
Счастливое детство Тани закончилось с трагической гибелью отца. Мать вскоре вышла за грубого деспотичного человека. Но Таня старалась не замечать реальной жизни, жила в своем иллюзорном мире, надеясь уехать после окончания школы из этого полукриминального городишки в Москву. Пережив сексуальное нападение в семнадцать лет, она стала «грязной» для социума, не смогла бороться в одиночку с отторжением. После очередного насилия Таня одним взмахом острого ножа отрезала свою толстую русую косу и из Танечки – мечтательницы, превратилась в Таньку – малахольную, "обслуживающую" дальнобойщиков. Душа ее умерла в семнадцать, осталась только пустая оболочка.
Тина Климович
Умереть в семнадцать, или Отложенная жизнь
Глава 1
– Мама! Мамочка! – проснувшись от страшного сна, закричала Таня. Ей приснилось, как огромный черный паук, перебирая мохнатыми лапами ползет к ее лицу по белой простыне.
Тишина. Таня не услышала торопливых маминых шагов. Обычно мать, едва услышав отчаянный крик дочери, тут же прибегала, прижимала к себе, чтобы успокоить, шептала ласковые слова и целовала мокрые от слез щечки, до тех пор, пока девочка умиротворенно не засыпала у нее на груди.
Подождав некоторое время, Таня встала с кровати и, превозмогая страх, засеменила босыми ножками по холодному полу в комнату матери. Подойдя к двери, она услышала протяжные стоны.
Глаза девочки, уже привыкшие к темноте, увидели мужчину, всем телом прижимавшего маму к кровати. Ее тонкие руки упирались в широкие плечи незнакомца, а голова беспомощно запрокинулась на подушку.
«Мамочку душат, на нее напал разбойник!», – в отчаянии подумала Таня и бросилась с кулачками на мужчину.
Незнакомец медленно сполз с матери и та, повернув голову к дочери, прерывисто и тяжело дыша, сказала:
– Таня, выйди из комнаты!
Девочка удивленно смотрела на мать – та никогда не говорила с ней таким странным голосом.
– Мамочка, но мне страшно! – в ответ заканючила Таня, бросилась к матери и прижалась головкой к ее голой груди.
– Ты слышала, что сказала мать! – грубо, не терпящим возражений голосом, сказал мамин «обидчик», обращаясь к Тане, даже не повернув голову в ее сторону. Он лежащий сбоку от матери, на том месте, где всегда лежал ее папочка.
– Танечка, доченька, иди в свою комнату и ложись в кроватку, – уже ласково сказала мать, легонько оттолкнув дочь от себя.
Девочка детской интуицией почувствовала, что мама, как прежде, не обнимет и не успокоит ее, не положит рядом с собой в их «теплу норку». Ее ласковая мамочка почему-то слушается своего «обидчика», который занял папино место.
Таня заплакала уже от обиды:
– Паук, черный паук… к моему лицу…, – повторяла она сквозь слезы, вновь прижимаясь к матери.
– Иди спать! – вновь грубо приказал незнакомец.
– Танечка, иди, – шепнула мать, поцеловав ее в макушку.
Вытирая ладошкой слезы, девочка понуро поплелась в свою комнату.
Едва ее русая головка коснулась подушки, здоровый сон увлек в свой мир грез.
Глава 2
Утром, едва проснувшись, Таня побежала на кухню. Но переступив порог своей комнаты, она услышала раздававшиеся из кухни голоса – веселый матери и еще чей-то басистый незнакомый. Войдя на кухню, девочка увидела огромную спину незнакомца, сидевшего за столом, и мать, стоящую у плиты, которая помешивая что-то в сковороде – скворчащее и вкусно пахнущее, оборачивалась к незнакомцу и, что–то смеясь ему рассказывала.
Увидев остановившуюся в проеме двери дочь, она счастливым тоном сказала:
– Таня – это дядя Игорь, Он теперь будет жить с нами. Поздоровайся, детка.
– Здрасте, – тихо сказала Таня спине незнакомца.
– Привет, – буркнул тот, повернув к ней коротко остриженную голову на мощной шее, и сверля ее черными, как буравчики глазами.
– За знакомство, – добавил он, отвернувшись и наливая из бутылки противно пахнущую жидкость в стоящий перед ним стакан. Шумно выдохнул, он одним глотком выпил его содержимое стакана и громко крякнул. Мать не сводила с него восхищенных, сомлевших от счастья глаз.
Наконец, она обратила внимание на дочь, все также неподвижно стоявшую у двери.
– Таня, – обратилась к ней мать с нотками раздражения, назвав по имени, а не как обычно – «доченька», – не ходи в пижаме. Иди, переоденься.
Мать отвернулась к плите, всем видом показывая свое недовольство дочерью.
Таня поняла, что сегодня не состоится их ежеутренний ритуал, когда они обнимались и «здоровались носиками», и еще мать на нее почему-то сердится. Постояв нерешительно несколько секунд, девочка вышла из кухни, едва сдерживая навернувшиеся на глаза слезы.
Снимая любимую пижамку с медвежатами и с трудом натягивая платье, она с обидой на мать мстительно думала: «А я тоже не буду тебе целовать в щечку и носик. Вот так…Пусть тебя теперь целует эта страшная голова».
Через приоткрытую дверь Таня услышала, как мать извиняющимся голосом говорила:
– Игорек, она не будет тебя беспокоить. Я на этой же неделе возьму отгулы и отвезу ее к свекрови. Пусть несколько месяцев поживет у нее до школы. Свекровь в ней души не чает, только рада будет, что внучка у нее поживет. А там, глядишь, все и наладится.
Что наладится, и кто куда поедет – девочка не поняла. Но мать ни разу не назвала дочь по имени.
Таня не слышала, что ответил «Игорек», только через некоторое время услышала заливистый смех матери, а потом ее протяжные стоны и всхлипы.
И тут Таня вспомнила про минувшую ночь. Она села на кровати, прижала к животу любимую куклу Жанку – подарок бабушки на Новый год, и стала раскачиваться из стороны в сторону. Привычка раскачиваться появилась у нее после смерти отца. Из этого оцепенения Таню вывел громкий голос матери, приглашающий ее к завтраку.
Через два дня мать отвезла ее к бабушке, своей бывшей свекрови.
Глава 3
Танин отец – Никита, погиб в автомобильной аварии, когда ему едва исполнилось двадцать семь лет. Никита окончил техникум лесной промышленности. Из-за прогрессирующей близорукости в армию его не взяли, как его однокурсников, и он по распределению попал в небольшой городок на Южном Урале. Специально взял направление из всех предложенных подальше от дома. И все из-за матери. Она совершенно достала его своей опекой. Женщина после преждевременной смерти мужа, всю свою любовь сосредоточила на единственном сыне, лишая его малейшей возможности проявить самостоятельность. Никита и чувствовал себя «маменькиным сынком», «хлюпиком». Вот он и твердо решил: подальше от маминой заботы, трудности закаляют и превращают «хлюпика» в мужчину.
– Питайся вовремя, обязательно ешь первое, а не одни бутерброды, – наказывала мать на вокзале, вцепившись в рукав его куртки. – И не читай по ночам, а то совсем ослепнешь.
– Никитка, сыночек, береги себя! И пиши! – услышал он ее слова, срывающиеся на крик, стоя у окна купе. Поезд набирал скорость, и мать, и не отрывая взгляд от сына, все ускоряла шаг, стараясь не потерять из вида его лица. В носу у Никиты предательски защипало. «Не хватало еще расплакаться на виду у всех», – раздражаясь на себя, подумал он и отошел от окна.
***
В отделе кадров завода полная пожилая кадровичка поохала над его худобой и юным видом.
– Уж очень у вас вид интеллигентный, мягкий вы, а с рабочими надо по строже, а где и послать, а то не будут слушаться. А вы, судя по всему, никогда и матом то не ругались? – спросила насмешливо она.
– Ругался, – соврал Никита и покраснел, – в детстве, в школе.
– Ничего, Никита Сергеевич, пообвыкнете, «заматерееете», – улыбнулась та, – все мы когда-то начинали. Поднаберётесь опыта и все наладится. Жаль, что наставника у вас на первое время не будет. Наш незаменимый Петрович ушел на пенсию, внуков нянчить, уж как мы его не уговаривали…
Никите как молодому специалисту предоставили просторную комнату в заводском общежитии на этаже для семейных. Столовая была в этом же здании, так что Никита, помня наказ матери, старался питаться правильно – брать первое, второе и компот.
Кадровичка оказалась права. Его моложавый вид поначалу не внушал авторитета у дюжины подчиненных, старше его в два раза. «Очкарик», «интеллигент», «хиляк», – так называли его подчиненные за глаза. Но время шло, и его фундаментальные теоретические знания, ответственность и уважительное отношение к ним, к их опыту сыграли на него. Уже через два месяца рабочие уважительно звали его между собой – «наш Сергеич». Так хиляк Никита превратился в уважаемого Никиту Сергеевича.
Глава 4
Примерно через полгода после своего приезда в этот городок Никита познакомился с Зинкой – учетчицей.
У Зинка была еще «та слава». Слыла она разбитной девчонкой и в свои девятнадцать лет уже сменила больше десятка кавалеров и даже прозвище получила – «Зинка-безотказка».
Никите на момент их знакомства исполнилось двадцать один год, и у него был небогатый опыт отношений с девушками, а вернее, совсем не было.
Всерьёз он дружил только с Милой, своей однокурсницей, таким же «ботаником», как и он. Влюбленные даже собирались пожениться сразу после окончания техникума.
Но на выпускном вечере девушка устроила Никите жуткую истерику, приревновал в молодой преподавательнице Лилии Андреевне.
Ее ревность, на взгляд Никиты, была абсолютно необоснованной. Веселая, очень красивая и почти их ровесница, Лилия Андреевна, или «Лилек», была любимицей всех мальчишек их курса.
И еще накануне выпускного вечера парни между собой договорились в какой очередности будут ее приглашать на медленный танец. Уж очень хотелось каждому из них на прощание потанцевать с любимой преподавательницей. Так получилось, что Никита танцевал с Лилькой два, а с Милой только один медленный танец.
– Предатель, бабник, вот оно – твое истинное лицо, – кричала зарёванная и красная Мила под лестницей, куда увела Никиту за руку из танцевального зала.
На все его доводы и просьбы успокоиться, что она не так все поняла, Мила еще больше истерила и кричала, что наконец-то она «раскусила» дамского угодника. Девушка так разошлась в своем негодовании, что со всей силы влепила ему пощечину.
– Не смей за мной идти, предатель! – выкрикнула она на прощание и выбежала из здания.
На следующий день Никита с покаянным видом, хотя толком и не понимая в чем его вина, постучал в дверь комнаты в общежитии, где жила Мила. Открыла дверь ее соседка и трагическим тоном объявила, что Милочка – «бедная обманутая девочка», уехала к родителям в Ставропольский край, и чтобы он ее не искал, поскольку «между ними все кончено».
И со злорадным видом она вручила Никите конверт. В конверте лежал один листок, во всю его длину было написано только одно слово: «Ненавижу» и три восклицательных знака. Как известно, от любви до ненависти только шаг…
Вот так и закончились его первые отношения, не успев начаться. Но какой-то опыт он все же приобрёл: «Моя девушка должна быть веселой и не обидчивой, такой, как Лилия Андреевна», – твердо решил Никита.
Глава 5
Зинка и была такой – веселой хохотушкой. А что до обид… ее столько раз обижали, то если все помнить, не стоить и жить. Девушка она была яркой: блондированные длинные прямые волосы блестящей волной спускались до тонкой талии; зеленые раскосые глаза с умело наложенным макияжем, вкупе создавали образ русалки.
Вот только заискивающий взгляд «дворняги», ищущей хозяина, выдавал в ней неуверенную деревенскую девчонку, какой она в душе и осталась.
Зинка умело «позволила» увлечься собой молодому мастеру, просчитав все выгоды от брака с ним. А что? Молодой специалист с отдельной комнатой, хотя и в общежитии, – хорошая партия для учетчицы с подпорченной репутацией. К тому же парень интеллигентный, воспитанный, не то, что ее прежние ухажеры, которые вместо цветов, угощали пивом или вином и в первый же вечер «тащили» в постель. Да и замуж, честно говоря, Зинке никто не предлагал – с ее то «славой».
Никиту в Зинке привлекала даже не ее яркая внешность, а ее веселый нрав. С ней он с первых же минут знакомства почувствовал себя легко и непринужденно. Легким характером Зинка напоминала ему Лилию Андреевну.
Зинка жила в том же общежитии, что и Никита, но в другой ее половине – для одиночек. В большой комнате, кроме нее, жили еще пять таких же девчонок, как и Зинка, переехавших в город из деревень и поселков за лучшей судьбой.
– Никита, какой вы умным, – восхищенно говорила Зинка, чуть ли не глядя ему в рот и робко касаясь тонкой прохладной ладонью его руки.
Через неделю знакомства Зинка «позволила» поцеловать ее в щечку. Никита неуверенно положил руку на ее тонкую талию, боясь испугать девушку этим «взрослым» жестом. А вдруг она, как Мила когда-то резко сбросит его руку и вскрикнет: «Не наглей!».
Менее чем через месяц, Никита и Зинка уже занимались сексом. К стыду юноши, перешедшем двадцатилетний рубеж, это был его первый сексуальный опыт. Зинка это сразу почувствовала и прекрасно «сыграла» роль невинной девушки. Ну уж потом она показала такой «класс», что бедный Никита не мог дождаться ночи, чтобы заключить горячее Зинкино тело в объятья и улететь «в рай».
Опытная Зиночка быстро «залетела» от Никиты. Однажды она пришла к нему на участок, что никогда не делала раньше и трагическим голосом объявила, что им надо поговорить. Встревоженный Никита выбежал вслед за девушкой из бытовки. Зинка увела его от посторонних глаз и, опустив глаза к долу, объявила:
– Никита, я сегодня была у врача…
– Ты заболела? – от страха за нее его голос охрип.
– Ну не совсем, – начала Зинка, все еще не поднимая глаз. – Я беременная, уже три месяца. Тут она не выдержала и посмотрела на него. Уж очень ей хотелось увидеть его первую реакцию!
Несколько секунд Никита ошарашенно смотрел на девушку, а потом крепко заключил ее в объятья, приподнял и счастливо закричал:
– Зиночка! Любимая моя, девочка! Я буду папой!
Зинка, получив желаемую реакцию, наигранно стала колотить его по спине:
– Отпусти, Никитка, люди смотрят!
– Пусть смотрят! Пусть завидуют! Я самый счастливый человек на свете! – кричал он в возбуждении. – Может тебя нельзя теперь обнимать? – вдруг с беспокойством спросил он, осторожно опуская Зинку на землю.
– Глупенький, конечно, можно. Он еще маленький, – великодушно успокоила его Зинка.
Как истинный «джентльмен», Никита обязан был жениться на Зинке. На пятом месяце ее беременности они тихо расписались в местном загсе при двух свидетелях. Родителей с обеих сторон поставили в известность по уже свершившему факту.
Глава 6
Надо отдать Зиночке должное – женой она стала образцовой.
Сыграло свою роль и то, что до семнадцати лет девушка была главной помощницей матери по хозяйству, да и воспитание трех младших братьев и сестер легко на ее хрупкие плечи. Мать, работавшая дояркой у местного фермера, так уставала, что едва успевала управиться с домашней скотиной – главным источником дохода в их большой семье.
Глава семейства – отец Зинки, как и многие мужики их поселения, все тяжело заработанные деньги на стареньком тракторе оставлял в местном магазинчике.
– Мне еще повезло, Зинка, что руку по пьяни на меня не поднимает, да и вас любит, – оправдывала мать пьянчужку-отца.
Зинка не хотела, чтобы ее судьба сложилась как у матери – в молодости первой красавицы деревни, а в тридцать пять лет, под гнетом жизненных невзгод выглядевшей под полтинник.
Как только девушка окончила среднюю школу, то сразу же собрала свой бедный скрап и уехала в ближайший городок.
И вот она уже жена молодого интеллигентного мастера, у них отдельная комната и скоро она сама станет матерью.
Она окружила мужа заботой, стараясь угодить ему во всем. В их с Никитой комнатке всегда было уютно: чистые стекла окна блестели на солнце; на узенькой кровати всегда накрахмаленное белье, на рыжем деревянном полу разноцветные тканые половички.
Да и готовила Зинка отменно, радуя молодого мужа вкусными обедами из самых простых продуктов. Когда она жарила картошку, то в общежитском коридоре стоял такой аппетитный запах, что рот невольно наполнялся слюной.
Никита был неприхотлив в еде. У мамы, пропадавшей с утра до вечера в школе, фирменными блюдами были каша – геркулес и чай с плюшками из школьной столовой. А тут такая Зинкина гастрономия!
Никита, благодаря стряпне молодой жены и тихим семейным радостям, раздался в плечах, возмужал и уже мало походил на того хрупкого нервного юношу, каким был еще несколько месяцев назад.
Со своей Зиночки Никита буквально пылинки сметал, не позволял ей перетруждаться, даже пол мыть и то запрещал – сам это делал, хоть и неумело.
Чудно это было для Зинки. Она то помнила, как мать до последнего дня беременности таскала тяжелые ведра и с водой, и кормом для животных. Отец никогда не предлагал свою помощь по хозяйству.
– Не мужицкое это дело, – отнекивался он, когда мать просила его хотя бы воды в баню натаскать.
А ее Никитка совсем другой – заботливый и ласковый. Когда он увидел ее с полными сумками картофеля, которые она несла из магазина, то с возмущением бросился к ней, схватил тяжелую поклажу и начал корить, что беременным нельзя то, нельзя это…
– Никиточка, беременность – это же не болезнь, – со смехом говорила в таких случаях Зинка. – Да и двигаться мне надо больше.
– Ну не знаю, – растерянно отвечал он. – Но, Зиночка, прошу тебя, не таскай тяжести. Я сам все принесу, – просил он, напуская на себя несвойственную ему строгость, становясь в Зинкиных глазах таким милым и трогательным, что ее сердце переполнялось нежностью, не испытанной ею никогда и ни к кому.
– Да какие это тяжести! – со смехом парировала Зинка. – Да и вообще – я баба сильная! – сама мысленно радуясь его заботе о ней и будущем ребёнке. И часто ловила себя на мысли «со мной ли это счастье, уж не во сне ли это?».
Глава 7
Одно беспокоило Зинку – ее «бывшая слава».
«Если Никита узнает правду о ее «веселом» прошлом, то как он себя поведет? А вдруг бросит ее с ребенком?» – со страхом думала Зинка.
И предприимчивая Зинка, чтобы обезопасить от прошлого свое настоящее, чтобы «не дай бог» при Никите не было сказано что-нибудь нелицеприятное в ее адрес или еще хуже, если «бывший» подвыпивший дружок полезет обниматься и целоваться, разработала свою стратегию.
Так, когда они с Никитой гуляли по центральных улицах их городка, то едва завидев кого-то из бывших ухажеров, она ловко переводила внимание мужа:
– Никиточка, посмотри какой галстук! Он так подойдет к твоему новому костюму, – щебетала Зинка, увлекая мужа в глубь магазина.
– Милый, что-то в глаз попала, посмотри, – и уводила мужа в противоположную сторону, якобы в более светлое место.
И проносило. Никто не смог омрачить ее женское счастье.
Прошлое быльем поросло, и Зинка старалась о нем не вспоминать. Да и зачем? Она жена уважаемого человека, у них отдельное жилье, скоро родится желанный ребенок.
Да и окружающие стали относиться к ней с уважением, иначе, как Зиночкой никто и не называл.
– Зиночка, вы такая замечательная кулинарка! – с восхищалась тетя Нина, одинокий старожил общежития, – никогда здесь отродясь не видела таких маленьких аппетитных пирожков!
И польщенная Зинка угощала женщину вкусными пирожками с капустой.
Молодые мамочки ахали, рассматривая ажурные пинеточки и чепчики, связанные Зинкой.
– Зиночка, какая вы мастерица! – восхищенно говорили они.
Спасибо труженице-рукодельнице матери, научившей старшую дочь всем женским премудростям.
Когда родилась дочка, то молодая мамочка воистину проявляла чудеса. Она успевала выстирать и выгладить дюжину пеленок, погулять днем с ребенком, приготовить обед, а вечером встретить мужа с работы с улыбкой, да еще и при полном параде, не демонстрируя ни капли усталости на слегка побледневшем лице, а только любовь. Как будто это не она целый день вертелась как белка в колесе!
Глава 8
Пять лет промчались как один счастливый миг.
Через два года после рождения дочери молодой семье выделили двухкомнатную квартиру в новом двухэтажном доме. Никита к этому времени уже работал старшим мастером, хорошо зарабатывал.
А Зиночка, которую теперь называли только так, пока сидела в декретном отпуске решила переквалифицироваться из учетчиц в парикмахеры. Она окончила шестимесячные курсы по парикмахерскому делу и неожиданно открыла в себе огромный творческий потенциал, да и рука у нее оказалась «легкая».
Сначала она стригла подруг, знакомых и Никиту, но этих «клиентов» вскоре для нее оказалось мало. Зиночка захотелось работать дамским мастером в местном Доме быта и там проявить свой талант в полную силу.
Никита был против ее выхода на работу.
– Зинуля, а как же Танечка? Ей еще и годика не исполнилось. Бабушки наши далеко, еще не пенсионерки, кто с дочкой будет сидеть? Ты о ней подумала?! – взорвался Никита после заявления жены.
– Никита, а ясли? Танечка ребёнок здоровый, спокойный, а там очень хороший уход. Полинка, ты ее знаешь, хохотушка, на свадьбе у нас была, работает там воспитателем. Говорит, что в группе всего пятеро младенцев, уход замечательный, никто не жалуется…, – прижавшись к мужу и гладя его по волосам, убежденно говорила она.
– Надо чтобы ребёнок с матерью дома хотя бы до трех лет воспитывался, – успокаиваясь под ее ласковыми руками, еще пытался возражать Никита. – Материально мы не нуждаемся…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/tina-klimovich/umeret-v-semnadcat-ili-otlozhennaya-zhizn-69900703/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.