Читать онлайн книгу «Во имя рейтинга» автора Сергей Мусаниф

Во имя рейтинга
Сергей Сергеевич Мусаниф
Гомер, Софокл, Эврипид, Вергилий…
Они написали много слов о Троянской войне, но в конце двадцать первого века технологии человечества шагнули так далеко вперед, что телезрители могут увидеть события давно минувших дней своими глазами.
Могучий Гектор, неуязвимый Ахиллес, хитроумный Одиссей, властолюбивый Агамемнон, неудачливый Менелай, прекрасная Елена, любвеобильный Парис, Большой и Малый Аяксы, Эней Основатель и престарелый Приам стали героями самого кассового реалити-шоу за всю историю телевидения. Однако в процессе съемок появляются непредвиденные обстоятельства, и история великого противостояния может пойти совсем не так…

Сергей Мусаниф
Во имя рейтинга

Часть первая
Преддверие войны

Глава 1
Полковник Трэвис
Сигара стоила сто пятьдесят долларов. Отменная сигара. Толстая, длинная, еле умещается во рту. Такой сигары хватает на сорок минут удовольствия. Или на час с лишним – если сто пятьдесят долларов для вас слишком большая цена и вы намерены это удовольствие растягивать.
Курить такую сигару на голодный желудок – кощунство. Прикуривать ее от чего-то, кроме древесной спички – вещи в наше время редкой и ценимой лишь знатоками, – нарушение хорошего тона.
Стряхивать пепел такой сигары подобает только в хрустальную пепельницу. Пить… нет, «пить» – это не то слово. Смаковать во время курения такой сигары можно только дорогой коньяк. Из хрустального бокала, стенки которого отражают алые блики заката.
Курение сигар не терпит суеты. Это сигарету можно курить походя, сунув ее в зубы, крутя при этом гайки, Долбя клавиатуру компьютера или отстреливая противника, как мишени в тире. Пять-семь минут, и готово, окурок растерт каблуком. Это как секс без предварительных ласк. Сигареты для торопыг. Сигары же для тех, кто никуда не спешит. Для тех, кто уверен в себе и наслаждается жизнью.
Курение сигары – это ритуал. Для знатока это как акт любви с любимой женщиной, момент, к которому готовишься заранее, предвкушаешь его, живешь ожиданием его, и, когда он наступает, ты не спешишь, ибо в спешке можешь испортить себе удовольствие, делаешь все размеренно и неторопливо, наслаждаясь каждым мигом.
Обстановка должна быть соответствующая. Давящий на уши шум или бьющий в глаза свет исключены. Поощряется негромкая классическая музыка, льющаяся из дорогих динамиков, рокот набегающих на песок волн, прохладный вечерний ветерок, уносящий в сторону клубы дыма. Официант, каждые десять минут освежающий пепельницу.
Тогда мне казалось, что я нашел свой идеал во Флориде.
Со всем этим была только одна-единственная проблема. У меня были две точки зрения на мою теперешнюю жизнь, словно два разных человека уживались в одной моей черепной коробке. Подобное раздвоение личности, не имеющее ничего общего с шизофренией, появилось у меня после отставки.
Один «я» был обывателем. Ушедшим на заслуженную пенсию никому не известным военным, получающим от государства неплохое содержание и намеревающимся наслаждаться жизнью по полной программе. Именно он был инициатором отъезда во Флориду и покупки небольшого бунгало на побережье. Он был знатоком сигар, коньяков, классической музыки и предварительных ласк. Он просыпался в одиннадцать часов и засыпал гораздо позже полуночи. Он собрал неплохую библиотеку и любил проводить день в шезлонге, потягивая коктейль и читая произведения классиков. Он никогда не смотрел новости, не слушал радио и не брал в руки газет. Раз в неделю он выбирался в ближайший курортный городок, чтобы в ресторане фешенебельного отеля насладиться роскошным ужином и выкурить сигару, сидя на веранде и любуясь закатом. Он верил, что нервные клетки не восстанавливаются. И было ему хорошо.
Другой «я» не имел к армии никакого отношения и никогда не уходил в отставку. Нервных же клеток у него просто не было. Он был трезвым и расчетливым и понимал, что нынешнее блаженство не может продлиться слишком долго. Более того, после трех месяцев вкушения сибаритских удовольствий он уже не был склонен считать свою теперешнюю жизнь блаженством. Он сохранял внешние реквизиты своего бессрочного отпуска, но в глубине души ему было скучно. И он не мог себе представить, что именно так ему предстоит провести весь нехилый остаток жизни.
Однако он молчал, хранил спокойствие и не подавал никаких признаков жизни. Он просто ждал своего часа, точно зная, что этот час пробьет. Потому что для таких, как он, просто не может быть иначе.
– Здорово, дед.
Похоже, час уже пробил.
Их было шестеро. Все ростом выше среднего, коротко стриженные, атлетического сложения. Одеты в пляжные рубашки и шорты, однако на отдыхающих совсем непохожи. Разве что на отдыхающих в штатском.
Их манера здороваться с незнакомыми людьми была вызывающей. Парни явно напрашивались на неприятности. Какой я им дед?
– Шли бы вы домой, девочки, – сказал я. Коньяка осталось на два глотка, сигары – минут на двадцать.
– А ты смелый, дед. Или глупый. Но мне это до пейджера. Кое-кто хочет с тобой поговорить.
Я допил коньяк.
Положил сигару на край пепельницы.
Развернул кресло лицом к говорившему.
– Я – старый человек, – сообщил ему я. – Как вы изволили заметить, дед. Реакция у меня уже не та, что в молодости, да и силу я, наверное, подрастерял. Мышечная масса не та опять же. Со всеми вами могу и не справиться. Но человек пять точно искалечу.
– Быть искалеченным вами – это большая честь, полковник, – сказал еще один из шестерки.
Значит, они знают, кто я, что автоматически переводит их из разряда идиотов в разряд самоубийц.
– Эта мысль будет греть тебя в больнице, – сказал я. – Все те долгие месяцы, что ты в ней проведешь.
– По-моему, мы взяли неправильный старт, полковник, – сказал идиот, который считал, что увечье в принципе может быть честью. – Нам бы не хотелось, чтобы вы воспринимали нас как обычных хулиганов. Видите ли, у нас нет к вам никаких личных претензий. То, что сейчас должно произойти, это чистый бизнес.
– Позвольте полюбопытствовать, – сказал я, – а что сейчас должно произойти?
– А вы не догадываетесь?
– По-моему, вы имеете в виду что-то очень неприятное.
– Давайте поговорим спокойно, полковник.
– Что ж, – сказал я. – Вы правы. Давайте поговорим.

– Вот и поговорили, – сказал я, водружая сигару на положенное ей место в моем рту.
Санитары закончили оказывать первую помощь типу, который назвал меня дедом. Это можно было сделать на месте, ибо работы было немного. Вправить вывихнутую челюсть и наложить гипс на сломанную руку. Остальных пятерых уже унесли. Трое из них были в бессознательном состоянии, двое еще подавали какие-то признаки жизни. Наверное, я старею.
Официант освежил мне пепельницу, принес извинения от лица отеля за «имевший место недостойный инцидент» и в качестве компенсации – еще коньяку и сигару. Я не возражал.
У меня было хорошее настроение. Даже несмотря на то что мне не удалось увидеть апофеоз заката.
На втором глотке новой порции коньяка ко мне подсели. Этот нарушитель покоя был совершенно непохож на предыдущих шестерых. Худосочного телосложения, среднего возраста, он был одет в очень дорогой деловой костюм и носил очки в золотой оправе. У него была роскошная седая шевелюра и небольшой кожаный чемоданчик. Короче, он был так же уместен в засыпающем курортном захолустье, как ваххабит в синагоге.
– Разрешите мне присесть? – спросил он. Голос был бархатный и хорошо поставленный. Очень дорогой голос.
– Вы уже сидите, – сказал я.
– Точно. – Он улыбнулся. Улыбка была белозубая, искренняя и ослепительная. Очень дорогая улыбка. – Тогда позвольте мне представиться.
– Валяйте.
– Меня зовут Джон Мур, – сказал он и посмотрел на меня, явно ожидая какого-то эффекта. Сказано это было таким тоном, каким ниспосланный на Землю ангел мог бы провозгласить: «Аз есмь посланник Господа нашего всемогущего».
– Бывают имена и хуже.
– Неужели вы обо мне не слышали?
– Нет, – сказал я.
– Вы что, редко смотрите телевизор?
– У меня нет телевизора.
– У вас нет телевизора? – Тон: «Так это вы систематически травите римских пап цианидом?»
– У меня нет телевизора.
– Я не думал, что в наше время и в нашей стране еще есть люди, у которых нет телевизора. Я даже представить такого не мог.
– Вам не надо представлять, – сказал я. – Посмотрите на меня.
– Хотите, я подарю вам телевизор?
– Не хочу.
– Это точно?
– Абсолютно.
– Хм…
– У вас ко мне все?
Это вряд ли. Ничего не слышал о благотворительном обществе, одаривающем полковника Трэвиса телевизорами.
– Нет.
– Я так и думал. Эти шестеро клоунов работали на вас?
– Да.
– Тогда, думаю, вы можете объяснить мне смысл их поступка. От меня он как-то ускользнул. Для самоубийства есть более простые и менее обременительные способы.
– Вы имеете в виду, почему они на вас напали?
– Именно.
– Я им приказал.
– Зачем?
– Хотел убедиться, что вы не потеряли форму. И что ваша репутация соответствует действительности.
– И как она?
– Кто?
– Репутация. Соответствует?
– Вполне.
– То есть вы хотите сказать: эти клоуны знали, кто я?
– Да.
– Тогда вы им мало платите. Они очень смелые люди.
– Я не думаю, что мы им мало платим.
«Мы». Это уже любопытно.
– По правде говоря, наши бухгалтеры считают, что мы платим им слишком много.
– Удвойте эту сумму, – посоветовал я.
– Возможно, мы так и сделаем. Но я пришел сюда не для того, чтобы говорить о них. Давайте поговорим о вас.
– Обо мне разговаривать скучно, – сказал я. – Вряд ли вы сможете сообщить мне что-то, чего я не знаю.
– С вами хочет поговорить мистер Уильям Картрайт. – Тон: «С вами хочет поговорить Господь Бог».
– Это странно, – сказал я. – Хочет поговорить Уильям Картрайт, а разговаривает Джон Мур.
– Ничего странного, – сказал он. – Мистер Картрайт не покидает своего офиса уже более двадцати лет.
– Наверное, ему там очень нравится.
– Мистер Картрайт хотел бы, чтобы вы нанесли ему визит завтра, в восемь вечера. В четыре часа на местном аэродроме вас будет ждать его личный самолет.
– Зачем ему личный самолет, если он двадцать лет не выходит из своего офиса?
– Как раз для таких случаев.
– И что от меня надо мистеру Картрайту?
– Только за то, что вы согласитесь побеседовать с ним лично, он намерен заплатить вам сто тысяч долларов. Независимо от итога вашей беседы.
– Мистер Картрайт сумасшедший?
– Богатые люди не бывают сумасшедшими. Они эксцентричные.
– Сто тысяч долларов только за разговор?
– Да.
– О чем мы будем говорить?
– Если бы я мог вам это сказать, мистер Картрайт не настаивал бы на личной встрече.
– Вы не можете сказать или не хотите?
– Не могу.
– Но вы знаете, о чем речь?
– Да.
– Мистер Картрайт представляет правительство какой-нибудь страны?
– Разве правительства платят такие деньги?
– Тоже верно, – сказал я. – Но вам известно, что я в отставке?
– Конечно.
– У меня «отставка–50», – сообщил я. – Это значит, что я не могу работать ни на одну федеральную либо муниципальную организацию.
– Мистер Картрайт представляет только собственные интересы.
– Хорошо, – сказал я. – Я поговорю с мистером Картрайтом и получу сто тысяч долларов.
– Самолет в четыре часа, – напомнил Джон Мур. – Я буду ждать вас у трапа.

– Кто это был? – спросил я у официанта, когда мистер Джон Мур, его кожаный чемоданчик и запах дорогого одеколона покинули террасу.
– Как? – изумился официант. – Вы не знаете? Это же мистер Джон Мур.
– И кто он такой?
– Мистер Мур? – Официант изумился еще больше. – Он… он же… ну это… и вообще…
– Понятно, – сказал я и затушил сигару.
– Кстати, он оплатил ваш счет.

Дэн
В нашем внутреннем обиходе он получил кличку Домосед.
Мы наблюдали за ним двадцать четыре часа в сутки, а он отказывался заниматься хоть чем-нибудь, что могло представлять для нас интерес.
Он просыпался рано и делал комплекс гимнастических упражнений общего плана. Никакой боевой направленности. Потом он купался в море, завтракал и весь день посвящал общению с женой и маленьким ребенком. Это было трогательно, особенно когда он вырезал из дерева фигурки разных мифических животных и давал их играть своему младенцу, но это было совершенно не то, что нам нужно.
Он редко встречался с Папой, еще реже – с Симпампулей. Он ни с кем не скандалил. Он любил свою жену и регулярно ходил в храм. Он никогда не покидал город. Мы никогда не видели оружия, даже тренировочного, в его руке. Казалось, его не интересует ничего, что выходит за пределы его маленького семейного мирка.
Мы долго и трепетно ожидали его встречи с Красоткой, возлагая на нее (на встречу, не на Красотку) большие надежды. Именно там, по нашему мнению, должен был проявиться его бешеный темперамент. Ничего подобного. Он одарил ее холодным равнодушным взглядом, пожал плечами, буркнул приветствие, развернулся и ушел. Никакого гнева, никаких обвинений в ее адрес. Даже Симпампуле слова поперек не сказал. Странно.
Раз в неделю он встречался с Циклопом, выслушивал его доклады, одобрительно кивал и возвращался к своей жене. И не скажешь, что они женаты уже больше десяти лет, такая любовь… И главное, искренняя, а не игра на публику.
Один раз за все это время он встретился с Итальянцем. Оказалось, что они на дружеской ноге. Правда, актуального вопроса они так и не коснулись, побеседовали ни о чем около получаса, приговорили по кубку вина и разошлись.
Короче, он был примерным семьянином и хорошим человеком. Мирным и спокойным обывателем. Скучным. Ничем не выделяющимся из толпы ему подобных. Ничем не примечательным. И даже когда он оставался один, яростный огонь не загорался в его глазах, а рука не искала горло несуществующего врага.
И при этом его звали Гектором.

Глава 2
Полковник Трэвис
Мистер Джон Мур со своим неизменным чемоданчиком действительно ждал меня у трапа маленького скоростного самолета. Кроме нас двоих, других пассажиров на этот рейс не намечалось, и уже через десять минут после моего появления мы были в воздухе.
У меня было достаточно времени, чтобы подготовиться к нашей второй встрече, но я не стал этого делать.
Можно было залезть на чердак, вытащить из груды старого хлама ноутбук, стереть с него пыль, подключиться в Сеть и выяснить всю подноготную мистера Мура и мистера Картрайта, однако – лень. Какой смысл что-то выяснять, если они скоро сами расставят все точки над «i».
Предложение выплатить сто тысяч долларов за один визит к мистеру Картрайту говорило о многом. Во-первых, можно сделать вывод, что денег у мистера Картрайта довольно много. А во-вторых, что мне собираются сделать гораздо более дорогостоящее предложение. И, скорее всего, гораздо более опасное, чем один перелет на самолете и беседа с эксцентричным миллионером.
Широкое кожаное кресло самолета оказалось достаточно комфортным, чтобы я закрыл глаза и попытался заснуть. Мур расположился напротив меня в столь же удобном кресле, нас разделял небольшой деревянный столик, на котором стоял ноутбук Мура и были разложены какие-то бумаги. Очевидно, мистер Мур не собирался терять времени даже в воздухе и собирался поработать. Меня это вполне устраивало. Пусть занимается чем хочет, а меня оставит в покое. Терпеть не могу инструктажей в воздухе.
– Полковник?
– Что? – Я открыл глаза.
– Вы действительно не слышали о мистере Картрайте?
– Да.
– Но вы понимаете, что сто тысяч – это только начало?
– Догадываюсь.
– Разве вам не любопытно?
– Нет.
– И вам совершенно неинтересно узнать, почему обратились именно к вам?
– Нет.
– Вы странный человек, полковник.
– Не думаю.
Он хмыкнул и принялся стучать по клавишам ноутбука. Под этот шелест я и заснул.

Мистеру Картрайту не удалось меня удивить.
Его офис, как я и ожидал, находился в пентхаусе самого высокого здания Нью-Йорка. Здание тоже принадлежало мистеру Картрайту, что было не слишком неожиданно. Из небольшого частного аэропорта (владение Картрайта), мы отправились в Нью-Йорк на лимузине черного цвета (машина Картрайта).
Мур работал и в машине.
В подземном гараже небоскреба, где мы покинули лимузин, начался танец службы безопасности. Меня и Мура, даже несмотря на то что он был тут частым гостем и доверенным лицом мистера Картрайта, обыскали сначала с помощью металлодетекторов, потом по старинке, вручную, потом просветили какой-то гадостью и только после этого пропустили к лифту. По выходе из лифта все повторилось заново, словно мы могли воспользоваться тайником в тесной кабинке, отсканировали отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза и даже взяли пробу ДНК.
Вообще, потуги этих парней, как, впрочем, и любых других парней из параллельных структур, меня всегда изрядно веселили. Допустим, я действительно хочу прервать земное существование их обожаемого работодателя. И что с того, что при мне нет никаких видов холодного, огнестрельного, химического или биологического оружия? Попробовали бы они задуматься над тем, что я могу свернуть шею их боссу голыми руками. Увы, в наш век высоких технологий о старых добрых методах воздействия уже никто не помнит. На мой взгляд, лучший способ обезопасить кого-то от потенциальной угрозы – это вообще не позволять ему встречаться с другими людьми.
– Полагаю, вас удивляют увиденные вами меры безопасности? – спросил мистер Мур, когда перед нами распахнулись бронированные двери и мы пошли по длинному едва освещенному коридору, облучаясь обеззараживающей дрянью.
– Нет, – сказал я. – Порядка десяти лет назад я прошел через более строгие процедуры под личиной независимого журналиста и убил духовного лидера террористов дужкой его собственных очков.
– Пекин? – уточнил он.
Я кивнул.
Значит, они не только знают, кто я такой, но и знакомы с моим послужным списком. Что говорит об утечке информации на самом верху. Стоит ли мне доложить об этом своему бывшему руководству? Наверное, не стоит. Во-первых, я на пенсии, а во-вторых, только оно и могло допустить подобную утечку.
Кабинет мистера Картрайта был размером с футбольное поле. Рабочий стол напоминал теннисный корт. Пол устлан ковром, стены обшиты деревянными панелями, кроме одной. Которая являла собой большой телевизионный экран.
Мистер Картрайт оказался хорошо сохранившимся и молодящимся старикашкой в темном фланелевом костюме. Он сидел за рабочим столом и курил сигару, что говорило о его хорошем вкусе.
По правую руку от него сидел средних лет худощавый мужчина с незапоминающимся лицом и глазами цвета весеннего снега.
Едва мы появились на пороге, мистер Картрайт приветливо помахал нам сигарой и предложил присесть. Мур бухнулся в кресло рядом с незнакомым мне персонажем и водрузил на стол свой чемоданчик. Я сел напротив него.
– Меня зовут Уильям Картрайт, – сказал Уильям Картрайт. – И вы вполне можете называть меня Биллом.
– Меня зовут полковник Трэвис, – сказал я. – И вы вполне можете называть меня полковником.
– Превосходно. Хотите сигару?
– Не откажусь.
– Давайте поговорим о вас, полковник, – продолжил Билл, выждав необходимое для ритуала раскуривания время.
– За сто тысяч долларов вы можете говорить о чем угодно.
– Точно, – сказал Билл. – Хорошо, что вы мне об этом напомнили. Предпочитаете получить деньги чеком или наличными? Или перевести их на вашу банковскую карточку?
– Предпочитаю наличные, – сказал я.
– Будь по-вашему.
Он достал из ящика стола конверт и толкнул его ко мне по полированной поверхности стола. В конверте было десять купюр достоинством десять тысяч долларов каждая. Я кивнул и убрал конверт в карман.
– Итак, – сказал Билл, – предмет нашего разговора – полковник Трэвис. Что мы знаем о полковнике Трэвисе? Без ложной скромности скажу, что мы знаем о полковнике Трэвисе все. Предпочитает, чтобы его называли полковником, хотя он никогда не служил в армии. Точнее, служил трижды, но под вымышленными именами и ровно столько, сколько требовалось для выполнения очередного задания. Так?
Я кивнул.
– Тридцать два года. Самый молодой оперативный сотрудник, вышедший в отставку по статье пятидесятой. Вы – опасный человек, полковник.
Я пожал плечами.
«Отставка–50» – это придурь, выдуманная нашими чиновниками. Дескать, какие-то психологи посчитали, что хорошо тренированный и специально подготовленный оперативный агент может совершить по служебным делам не более пятидесяти убийств, а потом его психика надламывается и в ней происходят необратимые изменения. На мой взгляд, так же как и на взгляд моих знакомых оперативников, это полная чушь. Изменения в психике происходят уже после первого убийства, а все остальные – это чистая арифметика.
Но после пятидесятой смерти – имеется в виду запротоколированная смерть – агент вылетает в отставку с пожизненной пенсией и подпиской о неразглашении. Перевод денег. Меня вышибли в тридцать один год, при том что я прослужил четыре года и Конгресс не знает, сколько денег ухлопали на мое обучение и подготовку. Я был на пике физической формы и не чувствовал себя маньяком-убийцей. В принципе я мог работать по основной специальности еще лет десять.
Начальство рассудило иначе, и я отправился во Флориду.
– У вас очень впечатляющий послужной список, – добавил мистер Картрайт. – Хотите, я зачитаю его целиком?
Я покачал головой.
– И правда, зачем, – сказал мистер… Билл, – все присутствующие хорошо ознакомлены с этим весьма познавательным документом. Может быть, вам интересно узнать, как мы его добыли?
– Если только вас это не затруднит.
– Перед нами стояла проблема, – сказал Билл. – Которую способен разрешить человек вашего типа. И мы обратились за помощью в поисках такого человека к генералу Константину, который оказался вашим непосредственным начальником. Он сразу же рекомендовал вас. Вы можете сказать, что, передав нам ваше досье, он нарушил закон. Да, нарушил. Но за это нарушение он получил два миллиона долларов, которые никогда не смог бы заработать, занимая свой пост весь остаток жизни.
– Я очень рад за него.
– Когда мы попросили охарактеризовать вас тремя словами, он ответил следующее: толстый, ленивый, смертельно опасный. Но вы совсем не толстый.
– Ага. Я – в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил.
– Именно так, – кивнул Билл. «Карлсона» он явно не читал. – О том, что вы смертельно опасны, говорит ваш послужной список и «отставка–50». Вернемся к третьему определению. Вы ленивый?
– Да.
– Это замечательно, – сказал Билл. – Я обожаю ленивых людей. Именно ленивые люди двигают нашу жизнь вперед, именно они способствуют прогрессу. Трудолюбивый человек будет заниматься монотонной, изматывающей работой изо дня в день всю свою жизнь, и только ленивый задумается о том как сделать ту же работу гораздо быстрее и прикладывая к этому меньше усилий. Когда трудолюбивые ходили пешком, ленивые изобретали велосипед. Когда трудолюбивые крутили педали и учились держать равновесие, ленивые приделывали к велосипеду еще два колеса и двигатель внутреннего сгорания. Когда трудолюбивые потели в пробках, крутили руль и тратили свои нервы, ленивые ставили на автомобиль бортовой компьютер, переложив на него все свои заботы. Нынешним уровнем нашей жизни мы обязаны именно ленивым людям. Человека из обезьяны создал не труд. Это сделала лень. Пока трудяга будет долбить стену кувалдой, ленивый изобретет динамит. Вы – ленивы, и поэтому я хочу предложить вам работу.
– Кое-что насчет работы. Вы знаете, что согласно кодексу об «отставке–50» я не имею права работать ни на одну федеральную либо муниципальную структуру любой страны, поддерживающей Вашингтонскую конвенцию?
– Конечно, знаю. Но я не представляю никакую федеральную либо муниципальную организацию. Я – всего лишь частное лицо и хочу, чтобы вы работали на меня в частном порядке.
– Что за работа?
– Работу мы обсудим чуть позже. Мы уже поговорили о вас, теперь давайте поговорим обо мне.
– Как хотите.
– Я – самый богатый человек этого мира.
– Очень за вас рад.
– Мне принадлежит недвижимость по всему миру. Мне принадлежат нефтедобывающие и перерабатывающие компании. У меня собственный морской и воздушный флот. В этом мире нет ничего, что я не мог бы купить. Но главное и любимое мое детище – это глобальная телевизионная сеть.
– Я не смотрю телевизор.
– Я тоже. Точнее смотрю, но только по мере деловой необходимости. Знаете, что дает мне телевидение?
– Помимо денег?
– Естественно. Телевидение дает мне власть. Вам знакомо такое изречение: «Кто владеет информацией, тот владеет миром»?
– Конечно.
– Так вот, я им владею. И как вы думаете: какого рода информацией для этого нужно обладать?
– Вряд ли я смогу ответить на ваш вопрос с ходу.
– Любой информацией. Любая информация дает мне власть. Телевидение – вот новый объект поклонения в нашем мире. Оно является властителем дум, оно диктует людям условия жизни. Оно сообщает людям все, что им следует знать, и формирует их образ мышления с самого детства. Земной шар населяет десять миллиардов человек, из них пять миллиардов ежедневно смотрят программы, транслируемые по моей глобальной сети. Это ли не власть? С такой властью я могу диктовать условия кому угодно. И чем выше рейтинг моих программ, тем большей властью я обладаю. Власть дает мне сама информация, власть дает мне способ ее подачи.
– Насколько я понимаю, вы намерены стать мировым диктатором?
– О нет, я не публичное лицо. И я говорю о реальной власти реальных людей, а не о видимой власти марионеток, которые только озвучивают чужие решения.
– Сказано жестко.
– Это факты, полковник.
– Но вам чего-то не хватает…
– Вот именно. Как я уже сказал, население Земли составляет десять миллиардов человек, из них моей аудиторией является лишь половина. Кто-то может сказать, что пять миллиардов зрителей – это много, чудовищно много, и в прошлом веке ни один телевизионный магнат не мог даже мечтать о подобной аудитории. Но для меня этого мало. Я не хочу ограничиваться пятьюдесятью процентами в то время, как могу иметь все сто.
– А вы можете?
– Уровень жизни сильно вырос по сравнению с прошлыми веками. Даже в странах третьего мира телевизор из разряда предметов роскоши превратился в обыденность. Людей, которые не смотрят телевизор хотя бы иногда, можно пересчитать по пальцам.
– Потребуется очень много пальцев.
– Капля в море по сравнению с теми, кто не мыслит своей жизни без телевизора, будь то плазменная панель или допотопный ящик. Скажите мне, полковник, что люди любят смотреть больше всего?
– Не знаю. Наверное, это зависит от того, каких именно людей вы имеете в виду.
– Вы сейчас говорите о целевой аудитории. А я говорю обо всей зрительской массе в целом. Это совершенно разные понятия. Вы готовы сделать обобщение?
– Нет.
– Зато мистер Мур сделает его. Не так ли, Джон?
– Конечно, Билл. – Мистер Мур открыл чемоданчик и извлек из него кипу бумаг. – Мы провели тщательные исследования и пришли к выводу, что вкусы аудитории со временем ничуть не изменились. Люди любят смотреть секс в любом его проявлении. На втором месте идет насилие, причем желательно, чтобы происходило оно подальше от того места, где сами зрители живут. Люди любят подсматривать за другими реальными людьми, особенно если их жизнь чем-то отличается от собственной жизни зрителей, потому в большом почете разные реалити-шоу. Люди любят смотреть, как другие люди соревнуются друг с другом, причем совсем не обязательно, чтобы это был спорт. Их привлекает любое противостояние личностей и характеров.
– Вряд ли вы открыли что-то новое, – сказал я.
– Вот именно. Мы ничего нового не открыли, по крайней мере, в этом плане. Однако нам пришла в голову мысль, как все это можно совместить в одной программе. Точнее, в цикле программ, идущих каждый день.
Я стряхнул пепел.
– Уже три месяца как нами запущен высокобюджетный исторический костюмированный телевизионный сериал «Троя». Там зритель может найти все, что ему нужно. Сложные человеческие взаимоотношения, море античного секса, десять лет, наполненные насилием, которое, согласитесь, достаточно далеко от дома любого человека, живущего на Земле, ибо оно имело место почти три с половиной тысячи лет назад.
– Когда вы говорите о Трое, вы имеете в виду ту самую Трою? – спросил я. – Великий слепец Гомер и всякое такое прочее?
– Конечно, – сказал Билл. – История самой романтической войны во все времена. История первой в мире войны такого масштаба.
– А как изощрен сюжет! – воскликнул Джон Мур. – Противостояние величайших героев истории – Гектора и Ахилла. Любовный треугольник Менелай – Елена – Парис. Жажда власти Агамемнона. Хитроумие Одиссея. Доблесть Энея, Диомеда, Аякса и прочих героев. Мудрость старцев Нестора и Приама. Трагедия Кассандры, в чьи правдивые пророчества никто не верит. Эпические битвы и падение самого хорошо укрепленного города тех времен.
– Сейчас «Трою» смотрит около двух миллиардов человек, – сказал Билл. – События сериала развиваются неспешно, Парис уже похитил Елену и увез ее в Трою, Агамемнон с Менелаем собирают войско и готовятся к войне.
– На данный момент мы показываем две часовые серии в день по общему каналу и ночные включения на канале «Только для взрослых», – сказал Мур.
– По-моему, вы кое-что упустили, – сказал я. – А как же «реальность» происходящего? Где синдром подсматривания?
– Вот теперь мы подбираемся к самой сути, – сказал Билл. – Примерно через две недели мы собираемся выделить под «Трою» специальный канал с двадцатичетырехчасовым вещанием.
– Ваши актеры сдохнут от таких нагрузок, – заметил я.
– Не сдохнут, потому что никаких актеров нет. Равно как и дорогих декораций, и макета боевого флота греков, насчитывающего больше тысячи судов. Когда мы выделим под «Трою» отдельный канал, зритель узнает правду. На самом деле «Троя» – не сериал. Это самое настоящее реалити-шоу.

Дэн
Одиссей, сын Лаэрта, супруг Пенелопы, отец Телемаха, муж, преисполненный козней различных и мудрых советов, автор деревянного коня, борец, лучник, убийца сотни женихов своей жены, сокрушитель твердостенного Илиона, человек, десять лет возвращавшийся домой, и один из немногих, кому это удалось, сидел на берегу моря и кидал камешки в воду.
Разыграть сумасшедшего и остаться в стороне от войны ему уже не удалось. Теперь для него был только один путь вернуться домой – эту войну выиграть.
Кличка у него была простая и исходила от цвета его буйной шевелюры – Рыжий. Это ему еще повезло. Кличка его приятеля Диомеда была Алкаш. Понятно, что за любовь к возлияниям. Кличка Менелая, столь же очевидная, – Рогач. Сначала кое-кто настаивал на Рогоносце, но было слишком длинно и не прижилось. Рогач – куда короче и удобнее в обиходе.
Прозвище его старшего брата – Тиран. Думаю, нет особого смысла объяснять, как он его заполучил.
На этом фоне Рыжий было совсем неплохо.
Рыжий кинул в воду очередной камешек, и тот исчез в море с негромким «бульк». Рыжий покачал головой, улыбнулся своим мыслям, поднялся на ноги и побрел по берегу. Навстречу ему шел Алкаш.
Он прибыл на Итаку три дня назад, чтобы сопровождать Одиссея в поездке на Скирос, где по заданию Тирана они должны были отыскать и склонить к сотрудничеству «лучшего из ахейцев» по кличке Киборг. Согласно заявлению пророка Калханта (Пузан), ахейцы не достигнут успеха под стенами Трои, если с ними не будет Киборга. Поскольку народ в те времена весьма трепетно относился к подобным заявлениям, Тиран решил любым способом заполучить означенного Киборга в свои ряды.
Алкаш поравнялся с Рыжим, и дальше они пошли вместе.
– Когда отплываем? – поинтересовался Алкаш.
– Куда спешить? – спросил Рыжий. – Сбор войск в Авлиде назначен только через месяц, а плыть до Скироса – три дня.
– Мне нужно в Аргос, чтобы возглавить своих людей.
– Мы все успеем, – сказал Рыжий. – Хотя мне и не нравится эта война.
– Троя должна пасть, – сказал Алкаш. – Такова воля Зевса.
– Скажи лучше, такова воля Агамемнона.
– Они заодно, – сказал Алкаш.
Что меня до сих пор удивляет в этих героях, так это факт, что они говорят о богах, как о реальных людях, существующих где-то рядом и часто с ними пересекающихся. Они точно знают, какова воля Зевса и кто именно из богов виновен в каждом конкретном несчастье. Хотя за все три месяца наблюдения ни одного бога я не видел.
– Опасные речи, Тидид, – заметил Рыжий.
– Все знают, что Агамемнон выполняет волю Зевса.
– Интересно, Зевс сам объявлял ему о своем пожелании? В образе быка или золотого дождя?
– И кто из нас ведет опасные речи?
Рыжий пожал плечами. Как выяснилось, этот интернациональный жест лежит вне времени.
– Все знают, что я не хочу воевать.
– Ты сообщил об этом троянцам во время посольства?
– Посольства? – фыркнул Рыжий. – Это была пародия на посольство. Отправить послом меня, желающего покоя, и Менелая с налитыми кровью глазами, который спит и видит, как бы кого-нибудь прирезать. Кто из троянцев, да и вообще из людей, способен разговаривать о мире с Менелаем? Он жаждет возвращения Елены, крови Париса и власти Агамемнона над Троей. Если троянцы еще могли пойти ему навстречу в первом требовании, второе является весьма сомнительным, а третье – невыполнимым.
– Ты разговаривал с Гектором?
– Приамид сделает все, чтобы удержать город. Он – разумный человек. Он мог бы согласиться выдать Елену и даже Париса, но он никогда не склонит голову перед Атридом. Или кем-нибудь еще.
Рыжий довольно долго разговаривал с Домоседом. Они оба соглашались, что война принесет обеим сторонам лишь неприятности, но реальной власти что-либо изменить не было ни у одного. У ахейцев правил бал Агамемнон, Гектор же не мог прекословить своему отцу, правителю города, а Приам был непреклонен. Ахейцы хотят войны, сказал он, они ее получат. Стены Трои неприступны.
Видал я те стены. Нехилые стены, должен сказать. Но когда придет черед деревянного коня, стены троянцам не помогут.
– Как думаешь, Ахилл согласится отправиться с нами?
– Если хотя бы половина того, что я о нем слышал, – правда, то он сам будет уговаривать нас взять его с собой, – сказал Рыжий. – Он мечтает о воинской славе, которая будет греметь в веках.
– Дурак, – фыркнул Алкаш.
– Он молод, – сказал Рыжий. – Может быть, у него еще будет время, чтобы повзрослеть.
Будет, подумал я, под стенами Трои у него будет время не только повзрослеть, но и состариться, однако ума у парня явно не прибавится.
– Так когда мы плывем?
– Через пару дней. Или тебе наскучило у меня на Итаке?
– Гостеприимнее места я не встречал.
– Врешь, аргосец.
– Вру. Но ты – лучший хозяин из всех, что принимали меня в своих домах.
– Опять врешь.
– По крайней мере, самый умный из них.
– Вот это правда, – сказал Рыжий.
– И у тебя прелестные жена и сын.
– Опять правда.
– Что ты думаешь о войне, Лаэртид?
– Это глупо.
– Нет, я имею в виду, сможем ли мы победить.
– Думаю, Троя падет перед нами, с Ахиллом мы будем или без. Но это будет стоить нам столько крови, жизни, нервов и времени, что мы вряд ли сильно обрадуемся, получив результат.
– Хорошо, что ты не пророк, Лаэртид.
– Я очень хотел бы надеяться, что я не пророк, Тидид.
Дальше они шли в молчании. Рыжий и Алкаш. Одиссей и Диомед. Басилей Итаки и ванакт Аргоса. Два будущих лидера ахейского воинства. Два героя. Двое выживших в предстоящей войне.
В грядущей бойне.
Я в очередной раз задумался о правомерности нашего поступка. Пусть мы не вмешиваемся, пусть только наблюдаем, но имеем ли мы право на то, чтобы вытаскивать на всеобщее обозрение и обсуждение то, чем эти люди жили три с половиной тысячи лет тому назад? Как бы вели себя мы сами, оказавшись на их месте?
Они живут, а мы смотрим.
Они сомневаются, решаются на что-то, делают выбор, страдают, а мы знаем, чем все закончится.
Мы смотрим на них с высоты нашего знания и посмеиваемся исподтишка. Придумываем уничижительные клички. Они были героями, а мы делаем из них клоунов.
Я даже знаю, что будет дальше.
Они будут умирать, а мы – делать на них ставки.
Конечно, не кто кого убьет, это мы более или менее знаем из творений Гомера, Эсхила, Вергилия и прочих деятелей. Но кто и как?
В какую пятку и с какого по счету выстрела Парис застрелит Ахилла.
Сколько кругов намотает Пелид с телом Гектора, привязанным к колеснице, вокруг Трои.
Кто и сколько раз изнасилует Кассандру.
Сколько коров убьет Аякс Теламонид, прежде чем бросится на меч.
Мудрые и всезнающие потомки обсуждают недалеких предков.

Глава 3
Полковник Трэвис
– Что вы имеете в виду? – спросил я. Заявление Билла показалось мне довольно странным.
– Мы ведем съемки в тринадцатом веке до нашей эры, – сказал Билл.
Стало еще страннее.
– А ваши лечащие врачи об этом знают?
Билл улыбнулся и затушил сигару.
– Как у вас с теоретической физикой?
– Примерно так же, как и с Гомером. В пределах школьной программы.
– Тогда нет смысла показывать вам чертежи, формулы и макеты. Попробовать объяснить вам на пальцах, как это работает? Или рассказать только суть, а остальное вы примете на веру?
– Давайте попробуем, – сказал я.
– Давайте, – сказал Билл. – Я всегда ратовал за передовые технологии и вкладывал деньги в наукоемкий сектор. Каждое научное открытие стоит денег, это касается расходов, которые ты несешь для совершения этого открытия, и доходов, которые может дать тебе результат. Я финансировал несколько проектов, и вот один из них принес плоды.
– Вы построили машину времени?
– Не совсем машину. Безумные ученые ничего не собирали в своем гараже из хлама, найденного на помойке. Это был очень масштабный и очень дорогостоящий проект, руководил которым академик Петр Северов из России. Этот проект до сих пор поглощает уйму средств, но нами получены первые результаты, которые вы могли бы видеть лично, если бы смотрели телевизор. Хотите поговорить с самим академиком?
– Пока не очень.
– И правильно делаете, что не хотите. Я сам не понимаю больше половины из того, что он говорит. Короче, наша установка, или, если хотите, машина времени, занимает площадь, равную площади небольшого государства, и пожирает столько энергии, что нам пришлось построить три дополнительные атомные электростанции. Но она работает.
– Что она делает?
– С ее помощью нам удалось пробить устойчивый туннель в прошлое и поддерживать этот туннель в стабильном состоянии, позволяющем перемешать объекты от одного его входа до другого. То есть из настоящего в прошлое и обратно.
– Почему в прошлое? Почему не в будущее?
– А что нам в будущем? По отношению к потомкам мы – лишь кучка дикарей, и вряд ли кто-то будет рад нашему явлению. Кроме того, есть и объективная причина. Время – как река. Бросьте щепку в реку, и она поплывет по течению. Вы можете привязать щепку и протащить ее некоторое время против течения, но энергии затратите в разы и разы больше. Если на поддержание туннеля в прошлое нам требуется постоянная работа трех энергостанций, то на открытие туннеля в будущее нам понадобится столько энергии, сколько не вырабатывает вся планета.
– Звучит логично.
– Это великое открытие, и оно, несомненно, должно быть использовано для блага всех людей, однако… Сначала мы должны покрыть свои расходы, не так ли?
– Поэтому – реалити-шоу «Троя»?
– Да.
– А почему именно так? Почему «Троя»?
– Признаюсь честно, нам повезло. Когда мы проводили эксперимент, мы не знали, в какое именно время откроется туннель, из-за невозможности провести калибровку. И угодили в события, примерно на три месяца предшествующие Троянской войне.
– Действительно повезло. Что бы вы делали, если бы угодили в какое-нибудь скучное время?
– О, я полагаю, мы бы что-нибудь придумали, – сказал Билл. – Кроме того, скучных времен просто не бывает. Но Троя стала для нас настоящим подарком.
– Согласитесь, это полный успех, – сказал Мур. – Каждая целевая аудитория найдет в нашем шоу то, что ей нужно. Мужчинам интересно насилие? К их вниманию величайшие герои самого известного мирового эпоса. Женщинам нужна любовь? И перед их глазами разворачивается одна из самых романтических историй мира. Подростки хотят смотреть на секс? Так в античные времена это было основным человеческим занятием. Интеллектуалы могут смотреть наше шоу и сравнивать его с творением Гомера. Для историков наши программы – чистый клад. Стопроцентное попадание.
– Звучит странно, – сказал я. – Но тоже вполне логично и в духе времени. А зачем вам я?
– Дело в том, что у нас возникли некоторые… – Мур замялся, подыскивая нужное слово.
– Сложности, – подсказал я.
– Моменты, которые мы не можем понять, – сказал Билл. – Неясности, которые нам хотелось бы прояснить. Позвольте, для начала я объясню вам технику съемок. В прошлом у нас нет ни единого живого человека. Все съемки ведутся миниатюрными камерами… Джон, покажите «муху».
– Не стоит. Я сталкивался с ними во времена моей службы.
– Прекрасно. «Муха» – это автономный аппарат, замаскированный под обычное насекомое, снабженный цифровой видеокамерой и передатчиком. Мы переправили по туннелю огромное количество таких аппаратов. А также современный компьютер, который программирует поведение наших насекомых, указывает, какие объекты они должны снимать. Они передают информацию этому компьютеру в режиме реального времени, а он посылает их нам с периодичностью каждый час. Здесь эти данные расшифровываются, обрабатываются, переводятся, редактируются и предоставляются публике.
– Пока я не вижу никаких неясностей.
На селекторе Билла замигала лампочка вызова, почему-то синего цвета, и он щелкнул клавишей.
– Мистер Картрайт, на второй линии президент, – сообщил бесстрастный женский голос. – Спрашивает вашего одобрения относительно начала кампании по борьбе с абортами.
– Откажите, – сказал Билл. – А если он хочет более развернутого ответа, пусть перезвонит завтра с утра. Но лучше пусть этого не делает.
Мур хмыкнул. Мужчина, которого мне не представили и который ни слова не проронил с самого начала беседы, и бровью не повел.
Билл выключил селектор.
– Позвольте полюбопытствовать, – сказал я, – это был президент чего?
– Это был наш президент, – ответил Билл. – Точнее мой. Потому что именно моя рекламная кампания, проведенная в моих СМИ, привела его в Овальный кабинет. И он это отлично знает. Поэтому и звонит советоваться по всяким пустякам. Так о чем мы говорили, полковник?
– О неясностях.
– Точно. Теоретически ни для нашего туннеля, ни для «мух», снабжающих нас видеоинформацией, нет закрытых зон, но на практике мы никак не можем проникнуть в некую область Древней Греции. Туннель отказывается нацеливаться в ту сторону, все аппараты, подлетающие к этой новой Сумеречной зоне, перестают функционировать.
– Дайте мне проявить смекалку, – сказал я. – Эта зона – Олимп.
– Я не верю в богов, – сказал Билл, – Как в целые пантеоны, так и в отдельных личностей. Но те парни, что живут три с половиной тысячи лет назад, верят. И не просто верят, они ведут себя так, будто точно знают, что боги думают по тому или иному поводу. Они – видят их. А мы не видим.
– Это и есть небольшая неясность?
– Да. Я хочу, чтобы вы отправились в прошлое и выяснили правду относительно богов Древней Греции. Нашли убедительную причину, по которой мы не можем вести съемки на Олимпе. Расставили все точки над «i».
– Это хорошо, – сказал я. – А то я думал, что вы попросите прирезать Ахилла, переспать с Еленой и плюнуть в левый глаз Зевсу.
– Так вы согласны?
– Прежде надо уточнить небольшие технические подробности. Что я буду с этого иметь?
– Миллион долларов.
– Один миллион? За перелет из Флориды в Нью-Йорк вы заплатили мне сто тысяч, а за путешествие по тоннелю в прошлое – всего один миллион?
– В месяц. Каждый месяц.
– Уже лучше. Теперь другой малозначительный факт. Вы уже перебрасывали по этому туннелю что-нибудь живое или ограничивались только механизмами?
– Перебрасывали.
– Мышей?
– Кроликов.
– Сколько штук?
– Пять.
– И как они?
– Сдохли.
– Да ну?
– Их сожрали лисы почти сразу же по прибытии. Лабораторные животные непригодны к выживанию в естественной среде.
– Хорошая шутка, – одобрил я. – А людей вы перебрасывали?
– Людей – нет.
– Почему?
– Не хотелось повторения истории с кроликами. Далеко не каждый человек способен выжить во враждебной среде, каковой является древнегреческое общество тех времен.
– И вы выбрали меня.
– Потому что вы идеально приспособлены. Вы умны, вы можете постоять за себя в рукопашной, вы не падаете в обморок при виде крови, и у вас есть опыт по внедрению в чужеродные вам организации. Мы могли бы найти ученого, специализирующегося в данной области, но он не проживет в реальном мире и дня. Мы могли бы найти мордоворота из службы мистера Хенриксона, – он кивнул в сторону молчаливого мужчины, – но тот не сможет ответить ни на один из поставленных вопросов. Поэтому мы искали кого-то вроде вас. Разведчика, диверсанта, саботажника, если хотите. Способного сойти за своего парня в любой компании, способного пораскинуть мозгами в одной ситуации и дать реальный отпор противнику в другой. Так вы согласны на мое предложение или мне продолжать сыпать комплиментами в ваш адрес?
– В целом согласен.
– Тогда мистер Хенриксон проводит вас к мистеру Громову. Мистер Громов – главный аналитик этого проекта, он введет вас в курс дела, объяснит все подробности и поставит реальные задачи.
– А где я могу получить мой первый чек на миллион?
– Он у мистера Хенриксона.

Дэн
Академик Петр Иванович Северов, гений теоретической физики, первооткрыватель темпорального туннеля и мой земляк, никогда не расставался с трубкой, но никогда и не курил. Сей довольно громоздкий старомодный агрегат постоянно маячил где-то в районе академического рта, но я никогда не видел, чтобы он выпускал дым.
Академик сидел на подоконнике и читал Гомера. Я кашлянул, дабы обратить на себя внимание. Профессор – чрезвычайно увлекающийся человек, когда он погружен в какое-то занятие, то замыкается в своем собственном мире, так что кашлять мне пришлось трижды.
– А, Данил, – сказал академик, аккуратно загибая страницу и откладывая книгу в сторону. – Верите, я никогда не читал Гомера. Я даже не слышал о Троянской войне до того, как прорубил туннель за три месяца до ее начала. Всегда интересовался исключительно своим предметом.
– А я всегда хватал понемногу отовсюду, – сказал я. – Покурим?
– Вы курите, – сказал он. – Я сейчас не хочу.
– Как вам Гомер?
– Он… подавляет своей дотошностью. Вы заметили, что в «Илиаде» нет ни одного безымянного героя? Все они поименованы, даже если появляются в тексте всего один раз, чтобы пасть от руки какого-нибудь великого воина. А его список кораблей? Здесь он больше похож на бюрократа, нежели на поэта.
– Некоторые считают его историком.
Академик пожал плечами.
– Вы так не думаете? – спросил я.
– Мне сложно судить. Историки не всегда оперируют фактами, часто они излагают исключительно свои домыслы. Если так, то Гомер – историк. Видите ли, Данил, история – это не точная наука, она в чем-то сродни литературе. Я – представитель точных наук. По крайней мере, так мне казалось.
– И вы сами делаете историю.
– Не надо громких фраз.
– Тогда расскажите мне, как работает ваше изобретение.
– Я передавал вам все мои файлы.
– И я ни черта в них не понял, – признался я. – Мои познания в теоретической физике не столь глубоки… По факту они не глубже чайной ложки. Я ничего не могу разобрать, кроме вашей фамилии, вынесенной в заголовок. Вы не могли бы объяснить мне человеческими словами?
– А вы уверены, что вам это надо?
– Я – аналитик, – сказал я. – И я не могу делать свою работу, то есть анализировать, если я чего-то не понимаю.
– Я тоже не все понимаю.
– Как это может быть?
– Знаете, с какой попытки мне удалось прорубить туннель?
– С четвертой?
– Ха! – сказал академик. – Первые восемь раз я пробовал, когда на горизонте еще не было нашего магната с его деньгами. Все восемь попыток провалились, но каждая давала мне новые поводы для размышления. Я понял, что мне нужна колоссальная энергия, без которой я не смогу поддерживать туннель в открытом состоянии, и я начал искать спонсора. Им оказался мистер Картрайт. Он предоставил мне почти неограниченные финансовые возможности, он построил энергостанции, которые работают только на мой проект, и я продолжил попытки. После очередной неудачи я вносил в прибор некоторые изменения, но я не мог понять, почему он не работает, Либо построенная мною теоретическая модель была неверна в принципе, и тогда все эти улучшения не имели никакого смысла, либо… он должен был работать и без изменений. Но этого не происходило. Время – наименее изученная материя в нашей Вселенной, и у меня не было предшественников, на опыт которых я мог бы опереться. Иногда мне казалось, что я занят поисками того, чего попросту нет. Что я ищу черную кошку во вселенной, лишенной света.
– Первооткрывателям всегда трудно, – заметил я.
– А потом был прорыв, – сказал академик. – Прорыв, причины которого я не понял и по сей день. Потому что действующий образец моего прибора не имеет больших принципиальных отличий от своего предыдущего собрата, который отказывался работать. Все, чем я занят до сих пор, – это попытки понять, что и почему произошло. Поэтому я не могу публиковать свои теории, даже если бы не было моего договора с мистером Картрайтом, согласно которому туннель на первые три года является исключительно его собственностью, а уже потом становится достоянием человечества. Вы говорите, что не понимаете сути моего изобретения, и я вижу, что вас это беспокоит. Так представьте, как это беспокоит меня, ибо я сам не понимаю сути того, что изобрел.
– «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», – процитировал я.
– Гомер?
– Шекспир.
– Настоящий ученый никогда бы не согласился с подобной постановкой вопроса. Принимать мир таким, каков он есть, – это ненаучно. Все непознанное должно быть познано.
– А непознаваемое?
– Я отрицаю наличие того, что вы называете непознаваемым. Есть лишь то, что мы не в состоянии познать в данный момент времени, однако мы не должны склонять перед ним свои головы.

Глава 4
Полковник Трэвис
Мистеру Громову на вид было не больше тридцати лет. Среднего роста, худощавый, сутулый, длинные волосы собраны к некое подобие хвоста. Глаза блестят дорогими контактными линзами.
Типичный интеллектуал.
После обычного ритуала знакомства («зовите меня просто Дэн»), мистер Хенриксон отдал мне мой чек, потом препоручил меня заботам мистера Громова и аккуратно закрыл за собой дверь.
– Значит, вы будете нашим агентом в прошлом? – спросил Дэн.
– Похоже на то, – согласился я. – А вы будете вводить меня в курс дела?
– По мере возможности, – ответил он.
– Предупреждаю сразу, у меня очень много вопросов.
– Это понятно, – сказал Дэн. – Я думаю, для начала вам надо познакомиться с основными действующими лицами.
– Если вы так считаете…
Дэн откинулся на спинку кресла, щелкнул кнопкой появившегося в руке пульта, и одна из стен его кабинета превратилась в сплошной большой экран.
– Начнем с ахейцев, – сказал Дэн, и на экране появился первый персонаж.
Мужчина средних лет с печатью властности, выдавленной на хмуром челе. Темноволосый, хотя седина уже пробивается на висках и в густой бороде, крепкий такой мужчина. Глаза умные, хищные. Глаза опасного человека.
– Это Агамемнон, сын Атрея, – сказал Дэн. – Главная шишка ахейцев. Ванакт Золотых Микен, центрового города греков. Царь царей, ванакт ванактов, отец народов, главный мотор кампании по разрушению Трои. Ради общего блага даже принес в жертву свою дочь. В войне преуспел, но по возвращении домой был зарезан собственной женой и ее любовником.
– Наверное, не стоило оставлять жену без присмотра на целых десять лет.
– Возможно. Следующий.
Похож на главную шишку, только помоложе. И не такой крепкий. И ростом чуть ниже. Смотрит с угрозой, но всерьез эта угроза почему-то не воспринимается.
– Главный рогоносец всех времен и народов, – сказал Дэн. – Менелай, младший брат Агамемнона, муж похищенной Елены, царь Спарты. Именно он подарил брату повод для развязывания военного конфликта. В итоге вернет жену.
– Хоть этому повезло.
– Везение – штука относительная. Вряд ли после всего они были счастливы в браке. Следующий.
Похож на Шварценеггера в молодости, только повыше и посимпатичнее. Создается впечатление, что он вытесан из единого куска дерева. Из баобаба. Здоровый такой лось, весь из мускулов, что наверняка компенсируется полным отсутствием мозгов. По крайней мере, во взгляде никакого интеллекта не наблюдается. Даже на уровне разговора о погоде.
– Аякс Большой, Теламонид. Считалось, что он уступает в силе только Гераклу, но это никак невозможно проверить, ибо Геракл умер несколько раньше. Предводитель саламинцев. Под конец войны слетит с катушек, поубивает кучу коров или овец, точно не помню, в общем, каких-то домашних животных, после чего бросится на собственный меч. Должен сказать, что суицид не был широко распространен в те времена и особым уважением не пользовался.
– Ясно.
– Следующий.
В лице есть что-то общее с Аяксом, но только в лице. Ростом парень пониже, стройный, гибкий. Взгляд цепкий, пронзительный. Смотрит с прищуром.
– Сводный брат Аякса, Тевкр Теламонид. Один из лучших лучников того времени. Сравнить с ним можно только Одиссея. Более ничем не знаменит.
– И этого немало.
– Ага.
Маленького роста, жилистый, судя по фигуре, очень быстрый. Такие особенно опасны в рукопашной, а ведь рукопашная являлась излюбленным методом ведения боя в те времена.
– Аякс Оилид, или Аякс Малый. Тезка Аякса Большого и его же дальний родственник. По возвращении домой попадет в шторм и разобьется о скалы.
Смуглый кудрявый красавец. Борода аккуратно завита колечками. Такие парни одинаково выглядят и в тридцать, и в пятьдесят. Под одеждой явно скрываются бугры мышц, во взгляде горит огонь. Только мне почему-то кажется, что он слегка навеселе.
– Диомед, сын Тидея, ванакт Аргоса, идеальный солдат в понимании Гомера. Один из лучших военачальников греков. Друг Одиссея. Очень хорош на копьях.
Коренастый рыжеволосый тип. Одежда драная, взгляд дикий, похож на психа. Очень похож. Длинные, поросшие рыжими волосами руки. С таким надо драться на дальней дистанции, не дай бог попасть в захват таким лапищам. Сломает позвоночник и не поморщится.
– Одиссей, сын Лаэрта, правитель Итаки. Лучник, борец и клятвопреступник. Самый толковый парень из всех греков. Разработал операцию, в итоге которой Троя пала, ну да это вы и без меня знаете. Также широко известен своим крайне затянувшимся возвращением домой и бойней, которую он устроил дома сразу по прибытии. Был счастлив в браке.
– Отрадно слышать, что хоть для кого-то эта история хорошо закончилась.
Старик. По нашим меркам выглядит лет на сто, значит, ему около шестидесяти. Седая борода, седые волосы, крайне худой, но взгляд властный, а глаза умные. Сам уже не боец, но поруководить еще может.
– Нестор, Конник Геренский, мудрый старец. Знаток всяческих историй, ходячая совесть и мудрость греков. Привел с собой большое войско. После войны возвратился домой в Пилос и царствовал еще долгое время.
Самый молодой из увиденных мною на данный момент. Смуглый – не то слово. Почти негр. Талия осиная, да и вообще фигура профессионального танцора.
– Идоменей, царь Крита. Кстати, родной племянник Минотавра.
– Не слишком похож на быка.
– Странная вещь – генетика.
Парню лет двадцать пять. Он совершенно не похож на Брэда Питта из древнего фильма, однако я сразу понимаю, кто он такой. Блондин, кстати говоря, глаза голубые, только какие-то пустые и холодные. Фигура – отменна, мускулатура впечатляет. Особых примет нет, хотя хотелось бы взглянуть на его пятку.
– Ахилл, он же Ахиллес, сын Пелея. Лучший в Ахайе. Предводитель мирмидонцев. Или мирмидонян, мы еще не определились с терминологией. Неуязвим, отличный боец, и все дела, убит Парисом выстрелом в пятку. Полагаю, что стрела была отравленной.
– Он и правда неуязвим?
– Ага, – мрачно сказал Дэн. – От ушей до пяток. Теоретически только до одной пятки.
– И как вы это объясняете?
– Никак. Я думал, это как раз вы нам объясните. Вообще парню крупно повезло, что он жил не в наше время. Только представьте себе, какую проблему он представляет для медиков. Как, например, удалять ему аппендикс? Тоже через пятку?
– Я всегда думал, что это метафора.
– Что парень просто был настолько хорош, что не позволял никому даже дотронуться до него мечом, и единственный способ убить его – ударить со спины и метить ниже пояса?
– Что-то в этом роде, – признался я.
– Нет, – сказал Дэн. – Увы, но это не так. У нас есть запись его тренировочного боя. Я сам видел, как противник со всего маху пытался загнать меч ему в живот.
– И что?
– Меч разлетелся вдребезги. Бронза – не лучший материал для изготовления клинков.
– Значит, вы считаете, что парень на самом деле сын бога?
– Богини. Лично я ничего не считаю. Я – аналитик и привык делать выводы, основываясь на фактах. Вот когда вы добудете мне побольше фактов, я буду делать выводы. А пока я обожду.
– Удачная позиция. А лично ваше мнение я могу услышать? Мнение не аналитика, но человека?
– Я не знаю, – сказал Дэн. – Я не верю во всю эту чепуху с богами, но я просто не знаю. Может быть, имела место какая-то мутация. Вы же знаете, рождаются сиамские близнецы, дети с двумя головами, тремя ногами…
– И крокодиловой чешуей вместо кожи?
– Ага. Насмотрелись на этот экспонат?
– Более чем.
– Тогда переходим к следующему персонажу.
Подросток. Даже не подросток – мальчик. На вид никак не дашь больше двенадцати. Взгляд дерзкий, независимый. Телосложением и чертами лица уже похож на своего молодого неуязвимого папашу.
– Сын Ахилла Неоптолем, или Пирр. Сейчас он еще ребенок, но к концу войны будет вполне взрослым молодым человеком, созревшим для убийства. В самой войне особо себя не проявлял, однако успел отличиться при штурме Трои. Убил отца Гектора, изнасиловал его жену, и все такое. Крайне дурно воспитанный молодой человек.
– Тоже неуязвим?
– Точно не знаем, но вряд ли. Другое поколение, да и купания в Стиксе, думаю, ему удалось избежать.
– Или мутация не передается по наследству?
– Именно. Собственно, у нас есть несколько версий на сей счет, но ни одной состоятельной. Я думаю, что вы должны прояснить для нас этот вопрос.
– А если в процессе выяснения я его… уязвлю?
– Вряд ли. Но к этому вопросу мы вернемся позже. Сейчас же предлагаю закончить визуальное знакомство с действующими лицами.
– Много их там осталось?
– Изрядно. Но вы можете не беспокоиться, вам не придется запоминать в лицо и по имени семьдесят тысяч ахейцев и около сорока тысяч троянцев.
– И то хорошо. Давайте следующего.
Фигура Ахилла. Рост Ахилла. Прическа Ахилла. Но взгляд более мягкий, да и черты лица поприятнее. По-моему, он чуть старше сына Пелея.
– Патрокл, ближайший друг и соратник Ахилла. Возможно, хотя и не подтверждено, что они были любовниками. В критический момент, когда ахейцы проигрывали войну, а Ахилл отказывался выйти в поле из-за ссоры с Агамемноном, надел доспехи своего друга и повел людей в бой. Именно смерть Патрокла от руки Гектора снесла Ахиллу башню, в результате чего тот вернулся к активной жизни, перебил кучу народа, в том числе и Гектора, запрудил реку трупами и чуть не взял Трою в одиночку.
– Угу, – сказал я. – Следующий.
Старик. Дряхлый старик, старше даже Нестора. Такой не то что меч, ножик для бумаги в руке не удержит. Какой-нибудь супергерой в отставке?
– Старец Феникс, наставник Ахилла. В войне участия не принимал по причине возраста. Так, мудрый довесок к двум молодым балбесам.
– К двум?
– Неоптолем появится на сцене только к концу войны. Когда подрастет.
– Есть еще кто-нибудь из известных ахейцев?
– Есть один персонаж.
Этот точно не боец. Толстый, прямо-таки лоснящийся от жира, морда довольная, глаза хитрые.
– Калхант, или Калхас, – сказал Дэн. – Типа пророк. Точнее ручной прорицатель ахейцев, прорицал исключительно то, что ахейцам хотелось слышать.
– Разве не все пророки такие?
– Возможно.
– Есть еще парни, которых я должен знать?
– Имя им – легион. Однако со значительными ахейцами мы расправились, с остальными можете познакомиться по ходу дела. Перейдем к троянцам, спешу вас утешить: их гораздо меньше.
Еще один старик. Благородная осанка, властность во взоре, на поясе висит меч, хотя сомневаюсь, что обладатель сумеет пустить его в ход.
– Приам, царь Трои. Папа Гектора, Париса, Кассандры и еще кучи отпрысков. Убит ахейцами при штурме.
Человек лет тридцати. Смуглый. (Или загорелый?) Черные кудрявые волосы. Пронзительные, но какие-то усталые глаза. Ничего не могу сказать о его фигуре, ибо одет он в довольно бесформенный балахон.
– Гектор. Троянский военачальник – лавагет. Величайший герой Трои. Все знали, что…
– Все – это все те, кто обычно всё знает?
– Ага. Так вот, все знали, что оборонить Трою мог только Гектор. Но, поскольку Троя была обречена изначально, значит, и Гектор был обречен.
Я моргнул, и картинка на экране поменялась. Теперь там был изображен очень воинственный тип в полном, как выразился Дэн, боевом доспехе. Лет сорока, лицо изборождено шрамами, левого глаза нет.
– Главк, один из младших военачальников Трои. Кличка – Циклоп.
– Догадываюсь, как он ее заработал.
Красавчик, сними с него тряпки – и может позировать для обложки женского журнала. И взгляд такой жгучий, что смотреть противно. Настоящий мачо.
– Дайте, я сам догадаюсь, – сказал я. – Это наш герой-любовник?
– Мимо кассы. Это Эней, основатель Римской империи. Спасся во время штурма Трои, да еще и отца своего вывел. После чего долго скитался, пока не обустроился в Италии. Там основал город, на месте которого впоследствии был построен Рим. А вот и Парис.
И это – герой-любовник? Ничего особенного. Смазливый, конечно, но не более того. Хотя, наверное, у женщин на этот счет есть свое мнение.
– Похититель Елены. Убийца Ахилла. Младший брат Гектора. Дурак, бабник и трус. А вот и сама Елена.
Он вывел изображение на экран.
– Ну как?
– Не в моем вкусе.
– И это все, что вы можете сказать о женщине, считающейся мировым идеалом красоты?
– Да.
– В общем-то вы правы. Я не вижу в ней ничего такого, что могло бы отправить в плавание тысячу кораблей.
– Наверное, Менелай бы с нами не согласился.

Зрители
– Смотрел?
– Только пару серий.
– И как тебе Елена?
– Ничего, приятная деваха. Я бы ее трахнул.
– А Кассандра?
– Тоже ничего. Хотя мне больше по вкусу эта, как ее… Не помню, как зовут. Жена того смурного парня.
– Гектора?
– Ага. Фигура у нее – что надо. Приятная во всех отношениях.
– Да, подбор актеров неплох.
– Только почему я их раньше нигде не видел?
– Наверное, набрали каких-то начинающих. Чтобы звезды не затеняли других.
– Ага. Аякса видел? Чистый качок.
– А Одиссей? Видел, как этот придурок голым землю пахал? Полсерии, наверное, показывали. И песни при этом пел похабные.
– Ага. Инструмент у него – будь здоров.
– Но сумасшедшего плохо сыграл. От войны ему отмазаться не удалось.
– Говорят, великий мудрец.
– Кто говорит?
– У меня знакомый есть, образованный, понимаешь. Гомера читал.
– Кого?
– Гомера. Ну того педика, по которому этот сериал снимают. Говорит, этот Одиссей придумает, как Трою взять.
– Так Трою все-таки возьмут?
– А ты как думал. Такая прорва народу на один город. Мужиков всех перебьют, баб изнасилуют.
– Интересно, а это показывать будут?
– Конечно, будут. Только не скоро.
– Скорее бы.

– Привет, дорогая.
– Привет. Смотрела вчера ночной показ?
– Нет, заснула раньше. А что, там что-то интересное было?
– Конечно. Ты такое пропустила! Парис с Еленой сексом занимались! Минут сорок, наверное! Этот парень – какой-то супермен.
– Черт! Жалко, что не видела.
– Может, повторят?
– Наверное. Хотя Парис – так себе. Вот Эней – настоящий красавчик.
– Парис – лапочка!
– А Эней? Видела, как он пастушек на прошлой неделе лапал?
– Ахилл все равно симпатичнее.
– Ахилл? Да он просто псих какой-то. Отморозок.
– А у Елены прическа дурацкая. Что она, совсем за модой не следит?

– Здорово, пацаны.
– Привет.
– Видели, как Диомед вчера нажрался и всю постель облевал?
– Вообще пить не умеет.
– Он только и умеет, что пить. Как его не покажут, все квасит и квасит.
– Ахилл вчера очередного прирезал.
– Все равно скучно. Скорее бы у них война началась, что ли.
– Это точно. Я думаю, Ахилл Гектора завалит.
– Без базара.
– И Аякс Гектора завалит.
– Это точно.
– А Энея?
– Это еще бабка надвое… Эней тоже не промах.
– Как думаешь, кто победит?
– Греки. У меня дед книжку читал. Греки, говорит, победят.
– Я ж говорю, Ахилл Гектора завалит.

Полковник Трэвис
– Теперь нам следует определиться с терминологией, – сказал Дэн. – По сути Троянская война была войной гражданской, так как обе воевавшие стороны принадлежали к одному народу. Они говорили на одном языке, поклонялись одним богам, соблюдали одни и те же ритуалы.
– То есть все они были греками?
– Точнее, ни те ни другие греками не были. В те времена не существовало такой страны, как Греция, или Эллада. Те, чьи далекие потомки стали называться греками, пять тысяч лет назад жили где-то на севере от Балканских гор, а на юге, на многочисленных островах Эгейского моря, жили пеласги. Дикие, разрозненные племена, постоянно воевавшие между собой. Естественно, в таком виде они не могли противостоять внешнему врагу, и согласно исторической логике такой враг не заставил себя долго ждать. Это было первое нашествие тех, кто позже стал называться греками, – ионийцев. Но ионийцы не смогли долго удерживать завоеванное и склонили свои головы перед второй волной завоевателей – ахейцами. Именно ахейцы построили все фигурирующие в мифах города – Микены, Тиринф, Охромен и Трою и покорили все местные народы. Их властители возводили для себя величественные дворцы, расписывали стены фресками… Именно ахейцы носили блистающие бронзовые доспехи и оружие, именно они выезжали на бой на сверкающих колесницах, и именно о них рапсоды складывали свои мифы. Именно ахейцы являются героями древнегреческого эпоса, и о них сложены и «Одиссея», и «Илиада». Кстати, во времена Гомера в той местности господствовали новые завоеватели – дорийцы, и о ахейцах, их дворцах, накопленных ими несметных богатствах, героях и победах остались лишь светлые воспоминания. Исходя из вышеизложенного, можно принять, что в Троянской войне принимали участие условные греки, к числу которых относят ахейцев, аргосцев, данаев, живших на островах, и условные греки, жившие на материке, в Малой Азии, так называемые троянцы, которые по происхождению вполне могли быть теми самыми ахейцами.
– Понятно, – сказал я. – С воевавшими сторонами мы определились. Что дальше?
– Причины войны, – сказал Дэн. – Конечно, все знают легенду о похищении Елены Прекрасной, которое спровопировало эту бойню, однако такие причины хороши для поэтов, а не для историков. Похищение одной женщины, как бы прекрасна она ни была, может служить лишь поводом для начала войны, но никак не причиной.
– Бостонское чаепитие, – сказал я.
– Или Перл-Харбор. Как нам известно сейчас, большинство войн начинается по банальным экономическим причинам, и у нас нет оснований полагать, что Троянская война была исключением. Так называемая «европейская» часть Греции, которой руководил Агамемнон, с трех сторон была окружена Средиземным морем, большую часть суши занимали неприступные горы, и земли, пригодной для земледелия, было крайне мало. Поэтому ахейцы всегда с завистью смотрели на другой берег, на Малую Азию, жизнь в которой казалась им просто райской. Я считаю, что именно стремление к завоеванию богатых земель своих соседей и послужило истинной причиной Троянской войны.
– Все как всегда.
– Но не стоит сбрасывать со счетов еще одну причину, имя которой – Агамемнон. Это честолюбивый человек, чьи амбиции можно сравнить только с амбициями Александра Македонского. Великая мечта этого умного и властолюбивого правителя – гигантская империя Пелопидов, или, если пожелаете, Атридов, которую он жаждет построить. С такой точки зрения Троя – это последний шаг к объединению ахейских народов, после которого перед ними может лечь весь мир.
– Но он не лег.
– Потому что Троя оказалась крепким орешком. Троянцы не желали склонить головы перед Микенами. А несогласные должны быть уничтожены, ведь великие империи строятся именно по этому принципу. Но Агамемнон потратил слишком много времени и сил на наказание непокорных, и его великая завоевательная война захлебнулась после взятия Илиона.
– Великие планы разбились о Трою.
– Если бы Троя пала в течение первого года войны, вполне возможно, что Александру Македонскому нечего было бы завоевывать. На момент начала Македонским военной кампании его армия по численности чуть ли не вдвое уступала силам, собранным сынами Атрея.
– Итак, основные предпосылки Троянской войны – жажда богатства и власти.
– Да, если говорить о предпосылках исторических. Но поскольку вам предстоит жить и работать в том времени, вы должны быть осведомлены также и о предпосылках мифологических, ведь именно они были известны воинам, идущим на смерть под стенами Трои. Первой мифологической предпосылкой падения города было оскорбление богов. Один из царей Трои, Лаомедонт, договорился с двумя богами, Посейдоном и Аполлоном, что они обнесут его город стеной, которой нет равных, по тем временам, разумеется. Когда работа была выполнена, Лаомедонт, возгордившись тем фактом, что стену вокруг его города строили сами боги, отказался платить им и выгнал вон, попрощавшись весьма нелицеприятными высказываниями. Боги обидчивы, но обидчивы по-разному. Считается, что Аполлон простил гордыню троянского царя, по крайней мере, он слыл покровителем города и во время войны принимал участие в его обороне. Но Глава греческого пантеона Зевс не простил такого оскорбления, ибо воспринял его как выпад против власти Олимпа, и падение Трои стало лишь вопросом времени.
– Илион должен быть разрушен.
– Некоторое время спустя состоялся свадебный пир родителей Ахилла, смертного героя Пелея и его жены нереиды Фетиды. Пир был важным событием в светской жизни, и на него были приглашены все значительные боги и герои того времени. Но тот, кто составлял список гостей, не включил в него Эриду, богиню раздора, очевидно стараясь избежать любых конфликтов во время празднества, и Эриду это несколько уязвило.
– Бойся оскорбленных женщин.
– Эриде удалось проникнуть на торжество, и она бросила прямо под ноги танцующим золотое яблоко, на котором было написано лишь одно слово: «прекраснейшей». Или два: «самой красивой». Но суть от этого все равно не меняется. Естественно, сразу разгорелся спор. Первыми из турнира выбыли смертные красавицы, которые не могли тягаться красотой с вечно молодыми богинями, затем остались три основных претендентки: Гера – жена Зевса, Афина – дочь Зевса и Афродита… э… сводная сестра Зевса. Соответственно, они попросили рассудить их спор своего великого родственника. Но Зевс был не дурак. Он прекрасно понимал, что, выбирая одну из них, обидит двух других, и он переложил ответственность на Париса, сына царя Трои Приама.
– Я называю это – «подставить».
– Да. Зевс знал, что проигравшие богини придут в ярость, и подстроил ситуацию таким образом, чтобы ярость обрушилась на неугодный ему город. Богини явились перед Парисом, и он не смог выбрать из них прекраснейшую. Тогда в ход пошли взятки. Гера предлагала Парису власть над всей Азией, Афина обещала сделать его самым мудрым из живущих и принести ему военную славу, а Афродита пообещала ему любовь самой прекрасной женщины на земле. Парис был молод, глуп и любвеобилен, потому он выбрал дар Афродиты и вручил яблоко раздора именно ей. Соответственно, предсказуемые Гера с Афиной тут же пришли в ярость и удалились строить козни против ставшей ненавистной им Трои.
– О, эти женщины, – сказал я. – Из-за одного человека обрекли на гибель целый город.
– Такие уж нравы. Но тут вышел небольшой конфуз. Парис очень быстро выяснил, что самая красивая женщина в мире, Елена – дочь Зевса и Леды, полубогиня, вылупившаяся из яйца, так как ее папа занимался любовью с ее мамой в образе лебедя (хотел бы я на это посмотреть), – уже занята. Она была замужем за Менелаем, правителем Спарты. Но приз есть приз, и он должен быть вручен. Парис отправился в Спарту якобы с посольством и при помощи Афродиты выкрал Елену у законного супруга. Мимоходом он прихватил и кое-что из золотишка. Узнав об этом, Менелай пришел в неописуемую ярость и тут же бросился, но не в погоню, как поступил бы на его месте любой здравомыслящий человек, а в Микены, жаловаться своему старшему брату, отчего Агамемнон пришел в столь же неописуемый восторг. Он правил всей Грецией, и лишь Троя не присягала ему на верность, поэтому старший Атрид имел на этот город большой зуб. И все последнее время он искал лишь приемлемый повод, чтобы начать войну. Ситуация была идеальной для Агамемнона.
Дело в том, что, когда земной отец Елены (рога которому наставил сам Зевс), прежний правитель Спарты Тиндарей хотел выдать Елену замуж, свататься собралась чуть ли не вся Эллада и в зятья ему набивались правители могущественных городов. Положение дел было весьма взрывоопасным, ибо оскорбленные цари не менее мстительны, чем богини, и выбор одного из них опять же мог оскорбить других. А Спарта, скажем прямо, была не таким уж большим городом, и разъяренные аргосцы или микенцы могли запросто сровнять ее с землей. Не желая умирать раньше времени, Тиндарей обратился за помощью к хитроумному Одиссею, и тот придумал следующее. Чтобы избежать кровопролития, он потребовал у всех женихов еще до оглашения выбора Елены поклясться, что, на кого бы ее выбор ни пал, остальные не будут пытаться его убить и даже придут на помощь, если с ним или с его семьей что-нибудь случится. Поскольку все присутствующие были прославленными героями и могучими царями, они легко дали такую клятву, потому что каждый полагал, что выбор падет именно на него. Елена выбрала Менелая, и, хотя многие были недовольны таким исходом сватовства, бойни не случилось. Согласно данной клятве теперь, когда Елену похитили, вся Греция должна была выступить на стороне Менелая. Это так сыграло на руку Агамемнону, что я начинаю задумываться, а не подстроили ли похищение Елены сами братья Атриды. Но Гомер об этом умалчивает, посему о том следует умолчать и вам, буде такой разговор зайдет в тринадцатом веке до нашей эры. На данный момент греки с той стороны туннеля как раз занимаются сбором войск, а троянцы поспешно готовятся к обороне города. Троянская война вот-вот начнется.
– Ладно, – сказал я. – Все эти теории мне понятны. Что вы хотите конкретно от меня? Что я должен сделать в прошлом?
– Для начала вы должны сделать кое-что в настоящем. Например, выучить древнегреческий язык.
– Посредством старого доброго гипноза, я надеюсь? Староват я для того, чтобы корпеть над учебниками.
– Именно при помощи гипноза, не волнуйтесь. После трех сеансов вы будете общаться на древнегреческом лучше самого Гомера. Потом вы должны пройти начальную подготовку по обращению с оружием того времени. Как бы там ни сложилось, вы отправляетесь в зону военных действий и должны уметь постоять за себя.
– Так я отправлюсь под Трою? Я думал, сфера ваших интересов лежит в окрестностях Олимпа.
– Отправлять вас туда было бы не слишком разумно. Мы не можем вести там съемку, и, если с вами там что-нибудь случится, мы не узнаем, что произошло, и не сможем вам помочь. Вы отправитесь под Трою вместе с ахейским войском и будете наблюдать за событиями. Человеческий глаз всегда заметит то, что обойдет своим вниманием камера.
– Но ведь, насколько я понял, главным образом вас интересует вопрос с греческими богами.
– Верно. Согласно Гомеру, боги постоянно вмешивались в военные действия вокруг Трои, и встретить их на поле битвы или около него куда как менее рискованно, чем пытаться проникнуть в закрытую для нас область.
– А что будет, если я их действительно найду?
– Вы поколеблете систему моего мировоззрения.
– А в более глобальном смысле?
– Не знаю. Я не верю в богов, и у легенды должно быть какое-то логическое объяснение. Может быть, не научное, но хотя бы логическое. Возможно, жителями Олимпа считались люди, обладающие паранормальными способностями.
– Вы сами в это верите?
– Дайте мне факты, и я поверю во все что угодно.

Глава 5
Полковник Трэвис
Под моими ногами был белый песок Скироса.
На мне была туника, легкие сандалии по древнегреческой моде, на поясе висел короткий бронзовый меч. Зато мое тело было буквально набито высокотехнологическим электронным оборудованием.
Как я оказался на Скиросе?
Прошел темпоральным туннелем, как же еще.
Поскольку я долго не мог въехать в объяснения старшего аналитика проекта, он попытался показать мне модель темпорального туннеля на пальцах. Представьте себе длинную лестницу, сказал он. И пусть ступеньки этой лестницы будут для вас веками.
А теперь представьте себе шланг. Не трубу, а именно гибкий шланг, который проложили с двадцать первой ступеньки до четырнадцатой. Или до минус четырнадцатой, но это сейчас неважно. Важен принцип. Если вы поднимете верхний конец на двадцать вторую ступеньку, нижний, соответственно, окажется на пятнадцатой, и так далее.
Это еще не все. Шланг, как вы изволили заметить, гибкий, и при помощи необходимых манипуляций можно смещать нижний его конец в любую точку площади нижней ступеньки.
Верхнюю точку смещать нельзя. Почему? Сейчас позову академика, и он набросает вам пять листов формул…
Почему я оказался именно на Скиросе?
На то были свои причины. Чтобы оказаться как можно ближе к центру событий, мне надо было не просто примазаться к греческому войску, но и получить доступ в ограниченный круг ахейских вождей, главных действующих лиц «Илиады». Согласитесь, что если бы я изъявил желание встать на греческую сторону где-нибудь в Троаде, то меня, скорее всего, признали бы троянским лазутчиком и казнили на месте. Внедряться надо было раньше.
Менелай и Агамемнон, руководящие сбором войск в Авлиде, на данный момент были для меня недоступны, пробиться к ним на аудиенцию было свыше сил обычного смертного. Аякс Мелкий имел слишком малый политический вес, Нестор был стар и недоверчив, Идоменей с Аяксом Крупным в данный момент находился в открытом море, а плавать на доске в ожидании, пока меня заметят ахейские моряки, мне не хотелось.
На Скиросе же сейчас проживали быстроногий Ахиллес с учителем Фениксом и другом – а может быть, и больше чем просто другом – Патроклом. Кроме того, со дня на день сюда должны были пожаловать Одиссей и Диомед с миссией уговорить Ахилла отправиться на войну. Если не считать старика Феникса, здесь было четверо героев «Илиады», из которых трое обладали огромным влиянием и властью.
Ахилл, правитель мирмидонцев, герой многих пророчеств.
Диомед, ванакт могущественного Аргоса.
И Одиссей, басилей Итаки, под чьим началом было не так много воинов, зато чья мудрость и изворотливость уже успели стать легендой.
Кто-то из них и должен был стать моим билетом под стены Трои.
Согласно Гомеру, Овидию и толпе их коллег, мать величайшего героя, нереида Фетида, стремилась уберечь своего сына от безвременной гибели на войне, а потому прятала его в женском платье во дворце правителя Скироса Ликомеда.
Когда жирный пророк Калхант возвестил, что Троя не падет, если в рядах ахейцев не будет сражаться Ахилл, лучший в Ахайе, воины возроптали, и Агамемнон отправил Одиссея и Диомеда на Скирос с целью разыскать трансвестита и за уши притащить его на бойню.
Говорят также, что Ахилл был сильно похож на девочку (и при этом он является великим воином, покрытым буграми мышц), и прославленные цари долго не могли разыскать его, пока Одиссей не применил военную хитрость. Он переоделся торговцем и пришел во дворец Ликомеда с лотками, на которых женские шмотки и украшения лежали вперемежку с оружием. Девушки заинтересовались шмотками, Ахилл же отдал предпочтение оружию, на чем и попался.
Не хочу обидеть Одиссея, но, если такие штучки на самом деле срабатывали, это говорит отнюдь не о хитроумии сына Лаэрта, а о низком интеллектуальном уровне самого Ахиллеса.
Наверное, умом он пошел в маму.
Все образованные люди и даже кое-кто из необразованных знают, откуда пошло выражение «Ахиллесова пята». Стремясь оградить сына от превратностей судьбы, Фетида окунула свое чадо в воды реки мертвых Стикс, протекающей в подземном царстве, что сделало Ахилла неуязвимым. При этом она держала сына за пятку, та осталась сухой, не стала неуязвимой, через что парень и пострадал. И все воспринимают это как данность.
Но если бы Фетида действительно была мудрой женщиной, она могла бы окунуть Ахилла в Стикс два раза, перехватив ногу, или подержать его за какое-нибудь другое место, и вся древняя греческая история пошла бы по другому пути. Но такой простой способ обезопасить сына почему-то не пришел ей в голову.
Надо сказать, что не все из вышеизложенного соответствовало действительности. Ахилл, Патрокл и Феникс на самом деле гостили во дворце Ликомеда, но никто из них не переодевался в женское платье и не пытался прятаться. Думаю, поэты приврали для красного словца.
В первой половине Феникс преподавал парням историю и математику, потом они обедали, отдыхали немного и отправлялись во двор, где посвящали время совершенствованию своего владения холодным оружием. Вечером они пировали, с хозяином или без него, после чего предавались заслуженному отдыху в компании дружелюбных и любвеобильных рабынь.
Вполне мужские занятия.
Я шел по песку.
Вообще приятное место эта Древняя Греция. Идеальный пляж, яркое солнце, теплое море, умеренный климат средиземноморского бассейна. Воздух, еще не испорченный выбросами в атмосферу токсичных отходов.
По этому пляжу любили бегать Ахилл и Патрокл, когда им наскучивало заниматься во дворце. Не знаю, почему Гомер прозвал Ахилла быстроногим, как ни пыжился великий герой, но они всегда приходили к финишу плечом к плечу со своим другом.
Дэн объяснил, что использование комбинации «эпитет+существительное» было стилистическим приемом Гомера. Он никогда не говорил просто «Ахилл», а добавлял определение, например, «быстроногий Ахилл», «богоравный Ахилл», «Ахиллес, сын Пелея», что помогало ему вводить в поэму особые характеристики персонажей и одновременно соблюдать стихотворный размер.
Положа руку на интимные части тела, хочу сказать, что мне не слишком нравится образ Ахилла, созданный Гомером. Капризный, истеричный, самовлюбленный, помешанный на славе эгоистичный неуязвимый сукин сын. Легко быть героем, когда знаешь, насколько трудно тебя убить. Кто из твоих богоравных противников додумается бить со спины, еще и ниже пояса? Видать, он вконец всех достал, если уж помочь Парису истребить наглого ахейца вызвался сам Аполлон.
Это согласно легенде. В действительности все было еще хуже.

Я увидел впереди две небольшие точки, которые по мере приближения принимали очертания человеческих силуэтов.
Согласно расчетам, это должны быть Ахилл и Патрокл. Я остановился и повернулся лицом в сторону моря. Пусть они не думают, что я специально ищу встречи с ними.
Спустя пятнадцать минут я услышал неровное дыхание юных атлетов, и две покрытые потом фигуры остановились рядом со мной.
– Радуйся, незнакомец, – сказал Ахилл.
Дэн сообщил мне, что «радуйся» было обычным приветствием среди ахейцев. Вроде нашего «как дела».
– Радуйся и ты, сын Пелея, – сказал я.
– Ты знаешь меня? – удивился Ахилл. – Откуда? Я не видел тебя раньше.
– Ты живешь во дворце? – спросил Патрокл.
– Нет, – сказал я. – Я прибыл на Скирос недавно.
– Где твой корабль?
– Корабль ушел, высадив меня в бухте неподалеку, – сказал я. – Я прибыл на Скирос с единственной целью взглянуть на героя Ахилла и его богоравного друга.
– Но я еще не совершил никаких подвигов, – сказал Ахилл.
– Совершишь, – сказал я. – И останешься в памяти людей как лучший среди равных.
– Лучший – Геракл, – возразил Патрокл.
Ахилл нахмурился. Видать, слава Геракла не дает ему покою.
– Как твое имя? – спросил Ахилл.
– Алекс, сын Виктора, – назвался я.
Мы с Дэном решили оставить за мной собственное имя, выдав меня за чужеземца. Этим можно было объяснить мой акцент, оставшийся после гипнотического курса изучения языка, и тот факт, что я внешне не слишком похож на грека.
– Ты воин? – Взгляд Ахилла упал на меч, висевший на моем поясе.
– И да, и нет, – сказал я. – Я воин, но не только. Богами мне дан великий дар взора, для которого нет преград. Поэтому я и знаю тебя в лицо, хоть мы никогда не встречались в жизни, богоравный Пелид.
– Позволь мне пригласить тебя во дворец Ликомеда, где мы гостим, – сказал заинтригованный Ахилл. – Там ты расскажешь нам подробно о своем даре.
– Охотно, – сказал я.
И мы отправились во дворец.

Дэн
Говоря по правде, я немного нервничал перед первым контактом Алекса с аборигенами, но все прошло как нельзя лучше. Немного лести, немного правды, немного лжи, и Киборг заинтересовался гостем до такой степени, что пригласил его в свои покои. Дружок (Патрокл) отнесся к этому весьма настороженно и сразу же отправился советоваться с Дятлом (Феникс).
Мы с Максом, главным режиссером проекта, сидели перед мониторами и просматривали последние новости со Скироса.
– Я все равно беспокоюсь, – сказал Макс.
– По поводу?
– А если он сболтнет что-нибудь лишнее?
– Что он из будущего и хочет понаблюдать за Троянской войной со стороны? Даже если и так, то кто ему поверит?
– Туземцы не поверят, – сказал Макс. – А как быть со зрителями?
– Зрители не понимают по-древнегречески, – сказал я. – А твои редакторы вложат в его уста любые слова, которые посчитают нужными.
– Я не уверен, что мы правильно поступили, послав в прошлое человека.
– Я вообще не уверен, что мы поступаем правильно.
– Я не о том. Камеры – это ведь просто механизмы. Они записывают происходящее, наблюдают, но они не могут повлиять на ход событий. А человек, вступающий в непосредственный контакт с жившими в прошлом людьми, может.
– Ты боишься «принципа бабочки»?
– Да.
Для тех, кто не рубит фишку, поясняю.
Есть такой рассказ у знаменитого некогда писателя-фантаста. Там человек отправляется в прошлое, во времена динозавров, случайно сходит с проложенной тропы и убивает бабочку. И по возвращении в свое время обнаруживает, что в Америке выбрали не того президента.
С тех пор писатели-фантасты рассмотрели этот сюжет со всех сторон. Основная тема – изменение прошлого с целью изменить настоящее.
– Зря боишься, – сказал я. – Временные парадоксы существуют только в качестве интриги научно-фантастических романов. Вдумайся сам: любые изменения, которые Алекс может произвести в прошлом, находятся в прошлом относительно нашего времени, и мы в любом случае имеем то, что имеем сейчас.
– А может быть, изменения уже произошли, только мы не можем их заметить, потому что изменились мы сами.
– Тогда чего волноваться?
– Когда Алекс вернется сюда, он может и не узнать наш мир.
– Лажа, – сказал я. – Настоящее остается неизменным.
Макс вздохнул:
– Мне бы твою уверенность.
– Моя уверенность основана на фактах. Я не вижу никаких парадоксов вокруг проекта.
– Возможно, еще просто слишком рано.
– Ты слишком нервный для режиссера, – сказал я.
– А ты слишком спокойный для аналитика, – не остался в долгу Макс.
И вовсе я не спокойный. Просто я принимаю мир таким, каков он есть. Все равно, раз уж мистеру Картрайту втемяшилось в голову отправить в прошлое своего агента, никто его не мог от этого отговорить. Да и мне самому было любопытно, что может нарыть в древнегреческом эпосе профессиональный разведчик.
«Принцип бабочки» меня не слишком волновал по вышеизложенным причинам. Если прошлое способно меняться от действий полковника Трэвиса, то оно уже изменилось.
Академик Северов совершенно не опасается возникновения темпорального парадокса, демонстрируя всем желающим какие-то свои теоретические выкладки, снабженные неимоверным количеством формул и графиков, которые до конца никто, кроме самого академика, не понимает.
Уж если светило мировой теоретической физики не боится парадоксов, не пристало их бояться и мне.
– Если исключить явление Ахиллу полковника Трэвиса, ничего примечательного за последний час не произошло. Даже не представляю, чем мы будем заполнять эфир.
– Это ерунда, – сказал я. – Подожди, пока они начнут войну. Нам не хватит и двадцати четырех часов, чтобы показать всё.
– Хотелось бы надеяться, – сказал Макс. – Потому как мистер Картрайт грозится выделить под наше шоу отдельный канал.
Думаю, мне стоит объяснить, каким образом мы получаем информацию из прошлого.
Сначала скажу несколько слов о самом туннеле.
Туннель имеет постоянную темпоральную протяженность в три с половиной тысячи лет, сколько-то там дней, часов и минут, вплоть до секунд. Я могу назвать вам его точные размеры, если они вам интересны. Для этого мне надо только сверится с файлами, которые прислал мне академик Северов.
Что это означает?
Что туннель дрейфует во времени с той же самой скоростью, с которой это делаем и мы сами. Когда находящаяся у нас точка условного входа смещается во времени, смещается и находящаяся в прошлом точка условного выхода. Для нас пройдет день, и для полковника Трэвиса, находящегося в прошлом, пройдет день. То есть, если все пойдет так, как это описано Гомером, нам предстоит наблюдать Троянскую войну последующие десять лет чуть ли не в режиме реального времени.
Сами точки входа и выхода ничего особенного собой не представляют. Просто черная дыра около трех метров диаметром, висящая в полуметре над полом лаборатории, в которую сходятся все проложенные по этажу силовые кабели.
Мы отправили в прошлое около десяти тысяч автономных аппаратов, замаскированных под обычных мух. Миниатюрное летающее устройство снабжено камерой и небольшим передатчиком, способным посылать изображение на расстояние до нескольких сотен километров.
Насчет реального времени я немного преувеличил.
Каждый час все камеры сбрасывают информацию на центральный компьютер, также оставленный нами в прошлом под видом обычного булыгана, коих в выбранной нами безлюдной местности сотни и сотни, а компьютер скидывает полученную информацию на диски и отправляет их в настоящее.
Тут они попадают в руки специалистов нашей медиакомпании (скорее, в их мощные процессоры), в том числе и мои руки. Из записей отбирают представляющие наибольший интерес, их редактируют, переводят, компонуют в блоки и представляют вниманию зрителей.
Компьютер управляет работой камер. Он запрограммирован так, чтобы уделять особое внимание ключевым фигурам реалити-шоу «Троя». Например, вокруг Агамемнона, Ахилла или Париса постоянно кружит около десяти камер. Менее интересные персонажи наподобие Пенелопы, Ифигении или Лаокоона, опекаются двумя-тремя камерами. Наши «мухи» бесшумны, в два раза меньше обычных, не имеют обыкновения досаждать людям и привлекать к себе пристальное внимание.
Конечно, мы постоянно теряем некоторое количество наших «насекомых», однако потери не являются невосполнимыми. Камеры недороги, и мы стараемся поддерживать популяцию, отправляя в прошлое новые партии наших крошек.
Таким образом, мы получаем информацию с задержкой в один час. Учитывая, что события отстоят от нас на три с половиной тысячи лет, этот режим не сильно отличается от режима реального времени.
Которым может воспользоваться полковник Трэвис.
Мы вживили в его тело, в районе правого бедра, передатчик, позволяющий связываться с находящимся в прошлом компьютером и получать доступ к некоторым его функциям. Алекс может затребовать информацию с любой находящейся в прошлом камер, получая изображение на внутреннюю поверхность контактной линзы в его правом глазу. Конечно, такой способ смотреть телевизор требует некой привычки, и я во время испытаний не получил от него особого удовольствия, однако полковник Трэвис уже имел дело с подобным оборудованием в своем бурном прошлом.
Полковник Трэвис управляет терминалом при помощи мономолекулярной виртуальной перчатки, имплантированной ему под кожу правой руки. С ее помощью он способен не только получать информацию, но и управлять ограниченным числом камер в количестве до пятидесяти экземпляров.
Именно так функционирует «данный ему богами дар» видеть сквозь всяческие преграды и расстояния, которым он хвастался перед Киборгом и Дружком.

Полковник Трэвис
Должен заметить, что переход за три с половиной тысячи лет назад был не более утомителен, чем прогулка по пляжу до дворца Ликомеда. Я не почувствовал ничего особенного, вступая в туннель времени. Я сделал шаг, который начался в лаборатории академика Северова и закончился на песке острова Скирос.
И представляете – никаких космических перегрузок!
С Ахиллом все прошло довольно просто. Ахилл, как я и подозревал, был дурак. Герою мозги не нужны, они герою только мешают. Герою нужны рефлексы, красивый профиль, груда мышц и восхищенные поклонники. Все это у Ахилла уже было.
Сначала он принял меня за пророка наподобие того жирного парня, что прорицал Агамемнону. Мне стоило большого труда объяснить ему, что я не способен видеть будущее, а вижу только настоящее, зато в настоящем способен видеть все, что заслуживает внимания.
Так оно и было. За каждым стоящим внимания персонажем было закреплено по несколько «насекомых», а я мог принимать изображение от любого. Мне стоило только активировать терминал и набрать пальцами правой руки имя объекта, изображение которого мне требовалось, после чего информация проецировалась прямо на контактную линзу. Ахилл восхитился дару и попросил продемонстрировать его в действии, но я отказался, пообещав устроить сеанс во время ужина. У меня были веские основания полагать, что за ужином к нам присоединятся Одиссей и Диомед, чей корабль вот-вот причалит в бухте неподалеку от города, и мне не хотелось убеждать людей по отдельности, если я мог сделать это оптом.

Дэн
Пока полковник Трэвис наслаждался отдыхом во дворце басилея Ликомеда, я пробежался по другим персонажам. Макс был прав, ничем особенным за последний час они не занимались.
Все самое интересное намечалось на вечер. Визит Рыжего и Алкаша к Киборгу, Дружку и Дятлу и их совместная беседа; плюс знакомство с полковником Трэвисом, который пока не заслужил никакой клички от нашего персонала.
Мы с Максом уже решили, что будем показывать Алекса наравне с другими героями шоу. Ну и что, что Гомер ничего о нем не писал? Многие ли читали Гомера? А те, кто читали, люди разумные, должны признавать за поэтом право на некоторые вольности. Ну упустил из виду одно действующее лицо.
Я сам, например, до начала этого шоу никогда не слышал ни о правителе Крита Идоменее, ни о жирном пророке Калханте, ни о троянце Сарпедоне, считавшемся сыном Зевса. А они оказались если и не ключевыми фигурами, то все равно далеко не последними персонажами. Пусть будет еще и Алекс. В конце концов, его имя по произношению очень схоже с Аяксом.
Будет у нас три Аякса. Крупный, Мелкий и Средний.

Полковник Трэвис
Уже под вечер Ахилл оставил меня одного в отведенных мне покоях.
Я решил немного попрактиковаться в «даре богов», улегся на постель, закрыл глаза и активировал терминал.
«Добрый день, полковник, – появилась надпись на виртуальном мониторе. – Ваши сегодняшние цели?»
«Наблюдение», – отстучал я на виртуальной клавиатуре.
«Введите имя объекта».
«Гектор», – набрал я. Мне было любопытно, чем в настоящее время занимается Приамид.
И тотчас перед моим взором появилась картинка.
Гектор и Парис стояли на крепостной стене. Гектор смотрел на грозовое небо, Парис смотрел на побережье. И то и другое не предвещало троянцам ничего хорошего.
Угроза, веявшая со стороны моря, была гораздо реальнее. Дождь редко уносит с собой человеческие жизни, а даже если и уносит, то не все. И дождь, как долго бы он ни шел, рано или поздно заканчивается.
А чем заканчивается ахейское нашествие, мы знаем из школьных учебников. Жалко, что в школе не проходят Гомера чуть позже, возможно, у меня в памяти отложилось бы больше.
Я уже начинал понимать, что того минимума знаний, который предоставил мне Дэн, мне в работе может и не хватить.
– Как ты думаешь, мы победим? – спросил Парис.
Троянский лавагет довольно долго молчал. Думал, что именно стоит сказать младшему брату, заварившему кашу, которую будут расхлебывать больше ста тысяч человек?
– Не знаю, – наконец ответил Гектор. – Стены Трои высоки, но сейчас для войны неудачное время. Конечно, все мы знали, что рано или поздно Агамемнон обратит свой взор в сторону нашего города, но никто не ждал, что это случится так быстро. Я полагал, что у нас в запасе есть хотя бы год. Хотя бы год. Ты подарил ванакту Микен прекрасный повод, брат.
– Гектор…
– Я предчувствовал беду, еще когда отец отправил тебя в это проклятое посольство в Спарту. Тебе не хватает опыта для такой миссии, не хватает мудрости, не хватает хладнокровия. Мне надо было настоять и отправиться самому.
– Там я обрел любовь!
Нет, ну что за придурок!
– Парис, ты мой брат, и я всегда буду любить тебя, что бы ты ни натворил…
Должен признать: у Гектора железные нервы. Я б на его месте братишке просто шею свернул. А этот еще разговаривает, объясняет…
– …Однако прошу: не обижайся на меня, твоя так называемая любовь может стоить нашему городу слишком дорого.
– Этот ублюдок Менелай…
– Поимел тебя, как мальчишку, которым ты и являешься. Его женитьба на Елене была чисто стратегическим ходом, который позволил присоединить Спарту к империи Агамемнона. Поверь, Менелай не испытывал к ней никаких чувств тогда, не испытывает их и сейчас. Я уверен, что он смеялся, когда узнал, что его супруга сбежала с тобой. Больше того, я не удивлюсь, если он сам подстроил ваш побег. Однажды она уже принесла Атридам владычество над Спартой, и они думают, что теперь она принесет им владычество над Троей.
– Когда они придут?
– Я думаю, довольно скоро. Сколько времени понадобится Агамемнону, чтобы собрать все свои войска и посадить их на корабли? Месяц? Два? Добавь сюда время, которое потребуется флоту, чтобы пересечь море, и у тебя будет ответ.
– Когда они будут здесь, я вызову Менелая и мы решим исход этой войны в честном поединке.
– Не решите. Во-первых, Менелай тебя убьет. Подумай сам, тебе двадцать один год, и махал мечом ты только в палестрах. Ты не знаешь, что такое настоящий бой, никогда не слышал предсмертных криков врага, твоя жизнь еще ни разу не зависела от твоего меча. Менелаю – тридцать пять, и он всю жизнь провел в войнах, отстаивая интересы старшего брата. А во-вторых, даже если Менелай и согласится на такой бой, и произойдет чудо, и сами боги помогут тебе сразить младшего Атрида, Агамемнон все равно не уведет свои войска от наших стен. Он идет сюда не за женой младшего брата. Мечта и цель Агамемнона – империя Пелопидов, раскинувшаяся от края до края нашего мира.
– Я все же вызову Менелая.
– Ты взрослый мальчик, и это твое право, – сказал Гектор. – Но, если мнение старшего брата хоть что-то для тебя значит, я – против. Ваш поединок, чем бы он ни закончился, ничего не решит.
Гектор и Парис.
Они не могли меня видеть, зато я очень хорошо видел обоих. Два брата, совсем непохожие друг на друга. Парис – смазливый парнишка, в меру храбрый, не в меру глупый и романтичный. Но – парнишка. Не более того. Возможно, будущий хороший воин, будущий убийца Ахилла, будущий предводитель своего народа. Его свершения еще впереди.
А вот его старший брат. Гектор. Которому не надо ничего и никому доказывать. Нормальный, уверенный в себе мужик. Несущий огромную ответственность и отнюдь не радующийся этому. Муж, отец, сын, брат, наследник своего отца, военачальник своего города.
И он прекрасно понимает, что город обречен. Что стены, какие бы крепкие и высокие они ни были, не выдержат натиска войска, какое приведет Агамемнон. Что двадцать тысяч его солдат – ничто по сравнению с легионами Атридов.
А мне нравится этот город. Красивый город. Большой. И люди в нем живут вполне приличные. Жаль, что греки выиграют войну.
Или как там говорил Дэн? Ахейцы. Жаль, что ахейцы выиграют войну.
– Кто-то идет, – сказал Парис.
Гектор повернул голову:
– Это Кассандра.
– Я пойду, – быстро сказал Парис. Разговаривать с вещей сестричкой ему явно не хотелось. Она не слишком жаловала братца и даже просила убить его, когда он вернулся в город из своих скитаний. Кто сказал, что видеть будущее – это дар? На самом деле это проклятие. – Пойду к Елене, а то ей неспокойно… Только… Ответь мне прежде на один вопрос, Гектор. Что мы будем делать, когда сюда придут ахейцы?
– Я скажу тебе, – сказал Гектор. – Но только тебе, и, если ты кому-нибудь повторишь мои слова, я от них откажусь. И я никогда этого не повторю. Когда сюда придут ахейцы, мой младший брат, мы будем умирать.
Парис вздрогнул, словно его брат, а не сестра, был пророком.
Парис спешно удалился, и его место подле брата тут же заняла Кассандра.
Некоторое время они стояли молча.
Гектор не отводил глаз от неба. Выискивал знамения своих кровавых и жестоких богов? Или просто не хотел смотреть пророчице в лицо?
– Гектор, ты любишь меня?
– Что за вопрос, Кассандра, – сказал он. – Конечно же люблю. Ты – моя сестра, моя кровь и плоть. Почему ты спрашиваешь?
– Среди греков будет воин по имени Ахилл.
– Я слышал о нем. Его отец – Пелей, великий герой.
– А его мать – бессмертная богиня. Она еще в младенчестве окунала его тело в Стикс и сделала его неуязвимым.
– Это я тоже слышал.
– Его практически невозможно убить.
– «Практически» – не значит «невозможно».
– Гектор, если ты меня любишь, пообещай мне, что не будешь драться с ним. Тебе не победить в этой схватке.
– Ты просишь слишком многого, Кассандра, – сказал он после небольшой паузы. – Говорят, что Ахилл – лучший воин среди греков. Также говорят, что я – лучший воин среди троянцев. Я не знаю, правда это или нет, но если правда, то однажды нам с ним придется встретиться на поле. А там… Боги решат, кому выжить.
Фаталист.
Хотя нет. Скорее просто притворяется фаталистом. Так удобнее спорить с женщинами, особенно если женщина – твоя сестра и тебе не хочется ее обижать. На самом деле он не верит в судьбу. И если на поле боя ему суждено будет встретиться с Ахиллом, то винить в этом стоит не судьбу, а долг.
Гектор верит в долг.
Его долг – защищать город от врага.
Ахилл – враг.
Дальше объяснять нет смысла.
Я щелкнул виртуальной клавишей и выключил трансляцию.

Глава 6
Полковник Трэвис
Стол владыки Скироса ломился от яств. Здесь были и жареная баранина, и свежие лепешки с сыром, изобилие фруктов, и несколько сортов вина, которые в эти варварские времена было принято разбавлять водой. Впрочем, это по желанию. Можно и не разбавлять.
За столом присутствовали: ваш покорный слуга, Ахиллес, его приятель Патрокл, их учитель Феникс и хозяин сего гостеприимного места басилей Ликомед.
Беседа не клеилась, особого аппетита тоже никто не выказывал. В воздухе висело некоторое напряжение, вызванное сообщением о том, что Одиссей с Диомедом уже в городе.
Ликомед распорядился, чтобы их пропустили во дворец и проводили к нам без всяких проволочек.
Слово «война» вертелось у всех на языках.
Ахилл с Патроклом были молоды, а в молодости война значит совсем не то, что в более зрелом возрасте.
В молодости война – это романтика. Это шанс прославиться и войти в историю. Войну воспевают поэты; слушая их песни и сказания, молодые девицы млеют и падают в обморок.
В молодости человек не принимает войну всерьез. Ему кажется, что он бессмертен, и купание в Стиксе тут совершенно ни при чем. И в своем времени я видел мальчишек возраста Ахилла, у которых при одном упоминании войны горели глаза, я видел, как они бредили подвигами, я видел, как они мечтали о славе, и я видел, как они умирали. В этом не было ни красоты, ни романтики.
И нет никакой разницы, падешь ли ты от удара меча или от пули снайпера, сгоришь ли ты в танке или получишь копьем в живот. Смерть одинаково непривлекательна во все времена.
Для Ахилла это была чужая война. Троянцы не покушались на его дом, троянцы не угрожали никому из его близких. Но я видел, что Ахиллу чертовски хочется повоевать.
Феникс, как я понимаю, обязанный везде сопровождать своих учеников, не горел особым желанием оказаться в Троаде. Конечно, он стар, и никто не будет требовать от него геройских подвигов, но ему не хотелось быть даже свидетелем грядущей кампании.
Ликомеду было все равно, или он успешно притворялся. Этот добродушный здоровяк, которому злые языки приписывали убийство легендарного героя Тесея, был радушным хозяином, который не вмешивается в дела своих гостей. Попросили приютить Ахилла со свитой – пожалуйста. Притащил тот Ахилл какого-то незнакомца, встреченного на берегу, – да ради бога. Являются двое незваных парней, чтобы утащить его гостя на войну, – флаг им в руки. Всем нальет вина, всем предоставит по постели и по сговорчивой рабыне, всех одарит улыбкой, всем кивнет, со всеми согласится и никому не расскажет, что он обо всем этом думает на самом деле.
Мудрая позиция, учитывая, в какие времена он живет.
Ахилл провозгласил тост за хозяина дома, Ликомед ответил тостом в память отца Пелида, мы плеснули вина на пол, дабы почтить богов, и тут двери мегарона распахнулись и нашим взорам предстали правители Аргоса и Итаки.
То ли они плохо переносили качку и никак не могли отойти от плавания, то ли слишком устали от ходьбы по окрестностям, но обоих покачивало. Одежды на них были запыленные и мятые, оружия не наблюдалось.
– О, – сказал Диомед, расплываясь в улыбке и глядя на кубки в наших руках. – Лаэртид, мы вовремя. Радуйтесь, хозяева!
– Радуйтесь! – вторил ему Одиссей, и я увидел, что оба они пьяны в стельку. В хлам. Вдрабадан. Пьяны настолько, что еле держатся на ногах.
Ликомед тоже просек ситуацию и оперативно предложил гостям присесть. Одиссей с Диомедом расположились за столом, налили себе неразбавленного вина, богов почтили чисто символически, по глоточку, и сразу же опрокинули кубки в свои глотки. От закуски оба отказались.
– Рад видеть вас в своем доме, – сказал улыбчивый хозяин. – Много слышал о доблестных героях, но никогда раньше не встречал вас, богоравные.
– Невелика потеря, богоравный хозяин, – отозвался Одиссей. – Таких пьяниц, как мы, в любой таверне двенадцать на дюжину.
– О, мы и правда герои, – сказал Диомед. – Вчера мы победили двенадцать амфор вина и сравнялись в подвигах с Гераклом. Сегодня мы хотим его переплюнуть. Принесем жертву Дионису, Лаэртид?
– Конечно, Тидид.
Они снова опрокинули кубки. Никто из присутствующих за ними не успевал.
– Как прошло плавание? – осведомился Феникс.
– Э… спокойно, – сказал Одиссей. – Наверное, спокойно, потому что в моей памяти оно не задержалось. Правда, иногда штормило, но только в нашей каюте, да, Тидид?
– Иногда и на палубе, – сказал Диомед. – Удивляюсь, как мы не выпали за борт.
– Это была бы большая потеря для армии, – сказал Одиссей. – Если бы мы выпали за борт, троянцы могли бы спать спокойно.
– Но недолго, – сказал Диомед.
– Да, к счастью, основная угроза Илиону – это не мы с тобой.
– Ага. Почтим Диониса?
– Сколько угодно.
Они в третий раз почтили Диониса.
Наблюдать за Ахиллом было смешно. Сначала он пытался игнорировать присутствие гостей, делая вид, что ему абсолютно все равно, зачем они сюда пришли. Потом его начал угнетать тот факт, что они совершенно не обращают на него внимания, и он уподобился поставленному на огонь чайнику, медленно закипая. Однако пытался не подать виду, хотя у него плохо получалось. Он был похож на невесту, жених которой флиртует со священником у брачного алтаря.
– Кстати, – сказал Одиссей. – Нам надо почтить не только Диониса, но и Посейдона. Нам, между прочим, еще обратно плыть.
– Хорошая мысль, – одобрил Диомед. – А потом мы почтим Зевса, Аполлона, Ареса, Гермеса, Гефеста и конечно же Аида, в гостях у которого мы скоро окажемся. А потом мы почтим всех богинь. И в первую очередь – Афину, твою небесную покровительницу.
– Насколько я знаю, она благоволит не только ко мне.
– Тогда за Афину!
Вечер обещал превратиться в сплошной марафон тостов, и я всерьез начал опасаться за сохранность винных погребов Ликомеда.
Одиссей с Диомедом выпили за Посейдона, как и обещали, дабы обратная дорога была безопасной, потом за Ареса, чтобы помог им в грядущих битвах, потом за Гефеста, потому что оба уважали ремесленников, потом за Аполлона, потому что хорошо поет, потом за Зевса, который самый главный, потом за Аида, у которого все будут, потом за Гермеса, который всем поможет оказаться у Аида, потом за Афродиту, которая устроила всем веселую жизнь, потом за Артемиду, потому что она лапочка, потом за Геру, потому что она жена самого главного и не выпить за нее – значит оскорбить этого самого главного, потом за Персефону и Деметру – без особых причин. Исчерпав список богов, богоравные пьяницы принялись пить за вождей, своих и чужих.
Они выпили за семейную жизнь Менелая и молодость Нестора, за мудрость Крупного Аякса и рост Мелкого, за бескорыстие Идоменея и благородство Париса, за глупость Приама и трусость Гектора, за верность Елены и прозорливость Кассандры, за грацию Калханта и беспутство Андромахи.
Мне было весело.
Эти двое умудрились упомянуть всех, и для каждого у них нашлось доброе слово. Если боги действительно существуют, они должны явиться сюда персонально и разорвать охальников на части.
Они оскорбили всех участников предстоящей войны и если кого-то и пропустили, то лишь из-за уважения к присутствующим или по причине элементарной забывчивости.
Фениксу было страшно. Казалось он на самом деле ждал здесь явления разъяренных богов или, на худой конец, разъяренных вождей.
Ликомед откровенно потешался.
Патрокл хмурился, глядя за злобного Пелида.
Ахилл молод и горяч. Его только что оскорбили своим невниманием, ему явно не нравились насмешки над теми, в ком он видел своих благородных соратников или не менее благородных противников. Он кипел. Еще немного, и он схватится за меч.
Ликомед просек настроение неуязвимого. Чего ему точно не было нужно, так это чтобы в его доме пролилась кровь героев, предназначенная для пролития в совсем другом месте, поэтому он попытался направить разговор в интересующее Пелида русло.
– Что привело вас в мой скромный дом, богоравные? – А сам подлил богоравным еще вина.
– Не такой уж он скромный, – сказал Одиссей. – Вот мой дом – тот просто воплощение скромности.
– Это ты еще моего дома не видел, – сказал Диомед. – Скромность – это неподходящее для него слово. По сравнению с сегодняшним приемом я обитаю в нищете.
– В нищете? – спросил Одиссей. – Ты, ванакт Аргоса, обитаешь в нищете? Это я, жалкий басилей маленького каменистого острова, затерянного в море, нищий. А ты просто купаешься в роскоши.
– Богоравные! – воззвал Ликомед. – Полно вам спорить о недостатках ваших жилищ. Разве не дело привело вас сюда?
– Дело? – спросил Одиссей. – Ты помнишь о деле, Тидид?
– Смутно.
– А я что-то припоминаю. Мы должны разыскать какого-то юношу.
– Да? – изумился Диомед. – Так мы нашли уже двоих. – Он бесцеремонно указал пальцем на Ахилла с Патроклом. – Мальцы, который из вас Пелид?
Ахилл вскочил на ноги и схватился за меч, Патрокл схватился за Ахилла, Ликомед попытался вклиниться между ними и гостями.
Одиссей с удивлением посмотрел на обнаженную бронзу в руке Ахиллеса, потом перевел взгляд на Диомеда, потом снова на скульптурную композицию «держите меня семеро».
– Убери меч, – сказал Ликомед. – Не видишь, это говорят не они. Это говорит вино, которое они выпили.
– Да, – согласился Одиссей, – это не мы. Это вино в нас пыталось тебя обидеть. Прими мои извинения, горячий Пелид.
Тон, которым говорил сын Лаэрта, ничуть не был похож на извиняющийся, но Ахилл все-таки спрятал меч и позволил Патроклу усадить себя на место. Феникс облегченно вздохнул, Ликомед налил всем вина.
– О, герой богоравный Ахилл, сын Пелея, – сказал Одиссей. – Нас прислал сюда Ага… Агам… мемнон.
– Кто? – спросил Диомед.
– Старший Атрид, – уточнил Одиссей. – Атрид хочет пригласить Ахилла сложить голову во имя его славы.
Я не совсем понял, во имя чьей конкретно славы Ахилла зовут сложить голову, но остальные, видимо, что-то поняли и не стали заострять на этой фразе внимание.
– Он зовет тебя на войну, – пояснил Диомед. – На Трою. Ты дружен с Агамемноном, богоравный?
– Нет, – сказал Ахилл.
– Ты присягал ему на верность?
– Нет, – сказал Ахилл.
– Ты видел его когда-нибудь, хоть раз в жизни?
– Нет, – сказал Ахилл.
– Тогда тебе ничто не мешает умереть за него, – сказал Одиссей. – Хочешь, мы расскажем тебе об Агамемноне?
– Нет, – сказал Патрокл.
– Хороший он человек, Агамемнон, – сказал Одиссей. – Вождь вождей, между прочим.
– Верный муж, – сказал Диомед.
(По возвращении с войны Агамемнон будет зарезан собственной женой, вспомнил я.)
– Любящий отец, – сказал Одиссей.
(Перед началом войны Агамемнон принесет в жертву богам собственную дочь.)
– Стойкий военачальник, – сказал Диомед.
(В критический момент сражения, когда ахейцы будут проигрывать троянцам и те доберутся до их кораблей, сложит с себя командование, которое примет Диомед.)
– Бескорыстный друг, – сказал Одиссей.
(Во время войны он отберет пленную девушку у Ахилла, желая унизить последнего. У меня начало складываться впечатление, что не один я знаю, как дальше пойдут дела.)
– Короче, гнида редкостная, – подытожил Одиссей.
– Как можешь ты говорить такое о человеке, которому присягал на верность? – спросил Феникс.
– Я присягал, – сказал Одиссей с пьяной улыбкой. – Я признал его владычество над Итакой. Я клялся в верности, я клялся исполнять его приказы, я клялся воевать за него. Но я никогда не клялся любить его, и я никогда не клялся его уважать.
– И ты готов высказать все это ему в лицо? – осведомился Ахилл. – А не клясть за глаза?
– Я высказывал, Тидид может подтвердить.
Диомед кивнул.
– И Агамемнон знает, как я к нему отношусь, – продолжил Одиссей, – и отвечает мне взаимностью. Но ничего не может сделать, ибо я не нарушаю свою клятву. Он хотел, чтобы я отправился на Скирос, и вот я здесь. Он хотел, чтобы я нашел Ахилла, и я его нашел. Правда, это было не так сложно, как он думал. Еще он хотел, чтобы я уговорил Ахилла отправиться в Троаду, так я и уговариваю. Поплывешь на Трою, Пелид?
– Не говори сейчас, – сказал Диомед. – Подумай до утра. Мы все равно не тронемся в обратную дорогу раньше завтрашнего полудня.
– Сбор войск в Авлиде, – сказал Одиссей. – Еще вина, Тидид?
– Не откажусь.
Они выпили.
– Не держи на нас зла, Ахиллес, – сказал сын Лаэрта. – Мы будем горды биться плечом к плечу с сыном Пелея.
– И с твоим другом Патроклом.
– И мы всегда будем рады выслушать совет твоего учителя Феникса, – сказал Одиссей.
Про Ликомеда он ничего не сказал, очевидно, у правителя Скироса был «белый билет». И только тут сын Лаэрта заметил меня. Или сделал вид, что только что заметил.
– Боюсь, я забыл твое имя, богоравный.
– Это Алекс, сын Виктора, – сказал Патрокл. – Мы встретили его сегодня днем на берегу.
– Алекс, сын Виктора? – повторил Одиссей. – Откуда ты, богоравный Алекс?
– Издалека.
– Он говорит, что боги дали ему дар видеть на расстоянии, знать, что происходит сейчас по всему миру. И даже стены не преграда для его всепроницающего взора, – сказал Патрокл.
– Это полезный дар, – признал Одиссей, – особенно во время войны. Хотя я никогда и не слышал о подобном.
– Не оскорблю ли я богоравного Викторида, если попрошу продемонстрировать мне его дар? – спросил Диомед.
– Нет, тем более я обещал Ахиллу показать его.
– Отлично, – сказал Диомед. – Скажи мне, богоравный, чем занят сейчас наш вождь вождей?
Я активировал терминал и ввел имя. Мои манипуляции не остались незамеченными для сына Лаэрта, и он более внимательно стал смотреть на мои руки.
Я не стал закрывать глаза. Так изображения наслаивались друг на друга, но не создавалось впечатление, что я сплю. Напротив, казалось, что я всматриваюсь в даль.
– Агамемнон сидит в своем шатре наедине с Менелаем и амфорой вина.
– Что делает сейчас моя жена?
Перенастройка. Я точно знал, что за Пенелопой тоже ведется наблюдение.
– Спит, как и положено в столь поздний час.
Одиссей улыбнулся:
– Что делает Аякс Большой?
Ввод.
– Тешит свой приап в обществе рабыни.
Ахилл с Патроклом сияли, как мальчишки, которым дали потрогать космический корабль. Феникс недоверчиво улыбался.
– Да простит меня богоравный Алекс, – сказал Одиссей, – но это не доказательство. Сейчас уже ночь, и вполне естественно, что кто-то объят Морфеем, кто-то возносит хвалу Эроту, а кто-то приносит жертвы Дионису. В твоих словах нет ничего удивительного, я тоже мог ответить так же.
– Что убедит тебя, Лаэртид?
– Мой друг Диомед выйдет в соседнюю комнату, – сказал Одиссей. – Посмотри, что он будет там делать. А когда он вернется, он подтвердит твои слова. Согласен?
– Конечно, – сказал я.
Учитывая, сколько здесь собралось персонажей реалити-шоу «Троя», «насекомых» тут должно быть не меньше пары дюжин. А может, и больше. Но пересчитывать мне было лень.
С выходом Диомеда возникла небольшая проблема. Оказалось, что Диомед так хорошо посидел, что почти забыл, как ходить. Лишь после трех неудачных попыток ему удалось подняться на ноги и выползти в соседнюю комнату.
Обратно он не торопился.
– Ну, что он делает? – спросил Одиссей.
– Спит, – сказал я. – Лежит на полу и спит.
– На спине или на животе?
– На правом боку. Левая нога согнута в колене, правая рука под головой.
Одиссей встал и, продемонстрировав неожиданно твердую походку, сходил полюбоваться на спящего приятеля, после чего вернулся за стол.
– Ты прав, богоравный Викторид, – сказал Одиссей. – Воистину ты щедро одарен богами.
– Я распоряжусь, чтобы богоравному ванакту Аргоса предложили достойный его отдых, – сказал Ликомед и удалился.
– Я тоже хочу кое-что показать, – сказал Ахилл и хлопнул в ладоши.
Феникс тут же сослался на усталость и смылся. Он знал, что произойдет через считаные минуты.
Я тоже знал. Я наблюдал эту сцену трижды во время своей подготовки.
В мегарон вошел молодой раб. У него было атлетическое телосложение, ростом он не уступал и Крупному Аяксу, но в глазах парня затаился страх.
– Ты хочешь свободы? – обратился к нему Ахилл.
– Нет, господин, – испуганно ответил раб.
– Тогда я изменю вопрос. Ты хочешь жить?
– Да, господин.
– В том углу мегарона лежат доспехи и оружие. Ты можешь выбрать все, что захочешь, а у меня будет только этот меч. Срази меня, и ты будешь свободен.
Раб вооружился по полной программе. Панцирь закрывал его тело, шлем – голову. В одной руке он держал щит, а в другой меч, который был в два раза длиннее меча Пелида.
Судя по глазам, раб был готов к смерти. Боялся ее, но был готов.
Ахилл пошел на него.

Дэн
Макс вернулся с двумя чашками кофе, и мы снова вонзили свои взгляды в монитор. На экране полковник Трэвис внедрялся в чуждую нам культуру, и мы нервничали.
Кто знает, как поведут себя эти греки. Вдруг они примут его за лжеца и самозванца, кем он в принципе и являлся, и захотят принести его в жертву своим кровожадным богам. Или захотят принести его в жертву по какой-нибудь другой, не менее убедительной для их времен причине. Я, конечно, не дурак, по крайней мере, мне хочется на это надеяться, но даже гений не способен просчитать абсолютно все варианты.
Все прошло нормально. Небольшая доля лести, и Киборг готов был есть с его руки, Дружок целиком доверял суждениям Киборга, а Рыжий с Алкашом настолько пьяны, что готовы были проглотить любую чушь про дары богов.
И уже после того, как из мегарона вынесли тело разрубленного чуть ли не пополам раба, после того, как Ахилл и Патрокл, обняв друг друга за плечи, удалились к себе, после того, как вернувшийся Ликомед проводил гостей в отведенные им покои, сын Лаэрта пришел поговорить с полковником Трэвисом.

Полковник Трэвис
В бытность мою разведчиком мы проходили множество разнообразных спецкурсов, которые и не снились обычным людям даже в кошмарных снах.
Инструкторы накачивали нас виски до такой степени, когда благородный напиток начинал течь у нас из ушей, а после этого проводили тесты на внимательность, логическое мышление, память или просто и без затей устраивали нам проверку рукопашным боем. Порой это было жестоко, но через какое-то время некоторые из нас научились поглощать чудовищные количества алкоголя и при этом сохранять трезвость и в мышлении, и в реакциях.
Не знаю, где учили этому искусству Одиссея, но Диомеда на тех курсах и близко не было. Доблестный ванакт Аргоса храпел во всю мощь своей глотки, а мы с Одиссеем стояли на балконе, глядя на спокойное море и лунную дорожку, бегущую к дворцу, и в голосе Лаэртида не было и сотой доли того опьянения, которое он так удачно сыграл в мегароне.
– Зачем ты здесь, Алекс?
– Что ты имеешь в виду?
– Зачем ты на Скиросе? – спросил Одиссей. – Только не пытайся мне лгать. Лгать такому лжецу, как я, бессмысленно. И я не поверю в сказку, что ты хотел посмотреть вблизи на такого героя, как наш Пелид. Все его геройства либо в будущем, либо в его воображении.
– Я хочу попасть в Троаду, – сказал я. Этому парню лучше не врать. По крайней мере сейчас.
– Зачем тебе наша война?
– Я прибыл издалека, Лаэртид, очень издалека. Ты даже не слышал о той стране, в которой я живу, ибо она лежит слишком далеко отсюда.
– За Гипербореей?
– Да.
– Ты проделал долгий путь.
– Не по своей воле, – сказал я. – Мой правитель направил меня сюда. Он прослышал о грядущей великой войне и хочет, чтобы я стал свидетелем этих событий.
– Но ты и так все видишь, – заметил Одиссей.
– Смотреть издалека – это одно дело, – сказал я. – И совсем другое – смотреть на что-то, находясь внутри этого.
– Но зачем твоему правителю такая информация? Он хочет воевать с нами и послал тебя в качестве лазутчика?
– Поверь, война меж нашими державами невозможна, – сказал я. – Тот путь, что проделал я, не сможет пройти ни одно войско.
И скажите мне, что я вру.
– Ты не врешь, – сказал Одиссей. – А жаль. Какое-то время я думал, что ты подослан правителем Трои, чтобы убить Ахилла. Я бы не стал тебе мешать.
– Вот как?
– Он болен, – сказал Одиссей. – Но я не знаю, как называется эта болезнь. Он убьет меня, по крайней мере попытается меня убить, если я назову его безумным, но он безумен. Он должен был родиться богом, волею Зевса был рожден человеком, однако его мать сделала все, чтобы человеком он так и не стал.
– Ты не боишься быть столь откровенным со мной?
– Нет, – сказал Одиссей. – Не спрашивай почему, я не знаю. Я чувствую людей и чувствую, что могу тебе доверять. И я видел, какими глазами ты смотрел на Ахилла. Он нравится тебе не больше, чем мне.
– Ты прав. Он – зверь.
– Невелик подвиг – убить раба, – сказал Одиссей. – Для того чтобы разрубить человека от плеча до пояса, нужна только сила. Для того чтобы быть героем, одной силы мало. А мальчик хочет быть героем, более великим, чем его отец.
– Такова его судьба.
– Судьбе надо помогать, – сказал Одиссей. – Не судьба делает человека героем, а сам человек. Хотя, на мой взгляд, это самая глупая цель, какая только может быть в жизни, – стать героем. Век героев короток.
– Зато их слава живет в веках.
– Плевать мне на такую славу, – сказал Одиссей, чье имя стало нарицательным и чьи подвиги вошли в легенды. – Я не увижу этой славы, и мне в ней мало прока. Я хочу любить свою жену, видеть, как взрослеет и мужает мой сын, я хочу посмотреть, каким человеком он станет, я хочу увидеть внуков и знать, что мой род, берущий начало от самого Гермеса, будет продолжен.
О том, что по другой линии родоначальником Лаэртида считался сам Зевс, Одиссей скромно умолчал. Или не скромно? Неужели он ставит Гермеса выше его небесного отца?
Одиссея очень беспокоит сын Пелея. Почему?
Удар у Ахилла хороший, это надо признать. Но техники никакой. На оборону он вообще плюет, ну это и понятно, на кой черт ему оборона, если у него броня вместо кожи.
Я с расстояния двух метров видел, как дважды выпады раба, с которым забавлялся Пелид, достигали цели, и оба раза лезвие не рассекало человеческую плоть, а отскакивало от нее, словно натыкаясь на невидимую преграду.
Я этого не понимаю.
Я мог бы предположить, что под хитоном Ахилла надет панцирь, но видел, что панциря не было. Остается только согласиться с версией Дэна о случайной мутации сына Пелея. Интересно, а кто на самом деле была его мать? Судя по тому, что я видел, она была крокодилом.
Зато теперь я понял, что Диомед с Одиссеем не случайно явились во дворец пьяными и не случайно передали приглашение Агамемнона таким образом, что согласиться на него мог только идиот. Выполняя поручение вождя вождей формально, они сделали все от них зависящее, чтобы сын Пелея никогда не оказался под Троей.
Но я сильно сомневался, что у них что-то получится.
Убийство было единственной страстью Ахиллеса.

Зрители
– Это нонсенс, уважаемый. Я перерыл все источники, но ни в одном из них не встретил упоминания об Алексе, сыне Виктора. Такого героя на стороне ахейцев просто не было.
– До сих пор они довольно точно придерживались сюжета. Были, не спорю, мелкие несоответствия, но все их легко было объяснить. И они показывали быт, очень похожий на тот, что царил в древние времена. Но этот Алекс вообще ни в какие ворота не лезет.
– Я вам больше скажу, коллега. Виктор – это не греческое имя, а римское, в переводе с латыни означает «победитель».
– Как человек может носить римское имя, если до основания Рима еще несколько веков?
– Это явное несоответствие, коллега, явное. И что это за страна, которая находится за Гипербореей, если эллины считали Гиперборею краем света? За ней была только вселенская река Океан, в чьи воды бросались уставшие от жизни гиперборейцы.
– Этот Алекс не похож на грека. И слишком светлокож для эфиопа или египтянина.
– Он похож на англосакса, но это полный бред. Кельт?
– Или викинг. А что вы думаете о его «даре»?
– Высосано сценаристами из пальца. Полный бред.
– Согласен, коллега. И еще я не могу понять, на кой черт они делают из Ахилла маньяка-убийцу.
– Ну, скажем, образ Ахилла был изначально далек от идеала.
– Не до такой степени, коллега. Не до такой.
– А что вы думаете о Гекторе, коллега?
– Какой-то он вялый. Совсем не похож на того великого героя, которого описывает Гомер.
– Но ведь война еще не началась.

– Не, пацаны, я вам точно говорю, Гектор – не жилец. Видали, какой у Ахилла удар?
– Нехилый удар.
– А как эти клоуны нажрались? Диомед еще заснул на полу. Совсем как ты на прошлой неделе.
– Бухать не умеет.
– Зато Одиссей хорошо держался.
– А что они там за пургу несли про всех остальных?
– Пьяные, вот и несли.
– Но, согласитесь, пацаны, Ахилл – просто красавец!
– А то! Наш парень.
– Реальный пацан. Не то что этот Гектор. Цветочки-лютики, розовые сопли. Драться-то он когда будет?
– Да не умеет он драться. Понты одни.
– Лох.

– Я вот никак не пойму, дорогая, если у Елены с Парисом такая любовь, почему они спят вместе только раз в неделю? Гектор свою красавицу каждую ночь обхаживает.
– Эней тоже каждую ночь, и не только свою. Вот кто жеребец настоящий.
– Да, Эней просто натуральный мачо. Наверное, скоро и до Елены доберется.
– Она в страданиях. Ей не до любви. За ней скоро муж пожалует.
– Он тоже в Спарте времени не теряет.
– А что, имеет право. Жена от него сбежала, вот и тешится с кем попало.

– Видел Ахилла?
– Видел. Легко быть героем, когда от тебя мечи отскакивают.
– Но рубанул от души, скажешь нет?
– Дури много, не спорю. Только псих он какой-то.
– Времена были такие, брат. Все они психи. Вчера ночью серия с Аяксом была.
– Я проспал.
– Он такие булыганы ворочает – нашим качкам и не снилось. Килограмм пятьсот от груди жмет, не иначе.
– Это ты загнул.
– Ничего не загнул. Смотри телевизор внимательнее, может, повторят.

Глава 7
Полковник Трэвис
Рассвет подарил Трое нового врага – Ахилл изъявил желание отправиться на войну. По лицам страдающих от похмелья ахейских вождей было сложно разобрать, рады ли они такому решению сына Пелея, и если рады, то насколько.
Зато на лице Ликомеда читалось явное облегчение. Он был рад избавиться от гостя, изрядно уменьшившего поголовье его рабов.
Во время легкого завтрака Одиссей предложил подкинуть меня на своем корабле до Авлиды, и я принял его предложение, что явно не понравилось Ахиллу. Почему-то он считал, что я должен сопровождать его.
Очевидно, Патрокла, Феникса и мирмидонцев ему было мало. Он хотел иметь под рукой как можно больше свидетелей своего героизма.

Плавание оказалось довольно приятным, похоже, что Посейдон не затаил обиды на моих спутников. Море было спокойным, небо безоблачным, а ветер попутным.
Вопреки моим ожиданиям Одиссей и Диомед отнюдь не предавались постоянным пьянкам. Сын Тидея напивался только два раза, причем исключительно в своей каюте, и не мозолил нам глаза.
Одиссей любил сидеть на корме и смотреть на море. Сын Лаэрта был задумчив и немногословен. Его явно снедала внутренняя тоска.
Странно, но он совсем не расспрашивал меня о моей далекой стране, и заготовленная мною с Дэном легенда пока пылилась на полках моего черепа в ожидании своего часа.
Изредка я подключался к центральному компьютеру и наблюдал за остальными действующими лицами. Чаще прочих я уделял внимание Гектору.
Мне был интересен этот человек – главная надежда обреченного Илиона. Гомер говорил о нем как о доблестном воине, втором герое, уступающем лишь Ахиллесу. Одиссей и Диомед отзывались о наследнике Приама весьма уважительно.
Матросы Одиссея побаивались славы троянского лавагета. Говорили, что Гектор – лучший воин не только Малой Азии, но, возможно, и всего мира.
Пока я не видел в нем воина.
Я ни разу не видел Гектора с оружием. Он проводил все свое время с женой и сыном, словно чувствовал, что ему не удастся насладиться семейной жизнью по полной программе.
У него была впечатляющая мускулатура, торс украшало несколько старых шрамов, волосы, несмотря на небольшой возраст, посеребрила седина.
Он никогда ни с кем не конфликтовал, даже с Парисом, уходя от возможных ссор с ловкостью умудренного дипломата.
За годы своей профессиональной деятельности я научился разбираться в людях не хуже Одиссея и прекрасно видел, что передо мной далеко не весь Гектор. Да, Гектор в мирной жизни именно таков. Но я знал, что Гектор на войне будет совсем другим.
Меня не могла обмануть нарочитая медлительность его движений и неуклюжая, чуть косолапая походка.
Равно как и нежелание брать в руки меч.
Гектор не был героем и не хотел им быть. Зато он был солдатом, что куда более ценно.
Армия, состоящая из солдат, всегда справится с армией, состоящей из сплошных героев.

Дэн
Одной из главных интриг нашего большого шоу должно было стать противостояние Ахиллес – Гектор, но никакой интриги я пока не видел.
Ахиллес раздавал авансы направо и налево, постоянно упражняясь с оружием и сражая рабов Ликомеда чуть ли не каждый вечер. Но даже мне было видно, что он не воин. Пока.
Похмельный Диомед и то выказывал больше мастерства, чем горячий сын Пелея. Оно и понятно, если на тебе нет непробиваемой брони, покрывающей тело от головы до пятки, тебе просто необходимо хорошо владеть оружием, чтобы выжить. Единственным весомым козырем Ахилла была его неуязвимость.
Конечно, Ахилл молод, и у него нет никакого боевого опыта. Возможно, мастерство к нему еще придет. Должно прийти, коли уж он стал величайшим воином в мире. Но сейчас я видел только честолюбивого юнца, мечтающего о славе.
Аякс был сильнее его.
Диомед был лучше на мечах и на копьях.
Одиссей и Тевкр могли дать ему большую фору в стрельбе из лука.
Менелай превосходил его в колесничном бою.
Патрокл ничем не уступал ему в скорости.
Правда, все они были уязвимы, а он – нет.
Неужели этого хватит, чтобы войти в историю?
Его главного противника уважали все. кроме наших зрителей. Даже надменный Агамемнон отдавал Гектору должное и призывал всех своих соратников избавиться от Приамида в первую очередь. Крупный Аякс похвалялся, что проломит Гектору голову своим молотом, но и в его глазах мелькала тень сомнения.
Жалко, что мы не включились в их эпоху чуть раньше. Хотелось бы посмотреть, как Гектор добился такого пиетета.
Сейчас Гектор не делал ничего, что дало хотя бы ничтожную возможность заподозрить в нем воина.
Из всех троянцев лучший у зрителей рейтинг имел Эней Основатель. Он и красавец, он и на мечах дерется, пока, правда, на деревянных, он и вина выпить не дурак, и чужих жен соблазнять мастер не хуже Париса. Он и будущий основатель Римской империи. Наслаждается жизнью по полной программе.
Парис был хорош только в стрельбе из лука. Тут он мог потягаться с самим Одиссеем или с Тевкром. Во всем остальном сын Приама был посредственностью. Даже заполучив себе в жены прекраснейшую женщину всех времен и народов, он предавался плотским утехам лишь раз в неделю.
Единственным всерьез озабоченным войной троянцем казался Циклоп. Он без устали муштровал свою армию чуть ли не круглые сутки, ежедневно докладывал о своих достижениях Приаму и постоянно отправлял гонцов в близлежащие деревни и города за подкреплением.
И именно здесь мы нашли первое крупное несоответствие действительности и рассказов Гомера и прочей честной компании. В союзники Трое никто особо не рвался. Правители ближайших государств, прослышав о войне, посылали Приаму заверения в полной поддержке, обозы с оружием и провизией, но на этом их поддержка и заканчивалась. Если они и отправляли в Трою свои отряды, то обычно это была сотня-другая воинов, среди которых превалировала романтически настроенная молодежь, служащая в бою разменной монетой.
Лишь десяток опытных воинов и ни одного ветерана.
Похоже, троянцам предстояло умирать в одиночестве.
В «Илиаде» Гомер хотел показать, как сплачиваются народы в минуту опасности, реальность же была более логичной. Кто хочет умирать за чужую бабу?
И хотя кое-кто и понимал, что, быстро захватив Трою, Агамемнон не остановится, соседи предпочитали выжидать. А вдруг Троя окажется крепким орешком и простоит лет десять, пока у Агамемнона и его армии пропадет желание продолжать поход?

Пока полковник Трэвис наслаждался плаванием в обществе Одиссея и Диомеда, Приам собрал в Трое военный совет.
Присутствовали: сам Приам, двое его сыновей – Гектор и Парис, их дальний родственник – Эней и конечно же деятельный Циклоп. Узкий круг доверенных лиц.
– Ахейцы готовы выступить в течение месяца, – сказал Приам. – Их основные силы уже собраны в Авлиде. Ждут они только опоздавших и попутного ветра.
– Мы собрали двадцать тысяч человек, – сказал Циклоп.
– Этого мало, – сказал Гектор. – По сообщениям наших лазутчиков, Агамемнон готов выставить против Трои семьдесят тысяч воинов.
Парис нахмурился. Чувствует часть своей вины? Или просто боится?
– Так называемые союзники шлют нам заверения в своей дружбе, – сказал Циклоп. – Провизию, оружие, но не войска. Они уже списали нас со счетов.
– Этого следовало ожидать, – сказал Гектор. – Сила ахейцев уже запугала всех остальных.
– Пафлагонцы еще не прислали ответ, – сказал Циклоп. – Но…
– Помощи со стороны не будет, – сказал Гектор. – Нам надо рассчитывать только на себя.
– Мы будем драться, – заявил Эней. – А боги решат, кто больше достоин победы.
– Мне кажется, они уже решили, – сказал Гектор. – Нам нет надежды на людей и на богов. Судьба Трои безразлична Олимпу. Это в лучшем случае.
– Не оскорбляй богов, сын. Они могут разгневаться.
– А что, может быть еще хуже? – Гектор горько усмехнулся. – Отец, мы одни в этой войне. Помощи ждать неоткуда. Но глупо сидеть, сожалеть о боязливости соседей и безропотно ждать Агамемнона. Надо действовать.
– И что ты предлагаешь?
– В первую очередь нам надо вывести наш флот из бухты, – сказал Гектор. – Если мы не сделаем этого вовремя, то потеряем его.
– Вывести из бухты? – спросил Циклоп. – Но куда?
– Навстречу ахейцам, – сказал Гектор.
– Сотня наших кораблей против полутора тысяч ахейских судов? – спросил Приам. – Это просто безумие, сын.
– Нет, если мы не ввяжемся в крупное сражение, – сказал Гектор. – Наши корабли быстроходны, и мы должны перенять тактику пиратов. Ударить быстро, нанести максимальный урон и раствориться в море. Мы не сможем потопить флот Агамемнона, но нанесем ему ущерб, и ахейцы задумаются, будет ли все так просто, как они полагают.
– И кто возглавит этот флот самоубийц?
– Я, – сказал Гектор.
– Я поплыву с тобой! – воскликнул Эней.
Парис инициативы не проявил.
– Не в этот раз, Эней, – сказал Гектор. – Ты останешься в городе, Анхисид, и будешь готовить его к осаде.
– Ваш поход обречен на гибель, – сказал Циклоп.
– Наш флот обречен в любом случае, – сказал Гектор. – Так давайте продадим его подороже. Я возьму с собой только добровольцев, отдающих себе отчет в том, что для большинства это будет последнее плавание.
– Нет, ты никуда не поплывешь, сын, – сказал Приам. – Троя не может потерять своего лавагета накануне войны.
– Троя его не потеряет, – сказал Гектор. – Я вернусь, и готов поклясться в этом самым дорогим, что у меня есть, – здоровьем сына.
Интересно, что помешает троянскому флоту выступить, подумал я. Гомер не упоминает о морских сражениях в период Троянской войны.
А ведь это странно, если задуматься. Куда, по версии слепца, делся троянский флот?
Скоро мы все узнаем.

Реалити-шоу «Троя»
Берег Авлиды. Три недели перед отплытием ахейского флота
Братья Атриды
– Скажи, что ты сделаешь с Еленой, когда вернешь ее? – спрашивает Агамемнон.
Они с Meнелаем сидят в шатре вождя вождей, перед ними небольшой столик, заваленный военными картами. Агамемнон в полном боевом доспехе, он только что пришел с берега, где при параде встречал прибывшее войско Нестора Пилосского. Почти две сотни кораблей.
Менелая официоз миновал. Он все время проводит в шатре брата и строит планы мести.
– Я накажу ее, – говорит Менелай.
– Убьешь? – интересуется Агамемнон.
– Я убью Париса, – говорит Менелай. – Выпущу ему кишки и буду смотреть, как он умирает, корчась в муках. Но Елену я убивать не буду. Нет.
– Она снова воцарится в Спарте?
– Никогда. Она мне больше не жена. Я превращу ее в свою рабыню, красавица будет мыть мне ноги и ублажать меня, но не как мужа, а как хозяина. И каждый вечер ее будет ждать плеть.
– Ты жесток и злопамятен, младший брат.
– Эта женщина предала меня.
– Но сослужила хорошую службу для нашей будущей империи, империи потомков Пелопса. За это ее следует вознаградить.
– Я же сказал, что оставлю ей жизнь.
Агамемнон улыбается:
– А что ты думаешь об Ахиллесе?
– Он – пес. Он нужен нам.
– Говорят, что он безумен и им невозможно управлять, – замечает Агамемнон.
– Псами не управляют, – говорит Менелай. – Их спускают с цепи.
– Я считаю так же, брат. И он откликнется на наш призыв.
– Да, хотя я думаю, что эти ублюдки сделают все, чтобы он остался на Скиросе.
– Ты не любишь ванакта Аргоса и басилея Итаки?
– Нет, брат. Они не уважают нас.
– Но служат нам, – говорит Агамемнон. – Они нужны нам, по крайней мере сейчас. Под началом этого аргосского пьяницы огромное войско, а его гетайрам нет равных в копейном бою.
– А итакиец? Он приведет под стены Трои жалкий десяток кораблей.
– Воины уважают его хитрость.
– Как бы она не обернулась против нас.
Агамемнон довольно улыбается.
– Поверь мне, я целиком контролирую хитрозадого сына Лаэрта, он у меня в руках.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71198875) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.