Читать онлайн книгу «Слово на ладони. Стихотворения» автора Никита Брагин
Слово на ладони. Стихотворения
Никита Брагин
Новая книга московского поэта Никиты Брагина посвящена Родине и любви. Мировые события, темы Русского Севера и русской культуры отразились в трех частях книги.
Слово на ладони
Стихотворения
Никита Брагин
© Никита Брагин, 2024
ISBN 978-5-0064-4519-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Хоть рыдай не рыдай
Хоть рыдай не рыдай, хоть кричи не кричи,
по притихшей Одессе идут палачи,
против них ни пройти, ни проехать,
против них ни речей, ни горящих очей,
ни железных дверей, ни заветных ключей —
им убийство всего лишь потеха.
Не поймёшь, не проймёшь, не раздавишь как вошь,
ибо каждый из них и пригож, и хорош —
сам затопчет, кого пожелает;
будут кости хрустеть как во рту леденец,
и прольётся свинец, и наступит конец —
аж вода помертвеет живая…
…Стало горе горчее, война – горячей,
в медсанбат на носилках внесли палачей,
за погибших поставили свечи;
уцелевший на землю кладёт автомат —
он без памяти рад, он же русскому брат,
а Россия и кормит, и лечит.
2014
Ещё есть время
There is still time… brother
В чём сила, брат? Обожжена броня,
разбит бетон, щетиной арматура —
у смерти не бывает перекура,
она не утомится, хороня.
В чём сила? В мураве под сапогом,
в сырой земле под гусеницей ржавой,
в России, что превыше, чем держава,
и в памяти о самом дорогом.
В чём совесть, брат? Опять берёшь взаймы,
и думаешь, как избежать уплаты,
и как достроить, наконец, палаты
с эмблемой в виде нищенской сумы…
В чём совесть? В неиспользованной лжи,
в тяжёлом неразряженном патроне,
и в тех, кто голову в земном поклоне
склонил, за други душу положив.
В чём правда, брат? А в том, что все умрут —
и те, кто разжигал, и те, кто тушит,
кто слышал всё, кто ничего не слушал,
кто бросил всё, кто продолжал свой труд.
В чём правда? Здесь по-русски говорят,
но детский плач повсюду одинаков.
Сейчас твоих детей пошлют в атаку.
Останови. Ещё есть время, брат.
2014
Конь Блед
Вдруг, безмерно, беззаконно,
безотчётно и сурово
разнесётся топот конный
и разбудит… Полвторого,
за окном темно и снежно,
под ребром лохмотья боли,
и летит душа кромешно,
словно ветер в чисто поле…
Но куда ты, конь мой бледный,
ночью судной, тенью смутной
перескакиваешь бездны
безответно, безрассудно?
Или видишь гневным оком
полыхание пожара,
или слышишь счёт порокам
на пиру у Валтасара?
Или чувствуешь родную,
отлетающую в небо,
где Сидящий одесную
ей подаст вина и хлеба?
Нет, ни то и ни другое, —
это слово на ладони,
это солнце за рекою,
где в росе играют кони,
это стелется травою,
недосказанное пряча,
это рвётся ретивое,
то ли плясом, то ли плачем…
2009
Твоя любовь
Твоя любовь как девочка во храме,
коснувшаяся мрамора колонны,
внимающая высям, где бездонны
органные хоралы над хорами.
Твоя любовь как лепесток на шраме
израненной земли, чьи мегатонны
лежат пушинкой на руке Мадонны,
нетленной над костями и кострами.
Твоя любовь – калиновые грозди,
алеющие как бутон стигмата
в ладони мира, пригвождённой болью.
Твой белый ангел зажигает звёзды,
и, пролетая над земной юдолью,
слезу роняет на лицо солдата.
2009
Из стольного Киева
Принеси же из стольного Киева
крестик медный, крупинку святыни,
и судьбиной своей обреки его
на дороги, просторы, пустыни,
и на север, в леса заповедные
отправляясь путем всей земли,
сохрани, как молитву заветную,
и печали свои утоли.
И когда совершится неправое
расторжение крови и веры,
и когда над Печерскою Лаврою
в грозной хмари завоют химеры, —
ничего не добьются преступники
в черном аде костров и костей,
потому что душа неприступнее
всех утесов и всех крепостей.
Потому что ни кровью, ни копотью
не замазать пресветлого лика,
и бесовскому свисту и топоту
не прервать литургии великой, —
не бывает Господь поругаемым,
и во тьме не смеркается свет…
Помолись за спасенье Украины,
даже если спасения нет.
2012
Пятый угол
Меня загнали в пятый угол
потомки обров и дулебов;
горелый пух вороньих пугал
в моё прокуренное небо
летит, и опадают шкурки
повылинявших облаков
на молодящихся придурков
и вечно юных дураков.
А небеса чреваты прошлым,
наполовину позабытым,
при том, что будущее в крошки
толпой бездельников разбито…
Остановившись на минуту,
я чувствую – молчат часы,
и память вековечной смуты
сквозит предчувствием грозы.
Движенья нет. Мудрец брадатый
забрался на колонну храма.
Теперь он столпник. Небогата
палитра этой панорамы —
пустые постаменты статуй,
свезённых на монетный двор,
и зрелище звезды хвостатой,
вещающей войну и мор.
Империя роняет лавры,
теряет маховые перья,
жрецы богов, как динозавры,
погибли в пошлости безверья;
глухарь-поэт ещё токует,
стыдиться некого ему…
На что сменю тоску такую,
и в искупление приму?
На то, что дышит настоящим,
что льётся красным и горячим,
что не положишь в долгий ящик,
и в погребах души не спрячешь,
на сердце, тонущее в море,
на золотой среди грошей,
и чернозём на косогоре,
изрытый строфами траншей.
И этот нищий пятый угол
в пыли и горечи полыни
развёртывается упруго
путём, простёртым по пустыне,
где вечер тих и необъятен,
где ветер холоден и сух,
где слышит голос благодати
освобождающийся дух.
2008
Перекоп
На пустынной равнине у мёртвых озёр
тонкой рябью, дрожащей от зноя,
горизонт расплывается, зыбкий узор
совмещает с небесным земное,
и палит всё сильней, и вдали всё черней,
и горячей золой потянуло,
и мерещатся гривы летящих коней,
и кипящие тучи в нарывах огней,
и раскаты подземного гула.
То из прошлого – беглый огонь батарей,
батальоны идут на Литовский,
и ладони раскинул апостол Андрей,
застывая в прицеле винтовки,
и каховская кровь прямо в соль Сиваша
иссякающими родниками
потекла и горит как вино из ковша,
и сквозь пух облаков улетает душа,
и земля превращается в камень.
Это память и родина, ветер и путь,
это зарево, пепел и слово,
это кровь обратилась в гремучую ртуть,
и по сердцу грохочут подковы…
Красным – кровь и огонь, белым – свет и слеза,
между ними лазурь небосвода,
и смолой золотою текут образа…
Но когда же покинут война и гроза
неделимую душу народа!
2012
Времена прощаний
Мы живём во времена прощаний,
в горестном предчувствии разлук,
мы живём, как старые мещане,
оградив привычными вещами
уголок любви, познаний круг.
Словно в осаждённом бастионе,
слышим сотрясение извне —
матица надломленная стонет,
страх ютится пёрышком в ладонях,
трещины змеятся по стене.
Свежий холодок рубахи белой,
ладанка заветная в горсти,
и кресты, начертанные мелом,
и соединяет дух и тело
матушки молитва на груди.
Вот и всё – а больше и не надо!
Серый хлеб да чёрный виноград,
кроны леса и аллеи сада,
белый снег и злато листопада —
всё вместит один прощальный взгляд.
2021
Медный бунт
Не палят на Двору Государевом
наведённые в грудь пищали,
и не видно ни дыма, ни зарева, —
отчего же столько печали,
отчего в зелёном безмолвии
ненаглядных древних дерев
видишь рваные корни молнии,
под корой укрывшийся гнев?
Медный звон под корой и под ребрами,
в помертвевшем и душном полдне, —
время смутное, время лобное,
не тебя ли слышу и помню?
Не твоя ли бьёт артиллерия
в летний праздник да по своим,
не тобой ли рвутся артерии,
не в тебе ли по горло стоим?
Всё отравлено и растрачено,
от воды ключевой до елея,
медный мрак на глаза незрячие
опускается, тяжелея…
В синем небе демон карающий
пролетел, трубя и губя,
в чистом поле брат умирающий
отрекается от тебя.
2014
время скорби
Всё кружится и вьюжится,
рыдая на бегу
до льдистой красной лужицы,
протаянной в снегу,
до нашей скорби угольной
и горьких чёрных слёз
по всей стране, поруганной
и втоптанной в навоз.
Пора скорбеть и каяться
в беспамятных страстях,
но верба распускается
на плачущих ветвях,
но колыбелью солнечной
раскинулась весна,
а в тихой звёздной полночи
такая глубина…
Но как собрать единое —
где зёрна, где ростки?
Ладонью, словно льдиною,
касание руки…
Слова чадят как факелы
анчаровой смолы,
и молча плачут ангелы
на острие иглы…
2015
Надлом
Co to bedzie, co to bedzie?
Adam Mickiewicz
Что-то в мире надломилось,
и шатается на грани…
Поминутно повторяешь —
что-то будет, что-то грянет
неизбежно и немило,
по хребту и поперёк —
страшно, словно смерть вторая
встала на порог.
Но покойно и просторно,
если взглянешь по-иному,
если дух душой владеет,
и склоняется к земному,
наше горе, наши войны
обращая в сон земли,
бесполезный ум злодея
хороня в пыли.
Неприметна кровь на злате —
ей – сквозь белые покровы,
ей – закатом над полями,
ярой киноварью слова,
и крестом на снежном плате
заалеть сквозь темноту,
растекаясь, словно пламя
по листу.
Не хочу гадать на гуще,
и не верю гороскопам —
что-то будет, что-то грянет,
от пожара до потопа…
Умолкаю перед Сущим —
все мы скоро наяву
из Его открытой раны
каплей на траву.
А трава-то всё шелковей,
все росистей на рассвете, —
как легко она приемлет
дождь и кровь, мороз и ветер…
Капли жизней и любовей
из объятия цветка
тихо падают на землю
сквозь века.
2015
Предчувствие
Нынче небо хмуро и хмарно,
слякоть снега, и та сошла,
мостовая грязна, словно карма
в очагах и кавернах зла,
и живёшь ожиданьем крушений,
и со страхом входишь в метро,
и на душу надет ошейник,
а в глазах слепяще-пестро.
Ищешь выход, и сердце бьётся,
словно щука хвостом об лёд,
тщетно ловишь со дна колодца
облаков равнодушный полёт.
Статистический потребитель
сублимированных котлет
не расслышал слова «любите»,
и решил, что этого нет.
Нет ни солнца, ни Альтаира,
нет ни лунности, ни синевы,
ни пилотов, ни пассажиров,
нет ни птицы в небе Москвы…
Так зачем ты веришь и видишь
белокрылую высоту,
так зачем ты, хоть стоя, хоть сидя,
всё летишь и летишь по листу?
Всё предчувствуя, всё понимая,
у последнего рубежа
отверзает уста немая,
раскрывает крылья, дрожа,
и поёт, и плачет, немая,
неприкаянная душа
а волна гремит, набегая,
и дробится, смертью дыша.
2016
Всё воздушней
Всё воздушней, всё скорее
через реки и холмы
от апостола Андрея
до апостола Фомы,
от распаханного поля
и соснового венца
до жемчужины в неволе
и железного кольца…
Дух любви и дух сомнений,
с вечной скорбью вечный спор,
по полям туман и тени,
в небесах молчанье гор…
От ручья до океана
в тихой музыке дождя
обезумевшие страны
незаметно обходя,
Ты всё видишь, Ты всё знаешь,
Ты опять прощаешь нам,
но с отравой кровь земная
делит души пополам,
по артериям и венам
растекается огнём,
то позором, то изменой
искушая день за днём.
Разум злобен, сердце немо,
страсть слепа и горяча…
Ты простишь и эту немощь —
самому бы не прощать,
самому надеть рубаху,
что как снег белым-бела,
самому пойти на плаху
за слова и за дела,
а потом с Тобой далёко
через горы и леса,
где, куда ни глянет око,
края отчего краса,
где Твоё благословенье
в подорожнике росой,
где откроется спасенье
душеньке босой.
2015
Алёнушка
Небес отучневшее брюхо
все лето дождём истекало,
и зелень винного духа
трещину в сердце искала,
и утро было как вечер,
а дни как сумерки длились,
и смерть с ночами делили
по мере тоски человечьей.
Ручьями радуги плыли,
и лужи цвели зеркалами,
дремало в сырой могиле
полудня светлое пламя,
молитвы творили монахи,
и вторили им мещане,
вожди разражались речами,
но всех уравняли страхи!
И все про себя шептали —
когда ожидать потопа,
союза крови и стали
на площадях и в окопах?
Кляли природу и власти,
прошлое поминая,
и память плелась, больная,
сквозь горести и напасти.
А где-то в русском раздолье,
среди земляники алой,
плача последней болью,
Алёнушка умирала!
Вьюнки пеленали рану,
вились по крови и стали,
и в гуще трав и бурьяна
кузнечики стрекотали…
2018
Снайпер
В просветлённой оптике прицела
видеть окна, двери, силуэты,
словно текст без точек и пробелов —
на виду хранимые секреты,
комья жизни на штыке лопаты,
яркий фантик в мусорном мешке,
и недолгий блеск звезды косматой,
мимо пролетевшей налегке.
Равномерно, медленно, направо
и немного вниз… Велосипедик
замер возле лужицы кровавой…
Вверх и влево, ко двору соседей,
а оттуда горькой гари запах,
видно шевеление куста,
вот, уже в прицеле… Но внезапно
вспышка, и обвалом темнота!
Так должны заканчиваться войны —
просто, безусловно, справедливо —
ты теперь не снайпер, а покойник,
а земля темна и терпелива,
а врага встречать ей не впервые —
скольких забрала в себя она…
Годы роковые, грозовые,
Русская Весна.
2022
Сирень
Наверное, уже цветёт сирень
у Выдубицкого монастыря,
наверное, вздыхая и горя,
она наполнила весенний день
румянцем, сливками и синевой,
задумчивой и помнящей печаль…
А день так ясен, и над головой
такая кипень и такая даль…
Но мне всё видятся скелеты тополей,
изодранные остовы машин,
и чёрный дым с истерзанных полей,
и слёзы с кровью на щеках мужчин.
2022
Красный и белый
Алый плющ на стене белокаменной,
пятна крови на белой рубахе,
ликование жаркого пламени
над покровами бледного праха.
От взаимной вражды обессилев,
белый с красным слились и застыли,
лёд с огнём породили слезу,
а она в багрянице заката
сочетает осеннее злато
и вечерних небес бирюзу.
А потом на дороги разбитые
льётся дождь, и раскисшую глину
вороные взбивают копытами,
и ободьями наполовину
в этой жиже ползут трёхдюймовки,
с карабинами наизготовку
мужиков конвоиры ведут,
веет копотью, кровью, навозом,
смрад тифозный плывёт за обозом,
труп лежит – и раздет, и раздут.
Первым снегом укрой, бледным саваном
эту ниву, село и дорогу,
замети эту землю кровавую,
чтоб не видеть её, ради Бога!
Чтобы кровь под бинтом снежно-белым
упокоилась и отболела,
чтобы насмерть замёрзла война,
и – ни стали, ни слёз, ни развалин,
только шёпот апрельских проталин,
только майских садов тишина.
Отпою, отмолю, убаюкаю,
как умею, своими словами,
перед мороком, мраком и муками.
Сам Господь осенил образами
эти зори, пожары и раны,
эту изморось, эти туманы,
этих скорбных снегов чистоту.
Припадаю в последнем поклоне,
а в глазах – словно белые кони
загораются на лету.
2022
Весна и вечность
Памяти Ольги Качуры
В небе месяц золотой,
крест восьмиконечный,
в чистом поле пыль да зной,
а над полем – вечность.
В мире света и покоя
тают облака,
и уходит всё мирское —
музыка легка.
Это музыка любви
над страной взлетает,
как её ни назови,
а она такая —
ей не дали нотных знаков,
клавишей, струны…
Только залпы и атаки
на полях войны.
У неё была судьба,
но отняли силой…
Орудийная пальба,
свежие могилы…
Ей бы деточек лелеять,
песенку им спеть,
но под сердцем кровь алеет,
и приходит смерть.
Но жива её земля,
но тверды устои —
хлебодарные поля,
море золотое,
пламенеет жаркий уголь,
рельсы мчатся вдаль,
распрямляется упруго
боевая сталь!
Купол звёздно-голубой,
крест восьмиконечный…
Женщины уходят в бой,
перед ними вечность!
Светлые, Господню Чашу
приняли до дна.
Смотрит с фотографий ваших
Русская Весна.
2022
Нежность пепла
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71021131) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Никита Брагин
Новая книга московского поэта Никиты Брагина посвящена Родине и любви. Мировые события, темы Русского Севера и русской культуры отразились в трех частях книги.
Слово на ладони
Стихотворения
Никита Брагин
© Никита Брагин, 2024
ISBN 978-5-0064-4519-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Хоть рыдай не рыдай
Хоть рыдай не рыдай, хоть кричи не кричи,
по притихшей Одессе идут палачи,
против них ни пройти, ни проехать,
против них ни речей, ни горящих очей,
ни железных дверей, ни заветных ключей —
им убийство всего лишь потеха.
Не поймёшь, не проймёшь, не раздавишь как вошь,
ибо каждый из них и пригож, и хорош —
сам затопчет, кого пожелает;
будут кости хрустеть как во рту леденец,
и прольётся свинец, и наступит конец —
аж вода помертвеет живая…
…Стало горе горчее, война – горячей,
в медсанбат на носилках внесли палачей,
за погибших поставили свечи;
уцелевший на землю кладёт автомат —
он без памяти рад, он же русскому брат,
а Россия и кормит, и лечит.
2014
Ещё есть время
There is still time… brother
В чём сила, брат? Обожжена броня,
разбит бетон, щетиной арматура —
у смерти не бывает перекура,
она не утомится, хороня.
В чём сила? В мураве под сапогом,
в сырой земле под гусеницей ржавой,
в России, что превыше, чем держава,
и в памяти о самом дорогом.
В чём совесть, брат? Опять берёшь взаймы,
и думаешь, как избежать уплаты,
и как достроить, наконец, палаты
с эмблемой в виде нищенской сумы…
В чём совесть? В неиспользованной лжи,
в тяжёлом неразряженном патроне,
и в тех, кто голову в земном поклоне
склонил, за други душу положив.
В чём правда, брат? А в том, что все умрут —
и те, кто разжигал, и те, кто тушит,
кто слышал всё, кто ничего не слушал,
кто бросил всё, кто продолжал свой труд.
В чём правда? Здесь по-русски говорят,
но детский плач повсюду одинаков.
Сейчас твоих детей пошлют в атаку.
Останови. Ещё есть время, брат.
2014
Конь Блед
Вдруг, безмерно, беззаконно,
безотчётно и сурово
разнесётся топот конный
и разбудит… Полвторого,
за окном темно и снежно,
под ребром лохмотья боли,
и летит душа кромешно,
словно ветер в чисто поле…
Но куда ты, конь мой бледный,
ночью судной, тенью смутной
перескакиваешь бездны
безответно, безрассудно?
Или видишь гневным оком
полыхание пожара,
или слышишь счёт порокам
на пиру у Валтасара?
Или чувствуешь родную,
отлетающую в небо,
где Сидящий одесную
ей подаст вина и хлеба?
Нет, ни то и ни другое, —
это слово на ладони,
это солнце за рекою,
где в росе играют кони,
это стелется травою,
недосказанное пряча,
это рвётся ретивое,
то ли плясом, то ли плачем…
2009
Твоя любовь
Твоя любовь как девочка во храме,
коснувшаяся мрамора колонны,
внимающая высям, где бездонны
органные хоралы над хорами.
Твоя любовь как лепесток на шраме
израненной земли, чьи мегатонны
лежат пушинкой на руке Мадонны,
нетленной над костями и кострами.
Твоя любовь – калиновые грозди,
алеющие как бутон стигмата
в ладони мира, пригвождённой болью.
Твой белый ангел зажигает звёзды,
и, пролетая над земной юдолью,
слезу роняет на лицо солдата.
2009
Из стольного Киева
Принеси же из стольного Киева
крестик медный, крупинку святыни,
и судьбиной своей обреки его
на дороги, просторы, пустыни,
и на север, в леса заповедные
отправляясь путем всей земли,
сохрани, как молитву заветную,
и печали свои утоли.
И когда совершится неправое
расторжение крови и веры,
и когда над Печерскою Лаврою
в грозной хмари завоют химеры, —
ничего не добьются преступники
в черном аде костров и костей,
потому что душа неприступнее
всех утесов и всех крепостей.
Потому что ни кровью, ни копотью
не замазать пресветлого лика,
и бесовскому свисту и топоту
не прервать литургии великой, —
не бывает Господь поругаемым,
и во тьме не смеркается свет…
Помолись за спасенье Украины,
даже если спасения нет.
2012
Пятый угол
Меня загнали в пятый угол
потомки обров и дулебов;
горелый пух вороньих пугал
в моё прокуренное небо
летит, и опадают шкурки
повылинявших облаков
на молодящихся придурков
и вечно юных дураков.
А небеса чреваты прошлым,
наполовину позабытым,
при том, что будущее в крошки
толпой бездельников разбито…
Остановившись на минуту,
я чувствую – молчат часы,
и память вековечной смуты
сквозит предчувствием грозы.
Движенья нет. Мудрец брадатый
забрался на колонну храма.
Теперь он столпник. Небогата
палитра этой панорамы —
пустые постаменты статуй,
свезённых на монетный двор,
и зрелище звезды хвостатой,
вещающей войну и мор.
Империя роняет лавры,
теряет маховые перья,
жрецы богов, как динозавры,
погибли в пошлости безверья;
глухарь-поэт ещё токует,
стыдиться некого ему…
На что сменю тоску такую,
и в искупление приму?
На то, что дышит настоящим,
что льётся красным и горячим,
что не положишь в долгий ящик,
и в погребах души не спрячешь,
на сердце, тонущее в море,
на золотой среди грошей,
и чернозём на косогоре,
изрытый строфами траншей.
И этот нищий пятый угол
в пыли и горечи полыни
развёртывается упруго
путём, простёртым по пустыне,
где вечер тих и необъятен,
где ветер холоден и сух,
где слышит голос благодати
освобождающийся дух.
2008
Перекоп
На пустынной равнине у мёртвых озёр
тонкой рябью, дрожащей от зноя,
горизонт расплывается, зыбкий узор
совмещает с небесным земное,
и палит всё сильней, и вдали всё черней,
и горячей золой потянуло,
и мерещатся гривы летящих коней,
и кипящие тучи в нарывах огней,
и раскаты подземного гула.
То из прошлого – беглый огонь батарей,
батальоны идут на Литовский,
и ладони раскинул апостол Андрей,
застывая в прицеле винтовки,
и каховская кровь прямо в соль Сиваша
иссякающими родниками
потекла и горит как вино из ковша,
и сквозь пух облаков улетает душа,
и земля превращается в камень.
Это память и родина, ветер и путь,
это зарево, пепел и слово,
это кровь обратилась в гремучую ртуть,
и по сердцу грохочут подковы…
Красным – кровь и огонь, белым – свет и слеза,
между ними лазурь небосвода,
и смолой золотою текут образа…
Но когда же покинут война и гроза
неделимую душу народа!
2012
Времена прощаний
Мы живём во времена прощаний,
в горестном предчувствии разлук,
мы живём, как старые мещане,
оградив привычными вещами
уголок любви, познаний круг.
Словно в осаждённом бастионе,
слышим сотрясение извне —
матица надломленная стонет,
страх ютится пёрышком в ладонях,
трещины змеятся по стене.
Свежий холодок рубахи белой,
ладанка заветная в горсти,
и кресты, начертанные мелом,
и соединяет дух и тело
матушки молитва на груди.
Вот и всё – а больше и не надо!
Серый хлеб да чёрный виноград,
кроны леса и аллеи сада,
белый снег и злато листопада —
всё вместит один прощальный взгляд.
2021
Медный бунт
Не палят на Двору Государевом
наведённые в грудь пищали,
и не видно ни дыма, ни зарева, —
отчего же столько печали,
отчего в зелёном безмолвии
ненаглядных древних дерев
видишь рваные корни молнии,
под корой укрывшийся гнев?
Медный звон под корой и под ребрами,
в помертвевшем и душном полдне, —
время смутное, время лобное,
не тебя ли слышу и помню?
Не твоя ли бьёт артиллерия
в летний праздник да по своим,
не тобой ли рвутся артерии,
не в тебе ли по горло стоим?
Всё отравлено и растрачено,
от воды ключевой до елея,
медный мрак на глаза незрячие
опускается, тяжелея…
В синем небе демон карающий
пролетел, трубя и губя,
в чистом поле брат умирающий
отрекается от тебя.
2014
время скорби
Всё кружится и вьюжится,
рыдая на бегу
до льдистой красной лужицы,
протаянной в снегу,
до нашей скорби угольной
и горьких чёрных слёз
по всей стране, поруганной
и втоптанной в навоз.
Пора скорбеть и каяться
в беспамятных страстях,
но верба распускается
на плачущих ветвях,
но колыбелью солнечной
раскинулась весна,
а в тихой звёздной полночи
такая глубина…
Но как собрать единое —
где зёрна, где ростки?
Ладонью, словно льдиною,
касание руки…
Слова чадят как факелы
анчаровой смолы,
и молча плачут ангелы
на острие иглы…
2015
Надлом
Co to bedzie, co to bedzie?
Adam Mickiewicz
Что-то в мире надломилось,
и шатается на грани…
Поминутно повторяешь —
что-то будет, что-то грянет
неизбежно и немило,
по хребту и поперёк —
страшно, словно смерть вторая
встала на порог.
Но покойно и просторно,
если взглянешь по-иному,
если дух душой владеет,
и склоняется к земному,
наше горе, наши войны
обращая в сон земли,
бесполезный ум злодея
хороня в пыли.
Неприметна кровь на злате —
ей – сквозь белые покровы,
ей – закатом над полями,
ярой киноварью слова,
и крестом на снежном плате
заалеть сквозь темноту,
растекаясь, словно пламя
по листу.
Не хочу гадать на гуще,
и не верю гороскопам —
что-то будет, что-то грянет,
от пожара до потопа…
Умолкаю перед Сущим —
все мы скоро наяву
из Его открытой раны
каплей на траву.
А трава-то всё шелковей,
все росистей на рассвете, —
как легко она приемлет
дождь и кровь, мороз и ветер…
Капли жизней и любовей
из объятия цветка
тихо падают на землю
сквозь века.
2015
Предчувствие
Нынче небо хмуро и хмарно,
слякоть снега, и та сошла,
мостовая грязна, словно карма
в очагах и кавернах зла,
и живёшь ожиданьем крушений,
и со страхом входишь в метро,
и на душу надет ошейник,
а в глазах слепяще-пестро.
Ищешь выход, и сердце бьётся,
словно щука хвостом об лёд,
тщетно ловишь со дна колодца
облаков равнодушный полёт.
Статистический потребитель
сублимированных котлет
не расслышал слова «любите»,
и решил, что этого нет.
Нет ни солнца, ни Альтаира,
нет ни лунности, ни синевы,
ни пилотов, ни пассажиров,
нет ни птицы в небе Москвы…
Так зачем ты веришь и видишь
белокрылую высоту,
так зачем ты, хоть стоя, хоть сидя,
всё летишь и летишь по листу?
Всё предчувствуя, всё понимая,
у последнего рубежа
отверзает уста немая,
раскрывает крылья, дрожа,
и поёт, и плачет, немая,
неприкаянная душа
а волна гремит, набегая,
и дробится, смертью дыша.
2016
Всё воздушней
Всё воздушней, всё скорее
через реки и холмы
от апостола Андрея
до апостола Фомы,
от распаханного поля
и соснового венца
до жемчужины в неволе
и железного кольца…
Дух любви и дух сомнений,
с вечной скорбью вечный спор,
по полям туман и тени,
в небесах молчанье гор…
От ручья до океана
в тихой музыке дождя
обезумевшие страны
незаметно обходя,
Ты всё видишь, Ты всё знаешь,
Ты опять прощаешь нам,
но с отравой кровь земная
делит души пополам,
по артериям и венам
растекается огнём,
то позором, то изменой
искушая день за днём.
Разум злобен, сердце немо,
страсть слепа и горяча…
Ты простишь и эту немощь —
самому бы не прощать,
самому надеть рубаху,
что как снег белым-бела,
самому пойти на плаху
за слова и за дела,
а потом с Тобой далёко
через горы и леса,
где, куда ни глянет око,
края отчего краса,
где Твоё благословенье
в подорожнике росой,
где откроется спасенье
душеньке босой.
2015
Алёнушка
Небес отучневшее брюхо
все лето дождём истекало,
и зелень винного духа
трещину в сердце искала,
и утро было как вечер,
а дни как сумерки длились,
и смерть с ночами делили
по мере тоски человечьей.
Ручьями радуги плыли,
и лужи цвели зеркалами,
дремало в сырой могиле
полудня светлое пламя,
молитвы творили монахи,
и вторили им мещане,
вожди разражались речами,
но всех уравняли страхи!
И все про себя шептали —
когда ожидать потопа,
союза крови и стали
на площадях и в окопах?
Кляли природу и власти,
прошлое поминая,
и память плелась, больная,
сквозь горести и напасти.
А где-то в русском раздолье,
среди земляники алой,
плача последней болью,
Алёнушка умирала!
Вьюнки пеленали рану,
вились по крови и стали,
и в гуще трав и бурьяна
кузнечики стрекотали…
2018
Снайпер
В просветлённой оптике прицела
видеть окна, двери, силуэты,
словно текст без точек и пробелов —
на виду хранимые секреты,
комья жизни на штыке лопаты,
яркий фантик в мусорном мешке,
и недолгий блеск звезды косматой,
мимо пролетевшей налегке.
Равномерно, медленно, направо
и немного вниз… Велосипедик
замер возле лужицы кровавой…
Вверх и влево, ко двору соседей,
а оттуда горькой гари запах,
видно шевеление куста,
вот, уже в прицеле… Но внезапно
вспышка, и обвалом темнота!
Так должны заканчиваться войны —
просто, безусловно, справедливо —
ты теперь не снайпер, а покойник,
а земля темна и терпелива,
а врага встречать ей не впервые —
скольких забрала в себя она…
Годы роковые, грозовые,
Русская Весна.
2022
Сирень
Наверное, уже цветёт сирень
у Выдубицкого монастыря,
наверное, вздыхая и горя,
она наполнила весенний день
румянцем, сливками и синевой,
задумчивой и помнящей печаль…
А день так ясен, и над головой
такая кипень и такая даль…
Но мне всё видятся скелеты тополей,
изодранные остовы машин,
и чёрный дым с истерзанных полей,
и слёзы с кровью на щеках мужчин.
2022
Красный и белый
Алый плющ на стене белокаменной,
пятна крови на белой рубахе,
ликование жаркого пламени
над покровами бледного праха.
От взаимной вражды обессилев,
белый с красным слились и застыли,
лёд с огнём породили слезу,
а она в багрянице заката
сочетает осеннее злато
и вечерних небес бирюзу.
А потом на дороги разбитые
льётся дождь, и раскисшую глину
вороные взбивают копытами,
и ободьями наполовину
в этой жиже ползут трёхдюймовки,
с карабинами наизготовку
мужиков конвоиры ведут,
веет копотью, кровью, навозом,
смрад тифозный плывёт за обозом,
труп лежит – и раздет, и раздут.
Первым снегом укрой, бледным саваном
эту ниву, село и дорогу,
замети эту землю кровавую,
чтоб не видеть её, ради Бога!
Чтобы кровь под бинтом снежно-белым
упокоилась и отболела,
чтобы насмерть замёрзла война,
и – ни стали, ни слёз, ни развалин,
только шёпот апрельских проталин,
только майских садов тишина.
Отпою, отмолю, убаюкаю,
как умею, своими словами,
перед мороком, мраком и муками.
Сам Господь осенил образами
эти зори, пожары и раны,
эту изморось, эти туманы,
этих скорбных снегов чистоту.
Припадаю в последнем поклоне,
а в глазах – словно белые кони
загораются на лету.
2022
Весна и вечность
Памяти Ольги Качуры
В небе месяц золотой,
крест восьмиконечный,
в чистом поле пыль да зной,
а над полем – вечность.
В мире света и покоя
тают облака,
и уходит всё мирское —
музыка легка.
Это музыка любви
над страной взлетает,
как её ни назови,
а она такая —
ей не дали нотных знаков,
клавишей, струны…
Только залпы и атаки
на полях войны.
У неё была судьба,
но отняли силой…
Орудийная пальба,
свежие могилы…
Ей бы деточек лелеять,
песенку им спеть,
но под сердцем кровь алеет,
и приходит смерть.
Но жива её земля,
но тверды устои —
хлебодарные поля,
море золотое,
пламенеет жаркий уголь,
рельсы мчатся вдаль,
распрямляется упруго
боевая сталь!
Купол звёздно-голубой,
крест восьмиконечный…
Женщины уходят в бой,
перед ними вечность!
Светлые, Господню Чашу
приняли до дна.
Смотрит с фотографий ваших
Русская Весна.
2022
Нежность пепла
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71021131) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.