Читать онлайн книгу «Ночница. Коллекция ужасов» автора Антон Мамон

Ночница. Коллекция ужасов
Антон Мамон
New Horror
12 историй. 12 героев. 12 обыкновенных людей, таких же как мы с вами. Каждый погружен в повседневные заботы и неурядицы. Каждый изо всех сил пытается сделать свою жизнь лучше: найти любовь, заработать денег, построить карьеру… Но какие скелеты они прячут в своих шкафах? С какими демонами борются? Что они узнают о самих себе, оказавшись втянутыми в мистические обстоятельства? Страшные тайны прошлого, постыдные секреты, детские травмы и ложные воспоминания – рано или поздно вся правда выйдет наружу… чтобы убить или освободить героя.
Антон Мамон – писатель, автор мистических триллеров, известный по участию в телевизионных проектах «Битва экстрасенсов» и «Сверхъестественный отбор».


Антон Мамон
Ночница. Коллекция ужасов
Посвящается городу, который дарит мне самые прекрасные и самые ужасные моменты моей жизни.
“But I don’t want to go among mad people," Alice remarked.
"Oh, you can’t help that," said the Cat: "we’re all mad here. I’m mad. You’re mad."
"How do you know I’m mad?" said Alice.
"You must be," said the Cat, "or you wouldn’t have come here.”
    Lewis Carroll, Alice in Wonderland
© Мамон А. В., 2023
© Издание. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2024

Ночница
Приютские дети – самые несчастные. Пожалуй, даже несчастнее детдомовских. Ведь последние не терзают себя надеждой вернуться домой: они привыкают к новой жизни и твердо знают, что другой у них не будет. По крайней мере, до тех пор, пока мачеха-система не выплюнет их за ворота госучреждения. Тем же, кто по той или иной причине оказался в приюте, каждый миг мерещится, что всё может измениться. Что строгий воспитатель вот-вот назовет твою фамилию и заставит проследовать за ним в кабинет, в комнату, где сидит заплаканная бабушка или дальняя родственница, лицо которой напрочь стерлось из памяти.
Каждый ребенок «на передержке» не живет, а существует в ожидании счастливого дня. Ест, гуляет, смотрит телевизор и принимает витамины, поглядывая на дверь. Но, как говаривал Альберт Джей Нок, нет ничего более постоянного, чем временное! Большинство таких детей не возвращаются в семьи. Иногда – потому что некуда. Иногда – потому что незачем. Чаще всего это к лучшему.
Моя история в приюте длилась долгих три года, и, скажу я вам, это был странный опыт. Думаю, чистый детский разум просто не способен уместить в себе масштабы трудностей взрослых. Ведь у тех, кто бреется и носит бюстгальтеры, постоянно что-то не ладится. Любовные перипетии, финансовые провалы, проблемы с алкоголем, комплексы на фоне невостребованности и еще куча всякой ерунды, что в конечном итоге обрушивается на хрупкие детские плечи. Иногда малыши не справляются с решениями родителей. Так они попадают в огороженные высокими заборами дома.
Вспоминая временное пристанище, я ловлю себя на дурацкой мысли: жить там – все равно что ждать автобуса, номер которого тебе неизвестен. Вокруг постоянно суетятся люди, но никто, практически никто не задерживается надолго. Приезжают одни, уезжают другие. Кто-то искренне рад тебя видеть, другим и повода не нужно, чтобы разукрасить твой глаз. Шум, давка, иногда – полное одиночество, но ты все ждешь и ждешь, когда придет пазик и отвезет тебя куда-то! Неважно куда, лишь бы подальше от остановки «Неизвестность». Как я уже говорил, бо?льшая часть брошенных крох так и не дожидается заветного желтого пятна в облаке пыли на горизонте. Но я дождался. Автобус, изменивший мою судьбу, подъехал к воротам приюта «Светлячок» в районе восьми часов утра.
То был далекий июль 2001 года… Подумать только, двадцать лет прошло, а помню этот день, как вчерашний! До сих пор в носу стоит отвратительный запах солярки, которым был пропитан каждый угол салона. А жесткие кресла, перетянутые бордовым кожзамом?! От одного лишь взгляда на эти королевские седалища ягодицы сводило судорогой. Духота и шансон из хриплых колонок – вечные спутники на подобных маршрутах, но мне по какой-то причине запомнилось другое.
Внутреннее убранство пазика бережливо хранило следы всех наших путешествий, а из корявых надписей, вырезанных в облупившейся охре со следами наклеек, можно было узнать имена и клички тех, кто задолго до нас сотрясался в этой душегубке. Эдакая повесть временных лет на колесах.
Я долго не мог понять, что чувствую к автобусу, который перемещал нас по городу, возил на экскурсии в музеи и на льготные утренние сеансы в кинотеатр. С одной стороны, меня в нем неизменно тошнило. Каждая поездка казалась последней. Не смея попросить об остановке, я взаправду умирал! И оживал, стоило выйти на свежий воздух. С другой стороны, прибытие «хлебной булки» (так мы прозвали автобус из-за характерной формы кузова) всегда означало, что день пройдет интересно: нас обязательно перенесут в какое-то любопытное местечко. Хотя, когда живешь в приюте – рад любой вылазке.
Осознав это, я решил любить наш пазик, сколько бы страданий он ни причинял. Ведь любовь – это всегда прощение и смирение. По крайней мере, в этом убеждала бабушка незадолго до того, как отдала меня на попечение государства. Наверное, уже тогда она понимала, куда дует ветер, и потихоньку готовила меня к безрадостным переменам. Скажу сразу: не помогло и нисколько не смягчило удар! Приют – паршивое место, из которого хронически мечтаешь сбежать. И это была еще одна причина любить автобус, увозивший нас от него подальше.
– Живее, скорее, расторопнее! – перебирала синонимы пышноволосая дама в очках, имя которой с годами затерялось в памяти. – Заходим! Рассаживаемся! Не балуемся! Очень скоро наша желтая субмарина отчалит, и начнутся приключения!
– А что на этот раз? Зачем нам теплые вещи? – осмелился спросить я у обладательницы густой шевелюры.
– Все-то тебе любопытно, Тёма! – усмехнулась воспитательница, поправив на носу очки с фиолетовым градиентом. – Потерпи немного, любопытная Варвара!
– Ну и ладно, – печально выдохнул я, уже предчувствуя, что старшие мальчишки до полусмерти замучают меня этой самой «Варварой».
Опустившись на лавку, я устало закрыл глаза. «Здесь и высплюсь», – решил я в мыслях, поминая беспокойную прошлую ночь. Местные хулиганы пытались сделать «зассыхой» очередного несчастного из тех, кто помладше. Дождались полуночи, аккуратно вышли из палаты, миновали храпящую нянечку и шмыгнули в туалет, где набрали стакан теплой воды. В него-то и полагалось опускать пальцы сопящих пацанов в надежде, что это спровоцирует мочеиспускание. К слову, штука была рабочая: почти каждое утро кто-нибудь просыпался в холодной луже под сиплый гогот тех, кто не ведал жалости. Я не хотел быть одним из «ссыкунов», а потому – засыпал последним, когда заканчивались шорохи, смешки и скрипы.
– Ты знаешь, куда мы едем? – настороженно спросил Витька, мальчишка, с которым никто не хотел общаться (он безо всяких стаканов с теплой водой «дудонил» в кровать через ночь – детский энурез).
– Нет, ничего не знаю! – брезгливо отворачиваясь, бросил я и тут же выдохнул с облегчением, осознав, что Витька продолжил поиски места.
Дорожная качка мгновенно навеяла сон. Не замечая криков и суеты вокруг, я оперся на испещренное царапинами стекло и задремал. В то утро мне впервые за несколько лет приснилась мама. Она серьезно на меня смотрела и безостановочно говорила. Казалось, родительница стоит за плотным, звуконепроницаемым экраном: ее губы двигались, но слова не доносились. В конце нашего короткого свидания она сняла с себя нательный крест и бросила мне. Не помню, что дальше, но ощущения были жуткие. В нашей семье никогда не снимали оберегов-распятий. Мы верили, что покуда они с нами – беда не нагрянет… Проснуться довелось от резкого толчка.
– Вставай, Варвара, приехали! – издевательски бросил Артур, старший из приютских.
Потерев ушибленное плечо, я проморгался, закинул рюкзак на плечи, выпрыгнул из автобуса и присоединился к линейке, в которую выстроили воспитанников приюта.
– Итак, дети! – торжественно начала дама с химией на голове. – Мы думали сказать вам заранее, но решили, что лучше это останется сюрпризом. Мэр нашего города Еремей Миронович Лапин выделил для «Светлячка» путевки в это чудесное место! Добро пожаловать в детский лагерь «Сосновый лог»!
Только на последней фразе я додумался оглядеться. Тогда мне было невдомёк, что такое лог, но сосны сразу бросились в глаза. Могучие, грубые, с длинными лысыми стволами, они упирались в самое небо, отбрасывая густую тень. В памяти возродились образы одноклассников, каждое лето проводивших вдали от дома.
– Что же, – тихонько произнес я. – Посмотрим, стоило ли им завидовать!
* * *
Детский или, по версии бабушки, «пионерский» лагерь оказался довольно странным местом. Раньше я думал, что это своеобразный рай на земле! Слушая рассказы тех, кто провел там смену, а то и две за лето, я неизменно утопал в обиде и жалости к себе. Ведь, возвращаясь загорелыми и счастливыми, эти ребята без устали рассказывали, как им было весело! Дискотеки, бассейн, игры, конкурсы, новые знакомства и, конечно, первые поцелуи. О чем еще может мечтать подросток?
На деле все оказалось далеко не так радужно. Угрюмые одноэтажные бараки разбавлялись изношенными беседками и видавшими виды качелями. В единственном на весь лагерь бассейне вместо детей плавали листья и вездесущие сосновые иголки, ковром из которых были покрыты местные земли.
В постройке, что отвели нам для проживания, стояли полумрак и холод. Виной тому опять же проклятые сосны! Густо засаженная территория находилась в их плену. Вымахав до самых облаков, деревья сцепились кронами и надежно спрятали лагерь от тепла и солнечного света. Но, как говорится, где-то убыло, а где-то – прибыло: комаров в «Сосновом логу» водилось с избытком – только успевай отмахиваться!
Мечта об идеальном детском мирке, где кормят исключительно бананами и сладкой ватой, разбилась о неприветливый лик советского наследия. Мысль о том, что здесь предстоит прожить как минимум три недели, навеяла тоску. Впрочем, довольно быстро удалось найти жирный плюс подобных условий: шпана, что не давала проходу таким, как я, была в восторге! Возможность шататься без надзора, играя в карты и покуривая сигареты, являлась пределом их мечтаний. Приютская дедовщина подошла к концу. Нас оставили в покое. Можно было спокойно гулять, рисовать и читать архив журнала «Мурзилка» за последние 150 лет.
– Как думаешь, еще приедет кто-то? – спросил проходящий мимо Витька.
– Вряд ли, – пожал я плечами. – Слышал, как воспитательница говорила по телефону с мужем. С ее слов, этот лагерь в июне не работал. В тридцати километрах отсюда открыли новый: красивый, дорогой, со всеми развлечениями. А нас сюда направили по доброте душевной, вернее, по указанию мэра. У него там план какой-то есть, статистика.
– Жаль! – отрезал Витька и сорвался с места навстречу физруку с мячом.
Я посмотрел ему вслед и с удивлением понял, что от него больше не пахнет. С тех пор как мальчишку перестали задирать «старшаки», ночная проблема не давала о себе знать.
В бесцельных скитаниях по территории лагеря к концу подошел очередной день. Близилось время отбоя. Уставшие, а потому спокойные «деды» возвращались в корпус, неохотно переговариваясь. В десять часов вечера явилась вожатая с наволочкой наперевес. «Паужинок!» – объявила она, раскрыв тканевый мешок. Внутри таилась настоящая редкость: наливные красные яблоки, каких не сыщешь в наших широтах. Приютские охотно бросились за угощением.
– В коридоре стоит ведро. Ночью в него можно сходить по-маленькому, но всё остальное – в уличный туалет. Обулись, провернули ключ в замке и пошли потихонечку. Если кому нужно – на подоконнике рядом с дверью фонарик. Только не забудьте вернуть его на место. Все понятно?
– Угу… – блаженно промычал отряд, доедая огрызки.
Свет погас ровно в 22:15. Выдав пару глупых шуток, старшие мальчишки отключились – свежий загородный воздух действовал на них как наркоз. Они засыпали мгновенно и не просыпались до самого утра, даруя всем остальным возможность отдыхать полноценно, без страха проснуться без трусов или с ботинками на подушке.
В какой-то момент наступила гробовая тишина. Явление довольно редкое, а потому – крайне ценное для того, кто круглые сутки находится в окружении одичавших зверьков, от которых отказались хозяева. Мне же, как назло, не спалось. Привычка бодрствовать первые часы ночи держала мои веки открытыми.
В какой-то момент я закономерно ощутил давление внизу живота. Выбор оказался невелик: ведро или уличный туалет. Первое – стыдно, второе – страшно. «Эх, зря выпил второй компот за ужином», – посетовал я, запихивая стопы в резиновые тапки. В коридоре вопрос родился заново. Около минуты я простоял неподвижно, гипнотизируя дверь. В какой-то момент я ощутил касание за плечо, от которого внутри все оборвалось.
– Тёма, все хорошо? – шепотом поинтересовалась Азиза, студентка, проходившая в лагере учебную практику.
– Да… я хотел, то есть думал, это ведро…
– Хочешь, провожу тебя на улицу? – улыбнулась Азиза, понимая неловкость ситуации.
– Нет! – вдруг воспрял я. – Мне не страшно, просто забыл, где взять фонарик! – сочинилось на ходу.
– А вот и он! – Практикантка дружелюбно указала на подоконник, укрытый занавеской.
– С-спасибо! – вымолвил я и осознал, что пути обратно нет.
Издав протяжный скрип, дверь отворилась. Сумерки, что едва сгущались в черте города, здесь казались непроглядной ночью. Я щелкнул кнопкой и легонько вытянул вперед источник света. Его луч, пробираясь сквозь толщу тумана, стал тяжелым и мутным. Легко было представить, что в руках у меня самый настоящий световой меч, с помощью которого можно обороняться. Эта мысль одновременно развеселила и заставила напрячься.
– Спокойно! – произнес я, выпустив облако пара. – С фонариком ничего не страшно. Все привидения боятся света.
Спрыгнув с крыльца, я поспешил к заросшей тропинке, что вела к будке из прогнивших досок. Капельки ледяной росы окропили щиколотки, едва кончился асфальт. Вздрогнув и поморщившись, я осветил дорожку, опасаясь встречи с каким-нибудь ядовитым гадом. Тогда мне казалось, что под ночь каждая тварь, которой не нашлось места в свете солнца, выбирается из своей норы в поисках жертвы. Больше всего пугали гадюки. Из «Энциклопедии для почемучек» я узнал, что их яд не всегда смертелен, но способен причинить нестерпимую боль. К счастью, ни одно живое создание не решилось показаться мне на глаза, хотя местность и полнилась всевозможными звуками.
Закончив свои дела, я куда смелее двинулся обратно по кирпичикам, составлявшим тропу. Легко и во всех смыслах расслабленно я передвигал ногами и даже подумывал выключить фонарик, как вдруг застыл в исступлении. Недалеко от меня к нашему корпусу двигалась темная долговязая фигура: длиннющие конечности, покатая спина, черные как смоль волосы, выбивающиеся из-под прозрачной ткани, покрывавшей лицо. Ни на секунду я не усомнился в истинной природе создания. Люди так не выглядят. Люди не продираются сквозь заросли колючих кустов и крапивы, направляясь куда-либо.
– Мамочки! – воскликнул я, выронив фонарь из онемевшей ладони.
Существо остановилось и с хрустом повернуло голову. Полное оцепенение сразило плоть. Словно вкопанный, я не мог пошевелить ногами. Если бы минутой ранее я не наведался в уборную, наверняка обмочился бы от одного лишь вида нежити. Леденящая душу тень вопреки ожиданиям продолжила движение в сторону отряда. Я задышал вполсилы, опасаясь привлечь внимание, и отыскал в траве мигающий фонарик.
Силуэт из леса вплотную подобрался к стенам одноэтажного дома и вновь замер, точно обдумывая план действий. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем лесная нечисть, подобно пауку, начала карабкаться по стенам. Ее движения были легкими, а тело отрицало гравитацию. Призрак в считаные мгновения взобрался на крышу и осмотрелся. Что-то заставило его долго и безотрывно смотреть вдаль. Внезапно дверь корпуса приоткрылась. На крыльцо вышла Азиза. Тварь из кошмарных сновидений продолжала сидеть на черепице, словно ночная птица.
– Ну и куда ты пропал, Тём? Возвращайся скорее, холодно же!
Мои попытки заговорить не увенчались успехом. Губы дрожали в тщетном желании родить звук. Всё, на что хватило смелости, – это броситься навстречу студентке до того, как она вновь скроется за порогом. Несколько раз запнувшись, я взлетел по ступеням и кинулся в палату. Азиза успела схватить меня за плечи. Опустившись на корточки, она вкрадчиво заговорила:
– Эй, ты чего? Бледный, словно привидение увидел! Всё хорошо?
Я кивнул на автомате, но сразу понял, что так просто мне не отделаться. Собрав остатки мужества в кулак, я прошептал:
– Кажется, я увидел змею там, в траве. Гадюку!
– Нет, малыш, тебе показалось. Здесь даже ужики не водятся! Иначе не построили бы тут детский лагерь. Иди скорее спать, ладно?
– Хорошо, – с трудом вымолвил я, устремившись в сторону спальни.
В один прыжок я вернулся в кровать и с головой накрылся душным одеялом. Воздуха в образовавшемся коконе не хватало, но я и мизинца наружу показывать не собирался. Азиза ведь понятия не имела, что в тот момент, пока она со мной говорила, над нашими головами громоздилось порождение ночи. С учетом того, что я увидел, ему ничего не стоило пробраться внутрь. Главное – дождаться утра, авось пронесёт!
Неторопливый скрип двери вынудил затаить дыхание. Кто-то (или что-то) вошел в палату и вынудил половицы застонать. Словно в чудовищном сне, я почувствовал, как язык стал ватным, а в горле появился ком. Что бы ни происходило дальше, я не смогу закричать, даже пискнуть не получится! Звуки шагов становились все отчетливее. В какой-то момент ночной визитер задел свисающий краешек моего одеяла, и я почти смирился с тем, что умру. Поток тревожных мыслей нарушил знакомый шепот:
– Здесь и будет твое место, хорошо?
Объятый любопытством, я приподнял одеяло. На соседней кровати, пустовавшей предыдущие дни, сидел невысокий, коротко стриженный мальчишка. Клавдия Викторовна, наш старший воспитатель, заправляла в наволочку его подушку. Пацан без особого интереса наблюдал за происходящим. Как только женщина приготовила постель для сна, новенький разделся и лег на бок, спиной ко мне. В палате вновь стало тихо. Тогда я и представить не мог, чем кончится эта жуткая, словно списанная с дурного сна история…
* * *
Новый день в «Сосновом логу» начался запланированно рано, то есть ровно в семь утра. Азиза прокричала бодрое «подъем» и приоткрыла окно для проветривания. Мои соплеменники нехотя зашевелились, в то время как я натурально страдал от давящей боли в затылке. Выспаться ночью так и не удалось. Сначала боялся закрыть глаза, а после – просыпался каждые пять минут от навязчивых видений. И только в пятом часу покой вернулся в мое сердце вместе с блеклым светом, пробивавшимся сквозь тяжелые кроны сосен.
Казалось, едва опустились веки, неугомонная практикантка ворвалась в палату и перевернула все с ног на голову! Смирившись с долей вечно рассеянного и сонного ребенка, я вынудил себя подняться. В семь тридцать начиналась зарядка, а тем, кто опаздывал, здорово прилетало. Никоим образом я не хотел оказаться в числе провинившихся, а потому подгонял себя как мог.
– Это еще что за чучело? – вышагивая в одном нижнем белье, просипел Артур.
Взгляд задиры устремился в мою сторону, точнее в сторону кровати, что располагалась рядом. Там, неспешно заправляя одеяло, мелькал новенький.
– Он с нами теперь будет, ночью приехал! – зачем-то вмешался я.
– Хрен ли ты за него впрягаешься? Он че, глухонемой? – усмехнулся парень, недоверчиво осмотрев нас обоих. – Или твой новый бойфренд?
Комната разразилась хохотом. Смеялись все, кроме меня и новенького. Большинство делало это, чтобы уважить лидера и не стать объектом его новых издевок. Неизвестно, чем бы кончилось дело, не вмешайся Азиза. Сигналом свистка она призвала к тишине.
– Артур, вижу, тебе нравится быть в центре внимания? Значит, сегодня именно ты проведешь зарядку! Но для начала надень шорты и майку.
Вожак стаи волчат недовольно оскалился. В ту же секунду я понял, что за это придется ответить. Либо мне, либо этому безымянному мальчишке рядом. Так и не удосужившись представиться, он проследовал на выход. Как оказалось, у него было освобождение от физкультуры. «Ох, не избежать ему взбучки, не избежать!» – с досадой осознал я и приготовился к разминке.
Покончив с рутинными занятиями вроде уборки и стирки нижнего белья, мы отправились на завтрак в корпус номер 1. Там полным составом находилась группа девочек. Переминаясь с ноги на ногу, воспитанницы приюта оживленно трещали обо всем на свете и совсем не обращали на нас внимания.
Когда ты ребенок, все, кто не похож на тебя (особенно так радикально), воспринимаются как пришельцы. На них можно смотреть с удивлением, но даже в голову не придет подружиться. Через пару лет эти противоположности притянутся, да так сильно, что не сыщется на Земле силы, способной это изменить. Но то будет нескоро, а до тех пор мы брезгливо морщились при виде друг друга. По крайней мере, на публике.
Стоит сказать, что в то утро «глупые девчонки» мало интересовали «пацанячий отряд». С куда бо?льшим интересом обсуждалось появление «духа», что в армейской терминологии, бог весть как затесавшейся в детский лексикон, означало «новенький». Артур уже разминал кулаки, чтобы преподать ему урок «уважения к старшим», но мальчишка не явился… на свою удачу! Его тарелка манной каши, тонкий ломтик хлеба с маслом и компот переместились на поднос и вместе с Азизой исчезли в неизвестном направлении.
Этот чудак и впрямь будто напрашивался на неприятности, ведь каждый приютский знает, что единственный способ выжить – не выделяться: смеяться, когда смеются все, быстро отвечать на вопросы «дедов» и держать рот на замке, если они с тобой не разговаривают. Другими словами, нужно стать тенью, неприметной вещью из интерьера, на которую, проходя мимо, не обращают внимания. Именно так поступал я. И, надо сказать, данная тактика работала.
С полудня до обеда наступало «свободное время», каждый мог заниматься чем угодно. Из предложенного, разумеется. Взрослые мальчишки шли играть в баскетбол, совсем еще малыши отправлялись на тихий час, а промежуточные звенья приютской эволюции вроде меня могли тихонько читать или рисовать. Я без раздумий выбрал первое. Особенно когда узнал, что библиотека при лагере возобновила работу. Первые дни она стояла закрытой, но буквально вчера в «Сосновый лог» приехала худосочная женщина в очках и поношенной водолазке. Нам она представилась как смотритель читального зала, и в ту же секунду я понял, где буду пропадать бо?льшую часть так называемого свободного времени.
– Добрый день! Я бы хотел взять книгу, – незаметно появившись у стойки библиотекаря, объявил я.
– Чудесно! – улыбнулась женщина. – Тебя как звать? Меня – Таисия Максимовна.
– Артём.
– Очень приятно, Артём! Что хочешь почитать?
Какое-то время я размышлял, что выдать: правду или ее замаскированную версию? Слегка замявшись, я решил выложить все карты на стол:
– Честно говоря, мне бы хотелось найти сборник легенд про всяких существ. Про призраков и монстров. У вас есть такие энциклопедии?
– Удивил так удивил! – довольно вскинула брови Таисия Максимовна. – Мальчишки в твоем возрасте просят комиксы или подростковые журналы.
– Я не такой. – Суровость в собственном голосе была мне в новинку.
– Это я уже заметила. Что же, давай посмотрим! – развела руками новая знакомая.
Больше двадцати минут мы изучали пыльные шкафы с книгами, но так ничего и не нашли. Конечно, попадались красочные сборники сказок про Бабу Ягу, Кощея и Змея Горыныча, но это для детсадовцев. Мне же кровь из носу требовалось узнать, что я видел прошлой ночью, а в идеале – понять, как от этого защититься.
– Выходит, нет ничего такого… – разочарованно вздохнул я, рассмотрев обложку последней книги.
– Выходит, так, – не менее печально отозвалась женщина, как вдруг оживилась: – А что тебе интересно? Вдруг я разбираюсь?
– Это уж вряд ли, – покачал головой я.
– А ты проверь! – задорно подмигнула Таисия Максимовна.
Сам не знаю почему, я решил поделиться своей историей с библиотекарем. Наверное, подкупила искренняя улыбка. Приютские дети видят ее нечасто, но распознают мгновенно! Подробно описав увиденное ночью, я опустился на табурет в ожидании ответа. Тетя Тая задумчиво нахмурилась. Тогда я подумал, что в голове представителя ее профессии и так хранится слишком много информации, а места всяким сказочкам нет. К моему удивлению, все оказалось иначе. Собравшись с мыслями, женщина заговорила:
– То, что ты видел, удивительно похоже на описание духа из славянской мифологии. Моя мама – коллекционер русского фольклора. В детстве я всякого от нее наслушалась. Если хочешь – поделюсь.
– Конечно!
– Только помни, что все это – вымысел, в реальности ничего такого не существует. Верой в богов и духов наши предки оправдывали все, чему не находили логического объяснения! – смотря куда-то вдаль, вещала Таисия Максимовна. – На Руси считали, что в течение суток мы пересекаем сразу несколько опасных порогов: рассвет, полдень, закат и полночь. Мол, в моменты перехода, когда свет сменяется тьмой, а день – ночью, обитатели потустороннего мира способны прокрасться в мир живых, чтобы натворить пакостей. Когда солнце достигало наивысшей точки, являлась Полудница. Дева в белоснежных одеждах, что бродила по полю и смотрела за тем, чтобы крестьяне работали в меру, не забывали про обед и отдых. Тех, кто от жадности или по забывчивости продолжал работать, она со спины ударяла по голове. После этого человеку становилось плохо, кровь шла носом, он сознание терял, мог и рассудок временно помутиться. Но шалости Полудницы не идут ни в какое сравнение с тем, что творила ее сестра Полуночница, или, как говорила мама, Ночница!
– Что может быть хуже издевательств над людьми? – вслух рассуждал я, вспоминая собственный горький опыт.
– О, нет! То нельзя считать издевательством. Так, баловство! А вот Ночница, как ты уже догадался, являвшаяся в полночь, могла всерьез набедокурить! Зная это, суеверные люди не выходили из дома после заката. Запирали ставни и двери да сидели тихонечко в тусклом мерцании свечки. Ночница в то время, если верить преданиям, бродила по округе, выискивая хаты, где хозяевам нет покоя. Она стучала в двери гнилыми костяшками пальцев, и не дай бог было ей открыть! Такую гостью ни силой, ни молитвой не спровадить. Ночница лишала детей сна и больно кусала их за пальчики, вынуждая биться в истерике! Несчастные крохи голосили на всю округу, и тогда уже всей деревне было не до отдыха.
– А зачем Ночнице поступать так с малышами?
– Согласно верованиям, Ночницами после смерти становились одинокие ведьмы, так и не родившие собственных детей. Злость и отчаяние превращали их и без того нечистый дух в сгусток тьмы. Они мстили всем счастливым семьям, особенно тем, у которых имелось потомство.
– Как же от нее защититься? – оторопело вопросил я.
– Это почти невозможно, Тёма. Самое простое – вовремя ложиться спать и не выходить из дома за полночь. Тогда она к тебе даже не подступится. Ах да, еще крайне важно запирать двери и окна. Ночница, хоть и дух, но в жилище проникает весьма традиционно… – заулыбалась Таисия Максимовна. – Только ты не забывай, что это сказки. А все, что ты видел, – фантазия или игра воображения!
– Угу, – приняв решение не спорить, отозвался я. – Спасибо огромное, думаю, мне пора! Свободное время давно вышло.
– Не бойся, если что – я тебя прикрою! – захлопала глазами женщина.
– До встречи, – сдержанно, словно взрослый, произнес я и ушел не оглядываясь.
Пазл в моей голове понемногу собирался, но, чтобы восстановить картину полностью, я должен был поговорить с новеньким, как бы его, окаянного, ни звали!
* * *
О причинах детской жестокости и путях ее искоренения рассуждают поколениями. Умнейшие люди планеты составляют доклады, выступают на конференциях и призывают жертвовать в специализированные фонды. Прекрасные инициативы, гуманизм в действии! Но помогает ли это решить проблему? Черта с два.
Быть может, виной тому первобытные инстинкты, что лежат в основе человеческой природы, возможно, мы сами потворствуем агрессии, создавая образы киношных супергероев, раздающих тумаки направо и налево. Правда нам неизвестна, а факт остается фактом: подростки обижают тех, кто не способен дать отпор. Страшный закон джунглей действует и в обычных школах, но когда речь заходит об учреждениях закрытого типа, можно столкнуться с примерами настоящего зверства.
Новоприбывший мальчишка был обречен с самого начала. Щуплый, крошечного росточка, с черными кругами под глазами и паутинкой бледных вен, проступающих на висках. Вид у него был жалкий, почти раздражающий. С таким ни сыграть в футбол, ни перелезть через забор, чтобы наворовать яблок, он даже собственный рюкзак в походе тащить не сможет. Квелый никчемыш! Но разве он выбирал таким родиться?
Вернуться в корпус ему довелось лишь под вечер. Хмурый и погруженный в собственные размышления, новенький вошел в комнату мальчиков. Там его уже ждали. Выдав размашистого леща, Артур повалил несчастного на пол. А после стая повизгивающих от восторга гиен налетела сверху, и каждый попытался урвать свой кусок от добычи. Я прибежал на шум практически сразу, но добрых полминуты стоял в проходе, наблюдая истязания. Мне было больно и стыдно. Больно от воспоминаний, ведь мой первый день в приюте кончился примерно так же, а стыдно потому, что не мог заступиться и ужасался одной мысли о том, чтобы позвать на помощь.
Мягкий толчок, сместивший меня в сторону, привел в чувство. Практикантка Азиза, как и я, примчалась на крики. К счастью, девушке хватило смелости броситься в самое пекло и оторвать глумящихся негодяев от их обмякшей жертвы.
– Кто это затеял?! – строго вопросила старшая воспитательница, возникшая на пороге.
Малолетние садисты, мгновенно лишившись запала, потупили взоры. Выдать своего лидера означало стать его личным врагом. Форменное самоубийство! На такое ни у кого не хватило бы смелости.
– Я! – нахально улыбнувшись, кивнул Артур. – Останусь без паужинка?
– Ты сейчас без ушей останешься, мерзавец! – Клавдия Викторовна схватила парня за руку и потащила в коридор. – Спать сегодня будешь тут! На стуле!
– Вы не имеете права! – гаркнул Артур, и все мы замерли, воображая его глаза, налившиеся кровью.
– Ты мне тут поговори, поговори! Языкастые у нас вообще на крыльце ночуют! Ишь, что удумал! Бить инвалида! Диагнозы его знаешь, олух?! Тебе уже есть четырнадцать, случись что с бедолагой – в воспитательную колонию отчалишь! А оттуда лишь одна дорога! Так что не ищи беды – беда тебя сама сыщет!
Азиза тем временем помогла новенькому переместиться на кровать. Она бегло осмотрела его на предмет серьезных ранений, к своему удивлению, ничего не обнаружив. Дружки Артура, словно матерые уголовники, знали, как бить больно, не оставляя при этом следов. Этому их обучили непутевые отцы, половина из которых то и дело наблюдала жизнь через решетки.
Отбой в тот день объявили раньше положенного. Таким было наказание для нашей палаты. Артуру разрешили спать на кровати, но не вернуться в палату. Испепеляя взглядом новичка, он сначала перетащил матрас и постельное, а после и саму койку. Всем стало предельно ясно, что это не конец. Месть прилюдно униженного «старшака» не заставит себя ждать.
Погасив свет и не пожелав нам добрых сновидений, Азиза удалилась в свою каморку. Воцарилась тишина, но я по-прежнему не мог успокоиться, а уснуть – и подавно! Новенький также не смыкал глаз. Бессмысленно изучая потолок, он то и дело поглядывал в мою сторону, словно пытаясь завязать беседу.
Я не выдержал напряжения и шепнул ему:
– Ты как?
– Сойдет, спасибо.
– Сильно они тебя?
– Вроде ничего не сломано, – ощупав выступающие ребра, заключил пацан.
– Тебя как звать хоть?
– Матвей. А тебя?
– Артём. Ты прости, что не попытался разнять драку, мне очень совестно.
– Глупости! Ты что, супермен? Не присоединился – и то спасибо! – хмыкнул мальчишка, тяжело вздохнув.
– Точно не обижаешься?
– Точно! Спи спокойно, – зевнул Матвей и перевернулся на бок.
От этих слов будто камень с души свалился. Я закрыл глаза и позволил себе расслабиться. Ненадолго. Резкий стук вернул в реальность. Неспешный, но довольно отчетливый, он посеял зерна страха в моем воображении. Показалось? Нет, точно нет! Вот оно, снова: тук-тук-тук…
– Кто там?! – недовольно произнес за дверью Артур, и от осознания происходящего я покрылся мурашками.
Тук-тук-тук – ночной визитер не желал давать ответа, но и уходить не спешил – тук-тук-тук… бам-бам-бам!
– Да кто там?! – взревел мальчишка в негодовании.
– Артурчик, милый, это мама! Пусти меня скорее, я так долго сюда добиралась…
– Мама?! – срывающимся голосом воскликнул приютский.
В этот миг самые страшные мои подозрения подтвердились. Пересиливая ужас, на босых ногах я бросился в коридор, чтобы предотвратить катастрофу. Но опоздал. Дверь отворилась, обнажив пространство крыльца. Единственное, что я увидел, – дама в черных одеждах с длинной кружевной вуалью, сквозь которую просматривался мертвенно бледный лик. Она схватила Артура за руку. В следующий миг он, словно безвольное чучело, поволокся за ней вслед. Входная дверь хлопнула так, что задрожали бревенчатые стены.
Снаружи раздался крик. Высокий, визгливый, как у девчонки. Артур звал на помощь. Умолял его отпустить. Я кинулся барабанить в двери воспитательских спален. Ни слова, ни звука в ответ. Набравшись смелости, я нажал на одну из ручек и вошел. Азиза лежала в своей кровати под двойным одеялом и сладко посапывала. Казалось, ночной переполох не тревожил ее вовсе. Студентка была жива, но спала как убитая. «Ночница…» – прошептал я и от безысходности вернулся в палату. Там было тихо. Подозрительно тихо. Душераздирающие вопли за окном не помешали отдыху приютских – дремали все как один. Кроме Матвея. С дрожью наблюдая его демоническую улыбку, отражавшую лунный свет, я опустился на кровать.
– Не бойся, Артём. Ты ведь ничего не сделал. Ты хороший человек. Мама тебя не обидит.
– А Артур? – выпалил я. – Что с ним станется?!
– Сам знаешь, всем без него будет лучше, – спокойным ровным голосом отозвался Матвей.
– Он когда-нибудь вернется? – тщетно пытаясь усмирить тремор всего тела, выдавил я.
– Конечно. Они всегда возвращаются. Но иногда по частям.
Все, что случилось поутру, я припоминаю смутно. Ранний подъем, суета, милиция, заплаканные воспитательницы, дающие показания. В довершение ко всему выяснилось, что весь отряд, кроме меня и Матвея, подхватил воспаление легких. За одну ночь. Кашляя без умолку и отхаркивая кровавую мокроту в кружки, приютские лежали каждый в своей кровати. Бледные, изможденные внезапным недугом, они слабо переглядывались. В глазах их читалась тревога. А еще – вопрос. Вопрос, на который они знали ответ.
Плохие вещи иногда происходят с хорошими людьми. Но почти всегда они сами в этом невиновны. Когда же страдают злодеи, ни у кого не возникает сомнений – так и должно было случиться, все неспроста! Называйте это кармой, бумерангом или божественным возмездием, суть останется прежней: око за око, зуб за зуб. Таков закон равновесия, к исполнению которого стремится все во Вселенной.
* * *
Двадцать лет спустя я все еще мучаюсь догадками. Давно покинув приют и растеряв бо?льшую часть воспоминаний, я продолжаю спрашивать себя: было или не было, свершилось или привиделось? Единственный человек, способный развеять мои сомнения, по-прежнему живет в городе, где все началось. По крайней мере, в этом пытается заверить его страничка в социальной сети…
Подчиняясь внезапному импульсу, любопытству, граничащему с одержимостью, я лечу туда, где в мае лежит снег, а на сентябрь у каждого заготовлена теплая куртка. Все пять часов полета я проигрываю события прошлого и пытаюсь найти в них себя… Кажется, теперь это зовется модным словом «рефлексия». Меня бросает из крайности в крайность. Мною овладевают самые разные эмоции. Я злюсь на самого себя и те шальные мысли, что то и дело роятся в голове. Я тихо радуюсь возможности приблизиться к истине. Хотя что есть истина? Точнее, где она? Давно не секрет: где-то рядом…
Родные места на удивление не заставляют сердце биться чаще. Ничего внутри не сжимается в тот момент, когда мы проезжаем мост, по которому еще ребенком я ходил сотни, а может быть, и тысячи раз, подбирая необычные пивные пробки, коих набивался целый карман. Даже очертания дома, в котором прошло детство, не вызывают желания остановиться и погрустить на скамейке у подъезда. Я четко понимаю свою цель и иду к ней. Точнее, еду. На немыслимо низкой скорости.
Водитель, разглядевший на картах пункт назначения, меняется в лице. Исчезает глупая улыбка и выключается провинциальный шарм. Музыка приглушается по велению грубых пальцев. Мы молчим. Наконец, набравшись смелости, он задает вопрос (не заговорить с клиентом тут моветон):
– Поминать или на похороны?
Я улыбаюсь в мыслях, представляя, чего мужику стоило заговорить со мной на столь щепетильную тему, и отвечаю следом:
– Нет-нет, просто к другу. Так уж вышло, что он работает на кладбище.
– Ну слава богу! – выдыхает дядька и позволяет улыбке вернуться на место.
А дальше он пытается наверстать нерассказанное и неуслышанное. Оставшихся минут в пути, разумеется, недостаточно. Еще какое-то время мы сидим в машине с заглушенным двигателем, и я пытаюсь ускорить неизбежное прощание, поглядывая на экран телефона. Но вот он, заветный миг! Перехватывая очередной заказ, таксист наказывает передавать привет Ленину и Лужкову (забывая, по всей видимости, что оба мертвы) и выпускает меня из прокуренного салона.
Я прохожу в большие и довольно уродливые ворота, сворачиваю налево, к будочке, из которой доносятся диалоги в стиле сериалов по «России-1» и запахи лапши быстрого приготовления. На ходу вру, что прихожусь родственником Матвею, и выясняю, где он трудится сегодня. На мою удачу, парень вкалывает как проклятый, без выходных и отпусков. Зато с перерывом на рюмку. А как иначе – профессия обязывает.
Ориентируясь по карте, что мне подсунул местный сторож, я иду не спеша. Что сказать давнему знакомому столько лет спустя? Как начать разговор? Может, предложить денег и горячий обед за возможность поболтать? Нет, глупости. Местные и так не пылают любовью к москвичам, а за подобную наглость с радостью присыплют меня слоем земли.
Заметив невысокого, плюгавенького мужичка, я останавливаюсь и растерянно пытаюсь собрать буквы в слова приветствия. Матвей оборачивается и как ни в чем не бывало кидает пренебрежительное: «О, Тёмыч!» Его тут же отвлекает молодой коллега, судя по всему, новенький. Дожидаясь внимания старого приятеля, я растираю предплечья. Да черт возьми, тут даже в августе промозгло!
– Ты чего приехал-то? – без удивления задает вопрос Матвей. Начинает казаться, что не было всех этих лет по разным городам и убеждениям. – Помер, что ль, кто?
– Нет, все живы, слава богу! Поговорить хотел. Есть минутка?
– Минутка есть всегда! – улыбается Матвей и нюхает сигарету перед тем, как зажать один из ее концов зубами.
Мы отходим в сторону, он раскуривает папиросу без фильтра. Я не мешаю. Спокойно стою, разглядывая типовые надгробия и читая фамилии. Если верить цифрам, большинство местных работяг не дотягивают и до шестидесяти… Эх, и где же оно, знаменитое сибирское долголетие?
– Ну так что… – Матвей морщится от горечи и удовольствия. – Чем обязан?
– Даже и не знаю, с чего начать! – нервно улыбаюсь я. – Та ночь в лагере… после нее все иначе. До сих пор не понимаю, что тогда произошло.
Копатель могил делает тяжку и шумно выдыхает дым. Ему нечего ответить на сумбур в моей голове.
– Знаю, что не расскажешь всей правды, но одно мне понять важно. Твоя мама – она…
– Давно почила, – перебивает Матвей. – Покоится на этом самом кладбище. Вернее, покоится ее тело, а дух…
– А дух? – с надеждой вторю я.
– А дух для того и создан бесплотным, чтобы быть там, где ему заблагорассудится. – Сапог, выпачканный глиной, спешно давит окурок. – Мы всегда остаемся детьми своих родителей. Даже когда они умирают. Больше тебе знать не положено. – Матвей подмигивает мне и возвращается к работе.
Сегодня ему предстоит выкопать еще несколько могил. Это все, чему он обучил себя в этой жизни. Это то, чем он зарабатывает на хлеб. Не прощаясь, я ухожу прочь. Я не разочарован. Я узнал больше, чем рассчитывал. А еще – вновь повидался с ребятами из отряда. «Новенький» отомстил всем, возвысившись ровно на полтора метра над теми, кто однажды возвышался над ним.

Post Mortem
Говорят, всякого рода неприятности, будь то поломка авто или потеря кошелька со всеми кредитками, случаются в самый неподходящий момент. Но разве могут неудачи быть кстати? Их, увы, нельзя предвидеть, к ним невозможно подготовиться. Все, что остается, – смириться и махнуть рукой, философски рассуждая: мол, ну с кем не бывает? И все же иные проблемы неуместнее других! Макар Кудряшов знал это наверняка.
Мучаясь от нестерпимой зубной боли, он ходил по съемной однушке из угла в угол, буквально уговаривая собственный мозг сжалиться и приглушить мучения в ротовой полости. «Как же не вовремя, ну почему сегодня?! – мычал парень, силясь оторвать ладонь от припухшей щеки. – Вставать через три часа, а я не ложился! Что за черт?!» – «У тебя была отсрочка! – отозвался в воображении зуб. – Но ты тянул до последнего! Теперь наслаждайся бессонницей!»
Измотанный Кудряшов рухнул на продавленный диван и зажмурил глаза. Он знал, что сам виноват в этой агонии. Ведь проблемы с «восьмеркой» – давно не новость. Зуб мудрости напоминал о себе время от времени: ныл, иногда всерьез беспокоил, воспаляя десну, и все же каждый раз обходилось. Спасали отвар ромашки и таблетки «Найз». Порой боль сходила на нет сама по себе. Но только не сегодня. «Время платить по счетам! – хрипло произнес новый воображаемый голос, что запросто мог принадлежать какому-нибудь бандиту из Восточной Европы. – Сегодня тебе мало не покажется!»
И действительно, схожие пытки Кудряшов видел лишь в фильме «Страсти Христовы». По крайней мере, так он всерьез подумал, испытав очередной приступ боли, что легко сошел бы за хук левой в исполнении молодого Тайсона.
«Да будь у меня лишняя копейка, первым делом рванул бы к стоматологу! – злобно нахмурился Макар. – Я ведь даже собирался, с первой же зарплаты на новом месте! Только вот не успел!» «Эким ты будешь красавцем с утра! Мешки под глазами и, вероятно, флюс. Как думаешь, тебя сразу погонят или все же дадут представиться?» – издевательски произнес очередной незнакомец в мыслях. Кудряшов решил не отвечать. Он знал: если парировать голосам в воображении, беседа затянется. Куда проще делать вид, что их нет. Этому научила мама. Этому, а еще тому, что о всякого рода странностях лучше умалчивать.
Впервые осознать, что «открытый микрофон» в его голове – это что-то нездоровое, пришлось еще в детстве. Кажется, тогда мальчишке едва стукнуло четыре. Увлеченно беседуя с незримым приятелем, он вышел за ворота детского сада и без тени сомнения двинулся в путь. Ему не было страшно. Напротив, Макар сгорал от любопытства! Ведь голос, что разбудил его во время сон-часа, убедил, что там, за высоким забором в мелкую сетку, ждут приключения… испытания, по итогам которых юнец получит жетон агента ФБР, как у любимого Фокса Малдера. Ну как тут устоять?! И лишь когда заплаканная воспитательница схватила Макара за плечи и принялась ругать его на всю улицу, вернулось ощущение реальности. Юнец внезапно осознал, что совершил глупость. Опасную глупость, за которой обязательно последует наказание.
Предчувствия не солгали. Отец, до смерти перепуганный случившимся, решил преподать сыну урок – сделать так, чтобы у того и в мыслях больше не возникло желания сбегать! Всего три удара ремнем, а крики бедолаги услышали даже во дворе. «Это чтоб неповадно было хулиганить, – равнодушно бросил мужчина, подпоясываясь. – Знаешь ведь, как много детей пропадает, скольких уже забрали цыгане, а скольких нашли в коллекторах. Мы с мамой за тебя очень боимся. Не делай так больше!» – «Но это не я, голос мне сказал…» – начал было оправдываться Макар и тут же поймал сердитый взгляд родителя. «Хватит пороть эту чушь!» – фыркнул отец, хлопнув дверью.
Спустя несколько дней Кудряшов не пошел в детский сад. Вместе с мамой он через весь город отправился на встречу с каким-то мужчиной. «Ты, главное, не бойся! Отвечай на все вопросы честно, тебя никто не станет ругать», – вкрадчиво произнесла женщина над ухом ребенка. Макар лишь кивнул и продолжил безотрывно наблюдать незнакомые пейзажи, простиравшиеся за окном троллейбуса. Тогда ему было невдомек, кто такие психиатры и чем они занимаются. Он безоговорочно доверял матери.
– Доктор, если это шизофрения, скажите сразу. Мы со всем справимся, мы сильные. Главное – знать правду! – полушепотом произнесла тогда мать Кудряшова и замерла в ожидании ответа.
– Нет-нет, что вы, – засмеялся мужчина в очках с толстыми линзами. – Слава богу, в таком возрасте эта болезнь не встречается. У вашего сына просто очень богатое воображение. Творческий ребенок! Быть может, будущий писатель или актер. Не пугайтесь рассказов про голоса. Детям свойственно фантазировать. Это пройдет.
– Да уж! – с явным облегчением выдохнула мать. – Мы готовились к худшему. У него в роду по отцовской линии чего только не было!
В тот день Макар впервые услышал слово «шизофрения», и оно ему жутко не понравилось. Такое колючее и злое! Едва его заслышав, голоса принялись тревожно перешептываться. И лишь десять лет спустя Кудряшов осознал, зачем была та встреча и в чем его подозревали родители. Как ни странно, обидеться на мать не вышло. К тому моменту парнишка и сам догадывался, что дискутировать с невидимками – странно, а оправдывать их волей свои поступки – самая настоящая клиника!
Увы и ах, так работал его мозг. С ранних лет и по настоящий момент Макар испытывал то, что принято называть «слуховыми галлюцинациями». Особенно много их было во время засыпания. Десятки, а порой и сотни голосов бубнили одновременно. Казалось бы, самый настоящий кошмар! Но Кудряшов не боялся воображаемого шума. Надоедливый гомон преследовал его с рождения, а потому стал делом привычным.
Так минули еще десять лет. За это время Макар успел окончить школу, поступить в университет, выпуститься и переехать в Москву. К несчастью, на этом список его достижений кончался. Светлое будущее, в котором Кудряшов – самостоятельный, а главное, самодостаточный член общества, задерживалось. Парнишка жил на манер кочевника: скитался и все время что-то искал. Съемные клоповники и мутные конторки, раздающие премии в конвертах, – сплошные разочарования.
Каждый раз, как начинало казаться, что все вот-вот наладится, судьба давала новую оплеуху! Но Макар был не из тех, кто сдается без боя. Вновь и вновь он предпринимал решительные попытки удержаться на плаву, хоть и понимал, что от безысходности порой готов лезть на стену.
Предстоящее собеседование – очередная попытка. Шанс уверенно встать на ноги и вернуть долги. Кудряшов даже не помнил, чем именно занимается компания, пригласившая его на интервью. Единственное, о чем он думал, – это пятьдесят тысяч на руки после вычета всех налогов, а еще – медстраховка, с помощью которой можно вылечить проклятые зубы мудрости.
«Господи, позволь мне хоть немного вздремнуть! Завтра – важный день!» – глядя в потолок, произнес Макар. Внезапно боль притупилась. Не исчезла полностью, но заметно стихла. Коснувшись челюсти рукой, парнишка выдохнул: «Спасибо, Боже, или кто бы ты ни был! Теперь можно и вздремнуть…»
* * *
– То есть опыта как такового у вас нет? – надменно задирая подбородок, протянула необъятная женщина в старомодной блузке.
Макар вздохнул и ответил, не скрывая раздражения:
– Да, все как я указал в резюме. Вы ведь его читали?
– Разумеется. И, честно говоря, меня не слишком впечатлила ваша кандидатура, – покачала головой кадровичка.
– Зачем же тогда эта встреча? – вспоминая долгий путь на метро и двух автобусах, вопросил Кудряшов.
– Хотелось взглянуть на вас живьем. Частенько так находятся перспективные ребята. Я их называю «тесто». Податливый материал, из которого можно слепить достойного работника. Ведь мы – компания с историей! Пережили всех конкурентов и успешно идем дальше.
Макар осмотрелся. Замшелая мебель, известка на стенах и серый пенопласт в виде плитки над головой. Судя по всему, адвокатское бюро «Барсуков и партнеры» переживало конкурентов в осаде с конца 80-х. В таком случае успехом можно считать сам факт того, что эта шарашка не закрылась!
– Знаете, – Кудряшов улыбнулся и взял сумку. – Мне кажется, это пустая трата времени. Очевидно, мы не сработаемся.
– Судя по тому, что ваше резюме висит на сайте уже третий месяц, вы ни с кем не сработаетесь! – ехидно бросила женщина, отпив из кружки, на которой красовался доисторический логотип «Билайна».
– А это уже не ваше дело! – произнес Макар и вышел в коридор.
– Прибежите ведь еще…
«Ну только если посмотреть, как сносят вашу хибару!» – злобно рыкнул один из голосов в голове, вынудив Макара улыбнуться.
Покидая двухэтажное здание, парнишка искренне радовался тому, что забудет это место, как страшный сон. По крайней мере, не придется ежедневно тратить по три часа на дорогу и дышать спертым воздухом этого склепа! И все же вопрос трудоустройства оставался открытым. Возвратившись домой, Макар вновь зарылся в предложения различной степени привлекательности. Отправляя отклики и рассылая резюме, он надеялся, что хоть где-то ему повезет. Ведь всего через две недели подоспеет очередная платежка за квартиру, да и зуб мудрости постепенно возвращался в режим самоуничтожения.
Настойчивые звоночки сообщений, разбавлявшие тишину, оставались без внимания. Кудряшов предельно сосредоточенно изучал очередную вакансию. В какой-то момент эсэмэски сменились звонком. Не отрывая взгляда от экрана ноутбука, Макар ответил на входящий:
– Да, алло.
– Ты что, спишь? – раздался бодрый голос Вадима, давнего приятеля и земляка, что также обосновался в Москве.
– Ах, если бы! – ухмыльнулся Кудряшов. – Не до сна, если честно, а что ты хотел?
– Ты все еще в поисках работы?
– В поисках! – заметно оживился Макар. – А какие предложения?
– Ну, честно говоря, специфические! – замялся Вадим.
– Выкладывай! Если помнишь, я уголовкой не занимаюсь, только гражданка. В остальном без ограничений вроде!
– Это вообще к юриспруденции отношения не имеет. Я зову тебя в сферу услуг. Не самая престижная работа, но оплачивается хорошо. Три тысячи в час. За смену может легко выйти двадцатка.
– И? Что это за Клондайк такой? – Избавившись от очков, Макар поморщился.
– Уборка на местах преступлений. Вообще, туда не берут с улицы, но у меня есть хороший друг по имени Жора, я как раз у него в офисе. Он ищет надежных людей.
– То есть нужен человек, который будет отмывать мозги со стен после всяких разборок?
– Не самая изысканная формулировка, но в целом ты прав, что скажешь?
«Это очень плохая затея. Очень-очень плохая затея… – прошипел старушечий голос в мыслях. – Вежливо откажись и положи трубку!»
– Я согласен! – наперекор невидимой советнице произнес Макар.
«Ты пожалеешь о своем решении! Очень сильно пожалеешь!»
– Супер! Сможешь тогда подъехать завтра в офис на Таганке? Точный адрес пришлю в сообщении.
«Нет! Не смей!»
– Конечно. Спасибо, Вадим, что не забываешь. Я, честно говоря, в жопе. На карте последняя тысяча.
– Отблагодаришь с получки! Ну все, бывай! – засмеялся парень и повесил трубку.
«Из юриста в поломойки. Головокружительная карьера!» – усмехнулся кто-то в подсознании.
– Деньги не пахнут! Тем более такие! Подумаешь, кровь… – тряхнул головой Кудряшов, игнорируя жуткую растерянность. – Да и потом, не вижу, чтобы почта ломилась от приглашений в юротделы. Немного подраю полы, а там видно будет.
Словно в ответ на это заявление, вновь раздался звук входящего сообщения. Вадим скинул адрес. «Теперь точно не отбрехаться», – подумал Макар, высылая подмигивающий смайлик в ответ.
* * *
Как понять, боитесь ли вы крови? Получить ответ, рассуждая об этом в теории, крайне сложно, ведь единственное, на что мы способны опереться, – личный опыт. Что припомнит обычный человек? Вероятнее всего, малоприятные эпизоды, в которых он разбивает колено или по неловкости обрезает палец кухонным ножом. Чуть реже вы услышите о визитах к злюке-медсестре, что не задумываясь прокалывает безымянный палец острой железякой. Или, к примеру, о драке, в которой разбивают губы. Кто-то обязательно расскажет о далеком детстве, когда из носа могло хлынуть без какой-либо причины. Так или иначе, у каждого в запасе найдется «кровавая» история, а то и две! Но все будет не то. Чтобы узнать истинную реакцию, нужно увидеть кровь в достаточном количестве. Не каплю и даже не полную пробирку – как минимум лужу.
На свою удачу, большинство обывателей лишены подобной возможности. Кровь они наблюдают редко и совсем недолго. Стоит ей появиться – в ход идут ватные диски и хлоргексидин, как вариант – йод или зеленка. Следом все надежно укрывается лейкопластырями. И так до самого заживления. До того момента, пока на месте сочащейся раны не появится блеклый шрамик. Люди сознательно не смотрят на последствия увечий. Препятствием тому становится инстинкт самосохранения, в котором заложено отвращение к подобного рода зрелищам.
Макар всегда хвастал железными нервами. Мол, его нельзя напугать и даже смутить чернухой. Ведь еще подростком он втайне от родителей покупал фильмы из серии «Лики смерти» и «Шокирующая Азия». Да, было неприятно, но мальчишка ни разу не отвернулся. Его не тошнило от вида вскрытий, последствий автокатастроф или несчастных случаев. Кудряшов стойко отсмотрел все десять часов документальных ужастиков, и ни разу его палец не попытался зажать красную кнопку на пульте. Железная выдержка настоящего мужчины!
На деле же, едва переступив порог квартиры, в которой сутки назад приключилась поножовщина, Макар ощутил, как подкашиваются колени, а рот наполняется слюной. Это чувство было ему знакомо. Все то же самое он испытал в свой десятый день рождения, оказавшись в парке развлечений и сдуру прокатившись на американских горках дважды кряду. Тогда он тоже испугался слабости, что поселилась в ногах, а потом его вырвало. Прямо на выходе с аттракциона, в мусорную корзину, что доверху полнилась обертками от мороженого и мятыми салфетками. В тот раз ему не было стыдно. Он слишком страдал, чтобы терзаться муками совести. Сейчас же дела обстояли иначе. Не сдержав поток желчи, что лишь немного разбавилась маленьким капучино без сахара, Кудряшов вывернул желудок на придверный коврик. Трижды.
– Простите, не знаю, как это вышло… Не переношу резкие запахи с утра. Я все уберу! – растерянно лепетал Макар, оттаскивая половик в сторону.
– Ничего страшного! – перебарывая хохот, произнес начальник смены. – Я в свой первый выход заблевал целое отделение банка. Туда ворвались грабители и всех к чертям расстреляли! Кажется, тогда я впервые увидел мозги. Ух и несло меня! Думал, что шиворот-навыворот сделаюсь.
– Извините, кажется, мне нужно отойти. – На глазах зеленея не то от рассказанной истории, не то от смрада, что по-прежнему стоял в воздухе, Кудряшов рванул в уборную.
Перепутав двери, парнишка влетел в ванную и, растерянно заметавшись, излил остатки кофе в раковину. Глядя на свое отражение с красными глазами и вязкой слюной, тянущейся от подбородка, он поежился в омерзении. Тут же пустил напор холодной воды и умылся. Через пару минут Макар вернулся к бригаде, состоявшей из Вадима и того самого Жоры, что искал надежных помощников в работе.
– Тебе лучше? – без издевки вопросил давний приятель.
– Да, спасибо, – просипел Кудряшов. – С чего обычно начинают работу?
– С проветривания! – отозвался из соседней комнаты Жора. – Так можно прогнать эту вонь и в целом осмотреть, так сказать, фронт работ. Тупо открываешь все окна!
– Понял, – кивнул Макар и начал поочередно выкручивать пластиковые ручки.
– Что, впервые такое увидел? – Жора взглядом указал на гигантское пятно крови, успевшее пропитать старинный паркет.
– Нет, уже доводилось, – честно ответил Кудряшов. – Но мне тогда было лет пять от силы. Шли с бабушкой с рынка, остановились на зебре, а какая-то тетка с бидоном оттолкнула нас в сторону и вырвалась вперед. В следующий миг ее снесла легковушка. Помню, как подлетел ее бидон и с шумом ударился о землю, выпуская целый поток молока. Белоснежной рекой оно разлилось по асфальту и тут же обернулось гадко-розовым. Я не сразу понял почему. Просто стоял там и смотрел как завороженный.
– А бабка твоя чего? – удивленно спросил Жора, открывая контейнер с бытовой химией.
– Она растерялась. Буквально на несколько секунд. А после – закрыла мне глаза. Но я все равно продолжал наблюдать сквозь щелочку в пальцах. Невозможно было оторваться.
– Та тетка выжила? – нерешительно уточнил Вадим.
– Нет, мгновенная смерть.
– Так легко об этом рассказываешь, словно не ты блевал от запаха крови пять минут назад! – усмехнулся Жора.
– Сам удивляюсь! Но тогда меня отвлек го… – Макар замялся, сообразив, что едва не сболтнул о себе лишнего. – …городской шум! Никто не плакал и не кричал, никакой паники. Машины ехали дальше, хоть и чуть медленнее, а люди переходили дорогу по все той же зебре, огибая разлившуюся лужу и накрытую простыней покойницу. Сейчас понимаю, что зрелище было жуткое, но тогда я не осознавал случившегося. Было жалко молоко и помятый бидон.
– Понимаю, о чем ты! – внезапно закивал Вадим. – Я видел аварию со смертельным исходом. И мне тоже было лет пять-шесть, не больше!
– Чудаки как на подбор! – хмыкнул Жора, пока собирал механизм швабры.
– В тот вечер из детского сада меня забирал отчим. Такое случалось довольно редко, но я всегда радовался. Ведь мы никогда не шли прямиком домой. Обязательно заруливали куда-то еще. Чаще всего на рынок, где продавались мороженое и разливное пиво. Короче, радость нам обоим! – присев на комод, вещал парнишка. – Помню точно, мы опаздывали! Дядя Коля боялся, что не успеет в пивную палатку, а потому мы рванули на красный свет. Дальше – визг тормозов и чудовищный грохот, оглушивший меня ненадолго. Водитель микроавтобуса резко вывернул руль и ушел на встречку, чтобы нас не задавить. Там он на всей скорости влетел в старенький «Пежо».
– Ну и ну! Жесть! – присвистнул Жора.
– Не то слово, – растерянно сглотнул Вадим. – Удар был такой силы, что из легкового авто вынесло женщину. Она разбила собой лобовуху и закувыркалась по асфальту. До сих пор перед глазами стоит эта картина: ее ноги, как у кузнечика, согнулись в обратную сторону. Я смотрел на белоснежные кости, что пронзили капрон с тыльной стороны колен, и думал лишь об одном: «Как же она расстроится, когда поймет, что порвала колготки…»
– Жуть какая, парни! Вот это вы насмотрелись в детстве! – нервно хохотнул бригадир. – Ладно, истории ваши – это интересно, но работа не ждет. Тряпки в зубы – и вперед!
Пять часов уборки пролетели неожиданно быстро. Макар погрузился в новое и на удивление интересное занятие. Больше его не донимали тошнота и головокружение. Дело спорилось, и это отметил Жора. Внимательно осмотрев участок кафеля, что еще недавно скрывался под бордовой коркой, он опустился совсем низко и потер пальцем швы. Идеальная чистота, никакой халтуры. Довольно хмыкнув, бригадир поднялся с колен и подмигнул работнику. Рядовой жест, но как же радостно стало на душе у Макара! Он точно знал: будь у Жоры малейшая возможность придраться, он бы ее не упустил. Но все старания не напрасны! И пускай работа оказалась во всех смыслах грязной, Кудряшов испытывал неподдельное чувство гордости.
По пути домой Макар много думал о том, чего хочет от будущего. До недавнего момента казалось, что его карьера и финансовое благополучие зависят от жирных лысеющих зануд из юридических отделов. Забавно, что именно в этой сфере у него, как назло, не наблюдалось прогресса, зато с тряпкой в руках он демонстрировал высший пилотаж.
Голоса не появлялись весь день. И даже вечером голова Макара не заполнилась привычной какофонией. «Так спокойно. Так необъяснимо тихо, что даже немного страшно!» – подумал Кудряшов, в очередной раз попытавшись различить хоть что-то. Пусто. Словно и не было тысячи бессонных ночей, в которых мальчишке приходилось молить о тишине. Будто все эти истории про его незаурядный мозг были сном или ложным воспоминанием из детства. Что если все это время парнишка жил в иллюзиях, что породила его разыгравшаяся фантазия? «Хорошо, если так!» – щелчком потушив ночную лампу, произнес Макар.
Увы, как это часто бывает, хорошее быстро заканчивается. Голоса вернулись. Их стало в разы больше! Кудряшов вмиг покрылся холодным потом и подскочил, расслышав зловещий хор. Да, не путаное многоголосие, как обычно, а стройный, идеально слаженный хор. Десятки самых разных тембров слились в едином порыве, раз за разом повторяя одно и то же: «Не смей туда идти… не смей туда идти… не смей туда идти!» «Куда?! Чего вы от меня хотите?!» – в отчаянии завыл Макар. Еще никогда ему не доводилось испытывать тревогу, подобную этой. Но призрачные вестники не расщедрились на новую фразу. Как заведенные, они повторяли одно и то же: «Не смей туда идти… не смей туда идти… не смей туда идти!»
Телефон, покоившийся на тумбочке, загорелся и звякнул, приняв сообщение. Тяжело дыша, мальчишка поспешил узнать, кто пишет ему в столь поздний час. «Привет еще раз, надеюсь, не разбужу! На завтра есть дело, очень нужна твоя помощь. Утром, как проснешься, набери. Вадиму ничего не говори, это чисто между нами!» – писал Жора в один из мессенджеров. «Не смей туда идти… не смей туда идти… не смей туда идти!» – Голоса сделались такими громкими, что Макар закрыл уши ладонями.
Остаток ночи он провел в наушниках. Несколько раз засыпал, но каждый раз пробуждался от гнетущего беспокойства. С первыми лучами солнца он решил, что со стоматологом можно повременить. Куда важнее вновь наведаться к психиатру.
* * *
– Ну как настрой? Готов ударно потрудиться? – произнес Жора, заранее протягивая руку.
– Всегда готов, – машинально сказал Кудряшов и ответил на рукопожатие.
– Никому ведь не разболтал о нашей встрече?
– Вы про Вадима? – напряженно улыбнулся Макар. – Нет, он не в курсе. Вы собираетесь его уволить или…
– Бог с тобой! Вадим – мой закадычный кореш! Но как работник он так себе, да и язык у него длинный. – Мужчина прикурил сигарету и, глубоко затянувшись, продолжил: – Заказчик деликатно намекнул, что хочет обойтись без лишней шумихи. Сделаем все по уму, и нас щедро отблагодарят, сечешь?
– Угу, – растерянно отозвался Макар. – А что там произошло? – Парнишка медленно прошелся взглядом по огромной пирамиде сталинской высотки. – Это ведь тот самый дом, в котором селились артисты разные?
– Ишь ты! Не лыком шит, все знаешь! Да, это место – обитель величайших талантов. В свое время тут жили и Фаина Раневская, и Галина Уланова, и даже Людмила Зыкина. Сердце замирает, когда понимаешь, что за люди выходили из этой парадной… – мечтательно произнес Жора, выпустив новое облако горечи собеседнику в лицо.
– Круто. А что все-таки здесь случилось? – Макар упорно стоял на своем.
«Боль! Кровь! Пытки! Смерть!» – слова бесцеремонно громко взрывались в голове Кудряшова. Едва заметно дернувшись, он скрипнул зубами и несколько раз шлепнул себя по виску. Жора, отвернувшийся в поисках мусорного бака, не заметил этой странности. Так ничего и не ответив, мужчина схватил сумки и поманил за собой. «Судя по тому, как он игнорирует мои вопросы, голос не соврал», – заключил Кудряшов и двинулся следом.
– Ты суеверный? – вопросил мужчина, нажимая кнопку тринадцатого этажа.
– Нет, – соврал Макар. – А что?
– Как я уже сказал, клиент у нас сегодня особенный. И задача тоже особенная, – не поднимая глаз, произнес Жора. – Не стало известного человека. Не просто известного – настоящей звезды, прославленного режиссера. Лука Тодорович. Слышал о нем?
– Ох, кажется, да! Это ведь он снял тот фильм, что наделал шуму года два назад? Как же его? Что-то на латыни… – лепетал Макар, выходя в расступившиеся двери.
– «Post Mortem», – кивнул Жора, вынимая связку ключей из кармана.
– Точно! Жуткая лента! Дважды пытался досмотреть, оба раза безуспешно. Но подождите! Хотите сказать, Тодорович умер?!
– Тихо ты! Об этом еще никто не знает! И не должен узнать до тех пор, пока не продастся квартира! – погрозил пальцем начальник. – А она не продастся, пока мы ее не отмоем от… хотя чего это я, сам увидишь! – Жора толкнул дверь, впуская помощника.
Взору открылась жуткая картина. Белоснежные стены режиссерской обители покрывали бордовые, почти черные брызги. «Боль! Кровь! Пытки! Смерть!» – повторил голос, в этот раз шепотом. Капель и потеков было столько, что Макару на миг показалось: перед ним произведение современного искусства. Мальчишка живо представил, как эпатажный художник окунал малярную кисть в банку с краской, а после делал спонтанный мах рукой. И так десятки раз.
– Это было убийство? – Кудряшов изо всех сил старался не дать волю воображению.
– Самоубийство. Мужик вконец помешался на своих картинах…
– Выходит, он вскрыл вены?
– И это тоже. Но умер по другой причине. Повесился. – Брезгливо дернув носом, Жора посмотрел в сторону комнаты с приоткрытой дверью. Судя по всему, спальни.
– Верится с трудом. У него ведь было признание! – морщил лоб Макар. – О чем еще мечтать истинному художнику?
– Да, с утра вычитал в Википедии, что в прошлом году он получил «Золотого медведя», главный приз Берлинского кинофестиваля, а в этом его номинировали на «Оскар». Про всякие местные ордена и медали вообще молчу!
– С ума сойти! – прошептал Кудряшов. – Что же толкнуло его на роковой шаг?
– Я не знаю. Никто не знает. Да и какая разница? – внезапно опомнился Жора. – У нас тут своя задача. Отмыть кровь со стен и прибрать тот ужас, что остался в спальне, а расследования пусть Андрей Малахов проводит!
Макар натянуто улыбнулся. Шутка показалась неудачной, но рефлексы подчиненного работали превосходно. Мальчишке определенно точно нравилась эта работа, и, чтобы на ней задержаться, он готов был смеяться хоть по команде! Ведь где еще, скажите на милость, можно повидать такое? Последнее пристанище великого человека. Место, где трагически оборвалась его жизнь. Быть может, однажды здесь откроется музей Луки Тодоровича, но прямо сейчас квартира больше походила на место преступления из американских триллеров. Страшно, но вместе с тем страшно интересно.
Переместившись в опочивальню маэстро, уборщик оценил фронт работ: обрывок веревки на вырванной с проводами люстре (должно быть, та самая петля, которую срезали, опуская висельника на пол), лужа зловонной жидкости (именно это, а не добрые пожелания чаще всего оставляет за собой умирающий) и уже знакомые брызги крови. Вишенка на торте – жуткий беспорядок и вонь перегара, что сбивала с ног (судя по всему, великий режиссер не один день заливал горе, перед тем как удавиться). Работы, как говорится, конь не валялся!
– Возьмешь на себя спальню? – бросил в спину Жора, четко дав понять, что это не предложение, а указ.
– Конечно. Что можно выбрасывать?
– Все, от чего не отмоется его кровь и рвота. Все, что хотя бы в теории может испортить впечатление потенциальным покупателям.
– Будет сделано! – отозвался Макар и, схватив ведро, направился в ванную комнату.
Набирая теплую воду, мальчишка осмотрелся в уборной. Просторно! Так просторно, что можно запросто сдавать это помещение как отдельную квартиру. Метров тридцать ведь, не меньше!
«Он омывал их тела здесь… в этой самой ванной, – вступил новый голос. – Он верил, что только чистая плоть достойна быть увековеченной на кинопленке».
Неприятный холодок пробежал по спине и заставил волосы на затылке приподняться. Частота, с которой теперь возникали галлюцинации, пугала. Но не меньше ужаса наводила и другая мысль: вдруг все это не просто воображение? Что, если Макар слышит тех, кого нет в живых? Испуганно съежившись, Кудряшов произнес:
– «Их» – это кого? Кого он омывал в этой ванной?
«Своих актеров. Прямо перед тем, как они появлялись в кадре… в первый и последний раз», – безразличный голос вынудил сердце участить ход.
– Кто ты? – выдал Макар сжавшимся от волнения горлом.
«Я – один из тех актеров, что застрял в его фильме навек. Ты тоже станешь актером… Твой дебют близок». – Голос исчез, растворившись в шуме воды, льющейся через края ведерка.
Кудряшов нагнулся, чтобы закрутить вентиль, но тут же замер, осознав, что со спины на него обрушилась тьма… Тень чего-то могучего, как ствол столетнего дерева. Огромная фигура преградила свет и отбросила густую серость на ослепительно-белый фаянс. Макар тут же выпрямился, но так и не нашел смелости обернуться. Стоял, безмолвно сотрясаясь и разглядывая силуэт мужчины, в одной руке у которого была трость, а в другой – курительная трубка. Сгусток тьмы двигался нарочито медленно. Словно наблюдая за работой уборщика, он перемещался из стороны в сторону. «Маэстро пришел за тобой! Он готов оценить твой талант!» – Истерический смех заполнил чертоги разума. Макар замотал головой и сильно зажмурился. От напряжения закружилась голова. Боязливо открыв глаза, парнишка не увидел тени. Она ушла так же внезапно, как и появилась.
– Всё в порядке? – Ошалевший Жора возник в дверном проеме.
– Да, а почему вы спросили? – Кудряшов различил страх в лице начальника.
– Я слышал чудовищный грохот, словно кто-то лупит молотком в паркетную доску. Это был ты? – Мужчина резко замолчал и, осознав абсурдность своего предположения, добавил: – Ты ведь тоже это слышал?
– Нет, ничего подобного.
– Ясно… – Жора сделался белым как полотно. – Слушай, мне тут отъехать нужно по делам на часок-другой. Один справишься? Если что, сверхурочные по двойному тарифу!
– Да, конечно. Будем на связи.
Начальник благодарно кивнул и поспешил на выход. Судя по всему, стук трости – не единственное, что ему послышалось. Заперев дверь изнутри, Кудряшов обернулся и едва различимо уху прошептал:
– Я здесь с благой целью. Наведу порядок и уйду, хорошо?
В ответ – тишина. Ни единого звука, кроме тиканья старомодных часов. «Можно ли это считать добрым знаком? – с тревогой подумал Макар. – Если нет, пусть прямо сейчас мне укажут на обратное!» И вновь полнейшее безмолвие. Аккуратно подхватив швабру, что Жора впопыхах бросил на пол, мальчишка вернулся в спальню. С усердием оттирая засохшую рвоту от дубовой поверхности пола, он почти забыл о странностях этого дома. Как вдруг щелчок! Где-то там, за пределами комнаты, в замке повернулся ключ.
– Кто там? Жора, вы? – поднимаясь с колен, вопросил уборщик.
В коридоре пусто. Снова галлюцинация? Нет, исключено. Голоса, которые слышал Макар, всегда звучали в его голове, а не доносились извне. Тогда что? Очередная странность, на которую придется закрыть глаза?
– Да какого черта? – устало буркнул Кудряшов, шагая в направлении двери.
Дернув ручку, парнишка выдохнул с облегчением. Закрыто. Закрыто на замок. «У страха глаза велики», – рассудил Макар, поворачивая обратно. Минуя большое напольное зеркало, он боковым зрением приметил неизвестную фигуру в отражении. «Ты ведь знаешь, что тебе показалось. Сейчас вернешься и убедишься в этом всем страхам назло!» – сердито постановил Кудряшов. Сделав ровно три шага назад, он чуть подался вперед… и обомлел.
Серебристая поверхность, в которую смотрелся Макар, показала ему незнакомца. Парня, что резкими движениями поправлял челку, хмурясь и бубня что-то себе под нос. Кудряшов не испугался. Видение было таким явным и реалистичным, что не внушало тревоги. Словно то было не зеркало вовсе, а футуристичный экран, на который вывели изображение.
Наблюдая суету юноши, уборщик силился понять: все это взаправду или же он – жертва розыгрыша? Да, нечто похожее он видел в бразильской версии шоу «Скрытая камера», где случайных прохожих пугают до полусмерти.
Внезапное появление крупного мужчины заставило содрогнуться. Это был он, Лука Тодорович. Макар понятия не имел, как выглядел прославленный режиссер, но что-то подсказывало: в зазеркалье наведался сам маэстро! Тяжелый взгляд, борода с проседью и курительная трубка в зубах. Мужчина хлопнул паренька в отражении по плечу, и вместе с тем Кудряшов ощутил похожую тяжесть на своей ключице. Как в самых страшных снах, Макар попытался вскрикнуть, но голос его оставил, а ноги будто увязли в тазу с цементом.
«Ты станешь звездой! Первоклассной звездой!» – ехидно сообщил голос, залившись похабным смехом.
Поборов оцепенение, парнишка скинул грубую ладонь и, не оборачиваясь, бросился в одну из незапертых комнат. Хлопнув дверью, он попытался справиться с замком. Дрожащие пальцы сделались предательски неуклюжими, и металлический язычок упрямо не желал выдвигаться. Тем временем шаги в коридоре становились все отчетливее. Хозяин дома приближался. Отпрянув в ужасе, Макар запнулся и упал на ковер с длинным ворсом. Он даже не попытался встать в тот момент, когда дверь содрогнулась от крепкого удара.
«Если это действительно призрак, защелка меня не спасет», – лихорадочно прошептал уборщик. Шум за дверью прекратился. Сошел на нет в одночасье. Кудряшов не слышал ничего, кроме панического биения собственного сердца. «Нет-нет-нет, все это нереально… – лепетал Макар, отползая в сторону. – Мне просто показалось!»
«Нет ничего реальнее страха, – тут же парировал голос. – Нет ничего мучительнее страха… Но именно за этим ты и пришел!»
* * *
«Забавно, как некоторые вещи обесцениваются с течением времени! То, что считалось сокровищем, превращается в мусор», – усмехнулся Кудряшов, осматривая старый громоздкий телевизор со встроенным проигрывателем кассет. Когда-то очень давно видеодвойка была заветной мечтой любого русского человека. Владыка барабана и бессменный ведущий «Поля чудес» просил за нее целых тысячу шестьсот баллов, в то время как фотоаппарат оценивал в сотню. Но все это было целую эпоху назад, в голодные 90-е! Так что же эта рухлядь забыла тут, в кабинете богатого, состоявшегося человека?
Время от времени поглядывая на дверь, Макар осторожно изучал пределы комнаты. Страх больше не сковывал движения. На смену ему пришло любопытство. Визитера не покидало странное ощущение: в доме Тодоровича он оказался неспроста! Все это – одна большая загадка! Квартира в целом и этот кабинет в частности – один большой пазл, верно собрав который мальчишка сумеет положить конец мытарствам неупокоенной души.
Интуиция подсказывала Макару, что ответы на его вопросы скрывает одна из видеокассет. Недаром ведь этот допотопный телевизор стоит здесь на самом видном месте? Он – не часть интерьера и не тот самый чемодан без ручки, с которым жалко расстаться. Да и вообще, судя по расположению предмета в комнате, гений артхауса частенько пересматривал свою VHS-коллекцию. «Секретер! Нужно его осмотреть. Бьюсь об заклад, там что-то есть», – буркнул Макар и подошел к столику из красного дерева. Поочередно выдвигая полки, молодой человек торопился. Он знал, что Жора его не потревожит, но в то же время помнил, что копается в личных вещах того, кто так и не обрел покой.
Ячейки оказались пусты. Все, кроме последней, самой нижней. Потянув ее на себя, Макар замер от удивления. Его взгляду предстала ветхая обувная коробка, на которой каллиграфически вывели всего одно слово: «Вдохновение». Аккуратно вынув бокс, Кудряшов отклеил кусочек липкой ленты и поднял крышку. Та самая коллекция видеокассет, в существовании которой Макар не сомневался! Тарковский, Хичкок, Феллини – все главные киношедевры прошлого века уместились в одном картонном ящике. Осмотрев каждый экземпляр собрания, начинающий детектив вконец растерялся. Какую мысль должна была подкинуть находка? В чем ее секрет?
«Все это – лишь для отвода глаз… – Возникший из ниоткуда голос заставил встрепенуться. – Ты не нашел главного! Чувствуешь, как напряженно он следит за тобой? Совсем как душегуб из рассказа ”Сердце-обличитель“».
Сюжет творения Эдгара Аллана По мгновенно возродился в памяти. Повествователь (он же убийца) спрятал тело старика в полу, под слоем досок, скрипящих от шагов полицейских! Медленно ступая по благородно состарившемуся паркету, Кудряшов то и дело пинал носком подозрительные участки кладки. Поиск не продлился долго. Очередная «елочка» щелкнула от удара, точно костяшки домино. Самый центр комнаты. Слишком очевидное место для тайника, но именно там никому бы и в голову не взбрело его искать!
Опустившись на колени, Макар задвигал руками. Деревяшки отлетали в стороны, обнажая пространство в полу. Ниша глубиной не больше пяти сантиметров делилась на несколько ячеек. В каждой лежало по несколько кассет. В коридоре зашаркал кто-то грузный. Беспомощно замерев, Кудряшов наблюдал за тем, как тонкая полоска света, сочившаяся из-под двери, нарушалась густой тенью. Маэстро всегда был где-то рядом, но, как и положено духу, не спешил появляться.
…Белый шум, возникший на экране телевизора, усугубил тревогу. Макар с детства слышал байки о том, что в нем можно различить голоса с того света. Стоит лишь прислушаться и поверить! Кассета, проглоченная плеером, запустила скрытые механизмы. Махина зажужжала, и рябь помех подернула экран. Всего на несколько секунд возникла сцена из «Тома и Джерри», но искажения вернулись. Видео, записанное поверх мультфильма, собиралось воедино. В кадре появилась юная девушка. Застенчивая и в то же время соблазнительная, она кокетливо поправляла огромный бант, украшавший декольте.
– Представьтесь, пожалуйста, – раздался голос неизвестного мужчины.
– Меня зовут Карина, мне девятнадцать лет, я начинающая актриса, – бойко отозвалась брюнетка.
– Замечательно, – выдохнул оператор. – Не смущает видеосъемка? Любопытно, какой вас увидит камера.
– Конечно-конечно! Я совершенно не против. Хотите, зачитаю вам что-нибудь из любимых стихотворений?
– Не стоит! – Сухая крупная ладонь на миг показалась в кадре. – Давайте просто поговорим о жизни. Я буду задавать вопросы, а вы отвечайте первое, что придет в голову. И да, если можно, смотрите прямо в камеру.
– Как скажете! – оживилась потенциальная старлетка.
– Скажите, Карина, о чем вы мечтаете?
– Я? – наигранно засмеялась девушка. – Если честно, я всегда стремилась к славе! С самого детства это помогало мне развиваться! Художественная гимнастика, театральный кружок, даже ораторское искусство. Я оттачивала каждый навык, чтобы приблизиться к совершенству. Думаю, мне это удалось! – Легким движением поправив волосы, девчонка подмигнула собеседнику.
– Похвально. Но в чем заключается ваша мечта? Или, если хотите, цель! Куда вы идете в конечном итоге? – Холод сказанного поумерил пыл начинающей актрисы.
– Как я сказала ранее, – Карина бессмысленно поправила оборки на пышной юбке, – моя цель – стать успешной актрисой. Видеть, как зрители рукоплещут моей игре, и знать, что, вернувшись домой из кинотеатра, они примутся взахлеб рассказывать о фильме с моим участием.
– Милая девушка, все, что вы перечислили, – закономерный итог качественно проделанной работы. Это лишь следствие, но не сама цель… – с досадой в голосе произнес оператор. – Что побуждает вас бросить жизнь на алтарь искусства?!
– Я… ну… в целом… – Растеряв ораторские навыки, гостья потупила взор. – Мне кажется, кино – это один из способов осчастливить человека… людей! Всех тех, кто измучен рутиной будних дней, так ведь?
– Чушь несусветная, – отрезал неизвестный. – Настоящее искусство – не погремушка, которой трясут перед лицом рыдающего младенца. Оно может и должно приносить целый спектр эмоций! Но порой задача киноленты – уничтожить зрителя! Смешать его с грязью и похоронить в тягостных мыслях!
– Но мне всегда казалось… – едва не плача, начала девушка.
– У вас совсем молодая душа. Она стремится блистать на экранах, но какой от нее прок более зрелым душам? Чему они могут научиться? Как вы, красавица, собираетесь изменить жизнь человечества к лучшему?
– Я… я… я… – не сдерживая слезы, запиналась актриса.
– Мой вам совет: уничтожьте гордыню в сердце, прежде чем она уничтожит вас. А еще – забудьте хоть ненадолго букву Я. На этом все, мы закончили!
Полные ужаса глаза девчонки стали последним кадром, за которым последовали очередное шипение и смена картинки. Новым героем записи стал юноша. Тот самый парнишка, фигуру которого Макар видел в зеркале. Напряженно улыбаясь, он смотрел в камеру, вернее, на человека, что ею управлял.
– Итак, вы сказали, что вас зовут Клим?
– Все верно! – покивал мальчишка.
– Необычное имя! Что за кровь течет в ваших венах?
– Я бы мог придумать красивую легенду, но не хочу лукавить. Я русский. Просто отец у меня большой выдумщик. Впрочем, спасибо ему, в нашей профессии запоминающееся имя – уже половина успеха.
– Раз уж вы заговорили об успехе, расскажите, что он для вас значит? Мечтаете ли вы прославиться? – с неподдельным интересом вопросил мужчина за камерой.
– Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом! – всплеснул руками Клим. – Но если этого не случится, я не умру от досады. У меня в жизни другие приоритеты.
– Поделитесь! Что для вас главное?
– Мне бы хотелось посвятить свою жизнь творчеству, актерскому искусству, в частности. Было бы здорово развиваться в этом направлении и оттачивать мастерство. А уж сиять на больших экранах или выступать в провинциальных театрах – не столь важно!
– Хм, интересная позиция! А если я скажу, что вам придется умереть в кадре, чтобы зритель хоть ненадолго ожил, пробудился от многолетнего забвения? – Камера чуть дернулась, и картинку наводнили помехи.
– Я отмечу, что всецело к этому готов!
Не утрудив себя ответом, оператор медленно вошел в кадр. Кровь в жилах у Макара сделалась холодной. Он узнал в мужчине Тодоровича. Разумеется, он догадывался, что за созданием ролика стоит режиссер, но в том, как выглядел кинодел, было что-то отталкивающее, неправильное! Обойдя юношу со спины, Лука коснулся его плеч. «Осанка, молодой человек, осанка. Знаю, что это неудобно, но камера не терпит сутулости!» Начинающий актер поспешил исправиться. Безотрывно глядя в камеру, он не заметил, как маэстро надел перчатки, вознес трость и следующим движением со всей силы обрушил ее на голову несчастного.
Ахнув, жертва Тодоровича повалилась на пол. Глядя вниз без сожалений, режиссер нанес еще пять ударов по тому, кто был не в силах сопротивляться. Выдернув из нагрудного кармана платок, Лука промокнул испарину на лбу и с тяжелым вздохом посмотрел в камеру. Холодный взгляд серо-голубых волчьих глаз пробирал даже с экрана телевизора. Великий творец жутким зверем продолжал смотреть на Макара до тех пор, пока изображение не съела рябь.
В следующем эпизоде вновь появился Клим. Влажные волосы, приоткрытый рот и совершенно пустые глаза, наполовину прикрытые веками. Молодой человек был завораживающе прекрасен в мертвенной бледности, покрывшей его лицо. Маэстро переодел юношу в белоснежную рубашку с кружевными манжетами, нацепил ему на шею объемное жабо. Словно аристократ, измученный неизвестной болезнью, бездыханный актер восседал на кресле вразвалочку, в то время как режиссер крупным планом фиксировал его ускользающую прелесть.
– Тринадцатый… Он – тринадцатый! – устало произнес Тодорович. – А значит, мы наконец-то в расчете. – Тишина длилась не меньше минуты, но прервалась внезапным криком. – Я прекрасно помню наш уговор! Тринадцать светлых душ! Тринадцать безгрешных юнцов! Я запомнил эту цифру! Если хочешь, забери все, что дал, но не вынуждай продолжать убийства! Довольно с меня! Прошу…
Изображение Клима упорно не покидало экран. И если бы не закадровые реплики режиссера, можно было подумать, что съемка прекратилась.
– Нет, нет, нет! Я не желаю сеять смерть! Мои руки и так по локоть в крови! – сипел Тодорович.
Лицо Клима на пленке едва заметно изменилось. Макару даже показалось, что теперь он не мертв, а лишь искусно приотворяется. Приоткрытый рот слегка растянулся в улыбке, а в тусклых глазах зажглись пугающие искры.
– Изыди! Прочь! Оставь меня в покое! – сокрушался режиссер.
Угольно-черные зрачки покойника медленно поплыли вбок. Теперь он смотрел в лицо оператору с презрением и злорадством. Белый шум лишь на миг растерзал картинку, но, когда вернулось качество, Макар отпрыгнул в испуге. Мертвец на экране, гулко посмеиваясь, ковырялся в ране, что режиссер оставил на его затылке. Двумя резкими движениями он сорвал огромные куски скальпа и попытался встать. На этом запись прервалась.
– Тогда все должно было кончиться… – Размеренный баритон настиг Кудряшова со спины. – Но дьявол – отец лжи. Он не способен играть честно. Я понял это слишком поздно.
– Зачем вы их убивали? – цепенея от страха, вопросил Макар.
– Я заключил сделку. Тринадцать невинных душ в обмен на успех. Высокая плата, но другого выбора я не имел. Впрочем, расквитавшись с этим долгом, я оказался в кабале. Темный просил всего лишь чертову дюжину душ… за каждый мой успех. А регалий у меня, как вы успели заметить, немало.
– Но разве это не то, о чем вы мечтали? – по-прежнему не смея обернуться, задавал вопросы Макар. – Что вам стоило продолжить?
– Каждый раз, забирая чью-то душу, ты теряешь частичку своей. В какой-то момент у меня просто ничего не осталось, – выпустив вполне реальные клубы дыма, отозвался маэстро.
– Поэтому вы убили себя?
– Завидная проницательность, юноша.
– И что теперь? Вы свободны?
– Однажды заручившись поддержкой дьявола, ты навек теряешь волю. Такой союз не потревожит даже смерть. А теперь, если не сложно, загляни в секретер, – хрипло произнес Тодорович.
– Там пусто. Я осмотрел каждый ящик в поисках кассет, – решительно парировал Макар.
– Просто сделай, как я говорю.
Кудряшов неуверенно потянул на себя металлическую ручку. В первой же нише лежала бумага, заверенная печатями.
– Прочти, – отдал приказ маэстро.
Макар выполнил команду. С первым же предложением его глаза тревожно расширились.
– Но… но почему я?! – испуганно залепетал мальчишка.
– Просто потому, что ты способен слышать больше, чем другие, – усмехнулся режиссер, набивая табаком трубку.
* * *
Трель дверного звонка разлетелась по квартире. Толкнув дубовую дверь кабинета, Макар вышел в коридор. Ненадолго припав к глазку, он щелкнул замком и освободил проход.
– Заносите, только не топчите по чистому, – небрежно махнул рукой Кудряшов.
Двое рабочих, пыхтя от напряжения, внесли сразу несколько коробок.
– Кажется, всё, хозяин! Осталось только собрать стол, ну и мусор вынести, – почесал затылок один из грузчиков.
– Чудно! – крикнул с кухни Макар. – Спасибо за помощь, парни! Мне всегда казалось, что переезд – это катастрофа, я готовился к худшему!
– Хозяин, а это ведь тот самый дом, где артисты жили? Певцы всякие, актеры…
– И режиссеры, – загадочно улыбнулся Макар, появившись в дверном проеме. – Ну что, меньше слов, больше дела? Хорошо бы закончить до четырех. После я ожидаю гостей. – Старомодная камера в руках Макара щелкнула, выплюнув пару севших батареек.
– Я думал, такими больше не пользуются! – удивленно вскинул брови один из рабочих.
– Что-то умирает, что-то выходит из моды, но есть вещи, что просто обязаны продолжиться во имя искусства! – ухмыльнулся Макар. – В память о тех, кто посвятил ему всю свою жизнь…

Освободи меня
Тот роковой полет не должен был состояться изначально. По крайней мере, для Стива. И тому было множество знаков. Все началось с будильника, что не сработал в положенное время. Тревожно ворочаясь в ожидании сигнала, доктор философии Стивен Голдривер то и дело просыпался. Теплые объятия жены не позволяли дотянуться до прикроватной тумбочки и свериться с часами, но за окном стремительно светало. Комната больше не казалась черным наглухо запертым ящиком. Мебель, картины на стене и даже приоткрытая дверца книжного шкафа, не запертая с вечера, – все обретало четкие контуры.
«Что-то здесь нечисто!» – Вырвавшись из нежного плена, Стивен схватил телефон, и лицо его озарилось подсветкой.
– Какого черта?! – воскликнул мужчина.
– Ты чего? – сонным голосом протянула Ангелина. – Я не слышала будильника, ложись!
– Вот и я не слышал! – засуетился Голдривер. – А уже семь! Я проспал! Ужасно проспал!
Короткий холодный душ привел профессора в чувство. Нет, он не практиковал закаливание, но тем утром пришлось начать – в доме отключили горячую воду. Ее место заняла противная еле теплая. Постукивая зубами, мужчина схватил полотенце и, едва не поскользнувшись на мокром кафеле, выскочил из ванной в чем мать родила.
– Не видела мой халат? – щурился Стивен в поисках домашней одежды.
– Он в стирке! – ответила с кухни жена. – Проходи, я заварила чай, сделала бутерброды.
В очередной раз помянув матерь Господа, Стив взъерошил руками волосы. Полотенце сделало оборот вокруг бедер, еще одно упало на плечи.
– Ты так и не сказал, чему посвящена конференция! – Ангелина хлебнула из кружки.
– Я выступаю с одним скучным докладом перед толпой не менее скучных дядек, – тщательно пережевывал бутерброд Стив.
Супруга покачала головой:
– Интересно, все преподаватели такие? Или это мне повезло?
– «Такие» – это какие?! – удивленно поморщился мужчина.
– Когда мы только начинали встречаться, ты казался ужасно серьезным! По-английски чопорным!
– Так и было! Но встреча с тобой и переезд в Россию многое поменяли. – Стив подмигнул жене. – Только не говори, что скучаешь по тому ботанику в вельветовых брюках!
– Нет-нет, по тем затертым штанишкам не скучаю точно! Я так радовалась, когда ты сел в них на окрашенную лавку, что даже не попыталась вывести пятна.
– Хрестоматийная злодейка! – Стивен подался вперед и поцеловал жену в висок. – Как сегодня наша малышка?
– Все еще танцует канкан по ночам. Видимо, будет «совой», как и отец, – погладив округлившийся живот, улыбнулась женщина.
Голдривер склонил голову и прошептал:
– Солнышко, береги маму! Остаешься за старшую! Люблю вас обеих, но вынужден бежать.
– Посуши волосы, не дай бог простудишься! – не переставала тревожиться Ангелина.
– Такси уже у подъезда, – донеслось из спальни. – Хорошо, что чемодан с ночи собран!
Доктор затянул галстук, прыгнул в начищенные туфли и поспешил на выход. Супруга обняла его на прощание, но подозрительно долго не отпускала. В ее голове даже мелькнула шальная мысль не говорить мужу о забытом на обувной полке паспорте, но в последнюю секунду она вернула ему бордовую книжицу. Стивен шлепнул себя по лбу, еще раз поцеловал жену и, подхватив чемодан за боковую ручку, выбежал к лифту.
– Милый! – бросила вслед женщина. – А может, останешься?
– Одна нога здесь, другая там! – отмахнулся Стивен. – Завтра уже вернусь! Даже не заметишь моего отсутствия.
Ангелина закивала. Пожелав доброго пути, она закрыла дверь, а ее возлюбленный, так и не дождавшись лифта, рванул вниз по лестнице. Во дворе дома томился автомобиль комфорт-класса. По какой-то причине Голдривер решил, что, немного доплатив, сумеет избежать легендарных московских пробок.
– Внуково? – дежурно уточнил шофер.
– Да, опаздываю! – двигая сиденье, выпалил Стивен.
– Тогда поторопимся… – расслабленно выдохнул мужчина, стартовав неожиданно резко.
Часом позже, когда профессор почти смирился с опозданием на рейс, извозчик притормозил у зоны вылета. Оставив щедрые чаевые, мужчина вбежал в расступившиеся двери. Тут его ожидала первая удача за утро. Симпатичная девушка у стойки регистрации, уже собиравшаяся покинуть пост, заметила Голдривера и приветливо взмахнула рукой. Ее компьютер включился заново, и через минуту у припозднившегося туриста появился билет.
«Выход на посадку номер тринадцать, где же тебя искать?!» – Поправив очки, Стивен огляделся в поисках указателя. В этот момент его имя объявили по громкоговорителю. Так быстро мужчина не бегал со времен службы в армии. А это было почти двадцать лет назад, в другой стране и совершенно иной физической форме. Тяжело дыша, Голдривер подлетел к заветным вратам, но путь ему преградила тощая брюнетка с красной помадой на раздутых губах.
– Молодой человек, ваш чемодан! – с деланным возмущением начала она.
– А что с ним? – Стив притормозил в недоумении.
– Поместите его в калибратор. Крышка должна плотно закрыться, в противном случае…
– Уважаемая, я опаздываю! – глядя на исчезающий хвост очереди, воскликнул профессор.
– К сожалению, я не могу пустить вас дальше без проверки… – фальшиво улыбнулась девушка, пожав плечами.
– Да чтоб вас, – прошептал Стивен, попытавшись уместить ручную кладь в издевательски маленький ящик.
– Кажется, у вас негабарит! – довольно ухмыльнулась работница.
– Да он наполовину пустой! Просто жесткий и не гнется! – злился мужчина, наглядно простукивая корпус клади.
– Так или иначе, я не могу пустить вас на рейс… без дополнительной оплаты. В следующий раз вы можете воспользоваться данной услугой на сайте. Это выйдет дешевле и быстрее.
Голдривер едва сдержал поток брани. Вынув из бумажника карту, он произнес:
– Передайте руководству, что пора сменить название. Никакой вы не «Триумф», а самое настоящее «Фиаско»!
– Хорошего полета! – как ни в чем не бывало отозвалась брюнетка, протянув чек.
Ожидаемо Стивен последним ворвался на борт самолета. К тому времени остальные пассажиры сидели на своих местах пристегнутые и откровенно недовольные. Игнорируя косые взгляды, профессор двинулся по коридору. Место 13F. У окошка, да еще и без соседей! «Вот ведь! А казалось, хуже дня не придумать!» – улыбнулся Стивен, опускаясь в кресло.
Впереди его ждал короткий перелет из одной столицы в другую. Пилот объявил, что время в пути составит всего 55 минут. Голдривер по привычке открыл в телефоне приложение для чтения книг, но тут же понял, что с куда бо?льшим удовольствием проведет ближайший час в сладкой дреме.
Увы, мечтам профессора не суждено было осуществиться: какофония звуков разошлась по салону минутой позже. Гудение двигателей, скрип закрылков, истошный плач ребенка где-то позади, а на десерт – неуместный вальс, разрывавший динамики. Классическая музыка, коей мучили пассажиров «Триумфа», периодически сменялась объявлениями. «Если вы не хотите, чтобы в следующий раз ваш муж летел рядом с привлекательной соседкой, бронируйте места заранее!» – издевательским тоном объявил подозрительно знакомый голос. В другом сообщении говорилось о том, что курить на борту самолета строго запрещается, как и употреблять алкоголь, зато вода подается в неограниченных количествах!
– Узелок на память: никогда больше не летать рейсами «Триумфа», – прошептал Стивен, скуксившись от очередной неудачной шутки.
Самолет пришел в движение. Треща и поскрипывая, махина неспешно выползла на взлетную полосу. Точно по команде, за окном начался дождь. Крупные капли застучали по стеклу, забрав четкость у и без того скудной картинки в иллюминаторе. Голдривер подумал, что было бы неплохо оснастить каждое из окошек крошечными дворниками на такой случай, но тут же улыбнулся размышлениям. Судя по всему, Ангелина права: несмотря на все научные регалии и заслуги, временами Стивен поражает наивностью.
Воздушное судно разогналось до предела и оторвалось от земли. Уши слегка заложило. Голдривер почувствовал, как сжалась грудина и биение сердца стало отчетливее. Странная тревога подбиралась издалека. Мужчина наблюдал ее умозрительно и в условиях имеющейся форы решил отвлечься. В ход пошла музыка. Что-нибудь из дорожного плейлиста обязательно вернет равновесие.
«Mr. Play-It-Safe was afraid to fly. He packed his suitcase and kissed his kids goodbye. He waited his whole damn life to take that flight, and as the plane crashed down he thought: «Well isn’t this nice?» And isn’t it ironic… don’t you think?» – от строк самой известной песни Аланис Морисетт у Стивена перехватило дыхание, и он без раздумий сменил композицию. «Sometimes I wish for falling, wish for the release. Wish for falling through the air to give me some relief. Because falling’s not the problem, when I’m falling I’m at peace. It’s only when I hit the ground it causes all the grief»… Палец мужчины нервно дернулся, и следующий трек заиграл в наушниках. «Lord knows, when the cold wind blows, It’ll turn your head around. Well, there’s hours of time on the telephone line to talk about things to come… Sweet dreams and flying machines in pieces on the ground». – Поперхнувшись, Голдривер сорвал наушники и сунул телефон в карман пиджака.
Сделав глубокий вдох, он повернулся к иллюминатору. Потоки воздуха на взлете очистили стекло от капель, и теперь можно было наблюдать бурлящие серые тучи, расступающиеся под напором корабля. Красивое и одновременно пугающее зрелище. Точно такой же вид, должно быть, открывается и пилотам. Интересно, им хоть иногда бывает страшно? Никто ведь не знает, что скрывает эта плотная дымовая завеса. Стаю птиц? А может, встречный самолет?
Предплечья Голдривера покрыли мурашки. Он приготовился опустить шторку, но застыл в тот же миг. Его взору открылось нечто странное. Гигантская черная материя развевалась по ветру за одним из грозовых облаков. Но стоило доктору моргнуть – объект выпал из поля зрения. Вновь одни тучи, что перемешивались и бурлили, как несъедобное варево в котле у ведьмы. Беззвучно выругавшись, Стивен закрыл обзор пластиковой перегородкой и попытался убедить себя в том, что все это ему привиделось…
– С недосыпа и не такое почудится, – шепнул мужчина и тут же вздрогнул от жуткого скрежета, будто гигантские стальные когти прошлись по обшивке самолета.
Превозмогая ужас, профессор поднял шторку. Лишь на миг ему удалось поймать обрывок истлевшей ткани, что извивалась, убегая наверх. «Точно не показалось! Я видел это собственными глазами. Пусть и совсем недолго, но все же видел!» – залепетал Голдривер. Его напряженный взгляд прорывался сквозь туманную пелену в поисках ответов. И в этот раз долго ждать не пришлось.
Стивен вновь увидел нечто. Угольно-черный комок, за которым тянулся испаряющийся след, летел параллельно борту на запредельной скорости. «Ракета! – испуганно выдал напряженный разум. – Нас атакуют!» Будто в ответ на предположение объект сменил траекторию. Теперь он стремительно приближался к самолету, рассекая толщи воздуха. Едва не вскрикнув, Голдривер отвел взгляд. Зажмурившись, он приготовился ощутить удар… которого так и не последовало.
– Извините! У нас все в порядке?! – задыхаясь от возбуждения, бросил Стивен пробегающей мимо стюардессе.
– Конечно! – улыбнулась девушка. – Мы как раз набрали высоту. Скоро вы сможете…
– Там, за окном! – перебил Голдривер. – Там я увидел…
– Что вы увидели за окном? – не прекращала улыбаться девушка.
– Пилоты не заметили ничего странного? – Стивен рукавом сорочки вытер проступившую на лбу испарину.
– Все по плану и все под контролем! Даже не сомневайтесь! – подмигнула девушка. – Хотите воды?
– Да, пожалуй, – прохрипел Стивен, облизывая сухие губы.
Услужливо кивнув, бортпроводница исчезла. Голдривер тревожно постукивал пальцами по спинке впереди стоящего кресла. Двойной сигнал возвестил о команде «Пристегнуть ремни».
«Дамы и господа, с вами говорит капитан корабля. Через несколько минут мы окажемся в зоне турбулентности. Убедительная просьба оставаться на своих местах и не отстегивать ремни безопасности», – донесся из динамиков монотонный голос.
Тогда же самолет тряхнуло в первый раз. Плотно сомкнув челюсти, профессор схватился за подлокотники. Он пытался убедить себя в том, что с толчками покончено, но как же гневались тем утром небеса! Болтанка, равных которой Стивен не помнил на своем веку, набирала обороты. Корабль скрипел так, словно готовился развалиться на части прямо в воздухе. Как в самых страшных фильмах, одно за другим открывались багажные отделения, а свет сбивчиво мигал.
Доктор чувствовал, как сантиметр за сантиметром холодела его неподвижная плоть. Сначала ступни. Затем голени. После – вся нижняя часть тела по пояс. Мужчине казалось, что он – сосуд, который наполняют ледяным напитком. Еще немного – и стужа доберется до рвущегося из груди сердца; быть может, тогда станет чуточку легче?
И облегчение пришло. Ложное, мимолетное облегчение, что сделало невесомыми тела пассажиров рейса. Самолет угодил в воздушную яму и лишь на миг обрел покой. Голдривер глубоко вдохнул, испытав небывалую легкость в теле, но тут же клацнул челюстями от суровой встряски. Воздушное судно исправило траекторию и вновь сдалось лихорадке. Первыми заплакали женщины. Молясь и причитая, они то и дело срывались на оглушительный визг. Мужчины держались дольше, но очередной ухаб, от которого непристегнутые пассажиры едва не пробили потолок, поверг в панику всех до единого.
Несчастные кричали и жмурили глаза. Окажись происходящее записано на диктофон, случайный слушатель поверил бы, что это запись из парка развлечений! Вот паровозик вскарабкался на пик, и самые трусливые преждевременно заскулили, а вот он сорвался в пропасть, и никто не в силах сдержать потоки брани! Тут вагончики сделали мертвую петлю, здесь их непредвиденно накренило вбок…
Повинуясь необъяснимому импульсу, Стивен перевел взгляд на иллюминатор и поднял заслон. Твари, ускользавшие от его внимания, теперь беззастенчиво кружили в воздухе. Десятки пустых истрепанных плащей, наброшенных на невидимые плечи. Утратив всякий контроль над эмоциями, профессор закричал во все горло. Сипло и с надрывом, как не позволял себе с самого детства. В тот же миг с него сошла каталепсия. Он вновь чувствовал тело, а вместе с тем – и весь ужас, что оно испытывало.
– Турбулентность – на редкость неприятная штука! – ровный мужской голос раздался откуда-то сбоку. – Но согласитесь: это ничтожная цена за возможность пересечь целое море в считаные минуты!
Голдривер разжал веки и взглянул на собеседника. Рядом с ним через одно пустующее кресло сидел юноша нездоровой худобы. Кудрявые каштановые волосы, грубый профиль, бледная кожа, отдающая синевой.
– Что?! – с трудом произнес доктор.
– Я говорил о том, что тряска на борту самолета – это мелочь. Никому нет дела до точно такой же болтанки в поезде. Вы ведь даже не обращаете на нее внимания, мчась на страшной скорости по рельсам?
– Кто вы такой?! И что вы, черт возьми, несете?! – яростно прокричал Стивен, но гнев на его лице не продержался долго. Практически сразу его сменила растерянность от очередного «падения».
– Я – пассажир на этом рейсе. Такой же пассажир, как и все мы тут, – совершенно безучастно отозвался парень. – Не сердитесь, я всего лишь пытаюсь завести беседу.
– Кажется, сейчас не лучшее время для разговоров, – задыхаясь, выдавил из себя Голдривер.
– Когда, если не сейчас?! – оживился незнакомец. – Кто знает, что случится дальше? Быть может, потом вы пожалеете, что не обменялись со мной парой слов.
– И о чем же нам говорить? – Стивен почувствовал, как тревога ослабила хватку вопреки непрекращающейся тряске.
– О чем угодно, – пожал плечами юноша. – Для начала можем представиться друг другу!
– Стивен Голдривер. – Все еще дрожа от нехорошего возбуждения, профессор протянул руку.
– Морт, – молодой человек ответил на рукопожатие.
– Просто Морт?
– Ага.
– Что стало с вашей фамилией?
– Если Бейонсе не нужна фамилия, я тоже могу обойтись!
Голдривер издал нервный смешок и попытался улыбнуться в ответ.
– Вот видите, вам уже лучше! Хотите конфетку?
– Почему вы так спокойны? – Стивен свел брови в подозрении.
– Я много всего повидал и знаю точно: вам не стоит бояться. В этом просто нет нужды.
– Мы ведь все можем погибнуть в этом самолете.
– Разумеется. Если это судно рухнет на землю, нам конец. Впрочем, всегда есть место чуду, не так ли?
– Угу. – Стивен бессильно сморщился.
– Конфетку? – продолжал упорствовать пассажир злосчастного рейса.
– Нет, спасибо, – сдерживая тошноту, бросил Стив.
– Я настаиваю! – Морт протянул кроваво-красный леденец без обертки.
Сдавшись упрямству собеседника, доктор выхватил карамельку и сунул ее в рот. Вопреки ожиданиям рот заполнила горечь. Сощурившись в недоумении, Стив попытался что-то сказать, но первая же фраза вязким медом застыла во рту, а после – медленно потекла обратно в горло. Мужчина часто заморгал и ударил себя по лицу в попытке спугнуть надвигающийся морок. Но опоздал: звуки приглушились, эмоции поутихли, лицо парня на соседнем кресле потеряло четкость. Голдривер в последний раз заставил себя поднять голову, но тут же оказался сражен наповал. Неподъемные веки сомкнулись. Наступил долгожданный покой.
* * *
Стивен проснулся в ознобе. Мелкая частая дрожь сотрясала его тело. Дыхание было неглубоким и прерывистым. Мощный порыв ледяного ветра лишь усилил тремор. Превозмогая усталость, Голдривер открыл глаза. Пейзаж, явившийся взору, заставил встрепенуться и облокотиться на одну руку (вторая застыла согнутой в болезненном оцепенении). С трудом поднявшись на ноги, профессор огляделся. Мрачное поле, укрытое плотным слоем тумана, и больше ничего на десятки метров вокруг. Ни людей, ни домов, ни огней. Только угрюмая равнина, по которой неспешно расходились сизые клубы, а дальше – размытое нечто.
– Возможно, это сон. Конечно же, это сон, иначе быть не может! – прошептал доктор, сделав шаг навстречу серой волне, подбиравшейся к ногам.
Наблюдая за тем, как дымка разбивается о колени, он продолжил ход. Что последнее он помнил отчетливо? Наверное, беседу с чудаком во время тряски. Нет! После была конфета! Тот гадкий леденец, что незнакомец вынудил сунуть в рот. Его полынная горечь по-прежнему держалась на нёбе. Сплюнув несколько раз в уплотнившийся туман, Стив быстрее зашагал вперед, едва не сорвавшись на бег. Полная растерянность и непонимание происходящего сбивали с толку и плодили больные иллюзии.
Мужчине казалось, что он топчет облака. Те самые скопления ваты, на которые прежде смотрел лишь снизу вверх. Очень скоро эта фантазия стала такой правдоподобной, что в сердце профессора поселился страх. Ему чудилось, что в любую секунду он может угодить в облачную прореху. Один неверный шаг – и он камнем сорвется с небес на землю! Чистый делирий.
– Проклятая конфета! Не зря он так упрашивал ее попробовать. Скорее всего, в эту карамель подмешали психоделик! Поэтому у нее был такой странный вкус! – рассуждал Стивен вслух, пробираясь все дальше. – Я галлюцинирую! Благо это не продлится вечность. Еще немного – и власть наркотика ослабнет, я вернусь в привычную реальность! Все будет хорошо, все непременно будет хорошо!
Скудная местность тем временем слегка преобразилась. Стивен впервые отметил это, запнувшись о гигантский валун, скрывавшийся в мелководье тумана. Беспомощно повалившись на землю, мужчина ушиб ту самую руку, что даже выпрямить боялся. Вспышка ослепляющей боли на секунду лишила зрения, но Голдривер нашел в себе силы подняться. Часто дыша и не скупясь на ругательства, он продолжил движение. Теперь он никуда не спешил и, перед тем как сделать шаг, ощупывал почву носком ботинка. Как оказалось, не зря.
Валунов становилось все больше. Вскоре рыхлая земля, в которой ноги то и дело увязали по щиколотку, исчезла вовсе, уступив место камням. С одной стороны, идти по ним было в разы легче, с другой – устойчивости поубавилось. Наваленные друг на друга куски неизвестной породы активно двигались, качались и разъезжались в стороны. Стивен так упорно вглядывался в редеющую дымку, что не заметил, как перед ним вырос крутой скалистый подъем, самый настоящий перевал, что своим изогнутым хребтом подпирал небеса.
– Что же это такое?! – гневно выдал мужчина. – Когда же сойдет наваждение?! Где я, в конце концов?! Где все?! – бесконтрольно вертевшись, лепетал Голдривер. – Эй! Люди! Ау-у-у! Где вы?! – закричал он во все горло.
– Незачем так вопить! За тобой и без того придут, – раздался шепот за спиной.
Стивен в испуге схватил первый попавшийся камень и резко обернулся. Перед ним стояла девочка. Совсем еще малышка, на вид не больше десяти лет. Светлые волосы и большие печальные глаза.
– Кто ты?! – опуская занесенный булыжник, прохрипел Голдривер.
– Меня зовут Банни, – строго произнесла девчонка. – Я потерялась тут, как и ты. Но меня никто не ищет. Поэтому я прячусь.
– От кого? Ты знаешь, где мы?
– Нигде! – Малышка раздраженно мотнула косичками. – Нам нужно туда, пока не поздно, – указала она на самую вершину. – Другая девочка, которую забрали всадники, сказала, что там – свобода. Но мало кто сумел добраться до вершины, не попавшись на глаза воронам.
– Какая-то околесица! Ты меня вконец запутала! – обескураженно произнес Стивен, усаживаясь на большой треугольный кусок скалы.
Где-то вдали раздался сиплый вой горна.
– Сейчас ты все поймешь, – голос Банни испуганно задрожал. – Бежим скорее, нужно прятаться!
Бойкий грохот стремительно приближался. Стивен вглядывался в окутанную серостью долину, стараясь опознать источник звука. Новая знакомая профессора бросилась наутек, прежде чем мрачные фигуры всадников обрели четкость. Топот сменился звонким цоканьем. Кони, приближавшие неизвестных, вышли на камни. Теперь до них оставалось рукой подать, и Голдриверу удалось разглядеть жуткую кавалерию. Те же черные лохмотья, что парили вокруг самолета, теперь оседлали белоснежные скелеты лошадей.
– Не может быть! Этот кошмар должен кончиться! Я хочу проснуться! – взмолился доктор.
Но страшный сон не развеялся и всадники не расщепились в воздухе. Напротив, они стали куда реальнее, чем прежде. Их накидки более не казались пустыми. Сквозь панический ужас, застилавший взор, Стивен разглядел мертвецов: их грязные черепа с остатками истлевшей плоти, челюсти, жадно клацающие редкими зубами, белые костяшки пальцев, сжимающие поводья. Из-под нависающих капюшонов то и дело показывались зияющие дыры глазниц и пучки жидких седых волос. Обитатели могил, они должны были оставаться по ту сторону травы, но вопреки всем законам физики восстали! Голодные, злые, смертоносные…
«Бежать!» – приказал себе доктор и бросился прочь. Забыв о всякой осторожности, он отчаянно перебирал ногами, даже быстрее, чем тогда, в аэропорту. Пара неудачных прыжков закончилась падениями, но адреналина в крови оказалось достаточно, чтобы подняться, невзирая на боль и усталость. Всадники мчались по пятам. Ржание их коней походило на вопли грешников, заточённых в адской бездне. Стивену казалось, он чувствует их смрадное дыхание на затылке! Еще чуть-чуть – и костлявая ладонь преследователя схватит профессора за развевающуюся по ветру шевелюру.
Внезапно Голдривер вспомнил слова девочки. По ту сторону перевала – свобода, но мало кому удается пересечь его незамеченным! А это значит лишь одно: пока ты в тумане, тебя не видят. Именно там прячутся те, кто оказался в этой богом проклятой долине!
Резко изменив направление, мужчина сгруппировался и кубарем покатился по острым камням. Вновь никакой боли – отчаянное стремление выжить стало лучшей анестезией. Доктор не видел, что предпринял всадник, но по звукам догадался: он приказал скакуну остановиться, подняв его на дыбы. Небольшой форы оказалось достаточно, чтобы достичь границы тумана и нырнуть в него, словно в прохладное озеро жарким летним днем. Ползком забираясь все дальше, мужчина убедил себя в том, что спасен, но мертвец оказался не так прост и не думал сдаваться! Пришпоренный конь двинулся вниз по склону, и очень скоро его тяжелые копыта загромыхали поблизости.
Профессор старался неслышно ползти дальше, но каждый шорох лишь приближал встречу с ходячим мертвецом. Мужчина затаил дыхание. Он слышал, как преследователь рыскает в дымке, хрипло постанывая. Мерещилось, будто в любой момент он может услышать тяжелый бой сердца беглеца. Завидев мутные очертания копыт, проминавших почву, Стив принял неизбежную участь и даже осмелился сделать вдох, как вдруг замер вновь, услышав пронзительный крик! Девчушка с перевала… вне всяких сомнений, это была она! Очень скоро тому нашлось подтверждение.
– Нет! Не надо! Пустите! Ай! – плакала малышка. – Дяденька! Дяденька, спасите! – визжала она в безысходности.
– Банни! Оставьте ее! – неожиданно для самого себя прокричал Голдривер, вынырнув из тумана.
Но всадники, казалось, утратили всякий интерес к погоне. Они завладели желанным трофеем и теперь кружили в залихватском танце. Мертвец, что находился в самом центре беснующихся собратьев, держал ребенка одной рукой, словно не замечая ее брыкания и плач.
На место удачной охоты одна за другой приземлялись черные птицы. То самое воронье, о котором говорила несчастная, – шпионы, что все это время выслеживали добычу с воздуха. Полным составом группа неспешно двинулась в гору. Вернее, направилась в разверзнутую глотку пещеры у подножья перевала. Караван удалялся, а крики пленницы становились все тише, пока не начали отдаваться гулким эхом под каменными сводами. После наступила тишина. Тяжелая давящая тишина, в которой было не разобрать, что из происходящего сон, а что – реальность.
Голдривер не мог пошевелиться от ужаса. Его руки дрожали, а ноздри лихорадочно втягивали прохладный воздух. Теперь перед ним стоял трудный выбор: забыть о девчонке и спасаться или послушать совесть, рискнув жизнью? Махнуть через перевал или спуститься в лабиринт пещеры? Легкие приняли новую порцию кислорода и тут же сделались пустыми. Кажется, профессор уже знал ответ.
* * *
Как и любой дипломированный философ, Стивен бесчисленное множество раз анализировал человеческую природу: в беседах со студентами, в бессонных полуночных размышлениях и особенно часто в пробках по пути на работу. Что делает человека человеком? Как формируются характер и принципы? Почему один с легкостью решает тяжелейшие моральные дилеммы, а другой пасует и сомневается до последнего? Кто наградил нас силой, способной противостоять инстинктам и побеждать страх? На каждый из этих вопросов можно найти ответ. Блестящие умы прошлого подарили нам сотни толковых концепций. Впрочем, ни одна из них не прижилась в качестве абсолютной истины. Посему Голдривер признавал без смущения: как и Сократ, я знаю только то, что ничего не знаю!
Всю свою жизнь профессор верил, что именно в этих рассуждениях кроется смысл его существования. Постановка вопросов, изучение и наблюдение. Шагая по влажным камням и вдыхая сырость подземелья, Голдривер понимал, что бо?льшая часть его изысканий не имела смысла. Все это было игрой в духовность, изощренным развлечением для интеллектуала, стремлением уподобиться великим мыслителям. Ведь стоило Стивену оказаться здесь, в этом пугающем варианте вселенной, где не существовало философии и морали, – все его убеждения, пошатнувшись, рухнули.
Несколько минут назад, стоя по пояс в спасительном тумане, он уговаривал себя бежать. Сбросив человечность и сострадание, как маску, он приказывал ногам унести его как можно дальше, рвануть через перевал или возвратиться туда, где очнулся, но только не идти в пещеру! Не совершать роковой ошибки, даже если все это – больное видение, что вот-вот развеется. Измучившись противоречиями, Голдривер все же пришел в движение. На свое удивление и вопреки здравому смыслу, он направился в беспросветный грот.
Что в голове доктора принудило его к такому решению? Совесть? Отнюдь! Храбрость? Увы, тоже нет! Необъяснимый импульс заставил поверить, что это единственный из возможных путей, и у профессора не нашлось возражений.
Звуки капающей воды, суетливые перемещения летучих мышей и отдаленный шум, какой можно услышать при работе гидровращателя, – Стивен все еще не понимал, где находится, но кое-что знал наверняка: живым тут не место, а значит, вести себя требуется крайне осторожно!
Сделав новый шаг, мужчина внезапно услышал пронзительный писк. Что-то под подошвой отчаянно задергалось… Крыса! Он едва не раздавил крысу! Испытав неприятное головокружение, сулившее тошноту, Голдривер отпрыгнул в сторону. Грызун тут же скрылся, повизгивая от боли. Только тогда профессор осознал, что кромешная тьма пещеры может скрывать что и кого угодно. Идти вот так, полагаясь на удачу, – полное безрассудство.
Молния внезапного озарения заставила вздрогнуть и отчаянно захлопать по карманам. Зажигалка! Да, черт побери, она была на месте! За несколько минут до отъезда доктор спрятал ее в пиджаке. Ее и пачку сигарилл, которыми время от времени баловался в отсутствие супруги. И то и другое на месте, но тягостным желанием покурить Стивен вынужденно пренебрег. Это подождет, ведь прямо сейчас у серебристой Zippo была задачка поважнее.
Прокручивая колесико, мужчина высек немало искр, прежде чем получил огонь. Теперь его продвижение вглубь расселины стало увереннее. Во-первых, он, пусть и нечетко, но все же видел путь. Во-вторых, понимал, в каком направлении двигаться, – сквозняк тянул пламя в определенную сторону. И чем глубже уходил Стивен, тем отчетливее становились звуки. Теперь мерещилось, что совсем близко вертится гигантский бур, а параллельно ему не то от ужаса, не то от восторга кричат люди. Десятки, а может, и сотни людей.
– Должно быть, это и есть ад! – искренне уверовал чужак. – Тот самый ад, что всегда представлялся метафорой душевных терзаний. Он действительно существует! – еле слышно произнес Голдривер.
Крик ворона, настигший со спины, обдал ледяной волной страха. По каменным сводам лабиринта разлетелось тяжелое гарканье. Отражаясь эхом, оно металось из стороны в сторону, будто исследуя тьму пещеры. Вскоре к нему добавилось и разрозненное цоканье копыт. Новая конница мертвецов прибыла из туманной лощины. Стивен в ужасе рванул к ближайшему валуну, едва не растянувшись на мокром скалистом плато. Еще чуть-чуть – и крик нашел бы выход из глотки. Но Голдриверу удалось побороть инстинкт. Его собственная ладонь зажала рот и одну из ноздрей. Мужчина спрятался за шершавым камнем и притаился, лишив себя последнего источника света.
Минутой позже нараставший грохот шагов сделался предельно явным – охотники вошли в гранитную залу, сохраняя гробовое молчание. И только их верные приспешники переговаривались без устали. Сиплое карканье хаотично смешивалось, превращаясь то в безумный смех, то в крикливую базарную ругань. Опасаясь выдать свое присутствие, Голдривер попробовал опуститься еще ниже, упершись локтями в холодный гравий. Именно тогда один из камней выскользнул из-под его ботинка и шумно запрыгал в неизвестность. Звуки шествия тут же стихли. Замолкло и воронье. Стивену даже успело почудиться, что все это – лишь новый виток иллюзий, порожденный его необычным состоянием. Мол, не было никаких всадников и вообще, у страха глаза велики.
Суетливые хлопки крыльев убедили в обратном. Птицы разлетались по гроту, не издавая лишних звуков. Профессор слышал, как одни приземляются, а другие, напротив, взлетают. Стало очевидно, что пернатые шпионы рассредоточились. Стараясь не дышать, Голдривер прислонил лоб к земле. Казалось, так он сумеет остаться незамеченным.
«Кра-а-а-а-а…» – гаркнул один из воронов прямо над головой. Ощутив неприятный холод в ступнях и ладонях, Стивен перестал дышать окончательно. На удивление, тактика сработала. Птица еще немного посидела на камне, что козырьком повисал над телом чужака, и скрылась, зашлепав веерами крыльев. Охотники продолжили ход, и мертвая вереница потянулась вглубь. Топот и нечастые вскрики птиц довольно скоро стихли.
Удостоверившись в том, что вокруг никого, Голдривер вновь зачиркал колесиком именной Zippo. Робкий огонек задрожал на ветру, и в тот же миг в лицо Стивена уперся клюв. «Кра-кра!» – вскрикнул ворон, подлетев на месте. Сердце мужчины сжалось в испуге. Отпрянув, он сделал шаг назад и выронил зажигалку. Птица, словно заведенная, прыгала с камня на камень, гаркая и хлопая крыльями. Недолго думая, профессор схватил первый попавшийся камень и что было сил метнул его в порождение ночи. Движение было таким резким, что ворона точно пулей прошило! Расправив черные опахала, он лежал на земле парализованным, но даже на последнем издыхании звал кого-то. Задыхаясь от накатившей злости, доктор закончил дело, в один мах размозжив птице череп.
Стивен выдохнул с облегчением. Он обернулся, чтобы поднять горящую зажигалку, и тотчас окаменел. Перед ним стоял живой мертвец. Еще до того, как док понял, что нужно бежать, неупокоенный схватил его за грудки и притянул к себе. Из распахнувшейся пасти вырвался поток зловонного ветра. Отвратительная сладость разлагающегося мяса и подвальная затхлость – профессор содрогнулся от мощного рвотного позыва, а восставший лишь усилил хватку. Издав жуткий рокот, скелет вонзил свои гнилые зубы в предплечье руки, что старалась его оттолкнуть. Голдривер пронзительно закричал. Но не от боли – она давно притупилась в царящем безумии, – а от осознания происходящего.
«Господи боже! Кто-нибудь! Помогите! На помощь! Ему плохо! – до боли знакомый голос раскатом грома потряс пещеру. – Врач! Нужен врач! У него судороги!»
– Ангелина… – изумленно произнес Стивен. – Милая моя, родная!
Гнев, застлавший разум мужчины, превратил его в дикого зверя. Повинуясь инстинктам, он обрушил ступню на хрупкое колено мертвеца, разломив его, как сухую ветку. Потерявший равновесие охотник запрыгал на одной ноге, стараясь не упасть. Голдривер же знал: другой такой возможности не представится. Нужно добивать! Издав нечеловеческий рев, он чуть согнулся и рванул вперед. С отчаянием регбиста, прорывающего оборону соперника, док протаранил чудовище в лохмотьях. Не дав опомниться даже самому себе, он принялся топтать останки, упрямо шевелящиеся в желании подняться. Стив добил булыжником подрагивающую пятерню и наконец понял, что от противника ничего не осталось. Лишь горсть переломанных костей в истрепанном балахоне.
Переводя дыхание, Голдривер отполз в сторону. Его одолевала усталость, но в то же время он страшно гордился собой. Голос жены пробудил в нем то, с чем сам Стивен был незнаком – воина, борца, берсерка… Но повторится ли это вновь? Навряд ли. А значит, не время расслабляться. В любую секунду грот могут заполнить новые мертвецы!
«Лучше проявить осторожность», – убедил себя Голдривер и, вытряхнув из накидки осколки прежнего владельца, полез в нее сам.
Поглубже натянув капюшон и спрятав кисти рук в манжетах, Стивен внешне сделался вылитым всадником. Страх никуда не делся, но в маскировке было в разы спокойнее. Подхватив зажигалку, доктор продолжил путь в губительную неизвестность. Волосы на затылке дыбились в предвкушении новых ужасов, но уверенность осталась непоколебимой. Стивен должен идти. Интуиция подсказывала: там, в самом сердце холодной пучины, его ждут важные открытия.
* * *
Тяжелая металлическая дверь, изъеденная ржавчиной и поросшая мхом. Уперевшись в нее, Стивен оторопело захлопал ртом. Он много лет путешествовал по Европе, видел экспонаты больше, древнее и, положа руку на сердце, симпатичнее. Но только перед этой громадиной он застыл в недоумении. И дело было вовсе не в грубой ковке, из которой складывался причудливый узор, а в обстоятельствах. Голдривер стоял у входа во что-то жуткое. В холодном сыром полумраке. Где-то очень глубоко под землей. Мысль о преисподней вновь прошлась мурашками по спине. На всякий случай мужчина осмотрел фрамугу. Классического «Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate» там, к счастью, не нашлось, и мужчина выдохнул с облегчением.
– Что же кроется по ту сторону? – задался вопросом он и тут же понял, что есть лишь один способ узнать ответ.
Дрожащими пальцами профессор коснулся ручки и плавно опустил ее вниз. В механизме что-то щелкнуло, и дверь послушно отворилась, издав протяжный скрип. Голдривер закусил нижнюю губу, опасаясь привлечь внимание, но грот хранил молчание. Набравшись храбрости, доктор заглянул внутрь.
– Нет, нет, нет! Это невозможно! Просто невозможно! – замотал головой Стив. – Милостивый боже!
Впереди тянулся коридор из бетонных блоков. Мутный зеленый свет заполнял собой его пространство. Голдривер задрал голову и с удивлением обнаружил грубые светильники, растущие из покрытого копотью потолка. Место походило на секретный бункер или на тайную подземную лабораторию, в которой нацисты времен Второй мировой ставили свои жуткие опыты. Райское местечко для диггера-экстремала и страшный сон для того, кто не ищет приключений.
Стивен, разумеется, относил себя ко вторым, но тем не менее переместился внутрь. Дверь за спиной своевольно захлопнулась, отрезав путь к отступлению. Задергав ручку, незваный гость понял, что сам себя заманил в ловушку. По крайней мере, не оставил иного выбора, кроме как продолжить ход. Голдривер погасил зажигалку, поглубже натянул капюшон и двинулся вперед. Суетливо шагая, он довольно скоро оказался у развилки. Налево или направо? Уже знакомый скрип петель не оставил времени на раздумья. Кто-то шел по пятам!
Подхватив полы накидки, Стив повернул налево и тут же пожалел о своем решении. Из глубины коридора показалась фигура. Немощный старик с огромным уродливым горбом полз вдоль стены, с трудом удерживая зажатый в скрюченных пальцах масляный фонарь. Его тяжелое хриплое дыхание казалось оглушающе громким. Док застыл в раздумьях: пройти как ни в чем не бывало или повернуть обратно? Колеблющийся разум так и не сумел определиться. Ноги понесли профессора навстречу кошмарному незнакомцу. Пролетая мимо, Стив не поднял головы. Старик тем временем замер, прижавшись к пыльному бетону, словно уступая дорогу. И все же любопытство взяло верх. Лжеохотник обернулся и тут же поймал на себе взгляд мутных рыбьих глаз. Ноздри живой мумии дергались. Губы подрагивали. Обитатель подземелья, скорее всего, не видел чужака, но абсолютно точно улавливал его запах. Стив инстинктивно сорвался на бег и скрылся за очередным поворотом.
Сердце мужчины колотилось так сильно, что его бой сотрясал все тело. Профессор отчаянно ругал себя за решение наведаться в пещеру, но уже не мог ничего с этим поделать. Новое крыло, открывшееся взору, положило конец догадкам. Все встало на свои места. Тюрьма! Вот что это было за место. По крайней мере, в этом убедил ряд металлических дверей, в каждой из которых виднелось крошечное окошко, закрытое сеткой.
Стоило Голдриверу приблизиться, в казематах началась суета. Лязг цепей, звуки падающих предметов, молитвы, причитания, истерический смех. Пленники подземелья, словно отпетые безумцы, кричали и плакали. Одни били кулаками в дверное полотно, другие неистово дергали сетку израненными пальцами. От внезапно наступившего хаоса Стивен сам едва не спятил. Ему начало казаться, что на шум тотчас слетятся проклятые птицы, а следом за ними явятся и охотники. Но опасения были напрасными. Доктор был здесь один, если не считать полоумных, что драли глотки из своих загаженных конур.
– Зачем?! Зачем я здесь? Почему сюда пришел?! Какого черта?! – взвыл в отчаянии Голдривер, не побоявшись быть услышанным.
– С-с-стивен? Это ты? – раздался слабый голос из камеры неподалеку.
Услышав свое имя, мужчина побледнел. В три шага приблизившись к окошку, доктор взглянул на ту, что с ним говорила. Тут же его колени предательски ослабли, а голова закружилась. Капли ледяного пота одна за другой покатились со лба. Чтобы не упасть на пол, Стив резко прижался спиной к стене. Безумие, царившее в этом месте, достигло своего предела. Голдривер сразу же узнал в чумазой и лохматой девчонке ее, свою порочную тайну… Свое постыдное увлечение. Героиню ночных кошмаров и сладких грез в одном лице. Даже в этой больной иллюзии им нельзя было встретиться вновь. И все же!
– Даша?! – сипло воскликнул доктор. – Это правда ты?
Девушка закивала головой, а после – горько расплакалась. Она безотрывно смотрела на визитера, в то время как слезы размывали грязь на ее впалых щеках.
Стивен помнил ее другой. Высокой. Статной. Умилительно серьезной. В день, когда их пути пересеклись, на девушке были высокая юбка-карандаш и белоснежная рубашка без единой складки. Правая кисть мужчины дрогнула от воспоминаний их первого рукопожатия. «Дарья Егожина, староста группы», – скромно улыбнулась она, отводя взгляд. «Стивен Голдривер, ваш новый преподаватель философии», – отозвался док, некрепко сжав девичью ладонь.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71192779) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.