Чудо чудное, диво дивное (сборник)
Народное творчество (Фольклор)
Владимир Соколовский
Сборник русских народных сказок, оригинально построенный в виде сказочной старославянской азбуки. Гуси-лебеди, Царевна Несмеяна, Сестрица Аленушка, Василиса, Сивка-Бурка – любимые персонажи, известные сюжеты в превосходных стильных иллюстрациях Станислава Ковалёва.
Чудо чудное, диво дивное (сборник)
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017
* * *
Сказочная азбука
Аа
Алконост – птица радости
Бб
Баба-яга
Вв
Водяной
Гг
Горе луковое
Дд
Двое из сумы
Ее, Ёё
Емеля-дурак
Ёрш Ершович
Жж
Жар-птица
Зз
Змей Горыныч
Ии, й
Иван-царевич
Чай
Кк
Ковёр-самолёт
Лл
Лихо одноглазое
Мм
Машенька
Нн
Несмеяна-царевна
Оо
Орёл-царевич
Пп
Покати-горошек
Рр
Репка
Сс
Снегурочка
Тт
Тройка
Уу
Усыня-богатырь
Фф
Финист – Ясный cокол
Хх
Хлеб-соль
Цц
Царевна-лягушка
Чч
Чародей
Шш
Шуты
Щщ
Щука-чудесница
ъ
Объезд худых мест
ы, ь
Вилы, стрелы
Лень
Ээ
Эхо лесное
Юю
Вьюн-горюн
Яя
Ярмарка
* * *
Сестрица Алёнушка и братец Иванушка
В некотором царстве, в некотором государстве жили-были муж с женой, и было у них двое детей: сыночек Иванушка да дочка Алёнушка. Умерла жена, и взял себе мужик в жёны другую – молодую, красивую. Только мачеха-то была злая колдунья. Невзлюбила она Алёнушку с Иванушкой, стала всячески изводить их, сживать со свету белого. Терпели-терпели они, пока отец был жив, а как умер, они и ушли раз ночью из дому – куда глаза глядят, по белу свету странствовать.
Идёт сестрица Алёнушка с братцем Иванушкой путём-дорогою; ночь прошла, ясный день настал. Идут они полями широкими, горами высокими – ни деревца, ни кустика. Солнце огнём палит, жар донимает, пот выступает. Захотелось Иванушке пить, и говорит он:
– Сестрица Алёнушка, пить очень хочется.
– Погоди, братец: дойдём до колодца, там на-пьёшься.
Шли-шли – солнце высоко, колодезь далеко, жар донимает, пот выступает. Видит Иванушка водицу в коровьем копытце.
– Сестрица Алёнушка, выпью я из копытца водицу.
– Не пей, братец, телёночком станешь, – говорит Алёнушка.
Послушался Иванушка, и пошли они дальше.
Идут они полями широкими, горами высокими – ни деревца, ни кустика; а солнце высоко, колодезь далеко, жар донимает, пот выступает. Видит Иванушка водицу в лошадином копытце.
– Сестрица Алёнушка, напьюсь я из копытца.
– Не пей, братец: жеребёночком сделаешься.
Послушался Иванушка и пошёл за сестрицей дальше.
Идут они – солнце высоко, колодезь далеко, жар донимает, пот выступает. Видит Иванушка водицу в козлином копытце; не спросился у Алёнушки, припал к копытцу и выпил всю воду до дна. Оглянулась Алёнушка, а Иванушки нет: вместо него бежит за ней белый козлёночек. Как увидала Алёнушка, что с братцем сталося, залилась слезами горькими, а козлёночек скачет возле неё, резвится. Сняла Алёнушка с себя поясок и повела козлёночка. Шла она, шла и скоро очутилась в дремучем лесу. Набрела в том лесу на пустую избушку и стала в ней жить со своим братцем, козлёночком.
Охотился один царевич в том лесу. Наехал он на избушку, слез с коня и вошёл туда. Увидал красавицу Алёнушку, а с ней козлёночка и спрашивает:
– Скажи мне, красавица, кто ты, откуда и как попала в дремучий лес?
Отвечает ему Алёнушка:
– Зовут меня Алёнушкой, а козлёночек – братец мой, Иванушка. Невзлюбила нас ведьма, злая мачеха, ушли мы с братцем из родного дома, по белому свету странствовать. Наколдовала ведьма, навела порчу на воду по дороге, где мы шли. Напился мой братец Иванушка из козлиного копытца водицы и стал козлёночком.
Полюбилась царевичу Алёнушка, взял он её с собой, прихватил и козлёночка и повёз в своё царство. Там сыграл царевич свою свадьбу с Алёнушкой, и стали они все втроём с козлёночком жить во дворце; козлёночек вместе с ними и ест, и пьёт, и по царским садам гуляет.
Проведала тем временем ведьма, злая мачеха, что Алёнушка жива и вышла замуж за царевича, а братец её Иванушка живёт при них козлёночком, и стала придумывать: как бы погубить их обоих. Выждала, когда царевич уехал на охоту, пришла во дворец – и прямо к Алёнушке. А та в ту пору больна была, в постели лежала.
– Хочешь, я тебя, государыня, вылечу? – говорит ведьма. – Ходи по вечерним зорям на озеро купаться.
Послушалась Алёнушка и пошла вечером к озеру, а ведьма уж там ждёт её. Схватила она Алёнушку, навязала ей тяжёлый камень на шею и бросила в воду. Алёнушка и пошла ко дну. Увидал это козлёночек, что следом за сестрицей шёл, заплакал горькими слезами и побежал домой.
Воротилась ведьма во дворец, приняла на себя вид Алёнушки, в платья её нарядилась, велела привести к себе козлёночка и стала его бить-колотить, а сама говорит:
– Погоди, приедет царевич, буду просить, чтобы тебя зарезали!
Козлёночек ничего сказать не может, только смотрит жалобно да слезами заливается.
Стала с тех пор злая ведьма приставать к царевичу:
– Вели зарезать козлёночка, опостылел он мне.
Удивляется царевич, что с женой сделалось: прежде она так любила козлёночка, а теперь просит его зарезать. Жалко было царевичу его, да делать нечего: послал слуг искать козлёночка.
А козлёночек, как узнал, что его зарезать хотят, побежал к озеру, лёг на бережку и кричит жалобно:
Алёнушка, сестрица моя,
Всплыви, всплыви на бережок:
Я – братец твой, Иванушка!
Котлы кипят кипучие,
Огни горят горючие,
Ножи точат булатные,
Меня хотят зарезати!
А Алёнушка ему из воды отвечает:
Родной братец Иванушка,
Тебе тяжко – мне тошней того:
Тяжёл камень ко дну тянет,
Люта змея сердце высосала,
Шелкова трава ноги спутала,
Желты пески на грудь легли!
Услышали слуги царевича и диву дались; взяли с собой козлёночка и повели к царевичу. Рассказали они ему, что слышали; царевич не верит и велит отпустить козлёночка.
Побежал козлёночек опять к озеру, а царевич следом за ним пошёл и спрятался на берегу за ракитов куст.
Лёг козлёночек на бережку и кричит жалобно:
Алёнушка, сестрица моя,
Всплыви, всплыви на бережок:
Я – братец твой, Иванушка!
Котлы кипят кипучие,
Огни горят горючие,
Ножи точат булатные,
Меня хотят зарезати!
А Алёнушка из воды отвечает:
Родной братец Иванушка,
Тебе тяжко – мне тошней того:
Тяжёл камень ко дну тянет,
Люта змея сердце высосала,
Шелкова трава ноги спутала,
Желты пески на грудь легли!
Услышал царевич голос Алёнушки, побежал во дворец и велит людям закинуть в озеро сети шёлковые. Вытащили люди из воды Алёнушку с камнем на шее.
Вспрыснул её царевич живой водой – ожила Алёнушка, бросилась мужу на шею и рассказала ему про ведьму, злую мачеху. Велел царевич схватить мачеху и сжечь живьём.
Сожгли слуги ведьму, пепел по ветру развеяли. Как скрылся из глаз пепел злой ведьмы – оборотился козлёночек Иванушкой, красавцем-молодцем.
И стали они все вместе жить-поживать да добра наживать.
Баба-Яга
Жили-были муж с женой, и была у них дочка маленькая. Жена померла, мужик погоревал вволю, помаялся, побился год-другой, да видит, что всё у него в доме врозь пошло, и подумал: «Дай-ка я женюсь – авось лучше будет!»
И женился он на другой жене.
Стала мачеха на падчерицу злиться, стала её бить, да из дома гонять, да едой обделять – и всё только думала: как бы её и совсем-то со света сжить? Думала злая баба и надумала – послать девочку в дремучий лес к Бабе-яге.
– Ступай, – говорит мачеха, – к моей бабушке, что в лесу живёт в избушке на курьих ножках. Ты ей послужи, а она тебя всяким добром наградит, всякими сластями наделит.
Пошла девочка-сиротинушка из дому, да прежде к родной своей бабушке завернула и рассказывает ей:
– Так и так, вот куда меня мачеха посылает.
– Ох, сиротинушка ты, горе-горькое, – говорит ей старушка-бабушка, – крепко мне тебя жаль, да помочь-то тебе не могу. Шлёт тебя мачеха не к своей бабушке, а к злой Бабе-яге! Смотри же, деточка, со всеми будь ласкова, никому грубого слова не молви, никого крошкой не обдели – авось и тебя тоже не оставят без помощи!
Напоила бабушка внучку на дорогу молочком, дала ей кусок ветчины да лепёшку за пазуху и отпустила в дремучий лес.
Пришла девочка в лес, видит: избушка на лужайке на курьих ножках стоит, на петушьей головке поворачивается. Как крикнула девочка серебристым голоском:
– Избушка, избушка, стань к лесу задом, а ко мне передом!
Поворотилась избушка, и видит девочка – лежит в избушке Баба-яга: у порога голова, в одном углу нога, в другом – другая, под самые полати коленками упёрлась.
– Фу-фу-фу! – говорит Баба-яга. – Откуда это русским духом запахло?
А девочка кланяется да говорит Бабе-яге:
– Здравствуй, бабушка! Меня к тебе мачеха служить послала.
– Ну что же, послужи, девушка, послужи.
И задала она девочке полотна два конца соткать. А сама вышла и говорит своей работнице:
– Ступай истопи баню, да вымой девочку, да смотри хорошенько, я хочу ею позавтракать.
Села девочка ткать, сидит ни жива ни мертва, плачет да и просит работницу:
– Родимая моя! Ты не столько дрова поджигай, сколько водой заливай, решетом воду носи, – и дала ей платочек.
Ушла работница, а девочка покормила серого кота ветчинкой, погладила, спрашивает:
– Котинька, серенькой, как мне от Бабы-яги уйти?
– А вот, – говорит ей кот, – возьми это полотенце и гребень. Как погонится за тобой Баба-яга да заслышишь ты её близко, так брось за спину полотенце, и протечёт позади тебя глубокая да широкая река; коли станет она в другой раз нагонять – брось за спину гребень, и поднимется сзади тебя дремучий, тёмный лес: сквозь него уж ей не пробраться будет.
Взяла девочка гребешок с полотенцем да и побежала! Хотела было собака на дворе её рвать – она ей лепёшку бросила; хотели было ворота перед ней захлопнуться – девочка им под пяточки маслица подлила; хотела было ей берёзка придорожная глаза веткой выхлестнуть – да девица её ленточкой перевязала. Так все её и пропустили, и выбежала она в чистое поле из лесу. А кот сел за красна и ткёт: не столько наткал, сколько напутал. Подошла Баба-яга к окошку и спрашивает:
– Ткёшь ли, внученька, ткёшь ли, милая?
– Тку, бабка, тку, милая! – замяукал ей кот в ответ.
Бросилась Баба-яга в избу, видит – девочки и слуху нет! И давай бить кота кочергой, приговаривать:
– Зачем девчонку отпустил, зачем глаза не выцарапал?
И говорит ей кот:
– Я тебе сколько лет служу – ты мне косточки не бросила, а она меня ветчинкой накормила.
Накинулась Баба-яга и на работницу, и на собаку, и на ворота, и на берёзку придорожную – зачем они девочку упустили?
Говорит ей в ответ собака:
– Я тебе сколько лет служу – ты мне горелой корки не пожаловала; а она для меня лепёшки не пожалела.
Говорят ей ворота:
– Мы тебе сколько служим – ты на нас и водой не плеснула; а она нам под пяточки чистого маслица подлила.
Говорит Бабе-яге и берёза придорожная:
– Я тебе сколько служу – ты на меня ниточки не повесила; а она меня ленточкой перевязала.
Работница говорит:
– Я тебе сколько служу, ты мне тряпочки не подарила, а она мне платочек подарила.
Баба-яга видит – дело плохо: пустилась поскорей в погоню; летит, поспешает, помелом след заметает. Услышала девочка за собой погоню – бросила за спину полотенце: протекла позади неё река широкая и великая! Баба-яга билась-билась, весь берег избегала, нашла наконец брод в речке и опять пустилась за девочкой. Вот уж и близко, вот-вот нагонит! Бросила девочка скорей гребешок за спину! Поднялся позади неё лес густой, дремучий: корни с корнями сплетаются, ветви с ветвями свиваются, вершины к вершинам приклоняются. Баба-яга сколько ни билась, не могла сквозь тот лес пробраться и воротилась в свою избу.
А девочка-сиротинушка к отцу прибежала, обо всём ему поведала. Прогневался родитель на злую мачеху, прогнал её из дома и остался с той поры с дочкою жить-поживать да добра наживать.
Я и сам у них в гостях был, их житьё-бытьё видел, мёд пил, по усам текло, а в рот не попало.
Василиса Прекрасная
В некотором царстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала:
– Слушай, Василисушка! Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу; береги её и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у неё совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью.
Затем мать поцеловала дочку и померла.
После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, – стало быть, и хозяйка, и мать опытная. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашёл в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на всё село красавица; мачеха и сёстры завидовали её красоте, мучили её всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела; совсем житья не было!
Василиса всё переносила безропотно и с каждым днём всё хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, хотя они и сидели всегда сложа руки, как барыни. А всё потому, что Василисе помогала её куколка. Без этого где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрётся в чуланчике, где жила, и потчует её, приговаривая:
– На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости; злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?
Куколка покушает, да потом и даёт ей советы, и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвёт цветочки, а у неё уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена.
Прошло несколько лет; Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе присватываются к Василисе; на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отве-чает:
– Не выдам меньшой прежде старших!
А проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе. Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житьё в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила Баба-яга; никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но та всегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке Бабы-яги.
Раз мачеха раздала всем трём девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису – прясть. Погасила огонь во всём доме, оставила только одну свечку там, где работали девушки, и сама легла спать.
Девушки работали. Вот нагорело на свечке; одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку.
– Что теперь нам делать? – говорили девушки. – Огня нет в целом доме. Надо сбегать за огнём к Бабе-яге!
– Мне от булавок светло! – сказала та, что плела кружево. – Я не пойду.
– И я не пойду, – сказала та, что вязала чулок. – Мне от спиц светло!
– Тебе за огнём идти! – закричали обе. – Ступай к Бабе-яге! – И вытолкали Василису из горницы.
Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала:
– На, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнём к Бабе-яге; Баба-яга съест меня!
Куколка поела, и глаза её заблестели, как две свечки.
– Не бойся, Василисушка! – сказала она. – Ступай куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у Бабы-яги.
Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес.
Идёт она и дрожит. Вдруг скачет мимо неё всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне белая, – на дворе стало рассветать.
Идёт она дальше, скачет другой всадник: сам красный, одет в красном и на красном коне, – стало всходить солнце.
Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка Бабы-яги; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами; вместо дверей у ворот – ноги человечьи, вместо запоров – руки, вместо замка – рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам чёрный, одет в чёрном и на чёрном коне; подскакал к воротам Бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, – настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на поляне стало светло, как днём. Василиса со страху так и застыла на месте.
Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья затрещали, сухие листья захрустели; выехала из лесу Баба-яга – в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась, обнюхала вокруг себя да и закричала:
– Фу, фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?
Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, говорит:
– Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнём к тебе.
– Хорошо, – сказала Баба-яга, – знаю я их, поживи ты наперёд да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем!
Потом обратилась к воротам и вскрикнула:
– Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отворитесь!
Ворота отворились, Баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять всё заперлось.
Войдя в горницу, Баба-яга растянулась и говорит Василисе:
– Подавай-ка сюда что там есть в печи: я есть хочу.
Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать Яге кушанья, а кушаний настряпано было человек на десять. Всё съела, всё выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины. Стала Баба-яга спать ложиться и говорит:
– Когда завтра я уеду, ты смотри – двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, бельё приготовь да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть её от чернушки. Да чтоб всё было сделано, а не то – съем тебя!
После такого наказу Баба-яга захрапела; а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами:
– На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжёлую дала мне Баба-яга работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню; помоги мне!
Кукла ответила:
– Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолися да спать ложися; утро вечера мудренее!
Ранёшенько проснулась Василиса, а Баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают; вот мелькнул белый всадник – и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула – перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник – взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает. Осталась Василиса одна, осмотрела дом Бабы-яги, подивилась изобилию во всём. Глядит, а вся работа её уже сделана; куколка выбирала из пшеницы последние зёрна чернушки.
– Ах ты, избавительница моя! – сказала Василиса куколке. – Ты от беды меня спасла.
– Тебе осталось только обед состряпать, – отвечала куколка, влезая в карман Василисы. – Состряпай с богом да и отдыхай на здоровье!
К вечеру Василиса собрала на стол и ждёт Бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами чёрный всадник – и совсем стемнело; только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья – едет Баба-яга. Василиса встретила её.
– Всё ли сделано? – спрашивает Яга.
– Изволь посмотреть сама, бабушка! – молвила Василиса.
Баба-яга всё осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться. Потом крикнула:
– Верные мои слуги, сердечные други, смелите мою пшеницу!
Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе:
– Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зёрнышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!
Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему:
– Молись Богу да ложись спать: утро вечера мудренее, всё будет сделано, Василисушка!
Наутро Баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела всё и крикнула:
– Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло!
Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать; она ест, а Василиса стоит молча.
– Что ж ты ничего не говоришь со мною? – сказала Баба-яга. – Стоишь как немая?
– Не смела, – отвечала Василиса, – а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чём.
– Спрашивай; только не всякий вопрос к добру ведёт: много будешь знать, скоро состаришься!
– Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде; кто он такой?
– Это день мой ясный, – отвечала Баба-яга.
– Потом обогнал меня другой всадник, на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой?
– Это моё солнышко красное! – отвечала Баба-яга.
– А что значит чёрный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?
– Это ночь моя тёмная – всё мои слуги верные!
Василиса вспомнила о трёх парах рук и промол-чала.
– Что ж ты ещё не спрашиваешь? – молвила Баба-яга.
– Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь – состаришься.
– Хорошо, – сказала Баба-яга, – что ты спрашиваешь только о том, что видела за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе?
– Мне помогает благословение моей матери, – отвечала Василиса.
– Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных.
Вывела она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала:
– Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его; они ведь за этим тебя сюда и прислали.
Бегом пустилась Василиса и наконец к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к дому, она хотела было бросить череп, но не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили её ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей – тот погасал, как только входили с ним в горницу.
– Авось твой огонь будет держаться! – сказала мачеха. Внесли череп в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и её дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся – глаза всюду за ними так и следят; к утру совсем сожгло их в уголь; одной Василисы не тронуло.
Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житьё к одной безродной старушке; живёт себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке:
– Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего; я хоть прясть буду.
Старушка купила льну хорошего; Василиса села за дело, работа так и горит у неё, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Как набралось пряжи много, принялась Василиса за тканьё. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе:
– Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе.
Старуха взглянула на товар и ахнула:
– Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому; понесу во дворец.
Пошла старуха к царским палатам да всё мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил:
– Что тебе, старушка, надобно?
– Ваше царское величество, – отвечает старуха, – я принесла диковинный товар; никому, кроме тебя, показать не хочу.
Царь приказал впустить к себе старуху и, как увидел полотно, удивился.
– Что хочешь за него? – спросил царь.
– Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла.
Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.
Стали царю из того полотна сорочки шить; вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали; наконец царь позвал старуху и сказал:
– Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить.
– Не я, государь, пряла и соткала полотно, – сказала старуха, – это работа приёмыша моего – девушки.
– Ну так пусть и сошьёт она!
Воротилась старушка домой и рассказала обо всём Василисе.
– Я знала, – говорит ей Василиса, – что эта работа моих рук не минует.
Заперлась в свою горницу, принялась за работу; шила она не покладаючи рук, и скоро дюжина сорочек была готова.
Старуха понесла к царю сорочки, а Василиса умылась, причесалась, оделась и села под окном. Сидит себе и ждёт, что будет. Видит: на двор к старухе идёт царский слуга; вошёл в горницу и говорит:
– Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить её из своих царских рук.
Пошла Василиса и явилась пред очи царские. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в неё без памяти.
– Нет, – говорит он, – красавица моя! Не расстанусь я с тобою; ты будешь моей женою.
Тут взял царь Василису за белые руки, посадил её подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился и отец Василисы, порадовался об её судьбе и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку до конца жизни своей всегда носила в кармане.
Было то давным-давно, а может, ещё и никогда того не было, немудрено и забыть.
Гуси-лебеди
Жили старичок со старушкою; были у них дочка да сынок маленькие.
– Дочка, а дочка! – говорит мать. – Мы с отцом пойдём на работу, принесём тебе булочку, сошьём платьице, купим платочек, смотри, будь умна: береги братца, не ходи со двора.
Старшие ушли, а девочка забыла, что ей приказывали, посадила братца на травку под окошком, а сама побежала на улицу с подругами играть.
Вдруг налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика и унесли на крылышках.
Пришла девочка, глядь – братца нет! Ахнула, кинулась туда-сюда – нигде нет! Кликала, заливалась слезами, причитала, что худо будет ей от отца с матерью, – не откликнулся братец!
Выбежала она в чистое поле и видит: метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за тёмным лесом.
А гуси-лебеди эти давно себе дурную славу нажили: маленьких детей таскали.
Угадала девочка, что они унесли её братца, и бросилась их догонять.
Бежала-бежала, видит – печка стоит.
– Печка, а печка! Скажи, куда гуси полетели?
– Съешь моего ржаного пирожка, тогда скажу.
– Да у моего батюшки и пшеничные не едятся!
Печь не сказала.
Побежала девочка дальше. Стоит яблоня.
– Яблонька, яблоня! Скажи, куда гуси полетели?
– Съешь моего лесного яблочка, тогда скажу.
– Вот ещё, у моего батюшки и садовые не едятся!
Побежала девочка дальше, течёт молочная река, кисельные берега.
– Молочная речка, кисельные берега! Куда гуси полетели?
– Съешь моего простого кисельку с молоком – скажу.
– Как бы не так, у моего батюшки и сливочки не едятся!
Долго бы пришлось ей бегать по полям и бродить по лесу, да, к счастью, попался ей ёж; хотела она его толкнуть, но побоялась наколоться и спрашивает:
– Ёжик, ёжик! Не видал ли, куда гуси полетели?
– Вон туда! – указал ёжик.
Побежала девочка куда ёж указал. Видит – стоит избушка на курьих ножках, стоит – поворачивается.
В избушке сидит Баба-яга, сидит и братец на лавочке, золотыми яблочками играет.
Увидала его сестра, подкралась тихонько, схватила – да бежать, а гуси за нею в погоню летят. Вот-вот нагонят. Куда деться?
Бежит молочная речка, кисельные берега.
– Речка-матушка, спрячь меня!
– Съешь моего киселька!
Нечего делать – съела.
Посадила речка её под бережок, гуси пролетели мимо.
Поблагодарила девочка речку и опять побежала с братцем, а гуси воротились, летят навстречу.
Что делать? Беда! Стоит яблоня.
– Яблонька-матушка, спрячь меня!
– Съешь моего лесного яблочка!
Нечего делать – съела. Заслонила её яблонька веточками, прикрыла листиками; пролетели гуси и не видали.
Вышла девочка и опять бежит с братцем, а гуси увидали да за ней, совсем налетают, уж крыльями бьют, того и гляди – из рук вырвут! К счастью, на дороге – печка.
– Сударыня печка, спрячь меня!
– Съешь моего ржаного пирожка!
Девочка поскорей пирожок в рот, а сама – в печь, села в устьице. Гуси полетали-полетали, покричали-покричали да ни с чем и улетели.
Девочка побежала домой, да хорошо ещё, что успела прибежать вовремя, пока отца с матерью не было, а тут и они домой вернулись.
Стали они жить да поживать, добра наживать, а худо забывать.
Диво дивное, чудо чудное
Жил-был богатый купец с купчихою; торговал дорогими товарами и каждый год ездил с ними по чужим государствам.
В некое время снарядил он корабль; стал собираться в дорогу и спрашивает жену:
– Скажи, радость моя, что тебе из иных земель в гостинец привезти?
Отвечает купчиха:
– Я у тебя всем довольна; всего у меня много! А коли угодить да потешить хочешь, купи мне диво дивное, чудо чудное.
– Хорошо; коли найду – куплю.
Поплыл купец за тридевять земель, в тридесятое царство, пристал к великому, богатому городу, распродал все свои товары, а новые закупил, корабль нагрузил.
Идёт по городу и думает: «Где бы найти диво дивное, чудо чудное?»
Попался ему навстречу незнакомый старичок, спрашивает его:
– Что так призадумался-раскручинился, добрый молодец?
– Как мне не кручиниться! – отвечает купец. – Хочу я купить своей жене диво дивное, чудо чудное, да не ведаю где.
– Эх ты, давно бы мне сказал! Пойдём со мной; у меня есть диво дивное, чудо чудное – так и быть, продам.
Пошли вместе; старичок привёл купца в свой дом и говорит:
– Видишь ли – вон на дворе гусь у меня ходит?
– Вижу!
– Так смотри же, что с ним будет… Эй, гусь, поди сюда!
Гусь пришёл в горницу. Старичок взял сковороду и опять приказывает:
– Эй, гусь, ложись на сковороду!
Гусь лёг на сковороду; старичок поставил её в печь, изжарил гуся, вынул и поставил на стол.
– Ну, купец, добрый молодец! Садись, закусим; только костей под стол не кидай, всё в одну кучу собирай.
Вот они за стол сели да вдвоём целого гуся и съели.
Старичок взял оглоданные кости, завернул в скатерть, бросил на пол и молвил:
– Гусь! Встань, встрепенись и поди на двор.
Гусь встал, встрепенулся и пошёл во двор, словно и в печи не бывал!
– Подлинно, хозяин, у тебя диво дивное, чудо чудное! – сказал купец, стал торговать у него гуся и сторговал за дорогие деньги.
Приехал домой, поздоровался с женой, отдаёт ей гуся и сказывает, что с этой птицею хоть всякий день некупленное жаркое ешь! Зажарь её – она опять оживёт!
На другой день купец пошёл в лавки, а к купчихе полюбовник прибежал. Такому гостю, другу сердечному, она куда как рада! Вздумала угостить его жареным гусем, высунулась в окно и закричала:
– Гусь, поди сюда!
Гусь пришёл в горницу.
– Гусь, ложись на сковороду!
Гусь не слушает, нейдёт на сковороду; купчиха осердилась и ударила его сковородником – и в ту ж минуту одним концом сковородник прильнул к гусю, а другим – к купцовой жене, и так плотно прильнул, что никак оторвать нельзя!
– Ах, миленький дружок, – закричала купчиха, – оторви меня от сковородника, видно, этот проклятый гусь заворожён!
Полюбовник обхватил купчиху обеими руками, хотел было от сковородника оторвать, да и сам прильнул…
Гусь выбежал на двор, на улицу и потащил их к лавкам.
Увидели приказчики, бросились разнимать; только кто до них дотронется – так и прилипнет!
Сбежался народ на то диво смотреть, вышел и купец из лавки, видит – дело-то неладно: что за друзья у жены появились?
– Признавайся, – говорит, – во всём; не то навек так останешься!
Нечего делать, повинилась купчиха; купец взял тогда разнял их, полюбовнику шею накостылял, а жену домой отвёл да изрядно поучил, приговаривая:
– Вот тебе диво дивное! Вот тебе чудо чудное!
Елена Премудрая
В стародавние годы в некоем царстве, не в нашем государстве, случилось одному солдату у каменной башни на часах стоять; башня была на замок заперта и печатью запечатана, а дело-то было ночью.
Ровно в двенадцать часов слышится солдату голос из этой башни:
– Эй, служивый!
Солдат спрашивает:
– Кто меня кличет?
– Это я – нечистый дух, – отзывается голос из-за железной решётки, – тридцать лет как сижу здесь не пивши, не евши.
– Что ж тебе надо?
– Выпусти меня на волю; как будешь в нужде, я тебе сам пригожусь; только помяни меня – и я в ту ж минуту явлюсь к тебе на выручку.
Солдат тотчас сорвал печать, разломал замок и отворил двери.
Нечистый вылетел из башни, взвился кверху и сгинул быстрее молнии.
«Ну, – думает солдат, – наделал я дела; вся моя служба ни за грош пропала. Теперь засадят меня под арест, отдадут под военный суд и, чего доброго, заставят сквозь строй прогуляться; уж лучше убегу, пока время есть».
Бросил ружьё и ранец на землю и пошёл куда глаза глядят.
Шёл он день, и другой, и третий; разобрал его голод, а есть и пить нечего; сел он на дороге, заплакал горькими слезами и задумался:
– Ну, не глуп ли я? Служил у царя десять лет, завсегда был сыт и доволен, каждый день по три фунта хлеба получал; так вот нет же! Убежал на волю, чтобы помереть голодною смертью. Эх, дух нечистый, всему ты виною.
Вдруг откуда ни возьмись – стал перед ним нечистый и спрашивает:
– Здравствуй, служивый! О чём горюешь?
– Как мне не горевать, коли третий день с голоду пропадаю.
– Не тужи, это дело поправимое! – сказал нечистый, туда-сюда бросился, притащил всяких припасов, накормил-напоил солдата и зовёт его с собою: – В моём доме будет тебе житьё привольное; пей, ешь и гуляй сколько душа хочет, только присматривай за моими дочерьми – больше ничего не надобно.
Солдат согласился; нечистый подхватил его под руки, поднял высоко-высоко на воздух и принёс за тридевять земель, в тридесятое государство – в белокаменные палаты.
У нечистого было три дочери – собой красавицы.
Приказал он им слушаться того солдата и кормить и поить его вдоволь, а сам полетел творить пакости; известно – нечистый дух! На месте никогда не сидит, а всё по свету рыщет да людей смущает, на грех наводит.
Остался солдат с красными девицами, и такое ему житьё вышло, что и помирать не надо.
Одно его кручинит: каждую ночь уходят красные девицы из дому, а куда уходят – неведомо. Стал было их про то расспрашивать, так не сказывают, запираются.
«Ладно же, – думает солдат, – буду целую ночь караулить, а уж узнаю, куда вы таскаетесь».
Вечером лёг солдат на постель, притворился, будто крепко спит, а сам ждёт не дождётся – что-то будет?
Вот как пришло время, подкрался он потихоньку к девичьей спальне, стал у дверей, нагнулся и смотрит в замочную скважинку.
Красные девицы принесли волшебный ковёр, разостлали по полу, ударились о тот ковёр и сделались голубками; встрепенулись и улетели в окошко.
«Что за диво! – думает солдат. – Дай-ка я попробую».
Вскочил в спальню, ударился о ковёр и обернулся малиновкой, вылетел в окно да за ними вдогонку.
Голубки опустились на зелёный луг, а малиновка села под смородиновый куст, укрылась за листьями и высматривает оттуда.
На то место налетело голубиц видимо-невидимо, весь луг прикрыли; посредине стоял золотой трон.
Немного погодя осветило и небо и землю – летит по воздуху золотая колесница, в упряжи шесть огненных змеев; на колеснице сидит королевна Елена Премудрая – такой красы неописанной, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать!
Сошла она с колесницы, села на золотой трон; начала подзывать к себе голубок по очереди и учить их разным мудростям. Окончила ученье, вскочила на колесницу и была такова!
Тут все до единой голубки снялись с зелёного лугу и полетели каждая в свою сторону, птичка малиновка вспорхнула вслед за тремя сёстрами и вместе с ними очутилась в спальне.
Голубки ударились о ковёр – сделались красными девицами, а малиновка ударилась – обернулась солдатом.
– Ты откуда? – спрашивают его девицы.
– А я с вами на зелёном лугу был, видел прекрасную королевну на золотом троне и слышал, как учила вас королевна разным хитростям.
– Ну, счастье твоё, что уцелел! Ведь эта королевна – Елена Премудрая, наша могучая повелительница. Если б при ней была её волшебная книга, она тотчас бы тебя узнала – и тогда не миновать бы тебе злой смерти. Берегись, служивый! Не летай больше на зелёный луг, не дивись на Елену Премудрую; не то сложишь буйну голову.
Солдат не унывает, те речи мимо ушей пропускает; дождался другой ночи, ударился о ковёр и сделался птичкой малиновкой.
Прилетела малиновка на зелёный луг, спряталась под смородиновый куст, смотрит на Елену Премудрую, любуется её красотой ненаглядною и думает: «Если б такую жену добыть – ничего бы другого и пожелать не осталося! Полечу-ка я следом за нею да узнаю, где она проживает».
Вот сошла Елена Премудрая с золотого трона, села на свою колесницу и понеслась по воздуху к своему чудесному дворцу; следом за ней и малиновка поле-тела.
Приехала королевна во дворец; выбежали к ней навстречу няньки и мамки, подхватили её под руки и увели в расписные палаты. А птичка малиновка порхнула в сад, выбрала прекрасное дерево, что как раз стояло под окном королевниной спальни, уселась на веточке и начала петь так хорошо да жалобно, что королевна целую ночь и глаз не смыкала – всё слушала.
Только взошло красное солнышко, закричала Елена Премудрая громким голосом:
– Няньки и мамки, бегите скорее в сад; изловите мне птичку малиновку!
Няньки и мамки бросились в сад, стали ловить певчую пташку; да куда им, старухам! Малиновка с кустика на кустик перепархивает, далеко не летит и в руки не даётся.
Не стерпела королевна, выбежала в зелёный сад, хочет сама ловить птичку малиновку; подходит к кустику – птичка с ветки не трогается, сидит опустив крылышки, словно её дожидается.
Обрадовалась королевна, взяла птичку в руки, принесла во дворец, посадила в золотую клетку и повесила в своей спальне.
День прошёл, солнце закатилось, Елена Премудрая слетала на зелёный луг, воротилась, начала снимать уборы, разделась и легла в постель.
Как только уснула королевна, птичка малиновка обернулась мухою, вылетела из золотой клетки, ударилась об пол и сделалась добрым молодцем.
Подошёл добрый молодец к королевниной кроватке, смотрел, смотрел на красавицу, не выдержал и поцеловал её в уста сахарные. Видит – королевна просыпается, обернулся поскорее мухою, влетел в клетку и стал птичкой малиновкой.
Елена Премудрая раскрыла глаза; глянула кругом – нет никого. «Видно, – думает, – мне во сне это пригрезилось!» Повернулась на другой бок и опять заснула.
А солдат попробовал в другой и в третий раз – чутко спит королевна, после всякого поцелуя пробуждается.
За третьим разом встала она с постели и говорит:
– Тут что-нибудь да недаром: дай-ка посмотрю в волшебную книгу.
Посмотрела в свою волшебную книгу и тотчас узнала, что сидит в золотой клетке не простая птичка малиновка, а молодой солдат.
– Ах ты невежа! – закричала Елена Премудрая. – Выходи-ка из клетки. За твою неправду ты мне жизнью ответишь.
Нечего делать – вылетела птичка малиновка из золотой клетки, ударилась об пол и обернулась добрым молодцем. Пал солдат на колени перед королевною, прощения просит.
– Нет тебе, негодяю, прощения! – отвечала Елена Премудрая и позвала палача с плахой, рубить солдату голову.
Откуда ни возьмись – стал перед ней великан с топором и плахою, повалил солдата наземь, прижал буйную голову к плахе и поднял топор. Вот махнёт королевна платком, и покатится молодецкая голова!..
– Смилуйся, прекрасная королевна, – просит солдат со слезами, – позволь напоследок песню спеть.
– Пой, да скорей!
Солдат затянул песню такую грустную, такую жалобную, что Елена Премудрая сама расплакалась; жалко ей стало доброго молодца, говорит она солдату:
– Даю тебе сроку десять часов; если ты сумеешь в это время так хитро спрятаться, что я тебя не найду, то выйду за тебя замуж; а не сумеешь этого дела сделать – велю рубить тебе голову.
Вышел солдат из дворца, забрёл в дремучий лес, сел под кустик, задумался-закручинился:
– Ах, дух нечистый! Всё из-за тебя пропадаю.
В ту ж минуту явился к нему нечистый:
– Что тебе, служивый, надобно?
– Эх, – говорит, – смерть моя приходит! Куда я от Елены Премудрой спрячусь?
Нечистый дух ударился о сыру землю и обернулся сизокрылым орлом:
– Садись, служивый, ко мне на спину; я тебя занесу в поднебесье.
Солдат сел на орла: орёл взвился кверху и залетел за облака-тучи чёрные.
Прошло пять часов, Елена Премудрая взяла волшебную книгу, посмотрела – и всё словно на ладони увидела; возгласила она громким голосом:
– Полно, орёл, летать по поднебесью; опускайся на землю – от меня ведь не укроешься.
Орёл опустился наземь.
Солдат пуще прежнего закручинился:
– Что теперь делать? Куда спрятаться?
– Постой, – говорит нечистый, – я тебе помогу.
Подскочил к солдату, ударил его по щеке и обратил булавкою, а сам сделался мышкою, схватил булавку в зубы, прокрался во дворец, нашёл волшебную книгу и воткнул в неё булавку.
Прошли последние пять часов.
Елена Премудрая развернула свою волшебную книгу, смотрела, смотрела – книга ничего не показывает; крепко рассердилась королевна и швырнула её в печь.
Булавка выпала из книги, ударилась об пол и обернулась добрым молодцем.
Елена Премудрая взяла его за руку.
– Я, – говорит, – хитра, а ты и меня хитрей!
Не стали они долго раздумывать, в тот же день перевенчались.
На той свадьбе и я был, мёд пил, а больше того через край лил: по усам текло, а во рту словно не бывало!
Жар-птица и Василиса-Царевна
Внекотором царстве, за тридевять земель – в тридесятом государстве жил-был сильный, могучий царь. У того царя был стрелец-молодец, а у стрельца-молодца – конь богатырский. Раз поехал стрелец на своём богатырском коне в лес поохотиться; едет он дорогою, едет широкою – и наехал на золотое перо Жар-птицы: как огонь перо светится!
Говорит ему богатырский конь:
– Не бери золотого пера; возьмёшь – горе узнаешь!
И раздумался добрый молодец – поднять перо иль нет? Коли поднять да царю поднести, ведь он щедро наградит; а царская милость кому не дорога? Не послушался стрелец своего коня, поднял перо Жар-птицы, привёз и подносит царю в дар.
– Спасибо! – говорит царь. – Да уж коли ты достал перо Жар-птицы, то достань мне и самую птицу; а не достанешь – мой меч, твоя голова с плеч!
Стрелец залился горькими слезами и пошёл к своему богатырскому коню.
– О чём плачешь, хозяин?
– Царь приказал Жар-птицу добыть.
– Я ж тебе говорил: не бери пера, горе узнаешь! Ну да не бойся, не печалься: это ещё не беда, беда впереди! Ступай к царю, проси, чтоб к завтрему сто кулей белоярой пшеницы было по всему чистому полю разбросано.
Царь приказал разбросать по всему полю сто кулей белоярой пшеницы.
На другой день на заре поехал стрелец-молодец на то поле, пустил коня по воле гулять, а сам за дерево спрятался.
Вдруг зашумел лес, поднялись волны на море – летит Жар-птица; прилетела, спустилась наземь и стала клевать пшеницу. Богатырский конь подошёл к Жар-птице, наступил на её крыло копытом и крепко к земле прижал, стрелец-молодец выскочил из-за дерева, прибежал, связал Жар-птицу верёвками, сел на лошадь и поскакал во дворец.
Приносит царю Жар-птицу; царь увидал, возрадовался, поблагодарил стрельца за службу, пожаловал его чином и тут же задал ему другую задачу:
– Коли ты сумел достать Жар-птицу, так достань же мне невесту: за тридевять земель, на самом краю света, где восходит красное солнышко, есть Василиса-царевна – её-то мне и надобно. Достанешь – златом-серебром награжу, а не достанешь – мой меч, твоя голова с плеч!
Залился стрелец горькими слезами, пошёл к своему богатырскому коню.
– О чём плачешь, хозяин?
– Царь приказал добыть ему Василису-царевну.
– Не плачь, не тужи; это ещё не беда, беда впереди! Ступай к царю, попроси палатку с золотою маковкой да разных припасов и напитков на дорогу.
Царь дал ему и припасов, и напитков, и палатку с золотою маковкой. Стрелец-молодец сел на своего богатырского коня и поехал за тридевять земель.
Долго ли, коротко ли – приезжает он на край света, где красное солнышко из синя моря восходит. Смотрит, а по синю морю плывёт Василиса-царевна в серебряной лодочке, золотым веслом помахивает.
Стрелец-молодец пустил своего коня в зелёных лугах гулять, свежую травку щипать; а сам разбил палатку с золотой маковкою, расставил разные кушанья и напитки, сел в палатке – угощается, Василисы-царевны дожидается.
А Василиса-царевна усмотрела золотую маковку, приплыла к берегу, выступила из лодочки и любуется на палатку.
– Здравствуй, Василиса-царевна! – говорит стрелец. – Милости просим хлеба-соли откушать, заморских напитков испробовать.
Василиса-царевна вошла в палатку; начали они есть-пить, веселиться. Выпила царевна стакан заморского напитка и крепким сном заснула.
Стрелец-молодец крикнул своему богатырскому коню; конь прибежал; тотчас снимает стрелец палатку с золотой маковкой, садится на богатырского коня, берёт с собою сонную Василису-царевну и пускается в путь-дорогу, словно стрела из лука.
Приехал к царю; тот увидал Василису-царевну, сильно возрадовался, благодарил стрельца за верную службу, наградил его казною великою и пожаловал большим чином.
Василиса-царевна проснулась, узнала, что она далеко-далеко от синего моря, стала плакать, тосковать, совсем с лица переменилась; сколько царь ни уговаривал – всё понапрасну.
Вот задумал царь на ней жениться, а она и говорит:
– Пусть тот, кто меня сюда привёз, поедет к синему морю, посреди того моря лежит большой камень, под тем камнем спрятано моё подвенечное платье – без того платья замуж не пойду!
Царь тотчас за стрельцом-молодцом:
– Поезжай скорей на край света, где красное солнышко восходит; там на синем море лежит большой камень, а под камнем спрятано подвенечное платье Василисы-царевны; достань это платье и привези сюда; пришла пора свадьбу играть! Достанешь – больше прежнего награжу, а не достанешь – то мой меч, твоя голова с плеч!
Залился стрелец горькими слезами, пошёл к своему богатырскому коню. «Вот когда, – думает, – не миновать смерти!»
– О чём плачешь, хозяин? – спрашивает конь.
– Царь велел со дна моря достать подвенечное платье Василисы-царевны.
– А что говорил я тебе: не бери золотого пера, горе наживёшь! Ну, да не бойся: это ещё не беда, беда впереди! Садись на меня, да поедем к синю морю.
Долго ли, коротко ли – приехал стрелец-молодец на край света и остановился у самого моря; богатырский конь увидел, что большущий морской рак по песку ползёт, и наступил ему на шейку своим тяжёлым копытом. Заговорил морской рак:
– Не дай мне смерти, а дай живота! Что тебе нужно, всё сделаю.
Отвечал ему конь:
– Посреди синя моря лежит большой камень, под тем камнем спрятано подвенечное платье Василисы-царевны; достань это платье!
Рак крикнул громким голосом на всё сине море; тотчас море всколыхнулося: сползлись со всех сторон на берег раки большие и малые – тьма-тьмущая! Старший рак отдал им приказание, бросились они в воду и через час вытащили со дна моря, из-под великого камня, подвенечное платье Василисы-царевны.
Приезжает стрелец-молодец к царю, привозит царевнино платье; а Василиса-царевна опять заупрямилась.
– Не пойду, – говорит царю, – за тебя замуж, пока не велишь ты стрельцу-молодцу в горячей воде искупаться.
Царь приказал налить чугунный котёл воды, вскипятить как можно горячей да в тот кипяток стрельца бросить. Вот всё готово, вода кипит, брызги так и летят; привели бедного стрельца.
«Вот беда так беда, – думает он. – Ах, зачем я брал золотое перо Жар-птицы? Зачем коня не послушался?»
Вспомнил про своего богатырского коня и говорит царю:
– Царь-государь! Позволь перед смертью с конём попрощаться.
– Хорошо, ступай попрощайся!
Пришёл стрелец к своему богатырскому коню и слёзно плачет.
– О чём плачешь, хозяин?
– Царь велел в кипятке искупаться.
– Не бойся, не плачь, жив будешь! – сказал ему конь и наскоро заговорил стрельца, чтобы кипяток не повредил его белому телу.
Вернулся стрелец из конюшни; тотчас подхватили его слуги царские – прямо в котёл; он раз-другой окунулся, выскочил из котла – и сделался таким красавцем, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Царь увидал, что он таким красавцем сделался, захотел и сам искупаться; полез в воду и в ту ж минуту обварился.
Царя схоронили, а на его место выбрали стрельца-молодца.
Женился он на Василисе-царевне и жил с нею долгие лета в любви и согласии.
Заколдованная королевна
В некоем королевстве служил у короля солдат в конной гвардии, прослужил двадцать пять лет верою и правдою; за его честное поведение приказал король отпустить его в отставку и отдать ему в награду ту самую лошадь, на которой в полку ездил, с седлом и сбруей.
Простился солдат со своими товарищами и поехал на родину; день едет, и другой, и третий… вот и вся неделя прошла; и другая, и третья – не хватает у солдата денег, нечем кормить ни себя, ни лошади, а до дому далеко-далеко! Видит, что дело-то больно плохо, сильно есть хочется; стал по сторонам глазеть и увидел в стороне большой замок. «Ну-ка, – думает, – не заехать ли туда; авось хоть на время в службу возьмут – что-нибудь да заработаю».
Поворотил к замку, взъехал на двор, лошадь на конюшню поставил и задал ей корму, а сам в палаты пошёл. В палатах стол накрыт, на столе питьё и яства, чего только душа хочет! Солдат наелся-напился. «Теперь, – думает, – и соснуть можно!»
Вдруг входит медведица:
– Не бойся меня, добрый молодец: я не лютая медведица, а красная девица – заколдованная королевна. Если ты устоишь да переночуешь здесь три ночи, то колдовство разрушится – я сделаюсь по-прежнему королевною и выйду за тебя замуж.
Солдат согласился, медведица ушла, и остался он один. Тут напала на него такая тоска, что на свет бы не смотрел, а чем дальше – тем сильнее; если б не данное обещание, кажись бы, одной ночи не выдержал!
На третьи сутки до того дошло, что решился солдат бросить всё и бежать из замка; только как ни бился, как ни старался – не нашёл выхода. Нечего делать, поневоле пришлось оставаться.
Переночевал и третью ночь, а поутру является к нему королевна красоты неописанной, благодарит его за услугу и велит к венцу снаряжаться.
Тотчас они свадьбу сыграли и стали вместе жить, ни о чём не тужить.
Через сколько-то времени затосковал солдат о своей родной стороне, захотел туда наведаться; королевна стала его отговаривать:
– Оставайся, друг, не езди: чего тебе здесь не хватает?
Нет, не смогла отговорить. Прощается она с мужем, даёт ему мешочек – сполна семечком насыпан – и говорит:
– По какой дороге поедешь, по обеим сторонам кидай это семя: где оно упадёт, там в ту же минуту деревья повырастут; на деревьях станут дорогие плоды красоваться, разные птицы песни петь, а заморские коты сказки сказывать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/narodnoe-tvorchestvo/chudo-chudnoe-divo-divnoe/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.