Читать онлайн книгу «Свои» автора Михаил Востриков
Свои
Михаил Востриков
Антон Михайлович Архипов рассказывает. О родных и близких. О своих! С любовью и нежностью.
Михаил Востриков
Свои
Его зовут Антон Михайлович Архипов. Ему уже шестьдесят три года… но, память его пока не подводит. И он рассказывает. О родных и близких. О тех, кто был и есть рядом с ним. О своих!
С любовью и нежностью!
***
Зима 1975 года. Антону почти четырнадцать лет. Он семиклассник и недавно пришёл из школы.
Двухкомнатная квартира, как их тогда называли – «хрущёвка-распашонка», с малюсенькой пятиметровой кухней и совмещённым санузлом. Потолок высотой два с половиной метра. Н-да, позаботилась Партия и лично Никита Сергеевич Хрущёв о народе, сцуко!
Обстановка самая простецкая, как у всех. Крашеный дощатый пол. Небольшой балкончик с ограждением из прутьев. Ковёр почему-то висит на стене. Обеденный стол с четырьмя «венскими» стульями. Сервант с обыкновенной посудой и бальзам для души подростка – хорошие книги и словари. В углу на тумбочке стоит чёрно-белый телевизор «Радий». На телевизоре красивая шитая салфетка углом и на ней статуэтка «Девушка со снопом». Плоская люстра. Всё!
И после обеда, который ему на кухне оставила мама… вкуснейшие котлетки с картофельным пюре (только разогреть!) и компот из сухофруктов, Антон лежит на диванчике и спит. Да, сладко так. Никогда он так не спал. А как спал? А просто спал, да и всё. Кстати, мама Аня говорит, что днем часик-другой поспать полезно.
Всё! Пора просыпаться! Скоро уже родители с работы придут. И еще малолетнего «разбойника», брата Женю, младше Антона на восемь лет, приведут из детского садика. Впереди обязательная вечерняя программа – школьные уроки, короткая гулянка и перед сном – поболтать с батей. Антон очень любит с ним болтать.
Батя
Батя в юности аж четыре года, с 1949 по 1953, служил в морфлоте старшиной 1-й статьи и всегда, когда рассказывает про службу, любит… немного приукрасить:
– Шли мы Сангарским проливом, – начинает батя, – Слева японцы, справа американцы, и вдруг…
Антон аж замирает от удовольствия. Эту невероятно драматичную историю о приключениях балтийского линкора «Марат» в Японском море он слышал много раз. И про то, как линкор чуть не утонул, почти наткнувшись на сорвавшуюся с якоря японскую плавучую мину, ещё с войны. И батя всех спас, стоя ночную вахту марсовым наблюдателем и вовремя углядев ту мину в морской бинокль. Ночью! Прямо по курсу! И про то, как батя у замполита отпуск в шахматы выиграл из трёх партий. Но, про отпуск, похоже, правда. По некоторым агентурным сведениям, именно в этом отпуске он и встретил маму Аню в заводском общежитии, где бабушка Дуся, его мама, работала вахтёром и уборщицей. Но, это отдельная история.
А на самом деле, батя служил на Дальнем востоке, в городе Советская Гавань, старшиной во «Флотском экипаже». Это такая воинская часть, где принимают со всей страны, стригут налысо и переодевают в военную форму похмельных испуганных оборванцев (призывались-то в том, что похуже), за месяц проводят с ними «Курс молодого матроса», организовывают приём воинской Присяги и отправляют служить дальше, в береговые части, подплав и на корабли Тихоокеанского флота.
И там есть так называемая «переходящая рота», в которую списывают всех флотских залётчиков – пьяниц, драчунов, дезертиров, самовольщиков и пр. недисциплинированных военнослужащих, в том числе и для отправки их в дисбат (дисциплинарный батальон). И наоборот, освобождённых из дисбата по отбытии срока наказания, для отправки их в обычные части для дальнейшей службы.
В дисбат военнослужащих отправляют по приговору флотского трибунала. Максимально, им там дают срока до трех лет. Но если военнослужащий за свои деяния по мнению трибунала достоин большего наказания, то его передают в гражданский суд и дальше у него – тюрьма и зона.
Понятно, что кадровые старшины постоянного состава в такой необычной роте ещё то зверьё и способны «выключить» любого матроса с одного удара. Их так туда и подбирают, могут «выключить» или нет? И по-другому там нельзя, такой контингент в переменном составе. И батя был таким вот кадровым старшиной. Но, один раз «выключил» не он, а его…
Юнги Тихоокеанского флота
Так, в один недобрый день осени 1950-го года, в переходящую роту совгаванского «Флотского экипажа» прибыли бывшие юнги! Они, когда-то мальчишки, во время войны кто как оказались в боевых частях и на кораблях Тихоокеанского флота. И многие из них участвовали в боевых действиях и имели правительственные награды – ордена и медали СССР. А в 1945 году, по осени, кому из них исполнилось полных 18 лет, всех их по закону призвали на срочную службу, не засчитав при этом в срок службы военные годы. А на флоте тогда служили пять лет. Но, в 1953 году срок службы был уменьшен до четырёх лет. Так, батя нежданно-негаданно приехал домой на год раньше.
И теперь представьте, что такие вот ребята прибыли с обычными призывниками в обычную морскую часть… Это же лиса в курятнике, всё кувырком! Через год-два их, смертельно обиженных на Советскую власть, почти всех уже отправили в дисбаты и на обычные зоны. И ведь было за что! Дрались они с окружающими страшно. Бывало, и до смерти людей забивали. Но и в дисбатах их не сломали, смерти они не боялись.
И вот, в количестве двадцати человек и в возрасте 23-25 лет, из «Пансионата «Белый лебедь» – так тогда называли дисбат Тихоокеанского флота на Русском острове под Владивостоком, в котором они отсидели(зачёркнуто), отслужили по три года по приговору Трибунала, в совгаванский Флотский экипаж прибыли те самые бывшие юнги в составе взвода. Нет, не на дембель. А для последующего оформления и отбытия в обычные части. Дослуживать свой срок, так как время проведенное в «пансионате», как и войну, в срок службы им тоже не засчитали.
И вот, эти юнги всем своим взводом поступили под начало молодого кадрового старшины постоянного состава переходящей роты – моего бати. Ну, как под начало… Конечно, формально. Какое им начальство из старшин, они офицеров-то на «нефритовом жезле» вертели.
И все бы ничего… Все знали, что не надо юнг трогать попусту! Во избежание… Перебиться пару недель, пока их всех канцелярские крысы-писари приказами по разным частям раскидают, отправить туда, да и всё!
Но… один дятел (зачёркнуто) «сундук» (мичман), в недавнем прошлом колхозный тракторист из Нахичевани, про такое явление как юнги никогда не слыхавший, да и по русски-то говоривший не очень… послал этот взвод во главе с батей на ж/д станцию, на разгрузку угля. Ну, как же, всем известно, неработающий матрос – плохой матрос. Был выходной, все офицеры в городе и никто этого «командира» не остановил.
Делать нечего, приказ есть приказ. Кое-как построились и вразвалочку пошли в город.
И вот приходят они на станцию. Там стоят вагоны с углём, на угле лежат лопаты, а рядом пустые автоприцепы. И как там батя не командует, никто ничего не разгружает. Мол, хочешь, старшина, сам разгружай. Батя орать, а ему спокойно так говорят:
– На-ка тебе, салага, деньги и сбегай в магазин за водочкой! И колбаски купить не забудь. А на обед в часть не пойдём, здесь перекантуемся.
Тут приходит этот «сундук» контролировать рабочий процесс. К юнгам он не идет, чуткий, гад, а начинает мотивировать батю, мол, я тебя… и все такое. Батя молодой, жизни не знает, опять начинает орать на юнг. И всё! Один удар лопатой по голове сзади и солнце гаснет.
В госпитале к бате приходит военный дознаватель, мол, давай, рассказывай, что да как. Кто бил, кто не подчинялся? Батя ему говорит:
– Споткнулся, упал, ударился головой об лопату, которая на угле лежала…
Дознаватель спорить не стал:
– Ах, упал? Ну-ну.
Все записал в протокол и ушел.
А когда батя пришел в роту из госпиталя, его в тот же день отправили на гарнизонную гауптическую вахту, в просторечии, «губу». Всё верно. А что бы не врал начальству! Пробыв на «губе» пять суток на хлебе и воде, а в Совгавани «губа», ох-х, злая… батя, худой, грязный и тоже злой, вернулся в роту. Вроде всё, отстало начальство, за один косяк на флоте два раза не наказывают.
И тут к бате подходят те юнги… Улыбаются, приносят поесть, выпить, дружелюбно разговаривают. Молодец, мол, старшина, не заложил! Спасибо. Один вообще «зёмой» (земляком) оказался, из одного города. Так они с батей и дружат с тех пор.
«Председатель»
Этот юнга-зёма сейчас трудится у нас в Городе председателем огромного пригородного садоводства «Здоровье», откуда и его «погоняло». И в очень узких кругах городского начальства и криминалитета он хорошо известен. У него: 4 года войны + 3 года дисбата + 5 лет срочной службы! В итоге, он отдал Родине двенадцать лет службы, как с куста! Так и приехал домой на дембель с 12 шпалами на рукаве бушлата. Тогда солдаты и матросы срочной службы на рукаве носили желтые нашивки – «шпалы», по годам срочной службы. И не один патруль его не заставил те шпалы срезать. А потому, что все по закону и в военном билете отмечено.
Он серьёзный дяденька этот «Председатель» и на всю местную шпану клал с прибором. Они ему деньги носят за возможность воровать в Городе. Но, об этом, тс-с-с! Вокруг него сбились в группу человек двадцать, таких же как он фронтовиков и бывших штрафников, а это, ой какая сила! Но, не чисто криминальная… хотя как посмотреть.
Батя рассказывал, что когда после смерти Сталина в 1953 году в город из «чёрных» зон хлынули толпы амнистированных уголовников, именно парни-фронтовики «Председателя» вместе с ментами устроили им та-а-акой геноцид – успокаивали, а то и упокоивали блатной элемент пачками. Нет бандита, нет проблемы. Так говорят, кажется…
Тогда на танцы в Кривощёкинский рабочий клуб блатные ходили с ножичками за подвёрнутыми голенищами сапог. По моде, с напущенными на них штанинами. А у бойцов «Председателя» там же, за голенищами, были… пистолеты. Эхо войны! Думаю, что и сейчас те пистолеты у «Председателевских» недалеко припрятаны.
Брат Женя
Пришли родители, привели из садика «разбойника», брата Женю. Младший, конечно, тот ещё кадр. Как-то же он смог в шесть лет дотянуться до потолка и нацарапать отвёрткой матерное слово из трёх букв на крышке распаечной коробки. Талант! Читать еще толком не умеет, а то слово выучил! Почему распаечная коробка на потолке, а не на стене, неведомо. Загадка хрущевского домостроения, а-ха-ха! А родители вверх и не смотрят, только Антон то слово и видит.
Брат с видимыми задатками лидера. Но лидером он не станет, помешает водка. Кое-как домученная школа, брошенный институт. Две брошенные семьи с детьми. Ох-х и намучается с ним мама Аня. Так до самой своей смерти в 2018 году и будет за ним ходить, котлетками кормить. Все понимала, а ходила:
– Ну, он же мой сын…
Причем, здоровье у Жени всегда было лошадиное, несмотря на многолетнюю перманентную пьянку.
Он как-то ненадолго протрезвел и решил начать новую жизнь. Купил путевку в недельное конное путешествие по горам. А там потребовали медицинскую справку и он пошел за ней в поликлинику. Так вот Антон видел эту справку. Обалдел. Вообще все показатели в норме! Только верхнее давление немного высоковато, 130. Всё приставал к Антону:
– А это не опасно?!
Воистину говорят, что Господь любит и хранит дураков и пьяниц. Как-то так случается, что все свои азартные игры с Судьбой брат выигрывает при абсолютном нуле на своём счёту.
В стройбате на Байконуре, а в СССР там был тот ещё интернационал, не для нормальных людей, он вышел из строя на вопрос начальника клуба:
– Художники есть?! Шаг вперёд!
И потом два года прокайфовал в тихой и тёплой художке, под журчание телевизора смешивая краски и натягивая холсты второму вышедшему из строя – настоящему художнику, пока остальные его сослуживцы чего-то строили на лютом казахском морозе.
А в 2024-м году, напрочь запутавшись в отношениях, долгах и кредитах, Женя пошёл и записался на СВО. Штурмовиком! Провоевал под Донецком неделю… и прилёт! В итоге, 300-й. Н-да, сильно ему досталось осколками… весь теперь дырявый, но живой. Бог спас, кто же ещё?! Сейчас он в госпитале. Лечат его и вылечат, конечно. Потом, реабилитация и, видимо, инвалидность. Получил медаль, кучу денег и всевозможные льготы от Родины. Всё, по-честному, контракт! Главное, что бы опять пить не начал. Дай-то Бог!
Что там мама Аня им про Бога рассказывала? Она ведь Антона с братом тогда, в 60-х, крестила по-тихому. Маленький подвиг был по тем временам, ибо, комсомолкам это не разрешалось. Оба раза в обед убегала с завода и крестила. Видимо, заранее договаривалась с батюшкой. И молчит мышкой. Но, Антон знает где у неё их с братом крестильные крестики лежат. Простые такие, алюминиевые, на синей тесёмке.
Главное сокровище маленького Жени – американский большой Красный трактор на четырех плоских батарейках. Где его, такой великолепный, в большой коробке, добыл добрый дядя «Председатель» и подарил Жене на день рождения, неведомо. Но, трактор блестит, поршни его прозрачного двигателя двигаются, он умеет разворачиваться на месте, ездить туда-сюда и гудит как паровоз. Трогать этот трактор никому нельзя категорически! Можно только смотреть, да и то, с разрешения маленького хозяина, если он добрый.
«Несуны»
Однажды, батя принес домой горсть гвоздей в рукавице-верхонке и Антон по глупости и малолетству его спросил:
– Пап, ты что, украл эти гвозди на Заводе?
– Запомни, сын, я не вор, я «несун»! – таков был его гордый ответ.
Потом Антон его этим «несуном» полжизни подкалывал. А он и не обижался. Тогда все несунами были. Вот, тётя Маша, батина родная сестра, по кирпичу в день в женской сумке выносила с Завода. За пару лет на гараж натаскала. А если хорошо по гаражам пошерудить, 5-10 ракет СС-20 легко можно будет собрать. Их в Городе выпускали. Но, вообще, это кажется военная тайна…
«Несунами» все советские граждане были поневоле. И рады бы что-то купить и деньги были, да негде. Или покупай ворованные кирпичи или иди запишись на кирзавод. Представь бумаги о выделении участка и разрешение на постройку дома, утвержденный проект, расчет количества и жди очереди пару лет. То же и со всем остальным, с краской, досками и т.д. Поэтому в народных представлениях, «несун» это был «свой» по жизни – сосед, родственник, приятель. А «вор» он и есть вор, и место его в тюрьме.
К слову. Вот необъяснимый пример на ту же тему из того же времени. Солярку гражданам тогда не продавали, только бензин. И даже экспортные дизельные «Волги», привезенные из-за границы, не регистрировали в ГАИ, и приходилось хозяевам менять дизеля на ДВС.
При том, что на Реке стояли тысячи частных ботов с дизелями, в техпаспортах которых было написано «с механическим двигателем». И где их хозяева тогда брали солярку? Правильно, покупали за бесценок у водителей грузовиков, сливали с тепловозов, с тракторов и т.д. И что-то Антон не помнит, чтобы кого-то за это ловили и привлекали. Они кто были, «воры» или «несуны»? Правильно, судом не установлено, значит, честные советские граждане.
Мама Аня
Мама Аня женщина суровая. Заводская рабочая, дитя войны, выпускница детского дома. Сама она про детдом никогда не рассказывала, но Антон нашёл и прочитал в Интернете воспоминания ее товарок, как они жили в том детдоме в войну. Девчонки ее звали Нюрой. Плясунья была отчаянная, пела в хоре.
Кстати, нормально они там жили, в детдоме, без ужасов. Сибирь же! Не голодали, ездили с концертами по госпиталям, за лошадьми ходили, на детдомовском огороде овощи выращивали.
Нюру и ее сестру Фросю привез в детдом председатель колхоза. Мать их, бабушка Дуся, как и у бати мать звали, умерла зимою 1942 года. Надорвалась на колхозной работе и умерла, на работу с утра не встала. А голодные дочки-погодки доходили в холодной нетопленой избе рядом с мёртвой матерью. А отец их, дед Иосиф, уже на фронте погиб. Завернул девочек пьяный председатель в один тулуп и на санях отвез в район, где сдал в местный детдом. Поклон ему до земли, инвалиду Гражданской войны, пьянице русскому запойному! Не выжили бы сестрички без него.
А так, пока обе замуж не вышли, ездили они в этот районный детдом из Города на каникулы из ФЗУ и в отпуск с завода. А куда еще? Обе красавицы были невозможные, Антон видел их на фото того времени.
Как-то, он помнит, на трамвайной остановке маму Аню окликнул какой-то мужик:
– Аня! Помнишь меня?
И как она рванула от него, волоча маленького Антона за руку. Не захотела вспоминать послевоенное заводское общежитие. Антон уже взрослым её об этом случае спрашивал. И она ответила:
– А отец бы что сказал?! Мать же его меня тогда в общежитии ему выбрала…
Мама Аня их всех любит, но что такое хорошо, а что такое плохо, она знает точно и по-своему. А на их мнение по этому поводу ей наплевать. Запросто может пройтись по карманам насчет денежной неучтёнки и сигарет. Может без спроса сдать в комиссионку отцовский выпрямитель и т.д.
Это нужно было учитывать! Но, они все её тоже любят.
Мама Аня на четыре года моложе бати. Антон и Женя у них поздние дети. Еще был первый, Павлик, но в 5 лет он умер от неизлечимой болезни. Как они это пережили и остались вместе, Антон не представлял! Видимо, просто любили друг друга, вот и остались.
А хорошим, но несколько навязчивым примером для Антона, у мамы Ани всегда были «Рыба» и два Вити – Маливинский и Уляхин, трое друзей-ровесников, которые, чуть ли не единственные в «Яме», кто после школы сразу поступили в институты.
Пример был и впрямь хорош…
С местной шпаной, в отличие от Антона, эти ребята не водились и по вечерам в «Яме» не гуляли, а занимались на стадионе «Динамо» в секции борьбы самбо. И небезуспешно, все выполнили норматив «Мастер спорта СССР»! Так, при попытке их подмять под себя, они так наваляли шайке местных жиганов с ножами и кастетами, что менты, не разобравшись, сначала хотели завести на ребят уголовное дело по тяжким телесным повреждениям. Но, потом разобрались и, наоборот, наградили их почётными грамотами. А потому, что в той шайке было двое беглых зеков с зоны №5. Витя Уляхин потом даже стал начальником прокатного цеха на Заводе и, видимо, поэтому очень рано умер от сердечного приступа. Ой, тяжкая это была работа…
Бабушка Дуся
Батина мать – Евдокия Матвеевна, Дуся. Она умерла, когда Антону уже было семь лет и он собирался в первый класс! Поэтому, конечно, он её помнил достаточно хорошо.
Дуся не вынесла смерти первого внука – пятилетнего Павлика, и что-то с ней после этого случилось. Она сильно похудела, начала заговариваться, перестала узнавать окружающих, бросалась на них и признавала только батю – своего сына. Пальцы на её руках скрючились и стали сильно дрожать. Кормил её батя с ложечки, сама Дуся её удержать уже не могла и ела мало и без аппетита. Но, в больницу её всё равно не отдавали – своя же, родная – и Дусина железная кровать до конца её жизни стояла в кухне их первой однокомнатной квартиры, которую батя получил, работая на стройке и куда они все переехали из барака. Тогда, так можно было получить квартиру, и очень даже просто. Завод строил много жилья для своих рабочих и если было нужно получить квартиру побыстрее, люди на год отрывались от станков, где очень прилично зарабатывали на сдельной, и шли работать разнорабочими на стройку.
И вот, как это бывает?! Дуся же такое вынесла…
Голод в деревне, после которого её муж Гриша, отличный штукатур, бросил хозяйство и двинул с семьёй в Город, спасаться. Там они и встретили воскресенье 22 июня 1941 года. Гришу забрали на войну мгновенно и Дуся с двумя детьми-подростками – батей и его сестрицей Машей, без каких-либо средств к существованию зимовали… в самой что ни на есть землянке. И не одни они. А морозы той зимой стояли под сорок. И только когда весной на Гришу пришло извещение-«похоронка», Советская власть выделила вдове воина каморку в заводском женском общежитии и устроила её туда работать вахтёром и уборщицей. И это была огромная удача! И сразу жить стало легче!
***
Война закончилась. Семья переехала в большой барак, построенный пленными немцами, и заняла там целых две комнаты. Такие бараки немцы строили быстро, засыпая дощатые стены угольным шлаком из заводских печей для разогрева чугунных слябов. Вода из колонки, туалет и дровяная сарайка во дворе. Красота!
Дети выросли. Маша вышла замуж за Николая Николаевича, капитана-фронтовика, намного её старше, который увёз молодую жену на край света, а именно, на только что отвоёванные у японцев Курилы. А батя после окончания семилетки пошёл работать учеником слесаря на Завод и в 1949-м его призвали на службу во флот.
И когда он из Совгавани приехал домой в отпуск, честно выиграв его у замполита Флотского экипажа в шахматы из трёх партий… вот, тогда-то и присмотрела ему Дуся невесту – фрезеровщицу Аню, красивую, серьёзную и не подверженную разгульным общагинским нравам девушку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71240257) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Михаил Востриков
Антон Михайлович Архипов рассказывает. О родных и близких. О своих! С любовью и нежностью.
Михаил Востриков
Свои
Его зовут Антон Михайлович Архипов. Ему уже шестьдесят три года… но, память его пока не подводит. И он рассказывает. О родных и близких. О тех, кто был и есть рядом с ним. О своих!
С любовью и нежностью!
***
Зима 1975 года. Антону почти четырнадцать лет. Он семиклассник и недавно пришёл из школы.
Двухкомнатная квартира, как их тогда называли – «хрущёвка-распашонка», с малюсенькой пятиметровой кухней и совмещённым санузлом. Потолок высотой два с половиной метра. Н-да, позаботилась Партия и лично Никита Сергеевич Хрущёв о народе, сцуко!
Обстановка самая простецкая, как у всех. Крашеный дощатый пол. Небольшой балкончик с ограждением из прутьев. Ковёр почему-то висит на стене. Обеденный стол с четырьмя «венскими» стульями. Сервант с обыкновенной посудой и бальзам для души подростка – хорошие книги и словари. В углу на тумбочке стоит чёрно-белый телевизор «Радий». На телевизоре красивая шитая салфетка углом и на ней статуэтка «Девушка со снопом». Плоская люстра. Всё!
И после обеда, который ему на кухне оставила мама… вкуснейшие котлетки с картофельным пюре (только разогреть!) и компот из сухофруктов, Антон лежит на диванчике и спит. Да, сладко так. Никогда он так не спал. А как спал? А просто спал, да и всё. Кстати, мама Аня говорит, что днем часик-другой поспать полезно.
Всё! Пора просыпаться! Скоро уже родители с работы придут. И еще малолетнего «разбойника», брата Женю, младше Антона на восемь лет, приведут из детского садика. Впереди обязательная вечерняя программа – школьные уроки, короткая гулянка и перед сном – поболтать с батей. Антон очень любит с ним болтать.
Батя
Батя в юности аж четыре года, с 1949 по 1953, служил в морфлоте старшиной 1-й статьи и всегда, когда рассказывает про службу, любит… немного приукрасить:
– Шли мы Сангарским проливом, – начинает батя, – Слева японцы, справа американцы, и вдруг…
Антон аж замирает от удовольствия. Эту невероятно драматичную историю о приключениях балтийского линкора «Марат» в Японском море он слышал много раз. И про то, как линкор чуть не утонул, почти наткнувшись на сорвавшуюся с якоря японскую плавучую мину, ещё с войны. И батя всех спас, стоя ночную вахту марсовым наблюдателем и вовремя углядев ту мину в морской бинокль. Ночью! Прямо по курсу! И про то, как батя у замполита отпуск в шахматы выиграл из трёх партий. Но, про отпуск, похоже, правда. По некоторым агентурным сведениям, именно в этом отпуске он и встретил маму Аню в заводском общежитии, где бабушка Дуся, его мама, работала вахтёром и уборщицей. Но, это отдельная история.
А на самом деле, батя служил на Дальнем востоке, в городе Советская Гавань, старшиной во «Флотском экипаже». Это такая воинская часть, где принимают со всей страны, стригут налысо и переодевают в военную форму похмельных испуганных оборванцев (призывались-то в том, что похуже), за месяц проводят с ними «Курс молодого матроса», организовывают приём воинской Присяги и отправляют служить дальше, в береговые части, подплав и на корабли Тихоокеанского флота.
И там есть так называемая «переходящая рота», в которую списывают всех флотских залётчиков – пьяниц, драчунов, дезертиров, самовольщиков и пр. недисциплинированных военнослужащих, в том числе и для отправки их в дисбат (дисциплинарный батальон). И наоборот, освобождённых из дисбата по отбытии срока наказания, для отправки их в обычные части для дальнейшей службы.
В дисбат военнослужащих отправляют по приговору флотского трибунала. Максимально, им там дают срока до трех лет. Но если военнослужащий за свои деяния по мнению трибунала достоин большего наказания, то его передают в гражданский суд и дальше у него – тюрьма и зона.
Понятно, что кадровые старшины постоянного состава в такой необычной роте ещё то зверьё и способны «выключить» любого матроса с одного удара. Их так туда и подбирают, могут «выключить» или нет? И по-другому там нельзя, такой контингент в переменном составе. И батя был таким вот кадровым старшиной. Но, один раз «выключил» не он, а его…
Юнги Тихоокеанского флота
Так, в один недобрый день осени 1950-го года, в переходящую роту совгаванского «Флотского экипажа» прибыли бывшие юнги! Они, когда-то мальчишки, во время войны кто как оказались в боевых частях и на кораблях Тихоокеанского флота. И многие из них участвовали в боевых действиях и имели правительственные награды – ордена и медали СССР. А в 1945 году, по осени, кому из них исполнилось полных 18 лет, всех их по закону призвали на срочную службу, не засчитав при этом в срок службы военные годы. А на флоте тогда служили пять лет. Но, в 1953 году срок службы был уменьшен до четырёх лет. Так, батя нежданно-негаданно приехал домой на год раньше.
И теперь представьте, что такие вот ребята прибыли с обычными призывниками в обычную морскую часть… Это же лиса в курятнике, всё кувырком! Через год-два их, смертельно обиженных на Советскую власть, почти всех уже отправили в дисбаты и на обычные зоны. И ведь было за что! Дрались они с окружающими страшно. Бывало, и до смерти людей забивали. Но и в дисбатах их не сломали, смерти они не боялись.
И вот, в количестве двадцати человек и в возрасте 23-25 лет, из «Пансионата «Белый лебедь» – так тогда называли дисбат Тихоокеанского флота на Русском острове под Владивостоком, в котором они отсидели(зачёркнуто), отслужили по три года по приговору Трибунала, в совгаванский Флотский экипаж прибыли те самые бывшие юнги в составе взвода. Нет, не на дембель. А для последующего оформления и отбытия в обычные части. Дослуживать свой срок, так как время проведенное в «пансионате», как и войну, в срок службы им тоже не засчитали.
И вот, эти юнги всем своим взводом поступили под начало молодого кадрового старшины постоянного состава переходящей роты – моего бати. Ну, как под начало… Конечно, формально. Какое им начальство из старшин, они офицеров-то на «нефритовом жезле» вертели.
И все бы ничего… Все знали, что не надо юнг трогать попусту! Во избежание… Перебиться пару недель, пока их всех канцелярские крысы-писари приказами по разным частям раскидают, отправить туда, да и всё!
Но… один дятел (зачёркнуто) «сундук» (мичман), в недавнем прошлом колхозный тракторист из Нахичевани, про такое явление как юнги никогда не слыхавший, да и по русски-то говоривший не очень… послал этот взвод во главе с батей на ж/д станцию, на разгрузку угля. Ну, как же, всем известно, неработающий матрос – плохой матрос. Был выходной, все офицеры в городе и никто этого «командира» не остановил.
Делать нечего, приказ есть приказ. Кое-как построились и вразвалочку пошли в город.
И вот приходят они на станцию. Там стоят вагоны с углём, на угле лежат лопаты, а рядом пустые автоприцепы. И как там батя не командует, никто ничего не разгружает. Мол, хочешь, старшина, сам разгружай. Батя орать, а ему спокойно так говорят:
– На-ка тебе, салага, деньги и сбегай в магазин за водочкой! И колбаски купить не забудь. А на обед в часть не пойдём, здесь перекантуемся.
Тут приходит этот «сундук» контролировать рабочий процесс. К юнгам он не идет, чуткий, гад, а начинает мотивировать батю, мол, я тебя… и все такое. Батя молодой, жизни не знает, опять начинает орать на юнг. И всё! Один удар лопатой по голове сзади и солнце гаснет.
В госпитале к бате приходит военный дознаватель, мол, давай, рассказывай, что да как. Кто бил, кто не подчинялся? Батя ему говорит:
– Споткнулся, упал, ударился головой об лопату, которая на угле лежала…
Дознаватель спорить не стал:
– Ах, упал? Ну-ну.
Все записал в протокол и ушел.
А когда батя пришел в роту из госпиталя, его в тот же день отправили на гарнизонную гауптическую вахту, в просторечии, «губу». Всё верно. А что бы не врал начальству! Пробыв на «губе» пять суток на хлебе и воде, а в Совгавани «губа», ох-х, злая… батя, худой, грязный и тоже злой, вернулся в роту. Вроде всё, отстало начальство, за один косяк на флоте два раза не наказывают.
И тут к бате подходят те юнги… Улыбаются, приносят поесть, выпить, дружелюбно разговаривают. Молодец, мол, старшина, не заложил! Спасибо. Один вообще «зёмой» (земляком) оказался, из одного города. Так они с батей и дружат с тех пор.
«Председатель»
Этот юнга-зёма сейчас трудится у нас в Городе председателем огромного пригородного садоводства «Здоровье», откуда и его «погоняло». И в очень узких кругах городского начальства и криминалитета он хорошо известен. У него: 4 года войны + 3 года дисбата + 5 лет срочной службы! В итоге, он отдал Родине двенадцать лет службы, как с куста! Так и приехал домой на дембель с 12 шпалами на рукаве бушлата. Тогда солдаты и матросы срочной службы на рукаве носили желтые нашивки – «шпалы», по годам срочной службы. И не один патруль его не заставил те шпалы срезать. А потому, что все по закону и в военном билете отмечено.
Он серьёзный дяденька этот «Председатель» и на всю местную шпану клал с прибором. Они ему деньги носят за возможность воровать в Городе. Но, об этом, тс-с-с! Вокруг него сбились в группу человек двадцать, таких же как он фронтовиков и бывших штрафников, а это, ой какая сила! Но, не чисто криминальная… хотя как посмотреть.
Батя рассказывал, что когда после смерти Сталина в 1953 году в город из «чёрных» зон хлынули толпы амнистированных уголовников, именно парни-фронтовики «Председателя» вместе с ментами устроили им та-а-акой геноцид – успокаивали, а то и упокоивали блатной элемент пачками. Нет бандита, нет проблемы. Так говорят, кажется…
Тогда на танцы в Кривощёкинский рабочий клуб блатные ходили с ножичками за подвёрнутыми голенищами сапог. По моде, с напущенными на них штанинами. А у бойцов «Председателя» там же, за голенищами, были… пистолеты. Эхо войны! Думаю, что и сейчас те пистолеты у «Председателевских» недалеко припрятаны.
Брат Женя
Пришли родители, привели из садика «разбойника», брата Женю. Младший, конечно, тот ещё кадр. Как-то же он смог в шесть лет дотянуться до потолка и нацарапать отвёрткой матерное слово из трёх букв на крышке распаечной коробки. Талант! Читать еще толком не умеет, а то слово выучил! Почему распаечная коробка на потолке, а не на стене, неведомо. Загадка хрущевского домостроения, а-ха-ха! А родители вверх и не смотрят, только Антон то слово и видит.
Брат с видимыми задатками лидера. Но лидером он не станет, помешает водка. Кое-как домученная школа, брошенный институт. Две брошенные семьи с детьми. Ох-х и намучается с ним мама Аня. Так до самой своей смерти в 2018 году и будет за ним ходить, котлетками кормить. Все понимала, а ходила:
– Ну, он же мой сын…
Причем, здоровье у Жени всегда было лошадиное, несмотря на многолетнюю перманентную пьянку.
Он как-то ненадолго протрезвел и решил начать новую жизнь. Купил путевку в недельное конное путешествие по горам. А там потребовали медицинскую справку и он пошел за ней в поликлинику. Так вот Антон видел эту справку. Обалдел. Вообще все показатели в норме! Только верхнее давление немного высоковато, 130. Всё приставал к Антону:
– А это не опасно?!
Воистину говорят, что Господь любит и хранит дураков и пьяниц. Как-то так случается, что все свои азартные игры с Судьбой брат выигрывает при абсолютном нуле на своём счёту.
В стройбате на Байконуре, а в СССР там был тот ещё интернационал, не для нормальных людей, он вышел из строя на вопрос начальника клуба:
– Художники есть?! Шаг вперёд!
И потом два года прокайфовал в тихой и тёплой художке, под журчание телевизора смешивая краски и натягивая холсты второму вышедшему из строя – настоящему художнику, пока остальные его сослуживцы чего-то строили на лютом казахском морозе.
А в 2024-м году, напрочь запутавшись в отношениях, долгах и кредитах, Женя пошёл и записался на СВО. Штурмовиком! Провоевал под Донецком неделю… и прилёт! В итоге, 300-й. Н-да, сильно ему досталось осколками… весь теперь дырявый, но живой. Бог спас, кто же ещё?! Сейчас он в госпитале. Лечат его и вылечат, конечно. Потом, реабилитация и, видимо, инвалидность. Получил медаль, кучу денег и всевозможные льготы от Родины. Всё, по-честному, контракт! Главное, что бы опять пить не начал. Дай-то Бог!
Что там мама Аня им про Бога рассказывала? Она ведь Антона с братом тогда, в 60-х, крестила по-тихому. Маленький подвиг был по тем временам, ибо, комсомолкам это не разрешалось. Оба раза в обед убегала с завода и крестила. Видимо, заранее договаривалась с батюшкой. И молчит мышкой. Но, Антон знает где у неё их с братом крестильные крестики лежат. Простые такие, алюминиевые, на синей тесёмке.
Главное сокровище маленького Жени – американский большой Красный трактор на четырех плоских батарейках. Где его, такой великолепный, в большой коробке, добыл добрый дядя «Председатель» и подарил Жене на день рождения, неведомо. Но, трактор блестит, поршни его прозрачного двигателя двигаются, он умеет разворачиваться на месте, ездить туда-сюда и гудит как паровоз. Трогать этот трактор никому нельзя категорически! Можно только смотреть, да и то, с разрешения маленького хозяина, если он добрый.
«Несуны»
Однажды, батя принес домой горсть гвоздей в рукавице-верхонке и Антон по глупости и малолетству его спросил:
– Пап, ты что, украл эти гвозди на Заводе?
– Запомни, сын, я не вор, я «несун»! – таков был его гордый ответ.
Потом Антон его этим «несуном» полжизни подкалывал. А он и не обижался. Тогда все несунами были. Вот, тётя Маша, батина родная сестра, по кирпичу в день в женской сумке выносила с Завода. За пару лет на гараж натаскала. А если хорошо по гаражам пошерудить, 5-10 ракет СС-20 легко можно будет собрать. Их в Городе выпускали. Но, вообще, это кажется военная тайна…
«Несунами» все советские граждане были поневоле. И рады бы что-то купить и деньги были, да негде. Или покупай ворованные кирпичи или иди запишись на кирзавод. Представь бумаги о выделении участка и разрешение на постройку дома, утвержденный проект, расчет количества и жди очереди пару лет. То же и со всем остальным, с краской, досками и т.д. Поэтому в народных представлениях, «несун» это был «свой» по жизни – сосед, родственник, приятель. А «вор» он и есть вор, и место его в тюрьме.
К слову. Вот необъяснимый пример на ту же тему из того же времени. Солярку гражданам тогда не продавали, только бензин. И даже экспортные дизельные «Волги», привезенные из-за границы, не регистрировали в ГАИ, и приходилось хозяевам менять дизеля на ДВС.
При том, что на Реке стояли тысячи частных ботов с дизелями, в техпаспортах которых было написано «с механическим двигателем». И где их хозяева тогда брали солярку? Правильно, покупали за бесценок у водителей грузовиков, сливали с тепловозов, с тракторов и т.д. И что-то Антон не помнит, чтобы кого-то за это ловили и привлекали. Они кто были, «воры» или «несуны»? Правильно, судом не установлено, значит, честные советские граждане.
Мама Аня
Мама Аня женщина суровая. Заводская рабочая, дитя войны, выпускница детского дома. Сама она про детдом никогда не рассказывала, но Антон нашёл и прочитал в Интернете воспоминания ее товарок, как они жили в том детдоме в войну. Девчонки ее звали Нюрой. Плясунья была отчаянная, пела в хоре.
Кстати, нормально они там жили, в детдоме, без ужасов. Сибирь же! Не голодали, ездили с концертами по госпиталям, за лошадьми ходили, на детдомовском огороде овощи выращивали.
Нюру и ее сестру Фросю привез в детдом председатель колхоза. Мать их, бабушка Дуся, как и у бати мать звали, умерла зимою 1942 года. Надорвалась на колхозной работе и умерла, на работу с утра не встала. А голодные дочки-погодки доходили в холодной нетопленой избе рядом с мёртвой матерью. А отец их, дед Иосиф, уже на фронте погиб. Завернул девочек пьяный председатель в один тулуп и на санях отвез в район, где сдал в местный детдом. Поклон ему до земли, инвалиду Гражданской войны, пьянице русскому запойному! Не выжили бы сестрички без него.
А так, пока обе замуж не вышли, ездили они в этот районный детдом из Города на каникулы из ФЗУ и в отпуск с завода. А куда еще? Обе красавицы были невозможные, Антон видел их на фото того времени.
Как-то, он помнит, на трамвайной остановке маму Аню окликнул какой-то мужик:
– Аня! Помнишь меня?
И как она рванула от него, волоча маленького Антона за руку. Не захотела вспоминать послевоенное заводское общежитие. Антон уже взрослым её об этом случае спрашивал. И она ответила:
– А отец бы что сказал?! Мать же его меня тогда в общежитии ему выбрала…
Мама Аня их всех любит, но что такое хорошо, а что такое плохо, она знает точно и по-своему. А на их мнение по этому поводу ей наплевать. Запросто может пройтись по карманам насчет денежной неучтёнки и сигарет. Может без спроса сдать в комиссионку отцовский выпрямитель и т.д.
Это нужно было учитывать! Но, они все её тоже любят.
Мама Аня на четыре года моложе бати. Антон и Женя у них поздние дети. Еще был первый, Павлик, но в 5 лет он умер от неизлечимой болезни. Как они это пережили и остались вместе, Антон не представлял! Видимо, просто любили друг друга, вот и остались.
А хорошим, но несколько навязчивым примером для Антона, у мамы Ани всегда были «Рыба» и два Вити – Маливинский и Уляхин, трое друзей-ровесников, которые, чуть ли не единственные в «Яме», кто после школы сразу поступили в институты.
Пример был и впрямь хорош…
С местной шпаной, в отличие от Антона, эти ребята не водились и по вечерам в «Яме» не гуляли, а занимались на стадионе «Динамо» в секции борьбы самбо. И небезуспешно, все выполнили норматив «Мастер спорта СССР»! Так, при попытке их подмять под себя, они так наваляли шайке местных жиганов с ножами и кастетами, что менты, не разобравшись, сначала хотели завести на ребят уголовное дело по тяжким телесным повреждениям. Но, потом разобрались и, наоборот, наградили их почётными грамотами. А потому, что в той шайке было двое беглых зеков с зоны №5. Витя Уляхин потом даже стал начальником прокатного цеха на Заводе и, видимо, поэтому очень рано умер от сердечного приступа. Ой, тяжкая это была работа…
Бабушка Дуся
Батина мать – Евдокия Матвеевна, Дуся. Она умерла, когда Антону уже было семь лет и он собирался в первый класс! Поэтому, конечно, он её помнил достаточно хорошо.
Дуся не вынесла смерти первого внука – пятилетнего Павлика, и что-то с ней после этого случилось. Она сильно похудела, начала заговариваться, перестала узнавать окружающих, бросалась на них и признавала только батю – своего сына. Пальцы на её руках скрючились и стали сильно дрожать. Кормил её батя с ложечки, сама Дуся её удержать уже не могла и ела мало и без аппетита. Но, в больницу её всё равно не отдавали – своя же, родная – и Дусина железная кровать до конца её жизни стояла в кухне их первой однокомнатной квартиры, которую батя получил, работая на стройке и куда они все переехали из барака. Тогда, так можно было получить квартиру, и очень даже просто. Завод строил много жилья для своих рабочих и если было нужно получить квартиру побыстрее, люди на год отрывались от станков, где очень прилично зарабатывали на сдельной, и шли работать разнорабочими на стройку.
И вот, как это бывает?! Дуся же такое вынесла…
Голод в деревне, после которого её муж Гриша, отличный штукатур, бросил хозяйство и двинул с семьёй в Город, спасаться. Там они и встретили воскресенье 22 июня 1941 года. Гришу забрали на войну мгновенно и Дуся с двумя детьми-подростками – батей и его сестрицей Машей, без каких-либо средств к существованию зимовали… в самой что ни на есть землянке. И не одни они. А морозы той зимой стояли под сорок. И только когда весной на Гришу пришло извещение-«похоронка», Советская власть выделила вдове воина каморку в заводском женском общежитии и устроила её туда работать вахтёром и уборщицей. И это была огромная удача! И сразу жить стало легче!
***
Война закончилась. Семья переехала в большой барак, построенный пленными немцами, и заняла там целых две комнаты. Такие бараки немцы строили быстро, засыпая дощатые стены угольным шлаком из заводских печей для разогрева чугунных слябов. Вода из колонки, туалет и дровяная сарайка во дворе. Красота!
Дети выросли. Маша вышла замуж за Николая Николаевича, капитана-фронтовика, намного её старше, который увёз молодую жену на край света, а именно, на только что отвоёванные у японцев Курилы. А батя после окончания семилетки пошёл работать учеником слесаря на Завод и в 1949-м его призвали на службу во флот.
И когда он из Совгавани приехал домой в отпуск, честно выиграв его у замполита Флотского экипажа в шахматы из трёх партий… вот, тогда-то и присмотрела ему Дуся невесту – фрезеровщицу Аню, красивую, серьёзную и не подверженную разгульным общагинским нравам девушку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71240257) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.