Пасисяки Пукк
Максим Малиновский
Добро пожаловать в Волшебствонь!Климат и быт другие, а проблемы те же.Ироничная сказка для взрослых по мотивам реальных историй поиска себя.
Пасисяки Пукк
Максим Малиновский
Редактор Елена Фирстова
Дизайнер обложки Тули Франк
© Максим Малиновский, 2023
© Тули Франк, дизайн обложки, 2023
ISBN 978-5-0059-4454-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ПРОЛОГОВ ПРОЛОГ ПРОЛОГОВИЧ
Даже сам автор не может дать точного ответа, где же находится это волшебное-преволшебное место под названием «Волшебство?нь». Не говорит, зараза такая, сколько бы я его ни спрашивал. Вернее, сам не знает: то ли на краю океанов, то ли на краю их импульсов, то ли на открытой поляне, то ли в чаще леса. Да, собственно, это не так уж и важно для нашего повествования. Место как место: и благоухает, и воняет, и озаряется светом, и погружается в глупую тьму; и раздаются там одинаково как прелестное пение, так и прелестное мычание. Хрю-хрю.
Миллион раз я интересовался у автора, как же он оказывается в этом месте и каким образом возвращается домой. И миллион раз автор отвечал мне абсолютно по-разному: «Лёг спать – проснулся в этой Волшебствони», «Засосало в унитаз – очнулся в ещё большей Волшебствони!», «Чихнул – так вообще на пару месяцев там застрял!» Ну и, соответственно, наоборот. И так далее и так далее и так далее.
И каждый раз, возвращаясь оттуда, он приходит ко мне и c неописуемым восторгом рассказывает, как протекает тамошняя жизнь. Поначалу я слушал его без интереса, вполуха, принимая всё за бред, а потом, знаете ли, втянулся. А уж когда он мне начал описывать быт местных жителей, мне стало безумно любопытно! Что-что, а рассказывать он мастер!
Я стал вести некоторые заметки в своей потрёпанной жизнью тетрадке об этом загадочном месте и его жителях. И, признаться, перечитывая их тёмными, скучными, холодными вечерами, мысленно представлял, как я, очутившись в Волшебствони, брожу по этим узким улочкам, разглядываю эти разноцветные двухэтажные домики, приветливо киваю местным жителям, покупаю в лавочках сладости и словари по местному диалекту. И да, я немножко завидую автору, что он может вот так вот запросто попасть в это место, а я могу только застрять в собственном унитазе в попытке сделать это.
Так вот – «Волшебствонь».
Страной автор мог назвать её только с натяжкой, поэтому всегда называл «местом», хотя местные жители, по его же словам, были с ним категорически не согласны.
Волшебствонь – это несколько небольших городков, окружённых зелёными, мутными, а зачастую прозрачными болотами и густыми болотистыми лесами.
(Автор утверждает, что местные как-то обиделись на него, когда он ругался на вонь от болот. Оказалось, для них это весьма приятный запах.)
В городках проложены в основном узкие дороги – разойтись на них бывает проблематично, а пузанов там хватает. Широкие же дороги (которых меньше) используются в логистических целях; также имеется несколько проспектов и пару площадей.
В городах проживают не более трёх тысяч жителей – все живут бок о бок – улицы буквально усеяны домами, высота которых строго не выше двух этажей, в основном с чердаками (но встречаются и с техническими этажами, хотя таких очень мало).
Улочки опрятные, чистые. Очень много деревьев, кустарников и цветов различных форм и оттенков. В воздухе пахнет ванильной сыростью и ощущается лёгкая прохлада. Мостовые вымощены где кирпичом, где камнями. Что такое асфальт – местные понятия не имеют.
Что касается самих местных жителей, то наш автор долгое время никак не мог их описать. Поначалу он, почёсывая затылок и закатывая глаза, утверждал, что они похожи на троллей, затем уверял, что никакие они не тролли, а всего лишь гномы, потом с пеной у рта доказывал, что они напоминают пухлых бегемотов, а потом и вовсе заявил, что они – облачные существа.
Мысленные образы в моей голове никак не могли обзавестись контурными линиями. Даже представляя их в виде облачных существ, моё воображение рисовало только облака-барашки, которые мы частенько видим на небе.
И вот как-то раз, по прибытии из Волшебствони, автор, зайдя ко мне в гости, жуя эклер, с радостной улыбкой воскликнул, мол, жители этого места – люди, но!.. на нас (тоже людей) они и похожи, и непохожи. У них есть туловище, ноги, руки, голова (причём почти у всех круглый нос картошкой), причёски, они носят одежду и т. д. Но это люди места «Волшебствонь». На этом выводе он и остановился. Так я их окончательно и нарисовал у себя в воображении: такие, как мы, и не такие, как мы.
Ещё автор всегда ухмылялся их странным именам: у кого-то есть имя и фамилия, у кого-то только имя или, наоборот, – только фамилия. Сказать по правде, мне было трудно их запомнить, и я до сих пор не понимаю, как это удавалось нашему автору, поэтому все имена, которые он упоминал, я записывал и обязательно расставлял ударения.
Поинтересовался я также о языке, на котором говорят в Волшебствони. Автор утверждает, что, попадая туда, понимает местную речь как родную и свободно общается на местном языке. Забавно, не правда ли?
Рассказывал автор много про этот мир, а также про жизнь местных, но чаще же всего его рассказы сводились к одному персонажу, истории которого, признаться, были уж больно забавными и запоминающимися. Он познакомился с ним в очередной раз своего прибытия в Волшебствонь.
Было это примерно так.
Очнувшись, автор лежал на кирпичной мостовой недалеко от торговой лавки, в которой продавались чугунные котелки. Местные жители обходили стороной нашего автора и, глядя на его тушу, не зло хихикали. А кто-то даже снимал перед ним шляпу. И только наш персонаж, выходя из этой лавки с новоприобретённым котелком в руках, прекрасно видя нашего автора, умудрился споткнуться об него и распластаться рядом с ним.
– Я Вас не задел? – спросил персонаж, переворачиваясь на спину, продолжая прижимать к себе котелок.
– Задели! – буркнул наш автор, потирая правый бок. – Не подскажете, я сейчас в Волшебствони?
– Ещё в какой! – мечтательно ответил персонаж. – Я бы даже сказал, что Вы в лучшей её части!
– В какой именно?
– В филейной! Город Токсико?тно!
Автор привстал, облокотившись о мостовую, и повертел головой:
– Красивый городок. Видимо, есть что посмотреть. Устроите мне небольшую экскурсию?
– Отчего же не устроить? Самое что ни на есть устроить! А учитывая, что сейчас разгар лета, можно пока и на дороге поваляться.
Первые полчаса они провели сидя на мостовой. Персонаж рассказывал о городке, размахивал руками, указывая разные направления, а наш автор слушал и иногда задавал вопросы:
«А запах с болот вас не смущает?»
«А почему дома только двухэтажные?»
«А что вкусного можно у вас поесть?»
«А сколько стоит проезд?»
Потом они поднялись на ноги, отряхнулись и пошли вдоль домов.
– Прямо, по красной улице, можно дойти до главной площади нашего города, там довольно-таки красивый фонтан в виде камыша, – продолжал показывать руками персонаж, – на зелёных улицах в основном стоят дома сотрудников мэрии Токсикотно и флористов. Там, откуда мы идём, – жёлтые улицы – находятся преимущественно мазази?ны[1 - Местное название магазина. (Здесь и далее прим. писателя)], различные кафе и клуб. Налево – супермазазин продуктов «Чик-чирик». Подальше – по рунной улице – мазазин мебели. А вот там – дорога в болотистый лес.
Наш автор, открыв рот, вертел головой словно филин, пытаясь зарисовать всё в памяти. Так они бродили в центральной части города около часа.
– А вот здесь мы пойдём вот тут! – персонаж круто повернул в небольшую арку дома, намереваясь срезать ве?домый ему одному путь, при этом потащив за собой нашего автора, который только и успел пригнуть голову, чтобы не звездануться ею о кирпич.
Они прошли через дворик с детской площадкой, на которой, помимо валявшихся то тут, то там квадратных детских игрушек, росли похожие на наш подсолнух растения, и очутились на узкой мостовой.
– Тут ближе идти к городскому парку – гордость нашего города – заросшее болото, окружённое лавочками и беседками для отдыха! Иногда и я прихожу туда подумать. Воздух уж больно в том месте особенный! – Персонаж вдохнул полной грудью и не спеша выдохнул. – Я так понимаю, Вы не из Токсикотно, и уж тем более не из Волшебствони?.. Вы довольно крупного роста, с мелкоразмерным носом, неуклюжий, ай!.. наступили мне три раза уже на ногу, говорите с акцентом, да и надписи у Вас на футболке на непонятном языке.
Так как улица была узкой, персонаж и наш автор шли плотно плечом к плечу.
– Да, я первый раз оказался в вашем городе… представляете, споткнулся о детский велосипед, выходя из своего дома, а очнулся тут, – сказал наш автор, трогая свой нос, – а собирался я всего лишь пойти купить другу гитару. Понимаете, я из другого мира… наверное, из другого.
Персонаж заглянул в свой пустой котелок, который он по-прежнему прижимал всю дорогу к себе, и улыбнулся:
– Для Волшебствони я тоже не от места сего… Расскажете вкратце о своём мире?
– Да говно мир!
– Ни слова больше!
Наш автор, продолжая ощупывать свой нос, кинул взгляд на котелок персонажа:
– Любите варить супчики?
– Это?.. – персонаж опять поглядел на котелок, – нет, варю один вкусный отвар. Прошлый котелок протрухлявился и, как результат, – прохудился, пришлось идти покупать новый. Уже столько их перепокупал, знаете ли.
Пока они шли к парку, персонаж (не всегда с интересом) спрашивал у нашего автора про наш мир, как он устроен, про жителей, про природу, интересовался жизнью автора, спрашивал про то, как он попадает в Волшебствонь и как возвращается к себе домой. Прохожим, встречающимся у них на пути, с трудом получалось расходиться (тереться пузами) с нашим автором и персонажем. Но ни один из прохожих не косился на них со злобой. Наоборот, местные с долей интереса рассматривали этот «тандем» местного и неместного. А одна дамочка даже подмигнула нашему автору, вероятно, посчитав его необычный для здешних мест нос красивым.
Дойдя до парка, они устроился на ближайшей к болоту лавке (персонаж даже не спросил, хочет ли наш автор тут сидеть или нет). Автор зажимал нос и тактично улыбался, дыша через рот, а персонаж с довольным лицом вдыхал аромат «зловонных» болот.
Так и произошло это историческое знакомство.
Автор сыпал мне рассказ за рассказом об их приключениях, путешествиях и проделках. Не скрою, истории были как забавными, так и скучными; но по-настоящему я заинтересовался этим персонажем после того, как автор затронул период его жизни до знакомства с ним.
Я уселся в своё любимое кресло-пружину, взял тетрадку с ручкой и попросил его поподробнее рассказать именно об этом временно?м отрезке. Автор отнёсся к этому с раздражением (ещё бы, не им же интересуются!), но обижаться не стал и выдал, что знал о жизни этого персонажа.
Знакомьтесь – Пасися?ки Пу?кк. Лысенький, пузатенький, очкастенький житель места «Волшебствонь», городка Токсикотно. На вид ему лет тридцать или тридцать пять, среднего роста; аскет в выражениях, в мыслях, предложениях, в одежде, обуви, в любви и в еде. Любит философствовать и жаловаться на бесполезные поиски своего я.
Но не хотелось бы говорить о нём урывками, дабы не формировать ложного представления, поэтому я попробую с долей ответственности разложить всё по полочкам.
Читатель уже знает, как наш автор познакомился с Пасисяки. Я же сейчас хочу поделиться с вами его ранними приключениями, которые произошли до этой знаменательной встречи.
Глава I ПАСИСЯКИ ПУКК
Пасисяки Пукк жил на полноцветной улице в собственном доме. Домик его был двухэтажным и разноцветным, с добротным чердаком и подвальным помещением (как практически и у всех здешних жителей этой улицы). За домом имелась средних размеров лужайка, на которой были вкопаны металлические качели, и стояла уже покосившаяся и проржавевшая беседка. Дом ограждал небольшой дощатый забор, с которого давно слетела краска. Пасисяки уже который день просыпался с мыслью покрасить его в фиолетовый цвет, но каждый раз ему что-то мешало. Окна передней части дома выходили на мостовую, по которой круглые сутки ходил общественный транспорт, и слонялись жители, любившие иногда поглядывать в эти самые окна, если они не были зашторены.
Недалеко от дома Пасисяки находилась главная площадь городка Токсикотно, которая именовалась Гран-Пляс.
(Местные, приглашавшие друг друга на прогулку, часто спрашивали: «Пустимся в пляс?» – что означало: «Пойдём погуляем на Гран-Пляс?»)
Общественным транспортом в Токсикотно являлся рельсо?бус. Это был небольшой трамвай-электричка – своего рода единый состав из небольших вагончиков, с сидячими местами друг напротив друга (мягкими диванчиками) и поручнями для стоя?щих пассажиров.
Составы передвигались по одному рельсу со скоростью не более тридцати километров в час. Рельсовая дорога была проложена исключительно по широким улицам городка. Когда рельсобус проезжал мимо, то грохот, конечно, стоял знатный.
Остальным транспортом являлись аккумуляторные тележки – небольших размеров самодвижущиеся платформы, управляемые вручную[2 - Эти тележки очень схожи с погрузчиками поддонов нашего мира.]. Местные использовали эти тележки для перевозки личных вечей, муниципальные службы – для всевозможных грузов, а частные лавочники и владельцы мазазинов доставляли на них товары и продукты на продажу.
Тележки брались напрокат со специальной стоянки, находившейся у депо рельсобусов (там же и подзаряжались). Передвигаться на таких платформах было разрешено только по строго выделенным для этого улицам (которые были искусственно расширены).
Постоянный лязг рельсобуса и уличный шум очень часто намекали Пасисяки, что пора переезжать, но куда и на что – этого пока он понять не мог.
На работу Пасисяки не ходил по причине отсутствия таковой. Нельзя сказать, что он был трутнем или лентяем, скорее, наоборот. Но в последнее время (го?да так три) он всем говорил, что ищет себя в себе, и поэтому работать ему мешают его же собственные мысли. Несмотря на то что в Токсикотно отсутствовала безработица, Пасисяки утверждал, что именно для него работы в городе нет. Хотя в былые времена он трудился не покладая рук: готовил, не жалея себя, бутерброды в закусочной за пятьсот во?ней[3 - Во?нь – местная денежная единица.] в месяц, чтобы дядя-владелец мог себе третий бассейн выкопать на участке; таскал мешки с кирпичами по пятьдесят килограммов каждый аж на второй этаж, чтобы сосед смог сделать себе хороший ремонт; рисовал чертежи будущих мазазинчиков; красил на заказ игрушки для детей тех самых дядей-владельцев закусочных; писал рассказы в местную роман-газету и ещё выполнял множество-множество подобных работ.
Денег Пасисяки не накопил. Зарплаты хватало лишь на то, чтобы покупать еду и всякую дребедень. Потом эта дребедень оказывалась ненужной, но Пасисяки не хотел себе признавать, что просто так выкинул деньги. Сейчас же он жил на социально-кризисную помощь от мэрии.
В Токсикотно помогали жителям материально, когда они попадали в кризис поиска себя в себе. Правда, те, кто всё-таки оказывался в этом кризисе, очень быстро выходили из него (максимум за три месяца). Но вот ситуация с Пасисяки была особенной. Городская комиссия сперва подозревала его в жульничестве, но после обследования пришла к выводу, что Пасисяки действительно глубоко застрял в кризисе (или кризис застрял в нём), поэтому подписывала документы о ежемесячной выплате ему в виде пяти тысяч воней.
Так и тянулись эти три года.
Воней хватало на еду, но не хватало на все мысли Пасисяки. Засиживаясь допоздна на Гран-Пляс в местном баре «По?ловые клубы», он нередко мог потратить до тысячи воней за графин с соком растений болот и просидеть полночи со своими мыслями, уткнувшись в этот самый графин, заедая всё это любимым салатом с болотным цезарем.
(Надо отдать должное жителям Волшебствони – они не знают, что такое алкоголь и табак. Самое крепкое для них – это дружба или оплеуха. Не заведено у них также употребление в пищу мяса; не ведают местные, что такое пластик, полимеры и т. п.)
Искал себя Пасисяки в разных уголках своей головы. Местами даже находил, и находил ответы на свои странные вопросы, но на следующий день всё это забывал. Шли дни, менялся погодный сезон, не спеша менялась мода, но не менялся только цвет забора у Пасисяки.
Так, однажды, встав не с той ноги, он решил всё-таки его покрасить.
Пасисяки отправился в единственный мазазин красок в городе.
Сам мазазин находился сравнительно недалеко от его дома – в десяти минутах ходьбы – не надо было даже тратиться на рельсобус, так что Пасисяки добрался до него быстро и без особых приключений (не считая того, что входную дверь он поначалу принял за стену).
Убранство мазазина напоминало небольшой склад. Внутри стояли стеллажи со всевозможными видами красок, растворителей; здесь же продавались валики, кисточки, тряпочки и губки[4 - Тут я хотел бы внести ясность, чтобы у читателя не возникали вопросы про состав продукции и т. д. в Волшебствони. Всё перечисленное (и не только) изготавливалось из местных экологичных болото-лесистых компонентов, поэтому «акрил» или, скажем, «растворитель», это не совсем то, что мы привыкли видеть в нашем мире.]. Работали две кассы. Пасисяки подошёл к стойке с акриловыми красками и стал глазами искать банку с фиолетовым цветом.
«Зелёно-чёрный, красный, жёлтый ненастоящий, прозрачный, болотный… нет, всё не то…»
– Привет, старичок! – послышался сзади голос.
Пасисяки вздрогнул и обернулся – он увидел старого приятеля по имени Лава?ндыш, с которым он познакомился в бытность работы в закусочной.
Лавандыш ему всегда казался ветреным и беспечным, который никогда не волновался ни за настоящее, ни за будущее, ни за что в целом, – что в принципе так и было. Лавандыш был одного возраста с Пасисяки, уже успел нарастить небольшое пузико и по-прежнему красил волосы в лавандовый цвет. По образованию он был то ли художник, то ли дизайнер – никто уже и не помнил.
– О, привет, Лавандыш! – Пасисяки без энтузиазма протянул ему локоть[5 - Здоровались мужчины в Волшебствони путём касания локтями.] и посмотрел на его торчащие словно бурьян лавандового цвета волосы. – Как жизнь лавандовая?
– Не перестаёт удивлять, Пасися?к[6 - Хоть Пасисяки имел полное и несклоняемое имя, приятели и знакомые очень часто называли его Пасися?к.], – лениво ответил Лавандыш, – вчера продрых весь день, позавчера чуть не угодил под рельсобус, поскользнувшись на пончике, который сам и уронил, сегодня разную обувь надел – кроссовок, что на улице нашёл, и свой ботинок. Правда, под кроссовок носок забыл надеть, теперь ступня что-то чешется.
Пасисяки, закатив глаза, шмыгнул носом:
– Понятно.
– А ты как поживаешь? Всё ещё пишешь рассказы или что ты там сочинял – стихи-поэмы? – продолжил Лавандыш.
– Не-е, – пискляво протянул Пасисяки, – давно это дело забросил, скучно это всё… А дела идут потихоньку.
– Я помню, мне как-то давали почитать твой небольшой роман в стихах про, кажется, закадычных друзей. Как же он-де назывался?.. А! «Дапё?ся и Февроя?ль»! – весело воскликнул Лавандыш, но тут же сделал виноватый вид. – Старичок, ты уж не обессудь, но я ни грамма вони не понял, о чём там написано, что-то про путешествия… Да, конечно, рифма есть, всё супер, но!.. Непонятно… И если уж честно, то я даже не дочитал твой роман до конца, извиняй…
Тут Лавандыш глупо улыбнулся и развёл руками.
– Не переживай, – чавкнул Пасисяки, – этот роман мало кому понравился и его, так сказать, мало кто понял… Ты сам-то чем сейчас занимаешься?
– Я подрядился у мэрии обновить краской все пешеходные переходы в городе! – гордо выдал Лавандыш.
– В лавандовый цвет?
– Нет конечно! Ну ты скажешь!.. В жёлто-рунный, естественно!
– Молодец! Время зря не теряешь!.. Но надо бы эти самые переходы, как я думаю, в ярко-белый красить, ведь на тёмной мостовой их было бы лучше видно. Глядишь, под рельсобус меньше народу бы попадало. Ты же сам сказал, что чуть не угодил под него!
Лавандыш застыл в одной позе, призадумался и стал таращиться куда-то в потолок. По его лицу было видно, что где-то на задворках его головы запустился мыслительный процесс.
(Со стороны вообще могло показаться, что беседуют только что познакомившиеся местные.)
Перекинувшись ещё парой бесполезных друг для друга фраз, они разошлись по мазазину.
Не найдя нужного цвета краски, Пасисяки решил обратиться к продавщице:
– Простите, пожалуйста, не могли бы Вы мне помочь, есть ли у вас в наличии акриловая краска фиолетового цвета?
– К сожалению, закончилась. Привоз будет только через месяц, – вежливо ответила та.
– Через месяц? А что так долго?
– Мэрия хочет расширять дорогу между городами, поэтому непродовольственные поставки сейчас не в приоритете.
– Занятно… А может, эмалевая фиолетовая есть в наличии?
– Также нет, к сожалению.
– Масляная? – Пасисяки стал хмуриться.
Продавщица отрицательно покачала головой.
– Акварель?
– Нет.
– Гуашь?
– Нет.
– Фломастеры?
– Нет ничего фиолетового цвета, – сказала уже строгим голосом продавщица.
– Понял, спасибо, – Пасисяки зашагал к выходу, но вдруг остановился. Он стал вертеть головой в поисках Лавандыша, не ушёл ли тот. Тот стоял у стеллажей и рассматривал валики, зачем-то прикладывая их к своей причёске.
Пасисяки одним прыжком подскочил к нему:
– Лавандыш, слушай, ты же красишь свои волосы, да? Там, где ты покупаешь краску, не продают, случаем, фиолетовую акриловую или… в крайнем случае эмалевую? В этом мазазине, оказывается, из фиолетового цвета ничего нет и будет, судя по всему, нескоро.
– Старичок, я крашу не эмалевой, – безэмоционально отреагировал Лавандыш на неожиданно подлетевшего к нему Пасисяки.
– Правда? Я удивлён! – скривился тот. – Ну конечно же, ты не красишь эмалью! Это и пню болотному понятно! Там, где ты покупаешь свою… лавандовую краску, имеется акриловая фиолетового цвета, не знаешь?
– Вряд ли. Я крашусь у Ле?ди Потекле?и в её салоне. Но ты можешь зайти к ней спросить.
– Благодарю! Может, и забегу туда. Бывай, лавандовый!
Пасисяки махнул рукой, уже повернувшись к Лавандышу спиной, и направился к выходу.
Выйдя из мазазина, Пасисяки шёл по улице и думал, стоит ли ему ехать в этот салон, ведь в это заведение он ни разу не захаживал, хотя и проходил несколько раз мимо. С одной стороны, ему было жалко времени (которого у него было хоть отбавляй), поскольку придётся ехать на рельсобусе сначала туда, потом обратно, а это шестьдесят воней трат, хотя, с другой стороны, – манило желание наконец покрасить забор. Но могла ли там продаваться нужная ему краска?
Салон красоты, которым владела Леди Потеклея, был на слуху у всего города, его клиентура включала в себя местных жителей разных возрастов. Располагался он недалеко от главного городского фонтана. Именно у этого салона любили собираться главные модники и модницы Токсикотно, которых, кстати, недолюбливал Пасисяки и называл их пингвинами-какаду за их броские одежды и глупую манерность.
Конечно, был ещё муниципальный салон красоты, но местные захаживали туда словно в музей старины – поглазеть на то, что было модным десять лет назад или сделать старомодную причёску для вечеринки в стиле ретро.
Леди Потеклея, дама средних лет, с осиной талией, с круглыми навыкате зелёными глазищами, с довольно красивыми пальца?ми, носом картошкой и с залаченными волосами до состояния высохшего камыша, была всегда в фаворе именитых горожан мужского пола города Токсикотно. Болтали, будто у неё когда-то был муж, но он не смог вынести её «красивого» характера (или запаха лака) и просто растворился.
До Пасисяки доходили слухи, что в подвальном помещении этого салона Леди Потеклея торгует неким нежнейшим нижним бельём, сшитым из редких видов красных болотных камышей, и что носить это бельё – это не просто модно, а ещё и полезно: кожа дышит таким образом, что делает его носителя счастливым и беззаботным. (Местные даже поговаривали, будто за этим товаром приезжают жители аж из других городков страны.)
Так ли это, Пасисяки наверняка не знал, но знал, что использование красного (а также белого) болотного камыша в любом виде – это подсудное дело. Правительство Волшебствони пять лет назад запретило использовать красный (а также белый) болотный камыш где бы то ни было в любых отраслях по той причине, что его занесли в местную Красную книгу.
(Но как выяснится позже, настоящая причина крылась в другом: в красном (а также белом) болотном камыше учёные страны обнаружили невидимых глазу жучков, укус которых у жителей Волшебствони вызывает длительную эйфорию. Учёные страны пока ещё ищут противоядие от так называемого в научных кругах «яда счастья». )
Так и шёл Пасисяки с мыслями ехать в салон или нет.
Проходя мимо лавки со сладостями, он инстинктивно скривился – он с детства ненавидел всё сладкое: конфеты, лимонады, десерты – всё это казалось ему отвратительным на вкус. И теперь, глядя на детвору, которая лизала леденцы, купленные тут же, он мысленно крутил пальцем у виска.
Пройдя ещё какое-то расстояние и остановившись у остановки рельсобуса, Пасисяки вдруг шлёпнул себя ладонью по лбу и воскликнул: «Дед подкрашивал забор всю жизнь, и я что-то не помню, чтобы он каждый раз бегал покупать новую краску! Не тот местный он был! Наверняка у него осталась заначка этой самой краски! Банка или баночка!»
Пасисяки быстрым шагом направился домой.
Дома он сразу же полез на чердак, ибо там хранились все вещи старших поколений Пукков.
Чердак был забит старым хламом, покрывшимся толстым слоем пыли; чердачное окно, выходящее на улицу, пребывало в плачевном состоянии, а по углам висели паутины.
– Где же эта краска может быть? – бубнил Пасисяки, роясь одной рукой в куче барахла, другой – освобождаясь от паутины, намотавшейся ему на голову.
В сторону с грохотом летели поломанный табурет, ржавый молоток, треснувший унитазный бачок, три трухлявых чугунных котелка, шпингалет, топорище, плюшевый филин, толковый словарь по укладке мостовых и много чего другого.
Краски и намёка на неё нигде не наблюдалось.
Почесав лысину, Пасисяки призадумался: «Может, в бабушкином гигантском шкафу что-то есть?»
Поправив очки и кашлянув в кулак, он направился к старому шкафу, который стоял в углу чердака. С трудом открыв его просевшие со временем дверцы, Пасисяки присел, чтобы осмотреть содержимое выдвигающихся ящиков: старые полотенца, скатерти, постельное бельё (сильно изъеденное жучками-бельёедами), газеты, книги. На название одной Пасисяки обратил внимание – «Париж меня не видит».
«Точно не читал и название незнакомое», – подумал он.
Обшарив ещё раз все «внутренности» шкафа, Пасисяки уже было начал отчаиваться, но тут, хвала всем воням, в углу одного из ящиков, у которого уже и ручки-то не было, Пасисяки нащупал стеклянную банку, завёрнутую в газету.
– Ай да дед! Ох и молодец! – сказал в предвкушении лучшего Пасисяки, доставая банку и освобождая её от прилипшего к ней выцветшего газетного номера.
Пятилитровая банка-бутыль из-под сока болотных лопухов была наполнена почти доверху фиолетовой краской. Пасисяки открыл крышку и понюхал.
«Акриловая! То что надо!»
От прилива радости он резко выпрямился во весь рост, да так, что с силой шандарахнулся головой о край открытой дверцы. Из глаз посыпались искры, очки улетели в сторону.
– Твою ж вонь! – выпалил Пасисяки, хватаясь за голову.
Ба-бац!
Не успев опомниться, как Пасисяки почувствовал новый шлепок по почти лысой голове.
– Хрюк! – Распластался он на полу, но банку с краской не выронил.
Открыв глаза и осмотревшись, Пасисяки увидел рядом с собой небольшую книгу. Он зло посмотрел наверх – книга определённо свалилась со шкафа.
– Чтоб тебя! – Он встал на ноги и взял её в руки. Книга была в переплёте жёлтого цвета, весьма увесистая и вся покрытая пылью.
Пасисяки открыл её.
«Ба! Вот те раз! Это же, кажется, бабушкин почерк!» – он стал перелистывать пожелтевшие, а местами позеленевшие страницы.
В книге было много непонятных записей с рисунками и датировками.
«Бабушка вела дневник? – хлопал он глазами. – Кто бы мог подумать!»
Полистав ещё немного, разъединяя слипшиеся страницы, Пасисяки спустился с чердака, умылся, бережно протёр тряпкой бабушкину книгу, затем отложил её в сторону и обратил свой взор на банку с краской.
«Да будет цвет!»
На подготовку к покраске забора ушло несколько часов[7 - В Волшебствони время совпадает с временем нашего мира.]. Пасисяки содрал остатки облупившейся краски с досок, вбил обратно вылезшие от времени ржавые гвозди, зачистил шкуркой-наждачкой неровности и заусенцы, а затем загрунтовал весь забор раствором из слюней королевских болотных жаб.
(Очень хорошая грунтовка, кстати говоря! Попала она мне в руки совершенно случайно: наш автор, быв в мазазине красок в Токсикотно, держал её в руках, когда внезапно перенёсся обратно в наш мир. А так как я делал дома ремонт, автор с радостью подарил мне банку этого раствора, так что я мог теперь лично убедиться в её свойствах, применив её на практике. Пахнет эта грунтовка, правда, как наш бензин, и нанюхавшись её, я даже подумал на мгновение, что мне все эти Волшебствони, Пасисяки и наш автор привиделись.)
После того как слюни жаб подсохли, Пасисяки приступил к покраске.
«Поиск себя в кризисе, я считаю, нужно начинать с обновления вещей, которые тебя и окружают, – думал Пасисяки, орудуя старой растрёпанной кисточкой вверх-вниз-влево-вправо, – так как если окружающая тебя реальность довольна, то и ты становишься довольным».
К вечеру, когда уже стемнело, забор был покрашен и сиял фиолетовым оттенком на блике вечерних уличных ламп.
– Ну всё! Забор нашёл себя в своём кризисе! – радостно зевнул Пасисяки.
Сам он весь перемазался краской и заляпал любимую футболку, поэтому пошёл в дом отмываться-отстирываться.
Уже к ночи, лёжа в кровати и думая о том, что он будет делать завтра, Пасисяки вспомнил про бабушкин дневник.
«Ах да! Надо бы глянуть, что там бабуля такого „интересного“ понаписала. Глядишь, почитаю чуть-чуть и засну быстрее», – Пасисяки встал с постели, сходил в другую комнату за книгой, которая днём, спикировав со шкафа, отвесила ему шлепок по голове, лёг обратно в кровать, включил старенький прикроватный светильник и стал читать, потихоньку засыпая.
Поначалу Пасисяки честно пытался вчитаться в мысли бабушки, оставленные на бумаге достаточно высоким стилем, но чуть погодя стал просто листать страницы, не всегда дочитывая их.
Бабушка писала о своих школьных годах, о первой любви, о мировосприятии в период взросления, о местных, об отношениях с мужем, рассуждала об обществе Волшебствони в целом. Затем настроение написанного уходило в скучную полемику о смысле жизни, и когда уже было Пасисяки решил закрыть книгу и окончательно погрузиться в мир снов, его внимание привлёк небольшой заголовок, выведенный красивым почерком посередине очередной страницы – «Путь от себя через отвар».
– Так, через отвар… Гм… – Пасисяки с трудом раскрыл глаза.
«…разбираю рецепт прабабкиного отвара по полочкам… рецепт мною опробован, пока не отравилась, хотя сомнения, безусловно, присутствовали. Пришлось, конечно, попотеть, чтобы разобрать почерк прабабки и её архаизмы… несколько раз понимала её слова неправильно, что приводило к ошибкам в приготовлении… хожу теперь весёлая», – писала бабушка Пасисяки.
– Интересненько… – бубнил он себе под нос, пытаясь прочитать и понять оставленные на полях неизвестные ему слова, которые являлись, по всей видимости, какими-то названиями.
«…если я не могу найти себя, идя к себе, может, стоит пойти от себя? Должно быть, в конце пути на себя и набреду? …изумительно, но с отваром многие вопросы отпали, так как ответы появились в голове сами собой… Не сказать чтобы ответы были исчерпывающими, но всё же…»
– О чём это она? – спросил сам себя Пасисяки.
«…не было возможности опробовать отвар на ком-то ещё, да и передумала этого делать…»
– Отвар-отвар, что за отвар?
«…вкус отвара на удивление приятный…»
«…чихнула раз десять-пятнадцать…»
«…ответы опять появились, да ещё во множестве вариантов… Какой же выбрать?..»
– Ответы на что?
«…полный рецепт составила…»
«…смотреть внизу!»
– Смотреть внизу… – взгляд Пасисяки заскользил по страницам, – ага! вот тут в конце она приводит рецепт! Посмотрим…
«Кора?лловый кусты?шник (что раньше звался у наших предков Хо?ххота – растение болотной почвы) можно найти в болотистом лесу на островках посреди булькающих болот после их отлива. Искать надо лепесток прозрачно-мутного цвета и размером с ладонь ребёнка. Днём заметить его невозможно, но ночью это вполне осуществимо при лунном свете. Растёт Хоххота только под сухим (!) ду?ба-ду?бой[8 - Ду?ба-ду?бой наш автор описал как дерево, похожее на дуб нашего мира, с плодами, зовущимися местными как «слива». Эти сливы местная медицина использует для лечения простуды и гриппа.]. Лепесток Хоххоты не представляет интереса, а вот его корешки – главный ингредиент в отваре! Выкапывать их нужно только (!) при лунном свете, так как именно он генерирует в это время в корешках Хоххоты особые хоххотогены. Помни! – солнечный свет убивает их в корешках или же в отваре! После бережного выкапывания корешки надо аккуратно очистить от земли и почвенного ила. (Неся домой, я их всегда заворачиваю в светонепроницаемую ткань.)
Отвар: при слабом свете свечи (ставь подальше от отвара), разведи небольшой огонь в печке, в чугунный котелок выложи около десяти средних размеров корешков и залей водой почти до краёв (котелка). Вари на малом огне, слегка помешивая, в течение одного часа (иногда отвар удавалось по каким-то причинам сварить за полчаса, но пока не поняла, почему так происходило). Когда отвар приобретёт фиолетовый цвет – затуши огонь. Дай ему остыть. Процеди отвар через марлю в другую ёмкость. Корешки Хоххоты можно уже выбросить, так как они вскоре начнут дурно пахнуть. Отвар употреблять в прохладном состоянии, не более одной чарки (!) в сутки. Хранить в тёмных (!) местах (я хранила в подвале в мешках со старым бельём, куда муж никогда не заглядывал).
Помни! если солнечный свет попадёт на выкопанные корешки или же на сам отвар – хоххотогены разрушаются!»
Пасисяки потёр раскрасневшиеся глаза и зевнул во весь рот.
«Побочные эффекты от отвара, отмеченные лично мной:
– после выпитой чарки начинается неудержимое чихание (мой рекорд – восемнадцать раз);
– что касается сознания: если выпить больше чарки отвара за один раз, то сильно сводит мышцы лица от постоянных улыбок и смешков; также сводит мышцы живота, появляются сильные колики (призна?юсь честно, в такую минуту думала, что наступили мои последние минуты);
– случаются (не всегда) провалы в памяти;
– что касается котелка: очень часто приходится заменять новым, так как дно зачастую быстро трухлявится».
– Что это вообще такое? – Пасисяки оторвался от книги. – Ощущение будто бабушка под старость лет ударилась в маразм. Корешки какой-то Хоххоты в лунную ночь, котелок, свеча, отвар предков, который заставляет быть весёлым и помогает найти ответы на различные вопросы… А эти бабушкины слова «если я не могу найти себя, идя к себе, может, стоит пойти от себя? Авось в конце пути на себя и набреду?..» Что это за бред?.. Не понимаю, дурь какая-то…
Пасисяки просмотрел книгу до конца. Ничего больше интересного в ней не оказалось, кроме странных и нудных рассказов о каком-то вымышленном мире, по которому путешествует его бабушка. В этом миром правили деньги, предательство, алчность и жестокость.
Пасисяки захлопнул книгу и положил её на прикроватную полку: «Ужас какой-то, а не мир!»
За окном с грохотом проехал ночной рельсобус. По задёрнутым шторам от него пробежали огни.
– И вообще… Я никогда в жизни не видел сухого дуба-дубой, только в школьном учебнике.
Не переставая зевать, Пасисяки выключил светильник, натянул одеяло на голову так, что ступни ног остались непокрытыми, и захрапел во весь нос.
Солнечное и нежаркое утро следующего дня не задалось для Пасисяки с самого начала – проснулся он в отвратительнейшем настроении.
Началось всё с того, что он не выспался из-за, как ему показалось, чересчур сильного шума ночных рельсобусов, которые грохотали каждый раз, проезжая под его окнами, а также из-за снившихся кошмаров вследствие этого. Затем, по пути на кухню, он сообразил, что его холодильник пуст, а хлебцы, неубранные на ночь в хлебницу, испортились, покрывшись плесенной паутиной[9 - Хлебные изделия в Волшебствони портятся очень быстро и покрываются плесенной паутиной, которая сродни грибку в нашем мире – с удовольствием доедает остатки.]. Потом, наливая себе попить из глиняного графина, он не удержал его в руке, и тот упал на пол, разлетевшись на мелкие осколки, залив всё водой. Пока Пасисяки пытался совком замести остатки кувшина, он два раза поскользнулся в образовавшейся лужице и оба раза чуть не упал. Но кульминацией паршивого настроения стало увиденное им через окно зрелище на лужайке дома – забор в тусклых фиолетовых разводах.
Прошлым вечером забор казался Пасисяки изумительно выкрашенным, но утром это представляло жалкую картину: первый слой краски высох, но забор всё равно продолжал выглядеть блёклым с отвратительными разводами, а местами казался и вообще непокрашенным. Это окончательно подкосило Пасисяки.
Голодный, в промокших носках, с выпученными глазами и открытым ртом, с языком на щеке и перекошенной физиономией, он схватил банку с оставшейся краской, дёрнул стоявшую в углу присохшую к полу малярную кисть, да так, что чуть не влетел головой в стену, и выскочил на улицу, где предпринял новую попытку покрасить несчастный забор.
Задубевшая кисть сразу же оказалась непригодной для работы, тогда он сбегал за валиком. Валик тоже был не нов и весьма потрёпан, но работа закипела.
Брызги краски летели во все стороны.
Пасисяки давился слюной, пыхтел, похрюкивал, постоянно подтягивал штаны, будто они были на несколько размеров больше, вытирал пот с лица, поправлял очки, которые предательски слазили на кончик носа каждую минуту, и даже пару раз умудрился споткнуться о свою же ногу и чуть не клюнуть носом в сам забор.
Солнечный свет после второго слоя краски придавал забору уже тот оттенок, который Пасисяки и планировал изначально видеть. Но не тут-то было!
Пасисяки с ужасом посмотрел в практически пустую банку краски, потом перевёл взгляд на покрашенную часть забора, потом нехотя, будто силой заставляя себя, посмотрел на ту часть, которую ещё предстояло покрасить – оставалось чуть больше половины.
– Да как так-то!!! – Запрыгал Пасисяки на месте, при этом одним движением вышвыривая со злостью валик за пределы своего участка. Затем он кинул в сторону дедовскую банку-заначку с оставшейся краской и пнул со всей дури непокрашенную часть забора, что один штакет в результате треснул. – Краску же непонятно, когда привезут, – а то и никогда, зная эту мэрию!!! Какой же я осёл, что не продумал заранее, как красить этот чёртов забор!!! Чтоб ему в болоте провалиться!!!
Так он и прыгал по участку, вопя что-то нечленораздельное, не замечая, как у дверцы его калитки показался силуэт в шляпе, затем дверца открылась и на участок Пасисяки зашёл его сосед по имени Тё?тя Ге?на Арка?дьевич[10 - Ей-богу, не вру! Сто раз переспросил у нашего автора, точно ли он запомнил имя соседа Пасисяки? «Абсолютно точно запомнил! С точностью до буквы!» – Но у меня, конечно, остаются сомнения.].
Жил этот сосед в доме, мирно стоящим слева от хозяйства Пасисяки. Был он уже немолодым, седовласым, высокого роста, но довольно прытким, общительным и весёлым малым, который всегда изыскано одевался и поддерживал дружелюбные отношения со всеми соседями. Держал дома кошек, но на улицу никогда гулять их не выпускал, так как очень беспокоился за них.
Пасисяки, заметив соседа, перестал прыгать и развёл руки, дескать, вопрошая, что нужно соседу.
Тётя Гена Аркадьевич запустил глазенапа на забор и присвистнул:
– А я думаю, что за шум стоит у Пукков, а это Пасисяки, оказывается, спортом решил заняться – прыжки в высоту да без шеста! – здесь он разразился громким смехом.
– Тётя Гена, всё это не смешно! Я забор крашу! – крикнул Пасисяки.
– Да и крась на здоровье! Кто тебе мешает? – продолжал смеяться сосед, подходя к Пасисяки. – Только вот шуметь на всю улицу зачем и кидаться валиками?.. Кошек моих напугал опять же! Блажишь?
– Я не шумел! И не блажу… Да и кошки у вас все в доме, как они могли бы испугаться?.. Извините, кстати, за валик…
– Испугались-испугались, – Тётя Гена замахал руками, а потом укоризненно посмотрел на забор. – Молодой Пукк, скажите, пожалуйста, а зачем ты красишь свой забор в этот ужасный вильёлетовый цвет?
– Как зачем? Мой дед всегда красил этим цветом, и нашей семье всегда он нравился, вот и я решил…
– Твой дед терпеть не мог этот цвет! – перебил его Тётя Гена и залился уже хриплым смехом вперемешку с кашлем. – Он всегда мечтал его покрасить в рунный или прозрачный, но твоя бабка постоянно заставляла его красить забор в этот дурацкий вильёлетовый цвет!
– Как это так? – недоумённо произнёс Пасисяки.
– Как это так, как это так! А вот так это так! – Тётя Гена раздул щёки. – Твой дед мне рассказывал, что его жена, ну, бабка твоя, как начнёт сначала чихать, как начнёт потом смеяться и лыбиться весь день, так и начинает его пилить, мол, крась только в вильёлетовый, крась только в вильёлетовый! И зачем-то приговаривала, что это правильный ответ на вопрос о выборе цвета забора. Во как!
– Да не может такого быть! Я же помню, что он всегда с душой красил наш… этот забор! – хмыкнул с обидой на соседа Пасисяки.
– Молодой Пукк, вы тогда были слишком молоды, чтобы что-то понимать в семейной жизни и местных женщинах! – снова засмеялся Тётя Гена. – Бабка у тебя была, конечно, весёлая и озорная, но местами странная, я бы сказал… не всегда мы её понимали, видишь ли.
Пасисяки нахмурился, пытаясь вспомнить «странное» поведение своей бабушки, но ничего такого навскидку не припомнил. Да, любила посмеяться, улыбаться и пошутить, но! чтобы деда пилить!..
– Забор-то будешь докрашивать в этот дурацкий вильёлетовый или как? Хотя по мне – перекрась в рунный и будет тебе счастье! – снова загоготал сосед.
– Ой, Тётя Гена, хватит так громко хохотать и без Вас тошно… – Тут Пасисяки словно подавился воздухом.
В его голове мелькнули странные мысли: «Хоххота, отвар, весёлая и улыбчивая бабушка, которая находит ответы на вопросы… Что это – совпадение?»
– Тётя Гена, мне надо в дом, до свидания! – не дождавшись ответа от соседа, Пасисяки засеменил домой.
– Валик не забудь зайти забрать, Пукк! – крикнул ему вдогонку Тётя Гена Аркадьевич и, насвистывая детскую песенку про котят[11 - Dm Am Мы – котята Волшебствони, E Am не нужны нам ваши вони. Молочка ты нам налей и его скорей погрей! Котомамы, котопапы умывают наши лапы: хвост, вибриссы и пузень. Всё, поели! Гулять лень!], отправился к себе.
Забежав домой, Пасисяки стал искать бабушкину книгу и найдя её там, где вчера оставил – на прикроватном столике – открыл и стал искать записи про вопросы-ответы: «…изумительно, но с отваром многие вопросы отпали, так как ответы появились в голове сами собой… Не сказать чтобы ответы были исчерпывающими, но всё же…»
– Мне бы сейчас не помешал ответ, как докрасить этот забор якобы нелюбимым цветом деда и где взять краску!.. Или ответ, как мне найти себя в себе, – Пасисяки принялся хаотично перелистывать страницы в поисках рецепта отвара. – Так, коралловый кустышник или, как его там… Хоххота… у сухого дуба-дубой… ночью… под лунным светом… корешки… М-да!.. Что-то как-то ночью на болота не прельщает идти. Страшновато и небезопасно – заблудиться можно!
Пасисяки сел на кровать (которая скрипнула, казалось, на весь дом) и стал представлять, как он, с вытаращенными глазами и с глупой гримасой, шныряет по болотистому лесу в темноте в поисках, возможно, выдуманного растения и его корешков.
«Нет! Ночью туда не пойду, попробую сходить днём… Хотя подожди, зачем идти на болота? Недалеко от мэрии есть неплохой мазазинчик трав и растений. Вот куда надо идти! Точно!»
Минул обед.
Направляясь к общественной остановке, Пасисяки закинул в себя на ходу купленную в кафе щавелевую сардельку и запил её витаминным соком, разбавленным дождевой водой.
«Ещё немного и я упал бы в голодный обморок. С утра ничего не ел из-за этого забора!» – думал он, поглядывая на дорогу и пытаясь разглядеть, не едет ли рельсобус.
Подойдя к остановке и сев на лавочку ожидания, Пасисяки вообразил себе картину, что он, купив в мазазине «волшебный» бабушкин куст, выжал его в сок, затем выпил эту жидкость и стал самым счастливым среди местных. Вот он уже получил нужные ответы, сварил из секретных ингредиентов фиолетовую краску, покрасил забор, потом покрасил все улицы, дворы, дома?, весь Токсикотно, а потом вообще стал его мэром. Эх, мечты-мечты!
На тростниковом столбе, что находился на каждой общественной остановке, негромко зазвонил небольшой металлический колокольчик, ознаменовав приближение общественного транспорта. Пасисяки вынырнул из своих мечт и посмотрел на приближающийся состав – это был нужный ему рельсобус.
Зайдя в салон, в котором пахло цветами с болот и маслом от рельса, он сунул тридцать воней в небольшую колбу, висящую на поручне, дождался пока замигает зелёная лампочка на нём (так осуществлялась плата за проезд), затем прошёл вглубь вагона и плюхнулся на первое попавшееся свободное сиденье.
(Вообще, в Токсикотно существовало три маршрута рельсобусов: кольцевая дорога, что шла вокруг города, и два внутренних маршрута, пересекающие крест-накрест центр города.)
Так как было уже за полдень, то пассажиров в рельсобусе практически не было: несколько пожилых местных и две школьницы, которые сидели впереди Пасисяки.
За окном пролетали одновременно одинаковые и одновременно разные домики, разноцветные детские площадки, небольшие парки отдыха, лавки со вкуснейшим мороженым из болотного льна, строительные мазазинчики; а вот мелькнул дом писателей и поэтов, в котором в своё время пытался издать свои рассказики и поэмки Пасисяки.
Рельсобус пересёк Болотный проспект – главный проспект города; Пасисяки проводил его грустным взглядом. Сейчас ему почему-то казалось, что скоро наступит зима, хотя лето было в самом разгаре: на небе тут и там висели холодного цвета облачка, которые практически не двигались со своих мест, а тёплый воздух задорно щекотал носы местных жителей.
– …нет, говорю тебе, мне мама так сказала!
Пасисяки прислушался к писклявым голоскам сидящих впереди школьниц.
Одна с серьёзным видом что-то упорно доказывала другой:
– …она хочет меня перевести в эту новую частную школу, говорю же тебе! Моя мама никогда просто так слов в болото не бросает! Но мне в эту школу совсем не хочется! Представляешь, там будут задавать «домашнее задание», которое я должна делать в своё свободное от школы время, а потом учитель-пилястр[12 - Школьный учитель.] на уроке будет спрашивать его наизусть!
– Что за ерунду ты говоришь! «Домашнее задание» после школы? Это что за фига такая? – пищала в ответ её подруга.
– Вот так! Теперь никакого свободного времени после школы не будет! Я хочу нарыдать целое болото от этого!..
«Что за чушь они обсуждают? Какое ещё „школьное домашнее задание“? Опять в мэрии что-то учудили новенькое?» – Пасисяки больше прислушиваться не стал, а погрузился в свои мысли, уткнувшись в окно.
Облачка продолжали висеть на небе и местами закрывать собой солнце.
Через пятнадцать минут Пасисяки уже входил в городской мазазин растений и цветов.
В помещении ощущалась большая влажность и противно пахло тухлыми камышами. Пол был мокрым, будто его помыли пять минут назад, выплеснув целое ведро воды, но так и не протерев за собой.
Передвигаться между полками можно было, только пригнувшись или уворачиваясь от всяких слизких веток и влажной листвы. Практически все окна в мазазине были закрыты, и дышать здесь было непросто.
Пасисяки, уколовшись о какую-то ветку и ругаясь про себя, добрался-таки до продавца, что сидел на картонной коробке в дальнем углу мазазина под вентилятором, который шумно, с перебоями, крутил свои небольшие лопасти.
– Добрый влажный день Вам! – поприветствовал хмурого и бледного продавца Пасисяки.
– И вам не иссохнуть! – скучно ответил продавец, поднимаясь с коробки.
– У меня такой вопрос, я ищу растение под названием «коралловый кустышник», правда, почти понятия не имею, как оно выглядит и с чем его едят.
– Как, простите? – продавец нацепил на правый глаз что-то похожее на пенсе и уставился на Пасисяки.
– Ко-рал-ло-вый куст-тыш-ник, – по слогам продекламировал Пасисяки и почесал себе правый локоть.
– Вы знаете… я давно здесь работаю, но такого названия что-то не припомню, – нахмурился продавец, – может быть, Вы имеете в виду… херо?ловый пустырник[13 - Местная малина.]?
– Да нет же!.. Ой!.. Апчхи! – чихнул Пасисяки и зашмыгал носом, – хероловый пустырник растёт в саду моего соседа, я знаю, что это за растение… ягоды, правда, на любителя. Меня интересует именно коралловый кустышник… или, подождите, у него ещё другое название есть – Хоххота!
– Что-что?.. Хоххота? – нахмурился продавец и чуть отшатнулся от прилавка. – Нет! О таком названии я даже не слышал. Может быть, Вы опишите это… растэние, да?
– Да, растение. Оно… маленькое… размером, кажется, с ребёнка, мутного цвета, безъягодное, где-то на болотах растёт… – Пасисяки понял, что не может его точно описать.
– Послушайте, у меня здесь продаются сотни видов растэний, цветов, деревьев, кустов, сэмя?н и даже некоторые виды пока ещё не запрещённых камышей… – тут продавец испуганно поглядел по сторонам и, выждав паузу, продолжил, – но то, о чём Вы меня спрашиваете – я не понимаю… А откуда Вы вообще взяли эти названия?
– Названия?.. – тут Пасисяки запнулся, – ну… скажем, в одной старинной фамильной поваренной книге.
– А как давно была написана эта Ваша фамильная книга? – поправил пенсне продавец.
– А вонь его знает! – пожал плечами Пасисяки. – Так точно не могу ответить, но, скорее всего, давненько.
– Тогда… единственное, что я могу Вам посоветовать – так это посетить нашу городскую библивоньте?ку[14 - В каждом городе Волшебствони были расположены по одной крупной библивоньте?ки (на наш манер библиотеки) (или в разговорном варианте местных – воньте?ка).]. Возможно, в отделе болотных растэний что-то есть по… как? пустышнику?
– Кустышнику, – сказал себе под нос Пасисяки. – Хорошо, большое спасибо за совет посетить нашу воньтеку, со школы там не был.
Потратив ещё тридцать воней на проезд и пятнадцать минут на дорогу (а зачастую летом, чтобы износ рельса был минимален, рельсобус едет со скоростью не больше двадцати километров в час) на другой конец города в городскую библивоньтеку, опросив служащих отдела «Растения болот Токсикотно», прождав какое-то время, пока ему выпишут пропуск в отдел «Растения болот Волшебствони», он оббегал с сотрудниками этого отдела почти все стеллажи, пролистал с десяток справочников, журналов, научных заметок и надышался книжной пылью. Выйдя на улицу, Пасисяки чувствовал себя полностью опустошённым – никто не знал, что это такое за растение, о нём не было указано ни в одном справочнике как городском, так и по стране, и кроме этого, сотрудники воньтеки сочли Пасисяки немного сумасшедшим.
«Что если бабушка чиканулась? – размышлял Пасисяки, сидя в рельсобусе по пути домой. – Понапридумывала про эти „растэ?ния“, про отвар, про какие-то ответы!.. вон, в конце её дневника вообще рассказы о каких-то ужасных мирах понаписала. Выдумщица, одним словом! А я тут уши развесил!»
Так он и ехал, уткнувшись в одну точку.
«Деда ещё, как выяснилось, заставляла забор в фиолетовый цвет красить постоянно! Эх!..»
Был уже вечер, когда Пасисяки добрался до своего дома.
На улицах теперь стемнело, включились городские уличные фонарики в виде у?точек, которые тихо гудели и едва слышно потрескивали, засверкали по дворам подсветки крыш и окон домов местных.
Зайдя в дом, Пасисяки небрежно залпом выпил целый графин воды, намочив при этом себе футболку, проглотил, не жуя, купленный у остановки камышовый пончик и плюхнулся в кресло у окна, в котором так любила сидеть его бабушка вечерами.
– Только зря потратил день, – сокрушался Пасисяки, протирая запылённые очки, – а ведь мог вместо этого съездить в салон к Леди Потеклее и спросить про краску, авось бы нашлась для меня. Хотя, наверное, цену бы запросили…
Так он и сидел неподвижно в этом кресле вытянув ноги, пока его взору не попался изуродованный им же недофеолетовый забор.
– Тьфу ты! – словесно плюнул в его сторону Пасисяки и отвернулся.
Тут он посмотрел на настенные часы – через пять минут минует полночь.
В голове у Пасисяки зарождался мысленный огонёк.
Вот он уже стал костром, а вот спустя ещё десять минут – пожаром.
Глава II ОТВАР
– Где дедовский фонарь? – Направился к кладовке Пасисяки. – Схожу на эти чёртовы болота!
Найдя его в кладовке и положив в небольшую дорожную сумку, Пасисяки нацепил на голову старенькую кепку, напялил слегка потёртую плотную толстовку, которая уже была ему немного мала, взял садовые перчатки (других не было) и вышел на улицу, громко хлопнув зачем-то входной дверью.
Ночные рельсобусы ходили по кольцевому маршруту каждые полчаса (сюда также выводили составы с двух других линий, которые ночью не обслуживались) – это было удобно для всех работающих до глубокого вечера и ночи местных, так как можно было доехать до любой части города. Кольцевая же охватывала окраины города и лес с северной части Токсикотно.
Остановка и улицы были пустынными. Пасисяки задумчивым и одновременно печальным взглядом окинул соседские дома – в некоторых ещё горели огни: кто-то мыл посуду или читал книги, а в некоторых уже господствовала темнота, и люди погрузились в сон. У Тёти Гены Аркадьевича, например, свет на ночь вообще не выключался никогда – он всё переживал за своих кошек, чтобы им было видно, куда ступать.
В доме, что на углу улицы, кто-то еле слышно свистел тоскливую мелодию на флейте. Пасисяки узнал эту мелодию, это была народная песнь камыша, который мечтал стать серой мышью[15 - F#m E G#m C#m Я родился на болоте. Я камыш, F#m A H C#m но в душе я серенькая мышь. Не хочу в болоте оставаться, хочу я мышкой серенькой назваться.]. Эту песнь местные пели в основном тогда, когда очень грустили.
Показался рельсобус.
Ехать Пасисяки нужно было на край города к выходу в лес.
Всю эту дорогу шофёр состава то и дело поглядывал из кабины на Пасисяки в салонное зеркало заднего вида, так как тот был единственным пассажиром, да и выглядел как балбес в своём одеянии.
Проезжая мимо мэрии, Пасисяки увидел Лавандыша и ещё нескольких местных, облачённых в специальные ярко-зелёные рельсовые костюмы рабочих, которые наносили разметку на пешеходном переходе жёлто-рунным цветом.
«Говорил же ему, что ярко-белой краской красить надо! Не послушал меня, лавандовый пень! Не видно же их жёлто-рунную разметку на мостовой!»
Доехав до нужной остановки – у чёрта на куличках – Пасисяки приготовился выходить, а шофёр, увидев это, просунул голову в салон и басом произнёс:
– Парень, тебе точно здесь выходить?
– Да-да, тут! – Пасисяки сильнее надвинул кепку на глаза.
– Ну, смотри! – сказал шофёр вдогонку уже выходящему из салона Пасисяки, закрыл двери и помчал свой рельсобус дальше по маршруту.
Как только гул от состава стих, Пасисяки пошёл в лес, уходя в сторону от рельсовой дороги.
Вот скрылись позади кучно стоявшие приграничные домики местных, растворились последние освещавшиеся улочки, стихли городские звуки, мощёная дорога сменилась земляной; стали различимы угуканье филинов и хруст веток, по которым не спеша ползли по своим делам хамелевоны[16 - Рептилии, отдалённо напоминающие хамелеонов нашего мира.]; и наконец густыми деревьями лес замкнулся за спиной Пасисяки.
Направляя во все стороны луч от фонаря, Пасисяки соображал, что ему сейчас делать и куда идти.
– Так, нужно найти сухое дуба-дубой. – Всё дальше и дальше уходил вглубь леса Пасисяки, осторожно раздвигая ветки и трусливо вздрагивая каждый раз при очередном угуканье.
По мере приближения к болотам, а их характе?рный запах местным ни с чем не спутать, Пасисяки стал увязать своими белыми (но грязными) кроссовками в почве и мху.
«По кой чёрт я не переобулся в сапоги? – обращался сам к себе Пасисяки и тут же сам себе отвечал: – Да потому, по-видимому, что нет у меня сапог!»
Теперь весь лес слышал чавканье его кроссовок.
Уткнувшись непосредственно в болото, Пасисяки остановился. В свете фонаря оно казалось ему живым: покачивались на ветру бесконечные камыши, на которых верхом сидели квакающие голубоглазые жабы, тростниковая трава обнималась с илом и опавшими с небольших деревьев листьями, занесённых сюда ветром, филины лупоглазили теперь не столько на хамелевонов, сколько на Пасисяки, дуба-дубой, прораставшие рядами почти у са?мого берега, шелестели своей листвой и поскрипывали ветками, вода по центру болота слегка побулькивала.
– Гм, нет нигде ни одно сухого дубо-дубой! – Вертел фонарём Пасисяки по полосе деревьев. – Так, а у бабушки в дневнике что? написано, что надо высохшее дерево искать?.. Нет здесь сухих дуба-дубой!.. Может, рядом с обычными посмотреть?
Он направился к деревьям, которые в темноте ночи казались гигантами.
Порыскав вокруг них и не найдя ничего похожего на «коралловый кустышник» размером с ладонь ребёнка, Пасисяки призадумался: «Либо я ищу бабушкины фантазии, либо я ищу не там, где нужно!»
Он стал вертеть фонарём в разные стороны: «О! А что там за поляна посреди болота?»
Луч искусственного света выхватил вдалеке небольшой островок с кучей коряг, деревьев и, как Пасисяки на мгновение показалось, грудой мусора.
Он решил добраться до этого островка и углубился в болото.
«Надо вспомнить, что там ещё бабушка писала… гм… под сухим дубо-дубой, прозрачного, кажись, цвета, размером вроде с голову, тьфу! нет, не с голову, с руку ребёнка… или младенца?.. не, кажется, ребёнка… потом что-то про „осторожно копать корни“…» – бубнил себе под нос Пасисяки, зайдя уже по грудь в прохладную воду, заставившую его перекоситься.
Осторожно передвигаясь по дну болота мелкими шажками, Пасисяки, словно птица-балерун[17 - Насекомое, передвигающееся по дну рек, болот, озёр и т. д. Отдалённо напоминает водомерку нашего мира.], потихоньку приближался к этому мелькнувшему во свету? островку.
– Главное – идти прямо не сворачивая, тогда жижа на дне болота будет держать свою упругость, – повторял Пасисяки слова, которые вдалбливали здесь всем со школьной скамьи.
Мимо пролетел филин и громко угукнул.
– Брысь отсюда! – рявкнул на него Пасисяки и проводил его лучом света фонаря.
Филин отлетел поодаль, затем сделал пару кругов и, видимо, затаив обиду на такой нерадушный приём, резко спикировал на голову Пасисяки, содрав одним движением своих когтистых лап с его головы кепку.
– Ай-ай-ай!!! – завопил Пасисяки, прикрывая лысую голову и роняя при этом фонарь в болото. – Только не это!!!
Он без промедления окунулся с головой в зелёную воду и, нащупав дедовский фонарь, вынырнул обратно. Теперь тот снова был у него в руке, но на этот раз не хватало очков на носу – они остались в мутной воде. Пасисяки выругался и стал беспорядочно шарить руками по воде вокруг себя. Отыскав очки, он, встряхнув оправу и протерев стёкла, надел их на свой большой круглый нос, а затем посмотрел на фонарь – к счастью, тот продолжал светить.
Чуть пройдя ещё вперёд, Пасисяки обнаружил, что почти добрался до заветной суши.
Хлюп!
Хотя его ноги ещё продолжали находиться в воде, Пасисяки прижался пузом-грудью к долгожданно-твёрдой почве островка.
Пока он, дрожа всем телом от холода, кряхтя и сопя, выползал на сушу, то обнаружил, что правая кроссовка оказалась безвозвратно утерянной в жиже болотного дна.
– Паскудный филин!! – прокричал в темноту Пасисяки. – Чтоб ты подавился этой потной кепкой!!
Поднявшись на ноги, убрав тину с головы и кувшинки с лица, Пасисяки, осмотрелся.
Островок напоминал те места, что оказываются на поверхности после отлива болот. Тут были и буреломы, все покрытые илом, и липкая трава-болотка[18 - В нашем мире – валерьяна.], и куски каких-то досок, явно прибившихся от жилищ местных, и сухие колючие тростники вперемешку с гуляй-камышом, и высохшие деревья разных размеров.
На последних Пасисяки остановил свой взгляд, медленно выхватывая фонарём из темноты их очертания.
– Уж не сухие ли это дуба-дубой? – раскрыл от удивления рот Пасисяки, запрокидывая голову. – Прямо как на картинках школьных учебников!
Деревья больше напоминали этакую винтовую лестницу, состоящую из сложно сплетённых между собой веток.
Пасисяки подошёл к ним вплотную и прикоснулся к их коре. В отличие от живых деревьев, сухие дуба-дубой показались ему слишком упругими на ощупь и достаточно полыми на стук. Он потрогал ветки – слишком ломкие – хрустят при лёгком касании.
Вдали послышалось угуканье.
«Жуёт, наверное, мою кепку, паразитина!» – подумал Пасисяки, продолжая топтаться у сухих деревьев: – Так, сухие дуба-дубой я нашёл, теперь надо найти этот кустышник-хоххотышник.
Пасисяки опустился на четвереньки и стал ползать у высохших корней некогда могучих деревьев. Так как одна нога у него была без кроссовка, а носок сильно порван, то Пасисяки то и дело больно укалывался ступнёй о различные торчащие ветки-щепки.
Подсвечивая себе фонарём, он рылся в сыром песке в поисках мелкого растения, но его пальцы упирались либо в небольшие камни-ракушки, либо в ил, либо в мох, либо во всё те же ветки-щепки.
Проползав на карачках и исколов ногу-руки в кровь, Пасисяки распластался звёздочкой на песке и, глядя в ночное небо, чуть не заплакал от обиды:
– Ничего нет! Никакого кустышника и никакой Хоххоты! Ноль! Пусто! Ни-че-го!
Ночное небо одухотворённо мерцало своими далёкими от Волшебствони звёздами и не спеша гнало небольшие, но тёмно-густые облака куда-то вдаль.
«Лежать мне бы сейчас в тёплой постельке и ни о чём не думать…»
Неожиданно фонарь замерцал, сообщая, что заряд батареи пребывал на исходе.
Испугавшись остаться в кромешной темноте, Пасисяки, забыв про всё, поспешил обратно. Он осторожно сполз в болото, прикрыв на всякий случай лысину свободной рукой от злопамятного филина, и аккуратно засеменил по дну, приговаривая: «Главное – идти прямо не сворачивая, тогда жижа на дне будет держать свою упругость».
Выбравшись полностью на сушу, хромая, Пасисяки пошёл в сторону просеки.
И как только оставалось пройти какой-то десяток шагов, батарейка фонаря полностью разрядилась, и кругом воцарилась кромешная тьма. К горлу Пасисяки подступил большой ком, который он попытался проглотить, но тот предательски застрял где-то посередине.
Пасисяки стоял в тишине и всматривался в лес в надежде, что глаза немного привыкнут к темноте и помогут ему пройти оставшееся расстояние, но ничего не получалось. Тогда он решил идти строго вперёд, куда шёл ранее с работающим фонарём, выставив руки впереди себя.
Теперь ему были страшны не столько филины, сколько мысль заблудиться в лесу и остаться тут до рассвета (светает летом в Волшебствони в начале девятого часа утра, а сейчас было примерно полшестого).
Делая осторожные шажки, Пасисяки почувствовал, как у него от страха дрожат поджилки.
«Переждать тут, под деревцем? – мелькнуло у него в голове. – А вдруг филин мне в лысину вцепиться или цапнет за нос?»
В этот момент в небе показался луч белого света. Он скользнул по верхушке деревьев, затем стал медленно опускаться на просеку. Свет становился всё ярче и ярче, и вот – он уже осветил почти весь лес.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/maksim-malinovskiy/pasisyaki-pukk-68765808/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Местное название магазина. (Здесь и далее прим. писателя)
2
Эти тележки очень схожи с погрузчиками поддонов нашего мира.
3
Во?нь – местная денежная единица.
4
Тут я хотел бы внести ясность, чтобы у читателя не возникали вопросы про состав продукции и т. д. в Волшебствони. Всё перечисленное (и не только) изготавливалось из местных экологичных болото-лесистых компонентов, поэтому «акрил» или, скажем, «растворитель», это не совсем то, что мы привыкли видеть в нашем мире.
5
Здоровались мужчины в Волшебствони путём касания локтями.
6
Хоть Пасисяки имел полное и несклоняемое имя, приятели и знакомые очень часто называли его Пасися?к.
7
В Волшебствони время совпадает с временем нашего мира.
8
Ду?ба-ду?бой наш автор описал как дерево, похожее на дуб нашего мира, с плодами, зовущимися местными как «слива». Эти сливы местная медицина использует для лечения простуды и гриппа.
9
Хлебные изделия в Волшебствони портятся очень быстро и покрываются плесенной паутиной, которая сродни грибку в нашем мире – с удовольствием доедает остатки.
10
Ей-богу, не вру! Сто раз переспросил у нашего автора, точно ли он запомнил имя соседа Пасисяки? «Абсолютно точно запомнил! С точностью до буквы!» – Но у меня, конечно, остаются сомнения.
11
Dm Am Мы – котята Волшебствони, E Am не нужны нам ваши вони. Молочка ты нам налей и его скорей погрей! Котомамы, котопапы умывают наши лапы: хвост, вибриссы и пузень. Всё, поели! Гулять лень!
12
Школьный учитель.
13
Местная малина.
14
В каждом городе Волшебствони были расположены по одной крупной библивоньте?ки (на наш манер библиотеки) (или в разговорном варианте местных – воньте?ка).
15
F#m E G#m C#m Я родился на болоте. Я камыш, F#m A H C#m но в душе я серенькая мышь. Не хочу в болоте оставаться, хочу я мышкой серенькой назваться.
16
Рептилии, отдалённо напоминающие хамелеонов нашего мира.
17
Насекомое, передвигающееся по дну рек, болот, озёр и т. д. Отдалённо напоминает водомерку нашего мира.
18
В нашем мире – валерьяна.