Читать онлайн книгу «Login: 3690» автора ЧЧЧ

Login: 3690
ЧЧЧ
«Логин 3690» – это провокационный взгляд на современное общество, где каждая сделка требует жертвы не только деньгами, но и моральными принципами. Погружаясь в мир Олега, вы откроете для себя, до каких пределов могут дойти люди ради своих желаний и амбиций. Какую цену мы готовы заплатить за достижение целей? Что за тайны скрываются за фасадами московских многоэтажек и красивыми рекламными гарантиями? Готовы ли вы узнать истинное лицо рынка недвижимости?

ЧЧЧ
Login: 3690
Выбор – лучшее, что придумал дьявол.

Утро опять началось с тех же вопросов и сомнений. Он сидел за столом, перед ним лежали бумаги, исписанные возможными сценариями. Кофе в чашке давно остыл. Он терпеливо ждал, когда мысли сами приведут его к правильному решению. Ошибка выбора – это поражение. Только не в этот раз. Он не мог проиграть, ему нужна победа.
Его глаза блуждали по строкам текста, но мысли уносились далеко. Он вспоминал встречи с людьми, чьи жизни зависели от его решений. Друзья и враги, союзники и предатели – все они были частью этой сложной игры под названием жизнь. Он знал: правильного выбора не существует, есть только последствия.
Ему сильно хотелось начать так:
«Во дворе многоэтажки собралось около пятнадцати человек. Мужчина средних лет с наголо бритой головой, в синих джинсах и черной кожаной куртке отчаянно жестикулировал, указывая куда-то вдаль. Его крупное лицо с блестящими глазами-бусинками, обрамленными густыми черными бровями, большой мясистый нос и тонкие губы выдавали его возмущение. Прохожие останавливались, образуя плотный круг. Женщины с ужасом прикрывали рты, мужчины хмуро опускали головы.
Из-за плотности толпы не было видно, что происходит в центре. Непосвященному человеку могло показаться, что это собрание жильцов против вырубки деревьев в близлежащей к дому аллее для строительства бизнес-центра.
Вдалеке завыла сирена, усиливая ощущение надвигающегося ужаса. Машина скорой помощи остановилась в метре от толпы. Двое мужчин в белых халатах выскочили из машины. Толпа расступилась, образуя проход к центру круга.
– Разошлись! – грозно крикнул врач, опускаясь на колени. – Что у нас тут?
– Что? – спросил его напарник, крепкий мужчина лет пятидесяти.
– Отойдите на три метра! – рявкнул врач. Через секунды он тихо произнес: – Готов.
– Может…? – фельдшер вопросительно поднял бровь.
– Бесполезно. Пиши время смерти: 10:35.
– Записал. Пойду вызову машину и принесу что-нибудь накрыть, – тихо сказал фельдшер, поднимаясь. – Разойдитесь! – громогласно добавил он, направляясь к машине.
К месту происшествия подъехала еще одна машина. Из нее вышли полицейские и человек в штатском с чемоданчиком в руке.
– Добрый день, – поздоровался капитан. – Подробности есть?
Его голос, скрипучий и визгливый, совершенно не соответствовал брутальной внешности.
– Труп. Остальное узнаешь у этих, – ответил врач, указывая на зевак.
– Ладно. Пойдем, посмотрим.
– Товарищ полицейский! – крикнул бритоголовый мужчина. – Я все видел! Он уехал!
– Вы кто? – раздраженно спросил капитан.
– Прихваткин Сергей Иванович. Я шел, когда случилась авария. Я видел, как машина уехала. Белая Тойота. Я запомнил номер.
– Сереж, допроси его! – произнес капитан своим странным голосом. – А все остальные по домам. Кроме тех, кто что-то видел!
Он направился к врачу.
– Что у вас тут?
– Черепно-мозговая травма, множественные переломы. С жизнью не совместимо, – бесстрастно произнес реаниматолог.
– Понятно. Труповозку вызвали?
– Да. Мы закончили. Удачи, капитан.
Всё было странным в это утро. Люди не пытались помочь пострадавшему. Врачи скорой действовали как во сне, не прилагая ни малейших усилий в попытке реанимировать пострадавшего. Полиция опоздала из-за путаницы с адресом. Бритоголовый Сергей Иванович записал номер машины, но ошибся в одной цифре. Водитель белой Тойоты гнался за скорой, пытаясь объехать пробки. В машине умирал его трехлетний сын, обварившийся кипятком, пока родители ругались. Всё было странно. Всё было запланировано.
Наконец-то! Он сел, потом медленно встал. Постояв минуту, сделал первый шаг. Второй. Третий. Он любил ходить по земле. Это доставляло ему удовольствие. Впереди были девять напряженных дней. Он знал, насколько важно выполнить всё идеально. Единственный способ доказать правоту своих помыслов – блестяще выполнить задание. И он его выполнит.
Виктор улыбнулся и направился в сторону парка…»
Однако вместо этого он зашел на популярный сайт Живого Журнала. Зарегистрировал аккаунт с логином 3690 и нажал кнопку «Создать первую запись». Долго сидел перед экраном, размышляя, с чего начать. Мысли путались в нерешительности. Наконец, он просто указал дату и начал писать. Пальцы с трудом двигались по клавиатуре, как будто сопротивляясь каждому нажатию. Слова давались нелегко, но он знал, что должен рассказать про себя. Иначе все зря.
Он написал: «Жизнь – это не всегда то, что кажется на первый взгляд. Прошлое остается позади. Многие из нас переживают кризис среднего возраста и стараются найти что-то значимое в жизни…» Мысли по-прежнему блуждали в поисках ясности, а пальцы так и спотыкались о клавиши. Но это было уже не важно. «…Я встретил множество людей, каждый со своей историей, своими надеждами и мечтами. Возможно, кто-то из вас тоже ищет свой путь. Я надеюсь, что мои истории помогут вам найти силы и уверенность. Спасибо, что читаете меня. Я обещаю быть честным и откровенным. Пусть этот Живой Журнал станет местом, где я смогу делиться своими мыслями и переживаниями. Верю, что впереди нас ждет лучшее. Надеюсь, что мои слова найдут отклик в ваших сердцах и помогут вам в трудные моменты».
Прочитав текст, он стер все слова и начал заново: «Я – риелтор…» И вновь «Delete». С новой строки: «Я – Олег. Мне сорок лет, и я нахожусь на переломном этапе своей жизни. Всё казалось постоянным и неизменным, но теперь многое меняется. Я хочу найти новые цели. В этом Живом Журнале я буду делиться своими мыслями и, возможно, разочарованиями. Хочу, чтобы вы, мои читатели, стали частью этого пути, чтобы мы вместе находили ответы на вопросы, которые ставит перед нами жизнь. Спасибо за то, что вы здесь. Давайте вместе смотреть в будущее».
В очередной раз остановился, прочитал написанное и, наконец, решил оставить текст таким, какой он есть. Почти нажал кнопку «Опубликовать», но в последний момент передумал. «Каждый из нас трус перед правдой», – сказал он себе, закрывая ноутбук.
Встал, оделся и вышел из квартиры.


22 апреля
Я – Олег. Мне сорок лет, и, честно говоря, я даже не знаю, зачем об этом думать. Сорок лет – важный момент для раздумий и подведения итогов, но я не чувствую никакого прилива раздумий. Итоги чего? И зачем их вообще нужно подводить?
Вчера встретил старого приятеля, который, как оказалось, совсем недавно праздновал свои сорокалетние достижения. Он с энтузиазмом рассказывал о новых проектах и планах на будущее, а я только улыбался в ответ. Все вокруг о каких-то планах на будущее, о мечтах, амбициях, а я уже всё видел и совершенно всё слышал.
Чего достиг я?
А чего достигли вы?
Ну, живу как все или точно не хуже всех – это и есть моя мера успеха. Конечно-конечно, все ваши трендовые пионеры берутся за новые проекты, стремятся к лучшему. Ага. Все те же ваши «тренды» потом нечаянно банкротятся, спиваются, разводятся и ничего не добиваются. Упс…
Я просто шагаю по течению. Зачем мне ваши амбиции? Зачем мне чужие нервы? Зачем мне всеобщее лучшее? У меня всё есть.
Да, мне уже сорок, и я не знаю, что с этим делать: кажется, не осталось ничего, что могло бы меня удивить или заставить страстно желать чего-то нового. Всё вокруг предсказуемо и неинтересно. Некоторые говорят, что это пессимизм или даже лень. А я уверен, что это реализм и умение находить удовольствие в том, что имеешь.
На самом деле я научился быть счастливым там, где другие видят деградацию. Вчера вечером сидел в парке и наблюдал, как мимо меня торопливо шагают люди, обсуждая на ходу последние новости и скандалы.
Что знаю я? Да ничего не знаю, и знать не стремлюсь. Зачем? В этом мире информационного шума, где каждый второй становится экспертом всего на свете, проще остаться в стороне. Зачем погружаться в дебри бесконечных новостей, теорий заговоров и конспирологий, если в конце дня это никак не меняет моей жизни? Зачем насиловать собственный мозг чужими мнениями и спорами, когда можно просто наслаждаться тишиной текущего момента?
Все вокруг одержимы нуждой обсуждать последние новости, последние скандалы, последние открытия. Что вам это даст? Нет, я выбираю другой путь. Я выбираю спокойствие. Пока другие ошалело несутся вперед в гонке за информацией, я предпочитаю оставаться здесь, на месте, никуда не торопясь, и это приносит мне важный покой. Нет нужды стараться впечатлить кого-то своими знаниями, когда можно просто быть собой и жить без лишних тревог.
Может, для кого-то я отстал от жизни. И что? Я сам выбираю, как жить свою жизнь. Да, я сознательно отказываюсь от того, что, по мнению других, делает жизнь интересной. И в этом есть мой выбор. Я нашел спокойствие в незнании, в простом существовании. Нет надобности всё время что-то менять и что-то кому-то доказывать. Это мой путь к моему счастью; мой способ найти гармонию в мире, который, в отличие от вашего, не имеет никому не нужного хаоса.
Вечером я люблю зайти в бар, чтобы выпить пару бокалов пива. Так все пьют! Это стало частью меня, чем-то вроде социального ритуала. Почему нет? Отличный способ расслабиться после тяжелого дня, четкая практика забыть о проблемах, которые только и делают, что умножаются. В алкоголе скрывается лечебное забвение. Вечером в баре, на дне рождения друга или просто дома перед телевизором – везде есть место, где некая дофаминовая яма будет до краев заполнена удовольствием. В конце концов, пить в компании – это отличный способ социализации и общения. Может, это и не самый правильный выбор, но этот выбор делают все. И я – не исключение.
Иногда мне, правда, кажется, что мы пьем не столько ради удовольствия, сколько ради того, чтобы поддержать иллюзию не одиночества. И что? Это часть нашей культуры, часть жизни, часть меня. Мы пьем на праздники и на похороны, на свадьбы и разводы, отмечаем каждый значимый – и не очень – момент. Да почему нет-то? Не вижу никакой причины менять этот порядок вещей. Как и всё остальное в моей жизни. И эта её часть тоже предопределена.
Конечно, иногда я задумываюсь, не слишком ли часто я пью? Но затем прихожу к выводу, что всё под контролем. Как бы то ни было, все вокруг делают то же самое. Если все так живут, значит, это нормально, так ведь? Это не означает, что я не могу провести вечер без алкоголя, но зачем, если бутылка пива не приносит никакого вреда?
Да, я тупой, но кто сейчас умный? Все вокруг утверждают, что владеют истиной, что понимают, как устроен мир, но чем они умнее меня? Все эти разговоры о политике, экономике, науке… Сколько из них на самом деле понимают, о чем утверждают? Большинство просто повторяет слова, которые слышали где-то в новостях или в социальных сетях. А потом смотришь, как они поступают в жизни, и понимаешь: умом тут и не пахнет.
Ну а я, по крайней мере, не притворяюсь. Не стараюсь казаться умнее, чем есть на самом деле. Может быть, это и есть настоящая мудрость – признавать свое невежество и знать все свои слабости. Я не стремлюсь к тому, чтобы впечатлить кого-то своими знаниями или остроумием. Зачем? Все равно каждый в своей голове, в мыслях и в суждениях одинок. Одинок так же, как и в своей маленькой никому не нужной жизни.
И да, это и есть причина моего спокойствия. Я не борюсь за место среди «умных», не стараюсь быть частью этой бесконечной гонки, в которой все пытаются переубивать друг друга айкьюшным интеллектом и остротой суждений. Моя простота в понимании мира избавляет меня от необходимости всегда быть правым.
Так что да, пусть меня считают тупым. Быть «умным» означает жить в постоянном напряге, доказывать что-то окружающим и отказываться признать собственные ошибки. Жить проще, когда не нужно всегда быть первым, когда можно просто наблюдать. Жить лучше, когда можно спокойно учиться на чужих ошибках, не теряя при этом своей невозмутимости и самоиронии.
Работать до седьмого пота? А зачем? Всё равно настоящие деньги не заработаешь. Не я же один так говорю, все вокруг повторяют: богатые не зарабатывают, а наворовывают. Почему я должен ломать себя? Живу я небогато, но и не нищенствую. А кто сейчас хорошо живет? Не видел таких.
Все вокруг болтают о великих возможностях, о карьерных лестницах, которые только и ждут, чтобы по ним забраться. Но что я вижу? Я вижу, что те, кто действительно что-то имеют, зачастую получили это не через сверхусилия умственной работы или благодаря своему упорству. Нет, они просто оказались в нужном месте, в нужное время, или у них были нужные знакомства.
Так что, мне работать до изнеможения, чтобы потом с удивлением обнаружить, что я на том же месте, где и начинал? Почему я должен изнурять себя, тратить свои лучшие годы в погоне за миражом, который растворится, как только я доберусь до него? Нет, я не обманываю себя. Я живу в своем реальном мире, а не в вашем – мире идеальных возможностей.
Говорят, что я циничен. И что? Разве цинизм – это не способ видеть вещи такими, какие они есть, без розовых очиков? Ведь если присмотреться, все те, кто критикует меня, сами не верят в то, что утверждают. Они продолжают работать, потому что боятся, что иначе останутся без средств к существованию. А я выбрал – не обманывать себя. Я не стремлюсь к богатству, потому что понимаю: за большие удовольствия часто приходится платить большую цену.
Мне нет нужды охотиться за деньгами.
И если это делает меня неудачником в глазах общества, то пусть так и будет. Я сделал свой выбор, и мне с ним хорошо.
Я развелся. А кто сейчас не разводится? Это давно норма, ещё одна галочка в списке обычных жизненных событий. Вокруг столько людей проходят через это, что иногда я думаю, будто развод – это просто ещё один ритуал перехода, как первая работа или покупка машины. Мы встречаемся, женимся, живем вместе, а потом… разводимся. Цикл повторяется, и каждый раз это кажется всё менее и менее ценным.
Да, было неприятно. Да, было странно наблюдать, как распадается то, что когда-то казалось прочным. Но сейчас, когда всё сказано и сделано, я не чувствую той остроты, которую, возможно, ожидал бы. Вместо этого внутри почти приятная пустота, как спокойствие после шторма. Так много людей проходят через то же самое, что в итоге любое расставание кажется всего лишь еще одним обыденным событием в жизни.
Теперь я один, но это тоже не что-то новое. Вот, тут много говорят о поиске себя, о новых начинаниях и вторых-третьих шансах. Может быть, я должен был бы чувствовать волнение от возможностей, которые теперь открыты передо мной, но вместо этого я чувствую себя просто зрителем в собственной жизни. Я смотрю, как другие натужно переосмысливают свои жизни, страстно ищут новые увлечения или новую любовь, и думаю: а зачем?
Может быть, если я снова кого-то встречу, то снова полюблю. Или, может быть, я так и останусь в своем нынешнем состоянии спокойствия и самодостаточности. В чем разница? В конце концов, разве не все мы ищем одного – просто быть счастливыми? Если мой путь к счастью проходит через одиночество, то пусть так и будет. Жизнь продолжается, и, кажется, я нашел способ быть в ней счастливым, даже если это счастье выглядит не так, как у других.
Менять жизнь? А зачем? Мне и так нормально. Не хочу, не знаю и не нужно. Мне хорошо. Ну, по крайней мере, так же, как и всем на Земле. Кому нужны эти вечные беготни за чем-то новым, когда можно просто наслаждаться моментом? Люди вечно чем-то недовольны, всегда стремятся к большему, а потом удивляются, почему их жизнь полна стрессов и разочарований. Я выбрал свой путь – путь спокойствия и удовольствия тем, что уже есть.
Я вижу, как мои знакомые мечутся по разным работам, строят дома, меняют автомобили, как будто это даст им счастье. Но я-то знаю, что счастье не в вещах и не в бесконечных изменениях. Счастье в умении принять себя и свою жизнь такой, какая она есть, без дебильного стремления к чему-то неизвестному. Я умею ценить малое, находить радость в простых вещах: в вечере за чашкой чая, в прогулке по бульвару, в тихих вечерах. Не нужно мне никаких потрясений и перемен, чтобы чувствовать себя живым.
Зачем мне раздражать себя ненужными стремлениями? Я нашел свой баланс, свое место, где мне хорошо и спокойно. Может, кто-то скажет, что это то самое днище, но если дно выглядит так, как моя жизнь, то оно мне по душе. Жизнь без суеты и постоянного напряжения – вот что я выбираю. Неужели нужно стремиться к переменам только ради перемен? Нет, я выбираю удовольствие от текущего момента.
Другие пусть меняют всё вокруг, пусть ищут что-то новое. Я выбрал свой путь – путь стабильности и покоя. И я уверен, что это правильный выбор. Мне не нужно больше того, что у меня есть, и я счастлив именно так.
***
Так вот, что сказать-то хотел. Вчера с соседом поспорил, что знаю всё про микробов. Поспорил на тысячу рублей. Завтра у нас баттл, кто кого за микробов. Если выиграю штукарь, вам тоже расскажу.
Пока. Не кашляйте.

24 апреля
Я – модератор тех, кто обожает блистать на фоне других, потому что сам в школе был двоечником со всеми вытекающими. Ну ладно, не двоечником, но точно не блистал. В классе я был одним из никчемных бесполезностей, и это определило моё отношение к жизни.
В советское время взрослые по каким-то своим непонятным меркам решали, какой ребёнок достоин успеха, а какой нет. Никто не вникал в способности и таланты каждого из нас. Сели, встали, построились и пошли строем. «Будь готов!» – «Всегда готов!». Те, кто не успевал шагать в ногу, теряли шанс на успех. Те, кто первыми завоевали любовь учителей, оставались фаворитами до окончания школы.
Система не оставляла места для индивидуальности. Тех, кто пытался сопротивляться, быстро ставили на место. Это было похоже на армию: есть устав, есть командиры. Лучше не выделяться, если хочешь выжить. Школа была казармой, где каждый шаг контролировался, а любая инициатива каралась. Учителя ценили тех, кто не задавал лишних вопросов и чётко выполнял задания. Остальные были лишь статистами, заполняя годовой план, выданный Министерством образования.
Но даже в этой системе можно было выжить, если понимать её правила. Я научился притворяться и играть по их законам. Я понял: важно найти своё место и крепко обосноваться в нём, чтобы меня не трогали.
Когда мы выросли, жизнь резко изменилась. Исчезли пионеры и комсомольцы. Учителя, которые подло манипулировали нашим будущим, сами оказались на рынке, торгуя турецким барахлом. Система, казавшаяся незыблемой, рухнула. Все начали жить в реальной неизвестности.
В этом новом мире те, кто не умел ходить строем, оказались лучше приспособлены к жизни. Те, кто умел искать обходные пути, наконец получили своё золотое время. Видимо, так устроен мир: люди в обязательном порядке и при любой системе делятся на тех, кто получит от вселенной шанс, и тех, у кого отберут даже последнюю надежду.
Сегодня я смотрю на свою школьную жизнь с улыбкой. Учителя, которые считали себя вершителями судеб, оказались безвольными марионетками в чужой игре. Многие из нас, «советских статистов», нашли свой путь и место в жизни вопреки советской системе. А те, кто блистал в школе, напротив, выпали из треснувшей конструкции с неизлечимой травмой «отличника».
Стремление быть лучше всех может иметь необратимые последствия в неизвестном будущем. Когда перед всем классом тебя тянут к золотой медали в ситуациях, где даже четвёрка была бы успехом, это скорее садизм, чем поддержка. Такая одержимость результатами не только разрушает детскую голову «отличника», но и искажает понимание мира у всего класса.
Мы все вместе травили ту девочку, которую, по нашему мнению, незаслуженно делали отличницей. Дети могут быть жестокими – это правда, но взрослые ещё хуже. Не знаю, что с ней стало, но не удивлюсь, если сейчас она меняет психологов как перчатки, чтобы излечить свои детские травмы.
Привыкшие к тому, что их «ведут» к успеху, не могут адаптироваться к жизни, где никто не наградит за показательные старания. Я всегда знал, что мне светит дырка от бублика, поэтому было легче падать и не страшно снова подниматься. Я сам учился у тех, кто умел искать лучшее место под солнцем, пока другие продолжали ждать, что кто-то придёт и скажет им, как правильно жить.
Сейчас, когда я вижу бывших отличников, застрявших в офисах в вечном поклоне, мне становится смешно. Они так и не поняли: жизнь – это не школа, здесь не ставят оценки за зубрёжку. Здесь вообще нет правил, и, если ты не готов к этому, то станешь прислугой, пусть даже и с неплохой зарплатой. Мир – это война. Побеждает не самый умный, а самый приспособленный.
В школе нас учили, что за усердие и зубрёжку мы получим «пятёрку». Но в реальности всё иначе. Никто не будет ставить оценки за выполнение плана или за правильно заполненный отчёт. В реальном мире важны совсем другие навыки: умение адаптироваться, обходить острые углы и выживать в условиях, где каждый сам за себя.
Привыкшие к системе продолжают жить, веря, что мир обязан оценивать их заслуги. Они ждут, что кто-то заметит их старания и вознаградит. Но мир не замечает тихих трудяг. Он ценит тех, кто может прошмыгнуть сквозь толпу и взять своё. В реальном мире неважно, сколько ты знаешь, важно, как ты используешь свои знания.
Я всегда знал, что рассчитывать можно только на себя. Меня не баловали похвалами и не ставили в пример другим. Я живу не ради оценок, а ради того, чтобы понять, как устроен этот мир. Я понял: нет никаких правил и границ, кроме тех, что мы способны себе выдумать. И если хочешь чего-то добиться, нужно перестать прислуживать и начать играть свою игру.
А те, кто продолжают ждать свою «пятёрку» от вселенной, просто не в силах признать, что в жизни не существует никаких оценок. Советского Союза давно нет, советской системы образования давно нет, и даже детство сейчас совершенно другое, но иногда мне кажется, что следы той старой системы «отличников» и «двоечников» всё ещё формируют наше восприятие успеха и неудачи.
***
Это была одна из двух семей в моей жизни, которые вызывали у меня безмерное уважение и восхищение. Они пришли ко мне по рекомендации. Молодые, красивые, счастливые – олицетворение любви, которой я не мог не восхищаться.
В этой паре он был образцом прагматизма и ума, заботливым отцом и успешным бизнесменом. Она – страстью и пламенем, идеальной женой и неоценимым помощником в бизнесе. Вместе у них получилось создать ту самую семью, о которой пишут бестселлеры и снимают оскароносные фильмы. Семью, в которой их дочь и сын росли абсолютно счастливыми детьми.
Моя первая сделка с ними касалась покупки дачи, которая прошла гладко и без единой задержки. Красивый домик для красивой семьи. Мы не стали смотреть другие варианты. Оформили все необходимые документы, отметив завершение сделки праздничным шампанским.
Постепенно наши отношения перешли в дружескую плоскость, и я начал помогать им не только в профессиональных вопросах, но и консультировать по личным просьбам их знакомых. Их семейный бизнес по производству мебели рос и развивался, как и их дети, и вскоре они решили расширить свою жилплощадь.
Трёхкомнатная квартира на Щёлковской, которая у А. была ещё до свадьбы, оказалась тесной для их растущих потребностей. Я предложил свой план: разделить эту квартиру на два отдельных жилья, одно из которых они могли бы сдавать, а в другом жить. Этот план вызвал всеобщее одобрение, и я со всем рвением окунулся в его реализацию.
Сделка была катастрофически непростой. Всё время что-то рушилось: то одна квартира отваливалась, то другая. Собрать в цепочку Москву и область был тот ещё квест. Но мне никто не мешал и не дёргал. Они доверяли мне, я старался не подвести их доверие. В результате нашли идеальную четырёхкомнатную квартиру в Балашихе и двухкомнатную квартиру с евроремонтом в Москве, там же, на Щёлковской, рядом с их мебельным салоном. Банк одобрил нам кредит, и мы двинулись к сделке.
Три квартиры объединили в один сложный день. Тот день был тревожным и нервным, но ощущение удовлетворения от успешно завершённой работы перекрыло всю мою усталость.
Они восхищались моим умением превращать обычные квартиры в выгодные инвестиции, а я – их умением держаться вместе в любых обстоятельствах.
Ю. регулярно поздравляла меня со всеми праздниками, и мы обменивались новостями. Они сделали ремонт и классно обустроились на новом месте. Успешно сдали московскую квартиру, покрывая не только ипотечные платежи, но и коммунальные расходы по ней. Эти ребята стали для меня идеальным примером того, что истинная сила семьи заключается не в отсутствии проблем, а в способности совместно преодолевать любые трудности. Если я и хотел семью, то только такую. Если я и хотел жену, то только такую, как Ю.
***
– Короткий вопрос.
– Задавай любой – на все отвечу.
– Скажи, на что можно разменять нашу Балашиху?
– Балашиху? Вот те на! Ну, слушай, ни на что. Я вас предупреждал, что материнский капитал нельзя вкладывать в квартиру, если только вы её не берёте на всю оставшуюся жизнь. Ты мне что тогда сказал? Правильно. Сказал, что вас это не волнует, потому что продавать вы её не будете, пока не вырастут дети. Разве не так?
– Понял тебя, – ответил грустным голосом А. – Да задолбались просто ездить по пробкам. Подумали, может, обратно в Москву перебраться.
– У вас сто двадцать метров квартира. Половина принадлежит детям по материнскому капиталу. Чтобы перебраться в Москву, вы должны купить квартиру не менее шестидесяти квадратов, а это однозначно доплата, причём немаленькая.
– Ясно. Ладно. Спасибо!
– Не за что. Ю. привет от меня!
Прошло ещё полгода, прежде чем меня посвятили в настоящую причину желания «продать Балашиху».
– Привет, Олег! Мне нужна твоя помощь, – Ю. начала разговор неуверенно.
– Что стряслось?
– Мне срочно нужно продать ипотечную квартиру.
– Зачем?
– Мы развелись.
– Нет…
У меня тогда случился инфаркт веры. Я не мог поверить в то, что такая идеальная семья способна развалиться.
– Да. Он избил меня и выгнал из дома. Нам с детьми пришлось ночью в пижамах бежать в Москву.
– А. тебя избил?! Как такое возможно?
– Возможно! Ты его совсем не знаешь. Думаешь, это в первый раз, что ли?
Я ошалело молчал в трубку. То, что я слышал, не могло и не хотело укладываться в моей голове.
– Хорошо. Я думаю, нам надо встретиться и всё спокойно обсудить. Говори, когда и куда – я подъеду.
Мы договорились встретиться в «Кофе Хауз» на следующий день. Я решил не звонить А., чтобы сначала спокойно разобраться в том, что, чёрт возьми, произошло.
Ю. пришла, как всегда, в отличном настроении, улыбалась и выглядела прекрасно. Они уже полгода жили в московской квартире, и она продолжала заниматься семейным бизнесом и вести в одно лицо все домохозяйство, при этом оставаясь совершенно сногсшибательной.
Её рассказ разрушил мою самонадеянную уверенность в том, что я хорошо разбираюсь в людях.
Без жалоб, но с какой-то горькой досадой, она поведала, как однажды её муж просто лёг на диван и заявил, что больше не хочет ничего делать, потому что у них уже всё есть. Рассказала, как она из менеджера по продажам превратилась в итоге в руководителя бизнеса. Пока муж загорал на мягком диване, она научилась не только продавать мебель, но и организовывать работу цеха, нанимать рабочих, вести бухгалтерию и буквально всё контролировать.
А. при этом с каждым днём становился всё пассивнее и пассивнее. В конце концов его обязанности ограничились только тем, чтобы отвезти детей в школу и забрать их с уроков. А она с утра готовила, убирала, стирала, в десять открывала магазин, проверяла заказы, ехала в цех, там всё контролировала, проверяла закупки, отгрузку и ещё «стопятьсот» дел.
Я слушал её и поражался её трудоголизму. Эта женщина была не то что примером, а каким-то недосягаемым космосом, настолько она была хороша во всём.
– И вот представь, как мне надоело всё на себе тащить. Я ему поставила ультиматум: либо он чем-то занимается, либо мы расходимся. И что он сделал, думаешь? Придумал себе новый бизнес – очками торговать. Продал всё оборудование в цеху. Ладно, я не возражала, мне было проще и дешевле договориться со сторонними производствами, чем платить аренду, зарплату, исправлять косяки, которых было не высказать сколько. Не важно. Дело не в этом. Он просрал все деньги, ничего не выгорело у него, набрал кредитов, и последней каплей стало то, что он придумал продать мою машину, чтобы закрыть все долги. Ну, я не выдержала, сказала ему всё, что думаю, и он меня избил в первый раз. При детях, представляешь? Потом второй. Когда это случилось в третий – я сбежала в чем была. Дети его боятся. Дочь вообще в истерику впадает, как его видит. Сын ещё ничего, держится. В общем, Олег, это ужас, что я пережила. А теперь новая напасть. Банк отбирает квартиру. Через неделю суд, вот, повестку прислали, и я совсем останусь на улице. А. нас не пускает в балашихинскую квартиру, говорит, ушла и скатертью дорога!
***
У меня была неделя, чтобы вернуть всё в начало.
Я выставил квартиру на продажу и направился в банк искать того, кто поможет отодвинуть крах на максимально возможное расстояние. В банке выяснилось, что платежи по ипотеке прекратились полгода назад. Менеджер, который вёл наше дело, оказался классным чуваком. Он сказал, что в его интересах нам помочь, потому что разгребать все обременения на квартире – то ещё удовольствие.
Тогда я узнал, что кроме ипотеки на квартиру наложено ещё три обременения от приставов. Заказал историю перехода права собственности, чтобы понять, в чём дело. Менеджер подсказал, что и как надо сказать на заседании суда, и заверил, что они согласятся перенести вынесение решения суда по нашей квартире ещё на месяц. Я поклялся, что за этот месяц мы снимем все обременения и полностью закроем ипотеку. На том и порешили.
Мы с Ю. в назначенный час приехали в суд. Я написал текст и заставил Ю. его вызубрить, а также мы разобрали все возможные вопросы от судьи и придумали на них ответы. К тому моменту я получил выписку из Росреестра и ужаснулся количеству обременений – там их было уже не четыре, а шесть. Одно из них было от Ю. Она подала на алименты, которые А. не желал платить, и поскольку у неё были знакомые в этой системе, приставы наложили арест на всё, где А. имел собственность.
Суд прошёл удовлетворительно. Заседание перенесли ещё на месяц, и это было важной для меня победой.
Я отправил Ю. снимать алиментные обременения с квартиры, а сам, собравшись с духом, позвонил А., который выгнал детей из дома, потому что периодически избивал их мать.
– А., привет. Слушай, надо встретиться. Я тут только из суда вышел. У нас один несчастный месяц, чтобы продать ипотечную квартиру, и вагон проблем, – сказал я, пытаясь контролировать голос, хотя внутри всё кипело.
– Привет, – ответил А. с заметной грустью. – Значит, ты всё уже знаешь. Подожди, в смысле продать? Зачем её продавать?
– Потому что вы не платили ежемесячные платежи, и теперь её отбирает банк, – я старался говорить спокойно.
– В смысле не платили? Мы с Ю. договорились платить пополам за неё, и я каждый месяц отправлял ей свою половину. Подожди… Объясни, что происходит? – в его голосе послышались нотки паники и недоумения.
Я вкратце рассказал А. историю с банком, судом, обременениями. Объяснил, что, если мы не сможем снять обременения за две недели, не найдём покупателя и не выйдем на сделку до суда, они потеряют квартиру. Банк пустит её на торги, а в случае продажи с торгов они получат максимум пятьсот тысяч рублей. Сказал, что если бы он рассказал мне всё полгода назад, сейчас они бы получили с продажи три с половиной миллиона, но в нынешних реалиях это будет два миллиона, и то, если очень повезёт. Я злился. Мне было невыносимо жаль их денег.
Мы договорились встретиться на следующий день.
После разговора я направился в офис, прокручивая в голове всю ситуацию. Думал о том, почему одни и те же люди сначала вкладывают все силы и время, чтобы заработать, а потом в одночасье всё добровольно теряют.
И из-за чего, спрашивается? Когда причиной финансового краха становится развод, это особенно меня бесит. Хочется крикнуть: вы же люди, люди! Бросьте всё к черту, сядьте и договоритесь, а потом можете хоть захлебнуться своей ненавистью.
***
На следующий день, в три часа, я зашёл в знакомую кафешку. Там, в углу, сидел А., нервно постукивая пальцами по столу. Я устроился напротив и заказал кофе.
– Так что случилось, почему вы не платили по ипотеке? – спросил я с места в карьер.
– Ты о чём вообще говоришь? Эта тварь получает от меня алименты и платежи по ипотеке каж-дый ме-сяц! – последние слова А. произнёс по слогам. – Я забираю детей из школы, вожу на секции, потом привожу домой, и по пути мы где-то едим, потому что эта мразь не может их накормить. Она, видишь ли, работает. Ага, знаем мы, как и где она работает. Она настраивает дочь против меня, понимаешь? А теперь выясняется, что мы теряем квартиру? – А. был явно на взводе.
– Мне неловко об этом упоминать, но Ю. сказала, что ты её избил. И не в первый раз, – я старался говорить спокойно.
– Во-первых, не избил, а один раз ударил. А во-вторых, эта шлюха тебе не сказала, почему я это сделал? – А. поднял на меня взгляд, полный злости.
– Нет, – ответил я, готовясь услышать нелицеприятные подробности.
– Да потому что она с армянами трахается! Понимаешь?! Я, когда прочитал её переписку, я… Пусть скажет спасибо, что не убил! Он ей мебель пилит, а она ему тело свое взамен предлагает. Видимо, так расплачивается – натурой! Ты как себе это представляешь? Я что, должен был медаль ей за это повесить? И я их не выгонял, она сама уехала, и не ночью, а днём. Собрала вещи и сказала, что ей удобнее жить в Москве.
– Она сказала, что ты лёг на диван и перестал чем-либо интересоваться, – я пытался сохранять нейтралитет, хотя внутри всё переворачивалось. Каждый из них был прав, но кому теперь нужна эта правда?
– Вот ведь мразь! Это именно она сделала всё так, что я остался без цеха. Когда эта тварь начала совать свой шлюший нос в цех – я ей верил, думал, что мои ребята косячат. Но потом ещё что-то не так, и ещё, и опять не так. И я просто не заметил, как она взяла под контроль весь процесс. Она говорила, что ей так удобнее, чтобы не быть испорченным телефоном, что она знает, чего хочет клиент, ведь она же с ними заключала договоры. Я ей верил, понимаешь?! Верил и не мешал. А в один прекрасный день мне позвонили из цеха. Я приезжаю, а они говорят: спасибо – до свидания! С твоей курицей мы не нанимались работать, и ушли. Я остался в арендном помещении с кредитными станками. Нормально? Попытался найти новых рабочих, но хрена там видали. За аренду плати, за кредит плати. В итоге всё продал, ладно хоть в ноль. А эта мразь с тех пор видать и чпокается с этим…
– Скажи, что за обременения на квартире, и как быстро ты сможешь снять? – я перебил его, пытаясь сохранить спокойствие.
А. взял распечатку из Росреестра и начал изучать.
– Ну, это штрафы, погашу в течение недели. А вот это кредиты, тут сложнее.
– Если мы не сможем снять обременения, то квартира уйдёт с молотка. Сейчас вы можете выручить два миллиона, потом, возможно, ничего не получите.
А. задумался.
– Ты поможешь мне поделить с ней имущество?
– Помогу.
– Правильно понимаю, что свою долю с Балашихи мне не получить?
– Правильно.
– Тогда я хочу дачу и деньги с ипотечной квартиры. Но сначала это животное пусть снимет запрет на мою машину. Я не могу её продать, потому что её членистоногий друг наложил запрет в ГИБДД.
– Она снимет запрет, я тебе обещаю.
– Как ты думаешь, может выгореть с продажи больше двух миллионов?
– Могло выгореть четыре, если бы ты тогда мне всё рассказал. Теперь два ляма – это большая удача.
А. смотрел в свою пустую кружку и молчал. А я боялся думать, после всего того, что от него услышал.
***
Цена стояла ниже рынка. По рекламе звонили хорошо, но после моих пояснений никто даже не хотел ехать смотреть. Желающих ввязываться в мою запутанную и сложную схему не было. Я понимал, что даже если найдутся покупатели, как только они закажут проверки и увидят гигантское количество обременений, я могу потерять самое драгоценное, что у меня есть – время.
Мне нужны были не просто покупатели, мне нужен был правильный риелтор с их стороны. И я начал демпинговать. Каждые три дня я опускал цену на несколько сотен тысяч.
Но время ускользало сквозь пальцы, а я ничего не мог с этим поделать.
А. разбирался с долгами. Ю. снимала обременения с машины и дачи. Я снижал цену и показывал квартиру. И каждый из нас делал вид, что всё по-прежнему. Но на самом деле всё было намного хуже.
В это сложно было поверить, но когда-то любящие друг друга Ю. и А. теперь не могли договориться даже о том, кто из них забирает детей из школы, а кто присутствует на показе квартиры. Я на некоторое время стал личным секретарём каждого из них.
Чтобы мне было легче, я составил соглашение о разделе имущества, прописал обязательства каждого из бывших супругов, поделил квартиры, машины и даже мебель, и стал согласовывать его с каждым.
Ещё две недели они препирались между собой и наконец поделили с горем пополам всё совместно нажитое.
***
Я уже по несколько раз в день показывал квартиру. Ю. была превосходной показчицей и рассказчицей. Она встречала каждого потенциального покупателя, будто это был её клиент, который пришёл оплачивать свой заказ.
Но идеальную чистоту вкупе с жизнерадостностью хозяйки квартиры омрачало опухшее от слёз лицо дочери. У меня сложилось впечатление, что малышка не плакала только когда спала. Мои усилия хоть как-то её развеселить были абсолютно безуспешны. Каждый раз, входя в квартиру с новыми клиентами, я сталкивался глазами с маленьким испуганным и очень несчастным ребёнком. В отличие от своего брата, который был всегда погружён в игровой гаджет, она обычно внимательно следила за всем, что происходит, и будто ловила каждое сказанное слово.
Смотреть на это было дико, страшно и невыносимо. Поэтому, когда, наконец, увидел риелторшу, которую так долго искал, я только что не крикнул «Аллилуйя!». Квартира понравилась, и на следующий день я пригласил представителя покупателей на кофе.
Мне важно было, чтобы она всё правильно поняла. Для этого пришлось рассказать подробности и ещё чуть больше, а также опять договориться о встрече с менеджером банка.
Я убеждал, умолял, манипулировал и покупал её на полную катушку. Это стоило мне ещё триста тысяч, которые риелтор получила после сделки за «особые заслуги» перед этой семьёй.
Они внесли аванс, и мы двинулись к заключению сделки.
Ю. к тому времени сняла алиментное обременение с машины и дачи. Родители А. согласились закрыть кредиты сына, если он перепишет на них дачу. Всё это делалось в большом секрете от Ю., поскольку её ненависть к бывшему мужу была вселенского размера.
Она презирала А. за то, что он не оправдал её блестящих мечт о богатой и успешной жизни. Закончив с отличием вуз, Ю. не успела реализовать себя в социуме, поскольку сразу же вышла замуж. Эта, во всех смыслах, отличница направила все свои нереализованные амбиции в семью и с немыслимым рвением кинулась помогать своему любимому мужчине.
За что её можно винить? Родила двух прекрасных детей, дом – полная чаша. И бизнес тоже был её заслугой. Она вовремя увидела, как его расширить, и, разумеется, расширила. Поняла, как оптимизировать расходы, и тут же увеличила доходы. Она делала всё «на отлично», наверное, по-другому у неё и не могло быть. Но только у всего есть обратная сторона.
Со временем она обнаружила, что её любимый муж совершенно не способен ни на что, кроме как лежать на диване и наслаждаться результатами её деятельности. Взяв всё в свои удачливые руки, она не заметила, как превратила собственную семейную жизнь в общественно полезную ячейку общества.
Она, разумеется, не могла знать, что изначально способна развиваться в бизнесе быстрее супруга, а когда это поняла, не смогла устоять перед соблазном быть и в семье первой.
Конечно, Ю. всего лишь хотела быть верной женой, прекрасной матерью и отважным помощником мужу во всех делах. Но так у неё не получилось, потому что семья – это не ячейка общества. Семья – это мир. Это вселенная, где нет ни главных, ни второстепенных.
А. же с головой ушёл в ярость, когда понял, во что она превратила их жизнь. Он был обыкновенным чуваком, и мечты у него были тоже слишком приземлённые. Он жил в стремлении устроить быт так, чтобы семья ни в чём не нуждалась. Он, как глава семьи, сделал всё, что было нужно. А дальше он хотел просто жить. Просто растить детей и ни в чём не нуждаться. Он никогда не мечтал о всех деньгах мира. Ему было достаточно ровно того, что он сумел построить. Он любил жену, обожал детей и радовался тому, что имел.
Но для Ю., как для любого целеустремлённого лидера, царство безостановочно уменьшалось. Они перестали понимать друг друга именно тогда, когда один достиг своей вершины успеха и хотел удержаться на этом уровне, а для другого этот пик был лишь началом пути к ещё большему, блестящему будущему. Она нестерпимо нуждалась в красном аттестате, выданном самой судьбой, а он просто хотел жить.
Я слушал каждого из них и не понимал, как они вообще могли встретиться, и тем более полюбить друг друга. Кто их соединил? И зачем? Антигерой встретился с антигероем, родили двух несчастных детей, которые навсегда запомнят, что мама – это хорошо, папа – это хорошо, а семья – это плохо.
***
С А. мы каждый день оббивали пороги служб судебных приставов в разных районах Москвы. Он закрыл все потребительские кредиты, и теперь нам было нужно срочно снять обременение. Мы не успевали. До суда оставалось пять дней. Я пытался хотя бы выйти на сделку до суда, но шансы таяли с каждым днём.
***
Судья зачитал, кто находится в зале суда, зачем находится и о чём сегодня пойдёт речь.
Мы опять сидели с Ю. в пустом зале. Представитель банка снова не явился, и задача Ю. была простая и важная одновременно.
Она представила судье договор аванса, все документы, собранные от приставов, о том, что долги отсутствуют, и клятвенные заверения через неделю выйти на сделку.
Но судья был непреклонен. Он не желал опять переносить заседание и вынес неутешительный вердикт, объяснив при этом, что решение суда вступит в силу через десять дней, и что, если мы выйдем на сделку в это время, то нам нечего опасаться данного вердикта.
Судья закрыл заседание, вяло стукнув молотком, и мы молча вышли из зала суда и побрели дальше, на улицу.
– Ю., скажи, на что ты рассчитывала, когда перестала платить по ипотеке? Мне просто интересно.
Она некоторое время молчала.
– Ты понимаешь, что вы миллионы теряете сейчас? Ведь А. тебе перечислял деньги.
– Он не платил алименты! На какие деньги я должна была оплачивать все расходы на детей?
– Ю., он мне прислал доказательства того, что он платил.
– Что там он тебе прислал? Ни копейки я от него не получила. Зачем мне вещи, которые он покупал? У них этих вещей море. Мне деньги были нужны. Я сама могу купить им вещи. Он переводил мне двадцать тысяч только на платёж по ипотеке. А у меня иногда даже пяти тысяч не было на продукты. Что ты знаешь о том, как мы жили?
Я понимал всю бессмысленность разговора. Ю. защищалась как могла, умоляюще глядя на меня. Когда её красивые глаза до краёв наполнились слезами, я сдался.
– Ладно. Я всё понял. Только не плачь. Я сделаю для тебя всё, что смогу, обещаю. Пока.
И я быстро стартанул в сторону метро, пока Ю. не успела зареветь во весь голос.
Я шёл и думал, что им обоим трудно и совершенно не понимал, что с этим всем теперь делать. Они так отчаянно ненавидели друг друга, что говорить с ними о временном перемирии, хотя бы ради детей, виделось абсолютно пустым делом.
***
Мы встретились в банке заранее, чтобы подписать сочинённое мной соглашение о разделе имущества.
Я понимал, что эта бумажка действительна, только если они будут в неё верить. А так как они совершенно не знали законов, то верили мне, а я сказал, что не будет подписанного соглашения, не будет сделки, не будет квартиры.
Та переговорка оказалась слишком тесным пространством для их ненависти, возведённой в степень. Они будто не слышали моих слов. Наверное, если бы в тот момент кто-то встал между ними, он бы сгорел в молниях гнева, которые они направляли друг на друга.
Ю., чувствуя защиту в виде меня, начала первая. Каждое сказанное ею слово поджигало А. как пороховую бочку. Я пытался изо всех сил увести их внимание в сторону сделки. Нам обязательно нужно было подписать соглашение, которое лежало на столе. Но кроме меня никто не торопился этого делать.
– Ещё слово, и я тебя размажу по стене прямо здесь! – заявил А., побледнев. – И Олег тебе не поможет!
Ю. тут же замолчала и притихла, косясь в мою сторону. Я окаменел. Разнимать драку бывших супругов не входило ни в мои планы, ни в мою комиссию.
– Так. Я встаю и ухожу. С меня хватит! – Я действительно встал и направился к двери.
А. тоже встал:
– Я с тобой. Пойдём покурим…
Мы вышли из банка. А. закурил. У него сильно дрожали руки.
– Олег, извини, но я не могу даже смотреть на неё. Понимаешь… У меня была трёхкомнатная квартира, которая стоила десять с лишним лямов, был бизнес, который кормил меня, и который она у меня отобрала. Может он и не был большим, но он был моим и стабильным. Была хорошая машина. У меня было всё, понимаешь? Скажи, что теперь у меня есть? Скажи?.. Миллион семьсот, которые я получу после сделки, и лада приора? Вот чего я добился за последние десять лет! Как после этого я могу спокойно разговаривать с причиной моего жизненного краха?
Я молчал. Он был прав. Он был так прав, что в ту минуту единственное моё желание было крепко его обнять и сказать: «Держись, брат!», но вместо этого я произнес:
– Я помогу тебе купить участок бесплатно… Не надо! – Я остановил его жестом. – Это моё решение. Участок тоже нужно проверить. Я помогу тебе, даже не спорь. Давай обсудим, где ты собираешься его искать.
Мы наконец отклонились от эпицентра взрыва, и наш разговор ушёл в сторону будущего А. Он сразу решил, что на остаток от ипотечной квартиры купит землю и потихоньку построит дом.
Когда он начинал говорить об этом, его глаза загорались надеждой. Он рассказывал, что построит для каждого из детей по комнате и, может быть, когда-нибудь дети переедут к нему, и он опять будет счастлив.
Приехали покупатели, мы вернулись в банк. Я рассадил всех по трём переговоркам. Подписал соглашение о разделе имущества, и мы ушли в процесс продажи. Моя коллега не подвела. Мы вдвоём очень быстро управились со всей сделкой. Дальше была регистрация и передача квартиры.
***
Свою долю от балашихинской квартиры А. подарил своим детям, закрыв при этом на десять лет возможность продать её.
Мебель поделили: что-то А. сложил на лоджии, а огромный двухкамерный холодильник и телевизор остались в квартире до момента постройки дома.
Мы с А. приобрели отличный участок земли под ИЖС недалеко от Балашихи, оформили все документы, и я был рад, что сэкономил А. хоть немного денег из тех грошей, что он получил от развода. В конце концов, он всё-таки сунул мне в карман конверт с вознаграждением после сделки. Я крепко его обнял, сел в машину и уехал.
Ю. с детьми переехала обратно в Балашиху и, честно говоря, наша связь на этом прервалась.
Через год А. написал, что Ю. не отдаёт ему вещи, мебель и технику, которые они по-честному поделили.
Я написал Ю. Она ответила, что он ей должен сто тысяч за какие-то там коммунальные платежи, и что она отдаст только после того, как он ей заплатит.
Я передал это А. и сказал, что ничего не могу с этим поделать. Он устало произнёс: «Шлюха никогда не станет человеком», – и отключился.
***
Что сказать-то хотел. Сосед вчера зашёл на пиво. Говорит: «Посоветуй, как лучше сделать. Я вот жениться надумал. Мне бы быстренько сейчас однушку на двушку крутануть. Сколько бабла на доплату нужно, а? Сам понимаешь, после брака это уже будет совместное, да и детей пора мне уже заводить, а в однушке как-то не вариант».
Ну я ему рассказал, конечно. Ещё посоветовал спросить у будущей жены, как она училась в школе. А ещё лучше, посмотреть её аттестат, и, если окажется, что она отличница, то бежать от неё со всех ног. Всё-таки кесарю пусть кесарево, а мы как-нибудь сами.
Пока. Не кашляйте.

25 апреля
Я – тварь дрожащая, но иногда «…или право имею!». Тогда я превращаюсь в зло, чтобы защищать интересы тех, кто упал на самое дно жизни. А также тех, кто даже не подозревает о своём неизбежном бомжатском будущем.
Однажды, будучи молодым и наивным, я получил совет от И.Е. – самой умной женщины, которую я когда-либо встречал. Она сказала: «Эту квартиру всё равно продадут, а его закопают на Орехово-Зуевском кладбище. Так что, если ты такой уж весь в белом, помоги ему и не дай сдохнуть раньше времени».
Эти слова прозвучали, как удар в челюсть. Мир не делится на добро и зло; он полон оттенков серого. После той сделки я перестал обращать внимание на моральные дилеммы. Порой, чтобы помочь кому-то по-настоящему, нужно забыть о правилах и поступить так, как считаешь нужным.
Настоящая помощь редко выглядит, как в голливудских блокбастерах. Те, кого общество определило в биомассу, просто борются за своё существование. Я научился игнорировать лицемерие и концентрироваться на реальных потребностях людей. Если нужно, я буду играть по своим правилам, даже если это сделает меня уродом в глазах остального общества.
Браво тем, кто ненавидит меня. Вы ведь считаете себя другими, верно? Вы обязательно не такие, как я. Но вот ирония: вы всё равно приходите ко мне за помощью, потому что даже такой гнусный тип, как я, может оказаться полезным вам – высокоморальным и безупречным людям.
В конце концов, все вы с вашими чистыми руками и высокими стандартами не хотите испачкаться. Поэтому и приходите ко мне. Я делаю то, что вам не под силу, и спасаю вас от необходимости смотреть на мир таким, каков он есть на самом деле.
И хотя вы меня презираете, помните: без меня ваша жизнь станет гораздо сложнее. Я умею копаться в чужом дерьме, чтобы вы и дальше могли спать спокойно. Называйте меня подонком и мразью – мне фиолетово. Я точно знаю, что придёт время, и вы будете нуждаться в моих услугах, как в воздухе.
Со временем я научился видеть мир не в черно-белых тонах, а в бесцветных оттенках реальности, где каждое действие имеет свою цену. Жизнь не учебник по этике. Здесь каждый выбор – это компромисс, каждое решение – балансировка на грани. Правильные и неправильные деяния часто переплетаются, стирая границы между аморально-чёрным и ангельски-белым.
В этой чертовой игре, где каждый шаг и каждый выбор могут изменить всё, я стал человеком, который не боится грязи. Потому что именно в ней порой скрывается истина, необходимая для «того самого» правильного решения.
Так что судите меня, как хотите. Я знаю себе цену. Если для спасения одного я должен стать злом для другого – так тому и быть. В этом аду, который мы называем жизнью, иногда необходимо выбирать большее из двух зол.
***
В ту квартиру меня привели. Сказали, есть алкаш, который уже восьмого риелтора сменил. Спросили, не хочу ли я попробовать?
Как и все добропорядочные граждане нашей страны, я категорически относился ко всем алкоголикам и бомжам. Я не считал их за людей и определял как необычную разновидность homo sapiens, обитающих за пределами разумной жизни. Между мной и этой стаей недоразвитых существ было толстое стекло предубеждений.
Но слова И.Е. толкнули меня на подвиг отчаянного самоусовершенствования. Я двинулся по адресу, чтобы покорить вершину собственного чванства и брезгливости.
Квартира располагалась на Олимпийском проспекте в одном из самых престижных мест тогдашней Москвы – кирпичном ведомственном доме. Это было воплощение старой советской роскоши: просторный вестибюль, консьерж в синей форме, мраморные полы и высоченные потолки.
Мы свернули за угол и оказались в отдельном отсеке. Я подумал, что раньше здесь, вероятно, располагалась бухгалтерия или ЖЭУ. У квартиры было два входа: отдельный с улицы и из подъезда. Идеальное место для коммерческой недвижимости. В моей голове уже роились идеи, кому и как можно продать это уникальное пространство.
Мы постучали в массивную дверь. Спустя несколько минут нам открыл сам А. – среднего роста, очень худой мужчина неопределённого возраста. Его я разглядел потом, а сначала не мог оторвать глаз от внушительной дыры на его шее, из которой торчала толстая силиконовая трубка. Рядом с ним стоял поддатый доходяга, видимо, привлечённый хозяином в качестве переводчика.
Понять, что говорит А., было нереально: клокочущие звуки, перемешанные со свистом и сипением. Сама квартира рыгнула на нас концентрированным запахом окурков и перегара. Собравшись с духом, я сдержанно вошёл в квартиру.
Роскошный ремонт в стиле диких девяностых сильно поистёрся. Зелёные мраморные подоконники и столешницы, огромные хрустальные люстры и бра, эстонская лакированная стенка, чешский кухонный гарнитур и румынский комплект мебели для спальни – всё ещё нашёптывали легенду о былом величии их хозяина.
Надо сказать, что А., несмотря на довольно чистую одежду, выглядел не просто как обычный алкаш-пропойца, а как самый настоящий синий синяк. Он был копией тех бомжей, что собираются в подворотне, чтобы пересчитать выпрошенные у прохожих копейки, купить самое дешёвое пойло и прямо там его распить. Потом обгадить все углы и в этой же жиже уснуть коротким и тревожным сном.
Моя привычка обращаться с клиентами на «вы» в этот раз застряла в горле. А. было трудно поставить даже рядом с самыми нищебродскими обитателями самого дешёвого района Капотни. Пока я пытался смириться с тошнотворным запахом и понять, с чего начать диалог, А. и его собутыльник молча следовали за мной.
Изучая пятикомнатный притон с его просторными комнатами, необъятной кухней и ванной с джакузи, я силился представить прошлую жизнь хозяина. Настолько удивительным был разрыв между внешностью квартиры и её «синим» собственником. Я был потрясён роскошью этого царства с отдельным входом. Но ещё больше я офигевал от её владельца.
У «переводчика» А., видимо, сильно горели «шланги», поэтому он первый начал диалог и суетливым тоном произнёс:
– Слушай, А. говорит, давай сразу на «ты», без ваших этих риелторских шарканий.
– Хорошо, – выдохнул я последний чистый воздух из своих лёгких.
– В общем, ему нужно продать эту хату. Деньги нужны на бизнес. Мы с А. планируем вернуться на его родину. Там его ждут. Но, понимаешь, у А. сейчас напряг с деньгами, и он хочет получить аванс за будущую продажу, чтобы начать пока готовиться к отъезду.
Это было настолько нагло и откровенно, что я задумался, а были ли до меня другие риелторы? Если были, то ясно, почему их здесь больше нет. Эти двое ловили свой синий кайф в том числе и на живца.
В эту минуту я ощутил всю глубину жестокого обмана и неконтролируемую ярость. Казалось, каждый волос на моей голове только что задарма впитал непроходимую вонь висевшего в воздухе перегара.
Я остановился, выпуская воздух тонкой струйкой. Решил дышать неглубоко, чтобы меньше провонять этой мерзостью. Профессионально улыбнулся, упёрся взглядом в прозрачные глаза А. и монотонно начал внедрять в его сознание всю мою ненависть и отвращение:
– Слушай, если тебе серьёзно нужны бабки на бизнес, то лови план: мы продаём эту помойку и покупаем что-то приличное в пределах Садового кольца. Плюс доплата, скажем, пять миллионов, чтобы тебе на бизнес хватило. Но до продажи квартиры бабла на спиртное ты не увидишь, я тебе это гарантирую. Могу поддержать тебя хавчиком, если обещаешь, что будешь трезв до и во время моих визитов. Дальше всё здесь нужно прибрать, потому что в таком виде твоя хата никому не всралась. Позови своих друзей – я кивнул на его собутыльника – и выкиньте весь тухляк, дышать нечем. И последнее: если ты ищешь девятого лоха, который будет поставлять тебе бесплатное бухло, то, чувак, это было мимо. Я про другое.
– Дехклок, – заклокотал А.
– Что? – переспросил я.
– Он говорит, десять миллионов ему нужно, а не пять.
– И чтобы этого переводчика тоже не было, когда будешь готов к разговору, – я ткнул пальцем в сторону притихшего собутыльника. – Вот моя визитка. Обдумай мои слова и звони, если решишь всё делать по-пацански, или забудь, что я здесь был.
Я шагнул к выходу быстро, будто на последнем вздохе. Мне казалось, что в следующую секунду я-таки задохнусь и рухну прямо в это сверхпрочное дерьмо.
***
А. прислал сообщение, что готов говорить о продаже. Мы договорились встретиться 11 мая в 11:00.
Я стоял у кассы и диктовал по списку почти всё, что можно найти в меню Макдака. Подумал, что А. должен бы съесть все, что я ему принесу. Я почему-то считал, что алкоголики вечно голодны, потому что на еду у них попросту не остаётся денег. Дождавшись своего заказа, который включал в себя два битком набитых пакета фастфуда, я отправился по маршруту, который в течение следующих четырёх месяцев станет моим ежедневным времяпрепровождением.
Но тогда я шёл без особых ожиданий, просто потому что обещал хавчик, вот и тащил. Я прекрасно понимал, что зависимые от синьки люди не умеют держать слово и говорить правду, они врут всегда, везде и всем. Но я всё равно упрямо шёл, потому что шёл за деньгами. Анализируя все варианты этой сделки, у меня постоянно выскакивала семизначная цифра комиссии.
Может, есть люди, которые могут отказаться от таких денег, а я тогда даже не думал в эту сторону. Я шёл к алкашу, жаждущему халявного пойла, словно двигался в сторону автоцентра, где меня ждал новенький автомобиль. Я так загорелся этой идеей, что все очевидные риски, связанные с провалом этой сделки, казались мне абсолютно спорными.
Завернул во двор. А. сказал, что будет ждать меня там. На одной из лавочек расположилась компания дворовых синяков, завтракающих одной на всех бутылкой красного. Кто-то указал на меня пальцем. А. обернулся, засунул руки в карманы брюк и с уверенностью сурового бандита попрощался со своими корешами.
Сейчас ко мне приближался чувак в малиновом пиджаке с золотыми пуговицами. Сильно мятая белая нейлоновая рубашка, такие же «глаженные» чёрные брюки, собравшиеся гармошкой под коричневым ремнём, и остроносые казаки из крокодиловой кожи завершали безупречный образ, внушавший уважение и страх среди «своих».
Он был трезв, чисто выбрит и элегантен, насколько это возможно для алкоголика. В руках он держал старую потёртую барсетку, в которой, видимо, он носил тот счастливый рубль, что обычно кладут в новый кошелёк. Его лицо, ещё более помятое, чем одежда, было кошмарно опухшим.
Мы зашли в подъезд, и я снова кайфанул от изысканности вестибюля этого сталинского антиквариата. Широким жестом добродушного хозяина он пригласил меня внутрь своих апартаментов.
Было чисто и убрано. Тёплый воздух врывался через все открытые окна, наполняя квартиру запахом сирени, растущей под окнами. Дышать было почти легко. Мы сели за большой стол, накрытый изрезанной и прожжённой сигаретами клеёнкой в бешеную розочку. Некоторое время А. молча разглядывал меня. Я с неменьшим любопытством разглядывал его. Потом он встал, включил электрический чайник, насыпал растворимый кофе в кружки и залил их кипятком. Одну из кружек он поставил передо мной, пододвинул пачку рафинада и снова сел напротив.
Я поднял кружку за его здоровье и отхлебнул самый отвратительный напиток, который когда-либо пил:
– Послушай, спасибо за кофе. Нам нужно обсудить некоторые детали продажи твоей квартиры.
Он вытащил трубку из горла, вытер жидкость, которая тут же оттуда полилась, и засипел:
– Давай просто поговорим, а? Расскажи про себя: кто ты, откуда, чем дышишь?
Это было странно и невероятно одновременно, но я принял этот вызов. Первый раз в жизни я рассказывал историю своей жизни незнакомому человеку – алкашу с сильного похмелья. И чем дольше я говорил, тем больше, как ни странно, увлекался своими воспоминаниями. Чем глубже я погружался в своё прошлое, тем внимательнее он слушал, словно его собственная жизнь была лишена памяти.
Каждый раз, когда я делал паузу, чтобы промочить горло отвратительным кофейным напитком, его глаза требовательно сверлили меня, вынуждая продолжать.
Он всё так же сипел, но без трубки в горле его речь можно было разобрать. Из дыры время от времени выливалась мутная жёлтая жидкость, которую А. аккуратно вытирал удивительно чистым платком. Он задавал вопросы с настойчивостью, которая балансировала на грани допроса и искреннего интереса, и каждый мой ответ, казалось, наполнял его чем-то ему нужным.
В общем, это было моё самое странное и необыкновенное интервью. Я никогда бы не подумал, что буду рассказывать пропитому пьянице секретные секреты из собственной жизни, но это ровно так и случилось. Тот день, возможно, стал одним из самых удивительных в моей жизни. Во всяком случае, к концу нашей встречи из пропитого дворового существа А. для меня превратился в человека. Это было очень странно.
– Скажи, ты правду сказал, что можешь эту хату поменять на центр, чтобы бабло ещё осталось? – просипел А., когда мы уже стояли в прихожей.
Я обернулся к нему, пытаясь уловить, насколько серьёзно он это спрашивает.
– Правда. Цветной бульвар, трёшка – устроит?
Глаза А. заблестели, и он сжал кулаки, как будто проверял свою решимость.
– А денег сколько? – в его глазах блеснула жадная надежда.
– Десять миллионов не получится никак, но семь – постараюсь, – ответил я, выдерживая его взгляд.
Он на мгновение задумался, прищурив глаза, словно взвешивал все «за» и «против».
– Занимайся тогда. Я согласен, – прохрипел А., протягивая ладонь.
Мы пожали друг другу руки, и в этот момент я почувствовал, как что-то изменилось. Мы не просто договорились – между нами возникло новое понимание.
***
Я каждый день приходил к А., приносил ему еду, и мы разговаривали. Удивительно, но он держал слово и всегда был трезв. Иногда сильно мучился похмельем, но мужественно держался и не пил.
С каждым днём мы становились ближе. Я видел, что ему льстило, что я хожу к нему каждый день. Он всегда встречал меня во дворе в окружении своих товарищей «по несчастью». Наверное, они ему завидовали. Когда я подходил, чтобы поздороваться, они с уважением молча кивали; А. всегда смешно выпендривался, называл меня своим корешем и говорил, что уходит решать со мной серьёзные дела.
Сознание А. подверглось сильной деградации. Его словарный запас был не больше, чем у ребёнка, но и детской искренности в нём было хоть отбавляй.
Я с удивлением обнаружил, что на самом деле он был достаточно честным и справедливым. Я видел, как он старался понравиться, и понимал, что наша нечаянная дружба стала для него очень важным событием.
Конечно, если пить столько лет подряд, любой мозг будет работать только на то, чтобы раздобыть деньги и нажраться. Но когда он начинал рассказывать о своём прошлом, я понимал, что передо мной сидит когда-то умный и смелый, а теперь донельзя опустившийся мужик.
Из его рассказов о себе я узнал, что родился он в Новокузнецке, в пять лет попал в детдом и с тех пор мечтал уехать в Москву, что и сделал сразу после совершеннолетия. В Москве он скоро нашёл себе работу дворником, и до развала Союза подметал асфальт Бирюлевских дворов, где его и заметил один из «непростых» обитателей района. С той самой встречи жизнь А. резко пошла в гору. Из подручного «шестёрки» он быстро дослужился до правой руки своего босса. А. говорил, что они были первыми, кто экспортировал в Россию заграничное бухло. Деньги лились рекой: клубы, казино, рестораны – у него было всё, что душе угодно. Тогда же он встретил свою первую любовь, купил квартиру, сделал ремонт и прямо в день свадьбы его арестовали.
А. был скуп на слова, но событий в его жизни было столько, что я со своим успешным успехом по сравнению с ним значился не дороже, чем «бледня бледней». С того момента, как он начал рассказывать про арест, я усилием воли поддерживал свою челюсть, которая всё время пыталась отвалиться от изумления.
В тот день, когда его арестовали, жизнь в очередной раз показала ему большую фигу. То, что без пяти секунд жена бросила его в тот же день, было самым неважным событием в тогдашней жизни. Он говорил, что его жёстко подставили его же кореша.
Деталей он не разглашал, сказал только, что никого тогда не сдал и всю вину взял на себя. Что там произошло и почему его закрыли, он категорически отказался объяснять. Может, ему было больно это вспоминать, а может, и тупо стыдно.
Грозило ему восемь лет лишения свободы. Но, по его словам, по той статье можно было избежать тюрьмы только если ты инвалид первой группы. Когда он узнал об этом, он воткнул себе в горло, до упора, заточку. Я был ошеломлён и восхищён одновременно. Смог бы я воткнуть себе в горло нож? Нет. Я бы предпочёл отсидеть и выйти по УДО. А он не зассал. Моя челюсть на секунду всё-таки отвисла.
– Неужели тебе не было страшно? – спросил я, пытаясь понять, как можно добровольно пойти на такой отчаянный шаг.
А. посмотрел на меня спокойно, без тени сомнения в глазах.
– Нет. Страшнее было сесть в тюрьму. Я не мог этого допустить. У меня тогда сестрёнка только-только поступила в институт. Нужно было за ней приглядывать. Москва тогда неспокойная была.
Его слова меня уничтожили. Я не ожидал услышать ещё и историю про сестру от человека, чья жизнь была полна катастроф.
– Сестра? У тебя есть сестра? Где она сейчас?
А. невозмутимо продолжал:
– Да, есть. Она замужем, двое детей. Живёт на ВДНХ.
Я второй раз за то утро охренел. Новая информация изменила всё, что я думал о нём до этого момента.
– Вы общаетесь? – спросил я, всё ещё не веря в услышанное.
А. пожал плечами, его взгляд стал немного грустным:
– Нет. Она не хочет меня знать. И правильно. Я сам себя иногда не хочу знать.
В этот момент во мне вспыхнула ярость.
– Дай мне её телефон, – потребовал я, стараясь не показать, насколько сильно это мне нужно.
Он удивился, глядя на меня с подозрением.
– Зачем?
– Дай, сказал!
А. отвёл взгляд и нехотя просипел:
– Я не помню, надо поискать. Где-то записывал.
Его нежелание дать мне контакт сестры только усилило моё желание помочь ему.
Он явно не хотел давать её телефон, а я не мог его заставить. Но факт того, что у него есть сестра, меня просто распял, убил, повесил и утопил. Я быстро собрался и молча ушёл.
Я вырос один и всегда мечтал о брате или сестрёнке, но в то утро я шёл в офис в мрачном настроении. Я думал о том, как хорошо, что я вырос один, потому что иметь сестру, жизнь которой ты изменил до неузнаваемости, дал образование, жильё, в конце концов, город. Вместо зачуханного Новокузнецка подарил Москву… И нет. У меня это никак не укладывалось в голове. Я пытался придумать что-то, чтобы выудить у А. телефон сестры. А ещё я пытался представить, как я втыкаю себе в горло заточку.
***
Продажа не ладилась. Сначала я сильно завысил цену. Когда стоимость была откорректирована и начались звонки, стало понятно, что продать этот эксклюзивный во всех смыслах объект будет архисложно.
Причина почти всегда была одна – как только доходил разговор до собственника, беседа тут же прекращалась. А. был ярчайшим представителем группы риска, с которой ни один вменяемый покупатель не хотел связываться. А тут ещё и цена – несколько десятков миллионов. И даже несмотря на обещанную полную стоимость в договоре купли-продажи, состоятельные инвесторы не бежали сломя голову вносить аванс.
Тут-то мне и пришла мысль, как превратить этот непродаваемый объект в удачную инвестицию. Воодушевлённый своей идеей, я отправился к А.
– Значит, смотри, какое дело, – начал я, пытаясь подобрать нужные слова. – Пока ты один собственник, нам дорого её не продать. Мне действительно нужен телефон твоей сестры. Не переживай, я обо всём с ней договорюсь.
А. посмотрел на меня с недоверием:
– О чём «обо всём»?
Я старался говорить уверенно:
– Ты мне доверяешь?
И смотрел ему прямо в глаза, ожидая ответа.
– Да, – просипел А.
– Номер тогда дай мне, пожалуйста, – попросил я, стараясь не сильно давить на него.
А. ушёл в спальню, а я направился на кухню готовить нам кофе. Через некоторое время он вернулся, держа в руках клочок бумаги.
– Она не знает, что я решил продать квартиру. Я ей обещал не продавать.
В этот момент я впервые увидел в его глазах страх, вину и стыд одновременно. Я постарался говорить предельно мягко:
– Я догадался об этом ещё тогда, когда ты отказался дать её телефон. Так что не извиняйся – не за что. Я знал, на что шёл. Расскажи мне лучше про неё поподробнее.
Мы сели за стол, отхлебнули крепкий кофе, и А. начал рассказывать, погружаясь в свои воспоминания. Я слушал о том, как его сестра стала последней потерей в его жизни, и думал о том, каково это – когда от тебя поочерёдно отворачиваются партнёры, с которыми ты был близок много лет; когда за ними уходят друзья, которых ты считал самыми настоящими; когда не остаётся никого, кроме последней опоры – семьи, и та захлопывает перед тобой дверь, не желая больше никогда тебя видеть и слышать?
Каково это – когда весь мир брезгливо отворачивается, не желая иметь дело с калекой, который отчаянно спивается? Я прочувствовал на себе все его стадии алкоголизма – начать пить от злости, продолжить – от ненависти, затем – хлебать от отчаяния и, наконец, – просто потому, что из всех возможных возможностей осталась только стая бомжей и бутылка водки без закуси. Я молча слушал А. и сочувствовал ему, как умел. А потом поехал домой и напился.
***
Мы встретились с Л. в кофейне недалеко от её работы. Передо мной сидела хрупкая девушка милой внешности, та самая, которая «до старости щенок».
– Вы что, думаете, я не старалась? – её голос был напряжён. – Вы просто ничего не знаете. Что он вам наплёл?
– Он не пьёт сейчас. Почти не пьёт. Понимаете, у него никого нет, кроме дворовых алкашей. Если бы он знал, что у него есть шанс вернуться обратно в человеческую жизнь, он бы обязательно справился. Но ему нужна помощь. Ему нужны именно вы. Вы – тот человек, которого он всегда оберегал, о ком заботился, ради кого вышел из тюрьмы. Да, вы правы, я мало что знаю, но мне и не нужно много знать, чтобы понять, как он к вам относится. Я знаю, что он вас очень сильно любит… и ждет.
Л. смотрела на меня с недоверием, её глаза блестели от слёз, которые она старательно пыталась скрыть. Я видел, как она пытается совладать с нахлынувшими эмоциями.
– Он признает свои ошибки, он понимает, как много боли причинил вам. Но сейчас он изменился, он готов начать всё с чистого листа. Вы для него не просто человек из прошлого, вы его единственная надежда на будущее.
Л. вздохнула, её плечи поникли, и она тихо спросила:
– Как я могу верить в это после всего, что было?
Я кивнул, понимая её сомнения.
– Пожалуйста, не отказывайтесь от него. Дайте ему шанс доказать, что он может быть другим, что он способен на изменения. Ваша поддержка может стать тем толчком, который ему так необходим. Без вас он не справится, но с вами у него есть шанс вернуться к нормальной жизни и сделать всё, чтобы вас не разочаровать.
Я смотрел на её опущенный вниз взгляд и на то, как она качает головой в упрямом отрицании.
– Я очень много лет спасала его, – голос Л. дрожал от эмоций. – Кем я только для него ни была, когда его выпустили из тюрьмы. Он же там потерял голос, вы знаете об этом?
Я кивнул, понимая, через что ей пришлось пройти.
– Когда он вышел, я как проклятая днём училась, а вечером обзванивала этих его чёртовых друзей и партнёров, пока не стало ясно, что никто не хочет больше с ним связываться. Потом была нянькой – мыла, готовила, убирала и слушала его пьяные обиды. А потом он начал буянить, крушил мебель, бил посуду, и я уже просто боялась находиться рядом, понимаете? Я устала. Кто это может выдержать, ну кто?! Ой, да что говорить-то! Его только могила исправит. Как можно помочь человеку, который сам себе не хочет помочь?
– Послушайте, Л., у меня есть план, но мне нужна ваша помощь. Ради брата, ради себя просто по-человечески прошу, помогите. Я всё придумал. Он может выбраться, я верю. Он стал другим. Я могу ему помочь. Пожалуйста, вы можете приехать к нему?
– Ну и? – её голос стал твёрже. – План вначале расскажите. У него тоже было миллион планов, и чем они все кончились?
– Я могу продать его квартиру и…
– Не можете вы продать его квартиру. Я наложила запрет на регистрацию.
– Вы сделали это абсолютно правильно, но я продолжу, если позволите, – ответил я, не моргнув от удивления глазом.
Мы говорили долго. Я видел, как мысли в её голове метались от полного отрицания до сильного сомнения и обратно. Но у меня не было выбора. Я должен был победить. На той встрече я превратился в солдата, отчаянно защищающего Родину. Ни пяди земли, ни шагу назад! Я сражался за будущее А., как тот безымянный герой, за которым стояла Москва. Я просто не мог проиграть ту словесную битву.
***
И я выиграл. Мы пришли к решению о правильности продажи. У А. таки появился шанс переехать в нормальное жильё, положить доплату под проценты и прожить достойную жизнь. Я по-прежнему приходил к А. каждое утро, но теперь мы обсуждали будущее.
А. теперь жаждал будущее, как никогда прежде. Он сказал, что ему как никогда хочется жить, но он боится, потому что из-за его травмы сильно увеличилось лёгкое, которое давит на сердце, или наоборот – я так и не понял, – и что врачи сказали, что он может в любую минуту умереть. Я тогда громко рассмеялся и возразил, что в любую минуту он может кони двинуть от пьянки, но раз такое дело, то, наверное, хватит бухать.
Он, конечно, пил, но пил уже не так, как раньше, и это качественно отражалось на его внешности. В кои веки у А. появилось осязаемое будущее, и я был страшно рад и горд за него.
Он вдруг начал бредить гоночной Alfa Romeo. Когда-то у него была такая машина, и теперь он во что бы то ни стало хотел вернуть свои ощущения. Его не так интересовала квартира, как возможность опять сесть за руль этой страстной малышки. Всё это и многое другое мы ежедневно обсуждали, спорили, соглашались и снова спорили.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/chchch/login-3690-70902448/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.