На другом берегу
Любовь Абрамова
Разве самое страшное происходит по ночам? Нет, оно является в мареве полуденного зноя. Когда воздух неподвижен, солнце – беспощадно. Какие тайны хранит деревня на берегу озера Неро? Лика не может понять: мерещится ли ей несуществующее? Или она просто оказалась там, где древние предания и рыбацкие байки причудливым образом оживают? Ключ к разгадке – странный парень, который преследует Лику с момента ее появления в Чудиново. Он приносит с собой полдень и жару, и с ним тесно связаны пугающие чудеса.
Любовь Абрамова
На другом берегу
Глава 1. Нужный поворот.
Лика открыла дверь машины. В лицо пахнуло жаром, будто в баню вошла, ветер стих, воздух был горячим и сухим. Кругом – ни души. Зеленели деревья, старательно светило солнце, безоблачное небо было слишком ярким для средней полосы. Стрекот цикад казался раздражающе громким и перекрывал сбивчивый рокот мотора.
– Пора звонить Колесникову, – мрачно сказала Лика, – скажи, что мы заблудились, пусть попросит кого-нибудь нас встретить.
Ксеня скривилась и полезла в машину за айфоном.
– Сети нет, странно. Только что ловил.
Лика дернула гаджет из Ксениных пальцев, проверить – с Ксени сталось бы соврать. Она умудрилась потерять на Ярославском шоссе желтый школьный автобус, за которым должна была ехать, и теперь вполне могла колесить по полям до опустошения бензобака, лишь бы не позориться перед Колесниковым. Но, в правом углу экрана подсвечивалась только одна палочка приема сети, а мобильный интернет показывал букву “Е”. Свой допотопный “хуавей” Лика не стала даже вынимать, он разрядился за время поездки: у Ксени в машине имелся только один USB-переходник, через него ненасытно поглощал электричество айфон.
Дорога превратилась из тряской грунтовки в две наезженные колеи с жесткими пучками полевой травы между ними. Ксеня не зря боялась ехать дальше – осколки красного рассеивателя в ближайшей яме говорили о том, что кто-то уже разбил здесь габарит. А Ксенина “нексия”, нареченная Нексюшей, с трудом выдержала испытание даже асфальтированной частью пути – узкой однополоской у Поречья, больше похожей на монохромное лоскутное одеяло.
Лика огляделась. Поблизости не было обещанного Колесниковым поворота налево, к озеру. Одиноко торчал выцветший на солнце указатель “Вексицы 0,1”, вдалеке виднелась маковка церквушки, почерневшая, без креста; впереди – поросшие травой останки некогда жилых домов. Один умудрился сохранить целую стену с квадратным проемом без следа стекол. Окошко смотрелось нелепо в отсутствии остальной части дома. Остов другого состоял из нескольких массивных бревен у самой земли. За высоченными зонтиками борщевика Лика разглядела еще не рухнувший сарай, рядом с ним – вросшую в землю тачку. Кое-что показалось Лике странным и она подошла ближе.
Доски прогнили, дверь висела на одной петле. Но, вместо жестких стеблей пожелтевшей от солнца травы, по земле стелился ровный газон, зеленый и густой, как в Московских парках. Лика нервно хмыкнула и оглянулась: Ксеня шла в противоположную сторону, поднимая вверх то одну, то другую руку с айфоном – будто смена конечностей могла помочь поймать сеть. Цикады стрекотали все громче, по шее, противно щекоча, проползла капелька пота, Лика утерла лоб тыльной стороной ладони и, вздохнув, двинулась к признакам цивилизации, обогнула почерневшую от времени заброшку и увидела аккуратный дом, выкрашенный зеленой краской.
Ни подъездной дорожки, ни тропинки. Крыльцо, очевидно, было с другой стороны. Лика подошла ближе, она никак не могла выкинуть из головы навязчивые мысли о пряничных домиках посреди глухих лесов. Солнце слепило, отражаясь от резных белых наличников, каждый вдох обжигал, как пар от кофейной чашки, воздух пах чем-то горьким, в голове неприятно гудело. Казалось, мозгу стало тесно: он будто разбух и давил изнутри на череп в том месте, где у младенцев был “родничок”. “Теплового удара мне не хватало”, – подумала Лика и снова оглянулась – ни машины, ни Ксени отсюда видно не было. Не гудел даже мотор Нексюши, видимо, Ксеня ее заглушила. Лика больше не слышала цикад, ветер окончательно стих, птицы умолкли. Тишина давила на уши, небо синело до боли в глазах, во рту пересохло, солнце казалось беспощадным. Мысли в голове ворочались лениво, тяжело, Лика переводила взгляд с травы, ровной, свежескошенной, на неподвижный кружевной тюль за стеклами окошек. Лика пыталась вспомнить, зачем она здесь? Кажется, они с Ксеней куда-то ехали и потерялись. Когда? Вчера, неделю назад? Или прошлым летом? Шея затекла – никак не хотела поворачивать тяжеленную голову. Лика понимала, что нужно было оглянуться, позади кто-то стоял, он рассматривал Лику из темноты, поселившейся в заброшенном сарае. Чужой, недобрый. Но сил не осталось, хотелось улечься прямо здесь и уснуть, выгореть на солнце, проржаветь, как та старая тачка, да врасти в землю.
Перед глазами запрыгали черные точки, трава показалась не зеленой, а бурой. Тюль на окне шевельнулся, позади скрипнула дверь и Лика, сама не понимая, что делает, со всех ног рванулась обратно. Она боялась, что увидит у дороги только безлюдные, выжженные зноем поля. Или, еще хуже, порыжевшую от коррозии старую “нексию” с открытым капотом, из-под которого уже умыкнули все детали, с проросшей через пол травой, с выбитыми окнами и спущенными колесами.
От корпуса Нексюши веяло жаром, мотор бодро гудел, Ксеня, нервно стучавшая пальцами по экрану телефона, подняла на Лику глаза.
– Поехали отсюда, а? Только резче, – пробормотала Лика, не дожидаясь ответа, села в машину. Ремнем в замок попала с третьего раза – пальцы тряслись. Ксеня плюхнулась на водительское кресло.
– Как я тут развернусь, Лик? Места мало. Видела, какие тут здоровенные канавы с обеих сторон? Попаду туда колесом и фиг выеду.
– Давай заднюю, ты же говорила, что по зеркалам хорошо ездишь.
– Чего тебе вдруг приспичило? Могли бы ножками поискать поворот.
Лика вздрогнула. Она не хотела даже выходить из машины, не говоря уже о том, чтоб шляться по округе “ножками”.
– Нечего тут ловить, – Лика надеялась, что раздражение скроет страх: не хватало еще напугать Ксеню, – поехали обратно в Поречье, там была сеть. Хватит уже твоих авантюр!
Ксеня обиженно надулась, но все-таки поставила коробку на реверс. Лика вжалась в сиденье, чтоб не мешать, Нексюша начала потихоньку отползать назад. Лика не решалась поднять глаза и посмотреть на заброшки, пока машина не отъехала метров на сто. Но, стоило Лике взглянуть вперед, как сердце застучало в ушах, она вскрикнула. Ксеня слишком сильно прижала педаль газа, Нексюшу тряхнуло и перекосило, мотор заглох, Ксеня выругалась, злобно глянула на Лику и вышла из машины.
Около заброшенного сарайчика, скрестив руки на груди, стоял мужчина, за его спиной светило солнце и Лика не могла понять, как он выглядел. Но, была уверена – смотрел он именно на нее и именно его взгляд Лика чувствовала там, у зеленого домика. Когда Ксеня открыла свою дверь, Лика вздрогнула.
– Что с тобой? Ты чего орешь и дергаешься?
– Что с машиной? – Лика решила проигнорировать вопрос и не говорить Ксене про незнакомца: Ксеня тут же полетела бы к нему – спрашивать дорогу.
Ксеня села, завела Нексюшу, молча принялась вращать руль, поддавая газу. Мотор надрывался, но ничего не происходило. Только мерзко завоняло жженым. Ксеня прекратила судорожные манипуляции, запустила пальцы в волосы, растрепав свое идеальное каре, потом картинно уронила голову на руль, раздался протяжный гудок, из ближайших кустов выпрыгнул толстенный рыжий кот и припустил в поля.
Лика принялась выискивать глазами человека, так напугавшего ее. У заброшек его уже не было. Но Лика не верила, что он ушел. Наоборот, привлеченный шумом, мог подойти ближе. У Лики задрожала нижняя челюсть, мелко, но ритмично. Лика нажала на кнопку блокировки дверей. Замок успокаивающе щелкнул, но стук в окно заставил Лику снова вскрикнуть. Снаружи стояла Ксеня, она недоуменно разводила руками, вытаращив глаза. Лика даже не заметила, когда Ксеня успела выйти.
Лика прикрыла веки, глубоко вдохнула раз, другой, нехотя разблокировала двери и вылезла из машины, оценила масштабы бедствия: Нексюша угодила колесом в канаву, да так, что передние не касались земли.
– Капе-ец, – протянула Лика.
– Тот еще капец, Лик. А ты чего заперлась?
– Случайно. Хотела аварийку включить.
– Да кому тут ей отмигивать? Ты хоть одну тачку видела за последние полчаса? А нас теперь надо на трос брать, понимаешь? Что мы скажем Колесникову?
– Да забей ты, всякое бывает, – отмахнулась Лика. Она прислушалась, боясь различить звук чужих шагов: тяжелых, быстрых.
– Все тебе “забей”! Приехали, блин, помочь! Помощницы! Заблудились и застряли в канаве! – Ксеня резко провела пальцами по нижним векам, смахнув слезы, – Ладно, можно дойти пешком до Твердино, я видела там домики на пригорке, если там живут не только старухи, то можно попросить помощи.
– Можно, – машинально согласилась Лика, она не переставала оглядываться по сторонам. Вдруг волосы взъерошил легкий ветерок, горячий, но это было лучше, чем ничего. Из куста послышалось суетливое птичье щебетание. Лика никак не могла понять, почему ей настолько не по себе. Ну мужик. Подумаешь! Он ведь был один, а их с Ксеней – двое. Ксеня, хоть и казалась хрупкой, но хватка у нее была железная – синяки оставались. Лика не раз испытывала ее силищу на себе. Все-таки, занятия спортом, пусть и гимнастика, для Ксени не прошли даром. А в бардачке у Нексюши лежали перцовые баллончики, которыми девушек снабдил перед дальней дорогой Ксенин папа. До ближайшей обитаемой деревни было километров пять, не больше. И Лику не волновало, как на их приключения отреагирует Колесников. В конце концов, они с Ксеней согласились безвозмездно пасти его учеников в летней школе и весь август проторчать в забытой Богом деревне. Где бы он еще нашел бесплатных кураторов, если б не подвернулись безотказные выпускницы?
Лику беспокоило другое: гудящий жар над полями, будто волнами катившийся по равнине, слепившее солнце, монотонный стрекот цикад, пыль, висевшая в воздухе и не желавшая опускаться вниз. Их с Ксеней явная чужеродность, очевидная даже рыжему коту, стартанувшему из кустов. И пряничный домик, у которого Лика чуть не улеглась спать.
Тревогу разогнал внезапный гул мотора. Ксеня глянула на Лику настолько решительно, будто была готова была наброситься на случайную машину, лишь бы не пришлось позориться перед Колесниковым.
Казалось, старая “нива” вывернула прямо с поля около указателя “Вексицы”. Лихо подскакивая на ухабах, машина подъехала к девушкам и затормозила, Ксене даже не пришлось кидаться под колеса.
Первой из “нивы” выскочила девушка, светло-рыжие волосы были завязаны в высокий конский хвост, нос и щеки выглядели так, будто её лицо припудрили тростниковым сахаром. Она замерла около двери машины, окинула взглядом “нексию”, подбежала к Ксене и схватила ее за руки:
– Можно я вас сфоткаю?
Ксеня оторопела: захлопала ресницами, глядя в улыбающееся лицо незнакомки.
– З-зачем?
Девушка отпустила Ксенины конечности, отступила на шаг, раскинула руки:
– Поле переходит в небо, а между ними прямо посередине застряла серебристая машина: ни туда, ни сюда! И в небо не улететь, и в поле не остаться. И вы с Ликой красиво смотритесь, такие разные! Я бы зарисовала прямо сейчас, да долго, так что, проще сфотографировать.
Теперь уже пришла очередь Лики вытаращить глаза. Откуда незнакомая девчонка знала ее имя? А Нексюша, действительно, будто бы влипла в паутину между небом и землёй. Приподняла передние колеса – возомнила себя самолётом, отрывающимся от взлетной полосы.
Водителя Ксеня с Ликой заметили только когда тот рассмеялся:
– Майя вечно всё фоткает, а иногда просто садится на землю, достает скетчбук и начинает рисовать. Ох, девчонки, видели бы вы свои лица!
Он снова усмехнулся.
– Это Макс, мой брат, – представила Майя, она уже вовсю фотографировала, так и не дождавшись разрешения.
– Оно и видно, – буркнула Ксеня.
Действительно, Макс и Майя казались одинаковыми, как два зёрнышка в банке сладкой кукурузы. Оба светло-рыжие, темноглазые, загорелые и веснушчатые.
– У меня только один вопрос, – начала было Лика.
– Только один? – перебила Ксеня.
– Пока что, один. Откуда вы знаете мое имя?
– Николаич сказал, – ответил Макс. Его заявление не внесло ясности, Ксеня возвела глаза к небу и Майя сжалилась:
– Виктор Николаевич сказал, искать на дороге двух девушек, на серебристой “нексии”, одна девушка высокая, блондинка с короткими волосами, её зовут Ксения, другая, кудрявая – Лика.
– Колесников? – хором закричали Лика с Ксеней.
– Он самый, – сказал Макс.
Лика вздохнула с облегчением: наконец начало происходить что-то адекватное.
– Нам нужно как-то машину вытащить, я пыталась сама выехать, но, только сцепление изнасиловала, – сказала Ксеня, Макс покачал головой, и она покраснела, – у меня трос есть..
– Зачем трос? – перебил Макс, – ты рули, а я толкну.
– Ты уверен? Канава глубокая.
– Уверен, только колеса прямо поставь, они у тебя налево смотрят.
Он ловко спрыгнул в канаву, а Ксеня села за руль, завела Нексюшу, открыла окошки.
Лика, была уверена, что так легко им машину не вытащить. Но ошиблась. Ксеня выровняла колеса, дала по газам, Макс, взявшись за бампер снизу, всем телом навалился на корпус “нексии”, и, о чудо, машина выкатилась обратно на дорогу! Майя захлопала в ладоши.
– Всего делов-то, – сказал Макс, вылезая из канавы и отряхивая руки. Вид у него был очень довольный, – давай помогу развернуться? Канавы в зеркала не особо увидишь.
Пока Ксеня под руководством Макса разворачивалась, Лика спросила у Майи:
– Вы ведь приехали со стороны Вексиц, но мы были там и не нашли поворота налево.
– Видимо, вы его пропустили. Там такое неприметное местечко, за большим кустом.
– А кто живёт в зелёном домике в Вексицах? – неожиданно сама для себя спросила Лика. Майя заметно побледнела, так, что веснушки стали ярче, испуганно глянула на Лику. Потом снова заулыбалась, но как-то натянуто. Макс поманил их рукой:
– Девчонки, поехали уже! Потом наболтаетесь!
Майя быстро запрыгнула в “ниву” и Макс лихо развернулся: его машине канавы были не страшны, а Лика поплелась к Нексюше. Когда Лика села на свое место, Ксеня тут же затараторила:
– А этот Макс нормальный парень! Согласился не рассказывать Николаичу, тьфу ты, Колесникову, о том, что мы застряли в канаве.
– Осталось только сделать так, чтобы Колесников не увидел Майины фотки, – пробурчала Лика. Ксеня сказала ещё что-то, но Лика её не слушала. Она смотрела на приближающиеся заброшки. Никакого газона у сарайчика и в помине не было. Такие же, как и везде, заросли борщевика. Лика сглотнула. “Зря панамку не взяла, походу, меня солнцем шарахнуло”, – подумала она. Лика уже как-то раз видела такое, чего на самом деле не было. Но вспоминать об этом не хотелось.
Тем временем, “нива” свернула прямо в густой куст, Ксеня крутанула руль и последовала за Максом, Лика ахнула, но тут же заметила, что между высокими ветвистыми зарослями пролегают две колеи, уходящие прямо в поле и дальше, в лес на берегу озера. Это трудно было назвать "поворотом", но Лика могла поклясться, что не видела в кустах ни одной прогалины.
– И правда, хитрый поворот, – прокомментировала Ксеня.
– Ага, и его тут не было, – не удержалась Лика.
– Не говори ерунды.
Нексюша мирно шуршала шинами, будто Ксеня ехала по платному шоссе с новым асфальтом. На самой границе между полем и лесом был воткнут обычный синий указатель: "Чудиново 0,3". Дорога прошла вдоль опушки, свернула к озеру. Было не очень понятно, где заканчивались облака и начиналась неподвижная водная гладь. Небо отражалось в озере, а озеро, казалось, отражается в небе. Дорога снова вильнула: впереди показались крыши домиков.
– Свершилось, – закатила глаза Ксеня.
Глава 2. Чудиново.
После въезда в деревню дорога разделилась: ушла направо широкой грунтовкой и уперлась в гаражи, слева – превратилась в пустырь, засыпанный мелкими камушками.
Макс въехал на эту импровизированную площадь, развернулся, брызнув щебнем из-под колёс, выпрыгнул из “нивы”. Майя взбежала на крыльцо длинного одноэтажного дома и без стука вошла внутрь. Ксеня затормозила, опустила стекло. Макс наклонился к ней:
– Можешь оставить мне ключи, я отгоню твою тачку к дядь Мите, у нас там стоянка.
– Да я и сама могу, – Ксеня не пускала чужих за руль Нексюши.
– Не сомневаюсь. Но надо ли оно тебе? У тебя машина воняет жженым сцеплением, дядь Митя станет тебе мозги делать.
Ксеня зарделась: в салоне, действительно, пахло чем-то едким. Вздохнув, она вытащила ключ из замка зажигания и со скорбной торжественностью вручила его Максу. Из двери, за которой исчезла Майя, показались двое рыжих парней.
– О, здарова, – Макс по очереди пожал руки обоим, – это Саня и Серый, проводят вас к школе и помогут с барахлом.
Они были похожи и друг на друга, и на Макса. Джинсы точно закупали в одном магазине. Выцветшие, голубые, с завышенной талией.
– Вы тоже братья Макса? – спросила Лика и тут же пожалела, что открыла рот: парни перестали разглядывать Ксеню и переглянулись.
– Нет, с чего бы, – ответил Макс.
“Действительно, с чего бы? На свете так много рыжих людей”, – подумала Лика. Один из парней схватил Ликину скромную сумку, другой, вздохнув, примерился к Ксениному чемодану.
– Ну что, Саня, – ласково спросила Ксеня, склонив голову набок, – куда идти?
– Ээ, – Саня смутился, – по Мастеровой, в сторону Длинного Пояса.
– Чего? – удивилась Ксеня.
– Моста, – поправил Серый, он явно уже успел оценить вес Ксениного чемодана и выглядел недовольным, – Длинного моста.
– А “Мастеровая” – это улица? – не унималась Ксеня.
– По дороге поболтаете, – буркнул Серый и Лика в душе была с ним согласна. Он поманил рукой Саню и двинулся вперед по одной из дорожек.
– Погоди, у вас всего три улицы? – Ксеня капитально взялась за Саню. Серый недовольно поглядывал на них.
– Нет, конечно. С названиями – три. Я уже тебе сказал. Озерная, Мастеровая и Огородная. Озёрная – вдоль озера..
– А Огородная – вдоль огородов? – съехидничала Ксеня, но Саня не обратил внимания на ее подколки.
– Ага, – подтвердил он.
Лика посмотрела вперед: на треугольную крышу, возвышавшуюся над остальными, да на струйки дыма, белеющие в голубизне неба.
– Это трапезная, – Саня показал пальцем на длинный дом по правую сторону от дороги.
– Столовая? Для школьников? – спросила Ксеня.
– Почему, для всех, – ответил Саня.
Лика засмотрелась на деревенские домики. Они были почти одинаковыми – срубы из толстенных бревен с треугольными крышами, одноэтажные, по два окна на фасад. Резные наличники, казалось, были скроены из кружева. Покосившиеся заборчики выполняли скорее декоративную функцию. Дворы обильно заросли всякими ягодными кустарниками – малиной да смородиной. Откуда-то тянуло аппетитным ароматом копчения. А ещё – дымом. Через забор между смежными домиками перемахнул рыжий кот, то ли тот, которого девушки встретили около Вексиц, то ли просто очень похожий. В зубах у котяры была рыбья голова.
Дальше дорога раздваивалась как огромная рогатка. На самой развилке возвышался двухэтажный дом-сруб, с заднего двора которого и поднимался густой дым.
Справа, за узкой полосой молоденьких берёзок, оказалась спорт площадка и здание, которое могло быть только городской школой. Кирпичное, двухэтажное, с узкими высокими окнами. Два крыла, посередине – проходная. Ксеня недоуменно заозиралась. Ощущение диссонанса было настолько сильным, что Лика не сразу заметила невысокого худощавого мужчину с густыми черными волосами, скорее давно не стриженными, чем по-настоящему длинными. Он заложил руки за спину и вдумчиво объяснял что-то своим собеседникам: стройной девушке с толстой русой косой и очень миловидному смуглому парню. Лика мысленно обругала Ксеню: та не упомянула, что кроме них кураторами будут Лебедь и Стрешнев. Лика, в целом, не горела желанием встречаться с бывшими одноклассниками. Но этих двоих она ещё и недолюбливала: восторженная Кристина Лебедь бесила своим оптимизмом, а Андрей Стрешнев выводил Лику грубым и неуместным чувством юмора.
Ксеня заулыбалась. Черноволосый мужчина поправил очки, присмотрелся и тоже улыбнулся, раскинул руки, будто хотел обнять Ксеню. Лика отстала от процессии на несколько шагов. Виктор Николаевич Колесников вызывал у нее смешанные чувства. Когда-то, классе в девятом, в другой жизни, они с Ксеней думали, что влюблены в Колесникова, несмотря на его явную некрасивость и маленький рост. Недостаток брутальности Колесников с лёгкостью компенсировал неиссякаемой харизмой. Хотя, Лика была уверена: он не придает значения недостаткам внешности и не замечает собственного обаяния. Такие малозначительные вещи никогда не интересовали его. Глядя на Колесникова, Лика испытывала неприятную ностальгию по тем временам, когда каждая среда была особенной, ведь по средам Колесников вел кружок, а Лика с Ксеней рисовали сердечки на полях тетрадей по истории и гадали, правду ли рассказывает о поцелуях с Колесниковым Маша Сафронова из одиннадцатого "Б". Сейчас Лика знала: Маша врала. Но тогда Машины сказки оставались самой большой проблемой в Ликиной жизни, и ей было хорошо.
Ксенино увлечение Колесниковым переросло в страстную любовь к истории, а Ликино – потеряло значение, когда заболела мама.
Колесников раскланялся с Ксеней и подошёл к Лике, у нее начало гудеть в ушах, а щеки стали горячими.
– Здравствуйте, Виктор Николаевич, – промямлила Лика, отводя взгляд.
– Лика! Я очень рад, что вы нашли возможность поучаствовать в моей маленькой авантюре!
– Да, – протянула Лика, и принялась водить носком балетки по щебню под ногами. Колесников рассматривал Лику слишком настороженно, в его взгляде читалось явное сочувствие. Лика была уверена, он знает всё: о её работе в кофейне, о том, что она снова не поступила в универ, о ссорах с отцом. Но Колесников был слишком тактичен, чтобы говорить о таких вещах.
– Надо же, кого я вижу! Ну, теперь все будет в порядке: без свежего кофе не останемся! Ой, а что у тебя с волосами? Матчу на них пролила? – раздался насмешливый голос.
Стрешнев, в отличие от Колесникова, деликатностью не страдал. Лику удивляло, как Колесников терпит Стрешнева. Да, мироздание не обделило его умом и любознательностью, но с эмпатией явно пожадничало.
– Прекрати, – одернула Стрешнева Ксеня и тут же получила дозу яда:
– Ксюх, а я думал, ты все ещё на шоссе, пытаешься отыскать жёлтый автобус.
Ксеня покраснела до самых ушей, но, вопреки обыкновению, не ответила колкостью. Колесников, казалось, ничего не заметил:
– Я бы хотел пригласить вас ко мне в комнату, чтобы обсудить все технические детали. У нас осталось совсем немного времени до вечернего квеста.
Ксеня и Лика переглянулись. Конечно, Колесников уже придумал для своих учеников занятие.
Изнутри здание школы выглядело так же опрятно, как и снаружи. Ремонт был новым, а стены, вопреки ожиданиям Лики, оказались яркими: зелёными, оранжевыми, фиолетовыми, с геометрическими орнаментами. На первом этаже находились кабинеты, в холле стоял кулер и стол для пинг-понга, висели разномастные стенгазеты и стенды с фотографиями. Лика задержала взгляд на одном: почти все дети на фотках были рыжими. На втором этаже располагались спальни. Наверху стоял изрядный гвалт. Ученики расселялись, разбирали чемоданы, бегали из одной комнаты в другую. Комната Колесникова была в самом конце длинного коридора.
– Тут что-то типа интерната? – спросил Стрешнев.
– Не совсем, – Колесников ловко увернулся от пробежавшей мимо девочки, – школьники остаются жить здесь во время учебного года, потому что родители не имеют возможности их возить. Некоторых, разумеется, забирают по домам каждый день, других – нет. Здесь учатся дети из разных сел. В классах довольно мало человек. И с учителями тут трудно. Но хотя бы здание есть, это уже немало. Его построили относительно недавно – один неравнодушный человек выделил средства.
– Но все держится на вашем друге, так? – вступила в разговор Ксеня. Колесников усмехнулся.
– Я бы скорее назвал его наставником. Он был моим преподавателем в университете. Местные зовут его просто “Профессором”, это так забавно! Вы поймете, зачем я привез сюда своих кружковцев, если посетите хотя бы одну его лекцию.
В комнате Колесникова царил бардак. Похоже, Колесников в спешке выгрузил из сумок лишь часть вещей: листы ватмана, стопки тетрадей, книги, упаковки цветного картона, горы фломастеров и цветных карандашей, ракетки и мячики для пинг-понга, футбольные и волейбольные мячи, скакалки, мотки веревки, даже кегли. На узкой кровати, застеленной пёстрым пледом, гордо возлежал принтер. Колесников явно собирался устроить своим ученикам не скучный досуг. И до Лики внезапно дошло, что она тоже должна будет принимать во всём этом активное участие.
Колесников извлёк из чемодана электрический чайник и коробку с чайными пакетиками, банку кофе, пачку соленых крендельков, баранки и печенье, одноразовые стаканчики из плотного картона.
Когда все наконец получили по стакану горячего чая и худо-бедно расселись, Стрешнев кинул в Ксеню баранкой со словами: "тебе надо поесть, а то ветер поднимается, сдует ещё", Ксеня покорно захрустела сушкой, а Лика подавила справедливое желание швырнуть в Стрешнева маленькой гантелей, на которую только что чуть не села.
Колесников забыл про свой чай и активно вещал. Он разделил школьников на четыре группы, по числу кураторов. Лика получила список с фамилиями «своих» пятерых подопечных. Старших Лика помнила ещё по школе.
– По утрам нужно будет проводить общую зарядку, – Колесников сунул в рот крекер, прожевал и продолжил, – я думаю, с этим отлично справится Ксения. А вы, Лика, поможете. Расписание вывешу в холле, прошу вас его досконально изучить. Сегодня после ужина у нас будет квест по территории. Ребята должны хорошо ориентироваться в деревне. Я решил не сильно нагружать их в первый же вечер. Мне неизвестен уровень знаний местных учеников, но я рассчитываю, что "Властелина колец" если не читали, то смотрели все.
– У нас будет квест по "Властелину колец"? – уточнила Ксеня и присвистнула.
– Не у вас, – поправил Колесников, – а у учеников. Вы будете ведущими. Я решил сделать игру по тому периоду книги, когда Братство Кольца уже разделилось, потому что мне нужны три команды.
Он встал, переложил стопки книг на столе, выудил из-под них объемную красную папку. Раздал всем листы формата А4. Это были ксерокопии нарисованной от руки карты Чудинова. Лика насчитала на своем экземпляре девять крестиков. В общем, план квеста был понятен: ученики пойдут по пути персонажей и будут выполнять задания в сюжетно важных местах. Недоумение вызывало только одно – крестик на карте около Длинного моста, подписанный "Лика?".
Лика вполуха слушала как Колесников объяснял правила игры и распределял задачи между кураторами. Лебедь польщенно заулыбалась, узнав, что ей отведена роль Галадриэль.
– Лика, а вам я оставил возможность самой решить, кем вы будете. Ваша локация – довольно необычная. К вам придут по очереди все три команды, когда они неправильно решат подсказки и собьются с пути. Вы должны будете вернуть их в игру. Ваше место будет чем-то вроде респауна. Знаете, как в компьютерной игре.
– А зачем вообще это нужно, – озвучил Ликины мысли Стрешнев.
– Потому, что пути без ошибок не бывает, – развел руками Колесников, – разве интересна та игра, в которой нет возможности проиграть?
Лика уставилась на Колесникова. И на такой пункт он решил посадить именно её? Не Ксеню, не Лебедь! Пункт исправления ошибок. Она почувствовала, как дрожат губы.
– Виктор Николаевич, а вы уверены, что ребята ошибутся? – задала резонный вопрос Ксеня. Колесников довольно хищно усмехнулся:
– Уверен. Если, конечно, среди них не найдется тех, кто наизусть знает Сильмариллион.
После ужина Лика сидела на кровати и смотрела, как Ксеня роется в чемодане: им нужно было подобрать более-менее подходящую одежду для квеста.
– Будешь помогать проводить зарядку? – спросила Ксеня.
– Куда я денусь, – вздохнула Лика, – ой!
– Что, "ой"?
– А у меня нет спортивного костюма. Я взяла джинсы да пару рубашек.
Ксеня не расстроилась, а, наоборот, заговорщически улыбнулась:
– Я взяла для тебя лишний спортивный костюм. А ещё сарафан и куртку. И шорты, – сказала она, перебирая чемодан, – запасной купальник, парео…
– Твои вещи на меня не налезут, – недоуменно проговорила Лика.
– Налезут, я взяла те, которые мне велики.
– Откуда у тебя вещи, которые тебе велики? Ты всегда была худая!
– Ошиблась с размером в магазине, – прошипела Ксеня и покраснела, – я бы на твоём месте радовалась предусмотрительности подруги, а не подвергала ее допросу с пристрастием!
– Ты взяла эти вещи специально для меня? – уточнила Лика. Дышать стало тяжело.
Неужели, Ксеня купила вещи, чтоб Лика не позорилась? А своему папе, финансировавшему набеги на шмоточные лавки, соврала, что ошиблась с размерами? Ксеня частенько затаскивала Лику в магазины, "за компанию" и заставляла примерять то одно, то другое. Лику раздражали попытки принарядить ее.
– Лучше уж иметь запасные вещи, – примирительно улыбнулась Ксеня, – а то придется выпрашивать у местных их штаны из девяностых!
Она достала из чемодана платье нежно-голубого цвета.
– Как думаешь, подойдет для образа Эовин?
Лика кивнула. Она была рада тому, что Ксеня сменила тему:
– А ты решила, кем будешь?
– Томом Бомбадилом! – выпалила Лика, шмыгнув носом.
Ксеня уронила платье обратно в чемодан, задумалась. Она не так хорошо знала "Властелина колец", как Лика.
– Погоди. Том Бомбадил – это же толстый бородатый мужик. Может, ты хотя бы будешь его женой? Как её, Золотинка, кажется.
– Ну уж нет, – отрезала Лика, – это будет не логично.
– И во что прикажешь тебя наряжать?
– Башмаки желтей желтка, куртка ярче неба, заклинательные песни – крепче нет и не было! – процитировала Лика и улыбнулась, снова шмыгнув носом.
– Ну ты и гик!
Ксеня на минуту задумалась, потом расхохоталась, ничего не объяснив, принялась яростно рыться в чемодане. Ее поиски увенчались успехом: она извлекла из-под вороха платьев и блузок резиновые сапожки, яркие, яично-желтые, с мелким узором из ромашек. Голубую куртку было решено заменить синей блузкой.
Лика вымыла волосы и высушила их феном. После такого мероприятия ее тугие кудряшки становились не в меру пушистыми. Лика разделила волнистую копну на две крупные пряди и завязала их в хвост под подбородком.
– Похоже на бороду?
– Похоже. На водяного из “Марьи Искусницы”, – пробормотала Ксеня.
В коридоре Ксеню с Ликой уже ждал Колесников. Он приложил палец к губам, нужно было тихонько покинуть школу через пожарный выход, чтобы не попасться на глаза ученикам. "Том Бомбадил", – прошептал Колесников, показал Лике большой палец, сунул ей карточки с заданиями и вытолкал на лестницу первой, Лика была рада: она не хотела выслушивать шутки Стрешнева, учитывая, что сейчас для них действительно был повод.
Лика вышла на улицу и пошла к Длинному мосту. В сапогах было жарковато, от волос под подбородком прела шея. За школой стоял ещё один домик, отличавшийся от деревенских. Небольшой двухэтажный каркасник с балкончиком – дом Профессора, от него до моста было рукой подать.
Длинный мост пересекал реку Чудинку недалеко от места ее впадения в озеро Неро: простой, крепкий на вид, балочный, с двумя опорами.
Лика остановилась, облокотилась на перила и принялась рассматривать окрестности. Озерная поверхность была абсолютно гладкой, без ряби. Она отражала редкие облака и, уже ставшие красноватыми, солнечные лучи.
Скучать Лике пришлось не долго. Вскоре к ней пришли ученики. Вторая команда тоже не заставила себя ждать. А вот третьей все не было и не было.
Лика устала стоять на месте, и принялась прохаживаться из стороны в сторону. Жара наконец спала, запах воздуха переменился. Стал более свежим, не таким густым, не таким горячим. Лика привыкла к летним вечерам в городе, к запаху остывающего асфальта, пыли, озона. Здесь, в деревне, пахло иначе: травами и дымом. Солнце садилось, вода стала чуть ли не розовой и Лике стало тревожно. Несмотря на неподвижность воздуха, казалось, что вот-вот задует ветер – как перед грозой.
Лика повернулась лицом к мосту. На другом берегу – рощица, тропка терялась среди деревьев. В прогалины между ними уже вползала темнота. За рощей маячил остов колокольни. Верхний ярус, а может и несколько, явно обрушились. Колокольня была похожа на циклопа: пустой проём арки, в которой должен был чернеть колокол, казался бельмом на единственном глазу великана. Рядом с колокольней, едва показываясь в прогалине между берёзами, виднелся одинокий купол без креста.
– Ты чего здесь, дочка? – раздался позади скрипучий голосок и Лика подпрыгнула от неожиданности. Со стороны деревни к ней незаметно подошла сухонькая старушка. На ней был белый платок, теплая вязаная кофта на пуговицах, валенки с галошами и шаль.
– Что это у тебя с волосами? – бабушка ткнула узловатым пальцем в Ликину импровизированную бороду. Лика смутилась, стащила резинку, но "борода" спуталась и никак не хотела расправляться. Когда Лика победила волосы, солнце уже почти скрылось, стало ощутимо темнее и прохладнее, появились комары, они тоненько жужжали, кусали Ликины голые ноги. «Нужно было одевать не Ксенины шорты, а штаны» – подумала Лика.
– Ты что такая зеленая? – не отставала бабулька.
Лика вздохнула. Она решила покараситься в синий после получения результатов экзаменов. Терять было нечего: отец итак разочаровался, куда уж сильнее. Лика купила осветляющую пудру и краску на последние деньги. Но волосы, вместо синих, стали бирюзовыми и это было еще полбеды. После нескольких помывок головы, Ликины кудряшки вовсе позеленели. Проклятая зелень никак не хотела смываться. Ксеня предлагала закрасить все сверху темно-русым, но Лика побоялась остаться лысой после таких экспериментов. Да и отца знатно перекашивало при виде Ликиной прически. Что, определенно, было плюсом. Объяснять все это незнакомой бабушке Лика не собиралась, поэтому просто молча прихлопнула очередного комара, присосавшегося к руке.
– На вот, дочка, а то совсем зажрут. Комариный час начинается.
Лика послушно взяла бабулину шаль, тяжёлую, пахнущую шерстью и лавандой.
– Какой час?
– Комариный! Эти зверюги вылезают точно перед закатом. Сущие ампиры.
– Кто? – снова спросила Лика, чувствуя себя полной дурочкой.
Бабулька отмахнулась.
– Ты что тут стоишь, дочка?
– Мы играем, ну, школьники. Вы знаете? В лагерь к вам приехали.
– Ай?
– В вашу школу! Ученики! На лето! – Лика постаралась сказать погромче.
– Не голоси, я не глухая! Знаю, что в школу приехали. Вся деревня вас ждала. Так ты-то что, дочка? Заблудилась? Ты с какого класса?
Лика подумала, что бабуля, наверняка, подслеповата, раз не поняла, что Лика – не школьница.
– Я куратор, – пояснила Лика.
– Кто? – опешила бабушка, – кур кормишь что ли?
– Да нет, слежу за учениками.
– Ааа, – протянула бабулька, – ты вожатая!
– Бабуль, а что это за церковь, там, за лесом? – Лика решила перевести тему и махнула рукой в сторону Длинного моста.
– Церковь? – переспросила бабушка и подошла ближе, от нее тоже пахло лавандой, – в Поречье церковь. Колокольня там. Красивая! Её из любого места видать.
Бабушка повернулась к Лике спиной и показала в сторону Поречья.
– Не та, что в Поречье, а в другой стороне, за лесом, – поправила Лика.
– В другой стороне? То в Вексицах! Георгиевская.
– Нет, – Лика начала раздражаться, – в Вексицах колокольни нет. Я говорю вон про ту церковь.
Лика повернулась лицом к Длинному мосту и указала на колокольню за лесом. Бабуля взяла Лику за руку, притянула ближе к себе, посмотрела в лицо.
– Туда не ходи, нечего тебе там шастать.
После этого сурового высказывания бабушка повернулась в сторону озера, солнце почти село.
– Пора мне, дочка.
Лика принялась поспешно выпутываться из уютной шали, благодаря которой ее почти перестали кусать "вампиры-комары".
– Оставь, потом отдашь. А то зажрут.
– Бабушка, а куда вам пора? – спросила Лика.
– На холм пойду, дочка. Я каждый вечер выхожу, на холм иду, смотрю на наше озеро.
Бабушка запустила руку в складки юбки и извлекла на свет огурчик, протерла его о подол, сунула Лике.
– Каждый год по одной прибавляю и обязательно на закате, – доверительно сказала бабушка, развернулась и побрела в сторону холма.
Лика покрутила головой. От нечего делать откусила кусок огурца. Комары жужжали, путались в волосах. В окнах школы начал зажигаться свет. Лика поняла: в команде Арагорна всё-таки нашелся школьник, знавший Сильмариллион наизусть.
Глава 3. Отражения.
Лика проснулась от истошного писка Ксениного будильника. Ксеня вскочила с кровати раньше, чем Лика успела понять, где находится. Солнце светило на Ликино одеяло, влажное от пота. В утренних лучах плавали тучи пыли – Ксеня встряхнула тонкое коричневое покрывальце и застелила им узкую постель перед тем, как запереться в душевой. Лика искренне считала, что Ксеня просто боится опоздать с зарядкой, пока не поняла истинную причину спешки – горячей воды в бойлере хватало только на одного человека. Лике же пришлось мыть голову в ледяной воде, хотя она и не была фанаткой такого рода закаливаний.
Ксенин спортивный костюм оказался тесноват, но выбирать не приходилось. В коридоре было тихо, ученики ещё спали, не зная, что с минуты на минуту их покой нарушит громкий Ксенин голос. Колесников выглянул из комнаты, едва заслышав раскатистое "Подъё-о-м!" Он почти потерялся в толстом домашнем халате. Взъерошенный больше обычного, позевывающий, Колесников выглядел мило и по-домашнему. Ему не хватало только чашки со свежесваренным кофе в руках. Вместо утреннего капучино, Колесников держал волейбольный мяч.
– С вашего позволения, Ксения, я откажусь принимать участие в зарядке, – сказал он и захлопнул дверь.
Ксеня бодро зашагала к лестнице на первый этаж, Лика уныло поплелась за ней, думая о том, как бы не вывихнуть челюсть при очередном зевке.
На улице еще пахло ночной прохладой, мокрой травой и, едва уловимо, свежей выпечкой. Ксеня повела носом, как собака, учуявшая вкусности. И принялась командовать. Запустила детей на корт, построила их в шеренгу, начала разминку. От Лики требовалось только одно – повторять движения Ксени да демонстрировать нечеловеческий энтузиазм. С повторениями все было неплохо, а вот энтузиазм подкачал. Очевидно, от внимания Ксени не укрылось, что молодежь ленится и засыпает. Она эффектным жестом подняла ногу к голове, показав вертикальный шпагат. Девчонки ахнули, парни раскрыли рты. Кто-то присвистнул. Это был Стрешнев, Лика не заметила, как он подошел. Стрешнев стоял позади школьников, сложив руки на груди, и наблюдал за ходом зарядки. Ксеня зарумянилась, изобразила ласточку. Эти движения Лика, при всем желании, не смогла бы повторить. Да и не нужно было: Ксеня достигла, чего хотела. Дети явно взбодрились. После игры в вышибалы Ксеня отпустила всех переодеваться к завтраку.
Как оказалось, Колесников запланировал экскурсию в Ростов Великий. После завтрака Ксеня объявила, что поедет на машине. Лика сразу осознала – спорить бесполезно.
– Ксюха, а ты уверена, что снова не потеряешься в полях? – спросил Стрешнев. Ксеня покраснела. Лику тоже беспокоил этот вопрос, но она решила не подливать масла в огонь и заявила:
– Зато в полях не будет тебя, чем плохо?
Едва начавшийся спор прервал Колесников, возникший на крыльце трапезной.
– Разве я могу препятствовать вашему желанию путешествовать на своей машине? – улыбнулся он, – только прошу вас ради моего спокойствия на обратном пути ехать строго за автобусом. Как вы уже могли убедиться, дороги здесь довольно специфические.
Солнце уничтожило остатки утренней прохлады, вездесущие лучи пробрались даже в тенистые дворики домов на Мастеровой улице. А над мастерской снова клубился густой дым.
На площади ребят уже ждал желтый автобус. Колесников отмечал всех детей по списку, Лебедь и Стрешнев тоже заняли свои места. Ксеня достала из кармана ключи от Нексюши, принялась нервно крутить их на пальце.
– Где тут эти ваши гаражи, – спросила она у Майи.
– А, ты поедешь на “нексии”? Пойдем, провожу вас, я все равно не собиралась в город.
– А ваш дядя Митя очень строгий? – аккуратно спросила Лика у Майи.
– Он хороший! – махнула рукой Майя, – просто любит машины как своих детей, и не даёт их в обиду.
Ксеня нервно засмеялась.
У гаражей царила своя атмосфера. Вдоль дороги стояли разные машины: старенький шевроле с проржавевшими насквозь порожками, внедорожник, бок которого был изрядно помят в какой-то аварии, пассажирская газель, обклеенная выцветшей рекламой «Yupi». Ксеня высматривала Нексюшу, но ее здесь не было. На лавочке, сделанной из двух покрышек и прибитой сверху доски, сидел крепкий бритоголовый мужик средних лет, высокий, рыжебородый, одет он был в заляпанный мазутом комбинезон. Пахло машинным маслом и сигаретным дымом, Лику моментально замутило – мужик задумчиво курил, держа сигарету между большим и указательным пальцами. Ксеня тяжело вздохнула. Увидев Майю, мужик выбросил сигарету в ведро из-под краски, очевидно служившее пепельницей, поднялся на ноги, улыбнулся и зычно прокричал:
– Майя пришла!
Из дальнего гаража вышел мужчина, естественно, рыжий, в клетчатой рубашке, застегнутой на все пуговицы и джинсах с невероятным количеством карманов. Он вытирал руки тряпкой, не менее чумазой, чем его одежда. Похож он был скорее на ученого, чем на механика. Круглые очки с толстыми стеклами, глубокая морщина поперек лба, седина в волосах, тонкие черты лица, абсолютно интеллигентный вид.
Мужчина сунул тряпку в один из своих необъятных карманов, Майя попыталась его обнять, но он легонько удержал ее:
– Ну что ты, испачкаешься!
Он улыбнулся Майе и Лика заметила, что у него на щеках появились милейшие ямочки. Но когда он перевел взгляд на Ксеню, его лицо приняло суровое выражение:
– Вы – хозяйка “нексии”, я полагаю?
Ксеня захлопала ресницами. И перевела взгляд на бородатого верзилу.
– Девочки, это дядя Митя, – представила интеллигента Майя, – наш машинный доктор.
– Да, очень приятно. Я – Ксеня, это – Лика. Скажите, а где моя машина, что-то я ее не вижу.
– У вашей машины изношено сцепление, Ксения. Я, конечно, не проводил диагностику без вашей санкции, но это и без того очевидно, – дядя Митя нахмурился ещё сильнее, – возможно, в скором времени потребуется замена. Если вы не побережете его.
Ксеня вскипела: залилась краской, ноздри раздувались при каждом вдохе.
– Могу я забрать машину?
– Конечно, можете. Она за гаражом, Макс отогнал туда, чтоб не мешала, – дядя Митя показал на дальний гараж и Лика, наконец, углядела серебристый бок.
– Спасибо, – ответила Ксеня и хотела было пойти к машине, пока дядя Митя больше ничего не сказал, но не успела.
– Советую вам в будущем приобрести машину с коробкой автомат.
– Автомат для слабаков, – выпалила Ксеня.
Не сказать, чтобы дядя Митя улыбнулся, но ямочки снова появились на его щеках. Механик, который больше смахивал на викинга, молчавший на протяжении всего диалога, одобрительно засмеялся.
– А вы не ищете лёгких путей, – сказал дядя Митя, – вам помочь выехать?
– Не надо, – гордо отмахнулась Ксеня.
Она вскинула голову, не попрощавшись, забралась в кабину Нексюши, Лика развела руками и последовала за ней. В машине все ещё воняло, а Ксеня никак не могла попасть ключом в замок зажигания. Пальцы у нее мелко дрожали. Лика огляделась. Кажется, Ксеня зря отказалась от помощи, машина стояла на узенькой площадке за гаражом, справа – толстоствольный дуб, слева – задняя стенка гаража, сзади – угол другого. А впереди – заборчик и двор жилого дома. Худо-бедно, с нескольких попыток, Ксеня выбралась из закутка за гаражом. Майя, дядя Митя и незнакомый механик наблюдали за маневрами.
Но, они не успели отъехать от гаражей: машина начала вести себя странно. Кондиционер перестал работать, на приборке загорелась красная лампочка, изображающая батарейку.
– Руль нифига не крутится, – пробормотала Ксеня, растерянно окинула взглядом приборную панель, заглушила машину, но снова завести не смогла. Нексюша выглядела абсолютно мертвой.
Дядя Митя и его подручный-варяг обнюхивали Нексюшу со всех сторон. Ксеня нервно расхаживала из стороны в сторону, Майя пыталась как-то успокоить её, а Лика нагло полезла исследовать гараж. Чего там только не было. Сменные покрышки, инструменты, разнообразные запчасти, назначение которых оставалось для Лики загадкой, два старых велика в дальнем углу, – все это вполне вписывалось в Ликины представления о гаражах и автомастерских. Но вот пучки засушенной лаванды да крапивы, развешанные над воротами, вызвали недоумение. Между ними протянулась своеобразная гирлянда из тонких мелких полупрозрачных пластинок, похожих то ли на кошачьи когти, то ли на рыбьи зубы. Лика поморщилась и отошла к дальней стене. Там на скотч была приклеена фотка со свадьбы: красивая рыжеволосая женщина в простом белом платье обнимала мужчину, в котором легко узнавался дядя Митя. Те же круглые очки, ямочки на щеках, точно такая же прическа, только без седины. Но на фото дядя Митя был черноволосым.
Лика вышла из гаража, дядя Митя разговаривал с Ксеней.
– Извините, – вклинилась в их беседу Лика, – а почему вы – рыжий?
– Простите? – переспросил дядя Митя.
– У вас в гараже висит фотка со свадьбы, на ней вы – брюнет. А сейчас вы – рыжий.
Майя, Ксеня и дядя Митя молчали. Даже рыжебородый механик замер на месте. На скамейку запрыгнул рыжий кот, уселся поудобнее и уставился на Лику.
– Волосы выгорели на солнце, наверное, а ещё, я поседел, – машинально погладив кота, ответил дядя Митя.
– Но это же невозможно, – возразила Лика, – если волосы выгорели, у корней они все равно должны быть черными.
Дядя Митя равнодушно пожал плечами.
– Лик! Ну ты нашла время! У меня машина сломалась! – завопила Ксеня.
– Извини, – пробормотала Лика.
– Вы можете мне верить, – дядя Митя продолжил прерванный диалог, как ни в чем не бывало, – я закажу необходимые детали и поставлю вашу машину на ход. Деньги переведете, как приедете в Москву.
Лика подошла к Майе и тихонько спросила:
– Дядя Митя – твой родственник?
– Ну да, он женат на маминой сестре.
Это был не совсем тот ответ, на который рассчитывала Лика: женитьба на Майиной тетке никак не могла объяснить наличие у дяди Мити их фамильной рыжины. Солнце припекало все сильнее, приближался полдень и у Лики то ли зазвенело в ушах, то ли цикады опять подняли стрекот. Лика посмотрела на дядю Митю. За его спиной, на той площадке, где Макс оставил Нексюшу, в тени деревьев стоял человек. Лику будто обдало волной жара, а сердце застучало как-то неровно, судорожно.
Ксеня с раздражением потянула Лику за рукав:
– Идем отсюда.
Лика сглотнула, голова кружилась, Ксеня упорно тащила ее прочь от гаражей. Незнакомца нигде не было.
– Лик, что с тобой не так? – Ксеня практически шипела, – ты спрашиваешь людей, почему они – рыжие!
– А тебя не волнует то, что они, так сказать, поголовно рыжие? – спросила Лика, не вполне понимая, что Ксеня от нее хочет.
– Я бы не сказала, что этот умник дядя Митя прям рыжий. Скорее каштановый с проседью.
Лика прищурившись посмотрела на Ксеню. Неужели это месть за то, что Лика уделила недостаточно внимания сломанной машине? Отрицать очевидное!
– Знаешь, в чем самое западло? Теперь мы не сможем отсюда уехать, когда захотим. Ни в город, ни домой, – сказала Ксеня и Лика вздрогнула, – на экскурсию не попадаем, до обеда еще далеко.
– В библиотеку? – вздохнула Лика, – хотя, есть другая идея: пока я вчера торчала у моста, видела на другом берегу речки заброшенный храм. Можем сходить посмотреть.
– Такая себе идея, Лик. Сто пудов там борщевик выше головы. Да и не горю я желанием провалиться под пол или получить камнем по голове, знаешь.
– Ты же историк, разве тебе не интересно? – Лика неожиданно для себя крепко ухватилась за идею осмотреть храм.
– Охраняемые памятники – это одно, а обоссанная заброшка – другое, – Ксеня поморщилась.
– Не думаю, что туда кто-то из местных ходит ссать, – возразила Лика. Ей казалось очень важным убедить Ксеню, – слушай, я притащилась сюда потому, что ты не хотела ехать одна. Теперь твоя очередь.
– Отлично, – сдалась Ксеня, – тачку сломала, теперь и кирпичом по башке не жалко.
Борщевика вокруг храма не было и в помине. Только полусухие жесткие стебли высоченной полевой травы. Ни забора, ни решеток, ни табличек. Когда Лика с Ксеней поднялись по протоптанной неизвестно кем дорожке на невысокий холм, Ксеня отвлеклась от причитаний по поводу машины и присвистнула. Колокольня вблизи показалась огромной, она горой нависла над девушками. Лика остановилась чуть поодаль, чтобы рассмотреть массивные колонны первого яруса: по две с каждой стороны пролета. По углам – четыре башни с круглыми отверстиями окон. Побелка расползлась пятнами, обнажив красные язвы кирпича, площадка над ярусом поросла кустарником. По низу колонн тянулись полоски щербин, на земле – кирпичное крошево.
Но запустение лишь добавляло колокольне величественности. Она с укоризной смотрела на Лику мертвыми глазами пролетов, будто спрашивая: "Где мой колокол в полсотни пудов? Где чернобородый звонарь, тяжело поднимающийся по лестнице? Где переливчатый звон мой, разносившийся по всей округе? Где люд православный, спешивший ко Всенощной? Нет ничего, ничего уже нет, только карканье ворон, только прорастающая сквозь плоть трава, только забвение". Лика тряхнула головой, потянула Ксеню за руку. Лике хотелось пройти внутрь, под свод, но Ксеня высвободила пальцы из Ликиной пятерни и сложила руки на груди.
– Вот он, тот самый момент, когда нас убивает камень, – Ксеня покачала головой.
– Ну и стой тогда, – отмахнулась Лика.
Колонны первого яруса высотой в два Ликиных роста остались позади, все кругом было завалено обломками кирпича. Лика подняла голову – над ней синело небо, верхний ярус и купол, если он и был, явно обрушились. А по внутренней стороне толстой кирпичной стены чернела длинная трещина похожая на молнию.
– Лик! – позвала Ксеня.
– Не ори! – тут же откликнулась Лика, ее голос гулким жутковатым эхом отскочил от колонн, лестниц и заполнил собой все пространство внутри колокольни. Лике показалось, что кирпичи дрожат, а темнота в трещинах шевелится. С возмущенным щебетом вверх поднялась стая мелких птичек. Лика, оступаясь на кирпичных обломках, поспешила прочь.
Храм не рассыпался на куски, как колокольня, но оказался в весьма плачевном состоянии. Кирпичные ступеньки едва проглядывали сквозь густые заросли тысячелистника и крошились под ногами. Наружные двери были давным давно сняты с петель, а внутренние оказались открытыми. Лика перешагнула через порог в прохладный полумрак. Сквозь узкие окна световых барабанов проникали полоски солнечных лучей, освещая высоченный резной иконостас, в котором вместо ликов зияли провалы. Дерево давно прогнило. Фрески на стенах почернели то ли от плесени, то ли от пожара, так, что невозможно было даже представить их изначальный вид. Остались фрагменты. Только голубой цвет: неба, одеяний? Только узкие руки, дающие благословение или обращённые открытой ладонью к тем, кто пришел. Только глаза, спокойные, мудрые, не знающие, что у них уже нет лиц.
Отсюда явно вынесли все, имевшее ценность, храм был пуст. Не было здесь и привычных для заброшек осколков стекла от пустых бутылок и граффити на стенах. Ощутимо пахло озерной сыростью.
– Надо же, не обоссано, – прокомментировала Ксеня.
Но Лика не слушала ее. Через тонкую подошву балеток она чувствовала рельефные орнаменты на металлической плитке, сквозь стыки которой проросла вездесущая трава. От стен расползался холод, каждый звук, даже самый тихий, множился и разбегался по всему храму: отскакивал от пола, гудел под лестницей, бежал по деревянным гроздьям винограда, украшавшим пилястры, и, наконец, поднявшись под самый купол, носился и гремел, звеня остатками выбитых стекол.
Лика не удержалась и погладила морду неизвестного науке зверя, расположившегося на двери. Он охранял замочную скважину исполинского размера. Лика представила многоголосый колокольный звон, мельтешение свечного пламени, пение хора. Ей показалось, что она слышит чистые высокие голоса и видит блеск золота иконостаса. В Ликином воображении храм заполнился людьми, у фресок снова появился сюжет, а святые обрели лица.
– Печально, – резюмировала Ксеня, – интересно, какой год постройки?
– Надо будет спросить у Колесникова, он, наверняка, в курсе.
– Пойдем, а? Как-то уныло смотреть на этот труп, – сказала Ксеня, она обхватила себя руками и поежилась.
После полумрака храма солнечный свет слепил. Перед глазами тут же поплыли черные круги. Ксеня прищурилась, приставила ладонь козырьком ко лбу, и спутилась по ступенькам. У Лики закружилась голова, она на мгновение остановилась и услышала позади себя, внутри мертвого храма, звук шагов: мягких, осторожных. Лика напряженно всмотрелась в темноту, но солнце мешало разглядеть что-либо.
– Там кто-то есть, – пробормотала она онемевшими губами.
– Что? – Ксеня быстро поднялась и заглянула за дверь, – я никого не вижу. Но давай-ка валить отсюда.
Ксеня слов на ветер не бросала, она неслась так быстро, насколько позволяли ее длиннющие ноги. Уже на другой стороне реки Лика впервые оглянулась. Над колокольней блеснул золотом тонкий шпиль. Лика сглотнула. Когда она наглоталась маминых таблеток после похорон, ей тоже мерещилось разное. Врачи сказали отцу, что последствий не будет. Неужели, все-таки ошиблись?
– Ваше отсутствие заставило меня изрядно поволноваться, – покачал головой Колесников, он рассаживал учеников по пластиковым стульям на палубе прогулочного катерка, который рыбаки пригнали из Поречья. Ксеня смущенно потупилась. А Лика себя виноватой не чувствовала: машина сломалась, телефоны в деревне не ловили, оставалось только ждать возвращения желтого автобуса, что они и сделали.
Когда все заняли свои места, катерок с тихим гулом сдвинулся и стал быстро удаляться от берега. Ветер завыл в ушах, многие ребята потянулись за пледами. Мужчина, управлявший катером, решил провести собственную экскурсию:
– Озеро у нас большое, самое большое в области. Вон туда – аж тринадцать километров, да! Тринадцать на восемь. Только купаться тут нельзя.
– Почему? – тут же встрял Стрешнев.
– Так ил. Дно все покрыто толстенным слоем ила. Сапропель называется. Водички тут метра полтора максимум, а дальше – ил, метров на пятьдесят будет. Запутаешься ногами и утащит тебя, парень, пиши пропало.
Мальчишки разочарованно надулись, а девчонки, вцепившиеся было в свои стулья, и не рискнувшие подходить к ненадёжным бортам катера, явно расслабились. Но импровизированный экскурсовод решил не сдаваться:
– Только не везде так, озеро изрыто желобами и там как раз большая глубина, это каждый наш рыбак знает. Потому что щука лучше клюет на желобах.
– Откуда столько ила? – спросил Стрешнев. Водитель хитро прищурился, поднял палец вверх. Ребята навострили уши.
– Много разного на этот счёт поговаривают. Говорят, в древности наше озеро было меньше, а потом раздвинуло свои берега. Тому много доказательств. В старые времена дорога на Ростов была в другом месте, через Поречье и Угодичи, там и был город, восточнее нынешнего.
– И куда же он делся? – заинтересовалась Ксеня.
– Как куда? Под озером город, старый Ростов. Отсюда и пошли рассказы о Китеж-граде.
– Разве Китеж не в озере Светлояр? – спросила Лебедь.
– Э, нет. Там как город мог под воду уйти? Доказательств нет. А у нас – запросто. Потому, что река Сара, которая теперь впадает в озеро, и Вёкса – та, что вытекает, давным-давно это все была одна речка, ее прежнее русло и образовало желоба на дне озера. А город-то на реке стоял.
Лика оглянулась, Колесников благодушно улыбался и молчал. Наверняка потом заставит учеников припоминать все эти сказки, анализировать, откуда что взялось, проверять, так сказать, по достоверным источникам.
– Виктор Николаевич, это правда? – не унималась Лебедь.
– Ну, – развел руками Колесников, – вообще, есть кое-что странное. Первые летописные упоминания о Ростове Великом, действительно, не соответствуют археологическим находкам в том месте, где сейчас стоит город. Но, чтобы подтвердить эти гипотезы, нужно проводить раскопки на дне озера, а это, как вы понимаете, трудно выполнимо, из-за сапропеля.
– Да ничего там не откопать, – отмахнулся водитель, – под илом-то много всякого: золото, утварь церковная. Ростовчане все свои богатства попрятали от татар, отвезли на лодках подальше, скинули в ил – и поминай, как звали. А достать – никак. Китайцы приезжали, знаю, хотели озеро очистить. Такой уговор был, они ил выкачивают, а что найдут – себе забирают. Но ежели не будет ила – и рыбы меньше будет, и огороды Поречские такие овощи давать перестанут. Огурцы уже ели? Ну чистый сахар! Немного бы только расчистить, чтоб озеро не заболачивалось, но кто ж этим заниматься станет? Кроме китайцев некому, а тех что-то не устроило. Не договорились они с администрацией. Так может, оно и к лучшему, у озера много своих секретов. Еще бабка моя рассказывала, что в войну дрова-то рубить запретили и топить нечем стало, так мужики с Поречья по мелководью заходили в озеро и выкорчевывали оттуда огромные корни. Росли когда-то деревья. Там, где сейчас ил да вода.
Водитель умолк, он явно был доволен произведенным эффектом. Теперь ребята смотрели на озеро по-другому: всматривались в воду, очевидно, пытаясь увидеть следы старого Ростова, корни вековых деревьев, глубокие желоба и золото.
Они обогнули дельту Чудинки, с озера заброшенный храм смотрелся так, будто стоял на воде. Колесников попросил ненадолго остановить посудину, мотор перестал надрываться, ветер немного утих.
Лика встала, подошла к бортику. Вода не двигалась, не было волн и даже мелкой ряби, ни птиц, ни других лодок, ни водомерок, ни мелких рыбёшек, не было и запаха пресловутого ила. Поверхность озера казалась абсолютно гладкой, в ней отражались кусочки пушистых белых облаков да полоски солнечного света. Лика вспомнила, как однажды разбила больничный градусник и помогала медсестре убирать раскатившиеся по углам горошинки ртути, всасывая их маленькой спринцовкой, а потом случайно надавила на не?: на полу оказалась большая, качающаяся, дрожащая капля, в которой виднелись отражения больничного пола, ножек кровати, даже Ликиных пальцев. Вода в озере Неро была очень похожа на ртуть, только не цвета фольги, а голубую, блестящую, но тянущуюся, как карамель, казалось, если дотронуться пальцем – прилипнет.
Где-то вдалеке, наверное, в Поречье, зазвонили колокола: большой, гулкий «бом», а следом россыпь маленьких, тонких, переливчатых, и снова «бом». Лика прислушалась: звук шел будто бы из-под воды, словно озеро было окном, за которым находилась звонница, а Лика прижалась носом к стеклу. Колокольня отражалась в воде, снова что-то блеснуло золотом над ней. «Китеж-град», – подумала Лика.
Колесников встрепенулся, посмотрел на часы.
– Ой, мы сильно задержались! – сказал он и велел править к пристани.
Глава 4. Искры в темноте.
Лика быстро привыкла к расписанию школы. До обеда Колесников с Профессором проводили лекции и семинары. Кураторы в это время создавали реквизит для разнообразных вечерних квестов, воплощая плоды неиссякаемого воображения Колесникова. В качестве ведущих приходилось изображать то аргонавтов, то средневековых рыцарей, то монахов из северного русского монастыря, даже мифических чудовищ. Однажды Колесникову захотелось устроить день археологических раскопок и Ксеня с Ликой стёрли руки до волдырей, закапывая на поле за спортплощадкой черепки, любезно выделенные мастерской. Неудавшиеся изделия керамистов играли роль древних сосудов и предметов быта. На археологов пришла посмотреть вся деревня, а рыжих детей было едва ли не больше, чем приезжих.
В общем, Лика была постоянно занята и это ей нравилось. Только спалось в Чудиново плохо. Окно Ксени и Лики выходило на солнечную сторону, с рассветом в комнате не оставалось ни одного темного уголка. Кроме вездесущего светила спать не давали комары. Если девушки не успевали закрыть окно до начала комариного часа, а не успевали они регулярно, потолок покрывался мириадами мелких жужжащих тварей, от которых не спасали даже фумигаторы, привезенные Колесниковым. Ксеня легко решила эту проблему: по ночам она накрывалась одеялом с головой. Лика так сделать не могла: это вызывало навязчивые ассоциации с тем, как в больнице умершим накрывали лица простыней.
Поэтому Лика просыпалась на рассвете, когда солнечные лучи принимались ползать по лицу, а уснуть уже не удавалось, ведь на вахту заступали комары: как только к Лике приближался Морфей, в ухе раздавалось тоненькое, гадкое «зь-зь-зь».
Лика не жаловалась: из-за ранних побудок она успевала попасть в душ до того, как Ксеня истратит всю горячую воду, да и по вечерам быстрее засыпала: можно было не ворочаться часами в тщетных попытках прогнать из головы грустные мысли.
Вот и сегодня Лика проснулась гораздо раньше будильника, ей снова снилось озеро, густая зеркальная вода, трава, которую приминал то ли ветер, то ли течение. А еще – шпиль колокольни на другом берегу Чудинки. За окном вовсю щебетали утренние пташки, Ксеня спала, намотав одеяло на голову и вытянув тощие ноги. Лика почувствовала запах, обычный для московской многоэтажки, но не типичный для Чудинова. Сигаретный дым! В деревне часто пахло дымом: от коптилен и костерков, из дворика мастерской, но это был другой дым.
Лика решила, что кто-то из учеников втихаря курит на пожарной лестнице, встала, быстро натянула Ксенин спортивный костюм, сунула ноги в тапочки и вышла в коридор, там было прохладнее, чем у них в комнате, окна в торцах – открыты, между ними спокойно гулял ветерок, не ведая, что к нему привязался компрометирующий табачный запашок. Хорошо, что выход на пожарную лестницу находился максимально далеко от комнаты Колесникова. Сдавать курильщика в Ликины планы не входило.
Лика открыла дверь на узкий балкончик, с которого спускалась лестница и, не сдержавшись, выругалась. Стрешнев. Стоял себе спокойненько, облокотившись на железные перила, услышав Лику, обернулся, но не вздрогнул, не испугался, моментально оценил ситуацию и продолжил курить. Лика вспомнила, как он ныл, что в Чудиново нет "нормального" магазина, но так и не ответил на вопрос, что конкретно ему нужно, а Макс вчера ездил в Поречье, наверняка, это он купил сигареты по просьбе Стрешнева. Лика собралась было захлопнуть дверь, но Стрешнев развернулся и придержал ее, не дав закрыться.
– Эй, Гликемия, не уходи!
– Как ты меня назвал?
– Ну, это что-то из медицины. Похоже на твое имя. Советую сменить.
Лика прикрыла глаза, глубоко вдохнула, поборола справедливое желание зажать голову Стрешнева между дверью и косяком. Стрешнев знал, что Лика ненавидит свое имя, это знали все: учителя, директор, одноклассники. Даже в классном журнале за одиннадцатый класс писали не Морозова Гликерия, а Морозова Лика. Раньше отец звал Лику просто Сладушка, а мама называла "Гликеша". Лика даже подумывала сменить имя когда ей исполнится двадцать один. Но демонстрировать эмоции Стрешневу она не собиралась, сложила руки на груди и со всем возможным спокойствием сказала:
– Ты научился пользоваться Гуглом и скачал медицинский справочник?
– Не-а, тут же интернета нет. Так что, это я сам такой умный.
Стрешнев снова затянулся и выдохнул дым в лицо Лике. Ее замутило от запаха. Перед глазами сразу же возникла картинка: холодный ноябрьский вечер, заваленный мусором лесок за территорией больницы, тонкий слой грязного снега тщетно пытался прикрыть собой пустые пивные бутылки и следы прогулок собачников из соседних домов. Черные силуэты голых, будто облезлых, деревьев, белый свет из окон больничных корпусов. Пальцы ужасно мерзли, перчатки Лика сняла, чтобы не пропахли дымом. Ногти казались синими, как у покойницы, а ветер раз за разом задувал огонек дешевой зажигалки с надписью “bic”, но Лика чиркала и чиркала снова, ребристое колесико оставляло красные следы на подушечке большого пальца, было больно. Наконец, сигарета начала дымить. Алкоголь Лике не продали. Мужик, куривший у ларька напротив проходной, согласился купить пачку сигарет, но посмотрел осуждающе. Лика жадно вдохнула дым вместе с холодным воздухом, голова закружилась. Лика ждала, когда станет легче. Она слышала, что сигареты успокаивают.
Но легче не становилось. Наоборот, сердце принялось стучать быстрее. Мамино лицо, похожее на маску, будто сделанное из теста, опухшее, бледное. Гудки в старом телефоне. Отец не брал трубку и телефон разрядился, он совсем перестал держать заряд. Отец обещал подарить Лике айфон на Новый год, но все деньги ушли на лекарства. Голова кружилась сильнее, Лика куда-то шла, хваталась ледяными пальцами за шершавые стволы.
Стрешнев сделал последнюю затяжку, затушил сигарету о перила и щелчком отшвырнул в траву. Лика помотала головой: она больше не там, ее не тошнит за корпусом больницы, сейчас лето, тепло, и пальцы не дрожат от холода. Стрешнев смотрел на Лику настороженно, явно заметил, что она странно себя ведет.
– Какой же ты свинтус! Неужели нельзя не мусорить? – вскрикнула Лика, пытаясь перекричать собственные мысли, чтобы выбраться из пропасти памяти, в которую угодила по милости Стрешнева.
– Я случайно, по привычке, – принялся оправдываться Стрешнев.
– Привычка – мусорить?
Он развел руками. Лика пихнула его плечом и подошла к перилам, чтобы посмотреть, куда упал окурок. Окна с этой стороны школы выходили на домик Профессора, за ним виднелась речка Чудинка, вода блестела под утренним солнцем как рыбья чешуя. Откуда-то издалека слышался колокольный звон. Внизу, около лестницы, стоял человек, тот самый, преследовавший Лику от Вексиц. Впервые он оказался так близко – рукой подать: они на втором этаже, он – под лестницей. Лика оглянулась, Стрешнев перекрыл своей тушей дверь в коридор, он разглагольствовал и явно не замечал, что они больше не одни. Оттолкнуть его и убежать в свою комнату?
Лика сделала глубокий вдох и присмотрелась: да это скорее был парень, чем взрослый мужчина! Его макушку подсветило солнце – кудрявые нестриженые пряди были похожи на мотки медной проволоки. Он носил такие же джинсы с завышенной талией, как Макс, Саня с Серым, да и другие местные ребята. Лика умудрилась разглядеть веснушки на загорелой шее. И чуть не рассмеялась от облегчения.
– Эй! – крикнула она.
Парень посмотрел вверх, а Лика махнула рукой. Стрешнев подошел к Лике и тоже уставился вниз:
– Ты чего орешь? Сейчас всех перебудишь! Кого ты там увидела?
Лика подумала, что Стрешнев снова шутит, издевается. Но ответить не успела, дверь на балкончик распахнулась с такой силой, что стукнулась о перила, едва не задев Стрешнева.
– Вы с ума сошли? – в проеме стояла Ксеня. Волосы встрепаны, короткий халатик из пушистой ткани надет наизнанку, – вы что тут, курите?! Воняет на весь коридор!
Ее громкий шепот расползался по коридору как стайка шипящих змеек.
– Ксюх, угомонись, – бросил Стрешнев, а Лика обратила внимание на то, что он с интересом разглядывает Ксенины голые ноги и не слишком плотно запахнутый халат.
– Я не курила, – поспешила оправдаться Лика, пока Ксеня снова не принялась отчитывать их тоном свистка закипевшего чайника.
– Ты шумишь гораздо больше, чем мы, – резонно заметил Стрешнев, – ты что, против курения? Антитабачная кампания? Или полиция нравов?
Ксеня перевела взгляд с Лики на Стрешнева, снова на Лику, покраснела так, что даже кончики ушей заалели и пробормотала:
– Нет, я не против, мне пофигу. Главное, чтобы вас Колесников не спалил.
– Пока вы с Ликой не налетели, никто ничего не палил. Уже который день, – Стрешнев отодвинул Ксеню и как ни в чем не бывало пошел в свою комнату, а Лика снова посмотрела вниз: конечно, парень успел уйти.
– Почему ты соврала Стрешневу? Ты ведь против курения, – сказала Лика. Ксеня, действительно, активно пропагандировала здоровый образ жизни: кому, как не ей, кандидатке в мастера спорта, агитировать против зависимостей? А тут упустила такой явный шанс прочитать лекцию о вреде курения!
– Я не соврала, – Ксеня пожала плечами и поправила халат, – это его право, может делать, что хочет. Знаешь, мне кажется, когда от парня немного пахнет табаком, это придает ему брутальности что ли…
Ксеня умолкла и покраснела еще гуще, а Лика снова убедилась в том, что чужая душа – те еще потемки.
На ежедневном собрании кураторов Колесников объявил: вечером их ждут посиделки у костра, поэтому готовиться к квесту не нужно. А завтра, после занятий, будет просто игра в “шляпу”. И всего делов – нарезать из белого картона карточки да переписать на них слова. Лика не поверила своим ушам.
Лебедь в подготовке квестов не участвовала, раз за разом находя новые нелепые причины, по которым ей было совершенно необходимо присутствовать на лекциях Колесникова: то материалы ученикам раздавать, то помочь настроить проектор, однажды просто пошла отнести забытую книгу и не вернулась. Стрешнева Лика частенько прогоняла сама: было проще сделать работу за него, чем выслушать нескончаемый поток острот. А Майя, хоть и могла нарисовать роскошные львиные головы на картонных рыцарских щитах, но, в остальном, помогала бестолково: часто бросала дело и доставала свой скетчбук.
Когда с карточками было покончено, Ксеня не дала Лике ускользнуть в их комнату. Семинар еще шел и они спустились на первый этаж. Почти все кабинеты были заперты, на подоконнике коридорного окна стоял одинокий цветочный горшок с пожухлым фикусом, вертикальные жалюзи – задвинуты, но несколько изжелта-белых пластин отсутствовало и неравномерные, то узкие, то широкие, полоски солнечного света грели линолеум, подсвечивая тучки пылинок, Лика качнула рукой одну пластинку, остальные заколыхались, ударяясь друг о друга, клацая пластиком. Через приоткрытое окно проникал запах скошенной травы и коптилен. В городской школе пахло бы иначе: горячим асфальтом, мелом, возможно, свежей краской. С детской площадки, что у дома напротив, доносились бы радостные возгласы, визг ребятни, окрики взрослых и звуки прыгающего мячика, треньканье велосипедных звонков, перестук колёс самокатов. Здесь же слышно было только щебет птичек, далекие удары топора да гул голосов – из единственного открытого кабинета. Можно было подумать, что школьники просто пришли на субботник, убрать кабинет перед каникулами, или у них классный час, а может, закончился последний экзамен: оценки получены, уроки сделаны, коленки ещё не разбиты, на кожу только-только начал ложиться загар, а впереди целое лето и никаких забот.
Ксеня с Ликой тихонько проскользнули в класс и сели на свободные места за последней партой. Кабинет был выбран правильно: он находился с теневой стороны, сюда солнце добиралось только по вечерам, между открытыми настежь окнами и распахнутой дверью гулял бодрый сквознячок, Лика приготовилась наслаждаться прохладой.
Лебедь сидела впереди, подперев подбородок кулаком. Ученики перешептывались, что-то выкрикивали, дискуссия была оживленной. Кажется, Ксеня говорила, что сегодняшняя тема – происхождение фантастического.
Профессор поднял вверх указательный палец и ребята притихли. Лика прислушалась.
– Я бы не стал называть мифологию фантастикой. Люди пытались объяснить природные явления, и, если принимать во внимание, что в те времена не было учебников по физике, их попытки анализировать окружающий мир – это своего рода научные гипотезы, позднее получившие опровержения. А путешественники? Может, они были первыми фантастами?
– Но они ведь ничего не придумывали, а писали про то, что видели, – возразила Нина, девочка из Ксениной группы.
– Пожалуй, не соглашусь. Они описывали увиденное исходя из своего восприятия действительности, воспитания, культуры, жизненного опыта. Например, древние греки, которые путешествовали в Индию. Для них это была настоящая страна чудес. Представьте себе, насколько отличалась и природа, и быт! Скилак Кариандский был первым греком, который посетил Индию, в его географическом сочинении есть рассказы о людях с ногами как зонтик, с огромными ушами, которые они используют, как покрывало, и о людях с одним глазом. Он это придумал? Или попытался объяснить то, что видел? Между прочим, в его сочинении есть и вполне правдоподобные сведения, о реках, о растениях. Хотя, его труды могли быть написаны вовсе не им, а человеком, присвоившим его имя.
– Он явно обладал неплохим воображением, – усмехнулся Колесников, сидевший за первой партой вместе с учениками.
– Наверняка. Но вряд ли Скилак придумал бы это все, если б сидел дома. Он видел много необычного, реально существующего, а остальное ему подсказал разум.
Профессор лукаво улыбнулся. У него были маленькие, практически черные глазки, глянцевые, блестящие, как жуки в крепких хитиновых панцирях, такие же быстрые, юркие и подвижные.
– А миф о циклопах возник из-за его рассказов? – спросила Ксеня. Профессор, кажется, только в этот момент их заметил, глазки-жуки замерли на Ксене.
– Кстати, о циклопах! Палеонтолог Онтенио Абель предположил, что греки видели черепа карликовых слонов с отверстием для хобота посередине, и как раз такие черепа приняли за кости одноглазых великанов. О чем это говорит?
Ученики промолчали, Колесников улыбнулся, а Ксеня развела руками.
– Как думаете, возникли бы мифы о циклопах, если б кто-то из путешественников не увидел черепа карликовых слонов? А рассказы о джекалопе, если бы не папилломавирус, от которого у кроликов на голове возникали наросты, похожие на рога? Какой вывод можно из этого сделать?
Снова тишина.
– Человек не может придумать то, чего не видел, – тихо сказала Лика.
– Да! Все верно, и, чем больше человек знает, тем хитрее и многообразнее его выдумка. Допустим, он знает всё на свете, освоил множество наук, объездил весь мир. Может ли он придумать то, чего в мире не существует? – Профессор выдержал паузу и сам ответил на вопрос, – Нет, господа, любая, даже самая изощренная фантазия – это причудливое искажение существующей реальности.
Тут же снова поднялся гвалт. Ученики не хотели соглашаться с этой идеей. Профессор снова поднял руку.
– Так, хорошо, хорошо. Мы, конечно, ушли от темы, но вот вам задание, доставайте листочки. У вас есть пять минут, попытайтесь придумать что-то, чего действительно не существует, максимально необычное, ни на что не похожее.
Ксеня тоже полезла было в сумку за листочком, но Лика толкнула ее локтем, потому что Профессор встал из-за стола, поманил Колесникова и направился к их парте.
– Какие милые барышни! Кажется, мы не были представлены, – сказал Профессор, остановившись возле открытой двери. Ксеня тут же подскочила. Лика осталась сидеть. Ни “милой”, ни, тем более, “барышней” она себя не считала.
– Мои любимые ученицы, – сказал Колесников и Ксеня просияла, а Лика смутилась, – одноклассницы Кристины и Андрея. Это Ксения, она учится на истфаке в ВШЭ, а это Лика, – Колесников замялся и умолк. Профессор с интересом уставился на Лику:
– Будем знакомы, а вы где учитесь, Лика?
Ксеня раскрыла рот, будто хотела что-то сказать, потом снова закрыла, покраснела и отвела взгляд.
– Нигде, – отрезала Лика, девочки, сидевшие ближе всего к ним, замерли и перестали писать.
– А что так? – добродушно спросил Профессор. Колесников и Ксеня будто превратились в каменные статуи, подчеркнуто не смотрели друг на друга. «Им стыдно за меня, – подумала Лика, – как же так, дочь профессора Морозова, нигде не учится и работает на плебейской работе!» Лика почувствовала, как на нее накатывает раздражение: шутки Стрешнева, Ксенин треп про машину, неимоверная жара, стоявшая все эти дни, отсутствие кондиционеров в этой захолустной деревне, в конце-то концов. В её кофейне всегда работал кондиционер, волосы не липли к шее, пахло зернами и мускатным орехом, а все общение с людьми сводилось к «Какой напиток желаете?» и «Хорошего вечера».
– Я завалила экзамены, – выдавила из себя Лика.
Профессор будто не заметил возникшего напряжения, он продолжал улыбаться. А Лика подумала, что такие крепкие белые зубы в его возрасте наводят на мысль о протезах.
– Неожиданно, для одной из любимых учениц Виктора Николаевича! Наверняка на то есть причина?
Запах сигарет, редкий пролесок за больницей. Все это неожиданно вспомнилось утром, да еще так ярко. Чертов Стрешнев, дурацкое Чудиново. Очень неудачный день. В носу защипало.
– Видите ли, – сквозь зубы проговорила Лика, – я осознала, что мне больше нравится общество живых людей, чем давно умерших или выдуманных.
На сей раз и Ксеня и Колесников удостоили ее взглядами, оба.
– Вы уверены? – неожиданно без улыбки спросил Профессор. На них смотрело уже полкласса. Лебедь возмущённо покачала головой.
– Извините, – бросила Лика и вышла в коридор, не оглянувшись, она не хотела смотреть в глаза Ксене и Колесникову. Радовало только то, что при разговоре не присутствовал Стрешнев.
Ксеня дважды пыталась обсудить с Ликой произошедшее, но Лика не имела никакого желания говорить об этом. Колесников был по-прежнему доброжелателен и вежлив с ней, а Профессор где-то пропадал и в трапезную не пришел.
После ужина Ксеня затеяла ревизию одежного шкафа. Сняла с вешалки топик на тонких лямках, обшитый кружевами по линии декольте, показала его Лике:
– Не хочешь примерить?
– Зачем?
– Он нарядный.
– Я думала, для костра нужно одеться так, чтобы комары не кусали. Джинсы, ветровку. Хотя, ночи сейчас теплые, даже жаркие, как бы в куртке не запариться.
– Лик, комары комарами, но это же, так сказать, вечеринка. По местным меркам. Песни под гитару, костер, летняя ночь…
– Жрут комары, сидеть негде, Лебедь фальшивит, – в тон ей продолжила Лика, – ты уж прости, но этот топик смахивает на пижаму и будет сидеть на мне, как на барабане. Я его не надену.
Ксеня вздохнула, посмотрела на Лику с жалостью, даже снисхождением и это разозлило её сильнее, чем допрос, учиненный Профессором. Лика натянула штаны от спортивного костюма, обычную футболку, нарочито небрежно собрала волосы в высокий хвост и покрутилась перед Ксеней:
– Вот так одеваются для посиделок у костра.
Ксеня снова вздохнула. Она надела светлые джинсы-скинни и раскритикованный Ликой сиреневый “пижамный” топик. В коридоре они встретились с другими кураторами. Лебедь, очевидно, тоже восприняла костер как вечеринку: легкое платье в мелкий цветочек, босоножки на высокой танкетке, явно не созданные для скачек по щебенке. Когда Лебедь тряхнула густыми волосами, на сей раз распущенными, в них блеснули маленькие зелёные бусинки на тонкой леске и Лика ощутила сладкий ягодный запах духов.
– Лик, а ты куда? – спросил Стрешнев, у него за спиной висел кофр с гитарой.
Лика нехотя ответила:
– На костёр.
Стрешнев усмехнулся:
– А! Мы будем тебя сжигать? Это вполне в стиле Колесникова, историческая реконструкция, инквизиция, все дела.
– Очень смешно, – мрачно буркнула Лика.
– Просто ты выглядишь так, будто специально напялила шмотки, которые не жалко сжечь. Наверное, ты не знала, что в столовке есть пустые мешки из под картошки.
– Давай так, – Лика показала на дверь комнаты, – я подожду здесь, а ты сгоняешь за мешком? Только возьми полный, я тебя им огрею для начала…
– Ой, а вы знали, что Мерилин Монро фоткалась в мешке из-под картошки? – раздался голос Майи, оказывается, она стояла позади Стрешнева, но из-за гитары Лика ее не заметила.
– Да, что-то такое слышала, – тут же подхватила Ксеня, – но не помню подробностей.
Майя принялась рассказывать эту историю, Стрешнев заметно сник, а Лика хотела под шумок сбежать в комнату, но не вышло – Ксеня крепко взяла ее за локоть своими железными пальцами и напомнила: «мы не развлекаться идём, а учеников пасти».
Колесников остался в школе, подождать девчонок из пятой комнаты, которые всегда собирались дольше остальных, Лебедь заявила, что будет помогать ему, а кураторы должны были отвести всех к кострищу. Школьники уже знали дорогу, на приветственном квесте там была одна из точек – Ородруин. Только Лика, проторчавшая весь квест у Длинного моста, не знала, куда идти.
– Я пойду замыкающей, – предложила Лика.
– Да ладно, вряд ли ребята решат разбежаться по деревне, – отмахнулась Ксеня.
– Я просто хочу отдохнуть от разговоров о дяде Мите и генераторах, – съязвила Лика. Отец всегда называл ее характер “ершистым”. Ксеня надулась, взяла под руку Майю и увела ее вперед. «Не буду давать ей новые поводы стыдиться меня», – решила Лика.
Возбуждённо гудящая толпа детей вышла на площадь у въезда в деревню и свернула к гаражам. Когда они проходили мимо Нексюши, грустно смотревшей погасшими фарами, Лика подумала, что Ксеня наверняка сейчас выносит мозги Майе.
За гаражами между внушительным дубом и заборчиком обнаружилась тропинка. Она протянулась через кусты, над которыми клубилась вечерняя мошкара, и вывела всех к широкой поляне в излучине Чудинки. Берега реки были крутыми, поросшими травой, вдалеке виднелось озеро, чуть поодаль – Короткий мост, флюгер мастерской торчал над деревней, за рекой – теплицы и фруктовый сад, справа от Лики, на приличном расстоянии от костра, темнел лес.
На поляне было шумно, костер сегодня явно устроили не ради гостей, здесь собралась вся деревня. Лика запоздало поняла, что по дороге они никого не встретили, даже в окнах кабака на площади не горел свет. На веранде, вопреки обыкновению, не сидели мужики с папиросами и огромными кружками медовухи.
Солнце медленно опускалось в лес, раскрашивая облака. От огромного костра в синеющее небо взлетали искры, рыжие дети водили хоровод, люди пели, танцевали и смеялись, многие грызли яблоки. В стороне стоял массивный низкий стол. Столешница, сколоченная из досок, по размеру могла сравниться с дверью, она была прибита к двум широким пням. На столе расположились плетеные корзины с фруктами. Вместо стульев и лавочек – разномастные пеньки да толстое бревно, застеленное старыми советскими коврами. Лика выбрала невысокий пень, одиноко стоявший в сторонке, она решила, что так к ней никто не сможет подсесть и завести диалог. Но ошиблась. Почти сразу же, стоило только расположиться, рядом возникла знакомая старушка, закутанная в шаль, снова пахнуло лавандой. Лика вскочила – уступить место, но, бабушка махнула рукой.
– Ты чаво, дочка, слишком низко мне, я потом и вовсе не встану. Это тебе в охотку, ты молодая.
Она чуть ли не силой усадила Лику обратно и принялась копаться в бездонных карманах своего передника. Извлекла оттуда три мелких зелёных яблока, протянула Лике.
– На вот, похрусти.
Лика была настроена скептически, яблочки одним своим видом вызывали оскомину, но обижать бабульку не хотелось. Однако, кусок яблока разломился во рту, как спелый арбуз, а сок напомнил карамель.
– Мм, какое сладкое, – с набитым ртом сказала Лика.
Бабушка махнула рукой и засмеялась, звонко, мелодично.
– Кислища! Это ж дичка! На том конце Самоцветного Пояса растет. Я давича ходила туда.
Лика не поняла ни слова, но расспрашивать не стала. А бабушка вдруг посмотрела на нее прищурившись, с подозрением.
– Солнце заходит, пора мне, – сказала она и побрела в сторону гаражей. "Наверное, опять пойдет на холм", – подумала Лика и вздохнула с облегчением: наконец-то осталась одна.
– Какое яблоко вам попалось, барышня? – спросили откуда-то сбоку и Лика подпрыгнула на месте: она не заметила, как к ней подошел Профессор. Он улыбался – очевидно не сердился на ее сегодняшнюю грубость.
– А есть разница?
– Конечно! Существует поверье: если первое Преображенское яблоко попадется кислое, то вас ждут невзгоды. А если сладкое – то счастье. Антонина Николаевна вечно всем дичку раздает, видимо, чтоб жизнь медом не казалось. А вам, я слышал, сладкое попалось. Удивительно. Значит вас ждет какое-то особенное счастье.
– Очень маловероятно, – отрезала Лика. Но Профессор улыбнулся шире, развел руками и зашагал к костру.
На ногу Лике сел комар. Она прихлопнула его и застонала: опять забыли закрыть окно в комнате! И бабулька со своими антикомариными лавандовыми шалями уже ушла! Но, делать было нечего, пришлось терпеть. Несколько человек увели совсем маленьких детей, видимо, укладывать спать, а остальные подошли ближе к кострищу. Лика не сдвинулась с места. Огонь итак полыхал до неба, она чувствовала жар даже находясь на отдалении, волосы успели напитаться дымом. Смех и разговоры стихли. Слышно было как потрескивают поленья, в лесу принялся насвистывать одинокий пернатый певец, тихо шумела река.
Женщина у костра запела, к ней присоединились другие. Лика не любила народную музыку и не разбиралась в ней, но деревенские пели чисто, голоса звучали плотно, объемно. Песню выбрали тягучую, заунывную. Казалось, под такую тягомотину впору было заскучать, начать клевать носом, но Лика, сама не понимая зачем, встала с пенька и подошла ближе. Она почти не разбирала слов: что-то про птиц, про реку, про Бога, кажется. Песня настолько подходила к обстановке, точно звучала не в реальности, а была идеально подобранным саундтреком для неплохого фильма. Все звуки природы вплелись в мелодию, казалось, даже лесные птицы стали попадать в ноты. Лике дым попал в глаза – подошла слишком близко. Ветер принес запах озона, как после грозы. Но дышать стало тяжелее, будто грудная клетка не могла развернуться до конца, что-то давило на ребра, не позволяя сделать глубокий вдох. Женщины оборвали песню, внезапная тишина на мгновение сдавила уши. Раздались аплодисменты. Лика осознала, что стоит почти у самого костра, а ее правая ладонь плотно прижата к груди чуть ниже ключиц.
Стрешнев достал гитару и принялся перебирать пальцами струны, видимо, настала очередь гостей продемонстрировать свои умения. Рядом с ним стояла Ксеня, не отрываясь следила за его руками, щеки у нее порозовели, а до Лики ей не было никакого дела. Но Стрешнев заметил, что Лика стоит неподалеку:
– Лика у нас очень круто поет, давайте она что-нибудь исполнит. Лик? Эй, иди сюда! Лик!
Это был перебор. Лика замотала головой, развернулась и пошла в сторону леса. Мама все время просила петь. Особенно в свои последние дни. Мамина питерская подруга переложила на музыку несколько маминых стихотворений, а Лика разучила их. Мама не могла говорить из-за трахеостомы, только хрипела и стучала тонким холодным пальцем по Ликиной руке, слабо, но нервно. Это значило, что маме снова больно. Звать медсестру было нельзя, мама не хотела глушить сознание наркотическими обезболивающими. И Лика принималась тихонько петь.
Темнело рывками, довольно быстро. Лика прижалась лбом к берёзе, зажмурилась, перед глазами все равно мелькало рыжее пламя. Она постаралась максимально глубоко дышать, нужно было успокоиться. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы за ней сейчас пошел Стрешнев. Но он и не пошел. Лика услышала знакомую мелодию, приятный Стрешневский тенорок вывел: "You could be my unintended, choice to live my life extended…"
Лика отлипла от дерева, обернулась. Даже Ксеня не обратила внимания на Ликину ретираду, пялилась во все глаза на Стрешнева. Лике ужасно захотелось собрать вещи и уехать домой. Она решила вернуться в комнату, а утром попросить Макса довезти ее до Поречья, там вызвать такси или поискать автобус.
Лика повернулась спиной к костру, ее обдало волной жара, сердце сделало лишний удар и, после вынужденной паузы, застучало как бешеное, сотни маленьких иголочек принялись жалить Ликины пальцы, шею и щеки, пробрались в горло, она сглотнула слюну, рефлекторно облизнула пересохшие губы, звон в ушах заглушил все остальные звуки – в двух шагах от Лики стоял тот самый парень: сложил руки крестом на груди и совершенно бесцеремонно рассматривал Лику. В голове мелькнула паническая мысль: убежать обратно к костру! Там безопасно. Там Стрешнев сразу же придумает про неё новую шутку, Ксеня покраснеет, а Колесников разочарованно вздохнет. Лучше уж Лика побудет в темном лесу с незнакомцем, чем рядом с такими друзьями. Да и любопытство потихоньку брало верх над осторожностью.
– Ты кто такой? – спросила Лика.
Глава 5. Поиски.
– Ты кто такой? – спросила Лика.
– Человек, – помедлив, ответил он и отчего-то усмехнулся. У него оказался неожиданно высокий голос, не писклявый, не тоненький, а именно высокий, гласные он немного растягивал, будто пропевал.
– Человек, значит, – Лика не ожидала такого ответа, – а почему я везде на тебя натыкаюсь?
– Откуда мне знать, почему ты везде на меня натыкаешься? – резонно ответил он и снова заулыбался. Лика почувствовала жар, стремительно заливший щеки, нахмурилась, сложила руки на груди, в точности как незнакомый парень. Но если его жест выглядел уверенным, расслабленным, то Лика свела плечи, выставила локти вперёд, будто пыталась защититься.
– А имя у тебя есть? – буркнула Лика.
– Есть.
«Вот и поговорили», – подумала она.
– Какое?
– Можешь звать меня Назар.
«Назар», – мысленно повторила Лика. Ей показалось, что имя ему подходит. Такое же необычное. А ещё, звонкое, немного резкое, но красивое.
– А у тебя есть имя? – без насмешки спросил Назар.
– Есть. Гликерия, – ответила Лика. Опешив от сказанного, она поторопилась исправить досадную оплошность:
– Но все зовут меня Лика.
– Зачем они так делают? – Назар удивлённо поднял брови.
– Это сокращённый вариант.
– А куда вечно торопятся твои друзья? Они настолько заняты, что у них нет времени произнести лишние слоги?
Лика заморгала от неожиданности.
– Никуда. Просто так удобнее и мне так больше нравится.
– Почему?
Лика вздохнула. Другому человеку она могла бы запросто сказать «не твое дело». Всяко лучше, чем объяснять, что полным именем её называла мама, о которой и вспомнить-то тяжко. А откопал такое имя, конечно, отец: обязательно нужно было выпендриться! Кати и Маши – они ж не для простых смертных! Чтоб Лике каждый раз в официальных инстанциях приходилось диктовать по буквам и отвечать: «это греческое», «нет, не мусульманское», «просто так решили, не в чью-то честь».
– Мне нравится полный вариант, – безапелляционно заявил Назар. Лика решила не тратить время на споры – у нее было слишком много вопросов.
– Скажи, это тебя я видела на дороге в Поречье? Когда мы с подругой впервые приехали сюда.
Лика умолкла. Она вспомнила траву около зелёного дома, такие аккуратные кружева на белых шторках, её пробрала дрожь, она посмотрела на костер, Стрешнев не пел, было тихо, а их с Назаром вряд ли могли увидеть с поляны.
– Меня. Я желал посмотреть, кто пришёл к дому на краю.
– Это зелёный дом? Кто там живёт?
– Привратник. Тебе не стоит без особой нужды ходить туда.
Лика ничего не поняла, только инстинктивно почувствовала, что Назар прав. Его ответы рождали ещё больше новых вопросов. Но задать их он не дал.
– Твоя подруга беспокоится за тебя.
От толпы у костра действительно отделилась одна тёмная фигурка со светлой головой – Ксеня. Она двигалась в сторону леса, озираясь по сторонам. Всего минуту назад Лика так надеялась, что Ксеня обратит на нее внимание, пойдет за ней, попросит прощения. Но сейчас Лике было все равно, больше того, она не хотела, чтобы Ксеня познакомилась с Назаром. Лика подумала, что максимально не выигрышно смотрится рядом с Ксеней: стройной, высокой, ухоженной.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/lubov-abramova/na-drugom-beregu-71203609/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.