Read online book «Адвокат под гипнозом» author Наталья Борохова

Адвокат под гипнозом
Наталья Евгеньевна Борохова
Адвокатский детектив
Молодому адвокату Лизе Дубровской досталось гражданское дело о наследстве: Кристина Каменева пыталась опротестовать завещание отца, который все свое состояние оставил ее мачехе. Брак продлился всего полгода, жена была младше мужа в три раза, и Кристина сразу заподозрила, что ее отец покинул этот мир не без посторонней помощи. Дубровская пыталась найти доказательства, и Кристина решила помочь своему адвокату: она записалась в группу психоанализа, которую ее отец посещал под вымышленным именем прямо накануне гибели…

Наталья Борохова
Адвокат под гипнозом

Дождь начался ближе к вечеру. Чернильно-синие небеса, напитанные влагой, нависли над городом, словно желая придавить редких прохожих, спешащих по домам в поисках укрытия. Листва безжизненно повисла на деревьях. Природа ждала первого летнего ливня. И вот наконец небо распорола зубчатая молния, и сильный удар грома заставил горожан содрогнуться. Капли упали на пыльный серый асфальт. Стало очень темно. Раздался еще один удар грома. На этот раз мощнее и продолжительнее.
Мужчина в сером пиджаке ускорил шаг. Его совсем не пугал гром и отсутствие зонта. В свои шестьдесят шесть к капризам природы он относился философски. Костюм и отличные кожаные туфли можно высушить, почистить и даже выбросить, в конце концов. Невелика потеря. Озябшее тело можно отогреть в ванне. Не беспокоиться же ему насчет насморка? Хотя если бы сейчас рядом с ним была Наина, она бы как пить дать загнала бы его домой, насыпала бы в носки сухой горчицы и заставила бы выпить три кружки чая с малиной. Но где она сейчас, его Наина? Смотрит на него сквозь рваные тучи с неба и с каждым ударом грома посылает свой грозный укор? Что до него, он согласен был бы сейчас выполнить самое нелепое из ее желаний, только бы вернуть ее к жизни. Но мертвые возвращаются к нам только во снах и воспоминаниях.
Первые капли дождя уже запутались в его седой и густой шевелюре, дорожками пробежали по впалым щекам. Словно слезы. Однако впервые за последний год у него не было желания плакать. Нужно столько сделать! Небеса разверзлись, и слепящей молнией в мозгу пронеслось осознание: теперь все будет хорошо! Кристине не стоит беспокоиться. Бедная девочка и так уже изрядно пострадала из-за того, что натворил ее папенька на склоне лет. Нет, определенно, в него вселился дьявол. Или как его называют? Бес в ребро? Но теперь-то уж все встанет на свои места. Он, профессор Каменев, еще покажет, на что способен!
Капли стучали все сильнее и сильнее. Холодные струйки текли за воротник. Беспокойные мысли, такие же торопливые, как суматошные капли, заставляли его торопиться. Дорожки старого парка уже превратились в кипящие горные реки, а новые ботинки – в неподъемные кандалы. Странное дело, он прилагал максимальные усилия для того, чтобы идти быстрее, но, оглянувшись назад, увидел кованые ворота центрального входа и понял, что преодолел не более трехсот метров. Это напоминало сон или бег под водой. Шаг, еще шаг. Еще одно усилие, и он опять почти на том же месте. Неужели это и есть старость? «Спеши, дорогой, – сказала бы ему Наина. – Подобные водные процедуры в твоем возрасте вредны». Ах, Наина, знала бы ты, в какой паутине окажется твой муж спустя полгода после твоей кончины!
Профессор устремил глаза вперед. Там, за поворотом аллеи, призывно светились огни автомагистрали. Длинный, пустынный вечером подземный переход, и он почти дома. Там его наверняка ждет Кристина. Он успел созвониться с ней еще днем и сказать, что ее ждут приятные известия. Отец возвращается!
Дорожки пустынны. Да и кому пришло бы в голову шататься здесь при эдакой-то погоде? Но мужчине вдруг явственно почудилось рядом чье-то присутствие, страшное, не сулящее ничего доброго. Он не верил в призраки (даром, что ли, профессор!), но на всякий случай оглянулся. Его взгляд зацепился за черные стволы деревьев, изредка освещаемые адскими сполохами молний, да тускло горящие в пелене дождя фонари. Вроде никого. Но разве разберешься тут, когда с неба доносится чудовищное громыхание, а под ногами хлюпают лужи? Внезапно он почувствовал, что устал. Чудовищно. Еле передвигая ноги, преодолел последнюю сотню метров и через калитку вышел к магистрали.
Машин было немного. Осторожные водители предпочитали пережидать непогоду, чем мчаться навстречу ветру и дождю при почти нулевой видимости. Профессор посмотрел направо и налево. Переход не так далеко, и обычно он, не раздумывая, направлялся к нему. «Безопасность превыше всего! – внушала ему с небес Наина. – Сбережешь минуту – потеряешь жизнь!» Но голос ее становился глуше и глуше, а острое чувство тревоги холодным лезвием прошлось по сердцу. В кармане что-то зашевелилось, и он не сразу понял, что это телефон. «Ступай быстрее, я жду тебя дома», – сказали ему, а он так и не распознал фальшь. «Потеряешь жизнь!» – возразил с неба слабый отголосок. Опасность шла из темноты, пряталась за буйной порослью орешника. Темная фигура возникла на фоне ограды, и он похолодел. У него не было времени бежать до перехода. Там его точно настигнут!
Профессор посмотрел на дорогу. Струи дождя бежали по его лицу, и он видел мир, как на картине импрессионистов. На его плечо уже легла чужая рука, но он в порыве отчаяния вырвался и ступил на мокрое полотно автомагистрали. Машина промчалась мимо, ослепив его фарами. Профессор улыбнулся. Его преследователь не решится на подобное безумство. Но радовался он рано. Глаза обожгло дальним светом другого автомобиля. Он хотел отступить, но почувствовал предательский толчок в спину. Темная фигура все же настигла его. Мир перевернулся несколько раз. Черный вечер на мгновение осветила вспышка неземного происхождения. «Жизнь!» – всхлипнула Наина, но ее лицо уже навсегда растворилось во мраке…

Глава 1

Загородный поселок. 9.45 следующего дня
Спальня, выполненная по эскизу модного дизайнера, выдержана в приятных глазу спокойных пастельных тонах, но в то ослепительно яркое утро, когда солнечный свет, словно через увеличительное стекло, вливался в окна, напоминала театр военных действий. Подушки свалены в кучу, простыни смяты, в воздухе парили пух и перья, и среди всего этого беспорядка в одних трусах стоял Нико Центурия и, прижав к лицу руку, вопил:
– За что, Эдика? За что? – Сквозь пальцы, щедро унизанные перстнями, сочилась кровь. – Ты с цепи сорвалась, да? Эх, мать твою, нехорошую женщину…
– Не смей трогать мою мать! – взвизгнула Эдика, предпринимая новую атаку. – Иначе я вырву тебе второй глаз! Ты достал меня своей ревностью, и, если не уймешься, я соберу чемоданы и съеду к маме!
Несмотря на драматичность момента, Нико невольно залюбовался дикой грацией красавицы жены. Стоя босыми ногами на ортопедическом матрасе, она являла собой дивное зрелище, от которого у любого мужика, разумеется, если он не кастрат, возникло бы первобытное желание. Тонкие бретели шелкового белья слетели с плеч, обнажив восхитительные округлости смуглой груди. Пупок трепетал, а великолепные ноги, которыми можно было бы обхватить шею гиппопотама, попирали банный халат Нико. Длинные черные брови стрелами взлетели к вискам, как нельзя лучше оттеняя красоту зеленых глаз, в этот момент сверкающих, как у кошки. Нет, Нико Центурия, известный в криминальных кругах под кличкой Бульдозер, не мог устоять против такой красоты.
– Нет, ты с ума сошла, да? – спрашивал он. – Как я теперь на глаза людям покажусь, а? Всего-то спросил тебя, кто звонил? Тяжело ответить, да?
– Да! – выпалила красотка. – После того как ты устроил мне сцену вчера вечером, сказав, что я не так посмотрела на твоего водителя, потом ночью за то, что я рассматривала мужской журнал, спрашивать меня, кто звонил мне в восемь часов утра, с твоей стороны форменное свинство!
– Ну, так кто звонил сегодня, а? – спросил Центурия, рассматривая в зеркало свежую царапину. – Скажи мне, какой хороший человек может звонить в восемь часов утра? И потом, почему его номер не определился? Зачем честному человеку прятать свое имя? Кого он боится? Не меня ли?
– Ну о чем ты говоришь, Нико? – примиряющим тоном заметила Эдика. – От тебя у меня секретов нет. Подумаешь, может, кто-то просто ошибся номером. Ты же знаешь эту чертову связь…
– Нет, не увиливай! – опять вспылил Нико. – За дурачка меня считаешь, да? – Он постучал себя по лбу. – Никто еще не смог надуть Бульдозер…
– С этим я полностью согласна, – хмыкнула Эдика.
– А почему ты улыбаешься, а? – спросил он с подозрением.
– Я?!
– Да, ты! Посмотри на себя в зеркало. У тебя улыбка от уха до уха. Кого ты решила провести?
В общем, все понеслось опять по кругу и закончилось по давно отработанному сценарию – в постели. Со слезами, клятвами и заверениями в вечной любви…

Когда через час Нико, усталый и удовлетворенный, включил телевизор, транслировали «Чрезвычайное происшествие». Эдика, всем происшествиям на свете предпочитающая хронику собственной жизни, направилась в ванную, но, не пройдя и пары шагов, остановилась как вкопанная. Бесстрастный голос ведущего за кадром сообщал о событиях прошлой ночи.
– …к сожалению, шторм, бушевавший в городе вчера вечером, собрал свой скорбный урожай. На десятом километре Кольцевой автомагистрали случилось дорожно-транспортное происшествие, унесшее жизнь пешехода. По нелепой случайности под колесами движущегося автомобиля оказался пожилой мужчина. Личность пострадавшего удалось установить быстро. Им оказался шестидесятишестилетний профессор Каменев, автор многих научных открытий в области физики, заслуженный деятель науки…
На экране появилась черно-белая фотография мужчины с усталым, печальным взглядом и пышной копной взъерошенных волос на голове. Эдика испуганно ойкнула и зажала рот ладошкой. Нико обернулся. Мгновение, и поперечная морщина собрала его густые брови в одну сплошную мохнатую полосу.
– Что это с тобой? И почему ты пялишься на этого мужика? Ты с ним знакома, да? – спросил он со зловещим свистом в голосе.
Она отрицательно помотала головой.
– Опять врешь! – вспылил он. – Зачем расстраиваться, если ты его даже не знаешь? Ты что, уже со стариками встречаешься? А не он ли звонил тебе сегодня утром?
Эдика посмотрела на него, как на сумасшедшего.
– Ты совсем с ума съехал. Как же он мог звонить мне утром, если вчера вечером уже был мертв? Передавал привет с того света?
Аргумент жены на этот раз оказался убедительным.
– Железное алиби, – пробормотал Нико, но тут же, словно опомнившись, спросил: – А кто же звонил? Вернее, я хотел спросить, почему ты на него пялишься?
– Я видела его вчера на приеме у психолога. Был обычный сеанс групповой терапии. Он вел себя немного странно, – уклончиво ответила она, понимая, что излишняя откровенность может стоить ей слишком дорого.
– Групповая терапия, – пробормотал озадаченный Нико, скривив губы, словно в самом звучании ему чудилось что-то неприличное. – Можно подумать, я за то плачу деньги, чтобы ты встречалась там со всякими мужиками. А еще профессор…

Еще через час царапина на щеке Нико уже затянулась корочкой. Эдика щедро намазала ее тональным кремом, и Центурия, отвечая на изумленный взгляд своего водителя, нехотя пояснил:
– Во всем виновата кошка, мать ее нехорошую женщину…
Он ткнул носком ботинка в меланхоличного кота, разлегшегося в прихожей. Тот даже не поднял морду.
Водитель сочувственно кивнул головой, изображая понимание. Ему хорошо было известно, какая кошка поселилась в доме могучего Бульдозера шесть месяцев назад. Именно она стояла сейчас в проеме двери, бесстыдно щуря зеленые глаза. Эта хитрая бестия прошла по судьбе его босса настоящим бульдозером, перепахав его душу вкривь и вкось, выбросив за борт законную жену Нико, скромную порядочную женщину. Конечно, Эдика красотка хоть куда, но на месте шефа он бы до поры до времени придержал ее в любовницах. Такая жена – настоящий геморрой. Но давать советы Центурии равносильно тому, чтобы самому лезть под бульдозер. Мягкий, как воск, в руках этой стервы, он становился чрезвычайно упертым и попросту опасным для всех тех, кто осмеливался идти наперекор. Поэтому если босс говорил, что его поцарапала кошка, стоило верить на слово, а не смотреть на ярко-алый маникюр его жены.
Нико Центурия выглядел уже вполне довольным жизнью. Правда, утреннее происшествие с седым профессором еще беспокоило его, как старая заноза, но, поразмыслив хорошенько, Нико решил, что гибель ученого прикрывает все его грехи. Смерть платит по всем счетам. Эту истину Центурия усвоил давно…
Восточная часть города. Небольшая квартира в панельной многоэтажке. 9.45 того же дня
Роберт терпеть не мог съемные квартиры. Убогие, безликие, похожие одна на другую, с отвратительной сантехникой и запятнанными матрасами, хранящими следы многих постояльцев. Конечно, за те деньги, которые он получал за выполнение особо сложных заказов, он мог позволить себе комфортабельное гнездышко, шелковые простыни и джакузи с функциями космического корабля. Но теперь в этой серой безликости чужого жилища он черпал спокойствие. Он мечтал спокойно проспать всю ночь, не прислушиваясь к шорохам за дверью, не вздрагивая каждый раз, когда свет от фар очередной припозднившейся машины расчертит потолок яркими полосами. По этой причине Роберт менял жилище раз в несколько дней. Понятно, что ему приходилось ютиться в квартирах, которые предприимчивые хозяева сдавали постояльцам по часам или суткам. Это было прибежище для блудливых пар или экономных командировочных. Для него же, человека с репутацией, болезненно чистоплотного, находиться здесь было сущим наказанием…
Он зашел в ванную и, потянув носом, брезгливо сморщился от запаха хлорки. Привычная картина. Видавший виды унитаз в рыжих потеках от струящейся днем и ночью воды. Чугунная ванна с облезлой эмалью, негнущийся штатив с душем. Разумеется, парочки, залетавшие сюда по надобности на два часа, чихать хотели на бытовые неудобства. Отпрыгав свое на скрипящем матрасе, они без сожаления хлопали дверью, выкинув из памяти отвратительное жилище и более чем сомнительное знакомство.
Роберт раскрыл черную кожаную сумку и стал доставать оттуда туалетные принадлежности: дорогой парфюм, флакон шампуня, крем для кожи. Посмотрев в зеркало, провел рукой по щекам. Следовало побриться. Он всегда тщательно следил за своим внешним видом, но, признаться, это обстоятельство особо пугало его квартирных хозяев. Они не привыкли связываться с молодчиками подобного рода. Впрочем, их легко можно понять. Представьте на своем пороге эдакого денди в безупречном костюме и галстуке, в черных очках и с кожаным кейсом в руках, который просит сдать ему на пару дней вшивую нору, в которой стыдно ютиться даже тараканам. Его принимали за налогового инспектора, агента иностранной разведки, террориста и очень часто отказывали. Конечно, проще было одеваться скромнее, сменить пиджак из тонкой шерсти на болоньевую куртку, но Роберт не привык изменять своим привычкам. Вот и сейчас, брезгливо взяв в руки линялое махровое полотенце, он небрежно бросил его на пол, как туалетный коврик, а на крючок повесил мужской халат от Диора. Удивительно, но в этой норе был даже телевизор неустановленной марки, что-то вроде старенького «Рекорда». Вряд ли парочки, зашедшие сюда в поисках дешевой любви, смотрели новости. Но Роберт привык быть в курсе последних событий, поэтому настроил аппарат, стукнув твердой рукой по крышке. Телевизионный динозавр, моргнув черно-белым глазом, выдал на экран изображение, от которого у мужчины похолодели пятки. Он так и застыл с бритвой в руках, не понимая, как старый осел, с которым он знаться-то не хотел, попал в криминальный вестник. Если разобраться, ну кому он был нужен? Преклонных лет мужичок с внешностью Эйнштейна, немного чудаковатый, рассеянный. Таких немало попадает под колеса автомобилей по причине забытых дома очков. Они частенько пополняют милицейские сводки пропавших без вести. Их фото редко показывают по телевизору. Но профессор Каменев, по всей видимости, был исключением. Нагруженный почетными званиями и регалиями, как осел поклажей, он стал лакомой добычей для журналистов. Они рассматривали его смерть под невероятными углами зрения. Еще немного, и они начнут выдвигать версии, под микроскопом рассматривая последние часы его жизни. А это уже опасно.
– …профессор Каменев слыл очень осторожным человеком, – вещала очередная телевизионная идиотка. – В связи с этим странно, что он решился перейти шоссе с интенсивным дорожным движением и пренебрег подземным переходом, находящимся в десятке метров от места происшествия. Удивительно, что мужчина нашел свою смерть практически рядом с родным домом, в котором прожил более двадцати лет. Он всегда ходил этим маршрутом, и родные не представляют, каким образом…
Ключевым словом во всей этой галиматье звучало «странно». Разумеется, для непосвященных смерть профессора казалась странной, но ему, человеку особого склада и особой деятельности, все более или менее ясно. Каменев должен был умереть, так или иначе…
Раздался звонок. Нервы Роберта превратились в натянутую струну. Кто это мог быть? Никто не знал, что он переехал сюда. Признаться, он сам об этом узнал несколько часов назад.
Мужчина осторожно приблизился к двери и заглянул в «глазок».
– Открывайте, я знаю, что вы здесь! – пропел игривый женский голос, и ему пришлось подчиниться.
На пороге стояла квартирная хозяйка, дебелая матрона лет эдак за сорок. Она была пышногруда и толстозада и, может быть, кому-то показалась бы аппетитной пышечкой. У Роберта же дамы подобного сорта вызывали неизменную тошноту.
– Что-то не так? – спросил он, тщательно скрывая раздражение. – По-моему, деньги я заплатил вперед за два дня.
– Это я хотела спросить, может, что-то не так? – проворковала женщина. В ее голосе было слишком много сахарного сиропа.
Роберт насторожился. В его положении даже визит одинокой тетки мог быть опасен. Кто знает, кем она сюда направлена.
– …одинокий мужчина. Вот я и подумала, может, вы нуждаетесь в чем-нибудь? Я могла бы принести вам дополнительный комплект постельного белья, ну или там хорошие полотенца. А может, вы будете принимать гостей и вам потребуется посуда? – говорила женщина, внимательным взглядом шаря у него за спиной.
Он так и стоял перед ней – в шелковом халате, с пеной на щеках, – но ее это нимало не смущало.
– Вам стоит только захотеть, и я выполню любое ваше желание, – говорила женщина. Видимо, к комплекту постельного белья она прилагала и себя. Мозг Роберта, как мощный компьютер, тщательно анализировал полученную информацию. Просканировав лицо дамы, ее масленый взгляд и влажный, приоткрытый, как для поцелуя рот, он было успокоился. Обычная похоть престарелой нимфетки. Могла бы в своем возрасте вести себя и достойнее. Мало есть охотников до дамочек ее возраста, изображающих из себя шаловливых девчонок.
– Мне нужен ваш паспорт, – вдруг жестко объявила она.
– Но мы же с вами договаривались, – изумился Роберт.
– Ничего не знаю, – заявила она. – Таковы правила. Конечно, я могла бы сделать исключение, если бы вы…
– Вы не получите паспорта. Я съезжаю. Потрудитесь вернуть деньги, – сказал он и хлопнул дверью прямо перед ее носом…
Юго-Запад. Современная квартира в жилом комплексе. То же утро
Спать три-четыре часа в сутки, когда тебе всего лишь двадцать три – обычное дело. Ролан до глубокой ночи гулял по улицам, потом, вернувшись домой, смотрел старый итальянский фильм, а теперь, солнечным утром того же дня, он уже встал и был полон сил. Открыв створку гардеробной, он не спеша окинул взглядом полки с одеждой и невольно поморщился. Откуда взялась это отвратительная серо-коричневая гамма? Пиджаки, брюки, галстуки… опять пиджаки. Нет, так не годится. Возможно, так он будет одеваться в солидном возрасте, лет так под пятьдесят. Но пока ему хотелось ярких маек и джинсов. Тем более что в окно светило необыкновенно жаркое летнее солнце! Он еще раз прошелся по вешалкам, пересмотрел все полки и в конце концов нашел то, что искал: джинсы с прорезями на коленях, майку нежно-бирюзового цвета с яркими оранжевыми полосами. Бейсболка из той же серии, в ней он выглядел еще лет на пять моложе. Замечательно! Чем же заняться в такой погожий июньский день? Может, махнуть на пляж с Дашкой? Будет здорово, если она не потащит за собой всех своих подруг, шумных, смешливых. Им лучше вдвоем, подальше от любопытных глаз. Там они лягут на белые пушистые полотенца. Он коснется ее горячего тела рукой, и…
– Роман Александрович, вас просят вниз! – прокричал за дверью пронзительный голос домработницы.
Роман? Опять она все путает.
Ролан вышел из спальни и, съехав по перилам небольшой участок пути, оказался внизу. В столовой уже был сервирован завтрак: кофе, чай, как обычно, ароматный бекон и яичница. От горячих масляных лепешек поднимался пар. Он почувствовал волчий аппетит. Впрочем, неудивительно. Молодые всегда хотят есть…
– Вау! Чего это ты так вырядился, пап? – раздался громкий голос справа.
– Ого! Папа решил сменить имидж! – заорал голос слева, и два рыжих молодых парня, вне всяких сомнений, близнецы, уставились на него, как на веселое привидение.
– Мама! – закричали они уже в два голоса, и в проеме двери появилась невысокая плотная женщина с усталым лицом. Увидев мужа, она только покачала головой.
– Роман, ты опять за старое? – спросила она. – Твой костюм отглажен и висит в гардеробной. Иди немедленно переоденься.
– Но я… – растерялся Ролан.
– Ступай, – махнула она рукой. – Подумай, какой пример ты подаешь детям. Тебе сорок восемь лет. Пора бы уже стать серьезнее.
Сорок восемь? Он, должно быть, ослышался.
– Двадцать три, – поправил он нерешительно.
– Двадцать три стукнет твоим сыновьям через месяц, – напомнила жена, поворачиваясь к нему спиной.
Роман потащился назад в гардеробную. Тяжело преодолевая лестницу, он вдруг ощутил, что каждая пройденная ступенька добавляет ему год. Всего их было двадцать пять. По году на каждую. Итого – сорок восемь, как, впрочем, ему и говорила жена.
Высокое, в полный рост, зеркало издевалось над ним, словно он находился не у себя дома, а в комнате смеха. Рыжая бейсболка нелепо смотрелась над одутловатым лицом, набрякшие под глазами мешочки красноречиво свидетельствовали, что правильный режим в сорок восемь лет – вещь обязательная, а не желательная. Пивной животик отвратительно коверкал фигуру, а в бирюзовом цвете он и вовсе выглядел пижоном. Боже мой, до чего он докатился!
Когда, надев костюм с галстуком, Роман Александрович степенно сошел вниз, как и подобает отцу семейства, он чувствовал себя на все свои сорок восемь. Жена удовлетворенно кивнула головой.
– Совсем другое дело. Ты будешь, как всегда, чай с лимоном?
Он уставился в телевизор. Его пацаны уничтожали завтрак и смотрели при этом криминальную хронику, словно фотографии с мест происшествий по утрам поднимали аппетит и жизненный тонус. Роман Александрович хотел было переключить канал, как вдруг на экране черно-белым пугалом возник снимок старого профессора.
– …он погиб на месте, – взволнованно говорила журналистка. – Молодой водитель, находившийся за рулем «Тойоты», не успел затормозить, столь неожиданным для него стало появление на высокоскоростном участке шоссе человека…
– Ты ничего не ешь, – забеспокоилась жена. – Может, тебе предложить что-нибудь еще?
Он остановил ее движением руки, не отводя глаз от экрана.
– Странное дело, я еще вчера видел его живым, – произнес он задумчиво. – Какая непредсказуемая штука жизнь…
Жена его философское замечание оставила без ответа. Ее интересовали темы более приземленные.
– А где ты был вчера вечером? – спросила она. – Я звонила тебе в офис, там сказали, что ты ушел сразу после пяти.
– Я гулял, – сказал он, весь еще во власти утренних видений.
– До трех утра?! Под дождем?! – воскликнула жена и, в отчаянии швырнув кухонное полотенце, заметила: – Не мог соврать удачнее?
Он недоуменно уставился на нее. В самом деле, где он был до трех часов утра?

Глава 2

Три недели спустя. Обычный районный суд. 9 часов утра
Кристина прошла в зал судебных заседаний, предварительно дав себе клятву, что сохранит спокойствие даже в том случае, если ситуация сложится не в ее пользу. Надо сказать, что держать себя в руках было непросто. От природы живая и непосредственная, эта девушка не брала на себя труда примерять чужую маску и казаться выдержаннее или умнее, чем была на самом деле. В свои двадцать три года она еще не утратила юношеского максимализма и искренне верила, что справедливость должна побеждать в любом случае. Но то, что произошло с ней и ее семьей за последние шесть месяцев, сильно поколебало ее веру в себя и в близких. Она пришла под своды Дворца Правосудия с целью покарать зло и была полна решимости сделать это даже в случае, если ей самой придется спуститься в ад.
Впрочем, ей не было необходимости предпринимать столь опасный вояж, поскольку воплощение зла находилось сейчас рядом, за ее спиной, в образе сногсшибательной брюнетки двадцати пяти лет от роду. Ника была ей почти ровесницей, но за столь короткое время успела уже выйти замуж и овдоветь. В этом не было бы ничего примечательного, не приходись красотка мачехой Кристине. Головокружительный роман со старым профессором уложился в полгода, включив в себя все то, что другие пары умудряются пережить за пятьдесят лет совместной жизни: период ухаживания, собственно свадьбу, медовый месяц, супружескую жизнь и пышные похороны. В волосах молодой вдовы не появилось ни одной седой прядки. Она была все также хороша, как и в день бракосочетания, и Кристина могла бы поспорить, что в модной сумке мачехи не было даже платка для того, чтобы осушать слезы.
«Мать» и «дочка» обменялись взглядами. В глазах одной отразилось безразличие, в глазах другой – вызов. Они разошлись в разные стороны, чтобы через десять минут встретиться в судебном поединке. Слушалось гражданское дело…

Молодой адвокат Елизавета Дубровская видела перспективы этого предприятия весьма туманно. Сказать по правде, она предпочитала уголовные дела, где все было намного проще. На скамье подсудимых сидели насильники или убийцы, воры или разбойники. С ними, как правило, бесполезно вести разговоры о спасении души, потому что порочные наклонности сидели в них настолько же крепко, как в некоторых талант к музыке или страсть к рисованию. Их приходилось принимать такими, как есть – плохими, несовершенными, иногда откровенно жалкими, запутавшимися и потерянными. От них она не ждала благородства и благоразумия, а если таковое и проявлялось, охотно меняла мнение в лучшую сторону. В гражданских делах стороны были представлены людьми, которые считали себя честными и добропорядочными, но, сражаясь за квадратные метры жилплощади, деля имущество, показывали порой такую отвратительную изнанку своей натуры, что можно только диву даваться. Дело Кристины Каменевой из той же категории.
Впервые узнав о содержании завещания старого профессора, Дубровская махнула рукой.
– Погоди, может, все образуется.
– Каким, интересно, образом? – поинтересовалась Кристина.
– Ну, твоя мачеха может отказаться от наследства, – пожала плечами Елизавета. – Сколько они прожили вместе? Шесть месяцев? Курам на смех! Куда ей столько барахла?
– Вы просто не знаете Нику, – мрачно резюмировала Кристина…
В том, что девушка была права, Дубровская убедилась почти сразу. Богатая наследница встретила ее в коротком шелковом пеньюаре, как нельзя более выгодно подчеркивающем все ее достоинства. Елизавета вовсе не была ханжой, но, несмотря на свою молодость и широту взглядов, считала, что женщина, недавно потерявшая мужа, должна выглядеть как-то иначе. Холеная, загорелая, при макияже, Ника не производила впечатления человека, пережившего горе.
«Бедняга профессор был обречен, – подумала адвокат. – Если бы не машина в ту дождливую ночь, он определенно скончался бы от инфаркта. Такие потрясения в почтенном возрасте добром не кончаются».
– Да вы, наверно, ополоумели, уважаемая, – выдала гневную тираду молодая вдова. – Чтобы я по собственной воле отказалась от своего имущества? Дурочку нашли? Со мной подобный номер не пройдет!
– Но ведь это имущество не ваше, – напомнила Елизавета. – Не вы жили с профессором сорок лет, не с вашим участием оно приобретено.
– Плюнуть и растереть! – заявила молодуха. – По закону это не имеет значения.
Дубровская вздохнула. Вздорная девица была права.
– Ну подумайте о его дочери, – привела она весьма спорный аргумент. – В конце концов, это несправедливо.
– А справедливо оставлять молодую женщину без гроша в кармане? – ощетинилась вдова. – Вы знаете, каково это – ложиться со стариком в постель? Растирать его дряблые ноги? Да еще делать вид, что его поцелуи доставляют мне удовольствие? Как это называется?
– Я думала, это называется любовь, – напомнила Дубровская.
– Не смешите меня! – огрызнулась красотка. – Не понимаю, на что вы рассчитывали, когда пришли ко мне.
– Я тоже теперь не понимаю, – искренне призналась адвокат.

– Истец, поддерживаете ли вы поданное вами заявление? – спросила судья, устремив на Кристину внимательный взгляд. – Напоминаю, вы просите признать завещание, оставленное вашим отцом, гражданином Каменевым, недействительным.
– Поддерживаю, ваша честь! – ответила девушка, приподнимаясь с места.
– Будьте добры, обоснуйте, по какой причине я это должна сделать?
– Я… Думаю, что отец не мог так поступить. Он знал эту… женщину всего полгода и отдал ей все имеющееся у него имущество… Я не понимаю… Посмотрите на нее.
Судья вздохнула. Ей не нужно было смотреть на злополучную Нику для того, чтобы понять, о чем сейчас толкует взволнованная дочь старого профессора. Представленные вместе с иском документы говорили сами за себя. Скоропалительный брак в более чем зрелом возрасте. Сорокалетняя разница между супругами. Завещание, согласно которому имущество профессора, включающее половину просторной квартиры, загородную дачу, два автомобиля, счета в банках, права на получение вознаграждений от его изобретений и научных трудов, передавались жене. Дочери же он оставил вторую половину квартиры. Весьма скромное утешение.
– Истец, внешний вид ответчика, равно как его личные качества, еще не являются основанием для признания завещания вашего отца недействительным, – мягко заметила судья. По правилам, ей не разрешалось подсказывать ответы сторонам.
– Позвольте мне, – поднялась Дубровская, понимая, что нужно брать защиту в свои руки. – Моя доверительница полагает, что ее отец, составляя завещание, не отдавал отчет своим действиям.
– Я не говорила, что отец был сумасшедшим, – испугалась Кристина. – Все-таки он – профессор, заслуженный человек… ой!
Елизавета наступила ей на ногу, заставив замолчать.
– Моя доверительница считает, что ее отец не мог оставить все имущество фактически посторонней женщине, которой и является ответчица, – с мягкой улыбкой продолжила она. – Завещание составлено под влиянием заблуждения, вызванного болезнью и неблаговидным поведением его молодой жены. В момент составления документа он не мог, в силу своего физического состояния, понимать значение своих поступков.
– О какой болезни вы говорите? – поинтересовалась судья.
– О болезни психического плана, – уклончиво ответила адвокат. – Последнее время профессор вел себя неадекватно. Он казался странным. Мы представим свидетелей, которые подтвердят нездоровое состояние господина Каменева.
– Что скажет ответчик? – судья перевела взгляд в сторону Ники. – Вы признаете иск?
Вдова медленно улыбнулась. Она поднялась в полный рост, и судья вынуждена была признать, что девица была сложена по всем законам красоты. Высокая, стройная, с молодой полной грудью и лицом порочного ангела. Тем не менее во всем ее облике и грации ленивой пантеры читалось неприкрытое пренебрежение ко всем окружающим и ярко выраженное бесстыдство. Судье захотелось сделать ей замечание, но пока нахалка не дала ей повода.
– Иск не признаю, – томно протянула девица. – Мой муж был абсолютно здоров. Во всех смыслах. Ну, если вы понимаете, о чем я…
Ярко-алые напомаженные губы растянулись в презрительной усмешке.
– Суд интересует лишь психическое состояние вашего супруга. Тайны вашей интимной жизни можете оставить при себе.
Кристина побледнела. Она уже поняла, что этот процесс станет серьезным испытанием для ее собственной психики.

До восьми лет Кристина была уверена, что родилась в семье Деда Мороза. Профессор появлялся из своего кабинета неизменно под бой курантов на Новый год. На голове его красовался колпак, а в руке он держал мешок с подарками.
– Итак, кто у нас тут? – спрашивал он, близоруко всматриваясь в маленькую Кристину.
– Девочка у нас, – напоминала жена, чтобы профессор случайно не стал искать мальчишку, которого у них в семье никогда не было.
– О, девочка! – удивлялся Каменев. – А сколько тебе лет?
– Шесть лет, папочка.
– Это не папочка, это Дед Мороз! – шептала ей на ухо Наина.
– А мой папочка и есть Дед Мороз, – просто отвечала девочка.
– Ого! Уже шесть лет, – чесал голову профессор, отчего колпак съезжал в сторону. Глаза его за толстыми стеклами очков казались неправдоподобно большими, как у старого доброго ворона.
– Прочитай Деду стихотворение! – шепотом просила ее мать.
Кристина, взобравшись на стул, читала «Лукоморье», а отец кивал головой и улыбался. Это были, пожалуй, самые светлые минуты ее детских воспоминаний.
– А сейчас нам Дедушка раздаст подарки, – говорила Наина, и профессор лез в мешок, откуда выуживал завернутые в разноцветную бумагу свертки.
– Держи, это тебе, – говорил он, протягивая дочери красный пакет из фольги. – А это тебе. – Жене доставалась большая коробка из игрушечного магазина. – Тут еще что-то есть, – удивлялся он, вопросительно глядя на жену. – Это кому?
Наина, как всегда, все улаживала. Большую коробку она отдавала дочери. Пакет забирала себе. А оставшийся сверток вручала рассеянному Деду Морозу.
– Что ты мне подарил, папочка? – спрашивала девочка, теребя бант на роскошной коробке.
– Спроси у мамы, – рассеянно бормотал он.
– Дед Мороз подарил тебе большую куклу, – отвечала Наина. – Мне – французские духи. Ну а себе вязаный свитер.
После традиционного бокала шампанского профессор с облегчением бросал на стул колпак и отправлялся в кабинет, работать. Из-под двери выбивалась тонкая полоска света, которая гасла лишь под самое утро. Кристина думала, что отец без устали запаковывает в фольгу подарки: плюшевых медвежат, голубоглазых кукол, кубики, машинки, которые под утро получит вся ребятня из ее дома, двора, детского сада, да и со всей страны.
– Я не хочу, чтобы мой папа был Дедом Морозом! – сказала она, укладываясь в постель в новогоднюю ночь.
– Почему? – искренне удивилась Наина.
– Потому что ему приходится раздавать подарки разным гадким детям, вместо того чтобы быть со мной!
– Вырастешь, все поймешь, дорогая, – говорила ей мать, ласково гладя по голове. Кристина закрывала глаза и в ночных видениях уносилась в снежную даль на запряженной тройке лошадей. Рядом с ней в санях сидел отец в красном колпаке и валенках, а за спиной была целая куча подарков…

– Разумеется, я частенько бывала в семье Каменевых, – говорила свидетельница. – Мы были очень дружны с женой профессора.
– Вы имеете в виду Нику? – уточняла Дубровская.
Брови женщины возмущенно взлетали вверх.
– Помилуйте, нет, конечно! Я не имею в виду это! – Она тыкала пальцем в сторону ответчицы. – У профессора Каменева была единственная законная жена – Наина.
– Свидетельница, оставьте эмоции и придерживайтесь фактов, – попросила судья. – Вам известно, что профессор женился во второй раз?
– Да! – выпалила женщина, и ее глаза стали круглыми, выражая тем самым крайнюю степень негодования. – Как он мог, после Наины?
– Скажите, а вы не замечали странностей в поведении Каменева в последний год его жизни? – спрашивала адвокат.
– Да вот его самая главная странность! – говорила женщина, указывая пальцем в сторону молодой вдовы. – Разве мог так поступить нормальный человек? Что он в ней нашел?
«Это же ясно как белый день, – угрюмо размышляла судья, глядя на кипящую праведным гневом свидетельницу. – Большую грудь и упругую попу». Но, как ни жаль, заключение брака в преклонном возрасте само по себе еще не являлось проявлением сумасшествия…

– Да, разумеется, это был на редкость удачный брак, – говорил пожилой коллега профессора. – Константин и Наина прожили вместе сорок лет и считались образцовой парой.
– Охарактеризуйте профессора Каменева, будьте добры.
– Ну, он был очень мягким человеком, глубоко порядочным, жутко рассеянным. – Мужчина негромко рассмеялся. – Помните, как у детского классика? «Вместо варежек перчатки натянул себе на пятки». Так вот, если бы не Наина, его добрый ангел, профессор мог бы так и ходить, не замечая неудобств. Нас, ученых, часто упрекают в том, что мы не от мира сего. Наверное, в этом есть своя правда.
– Но таким он был всегда, – уточнила Дубровская.
– Так точно.
– Что же случилось после смерти Наины, если профессор вдруг проявил интерес к реальной жизни настолько, что решил жениться?
– Профессор поначалу не осознал, что произошло. Потом замкнулся в себе и даже забросил опыты. Он часами сидел в лаборатории, бесцельно гоняя по столу пепельницу. Он отказывался говорить с кем-либо. Мы боялись, что он свихнется от горя. Кто-то порекомендовал ему обратиться к психологу.
– Правильное решение.
– И мне так кажется. Лечение было настолько эффективным, что профессор не только пришел в себя, но и, удивив нас, женился.
– Вас это обрадовало или насторожило?
Ученый пожевал губами и уставился на ответчицу. Та ласково улыбнулась ему в ответ. Мужчина сбился с мысли.
– Я… понимаю его. – Он облизнул губы.
«К сожалению, так ответит любой здоровый мужчина, – досадливо заметила про себя судья. – Даже мой собственный муж. Хотя вряд ли он рискнет сказать мне об этом вслух»…

– Определенно, профессор Каменев свихнулся на склоне лет! – безапелляционно заявила очередная сердитая свидетельница.
– Почему вы так решили? – оживилась адвокат.
– Я беседовала с ним, пытаясь отговорить от опрометчивого шага, – заговорщицки улыбнулась дама. – Я приводила сотню доводов, доказывая, что за птица его милая невеста. Я стыдила его, заставляя вспомнить о дочери. Я заклинала его памятью покойной жены. Я умоляла его не выставлять себя на посмешище.
– Ну, и…
– Ответом мне был идиотски счастливый взгляд!
«Опять не то! – вздохнула судья. – О чем, черт побери, думает адвокат?»
– Были ли странности в его поведении? Может быть, провалы в памяти? Он заговаривался? Совершал необъяснимые поступки?
– Да! Разумеется, да!
– Ну, так говорите! – не выдержала судья.
– Так я уже все сказала, – удивилась свидетельница. – Он женился на молоденькой женщине. Разве это объяснимый поступок для пожилого, достойного мужчины? Он забыл о жене и дочери. Разве это не провалы в памяти? А заявить то, что он сказал мне перед свадьбой, это, определенно, бред сумасшедшего.
– А что он вам сказал перед свадьбой? – устало поинтересовалась судья. Надежда умирала последней.
Свидетельница взмахнула руками, как на театральной сцене.
– «Оставьте меня в покое. Я ее люблю!» – прокричала она в зал.
Занавес упал…

После истеричных теток, доводы которых исчерпывались бесконечными восклицаниями, появление нотариуса в зале заседаний принесло с собой свежую струю воздуха.
– Я был знаком с супругами Каменевыми, но в большей степени с Наиной, – говорил мужчина в сером мешковатом костюме. – Муж был эдаким книжным червем. Все время проводил либо в своем кабинете, либо в лаборатории.
– Кто же решал все практические вопросы?
– Конечно, Наина. Профессор Каменев вряд ли знал размер собственной зарплаты, хотя, как мне известно, получал он неплохие деньги. – Нотариус казался очень осведомленным. – Константин Константинович был известным ученым в области физики, автором многих изобретений. Его научные труды перевели на многие языки мира. Но проблемы реальной жизни его беспокоили мало. Всем занималась Наина. Она обустраивала квартиру и дачу, делала ремонт, вбивала гвозди, копала огород, закатывала огурцы на зиму.
– Скажите, а после смерти Наины осталось завещание?
– Да, – печально констатировал нотариус. – Наина все имущество оставила супругу. В этом не было необходимости. Я говорил ей. Ведь единственными ее наследниками могли быть только муж и дочка. Но эта женщина была иногда чертовски упряма. «Я хочу, чтобы все было оформлено документально, на бумаге, – говорила она. – Мало ли что». – «А как же дочь?» – спрашивал я. «Кристина получит все после смерти отца. Не думаешь же ты, что Костя обидит собственную дочь?» – «Да, но…» – «Никаких «но», – смеялась она. – Вообще я собираюсь прожить сто лет. Бьюсь об заклад, это мне придется хоронить профессора. Я просто не могу его оставить на этом свете. Он беспомощнее ребенка. Завещание мне нужно так, для спокойствия». Она умерла через год от сердечного приступа.
«Как трагично, – подумала судья. – Знала бы бедная Наина, чем обернется для ее дочери подобная забота».
– Как же получилось, что профессор оставил такое странное завещание? – продолжила допрос Дубровская.
Нотариус развел руками:
– Признаться, я был немало удивлен, когда господин Каменев явился ко мне. Понятно, что это было уже после смерти Наины. «Я хочу оставить завещание», – сказал он. Я был поражен, поскольку думал, что он даже не знает такого понятия. Как вы понимаете, оно не имеет отношения к физике, а все то, что находилось за пределами лаборатории Каменева и не исчислялось формулами, не имело для него никакого смысла…
– Продолжайте.
– Я сказал ему примерно то же самое, что некогда Наине. «У вас только одна наследница. Возвращайтесь домой, профессор, к своим электронным частицам. Кристина и так все получит сполна». Тогда он меня и огорошил известием о своей новой женитьбе. «Я хочу все оставить жене», – сказал он наконец, вызвав у меня состояние, близкое к шоку. «Вы в своем уме, профессор? – вскричал я. – Вы оставляете свою дочь голой и босой». – «Ничего подобного, – бормотал ученый. – Я оставляю Кристине мать, которая будет о ней заботиться».
– Его не смущало, что «мать» старше «дочери» на два года?
– Абсолютно нет. Конечно, логично было решить, что он помутился рассудком, но Каменев держался спокойно, может, только немного отстраненно, но задавал вопросы и приводил пусть необъяснимые для меня, но осознанные доводы. Кстати, про свои авторские вознаграждения он вспомнил сам и распорядился передать их также своей новой жене. «Но почему? – удивлялся я. – Ради всего святого, объясните, почему вы так поступаете? Если вам так дорога ваша новая жена, оставьте ей на память картину там, ночной горшок, телевизор. Зачем отдавать все?» – «Вы не понимаете, – сказал он. – Я вел себя дурно по отношению к Наине. Я не замечал ее тогда, когда был ей больше всего нужен. Я осознал глубину своей любви только тогда, когда ее не стало. Не хочу, чтобы подобное повторилось с Никой. Моя жена не будет ни в чем нуждаться, а о девочке позаботится, как мать. У моих жен даже имена начинаются на одну букву», – добавил он, улыбаясь своим мыслям. – Символично, правда?» – «Это уж точно», – пробормотал я, понимая, что отговорить старика мне не удастся. Единственное, в чем я помог Кристине, так это заставил старика записать на нее половину квартиры. «Так будет правильнее по закону», – схитрил я. Профессор махнул рукой: «Как скажете».
– Вы виделись с ним позже?
– Не виделись, но он мне звонил. Как я понимаю, это произошло в день его гибели. Голос мне показался страшно взволнованным.
– Расскажите, пожалуйста, как оно было.
– Сначала я даже не разобрался, что ему нужно. «Я хочу вернуть все назад!» – кричал он в трубку. «Что назад? – спрашивал я. – Что вы хотите, профессор?» – «Назад, черт возьми, мое завещание! – волновался он. – Вы можете взять и порвать его? Сжечь? Закопать? Все, что угодно». – «Что с вами случилось?» – «Похоже, я сделал большую глупость». – «Похоже на то». – «Тогда сделайте, что я прошу!» – «Не имею права, – отвечал я. – Ни жечь, ни рвать. Так дела не делаются, профессор. Приезжайте ко мне, и мы составим новое завещание». – «Кристина будет довольна?» – «Конечно, да. Вы много дров наломали, профессор. Но все можно исправить, ведь на это нам и дается жизнь. Верно?» – «Я буду у вас завтра с утра. Только бы дожить!» – «Доживете, – усмехнулся я. – Что с вами сделается?» Утром я уже смотрел выпуск новостей…

– Мы взяли распечатку телефонных переговоров с номера профессора, – поднялась Дубровская. – Просим приобщить ее к материалам дела. В семнадцать часов вечера был зафиксирован звонок на номер нотариальной конторы, в которой и работает свидетель. В семнадцать пятнадцать Каменев позвонил дочери, сказав ей буквально следующее: «Все будет хорошо, родная. Я возвращаюсь. Возвращаюсь насовсем».
– Что думает ответчик? – судья повернулась к Нике.
Та встала. На губах ее блуждала странная усмешка.
– Делайте как хотите, – бросила она. – Приобщайте эти бумажки или выбрасывайте их в корзину. Ваше дело. Только как вы докажете, что этот разговор имел место на самом деле, а не выдуман нарочно по подсказке адвоката? Я вот утверждаю обратное. Костя звонил этому негодяю только для того, чтобы пригласить его на званый обед в воскресенье. Ты же знаешь, какие пироги я пеку, дорогая падчерица? – обратилась она к побледневшей Кристине. – А что касается его возвращения, тут еще проще. Он шел домой пить чай.
Она плюхнулась на сиденье, забыв грациозно, как обычно, поправить юбку. Подол задрался, демонстрируя участникам процесса безупречно круглые коленки ответчицы. Нотариус потерял дар речи…

Глава 3
Психотерапевт Игорь Всеволодович Левицкий был молод, но, судя по наплыву клиентуры, заполнявшей его роскошный офис в самом центре города, мог считать себя весьма успешным человеком. Он был высок и прекрасно сложен. Карие глаза эффектно сочетались с золотистыми волосами, и судья могла поклясться, что часть его пациентов, разумеется женщин, платят ему деньги не столько за медицинскую помощь, сколько за удовольствие пообщаться с молодым, привлекательным мужчиной. Но подбородок, разделенный ямочкой, был тверд и упрям, что не позволяло некоторым особо ярым поклонницам его таланта надеяться на что-то большее, чем обыкновенный сеанс психотерапии.
– Совершенно верно, – говорил он низким, хорошо поставленным голосом. – Профессор Каменев был моим пациентом.
– Можете пояснить, какого рода помощь вы ему оказывали? – спрашивала Дубровская.
Левицкий задумчиво взглянул на нее.
– Вы, должно быть, знаете, что существует понятие врачебной тайны? Есть профессиональная этика, наконец. И хотя в обращении ко мне господина Каменева не было особого секрета, я не уверен, что допустимо выставлять его личные проблемы на всеобщее обозрение.
– Очень похвально, Игорь Всеволодович, что вы так печетесь о сохранности тайн ваших пациентов, но мы пригласили вас не из праздного любопытства, – напомнила ему судья. – Вы находитесь в суде, где рассматривается гражданское дело по признанию завещания Каменева недействительным. Я не думаю, что вы нарушите профессиональную этику, если ответите на некоторые вопросы сторон. К тому же профессор Каменев, как вам, должно быть, известно, мертв.
– Да, – мрачно подтвердил Левицкий. – Как это не прискорбно. Конечно, это все меняет… Я постараюсь ответить на ваши вопросы.
– Итак, что привело к вам профессора Каменева?
Мужчина вздохнул:
– Печальные обстоятельства. У него умерла жена, и он был не в состоянии справиться с навалившимся на него горем.
– Это называется депрессия?
– Да, – утвердительно кивнул головой доктор. – Я бы даже уточнил, посттравматический синдром. Отклик на острое горе. Смерть жены травмировала его психику, и организм ответил бурной отрицательной реакцией. Все люди разные, но какими бы мы ни были, рано или поздно все мы переживаем потери. Увы, такова жизнь! Механизм переживаний един для всех, а вот сила, продолжительность их индивидуальна. Выражение «умереть от горя» – не просто звучное сочетание. Так иногда случается. Так вот профессору Каменеву помощь специалиста была необходима.
– Если человек сломает ногу, то каждый без труда заметит его нездоровье. А как же быть с поломанной психикой, доктор? У болезни есть симптомы? – задала вопрос адвокат.
– Вы имеете в виду клинические проявления? Разумеется, они наличествовали у моего пациента. Притупленность эмоций, например. Профессор полностью утратил вкус к жизни. Радость, удивление, восторг, даже печаль стали ему недоступны. Он потерял способность реагировать на внешний мир, что бы в нем ни происходило. У него нарушилась память и концентрация внимания. Беседуя с ним, я понял, что ему трудно сосредоточиться на чем-то, вспомнить события прошлого. Ко всему еще появились головные боли и бессонница.
– Такое лечится?
Левицкий грустно улыбнулся:
– Простите за банальность, но лучший доктор – время. Подобно тому как мы приобретаем иммунитет к определенным хворобам, наша психика вырабатывает особый механизм защиты от болезненных воспоминаний. Я могу лишь помочь ослабить внутреннее напряжение. После нескольких сеансов у профессора появилась потребность говорить, выражать свои переживания в словесной форме. А это хороший знак. Вместе с тем у него развился сильнейший комплекс вины. Он ненавидел себя за то, что жив, а жена нет; корил себя за проявленную по отношению к ней черствость и невнимание и расстраивался потому, что ушло время, а с ним и возможность что-то исправить.
– Вы говорили о травме психики. Значит ли это, что у профессора развилось психическое заболевание? – Дубровская подвела допрос к интересующему ее моменту.
– Иногда симптомы посттравматического синдрома выглядят как психическое отклонение, хотя это лишь глубоко укоренившийся способ поведения, – ответил Левицкий, видимо, не понимая, куда клонит адвокат.
– Простите, я не понимаю, что это значит, – упрямо заявила Дубровская. – Осознавал профессор свои поступки или нет? Мог он руководить своими действиями или же выполнял чужую волю, не отдавая себе отчет в том, что происходит?
Она была в отчаянии, понимая, что доводы их искового заявления рушатся, как карточный домик от легкого дуновения ребенка.
– У профессора были психологические проблемы, но психически больным его назвать нельзя, – категорично заявил доктор. – Видимо, вы, как и многие наши граждане, подвержены стереотипу: к психотерапевту обращаются только психи. Уверяю вас, это не так!
Дубровская хмурилась. Видимо, так она и считала.
– Когда у вас заболит сердце или желудок, вы бежите к врачу, ведь так? – продолжал Левицкий. – Но почему-то, когда страдает душа, каждый сам себе доктор! Это неправильно. Специалист может ускорить выздоровление, улучшить качество вашей жизни.
– Судя по результату, профессор Каменев излечился от горя настолько, что забыл про жену и дочь, – заметила адвокат. В ее тоне звучало ехидство. – Вы слышали о том, что он женился во второй раз?
Левицкий явно почувствовал себя не в своей тарелке. Он поглядел на Кристину, потом перевел взгляд на Нику. Лицо его слегка порозовело. Доктор был смущен.
– Простите, я не хотел причинять кому-либо проблемы, – сказал он глухо. – Я просто лечил пожилого человека, опасаясь, что на фоне пережитого потрясения у него обострятся хронические болезни и организм не выдержит. К тому же я не исключал возможности, что пожилой профессор решит уйти из жизни добровольно. Вы знаете, как это бывает… Конечно, вариант женитьбы я не рассматривал, хотя и не считал его катастрофой.
– В том, что произошло, нет вашей вины, – раздался голос, и Дубровская с удивлением поняла, что он принадлежит Кристине.
Ответчица только пожала плечами. Выступление доктора ничуть ее не задело.
– Ну, и отлично, – заметила судья. – Еще вопросы к эксперту будут? Нет? Тогда вы можете быть свободны…

Судебный коридор был почти пуст. Редкие посетители переписывали со стендов образцы исковых заявлений, а напротив канцелярии коротали время за праздной болтовней две бойкие секретарши.
– Говорят, по делу о наследстве профессора скоро вынесут решение, – сказала одна из них, симпатичная брюнетка, разглядывая угрюмую троицу, занявшую выжидательную позицию в самом конце коридора. – Судья уже удалилась в совещательную комнату.
– Хм! Кому, интересно, из них повезет? – спросила вторая, рыженькая хохотушка. – А кто из них вдова?
Секретарши уставились на трех молодых женщин, словно разгадывая ребус. Задачка не из легких. Участницы процесса были примерно одного возраста, изящного сложения и все как на подбор с постными лицами.
– Все ясно, – резюмировала брюнетка. – Вон та, в черном костюме, наверняка вдова.
– Логично, – кивнула головой хохотушка.
– Ну а в длинном леопардовом плаще, скорее всего, адвокат.
В это время модель изменила позу, и девушки через распахнутые полы плаща увидели бесконечные ноги, прикрытые сверху тем, что, по всей видимости, называлось юбкой.
– Нет, – покачала головой рыженькая. – Для адвоката выглядит чересчур вульгарно. Хотя кто ее знает…
– Нет, наверняка это дочь покойного, – изменила мнение брюнетка. – Смотри, какой у нее странный вид.
– У других не лучше, – заметила хохотушка. – Лично мне кажется, что та, которая в трауре, это дочь.
– Хочешь сказать, что вон та, в летнем синем сарафане, адвокат? Не смеши меня!
Еще пять минут они судили и рядили, пока не сошлись в одном: непонятно, почему вдова профессора выглядит так скромно, а адвокат – бесстыдно, зато бедняжку дочь в черном костюме, застегнутом на все пуговицы, жальче всего. Видать по всему, горюет сердечная…

Елизавета одернула полы своего черного костюма и недовольно посмотрела в сторону двух судейских кумушек. Разумеется, она не услышала ни слова из их разговора, но подозрительные взгляды в свою сторону, в которых явно читалась сочувствие и какая-то странная жалость, ей уловить удалось. Ее муж (хвала небесам, живой и здоровый) немало бы повеселился, узнав, что его мнение полностью совпадает с логическими умозаключениями двух секретарш. Еще утром, провожая жену на работу, он не отказал себе в удовольствии съязвить по этому поводу:
– Еще немного, и ты начнешь получать открытки с искренними соболезнованиями.
– Это еще почему? – подозрительно спросила Лиза.
– Цвет костюма уж больно жизнерадостный, – ответил он. – Не понимаю, почему красивая, привлекательная женщина двадцати восьми лет должна одеваться, как итальянская вдова?
Дубровская нахмурилась. Этот диспут продолжался между ними в течение четырех лет, ровно столько, сколько она была замужем за преуспевающим бизнесменом Андреем Мерцаловым. Супруг никак не хотел понимать особенности ее рабочего процесса.
– Считай, что это моя спецодежда, – говорила она, закрывая на этом дискуссию. – Мне так удобнее работать…
Дубровская вряд ли призналась бы даже самой себе, что излишне строгая деловая одежда является для нее своеобразной формой самозащиты. На самом деле, что бы там ни говорили про равенство полов, настоящий адвокат предстает в воображении многих в образе зрелого, умеренно бородатого мужчины со звучным голосом, способным проникать прямо в душу. Что же делать, если природа произвела тебя на свет женщиной? Ко всему прочему, тебе еще мало лет, ты стройна, мала ростом, да и голос хорош только для сюсюканья с детьми, а в залах судебных заседаний, где часто потолок теряется где-то на высоте второго этажа, твои писклявые интонации слышны только соседу. «Ах, так это вы – адвокат! – разочарованно тянули клиенты, принимая ее сначала за секретаря или за помощника юриста. – Признаться, мы бы предпочли более опытного защитника. Не обижайтесь, душечка, но вы выглядите такой молодой!» Комплимент, способный растопить душу зрелой женщины, воспринимался как оскорбление. «Черт возьми! Мне достаточно лет, у меня красный диплом, начатая диссертация и целая куча идей, как вас спасти», – хотелось закричать ей, но она понимала, что только усугубит положение. Так и вовсе будет похожа на истеричного ребенка.
Со временем она выработала стиль поведения и подобрала гардероб. Деловые костюмы, полное отсутствие украшений, роскошная темная грива укрощена и уложена в прическу – все это, безусловно, делало ее не только солиднее и строже, но и помогало чувствовать себя комфортнее. «Ты похожа на синий чулок», – кипятился муж, отказываясь понимать, почему его секретарша ходит в мини, а жена скрывает красивые ноги под длинной монашеской юбкой или, что еще хуже, под брюками, фасон которых глупые феминистки позаимствовали у мужчин. Отрадно, что весь этот маскарад ничуть не портил лица Елизаветы, молодое и задорное, с выразительными темными глазами, меняющими цвет в зависимости от ее настроения. Они могли казаться восхитительными шоколадно-коричневыми, могли принимать оттенок спелой вишни, а если что-то в жизни молодого адвоката шло не так, как она хотела, превращались в два непроницаемо-черных омута. Но рано или поздно тучи рассеивались, и вновь ласковое солнце плескалось в ее глазах золотистыми искорками счастья.
Так или иначе, но пять лет работы в адвокатуре сделали свое дело. Елизавета приобрела уверенность и мастерство. Единственное, чего ей не удалось сделать, – так это научиться проигрывать…

– …Судебным разбирательством установлено, что завещание составлено в письменной форме, собственноручно подписано завещателем. Личность завещателя установлена, дееспособность проверена. Завещание зарегистрировано в реестре совершения нотариальных действий…
Судья читала решение монотонно, а Дубровская ощущала тянущую боль в области живота – дурное предчувствие. Боль растекалась по телу, вызывая непреодолимое желание сесть. Но рядом с ней стояла ее клиентка Кристина, лицо которой сейчас казалось необыкновенно бледным. Она держалась рукой за спинку рядом стоящего стула, словно боялась, что может потерять равновесие. В такой ситуации, адвокату следовало «держать лицо», а не вести себя, подобно законченной неврастеничке.
Лучше всех чувствовала себя, разумеется, Ника. Безутешная вдова, завернувшись в леопардовый плащ, затаилась, изо всех сил пытаясь понять, чем закончится весь этот судебный спектакль. Пока она не услышала ничего из того, чтобы могло ее насторожить.
– …ссылки истца на неожиданность и странность самого факта заключения брака гражданином Каменевым не могут служить доказательством болезненного расстройства психической деятельности завещателя…
Роковой момент приближался, и у Дубровской, как некогда у старика профессора, стал понемногу проклевываться комплекс вины.
«Зачем я вообще ввязалась в это дело? – мрачно рассуждала она. – Ведь чувствовала, что ничего хорошего не произойдет. На одних только догадках и эмоциях защиту не построишь. Здесь нужны веские доказательства, а не детский лепет».
– …при таких обстоятельствах суд приходит к выводу об отсутствии оснований для признания завещания недействительным, – подводила черту судья. Она казалась жирной и черной, как в некрологе. – Таким образом, суд постановляет: в иске Каменевой Кристине Константиновне отказать. Решение может быть обжаловано в вышестоящем суде…
Шах и мат. Сторона истца потерпела сокрушительное поражение.
– Может, еще не все потеряно? – растерянно прошептала Кристина, хватая адвоката за руку. – Мы составим жалобу и тогда…
Должно быть, ее слова были услышаны судьей. Та оторвала глаза от бумаги и сочувственно взглянула на девушку. Обжалование не имело смысла…

Глава 4
– Ну почему? – вопрошала Кристина, адресуя свой вопрос не то Богу на небесах, не то расстроенному адвокату. – Почему так получилось? Ведь эта драная кошка не сказала ни слова!
– Фи, как грубо! – произнесла Ника, смотрясь в крошечное зеркальце пудреницы. – А ведь еще профессорская дочь…
– К сожалению, на ответчице не лежит обязанность что-либо доказывать, – бормотала Дубровская. – Иск заявили мы. Значит, и должны были приводить доказательства, спорить, убеждать.
– Но у нас были свидетели!
– Свидетели ничего не доказали. Я сожалею, – опустила голову Лиза. Конечно, она должна была знать об этом с самого начала.
– Но нотариус же заявил, что отец решил аннулировать завещание! Неужели это не имеет никакого значения? Как же его телефонные звонки? Его решимость вернуть все назад? – едва не плакала Кристина.
– Нотариус прав, – горько признала Дубровская. – По телефону такие дела не делаются. Нужен личный визит в нотариальную контору и составление нового завещания.
– Опять формальности!
– Да, но это закон, – напомнила Елизавета. – Мне неприятно об этом говорить, но решение судьи является правильным. Я не вижу оснований для пересмотра.
– И это говорите вы, мой адвокат?! – вспылила Кристина.
Дубровская только развела руками. Для убедительности ей осталось только посыпать голову пеплом.
– Закон не всегда справедлив, – огорченно заметила она.
– Ну-ну! – раздался насмешливый голос мачехи. – Все преходяще, а материальные ценности вечны. Я, кстати, говорила это твоему отцу. Жаль, что он со мной не соглашался. Сколько драмы из-за какого-то завещания. Тебе понадобится хороший психолог, детка…
Кристина не успела ответить резкостью – перед ними, как из-под земли, выросла высокая фигура доктора Левицкого.
– Бывает же такое! – всплеснула руками Ника. – Вот уж, когда его совсем не ждешь…

Игорь Всеволодович выглядел смущенным.
– Я, наверное, не должен был к вам подходить, – обратился он к Кристине, словно не замечая направленных на него взглядов двух других женщин. – Но по-другому я не смог. Видите ли, я чувствую себя ответственным за судьбу своих пациентов, и когда в их жизни все идет не так, как хотелось, я воспринимаю их неудачи как свои собственные. Судьба профессора потрясла меня до глубины души. Но после известия о том, что его дочь пострадала дважды, я просто не нахожу себе места.
Он стоял перед ними, засунув руки в карманы брюк, и не выглядел сейчас, как маститый профессионал, попасть на прием к которому стремятся все успешные люди города. Левицкий был похож на сконфуженного подростка, объясняющего рассерженным жильцам, что мяч в их окно попал по чистой случайности.
– Вы зря вините себя, доктор, – сказала Кристина. – Я вам даже благодарна за то… за то…
– За то, что поспособствовал личному счастью профессора, – подсказала ей Ника.
– Как вам не совестно! – воскликнул он, обращаясь к мачехе. – Неужели в вас нет ничего святого? Если бы я знал… – Он сжал кулаки. – Если бы наши сеансы продолжились, полагаю, я бы смог повлиять на профессора. Жаль, что он мне ничего не говорил о своем решении.
– Спасибо вам за то, что не оставили отца, – произнесла наконец Кристина. – Он на самом деле был в ужасном состоянии. Я была так рада, когда он начал приходить в себя. Конечно, я не ожидала такого поворота…
– Я и сам не ожидал, – признался доктор. – Понимаю, если бы я немного изменил показания в процессе, решение суда могло быть совсем иным. Ведь так? – Он повернулся к Дубровской.
Та пожала плечами:
– Конечно, мы хотели доказать, что старый профессор был «не в себе», и ваше заключение как эксперта имело решающую силу…
– Но ведь он не мог лгать! – вступилась Кристина.
– Да, за это предусмотрена ответственность, – нехотя согласилась Дубровская. – Заведомо ложное заключение эксперта карается по закону. Это не шутки.
– Как жаль, что я не могу ничего для вас сделать! – воскликнул он, в отчаянии стукнув кулаком по стене.
– Почему же? – ухмыльнулась Ника. – Вы можете посвятить ей несколько своих волшебных сеансов. Может быть, тогда она тоже выскочит замуж и оставит идею отомстить мне.
– Кстати, а это мысль! – воскликнул он, с надеждой глядя на Кристину. – Конечно, не вся эта чепуха с замужеством. – Он махнул рукой в сторону улыбающейся мачехи. – Почему бы вам не навестить меня в офисе? Я уверен, что после нелегких испытаний вы нуждаетесь в человеке, которому можно было бы открыть душу.
– Спасибо, но у меня все в порядке с головой! – ответила девушка.
– Ну вот, вы опять за старое! – упрекнул он. – Неужели кто-то говорит сейчас о сумасшествии? Ко всему прочему, я не психиатр.
– Не вижу особой разницы, – проговорила Кристина. – Кроме того, у меня сейчас и денег-то нет. Я не потяну еще дополнительную статью расходов «на собственного психотерапевта».
Она горько усмехнулась.
– Об этом не беспокойтесь! – взял ее за руки Левицкий. – Позвольте мне сделать для вас хотя бы эту малость.
Кристина колебалась.
– Быть может, это неплохая идея, – вмешалась Дубровская. – Подумай, что ты теряешь?
– Конечно! – подхватил доктор. Но, все еще видя сомнения на лице девушки, добавил: – Давайте договоримся так. Вы придете ко мне на пробную сессию… Скажем, во вторник. Если после этого вы так же будете упорны в своем стремлении никогда не обращаться к психотерапевту, я пойму вас и не буду настаивать.
– Хорошо, – нехотя согласилась Кристина.
– Вот моя визитка. – Он передал ей в руки тисненую карточку и, развернувшись на каблуках, стремительно направился прочь.
– Надеюсь, что жених будет с деньгами! – крикнула вслед Ника, но он даже не оглянулся…

…Время до вторника пролетело стрелой. Настало утро назначенного дня, а Кристина все еще находилась в тягостных раздумьях, принимать ей приглашение доктора Левицкого или нет.
В семье Каменевых уделяли мало внимания духовному воспитанию дочери. Профессор всю жизнь посвятил изучению физических процессов, поэтому его интересовал только материальный мир с его законами и закономерностями. О существовании души он высказывался категорично: «Человеческое тело исследовано учеными вдоль и поперек. Оно разобрано по частям, нашинковано, как капуста, исследовано под микроскопом до уровня клетки. Эту так называемую «душу» никто не видел. Да и где ей находиться? В сердце, как говорят некоторые романтики? Чушь! Это всего лишь мышечный орган, перекачивающий кровь. В голове? Опять ерунда! Там только мозг, в котором происходят мыслительные процессы, но все они имеют вполне научное объяснение. Так где же она еще может быть, эта таинственная обитель? В животе? В пятках? Нет уж, увольте! Все эти выдумки подведены под религиозную базу и имеют своей целью одно: доказать существование Бога. Но его тоже никто не видел».
Наина, женщина практичного ума, воспитанная на идеях коммунизма, считала, что человек – сам хозяин своей судьбы, и если у него что-то не ладится в жизни, то вопросы нужно задавать самому себе, а не надеяться на помощь посторонних. Психологов она считала шарлатанами, пользующимися человеческими слабостями. «Все проблемы возникают от ничегонеделания, – заявляла она. – Сидит прежде дворянка в своем имении, смотрит день-деньской в окно, тут у нее и мигрени, и хандра, и всякие вредные мысли о смысле жизни в голову лезут. Но если человек трудится по восемь часов в сутки, а потом еще и дома не сидит без дела, ему некогда думать о всяких там глупостях. Помахай лопатой на огороде – быстро блажь из головы выйдет! Вы видели когда-нибудь крестьянина в депрессии?»
Неудивительно, что Кристина в своих взглядах на психологию пошла не дальше отца и матери. «На самом деле, что я там буду делать? – размышляла она. – Это же глупо – говорить постороннему человеку о своих переживаниях. Да он поднимет меня на смех!»
И с твердым намерением отменить прием она потянулась к телефонной трубке.
– Офис доктора Левицкого. Чем могу быть полезна? – раздался в ухе приятный женский голос.
– Говорит Каменева Кристина, – сглотнула она.
– Вам назначено на три часа дня, Кристина Константиновна, – мгновенно отреагировала секретарь. – Что-то еще?
– Да, минуточку! – вырвалось у нее.
«Интересно, что же привело отца к психологу? Почему он изменил свое мнение? – пришла ей в голову неожиданная мысль. – Неужели он поверил в существование души? Как все-таки странно».
– Я вас слушаю, – напомнил о себе приятный голос. – Так что передать доктору Левицкому?
– Передайте… что я обязательно буду, – ответила она и повесила трубку.
«В самом деле, схожу туда только один раз», – подумала она, и ей сразу же стало легче…

Офис доктора Левицкого располагался на первом этаже красивого старинного здания в самом центре. Свернув с шумного проспекта в переулок, нужно было пройти всего сотню метров, миновать арку и оказаться в чудесном тихом дворике, засаженном липами. Здесь даже дышалось по-другому, чем в центре забитого машинами мегаполиса. Кристина с удовольствием посидела бы на лавочке под старым раскидистым деревом, но она пришла сюда совсем не за этим.
«Ладно, может быть, я не найду его офис», – подумала она и тут же увидела вывеску, на которой золотыми буквами было выведено слово «Гармония». Далее следовал краткий текст: «Психологическое консультирование. Индивидуальная психотерапия. Психоанализ».
Красивая лестница с коваными перилами поднималась вверх, к заветной двери. «Боже мой! Что я тут делаю? – спросила себя девушка. – Еще не хватало, чтобы кто-нибудь из знакомых увидел меня в этом месте. Это же все равно что записаться на прием в дурдом».
Но ноги упрямо вели ее по ступеням вверх, рука открыла дверь, и Кристина услышала мелодичное звяканье колокольчика. «Поздно!» – пронеслась в голове, и она почувствовала себя, как в западне. Отступить назад означало выставить себя еще большей дурочкой. Девушка вдохнула всей грудью и приказала себе успокоиться.
Молодая женщина за стойкой, скорее всего администратор, приветливо улыбнулась.
– Добрый день! Проходите, пожалуйста. Вы пришли немного раньше назначенного времени, и вам придется подождать.
– Без проблем, – поспешно кивнула головой Кристина, бросив взгляд на большие круглые часы в холле, которые и в самом деле показывали без пятнадцати три. – Я подожду во дворе.
Неизвестно, разгадала ли администратор ее трусливый маневр, но она, мягко улыбнувшись, возразила:
– В этом нет необходимости. У нас есть прекрасная комната ожидания. Я думаю, вам понравится. Следуйте за мной.
Кристина двинулась за девушкой, поражаясь, как мягко та ступает длинными стройными ногами, обутыми в удобные кожаные туфли на каблуке. Шаги же самой посетительницы звонко отдавались на вымощенном плиткой полу и эхом отражались от стен и потолка. Кристину сковала неловкость. Она чувствовала себя лошадью, введенной в парадную залу. Каблуки ее нелепо постукивали, и Кристина думала, какой у нее, должно быть, идиотский вид, с точки зрения приятной девушки, парящей перед ней словно по воздуху…

Комната ожидания оказалась очень милой. Это было прекрасных пропорций помещение, выходящее окнами на тенистый липовый сад. Должно быть, дизайнер изрядно потрудился для того, чтобы создать приятную расслабляющую атмосферу.
Здесь было немного сумрачно, и мягкий свет, лившийся из круглых точечных светильников на потолке, был весьма уместен. Он не слепил глаза, а обволакивал предметы, делая их округлыми и даже какими-то мягкими на взгляд. Звучала тихая умиротворяющая музыка, но Кристина, оглядев комнату, не нашла ничего похожего на проигрыватель. Она утонула в мягких подушках дивана и вдруг почувствовала, что ей хочется остаться здесь на несколько часов. Это был своеобразный оазис спокойствия в сумасшедшей жизни, атаковавшей ее не только на улицах большого города. В собственном доме, где безраздельно властвовала теперь Ника, она не могла расслабиться даже ночью.
– Может, вам предложить травяного чая? – спросила девушка, и Кристина, повернув голову, с удивлением осознала, что та еще не ушла. Странное дело, но у нее было ощущение полного одиночества.
– Нет, я не пью травяной чай, – сказала она.
– Сожалею, но кофе мы не предлагаем, – опять улыбнулась девушка. – Это территория здоровья и душевного равновесия.
Она продолжала стоять, сложа руки на серой атласной юбке, не сводя с Кристины глаз.
– Вы нервничаете? – спросила она неожиданно.
– Нет. То есть да. Немного, – призналась пациентка. – Я в первый раз у психотерапевта и не уверена, что это хорошая идея.
– В первый раз многие чувствуют себя неуютно, но потом приходят сюда, как к себе домой, – сказала администратор. – Кстати, меня зовут Марина, и я сама еще не в своей тарелке, поскольку работаю у доктора Левицкого всего месяц. Моя предшественница была куда расторопнее, и поэтому мне приходится шевелиться. Ведь я не хочу потерять такую работу.
Кристина почувствовала расположение к девушке. Ее откровенность вызывала доверие.
– Должно быть, доктор Левицкий – очень занятой человек, – сказала она, не зная, как можно поддержать разговор.
– Не то слово, – согласилась Марина. – У него приемы расписаны на месяц вперед, и ни одного окошка.
– Удивительно, но для меня он сразу нашел время.
– Должно быть, он заинтересован в вас как в пациентке.
«Еще бы, ведь он мучается сознанием того, что по его вине известный на всю страну ученый круто изменил свою жизнь и зашел в такой тупик, из которого его вывела только смерть, – подумала Кристина. – Надеюсь, его дочери повезет больше».
– Мы не можем развесить на стенах фотографии его клиентов, – продолжала тем временем администратор. – Но поверьте на слово, здесь бывают самые-самые известные политики и бизнесмены, писатели и художники, актеры и ученые.
– Вот как? Это интересно, – откликнулась посетительница. – Кого же из известных людей лечит доктор Левицкий?
Марина загадочно подняла брови.
– Жаль, но я не могу об этом рассказать вам! Со мной заключен договор. Честное слово, иногда у меня возникает ощущение, что я работаю на секретном объекте. Игорь Всеволодович меня строго предупредил, что сам факт обращения за психологической помощью должен оставаться в тайне.
– Наверное, это разумно, – согласилась Кристина.
– Конечно. Мало кому захочется выставлять свои проблемы напоказ. В нашем обществе пока существует столько предрассудков, что визит к психологу или психотерапевту воспринимается, как признание человеком собственной ненормальности.
– Да. Я тоже думала об этом, – пробормотала клиентка.
– Ну и напрасно! – заверила ее Марина. – Вы ведь не стыдитесь визита к стоматологу.
– Нет, конечно.
– А ведь это означает, что у вас есть гнилые зубы или больные десны, дурной запах изо рта и множество бактерий в ротовой области. А поход к гинекологу? Впрочем, об этом не будем…
Кристину так позабавил логический ряд, приведенный ярой поклонницей доктора Левицкого, что она даже заулыбалась.
– Ну, вот и хорошо! – обрадовалась Марина. – Теперь я уверена, что вы не сбежите от нас через черный выход.
– А что, есть и такой? – развеселилась Кристина.
– Есть, но, правда, для этого нужно зайти в приемную доктора, – сказала она. – Это делается для сохранения той же врачебной тайны. Вы приходите к нам по парадной лестнице, а выходите затем с противоположной стороны дома. Таким образом, вам не нужно опасаться, что кто-то из знакомых увидит вас. Наши пациенты не встречаются друг с другом.
– Здорово придумано, – согласилась Кристина.
В этот момент в комнату зашел Игорь Всеволодович.
– Ну и ну! Вы уже улыбаетесь, – порадовался он за Кристину. – Значит, у нас даже стены помогают.
– Что-то вроде того, – ответила девушка и заговорщицки подмигнула администратору…

Приемная доктора меньше всего напоминала врачебный кабинет. Это была очень уютная комната, хозяин которой тщательно отобрал каждый предмет обстановки, чтобы любой стул, любая ваза, любая мелочь отвечали предназначению помещения. Здесь не было письменного стола, неизменного атрибута каждого профессионала. Почетное место занимала мягкая мебель – диван и два кресла. Чуть поодаль стояла кушетка, но не такая, какую встречаешь в лечебном учреждении, с клеенкой и простыней, а кокетливая, покрытая мягкой тканью, с удобным валиком для головы. Здесь не было телефонов и устройств с селекторной связью, никаких телевизоров и компьютеров, словом, всего того, что напоминало бы посетителю о внешнем мире, напрягало бы и тревожило его. Вдоль стены стоял стеллаж с различными безделушками на полках. Единственной вещью, говорящей о профессиональном занятии хозяина, была рамочка со вставленным внутрь дипломом: «Игорь Левицкий. Выпускник Международной ассоциации аналитической психологии института К.Г. Юнга. Цюрих. Швейцария».
– Вы можете занять любое место, – с улыбкой предложил Кристине доктор, забавляясь ее растерянностью. – Некоторые мои пациенты предпочитают кресло. Некоторым по душе кушетка. Там можно прилечь, расслабиться, погрузиться в собственные мысли.
Кристина с сомнением взглянула на кушетку. Откровенно говоря, она не была уверена, что будет чувствовать себя комфортно, лежа в обществе молодого, красивого, одетого с безупречным вкусом доктора. Это же неприлично! Кроме того, ей было неясно, следует ли снимать обувь, а если это сделать, насколько эстетично будут выглядеть ее босые ноги, натруженные ходьбой по центру города. Как следует лежать, на боку или на спине? Куда смотреть? Что говорить? В общем, она предпочла знакомый и безопасный предмет обстановки – кресло. Левицкий сел справа от нее.
– Ну, как вам здесь? – спросил он. – Не слишком страшно?
Кристина пожала плечами.
– Даже немного забавно, – ответила она после недолгой паузы. – Только что такое психоанализ? Я прочитала это на табличке, рядом с входной дверью.
Откровенно говоря, ей не было до этого дела, даже если психоанализ представлял собой новейший способ общения с инопланетными цивилизациями. Кристина сознательно оттягивала момент, когда речь пойдет о ее собственных проблемах.
– Психоанализ – это форма психотерапии, – улыбнулся Левицкий, словно разгадав ее уловку. – Это, так сказать, анализ бессознательного, основанный на технике свободных ассоциаций. Вы говорите все, что приходит вам в голову. Запретных тем нет.
– То есть я могу сказать вам, что ненавижу свою мачеху? – кинула пробный шар Кристина.
– Безусловно.
– Я хочу уничтожить ее, разрезать на мелкие куски, сжечь в печке, а пепел развеять над помойкой!
– Отлично. Что еще?
– Я хочу сплясать тарантеллу на ее похоронах. Хочу, надравшись виски, упоминать ее имя только в таких выражениях, от которых даже у базарных торговок покраснеют уши.
– Великолепно.
Девушка с сомнением посмотрела на него:
– И вы после этого не скажете, что я сумасшедшая и меня нужно изолировать?
– Нет, не скажу. Более того, чтобы вас не смущать, я предложу вам занять место на кушетке, а сам сяду вне поля вашего зрения. А вы будете говорить что хотите и в какой угодно форме. Меня трудно смутить, – сказал доктор.
– И вы думаете, что в этом есть какой-то смысл?
Она вспомнила, как Ника, провожая ее до двери, мимоходом рассказала старый анекдот.
«Как долго мне еще можно рассказывать все, что приходит в голову, доктор?» – спрашивает пациент у психоаналитика. «Говорите, батенька, говорите! – отвечает тот. – Время – деньги».
Но у Левицкого был свой ответ на поставленный ею вопрос.
– Все мы умиляемся детской непосредственности. Ребенок говорит все, что приходит ему в голову. Но постепенно, прививая ему правила поведения, принятые в обществе, мы отучаем его от этого, вводя целую массу запретов и ограничений. Говоря любезности про свою обожаемую мачеху, вы вели себя естественно, пытались удовлетворить естественную потребность выговориться. – Он внимательно взглянул на свою посетительницу. – Но вы сами признали, что в реальной жизни такое поведение небезопасно. Окружающие заподозрят вас в ненормальности, вы потеряете друзей, работу, поддержку и понимание. Психоаналитик же возвращает вас в детское состояние, предоставляя редкую возможность говорить все, что вздумается. Он не навязывает советов, не учит жить, только помогает вам понять себя, а это уже немало. Вы согласны?
Девушка вынуждена была согласиться.
– Так чем отличается психиатр от психолога? – спросил он сам себя и тут же ответил. – Пациенту, жалующемуся на бессонницу, психиатр выпишет реланиум, а психолог посоветует считать овец.
Тут они рассмеялись оба. Кристина почувствовала себя очень уютно, по-домашнему, как за чашкой чая со школьным приятелем. Ей даже захотелось, сбросив туфли, забраться с ногами в кресло, как она всегда делала дома. Но, вовремя вспомнив, что находится на приеме у специалиста, она одернула себя и задала новый вопрос.
– Так кто они, ваши пациенты?
– О! Самые разные люди, – улыбнулся Левицкий. – Я привык их делить на три группы. Условно, конечно. Итак, группа «А». Это те, кто ничем не болеет и приходит к психотерапевту, следуя веяниям моды. Уважающему себя человеку принято иметь личного парикмахера, врача, адвоката и человека, которому можно бесконечно жаловаться на свои проблемы. Вы знаете, что такое «сидеть на психологической игле»?
– Скорее всего, речь идет о какой-то зависимости, – догадалась Кристина.
– Совершенно верно, – согласился он. – Была у меня пациентка, которая мучительно пережила развод с мужем. С божьей помощью мы выкарабкались из того жуткого состояния, в котором она пребывала. Она излечилась, но потребность ходить в мой кабинет у нее осталась. Теперь она советуется со мной по любому поводу. Какой цвет машины выбрать? Куда лучше поехать отдыхать? Ей такое общение дает некое ощущение стабильности и комфорта. Понятно, что я иду ей навстречу.
– Кто же попал в две другие категории? – с интересом спросила посетительница.
– Категория «В», – продолжил лекцию психотерапевт. – Это реальные, а не мнимые больные. У них есть проблемы, они серьезны, но при должном лечении вероятность выздоровления практически сто процентов. Ну, и категория «С»…
– Психи, – подсказала ему Кристина.
– Я бы не стал называть их таким образом, – корректно возразил доктор. – Это больные, как правило, несчастные люди, имеющие серьезные патологии в психической сфере. Иногда они ведут себя вполне адекватно, так что окружающие даже не догадываются об их нездоровье. Порой они способны на малообъяснимые поступки. В эту группу я занес также людей, не сделавших свой выбор между жизнью и смертью, находящихся в состоянии серьезного психологического надлома.
– Простите, доктор, – внезапно став серьезной, спросила Кристина. – Мой отец… он…
– Я его отнес к группе риска, – ей в тон ответил Левицкий. – Он не был невменяемым, как пыталась доказать в суде ваш адвокат. Но у меня были основания опасаться за его жизнь и здоровье.
– Ну а меня, доктор, в какую из групп вы запишете? – спросила она так, словно речь шла о группе инвалидности.
– Это деление весьма условно, – напомнил ей Игорь Всеволодович. – Вы не «А» и не «С», вы – среднее между ними, симпатичный здоровый человек, которого жизнь испытывает на прочность. Вы пережили серьезные испытания, но я готов ручаться, что ваше душевное состояние – это балансирование между настоящим и прошлым. Сила молодости тянет вас вперед, заставляет бороться и жить дальше. Но прошлое еще крепко держит вас в своих объятиях, заставляя вновь и вновь обращаться к тому, что уже пережито. Пока вы не ослабите эту железную хватку и не отпустите то, чего уже не исправить, вы не сможете почувствовать себя свободной и счастливой.
– Значит, мне нужно лечение? – удивилась она.
– Давайте назовем это другим образом, – предложил он. – Вы нуждаетесь в общении, но не в таком, которое вам может предоставить мачеха. Вам нужны силы, которые я вам и помогу обрести. Надеюсь, мы теперь оставим в покое моих бедных пациентов и немного поговорим о вас…

Глава 5
А что Кристина могла сказать о себе?
После того когда она узнала, что не приходится дочерью Деду Морозу, ее не постигло жестокое разочарование. Ее отец был серьезным ученым, и этим следовало гордиться. Известный в широких научных кругах профессор Каменев, несмотря на все свои регалии, в жизни оставался существом мягким и податливым, эдаким большим ребенком, за которым требовался особый уход. Он постоянно терял шапки и перчатки, а если Наина не ставила перед его носом тарелку ароматного борща, довольствовался хлебом, таская куски тайком, словно первоклассник, и посыпая их крупной солью. Он никогда не помнил дни рождения домочадцев, да, откровенно говоря, постоянно путался и в собственном возрасте. Получив подарок к какому-либо торжеству, он долго разглядывал его, не понимая, что следует с ним делать.
Однажды Наина, пытаясь приобщить мужа к воспитательному процессу дочери, отправила его на родительское собрание в школу, написав на бумажке номер кабинета. Профессор честно просидел положенные два часа, прежде чем выяснилось, что родительское собрание класса, где училась Кристина, проходило в актовом зале. В решении задач по физике и математике от него тоже не было никакого проку. Он сразу же выдавал ответ, минуя, как компьютер, все промежуточные операции. Игнорируя недовольную мину дочери, он повторял: «Это же элементарно!» и удалялся в свой кабинет.
Кристина не обижалась на невнимательность отца. Напротив, она мечтала, что, когда вырастет, станет его помощницей. Но не такой, как мама. Наина была для профессора кем-то вроде няньки. Она заботилась о том, чтобы муж был сыт, обут и одет, но абсолютно ничего не понимала в его опытах. Девочка же грезила, как они вместе начнут появляться на научных симпозиумах, где отец ее представит своим коллегам ученым, говоря: «Это моя дочь!» В его голосе будет звучать гордость, а когда она поднимется на трибуну делать доклад, он, конечно же, будет сидеть в первом ряду и поддерживать ее своим присутствием и доброй улыбкой.
Однако ее ожидания были далеки от реальности. Заходя в кабинет, она видела его изумленный взгляд и слышала неизменное: «Ступай, детка! Мне еще нужно поработать». По физике у нее была твердая тройка, что безмерно удивляло ее учителей. «М-да! – услышала она однажды реплику одного из них, обсуждающего успехи профессорской дочери в учительской. – Правду говорят, природа на детях отдыхает». Ей было обидно, но вдвойне обидней было осознание того, что отцу нет до этого никакого дела.
Каменев не заметил того, как его девочка подросла и из долговязого подростка превратилась в миловидную девушку, на которую стали обращать внимание молодые люди. Пожалуй, Кристину трудно назвать красавицей в классическом понимании этого слова, но в ее глазах был свет, а в походке легкость. Белокурые волосы непослушными локонами падали на плечи, а фигурка казалась такой воздушной, что она без труда могла станцевать даже на барабане.
В один из жарких майских дней она со школьным другом сидела в гостиной, беззаботно болтая о каких-то пустяках, когда на пороге появился профессор Каменев. Вопреки обыкновению, он не прошел сразу же в свой кабинет, адресуя домашним торопливое приветствие, а встал посередине комнаты, пристально глядя на дочь. Казалось, он видит ее после долгой разлуки.
– Значит, выросла, – то ли спросил, то ли констатировал он.
Кристина почувствовала себя неловко и на всякий случай поправила лямки легкомысленной майки, в которую была одета.
– Сколько лет? – продолжил он, экзаменуя ее строгим взглядом.
– Э… семнадцать, папа, – проговорила она с запинкой, едва не забыв на самом деле, сколько ей лет.
Вопросы были такими неожиданными, что даже Наина застряла на пороге с кухонным полотенцем в руках.
«Сейчас он предложит мне поехать с ним на конференцию или познакомит со своими коллегами. А может, даст мне работу на своей кафедре?» – фантазировала девушка.
Но профессор перевел тяжелый взгляд на ее приятеля, который съежился так, что стал похож на воробья. После недолгой паузы ученый изрек: «В твои годы я думал об университете» и растворился в полумраке кабинета, оставив присутствующих с неясным чувством какой-то вины.
Кристина поступила на филологический факультет. Узнав об этом, Каменев вопросительно взглянул на Наину. «Девочка будет изучать там язык, – пояснила жена. – Ну, литература. Стихи». – «А-а, стихи», – глубокомысленно произнес он. Девушка могла поклясться, что профессор не помнил на память ни одного стихотворения…
Наина ушла от них неожиданно, растворившись в бесконечном коридоре вечности, в один из погожих весенних дней. Старый профессор осознал потерю не сразу. До этого он и не подозревал, что все вокруг него держится на хрупких плечах жены. Теперь, когда ее не стало, рухнул привычный и такой уютный мир, в котором он существовал, как в скорлупе. Жизнь требовала от него решений, а он к этому оказался не готов.
Как-то раз, не дождавшись в положенное время чая, он пришел на кухню и долго смотрел на блестящие кастрюли, половники, сковородки, которыми еще вчера орудовала Наина. Он снял с крючка кухонный фартук и, не выдержав, зарылся в него лицом, вспоминая ее запах. Таким и застала его Кристина – трогательно растерянным, с красными от слез глазами. Словно ребенок, которого оставила мать, уйдя ненадолго по своим делам. Она сделала ему чай, и он просидел с кружкой час.
– Что ты делаешь? – спросила она его, устав от бряцанья ложки.
– Не видишь, размешиваю сахар, – сказал он рассеянно.
– Да, но только ты забыл положить его…
Смерть Наины сблизила их. Кристина готовила обеды, чинила белье, как могла следила за его гардеробом. Но это получалось не всегда. Она много времени проводила в университете, в то время как профессор был предоставлен самому себе. Он ходил по дому, заглядывая в шкафы, трогая платья покойной жены. «Наина, – повторял он, как заведенный. – Где же ты, Наина?» Слышать это было невыносимо. Сказать по правде, Кристине хотелось, зажав уши, беспрестанно визжать, но она вынуждена была терпеть. Двух сумасшедших для одного дома было бы слишком много.
В лаборатории от него теперь не было толку. Он часами просиживал на одном месте, а когда его спрашивали о чем-то, вид у него был такой отсутствующий, словно он только что вернулся с другой планеты. Его оставляли в покое, и он опять погружался в пучины воспоминаний.
– Так продолжаться не может, – сказал Кристине кто-то из его коллег. – Профессору нужна женщина.
– Как это? – не поняла девушка. – Зачем?
– Ну, – замялся он. – Не случайно ведь говорят, клин клином вышибают. Нужен кто-то, кто возьмет заботу о нем на себя.
– Моя мать не клин, – дрожащим от обиды голосом заметила Кристина. – И вообще, я отлично справляюсь сама…
И еще с большим усердием начинала драить кастрюли и тереть морковку для диетического супа.
– Ну, это же противоестественно для юной девушки – столько времени проводить со стариком, – говорил ей другой знакомый.
– Он не старик, он мой отец.
– Даже если так, – понимающе кивал ученый. – Оглянись вокруг. В мире так много одиноких женщин, для которых забота о профессоре стала бы смыслом жизни. Порядочная пожилая женщина освободит тебя от всех хлопот и согреет сердце старика. В этом возрасте глупо говорить о любви. Это будет своего рода партнерство, уютное существование под одной крышей.
– Моему отцу это не нужно, – упрямо отвечала девушка.
– Ах, этот юношеский эгоизм, – вздыхал знакомый…
Но Кристина настаивала на своем. Отцу нужна ее забота, а вовсе не помощь какой-то там абстрактной женщины. Девушка изучила поваренную книгу и, отобрав несколько доступных ей рецептов, научилась вполне сносно готовить. Однако профессор не замечал ее усилий. Проведя полчаса над тарелкой борща, он вставал и уходил к себе, оставив пищу почти не тронутой.
– У меня нет аппетита, – говорил он, а Кристина снова хваталась за книгу, отыскивая то, что должно было ему понравиться.
Протертые супчики, пирожки с начинками, жаркое… У нее голова шла кругом. А ведь была еще стирка, уборка, забота об огороде.
В конце концов Кристину бросил ее молодой человек. Появляясь в ее жизни все реже и реже, он вскоре исчез насовсем.
– Знаешь, кажется, от меня уже пахнет манной кашей, – сказал он вместо объяснения по телефону.
Но Кристина, погруженная в самые мрачные мысли, боли от очередной потери не ощутила. Теперь ее занимала безопасность профессора. Каменев никогда не пользовался автомобилем, предпочитая общественный транспорт и прогулки пешком. Как ему удавалось добираться из пункта А в пункт Б, минуя огромные пробки, запруженные транспортом магистрали и глухие переулки с местной шпаной, девушка представляла с трудом. Ведь ученый был близорук, чудовищно рассеян и доверчив, как пятилетнее дитя. Однако, пройдя с ним по обычному маршруту, Кристина была сильно удивлена. Профессор действовал, как хорошо запрограммированный робот.
– Доходим до угла, – бормотал он себе под нос, словно читая инструкцию. – Поворачиваем налево и двигаемся в указанном направлении сто метров до пешеходного перехода. Пересекаем дорогу через пять секунд после того, как зажжется зеленый свет. Машины к этому времени уже должны остановиться. Входим в парк и идем по центральной аллее, там, где горят фонари, и никуда не сворачиваем. На вопросы посторонних не отвечаем. В случае опасности свистим в свисток. Он находится в правом кармане пиджака. Хулиганы должны убежать. Выходим через калитку к автомагистрали и обязательно идем к пешеходному переходу. Обязательно! Сбережешь минуту – потеряешь жизнь!
Безусловно, это была работа Наины. Не имея возможности каждый день провожать мужа на работу, она разработала подробную инструкцию и заложила ее в память профессора. Ее старания увенчались успехом. Муж выполнял ее указания, не отступая ни на шаг от заданной программы. Даже если на дороге не было ни одной машины и все другие пешеходы, игнорируя красный свет светофора, переходили проезжую часть там, где им вздумается, старый ученый выжидал положенное время и только после этого продолжал путь.
В общем, у Кристины отлегло от сердца, и она с головой погрузилась в очередную сессию. За экзаменами и зачетами она как-то сразу не заметила перемены в поведении профессора. Он стал где-то задерживаться, а домой приходил на два часа позже. Потом к нему вернулся аппетит, и однажды, угостившись огромной тарелкой наваристых щей, он довольно крякнул:
– Налей-ка мне еще! Кажется, я не ел целую вечность.
Кристина только порадовалась. Она еще не знала, в чем тут дело.
– Он ходит к психологу, – сообщил ей коллега ученого.
Вот так новость! Девушка и предположить не могла, что отец согласится на подобное предприятие. Но, судя по его поведению, визиты к доктору пошли ему на пользу. В глазах появился осмысленный блеск. Каменев стал менее рассеян и даже заинтересовался своим внешним видом. Кристине никогда не приходилось видеть отца перебирающим перед зеркалом седые пряди на голове.
– Может, мне подстричься? – глубокомысленно изрек он, чем поверг бедную дочь в состояние, близкое к шоку. Профессор никогда не был в парикмахерской, а его густую шевелюру приводила в порядок Наина. Однако перед этим ученого приходилось долго упрашивать и даже стыдить.
– Гляди-ка, ну чем не жених? – ехидствовала соседка, видя профессора в новом костюме. – Может, у него женщина появилась?
Но Кристина только отмахивалась. Ну откуда могла она взяться?
– Да, хоть бы и правда, – говорила она, усмехаясь. – Здоровье отца для меня превыше всего. Если нашлась такая, которая пришлась ему по душе, я, пожалуй, приму ее, как родную.
Девушка стала мудрее, поняв, что счастье близкого человека стоит некоторых жертв. Ну, появится в их доме добрая мудрая женщина, которая станет кем-то вроде помощницы по хозяйству, так стоит ли делать из этого трагедию? Определенно, нет. Кристина еще не знала, какой сюрприз ей приготовила судьба…

Ника появилась у них в доме прямо под Новый год. Стоя на пороге, она крепко держала за руку старого ученого. Белые зубы обнажались в улыбке кинозвезды.
– Значит, это и есть моя родственница? – проворковала она, окидывая Кристину беглым взглядом с головы до пят.
Девица была в белом полушубке до середины бедра, сапогах-чулках и маленькой шапочке с помпоном.
«Наверное, это дочь той женщины», – подумала Кристина.
– Проходите, пожалуйста, – сказала она, гостеприимно распахивая перед гостьей дверь в столовую. – Сейчас будем пить чай с пирогами.
– Как мило! – захлопала в ладоши девица. – Ты не говорил, что твоя дочь – такая душка!
«Странно, где же все-таки ее мать?» – подумала Кристина, обшаривая взглядом пустую лестничную площадку.
А гостья между тем сбросила шубку, оставшись в ярко-красном комбинезоне с вырезом едва ли не до пупа. Смуглые груди еле помещались в тесной одежде.
– Простите, а ваша мама скоро подойдет? – спросила Кристина красавицу.
– Моя мать? – удивилась Ника. – Котик, а зачем вам моя мать?
Старый профессор пожал плечами и недоуменно воззрился на дочь. Его рука лежала на бедре гостьи. Он прокашлялся.
– Познакомься, милая. Это Ника. Я надеюсь, вы подружитесь.
Страшная догадка, нелепая на первый взгляд, заставила Крестину схватиться за голову. Она мгновенно сопоставила факты: глупое обращение «котик», профессорскую руку на алом комбинезоне и пустую площадку за спинами сладкой парочки. Так, значит, эта знойная брюнетка в одежде, напоминающей бикини, и есть та самая женщина, которую полюбил ее отец?!
– Не может быть! – воскликнула она.
Парочка застыла на месте. Ника хищно изогнула брови.
– Не стоит так бурно выражать свою радость, милая, – процедила она. – Ты можешь нас напугать. Где там твои пироги?
– Убирайся прочь! – воскликнула Кристина. – Тебе здесь нет места. Еще шаг, и я вызову милицию.
– Ну, вот видишь, котик, – в голосе брюнетки звучал упрек. – А я хотела всего лишь познакомиться.
– Девочки, девочки! – умоляюще протянул профессор. – Не надо ссориться. Давайте научимся жить мирно.
– Я не буду с ней жить! – возмущенно воскликнула Кристина.
– Все-таки придется, дорогуша, – ледяным тоном остудила ее мачеха. – Или ты принимаешь нового члена семьи, или… – она наклонилась к самому уху девушки, обдав ее ароматом дорогих духов, – …или отправляешься к черту!
– Ничего не понимаю… – начала девушка.
– А чего уж тут понимать, милая, – выпрямилась красотка. – Мы с твоим отцом сегодня расписались. Неужели ты не хочешь поздравить молодоженов?
Краска бросилась Кристине в лицо. Она так и застыла с полуоткрытым ртом. То, что ей довелось услышать, было самой невероятной вещью, случившейся в ее жизни. Отец заключил брак… с этой. Она не могла найти слов…

Выходка старого профессора скоро стала достоянием гласности.
– Конечно, я не это имел в виду, – оправдывался коллега, который месяцем раньше заявлял, что Каменеву нужна жена. – Я надеялся, что его спутницей станет порядочная особа в возрасте. Черт возьми, где ему удалось подцепить такую цацу?
– Завидуешь? – с усмешкой спросил его коллега. – Да… С такой барышней не стыдно и в Париж, на симпозиум, прокатиться.
– Не слушай этих старых ослов, – жарко шептала на ухо Кристине единственная женщина из лаборатории. – У них весь ум уже давно в штаны стек. Тебе что-то нужно делать.
– Но что я могу? – пожимала плечами девушка. – Брак заключен, как полагается, в ЗАГСе. Мне что, выкрасть их брачное свидетельство и сжечь его на торговой площади?
– Не говори ерунды, лучше побеседуй с юристом, – внушала ей женщина. – Капай на мозги самому профессору. Медовый месяц пройдет, и он одумается. Ничего, девка, капля камень точит…

– Мы должны отменить этот брак, – говорила Кристина адвокату Дубровской. – Не знаю, как уж у вас, у юристов, говорят, но нам надо во что бы то ни стало поставить на этом деле крест!
– А что думает твой отец по этому поводу? – осторожно поинтересовалась Елизавета.
– Какая разница, о чем он думает? – возмутилась девушка. – Временами мне кажется, что он вообще ничего не соображает. Его мозги затуманила эта штучка. Отсутствие всякого здравого смысла – вот точная характеристика профессора Каменева на сегодняшний день!
– Та-ак, – протянула Дубровская. – Значит, он счастлив?
– Он просто неверно представляет, с кем связался, – пояснила девушка. – Эта потаскушка нашла себе дойную корову!
– Тем не менее он доволен своим новым положением, а ты хочешь признать этот брак недействительным, – констатировала адвокат. – Но на каком основании, позволь тебя спросить?
– На самом простом, – хмыкнула Кристина. – Мой отец не ведает, что творит. Он совсем потерял разум.
– Значит, ты хочешь признать его недееспособным?
– Это как? – нахмурилась девушка.
– Другими словами, ты собираешься заявить, что твой отец психически нездоров и красотка воспользовалась его болезненным состоянием для заключения брака?
– Э-э, нет! – возразила Кристина. – Нужно будет доказать, что мой отец сумасшедший?
– Примерно так, – кивнула головой Дубровская.
– Это исключено! – взвилась посетительница. – Профессор Каменев – ученый с мировым именем. Объявить его душевнобольным значит поставить крест на его карьере!
– Тогда, боюсь, я не понимаю, чего ты от меня хочешь, – сказала Дубровская. – Если твой отец абсолютно нормален, то вопрос о том, все ли благополучно в его семье, он должен решать самостоятельно.
– Значит, замкнутый круг получается? – горестно вздохнула Кристина.
– Значит, твой отец влюбился, – подвела черту адвокат. – Поверь, в его возрасте такое случается со многими. Седина в бороду – бес в ребро. Тут уж ничего не поделаешь.
«Ну уж нет! – думала Кристина, возвращаясь в тот вечер домой. – Я буду бороться. Капля камень точит. Вот сегодня и начнем»…

– Папа, твоя новая жена тебя использует, – заявила она, глядя отцу прямо в глаза. – Она никогда не любила тебя. Каждое ее слово – притворство.
Профессор задумчиво посмотрел на нее и покачал головой.
– Нет, милая. Ника – светлый человек. Конечно, она много моложе меня, но ведь как говорят? Любви все возрасты покорны.
– Она не любит тебя, – настойчиво повторила Кристина.
– А вот она утверждает, что любит. Кто из вас прав?
– Конечно, я! – воскликнула девушка. – Мне от тебя ничего не надо. В моей любви нет корысти.
– Так ведь и у нее нет! Ну, что от меня можно получить?
– Квартиру, деньги, красивые вещи, само положение жены великого ученого, – выпалила Кристина.
– Ох, милая! – вздохнул профессор. – Ты все преувеличиваешь. Я вовсе не Эйнштейн, и мои заслуги перед наукой весьма скромны. Что касается квартиры, это такая мелочь!
– Не такая уж и мелочь, по нынешним временам. Пять комнат плюс лаборатория на верхнем этаже, – уточнила Кристина.
– Да хоть бы и так!
– А загородная дача с приусадебным участком?
– Просто огород!
– А твои гонорары?
– Я что, когда-нибудь их считал? Копейки!
– Поездки за границу?
– Ну нужно же куда-нибудь ездить!
Кристина исчерпала свои доводы, а старый профессор стоял, как крепость. Он был настолько порядочен сам, что заподозрить в нечестности кого-то из близких было выше его сил. Слова дочери повисали в воздухе, не касаясь даже краешка его сознания. Самому Каменеву порой казалось, что он стал жертвой чудовищного заговора. Все вокруг как сговорились рассказывать ему гадости про его молодую жену, милую девочку, любящую его всем сердцем.
– Она же не виновата, что родилась такой красивой, – говорил он.
– Но она же на сорок лет тебя моложе! – кричала дочь. – Она – моя ровесница.
– Ну, что ты, дорогая! Она выглядит намного старше.
– Папа, я не шучу!
– Я тоже, – улыбался старый профессор. – Значит, если бы вместо нее была старая, некрасивая женщина с радикулитом и повышенным давлением, ты была бы довольна?
– Я была бы спокойнее за тебя!
– Значит, успокойся. Я в хороших руках…

Глава 6
– Ну, как прошел визит к психологу? – поинтересовалась мачеха, когда Кристина вернулась домой.
– Отлично, – буркнула девушка, не желая вступать в разговоры с Никой. Но отвязаться от нее было делом непростым, тем более что безутешная вдова находилась сейчас в прекрасном расположении духа и была не прочь поболтать «за жизнь».
На подоконнике в кухне сидела ее подруга самого разухабистого вида и курила в форточку. У Ники в руках тоже была сигарета.
– О! Вспомнила анекдот, – сказала она, выбрасывая окурок в окошко. – «Четвертый час ночи. Психолог уже битых три часа консультирует своего клиента по вопросам семьи и брака. Психолог: «А вы про самоубийство не думали?» Пациент: «Да нет, доктор, что вы!» Психолог: «А вы подумайте, подумайте!»
Женщины расхохотались.
– Нет, я серьезно! – сказала Ника. – Думаешь, психологом быть сложно? Это и я могу! – Она уселась на подоконник и закатила глаза к потолку. – Главные методы психолога – это молчание и кивание. Пациент говорит, а он слушает. И это уже девяносто пять процентов его работы. Поэтому нужно научиться молчать с умным видом…
Она изобразила на своем лице некоторое подобие работы мысли. Между соболиными бровями пролегла тоненькая морщинка. Тем не менее получилось уморительно, и подруга снова прыснула.
– …во время того, как пациент раскрывает перед психологом душу, последнему не следует икать, сморкаться или ковырять в носу, – войдя в роль, наставляла Ника. – Лучше всего постукивать костяшками пальцев по столешнице или обмахиваться газеткой. Да! Еще хорошо кивать. Тогда пациент думает, что психолог с ним согласен. Только это делать нужно к месту, не то отвалится голова.
– Не думаю, что тебе удастся роль психолога, – заметила Кристина, наливая себе чай. – Недостаточно только кивать и кривляться, нужно иногда говорить умные вещи.
Последнее было сказано для того, чтобы уязвить мачеху, но Ника за словом в карман не полезла.
– О, это проще простого! Нужно только научиться повторять за пациентом то, что он только что сказал. Итак, попробуем…
– У меня есть сильное желание дать своему любовнику по физиономии! – нашлась подружка.
– Вы испытываете потребность применить физическую силу! – с умным видом заявила Ника.
– Я ненавижу, когда он сравнивает меня со своими бывшими девицами, – продолжила гостья.
– Вы не любите слышать критические замечания в свой адрес, – перефразировала Ника, для солидности напялив на кончик носа солнечные очки.
– Ну а диагноз? – усмехнулась Кристина. – Если все так просто?
Мачеха только пожала плечами.
– Проще пареной репы, – изрекла она, припоминая новый анекдот. – «У психиатра давно были?» – «Никогда не был». – «Это плохо. Что, и в психиатрической больнице не лечились?» – «Нет, не лечился». – «Значит, не лечились?» – «Нет. Не лечился». – «В последний раз спрашиваю, лечились или нет?» – «Вы что, доктор, надо мной издеваетесь? Я же и по морде съездить могу. В последний раз повторяю, что в никакой психбольнице я не лечился». – «Оно и видно. Нервишки у вас ни к черту!»
Подруга опять рассмеялась.
– Вот и вся наука! Ты зря теряешь время, – подвела черту Ника, обращаясь к падчерице. – Ладно хоть, что этот аферист не берет с тебя денег.
Кристина промолчала. Она не хотела признаваться в том, что ей понравилось беседовать с Левицким. Хотя, может, ей пришелся по душе сам доктор? Кто знает…

В следующий раз Кристина пришла на прием строго в назначенное время и уже не пыталась возражать, когда доктор предложил ей занять место на кушетке.
– Я думаю, что вы еще стесняетесь меня и не можете расслабиться. Представьте, что вы в комнате одна, а я – это только хорошо знакомый торшер, который стоит в углу и ничуть вас не тревожит. Не будете же вы смущаться какого-то там светильника!
Кристина кивнула головой.
– Итак, Ника… – проговорила она. – Новая жена моего отца…

…Ника прочно обосновалась в их доме. Там, где еще вчера висела одежда Наины, появились модные платья, смелые топы, роскошные шубки молодой жены профессора. Научные трактаты по физике потеснили женские романы и журналы мод, а нутро комода до отказа заполнилось косметикой. Как ни странно, старого ученого эти перемены только радовали.
– Такое чувство, что в эту квартиру вселился дух молодости и веселья, – говорил он, выуживая из-под подушки кружевной бюстгальтер. – Кто бы мог подумать, что эта сугубо утилитарная вещь может быть такой красивой? – восхищался он.
Еще бы, Наина, добрая мать семейства, предпочитала удобное нижнее белье. Она следила за его чистотой, но не предполагала, что его внешний вид имеет для профессора какое-нибудь значение.
Кристина только зубами скрипела, стараясь унять бешенство. Раньше она спокойно относилась к тому, что в просторной квартире родителей занимала самую маленькую комнату. Но теперь, когда новая хозяйка въехала в апартаменты, которые некогда занимала ее мать, она почувствовала искреннее негодование. В семье профессора вопросы о материальных ценностях на повестке дня никогда не стояли, поскольку самому ученому мужу они были неинтересны. Дочь, наслаждаясь поэзией Серебряного века, также не утруждала себя жизненной прозой. Но теперь все изменилось, и Кристина ощутила непреодолимую потребность считать квадратные метры и киловатт-часы, а заодно рубли из зарплаты профессора. Денежная река, которая раньше питала холодильник и гардероб всей семьи, вдруг начала стремительно мелеть. Но так было только на первый взгляд. Как потом поняла девушка, течение просто изменило свое направление, устремляясь теперь в модные бутики и салоны красоты.
– Ну, не мелочись, дорогая, – говорил Кристине профессор. – Ника молодая, и ей хочется хорошо выглядеть. В конце концов, это она делает для меня. Если тебе понадобится обновка, просто попроси у нее денег. Она не откажет.
– Ты хочешь сказать, что всеми деньгами распоряжается Ника? – остолбенела от неожиданности дочь.
– Странно, что это тебя удивляет. Когда-то это делала твоя мама.
– Но мама – это мама! – восклицала Кристина.
Как всегда, в самый неожиданный момент на пороге комнаты возникала молодая жена. Она подкрадывалась мягко, как кошка, неслышно ступая отороченными мехом домашними туфлями.
– В чем дело? – говорила она, гипнотизируя падчерицу взглядом.
– Пустяки, милая, – беззаботно отмахивался профессор. – Небольшие денежные проблемы.
Ника нежно обнимала старика за плечи.
– Тебе не нужно об этом думать, дорогой, – нежно ворковала она. – Ты столько работаешь, совсем не щадишь себя. Все эти вопросы мы утрясем с дочкой сами, без твоего участия.
– Нет уж! Давай говорить при папе, – возразила Кристина. – Мне нужны деньги на новое пальто. Потрудись-ка отсчитать мне нужное количество денег.
Ника вопросительно уставилась на профессора.
– Вот видишь, голубушка, – усмехнулся он. – Проблема не стоит и выеденного яйца. Подумаешь, это всего лишь пальто!
Молодая жена на это смотрела несколько иначе.
– Сколько тебе нужно? – спросила она, а узнав ответ, только покачала головой. – Недопустимое расточительство! Я не понимаю, зачем тебе итальянская модель из последней коллекции, когда в нашем магазине на углу такое же пальто, только еще и утепленное, продается в пять раз дешевле?
– Действительно, зачем? – вопрошал не разбирающийся в женских хитростях профессор. – Главное, чтобы было тепло!
– Золотые слова! – соглашалась супруга.
– А зачем тебе полушубок из стриженой норки длиною до пупа? – отвечала Кристина. – Не боишься застудиться?
Ника театрально закатывала глаза.
– Конечно, было бы разумнее купить шубу до пола, но я забочусь о семейном бюджете и не могу позволить себе такие траты!
– Что такое! – негодовал профессор. – Завтра же купи себе длинную шубу. Не хватало еще, чтобы ты заболела.
– Ну, если ты настаиваешь… – томно тянула красотка.
– Я запрещаю тебе экономить!
– Ну, как скажешь. Разве я могу тебя ослушаться?
– Верно. Ты – ангел!
После этой фразы Кристина чувствовала себя монстром, желающим придушить посланницу небес. Она поражалась слепоте профессора, не замечающего хитрый огонек в глазах бесовки. От ее неискренних, приторных выражений у нормального человека давно бы разыгрался диабет. Но ученый, выслушивая все эти «котик», «птенчик», «пусик», только умилялся. Еще бы, жена так его любит!

… – Вы полагаете, ваш отец действительно полюбил Нику? – спросил Левицкий. Его голос звучал издалека, откуда-то сзади, и, казалось, действительно принадлежал торшеру.
Кристина поморщилась:
– Нет, это невозможно. Она порочная, лживая, расчетливая, настоящее исчадие ада. Таких не любят. Это было умопомрачение.
– Ну а положительные качества у нее есть?
– Нет, – прозвучало категорично.
– Но что-то же зацепило вашего отца?
– Я догадываюсь что, – пренебрежительно усмехнулась пациентка. – Это ее груди, вываливающиеся из выреза платья, и длинные ноги.
– Значит, можно назвать вашу мачеху красивой, – констатировал Левицкий.
– Я этого не говорила!
– Тогда назовем ее некрасивой?
– Я этого тоже не говорила, – произнесла Кристина и смутилась. – О черт! Конечно, она красива, но мне так сложно быть объективной…
– От вас этого никто и не требует, – отозвался доктор. – Но кое-что вы уже произнесли сами. Вы необъективны к своей мачехе.
– Да плевать я на нее хотела! – воскликнула пациентка. – Что она сделала для меня, чтобы я подбирала для нее выражения?
– Поставим вопрос по-другому. Что она сделала для вашего отца?
– Ни-че-го! Она отправила его на тот свет.
– Она отравила его?
– Нет, конечно!
– Может, выстрелила в него из пистолета? Толкнула под колеса?
– Нет. Конечно, нет. Я выразилась образно!
– Постарайтесь объяснить, за что вы ее ненавидите?
– Неужели не ясно?
– Все-таки попытайтесь сформулировать это словесно.
– Ну, что же, попробую… Она – редкая дрянь.
– Так, – одобрительно кивнул доктор. – В чем это выражается?
– Во всем, – выпалила Кристина и задумалась. Действительно, в чем? – А… ну вот… Она вышла замуж без любви, а только по расчету.
– Это она вам сказала?
– Нет.
– Может, это сказал вам профессор?
– Нет, конечно. Но это все говорили! Это же очевидно! Ради чего молодой… э-э… красивой женщине выходить замуж за старика?
– Вы отрицаете любовь супругов с большой разницей в возрасте?
– Нет. Но в каких-нибудь других случаях. Ника не способна любить!
– А вы сами любили отца?
– Очень!
– Простите, если вопрос прозвучит несколько странно. Было ли так, что вы ревновали его к собственной матери?
– Что за ерунда! Нет, конечно. Откровенно говоря, мне казалось, что он уделяет мало времени маме.
– А Нике он уделял много времени?
– Больше того, что она заслуживала.
– Вам это не нравилось?
– Еще бы! О, черт… Вы хотите сказать, что я ревновала Нику к собственному отцу? Вы думаете, что в этом и кроется причина моей ненависти? Она заняла мое место?
– Выводы делайте сами…

Как-то раз, уже после сеанса, Кристина заметила еще одну дверь, в нише, среди полок, на которую раньше не обращала внимания.
– Удивительно, доктор. В вашем кабинете три двери. Одна ведет в коридор. Одна на улицу. А эта?
– Третья – в соседнее помещение, где у меня проходят сеансы групповой терапии, – улыбнулся Левицкий. – Я веду несколько групп людей, которые встречаются раз в неделю и с моей помощью пытаются разрешить эмоциональные конфликты, откорректировать отклонения в поведении и снять симптомы некоторых расстройств.
– Как интересно, – удивилась девушка.
– Это не только интересно, но еще и эффективно, – пояснил доктор. – Такой способ лечения предоставляет человеку гораздо больше возможностей, чем обычная беседа с психотерапевтом. Наша группа – это своеобразная модель общества, которая позволяет каждому моему пациенту выработать собственный стиль поведения и тренировать себя в самых разных контактах.
– А ваши посетители не боятся выставлять свои проблемы напоказ? – с сомнением произнесла Кристина, памятуя, что многие пациенты доктора Левицкого предпочитают выходить из его офиса через черный ход.
– В этом вся изюминка! – обрадовался вопросу психотерапевт. – Сеансы происходят анонимно. Пациенты приходят в масках, называют себя вымышленными именами или даже прозвищами.
– Занятная идея.
– Ваш отец говорил так же, – обмолвился Левицкий.
Кристина была удивлена.
– Мой отец посещал занятия в группе? – спросила она.
– Да… – отозвался доктор, и девушке почудилось, что он говорит это без особого желания. – Был на нескольких сеансах.
– Тогда мне самой хотелось бы на них побывать, – неожиданно решила для себя Кристина.
На лице доктора отразилось некоторое колебание. Должно быть, он искал повод отказать, но, по всей видимости, не нашел подходящего предлога и неохотно кивнул головой.
– Нет ничего проще, я запишу вас на следующую неделю. Ваша группа «В», – сказал он и взял в руки календарь.
– Нет, доктор, – возразила девушка. – Я хотела бы видеть группу, в которой занимался отец. Именно ту, и никакую больше!
– Но это невозможно! – воскликнул Левицкий.
– Почему? – мягко спросила Кристина.
– Ну, хотя бы потому, что в группе «С» собираются своеобразные личности, общение с которыми не принесет вам радости.
– Я помню. Именно эту группу я некогда довольно некорректно обозвала «психами», не зная, что профессор Каменев был отнесен вами к той же категории, – проговорила девушка.
– Деление на группы весьма условно, – напомнил доктор.
– Тем более, – пожала плечами Кристина. – Кто знает, может, мое место вовсе не среди ваших относительно здоровых пациентов, а как раз среди тех, кто входит в эту пресловутую группу «С»?
– Но это не принесет вам пользы, – не унимался доктор. – Выбросьте эту идею из головы. Вы просто не представляете, с кем мне приходится работать!
– В этом я смогу убедиться, посетив один из сеансов.
Чем больше сопротивлялся доктор, тем сильнее разгорался в девушке азарт молодости.
– Надеюсь, у вас есть то, чем я смогу прикрыть лицо?
Левицкий укоризненно покачал головой и достал из шкафа карнавальную маску с прорезями для глаз.
– Сеанс состоится через полчаса, – сказал он. – Я думаю, мне нужно рассказать вам о тех, с кем вам сегодня предстоит встретиться…

– Их всего трое. Вот такая маленькая группа. Вы будете четвертой, – объяснил Левицкий. – Я не знаю их имен, рода занятий, точного возраста и адреса.
– Как странно, – удивилась Кристина.
– Да. Анонимность – наше главное условие. Они будут знать о вас ровно столько, сколько вы позволите узнать.
Девушка кивнула головой. Все это было так нереально, что походило на какую-то игру, непонятную, от этого еще более притягательную и… опасную.
– Даже если бы я знал их имена и фамилии, это не помогло бы мне в лечении, – пояснил психотерапевт, и Кристина с ним согласилась.
– Итак, их трое. Двое мужчин и одна женщина. Я знаю их по прозвищам: Агент, Супруг и Фиалка.
– А эти прозвища как-то соответствуют их личности? – спросила девушка, пытаясь понять, что заставило взрослых людей взять себе такие странные вымышленные имена.
– Прозвища выбирались по их желанию. Произвольно. Возьмем Фиалку…
– Очень романтичное имя, – заметила Кристина. – Сразу же представляешь женщину нежную, как цветок. Должно быть, она очень ранима и страдает от притеснений близкого мужчины.
– Она страдает от нимфомании, – усмехнулся Левицкий. – Чрезмерный сексуальный аппетит действительно тревожит ее близкого человека. Ей тяжело удерживать себя в рамках приличия. От этого все ее проблемы.
– Тогда Агент наверняка имеет какое-то отношение к спецслужбам, – сделала она очередной вывод.
– Не исключено, – кивнул головой доктор. – Он очень пунктуален, невероятно чистоплотен и даже брезглив, обладает молниеносной реакцией, разбирается в оружии. На фоне перенесенных стрессовых ситуаций у него сформировался страх преследования. Он всерьез опасается за свою жизнь.
– Остался только Супруг, – вспомнила Кристина. – Но тут мне сказать нечего. Супруг, значит, муж. Он женат.
– Совершенно верно, – соглашаясь, кивнул головой Левицкий. – Семья для него большая ценность. Он страдает от деперсонализации. Наверняка вы что-то знаете об этом из литературы и кинематографа. Более известный термин – раздвоение личности. Так вот наш Супруг иногда ощущает себя в чужом теле.
– Да-а, необычная подобралась компания, – протянула Кристина.
– Я предостерегаю, что общение с ними может взволновать и даже расстроить вас, – напомнил Левицкий. – Помните, что это была только ваша собственная инициатива.
– Да, я помню, – проговорила девушка. – Еще один вопрос. Как звали моего отца? Я хотела узнать его прозвище.
– Лис, – коротко бросил психотерапевт. – Иногда он себя в шутку называл старым Лисом.
– Но почему? – поразилась Кристина.
– Боюсь, мы этого никогда не узнаем, – со вздохом произнес Левицкий. – Но вернемся к нашему сегодняшнему сеансу. Какое имя для себя вы бы хотели взять?
Девушка пожала плечами.
– Боюсь, мне это безразлично. Давайте меня будут звать Роза.
Доктор довольно кивнул головой.
– Вы пополните нашу оранжерею. Помимо фиалок сегодня зацветут розы. Хорошее имя! Вполне подходящее для молодой красивой девушки. Только настоятельно рекомендую вам не проявлять инициативы. Смотрите, слушайте, в дискуссии не вступайте. В конце концов, вам же только хочется удовлетворить свое любопытство. Не так ли?
Кристине не хотелось возражать…

Глава 7
Помещение, в котором собралась вечерняя группа, было небольшим, но уютным. Стулья с удобными мягкими спинками стояли посередине, образуя треугольник. С появлением новой пациентки в центре появился квадрат.
– Добрый вечер, господа! – приветствовал всех Левицкий. – Разрешите представить вам очаровательную незнакомку.
Все очарование Кристины было скрыто под карнавальной маской, и она чувствовала себя, как на детском утреннике. Пациенты встретили ее появление короткими хлопками, и она, кивнув головой, уселась на свободное место.
– Разрешите вам представить новых друзей, – сказал Левицкий. – Итак, справа от меня – Агент. Прошу любить и жаловать.
Мужчина сложил губы в презрительную ухмылку, красноречиво показывая, что он думает о любви и расположении к новой пациентке. Он был и вправду похож на спецагента. Высокий, прекрасно сложенный, с быстрым поворотом головы и широким торсом атлета. Кристина обратила внимание на прекрасно сшитый и подогнанный по фигуре костюм. О стрелки на его брюках можно было порезать палец, а ботинки отражали свет ламп на потолке. Он был бы великолепен, если бы не презрительная гримаса, которую можно было заметить даже несмотря на маску.
– Фиалка!
Женщина в длинном, до пола, платье коротко кивнула. Она небрежно закинула ногу на ногу, и разрез на подоле разошелся в разные стороны, обнажая длинные красивые ноги. Кристина могла поклясться, что заметила даже ярко-красное белье этой экзотической пташки. Она, бесспорно, была хороша. Точеная фигура, немного крупный рот, слишком чувственный для того, чтобы просто любоваться им. Несколько портили впечатление сильные руки, лишенные женственных изгибов, но, видимо, Фиалка подозревала о своем недостатке и весьма искусно маскировала его под роскошным шелковым платком.
– Супруг!
Мужчина с животиком кивнул новой пациентке довольно вяло, словно делал ей одолжение. Несмотря на то что у него, как и у других, на лице была маска, Кристина уловила, что он весь погружен в себя и мало интересуется окружающим миром. У него даже не изменился поворот головы и поза, словно он смотрел все время на круглые часы, прямо над входом, отсчитывающие время сеанса.
– Ну а теперь, когда вы знакомы с вашими новыми друзьями, представьтесь сами, – попросил ее Левицкий. – И помните, ваше право – полная конфиденциальность. Итак, ваше имя…

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/natalya-borohova/advokat-pod-gipnozom/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.