Орех
Олег Молоканов
Время действия – наши дни. Семён Ефимович Кац, главный герой, заведует лабораторией по исследованию резистентности материалов для авиадвигателей. Однажды под вечер, собираясь домой, Кац садится в свой автомобиль и обнаруживает на сиденье предмет, напоминающий по форме орех и сделанный из непонятного материала. Из профессионального любопытства Кац решает узнать, из чего он сделан, однако из задумки ничего не получается: лабораторные приборы в процессе сканирования один за другим выходят из строя. Со временем, меняя цвет, орех начинает непостижимым образом влиять на судьбу героя, что приводит к его разводу с женой, а впоследствии и к смерти.
Олег Молоканов
Орех
Глава I
Над проспектом Будённого, что в Восточном административном округе Москвы, висела августовская жара. Воздух на улице плавился, и, казалось, превращался в жидкий металл. Наступал вечер. Вернее, вечер в понимании сотрудников завода «Салют», для подавляющего большинства которых рабочий день завершался в 17:00. Так вот: аккурат в преддверии «гудка» Семён Ефимович Кац, собираясь домой, услышал от своих коллег по лаборатории странный вопрос: «Ты когда за пенсию будешь проставляться?» Вопрос этот звучал странно потому, что ни на какую пенсию Семён Ефимович не собирался, хотя и перешагнул пенсионный возраст полгода назад. Во-первых, со здоровьем у него полный порядок, во-вторых, он не представлял, чем будет сутки напролёт заниматься дома. А самое главное – он считал, что может принести ещё немало пользы родному «Салюту» хотя бы в передаче своего богатого опыта молодым, и в этом был абсолютно прав. Собственно, и свой последний день рождения Семён Ефимович не зажал, проставившись в лаборатории как положено. «Что им от меня нужно?» – с досадой подумал он, услышав этот дурацкий вопрос, да ещё из уст своего хорошего товарища Вовки Карпова. А ведь Кац уже свернул программу и собрался выключать компьютер. Вопрос о пенсии ввёл Семёна Ефимовича в замешательство. Он спешил, дома ждала жена, а ещё не совсем срочные, но дела в квартире, которыми он обещал заняться.
Сидя за столом в ожидании, чтобы погас монитор, Семён Ефимович раздумывал, что сказать в ответ Карпову. В лаборатории воцарилась тишина, и развязки ждал не только сам вопрошавший, но и остальные три человека. Осадить их всех, послав куда подальше? Тактично спросить, с чего возникла идея что-то отмечать? Заняться шутливой пикировкой, чтобы по ходу дела изнанка вопроса открылась сама по себе? Из-за монитора Кац наблюдал за Карповым, чей стол был напротив, надеясь увидеть в его глазах смешинку. Если бы он её увидел, всё можно было расценить как шутку юмора – а юморить у них любили – и ответить, что вы, ребята, совсем заработались и не помните событий шестимесячной давности, когда я проставлялся. А потом собрать сумку и отчалить домой. Но глаза Карпова были серьёзны. Не то чтобы чересчур серьёзны, а излучали обычный, ординарный взгляд, такой как в курилке или в столовой во время обеда. «Что-то здесь не то, надо разобраться», – мрачно подумал Кац. Его встречный вопрос вырвался автоматически.
– Что-то я не понял. Ты о чём?
Вовка переглянулся с коллегами.
– В кадры тебя вызывают, просили передать, чтобы ты в семнадцать ноль-нуль к ним зашёл.
Семён Ефимович почувствовал недоброе.
– А в честь чего? И почему через тебя передали?
Он знал, что по всем важным вопросам кадровичка Федосеева лично уведомляла приглашаемого, причём с утра, а не под конец рабочего дня.
– А я курить на улицу выходил и столкнулся с Галиной Викторовной. Знаешь её?
Кац кивнул. Конечно, Галину Викторовну он знал: зам Федосеевой по кадрам, недавно пришедшая на «Салют». Но они лишь кивали друг другу, если встречались, а вообще Кац с ней ещё никогда не беседовал – повода не было. То, что просила зайти именно она, а не Федосеева – хороший знак, потому что после Вовкиных слов про отдел кадров у Семёна Ефимовича сразу ёкнуло – его хотят уволить. А что? Легко: прислал им резюме какой-нибудь молодой и многообещающий… Или не резюме, а по чьей-нибудь протекции, что ещё хуже… И тогда – давай, Ефимыч, спасибо тебе за всё, получай расчёт и собирай манатки. Но раз зовёт Галина Викторовна – значит, ничего страшного, какая-нибудь мелочь.
– То есть она тебе больше ничего не сказала? Никакой конкретики? – спросил он Карпова.
– Никакой.
– Тогда к чему это ваше «проставляться за пенсию»?
– Да мы тут подумали… – смущённо вступил Лёха Васин, как бы ограждая Карпова от допроса, – а по какому другому поводу тебя в кадры могут вызвать? Что ты полгода назад проставлялся – мы помним, но то ведь была формальность. Выпили-закусили, отметили дэ рэ. А теперь всё может случиться де-факто и де-юре.
– А почему вы в этом так уверены? – завёлся Семён Ефимович. Он никак не ожидал подобных гнусных мыслей от коллег, с которыми проработал столько лет. – Если бы меня увольняли, меня бы вызвала сама Федосеева, и не под конец дня, сами знаете.
– Вообще-то да… – закивали лабораторные.
– Тогда к чему эти дурацкие вопросы с намёками?
– Ну, Ефимыч, мало ли… – продолжил Васин. – Всё может быть. Если нас ждёт такое печальное известие, мы могли бы это дело прямо сегодня и обмыть. Чисто символически, а то завтра на работу…
– А-а, то есть вы выжрать решили, и вам только повод нужен?
– Ну, повод – не повод, а действительно, мало ли? – продолжил мысль Васина Вовка. – Боязно как-то. Ты давай сходи, а мы подождём.
Все эти неуклюжие объяснения Семёна Ефимовича, конечно, не удовлетворили, но немного облегчили душу. Переживают, подумал он, хотя, по его мнению, ситуация была обставлена крайне неприглядно. А самое хреновое – узнав обо всём от Вовки, причём только-только, сотрудники уже успели пошушукаться между собой за его спиной.
– Схожу, раз просят, – сказал Кац, сменив металл в голосе на более тёплый тембр. – Но вот что я вам скажу, граждане алкоголики, тунеядцы, хулиганы: без меня сейф со спиртом не открывать. Хотите узнать, что и как – ждите.
– Так ключ-то всё равно у тебя! – парировал Карпов, отметая подозрения.
– Тем более.
По дороге в кадры Семён Ефимович предался размышлениям. Гадать, зачем его вызывают, было бессмысленно. Сейчас он будто невзначай освежал в памяти деятельность своей лаборатории и сотрудников, работающих под его началом как отлаженный механизм. Сколько лет они вместе в этом составе? Десять? Больше?
Ни для кого не секрет, что в научно-экспериментальных центрах и лабораториях при крупных российских предприятиях, да и зарубежных тоже, работает масса евреев. Однако ситуация с Семёном Ефимовичем была нетипичная: в их сплочённом коллективе евреем был только он, причём за все годы в лаборатории так ни разу и не появился хотя бы ещё один. Семён Ефимович пришёл сюда по распределению сразу после окончания МИСиС – Московского института стали и сплавов – и, что тоже нетипично для его братьев-иудеев, сделать карьеру или сесть на денежную должность вовсе не рвался. Будучи молодым специалистом, он с пяток лет набирался опыта, профессионально рос, а потом как-то сами собой пошли повышения, приведшие в результате к должности начлаба. Семён Ефимович никогда не пытался кого-либо подсидеть или обскакать, а в коллективе пил вместе со всеми и по любому поводу. В советскую эпоху частенько употребляли спирт, который ежемесячно доставлялся в их лабораторию по разнарядке. А при изменившемся общественном строе, когда пошли массовые заказы на салютовские движки для истребителей «Сухой», все сотрудники получили денежные прибавки. В результате спирт перестал быть в почёте: народ распробовал дорогой алкоголь. Но Кац считался в доску своим во все времена. Свидетельством тому один факт: Вовка Карпов как-то сказал ему по пьяному секрету, что все сотрудники лаборатории считают Ефимыча «в жопу русским». И Семёну Ефимовичу было приятно это слышать. С такими вот рваными воспоминаниями он и подошёл к двери отдела кадров. Приоткрыв её, увидел профиль стоящей у окна Галины Викторовны Щелкуновой. Федосеевой в комнате не было. Щелкунова – на вид ей было лет сорок, симпатичная – выдержала паузу, всматриваясь во входящего и, скорее всего, профессионально вспоминая, как его звать-величать. И не успел Кац сказать «здрасьте», как услышал её бодрый голос: «А, Семён Ефимович! Спасибо, что зашли!»
Кац замялся.
– Видите ли, мне поздно сообщили…
– А я поздно обо всём и узнала! – ответила, хихикнув, Галина Викторовна. – Встретила на улице вашего Карпова и, чтобы время не терять, решила через него передать. Вопрос этот можно было бы и завтра решить, но человек придёт с утра – и лучше, чтобы вы были подготовлены.
Семёном Ефимовичем тут же овладели недавние опасения насчет протекции.
– Какой человек?
– Стажёр. Вернее, не стажёр, а… На переквалификацию, если можно так выразиться. По профилю вашей лаборатории.
У Каца отлегло от сердца.
– А от меня что требуется? Посмотреть, что он из себя представляет?
– Именно. Он на «Агате» работал. Они не наши конкуренты, их клиент морфлот…
– Я знаю.
– Разумеется. Дело не в этом. У него схожая специальность: испытывал новые материалы на возможность применения в продукции ОПК. А здесь уж подлодки или авиация – разница небольшая.
– Ах, вот оно что! Так от меня требуется…
– Ну да. Поговорите, посмотрите: подойдёт – не подойдёт… Сами ведь, помнится, Федосеевой на планёрке жаловались, что работы завал. Так что если одобрите – флаг вам в руки, берите на подмогу. А организовать для него рабочее место – не проблема. Компьютер, софт, стол, стул, телефон – всё обеспечим.
– И во сколько его завтра ждать?
– Да прямо с утра. Правда, он придёт чуть позже вас: я ему на проходной должна ещё пропуск оформить. Ну что, тогда до завтра?
– Хорошо. А с кем мне говорить по результату? В смысле: понравился или нет.
– Да Федосеева сама вас найдёт. Или мне поручит. Это уже наша забота.
– Ясно.
– Ладно, заранее спасибо – и до завтра!
Щелкунова улыбнулась, взяла с подоконника свою сумку, застегнула её и набросила на плечо. Кац кивнул и отправился к своим.
– Ну что? – вытянулись в его сторону лабораторные головы, когда он вернулся.
Кац молча подошел к сейфу, достал из брюк ключ, открыл дверь и вытащил на свет канистру со спиртом.
– Ты хоть скажи что-нибудь, – несмело пробасил Вовка.
– А чего говорить-то? По мелочи вызывали. Завтра надо кента одного пощупать.
– И всё?
– И всё.
Коллектив переглянулся.
– Так что повода проставляться нет, – продолжил Кац, но канистру, тем не менее, на ближайший стол водрузил. – Значит, вы думали, меня вызывают, чтобы попросить отсюда?
– Честно говоря, думали, – ответил за всех Вовка. – И переживали. А ты бы не переживал? Уйдёт начальник такого… топового уровня, душа-человек – а кто придёт? И во что это выльется? Подумай! Сколько лет мы вместе? Вот то-то и оно!
Семён Ефимович почесал затылок.
– Значит, вы все переживали…
Воцарилась пауза. В лаборатории слышен был только гул кондея. Карпов, Васин и ещё двое коллег Ефимыча – Овечкин-Портнов и Зиден – бросали обречённые взгляды то на спирт, то на начальника, а сам Кац, прекрасно понимая, что люди остались специально из-за него, уже прикидывал, что скажет жене, объясняя задержку и «факел» изо рта. И, как уже бывало не раз, принял решение в пользу дорогого коллектива. Кивнул на канистру и сказал:
– Тогда поехали, чего уж. Только по чуть-чуть. Мне – так вообще с напёрсток. Я машину здесь оставлять до утра не собираюсь. Закусывать-то чем будем?
И сразу в лаборатории начался радостный ажиотаж. Витя Зиден, немец, чьи предки обрусели ещё в начале прошлого века, взял с полки одноразовые стаканы и налил в них воду из кулера, чтобы запивать спирт; Овечкин-Портнов открыл ящик своего стола, выудил оттуда несколько крупных яблок и начал нарезать дольками; Васин вытащил из лотка принтера стопку бумаги и разложил её на столе, где стояла канистра, чтобы не заляпать рабочую поверхность.
– Кому помочь? – спросил Вовка.
– А из чего спирт пить будем? – парировал вопросом на вопрос Овечкин-Портнов, занятый яблоками.
– Так на полке же стаканы одноразовые были.
– Были да сплыли, один только остался, – сказал Зиден. – А из этих – он показал на наполненные водой – только запивать.
– Да вы что, на рауте, что ли? – вмешался Кац. – Из чайных кружек выпьем. Или вы здесь гламурных репортёров ждете?
Он подошел к входной двери и запер её на ключ.
– На всякий пожарный.
Когда всё уладилось, коллектив расселся вокруг стола. Гудели недолго, причём Кац строго дозировал содержимое канистры. Расход спирта у них никто не проверял, однако завтра всем надлежит явиться на работу в нормальном состоянии, да ещё этот новенький… Не хотелось дышать на него со всех сторон перегаром, и вообще в таких случаях надо держать марку. Разговаривали ни о чём: подчинённые порадовались, что их опасения насчёт вызова Ефимыча в кадры не подтвердились. «Я, ребят, честно говоря, слегка забздел», – лаконично прокомментировал этот случай Кац. А слегка забалдевший Вован, когда сбор подходил к концу, изрёк: «Короче, ложная тревога, пацаны! Будем жить!»
Было полседьмого вечера. Позвонила жена и спросила, где он и почему не едет домой. Кац сослался на занятость. Настало время закругляться. Заперев лабораторию и миновав проходную, Кац поручкался с сотрудниками и пошел на заводскую автостоянку, где с утра оставил свой видавший виды «пежо».
Разблокировав сигнализацией двери и открыв свою, водительскую, Кац в который уже раз подумал: «Надо выбрать время и обновить к зиме тачку. Башли-то есть, надо, надо». Семён Ефимович хотел было бросить сумку на пассажирское сиденье – и тут его взгляд застыл. На правом кресле, бросая по салону блики от солнечных лучей, лежал предмет, по форме похожий на миндальный орех, только большего размера – с косточку манго. Кац нагнулся и взял орех в руки. Да, форма миндалевидная, металлический отлив, идеально отполирован. Для своих габаритов тяжёлый, словно из свинца, но пока непонятно, что за материал. Как он сюда попал? Семён Ефимович проверил все пассажирские двери: следов взлома нет. Осмотрел стёкла – тоже полный порядок. Может, кто из салютовских пошутил? Да, но как они могли подсунуть в салон эту штуковину, не имея ключей? Кац поднёс орех к лицу, понюхал даже. Нет, из таких материалов у них на заводе ни одну деталь не производили, это он знал абсолютно точно как начальник лаборатории по исследованию свойств металлов, сплавов и композитов. Чувство было неприятным: ясно, что в машину кто-то проник извне и оставил – или выронил – этот странный предмет. Кац залез в бардачок: всё, что там лежало, осталось нетронутым. Да и брать-то было нечего: китайский фонарик размером с ладонь, отвёртка и початая пачка сигарет. Кац не поленился, вылез и открыл багажник. И здесь всё на месте: запаска, электронасос, щётка для стекол и тряпки разного назначения, чистые и грязные. «Вот херня!» – негромко ругнулся Кац, завёл машину и поехал домой.
Ольга Валентиновна после двадцати с лишним лет совместной жизни давно уже в подсознании прочитывала причины задержек мужа на работе, какой бы характер они ни носили. Семён Ефимович, если случался аврал, сам загодя звонил ей по телефону и предупреждал. Если спонтанная пьянка и его нет дома до шести – она трепетно звонила сама, и он докладывал, что к чему и по какому поводу сборище. Если день рождения у кого-то из подчинённых – он предупреждал её накануне, и утром отправлялся на работу на общественном транспорте. Сегодняшний случай не подпадал ни под какой из перечисленных. Муж сказал, что задерживается по делам, а сам вернулся с запахом перегара, причем выпивши сел за руль!
…Ольга и Семён познакомились при весьма пикантных обстоятельствах в пору, когда у обоих за плечами уже было по одному неудачному браку. Это произошло в Серебряном бору в разгар купального сезона. Выходной, жуткая жара: немудрено, что зона отдыха, где оказались обе их компании, буквально кишела народом. Семён приехал туда с двумя друзьями, единственными, с кем он поддерживал отношения после МИСиС, а Ольга – как член большой разношёрстной компании, куда её чуть ли не силком затащил тогдашний бойфренд, можно даже сказать – жених. Накануне она категорически не хотела ехать, потому что это были его знакомые, которых она вообще не знала, – а компании, где она никого не знает, Ольга не любила и старалась всячески избегать. Но Вадик в конце концов её уговорил, и, как выяснилось, себе во вред.
Если Семён и его друзья находились у самой воды, попивая бутылочное пиво и время от времени охлаждаясь в водоёме, то компания Ольги подготовилась к поездке капитально – с мангалом, шашлыками и крепкими напитками, – и потому расположилась в зоне лесопосадок. Пока разжигался костёр, события для Ольги развивались ещё туда-сюда: она знакомилась, стараясь запомнить новые имена, участвовала в беседах ни о чем и пару раз сходила окунуться. Мясо сделалось быстро, и с момента, когда выпили по третьей-четвертой, начался кошмар. Друзья и бабы, прибывшие с ними, стали в открытую обсуждать внешность Ольги, спрашивать Вадика о том, как они познакомились, кто Ольгины родители и давали ему советы – большей частью идиотские – насчёт развития отношений. К тому же Вадик, захмелев, всерьёз впрягся в разговор, кому-то поддакивал, кому-то возражал, – одним словом, вёл себя так, будто Ольги рядом и не было. Закончилось всё тем, что она психанула, собрала вещи и покинула тёплую компанию. А пьяный Вадик, решив показать, что он тоже крут, не стал её удерживать. Так она и оказалась рядом с Семёном и его друзьями. Оставив на песке верхнюю одежду и босоножки, Ольга решила напоследок ещё разок искупаться. Никто из бывших мисисовцев и внимания на неё не обратил: троица беседовала о чём-то своем. Всполошились они только тогда, когда Ольге свело в воде ногу и она истошно завыла. Семён первым подоспел на помощь, и с тех пор они не расставались.
Ольга, эффектная блондинка, оказалась младше Семёна на пять лет и работала главврачом районной поликлиники, что для её возраста в ту пору считалось огромным, почти нереальным достижением. Во время их букетно-конфетных отношений сей факт подстегнул Каца работать ещё упорнее и хотя бы немного приблизиться к ней по статусу; при всём при том следует ещё раз напомнить, что за руководящими постами он никогда не гнался. Несколько лет спустя у пары родился сын Сергей; на момент описываемых ныне событий он проходил службу в армии.
Ольга только-только вышла на пенсию, и пребывание в новой ипостаси оказалось для неё необычным. Она ещё не свыклась с тем, что по утрам не надо больше вставать на работу, а вернувшись домой, нахрапом браться за готовку, стирку, глажку, уборку и так далее. Дни теперь тянулись медленно, под аккомпанемент бесчисленных телесериалов, и единственной настоящей радостью для неё теперь стало дождаться вечера, встретить мужа, узнать, как у него дела на работе и провести с ним время после ужина. Вот почему она реагировала крайне болезненно на его задержки. А сегодняшняя просто ввела её в ступор. Претензий она высказывать не стала, но ей было неприятно осознавать, что муж ей наврал, сославшись на то, что занят. Тем временем Семён Ефимович, молча повесив в шкаф свои брюки, пиджак и рубашку, накинул домашний халат и проследовал на кухню ужинать.
Ольга Валентиновна вошла, когда Кац уже закончил трапезу. В руках он держал странный предмет, похожий на железный орех, и крутил его и так и эдак, изучая блики, которые орех отбрасывал в свете кухонной люстры. «Вишь, какая хрень!» – раздались первые его слова после появления дома. Ольге Валентиновне, несмотря на обиду, стало интересно. «Что это? Из лаборатории спёр?» – спросила она. – «В машине нашёл – на сиденье. Ума не приложу, как она там оказалась». – «Может, из ваших кто пошутил?» – «Исключено, – жёстко сказал Кац. – Во-первых, у нас на заводе такой материал не используют. Я даже не понимаю, металл это или что-то ещё. А во-вторых, чтобы эту штуку подбросить, надо попасть в салон. Я проверял: все замки были закрыты, никаких следов взлома».
Ольга Валентиновна взяла со стола пустые тарелки и поставила их в раковину.
– Ты бы хоть сказал, по какому поводу гуляли.
– Да, ты меня извини, как-то спонтанно всё получилось, – начал объяснять Кац. – Меня в конце дня в кадры вызвали: наши подумали, да и я тоже, что хотят на покой отправить, а оказалось – ерунда. Завтра новый спец придёт, просили посмотреть, что он умеет. Ну, а когда всё выяснилось, я разрешил потревожить запасы. Они же меня ждали, никто не ушёл, так что…
– А зачем за руль пьяный сел? Оставил бы машину на стоянке.
– Я её никогда не оставляю, ты знаешь. Да и не пьяный я.
– А запах? Если б тормознули – не отмазался бы.
– Ну что теперь рассуждать? Как получилось, так и получилось. Главное – продолжаю работать. А эту херацию я завтра нашим покажу. Очень мне интересно, из чего она сделана.
Так обсуждение событий вечером и закончилось.
По утрам, собираясь на работу, Семён Ефимович не будил жену. На завтрак ему никаких особенных блюд не требовалось. Он ограничивался чашкой кофе и бутербродом, вот и кулинарные изыски ни к чему – это раз. А два – это то, что он любил посидеть на кухне один, поразмышлять за первой сигареткой, как сложится день, перечислить в уме дела, ждущие в лаборатории… Присутствие жены в такой ситуации просто неуместно. Вот и следующим утром он проснулся по расписанию, сделал несколько приседаний и отжиманий от пола. Неприятных последствий от вчерашнего спирта не ощущалось, да и выпил-то он всего ничего. Итак, ближайшие дела. Сегодня он ждал новенького с «Агата», после него надо показать сотрудникам орех и услышать их мнения. «Где я его вчера оставил? – попытался вспомнить Кац. – На кухне, что ли?» Точно: орех лежал на кухонном подоконнике и, что странно, цвет его изменился. Если вчера он был металлический и отражал свет, то сейчас превратился в красноватый матовый. Семён Ефимович взял его в ладонь. Орех был тёплый, чуть ли не горячий. В голову полезли мысли об инопланетянах и внеземных технологиях, и вместе с этим вдруг ниоткуда появилось раздражение, хотя в кухню Кац входил в очень благодушном настроении. Семён Ефимович бросил орех на стол и начал готовить завтрак.
Перед выходом из дома Кац положил орех – тот так и не поменял цвет и температуру – в правый карман брюк. Когда он сел в машину и выехал на дорогу, он понял, что эту штуковину лучше было убрать в сумку: орех стал ещё горячее и чуть ли не жёг ногу через карман. Доставать его сейчас уже поздно: правая рука, которой он только и мог это сделать, постоянно манипулировала с переключателем скоростей из-за утренней пробки – десяток метров вперёд, и стоп. Ещё десяток метров – опять стоп… «Ладно, доеду как-нибудь, – напряг волю Семён Ефимович, – а как доберусь, первым делом покажу ребятам». В пути его подводило самообладание: он пару раз обложил матом водил, которые тискались по бокам, а подрезавшую его на светофоре бабу, как только зажёгся зелёный, обогнал и показал ей из окна левый средний палец. Всё это казалось странным, ибо за рулём Кац всегда вёл себя спокойно. На заводской стоянке его любимое место было занято. «Скоты!» – выпалил Кац, припарковался в дальнем – невыгодном – углу и переложил, наконец, орех в сумку.
Из-за огромных размеров территории «Салюта» проделать путь до лаборатории требовалось немалый. Раздражение не покидало Семёна Ефимовича, и, когда встречные ему улыбались, поднимая руки в дружеском приветствии, Кац отвечал на всё это лишь сухим кивком. Несмотря на ранний час, солнце уже припекало. Кац понял, что день будет такой же жаркий, как вчера. Дверь в лабораторию была заперта. «Надо хоть видимость порядка создать, а то придёт этот… с «Агата» – подумает, что тут алкаши работают», – поставил себе задачу Семён Ефимович. Из головы вылетело начисто, убрали они вчера со стола стаканы с кружками или нет. Он достал ключи и открыл дверь. В лаборатории было прохладно, хоть кондиционер и не работал, а на столе чисто, и листы бумаги, что они стелили, убраны. «Слава богу», – констатировал Кац, врубил кондей и сел за свой стол. Тут же дверь отворилась, и в проёме показался Вовка Карпов.
–Здоров, Ефимыч! Ну что, где твой новенький?
– Новенький… А-а, позже будет. Ему должны ещё пропуск оформить. Со стола вчера кто убирал? Что-то я не помню.
– Из нас никто, – сказал Вовка. – Уборщица, небось. У них же вечерняя смена с полвосьмого, кажется.
– Ну и ладненько. Слушай, Вован, я вчера в машине такую хрень обнаружил… Смотри.
И Кац достал из сумки красноватый горячий орех и протянул его дружку. Вовка взвесил орех в ладони, посмотрел на него с разных углов и тихо вымолвил, почти прошептал:
– Однако… Это где ж такое делают?
– Я и сам бы хотел узнать. Как понимаешь – не у нас, это точно. Принёс вот вам показать, выслушать мнения.
– А откуда взял?
– Я же говорю: в машину кто-то подбросил. Или не подбросил – сам не знаю… Вчера, когда по домам пошли, дверь открываю – а там на сиденье вот это.
Вован вернул орех и цокнул языком.
– Главное, горячий, сука… По мне – так понятия не имею, что это такое и с чем едят.
– Ладно, покажем остальным.
В последующие десять минут подошедшие Васин, Зиден и Овечкин-Портнов передавали орех из рук в руки, мотали головами, присвистывали, цветасто матерились, но никто из них даже отдалённо не понимал, что это за штуковина и из чего она сделана. Дверь отворилась ещё раз, и в неё просунул голову незнакомый мужик. «Это лаборатория по исследованию материалов?» – несмело спросил он. Кац сразу смекнул, что это и есть тот самый новенький.
– Она, – небрежно ответил Кац. Вы от Галины Викторовны?
– Да…
– Заходите. Я – Кац Семён Ефимович, заведующий. Берите стул, присаживайтесь ко мне.
Кац внимательно разглядывал мужика, пока тот искал свободный стул и примеривался, куда деть свой портфель, чтобы взять стул в обе руки. Какой-то хлипкий и суетливый, было первое впечатление, – а оно, как известно, считается самым верным. На вид мужику было не больше сорока. Когда он наконец присел, Кац спросил:
– Ну, а вас как звать-величать?
– Андрей Егоров.
– А отчество?
– Да я по отчеству как-то не привык… Леонидович.
– Хорошо. Щелкунова говорила, вы с «Агата»?
– Да.
– Сколько там проработали?
– Девять лет.
– А ушли почему? Хотя можете не отвечать: этот вопрос вам в кадрах зададут. Если уже не задали.
Кац, слушая себя со стороны, недоумевал: куда делась его обычная доброжелательность? Почему он так агрессивен по отношению к этому человеку, который ничего плохого ему не сделал, да к тому же, возможно, подходящий специалист? Он понимал, что здесь что-то не так, но успокоить себя не мог: на него будто давил кто-то извне.
Егоров, услышав эти слова, еще больше стушевался. Втянув голову в плечи, он сидел перед завлабом словно школьник. Коллеги, делая вид, что работают, замерли за компьютерами, ожидая, что будет дальше. Усилием воли Кац перевёл разговор в профессиональное русло.
– Практика РФ-анализа у вас есть?
– Рентгенофлуоресцентного?
– Ну да, а какого же еще?
– Безусловно.
– И что на «Агате» конкретно исследовали?
– Свойства композитов и возможности их применения в корабельных системах.
– Что в этом смысле знаете про авиадвигатели?
Новенький ненадолго задумался и ответил:
– В общем, тема крайне актуальная… Я её изучал, прежде чем сюда прийти…
– Ну да, не с пустой же головой, – иронично заметил Кац.
– Верно, – несмело улыбнулся новенький. – Например, могу сказать, что высокотемпературные композиты, в смысле керамические, которые сегодня применяются в самолётных двигателях… в турбинах… имеют удельный вес 3 – 3,4 грамма на кубический сантиметр, а металлические – порядка 7,5 – 8. То есть с ККМ массу изделия можно снизить в два раза.
– Ну, уже кое-что. А вот именно по нашим двигателям, российским, имеете какую-нибудь информацию насчёт композитов?
– Имею, но для вас, экспертов, её будет недостаточно, скорее всего…
– Это ясно. Я спрашиваю, потому что хочу понять ваш общий кругозор. Ну, и…
– На нашем ПС-90 из композитов есть только небольшие несиловые элементы. На ПД-14 – мотогондола и передний корпус. Силовых элементов до сих пор нет, а почти все западники делают движки с лопатками вентилятора из углепластика. Первой стала «Дженерал Электрик» с лопатками пятого поколения GE90.
– Неплохо! – похвалил Кац. – Так давайте их догоним. В чём же у нас проблема?
– Проблема в том, что у нас нет своих материалов с нужными свойствами, например, по стойкости к удару. У западных углепластиков предел прочности на сжатие – 350 мегапаскалей, а у нас до недавнего времени было только 240.
Сотрудники за столами многозначительно переглянулись.
– Если говорить о той же лопатке, – продолжил новичок, – то, думаю, нам по силам достичь таких же результатов, но только если мы увеличим число испытаний. Вот в 787-м «Боинге», например, композиты дали уменьшение массы на 50 процентов, но при этом и число испытаний материалов у них дошло до ста тысяч, а раньше было пять.
– Значит, металл теперь в утиль? – впервые улыбнулся Кац.
– Ну, если у металла 30 миллионов лётных часов – предел, то с углепластиком можно достичь 150. Этим ваша лаборатория и занимается, насколько я понял.
– В том числе. Из чего сделано, можете определить? – и он протянул Егорову орех.
Тот повертел его в руках, потряс и поднёс к глазам. Потом обернулся, вгляделся в один из приборов и сказал:
– Здесь у вас хороший спектрометр стоит. Можно на нём попробовать.
– Знаете, как им пользоваться?
– Знаю.
– Тогда вперёд! Если определите состав, хотя бы приблизительно, считайте, что вы приняты, Андрей… э-э… Леонидович.
Новенький встал, отодвинул стул и подошел к прибору вместе с орехом.
– Гляньте, он в сети? – спросил Кац.
Заглянув за корпус, новенький утвердительно кивнул и включил спектрометр. Затем посмотрел на панель вывода данных и прижал орех к считывающему окошку. Семён Ефимович и остальные сотрудники, которым было интересно, как мужичок управится с навороченной техникой, приблизились и замерли. Прибор, который всегда работал бесшумно, на этот раз заунывно загудел, потом в нём что-то пискнуло, панель погасла – и он вырубился.
– Что за параша, твою мать? – Кац впервые в жизни обложил матом незнакомого человека. – И как нам работать теперь?
На Егорова было жалко смотреть.
– Я всё делал правильно… Это эмиссионный МСА, я работал с ним…
– Да, эмиссионный! А нам что теперь прикажете делать?
– Подожди, Ефимыч, – вмешался Вовка. – Тут дело не в спектрометре, похоже…
– А в чём?
– В этой штуковине твоей. Что-то с ней не так. Прибор, кажись, из-за неё-то и отключился.
Вовка вытащил орех из-под планки.
– И смотри: она остыла и цвет поменялся.
Действительно, орех опять приобрел серебристый цвет, точно такой же, как был вчера в машине. Взяв его из Вовкиной руки, Кац почувствовал, что он стал прохладным или, пожалуй, нет – комнатной температуры. Внутреннее раздражение сразу куда-то испарилось. Взгляд Семёна Ефимовича потеплел, и он, глядя на новенького, сказал уже примирительным тоном:
– Вы, Андрей Леонидович, не обижайтесь. Просто утро какое-то суматошное. Вывод я делаю однозначный: вы в теме. И доложу об этом Галине Викторовне. Хоть с завтрашнего дня оформляйтесь.
Егоров, не ожидавший такого поворота событий, просиял.
– Значит, я вас устраиваю?
– Да. В принципе, у нас здесь работы не сказать, чтобы чересчур, но бывает, зашиваемся. Теперь, надеюсь, с вашей помощью обойдёмся без авралов. Если есть время, познакомьтесь с ребятами, а мне надо к руководству. Щелкунова после встречи не просила к ней зайти?
– Нет. Сказала, что всё узнает через вас.
– Ясно. Я её скоро увижу. А с какого числа выходить – вам скажут. Либо она, либо Федосеева, наша зав по кадрам.
– Спасибо!
Как только Егоров начал ручкаться с Вованом, Васиным, Зиденом и Овечкиным-Портновым по части знакомства, Семён Ефимович убрал орех в ящик своего стола и покинул помещение.
Плановое собрание у руководства прошло быстро. Рапортовать о каких-то супердостижениях начальникам подразделений «Салюта» – в том числе и Кацу – было нечего, острых проблем на повестке тоже не стояло. Будничная летучка. Когда все разошлись, Семён Ефимович остановил в коридоре Щелкунову и сказал, что уровень новенького его устраивает. «Оформляйте хоть с завтрашнего дня», – заключил он. Галина Викторовна обрадовалась.
– Вы не пожалеете, он хороший специалист. Я его давно знаю.
– А что у него на «Агате» не срослось?
– Трудно сказать. Сам он не рассказывал, а мне спрашивать как-то не с руки… Но такое случается сплошь и рядом, не мне вам говорить.
– Это точно. Ладно, тогда прошу заблаговременно уведомить о дне его выхода.
– Безусловно. Я рада, что всё получилось.
И Щелкунова, помахав ему на прощание, развернулась. Кац, бросив взгляд на её ягодицы, ходящие, словно жернова, сказал себе по-доброму: «Симпатичная, сучара»… Ему вдруг стало любопытно, откуда могут знать друг друга Щелкунова и этот новоприбывший. Родственники? Нет, непохоже. Муж и жена? Исключено. Да, Щелкунова замужем, носит обручальное кольцо. Но своего дорогого супруга она бы продвигала более напористо. Любовники? Чёрт их знает. «Да что ты себе всякую муру воображаешь? – сказал ему внутренний голос. – Возвращайся к ребятам».
В лаборатории новенького уже не было. «Семён Ефимович, а спектрометр-то фурычит! – огорошил его прямо на входе Овечкин-Портнов. – Глядите, вот!» Кац подошел к прибору – и действительно: тот как раз вёл анализ содержания титана в болванке, только что принесённой из цеха обработки. «И хоть бы хны!» – добавил Овечкин-Портнов, наблюдая за боссом.
– А я повторяю: дело тут не в приборе и не в том, что мужик якобы не знает, как с ним работать. Наверное, что-то в этом твоём орехе имеется, что вырубает спектрометр. Может, ещё раз попробуем? – вмешался Вовка со своего места.
– Нет уж, – отрезал Кац. – Мне хоть и интересно, но я же не чудак на букву «эм», чтобы оборудованием рисковать. По шапке-то в результате мне дадут!
– Да уж, пожалуй, – кивнул Вован. – Ладно, придумаем что-нибудь. Ты куда его дел, кстати?
– В столе у меня лежит. Понадобится – скажи.
– Понял.
Остаток дня прошел спокойно и без происшествий. Занявшись своими непосредственными обязанностями, Кац напрочь забыл об орехе, и только около пяти, когда коллектив засобирался по домам, открыл ящик стола, чтобы убрать туда степлер. Орех лежал на месте, опять изменив цвет на малиновый; он был даже более насыщенный, нежели с утра. Кац потрогал его пальцем – опять горячий. «Ах ты падла! – подумал он. – Ну и валяйся тут, хоть расплавься». Непонятный гнев опять обуял Семёна Ефимовича. Он хотел было выкинуть орех в мусорное ведро, чтобы уборщица, когда придёт, отнесла его вместе с остальным мусором в контейнер, который дежурный грузовик ежевечерне увозит с территории завода на свалку, – и в деле была бы поставлена точка. Но профессиональный интерес – из чего же он сделан? – взял-таки верх. «Чёрт с ним, оставлю, посмотрим, что будет утром». С такими вот мыслями начлаб запер на ключ свои владения и направился к стоянке. Сегодня вечером он твёрдо решил сделать то, что не вышло вчера, а именно повесить на кухне недавно купленные алюминиевые жалюзи. Ольга его уже несколько дней пилила: товар, мол, лежит без применения, а как раз сейчас, когда солнце садится поздно, жалюзи чрезвычайно нужны ей во время готовки. Пока он вспоминал, где у него дома дрель, на балконе или под сиденьем на кухне, на глаза показался его «пижон», скучающий по хозяину в том самом углу стоянки, откуда неудобный выезд. И по мере того как Кац приближался к своему служке, готовому доставить его домой, внутри безотчётно росло какое-то недоброе чувство. Кац пикнул пультом, чтобы разблокировать замки, и взялся рукой за ручку двери. Ручка настолько раскалилась от жары, что трогать её было больно. «Да-а, а внутри-то, поди, баня…» – успел подумать он, открывая дверь. Но не додумал, опешив: на пассажирском сиденье лежал… орех. У Семёна Ефимовича задрожали руки. Он чётко помнил, что перед тем как запереть комнату оставил орех в столе. И что в сухом остатке? Он здесь, и орех тоже здесь – теледепортировавшийся из закрытой лаборатории! Семён Ефимович просто рассвирепел. Он открыл дверь, что ближе к ореху, и собрался смахнуть его рукой на асфальт. Но орех был малинового цвета, раскалён и грозил подарить ожог. Тогда Кац вытолкал его наружу сумкой: орех выпал. Кац закрыл дверь и осмотрел сиденье, на котором лежал орех, – проверил, не прожжено ли оно. Странно, но даже малейшие признаки ущерба отсутствовали.
Бред какой-то, размышлял Семён Ефимович по дороге домой. Как он опять оказался в машине? И почему сиденье цело? Значит, он обжигает только меня? А Вован? Кац вспомнил, что утром Карпов взял в руку орех и сказал, что он горячий. Нет, это не версия… Мысли путались и не доходили до логического завершения.
– Что это ты такой взвинченный? – встретила его на пороге вопросом Ольга Валентиновна.
Кац сообразил, что он дома, но как приехал и как поднялся на свой этаж – даже не заметил.
– Я взвинченный?
Кац подошел поближе к зеркальному шкафу-купе и взглянул на себя. Внешность как внешность, только глаза бегают.
– На работе что-нибудь?
– Да нет, всё нормально. Утром с новеньким беседовал, а так больше ничего.
– И что новенький?
– Подкованный малый. Но разговаривать одно дело, а как он в работе – поглядим.
– Значит, взял его?
– Да, сказал, пусть оформляется и выходит.
– Понятно. Ужин греть?
– Хорошо бы.
– Тогда переодевайся, через пять минут будет готово.
Когда Кац, помыв руки, выходил из ванной, жена спросила:
– Что же ты игрушку-то свою забыл?
– Какую игрушку?
Кац прошел в кухню.
– Да вот, – кивнула Ольга на подоконник. – Говорил, на работе проверишь, из чего она сделана.
На подоконнике лежал орех. Как и в машине, он был малинового цвета.
– Садись, ешь.
Кац мельком взглянул на стол, где стояли салат и тарелка с горячим, но всё его внимание, конечно, сконцентрировалось на зловещем сюрпризе.
– Откуда он здесь? – резко спросил Кац.
– Как откуда? Ты же его сам вчера здесь оставил.
– Я брал его утром на работу. Состав проверяли – мимо денег.
Ольга растерянно посмотрела на мужа.
– Как же… Я весь день дома была… Только на полчаса в магазин выходила, но это давно…
– И что, он весь день пролежал здесь?
– Да я не обращала внимания. Прямо перед твоим приходом посмотрела – он на подоконнике. Я и подумала, что…
– То есть днём ты его не видела.
– Говорю же – не обращала внимания…
– Ах, ты не обращала! – вскипел Семен Ефимович. – А надо было!
– Да что с тобой такое?
Тогда Кац рассказал, сбиваясь и вставляя ругательства – хотя последнего он при жене старался не делать, – о том, что произошло в лаборатории, а потом в машине. «…так вот, когда я отъехал от стоянки, эта дрянь лежала на асфальте», – закончил он.
Ольга с сомнением покачала головой.
– Ты уверен?
– Я так и знал, что не поверишь! – опять начал распаляться Кац. – Что мне, на видео надо было заснять?
В это время зазвонил телефон, и Ольга сняла с базы трубку.
– Алё, – сказала она, и, закрыв микрофон рукой и шепнув Кацу: «Мама», ушла в комнату. Семён Ефимович остался наедине со своим ужином. Захватив пару раз вилкой салат, он отставил тарелку в сторону. Мысли об орехе жгли мозг и внутренности, и хотя проклятый предмет лежал рядом, на расстоянии вытянутой руки, смотреть на него, а тем более трогать не было никакого желания. «Эх, выпить бы сейчас, – подумал Кац. – Интересно, дома что-нибудь есть?»
Из комнаты доносилось щебетание жены. Семён Ефимович поднялся и открыл холодильник: ни в дверце, ни на полках спиртного не было. Он прошел в гостиную, где в одном из шкафов стенки имелся бар, и открыл дверцу. Слава богу! Перед глазами предстала почти полная бутылка молдавского бренди. Сопровождаемый удивленным взглядом жены, продолжавшей телефонную беседу, Кац вернулся на кухню, налил себе полный стакан, одним махом выпил и только тогда принялся за ужин. На орех он больше не смотрел, но его присутствие рядом всё равно ощущалось.
Когда вошла жена, Кац наливал себе уже второй стакан. «Сеня, может, ты скажешь, что с тобой происходит? – спросила она. – Ты никогда не пил в одиночку и без повода. И вообще: последние два дня я тебя совершенно не узнаю». Разговаривать с ней не было никакого желания: слишком долго пришлось бы объяснять вещи, в которых Кац и сам ещё не разобрался. Ясным становилось одно: орех непостижимым образом появляется вновь и вновь в разных местах, словно собака, не желающая терять своего хозяина. Но собаки не проходят сквозь стены, а этот… Мало того: он еще и привязывает к себе Семёна Ефимовича, явно влияя на его настроение, когда обретает малиновый цвет, – а именно вызывает безотчётный гнев. Как он оказывается в местах, куда неодушевлённому предмету невозможно попасть без посторонней помощи? Как он очутился здесь, на кухне, если был выброшен на стоянке из машины? Ответов на возникшие вопросы не было, однако всё это время Ольга, что его сильно раздражало, стояла у плиты, подбоченясь и вперив в него вопрошающий взгляд. Стараясь хранить спокойствие, Семён Ефимович объяснил как мог:
– Не знаю. Захотелось выпить – и всё. Устал. Я ведь для тебя собирался жалюзи повесить. Вот, настраиваюсь морально.
– Так что ты мне тут понавешаешь, пьяный-то?
– Никакой я не пьяный. Сейчас вот остатки добью – и за работу.
Жена покачала головой и, удаляясь в глубь квартиры, бросила:
– От мамы тебе привет.
– Спасибо.
Кац допил бренди, доел горячее и поставил грязные тарелки вместе со стаканом в раковину. Теперь, чтобы хоть как-то задобрить жену, надо найти дрель и повесить эти чёртовы жалюзи. Приподняв сиденье уголка, он увидел знакомый пластиковый ящичек. «Здесь она, отлично! – обрадовался Кац. – И не надо на балконе рыться». Тут же, рядом с дрелью, лежала ещё не открытая картонная упаковка с новыми жалюзи. «В ней и саморезы должны в комплекте быть, – предположил Кац, взрезая упаковку. – Точно, вот они». Обнаружив саморезы, Кац остался доволен, так как это экономило время. У него был свой пакет с саморезами самых разных размеров, но он-то точно хранился на балконе, и чтобы его найти… В общем, целая история. А сейчас всё складывалось наилучшим образом. Кац повеселел и даже проверил взглядом орех. Цвет у непрошеного гостя поблёк и приблизился к серебристому, как было в самом начале их «отношений». Насвистывая, Семён Ефимович вошёл в комнату, где перед телевизором сидела жена. Показывали очередной сериал-новодел.
– Оль, жалюзи с какой стороны крепить?
– Что значит – с какой?
– Ну как… Можно с внутренней прикрутить, а можно и с внешней – на лоджии.
– А, вот оно что… Пойдём тогда посмотрим, как лучше.
Она встала с кресла, и супруги прошли в кухню. Семён Ефимович поднял жалюзи на вытянутой руке и прислонил к месту, где собирался крепить.
– Вот смотри. Вроде всё удобно. Но если ты опускаешь – эта толстая штанга ложится прямо на твои цветы.
Кац продемонстрировал, как опускается система. Концевая штанга действительно ложилась на хрупкие побеги, а переставлять горшки с цветами было некуда.
– Да-а… – протянула Ольга. – А если с обратной стороны?
Кац проследовал на лоджию и показал всё ещё раз. Теперь штанга аккуратно села на внешний подоконник кухни, ничему не мешая.
– Конечно, давай снаружи, – сказала Ольга. – Хотя придётся всё время на лоджию выходить… Но по-другому ведь никак. Сколько это у тебя займёт?
– С полчаса. Ты ведь всё равно телек будешь смотреть?
– Пока да. Если сериал дрянь – приду посуду мыть.
– Ясно.
Семён Ефимович принялся за работу. Выйдя на лоджию, он сделал карандашом метки для отверстий, включил дрель в розетку и начал сверлить. Кирпич над оконными рамами подавался легко, но по той же причине после двух просверленных отверстий все волосы у него на голове покрылись рыжей пылью. «Надо было шляпу из газеты соорудить, теперь башку придётся мыть, – с досадой подумал Кац. – А ещё ведь целых четыре дырки сверлить». Он бросил взгляд на орех, лежащий внутри, на подоконнике кухни, и обнаружил, что его «верный пёс» тоже окрасился в рыжий цвет. Окно было закрыто, и кирпичная крошка могла падать только на сверлящего. Почему же и орех поменял цвет? В кухне появилась жена. Сняв с крюка передник, она подошла к раковине и начала завязывать за спиной тесёмки.
– Оль! – окликнул Кац с балкона. – Ты не посмотришь – орех какого цвета?
Ольга Валентиновна взяла орех в руки и поднесла к глазам.
– Оранжевый.
Кац почувствовал нарастающее сексуальное возбуждение.
– Странно. На меня тут крошка с кирпичей просыпалась, но сверлю-то я с другой стороны, через стекло. Как она на него могла попасть?
Жена ещё раз осмотрела орех и сказала:
– Это никакая не крошка. Он гладкий. Просто цвет такой.
Потом пригляделась к Семёну Ефимовичу и расхохоталась.
– Ну прямо клоун! Бим! Закончишь – сразу в ванную: голову мыть.
– Он не горячий?
– Тёплый. На солнце нагрелся, наверное.
Положив орех на место, Ольга подошла к раковине и включила воду. Семён Ефимович хотел было продолжить работу, но что-то его остановило. Как заворожённый, он смотрел на жену, занятую мойкой посуды, – вернее, не на неё саму, а на её ходящие влево-вправо ягодицы. Наступила сильнейшая эрекция. Семён Ефимович, не соображая, что делает, бросил дрель, прошёл быстрым шагом на кухню, задрал Ольге Валентиновне халат, проник в неё сзади и тут же кончил. Жена даже поначалу не сообразила, что произошло.
– Что с тобой, Сеня? – испуганно спросила она, поднося намыленную губку к ногам, по которым стекала сперма.
Семён Ефимович промямлил:
– Прости. Сам не знаю, что на меня нашло.
– Ты умом не тронулся? Я тебя совершенно не узнаю. Зачем было пить? Нет, нам надо поговорить.
Кац виновато посмотрел на неё, потом на орех. А тот уже сменил свой цвет на первозданный – серебристый. Семён Ефимович ещё более утвердился в догадке: этот сплав, или как его там, прямым образом влияет на его настроение. Нет, не влияет даже, а создаёт.
– Знаешь, Оль…, – неуверенно начал он. – Я понимаю, что нелепо выгляжу со стороны. Да, давай поговорим, но только перед сном. Мне надо сделать кое-какие выводы.
– Да когда угодно. Если тебя что-то сильно беспокоит, лучше поделись. Я пойму. Только соберись и не волнуйся.
Когда жена ушла в ванную, чтобы привести промежность в порядок, Кац продолжил работу. Из-за рыхлости кирпича дырки получились шире, чем нужно, и пришлось копаться в коробках с инструментами и всякой мелочью, чтобы найти дюбеля. «Иначе всё выпадет к едрени фене», – подумал Семён Ефимович. Вогнав дюбеля молотком, он без труда завернул в крепёж саморезы, навесил жалюзи на их шляпки, а потом намертво зафиксировал конструкцию отвёрткой. Подняв и опустив несколько раз створки с помощью шнурка, Кац удовлетворенно крякнул и отправился за женой. Показав ей, как управлять подъёмом, опусканием и фиксацией створок, и выслушав слова благодарности, он сложил инструменты, смёл кирпичную крошку с балкона и уселся в комнате в кресло.
Уже девять вечера, а солнце и не думает садиться, пронеслось в голове у Семёна Ефимовича. Может, она всё-таки не будет приставать с расспросами? Как бы её спать уложить? Комната была хорошо освещена, и Кац, не любивший читать при лампах, решил воспользоваться моментом и полистать окружную газету, которую им каждую неделю клали в почтовый ящик. Газета лежала на столике ещё с выходных, но руки до неё никак не доходили. «Если читать тут нечего, порешаю хотя бы сканворд, всё себе занятие», – решил он. Подспудно Семён Ефимович сделал попытку проанализировать поведение ореха и вспомнить, в какие цвета он окрашивался, когда ему передавалось чувство гнева или вот как сейчас – сексуальное возбуждение. Ясно было одно: все цвета относились к красной полосе спектра. Но в красном немало оттенков… Голова после бренди была тяжёлой, и вспоминать, а тем более систематизировать события отказывалась. Кац понял, что если он хочет избежать объяснений с женой, то лучше не её уговаривать лечь пораньше, а брякнуться в постель самому, прямо сейчас. Пойти в душ, отмыть голову – и спать! Когда он так решил, жена, судя по скрипу ящиков комода, находилась в спальне. «Бельё сортирует», – подумал он и направился на кухню проверить орех. Цвета предмет не поменял – серебристый. Довольный, будто речь шла о живом питомце, больше не демонстрирующем признаков заболевания, Кац прошлёпал в ванную.
В спальне, куда Кац вошел с чистыми и причёсанными волосами, Ольги не было. Хотя по утрам на работу Ольга теперь не вставала, спать она всё равно ложилась раньше мужа. На сей раз ситуация выглядела иначе, хотя, правда, и время было ещё детское. Прежде чем лечь, Кац положил на прикроватную тумбочку мобильник с включённым сигналом побудки, а затем, чтобы не расстраивать жену отсутствием такта, зашёл в гостиную пожелать ей спокойной ночи.
– Ты что, уже спать? – удивилась Ольга, увидев мужа раздетым. – Десятый час только!
– Да голова что-то тяжёлая. И жалюзи эти ещё… Устал.
– Скажи лучше, что перебрал.
– Не без этого. Пойду я, Оль. Спокойной ночи.
– На завтрак всё в холодильнике, как всегда.
– Хорошо. Утром с работы позвоню.
«Вроде правда – забыла. Или решила меня не пытать на ночь глядя», – с облегчением подумал Семён Ефимович и лёг спать. И только он начал уплывать от реальности – в постель юркнуло человеческое тело и накрыло его тёплой рукой.
– А ты надеялся, наивный, что я всё на самотек пущу? – язвительно спросила жена. – Давай, колись.
Кац вздохнул и повернулся к ней спиной.
– Это всё орех.
– Что-о?..
– Орех, орех.
И Кац рассказал ей о своих опасениях, пока ещё смутных. После всех сегодняшних передряг он думает, что это орех, меняя цвет и температуру, задаёт ему настроение и манеру поведения, причём в агрессивной форме. Особенно он укрепился в своём мнении после нападения – «Да, я считаю это сексуальным нападением!» – на Ольгу на кухне, когда орех стал рыжим.
– Оранжевым, – поправила жена.
– Да какая разница! Как только он поменял цвет, я почувствовал, что не могу сдержать порыва, сопротивляться было просто невозможно. Хорошо, что ты оказалась… под рукой.
– Под рукой? Вот это заявленьице! Что же: получается, если тебе приспичит где-нибудь на улице – ты на первую бабу и кинешься?
Кац задумался.
– Хороший вопрос… Нет. Нет, конечно. Исключено.
Ольга Валентиновна уткнулась носом ему в спину.
– Знаешь, всё это похоже на бредни. Но беда в том, что я слишком хорошо тебя знаю. И всё, что ты рассказал, заставляет меня волноваться. Я не могу ощущать то же, что и ты, и не могу судить, правильные у тебя догадки или нет. Давай-ка спать. Завтра новый день – там и поглядим.
– Давай, – обречённо согласился Семён Ефимович.
Утром, встав по будильнику-мобильнику, Кац тут же прошлёпал на кухню и проверил орех. Никаких изменений с вечера: серебристый цвет и комнатная температура. «Слава богу, – подумал он, – к тому же пятница сегодня, наконец-то». Нельзя сказать, чтобы неделя выдалась трудной, но вот появление ореха перевернуло всё с ног на голову. Позавтракав и выкурив сигарету, Кац, не тревожа жены, пошёл в ванную, чтобы побриться и принять душ. Включив воду и покрыв щёки и кадык пеной, задумался: брать с собой орех или нет? Вчерашние события пока ещё не укладывались в чёткие рамки. Если он оставит орех дома – не окажется ли тот по собственной прихоти в машине или в лаборатории? В лаборатории ещё куда ни шло, а поездка в машине в состоянии неуправляемого гнева, как вчера утром, совсем не вписывалась в его планы, – так по дороге и дров наломать можно. Завершив водные процедуры, Семён Ефимович неспешно оделся и взял-таки орех с собой, только положил его не в карман брюк, а в сумку. Всю дорогу за рулем он провел в размышлениях о том, каков временной промежуток между сменой цвета ореха и перепадами, наступающими в его настроении. За прошедшие сутки он не зафиксировал этот промежуток, так как просто не успел уловить взаимосвязь. Если настроение меняется раньше, чем цвет, то тогда и орех здесь ни при чём. А если позже, то очень даже при чём. Через какое время ожидать агрессии или бурного сексуального желания? Он ведь вращается в коллективе, где все всё видят, и к любой неприятности надо быть готовым загодя. Впрочем, многое станет понятным сегодня, только орех должен постоянно находиться под контролем.
В лаборатории Кац положил орех на стол прямо перед глазами – рядом с карандашницей. Как только подтянулись Карпов, Васин, Зиден и Овечкин-Портнов, завлаб запросил у каждого данные о текущих проектах, и, получив, принялся их изучать. Орех вёл себя смирно, и благодаря ему Кац, как он считал, пребывал в благодушном настроении, хотя и нашёл у подчиненных кое-какие нестыковки в замерах, за что не мешало бы сделать втык. Ближе к обеду зазвонил внутренний телефон. «Кого еще нелёгкая несет? Всё ведь на собрании вчера обкашляли», – поморщился Семён Ефимович и снял трубку.
– Лаборатория.
– Семён Ефимович, это вы? Здравствуйте, – прощебетал женский голос.
– Добрый день. Кто говорит?
– Это Щелкунова. Я по поводу…
– А, Галина Викторовна! – выдохнул Кац, потому что звонок от неё не сулил никаких неприятностей. – Чем могу?
– Я относительно Егорова. После нашего вчерашнего разговора.
– Какого Егорова?
– Ну, Андрея… Андрея Леонидовича. Он приходил к вам вчера.
Семён Ефимович сообразил, что речь идёт о новеньком, просто он начисто забыл его фамилию.
– Ах, ну да! Помню, прекрасно помню. Что вы решили с датой выхода?
– Мы без окончательного согласования с начальством, а в данном случае начальство это вы, ничего не решаем. Мы только оформляем, – ответила Щелкунова вкрадчивым голосом. – Если вы не против, давайте вместе сходим на обед и определимся с датой.
Семёну Ефимовичу было абсолютно всё равно, с какого дня выйдет на работу новенький, и он мог бы сейчас назвать любую дату. Но перспектива пообщаться с этой смазливой бабенкой в неформальной, можно сказать, обстановке его остановила.
– Нет, я не против, хотя всё отдал на откуп вам. Минут через двадцать вас устроит?
– Более чем.
– Тогда…э-э… в половине первого у входа в столовую.
– Отлично, до встречи.
Кац повесил трубку.
– Ефимыч, ты что, не с нами сегодня? – спросил со своего места Вован.
– Подслушиваешь? Нехорошо, – беззлобно заметил начлаб. – Вопрос тут насчёт этого новенького…
– Андрея?
– Ну да. В кадрах хотят, чтобы я решил, когда ему выходить.
– А ты что?
– Согласился обсудить – а что ещё?
– Значит, мы на обед без тебя идём?
– Выходит, так.
Это был редчайший случай, когда Кац ходил обедать без своих. Он вспомнил, как с год тому назад посещал столовку с главным проектировщиком по зданиям, и тогда как раз перед обедом встал вопрос, требовавший срочного решения. Каца пытались уломать переехать в другой корпус, а здание лаборатории отдать под какие-то неведомые нужды. Другого места для встречи не нашлось, да и время было подходящее – обеденное. В тот раз Семён Ефимович упёрся рогом и лабораторию свою отстоял. Сегодняшнее дело по сравнению с тем не стоило и выеденного яйца, но раз просят…
Вован оглядел коллег.
– Когда двинем, мужики?
– Да хоть сейчас!
Зиден, Васин и Овечкин-Портнов быстро собрались и присоединились к Карпову, который уже ждал в дверях.
– Приятного вам! – бросил Кац.
– И тебе приятного! – ответил за всех Вован. – Тем более с дамой, приятной во всех отношениях.
«Братки» ушли. Семён Ефимович же бросил прощальный взгляд на орех – его он с собой решил не брать – и сразу насторожился: на предмете возник рыжеватый налет, едва заметный. Тронув орех пальцем, Кац ощутил, что температура его не изменилась: она была не больше той, что генерировал кондиционер, установленный на 20 градусов по Цельсию. Но почему вдруг этот цвет? Сразу вспомнились вчерашние события: кирпичная крошка из-под сверла, оранжевый орех, жена у раковины, – одним словом, в памяти в один миг промоталось всё. Сейчас подобный сценарий совершенно недопустим. У него будет спутница, весьма привлекательная, и при этом он её почти не знает. Видеть их будут десятки людей. Во что всё это выльется? Кац ещё раз изучил окрас ореха, на сей раз самым придирчивым образом. Да, рыжеватость наблюдалась, но еле уловимая. Может, солнце виновато? Он подошел с орехом к окну. Теперь, в лучах дневного света, предмет выглядел вроде бы естественно, без оттенков. «Да что я в самом деле! – обругал себя Семён Ефимович. – Зассал из-за какой-то хероты. Вперёд и с песней, не хватало ещё опоздать». Он бросил орех на стол и вышел из лаборатории.
Щелкунова уже ждала у входа. Когда Кац приблизился, она, покачивая головой, наигранно пожурила: «Ах, Семён Ефимович, нехорошо на свидания опаздывать!»
– Начальство не опаздывает, а задерживается, – улыбнувшись, нашёлся Кац. – Просто мои ушли раньше, а я дверь запирал, то да сё…
– Ах, ну да, я видела только что, как они вошли.
– Ничего ведь страшного, что я?..
– Нет, конечно. Пойдёмте обсудим нашу тему.
И Кац, увлекаемый Щелкуновой под локоток, оказался в заводской столовой. Народу было – не продохнуть: самое пиковое время. Кац со своими орлами, чтобы комфортно себя чувствовать, обычно подруливал сюда позже. Тем не менее, когда он и Щелкунова отошли от кассы с полными подносами, то ждать свободных мест им почти не пришлось. Семён Ефимович заприметил, как какие-то два незнакомых мужика – из работяг, наверное – стали вставать из-за своего стола буквально в двух шагах. Тронув подошвой ботинка туфельку своей спутницы, он показал подбородком в их сторону. Для разговора стол оказался что надо: на два места, а не на четыре, как большинство, и у самой стены.
Когда расставили тарелки с едой, Кац спросил:
– Так в чём проблема, Галина Викторовна?
– Да особо ни в чём. Просто он мне сегодня звонил, Егоров, и сказал, что готов выйти с понедельника. Вас устроит? Сможете обеспечить его объёмом работы?
– Обеспечим, разумеется. Иначе бы вчера я не оставил решение за вами.
– Вот и чудесно. Тогда я его уведомлю сегодня же.
– Значит, с понедельника?
– С понедельника. Место найдёте, куда посадить?
– Найду. Вы ещё, помнится, говорили, что поставить ему компьютер, мебель и телефон – не проблема?
– Абсолютно. Уже согласовано с руководством.
– А вот насчет софта я хотел бы поговорить с нашим сисадмином лично. Сам.
– Хорошо. Прислать его сегодня?
– Нет, лучше в понедельник – с утра. Как появится Егоров, пусть и сис приходит – мы всё обговорим втроём.
– Значит, я могу быть уверена, что он для вас лишним грузом не будет?
– Послушайте, что вы постоянно об одном и том же? Я ведь сказал: не будет. Или…
– Или что?
– Или у вас к нему личный интерес?
Щелкунова покраснела. Хотя в столовой было жарко и заметить это представлялось делом непростым, Семён Ефимович заметил.
– Вы, помню, после летучки обмолвились, что давно его знаете. Откуда, можно полюбопытствовать?
Галина Викторовна, не найдя что сказать – или не желая, – дала настолько уклончивый ответ, что Кац ничего не понял.
– Вы очень дотошны, Семён Ефимович. Помните, как в «Криминальном чтиве» герой Траволты допытывался в ресторане у Мии Уоллес, за что Тони по кличке Страшила был выброшен из окна и пролетел четыре этажа?
– Я не смотрел этот фильм.
– Так вот: герой Траволты хотел узнать, делал тот «чёрный брат» Мии массаж ног или всё-таки нет. И спросил об этом её саму в первый подвернувшийся момент.
Семён Иванович уставился на Щелкунову, переваривая смысл сказанного. Что-то влекло его к ней, но чётко он это осознал только сейчас, по прошествии нескольких месяцев с их шапочного знакомства. Фильма он не видел, поэтому суть её пересказа не раскусил. А вот что в данную минуту ему было приятно наблюдать, так это её лёгкое смущение и растерянность. Вот так она выглядит, когда её раздевают перед половым актом, почему-то подумал он. Поймав взгляд Каца, Галина Викторовна огорошила:
– С ним я потеряла девственность. Он был моим одноклассником.
Семён Ефимович никак не ожидал такой откровенности.
– И вы об этом так спокойно говорите?
После признания Щелкунова обрела прежнюю уверенность.
– Никому другому не сказала бы. А вот вам говорю… И даже не понимаю, почему.
– Не знаю, заслужил я или нет, но… я признателен.
Ворошить сию тему дальше было бы бестактно, но домыслов откровенность Щелкуновой давала множество. Если бы речь шла о любой другой женщине, Кац бы и ухом не повёл, услышав то, что услышал, но зам по кадрам в своём новом окрасе, который она обрела буквально за двое суток, вызывала теперь его живейший интерес.
– Вы только не думайте, что между нами что-то есть, – словно предупреждая его домыслы, проговорила Щелкунова. – Я замужем, и счастливо, а сообщила вам просто… просто чтобы по-честному. Ведь его трудоустройство происходит с моей подачи. Не поверите, но после школы – а прошло уже двадцать с лишним лет – мы до сих пор встречаемся всем классом. Конечно, чем дальше летит время, тем меньше людей приходит… И вот нынешней весной на последней встрече в кафе он сказал, что ищет работу.
– Ясно, ясно. Я всё понял. Можно закрыть тему.
Остаток обеда прошел в молчании. Когда вставали, Кац сказал:
– Я провожу вас до кадров?
– Хорошо.
По пути обратно тоже ни о чём не говорили. Прощаясь у дверей, Щелкунова почему-то заявила:
– А вы при близком общении совсем другой человек.
– Вы тоже, причём в самом положительном смысле, – не растерялся Кац. – Ну что ж, приводите своего Егорова в понедельник, всё организуем, как договорились.
– Он не мой.
– Прошу прощения. Это слово «мой», «свой» – оно как паразит.
– Прямо с утра?
– Прямо с утра.
В этот момент дверь открылась изнутри, и собеседников едва не сшибла Федосеева.
– Ох, Семён Ефимович, здрасьте! Какими судьбами?
– Да вот… Обсуждали выход нового сотрудника.
– А-а, Егоров! К вам в лабораторию!
– Точно так.
– Договорились?
– Да. Жду его в понедельник.
– Ну, вот и прекрасно. Галочка, я на обед: если будут спрашивать, скажите, что я через часик.
– Хорошо, Римма Сергеевна.
Когда главная кадровичка повернулась к ним спиной, Кац легонько пожал ладонь Щелкуновой и, ни слова не говоря, отправился к себе. По дороге он пытался разобраться, что нового открылось для него в этой женщине. Что он знал о ней раньше? Да, симпатичная, да, за словом в карман не полезет. Работает по принципу «сказано – сделано». Теперь, после столь неожиданного признания, всё изменилось. Кац чувствовал к ней нечто среднее между отцовской любовью и стремлением к инцесту. У него даже возникла эрекция, хотя в его уже почтенном возрасте, да ещё после вчерашнего вплеска семени в Ольгу Валентиновну, новая, по его опыту, через такой ничтожный интервал никак не могла произойти. «Ну и дела!» – удивился Семён Ефимович, засовывая руки в карманы и пытаясь сдвинуть член вбок, чтобы не топорщились брюки. Когда он вернулся на место, лежащий на столе орех был окрашен в оранжевое.
По пятницам рабочий день на «Салюте» заканчивался в 16:00. Шёл уже четвёртый час, когда Семён Ефимович после тягостных раздумий о нехороших последствиях для его отношений с женой шага, что он задумал, всё-таки решился устроить в лаборатории междусобойчик, посвящённый завершению рабочей недели и пополнению штата. По гамбургскому счету эти поводы были пустяковыми, но уж больно он в душе настрадался. Голове требовался отдых от роя мыслей, да и «братки» обрадуются. Конечно, имелась альтернатива – купить бутылку и снять стресс дома. Но Кац знал, что жена, если принести домой пузырь, расслабиться не даст. Начнет пилить, с какой, дескать, стати ты вздумал портить мне пятничный вечер и тому подобное. Он дождался, когда в лаборатории воцарится полная тишина, и, ни на кого не глядя, вынес предложение в потолок:
– Ну что, спрыснем конец недели?
За столами оптимистично заёрзали, и первым, конечно, отреагировал Вован:
– Честь и хвала тебе, Ефимыч! Да и повод железный – новенького взяли…
– Новенький – это не повод. Вернее, повод, но только при его непосредственном участии. Причём он сам проставиться должен. Кстати, мне вот интересно, дотумкается он до этого в понедельник или нет?
Члены коллектива задумчиво переглянулись.
– Это ценное замечание, опять ответил за всех Карпов. – Но, понимаешь, первый день… Может застрематься. И потом он вообще не в курсах, как у нас тут с пьянками.
– Верно, – ответил Кац. – Значит, этот повод побережём до понедельника. А сегодня мы по-простецки, без всяких поводов. Прошла неделя – и…
– …и хрен бы с ней! – отчеканил хором свою фирменную шутку коллектив.
– Тогда, как и в среду: пьём спирт. Или кто-нибудь за благородным пойлом побежит?
– Да нет, нет… А какой смысл? Вернешься – будет пятый час, в проходной не пропустят! – раздались ответы.
– Значит, у нас есть всё, кроме закуски. Овечкин, у тебя яблоки на сей раз…
– Нету. Я брал с собой, да днем съел. Если б знал…
– Тогда вот тебе мелочь, сбегай в буфет за бутербродами, пока не закрылся. Ну, а мы здесь – пока то, пока сё… Стол бумагой накроем, водички нальём из кулера…
Во время приготовлений Семён Ефимович, которому бесы уже казались там, где их быть не может, бросал косые взгляды на орех: он выучил, что малиновый цвет – это цвет его, Каца, необъяснимого гнева, а оранжевый – цвет его же, Каца, сексуального возбуждения. А ведь употребление спиртного – тоже вещь, которую моралисты не приветствуют. В среду и в четверг, когда баловался алкоголем, Кац не обращал внимания на орех, – ведь тогда он ещё не понимал, что к чему. Сейчас ему стало интересно: может, в преддверии пьянки или во время неё орех окрасится во что-то новенькое? Пока же он был серебрист, и свой первозданный цвет приобрёл почти сразу после встречи Семёна Ефимовича с Щелкуновой.
Вернулся Овечкин-Портнов с бутербродами. «Последние взял! – объявил он. – Буфетчица уже закрываться собралась. Решила, говорит, ещё пару минут подожду: может, кто зайдет, остатки купит. Тут-то я и нарисовался!» Коллеги согласились, что здесь не обошлось без везения, ибо в случае неудачи пришлось бы идти на крайние меры – чуть ли не рукавом занюхивать. Когда расселись и из канистры было налито по первой, Семён Ефимович по традиции произнес тост. Достижений, о которых бы стоило говорить особо, не имелось, поэтому волей-неволей вновь пришлось упомянуть приход новенького и пожелать, чтобы он достойно вписался в коллектив. Вован, выступивший от подчиненных, высказал мысль, что новенького надо включать в работу без раскачки, по полной, и для начала пусть, сука, доведёт начатое дело до конца, – а именно предоставит подробные данные о составе ореха. Ну да, ну да, загалдел коллектив: раз уж с самого начала маху дал, так пусть доводит до конца. А вдруг – новое слово в науке? Семёну Ефимовичу эта мысль показалась чрезвычайно интересной, ибо орех все больше и больше проникал в его внутренний мир и уже вовсю, можно сказать, лепил его поведенческий образ. Он так и объявил: первое, чем займется в понедельник Егоров, – исследует свойства ореха, но не с кондачка, как в день визита, а по всем дотошным правилам.
Разговор за столом пошёл динамичный, поднимались и обсуждались самые разные темы, что было в диковинку для давно сложившейся рабочей группы, в которой каждый знал о каждом всё и вся. Именно по этой причине Кац решил не звонить домой жене, тем более что засиживаться здесь, на работе, никто не собирался – начались выходные, как-никак! «Еще пару-тройку раз дерябнем – и по домам. А если позвоню – начнет про машину плешь проедать: мол, даже не думай за руль садиться. А «пижона» здесь до понедельника я не оставлю. Что я, больной, что ли?» – вот такой вердикт он вынес, и после этого вернулся мыслями и эмоциями в коллектив.
Ничего запоминающегося во время мероприятия не произошло, как Семён Ефимович и предполагал. Провели за столом всего-то около часа, и народ засобирался по домам. Кац положил орех в сумку, предварительно убедившись, что, несмотря на предосудительное поведение, то бишь пьянку, предмет сохранил свой обычный металлический отлив.
И вновь Ольга Валентиновна была крайне недовольна его ездой «под мухой». Это произошло уже второй раз на неделе, хотя за их совместную жизнь не происходило вообще никогда, и к тому же была пятница, конец рабочего дня: гаишники, по ее словам, на дорогах в это время просто лютуют. «Ты что, прав хочешь лишиться?» – спросила она вместо приветствия, мгновенно оценив состояние мужа. Что ответить, Кац не нашёлся, да и не мог он найти объяснений. Он подумал было, как и накануне, провести этот вечер в относительном одиночестве, но понял, что на сей раз жена на его самоизоляцию обидится, и сильно.
– Ты ужинала? – спросил он, когда вошел в кухню в домашнем.
– Нет ещё.
– Тогда, может, вместе?
Кац положил на стол орех.
– Сам принес или… опять? – покосилась жена.
– Сам, сам. Когда я его ношу с собой, он спокоен. Так вместе будем ужинать или как?
Жена, переведя взгляд с Семёна Ефимовича на камень, сказала:
– Вместе. Только я и есть-то не хочу по такой жаре. Сейчас тебе разогрею, а сама чаю попью.
Пока Ольга возилась с микроволновкой и расставляла приборы, Кац прикидывал, стоя у окна, какую программу отдыха выбрать на завтра. Он знал, что жена поддержит любое его предложение, – главное, чтобы они провели время вместе. Семён Ефимович отдавал себе отчёт, что эпопея сидения дома ей порядком надоела. Вот почему даже такие короткие задержки на работе, как сегодня, она встречала в штыки. «В парк с ней, что ли, сходить? – подумал он. – С весны там не были, а его вроде собирались благоустраивать. Посмотреть хоть, что там сделано».
Когда Кацу было велено сесть за стол, он озвучил свое предложение. Ольга Валентиновна с удовольствием согласилась, сказав, что ей было бы интересно посмотреть на перемены, тем более что в такую жару прогуляться в тенистом парке – благое дело, это не по уличным тротуарам шастать.
– Вот и порешили, – заключил Кац. – Значит, проснёмся, выпьем кофейку и не спеша начнём собираться.
Утром, когда Ольга ещё спала, Кац пришёл на кухню, чтобы выкурить свою первую сигарету. Первым делом он метнул взгляд на орех, и тот показался ему рыжим. Что находка вновь изменила цвет, Семён Ефимович не был уверен, потому что кухню заполняло солнце, и орех мог просто бликовать. То, что это не блики, Кац понял, вернувшись в спальню, чтобы проверить, проснулась жена или нет. Нет, она спала, но во сне скинула с себя одеяло. Семён Иванович почувствовал мощнейшую эрекцию, подлёг к жене сзади и вошёл в нее, даже не будя. Ольга Валентиновна зашевелилась, не понимая, что происходит. Но на сей раз оргазм, в отличие от случая в четверг, она испытать успела.
– Сеня, что это было? – спросила она, отдышавшись и открыв глаза.
– Извини, что помешал спать. Ты так аппетитно лежала, я просто не сдержался, – начал смущенно оправдываться Кац.
– Опять орех? – посмотрела она немигающим взглядом.
– Он самый…
– Ну что же, это лучше, чем спирт на работе лопать.
Ольга Валентиновна как-то очень сердечно вздохнула, встала и быстрым шагом удалилась в ванную, придерживая ладонью вытекающую из промежности сперму. Пока она принимала водные процедуры, Семён Ефимович лежал и анализировал происходящее. Теперь всё ясно как божий день. Интенсивный рыжий цвет ореха – или оранжевый, какая разница? – сулил ему сильнейшее половое возбуждение, и хвала судьбе, что пока два происшествия случились дома, где «под рукой» оказалась близкая женщина. А если что-то подобное случится на работе? Кац тут же вспомнил вчерашнюю откровенность Щелкуновой, которой никак не ожидал. А ведь вчера эрекция случилась, когда он возвращался с обеда в лабораторию, – правда, не до такой нестерпимой степени. И поджидавший его орех тоже был рыжим. И вот только что эта необъяснимая сердечность Ольги, хотя вчера перед сном она даже не пожелала ему спокойной ночи… Не толкает ли орех женщин на близость и откровенность с ним? Вот что кровь из носу предстояло выяснить. Но как это сделать – большой вопрос. «Хорошо ещё, что он перестал «злиться» и краснеть, и я больше не чувствую гнева, – подумал Кац. – А то ведь в таком состоянии…» В этот момент жена вышла из ванной с перемотанной полотенцем головой. Подойдя к мужу и ласково взъерошив ему волосы, сказала:
– А ты всё валяешься, ничего себе!
– А куда мне? Душ-то ты заняла.
– Мог бы и присоединиться. Вместе, как раньше, помнишь? – кокетливо ответила Ольга.
– Помню, конечно. Но я как-то не решился.
– Ладно, сейчас высушу голову, а ты давай собирайся.
В парке, находящемся в километре от их дома, было немноголюдно: горожане в этот жаркий августовский день разъехались по дачам. Действительно, территорию за несколько месяцев их отсутствия значительно благоустроили: появились новые велосипедные дорожки и столы для пинг-понга, а допотопные тропинки покрыли керамической плиткой. Походив с час и полюбовавшись под конец прудом и плавающими утками с потомством, пара повернула к дому. На обратном пути стало припекать, и пока супруги отмеряли по асфальту тот самый километр, Кац изрядно вспотел.
– Сейчас бы пивка холодненького, – озвучил он свою мечту, подходя к дому.
– Что, от спирта голова бо-бо?
– Да нет, жарко просто.
– Ладно, зайди в магазин и возьми, а я, пока тебя не будет, душ приму. Жарко, действительно. Есть во что положить-то?
– Да я на кассе пакет куплю.
Когда Семён Ефимович зашёл с тремя бутылками пива в квартиру, Ольга болтала по телефону. Не обратив на данный факт внимания, он переобулся, и, прежде чем открыть на кухне первое пиво, проверил орех. Он опять порыжел. «Вот дела! – удивился Кац. – А эрекции нет»… Глотки из кружки его освежили, но не до конца. «Подожду, пока договорит и сходит в душ, а потом уж и я», – решил он. Вошла голая жена.
– Серёга звонил из части.
– Ну, как он там?
– У них сегодня парко-хозяйственный день. Убирали территорию, а сейчас, говорит, отдыхают.
– Всё нормально, значит?
– Ну да. Ладно, я в душ.
Обернувшись у двери в ванную, она опустила глаза и сказала полушепотом:
– Хочешь – заходи.
У Каца от этих слов заныло в паху, и он оказался под потоком воды тут же вслед за ней. Уже когда вытирались, Ольга Валентиновна, задержав на нём взгляд, неожиданно спросила:
– Тебе не кажется, что мы вернулись в молодость?
– Возможно, – буркнул Семён Ефимович, а про себя подумал: «Только неизвестно, сколько это будет продолжаться. Она считает, к нам вернулась острота чувств. Если бы! Ох, не кончится добром вся эта история».
Глава II
В понедельник вышел Егоров. Встретили его тепло и бодро, благо со всей командой он познакомился загодя, и фактически до самого обеда Андрей занимался с айтишником налаживанием инструментария и софта на своём рабочем месте. Семён Ефимович, если спрашивали его совета по тому или иному вопросу, активно подключался. В столовой Кац, которого на «Салюте» знали и уважали, распорядился, ратуя за сплочение коллектива, нарушить общеустановленные правила и придвинуть к занятому ими столу на четверых – а такие столы составляли подавляющее большинство – ещё и парный столик, чтобы все сели вместе, пусть хотя бы раз, в день выхода нового сотрудника. Солировал за столом, конечно, Кац, посвящая новичка в общие вопросы, скорее даже не рабочие, а бытовые – что почём на «Салюте»: во сколько они обычно обедают, до каких часов работают буфеты, где продаётся пресса, где у них аптечные киоски, – словом, во всё, что нелишне знать человеку, принятому на новое место.
– Семён Ефимович… – обратился под конец обеда к новому начальнику Егоров и запнулся.
– Что такое, Андрей Леонидович?
– Вот вы меня всё время называете по имени-отчеству. Понимаете, я не привык. Мы с ребятами – он обвёл глазами Карпова, Васина, Зидена и Овечкина-Портнова – сразу перешли на «ты», по-свойски, и только по именам, а вы меня и с самого утра – по ИО. Да и на «Агате» меня тоже все звали по имени…
– Время, дорогой, оно же идёт… Например, Сеней сейчас меня называет только жена, а остальные по ИО. Ну, а для коллектива я Ефимыч. После «Агата» вы стали старше. Оставайтесь для ребят Андреем, но я как начальник буду обращаться к вам по ИО – хотя бы по первости. Для соблюдения протокола, так сказать.
– Ну, раз так… Я понял. Да, конечно.
– Так, ну что, все поели? Тогда по коням!
И вожак повёл свою стаю в ареал постоянного обитания. Вернувшись в лабораторию, Семён Ефимович проверил орех – тот не подавал сигналов тревоги – и задумался: правильно ли он себя вёл за обедом с этим Егоровым? Дипломатично ли отказался называть его просто по имени, как тот хотел? Он же нормальный парень, да и «братки» хорошо его приняли… В душе сидела какая-то заноза. Откуда? Да оттуда – Щелкунова! Он вспомнил её признание, и вот что странно: испытывая к ней симпатию, однако не имея на неё никаких прав и вместе с тем веря, что она давно не испытывает к Егорову, лишившему её девственности, никаких чувств, Семён Ефимович всё равно где-то под кожей ощущал, что не может зажечь в себе тёплые эмоции к новенькому. Кстати, и в день прихода Егорова на собеседование Кац отнёсся к нему негативно, даже не предполагая, что между двумя этими людьми когда-то что-то было. Правда, глумиться тогда его заставил орех… Просто чёрт знает что. Вряд ли Егоров заслуживает такого отношения. Впрочем, за дело! Кац вспомнил про обещание, которое дал в пятницу Вовану. Надо занять новенького орехом. Только бы не испортил оборудование.
– Андрей Леонидович!
– Да…
– Ну что, всё вам наладили?
Егоров оторвался от просмотра программ на компьютере.
– Похоже, да, но надо на практике убедиться…
– Убедитесь. Но пока нет ничего срочного, работаем над текущими проектами. Я подключу вас позже, как только появится новый. А на сегодня задание будет такое. Вот знакомый предмет – продолжите начатое.
Кац подошел к столу Егорова, протянул ему орех и продолжил:
– Кстати, спектрометр, после того как мы извлекли эту штуку из-под планки, тут же заработал.
– Странно…
Андрей взял орех и стал вертеть его в руках.
– Честно говоря, я даже не догадываюсь, из чего это сделано. Может, намекнёте? Боралюминий? Арамид? Или хотя бы их частичное присутствие? А пропорции я сам постараюсь определить.
– Если честно, мы и сами не знаем, – подключился Вован. – Эта штука у нас оказалась случайно.
– Как это – случайно?
– Лежала у Семёна Ефимовича в машине на сиденье.
Егоров перестал забавляться игрушкой и взглянул на Каца.
– И у вас нет никаких догадок, откуда она?
– Никаких, – вздохнул завлаб. – Я тогда вот так с пылу – с жару дал вам её исследовать… Скажем, в качестве теста на профпригодность. Но беда в том, что мы и сами о ней на тот момент ничего не знали. Я её только-только в лабораторию принес.
– Это крайне интересно. И в машине не было следов взлома? В смысле – может, кто подкинул?
– Не было. Абсолютный чистяк.
– Интересно… А после меня никто не определял состав?
– Да руки не дошли. Текущие проекты и тому подобное… Я вот и хотел, чтобы вы занялись этим делом, а не половинили с ребятами уже начатую работу. Мы так только время потеряем: пока вас введут в курс, пока то да сё…
– Ясно, ясно. А с этой штукой, значит, мне даётся карт-бланш?
– Полнейший. Только если какой-нибудь прибор опять поведет себя неадекватно, сразу сигнализируйте.
– Ну что же… Всё это очень необычно. Сделаю что смогу.
– Только с холодной головой.
– Разумеется, Семён Ефимович.
И Егоров взялся за дело. Для начала он приступил к изучению руководств по эксплуатации ко всем приборам, гипотетически пригодным для анализа. Кац, который занимался отчётом о работе за прошлую неделю – завтра с ним надо выступать на планёрке, – время от времени бросал на новенького пытливые взгляды в тайной надежде, что у него что-нибудь получится. А Егоров подходил к приборам, открывал их и закрывал, осматривал со всех сторон и вертел туда-сюда, сверяя явь с инструкциями из брошюр.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70839460) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.