Читать онлайн книгу «Мумия по соседству» автора Алексей Белькомбэ

Мумия по соседству
Алексей Белькомбэ
Сколько реальностей есть у вас? А у ваших близких? Вы никогда не интересовались, что именно они видят и чувствуют? А что ощущаете вы сами? Я тоже был убеждён, что действительность одинакова для меня и моих родителей, пока однажды мы все не провалились в одну больную реальность нашей семьи. А как это увидите вы?

Алексей Белькомбэ
Мумия по соседству

Данное художественное произведение хоть и основано на реальных событиях, но всё же является продуктом воспалённого воображения его автора. Все замеченные Вами совпадения с реальными людьми, местами, происшествиями есть признаки развивающейся паранойи.

Пролог
17.05.2016
Пожилой мужчина с гладковыбритым лицом и мутными карими глазами смотрел на меня поверх очков с толстыми стёклами. Он сжал пухлые губы, так похожие на жирных червячков, растянул ноздри, с торчащими оттуда волосками, и неслышно втянул воздух в легкие.
– Игорь… – мужчина обратился ко мне.
Мышцы затвердели, я тихо ответил:
– Да?
Собеседник стянул очки со своего лица, взяв их элегантно за оправу, закусил внутреннюю нижнюю сторону правой щеки, чуть помедлил и с расстановкой произнес:
– Вам будет комфортно, если я буду и дальше к вам так обращаться?
Я слегка дёрнул головой, однако это не осталось незамеченным для моего пожилого собеседника. От этого я смутился ещё сильнее.
– Да, конечно, Савелий Алексеевич. Никаких проблем.
Уголок рта мужчины поднялся вверх и, как мне показалось, из-за этого он помолодел лет на десять. Встав из-за своего стола, он подошел к окну. Лето ещё толком не началось, но уже было достаточно жарко, а иногда откровенного душно.
Поздний май в нашем городе всегда один и тот же. Почки на деревьях уже во всю пестрили своими красивыми букетами и дурманящими ароматами. Бурая трава на газонах заменялась живой зеленью. Но теплая погода была еще слишком юна, чтобы позволить нам всем постоянно ходить в лёгкой одежде.
– … рою окно? – какой-то шум вырвал меня из рассуждений.
Я повернул глаза почти на максимально возможный угол в сторону шума, стараясь больше не двигать головой. Савелий Алексеевич стоял возле окна и вопросительно смотрел на меня. Я не стал переспрашивать и лишь равнодушно кивнул.
– А-то душно стало в кабинете, а нам с вами не помешает свежий воздух. Я правильно говорю? – старик изменил положение ручки на оконной раме, переместив её вверх и потянул на себя.
Сидеть неподвижно на деревянном стуле утомляло. Я сам не знаю почему или от чего, но я почти не двигался. Словно слился с мебелью. Благо на нём была спинка, которая являлась верной опорой моей сутулой спине.
В помещение ворвался свежий, слегка прохладный воздух и едва различимая мелодия города. Новым кислородом было приятно дышать. Запах выпечки приятно защекотал ноздри. Я невольно сглотнул слюну.
Савелий Алексеевич уже успел вернуться к своему рабочему месту, сцепить руки в замок и поставить на них свой волевой подбородок. Его подслеповатый взгляд был направлен куда-то сквозь меня и был максимально рассеян по помещению, будто пытался охватить всё сразу и ничего не упустить. Он улыбнулся и мягким голосом прошептал:
– Не могли бы вы мне ещё раз рассказать всё с самого начала?
Мне захотелось встать и уйти. Прекратить этот бессмысленный и бесконечный разговор. Но я ничего не сделал, руки всё также лежали на ногах. Я посмотрел на старика, целясь ему прямо в глаза, но поймать его рассеянный взгляд было затруднительно. Солнечный свет, отраженный от его белого халата, неприятно обжег мне сетчатку. Зажмурившись дольше обычного, я спросил:
– С мамой ведь всё хорошо, да? Где она?
– Да, с вашей мамой всё хорошо. Она в полном порядке.
– Понимаете, это не мне нужна помощь, а ей. Моя матушка серьезно больна! С ней нужно заниматься, работать…Я не знаю, у вас же есть специалисты и по этому профилю. Почему ничего не происходит? – отбарабанил я.
Ни один мускул на лице врача не дрогнул. Савелий Алексеевич тяжело выдохнул, аккуратно нацепил очки и открыл лежащую перед ним папку.
– Игорь, не волнуйтесь, всё будет замечательно. Вашей маме оказывается вся необходимая помощь. С ней работают, однако, и нам с вами нужно поработать, – Савелий Алексеевич говорил со мной, не поднимая головы. – Я знаю, что вы уже сильно измотаны. И да, вы уже столько раз рассказывали эту историю другим докторам, той же Ольге Кирилловне, но поймите, мне важно самому услышать ее от вас. Только так у нас получится оказать вашей матери требуемую помощь.
Усталость, скопившаяся за последние месяцы, да что там месяцы, годы, давала о себе знать, но слова врача били в самое сердце. Моей матери нужна поддержка, и только я могу повлиять сейчас на сложившуюся ситуацию.
– Но там же всё записано, в этой, вот, папке, которую вы держите в руках! Ольга Кирилловна постоянно делала какие-то записи. Зачем нам мусолить одно по одному? – я осекся и продолжил. – Простите, я немного устал сидеть. Можно я похожу?
Доктор отвлёкся от чтения и удивленно посмотрел на меня.
– Да, конечно! Вы можете делать всё для своего комфорта, а я постараюсь вам помочь!
Голова закружилась от того, что я резко встал со стула. Тело было ватным и не слушалось меня совсем. В ноги стали бить тысячи маленьких иголок. Немного переждав неприятные ощущения, я побрел к окну, практически не открывая ног от пола. От этого получались смешные шаркающие звуки.
Старый деревянный подоконник местами имел потрескавшуюся белую краску. Я брезгливо сморщил нос и сцепил руки за спиной. Взгляда врача я не видел, но знал, чувствовал, что он наблюдает за мной.
Солнце ярко светило, маленький ветерок гулял в кронах садовых деревьев напротив. Людей я не заметил.
– Тогда был похожий день… – я начал свою историю.

+++
06.08.2005
Струйка холодного липкого мороженного медленно стекала по моей желтой футболке. Крепко зажатое в правой руке лакомство начало подтекать на предплечье. Через пару секунд десерт уже капал на землю.
Мужчина, сидящий рядом со мной, отодвинул от лица кнопочный телефон.
– Игорь, твою мать, ну, сколько можно?! Почему ты не можешь есть нормально? Постоянно с тобой так! Ну, е-мое, в самом-то деле… А-а-а, за что мне такой сын?
Внутри меня облили чем-то горячим. Я весь сжался и старался лишний раз не шевелиться. Футболка неприятно прилипла к груди, но одёрнуть её я не решился.
Мой отец, ругаясь, начал что-то искать в рюкзаке. Секунды тянулись, и, наконец, он достал влажные салфетки. Покрутил их в руках и небрежно кинул в мою сторону.
– Вытрись ты уже! Позоришь меня постоянно. Больше с тобой никуда не пойду. Постоянно какие-то проблемы…
Я перестал слушать отца. Открыл пачку с салфетками и начал судорожно вытираться. Проходящие мимо отдыхающие не обращали никакого внимания на уткнувшегося в телефон средних лет мужчину и меня, измазанного в сливочном пломбире.
Откуда-то издали доносились звуки наружной рекламы, заманивающей людей купить одежду. Ему в противовес возражал другой голос, уговаривающий отдыхающих посетить кафе и освежиться прохладными напитками. Рядом с нами без конца проходили люди, самые разные на вид. Между ними сновали продавцы всяких вкусностей, раздатчики флаеров и прочие интересные личности.
Обычный майский выходной в обычном провинциальном районном центре.
Я закончил вытираться и некоторое время молча сидел, не решаясь побеспокоить папу.
Знакомое, еле слышимое цоканье ударило меня по ушам.
– Ну и че ты сидишь? Чего ждешь? Салфетки выкинь! Куда ты их кидаешь! Твою мать, Игорь, в урну!
После того, как я покорно выбросил использованные салфетки в ближайшую урну в форме пингвина, он продолжил наседать на меня:
– Столько салфеток использовал! Можно как-то поэкономнее, а? Игорь, я с кем говорю?!
Выплюнутое из его рта моё имя, словно брошенный острый нож, попало в цель и перерубило что-то внутри. Струйки бурлящего кипятка тут же залили мои дрожащие внутренности.
– Прости, пап, – тихо произнёс я с опущенной головой.
Ответа отец не дал, лишь молча продолжил глядеть в телефон.
Ещё пару месяцев назад мы с родителями жили в другом месте. Далеко-далеко от этого города. Там была плоская земля, и можно было видеть конец улицы, на которой стоишь. Этот же город стоял на небольших холмах. Гулять пешком по нему было неудобно, ездить на машине – тоже. Поэтому любые вылазки в ближайший парк были для меня большим праздником.
Переехать нас вынудили два обстоятельства. Во-первых – моей маме предложили место старшей медсестры с большей зарплатой, а во-вторых, родителям нужно было решать вопрос с моим предстоящим началом обучения в школе. Те, что находились там, если судить по разговорам родителей, в основном, конечно, мамы, были не очень хорошие. В них учились одни дураки. Следовательно, переезд даже не обсуждался.
Мне показалось, что солнце увеличилось в размерах и стало ощутимо припекать. После сладкого и жирного мороженного мне захотелось пить. Отца я не тревожил. Он быстрыми движениями пальцев рук, что-то набирал на клавиатуре. Я неслышно вдохнул и отвернулся от него, продолжая смотреть на прохожих, небрежно болтая ногами в воздухе.
Я сильно скучал по своим старым друзьям. Все они остались в прошлом месте. Мне их не хватало. Какой-то связи мы не имели, и оставалось надеяться, что когда-нибудь я или они приедем друг к другу в гости. Из всей своей дворовой компании, я больше всего нуждался в Андрее. Он был небольшого роста и неприлично худощав, но это не мешало ему иметь самый боевой характер во дворе. Никогда ничего и никого не боялся. Из-за этого мы просто не могли сидеть на месте и каждый день попадали в какие-нибудь приключения. Помню, как однажды мы решили, что сбить осиное гнездо – это хорошая идея. После чего получили отпор от возмущенных насекомых, которым совершенно не понравилось вторжение в их жилище, и мы ходили почти неделю опухшие и красные. Но не все затеи плохо кончались, были и удачные дни. Например, как-то раз в мусорной урне, стоящей возле нашей любимой лавочки, Андрей нашёл целых сто рублей! Мы ещё долго ломали языки в обсуждении, как они могли там оказаться, попутно деля поровну вторую пачку сухариков.
Частенько я чувствовал себя одиноко после переезда. Родители были слишком заняты обустройством себя и нашего быта в новом городе. Мать почти всё время пропадала на дежурствах, беря дополнительные смены, чтобы заработать больше денег. Отец… Я не особо понимал, чем он занимается, но его регулярно не было дома. И я оставался совсем один.
Мысль о том, что уже в этом году, буквально через пару месяцев, я пойду в школу, грела меня. Хотелось побыстрее познакомиться с новыми людьми, учителями, узнать, как учеба будет происходить на самом деле. Мне много про это рассказывала мама, но сам я никогда не был в школах.
Некоторое время мы молча просидели на скамейке, даже несмотря друг на друга. Чувство жажды усиливалось.
– Пап…? – неловко начал я.
Мой папа закрыл глаза и сильно их сжал. Я решил не дожидаться его реакции и продолжил:
– Пойдем погуляем, а то я устал просто сидеть. Пожалуйста…
Он посмотрел на меня, почесал сзади худую шею и произнес:
– Ну, пойдем походим. Только, последний раз тебе говорю, веди себя нормально!
Легкий кашель неконтролируемо вырвался из моей глотки. Отец цокнул и встал со скамьи. Затем огляделся по сторонам, словно искал кого-то знакомого и пошел по направлению к выходу из парка.
Так рано идти домой я совсем не хотел, но выбора не было. Я пристроился рядом с папой и старался не отставать от его длинных взрослых шагов.
Он смотрел в телефон, почти не поднимая глаз на дорогу. После недолгого колебания, я попытался взять его за руку. Мне удалось! С полминуты мы шли, держась за руки, и я успел испытать целую гамму эмоций. Однако отец выпустил мою ручку, перехватил устройство и принялся с усилием стучать по клавиатуре.
Борясь с появившимся комом в горле и подступающими слезами, я стиснул зубы и бесцельно смотрел перед собой.
Мы шли по асфальтированной дорожке. Папа сосредоточено смотрел в телефон, но в один миг его лицо неожиданно разгладилось и просияло, появилась кривая улыбка. Он резко остановился, затем посмотрел на меня оценивающим взглядом. После такого взгляда я всегда невольно сжимался, стараясь казаться меньше, чем я есть.
– Мне нужно отойти ненадолго. Ради Бога, скажи мне – я могу оставить тебя одного здесь? Ты ничего не сделаешь плохого? Я не знаю…Не убежишь куда-нибудь? – спросил у меня отец.
Я растерялся от такого щедрого предложения. В голове тысячью идей пронеслась мысль о том, как я могу тут один развлечься, без пристального надзора отца. Я открыл слипшийся от отсутствия влаги рот и произнес:
– Обещаю, что всё будет хорошо! Я же уже большой. Только… Можешь купить мне немного водички? Я сильно хочу пить.
– У меня нет на это времени. Нужно было дома пить, – обрубил отец.
Затем он нехотя достал кошелёк, вытащил одну купюру и протянул её мне.
– Вот, возьми. И всё не трать, а! Купи себе маленькую бутылку воды и всё!
– Хорошо, пап, спасибо большое! – я осторожно, словно боясь спугнуть сошедшую на него блажь, взял банкноту.
– Будь здесь и никуда не уходи. Я скоро вернусь, и мы поедем домой. Может быть минут тридцать, или сорок. Ты все понял, Игорь? – отец положил бумажник в карман.
– Да, быть здесь и никуда не уходить, – повторил я, все также держа деньги в руках перед собой.
Отец сжал губы и шумно выдохнул. Ещё раз посмотрел в телефон, и уже не поднимая на меня взгляда, пошел к выходу из парка.
Я аккуратно, стараясь не помять такую ценную для меня бумажку, сложил её в карман шорт.
Долгожданная свобода! Я могу делать, что я захочу, пойти в самые удаленные уголки парка! Да что там уголки, я могу его полностью исследовать! Изучить вдоль и поперек!
Я стоял на месте и глупо улыбался.
Эйфория потихоньку стала сходить на ноль, и чувство нестерпимой жажды ударило с новой силой. Нужно было поскорее найти место, где можно купить маленькую бутылочку воды. На счастье, я запомнил, где это можно было сделать.
Отец уже скрылся за воротами парка, а я пошел в сторону киоска с продуктами.
Облака неспешно плыли по ярко-голубому небу, легкий ветерок трепал кроны деревьев, а народ протекал по обе стороны от меня. Всё стало таким спокойным и умиротворяющим. Меня абсолютно ничего не волновало в тот момент, кроме чувства жажды, но и оно как-то вытиснилось психикой на задний план. Всё было таким правильным тогда.
Я опустил руку в карман и нащупал лежащую там купюру. Она была на месте. Теперь точно волноваться не о чем. Я улыбнулся своим мыслям. И в добавок ко всему – я был предоставлен сам себе! Даже на этот крохотный промежуток, обозначенный папой, в полчаса, но я был свободен!
Через пару минут передо мной появился заветный киоск.
Мама вручила дочери только что купленное мороженное, они, помедлив, отошли в сторону, и наконец-то подошла моя очередь. Глядя на них, малоприятными липкими воспоминаниями вернулось ко мне недавно съеденное сливочное лакомство.
Молодая продавщица, взглянула на меня и заметила, что я был без взрослых.
– Привет! Уже выбрал что-то? – я смог разобрать в её голосе легкие нотки тревоги.
– Здравствуйте! Мне, пожалуйста, маленькую воду. Без газов, – по-взрослому ответил я и был необычайно горд собой.
Улыбчивая хозяйка взяла ключ от холодильника с напитками, протянула его мне со словами:
– Сам открыть сможешь?
Я молча кивнул и взял ключи. Выбрать нужную бутылку не составило большого труда – мне сейчас подойдет любая. Вода из холодильника приятно обжигала кожу холодом и оставляла влагу на ладони.
Поставив на прилавок покупку и вернув ключи девушке, я, как можно более величественнее, достал из кармана своих детских шорт деньги и протянул их продавцу.
Девушка это оценила и улыбнулась.
– Ты тут один гуляешь? – спросила она, отсчитывая сдачу.
– Не совсем, я с папой. Он отошел ненадолго и попросил меня купить водички, – сказал я и закусил губу. Мама наказывала, что нельзя рассказывать незнакомцам такие подробности. Да и слово «водичка» сильно выбивалась из моего серьёзного образа.
– Твоему папе повезло, что у него вырос такой помощник! – похвалила меня продавщица, протягивая мне сдачу.
Я криво улыбнулся, схватил деньги с водой и поспешил прочь от киоска, чтобы поскорее насладиться живительной влагой.
Идти далеко не стал, отошел буквально пару метров от пешеходной дорожки и принялся жадно проглатывать воду. Это была самая вкусная вода за все мои шесть лет жизни.
После пары больших глотков, я решил остановиться и поберечь её на будущее. Бутылка отправилась в боковой карман шорт и стала там нелепо торчать, наполовину выглядывая наружу и оттягивая вниз одежду. Выглядело так себе, но зато её не нужно будет таскать всё время в руках.
И тут меня ударил холодный пот. Словно откуда-то из глубин моего бессознательного всплыла одна простая мысль и заняла место утолившейся жажды. Я вдруг понял, что у меня нет часов, и я не знаю сколько времени уже прошло!
Решив не вдаваться в глубокие рассуждения, я просто побежал на то место, где меня оставил отец. Отдыхающих в парке заметно прибавилось, и мне приходилось маневрировать, чтобы никого не задеть, и рукой в добавок придерживать бутылку, чтобы она не вылетела. Я бежал, что было моих детских сил.
Какого же было мое облегчение, когда я не обнаружил папу. Встав на то же самое место, где мы с ним разошлись, я ещё раз внимательно огляделся по сторонам. Никого, хоть отдаленно похожего на него, я не заметил. Радости не было предела, ведь я его не расстроил и не подвел! Бутылка воды была победно осушена и отправлена в ближайшую урну. Я сел на, уже оккупированную бабушкой, лавочку. Нужно было подумать.
Идея исследовать самые дальние уголки парка потеряла свою заманчивость в моих глазах. Но и маяться на месте я не хотел. С грустным лицом, я подпер голову рукой.
Бабушка читала какую-то книгу в потрепанной обложке и не проявляла ко мне никакого интереса. Посидев в тишине некоторое время, мне осенило – нужно хотя бы узнать сколько сейчас времени.
– Извините, пожалуйста. А сколько сейчас времени? – робко обратился я, но при этом старался чтобы мой голос звучал как можно увереннее.
Старушка немного опустила книгу, посмотрела на наручные часы и ответила:
– Полпервого.
– Спасибо большое! – я был рад тому, что затея удалась.
Бабушка вернулась к чтению, а я решил все-таки походить по парку, пока была возможность.
От того места, где я был, вели три тропинки в разные уголки городского парка и одна направляла на выход, куда и пошел мой отец. Решив для себя пройтись по ним всем, хотя бы немного и недолго, я выбрал ближайшую, по которой можно было дойти до киоска.
Продавщица отпускала очередную порцию мороженного счастливому, на радость родителей, ребёнку. Чувство какой-то ребяческой ревности и зависти проснулось во мне. Я тоже хотел ещё одно мороженное. Я посмотрел на монетки, которые дала мне девушка в качестве сдачи, покрутил их по-всякому в руках, но так и не смог определить много это или мало. Всё же решил не испытывать судьбу и двинулся дальше.
На небольшом расстоянии от магазинчика располагался крохотный парк аттракционов. Люди катались на небольших машинках, кто-то стрелял по воздушным шарикам, другие же метали дротики или визжали от впечатлений, когда колесо бесконтрольно меняло свое направление. В некотором отдалении расположился большой шатер с красочной вывеской, посвященной экзотическим зверям. Возле него было больше всего детей, прыгающих на месте от нескрываемого волнения.
На картинках я видел настоящие большие парки аттракционов, но, разумеется, никогда там не был и, вряд ли, побываю. Поэтому я с неким легким пренебрежением посмотрел на этот. Возможно, это была попытка скрыть свою зависть и разочарование от того, что кто-то может себе позволить сходить туда, что чьи-то родители могут спокойно отвести своих детишек поразвлечься в такое место, не говоря при этом, что это глупая и пустая трата денег.
Но сейчас никого не было рядом, и никто не мог меня остановить. Я решил присоединиться к общему веселью. Времени оставалось немного, поэтому я, как уж, обтекал толпы людей, находя незаполненные пространства среди них.
Парень с бородавкой на подбородке метнул последний дротик. Воздушный шар лопнул, хозяин палатки скривился и протянул маленького мягкого слоника победителю. Тот же в свою очередь гордо вручил его своей красивой спутнице. Девушка расплылась в улыбке, её глаза округлились, и она наградила добытчика за его старания. Мальчишка покраснел.
– Хочешь попробовать? – обратился ко мне усатый хозяин аттракциона.
Во мне появилось желание выиграть что-нибудь приятное для мамы, но не хотелось тратить деньги. Я растерялся и замешкался. Сзади меня была очередь из желающих попробовать свои силы. Кто-то из толпы сказал.
– Пацан, ты либо играй, либо не мешай и дай другим.
Я покраснел и быстро спросил на выдохе:
– Сколько стоит?
– Ты читать не умеешь что ли? – скривился усач. – Написано же, десять рублей – одна игра.
Я выхватил несколько монет и протянул их распорядителю аттракциона.
– Этого хватит?
Взяв две монеты, мужчина остальные протянул назад.
– Да, на одну игру хватит, – он вручил мне пару дротиков. – Правила знаешь?
– Да, – соврал я.
Из пяти бросков удалось лопнуть только один шарик.
Мне и без объяснений было понятно, что я ничего не получу. Крайне разочарованный в своей меткости, я отошел в сторону. Девушка протянула мужчине деньги и взяла метательные снаряды. Я решил не смотреть на её игру и вернуться назад. Ведь, по моим ощущениям, времени прошло уже много.
Я снова побежал по тропинке.
Издалека стало понятно, что отца всё ещё нет на месте. Я не на шутку разволновался. К моему счастью, бабушка сидела на той же самой лавочке и по-прежнему читала книгу. Я немного волновался, не зная, как спросить у неё время, и глупо стоял в нескольких шагах от дамы.
Осторожно опустившись на скамейку, я еле слышно прочистил горло и спросил:
– А сколько сейчас время?
– Час по полудню, – ответила пожилая женщина, даже не взглянув на часы.
Ничего не поняв, я не решился уточнять сколько это. Молча прикусил щёку и посмотрел на ворота парка, с надеждой ища папу.
Бабушка подняла глаза вверх максимально как это было для неё возможно и улыбнулась, прикрывая рот сморщенной рукой.
– Сейчас час дня, – хихикнула старушка.
– Спасибо большое вам! – проговорил я, поворачивая голову в её сторону. – Только… Еще вопрос…А пол часа уже прошло? Помните, я у вас уже спрашивал время.
Женщина загнула уголок книги, отложила её в сторону и посмотрела мне прямо в глаза.
– Я запомнила хорошего мальчика в желтой футболке, – её добрая улыбка действовала на меня гипнотически. – Да, полчаса уже прошло. У тебя всё в порядке? Ты не потерялся?
А вот тут я уже конкретно испугался. В сумме прошло уже достаточно времени, чтобы отец вернулся в обещанный срок, но где он?! Неужели он решил меня бросить?!
– Да, всё круто, – максимально правдоподобно улыбнулся я в ответ.
На всякий случай решил не говорить ей, что жду тут папу. Соседка по скамейке, словно почувствовав мое смущение, решила больше не расспрашивать меня и вернулась к чтению.
Раз в пару минут она изящным, отработанным до миллиметра движением перелистывала сухие пожелтевшие страницы. Я старался ничем не забивать себе голову и просто ждал отца. Идти исследовать парк больше не хотелось. Было боязно, что папа вернется, а меня не будет на месте. Поэтому зажатый со всех сторон, я продолжал сидеть на лавочке.
Людей вокруг становилось всё больше несмотря на то, что некоторая часть постоянно двигалась к выходу. Из-за большого потока посетителей контролировать всех входящих было крайне затруднительно, я просто не успевал фокусироваться на их лицах. Выпитая вода уже успела переработаться и эхом кричала мне о том, что нужно выпустить лишнюю влагу из организма. Нужно было что-то предпринимать.
В парк мы с папой приехали на машине, и в целом, я, примерно, запомнил, где мы её оставили. Вполне возможно, что папа был где-то рядом с нею. Сидеть дальше без дела я не мог.
Осторожно поднявшись со скамьи, я еще раз взглянул на свою соседку. Она все также с чувством собственного достоинства читала какое-то произведение. Я сделал глубокий вдох, решаясь начать движение и медленно побрел к выходу.
Каждый мой шаг был очень неспешным. Делал я это сразу по нескольким причинам: тянул время, чтобы все-таки дать отцу шанс появиться и старался сильно не тревожить свою нужду.
Успеха не было ни с одним делом. Я уже достиг выхода из городского парка, но так и не встретил отца, а чувство заполненного мочевого пузыря, казалось, начало разрывать меня изнутри. Здраво анализировать ситуацию и окружающую обстановку я едва мог. В груди бешено колотилось сердце, в висках стучало, струйки холодного пота бодряще меня знобили.
Где папа?!
В глазах неприятно защипало, хотелось заплакать. Невероятным усилием я смог подавить и сдержать слезы. От середины прохода я отошел в сторону, чтобы не мешать людям двигаться, после того как получил пару недвусмысленных взглядов.
Я злился, буквально на всё на свете. На папу, на себя, на мороженное, на воду, на других гуляющих в парке, на тех, кто выигрывает в аттракционах, на старуху с книгой, на маму… Чувство щенячьей беспомощности съедало меня. В тот момент, мир будто сжался до размеров моих внутренних переживай. Всё перестало существовать.
Но просто стоять и надеяться на чью-то милость я не намеревался. Буду ждать папу возле машины, всё ровно он рано или поздно вернётся к ней. Я на секунду представил, как папа не найдет меня в парке и будет волноваться и переживать. Улыбка согрела меня на долю мгновения, но сразу же пришло осознание, что он будет сильно ругаться, а вместе с ним и мама. Смахивая прочь дурные мысли, я сфокусировался на фантазии о том, как бы он сильно расстроился, узнав, что я пропал. Решимость поднималась где-то внизу моего тела и по сосудам двигалась к затылку. Ещё секунда и я почувствовал, как голова наполняется чем-то приятным. Нужно идти к машине.
Вот только – где она?
Я огляделся вокруг, силясь вспомнить с какой стороны мы пришли в парк. Однако не мог этого с уверенностью сделать. Что-то изменилось в пейзаже, появились какие-то незнакомые нотки. Нужно было пройти немного по каждому направлению, может тогда смогу что-то узнать и вспомнить.
Я вытер пот со лба и пошёл направо. Солнце жарило ещё сильнее, ветра за пределами парка почти не было. Появился неприятный звук автодороги. Благо она была ещё относительно далеко. Воздух стал заметно хуже. Дышать становилось труднее.
Идти старался как можно быстрее, ведь если выбор маршрута неправильный, мне придется возвращаться назад. Делать это с сильнейшим чувством малой нужды было крайне неприятно. Хотелось сбавить шаг, красться еле-еле на цыпочках, но я не мог терять драгоценное время.
Горожан стало на порядок меньше, но причину этому я не знал, да и выяснять не было совершенно никакого желания. Я перешёл на лёгкий бег.
Этот поворот, вроде бы, был, а вот за этим углом, получается, должна быть парковка!
Машин заметно стало больше. Теперь я окончательно вспомнил, где находится наш автомобиль. Необходимо было пересечь всю автостоянку, дойти до него и надеяться, что папа будет в нём.
Когда до нашей поддержанной иномарки оставалось несколько десятков шагов, я начал пристальнее вглядываться в лобовое окно машины. На это требовалось определенное усилие, ведь солнце отражалось от стекла и било мне прямо в глаза. Но я смог ясно различить, что оба передних пассажирских сиденья были пусты. Я сократил дистанцию ещё на пару шагов.
Ярко-красный ремешок от женской сумочки, закинутый на сиденье рядом с водителем, сразу привлёк моё внимание. Он был таким цветным и живым в тот момент. Я даже не уверен, что это был именно красный цвет. Всё, что я принимал за красный цвет до этого, был разбавленный оранжевый. Ещё мгновение потребовалось на осознание, что раньше я такую сумку никогда не видел. Поджав губы, от разочарования тем, что я обознался транспортным средством и теперь нужно начинать поиски с самого начала, я всё же решил подойти поближе, ведь машина была очень похожа на нашу.
И как оказалось не зря. В просвете между сиденьями показался мой отец. Или кто-то сильно на него похожий – солнце всё ещё больно отсвечивало в глаза. Будто оно что-то знало и всеми своими солнечными силами пыталось прогнать меня. Мужчина сладко улыбался – очень непохоже на моего папу. Скорее даже испытывал глубокое блаженство.
Я подошел уже почти вплотную к капоту. Точно, это был мой отец! На вид, слегка уставший и помятый. Волосы были взъерошены. Его взгляд блуждал по салону в бесцельных поисках. Улыбка не сходила с лица. Я заметил, что он быстро и неглубоко кивал.
Не успел я задать закономерный вопрос, как ответ сам вышел на свет. Точнее вышла. Худая блондинка, до этого скрываемая старым потертым сиденьем, появилась в пространстве посередине авто. Внешний вид у неё пугающий: не уложенные волосы, слегка съехавшая за контур губ помада и чуть подтёкшая тушь. Её тоненькая рука словно плыла в воздухе, пока не опустилась на плечи моего отца. Их улыбки стали ещё шире и довольнее, и они исчезли за сиденьем водителя.
У мамы были чёрные волосы.

Часть I

Глава 1
17.05.2016
Я выдохнул и закончил повествование. К этому времени я уже успел вернуться на свой неудобный стул. Врач некоторое время молча оценивал меня и мои слова.
Решив первым закончить паузу, я произнёс:
– Так что с мамой?
Савелий Алексеевич посмотрел на меня абсолютно безэмоционально и сказал так же отрешённо:
– Да, всё записано верно. Буквально слово в слово…
– Что с мамой?
– С мамой? Я же вам уже сказал, что с ней всё хорошо. Она в полном порядке.
Я улыбнулся. Было приятно слышать, что она держится, после всего, что с ней было.
– Мы можем увидеться?
– Да, конечно, но, понимаете… – начал врач. – Ей нужен покой. Вы сможете с ней поговорить, однако, немного позже.
– Да, я понимаю, – произнес я и уронил голову на грудь.
– Да-а-а-а… – многозначительно протянул мой собеседник.
Я уже не смотрел на него, но слышал, как зашуршал его докторский халат, и мужчина встал со стула. Открылась дверца книжного шкафа, хранящего старые пыльные книги, и через секунду самая пузатая из них оказалась в крупных руках врача. Савелий Алексеевич покрутил её, словно оценивая на пригодность, и, видимо сочтя недостаточно подходящей, поставил на место и вынул соседнюю наружу.
– Если что-то хотите добавить, рассказать, поделиться, то я вас внимательно слушаю.
– Я, если честно, уже устал говорить. Причем говорить одно и то же, – огрызнулся я, не поднимая головы.
– Понимаю, – доктор перевернул страницу. – Но нам с вами нужно ещё об многом поговорить…. Так будет лучше для вашей мамы.
Врач вернулся на своё место, положив перед собой книгу, поверх моей папки.
В кабинете стало свежо. Шум улицы почти не доносился до нас, и Савелий Алексеевич мог сосредоточиться на чтении. Я совсем не хотел его отвлекать. Мысли о маме не давали мне сидеть спокойно. Чтобы справиться с тревогой, я заёрзал на стуле. Я старался делать это как можно тише и незаметнее, но от старого внимательного врача ничего нельзя было скрыть.
– Всё хорошо? – спросил он, ведя глазами по странице книги.
– Да, только хочу попить, – меня и вправду мучала жажда, и сухое горло от долгого рассказа.
Мужчина встал со стула, открыл дверь кабинета и махнул рукой в пустоту коридора.
– Наталья, принесите, пожалуйста, воды. И побольше! – скорее скомандовал, чем попросил Савелий Алексеевич.
Ответа я не расслышал, дверь практически сразу оказалась закрыта.
– Да, что вы… – смутился я. – Я мог сам сходить и попить.
Доктор посмотрел на меня самым сочувствующим выражением лица из своего арсенала. Мне, вдруг, стало не по себе совестливо.
– Игорь, в вашем состоянии лучше не напрягаться. Не волнуйтесь, сейчас всё принесут.
– А что с моим состоянием? – озлобился я.
Он еле слышно выдохнул и скрестил руки в замок, широко упершись локтями в стол. Лицо совершенно ничего не выражало, гримаса сочувствия также быстро улетучилась, как и появилась.
– Сильнейшее нервное напряжение. Хорошо, эту часть мы прошли. Я послушал и сделал выводы. Можете рассказать, что было дальше? – деловито попросил он.
– Что за книгу вы читали? – я проигнорировал вопрос собеседника, и сам пошёл в атаку.
Мои потуги явно позабавили старого психиатра. Его толстые губёшки поплыли в стороны и разгладились. Он взял книгу за края и поднял её над столом, затем закрыл и продемонстрировал мне ребром со страницами.
– Ничего особенного. Небольшой справочник.
Названия я не мог увидеть. Может оно и к лучшему. Не хотел лишний раз переживать за маму. Врач снова открыл книгу, но на этот раз отложил её чуть в сторону, так чтобы она не закрывала документы на его столе. Я потянул затёкшие мышцы.
– Можете походить, размяться. Заодно рассказать, что было дальше, – предложил Савелий Алексеевич.
– Ну, в самом деле, я же всё уже рассказывал. И не раз. Какой смысл мне всё это пересказывать? —спросил я, снова подходя к окну.
Доктор снял очки. Пальцами свободной руки потер переносицу в районе лба, сильно зажмурившись. Решив не упускать момент, я взглянул на стол, стараясь рассмотреть название книги и что за документы лежали перед доктором.
Он закончил процедуру и небрежно накинул очки. К сожалению, ничего полезного я не смог разглядеть.
– Я же уже вам говорил. Это нужно чтобы помочь вашей маме. Мне необходимо ещё раз все услышать и понять. До этого вы рассказывали другим людям. Они могли не так всё записать, расставить акценты не на тех местах. Да и вы могли что-нибудь забыть, упустить. А сейчас будете снова рассказывать и, может быть, появятся новые подробности. Понимаете?
Я отвернулся к окну. Свет приятно разливался между зелеными посадками в саду.
– Понимаю… – еле слышно произнёс я.

+++
06.08.2005
– …понимаешь? – спросил папа перед дверью нашей квартиры, опустившись на одно колено передо мной.
– Да, пап, – набор бессмысленных звуков выплюнул мой рот.
– Ну, и вот… Тебе, скорее всего, почудилось. Ты же у нас это…воображуля, как мама тебя называет! Придумаешь себе что-нибудь, потом ходишь всех убеждаешь. Иногда, так не нужно делать. Не нужно другим людям знать о чем-то, понимаешь? – убеждал меня отец.
– Понимаю, – произнес я.
– Вот и здорово! Пойдем домой.
С этими словами он вставил заранее подготовленный ключ в замочную скважину и принялся его поворачивать.
Но мне не почудилось. Я точно ничего не придумывал. Я всё это видел собственными глазами! Отец всю дорогу домой пытался меня убедить, что в машине никого не было, что мне показалось. Точнее даже сказать, пытался подменить мои воспоминания. Исказить их. Но нет, я видел их вместе с той женщиной слишком ярко, чтобы самому поверить, что это был мираж.
Наверное, папа в первую очередь убеждал самого себя, что никого не было в машине.
Честно сказать, я не до конца понимал, что произошло, и почему я чувствую себя плохо. Но мое детское неиспорченное чутье подсказывало мне, что случилось что-то нехорошее, противоестественное и неправильное.
Я думал о том, что может быть я так считаю из-за того, что мой папа бросил меня одного в парке, а сам пошел в машину проводить время с какой-то женщиной. Испытывал чувство сродни ревности. Не мог представить, что папа может веселиться с кем-то другим, помимо нас с матерью. А может на мое восприятие влияет то, что я до сих пор нестерпимо хочу в туалет?
Щелчок открытого замка вернул меня к реальности.
– Заходи, – сказал отец.
Мамы не было дома. Я почему-то испытал облегчение от этого факта, хотя обычно всегда огорчался её отсутствию.
Дом стал каким-то чужим и холодным. В тот момент он показался мне максимально заброшенным и пустым, словно безжизненным. Серые обои отсвечивали какой-то непонятной болезненной желтизной из-за лучей вечернего солнца. Крохотный слой пыли, который иногда обнаруживался в нашей квартире и был типичным для нас, сейчас он выглядел так, будто лежит тут ни одну сотню лет.
– Ты уснул что ли?
Папа, наверное, не видел того, что видел я, и продвинул меня, застывшего в дверном проёме.
Реальность снова вернулась ко мне. Я быстрым движением стянул с себя сандалии и побежал в уборную, ощущая болезненные уколы переполненного мочевого пузыря.
После облегчения, я заметно повеселел. На время мрачные мысли отступили, и я вернулся в привычное для себя состояние. Не знаю сколько времени я провел в туалете, но отец уже начать жарить яичницу. С кухни приятно пахло едой.
Когда мы оставались с ним вдвоем, то почти всегда питались одними лишь яйцами. Изредка он мог сварить пельмени. Пару раз бывало даже, что он забывал меня покормить и уезжал по своим делам. Маме я старался об этом не рассказывать, чтобы лишний раз её не беспокоить, а сам переходил на бутербродную диету.
– Игорь, ты чё там так долго делал? – с искренним удивлением спросил папа.
– В туалете был, – я бессмысленно пожал плечами.
– Это я понял. Ты терпел с самого парка? – снова спросил папа, ставя сковороду на середину обеденного стола.
– Ну, почти, – криво улыбнулся я. – Вкусно пахнет!
– Тогда давай скорее есть, пока не остыло!
Что-то в нем изменилось. Он стал каким-то… нормальным. Я схватил вилку и принялся уплетать еду. Папа не отставал от меня, изредка бросая осторожные взгляды в мою сторону. Мы молча кушали.
Когда последний кусочек отправился в мой рот, а сковорода в раковину, в замочную скважину ворвался ключ и стал нетерпеливо скрестись. Звук открываемой двери заставил нас с папой переглянуться. Он быстро бросился к чайнику. Через мгновение вода в нем уже нагревалась, а квартира наполнилась совсем другим видом тепла – это мама вернулась с работы.
– Тук-тук, есть кто-нибудь дома? – спросил нежный женский голос.
Я слез со стула, побежал к ней и обнял что было сил. Мама улыбнулась одной из своих согревающих улыбок.
– Уже вернулись? Ну как? Как погуляли? – говорила мать, но я совершенно не слышал её и не хотел ей отвечать. Так и стоял, уткнувшись лицом в её мягкий живот.
– Да, уже дома. Отлично погуляли! Погода была хорошая, – ответил, выглянувший из-за кухонного гарнитура папа, по-хозяйски вытирая руки полотенцем. Он вальяжно подошел к нам и чмокнул маму в щёчку. Она налилась румянцем.
– Игорь, дай я хоть разуюсь, – мама мягко отцепила меня от себя и стянула балетки. – А чем это так вкусно пахнет?
– Мы тебя не дождались и на скорую руку пожарили яичницу.
– Какие вы у меня молодцы! Такие самостоятельные! – мама потрепала мои волосы.
Папа еле заметно поморщился и повесил полотенце на место. Электрический чайник выключился, дав понять, что вода в нем закипела.
– Так, тогда давайте чайку попьём, а потом я что-нибудь на ужин приготовлю.
Она достала из шкафчика кружки и начала хозяйничать на кухне. Папа молча сел на стул, а я продолжил неподвижно стоять посередине комнаты. Тут мама осеклась, посмотрела на меня, но не успела ничего сказать из-за того, что её опередил папа:
– Сделай нам чай. Мама с работы уставшая пришла, – грозный голос отца дал мне ментальную оплеуху и привёл меня в чувство.
Я взял чайник и разлил кипяток по кружкам. Пар медленно поднимался вверх и создавал уютную атмосферу, особенно на фоне почти сумрачного пейзажа за окном. Мама вернулась с чистыми руками и устало плюхнулась на стул. Я занял оставшийся свободный.
– Сегодня получилось пораньше уйти с работы. Сильно соскучилась по своим мужчинкам! – мама бросила взгляд на папу исподлобья. Было в этом взгляде что-то демоническое и завораживающее одновременно.
– Мы тоже по тебе сильно скучали, – произнес папа – Ну ничего, скоро все вместе выберемся в город.
– Серёж… – мама хихикнула. – Почему ты всегда говоришь, что мы поедем в «город»? Мы же и так в городе!
– Да какой это город! – папа отхлебнул из кружки и продолжил. – На окраине живем же. Считай не в городе. Город – это центр.
Мама откусила вафлю и запила её чаем, затем взглянула на меня и сказала:
– А ты, Игорёша, тоже так думаешь?
– Нет, мы в городе живем.
Мама снова потрепала меня по голове, ероша мои волосы.
– Городской ты мой!
– А у тебя как день прошел? Как дела на работе? – поинтересовался папа.
– Ой, не люблю я эти новые бабские коллективы. Уже, вроде, и перезнакомились все, и всё такое. Но все равно пока окончательно ещё не принюхались друг к другу. Помнишь, я рассказывала про Ксению Михайловну? Да не хмурься ты. Ну, которую должны были по старой дружбе вместо меня поставить на должность?
– Ну, – протянул отец.
– Вот с ней в основном все проблемы. Тяжело ей ещё мириться с тем, что меня взяли. Вся какая-то недовольная, скользкая, – мама поочередно потрогала большим пальцем остальные на обоих руках и при этом состроила карикатурную мордочку, выражающую отвращение. – Как что-нибудь спрошу у неё, так она вечно не знает. Хотя сколько проработала в больнице! Ну, как можно не знать, на пример, где лежит какая-нибудь вещь? Или как раньше заполняли журнал какой-нибудь?
Я не выражал даже малейшего интереса к рассказу. Хотя внутренне слушал очень внимательно, жадно цепляясь за каждую деталь. Во взрослых разговорах всегда было что-то важное и серьезное. Совершенно другие проблемы и темы, нежели у нас с моими друзьями. Это был абсолютно другой мир, в который мне постоянно хотелось залезть. Однако не всегда мне давали присутствовать при таких разговорах.
– Это вопрос времени. Скоро успокоится, – ответил папа. – Не переживай.
– Я и не переживаю! Просто много энергии расходуется бестолково. Ладно, – мама хлопнула в ладоши и продолжила. – Какие заказы, пожелания на ужин?
Я робко пожал плечами, а папа отмахнулся:
– Мы всё съедим. Готовь что угодно.
Брови на лбу мамы медленно поползли навстречу друг другу.
– Серёж, ну сколько раз я говорила, что мне не нравится такой ответ, и я его не принимаю. Мне хочется вас как-нибудь порадовать, а не чтобы вы в себя впихивали любое моё хрючево.
Я прыснул, и мама бросила на меня свой взгляд, после чего брови на её лице приняли обычный вид. Она встала со своего места и открыла холодильник. Бегло оглядев его, она сделала губки трубочкой, словно пыталась не обжечься горячим чаем.
– Не густо. Вы в магазин не заезжали, да?
– Да как-то забегались и забыли… – соврал отец.
– Игорёша, супчик будешь? – рука матери опустилась на мою голову и нежно растрепала мои волосы.
Я молча кивнул.
– Хм, – мама вытащила самый нижний ящик в холодильнике. – На суп не хватит овощей. Серёж, нужно в магазин съездить.
Я медленно цедил остатки чая, обхватив кружку двумя руками. Мне показалось, что в комнате стало немного прохладнее.
– Хорошо, мне как раз нужно машину переставить. Список только дай мне, а то я забуду, – криво улыбнулся отец.
Я встал из-за стола и поставил пустую кружку в раковину. Упреждая мамино возмущение, я сказал:
– Я чуть позже помою. Голова что-то болит. Пойду полежу.
Дверца холодильника тут же закрылась, и освободившимися руками мама-медсестра начала щупать мой лоб. Затем дополнительно проверила его своими губами.
– Вроде, негорячий, но температуру всё ровно нужно померить.
– Да мы же почти целый день были на солнце и на ногах. Может перегрелся или устал, – вмешался отец.
– Иди полежи, – скомандовала мама, направляя меня своей рукой и сурово смотря на невольно сжавшегося папу.
Кровать встретила меня своим беспорядком, который был на ней с самого утра. Я плюхнулся в неё и уткнулся лицом в подушку. Через мгновение, сдерживая слезы, я с остервенеем вцепился в неё зубами. Я не понимал, что не так, но чувствовал это. Чувствовал, что произошло что-то нехорошее. Что я должен делать? Как поступить? Просто забыть, как рекомендовал отец? Тем более он говорит, что с ним никого не было и мне просто показалось. Или ещё раз поговорить с папой и попросить его всё объяснить мне? Но что толку? Он опять скажет, что всё нормально. А может даже разозлится на меня и опять схватит больно за руку…
Нет, ему нельзя говорить! Но нужно ли рассказывать маме? В конце концов, ничего страшного же не произошло. Папа просто был в нашей машине с другой тётенькой. Разве могут они делать там что-то плохое?
Я мучился от трудности выбора. Должен ли я обо всем рассказать маме или, может быть, мне действительно всё это почудилось? Как будет дальше? Может это какой-то папин секретный секрет?
Ткань во рту насквозь пропиталась моими слюнями, но я не выпускал её. Она была единственной преградой, удерживающей меня от того, чтобы не закричать. Мысли беспорядочно бегали в моей голове, раз за разом ударяясь о стенки границ моего сознания и возвращаясь назад, не давая мне успокоиться и никоим образом не улучшали ситуацию. Я лишь всё глубже и глубже путался в своих ощущениях и воспоминаниях.
Если тут всё хорошо, то почему папа сам не рассказал об этом маме? Он лишь упомянул, что мы были весь день в парке, хотя это не так. Значит он хочет скрыть это от матери. Но почему? Что такого было с этой другой женщиной? Тогда получается, что это вообще какая-то мелочь, которой не стоит забивать маме голову. Ну была и была, что такого-то? Или всё-таки не была?
Так, как там было-то? Я подходил к машине и сначала никого не видел, затем появился помятый, но довольный отец, а следом за ним блондинистая тётка, которая положила ему руку на плечо. Было же? Вроде, да. Затем хоп, и они оба исчезают из просвета между сиденьями. И что тут такого? Может у неё что-то случилось, и папа просто помогал ей? Такое же может быть? Может!
Я перестал держать во рту подушку и перевернулся на спину. Руку демонстративно положил на лоб. Воздуха в комнате становилось меньше, мне стало тесно в своей собственной комнате. Голова и вправду закружилась, смазывая очертания шкафа и угла комнатушки.
Наверное, он просто ещё не успел рассказать маме. Или же это действительно что-то совершенно маленькое и незначительное, о чём даже глупо рассказывать? Почему меня вообще это волнует? Зачем я переживаю по этому поводу? Вот моё какое дело? Это их взрослая жизнь, пускай сами разбираются. Они – взрослые!
Я встал с кровати и открыл оконную форточку. Вечерняя прохлада вместе с атмосферой ночного города начали плавно проникать в комнату и раздувать ей до прежних нормальных размеров. Дышать стало приятнее. Голова начала прояснять.
– Ну, как себя чувствуешь? – спросила мама, заходя в комнату с градусником в руках.
– Немного получше.
Она стала сбивать старое значение на градуснике, а я вяло лег обратно на кровать. После того, как я узнал, что ртуть, содержащаяся в градуснике, ядовитая, мне становилось не по себе, когда кто-то грубо стряхивал его рядом со мной. Было неприятно смотреть на эту процедуру. Я перевернулся на правый бок и уставился на открытую форточку.
– Давай, засовывай, – скомандовала мама.
Я покорно взял прибор и запихал куда было нужно. Холод от него неприятно обжег кожу.
– А-а-а-х, – мама вдохнула полные легкие воздуха, стоя возле окна. – Какой воздух здесь! Хорошо всё-таки, что не в центре живём.
– В центре дома красивые, – произнес я.
– Зато много машин, и воздух не тот, – она села на край кровати. – Ну, как тебе здесь? Нравится?
– Ещё не понял до конца. Скучаю по старому дому и друзьям, – ответил я, стараясь не шевелиться.
– Эх, понимаю. Мы с родителями тоже часто переезжали в детстве. Постоянно новые места, люди, – мама мечтательно посмотрела в окно. – По началу меня это всё сильно раздражало и бесило, потом начало злить, а потом, после очередного переезда, я вошла во вкус. Стало любопытно, что будет дальше, какие там живут люди, какая природа, что есть интересного… Да, хорошие были времена…
– А сейчас разве плохие?
– А сейчас ещё лучше, Игорёша! – она наклонилась ко мне и в бессчётный раз за вечер погладила по голове. – У меня есть вы с папой. О чем я могу ещё мечтать? Такие красавцы мне достались!
Мама рассмеялась, запрокинув голову наверх.
– Долго ещё держать? – спросил я.
– Ещё немного. Поэтому, ты не раскисай, слышишь? Лето скоро кончится, пойдешь в школу. Там новые друзья, подруги. Время вообще махом пролетит…. Цени эти моменты, пока ты маленький, а о тебе заботятся родители.
Глаза неприятно защипало. Я с трудом подавил в себе эмоции и сказал:
– Я люблю вас.
– Ой, Игорёша! Мы тоже тебя очень сильно любим, – мама широко улыбнулась и попыталась обнять меня, но потом вспомнила о градуснике. – Можешь доставать.
Я с облегчением вытащил этот продолговатый предмет, словно это была надоедливая заноза, и протянул маме. Хоть в садике мы уже научились считать, даже до ста, но я никогда не смотрел на значение измеренной температуры. Наверное, боялся расстроиться. Пока не знаю чего-то – значит этого нет.
Повертев в руках прибор, мама отправила его назад в защитный футляр.
– Тридцать шесть и девять. Нормально. Лежи, отдыхай.
Я закрыл глаза. Мама вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Снова остался наедине со своими мыслями.
Отец всё не возвращался. Со стороны кухни доносились характерные звуки звякающей посуды. Под них я всегда успокаивался и входил в какое-то медитирующее состояние.
И, наконец, я понял, почему чувствовал себя паршиво. Понял, что в этой ситуации было неправильно и решил, как я должен поступить.
Мама поставила небольшую кастрюльку на плитку и закинула в неё соль. Я осторожно встал в дверном проёме и собирался с мыслями, не зная, как начать. Молчание прервал не я:
– О, полегчало? Папа пока не вернулся… Поэтому могу бутербродов на скороту сделать. Хочешь?
– Угу.
Мама открыла холодильник и вытащила оттуда нехитрый набор для приготовления сэндвичей. Я же продолжал стоять и судорожно подбирать слова.
– Мам…
– Да, Игорёшь?
– Помнишь ты говорила, что когда люди любят друг друга, то они не должны целовать и трогать других людей?
– Конечно помню. А что случилось?
Я на мгновение осёкся, даже слегка присел на полусогнутых коленях, но всё же нашел в себе силы выпрямиться и довести дело до конца.
– Получается папа поступил неправильно?
– В каком смысле? – мама прекратила готовить и вцепилась мне в душу своими бездонными глазами.
– Он сегодня целовал другую женщину в машине, когда мы были в парке, – одним словом протараторил я, выплевывая каждый звук, словно это были залетевшие внутрь мошки.
– И ты это видел? – мама скрестила руки на груди, пытаясь сохранить самообладание, но её выдавали покрасневшее лицо и раздувшиеся ноздри.
Ключ в замочной скважине входной двери издал противный звук. Я замер, не зная куда деть себя. Мама, судя по её реакции, тоже не знала, как реагировать на это. Напоследок я смог расшевелить задубевшую шею и неуверенным кивком ответить на её вопрос.
Так мы и остались стоять на кухне, пока вернувшийся папа медленно раздевался в прихожей. Он словно что-то чувствовал и сохранял молчание.
Шуршащий пакет с покупками медленно коснулся банкетки.
Ещё мгновение и на кухню протиснулся отец. Его лицо было абсолютно спокойным, ровным, не выражающим никаких эмоций. Он, словно притаившийся хищник, выжидал реакции добычи. Наши странные позы и не менее странное молчание насторожили его. Он плавно, словно плывя в воздухе, подошёл к столу и принялся доставать покупки.
Мать не сводила с папы своего пристального и изучающего взгляда. Бог знает какие мысли и эмоции одолевали её в тот момент. Я же чувствовал себя сжавшимся до микроскопических размеров. Я будто бы был вне своего тела и наблюдал за всем происходящим одновременно с нескольких проекций. Зрение сузилось до размеров палки колбасы, лежащей на столе. Время остановилось. Застыли все процессы.
– Решили меня не дожидаться и бутербродами перекусить? – спросил буднично отец.
– Да нет, решили твою любовницу угостить! – пошла в атаку мама.
Даже мне было понятно, что в поднятых от удивления бровях читалась фальшь. Было это понятно и куда более прожженной маме.
– Ой, Серёж, ну не надо, а! Бровки вот так вот поднимать! – мама весьма артистично спародировала папу. – Ну хватит! Думаешь я не знаю о ней?
– Расскажи мне. Я вот не знаю о ком ты, – пытался держать лицо папа.
И в следующий момент ему в это лицо прилетела грязная кухонная тряпка. Увернуться он не успел. Скомкав её в руках, он сказал:
– Диана, ты совсем?! О чем вообще речь идет?! Объясни мне нормально!
– Ах, ты не понимаешь?!
Вот тут я по-настоящему испугался. Маму в гневе я почти никогда не видел, в отличие от папы. И эта перспектива неизвестности обволакивала меня липким страхом.
Я ушёл в себя. Голоса, жесты, свет не доходили до меня. Я ничего не ощущал и ничего не видел. Это было похоже на то чувство, когда в жаркий летний день резко спускаешься в подвал. Холод, тьма, запеленавшая глаза и страх неизвестности того, кто или что может находится по ту сторону темноты. Я называл это – выключить свет. Пару раз за жизнь, в моменты сильнейшего стресса и страха, у меня вырубало свет. Один раз, когда на меня бросилась дворовая собака и укусила за руку, а ещё…Уже и не помню. А собака жива ещё? Почему я вообще думаю об этом сейчас?
Я очень сильно начал жалеть о том, что решил обо всем рассказать маме. Всё мое естество начало судорожно пытаться найти некую кнопку или рубильник, с помощью которых можно повернуть время вспять. Вернуть всё на свои места, сделать всё снова нормальным.
– Диана, успокойся! Кто тебе мог так нагло наврать!? – донесся голос из внешнего холодного мира.
– Не важно! Есть добрые люди, которые любят меня! – ответил ему другой голос, еле державшийся чтобы не заплакать.
– Дай угадаю, мальчишка тебе наябедничал, потому что я ему второе мороженное не купил?!
– Ах ты, сволочь! – звук чего-то хрупкого разбивающегося о стену. – Он уже для тебя мальчишка?! У него имя есть! Это твой сын! Урод!
Я больше не мог находиться там. Мне было физически больно. Ещё больнее было осознавать то, что я виновник всего этого. Никто другой, а именно я спровоцировал эту ситуацию! Уровень стресса зашкаливал. В носу запахло железом.
В два больших шага я выпрыгнул с кухни в прихожую. Летние сланцы сами собой оказались на моих ногах. Ещё доля секунды и в руках сжимаются ключи от квартиры.
К реальности меня вернул крик одного из ругающихся позади созданий. Голос был другой, не таким, как всё, что я слышал до этого. Это заставило меня приостановиться в шаге от выхода из жилища. Сделав пару движений назад, моему взору предстала следующая картина. Женщина стояла с победным видом, держа деревянную скалку в руках над слегка сгорбленным мужчиной, закрывающим своё лицо. Взмах ресниц отделил меня от момента, когда через его скрещенные руки просочилась красная субстанция и вязко капнула на пол.
Я со всей силы хлопнул дверью.

Глава 2
17.05.2016
Хруст затёкшей шеи раздался сильнее, чем я ожидал. Смутившись, я принялся с интересом рассматривать свои тапочки. Серый цвет обуви так странно смотрелся в вечерних светонарядах солнца, что я невольно нахмурился. Рассказ, о давно прошедших неприятных событиях, которые как оказалось, всё ещё живы в моей памяти, высосал из меня силы. Не хотелось больше ничего, просто лечь на кровать, обхватить свои ноги руками и покрепче прижать их к груди.
Я думал, что память спрятала от меня все неприятные и травмирующие события из далекого детства, что она, словно прилежный садовник, аккуратно выкорчевала все сорняки ненужных воспоминаний и вытряхнула их в самом дальнем и бессознательном углу моего внутреннего мира. Однако она действовала хитрее. Память окутала легкой мглой нехорошие моменты, увела их сторону от яркого луча сознания, словно второстепенного актера, чтобы он не оттеснял внимание, положенное главному персонажу. Но стоило мне чуть повернуть в сторону прожектор своего Я, как он с легкостью рассеял пелену, и старые события хлынули бурным потоком. Главное в нём не захлебнуться, постараться вовремя ловить воздух уставшими легкими.
Этот день я старался забыть всеми силами, буквально пытался выжечь его из календаря. Ведь тогда моя жизнь разделилась на «до» и «после». Все эти разговоры заставили меня затосковать по тем старым хорошим денькам.
– Игорь… – обратился Савелий Алексеевич.
В его голосе появились новые звучания. Я не мог уловить какие. Может быть от усталости, ведь мы болтали целый день, или быть может он проникся ко мне сочувствием. Я прекратил рассматривать ноги и взглянул прямо на собеседника.
– Устали? – спросил врач.
Я сглотнул слюну, одновременно кивая.
– Понимаю, я тоже устал, – он снял свои тяжелые очки и стал массировать глаза большим и указательным пальцами правой руки. – Да, интересно, конечно.
– Вы находите это интересным? – спросил я.
– Безусловно. Начало всегда важно, я бы даже сказал… – мужчина перестал тереть глаза и повернул голову налево, в сторону сада.
Его зрачки беспорядочно двигались, надолго не задерживаясь ни на одном объекте внутри двора, а губы бесшумно шевелились, словно он забыл поднять ползунок регулирования громкости.
– … что начало важнее конца.
Я лениво почесал шею сзади.
– А я вот думаю, что измена вообще неинтересная и тупая тема. И нет тут никакой важности.
– А вы видели сам факт измены?
Мои глаза сузились в подозрительном прищуре. Несмотря на усталость, я начал закипать.
– Я рассказал вам уже всё! Рассказал, как было!
– Или как всё запомнил маленький Игорь? – уточнил доктор.
– Э… – начал было я, но осёкся, не зная, что ответить. Ведь Савелий Алексеевич был прав. А что я на самом деле запомнил? Как оно всё было в действительности? Мог ли я что-нибудь придумать? А если серьёзно, то каждый раз, когда я вспоминал этот день, то мой рассказ приобретал новые подробности или рассеяно терял старые. Но на сколько важны эти мелочи? Главное – это то, что я увидел в машине. А я знаю, что я видел!
После небольшого сомнения, я продолжил:
– На сегодня всё? Я могу идти?
– Я тоже устал, но нам лучше закончить с тем днём. Вы ведь не до конца его рассказали, – мужчина поднял один из лежащих перед ним листов альбомного формата и поднёс его ближе к лицу. Вспомнив про очки, он быстро натянул их.
– Да там и рассказывать-то особо нечего, – произнёс я. – Скажите, как это может помочь маме в её состоянии?
– Да как же нечего? Мы с вами идём с самого начала к концу, чтобы протянуть нить и соединить все детали. Только так мы поймём, как нужно действовать, – Савелий Алексеевич отложил листочек и взглянул на меня.
Спорить я не хотел, тем более, что-то доказывать более опытному и авторитетному человеку, чем я, поэтому я закрыл глаза и безвольно бросил голову на грудь.
Постепенно лавина воспоминаний уносила меня из кабинета психиатра в тот судьбоносный вечер. Образы, в начале размытые и нечеткие, с каждой секундой становились реальными. Цвета наполнялись краской, звуки насыщались тонами, я, кажется, мог почувствовать запах прокуренного подъезда, в котором оказался.

+++
06.08.2005
Я выбежал из подъезда и очутился на вечерней улице. Район был не самый престижный, поэтому фонари либо не горели вовсе, либо один фонарь пытался блекло светить через пяток потухших. Страшно мне не было. Здесь сейчас намного безопаснее, чем дома.
Восстанавливая сбитое дыхание, я побрел в случайном направлении. Что делать дальше я не знал, какой-то цели у меня тем более не было. Я просто не мог находиться дома с родителями. Я осознавал, что произошло что-то неправильное, но также терзался тем, что рассказал обо всем матери. Ведь получается, что это из-за меня они сейчас ссорятся! Зачем я это сделал? Папа был прав! Ничего я не видел! Никого не было в машине! Что я наделал?!
Я никогда не видел, чтобы они кричали друг на друга. Тем более при мне. Даже когда я сильно баловался или шкодил, или занимался другими плохими, с точки зрения моих родителей делами, они не били меня. Разговаривали. Точнее мама разговаривала.
Картина, увиденная перед уходом, раз за разом появлялась у меня перед глазами. Я не мог поверить, что мама ударила папу до крови! Пытаясь найти причину, из-за которой мама могла бы меня ударить, мне в голову приходили самые жесткие и мало реалистичные варианты. Значит, папа сделал, что-то очень и очень плохое! И благодаря мне мама узнала об этом плохом папином поступке. Из-за меня нам всем сейчас плохо! Я, и только я виноват в том, что сейчас происходит! Чего мне стоило не рассказывать ей об этом? Просто промолчать. Да она бы никогда и не узнала об всей этой ситуации…Кому было бы от этого плохо? Всё было бы как раньше! Ну почему я пошёл к ней?!
Слёзы потекли солёными ручьями.
Я повернул за дом и оказался на большой и широкой улице. Множество машин растянулись в длинной пробке, светя красными огнями. Улица эта была приятнее той, где был наш дом. Много зелени, маленьких деревьев, причудливых стареньких домов, широкий тротуар, а ещё она была хорошо освещена. Я бывал на ней раньше и поэтому без страха двинулся в относительно известное мне направление.
Пробка из машин почти не двигалась, и мне стало любопытно почему. Я встал рядом с дорогой, вытер слёзы и принялся смотреть на пёструю палитру из автомобилей. Моё внимание быстро переключилось из внутреннего на внешнее. Машины были разными, как и водители в них сидящие. Мне остро захотелось быстрее вырасти и тоже купить себе машину. Эти приятные мысли ненадолго переключили меня на другую волну.
Я всё продолжал любоваться автомобилями и медленно идти вниз по улице. Спустя множество пройденных автомобилей, я увидел причину затора на дороге – две легковые машины столкнулись почти лоб в лоб. Бесчисленное количество осколков беспорядочно валялись на проезжей части. И всё, больше ничего. Я даже не мог определить, кто из стоящих на обочине людей являются водителями этих злополучных авто.
К реальности меня вернул порыв ледяного ветра. Только тогда я вспомнил о том, что недавно произошло, как я далеко от дома и как поздно сейчас. Я разнервничался ещё сильнее. Боялся даже представить, как сильно расстроится мама, как она будет переживать и нервничать. Меня ударил жаркий пот, который быстро остывал под порывами ветра, и заставлял меня подрагивать от холода.
Как бы сильно мне не хотелось сейчас возвращаться домой, особого выбора у меня не было. О том чтобы ночевать на улице или просто до утра шататься по городу, я не мог даже вообразить. Оставив людей самих разбираться с аварией, я прыткими шагами отправился назад. Ветер всё усиливался в своих порывах и холоднел. Через каждый шаг я растирал замерзшую гусиную кожу на руках.
Назад дорога всегда мне казалась короче. В ночной тьме, частично освещенной уличными фонарями и ночными вывесками, я смог приметить дом, после которого мне нужно повернуть на свою улицу. Сердце опять забилось в беспокойном ритме. Я не хотел домой. Боялся. Я даже сам не знал, чего именно я боюсь. Увидеть, что родители всё ещё ругаются? Дерутся? Или злые ждут моего возвращения, чтобы выместить свою ненависть на мне за то, что я их всех перессорил и наговорил глупостей?
Ноги по ощущениям превратились в две деревянные палочки, которыми я весьма ловко перебирал. Эти мысли меня повеселили. Мне начало казаться, что я весь сделан из дерева. Я повернул за здание.
Метрах в двухстах от меня, появился силуэт человека. Он будто бы внезапно возник из неоткуда. Мелкая дрожь, которая и до этого осторожно бегала по моему телу, разом превратилась в натуральную тряску. Трудно было однозначно ответить из-за чего она появилась. Ведь к холоду я немного адаптировался.
Фигура заметила меня и стала быстро сокращать дистанцию. Я не знал, что делать и выбрал тактику «замри».
Я уже мог разглядеть знакомые черные длинные волосы. Облегчения мне это не прибавило.
– Игорёша! – сказала женщина.
Я лишь нервно улыбнулся, абсолютно не зная, чего ожидать. Раньше я никогда не уходил из дома без разрешения. Тем более здесь, на новом месте, мне вообще не разрешали играть дальше двора. Я приготовился к худшему.
– Мы так волновались! Ты где был?! – мама обняла меня со всей своей материнской любовью.
Только не плакать…Только не плакать…Только не плакать…
– Играл во дворе, – солгал я.
– Во дворе?! Ты, походу, перепутал, где наш двор заканчивается! Ох, как же ты нас напугал! – мама стянула с себя жилетку и надела на меня. – Замерз, вот! Губы, вон, синие уже!
В её голосе я совсем не чувствовал злости. Только глубокую обиду. Вид у неё был взъерошенный, глаза большие и ужасно уставшие, волосы неровно уложенные в быстрых, небрежных попытках расчесаться. Ничего странного.
Лёгкий укольчик совести взбодрил меня. Я осознал, что моя ночная прогулка могла очень плохо закончиться. Я был рад, что мама встретила меня одна, без папы. Только сейчас я почувствовал, насколько подвёл его. Я ведь обещал не рассказывать маме об этом. Не делиться с ней своими бредовыми фантазиями. Выходит, что моё слово ничего не стоит, а в машине никого тогда не было.
Она взяла меня за руку и повела домой. Что-то липкое и студёное коснулось моей кожи. Я не решался отпустить руку, несмотря на всё своё мальчишеское любопытство.
– А где папа? – набравшись смелости, спросил я.
– Папа? – нервно уточнила мама, оглядываясь по сторонам. – Он… он дома остался. Не очень хорошо себя чувствует. Ему отдохнуть нужно.
Я сдержал прорывающийся смех. Гамма эмоций бомбардировала мою детскую нервную систему. Я не знал, как вообще теперь реагировать на всё это, что я должен вообще чувствовать? На секунду показалось, что я готов лопнуть от переизбытка ощущений. Но всё же меня обрадовало то, что отец был дома. Он никуда не ушёл, значит они с мамой не сильно поругались, и скоро всё будет, как и было! Об этом я думал, пока мы топали до нашего дома, и эти мысли меня согревали.
До квартиры добрались очень быстро. Мне пришлось подстраиваться под широкие взрослые шаги матери. Получалось не совсем хорошо, но я старался не отставать, чтобы лишний раз не нервировать её. Она шла молча, изредка поглядывая по сторонам. Я не смотрел в её сторону, чувствуя себя вдвойне провинившимся. Хотя мама никаким образом не показывала свою обиду или злость на меня. Мне почему-то становилось от этого ещё гадливее.
Подъезд встретил нас полнейшей темнотой. На ощупь мы осторожно подошли к своей квартире. Холодный пот снова порывался омыть моё лицо. Страх проснулся где-то в глубине моей душонки и медленно-медленно, цепляясь своими мерзкими щупальцами, поднимался всё выше и выше. Дыхание перехватило. Я понял, что не хочу возвращаться домой. Как я буду смотреть папе в глаза? Что я ему скажу? Они ведь уже всё выяснили и поняли, что это я всех взбаламутил. Папа уже знает, что я нарушил своё обещание и всё рассказал маме.
Лицо скривилось в жалостливой гримасе. В этот момент я был благодарен тем людям, которые скрутили подъездную лампочку на нашем этаже, и теперь мама не может разглядеть моего смущения.
– Да где эти ключи? – спросила она в пустоту.
Мама по третьему кругу проверила все свои карманы, но судя по повторяющемуся цоканью, безрезультатно.
Я достал связку металлических ключей, которые прихватил с собой во время бегства, и, намеренно громко, потряс ими. Открыть квартиру самом мать почему-то мне не позволила. И быстрым, но уверенным движением перехватила их. Я был не против и даже испытал какое-то облегчение от этого. Но открывать дверь она не торопилась.
– Ты уже взрослый мальчик и кое-что можешь понять сам. В школу, вон, скоро пойдешь! – я не мог разглядеть её лица, но чувствовал, что оно крайне напряжено, а шепот только усиливал гнетущее ощущение того, что произошло что-то плохое. – Э, как ты уже понял, мы с папой немного поругались….
Перед глазами снова всплыла картина кровоточащего отца.
– Не волнуйся, ты ни в чем здесь не виноват! – то ли случайно, то ли намерено она растягивала каждый слог, словно напевала. – Такое иногда бывает, родители могут поругаться. Но… тебе нужно всегда помнить о том, что мама с папой тебя любят и никогда и никому не дадут в обиду! Понял?
– Да.
– Вот, мы поругались… – мама сделала небольшую паузу, будто не зная, что дальше сказать. – И папе сейчас, как и мне, плохо. Ему, ну… ему немного хуже, чем нам с тобой сейчас. И…кхм, лучше тебе его сегодня уже не беспокоить, хорошо?
– Хорошо.
Если бы я мог, я б папу вообще бы никогда больше не беспокоил. Сказать такое маме, тем более в такой обстановке, я не решился.
– Вот и славно!
Ещё мгновение и тьму подъезда изжил тусклый свет из внутренностей нашего жилища. Я невольно зажмурился и шагнул вперед, не успев толком обдумать мамину просьбу.
Согревающее тепло дома обволакивало своим уютом. Усталость сегодняшнего дня накатилась со всей своей силой. Я хотел только лечь спать, даже голод не был серьезной помехой. Швырнув тапочки на полку прихожего гарнитура, я поспешил в свою комнату.
– Мы пришли! – крикнула мама, а я вздрогнул от громкого звука.
Ответа не последовало. И я, помня просьбу мамы, продолжил красться в свою комнату. Попасть в неё я не успел.
– Уснул, наверное, папка. Не дождался нас. Игорёша, это что такое?! Ты ничего не забыл? Что нужно первым делом сделать, придя с улицы?
Неслышно выдохнув свою злость, я покорно отправился в ванную комнату.
И замер от увиденного.
Включенный свет явил мне голого папу, лежащего с согнутыми ногами в, полузаполненной слегка розовой водой, ванне. Правая рука безвольно свисала с бортика под неестественным углом, левая же была погружена в воду и находилась в районе солнечного сплетения. Лицо было в удручающем состоянии: под левым глазом синел фингал; нижняя губа треснула, о чем свидетельствовала запекшаяся кровь, и с обоих ноздрей свисали две багровые затычки, разбухшие от крови и воды. В левом дальнем от входа углу догорала маленькая ароматическая свеча. От чего воздух в помещении представлял собой странную, одновременно отталкивающую и пьянящую, смесь запахов. Остальное тело было плохо видно из-за мутной воды. Глаза были закрыты. Казалось, что он спит.
Я не понимал, что произошло и как мне реагировать. Даже не мог понять: звать маму или нет.
Но она сама появилась за моей спиной. Увиденное не сильно её шокировало, а судя по дальнейшей реакции, просто ввело в легкое замешательство. Она настойчивым движением повернула мою голову в сторону, чтобы я больше не мог видеть эту картину, затем протиснулась между мной и стиральной машинкой, попутно вытесняя меня в коридор.
– Иди в свою комнату.
Увиденное ввело меня в транс. Я не мог пошевелиться. Не мог сделать и маленького шажка. Легкая тошнота подступала к горлу. Мне захотелось плакать. Я слишком устал за этот день. Но было что-то в этом и прекрасное. Какой-то абсолютный разряд энергии и удовлетворения.
Я с такой силой тряхнул головой, что услышал, как у меня хрустнули позвонки. Кровь немного разогналась по телу, и это привело меня в чувство. Я осторожно сделал первый шаг назад, аккуратно идя спиной к комнате и не сводя глаз с ванны, стараясь захватить каждый кусочек этой, притягивающей моё сознание, картины.
Услышал, как мать задула свечу, а затем спустила воду с ванны. После чего зашел в свою комнату, плотно закрыв межкомнатную дверь.

Глава 3
18.05.2016
Яркий свет ослепил меня даже через опущенные веки. На соседней койке послышалось шуршание накрахмаленного постельного белья, с коридора доносились вялые звуки просыпающейся утренней жизни, а в палате медбрат, закинув одно колено на подоконник, пытался открыть окно.
– Вставайте! Ну, и вонь тут у вас! Окно вообще не открываете, да? – отчитывал нас сотрудник учреждения.
Я поглубже закутался в одеяло и перевернулся на другой бок, чтобы противный лампочный свет не бил мне так сильно в лицо. Надеялся выкрасть ещё пару минуток блаженного небытия. Однако мой хитрый план был раскушен опытным медбратом.
– Харэ валяться! Слышь, я кому говорю!
Тычок рукой в бок только раздул огонь моего ужасного настроения, а сорванное одеяло окончательно заставило меня проснуться. День, по всем приметам, начинался плохим.
Я сел на кровать, свесив ноги на пол. Медбрат никуда не уходил, а продолжал молча стоять рядом со мной, ожидая моей реакции. Сосед по палате уже проснулся и, схватив веник, принялся лихорадочно подметать пол. Кое-как разлепив слипшиеся веки, я посмотрел на наш будильник.
Молодой парень, чуть старше меня. Ростом немного повыше, но уже в плечах. Худой, плечи и таз были одной ширины, но халат ловко скрывал этот изъян. Голова полностью выбрита и усеяна множеством продолговатых шрамов и каких-то непонятных углублений, на затылке выпирал костный нарост. Часть левого уха была оторвана и уродливо срослась с шеей, судя по всему последствие встречи с собакой в детстве. А его небольшие темные усики, состоящие из нескольких грубых волос над губой, потешали меня каждый раз, когда я их видел. Глаза маленькие и бесцельные, как у поросенка на ферме.
С окна повеяло утренним холодом. Я потянулся за одеялом. Юноша отпихнул его ногой в сторону.
– Вставай давай, шизик!
Я сглотнул слюну в попытке успокоиться и умерить свой гнев. Получилось хило, я чувствовал, как готов сорваться в любой момент. Но к моему или, к его счастью, в дверном проёме палаты появилось сморщенное лицо старшей медсестры. Я узнал её по фотографии, висящей в коридоре. Её суровые и уставшие от жизни глаза были направлены в одну точку, но взгляд охватывал сразу всё помещение и каждого из нас. Не знаю было ли врожденным качеством или приобретённым профессиональным навыком.
Сосед демонстративно вытянулся по струнке на военный манер, поставив веник слева от себя возле ноги, и громким командирским голосом доложил:
– Здравия желаю, Галина Петровна! Во время моего дежурства происшествий не случилось! По распорядку дня у личного состава утренняя гигиена! Незаконно отсутствующих нет! Дежурный по палате пациент Тарасенков!
Я слушал, как заворожённый. Слова моего соседа по несчастью вылетали словно рубленные поленья несмотря на то, что он произнес свой доклад на одном дыханье. На лице медбрата появилась растерянность. Впрочем, как и у меня.
Но для Галины Петровны ситуация была абсолютно нормальная и рядовая.
– Вольно! – в шутку или в серьёз ответила женщина.
Я молча сидел и с интересом наблюдал за происходящим. Тарасенков зашуршал веником ещё усерднее и прилежнее. Гостья продолжила:
– Аркадий, иди в перевязочную. Поможешь девочкам.
Голову медбрат втянул в плечи, и сам немного сжался, после появления начальницы. Ответом Аркадия было неуверенное, шаркающее ногами движение к выходу из палаты. Когда он окончательно удалился, очередь дошла и до меня.
– Как у тебя одеяло на полу оказалось?
– Аркадий уронил.
– Зачем ему ронять твоё одеяло?
– У него и спросите, – я поднял одеяло и вернулся в кровать.
– Не спеши глаза закрывать, радость моя, – угадала мои мысли медсестра. – Савелий Алексеевич ждёт тебя.
Я поднял глаза до упора вверх, в попытках осознать услышанное.
– Так время… – начал я.
– Ничё не знаю, он уже здесь. Я щас еду принесу. Быстро поклюёшь и к нему побежишь, – на этом она развернулась и, переваливаясь с бока на бок, зашагала прочь.
Сон уже не поймать. Переместив тело в вертикальное положение, я грустно уселся на кровать. По моей коже пробежала неприятная дрожь.
Звук шаркающего веника стих. Не понимаю как, но сквозь сонное состояние я обратил на это внимание. Повернув голову, я увидел, что мой сосед стоит возле моего одеяла и нервно трёт шею. Костяшки левой руки, сжимающей простейшие орудие уборки, сильно побелели, неприятно контрастируя с общей синюшностью его рук.
Без малейшего желания погружаться в ситуацию, я перевалился через койку и подобрал одеяло. Тарасенков энергично закивал и с удвоенной силой принялся подметать пространство, которое было незаконно оккупировано моей собственностью. Только сейчас я понял, что от его уборки нет никакого толка, а в некотором роде он даже вредил, поднимая пыль в воздух. Дежурный по палате, как он сам себя недавно назвал, махал веником из стороны в сторону абсолютно бестолково, даже не собирая скопившуюся пыль в совок, а открытое окно и незакрытая дверь создавали сквозной поток воздуха, двигающий ссор.
Закутавшись в одеяло, я решил не мешать уборщику.
Не было сил даже привести себя в порядок. Со всеми этими непонятными событиями последних дней, я чувствовал, как моё лицо опухло и тянется вниз, а руки, наоборот, похудели и стали просто косточками, обтянутыми кожей. Мощи не хватало даже на то, чтобы удержать в голове простую мысль.
Несмотря на тонкость казенного одеяла и тот факт, что ночью я просыпался несколько раз от холода, сейчас оно меня быстро согревало. Вылазить не хотелось совершенно.
Молодая медсестра, которую я раньше не видел, зашла в палату с небольшим подносом. Оглядела помещение и осторожно поставила ношу с едой на мою прикроватную тумбочку.
– Спасибо, – дежурно поблагодарил я.
– Приятного аппетита, – также серо ответила медсестра.
От манной каши приятно вздымался вверх тёплый дымок, а чай своей чернотой больше походил на крепкий кофе. Выглядело всё более или менее терпимо. Не та пища, к которой я привык дома, но тоже сойдет. Хотя, я никогда особенно не замечал в себе привередливости в еде. В этом плане, я был своего рода аскет. Мог целый день держаться на чае и скромных бутербродах. Мне важнее было качество продуктов, из которых готовят.
Я посмотрел на своего соседа.
Он уже был в положении на коленях и старательно выметал пыль из-под своей койки. Решив, что его лучше не беспокоить, я поднялся со своего места и наконец закрыл окно. Он не обратил на меня никакого внимания. Я тем же маршрутом вернулся и взял тарелку в руки.
К моему удивлению, каша была именной той консистенции, которую я обожаю. В меру жидкая, но не вода и достаточно густая. И без, характерных для бюджетных организаций, комочков. Пища ещё не успела остыть, и не собираясь давать ей такую возможность, я с аппетитом начал завтракать под звуки шоркающего веника и рутины в больничном коридоре.
– Да хватит там подметать, чисто уже всё, – не выдержал я.
Реакции не последовало.
В проёме палаты появилась уже знакомая молоденькая сестра. Вид был у нее слегка нервный и дёрганный. Она снова осмотрела нашу палату, но в этот раз на её лице я заметил подозрительный прищур. Словно она пыталась найти отличия. Секундная пауза, она вернула взгляд на меня и сказала:
– Савелий Алексеевич вас ждёт.
– Хорошо, я сейчас приду, – я вернул пустую кружку на поднос. – Спасибо, было очень вкусно!
– Пожалуйста, – ответила сестра, беря поднос.
Откладывать уже было нельзя. К тому же я окончательно согрелся. Скинув с себя одеяло, я на скорую руку небрежно заправил шконку. Получилось так себе, но мне было абсолютно всё ровно. Быстро привел свой внешний вид в порядок.
Минуты через три я, шаркая ногами, двигался по унылому безликому коридору к кабинету доктора. Вокруг меня шумел быт этого заведения. Туда-сюда сновали люди, одни из них были облачены в белые халаты, другие окутаны в грязного цвета одеяния. Сходу, быстро посмотрев на встречного мужчину, было трудного определить, что на нём надето. Футболка, рубашка или водолазка…. Просто два серых прямоугольных куска ткани сшитых вместе. На ногах всё же можно было определить пижамные штаны в клетку.
Рядом было много действий, но мало шума. Даже идущий мне навстречу мужчина, вообще не издавал звуков при ходьбе. Хотя в таких коридорах любой шум должен усиливаться в несколько раз.
Не успел я окончательно решить загадку бесшумного пациента, как перед мной появилась выкрашенная в белый цвет дверь кабинета номер одиннадцать. На ней скромно висела информационная табличка, оповещающая о том, что за этой дверью усердно трудится заведующий отделением Ягцев Савелий Алексеевич.
Врач высшей категории. Солидно. Может быть, он действительно сможет помочь маме в её болезненном состоянии? Я ничего не знал о врачебной иерархии, но как мне кажется, высшую категорию просто так не присуждают. В любом случае, высшая категория явно будет поприятнее низшей.
Я вежливо постучал. Через мгновение потянул затёртую ручку на себя.
– Разрешите?
Знакомый голос врача ответил:
– Доброе утро, Игорь! Проходите. Как спалось?
Непривычно бодрые и радушные нотки смутили меня. Я неловко застыл на пороге.
За своим рабочим столом сидел всё тот же тучный мужчина с толстыми губами. Бумаг на столе стало поменьше, зато прямо посередине лежала открытой толстенная, и судя по пожелтевшим страницам, старая книга. Та её часть, которая была обращена ко мне, была усеяна маленькими бумажками с крошечными пометками на них. На страницах лежали очки, которые с моим появлением, отправились на лицо владельца.
– Доброе, – произнес я и направился к своему стулу.
В кабинете было непривычно свежо и слегка зябко. Также мой нос уловил присутствие ещё какого запаха. Я пытался его захватить, но как только он попадал на мои рецепторы, тут же улетучивался. Духи?
– Вижу вы хорошо выспались!
– Да. Матрасы тут очень удобные, – попытался пошутить я.
Мужчина усмехнулся и посмотрел на меня более серьёзным взглядом. Его толстенные линзы смешно искажали глаза, делая их в несколько раз меньше.
– Как жизнь тут вообще? Всё хорошо?
– Нормально, – ответил я, решив не вдаваться в подробности. – Когда я смогу домой уйти? И что там с мамой?
Савелий Алексеевич поправил очки, откинулся в кресло и положил руки на подлокотники. Мы смотрели друг на друга несколько мгновений, и наконец он произнес:
– Всё хорошо. Не волнуйтесь.
Ответ меня категорически не устроил.
– И что? – спросил я.
– Что? – не возмутился доктор.
– Ну, что значит ваш ответ? Я ничего не понял.
– С вашей мамой всё хорошо. Ей уже намного лучше. Скоро вы будете дома, – врач вернулся в исходное положение и сцепил руки в замок. – А сейчас нам нужно продолжить. На чем мы вчера остановились?
Я повернул голову и посмотрел в окно.
Верхушки деревьев стояли неподвижно, лишь немного вздрагивали зеленые листья. Дворник лениво подметал заасфальтированную дорожку, а в стороне от него, по протоптанной тропинке шла группа пациентов к скамейке. И было в этой картине что-то правильное, что-то умиротворяющее.
– Почему я вообще здесь нахожусь? Со мной же всё нормально, а… – я повернул голову к сидящему за столом врачу. – А глядя на основную массу больных, так вообще, я образец здравого смысла и психического здоровья!
Лицо мужчины поморщилось, словно от дольки лимона. Он одним элегантным движением снял очки, повертел их в руках и положил на стол. После чего сказал, ища зрительного контакта со мной:
– Они такие же пациенты, как и вы. И лучше их не называть больными. Это всегда было крайне неэтичным. Это во-первых. А во-вторых, нам нужно понаблюдать вас некоторое время здесь. С вами случилась архистрессовая ситуация. И лучше побыть некоторое время амбулаторно. Убедиться, что всё под контролем.
Я закусил правую часть нижней губы. Выдерживать взгляд Савелия Алексеевича было трудно. Хотелось смотреть куда угодно, лишь бы не в его черные зрачки. Глаза сами сощурились.
Врач вернул очки на переносицу. Вытащил из-под старой книги папку, положил её перед собой и демонстративно достал оттуда лист бумаги.
– И да, время вашего пребывания здесь зависит исключительно от вас. Чем лучше, быстрее, качественнее вы будете идти на контакт, и у нас сложится работа, тем, соответственно, лучше для всех. И лучше пока не возвращаться к этим разговорам. Хорошо?
Моим ответом был глубокий вдох и такой же шумный выдох. Сердце на долю мгновения перестало стучать, чтобы затем с силой протолкнуть скопившуюся кровь. Мелкая дрожь пробежала по спине. Я перекатился на стуле из стороны в сторону.
Глупо было злиться или обижаться на этого мужчину. В конце концов, он простой винтик в системе, который следует заранее прописанным инструкциям и процедурам. Хотелось надеяться, что он хоть немного хочет искренне помочь. Но мог ли я ему полностью доверять и открыться? Да и должен ли…?
Из рефлексии меня вывел голос Савелия Алексеевича:
– Давайте продолжим ваш рассказ. На чём мы в тот раз остановились?
Я запрокинул голову максимально вверх и похрустел шеей. Доктор терпеливо ждал, читая то, что написано на бумаге.
Мы подошли к самому неоднозначному эпизоду всей моей, да и не только моей, жизни. Я сам неоднократно возвращался к нему снова и снова, пытаясь вспомнить, достать из памяти какие-то упущенные детали. В конце концов, хотелось просто определить, как так вышло и что к этому привело. Но делал я это наедине с самим собой, и никогда, даже в самых страшных фантазиях, я не мог вообразить, что мне придётся с кем-то обсуждать эту кошмарную реальность, в которой я жил последние несколько лет, и эпизод, в котором эта реальность родилась.
Даже сейчас, сидя перед человеком, который может помочь мне, а самое главное – моей матери, я не мог начать говорить. Я банально не знал с чего начать. Как можно было подступиться к такой ситуации? Да и с чего вообще начать? С того момента как я проснулся на следующий день или через неделю, когда папа уже вернулся…
Да и какие можно подобрать слова чтобы объяснить то, что произошло?
Отложив старый лист, врач взял новый. Он никак меня не торопил, спокойно ждал, пока я начну, а я же всё никак не мог открыть рот и выдавить из себя хоть пару слов. Ситуация становилась настолько комичной в моей голове, что я невольно ухмыльнулся. Получилось слишком громко и выразительно.
– Могу поинтересоваться, что вас рассмешило? – спросил Савелий Алексеевич.
Я начал заливаться истерическим хохотом. По моему телу волна за волной разряжались волны смеха и снимающегося напряжения. Глаза намокли. Для доктора это явно выглядело, как нервный срыв, но он ничего не предпринимал.
– Ну, я не знаю с чего начать… и долго собирался с мыслями. Это меня, как бы…, и рассмешило, – между волнами веселья я выдавил из себя объяснение.
На лице мужчины за всё время не появилось ни одной эмоции. Его явно раздражала вся эта ситуация, и он хотел побыстрее перейти к работе, но профессиональная этика и личностные качества мешали ему начать торопить меня. Укол совести заставил меня успокоиться.
– Начните с начала и постепенно двигайтесь к финалу. По ходу ваш рассказ обязательно обрастёт мясом, – скорее потребовал, чем посоветовал врач-психиатр.
Трудно было не согласиться с таким доводом…

+++
07.08.2005
Ночью я почти не спал, то и дело, поминутно переворачиваясь с бока на бок и прислушиваясь к звукам из других комнат. Под утро мой детский организм всё-такие не выдержал нагрузки и отрубился. Как в старом телевизоре у бабушки, картинка сжалась до одной точки и захлопнулась.
Вначале шумов почти не было. Настолько всё было тихо, что некоторое время я слышал только своё учащенное сердцебиение и дыхание. Но затем: звуки шагов, щелчок выключателя света, звук рвущейся ткани, не членораздельный шепоток, топот ног и удар закрываемой двери.
Я лежал и надеялся, чтобы никто не зашёл в мою комнату, чтобы никто вообще не вспомнил о моём существовании. Так оно и случилось. До самого полудня никто не беспокоил меня.
Мне снился какой-то незапоминающийся сон, с быстро меняющимися картинками и яркими оранжевого цвета вспышками. Проснулся весь мокрый и без понятия, что именно заставило меня открыть глаза. Растирая правый глаз, левым я оглядел помещение и увидел стоящую возле стола маму. Она наклонилась и что-то искала в его ящиках.
Все события вчерашнего дня разом пролетели у меня перед глазами и моментально взбодрили меня. Остатки сна окончательно улетели, когда я принялся массировать левый глаз.
Мама вытащила содержимое одного из ящиков и небрежно кинула на столешницу. Движения были дерганными и резкими. Удар макулатуры получился неожиданно громким, и она замерла. Я тоже перестал тереть глаза и замер.
Мгновение спустя мы смотрели друг на друга.
– Доброе утречко! Уже проснулся? – спросила мама с интонацией, которая брала разгон на качелях.
– Да, ты разбудила меня.
– Прости, мой сладкий. Я не хотела. Ищу тут кое-что, – мама отвернулась и продолжила свои поиски.
– А что ищешь? Может я видел это, – уточнил я, привставая с кровати.
– Да, не важно. Документ один, – она развернулась ко мне. – Вставай, умывайся, зубки чисти и иди завтракать. Я бутерброды сделала тебе. Хотя, уже обед.
Я сполз со своего спального места. Мама всё время смотрела на меня. Глаза её неестественно блестели, а под ними появились два серых мешочка. Выглядела она крайне уставшей и истощенной. До сих пор не ложилась спать что ли?
– А чё ты в одежде спал?
Я дёрнулся, но решил не останавливаться и уже в дверном проёме ответил:
– Сильно спать хотел. Не успел раздеться.
В ответ услышал недоверчивый хмык.
Быстро умылся и привел себя в порядок. Всегда было интересно, почему сначала нужно чистить зубы, а потом уже кушать? Логичнее же сделать наоборот… Но в этом вопросе матушка была принципиальна. Под эти рассуждения я умылся, закинул старую одежду в барабан стиральной машины, переоделся в свежее и вышел на кухню. В последний момент я украдкой посмотрел на ванну. Свет от белого металла красиво разбегался по пространству, а в нос прокрались, дерущие его изнутри, запахи хлорки и чистящего средства. Не помню, когда я в последний раз видел такой лоск.
За столом сидела мама и отхлёбывала из кружки. Рядом на блюдце лежал откушенный бутерброд с колбасой. Я сел на стул и аккуратно отпил из стакана. Мама ответила на вопрос, появившийся в комнате вместе со мной:
– Папа на работе… Как ты уже, наверное, понял… Ладно, Игорёша, ты уже взрослый мальчик, скоро в школу пойдешь. Поэтому, с тобой уже можно говорить, как со взрослым, – воспользовавшись паузой, она откусила бутерброд. – Короче, мы с папой поругались вчера. Не волнуйся, ты тут не причем! Просто, так бывает, люди иногда ссорятся. И… Ну, в целом, это всё. Папа на работе… да…
– Хорошо, я понял. Грустно, что мы завтракаем только вдвоём, – я посмотрел маме прямо в глаза, ища там подсказки. – А вы не сильно поругались? Это из-за меня вы вчера дрались?
Её брови соединись над переносицей и рубленным движением поднялись вверх, уголки глаз, напротив, нырнули вниз.
– Нет, – она сделала отмашку правой кистью. – Ты что?! Конечно, не из-за тебя. Ты тут вообще не причем. Не волнуйся!
Интересно, она сама верит в то, что говорит сейчас?
Остаток завтрака мы просидели молча. Я активно жевал свои бутерброды, внутренне ведя ожесточенный бой с проснувшимся чувством вины за вчерашнее, которое нашёптывало мне расплакаться и упасть маме в ноги. И долго-долго просить прощение.
– А ты почему не на работе? – спросил я, закидывая последний кусок хлеба в рот.
Мама по-хозяйски собрала посуду со стола и поставила её в раковину. Затем открыла холодильник и ответила, прицениваясь к его содержимому:
– Я себя не очень хорошо чувствую. Решила больничный взять.
– М-м-м.
Передо мной появился маленький зеленый банан. Очищался он с усилием, но я смог добраться до не совсем спелой мякоти. Жевать это было не приятно.
– В школу хочешь уже? – продолжила разговор мама.
– Да, побыстрее бы. Познакомиться со всеми, – в этой череде событий я забыл о главном ближайшем событии в моей жизни. – Хотя, боюсь немного.
– Ой, не бойся! Всё хорошо будет. Школа пролетит одним днём, ещё вспоминать будешь, – попыталась подбодрить меня мама.
– А что вчера было с папой? – я доел банан и кинул шкурку в мусорное ведро под раковиной.
– В каком смысле, мой хороший? – мама хлопала ресницами под каждый слог.
– Ну, когда мы пришли, он странно лежал в ванной, – воздуха перестало хватать, горло пересохло, и я начинал заикаться. – И-и-и-и, вроде, там была кровь….
Слёзы сдержать я так и не смог. Тёпленькие малюсенькие капельки упали мне на щечки и соленными полосами потянулись вниз, раздражая крохотные ранки на моей коже. Ком в горле не давал продавить себя вниз, но и вверх не спешил идти. Ладони увлажнились холодным потом. Щеки загорелись багрянцем. Я не выдержал и отвернулся к холодильнику, ища у него защиты. Лоб приятно охладился от металлической дверцы. Я вдавил голову ещё сильнее и весь затрясся.
Тёплые тонкие руки скользнули по моим плечам и крепко обвили мой торс. Мамино тело прижалось ко мне. Мне стало хорошо. Появилось приятное чувство теплоты внутри, будто кто-то включил лампочку. Хотя скорее, зажёг спичку. Тревога незаметно стала рассасываться, как надоевший прыщ.
– Ты чего? Испугался вчера? – её голос смазал мои уши целебным бальзамом.
Я быстро закивал, от чего пару раз сильно ударился головой.
– Мой ты хороший мальчик. Не было вчера никакой крови. Тебе показалось, наверное. Папа, просто, принимал ванну и уснул. Не переживай, он сегодня вернется! – мама гладила меня по голове очень размеренными и аккуратными движениями.
Перед глазами заплавали мошки и какие-то ранее не виданные цветные шарики. Я попытался их разогнать круговыми движениями глазных яблок, но ничего не получилось. Их стало только больше.
Голос женщины уплывал куда-то вдаль, словно кораблик, пущенный по быстротечной реке. Иногда он натыкался на камни и больно бил по ушам повышенной громкостью. Затем течение разворачивало его, и её голос снова убегал от меня. А я стоял на берегу, не решаясь бежать за ним.
– Мороженное хочешь? Я схожу в магазин, – предложила мама, разворачивая меня лицом к себе.
Я обнял её и крепко сжал. Лицо приятно легко на мамин живот. Мне не хотелось, чтобы она уходила. Тем более сейчас. Я бы не справился с чувством одиночества и брошенности.
Но мороженное я тоже хотел, поэтому мелко и неуверенно закивал в знак согласия. Лицо, смоченное слезами, поцарапалось об грубую ткань маминой одежды и защипало. Внутри, где-то в районе солнечного сплетения обидно кольнуло.
– Ну, всё-всё, успокаивайся давай. Вытирай слёзки, всё хорошо. А я пока в магазин схожу. Приду, и у-у-у, как натрескаемся с тобой мороженного! И ни с кем не поделимся, сами всё съедим! – улыбка осветила её уставшее лицо и всю кухню.
Истерика начала отступать, и я уже мог контролировать себя. Оторвавшись от матери, я вытер слезы правой рукой и подошёл к окну. Мама вышла из кухни, и, судя по звуку, начала собираться. Мошки исчезли, вместе с ними и цветные шарики. Но в ушах до сих пор звенело. Я подошёл к раковине и хорошенько умылся.
Ледяная вода освежала и стягивало моё лицо. Кровь убегала туда, где было потеплее. Сопли и слёзы одним массивом закручивались в воронку и утекали в неизвестность слива, освобождая место для новой партии.
Что это?
Я освежался около минуты, и под конец увидел, как уплывающая слизь поменяла свой цвет. Или мне показалось, что увидел.
Сделав ещё один круг руками по лицу, я со злостью брызнул всё в раковину. Она обагрилась.
Ещё и ещё раз. Результат тот же. Только теперь она вся была красная.
Я принялся судорожно смывать всё это, параллельно очищая лицо от крови. Я весь горел. Нет, даже пылал. Целая буря эмоций терзало моё детское тело в тот момент. И я никак не мог схватить и раздавить хотя бы одну.
Ужасно боялся того, что мама всё увидит. Кстати, где она?
Через минуту всё было кончено. Вода приобрела свою естественную текстуру. Моё отражение в дверце микроволновой печи также сообщило о том, что с моим внешним видом всё в порядке. Только, кажется, немного побледнел, но ничего.
Я вышел из кухни, чтобы проводить маму. На ней было красивое зелёное платье в белый горошек, часы на правой руке и парочка браслетов на левой. Волосы собраны в пучок на затылке, удерживаемые массивной заколкой. Слишком шикарный наряд для того, чтобы быстренько сбегать в ближайший магазин.
– Ну как? – спросила мама, кружась перед зеркалом в прихожей.
– Очень красиво.
– Мой ты маленький джентльмен! – взяв с обувницы пару босоножек, она поставила их перед собой. – Я пошла в магазин. Вернусь скоро. Не скучай тут один!
Я вяло улыбнулся, выражая согласие. Быть одному крайне не хотелось. Но и оставаться с папой наедине, если, вдруг, он вернётся пораньше с работы, тоже не хотел.
Мама плюхнулась на стоящую в коридоре банкетку, и принялась обуваться. Я молча стоял рядом с ней, размышляя, чем мне занять себя после её ухода. В голову ничего притягательного не лезло. Обычные детские шалости и забавы. Решил, что порисую.
– Так, ну всё. Я пошла. Давай чмокну тебя, – мама вытянула губки уточкой и наклонилась ко мне. – Всё, закрывай дверь.
Поцеловав её в ответ, я взялся за ручку двери и потянул на себя, чтобы закрыть, как и было велено. Мама уже вышла на лестничную клетку и сделала пару шажков по ступенькам. В маленькую щель, которая осталась между дверью и стеной, я увидел, как она вздрогнула, остановилась и направилась назад к квартире.
– Стой, я забыла!
– Что забыла? – я открыл дверь.
Внутрь она не зашла. Мы стояли на пороге.
– Мусор забыла взять. Ладно, там в кладовке стоит старый чемодан, у которого папа-Серёжа сломал колёсико. Помнишь? Вот, его прям весь бери и на мусорку неси. Изнутри ничего вытаскивать не нужно! Прям как есть, так и неси. Понял?
– Да, старый чемодан со сломанным колёсиком вынести на помойку, – повторил я.
Мама потрепала меня по правой щеке.
– Умница. И ещё… – выражение её лица стало очень сосредоточенным. – Рядом с ним стоит небольшой черный мешок. Его тоже вынести нужно.
Я ожидал чего-то большего от такого выражения лица, но слегка разочаровался.
– Сделаю.
– Вот и славно. Я пошла, – она развернулась и зашагала вниз по лестнице.
Будет хоть небольшое занятие. Да и на улицу схожу прогуляться. Может кого-нибудь из дворовых пацанов встречу?
Настроение улучшилось. Ещё бы! Мама в магазин пошла, папа на работе, а я предоставлен сам себе, да ещё могу выйти на улицу! Не на целый день, конечно, но тоже замечательно. За пределы двора лучше не выходить, но и рядом с домом можно увлекательно провести время. Особенно если знать, где находятся местные точки интереса.
На пустыре за домами можно половить ящериц. Они бывают самых разных расцветок. А ещё у них забавно отваливаются хвосты. Или можно понаблюдать за старшими мальчишками. Они устроили что-то типа спортзала в подвале и иногда проводят там время. Если знать, в какую дырку ведущую в подвал смотреть, то можно организовать увлекательное кино, до тех пор, пока тебя не заметят.
Ещё ребята говорили, что можно из первого подъезда подняться на чердак, пройти по всей крыше. И окажешься в последнем подъезде. Много разных интересных штуковин там находили и видели. Даже голубиные яйца! В это я не верил, потому что никогда не видел детёнышей этих птиц.
Полёт фантазии уносил меня всё дальше от квартиры и от мусора, который я пообещал вынести.
Надо бы ускориться, а то мама, наверное, уже назад идёт.
С одеждой я сильно не заморачивался – влез в то, что было в поле моего зрения и не сильно пахло потом. Натянул сандалии, вспомнил, что нужно взять мусор из чулана и, выругавшись по-детски, вылез из обуви.
В кладовке был застоявшийся воздух. Пахло какой-то влагой, землёй, подгнившими корнеплодами и старой одеждой. Смесь этих запахов стремилась как можно быстрее выбежать оттуда и распространиться по квартире. Я брезгливо сморщил нос.
Чемодан и мешок стояли почти у самого входа. Я с трудом вытащил их в коридор и поставил возле входной двери. Они были под завязку набиты чем-то тяжелым. Если с чемоданом больших трудностей не должно быть, несмотря на сломанное колесо, я всё ещё могу его катить, то мешок смущал меня своими габаритами и тяжеловесностью. Но выбора особого не было.
Я выкатил чемодан в подъезд и принялся за мусорный мешок. Поднял его двумя руками и опустил рядом с его напарником.
Н-да, нужно придумать как дотащить их вдвоём за один заход. Можно, конечно, по очереди…
Размышляя над этой проблемой, я надел обувь и потянулся за ключами от квартиры, бросая взгляд на пол.
Лужица красной жидкости сиротливо растекалась на том месте, где стоял пакет.
Фу, что за мерзость! Ну зачем кидать жидкий мусор в пакет? Можно же вылить это в унитаз!
Недолго думая, я достал из-под ванны старую половую тряпку и бросил её на влажное пятно. Жижа начала втягиваться в ворсистый материал. Я выдохнул, мысленно проклиная того, кто не принял никаких мер, чтобы этого не допустить, и свою судьбу за то, что я вынужден весь этот мусор выносить.
На улице уже спадал полуденный зной. Во дворе было безлюдно, только легковые автомобили агрессивно заполнили собой всё свободное пространство. Один ловкач даже умудрился припарковать свою машину под баскетбольным кольцом на детской площадке, чем ненамеренно бросил вызов местным ребятам. Прекратить играть из-за того, что какой-то дядька поставил тут машину, никто не собирался.
Кое-как спустив весь свой мусор на улицу, я присел на лавочку передохнуть. Всё-таки пришлось делать это в два захода и немного уронить своё самомнение.
Мусорный ящик возле скамейки, на которой я сидел, был полон, даже с горкой, а под ногами вся площадь асфальтного покрытия была усыпала шелухой от жаренных семечек и густыми плевками. Сама лавка тоже представляла собой бедное зрелище: два небольших пенька между которыми кто-то положил доску и прибил её гвоздями. Доска в нескольких местах была обуглена, покарябана ножом и исписана какими-то символами, которые я ещё не мог прочесть. Садиться на неё было слегка мерзковато, но я слишком выдохся, чтобы оставаться брезгливым.
Поразмыслив о том, как мне дотащить всё это до мусорки и желательно в этот раз сделать это за один заход, я не придумал ничего лучше, как толкать дорожную сумку перед собой, предварительно расположив пакет в пространстве между каркасом основного отделения и выдвижной ручкой. Пока я думал над решением этой непростой задачи, с мусорного мешка опять накапало. По-ребячески выругавшись теми словами, которыми располагал мой загашник бранных выражений, я поднялся со скамьи и принялся организовывать транспортировку мусора.
К моему приятному удивлению, конструкция получилась относительно стойкой, и я довольный неспеша поковылял до мусорных баков. Мне совершенно не хотелось встречаться с кем-нибудь, до того, как я избавлюсь от своей ноши.
До мусорки оставалось меньше тридцати метров. Я сильно выдохся, толкая и одновременно придерживая всю эту неустойчивую конструкцию. Вид переполненных баков, с валяющимся рядом мусором в несколько кругов, расстроил меня.
Я подошёл к ближайшему металлическому баку, который выглядел относительно свободным и бросил на землю свой скраб. Мешок безвольно плюхнулся и растёкся по сторонам. Я испугался, что он сейчас порвётся и всё его содержимое вытряхнется наружу. Нагнувшись, чтобы проверить всё ли в порядке с пакетом, я услышал шум за контейнером. Испугавшись, что это могла быть дикая собака, я осторожно попятился. Из-за угла мусорного контейнера выглянул лопоухий веснушчатый мальчишка. Его появление заставило меня вздрогнуть.
Через долю секунды он полностью вышел. В руках он держал большую серую крысу.
Она спокойно находилась там, не предпринимая никаких попыток освободиться. Сощурившись, я заметил, что она как-то странно сокращалась всем телом. Малюсенькие черные бусинки-глазки были закрыты.
Я выпрямился и перевел взгляд на незнакомца.
Тонкие ручки, такие же тонкие ножки, обутые в не по размеру резиновые тапки, растрепанные засаленные пшеничного цвета волосы, торчащие в разные стороны, и поношенная одежда в небольших разного цвета пятнах. Все его тело, по крайней мере на тех открытых участках, которые были доступны моему взору, было усыпано веснушками. На шее можно было разглядеть большую родинку, с растущим из нее черным грубым волоском.
– Здорова! – бойко начал мальчик. – Чё делаешь на моей помойке?
На удивление его голос был очень приятным. Один из тех голосов, которые можно слушать бесконечного долго и не устанешь.
– Э…здарова. Вот мусор выношу, – словно оправдывался я.
– А, ясно. Интересное чё есть? – зверёк ещё раз дернулся и еле слышно пискнул.
– Не, ничего интересного, – я взял себя в руки, поднял пакет с земли и побыстрее отправил его в ближайший бак.
– Бляха, это плохо. А ты сам откуда? Я тебя раньше тут не видел, а я всех пацанов знаю в этом дворе.
Я подошёл к сумке, поудобнее взял её, чтобы тоже выкинуть. Животное в руках собеседника покорно лежало и не спешило убегать. Лопоухий опустил левую руку в карман и достал оттуда небольшой комочек хлебного цвета.
– Меня Игорь зовут. Мы с родителями недавно сюда переехали. Я редко во дворе один гуляю, – ответил я, с интересом наблюдая за сонной крысой.
– А, ясно. Я – Ваня. Живу тут всегда.
После этих слов, он поднял своего питомца повыше и закинул его головку на бок. Никакого сопротивления не последовало. Только всё та же дрожь и редкое попискивание. Пальцами Ваня разжал ей пасть и начал пропихивать спрессованные кусочки хлеба. Часть комочков тут же падала на землю, но нескольким всё же удалось протиснуться дальше в её глотку. Брыкаться крыса стала сильнее.
– А чё с ней? – спросил я.
– Да не знаю! Всегда такая бодрая была, а сёдня пришёл проведать её, а она лежит, дрожит и вокруг рта белая пенка, как от молочка. Вот, и не ест ничего! – я почувствовал его готовность расплакаться.
Тут ещё крысы водятся? До меня только сейчас дошла вся ситуация в полной мере. Мне стало не по себе. Встретить такую тварь в квартире или в подъезде, мне категорически не хотелось. Но, должен признать, питомец Вани мне понравился.
– Может она заболела?
Ванька ответил не сразу. Воспользовавшись его занятостью, я поднял двумя руками сумку над своей головой. Что-то продолговатое и жесткое перекатилось внутри. Я побыстрее скинул её в мусорный контейнер. Получилось шумно.
– Не знаю, может и приболела. Но… – он замолчал и посмотрел мне в глаза.
Я был рад наконец избавиться от мусора. Ещё больше гордился тем, что смог сделать это не привлекая внимание своего нового знакомого. Мне казалось, что он был слишком поглощён своим зверем и забыл обо мне.
– Но что?
– Я думаю, что кто-то специально это сделал! Вчера утром я видел, как какой-то мужик крутился возле моей мусорки. У него ещё была странная одежда. Я хотел выйти и проследить за ним. Выяснить, что произошло. Но бабуся не отпустила, потому что… – он остановился и посмотрел на крысу. Выглядела она так, будто жизнь окончательно ушла из нее. – Потому что не важно почему. А сейчас погляди на неё!
Ваня выбросил руку, держащую грызуна вперед, да так резко, что я испугался и отпрянул назад. Тушка крысы быстро раскачивалась в его кулачке. Кажется, я впервые увидел смерть.
– Ты чё!? – прокричал я, больше от испуга, чем от удивления. – Да, она сдохла уже!
– Ха, испугался! – громкий смешок вырвался из Вани.
– Да иди ты, псих! Я домой пошёл!
Ваня поднес грызуна к лицу, повертел его во все стороны и всё-таки признал, что он скончался. Глаза у парня прослезились, и чтобы не заплакать, он их крепко сжал, а после смачно ударил себя по щеке свободной рукой. Затем он вышел из-за контейнера на дорогу. На его лице разливался красный блин от удара, на бледной коже это выглядело ещё заметнее. Я молча стоял и смотрел на него, ожидая дальнейшей инициативы от моего нового знакомого. Хотя вся эта ситуация начала меня накалять. Я уже хотел побыстрее прийти домой и забыть этого странного во всех отношениях паренька. Видеться с ним вновь, желанием я не горел, а уж тем более заводить себе такого друга. Хотя что-то магическое в нём было. В те года я не знал, что эту магию взрослые обычно называют харизмой.
– Пойдем хоть похороним её. На пустыре можно, – его голос потерял былую звучность и красоту. Сухой и нейтральный набор звуков.
– Я бы помог, но мне правда-правда надо домой. Меня родители ждут, – нагло врал я.
– Да чё ты мажешься? Это быстро. Пару минут, – всё такой же безэмоциональный голос.
– Я не мажусь! – натурально возмутился я. – Зачем мне тебя обманывать? Родители сказали быстро вернуться. Ваня, прости…
– Родители… – грудь недавнего знакомого поднялась из-за входящего воздуха. – Ну и иди, нытик!
Моему возмущению от незаслуженного оскорбления не было края. Однако я никак не ответил. Мне почему-то стало искренне жаль этого тощего заросшего мальчика с мёртвой крысой в руке, которую, возможно, отравили. Я развернулся и пошёл к дому, оставив Ваню наедине со своими проблемами.

+++
14.08.2005
Папа так и не пришёл. И на следующий день его не было. И ещё через день он так и не явился. Я делал вид, что ничего не произошло, и всё это в порядке вещей. Мама же не совсем умело мне подыгрывала и тоже не подавала виду. Большую часть времени она проводила на работе, а когда приходила домой, то отмахивалась от меня аргументом, что она сильно устала. Я особо не давил на неё расспросами, но по ней было видно, что она беспокоится. Не знаю, были ли у неё трудности на работе или уход отца, так сильно влиял на её настроение. Возможно, всё вместе.
Я старался вести себя тихо и лишний раз не отсвечивать. Делать это было легко. Почти всё время я проводил в квартире, на улицу мама мне не разрешала выходить. Она же почти всё время отсутствовала. Только поздно вечером мы собирались на кухне, чтобы вместе поужинать. Я видел, как ей было тяжело и не лез с навязчивыми разговорами. Мама тоже меня ни о чем не спрашивала.
Так и прошли эти несколько дней. События прошлой недели маленькими капельками выцеживались из моей памяти, освобождая место для новых впечатлений. Иногда думал о Ване и о том, как он пытался накормить умирающую крысу. Интересно, а как бы поступил на его месте я?
Потом подходил к окну в своей комнате и пытался высмотреть его пшеничную шевелюру на улице. Я делал это подолгу, блуждая глазами по пейзажу за окном, а воспоминаниями плыл по событиям своей жизни. Затем я переходил к окну в гостиной и смотрел уже из новой точки. За всё эти два дня я его так и не увидел. Начинало казаться, что я его на самом деле выдумал, и никакого Вани с мертвым грызуном не было.
Был ли отец? Да, точно был, вот же фотография, где они с мамой молодые и счастливые.
А потом где? Был же…
Я достал парочку старых фотоальбомов. Родители начали их вести вскоре после того, как мама подарила папе на день рождение потёртый серебряный фотоаппарат, купленный где-то на барахолке. Однажды я держал его в руках и даже сделал снимок! Но потом у отца появился цифровой фотоаппарат, который, как я понимал, был намного проще прошлого, но он почему-то перестал фотографировать вовсе.
Я сел на кровать в своей комнате и рядом кинул фотоальбомы. Самый маленький скользнул по ткани и шмякнулся на пол. С него и решено было начать.
Это был последний заполненный фотографиями альбом, если судить по маминой причудливой прическе. Вот она стоит возле больницы в старом городе, где мы жили. А здесь у нас в гостях её двоюродная сестра, я её помню, но не отчётливо. Пару снимков в домашней атмосфере, парочка на природе, фотография с дня города. Я пролистал весь альбом, но не нашёл ни одного снимка, где был бы папа…
Следующим был массивный фотоальбом с множеством листов. Я неспешно просматривал его, жадно впиваясь в каждый снимок. Фотографии относились к более раннему периоду жизни моей матери. Там было множество незнакомых мне людей и мест. Мама предстала передо мной с какой-то фантастической внешностью и одеждой, которые больше подходили музыкантам из клипов, крутящихся по телевизору. Я улыбнулся. На душе стало как-то по-особенному тепло. Будто через эти снимки я лучше узнаю её. Соприкасаюсь с той её версией, которую я не застал и которой уже давно нет.
Только на самой последней странице на одном их блеклых черно-белых снимков я увидел маму в обнимку с каким-то молодым щеголем, который очень смутно походил на моего папу. Узнать его было крайне сложно. Если это всё-таки был он, то уж очень круто отец изменился.
Я взял фотографию из гостиной, где точно они и сравнил её со снимком из альбома.
Ну-у-у, не, это точно не он. Лицо не то, форма ушей другая, глаза какие-то выпуклые…
Через открытую форточку проникал свежий прохладный воздух. Его струя дула как раз мне в лицо и приятно освежала. Когда я отложил в сторону альбом, вместе с потоком уличной свежести в комнату залетел крик, а затем отборная брань с улицы. По голосу – мужчина.
Фокус моего внимания тут же сместился. Я подскочил к окну и пытался хоть что-нибудь разглядеть. Но ничего подозрительного не заметил. Переместившись к гостиному окну, я также ничего не увидел.
Показалось, может?
Я вернулся в комнату и пошире открыл форточку. Мне думалось, что так я смогу лучше услышать, что происходит на улице. После чего уселся на прежнее место и положил на ноги третий по счету альбом.
В нём оказались самые старые снимки. Кого-нибудь хотя бы отдаленно похожего на маму с папой я не нашёл. Дойдя до половины альбома, я закрыл его со смесью неудовлетворённости, скуки и какого-то странного подозрения в груди.
Я зевнул. Время было в районе четырёх часов дня. Самое сладкое для дневного сна. К тому же, делать было нечего, а мама придёт вообще не скоро. Да и на улице не было больше ничего интересного.
Сон – это отличная машина времени…
…Каким-то неведомым способом даже через сон я почувствовал, как кто-то на меня смотрит. Я осторожно открыл слипшиеся глаза и увидел силуэт женщины. Она хозяйничала в комнате. Ещё через секунду я понял, что это мама.
– Проснулся? – спросила она.
– А-а-а, да… – ответил я, широко зевнув.
Я сел на кровать и огляделся. Солнце уже не было так высоко и стремилось скрыться за многоэтажками. Форточка была на половину прикрыта, а альбомы я даже не убрал с кровати. Это не осталось незамеченным.
– А чё альбомы тут раскиданы? Фотографии смотрел?
– Да, хотел посмотреть на вас с папой в молодости.
После моей фразы, мама закусила нижнюю губу, отвернулась к окну и зачем-то закрыла форточку. Стало душно.
– А ты почему так рано? – поинтересовался я.
Она повернулась ко мне. Мне показалось, или её глаза стали мокрее? Мама подошла к кровати, взяла альбомы в охапку и поставила их на прежнее место. Я воспользовался этой заминкой и глянул на часы. Было почти шесть часов вечера.
– Пораньше удалось уйти. Сегодня папа придёт… – мама открыла шкаф и посмотрела мне в глаза. – Кстати, что у нас там по продуктам?
– Э, колбасу я доел сегодня, хлеба немного и яиц мало… – вспоминал я.
Что? Папа придёт сегодня? Хм…
– Ты какой-то грустный… Не рад, что отец придёт?
Я быстро накинул одну из своих дежурных улыбок и быстро закивал с широко раскрытыми глазами.
– Конечно рад! Я так соскучился по папе!
Мама закинула голову назад, волосы красиво раскинулись по спине, на лице появилась улыбка. Последние пару дней я не видел, чтобы она улыбалась. По крайне мере искренне. Мне было так радостно видеть её такой.
– Вот и отлично, Игорёша! – она вернула голову в прежнее положение и снова посмотрела в шкаф, опуская туда руку. – Так-с, тогда собирайся в магазин за продуктами. Список я тебе щас напишу.
Ого, походу отец реально придёт. Слишком уж мама готовится к этому.
Я молча сполз с кровати. Сон уже окончательно улетучился, хотя голова немного побаливала. Быстренько освежился в ванной. При её посещении у меня сразу же всплывали неприятные образы из прошлого, поэтому я старался бывать в этой комнате как можно реже, предпочитая умываться на кухне.
Мама тем временем инспектировала свои самые шикарные наряды, параллельно записывая всё, что необходимо купить свободной рукой. Её способность хорошо писать любой из рук меня поражала. Казалось, что это какой-то дар. Возможно, магический. Но она всегда отшучивалась, говоря, что это просто многочисленные тренировки.
На душе было тепло от того, что она так готовится к его приходу, но вспоминая как он целовался с другой незнакомой женщиной, мне становилось больно и слегка жаль маму. Хотелось верить, что он сейчас также суматошно готовится к своему возвращению. Надеюсь, что всё у них будет замечательно и так как раньше.
Я переоделся и ожидал деньги со списком покупок возле входной двери. Страшно не хотелось идти в магазин, но я уже давно смерился с ролью простого посыльного в нашей семье. Тем более сейчас. Однако внутреннее возмущение присутствовало.
Мама вышла из комнаты и протянула мне лист бумаги, вырванный из блокнота, и свернутую в трубочку купюру. Я развернул листочек и увидел крайне примитивно нарисованные продукты, но самое главное – максимально понятные для меня. Быстро пробежав по позициям глазами, я кивнул.
– Всё понятно? – уточнила мама.
Я ещё раз просмотрел весь список и кивнул.
– Вот и хорошо. Сдачу всю домой! Денег и так нет! Понял?
– Да, понял, – разочарованно протянул я.
– Давай, иди побыстрее. Ещё нужно успеть приготовить. Хотя… —она протянула мне ключи, переводя взгляд на настенные часы. – Всё равно уже не успею.
Когда я уже вышел на лестничную клетку, мама спросила:
– А пакет ты взял?
Я вытащил свёрнутый черный целлофановый комок из кармана и продемонстрировал маме. Удовлетворенная, она улыбнулась, затем чмокнула меня в щечку и закрыла дверь.
На улице уже вечерело. Дневной зной спал и стояла приятная теплота. На лавочке возле подъезда сидела привычная компания бабушек-соседок. Они что-то бурно обсуждали. До меня донеслись только обрывки фраз. «Нашли, боже ж ты мой, части!». Но когда я открыл подъездную дверь, они почему-то моментально смолкли. Помня совет матери, я вежливо поздоровался. На меня уставились несколько пар косых взглядов, но в ответ поприветствовали все. Я двинулся дальше, стараясь как можно скорее прошмыгнуть мимо них.
Во дворе ощущалась напряженная атмосфера. Взрослые, которых я встретил в тот час на улице, были будто чем-то напуганы и озадачены одновременно. Выражения их лиц из привычных нейтрально-грустных перешли в напряженно-боязливые. Обыденная спешка тоже претерпела изменение, теперь они однозначно торопились. Знакомых пацанов я не увидел.
В магазине также царила нервозность. Немолодая и полнокровная продавщица с кем-то оживленно говорила по мобильному телефону. Погруженный в свои мысли, я не слышал её реплик. Быстренько пробежав глазами по полкам, я назвал требуемые продукты, расплатился и небрежно покидал всё в пакет.
Перед крыльцом мимо меня пронесся старенький УАЗ с синими полосками по бортам.
Что тут происходит?
Я медленно пошёл в сторону дома, вертя пакетом, как пропеллером. Спустившись с сопки во двор, я наконец-то заметил… По крайней мере, понял куда все так спешили. Теперь это было трудно не сделать, ведь возле мусорки стояла целая толпа людей и две машины: уже знакомый потёртый УАЗ и ещё одна, но с красными линиями на корпусе. Люди, как любопытные гуси, вытягивали шеи в попытках заглянуть повыше и увидеть что-нибудь необычное. Другая часть народа, в массе своей пожилые женщины, стояла чуть поодаль и прикрывала ладонью открытые рты. На лицах их читалась скорбь, взбитая со страхом. Ещё дальше толпились несколько незнакомых мне ребят и уже знакомый Ваня.
Мужчина в форме милиционера, очень похожий на того, что приходил к нам в садик, размахивал руками в отгоняющем жесте. Народ немного попятился, но никуда не ушёл. Все стояли и завороженно смотрели на необычную картину.
Нахмурившись и сглотнув почему-то пересохшее горло, я направился к мусорке.
На моё появление никто не обратил внимание. Я встал чуть в сторонке, чтобы не отсвечивать, и пытался понять, что происходит. В этот момент из контейнера достали какой-то черный пакет. На весу он забавно растекался в стороны, а лямки его готовы были лопнуть в любой момент, чтобы этого избежать милиционер придерживал ношу снизу. Ему это явно не нравилось: брови собрались в кучу, нос с морщинами побежал вверх. Да и держал пакет он так, будто был готов в любое мгновение его бросить. Что же может быть там внутри?
Ваня появился неожиданно и, прочитав мой вопрос, ответил так буднично, будто до этого проработал в морге лет двадцать:
– Труп нашли. Мужчина. Ну, точнее, не целый, а останки. Свеженькие.
…Или следователем по особо тяжким преступлениям.
От услышанного я застыл. Не мог поверить, что кто-то может вот так запросто выкинуть части тела в мусорку. Ужас носился по моей детской нервной системе. Но Ваня был совершенно не возмутим.
– Да-а-а… – протянул он. – Жуть сплошная. А ты чего молчишь? Привет, кстати.
Горло двинулось в глотательном движении, а губы зашевелились безмолвно. Ваню это напугало, и он произнес:
– Игорь, ты чё? Всё нормально?
Я кивнул и наконец выбросил звуки из своего рта:
– П-п-привет, Ваня. Я-я-я… просто, страшно, нафиг!
– А, ну, да. Согласен. Очково, – не по-детски выразился Ваня.
Страж правопорядка опустил ношу на землю и сделал полшага назад. Другой мужчина, которого я до этого не замечал, так как его одежда была совершенно обычной, натянул отточенным движением резиновую перчатку на кисть, и подойдя к мешку, опустился на корточки. Мышцы его лица были в полном спокойствии и не напрягались ни в каких эмоциях. Даже когда он открыл мусорный мешок и заглянул во внутрь. Такое не каждый день увидишь. Я проникся уважением к нему и его работе.
Ваня скрестил руки на груди и снова обратился ко мне:
– А ты где был? Чё в пакете?
Про магазин и продукты, которые я должен скорее принести к столу, я забыл. Опустив голову вниз и, потрясся рукой так, что внутри слышно задвигались предметы, я ответил:
– Продукты. С магазина иду.
Быстро замотав головой по сторонам, мой собеседник как-то по-другому взглянул на меня.
– А дай глянуть.
– На что? – не понял я.
– На продукты. Чё купил?
Решив не дожидаться ответа, Ваня схватил мою руку, которая держала покупки и со всей силы рванул на себя.
Не знаю, что в тот день сыграло свою роль, ведь я был хилым ребёнком, и при других обстоятельствах Ване бы обязательно удалось осуществить задуманное, но вырвать ношу из рук он не смог.
– Обалдел?! – крикнул я и толкнул его в грудь.
Я почувствовал, как рука проминает его тело, и косточки худенькой гусеницей пробегают под моими пальцами. По нему и не скажешь, что он настолько высохший. Его удивленные глаза блеснули, но только на мгновение. На лице опять выступила привычная расслабленность.
Стоящие рядом и охочие до впечатлений взрослые лениво повернулись в нашу сторону. Им явно не нравилось то, что какая-то шпана отвлекает их от такого редкого зрелища. Их глаза на мгновение останавливались на нас, мозг быстро оценивал ситуацию, и головы возвращались на прежнее место. Так случилось с каждым, кроме одного.
Черноволосый паренек с непропорционально длинными руками и нелепыми шортами продолжал смотреть на нас. По виду он был старше нас раза в два. Подросток лет пятнадцати-шестнадцати. Ваня улыбнулся ему, ткнул в меня указательным пальцем и обвинил:
– Это он выкинул потроха! Смотри, он опять с пакетом! Таким же черным!
После чего он снова попытался выхватить продукты, но я резким движением спрятал свою ношу за спину. Длиннорукий оскалился и попытался изобразить удивление. Актёр из него был никчемный.
– Чё ты несёшь?! Я с магазина иду! – я отрицал обвинения, но открыть пакет и продемонстрировать покупки не решился.
– Да, конечно, я тебя пару дней назад возле этой мусорки видел, когда ты выкидывал! – снова начал напирать Ваня.
Я стоял в полной растерянности не зная, что мне делать и как реагировать. Ситуация была нереальной и абсурдной до крайней степени. В паре метров от нас милиция с другими силовиками собирали пазл из человеческих останков, а в паре метров от них меня пытались ограбить на пакет с продуктами!
Нереальность происходящего окутывала мое зрение по кругу, идя по внешнему контуру к середине. Разноцветные шарики летели с немыслимой скоростью, оставляя после себя цветные полосы, словно кометы в ночном небе. Через секунду моё зрение сузилось до маленького туннеля. Слёзный липкий ком подступил к моему горлу. Я почувствовал, что сейчас расплачусь и опозорюсь на глазах у этих дворовых шакалят.
– Да! Скажи не было такого? – его голос звучал всё громче, отбивая эхо в моей голове.
Он явно пытался привлечь внимание.
– Сань, вот ты видел его раньше? – обратился Ваня, по всей видимости, к черноволосому.
– Не-а, – расслышал я в ответ.
– Во! Я тожа его тока пару дней назад увидел, а потом бац! – мальчишка хлопнул в ладоши сверху вниз. – И вон чё!
Вынести напора я больше не мог. Зрение почти исчезло. Картинка была черно-белая, размытая, будто нужно настроить фокус и капнуть красками.
Всё это время я стоял с опущенной головой, будто виновато выслушивал разнос от родителей. Неимоверным усилием воли я выпрямил голову. Перед глазами всё плыло. Я стоял почти в упор к Ване, но не мог разглядеть его лица, шеи. Даже рисунка на его футболке не мог разобрать.
– Ну чё ты молчишь, убийца? – выплюнул мне в лицо недавний знакомый.
Услышав это слово, часть взрослых опять обратили на нас внимание. От осознания этого у меня ещё сильнее расплылось зрение, на смену сотням разноцветных мошек прилетели тысячи. Изображение начало дрожать. Не могу сказать точно: дрожала ли вся голова или только глаза.
Потрескавшиеся губы задрожали в предслёзном спазме. Я открывал и закрывал их снова не в силах что-либо ответить. Слова ронялись назад в легкие. Ваня улыбался.
Я не мог ничем ответить, и поэтому молча толкнул его в грудь. Извлёкши урок, он плавным движением поддался в сторону, и другой рукой отбил мою руку. Тело, не найдя ожидаемую опору в виде Ванькиной груди, покорно продолжило движение в заданном направлении. Чудом я не опозорился до конца и устоял на ногах.
Названный «Саньком» юнец издал нечленораздельный горловой звук, то ли от радости, что Ваня не попался на один и тот же приём два раза, то ли от огорчения, что я не упал.
– Что тут происходит? – спросил милиционер с интонацией строго отца, который входит в комнату к своей дочери-подростку.
Ему никто не ответил.
– Граждане, чьи дети?! – мужчина-милиционер огляделся по сторонам. – Уведите детей от сюда!
Меня долго уговаривать не потребовалось. Не поднимая головы, видя перед собой метра максимум на три, я развернулся через левое плечо и поспешил домой. Нет, я не бежал. Не хотел давать ещё один повод смеяться надо мной, тем более в спину. Просто двинулся быстрым шагом. Настолько быстрым, насколько позволяло моё предобморочное состояние в тот момент.
За спиной ухмыльнулись, но я уже ничего не слышал. И почти не видел. Весь мой мир сжался до размытой картинки на пару метров перед собой и чертового пакета в руке.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71008162) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.