Читать онлайн книгу «Мистериальная реальность» автора Людмила Поликарпова
Мистериальная реальность
Людмила Поликарпова
Книга состоит из отдельных рассказов, связанных, казалось бы, только персонажем со знаковым именем Поли – единство многообразия. Время действия – с начала истории человечества до современности. Поли даже не во всех рассказах является главным героем, но по прочтении книги создаётся впечатление целостности, чему способствует неустанный поиск героиней скрытых смыслов. Окружающий мир воспринимается Поли в большом диапазоне чувств и вызывает множество вопросов. Насколько её восприятие соответствует истинной реальности? Как же всё устроено в этом мире и кем? В чём смысл и где первопричина всего? Кого благодарит её сердце за всё прекрасное в мире и в её душе? Самые счастливые состояния души Поли связаны с чувством любви. Вместе с ним в ней возникает и чувство благодарности. Постепенно ей начинают приоткрываться смыслы…
Людмила Поликарпова
Мистериальная реальность
Когда вам кажется: всё выдумал поэт,
то в чём-то это так, а в чём-то нет.
Через поэта истина порой вещает,
его фантазия реальность прозревает,
воображенье интуиции сродни.
Сквозь знаки светят истины огни.
Знаковый сон. Падение в материю закончено. А теперь – взлёт!
Бог Эрос из «Пира» Платона!
Сподобишься лучик поймать –
И счастье Высокого тона
Начнёт в твоём сердце звучать.
Это похоже на танец. Они двигаются синхронно, находясь на небольшом расстоянии друг от друга: она отступает, делая шаг назад, он делает шаг вперёд, сохраняя расстояние между ними. Смотря в глаза друг другу, они перебрасываются не столько словами, сколько мыслями: слова по ходу диалога становятся всё менее нужными: мысли визави начинают улавливаться и без слов. Движение тел, лёгкое и стремительное, казалось бы, регулируется откуда-то извне, Свыше, тем, кто видит прошлое, настоящее и будущее – весь процесс в целостности. Такое неожиданно возникшее спонтанное согласие тел и созвучие сердец радует обоих.
Когда за её спиной оказывается лестница, она делает шаг на ступеньку ниже, и танец продолжается уже на лестнице. Беседа не прерывается, теперь она происходит телепатически. Темп постепенно убыстряется, с сохранением ритма. Не отводя своих глаз от его глаз, она, каким-то странным образом видит, что лестница кончилась и её нога стоит на горизонтальной площадке.
– Вот и достигли нижней точки. И что же далее? – спрашивает она взглядом.
– Путь опускания в материю закончен. А теперь – взлёт!
По пробуждении, Поли отметила сходство своего партнёра в мистериальном танце с Нео из фильма «Матрица». Первый раз она смотрела этот фильм несколько лет назад с группой эзотериков. Лидером группы был молодой мужчина редкой привлекательности. Высокий, стройный, крепкого сложения, с выразительными умными и понимающими глазами карего цвета на красивом лице, обрамлённом тёмно-каштановыми густыми волнистыми длинными волосами. Иногда он завязывал их сзади, за что получил прозвище Хвост. Можно было предположить, что кто-то из зависти дал ему такое «погоняло» вместо того, чтобы называть по фамилии Люцев, так подходившей к его светлому интеллигентному облику. Поли относилась к нему с уважением, симпатией и признательностью, как к человеку, обладающему большими, чем она, знаниями, и умеющему с радостью и бескорыстно передавать их. Это он предложил посмотреть «Матрицу» и помогал понять смысл.
Фильм увлёк Поли. Нео был похож на человека, воспоминание о котором (даже представление перед внутренним взором встречи её глаз с его глазами) приводило её в состояние счастья, льющегося откуда-то Свыше ни за что. По ходу развития действия в фильме в душевной порывистости Нео Поли обнаруживала всё большее сходство с тем человеком, чьей улыбкой улыбалось ей Солнце.
Улица в Небо
Ну, куда? Ну, чего тебе надо? Постой.
Ну, зачем ты стремишься так рьяно вперёд без оглядки?
Усмирись, оглянись, обрети хоть на время покой.
Может, есть в «неизвестно куда» путь и более краткий?
Может, стоит вначале понять:
где ты есть и куда тебя тянет?
Зачем? В чьей неведомой власти находишься ты постоянно?
Где ответы искать? И покоя не надо пока.
Пусть надежда не гаснет по улице в Небо подняться –
как это ни странно.
В городе жизни нашей мятежной героини, как и у каждого, множество улиц. Она уже прошла по части из них, но так и не вышла на улицу, ведущую в Небо.
Ощущение, что такая улица есть, присутствовало в ней всегда. Каким-то странным образом оно существовало параллельно с неверием в Бога. То, что атеистическое мировоззрение было навязано ей, не осознавалось, так же как и то, откуда в ней это необъяснимое стремление к Высокому. Ещё в детстве задавала себе вопрос: смогла бы, как Данко, вырвать своё сердце, чтобы осветить путь людям? Но рядом с готовностью пожертвовать собой присутствовал практицизм – причина для жертвы должна быть значительной. Незначительный повод – и жертвы небольшие. Растрачивала себя по мелочам.
Сердце её никому не было нужно. Она стеснялась его предлагать, а вот на советы не скупилась. По большей части их игнорировали, но отвергнутые советы – куда ни шло, а вот отвергнутое сердце – это было бы трудно пережить. За невостребованностью сердце свернулось, притаилось и долго ждало, пока стало ясно, что ждать безнадёжно.
Попробовала сменить пассивность активным поиском. Иногда казалось, что она уже вышла на улицу, ведущую в Небо. Обычно это происходило в состоянии влюблённости: она шла, вернее, летела в заоблачную высь об руку с любимым… Но либо попутчик оказывался тяжеловесным, либо тянул не в ту сторону. Облака превращались в непроницаемые тучи. Возвращение на землю было болезненным. Долго думала, что дело в попутчике: попадись более легкий на подъём – и любая улица станет улицей в Небо. Попутчики менялись, а заоблачные просторы оставались недостижимыми.
Но ведь были и другие, искавшие улицу в Небо. И, может, кому-нибудь это и удалось. Никаких научных знаний об этом не обнаружила. Были верующие, но не было точно знающих. Ни философские, ни религиозные путеводители не помогли выйти на заветную улицу.
Появилось подозрение, что, может, и нет такой улицы. Но почему же в ней (и она видела, что не в ней одной) присутствует это стремление оторваться от земли? Может, потому что земная жизнь людей далека от совершенства, и хочется надеяться, что где-то есть лучшая? Здесь человек как слепой, имеющий свободу воли, но не видящий куда идти, постоянно сталкиваясь с препятствиями, калечит себя и других.
Как-то в студенческую пору зашла речь о том, кто бы себе какой лозунг выбрал. И первое, что пришло ей на ум: «Вперёд и вверх». По поводу продолжения «а там хоть трава не расти» и тогда присутствовало сомнение. С годами отношение к траве становилось всё трепетнее: хотелось, чтобы и трава росла, и цветы в ней нежились под ласковыми лучами солнца, и по воздуху плыло их лёгкое дыхание.
Трава… цветы… дыхание…
Будет ли это там?
Небо!
Земля.
Она любила землю.
Но иногда какие-то неведомые силы отрывали её от земли. Это происходило, когда она долго смотрела в небо, находясь в состоянии влюблённости. В глазах появлялась пронзительная боль, как будто что-то с неба проникало в неё и в ответ что-то из неё устремлялось в небо. Сердце переполнялось любовью, и возникало предчувствие взлёта в какое-то неведомое прекрасное надземное пространство, находящееся на расстоянии одного вдоха. Но слёзы останавливали дыхание.
И всё-таки чудо произошло.
Ей ничто не нравилось в этом совсем ещё молодом человеке. Он отвечал ей взаимностью, если ещё не большей неприязнью: очень уж она досаждала ему своими наставлениями.
Но в один поначалу вполне обыкновенный день их глаза случайно встретились – и произошло невообразимое. В его глазах она увидела то, что искала неосознанно всю свою предшествующую жизнь.
Она не сразу это поняла. Она просто попала в другой мир, в котором было необыкновенно светло и радостно, в какое-то безусловное счастье. В этом счастливом умиротворении всё пронизывающего света любви она узнала свой родной дом. Она так долго скиталась, что забыла его. Но теперь она уверена, что он есть. И она обязательно вернётся домой. Пусть путь будет трудным и долгим, но солнце, поселившееся в её сердце, не даст ей сбиться с пути.
Тайна воплощения
Поли никак не могла понять, как можно верить в то, что Бог так жестоко наказал своих неопытных детей за, казалось бы, незначительный проступок ослушанья в их стремлении к новым знаниям. Ведь все возможности их проявлений, все их возможные качества были изначально даны Им Самим; и все последствия их деяний Он не мог не предвидеть. Ведь не от скуки одиночества Духовного Существа посреди неодушевлённого мира Он создаёт вначале Адама Кадмона как целостного идеального человека; а потом, нарушая (разымая) целостность Адама, делает из одного двоих?
Змей (неизвестно откуда взявшийся) выбрал для искушения слабую половину.
Когда бы Ева целомудренна была,
Её бы Змея лесть не соблазнила,
Запретного плода она бы не вкусила,
С Адамом вечно бы в раю жила?
(И не было бы истории человечества в том виде, в котором она есть.)
Но как она вообразить могла,
К чему ведёт порыв её к познанью,
Живя в раю добра.
Её беда, а не вина
В том, что к познанью зла
Змеиная дорога привела.
Змей (по попущенью Бога) в тело душу человека заковал,
Сыграв на любопытстве Евы,
И, совершив злодейство, ликовал.
Из рая изгнан был Адам,
вкусивший плод из рук беспечной девы.
Адам
– Зачем нас Бог изгнал из рая? Не только ж в наказание за то, что мы поддались искушенью змея?
Ева
– Мне холодно. Я так несчастна.
Адам
– Он нас предупреждал, но Змей нас соблазнил, что станем мы как боги. Мы стать хотели наравне с богами. И что ж плохого в желание путём познанья лучше стать? Но вдруг увидели, что есть на самом деле, себя такими, каковы сейчас. Мне стыдно стало, листиком прикрылся от взгляда Бога. О намеренье Змея Он не мог не знать. А это значит, что искушенье и изгнанье Он предвидел. Изгнанье было в замысле Его.
Ева
– Я ноги исколола о шипы.
Адам
– Давай, я вытащу занозы.
Ева
– Бог нас не любит.
Адам
– Нам предстоит понять, зачем мы очутились здесь, где мы по воле Бога очутились.
Атлантида и Древний Египет
После одного болезненного события в её жизни Поли очень живо представила себя царицей Древнего Египта, влюблённой в своего подданного и отвергнутой им.
Царица
– Как дождь в пустыне ждут,
так жду ответных слов…
Твоя улыбка будет мне ответом.
Адам
– Я не могу принять твоих даров.
С другою связан я обетом.
Царица
– Как можешь ты перечить мне, царице?
Как можно дар столь ценный отторгать?
Ты не отвергнешь царственной десницы!
Мою любовь, прошу тебя, принять.
Адам
– Великая царица, извини,
Но сердцу, как ни силься, не прикажешь.
Коль сомневаешься, то на своё взгляни.
Над сердцем не владыки – и цари.
Адам, избегавший до этого взглядов Царицы, смотрит на неё, и глаза их встречаются.
Два взгляда встретились.
Внезапно и нежданно
Любовью став на миг,
Покинув на мгновенье мирозданье.
Царица (Про себя)
– Что чувствую, не передать словами!
Из глаз его струится благодать:
То боги поделились светом с нами!
За это счастье можно всё отдать.
Через некоторое время.
Царица (Одна)
– Возникает предо мною
Уже много лет подряд
За столетий пеленою,
В отдалённом прошлом взгляд.
Я пытаюсь вспомнить:
Может быть, давно…
Раньше мы встречались,
В прошлой жизни? Но…
Вот виденье, впрочем,
Брезжит предо мной.
Но не знаю точно:
Может, не со мной
Всё это случилось?
Не могу понять.
Время быстрой лентой
Двигается вспять…
Про Атлантиду вспомнить не могу,
Воспоминанья вместе с нею утонули.
С тех пор тысячелетья промелькнули.
Лишь помню: ты стоял на берегу,
А облака неслись, деревья гнулись…
Бурная стихия!
Хмурясь и свистя,
Облака лихие
На меня летят.
Рокот моря ярый.
Ты – на берегу.
Сквозь порывы ветра
Я к тебе бегу…
Вдруг волна
Всё скрыла…
Я стою одна
На краю обрыва.
Страшная неведомая сила
В неизвестное безжалостно уносит
То, что мне дороже жизни было.
Сердце сжалось и пощады просит.
О сердце, что ж ты стонешь вновь? –
Ведь я его нашла,
Во мне живёт любовь…
Он любит не меня!
Прекраснее меня твоя Жар-Птица,
Что ты готов ослушаться меня?
Я докажу, что я – Царица,
Что я могу любить… и жертвовать, любя!
Могла бы я соперницу отправить
В далёкие края, иль замуж за кого.
Но не хочу любимого печалить:
Для меня он дороже всего.
Пусть будет он с другой.
Я не несчастна буду.
Я счастлива уж тем, что я люблю.
И пусть любовь лишь царствует повсюду.
Любовь в сердцах я наших сохраню.
Всем земным преградам вопреки
Всё великое земное
Разлетается как дым:
Ныне жребий выпал Трое,
Завтра выпадет другим…
Шиллер «Торжество победителей»
В школьные годы любимыми писателями Поли (она их воспринимала как поэтов) были Лермонтов, Шиллер и Шекспир. Роман Тургенева «Отцы и дети», включённый в обязательную программу средней школы, Поли читала фрагментарно, по необходимости и не получая никакого удовольствия. Уже после школы повести «Ася», «Вешние воды», «Рудин» увлекли её проникновенностью в потаённые глубины человеческой души. Тайны собственной души, закрытой до этой поры ото всех и от неё самой, начали ей приоткрываться.
Периодически в воображении Поли возникало событие грехопадения. Ей казалось, что в глубинах сердец людей должно было сохраниться воспоминание о райском блаженстве. И при каждой встрече в душах Адама и Евы оживает это воспоминание, и они устремляются друг к другу в радостном порыве вопреки всем преградам. Ни условности, сложившиеся в обществе, ни разница в возрасте и сословном положении, ни принадлежность к враждующим кланам, ни пространственные и временные расстояния не могут остановить этого восторженного порыва любви.
Под впечатлением от произведений Тургенева Поли делает свои зарисовки.
Адам верит в возможность изменения жизни людей к лучшему, в то, что он может способствовать этому своей волей, любовью к справедливости, самоотверженным трудом, и готовится к свершениям, значимым для человечества.
Возникшее в нём так неожиданно чувство к этой юной девушке, такой непосредственной, жизнерадостной и в то же время (по его внутренним ощущениям) мудрой какой-то врождённой мудростью, было совсем некстати.
Ева тоже влюбляется в Адама. Но её родители против этого брака.
На свидание, которое становится их последним свиданием, Ева идёт с чувством отчаянной решимости следовать за любимым хоть на край света, если он позовёт.
Пожертвовать своей жизнью ради всеобщего блага, даже толком не углубляясь, в чём оно заключается, для Адама дело решённое. Однако он не готов взять на себя ответственность за жизнь и счастье этого нежного создания.
Стараясь не глядеть в устремлённые на него глаза Евы, он говорит о её молодости и неопытности, пряча своё истинное чувство.
– Вы меня не любите, – вырывается из неё горе крушения надежд на столь желанное счастье с примесью оскорбленного его отказом самолюбия.
Видит Бог, каких усилий ему стоит не броситься к ней, не заключить её в свои объятья, осыпая поцелуями и словами признания.
Через несколько лет Ева выходит замуж. В её жизни внешне всё складывается хорошо, но чего-то главного не хватает. Иногда по вечерам томительное волнение закрадывается в душу. И тогда ей снится Адам. И эти сны самое значимое в её жизни.
В этот день она не находит себе места. Тоскливое предчувствие сжимает сердце. И вот, перед её глазами видение:
Адам со знаменем в руках на баррикаде. Раздаётся выстрел. Он падает.
И сердце Евы делает последний удар в его груди.
Но потом она чувствует тепло его руки. И жизнь возвращается к ней последним вздохом Адама:
– Мы встретимся.
Она верит. И слёзы блестят в её глазах, светящихся любовью и надеждой.
Нитями незримыми
Мы связаны с любимыми,
Всем земным преградам вопреки.
Умереть когда-нибудь совсем не страшно.
Знанье утешает: все умрём.
Рухнула воздвигнутая к Небу башня,
И исчез великий Вавилон.
Умереть когда-нибудь не страшно –
Страшно умирать вот здесь сейчас,
Даже если жил ты бесшабашно.
Миг – и солнца свет навек погас.
А зажжётся ль в Горнем мире новый,
Нового рожденья вечный свет,
Иль незыблем приговор суровый,
Ни поблажек, ни смягчений нет?
Исключенье только для влюблённых:
Их и смерть не может разлучить,
Негасимым светом озарённых.
Лишь любя возможно вечно жить.
Предчувствие счастья в долинах невозможного
И есть ли радость большая,
Возможность счастья большего,
Чем Красоту предчувствовать
В долинах невозможного.
Кальдерон
Поли была уверена, что такого подарка она ничем не заслужила. И как же она была благодарна (не зная кому: судьбе или Провидению), что в её жизни был Армавир, в котором красота и тепло юга переплелись с радостью встречи, трелями лягушек на горном озере и нежностью расставания. И в ней нет горечи от того, что что-то не сбылось, а только благодарность за то, что было.
Спустя какое-то время она предположила, что это был аванс.
Любовь, как вдохновение поэтам снисходит Свыше –
вначале как аванс, расплата – впереди –
возможность над своей подняться крышей,
поймав луч света, самому светить.
В туристическую поездку на Кавказ Поли направлялась в надежде разыскать в Ереване человека, в которого была влюблена во время учёбы в институте. Образ его занимал в её сердце всё отведённое для любви пространство. Это сводило на нет возможность влюбиться в кого-нибудь другого.
Поезд медленно двигался к югу. В Армавире он долго стоял. Поли вышла из вагона и вместе с ароматами расцветающих деревьев вдохнула предчувствие чего-то необыкновенного.
В Ереване Поли поселилась на 8-м этаже гостиницы на горе. Вечером, выйдя на балкон, она оказалась между сияющими россыпями звёзд вверху и городских огней внизу. Казалось, со всех сторон лучится счастье, и эти лучи тянутся к ней.
Утром состоялось знакомство Поли с двумя девушками и мужчиной лет тридцати. Мужчина был очень красивым. Поли делала вид, что не замечает его, чтобы скрыть почему-то появившееся волнение. Но он был так весел и дружелюбен, что скоро от её скованности не осталось и следа.
Всем им не терпелось увидеть древний, красивый город. Когда спускались по канатной дороге, один из склонов, покрытый раскидистыми деревьями, похожий на громадную голову с роскошными кудрями, напомнил Поли о том, ради кого она приехала сюда. Мысленно она называла драгоценный объект своей платонической влюблённости Зевсом. А ведь он где-то рядом… и, может, совсем недавно его кудри развевались на фоне этого склона… Но почему-то она не бросилась на его поиски, а продолжила прогулку по городу со своими спутниками.
У искусственного озера с голубой водой среди весенних цветов и зеленеющих свежей листвой кустов расположилось кафе: несколько столиков под полосатыми зонтиками. В нежный аромат цветов вливался дразнящий запах кофе. Они не смогли пройти мимо.
За соседним с ними столиком сидели четверо армян. Как-то незаметно они завязали общую беседу, заказали вино, один из них ушёл и вернулся с гвоздиками. Когда начали знакомиться, Леонид – так звали сопровождающего девушек красивого мужчину (Поли к тому времени ещё не знала его имени) – представил её как свою жену. Это было так неожиданно, что она долго не могла прийти в себя. Её оторопелость, видимо, несколько стесняла гостеприимных армян. Один из них даже сказал, пытаясь приобщить Поли к веселью, что у неё превосходный муж. Ей и самой он нравился: нравилась непринуждённость, с которой он общался со всеми, нравилось его ненавязчиво заботливое отношение к ней. Впервые Поли почувствовала себя под чьим-то крылом, и это оказалось неожиданно приятно.
Она забыла, зачем так рвалась в Ереван. Предчувствие её не обмануло – только счастье пришло не оттуда, откуда она его ждала.
Они переезжали с места на место. Леонид догонял Поли через день, а спустя несколько дней, проведённых вместе, они снова расставались. Он ухаживал за не так по-рыцарски, что, ей казалось, будто она попала, по крайней мере, в девятнадцатый век, когда мужчины ещё умели это делать. Его сдержанность по отношению к ней – казавшаяся удивительной, оттого что временами в нём ощущалась веками разогреваемая южным солнцем кровь осетина (правда, продолжительная жизнь в Сибири должна была охладить её) – при явном неравнодушии сделали Поли, несмотря на овеновскую строптивость, доверчивым ягнёнком, преданно смотрящим на своего пастуха. Он, видимо, опасался обмануть это доверие.
Где-то в середине поездки по Кавказу в Тбилиси Поли и Леонид пили шампанское в уютном ресторанчике, расположенном высоко в горах. А за окнами звучал гимн любви в исполнении многоголосого хора лягушек, облюбовавших горное озеро поблизости. Когда, вернувшись в гостиницу, они прощались, Поли заметила какое-то порывистое движение со стороны своего не проявлявшего ранее явно свои чувства рыцаря. Но, наверное, не уловив встречного движения, он застыл… потом улыбнулся как-то нежно-понимающе и пожелал ей спокойной ночи.
В Батуми, за день до её отъезда на далёкий запад и за два дня до его отъезда на ещё более дальний восток, они загорали, лёжа рядом, не касаясь друг друга, но было ощущение единения до самозабвения и растворения в прозрачном, пропитанном солнцем, безбрежном море счастья.
Когда Леонид ушёл, Поли охватила тревога: ведь завтра они должны расстаться. В надежде ослабить её, она пошла на свидание с местным мальчишкой. Накануне, когда Поли пыталась открыть неподдающиеся ворота ботанического сада, он подошёл и предложил пойти на кладбище, оказавшееся очень живописным. Оно спускалось по склону горы, памятники были скрыты зеленью и цветами. Буйство жизни во владеньях смерти. Они тоже не оказывали смерти почтения, бегая по узким извивающимся по горизонтали и вертикали тропинкам. От мальчишки не просто было отделаться, пришлось согласиться на свидание на следующий день. Встретились они в парке, где росли древние неохватные платаны. Под одним из них стремительный кавалер Поли пытался поцеловать её. Она убежала.
Возвратилась в состоянии ещё большего волнения, чем уходила. На веранде столкнулась с Леонидом. Они долго смотрели друг на друга…
И два потока встретились…
И, растворясь друг в друге, заполнили любовью мирозданье.
С оплетённой виноградной лозой веранды они сходят в сад. Каким-то чудом Поли оказывается на высокой ограде сада. Он простирает руки, и она летит в его объятья.
Они кружаться…
Летят сквозь листья…
И звёзды к ним летят…
И они к звёздам…
О, если ты – иллюзия, Любовь?
То в мире наших радужных иллюзий ты самая прекрасная!
С иллюзией бессмертия ты рядом!
Как странно, ведь бессмертие и смерть – понятья одного порядка: в них неподвижность царствует. Идея неподвижности и в счастье – попытка задержать судьбу, остановить мгновение блаженства.
Но…
На миг лишь миг могу остановить!
И как же бездну счастья за миг испить?!
Поезд тронулся. Поли не знала как, но точно знала, кто его остановил.
Кончики пальцев застыли в воздухе, пытаясь запомнить встречное прикосновение…
“Я люблю тебя!” – ещё долго звучало в ушах Поли, а потом поселилось осколочком южного солнца в заветном уголке сердца и согревало его.
Они больше не виделись, но майские концерты лягушек возвращают Поли в весенний Армавир. Пространство и время исчезают. Иллюзии становятся реальностью. И тайны счастья близятся к разгадке.
Белой пеной тополиный пух
Озеро уснувшее покроет,
Будет тихо, но мой чуткий слух
Звук твоих шагов в ночи уловит.
Озеро, проснувшись, запоёт,
Наполняясь лягушачьей трелью.
Тихо одиночество вздохнёт
И утонет в тополиной пене.
Юрий Куранов. Радуга духовного величия
Мастер проходит мимо сакуры.
На ветвях расцветают цветы.
Юрий Куранов был первым в жизни Поли человеком, превосходство которого над собой во всех отношениях она признавала, и это доставляло ей радость. Её самолюбию это не наносило никакого ущерба. На занятиях его лит. студии с предложенным им самим мистическим (как представлялось Поли) названием «Дуновение дюн» она пребывала в состоянии сосредоточенного внимания и доверия к тому, что говорил учитель, и ко всему, что от него исходило (в честности и добром посыле Юрия Куранова у Поли была полная уверенность). Её слишком быстрый, опережающий рассудительность ум даже не делал попыток проявить свойственную ему прыть без оглядки на возможные последствия: блеснуть своей остротой или в спешке сесть в лужу. Вблизи Куранова он понимал своё место: где-то далеко внизу. Но душа Поли пребывала в приподнятом состоянии, движимая в вертикальном направлении, заданном ненавязчивым, но постоянно ощущаемым подсознательно, духовным учительством Мастера.
Она, наконец, поняла, что духовному существу человека необходим высший авторитет (культ) для выхода из состояния пустоты от всякой веры во что-либо и от всякой любви к чему-либо, кроме веры в себя и любви к себе. О, как ей была знакома эта тщеславная самодостаточность, чуть ли не гордость тем, что она ни в ком не нуждается. В конечном итоге это приводит к тому, что такой человек и сам никому не нужен. Благодаря Юрию Куранову для Поли наметился выход из замкнутости на себе, появилась возможность заполнить пустоту безверия и нелюбви, остановить неопределённо блуждающий взгляд на ином, высшем, лучшем, чем она сама. Он был первым человеком, рядом с которым Поли почувствовала свою душевную приземлённость; и в то же время у души начали прорезаться крылья, появилось желание творческих взлётов.
В свои семьдесят лет Куранов воспринимался как совсем молодой человек. В нём как-то органически сочеталась мудрость и молодой задор, как будто «из-под самого (его) сердца поднималась весёлая и несколько отчаянная прохлада молодости».
Таким Юрий Куранов воспринимался в его литературной студии не только Поли. Об этом можно судить по миниатюре Марины Михайловой:
«…FORGET BE NOT
В комнате, где не было стен и потолка, на полу из незабудок стоял письменный стол.
За столом сидел человек и быстро писал на листах бумаги остро отточенным карандашом.
Этот человек был похож на пирата; казалось, что в его правом ухе раскачивается золотой дублон, а голову покрывает потёртая треуголка. Но это только казалось.
Человек закончил писать.
Листы бумаги сложились в белоснежный фрегат. Из написанных слов человек соткал паруса и отправился в путь по бушующему морю незабудок.
Это было так просто.
Ведь в комнате не было стен, впереди ждала вечность, а попутный ветер был его старинный друг-приятель».
На одном из занятий Юрий Николаевич вспоминал о своей встрече с Константином Паустовским:
«Я встречался с Константином Паустовским, был у него на Котельнической набережной в 1957 году. Он тогда только что съездил в Париж….
И вот К. Паустовский рассказывал: собралась русская интеллигенция, бежавшая или изгнанная из Советского Союза, эмигранты, французы, которые любили русскую литературу, там ведь русскую литературу всегда любили. Когда он рассказывал о тех ужасных ситуациях, в которых мы находимся, его спросили: «А что же всё это время делали вы, Константин Георгиевич?» И он им ответил: «Мы спасали культуру!» И ответил точно и правильно. Вот сейчас мы должны продолжать его дело, продолжать спасать культуру. Потому что она в неменьшей опасности… Она нуждается не только в поддержке, но и в восстановлении, и развитии…».
Великое, во всём его величии, можно разглядеть только на расстоянии. Величие Куранова, человека столь мощно и многогранно одарённого, и постоянно прилагающего усилия для своего совершенствования, можно было почувствовать и вблизи. Поли понимала, что это происходит не из-за ощущения своей малости (в уничижительном смысле) рядом с ним: Юрий Куранов не был высокомерен. Чтобы почувствовать свою малость в перспективе своего развития, надо было прикоснуться к радушно-расширяющейся радуге его величия. Яркое сияние многоцветной ауры его талантов не могло укрыться за его скромной интеллигентностью и христианской кротостью (говорящей не о робости, а о внутренней силе) – оно было доступно для чуткого сердца и от него можно было возжечь собственную радугу.
Мистическая симфония Брукнера
Музыка звучала очень громко. Зал лютеранского храма был маловат для симфонического оркестра. Поли сидела на предпоследнем ряду, но всё равно слишком близко к сцене. Похоже было, что не суждено будет осуществиться её надеждам на снятие внутреннего напряжения, сжимающего душу своими жёсткими объятьями уже более полугода.
В конце апреля произошло нечто совершенно неожиданное для неё. Подходя к парку, находящемуся возле её дома, по которому она так любила гулять, она замерла в неспособности увиденное вместить в своё сознание как реальность: на месте парка друг на друге лежали сотни деревьев и торчали высокие пни со свежими спилами.
Парк был насажен лет 100 назад (а может, и более). И всего несколько дней назад эти деревья, пробуждающиеся от зимней спячки, радовали глаза Поли проклёвывающимися листочками. Берёзы, липы, ивы, вязы, каштаны, ясени, буки, грабы, серебристые тополя и клёны: серебристые, яснолистные, ложноплатановые. Сосны и ели вовсю зеленели обновлёнными иглами. Только могучие дубы не спешили просыпаться. Поли обнимала свой клён яснолистный, и его биополе отзывалось в ней радостью и любовью.
И вот… все они повержены чьей-то безжалостной рукой. Из-под их веток, ещё зеленеющих нежными листочками, но уже обречённых на смерть, торчит молодая травка и цветочки. На заборе, огораживающем кладбище деревьев, палачи в настоящем, в будущем застройщики повесили циничную надпись «Смольный парк».
Поли долго не могла прийти в себя: как же такое возможно? Стала собирать подписи и начала обход властных инстанций городского и государственного значения в надежде приостановить массовые вырубки деревьев в их районе, и без того экологически неблагоподучном. Оказалась, что лично встретиться ни с одним из руководителей невозможно. Удалось только оставить заявления.
Через три дня – новая беда: оградили придомовую территорию между пятиэтажным домом, в котором жила Поли, и соседней пятиэтажкой. В их живописном дворике росло множество 35-ти летних красавиц берёз, посаженных первыми жильцами этих домов. Шесть из берёз компактной группой расположились под окном Поли. Слева в отдалении были сады жильцов дома. Ближе к дому недействующая водонапорная башня в окружении на удивление могучих акаций, благоуханием от которых в период цветения можно было начинать наслаждаться с большого расстояния, всё более упиваясь при приближении. Перед ними выстроились амфитеатром разновозрастные клёны, с каждым годом подрастающие и дающие новое потомство, а осенью на фоне уже оголившихся деревьев ещё долго ярко желтеющие листвой. Посреди двора находилось травяное футбольное поле. Чуть поодаль справа детская площадка и баскетбольное кольцо. И по всему периметру деревья, разные такие красивые живые деревья. Восходя, солнце окрашивало небо разнообразными неповторяющимися зорями, пробивалось веерами лучей через ветви, и, поднимаясь, двигалось к соседней пятиэтажке, загороженной от окна Поли развесистыми берёзами.
Здесь пташки свистали, будя поутру;
коты птиц гоняли; собачки играли;
бывало, и ламы сей двор посещали,
и лошадь с коровой паслись на лугу.
И этот пасторальный дворик огораживают за один день высоким забором, а на следующий день начинают пилить деревья.
Оказались безрезультатными все попытки Поли найти человека в административных, в природонадзорных органах и в природоохранной прокуратуре, который бы откликнулся и помог приостановить процесс уничтожения растений, одаривающих людей столькими благами, – процесс, принимающий общегосударственные масштабы.
Оператор TV снимал из окна Поли, как подпиленные стройные, высокие, уже зелёные, ещё живые берёзы падали.
В интервью журналистам TV мэр пообещал, что позже ответит – не за содеянное, конечно, – а на их вопросы. Но и от этого уклонился. И только через два месяца пришёл его письменный ответ, в котором разъяснялось, что всё законно. Отдел охраны природы администрации выдал порубочные билеты на 514 (здоровых, никому не угрожающих) деревьев парка и 127 деревьев во дворе (клёны и сады были вырублены сверх разрешённых, но кто же докажет, что они были), т. к. администрацией утверждены проекты о постройке на этих площадях множества многоэтажек. В этих проектах не предусмотрено оставлять деревья. Чиновников не волнует, что они защищают рядом живущее население: от вредных испарений отходов находящейся близко городской свалки; от запахов городской канализации, выплёскиваемой (чтобы обратом не потекла назад к центру города) в 150 метрах от школы, около озера, на которое в сезон приезжают отдыхающие со всего города (зловонное болото с торчащими погибшими деревьями простирается на сотни соток); от отходов свинобойни, выбрасывающей их в это же болото.
Но что же можно было ожидать от мэра, личные доходы которого связаны со строительством, и от отдела охраны природы, когда мэрия получает деньги не за сохранённые, а за срубленные деревья.
Теперь вместо пения птиц Поли будит шум стройки.
В надежде душевного умиротворения Поли и пришла на концерт.
Но поначалу ею воспринималось только буйство звуков, правда, нельзя сказать, чтобы хаотичное, в нём предчувствовалась направленность. Нечто внутренне противоречивое (или казавшееся таковым, так как противоречило её желанию отдохновения), но мощное в своём стремлении превзойти что-то, может самоё себя.
Вторая часть симфонии была значительно тише и мелодичнее, но показалась Поли слишком короткой, чтобы успеть расслабиться. Переливающиеся, тихоструйные волны – только пауза перед новым громозвучием, куда-то стремящимся, но она не улавливает куда, вроде бы даже вверх с нарастающей интенсивностью… и… вдруг резко обрывающимся, толи достигнув предела своего напряжения, толи для того, чтобы дать передышку захваченному ими слушателю.
И когда в следующей части, приходя в гармонию с умиротворяющим созвучием многоголосья, паря в его лёгком дуновении, Поли расслабляется и уже начинает наслаждаться, опять вздымается яростная волна и тащит её за собой. Нахлынули воспоминания о жестоком безумии человеческих деяний, и своей борьбе, не увенчавшейся успехом и отнявшей столько душевных сил.
Десять лет назад Поли оказалась в тисках депрессии, связанной с гибелью не растений, а людей. Она не знала, куда деться от накрывшего её отчаяния невозможности противостоять злу, приводящему к гибели невинных. Не помогали ни концерты симфонической музыки, ни созерцание красот природы, ни чтение худ. литературы. Излияния собственных чувств и мыслей в поэзии и прозе отвлекало на время. Но она снова и снова возвращалась к недавней трагедии. Рядом не было людей, разделявших её страдания, её представления о добре, зле, справедливости, патриотизме, её отчаяние по поводу утраты большинством этических ориентиров. Тексты стоиков (Эпиктета и Марка Аврелия) или «Утешение философией» Боэция могли перенаправить Поли от вроде праведного гнева (и в результате от уныния) на проблемы своей души, но на эти тексты она вышла позже.
Немного спасало излияние возмущения и боли в дневнике.
Беспутье поставлено целью.
Беспутным путём мы идём.
Но солнце и нас тоже греет,
а не обжигает огнём.
Ведь сердце живое есть в каждом.
Как истинный путь обрести,
быть может, оно нам подскажет.
И в каждом зажжён Богом разум.
Ему бы доверить пути.
Выводило из отчаяния обращение к творчеству Юрия Куранова, человека, ученицей которого Поли была. Она была уверена в значимости его творчества для всего человечества, и особенно для россиян. В сборнике миниатюр «Размышление после крещения» (дневниковых записях 1978 – 1980 годов, напечатанных только в 1995 году) он пишет:
«Вижу прекрасную картину Рылова "В голубом просторе», грустно и восторженно бьётся моё сердце.
По обыкновению не обращают внимания на дату написания картины. А дата 1918 год. Это год, когда Россия вступила со своей страшной обречённостью в пучину смерти, когда ненависть сделалась правилом жизни, а неотвратимое падение начало свой гибельный для всего русского народа путь.
Семь прекрасных бездомных свободных птиц улетают от пустынных, чуждых всякой жизни земель. На скалах снег и омертвение. Это образ России, проступающий образ нашего будущего. В этом смысле картина Рылова – пророчество».
Позже в эссе «Воспоминания о детстве» во взгляде Куранова появляется оптимизм.
«Время летит. Мы постепенно начинаем догадываться, что высокохудожественное творчество имеет значение и смысл тогда, когда оно не обслуживает те или иные интересы и инстинкты доминирующих в обществе лиц и группировок…
Кумиры, вожди и тираны живут по своим законам, и всякая попытка для человека талантливого и бескорыстного вступить в их сферу притяжения – гибельна для дарования…
Во всяком случае, те, кто хотел хотя бы прикоснуться к правде, были неизмеримо лучше и выше тех, кто самозабвенно и заливисто холуйствовал во всё горло.
Оставался выход: если нельзя сказать правду, то хотя бы не нужно лгать. Если нельзя жить на полном дыхании, то нужно хотя бы сохранить само дыхание от осквернения».
«Теперь я знаю, куда летят те удивительные лебеди на картине Рылова… Они уходят от смерти, их зовёт к себе жизнь. И не всё заковано льдами на так далёких почти безжизненных островах. Во всём этом синем воздухе неба, в облаках, в безбрежной дали волн дышит ощущение надежды».
Из депрессии Поли выходила постепенно, благодаря заданной себе установке: не переживать так всезахватно, всеми фибрами души, по поводу того, что она не может изменить. Избегая лишних провокаций, она перестала смотреть ТВ. И до последнего времени ей удавалось по поводу внешних обстоятельств, если и напрягаться, то ненадолго и не очень разрушительно для души. В случае, когда вдруг у кого-нибудь из её друзей болью отзывалась в сердце беда и становился весь мир не мил потому, что хочется помочь и невыносимо состояние своего бессилия, Поли давала советы.
Для тех, кому проще было клин выбить клином:
– Выпей рюмку, лучше пару,
позабудь и успокойся,
отключись от страстной брани,
не печалься и не парься –
лучше парься в русской бане.
Для более утончённо чувствительных:
– Всех любить – сердца хватит,
но опасно болеть даже лишь за себя самого –
перестань же души энтелехию тратить,
сокрушаясь о том, что тебе изменить не дано.
То, что можешь менять – то меняй,
дело делая с чистой душой;
а не можешь – меняй отношенье.
И тогда на душе воцарится покой,
и доступными станут
здоровая мудрость и благие свершенья.
На сей раз Поли всё же надеялась, что ей, вместе с другими, что-то удастся сделать, чтобы приостановить безумие безудержной, невидящей последствий алчности. Не получилось. Надо искать спасение в своей душе, как предлагают стоики и «Бхагаватгита». Поли задавалась вопросом, чтоб посоветовал Арджуне Кришна?
– Не слёзы лить – со злом бороться надо, не покладая сил,
но не привязываясь к результатам.
И даже если зло во вне не победил –
сама борьба – в душе надвременного атом.
Выполнять должное, но спокойно, с заботой о чистоте собственных помыслов, не ожидая награды в этой жизни. Но как же сложно для человека, большую часть жизни (правда, неосознанно, не задумываясь, по инерции вслед за всеми в своём окружении) имевшего атеистическое и материалистическое мировоззрение, увидеть приоритет метафизики над физикой. Но ведь сейчас многое изменилось в ней и в её мировоззрении. Зачем же себя обременять бременем бренного?
Знакомясь с текстами стоиков, Поли нашла много ценного у Сенеки, особенно в обуздании гнева. Но как человек двуличный он был несимпатичен Поли. По её мнению Сенека был ответственен за многие прегрешения и преступления, которые историки возложили на Нерона. Марк Аврелий удивлял и восхищал её. Эпиктет был самым привлекательным для Поли. Читая «В чём наше благо?» Эпиктета Поли делала рифмованные переводы с долей отсебятины:
Будь чужд страстям, но не бесчувственен,
как неразумное животное, и небеспечен, как глупцы.
И, следуя указам добродетели,
в печали разумом ты утешение ищи.
Или:
Когда на будущее взглянешь, как на прошлое,
то страхи неизвестности возможно одолеть.
Представить надобно, что завершение хорошее;
а если нет – что попусту о прошлом сожалеть.
Поли ещё не была уверена в том, что
Поэт не призван говорить о преходящем,
презренная политика – не тема для него.
Но она не сомневалась:
Он призван быть вперёд и вверх смотрящим –
на небесах – отечество его.
Пришло умиротворение с пониманием, что
Всё идёт своим путём.
Я за свой путь отвечаю
и за то, куда и кем ведом,
вижу ль цель, или глаза на правду закрываю.
Поли открывает глаза и смотрит на витражное окно в форме креста.
– Господи, помоги!
В глазах появляется резь… Боль постепенно растворяется в слезах. Серый кокон рассеивается. Душа становится всё более прозрачной для Света. И в заключительной части симфонии нарастающая интенсивность звучания способствует окрылению души и подъёму в мощном восходящем потоке всё большего созвучия с тем, что свободно от земных печалей…
Твоей улыбкой улыбается мне солнце
Зарождаясь в Горних далях,
в дольний мир с Небес летит
Свет Любви не иссякая.
Ты его в себя впусти!
Когда эта земная жизнь Поли, перевалив через половину (по меркам времени Данте), катилась, если не под явный уклон, то, во всяком случае, по накатанной наклонной плоскости, и она не задумывалась, что у этого движения может быть только одно направление к конечной станции с названием, которое меньше всего хотело бы слышать человеческое ухо, для её души открылась возможность преодолеть притяженье земли, изменить направление движения с падения на подъём и соответственно изменить станцию назначения.
Импульсом послужило событие, которое со стороны могло бы показаться незначительным, но, по её тогдашнему внутреннему восприятию, совершенно небывалое. И проводником к заоблачным высям в отличие от Дантовского Вергилия, умудрённого жизнью и познаньями, оказался юнец – правда, легкокрылый.
Находясь вдвоем в маленьком помещении по восемь часов ежедневно (кроме праздников и выходных), они вынуждены были терпеть друг друга. Это было не просто из-за свободолюбия и склонности к авторитарным проявлениям обоих.
При всём разнообразии интернетовских впечатлений (работой они не были перегружены) у Поли порой появлялось желание живого общения. На правах старшей она позволяла себе вторгаться в пространство своего молодого коллеги. В некоторых случаях это было оправдано. Например, когда то, что трудно назвать музыкой, вырываясь из его компьютера, дребезжало на металлических предметах и на её барабанных перепонках, она восклицала:
– Как можно такое слушать!?
– Я не лезу в ваши дела, и вы не лезьте в мои.
– Если тебе громыханье помогает работать, то мне мешает.
– А вы работаете? – произносит Адам с усмешкой.
– Я думаю, – и Поли действительно начинает думать… о письме интернетовского корреспондента.
Перепалки бывали и более напряжённые. Постоянно происходил обмен упрёками в неучитывании интересов другого, насмешками в адрес несносного коллеги, остротами, а порой и саркастическими выпадами с обеих сторон.
Случившееся в одно солнечное утро было полной неожиданностью для обоих.
На расстоянии протянутой руки
В них чудное мгновение таилось.
Часы, и дни, и месяцы текли.
Могло и не случиться – но случилось.
Адам, стоя у окна, поворачивается лицом к Еве и смотрит в её глаза своими большими миндалевидными глазами.
Вдруг встретились глаза … и мир исчез.
Оборвалась на полуслове фраза.
Нечаянною щедростью небес
Вмиг в невозможном очутились разом.
Происходит нечто удивительное.
Два взгляда встретились,
Слились в один
И вечность обрели
Единым созерцаньем.
Ева не может оторваться от этих глаз, попадает в какое-то неведомое измерение, новую вселенную, предвосхищение которой чем-то в ней, что больше мыслей, чувств, воображения, происходило иногда во сне.
Осуществилась надежда на казавшееся невозможным.
Их глаза встретились, как два странника из разных миров и разных времён, неожиданно заговоривших на одном языке и радостно поражённых этим.
Проникновение в запредельное длилось недолго в реальном по земным измерениям времени, но в Поли осталось осознание обретения бесконечно важного.
В глаза Адама, после их встречи с её глазами, всё время хотелось взглянуть. Она смотрела на них сбоку. Они были такими нежными, и длинные ресницы трепетали над ними.
Отношения Адама и Поли изменились. Они часто смеялись по разным поводам. Из его компьютера стала звучать музыка времён её молодости. Если кто-то заходил, когда они увлечённо говорили, они одновременно замолкали (хоть разговор и не был интимным, они не хотели постороннего вторжения).
Для Поли невозможность земного семейного счастья из-за большой разницы в возрасте была гарантией того, что её чувству ничто не угрожает: ни ревность, ни желание захвата и удержания, ни даже опасение за неразделённость. Приподнятость этого чувства над повседневным сделали его бестелесным (чисто духовным) и радостным.
На Адама же Поли странно действовала. Он ей не доверял:
– Вы смотрите такими честными глазами (может даже пребывая в уверенности, что искренни) и обманываете.
Сквозь возмущение её якобы неискренностью, явно звучавшее в его голосе, Поли – как ни странно – слышалось признание в любви.
В другой раз, когда он произнёс:
– Вы хуже наркотика. Наркотик можно не принимать, – в его голосе улавливалось страдание, в то время как на губах была блаженная улыбка.
Для неё он был лучше всякого наркотика. Стоило представить его глаза, и спокойная чистая радость наполняла её сердце и любовью изливалась на всех и всё. Поэтическое вдохновение стало частым гостем.
Твоей улыбкой улыбается мне Солнце –
с Небес течёт искр солнечных река.
Прекрасное Любовью создаётся,
и не помеха Свету – облака.
Не променяю и на рай любой
Я миг, в котором так хотелось бы остаться.
А если уходить – лишь для того,
Чтоб вновь и вновь с любовью возвращаться.
В тот миг я возвращаюсь, как домой,
В рай тишины, где дремлет даже лира.
О, чудное мгновение! Постой!
Дай отдохнуть от треволнений мира.
Счастье Поли видеть Адама длилось считанные дни. Обстоятельства так сложились, что ей пришлось уволиться.
Поначалу она очень переживала вынужденное расставание. Но его глаза и на расстоянии не утратили своё воздействие.
– Мы расстались, но теперь со мной всегда
не подаренный, и всё же твой подарок –
в невозможное зовущие глаза,
нежность, и моя им благодарность, –
лилось из её сердца.
Я люблю тебя, как прежде, и ещё:
Как весенний дождь и цветущий сад,
В утреннем лесу сосен аромат,
Журавлиный крик в голубом просторе,
Всплески зацелованного солнцем моря,
Ветер, налетевший нежною волною,
Как улыбку солнца надо мною.
Через некоторое время Поли набирает номер телефона Адама и молчит.
Адам
– Говорите.
Поли так рада слышать голос Адама, что начинает улыбаться.
Адам
– Вы смеётесь?
Поли
– Давай вместе посмеёмся над моей глупостью. Мне так нравилось смеяться с тобой вместе.
Они смеются естественно и радостно.
Поли
– Почему тебя так радует моя глупость?
Адам
– Мне тоже нравится смеяться с вами всё равно над чем.
Продолжают смеяться.
Поли
– Теперь мы смеёмся над нашей глупостью. Ведь смеяться всё равно над чем глупо.
Адам
– Не думал, что буду так радоваться собственной глупости.
Поли
– Мы радуемся не собственной глупости, а тому, что каждый из нас не одинок в своей глупости.
Адам
– Смеяться над собственной глупостью совсем не так уж глупо.
Поли
– Таким оборотом ты лишаешь нас повода для смеха.
Адам
– А в чём же была ваша глупость, над которой вы предложили посмеяться?
Поли
– Одно время я опасалась, что занимаюсь вампиризмом. Извини за высокий слог:
Ведь даже представляя
твои глаза в чреде счастливых грёз,
себя блаженством ощущаю
в любви, разлитой среди звёзд.
Хотела спросить у тебя, не ощущаешь ли ты оттока энергии. Но мой знакомый эзотерик уверил меня в том, что энергия Любви течёт с Небес.
Адам
– К влюблённым Бог благоволит!?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71037847) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Людмила Поликарпова
Книга состоит из отдельных рассказов, связанных, казалось бы, только персонажем со знаковым именем Поли – единство многообразия. Время действия – с начала истории человечества до современности. Поли даже не во всех рассказах является главным героем, но по прочтении книги создаётся впечатление целостности, чему способствует неустанный поиск героиней скрытых смыслов. Окружающий мир воспринимается Поли в большом диапазоне чувств и вызывает множество вопросов. Насколько её восприятие соответствует истинной реальности? Как же всё устроено в этом мире и кем? В чём смысл и где первопричина всего? Кого благодарит её сердце за всё прекрасное в мире и в её душе? Самые счастливые состояния души Поли связаны с чувством любви. Вместе с ним в ней возникает и чувство благодарности. Постепенно ей начинают приоткрываться смыслы…
Людмила Поликарпова
Мистериальная реальность
Когда вам кажется: всё выдумал поэт,
то в чём-то это так, а в чём-то нет.
Через поэта истина порой вещает,
его фантазия реальность прозревает,
воображенье интуиции сродни.
Сквозь знаки светят истины огни.
Знаковый сон. Падение в материю закончено. А теперь – взлёт!
Бог Эрос из «Пира» Платона!
Сподобишься лучик поймать –
И счастье Высокого тона
Начнёт в твоём сердце звучать.
Это похоже на танец. Они двигаются синхронно, находясь на небольшом расстоянии друг от друга: она отступает, делая шаг назад, он делает шаг вперёд, сохраняя расстояние между ними. Смотря в глаза друг другу, они перебрасываются не столько словами, сколько мыслями: слова по ходу диалога становятся всё менее нужными: мысли визави начинают улавливаться и без слов. Движение тел, лёгкое и стремительное, казалось бы, регулируется откуда-то извне, Свыше, тем, кто видит прошлое, настоящее и будущее – весь процесс в целостности. Такое неожиданно возникшее спонтанное согласие тел и созвучие сердец радует обоих.
Когда за её спиной оказывается лестница, она делает шаг на ступеньку ниже, и танец продолжается уже на лестнице. Беседа не прерывается, теперь она происходит телепатически. Темп постепенно убыстряется, с сохранением ритма. Не отводя своих глаз от его глаз, она, каким-то странным образом видит, что лестница кончилась и её нога стоит на горизонтальной площадке.
– Вот и достигли нижней точки. И что же далее? – спрашивает она взглядом.
– Путь опускания в материю закончен. А теперь – взлёт!
По пробуждении, Поли отметила сходство своего партнёра в мистериальном танце с Нео из фильма «Матрица». Первый раз она смотрела этот фильм несколько лет назад с группой эзотериков. Лидером группы был молодой мужчина редкой привлекательности. Высокий, стройный, крепкого сложения, с выразительными умными и понимающими глазами карего цвета на красивом лице, обрамлённом тёмно-каштановыми густыми волнистыми длинными волосами. Иногда он завязывал их сзади, за что получил прозвище Хвост. Можно было предположить, что кто-то из зависти дал ему такое «погоняло» вместо того, чтобы называть по фамилии Люцев, так подходившей к его светлому интеллигентному облику. Поли относилась к нему с уважением, симпатией и признательностью, как к человеку, обладающему большими, чем она, знаниями, и умеющему с радостью и бескорыстно передавать их. Это он предложил посмотреть «Матрицу» и помогал понять смысл.
Фильм увлёк Поли. Нео был похож на человека, воспоминание о котором (даже представление перед внутренним взором встречи её глаз с его глазами) приводило её в состояние счастья, льющегося откуда-то Свыше ни за что. По ходу развития действия в фильме в душевной порывистости Нео Поли обнаруживала всё большее сходство с тем человеком, чьей улыбкой улыбалось ей Солнце.
Улица в Небо
Ну, куда? Ну, чего тебе надо? Постой.
Ну, зачем ты стремишься так рьяно вперёд без оглядки?
Усмирись, оглянись, обрети хоть на время покой.
Может, есть в «неизвестно куда» путь и более краткий?
Может, стоит вначале понять:
где ты есть и куда тебя тянет?
Зачем? В чьей неведомой власти находишься ты постоянно?
Где ответы искать? И покоя не надо пока.
Пусть надежда не гаснет по улице в Небо подняться –
как это ни странно.
В городе жизни нашей мятежной героини, как и у каждого, множество улиц. Она уже прошла по части из них, но так и не вышла на улицу, ведущую в Небо.
Ощущение, что такая улица есть, присутствовало в ней всегда. Каким-то странным образом оно существовало параллельно с неверием в Бога. То, что атеистическое мировоззрение было навязано ей, не осознавалось, так же как и то, откуда в ней это необъяснимое стремление к Высокому. Ещё в детстве задавала себе вопрос: смогла бы, как Данко, вырвать своё сердце, чтобы осветить путь людям? Но рядом с готовностью пожертвовать собой присутствовал практицизм – причина для жертвы должна быть значительной. Незначительный повод – и жертвы небольшие. Растрачивала себя по мелочам.
Сердце её никому не было нужно. Она стеснялась его предлагать, а вот на советы не скупилась. По большей части их игнорировали, но отвергнутые советы – куда ни шло, а вот отвергнутое сердце – это было бы трудно пережить. За невостребованностью сердце свернулось, притаилось и долго ждало, пока стало ясно, что ждать безнадёжно.
Попробовала сменить пассивность активным поиском. Иногда казалось, что она уже вышла на улицу, ведущую в Небо. Обычно это происходило в состоянии влюблённости: она шла, вернее, летела в заоблачную высь об руку с любимым… Но либо попутчик оказывался тяжеловесным, либо тянул не в ту сторону. Облака превращались в непроницаемые тучи. Возвращение на землю было болезненным. Долго думала, что дело в попутчике: попадись более легкий на подъём – и любая улица станет улицей в Небо. Попутчики менялись, а заоблачные просторы оставались недостижимыми.
Но ведь были и другие, искавшие улицу в Небо. И, может, кому-нибудь это и удалось. Никаких научных знаний об этом не обнаружила. Были верующие, но не было точно знающих. Ни философские, ни религиозные путеводители не помогли выйти на заветную улицу.
Появилось подозрение, что, может, и нет такой улицы. Но почему же в ней (и она видела, что не в ней одной) присутствует это стремление оторваться от земли? Может, потому что земная жизнь людей далека от совершенства, и хочется надеяться, что где-то есть лучшая? Здесь человек как слепой, имеющий свободу воли, но не видящий куда идти, постоянно сталкиваясь с препятствиями, калечит себя и других.
Как-то в студенческую пору зашла речь о том, кто бы себе какой лозунг выбрал. И первое, что пришло ей на ум: «Вперёд и вверх». По поводу продолжения «а там хоть трава не расти» и тогда присутствовало сомнение. С годами отношение к траве становилось всё трепетнее: хотелось, чтобы и трава росла, и цветы в ней нежились под ласковыми лучами солнца, и по воздуху плыло их лёгкое дыхание.
Трава… цветы… дыхание…
Будет ли это там?
Небо!
Земля.
Она любила землю.
Но иногда какие-то неведомые силы отрывали её от земли. Это происходило, когда она долго смотрела в небо, находясь в состоянии влюблённости. В глазах появлялась пронзительная боль, как будто что-то с неба проникало в неё и в ответ что-то из неё устремлялось в небо. Сердце переполнялось любовью, и возникало предчувствие взлёта в какое-то неведомое прекрасное надземное пространство, находящееся на расстоянии одного вдоха. Но слёзы останавливали дыхание.
И всё-таки чудо произошло.
Ей ничто не нравилось в этом совсем ещё молодом человеке. Он отвечал ей взаимностью, если ещё не большей неприязнью: очень уж она досаждала ему своими наставлениями.
Но в один поначалу вполне обыкновенный день их глаза случайно встретились – и произошло невообразимое. В его глазах она увидела то, что искала неосознанно всю свою предшествующую жизнь.
Она не сразу это поняла. Она просто попала в другой мир, в котором было необыкновенно светло и радостно, в какое-то безусловное счастье. В этом счастливом умиротворении всё пронизывающего света любви она узнала свой родной дом. Она так долго скиталась, что забыла его. Но теперь она уверена, что он есть. И она обязательно вернётся домой. Пусть путь будет трудным и долгим, но солнце, поселившееся в её сердце, не даст ей сбиться с пути.
Тайна воплощения
Поли никак не могла понять, как можно верить в то, что Бог так жестоко наказал своих неопытных детей за, казалось бы, незначительный проступок ослушанья в их стремлении к новым знаниям. Ведь все возможности их проявлений, все их возможные качества были изначально даны Им Самим; и все последствия их деяний Он не мог не предвидеть. Ведь не от скуки одиночества Духовного Существа посреди неодушевлённого мира Он создаёт вначале Адама Кадмона как целостного идеального человека; а потом, нарушая (разымая) целостность Адама, делает из одного двоих?
Змей (неизвестно откуда взявшийся) выбрал для искушения слабую половину.
Когда бы Ева целомудренна была,
Её бы Змея лесть не соблазнила,
Запретного плода она бы не вкусила,
С Адамом вечно бы в раю жила?
(И не было бы истории человечества в том виде, в котором она есть.)
Но как она вообразить могла,
К чему ведёт порыв её к познанью,
Живя в раю добра.
Её беда, а не вина
В том, что к познанью зла
Змеиная дорога привела.
Змей (по попущенью Бога) в тело душу человека заковал,
Сыграв на любопытстве Евы,
И, совершив злодейство, ликовал.
Из рая изгнан был Адам,
вкусивший плод из рук беспечной девы.
Адам
– Зачем нас Бог изгнал из рая? Не только ж в наказание за то, что мы поддались искушенью змея?
Ева
– Мне холодно. Я так несчастна.
Адам
– Он нас предупреждал, но Змей нас соблазнил, что станем мы как боги. Мы стать хотели наравне с богами. И что ж плохого в желание путём познанья лучше стать? Но вдруг увидели, что есть на самом деле, себя такими, каковы сейчас. Мне стыдно стало, листиком прикрылся от взгляда Бога. О намеренье Змея Он не мог не знать. А это значит, что искушенье и изгнанье Он предвидел. Изгнанье было в замысле Его.
Ева
– Я ноги исколола о шипы.
Адам
– Давай, я вытащу занозы.
Ева
– Бог нас не любит.
Адам
– Нам предстоит понять, зачем мы очутились здесь, где мы по воле Бога очутились.
Атлантида и Древний Египет
После одного болезненного события в её жизни Поли очень живо представила себя царицей Древнего Египта, влюблённой в своего подданного и отвергнутой им.
Царица
– Как дождь в пустыне ждут,
так жду ответных слов…
Твоя улыбка будет мне ответом.
Адам
– Я не могу принять твоих даров.
С другою связан я обетом.
Царица
– Как можешь ты перечить мне, царице?
Как можно дар столь ценный отторгать?
Ты не отвергнешь царственной десницы!
Мою любовь, прошу тебя, принять.
Адам
– Великая царица, извини,
Но сердцу, как ни силься, не прикажешь.
Коль сомневаешься, то на своё взгляни.
Над сердцем не владыки – и цари.
Адам, избегавший до этого взглядов Царицы, смотрит на неё, и глаза их встречаются.
Два взгляда встретились.
Внезапно и нежданно
Любовью став на миг,
Покинув на мгновенье мирозданье.
Царица (Про себя)
– Что чувствую, не передать словами!
Из глаз его струится благодать:
То боги поделились светом с нами!
За это счастье можно всё отдать.
Через некоторое время.
Царица (Одна)
– Возникает предо мною
Уже много лет подряд
За столетий пеленою,
В отдалённом прошлом взгляд.
Я пытаюсь вспомнить:
Может быть, давно…
Раньше мы встречались,
В прошлой жизни? Но…
Вот виденье, впрочем,
Брезжит предо мной.
Но не знаю точно:
Может, не со мной
Всё это случилось?
Не могу понять.
Время быстрой лентой
Двигается вспять…
Про Атлантиду вспомнить не могу,
Воспоминанья вместе с нею утонули.
С тех пор тысячелетья промелькнули.
Лишь помню: ты стоял на берегу,
А облака неслись, деревья гнулись…
Бурная стихия!
Хмурясь и свистя,
Облака лихие
На меня летят.
Рокот моря ярый.
Ты – на берегу.
Сквозь порывы ветра
Я к тебе бегу…
Вдруг волна
Всё скрыла…
Я стою одна
На краю обрыва.
Страшная неведомая сила
В неизвестное безжалостно уносит
То, что мне дороже жизни было.
Сердце сжалось и пощады просит.
О сердце, что ж ты стонешь вновь? –
Ведь я его нашла,
Во мне живёт любовь…
Он любит не меня!
Прекраснее меня твоя Жар-Птица,
Что ты готов ослушаться меня?
Я докажу, что я – Царица,
Что я могу любить… и жертвовать, любя!
Могла бы я соперницу отправить
В далёкие края, иль замуж за кого.
Но не хочу любимого печалить:
Для меня он дороже всего.
Пусть будет он с другой.
Я не несчастна буду.
Я счастлива уж тем, что я люблю.
И пусть любовь лишь царствует повсюду.
Любовь в сердцах я наших сохраню.
Всем земным преградам вопреки
Всё великое земное
Разлетается как дым:
Ныне жребий выпал Трое,
Завтра выпадет другим…
Шиллер «Торжество победителей»
В школьные годы любимыми писателями Поли (она их воспринимала как поэтов) были Лермонтов, Шиллер и Шекспир. Роман Тургенева «Отцы и дети», включённый в обязательную программу средней школы, Поли читала фрагментарно, по необходимости и не получая никакого удовольствия. Уже после школы повести «Ася», «Вешние воды», «Рудин» увлекли её проникновенностью в потаённые глубины человеческой души. Тайны собственной души, закрытой до этой поры ото всех и от неё самой, начали ей приоткрываться.
Периодически в воображении Поли возникало событие грехопадения. Ей казалось, что в глубинах сердец людей должно было сохраниться воспоминание о райском блаженстве. И при каждой встрече в душах Адама и Евы оживает это воспоминание, и они устремляются друг к другу в радостном порыве вопреки всем преградам. Ни условности, сложившиеся в обществе, ни разница в возрасте и сословном положении, ни принадлежность к враждующим кланам, ни пространственные и временные расстояния не могут остановить этого восторженного порыва любви.
Под впечатлением от произведений Тургенева Поли делает свои зарисовки.
Адам верит в возможность изменения жизни людей к лучшему, в то, что он может способствовать этому своей волей, любовью к справедливости, самоотверженным трудом, и готовится к свершениям, значимым для человечества.
Возникшее в нём так неожиданно чувство к этой юной девушке, такой непосредственной, жизнерадостной и в то же время (по его внутренним ощущениям) мудрой какой-то врождённой мудростью, было совсем некстати.
Ева тоже влюбляется в Адама. Но её родители против этого брака.
На свидание, которое становится их последним свиданием, Ева идёт с чувством отчаянной решимости следовать за любимым хоть на край света, если он позовёт.
Пожертвовать своей жизнью ради всеобщего блага, даже толком не углубляясь, в чём оно заключается, для Адама дело решённое. Однако он не готов взять на себя ответственность за жизнь и счастье этого нежного создания.
Стараясь не глядеть в устремлённые на него глаза Евы, он говорит о её молодости и неопытности, пряча своё истинное чувство.
– Вы меня не любите, – вырывается из неё горе крушения надежд на столь желанное счастье с примесью оскорбленного его отказом самолюбия.
Видит Бог, каких усилий ему стоит не броситься к ней, не заключить её в свои объятья, осыпая поцелуями и словами признания.
Через несколько лет Ева выходит замуж. В её жизни внешне всё складывается хорошо, но чего-то главного не хватает. Иногда по вечерам томительное волнение закрадывается в душу. И тогда ей снится Адам. И эти сны самое значимое в её жизни.
В этот день она не находит себе места. Тоскливое предчувствие сжимает сердце. И вот, перед её глазами видение:
Адам со знаменем в руках на баррикаде. Раздаётся выстрел. Он падает.
И сердце Евы делает последний удар в его груди.
Но потом она чувствует тепло его руки. И жизнь возвращается к ней последним вздохом Адама:
– Мы встретимся.
Она верит. И слёзы блестят в её глазах, светящихся любовью и надеждой.
Нитями незримыми
Мы связаны с любимыми,
Всем земным преградам вопреки.
Умереть когда-нибудь совсем не страшно.
Знанье утешает: все умрём.
Рухнула воздвигнутая к Небу башня,
И исчез великий Вавилон.
Умереть когда-нибудь не страшно –
Страшно умирать вот здесь сейчас,
Даже если жил ты бесшабашно.
Миг – и солнца свет навек погас.
А зажжётся ль в Горнем мире новый,
Нового рожденья вечный свет,
Иль незыблем приговор суровый,
Ни поблажек, ни смягчений нет?
Исключенье только для влюблённых:
Их и смерть не может разлучить,
Негасимым светом озарённых.
Лишь любя возможно вечно жить.
Предчувствие счастья в долинах невозможного
И есть ли радость большая,
Возможность счастья большего,
Чем Красоту предчувствовать
В долинах невозможного.
Кальдерон
Поли была уверена, что такого подарка она ничем не заслужила. И как же она была благодарна (не зная кому: судьбе или Провидению), что в её жизни был Армавир, в котором красота и тепло юга переплелись с радостью встречи, трелями лягушек на горном озере и нежностью расставания. И в ней нет горечи от того, что что-то не сбылось, а только благодарность за то, что было.
Спустя какое-то время она предположила, что это был аванс.
Любовь, как вдохновение поэтам снисходит Свыше –
вначале как аванс, расплата – впереди –
возможность над своей подняться крышей,
поймав луч света, самому светить.
В туристическую поездку на Кавказ Поли направлялась в надежде разыскать в Ереване человека, в которого была влюблена во время учёбы в институте. Образ его занимал в её сердце всё отведённое для любви пространство. Это сводило на нет возможность влюбиться в кого-нибудь другого.
Поезд медленно двигался к югу. В Армавире он долго стоял. Поли вышла из вагона и вместе с ароматами расцветающих деревьев вдохнула предчувствие чего-то необыкновенного.
В Ереване Поли поселилась на 8-м этаже гостиницы на горе. Вечером, выйдя на балкон, она оказалась между сияющими россыпями звёзд вверху и городских огней внизу. Казалось, со всех сторон лучится счастье, и эти лучи тянутся к ней.
Утром состоялось знакомство Поли с двумя девушками и мужчиной лет тридцати. Мужчина был очень красивым. Поли делала вид, что не замечает его, чтобы скрыть почему-то появившееся волнение. Но он был так весел и дружелюбен, что скоро от её скованности не осталось и следа.
Всем им не терпелось увидеть древний, красивый город. Когда спускались по канатной дороге, один из склонов, покрытый раскидистыми деревьями, похожий на громадную голову с роскошными кудрями, напомнил Поли о том, ради кого она приехала сюда. Мысленно она называла драгоценный объект своей платонической влюблённости Зевсом. А ведь он где-то рядом… и, может, совсем недавно его кудри развевались на фоне этого склона… Но почему-то она не бросилась на его поиски, а продолжила прогулку по городу со своими спутниками.
У искусственного озера с голубой водой среди весенних цветов и зеленеющих свежей листвой кустов расположилось кафе: несколько столиков под полосатыми зонтиками. В нежный аромат цветов вливался дразнящий запах кофе. Они не смогли пройти мимо.
За соседним с ними столиком сидели четверо армян. Как-то незаметно они завязали общую беседу, заказали вино, один из них ушёл и вернулся с гвоздиками. Когда начали знакомиться, Леонид – так звали сопровождающего девушек красивого мужчину (Поли к тому времени ещё не знала его имени) – представил её как свою жену. Это было так неожиданно, что она долго не могла прийти в себя. Её оторопелость, видимо, несколько стесняла гостеприимных армян. Один из них даже сказал, пытаясь приобщить Поли к веселью, что у неё превосходный муж. Ей и самой он нравился: нравилась непринуждённость, с которой он общался со всеми, нравилось его ненавязчиво заботливое отношение к ней. Впервые Поли почувствовала себя под чьим-то крылом, и это оказалось неожиданно приятно.
Она забыла, зачем так рвалась в Ереван. Предчувствие её не обмануло – только счастье пришло не оттуда, откуда она его ждала.
Они переезжали с места на место. Леонид догонял Поли через день, а спустя несколько дней, проведённых вместе, они снова расставались. Он ухаживал за не так по-рыцарски, что, ей казалось, будто она попала, по крайней мере, в девятнадцатый век, когда мужчины ещё умели это делать. Его сдержанность по отношению к ней – казавшаяся удивительной, оттого что временами в нём ощущалась веками разогреваемая южным солнцем кровь осетина (правда, продолжительная жизнь в Сибири должна была охладить её) – при явном неравнодушии сделали Поли, несмотря на овеновскую строптивость, доверчивым ягнёнком, преданно смотрящим на своего пастуха. Он, видимо, опасался обмануть это доверие.
Где-то в середине поездки по Кавказу в Тбилиси Поли и Леонид пили шампанское в уютном ресторанчике, расположенном высоко в горах. А за окнами звучал гимн любви в исполнении многоголосого хора лягушек, облюбовавших горное озеро поблизости. Когда, вернувшись в гостиницу, они прощались, Поли заметила какое-то порывистое движение со стороны своего не проявлявшего ранее явно свои чувства рыцаря. Но, наверное, не уловив встречного движения, он застыл… потом улыбнулся как-то нежно-понимающе и пожелал ей спокойной ночи.
В Батуми, за день до её отъезда на далёкий запад и за два дня до его отъезда на ещё более дальний восток, они загорали, лёжа рядом, не касаясь друг друга, но было ощущение единения до самозабвения и растворения в прозрачном, пропитанном солнцем, безбрежном море счастья.
Когда Леонид ушёл, Поли охватила тревога: ведь завтра они должны расстаться. В надежде ослабить её, она пошла на свидание с местным мальчишкой. Накануне, когда Поли пыталась открыть неподдающиеся ворота ботанического сада, он подошёл и предложил пойти на кладбище, оказавшееся очень живописным. Оно спускалось по склону горы, памятники были скрыты зеленью и цветами. Буйство жизни во владеньях смерти. Они тоже не оказывали смерти почтения, бегая по узким извивающимся по горизонтали и вертикали тропинкам. От мальчишки не просто было отделаться, пришлось согласиться на свидание на следующий день. Встретились они в парке, где росли древние неохватные платаны. Под одним из них стремительный кавалер Поли пытался поцеловать её. Она убежала.
Возвратилась в состоянии ещё большего волнения, чем уходила. На веранде столкнулась с Леонидом. Они долго смотрели друг на друга…
И два потока встретились…
И, растворясь друг в друге, заполнили любовью мирозданье.
С оплетённой виноградной лозой веранды они сходят в сад. Каким-то чудом Поли оказывается на высокой ограде сада. Он простирает руки, и она летит в его объятья.
Они кружаться…
Летят сквозь листья…
И звёзды к ним летят…
И они к звёздам…
О, если ты – иллюзия, Любовь?
То в мире наших радужных иллюзий ты самая прекрасная!
С иллюзией бессмертия ты рядом!
Как странно, ведь бессмертие и смерть – понятья одного порядка: в них неподвижность царствует. Идея неподвижности и в счастье – попытка задержать судьбу, остановить мгновение блаженства.
Но…
На миг лишь миг могу остановить!
И как же бездну счастья за миг испить?!
Поезд тронулся. Поли не знала как, но точно знала, кто его остановил.
Кончики пальцев застыли в воздухе, пытаясь запомнить встречное прикосновение…
“Я люблю тебя!” – ещё долго звучало в ушах Поли, а потом поселилось осколочком южного солнца в заветном уголке сердца и согревало его.
Они больше не виделись, но майские концерты лягушек возвращают Поли в весенний Армавир. Пространство и время исчезают. Иллюзии становятся реальностью. И тайны счастья близятся к разгадке.
Белой пеной тополиный пух
Озеро уснувшее покроет,
Будет тихо, но мой чуткий слух
Звук твоих шагов в ночи уловит.
Озеро, проснувшись, запоёт,
Наполняясь лягушачьей трелью.
Тихо одиночество вздохнёт
И утонет в тополиной пене.
Юрий Куранов. Радуга духовного величия
Мастер проходит мимо сакуры.
На ветвях расцветают цветы.
Юрий Куранов был первым в жизни Поли человеком, превосходство которого над собой во всех отношениях она признавала, и это доставляло ей радость. Её самолюбию это не наносило никакого ущерба. На занятиях его лит. студии с предложенным им самим мистическим (как представлялось Поли) названием «Дуновение дюн» она пребывала в состоянии сосредоточенного внимания и доверия к тому, что говорил учитель, и ко всему, что от него исходило (в честности и добром посыле Юрия Куранова у Поли была полная уверенность). Её слишком быстрый, опережающий рассудительность ум даже не делал попыток проявить свойственную ему прыть без оглядки на возможные последствия: блеснуть своей остротой или в спешке сесть в лужу. Вблизи Куранова он понимал своё место: где-то далеко внизу. Но душа Поли пребывала в приподнятом состоянии, движимая в вертикальном направлении, заданном ненавязчивым, но постоянно ощущаемым подсознательно, духовным учительством Мастера.
Она, наконец, поняла, что духовному существу человека необходим высший авторитет (культ) для выхода из состояния пустоты от всякой веры во что-либо и от всякой любви к чему-либо, кроме веры в себя и любви к себе. О, как ей была знакома эта тщеславная самодостаточность, чуть ли не гордость тем, что она ни в ком не нуждается. В конечном итоге это приводит к тому, что такой человек и сам никому не нужен. Благодаря Юрию Куранову для Поли наметился выход из замкнутости на себе, появилась возможность заполнить пустоту безверия и нелюбви, остановить неопределённо блуждающий взгляд на ином, высшем, лучшем, чем она сама. Он был первым человеком, рядом с которым Поли почувствовала свою душевную приземлённость; и в то же время у души начали прорезаться крылья, появилось желание творческих взлётов.
В свои семьдесят лет Куранов воспринимался как совсем молодой человек. В нём как-то органически сочеталась мудрость и молодой задор, как будто «из-под самого (его) сердца поднималась весёлая и несколько отчаянная прохлада молодости».
Таким Юрий Куранов воспринимался в его литературной студии не только Поли. Об этом можно судить по миниатюре Марины Михайловой:
«…FORGET BE NOT
В комнате, где не было стен и потолка, на полу из незабудок стоял письменный стол.
За столом сидел человек и быстро писал на листах бумаги остро отточенным карандашом.
Этот человек был похож на пирата; казалось, что в его правом ухе раскачивается золотой дублон, а голову покрывает потёртая треуголка. Но это только казалось.
Человек закончил писать.
Листы бумаги сложились в белоснежный фрегат. Из написанных слов человек соткал паруса и отправился в путь по бушующему морю незабудок.
Это было так просто.
Ведь в комнате не было стен, впереди ждала вечность, а попутный ветер был его старинный друг-приятель».
На одном из занятий Юрий Николаевич вспоминал о своей встрече с Константином Паустовским:
«Я встречался с Константином Паустовским, был у него на Котельнической набережной в 1957 году. Он тогда только что съездил в Париж….
И вот К. Паустовский рассказывал: собралась русская интеллигенция, бежавшая или изгнанная из Советского Союза, эмигранты, французы, которые любили русскую литературу, там ведь русскую литературу всегда любили. Когда он рассказывал о тех ужасных ситуациях, в которых мы находимся, его спросили: «А что же всё это время делали вы, Константин Георгиевич?» И он им ответил: «Мы спасали культуру!» И ответил точно и правильно. Вот сейчас мы должны продолжать его дело, продолжать спасать культуру. Потому что она в неменьшей опасности… Она нуждается не только в поддержке, но и в восстановлении, и развитии…».
Великое, во всём его величии, можно разглядеть только на расстоянии. Величие Куранова, человека столь мощно и многогранно одарённого, и постоянно прилагающего усилия для своего совершенствования, можно было почувствовать и вблизи. Поли понимала, что это происходит не из-за ощущения своей малости (в уничижительном смысле) рядом с ним: Юрий Куранов не был высокомерен. Чтобы почувствовать свою малость в перспективе своего развития, надо было прикоснуться к радушно-расширяющейся радуге его величия. Яркое сияние многоцветной ауры его талантов не могло укрыться за его скромной интеллигентностью и христианской кротостью (говорящей не о робости, а о внутренней силе) – оно было доступно для чуткого сердца и от него можно было возжечь собственную радугу.
Мистическая симфония Брукнера
Музыка звучала очень громко. Зал лютеранского храма был маловат для симфонического оркестра. Поли сидела на предпоследнем ряду, но всё равно слишком близко к сцене. Похоже было, что не суждено будет осуществиться её надеждам на снятие внутреннего напряжения, сжимающего душу своими жёсткими объятьями уже более полугода.
В конце апреля произошло нечто совершенно неожиданное для неё. Подходя к парку, находящемуся возле её дома, по которому она так любила гулять, она замерла в неспособности увиденное вместить в своё сознание как реальность: на месте парка друг на друге лежали сотни деревьев и торчали высокие пни со свежими спилами.
Парк был насажен лет 100 назад (а может, и более). И всего несколько дней назад эти деревья, пробуждающиеся от зимней спячки, радовали глаза Поли проклёвывающимися листочками. Берёзы, липы, ивы, вязы, каштаны, ясени, буки, грабы, серебристые тополя и клёны: серебристые, яснолистные, ложноплатановые. Сосны и ели вовсю зеленели обновлёнными иглами. Только могучие дубы не спешили просыпаться. Поли обнимала свой клён яснолистный, и его биополе отзывалось в ней радостью и любовью.
И вот… все они повержены чьей-то безжалостной рукой. Из-под их веток, ещё зеленеющих нежными листочками, но уже обречённых на смерть, торчит молодая травка и цветочки. На заборе, огораживающем кладбище деревьев, палачи в настоящем, в будущем застройщики повесили циничную надпись «Смольный парк».
Поли долго не могла прийти в себя: как же такое возможно? Стала собирать подписи и начала обход властных инстанций городского и государственного значения в надежде приостановить массовые вырубки деревьев в их районе, и без того экологически неблагоподучном. Оказалась, что лично встретиться ни с одним из руководителей невозможно. Удалось только оставить заявления.
Через три дня – новая беда: оградили придомовую территорию между пятиэтажным домом, в котором жила Поли, и соседней пятиэтажкой. В их живописном дворике росло множество 35-ти летних красавиц берёз, посаженных первыми жильцами этих домов. Шесть из берёз компактной группой расположились под окном Поли. Слева в отдалении были сады жильцов дома. Ближе к дому недействующая водонапорная башня в окружении на удивление могучих акаций, благоуханием от которых в период цветения можно было начинать наслаждаться с большого расстояния, всё более упиваясь при приближении. Перед ними выстроились амфитеатром разновозрастные клёны, с каждым годом подрастающие и дающие новое потомство, а осенью на фоне уже оголившихся деревьев ещё долго ярко желтеющие листвой. Посреди двора находилось травяное футбольное поле. Чуть поодаль справа детская площадка и баскетбольное кольцо. И по всему периметру деревья, разные такие красивые живые деревья. Восходя, солнце окрашивало небо разнообразными неповторяющимися зорями, пробивалось веерами лучей через ветви, и, поднимаясь, двигалось к соседней пятиэтажке, загороженной от окна Поли развесистыми берёзами.
Здесь пташки свистали, будя поутру;
коты птиц гоняли; собачки играли;
бывало, и ламы сей двор посещали,
и лошадь с коровой паслись на лугу.
И этот пасторальный дворик огораживают за один день высоким забором, а на следующий день начинают пилить деревья.
Оказались безрезультатными все попытки Поли найти человека в административных, в природонадзорных органах и в природоохранной прокуратуре, который бы откликнулся и помог приостановить процесс уничтожения растений, одаривающих людей столькими благами, – процесс, принимающий общегосударственные масштабы.
Оператор TV снимал из окна Поли, как подпиленные стройные, высокие, уже зелёные, ещё живые берёзы падали.
В интервью журналистам TV мэр пообещал, что позже ответит – не за содеянное, конечно, – а на их вопросы. Но и от этого уклонился. И только через два месяца пришёл его письменный ответ, в котором разъяснялось, что всё законно. Отдел охраны природы администрации выдал порубочные билеты на 514 (здоровых, никому не угрожающих) деревьев парка и 127 деревьев во дворе (клёны и сады были вырублены сверх разрешённых, но кто же докажет, что они были), т. к. администрацией утверждены проекты о постройке на этих площадях множества многоэтажек. В этих проектах не предусмотрено оставлять деревья. Чиновников не волнует, что они защищают рядом живущее население: от вредных испарений отходов находящейся близко городской свалки; от запахов городской канализации, выплёскиваемой (чтобы обратом не потекла назад к центру города) в 150 метрах от школы, около озера, на которое в сезон приезжают отдыхающие со всего города (зловонное болото с торчащими погибшими деревьями простирается на сотни соток); от отходов свинобойни, выбрасывающей их в это же болото.
Но что же можно было ожидать от мэра, личные доходы которого связаны со строительством, и от отдела охраны природы, когда мэрия получает деньги не за сохранённые, а за срубленные деревья.
Теперь вместо пения птиц Поли будит шум стройки.
В надежде душевного умиротворения Поли и пришла на концерт.
Но поначалу ею воспринималось только буйство звуков, правда, нельзя сказать, чтобы хаотичное, в нём предчувствовалась направленность. Нечто внутренне противоречивое (или казавшееся таковым, так как противоречило её желанию отдохновения), но мощное в своём стремлении превзойти что-то, может самоё себя.
Вторая часть симфонии была значительно тише и мелодичнее, но показалась Поли слишком короткой, чтобы успеть расслабиться. Переливающиеся, тихоструйные волны – только пауза перед новым громозвучием, куда-то стремящимся, но она не улавливает куда, вроде бы даже вверх с нарастающей интенсивностью… и… вдруг резко обрывающимся, толи достигнув предела своего напряжения, толи для того, чтобы дать передышку захваченному ими слушателю.
И когда в следующей части, приходя в гармонию с умиротворяющим созвучием многоголосья, паря в его лёгком дуновении, Поли расслабляется и уже начинает наслаждаться, опять вздымается яростная волна и тащит её за собой. Нахлынули воспоминания о жестоком безумии человеческих деяний, и своей борьбе, не увенчавшейся успехом и отнявшей столько душевных сил.
Десять лет назад Поли оказалась в тисках депрессии, связанной с гибелью не растений, а людей. Она не знала, куда деться от накрывшего её отчаяния невозможности противостоять злу, приводящему к гибели невинных. Не помогали ни концерты симфонической музыки, ни созерцание красот природы, ни чтение худ. литературы. Излияния собственных чувств и мыслей в поэзии и прозе отвлекало на время. Но она снова и снова возвращалась к недавней трагедии. Рядом не было людей, разделявших её страдания, её представления о добре, зле, справедливости, патриотизме, её отчаяние по поводу утраты большинством этических ориентиров. Тексты стоиков (Эпиктета и Марка Аврелия) или «Утешение философией» Боэция могли перенаправить Поли от вроде праведного гнева (и в результате от уныния) на проблемы своей души, но на эти тексты она вышла позже.
Немного спасало излияние возмущения и боли в дневнике.
Беспутье поставлено целью.
Беспутным путём мы идём.
Но солнце и нас тоже греет,
а не обжигает огнём.
Ведь сердце живое есть в каждом.
Как истинный путь обрести,
быть может, оно нам подскажет.
И в каждом зажжён Богом разум.
Ему бы доверить пути.
Выводило из отчаяния обращение к творчеству Юрия Куранова, человека, ученицей которого Поли была. Она была уверена в значимости его творчества для всего человечества, и особенно для россиян. В сборнике миниатюр «Размышление после крещения» (дневниковых записях 1978 – 1980 годов, напечатанных только в 1995 году) он пишет:
«Вижу прекрасную картину Рылова "В голубом просторе», грустно и восторженно бьётся моё сердце.
По обыкновению не обращают внимания на дату написания картины. А дата 1918 год. Это год, когда Россия вступила со своей страшной обречённостью в пучину смерти, когда ненависть сделалась правилом жизни, а неотвратимое падение начало свой гибельный для всего русского народа путь.
Семь прекрасных бездомных свободных птиц улетают от пустынных, чуждых всякой жизни земель. На скалах снег и омертвение. Это образ России, проступающий образ нашего будущего. В этом смысле картина Рылова – пророчество».
Позже в эссе «Воспоминания о детстве» во взгляде Куранова появляется оптимизм.
«Время летит. Мы постепенно начинаем догадываться, что высокохудожественное творчество имеет значение и смысл тогда, когда оно не обслуживает те или иные интересы и инстинкты доминирующих в обществе лиц и группировок…
Кумиры, вожди и тираны живут по своим законам, и всякая попытка для человека талантливого и бескорыстного вступить в их сферу притяжения – гибельна для дарования…
Во всяком случае, те, кто хотел хотя бы прикоснуться к правде, были неизмеримо лучше и выше тех, кто самозабвенно и заливисто холуйствовал во всё горло.
Оставался выход: если нельзя сказать правду, то хотя бы не нужно лгать. Если нельзя жить на полном дыхании, то нужно хотя бы сохранить само дыхание от осквернения».
«Теперь я знаю, куда летят те удивительные лебеди на картине Рылова… Они уходят от смерти, их зовёт к себе жизнь. И не всё заковано льдами на так далёких почти безжизненных островах. Во всём этом синем воздухе неба, в облаках, в безбрежной дали волн дышит ощущение надежды».
Из депрессии Поли выходила постепенно, благодаря заданной себе установке: не переживать так всезахватно, всеми фибрами души, по поводу того, что она не может изменить. Избегая лишних провокаций, она перестала смотреть ТВ. И до последнего времени ей удавалось по поводу внешних обстоятельств, если и напрягаться, то ненадолго и не очень разрушительно для души. В случае, когда вдруг у кого-нибудь из её друзей болью отзывалась в сердце беда и становился весь мир не мил потому, что хочется помочь и невыносимо состояние своего бессилия, Поли давала советы.
Для тех, кому проще было клин выбить клином:
– Выпей рюмку, лучше пару,
позабудь и успокойся,
отключись от страстной брани,
не печалься и не парься –
лучше парься в русской бане.
Для более утончённо чувствительных:
– Всех любить – сердца хватит,
но опасно болеть даже лишь за себя самого –
перестань же души энтелехию тратить,
сокрушаясь о том, что тебе изменить не дано.
То, что можешь менять – то меняй,
дело делая с чистой душой;
а не можешь – меняй отношенье.
И тогда на душе воцарится покой,
и доступными станут
здоровая мудрость и благие свершенья.
На сей раз Поли всё же надеялась, что ей, вместе с другими, что-то удастся сделать, чтобы приостановить безумие безудержной, невидящей последствий алчности. Не получилось. Надо искать спасение в своей душе, как предлагают стоики и «Бхагаватгита». Поли задавалась вопросом, чтоб посоветовал Арджуне Кришна?
– Не слёзы лить – со злом бороться надо, не покладая сил,
но не привязываясь к результатам.
И даже если зло во вне не победил –
сама борьба – в душе надвременного атом.
Выполнять должное, но спокойно, с заботой о чистоте собственных помыслов, не ожидая награды в этой жизни. Но как же сложно для человека, большую часть жизни (правда, неосознанно, не задумываясь, по инерции вслед за всеми в своём окружении) имевшего атеистическое и материалистическое мировоззрение, увидеть приоритет метафизики над физикой. Но ведь сейчас многое изменилось в ней и в её мировоззрении. Зачем же себя обременять бременем бренного?
Знакомясь с текстами стоиков, Поли нашла много ценного у Сенеки, особенно в обуздании гнева. Но как человек двуличный он был несимпатичен Поли. По её мнению Сенека был ответственен за многие прегрешения и преступления, которые историки возложили на Нерона. Марк Аврелий удивлял и восхищал её. Эпиктет был самым привлекательным для Поли. Читая «В чём наше благо?» Эпиктета Поли делала рифмованные переводы с долей отсебятины:
Будь чужд страстям, но не бесчувственен,
как неразумное животное, и небеспечен, как глупцы.
И, следуя указам добродетели,
в печали разумом ты утешение ищи.
Или:
Когда на будущее взглянешь, как на прошлое,
то страхи неизвестности возможно одолеть.
Представить надобно, что завершение хорошее;
а если нет – что попусту о прошлом сожалеть.
Поли ещё не была уверена в том, что
Поэт не призван говорить о преходящем,
презренная политика – не тема для него.
Но она не сомневалась:
Он призван быть вперёд и вверх смотрящим –
на небесах – отечество его.
Пришло умиротворение с пониманием, что
Всё идёт своим путём.
Я за свой путь отвечаю
и за то, куда и кем ведом,
вижу ль цель, или глаза на правду закрываю.
Поли открывает глаза и смотрит на витражное окно в форме креста.
– Господи, помоги!
В глазах появляется резь… Боль постепенно растворяется в слезах. Серый кокон рассеивается. Душа становится всё более прозрачной для Света. И в заключительной части симфонии нарастающая интенсивность звучания способствует окрылению души и подъёму в мощном восходящем потоке всё большего созвучия с тем, что свободно от земных печалей…
Твоей улыбкой улыбается мне солнце
Зарождаясь в Горних далях,
в дольний мир с Небес летит
Свет Любви не иссякая.
Ты его в себя впусти!
Когда эта земная жизнь Поли, перевалив через половину (по меркам времени Данте), катилась, если не под явный уклон, то, во всяком случае, по накатанной наклонной плоскости, и она не задумывалась, что у этого движения может быть только одно направление к конечной станции с названием, которое меньше всего хотело бы слышать человеческое ухо, для её души открылась возможность преодолеть притяженье земли, изменить направление движения с падения на подъём и соответственно изменить станцию назначения.
Импульсом послужило событие, которое со стороны могло бы показаться незначительным, но, по её тогдашнему внутреннему восприятию, совершенно небывалое. И проводником к заоблачным высям в отличие от Дантовского Вергилия, умудрённого жизнью и познаньями, оказался юнец – правда, легкокрылый.
Находясь вдвоем в маленьком помещении по восемь часов ежедневно (кроме праздников и выходных), они вынуждены были терпеть друг друга. Это было не просто из-за свободолюбия и склонности к авторитарным проявлениям обоих.
При всём разнообразии интернетовских впечатлений (работой они не были перегружены) у Поли порой появлялось желание живого общения. На правах старшей она позволяла себе вторгаться в пространство своего молодого коллеги. В некоторых случаях это было оправдано. Например, когда то, что трудно назвать музыкой, вырываясь из его компьютера, дребезжало на металлических предметах и на её барабанных перепонках, она восклицала:
– Как можно такое слушать!?
– Я не лезу в ваши дела, и вы не лезьте в мои.
– Если тебе громыханье помогает работать, то мне мешает.
– А вы работаете? – произносит Адам с усмешкой.
– Я думаю, – и Поли действительно начинает думать… о письме интернетовского корреспондента.
Перепалки бывали и более напряжённые. Постоянно происходил обмен упрёками в неучитывании интересов другого, насмешками в адрес несносного коллеги, остротами, а порой и саркастическими выпадами с обеих сторон.
Случившееся в одно солнечное утро было полной неожиданностью для обоих.
На расстоянии протянутой руки
В них чудное мгновение таилось.
Часы, и дни, и месяцы текли.
Могло и не случиться – но случилось.
Адам, стоя у окна, поворачивается лицом к Еве и смотрит в её глаза своими большими миндалевидными глазами.
Вдруг встретились глаза … и мир исчез.
Оборвалась на полуслове фраза.
Нечаянною щедростью небес
Вмиг в невозможном очутились разом.
Происходит нечто удивительное.
Два взгляда встретились,
Слились в один
И вечность обрели
Единым созерцаньем.
Ева не может оторваться от этих глаз, попадает в какое-то неведомое измерение, новую вселенную, предвосхищение которой чем-то в ней, что больше мыслей, чувств, воображения, происходило иногда во сне.
Осуществилась надежда на казавшееся невозможным.
Их глаза встретились, как два странника из разных миров и разных времён, неожиданно заговоривших на одном языке и радостно поражённых этим.
Проникновение в запредельное длилось недолго в реальном по земным измерениям времени, но в Поли осталось осознание обретения бесконечно важного.
В глаза Адама, после их встречи с её глазами, всё время хотелось взглянуть. Она смотрела на них сбоку. Они были такими нежными, и длинные ресницы трепетали над ними.
Отношения Адама и Поли изменились. Они часто смеялись по разным поводам. Из его компьютера стала звучать музыка времён её молодости. Если кто-то заходил, когда они увлечённо говорили, они одновременно замолкали (хоть разговор и не был интимным, они не хотели постороннего вторжения).
Для Поли невозможность земного семейного счастья из-за большой разницы в возрасте была гарантией того, что её чувству ничто не угрожает: ни ревность, ни желание захвата и удержания, ни даже опасение за неразделённость. Приподнятость этого чувства над повседневным сделали его бестелесным (чисто духовным) и радостным.
На Адама же Поли странно действовала. Он ей не доверял:
– Вы смотрите такими честными глазами (может даже пребывая в уверенности, что искренни) и обманываете.
Сквозь возмущение её якобы неискренностью, явно звучавшее в его голосе, Поли – как ни странно – слышалось признание в любви.
В другой раз, когда он произнёс:
– Вы хуже наркотика. Наркотик можно не принимать, – в его голосе улавливалось страдание, в то время как на губах была блаженная улыбка.
Для неё он был лучше всякого наркотика. Стоило представить его глаза, и спокойная чистая радость наполняла её сердце и любовью изливалась на всех и всё. Поэтическое вдохновение стало частым гостем.
Твоей улыбкой улыбается мне Солнце –
с Небес течёт искр солнечных река.
Прекрасное Любовью создаётся,
и не помеха Свету – облака.
Не променяю и на рай любой
Я миг, в котором так хотелось бы остаться.
А если уходить – лишь для того,
Чтоб вновь и вновь с любовью возвращаться.
В тот миг я возвращаюсь, как домой,
В рай тишины, где дремлет даже лира.
О, чудное мгновение! Постой!
Дай отдохнуть от треволнений мира.
Счастье Поли видеть Адама длилось считанные дни. Обстоятельства так сложились, что ей пришлось уволиться.
Поначалу она очень переживала вынужденное расставание. Но его глаза и на расстоянии не утратили своё воздействие.
– Мы расстались, но теперь со мной всегда
не подаренный, и всё же твой подарок –
в невозможное зовущие глаза,
нежность, и моя им благодарность, –
лилось из её сердца.
Я люблю тебя, как прежде, и ещё:
Как весенний дождь и цветущий сад,
В утреннем лесу сосен аромат,
Журавлиный крик в голубом просторе,
Всплески зацелованного солнцем моря,
Ветер, налетевший нежною волною,
Как улыбку солнца надо мною.
Через некоторое время Поли набирает номер телефона Адама и молчит.
Адам
– Говорите.
Поли так рада слышать голос Адама, что начинает улыбаться.
Адам
– Вы смеётесь?
Поли
– Давай вместе посмеёмся над моей глупостью. Мне так нравилось смеяться с тобой вместе.
Они смеются естественно и радостно.
Поли
– Почему тебя так радует моя глупость?
Адам
– Мне тоже нравится смеяться с вами всё равно над чем.
Продолжают смеяться.
Поли
– Теперь мы смеёмся над нашей глупостью. Ведь смеяться всё равно над чем глупо.
Адам
– Не думал, что буду так радоваться собственной глупости.
Поли
– Мы радуемся не собственной глупости, а тому, что каждый из нас не одинок в своей глупости.
Адам
– Смеяться над собственной глупостью совсем не так уж глупо.
Поли
– Таким оборотом ты лишаешь нас повода для смеха.
Адам
– А в чём же была ваша глупость, над которой вы предложили посмеяться?
Поли
– Одно время я опасалась, что занимаюсь вампиризмом. Извини за высокий слог:
Ведь даже представляя
твои глаза в чреде счастливых грёз,
себя блаженством ощущаю
в любви, разлитой среди звёзд.
Хотела спросить у тебя, не ощущаешь ли ты оттока энергии. Но мой знакомый эзотерик уверил меня в том, что энергия Любви течёт с Небес.
Адам
– К влюблённым Бог благоволит!?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71037847) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.