Читать онлайн книгу «Зеркало Джека: отражение» автора Кирилл Цыбульский

Зеркало Джека: отражение
Кирилл Цыбульский
Голос приказал Дэну Скалли приехать в заброшенный город, которого нет на картах. Герой должен стать последним пазлом в совершении мистического обряда, который выходит далеко за пределы городка. Но все идет не по плану темных сил. Героя похищают и пытаются с его помощью противостоять злу, готовому на самые безжалостные меры. Наконец, история зеркала Джека разрешится после двухсот лет отчаянных попыток. Чье же отражение останется в истории: добра или зла?

Кирилл Цыбульский
Зеркало Джека: отражение

Часть I. Глава 1. Дэн Скалли
Капитан сказал, что мне надо убраться. Он дал четверть часа на сборы. Я взял все самое необходимое, то, что первым пришло в голову. Места в багажнике оказалось не так много, чтобы вместить тренажер для мышц ног: я подумал о нем первым, ведь голос раздался в тот момент, когда я переступил со сто восьмой ступеньки на сто девятую.
– У тебя пятнадцать минут. Если не успеешь – они расправятся с тобой, – сказал Капитан, и я оборвал провод наушников, обернувшись.
Он всегда появляется без предупреждения. Будь-то поздняя ночь, когда я переставляю книги с алфавитного порядка по цветам, или же раннее утро, за завтраком, когда я оставляю на плите кофе и выбегаю из квартиры. Ему знакома моя наивность, стоит в дверь постучать, как я, не посмотрев в глазок, поворачиваю замок и открываю. Если бы Капитан не предостерег меня, случилось бы что-то плохое, люди в костюмах ворвались бы в мой дом, приехав по вызову Кэт, жалкой старухи, от которой несет, как она утверждает, кошачьей мочой, но я-то знаю, что это ложь. Маразматичка набирает короткий номер всякий раз, стоит дыму просочиться сквозь стены, и в мою дверь начинают стучать. В плохие дни мое тело опухает, набивается камнями, и я не могу пошевелиться. В дверь стучат так громко, что Капитан злится и держит меня в углу, чтобы я не подошел к двери в тот момент, когда ее будут ломать. Он заботится обо мне. И я делаю все, чтобы не разочаровать его.
Сегодня, когда голос Капитана просочился сквозь рев тяжелого рока, я понял, что дело плохо. Никогда еще мне не доводилось слышать крик, пробирающий до костей. Я бросил степпер к входной двери, чтобы не забыть о нем. Занятия спортом успокаивают. Монотонные движения смежные с ритмичной музыкой отвлекают от дурных мыслей. Я делают три-четыре подхода в день: первый – после завтрака, когда предстоит выйти на улицу. Я люблю прогулки, стараюсь совершать их ежедневно с первыми лучами солнца, чтобы избежать встреч с прохожими. Ко второму подходу я приступаю после обеда, стараюсь пройти как можно больше ступеней на бесконечной лестнице и броситься в постель без сил, проспать до самого вечера. Это удается крайне редко, поэтому сразу после пробуждения я надеваю кроссовки и начинаю с первой ступеньки, после чего включаю телевизор и готовлю ужин. Четвертый подход случается тогда, когда телепередач и попкорна не хватает, чтобы заснуть.
Сегодня все кончилось на третьем подходе. Капитан подсказал, что все сбережения и документы лежат в шкафу, между голубым и желтым полотенцем. Я часто бываю рассеянным: падаю, забыв завязать шнурки; меняю по две пары трусов в день, не купив туалетную бумагу. Капитан помогает мне, рядовому, как он ласково называет меня, но даже его стараний не всегда достает.
Проехав несколько десятков километров, я вспомнил, что оставил в духовке ужин. Я забыл приправить куриные ножки, завязав пакет для запекания. Капитан был так строг, начал обратный отсчет сразу после предупреждения, и все, что я слышал, было:
– Двенадцать. Одиннадцать. Они приближаются. Десять.
Порой Капитан повышал голос, подстегивая мою нерешительность, когда я выбирал между электрической зубной щеткой и обычной, черной зубной нитью и белой. Я сваливал вещи в рюкзак, на дне которого растаяло масло, какое я забыл, придя из магазина, положить в холодильник. Когда место кончилось, стал набивать карманы, штанины, хватать все под мышку.
Капитан сказал:
– Три.
В это время я спустился к машине и трясущимися руками пытался вставить ключ в багажник. Солнце давило на меня яркими лучами, прохожие косились, угрожая всем своим видом. Я чувствовал, что они что-то знают, хотел наброситься на них и выпытать наконец все, чтобы они оставили меня в покое, но Капитан не позволил.
Две. Я закинул вещи в машину, отшвырнул в сторону не поместившийся тренажер, захлопнул дверь и пристегнул ремень безопасности. Когда двигатель заработал, я посмотрел наружу. За лобовым стеклом по двору сновали люди. Взрослые шли с детьми, подростки передвигались небольшими группами. Слишком много. Я не смогу.
– Одна. Если не успеешь – они расправятся с тобой.
Голос Капитана сделал свое дело. Я перевел рычаг коробки передач в режим «драйв» и нажал на газ.

Я за рулем уже больше шести часов. Стемнело. Света фар едва хватало, чтобы развеять тьму на узкой дороге. Я перестал ориентироваться в местности, в которой нахожусь, стоило выехать со знакомой улицы. Никогда еще я не выезжал за ее пределы на микробе.
У меня нет карты, нет навигатора, только слова Капитана:
– Дави на газ, они знают, что ты скрываешься от них.
Город закончился. Я должен переждать несколько дней в глуши, подальше от людей и шума. За это время все разрешится. Мои следы смоет дождь, запах сотрет ветер.
Я вышел из машины, чтобы отлить. Я люблю воду: пью ее из-под крана, покупаю в магазине, раскидывая везде, где нахожусь. Вот и в машине, сидя за рулем, я смог дотянуться до трех початых бутылок и опустошил их.
Ночью температура воздуха падает, летний зной превращается в пар от струи мочи, подсвеченной фарами. Вокруг темнота. Изо рта клубится воспоминание, что единственное безопасное место осталось в сотнях километрах отсюда. Последний раз я не ночевал дома в десятом классе. Незадолго до того, как я познакомился с Капитаном. Я был тем еще бунтарем. Очень скоро все отвернулись от меня.
Я вытащил из плотно набитой пачки сигарету и поджег. Вместе с тем, как я не покидал пределы своего района, я никогда не делал перерывы между сигаретами больше часа. Они помогают держать себя в форме не меньше занятий спорта и таблеток. Врачи говорят, что табак убивает. Пусть расскажут это Капитану. После стычки с ним они закурят, как миленькие.
Никотин унял тревогу. Мне даже показалось, что фары стали светить ярче, что тьма расступилась, и я увидел путь, какой приведет меня к покою. Одной дозы оказалось мало. Я вытянул из пачки вторую сигарету и поджег. Умиротворение длилось до тех пор, пока ни зазвонил мобильник.
Вибрация разошлась от бедра по затекшему телу до верхушек качающихся деревьев. Капитан молчал, он не пытался остановить меня.
– Алло, – сказал я.
– Когда вас ждать? – послышался голос. – Вы забронировали номер на восемь вечера, но не приехали.
Я подождал, подумал, а затем улыбнулся. Я все понял.
– Да. Я заплутал. Навигатор барахлит.
– Опишите, где вы находитесь, – сказал голос.
Я осмотрелся. Иначе как полной задницей это место было не назвать, но я побоялся, что мой юмор не оценят.
– Лесная дорога. Ни знаков, ни фонарей, – сказал я.
Голос на другом конце помедлил, а затем ответил:
– Когда был последний поворот?
– Минут двадцать назад, – не раздумывая сказал я, схватившись за голову. – То есть, я хотел сказать, километров семь-восемь назад. Где-то так.
В динамике послышался шорох. Я подумал, что человек, позвонивший мне после полуночи, должен быть обеспокоен моим отсутствием и в то же время его могло раздражать то, что я не смог справиться с тем, чтобы добраться до места назначения или хотя бы объяснить, где именно нахожусь.
– Если я правильно представляю ваше местоположение, то вам осталось около десятка километров. Главное – на ближайшем повороте…
В ухе зашумело. Связь прервалась шорохами и треском, голос рассыпался на нечленораздельные звуки.
– Алло. Алло! – говорил я. – Что мне делать на следующем перекрестке?
– н… п… тр…
В глазах потемнело. Я оперся на капот автомобиля и сжал телефон с такой силой, что экран затрещал. Я в полной заднице. Оставалось всего несколько километров, и я снова оплошал. Вырвав от пачки сигарет часть упаковки, я вытянул сигарету и прикусил. Все, чего я хотел после неудачного разговора, оставившего меня посреди темного леса в полном одиночестве – почувствовать, как дым обжигает горло. Но не успел.
– На ближайшем повороте направо.
Голос Капитана вдохнул в меня новую жизнь. Это ведь он. Он все подстроил. Забронировал номер. Позаботился обо мне.
Я сел за руль и двинулся вперед, не забывая поглядывать по правую сторону, чтобы не пропустить поворот.
– Скажи, куда мы едем? – спросил я.
Капитан помолчал. Он любит нагонять таинственность, оставлять место для моих догадок и рассуждений.
– Это место называется Каттен Фэйт. – сказал наконец он. – Там тебя никто не найдет.

Радиоприемник не передавал ничего кроме шорохов, заставлявших мои извилины шевелиться. Я никогда не был любителем слушать музыку в дороге, да и включи я ее – не прошло бы двух композиций, как я вытащил бы ключ из зажигания. Все, для чего я использовал машину – раз в неделю, в ночь с пятницы на субботу, ездил в круглосуточный супермаркет, купить замороженные полуфабрикаты и блок сигарет. Сейчас же, волочась по лесной дороге, я хотел включить хеви-металл на полную катушку, чтобы разогнать тянувшие лапы тени, разжечь за деревьями огонек, означавший, что я на верном пути.
Капитан молчал. Я пытался докричаться до него, маневрируя между ямами и выбоинами на все ухудшающейся дороге, но не получал ответа. В наших отношениях с Капитаном можно было отследить одну особенность – разговор всегда начинал он.
Дорога сужалась. Песок сменился гравием, я нажал на газ, чтобы не увязнуть в зыбучих камнях. Свет фар не успевал за резкими поворотами, в глазах то темнело, то на мгновение светало, когда выдавалось несколько метров прямой дороги. Я сжимал руль, приблизившись к ветровому стеклу. Я не мог упустить из вида поворот или камень, перед которым надо вильнуть, чтобы не пробить выхлопную трубу. Тени росли, отдалялись. Стоило проехать их, как я замечал острые штыри, утыкающиеся в боковые зеркала и сливающиеся со сплошной тьмой.
По спине стекал пот. Глаза слипались. Я боялся моргнуть и угодить в кювет. Посмотрев на приборную панель, я заметил время. 1:13. После разговора с неизвестным прошел целый час.
За следующий свой взгляд я жестоко расплатился. Мое внимание привлек огонек, загорающийся всякий раз, когда машину раскачивало на глубоких ямах. Бензина осталось на несколько километров.
Я заглушил мотор и вышел из машины. Изо рта валил пар. После комфортного салона с работающим кондиционером руки моментально затряслись. Я засунул сигарету в уголок губ и спрятал руки в карманы.
– Почему тебя никогда нет, когда ты нужен? – бормотал я между затяжками. – Я в полной заднице. Повернул не туда – теперь выбираться. Бензин почти на нуле. Дьявол!
На небе еле заметно светил месяц. Стояла полная тишина. Со всех сторон от меня располагались бесчисленные молчаливые деревья. Лес словно замер в ожидании.
Фитиль догорел и обжог губы. Я выплюнул фильтр и заметил рядом с собой движение. Крошечная тень пробежала у моих ног и юркнула под машину. И без голоса Капитана я догадался, что надо убираться отсюда.
Обойдя машину, я приоткрыл дверь, как показался огонь. Рассчитать расстояние было трудно, свет скрывался за стволами деревьев и уходил за поворот вместе с дорогой. Застыв, как завороженный, глядя на спасительный свет, я упустил из вида то, что происходило рядом со мной. Тени набухли, стали осязаемыми. Нечто задело мою ногу и скрылось за спиной. Я открыл дверь, чтобы сесть за руль и убраться отсюда, к огню, но почувствовал толчок. Он означал, что мне не следует садиться в машину.
Дверь осталась открытой. Я пятился, наблюдая за тем, как едва показавшийся огонь отдаляется. За спиной послышался шорох. Затем справа. Слева. Я ворочался из стороны в сторону, пытаясь предугадать, откуда последует удар, навострил трясущиеся от страха кулаки, но случившееся превзошло мои ожидания. Прямо передом мной раздался рык, и загорелись глаза.
Сердце стучало с такой силой, что я надеялся, Капитан услышит, поймет, что я стучусь к нему за помощью. Только он мог разбудить во мне смелость, отчаяние, с каким следует бороться за жизнь с темнотой и выглядывающими из нее звериными глазами.
Я пятился до тех пор, пока ни оступился, и нога поползла вниз со склона. Я удержался на ногах. Когда осмотрелся – никого не было, лишь тишина и темнота. Я хотел было броситься к машине, но почувствовал, как нечто держит меня, не позволяет сдвинуться с места.
У моего колена вилось существо и издавало знакомые звуки, какие я все никак не мог распознать. Тревога сошла, что-то подсказывало, что я в безопасности, что кому-то нужна помощь не меньше моего.
Здесь, посреди беспросветной тьмы, в отдалении от цивилизации, был кот. Я провел ладонью по загривку, мой ночной гость выгнул спину и коснулся кончиком хвоста моего лица. Впервые за долгое, очень долгое время, я улыбнулся. Жизнь в полном хаосе, окружающим тебя изнутри и снаружи – все равно, что плыть посреди мин, какие то и дело взрываются. Я слышал, что домашние животные успокаивают и дарят положительные эмоции. Но Капитан всегда был против.
Сейчас, когда голос в моей голове молчал, я взял принятие решений на себя.
– Ты, наверное, потерялся, – говорил я коту, которого едва мог различить в тени. – Пойдем, я отведу тебя домой.
Самым простым решением в данной ситуации было отвезти кота в дом, свет из окон которого все еще виднелся за лесной чащей. Я подумал, что, если кот окажется не ко двору в том доме, я заберу его с собой, где бы ни пришлось провести ближайшие дни.
Я поднялся и пошел к машине, дожидаясь, когда кот пробежит между моих ног. Я насчитал одиннадцать шагов, когда тень пропала. Я напрягся, опасаясь того, что новоиспеченный знакомый потерялся или, что еще хуже, был лишь плодом моего воображения, способом вернуться к машине и продолжить путь. Когда я сделал следующий шаг, ответ не заставил себя ждать. Я врезался в багажник и почувствовал прикосновение кота. В отличие от меня, он видел в темноте.
– Привыкай, – сказал я. – Если останешься со мной, моя неловкость не должна тебя удивлять.
Я открыл дверь и жестом пригласил кота запрыгнуть в салон. В этот раз я не наломал дров. Успел убраться из дома, прежде чем за мной пришли. Почти доехал до отеля, где отсижусь несколько дней. Вон он. Виднеется.
Кот не поддавался на мои уговоры. Я прищурился и увидел треугольную тень у своих ног, питомец сидел без движения.
– Ну уж нет. Прости, приятель, но пешком до отеля я не пойду, тебе придется залезть в машину, – я наклонился к коту и заметил ошейник, обхватил под передними лапами и оторвал тень от земли.
К моему удивлению, кот был теплым и мягким, живым, несмотря на едва уловимый вес. Первым делом я принялся разглядывать ошейник, проведя пальцами, я чувствовал выгравированную надпись. Мне стоило немалых усилий, но усердность и покорность кота дали плоды. Обычно на ошейниках оставляют номер телефона хозяина или кличку животного. В этот раз оказалось второе. Я различил буквы и удивился. Дог.
– Должно быть, твой хозяин весельчак, – я повернул кота к себе лицом, заглянув в глаза. Стоило им раскрыться, как из меня вышел весь дух. На меня уставилась пара человеческих глаз, зеленых, как изумруды. Я не успел выпустить животное из рук, как оно взмахнуло лапой и рассекло кожу под глазом.
Я оперся о машину, вытирая сочившуюся кровь. Передо мной взметнулась пыль, блеснули десятки разъяренных глаз. Я пнул пустоту и в ответ почувствовал жалящую боль. Когти впились в бедро. Я согнулся, и клыки проткнули грудь, шею. Кровь сочилась из меня, как из пробитой канистры.
Тени сгустились, окружили меня. Горящие в кромешной тьме глаза напомнили звезды.
Когда я упал на колени, в голову пришла пугающая мысль: они целятся, знают, куда бить. Я сплюнул и оскалился, почувствовав на деснах привкус металла.
Капитан молчал, он не собирался прощаться со мной. Я был готов молить о пощаде, шипение приближалось, я чувствовал шепот воздуха от вьющегося клубка шерсти, наполнявшего пространство возле меня. Раны свербели, в голове проносились картинки из жизни. Я едва сдержался, чтобы не заплакать оттого, насколько быстро они исчерпались. Моя жизнь не стоила ни гроша.
Я успел похоронить себя, когда тени вдруг растворились, звезды погасли. Стало так тихо, что я отчетливо услышал удар, пришедшийся по затылку, и мир вокруг выключился.

Глава 2. Неизвестный
Была полночь. Луна освещала поверхность лесного озера. Ветер стих, и человеку за деревом приходилось вести себя незаметно. Мэри была на другом берегу озера, она сидела, опустив ноги в воду и наблюдая за тем, как тьма поглотила их. Поначалу она сдерживала чувства внутри, лишь сжимая мокрый прибрежный песок и швыряя его в воду. Спустя несколько минут жалость к себе взяла верх, и Мэри заплакала. Неизвестный видел, как она закрыла лицо руками, как грудная клетка дрожала в свете луны. Мэри была очаровательная.
Неизвестный следил за ней из-за дерева. Он видел всплески воды, слезы, крик, согнавший с макушек сосен птиц. Неизвестный видел каждое проявление опечаленной девушки и мог наблюдать за ними вечность. Обхватив ствол дерева одной рукой, другой неизвестный залез в карман и ощутил твердость. Проведя пальцами по всей длине, он одернул руку и напомнил себе, что время еще не пришло. Он должен подобраться ближе, чтобы получить удовольствие.
Ветка под ногой хрустнула. Плач прекратился, и Мэри посмотрела на другой берег озера. Неизвестный знал, что она ничего не могла различить в глухой темноте, но все же пригнулся, спрятавшись за деревом.
– Кто здесь? – спросила Мэри, выждав некоторое время, находя в себе силы произнести следующую фразу столь же уверенно, как и первую: – Скоро за мной придет муж! Я не одна!
Голос отразился от водной глади, зашелестел ветвями и разразился воплем плача. Мэри не выдержала жестокости собственной лжи.
Неизвестный вышел на тропу, проходящую вокруг озера. Глаза его привыкли к ночи, он различал светлеющую ленту дороги, оставаясь невидимым для Мэри. Она боится, что из леса выйдет дикий зверь: волк или медведь, но она не знает, что на самом деле ее окружает лишь один хищник.
Подобравшись ближе, неизвестный заметил, что Мэри спустила платье до пояса. Она смотрела в воду, как завороженная. Аккуратная грудь выглядела белой в лунном свете.
Неизвестный не боялся оставить следы, останавливался, оборачиваясь, чтобы разглядеть узоры подошвы, представляя, как через несколько дней по ним будет идти ищейка, пока ни заскулит от безысходности.
Мэри переступила через платье, отбросила его ногой. На ней не было нижнего белья, что говорило о готовности добиться внимания возлюбленного самым беспринципным способом. Тем не менее, Мэри была одна посреди леса и заходила все дальше в воду.
Когда неизвестный поднял ее платье и вдохнул аромат слез смешанных с потом, Мэри стояла в озере по ребра. Она обернулась, услышав грохот. Черный человек бросил сумку с необходимыми инструментами рядом с ее обувью.
– Кто вы? – спросила Мэри, прикрыв торчащие от холода соски.
Какое-то время неизвестный смотрел на нее, не находя слов. Она была слишком красивой, чтобы тратить время на разговоры. Однако он хотел провести с Мэри как можно больше времени, поэтому должен был расположить к себе.
– Меня зовут Скотт. Я рыбачил на другом берегу, когда заметил тебя, – сказал он.
– И зачем вы пришли?
– Мне показалось, ты хочешь что-то сделать с собой. Что-то плохое.
Мэри задумалась. Она дрожала, но выйти из воды означало не только приблизиться к незнакомцу, но еще и сделать это обнаженной.
Наслаждаясь юным телом Мэри, Скотт снова заговорил:
– Ты плачешь?
– Нет, – ответила девушка, стерев со щеки влажный след.
– Тебе лучше одеться. Летние ночи теплые только для пьяниц.
Скотт протянул Мэри платье и отвел глаза, давая понять, что не станет смотреть. Через мгновение девушка оделась и села на берегу. Зубы стучали, колени тряслись с такой силой, что Мэри закапывалась все глубже в песок. Не дождавшись приглашения, неизвестный сел неподалеку и открыл сумку.
– Будешь? – предложил он, откупорив бутылку с мутной жидкостью и сделав глоток.
– Что это?
– Пьянице все равно, что за пойло, главное, чтобы утоляло печаль.
Мэри понравился слоган, и она взяла бутылку, принюхавшись к горлышку. Запах заставил ее скорчиться, но холод окутывал все сильнее, так что выбора не оставалось. Она отпила глоток и едва сдержала рвоту.
– Какое же…
– Дерьмо, – продолжил вместо нее Скотт. – Знаю.
– Как вы это пьете? – спросила Мэри.
– После третьего литра даже бензин становится сладким.
Луна опускалась. К рассвету она оказалась бы против того берега, где теперь уже сидели двое, но у незнакомца не было столько времени.
– Что тебя привело сюда? – сказал Скотт.
– Я хотела утонуть.
Бутылка опустела наполовину. Мэри согревалась, напиток казался все приятнее.
Они просидели на берегу около часа. О чем может говорить убийца и жертва? Один – пытается искупить грехи до того, как их совершит; другой – сбивает цену жизни до разбитого сердца каким-то деревенским придурком, отчего грех кажется правым делом.
Допив вторую бутылку домашнего вина, крепленного спиртом, Мэри поднялась. Голова закружилась, движения стали неловкими, и девушка едва удержалась, чтобы не упасть в воду. Сохранив равновесие, она протянула руки к небу и прокричала:
– Ненавижу! Ненавижу тебя!
Скотт не знал, к кому обращалась Мэри, к человеку, не ответившему ей взаимностью, или к тому, кого люди называют богом, но девушка явно получала удовольствие от выплеснутых эмоций. Мэри кружилась, падала, требовала, чтобы незнакомец достал еще бутылку. Но у него ее не было. Тогда она подошла и сказала:
– Я хочу танцевать. Вставай.
Ее новый знакомый, Скотт, поднялся, отряхнув руки от песка. Мэри положила одну его руку себе на пояс, другую обхватила пальцами и толкнула, считая:
– Раз… Раз, два, три. Раз…
Она называла это вальсом. Говорила, что научилась танцевать перед школьным выпускным, но облажалась на глазах десятков зрителей. Придурок-партнер наступил на ногу, и Мэри упала.
– Так и знала, что нужно было выпить перед танцем. Мандраж сковывал движения, заставлял думать о взглядах зрителей, нежели о самом танце.
– Все это не важно, – сказал Скотт.
Мэри раскрыла глаза шире и улыбнулась. После двух литров вина она смотрела на Скотта не как на шорох дикого зверя по ту сторону озера, а как на близкого человека, каким оказался незнакомец. Скотт заметил во взгляде искры, каких не встречал прежде.
– Скотт, – сказала Мэри. – Ты считает меня симпатичной?
– Да.
– На что ты готов, чтобы я стала твоей?
Скотт остановился, боясь сбиться с ритма и наступить на ногу. Он следил за Мэри несколько дней, чтобы точно ответить на этот вопрос.
– Повернись, – сказал незнакомец.
Она и не думала ослушаться. Мэри и Скотт вились в едином темпе, несмотря на то, что Скотт остановился, а Мэри продолжала кружиться. Перед ними была луна, освещавшая все без прикрас.
Когда Мэри повернулась спиной, Скотт подошел ближе, собрал волосы и перекинул через плечо, к груди.
– На что я готов, чтобы ты стала моей? – сказал он. – На то, чтобы сделать твою жизнь вечной.
Неизвестный не видел лица Мэри, но был уверен, она улыбалась. Она закрыла глаза, ожидая, что он приступит к поцелуям.
Одним движением неизвестный вытащил из кармана пакет и надел его на голову Мэри, сжав так, чтобы воздух кончился после первого же вдоха. Ноги девушки подкосились, ногти пытались впиться в глаза неизвестного, но силы быстро кончились.
Неподвижное тело упало на мокрый песок, освещаемый полной луной. Неизвестный достал из кармана нож, открыл сумку и сделал то, что должен был.

Глава 3. Дэн Скалли
– Ты попался, придурок! Пропустил поворот к отелю, о котором говорил управляющий по телефону, заехал так глубоко в лес, что им и напрягаться не пришлось. Ты сам угодил в их ловушку!
– Кто они?
– Шевели мозгами, болван! Что-то еще завалялось в черепушке?
– О ком ты говоришь?
– Мать честная! Управляющий взял задатком половину стоимости номера на пять ночей. Наверняка рассчитывал, что мы можем опоздать или не приехать вовсе, чтобы присвоить себе легкие деньги. Попадись он мне, я бы три шкуры содрал!
– Ты перевел мои деньги, не сказав ни слова?
– Твои деньги? У нас все общее, забыл? Мы даже одежду одну носим. К тому же, в тот момент ты выбирал, какого цвета трусы запихнуть в рюкзак, я не хотел тебя отвлекать.
– И сколько же ты перевел?
– Знаешь, о чем тебе стоит думать? Как бы я ни старался предостеречь, ты снова и снова попадаешь в неприятности. Разуй глаза! Посмотри, где ты находишься! Это чертов подвал! Все еще переживаешь за деньги, которые я потратил на убежище, чтобы избежать всего этого?

Свет обжигал веки. Когда я открыл глаза, тьма расступалась какое-то время, прежде чем я смог осмотреть место, где нахожусь.
Капитан оказался прав. Серый, мрачный подвал с плесневелыми пятнами грунтовых вод на стенах. Тело окоченело от холода и позы: кисти рук стягивала тугая веревка за спинкой стула, точно такая же, как на скрещенных щиколотках. Я пошевелился, и по телу прошел разряд боли, казалось, конечности медленно отрывают от туловища, чтобы я смог прочувствовать каждую рассеченную клетку кожи, услышать треск костей.
Напротив меня была лестница. Некоторые ступени сгнили, треснули или вовсе обрушились. Кем бы ни был мой похититель, он хотел, чтобы я страдал не только физически, от невыносимой боли свежих ран и заломленных сухожилий, но еще и морально, глядя на путь к спасению, будучи практически на первой его ступени, но без возможности подняться наверх.
Я проклинал себя за пропущенный поворот, за все, что мог припомнить за вот уже десять лет знакомства с капитаном. Не просто знакомства, а своеобразного симбиоза. Впервые я услышал его на уроке физкультуры в школе. Теперь уже сложно представить, что я всегда был одним из самых спортивных учеников, выносливым и сильным. Все изменилось в один день. Я стоял на старте с Эл, всматриваясь в сигналы учителя, которому оставалось лишь опустить руку, чтобы мы бросились к финишной черте. Я бежал в паре с девчонкой, потому что она мне нравилась, а ей нужен был зачет по стометровке. Она считала, что, если будет гнаться за тем, кто быстрее нее, покажет лучший результат.
Мы отставили одну ногу, отвели руки, чтобы в нужный момент взмахнуть, разрезав воздух. Эл услышала: «Старт!» и бросилась вперед. Я же пересек линию и обмяк, потому что Капитан сказал:
– Слабак. Не мог придумать ничего лучше, чтобы добиться ее внимания. Она просто пользуется тобой, ты же знаешь.
Эл получила зачет. Все посмеялись над ней, решили, что я пошутил, согласившись помочь. Я сделал вид, будто так и было. Эл сказала, что не заметила, как я отстал на старте. В этих словах я услышал подтверждение голоса Капитана.
Он частенько говорил то, о чем я лишь иногда втайне от самого себя догадывался. Капитан раскрывал мне суть вещей, говорил, что учеба неважна, лучше друга, чем он, не найти, и вообще люди непредсказуемые и опасные. Так в конечном итоге Капитан стал моим единственным собеседником.
– Хватит скулить, – сказал Капитан, услышав мои мысли. – Мы не одни.
Он заставил меня вновь посмотреть на лестницу, и тогда я понял, что он имел в виду. На одной из ступеней сидел черный кот с повернутой набок головой и изучал мое жалкое бормотание.
При виде кота я вспомнил ночь. Не знаю, какое сейчас время суток, но человеческий взгляд из-под кошачьей морды я никогда не забуду. Я не сомневался, что передо мной был тот самый кот, который вился у моих ног и впивался когтями в кожу. Последнее, что должно было уметь делать это существо, – издавать голос.
Я смотрел коту прямо в глаза. Я где-то слышал, что животные не любят человеческий взгляд. Не знаю, так ли это на самом деле, но сидящий передом мной кот смотрел на меня в ответ, не двигаясь, даже не моргая.
Капитан молчал. Я был наедине со своим похитителем и старался соображать. Будь со мной здесь капитан, он бы так и сказал: «Соображай, недотепа, твоей шкуре грозит опасность».
Что делают в подобных ситуациях в фильмах? Не тогда, когда на тебя уставился кот, а когда ты приходишь в себя в подвале, связанный. Я никогда не любил геройские фильмы, с еще большим недоверием относился к фильмам ужасов. Так что первым, что мне пришло в голову, был жалобный крик, попытка пронзить бетонные стены писком в надежде, что поблизости есть тот, кто не останется равнодушным.
На деле же все обстояло иначе:
– Что тебе нужно? Зачем было меня похищать? – говорил я обездвиженному коту. – У меня нет денег, я живу в однушке в старом районе и выношу мусор только по нечетным числам. Черт!
Голос сорвался. Вдобавок к слезам, означавшим осознание безнадежности ситуации, я вспомнил, что забыл вынести мусор. День, другой, и остатки еды испортятся, поднимется смрадный запах. Только если… я вернусь домой и застану этот кошмар.
У меня тряслись руки. Постепенно дрожь дошла до ног, и тогда мое тело одолела такой силы судорога, что ножки стула застучали о бетонный пол. Мои мышцы, каждый их квадратный сантиметр, словно сжимали тески, мешая крови и кислороду двигаться в нужных направлениях. Тело искривилось, из приоткрытого рта потекли слюни, легкие перестали принимать воздух. Ходящий ходуном стул наклонился вперед, раскачался и замер на мгновение на задних ножках. Не смыкающий до того с меня глаз кот моргнул и ожил: зевнул, потянулся. Стул повторил движение маятника, из моего рта проступила пена, я мычал капитану, что нуждаюсь в его помощи, но оказалось слишком поздно.
Я откинулся на спинку стула и почувствовал, как тот накренился и вот-вот грохнется на пол. Кот заметил то же. Он запрыгнул на меня, перевесив в сторону спасения, и сбил темп судороги.
Я кричал Капитану:
– Спаси! Я вот-вот сдохну! У меня начался припадок.
Но он молчал. До тех пор, пока мы оба не взвыли от боли.
Кот махнул острыми когтями и оставил три симметричных разреза на моей груди. Я очнулся, и меня вырвало. В мозг снова поступил кислород, сердце закачало кровь по венам.

Первый приступ случился на приеме у психолога. Женщина в круглых очках, сером пиджаке с приподнятым воротом и копной седеющих волос, заколотых спицами, следила за каждым моим движением. Когда я зашел в кабинет, она сказала:
– Добрый день, молодой человек. Меня зовут миссис Телнел.
Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться в голос. Психологу, которого мне назначил психотерапевт, на вид было лет пятьдесят, хотя короткая стрижка, яркая губная помада и вызывающий цвет лака для ногтей, могли скрывать еще десяток-другой. При первом же взгляде на нее мне показалось, что плохо скрываемая усмешка ударила по ее самолюбию. Я хотел было выпалить что-нибудь остренькое, что в подростковом возрасте делал не хуже задир, издевающихся над младшими школьниками, но сдержался. Я мог вывести из себя любого, но вид миссис Тернер с ее картавым языком, подсказал мне, что не стоит атаковать. По крайней мере, пока.
После приветствия, не размениваясь на любезности, психолог выдала мне несколько листов с тестами. Слушая ее громкое дыхание, я думал, что она смотрит на меня, следит не только за выбранными вариантами ответов, но и за тем, как долго я изучаю задание, и это вызывало во мне волны смеха. Я до последнего считал, что решаю тесты только потому, что миссис Тернер не хочет со мной разговаривать, боясь столкнуться с насмешкой.
Когда я закончил, психолог изучала ответы, что-то помечала на листочках, пока я барабанил пальцами по столу, изнемогая от тишины и безделья. Тогда еще во мне было столько энергии, что хватило бы, чтобы обеспечить работу атомной электростанции, как говорили иногда некоторые учителя.
Я изучал кабинет психолога. На стенах висели почетные грамоты и сертификаты, рисунки, очевидно, детские, поскольку напоминали скорее мазню левой пяткой, нежели визуализацию мыслей, а также фотография, где миссис Тернер стояла в окружении каких-то людей на фоне серого четырехэтажного здания, от какого веяло холодом. Тогда я еще не знал, что спустя несколько месяцев буду называть это место домом.
– Вы слышите голоса? – спросила женщина, поправив очки на носу.
– Только что слышал. Ваш, – ответил я без издевки, восприняв вопрос быстро и плоско.
– Я имею в виду в голове, – пояснила миссис Тернер. – Вы общаетесь со своим внутренним «Я»? Поймите, это нормально. Внутренний голос становится первым собеседником человека, когда он еще не умеет выражать свои эмоции и чувства иначе, как капризами.
К тому времени я провел в кабинете психолога не меньше часа, ответил на глупые вопросы теста, на подобие: «Вы когда-нибудь хотели причинить себе боль?» – да, сразу после того, как прочитал это. Я вытерпел хриплое дыхание миссис Тернер, когда та проверяла мои ответы, но, услышав прямой вопрос, на который не было вариантов ответа, я задумался. Почему-то мне казалось, что от ответа зависит, ни много, ни мало, моя судьба.
Порассуждав со своим внутренним голосом, я ответил:
– Да, общаюсь. Честно говоря, это он заставил меня ответить.
Я состроил гримасу наподобие той, что бывает у клоуна на детском празднике, когда он пытается развеселить кого-то, но в итоге доводит до слез. Миссис Тернер осталась при нейтральной мине, не выражающей ничего кроме железного спокойствия, как бы говоря: «Я видала экземпляры и покруче».
– Вы ответили, что время от времени стараетесь оградиться от окружающих людей. Почему? – спросила психолог.
– Люблю бывать один. Компании быстро надоедают.
– Так было всегда или что-то изменилось в последнее время?
Я задумался, поднял голову к потолку, заглянул в окно, увидев раскачивающиеся на весеннем ветру деревья. Заметив плавные движения, я почувствовал, как они притягивают меня. Мне захотелось сесть на подоконник, просунув ноги через решетки, какие были в этом здании на окнах каждого этажа, и раскачиваться вместе с ветвями.
В памяти всплывали картинки из детства. Ладони перед глазами расходятся, и я вижу несколько лучших друзей с праздничными колпаками. В центре стола, прямо передо мной, торт с горящими свечами. Огонь такой красивый. Через него взбитые сливки кажутся розовыми. Я приближаюсь к торту. Друзья сидят с надутыми щеками, чтобы случайно не задуть свечи вместо меня. Я обвожу их взглядом и слышу, как кто-то шепчет на ухо: «Не забудь загадать желание». Я делаю глубокий вдох и разом заставляю огонь исчезнуть. За столом поднимается гул аплодисментов.
– Дэниель? Все в порядке?
Миссис Тернер отрывает меня от мыслей. Я стал замечать за собой, что порой отвлекаюсь от действительности и могу пропускать все мимо ушей. Такого раньше не было, и мне становится страшно. Что со мной?
– Да, – ответил я, придя в себя.
– Отлично. Мне повторить вопрос, или вы его помните?
– Я уже ответил на него, – сказал я, осматривая комнату заново, узнавая в знакомых деталях что-то новое, что доставляло мне дискомфорт. – Раньше со мной такого не было.
Я заерзал на стуле. Принятая несколькими минутами ранее, поза показалась неудобной. Я подтянул штаны, сел. Закинул ногу на ногу. Поднялся, чтобы приспустить брюки, давящие на живот и вызывающие рвотные позывы, вернулся на место. Голова закружилась, руки отяжелели и упали вниз со стула.
Я не выношу тишины. Говорите! Говорите, черт бы вас побрал! Только не тишина. Только не…
– Вот, возьмите, – женщина протянула мне бумажный пакет, сопроводив это действие надежной улыбкой.
Вырвав пакет из рук, я заполнил его всем тем, что подпирал туго застегнутый ремень. Спустя десять секунд я откинулся на спинку стула, сжимая в кулаке тяжелый пакет с рвотой, словно это была фляга со спиртом, после глотка которого по телу распространилось тепло.
– Спасибо, – сказал я, вытерев рот. – Так на чем мы остановились?
– Вы говорили о Капитане. Он дает о себе знать время от времени, так ведь?
Я выпрямился, не сводя взгляд с женщины, занимавшей добрую часть своего скромного кабинета. Ее пышная грудь лежала на столе за баррикадой сложенных в замок пальцев. На покрасневшей коже шеи проступила морось. Психолог поправила очки, и я услышал голос:
– Эта сучка лжет! Она знает обо мне из рассказов мисс Блю. Ты не говорил ей ни слова.
Моя рука дернулась, едва не расплескав содержимое бумажного пакета, когда я услышал голос, похожий на гром, доносящийся со всех уголков тесного кабинета. Я замялся, осматриваясь в поиске того великана, кому мог принадлежать бас.
– Он снова что-то сказал? – спросила миссис Тернер. – Скажите, что именно?
Я не знал, можно ли доверять этой женщине. Все складывалось хуже некуда. Мисс Блю, мой психотерапевт, направила меня в кабинет номер тринадцать, к психологу, сказав, что со мной лишь побеседуют, больно не будет.
– Ложь! – сказал голос. – Тебя ждет адская боль! Они прикуют тебя к постели с плесневым матрасом и будут пичкать таблетками, уколами, пока ни затихнет не только мой голос, но и твой собственный. Ты превратишься в овощ, в зомби, сидящего на колесах только для того, чтобы волочить никчемное существование, отмечаться в журнале психбольницы, что ты не представляешь угрозы для общества.
Руки затряслись. Пакет с блевотой растекся по полу. Я хотел было что-то сказать, но губы не смыкались, голова начала отрицательно кивать, набирая все большую амплитуду. Стул подо мной раскачался, и я опрокинулся назад, зажмурился, предвосхищая удар, но его не последовало. Я открыл глаза и увидел крошечные глазки миссис Тернер, стоявшей за мной и контролировавшей мое состояние. Она не дала мне упасть.
Я знал проверенный способ избавления от судороги – упасть лицом вниз с кровати или начать биться головой о стену. Принято считать, что сумасшедшие делают это из-за навязчивых идей, однако на самом деле большинство из нас пытается заглушить голоса, почувствовать хоть что-то, кроме навязчивых мыслей, даже если это что-то – боль.
– Смотри, – говорит миссис Тернер сверху. – Мы сделали эту фотографию в прошлом году.
Психолог протянула мне фотографию в деревянной рамке с пластмассовым стеклом. Персонал больницы заботится о каждой мелочи, пытаясь обезопасить нахождение здесь пациентов. Я сверил фотографию с той, что несколькими минутами ранее разглядывал на стене. Она исчезла, стало быть, миссис Тернер сняла ее, чтобы показать мне.
– Узнаешь себя? – спрашивает она.
Узнаю ли? Я пришел сегодня на прием к мисс Блю. Успел даже заблудиться в одинаковых коридорах, не знал, где находится десятый кабинет, куда у меня была запись на тринадцать часов. Я в этом месте впервые, черт возьми!
Миссис Тернер мягко обхватила мой указательный палец и поднесла к одному из пациентов на фото, стоявших в серой пижаме на дворе стационарного отделения для душевнобольных. Я почувствовал приятный запах духов, тепло человеческого тела, забыв про корявую речь психолога, про идиотские вопросы теста.
– Вот, смотри. Лысый, со шрамом на голове, – ее голос струился, как родниковая вода, пробившаяся сквозь толщу земли и залежи горных пород, его хотелось слушать, прильнуть к плечу и наслаждаться. – Ты хотел себе модную прическу, но не смог усидеть на месте, и парикмахер задел твою голову, помнишь?
Я незаметно кивнул, хотя память была скомкана, и разобрать в виднеющихся из кома буквах нечто знакомое, было невозможно. Я доверился миссис Тернер. Она помнит все лучше меня.
– Только посмотри, какой ты тощий, – сказала она. – Нам было нелегко с тобой, но мы справились. С твоей помощью. Ребенку нелегко пережить гибель родителей. Особенно такую… Но мы уже очень близки к победе. Капитан скоро замолчит.
Мне ничего не оставалось, как устремить взгляд на женщину, которая верила в меня. Я потерял свою личность, потерял прошлое, но будущее, как уверяла миссис Тернер, еще можно было спасти. Тогда, глядя на лысого мальчугана с перекошенным в попытке улыбнуться лицом, я не узнавал себя. Я не мог поверить, что спортсмен в одночасье окажется рядовым.
– Скажи, чтобы эта шлюхина дочь облизала мои яйца, если думает, что ее внушения помогут тебе, – гонгом послышался голос Капитана. – Ты мой, Дэниель!
Я вырвался из рук миссис Тернер и со всей силой приложился о стол.

Закончив вылизываться, кот насторожился. Уши вертелись в разные стороны, словно локаторы, хвост выгнулся в упругую пружину. Передними лапами кот опустился на ступень ниже и принюхался к полу.
Попытки докричаться до Капитана ни к чему не привели, я сидел, свесив голову и чувствуя, как сухожилие за сухожилием растягивается и рвется. Тишина зажимала мне уши, шорохи и другие звуки, то и дело проникающие в сырой подвал, казались далекими, нереальными.
Все изменилось, когда кот спрыгнул на пол и покрался в мою сторону. В тот момент я услышал писк и понял, что помимо меня и черного кота здесь есть еще кое-кто. Крысы.
Писк усилился, умножился, и мне стало не по себе. Я машинально поджал ноги, но веревка впилась в мясо и позволила лишь закричать во весь голос.
Я бормотал что-то себе по нос, призывал и проклинал Капитана, ругал себя за решение повернуть на ту чертову дорогу, где меня встретил кот. Я шептал, слыша шипение кота за моей спиной. Оставалось лишь гадать, какие еще сюрпризы скрывает подвал, один ли здесь человек. Когда шипение сопроводилось отчетливым лязганьем когтей о бетон, я заговорил громче:
– Господи, только не так, не здесь, прошу тебя. Я слишком несчастен, чтобы заканчивать в грязном подвале. Я забыл вынести мусор.
Шипение переросло в рявканье. Я понимал, что за моими глазами происходит то, от чего, возможно, зависит и моя судьба.
Я зажмурился, стараясь отвлечься от животных звуков, но услышал то, чего никак не ожидал. Вразрез противостоянию за моей спиной новые звуки доносились сверху. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вслушаться и поверить. Ключ вошел в замочную скважину.
Дверь простонала о том, что за порогом появился хозяин. Я услышал наверху голоса. Много голосов.
– Тихо, Триш, тихо! – голос был звонким и твердым, хотя в нем и слышались нотки старости. – Эти твари дразнят тебя, хотят отвлечь от истинно важных дел.
Одна нога неуверенно опустилась на ступеньку так, что я видел лишь ботинок. Жесткая коричневая кожа на высокой подошве. Следом за правой ногой опустилась трость, только затем левая нога. По перилле съехала большая ладонь с надутыми сардельками пальцев, словно покрытых воском. От одного их вида мне стало не по себе.
– Тихо, Триш! А ну иди к папочке!
Рявканье тут же прекратилось. Кот послушался хозяина и взбежал по лестнице к его ногам.
– Вот так, – сказал незнакомец, когда кот, которого он называл Триш, завился у ног, не обращая внимания на писк и шорох в полу. – Ну, кто там у нас?
Кот мурлыкал, а я кричал Капитану:
– Помоги! Помоги, черт тебя дери! Почему тебя никогда нет рядом, когда ты нужен?
Тишина расступилась. Незнакомец выслушал питомца и медленно, переставляя одну ногу за другой, спускался в подвал.
Я увидел его в полный рост, когда между нами оставалось пять ступеней. Кривые, разъезжающиеся в разные стороны ноги. Отросшие черные ногти, держащие трость. Выставленные вперед плечи, как у лыжника во время прыжка, и горб, оттягивающий шиворот старой серой жилетки. Круглое, обросшее седой щетиной от ворота до глаз, лицо. Обвисшие мочки ушей, густые брови. Слепые глаза.
По моей спине заморосила дрожь. Кровь стыла в жилах, я не мог дышать, хотя судороги не было. Был лишь страх. Такой чистый, что голова шла кругом, по телу разливался то жар, то холод.
Старик откашлялся. Я слышал каждый всхлип мокроты, поднимавшийся из легких.
– Меня зовут Дог, – сказал он склеенным от выделений голосом и сплюнул. – Добро пожаловать.
Между моих ребер сочился образовавшийся от открытой двери сквозняк. Где-то в подвале было окно или щель, отметил про себя я. Но какой от них прок, если мои руки связаны, а напротив стоит зверь, заперший меня в сырой яме?
– Скажи, как твое имя? – спросил старик.
Я демонстративно отвернулся, но скоро вспомнил, что старикашка не видит ни бельма. Не знаю, как лучше общаться с похитителями и маньяками наподобие этого. Я молчал, ожидая дальнейшего развития событий.
Дог щелкнул пальцами. Сидевший у его ног кот бросился ко мне и запрыгнул на колени. Я зажмурился, ощущая его дыхание у своего уха, а затем услышал голос и вздрогнул, думая, что он раздается из уст животного. Хотя в какой-то степени так оно и было.
– Поверь, я знаю о тебе куда больше твоего имени. Например, зачем ты сюда приехал.
Сердце забилось чаще. Мне казалось невероятным сказанное слепым стариком. Когти кота впивались в грудь, его сердце билось в такт с моим. Меня одолевала тревога. Капитан молчал, не взирая на всю ту боль, что я испытал в последний час. Я рисковал вновь провалиться в воспоминания, в контролируемые видения, как называла это миссис Тернер. Я был способен на все, находясь в них. В реальном же мире я рыдал от страха, слыша, как у одного уха скребутся крысы, а у другого дышит кот.
В конце концов, я выпрямился и раскрыл глаза, оцепенев от увиденного. Старик стоял прямо передо мной. Это его дыхание упиралось мне в шею.
– Я не люблю игры, Дэниель. – сказал он, обдав меня струей кислотного пара изо рта, отчего засвербело в носу. – Ты здесь не случайно, и моя цель рассказать тебе обо всем.
Дог смотрел мне прямо в глаза. На мгновение я засомневался, что он действительно слеп, однако мутная пленка, застилающая радужку, говорила сама за себя.
Отдышавшись, я осмотрел старика снова. Неуверенная стойка, чуть дрожащие руки и колени, сгорбленная спина. В этот момент меня осенило. Дог физически не мог притащить меня в подвал. Несмотря на то, что он был плотно сбит, небольшого роста, что придавало устойчивости, мою тушу Дог бы не потянул. Каким бы он ни был фокусником, коты тоже не в состоянии сделать это. Оставался лишь один вариант – ударил меня по голове и усадил на стул кто-то другой, сильный и беспринципный.
Мне ничего не оставалось, кроме как заговорить с Догом. Если в моем похищении замешан кто-то большой и сильный, мне лучше вести диалог со стариком.
– Где я?
Мой вопрос вызвал у Дога улыбку. Стоило сморщенным губам разойтись, как я увидел гнилые зубы и белый язык, облизывающий бледные десна.
– Пока тебе стоит знать лишь то, что ты в безопасности, – ответил старик. – Когда я пойму, что ты не сделаешь глупостей, я развяжу тебя и даже угощу вкусненьким.
Услышав эти слова, я подумал, что безмозглый старик пошутил. Он назвал сырой подвал, от которого у меня свистели легкие, безопасным местом. Либо он потерял рассудок настолько, что принял меня за очередного кота, каким может управлять, либо мои проблемы куда больше, чем я мог представить.
– Все зависит от тебя, Дэниель.
Когда от меня что-то зависело в последний раз – я угодил в подвал к ненормальному старику, так что он зря рассчитывает на легкую победу. Последние несколько лет я полагался лишь на Капитана. Он научил меня выходить на улицу, когда я вижу людей из окна квартиры. Именно благодаря ему я сел за руль микроба и отказался от прихода волонтеров, какие ходят в магазин, делают уборку и даже моют задницы тем, кому это не под силу. Без Капитана я никто.
Не придумав ничего лучше, я спросил:
– Зачем ты держишь меня в подвале?
Старик переложил трость из одной руки в другую, склонился ближе ко мне и сказал так, словно боялся, что его может кто-то услышать:
– Зло ищет тебя.
От услышанного мой желудок перевернулся. Блеклые глаза Дога сверкнули в тусклых лучах висевшей надо мной лампы, и я узнал этот взгляд. Точно такой же, какой был у кота, встретившегося мне на дороге.
Это было невероятно. Мою голову пронзил разряд молнии, виски накалились, как во время приступа. Но я готов был поклясться, что происходящее – самая что ни есть реальность. Возможно, я никогда не был к ней настолько близок.
– О чем ты говоришь? – спросил я.
– Что-то вело тебя сюда, не так ли? Некая невидимая сила, которой невозможно сопротивляться.
В этот момент вмешался Капитан:
– Я не доверяю тем, от кого пасет так же, как от Кэт. Либо все старики воняют одинаково, либо каждый из них норовит испортить тебе жизнь.
Не было времени препираться с ним, говорить, что он снова подвел меня. Я понял, что Дог не нравится Капитану, а, стало быть, и мне.
Я не успел ответить скрюченному старику, как тот протянул дряхлую руку и прикоснулся к моему лбу. От прикосновения незнакомца меня потянуло блевать, но после нескольких часов голода и лужи рвоты у моих ног – во мне ничего не осталось. Рука слепого старика была холодной, глаза за мутной пеленой заходили из стороны в сторону. Я попытался повернуть голову, но Дог давил с такой силой, что я не мог пошевелиться.
– В тебе говорит голос, – сказал наконец он. – Он привел тебя сюда.
Сидя на стуле, я провалился так глубоко, что стены и пол заволокло тьмой, свет лился лишь сверху – от лампочки, освещавшей загадочное лицо Дога. Старик приблизился к моему уху и зашептал:
– Зло владеет тобой долгие годы. Еще ребенком ты слышал его. Но лишь повзрослев, ты позволил ему говорить твоим именем. – Дог провел ладонью по моему лбу, протяжно завыл и замер. – Горькая судьба. Слабая душа. Он выбрал тебя.
Старик закрыл глаза и опустил руку. Дыхание не позволяло мне издать ни звука, я слушал свой организм, как органы опускаются и поднимаются вслед за диафрагмой, как сердце стучит с такой силой, что из глаз вытекают слезы. Я не мог понять, откуда слепой старик знает все то, о чем говорил, но что-то подсказывало мне, мой собственный голос, а не чужой, что все это правда, что я оказался здесь не случайно.
Дог попятился и остановился, дойдя до лестницы. Он заметно ослабел после прикосновения ко мне. Руки дрожали сильнее, трость приходилось держать обеими ладонями, чтобы сдержать дрожь коленей.
Заметив, что состояние хозяина ухудшилось, черный кот, все это время находившийся неподалеку, прильнул к ногам Дога. Кот негромко мяукнул. Судя по всему, это был сигнал о помощи. Спустя считанные секунды сверху спустились еще трое точно таких же черных котов и облепили старика. Я подумал: сколько еще животных находится там, наверху?
Пока Дог восстанавливал силы, я все думал о его словах. Неужели он знает о Капитане? О том, что именно он заставил меня приехать к черту на рога? Если и так, то почему он назвал голос злом? Куда на самом деле вел меня Капитан?
– Прямо в задницу, – выпалил он, прервав мои рассуждения. – Стало быть, после стольких лет нашей дружбы ты скорее поверишь старому хрычу, связавшему тебя в подвале, нежели мне?
Тон Капитана сменился. В нем не было властных, презирающих нот. Никогда еще я не слышал от него таких слов, как дружба, доверие. Даже в самые отчаянные времена, когда моя жизнь висела на волоске.
– Сколько раз я доставал тебя из петли? – спросил Капитан. – Сколько раз выбивал из рук лезвие бритвы? Считаешь, так поступает зло? – голос снова стал тоньше, словно ему было трудно говорить. Последнее, что он произнес, было: – Давай же! Реши, наконец, кто для тебя друг, а кто зло!
Капитан замолчал. Его слова заставили меня задуматься. Кем был этот голос на самом деле? Кто я без него?
Когда Капитан только появился, я скрывал его ото всех. Он отпускал похабные шуточки о проходящих мимо меня девушках, ругался вместо меня с родителями. Мне казалось, он делает меня лучше, сильнее, бесстрашнее. Я мог решиться на любой поступок, если Капитан поддерживал меня. И наоборот – забивался в угол, когда он молчал, прожевывал слова, которые были у меня на языке.
Однажды мисс Блю сказала:
– Это как раковая опухоль. Чем раньше от нее избавишься, тем меньше вреда она нанесет организму. Не позволяй метастазам распространиться.
В один голос с ней пела миссис Тернер:
– Он подавляет твою личность, хочет вынести на всеобщее обозрение самое худшее, что может быть в человеке. Всякий раз, когда ты подчиняешься ему – его корни глубже прорастают в твою душу.
Капитан никому не нравился. Все, кто знал о нем, как один, твердили, что я должен избавиться от него. В какой-то момент мне даже удалось убедить всех в этом. На самом же деле я скрывал его, научился подменять мысли Капитана своими, чтобы никто не заподозрил, что вместо меня говорит неотесанный обрубок, как когда-то назвала меня мать. Пожалуй, в тот момент она была права. Мне не стоило уходить из дома, напиваться и возвращаться в таком виде, будто всю ночь провел на дне мусорного бака. Не стоило называть ее сукой.
– Продолжишь в том же духе – закончишь в тюрьме, – сказал лаконично отец, старающийся не вмешиваться в воспитание ребенка.
Жаль, он не увидел, что его слова оказались пророческими. В тюрьме я не был, но психбольница – худшая из ее копий.
К тому моменту, когда я понял, что никто, в сущности, кроме меня не замечал в Капитане лидера и наставника, Дог восстановился. Коты расступились и поднялись по лестнице, хватка старика стала решительной, и он сказал:
– Тебе под силу многое изменить. В этом месте ни одно столетие правит зло, которое забирает человеческие жизни. Но я знаю, как покончить с ним. Мне лишь нужна твоя помощь.
Я посмотрел на старика. Нахмуренные брови соприкасались, пальцы крепко сжимали трость, так что не было повода для сомнений – Дог верил в то, о чем говорил. Не знаю, почему он выбрал именно меня, почему парень с расстройством личности пригодился старику, узнавшему о человеке все по одному касанию. Всю сознательную жизнь меня вел голос, и в конечном счете я оказался в грязном сыром подвале, так что мне ничего не стоило довериться новому голосу.
Я кивнул и увидел гнилую улыбку Дога.

Глава 4. Неизвестный
В 22:13 в придорожный бар с горящей вывеской «На дорожку» вошли трое мужчин.
В 22:46 Дик первый раз вышел покурить.
В 23:01 он вышел вместе с другом, выкурили по две сигареты, чем встревожили официантку. Она вышла покурить с общего входа, встав неподалеку от гостей, когда те не возвращались в зал больше десяти минут. Дик курит долго. Больше болтает.
В 23:14 молоденькая официантка откашлялась после сигареты. Видно, она не курит, но после строгого взгляда владельца заведения, пришлось выкручиваться. Она потушила недокуренную сигарету носом каблука, хотя рядом с ней стояла урна, в которую она сплюнула. Официантка поправила форму, прическу, натянула улыбку и вернулась в бар.
В 23:32 Дик вышел покурить один, едва держась на ногах. Он сделал несколько затяжек, выплюнул сигарету и раскрыл ширинку. Уперев руку в окно, заклеенное односторонним изображением женщины с пышным бюстом и двумя бокалами пенного, Дик пустил струю в урну, до которой официантка не донесла окурок.
В 23:33 к Дику подошел высокий мужчина. Судя по всплескам руками и оскалу, этот мужчина сидел прямо за бюстом с пивом. Слова не действовали на Дика. Когда недовольный гость толкнул его, струя мочи вильнула и попала на штаны накаченного типа. В ход пошли кулаки. Дик упал с высунутым из штанов членом.
В 23:34 на улицу выбежали друзья Дика. Один увернулся от выпада разъяренного культуриста, второй поднял руки вверх, показав, что он не намерен выяснять отношения. Компании разминулись, окатив друг друга презрительными взглядами.
В 23:35 Дик вернулся в сознание, убрал член и заплакал.
В 23:40 друзья уговорили его подняться и затащили обратно в бар.
В 23:47 Дик выбил окно головой и оказался в луже собственной мочи. В отверстии на месте подмигивающей женщины с грудью стоял высокий мужчина, сжимая кулаки. За его спиной официантка и владелец бара ругались с друзьями Дика.
В 23:51 один из друзей Дика оттолкнул его от пикапа и дал по газам.
В 23:52 Дик понял, что владелец бара «На дорожку» вызвал копов, и бросился на оживленную трассу, закрыв глаза. Он ощущал себя как в игре, словно проходил эту миссию сотню раз, так что теперь может повторить все вслепую.
В 23:55 Дик пробежал перед колесами последней фуры и оказался по другую сторону от бара. Там-то его и ждал неизвестный.
Дик разговаривал сам с собой ровно в полночь, когда неизвестный услышал в его словах что-то о предназначении и высшей силе. Дик украдкой посмотрел на него и, заметив внимательный взгляд, остановился.
– Что, я тебе тоже мешаю? – слова с его языка комкались и звучали вовсе не грозно и мужественно, на что рассчитывал Дик, а по-настоящему жалко.
– Вовсе нет, – ответил неизвестный. – Мне показалось интересным то, о чем ты говоришь.
Мужчина с багрово-красными по рукав футболки руками, в майке с логотипом американской баскетбольной команды, перегнулся, свесив длинные руки с тощих плеч, удивившись словам неизвестного. Он бы так и стоял, если бы ни услышал полицейскую сирену.
– Кажись, это за мной, – сказал он. – Надо валить отсюда.
Дик собрался было броситься на одну из лесных дорожек, уходящих далеко в парк, но неизвестный вмешался. Дику подходил лишь один путь. И только неизвестный знал, какой именно.
– Недалеко отсюда есть озеро, – сказал неизвестный. – О нем знают лишь местные, поэтому там безопасно.
Дик изучал стоявшего рядом мужчину таким серьезным взглядом, на какой только был способен. Он сканировал выражение лица, позу, в которой человек сидел на лавочке, с какой отлично просматривалась дорога и придорожный бар. В этих местах обычно останавливаются дальнобойщики, желающие набить животы после долгой дороги, а также провести ночь в уютном мотеле на втором этаже бара. Из местных здесь были владелец забегаловки и две официантки, которые также работали прислугой в мотеле.
– Откуда знаешь? – спросил Дик, прощупывая почву остатками трезвого сознания. Инстинкт самосохранения работал, несмотря на изрядное количество выпитого.
– Я лесник.
Знакомство с незнакомцем на границе жизни и темного леса возбуждали в Дике аппетит к дискуссии, в которой он отчаянно надеялся выиграть.
– Вот скажи мне, Эндрю, – говорил он. – Разве я не заслуживаю счастья?
– Я думаю, каждый его заслуживает.
– То-то и оно, друг, что не каждый. Есть люди, считающие себя богами, пташками не нашего с тобой полета, – он подтолкнул незнакомца, представившегося Эндрю, локтем, давая понять, что они птицы одного уровня. – Они готовы на все ради себя, выгоды, которую видят в окружающих.
Когда они подошли к озеру, тьма стала настолько плотной, что лишь прикосновение могло убедить в том, что голос собеседника находится не в голове, а на расстоянии вытянутой руки.
– Что-то случилось между тобой и тем парнем в баре, не так ли? – спросил Эндрю.
Дик выдал неясный смешок, означавший то ли радость, что есть человек, который понимает Дика без слов, то ли испуг за то, что у произошедшего в баре был свидетель, о котором он не подозревал.
– Следишь за мной? – Дик снова рассмеялся. Он поджег сигарету, и Эндрю увидел его довольное лицо с обвисшими щеками. – Да, друг. Выдалась неприятная история. Я малость перебрал и… ты и сам все видел.
– Ты был с друзьями, – сказал Эндрю. – Почему они уехали?
Дик курил несколько минут в тишине. Когда язык пламени зажигалки вновь осветил его лицо, неизвестный заметил набухший глаз, налитый кровью.
Лес оживал в темноте. Птицы забились в листве, запели песни, защищающие их от хищников. Небо осыпали звезды. Потолстевшая луна отражалась в водной глади.
– Оказалось, я ошибался, – сказал Дик после долго молчания. – Мы никогда не были друзьями. Бывало, я ради них в кровь дрался, а они оттолкнули меня от машины, когда владелец бара вызвал копов. Один из них сказал, что устал от моих проблем. Моих, понимаешь, Эндрю?
Эндрю кивнул, хотя не был уверен, что Дик увидел его жест. Молчание тоже было хорошим ответом, потому что Дик докурил и продолжил:
– У нас был общий бизнес. Автозапчасти. В первый год мы горели идеей, слушали друг друга и шли на уступки ради дела. Но скоро каждый начал тянуть одеяло на себя. В итоге я остался голый, а те двое нежатся в шикарных постелях. Они убедили меня выйти из партнерства, представляешь? Я продал свою часть бизнеса ради них.
Дик рассказывал о своей судьбе, называя ее не иначе как горькой или несчастной. Начав говорить о бизнесе, крепко напившийся мужчина терял нить и продолжал то о жене, которую он всегда ревновал к одному из друзей, то о детях, которых у него нет. Неизвестный слушал, глядя на не потухавший огонь сигареты и слушая слабый прибой озера, напоминавший ему о том, почему он здесь находился.
– Я ощущал себя как в игре, словно проходил эту миссию сотню раз, так что теперь могу повторить все вслепую, – сказал Дик, описав свой поступок – пробежку под колесами грузовиков. – Наверное, я выжил потому, что даже смерти не нужен.
Последней фразой Дик рассчитывал разжалобить собеседника, ждал жизнеутверждающих нравоучений, но промахнулся. Для Эндрю он не больше точки на карте, которую следует зачеркнуть, прежде чем отправиться дальше. Неизвестный начинал нервничать, пальцы елозили по сумке, хватаясь за собачку молнии. В голове нечто вело счет: «Четыре…».
– Я мужик или нет, Эндрю? – спросил Дик, поднявшись. За его спиной было озеро, от которого неизвестный начинал сходить с ума. Голос воды твердил: «Четыре».
– Мужик, – ответил Эндрю без промедления.
– В таком случае мне все нипочем. Просрал одну жизнь – начну новую. Брошу эту шлюху, пусть бегает за своим хахалем дальше. У меня ничего не осталось, одежда и та порвана в клочья.
Чтобы слова звучали эффектнее, Дик порвал майку.
Неизвестный просунул в боковое отделение сумки руку и зажал в кулаке то, что там было. Дик не обратил внимания на шелест.
– На что ты готов, чтобы заполучить новую жизнь? – спросил Эндрю.
Какое-то время Дик молчал. В темноте невозможно было различить собственных рук, так что неизвестный не видел собеседника. Последний раз голос доносился прямо напротив, но по песку шаги едва ли можно расслышать. Дик мог отойти в сторону, чтобы отлить, но Эндрю не видел даже огня с кончика сигареты, которая до того не гасла ни на минуту.
Неизвестный поднялся и осторожными шагами двинулся вперед. У него начиналась паранойя. Что если этот алкаш обо всем догадался? Неизвестный не мог дать ему уйти, но не видел ровным счетом ничего.
Сделав несколько шагов, Эндрю почувствовал под ногой нечто мягкое. Прислушался. Озеро было прямо перед ним, точно так же как и тело Дика. Неизвестный опустился рядом с ним. Ему следовало быть осторожным на тот случай, если Дик уснул. Эндрю полз на четвереньках вдоль тела, пока левая рука ни опустилась в воду. Она была на уровне груди Дика, и в тот момент неизвестный понял, что случилось непоправимое. Дик упал лицом в озеро.
Эндрю перевернул тучное тело, вытянул из воды и стал откачивать воду из легких. Неизвестный должен был успеть. Ничто не способно забрать жизнь Дика.
Закрытый массаж сердца не давал результатов, и Эндрю пришлось вдохнуть воздух через рот, от которого пахло спиртом и кровью. Углекислый газ заставил легкие раскрыться и вытолкнуть воду. Дик глубоко вдохнул и сел, словно восстав из мертвых.
Пока он пытался отдышаться и понять, что с ним произошло, неизвестный похлопал его по плечу и надел на голову давно заготовленный пакет. Дик долго сопротивлялся. Его организм должен был быть ослаблен после шока клинической смерти, изрядного количества выпитого алкоголя, но чудесное оживление давало уверенность в том, что новая жизнь уже началась. Но Дик ошибался. Она начнется. Начнется очень скоро, но не сейчас. Стоит лишь опустить руки и довериться Эндрю.
Спустя несколько минут сопротивления Дик сдался. Неизвестный вслушался в лес, в собственное дыхание. Полный штиль.
С дальнейшей работой он справился в кромешной темноте.

Глава 5. Дэн Скалли
По потолку промелькнула огромная тень, похожая на птицу. Я посмотрел на лампочку, висевшую посреди комнаты, и увидел черное пятно. Оно увеличивалось и уменьшалось в зависимости от близости к свету. Муха билась о лампочку. Она прилетела на свет из темноты.
– Ты должен так же лететь к свету, – раздался голос.
Я не знал, есть ли в комнате кто-то еще, кроме меня и мухи. Я смотрел вверх, наблюдая за упорством насекомого, за тем, как свет меняет все, что мы видим. Он заставляет нас лететь, думая, что мы птицы, а затем обжигает крылья, и мы падаем, вынужденные остаток дней провести, ползая по грязному полу.
Муха ударилась о лампочку и начала пикировать вниз, кружась в последнем танце.
– Так бывает не со всеми. Многим удается найти себе место у солнца, греться в его лучах до конца жизни.
Я рассказал эту историю мисс Блю, и та улыбнулась. Она была рада, что я сказал хоть что-то за последние несколько недель.
Капитан заставлял меня молчать. Он ограничивал меня во всем: отговаривал поднять со стола вилку и поужинать, говорил, что в день человеку достаточно одного глотка воды, чтобы поддерживать водно-щелочной баланс, и наказывал, когда я мочил штаны. Он называл меня лгуном, баламутом, который запудрил ему мозги, считая, что я все же выпил компот за завтраком, и обещал выбить из меня всю дурь.
– Он отступает, – сказала мисс Блю, когда я поднял голову к потолку и стал поочередно смотреть на лампочки в потолке. В кабинете психотерапевта их было много. – Мы делаем все, чтобы избавиться от него. Но одних лекарств недостаточно, важно, чтобы ты помогал нам.
– Лекарством она называет транквилизаторы, колеса, которыми тебя пичкают дважды в день, – вмешался Капитан. – Она не знает, что на самом деле запирает тебя со мной наедине. Я полностью контролирую твое сознание. Под веществами оно становится послушным как пластилин, и в конечном итоге я вылеплю из тебя настоящего человека.
Я не смог сдержать улыбку. Мое тело было невесомым, я словно плыл в густом воздухе, чувствуя аромат духов мисс Блю, слыша ее тяжелое дыхание. Я знал, что она не верит в мое выздоровление. По крайней мере, не до конца. Конечно, таких сумасшедших как я у нее целое отделение. Верить в каждого слишком тяжело, а я знал, что являюсь самым трудным пациентом.
– Она просто не может сказать, что лечение бесполезно, – говорил Капитан. – Врачебная этика. Для нее ты никто – она может выписывать один рецепт за другим, лишь бы строчить отчеты о проделанной работе и сдавать начальству.
Мисс Блю выронила ручку на стол и заполучила мое внимание. Я смотрел на нее из-под приоткрытых век. Я чувствовал себя спящим, что бродит наяву. Но только мы с Капитаном знали, что я на самом деле сплю. Для остальных это было тайной.
– Мы снизим дозировку лекарств, – сказала мисс Блю, и меня передернуло. Капитан толкнул меня в бок, пробудив.
– Нет! – крикнул я.
Я вскочил со стула. Санитар, все это время стоявший у двери и смотревший взором орла на одну из десятка падалей вроде меня, расправил скрещенные на груди руки и потянул ко мне, приближаясь. Психотерапевт жестом остановила двухэтажную глыбу в белом халате.
– Вы не можете этого сделать, – продолжил я. – Без таблеток он… он…
Я рухнул на стул. Глаз задергался, я заплакал.
– Что он сделает? – спросила мисс Блю своим профессиональным ангельским голоском, который порой даже доходил до Капитана, сбивая его с толка.
Я заложил руки за пояс брюк. Карманов в больничной одежде не было, так что спрятать мельтешащие пальцы я мог только в штанах. Услышав вопрос, я не знал, что ответить, пока Капитан ни подсказал мне:
– Я повешу тебя на дверном косяке.
Я узнал эту интонацию. Щекотливая, исподтишка. Он говорил так всякий раз: словно издалека, невзначай, что означало чистую правду.
– Он… – заговорил я. Мне не впервой слышать от Капитана издевки, угрозы вроде этой, но в горле почему-то пересохло, живот скрутило. Быть может, все дело в голодовке, а может быть… – Он повесит меня на дверном косяке, – все же решился я.
Санитар не озаботился о том, чтобы сдержать ухмылку. Он прыснул и с грохотом привалился на дверь. Лысый, шириной в шкаф мужчина никогда мне не верил. Сколько бы я ни просил бритву или веревку, он лишь скалился, глядя на меня через отверстие в железной двери палаты. Однажды он даже сплюнул и назвал меня дезертиром. Я не знал, что он имеет в виду, но Капитану понравилось мое новое прозвище.
– Отныне ты разжалован из рядового в дезертиры, – сказал тогда он.
В кабинет психотерапевта меня вернул голос мисс Блю:
– Что ж, в таком случае я не могу этого допустить, – сказала она. – Я пропишу вам другие лекарства, такие же сильнодействующие.
Я посмотрел на нее с благодарностью. Кажется, еще никому в этой больнице не доводилось вызывать мою улыбку. Искреннюю улыбку.
– Но взамен я кое-что попрошу, – продолжила мисс Блю, и я стер с губ благодарность. – Во-первых, вам следует отказаться от объявленной голодовки. Во-вторых… – она протянула блокнот и ручку, какую быстро отдернула, вспомнив, что я лежу в отделении с особыми правилами. – Я хочу, чтобы вы вели дневник чувств. Записывайте в него каждый день все, что посчитаете нужным. Мистер Шер выдаст вам фломастер в любое время дня и ночи. А при следующей встрече вы поделитесь со мной своими мыслями, идет?

Я ударил в дверь ровно в полночь. Металлический звук взревел и пронесся по длинному коридору, разбудив других пациентов. Мы схватились за решетки на отверстиях в окне и загалдели, как обезьяны в зоопарке.
Мистер Шер, хотя в отделении острых психических расстройств его называли не иначе как Шрек, спал с запрокинутыми на стол ногами и горевшей настольной лампой, когда услышал гул. Ему хватило пары секунд, чтобы сообразить, что происходит. За те годы, что он провел в больнице, он стал одним из ее пациентов.
– Тихо! – закричал он, разбудив остальных больных.
Подойдя к моей двери, он вытаращил раскрасневшиеся глаза, разделенные прутом решетки. В скупом свете он походил не иначе как на героя мультфильма, что ест лук и моется в болоте.
– Что тебе надо? – спросил он.
– Фломастер. Я хочу записать.
Показав лошадиные зубы, Шрек достал из ящика стола розовый фломастер и принес мне.
– Твой любимый цвет? – спросил я. – Черного не было?
Шрек молча смотрел на меня, пока я писал. Капитан диктовал:
– Жопа огромная, как у слона. Угадай, кто? – он бил меня по рукам, когда я писал неправильно. – «Отсоси» пишется через «о», болван! От-со-си.
Я вернул фломастер Шреку и, как велел Капитан, завопил:
– Отсоси, Шрек! Шрек, отсоси!
Все отделение меня поддержало. Из соседних палат доносились нечленораздельные звуки тех, кто не мог говорить, или слышал то, что им подсказывали другие, свои личные, голоса. Поначалу мне нравилось быть в центре внимания, запевалой на концерте. Но терпение мистера Шера быстро кончалось.
В тот день он вошел в палату и из-за спины, как врач прячет иглу, достал дубинку. Она была резиновой, но я чувствовал, что в меня впиваются металлические щупальцы медузы и жалят, жалят, пока я не потеряю сознание. Какое-то время из коридора я слышал свист, оскорбления в адрес санитара. Но скоро все стихло. Перед тем, как отключиться, до меня дошла единственная в то время трезвая мысль. Капитан этого и добивался.

Я проснулся, услышав скрип лестницы. Дог спускался, чтобы покормить меня.
Несколькими часами ранее он щелкнул пальцами, и черный как уголь кот перерезал веревки на запястьях и щиколотках. Мы договорились с Догом, что на какое-то время я останусь в подвале, пока он не будет полностью во мне уверен. За стулом, на котором я провел связанный больше суток, лежал матрас и было отверстие в полу, из которого сквозило всякий раз, когда открывалась дверь наверху, и несло помоями так, что кружилась голова. Но я быстро привык. Моей способности выживать удивлялись многие врачи. Я не стонал от боли, даже когда мистер Шер сломал мне четыре ребра. Я не жаловался на условия и еду, как это делали многие в больнице. Меня не интересовало происходившее вокруг, все мое внимание занимали внутренние дрязги, грязные споры с Капитаном, когда я уже мог вставить слово поперек.
Я нащупал в кармане пачку сигарет. Осталось всего две. Стоило бы приберечь их на экстренный случай, если Капитан вновь закричит, но я не мог ждать. Тело ломило без дозы никотина.
Пламя зажигалки лизнуло кончик сигареты, и я затянулся. Выдохнул и тут же вдохнул носом. Когда я лежал в психушке, сигареты были ценнее туалетной бумаги, поэтому я научился дважды курить одну сигарету. Для пациентов это было веселым фокусом – дым казался им тряпкой, какую я доставал из горла и протирал ею мозги.
– Возьми, – сказал Дог, протянув поднос с тарелкой и кружкой. От обеих поднимался пар.
– Спасибо.
Я поставил поднос на пол и посмотрел на то, что старик называл едой. Серо-зеленая клейковина с комочками была размазана по тарелке, из которой торчала погнутая алюминиевая ложка в царапинах. На поверхности напитка были нефтяные разводы, плавало нечто похожее на опилки. Я никогда не был привередливым, но мысль о том, что Дог приготовил это из чего-то съестного, выворачивала наизнанку мои внутренние органы. Я отодвинул поднос к стене, чтобы не вдыхать даже паров этой адской кухни.
– Думаю, на сегодня мне хватит сигареты, – сказал я.
Старик ничего не ответил и сел на лестнице.
– Я должен объяснить, в каком месте ты находишься. Когда ты окажешься снаружи, ничто не должно вводить тебя в заблуждение. Но, поверь мне, каждая крупица будет стремиться к этому.
Я докурил и бросил сигарету в выгребную яму. На мгновение я почувствовал, как горлу подступает улыбка, но подавил ее. Я подумал, что окажись на моем месте нормальный человек, он бы сошел с ума. Так что можно считать, мне повезло.
– История этого места насчитывает больше двух сотен лет. В 1797 году на гору Фэйт поднялся первый человек, его звали Джек, и вскоре он основал общину. Она состояла поголовно из преступников, каким не нашлось места в человеческом обществе.
Рассказ Дога прервала дрожь. Все вокруг затряслось, со стен посыпалась пыль, посуда загремела на подносе. Я вжался в матрас, тогда как старик сидел неподвижно. Пальцы и колени его дрожали, но они делали это и без землетрясения.
– Что это? – спросил я.
Один уголок рта Дога поднялся, изобразив чертову улыбку.
– Крысы. Эти твари начали рыть незадолго до твоего появления. А значит, время настало. Он нашел того, кого искал.
– О ком идет речь? – спросил я, но старик пропустил мои слова мимо заросших черной коркой ушей.
Лицо Дога осунулось, нижняя челюсть опустилась, и под горлом выросла складка, как у пеликана, заглотившего рыбу. Взгляд уставился в пустоту.
Рядом со стариком сидел кот. У хвостатого было точно такое же выражение, как у его хозяина. Это натолкнуло меня на мысль, что между котом и стариком существует некая связь, животное выполняет те функции, на какие не способен Дог.
Спустя примерно минуту человек с тростью издал протяжный вой, бессознательный, как мне казалось. Я слышал нечто подобное в психиатрической больнице. Больше всего это напоминает стон спящего.
– Он хочет разрушить это место, – сказал старик. – Он считает, что исполняет предназначение, но на самом деле уничтожает всех нас.
– Кто он? О ком ты говоришь?
Без толку. Дог увидел очередное видение и встал так резво, на что только было способно изрядно изношенное тело. В спешке он взбирался по лестнице, когда я поднялся и попробовал пойти за ним.
Кот не позволил мне этого. Мне оставалось лишь пытаться докричаться до Дога:
– Что происходит? Эй! Ты хотел, чтобы я помог, но ничего не рассказываешь!
Старик замер. Я едва мог различить его лицо, скрытое в тени, но отчетливо уловил жест. Дог приложил палец к губам и прошипел, указав на то, чтобы я вел себя тихо.
Прежде чем дверь захлопнулась, я услышал гомон, состоявший из множества кошачьих голосов. Я боялся представить, сколько их было на самом деле.

– Сколько пальцев я показываю? – спросил доктор.
– Тринадцать.
– А теперь?
– Тринадцать.
Я сидел в кабинете окулиста. После избиения санитаром прошло несколько дней. Получив множественные переломы ребер и черепно-мозговую травму, я изменился. Перестал кричать, яркие вспышки света и громкие звуки вызывали головную боль. Мое тело замедлилось, мозг стал работать с задержкой. Бывало, я мог ответить на вопрос, который задал мне врач несколько минут назад, хотя до этого отвечал четко и по порядку. Что-то выпало из моего сознания, но ни я, ни я специалисты не могли понять, что именно. Какое-то время после избиения Капитан молчал, я думал, что это он был тем кусочком паззла, что вышибла из меня дубинка. Но скоро он вернулся. Такой же медленный и вялый, как я.
Если раньше я не знал, куда деть руки, то и дело перебирающие пальцы, то теперь я раскачивался на стуле. Обычно это продолжалось несколько минут, но могло растянуться на целый час. Мисс Блю успокаивала меня, говорила, что это реакция организма на шок, но я-то знал, что все намного сложнее.
Порой я уносился так далеко, что в моей голове светился лишь один ответ. Тринадцать. Я говорил это всякий раз, когда начинал раскачиваться, а взгляд уносился в бесконечность. Долгое время не помогали ни лекарства, ни терапия.
Мистера Шера перевели в другое отделение. На три месяца. Таким было наказание за избиение пациента. Спустя девяносто дней он вернулся и заглянул в мою палату.
Я не сразу его узнал. Он изменился. Я долго не мог понять, как именно, но скоро до меня дошло. Его голова покрылась волосами. Не знаю, откуда он их взял, но теперь отчетливо были видны щетина по окружности головы с проплешиной на макушке, смахивавшей на лунку в гольфе, и усы.
Мистер Шер открыл дверь моей палаты перед отбоем, временем, когда гаснет весь свет в отделении, кроме настольной лампы санитара. Человек зашел и сел в изножье койки, в то время как я сидел на прикроватном ящике. Мне было удобно. Можно было размахивать ногами.
Почесав по взмокшему затылку, он произнес:
– Извини за ту ночь. Знаю, тебе пришлось нелегко. Словами ничем не помочь, но я хотел сказать, что сожалею, – он посмотрел на меня, на то, как я болтаю ногами, время от времени касаясь стены. Наверное, он думал, что я его не слышу, что псих вроде меня не способен воспринимать человеческую речь, что я забыл о том случае. Но я помнил. Помнил, и слышал все, что он сказал в тот день. – Знаешь, та ночь была самой дерьмовой за всю мою дерьмовую жизнь. От меня ушла жена, забрав дочку. Если ты думаешь, поделом такому ослу, как я, то я не буду тебя переубеждать. Но в жизни я совсем другой. Я никогда не кричал на жену, не бил. А она позвонила и сказала, что заставит платить алименты до совершеннолетия Мари, что я проживу остаток дней в одиночестве. Вот меня и понесло. Уйти с работы я не мог, кроме меня некому было следить за вами. Даже сейчас, несмотря ни на что, меня вернули, когда за три месяца уволилось четверо санитаров. К этой работе немногие готовы, – мистер Шер вздохнул и погладил голову. Его монолог походил на исповедь. Вряд ли он ходил в церковь, поэтому рассказать все психу, который не может отличить палец от сосиски, было вполне разумно. – Ты назвал меня Шреком, сказал, чтобы я отсосал тебе. А затем это разнеслось по всем палатам. Вот я и…
Когда мистер Шер посмотрел на меня в следующий раз, я не болтал ногами. Я смотрел на него, вслушиваясь в каждое слово. До меня наконец дошло. Я понял, что значит это число. Тринадцать. И хотел как можно скорее поделиться этим с мисс Блю.
Увидев мой взгляд, санитар проглотил ком и замолчал. Я увидел в его глазах слезы. Он увидел, что я увидел. И поспешил вернуться на пост.
Замок на двери щелкнул, и мистер Шер сказал:
– Если тебе что-то понадобится, обращайся.
Я услышал его шаги по коридору. Торопливые, стыдливые. Они отдалялись, и в их ритме я придумал то, как преподнесу мисс Блю новость. Она точно обрадуется.
Пока я размышлял, отдалявшиеся шаги стали громче, пока ни перебили мои мысли. Мистер Шер вернулся, чтобы сказать:
– Жена вернулась ко мне, – и убежать еще быстрее, чем прежде.
На следующий же день я сидел в кабинете мисс Блю. Ночь была тревожной, я почти не спал и все думал. Думал о той жизни, что течет за стенами больницы. Она впервые заинтересовала меня после появления Капитана.
Я мечтал о машине. Маленькой, как велосипед, только с четырьмя колесами и крышей. Хотел заниматься спортом, быть таким же сильным, как в школе, чтобы все хотели пробежать со мной стометровку, выжав из себя максимум. Еще я мечтал о семье. О том, чтобы она была жива.
– Что ты хотел мне рассказать, Дэниель? – спросила мисс Блю.
Я помнил, что хотел сказать, но мысль о семье все разрушило. Казалось, нет смысла возвращаться в жизнь. Она никогда не будет такой, как прежде, а строить новую я не был готов.
Должно быть, психотерапевт решила, что вчера вечером меня посетила очередная глупая мысль. Возможно, так оно и было. Глупо было мечтать. Я давно уже все разрушил.
– Я слышала, в твое отделение вернулся мистер Шер после… долгого отпуска, – сказала мисс Блю, меняя тему разговора. – У тебя все хорошо? Ты не переживаешь по этому поводу?
Можно подумать, мои переживания что-то значат. Может быть, то, что я полный псих, но это не заставит руководство больницы уволить санитара. Раз уж даже избиение пациента не заставило.
Мне вспомнились слова мистера Шера. Он получил второй шанс. Жена вернулась. Вернулось и отделение острых психических расстройств. В таком случае, может, и у меня есть второй шанс?
– Тринадцать, – сказал я, на что мисс Блю посмотрела с плохо скрываемым разочарованием. Она посчитала, я снова завел старую песню. – Это количество ударов, которые нанес мне мистер Шер.
После избиения это число преследует меня до сих пор, но я научился с ним справляться. Тринадцатые ступеньки я перешагиваю. Тринадцатые числа зачеркиваю в календаре на год вперед. Никогда не покупаю больше двенадцати продуктов за раз. Но белых пятен еще слишком много. Они всюду…

Я крутил в пальцах пачку сигарет, слушая, как последняя доза никотина стучит о картонные стенки. Ожидание было невыносимым. Успокаивало лишь то, что Капитан молчал, не винил меня во всех смертных грехах, не пытался задушить обидой.
Кот, не шевелясь, смотрел на матрас, где лежал я. Я пробовал с ним заговорить, но хвостатый не отвечал. Он оживал, выгибался дугой и шипел, лишь тогда, когда я приближался к лестнице.
Сидя в подвале, я пытался разобраться в происходящем. Думая о старике, кошачьих трюках и прочем, мне раз за разом становилось смешно, затем накатывали слезы, паника, и весь круг начинался сначала. Таблетки. Какие бы надежды не возлагали на меня мисс Блю и миссис Тернер, я был вынужден выпивать по две пилюли в день. Вещества были легкие, скорее для поддержания состояния, нежели для его стабилизации, – основной упор делался на мое стремление перекричать голос Капитана. Мозгоправы не знали, что Капитан обманывает нас всех, на самом деле он не ушел, а залег на дно.
Там же, на дне, теперь нахожусь и я. Капитан добился своего.
Локатор черного кота повел в сторону, и я догадался, что Дога скоро появится.
– Чертовы крысы! – пробормотал Дог, спускаясь по лестнице. – От основания города ничего не осталось. Они похоронят нас под собственными крышами.
Осмотрев старика – пока он спускался, у меня было достаточно для этого времени – я заметил преображения. Сведенные до того судорогой руки покрылись морщинами, потеряли былой, неестественный, блеск. Кроме того, изменилась и походка Дога. Она стала более уверенной, полагалась больше на собственные силы, нежели на трость.
Старик опустился на ступеньку и заговорил:
– Времени все меньше. Я должен что-то сделать, чтобы остановить этого дьявола. Но ты еще не готов… Ты слишком слаб.
– К чему я не готов? Расскажи хоть что-нибудь, чтобы я не свихнулся, сидя в сыром подвале.
Дог выкатил на меня мутные глаза, будто хотел убедиться, насколько решительно я отдаю себе отчет в том, что говорю.
– Не зная истоков, вода не течет, – сказал он. – На чем я остановился в прошлый раз?
– На Джеке, основавшем это место.
Потрепав бороду, с которой сыпалась какая-то чешуя, Дог закрыл глаза. Я подумал, что он пытается вспомнить продолжение истории, но ошибся. Старик засунул руку за пазуху и достал нечто, напоминавшее сушеную рыбу, и положил одну из таких вещиц на язык.
– Джек был особенный, – говорил Дог. – Все, кто имел с ним дело, знали, что он чует обман за версту, не приемлет непослушания. О его способностях ходили слухи, но ясно было одно: он рожден дьяволом. Его органы были перевернуты, а взгляды заострены так, что проходили через любые преграды. Ничто не могло остановить его на пути к цели.
– Какая у него была цель? – спросил я.
Свет моргнул, лампочка закачалась. Казалось, духи слышат слова Дога. И им не нравилось то, что он говорил.
– Он хотел обратить смерть вспять, вернуть к жизни тех, кто покинул этот мир. – Дог положил в рот еще одну закуску, отчего у меня в животе заскулило. – Им двигала месть. Жизнь обошлась с ним жестоко, и он хотел отплатить. Вместо того чтобы наказать тех, кто называл его выродком, он решился на куда более радикальный шаг. Он придумал способ, как отомстить самой жизни, надругаться над ней, вернув не упокоенные души преступников из тьмы.
Старик протянул мне закуску, и я не отказался. Я надеялся, что она будет лучше, чем принесенный ранее обед. И как же я ошибался. Поднесся черный стручок ближе к свету, я увидел волокнистую структуру, напоминавшую вяленое мясо или рыбу. И не прогадал. На конце стручка я заметил что-то блестящее. Первым делом, я решил, что это осколок стекла, но когда насчитал четыре осколка в ряду, меня едва не стошнило. На языке еще теплилось воспоминание о табаке, поэтому я приложил все усилия, чтобы не перебить послевкусие рвотой.
Дог жевал кошачьи лапки. Причем, судя по размеру, они принадлежали котятам, а не взрослым особям.
Я положил кусочек под матрас и сосредоточился на словах старика, чтобы не думать о том, как именно Дог делает эту закуску.
– Спустя двадцать четыре года после основания общины Джек нашел такого же «зеркального» человека, как он. И судьба его была решена в тот же день. Джек препарировал тело, чтобы найти причину, объяснить себе, почему его тело выглядит именно так. Но для этого потребовалось гораздо больше времени и тел. – старик зашелся кашлем. В подвале было тихо, но воздух был настолько густым, что казалось, его волны становились уловимыми. – К тому времени, когда Джек нашел ответ, община состояла из нескольких десятков домов, жители занимались сельским хозяйством и животноводством, прокармливая себя вдоволь. У Джека родились дети.
До последних слов Дога я сидел неподвижно, но стоило ему заговорить о детях, как это резонировало во мне. Я выпалил, не успев одернуть себя:
– Ты сын Джека?
Дог залился едким хриплым смехом, больше похожим на кашель. Черный кот завился у его ног.
– Обошлось без этого, – ответил Дог. – Одного из его сыновей зовут Джо Хорс. Если справишься с тем, что тебе предстоит, у тебя будет шанс познакомиться с ним поближе. Но до этого еще далеко. Тебе во многом следует разобраться. К концу своей жизни Джек стал для жителей общины тотемом, на какой молились, приносили жертвы. Перерезав сотни тел, Джек понял, что разгадка скрывается не внутри, а гораздо, гораздо глубже. И его вера была вознаграждена.
Свет потух. От истории этого места и без того кровь в жилах стыла, но когда стало темно, меня одолел животный страх. Я чувствовал, как в густой тьме подкрадывается хищник. Им была смерть, о какой твердил Дог.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70945519) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.