Читать онлайн книгу «Москва 400» автора Валерий Шерер

Москва 400
Валерий Анатольевич Шерер
Книга о первой Чеченской войне. Написал по своим воспоминаниям. В память о погибших товарищах.

Валерий Шерер
Москва 400

«МОСКВА 400»

С тех пор как я отслужил срочную службу в рядах Российской армии прошло уже тридцать лет, но воспоминания об этой службе я храню в своей памяти по сей день. Конечно что-то уже стерлось, а что-то я помню до самых мелочей и вряд ли когда забуду. То, что я хочу рассказать о своей службе будет что-то типа военной повести, которую я собирался написать уже давно, но все время откладывал на потом. То ли времени не было, а может просто было еще не время. Сейчас по прошествии трех десятков лет я многое пере осознал, многое передумал и переоценил, поэтому и решил наверно написать о пережитой мной и моими сослуживцами войне. Этот рассказ я буду писать от первого лица по своим воспоминаниям и воспоминаниям моих сослуживцев. После службы жизнь раскидала нас кого куда. Кого-то уже нет в живых, но наша 9 рота не распалась, мы продолжаем общаться, делимся друг с другом и радостью и горем.
Хочу посвятить эту повесть памяти своим павшим и раненным боевым товарищам, которые остались верны присяге и сполна отдали нашей Родине свой воинский долг.

Речное училище им. И.П. Кулибина
Я родился в 1975 году в Горьковской области. Воспитывался и вырос в обычной рабоче-крестьянской семье. Мой отец всю жизнь проработал водителем в совхозе, а Мать медицинской сестрой в больнице. В 1990 году я окончил среднюю школу. Учился на твердые тройки и заканчивать десятилетку у меня желания не было. Еще до окончания школы я стал готовиться к поступлению в ГкРУ, Горьковское командное речное училище имени И.П. Кулибина. Для подачи документов на поступление нас привезли родители. Нас, это меня и двоих моих одноклассников, Грехнева Сергея и Новикова Михаила, на тот момент нам всем было по пятнадцать лет. Мы записались на подготовительные курсы и несколько раз в неделю ездили на занятия. Подготовительные курсы помимо математики и русского языка включали в себя и занятия по радиосвязи. Занятия по радиосвязи вел преподаватель Шмаков Анатолий Иванович. Он рассказывал и объяснял нам про азы радиосвязи. На его уроках было очень интересно, на каждой парте были установлены ключи и подключены наушники для радиообмена с помощью азбуки Морзе. Азбуку Морзе мы стали изучать уже на подготовительных курсах для того, чтобы каждый абитуриент смог понять для себя будет ли ему это интересно в дальнейшем, или может быть стоит посвятить себя другому направлению. Лично мне очень даже понравилось, и я все схватывал на лету. В дальнейшем этот предмет был моим самым любимым.
Родители разрешили ездить в училище самостоятельно, давая на проезд один рубль, этого мне хватало еще и сходить в пельменную, так как билеты на электричку мы не покупали, а от контролеров бегали по вагонам. По результатам медицинской комиссии, мы поступали на разные специальности. Я и Михаил поступили на радиотехническое отделение, а Сергей на внутренние пути сообщения. Изначально я хотел поступать на судоводителя, но окулист меня зарубила, поставив диагноз слабое восприятие цветов. Обучаться в речном училище предстояло четыре с половиной года. Стоит отметить, что вступительные экзамены я сдал ни с первого раза. Завалил математику с геометрией, но таким как я предоставили возможность для пересдачи. И тут уже пришлось подходить к подготовке более серьезно. Целый месяц, по настоянию моих родителей я провел у бабушки в деревне. Там со мной поочередно занимались моя тетя и дядя. Они были преподаватели математики и геометрии в местной школе. Благодаря их стараниям и моему везению я успешно пересдал экзамен. Почему я сказал везению, потому что иначе как везение, я это назвать не могу. Опишу в вкратце. С моей тетей мы прорешивали одну задачу по геометрии. Я вник в эту задачу и запомнил ее решение. По мимо занятий самоподготовкой с тетей и дядей я продолжал ездить на подготовительные курсы в училище. Преподаватель математики в речном училище был Александр Иванович, абитуриенты между собой звали его Саня Ваня. Занятие, на которое я тогда приехал к Сане Ване, было последнее перед экзаменом. На доске он написал именно эту задачу, которую я прорешивал накануне. – Ну, кто готов выйти к доске и решить задачу? Тому, кто решит ее, ставлю завтра на экзамене плюс один бал. Я поднял с волнением руку. Из всех присутствующих на занятии абитуриентов руку поднял только я. – Прошу к доске. Сказал Саня Ваня. Я вышел и заметно волнуясь решил задачу. – Ну что же, блестяще. Фамилия? Я назвал свою фамилию и Саня Ваня сделал у себя в журнале какую-то пометку. На следующий день уже на пересдаче экзамена я вытянул билет и не поверил своим глазам. Задания в билете состояли из двух частей, алгебра и геометрия. По геометрии мне попалась опять та же задача. Моей радости не было предела. Я решил билет за несколько минут и первым пошел отвечать. Саня Ваня сдержал свое слово и поставил мне оценку пять. Так я поступил на радиотехническое отделение и стал курсантом «ордена Знак Почета» Горьковского командного речного училища им. И.П. Кулибина.
Учеба в училище началась с сентября 1990 года. В октябре того же года город Горький переименовали в город Нижний Новгород. Соответственно и наше училище стало называться НкРУ, Нижегородское командное речное училище. Ранее в речных командных училищах СССР была военная кафедра, но ее отменили еще за три года до нашего поступления. Весь первый курс мы жили в общежитии на казарменном положении. В учебный корпус на занятия ходили строем. Заступали в наряды по роте и по столовой. В общем все принципы, формы и методы армейского воспитания за исключением статуса военной кафедры в училище остались. Ходили строго в форменном обмундировании. В общежитии, вместе с нами жили и старшекурсники, в основном иногородние, местным разрешалось жить дома или у родственников. Само собой, присутствовала и дедовщина. Командиром нашей 10 роты был Александр Викторович Зубов. Судя по его строгости и принципиальности, он был бывшим военным. От Зубова можно было запросто получить наряд в не очереди. Один такой наряд мне запомнился особенно. Первые месяцы учебы в увольнение нас отпускали очень редко и то только на один день, с субботы на воскресение. Курсанты, которые жили в Нижнем Новгороде или области, могли съездить домой с ночевкой. Я несколько недель ждал своей очереди, чтобы получить увольнительную и поехать в субботу домой. Но так случилось, что я получил наряд в не очереди. За что уже не помню. Ну получил и получил. Я заступил в этот наряд и стоял на тумбочке. Наряд был по роте. Я уже смирился с тем, что и на этой неделе не смогу поехать домой. И вот, стою на тумбочке в расположении роты, открывается дверь и в коридор входят мои родители. Они приехали забрать меня домой на выходной. Я не знал, что родители собираются приехать и для меня увидеть их тут, в расположении роты, было неожиданностью. Подошел Зубов и сказал, что менять он меня не будет, так как это наряд в не очереди. Родители развели руками и уехали домой, а я остался стоять на тумбочке. В тот момент у меня на глазах навернулись слезы, было очень обидно, хотелось все бросить и побежать вслед за родителями. Но я переборол в себе эту сиюминутную слабость и стиснув зубы остался стоять. Впереди были годы учебы и больше сотни нарядов.
На радиотехническом отделении я доучился до середины второго курса. На тот момент сильно съехал по успеваемости, начал прогуливать пары. Одним словом, интерес к учебе пропал окончательно. Домашних курсантов в наряды не ставили. В наряды ходили только курсанты которые жили в общежитии. А когда ты находишься в наряде, то автоматически пропускаешь учебу со всеми вытекающими последствиями. Становишься отстающим задолжником. Тому виной были частично и сами преподаватели. Тот же Саня-Ваня учитель математики, Талия Саитовна, учитель истории. Они вели свои уроки через чур требовательно. Безжалостно ставили двойки, которые потом было очень трудно исправить. Из-за несданных зачетов нас лишали стипендии. Большинство курсантов в общежитии были такие же, как и я лишенные стипендии. С домашними все было иначе. В наряды они не ходили, занятия не пропускали, соответственно и успеваемость у них была высокая. Учителя к ним относились более снисходительно, а нас, мягко говоря, учителя недолюбливали. По сравнению с домашними мы были дерзкими и менее дисциплинированными.
Нахватав к третьему курсу кучу задолженностей, я уже был готов бросить учебу. Таких как я, курсантов с низкой успеваемостью во всем училище набралось довольно много и руководство приняло решение открыть дополнительное отделение по специальности рулевой-моторист. Статус этого отделения был ПТУ, но меня это не смутило, и я, не раздумывая написал заявление на перевод в это отделение. С моей группы туда перешло еще несколько человек. Скажу честно. Учиться там было намного интереснее и проще. Мы проходили в основном спец предметы. Преподаватели к нам не цеплялись. Осенью меня направили для прохождение практики на грузовой теплоход «Волго-Дон-5». Эта практика мне очень понравилась. Экипаж теплохода был очень дружный. Там я научился на практике всем азам работы рулевого-моториста. Отдавать и поднимать якоря, швартоваться и даже управлять теплоходом. Работа была в вахтовом режиме. Четыре часа в рубке, восемь часов отдых, потом четыре часа в моторном отсеке и снова отдых восемь часов. В основном мы перевозили щебень. Ходили до города Сарапул, по Каме. Навигация у нас закончилась поздней осенью. В затон мы возвращались уже по покрывшейся тонким льдом реке.
Мое обучение в речном училище на этом отделении заканчивалось весной 1993 года. Впереди предстояла преддипломная плавательная практика. Мне выдали направление на практику. Я должен был с этим направлением самостоятельно приехать в пароходство в отдел кадров и устроиться на грузовой теплоход на всю навигацию, для работы и написания диплома. После навигации нужно было вернуться в училище для защиты диплома и на этом все. Далее, получить диплом рулевого-моториста и в добрый путь. Чисто случайно, когда я поехал устраиваться на теплоход, то перепутал пароходства. В место грузовика я устроился на пассажирский теплоход. Тогда я не придал этому особого значения. В училище были сильно возмущены, но менять ничего не стали. Так я оказался в должности матроса на пассажирском теплоходе «Феликс Дзержинский». За месяц до начала навигации я уже жил в рабочем общежитии поселка имени Памяти Парижской Коммуны. Ну вот она, можно сказать и началась, самостоятельна взрослая жизнь. Я официально трудоустроился на работу. Буду получать полноценную зарплату. Смогу купить себе на заработанные деньги что захочу. На «Вого-доне-5» кстати тоже платили заработную плату, но по факту капитан Волго-дона заплатил нам сущие копейки. Даже экипаж был удивлен. Капитан выдал нам денег которых хватило только на билеты до дома и на мороженое. На пассажире «Феликс Дзержинский» зарплату платили более менее нормальную, тем более питание было бесплатное. Команда на пассажире большая. Набрали в основном молодёжь. Впечатлений от работы на таком большом теплоходе было хоть отбавляй. Рейсы у нашего теплохода были от Нижнего Новгорода до Москвы, Твери, Углича и Костромы. Вахты были четырехчасовые. Моя вахта была с четырех утра до восьми часов утра. За мной была закреплена четвертая палуба. Еще мы называли ее солнечная палуба. В мои обязанности входила уборка на закрепленной палубе и если теплоход вставал на стоянку, то швартовка и отдача якоря. На стоянках мы загружали продукты, дежурили у трапа и занимались различными хозяйственными работами. После вахты был отдых восемь часов, потом следующая вахта с восьми часов вечера до нуля часов ночи. В свободное от вахты время мы развлекались наравне с отдыхающими туристами. Ходили на дискотеки, которые по вечерам проводились на четвертой палубе. На стоянках так же выходили в города на прогулку. В один из рейсов на нашем теплоходе проводился кинофестиваль, «Созвездие 93». Рейс был Москва-Кимры-Тверь-Москва. На теплоход заселилось много знаменитых артистов. Из тех, кого я запомнил, это Алексей Серебряков. Тогда я знал его по фильму «Фанат». Еще были Харатьян, Панкратов-Черный, Шукшина, Золотухин, Жигунов, Кабо и много других, просто запомнились именно эти фамилии.
С Серебряковым мне даже повезло познакомиться. Я как обычно заступил на утреннюю вахту и поднялся на свою четвертую палубу. После вчерашней гулянки артистов, уборка мне предстояла на палубе серьезная. На каждой палубе у нас были пластмассовые столики и стулья. Столы и стулья были разных цветов. На моей палубе белые, на третьей палубе красные, на второй синие. Туристы каждый раз составляют на моей палубе разноцветные столы и стулья, которые мне потом приходится разносить по нижним палубам. Столы были завалены остатками закуски, пепельницы были переполнены окурками. Под столами валялись пустые бутылки из-под алкоголя. Так что, мне предстояло не только мыть палубу, но и убирать со столов весь этот мусор, потом начисто протереть и расставить их на свои места. Почесав затылок, я, зевая направился в носовую часть палубы. Там я увидел Серебрякова. Он стоял и курил напротив сауны, обернувшись полотенцем. На моей палубе с правого борта сразу за капитанской рубкой была оборудована сауна. Серебряков увидел меня и подозвал. – Эй матрос. Подойди пожалуйста. Как тебя зовут? – Валерий. – Очень приятно, я Алексей. Он пожал мне руку. – Как тут у вас сауна отключается? Я зашел в сауну и отключил рубильник. – Так просто? А я голову ломал, что тут да как. Выпей со мной. – Я не могу. Я же на вахте. – Да ладно, не отказывайся. Он протянул мне сигарету, и мы закурили. Он взял гитару, сел на стул и спел под гитару несколько песен. Потом в течении всего рейса если мы случайно встречались на палубах или у трапа, когда я дежурил, он всегда подходил ко мне и здоровался. Было очень приятно. Другие матросы даже завидовали.
В июле я познакомился со Светланой, она была племянницей нашей поварихи. На тот момент Свете было пятнадцать лет, а мне только исполнилось восемнадцать. Она отдыхал как туристка. Тетя взяла ее с собой на один рейс. Это была моя первая любовь. Но ничего серьезного у нас так и не было. Видимо была не судьба. То, что меня заберут в армию, я уже знал и был к этому готов. Мы обсуждали с ней, гуляя вечером по палубе нашу дальнейшую жизнь. Она обещала дождаться меня из армии и выйти за меня замуж.
До конца навигации я не доработал. Света сошла после окончания этого рейса на берег и уехала домой в Нижний Новгород. На меня напала сильнейшая тоска по ней, и я напился. Из-за этой пьянки я не вышел на одну вахту, потом на другую и в итоге капитан принял решение списать меня с теплохода. Мы как раз стояли на стоянке в порту города Ярославля. Денег мне не заплатили. Просто ссадили полупьяного на причал и теплоход пуская салюты отчалил. Проводницы и матросы махали мне с палубы прощаясь со мной. – Прощай Валера! Ты был классный парень! Кричали мне проводницы. Когда теплоход удалился из виду я начал приходить в себя и осознавать, что я один, хрен знает где и без копейки в кармане. В сумке у меня было две бутылки водки. Мне их успели сунуть в нее кто-то из матросов. Ну хоть что-то. Я побрел по причалу. Подошел к парням в речной форме. Познакомился и разговорился с ними. Как оказалось, мне очень сильно повезло. Эти парни были с метеора, который утром отправлялся в Нижний Новгород. Они-то меня и подобрали с собой. До Нижнего по Волге от Ярославля было шестьсот километров, может чуть больше. Так, печально закончилась моя преддипломная практика на теплоходе «Феликс Дзержинский». Списали с судна меня 2 августа 1993 года. Тогда я не знал, что 2 августа это дата образования Воздушно-десантных войск России, а уже через каких-то три месяца я окажусь именно в этих войсках.
Вернувшись домой, я соврал родителям, сказав, что приехал просто в отпуск. Про то что меня списали говорить побоялся. Но через неделю пришлось сознаться. Отец принял решение оформить меня на работу к себе в совхоз, разнорабочим. В то время совхоз «Ильинский» в котором всю жизнь работал мой отец шофером, потихоньку начинал разваливаться. Отец и еще семь человек с этого совхоза взяли в аренду животноводческую ферму вместе с агротехникой. На этой ферме они выращивали быков на мясо. Корма выращивали и заготавливали сами. Работали с шести утра и до позднего вечера. На ферме я выполнял любую порученную мне работу. Чистил навоз в стойлах у быков, развозил корма, чинил поилки. Там я научился ездить на тракторах и на ГАЗ -53. Больше всего мне полюбился трактор Т-16. На нем я развозил ванны с кормовой посыпкой для кормежки быков. Водительских прав у меня не было, но по территории фермы и по полям я спокойно разъезжал. На ферме с отцом я проработал с августа по ноябрь. В ноябре мне пришла повестка в армию. Родители на скорую руку организовали мне проводы. Накрыли столы в квартире. Я пригласил всех своих друзей и самое главное на проводы приехала моя невеста Светлана. Застолье закончилось и утром я поехал в военкомат. Одел старую фуфайку, норковую шапку формовку, старые штаны и ботинки прощай молодость. Взял сумку с туалетными принадлежностями и продукты, которые мне собрала Мама.
Ранним солнечным и морозным утром мы приехали в военкомат. Около КПП призывного пункта города Дзержинска уже было много провожающих. Призывники были со всей Нижегородской области. Попрощавшись с родителями и с невестой, я прошел через КПП на территорию призывного. Там у меня сразу проверили содержимое сумки и проводили в одну из казарм.
Призыв, осень 1993год.
В казарме нас построили и стали распределять по командам. Я услышал номер моей команды и поинтересовался у военкома, что за войска и где находятся? На что получил ответ – это инженерные войска, где-то рядом с моим домом. Я конечно опешил. Может быть кто-то другой и обрадовался бы такому повороту событий, служить пусть и в стройбате, но зато рядом с домом. Но мне такой вариант почему-то не подходил, не то что я не хотел служить рядом с домом, а то что это были не те войска, в которые я хотел бы попасть. А попасть я хотел в морскую пехоту. Наверное, потому, что мне эти войска казались самыми «крутыми» и плюс ко всему я до призыва учился в Нижегородском речном училище и уже успел так сказать приобщиться к флоту. В общем я заявил о своем отказе служить в стройбате этому военкому. Он очень удивился, дал мне листок с ручкой и открыл дверь одного из кабинетов, пригласил войти. В этом кабинете за длинным столом сидели человек пять или шесть военных офицеров. Как я понял это была военная комиссия или что-то в этом роде. – Что тебе сынок? Спросил один из офицеров. Как я понял самый старший. – Он не хочет служить в инженерных войсках! Ответил за меня военком. – А почему не хочешь? Переспросил он меня. Я ответил, что с детства мечтал служить в морской пехоте, и что закончил речное училище. – Так-так, ну что же, морской пехоты у нас нет, но есть ВДВ, пойдёшь в десантники? Я не раздумывая согласился, хотя в голове мелькали мысли, а смогу ли я в ВДВ? Там ведь придётся прыгать! Но слово не воробей, согласился значит согласился. Посадили меня за этот стол и продиктовали, что написать. Из всего что я написал запомнил только одну строку, отказываюсь служить по месту жительства, прошу направить меня в воздушно десантные войска.
На призывном пункте нас продержали больше суток. На следующий день, нашу команду повезли на железнодорожный вокзал для погрузки в поезд. За нами приехали трое военных. Это был офицер и два сержанта срочника. Запомнилась кличка одного из этих сержантов, Большой. Солдаты, которые за нами приехали отличались по комплекции и по форме одежды от других солдат, которых мы видели там на призывном. Наши были одеты в камуфлированную форму и берцы. На левом рукаве был нашит синий шеврон ВДВ со звездой и парашютом, а на правом рукаве был черный шеврон с изображением скорпиона. Кто-то пытался задавать вопросы этим сержантам. Спрашивали, как служба? Тяжело ли нам будет служить? Но сержанты отвечали сухо. – Все сами узнаете и сами прочувствуете. – Попал в ВДВ, гордись! Не попал, радуйся! Сказал нам Большой. До Ульяновска поезд ехал меньше суток. На вокзале Ульяновска нас уже ждали два армейских Урала. Мы погрузились в кузова этих армейских машин и поехали в часть.

Ульяновск
Уралы заехали на территорию воинской части и остановились у железных ангаров. Мы попрыгали на землю и по команде офицера зашли в один из ангаров. Офицер построил нас в одну шеренгу, и заставил сложить в одну кучу все оставшиеся продукты. – Мамины пирожки вам больше не понадобятся. С этого дня из вас будут делать настоящих солдат! В ангар зашли еще несколько офицеров и начали перекличку. Один из офицеров представился и объявил. – Я командир роты разведки. Мне в роту нужны те, кто занимался какими-либо видами единоборств. Кандидаты в мастера спорта, мастера спорта. Кто сможет подтянуться больше десяти раз. Отжаться от пола больше пятидесяти раз. Кто сможет бежать кросс с полной выгрузкой. Кто не побрезгует есть крыс или сидеть несколько суток по уши в грязи? Если такие есть и желают служить в элитной развед-роте, выйти из строя! Из строя вышло три человека. Видимо спортсменов и желающих питаться крысами среди нас больше не было. Офицер по очереди подходил к вышедшим из строя и о чем то их расспрашивал. Одного вернул в строй, а двоих забрал и вывел с собой из ангара. Другой офицер скомандовал. – У кого есть водительские удостоверения выйти из строя! Из строя вышли около десятка человек. Офицер забрал их дела с документами и скомандовал. – За мной, шагом марш. Другой офицер зачитал около десятка фамилий и также увел их с собой. Остальные, в том числе и я попали в первую парашютно-десантную роту.
Мы вышли из ангара и строем пошагали в казарму. Первую ночь в казарме мы просто переночевали. Никаких мероприятий с нами не проводили. Нам выделили кровати в углу казармы, на которых мы, озираясь по сторонам и привыкая к происходящему вокруг просидели до самого отбоя. К нам периодически подходили солдаты и спрашивали кто из нас откуда. Несколько раз подходили дембеля и рассматривали нас. – Ну че, слоняры! Вешайтесь! У кого часы или цепочки есть? Лучше сразу отдайте нам, все равно отберут потом. Деньги тоже, если есть лучше отдавайте добровольно. Конечно же никто им ничего не отдавал. Лично у меня не было ни часов, ни денег. Перед отбоем мы сидели на кроватях и наблюдали как в казарме проходит вечерняя поверка. После переклички дежурный офицер прокричал команду. -Рота отбой! Все, кто стоял в строю бегом бросились к своим кроватям снимая с себя на ходу форму. Офицер в это время засекал время. – Отставить! Не уложились. Рота строится! Подъём, отбой повторялись несколько раз.
Утром прозвучала команда подъем. Нас повели на завтрак, а после завтрака в баню. В бане выдали форму, портянки и кирзовые сапоги. Пока мы переодевались в форму на нас все время орал один прапорщик. – Быстрее обезьяны! Я не собираюсь тут с вами нянчится! Кто портянки не умеет мотать? Показываю один раз. Вот мотать портянки я как раз умел. Меня этому научил отец, когда я работал с ним в совхозе перед армией. В отличии от остальных я быстро оделся и быстро намотал портянки. Успел даже помочь двоим парням. Так мы и познакомились. Они оба были из Москвы и друг друга уже знали, так как вместе призывались и ехали в одном поезде. Алексей Дергачев и Оболонков Игорь. Дергачев был спортивного телосложения, крепкий и мускулистый парень. Сразу было видно, что он качался до армии. А Оболонков обычный изнеженный пухлячек. Он и предложил нам держаться вместе. – Парни, давайте будем вместе держаться, чтобы нас никто не обижал. Я был не против и Алексей вроде тоже. Тем более кроме них я ни с кем толком познакомиться не успел. Так мы и подружились.
Из бани мы вышли уже переодетыми в форменное обмундирование. Старшина построил нас и мы строем пошли в казарму. Теперь мы ничем не отличались от остальных и влились в общую окружающую нас армейскую массу. Пошла служба! Строевая подготовка, наряды, подъёмы, отбои, построения, зарядки и т.д. Были правда и такие кто не выдерживал, либо морально, либо физически. Таких сразу куда-то переводили, но таких были единицы. Мне наверно еще помогло приспособиться к службе то, что я учился как уже говорил в речном училище и жил там на казарменном положении в общежитии весь первый курс, там же мы ходили в наряды, занимались строевой подготовкой, носили курсантскую форму и там-же, как и в армии у нас присутствовала «дедовщина». Да, в те времена «дедовщина» была везде, этому особо не стоит удивляться. В нашей части она тоже была.
Первые три месяца мы жили на первом этаже казармы. Это был так называемый карантин. РМС, рота молодых солдат. Командир роты у нас был гвардии капитан Павел К. Заместителем командира моего взвода был гвардии сержант Алексеев. Алексеев был старше нас по возрасту максимум на полгода, но считался уже старослужащим по армейским понятиям. Тем более целый сержант. Он был смазливым светловолосым парнем невысокого роста. Но гордыни и понтов в нем было через край. Мне иногда хотелось заехать ему по его смазливой роже, но я боялся последствий. Поднимать руку на дембелей там было не принято. Максимум что можно было сделать, это словесно огрызнуться. На утреннем построении командир роты зачитал фамилии тех кто должен будет заступить в наряд по столовой. В этот список попал и я. В наряд мы заступали с вечера на целые сутки. Старшим назначили Алексеева. Столовая находилась в большом железном ангаре. Пищу готовили повара, наша задача была чистить картошку, разгружать продукты и наводить порядок. Так же в столовой из числа срочников были маслорезы и хлеборезы. Рожи у них были откормленные как у поросят. Это были блатные должности. Еду готовили в походных кухнях на солярке. Котельная которая отапливала столовую тоже работала на солярке. После наряда по столовой в казарму возвращались все прокопчённые и чумазые как черти. В этом наряде я нашел в сугробе недалеко от ангара торчащую из снега банку тушёнки. Расшвырял ногой снег и обнаружил там еще около десятка банок. Видимо их спрятал кто то из предыдущих нарядов чтобы потом забрать. Вот так находочка. Тушёнка была китайская. Называлась «Великая стена». Я зашвырял банки снегом и стал думать, что делать с находкой. Думал, думал и решил, что все же будет лучше сообщить о найденной тушенке сержанту Алексееву. Глядишь он и поделиться с нами и все будут довольны. Алексеев в итоге запихал все банки себе под бушлат и убежал в казарму. Конечно же делиться со мной и тем более с другими солдатами он не стал. Тушёнку Алексеев с дембелями ели после отбоя сами. Все понты Алексеева испарились когда он уехал в отпуск и не вернулся в часть в положенный срок. Его привезли в часть и закрыли в оружейной комнате как обезьяну в клетке. Потом постригли на голо, сбрив его роскошную шевелюру, чтобы глядя на него остальным было неповадно. До самого дембеля он ходил тише воды и ниже травы. Мне даже было жалко его. На этом про Алексеева и закончу. В этом же наряде по столовой у меня произошла стычка с дагестанцами. К Мещерякову подошли трое и стали заставлять Коляна снять и отдать его сапоги. Коля отказывался снимать и что то бурчал себе под нос. Его начали бить руками и ногами. – Снимай сапоги обезьяна. Я подбежал и оттолкнул одного кавказца от Коляна. Они сразу переключились на меня. – А ты кто такой? Сжали кулаки и пошли на меня. Я тоже сжал кулаки и встал в стойку. Я рассчитывал, что остальные парни из моего взвода которые тоже находились в этом помещении сейчас впрягутся за меня и мы наваляем этим троим все вместе. Тем более нас было больше. Я крикнул. – Пацаны! Валим их! Но я ошибся. Никто из них за меня не собирался впрягаться. Даже Колян. Все остались стоять на своих местах. Мне ничего не оставалось как крикнуть. – Давайте один на один! Вас трое, а я один. Давайте я с любым из вас схлестнусь. Они остановились. – Че смелый такой? Давай со мной махаться. Вызвался из них самый здоровый. – Пошли за мной. Я пошел следом за ним на улицу. Пока мы выходили прибежали еще несколько кавказцев и их стало уже целая толпа. Ну все. В голове роились мысли. Сейчас меня за пинают толпой. А если все же махаться с этим здоровяком один на один, то шансов против него у меня тоже нет шансов. Но сдаваться уже поздно. Будь что будет. Мы зашли за ангар. Я сжал кулаки и приготовился. Но бить меня они не стали. Тот здоровяк протянул мне руку и спросил с какой я роты. – Ты не испугался. Значит ты мужик. Мы не будем тебя бить. А вот твои дружки испугались и не встали за тебя. Они трусы, поэтому мы и унижаем таких. Даги ушли, а я пошел обратно в ангар к своим парням. После наряда, когда мы вернулись вечером в казарму, все уже готовились к отбою. Один солдат крикнул на всю роту. – Кто из наряда по столовой с Дагестанцами закусился? Я сразу понял, что он ищет меня. Видимо даги уже рассказали своим землякам с нашей роты, а этот парень который кричит, с ними в хороших отношениях. Наверно он решил разобраться с тем, кто осмелился бросить вызов горцам. Промолчать, что это я, все равно рано или поздно найдут. Лучше уж сразу все разрулить. Я поднял руку и сказал, что это был я. Он сразу подошел ко мне. Пауза в несколько секунд. – Игорь. Он протянул мне руку. – Че вы там не поделили? – Да, так, сапоги. – Ясно. Так мы с ним познакомились. Игорь Катаев из Воронежа. В нашей роте он всегда был на виду. В нем сразу же просматривались лидерские качества. Позже, Катаева назначат старшиной нашей роты. Но это будет уже в батальоне после увольнения дембелей.
Первый прыжок
После Нового года нас стали интенсивно готовить к первому прыжку с парашютом. Новый 1994 год мы встречали в казарме. Под бой курантов выпили разведенный водой «Юппи» и заели пряниками. Вот так символически в армии встречают Новый год. Прыгать с парашютом предстояло в конце февраля. Сразу после прыжка предстояла воинская присяга. К прыжкам нас готовили поэтапно. Сначала на стапелях осваивали все азы десантирования. Висели на стапелях пристегнутыми к подвесной системе от парашюта и выполняли команды. Командир взвода давал вводные, а мы отвечали. – Парашютист идет на вас правым боком! Мы во весь голос отвечаем. – Тяни правые! Сами тянем левые стропы имитируя это на подвесных системах. Таких вводных было много. Приземление на линию электропередач, на воду, на деревья и много других. Парашютной вышки в части не было, но обещали, что ее скоро построят. По крайней мере когда ее построят мы уже успеем прыгнуть с самолета, минуя эту вышку. Утро начиналось как обычно с зарядки на плацу в форме одежды номер четыре. Очень непросто просыпаться в шесть утра и выбегать зимой на плац с голым торсом. После разминки которая проходила под аудиозапись диктора следовал кросс, по периметру дивизии. Кросс всегда проходил под одни и те же песни, это АВВА «мани, мани, мани» и Маши Распутиной «Ах черное ты море, ах белый мерседес». После зарядки мы возвращались в казарму. Заправляли кровати, умывались, брились и чистили зубы. Горячей воды в казармах не было. Потом одевали верхнюю одежду и снова выходили на плац на построение. После построения строевым шагом поротно шли на завтрак. Завтрак обычно был однообразным. Это каша, либо пшенная, либо сечка. Яйцо, кусок белого и кусок ржаного хлеба. Кружка чая уже сладкого и кружок сливочного масла. Яйцо кстати давали один раз в неделю. Поэтому и сложилась такая скороговорка у дембелей. «Масло съел и день прошел. Съел яйцо прошла неделя. Чтоб еще такого съесть, чтоб сто дневка пролетела?». Яичный желток намазывали ложкой на белый хлеб поверх масла. Такой вот бутерброд запивали сладким чаем. Это считался армейский деликатес. По мимо парашютно-десантной подготовки в дивизии началось полномасштабное ПХД. Ожидался приезд министра обороны Российской Федерации П.С. Грачева.
Февраль был морозным. По крайней мере по моим ощущениям. В кирзовых сапогах не смотря на зимние утепленные портянки, ноги замерзали очень быстро, особенно если долго не двигаться и стоять в строю. Для прыжков нам выдали валенки. Прыгать предстояло в этих валенках, поэтому их было необходимо немного доработать для прыжков. А секрет подготовки был очень прост. С внутренней стороны верхней части голенищ валенков прорезалось два отверстия через которые пропускалась стропа длинной около полу метра. Делалось это для того, чтобы привязать этими стропами валенки к ногам выше колен. Как объясняли командиры, при раскрытии купола основного парашюта происходит довольно ощутимый рывок, от которого валенки слетают с ног и парашютист приземляется босым.
И так. Все инструктажи и подготовки к прыжкам были пройдены. Дата первого прыжка для нас была назначена на 22 февраля. В роте среди солдат ощущалось заметное волнение. Многие в том числе и я бросились строчить домой письма, кто своим девушкам, кто друзьям. Что ни говори, но волнение перед предстоящим прыжком испытывали все, пусть и по разному. В моем взводе был солдат Цветов. Родом он был из Воронежа. Служба ему давалась очень нелегко. Даже скорее совсем не давалась. Цветов всегда и во всем тормозил. Форма у него была вся засаленная. Он постоянно получал тычки как от дембелей так и от своего призыва. Когда до прыжков оставалось чуть меньше недели, Цветов заступил в наряд по роте дневальным. Я не подумав о последствиях сказал Цветову перед отбоем. – Ну что готов прыгать Костян? Он смотрел на меня испуганным взглядом и тихо ответил. – Нет, не готов. – Ну и правильно Костян, не прыгай, а то разобьешься. Эти слова я конечно же сказал зря. Я не думал, что Цветов так все близко воспримет. Ночью Цветов рванул в СОЧИ. Самовольно оставил часть, прихватив с собой еще и штык-нож. Утром нас подняли по тревоге и отправили прочесывать окрестности прилегающей к части территории. Кого то отправили на железнодорожный и на авто вокзалы. Поиски Цветова по горячим следам результата не дали. Его нашли только через несколько дней. Все это время он жил в одном из домов дачного поселка. Питался заготовками из погреба. Кто то из дачников его заприметил и сообщил в часть. После этого побега Цветова куда то перевели. Где он дослуживал, уже не знаю. Я все переживал, что он скажет в свое оправдание про меня, как я запугал его. Но меня никто не вызывал и вопросов по этому поводу ко мне не было.
За день до прыжков мы укладывали свои парашюты на плацу дивизии. Весь процесс укладки парашютов строго контролировался офицерами. Укладка парашюта проходила поэтапно, следующим образом. Нас разделили на двойки. Каждая двойка укладывала поочередно два парашюта. Сначала основной Д-6 и запасной парашют З-5 первого номера, потом тоже самое второго номера. Я попал в двойку с Игорем Катаевым. К укладке своего парашюта он относился ну очень щепетильно. Мне пришлось шустрить по полной, чтобы уложить его парашют. По началу Катаев на эмоциях покрикивал на меня, но потом вроде сработались и все уложили как положено. Уложенные и опечатанные сумки с парашютами отнесли в неотапливаемый ангар, чтобы не было перепада температуры.
Вот и настал этот волнительный для всех нас день, 22 февраля 1994 года. День был солнечный и морозный. Один взвод отправили к ангару грузить парашюты, а остальные взвода погрузились в Уралы. На ногах у всех были те самые валенки привязанные к ногам стропами. Прыжки проходили в полях в районе Красного гуляя. От дивизии до этого места ехали колонной около часа. Когда прибыли на место, прозвучала команда, к машине. Первыми из кузовов «Уралов» выпрыгнули двое крайних бойцов и открыли борт. Следом как горох стали выпрыгивать остальные солдаты. Командиры стали выкрикивать команды. – Первый взвод, строиться! – Второй взвод, строиться! – Третий взвод строиться! После построения и переклички мы повзводно направились к «Уралу» получать парашюты. Основной и запасной парашюты были уложены в большие сумки. В кармашках сумок были парашютные паспорта. Каждый солдат получил именно тот парашют который сам же и укладывал. Пока мы получали сумки, в небе уже гудели самолеты, прыжки шли полным ходом. Прыгали с самолетов АН-2, по десять человек. Один самолет приземлялся и в него сразу загружался десант, другие самолеты уже выруливали на взлетную полосу и взлетали. Одни уже были в небе, другие заходили на посадку. Это был отлаженный конвейер. Вот очередной борт набрал высоту и от него стали отделяться черные силуэты, это были десантники. Через мгновение один за другим над этими силуэтами раскрывались белые купола. Было очень красиво и в тоже время волнительно, ведь все ближе и ближе наступал тот момент когда сам шагнёшь в один из этих самолетов. Когда мы приблизились к так называемому рубежу готовности, поступила команда расчехлить сумки и одеть парашюты. Первые номера одевают, вторые помогают подтянуть подвесную систему, потом наоборот. Мне помогал Дергачев Алексей, а ему помогал я. Леха достал из кармана смятую пачку сигарет «Союз Аполлон». В пачку было всего две сигареты. – На Валерсон. Он протянул мне одну сигарету. – Закуришь когда приземлишься. Я взял сигарету и аккуратно убрал ее в нарукавный карман бушлата. – С удовольствием закурю, Леха. Главное приземлиться. – Приземлимся, никуда не денемся.
Вот очередной борт взмыл в небо и из него посыпались черные силуэты. Снова поочередно появляются белые купола над ними. Но вот от одного силуэта после раскрытия купола отделились две черные точки. Что это? По строю пошел ропот. – Что это? – Что это летит так быстро к земле? Товарищ лейтенант, что это отвалилось у него? Лейтенант смеется. – Это валенки! – Я вас предупреждал. – Привязывайте как следует. – Еще раз подтяните все лямки и ремни. – Попрыгайте, чтобы ничего не тряслось, а то будете лететь как мешки с говном. Чем ближе продвигалась живая очередь к взлетной полосе, тем сильнее становился мондраж в теле. С поля по сугробам на расчищенную дорогу пробирались таща за собой сумки с наспех запиханными вместе со снегом парашютами. Те кто уже прыгнул возвращались с разгорячёнными от адреналина и одновременно довольными лицами. Были и такие кто возвращался без валенок. Вид у тех кто потерял валенки был мягко говоря жалким. Командиры таких встречали пинками и отправляли отогреваться в кунг «ГАЗ – 66». Кто потерял один валенок, те на ногу привязывали шапку ушанку. По полю бегали бойцы из РДО (роты десантного обеспечения) и ловили парашютистов которые после приземления не смогли погасить купол. Раздутый ветром купол таскал их по полю как мешки. Тем временем подошла и наша очередь. Командир взвода подбадривал нас и напоминал основные моменты по действиям во время прыжка. – Учтите сразу. – Кто не выпрыгнет, того все равно выкинут. – Лучше прыгайте добровольно. Я попал в первую восьмерку с нашего взвода. Командир дал команду. Рукавицы снять и убрать в карманы. Прыгать в рукавицах было запрещено. Я в тот момент еще подумал, что там в небе можно же будет отморозить руки, но раз нельзя значит нельзя. Приземлился и подрулил очередной АН-2. Открылась дверь и из проема вывалился дюралевый трап. Офицер высунулся из дверного проема и дал отмашку очередной команде. Мы в друг за другом в одну колонну побежали к самолету. Все случилось как то быстро и с Дергачевым мы попали в разные десятки. Видимо из за веса. В каждой десятке было по одному тяжеловесу. Командир за ранее определил нам очередность кто за кем будет прыгать. Первым был Воробей. Он был самый тяжёлый из нас. У остальных весовая категория была примерно одинаковая. Вторым был Тихомиров, третьим был я. Мы поднялись по трапу на борт самолета и расселись вдоль бортов по пять человек. От работающего двигателя было ничего не слышно. Еще и шапки ушанки были завязаны на голове по зимнему. Все пуговицы предварительно заставили с шапок срезать, убрать все иголки прочую ерунду. Это сделали еще в казарме, для того, чтобы стропы парашюта ни за что не зацепились. Выпускающий офицер пристегнул каждому из нас поочередно вытяжные ремни. Самолет начал стремительно набирать скорость и через мгновение оторвался от земли. Это был мой первый полет на самолете. Командиры говорили, что при полете самолет будет трясти и болтать, но вроде ничего, нормально. Загорелась лампочка и прозвучал двойной сигнал. Выпускающий выкрикнул. – Приготовиться! По этой команде все взялись правой рукой за кольцо основного парашюта, а левой за кольцо запасного. Все смотрели на лица сидящих напротив, чтобы понять общую атмосферу. Как мне показалось в тот момент лица у всех были каменные. Прозвучал еще один сигнал и выпускающий открыл дверь. Первым поднялся Воробей и подошел к двери. Выпускающий хлопнул ему рукой по левому плечу. – Пошел! Воробей сделал шаг и исчез за дверью. – Следующий! Кот подошел к двери и через мгновение тоже исчез. – Следующий! Теперь я. Я сделал несколько шагов и оказался у двери. Выставил левую ногу на порог как и учили, а правую отставил назад. Земля из открытой двери самолета казалась белым ковром с черными полосами, это были дороги и лесопосадки. Выпускающий хлопнул мне по плечу. – Пошел! Я оттолкнулся от порога самолета и оказался как мне показалось в бездне. Глаза у меня были закрыты. В голове пошел отсчет. Пятьсот один. Пятьсот два. Пятьсот три. Кольцо! Я дернул кольцо. Пятьсот четыре. Пятьсот пять. Купол! Меня с силой тряхнуло и подбросило вверх. В это мгновение падение в бездну прекратилось. Все замерло. Шум и свист потока воздуха прекратился. Я открыл глаза и поднял руки вверх чтобы взяться за стропы, но строп не нащупал. Поднимаю голову и вижу, что купол раскрылся, а стропы перекрутились. В первые секунды я запаниковал, но через мгновение стропы раскрутились сами собой. Рядом со мной летел Коля Тихомиров и Воробей. Они перекрикивались между собой. Слышимость была очень даже хорошая. Руки без рукавиц даже не замерзли. Вообще было ощущение, что тут в небе очень даже тепло. Я любовался красотой вокруг. Какое-то время казалось, что ты просто завис на одном месте. Просто висишь в небе и все. Но потом начинаешь понимать, что это просто иллюзия. Земля постепенно приближается. Вот уже хорошо различимы деревья, машины, люди. Перед самой землей меня развернуло спиной. Я стянул обеими руками стропы чтобы развернуться. Вроде развернулся, но меня опять развернуло спиной. Так я делал несколько раз, но напрасно. Развернуться так и не получилось. Я сгруппировался, сомкнул ноги и вот она, земля. Приземлился я спиной на снег и сразу же перевернулся на живот. Купол не погас и меня протащило по снегу метров двадцать. Мне повезло, что порыв ветра стих и мне этого мгновения хватило чтобы быстро стянуть на себя стропы и встать на ноги. Купол я погасил самостоятельно. Без помощи РДО. Хотя некоторых купола таскали как мешки с говном по всему полю. Слава богу меня это обошло, да и валенки на месте. Я достал из за пазухи парашютную сумку и наспех запихал в нее парашют. Сел на эту сумку и достал из кармана ту самую сигарету, «Союз Аполлон». Но как на зло, сигарета оказалась сломанной аж в двух местах. В голове мелькнула мысль. – А где кольцо? А кольца то у меня и нет. Вернувшись с поля на дорогу я встал в строй. Из всех кто прыгал кольца принесли единицы, остальные так же как и я их потеряли. За потерянные кольца с нас потом удержали деньги из зарплаты. Прямо на месте командиры провели традиционный обряд посвящения нас в десантники. Каждому по заднице ударили запасным парашютом и вручили значок парашютиста, «тошнотик».
Сразу же после прыжков мы стали готовиться к принятию воинской присяги. Присяга была назначена на 26 февраля 1994г. Ко многим в том числе и ко мне на присягу должны были приехать родители. Запомнился вечер перед отбоем накануне дня присяги. Обязанности командира нашей роты тогда исполнял гвардии старший лейтенант Самат Д. Между собой мы называли его Джек. Джек по сравнению с другими командирами был достаточно жестоким, но и справедливым. После вечернего построения Джек дал команду постричься всем кому он укажет. И потом добавил. – Кто не пострижется, завтра постригу лично. В числе указанных оказался и я. Волос у меня на голове было не так уж и много по сравнению с другими, но деваться было некуда. Кто то отказался выполнять команду Джека и лег спать. В расположение роты зашел лейтенант из РДО. Он держал в руках две машинки для стрижки. – Кто умеет постригать? – Повторяю, кто умеет постригать? Из нашего взвода робко отозвался Лашкомов. – Иди сюда. Сказал лейтенант. И передал одну машинку Лашкомову. Я решил не тратить время и первым подошел к нему для стрижки. Чем раньше постригут тем раньше лягу спать. Я обернулся простыней и сел на табуретку. Лашкомов неуверенно начал меня постригать. Лейтенант его остановил. – Че то ты неуверенно стрижешь солдат. – Ты так до утра будешь постригать. – Отойди я покажу как надо. Лейтенант отодвинул Лашкомова и сам стал меня стричь. Я даже обрадовался сначала. Подумал, что уж лейтенант то точно умеет стричь в отличии от Лашкомова и сейчас нормально меня пострижёт. Но я сильно ошибался. Стричь меня как в парикмахерской он точно не собирался. Тупой машинкой за три минуты он повыдирал мне с головы волосы, потом дал мне подзатыльник. – Все, готово! – Следующий! Я стряхнул простыню и пошлепал в умывальную комнату мыть голову. Когда я глянул на себя в зеркало, то был в шоке. Моя голова была как шахматная доска. Волосы были выстрижены клочками. Через минуту в умывальник зашел еще один солдат с точно такой же как и у меня стрижкой. Мне стало немного легче. Ну хоть не обидно. Теперь я не один такой.
Утром, по команде подъем Джек построил всех в расположении роты. – Зарядку сегодня в связи с присягой отменяю. Джек прошелся вдоль строя осматривая как было исполнено его вчерашнее указание. Когда он увидел меня и таких же как я, жертв ночных цирюльников, то заулыбался. Но через мгновение его улыбка перешла в гнев. – Я вчера давал команду всем кому указал постричься! – Но смотрю не все ее исполнили. – Сержант машинку мне! Бегом! Джеку принесли машинку и он стал выстригать ей на головах тех кто не постригся борозды. Кому вдоль, ото лба к макушке. Кому от уха до уха. Когда он закончил, сказал. – Вот теперь все справедливо. – Через пять минут построение на плацу на завтрак! После завтрака мы вернулись в казарму для получения оружия и подготовке к присяге.
Присягу принимали на плацу. День был солнечным и морозным. На трибуне стоял командир полка, гвардии полковник Шаманов В.А. и его заместители. Приехавшие на присягу родители и родственники солдат тоже были на плацу, рядом с трибуной. Началось торжественное построение. По команде командира роты мы поочередно выходили строевым шагом из строя. Подходили к столу и зачитывали текст присяги.
Я Шерер Валерий Анатольевич! Торжественно присягаю на верность своей Родине – Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать ее конституцию и законы, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно выполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество.
После чего мы ставили свою роспись и командир вручал каждому нагрудный знак, «Гвардия». С этого дня мы все стали гвардии рядовыми, солдатами 328 парашютно-десантного полка, 104 воздушно десантной дивизии. После прохождения торжественным маршем почти всех солдат принявших присягу отпустили в увольнение до вечернего построения. Ко мне приехали родители и я отправился с ними в город. Увольнение пролетело как один миг. Если честно, то очень захотелось домой. После встречи с родителями возвращаться в часть было тяжеловато. Но стоило перешагнуть порог КПП и подняться в казарму, как грусть по дому начала развеиваться.
Первый три месяца службы прошли не быстро. Через несколько дней после присяги нас раскидали по боевым ротам. Я попал в девятую парашютно-десантную роту. Жили в этой же казарме, только переехали на третий этаж. Командиром нашей девятой роты стал гвардии старший лейтенант Андрей П. С каждым днем сержанты усиливали свое давление на нас. Было распространено рукоприкладство с их стороны. При офицерах такого не происходило. Дагов дембеля не трогали, боялись.
Сразу же после первого прыжка началась подготовка ко второму. Второй прыжок с парашютом состоялся 11 марта, буквально через две недели. Самое интересное, что некоторые из дембелей отказались прыгать и их оставили в казарме. А с парашютами которые они укладывали прыгали другие солдаты, уже нашего призыва. Правда все было по желанию. Командир предложил, кто желает прыгнуть еще, но с чужим парашютом, пожалуйста. Те кто изъявил желание, в этот день совершили по два прыжка. После второго прыжка был полевой выезд на стрелковый полигон в поселок Поливно. Первую половину дня расчищали сугробы на огневом рубеже и дорожки до мишеней, а только потом уже приступили к стрельбам. Стреляли по девять патронов. Это были первые наши стрельбы из АКС- 74 и РПКС-74. В тот день Джек гонял нас до седьмого пота. Кто не правильно ползал и плохо прижимался к земле, Джек палкой бил по ногам. Тогда, это казалось через чур жестоким, но спустя время понимаешь, что такую дисциплину нужно изучать именно так. Тяжело в учении, легко в бою. – В бою палкой бить не будут. – В бою будут убивать! Говорил нам тогда Джек. Позже я не раз вспоминал его слова.
В одном из нарядов по роте когда я заступил дневальным, Джек приложил мне по лбу рукояткой штык ножа. Тумбочка дневального находилась прямо напротив входной двери в расположение роты. Я стоял немного на расслабоне. Кепка у меня была сдвинута на затылок. Открывается дверь и в расположение заходит Джек. Я сразу крикнул. –Дежурный по роте на выход! Джек подошел в плотную ко мне и выдернул у меня из ножен штык-нож. Взял его за лезвие рукой и ударил мне по лбу рукояткой. У меня аж искры из глаз посыпались. – Кепочку надвинь на лоб. Сказал Джек и отдал мне штык-нож.
Арсенал
С 1 апреля из нашей роты назначили двадцать человек на работы в арсенал. В эту двадцатку попал и я. Командиром был назначен Джек. Сразу же после завтрака мы загрузились в Урал и нас повезли через весь город в арсенал. Арсенал ВМФ, это склады с боеприпасами расположенные на огромной территории в лесном массиве, огороженной забором по периметру и охраняемая матросами. Матросы срочники которые охраняли этот арсенал были сухопутными моряками. Соответственно службу несли на суше и никакого моря рядом и в помине не было. Как нам рассказывал один из их командиров служба у этих морячков не бей лежачего. И ведь письма говорит они домой пишут, что служат на корабле или даже на подводной лодке. А что им еще писать? Что моряки в лесу служат?
Нашей задачей была разгрузка вагонов с боеприпасами, развозка их по складам и укладка. Перед заездом на территорию мы сдавали спички, зажигалки и сигареты на КПП. Курить на территории арсенала было строго запрещено. Обед нам привозили на территорию арсенала из части. Не смотря на то, что разгружать тяжёлые ящики с боеприпасами было не легко, работать там нам очень нравилось. По сравнению со службой в части арсенал нам казался курортом. Джек конечно гонял нас, но и давал нам время на отдых. В обеденное время мы ложились на ящики и грелись на весеннем солнышке. На территории этого арсенала мы часто встречали диких косуль. Боеприпасы которые мы разгружали были разные, от снарядов до гранат. Были даже авиабомбы. Некоторые бомбы которые лежали под открытым небом вмерзли в снег и мы отдирали их Уралом привязав веревочный трос. За каждым складом были закреплены женщины учетчицы. Они то и контролировали нашу работу и руководили разгрузкой. Так мы проработали в этом арсенале до 29 мая. Целых два месяца. На это время мы были освобождены от нарядов и других мероприятий которые проходили в это время на территории нашей части. Приезжали с арсенала, шли на ужин и готовились к отбою. Когда все разгрузочные работы были закончены нас попросили собрать вокруг одного из складов мусор и ветки деревьев. Погрузить все в кузов Урала и вывезти за территорию арсенала. Джек командовал нами в арсенале весь апрель. Потом его перевели в другое подразделение. В день своего убытия Джек построил на плацу всю роту и сказал нам напутственные слова. – Никогда не вешайте голову! Служите и шагайте по жизни только с поднятой в верх головой! Никто кроме нас! На его место в арсенал был назначен командир моего взвода гвардии лейтенант Аркадий З. Аркадий только недавно закончил Рязанское военное училище ВДВ. В отличии от Джека, Аркадий был более мягким командиром, но со своими заморочками. Так если с Джеком мы передвигались по территории арсенала на Урале, то Аркадий заставлял нас бежать бегом, совершать так называемые марш броски. Как говорится у каждого командира свои заморочки.
После того как все работы в арсенале по вывозу мусора были закончены, случилось одно странное происшествие. Нас обвинили в краже какого-то боеприпаса. Сначала всех построили. Приехали несколько морских офицеров и учетчица. Они заявили, что после наших работ на одном из складов были обнаружены несколько ящиков с сорванными пломбами. Из этих ящиков пропали какие-то боеприпасы. Какие именно они говорить не стали. Сказали лишь, что дают на раздумье один час. Если мы добровольно не вернем эти боеприпасы, то они доложат в ФСБ. Учётчица предположила, что боеприпас или боеприпасы мы вывезли с территории арсенала на своем Урале под кучей мусора. Наш командир заявил, что это какой-то бред. Он лично присутствовал при погрузке и разгрузке мусора и никаких боеприпасов не видел. Тем не менее моряки доложили в ФСБ. Приехали два человека в штатском. Сначала они долго беседовали с нашим лейтенантом, потом стали вызывать нас по одному. Настала моя очередь. Я зашел в помещение. В помещении стоял стол за которым сидел один чекист, а второй сидел рядом на стуле. Они оба были в пиджаках, но внешне больше были похожи на бандитов нежели на чекистов. Тот что сидел на стуле сразу встал и предложил мне сесть на этот стул. Как только я сел он стал на меня кричать. – Ну что солдат? Сдали тебя твои товарищи! Говори куда боеприпасы спрятал? Я честно говоря сначала опешил. Несколько секунд пытался понять, как себя вести и что говорить. Я то точно знал, что ничего не брал и те кто были рядом со мной тоже ничего не брали. Тут в разговор вклинился тот, что сидел за столом. Он прервал своего кричащего коллегу и начал со мной подозрительно вежливый диалог. – Как фамилия, имя, отчество? Я назвал. Он записал к себе в блокнот. – Валерий, а ты откуда родом? Я ответил, что с Нижегородской области. – Ну надо же. Земляк! Он протянул мне руку. – Олег. Я смущенно пожал ему руку. – Куришь? На угощайся. Он протянул мне пачку с сигаретами. – Ты не бойся, я земляка в обиду не дам. – Ты мне сейчас скажи всю правду, кто украл боеприпас, а я тебя в другую часть по быстрому переведу в Нижегородскую область. Обещаю. Ты кстати где в Нижнем то живешь? Я ответил. – Как в Нижегородскую область въезжаешь, третий дом с лева. Лицо этого Олега после моего ответа перекосилось от злости. – Пшел вон! Я встал и вышел на улицу. В итоге мы так и не поняли, что за боеприпасы на нас тогда пытались повесить. Никто ни в чем так и не сознался. На этом наша двух месячная командировка в арсенал закончились.
Поливно
Из учебного центра г. Омска в нашу роту прибыло пополнение, Баранов Дмитрий (санинструктор), Терно Виталий (пулеметчик), Мельничук Виктор и Журавский Сергей (наводчики операторы). Сначала мы присматривались к ним с недоверием. Свалились непонятно откуда, да еще и младшие сержанты. Мы на должностях командиров отделений были пока еще рядовыми, а тут капралы нарисовались. Но тем не менее постепенно все быстро притерлись и влились в общую армейскую массу.
Почти весь июнь мы провели в Поливно на учениях. Жили там в палатках Стреляли на полигоне, бегали по полям и копали окопы. Кормили там честно говоря очень плохо. Еда была пресная и не соленая. Все ходили полу голодные. У кого были деньги спасались тем, что бегали в местный магазин за пряниками и лимонадом. Свой день рождения я встретил на этом полигоне. Двадцать четвертого июня мне исполнилось девятнадцать лет. В этот день мы бежали кросс в бронежилетах, ОЗК и противогазах. Такие занятия назывались ЗОМП, защита от оружия массового поражения. Этот забег был самым тяжёлым. Несколько человек обессилев упали на землю и сняли противогазы, чтобы не задохнуться. Командир приказал тащить упавших на себе. В итоге на землю упало больше половины роты. До конца добежали не больше десятка человек. Бег в ОЗК и противогазе да еще и с автоматом, то еще удовольствие. Сердце бешено вырывается из груди. Дыхалка сбивается, пот заливает глаза, стекла в противогазе потеют. Конечно мы пытались хитрить и оттягивали рукой подбородок противогаза чтобы глотнуть свежего воздуха, но если командир это замечал, а он бежал рядом с нами на легке, тому давал хорошего пинка. После этого кросса все упали как убитые. Когда сняли ОЗК, форма была сырая от пота на сквозь.
Несколько ночей подряд проводились тактические учения. Один взвод организует засаду, а другие взвода должны его ликвидировать. На такие учения нам выдавали холостые патроны и даже взрывпакеты. Настал черед моего взвода уходить в засаду. Командир роты определял на это один час. После его команды мой взвод побежал через поле в сторону лесополосы. Наша задача была спрятаться и устроить засаду на остальные два взвода. Открыть по ним огонь и закидать взрывпакетами. Соответственно у них была задача обнаружить нас раньше. Меня и Мещерякова Колю оставили в поле, а весь взвод побежал дальше в лесополосу. Взводный поставил нам задачу организовать засаду и отвлечь на себя внимание. Как только обнаружим приближение противника, кинуть взрывпакет и открыть огонь. Часов с Колей у нас не было, поэтому данный ротным час мы отсчитывали в голове. Мы с Коляном залегли в траве метрах в пяти друг от друга, чтобы можно было переговариваться. Начинали донимать комары. Этот час стал казаться бесконечным. Постепенно стало клонить в сон. Я не заметил, как уснул. Проснулся от удара по каске. – Шерер ты убит! На до мной стоял сержант второго взвода Зотов. Он даже не стал стрелять холостым в воздух Просто стукнул мне по каске прикладом. Мещеряков тоже спал. Его тоже обнаружили те кто шли с Зотовым. Вот такой случился конфуз. Убит так убит. Сами виноваты. Еще и свой взвод подвели. Хорошо, что это только учения, а не настоящая война.
Командировка в Сердобск
С 10 на 11 июля наша рота заступила в свой первый караул. Заступали по несколько человек с каждого взвода. Задачей караула была круглосуточная охрана складов с вооружением, обмундированием, продуктами и охрана «губы» гауптвахты. На эту «губу» попадали солдаты как с нашей части, так и с других частей, но за все караулы в которые я успел отстоять ни одного каторжанина на этой «губе» не было. Помещения камер «губы» были узкими с откидными нарами. У меня даже сохранилась фотография, где я лежу на этих нарах в одной из камер. Почти все свободное время которое было отведено нам в карауле для отдыха мы учили устав караульной службы. Начальник караула был командир первого взвода, он лично принимал у каждого из нас знание устава. Обязанности часового нужно было рассказать на зубок. Кто рассказывал, тот мог идти отдыхать, а кто нет, те сидели и зубрили засыпая на ходу. Я попал на четвертый пост в первую смену. Разводящий менял часовых и возвращался в караулку. В последующие караулы мы уже ходили с удовольствием. Питание для караула получали в столовой и питались в караулке. Никто в карауле тебя не достает, единственный минус, это недосыпание. Ночью умудрялись спать даже на постах. Спали стоя прислонившись кто к столбу, а кто к колючей проволоке. Конечно начальник караула периодически проверял посты и кого ловил спящим, тот получал люлей.
После подъёма 14 июля было сразу две зарядки подряд. Командир полка наблюдал из окна за процессом и ему не понравилось, как мы бежали кросс. Зарядку провели повторно, начиная с разминки и закачивая кроссом. После завтрака началась укладка парашютов на плацу. После обеда дали получку пять тысяч рублей. Деньги по тем временам мизерные, если тогда одна фотография стоила тысячу рублей, а пачка сигарет с фильтром две тысячи рублей. Вечером нашу роту повезли в городскую баню. После вечернего построения ко мне подошел Катаев Игорь. – Хочешь с нами в командировку поехать? Я не раздумывая согласился. Командировка была на четыре дня, с 18 по 22 июля, в город Сердобск, Пензенской области. В день выезда сразу после подъёма за нами пришел капитан, мы получили в оружейке автоматы и по четыре магазина с боевыми патронами. Потом получили на складах сух пайки на четверо суток и направились в автопарк. С нашей роты поехали четыре человека. Катаев, Дергачев, Самойлов и я. Старшим был этот капитан со складов РАВ и два водителя. Один из водителей оказался моим земляком. Он был из города Кстово, Нижегородской области. Наша задача была перевезти списанные автоматы и магазины с наших складов в одну из воинских частей города Сердобск. Ящики с оружием мы загрузили в два тентованных Урала. Катаич с Самсоном поехали в кузове первого Урала, а мы с Дергачевым в кузове второго. Расстояние от Ульяновска до Сердобска почти пятьсот километров. Вот это я понимаю. Подфартило так подфартило. Целых четверо суток отдыхать от построений, зарядок и нарядов. Да еще и офицер попался нормальный, без закидонов и муштры. Капитан провел с нами и с водителями вводный инструктаж. Поставил задачи и мы тронулись в путь. До Сердобска ехали почти без остановок. За время дороги не смотря на тряску и монотонность езды пытались спать по очереди, но уснуть толком так и не получалось. Как оказалось, спать в дороге на деревянных ящиках не особо то комфортно. И все равно, трястись в кузове целый день, это лучше, чем тащить наряд или маршировать на плацу. В пункт назначения приехали уже поздним вечером. Заехали на территорию какой-то воинской части. Наш капитан куда то сбегал, потом вернулся. – Так, построиться. Слушай мою команду. Мы находимся на территории воинской части. Сейчас в штабе уже никого нет. Спать будете на улице, по очереди. Один охраняет машины, трое отдыхают. Сам капитан и водители спали в кабинах, мы расположились на каком-то газоне прямо под открытым небом. Наручные часы были только у Дергачева. Мы определились между собой, что охранять будем по часу. Первым пошел Дергачев, а мы втроем постелили на траву спальные мешки и мгновенно заснули. Как мне тогда показалось, что я поспал не больше десяти минут, как меня уже толкает в бок Катаич и протягивает наручные часы. – Вставай Валера. Шепчет Катаич. – Твоя очередь. Иди охраняй. Я с большими усилиями встаю на ноги, а Катаич сразу же ложиться на мой спальник и накрывается своим. Я взял автомат, надел на руку часы, которые мне передал Катаич и пошел к Уралам. Время на часах было час ночи. Значит мне нужно простоять на посту до двух часов и будить Самсона. Ну что же, час так час. Я повесил автомат на плече и закурил сигарету. Уралы стояли в плотную друг к другу. Капитан спал в кабине одной машины, а оба водилы в кабине другого Урала. К охране машин водителей капитан не привлекал. Да это и понятно. Они и так устали просидев столько часов за баранкой. Стекла в кабинах машин запотели от их дыхания напрочь. Выкурив сигарету и побродив вокруг Уралов минут двадцать меня начало клонить в сон. На улице была тишина, никто нигде не шарахался, только слышались соловьиные трели. Нужно продержаться еще сорок минут и можно будет будить Самсона, а самому лечь спать аж на три часа. Пока простоят Самсон, потом Дергачев с Катаевым пройдет целых три часа. А там глядишь уже и утро. Но оставшиеся время для меня стало невыносимо долго тянуться. Я то и дело смотрел на циферблат часов, но время как будто замерло на месте. Тут меня осенило. Я взял и перевел стрелки на часах вперед на тридцать минут. Самсон все равно не узнает сколько реально натикало, ведь кроме этих часов больше негде узнать время. Растолкав Самсона я передал ему часы. – Самсон, твоя очередь, через час разбудишь Дергачева. Я лег на теплый спальник Самсона и мгновенно заснул. Но спал я как мне опять показалось не три часа а намного меньше. Только начал сниться какой-то сон, как опять голос Катаича и толчки в бок. – Вставай Валера, твоя очередь. Катаич протянул мне часы и я протирая заспанные глаза побрел к Уралам. Закурил сигарету и посмотрел на часы. Время было пять часов утра. Но на улице было все так же темно. Все так же пели соловьи. Какое-то дежавю прямо. Почему так темно в пять утра? Через час уже должен быть подъем в этой воинской части. Интересно, что за род войск тут дислоцируется. Ладно, скоро узнаем, но явно не ВДВ. Так, значит если через час подъем в этой части, то и нам спать уже не дадут. А спать хотелось невыносимо. Я решил пойти ва-банк. Посмотрел на часы. Время пять часов десять минут. Хоть часик еще поспать успею. Перевел стрелки на шесть утра и пошел будить Самсона. В этот раз он вставал с кучей возмущений. -Ты че Шер? Я только лег, а ты уже меня будишь. Самсон по возмущался, но все же встал и матерясь побрел к Уралам. Как потом выяснилось, время переводили все кроме Самсона. Просто кто-то меньше, а кто больше. В итоге не выспался только Самсон. Утром нас растолкал капитан. Он сильно ругался, что все спали. Самсон тоже в итоге заснул прислонившись спиной к колесу Урала.
Воинская часть в которую мы приехали была «мабутовская». «Мабутой», мы называли все остальные рода войск не относящиеся к ВДВ. Исключение составляли морпехи и ВВС. Кто не был в стропах парашюта, называется «мабута». Тогда я особо не вникал в это понятие, «мабута» и «мабута». По сравнению с нашей дивизией эта часть казалась крохотным воинским подразделением. На территории этой части мы прожили два дня. Поселили нас в отдельно стоящей пустующей казарме. Мы вместе с водителями жили в этой казарме, а капитан жил где то в другом месте отдельно от нас. Все эти два дня мы просто бездельничали. Валялись на кроватях и били баклуши. По территории части передвигаться нам было запрещено. Дергачев с Самсоном подловили проходящих мимо нашей казармы местных солдат и отобрали у них сигареты. Эти солдаты оказались старослужащими. Через пол часа после этого прибежал майор и стал орать. – Строиться уроды! Мы продолжали лежать на кроватях игнорируя его команду. – Последний раз повторяю, строиться уроды! Он пнул ногой по кровати. Мы переглянулись, не спеша встали с кроватей и построились перед этим майором в одну шеренгу. Майор позвал тех солдат у которых отобрали сигареты. – Ну, показывайте кто вас обобрал? Осмелевшие в присутствии этого майора «дембельки» показали на Дергачева. – Вот этот товарищ майор. Он нам еще грудак пробивал. – Вы че уроды, пули ведрами глотали что ли? Майор пнул по ноге Дергачеву. – Еще раз кого то тронете в моей части поедете в дисбат! Запрещаю вам вообще передвигаться по территории части. Сидите в казарме. А я еще с вашим командиром переговорю. Майор посмотрел на своих солдат. – А вы стороной обходите этих уродов и не приближайтесь к этой казарме. Майор ушел хлопнув дверью. Нога у Дергачева потом сильно распухла и посинела. Он еще долго с ней потом мучился. Капитан нас особо не ругал. Сказал никого больше не трогать, а то не возьмет нас в следующую командировку.
В Ульяновск мы вернулись уже ночью. На этом наша командировка закончилась. Уставшие с дороги побрели сдавать автоматы в оружейку. На сон оставалось всего несколько часов. Подойдя к своей кровати я обнаружил, что у меня нет подушки и полотенца. Кто то уже приватизировал. Придется потом «рожать» себе подушку и полотенце. Не успели мы лечь спать, как уже прозвучала команда. Рота подъем! Никого не волнует в армии с командировки ты или еще откуда, ты в строю, значит выполняй общие команды. Не смотря на дождь, всех выгнали на плац на зарядку. Потом бежали кросс всей дивизией, три километра. В этот же день меня назначили дневальным в наряд по роте. Почему я так хорошо помню все даты и даже определенные мелочи спустя столько лет, а все просто. У меня сохранились все мои письма которые я писал домой. И вот перечитывая их у меня все события службы перед глазами как будто это все было только вчера. Я даже вел небольшой дневник, куда записывал хронологию каких-либо событий. И вот не успев приехать с командировки в двадцать часов следующего дня я уже стою на тумбочке.
Буквально через несколько дней с 27 по 30 июля мы в том же составе но уже без Самсона отправились в командировку и снова в Сердобск. Командиром был тот же капитан, но поехали мы уже на одном Урале, поэтому Самсона и не взяли. Хотя Самсон, как узнал про командировку бегал за Катаичем и упрашивал его взять с собой, но Катаич все же выбрал меня. Вторая командировка была более насыщенная чем первая, если конечно можно так сравнить. Мы так же как и в первый раз получили автоматы, по четыре магазина патрон и сух пайки на четверо суток. Выехали так же рано утром. Маршрут уже был знаком, но капитан его немного изменил. Он решил заехать в деревню к своим родителям. Название этой деревни я к сожалению не запомнил. Она находилась больше ста километров от Ульяновска. Приехали мы в нее уже ближе к вечеру. Это была самая что ни на есть настоящая деревня. В ней было не больше двадцати дворов. Родители капитана встретили нас как родных. Сразу за деревянным домом у них протекала речушка. Отец капитана взял бредень и спросил нас. – Кто умеет с бредешком обращаться? Один со мной, остальные накопайте ведро картошки. Все было под рукой и картофельное поле и речушка. Ловить рыбу пошел брат капитана. Он тоже как выяснилось недавно отслужил срочную службу в ВДВ. Встретили нас очень гостеприимно. Сначала отправили в баню. В настоящую деревенскую баню. После бани уже был накрыт стол. Угощали нас ухой из только что пойманной с той речушки рыбы, домашним маслом, сметаной и медом. Хлеб тоже был домашний, испечённый в русской печке. Нам даже налили по рюмке самогонки. Хотя капитан и был против, но его отец настоял. – Как говорил Александр Васильевич Суворов, «после бани портки последние продай, но выпей»! На улице возле их дома уже собралась молодежь. Им всем было интересно, что за солдаты тут приехали к ним в деревню. Это были подростки которые приехали на каникулы к своим бабушкам и дедушкам. Одна девочка лет шестнадцати очень классно играла на гитаре и пела нам песни. Слова одной песни врезались в память на всю жизнь.
*Ты попроще слова найди
и пожалуйста напиши.
Как идут за окном дожди
и ноябрь во дворе кружит.
*Напиши мне, что ночь темна.
Что устала ты слушать дождь.
Напиши мне, что ты одна,
Напиши мне, что очень ждёшь.
*А с деревьев листва летит,
Как бесшумный ночной десант.
Этой ночью опять не спит,
И грустит о тебе солдат.
*Эта ночь говорит за нас,
Под оркестр водосточных труб.
Мне твоих не хватает глаз,
Мне твоих не хватает губ.
*Надоел полумрак казарм,
Я не знаю, что делать с ним.
Мне б вернуться к твоим глазам.
Мне б вернуться к губам твоим.
На тот момент эта песня, да еще в исполнении симпатичной девочки была что ни наесть актуальна и цепляла за душу. Моя девушка мне уже давно не писала писем. Наверное уже не ждет. Хотя я продолжал не терять надежды. Молодежь осталась гулять, а нас капитан всех позвал спать, сказал, что завтра рано утром выезжаем. Кроватей в доме хватило на всех. Спали мы на настоящих пуховых матрасах и подушках. Заснул я на таком царском ложе мгновенно, а проснулся от крика петухов и солнечного света. Солнце светило через окошко прямо мне в лицо. Вот и утро, ночь как один миг пролетела. Завтрак уже был накрыт на столе. На завтрак был чай, хрустящий домашний хлеб, домашнее сливочное масло и натуральный мед в сотах. Одним словом мы побывали в райском месте, где нас встретили как родных. После завтрака капитан попрощался с родителями и мы продолжили наш путь в Сердобск. В Сердобске все уже было знакомо. Разместили нас все в той же казарме. А ночью мы втроем перелезли через забор и отправились гулять по городу. Сердобск небольшой городок. Улицы были пустые. Никакой ночной жизни не просматривалось. Нам хотелось найти какую ни будь местную тусовку или дискотеку. Но ничего такого мы так и не нашли. Всю дорогу что мы шли по городку, за нами ехал милицейский УАЗик. Задерживать нас было не за что, но трое непонятно откуда появившихся десантника на их территории ничего хорошего не сулило. Побродив по городку в сопровождении милиции мы вернулись обратно в часть. Утром после завтрака, разгрузили Урал, капитан оформил все документы и мы выехали обратно в Ульяновск. По дороге делали несколько остановок. Съезжали с дороги в поле. Разогревали сух пайки. Перекусывали и ехали дальше. Когда мы приехали, вся дивизия уже готовилась к празднованию дня ВДВ. На 2 августа у нас в части было торжественное построение. Прохождение всей дивизии торжественным маршем. Потом разведчики для пришедших на праздник гостей показывали показные выступления. В этот день ко многим приехали родители, в том числе и ко мне. Ко мне приехала Мама и сестра. В этот день меня отпустили в увольнение до вечера. Погуляв с родными по городу я вернулся в часть.

Гиревая рота
Сразу же после празднования дня ВДВ нашу роту временно расформировали и сделали в нашем расположении гиревую роту. В эту роту собрали спортивных солдат со всех подразделений нашей дивизии. Получилась сборная солянка. С моей роты осталось всего несколько человек. Катаев, Дергачев, Горохов, Вольф, Евсеев, Зобнин, Чашин, Самсон, Грузин и я. Остальных отправили в 337 полк. Катаич, Дергачев и я попали в эту роту автоматом, так как только приехали из командировки. С гирями я не занимался ни в армии ни до армии. Целью создания спорт-роты было участие нашей дивизии в армейских соревнованиях по тяжёлой атлетике. С 6 по 31 августа начальник по физической подготовке дивизии должен был сделать из нас спортсменов по гирям. Если в родной роте все уже притерлись друг к другу, то тут все были с разных подразделений, начались междоусобицы и стычки. Евсею на лестнице кто то заехал в нос. Потом Евсей две недели ходил с распухшим носом и синевой под глазами. Сначала я пытался отлынивать от этих гирь, но очень быстро понял, что откосить тут не получится. Нас ежедневно выгоняли на плац для занятия с гирями. Там хочешь не хочешь приходилось у всех на виду показывать свое мастерство. У меня никакого мастерства и в помине не было. Пришлось начинать с азов. Сначала меня научили технике. Как правильно брать гири, как подсаживаться под них выбрасывая руки в верх, а потом распрямляя колени вставать с уже поднятыми гирями. Учился я на гирях по шестнадцать килограмм, а вот сдавать норматив предстояло уже с тридцати двух килограммовыми. Кормили кстати нас немного лучше, чем остальных и еще давали витамины. В общем за целый месяц нахождения в спорт-роте я научился довольно таки неплохо обращаться с гирями. От всех нарядов нас освободили кроме нарядов по роте. Бегали кроссы, отжимались, подтягивались и толкали гири. Настал день соревнований. В дивизию приехала комиссия. Нас разделили по весовым категориям, зачитали правила сдачи и нормативы. Правила были следующие. Две гири по тридцать два килограмма стоят на одной линии. Сначала сдающий норматив выходит к гирям и называет свое звание и фамилию. Потом по команде закидывает обе гири на грудь и начинает одновременный жим гирь в верх. Это первый этап. Потом одну гирю нужно поставить на землю, а вторую поднимать выбрасывая руку в верх. И так поочередно обеими руками. Если поставить или выронить гирю результаты не засчитываются. Наилучшие результаты показали Зобнин Виталий, Вольф Олег, Горохов Дима и еще несколько солдат, но я запомнил только своих. Зобнин толкнул гири больше всех. Толкал он гири без всякой техники, просто за счет своей силы, сжимал и разжимал руки. Когда он закончил, то все ладони у него были в крови. Если не ошибаюсь, ему тогда объявили досрочный отпуск домой. Но в отпуск в итоге так и не отпустили. Он потом ходил с перебинтованными кистями недели две. Ну а я, как ни странно оказалось, что сдал норматив в своем весе на первый разряд. Тогда мой вес составлял шестьдесят три килограмма. Ну и дивизия наша заняла первое место по гиревому спорту.

Тоцк
Сразу после соревнований спорт- роту расформировали и все вернулись на места прежней дислокации. Началась подготовка к отправке нашего батальона на учения в город Тоцк, Оренбургской области. На Тоцкие полигоны мы убыли железнодорожным транспортом. БМД и другую технику погрузили на грузовые платформы, личный состав в плацкартные вагоны. Ехали на поезде больше суток. Вагоны были забиты солдатами до отказа. Спали в проходах и даже на багажных полках. Но для солдата это не являлось какой-либо проблемой. Солдат может спать где угодно и когда угодно.
Тоцкие полигоны из себя представляли степи и холмы. Там мы разбили палаточный городок, в котором предстояло жить целый месяц, с 13 сентября по 15 октября 1994 года. Климат там сильно отличался от Ульяновского. Было намного жарче и суше. Помимо палаток из Ульяновска привезли с собой чугунные печи и даже двух ярусные кровати из казармы. В общем все необходимое для жизни в полевых условиях. Про оружие и боеприпасы я уже не говорю. Печки как оказалось взяли не зря. Не смотря на очень жаркую погоду днем, по ночам было очень холодно, особенно в октябре. Каждую ночь в палатках назначался истопник, который должен был поддерживать в печке огонь. Обычно ближе к утру все прогорало, а истопники просыпали. Из за холодных ночей ложились спать прямо в одежде. На этих печках еще жарили семечки, которые добывали из подсолнухов.
Механики – водители оттачивали навыки вождения БМД, ну а наводчики операторы учились стрелять из пушки и пулемета. Я тоже смог пострелять из пушки за наводчика оператора. Стреляли по фанерным мишеням как днем так и ночью. В одни из таких ночных стрельб со мной случилось небольшое происшествие. Упражнение выглядело таким образом. По команде руководителя стрельб. Экипаж запрыгивает в БМД и занимает свои места. Механик выгоняет машину на огневой рубеж, а наводчик стреляет по светящимся мишеням короткими очередями, сначала из пушки потом из спаренного с пушкой пулемета. Таких упражнений я выполнил раз пять или шесть. На шестой раз когда я стрелял у пушки открылся затыльник и пороховые газы заполнили всю башню. Вытяжки не работали и я надышавшись газов потерял сознание. Помню только, что сознание стало мутнеть я подумал, что надо открыть люк и глотнуть свежего воздуха, но не успел и отключился. Очнулся я уже лежа на земле. Санинструктор совал мне под нос вату с нашатырем и бил ладошками по щекам. После этого угара у меня потом несколько дней болела голова и давило в груди. За месяц учений в Тоцке командиры нас многому научили. Управлять машинами, стрелять, заряжать пушки на БМД. Из походных колонн развертываться в боевые порядки. Да и вообще жить в полевых условиях.
Вернувшись в Ульяновск опять началась монотонная служба. Построения, строевая подготовка и самое нудное, это наряды. Когда мы вернулись уже работала новая столовая. Было непривычно после котелков питаться из нормальных тарелок. Приготовленная в новой столовой пища уже не пахла соляркой. Не нужно было уже мыть котелки, кружки и ложки как раньше. Нужно было просто отнести поднос с посудой на мойку. За мойку посуды уже отвечал наряд по столовой.
Двадцать пятого ноября 1994 года мне присвоили звание гвардии младший сержант и я был назначен на должность командира отделения. А уже восьмого декабря я заступил первый раз дежурным по роте. Главное, чтобы в составе наряды были покладистые дневальные и за ними не приходилось бегать и уговаривать исполнять свои обязанности. Так как все мы были одного призыва, то необходимо было нарабатывать определенный авторитет без каких-либо перегибов не в ущерб дружеским отношениям. Не смотря на все тяготы и лишения я и мои, товарищи прослужили двенадцать месяцев, притиравшись и сплотившись, сдружившись и окрепнув в своем подразделении.

Переброска в Моздок
Начало декабря было тревожным. После возвращения с учений из г. Тоцка, я хотел поехать домой в отпуск. Написал рапорт и ждал, когда его согласуют и дадут отпускное. Но моему отпуску сбыться было не суждено. Командиры уже давно поговаривали об отправке нашей дивизии в Чечню, отменили все отпуска, дивизию привели в боевую готовность. Все произошло очень быстро и неожиданно, слухи конечно ходили за долго до команды, но мы все, ходили немного на расслабоне. На вечернем построении исполняющий обязанности командира роты зачитал фамилии тех, кто полетит в Чечню. В эти списки не включили Дагестанцев, их не взяли по политическим соображениям, хотя их было в роте всего несколько человек, а в батальоне не больше десятка. Еще не включили больных и дембелей, которым предстояла демобилизация.
Весь наш третий батальон, а это три боевых роты 7, 8, 9 и рота десантного обеспечения располагались на одном этаже казармы, 7 и 8 роты в одном крыле здания, а наша 9 рота и рота обеспечения в другом. Наша 9 парашютно-десантная рота состояла из трех взводов по три отделения, но после корректировки списков, взвода сократились с трех, до двух отделений. Всю боевую технику для отправки загрузили боеприпасами, нас экипировали и вооружили. Около недели мы полностью экипированные ожидали приказ на переброску в Чечню. Это было начало декабря 1994 года, на тот момент нам было по 18 -19 лет, мы смотрели в казарме по телевизору выпуски новостей, там показывали обстановку в Чечне. Смотрели как вооруженные автоматами, пулеметами и гранатометами боевики бегают по кругу в своем воинственном танце, впадая в транс. Тогда нам все это казалось как-то не по-настоящему. Войну мы видели только в кино и в тот момент даже близко не могли представить с чем нам придется столкнуться буквально через несколько дней. И что придется пережить самую настоящую войну. Для многих из нас эта переброска в Чечню представлялась, как какое-то приключение, как возможность отдохнуть от казармы, от нарядов, от построений, тем более до дембеля оставалось полгода. Только эти полгода нужно было еще пережить и выжить!
Нас подняли по тревоге 13 декабря 1994 года, до этого дня нас также несколько раз поднимали по тревоге, мы садились в боевые машины, которые стояли на плацу, механики запускали двигатели, проходила радиоперекличка, но потом была команда отбой, и мы возвращались в казармы. Но в этот день команды отбой не было и после радиопереклички машины лязгая гусеничными траками поехали в сторону Ульяновского аэропорта «Восточный». Было солнечное и морозное утро, температура воздуха была двадцать пять градусов ниже ноля. Настроение у экипажа нашей боевой машины БМД-2 было хорошее, все сразу закурили, как только колонна выехала за территорию части. Ехали походным маршем с небольшой скоростью, интервал между машинами тоже был небольшой. В какой-то момент колонна остановилась, причину я не знаю, может регулировщики не успели перекрыть перекресток или еще по какой-то причине, но в результате такой резкой остановки в корму нашей БМД врезается позади идущая БМД нашего взвода. Удар был довольно-таки ощутим, если бы не шлемофоны на голове, то мы бы поразбивали себе лбы. От удара у нашей машины был разбит силовой лист и поврежден двигатель, самостоятельно ехать наша машина больше не могла. Механики – водители нашей роты были практически уже «дембеля» и должны были готовиться к увольнению, но командиры уговорили их подписать контракты на сверхсрочную, чтобы еще немного послужить и под натаскать молодых механиков уже в Чечне. Поэтому мех-воды подписали контракты на продление службы, хотя могли и отказаться. Один из них был Березняков Игорь из Воронежа. Он был отличным механиком-водителем, также, как и его товарищи подписал контракт и поехал с нами в Чечню. В общем Игорь Березняков «подбил» нашу БМД не доехав до аэропорта. Командир взвода доложил о случившемся ротному, а ротный комбату. Нас отправили на буксире обратно в часть, в автопарк, а вся колонна двинулась дальше по маршруту в аэропорт. Прибыв в автопарк взводный приказал быстро перегрузить боеприпасы с нашей неисправной машины на другую «учебную». Почему «учебную»? Потому, что на той машине ничего не работало толком, а именно электропривод башни, вытяжка пороховых газов и много чего еще по мелочам. Механик-водитель в нашей машине был Жуйко Павел, с Воронежской области. Он тоже, как и Игорь Березняков подписал контракт. Перегрузили аккумулятор, подключили. Паша сел за рычаги и запустил двигатель. Запустилась, хоть это хорошо. Перегрузили матерясь и ругаясь боеприпасы и выдвинулись в аэропорт догонять своих, а повреждённая машина осталась стоять в автопарке, для нее война отсрочилась.
В аэропорту, уже проходила погрузка нашей техники в самолеты АН-22. В один самолет загоняли по две БМД и закрепляли специальными креплениями. Нас рассадили вдоль бортов под иллюминаторами, рампы закрылись и самолеты начали один за другим выруливать на взлетную полосу. Это было 13 декабря 1994 года. За день до посадки в этот самолет я завел тетрадь. Хотел вести что-то вроде дневника и записывать в нее хронологию событий. Я даже написал на обложке ЧЕЧНЯ 1994 13 декабря и нарисовал парашют. Но в этот день, когда мы выехали за территорию части второй раз, уже на другой машине, что-то меня сильно насторожило. В голове промелькнули разные мысли о войне, о которой я читал в книгах, о войне которую я видел в кино. Не могу понять, но, что-то меня заставило выбросить эту тетрадь из люка БМД в сугроб. Эта тетрадь так и осталась лежать на сугробе у обочине дороги с чистыми как снег не исписанными страницами в городе Ульяновске. Ну а наши военно-транспортные самолеты уже взлетали один за другим. После взлета мы бросились к иллюминаторам чтобы посмотреть на землю, но быстро набрав высоту самолет вошел в облака и смотреть было бесполезно. Тогда мы из своих «РД» рюкзак десантника, достали сух пайки и принялись вскрывать штык-ножами замерзшие банки с кашей. Какое-то время ели замерзшую кашу, рассасывая ледышки каши во рту, потом в сухомятку ели галеты, воды ни у кого не было, из-за мороза воду во фляжки не наливали. От сильного шума двигателей самолета закладывало уши, мы сначала пытались переговариваться между собой, но приходилось орать друг другу в ухо чтоб было слышно, переговариваться перестали, все расселись на «РД» и уснули. Спать в армии пытались при любой возможности и эту возможность тоже не упустили. Летели не долго, несколько часов, точно уже не помню. Приземлились в аэропорту города Моздок. На улице плюсовая температура, а мы в зимней форме одежды. Приступили к разгрузке боевой техники. Построились, пере считались и выдвинулись занимать временное расположение, разбивать лагерь. Палаточный лагерь мы разбили уже ближе к ночи, пошёл противный дождь, мы все промокли на сквозь. Легли в палатках прямо на пол в сыром обмундировании и прижались друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Но согреться и поспать не удалось. Начальник штаба гвардии майор Игорь Ю. дал команду, общее построение. Мы все сырые, измотанные, выползли из палаток и построились. Но на этом все только начиналось. В дали за горизонтом были видны вспышки от разрывов снарядов, как зарево, но из-за большого расстояния, звука от разрывов и выстрелов было не слышно. Майор показал рукой на это зарево и сказал: – Видите! Там идет бой! И там гибнут ваши братья мотострелки! Если мы не будем тренироваться, то и вы все погибните! И пошли команды, «вспышка слева», «вспышка справа», ползком вперед и т.д. Мы ползали по грязи и лужам несколько часов. После команды отбой, рухнули на полу в палатках как убитые, спали не больше трех часов, прозвучала команда подъем. Мы выползали, дрожа от холода и щурясь от утреннего солнца из сырых палаток. Опять построение, перекличка и подготовка к завтраку. Утро было солнечное, кругом были лужи после ночного дождя и грязь. Боевая техника стояла кругом в разнобой, Уралы, ГАЗ- 66, БМД-2 и другая техника. Мы по команде строем по лужам и грязи выдвинулись к полевой кухне. Выстроились в колонну, достали свои кружки и расчехлили котелки. Из громкоговорителя ГАЗ-66 звучала песня времен ВОВ «утомленное солнце, нежно море ласкало». Не знаю почему включили именно эту песню, но глядя на картину вокруг себя, под эту песню, мне казалось, что я попал в прошлое, во времена ВОВ. Кругом чумазые и грязные солдаты в касках, боевая техника с налипшей на колеса и на гусеницы глиной. В общем атмосфера и обстановка кругом ассоциировалась с той далекой войной, которую мы знали только из фильмов и из книг. С каждым последующим днем начинаешь чувствовать и понимать, что в фильмах совсем все по-другому. Что быть на войне и смотреть войну по телевизору это совсем другое. То, что видит и чувствует солдат на войне не передать никакими фильмами.
На завтрак была пшенная каша и чай, кусок белого хлеба и кружок сливочного масла. Вся еда, приготовленная на полевой кухне, была с привкусом солярки и хлорки, но мы к этому уже привыкли еще с Ульяновска. В Ульяновске мы тоже питались из котелков, которые носили в чехлах на поясном ремне. После приема пищи кто курит те закурили. Сигареты в армии всегда в цене, несмотря на то, что нам их выдавали, а выдавали нам «Астру» или «Приму», сигареты с фильтром не выдавали. Так мы жили в полевых условиях недалеко от аэродрома г. Моздока целую неделю. В эти дни нас тренировали и готовили каждый день. Показывали, как пользоваться дымовыми шашками и когда их зажигать. Каждому выдали «красный дым» и «белый дым». – Если кто-то из вас будет ранен, объяснял майор Игорь Ю., зажигайте «красный дым» вас тут же заберет санитар. Если санитара не будет зажигайте белый дым и отползайте сами. Нас готовили к высадке с вертолетов под Грозный. Как нам объяснил наш исполняющий обязанности командира роты, десант планируют высадить с вертолетов на поле под Грозным. Мы должны будем занять круговую оборону и вести бой до подхода основных сил. То есть, наши БМД должны были своим ходом прибыть к нам и поддержать нас огнем. Прыгать с вертолета никто не умел и нас обучали этому только теоретически.
Как объясняли командиры, вертолет зависнет на два, три метра над землей и мы будем выпрыгивать по одному. Первым прыгает пулеметчик, прикрывает вертолет и остальных огнем. Следующими прыгают автоматчики, гранатометчик, командир отделения и самый последний командир взвода. Когда командир это говорил, он достал из своей командирской сумки карту, развернул ее и показывал нам местность куда нас должны высадить. – Вот смотрите, высадимся тут, а тут у боевиков пушки, тут танки, тут пулеметные точки. Как-то так… Не смотря на всю серьезность и опасность такой задачи, нам продолжало все это казаться какой-то игрой, по крайней мере всю серьезность происходящего мы все еще не осознавали. В итоге, как нам стало потом известно, от высадки нас с вертолетов командование отказалось.
Марш-бросок
Рано утром двадцатого декабря нас построили. Приехал генерал, фамилии его я не запомнил, да и наверно это уже не важно. За то я очень хорошо запомнил его слова. А сказал он дословно следующее:
– Товарищи солдаты! Обстановка в Чечне напряжённая. Кучка бандитов захватила власть и оружие. Нам с вами предстоит их разоружить либо уничтожить. На выстрел мы будем отвечать очередью. На очередь мы будем отвечать залпом. В бронежилетах вы неуязвимы! После этой операции вы все будете приравнены к воинам интернационалистам «Афганцам». Вам всем дадут удостоверения как у «Афганцев», и вы будете пользоваться определенными льготами. Если мы сейчас не остановим этих бандитов здесь, то они расползутся по всей России! Вам выпала честь защищать нашу Родину! Так исполните свой долг с честью и достоинством.
Дальше генерал вызвал из строя командиров для постановки конкретных задач. В это утро 20 декабря 1994 года мы в составе сводного полка выдвинулись на бронетехнике из Моздока в Чечню, нам предстояло совершить марш, около ста километров и принять участие в войне, в самой что ни наесть настоящей войне. Ехали мы колонной по дороге. Иногда проезжали небольшие населенные пункты, но жителей мы не видели. Я переговаривался по внутренней радиосвязи через шлемофон с наводчиком Махинько Сергеем (Махно). Он тогда мне сказал, что у него все под контролем, готов в любой момент стрелять из пушки и из пулемета. Наша БМД с бортовым номером 293 включала в себя экипаж из семи десантников. Ехали мы в самом хвосте колонны предпоследними, замыкал колонну танк Т 72. У меня даже сохранилась вырезка статьи из газеты с фотографией, как раз нашей БМД и этого танка. Колонна остановилась. Как только стало темнеть, мы разместились на возвышенности. В низине было видно какое-то село. Наш взвод разместился в капонире, его вырыл армейский бульдозер. Кругом было грязно и сыро от мокрого снега, который шел не переставая. У каждого из нас в РД была плащ-палатка, мы связали их между собой, получился большой кусок брезента, им мы и накрыли этот капонир. Хотелось горячей пищи и согреться. Мы сделали в песчаной стене капонира углубление и поставили в него цинк из-под автоматных патронов, налили в него солярки, положили несколько палок и подожгли. Палки сильно коптили, но горели, солярка нагрелась и закипала от температуры. Решили разогреть на этой «чудо печке» кашу из сухого пайка, штык ножом вскрыли банки и поставили на горящие в солярке палки. Каша быстро разогревалась и ее начинали уплетать, но тут кто-то достал из заначки банку тушёнки и тоже решил ее разогреть, солярка к тому времени уже сильно кипела. Так вот, тушёнка тоже закипела очень быстро. То ли ее задели, то ли палки прогорели, банка перевернулась, весь жир вылился в цинк с кипящей соляркой и вспыхнул. Да так сильно, что загорелись натянутые над капониром плащ-палатки. Получилось кратковременное, но очень яркое зарево. Прибежал какой-то штабной офицер, кто именно я не знаю, было темно и давай нас пинать и бить руками, кому куда попадет. Бил и кричал: – Вы все позиции засветили! Теперь придется менять дислокацию! Но менять никто ничего не стал, а мы залезли в свою БМД, достали спальные мешки, укрылись ими и стали пытаться заснуть. В БМД было очень холодно, но от мокрого снега было больше негде укрываться. Я спал урывками наверно и остальные тоже. Через какое-то время внутри машины на холодной броне от нашего дыхания образовался довольно сильный конденсат, который стал капать на нас как дождь. Но на него никто не обращал внимание, только ерзали и матерились сквозь сон. Рано утром командир взвода стал стучать по броне БМД прикладом автомата: – Все к машине! Выходим строиться. Мы полусонные с затекшими ногами и руками повылезали из промерзшей БМД. Умылись выпавшим снегом, закурили и стали ждать команду.
В этот день мы совершили еще один небольшой марш, несколько десятков километров. Остановились на очередном поле и рассредоточились. Нам поставили задачу окопаться. Мы расчехлили саперные лопатки и принялись копать каждый себе по размеченной командиром линии обороны ростовые окопы. Земля была не промерзшая, но сырая. Окопы вырыли довольно-таки быстро и стали обустраиваться. Нам разрешили развести костры, на взвод по одному. Дров не было, поэтому жгли все что подвернется под руку. Питание не привезли, а сухие пайки практически все уже доели. Следующую ночь предстояло провести в окопах, которые каждый себе вырыл. Спали сидя в сырых окопах, за исключением часовых. Хотя часовые скорее всего тоже спали. Всю ночь шел сильный снег. Утром я проснулся от того, что сильно затекли ноги, но холода я не почувствовал, было даже как-то тепло. Открываю глаза, темно, пытаюсь встать, посыпался снег на лицо и за воротник. За ночь все окопы и все вокруг занесло снегом. Вся вчерашняя грязь и грязная техника были под снежной шапкой. Было немного морозно, солнечно и красиво. Тут из соседнего окопа как гриб из-под снега появилась голова Мещерякова Николая. – С Новым годом, Колян. Дай закурить? Остальные десантники тоже как грибы стали появляться из-под снега. Курили, переговаривались и шутили. Видимо из-за этого снега, который замел наши окопы и было тепло ночью от собственного дыхания. В этот день 22 декабря нам предстояло вступить в настоящий, жестокий и кровопролитный бой, но этого мы еще не знали. На поле, где мы окопались стала стягиваться бронетехника, танки Т 72 и другая техника. Нам выдали резиновые сапоги, а свои кирзовые мы оставили в своих БМД. В резиновых сапогах на выпавшем снегу, ноги сразу стали сырые.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70882999) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.