Читать онлайн книгу «Люди и судьбы. Истории из жизни» автора Оляна Гурич
Люди и судьбы. Истории из жизни
Оляна Гурич
Татьяна Вадимовна Рупасова
Александра Ильинична Быстрицкая
Галина Игоревна Чаплыгина
Владимир Фёдорович Белов
Тамара Васильевна Губенко
Галина Юрьевна Фомина
Перед вами второй сборник рассказов, написанных в рамках работы онлайн-клуба «Истории из жизни». Вереница человеческих судеб – от революции до наших дней – проходит перед глазами читателей, оставляя незабываемые впечатления. Герои рассказов любят, мечтают, проходят испытания, учатся не сдаваться, остаются верными своему долгу и делу, стремятся к прекрасному. Это рассказы о настоящих людях своего времени, жизнь и нравственный выбор которых может послужить примером для будущих поколений.
Люди и судьбы
Истории из жизни
Авторы: Белов Владимир Фёдорович, Быстрицкая Александра Ильинична, Губенко Тамара Васильевна, Гурич Оляна, Рупасова Татьяна Вадимовна, Фомина Галина Юрьевна, Чаплыгина Галина Игоревна
Составитель Ясна Малицкая
Редактор Лариса Ритта
Вёрстка Антонина Верещагина
Дизайнер обложки Лариса Ритта
© Владимир Фёдорович Белов, 2024
© Александра Ильинична Быстрицкая, 2024
© Тамара Васильевна Губенко, 2024
© Оляна Гурич, 2024
© Татьяна Вадимовна Рупасова, 2024
© Галина Юрьевна Фомина, 2024
© Галина Игоревна Чаплыгина, 2024
© Лариса Ритта, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0064-3695-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Листаю страницы сборника «Люди и судьбы». Перед глазами вереница задушевных воспоминаний, вплетённых в текст. Встречи, расставания, осознания и открытия наполняют каждый рассказ. Безмятежное детство, взросление, грозные годы войны, примеры мужества и стоицизма. И огромной любви.
Вот бабушка, гадающая для раскрасневшейся внучки. Вот молодые родители – моложе, чем автор сейчас – танцуют, прижавшись друг к другу. А вот молодая учительница, одна фраза которой стержнем прошла сквозь жизнь человека и целого класса. Города, поезда, юношеская влюблённость, песни у костра под гитару. А вот тихая торжественность Ватикана и случайная встреча, яркой звездой осветившая путь в чужой стране.
Это уже второй сборник нашего клуба «Истории из жизни». И мне радостно наблюдать, насколько все авторы стали лучше и ярче писать, интереснее выражать свои мысли и выстраивать сюжеты. Я горжусь каждым! Я вижу, как все постарались, как многому научились, как много переживаний вложено в каждый рассказ! Быть проводником такого события – огромное счастье!
В добрый путь! Желаю этому сборнику хорошей дороги в сердца и мысли читателей. Читателям желаю приятных минут в обществе книги. А моим дорогим писателям – новых интересных рассказов и много новых изданных сборников!
РАССКАЗЫ
БЛАГОДАРИТЕ!
Да разве сердце позабудет
Того, кто хочет нам добра,
Того, кто нас выводит в люди,
Кто нас выводит в мастера.
Николай Добронравов
Встречался ли вам человек, который, словно маяк, ярким светом помогал идти верным курсом по жизни, минуя отмели и рифы? У меня был такой человек. Это наш классный руководитель Майя Абрамовна, учитель химии. Я благодарен ей, такой классной нашей классной Майбрамне, за тот путеводный луч, с которым шел по жизни. И пусть она была с нами всего два года, девятый и десятый класс, – зато какие были эти два года!
…Накануне Дня учителя мне позвонил бывший одноклассник и зачастил:
– Вовка, привет! Не забыл? Встречаемся на нашем месте в шестнадцать ноль-ноль. Никакие уважительные причины и отговорки, в расчет не принимаются и не оправдывают отсутствия на общем сборе!
Не успел я поздороваться – в трубке уже гудки. «Толик, – с улыбкой подумал, – тебя жизнь не меняет, все спешишь куда-то, торопишься. Я помню, Толик! Хоть и пятьдесят лет пролетело…»
В назначенный день и час я подошел к дверям небольшого уютного кафе, которое стало местом сбора 10 «Б» класса выпуска 1972 года. Дверь с табличкой «Закрыто на спецобслуживание» показалась мне не совсем дружелюбной. Неужели перепутал день? На всякий случай дёрнул ручку – дверь открылась. Навстречу поплыл аромат кофе, корицы, сладкой сдобы. Приглушённый свет уютно скрывал детали интерьера. А навстречу из раздевалки – две фигуры с красными повязками на рукавах. Дежурные!
– Стоять! Сменку принес? – дежурные давились от хохота.
– Ба! Кого я вижу? Ленка! Маринка! Да мимо вас не прошмыгнешь! Что, как прежде, домой за сменкой отправите?
А из зала несутся весёлые голоса и смех. Нет, не перепутал я день…
– Скорее! Все уже собрались, тебя только ждём!
В раздевалке снял куртку и повесил на крючок, а с ней и не один десяток лет скинул с плеч. Бросил взгляд в зеркало, поправил волосы. Из золочёной рамы на меня глядел мальчишка. Никаких седых волос и глубоких морщин, лишних килограммов и болезненной худобы. Ты пришёл в нашу юность. Только улыбки, шутки и радость на лицах.
И с этим чувством я шагнул в зал. Окинул взглядом собравшуюся за столом компанию, поздоровался. Все весёлые, оживлённые. Танька с вечным озорным блеском в глазах широко улыбнулась мне. Петька приветственно вскинул руки.
– Заждались тебя! Садись, – Галка постучала вилкой по фужеру, прося тишины. – Сейчас будет бомба! Наш внештатный корреспондент приготовил сюрприз. Коля, ты готов?
– Всегда готов! – отрапортовал Колька.
Подсоединил ноутбук к телевизору и щелкнул пультом. На экране поплыли фотографии. Знакомые фотографии. Это – мы…
Вот мы взгромоздились на БМП, когда были в воинской части в Архангельской области…
Вот Валерка, наш самый маленький, с автоматом наперевес…
Мелькнул спортзал на экране, игра с 10 «А» в баскетбол… И память подхватила меня и отправила в школьный физкультурный зал.
…Игра не задалась со старта. Наши мячи по дужке кольца прыгают и сваливаются мимо корзины. У противника – что ни бросок, то в цель. К перерыву горим с крупным счетом. Друг другу кидаем претензии: «не там стоишь, не туда бежишь». А Майбрамна спрашивает:
– Ну, что? Уже сдались? Нам с девчонками болеть уже не за кого, можно уходить?
Мы сидим на лавке и прячем глаза. Горько и обидно.
– Ребята, всякое случается в жизни, и обстоятельства бывают сильнее нас, – продолжает наша классная. – Но никогда не опускайте руки и не сдавайтесь без боя. Победить сегодня не главное. Важнее, что вы ответите себе на вопрос: всё ли я сделал для победы? Идите и боритесь!
Звучит свисток, перерыв окончен. Майбрамна напутствует: «Я верю в вас!»
Чуда не случилось. Мы проиграли, но всего лишь два очка. Времени и сил уже не хватило. Но Майбрамна рядом: «Я горжусь вами! Спасибо за игру!»
А на экране вновь мелькают наши счастливые, жизнерадостные лица со старых снимков. Осенние пейзажи в Константиново. Сбор яблок в Подмосковье. Весенний Кисловодск с горными вершинами. И снова я лечу в воспоминания…
…Небольшой гостиничный номер – три кровати, шкаф, трюмо и столик у окна. Веселье в полном разгаре: впятером играем в прятки. На шум заглядывают девчонки из соседнего номера:
– О! Как весело у вас! Мы с вами!
Веселье удваивается, утраивается: смех, толкотня, кто куда лезет, не поймёшь. Вдруг – дзинь! Зеркало со звоном рассыпается по полу… И Майбрамна – тут как тут. Смотрит на нас, на результат бесшабашной игры и спокойно говорит:
– Вижу, вы уже достаточно взрослые и понимаете, что за каждый свой поступок надо нести ответственность. Вы же не думаете, что я пойду к администратору извиняться за вас? Да и зеркало денег стоит. Честь класса вам дорога?
Мы молча киваем головами, уставившись на осколки.
– Вот и решайте вопрос сами.
И удаляется, оставив нас наедине с разбитым зеркалом.
– Что делать будем? – спрашиваю я ребят.
– А что тут думать? Надо купить зеркало и вставить.
И мы, как гончие, бросаемся на поиски зеркальной мастерской для спасения чести класса…
…«А это помните? А это?» – врывались тем временем в мои воспоминания голоса за столом.
Конечно, мы помнили. Кто-то больше, кто-то меньше. Из этих воспоминаний выстраивалась картина нашей далекой школьной жизни. Такой весёлой и беззаботной, если смотреть на нее с высоты прожитых лет. Только высота эта коварна, она проредила наши ряды. Кто-то просто пропал с радаров и не отзывался. Кто-то уехал из страны. Отдельным блоком пошли фотографии с молодыми и знакомыми лицами: девчонки и мальчишки, которые уже никогда не смогут прийти на встречу одноклассников. Помолчали с минуту. Помянули безвременно ушедших. Вспомнили учителей. И, конечно, Майю Абрамовну.
И я опять очутился в том далеком времени, когда первого сентября переступил порог новой школы и сел за парту в девятом классе…
…Класс собран из двух школ и шести разных классов. Отличники и хорошисты, сплошные индивидуальности и гении. И неприметная на первый взгляд женщина. Чуть полновата, невысокого роста – половина мальчишек, да и девчонок тоже, в классе выше её. Но видно, что энергии с избытком.
– Здравствуйте, ребята! Давайте знакомиться. Меня зовут Майя Абрамовна Я ваш классный руководитель, а по совместительству преподаю химию. – И она широко улыбается нам.
Шутку мы оценили, первая настороженность растаяла.
Потекли школьные дни. Мы узнавали друг друга. На уроке Майбрамна строга и требовательна, но после уроков – совсем другой человек. Она словно раздваивается, оставляет учителя в лаборантской, а с нами рядом остаётся старший товарищ и друг. Как-то незаметно она подружила нашу разношерстную компанию. Кажется, что она вовсе ни при чём – что это мы сами выпускаем стенгазеты, сами готовим номера художественной самодеятельности, сами устраиваем обсуждения фильмов. А на свои плечи Майбрамна берёт организацию экскурсий и походов. Где электричкой, где автобусом, а где и пешком. Кусково, Абрамцево, Поленово, Большие Вяземы… На этих маршрутах из девчонок и мальчишек, ещё вчера почти незнакомых друг с другом, рождался дружный коллектив.
А фотографии на экране всё мелькают. Вот Беларусь, трудовой лагерь после девятого класса. Мы жили там в местной школе, а работали на совхозном поле на прополке. За столом звучит наперебой:
– Смотрите, смотрите! Вовка, как заправский тракторист за рычагами…
– А грядки, грядки-то! Конца не видно!
Ребята! А помните футбольный матч? Как наши мальчишки с местными сражались?
– А Майбрамна, помните? Помните, как она в два пальца залихватски свистела?
– Точно! Как Соловей-разбойник!
– И требовала судью на мыло!
– Одну минуточку! – заглушая голоса, поднимается Сережка. – От лица команды благодарю наших преданных болельщиц. Особо хочу отметить приз, которым вы нас одарили. Девчонки! Оладьи были бесподобные!
– Это Майбрамна! – перебивает Танька. – Она придумала! Либо за победу наградим, либо поражение подсластим.
– Только пересолили вы их, – продолжает с улыбкой Сережка. – Но ваша горячая поддержка давала нам силы.
Серёжка поднимает руку:
– Все готовы? Мы – победили! Внимание! Два коротких, как бывало, и один протяжный!
И весь класс, пугая персонал кафе, дружно скандирует:
– Ура! Ура! Ура-а-а-а!
Пока протяжное «а-а-а» мечется по углам, память вновь уносит меня в школьные годы…
…Студёный зимний вечер. Пустующий пионерский лагерь утопает в сугробах. Разлапистые ели с трудом выдерживают снежные шапки на ветвях. Из признаков цивилизации в этом заброшенном месте только сторожка с дедом-ключником далеко у ворот да одинокий фонарь, раскачивающийся на кривом столбе возле домика. Кто и как разрешил Майбрамне остановиться здесь на ночёвку с группой десятиклассников – тайна, покрытая мраком. Степаныч, тот самый ключник из сторожки, расщедрился: «В чулане кровати с панцирными сетками, а в углу куча матрасов. Дрова сухие под навесом. Не ровён час, замерзнете ночью».
И вот гудит печурка, шумит чайник на плите. Майбрамна расстилает скатерть-самобранку. Сухари и сушки, половинка бородинского, завиток краковской, банка сгущёнки, бычки в томате, пара плиток шоколада, пачка индийского со слонами…
Перекусили, чаем запили и стали укладываться на ночлег. А мне – на вахту у печки, изредка подкидывать по паре поленьев в разгорячённую пасть. Запах калёного железа смешивается с дымком и наполняет теплом комнату. Наш цыганский табор угомонился и наконец засыпает. Скрипнула лавка, и ко мне подсаживается Майбрамна.
– Устал? Спать хочешь?
– Ничего, терпимо.
Помолчали, глядя на языки пламени, вырывающиеся из неплотно закрытой топки.
– Не угорим?
– Не волнуйтесь, Майбрамна. Тяга хорошая. Главное – заслонку не закрывать, пока не прогорит.
– Всё-то ты знаешь, – улыбается она. – А что с учёбой? Экзамены на носу, пора за ум браться. Осталось две четверти, а у тебя, куда ни глянь, одни трояки с натяжкой. Как в институт поступать будешь?
В голове проносится: «Как мне надоели эти разговоры! Вот уже год одно и то же – учись, учись…»
– Вот опять вы за своё. Ну, поймите вы меня! Не собираюсь я ни в какой институт!
– Тише, ребят разбудишь, – шепчет Майбрамна.
Я шурую в топке кочергой и кидаю полено в ненасытную пасть.
– Вот объясните мне, неразумному, зачем занимать чье-то место? Пусть поступают те, кто хочет, кто определился с выбором специальности. Мне-то это зачем?
– Как зачем? – возмущается классная.
– Да лучше быть хорошим слесарем, чем плохим инженером. Вот отец у меня: четыре класса, а на работе уважают. Почётные грамоты, премии к праздникам, фото на Доске почета. А кто, например, хлеб растит тому инженеру? Кто дом ему построит? Кто локомотивом управлять будет, когда инженер с семьёй к морю синему отправится? А?
– Да как ты не понимаешь, что образование в современном мире просто необходимо? – вспыхивает Майбрамна. – Даже слесарю!
Рядом с лавкой шлепается чей-то ботинок. Вслед за ботинком сердито доносится из угла комнаты:
– Когда же вы угомонитесь? Дайте поспать!
Майбрамна переходит на шёпот:
– Эх, Вовка, Вовка! – её теплая ладонь треплет мне волосы. – Ладно, пойду тебе смену будить и сама прилягу.
Она встаёт, делает шаг, а потом склоняется ко мне и шепчет на ухо:
– А может ты и прав… Но запомни мои слова: какую дорогу ты ни выберешь, учиться будешь всю жизнь. До самой старости…
– Белов! К доске! – резкий голос за спиной сорвал меня со стула. Я вскочил от неожиданности под дружеский смех одноклассников. Какое-то мгновение озирался вокруг, не понимая, где доска и какой сейчас урок. Потом понял, рассмеялся со всеми вместе и погрозил Юрке-шутнику кулаком.
– К доске, говорите? Не, я лучше так, с «камчатки».
Окинул взглядом собравшихся за столом и заговорил:
– Ребята! Сидел и смотрел фотографии вместе с вами, и в какой-то момент вспомнился мне один давний разговор с Майбрамной. Она сказала мне такое, чему я не поверил и забыл. Тогда забыл, а вот сейчас вспомнил. Вспомнил её пророчество, что буду учиться до самой старости. Мудрая женщина!
Пока я говорил, Колька возился с ноутбуком и как только возникла пауза, вывел на экран портрет Майи Абрамовны. Большие чёрные глаза вновь с любовью смотрели на свой 10 «Б».
– Майбрамна! – обратился я к экрану. – Вы оказались правы. Окончив школу, я уже в сентябре снова сел за парту. Военкомат постарался, направил в Московскую морскую школу. На следующий год призвали на срочную и опять – учебный отряд. А через полгода, на корабле, командир группы заявил:
– Забудь всё, чему тебя учили в учебке, кроме корабельного устава ВМФ. Сейчас начнём настоящее обучение.
Шли годы, а я учился. То одному, то другому. С женой учились семейной жизни. На работе – повышал квалификацию. Закончил вечерний техникум по специальности. Пять лет работы в Танзании – вообще отдельная песня, чему только ни пришлось там научиться. Да я и сейчас, выйдя на пенсию, учусь. Спросите, чему? Отвечу, – я с улыбкой окинул всех взглядом. – Учусь, как прожить на эту самую пенсию.
За столом тоже заулыбались, понимающе закивали, Петька помянул недобрым словом пенсионный фонд. Я подождал, когда за столом уляжется оживление и продолжил:
– А теперь – о главном! Проходят годы нашей жизни, пятьдесят или шестьдесят лет, – и мы осознаём, что потеряли близких, что уходят друзья. А мы так и не сказали те главные слова благодарности, которые согрели бы их сердца. Мы стесняемся открыть свои чувства, мы откладываем на потом. Мы забываем, что этого «потом» может и не случиться, что потом чай в кружке остынет, и год завершится. Потом здоровье ухудшится. Потом приоритеты поменяются, и жизнь закончится. Не откладывайте ничего на потом! Говорите о своей любви, говорите, что чувствуете. Не забывайте слов благодарности для тех, кто этого достоин. Не буду задерживать ваше внимание. Давайте поблагодарим нашу Майбрамну. Ведь это она приложила руку к тому, кем мы стали. Низкий поклон вам, дорогая наша Майя Абрамовна!
Я глубоко вздохнул и умолк. Одноклассники молчали. Кто-то прятал глаза, смахивая предательскую слезинку. Кто-то шмыгал носом, тяжело вздыхая. Потом поднялась Наташка, и тут же зашумели стулья. Все встали и посмотрели на портрет.
– Светлая память вам, дорогой наш Учитель и Друг!
Встреча подошла к концу. С шумом мы оделись и высыпали на улицу. Постояли, не обращая внимания на моросящий осенний бисер дождя. Мы не прощались друг с другом. Мы говорили «до свидания» и «до новых встреч». И уносили в сердцах чувство радости и давно забытой детской легкости от встречи с юностью.
Я расправил плечи и зашагал к метро. Тропинка, укрытая опавшей листвой, петляла между домов. Вот так же мы ходим по жизни то вправо, то влево, пока не выйдем на прямую дорогу. Сейчас я уверенно шёл вперёд. На меня больше не давил груз невысказанных слов благодарности. И я не боялся сбиться с курса, ведь свет от путеводного маяка стал только ярче.
УЧИТЕЛЬНИЦА ПЕРВАЯ МОЯ
И школьный вальс опять звучит для нас.
В советское время на радио существовала традиция передавать песни по заявкам радиослушателей.
Первого сентября в эфире звучали песни для учителей. Я включала трёхпрограммный громкоговоритель и под звуки знакомых, всеми любимых, задушевных песен погружалась в воспоминания о своих первых днях в школе и о своей первой учительнице.
Давно, друзья веселые,
Простились мы со школою,
Но каждый год мы входим в этот класс.
В саду березки с кленами
Встречают нас поклонами,
И школьный вальс опять звучит для нас…
…Первое сентября 1958 года. Первый день в школе. Первоклашек с цветами собрали возле незнакомой женщины.
Она привела нас в класс и рассадила за парты по росту, а сама встала к учительскому столу. Назвала своё имя: Зинаида Акимовна. Располагающая, со спокойным голосом, она сразу мне понравилась.
По виду она была возраста моей мамы. Светлые волосы, светлые глаза, приветливое лицо.
Она обрадовала нас, сказав, что будет с нами все несколько лет начальной школы, а потом мы пойдем учиться дальше, и у нас будут другие учителя. Рассказала, что наши предшественники выросли, и что они не хотели с ней расставаться. Я подумала, что мы сумеем её уговорить остаться с нами до окончания школы.
Начались школьные будни. Учиться было интересно. Вокруг нас была атмосфера тепла и разумной строгости – её создавала наша учительница. У неё мы получали первые уроки жизни. Например, на всю жизнь мне запомнился прочитанный в классе рассказ «Синие листья» с ключевой фразой: «Нужно так давать, чтобы можно было взять».
Домашние задания мы выполняли в группе продленного дня. Нередко с нами сидела другая учительница, проверяя наши тетрадки. И однажды в её смену, по школьной привычке заглянув в чужую тетрадь, я обнаружила у соседки по парте орфографическую ошибку. Я поспешила сообщить ей об этом до проверки. А та спокойно сказала: «Сдам так. Если я исправлю, учительница снизит оценку за помарку. Эта учительница ошибку не заметит». И девочка оказалась права, ошибка была не замечена. Наша же учительница была внимательной и требовательной.
Она умела создавать нужную атмосферу и настраивать нас на учёбу, работу, отдых.
Мы были для неё, как открытая книга. Забавно: выставляя мне пятерки в тетрадке, она верхнюю перекладину цифры выписывала с петелькой и шутила «кудрявая, как ты».
На мой день рождения учительница подарила мне сказку Виталия Губарева «Королевство кривых зеркал». С высоты своей мудрости она понимала, как важно видеть свои поступки со стороны.
А время летело.
Промчались зимы с вёснами,
Давно мы стали взрослыми,
Но помним наши школьные деньки.
Плывут морями грозными,
Летят путями звездными
Любимые твои ученики.
Я сделала семейный фотоархив для путешествий во времени от прошлого века до наших дней. И вот она на фотографии, учительница первая моя, и опять я на неё смотрю. Строгая прическа, строгое платье. Косметика для учителя в те времена была под запретом. Годы спустя моя мама рассказала мне, что однажды Зинаида Акимовна пришла в школу с помадой на губах и получила выговор от завуча.
Начальная школа – самые длинные и ёмкие учебные годы. Мы боялись расставания с Зинаидой Акимовной. Но она нас исподволь подготовила. В нашей старенькой деревянной школе она оставалась рядом. Она пришла к нам на праздник приема в пионеры. Это было большое событие. Принимали в пионеры нас специально приехавшие родители молодогвардейцев.
Школьные годы далеко и рядом. Тепло вспоминаю нашу школу, мобилизующий транспарант на первом этаже: «Учиться, учиться и учиться». И, конечно, первую учительницу.
А по радио все звучит:
Но где бы ни бывали мы,
Тебя не забывали мы,
Как мать не забывают сыновья.
Простая и сердечная,
Ты – юность наша вечная,
Учительница первая моя…
Первая учительница – одна на всю жизнь. Замечательно, если с ней повезет.
БАБУШКА РОЗИНА
Бабушка – не главный член семьи, но внутренние судьбоносные решения нередко выпадают именно на её долю. Благодаря бабушкам во многих семьях рождаются внуки. Я это утверждаю, как внучка, обязанная фактом своего существования бабушке. Её дочь, которой было предназначено стать моей мамой, после развода с мужем обнаружила, что находится в интересном положении. Её это совсем не устраивало, но бабушка уговорила: «Ты только роди, остальное я возьму на себя».
И случилась я.
Бабушка сдержала слово – окружила меня заботой.
Бабушка гордо считала, что распознавала мои детские болезни раньше врача и поэтому я переболела ими в самой легкой форме.
– Ты ела бублик, а на него села муха, – рассказывала бабушка во всех подробностях. – Я вызвала врача, как только мне показалось, что ты заболеваешь. Сказала, что у тебя, возможно, дизентерия. Врач сомневался, но дал нужные на этот случай рекомендации по лечению. Диагноз подтвердился. Вовремя диагностированная болезнь протекала легко.
Однажды потребовалось срочно записать меня в детский сад: бабушке необходимо было на время уехать к заболевшему деду, который служил военным инженером на Дальнем Востоке. В детский сад брали детей с трех лет, а мне было два с половиной. Бабушка сказала, что я развитый ребенок и знаю на память стихи. Меня попросили почитать, долго слушали, не перебивая, удивлялись и в конце концов приняли в группу – бабушка добилась своего.
С Дальнего Востока бабушка вернулась домой вместе с ушедшим в отставку дедом. И мы снова зажили вместе в нашей коммуналке в Фурманном переулке.
Окно в нашей комнате выходило во двор, окружённый с трех сторон стенами нашего дома. Изначально окно было узким, выходило на стену, в комнате было мало света. Бабушка уговаривала деда расширить окно. Это было хлопотное и дорогостоящее дело, и дед сказал: «Выбирай – или окно, или шуба». Бабушка выбрала окно. С мечтой о шубе пришлось расстаться, зато в помещении стало светло. Большое окно бабушка считала своим важным жизненным достижением.
С четвертой дальней стороны двора было здание Мошковских бань. По вечерам там ярко светились окна женского отделения. В воспитательных целях мне не разрешалось подходить к окну.
Я вообще росла тепличным ребенком: бабушка ограждала меня от всех неприятностей. Годы спустя она поведала, что не разрешила отвезти меня на кинопробы для участия в фильме, «чтобы не лишить ребенка детства» и уберечь от неспокойной жизни.
Бабушка давала мне разные полезные наставления, которые я невольно вспоминаю, попадая в определённые ситуации. Бабушка осуждала родственницу, научившую меня играть в карты в подкидного дурака: «Интеллигентная женщина, врач, а научила ребенка…»
Я росла. Бабушка наставляла.
«У тебя большой, умный лоб, не закрывай его челкой. Челки носят только те, у кого лоб узкий».
«Ты думаешь, что я всегда была старая. Я работала в французском шляпном салоне, делала модные шляпки. А ты знаешь, как по-французски звучит слово бабушка? – grand-m?re – главная или старшая мама».
«В тяжелые голодные времена я собирала на улицах беспризорников».
«Ты – моя жизнь».
Бабушка внушила мне, что надо иметь и беречь документы, имея печальный пример из своей жизни. Перед своим отъездом на Дальний Восток к заболевшему мужу она сложила все важные личные бумаги в пакет и поместила на верх старинного массивного буфета. Во время её отсутствия моя мама выбросила этот буфет, чтобы в комнате стало свободнее. Так были безвозвратно утеряны все документы, в том числе – относящиеся к бабушкиной профессиональной деятельности. Восстановить их не представлялось возможным. В итоге стажа работы не хватило – и ей отказали в получении пенсии. Для бабушки это стало трагедией, и она решила доработать стаж без отрыва от семьи: взять надомную работу. Наличие финской швейной машины определило направление деятельности. Работнице Розине Ильиничне выдавали крой на пошив швейных изделий. Это были трусы. Но тут подвело здоровье: у бабушки случился инсульт, от последствий которого она не вполне оправилась до конца жизни. Работу по пошиву продолжила сноха Наташа – для нее это была подработка, а для бабушки стаж. В конце концов бабушке назначили неполную пенсию.
Бабушка Розина прожила сорок лет в коммунальной квартире и ни разу не поссорилась с соседями. Затем выхлопотала отдельную двухкомнатную квартиру на первом этаже пятиэтажки, где и жила со своим мужем Натаном до конца жизни.
Во многих семьях по разным причинам не принято было говорить о прошлом. Старшие не рассказывали, младшие не интересовались. Обрывками информации я обязана своему дяде, Илье Натановичу. От него я знаю, что бабушка родилась в городе Николаеве. Родители – отец Илья и мать Александра, дети – дочь Розина и младший сын Леонид. В предреволюционные годы их квартира была конспиративной. Однажды, когда моя прабабушка Александра, женщина очень набожная, молилась, в квартиру неожиданно пришел революционер Анастас Микоян. Александра его не впустила, пока не закончила ритуал.
У меня есть фотография прадеда Ильи Полякова – бородатый казак в бурке до земли и высокой папахе на голове. А в книге памяти погибших во второй мировой войне есть мелкая фотография Леонида Полякова, ушедшего добровольцем на фронт, несмотря на бронь.
Это отец и брат моей бабушки. Их безвременный уход из жизни был для нее незаживающей раной. А с ее смертью открылся мой личный счет жизненных потерь.
Конечно же, бабушки – не главные члены семьи, но внутренние судьбоносные решения часто выпадают на их долю. Именно благодаря бабушкам во многих семьях рождаются внуки. Сейчас родители и дети, как правило, живут отдельно. Может быть поэтому, без бабушек под боком, рождается меньше детей?
Моей бабушки Розины нет на этом свете более полувека. Мне её до сих пор не хватает. Чудом сохранилась одна маленькая фотография, где она изображена молодая и красивая. Но фото не передает лучистый взгляд её серых глаз, который я помню до сих пор.
ИЛЬЯ
А он, мятежный, просит бури…
М. Лермонтов
Близким человеком в моей судьбе, моим другом и наставником долгое время был младший брат моей мамы, Илья. Он приходится мне дядей, но был старше всего на четырнадцать лет, поэтому я звала его просто по имени.
В семейном фотоальбоме, в этой волшебной книге прошлого, есть фотографии, где он с друзьями выгуливает меня, четырехлетнюю, на Чистых прудах. Парни улыбаются в объектив, а он заботливо оглядывается на меня.
Я очень хотела быть внешне на него похожей, но это было невозможно. Мы были разной породы: я – в моего дедушку, он – в мою бабушку, свою маму. У деда были карие глаза и нос с горбинкой, у него – серые глаза и прямой нос. А ещё он умел шевелить ушами, а я – нет, это тоже было несправедливым различием.
Мы жили в коммунальной квартире, в большой комнате с высоким потолком, украшенным лепниной в виде гроздьев винограда, которые мне было интересно разглядывать перед сном. Илья корпел над уроками, и я ими тоже очень интересовалась. Астрономию мы изучали вместе. Жизнь звёзд и планет я хорошо усвоила. Потом, спустя годы, в моем школьном учебнике обнаружились несколько иные космические сведения. И должна сказать, официальное мироустройство мне понравилось гораздо меньше.
Илья окончил школу, поступил в институт. Беспечный, остроумный, красивый, он неожиданно для всех женился на симпатичной, очень уверенной в себе девушке Наташе. Молодые стали жить у жены и её матери в тогда ещё подмосковной Лосинке (Лосино-Островская). Илья бросил институт и пошел работать на Карачаровский завод. Родилась дочка Галочка. На семейном совете молодые супруги решили, что надо получать высшее образование. Сначала пойдёт учиться Наташа, а Илья будет зарабатывать деньги. А потом пойдёт учиться он.
Как-то летом Илья взял меня в пионерский лагерь, где работал пионервожатым от завода. В лагере его все обожали. Я была счастлива, что попала к нему в отряд, хотя по возрасту была младше всех.
Наташа получила диплом и, чтобы не заниматься домашними делами, поступила в аспирантуру, пользуясь покровительством поклонника – доцента из института.
Семейная жизнь в конце концов дала трещину.
Дядя и тётя развелись, и Илья стал жить в коммуналке в одном из арбатских переулков.
Он ушёл с завода и профессионально занялся фотографией. Я, конечно, тоже увлеклась и приходила к нему в лабораторию печатать снимки. Благодаря ему, я никогда не расставалась с фотоаппаратом, а теперь – со смартфоном. Снимки – это свой взгляд на мир вокруг, чудесные открытия, кладовая личных впечатлений и памяти, доказательства наполненности жизни. Водил меня Илья и в музеи, и на интересные выставки. Подсказывал, что смотреть и читать. Как-то раз дал почитать ксерокопию книги Вересаева 1937 года «Спутники Пушкина». На каждой странице в ней были напечатаны имя персонажа, его портрет, краткая биография и, наконец, взаимоотношения с Пушкиным. Книга произвела на меня впечатление: биографий было так много, что на этом материале явственно проявлялась неслучайность жизненных событий в судьбах людей, неотвратимость поступков и их последствий.
Илья – интересный человек, эрудированный собеседник. Однако наладить свою семейную жизнь у него так и не получалось, несмотря на несколько попыток. По его словам убедительно выходило, что у каждой женщины были свои недостатки.
Я за него переживала. Однажды решила познакомить его с хорошей умной женщиной, моей соседкой. И вдруг поняла, что у них ничего не получится, ведь дело не в женщинах, а в нём самом. Размеренная жизнь с понятной и понимающей его женой для такой личности, как Илья, скорее всего, становится пресной. Его первая жена была яркой и непредсказуемой. Ему была нужна такая же, чтобы надо было за неё волноваться, может быть, даже удерживать на поводке, чтобы не сбежала, и всегда быть в напряжении.
Ушла из жизни его мама, моя бабушка Розина. Для нас это была большая потеря. Мне её до сих пор не хватает. Илья приобрел кооперативную квартиру на окраине Москвы, но комнату терять не хотел и предложил мне в нее прописаться. Мне идея не понравилась. Я с мамой жила в кооперативной малогабаритной двухкомнатной квартире с шестого класса и в коммуналку переезжать не хотела. Дядя стал меня убеждать просто прописаться – на будущее, как запасной вариант.
«Я буду её сдавать за десять рублей в месяц, а ты даже налог платить не будешь, – объяснял он. – Такая сумма налогом не облагается».
Я согласилась, поскольку в моей жизни, вроде, ничего не менялось, а Илья получал моральную поддержку.
Однако, все кончилось неприятностями: через несколько месяцев меня вызвали в налоговую службу, чтобы выяснить, почему я не плачу налог за сдачу комнаты. После моих объяснений инспектор сказал: «Я вам верю, но ваш дядя сдает комнату не за десять рублей».
После этого случая Илья стал уговаривать меня пожить недолго в коммуналке, убеждал, что такую замечательную комнату – с эркером, с лепниной на потолке – он сумеет быстро сменять. Я уступила, немного пожила на новом месте. Илья сменил комнату на другую – на Садовом кольце.
Я вышла замуж. Жизнь переменилась, у меня появились другие обязанности, родственники, сменились приоритеты. Илья перестал занимать привилегированное место в моей жизни. Мы с дядей почти перестали видеться.
Очередные наниматели его комнаты не поладили с соседкой, та пожаловалась в милицию. Меня вызвали и пригрозили, что если я не буду сама жить в своей комнате, то меня из неё выпишут, и я лишусь прописки в Москве. Я сказала дяде, что под угрозой выписки не разрешаю далее сдавать эту комнату. Произошёл крупный разговор и ссора, в результате которой я не захотела и не смогла с ним больше общаться. Когда-то ещё в школе одноклассница мне сказала: «Ты хороший человек, но очень принципиальная». Видимо, она была права.
Прошло несколько лет. Один из наших общих родственников дважды обращался ко мне: «Знаю, что вы в ссоре. Помирись. Илья переживает». Я тоже переживала из-за случившегося, ведь в прошлом у нас так много было хорошего.
Однажды я случайно увидела его в метро. Илья был старый, угрюмый, несчастный. В первую минуту я готова была отвернуться. Но поняла, что если убегу, то никогда себе этого не прощу. И я подошла, поздоровалась. Мы обменялись несколькими осторожными фразами, из которых в подтексте следовало, что всё прощено, и плохое ушло. Оказывается, он этих слов ждал. Мы оба испытали облегчение и спокойно расстались.
Вернулось всё хорошее. Остались светлые воспоминания, добрые чувства, ценные для нас фотографии. И опыт прощения.
ТЁТЯ ДОРА РУЛИТ
Были времена.
Прошли, былинные
В. Маяковский
Мы все из прошлого века, я – из его середины. Это значит, что в детстве я имела возможность общения с родственниками, родившимися в позапрошлом веке. К таковым относится жена старшего брата моего деда, урожденная Дарья Дмитриевна Алексанова. Хочется вспомнить о ней, как о личности незаурядной.
Это была приятного вида блондинка, начитанная, целеустремленная, с хорошими манерами. Она с детства отличалась умом и способностями, что позволило ей, девочке мещанского сословия, учиться вместе с дворянками. К ней, как к простолюдинке, гимназистки относились уничижительно, но для себя Дарья сформулировала так: «Они глупые, а я умная. Я добьюсь в жизни всего, чего захочу».
Годы спустя она ярко описывала мне их неготовность к будущей жизни: «Такие глупые. Одна наивная дурочка даже не поняла, как оказалась в интересном положении. Она не знала, откуда берутся дети. Поднимала руку, просила заглянуть ей в подмышку и спрашивала, не выглядывает ли ребенок».
В мире существуют две силы – деятельная и созерцательная. Дора воплощала деятельную силу. Большинство людей живёт в предложенных обстоятельствах, минимально влияя на ход событий, приспосабливается к обстоятельствам. Ставит реальные цели, гармонизирует свою жизнь, работает, воспитывает детей.
Дора была другая. Она решительно строила жизнь по своему усмотрению и влияла на своё окружение. С детства она мечтала о светской жизни и обеспеченном муже и сумела этого добиться. Макс, её муж, работал на автозаводе у Ивана Лихачева инженером, получал приличную зарплату, имел личный автомобиль. Жили супруги в отдельной квартире в доме на улице Горького, над рестораном «Арагви». Слабое своё здоровье Дора лечила на курортах. Ежегодно ей присылали по почте ящик с недоступной целебной ягодой фейхоа, содержащей йод.
Детей у неё не было по состоянию здоровья. Домашним хозяйством она не занималась, еду не готовила, говорила: «Домработнице надо поставить памятник». В связи с этим выбор её последней квартиры не был случайным. Одним из достоинств было то, что в доме располагался магазин «Диета». Очень удобно, если хочешь еду не готовить, а покупать и разогревать.
Дома она организовала что-то вроде литературного салона. У неё бывал молодой поэт Андрей Вознесенский.
Ее эстетическое чувство требовало перемены имён окружающих, и женские имена в нашей родне изменились: Роза стала Розиной, Анна – Наной. Не зная, что это инициатива тети Доры, я в детстве недоумевала, почему маму зовут так странно – Нана Натановна. Сама Дарья сменила своё имя в паспорте и стала Дорой. Однако, когда началась война, Дора срочно продала автомобиль («У всех реквизируют») и побежала в милицию менять имя снова на Дарью, чтобы её по ошибке не посчитали еврейкой. Там ей отказали.
Дора с Максом несколько раз переезжали. Первый раз они сменили улицу Горького на проспект Мира. В детстве я была в этой квартире на каком-то семейном торжестве. В одной комнате шло застолье, а я одиноко сидела в другой без права встать со стула, чтобы не оставить отпечатки пальцев на полированной мебели, слушала песни в исполнении Клавдии Шульженко с патефона. Годы спустя, приезжая, я всегда просила поставить мне «Три вальса». А меня Дора просила почитать ей стихи поэтов Серебряного века, даже наградила растрепанной книжкой «Чтец-декламатор» 1912 года издания, сделав дарственную надпись.
Долгие годы Дора укоряла мою бабушку: «Розина, у тебя вся жизнь в детях. Они вырастут, и благодарности от них не жди». Бабушка ничего не отвечала – возражений Дора не слушала. Но бабушка была очень обязана Доре. В её жизни был период, когда она жила и воспитывала детей в Москве, а муж служил на Дальнем востоке. Ему, как язвеннику, требовалось особое питание, которое неоткуда было взять. Но нашлась женщина, которая о нём позаботилась. Дед прислал покаянное письмо с просьбой о разводе. Бабушка была в отчаянии. А Дора не растерялась: «Розина, ты не получала это письмо. Напишешь ему то, что я тебе продиктую». Бабушка послушалась. И полетела трогающая душу добрая весточка родному человеку – письмо о дорогих сердцу воспоминаниях, о любви, детях…
Дед вернулся домой и никогда больше не расставался с любимой женой. Они жили очень дружно, о сложном жизненном эпизоде никогда при мне не упоминали. Мама тоже никогда не рассказывала о прошлом. Только её брат, мой дядя Илья, мог огорошить меня какими-нибудь фактами. Например, однажды рассказал, что Дора поведала об архивных сведениях, из которых следовало, что её муж – а значит, мы все – потомки декабриста. Я осторожно спросила: «Значит, если бы не революция, мы были бы дворяне?» А Илья насмешливо отрезал: «Жили бы в черте оседлости».
Однажды Дора показала мне могучую силу своего убеждения. Мне предстояло защищать диплом. Тетя Дора стала убеждать меня, что высшее техническое образование мне совсем не нужно. В красках описала, как одна девушка переутомилась от занятий и подготовки к финальному испытанию: она выступила перед дипломной комиссией, а, закончив, совсем потеряла рассудок и стала свёрнутыми в рулон чертежами бить членов экзаменационной комиссии по голове. Как заботливая родственница, Дора хотела меня уберечь от подобного. Я была впечатлена. Ещё со школы перед каждым экзаменом мне казалось, что я недостаточно готова. Успокаивала лишь уверенность, что я знаю не меньше других. Диплом я успешно защитила.
Дора прожила долгую жизнь и хорошо позаботилась о своей старости. Нашла подходящий пансионат под Москвой на берегу водоёма, где её устроило питание, медицинское обслуживание, культурная программа. Договорилась о двухместной комнате для себя и мужа с хорошим видом из окна. Им там очень понравилось. Изредка я их навещала, заверив, что не простужена. Дора расписывала, как им хорошо, и как «все старушки влюблены в Макса». И по всему было видно, что жизнью своей она довольна сполна.
МАМА. МАМА, МАМА, МАМА! МА-А-А-МА!!!
Памяти старшей сестры посвящается.
Бывает же такое, когда всё хорошо, прекрасно, великолепно! Моя старшая сестра защитила докторскую диссертацию! Большой праздник. Сколько поздравлений и пожеланий виновнице торжества!
Сестра счастлива – она красива, умна, у неё замечательный муж и очаровательная дочка.
Сестре всего тридцать восемь, а она – уже доктор наук, осталось приложить совсем немножко усилий, и – профессор!
Сестра просит слова и говорит:
– Благодарю всех за добрые пожелания, но я хочу признаться: эту работу я не смогла бы сделать без своего соавтора. Это – моя мама!
Все были растроганы, но сестра могла бы об этом и не упоминать. Все присутствующие прекрасно знали, что дом, быт семьи сестры – всё было на маме. А я подумала, что сестра говорит в этот момент не только о сегодняшнем дне, но и том, о чем она рассказывала мне много раз…
Когда моей старшей сестре было пять лет, грянула война.
Первый день эвакуации. Рима говорила, что это был самый страшный день в её жизни! С началом войны мама из заведующей ателье превратилась в санитарку, работала в госпитале. Жили они в Калинине. И, когда немцы приближались к городу, госпиталь стали эвакуировать.
Как вывозили раненых и врачей, сестра, конечно, не знала. Мама с моей сестрой Римой вместе с другими сотрудниками и их семьями должны были ехать в телеге, в которую была впряжена лошадь. Таких телег с лошадьми было несколько. Они стояли друг за другом. Сестра рассказывала, что в телегах кроме людей была уйма каких-то узелков. Наверное, вещи, которые эти люди брали с собой. Народу в телеге было много, сидеть было тесно. Мама и Рима устроились впритирочку, и их сразу же завалили узелками.
И тут к их телеге между людьми стала продираться бабушка, папина мама. Провожающих было полно, и бабушка не могла подойти близко. Она со слезами кричала маме: «Тося, я курочку достала, сварила для Римочки! Возьми ребёнку в дорогу!» Бабушка тянула руку со свёртком, но передать маме курочку не могла. А был в это время холодный октябрь, и мама на всякий случай уже была в валенках. Вытащить валенки из-под узелков было невозможно, но курочка ребёнку в дорогу была так нужна! И мама выскочила из валенок и в одних чулках стала пробиваться навстречу бабушке.
И вдруг, перекрывая шум прощающейся толпы, пронзил пространство нереально громкий детский крик: «Ма-а-а-ма!» Это кричала моя сестра. Она кричала так громко, как только может кричать пятилетний ребёнок. В тот момент, когда мама выпрыгнула из телеги, караван тронулся. И моя сестра поняла, что её увозят, увозят одну, без мамы! И вырвался крик, жалобный и жуткий одновременно. Наверное, в нём было столько ужаса и мольбы, что караван телег остановился. Это была очень важная победа совсем простенькой и слабенькой девчушки.
Мама вернулась в телегу, запрыгнула обратно в свои валенки и обняла дочку. Они счастливо прижались друг к другу. И, конечно, не знали они тогда, что по дороге попадут под бомбёжку, что потеряют и узелок с вещами, и бабушкину курочку. Мама прижимала к себе свою доченьку, своё сокровище, чувствуя, что пока они вместе, всё они преодолеют, и будут у них с дочкой в жизни яркие радостные победы.
В эвакуации мама с Римочкой, попали в город Горький. Их подселили к одинокой немолодой женщине. Её квартира показалась сестре сказочным теремком: там всё было очень красивым, особенно полочки с кухонной посудой. Маму с Римой поселили в маленькую комнату, а в большой проходной комнате жила хозяйка. Она была страшно недовольна подселением и на мамину просьбу выделить какой-нибудь чайник для кипячения воды из тех, что красовались на кухонной полке, ответила отказом.
Как можно было взять что-то из коллекции, собранной с таким вкусом и любовью?
Что делать? Купить негде. Мама расстроенно брела по городу… И вдруг – помойка! И там – чайник! Как же мама была счастлива! Правда, чайник оказался из-под керосина, но, если пятилетний ребёнок ждёт горячего кипяточка… Мама нашла и колонку с водой на улице и кучу чистого речного песка. Чайник был отчищен, блестел и не вонял бензином! Этот вопрос был решён.
Но на следующее утро маме надо было идти получать хлеб по карточкам.
Очередь за хлебом была длинной, стоять нужно было долго. К счастью, пункт выдачи хлеба был во дворе, и его было видно из окна той комнаты, где разместились мама и моя сестра. Мама подвела Риму к окну и велела смотреть из окошка на маму, стоящую в очереди во дворе. И ещё мама сказала, что ни в коем случае нельзя выходить в комнату хозяйки и брать там что-то со стола.
Рима, как послушная девочка, стояла у окна и смотрела на маму в очереди. Но тут из большой комнаты до неё донёсся сильный вкусный запах. Он окутал девочку, как большой, мягкий и тёплый платок и привёл к двери, которую она немножко приоткрыла. Щёлочка была малюсенькой, но достаточной для того, чтобы туда просунулся носик.
На столе в большой комнате девочка увидела тарелку с горячими блинчиками. От них шёл необычайный, волшебный запах – так и хотелось просунуть носик дальше в щёлочку! Но Рима помнила о мамином запрете. Да ещё за шторами на входной двери из коридора в большую комнату она заметила подсматривающую хозяйку. Рима решила просто стоять и нюхать. Но представьте себе, как хочется блинчика голодному пятилетнему ребёнку! Сестре стало страшно, что она не выдержит. Но она поняла, в чём спасение! Сейчас она расскажет всё-всё маме – как ей хочется есть, как ей хочется выскочить из комнаты и есть эти вкусные блинчики, которые испекла хозяйка!
Рима пододвинула стул к окну, залезла на подоконник, дотянулась до форточки, открыла её и стала громко звать: «Мама, мама, мама!..» Все её желания и переживания уместились в этом слове – «мама». Так она кричала очень долго, до тех пор, пока мама не вернулась. Рима смогла удержаться от желания съесть чужой блинчик! Это было очень большой победой очень маленькой девочки!
Конечно, через несколько дней хозяйка поняла, что женщина с девочкой – добрые, милые и не причинят ей никаких неприятностей. Она подружилась с моей мамой. И, когда настало время маме с Римой уезжать, хозяйка плакала, говорила, что полюбила их, что они могут оставаться с ней навсегда. Но счастья окончания эвакуации мама с Римой так ждали! Эвакуация должна была закончиться. Но осталась в памяти на всю жизнь.
Много было пережито. И, конечно, именно об этом соавторстве в работе над докторской диссертацией говорила моя сестра на своём большом празднике.
Как много побед, маленьких и больших, было на пути сестры к этому торжеству. Да, для моей старшей сестры – доктора наук, профессора Рамилии Васильевны – соавтором всех побед была МАМА!
БЛАГОДАРЮ
Мою жизнь столько раз спасали…
Вот, казалось бы, рожденье. Конечно, авторы – мама и папа, но… когда папа вернулся с войны в сорок девятом, им с мамой было уже под сорок, старшей дочери – скоро тринадцать. Младшей не стало ещё в Финскую войну: ясли, воспаление лёгких…
И вот мне подарена жизнь, пока ещё – под сердцем у мамы!
Моя мама не воевала, но ей пришлось столько перенести, что в сорок пятом здоровье было подорвано, начался туберкулёз. Но слава Богу и советским врачам: Крым, Ялта – и мама здорова.
К моему рождению мама готовилась основательно, даже сама сделала ремонт в нашей маленькой квартирке. Пришла пора уже мне рождаться, но я, упрямая, упиралась… Упиралась ногами туда, где положено быть голове младенца!
Привезли нас в роддом имени Грауэрмана. Ночь, хирург отдыхает в гостях. Нашли и вызвали, он приехал. Вот это и был он – мой первый спаситель! Ни имени его, ни фамилии мне никто никогда не называл, да, может, родители и не помнили сами.
Мама была с помутнённым сознаньем. Все, кто рожал, это могут понять. Да и потеря крови была большая. Мама только помнила, что «Пришёл, наконец, маленький такой, пьяненький, весёлый еврейчик…» Вот он-то и сделал кесарево сечение, вынул меня, спас меня и маму. Спасибо ему, спасибо, спасибо!
Ещё один случай. Октябрь, вечер, темно, но не поздно. Я возвращаюсь домой из Дворца пионеров с занятий. Уже иду вдоль дома к подъезду. Я – большая, уже учусь в седьмом классе. Слышу: за мной идёт человек. Пропускаю – мужчина высокий, нестарый, одет прилично, сутуловат.
Вхожу в подъезд, незнакомец ждёт лифта, который медленно спускается сверху. Знаю – нельзя ехать в лифте с чужим человеком. Обхожу мужчину и начинаю подниматься пешком, хоть живу на шестом. Поднялась по лестнице на целый пролёт.
Лифт спустился. Мужчина открыл его, но не вошёл. Огромными шагами-прыжками рванул ко мне, схватил за пальто и стал тянуть вниз. Я, конечно, вцепилась в перила, об угол которых ударилась головой, выдавила шепотом: «Что вам надо?» Он тянул очень сильно. Насильник! И что ему надо было – понятно!
И тут – спасение!
Дверь квартиры на втором этаже открылась. На площадку вышла пожилая женщина, строгим голосом громко спросила:
– Что это здесь происходит?
Невероятно большими прыжками мужик выскочил из подъезда.
Что про спасительницу я знала? Она была из странной семьи, в которой были брат с двумя сёстрами. Все трое – высокие, седые, стройные, спины прямые, лица – гордые, умные, закрытые. Про них говорили – реабилитированные. Произносилось это с уважением и каким-то извиняющимся сочувствием. Имён членов этой семьи я никогда не слышала. Соседи их за глаза называли: брат Акивис, старшая сестра Акивис, младшая сестра Акивис.
Меня спасла младшая. Не испугалась возни в подъезде, за дверью не спряталась, вышла, спасла. Спасибо ей! Светлая, светлая память!
Ещё буду вечно помнить одно утро. Мне уже двадцать четыре года. Конец февраля, всё растаяло, грязно. Скоро весна, и первого марта я в первый раз рожу себе дочку. Но в то утро я – ещё в положении.
Осторожно ступая, иду по делам. Перехожу широкую дорогу, посередине – трамвайная линия. Половину дороги и трамвайные рельсы я уже перешла и стою, жду чтобы перейти оставшуюся половину дороги. И вижу, что приближается, мчится по грязи огромный грохочущий грузовик. Брызги с дороги летят так, как будто включили мощный фонтан грязи.
Я отступаю, чтобы не попасть под грязевые струи. Делаю ещё шаги назад – нет, мало, всё равно окатит, ещё надо отступить. Я готова отступить ещё на шажок – но тут меня в спину что-то отталкивает, не пускает. Это – трамвай по моей спине в пальто прогладил стенкой вагона. Звонок трамвая орёт, как бешеный.
Я остолбенела. Трамвай застыл, проехав немного вперёд. Я оглянулась. Увидела, как женщина-вагоновожатая обессиленно упала головой на трамвайный руль. Трудно даже представить, что пережила эта женщина, какой ужас взорвался в её голове с красивыми каштановыми локонами. Она сделала немыслимое: успела прибавить ход и не дала сделать мне этот шаг. Он был бы последним для меня и ребёнка.
Вот эта женщина, вагоновожатая, она – спасительница наша с дочкой. Кто она, как зовут – не знаю. Только молюсь за неё всю жизнь.
СИМВОЛИЗМ ПОЭМЫ А. БЛОКА «ДВЕНАДЦАТЬ» ИЛИ ЕЩЁ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ
Вот и я очутилась в том времени, которое никто не ждёт. А когда оно всё же приходит, счастливцы, встретившись с ним, восторгаются его прелестями и наслаждаются подарками пенсионного возраста. Да, можно заниматься тем, на что раньше категорически не было времени. И я занялась литературой в доступных кружках.
Одно из заданий кружка – анализ символизма поэмы А. Блока «Двенадцать».
И сразу хлынули воспоминания. Сложные и противоречивые. Воспоминания, о которых не очень легко писать…
…1967 год. Последний класс школы. Замечательной школы: преподаватели, ребята, субботние «Огоньки», регулярные интересные лекции Виноградовой о музыке.
Но самое-самое в школе – театральный кружок.
Каждая премьера нашего школьного театра – это потрясающее событие! Ещё бы! Ведь руководит нашим театром талантливый человек – актёр студенческого театра МГУ.
Он был высоким, стройным, с красивой шевелюрой тёплых русых волос. И лицо у него было каким-то притягательным, хотелось вступить с ним в разговор и смотреть на доброжелательную улыбку этого сильного мужчины, в его выразительные, понимающие глаза. Внешне он был очень интересным, приятным в общении, но – уж очень немолодой, как мне тогда казалось, под сорок. Его дочь была на год старше нас и уже закончила нашу школу, сын учился в каком-то младшем классе.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70956082) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Оляна Гурич
Татьяна Вадимовна Рупасова
Александра Ильинична Быстрицкая
Галина Игоревна Чаплыгина
Владимир Фёдорович Белов
Тамара Васильевна Губенко
Галина Юрьевна Фомина
Перед вами второй сборник рассказов, написанных в рамках работы онлайн-клуба «Истории из жизни». Вереница человеческих судеб – от революции до наших дней – проходит перед глазами читателей, оставляя незабываемые впечатления. Герои рассказов любят, мечтают, проходят испытания, учатся не сдаваться, остаются верными своему долгу и делу, стремятся к прекрасному. Это рассказы о настоящих людях своего времени, жизнь и нравственный выбор которых может послужить примером для будущих поколений.
Люди и судьбы
Истории из жизни
Авторы: Белов Владимир Фёдорович, Быстрицкая Александра Ильинична, Губенко Тамара Васильевна, Гурич Оляна, Рупасова Татьяна Вадимовна, Фомина Галина Юрьевна, Чаплыгина Галина Игоревна
Составитель Ясна Малицкая
Редактор Лариса Ритта
Вёрстка Антонина Верещагина
Дизайнер обложки Лариса Ритта
© Владимир Фёдорович Белов, 2024
© Александра Ильинична Быстрицкая, 2024
© Тамара Васильевна Губенко, 2024
© Оляна Гурич, 2024
© Татьяна Вадимовна Рупасова, 2024
© Галина Юрьевна Фомина, 2024
© Галина Игоревна Чаплыгина, 2024
© Лариса Ритта, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0064-3695-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Листаю страницы сборника «Люди и судьбы». Перед глазами вереница задушевных воспоминаний, вплетённых в текст. Встречи, расставания, осознания и открытия наполняют каждый рассказ. Безмятежное детство, взросление, грозные годы войны, примеры мужества и стоицизма. И огромной любви.
Вот бабушка, гадающая для раскрасневшейся внучки. Вот молодые родители – моложе, чем автор сейчас – танцуют, прижавшись друг к другу. А вот молодая учительница, одна фраза которой стержнем прошла сквозь жизнь человека и целого класса. Города, поезда, юношеская влюблённость, песни у костра под гитару. А вот тихая торжественность Ватикана и случайная встреча, яркой звездой осветившая путь в чужой стране.
Это уже второй сборник нашего клуба «Истории из жизни». И мне радостно наблюдать, насколько все авторы стали лучше и ярче писать, интереснее выражать свои мысли и выстраивать сюжеты. Я горжусь каждым! Я вижу, как все постарались, как многому научились, как много переживаний вложено в каждый рассказ! Быть проводником такого события – огромное счастье!
В добрый путь! Желаю этому сборнику хорошей дороги в сердца и мысли читателей. Читателям желаю приятных минут в обществе книги. А моим дорогим писателям – новых интересных рассказов и много новых изданных сборников!
РАССКАЗЫ
БЛАГОДАРИТЕ!
Да разве сердце позабудет
Того, кто хочет нам добра,
Того, кто нас выводит в люди,
Кто нас выводит в мастера.
Николай Добронравов
Встречался ли вам человек, который, словно маяк, ярким светом помогал идти верным курсом по жизни, минуя отмели и рифы? У меня был такой человек. Это наш классный руководитель Майя Абрамовна, учитель химии. Я благодарен ей, такой классной нашей классной Майбрамне, за тот путеводный луч, с которым шел по жизни. И пусть она была с нами всего два года, девятый и десятый класс, – зато какие были эти два года!
…Накануне Дня учителя мне позвонил бывший одноклассник и зачастил:
– Вовка, привет! Не забыл? Встречаемся на нашем месте в шестнадцать ноль-ноль. Никакие уважительные причины и отговорки, в расчет не принимаются и не оправдывают отсутствия на общем сборе!
Не успел я поздороваться – в трубке уже гудки. «Толик, – с улыбкой подумал, – тебя жизнь не меняет, все спешишь куда-то, торопишься. Я помню, Толик! Хоть и пятьдесят лет пролетело…»
В назначенный день и час я подошел к дверям небольшого уютного кафе, которое стало местом сбора 10 «Б» класса выпуска 1972 года. Дверь с табличкой «Закрыто на спецобслуживание» показалась мне не совсем дружелюбной. Неужели перепутал день? На всякий случай дёрнул ручку – дверь открылась. Навстречу поплыл аромат кофе, корицы, сладкой сдобы. Приглушённый свет уютно скрывал детали интерьера. А навстречу из раздевалки – две фигуры с красными повязками на рукавах. Дежурные!
– Стоять! Сменку принес? – дежурные давились от хохота.
– Ба! Кого я вижу? Ленка! Маринка! Да мимо вас не прошмыгнешь! Что, как прежде, домой за сменкой отправите?
А из зала несутся весёлые голоса и смех. Нет, не перепутал я день…
– Скорее! Все уже собрались, тебя только ждём!
В раздевалке снял куртку и повесил на крючок, а с ней и не один десяток лет скинул с плеч. Бросил взгляд в зеркало, поправил волосы. Из золочёной рамы на меня глядел мальчишка. Никаких седых волос и глубоких морщин, лишних килограммов и болезненной худобы. Ты пришёл в нашу юность. Только улыбки, шутки и радость на лицах.
И с этим чувством я шагнул в зал. Окинул взглядом собравшуюся за столом компанию, поздоровался. Все весёлые, оживлённые. Танька с вечным озорным блеском в глазах широко улыбнулась мне. Петька приветственно вскинул руки.
– Заждались тебя! Садись, – Галка постучала вилкой по фужеру, прося тишины. – Сейчас будет бомба! Наш внештатный корреспондент приготовил сюрприз. Коля, ты готов?
– Всегда готов! – отрапортовал Колька.
Подсоединил ноутбук к телевизору и щелкнул пультом. На экране поплыли фотографии. Знакомые фотографии. Это – мы…
Вот мы взгромоздились на БМП, когда были в воинской части в Архангельской области…
Вот Валерка, наш самый маленький, с автоматом наперевес…
Мелькнул спортзал на экране, игра с 10 «А» в баскетбол… И память подхватила меня и отправила в школьный физкультурный зал.
…Игра не задалась со старта. Наши мячи по дужке кольца прыгают и сваливаются мимо корзины. У противника – что ни бросок, то в цель. К перерыву горим с крупным счетом. Друг другу кидаем претензии: «не там стоишь, не туда бежишь». А Майбрамна спрашивает:
– Ну, что? Уже сдались? Нам с девчонками болеть уже не за кого, можно уходить?
Мы сидим на лавке и прячем глаза. Горько и обидно.
– Ребята, всякое случается в жизни, и обстоятельства бывают сильнее нас, – продолжает наша классная. – Но никогда не опускайте руки и не сдавайтесь без боя. Победить сегодня не главное. Важнее, что вы ответите себе на вопрос: всё ли я сделал для победы? Идите и боритесь!
Звучит свисток, перерыв окончен. Майбрамна напутствует: «Я верю в вас!»
Чуда не случилось. Мы проиграли, но всего лишь два очка. Времени и сил уже не хватило. Но Майбрамна рядом: «Я горжусь вами! Спасибо за игру!»
А на экране вновь мелькают наши счастливые, жизнерадостные лица со старых снимков. Осенние пейзажи в Константиново. Сбор яблок в Подмосковье. Весенний Кисловодск с горными вершинами. И снова я лечу в воспоминания…
…Небольшой гостиничный номер – три кровати, шкаф, трюмо и столик у окна. Веселье в полном разгаре: впятером играем в прятки. На шум заглядывают девчонки из соседнего номера:
– О! Как весело у вас! Мы с вами!
Веселье удваивается, утраивается: смех, толкотня, кто куда лезет, не поймёшь. Вдруг – дзинь! Зеркало со звоном рассыпается по полу… И Майбрамна – тут как тут. Смотрит на нас, на результат бесшабашной игры и спокойно говорит:
– Вижу, вы уже достаточно взрослые и понимаете, что за каждый свой поступок надо нести ответственность. Вы же не думаете, что я пойду к администратору извиняться за вас? Да и зеркало денег стоит. Честь класса вам дорога?
Мы молча киваем головами, уставившись на осколки.
– Вот и решайте вопрос сами.
И удаляется, оставив нас наедине с разбитым зеркалом.
– Что делать будем? – спрашиваю я ребят.
– А что тут думать? Надо купить зеркало и вставить.
И мы, как гончие, бросаемся на поиски зеркальной мастерской для спасения чести класса…
…«А это помните? А это?» – врывались тем временем в мои воспоминания голоса за столом.
Конечно, мы помнили. Кто-то больше, кто-то меньше. Из этих воспоминаний выстраивалась картина нашей далекой школьной жизни. Такой весёлой и беззаботной, если смотреть на нее с высоты прожитых лет. Только высота эта коварна, она проредила наши ряды. Кто-то просто пропал с радаров и не отзывался. Кто-то уехал из страны. Отдельным блоком пошли фотографии с молодыми и знакомыми лицами: девчонки и мальчишки, которые уже никогда не смогут прийти на встречу одноклассников. Помолчали с минуту. Помянули безвременно ушедших. Вспомнили учителей. И, конечно, Майю Абрамовну.
И я опять очутился в том далеком времени, когда первого сентября переступил порог новой школы и сел за парту в девятом классе…
…Класс собран из двух школ и шести разных классов. Отличники и хорошисты, сплошные индивидуальности и гении. И неприметная на первый взгляд женщина. Чуть полновата, невысокого роста – половина мальчишек, да и девчонок тоже, в классе выше её. Но видно, что энергии с избытком.
– Здравствуйте, ребята! Давайте знакомиться. Меня зовут Майя Абрамовна Я ваш классный руководитель, а по совместительству преподаю химию. – И она широко улыбается нам.
Шутку мы оценили, первая настороженность растаяла.
Потекли школьные дни. Мы узнавали друг друга. На уроке Майбрамна строга и требовательна, но после уроков – совсем другой человек. Она словно раздваивается, оставляет учителя в лаборантской, а с нами рядом остаётся старший товарищ и друг. Как-то незаметно она подружила нашу разношерстную компанию. Кажется, что она вовсе ни при чём – что это мы сами выпускаем стенгазеты, сами готовим номера художественной самодеятельности, сами устраиваем обсуждения фильмов. А на свои плечи Майбрамна берёт организацию экскурсий и походов. Где электричкой, где автобусом, а где и пешком. Кусково, Абрамцево, Поленово, Большие Вяземы… На этих маршрутах из девчонок и мальчишек, ещё вчера почти незнакомых друг с другом, рождался дружный коллектив.
А фотографии на экране всё мелькают. Вот Беларусь, трудовой лагерь после девятого класса. Мы жили там в местной школе, а работали на совхозном поле на прополке. За столом звучит наперебой:
– Смотрите, смотрите! Вовка, как заправский тракторист за рычагами…
– А грядки, грядки-то! Конца не видно!
Ребята! А помните футбольный матч? Как наши мальчишки с местными сражались?
– А Майбрамна, помните? Помните, как она в два пальца залихватски свистела?
– Точно! Как Соловей-разбойник!
– И требовала судью на мыло!
– Одну минуточку! – заглушая голоса, поднимается Сережка. – От лица команды благодарю наших преданных болельщиц. Особо хочу отметить приз, которым вы нас одарили. Девчонки! Оладьи были бесподобные!
– Это Майбрамна! – перебивает Танька. – Она придумала! Либо за победу наградим, либо поражение подсластим.
– Только пересолили вы их, – продолжает с улыбкой Сережка. – Но ваша горячая поддержка давала нам силы.
Серёжка поднимает руку:
– Все готовы? Мы – победили! Внимание! Два коротких, как бывало, и один протяжный!
И весь класс, пугая персонал кафе, дружно скандирует:
– Ура! Ура! Ура-а-а-а!
Пока протяжное «а-а-а» мечется по углам, память вновь уносит меня в школьные годы…
…Студёный зимний вечер. Пустующий пионерский лагерь утопает в сугробах. Разлапистые ели с трудом выдерживают снежные шапки на ветвях. Из признаков цивилизации в этом заброшенном месте только сторожка с дедом-ключником далеко у ворот да одинокий фонарь, раскачивающийся на кривом столбе возле домика. Кто и как разрешил Майбрамне остановиться здесь на ночёвку с группой десятиклассников – тайна, покрытая мраком. Степаныч, тот самый ключник из сторожки, расщедрился: «В чулане кровати с панцирными сетками, а в углу куча матрасов. Дрова сухие под навесом. Не ровён час, замерзнете ночью».
И вот гудит печурка, шумит чайник на плите. Майбрамна расстилает скатерть-самобранку. Сухари и сушки, половинка бородинского, завиток краковской, банка сгущёнки, бычки в томате, пара плиток шоколада, пачка индийского со слонами…
Перекусили, чаем запили и стали укладываться на ночлег. А мне – на вахту у печки, изредка подкидывать по паре поленьев в разгорячённую пасть. Запах калёного железа смешивается с дымком и наполняет теплом комнату. Наш цыганский табор угомонился и наконец засыпает. Скрипнула лавка, и ко мне подсаживается Майбрамна.
– Устал? Спать хочешь?
– Ничего, терпимо.
Помолчали, глядя на языки пламени, вырывающиеся из неплотно закрытой топки.
– Не угорим?
– Не волнуйтесь, Майбрамна. Тяга хорошая. Главное – заслонку не закрывать, пока не прогорит.
– Всё-то ты знаешь, – улыбается она. – А что с учёбой? Экзамены на носу, пора за ум браться. Осталось две четверти, а у тебя, куда ни глянь, одни трояки с натяжкой. Как в институт поступать будешь?
В голове проносится: «Как мне надоели эти разговоры! Вот уже год одно и то же – учись, учись…»
– Вот опять вы за своё. Ну, поймите вы меня! Не собираюсь я ни в какой институт!
– Тише, ребят разбудишь, – шепчет Майбрамна.
Я шурую в топке кочергой и кидаю полено в ненасытную пасть.
– Вот объясните мне, неразумному, зачем занимать чье-то место? Пусть поступают те, кто хочет, кто определился с выбором специальности. Мне-то это зачем?
– Как зачем? – возмущается классная.
– Да лучше быть хорошим слесарем, чем плохим инженером. Вот отец у меня: четыре класса, а на работе уважают. Почётные грамоты, премии к праздникам, фото на Доске почета. А кто, например, хлеб растит тому инженеру? Кто дом ему построит? Кто локомотивом управлять будет, когда инженер с семьёй к морю синему отправится? А?
– Да как ты не понимаешь, что образование в современном мире просто необходимо? – вспыхивает Майбрамна. – Даже слесарю!
Рядом с лавкой шлепается чей-то ботинок. Вслед за ботинком сердито доносится из угла комнаты:
– Когда же вы угомонитесь? Дайте поспать!
Майбрамна переходит на шёпот:
– Эх, Вовка, Вовка! – её теплая ладонь треплет мне волосы. – Ладно, пойду тебе смену будить и сама прилягу.
Она встаёт, делает шаг, а потом склоняется ко мне и шепчет на ухо:
– А может ты и прав… Но запомни мои слова: какую дорогу ты ни выберешь, учиться будешь всю жизнь. До самой старости…
– Белов! К доске! – резкий голос за спиной сорвал меня со стула. Я вскочил от неожиданности под дружеский смех одноклассников. Какое-то мгновение озирался вокруг, не понимая, где доска и какой сейчас урок. Потом понял, рассмеялся со всеми вместе и погрозил Юрке-шутнику кулаком.
– К доске, говорите? Не, я лучше так, с «камчатки».
Окинул взглядом собравшихся за столом и заговорил:
– Ребята! Сидел и смотрел фотографии вместе с вами, и в какой-то момент вспомнился мне один давний разговор с Майбрамной. Она сказала мне такое, чему я не поверил и забыл. Тогда забыл, а вот сейчас вспомнил. Вспомнил её пророчество, что буду учиться до самой старости. Мудрая женщина!
Пока я говорил, Колька возился с ноутбуком и как только возникла пауза, вывел на экран портрет Майи Абрамовны. Большие чёрные глаза вновь с любовью смотрели на свой 10 «Б».
– Майбрамна! – обратился я к экрану. – Вы оказались правы. Окончив школу, я уже в сентябре снова сел за парту. Военкомат постарался, направил в Московскую морскую школу. На следующий год призвали на срочную и опять – учебный отряд. А через полгода, на корабле, командир группы заявил:
– Забудь всё, чему тебя учили в учебке, кроме корабельного устава ВМФ. Сейчас начнём настоящее обучение.
Шли годы, а я учился. То одному, то другому. С женой учились семейной жизни. На работе – повышал квалификацию. Закончил вечерний техникум по специальности. Пять лет работы в Танзании – вообще отдельная песня, чему только ни пришлось там научиться. Да я и сейчас, выйдя на пенсию, учусь. Спросите, чему? Отвечу, – я с улыбкой окинул всех взглядом. – Учусь, как прожить на эту самую пенсию.
За столом тоже заулыбались, понимающе закивали, Петька помянул недобрым словом пенсионный фонд. Я подождал, когда за столом уляжется оживление и продолжил:
– А теперь – о главном! Проходят годы нашей жизни, пятьдесят или шестьдесят лет, – и мы осознаём, что потеряли близких, что уходят друзья. А мы так и не сказали те главные слова благодарности, которые согрели бы их сердца. Мы стесняемся открыть свои чувства, мы откладываем на потом. Мы забываем, что этого «потом» может и не случиться, что потом чай в кружке остынет, и год завершится. Потом здоровье ухудшится. Потом приоритеты поменяются, и жизнь закончится. Не откладывайте ничего на потом! Говорите о своей любви, говорите, что чувствуете. Не забывайте слов благодарности для тех, кто этого достоин. Не буду задерживать ваше внимание. Давайте поблагодарим нашу Майбрамну. Ведь это она приложила руку к тому, кем мы стали. Низкий поклон вам, дорогая наша Майя Абрамовна!
Я глубоко вздохнул и умолк. Одноклассники молчали. Кто-то прятал глаза, смахивая предательскую слезинку. Кто-то шмыгал носом, тяжело вздыхая. Потом поднялась Наташка, и тут же зашумели стулья. Все встали и посмотрели на портрет.
– Светлая память вам, дорогой наш Учитель и Друг!
Встреча подошла к концу. С шумом мы оделись и высыпали на улицу. Постояли, не обращая внимания на моросящий осенний бисер дождя. Мы не прощались друг с другом. Мы говорили «до свидания» и «до новых встреч». И уносили в сердцах чувство радости и давно забытой детской легкости от встречи с юностью.
Я расправил плечи и зашагал к метро. Тропинка, укрытая опавшей листвой, петляла между домов. Вот так же мы ходим по жизни то вправо, то влево, пока не выйдем на прямую дорогу. Сейчас я уверенно шёл вперёд. На меня больше не давил груз невысказанных слов благодарности. И я не боялся сбиться с курса, ведь свет от путеводного маяка стал только ярче.
УЧИТЕЛЬНИЦА ПЕРВАЯ МОЯ
И школьный вальс опять звучит для нас.
В советское время на радио существовала традиция передавать песни по заявкам радиослушателей.
Первого сентября в эфире звучали песни для учителей. Я включала трёхпрограммный громкоговоритель и под звуки знакомых, всеми любимых, задушевных песен погружалась в воспоминания о своих первых днях в школе и о своей первой учительнице.
Давно, друзья веселые,
Простились мы со школою,
Но каждый год мы входим в этот класс.
В саду березки с кленами
Встречают нас поклонами,
И школьный вальс опять звучит для нас…
…Первое сентября 1958 года. Первый день в школе. Первоклашек с цветами собрали возле незнакомой женщины.
Она привела нас в класс и рассадила за парты по росту, а сама встала к учительскому столу. Назвала своё имя: Зинаида Акимовна. Располагающая, со спокойным голосом, она сразу мне понравилась.
По виду она была возраста моей мамы. Светлые волосы, светлые глаза, приветливое лицо.
Она обрадовала нас, сказав, что будет с нами все несколько лет начальной школы, а потом мы пойдем учиться дальше, и у нас будут другие учителя. Рассказала, что наши предшественники выросли, и что они не хотели с ней расставаться. Я подумала, что мы сумеем её уговорить остаться с нами до окончания школы.
Начались школьные будни. Учиться было интересно. Вокруг нас была атмосфера тепла и разумной строгости – её создавала наша учительница. У неё мы получали первые уроки жизни. Например, на всю жизнь мне запомнился прочитанный в классе рассказ «Синие листья» с ключевой фразой: «Нужно так давать, чтобы можно было взять».
Домашние задания мы выполняли в группе продленного дня. Нередко с нами сидела другая учительница, проверяя наши тетрадки. И однажды в её смену, по школьной привычке заглянув в чужую тетрадь, я обнаружила у соседки по парте орфографическую ошибку. Я поспешила сообщить ей об этом до проверки. А та спокойно сказала: «Сдам так. Если я исправлю, учительница снизит оценку за помарку. Эта учительница ошибку не заметит». И девочка оказалась права, ошибка была не замечена. Наша же учительница была внимательной и требовательной.
Она умела создавать нужную атмосферу и настраивать нас на учёбу, работу, отдых.
Мы были для неё, как открытая книга. Забавно: выставляя мне пятерки в тетрадке, она верхнюю перекладину цифры выписывала с петелькой и шутила «кудрявая, как ты».
На мой день рождения учительница подарила мне сказку Виталия Губарева «Королевство кривых зеркал». С высоты своей мудрости она понимала, как важно видеть свои поступки со стороны.
А время летело.
Промчались зимы с вёснами,
Давно мы стали взрослыми,
Но помним наши школьные деньки.
Плывут морями грозными,
Летят путями звездными
Любимые твои ученики.
Я сделала семейный фотоархив для путешествий во времени от прошлого века до наших дней. И вот она на фотографии, учительница первая моя, и опять я на неё смотрю. Строгая прическа, строгое платье. Косметика для учителя в те времена была под запретом. Годы спустя моя мама рассказала мне, что однажды Зинаида Акимовна пришла в школу с помадой на губах и получила выговор от завуча.
Начальная школа – самые длинные и ёмкие учебные годы. Мы боялись расставания с Зинаидой Акимовной. Но она нас исподволь подготовила. В нашей старенькой деревянной школе она оставалась рядом. Она пришла к нам на праздник приема в пионеры. Это было большое событие. Принимали в пионеры нас специально приехавшие родители молодогвардейцев.
Школьные годы далеко и рядом. Тепло вспоминаю нашу школу, мобилизующий транспарант на первом этаже: «Учиться, учиться и учиться». И, конечно, первую учительницу.
А по радио все звучит:
Но где бы ни бывали мы,
Тебя не забывали мы,
Как мать не забывают сыновья.
Простая и сердечная,
Ты – юность наша вечная,
Учительница первая моя…
Первая учительница – одна на всю жизнь. Замечательно, если с ней повезет.
БАБУШКА РОЗИНА
Бабушка – не главный член семьи, но внутренние судьбоносные решения нередко выпадают именно на её долю. Благодаря бабушкам во многих семьях рождаются внуки. Я это утверждаю, как внучка, обязанная фактом своего существования бабушке. Её дочь, которой было предназначено стать моей мамой, после развода с мужем обнаружила, что находится в интересном положении. Её это совсем не устраивало, но бабушка уговорила: «Ты только роди, остальное я возьму на себя».
И случилась я.
Бабушка сдержала слово – окружила меня заботой.
Бабушка гордо считала, что распознавала мои детские болезни раньше врача и поэтому я переболела ими в самой легкой форме.
– Ты ела бублик, а на него села муха, – рассказывала бабушка во всех подробностях. – Я вызвала врача, как только мне показалось, что ты заболеваешь. Сказала, что у тебя, возможно, дизентерия. Врач сомневался, но дал нужные на этот случай рекомендации по лечению. Диагноз подтвердился. Вовремя диагностированная болезнь протекала легко.
Однажды потребовалось срочно записать меня в детский сад: бабушке необходимо было на время уехать к заболевшему деду, который служил военным инженером на Дальнем Востоке. В детский сад брали детей с трех лет, а мне было два с половиной. Бабушка сказала, что я развитый ребенок и знаю на память стихи. Меня попросили почитать, долго слушали, не перебивая, удивлялись и в конце концов приняли в группу – бабушка добилась своего.
С Дальнего Востока бабушка вернулась домой вместе с ушедшим в отставку дедом. И мы снова зажили вместе в нашей коммуналке в Фурманном переулке.
Окно в нашей комнате выходило во двор, окружённый с трех сторон стенами нашего дома. Изначально окно было узким, выходило на стену, в комнате было мало света. Бабушка уговаривала деда расширить окно. Это было хлопотное и дорогостоящее дело, и дед сказал: «Выбирай – или окно, или шуба». Бабушка выбрала окно. С мечтой о шубе пришлось расстаться, зато в помещении стало светло. Большое окно бабушка считала своим важным жизненным достижением.
С четвертой дальней стороны двора было здание Мошковских бань. По вечерам там ярко светились окна женского отделения. В воспитательных целях мне не разрешалось подходить к окну.
Я вообще росла тепличным ребенком: бабушка ограждала меня от всех неприятностей. Годы спустя она поведала, что не разрешила отвезти меня на кинопробы для участия в фильме, «чтобы не лишить ребенка детства» и уберечь от неспокойной жизни.
Бабушка давала мне разные полезные наставления, которые я невольно вспоминаю, попадая в определённые ситуации. Бабушка осуждала родственницу, научившую меня играть в карты в подкидного дурака: «Интеллигентная женщина, врач, а научила ребенка…»
Я росла. Бабушка наставляла.
«У тебя большой, умный лоб, не закрывай его челкой. Челки носят только те, у кого лоб узкий».
«Ты думаешь, что я всегда была старая. Я работала в французском шляпном салоне, делала модные шляпки. А ты знаешь, как по-французски звучит слово бабушка? – grand-m?re – главная или старшая мама».
«В тяжелые голодные времена я собирала на улицах беспризорников».
«Ты – моя жизнь».
Бабушка внушила мне, что надо иметь и беречь документы, имея печальный пример из своей жизни. Перед своим отъездом на Дальний Восток к заболевшему мужу она сложила все важные личные бумаги в пакет и поместила на верх старинного массивного буфета. Во время её отсутствия моя мама выбросила этот буфет, чтобы в комнате стало свободнее. Так были безвозвратно утеряны все документы, в том числе – относящиеся к бабушкиной профессиональной деятельности. Восстановить их не представлялось возможным. В итоге стажа работы не хватило – и ей отказали в получении пенсии. Для бабушки это стало трагедией, и она решила доработать стаж без отрыва от семьи: взять надомную работу. Наличие финской швейной машины определило направление деятельности. Работнице Розине Ильиничне выдавали крой на пошив швейных изделий. Это были трусы. Но тут подвело здоровье: у бабушки случился инсульт, от последствий которого она не вполне оправилась до конца жизни. Работу по пошиву продолжила сноха Наташа – для нее это была подработка, а для бабушки стаж. В конце концов бабушке назначили неполную пенсию.
Бабушка Розина прожила сорок лет в коммунальной квартире и ни разу не поссорилась с соседями. Затем выхлопотала отдельную двухкомнатную квартиру на первом этаже пятиэтажки, где и жила со своим мужем Натаном до конца жизни.
Во многих семьях по разным причинам не принято было говорить о прошлом. Старшие не рассказывали, младшие не интересовались. Обрывками информации я обязана своему дяде, Илье Натановичу. От него я знаю, что бабушка родилась в городе Николаеве. Родители – отец Илья и мать Александра, дети – дочь Розина и младший сын Леонид. В предреволюционные годы их квартира была конспиративной. Однажды, когда моя прабабушка Александра, женщина очень набожная, молилась, в квартиру неожиданно пришел революционер Анастас Микоян. Александра его не впустила, пока не закончила ритуал.
У меня есть фотография прадеда Ильи Полякова – бородатый казак в бурке до земли и высокой папахе на голове. А в книге памяти погибших во второй мировой войне есть мелкая фотография Леонида Полякова, ушедшего добровольцем на фронт, несмотря на бронь.
Это отец и брат моей бабушки. Их безвременный уход из жизни был для нее незаживающей раной. А с ее смертью открылся мой личный счет жизненных потерь.
Конечно же, бабушки – не главные члены семьи, но внутренние судьбоносные решения часто выпадают на их долю. Именно благодаря бабушкам во многих семьях рождаются внуки. Сейчас родители и дети, как правило, живут отдельно. Может быть поэтому, без бабушек под боком, рождается меньше детей?
Моей бабушки Розины нет на этом свете более полувека. Мне её до сих пор не хватает. Чудом сохранилась одна маленькая фотография, где она изображена молодая и красивая. Но фото не передает лучистый взгляд её серых глаз, который я помню до сих пор.
ИЛЬЯ
А он, мятежный, просит бури…
М. Лермонтов
Близким человеком в моей судьбе, моим другом и наставником долгое время был младший брат моей мамы, Илья. Он приходится мне дядей, но был старше всего на четырнадцать лет, поэтому я звала его просто по имени.
В семейном фотоальбоме, в этой волшебной книге прошлого, есть фотографии, где он с друзьями выгуливает меня, четырехлетнюю, на Чистых прудах. Парни улыбаются в объектив, а он заботливо оглядывается на меня.
Я очень хотела быть внешне на него похожей, но это было невозможно. Мы были разной породы: я – в моего дедушку, он – в мою бабушку, свою маму. У деда были карие глаза и нос с горбинкой, у него – серые глаза и прямой нос. А ещё он умел шевелить ушами, а я – нет, это тоже было несправедливым различием.
Мы жили в коммунальной квартире, в большой комнате с высоким потолком, украшенным лепниной в виде гроздьев винограда, которые мне было интересно разглядывать перед сном. Илья корпел над уроками, и я ими тоже очень интересовалась. Астрономию мы изучали вместе. Жизнь звёзд и планет я хорошо усвоила. Потом, спустя годы, в моем школьном учебнике обнаружились несколько иные космические сведения. И должна сказать, официальное мироустройство мне понравилось гораздо меньше.
Илья окончил школу, поступил в институт. Беспечный, остроумный, красивый, он неожиданно для всех женился на симпатичной, очень уверенной в себе девушке Наташе. Молодые стали жить у жены и её матери в тогда ещё подмосковной Лосинке (Лосино-Островская). Илья бросил институт и пошел работать на Карачаровский завод. Родилась дочка Галочка. На семейном совете молодые супруги решили, что надо получать высшее образование. Сначала пойдёт учиться Наташа, а Илья будет зарабатывать деньги. А потом пойдёт учиться он.
Как-то летом Илья взял меня в пионерский лагерь, где работал пионервожатым от завода. В лагере его все обожали. Я была счастлива, что попала к нему в отряд, хотя по возрасту была младше всех.
Наташа получила диплом и, чтобы не заниматься домашними делами, поступила в аспирантуру, пользуясь покровительством поклонника – доцента из института.
Семейная жизнь в конце концов дала трещину.
Дядя и тётя развелись, и Илья стал жить в коммуналке в одном из арбатских переулков.
Он ушёл с завода и профессионально занялся фотографией. Я, конечно, тоже увлеклась и приходила к нему в лабораторию печатать снимки. Благодаря ему, я никогда не расставалась с фотоаппаратом, а теперь – со смартфоном. Снимки – это свой взгляд на мир вокруг, чудесные открытия, кладовая личных впечатлений и памяти, доказательства наполненности жизни. Водил меня Илья и в музеи, и на интересные выставки. Подсказывал, что смотреть и читать. Как-то раз дал почитать ксерокопию книги Вересаева 1937 года «Спутники Пушкина». На каждой странице в ней были напечатаны имя персонажа, его портрет, краткая биография и, наконец, взаимоотношения с Пушкиным. Книга произвела на меня впечатление: биографий было так много, что на этом материале явственно проявлялась неслучайность жизненных событий в судьбах людей, неотвратимость поступков и их последствий.
Илья – интересный человек, эрудированный собеседник. Однако наладить свою семейную жизнь у него так и не получалось, несмотря на несколько попыток. По его словам убедительно выходило, что у каждой женщины были свои недостатки.
Я за него переживала. Однажды решила познакомить его с хорошей умной женщиной, моей соседкой. И вдруг поняла, что у них ничего не получится, ведь дело не в женщинах, а в нём самом. Размеренная жизнь с понятной и понимающей его женой для такой личности, как Илья, скорее всего, становится пресной. Его первая жена была яркой и непредсказуемой. Ему была нужна такая же, чтобы надо было за неё волноваться, может быть, даже удерживать на поводке, чтобы не сбежала, и всегда быть в напряжении.
Ушла из жизни его мама, моя бабушка Розина. Для нас это была большая потеря. Мне её до сих пор не хватает. Илья приобрел кооперативную квартиру на окраине Москвы, но комнату терять не хотел и предложил мне в нее прописаться. Мне идея не понравилась. Я с мамой жила в кооперативной малогабаритной двухкомнатной квартире с шестого класса и в коммуналку переезжать не хотела. Дядя стал меня убеждать просто прописаться – на будущее, как запасной вариант.
«Я буду её сдавать за десять рублей в месяц, а ты даже налог платить не будешь, – объяснял он. – Такая сумма налогом не облагается».
Я согласилась, поскольку в моей жизни, вроде, ничего не менялось, а Илья получал моральную поддержку.
Однако, все кончилось неприятностями: через несколько месяцев меня вызвали в налоговую службу, чтобы выяснить, почему я не плачу налог за сдачу комнаты. После моих объяснений инспектор сказал: «Я вам верю, но ваш дядя сдает комнату не за десять рублей».
После этого случая Илья стал уговаривать меня пожить недолго в коммуналке, убеждал, что такую замечательную комнату – с эркером, с лепниной на потолке – он сумеет быстро сменять. Я уступила, немного пожила на новом месте. Илья сменил комнату на другую – на Садовом кольце.
Я вышла замуж. Жизнь переменилась, у меня появились другие обязанности, родственники, сменились приоритеты. Илья перестал занимать привилегированное место в моей жизни. Мы с дядей почти перестали видеться.
Очередные наниматели его комнаты не поладили с соседкой, та пожаловалась в милицию. Меня вызвали и пригрозили, что если я не буду сама жить в своей комнате, то меня из неё выпишут, и я лишусь прописки в Москве. Я сказала дяде, что под угрозой выписки не разрешаю далее сдавать эту комнату. Произошёл крупный разговор и ссора, в результате которой я не захотела и не смогла с ним больше общаться. Когда-то ещё в школе одноклассница мне сказала: «Ты хороший человек, но очень принципиальная». Видимо, она была права.
Прошло несколько лет. Один из наших общих родственников дважды обращался ко мне: «Знаю, что вы в ссоре. Помирись. Илья переживает». Я тоже переживала из-за случившегося, ведь в прошлом у нас так много было хорошего.
Однажды я случайно увидела его в метро. Илья был старый, угрюмый, несчастный. В первую минуту я готова была отвернуться. Но поняла, что если убегу, то никогда себе этого не прощу. И я подошла, поздоровалась. Мы обменялись несколькими осторожными фразами, из которых в подтексте следовало, что всё прощено, и плохое ушло. Оказывается, он этих слов ждал. Мы оба испытали облегчение и спокойно расстались.
Вернулось всё хорошее. Остались светлые воспоминания, добрые чувства, ценные для нас фотографии. И опыт прощения.
ТЁТЯ ДОРА РУЛИТ
Были времена.
Прошли, былинные
В. Маяковский
Мы все из прошлого века, я – из его середины. Это значит, что в детстве я имела возможность общения с родственниками, родившимися в позапрошлом веке. К таковым относится жена старшего брата моего деда, урожденная Дарья Дмитриевна Алексанова. Хочется вспомнить о ней, как о личности незаурядной.
Это была приятного вида блондинка, начитанная, целеустремленная, с хорошими манерами. Она с детства отличалась умом и способностями, что позволило ей, девочке мещанского сословия, учиться вместе с дворянками. К ней, как к простолюдинке, гимназистки относились уничижительно, но для себя Дарья сформулировала так: «Они глупые, а я умная. Я добьюсь в жизни всего, чего захочу».
Годы спустя она ярко описывала мне их неготовность к будущей жизни: «Такие глупые. Одна наивная дурочка даже не поняла, как оказалась в интересном положении. Она не знала, откуда берутся дети. Поднимала руку, просила заглянуть ей в подмышку и спрашивала, не выглядывает ли ребенок».
В мире существуют две силы – деятельная и созерцательная. Дора воплощала деятельную силу. Большинство людей живёт в предложенных обстоятельствах, минимально влияя на ход событий, приспосабливается к обстоятельствам. Ставит реальные цели, гармонизирует свою жизнь, работает, воспитывает детей.
Дора была другая. Она решительно строила жизнь по своему усмотрению и влияла на своё окружение. С детства она мечтала о светской жизни и обеспеченном муже и сумела этого добиться. Макс, её муж, работал на автозаводе у Ивана Лихачева инженером, получал приличную зарплату, имел личный автомобиль. Жили супруги в отдельной квартире в доме на улице Горького, над рестораном «Арагви». Слабое своё здоровье Дора лечила на курортах. Ежегодно ей присылали по почте ящик с недоступной целебной ягодой фейхоа, содержащей йод.
Детей у неё не было по состоянию здоровья. Домашним хозяйством она не занималась, еду не готовила, говорила: «Домработнице надо поставить памятник». В связи с этим выбор её последней квартиры не был случайным. Одним из достоинств было то, что в доме располагался магазин «Диета». Очень удобно, если хочешь еду не готовить, а покупать и разогревать.
Дома она организовала что-то вроде литературного салона. У неё бывал молодой поэт Андрей Вознесенский.
Ее эстетическое чувство требовало перемены имён окружающих, и женские имена в нашей родне изменились: Роза стала Розиной, Анна – Наной. Не зная, что это инициатива тети Доры, я в детстве недоумевала, почему маму зовут так странно – Нана Натановна. Сама Дарья сменила своё имя в паспорте и стала Дорой. Однако, когда началась война, Дора срочно продала автомобиль («У всех реквизируют») и побежала в милицию менять имя снова на Дарью, чтобы её по ошибке не посчитали еврейкой. Там ей отказали.
Дора с Максом несколько раз переезжали. Первый раз они сменили улицу Горького на проспект Мира. В детстве я была в этой квартире на каком-то семейном торжестве. В одной комнате шло застолье, а я одиноко сидела в другой без права встать со стула, чтобы не оставить отпечатки пальцев на полированной мебели, слушала песни в исполнении Клавдии Шульженко с патефона. Годы спустя, приезжая, я всегда просила поставить мне «Три вальса». А меня Дора просила почитать ей стихи поэтов Серебряного века, даже наградила растрепанной книжкой «Чтец-декламатор» 1912 года издания, сделав дарственную надпись.
Долгие годы Дора укоряла мою бабушку: «Розина, у тебя вся жизнь в детях. Они вырастут, и благодарности от них не жди». Бабушка ничего не отвечала – возражений Дора не слушала. Но бабушка была очень обязана Доре. В её жизни был период, когда она жила и воспитывала детей в Москве, а муж служил на Дальнем востоке. Ему, как язвеннику, требовалось особое питание, которое неоткуда было взять. Но нашлась женщина, которая о нём позаботилась. Дед прислал покаянное письмо с просьбой о разводе. Бабушка была в отчаянии. А Дора не растерялась: «Розина, ты не получала это письмо. Напишешь ему то, что я тебе продиктую». Бабушка послушалась. И полетела трогающая душу добрая весточка родному человеку – письмо о дорогих сердцу воспоминаниях, о любви, детях…
Дед вернулся домой и никогда больше не расставался с любимой женой. Они жили очень дружно, о сложном жизненном эпизоде никогда при мне не упоминали. Мама тоже никогда не рассказывала о прошлом. Только её брат, мой дядя Илья, мог огорошить меня какими-нибудь фактами. Например, однажды рассказал, что Дора поведала об архивных сведениях, из которых следовало, что её муж – а значит, мы все – потомки декабриста. Я осторожно спросила: «Значит, если бы не революция, мы были бы дворяне?» А Илья насмешливо отрезал: «Жили бы в черте оседлости».
Однажды Дора показала мне могучую силу своего убеждения. Мне предстояло защищать диплом. Тетя Дора стала убеждать меня, что высшее техническое образование мне совсем не нужно. В красках описала, как одна девушка переутомилась от занятий и подготовки к финальному испытанию: она выступила перед дипломной комиссией, а, закончив, совсем потеряла рассудок и стала свёрнутыми в рулон чертежами бить членов экзаменационной комиссии по голове. Как заботливая родственница, Дора хотела меня уберечь от подобного. Я была впечатлена. Ещё со школы перед каждым экзаменом мне казалось, что я недостаточно готова. Успокаивала лишь уверенность, что я знаю не меньше других. Диплом я успешно защитила.
Дора прожила долгую жизнь и хорошо позаботилась о своей старости. Нашла подходящий пансионат под Москвой на берегу водоёма, где её устроило питание, медицинское обслуживание, культурная программа. Договорилась о двухместной комнате для себя и мужа с хорошим видом из окна. Им там очень понравилось. Изредка я их навещала, заверив, что не простужена. Дора расписывала, как им хорошо, и как «все старушки влюблены в Макса». И по всему было видно, что жизнью своей она довольна сполна.
МАМА. МАМА, МАМА, МАМА! МА-А-А-МА!!!
Памяти старшей сестры посвящается.
Бывает же такое, когда всё хорошо, прекрасно, великолепно! Моя старшая сестра защитила докторскую диссертацию! Большой праздник. Сколько поздравлений и пожеланий виновнице торжества!
Сестра счастлива – она красива, умна, у неё замечательный муж и очаровательная дочка.
Сестре всего тридцать восемь, а она – уже доктор наук, осталось приложить совсем немножко усилий, и – профессор!
Сестра просит слова и говорит:
– Благодарю всех за добрые пожелания, но я хочу признаться: эту работу я не смогла бы сделать без своего соавтора. Это – моя мама!
Все были растроганы, но сестра могла бы об этом и не упоминать. Все присутствующие прекрасно знали, что дом, быт семьи сестры – всё было на маме. А я подумала, что сестра говорит в этот момент не только о сегодняшнем дне, но и том, о чем она рассказывала мне много раз…
Когда моей старшей сестре было пять лет, грянула война.
Первый день эвакуации. Рима говорила, что это был самый страшный день в её жизни! С началом войны мама из заведующей ателье превратилась в санитарку, работала в госпитале. Жили они в Калинине. И, когда немцы приближались к городу, госпиталь стали эвакуировать.
Как вывозили раненых и врачей, сестра, конечно, не знала. Мама с моей сестрой Римой вместе с другими сотрудниками и их семьями должны были ехать в телеге, в которую была впряжена лошадь. Таких телег с лошадьми было несколько. Они стояли друг за другом. Сестра рассказывала, что в телегах кроме людей была уйма каких-то узелков. Наверное, вещи, которые эти люди брали с собой. Народу в телеге было много, сидеть было тесно. Мама и Рима устроились впритирочку, и их сразу же завалили узелками.
И тут к их телеге между людьми стала продираться бабушка, папина мама. Провожающих было полно, и бабушка не могла подойти близко. Она со слезами кричала маме: «Тося, я курочку достала, сварила для Римочки! Возьми ребёнку в дорогу!» Бабушка тянула руку со свёртком, но передать маме курочку не могла. А был в это время холодный октябрь, и мама на всякий случай уже была в валенках. Вытащить валенки из-под узелков было невозможно, но курочка ребёнку в дорогу была так нужна! И мама выскочила из валенок и в одних чулках стала пробиваться навстречу бабушке.
И вдруг, перекрывая шум прощающейся толпы, пронзил пространство нереально громкий детский крик: «Ма-а-а-ма!» Это кричала моя сестра. Она кричала так громко, как только может кричать пятилетний ребёнок. В тот момент, когда мама выпрыгнула из телеги, караван тронулся. И моя сестра поняла, что её увозят, увозят одну, без мамы! И вырвался крик, жалобный и жуткий одновременно. Наверное, в нём было столько ужаса и мольбы, что караван телег остановился. Это была очень важная победа совсем простенькой и слабенькой девчушки.
Мама вернулась в телегу, запрыгнула обратно в свои валенки и обняла дочку. Они счастливо прижались друг к другу. И, конечно, не знали они тогда, что по дороге попадут под бомбёжку, что потеряют и узелок с вещами, и бабушкину курочку. Мама прижимала к себе свою доченьку, своё сокровище, чувствуя, что пока они вместе, всё они преодолеют, и будут у них с дочкой в жизни яркие радостные победы.
В эвакуации мама с Римочкой, попали в город Горький. Их подселили к одинокой немолодой женщине. Её квартира показалась сестре сказочным теремком: там всё было очень красивым, особенно полочки с кухонной посудой. Маму с Римой поселили в маленькую комнату, а в большой проходной комнате жила хозяйка. Она была страшно недовольна подселением и на мамину просьбу выделить какой-нибудь чайник для кипячения воды из тех, что красовались на кухонной полке, ответила отказом.
Как можно было взять что-то из коллекции, собранной с таким вкусом и любовью?
Что делать? Купить негде. Мама расстроенно брела по городу… И вдруг – помойка! И там – чайник! Как же мама была счастлива! Правда, чайник оказался из-под керосина, но, если пятилетний ребёнок ждёт горячего кипяточка… Мама нашла и колонку с водой на улице и кучу чистого речного песка. Чайник был отчищен, блестел и не вонял бензином! Этот вопрос был решён.
Но на следующее утро маме надо было идти получать хлеб по карточкам.
Очередь за хлебом была длинной, стоять нужно было долго. К счастью, пункт выдачи хлеба был во дворе, и его было видно из окна той комнаты, где разместились мама и моя сестра. Мама подвела Риму к окну и велела смотреть из окошка на маму, стоящую в очереди во дворе. И ещё мама сказала, что ни в коем случае нельзя выходить в комнату хозяйки и брать там что-то со стола.
Рима, как послушная девочка, стояла у окна и смотрела на маму в очереди. Но тут из большой комнаты до неё донёсся сильный вкусный запах. Он окутал девочку, как большой, мягкий и тёплый платок и привёл к двери, которую она немножко приоткрыла. Щёлочка была малюсенькой, но достаточной для того, чтобы туда просунулся носик.
На столе в большой комнате девочка увидела тарелку с горячими блинчиками. От них шёл необычайный, волшебный запах – так и хотелось просунуть носик дальше в щёлочку! Но Рима помнила о мамином запрете. Да ещё за шторами на входной двери из коридора в большую комнату она заметила подсматривающую хозяйку. Рима решила просто стоять и нюхать. Но представьте себе, как хочется блинчика голодному пятилетнему ребёнку! Сестре стало страшно, что она не выдержит. Но она поняла, в чём спасение! Сейчас она расскажет всё-всё маме – как ей хочется есть, как ей хочется выскочить из комнаты и есть эти вкусные блинчики, которые испекла хозяйка!
Рима пододвинула стул к окну, залезла на подоконник, дотянулась до форточки, открыла её и стала громко звать: «Мама, мама, мама!..» Все её желания и переживания уместились в этом слове – «мама». Так она кричала очень долго, до тех пор, пока мама не вернулась. Рима смогла удержаться от желания съесть чужой блинчик! Это было очень большой победой очень маленькой девочки!
Конечно, через несколько дней хозяйка поняла, что женщина с девочкой – добрые, милые и не причинят ей никаких неприятностей. Она подружилась с моей мамой. И, когда настало время маме с Римой уезжать, хозяйка плакала, говорила, что полюбила их, что они могут оставаться с ней навсегда. Но счастья окончания эвакуации мама с Римой так ждали! Эвакуация должна была закончиться. Но осталась в памяти на всю жизнь.
Много было пережито. И, конечно, именно об этом соавторстве в работе над докторской диссертацией говорила моя сестра на своём большом празднике.
Как много побед, маленьких и больших, было на пути сестры к этому торжеству. Да, для моей старшей сестры – доктора наук, профессора Рамилии Васильевны – соавтором всех побед была МАМА!
БЛАГОДАРЮ
Мою жизнь столько раз спасали…
Вот, казалось бы, рожденье. Конечно, авторы – мама и папа, но… когда папа вернулся с войны в сорок девятом, им с мамой было уже под сорок, старшей дочери – скоро тринадцать. Младшей не стало ещё в Финскую войну: ясли, воспаление лёгких…
И вот мне подарена жизнь, пока ещё – под сердцем у мамы!
Моя мама не воевала, но ей пришлось столько перенести, что в сорок пятом здоровье было подорвано, начался туберкулёз. Но слава Богу и советским врачам: Крым, Ялта – и мама здорова.
К моему рождению мама готовилась основательно, даже сама сделала ремонт в нашей маленькой квартирке. Пришла пора уже мне рождаться, но я, упрямая, упиралась… Упиралась ногами туда, где положено быть голове младенца!
Привезли нас в роддом имени Грауэрмана. Ночь, хирург отдыхает в гостях. Нашли и вызвали, он приехал. Вот это и был он – мой первый спаситель! Ни имени его, ни фамилии мне никто никогда не называл, да, может, родители и не помнили сами.
Мама была с помутнённым сознаньем. Все, кто рожал, это могут понять. Да и потеря крови была большая. Мама только помнила, что «Пришёл, наконец, маленький такой, пьяненький, весёлый еврейчик…» Вот он-то и сделал кесарево сечение, вынул меня, спас меня и маму. Спасибо ему, спасибо, спасибо!
Ещё один случай. Октябрь, вечер, темно, но не поздно. Я возвращаюсь домой из Дворца пионеров с занятий. Уже иду вдоль дома к подъезду. Я – большая, уже учусь в седьмом классе. Слышу: за мной идёт человек. Пропускаю – мужчина высокий, нестарый, одет прилично, сутуловат.
Вхожу в подъезд, незнакомец ждёт лифта, который медленно спускается сверху. Знаю – нельзя ехать в лифте с чужим человеком. Обхожу мужчину и начинаю подниматься пешком, хоть живу на шестом. Поднялась по лестнице на целый пролёт.
Лифт спустился. Мужчина открыл его, но не вошёл. Огромными шагами-прыжками рванул ко мне, схватил за пальто и стал тянуть вниз. Я, конечно, вцепилась в перила, об угол которых ударилась головой, выдавила шепотом: «Что вам надо?» Он тянул очень сильно. Насильник! И что ему надо было – понятно!
И тут – спасение!
Дверь квартиры на втором этаже открылась. На площадку вышла пожилая женщина, строгим голосом громко спросила:
– Что это здесь происходит?
Невероятно большими прыжками мужик выскочил из подъезда.
Что про спасительницу я знала? Она была из странной семьи, в которой были брат с двумя сёстрами. Все трое – высокие, седые, стройные, спины прямые, лица – гордые, умные, закрытые. Про них говорили – реабилитированные. Произносилось это с уважением и каким-то извиняющимся сочувствием. Имён членов этой семьи я никогда не слышала. Соседи их за глаза называли: брат Акивис, старшая сестра Акивис, младшая сестра Акивис.
Меня спасла младшая. Не испугалась возни в подъезде, за дверью не спряталась, вышла, спасла. Спасибо ей! Светлая, светлая память!
Ещё буду вечно помнить одно утро. Мне уже двадцать четыре года. Конец февраля, всё растаяло, грязно. Скоро весна, и первого марта я в первый раз рожу себе дочку. Но в то утро я – ещё в положении.
Осторожно ступая, иду по делам. Перехожу широкую дорогу, посередине – трамвайная линия. Половину дороги и трамвайные рельсы я уже перешла и стою, жду чтобы перейти оставшуюся половину дороги. И вижу, что приближается, мчится по грязи огромный грохочущий грузовик. Брызги с дороги летят так, как будто включили мощный фонтан грязи.
Я отступаю, чтобы не попасть под грязевые струи. Делаю ещё шаги назад – нет, мало, всё равно окатит, ещё надо отступить. Я готова отступить ещё на шажок – но тут меня в спину что-то отталкивает, не пускает. Это – трамвай по моей спине в пальто прогладил стенкой вагона. Звонок трамвая орёт, как бешеный.
Я остолбенела. Трамвай застыл, проехав немного вперёд. Я оглянулась. Увидела, как женщина-вагоновожатая обессиленно упала головой на трамвайный руль. Трудно даже представить, что пережила эта женщина, какой ужас взорвался в её голове с красивыми каштановыми локонами. Она сделала немыслимое: успела прибавить ход и не дала сделать мне этот шаг. Он был бы последним для меня и ребёнка.
Вот эта женщина, вагоновожатая, она – спасительница наша с дочкой. Кто она, как зовут – не знаю. Только молюсь за неё всю жизнь.
СИМВОЛИЗМ ПОЭМЫ А. БЛОКА «ДВЕНАДЦАТЬ» ИЛИ ЕЩЁ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ
Вот и я очутилась в том времени, которое никто не ждёт. А когда оно всё же приходит, счастливцы, встретившись с ним, восторгаются его прелестями и наслаждаются подарками пенсионного возраста. Да, можно заниматься тем, на что раньше категорически не было времени. И я занялась литературой в доступных кружках.
Одно из заданий кружка – анализ символизма поэмы А. Блока «Двенадцать».
И сразу хлынули воспоминания. Сложные и противоречивые. Воспоминания, о которых не очень легко писать…
…1967 год. Последний класс школы. Замечательной школы: преподаватели, ребята, субботние «Огоньки», регулярные интересные лекции Виноградовой о музыке.
Но самое-самое в школе – театральный кружок.
Каждая премьера нашего школьного театра – это потрясающее событие! Ещё бы! Ведь руководит нашим театром талантливый человек – актёр студенческого театра МГУ.
Он был высоким, стройным, с красивой шевелюрой тёплых русых волос. И лицо у него было каким-то притягательным, хотелось вступить с ним в разговор и смотреть на доброжелательную улыбку этого сильного мужчины, в его выразительные, понимающие глаза. Внешне он был очень интересным, приятным в общении, но – уж очень немолодой, как мне тогда казалось, под сорок. Его дочь была на год старше нас и уже закончила нашу школу, сын учился в каком-то младшем классе.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70956082) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.