Читать онлайн книгу «Бой с зеркалом» автора Никита Бухонов

Бой с зеркалом
Никита Евгеньевич Бухонов
Если есть любовь за которую следует сражаться, то есть и фронт! А, если битва грязная и нечестная, то остаётся лишь изучать науку боя, бесконечно захватывая и тут же отступая.Этим и занимается главный герой произведения – Василий Коструб. Отличник солдатской науки, человек с ворохом личных проблем, который предпочёл поставить на себя в битве полов, отыскав нужное только ему зеркало. Сможет ли он победить, если линия окопов не сдвинулась ни на сантиметр, с момента укуса Евы?

Никита Бухонов
Бой с зеркалом

От автора

Все совпадения с реальной жизнью и людьми неслучайны. И если кто-то, сидя за столиком с цветочным пивом в руках, вдруг скажет: “Всё это фантастика, бредятина выдуманная на почве сплошных неудач с женским полом!”, то я готов лично показать след на плече от винтовки и проводить до ближайшей линии баррикад. Надеюсь ты не сбежишь оттуда, мой дорогой друг.

Я согласен с тем что люди добры, никто не рождается с язвой внутри, но… какого черта вокругтак много мудаков?Подчас все замечают, что, встретив такого на своём пути, даже у самого спокойного начнут расти клыки, а рот превратиться в пасть! Так кто виноват в их ускоренном размножении? Если же это вирус, то у него должен быть нулевой мудак. Кто он? Нет, я не успокоюсь и подскажу – он очень сильно любил яблоки, прямо обожал. И ведь его же предупреждали – не ешь. Хотя…подождите, подождите, там была женщина. Именно она нулевой мудак. С её мудачества начинается жизнь людей, изгнанных из рая, именно она является основой для жизни моего героя.

Глава 1 “Скрестить ёжа и ужа”

Сколько себя помню, мне не хотелось становиться эдаким соблазнителем, как Дон Жуан. Долгие счастливые отношения, где связанные носки на годовщину будут символом нерушимой любви – во всю эту сказку я до ужаса хотел верить. И что? Она случилась! У всего моего окружения. Воплотив все мои тайные помыслы о счастливой жизни, они оставили меня ни с чем. А что же я?
Я неожиданно оказался втянут в этот водоворот. Где фронт кипит и повсюду стрельба, где наступления никогда не прекращаются по обе стороны баррикад. Мужчины стоят напротив женщин, и оба пола все разрабатывают планы атак. Эта битва идёт с начала времён, и линия окопов ни разу не сдвинулась, ни на сантиметр. За что воюем? За счастье, ищем самих себя…ну и любовь, но это тайна, побочный продукт сражений. В последнее время тут рябит в глазах от военной формы – солдат стало слишком много, но мы не отчаиваемся – большинство сгинет в первом же сражении; другие откажутся от сражения, но останутся смотреть; исключительных изувечат, и они застрянут здесь навсегда. Вечный бой – вечно непримиримые соперники и во всём этом я, уверенной поступью приближаюсь к ротации. Самый большой снаряд влетит в меня и отправит далеко в туман, но это всё потом.
– Меня женщины очень сильно обидели, – говорит мне мужчина, одетый в камуфляжные штаны и лёгкую меховую куртку, – ещё в молодости, во время института. И я решил, к чёрту это всё – не для меня фронт.
Мы в странном месте – кругом тайга, инженеры, вечные холода. А за окном знай себе гуляют медведи, наверняка, как и мы, тоже грустят о чём-то своём беспробудно печальном. А нам ещё этот чёртов агрегат, доверху наполненный электроникой, собирать! Дело вообще плёвое, если знать как это делать. Я не знал и знать не особо хотел, а потому мучил напарника всякими каверзными вопросами, чтобы вывести наружу его душу и повнимательней изучить. Мы как-то сдружились с ним, иной раз в нём что-то проскальзывало такое. Лёгкий запах пороха, отголоски военной формы, рука его так и просила винтовки.
– Понимаешь, если представить, что все мужчины охотники, а девушка – добыча, то я ничуть от вас не отличаюсь. Вы гоняетесь по лесам, – говорит он, склоняясь над зелёной платой агрегата, – искусанные комарами, по горло в грязи и с выпученными от азарта глазами. Но вы добываете кусок мяса! Довольные и уставшие – победители, все в порезах и ссадинах, с неразделанной тушей за спиной, от вас смердит как от помойных котов. А что же я? Я прихожу в магазин, кладу деньги на прилавок и мне отвешивают самую лучшую вырезку, упаковав в симпатичный пакет. Да без азарта! Да за деньги! Но тот же кусок мяса – у меня и у вас на столе!!!Суть одна!
Его зовут Илья. На голове плешь, которую он всегда украдкой пытается зачесать тонкими седыми волосам. Большое брюхо туго обтянутое футболкой подпрыгивает в такт ходьбе, рост чуть повыше тумбочки и… сумасшедший юмор в придачу ко всей этой красоте. Ему было немного за тридцать, а выглядел на все сорок.
Устав от бесполезного колупания плат, мы идём на перекур. Вокруг бушует метель, мороз трещит под пятьдесят, кажется сейчас отпадут ноги. А Илье не холодно, ему вообще наплевать на всё с высоты самого глубокого месторождения севера.
– А кусок мяса он когда к делу? Когда особенно силён голод! – продолжает посмеивается он. – Вы же бегаете безо всякого голода, как дурные и вечно вам мало. То ли дело я… был вот как-то на одном из объектов и чувствую подпирать начинает, аж нервы наружу лезут…
Стоя там, рядом с этим дезертиром любимого мною фронта, замерзая от мороза и ежесекундно разражаясь кашлем, я впервые до чёртиков испугался, что и сам заимею такую судьбу. Мысль моментально проняла меня и я понял – бежать, поскорее бежать из этого проклятого местечка.
Но стоит сделать небольшое отступление и поведать, как же так получилось что я, Василий Коструб, попал в это местечко, да и с таким вниманием отношусь к душе человека, которого знаю всего пару дней. Мне двадцать два, я окончил университет и, что называется, пустился во все тяжкие. Жизнь моя мне стала казаться чем-то сродни бессмысленного и беспощадного круговорота событий, и я решил уехать куда подальше из города грехов. В этот же момент нашёл себе девушку ( свет моей души) – чудачку, личность весьма странную, но любившую меня.
Давно ещё я приметил эту конторку – полное разрушение всего, что творилось вокруг и внутри меня. И вот я в конторе, где требовалось наличие у людей двух умений: жить в командировках, много пить и уметь находиться в одиночестве. Я подходил только по одному, а потому, умирая от похмелья, летел в самую глубь Якутии. Там меня должны были встретить и отвезти в тайгу, в вахтовый городок.
Столовая, мелкий магазин и две тысячи таких же мужчин как и я. Спятившие люди, решившие, будто здесь гораздо лучше; считавшие, что самый крепкий сон проходит только в окружении десятка рабочих, а душ и вовсе зимой без надобности. Большинству из них было за тридцать, все безвылазно жили в командировках. Для них было нормально не спешить после работы домой. Не было зазорно не иметь никаких намёков на семью и ругать отчаянность современных девушек. Почему-то они до чёртиков были уверены что такой путь самый правильный – отказаться от всего, уперевшись рогом, клясть всё что было до. Это потом до меня дошло… а пока я с удивлением взирал на эту ветвь мужской эволюции, которая отвергла все общественные правила и жила в стороне от красивой картинки, которую рисуют всем растущим малышам.
– И вот набираешь в интернете – шлюхи/шкуры/шалавы, тебя выводит на один и тот же сайт, – рассказывает Илья мне про премудрости жизни.
Он повествует про копеечных шлюх, про мастерство мастурбации на грани оргазма, про жестокий, но так им любимый нрав девиц на пять минут. С улыбкой, иногда даже отвлекаясь от работы и делая зарисовки, Илья, словно сыну, преподаёт мне эту непростую науку любви. Я всё внимательно слушаю, изредка отвечаю на сообщение свету своей души и думаю о том, что все эти истории нужно обязательно запомнить. Мы весело проводили время, но как и полагается, всё всегда приходит к извечному вопросу – “C кем ты на передовой?”
– Меня женщины очень сильно обидели. Не могу им доверять, понимать и вообще…нет не то, что бы я их ненавижу, у меня есть даже пара подруг. Просто в жизни моей появились правила. Девушкам уже не так просто меня обмануть.
– И как же они тебя так обидели?
– Подробнее рассказать не могу – это слишком личное, да и хотелось мне уже перестать бы это вспоминать, – нахмурив лоб, говорит он.
– Как хочешь – отвечаю я, склоняясь над столом, чтобы немного подремать.
Но Илье уже самому интересно закончить эту часть истории. Прежний весёлый и ухарский тон сменяется. Уверенность в правильности суждений спала, и мы перешли из разряда практического в теоретический.
– Ведь, если влюблён ты, то хорошо. Но если она испытывает чувства, то будь уверен общением довольствоваться она не будет. Женщина непременно станет отравлять тебе жизнь и всячески пытаться склонить на свою сторону. За это время ты превратишься в форт, который будут захватывать и разрушать, лишь бы он не достался никому. И будь уверен, захватив его, она пройдётся по обгоревшим стенам, хмыкнет и в тот же миг поймёт, что ей он больше не нужен.
Я внимательно раздумываю над всем этим, но в суждениях не хватает крупицы истины. А потому, пока что нет толка формировать новый образ. Пока он для меня дезертир, пускай и интересный, но всё же самолично сдавшийся.
Много позже, уже расставшись и вновь сойдясь со светом своей души, я вспомню его историю и пойму, что практически повторил его судьбу. Но тогда я ухмыльнулся и всё таки заснул над столом. А Илья лежал, мучаясь от кашля до самого утра. После этого разговора мы довольно долго не поднимали тему из-за увеличенного плана работ. Вновь вернулись мы к ней, в сотый раз обсуждая нашу компанию.

– Да, командировки это, кончено, паршиво. Особо и не живёшь даже, всё работа, да выпивка. О живых знакомствах я и не заикаюсь – банально сил не хватает.
– А сайты знакомств? – подмигиваю ему я.
Мы оба с улыбкой отбрасываем инструменты и начинаем делиться опытом. Я вспоминаю свои похождения, он в противовес рассказывает что-то приличное. И в одной из историй мне удаётся услышать то, чего я так долго добивался.
– Первая встреча длилась до самого утра. Мы поехали в круглосуточное кафе – пили кофе, ели паршивый шашлык и всё это время не могли оторваться от общения. Она будто бы знала всё, опытная гейша. Девушка была свободна и мне хотелось быть свободным подчас ей. Но разве с этой работой можно быть свободным? Я уехал в Уренгой и как обычно пару месяцев затянулось на полгода. Приехал обратно… а всё. Больше её уже не найти. Разве что в розыск объявить, но я кроме имени то и не знаю ничего!
– Жалеешь?
– Да нет, – отвечает он и выглядит совсем неуверенно. – Если моя единственная настоящая любовь безвозвратно пропала, значит судьба мне жить без неё.
– А вдруг судьба в другом? Вдруг зря?
– Значит обманул свою судьбу. Зато сейчас могу раз в год летать в Египет или Эмираты. Квартиру себе вот купил…
– Цель не сильно оправдала средства.
Илья выбрал свой путь и его путь проваливался тысячи раз, показывая свою несостоятельность. Бегство ни к чему не привело. В конце концов, так можно всю жизнь пробегать в поисках и умереть – не разбив ни одного своего зеркала. Не попытавшись даже найти то, которое покажет тебя истинного. Но ему милее его путь, который сейчас в этом ужасном месте вновь показал всю свою нелогичность.
Там же было жутко одиноко – две тысячи мужиков, которые работают целыми днями и света белого не видят. Им запрещено пить, из развлечений редкий интернет, да самодельный тренажерный зал. Это всё давило, даже на Илью, но он упрямо пёр, смотря на меня как на молодого себя. Без сожаления, без зависти – он не хотел давать мне совершать ошибок, которые привели к его побегу с фронта. А я… я тогда был счастлив. Все мои страхи давно ушли в прошлое. Свет моей души в цепких лапах, найденная с таким трудом, она уже никуда от меня не денется. Я целыми днями мечтаю, как вернусь из этого чистилища дезертиров и буду жить с ней, как только я хочу.
И было много всего впереди, чего мне не следует вспоминать даже под пытками. Но рассказать то я уже обязан. Следует внимательнее остановиться на сражение в котором я чуть не сплавился. Бой, где и сейчас я не могу отделить победу от поражения. Бой, который принимает каждый в битве полов.

Глава 2 “ Ты и только ты – я сказала!”

Я всё смотрю в них, перебираю, соединяю и никак не могу остановиться. Здесь не хватает капли, а тут потерян нрав. И всё ни то и всё ни так!

Самые отвязные и нахальные девушки, почувствовав грядущее сражение, стали съезжаться в этот город. Но это пол беды. Однажды они решили пойти дальше, собравшись в одном из местных баров. Заказав цветочного пива, они провели собрание и приняли факт, что некто – Василий Коструб, с этого дня безоговорочно принадлежит им и только им. Тогда то всё и понеслось по накатанной. И на меня началась охота. Вот минимум предпочтений, которых они придерживались в своей жизни:
– Наркотики.
– Однополый секс.
– Многополый секс.
– Cвободная жизнь – безработная, беззаботная и с чьей-то шеей в подчинение.
– “ Отношения? Ты что… ещё не один десяток свиданий сегодня!”
“Рыбак – рыбака!” – сказал бы любой, но не я. В те времена, я был невинным пастушком, который курил не в затяг. А оторвы давным-давно подняли кружки в знак согласия и подослали ко мне первую из своего стана.

– Я не верю в сказки о любви, но ты похож на мою судьбу, – говорит мне она, сидя в одних малиновых носках и разглядывая рисунки на стенах комнаты.
Никогда бы не подумал что можно так легко попасться, размышлял тогда я, утирая с пот и чувствуя себя, как после боя. Эта девушка, что похожа на Земфиру, была старше меня лет на пять. Третий размер груди – king size, бедра, которыми можно задушить любого парня…и все же приглянулась она мне по другим причинам. Что-то такое было, выделявшее из толпы. Ну хотя бы кроссовки на босу ногу, одетые в морозы. Хотя бы её витиеватые рассказы о работе со странным людьми. Хотя бы то, что она первая сделала из меня мужчину.
– Ты выглядишь милым и совсем не мудак! – произнесла она противоположные моему будущему слова. – Но…знаешь.
Ох уж это “знаешь”! Это мохнатое жирное но, которое всегда всё портит. Первое но, которое я встретил, было оглушительным выстрелом в район печени. Спрятав свою винтовку, девушка убежала, успев попутно расстрелять ещё парочку моих знакомых. Вернувшись обратно в бар, она сдал первый и единственный отчёт о Василие Кострубе. В будущим не раз и не два, он будет прочитан от корки до корки каждой в их баре.
А я тогда, совсем не принимая своего поражения, будто бы стал ближе на пару шагов к месту собраний. Одна за одной они находили меня и требовали что бы я, хоть на короткий промежуток времени, был снова их. Загоняя, словно бывалые охотники, приманивая звуками горна, они искренне радовались, когда я выходил к ним уже ручной. Тогда то вновь и раздавался оглушительный выстрел!
– Знаешь … ты отличный парень, с тобой я чувствую себя прекрасно и совсем не унываю. И мне бы не хотелось тебя терять, – говорит она и гладит мой нахмуренный лоб. – Так оставайся хотя бы другом, раз ничего другого я тебе дать не могу.
Эта была другой. Более утончённая, страдающая анорексией в лёгкой форме. Девушка добровольно смотрела со мной Тарковского и угощала пельменями, которые привезла от родителей. Но я, как мужчина, который привык видеть путь и его конечную цель, разумеется зарубил всё на корню – завёл разговор о чем-то серьёзном.
– А у меня никогда не было отношений! – отпрыгнула она от меня и схватилась за винтовку.
Девочке двадцать три и всё это время она крутила лёгкие романы! В тот же момент я понял – она одна из них, надо бежать.
– Понимаешь, мы с тобой хорошо общаемся… – она говорит это и смущается, но в конце концов набирается храбрости и, выпятив маленькую грудь, заявляет: – Раз так, то давай займёмся сексом и разбежимся, если ты настолько щепетильный!
И грянул гром выстрела, болью отозвалось предыдущее место ранения. Но кажется в этот раз промахнулась. Я отказался. Раньше думал, что девушки хотят серьёзности больше парней и душу готовы продать за неё. Оказалось серьёзности хочу только я.
Я мало знаю зачем нужны женщины мужчинам. Одни говорят, что женщины не нужны, другие их чуть ли не возносят как властителей жизни. А что, если Ева создавалась как противник Адаму, препятствие, мешающее дорасти до уровня бога? Ведь дорасти обязан – создан по образу и подобию. Мужчина он вообще какой? У него всё упорядочено, все логично. Как паровоз, вставший на рельсы, всё вперёд и вперёд. Вот и созданы стрелки на этой дороге – женщины. Иная попадётся, так все колёса разлетятся. А другая, того и не станет мешать, а задержит наполовину – станешь ты не богом, а человеком. Остаётся нам всем надеяться, что ребро будет с пометкой. Предназначается тому-то и тому-то. На всё это мы упорно надеемся в поисках и оттого никогда не видим другого, не менее важного.
– А ты знаешь для чего нужна религия? – спрашивает она и смотрит на меня, как на кандидата в масоны.
Я отвечаю невпопад, держу её за руки и прошу не брызгать в меня. Она намеренно шлёпает по воде голой ступнёй и хохочет как сумасшедшая.
Думаю, это был самый первый серьёзный противник из бара. Она была добра, мила, кажется, я ей нравился. Но самое главное – мы могли спокойно гулять сутками. Не было слышна горна, в меня не целились. Мы выходили из дома, брались за руки и шли исследовать город грехов. Дождь с грозой или палящее солнце – всё это совсем не волновало нас. Мы целовались часами, ходили в спортзал, а после снова целовались и пили вино в центральном парке. Ужасно пьяные раскачивались до небес на качелях, а после она со сцены читала мне свои стихи. Одним словом, были мы личностями, как принято говорить, творческими и непростыми. Или же мне так хотелось думать?
– Я не люблю, что бы всё происходило случайно. Давай подождём, когда я озвучу официальное приглашение и сделаю это красиво, – высокопарно сказала она, мягко закрыла дверь перед моим носом и оставила меня одного.
После этого случая она и исчезла без следа ( предпочитаю думать, что у неё была методичка, по которой следовало исчезать, как только мои глаза начинали блестеть от влюблённости). Я же, привыкший к таким методам ведения боя, оторвал её от сердца быстро и безболезненно. Но эта дьяволица была бы ангелом, если бы решилась оставить всё как есть. А может и я, уже обучившийся толике войны полов, показался ей юнцом которого следует тряхнуть посильнее.
– Вася, ты мне нравишься, – первые слова, которые я слышу в трубке телефона, после первого часа ночи, спустя две недели с её исчезновения.
Она тараторит и голосок её дрожит, а я, черт возьми, совсем не могу с собой совладать и млею. И окончательно удовлетворившись эффектом от появления, поэтесса пропадает навсегда.
Это был бой исподтишка – она не была прямолинейна, предпочитала действовать издалека, манипулировать, выставлять опасные и колючие границы. И в конец концов, выстрелив так тихо, что я не успел уклониться, девушка ушла обратно за баррикады. С неё всё и началось – я наконец стал серьёзно принимать и понимать правила сражений. Страх лучший учитель, действует безо всяких учебников. А боялся я после поэтессы до чёртиков и главным образом, что вновь не смогу совладать с подобными ей.
В то время, на очередном собрание в баре, поэтесса даёт отчёт, и незаметная девушка поднимает руку, предлагая свою кандидатуру. И добро даётся. Я, отгладив рубашку, ничего не подозревая, иду на свидание. За спиной у меня впервые винтовка, я принял правила игры – но хватит ли у меня храбрости выстрелить в противника?
В тот же вечер мне по почте приходит посылка. В ней зеркало. В нём отражаюсь я – с винтовкой. Воитель. Скулы мои напряжены, а во взгляде пустота фронта. Мне понравился подарок с подписью – из бара. Мне понравился в нём я. Вот кем я хочу себя видеть, сказал тогда я и повесил его рядом с собой.

Первый образ который оказался в моём зеркале был именно таким.

Глава 3 " Ты невыносим и съедаешь меня своим характером"

Важные люди мира сего: политики, актёры, бизнесмены – все эти ярлыки никчёмны, когда приходит она. Мило улыбаясь, онаспрашивает фото из детства, а ты привыкаешь. И совсем не успеваешь заметитькак перевернут вверх тормашками. Тогда-то всё напускное сыпется и попадает в мясорубку, оставив человека без единого ярлыка. Да я про любовь, про эту великую уравнительницу, которая крутит и вертит нами как хочет. Все равны перед этим зверем из ада.

Свет души моей называть по имени совсем не хотелось бы – ни к чему, да и ей наверняка не хочется огласки. Но для приличия мы обозначим её “Вавилонская блудница”. Человек противоречие! Застенчива, но болтала без умолку. Блудница, а хотела чего-нибудь постоянного. Романтик, но… она была чудом из чудес, которое окончательно и бесповоротно перевернуло меня вверх тормашками.
И оба раза сильно!
– Я тебя ненавижу! – взрывается она и отшвыривает мою протянутую руку. – Ты невыносим и никогда не сможешь построить ничего! Твой паршивый характер меня буквально съедает живьём.
Она была хороша, с ней приятно существовать, и я совсем не чувствовал никакой угрозы от неё. Вавилонская блудница всегда была добра ко мне – не стеснялась звать куда-то, быстро призналась что без ума от меня и всячески стремилась укрепить мою пошатнувшуюся веру в женщин. Ни угроз, ни странностей, никаких натянутых диалогов и выстрелов. Уют, добро и тишина.
– Не такой уж я и плохой… стой! Мы можем хотя бы поговорить? – отвечаю я, остерегаясь сделать всё ещё хуже.
– Уйди, уйди! Я не хочу тебя видеть, – кричит она и убегает подальше от меня.
В воздух взмывают её фиолетовые волос, маленький силуэт бесстрашно перебегает оживлённую трассу. И она исчезает. Я, как дурак, иду остаток дороги один, думаю о чем-то своём и кутаюсь в кожаную куртку, которая совсем не приносит тепла. Осень в этом году по-настоящему холодная, хоть на календаре всего-то пятое сентября. Скоро день рождение, думаю я и понимаю, что праздновать мне его как обычно не с кем. Я прихожу к себе в комнату, навожу чай и открываю ноутбук. Хочется что-то написать, но не ей. Пытаюсь собрать мысли в кучу, но всё бесцельно.
Заворачиваюсь в плед – у меня температура. Не стоило гулять по заброшенному трамвайному мосту в такую ветреную погоду, думаю я и вижу что телефон мне уже обрывают.
– Ты хочешь пожить со мной? Две недели! Не больше того!– кричит она будто это совсем ничего не значит.
– Кончено хочу, – отвечаю я, предпочитая не ворошить прошлую ссору.
– Тогда завтра можешь подъезжать ко мне. Овощи и мясо я возьму сама – так что можешь не переживать – тебя не стану объедать!
Она диктует адрес и бросает трубку. За окном стучит дождь, а мне от чего-то приятно. Да и температура кажется прошла. Я открываю ноутбук и пишу пару страниц. Чувствую как мне хочется радоваться и с кем-то делить это.
<< Пускай уж шаткое счастье с ней, чем стабильная тоска с собой>>.
Всё знакомство с ней продиктовано жаркой погодой, беззаботно игнорируемой нами такими юными. Вылазки с палатками, закаты, встречаемые на городском пляжу, вечные рассветы – наши неизменные спутники после прогулок под луной. Всё было хорошо и сказочно, да настолько, что я не испугался предложить ей стать чем-то больше, чем двое ребят с разных баррикад. И она отказалась, но как-то нестрашно – без выстрелов, без строгих решительных нет. Сказала шутя, намекая , что это поспешные слова и могут быть изменены. И я поверил, и всё было хорошо. Пока вдруг не наступила осень осень – стало холодать, по щелчку она скинула гражданскую форму и достала винтовку. Не всерьёз, но почему-то стала нападать на меня. А, я пытался уклоняться и совсем не желал вступать в бой с ней. Наверное перевоплощение было столь резким, что я попросту растерялся.
Вот она просит меня заехать к ней домой, к её матери – помочь с сумкой. На улице громыхает гроза, а я стою – терпеливо ожидая, пока она выйдет. Не хочу заходить, иначе сам себя уважать перестану. Иначе окончательно проиграю и сам с собой распрощаюсь.
Стою под дождём. Во рту у меня размокшая сигарета, что еле-еле тлеет и зуб на зуб не хочет попадать. Упрямо игнорирую звонки телефона, которые хотят заманить внутрь. Упрямо игнорирую хоть какую-то заинтересованность выйти на близкий контакт. Я камень – всё смогу стерпеть, думаю я, когда она куксит свою мордашку и тащит пакет с продуктами ко мне.
– И чего не зашёл, Вась? – спрашивает она, намеренно сдерживая злость внутри.
– Не хотел прерывать наше лёгкое общение чем-то серьёзным.
Мы едем в автобусе молча, мои ботинки хлюпают. Она, отвернувшись к окну, наблюдает как автобус проносится по безжизненному городу.
За окном гроза, дождь и небо, такое тёмное, что кажется будто рассвета уже не случится. Вообще не будет ничего светлого, только тьма и дожди. Никакого беззаботного лета, словно и вовсе не бывало. Я вновь оказался там, куда меня так настойчиво манили все остальные. Шум выстрелов, двойные смыслы в словах и бесконечная бойня полов. И, хоть я бывал здесь, однако никогда не заходил так далеко. Стоя с винтовкой в руке, я всё же не спешил открывать огонь. А тем временем Вавилонская девица палила по мне и приговаривала:
– Вот так трофей мне попался, сам вышел под пули.
Я вообще привык жить с кем-то. До восемнадцати с матерью и отцом, потом в общежитие, где у меня было достаточно соседей. Поэтому я пользуюсь этими навыками – иду на компромиссы, готовлю, так как умею это лучше её.       Промокшие после дождя, мы ужинаем, согреваемся и снова всё хорошо. По вечерам я учу играть её в шахматы и рассказываю как мне с ней хорошо. Она отвечает тем же. Мы живём вполне семейной жизнью. Я просыпаюсь с утра, еду в университет, там сижу один за партой до пяти часов вечера, а вечером мы встречаемся, готовим что-то, смотрим фильм, иногда гуляем, когда нет дождей.
– Это самое лучшее что было в моей жизни! – заявляет она с вызовом, сидя передо мной в домашней потасканной футболке и выпивает рюмку водки.
Мы редко киряли, но когда это происходило, то она начинала меняться. Лицо её становилось расслабленным и всякая улыбка, даже самая живая, сходила на нет. Безразличие и скука полностью захватывали её, делая ожившим мертвецом.
– Девушка из Вавилона, хватит! – говорю я ей и внутри у меня всё переворачивается.
Однако она всё не останавливается и разделывает меня заживо. Я пью и пью, но сознание упрямо не хочет отпускать меня. Натренированный желудок крепко принимает удары и совсем не желает давать нужный эффект.
Свет моей души раскрывает вереницу своих бывших. Она тщательно повествует мне о том самом главном – свете её души. Девушка из Вавилона совсем не смотрит на меня, её глаза наполнены радостью ностальгии. А я… я заливаю в себя алкоголь, мне хочется провалиться сквозь землю. Не говоря ни слова я поднимаюсь и, спотыкаясь об углы стен, ухожу в спальню. Там падаю на кровать и безмолвно лежу, как подкидыш. Мне обидно, но я всё ещё не вижу смысла в сражении – человека не исправить внутри, даже если изрешетить всего пулями.
– Вась! Вася! – кричит она, не вставая со стула. – С тобой всё хорошо? Тебе от алкоголя плохо!?
Не хочу отвечать. Слова стоят поперёк глотки и царапают нутро. Пытаюсь заснуть, насильно отвлекаю себя тем, что скоро день рождения, а дальше может быть будет бабье лето – все получше, чем мокрая опалая листва под ногами. Внезапно в комнате появляется она и пытается меня раздеть. Я лишь вяло отмахиваюсь. Резким щелчком девушка из Вавилона включает свет и начинает пытки.
– Ты что обиделся, Вась? Что случилось!? Это из-за меня или тебе просто плохо? Чего ты молчишь, ты со мной не разговариваешь??
– Да иди ты к чёрту, подруга. Засунь себе куда-нибудь поглубже свою заботу.
Она злиться, совсем не эти слова ожидала услышать. Но девушка бойкая, а потому она разворачивает меня лицом и выдаёт фразу:
– Сегодняшняя ночь будет последняя! Нам больше нет нужды играть – всё окончено.
И всё же, если в тебя стреляют, пытаются ухватить за куртку и повалить на землю, то не пора ли взять чёртову винтовку и размазать стрелявшего? В тот момент всё это показалось мне таким ясным, что я не медля ответил так, как меня научил страх.
– Да плевать мне, раз уходить – так сейчас, – говорю я, и фронт становиться ещё реальнее, я уже в окопе. – Не будем ждать до утра, закрой за мной дверь.
Мигом накинув куртку, я уже стою в дверях. А Вавилонская блудница широко раскрыв глаза, мигом отрезвев, осознавая, что я уже не притворяюсь, вдруг останавливает меня. Она находит нужные слова, в Вавилоне те выбиты на стенах, иначе и объяснить не могу. День заканчивается, понемногу заканчиваюсь и я, как человек не связанный с фронтом. Мы теперь с ней окончательно по разные стороны баррикад. Идёт война – я стреляю по ней, она делает тоже самое. Ссоры ежедневны и не имеют ни начала, ни конца. В каждой из них попытка ранить другого приобретает всё более ужасающие масштабы. И вместе с этим, та самая влюблённость никуда не девается. После боя мы дежурно идём в кровать.
Водоворот, где желание властвовать граничит с любовь, где бойня с каждой секундой стремиться приблизиться к убийству и одновременно заветного выстрела в голову не совершают. Позиции, то сдвигаются вперёд, то отступают на прежнее место. Этому нет конца и края. Всё растёт до той поры что кажется будто мы вовлекли на передовую даже наших знакомых.
Через неделю мы съезжаем и фронт едет за нами. Больше нет улыбок – лишь выстрелы. И среди этой канонады я слышу, что мне предлагают поговорить. Я знаю что может предложить Вавилонская блудница, даже хочу этого. И она заявляет, что нам надо перестать общаться, она устала и бои должны прекратиться. Обманчивое предложение, понимает, бои стали слишком кровопролитны и хочет немного вырвать для себя время. Уже невозможно остановить это всё, ведь это она завлекла меня сюда и теперь ей никак нельзя проиграть – это не белый флаг. Это манок, который должен заставить меня выйти и попросить вновь продолжить воевать. А потому даю резкий отказ, а в ответ:
– Ты не хочешь мне ничего больше предложить?
Посылаю её к черту и закуриваю. Она пытается догнать меня, в руках у неё ничего нет, на лице испуг и непонимание, Вавилон никогда не получал резких отказов от боёв, ведь это практически победа – отказ от фронта, сознательный.
– Стой подожди, пойдём вместе! – кричит она мне вслед, продумывая как бы снова всё переиначить и взяться за ружья.
– Нет, хватит с меня этого дерьма. Ида ты, подруга, нахуй и там обоснуйся надолго. И не вздумай возвращаться! – кричу ей я, а прохожие вокруг с меня глаз не сводят.
Руки дрожат от злости. Я приезжаю домой и первым делом мне на глаза попадается её подарок – большой жёлтый подсолнух. Задыхаясь, вышвыриваю его к на улицу, прямо на крышу чьей-то припаркованной машины. Я рву все её записки. Я великий уничтожитель и стираю её отовсюду. Мне хочется напиться, но я совсем не испытываю жажды. Я хочу убежать – но не хочу уходить отсюда. Я в растерянности, фронт настолько сильно въелся внутрь меня, что я хоть и отвоевал превосходно, но до сих пор нахожусь в ужасе от всего что творил. Я хотел не совсем этого.
В дверь стучит мой друг, он наконец-то вернулся. Смотрит на погром в комнате и спрашивает меня, всё ли в порядке. Я отвечаю, что его здесь не хватало.
Затравленно стою посреди комнаты, с вырванными листами из блокнота и принимаю от него поздравления с прошедшим днём рождением. Желаю забыть всё на свете. Желаю не вспоминать. Желаю убежать и бегу. Бегу без оглядки в писательство, спорт и в алкоголь. А зеркало в котором запечатлён мой образ бравого вояки уже давным-давно треснуло, не хватает лёгкого тычка, чтобы оно окончательно развалилось.
В баре совет, они решили дать мне отдохнуть. Я живу под собою не чуя себя, а тем временем там отчитывают Вавилон за невыполненное задание. Трофей так и не добыт. Новая кандидатура наверняка на подходе – но я не желаю воевать, я думаю, что добровольно отказался и ушёл, надеясь что навсегда.

Глава 4 “А жизнь она какова? Она такова – какова и никак иначе!

У меня есть всё для счастливой жизни: спортзал четыре раза в неделю, писательство до поздней ночи, шаткое перемирие с друзьями и учёба в университете до вечера. Я пахал над собой, как отец десятка детей, времени оставался самый мизер, чтобы мысли вляпались в плохое. Однако я переиграл самого себя и в скором времени захворал чем-то таким. Это и немудрено, зеркало было треснутым неспроста.
Серое подвальное помещение с решётками на окнах и приглушённым светом как в темнице. Мой тренажерный зал стоит неимоверно дёшево, а потому полон мужиков в потасканных домашних вещах. Во всём этом я варюсь четыре дня в неделю. Выбиваю из себя дурь, изредка гоняю плохие мысли и на их основе создаю сюжеты для книг. В голове роятся воспоминания о фронте и Вавилоне, но я упрямо не хочу их принимать. Дни в календаре летят один за другим, и я сам не замечаю как до моего диплома остаётся полгода.
– Советую тебе взять очень интересную тему – “Рыбное хозяйство”. Таких точно никто не использует, а потому, даже если получиться паршиво, то как минимум трояк накинут за оригинальность, – говорит преподаватель в университете.
Удрученный от дождливой и бесснежной зимы, решаю в качестве эксперимента к диплому начать питаться только рыбой. С того самого момента я перепробовал целые кучи разной рыбы и пришёл к выводу, что нечто во мне стало меняться. Я стал энергичнее, мог высыпаться за четыре часа и захотел отложить икру, уплыв при этом в более тёплое течение. На общей кухне обычно собиралось много людей, которые вслух обсуждали мою неуклюжую разделку рыбы и порою записывались на дегустацию.
– Воняет так, будто почила ещё пару месяцев назад, – говорит мой товарищ, сдерживая рвотный рефлекс.
– Посыпем побольше приправы, это заглушит запах.
Я не в восторге. Кефаль обошлась мне в три сотни, и съесть я её был обязан. Я мариную её в соевом соусе, в перце чили и во всевозможных пахучих высушенных травах. Однако помогает это мало. Заворачиваю фольгу, кручу ручку духовки и иду к соседям на чай – коротать время. А запах в кухне усиливается настолько, что неравнодушные люди открывают окно и вонь вырывается на улицу. Сидя у открытой форточки, я понимаю что это моё творение – пахнет тиной и запахом немытых ног. Словно вор, я бегу на кухню и пытаюсь вынести этот смердящий намёк на рыбу, пока меня не увидел товарищ. Но всё это терпит крах.
– И это ты собрался кушать? – произносит он и закрывает нос.
– Не завирай, нормально всё. Можешь не стесняться и угощаться. Сегодня я дружелюбный сосед!
Я подношу вилку ко рту, мы смотрим друг на друга. Я на кефаль, она на товарища, а он на дверь ведущую в туалет. Каждый из нас замышляет что-то паршивое. Но всё берёт естественный конец.
– К чёрту, – громыхаю я, выбрасывая всё в урну.
– Нептун, да прости нас, – поддаёт в тон мне друг и относит свой маленький кусок в урну.
Ужин получился лёгким. Макароны с маслом и чай с сигаретой – настоящий аскетизм. Благодаря рыбной диете я даже схуднул на десяток килограмм. И всё-таки не считаю что все началось с рыбы. Тогда я писал книгу “ Пособие по-храбрости” и чувствовал себя храбрее чем раньше. Возможно это совпадение сыграло со мной злую шутку, а возможно всё дело в том, что сколько волка кефалью не корми, а он всё на девиц зарится. Даже после Вавилона, даже отринув саму возможность участия в том что было, я не терял надежды.

– Что у тебя с ногой? – спрашиваю я, подсаживаясь к девушке в автобусе, – Учился балету, Поттер?
Она смеётся и приветствует меня, диалог сразу же приобретает дружелюбный характер. Старая знакомая – первое начало конца. Мы с ней заочно знаем друг друга уже год, она мой сосед с нижнего этажа. Общежитие – странная экосистема – там все знакомы настолько, чтобы знать всё и даже кое-что больше, но это часто ещё считается слишком малым поводом для приветствий. Она здоровалась всегда, а потому я и решил взять всё в свои руки. Её зовут Света – тощая блондинка с проколотым носом и вечно сонным взглядом. Мы ведём непринуждённую беседу и наконец сходимся на том, что вполне сможем сходить в театр.
А потом наступает карантин. На пару месяцев общежитие расселяют, но я, как обычно, плюю на всё и остаюсь там один до февраля. Тогда, уже закончив книгу, наконец возвращаюсь в реальный мир и снова встречаю её. Я в куртке на голое тело, ноги мои обуты в берцы, чуть повыше шорты. С сигаретой в зубах я выхожу на улицу в мороз и вижу её с сумками.
– Что насчёт театра? – спрашиваю я, будто и не было этих двух месяцев в одиночестве.
– Уговор? – спрашивает она в тон мне.
– Уговор!
Короткие диалоги – всё что нужно в войне полов. Решающими являются взгляды, улыбки и интонации. У нас все это было чертовски жгучим, рискующим сорваться с лёгкого флирта в бездну соблазнения, однако я держал себя в ежовых рукавицах. Отбросив бычок, я возвращаюсь обратно в комнату, смотрю на книгу, которую теперь нужно редактировать и закрываю ноутбук. Муза ушла с приходом Светланы. Разочарованно смотрю на время и собираюсь в спортзал в надежде что это поможет. И на обратном пути, усталый, но счастливый я снова встречаю Свету. Предлагаю зайти ко мне вечером и выбрать билеты в театр.
– Ого, – говорит она, округлив глаза и принимается рассматривать комнату.
– Проходи, присаживайся. Жабу не трожь, девушек не обижай, они не собираются соперничать с тобой,– отвечаю ей я, а сам в то время пытаюсь начать редактировать.
Света ходит по комнате, смотрит на плакаты с девушками, стоит подолгу рядом с нарисованной громадной жабой на стене, а сама украдкой изучает меня. И наконец я не выдерживаю и ставлю точку, которую стёр полчаса назад.
С написанным возникали проблемы – я всегда пишу о том, что было и будет и происходит вокруг меня. И первый черновой вариант лежит передо мной – вот он, правь и всё хорошо. Но вот незадача – книгу я писал о храбрости…а получилась трусость, смешанная с ложью и тошнотой. И я терзался в сомнениях, а стоит ли это редактировать и с какого конца приступиться – ведь это всё моё, а своё разрушить и переиначить куда тяжелее.
Но вот билеты давным-давно куплены, а Света всё не хочет уходить – на часах пол первого ночи. Девушка, то находит другие темы для разговоров, то попросту пересаживается со стула на кровать, пытаясь отыскать местечко удобнее.
– Может быть кофе? – в шутку предлагаю я. – У меня турка, я приготовлю.
– А почему бы и нет.
Мы засиживаемся до утра, торопимся обговорить всё что возможно за один заход и выкуриваем все сигареты. С рассветом из щелей выползают рыжие тараканы, мы молчаливым и понимающим взглядом провожаем их и продолжаем тараторить. За окном уже светло, сегодня мне не в университет. Я поднимаюсь из-за стола и говорю ей:
– Подруга, тебе пора. У меня впереди ещё куча дел.
– Куда это ты собрался?
– На пробежку, – с невозмутимым тоном отвечаю и зашнуровываю ботинки.
– Ты шутишь?
– Да!
– Ты не похож на человека, что планирует дожить до ста. Выкуриваешь за ночь пачку сигарет, а потом идёшь бегать в мороз минус пятнадцать…чтобы что? – смеётся она.
– Ты забыла добавить, – говорю я, открыв дверь перед ней. – Перед этой пробежкой у меня ещё один перекур.
Как бы тяжело мне не было, сколько бы раз я не поскальзывался в своих тяжёлых ботинках на снегу, мне кажется с каждым разом я всё больше выздоравливаю. Неожиданно, после Вавилонской блудницы во мне обнаружился ещё с десяток натянутых крепких струн, которые позволяют творить немыслимое с организмом и душой. А Света смотрит на меня со стороны как на сумасшедшего, но это не единственный её взгляд, что я ловлю на себе.
Мы с ней сдружились, насколько это возможно для враждующих полов. Мы стали смотреть вместе фильмы и часто заходить друг к другу на кофе.
Я не спешил с ней, в этом следует винить моё состояние. Мне не хотелось раздеваться, не хотелось обладать, мне чертовски был нужен человека с которым можно иногда говорить, пускай даже он не из-за баррикад. И это меня тоже останавливало – она гражданский человек, которому приятно со мной. И раз уж так повелось, то я боялся, что остатки фронта выйдут из меня и затянут туда безвинного человека. Короче – я строил из себя монаха и на все намёки отвечал каменным лицом или замысловатым изречением.
– Как насчёт выпить? – говорит Света в один из дней, лукаво посматривая на меня своими накрашенными глазами. – У меня в холодильнике вино. Домашнее вино с побережье Чёрного моря! Соглашайся, Коструб, тебе не часто делают такие предложения.
Она нащупала мою сквозящую дыру. Тот период жизни проходил в жутком алкоголизме с привкусом ржавой воды на утро и ссорами с начальством общежития. Всё это напоминало сплошной абсурд – вечером алкоголь, с утра в спортзал, умирая от похмелья и понимая что вечером снова надерусь. Книга о храбрости, сплошь состоящая из трусости. Передо мной девушка, которой я нравлюсь, однако я не могу и шага ступить из-за проклятого фронта.
– Рад бы отказаться, но не имею воли. Желаю только одного – испить бокал, потом ещё и не терять надежд на нескончаемое вино!
За окном вечер. Только что справился с первой главой и спускаюсь к ней. Она важно разливает алкоголь и кладёт на стол нарезанный ананас с яблоками.
– Ого, – только и произношу я, чувствуя себя чужеродным всей этой комнате.
Чистые полы, мягкий девчачий розовый плед, плюшевые игрушки и новые обои – все это кажется таким спокойным, по сравнению с моей буйной и дурной лачугой, где тараканы совершают предрассветный променад.
Красивые стаканы для вина, она в лёгком халатике и в противовес всему этому я – в прокуренной насквозь спецовке, сворованной с завода во время практики, сижу смущённый, и у меня жутко болят мышцы.
– Давай в “я никогда не”, – говорит она, подсаживаясь поближе ко мне.
От неё пахнет приятными женскими духами – лёгкими, до сих пор напоминающими мне нечто беззаботное и свободное. С ней, вообще, вся моя жизнь, в которой я без конца мучаю себя, становится смешной и оттого я расслабляюсь.
– А давай! – говорю я и делаю большой глоток вина.
С лёгкой ухмылкой пью из бокалов, чувствую что меня бесстыдно кадрят. Все эти ухищрения знакомы мне наизусть. Вино бьёт в голову и я готовлюсь к тому что принесёт мне этот вечер. В конце концов, кто, если не я напишет книгу о храбрости, трясясь от страха за излишнюю близость в постели и случайных баррикад?
– Я никогда не…– пытаюсь придумать и чувствую как язык мой запинается от градуса. Вино чересчур крепковатым оказалось.
Света смотрит перед собой и из глаз её текут слёзы. Она улыбается, пытаясь делать вид что всё хорошо.
– Что с тобой? – мигом подскакиваю я с кровати и трезвею, – Света!
– В-всё х.х. х-орошо, – роняет внутри себя слова Света.
По спине у меня ползут мурашки, я никогда в жизни не сталкивался с таким. Не терплю ничьих слёз, считаю через них выходит душа. Её и так немного даётся, а тут ещё тратить на всякие пустяки.
– Иди сюда, не переживай, – говорю ей я и обнимаю.
– В-в-вася…– с трудом пытается произнести она и слёзы градом капают на мою спецовку.
– Прекрати плакать! Немедленно! Иначе я сам сейчас заплачу, – кричу я и слизываю с её щеки солёную слезу. – Я серьёзно, завязывай, плачущий парень – зрелище паршивое.
Света поднимает глаза, смеётся и меняется в лице. Слова сами начинают лезть из неё, словно нечто чужеродное карабкается из неизведанных глубин. Она рассказывает мне всё. Все свои проблемы с семьёй, насилие, побои, приезды милиции – всю тьму своих страхов она вываливает на меня. Я вслушиваюсь во всё это, пытаясь сопротивляться. Шутить невозможно, тем более, когда за спиной у тебя самого стоит такая темень, которая вот-вот прорвётся.
– Света, всё хорошо, прошлое – не повод расстраиваться в настоящем. Не смей опускать руки! Смотри на меня – разве я пасую перед всем, что у меня за плечами?
– В.в.в…
Она не может выговорить даже моё имя. Чувствую, как тьма, которая лезет из неё, цепляется и пытается уволочь уже меня. Становиться дурно – ведь всё что рассказывает она отдаёт душком – запахом гари и рвущихся боеприпасов. Запахом от которого я бежал, а она устояла. Я отпаиваю её водой, навожу горячий чай, мы засыпаем вместе. Она ещё очень долго пытается что-то сказать, но у неё все равно не выходит – слов рванные, промежуточные и ничего вроде бы не значащие. Я глажу её по голове, и мы отключаемся до утра.
Таков был наш первый серьёзный разговор. Она вывернула из своей души всю грязь, я же отфильтровал и по крупицам собрал материал для книги. Полный симбиоз. Она угощает меня сигаретами – я слушаю про её рассказы о психологе и порой пытаюсь сказать что у меня самого проблемы. Света ухватывается за это и всеми правдами и не правдами пытается уговорить заняться собой. Но я упрям, а потому большую часть времени глушу остатки своей души в алкоголе, пытаясь уничтожить тело в спорте и стать кем-то мне неизвестным. И вдруг, как гром среди ясного неба, мы становимся чересчур близки.
– Да уж, д-давненько меня так не трах-х-хали! – заикается она и хватает ртом воздух.
И всё стало гораздо лучше. Никакой тьмы и одиночества, это не было фронтом, никаких выстрелов и саморазрушения. Тихое спокойное местечко в котором я оказался и наконец-то с радостью погрузился во всё, с мыслями что отвоевал. Пока неожиданно, сидя в очередной раз у меня в комнате, она не произнесла:
– Ты знаешь, Васенька, что я тебя никогда не потяну? Ведь я никогда не смогу дать тебе то, что ты хочешь.
– О чём это ты?
– Нет, ты не подумай – ты не вырос настолько, – улыбнулась она снисходительно, – просто сам не знаешь чего хочешь. Тебя бросает то в одну сторону, то в другую. И потому я разумеется всегда откажусь и исчезну. Потому что я не готова связывать свою жизнь с тем, кто, то идёт в атаку, то меняет позиции и отступает – всегда ему нужно что-то такое недосягаемое. Ты, Василий, первооткрыватель, который пытается найти новые контингенты на заднем дворе. Ищешь в тех местах, где искать не нужно и энтузиазм твой никогда не упадёт, ведь ты уже привык к процессу. Победа для тебя неважна!
Она проговорила всё это так легко, что я даже не понял о чём это она таком рассказывала. А после, когда уже окончил книгу, за окном наступила весна, и эта странная девушка уехала к себе домой без лишних прощаний. А я наконец понял о чём она говорила.
Я тогда очень долго её ждал. Ходил мимо двери, и всё рассчитывал, что вот сейчас она выйдет, и мы выпьем хорошего кофейку. Но дверь всё была закрыта.
Наконец наступил момент, когда я понял что нахожусь там же, откуда и собирался бежать. А она, эта странная девочка, которая принесла мне краткий миг спокойствия, пришла прямиком из бара. Волк в шкуре, в овечьей шкуре, явившийся, чтобы сделать мне щелчок по носу и указать место.
И вот тогда, окончательно разочаровавшись во всём что построил в себе, я плюнул и с тоски побрился налысо, завязав на три месяца с алкоголем и неожиданно уехал по учёбе в другой город. Всё вдруг поломалось во мне. Не Света доломала меня. Меня писательство убило, вся эта тёмная повесть, сплошь состоящая из трусости и подлости, которая царила во мне после Вавилонской блудницы и остальных – у них ведь нет имён, они им не нужны.
Я вышел на свою последнюю пробежку и разбил телефон вдребезги. Но у меня были проблемы пострашнее.
Я сажусь в автобус, мой друг без тени насмешки подмечает что лысая башка мне идёт. Салон качает из стороны в сторону, чем больше я отдаляюсь от города, тем меньше имеет вес вся та хтонь, которая бурлила у меня в душе. Я ужасно устал и хочу отдохнуть. От девушек, от себя, от проблем. Я хочу положить конец, лишь потому что считаю себя другим. Впереди два месяца черт пойми где – но рядом мой товарищ. Нас двое – это уже немало.
Вот он толчок, который нужен был моему зеркалу – весь мой образ наконец разрушился. Я окончательно не годен для зеркала. Вывесив новое зеркало, найденное у себя в шкафу, пытаюсь рассмотреть себя, но пока вижу только смутные очертания. Это было вторым разбитым и выброшенным на помойку зеркалом.

Глава 5 “ Странный город Кобадэ”

Этот город ненавидели все горожане. Всей душой они желали уехать отсюда и не предпринимали ровным счётом ничегодля этого.

Над городом стоял смог от заводов, а из развлечений были два скромных парка и великое множество пивных магазинов “креативного” оформления – “ Пивной причал” или “Баркас во хмелю”. Креатив на нас не действовал – трезвость должна была протянуться ещё два месяца. А потому, заселившись в санаторий( такое место проживание нам выделили по договору о практике), мы пошли на разведку близлежащих мест. В воздухе витало нечто, напоминавшее запах лёгкого мускуса вперемешку с шампанским. Мы обошли пару кварталов, завернули в парк, там изучили состояние спортивных площадок, а после решили что на сегодня хватит и вернулись обратно. Запах чудесным образом то усиливался, то становился еле уловимым, и чувствовал его похоже только я.
На реcепшене санатория, нас встретила симпатичная женщина лет тридцати восьми, которая накручивала обручальное кольцо на палец. Одетая в обтягивающую блузку с короткой юбкой в складку, она хмурилась и со злостью пыхтела, силясь надеть на себя чересчур маленькое украшение.
Я толкнул своего товарища, и он тоже обратил внимание.
– Обычно люди на работе снимают кольца, а эта…– шепнул я ему.
– Будь я девушкой, то при виде тебя, даже на лбу бы написал: “ В браке- крепком и нерушимом, по всем вопросам личного характера держать связь с мужем.”.
Сказал он это довольно громко и тут же заржал. Девушка посмотрела на меня и, превратившись в каменное изваяние, ледяным тоном отчеканила:
– Я замужем! – она швырнула наши ключи на стойку и, когда я приблизился, добавила: – И нечего тут ухмыляться!
Я уже стал привыкать к такому отношению со стороны женского пола и безропотно взял ключи. Попутно здороваясь со всеми пенсионерами, мы пошли обратно к себе.
– В санатории нет ни одной нашей приблизительной ровесницы или ровесника! – заявил товарищ, – Тебе будет туговато, как впрочем и мне.
– Ты своей девушке уже отзвонился что пришёл домой?– огрызнулся я с неожиданной для себя злостью.
Непонятно с какой поры, но звание Дон жуана всех мастей и подмастей приклеилось ко мне, словно застарелая жвачка. Все считали что я окружён хороводом женщин, которые так и бегают за мной, а я только задираю нос вверх и отказываю каждой второй. Поначалу я спорил, доказывал, но меня и слушать не хотели. Слава простиралась впереди меня – толки о том, что я гуляю с другой были уже не новы, когда я только говорил привет этой девушке.
Тогда я плюнул на всё и принял почётное звание гуляки и повесы. Ничего особо не изменилось, кроме того, что с тех пор весь женский пол по умолчанию стал настроен ко мне враждебно. Я, впрочем, от них не отставал и отвечал тем же.
–Молодой человек, после одиннадцати выходить из стен санатория запрещено! – донеслось мне в спину, стоило только дотронуться до ручки двери. – И для вас, иногородних, не будет никаких исключений!
Я обернулся, дама с ресепшена скрестила на груди руки – обручальное кольцо блестело на пальце. Лицо её выражало желанием поскорее вернуться к чему угодно, только не к разговору со мной. Я же говорил уже кажется о минусах своего почётного звания?
– У вас пачка сигарет в кармане…может просто совершим этот ночной обход вместе? – вырвалось у меня, прежде чем я сообразил весь смысл сказанного.
Она приблизилась ко мне вплотную, прищурив глаза до двух узких щёлочек. От неё несло тяжёлым мускусом и запахом скисшего вина.
– Нет! Идите к себе в номер, – говорит она и поправляет кольцо на пальце.
– Как я мог забыть – вы из разряда замужних… – протягиваю я, продолжая стоять на месте, -… такие редко могут хоть на мгновение отойти от правил.
Она задумывается буквально секунду, а после уходит к другой двери, что ведёт на задний двор санатория. Я отправляюсь вслед, не издавая ни звука, но понимаю – спас меня сейчас мелкий осколок прошлого образа из зеркала.
– Вот здесь можешь покурить, только бычки не бросай, – говорит она и вручает мне ключи. – Вернёшь на стойку.
Я остаюсь один на тёмном крыльце, укрываюсь от взгляда мигающей красным глазом камеры в углу, и поджигаю сигарету. Ловлю себя на странной мысли, что за время прогулки не встретил ни одной незамужней или бездетной девушки, а все спортивные площадки были забиты гурьбой ребятишек. Все тут только и делают что женятся и рожают, оттого и запах, подвожу итог я, выкидывая окурок в кусты и отправляясь на боковую. Завтра трудный день – рабочий.
Оказалось, что практика наша будет проходить в слесарном помещении, и ни одного цеха мы не увидим, а потому всё что остаётся – безропотно сидеть на стуле каждый день, по восемь часов. Я не стал расстраиваться, времени на книги будет больше, тем более за это всё нам заплатят. Но друг сразу же заискрил от злости, как погоревший трансформатор.
– Я вот сейчас открою телефон и сяду здесь, – сказал он громогласно, будто на завтра запланирован захват целой страны. – И буду курить, пока не найду способ уволиться в этот же день. К чёртовой матери мне нужна такая практика! Моё время жизни слишком дорого для безделья.
Он взволнованно начал хлопать по карманам, губы его дрожали, а сам он выглядел злее самого злого чёрта. Я спокойно и даже с некоторой скукой взирал на его потуги. Я прекрасно помнил как с утра он решил бросить курить и посмеялся над тем, сколько стоят сигареты. А потому пачка была теперь только у меня.
– Как успехи? – говорю я и достаю себе одну, – Получается что-то найти?
С полчаса он ещё позлился, успел позвонить своей девушке, матери, в трудовую инспекцию( где ему ответила, как ни странно, тоже девушка), но в итоге посмотрел на меня и, плюнув на всё, решил остаться в городе Кобадэ.
В пять утра мы просыпались, ели скудный завтрак и час тряслись на автобусе до предприятия. Идя через проходную, мы были уже голодные и изрядно уставшие. Отсидев восемь часов, выспавшись и отобедав, не вставая со злополучных стульев, мы снова садились на автобус и опять чувствовали урчание живота. И вот вывалившись на остановку, сломя голову, мы бежали поскорее кушать. Отъевшись, казалось надолго, почуем на кроватях – через час тренировка, в желудки как будто ничего и не бывало. После тренировки второй ужин, которым мы кормим себя сами. Жрать в этом городе нам почему-то хотелось постоянно.
До сих пор помню как я писал и думал о том, чтобы схватить большой кусок мяса, а после ложился в кровать, и мне долго мерещилась жаренная картошка на сале, жирные борщи и бабушкины котлеты. Но сон был быстрый – совмещать работу и писательство – значит спать по пять часов. А на утро снова привычный голодомор. Я бежал, как бешеный на завтрак, обливаясь слюной побыстрее запихивал себе скудные блюда в рот, лишь бы хоть чуть-чуть почувствовать сытость.
И так на протяжение двух месяцев! Голодные и усталые, словно ежедневно за нами гонялись полчища быков. Но всё это было терпимо – месяц и мы уже привычно обливаемся слюной, поддерживая беседу о домашних блюдах. Странности как и предполагалось начались с женщин. Но не у меня!
Мой товарищ был окружен женским полом, да так, что я со своим почётным званием тихо и смиренно стоял в сторонке. В этом и заключалась его ошибка. Я то давно понял – всех красивых созданий следует держать на расстояние вытянутой руки. Уж больно бывает опасно от этой красоты.
– Сейчас бы оладьев, да со сметанкой. Да пожирнее, да ещё и с вареньем.
– И большую кружку крепкого и сладкого чая!
Я приподнимаюсь с кровати, свешиваю ноги и смотрю на товарища.
Может прогуляемся, купим что-нибудь перекусить? – говорю я и чувствую что голова моя кружиться.
– Нам вставать через четыре часа....– неуверенно отвечает он.
– Ты там простыню жуёшь что ли, чтобы уменьшить голод? В чём секрет?
Он не отвечает, я постепенно начинаю проваливаться в сон. И тут же раздаётся звонок. Я слышу извинения – передо мной, перед звонящим, перед всем светом и мой товарищ выходит в коридор. С утра я его там и встречаю – сонного, с полуобморочным взглядом.
– Истерика у девушки?
Он кивает и принимается рассказывать, но я останавливаю его, в мыслях у меня на данный момент одна жрачка.
Общение с женщинами в его жизни вообще частое явление. С утра он получал полсотни сообщений от девушки, едва успел продрать глаза. Вечером, когда я мучился с текстом, он ходил по коридору из стороны в сторону и читал нотации своей пассии чуть ли не до рассвета.
Такие звонки были ежедневны и кажется мне были местью за то, что раньше он напивался и уходил в бессознанку от таких ночных проповедей. Но, два часа в день плюс сообщения плюс частые ночные истерики – скажите это мало для окружённого женщинами? У него была ещё мать, которой он стабильно набирал раз в два дня и сестра, которая звонила ему раз в три дня. Словно заправский адвокат он носил гарнитуру и по ней решал все важные вопросы с ними. Какие? Я так не разу и не понял, однако думаю что нельзя столько много разговаривать с женщинами. Иначе можно и свихнуться. А он разговаривал. Да ещё и поехал через месяц к девушке, объясняя это очередным важным вопросом.
А, тем временем, два месяца трезвости плавно подходили к концу и друг внезапно появился с большой бутылкой водки, предложив изничтожить себя. Вот такая участь человека, окружённого женщинами – сильный стресс и как следствие алкоголизм. Но, кто говорил что будут простые пути в жизни к которым подают компот!?
– За прекрасное окончание срока! – восклицает он и наливает водку в стопки
В тот вечер, ещё держа перед собой рюмку я почувствовал, как в открытое окно комнаты, меня вновь поманил запах этого города. Закружившись с писательством, работой и тренировками, я совсем позабыл про него и принюхался. Но сейчас алкоголь вновь вернул меня к его первозданному и будоражащему образу.
– “Фрегат”? – пьяно икнув, предлагает мне товарищ
– Уже должны быть там, – отвечаю я и снимаю футболку с шортами.
Что такое клуб, где веселятся в пятничный вечер, после одиннадцати, люди, отпахавшие пять дней подряд и всем давно за тридцать?
– Содом и гомора! Блядюшник! Огромная куча, что хочет трахаться и напиваться до состояния РНК – делать вам там нечего! – говорит добрая женщина-уборщица в нашем санатории.
– Вы там бывали? – спрашиваю я, удивлённый точным описанием.
Она вскидывает брови вверх, а потом лукаво улыбается и грозит мне пальцем.
– Конечно, в молодости, – говорит она и тут же становиться серьёзной. – Но вы ещё маленькие чтобы там танцевать!
Время за полночь, мы стоим перед заведением которое больше всего похоже на картину Босха. Перед дверями мужчины в белых свадебных рубашках мнут бока парню что пришёл в кофте. За углом толкают машину и жмут друг другу руки, обмениваясь номерами. На лавочке люди рассказывают похабные и заезженные в прошлом столетии анекдоты.
– Как нам повезло что рубашки с собой захватили из дома? – улыбаюсь я другу, вдохнув воздух и тут же замираю на месте, – Ты чувствуешь эту вонь?
Друг, который только и хочет ворваться в этот рассадник, лопочет под нос, что у него есть девушка. Открытая дверь клуба обдаёт меня настолько концентрированным запахом, что весь алкоголь разом исчезает.Вместо лёгкого мускуса, здесь стоял тяжёлый кислый запах пота, вперемешку с протухшим вином. В голове возникает образ девушки с ресепшена, её запах отдалённо напоминает здешний.
Краем уха слышу как мой друг знакомиться с кем-то внутри, громко заявляя что скоро будет жениться. Глаза его при этом любезно провожают столько женских задниц в платьях, что ни один охранник в торговом центре не смог бы соревноваться с ним.

– Виски с колой, – говорю я у барной стойки и чувствую как меня мутит.
Вокруг постоянно кто-то ходит и на моей спине уже проявляются маленькие прожжённые отверстия от чужих взглядов.
– Есть только виски, – отвечает бармен
– Льда побольше тогда.
Возле меня стоит женщина, одетая в красное платье и чулки в сетку. Вырез на платье сочетается глубиной с марианской впадиной. Я в нём безрассудно тону.
– Сейчас упадёшь, парень, – одаривает она меня улыбкой и подмигивает.
Я беру свой виски, у меня идёт кругом голова – я напрочь отвык от женщин. Кроме турников, голода и работы( бог ты мой будто в армии побывал), я ничего особо и не видел, да и времени не хватало – друг просил не закрывать дверь в комнату, когда уходил. Всё вокруг в этом месте сжигает меня до кончиков пальцев.
– Вася! – кричит мне друг и отдаёт свой виски с колой. – Попей у меня, тебе уже хватит.
– Всё хорошо, – отвечаю я и делаю глоток. – Ну и как тебе здесь?
– У меня есть девушка…– бубнит он свою мантру, надеясь на спасение, – …поэтому я просто танцую. Ту в красном видел? Что она тебе сказала?
– Что-то про бездну восприятия....или глубину моего сознания....ох нет, она сказала что мой дружок ненароком облапал пятерых, пока стоял в очереди за напитком. Сказала разобраться с этим малолетним извращенцем!
– А ч-ч-то я? – испуганно заикается он и пьёт из стакана чистейший виски. – Я ничего, Вась, у меня же девушка.
– А у них задницы.
– Так хватит, – говорит он мне и тащит на танцпол.– Мы в клубе или где?
– Как скажешь.
Если во время танца перед вами ненароком проходит девушка, развернувшись при этом спиной, а потом ещё несколько, то можете не сомневаться – других мест полно и обойти вас можно сзади. Но они хотят другого. Всё это тайные символы и знаки, которых я в упор не замечал. Чёрт возьми, я был в клубе второй или третий раз за жизнь и никогда здесь не знакомился. Откуда мне знать что, те трое дам “за тридцать пять”, в чересчур коротких мини танцуют возле меня не просто так? А те две молодые, которых они перед этим оттеснили?
– В конце концов могли бы и заговорить, что языки проглотили? – отвечаю я другу, стоя на улице и затягиваясь сигаретой.
– А ты проглотил? -злорадно хихикает он пьяный.
– Иди к чёрту.
Взрослые мужчины в белых свадебных рубашках неожиданно окружают нас, мы разговариваем, они недоверчивы – чувствуют нашу конкуренцию. Мы же молоды – рубашки у нас цветные, а в венах закипает кровь. От нас нет запаха забродившего вина.
– Вы сами то где работаете?
У многих я замечаю обручальные кольца или белый след на загорелой коже. Ах вот оно что, думаю я и ожидаю услышать запах пороха.
– На “****”, электрониками в новом цеху. Приехали на практику, – отвечаю я.
Друг рассказывает о том, как автоматизировать теплицу всего лишь за двадцать миллионов и предлагает предзаказ всем, кто хочет стать миллиардером с этим проектом. Я вовремя оттаскиваю его и мы идём вновь пить и танцевать. Нас отпустили – может увидели самих себя в молодости?
– Привет, – говорю я молодой девушке рядом со мной.
Она танцует возле меня достаточно давно, а значит это считается не случайностью, проговариваю я больше для себя. Девушка улыбается и удостаивает меня изящным кивком. У неё смуглая, восточная кожа, джинсы в обтяжку и чёрная блузка, под которой голое тело. Танцы наши – тонкая грань между сексом в одежде и сигаретой в постели после. Но по меркам клуба – это все ещё движения под ритм.
Объявляют белый танец, и красавица берет меня за плечи, прижимаясь всем телом. Ещё чуть-чуть, и она сотрёт свои тонкие джинсы об меня. А потом танец обрывается, она садиться за стол, где хватает пару вилок салата. Перекинувшись парой слов со своим мужчиной, другом, приятелем, братом и ещё черт знает кем, она вновь встаёт и подходит ко мне.
Мой друг самозабвенно прикрыв пьяные глаза, наслаждается одиночным танцем – он держит слово, у него есть девушка. Странный человек – он всегда мне казался тем парнем, что без проблем ввяжется в любой фронт, будет отшвыривать одну девицу за другой, а таскаться всегда за самыми жуткими стервами. Я буквально чувствую, что он водит носом вокруг меня, а дома, наедине с собой, долго ломает голову почему от меня разит порохом. И всегда, стоит только мне ему приоткрыть старые кусочки окопной жизни, в его взгляде читается тоска. Он вновь и вновь возвращается к своей девушке и мечтает о фронте, пускай в слух и не сознается. Что-то такое его держит в той жизни и одновременно тянет к другой.
– Потанцуем снова? – спрашивает моя странная красавица и строит мне глазки.
– Твой парень не будет против? – спрашиваю я, видя как тот уткнулся в тарелку глазами и старается не откликаться на своих друзей, указывающих на меня.
– Не думаю.
Мы кружимся, а музыка вокруг словно бы возвращает меня в летний лагерь. Я всегда гулял около клуба, лишь для одного – зайти и позвать кого-нибудь на медленный танец. Обычные движения под музыку мне тогда были не интересны – как впрочем и сейчас. Обнять девушку, вдохнуть запах её сладких духов и....
Я притягиваю свою красотку за талию и целую. Она делает вид будто не хочет этого, а сама прикусывает мне губу своими острыми зубками и тут же отталкивает. Её улыбка стала ещё сильнее. Она разворачивается, подмигнув мне на прощание, и уходит. Я стою и чувствую как во рту у меня оказался полный букет мускуса и шампанского. Последнее что я вижу, как присев за стол, девушка тайком одевает кольцо на палец и берет за руку своего мужчину.
Я разгадал загадку, в голове всплывает всё, что было со мной в этом захудалом городишке, и мне приходит на ум дама с ресепшена. Мне представляется ещё один участок фронта, на который я по случайности забрёл. Здесь всё тоже самое что и у меня – ложь, желание, вечная борьба, только баррикады выше и противники взрослее. Мне становиться не по себе, я забираю друга и мы идём обратно. Он устрашает меня байками что ночью за мной ворвутся сорок её братьев, насильно женят и увезут в горы. Я говорю что, мне плевать.
– Да и горы я люблю, там воздух чистый. А какие звезды на небе....
– Перед этим они сломают тебе ноги.
– Срастутся – там воздух лечебный.
Мы смеёмся и нас совершенно не беспокоит, что уезжать нам через неделю. Мы рады этому, впереди всё самое интересное. Объявиться тот, кого я меньше ожидал, жизнь перевернётся вверх тормашками вновь, а сам я объявлю тотальный уход. Но это всё потом.
Сейчас я ловлю себя на мысли что мускус уходит с языка, его заменяет горечь сигарет, однако вкус такой яркий, что мне показалось – я обязательно запомню его на всю жизнь. И никогда не допущу проникновения его в себя, тем более сейчас, когда я осознал что фронт мне больше не нужен, я хочу чего-то стабильного, чего-то даже заплесневело тоскливого. Но я ошибался.
Много позже я поженюсь. У меня будет подобие семьи, и я буду ходить на постоянную работу. В один из вечеров я тихонько прокрадусь к себе в квартиру, надев перед этим обручальное кольцо. Я вдохну полной грудью и пойму что всё смешалось. У меня дома несёт этим запахом. Я не могу понять – я ли в этом искупался тогда во Фрегате или же что-то со мной произошло позже. Молодая кровь, что закипала, превратилась в забродившее вино. Или всё совсем не так просто как казалось в двадцать два года?
Я раздеваюсь и ставлю телефон в режим полёта. Не хочу беспокоить жену, которая наверняка заметит как мне посреди ночи приходят странные сообщения. Не хочу разводиться. Не хочу беспокоиться. Бог дал…но об этом много позже.
Глава 6 “ Свет души моей”

И вот нас всех порубили.Кого-то протащили через мясорубку и куски фарша отделили пополам. Других лишь немного обтесали ножом по контуру тела.Счастливчики довольствовались одной отрубленной рукой. И вот мы вышли в мир искать все эти части, которые, по преданию, уже являются чужой собственностью. И всё больше людей стало замечать, что существо – рубящее людей на половинкивсё чаще ошибается в своём деле. Ведь легко искать вторую половинку, когда тебя разрубили пополам…ещё легче, когда оттяпали только ногу. А что делать тем, кто лишился всего, кроме одной головы?
Тогда он исправился и наделил лишённых всех дарами – кому голос, что у певчей птицы, кому красота неземная, а кому и сюжетов целый мешок. Мол, хоть и инвалид, зато одарённый. Может глядишь того и прирастёт что-ток этому, подумало кромсающее существо. С тех пор этим самым одаренным покоя и нет. Поклонники есть, а вот половинок нет. Ошибся великий уравнитель и исправить ошибку уже не получится.

По пути в наш город грехов другу позвонили раз двадцать, не меньше. А уж сколько раз он с задумчивым лицом читал сообщения…в общем, домой я вернулся один – важные вопросы сами себя не решат, да и – “ У него есть девушка!!!!!!!”
В конце конов он и сам всё поймёт, надеюсь, что глядя на меня не слишком поздно. Поймёт, что он не на фронте – его безжалостно расстреливают, а он безоружен.
Я захожу к себе в комнату, она встречает меня свободой. На столе пепельцница, на стене жаба и окна распахнуты настежь. Мне не нужно идти на работу, а в окно влезла молодая ветвь клёна. Я абсолютно счастлив, до диплома ещё месяц. Некому писать, нечего писать и незачем писать. Хотелось немного отдохнуть от всего этого. Аккуратно выставляю своё зеркало в комнате, в нем я – одинокой, спокойный и бесстрашный – никакого намёка на фронт.
Я накидываю на плечо полотенце и выхожу в коридор, спускаюсь на лестницу и вижу что за мной увязалась старая подруга – Света.
– Привет, Васек! – кричит она и хлопает ладонью меня по спине.
Она перекрасила волосы в пепельный цвет. Я побрился налысо. Вот так совпадение. Света обгоняет меня, она красива…чертовски красива. Она подмигивает мне своим подведённым глазом и направляет на меня два пальца.
– Мы не на войне, – примирительно говорю я и делаю вид будто поправляю винтовку.
– То-то же! – кивает она, cдувает воображаемый дым с пальцев и убегает вниз.
К чёрту всё это, думаю про себя и спускаюсь по другой лестнице прямиком в душевые. Там меня окликают товарищи, которые рады меня видеть и совсем не потому что я голый.
– И почему мы до сих пор не празднуем приезд? – говорит один из них.
Думаю что наверное к чёрту, но вслух соглашаюсь. Беру пиво, которое они достают буквально из воздуха, делаю воду ещё горячее и совершаю большой глоток. Чувствую, вот теперь я на месте. Мы договариваемся встретиться с ними через час, в небольшой чаще леса – там скамейки, мало людей и чистый воздух.
В предвкушении я ложусь на кровать, закидываю руки за голову – смотрю в потолок. Мне не нужен телефон, я отвык от него и наслаждаюсь этой свободой. Мне хочется просто помолчать, побыть наедине со своей комнатой, где побывало столько народу, что я позабыл какого это быть одному. С улыбкой вспоминаю, как бежал из этой комнаты и из этого города. Но теперь, после этого захудалого городка Кобадэ всё немного изменилось, будто прошёл курс лечения – нет больше никаких тревог и тьмы. А солдатская наука, кажется мне и вовсе глупой затеей. Может я приближаюсь к тому, что бы наконец стать человеком гражданским, который не видит везде врагов?
Смотрю в зеркало и вижу новое чистое отражение – в нём меня совершенно ничего не заботит, кроме жизни в которой мне не нужно палить.
– На выход, – кричат из-за двери, сотрясая её ударами.
Получившийся праздник прошёл хорошо, да так, что я, еле передвигая ноги, вхожу в общежитие и долго пытаюсь объяснить вахтёрше беспочвенность её беспокойства. Держась за лестницу, мне с каждым шагом всё пьянее. Я останавливаюсь подышать и понимаю что впервые за долгое время мне не хочется звать девушку к себе в кровать. Мне не хочется звонить никому из моих подруг девушек, я не желаю говорить о том, как они прекрасны и чудесны, мне нет нужды и желания связываться с теми, с кем получилось все так нелепо.
Наконец я отталкиваюсь от стены и продолжаю путь к себе в комнату. Я захожу в комнату, где валюсь прямо на пол в куртке и ботинках. Я вдыхаю горячий вечерний воздух, которым до верху забита моя комната с вечно отворенным окном. Пахнет свежей листвой и счастьем – совсем без намёка на мускус. Всё хорошо – я свободен, по-настоящему. Я повзрослел или все же сумел уйти от всего этого дерьма, которое ворвалось в меня со всеми остальными? Не знаю… возможно всё это вместе. Я засыпаю прямо на полу с улыбкой на лице, совсем не думая о будущем, напротив меня чистейшей зеркало.
Нашёл ли я то самое отражение – отражение свободного человека или его вновь ждёт участь трёх предыдущих?

И вот я защитил диплом и отмечаю этот праздник с присущим размахом. В чащу въезжает машина, в ней трещат колонки от громкой музыки. Оттуда вываливается мой знакомый тоже защитивший диплом. Из ближайших домов к нам приходят жильцы и вместо ругани пьют с нами. Всё хорошо, думаю я и меня мало волнует что будет дальше. Но вместе с тем, теперь я отчётливо понимаю что мне стоит уехать из города грехов куда подальше.
Дело ведь совсем не в том что меня выселяют из общежития, нет с этим можно уладить вопрос. Ситуация в том, что моё отражение не подходит ко всему здесь. К прошлому бравому вояке – да. Но теперь я другой. Останься я здесь, мне придётся наблюдать как всё вокруг будет распадаться на части и гореть синим огнём – друзья покидать, девушки заманивать на фронт, а сам я, вновь встречусь лицом к лицу с болезнью. Ведь всё здесь пропитано запахом фронта, всё ужасно – отражение, получившееся в зеркале на этот раз совершенно не подходит к этому месту.
Решено! Даю себе последнюю неделю, на всякий случай. Хожу на рыбалку в одиночестве, рассказываю всем об этом странном городе Кобадэ с запахом мускуса и скисшего вина. Наслаждаюсь своим прощанием.
Я ни с кем не знакомлюсь, в баре висит табличка “закрыто”. Девицы с проколотыми сосками и цветочным пивом, решают что так надо и идут к себе домой. Они готовы ждать, пока их собрания возобновятся, однако ещё не догадались что бар закрыт мной и только я в силах его открыть. Но он больше мне не нужен. Я властен над своей судьбой и личностью!
Однако… они оказались не так просты как мне казалось и нашли того, кто сможет пробраться внутрь, встать барменом и, перевернув табличку, пустить всех снова внутрь.
"Привет, ты очень похож на одного известного русского актёра" – читаю я в телефоне и думаю, что готов к этому.
Это был свет моей души, та самая девочка – Вавилонская блудница.
Что ей нужно от меня? Что мы вообще хотим друг от друга, если для этого нужно непременно залазить в окопы и учиться стрелять? Любовь? Родственная душа? Я не верю во всё это – не верю в такой дешёвый обман. Однако, я считаю – если смог вылезти из окопов, то не стоит ли проверить себя в реальности. Я больше не солдат и мне не нужно держать оскал. Если не принять схватку, то и не станешь ввязываться. И я отвечаю ей. Само отражение велит мне так поступить, проверит себя в реальной ситуации.

И спустя две недели мы договариваемся о встрече. Я давно уехал из города грехов – путь мне туда закрыт навсегда. Но проверка то нужна! Я выкручиваюсь и еду сдавать экзамены на заочную магистратуру, которая мне даже за бесплатно не нужна.
– Ты очень сильно изменился, – говорит она мне и обнимает, чересчур тепло для первой встречи за минувший год.
Девушка из Вавилона не изменилась, может разве чуть слетел налёт сражений – с волос смылась яркая фиолетовая краска, кольцо в носу пропало, тело чуть располнело. Она вновь тараторит без умолку, лоб её покрыт маленькими белыми прыщиками – проблемы с кожей тоже никуда не делись. Она говорит, что тоже отвыкла воевать, а потому мне становится спокойнее.
В этот самый момент кто-то из прохожих задевает её плечом.
– Ёбанные люди, вы не умеете ходить правильно!? Вам что здесь мало места, – надрывает глотку она и топает ногой в старых стоптанных кроссовках. – Ходите по левой стороне!
Ох да, вот теперь я понимаю что всё это старая добрая ложь, всё осталось на своих местах, как было и прежде.
– Отьебись от них, – говорю я и увожу её в ближайший бар.
Мы сидим за столиком, я пью пиво и от скуки слушаю рассказы. Они немногочисленны и упираются в то что отношения были и вот они закончились. Вавилонская блудница интересуется мной. Я нехотя рассказываю и с удивлением отмечаю, что рассказ мой никак не заканчивается – историй много, а я уже выхлебал три бокала пива. И наконец Вавилон предлагает взять выпивки и посидеть на пляже, как в старые добрые времена. Не раздумывая соглашаюсь – я контролирую себя, я уверен в новом себе.

Глава 7 "Клопы и переход к баранам "

Я купался на центральной набережной города грехов голышом, выпил пару пакетов самого дешёвого вина и поцеловал свет своей души прямо в палатке на пляже. И естественно пошёл в своих действиях дальше. Черт возьми я практически контролировал себя – все это паршивое дешёвое пойло…ну и естественно Вавилонская блудница. Не знаю что с этой девицей не так, и почему она срывает шифер с моей крыши, закидывая туда, откуда я много позже буду раскладывать по карманам маленькие кусочки, что остались. Не могу звать её Вавилонской блудницей, началась новая глава произведения. Оставим свет души моей, бог с ней, ни к чему всё это. Мы другие. На зеркале вроде пролегла маленькая трещинка, совсем незаметная. Может и не стоит так волноваться? Образ свободного в одиночестве мне пришёлся по душе, а потому я слишком сильно переживаю за драгоценное отражение себя. И всё-таки думаю что справлюсь и так.

И вот я дома, в родном городе, уже целую неделю и чувствую, что не могу жить больше с родителями. Наплевав на всё, я убалтываю друга-военного снимать квартиру. В первый же день на новом месте напиваюсь и чувствую что свободы больше нет – свобода осталась в городе грехов, там я её вырвал и добился, а здесь....или же я не прав и это просто ломка по тому ужасу, к которому привык там. Пьяный ум не придаёт этому значению, валит все на родной город и продолжает общаться со светом души. Девушка ненароком напоминает, что в том нетрезвом состоянии на пляже, я звал её к себе в гости. Плохо помню это, проклятое пойло! Но отказываться от слов не привык.
Целыми днями я пытаюсь написать здесь хотя бы пару строк. Но ничего не выходит – в съёмной квартире духота и уныние, совсем не атмосфера для марательства бумаги. Однако странно…очень странно – меня это не сильно волнует – дни идут и вот уже совсем скоро кусочек той свободы, от которой я по глупости отказался, свободы города грехов – вернётся ко мне, пускай и на краткий миг. Даже от тяжёлых наркотиков нельзя отказаться мгновенно и наотрез, а здесь целый город грехов, оправдываюсь я.
– Васёк, надо вставить москитные сетки! Мне все ноги комары пожрали, – говорит мне друг, снимая китель и заворачивая штанину.
Мясистая нога сплошь покрыта россыпью красных взбухших блямб.
– Пей почаще – комары не кусают пьяных и пойдём прогуляемся, надоело торчать в этих четырёх стенах, – отмахиваюсь я.
– Иди в жопу, а потом собирайся, – говорит он мне и хлопает дверью туалета.
Мы идём по ночным улицам и пьём газировку, друг рассказывает о том, что нам нужно идти в поля и знакомиться. Я напоминаю ему о своём выборе счастливого одиночества, в ответ получаю целые трехэтажные конструкции из мата. Я смеюсь – мне не обидно.
– Завтра приезжает моя подруга, будь готов, – говорю ему я
– Понял, готовлю цветы и с завтрашнего дня увожу её у тебя!
К обеду свет души моей приезжает в квартиру, товарищ тут как тут. Мы знакомимся, и первым делом этот придурок закатывает штанину, показывая свою ногу, на которой от укусов уже живого места нет.
– Во какие у нас тут комары водятся! – он гогочет и тычет пальцем в кровоточащие раны, – Сосут, что отменные....
– Заткнёшься ли ты когда-нибудь? – обрываю его я, – Ты жирный и некрасивый, от того они на тебя и лезут. Меня же не кусают.
Мы хохочем – грубое общение давно уже стало для нас чем-то привычным, по-другому мы не можем. А эти укусы для нас всего лишь лишний повод для смеха, мы не слишком внимательно относимся к ним.
– А где, Вася, спал этой ночью? – неожиданно интересуется свет души и становится серьёзна.
Вот уже неделю я сплю на полу в тонком спальник, а друг военный, сволочь эдакая, на мягком диване. У нас свой график удобств. Свет моей души просит открыть диван. Там она находит жирного клопа, а потом я свечу ей фонарём, и в два глаза мы находим ещё с полсотни маленьких кладок. Мне становится дурно. Товарищ бледнеет, вспоминая как ездил прямо с этой квартиры к себе домой. Я предлагаю выпить и немного успокоиться. Пока рюмки наливаются, ошарашиваю хозяйку.
В тот вечер мы надрались, свет моей души признался мне в любви – я не задумываясь выпалил тоже самое. Мы переночевали на запасном варианте – небольшой захудалой квартирке, от которой я могу изредка взять ключи.
А товарищ военный остался в логове кровопийц и с утра как ни в чем ни бывало поехал заступать в наряд.
Всё идёт своим чередом – в квартире травят мелких гнид, мы со светом души гуляем по городу, товарищ возвращается обратно к родителям. Всё хорошо, но кончается быстрее некуда. Я сажаю свет моей души в автомобиль и прощаюсь. Она уезжает, и я чувствую себя самым опасным заключённым, которого заперли в клетку. Воздух наполнен заточением, ещё и клопы. Я прихожу обратно в квартиру, ложусь на диван и читаю в интернете о кровопийцах. А по стене ползёт он сам, переставляя мелкими лапками. Меня передёргивает от этого вида, и мозг мой наполняется ощущениями что под диваном их тысячи. Я не выдерживаю и бегу с этой квартиры, попутно завернув самое нужное в мешки, чтобы они не расселились и в другом месте.
Приехав на запасной вариант, я забегаю в душ и ошпариваю себя кипятком – при температуре свыше 50 гады умирают и даже их незаметные личинки. Я долго моюсь, а после стираю вещи в кипятке. Всю ночь мне мерещится, что по мне и тут ползут гады. От одного слова – клоп, я лишаюсь всякого спокойствия. На утро товарищ отправляет мне фото мёртвого клопа и искусанных ног. Пора прощаться с этой квартирой, думаю я и звоню хозяйке. А в это время меня беспокоит свет моей души.
– Поехали ко мне в деревню, я очень скучаю по тебе. Будем вместе пасти баранов и ходить на рыбалку.
Я в растерянности – с одной стороны пустое и бездушное лето, в одиночестве, с трудностями и полной неизведанностью. С другой стороны – фронт, от которого я отказался. Свет моей души не хочет человеческого, тогда зачем ей черт подери это!? Зачем ей я? Я не знаю. Мне хорошо известны эти окопы в которые мы прыгнем, не успеет пройти и пары дней. Будем стрелять в друг друга и пытаться победить. Что мы будем искать, за что сражаться? Зачем мне это? Так думал в тот момент я, когда машина света души моей уже припарковалась возле меня, стоящего в центре города грехов.
И я не нашёл ответ – я попросту был уверен в себе. Раз это сражение в которое меня тянут, то я пожалуй пройду его до конца. Победа в любом случае останется за мной. И пускай я отказался от всего этого, но теперь ей несдобровать. Противник гораздо сильнее и здоровее, чем тот который попадался ей раньше. Я уверен в себе и оттого иду в бой. Как показала мне чуть позже жизнь, совсем напрасно.
Зеркало счастливого меня осыпалось будто самом собой, и я долго собирал его мелкие осколки. А свет души тем временем вывесила новое. В нём я был не похож сам на себя – заострённые скулы, хищное выражение лица и впалые глаза. Кем я буду на этот раз?

Глава 8 " В конце то концов мне давно не было так хорошо ( и Бараны) "

На ней розовые сланцы, повидавшие Ирак, Вьетнам, Чечню и ещё сотню мелких поселений в которых каждый военнослужащий носил этот самый простой вид обуви. Находясь по колено в грязи или протаптывая лесную тропу – он непременно дивился крепости это обуви. Нагнувшись, свет моей души пытается чесать ногу об ногу и держать одной рукой барана за рог. Не сводя глаза с животного, она говорит мне:
– Чтобы научить барана бодать, учитель должен быть сам образцовым животным.
Как человек незнакомый с деревенской жизнью, я хохочу до упада, наблюдая за всем что здесь твориться. Последний раз так искреннее я веселился разве что в детстве.
– Сейчас его отпущу, а ты толкай ладонью в лоб. Он будет стараться отойти, а ты притягивай его за рог, – говорит она, делает последнюю затяжку сигареты и отходит.
– Ты живодёрка!
– Это деревня, иди ближе и не бойся, – улыбается она.
Я смотрю на барана – молодой, с горбатым носом и завитыми рогами. Весит килограмм под пятьдесят. Затея кажется мне глупой и опасной, но это деревня – здесь все помнят о смерти и не бояться. Так по крайней мере думал я, пока днём ранее наблюдал, как свет моей души гоняла пинками со скуки большущую корову.
– Ладно, парень, приступим к обучению, – говорю я и толкаю его в массивный лоб.
Учитель из меня получился что надо, уже на третьем толчке в глазах барана появилась резкая осмысленность, и он подозрительно покосился в сторону света моей души. А уже на четвёртом толчке, животное стал брать разгон, переставляя свои короткие ноги быстро-быстро. Одним рывком он преодолел расстояние, с прыжка боднул мою подругу в бедро. Та, удивлённо хлопая ресницами, взмыла в воздух и отлетела в небольшую чащу. Баран же, как мне показалось, кивнул в знак благодарности за обучение.
– Эй, деревня, тебя там не убило? – кричу я.
Из зарослей разноситься какой-то стон и оттуда выходит она. С взъерошенными и спутанными волосами, в которых застряли маленькие веточки с кустарника. Ноги её в грязи, а, те самые сланцы, что пережили войны – не справились с бараном и порвались. Она молча подходит ко мне, берет у меня из руки кнут, потом снимает тапку и подходит к горбоносому. Тот с благовидным выражением морды взирает на девушку. Он ещё даже не подозревает, а девушка уже размахивается и наносит удар ему между рог.
Баран привычно семенит копытцами, набирая разгон. Хлысть!
Звонкий удар кнута приходится на круп животного и заставляет остановить разбег. Мысль в его маленькому мозгу развивается быстро и баран отталкивается копытами, большими скачками удирая обратно в стадо. Свет моей души, скинув второй тапок, стегает кнутом в разные стороны и пытается догнать животное. Попутно достаётся и остальным овцам, которые не сильно разбираясь мигом рванули в колючий дёрн, бесследно исчезнув в зарослях.       Как единственный обутый , по просьбе света души, я отправляюсь за животными и привожу горбоносого ученика уже смиренного как ягнёнок. А за ним топчется всё стадо.
С тех самых пор мы сдружились с этим горбоносым. Нас обоих научили бодаться, так что теперь мы получаем ещё больше.
–Патовая ситуация, Горбоносый! Ты будешь бодаться – пойдёшь на шашлык, а я снова окажусь там. А как тут не бодаться? Ну вот скажи как?
Он понимающе смотрит на меня и лижет шершавым языком руку, пытаясь откусить мне палец. К концу лета он пойдёт на шашлык, поскольку так и не научился быть разумным со своим оружием. Он бодал всех и вся, кроме меня – своего учителя. В последний день пребывания, когда все пили вино, я сидел и поминал барашка, ни съев ни единого куска. Мне было ничуть не лучше чем ему.
Всё деревенское лето я, словно солдат пограничник на заставе, охранял линию окопов. Настороженно ступая, держа оружие взведённым и при случае готовый застрелить её. Рука бы не дрогнула – моментально нажать на курок, а потом добить врага. Слишком хорошо понимаю во что мне в этот раз обошёлся мнимый нейтралитет и не хочу допускать такого вновь.
Я мало сплю, постоянно наблюдаю и думаю. Но на противоположной стороне до сих пор развевается белый флаг. С каждым днём её окопы рушатся, заполняясь водой и теряю облик войны полов. Я же, с остервенением укрепляю траншеи, не давая себе отдыха. Я уверен, рано или поздно война вернётся и мне нужно быть во всеоружии. Мне слишком хорошо всё уловки фронта.
А вместе с тем впереди меня ждал непростой разговор, который я почему-то считал своей обязанность. И время всё шло и шло, скоро был конец лета, появился страх. То, что раньше мне казалось отличным решением, теперь виделось прыжком в большую яму с кольями. Но страх не может сковывать таких как я, он наоборот заставляет меня бежать вперёд. Наступает долгожданный вечер – она сидит на скамейке, я лежу у неё на коленях. Вокруг на земле примостилось с десяток дворовых собак. Небо горит звёздами, бледный блин луны, еле-еле освещает её лицо. Сейчас или никогда, думаю я.
– А что дальше?
Я знал что это вопрос возникнет, но никогда не мог подумать что у меня. Глядя в хмурое, серьёзное своё отражение в зеркале – я не мог и подумать, будто у него есть чувство, будто ему чего-то не хватает. Но, дежуря на пустующем фронте и изредка заглядывая в это зеркало, я всё больше чувствовал себя дураком, стреляя в чужой белый флаг.
Ещё тогда, в городке Кобадэ, я придумал себе это путешествие и работу в конторе. Бросить всё к чертям собачьим и уехать куда подальше бороться с самим собой – такое решение я принял, держа наперевес отражение счастливое в одиночестве. А теперь? Стоит ли отказываться от той идеи? Или стоит сохранить этот маленький осколок в себе? Будь что будет.
Решено, впереди меня ждёт очередной путь. Путь полный преображений – путь тоски, злобы и одиночества, который годен лишь для меня одного.
– Не знаю, Вася, – неуверенно отвечает мне свет души и улыбается.
Мы чертовски устали от этих боёв оба ещё в прошлый раз, и она сдалась и ждёт меня. А я всё воюю, непонятно с кем. “Так кто из нас остался на фронте? “ – спросил я сам себя в тот день. И понял что только я.
– Нет, меня это не устраивает. Я хочу тебе сделать предложение, – говорю я и поднимаюсь с её колен.
И как я докатился до такого? Я иду в атаку, чтобы больше никогда не видеть борьбы с ней. За лето мне стала непривычна прошлая отчуждённость, свобода и бой с самим собой – прошлый образ разрушен в зеркале давным-давно. И раз уж она пришла во второй раз, чтобы предложить уйти с фронта, то почему бы и мне не проявить себя и не высказать своё предложение и свои условия. Или всё же девочкам из того бара, пускай и оказавшись рядом во второй раз по собственной воле не стоит доверять? Ну а пока…не время рассуждать – ввяжемся в бой, а там будет видно.
– Ты помнишь что я уезжаю в Москву в конце лета? – говорю ей и она согласно кивает. – Предлагаю чуть продлить наши отношения. Предупреждаю сразу – меня могут отправить куда угодно – хоть во Владивосток, хоть в наш город грехов. Никто не знает. Но я обещаю что буду возвращаться к тебе. И через год, как только я поднакоплю достаточно денег и наберусь опыта, я вернусь.
Она, не раздумывая, соглашается, словно мне не стоило вообще ничего говорить. Мы собираем вещи и отправляемся обратно в город грехов – лето пролетело как пшик – совсем не жаркое и кажется я вовек его не забуду ( но чуть позднее приложу к этому все усилия). Календарь вовсю требует от меня звонка на будущую работу, а я всё откладываю – неделя, вторая. К чёрту! Я слишком близок чтобы отказаться, но нельзя – путь должен быть пройден, вне зависимости от того, кто я и с кем заключал перемирие – так решаю я.
И вот мы в родном городе – до моего отъезда остаётся всего ничего. Мы едем на машине к вокзалу, со мной мой друг военный. Через полтора года он отправится в Сирию и хлебнёт того, что мне утрамбуют в желудок уже через пару дней. Но пока… пока он смеётся и говорит:
– То всё сущее говно! Ты уедешь в Сибирь, а за светом твоей души я присмотрю. В конце концов, если не присмотрю, так тебя я уж точно дождусь.
На вокзале никого нет. Рейс последний. Друг военный, как существо вечно следующее настроениям командира, носом чувствует всю интимность момента и по надуманной причине не заходит внутрь. Свет моей души плачет, а у меня в голове звучат слова товарища, я и сам уже глубоко убеждён что это дерьмо. Бывало и хуже. Но я по крайней мере не один! И отражение целёхонько!
Глава
9
"
И когда мне показалось, что я завязал – они снова меня туда затащил
и
"

И вот я в столице. Гигантский город в котором всё мне кажется неуместным. Город грехов – город фронта, хоть имел какое-то представление в моих мозгах. А здесь…огромные пространства, территория неизвестная, ненужная…безвкусная и пустая. Мне совсем не хотелось всё это узнавать и сравнивать хоть с городом греха, я желал только одного – поскорее отправиться в другое место, а потом в ещё одно и наконец вернуться. Все идеи того отражения, что находило одиночество счастливым, мне кажутся теперь идиотскими.
Вы наверняка знаете что делает с людьми влюблённость на расстоянии! К чему мне это всё рассказывать? Эти долгие разговоры по вечерам, где я сидел на балконе, пока у меня не отмерзали пальцы и слушал свет своей души. Письма. Подарки. Признания в любви и долгие бессонные ночи. Я совсем потерял хватку самого себя и стал каким-то дёрганным и злым. Но вины города в этом совсем не было.
– С кем это ты разговариваешь? – ловит меня один из соседей, по рабочей квартире.
– С девушкой, – отвечаю я и добавляю: – Со своей девушкой.
Сосед смотрит на меня как дворняга на ухоженную болонку и говорит, что у него никогда не получались долгие отношения. Я оглядываю нашу комнату. В ней четверо студентов, вчерашние дети; сорокалетний мужик, что до сих пор живёт с мамой; тридцатилетний парень, работник конторы – запах пороха им даже не ведом.
Мы живём в двухкомнатной квартире всемером. И ни у кого, кроме меня нет девушки – я один ушёл с фронта, заключив мирное соглашение. А они, приехав сюда, всё так же продолжают свою тихую и спокойную жизнь, предаваясь мечтам. И никакой фронт их заинтересовать не мог. Может и мне есть чему завидовать?
– Знаешь, по-моему ни у кого из нас этого не получается, – отвечаю я ему и отправляюсь на боковую.

Сосед на раскладушке рядом сипит, как горбатый кит, во сне. С какими-то полусвистом и постаныванием, он вертится из стороны в сторону, наслаждаясь десятым сном. Желудок его жалобно визжит, словно несмазанная шестерня. Но мне плевать на всё это. Я поставил точку в сообщении – свет моей души ушёл спать. Мне как назло не спалось. И я пошёл в туалет и сделал всё тихо, будто мне до сих пор шестнадцать.
До отправки в первую командировку ещё целый месяц. Одиночное отражение считало, что мне стоит посмотреть мир. Что я хочу сам? Не знаю, но сейчас его энтузиазм. Мне надо проветриться, отдохнуть от сумасшествия города грехов. Но пока что я всего лишь скучаю. Пока что развлекаю себя тем, что задираю начальника и вою со всеми вокруг понемногу. Я пытаюсь их немного расшевелить, показать какую-то толику фронта, привнести задор в реальную жизнь. Сам не знаю зачем мне это, но лучше, чем смотреть как обрабатывают молодых парней и пытаются внушить им прелесть жизни, которая должна с каждым годом обязательно улучшаться.
– Ну здорова молодёжь! – произносит старый хер ( начальник). – Смотрите тут – учитесь. В первую командировку поедете уже опытными. А там, годик-два и вы уже квалифицированные специалисты. Да за вами вся Москва будет охотиться, чтобы только вы работали у них.
В конторе он мелкая сошка, которая важничает будто директор. Ему не нужно заходить к нам на обучение, но он постоянно пытается показать какой он крутой старый хер.
– Ох, а нам как раз не хватало вас. Пришли вручить нам парочку билетов на Сахалин? Может быть Сибирь? – говорю я, не сделав попытки даже привстать с кресла.
Начальник поджимает губы и отводит от меня взгляд, пытаясь найти кого-то более дружелюбного среди нас. И такой находится – парень жалуется, что мы должны жить всемером. Глупец. Жаловаться здесь никому нельзя, это как приправа, которая обмягчит тебя и сделает ещё более съедобными для них.
– Нет, вам нельзя снимать ещё одну комнату за счёт фирмы. Потерпи, в конце концов ты мужчина или кто? – говорит начальник. – К слову, вам всем нужно зайти ко мне после четырёх и расписаться кое в чём.
– В чём!?
– Зайди, да узнаешь! – огрызается он, видя что я цепляюсь к нему.
Я встаю с кресла, намеренно держа руки в карманах штанов и подхожу к нему.
– Сегодня сокращённый день, в это время мы будем уже дома, надо бы перенести всё это мероприятие…
– Да мне плевать – приказ начальства свыше.
– Ну нам то тогда тем более плевать, – говорю я, собираю свои вещи и остаюсь в дверях дожидаться остальных ребят.
Я дразню начальника, и оттого мне кажется остальным ребятам становится легче. Здесь, в чужом городе, впервые в одиночестве – а в конторе каждый так и желает посыпать приправой для удобоваримости.
Мы ничерта не делаем и научить нас тому, что делают остальные сотрудники – невозможно, так же как и нельзя обучить вождению, держа на верёвке игрушечный самосвала. Создавать вид кипучей продуктивности на работе и говорить заумными фразочками – я уже умею, а потому плевать я хотел на всё это дерьмо. Мне не нравиться всё вокруг – нас всех крупно наебали. Нам обещали командировки и хорошую зарплату – но ничего этого нет. Обещали что нужны молодые специалисты, а пока только два месяца маринуют, заставляя заниматься полной хернёй. И всё что я могу делать – закусывать предложенные удила покрепче и лягать всяких придурков. Да уж..
– Такого опыта больше нигде не получить»– говорит самый молодой( по развитию) парень, поднимаясь со стула и отправляясь к ближайшему агрегату. – – Потом с руками и ногами остальные компании оторвут.
Сорокалетний мужик, живущий с мамой, важно кивает и присоединяется к нему. Четверо смущённых студентов поднимаются с нагретых кресел и идут делать вид усиленного обучения. Я в одиночку отправляюсь домой. Что же никто не захотел присоединяться!
Я верю что страх перед работой в реальных условиях, так же и останется моим самым лучшим учителем. По забавному стечению обстоятельств – меня самого первого отправят в командировку. Там, осаждаемый бесчисленным множеством рабочих и дрожа от страха, я быстрее всех разберусь в профессии и на случайной встрече буду неустанно напоминать ребятам, что я был прав.
Но это всё потом. Сейчас же у меня проблемы другого рода – творческая импотенция, впервые возникшая в моей жизни и пугающая до глубины души. Я быстрее хочу с ней разобраться и назначаю встречу одному товарищу за тридцать.

Случилась измена жены, случился развод – двухкомнатная квартира в которой жила дочка лет пяти, вместе с ними, всё ещё оставалась в ипотеке. Но парень был не промах, продал свою часть, простился с жёнушкой и укатил в Москву, где нашёл вполне приличную работу и совсем не падал духом. Теперь же, пьёт пиво в столице со мной. Мы заказываем по рюмке столичной водки и закусываем малосольным огурцом за полтинник.
– И сколько ты уже не пишешь? – спрашивает он.
– Три месяца! – говорю я, сморщив лицо, будто от кислого лимона.
Ровно столько времени прошло с той первой трещины на счастливом зеркале. Уход с фронта, появление света моей души – кажется я не смогу больше написать ничего стоящего. Иногда думаю всё дело в том, что сейчас всё хорошо. Никто не пытается пристрелить меня, завладеть моей головой…у меня впервые за долгие годы стало всё хорошо – появилась девушка, работа, деньги и болезнь ушла. Господь мой бог, хоть бери блядь и делай ей предложение, лишь бы начать писать.
– И каковы твои планы дальше? – интересуется товарищ.
– Хочу узнать – какого это жить обычной жизнью. После работы отдыхать, жить спокойно и даже скучновато. Рим, в конце концов, отстроили после пожара, а я смогу отстроить писательство, появилось бы только желание.
Знакомый соглашается и говорит что передышка еще никому не мешала.
– Кстати, а зачем тебе это всё? Командировки, жизнь в столице и вся эта прочая бредятина с работой?
– Возможно поиск вдохновения, – говорю я, допивая бокал.
– Ах ну да, среди сопок в тайге наверняка завалялось пару грамм или килограмм…не знаю в чём оно у вас измеряется.
– В бокалах пива! – говорю ему я и, стукнув пустым бокалом о стол, вспоминаю цветочное пива из города грехов.
Что такого можно услышать интересного от человека, которому изменяла жена? Всяких слезливых признаний о том, что он её любит и до сих пор хочет с ней сойтись?
– Да черта лысого! – говорит он, отмахиваясь от меня. – История этих взаимоотношений странна, я до сих пор не понимаю её до конца. Знаешь так всё и происходит – ты только закончил университет, а у тебя уже кольцо на пальце и ребёнок в засраных пелёнках. И вроде бы победа – пора праздновать, битва выиграна! Но нет. Ты больше не солдат, не воин…а кто ты тогда? – говорит он и качает головой. – И зачем такому как ты свой форт, отвоёванный прошлым тобой!
– Форт? – удивляюсь я.
– Женщина, жена, девушка – форт, отвоёванный у войны полов. С каждым днём, ты всё больше и больше не понимаешь в чём его ценность…а стены, гранитные сделанные против осады, давят и рушатся. В конце концов ты гибнешь под ним, едва успевая вылезти наружу. А что кругом? Кругом пустота – ты сам отказался от извечной борьбы…и что теперь? Это обман, Вася, – говорит он и в глазах его тоска. – Заново учиться воевать не хочу, да и не вижу в этом никакого смысла. Иду себе бреду – всё вокруг никчёмно, бессмысленно – вроде как доживаю остатки жизни и смирился…а всё брожу. Нет, так нельзя – если ты уж воюешь, то воюй до конца, даже там в форте. Пускай он твой, пускай между вами перемирие…но чертова война все равно продолжается, без оружия, без баррикад – она мимикрировала.
Он говорит громко, разошёлся не на шутку, полоская передо мной свою затасканную душу. А я слушаю его и внимательно запоминаю.
– А что с женой?
– Ничего. – пожимает плечами товарищ. – Она в одном городе, я в другом и мы в разводе. Было паршиво, однако сходиться и признаваться ей в любви заново я не намерен.
– Сколько у тебя не было женщины? – ставлю я его перед прямым вопросом. – Только честно.
– После развода ни-ко-го!
На этом интересном моменте мы и расходимся по домам, предварительно накачав себя ершами и дрянными настойками, да так, что еле ноги теперь передвигаем.

Со времён нашего первого знакомства этот парень сильно постарел, думаю я. Форт и впрямь раздавил его не на шутку. Да так, что и мокрого пятна не осталось. По привычке я хочу потрогать винтовку на своём плече, но там пусто. Нет, на моей границе всё спокойно – мой форт далеко от меня. И всё же…что-то появилось, некий страх – а уж не обманом ли меня лишили всего того, чем я мог защищаться. Мне вдруг вспомнился тот барашек из деревни.
– Черт возьми, не дай бог пойти по твоим стопам…– говорю я вслух, стоя перед подъездом, – Оружия нет…а всё что мне дали взамен, нет уж, я видел какой это эффект даёт. А когда-то казалось что самое страшное это бойня!
На телефоне звонок от света души моей, я закуриваю сигарету и сбрасываю вызов.
Зеркало вновь дало трещину – маленькую, едва заметную. Удастся ли мне остановить её рост?

Глава 10 “ Сказ о пизде и борще”

Это Алексей. Ему двадцать девять. Невысокий парень из Краснодара с чёрной густой бородой. Он работает в нашей шарашкиной конторе уже третий год. И считает её вполне себе неплохим заведением. Меня выделили ему в напарники на ближайшую командировку. Я его младший ассистент в запусках газоперекачивающих агрегатов.
– Закончил университет – пошёл в армию. После этого работал на всякой дряни и по знакомству оказался в нашей компании. Ничего интересного, – рассказывает мне он, откровенно скучая.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70965637) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.