Колыбельная для кота
Сергей Аркадьевич Шелец
"Колыбельная для кота" – скандальный сборник поэзии, в котором поднимаются запретные темы нездоровой влюбленности, зависимости, и селфхарма. Главный герой, из-за проблем в семье постоянно сбегает из дома к некоему мужчине, которого он называет отцом, чтобы забыться в алкоголе, и почувствовать себя счастливым и нужным. Исповедь, полная противоречий, погружает в мир страха и безысходности, из которых персонаж пытается найти выход, и переосмыслить жизнь. Вся концепция стихов – черная, но при этом не лишённая луча надежды молитва о всех пропащих. Песнь за тех, кто сбежал из дома и не смог вернуться обратно. Это колыбельная человека, у которого больше ничего не осталось.
Сергей Шелец
Колыбельная для кота
Часть 1.
В твой вторгаюсь сон.
Колыбельная для кота.
Тишенька – кис кис!
Иди ко мне мурлыка, мой Маркиз.
Плесну тебе я в миску молока,
Для лучшего, любимого кота.
Васенька, и в пору мне мяукать
В подъезд не запускают бедного кота.
Придется снегу котика баюкать,
Когда на улице настанут холода.
Я тоже кот, я лазал по деревьям,
Хозяйна ждал, усевшись у дверей.
Но тот ногою пнул к метелям,
А мне б туда, где потеплей.
Быть нелегко котом бездомным,
Прожил в подвале десять лет.
Я за двуногим следом увязался,
Чтоб полюбил меня в ответ.
Исчезнув за дверьми, мой человек
Не знал, что я ему был предан.
И проскользнув в его подъезд,
Забрался по ступенькам следом.
В его квартире так тепло,
И он сказал, отрезав колбасы:
"Ну что-же ты, мурлыка кот
Побудь со мной хоть до весны"
Я жил с хозяином восемь лет,
И смерть моя остановилась у окна:
"Ты был любовью человеческой согрет.
На этом, милый, все. Пора".
И ночью я последней, стылой,
Прижался я к хозяевским рукам:
"Когда умру, ты над могилой,
Спой колыбельную котам."
Жизнь имеет смысл.
Когда тебя любят – жизнь имеет смысл,
И ты сейчас живешь не зря.
Но от чего ночами ты не спишь,
И на балконе куришь до утра?
Не от того ли, что считаешь ты иначе,
Сомневаясь в том, что я тебя люблю?
Ты верностью моею озадачен,
И с каждой ночью ближе ты ко дну.
Ты звонишь в три, чтоб обсудить,
То путешествие, которое напрасно.
Тогда зачем меня будить,
Когда с тобою быть опасно?
Когда тебя любят – жизнь имеет смысл.
А для тебя имеет смысл ее лишь прожигать.
Ее несчастную, улику будто смыть,
Чтоб жизнь мою на 8 лет забрать.
Черный Георгин
Мама моя – Джони Митчелл.
Я пел ее песни на трассе живя.
Сейчас не зима, чтоб прочь ускользнуть на коньках,
Но я твой малыш, и я плачу,
Безнадежно тебя потеряв.
Мой отец – Джимми Пейдж.
Или Джим Мортенсон, или Джим Бим.
Папа – я глупый ребенок, и чтобы согреться,
Я лестницу в небо спалил.
***
Я – грязная душа!
Лицо для синяков, а вены для морфина.
Успел познать удары кулаков,
И ласки взрослых господинов.
Тебя познал, мой грешный R.
Твоею стал я Ло, искрою чресел,
Твоя пощечина как сладкий поцелуй,
Которую любя и ненавидя мне отвесил.
Прижав к себе, однажды, ты сказал,
Что дьявол тебя искушает:
"Мой мальчик, ты мой героин
Когда тебя нет, мое тело ломает".
Среди проклятий бабки и толпы,
Звучало это для меня молитвой.
Мой папа! Папочка! Отец!
Я вырежу на коже твое имя бритвой.
Каждый раз, возвращаясь от тебя домой,
Молил Христа о новой нашей встрече.
Ведь дома страшно, дома я один,
Родители побоями опять увечат.
Поможет только героин.
И даже это вспоминая, плачу.
Я мог бы стать как "Черный Георгин"*
Но за молчание я силы трачу.
Бобби, Роберт, я тебя люблю.
Но страх в любви как трещина в посуде.
И мне останется всю жизнь тебя любить,
Тебе – веревка да осина как Иуде.
Я делил с тобой душу,будто бы шприц.
Я тело делил, всецело тебе отдаваясь.
Я помню дословно, что ты говорил,
А потом вспоминал, с тобою ругаясь.
Что было в кармане, с тобою делил.
Но ты забирал всегда больше.
Двух мальчиков моря убил,
Желая свободы побольше.
Падающее дерево
Я рубил ветви, тревожил плоды,
Я рубил сук, на котором сидел.
Я мечтал упасть и прорасти в земле,
Под которую я лечь хотел.
Я плод, который может далеко упасть.
Яблоко от яблони – совсем не далеко.
И я кричал: "Я не такой, и мне легко
Принять, что яблоко останется одно".
Остановись! Ты рубишь на корню,
Свои традиции, пуская пыль в глаза родне.
Ты губишь древо, лесоруб в семье,
И не спасет никто, когда окажешься в беде.
Смерть в кругу семьи, и званные обеды,
Я обожаю секс, и кофе с автомата.
И смерть в объятиях любви.
Пока вы прокляты стократно,
Я в поисках другой родни.
Я привыкаю к злу, и к равнодушию,
Могу ответить только тем-же.
Дарить другим поддержку и любовь
И вам с чужой семьею изменять.
В артериях стареющая кровь,
Не греет зимами, не остужает летом.
Я разбавляю героином вновь,
Ту кровь, невидевшую света.
Лишь крысы первыми бегут из корабля,
Я яблоком качусь подальше от иссохших веток.
И вы все скажете потом,
Что хочется понянчить моих деток.
Дом под соснами.
Напьются, и вышвырнут вещи в окно.
Слезы польются -
Не прыгнуть ли вслед за вещами?
Исчезнуть из дома, уйти под машину,
Чтоб частью обочины стать.
Из дома ночью я сбегаю прочь,
Обещая вернуться – забрать с собой кошку.
Помоги же укрыться, родственница ночь!
Проводи лунным светом к родному окошку,
К дому, где можно ходить босиком.
В траве, где стекол нет, и гвоздей,
Я кеды сниму, ведь можно бегать босым.
В доме где ждут, где встретят гостей,
Я буду чувствовать себя живым.
Вернусь лишь однажды, забрать с собой кошку,
Чтоб с ней по ночам сидеть на крыльце.
Мы будем смеяться, рыдать понарошку.
И жить до рассвета в полынной пыльце.
Мы – после бури, в доме под соснами,
Как совы намокшие в теплом гнезде.
Мы счастьем сияем как удочки блеснами,
Живем словно рыбы в прозрачной воде.
Гром бушевал лишь во время дождя,
Я вытер рубахой шерстку у кошки.
Но в кровь стерли ноги и лапы, бредя,
Чтоб луну наблюдать из окошка.
Отчим.
Мой отчим убивает кошек
Мне кажется – в тюрьме ему не жить.
Я покупаю пару бошек,
Чтоб раскуриться, и его забыть.
И если он напьется, то в квартире,
Невозможно быть.
Я слезно умоляю мать уехать,
Чтоб его забыть.
Я опять с подбитым глазом.
Я убегаю, чтоб поныть.
Я представляю отчима в могиле,
Чтоб его любить.
Мне нравится сбегать из дома -
Бездомных кошек накормить.
Мне нравится замаливать грехи,
Чтоб кровь с рубахи отчима отмыть.
Бабушкины серьги.
Деньги есть, еще немного нужно.
Хотя бы колесо, иль хватит на дорожку.
Я отдаю что есть, а ты желаешь больше -
И даже забираешь закоптившуюся ложку.
Ты встретишь радужно, но с ноткой грусти.
Мне кажется, что если бы не деньги
То ты бы пожалел меня – барыга наркомана.
Но я закладываю бабушкины серьги,
Чтоб были полными твои карманы.
И бабушка моя поймет лишь позже,
Когда внучок погибнет прямо в классе.
С хрящами вместо вен, с огромными зрачками.
Поймет, что вместо школы внучек был на трассе.
В ломбарде бабушкины серьги.
А внук в борделе деньги добывал.
И зря 15 лет назад старались акушерки,
Ведь внук в свои 15 – маргинал.
Авария в дождь.
В отбойниках не отражается свет фар.
Зато приборная панель швыряет призрачно-зеленый,
На бородатый твой анфас.
Мой папа! В скорость лишь влюбленный,
В дождливую погоду жмет на газ.
"Проклятый маленький ублюдок!
А что случится, если я сойду на встречку?
Ты хуже дохлых проституток,
Ворующих у бабушек аптечку."
И я пристегиваю душу на ремень,
А на спидометре уже сто сорок.
Водитель без эмоций – кремень!
Туман в низине трассы. Морок.
Еще немного – лобовое с фурой.
На встречную он резко выезжает.
Не знал, что кровь рекою бурой
Бензин с асфальта вымывает.
Столкновение в лоб в лоб
В суммарной скорости – 200 км/час.
После экспертизы – фарш положат в гроб,
И раздробленный рулем анфас.
На месте ДТП – венок с крестом.
Я не хочу, чтоб душу пригвоздили в этом месте.
Здесь на веки со своим отцом.
Осколки красных фар да кости – вместе.
Мне смерти нет.
Времени слишком мало.
Я каждый день тороплюсь убежать
Из этого города, прочь от всех в лес.
Чтоб мхами укрыться, да спать.
Сколько бы жил выкидыш?
Отвергнутый маткой много лет назад?
Я пуповиной замотал бы шею, словно шарфом,
Да к жизни проснулся азарт.
Я труп, сбежавший с похорон,
И за спиной я слышу марш Шопена.
Ты зря, палач, натачивал топор
Мне смерти нет, как летом нету снега.
Смерть!
Ты брезговала мной, когда перед тобой
Я шлюхою стелился, бегал за тобой.
Сейчас пальцами хладными цепляешься за плечи.
И с завистью гляди?шь в мое окно:
"Мой друг – не думай, что ты вечен,
Я тяжестью веков столкну тебя на дно".
Котенок.
Жить в твоем сердце,
Извиваясь в агонии червем проклятым.
Быть карамелью под берцем,
Иль у кошки котенком отнятым.
Мы уезжаем из города прочь.
И ты говоришь о мертвых в лесах.
А я хочу душам покойным помочь,
У убийцы сидя на руках.
На небе очевидцы-звезды,
Но что их глаза против крыши машины?
Мне святые не помогут сестры,
Против тебя они слишком ранимы.
Эта ночь августа пахнет полынью
Свет габаритов. Трасса черти куда.
Ты пахнешь парфюмом и пылью,
А в карих глазах ни капли стыда.
"Ты – это то, что надо спасти.
Такого больше никогда не будет".
И ты остался, хотя бы мог уйти,
Но мальчика шаги твои разбудят.
Я делал все, чтоб ты меня не оставлял.
И если ты украл у кошки самое родное,
То подожди, когда котенок вырастет в кота,
Чтоб мог самостоятельно дойти до дома.
Онего.
В сточной канаве мокнут окурки,
И мы – такие придурки,
В дождь пошли погулять.
А ты умеешь любить,
Как будто я скоро умру?
И если я насмерть простыну,
То тебя с собой заберу.
Пойдешь ли со мной,
Промокнув, купаться в Онего?
Мы, вроде, хотели заплыть за буйки,
В воде чтоб расплавиться снегом.
Давай станцуем на лужах.
Кеды промокнут – таков наш обряд.
Со смехом мы пачкаем судьбы,
И в лужах испачкаем пестрый наряд.
Давай мы с тобою опустимся
К потопленным баржам, на самое дно.
Мы слишком слепые, и наша Фортуна,
Словно котят нас бросает в ведро.
Матрица.
Мне кажется, что все загружено в компьютер,
Мир – матрица, мы в ней живем и умираем.
Такой искусственный и милый мир!
Кем быть нам в матрице – не выбираем.
И мы искусственны, циферки да байты.
Мы появились в генераторе случайных душ,
Джекпот в котором – быть универсальным,
Быть личностью от пяток, и до мочек уш.
А что же в этом мире сны?
В которых ты смеешься, либо плачешь.
В которых ты влюбляешься, хоронишь.
И смерть твоя ненастоящая, ты знаешь.
Случайности случайны? Но я же помню,
Что были мы знакомы 10 воплощений.
Мы были женами, и верными мужьями,
И не забыли после стольких превращений.
Не забывали мы о том, что все – искусство.
Подделка реальности, в которой никогда не будем.
И я трясусь, мне страшно, что когда-то,
Друг друга мы когда-нибудь забудем.
И после обновлений, смен локаций,
Меня не вспомнив, ты проходишь мимо.
И я пройду не вспомнив как тебя зовут,
Как персонажи драматического фильма.
Обманывать чутье.
Так страшно любить, чтоб потом потерять.
Сиротою остаться, и не дойти до дома.
Я время силой воли обратил бы вспять,
Чтобы быть с тобою снова.
Я в "Жди меня" отправил твои фото,
Но там сказали – безнадежный случай.
И нет тебя, я так соскучился по солнцу,
Которое на годы скрыто черной тучей.
В одном письме которое сожгу,
Ведь адресата нет, а адрес кладбища не знаю,
Я расскажу о том, как тяжело
Лежать с одним, и имя повторять твое,
Как целовать одну, желать другого.
И обманывать свое чутье.
Пригородный отель.
Выгрузить свою усталость в отель.
А ты помнишь, как сюда забурились?
Мы сломали ручку комода, и знаешь -
За восемь лет чинить ее ленились.
Мне нравится вид из окна.
Я вижу дорогу, заправку, я знаю,
Что могу уехать отсюда далеко.
"Эй, откуда держишь путь? "
Но я устал, я хочу прилечь.
Да и не в конечной дело суть.
Я прибыл в отель и в этот номер.
Я был тут восемь лет назад.
Тогда мы сломали еще и окно.
И знаешь, спустя столько лет,
Стекло заменили фанерой.
И больше не увидеть свет.
Нас было двое, сейчас один.
И знаешь, та дама с ресепшн
Нагловато вопрошала о тебе.
Я пожал плечами, и ушел к себе.
Номер одному – так уж быть судьбе.
Прах и розы.
Я улыбнусь счастливо тем лишь утром,
Когда обернувшись назад,
Я вспомню прах и розы,
Свой порванный в клочья наряд.
Я наконец таки забрался в колыбель.
Под пледом скрылся, чтоб уснуть.
Я больше не немая Ариэль,
Чтоб в море пеною тонуть.
Я тратил детство, чтоб приехать в город,
Сменив попутчиков, наверно, сто.
И благодарен лишь тому мужчине,
Который домом называл свое авто.
Я буду помнить прах и розы,
И окровавленный любимый свой наряд.
Я буду помнить на спине занозы,
И помнить одиночество палат.
Вы – тигры.
Родные башни шлюзов,
Я стоял на мосту и курил.
Баржи вторгаются в реку,
Которую когда-то любил.
Вытегра моя!
Я любил тебя, как свободу тигры,
Но ты обожала погибших в лесу.
Я играл по правилам в твои же игры,
А ты гадала – как же я себя спасу.
О, Волго-Балт!
Я бы илом, да по твоим каналам,
По речным бы артериям уплыл.
Я улыбался твоим оскалам,
И пока ты била ремнем – я не ныл.
Двери канала закрылись,
И ты разрыдалась по мертвым в лесах.
Которые тебе в кошмарах снились.
Пока я бодрствовал в слезах.
Вытегра,
Я покидал тебя, убегая от забот.
Но меня ты возвращала обратно,
В топи Вологодских болот.
Вытегра, я хотел уснуть
Пока ты пела тем,
Кого уже не вернуть.
Я увезу тебя к себе.
Не бойся черных туч -
Я буду рядом если любишь.
Если любишь – я могуч.
Если любишь – в сердце пустишь,
Там я обустроюсь, будто в доме.
Я не позволю тебя бить.
И если кто-то замахнется,
То будет проклят!
Кровью поперхнется,
Отравленный моим свинцом.
Я увезу тебя к себе.
Зови меня во сне, и я твой "R",
На зов приду, спасу, уберегу.
На связи – твой покорный Сэр.
218км.
Я автостопом уезжаю прочь.
С сигаретой в губах, и с блокнотом.
Меня объятием Карелии встречает ночь,
И гонит Вологодчина капотом.
Ты никогда не знаешь точно, где я,
Мне нравится медвежьегорский лес.
Ты говоришь, что это нехорошая затея -
Что я могу попасть в какой-нибудь замес.
Об этом и пишу на той заправке,
Точнее, хуже уж не может быть.
Мои стихи нуждаются в серьезной правке,
Чтоб не было причин меня убить.
Я ожидаю на заправке два часа.
И за окном увидев твой автомобиль,
Я выхожу на встречу не спеша,
И улыбаюсь, будто херувим.
Рубашки хлопковой твоей тот аромат,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/sergey-arkadevich-shelec/kolybelnaya-dlya-kota-69037609/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.