Станция
Георгий Викторович Протопопов
Что если однажды ты проснёшься на пустой, затерянной во времени и пространстве станции, и выхода нет?
Георгий Протопопов
Станция
Далёкий маячок её красной куртки мелькает среди деревьев. Или это только кажется ему? В глазах его плавают круги, клубами пепла летают чёрные точки; он задыхается и почти готов упасть в обморок. Но он не может позволить себе, о Господи, только не теперь. Потому что она где-то там, а он здесь, а между ними это.
…Деревья, и голые ветви, и серый свет. Только бы не упасть. Он спешит, пытаясь не обращать внимания на свою боль. Где же ты? Где ты?
…Это не должно приблизиться к ней, догнать её. Он должен догнать первым.
Иначе ни у кого из них нет шанса.
Иногда только думаешь, что проснулся.
Олег лежал на ребристой скамейке, и ему снилось, что он лежит на чем-то жёстком и неудобном, и спина его затекла, и он слышит непонятный, но удаляющийся гул, странную низкую вибрацию, и пытается проснуться, чтобы разобраться во всем этом. Он открыл глаза и приподнял голову, осознав при этом слабость во всем организме. Попытался подняться на локтях и понял, что не в силах сделать это. Рук он вообще не чувствовал. Вернее, не так: он ведь совершал ими какие-то движения и знал об этом, но это было похоже на то, как если бы он взмахнул резиновыми шлангами вместо рук. Отлежал, мать их… Он повертел головой, сонно моргая. Веки были тяжелыми. Неимоверно трудно держать глаза открытыми. Но ноги!.. С ногами, похоже, та же песня, что и с руками- их словно бы и не было. Становилось страшно. Олег попытался посмотреть вокруг. Взгляд никак не фокусировался, съезжал к переносице, но он различил огни над собой, убегающие куда-то в сторону, за пределы поля зрения. Ему показалось отчего-то, что это лампы – где? в цехе? В каком, к черту, цехе? Страх рос, вздымался волной, страх от ирреальности всего происходящего. Он махнул перед собой руками, этими неподатливыми шлангами и не увидел их. Всё было неправильно, странно. Сосредоточившись, он поднёс раскрытые ладони к самым глазам… но продолжал видеть огни. Вот тут его захлестнул настоящий ужас. Дикий, нечеловеческий. И он заорал. Даже завыл… И вдруг выдрался из сна. Как из омута, взаправду. В голове ещё звучал отголосок собственного воя, но он отлетал, как и кошмарный сон, в котором только что был и откуда… да, спасся. Пожалуй, в реальность этот крик так и не прорвался. А я прорвался, сказал себе Олег, чувствуя, как гулко, страшно колотится сердце. Дышал он так же трудно, всё тело похолодело от испарины, но Олег испытал ни на что не похожее облегчение. Потому что ощущение того, что его засасывает этот тёмный, грозный кошмар было до того всеобъемлющим.
– Ух, ты… – прошептал он, проведя влажной – настоящей и послушной – ладонью по мокрому же лицу. Рука дрожала. – Ух, ты… Вот это сон…
Действительно, кошмар. Такие только с похмелья… Страшным ведь был не сюжет – какой там, нахрен, сюжет, – а вот это ощущение ужаса, свои собственные ясные мысли по ходу сна. Бля, я умер! – вот это помнилось отчётливо, когда он вырывался из кошмара. Ну да ладно… Проснулся, и ладно.
Олег с трудом сел скамейке. Тело действительно затекло. Он посмотрел вокруг…
– Чёрт…
Сердце куда-то ухнуло, ужас, отступивший было, вновь проник в него- холодный и реальный- в съёжившейся мошонке, в животе, в груди, перехватывая горло, разливаясь кислотой во рту, сводя скулы. Олег не знал, где он. Не знал, и всё тут. Ни малейшего понятия.
Он встал на неверных ногах. Медленно повернулся на все триста шестьдесят градусов, широко раскрыв рот и даже не замечая этого. Опустил глаза, зачем-то заглянул в мусорную урну рядом со скамейкой: там валялись «бычки», стеклянная пивная бутылка, одноразовые пластиковые стаканчики, чьё-то недоеденное и ещё не растаявшее мороженое на палочке…
– Ясненько, – сказал Олег, только чтобы не молчать, ведь ни хрена не было ясно. Нет, в принципе, понятно. Это какая-то долбаная железнодорожная станция, и он проснулся на платформе перед путями. Было утро, похоже, раннее-раннее. Сероватый свет только намечал восход солнца, но было уже влажно, душно и жарко. Вокруг висел туман – испарения от земли, как после дождя, хотя ничего не говорило о дожде. В дымке хорошо были видны близкие и смутно угадывались дальние детали пейзажа. Напротив – несколько рядов пустых путей под высоковольтными проводами, но дальше застыл товарняк, вытянувшись над рельсами в обе стороны от Олега. Не совсем отчётливо, но Олег различал пустые, открытые платформы, вагоны, ряды грязных, залитых нефтью цистерн. А за спиной эта чёртова станция. Он снова повернулся к ней лицом. Старое здание из красного кирпича, двухэтажное, судя по двум крыльям, отходящим от центрального, с высокими окнами и двумя почему-то белыми колоннами выхода на посадку. Над этой центральной частью, над колоннами, над козырьком с круглыми часами, показывающими четыре часа и над окнами – большими чёрными буквами – название станции, оно же, скорее всего, и имя здешнего поселения – деревни, посёлка, или городка, кто его знает – «ПОЛЯ КАМЫШЕЙ».
Название не говорило ни о чём. Да, блин, их же хренова туча, этих самых названий.
Особенно когда на поезде едешь, столько их промелькнёт, всяких поселений, никогда и не запомнишь все, да и не увидишь, скорее всего, больше. Иной раз даже удивишься, что и здесь люди живут. Посмотришь: четыре дома, причём половина из них заброшены и полуразрушены, а нет же – вон свет горит, вон и стожки в поле – кто-то сено на зиму заготовил. Живут. А в самом вагоне из расписания движения запомнишь только самые крупные остановки, которые на слуху: Краснодар, Волгоград, Самара… Олег таким маршрутом и ехал. Это не надо было вспоминать, он об этом знал. Ехал с Туапсе до Уфы. В хорошем таком купейном вагоне на тридцать шесть мест, с кондиционерами, биотуалетами – все дела. Как же я здесь-то теперь оказался?.. Вот этого он не знал и не помнил. Глядя на здание станции всё с тем же выражением ужаса на лице, он пытался вспомнить все обстоятельства, предшествующие внезапному кошмарному пробуждению на этой конченой скамейке, в этом конченом месте, но в голове был такой же туман, как и вокруг. Попытался вспомнить название, было ли оно в расписании, но куда там. Похоже, остановочка из этих двухминутных, когда и не выходишь из вагона, может, только купишь что-нибудь через открытую дверь, какие-нибудь груши, или дыни, или орехи, да мало ли. Но я-то здесь, где бы там ни было, вот он я, и, чёрт, как же это произошло?.. Вопреки всему этому гадству, что творилось и в голове, и снаружи, Олег понемногу успокаивался, хотя только что его чуть ли не колотило от ужаса, он даже и не подозревал, что может испытать подобное состояние в чисто физическом плане. Но успокаивался всего лишь внешне. В глубине, где-то в самой глубине как будто что-то кричало и вопило, заставляя все мысли плавать и кружиться, ни за что не цепляясь.
– Поля Камышей, – прошептал он. Страшная сухость во рту. – Здрасте-нате.
Вот так, походу, и чувствуешь себя, оказавшись в жопе.
Ноги немного дрожали. Он беспомощно посмотрел на них. Босые ступни обуты в лёгкие кожаные сандалии. Остальная одежда – серые льняные шорты, белая футболка, ну и трусы, само-собой. Правильно, жара ведь. Так он и расхаживал по вагону, так выходил на перроны – покурить на влажной жаре, походить, не особо отдаляясь от своего вагона, посмотреть вокруг, что-нибудь купить у бабулек – холодной минералки, горячих пирожков, молодой отварной картошечки, малосольных огурчиков, всякого такого. Вот и сейчас кошелёк был при нём, Олег обнаружил это, засунув руки в карманы. В левом -пачка сигарет, в правом – определённо, кошелёк. Почему-то это показалось странным. Но сначала Олег достал сигареты. Полупустая пачка «Winston», а с одноразовой зелёной зажигалкой «Feudor» внутри. Достал сигарету, зажигалку, с жадностью прикурил, сделал пару глубоких затяжек, и тогда только вытащил бумажник. Открыл его, держа обеими руками, переместив горящую сигарету в уголок рта, прищурив один глаз от дыма. Сигарета придала его движениям спокойную уверенность. Ёлки-палки, деньги-то на месте! Всё здесь, по крайней мере на первый взгляд. Вот купюры, вот мелочь в другом отделении, сюда воткнуты дисконтные карты различных гипер, – и супермаркетов, одна кредитка «Visa». Это хорошо, конечно, но отчего-то и пугало. Неправильно ведь оно как-то. У Олега было закралась мысль, что во всём виноват сучий клофелин или ещё какая подобная пакость. Что ещё тут подумать?.. При нашей-то людской доброте. Бывает же: подсунули что-то, вырубился, очнулся и не помнишь нифига. А то и вовсе всё забыл: кто ты, где ты, что ты, какой вообще год. Сколько таких историй Олег видел по телику, про какую-то психотропную хрень, когда люди приходят в себя именно на ж/д путях, именно на вокзалах, а потом их ложат в больничку, дают случайные имена, и они лежат без памяти, тоскуют и ждут, чтобы кто-нибудь их нашёл. Грешным делом, Олег подумал, что и с ним та же история. Но память была всё ещё при нём, во всяком случае, большая её часть, и вот теперь оказывается, что и бумажник на месте. Кошелёк-то особенно не укладывался в дикую, но, в принципе, логичную эту картинку. Если бы одурманили, по-любому «хлопнули» бы, да?.. А они не сделали. Значит, что? Не было никаких «их» ?.. Вот по этой карточке, например, всяко-разно не трудно было бы выяснить, кто ты есть, даже если очнулся с глубочайшей амнезией. Да уж…
Стоп, а телефон!
Олег судорожно, как не раз до этого, когда, бывало, спохватывался (а где «мобила»?), хлопнул рукой по заднему карману шорт. На месте, слава богу!.. Расстегнув «молнию» на кармане, он достал телефон – старый добрый «Sony Ericsson», не из новых, без всяких там сенсорных наворотов. Телефон работал, но два момента сразу расстраивали: зарядки оставалось четыре процента, а главное, на экране вместо названия оператора связи – «MegaFon» – было написано: «Нет сигнала сети».
Какого хрена нет сети? Собственно, бывает, что «глючит». Если выключить «сотик», перезагрузиться, может, тогда «сеть» появится? Возможно, но батарейка на экране пустая, с угрожающе красной чёрточкой, скоро телефон и сам вырубится, а если перезагружать, он, чего доброго, и вовсе не заведётся – вся зарядка на поиск «сети» уйдёт. Поморщившись, Олег сунул мобильник обратно в задний карман, застегнул «молнию».
Так, и что теперь делать?.. Где-то там в поезде уехали все его шмотки: дорогой чемодан на колёсиках с выдвижной ручкой, а также небольшая сумка через плечо, где помимо всякой хрени вроде цифрового фотоаппарата, дезодоранта, ключей, нескольких пачек сигарет, прочей мелочи, лежал и паспорт. И это очень и очень обидно. Вещи его где-то едут, наверное, а сам он вот здесь. Как же так-то?..
Ладно, что последнее запомнилось? Ну, ехал… Ехал. Чёрт, в голове сплошная мешанина! Краснодар проехали, по-любому. Горячий Ключ, потом Краснодар и ещё куча всяких посёлков, вот таких же грёбаных вокзальчиков. Но на каждой остановке были люди, много людей, занятых своим нехитрым бизнесом, встречающих каждый поезд в надежде продать кто что может – в основном еду и питьё. Так, дальше… Ночь в купе Олег проспал, спокойно и безмятежно, убаюканный мерным покачиванием состава. Весьма странно, но к нему так никого и не подсадили. Три места пустовали, Олег занимал купе один, чему, собственно, был рад и с некоторым напряжением ожидал соседей на каждой остановке. Не то, чтобы он так уж возражал против общества, если что, но мало ли кого «подселят». К тому же билет у него был на верхнюю полку, место номер одиннадцать. Кстати, странно. Нижние места, получается уже были проданы? Ладно, это сейчас не самое важное. Ночь… дальше… Просыпался?.. Ну да. Конечно, просыпался. И дальше ехал. Пил чай, заваривал лапшу, ел, таращился в окно, наблюдая пейзажи, всё как обычно, но вот где-то здесь, на каком-то участке в продолжении этого второго дня пути всё и оборвалось. А где именно, и не скажешь, как ни напрягайся. Всё смазано. Как-то вдруг: этот дурацкий кошмар, в котором думал, что не спишь и тяжёлое – рывком – пробуждение к настоящему, которое оказалось ещё хуже всякого кошмара.
Но это всё неважно. Надо шевелиться, надо что-то делать, не стоять же здесь столбом. Для начала пойти на вокзал. Менты же должны там быть, или кто ещё. Так и так, мол, а дальше видно будет.
Олег не хотел себе признаваться, но само здание вокзала внушало крайние подозрения, как ни крути. Что-то с ним было не так, и здорово не так. И вдруг он понял. Конечно же. Ни одно окно не светилось, а ведь не настолько уж рассвело. Света не было вообще нигде, а Олег наивно полагал, что железная дорога живёт круглосуточной жизнью, хоть и по московскому времени. Не горели фонари вдоль путей, и светильники у здания рядом с клумбами тоже не работали. Ну да, утро, но тем не менее… а может, отключение где-то, авария какая-нибудь?.. Ага, блин, именно сейчас. Нет, здесь что-то… Олег нахмурился, осознавая в каком напряжении находится всё это время и, глядя в тёмные окна, понял ещё одно: тишина. Абсолютная, мать её, тишина. Пустая, аж до звона. Он сделал шаг в сторону, и шаг получился неловким, его заметно качнуло. В этой тишине он был совершенно один, это как-то сразу стало понятно, но чтобы поверить в такое… Все спят или что? – спросил себя Олег. Или я сам не проснулся? Во сне-то тоже думал, что не сплю. Ну нет, реальность происходящего сомнений не вызывала, Олег в этом, пожалуй, разбирался. Недавний кошмар далеко не первый такого рода. После пьянки случается похмелье, а когда оно проходит, начинаются, как он это называл, «отходняки». Всё вокруг пугает, а спать и вовсе страшно ложиться – весёленькие приходят сны. А самый страшный кошмар, как понимал Олег, для него тот, когда всё кажется обычным и реальным, и действительно думаешь, что не спишь, и вдруг в эту реальность вкрадывается какая-нибудь мелочь, которая напрочь её ломает. И сразу за этим – ужасное пробуждение. Вот и в этот раз он проснулся таким же образом. За некоторыми исключениями: похмелья у него не было (по крайней мере, уже не было), неоткуда было взяться и «отходнякам», а во-вторых, эта чёртова реальность ничуть не утешительнее недавнего кошмара, так же как будто сломана непонятной, но существенной мелочью, так же стремится вынести мозг, ждёт, чтобы он начал орать как резаный – слепо, ничего не соображая, без остановки. И тем не менее, Олег знал, что это всё настоящее, и крик тут не поможет. Всегда знаешь, когда реально проснулся, и нечем уже себя успокоить – всё так, как оно есть.
Однажды Олегу приснилось, что он пытается уснуть в своей постели, а ему мешает включенное радио в комнате. И вот он лежит, слушает всякие новости, но встать и выключить радио – лень. А когда пошли песни, Олег внезапно и отчётливо вспомнил, что никакого, нахрен, радио в комнате не было и нет. Вот тогда его тоже объял дикий ужас, и потом он проснулся. Кошмар ведь? В понимании Олега это бесспорно было так. Тогда тоже сердце бешено колотилось, и дыхание никак не могло выровняться, но проснулся он в той же самой постели, и радио не было, и всё было нормально, и Олег знал, что проснулся. Как и сейчас. Только вот теперь всё было ненормально. Вот и вся разница между сном и явью – так сразу и не просечёшь, есть ли она вообще, эта разница.
Олег, словно пытаясь настроить себя на что-то, агрессивно провёл ладонью по коротенькому ворсику белесых волос – недавно брился налысо, после чего некоторое время ходил, как кто-то выразился, в этакой «белой шапочке для плавания» над загорелым лицом. Теперь волосы немножко отрасли, и их колючее и более чем реальное прикосновение к ладони настроило наконец Олега на решительный лад.
– Пойду, – сказал он себе.
Особых вариантов не было, и Олег пошагал к вокзалу. Прошёл мимо огороженных клумб, мимо неработающих фонарей и мимо пары разлапистых елей, поднялся на две широкие каменные ступени и остановился перед остеклённой двустворчатой дверью в старинном стиле – дерево и латунь. Зачем-то оглянулся назад: серо и туманно, но восход явно близился, вроде бы и туман редел, или это только кажется?.. Там, за путями, за тем застывшим товарняком угадывались невысокие, заросшие лесом горы, и было такое чувство, что скоро именно из-за них покажется краешек солнца, окончательно рассеет туман, а заодно, хотелось бы, и весь этот бред.
А за дверью… а вот там было темно. И нарастало ощущение пустоты, бесконечной, всеобъемлющей. Тишина кругом, абсолютная и убийственная, без единого шороха, без хоть вот такусенькой птички там или сверчка, или легчайшего порыва ветерка, стократ усиливала это ощущение. Если бы не слышал себя, то, как далеко, отчётливо, но при этом будто призрачно разносятся звуки в тумане, можно было бы подумать, что оглох.
Да насрать на всё. Олег толкнул дверь, взявшись за отполированную деревянную с латунными вставками ручку, толкнул ещё раз, потом потянул на себя. Одна створка легко и бесшумно открылась, без всякой там пружины или доводчика. В это мгновение Олег почувствовал, как замерло в груди сердце, словно перед каким-нибудь экстремальным поступком – прыжком с парашютом или чем-то вроде, и подосадовал на себя за секундную вспышку страха. Атмосфера, конечно, способствовала, но всё же, можно ведь держать себя в руках. А-то прямо как в детстве. Помнится, любили они пацанами лазить во всякие такие заброшенные дома, ждущие сноса, играть там в вампиров, зомби, во всё, что в голову придёт, лишь бы был адреналин. Сами нагнетали в себе и друг в друге атмосферу зловещего страха, когда всё вокруг становится пугающим и загадочным. Там, за выбитыми окнами – обычная жизнь, и солнце, и люди, а здесь уже всё иначе, другой мир, оторванный от настоящего. Однажды Олег чуть не обосрался, когда случайно поймал взгляд одной актрисы с плаката на стене. Самому потом было смешно, но страх в тот момент окатил его самый что ни на есть животный. Вот до чего можно довести себя. Он и сейчас чувствовал нечто подобное и решил, что такой настрой никуда не годится. Не стоит себя накручивать, пользы это не принесёт никакой. Это долбаная реальная жизнь, и чудес в ней не бывает. Просто это – богом забытое место, и живут здесь по своим дурацким законам. Им нечего здесь делать с утра, они и дрыхнут.
Где-то внутри Олег, конечно, понимал, что едва ли всё так, но старался гнать от себя неконструктивные мысли. Вред от них, сплошной вред. Всё выяснится, так или иначе.
И, чуть, впрочем, помедлив, Олег шагнул внутрь здания и сделал несколько как бы уверенных шагов. Остановился, заозиравшись. Было здесь, само собой, темно и как-то даже душно, но серый свет, льющийся из-за двери и сквозь высокие окна, позволял кое-что рассмотреть. Не полная темнота, а густой такой сумрак. Олег кашлянул, и звук отозвался гулким эхом. Эта – центральная – часть станции являла собой, как он и ожидал, довольно таки просторный зал ожидания с очень высоким в два этажа потолком, с несколькими рядами пустых металлических в сетку кресел. Судя по этому залу, посёлок тут должен оказаться более-менее приличным или был таковым когда-то, в советские ещё времена.
Но тишина здесь казалась ещё более зловещей, чем снаружи, она словно бы струилась вокруг, отзываясь шелестящим эхом на каждое движение. Было жутковато стоять в подобном месте, в гулкой пустоте; неуместными и странными казались даже три люстры на потолке, массивные в старом стиле, как бы не бронзовые, таких уж и не ставят давно нигде. Может быть, эти самые люстры, и пустое сумрачное пространство, и высокие окна пробудили в Олеге ощущение, что он оказался внутри храма. Заброшенного, покинутого. И он один здесь, совершенно один, а это в сто раз страшней – переживать свой кошмар в одиночку, неважно во сне или наяву.
И тогда Олег крикнул. Не что-то конкретное, а так – проорал непонятную самому бессмыслицу, лишь бы привлечь чьё-либо внимание, что-то изменить вокруг. Сразу почему-то вспомнились «америкосы» со своими глуповатыми «энибадихоумами». Кто в этом проклятом доме может быть?..
Эхо прокатилось по залу и смолкло. Олег вдруг подумал, что его даже и не удивляет ничто. Появилось чувство собственной отстранённости, как будто сработал некий защитный механизм, сделав мозги слегка пришибленными, туповатыми, что ли. Объективная реальность треснула как жопа, это было очевидно и уже вроде как дошло до сознания.
– Мудаки все! – прокричал Олег. – Пидарасы! – громко, во весь голос, а потом вслушивался в эхо, а затем – в тишину. Нет, всё-таки жесточайшее нервное напряжение никак не отпускало, несмотря на внутреннее отупение, или лучше сказать – онемение.
По обе стороны зала смутно виднелись двери, ведущие в неведомые коридоры, возможно служебные, но Олег уже наверняка, со всей чёткостью понимал, что и там никого нет. Впереди тоже двери – такие же большие и остеклённые, как и за спиной, через которые он вошёл. Это, надо думать, центральный вход на вокзал. Туда Олег и пошёл, продолжая дорогой вслушиваться в тишину и всматриваться в обстановку. Вдоль левой стены расположились окошки – видимо, кассы и всякое такое, а по правую руку различались пара будочек – какие-нибудь ларьки или что там, а также, аккурат между будок, большое табло с расписанием маршрутов – обыкновенное, не электронное, даже без этих механически перещёлкивающихся букв, а просто напечатанные надписи под стеклом, которые в сумраке невозможно было разобрать. Да и не надо. Сейчас это не было столь важным. Мимоходом подмечая окружение, Олег в крайней спешке перемещался по залу, стараясь не сорваться на бег, потому что вот это и казалось ему сейчас важным – не побежать. Он подумал: я закричал, а крик хер там вырвал меня из кошмара, как раньше. Как вырваться из того, что наяву?
Потолок в центральной части поддерживали две колонны – такие же, как и снаружи у выхода на платформу, как бы символически разделяя зал на две половины. Если провести через колонны мысленную линию, окажется, что одна будочка-ларёк по эту сторону, вторая – по другую, а табло-расписание – как раз на оси. Люстры тоже: первая в одной половине, третья в другой, а вторая – в центре зала между колоннами. Не вокзал, в натуре, а храм какой-то. Олег шагал между рядов кресел, шаги его по мраморному полу звучали вроде как и не громко, но за ними летело, как тёмный плащ на ветру, шелестящее эхо, словно подгоняя Олега в спину и, когда он проскочил между колоннами, стало уже почти невозможным сдерживаться, но всё-таки, пересилив себя, он не побежал. Но когда дошёл-таки до двери, дышал как после долгого бега. Впрочем, в таком стрессе, да с лёгкими курильщика, да при несколько излишнем весе (девяносто один килограмм, не то чтобы толстый, но «пивной живот» и всё такое) чему тут, собственно, удивляться. По бокам побежали струйки пота, на лбу выступила испарина. Зал создавал впечатление холодного и мрачного, но здесь становилось душно. Даже не переведя дух, Олег с силой толкнул дверь. Толкнул ещё раз, сильнее, потом дёрнул на себя. Дёрнул несколько раз, с каждым разом всё истеричней, затем пнул её сандалией, больно ушибив большой палец босой ноги.
– Ох, ты, блядство какое!
Это уже, мать вашу, слишком. Просто-таки через край. В Олеге забурлила злость. Не обращая ни на что внимания, он рванул обратно через зал к ближайшему креслу с твёрдым намерением схватить его и высадить нахрен все стёкла.
Но это оказалось не так просто. Кресла в каждом ряду мало того, что были соединены между собой, так ещё и прикручены к полу. Олег даже не сразу это понял в своей ярости. А когда дошло, вся злость резко куда-то схлынула. Теперь он совсем уж задыхался, как выброшенная на берег рыба. Пот градом катил с него, ноги подкосились, и Олег буквально упал в то кресло, которое только что пытался вырвать. Взгляд его сделался затравленным. С трудом хватая ртом застывший как масло воздух, тем не менее он полез рукой в карман своих просторных ниже колен шорт и достал пачку сигарет. Вытряхнул одну, достал зажигалку, прикурил – огонёк так и плясал в руке. Посидел так, тупо глядя на вихрения дыма от его тяжёлого, неровного дыхания, потом, уже докурив сигарету до половины, посмотрел в сторону двери.
Дверь была в центре, над нею до самого потолка окно, и такие же, только уже почти от пола – по сторонам. Там ещё, под этими окнами по бокам двери стояли две скамейки, может быть, вяло подумал Олег, они не прикручены. За окнами – серый свет; различались деревья в редеющем тумане. Кажется, правда светает, или глаза привыкли? Щелчком Олег отправил окурок прямо через зал, не озаботившись его перед этим потушить. Огненная чёрточка в полумраке.
Но ведь так не бывает. Так вообще не бывает. В кино, в книгах, в игрушках, но не в жизни. Только не в жизни. Да, столько об этом создано, обо всяких чудесах, невероятных мистических событиях, разнообразной фантастики, что можно подумать, что и в обыденной жизни нечто такое возможно. Но вот уж фигушки. Дело в том, что всё это придумано. Сочинено людьми. По-настоящему-то всё не так, по-настоящему всё как всегда, и ничего такого. Олегу подозрительны были люди, говорящие, что вот, мол, их посещают пришельцы там или призраки, или ещё какая нечисть. Понятно же, что люди эти живут в воображаемом мире, если верят в подобную чушь. А уж как верят – может случайно разок «заглючили» и прониклись, а может, полностью шизанутые, – это их дела. Их собственные миры. Конечно, должно быть и непознанное, но всё ведь можно исследовать, а если что-то происходит только в твоей голове, а остальные встают себе по утрам, ходят на работу, ездят, блин, в отпуск – это что? Ладно бы там в детстве. Тогда ещё можно верить. Теперь же можно только не понимать. А объяснение должно быть простейшим, как учил добрый Оккам.
Здесь никого нет, просто потому что… а почему, сука?.. Ничего такого не шло в голову, что расставило бы всё по местам, успокоило наконец. Никакого хоть зачуханного объяснения.
– Будем искать, – сказал Олег, как Никулин в том фильме, с той же интонацией. С этими словами он встал и пошёл обратно к двери, похожий на неуклюжего робота. У двери так же механически повернул в сторону, с совершенно спокойным лицом подошёл к ближайшей скамейке, поднял её за один край, поставил на попа, развернул и тут же, не думая, уронил железными ножками на стекло окна.
Бум! И ничего не произошло. Окно осталось целым. Скамейка осталась стоять, прислонённая к стеклу. Олег скрежетнул зубами.
– Что ж ты делаешь, тварь! – прошипел он.
Вторая попытка. Откачнул скамейку назад и жахнул снова, вложив в её движение всю свою силу и энергию. Но результат был тот же. Громкий стук, жуткое эхо, а стеклу хоть бы что. Словно ударил железом по железу – такой же эффект и почти такой же звук. Бронированное оно, что ли? Полнейший и абсолютнейший бред. Но, в свете всего происходящего… Несуразности, похоже, накапливаются как снежный ком. Наверное, самое лучшее сейчас не задавать вопросов, принять пока что всё как оно есть, «до выяснения», как говорится. Это было бы здраво, да? Где только взять эту здравость.
Нафига мне вообще эта дверь, это окно? – вдруг подумал он. Можно же просто обойти с той стороны. Дебил, вот дебил! Да уж, какая здравость… И сразу же Олег осознал, что не может больше оставаться здесь, в душном сумраке, в огромной, но давящей пустоте. Ни секундочки. Почти что паническое чувство. Отчётливая тревога из тех, что подымают шерсть на загривке. Словно бы и само пространство внезапно сузилось вокруг него, угрожающе нависая. И Олег побежал. Как давненько уже не бегал. Тревога гнала его через зал, толкая в спину, делая слепыми глаза, но в правильном направлении – к незапертому выходу. Олег буквально вломился в дверь (и хорошо, что она открывалась в ту сторону), вылетел под козырёк, соскочил со ступенек, и вот он вновь на платформе, на улице, не взаперти. Да уж, если бы и эта дверь оказалась вдруг запертой или не поддалась сразу, хрен знает, что было бы с Олегом. Но сейчас он остановился и, несмотря на тяжесть своего дыхания, наслаждался воздухом. Тёплый и влажный, он казался ему свежим, напитанным удивительными запахами.
Обойти это грёбаное здание, чего проще. Даже если там забор, а может, и нет никакого забора, с чего бы. А может, и есть, какая, хер, разница?
И в этот момент (в самый, так его, подходящий!) в заднем кармане коротко отзвонил телефон. Олег чуть не подпрыгнул, а сердце так точно скакнуло до самого горла. Судорожно всхлипнув, он дёрнул «молнию», чуть не оторвав её, застрял рукой в кармане, кое-как достал телефон – вверх ногами, перевернул, едва не уронив.
«Внимание! Аккумулятор разряжен», – гласила надпись на экране. Всего-то.
Олег хохотнул. А потом заорал в трубку:
– Ах, ты, сука блядская! Я и так знаю!
Яростным движением он запихнул телефон обратно.
– Валить отсюда, срочно.
Бежать он уже не мог, хотя желание было огромным, а поэтому пошёл, вернее, побрёл, чуть ли не шаркая, к левому углу здания. Дальше вдоль платформы тянулась глухая задняя стена какого-то бокса, но между ней и вокзалом виднелся просвет, кажется, дорога. Точно дорога, Олег увидел это, обогнув невысокую оградку с клумбами, подъездная дорога, выходящая на площадь по ту сторону станции. Из-за угла показалось ещё одно здание, невидимое раньше – маленький красный кирпичный домик с большой и даже сейчас различимой надписью: «Пиво. Напитки. Сигареты». Почти сразу за магазином дорога перекрыта простеньким шлагбаумом – полосатая «палка», оранжевая тумба. Никакого забора. Олег даже усмехнулся. Стоило там долбиться, да?
Проходя между магазином и торцевой стеной вокзала, Олег вдруг замер. Повернул голову к магазину. Переполненная урна у входа, «бычки», щедро разбросанные по земле, железная запертая дверь, пара забранных решётками окошек по сторонам, и то, что привлекло его внимание – красный светящийся глазок сигнализации над дверью.
– Напруга есть, – пробормотал Олег, как-то даже успокоенный. Словно простой этот факт расставил всё по местам. И сейчас он выйдет на площадь, посмотрит там по сторонам, определится уж как-нибудь.
Он обошёл шлагбаум, легонько хлопнув по нему ладонью, сделал ещё несколько шагов. И вот площадь раскрылась перед ним, будто нечёткая фотография в дымке тумана. Он видел деревья за ней, за деревьями – дома, одно-двухэтажные, с белыми фасадами. Но пусто, кругом пусто, если не считать одинокого минивэна, замершего в конце площади, у деревьев. Ещё несколько шагов.
Он почти вышел на площадь, но тут началось странное. В глазах стало темнеть, не просто темнеть, а мерцать, как если бы он смотрел фильм на старом, бобинном ещё кинопроекторе, и скорость воспроизведения плёнки замедлилась, распалась на отдельные кадры с периодами абсолютной темноты между ними. А ноги враз сделались вялыми, ватными, непослушными. Руки тоже повисли как плети. На ум сразу пришло недавнее пробуждение. Ага, подумал Олег.
И упал, попытавшись сделать ещё один шаг. Знакомое паническое чувство захлестнуло его, совсем как в том кошмаре, но, странное дело, рассудок оставался ясным, отстранённым, позволяя мыслям течь в почти что спокойном ритме. Вполне осознанно Олег решил закричать. Это, по крайней мере, оказалось ему подвластным. И он орал, вопил, выл, слыша себя как будто со стороны, ожидая, что сейчас этот истошный крик, как некий отработанный и надёжный механизм выдернет его из затянувшегося, чересчур натуралистичного… сна?.. Собственный неузнаваемый голос, разносящийся в пронзительной до звона тишине пугал даже больше, чем внезапный паралич, бросивший его на прохладную ещё брусчатку.
Но очень скоро горло перехватило до хрипа, лёгкие уже совершенно не справлялись. Олег замолчал. Некоторое время рот его продолжал беззвучно вопить, пока эти судороги не перешли в тяжёлый, надсадный кашель. Который, в свою очередь, вызвал рвотные спазмы. И Олега вырвало. На прямоугольники брусчатки в сантиметрах под щекой. Впрочем, несильно – желудок оказался пуст, только слюна и горькая желчь. Никакой это не сон, подумал Олег, содрогаясь всем телом, пытаясь унять позывы. Никакой, сука, не сон. Да ведь он и так это знал. Знал абсолютно, в рот его, наверняка. Только почему это происходит? Почему с ним? Как вообще такое случается? Как такое говно возможно?
Тошнота понемногу улеглась. Олег лежал на боку, тихонько постанывая, смаргивая слёзы с ресниц. И обнаружил, что может шевелиться. Не паралич, а слабость. Дикая, необъяснимая слабость, какая вот именно во сне и бывает. Но шевелиться он может. Задыхаясь, рискуя вызвать новый приступ тошноты, Олег стал отползать, извиваясь, похожий на большого жуткого червяка. Совершенно инстинктивно двигаясь туда, откуда раньше пришёл – в сторону шлагбаума. И с каждым движением он чувствовал, что силы возвращаются к нему. Вот он уже пополз на карачках и понял, что сможет и встать, но, вместо этого, сел на задницу, уронил руки между расставленных ног и замер.
По всему телу пробегали волны частой мелкой дрожи. Сел он спиной к шлагбауму, так до него и не добравшись, лицом к площади, осознавая потихоньку, что она для него недоступна. Либо он один из этих чиканутых, либо… либо что?..
Либо это и вправду творится. Про себя Олег знал, что он нормален. Выходит, что? Правы все те, общающиеся с НЛО, высшими сферами, чем ещё? Вот уж нет. Сейчас он ещё больше был в этом уверен. Просто… иногда, выходит, это случается по-настоящему. Чудеса, мать вашу. И почему-то с ним. Злые, тёмные чудеса. Наука, в принципе, допускает. Непознанного навалом во Вселенной. Слышал же краем уха про всякие там теории струн, суперструн. Сколько там измерений, или как их? Может статься, и его, как это, компактифицировало в одно из этих измерений или вместе с ним? Фигня, конечно.
Блядская ситуация, хоть там что.
Во всяком случае, он не сумасшедший и он не спит. Будем считать, что это так. Неожиданно, ох как неожиданно всё происходящее, но приходится действовать в этой новой реальности. И жить. Продолжать жить, что там ещё? – бороться. Чё-то там «искать, найти и не сдаваться». Возможно, ответы найдутся. Возможно, простые ответы.
Олег вдруг поймал себя на том, что ему мучительно хочется заплакать. Просто-таки зареветь навзрыд. Всё это поднималось в нём: тоска, страх, потерянность, но тоска больше всего; дикая жажда вернуться в привычное бытие, чтобы не было такого. Это настоящее его пугало. И здорово пугало. Потому что сам страх был необычным – не страх чего-то конкретного, боли или, к примеру, каких-нибудь потерь, а настоящий первобытный ужас перед неведомыми силами. Изначальный, грозный, ошеломляющий. Детский, одним словом.
Успокойся, сказал он себе. Сопля. В этом году тридцатник. Заплачь ещё тут.
Надо бы покурить, подумал он. Но даже не шелохнулся. Он смотрел через площадь куда-то в даль, толком и не доступную взору из-за тумана. Смотрел ни на что. Подумал, что надо сделать ещё попытку. Прорываться с боем, так его и растак. Но такая мысль не радовала. Это ещё мягко сказано. Там, лёжа на земле всего-то в нескольких шагах вперёд отсюда, несмотря на охватившую его панику, как-то не было времени по-настоящему осознанно испугаться. А вот сейчас страх превратился в величину почти что физическую. Как ноющая зубная боль, отдающаяся толчками в висках. Это было выше его сил. Он встал (очень даже резво) и попятился, не отрывая глаз от небольшого тёмного пятна собственной блевотины, пока не упёрся задом в шлагбаум. Вздрогнул от прикосновения. Перешагнул через препятствие, хотя легче было обойти и побрёл обратно к перрону, оглянувшись только ещё один раз. Там всё было без изменений.
Олег остановился напротив магазинчика и решил, что хочет пить. Но чёрт, он под сигнализацией, а железная дверь и решётки на окнах выглядят очень внушительно. Не стоит и пытаться. И всё же он попробовал. Подошёл, подёргал, постучал. Обошёл квадратный домик в надежде, что с обратной стороны есть «чёрный» вход, который действительно там оказался, но и он, естественно, был заперт. Олег невесело усмехнулся. Попрятались, суки. Ладно, перебьёмся. Пока терпимо.
Олег вернулся на перрон, но свернул не к станции, а направо от магазина, пошёл вдоль задней стены бокса, пошёл прочь. Станция удалялась. Слева на дальних путях тянулся, как некий забор, товарняк, и конец его терялся где-то за туманом и изгибом путей. Остальные рельсы были пусты. Справа – серебряно-серая стена бокса, дальше за ним – ещё какое-то строение, вытянутое и одноэтажное. С каждым шагом в Олеге росло внутреннее напряжение. Такое бывает, когда тебе сделали болючий укол, и ты ждёшь второго в это же место. Но случилось не то, чего он ждал. Внезапно свет изменился, и Олег увидел, как всходит солнце. Примерно там, где он и думал – впереди слева, из-за гор. Олег остановился, наблюдая как бледнеет туман, как золотисто-розовый свет струится вокруг, проявляя все предметы, бросая чёткие тени, как наступает настоящее утро.
Хоть что-то, блин, так, как оно и должно быть. Земля, значит, не «наткнулась на небесную ось». Это боже мой, как хорошо. А день, по всему видно, будет ужас каким жарким и абсолютно безоблачным. Показавшись из-за зелёных вершин, солнце взбиралось на небосвод быстро и уверенно, буквально на глазах, образно говоря.
Ну так и мы пойдём. Олег возобновил движение.
И сделал ровно два шага.
И снова упал. Неожиданно, внезапно, без всякого предупреждения. Упал как подкошенный, больно ударив колени и плечо. Как-будто просто его выключили. Не сознание, но весь вестибулярный аппарат, все двигательные функции. Мышцы опали как верёвки без натяжения.
Олег лежал молча, солнце слепило ему глаза, на лице выступили крупные и холодные капли пота. Он видел, как рвётся и редеет туман в лучах света, видел грязно-серый бетон платформы, видел только то, что вблизи, всё остальное тонуло в золотом сиянии. Не было страха. То, чего он боялся произошло, и страха уже не было. Мысли были ясными. В этот раз он не собирался кричать. Хватит, накричался уже. Нарыгался, вдобавок.
Ничего не хотелось. Полежать, надо немного полежать. Может, поспать?.. Просто полежать. Плечо ныло, но не так уж, а вот колени болели обжигающе – возможно, рассадил в кровь. Лежать тоже не хотелось. Только вот тела своего, за исключением ушибленных мест, он почти не чувствовал.
Жестковато, бля, подумал он. Нихрена, как это всё тут…
Он попытался пошевелиться, бессмысленно засучил всеми конечностями, как упавший на спину жук. Руки двигались, ноги двигались, как будто под водой, но двигались. Вот так, значит. Словно фотовспышка, отдавшая всю энергию в едином импульсе, а потом медленно заряжающаяся. Олег немного и почти что спокойно подумал обо всём этом, полежал ещё, как бы ожидая, когда на зарядке вместо красного огонька загорится зелёный, а потом решил продолжить путь. Вперёд, а не назад. Дальше, куда шёл. Хоть ползком, хоть по рывку за раз.
Но не смог. Только приподнялся на руках и тут же опять рухнул на том же месте, не продвинувшись вперёд ни на сантиметр. Попробовал оттолкнуться ногами, но ступни стали ватными, хотя и продолжали шевелиться, бессильно шоркать по бетонке. Тогда он попытался подтянуться назад, отталкиваясь руками от себя, изгибаясь всем корпусом.
И вот это ему удалось. Сила возвращалась. Вот он уже сидит, смотрит на свои колени, задрав штанины шорт. Так и есть, ссадины. Лёгкая ткань штанин пропиталась кровью – два маленьких пятнышка, – но каким-то образом не порвалась. Что теперь? – спросил он себя. Физически он чувствовал себя почти нормально, только голова немного кружилась, а так – бывало и хуже. Мышцы снова стали послушными, как и не было ничего.
Это даже уже не смешно. Не пускаете, да? Твари паскудные. Олег со злостью глянул за невидимую черту, которую не мог преодолеть, словно действительно за всем этим стояла чья-то злая воля. Кто, блин?.. Или просто слепая аномалия, в нарушение всех привычных законов бытия? Я вообще где?.. Всё хуже и хуже. А вроде и солнце, и вообще…
С кряхтением Олег поднялся на ноги. Тупик. Конец пути. Я, может, в какой-то компьютерной игре, лежу где-нибудь подключённый, как в той «Матрице» ?.. Возможно такое? Да уж, куда там. Или я в натуре сплю? И тоже хрен там.
Или я, бляха, помер?..
Олег на секунду прислушался к себе. Нифига подобного. Это бы, наверное, чувствовалось, а иначе какая разница. Короче, херов тачку. Одни непонятки кругом. Олег понял, что дай ему сейчас любой готовый ответ – так, мол, и так, парень, с тобой такая вот именно фигня приключилась, и никакая другая, – то это ничего не изменит. И ничем, сука, не поможет. Однохерственно выход искать надо.
Вон туда можно пойти. Олег посмотрел на товарняк. Метров сто до него. Оглянулся на станцию. Примерно так же. Меньше всего ему хотелось испытать всё это в третий раз, да ещё при этом упасть куда-нибудь на рельсы, но что делать. Олег тяжко вздохнул, потом оскалился как зверь и спрыгнул на грязные почерневшие шпалы. Ощутимо несло мазутом, которым всё было пропитано – щебёнка, шпалы, только рельсы зеркально блестели, – значит, поезда здесь ходят, и довольно часто. Утешительно, бля. Конечно, я-то ведь сюда на поезде приехал. На поезде же? Чёрт, да тут уже во всём можно усомниться. Абсолютно во всём. Ничего нормального не осталось. Всё враздрай.
Олег вздохнул ещё раз и пошёл пересекать пути. Идти было как-то неприятно, казалось, что под ногами скользко, а местами какой-нибудь камешек ощутимо колол через подошвы сандалий. В какой-то момент, когда Олег перешагивал через очередные рельсы, телефон в кармане опять коротко пропиликал. Сейчас это его так не испугало, хоть он и вздрогнул от неожиданности. Он достал телефон, включил, успел увидеть предупреждающую надпись с тревожным восклицательным знаком, а потом появился логотип «Sony Ericsson», тут же свернулся, уносясь вдаль, и экран потемнел.
Плохо, блин, очень плохо, подумал Олег, глядя на мёртвый и бесполезный теперь телефон. От него и так немного толку было без сигнала сети, но мало ли… Можно было бы камерой поснимать и посмотреть, на самом ли деле вокруг вся эта хрень, которая ему видится. Может быть, сигнал бы появился. Всё равно как будто ещё одна ниточка оборвалась, связывающая его с настоящей, раньшей жизнью. Всё против человека.
Олег сунул телефон обратно и пошёл дальше. Решительно, почти агрессивно. Дошёл до поезда, остановился, глянул в обе стороны. Длиннющий, зараза. Ни головы, ни хвоста не видать. Олег стоял напротив цистерны с чёрными нефтяными потёками – отчётливый промышленный запах в нагретом воздухе. Довольно привычный запах. Олег кашлянул, присел и полез под цистерну.
И не вылез с другой стороны. Лежал там, глядя на рельсы, на колёса, на мощные пружины, без сил, но не чувствуя никакого удивления. Немного пришёл в себя и попятился обратно. Выкарабкался из-под цистерны, распрямился. Вся одежда перепачкалась. Шорты, майка – на белом чёрные пятна были особенно заметны. Вывалялся как свинья. Думал, в сказку попал?
Но Олег уже как бы даже и не обижался. Знал же ведь, что так будет. Человек такая тварь, что ко всему привыкает.
Пойду-ка я обратно к станции, а там посмотрим. Ещё не все стороны я проверил, где-то может быть и выход. Ему представилось, что он сам и станция (станция в центре) накрыты незримым куполом. И кто за ним, интересно, сейчас наблюдает? Впрочем, чувства такого не было. Чувства, что за ним следят, какое возникает иногда и отчего даже походка меняется. Глухо и пусто.
Олег пошагал обратно, уже почти не видя перед собой никакой цели, бессмысленно переставляя ноги. Вроде как и вымотался от всего этого, усталость навалилась, хотелось присесть, а то и прилечь, глаза закрыть… И в то же время такая перспектива немного пугала. Только не здесь, не в этом месте. И без того всё кошмарно, варишься, как не знаю кто в своих мыслях, в полном одиночестве, а если ещё сесть и задуматься… Нахрен надо, лучше шагать, шагать себе и шагать.
Значит, пойду вон туда ещё прогуляюсь. По перрону в другую сторону от станции. Там виднелись какие-то строения явно хозяйственного назначения, за ними поднималась и уходила куда-то в сторону насыпь или просто холм, а ещё дальше, если смотреть вдоль путей, высилась водонапорная башня из всё того же красного кирпича с малость обвалившейся верхушкой. Словно руины средневекового замка. Эту башню Олег и решил взять за ориентир. Дойду-не дойду? – подумал он, выбравшись обратно на перрон. Он посмотрел на здание вокзала, на тёмный вход между двух колонн, одними губами, но со злостью произнёс: – «Поля Камышей».
Нет уж, в здание возвращаться нисколько не хотелось. Там неуютно и страшновато, совсем как в тех заброшенных домах в детстве, – ладно бы толпой, а одному боязно. Ещё и тишина эта. Будто весь мир стал как те заброшенные дома.
Олег прошёл мимо скамейки, той самой, на которой очнулся, одной из нескольких вдоль перрона, подавив желание всё же рухнуть на неё (и катись оно всё), устремил взгляд вдаль, но внезапно остановился и нахмурился. Что-то, блин… Он обернулся к скамейке, уставился на неё. Что же… что-то такое…
Вспомнить он не мог, поэтому вернулся на несколько шагов, принялся оглядывать скамейку и всё вокруг. Что за… Господи, да вот же! Он заглянул в урну и увидел там мороженое, теперь уже растаявшее – палочка провалилась куда-то вниз между бутылок и стаканчиков, и осталось только грязное бело-коричневое пятно, напомнившее о блевотине. Но раньше-то оно было целым, только надкушенным, я это помню. И что это значит?
А значит это то, что кто-то жрал мороженое буквально перед моим пробуждением и бросил в урну. Видел меня, наверное. Кто-то здесь есть? Или это был я сам? А каким образом? А если другой, то где он, куда делся? Олег не мог сказать, радует или пугает его мысль о том, что помимо него здесь может кто-то оказаться, но определённо, это обнадёживало. И в то же время настораживало. Если это не я, то он должен был меня видеть, смотрел на меня, а я тут валялся…
Олег пробежал взглядом по округе, как на среду исключительно враждебную. Безусловно, она таковой и являлась. Посмотрел, подумал, нахмурился, плечами, правда, не пожал, но скривил углы губ и потопал дальше, куда и шёл, держа курс на далёкую башню, яркую в лучах восходящего солнца, на фоне абсолютно безоблачного неба. Он миновал центральную часть станции, прошёл мимо северного, получается, крыла вокзала, посмотрел за угол.
С этой стороны не было ни магазина, ни ведущей к площади дороги. Имелся кованный из арматуры забор, окрашенный в чёрный цвет, с эдакими как бы ажурными завитками и острыми пиками. За забором росли ели, а сам он тянулся от самой станции до ещё одного дома, квадратного, но побольше, чем магазин, к тому же не кирпичного, а может, и кирпичного, но обшитого сайтингом и тоже обнесённого забором по периметру, правда уже из простой сетки-рабицы. Похоже, подстанция или что-то в таком роде, тем более, прямо на улице у стены видны два здоровенных блока типа бесперебойников или генераторов, или трансформаторов – может, что-то для «кондюшников» – вон их сколько в окнах двух этажей вокзала.
А здесь вот всё жарче становится, от бетонных плит уже печёт. И пить всё больше хочется, к тому же, во рту такой привкус безобразный. Но будем пока терпеть. Олег подумал, не перемахнуть ли через забор, не попробовать ли подобраться к площади с этой стороны, потому что это направление казалось ему наиболее важным – посёлок же там, если что. Но он уже пытался выйти на площадь. В принципе, знал, что его ждёт. Думай, решай… Ах, чёрт, попробовать-то надо.
Олег приблизился к забору, ухватился за прутья, полез через него, ставя ногу на арматурные завитушки. Высотой метра два, то есть выше его метра семидесяти. Наверху чуть не упал вниз головой, зацепившись штаниной за остриё, но уравновесился и спрыгнул на ковёр подстриженной и уже немного пожухлой травы. Замер между двумя красивыми разлапистыми голубыми елями. Впереди была видна площадь, с другого ракурса, но на ней мало что изменилось, только света стало больше, а всё равно смотреть почти не на что – тот же одинокий минивэн, те же фасады домов. Никакого движения, ни шороха, ни звука.
– Вот, что я сейчас сделаю… – сказал Олег, и, даже не закончив фразу, ринулся вперёд на всей скорости, какую мог развить. Перемахнул низенький бордюрчик, выбежал на бетон самой площади, и вот тут это его настигло. Вернее, встретило – как доской по лбу – так, что он чуть ли не кувыркнулся в воздухе и упал навзничь.
Далеко не сразу он пришёл в себя. В глазах всё плыло, тело болело от удара. Кажется, и затылком приложился, но вроде, не так чтобы очень. Иначе бы вообще.
Оклемавшись, стал отползать уже знакомым манером, потом встал и, пошатываясь, почёсывая затылок, пошаркал обратно к забору.
Что-то, бляха, новенькое. В натуре, как удар. Словно в стену врезался. Больно, блин. А что я говорил?! Нахрен я сюда полез?
Почему так жёстко на этот раз? Может, оттого, что бежал? А если медленно-медленно?
Но только не здесь. Я вообще-то не сюда шёл. Так, завернул. Завернул, мать вашу. Вот уж завернул так завернул.
Олег, кряхтя как старик, полез обратно. Осторожно, боясь насадиться на копья забора, с дрожащими руками и ногами, но перебрался без происшествий, прошагал до перрона, исподлобья уставился на красную башню вдалеке.
Вы меня не испугаете. Всё равно буду пытаться. Но тихо-тихо. И медленно, очень медленно.
Он стал двигаться странной походкой, как по тонкому льду. Отклонялся назад всем корпусом, боязливо щупал ногой перед собой, прежде чем перенести на неё вес. Так и продвигался – в час по чайной ложке. Несмотря на весь ужас и абсурдность происходящего, ситуация в его собственных глазах начала выглядеть смешной. Несколько истерично, но всё равно забавно. В голову пришли все эти образы из компьютерных игр, всяких бродилок-ужастиков типа «Silent Hill». Натурально, так и есть, один в один. Там герой тоже бессмысленно мыкается, бегает туда-сюда, шарахается от всего.
Совсем как я… Такая мысль у меня уже мелькала. Какая сука меня играет?
Вот только это неправильно – думать об этом так. Даже если игра, как ты об этом узнаешь? И что ты сможешь сделать? Всё до ужаса настоящее и, если вдуматься, нисколько не забавно. Абсурдно – да, но не забавно. Героям игр тоже не до смеха, а вдруг и они о чём-то догадываются. Да уж, чикануться можно от подобных размышлений.
Одно лишь можно было предположить – ничего не объясняющее, но звучащее более-менее здраво, по-научному, что ли, а не так, будто ты напрочь спятил: он оказался в аномалии. Неважно, в какой и что это вообще значит. Провалился за горизонт событий, так сказать. Серьёзно? Очень серьёзно, но смеяться всё равно хочется, и Олег знал, что может и засмеяться, сорваться нахрен. Не знал только, сможет ли потом остановиться. Поэтому топай. Как по минному полю, потому что это, скорее всего, так и есть. Посмотрите: недавно только проснулся (если проснулся), а уже весь зачуханился, ободрался в кровь, вообще как побитый. А что дальше будет? День только начинается. Страшно подумать.
Неужели на самом деле всё так херово? Даже не верится. Олег непроизвольно дернул головой, словно в инстинктивной попытке отогнать от себя дурные, как наваждение, мысли. Пот тёк с него в три ручья, он тяжело дышал, как после бега, хотя едва-едва двигался. И сухость во рту всё более давала о себе знать, мысль о воде постепенно приближала его к чисто физическому страданию, становясь весомей, всеохватней, суровей. Чем дальше, тем менее пугающей казалась идея вернуться на вокзал. По крайней мере, там по-любому должны быть краны, хотя бы в туалетах, а это значит – вода. Пусть даже не питьевая, но уже какая разница.
Но это так, мысли ни о чём. Сейчас есть другие задачи. Необходимо кое-что проверить, и он не собирался отступать из-за банальной жажды. Небось не помрёт.
Так он крался, вот именно что крался вперёд, сошёл с бетона платформы на горячий тёмный асфальт обычной дороги, тянущейся вдоль приземистых строений и запасных тупиковых путей к далёкой и недостижимой пока башне. Строения, преимущественно кирпичные, по левую от него руку отличались неизменной мрачностью, запущенностью, напоминая чем-то бараки концлагерей. Но такую картину можно было встретить в любом городе или посёлке, и это было печально, но ничуть не удивляло. Ещё он видел на отрезках никуда не ведущих путей разрозненно стоящие вагоны. Похоже, вставшие навечно, поскольку весь их вид говорил о том, что они предназначены под жильё или под бытовки. Но ни одного локомотива, ни одного маневрового поезда, ни одной разъездной лаборатории, ничего, что давало бы ощущение жизни и работы. И никого.
Кое-что ещё привлекло внимание Олега, и он стал двигаться наискосок к новой цели, так же крадучись, что со стороны могло показаться комичным, о чём он знал и смеялся бы и сам, но такое желание, к счастью, уже прошло. На секунду он задержался, чтобы оглянуться на пройденный путь. Не дальше ли он уже прошёл в эту сторону, чем в любую другую? Может быть. Хоть что-то обнадёживающее. Мимоходом он подумал и о том, что покажись сейчас откуда-нибудь хотя бы один человек, Олег перепугается до усрачки – настолько окружающая пустота вошла в него как данность, стала ужасающе привычной, но не могла ещё заставить смириться.
То, к чему он шёл сейчас было грузовой машиной. «Газ-66» с зелёной будкой и надписью «путеремонтная» на ней. Фургон стоял к нему боком и выглядел очень странно. Но боком это не то, что сбоку. Грузовик стоял впереди и слева, и Олег гадал про себя: дойду или не дойду? Это была очень важная, сродни судьбоносной мысль, настоящая проблема, но сказал бы кто-нибудь вчера, какой бред будет его занимать… а что делать, если всё вокруг бред?.. И где оно, это вчера?
Путеремонтный фургон привлёк его внимание не потому, что дал ему то ощущение работы и жизни, о котором он думал, совсем не поэтому. Можно сказать, совершенно напротив. Олег видел, что у машины отсутствуют покрышки, и она стоит просто на дисках, а в кабине нет стёкол. Само по себе это не было странным, мало ли кругом брошенных, ржавеющих машин, кузовов, кабин. Впрочем, в последние годы действительно трудно встретить бесхозный кусок «чёрного металла» – о «цветмете» и говорить нечего, – все они собираются в огромные железные горы, эдакие чудовищные урбанистические памятники и отправляются потом на переработку, за границу, скорее всего. Но как-никак, живые деньги для сдатчиков. Вот и тащат, даже то, что и не валяется. Но дело сейчас не в этом. Странным было не то, какова машина, а то, где она находилась. Она стояла на дороге, не той, по которой шёл Олег, а у самого поворота, на съезде к угрюмым зданиям мастерских, что ли, и перед ней были распахнутые ворота. Какой бы дурак бросил машину в таком месте? Как ранее всё говорило о том, что вагоны оказались на вечной стоянке, так и сейчас было явное ощущение того, что машина находится в движении. Вернее, находилась, но словно бы продолжала ехать. И даже, несмотря ни на что, выглядела как новая, то есть, чистенькая, краска сияет в лучах солнца, ни грязи, ни ржавчины. Олег не знал, откуда взялось такое чувство, но ему отчётливо, как наяву представилось, что только сейчас фургон был в пути, но вдруг что-то вырвало его из реальности и вернуло на то же место, но не полностью. Поэтому он казался чужеродным здесь, совсем как сам Олег, не так, как автомобиль на площади, по-другому. Тот был просто припаркован, всего лишь ещё один предмет окружения, не более, но с этим безжизненным остовом Олега словно бы даже что-то роднило, и потому он сразу выделил его из всего остального и шёл к нему, не ища ни спасения, ни ответов, но чувствуя острую необходимость оказаться рядом, прикоснуться.
Своего рода тоже жажда. Только бы дойти, хотя и непонятно, зачем, собственно. Что это, в конце концов, даст? Но каждый шаг теперь давался со всё большим внутренним напряжением и тревожным ожиданием.
Но всё разрешилось благополучно. Олег дошёл до фургона и дотронулся и даже открыл дверцу и заглянул внутрь кабины. Ничто в окружающем не изменилось, и, хоть он и ожидал этого, был внутренне готов, но всё равно испытал нечто, похожее на разочарование. Теперь он знал, что машина находится в ещё более печальном состоянии, чем виделось со стороны: отсутствовали не только колёса и стёкла, не было ни фар, ни поворотников, а в кабине пропала обивка сидений, и даже руль превратился в голый металлический обод. Приборы остались на месте, но без стёкол.
Но весело болтался наверху свитый из трубки от капельницы чёртик – таких поделок Олег, пожалуй, с детства не видел. И при всём при этом автомобиль не казался брошенным. Не казался, и всё тут. Даже неуместный этот чёртик только подчёркивал общее впечатление.
Не заглянуть ли под капот, подумал Олег, или в сам фургон? – но мысль была какой-то вялой. Желание что-то предпринимать пропадало как туман с восходом солнца, а вот тоска росла.
– Всё хорошо, – сказал Олег.
Он глянул в сторону распахнутых ворот, подумал, что в мастерских (или что там), наверняка, тоже должна быть вода (любая, уже любая), если только до туда возможно добраться; посмотрел вдоль путей в сторону башни, вздохнул и сел на асфальт возле фургона, в тени от него. Несмотря на тень, асфальт был ощутимо горячим, долго на нём не высидишь. Олег переместился на корточки, залез в карман, вытащил пачку сигарет. Четыре штуки осталось. Закурил, хотя желания особого не было, но хоть нервы успокоить. Курить, испытывая жажду оказалось тяжело, язык во рту ворочался как что-то чужеродное. Сделав несколько затяжек, он хотел было отбросить сигарету привычным щелчком, но, подумав, «забычковал» и вложил обратно в пачку. Ладно уж, пошли дальше, что ли. Он поднялся на ноги с хрустом в коленях и почувствовав секундное неприятное головокружение.
Хорошая поездочка, подумать только.
Он глядел на пустоту пространства, на пустоту синего, жаркого неба, думая о том, что где-то там, безмерно далеко затерялась его прошлая нормальная жизнь, и это самое утро отбросило её в неведомые дали, превратило в нечто не более значимое, чем сон. Сон, вот именно. Как-будто и не было ничего до этой вот страшной реальности. Ни в давнем, ни в недавнем прошлом. И этой поездки не было. Или с кем-то другим было. И это не он, приехав «дикарём» на море, решил остаться в самом Туапсе, хотя ему советовали податься в Агой или в Небуг, мол, Туапсе город скорее промышленный, но он остался и за две недели ни разу об этом не пожалел. Было что вспомнить, и воспоминания были при нём, уже достаточно блёклые из-за резкой перемены, но приятные. Но и грустные при этом – не сами по себе, но из-за чувства, возникающего в нём, когда они всплывали. Амнезия, возможно, милосердна. Сейчас он мог бы позавидовать тем несчастным, что приходили в себя на таких же путях, ничего о себе не зная и не помня. Удивлялись ли они? Если вдуматься, чему удивляться, когда ничего ни о чём не знаешь? Просто недостаточно информации, вот и всё. Другое дело, что в голове остаются какие-то смутные подозрения, внутреннее неспокойство. Тревога. А надо бы быть спокойным и счастливым.
Хотя, с другой стороны, помнить о себе что-то – не самое худшее, даже если воспоминания отодвинуты куда-то за грань реальности.
Но это было, чёрт возьми! Лучше всего, конечно, вспоминалось сейчас недавнее, но оно же, как ни странно, казалось наименее настоящим из всей его жизни. Действительно, как сон. А может, так и должно быть. Потому что это не рутина будней, въедающаяся в сознание как клещ какой-нибудь; всё-таки это отпуск, а значит – новое и необычное, что мозгом не может быть всецело принято за реальность, то есть, привычность. Сейчас Олег думал об этом, и воспоминания болезненно всплывали в нём, заставляя даже на время забыть о жажде. То, как он приехал в Туапсе, почему-то не в Сочи, то, как поселился в малюсеньком домике в частном секторе – очень старом, потемневшем от времени, с позеленевшей шиферной крышей, каким-то чудом сохранившимся в окружении современных и дорогих коттеджей в престижном районе, на что особо упирала хозяйка, просившая называть её тётя Люба; впрочем, взяла она по-божески, да и домик оказался весьма милым. Вспоминал, как ходил по городу, попивал квас или пиво (по дороге квас из стаканчика, в открытых кафешках – пиво), гулял по приморскому бульвару (и ему сказали, что вон та штука – «Чупа-чупс»), по аллее на Маркса, по улице Галины Петровой прогулялся до рынка, где застрял надолго и ел там окрошку в кафе. Ходил на центральный пляж в конце Гагарина, был и на приморском пляже у мыса Кадош, где и познакомился, наконец, с девушкой. А дома у тебя жена с сыном ушла, а ты вот на море…
Девушку звали Верой, девушка оказалась местной, откуда-то с Грознефти, как она сказала. Олегу вообще было по барабану, кто она и откуда. Не то, чтобы красавица, но симпатичная, немного чересчур худая крашенная блондинка (давно крашенная, судя по корням волос), несколько простоватая, но, как говорится, «с понтами», не совсем, может быть, в его вкусе, но ведь – море, солнце, такая замечательная скала Киселёва, такой южный воздух…
Потом они гуляли вместе, сходили в «Шоу-Тайм» на новый фильм, потом в «N-Club» – потусоваться. Потом она пьяненько улыбалась ему через стол, а Олег смотрел на неё и неожиданно вспомнил свою Иру, теперь уже бывшую, её лебединую шею и родинку на ней, которую он почему-то особенно любил целовать, когда она запрокидывала свою лёгкую головку. Вспомнил Никитку – сына-карапуза, немного погрустнел. Ну, было и было. Теперь он здесь, и жизнь не так уж хренова. Жизнь даже очень хороша. И ему весело. Ну и что, что у неё шея короче, и родинки на ней нет. Глядя на Веру, Олег ещё думал о том, что бывают женщины, которых не хочется (если не перебрал, по крайней мере), бывают те, с которыми бы просто не прочь и те, которых хочется до безумия; а бывают те, что не вызывают немедленные мысли о сексе, а просто смотришь на них, смотришь, чувствуешь, как глупеешь на ходу и знаешь, что мог бы вот так смотреть всю жизнь. Ирка была из этих, последних (но и это проходит), Вера – скорее, из вторых.
А потом был туапсинский ж/д вокзал – небольшой, белый, тоже с колоннами. Море таксистов, как обычно. «Куда едем? – Нет, я уезжаю».
Уезжаю.
И этот поезд. Ах, да, туннель, прорезающий гору, когда внезапно полностью потемнело в глазах, немного даже пугающе, пока не включил лампочку в подголовнике. Может быть, если бы сюда тоже на поезде приехал, то знал бы и не испугался, но приехал на машине со знакомым (та ещё тоже поездочка), который дальше в Новороссийск подался, а ты остался в Туапсе. А в итоге ты здесь.
Олег заморгал, отрывая взгляд от бесконечной пустоты. К чему бы эти воспоминания? Жена (гражданская, если честно), сын… Даже эта Вера… тоже ведь вспомнилась, как что-то дорогое, даже всякие мелочи. Как они стояли на площади, а вокруг жужжали дети на электромобильчиках, а смех у неё оказался удивительным, заражающим воистину. Ладно, хватит уже. И так всё грустно. Это только память, так её-растак, только бессмысленные сигналы в мозгу. Но на какие из них можно полагаться?..
Ах, вот так даже? Этак можно дойти до того, что ничего никогда не было. И настоящего нет. Но оно есть, в том-то и дело, и довольно уже интроверсий, от жажды избавит только конкретное физическое действие. Да, попить бы… а потом пожрать. Олег вдруг осознал, что ещё и голоден вдобавок ко всем радостям. В желудке нихрена нет. Чувство голода ещё не стало навязчивым, а может жажда перебивает, но в скором времени можно ожидать жестоких позывов. Впрочем, это возможно терпеть намного дольше. Вода актуальней.
Олег с некой злостью посмотрел на грузовик. Что же с тобой?
А если бы его завести? Ха, далеко ли уедешь без колёс? Но, в принципе, есть над чем подумать. Сесть в машину, пустить её по прямой, и пусть тебя вырубит, – может, такая зона ограничена, и есть шанс вырваться?
Да уж, если, если. Ещё бы машину нормальную. Олег снова заглянул внутрь. Что тут заводить и как? Он спрыгнул с подножки, осознавая, что эта машина однозначно мертва. Олег отвернулся. Посмотрел в сторону намеченного ранее пути.
– Мороженое, – прошептал он невпопад.
И сделал шаг поперёк съезда, но в нужном направлении.
И упал. Опять это случилось с ним, но почему-то сейчас Олег меньше всего ожидал чего-то подобного. Безмерно удивился, но не испугался, хотя этот раз показался ему самым страшным из всех. Тем не менее, он лежал и почти со спокойной отстранённостью прислушивался к своим ощущениям.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70836595) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.