Читать онлайн книгу «Человек без имени, лица и цвета. Клерк» автора Сергей Винокуров
Человек без имени, лица и цвета. Клерк
Сергей Винокуров
Герой этого произведения – человек, одержимый идеей свободы, отчаянно пытающийся бросить вызов судьбе. Он ставит под сомнение все окружающее, но видит лишь бессмыслицу. Любовь, желание славы, острое ощущение смерти движут главного персонажа на протяжении всего романа.
Сергей Винокуров
Человек без имени, лица и цвета. Клерк
Глава 1
Как я смел воображать в своей жизни творчество? Именно его то я и представлял. Перечитав множество книг и просмотрев первоисточники на определенную тему, я так и не понял главного, того, что волнует каждого человека и того, что не знает никто, но пытается найти. Изо дня в день огромный Земной шар вращается вокруг своей оси и с помощью науки первопричины открываются человеческому взору. Но как быть с другим, как мы можем вообразить и даже помечтать? Какого быть не то мистиком, не то провидцем, но грубый мир, теперь же я замечтал погибнуть по-настоящему…
Для чего я проснулся в который раз во вторник? Вторник восемь часов утра. Я не смотрю в окно, потому что мои глаза слипаются и яркий солнечный свет может испепелить и уничтожить мое зрение. Потом ванная вместе с душем и тяжелый завтрак, чтобы я не умер от голода на протяжении дня. Я выхожу на улицу и здороваюсь с пожилыми женщинами, при чем для них мой уверенный и высокий тон представляется полным удивлением, и они восторженно друг другу говорят о том какой я молодец. Пачка сигарет и заведенный двигатель. На этот раз у меня есть около сорока секунд на размышления, ведь чтобы закурить сигарету нужно достать из кармана зажигалку несколько раз ее вздернуть и вдохнуть в легкие первую затяжку ароматных сигарет. После сигарет форма моего лица становится на место, и я могу предаться легкому возбуждению. Проезжая по мягко асфальтированной дороге на меня, в который раз находит ощущение будущности. Дорога новая и в каких-то местах стоят оградительные сооружения из пластмассы красных и белых цветов. Справа строится огромный жилой комплекс с высоким бизнес-центром посредине. Бизнес-центр состоит из одного небоскреба и нескольких высоких зданий вокруг. Я очень хотел запечатлеть этот момент в моей памяти и уже ждал как приеду на свое рабочее место и буду из окна смотреть на него. В сущности, я ненавидел этот небоскреб, но он как будто бы дразнил меня. Первым делом по окончанию транспортировки меня на работу я уперся на это высокое здание, но длилось это лишь секунды и меня охватило чувство повседневности и безразличия.
На протяжении всего дня и искал себе занятия, потому что обычно я выполняю порученную мне работу за несколько часов, из которых добрый час я имитирую бурную деятельность с якобы нескончаемым желанием докопаться до истины. Я в совершенстве овладел навыком заинтересованности, по крайней мере как мне казалось, и мог тратить часы на переговоры с тем или этим человеком, а все-таки моим любимым делом был поиск истинны и правды. «Как же на самом деле должно все получиться?» – спрашивал я себя, при этом делал глубоко задумчивое лицо, которое порой искривлялось в зависимости от сложности, порученной мне задачи. В общих чертах я мог составить цепочку создания задач на моем столе, и понимал, что действительно есть люди, которые создали определённые требования и надеяться, что они будут выполнены. Мало того, я был уверен и мог предположить, что есть даже те, кому это интересно. Рутинный процесс и не в последнюю очередь выработка всех часов работы, а также выполнение установленных задач составляли мою обыденность. Я представлял свою работу этаким проводником, гарантом выполненных требований. По крайней мере так было заведено и лучшей чертой среди всех работников и по совместительству моих коллег по цеху являлась дотошность. У одного парня его звали Александр, была даже кофта с надписью на спине «Душнила» и такие же носки. Я не сопротивлялся течению и провозгласил себя надзирателем, предводителем обеспечения качества продуктов.
Помимо всего прочего у меня были еще коллеги, с которыми можно было взаимодействовать. С первого дня у меня с ними не заладился диалог, а точнее не зародился. Диалога просто на просто не было. Все организованные компанией мероприятия по сплочению коллектива такие как настольные игры или корпоративы прошли мимо меня, хотя я пытался. С первого дня, хотя половина работников была новая, сформировался костяк. Этот костяк определенно образовался благодаря одной страсти или точнее привычке – курение. В их коллектив входили три девушки и несколько молодых людей. Одним из этих молодых людей был мой напарник. Он был достаточно примитивным, но чувствующим молодым человеком. Его излюбленным приемом сосуществования в обществе была непротиворечивость. В те моменты, когда между мной и костяком совпадали часы курения и мы поднимались наверх на лифте, всегда было уместно кому-то пошутить. Ведь ощущение неловкости от тридцатисекундного молчания были катастрофически опасны для духовного состояния всех присутствующих в лифте. Молчание было исключено и находилось под запретом и справедливости ради, этот негласный закон всегда исполнялся. Не в последнюю очередь благодаря моему напарнику. Обычно что-то комфортно смешное говорили девушки и когда все начинали посмеиваться, мой напарник выжидал около пяти секунд и поддерживал общую волну смеха. Я думаю, что это было связано не с его медленной обработкой информации, а скорее с обязанностью поддержания порядка на корабле. Он знал, что если нарушать правила, то вскоре его могут исключить из группы порядочности, как это сделали со мной, а курить одному могло сравниться с каторгой или отчуждением. Также у него были полномочия на прекращение общего веселья и, как правило, последний смешок оставался за ним. После этого, с чувством выполненного долга, все расходились по своим местам.
Удовольствия коротают время. Это был мой способ выживания среди проповедников исполнения долга и обязанностей. Кроме неплохого вида из окна, обеда и курения удовольствий было немного, но я составил четкий план для наиболее эффективной тактики по истреблению времени. Пространства было много и помещений тоже, и я знал с каких точек и на что открывается вид. Первый и излюбленный вид был в маленькой переговорной комнате с видом на бизнес-центр и моего непримиримого соперника – небоскреба. Стены у этой комнаты были прозрачными, но там было кресло, и я разворачивался спинкой к двери, таким образом скрываясь от проходящих по коридору людей, окружающие воспринимали это как тяжелый переговорный процесс и не могли потревожить гармонию уединения или вообще не замечали меня. Второй вид открывался из другого помещения, которое пустовало, ведь совсем скоро туда придут новые сотрудники и жизнь засияет новыми красками на благо компании. Из этого пустующего помещения было видно реку и парк с велосипедными дорожками и лавками. Третий вид открывался на дорогу, парковку и небольшие пятиэтажные здания, что являлось самым посредственным и неказистым, но излюбленным местом для размышлений моего напарника. Почему-то всегда, когда я заставал его за созерцанием парковки он по-детски смущался и суетился, брал свой кофе и уходил. Я уделял по полчаса каждому месту, кроме последнего, потому что не хотел соревноваться с моим напарником, ведь я и так по меркам костяка был обнаглевшим. Я мог предаться размышлению, чтению и разговорам по телефону, но главное для меня это было очень серьезно, и окружающие могли это ощутить, поэтому мое отсутствие на рабочем месте выглядело неподобающим, но обоснованным. В это время я ограждал себя от обязанностей и восклицал в себе: откуда взялось слово нужно? В действительности этому слову следует исчезнуть. Это время я предназначал для революции и баррикад в собственном сознании и под конец запланированных тридцати минут отдыха назначал жестокое подавление и восстановление устоявшейся власти. В зародыше я кричал: вперед; в агонии провозглашал: отступать! Это длилось бесконечно, и обычно заканчивалось победой действующего режима. Повелевать и властвовать, а что, если умеренная жизнь? Как насчёт жизни без нервов? В океане заботы. В спокойствие и сытости. Теплые ноги и трезвая голова. Привычность. С такими мыслями я отправлялся вновь за рабочее место к привычным мониторам.
Обед я разбивал на две части. Первая часть наступала сразу же после первого часа и самого продуктивного моей работы. Обычно это был суп и какой-нибудь салат из овощей и оливок. Обязательной частью обеда был зеленый чай, который в иные дни я разменивал на черный. Я считал своим долгом постоять как следует и заварить его, чтобы потом выкинуть в мусорку чайный пакетик. Потом взять пластмассовый стаканчик и пойти на свое законное рабочее место. У костяка главным атрибутом привилегированности были собственные кружки желательно с надписями, а если они именные, то это считалось высшей степенью добродетели. Во вторую часть обеда входило второе блюдо, включавшее в себя мясное изделие и гарнир. Ответственные сотрудники подходили к выбору тщательно, потому как еду, которую с утра привозил курьер, ставилась в холодильник и был выбор из нескольких супов и вторых блюд. Для этого, как только еда оставлялась в холодильнике, работники брали стикеры, писали свои имена и наклеивали на еду, которая больше по вкусу. Мне нравилось делать из себя жертву, присваивать себе претензию на аскетизм, и довольствоваться оставшимися продуктами.
Глава 2
В тот день меня все время мучила жажда познания, и я очень тщательно скрывал собственную стагнацию, защищая правдивость моего положения поиском путешествий и чтением биографий политических и литературных деятелей. Принцип моей работы зависел от отождествления себя с той или иной личностью. Редкий внутренний бунт разгорался благодаря поэтам. Артюр Краван и творчество? Попробуйте найти хоть одну его печатную книгу. Из открытых источников я чуть лоб не расшиб, пока нашел хоть одну. Однако он же дадаист и великий поэт. Хотя бы он поэт как человек. Возможно такие истории заставляли меня ощущать себя энергичным и созидать вечный двигатель в прокуренных легких и отупленном мозгу. При слове «инженер» мой главный противник небоскреб будто бы усмехался надо мной, а я в противовес мечтал променять тысячу инженеров на одного Лотреамона. Однако еще совсем недавно при слове инженерная специальность или информационные технологии меня бросало в легкую эйфорию и воображение строило догадки о моем вкладе в развитие человечества и будущего. И даже в тот вторник, стоя у окна, я чувствовал сентиментальность и так хотел стать жертвой. Я размышлял, что выбор правильного пути должен начинаться с наития. Для того, чтобы выбирать то или иное действие нужно руководствоваться судьбой. Всё предрешено судьбой, уверял я себя. Нет, её можно ломать и переделывать. И то, и другое утверждения являются верными. Не принимая чувств, я не упомянул эстетику. А сколько написано прекрасных эссе про музыку, в особенности романтизма или барокко? Ни одного не читал. Но я не мог это принять, поскольку моя борьба была даже не с самим с собой, а хотя бы с вечным электрическим светом.
В помещении, где я работал, сидело пять человек. Мой напарник и я сидели рядом. Остальные сидели на расстоянии трех метров впереди нас. Ограждения не было, но мы прятались друг от друга за мониторами и управлением высотой кресел. Я всегда приходил позже всех и настраивался на борьбу. К самому подходу к двери у меня уже в голове наигрывались трагические и благородные мотивы, и я был готов на молчаливую борьбу. Я не мог навести порядок сразу и выключить свет, потому что со мной в помещении работал байкер. Он обожал мотоциклы и у него под столом лежал шлем от мотоцикла. Он обожал белый электрический свет и не мог с этим ничего поделать, и я шел ему на уступки, поэтому в первый час своей работы я работал при ярком освещении. Я был бы рад работать в темноте, однако в помещении были панорамные окна, некоторые из них были затемнены. Ну уже после первого обеда я методично задавал вопрос: «Может быть выключим свет?», и не дожидаясь ответа выключал его. Байкер был грамотным человеком и пытался всегда расположить к себе, задавая учтивые вопросы и изредка прося о помощи в том или ином вопросе. В помощи был главным мой напарник, но он скорее не решал вопросы, а пытался в них разобраться, но по истечении двадцати минут он приходил к выводу что это невозможно или что есть очень глубокий системный сбой, поэтому эти задачи всегда куда-то исчезали. Байкер на работе всегда надевал домашние тапочки. В шкафу висела кожаная куртка, но он как будто ее тщательно скрывал, потому что я никогда не видел, как он в ней ходит. У него была короткая рыжая борода, волосы средней длины с короткострижеными боками и небольшой живот, указывающий на его довольство жизнью. Он создавал впечатление человека, довольным происходящим и даже немного больше. У меня было такое ощущение, что если бы у него забрали мотоцикл, то он бы не сильно расстроился, хотя наличие увлечения является и страстью, и обоснованной причиной нормальности. Кроме борьбы со светом я воевал со временем. По приходу на работу нужно было приложить палец к счетчику, который фиксировал время прихода и время ухода. В день нужно отрабатывать не менее восьми с половиной часов. Главной валютой в моей работе было время, и я как мог его обесценивал. Порой у меня наступала гиперинфляция, но время реконструкции наступало и на выходных я работал в два раза больше. Я мог бы возненавидеть мораль, если бы умел ненавидеть, но мне приходилось считаться со своими чувствами и тяге к нерациональному. Со стороны казалось, что мне не плевать на мою работу и я специально работаю больше на выходных, неравномерно распределяя время в течение всей недели. Разум – он очень красив, но в той же степени непостижим, сколько доступен, но меня это как будто бы не волновало. Для достижения минимального успеха от меня требовалось быть нормальным человеком, что я с усердием выполнял. Быть здоровым и честным без желаний, навитых россказнями о великом и справедливом. Быть человеком, а не быдлом, стать специалистом, а не корпоративным животным. И почему-то именно я сам решил взять на себя обязанность заменять буквы цифрами. Со временем я понял, что руководству нравится моя инициатива работы по выходным и за это получал небольшие надбавки.
Под конец рабочего дня ко мне подошла кадровичка, как я ее называл, потому как она была задействована в процессе найма на работу, и непосредственно она и взяла меня на работу. Точнее не взяла, а лишь подписала со мной все документы и провела со мной первый рабочий день, рассказывая о том, как все устроено. Она сказала, что за прошлый месяц у меня была переработка и за это мне будет небольшая премия, а за этот месяц у меня недоработка около дня. Также, она сказала, что со мной хочет поговорить менеджер продукта и что он скоро вернется из командировки с Кипра. Она почему-то сделал акцент на командировке и в особенности на Кипре, как будто бы это является признаком уникальности и преимущества. Я знал, что там находится головной офис, и что непосредственные решения принимаются на Кипре, и когда я устраивался на работу я ожидал, что в скором времени попаду туда. Я видел менеджера несколько раз, но в последнее время он был постоянно в разъездах, однако контролировал процесс работы из любой точки. Его звали Платоном, и мы с ним периодически созванивались, но не лично, а в рамках собраний вместе со всей командой разработки. Такие люди как он нужны любой компании, ведь его главными качествами были решение стрессовых ситуаций и контроль над проектами. Почему-то он казался мне отличным парнем, ведь других слов про него и не подберешь, и я ощущал симпатию, что было противоречивым для меня. С одной стороны мои чувства ко всем сотрудникам были безразличными и близились к презрению, а с другой стороны Платон, который обладая теми же качествами, что и остальные вселял безудержную надежду и веру в то, что я делаю что-то ценное. Его нельзя было назвать мотиватором, но вдохновителем. Он был в курсе всего происходящего и также отвечал за обеспечение качества продуктов. Восприняв информацию от кадровички как новый поток пищи для размышлений я устроил себе перерыв и пошел наблюдать на реку и парк из просторной комнаты, рядом с помещением, где я работал. Я мечтательно представлял, как мне скажут, что менеджер ожидает меня в одной из переговорных комнат. С лицом невинности я бы зашел в комнату поздоровался и уселся, а дальше тактично оттягивая момент моего увольнения, спросил несколько учтивых вопросов. За неисполнение обязанностей, неэффективность и еще я бы предпочел в список провинностей добавить необщительность с коллективом или его разлад, мне бы сказали, что со мной нужно расстаться. Мне было жаль мои амбиции, ведь когда я устроился я руководствовался лишь ими. Грамотный специалист с недавно законченным высшим образованием и стремлением к карьере. Учась в университете, я в какой-то мере признавал причастность к чему-то великому и очень даже современному, ведь факультет на котором я учился и носил такое название информационных технологий и управления. Я мечтал раскрыть свою личность, повысить свою квалификацию и проявить себя как специалист. Зарабатывать приличные деньги и существовать в обществе потребления. Я этого жаждал. Теперь, когда я стоял и смотрел на вечно бегающих спортсменов и мамочек и колясками, я понимал, что мечтал о нормальной жизни лишь несколько дней, но через какое-то время моей работы я признал себя профнепригодным. Как я мог ответить на вопрос: есть ли смысл жить, если ты ничтожество? Неужели величие – самое главное в жизни. В любой жизни, в каждой. Не является ли противным быть кем-то? Почему нельзя быть всем? Я есть всё. Я смерть, я жизнь, я камень. Как же хотелось стать предателем, но хотя бы не профессии, а целого поколения. Просто быть нечестным и торговать идеями. Быть чуждым верности, справедливости, подлости. Я мечтал потерпеть неудачу. Главный вопрос: ты потерпел неудачу, что делать? Бороться – каждый дурак способен. Сдаваться – невозможно. Всё на что способен человек это осознавать. Я осознал. Значит я способный. Значит я человек. Каждому здравомыслящему человеку приходится исключать из своего рациона время. Вчера не существует. Завтра, может быть, настанет. В любом случае, насколько бы не был велик этот день, он сотрется из памяти, а если он ничтожен? В такие моменты глупого раздумья мной руководствовались инстинкты, и я представлял паруса, яхту и вперед.
Всего было два способа уничтожить возбуждение, вызванное навязчивым мыслями свободы в жизни и для этого пойти в уборную комнату или заказать столик в одном из двух ресторанов «Грюнвальд» или «Батискаф». Оба заведения находились рядом друг с другом в тихом центре города. Они располагались на первых этажах длинных монументальных зданий. Дом, где находился Грюнвальд, обладал высоким фасадом и несколькими колоннами на первых этажах. Сам ресторан мог создать впечатление величия и солидности. Я был завсегдатаем этого места и обычно заказывал столик рядом с маленьким фонтанчиков на улице. Я решил позвонить одной моей знакомой и уведомить, что столик в Грюнвальде на двоих заказан. После непродолжительных любезностей она сказала, что у неё есть какие-то дела и она может составить мне компанию лишь поздним вечером. Я увидел в этом отличную возможность задержаться на работе, утвердив в себе официальную причину для заинтересованности в успехе дел компании. И волей моего возбуждения я действительно решил стать слишком продуктивным, на мгновения у меня даже получалось выполнять поставленные передо мной задачи, но мыслями я был уже в постели с моей знакомой. Я знал, что она одна из тех девушек, которая может сделать вид что любит меня, но и я не уступал ей в учтивости и оттачивал на ней свои гримасы заинтересованности в планах на будущее и разговорах с претензией на интеллектуальность. Но также что мне в ней нравилось, так это простота и достижение желаемых результатов как в физическом, так и в духовном смыслах. С каждым часом приближения нашей встречи, настроение властности отвоёвывало каждой участок благоразумия моего мозга. Кровь тяжелыми ударами наливалась в голову и дыхание перехватывало, но для этого лучшей прививкой от возбуждения является курение и ностальгия. Мне казалось, что наши инстинкты растянулись за грань нашего понимания. Пожалуй, всё что мы делаем предрешено, но зачем уничтожать творчество и волю. Все же воля есть в каждом человеке. Как и сила. Утвердиться. Быть первым. Быть впереди. Всё это чуждо пониманию комфорта. Глубокие генетические цепочки сводили меня с ума. Я становился бешенной собакой.
К концу рабочего дня я был полон энергии и подумал, что нескончаемый ресурс моей бодрости после работы является проекцией несправедливости к моим коллегам. Меня невольно цепляло за нервы слово коллеги, и я пытался мысленно менять его на сокамерников или товарищей по несчастью, но все же понял, что и эти слова слишком благородные, а коллеги, пожалуй, самое точное слово из всех возможных. Отбросив посторонние мысли и умывшись холодной водой в уборной комнате, я зашел в лифт и вспомнил про моего напарника. Представив, что дома со своей женой он также себя ведет, посмеиваясь с перерывами и выполняя обязанности, которые он обязан исполнять, я все же почувствовал к нему интерес и понимание. Я не знал есть ли у него жена или семья и дети, но точно знал, что вкус виски он считает паскудным. В один из дней когда мое время курения совпало с временем курения костяка, одна из девушек завела разговор об алкоголе, и когда перебирая разные напитки, очередь в оценке дошла до моего напарника, он произвел сенсацию, сказав, что не считает вкус виски вкусным, и если бы ему было пятьдесят лет и он сидел у камина с чистым виски со льдом, то он мог лишь сделать вид, что ему это нравится. К сожалению, его исповедь не вызвала понимания у остальных, но, чтобы загладить свою вину, он назвал пиво самым добротным напитком, и процедура поднятия на лифте завершилась общим благополучием.
Я вышел и завел мотор, закурив машине я ощутил полную расслабленность моего тела. Пик моего возбуждения прошел, но любая искра могла разжечь тело, а сейчас я чувствовал легкие конвульсии. Я ехал по центральным улочкам вечернего города и не ощущал никакой романтики. Мне казалось абсолютно безразличным ехать по центру низких исторических улочек или по проспектам с высокими небоскребами или хотя бы на лошади посреди поля. Время стремилось к одиннадцати часам вечера, и я уже сидел в слегка прокуренном затемненном помещении. Я ожидал свою знакомую, ведь знал, что она скорее всего задержится на минут пятнадцать как это полагается всем уважающим себя молодым людям. Мои ожидания не сбылись, и она даже не опоздала, но была в обворожительном платье, особо подчеркивающим её утонченную фигуру. Я встал и поприветствовал ее и после коротких любезностей мы перешли к заказу блюд. Она действительно была хороша вдобавок к моему бурному воображению я был готов для неё на все в первые пять минут. Однако после выпитого бокала вина, закуренной сигареты и достаточно непродолжительного, но уместного молчания мои чувства пришли в порядок, и я смог более трезво оценивать ситуацию. Мы обмолвились о текущих событиях, о некоторых её увлечениях и ни слова о работе. Но все же потом она завела такой разговор, а поскольку она работала медсестрой, то такие истории всегда заканчивались моралью о ценности жизни, так как каждый день она видит больных и умирающих людей. Но все же она хотела в скорейшем времени уволиться из больницы и осуществить свою давнюю мечту: стать стюардессой. Мне казалось, что я уже сотню раз сказал, что поддерживаю эту идею, аргументируя её хорошим знанием иностранного языка, красивым лицом, приятными манерами и искусной фигурой. Действительно она обладала тончайшей кистью и её длинные тонкие пальцы имели власть над моим лицом. Её руки всегда были холодными и когда я прикладывал их к своим щекам или лбу, а потом брал их и закутывал в свои пальцы, я прикасался к той безудержной нежности, которая окружала меня в детстве. К концу нашего ужина я понял, что чувство влечения опять старается забрать у меня добрую часть моего объективного рассудка и я перестал бороться. Когда после ресторана мы ехали в такси к ней домой, она решила завести сентиментальный диалог, в котором мы оба понимали, что не обойдемся без вранья:
– Ты ведь понимаешь, что я позволяю так обращаться со мной только тебе, – начала она.
– Да понимаю, но и я тоже позволяю только тебе.
– Я не могу тебя контролировать, тем более что ты постоянно на работе, а даже если бы и могла, то не стала.
– Почему? – мое самолюбие хоть и не было задето, но мне как будто бы очень захотелось встрять в какую-нибудь сплетню или интригу
– Если ты действительно захочешь, то сможешь скрыть, так что я никогда не узнаю. И вообще я думаю, что некоторые вещи все же лучше никогда не знать.
– Например какие?
– Например те, которые не сильно влияют на твою жизнь, а когда узнаешь кардинально меняют, – она выждала небольшую паузу и продолжила, – но мы же почему-то не просто так постоянно встречаемся, все же я чувствую тебя и мы похожи.
Я сказал, что если бы мы были друг другу неинтересны, и что если, в частности, у нее не было бы интеллекта, то я бы никогда не встречался с такой девушкой, после чего она продолжила:
– Ну да я бы очень хотела, я даже… Но почему тогда это произошло два года назад
– Зачем ты это опять вспоминаешь, ведь это было давно и неправда.
– Может быть и так, но все повторяется снова и снова.
– Тогда я слышал тоже самое.
– Вот видишь еще не так давно мы говорили о смысле всего живого не земле, а теперь едем в квартиру заниматься любовью.
– Не знаю почему, но за последний год у меня никого не было , – раздраженным тоном заявил я, – и не потому что я не мог, а потому что было много дел и раз уж мы имеем с тобой близкую связь, то я предпочитаю следовать своему выбору без колебаний и до конца.
– Всё, всё, можешь не волноваться. Мне абсолютно все равно, ведь откуда мне знать врёшь ты или нет, в любом случае не бери до головы.
Мне повезло, что мы уже почти подъехали к её дому, и чтобы прекратить этот несчастный диалог я скомандовал таксисту высадить нас возле ближайшего тротуара и мы шли в обнимку до самой квартиры, покуривая сигареты. Она периодически заставляла чувствовать меня провинившимся и нести на себе груз ответственности, хотя я научился избегать чувств совести правда не до конца, но ответственность в моем понимании заключалась в обеспечении её квартирой и деньгами, что я и выполнял и поэтому считал законным разделять с ней наслаждения и некоторые духовные распри.
Глава 3
Утром пылкие чувства исчезли, и я встал с холодной головой ранним утром. Машина осталась возле ресторана, и я взял такси и поехал на работу. На улице было светло, и я хотел предаться ощущению радости, но не мог. Все, потому что меня атаковали импульсы с разными образами в голове: «я представлял, что моя жизнь не конечна и если теория Большого взрыва окажется правдой, то я погиб. Я мертв. Но мне повезло: я больше почти не страдал. Моя жизнь была только сладким безумием, хотя если бы безумием, и это печально. Казалось, что независимость может всё исправить, но ностальгия. Меня сбивали с толку эти запахи прошлого в моей голове. Зачем мне нужны поступки, ведь они всеобщи. Каждому человеку свойственны те или иные поступки и то, что делал я, делали тысячи и миллионы людей до меня и будут делать после».
После продолжительного непоследовательного размышления я окончательно отрезвел от вчерашнего вина и уже стоял у лифта и должен был нажать кнопку, чтобы вызвать лифт. Никогда мне не было так тяжело нажать на кнопку лифта, но это сделали за меня, поскольку с верхних этажей как раз спускался костяк. Я энергично со всеми поздоровался и забыл последний час моего раздумья. Меня ободряло ощущение бодрости и свежести, и я надеялся, что в ближайшие часы приду к согласию с собой и буду структурировать направленность моих действий, ведь это так важно для моей работы. Когда меня брали на работу, я указывал, что помимо моих технических навыков я обладаю самым банальным и проверенным набором для стабильной работы. Однако вместо этого мне так нужно было указать мое скотское отношение ко всему живому. Я решил провести праведный день, ведь вроде бы уже на днях приедет менеджер с какой-то решающей информацией и для этого мне нужно было показать либо сверхпроизводительность, либо хотя бы бессмысленную имитацию работы. Я уселся на свое рабочее место и был благодарен байкеру, поскольку я мог отдохнуть от электрического света, ведь вдобавок к этому испепеляющее солнце будто бы могло залить жаром все мониторы кругом. Было невыносимо душно, и я не мог понять, почему никто не включает кондиционер. Я на мгновения обессилел и решил просто выйти покурить, а потом включить кондиционер. И уже к моему приходу я был сильно удивлен, ведь мой напарник, таким руководящим я его никогда не видел, пытался включить кондиционер. На пульте управления было около десяти кнопок, но за непосредственную работу кондиционера отвечали лишь три. Как бы он ни пытался, он не мог понять процесс включения кондиционера, однако мне он был известен, поскольку на выходных я оставался один и уже выучил принцип его работы. Чтобы включить кондиционер нужно было последовательно включить две кнопки, но одна из них заедала и нужно было слегка прижать пульт с обратной стороны к чему-то твердому. Тогда он позвал администратора, парня двадцати пяти лет, который сидел возле пропускного входа и был ответственный за системы, мониторы и всякого рода бытовые проблемы. Однако он сказал, что пульт, наверное, сломан, где-то на складе лежит запасной, но нужно время чтобы его найти. В итоге мой напарник стал сильно переживать и вдоволь насытившись его беспомощностью я предложил ему дать мне, чтобы попробовать. В итоге он был мне очень благодарен за включенный кондиционер и видимо настроение у него очень поднялось. На мгновение меня кольнула совесть, что я сразу не предложил ему помощь, ведь это нужно и мне тоже, да и всем окружающим, но я перестал думать и приступил к работе. После десяти минут усердной работы я очень утомился и незаметно для себя стал искать пути отхода. У меня в голове уже прокручивались планы чтобы уехать, сбежать, улететь. Я считал, что моя молодость может защитить меня от неудач, ведь, на хроническое несчастье, я не соглашался. Я перестал думать о моем пути, о затраченных усилиях, о возможной выгоде или о нищете. Ведь сколько я себя помнил я постоянно чем-то занимался и работал, но всегда я жаждал другого. Если не брать, например, чувство навязанного долга или моральных обязательств, то внутреннее освобождение – отказ от обязанностей.
Я смотрел на людей в моей комнате и представлял про себя как бы можно было описать весь поток мыслей и каковы они, что я думал, когда сидел в офисной клетке с моими коллегами, но мысли всегда были лихорадочными и без структуры: «Я животное, только это не было правдой, ей предстоит сбыться. Хочется принимать свою судьбу, но не терпеть её. Ведь я её люблю, но не заигрываю. Чем труднее испытание, тем легче можно его перенести. И в конце концов, для себя не так давно я сделал выбор: быть не мечтателем и не художником, а – военным»
Мне понравилась моя появившаяся мысль про военного – в этом понимании иметь железную дисциплину, но моя слабость к изнеженному, ведь даже кожа была больше похожа на женскую, нежели на грубую мужскую. Хотелось стать военным, но не государственным, а духовным, для этого я терпел и годы обучения, и годы хождений на работу, но смелости обрести хотя бы себя мне не хватало. Простота выводов сбивала меня с толку, но ведь и все простое гениально. И все же мужские гены топтали во мне посредственность или бездарность, я смотрел в монитор, опять смотрел на окружающих меня людей и продолжал плавать в мыслях: «свобода, слава и любовь – что в девятнадцатом веке, что в текущем не имеет место сравнение с чем-то еще. Потому как я мечтал о возможности в осуществлении прекрасного, но возможно ли его найти?
Можно прославлять величие, но не то, которое существует от нужды или случайности, а величие, которое закутано в лоскуты таинственности. Оно скрыто от обывательского глаза не по причине трудности в осуществлении, а из-за справедливости. Тогда обостряется желание стать не империей, но республикой, и следовать не дикарским властным амбициями, а скромным целям, которые смогут выстроить процесс обретения счастья.
Пожалуй, с каждым днём кубики складывались и пока не поздно можно было найти своё счастье. Бросить на пол пути хороший расклад и уважение, на то, что я себе выдумаю. Тогда, где же будет моё имя, и присвою себе я слово предатель? Но как умру я? Ведь если и вдохновляться людьми, то лишь теми, которые не были сверхлюдьми, но были с поступками, которые можно охарактеризовать: это сильно.
Я выбрал путь клерка и карьеры – это сильно? Банальный вопрос, который кричит и мечет.
Всё, что отягощает меня в повседневной жизни становится средством для уничтожения собственных желаний. Под уничтожением я понимаю воплощение их в жизнь. Как бы я ни делал вид, что мне не нравятся мирские развлечения или премиальные аксессуары, я и вру себе и говорю правду. Ведь, как и каждый человек я обладаю склонностью к выбору, что делает меня еще более человечней. И помимо моего презрения к потребительству я возглавляю этот марш. Вообще мне кажется, что при взгляде на меня можно охарактеризовать мой вид, одним словом, потребитель.
А если встать прямо на этот стол и смести все компьютеры и мониторы в ряду?
Все мои жизненные стремления пришли со мной в этот мир, я не их создатель. Дале имеет место быть искусственные образования, такие как свобода, если мы не говорим про замкнутые места. И возможно нет ничего такого, чтобы человеческий род могу создать: демократия – регулирование, прогресс – развитие, катастрофа – обстоятельства. Главная проблема человечества заключается в развитии и стагнации. Никогда человек не деградировал, он либо шёл вперед, либо стоял. Может быть, стоит начать себя?» – на этом я решил закончить и вернуться к работе.
Посмотрел на часы и там было около половины первого, а это значит, что пора на сходку лидеров мнений, так я называл собрание, где все собираются и обсуждают текущие проблемы и возможные решения. Мои коллеги называли это мероприятие митингом и в него входило пятнадцать человек. На нем нужно было рассказать о своих сделанных задачах, предстоящих, а потом глава отдела должен был рассказать о ближайших планах и проблемах. Митинги происходили три раза в неделю и я знал что за час до и час после встречи можно было ничего не делать, ведь «скоро митинг», так что мне нравились наши обсуждения и порой я проявлял бурную инициативность. Первые десять минут собрания, пока все дойдут необходимо было поучаствовать в разговорах на тему выходных, погоды и футбола, что я всячески избегал, но глава отдела всегда приходил последним и уже здесь нужно было говорить все четко и по делу. Когда в отчете о работе очередь дошла до меня, я начал с прямого указания на проблему разных уровней взаимодействия между работниками. Дело было в том, что на днях мне принесли несколько задач для проверки работы высокоуровневых систем обработки лица. Это были приборы, которые стоят на границах и проверяют точность совпадения лица в паспорте и вживую. Задачи относились к одной из последней модели приборов, для которой готовилось обновление и модернизация. Но проблема состояла в том, что у меня не было доступа к этой модели, поскольку функциональность данного проверяемого модуля не была завершена и проверять было нечего. Я указал на проблему и сказал, что у нас в отделе это происходило неоднократно. Я предполагал, что данный вопрос важен для эффективности каждого работника и что из-за таких мелочей сотрудники тратят время на обнаружение несуществующих проблем. Моя проблема всех привела в недоумение и разочарование, ведь все это знали, но то ли не хотели раскрывать, то ли забывали. Глава отдела уже сталкивался с данной проблемой некоторое время назад, но после реорганизации, процесса распределения работы между сотрудниками, устроенная им же, он ожидал, что больше такого не повториться. Общими фразами, но с мимикой отчаяния я высказал свою точку зрения, что ответственность лежит на проектировщиках, у которых есть сроки для выполнения, и чтобы вложиться в них весь процесс разработки написан по плану, а в действительности происходит иначе. Однако глава отдела согласился с частичной виной проектировщиков, но после реорганизации, уверял он, процесс передачи задач происходит в штатном режиме с большей отдачей. Я было вступил с ним в бессмысленную дискуссию, но в итоге утратив нить смысла решил отдохнуть. Обсуждение данной проблемы заняло около тридцати минут, и я был рад, что проблему не решили, а сказали, что нужно над этим подумать и выслушать предложения на следующем консилиуме, это означало, что еще лишний час можно будет притвориться специалистом. Несколько человек меня поблагодарили, а глава отдела дал мне задание более глубоко разобраться в сути вопроса. С глубоким энтузиазмом я принял этот вызов, ведь это придало еще более официальную причину моего раздумья и созерцанием всего происходящего. Я пообещал разобраться, но понимал, что разбираться там и нечего, ведь как я слышал от инженеров в команду разработки набрали несколько новых человек, которые допускают подобного рода ошибки. Лидеры мнений разошлись и после этого я вышел курить.
Я курил и думал, как жаль, что социальному равенству невозможно осуществиться. Зачем вообще нужны любого рода собрания людей, если уже сейчас людей можно различать не по расам, а по видам. Пускай виды и конкурирует между собой, а для таких как я оставят пьянство и табак – единственное, где особи моего вида могут быть равны. Сколько разных идей пожаром охватывало разные точки земного шара, однако как будто бы ради развлечения. Я с огромным терпением, но все же мечтаю дождаться, когда уже люди все изобретут. Написали уже ведь тысячи песен, миллионы мелодий, уже ведь Бах, Моцарт, Бетховен выполнили всю программу, но спустя сотни лет уже в совсем другом русле двигаются новоиспеченные музыкальные исполнители. Когда настанет тот момент, когда каждый человек остановится и скажет: «Мы все придумали, уже больше нечего делать». Но все равно и после любой смерти любого человека будут написаны сотни произведений, сыграны миллионы футбольных матчей, произведены тонны одежды. Я уверен, что и компания, где я работаю, если её не уничтожит какой-нибудь мировой кризис, будет изобретать и производить приборы до потери пульса. Мне повезло, что я хотя бы не вижу в этом никакого смысла, а есть инженеры, которые ставят это на первое место в своей жизни, и я им в какой-то мере завидую. Хотя для меня развлечение это бордель, а не коммунизм или планы по захвату рынка электроники. Ну и зачем вообще человеку нечто мистическое, если всегда есть структура и четкий план. Тотальный контроль в идеях, в массах, в образах жизни людей. И я планомерно иду по каждой ступени этого контроля, который усугубляется еще потерей времени. Но на что можно тратить время? Когда ты вечно занят, отличие растрачивания времени на работу и отдых приобретает тождественность. Я всегда, когда задумываюсь об этом, еще и на рабочем месте, мне так хочется назвать это состояние не отчаянием, а стремлением к прекрасному. Желание красоты и эстетичности берут главенство в будничности трудяги. Крепкий аромат честности может выстоять перед удачей. Тогда кто есть рабочий человек, если не подражатель неба. В зависимости от стран и регионов небо окрашивается разными красками. Тогда как в Африке небо прозрачное и девственное, то на севере преобладает серость. Творить без будущего и работать без причины – я выберу такой путь развития моей жизни.
Ближе к вечеру я стал задумываться, и в каком-то смысле осознавать, что революции в моей жизни не избежать и что слепые желания юности прикоснуться к будущему и составлять часть систем и программ не осуществимы. Мне казалось, что тот долгий путь, который я выбрал осознанно и справедливо теперь не имеет смысла по причинам, простота которых меня удивляла. Меня раздражала незатейливость моего положения. Благодаря науке мы с каждым десятилетием расширяем поиск нашей мизерности. Каждое новое открытие показывает, насколько человек заблуждается в своих достижениях, и с каждым новым толчком развития человечества все равно ничего не происходит, а лишь меняется. Конечно, есть большой смысл в муравьях и муравейники, но вечность.
Тогда как же преодолеть трудности, если они всё равно остаются. Даже смерть не разлучит человека с трудностями, ведь кто устроит хорошенькие похороны. Я бы взбунтовался, если бы было лето, но до лета оставался месяц, и был очень рад, что зима где-то далеко позади. Вечные морозы консервируют не только трупы, но и желания похотливых амбалов, таких как я. Поэтому зимой можно ничего не желать. И как жаль, что именно в это время я отказался от святости, ведь роль мудреца или хулигана мне не подходит.
Я не собираюсь созидать, ведь это сделали за меня. Мог бы я помечать о бесконечности и музе. Но пока все, о чем я мог помечтать, так это о предстоящем пикнике вместе с моими коллегами. Через неделю меня пригласили за город, места я еще не узнал: выпить, пожарить мясо и пообщаться с коллегами в неформальной обстановке. По выражению одного из организаторов и по совместительству менеджеров по маркетингу, жена или девушка приветствуется.
Но казалось, что я уже не мог и в крестовом походе за лучшей жизнью в моем сознании я пробыл весь день, не заметив, как оказался совершенно один работе. Уже было темно даже в помещении, где я сидел. Я вышел в коридор и посмотрел на вечерний город. Как назло, довершением я не смог избавиться от детства в своей голове и молил себя забыть о тех обещаниях. Но ради чего я все это устроил? Я прекрасно знал, что я хотел в детстве и юности, но даже тогда выбирал тропу нормальности и предсказуемости. Сопоставляя верхушки домов и с чем, они ассоциировались в детстве и сейчас я пришел к выводу, что хоть чувства и атрофировались, но будто бы внутри я все такой же. Свободы достоин лишь тот, кто умер за неё – так вроде бы говорил Данте. За свободу нужно бороться, ведь всё что нам дано от природы это рабство. Но что, если мне доподлинно всё равно. Я не признаю её существования и не собираюсь с ней бороться. Всё, потому что смелый и я не боюсь. И как же я могу идти наперекор таким общепринятым известным понятиям как свобода, но не могу пойти наперекор своей судьбе?
Я забрал свою машину возле ресторана Грюнвальд и поехал домой. По дороге домой я решил проехать через улицу, которая располагалась параллельно Грюнвальду. Вдоль нее справа находился огромный стадион, с включенными прожекторами. Слева находились правительственные здания и чуть дальше развлекательные заведения. Эти заведения были предназначены для иностранных гостей и в общем здесь все отдавало скрытыми желаниями. Я вдруг почувствовал, что ехать в мою пустую квартиру мне не суждено и что несмотря на поздний вечер, я должен задержаться в одном из этих заведений. Я припарковал машину и пошел по стороне с ресторанами и казино. Одна из неоновых вывесок завлекла мое внимание, и я решил зайти в заведение с охранниками на входе. Мне было плевать на составляющую заведения, но я подсознательно соображал, что это казино и я мечтаю напакостить себе. Сделать гадость на зло совести и здравому смыслу. Мне хотелось помучить себя и получить нелепое удовольствие, хотя я никогда не был игроком и не видел ничего романтичного в проматывании честно заработанных денег, но, с другой стороны, сколько можно было заботиться о себе? В который то раз можно пойти на сделку с совестью и уничтожить свой бренный разум и обуздать гнев. Я хотел прочувствовать хотя бы не трагедию, но историю. Мне было по душе, что в казино абсолютная темнота и нет окон с солнечным светом, поэтому любой человек со спокойной душой может потеряться во времени и просидеть хоть до утра выпивая включенный в стоимость алкоголь и просаживая все деньги ведь все условия были созданы. Наперекор своему напарнику я осмелился взять себе несколько стаканов виски со льдом и без ухищрения совести я решил вкушать каждый глоток выпитого виски и для того, чтобы утрамбовать выпитое закуривать крепкие сигариллы, которые были в наличии. Еще с юности я обожал блэк джек и был уверен, что на начальном этапе смогу увеличить свой капитал. Помимо меня и дилера сидели еще несколько человек, двое из которых были приятного молодого вида с грубым азартом в глазах, но все же после первого же увеличения капитала я решил бежать из этой компании. Бежать мне пришлось недолго поскольку виски пришелся мне по душе и запах слишком крепких сигарилл дали о себе знать. Без остановки я начал потреблять непропорциональное количество алкоголя и табака и добился своего, а именно отключение лимитов и абсолютной свобода выбора. Вечное человеческое или хотя бы стремление к этому плавно исчезло и настоящий облик скота вырвался наружу. Дурацкий бунт или нормальность отдыха не стояли передо мной как в периоды здравого рассуждения, а оставалась лишь голая действительность. Видимо я пришел к тому, что можно быть неблагодарным не к остальным, а к себе и можно не уважать свой труд. Рулетка и игровые автоматы довершили пиршество казино, и вечная проблема игроков и их диагнозов подтвердилась. Обрывками из моей памяти у меня мелькали кадры из туалета и очерки испражнений моего желудка, а после особого вальса с туалетом и выкуренной сигареты мой мозг отупился окончательно, и я превратился в бесформенное создание. В этом состоянии волей охранников и кем-то вызванного такси я очутился в бессознательности в постели с моей знакомой из Грюнвальда.
Глава 4
На часах было чуть больше одиннадцати часов утра, и я понял, что проспал. Абсолютная сухость во рту и замкнутые глаза, а также невозможность дальнейшего сна привели меня в чувства. Я мечтал об избавлении моего скотского состояния и больше ни о чем. Половина литра выпитой минералки, а также контрастный душ привели меня в чувства. Пройдясь по квартире, которую я снимал для моей подруги, я никого не обнаружил. В холодильнике ничего съестного не было, кроме пары йогуртов таких свойственных девушкам, следящих за своей фигурой. Я мог помечтать о бульоне или о паре бутербродов с чаем, но решил довольствоваться голодом и поехать на работу ведь именно сегодня должен был приехать этот неблагодарный менеджер. Неблагодарным я считал его потому, что чувствовал себя паршиво и мечтал бы убрать предстоящий день из моей жизни. Все усугубляло мое незнание о том, сколько я проспал, потому что не имел понятия во сколько я приехал из казино. Во рту вязало, а на глазах будто бы пелена, стягивающая ресницы и легкое стучание в висках. В такие моменты хочется просто человеческого: поесть и поспать. Но я ведь сам решил устроить себе пытку и вместо теплой постели и уютного вечера в размышлении с собой я выбрал безответственное отношение к качеству своей жизни и работе. От последних слов меня чуть не вывернуло на изнанку, и я на мнгновение был рад, что так поступил с собой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70968544) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сергей Винокуров
Герой этого произведения – человек, одержимый идеей свободы, отчаянно пытающийся бросить вызов судьбе. Он ставит под сомнение все окружающее, но видит лишь бессмыслицу. Любовь, желание славы, острое ощущение смерти движут главного персонажа на протяжении всего романа.
Сергей Винокуров
Человек без имени, лица и цвета. Клерк
Глава 1
Как я смел воображать в своей жизни творчество? Именно его то я и представлял. Перечитав множество книг и просмотрев первоисточники на определенную тему, я так и не понял главного, того, что волнует каждого человека и того, что не знает никто, но пытается найти. Изо дня в день огромный Земной шар вращается вокруг своей оси и с помощью науки первопричины открываются человеческому взору. Но как быть с другим, как мы можем вообразить и даже помечтать? Какого быть не то мистиком, не то провидцем, но грубый мир, теперь же я замечтал погибнуть по-настоящему…
Для чего я проснулся в который раз во вторник? Вторник восемь часов утра. Я не смотрю в окно, потому что мои глаза слипаются и яркий солнечный свет может испепелить и уничтожить мое зрение. Потом ванная вместе с душем и тяжелый завтрак, чтобы я не умер от голода на протяжении дня. Я выхожу на улицу и здороваюсь с пожилыми женщинами, при чем для них мой уверенный и высокий тон представляется полным удивлением, и они восторженно друг другу говорят о том какой я молодец. Пачка сигарет и заведенный двигатель. На этот раз у меня есть около сорока секунд на размышления, ведь чтобы закурить сигарету нужно достать из кармана зажигалку несколько раз ее вздернуть и вдохнуть в легкие первую затяжку ароматных сигарет. После сигарет форма моего лица становится на место, и я могу предаться легкому возбуждению. Проезжая по мягко асфальтированной дороге на меня, в который раз находит ощущение будущности. Дорога новая и в каких-то местах стоят оградительные сооружения из пластмассы красных и белых цветов. Справа строится огромный жилой комплекс с высоким бизнес-центром посредине. Бизнес-центр состоит из одного небоскреба и нескольких высоких зданий вокруг. Я очень хотел запечатлеть этот момент в моей памяти и уже ждал как приеду на свое рабочее место и буду из окна смотреть на него. В сущности, я ненавидел этот небоскреб, но он как будто бы дразнил меня. Первым делом по окончанию транспортировки меня на работу я уперся на это высокое здание, но длилось это лишь секунды и меня охватило чувство повседневности и безразличия.
На протяжении всего дня и искал себе занятия, потому что обычно я выполняю порученную мне работу за несколько часов, из которых добрый час я имитирую бурную деятельность с якобы нескончаемым желанием докопаться до истины. Я в совершенстве овладел навыком заинтересованности, по крайней мере как мне казалось, и мог тратить часы на переговоры с тем или этим человеком, а все-таки моим любимым делом был поиск истинны и правды. «Как же на самом деле должно все получиться?» – спрашивал я себя, при этом делал глубоко задумчивое лицо, которое порой искривлялось в зависимости от сложности, порученной мне задачи. В общих чертах я мог составить цепочку создания задач на моем столе, и понимал, что действительно есть люди, которые создали определённые требования и надеяться, что они будут выполнены. Мало того, я был уверен и мог предположить, что есть даже те, кому это интересно. Рутинный процесс и не в последнюю очередь выработка всех часов работы, а также выполнение установленных задач составляли мою обыденность. Я представлял свою работу этаким проводником, гарантом выполненных требований. По крайней мере так было заведено и лучшей чертой среди всех работников и по совместительству моих коллег по цеху являлась дотошность. У одного парня его звали Александр, была даже кофта с надписью на спине «Душнила» и такие же носки. Я не сопротивлялся течению и провозгласил себя надзирателем, предводителем обеспечения качества продуктов.
Помимо всего прочего у меня были еще коллеги, с которыми можно было взаимодействовать. С первого дня у меня с ними не заладился диалог, а точнее не зародился. Диалога просто на просто не было. Все организованные компанией мероприятия по сплочению коллектива такие как настольные игры или корпоративы прошли мимо меня, хотя я пытался. С первого дня, хотя половина работников была новая, сформировался костяк. Этот костяк определенно образовался благодаря одной страсти или точнее привычке – курение. В их коллектив входили три девушки и несколько молодых людей. Одним из этих молодых людей был мой напарник. Он был достаточно примитивным, но чувствующим молодым человеком. Его излюбленным приемом сосуществования в обществе была непротиворечивость. В те моменты, когда между мной и костяком совпадали часы курения и мы поднимались наверх на лифте, всегда было уместно кому-то пошутить. Ведь ощущение неловкости от тридцатисекундного молчания были катастрофически опасны для духовного состояния всех присутствующих в лифте. Молчание было исключено и находилось под запретом и справедливости ради, этот негласный закон всегда исполнялся. Не в последнюю очередь благодаря моему напарнику. Обычно что-то комфортно смешное говорили девушки и когда все начинали посмеиваться, мой напарник выжидал около пяти секунд и поддерживал общую волну смеха. Я думаю, что это было связано не с его медленной обработкой информации, а скорее с обязанностью поддержания порядка на корабле. Он знал, что если нарушать правила, то вскоре его могут исключить из группы порядочности, как это сделали со мной, а курить одному могло сравниться с каторгой или отчуждением. Также у него были полномочия на прекращение общего веселья и, как правило, последний смешок оставался за ним. После этого, с чувством выполненного долга, все расходились по своим местам.
Удовольствия коротают время. Это был мой способ выживания среди проповедников исполнения долга и обязанностей. Кроме неплохого вида из окна, обеда и курения удовольствий было немного, но я составил четкий план для наиболее эффективной тактики по истреблению времени. Пространства было много и помещений тоже, и я знал с каких точек и на что открывается вид. Первый и излюбленный вид был в маленькой переговорной комнате с видом на бизнес-центр и моего непримиримого соперника – небоскреба. Стены у этой комнаты были прозрачными, но там было кресло, и я разворачивался спинкой к двери, таким образом скрываясь от проходящих по коридору людей, окружающие воспринимали это как тяжелый переговорный процесс и не могли потревожить гармонию уединения или вообще не замечали меня. Второй вид открывался из другого помещения, которое пустовало, ведь совсем скоро туда придут новые сотрудники и жизнь засияет новыми красками на благо компании. Из этого пустующего помещения было видно реку и парк с велосипедными дорожками и лавками. Третий вид открывался на дорогу, парковку и небольшие пятиэтажные здания, что являлось самым посредственным и неказистым, но излюбленным местом для размышлений моего напарника. Почему-то всегда, когда я заставал его за созерцанием парковки он по-детски смущался и суетился, брал свой кофе и уходил. Я уделял по полчаса каждому месту, кроме последнего, потому что не хотел соревноваться с моим напарником, ведь я и так по меркам костяка был обнаглевшим. Я мог предаться размышлению, чтению и разговорам по телефону, но главное для меня это было очень серьезно, и окружающие могли это ощутить, поэтому мое отсутствие на рабочем месте выглядело неподобающим, но обоснованным. В это время я ограждал себя от обязанностей и восклицал в себе: откуда взялось слово нужно? В действительности этому слову следует исчезнуть. Это время я предназначал для революции и баррикад в собственном сознании и под конец запланированных тридцати минут отдыха назначал жестокое подавление и восстановление устоявшейся власти. В зародыше я кричал: вперед; в агонии провозглашал: отступать! Это длилось бесконечно, и обычно заканчивалось победой действующего режима. Повелевать и властвовать, а что, если умеренная жизнь? Как насчёт жизни без нервов? В океане заботы. В спокойствие и сытости. Теплые ноги и трезвая голова. Привычность. С такими мыслями я отправлялся вновь за рабочее место к привычным мониторам.
Обед я разбивал на две части. Первая часть наступала сразу же после первого часа и самого продуктивного моей работы. Обычно это был суп и какой-нибудь салат из овощей и оливок. Обязательной частью обеда был зеленый чай, который в иные дни я разменивал на черный. Я считал своим долгом постоять как следует и заварить его, чтобы потом выкинуть в мусорку чайный пакетик. Потом взять пластмассовый стаканчик и пойти на свое законное рабочее место. У костяка главным атрибутом привилегированности были собственные кружки желательно с надписями, а если они именные, то это считалось высшей степенью добродетели. Во вторую часть обеда входило второе блюдо, включавшее в себя мясное изделие и гарнир. Ответственные сотрудники подходили к выбору тщательно, потому как еду, которую с утра привозил курьер, ставилась в холодильник и был выбор из нескольких супов и вторых блюд. Для этого, как только еда оставлялась в холодильнике, работники брали стикеры, писали свои имена и наклеивали на еду, которая больше по вкусу. Мне нравилось делать из себя жертву, присваивать себе претензию на аскетизм, и довольствоваться оставшимися продуктами.
Глава 2
В тот день меня все время мучила жажда познания, и я очень тщательно скрывал собственную стагнацию, защищая правдивость моего положения поиском путешествий и чтением биографий политических и литературных деятелей. Принцип моей работы зависел от отождествления себя с той или иной личностью. Редкий внутренний бунт разгорался благодаря поэтам. Артюр Краван и творчество? Попробуйте найти хоть одну его печатную книгу. Из открытых источников я чуть лоб не расшиб, пока нашел хоть одну. Однако он же дадаист и великий поэт. Хотя бы он поэт как человек. Возможно такие истории заставляли меня ощущать себя энергичным и созидать вечный двигатель в прокуренных легких и отупленном мозгу. При слове «инженер» мой главный противник небоскреб будто бы усмехался надо мной, а я в противовес мечтал променять тысячу инженеров на одного Лотреамона. Однако еще совсем недавно при слове инженерная специальность или информационные технологии меня бросало в легкую эйфорию и воображение строило догадки о моем вкладе в развитие человечества и будущего. И даже в тот вторник, стоя у окна, я чувствовал сентиментальность и так хотел стать жертвой. Я размышлял, что выбор правильного пути должен начинаться с наития. Для того, чтобы выбирать то или иное действие нужно руководствоваться судьбой. Всё предрешено судьбой, уверял я себя. Нет, её можно ломать и переделывать. И то, и другое утверждения являются верными. Не принимая чувств, я не упомянул эстетику. А сколько написано прекрасных эссе про музыку, в особенности романтизма или барокко? Ни одного не читал. Но я не мог это принять, поскольку моя борьба была даже не с самим с собой, а хотя бы с вечным электрическим светом.
В помещении, где я работал, сидело пять человек. Мой напарник и я сидели рядом. Остальные сидели на расстоянии трех метров впереди нас. Ограждения не было, но мы прятались друг от друга за мониторами и управлением высотой кресел. Я всегда приходил позже всех и настраивался на борьбу. К самому подходу к двери у меня уже в голове наигрывались трагические и благородные мотивы, и я был готов на молчаливую борьбу. Я не мог навести порядок сразу и выключить свет, потому что со мной в помещении работал байкер. Он обожал мотоциклы и у него под столом лежал шлем от мотоцикла. Он обожал белый электрический свет и не мог с этим ничего поделать, и я шел ему на уступки, поэтому в первый час своей работы я работал при ярком освещении. Я был бы рад работать в темноте, однако в помещении были панорамные окна, некоторые из них были затемнены. Ну уже после первого обеда я методично задавал вопрос: «Может быть выключим свет?», и не дожидаясь ответа выключал его. Байкер был грамотным человеком и пытался всегда расположить к себе, задавая учтивые вопросы и изредка прося о помощи в том или ином вопросе. В помощи был главным мой напарник, но он скорее не решал вопросы, а пытался в них разобраться, но по истечении двадцати минут он приходил к выводу что это невозможно или что есть очень глубокий системный сбой, поэтому эти задачи всегда куда-то исчезали. Байкер на работе всегда надевал домашние тапочки. В шкафу висела кожаная куртка, но он как будто ее тщательно скрывал, потому что я никогда не видел, как он в ней ходит. У него была короткая рыжая борода, волосы средней длины с короткострижеными боками и небольшой живот, указывающий на его довольство жизнью. Он создавал впечатление человека, довольным происходящим и даже немного больше. У меня было такое ощущение, что если бы у него забрали мотоцикл, то он бы не сильно расстроился, хотя наличие увлечения является и страстью, и обоснованной причиной нормальности. Кроме борьбы со светом я воевал со временем. По приходу на работу нужно было приложить палец к счетчику, который фиксировал время прихода и время ухода. В день нужно отрабатывать не менее восьми с половиной часов. Главной валютой в моей работе было время, и я как мог его обесценивал. Порой у меня наступала гиперинфляция, но время реконструкции наступало и на выходных я работал в два раза больше. Я мог бы возненавидеть мораль, если бы умел ненавидеть, но мне приходилось считаться со своими чувствами и тяге к нерациональному. Со стороны казалось, что мне не плевать на мою работу и я специально работаю больше на выходных, неравномерно распределяя время в течение всей недели. Разум – он очень красив, но в той же степени непостижим, сколько доступен, но меня это как будто бы не волновало. Для достижения минимального успеха от меня требовалось быть нормальным человеком, что я с усердием выполнял. Быть здоровым и честным без желаний, навитых россказнями о великом и справедливом. Быть человеком, а не быдлом, стать специалистом, а не корпоративным животным. И почему-то именно я сам решил взять на себя обязанность заменять буквы цифрами. Со временем я понял, что руководству нравится моя инициатива работы по выходным и за это получал небольшие надбавки.
Под конец рабочего дня ко мне подошла кадровичка, как я ее называл, потому как она была задействована в процессе найма на работу, и непосредственно она и взяла меня на работу. Точнее не взяла, а лишь подписала со мной все документы и провела со мной первый рабочий день, рассказывая о том, как все устроено. Она сказала, что за прошлый месяц у меня была переработка и за это мне будет небольшая премия, а за этот месяц у меня недоработка около дня. Также, она сказала, что со мной хочет поговорить менеджер продукта и что он скоро вернется из командировки с Кипра. Она почему-то сделал акцент на командировке и в особенности на Кипре, как будто бы это является признаком уникальности и преимущества. Я знал, что там находится головной офис, и что непосредственные решения принимаются на Кипре, и когда я устраивался на работу я ожидал, что в скором времени попаду туда. Я видел менеджера несколько раз, но в последнее время он был постоянно в разъездах, однако контролировал процесс работы из любой точки. Его звали Платоном, и мы с ним периодически созванивались, но не лично, а в рамках собраний вместе со всей командой разработки. Такие люди как он нужны любой компании, ведь его главными качествами были решение стрессовых ситуаций и контроль над проектами. Почему-то он казался мне отличным парнем, ведь других слов про него и не подберешь, и я ощущал симпатию, что было противоречивым для меня. С одной стороны мои чувства ко всем сотрудникам были безразличными и близились к презрению, а с другой стороны Платон, который обладая теми же качествами, что и остальные вселял безудержную надежду и веру в то, что я делаю что-то ценное. Его нельзя было назвать мотиватором, но вдохновителем. Он был в курсе всего происходящего и также отвечал за обеспечение качества продуктов. Восприняв информацию от кадровички как новый поток пищи для размышлений я устроил себе перерыв и пошел наблюдать на реку и парк из просторной комнаты, рядом с помещением, где я работал. Я мечтательно представлял, как мне скажут, что менеджер ожидает меня в одной из переговорных комнат. С лицом невинности я бы зашел в комнату поздоровался и уселся, а дальше тактично оттягивая момент моего увольнения, спросил несколько учтивых вопросов. За неисполнение обязанностей, неэффективность и еще я бы предпочел в список провинностей добавить необщительность с коллективом или его разлад, мне бы сказали, что со мной нужно расстаться. Мне было жаль мои амбиции, ведь когда я устроился я руководствовался лишь ими. Грамотный специалист с недавно законченным высшим образованием и стремлением к карьере. Учась в университете, я в какой-то мере признавал причастность к чему-то великому и очень даже современному, ведь факультет на котором я учился и носил такое название информационных технологий и управления. Я мечтал раскрыть свою личность, повысить свою квалификацию и проявить себя как специалист. Зарабатывать приличные деньги и существовать в обществе потребления. Я этого жаждал. Теперь, когда я стоял и смотрел на вечно бегающих спортсменов и мамочек и колясками, я понимал, что мечтал о нормальной жизни лишь несколько дней, но через какое-то время моей работы я признал себя профнепригодным. Как я мог ответить на вопрос: есть ли смысл жить, если ты ничтожество? Неужели величие – самое главное в жизни. В любой жизни, в каждой. Не является ли противным быть кем-то? Почему нельзя быть всем? Я есть всё. Я смерть, я жизнь, я камень. Как же хотелось стать предателем, но хотя бы не профессии, а целого поколения. Просто быть нечестным и торговать идеями. Быть чуждым верности, справедливости, подлости. Я мечтал потерпеть неудачу. Главный вопрос: ты потерпел неудачу, что делать? Бороться – каждый дурак способен. Сдаваться – невозможно. Всё на что способен человек это осознавать. Я осознал. Значит я способный. Значит я человек. Каждому здравомыслящему человеку приходится исключать из своего рациона время. Вчера не существует. Завтра, может быть, настанет. В любом случае, насколько бы не был велик этот день, он сотрется из памяти, а если он ничтожен? В такие моменты глупого раздумья мной руководствовались инстинкты, и я представлял паруса, яхту и вперед.
Всего было два способа уничтожить возбуждение, вызванное навязчивым мыслями свободы в жизни и для этого пойти в уборную комнату или заказать столик в одном из двух ресторанов «Грюнвальд» или «Батискаф». Оба заведения находились рядом друг с другом в тихом центре города. Они располагались на первых этажах длинных монументальных зданий. Дом, где находился Грюнвальд, обладал высоким фасадом и несколькими колоннами на первых этажах. Сам ресторан мог создать впечатление величия и солидности. Я был завсегдатаем этого места и обычно заказывал столик рядом с маленьким фонтанчиков на улице. Я решил позвонить одной моей знакомой и уведомить, что столик в Грюнвальде на двоих заказан. После непродолжительных любезностей она сказала, что у неё есть какие-то дела и она может составить мне компанию лишь поздним вечером. Я увидел в этом отличную возможность задержаться на работе, утвердив в себе официальную причину для заинтересованности в успехе дел компании. И волей моего возбуждения я действительно решил стать слишком продуктивным, на мгновения у меня даже получалось выполнять поставленные передо мной задачи, но мыслями я был уже в постели с моей знакомой. Я знал, что она одна из тех девушек, которая может сделать вид что любит меня, но и я не уступал ей в учтивости и оттачивал на ней свои гримасы заинтересованности в планах на будущее и разговорах с претензией на интеллектуальность. Но также что мне в ней нравилось, так это простота и достижение желаемых результатов как в физическом, так и в духовном смыслах. С каждым часом приближения нашей встречи, настроение властности отвоёвывало каждой участок благоразумия моего мозга. Кровь тяжелыми ударами наливалась в голову и дыхание перехватывало, но для этого лучшей прививкой от возбуждения является курение и ностальгия. Мне казалось, что наши инстинкты растянулись за грань нашего понимания. Пожалуй, всё что мы делаем предрешено, но зачем уничтожать творчество и волю. Все же воля есть в каждом человеке. Как и сила. Утвердиться. Быть первым. Быть впереди. Всё это чуждо пониманию комфорта. Глубокие генетические цепочки сводили меня с ума. Я становился бешенной собакой.
К концу рабочего дня я был полон энергии и подумал, что нескончаемый ресурс моей бодрости после работы является проекцией несправедливости к моим коллегам. Меня невольно цепляло за нервы слово коллеги, и я пытался мысленно менять его на сокамерников или товарищей по несчастью, но все же понял, что и эти слова слишком благородные, а коллеги, пожалуй, самое точное слово из всех возможных. Отбросив посторонние мысли и умывшись холодной водой в уборной комнате, я зашел в лифт и вспомнил про моего напарника. Представив, что дома со своей женой он также себя ведет, посмеиваясь с перерывами и выполняя обязанности, которые он обязан исполнять, я все же почувствовал к нему интерес и понимание. Я не знал есть ли у него жена или семья и дети, но точно знал, что вкус виски он считает паскудным. В один из дней когда мое время курения совпало с временем курения костяка, одна из девушек завела разговор об алкоголе, и когда перебирая разные напитки, очередь в оценке дошла до моего напарника, он произвел сенсацию, сказав, что не считает вкус виски вкусным, и если бы ему было пятьдесят лет и он сидел у камина с чистым виски со льдом, то он мог лишь сделать вид, что ему это нравится. К сожалению, его исповедь не вызвала понимания у остальных, но, чтобы загладить свою вину, он назвал пиво самым добротным напитком, и процедура поднятия на лифте завершилась общим благополучием.
Я вышел и завел мотор, закурив машине я ощутил полную расслабленность моего тела. Пик моего возбуждения прошел, но любая искра могла разжечь тело, а сейчас я чувствовал легкие конвульсии. Я ехал по центральным улочкам вечернего города и не ощущал никакой романтики. Мне казалось абсолютно безразличным ехать по центру низких исторических улочек или по проспектам с высокими небоскребами или хотя бы на лошади посреди поля. Время стремилось к одиннадцати часам вечера, и я уже сидел в слегка прокуренном затемненном помещении. Я ожидал свою знакомую, ведь знал, что она скорее всего задержится на минут пятнадцать как это полагается всем уважающим себя молодым людям. Мои ожидания не сбылись, и она даже не опоздала, но была в обворожительном платье, особо подчеркивающим её утонченную фигуру. Я встал и поприветствовал ее и после коротких любезностей мы перешли к заказу блюд. Она действительно была хороша вдобавок к моему бурному воображению я был готов для неё на все в первые пять минут. Однако после выпитого бокала вина, закуренной сигареты и достаточно непродолжительного, но уместного молчания мои чувства пришли в порядок, и я смог более трезво оценивать ситуацию. Мы обмолвились о текущих событиях, о некоторых её увлечениях и ни слова о работе. Но все же потом она завела такой разговор, а поскольку она работала медсестрой, то такие истории всегда заканчивались моралью о ценности жизни, так как каждый день она видит больных и умирающих людей. Но все же она хотела в скорейшем времени уволиться из больницы и осуществить свою давнюю мечту: стать стюардессой. Мне казалось, что я уже сотню раз сказал, что поддерживаю эту идею, аргументируя её хорошим знанием иностранного языка, красивым лицом, приятными манерами и искусной фигурой. Действительно она обладала тончайшей кистью и её длинные тонкие пальцы имели власть над моим лицом. Её руки всегда были холодными и когда я прикладывал их к своим щекам или лбу, а потом брал их и закутывал в свои пальцы, я прикасался к той безудержной нежности, которая окружала меня в детстве. К концу нашего ужина я понял, что чувство влечения опять старается забрать у меня добрую часть моего объективного рассудка и я перестал бороться. Когда после ресторана мы ехали в такси к ней домой, она решила завести сентиментальный диалог, в котором мы оба понимали, что не обойдемся без вранья:
– Ты ведь понимаешь, что я позволяю так обращаться со мной только тебе, – начала она.
– Да понимаю, но и я тоже позволяю только тебе.
– Я не могу тебя контролировать, тем более что ты постоянно на работе, а даже если бы и могла, то не стала.
– Почему? – мое самолюбие хоть и не было задето, но мне как будто бы очень захотелось встрять в какую-нибудь сплетню или интригу
– Если ты действительно захочешь, то сможешь скрыть, так что я никогда не узнаю. И вообще я думаю, что некоторые вещи все же лучше никогда не знать.
– Например какие?
– Например те, которые не сильно влияют на твою жизнь, а когда узнаешь кардинально меняют, – она выждала небольшую паузу и продолжила, – но мы же почему-то не просто так постоянно встречаемся, все же я чувствую тебя и мы похожи.
Я сказал, что если бы мы были друг другу неинтересны, и что если, в частности, у нее не было бы интеллекта, то я бы никогда не встречался с такой девушкой, после чего она продолжила:
– Ну да я бы очень хотела, я даже… Но почему тогда это произошло два года назад
– Зачем ты это опять вспоминаешь, ведь это было давно и неправда.
– Может быть и так, но все повторяется снова и снова.
– Тогда я слышал тоже самое.
– Вот видишь еще не так давно мы говорили о смысле всего живого не земле, а теперь едем в квартиру заниматься любовью.
– Не знаю почему, но за последний год у меня никого не было , – раздраженным тоном заявил я, – и не потому что я не мог, а потому что было много дел и раз уж мы имеем с тобой близкую связь, то я предпочитаю следовать своему выбору без колебаний и до конца.
– Всё, всё, можешь не волноваться. Мне абсолютно все равно, ведь откуда мне знать врёшь ты или нет, в любом случае не бери до головы.
Мне повезло, что мы уже почти подъехали к её дому, и чтобы прекратить этот несчастный диалог я скомандовал таксисту высадить нас возле ближайшего тротуара и мы шли в обнимку до самой квартиры, покуривая сигареты. Она периодически заставляла чувствовать меня провинившимся и нести на себе груз ответственности, хотя я научился избегать чувств совести правда не до конца, но ответственность в моем понимании заключалась в обеспечении её квартирой и деньгами, что я и выполнял и поэтому считал законным разделять с ней наслаждения и некоторые духовные распри.
Глава 3
Утром пылкие чувства исчезли, и я встал с холодной головой ранним утром. Машина осталась возле ресторана, и я взял такси и поехал на работу. На улице было светло, и я хотел предаться ощущению радости, но не мог. Все, потому что меня атаковали импульсы с разными образами в голове: «я представлял, что моя жизнь не конечна и если теория Большого взрыва окажется правдой, то я погиб. Я мертв. Но мне повезло: я больше почти не страдал. Моя жизнь была только сладким безумием, хотя если бы безумием, и это печально. Казалось, что независимость может всё исправить, но ностальгия. Меня сбивали с толку эти запахи прошлого в моей голове. Зачем мне нужны поступки, ведь они всеобщи. Каждому человеку свойственны те или иные поступки и то, что делал я, делали тысячи и миллионы людей до меня и будут делать после».
После продолжительного непоследовательного размышления я окончательно отрезвел от вчерашнего вина и уже стоял у лифта и должен был нажать кнопку, чтобы вызвать лифт. Никогда мне не было так тяжело нажать на кнопку лифта, но это сделали за меня, поскольку с верхних этажей как раз спускался костяк. Я энергично со всеми поздоровался и забыл последний час моего раздумья. Меня ободряло ощущение бодрости и свежести, и я надеялся, что в ближайшие часы приду к согласию с собой и буду структурировать направленность моих действий, ведь это так важно для моей работы. Когда меня брали на работу, я указывал, что помимо моих технических навыков я обладаю самым банальным и проверенным набором для стабильной работы. Однако вместо этого мне так нужно было указать мое скотское отношение ко всему живому. Я решил провести праведный день, ведь вроде бы уже на днях приедет менеджер с какой-то решающей информацией и для этого мне нужно было показать либо сверхпроизводительность, либо хотя бы бессмысленную имитацию работы. Я уселся на свое рабочее место и был благодарен байкеру, поскольку я мог отдохнуть от электрического света, ведь вдобавок к этому испепеляющее солнце будто бы могло залить жаром все мониторы кругом. Было невыносимо душно, и я не мог понять, почему никто не включает кондиционер. Я на мгновения обессилел и решил просто выйти покурить, а потом включить кондиционер. И уже к моему приходу я был сильно удивлен, ведь мой напарник, таким руководящим я его никогда не видел, пытался включить кондиционер. На пульте управления было около десяти кнопок, но за непосредственную работу кондиционера отвечали лишь три. Как бы он ни пытался, он не мог понять процесс включения кондиционера, однако мне он был известен, поскольку на выходных я оставался один и уже выучил принцип его работы. Чтобы включить кондиционер нужно было последовательно включить две кнопки, но одна из них заедала и нужно было слегка прижать пульт с обратной стороны к чему-то твердому. Тогда он позвал администратора, парня двадцати пяти лет, который сидел возле пропускного входа и был ответственный за системы, мониторы и всякого рода бытовые проблемы. Однако он сказал, что пульт, наверное, сломан, где-то на складе лежит запасной, но нужно время чтобы его найти. В итоге мой напарник стал сильно переживать и вдоволь насытившись его беспомощностью я предложил ему дать мне, чтобы попробовать. В итоге он был мне очень благодарен за включенный кондиционер и видимо настроение у него очень поднялось. На мгновение меня кольнула совесть, что я сразу не предложил ему помощь, ведь это нужно и мне тоже, да и всем окружающим, но я перестал думать и приступил к работе. После десяти минут усердной работы я очень утомился и незаметно для себя стал искать пути отхода. У меня в голове уже прокручивались планы чтобы уехать, сбежать, улететь. Я считал, что моя молодость может защитить меня от неудач, ведь, на хроническое несчастье, я не соглашался. Я перестал думать о моем пути, о затраченных усилиях, о возможной выгоде или о нищете. Ведь сколько я себя помнил я постоянно чем-то занимался и работал, но всегда я жаждал другого. Если не брать, например, чувство навязанного долга или моральных обязательств, то внутреннее освобождение – отказ от обязанностей.
Я смотрел на людей в моей комнате и представлял про себя как бы можно было описать весь поток мыслей и каковы они, что я думал, когда сидел в офисной клетке с моими коллегами, но мысли всегда были лихорадочными и без структуры: «Я животное, только это не было правдой, ей предстоит сбыться. Хочется принимать свою судьбу, но не терпеть её. Ведь я её люблю, но не заигрываю. Чем труднее испытание, тем легче можно его перенести. И в конце концов, для себя не так давно я сделал выбор: быть не мечтателем и не художником, а – военным»
Мне понравилась моя появившаяся мысль про военного – в этом понимании иметь железную дисциплину, но моя слабость к изнеженному, ведь даже кожа была больше похожа на женскую, нежели на грубую мужскую. Хотелось стать военным, но не государственным, а духовным, для этого я терпел и годы обучения, и годы хождений на работу, но смелости обрести хотя бы себя мне не хватало. Простота выводов сбивала меня с толку, но ведь и все простое гениально. И все же мужские гены топтали во мне посредственность или бездарность, я смотрел в монитор, опять смотрел на окружающих меня людей и продолжал плавать в мыслях: «свобода, слава и любовь – что в девятнадцатом веке, что в текущем не имеет место сравнение с чем-то еще. Потому как я мечтал о возможности в осуществлении прекрасного, но возможно ли его найти?
Можно прославлять величие, но не то, которое существует от нужды или случайности, а величие, которое закутано в лоскуты таинственности. Оно скрыто от обывательского глаза не по причине трудности в осуществлении, а из-за справедливости. Тогда обостряется желание стать не империей, но республикой, и следовать не дикарским властным амбициями, а скромным целям, которые смогут выстроить процесс обретения счастья.
Пожалуй, с каждым днём кубики складывались и пока не поздно можно было найти своё счастье. Бросить на пол пути хороший расклад и уважение, на то, что я себе выдумаю. Тогда, где же будет моё имя, и присвою себе я слово предатель? Но как умру я? Ведь если и вдохновляться людьми, то лишь теми, которые не были сверхлюдьми, но были с поступками, которые можно охарактеризовать: это сильно.
Я выбрал путь клерка и карьеры – это сильно? Банальный вопрос, который кричит и мечет.
Всё, что отягощает меня в повседневной жизни становится средством для уничтожения собственных желаний. Под уничтожением я понимаю воплощение их в жизнь. Как бы я ни делал вид, что мне не нравятся мирские развлечения или премиальные аксессуары, я и вру себе и говорю правду. Ведь, как и каждый человек я обладаю склонностью к выбору, что делает меня еще более человечней. И помимо моего презрения к потребительству я возглавляю этот марш. Вообще мне кажется, что при взгляде на меня можно охарактеризовать мой вид, одним словом, потребитель.
А если встать прямо на этот стол и смести все компьютеры и мониторы в ряду?
Все мои жизненные стремления пришли со мной в этот мир, я не их создатель. Дале имеет место быть искусственные образования, такие как свобода, если мы не говорим про замкнутые места. И возможно нет ничего такого, чтобы человеческий род могу создать: демократия – регулирование, прогресс – развитие, катастрофа – обстоятельства. Главная проблема человечества заключается в развитии и стагнации. Никогда человек не деградировал, он либо шёл вперед, либо стоял. Может быть, стоит начать себя?» – на этом я решил закончить и вернуться к работе.
Посмотрел на часы и там было около половины первого, а это значит, что пора на сходку лидеров мнений, так я называл собрание, где все собираются и обсуждают текущие проблемы и возможные решения. Мои коллеги называли это мероприятие митингом и в него входило пятнадцать человек. На нем нужно было рассказать о своих сделанных задачах, предстоящих, а потом глава отдела должен был рассказать о ближайших планах и проблемах. Митинги происходили три раза в неделю и я знал что за час до и час после встречи можно было ничего не делать, ведь «скоро митинг», так что мне нравились наши обсуждения и порой я проявлял бурную инициативность. Первые десять минут собрания, пока все дойдут необходимо было поучаствовать в разговорах на тему выходных, погоды и футбола, что я всячески избегал, но глава отдела всегда приходил последним и уже здесь нужно было говорить все четко и по делу. Когда в отчете о работе очередь дошла до меня, я начал с прямого указания на проблему разных уровней взаимодействия между работниками. Дело было в том, что на днях мне принесли несколько задач для проверки работы высокоуровневых систем обработки лица. Это были приборы, которые стоят на границах и проверяют точность совпадения лица в паспорте и вживую. Задачи относились к одной из последней модели приборов, для которой готовилось обновление и модернизация. Но проблема состояла в том, что у меня не было доступа к этой модели, поскольку функциональность данного проверяемого модуля не была завершена и проверять было нечего. Я указал на проблему и сказал, что у нас в отделе это происходило неоднократно. Я предполагал, что данный вопрос важен для эффективности каждого работника и что из-за таких мелочей сотрудники тратят время на обнаружение несуществующих проблем. Моя проблема всех привела в недоумение и разочарование, ведь все это знали, но то ли не хотели раскрывать, то ли забывали. Глава отдела уже сталкивался с данной проблемой некоторое время назад, но после реорганизации, процесса распределения работы между сотрудниками, устроенная им же, он ожидал, что больше такого не повториться. Общими фразами, но с мимикой отчаяния я высказал свою точку зрения, что ответственность лежит на проектировщиках, у которых есть сроки для выполнения, и чтобы вложиться в них весь процесс разработки написан по плану, а в действительности происходит иначе. Однако глава отдела согласился с частичной виной проектировщиков, но после реорганизации, уверял он, процесс передачи задач происходит в штатном режиме с большей отдачей. Я было вступил с ним в бессмысленную дискуссию, но в итоге утратив нить смысла решил отдохнуть. Обсуждение данной проблемы заняло около тридцати минут, и я был рад, что проблему не решили, а сказали, что нужно над этим подумать и выслушать предложения на следующем консилиуме, это означало, что еще лишний час можно будет притвориться специалистом. Несколько человек меня поблагодарили, а глава отдела дал мне задание более глубоко разобраться в сути вопроса. С глубоким энтузиазмом я принял этот вызов, ведь это придало еще более официальную причину моего раздумья и созерцанием всего происходящего. Я пообещал разобраться, но понимал, что разбираться там и нечего, ведь как я слышал от инженеров в команду разработки набрали несколько новых человек, которые допускают подобного рода ошибки. Лидеры мнений разошлись и после этого я вышел курить.
Я курил и думал, как жаль, что социальному равенству невозможно осуществиться. Зачем вообще нужны любого рода собрания людей, если уже сейчас людей можно различать не по расам, а по видам. Пускай виды и конкурирует между собой, а для таких как я оставят пьянство и табак – единственное, где особи моего вида могут быть равны. Сколько разных идей пожаром охватывало разные точки земного шара, однако как будто бы ради развлечения. Я с огромным терпением, но все же мечтаю дождаться, когда уже люди все изобретут. Написали уже ведь тысячи песен, миллионы мелодий, уже ведь Бах, Моцарт, Бетховен выполнили всю программу, но спустя сотни лет уже в совсем другом русле двигаются новоиспеченные музыкальные исполнители. Когда настанет тот момент, когда каждый человек остановится и скажет: «Мы все придумали, уже больше нечего делать». Но все равно и после любой смерти любого человека будут написаны сотни произведений, сыграны миллионы футбольных матчей, произведены тонны одежды. Я уверен, что и компания, где я работаю, если её не уничтожит какой-нибудь мировой кризис, будет изобретать и производить приборы до потери пульса. Мне повезло, что я хотя бы не вижу в этом никакого смысла, а есть инженеры, которые ставят это на первое место в своей жизни, и я им в какой-то мере завидую. Хотя для меня развлечение это бордель, а не коммунизм или планы по захвату рынка электроники. Ну и зачем вообще человеку нечто мистическое, если всегда есть структура и четкий план. Тотальный контроль в идеях, в массах, в образах жизни людей. И я планомерно иду по каждой ступени этого контроля, который усугубляется еще потерей времени. Но на что можно тратить время? Когда ты вечно занят, отличие растрачивания времени на работу и отдых приобретает тождественность. Я всегда, когда задумываюсь об этом, еще и на рабочем месте, мне так хочется назвать это состояние не отчаянием, а стремлением к прекрасному. Желание красоты и эстетичности берут главенство в будничности трудяги. Крепкий аромат честности может выстоять перед удачей. Тогда кто есть рабочий человек, если не подражатель неба. В зависимости от стран и регионов небо окрашивается разными красками. Тогда как в Африке небо прозрачное и девственное, то на севере преобладает серость. Творить без будущего и работать без причины – я выберу такой путь развития моей жизни.
Ближе к вечеру я стал задумываться, и в каком-то смысле осознавать, что революции в моей жизни не избежать и что слепые желания юности прикоснуться к будущему и составлять часть систем и программ не осуществимы. Мне казалось, что тот долгий путь, который я выбрал осознанно и справедливо теперь не имеет смысла по причинам, простота которых меня удивляла. Меня раздражала незатейливость моего положения. Благодаря науке мы с каждым десятилетием расширяем поиск нашей мизерности. Каждое новое открытие показывает, насколько человек заблуждается в своих достижениях, и с каждым новым толчком развития человечества все равно ничего не происходит, а лишь меняется. Конечно, есть большой смысл в муравьях и муравейники, но вечность.
Тогда как же преодолеть трудности, если они всё равно остаются. Даже смерть не разлучит человека с трудностями, ведь кто устроит хорошенькие похороны. Я бы взбунтовался, если бы было лето, но до лета оставался месяц, и был очень рад, что зима где-то далеко позади. Вечные морозы консервируют не только трупы, но и желания похотливых амбалов, таких как я. Поэтому зимой можно ничего не желать. И как жаль, что именно в это время я отказался от святости, ведь роль мудреца или хулигана мне не подходит.
Я не собираюсь созидать, ведь это сделали за меня. Мог бы я помечать о бесконечности и музе. Но пока все, о чем я мог помечтать, так это о предстоящем пикнике вместе с моими коллегами. Через неделю меня пригласили за город, места я еще не узнал: выпить, пожарить мясо и пообщаться с коллегами в неформальной обстановке. По выражению одного из организаторов и по совместительству менеджеров по маркетингу, жена или девушка приветствуется.
Но казалось, что я уже не мог и в крестовом походе за лучшей жизнью в моем сознании я пробыл весь день, не заметив, как оказался совершенно один работе. Уже было темно даже в помещении, где я сидел. Я вышел в коридор и посмотрел на вечерний город. Как назло, довершением я не смог избавиться от детства в своей голове и молил себя забыть о тех обещаниях. Но ради чего я все это устроил? Я прекрасно знал, что я хотел в детстве и юности, но даже тогда выбирал тропу нормальности и предсказуемости. Сопоставляя верхушки домов и с чем, они ассоциировались в детстве и сейчас я пришел к выводу, что хоть чувства и атрофировались, но будто бы внутри я все такой же. Свободы достоин лишь тот, кто умер за неё – так вроде бы говорил Данте. За свободу нужно бороться, ведь всё что нам дано от природы это рабство. Но что, если мне доподлинно всё равно. Я не признаю её существования и не собираюсь с ней бороться. Всё, потому что смелый и я не боюсь. И как же я могу идти наперекор таким общепринятым известным понятиям как свобода, но не могу пойти наперекор своей судьбе?
Я забрал свою машину возле ресторана Грюнвальд и поехал домой. По дороге домой я решил проехать через улицу, которая располагалась параллельно Грюнвальду. Вдоль нее справа находился огромный стадион, с включенными прожекторами. Слева находились правительственные здания и чуть дальше развлекательные заведения. Эти заведения были предназначены для иностранных гостей и в общем здесь все отдавало скрытыми желаниями. Я вдруг почувствовал, что ехать в мою пустую квартиру мне не суждено и что несмотря на поздний вечер, я должен задержаться в одном из этих заведений. Я припарковал машину и пошел по стороне с ресторанами и казино. Одна из неоновых вывесок завлекла мое внимание, и я решил зайти в заведение с охранниками на входе. Мне было плевать на составляющую заведения, но я подсознательно соображал, что это казино и я мечтаю напакостить себе. Сделать гадость на зло совести и здравому смыслу. Мне хотелось помучить себя и получить нелепое удовольствие, хотя я никогда не был игроком и не видел ничего романтичного в проматывании честно заработанных денег, но, с другой стороны, сколько можно было заботиться о себе? В который то раз можно пойти на сделку с совестью и уничтожить свой бренный разум и обуздать гнев. Я хотел прочувствовать хотя бы не трагедию, но историю. Мне было по душе, что в казино абсолютная темнота и нет окон с солнечным светом, поэтому любой человек со спокойной душой может потеряться во времени и просидеть хоть до утра выпивая включенный в стоимость алкоголь и просаживая все деньги ведь все условия были созданы. Наперекор своему напарнику я осмелился взять себе несколько стаканов виски со льдом и без ухищрения совести я решил вкушать каждый глоток выпитого виски и для того, чтобы утрамбовать выпитое закуривать крепкие сигариллы, которые были в наличии. Еще с юности я обожал блэк джек и был уверен, что на начальном этапе смогу увеличить свой капитал. Помимо меня и дилера сидели еще несколько человек, двое из которых были приятного молодого вида с грубым азартом в глазах, но все же после первого же увеличения капитала я решил бежать из этой компании. Бежать мне пришлось недолго поскольку виски пришелся мне по душе и запах слишком крепких сигарилл дали о себе знать. Без остановки я начал потреблять непропорциональное количество алкоголя и табака и добился своего, а именно отключение лимитов и абсолютной свобода выбора. Вечное человеческое или хотя бы стремление к этому плавно исчезло и настоящий облик скота вырвался наружу. Дурацкий бунт или нормальность отдыха не стояли передо мной как в периоды здравого рассуждения, а оставалась лишь голая действительность. Видимо я пришел к тому, что можно быть неблагодарным не к остальным, а к себе и можно не уважать свой труд. Рулетка и игровые автоматы довершили пиршество казино, и вечная проблема игроков и их диагнозов подтвердилась. Обрывками из моей памяти у меня мелькали кадры из туалета и очерки испражнений моего желудка, а после особого вальса с туалетом и выкуренной сигареты мой мозг отупился окончательно, и я превратился в бесформенное создание. В этом состоянии волей охранников и кем-то вызванного такси я очутился в бессознательности в постели с моей знакомой из Грюнвальда.
Глава 4
На часах было чуть больше одиннадцати часов утра, и я понял, что проспал. Абсолютная сухость во рту и замкнутые глаза, а также невозможность дальнейшего сна привели меня в чувства. Я мечтал об избавлении моего скотского состояния и больше ни о чем. Половина литра выпитой минералки, а также контрастный душ привели меня в чувства. Пройдясь по квартире, которую я снимал для моей подруги, я никого не обнаружил. В холодильнике ничего съестного не было, кроме пары йогуртов таких свойственных девушкам, следящих за своей фигурой. Я мог помечтать о бульоне или о паре бутербродов с чаем, но решил довольствоваться голодом и поехать на работу ведь именно сегодня должен был приехать этот неблагодарный менеджер. Неблагодарным я считал его потому, что чувствовал себя паршиво и мечтал бы убрать предстоящий день из моей жизни. Все усугубляло мое незнание о том, сколько я проспал, потому что не имел понятия во сколько я приехал из казино. Во рту вязало, а на глазах будто бы пелена, стягивающая ресницы и легкое стучание в висках. В такие моменты хочется просто человеческого: поесть и поспать. Но я ведь сам решил устроить себе пытку и вместо теплой постели и уютного вечера в размышлении с собой я выбрал безответственное отношение к качеству своей жизни и работе. От последних слов меня чуть не вывернуло на изнанку, и я на мнгновение был рад, что так поступил с собой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70968544) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.