Читать онлайн книгу «Собрание произведений в 3 томах. Т. I. Стихи» автора Анри Волохонский
Собрание произведений в 3 томах. Т. I. Стихи
Анри Волохонский
Илья Кукуй
Настоящее издание впервые в фактически полном объеме представляет творчество Анри Волохонского (1936–2017) – поэта, переводчика, прозаика, одной из наиболее значительных фигур неофициальной литературы 1960–1970-х годов. Творчество Волохонского отличают «язык, аристократический изыск, немыслимый в наше время, ирония, переходящая в мистификацию, пародийные литературные реминисценции… и метафизическая глубина» (К. Кузьминский). Произведения в Собрании распределены по жанровому принципу: в первый том входят поэтические и драматические произведения, во второй – проза и статьи, в третий – переводы.
Анри Волохонский
Собрание произведений. Том I. Стихи
АНРИ ВОЛОХОНСКИЙ
СОБРАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
ТОМ I
СТИХИ
Новое литературное обозрение
Москва
2024
УДК 821.161.1
ББК 84(2Рос=Рус)
В68
Составление, предисловие и примечания Ильи Кукуя
Анри Волохонский
Собрание произведений в 3-х т. – 2-е изд. – Том I: Стихи / Анри Волохонский. – М.: Новое литературное обозрение, 2024.
Настоящее издание впервые в фактически полном объеме представляет творчество Анри Волохонского (1936–2017) – поэта, переводчика, прозаика, одной из наиболее значительных фигур неофициальной литературы 1960–1970-х годов. Творчество Волохонского отличают «язык, аристократический изыск, немыслимый в наше время, ирония, переходящая в мистификацию, пародийные литературные реминисценции… и метафизическая глубина» (К. Кузьминский). Произведения в Собрании распределены по жанровому принципу: в первый том входят поэтические и драматические произведения, во второй – проза и статьи, в третий – переводы.
ISBN 978-5-4448-2416-0
© А. Волохонский, наследники, 2024
© И. Кукуй, составление, предисловие, примечания, 2012, 2024
© С. Есаян, рисунок на контртитуле, 2012
© OOO «Новое литературное обозрение», 2012, 2024
ОБ АВТОРЕ ЭТИХ КНИГ
В 1983 году, во втором томе «Антологии новейшей русской поэзии у Голубой лагуны», Константин Кузьминский писал: «Анри Волохонский – фигура мистическая и мистифицирующая. <…> Каббалист, мистик, знаток древней Греции и Eгипта, иудей и христианин, гениальный поэт, автор теософских трактатов и трактатов о музыке, исследований о свойствах драгоценных камней – он возникает тенью за каждой значительной фигурой современного Петербурга. Его имя связано со всеми интереснейшими именами и школами, сам же он остается в тени. За вычетом периода эвакуации и двух-трех лет, проведенных в Мурманске (1964—66), он практически не покидал Петербурга до своего отъезда в 1973 году. И тем не менее, мало о ком известно столь немногое»[1 - Кузьминский К. Битник и каббалист (Алеша Хвостенко, Анри Волохонский) // Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны / Сост. К. Кузьминского и Г. Ковалева. – Т. 2а. Ньютонвилл, Масс., 1983. С. 228.].
За почти тридцать лет, прошедших с выхода антологии Кузьминского, российский литературный ландшафт сильно изменился, соответственно изменились и возможности его обзора, как в России, так и за рубежом. Вышел ряд справочных изданий, в которых можно получить биографическую информацию о Волохонском разной степени достоверности[2 - Kasack W. Lexikon der russischen Literatur ab 1917: Erg?nzungsband. M?nchen, 1986. S. 206 [рус. изд.: Лексикон русской поэзии ХХ века / Сост. В. Казак. – М., 1999]; Tichomirova E. Russische zeitgen?ssische Schriftsteller in Deutschland. Ein Nachschlagewerk. M?nchen, 1998. S. 160—164; Словарь поэтов Русского Зарубежья / Под общ. ред. В. Крейда. – СПб., 1999. С. 364—365; Самиздат Ленинграда. 1950-е—1980-е. Лит. энциклопедия / Под общ. ред. Д. Северюхина. – М., 2003. С. 137—139; Чупринин С. Русская литература сегодня: Зарубежье. М., 2008. С. 143—145.]. Произведения Волохонского включаются фактически во все представительные антологии современной поэзии и неофициальной литературы советского периода[3 - Самиздат века / Сост. А. Стреляного, Г. Сапгира, В. Бахтина и Н. Ордынского. – Минск; М.: Полифакт, 1997; Освобожденный Улисс. Современная русская поэзия за пределами России / Сост. Д. Кузьмина. – М. : НЛО, 2004; Ступени. Русские поэты в Германии. Антология. / Сост. Б. Марковского. – СПб. : Алетейя, 2005; Русские стихи 1950—2000. Антология (первое приближение). В двух томах / Сост. И. Ахметьева, Г. Лукомникова, В. Орлова, А. Урицкого. – М.: Летний сад, 2010; Актуальная поэзия на Пушкинской-10: Антология / Сост. Т. Буковской, В. Мишина, В. Земских. – Киев: Птах, 2010.]. Благодаря сайту «Митиного журнала»[4 - http://mitin.com/people/volohon/ – Просм. 22.10.2011.] читатель может ознакомиться со значительным объемом произведений поэта, а библиографические примечания к настоящему изданию дают достаточно полное представление о том, в какой степени творчество Волохонского было и остается востребованным.
Тем самым «линия жизни» Волохонского предстает перед нами сегодня гораздо более отчетливо, чем тридцать лет назад – и в то же самое время как сам поэт, так и фигура автора в мире его текстов остаются в тени, лишь иногда выводя наружу путеводный конец нити и приглашая последовать за ним внимательного читателя.
Анри Гиршевич Волохонский родился 19 марта 1936 года в Ленинграде. Он закончил Ленинградский химико-фармацевтический институт, а впоследствии аспирантуру Всесоюзного научно-исследовательского института озерного и речного рыбного хозяйства. Волохонского с полным правом можно назвать «естествоиспытателем» в поэзии – своими остроумными экспериментами он существенно расширяет наши представления как о возможностях языка, так и о границах нашего понимания. В 1960-е годы поездки в гидрологические экспедиции на Крайний Севере служили ему важным источником вдохновения; в одной из таких экспедиций была написана поэма «Фома», которую сам поэт считает началом своего зрелого творчества. Частыми отлучками из Ленинграда объясняется и обилие поэтических «посланий», публикуемых в настоящем издании в особом разделе (см. т. 1, кн. «Рукоделия»), и лишь эпизодическое присутствие Волохонского на неофициальной литературной сцене северной столицы.
Первые поэтические опыты Волохонского относятся к середине 1950-х годов. Особую роль в его становлении сыграла встреча с поэтом Роальдом Мандельштамом, первый посмертный сборник которого Волохонский издаст в 1982 году в Иерусалиме. К кругу общения поэта принадлежали тогда художники-арефьевцы Р. Васми и Ш. Шварц, а также живописец М. Петров. И если социальная составляющая творчества круга Арефьева, сопоставимая с «барачной» эстетикой лианозовцев, была Волохонскому чужда, то его яркая, почти живописная образность сродни подходу художника, только вместо кисти поэт пользуется словом (см. стихотворение «О красках»). Примером того, как зрительные впечатления трансформируются в особые ритмы звукописи, является поэма «Последняя видимость» (см. «Воспоминания о давно позабытом», гл. «Море»).
Уже в самых ранних произведениях выкристаллизовываются ведущие линии поэтики Волохонского, которым он остается верен и по сегодняшний день. Это в первую очередь сильное формообразующее начало, первичное по отношению к скрытому в хитросплетениях языка сюжету и внелитературному фону. Даже в столь «злободневном» произведении, как «Роман-покойничек», сатирическом изображении советской империи, композиция текста строится одновременно на нескольких уровнях: смерть романа как имперского литературного жанра, гибель Рима (Roma, отсюда роман) как прообраза европейской имперской культуры, и лишь на поверхности – похороны советского функционера Романа Владимировича Рыжова. Совмещение нескольких исторических, культурных и стилевых пластов характерно и для поэтических произведений Волохонского. Как писала Е. Лавут, «Восток и Запад, чистота языка и намеренная расшатанность ритма, певучесть фольклора и изыски ученой поэзии слились в стихах Волохонского, чтобы создать неповторимую вселенную, где мировая эстетика охвачена и преображена русским словом»[5 - Лавут Е. Стихи бесстрастного поэта // Независимая газета. 20 января 1993. С. 7.].
В 1960 году Волохонский знакомится с поэтом, художником и бардом Алексеем Хвостенко; их совместное творчество, продолжавшееся до самой смерти Хвостенко в 2004 году, насчитывает более пятидесяти песен, циклы басен, поэмы, трагедии и комические драмы, детские стихотворения, переводы[6 - Совм. издания (под псевд. А.Х.В.): Басни. Париж, 1984 [Репринт: М., 2007]; Городские поля. Париж, 1991 [Репринт: М., 2007]; Берлога пчел. Тверь, 2004; Чайник вина: Стихи и музыка. М., 2006; Шушу: По мотивам рисунков В. Буша. М., 2009.]… Именно Хвостенко стал первым исполнителем песни «Рай» («Над небом голубым…») на стихи Волохонского, ставшей впоследствии всенародно известной в исполнении Б. Гребенщикова. После смерти друга и соавтора Волохонский составляет книгу «Верпа» (2005), представляющую собой основной корпус поэтических произведений Хвостенко. От причисления себя к группе «Верпа»[7 - См.: Самиздат Ленинграда. С. 395—396.], в которую в первой половине 1960-х годов, кроме бессменного лидера А. Хвостенко, входили Ю. Галецкий, Л. Ентин, И. Стеблин-Каменский, сам Волохонский, впрочем, отказывается.
В 1973 году Волохонский эмигрирует в Израиль. Он продолжает работать по специальности в лаборатории изучения флоры и фауны озера Киннерет. В то же время в израильской и европейской периодике начинают регулярно публиковаться его стихотворения. Отмеченный К. Кузьминским феномен («Ни один из современных поэтов не повлиял на творчество Анри Волохонского <…>, зато наблюдается обратное явление»[8 - Кузьминский К. Цит. соч. С. 228.]) можно наблюдать и в русскоязычной литературе израильской диаспоры; уже после отъезда Волохонского в Европу его произведения продолжают публиковаться в израильской периодике (журналы «Двоеточие», «Зеркало» и «Солнечное сплетение», альманах «Саламандра» и др.), появляются критические статьи о его творчестве.
В 1983 году в США выходит первая книга Волохонского «Стихотворения», своеобразный авторский синопсис его творчества на то время. Начиная с этой книги, каждый авторский сборник Волохонского носит концептуальный характер. «Когда я пишу стихи, то самым главным мне кажется не идея, не содержание и не форма, и не туманное понятие “качество”, а нечто еще более туманное и непонятное рационалистическому уму, но понятное мне <…>, это – чистота порядка»[9 - Хармс Д. [Письмо к К. В. Пугачевой от 18 октября 1933 г.] // Хармс Д. Неизданный Хармс. Полное собрание сочинений. Трактаты и статьи. Письма. СПб., 2001, С. 79.], – писал Даниил Хармс в 1933 году. Эта же категория «чистоты порядка» в полной мере применима к архитектонике книг Волохонского. Особое значение имеет внутренняя сочетаемость текстов, причем не только по тематическому, стилевому или ритмическому, но и по числовому принципу: так, в цикле «Четыре поэмы об одном» первая поэма – «Двое» (2), во второй остается один (Аввакум», 1), в третьей у одного остается одно око (1/2), а в четвертой – лишь «последняя видимость», т.е. ничто. Внимание к числовым принципам гармонии и симметрии привело к созданию двух циклов работ, объединяющих в себе научные статьи и художественные тексты на темы онтологии[10 - [Сочинения о симметрии]: О симметрии атомных ядер; Расположение аминокислот на гранях икосаэдра; О соразмерности основательных видов (Дидактическая поэма) // Язык как медиатор между знанием и искусством. Проблемы междисциплинарных исследований художественного текста. М., 2009. С. 193—210; [Сочинения о гармонии]: Аористы обветшалого; Двенадцать ступеней натурального строя; Способ делить октаву; Что такое полутоны; Музыка сфер; Октава красок // Научные концепции ХХ века и русское авангардное искусство. Белград, 2011. С. 304—365.].
В 1985 году Анри Волохонский переехал в Германию, работал редактором и переводчиком на радио «Свобода» в Мюнхене. Стилистически его поэзия 1980—90-х тяготеет к малым формам, минимализму и свободному стиху; большее место занимают отклики на актуальные события, как правило в жанре эпиграмм или иронических инвектив (см. «Настенные надписи»). В то же время Волохонский создает цикл по мотивам свода монгольских летописей «Алтан тобчи» («Монголия и далее»), уделяет особое внимание переводам, выделенным в настоящем издании в отдельный том.
С начала 1990-х годов его произведения начинают переиздаваться в России: выходят сборники «Анютины грядки» (1994) и «Тивериадские поэмы» (2001), переложение «Поминок по Финнегану» Дж. Джойса (2000), книга воспоминаний (2007), появляется большое количество публикаций в периодике. В литературной жизни русской эмиграции Волохонский не участвует и живет уединенно. На вопрос в одном из интервью, не хочет ли он приехать в Россию, Волохонский со свойственной ему иронией ответил: «Нет. Я очень хорошо все помню»[11 - «Над небом голубым…» [Интервью А. Гущина с А. Волохонским] // Санкт-Петербургский университет. № 1. 16 января 1997 г. [Эл. ресурс: – Просм. 30.10.2011].]. Впрочем, в последние годы голос Волохонского у русской публики в прямом смысле слова на слуху благодаря тесному сотрудничеству поэта с лидером группы «АукцЫон» Леонидом Федоровым[12 - На лейбле Федорова «Ulitka Records» в 2004 г. были выпущены два сольных диска с авторским чтением Волохонским своих произведений – «Джойс» и «Горы и реки». Кроме того, тексты Волохонского были озвучены Федоровым на альбомах «Таял» (2005) и «Сноп снов» (2008).].
О самом творчестве Волохонского на сегодняшний день написано на удивление немного, и, невзирая на свой легендарный статус, поэт до сих пор является одним из белых пятен на карте русскоязычной литературы – отчасти из-за «нелюдимости и экстравагантности»[13 - Давыдов Д. О книге Анри Волохонского «Воспоминания о давно позабытом» // Новый мир. 2007. № 11.] (впрочем, сильно преувеличенных мифом), отчасти из-за того, что многочисленные публикации Волохонского оказались рассеяны по труднодоступным периодическим изданиям и альманахам трех континентов. За исключением важной статьи В. Тарасова и нескольких филологических исследований по частным поводам, список работ о поэзии Волохонского ограничивается несколькими заметками и рецензиями[14 - Исчерпывающую библиографию о творчестве Волохонского см.: Литературный Санкт-Петербург. ХХ век. Энциклопедический словарь в 2 томах. Том 1. СПб., 2011. С. 221—222.]. Ведущие принципы поэтики Волохонского были отмечены еще К. Кузьминским: «язык, аристократический изыск, немыслимый в наше время, ирония, переходящая в мистификацию, пародийные литературные реминисценции […] и метафизическая глубина»[15 - Кузьминский К. Цит. соч. С. 228—229.]. Ирония выступает основным инструментом остранения, снижая всяческий пафос; по замечанию В. Тарасова, художественный мир Волохонского отличает «отсутствие сокрушений на тему души, измученной собой; неизменно – всесторонняя отделка произведений и […] идейная многослойность»[16 - Тарасов В. «Где звуки бьют в сплошное дно». О поэзии Волохонского // Саламандра. Литературный альманах. Иерусалим, 1987. С. 128.].
Поэзия Волохонского обычно оценивается как герметичная, сопротивляющаяся однозначной интерпретации; критики сталкиваются со сложностью «отделить пародийную интонацию от лирической»[17 - Б<етаки> В. [Рецензия на кн. «Стихотворения»] // Континент. № 43. 1985. С. 416.], отмечают сугубо формальный характер стихотворений, основанных «исключительно на смелых словосочетаниях, неологизмах, на музыкальном звучании и дерзкой рифме»[18 - Казак В. Лексикон русской поэзии ХХ века. М., 1999. С. 86.]; однако Тарасов справедливо указывает, что «трудность восприятия зачастую связана с тем, что привычный ассоциативный строй мышления и потому выверенные, казалось бы, мерки здесь неприменимы»[19 - Тарасов В. Цит. соч. С. 136.]. Нельзя не согласиться с И. Бокштейном, написавшим: «Хорошо, что стихи Анри Волохонского сложны <…>. Если б каждый поэт в своем роде был так тонок… но тогда б и мир не мог “существовать”»[20 - Бокштейн И. О некоторых аспектах поэзии Анри Волохонского // Саламандра. Литературный альманах. Иерусалим, 1987. С. 151.].
Теперь читателю предоставлена счастливая возможность самому сформировать свое мнение о творчестве Анри Волохонского во всем его многообразии.
Илья Кукуй
ЛИТЕРАТУРНАЯ АНКЕТА[* - Гнозис. № 5—6. Нью-Йорк, 1979. С. 186, 194.]
Редакция журнала «Гнозис» обратилась к нескольким писателям и поэтам с литературной анкетой:
1. Ваши литературные учителя?
2. Ваша эстетическая концепция?
3. Ваше отношение к собственному творчеству?
* * *
1. Не говоря о классиках – Хлебников и Хвостенко.
2. Она противолитературная – желательно, чтобы живая интонация происходила от музыки сфер, а не от душевных неудовольствий. Претензии на истинное писательство только удваивают ложь.
3. Если речь идет о моменте исполнения, то чем меньше я его понимаю, тем лучше.
Анри Волохонский
ДУДА И МАК
КНИГА I
ПЕРВЫЕ ТРАВЫ
1
Где звуки бьют в сплошное дно
Цветами желтыми о камень
А дым над лиственным огнем
Качает колесо льняное
Черпак наполненный дождями
Ковш, обруч ледяной вольет смешав
Смолу и яркое вино
В большие плоские стволы
И рожь мгновения создаст
Железный хлеб, который неделим.
2
Ты сам идешь кружась в цепях
На этом блюде одинок
Когда разбит зубец стенной
Или в снегах горбатый ветер наг
Над радугой петух тебе рассыплет пищу
И пусть поют и лгут клянясь
Что прежде видели яснее
Сквозь дыры в пемзе водяной
Пускай плывут рога как корабли для нищих —
Не веришь ты – и не иссяк
Пожар на медном пустыре.
3. Сонет (нарцисс)
Победой мглы мохнатые коренья
Среди серпов вдоль рыжей рукояти
До искр над ней, – натягивают сети
Но сети рвут прекрасными ночами
Летая осы армией крылатой
Словно листвы кочующие звенья
И утренние гнезда тонут в пене
Зарытые в тумане бородатом.
В паденьи вод и в мутном беге клиньев —
За кругом ливня вижу лишь себя
Или в текущем – выбитое имя
Непрочное. Прозрачное скребя
Животное в пустующем кувшине
Глядит как плотный каменеет ряд.
4
Из внешности паломником начала
Седеет шар. Но свет не здесь —
Лишь смесь являет горсть
В траве растущей по краям
Как соль на жарких берегах:
Нам выкуп дан таким.
Ради того морей ствола тяжелого
Лед глотают реки рыб
Плавят холод толщи птиц
В пляске досок, снежный груз
Несущих, весел слышен хохот
Корабли с глазами лис
Улеглись на дне прозрачные холмистом
Этой соли и слюды
Если можешь – берегись, последний
Ради прежней тщетности тонувших.
5
Если бы пали горелые сваи
И мухи порою съедали полынь
С белого луга, поляны, где звери лая
Двигают плуги
Даже тогда – в поздний год
В звездный день
Урожай желудей не покажется лишним.
6
В сокровищнице трав
Тростник сплетает тонкие венцы
Равнинный лес верховней солнца расцветает
У реки
Смеется ил, кричит павлин
И оперенная заря несет привет царей
Пескам
Под шкурой алтарей
Рассеян звук стеклянного единства
Янтарные стада идут по берегам
А диск – неистов, пьян
Вращает льды
И синь его глядит очами голубыми льда
В окаменелый мед
Загадка и вода
Возникшее растенье
Гнилая ветвь землистая живая
Скала над пастбищем
Приют дрожащей стаи —
Поздний рой
Скрывая жар под бородой морей
Скользит движениями рыб
И держит мутные шары —
А ты – подкидыш здесь чужой
Как одинокий избежишь собак?
Никчемный вождь – мудрец висишь
На плоском дереве кривясь
В лохмотьях шут
Мир сух.
Нисходит смрад в озерный скудный круг
Граница зрения – пустынная ограда
В которой меркнет ткань монет
Железный столб – зола кипит
Над нею – искаженный щит
И млечный зверь великой красоты —
Застенчивая тварь
Вползает медленное брюхо волоча.
7
Пепел живого леса
Блеск стеклянного камня
Лед веселой синей горы —
Как нов этот хор
Это праздник рожденного солнца
Несущего ввысь
О пепел расплавленный леса живого
Моря великая колонна
Дыханья земли
Подожди корабли
Часто меняя мачты
Мечтами сливаясь
С твореньем солнечных уст
Руки протянут к пещере
В ней губы ее
Зыби во влаге единства текущего
Носит его распавшийся остов
Как туч пепельно естество
Зола и следы на ней
Словно судно —
Оно покидает
И режет воздушную прядь
Опрокинутым килем,
Исполни и помни
В каждом движении
Лето одетое листьями льда
Никогда не оставит дороги
Скользящему среди трещин
Песчаного города.
ТРЕЛИ БАКАЛАВРА
И при писаньи своего рассказа
Не скрой, каким растенье ты нашел,
Ограбленное здесь уже два раза.
Кто грабит ветви иль терзает ствол,
Повинен в богохульственной крамоле
Бог для себя святыню их возвел.
Данте
8. ПРОЛОГ
Соблазном сильно поределым
На небесах тебе далеких
Расположил свои пределы
Наш мир ужасный и жестокий
Природы хрупкие куски
Он поместил в законов обруч
По ним сновали пауки
Плетя для нас познанья поручень.
Прекрасный окорок тая
10_ Природа скрыла эти сроки
Смутясь, оправила оборки,
Стыдливо глядя на меня:
«Во мне ты верно видишь ту
Что лихо каждому солдату
Приоткрывает наготу
За незначительную плату —
Пойди со мной, войди в палату
Там средь весов и между мер
Научной прелести пример
20_ Цветет левкоем на пригорке
Но есть во мне такие норки
Куда их не проникнет взгляд…
Гляди: у самой двери кассы
Напуганы дефектом массы
Толпой ученые стоят
И что?то нежное галдят
Своей испорченной латынью,
Гордясь познания полынью,
Нырнув в такую полынью,
30_ Дерзнувши дно мое пощупать,
Но обретают лишь свинью
Хотя и применяют лупу
Луны рассматривая части
Природный отметают стыд
Они стремятся к тщетной сласти
Собравши сведений пласты
В распространенные тома
Один тащил меня в кусты
И каждый палец как Фома
40_ Меня исследовать намерен
Стоял вокруг в себе уверен.
Однако я была тверда
И не сдавалась словно башня
А он сказал, что я труба,
Сказал, что нива я и пашня,
А он, ученый, словно плуг
В кругу мотыг, своих подруг
Блестящих новых инструментов,
Копать которыми удобно,
50_ Что я глядела благосклонно
И тесто подымалось сдобно
Ему казалась я съедобной,
Красивой, глобусоподобной,
И потому меня он мерил
Размахивая сантиметром
И делал вид как будто верил
И в шляпе был отделан фетром
И на меня пахнуло ветром
А он заметил тут со смехом:
60_ “Работа делу не помеха,
Отдай себя моим утехам”».
Наука обществу – порука
Природа обществу – задвижка
Ларца, куда влагаем клюквой
Средств общественных излишек
Наука это есть кровать
На ней сидим мы свесив ноги
Над миром царствуя как боги
Науки склоны не пологи
70_ Обрывы – должен я сказать —
На ней имеются и тропы —
Наука верная подстилка
Чтобы с утесов упадать
И не затрагивать затылка.
Природа – сыр, наука – вилка,
Природа – дробь, наука – белка.
В руках у меткого стрелка
Лежит разбитая тарелка
Должок записан под мелок
80_ На том кончаю свой пролог.
9. ПРОТИВ ДЮРИНГА
Все животные – отцы,
Хоть ведомы под уздцы.
Время – глупая служанка
Пролила вино на лестнице.
Будем слизывать остатки
Собирать осколки чаши
Неприветливой прелестницы
На колени встанем сразу же
Хрупок был пример бесстрашия
Его почувствовав прилив —
Овал вина в текущей луже,
10_ Отвне проходит горделив
Отец воронок и кадушек.
Царь гулких внутренних пустот
Дань с голых дыр не может вычесть
Непостижим упругий свод
Ступеням качеств и количеств
Букварь природы многотомен
Но знаки лжи извергнет глаз
Блистает истины топаз
Среди пустот каменоломен.
20_ «По океанам?матерям
Лодки знаний к нам плывут
Вся природа – это храм
В мастерской пылает труд
Наша печень словно желчь
Вырабатывает мысли
Поскреби любой кирпич
Доцарапаешься истин
От оспы, как и от холеры
Спасти не могут компромиссы
30_ И половинчатые меры —
Заразу сталь пусть жжет со свистом
Так будем миру палачи —
Поспешим – и калачи
Будут нашей ежедневной пищей» —
Так говорил, народ прельщая вишней
Один плохой социалист
Своих трудов тряся пред ними глупый лист.
Этот Дюринг был вульгарен.
Он не понимал закона
40_ Отрицанья отрицанья
Он не отдавал поклонов
И не наносил визитов
И хорошие манеры
Ему были не знакомы
Он сидел угрюмо дома
Рядом с чаем недопитым
За стеною из фанеры
И не знал, что диалектики фанфары
Дороги миру осветили
50_ Так, как идеи блещут фарами
В наук ночном автомобиле
В своем невежественном самомненьи
Считал себя магистром[* - А ведь он не был даже бакалавром. (Здесь и далее – примечания автора).] и не менее
Хулил собратьев по перу
Сам с них щипая по перу
А на пирах он чавкал громко
Руками пищу брал с тарелок
И были всем головоломкой
Его вульгарные манеры
60_ И к дамам часто он спиной
Стоял, блистая новизной.
А вечерами каламбуры
Сам сочинял в тиши ночей
А утро приходило хмурым —
Так седоватый казначей
Монарху утром счет приносит
Когда монарх того не просит.
Прославим Энгельса который
Ему на место указал
70_ Который сдернул эту штору
Ему всадил тугую шпору
И показал в какую пору
И век какой кругом настал
И пусть он это написал
В словах довольно непонятных
Но в стиле тонком и приятном.
Оденем Энгельсу венок,
Украсим бороду цветами
Положим амбру возле ног
80_ И розы обовьем усами
А в длани рук ему блестящ
От сочинений вложим хрящ.
10. ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ ДАЛЬНЕЙШЕГО
Поклон 3. Фрейду
О полом и сплошном
Сплошное тело страшно нам.
Сплошная кость погодой ноет
И плачет призрак древних ран
Ужасно тело нам сплошное
Его удар – так след, синяк
И гул стоит неупорядочен
Иное дело – тонкий злак
Своей природою загадочен
Стоит соломенный цветок
10_ Желтея хрупкою трубою
Кто в это дело вникнуть мог
Качая ветреной главою?
Кочан – в листах, гора – упор
Она для ветра коридор
Она лежит – вся цепь из скважин
Как адвокат который скажет
Что аппарат вокруг продажен
И что коррупция сверлом
Дырявит дым медовой сажи
20_ От прежней связи, прежней пряжи
Отторгнут смоляной Содом —
Меж плотных тел находит дом
Лишь тот, кто сам себе плотнее
Но вкус к забавам холоднее
Горит в застенчивом зрачке
Не расщепясь змеиным оком
Не соблазнясь вороньим веком
Что триста лет таскает клюв
А после ищет темный люк
30_ Куда бы скинуть эту ношу,
Куда б снести яйцо из трупа
А смерть, копыто взяв у лошади,
Стучится в двери из скорлупок.
Дары – коробками покупок
Крупа скребет железо ступок
И кость пестом бредет по супу
Невзгод. От зелени фасоли
Твои фальшивые пароли
Сотрутся в плоские печати
40_ А мысль твоя полощет скатерть,
Чтоб не осталось винных пятен —
Непрочна полая посуда
Скрипеть бы швами черепахам
Когда б не вызывала зуда
(И вряд ли звук кому приятен)
Та мысль, подсказанная страхом.
Под нашею надглавной крышей
Пирует в тесном помещеньи
Наш ум – как полковой священник
50_ И мышцам толк дает он свыше —
Они сгибают бедра в угол —
И вдоль глядит колеблем другом,
Когда качели под углом
Когда любим стоит столбом
Сплошным сцепленьем обстоятельств
Из кругловатых позвонков,
Смерть брякнет: «Менее оков
Тем меньше тем для препирательств».
Сосуд осколком засверкает
60_ Сплошное крикнет: «Это вечность!»
Вокруг сплошное словно Каин
Вдоль неудачного печенья.
11. КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ВОЗДУХОПЛАВАНИЯ АППАРАТОВ ТЯЖЕЛЕЕ ВОЗДУХА И ОТЧАСТИ МЕТАЛЛИЧЕСКИХ
Конец забав таких плохой.
Сначала взмах крыла бессильный —
Был одинок изобретатель
В отставшей царственной России
От всей Европы на откате
Тогда печально выли крепостные
Их бил урядник, поп им лгал
Интеллигент о них не хлопотал
Но совесть тлела как лучина
10_ У тех, кто лучший представитель,
Достойны крыльев наши спины
Но нам мешает злой вельможа
Казновладетельный правитель
Початки знаний уничтожа.
Холоп же крыльями махая
Попробовал от колокольни
Однако поп его толкая
Разбил его плохую ногу
И лето было это знойным,
20_ Прошла зима течением спокойным
И лишь к весне крылом махая
И пар из котелков пуская
Пришел Можайский весь в усах
С ним самолет на парусах.
Однако царь с царицей вместе
Ему отказывали в средстве,
И этот каменный педант
Разбил колено о квадрант,
Который острыми углами
30_ Его терзал, ему вредил
Затем, что не снабжен средства?ми,
Царя Можайский теребил,
За это царь ему вредил
И ни копейки не платил.
Царь – злонамеренная личность
Скрывал от всех свою наличность
Можайский умер в нищете…
Но времена уже не те
Царей вогнали мы в гробницы
40_ (Исторьи тяжки те кулисы —
Так не держись за колесо —
Из мыслей прежних мудрецов)
Ну а попам иное дело —
Как генералам поседелым
Приятно слышать звук трубы
Совком задетой самоварным
Так поп для классовой борьбы
Объект приятный и коварный.
И вот Жуковский на пропеллер
50_ Свои сомненья возложа
Пошел по воздуху кружа
Как восхитительная мебель.
Этапы вкратце таковы:
Ступенечки, перила – вдруг
Весь мир круженьем опаленный
Упал на площадь потрясенный
На площадь красную Москвы.
12. РУКА
Она талантом не блистала
И скромной Золушкой слыла
Еще огня не добывала
Еще металла не ковала
Еще полотен не ткала
И на стене не рисовала
Она едва?едва могла
Манить и звать к себе другого —
Приятеля иль друга дорогого.
10_ Но вот потребности иной
В себе почувствовав стремленье
Она утратила покой
И утвердилась на полене
И отреклась от прежней лени
Она отставила большой
Палец толстый коренастый
А день стоял тогда ненастный
И был запас его пустой.
Лишь челюсти стояли, скрипом
20_ Напоминая о себе
Она согнулась словно скрипка
И потянулася к еде
А эта ноги уносила
Оказавшись осторожной
Ее казалось не прельстило
Служить прогрессу замороженной
Тогда поняв бессильность в поединке
Когда период ледника
Вторгался в горные бока
30_ Как молоко из половинки
Ореха именем «кокос»
Нечаянно на берег пролилось —
Тогда свой палец?коротышку
Куда?то влево отложив
Она оставила мартышку
Сказавши: «Мыслю, стало быть жив»
И ловким пальцем помавая
Его приладив к челюстям
Из шерсти это доставая
40_ Даря им их добытых там
И ноготь пропитательным орудием
Был этим первым как бы людям.
Меж человеком и животным
Ведь нет границ бесповоротных
И те и эти хороши
Ни в тех ни в этих нет души
Одних тела покрыты пухом
А эти пользуются плугом
Для добывания себе
50_ Еды, естественно, в борьбе.
Однако тот кто проникает
Сквозь кожу внешнего предмета
Конечно ясно понимает
Что звери ходят неодеты.
Они ленивы и порочны
Себе домов не строят прочных
Так – гнездышко или шалашик
Ниже берез да выше кашек,
А мы себе из калабашек
60_ Творим при помощи труда
Чтоб не ходила к нам беда
У нас еще сковорода —
И много разных есть имуществ
Перед зверями преимуществ.
У нас имеется рука
Взамену неумелой лапы
Она искусней паука
Она любой откроет клапан
Она одела ногу в лапоть
70_ Она отличий честный рапорт
Она могла бы поцарапать
Она могла бы и заштопать
Она зубам несмежный локоть
Природный вклад не может лопнуть
Хоть треплет кризис бренный Запад.
Рука – орудие народа
Она помощница тому
Кто одинок перед природой
И пища всякому уму.
13. ИЗОБРЕТАТЕЛЮ КОМПАСА СМЕЛОМУ МОРЕХОДУ?КИТАЙЦУ
Был корабль раб руля
Был корою крыт каркас —
Корпус?нос от корабля
Между мачт отмерив час
Жмурил в щель веселый глаз
Измещая воду в чан
Кок, который в самоваре
Капитана совмещал —
Он торговыми судами
10_ Им покрикивал: «Куда вы?»
Или им кивал усами
Сам связавши их с причалом.
К нам беда приходит слева
Это древняя примета
Если сердце вроде хлева
Если осень вместо лета,
Вместе с зимами мороз
Разворачивает пни
Муравьиных куч нарост
20_ Расчищает тропы?дни
Кони жаждут направленья
Их ездок уздою жмет
Корабли ползут на мели
Это компас их ведет.
Только кок в свои бока
Свободно руки упирая
Потрясает камбалу
Которая рыдая умирая
Вспоминает облака
30_ И картины донной мглу
И стрелку алую из лука
Эксцентрика и шутника
Который пьет свое «пока»
Из металлического кубка…
Это разве не удача
Знать куда покажет рыбка
Если прежде горько плача
Волны нас качали зыбко
Знать где запад где восток
40_ Должно всякому подростку
Зыбкий знания росток
С капитаном сшит внахлестку
Этот корень цветом вакса
Этот парень видом – воск
Верещит собака такса
Если ей отрубишь хвост
Под дождем косматых звезд
На небесах рассыпанного проса
Приди, мой друг, сожми ладонью гроздь
50_ Глотни от терпкого течения вопросов.
14. ИЗОБРЕТАТЕЛЮ РАДИОСВЯЗИ
О, царь зверей! Громоотвод!
Ты лев небес, пернатый стержень
Любовник огненных пород
Прямолинеен и урод-
лив рядом с ливнем свежим.
Но речь моя не про тебя,
Иное море возлюбя
Иную влагу впитывая зреньем
Душа вся в трепетном волненьи
10_ Как ветер в разветвленных соснах
Висит надорван и приплюснут
Его колышется лоскут
Его не слышится скрипенье
В растеньях, ствол которых крут
Которые смеясь уйдут
Которых прост столетний круг
Которых пень древесный толст
(Иначе – кругл столетний пень их).
Для связи трепетной пеньки
20_ Полощет парус на канате
Ах, сообщения – бруски
Кирпич везом на самокате
Тяжел, тяжел почтовый труд
Сломалось диво Вавилона
Солома – случай, вести ждут
Когда фонарь на них зажгут
И расположат на колоннах
В коротких перышках зари
Что шепчут звездам «говори».
30_ Людей издревле пресыщенье
Природою склоняет к сообщенью
Другому то, что знаешь сам:
«Олени бродят по лесам
Петух на пастбище пасется
За ними лев смеясь несется
Несет нам ветер туч сырую
Толпу, а в сети много дырок
Себе не выстроишь вторую
Судьбу, коль эта не оладьи,
40_ Ее пожалуй пудрить сыром
Получше нежели на складе
Безбожно крысами воруя
Держать ту специю напрасно
Вчерашний день прошел прекрасно
И мне не спится, милый друг
Без твоего объятья рук».
Лежит под горами руда
Корявым бесполезным грузом
Куя из меди провода
50_ Себя мы делаем союзом
Связуя речи медью уз
Уча цитату наизусть
Преданью уст уже не веря
Приди, машина, веселясь
Одень в железо облик зверя
Не одевай рубах не меря
Учи и действуй на примере
Уйди отлив в свинец абзац
Для наших дум тугой матрац.
60_ Как лицемерная матрона
Влачит любовника в сосуде
Как скрыт порок под древом трона
Пока хорошая погода
Летает по двору завода
Так обессиленные люди
Поднять не могут грузной почты
Узнав не жгут знакомой свечки
Им лень тянуть назад катушку
Галопом может неудача
70_ Скакать навстречу потаскушкам
Затем от материальной связи
Совершенно отказавшись
Свидетель глаз, а мысли завязи
Куда?то вдаль себя пославшие
Хоть новым волнам не сродни
Они опережают дни.
Стучат ключом телеграфисты:
Народы, люди, пойте, пойте,
За эфирные поместья
80_ Всяк свою канаву ройте
Шире шаг бесплотной роты
Выше качество работы
Выше вздень антенный ус
Покачнулся весь глобу?с
Глобус жарит лихорадка
Треснула плохая кладка
Посмелей внедри дутье
В мира скверное шитье
Покачните головами
90_ Поцарапайте ладоши
Ныне каждый выше станет
Выше качество галоши
Больше швов. Поменьше краж.
Увеличь ее тираж.
Убери меня на место
Смерть врагам и колонистам
Чешуя причин и следствий
Не подходит и на выстрел
Плод познанья прямо в тесте
100_ Запеченный вместе с сахаром
Мы проглатываем радостно
При посредстве соучастника
Подарившего нам радио.
15. ИЗОБРЕТАТЕЛЮ ЛОШАДИ
На четвереньках и пешком
Ходили люди по тропинкам
Непогоняемы пинком
К пенькам склонялись и травинкам
И травы зеленели на лужайках
Кусты помахивали платьями
Вокруг гуляли овцы в валенках
И не были такими гладкими
Пути людского троеножия —
Вставал ухаб перед прохожими
Пригожий корень лез из рытвин
А люди шли одеты кожами
И дети шли на них похожие
Еще пониже челюсть выдвинув
Долбя локтями и коленками
Пути людского троеножия
Питаясь майскими личинками
И щеки вымазавши сажею —
Их губы незнакомы с кашею
Их руки незнакомы с ложкою
А их отцы не знали лошади.
Раз некий консул[* - Это подлинный случай, описанный Плутархом.] скинув тогу
Мозоли объявил сенату
На месте том, где только могут
Цвести мозоли у солдата
Что жизнь в походах на коне
Седло приделав на ремне
Провел в земле чужой и чуждой
Он объявил свою нужду —
Протертый след народной службы
Сенат забил в ладони дружно
И ликовала вся окружность
Имея центр на виду.
Ведь не ценою анекдота —
Руководила лень доцентом
Который совершенство слога
Скрывал цветистым полотенцем
Он шевельнуть ногой не мог
Но не желал сидеть аскетом
Он захотел летать галопом
Воздевши кнут, как энергичный слог,
Стал конь яйцом, а он наседкой
Был конь горяч, как кол циклопа.
И с той поры чужою силой
Нас носит парус по морям
Земля нас носит сквозь могилы
Изобретательно гоня
Коня в оглобле катафалка
А конь кричит и гложет палку.
16. НЕЛОВКИЙ БАЛЬЗАМ ТРУБАДУРА
Где кометные концы
Затухая догорают
Замок истины зубцы
Старых стен своих вздымает.
Неприступно плесневеет
Ров с водой кольцеобразной
Страж моста к нему привязан
Алебардою ржавеет
Рядом разный ветер веет
Аксиом и постулатов
А ворота на заплатах.
И картавый миннезингер
В накрахмаленной сорочке
Сделав шею лебединой
Достает бессмертные строчки
Песен вечные клочки
Судеб круглые волчки
Связь с природой есть пучок
Протянул он кулачок
И запел возвысив голос
Пригладивши отсутствующий волос:
Угадывая в Вас благое основанье
Я мнил найти прекрасную в прекрасном
И вверил Вам замки от этих зданий
Вновь к Вам влеком и сладостно и властно
Себя принес пред двери Ваших уст
Вооружен снарядом первоклассным
Но что же весь мой сад и сух и гол и пуст
А я сную вокруг, увы, голодной пчелкой
Ветвистый лед, холодных равенств куст
Стоит передо мной обглоданною елкой
Но тщетно ищет взор хищения примету
Мне сохранен один чертеж поблеклый
Ваш след лишь бледный знак подобный свету
Где скрыл он Вас безумец и волшебник
Ведь в мире Вас по?видимому нету
Вам словно незнаком пространственный ошейник
Вас увлекли в полете слишком быстром
Узда в устах – наездники Эйнштейна
Паки?паки, господа махисты!
И вот над замком опустелым
Сова ударила крылом
Тогда певец утратил тело
И поглядел вперед орлом
У ног его забил источник
Но мир не понял дивных строчек
Он алебастру взял в мешочек
И предал гипсу дивный лик
Неиссякаемый родник.
17. СУРОВОЕ И МУДРОЕ НАПОМИНАНИЕ
От появленья до могилы
Все великие явленья
Суть дела рабочей силы
И крестьянские деянья.
Если куполом украшен
Замечательный домишко
Если формулами страшен
Математика умишко
Если кот сидит в мешке
10_ На корявом ремешке
Знай, что это чей?то труд
Уложил пушистый груз
Он воздвигнул эту башню
И вдавил в ученый мозг
Через зад посредством розг
Взборонил чужую пашню
Распахал сухой погост…
Но не слушая припева
Жил художник в отдаленьи
20_ Жил поэт на перекрестке
Жил писатель в сновиденьи
А народ страдал и плакал
Лучшей жизни он не чаял
И тогда сказал Некрасов
Гоголю за чашкой чая:
«Чем бунтовать на площадях
Не лучше ль нам стоять на клумбах
Городовой на лошадях
Страшней, чем дворники на тумбах
30_ Но я крестьянина люблю
Царя стихом я покороблю
Я о крестьянине скорблю
И подарю ему оглоблю.
Ты можешь лошадью не быть,
Но долг гражданский заплатить.
Так пей, друг Гоголь, за меня!»
И умер, раком печеня.[* - То есть от рака печени – вольность.]
И пусть примеров прежний вкус
Напомнит новому искусству,
40_ Что сенокос, где я пасусь,
Не должен быть чрезмерно узким.
Пускай народ артисту скажет:
«Где сущность – я, лишь форма – ты»
И для примера простоты
К хвосту пословицу привяжет:
Народу вовсе не нужна
Плохая башня от слона.
Поэт, кряхтя, пускай поступит
Туда где благороден труд
50_ Художник если нравом крут
Яйцом барахтается в ступе
Писатель пишет. Математик
Развесит шарик на канатик
Для деток нежную забаву
Или машину для гаданья
Исхода полного собранья
И так, ступая величаво,
Придут великие творцы
В руке сжимая огурцы.
18. МАТЕРИЯ 1?Я, САРКАСТИЧЕСКАЯ
Противоречий длинный узел
В себе медлительно неся
Сосредоточась в этом грузе
Крутясь и сочленяя звуки
Материя сияла вся
И чревом мир приподнимая
Червем пронизывая весь
Она протягивала руки
И говорила только здесь
10_ На травах розового мая
На алом бархате фиалок
Вдали от свалок городских
Я лучший случай как подарок
Отдам тому, кто любит их.
Я мира дерево златое
Я мира корень, ветвь и ствол
Цветок и плод и шип и кол —
Мой пылен пест, листва – подол
И всё, что сверх того пустое
20_ На том летаю и стою —
Ведь я сама себя удвою
Мигнувши только воеводе
В котором социальном слое
(Умрет изящность в тесном слоге)
Уложены начала смысла
Они наполненные ведра
Качают мира коромысло
А риф как наконечник мыса
Дырявит лодочные днища
30_ И хлещут в дыры волны речи
Я вся – клубок противоречий
А на боку моем прорехи
Но я сама свою структуру —
Пчела умна как архитектор —
Ничто преобразуя в нечто
Построю в длинную натуру
На мысе рифа наконечник
Опасный корабельным днищам
Его теченьем правит вечность
40_ А мир – качели коромысла
А мыс концом венчаем рифа
Бурлит водой среди пробоин
Я вся комок предубеждений
Но мой порядок очень строен
Мой пращур был недурно сложен
Потомок вдруг оделся кожей
Совсем не лучшего покроя —
Смесь молока и сновидений.
Разбитый в тщетности рассудок
50_ Плохой поломанный рисунок
Цветок, обглоданный как остов —
Поищем кость на дне сосуда
Туда забитую первично
Скорей пустить в работу зубы
Пусть нам дадут хотя бы кости
А прежде выдуманную ссуду
Заменят кашей чечевичной
Вольют разваренную душу
В приуготованную полость.
60_ Ах, бесконечность, бесконечность —
Для юной поступи моей
Нет ни опоры ни дороги
Я дом без крыши и дверей
И нет ни петель ни порога
Но изнутри на щеколду
Храня сама себя на льду
Я крепко спальню запираю
И на трубе играю.
19. БЕРТОЛЬДУ ШВАРЦУ ИЗ НЮРНБЕРГА, ИЗОБРЕТАТЕЛЮ ПОРОХА
Не отворяй своей калитки
Кольцо на палец не надев.
Гуно «Фауст»
Тих, печален монастырь
Ночь легла как темный пластырь
Птица крылья растопырила
Запер хлев веселый пастырь
И пошел себе к жене
Что сидела на окне
И плела себе кокошник
Тихо сидя за окошком.
Монастырь печален, тих
10_ Только слышен шорох книг
Это мышь себе грызет
Ход сквозь лист и переплет.
Настоятель захрапел
Кот расправил хвост трубою
Замечателен и смел
Он доволен сам собою
Благороден, смел и прост
Он трубой расправил хвост.
Петли ржавые не скрипнут
20_ В кружке не звенит монета
В кухне запахи обеда
Ходят по застылым плитам
Стынет дым в трубе печной
Нетопырь висит ночной
На крыле своем печальном
Темной грусти почтальоном
Он над стенами качает
Тени длинные знамена.
Храп отчаявшихся братьев
30_ Сотрясает горы крупов
Им веселые объятья
Приготовили суккубы
От двенадцатого часа
До птенца часу в четвертом
Будут ведьмы забавляться
Под монахом распростерты
Приползут они на метлах
Прилетят они на ступах
Для утех непервосортных
40_ В похоти ночного супа.
Невзыскательны монахи
С них довольно и старухи
Ведьмы лезут под рубахи
Не хотят скучать снаружи.
Эй, орава, этой ночью
Берегись – кареты ваши
Для забавы беспорочной
Мысль исследует монашья
Пест Бертольд подымет первый
50_ Полно вам скакать горохом
Смесь селитренная с серой
В ступе выстроила грохот
Благо топливным избыткам
Положи его щепотку
Он такого даст задатку
Сам дивясь перевороту.
Полно важничать, козлица
Встал над домом дым вонючий
Раскололась колесница
60_ Свет померк в кофейной гуще.
Да, коляска без присмотра
Что майор без поощрений
Лихо лезет из реторты
Пыльный дух изобретений.
20. К РАСЩЕПЛЕНИЮ ЯДРА
Атом прежде был орехом
Нам о том сказал Лукреций
Который был отец и предок
Дидактическим поэтам
Но этот жанр сегодня вымер
Оставив нам одно лишь имя
Оно качается как вымпел
Однако этот жанр иссяк
Ибо предмет его – пустяк
10_ Вползает в ночь дубов светляк
Он собственным сияет светом
Ему не нужен жалкий слепок
От дидактических поэтов
Что указательным намеком
Чредой буйков текут по рекам —
Атом прежде был орехом.
Знаний роды были тяжки
Отстегнув рассудка пряжки
Бесноватой акушеркой
20_ Самомнительным железом
В лоно старое залезем —
Жирный приз тому кто первый.
Погляди какой уродец
Резво ножками качает
Он покинул свой колодец
На вопросы отвечает
Покажи нам ручку, детка
Сунь сквозь прутик
Видишь – клетка
30_ Здесь предел тебе положен
Чтоб прохожий не обидел
Ах, рисунок очень сложен
Очень тонок, не увидишь
Без трубы и диаграммы
Здесь стекло, а рядом рамы
По воротам не тараном
Надо бить – экспериментом
Лучик света очень тонок
Атом спит морскою свинкой
40_ Но его разбудит гонгом
Зов к научным поединкам
Из?под тайн его забрала
Не орех глядит – гомункул
Не ореховая куча
А материя – карбункул,
Оглядись глазами вяло
Крикни голосом беззвучно
Всё что прежде убегало
Ныне хорошо изучено
50_ Атом в воздухе качается
Крюком закона сцеплен с центром
Который принял облик зайца
Себя окутавшего лентой.
Как рептилии яйцо
На репетицию премьеры
Влекомое заботливым отцом
Трещит от жара общей веры
И внутренний его порыв
Сдувает ставшую ненужной крышу,
60_ Предохранительно покрыв
Младенца шкурою от мыши,
Так атом треснул изнутри
А мы природу покорив
Поставим знак столбом японским
На нем развесим фонари
Чтоб знал Пном?Пень и знал Париж
О вновь рожденном недоноске
Отрядом новым в нашем войске
Стоит уродец ноготь сгрызший
70_ Стоит гомункул в коже мыши
Перчаткой шлет приветы высшему
Который ходит генералом
И дарит орден этим малым.
21. МАТЕРИЯ 2?Я, НЕЖНАЯ
Себя храня и не желая
Себя ни капли потерять
Матерья ходит дорогая
Себе к ручью белье стирать
Волной плескаясь и смеясь
Вода ее уносит грязь
Висит над нею словно князь
Причинно?следственная связь
Одной рукой она стирает
Другой крутя бельишко жмет
Иною этой помогает
Иною – с бабочкой играет
И тихо песенку поет:
Одна в прохладной синеве
Я вышиваю по канве
В пустынном круге я одна
Дарую вихрям знамена
Среди созвездий и столетий
Совсем одна на белом свете
И мне любовника не надо
Пусть так и буду я одна
Ведь в мире нет иного клада
Как только склада из меня
Я ось пространственной короны
Мерцая перьями зари
Влеку на голубом понтоне
Сквозь электронов янтари
И мира улей ловко я
Наполню медом бытия
Его одену смыслом воска
Снаружи побелю известкой
К столбу последнего устоя
Я принесу белье свое простое
И там повешу на ветру
Чтобы высохло к утру.
КРУШЕНИЯ ОЧАРОВАНИЙ
НОВАЯ ЛИРИКА
– ПЕРВОЕ -
22. РОЗА И АДМИРАЛ
Пусть вянет Роза, блекнет дивный куст
Пусть лист кружит и вихрь его уносит
Мы все в долгу, всех тянет книзу груз
И сам великолепный знаменосец
Скользит на льду.
Но всё ж в известной мере
Есть доля смысла даже в запоздалом покаянии:
Живое дерево в сравненьи с мертвом деревом
Нога кривая возле костыля
Дыра в траве – растительная тля
Дыра в кармане, запах ковыля
Галоп кометы, солнца ковылянье —
Всё это знак, что взрывом пузыря
Не кончится мирское пузырянье.
Кто смерть хулит, тот капер в мирных водах
Шумит прибой и крутится штурвал.
– Эй, Адмирал, тебе пора на отдых
Куда же ты так скоро побежал?
23. ГРИБ
Гриб поднял из травы лазоревое тело
Он встал возник вышел поднял туловище голову и руки
Венок засохший лен кругом его сиденья
А облако тем временем ушло за ветви и верхушки
Вода его стекала на зеркало копытца
Гриб умыл лицо холодное и лужу выпил
Рядом бросил капли,
стряхнул на окольную траву на стебли
И на листьях повисли звякнули градины текучие
Колокола расплавленной смородиной
Глаза стихии дождевой
сквозь ручейные осколки
Глядят на выходца веселого глупца
Из-под земли голого прохожего —
Откуда он плешивый?
А на лице его лежат иголки и песок.
24. ПЕНИЕ ПТИЦ
Природа щебета неясна и темна
Когда после ночи горбатой
Раннее небо трубит
В бегстве по трещинам прошлой грозы,
Следом, следом дождя
Кто призывает их?
Этих утренних щебетуний?
Желуди в перышках иглоголосые
Звонкие на ореховом дереве
Бубенцы кленовыми крылышками
Погремушками трепеща
Бьют бьют
По веткам по облаку.
Кто их звал? Кто сказал?
Может день обещал?
Струны дерева – их голоса
Пень, пень барабан
Пыль труба
А вокруг – пух пух
На глазах, на холмах, на ветвях
только пух.
И пение кончается.
25. ПЕЧАЛЬНОЕ СУЖДЕНИЕ
Ворон к ворону.
А. Пушкин
Криво криво загибаясь боком боком
Луч гуляет по пространствам кособоким
Ходят звезды по пространственному хлеву
Спектр бабочкой летает влево влево
По пустотам по канавам по откосам
Время парус надувает косо косо
Пухнет пухнет дорогой пузырь небесный
Видно звездам что-то тесно что-то тесно
Но пыхтят пыхтят мыслительные поршни
Подставляйте только руки и пригоршни
Ливень ливень хлещет прямо в руки в руки
От щедрот Ея Величества Науки
Только время на дорогах косооко
Да поля колышет рыжая осока.
26. НЕЧАЯННО
В туше бледного «уже»
Никнут прелести «еще»
Подарила мне подруга
Радость губ и нежность щек
Знаю, мне предъявят счет
Мой дружок пошел ва-банк
Видно мне придется туго
Он уже готовит бланк
И с улыбкой молвит так:
Натяни свою струну
Подтяни свою подпругу
Не оставь меня одну.
Мой корабль пошел ко дну
Жаль что я не в блиндаже
Вянет бедное «не надо»
В толще вечного «уже».
27. ЖАЛОБА ДРУГУ, КОТОРЫЙ ЕМУ ДАВНО НЕ ПИСАЛ
В пустыне селезнем порожней
В траве кузнечиком пустой
В без творога ватрушке ложной
В душе раздумьями несложной
В душе простой и нетревожной
Любовь единственный устой.
Она единственное благо
Она осмысленная влага
Она для нашей жизни редкость
10_ Пойми чему ты ей обязан —
Она есть средство вспомнить местность
С которой ты был прежде связан
Тревогой трепетного детства.
Внутри у каждого есть кузов
Воспоминаньем небогатый
Спеши туда – он твой вожатый
Туда вагоном без прицепа
Спеши верблюдом не без груза
Одолевая взгляда узость
20_ Стеклом для глаз различных цветом.
Любовь – как шторм, но он не крепок
Так пусть взаимности напиток
Хотя б размерами с наперсток
Вольется в чан с настоем репы
Примером скудной продразверстки
И на березовом пеньке
Взойдут красивые подростки
Каждый в шляпе и в венке.
В пустыне селезнем порожней
30_ Один обычай есть английский:
Чтоб поселенца не тревожить
Ему не отправляют писем
Ему не отравляют душу
Фальшивым кексом безъизюмным
Чтоб он свои лишь песни слушал
Над миром одиноко высясь
От мира духом независим
И был своим лишь предан думам —
Таков обычай благородный
40_ В пустыне селезнем порожней.
Ведь это право по-ирландски:
Линкор любви по волнам пляски
Пусть бороздит чужие мели
Чужой комар на ландыш ласки
Летит трубя про эту прелесть
Звенит летя на эту крепость
Как вестник грустный и крылатый
В пустыне уткой небогатой.
В пустыне кряканьем несытой
50_ В пустыне лебедем неполной
В пустыне аисту негодной
С отверстой раной и открытой
Лежу открытый пыльным волнам
Где ветерок гуляет южный
В пустыне журавлю ненужной…
Лежу. В руках последний свиток
Моей любви несчастной слиток
Моей души прекрасной сверток
Хоть он размерами с наперсток
60_ И жду пока он будет сверстан.
О путешественник! По верстам
Когда ты меришь караваном
Межгробовые промежутки
Склонись душой к причуде странной
И мыслью околдован жуткой
Нагнись к моей могиле узкой —
Вонзи в нее перо из гуся
Из замечательного гуся
Столь чуждого пустынным фавнам.
28. ЕНТИНУ
Он был известен в избранном кругу
Где приобрел значительную ссуду
Он полагал что выдержит игру
На основаньи пылкой веры в чудо
И снисходя к наивности его
Предвидя брешь среди его понятий
К нему приставлен дивный педагог
Пригодный для сомнительных занятий
Его бы ждал блистательный прием
Он мог сидеть на самом лучшем ложе
Но он в игре остался при своем
Уразумев что ставил на свое же.
29. ИЗ ГЕЙНЕ
Когда любовь тебя обманет
Ей скажи – прощай подруга
Сегодня вечером я занят
Среди дам иного круга
Молотьбой иного луга
Бороньбой иного сорта
И гульбой другого рода
Невеликая заслуга
Кораблю стоять у пирса
Охранительного порта
В ожидании погоды
За сомнительностью версий
Трется вервие каната
Разочтет любую прелесть
Смерть – патологоанатом
Ты увянешь, станешь хуже
Наконец протянешь руку
Среди всех своих подружек
Неподверженных недугу
Но почивших между стружек
В темной яме за калиткой
А на память за услугу
Подари мне маргаритку.
30. ПУРИТАНИН
Чтоб сверху выполнить указ
Но избежать укуса снизу
Фантазия танцует по карнизу
Цветок по слою щедрой краски.
Вселенная – передняя в трактир
Оставьте мысли место за вином
Она придет красивая бедром
Она как мышь из нор идет на пир
Сама ядро и канонир
Снаряд и порох и прислуга —
Она на миг взмывает вверх
Меняет вид земного круга
И за столом одна из первых.
Пирог приятных откровений
Преподан ей. Он перед нею.
Он спереди. Вот он – передний.
Он у нее. Она имеет
Его. Она его владелец.
Владеет им. Он весь ее.
Он без нее как погорелец.
Но с ней не ладит постоялец.
Она зовет его «мое»
Ласкает, пробует на палец
И всевозможно развлекаясь
Благоугодьями его
Она помещица всего
Что от него перепадает.
Он собственность. Он ей принадлежит:
Куда положишь – там лежит
Как расположишь – так лежит
Но ни томительные встречи
Нижe что будет он простужен
Не извратят его обычай
Стоять упруго и снаружи.
А на полянке, а под елочкой
Порок гуляет нарумяненный
А Чистота смиренной Золушкой
На берегу стирает платьице
У ручейка играет камешком
Она сегодня собирается
В одну приятную компанию
Где Добродетель председателем.
31. ЛЮБИМОЙ
Если солнце село в лужу
И луна не за горами
Если дым окутал сушу
Молчаливыми парами
Если звездный семисвечник
Свил гнездо медведю севера
Если оку бесконечность
Кажется фигурой веера
Распростертой в высоту —
Выходи моя родная
Чуять эту красоту
Озаряя пустоту
Посмотри, из недр вызван
В небеса взмывает призрак
И над миром словно искрой
Блещет частью механизма
Рассмотри на тверди старой
Всё что есть и то что было
Как искусство мыловара
Всё убрало и умыло
Как прекрасно и надежно
Виснет верхнее над нижним
Как опасно и возможно
Оказаться в небе лишним:
Понапрасну кануть вниз
По столь манящему простору
Мимо логовища птиц
Залежалым метеором
Непригодные как истина
Но полезные как пошлина
Души кружат там таинственно
Все невинно укокошены
То звенят тревожно льдинкою
То снежинками колышатся
Нет, родная, мне не высказать
Сколь легко теперь им дышится.
32. БЛЕДНОСТЬ
Едва луна недужной струйкой
Прольется в утреннюю россыпь
Рассвет нам кажется старушкой
Которая расчесывает косы
На ее красивом стане
На белоснежном полотне
Немало вышито преданий
И о тебе и обо мне.
Мне было б хорошо на дне
Одного глубокого колодца
Я б видел небеса в окне…
Когда случайно дождь прольется
Или снежком дорожку замело
Иль градобитие какое
Несет весеннее ненастье овощам
Я бы от мира взор свой отвращал
И обращал его на что-нибудь другое.
Но наших дней практическая этика
От этой милой жизни далека
То вдалеке бывает что-то светится
Но вот опять звенит в колечках суета
И оттого-то я не рад рассвету
И потому уйди старуха прочь
Что в наши дня понятно людоеду
От острых чувств и мнений занемочь.
Конец Первого Крушения
– ВТОРОЕ -
33. МОНУМЕНТ
Я монумент себе воздвиг не из цемента:
И больше он и дольше простоит
Цемент как материал не стоит комплимента —
Песка в нем сто процентов состоит
Подверженный злодействию мороза
Выветриванью, порче всяких вод:
Кислот, дождей, растворов купороса
Он сыпется и долго не живет
Иных мой дух желает помещений
Ему ничто – бетонный обелиск
Зато средь гряд восторженных речений
Его ростки прекрасно привились
В пространстве слов отыскивает доски
Мой вечный гроб, мой памятник, мой храм
И лишь из них – отнюдь не из известки
Я мощный дом навек себе создам
И к дивному строенью не из гипса
Придут народы зреть на конуру:
Араб, мечтательный пигмей с огромной клипсой
И даже те что рядом с кенгуру
Чем с пирамид с меня поболе толку
Усмотрит некогда воскреслый фараон
Век меловой в чугунную двуколку
Как сфинкс с химерой цугом запряжен
И в час когда исчезнет всё на свете
Сквозь пар смолы, сквозь щебень кирпича
Вдруг заблестят играя строфы эти
Как Феникс дикий плача и крича.
34. ПО СЛЕДАМ…
Тропа видений и иллюзий
Куда ведешь куда ведешь? —
Твердили избранные люди
В чьей бороде пирует вошь
Ах, в городах торгуют телом
В хозяйствах сельских нищета
Всё человеческое дело
Лишь вековечная тщета
Кто этого не понимает
Лишь представляется живым
Душа поет, душа играет
Но ждет ее иной режим
Что стережет нас за углом?
Предположить – удел невежды…
Оставим это ремесло
Как неудавшееся прежде
Искусство – ложь, тщета – науки
Они умрут наверняка
Хоть к ним протягивает руки
Неискушенная рука
В любви есть тоже свой обман
В известный час цветок увянет
Пусть пудрит нос, пусть носит бант
Но эта чаша перетянет
На чахлом дереве причин
Растут никчемные продукты
И рыба скорби в сеть морщин
Плывет питаясь сухофруктом
Люд от природы удаленный
В слезах по ней теперь трубит
Как пес печальный, удивленный
Что незаслуженно побит
В определении ватаги
Что есть предмет, откуда пляшем?
Как дым взлетает труп отваги
Под социальный набалдашник
И мы покинули селенья
Сложили всё что было в них
И дали крысам в поселенье
Для поучения других
Мы предоставили кварталы
Для обитания другим
Чтоб население скучало
И молча бегало по ним
Теперь идем – прощайте сестры
Привет примите для кузин
Нам небо кажет угол острый
Да море – радужный бензин…
35. УПРАЖНЕНИЕ
Колосс по глиняным ногам
На четвереньках подвизался
Но на дороге к благ лугам
В нем главный узел развязался
Тотчас свеча его погасла
В его лампаде скисло масло
Сломилось гордое весло
Ему в тот вечер не везло
– Чего ты тянешь, что ты тянешь?
Ему заметила скворешня
Меня ты манишь, манишь, манишь
А ты всё медлишь, медлишь, медлишь
Я жду, а ты нейдешь, нейдешь
Всё сеешь сеешь, да не жнешь
Всё только ищешь – не находишь
Завод ты что ли там возводишь
На бреге бурного ключа?
Куй, кочерга уж горяча.
– Что было медом стало квасом
Вино свернулось кислым пивом
Чресло трудящегося массой
Взобьем живительной крапивой
Букет достоинства иной
У тех кто вышел из пивной
И дрозд запел уже дневной:
– Уставшему от вдохновений
Всегда найдется уголок отдохновений
Укромный страннику приют
Уютненькое гнездышко
И цепи там уж не куют
Из-за оставленного перышка
Из-за расписки пустяковой
Там вечный царствует покой
Там нет реки весною новой
Там злата залеж вековой.
36. СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ ЖИВОПИСЦА РОКУЭЛЛА КЕНТА
Светало. Океан хрипел.
Я пел. И вот средь вод
По фосфорической тропе
Шагает Кашалот
Я был настолько потрясен
Увидев дивный вид
Что он до сих пор со всех сторон
В глазах моих стоит
По волнам хлещет борода
Из пасти валит дым
И от него грозит беда
Кальмарам молодым
До облаков струя летит
Как букли к парикам
Его смертелен аппетит
Омарам старикам
Над головой висит венец
Гремит его скелет
Такая пасть сулит конец
Макрели средних лет
Меж континентами как мост
Настолько он велик
Кладет гигант могучий хвост
И хвостовой плавник
Колосс, прерви свой мощный кросс
Дозволь тебя спросить:
«Зачем – мучительный вопрос
Всё время плыть и плыть?
Послушай милый ты умрешь
Тебя акула съест
А ты плывешь плывешь плывешь
Ужель не надоест?»
Гигант молчал: он был немым
Лишь напрягал бока
И только шевелил спинным
Остатком плавника
«Ты очевидно очень зол
Решил всю жизнь молчать» —
В каюту я к себе ушел
Чтоб другу не мешать
А он без следствий и причин
Как вечный Иудей
Плывет один среди пучин
С остатками мудей.
37. НЕЧАЯННО
(Второе)
Когда в лукавую ромашку
Попал стрелой Амур-ползунья
Поправя нежную рубашку
Пролепетал цветок-глазунья:
Еще мне пчел твоих дари
А этот листик дорогой
Немедля убери.
38. ГОБЕЛЕН
(Баллада)
Собрался герцог на охоту
Зовет он своего пажа
В одной руке он держит плетку
А на боку звенит кинжал
Мой верный паж, ступай к герцогине
И с ней душою не криви
Моей прекрасной половине
Ты про охоту объяви
Вот паж спешит к прекрасной даме
10_ И видит бледная одна
Закрыв лицо усталыми руками
Стоит и плачет у окна
Прижав к груди трепещущие руки
Так герцогиня говорит
Супруг давно со мной в разлуке
В другую сторону глядит
Забыл как я его любила
Забыл как я его ждала
Наверно старая дубина
20_ Травою-мохом поросла
А паж имел другое мненье
Но он об этом умолчал
Он на лице изобразил сомненье
И так Брунгильде отвечал:
Ах, герцогиня Лотарингская
Не надо плакать и рыдать
Прекрасная нежная дивная жизнь моя
Дозволь тебя поцеловать.
Артур, Артур – она сказала
30_ Поправив бархатное платье —
В его объятия упала
В слезах от радости и счастья
Выходит герцог из конюшни
Протер суровые глаза
Рукой коню он треплет уши
В другой руке у него узда
Вставай, жена, готовься к бою
Сегодня травим кабана
На наслаждение такое
40_ Немедля будь снаряжена
И вот как горная богиня
На молодом своем коне
Как птица скачет герцогиня
Горя в таинственном огне
А паж красивый сокольничий
Коня пришпорил вслед за ней
Он полон чувством необычным
Как будто перья на спине
А герцог, герцог бородатый
50_ Угрюмо скачет позади
В руке он держит алебарду
И подозрительно глядит.
39. ФОНТАН ТАТАРКИ
Едва повеет воздух майский
Перед гороховой весной
Какой-то страх китайский
Овладевает мной
Словно бы смерть уже душой владеет
Слабеют ноги, тело холодеет
Крадется к сердцу мерзостная штука
В скорлупку прячется мороженая щука
Щеколда тянется по щелочке к щелчку
Играю в ящик – окрик ямщику:
Приехали, выкладывай чеку
Щека к щеке, родная начеку
Она чека, енкаведе, без звука
Приходит в мягких туфлях гепеу
И зрячее во сне и наяву
Эдмунда семя с вывернутым пледом
А следом
Плюгавый отложившийся марксист
Ревизиею новой волокнист
Приходит глаз сощуря узкий
На край Амурский незаконно притязя
Который исконно русским
Считал как Беллинсгаузен так и я
И Лаперуз
О музы времени! О розы без рейтуз!
40. ГЛУХОТА
Облезлый мир шипя и тая
В дыре вселенной догорал
Птенец Европы и Китая
Порхал на северный Урал
Вослед ему крича: Ура, Таймыр!
Стрелял последний миротворец
И недоваренный кальмар
На сушу клал бульонный палец
(Тщедушествуя в лоне бледных тел
Он насладиться мог но не успел)
А в океане пузырей
Скакали аленькие утки
И кит дыша одной ноздрей
Другою нюхал незабудки
В кругу сует мирских его забот
Виднелся рыбок мыльный взвод…
Сентиментальный млекопойца
Непоправимый травоядь
В дымящих волн витую гладь
Пускает радужные кольца
И драгоценный плавит жир
В бездонный ковш топленой лжи.
41. РАЗМЫШЛЕНИЕ
В картину мира всякий раз
Мы напрасно вписываем духа:
Сверкает с неба звездный глаз
Порхает маленькое ухо…
Но милый мой, к чему же странность
Души означенной как данность
Тревожный сон боготворить?
За давностию дел Творец устав творить
Удел стареть переложил искусству
Устав его стал ныне так высок
Что даже в основании песок —
Мы только тыквы сумеречный сок
Дерзаем предложить надтреснутому чувству
Чтоб горечь невозможную пия
Пыхтела Ева и шипел Змия.
42. УЧЕНИКУ
(Подражание Буало)
Реликвии какие Аттис
Как дар неистовым жрецам
Принес расставшись с ними сам
Альберту подарили gratis
Из поэмы про Фому
Произведенья магии суть мерзость.
Сказать спасибо следует Творцу
Что Он прощает нам такую дерзость.
Когда подобный говорливому скворцу
С улыбочкою гений худосочный
Вдруг козырнет цифирею неточной
Иль тычет в телефон иль в стратостат
И голосит: вот дескать результат
Его благоуханий над воронкой
10_ Знай это зуб гнилой под золотой коронкой
Знай тухлый этот глаз хоть блещет сквозь пенсне
Пусть лучше спрут тебе пригрезится во сне
И лезет ножкой в слизистую нишу
Чем руку протянуть проказливому кнышу.
Сперва я только облик опишу
Давно забыл он слово «причешу»
Влас вылез – первый знак ума излишка
Второй – математическая шишка
По ней гуляет шалый таракан
20_ А темя как химический стакан
Сам бел как гробовщик – смотри какой нарядный
Лоб выпуклый и нос незаурядный
Свисает студнем к сжеванной губе
И жидкий зад на ног двойной трубе
Достойный венчик общему позору
Всё пукает аукая прибору
А тот мигает, стрелочкой трясет
Повсюду информацию несет
То взвизгнет загудит иль захохочет
30_ То закудахчет, то взорваться хочет
Взорва?лся вроде – нет не взорвался?
Факир доволен – фокус удался
К примеру скажем в следующем роде:
Дельфин кейфующий на сладком электроде
Двуглавый песик в смутной дремоте
Иль гулкий залп по лунной пустоте
Известной состраданьем полуночным
Под гром литавр и с попаданьем точным.
Могущественней многих древних Индр
40_ Он алюминий расклепал в цилиндр
Худой уже металл немного блещет даже
Се восстоит в изглоданном пейзаже
Дворец где будет вакуум парить
И звезды мелкие и плавить и варить.
По колбам глазки ручки и сердечки
Артерии как липкие уздечки
Увили в склянке юный эмбрион
Ладони мылом трет Наполеон
Он лестью подползя к супружественным биркам
50_ Итоги их страстей раскапал по пробиркам
Их омывает всякая моча
А чтоб она была не горяча
Кругом стоят стеклянные злодеи
И прыгают младые иудеи:
Потомки Гедеона-судии
Самсона, Аарона, Илии
Захарии, Варахиина чада
Ииуя, Урии и Венадада
И Иоава – борзого гонца
60_ (Жаль не дорезал Авраам агнца)
Забывши про отцов заветы и заботы
Младенец хилый нянчат до субботы
Неделя вышла – в маменьку кладут
Назад, теперь не холодно и тут.
Махая трубкой томного недуга
Пришла в прыщах ученая подруга
Настала ночь, наука пала ниц
Вот он среди расхлестанных страниц
Но даже полкуплета не допевши
70_ Отваливает тихо засопевши
Заклепан клапан, выстрел, перелет
Он чешет лапкой хладный переплет
Она ж свербит его железным когтем
И ребра бледные гвоздит облезлым локтем
Трезвонит в кухне выморочный кран
И гонит ночь из темени дурман.
Наутро – новости. Расчетливых наитий
Почтовый голубь розовые нити
Роняет им в отверстое бельмо
80_ И небо – семиверстное трюмо
С седых высот взирает без раздумья
На старческую пряжу слабоумья,
Ткачами бреда челюсти стучат
Прости им Господи – не знают что сучат.
43. НАЗНАЧЕНИЕ ПОЭТА
Поэт на дудочке играл
А рядом реял полицейский
Он походил на минерал
В удобной форме милицейской
Он был как медный колчедан
И той фигуре Медицейской
Что мило так на дудочке играла
Скульптура та другая медная сказала:
Ты что ж это одна вдоль моего вокзала
Зачем не едешь никуда
Ни сам, нижe кого не возишь никогда
И что ты собственно так долго тут торчишь?
Я пользы от тебя не наблюдаю
Итак молчи, молчи дударь
Тебя я слушать не желаю
Ты здесь нарочно не сиди
И уходи.
А бантичек-то молвил: Погоди
Поэт тебе не петушок
И не змея с заморским жалом
И не начинка для кишок
Внутри с товаром залежалым.
Сказавши так стишок премудренький
Гудошник жить поехал в Кострому
А Ерема остался дома.
Конец Второго Крушения
44. ВЕТЕРИНАР БЕГУЩИЙ
Белокурою листвою
Разукрашенные щедро
Невысокие красуясь
Радуясь или от ветра
Ивы гнутся – их ободья
Как сережки на березах
Словно желуди на соснах
Между иглами колышатся
Можжевельника и ели.
10_ Трелью будят неопасной
Тут оленя ежеутренне
Светлоокие лисицы
Успокоясь колоситься
С ветерком порхают: «Вот она!»
Крики трав и всплески бабочек
В виде крошечных собачек
Дети волка роют поодаль
Над канавой по три брата
Галки прыгают к реке
20_ Сороки прыгают обратно.
Неустроен и рассажен
Между ко?злами конечностей
Бродит лось угрюм и важен
Машет рогом по окрестности
По ветвям туманной влажности…
Сзади – бешеный от тучности
Буян не знающий усталости
Свинья с султаном на загривке
Храпит свои святые радости
30_ Губою щупает обрывки
Крапивы едких земляник
И одуванчик выпрямленный рядом
К багряным векам ей приник.
Там зайца маленькое стадо
Маячит вскакивая на лопух
Мелькает в укороченных стволах
Брусника превращает в кислоту
Одну опавшую росинку за другой
А зайцы скачут между плах
40_ Не задевая никакой
Бугор почти не бросит тени
Не бросит тени в желтый юг
И мыши и другие звери
Запели сидя в полукруг.
Мыши:
Воздух – песен дирижер
Веет прямо в зерен насыпь
Перешептываясь воры
Уменьшать идут запасы
Часть потери урожая
50_ Не вернется в небо колосом
Но исчезнет небольшая
Но сгниет и сгинет пропадом
Мы из клети леса иглами
Вынем гладкие орехи
Мы их выкатим и выполним
Самые глупые советы
И пусть упрек не для забавы
Звенит в обличьи колокольчика
Но кто-то там в зерне лукавый
60_ Стучит в тугие оболочки
Кто хлеб ореховый расхитит
Наверно должен вспоминать
Что был какой-то обитатель
И он скучал окаменеть.
Бурундук:
Я видел: червь ходил нагой
Я был поблизости листвы
Он шел из груши в гниль другой
Он погружал лицо в плоды
И там до сна вечерних зорь
70_ Себя губя внутри, внутри
Ни разу около не зря
Как вешний воздух был он гол
Всегда в среде плода паря
И каждый слог его был наг
Он утолщал его как мог
И смрадный вспять стремил раствор
Поодаль радостно пчела
Сулила реки юных благ
И он протягивал чело
80_ Навстречу трепета и влаг
Я видел: гусеница шла
Я видел: вышел землемер
Он был ползучая душа
А та – пульсирующий мех
Она вдыхала запах смол —
Он вдруг застыл как малый кол
Он телом ветку обнимал
И тонкой кожей обонял.
Муравьи:
Выйди, выйди предводитель
90_ Середь игл и середь пик
Поскорее разомкните
Ок кукушки карий миг
Цветик мак на огороде
Плачет пугала пугаясь:
Благодаря его угрозе
Я родной в неволе маюсь.
Каюсь, нам давно хотелось
И не спеша а по-хорошему
Найти себе какое-нибудь дело
100_ Но оказалось невозможно:
Напрасно в кучи гресть нам мусор
Для гигиены и очистки
Проснитесь, трупы! Скоро хмуро
Придет гиена – съест очистки…
Одуванчик набекрень
Сдвинул зонт сухих семян
Наш начальник не упрям
На пеньке летит румян
Загорелые иголки
110_ Звонко падают с растительности…
Что-то день какой-то долгий —
Даже солнце не подскажет
Позабыто в облаках —
До чего же удивительно
Вон того персонажа
Приближение издалека.
Ветеринар:
Дети сна перед рассветом
Хороводят перелесками
Попроси у них совета
120_ Они дадут тебе их несколько:
Рады выручить приятеля
Объяснят в какую сторону
А посмотришь повнимательней —
Уйдут оставя слева голову
И тень деревьев станет мукой
И тени птиц предстанут уткой
Не перестанут ткать ткачи
При виде мертвого дрозда
И не замедлит бег моя Катюша
130_ При виде мертвого чижа
Меня приводит в изумление
Кругом такое изобилие:
Медведь наполненный вареньем
Или набитый трутом филин
Коровы с дверью на спине —
Всё чудно здесь, всё странно мне.
Но некая особенность ландшафта
И тех кто в нем живет и дышит
Мне словно шепчет и твердит что завтра
140_ Здесь станет хуже и суше:
Рванью кружев
Лес поредеет, под плешивым лосем
Войдет в уют нагая свора лис
Я вижу: в гладкой выси переносит
Корону блеска вылощенный диск —
Лучи ощипаны с ушей и с подбородка…
Как будто северный ублюдок носорога
Там волк в лохмотьях лысой кожи
Потащит голодающим сподвижникам
150_ Свое безлиственное тело,
Ручей отделанный булыжником
Как бы напудрен прахом мела
Не омывая этот минерал
В мираж развеется туманен и бесславен
К зрачку прилипнет века круглый ставень
Из ран кровавый изойдет коралл,
Тогда все чувства будут зудом
Тогда все слезы будут медом
И самый воздух сух и тощ
160_ Мукой падет и в мох и в хвощ
И из измученных сосцов
На землю упадут свистульки
Проклятьями взбесившихся отцов!
Ничто не всхлипнет и не булькнет…
Но нет, ведь ум – не сердце мне тревожит
Подобная нелепая картина…
Подумай сам, такое невозможно
Но все-таки невнятная причина
Мне ум и душу тяготит
170_ И бередит и щекотит.
Барсук:
Щекотно мне, что жизнь моя в грибах
Ребята спрашивают: что такое поросль?
А я попробую – потребую рябых
Осенних птиц отправить не по компасу
Что мне восток покуда я мохнат?
Махнет во мне какой-то третий клапан
Махнет в окне платочек голубой,
Кусочек тряпочки, в слезах лицо небритое
И захлебнется в перебоях
180_ Порханий сердца и скоблений лап…
Что запад мне? Доколе неумыта
Ты будешь?
Спрашиваю, а она не отвечает…
Ветеринар:
Она вопроса твоего не отличает
От воя вихря.
В окнах смолкнет колокол
Когда зимою их обложат ватой.
Когда ты спишь, безропотною лапой
Умей подать соседу знак
190_ И ссуду поделить на пару.
Барсук:
Пойду купаться. За урок
Тебе спасибо не скажу
Дай другу срок, придет сурок
И будь здоров – я ухожу
Я ухожу, меня уж нету
Все реже воздух вслед за мной
А я в кустах назначил встречу
С далекой бабушкой-рекой
(уходит)
Теленок с двумя головами:
Родное вымя утеряв
200_ Хожу какой-то одичалый
Лопух о слезы утерев
Ищу знакомого причала
Меня медведь вскормила грудью
В ее груди текли моря
Но в них не будет, нет не будет
Удить ни сеть ни вентеря
А мне лишь странствия
Ягнята… Путешествуют
По небу юга малые барашки
210_ Белы как завитые потроха
Их выпуклые чрева… Как-то
Случилось вечером: чернее
Незрелой клюквы в небе
Разлилось озеро и там
Плыла берез из лыка рукодель
Качалось дерево, скрипела колыбель
И месяца безногий журавель
Катился вбок.
О прочем не судя
220_ Нельзя прочесть – приходится молчать
Ничейный год – дитя не укачать
Питья не выпить – в хлеб не захлебнуться
Я одинок. Попробуй улыбнись
Ветеринар:
Твоя судьба – для многих рок
В сухой бадье для многих доски
Косяк подпилен под порог
Под грузным молотом загвоздки
И стройное строение тебя
На странствия зовет труба
230_ В цветы где нежная трава
Иль чей-то воздух на губах
В зеленом лопнет пузырьке признанья
И соли ока сладость черезмерная
И паутина губ твоих холодных
Того надеждой не обманет
Кого и в зелень не поманит.
(Теленок уходит)
Осы (поют):
От скелета древних крыс
До привета зверя-рысь
Музыкальным инструментом
240_ Очарован музыкант
Положение жука
В рассуждении тоски
Поражение в бока
Сердца вымершей трески
Вышла новость из реки:
Овода не подковать
Он целует ваши ручки
И его не подковать
Но застенчивые лица
250_ Не поймут что это значит
На осине ходит птица
По рябине куры скачут
Лисица:
Столь краткий шаг невзгоды в будущем
Не в прятки в самом деле прятать
Не обретать же право скаредно
Бегущей пищи по урочищам
Не поимать середь ладоньми
Срывая когти в мехе убегающих
Иль крылиев пернатых лебедями
260_ Тени улавливать?
Пред нами и вокруг
Посев земли кружит цветами воздуха
Вон желтый лис небес бежит без отдыха
Цветами внутренностей мстя из-под черты
Сойдет на нет, скользнет под сень твердыни
В прозрачный сумрак ледяной стены
И развернув багряный вал застынет
В медвяной шкуре внешности высот
Развесит гроздь мерцающия дроби
270_ Чтоб вышел догорающий народ,
И – как фиалки смоет капли крови
Зеркальной рыбой на откосах скал!
Ветеринар:
Я так и знал!
Увы, увы безумство процветает
Летает всякое и забывает кумовство
Зарыть сокровище – какое мотовство!
Какое колдовство сменило прозвище
Несвоевременным успехом волхвований
Со смехом скакового скакуна
280_ Всем этим поколеньям молодым
На вид —
Надежды их —
один лишь дым развеян
Кругом их пар, кругом большой туман
В одеждах посох ветра ищет дыр
Мне жаль молоденьких, они не знают счастья
Из-под пилы до нынешней поры
Взлетают их разрозненные части:
Опилки пыль древесная кора
290_ Оракул-плесень – светоч, право,
Мне жаль всех этих крошечных существ —
Забота в личике, дурной обмен веществ
Дитя лисицы, коршун недоношенный
Усохшее отродие пчелы,
Похожее на восемь паучат
Там стайка оголтелая сычат
Все ищет требует горланит неутешное —
Днем пень под бок, а по ночам бессоница.
Енот:
К нам равновесие всегда приходит с возрастом:
300_ Медведь мохнатую к зубам подносит ногу
И коготь виден из чешуйчатой ноги
Стального ворона.
Надтреснутым копытом
Олени чешут мягкое подбрюшье
И мает шеей пьющая лиса
То поднимая стреловидный факел головы
То глядя в сторону.
Ты видишь наяву
Ритмическое клюва колебанье
310_ У цапель и у дятлов.
Назиданье
Быть может их немного отвлечет
Но частота восполнит отставанье.
Ты не учитываешь пения и кваканья,
Ты собираешь перья и клочки
На поле драки дикобраза с муравейником
Но верь мне:
рядом дикие сморчки
И вепрь-кабанчик спит среди репейника.
320_ Теперь – уйди. Орешниковый хмель
По голове сильней чтоб не ударил
Скорей уйди на устричную отмель
Где ждет тебя —
апостола до тварей
Товарищ твой Катюша верный друг
В одеждах юга, в платьях снежных вьюг
Она одна, она давно тоскует
И грудь ее больна без поцелуев.
* * *
На пригорке солнце прыгало
330_ Запустив ладони в волосы
В огороде пело пугало
Черный плод вороньей совести
Мышь точила зуб о корень
Земляники и малины
За рекою луг распарен
На траву косил шалуний
Развевались только перышки
Только вился пух по воздуху
Воробей клевал по зернышку
340_ Соловей ходил по пастбищу
И в нижнем мире неизвестному
Названья новые давая
Бес летал по поднебесью
Звезды рожками сбивая.
Давно ушел ветеринар
С душой разобранной на части
Теперь он слаб, теперь он стар
Его уж не терзают страсти
Недавно видел я его
350_ Он весь был нем как Пифагор
Лишь посмотрел потухшим взором
Мне показалось что с укором
И бороздил и морщил лоб
Ему страдальческий укроп
А лес все тот же: как и прежде
Трубит оса и ходит лось
Но что-то горестно и нежно
В нем словно бы оборвалось
И темносиний свод надежд
360_ Над ним как будто раскололся.
45. БУДЕННЫЙ
Героическая драма Верпы
Действуют
в нашем стане:
Усы Буденного
Часы Буденного
Конь Буденного
во вражьем стане:
Врангель
Шкуро-Мамонтова
Деникин-Колчак
Штаб Врангеля. Дым. Колчак-Деникин играет на гитаре.
Мамонтов, покрытый Шкуро, сидит над картами.
Врангель:
Не правда ль, Мамонтова,
Твой упраздненный псами хобот
Был удивительный трубач
Но все равно с тобой мы оба
Останемся на высоте поставленных историей
перед нами задач!
Шкуро-Мамонтова:
Ворона Врангеля боится
Одна под кустик не садится.
Врангель:
Ты, Мамонтова, сбрось Шкуро свое
Ты, адмирал, брось обнимать скрипицу
10_ Нам всем необходимо подкрепиться
Перед началом длительных боев.
Итак, снимай совсем свое Шкуро
Иди прочисть жерло большой мортиры
А ты – уставь усталое мурло
И сквозь жерло гляди из штаб-квартиры.
(Выполняют неохотно приказ)
Колчак-Деникин (тихо поет):
Тихо пушечки-то смолкли
А солдатики-то взмокли
Тихо, сабли не звенят
А солдатики не спят
20_ Ус один солдатик крутит
А другой какой-то грустный
Из евоного мешка
Утащили колбасу
А у нашего попа
Утащили попадью.
Шкуро-Мамонтова:
Куда бы повесить портянки?
Мне надоел чай из жестянки
Мне наскучила ваша игра
Что вы думаете по этому поводу, граф?
Врангель:
30_ Я думаю, усы Буденного удобное место
Чу, я слышу какое-то подобие свиста.
Колчак-Деникин (свистит):
Вот так?
Врангель:
Нет, друг, я услыхал другое
Так свищут кони перед боем
Так свищет мать утратив деть
Так свищет слон упавший в сеть (глядит в зеркало)
Сочувствуя переживаньям
Деревьев длинные шпицрутены
Застыли. Словно в ожиданьи
40_ Своих друзей из пятой роты
Шесть штук кобыл во мраке ржут
Расправя гривы в парашют
И тень луны в ночной воронке
Летит из северной сторонки.
Деникин-Колчак (поет):
Говорит графине граф:
Ваше сиятельство неправы,
Утверждая что мой гриф
Недостаточно игрив.
Говорит в ответ жена:
50_ Граф, с вами спорить бесполезно
Я совершенно сражена
Ах, вашим доводом железным.
Плюнул граф и вышел вон
Хлопнул дверь и вышиб стекла
А кругом стоял барон
Как морковка или свекла.
Врангель:
Генерал, я поняль ваш намек
Довольно плюнуть в потолок
Извольте выйти вон из штаба
60_ Вы не офицер, а баба.
Деникин-Колчак (уходя поет):
Прощай стратегия и тактика
Прощай колода с голой женщиной
Меня заменит автоматика
Но кто тогда заменит банщика?
Шкуро-Мамонтова:
Самонадеянность вельможи
Привычкой честного солдата
Напрасно ищет то чего не может
В порочном дуле автомата
Его погибель решена
70_ Гранатомет его жена
И стала дирижабль свекровью
Он попрекнул тебя морковью
Он намекнул тебе на свеклу
Но он своей заплатит кровью
За эти выбитые зубы.
Возвращается Колчак-Деникин, ведя с собою Коня Буденного.
Колчак-Деникин:
Смотри кого я в плен веду
С моей нечаянной разведки
Я только начал есть траву
Смотрю – а рядом гложет ветки
80_ Вот этот непонятный Конь
Колышет нежными устами
Я зацепил его супонь
Сваливши навзничь под кустами
И скоро поспешил в нору —
В собачью эту конуру.
Врангель:
Вот, генерал, возьмите орден
И пусть вам настроение не портит
Сегодняшний печальный инцидент.
Пускай теперь сей пленный инсургент
90_ Расскажет нам зачем поставил пушки
Буденный на макушке той горушки.
Конь молчит.
Шкуро-Мамонтова:
Конь, отвечай без запирательства
На речь его превосходительства
А то его превосходительство
Расскажет длинное ругательство
И нехорошие слова.
Конь:
Гваите хву и хва
Хевоваимве в дверь суется
Хибнет, хибнет не сдается.
Врангель:
100_ Каков однако ж голос мерзкий!
Шкуро-Мамонтова:
Каков однако ж пленник дерзкий!
Врангель:
Чего он там бубнил про дверь?
Шкуро-Мамонтова (украдкой откусывая кусок Коня):
Какой же прочный этот зверь.
Колчак-Деникин:
Я полагаю выстрел в гада
Есть лучшая ему награда
Его мы сварим и съедим
И всевозможно победим.
Шкуро-Мамонтова:
Сначала лучше заспиртуем
А после лучше запируем.
Громкий стук в дверь. Входят Усы и Часы Буденного.
Усы:
110_ Исторью вспять не повернешь
Назад былого не вернешь.
Часы:
Исторья вспять не повернется
Назад былое не вернется.
Колчак-Деникин:
Позвольте вам взамен привета
Вручить вот эти два предмета.
Пытается навесить портянки на Усы Буденного.
Усы (отмахиваясь):
Не повернуть исторью взад
Былого не вернуть назад.
Часы:
Напрасны всякие старанья
Вернуть исторьи колесо
120_ В его былое состоянье
Отметил дедушка Сысой.
Усы:
И верно, прав был старикашка
Исторья, граф, не промокашка
Вы, генерал, отдайте шашку
Барон, позвольте ваш погон…
Врангель:
Увы, любимый мой погон
Попал исторьи под вагон
Под эти ржавые колеса
Конь:
Кончайте, граф, свои расспросы
130_ Под страшный грохот колеса.
Исторья вам не колбаса!
Уводят пленных.
Занавес
ДЕВЯТЫЙ РЕНЕССАНС
46
Когда Тезей ломал цветы
На лунных грядках Ариадны
Когда лобзал он лик прохладный
Ее прекрасной наготы
Он даже не подозревал
В какой подвал заводят нити
А кабы знал – не целовал
Под звон цепей иных наитий
47
Отец любви земле Эллада
Без меры тварей подарил
За каждым деревом Дриада
Под каждым дубом Гамадрил
А дни и ночи там иные
Чем в нашей нынешней нужде:
Там луны – рыбы неземные
Среди созвездий и дождей
И вторя им Дельфин Эгейский
По морю гонит синий сонм
Там по лесам Павлин Индейский
Гуляет ярким колесом
В потоках древние Драконы
Чеша о кремень чешую
Твердят Ликурговы законы
И комментарии жуют
И мать Моржа с лицом Сирены
Нагую грудь в волне держа
Смеясь виднеется из пены
Златые бедра обнажа
Все в этом крае с рыбой схоже:
Страна глядит из-под глубин
Как рыбы мрамор белой кожей
Из-под разбитых коломбин.
48. МАРСИЙ
Искусство мех содрало со слуги.
Слуга без меха. Ни на что не годен
Искусству мех. – Испорчен так что вроде
Хранить вино иль сделать сапоги
Бессмысленно: сквозь рвань в большие дыры
Сбежит вино и дождь зальет башмак
Обочь тропы чуть только сделай шаг
Воротится нога и хлюпнув молвит: Сыро.
Итак, Искусства тщания смешны —
Ни обуви не будет ни мошны.
Теперь к слуге. Для сладости урока
Посмотрим на слугу. Вон там один такой
На дереве под солнцем невысоким
Подъят на ствол без веток и суков
К костям груди брада смешная липнет
Не разомкнуть и не разъять уста
В остатках шкуры молча блохи гибнут
И мух кругом летает много стай.
Они жужжат. То сядут плотной кучей
То вновь взлетят рассеянною тучей
Червей своих кладут в кровавый хлам
И воют гимн и флейтам и мехам
Снуют повсюду клейкие как рифмы
А в лужах лают синенькие нимфы.
49. РОК
Три пряхи – ох! Старухи – ай!
Горба не разогни
Их скис медок, повысох чай
А радости – ни-ни
Ах нет ни молвить ни сказать
Совсем нехорошо
Судьбы наседочки фазан
По рябушку пошел
Скорлупку новую надев
Малиновой сестре
Теперь он крутит вечных дев
Индеечки пестрей
На блюдце плавает трава
Чих-ветер – цветик-трын
На небе в перьях голова
Летит из-под перин
Один петух на тучку сел
Другой поодаль ржал
Еще один про это спел
И веком задрожал.
50. ГАРПИИ
Одна из них совсем старуха
Другой – всего шестнадцать лет
Младая нежилась в листве
Комками девственного пуха
Но редким дыбом у седой
Стояли перышки. Седая
Сидела рядом с молодой.
Младая млела. Обладая
Завидным тонким голоском
10_ Вдруг загудел игривый ком:
– Жидкий борщ с коровы чище
Двух наваристых телят
В ноябре чего-то ищем
Что-то в мае потеряв
Ты на старое колечко
Понаводишь позолот
Только милый на крылечко
Все равно не позовет
Так зачем нам дути в клюкву
20_ Распуская руки птицей
Ведь на нашем поле брюква
На подсолнухе кустится
В нашем поле даже овощ
Возвещал и обещал
Все равно тебе не будет
Ни борща ни овоща.
– Мне любо блеянье утят, —
Съедая гроздь сырых рябин
Седая каркнула шутя:
30_ – У трех девиц, у трех рабынь
Удрало чистое дитя
Его лукавый корнеплод
Вовлек в игру наоборот.
– О реп извилистые тропы! —
Она рекла в другом примере.
– Густые заросли укропа
Навек сокрыли рая двери
И если даже дольний Лондон
Определенно виден плохо
40_ Туманно мне – к чему же отдан
Весь мир для супа из гороха?
– Какое мрачное пророчество! —
Сказала дева поразмыслив.
– Я узнаю мое отечество
Страну без чести и без мыслей,
Но я не знала что и овощи
Себя ведут подобным образом
Нет мочи – милые товарищи
Пришли подстриженные бобриком!
50_ Вот тут-то бабушка сказала:
– Не осуждай, когда не подросла.
Ты прожила еще так мало
Твой узок суд, твой разум слаб
Пойми что значит так и надо
Необходимость значит есть
А если рядом тянет смрадом
Так надо, значит, пересесть.
Старушка пересела чуть повыше.
Стараясь разговаривать потише
60_ Они болтали, заглушая хрип —
Двойной был сходен с ними гриб
Когда с морозу и с дождей
Стоит прокислый дряблый чучел
А тут сынок еще червей
Завел примером не научен:
Не может опыт по наследству
Гриба растительная стать
Самонадеянному детству передать
А было б хорошо, а то гниют грибочки…
70_ И наг был сук дубравы сей
Летали скверные цветочки
И мох смердел как Иевусей
И жижа хлюпала в подножьи
В гнусавом ихнем Запорожье.
Свидетель частый их бесед
Был филосо?ф уединенный
Непривередливый сосед
Один мыслитель вдохновенный
Неприхотливый как солдат
80_ Давил он мех в нечистых сотах
Бывало с темени до пят
Ходил измазан в нечистотах
Когда он в город прибегал
Кругом от вони дети ныли
А длинных улиц мадригал
Напоминал ему о мыле
Высокий ум пренебрегал
Подобной жизни неудобством
Лишь туже шляпу надвигал
90_ На головы стеклянный выступ.
51. КЕНТАВР
Басня
Кентавр
Наевшись раз малины
По горло человечьей половины
К березке стройной подошел
И начал об нее тереться
Чтобы согреться
И почесать
Свой вот уж десять лет как шелудивый бок
Тут из соседнего дупла ему ответил бог
Что жизнь-то наша значит братец даром не проходит
И что сойдет с копыт – то с рук не сходит.
52. МИНОС
Минос! Минос! Ты жирен, жирен —
Зато жена твоя умна
Ты сел на трон как мерин мирен
Жена читает письмена
Она читает днем и ночью
При свете дня, при блеске звезд
Но птичий ум ее порочный
Уже давно вспорхнул из гнезд
Минос, ты слишком неподвижен
Ты важен словно ты квадрат
Ты недостоин быть приближен
Ея прекрасного бедра
Она читает знаки чувства
На чешуе других рогов —
И вот уж луг цветами устлан
И вот уж бык из берегов
Ручья недавнего подъят
Она спешит к нему навстречу
И вот уж ею он объят
Свершает ласку человечью
Но как-то холодно. Она
Встает с цветов поражена
А бык дрожит губою бледной
И требует коровы медной.
53. КРИТСКИЕ ВЫМЫСЛЫ
Дедал парил по небу
Икар сидел внизу
Дедал там прежде не был
Икар доил козу
Дедал кричит: Скорее
А то я рассержусь
Скажи: по небу рея
Как я тебе кажусь?
Икар на четвереньках
Поднявши вверх тузы
Помедливши маленько
Сказал из-под козы:
Он так сказал: Папаша
Ты ах как высоко
А дома стынет каша
И киснет молоко
Тебе-то хорошо там
Всю птицу ощипав
Рулить своим полетом
Ни разу не упав
А дома – разорение
Как дым летает пух
Поет как привидение
Морщинистый петух
А одаль за околицей
Гусак идет нагой
То о лопух уколется
То топает ногой
Его гусыня голая
Бесчувственная тварь
Гуляет развеселая
Красна как киноварь
А деткам каково их
С под век незрелых ок
Родителей обоих
Вдруг видеть без порток?
Всеобщее распутство
И шаткость в жизни сей
Вот плод летать искусства
И всех твоих затей.
Дедал сказал снижаясь:
Сыночек мой сынок
Душа моя сжимается
Совсем как пузырек
Чем больше я летаю
Тем больше я хочу
Желание питаю
Плевать на эту чушь.
И так развеся уши
Повис вверху Дедал
Икар его послушал
Ни слова не сказал
Ни слова – ни словечка
Козу свою доя
Под вымечко овечки
Усмешку затая.
54. ЭГЕЙ
Эгей скончался по ошибке
Он безнадежно устарел
Его недавно съели рыбки
Которых он когда-то съел
Мурены спят в его скелете
Миноги водят хоровод
И кисти рук висят как плети
А кости ног – наоборот
Ужасна месть слепой природы
Какой-то осьминогий спрут
Уже разводит огороды
Там где сверкал зубов редут
Но их ограду выбил возраст
Эгей скончался очень стар
Его пример внушает бодрость
Тому кто мыслить перестал
Но выпить на его поминки
Пришли друзья его седин
Оплакать друга средь сардин
И утопить слезу в сардинке.
55. СОПЕРНИЦЫ
(Скилла и Дафна)
Сюжет практического чувства
До дна навеки исчерпав
Она легла в сухое русло.
Как холодна ее рука
Высокий лик как камень гор
Рождает смутные восторги
Слепой груди двойной бугор
Как будто ждет тревог и оргий
Лежит прекрасная она
10_ Касаясь волн морских бедра?ми
Но внутренне она полна
Одними хриплыми волками
Бурлят суставы стаи их
И всё кругом приходит в ужас
Когда похожие на вихрь
Внезапно выскочив наружу
Невольно тянутся к морям
На гибких выях иззмеившись
И как на странных фонарях
20_ Глаза горят полузакрывшись.
Двенадцать ок алеют в ней
На лепестках голов собачьих
Цветочек сей то выйдет вне
То снова внутрь венчик спрячет —
Символ стыдливой красоты
В псах голубых шестиблизнечных
Неуловимый как мечты
И непонятный словно вечность.
Бежала Дафна – куст лавровый
30_ Листву на юбке шевеля
И видит: грот стоит багровый
А рядом липкая земля
И зыбь и топь и скат в низину
Тропою илистой скользит
В пещеру рот стоит разинут
В клыках скользящего сразит
А далее – скулят и лают
И в результате всех страстей
Там воронье не просыхая
40_ Висит на ниточках детей.
Тогда красавица спросила
Дрожа листвы своей платком:
Какая сила побудила
Тебя вскормить в себе волков?
Зачем такие длинные клыки
Из вечной высунулись глотки?
Зачем зажаты в кулаки
Собаки в облике селедки?
Я только ветреница – прах
50_ Лечу от юности тряпична
А ты – в туманах и парах —
Зачем ты внутренностью хищна?
Зачем комок морской травы
С медузы паюсным букетом
Дракон по имени Увы
Принес тебе запрошлым летом?
Зачем? Зачем? – гласила Ветвь
И что за смысл в подобной власти?
А Скилла только улыбалась ей в ответ
60_ И зубы скалила из пасти.
56. ФЕНИКС
Горит ли кость на пепелище
Иль тлеет свежее бревно
Или вообще огню нет пищи
Ей это право все равно
Она летит теперь наверно
Летит куда-нибудь туда
Где здешнее недостоверно
Как еле слышная дуда
Меж вечных лун рогами новых
Ей не узнать знакомых форм
Кружится воздух бестолковый
И комары уж ей не корм
Сменяют дни рассвет рассветом
И что ни день – другие щи
Сгорела птичка, больше нету
Теперь ищи ее свищи.
ЧЕТЫРЕ ПОЭМЫ ОБ ОДНОМ
57. ДВОЕ
Они ушли оставив снаряженье
И множество своих друзей
Вокруг золы вечернего огня.
Вокруг светало. Первое движенье дня
Уже вставало около вершин
А выше их никто не подымался
Поэтому там не было тропы
Упали лошади, им сделали гробы
Упав на скалы вертолет сломался
10_ И схороня крылатого коня
Они пошли настречу взмахам дня.
Печальных похорон летучего железа
Не вышла на порог безумная слеза
Протек ли бак ли, винт был кем-то срезан
А может быть виной тому гроза —
Но он погиб как будто был животным
Из слов пустых «сломался вертолет»
Из них иллюзий желтоватый плод
Рождает бабочку – пример сердцам холодным
20_ В уменьи жертвовать друзьями и самим
Собою ради прихоти каприза,
Природа как бы сделала живым
Его, дабы погибель механизма
Зажгла костер, столбом поставив дым
Подуло с запада – и нету мотылька
Пыльца сошла с блестящего металла
Двойная смерть – прибора и зверька
Их продвиженье в гору задержала:
Упавший жук их задавил козу
30_ Проверить бак или винить грозу
В хищении железного пегаса?
Конец один – четыре смерти сразу
День-Фортинбрас еще лудил кирасу
И в этот миг как будто по приказу
Из свода выпал юношеский серп.
Их было двое: Хиллари и Шерп.
Хиллари:
Послушай, Шерп, ты видишь эти скалы?
Возьми веревку, палку передай
Уж день настал, как все прекрасно стало
40_ Взгляни – там ледяная борода
Начальный луч стократно преломила
Здесь – призмы скал из каменных акул
Торчат, торчат. Дай мне походный стул:
Хочу я посидеть. Как все здесь мило!
Весь горизонт как белая пила.
Жаль конь погиб. Окрестность мне мила.
Жаль нет коня – проклятая кобыла!
Смотри, мой Шерп, как хорошо кругом.
Приятно мне, но дышится с трудом.
50_ И вот полупрозрачными шарами
Туман понесся к лону облаков
Кипя по щелям бледным молоком —
Тогда качая стройными ногами
Над банками набитым рюкзаком
Промолвил Хиллари: «Возможно ли тайком
Вершить великое? Всегда бывает пена
Шипит ли чай, родилась ли звезда
Цветочек мал, но пахнет резеда
Нескромно вторя воздуху вселенной
60_ Рычит комар вонзая храбрый зуб
И воет ветер зная про грозу.
Французский летчик Сент-Экзюпери
Прекрасно говорит на эту тему
Он много раз об этом говорил:
Стремленье ввысь всегда рождает пену
И много хладнокровных Афродит
Со временем та пена породит.
Ведь некогда сей юный Антуан
В пустыню пал с останком самолета
70_ Там бедуин давно не ставил стан
Но Антуан сбежал из переплета
Теперь уже не помню право как
Но в каждом слове из его страницы
Сидит как первобытный крик макак
Великое томленье устремиться
Сорваться ввысь подальше от земли —
Так говорит нам Сент-Экзюпери».
Смолк Хиллари. И смолкло бормотанье
Снегов, тумана и других стихий
80_ Светила раскаленное мечтанье
Всосало в дно стеклянные стихи
Извечных льдов. Инейное сиянье
Метнулось львами к ярким ледникам
Там – к солнцу, после снова к облакам
И смолкло все, лишь Шерпа воркованье
Комками пара пало в тишь снегов
Клубясь по углубленьям их следов.
Шерп:
Кожа неба – шкура бубна
Слово неба – гомон водный
90_ В темя бога свергнут Гангом
Темя бога – школа танца
Шаганьям Ганга великана-ледника
Бог влитый в кокон молока
Рек облаком торжественных купаний
И слово медленных падений и ступаний
Застыло льдом в тугой кимвал —
Он так довольно долго толковал
Про этот вздор беззвучных сотрясаний
И вдруг воскликнул:
100_ Хиллари о Хиллари
И глыбы лая загремели: Хиллари
О Хиллари о Хиллари о Хиллари
И горы воя повторили: Хиллари
О Хиллари о Хиллари о Хиллари…
Шерп глупый смолк. Невразумительным обломком
Вверху мерцал хрустальный Эверест
Все реже становился воздух тонкий
От солнца отделился гневный крест
И диск его кружился бледной пленкой
110_ Примявши палкой жалкий эдельвейс
Они пошли. Пик становился ближе
А вся земля потерянней и ниже
Казалось говорила им: Проснись
И Хиллари оглядываясь вниз
Старался удержаться альпенштоком.
58. АВВАКУМ
Бывает так – уставятся скотом
Дойдя до гребня выспреннего тына
Но многие ли ведают о том
Насколько эта истина пустынна
И в самом деле что такого в ней
Давно известно: крыльями не машет
Она, и не поет как соловей
И что? ей даже в лучших песнях наших
И в самых мыслях – там где песен звон
10_ Чеканит грань разваренного бубна
Ей слышится наверно это стон
Глупца что ночью с паперти не убран
Нет истины в цветах пока живешь
А как умрешь тогда все будет проще
Там соловей среди востока роз
Певучим пеплом канет в серой роще
Тогда иди таращь свои бельма
Упреком голося к верховной яме
Слепящие тугие письмена
20_ Вдруг заблестят в неполотом бурьяне
И этих букв невыполненный гул
Нас гонит здесь навстречу стрел и игл…
Шел Аввакум от холода сутул
И от мороза ноги еле двигал
Псы околели и окоченев
Деревья оседали в мутной склянке
Он шел один почти окостенев
И нес сквозь наст почти уже останки
И вся Москва бессмысленных палат
30_ Была забыта им. Едва гудели кости
По-нищенски глядели из заплат
Его глаза железные как гвозди
Глядело солнце в черный запад – Русь
Где правил голод угольные крылья
И где молитвы плавали как ртуть
И где для казни сами ямы рыли
И где тела двуперстных стариков
Держал в земле холодный створ – Архангельск
А главы человеческих грибов
40_ Вопили гимны словно бы на праздник
Какие головы! Одна из них на нем
Пока еще пускает пар из устья
Глухого рта, другие стали пнем
Пока их почва мерзлая не впустит
И не сожмет землистых темных губ
Над маковкой ощеренного карла
И пес привычный тщетно скалит зуб
И все ворчит что вот она пропала.
Шел жуткий лик, шагал как нож сквозь лед
50_ Поленья ног вбивая в ямы рытвин
Юродивые вправлены вперед
Стояли льдины круглые в орбитах
Он шел один единственный как перст
Чугунный перст сквозь грызь пустыни черствой
Под хрусталем нелюбящих небес
Влача весь срам страны стотысячверстной
И эта твердь не гнулася над ним
И гребень леса не смыкал зигзага
Лишь в воздухе стоял холодный нимб
60_ Лишь на снегу не видно было шага
И ветер ветер в толоконный лоб
Идущему и бился и мяукал:
Откуда ты, бездонный протопоп?
Куда, куда остеклянел и утл?
Чего тебе, прозрачный человек
Отчаянный и ангельски пернатый,
Какие речи в странной голове
Еще звенят в котле твоем невнятно?
Гляди гляди тебя уже и нет
70_ Смотри смотри как сведено пространство,
Зверь новый на засаленном рожне,
Ты повернись, ты видишь: в мире красном
Столичный смерд дрова тебе срубил
Холуй калужский чадам сделал плаху
В мразь тех кто видел – вплавленный рубин
Их кровь на ней лежит как жидкий яхонт
Подобный крови легкий род огня
Поет тебе многоязык стремглавый
О том что пепел истины обняв
80_ Откинут твой единственный кровавый…
И воздух взвыл и взвился как костер
И Аввакум сверкал согнувшись вдвое
И небосвод опять над ним простер
Лицо свое и тело неживое.
59. ОДНО ОКО
Туда идя своей чредой
Где город – знал – вдали воздвигнут
Я как нежданною бедой
Внезапно небом был застигнут
Бледнея, утра мрак в нем гас
Был блеск повсюду одинаков
И только сверху дикий глаз
Взирал с него без прочих знаков
Тут одаль все свернулось в вой
10_ Став ветра пепельною плотью
Лишь на дороге предо мной
Виднелось пугало в лохмотьях
Качалась череп-голова
Седое тела тлело сухо
И вихрь выветривал слова
Из трупа Хлебникова духа.
От первого вздоха:
Куда убегает вода исчезающей зелени?
Если бы око мне
О ко мне
20_ Ком неги нежданной
Тебе дней на дне
Дано мало
А надо много
О сом реки
Реки
Рея с мели с милой над ней
Как камней на дне
Надо много.
А надо мной мне осталось
30_ Небо льна
Не больно-то верится:
Желтого мера
Золото мира
– Солоно мира хлебать тебе
Солнца мало
И мимо литься луны
Молиться унылой.
Дуновение новое:
Веер вех на хлебных копнах
Ветер дерева тетерев
40_ Гребень багрян
Яркий багор-косарь
Ветви ответь —
То ли око цветок
Слитый с ликом истока-ростка
Проистеканьем листвы
Вервие веры вверх
Тянучи до ночи тоньше?
– Смотрите, это солома.
И третье:
Где тела?
50_ Те ли они
Мы не знаем
Плесть ли плескать ли
Или петь сеть
Или суть-путь еще ища
Куда убегает вода исчезающей зелени
И так утекающей лебеди?
– А пока мы идем убегают колодцы…
С косноязыких челюстей
Через мычанье хрип и скрежет
60_ Стучал мне звук пустых костей
От ветра в трепетной одежде
Я стал судить, но верой скуп
Про что он мне проговорился
Как вдруг исчез шершавый труп
И дух вещавший испарился
И стройный град вдали пропал
И бледный вихрь вымер прерван
А горный воздуха кристалл
Застыл как будто в полдень первый
70_ И вспомнив тот что в высях был
Я вверх свой глаз подъял невольный
Где в гул и в гибель всех светил
Сжигал их ужас треугольный.
60. ПОСЛЕДНЯЯ ВИДИМОСТЬ
Там где построен бледен дом
И небо клонит вниз
На небе том, на небе том
Бывает много птиц
Летает тая стая их
Бледнея их пером
На небе том что их таит
На севере сыром
Едва ж одна покинет свод
10_ Одна из этих птах
Едва паря вмерзает в лед
Терзает птицу страх
Разбив меж век стекла уста
Во льду едва горя
Навек навек не веет там
Ни ветер ни заря
В просторе том предел для ок
Невидим ибо там
Нигде не рдел ни солнца сток
20_ Ни звездная желта
Сеть не взлетала в млечный дым
Несмелая взойти
Как бы незрим предел воды
Терзает страх войти
Над тесным кругом серых вод
Там стынет воздух-воск
И светоч светел не плывет
Через свинцовый плес
Даже не плес – там нет волны
30_ И хлябь как бы застыв
Поникнув кажется иным
Блеснув бежать забыв
Две доли белизны вершат
Другое в небе мглой
Две доли мглы внизу лежат
Где обруч неживой
А третья доля белизны
И третья доля мглы
Расторгли нижний дом волны
40_ И влагу что над ним
Едва светлее небеса
Едва темней вода
Едва вмерзает в лед паря
Когда не мчат ветра
Светлей небесная вода
Внизу она темней
Здесь да пребудет нетверда
Та твердь которой нет
Ибо меж век разбиты рты
50_ Поблекшие на юг
Они не блещут вдоль черты
И звуков не поют
Во вне туманного венца
В свинцовых бубенцах
Лишь стынет серая весна
Звеня без языка
Там молкнет серая весна
Темнея вниз едва
Тесьма от неба неясна
60_ И птиц уносит страх
И меры нет в конце крыла
Незрим пера предел
Одни размытые края
Невнятные нигде
Там ближе даль и ниже глубь
Небес уже без птиц
Под ней пространная во мглу
Вода недвижна ниц
Та хлябь куда и гул не пал
70_ Чтоб воздух пел в волне
Едва Единое – кимвал
По небу бьет вовне
Оно одно о дно небес
Никчемное вращать
Да птицы павшие в свинец
Исчезнувши порхать
61. ФОМА
Удивительная поэма о знаменитом схоласте
Фоме Аквинском
его учителе Альберте Великом
о искусственной женщине
Альбертом созданной
и повествующая о том как сказанный Фома
с нею спорил и как разгневавшись
ее испортил
Сочинение о 1400 строках содержит в себе три вступления, восемь глав, из коих одна – большая прекрасная картина, и окончательное суждение; а кроме того включает две легенды, тринадцать малых картин, четыре песни, один сонет, одно обращение к читателю, а также вот эти стихи:
Новорожденье – дело не мгновения
От ликованья ломит переносица
Когда подходит срок несвоевременный
Чем тягостней тем легче переносится
Так не браните бедное творение
На лилии вперед не стоит тратиться
Не стоит доски закупать до времени
Погибели отчаянного мастера.
ВСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
К МУЗЕ
Мой век не ценит пищи тонкой
В тройной цене утробный вой
Берите сумки и котомки
Валите в лавочку за мной
Автоматический механик
Вам вместо цинка сплавит медь
В глаза кокетливая глянет
Полупрокопченная снедь
Кофейный боб в сгущенной банке
10_ Там вот уж сорок лет один
Там смерть естественная в склянке
Маячит где-то впереди
Что прежде было то и будет
Вернется ветер в ранний круг
Нам суждено в одной посуде
Хранить и финики и лук
Морковка близко ананаса
Ему дарит морковный смак
Торговка запахом Парнаса
20_ Благоухает как весна
Она лущит сухие кости
На мир восторженно плюя
В нем нет возможности для роста
Так пусть летает чешуя
Дабы рука не достигала
На завершении колонн
Нетленной гирей идеала
Мерцает вечный эталон
Но там во льду застынут души
30_ И хрустнет глаз и взвизгнет мышь
От совершенства дивной груши
И от воззренья в эту высь
Зачем же Ты сбивая сливки
Колеблешь череп бедный мой
Такой непрочный и пустой
Полуразрушенный и зыбкий?
ВСТУПЛЕНИЕ ВТОРОЕ
МОЛИТВА СВЯТОГО ФРАНЦИСКА АССИЗСКОГО
Избавь меня
Избавь меня от зрелища пустого края чаши той, в которой
нет монеты милости Твоей
Сейчас, сейчас,
40_ Когда кругом темнеют падая
Лохмотья осязаемых от яркости знамен
Мгновенье сжатых век
Наверно это лучшее мгновение прекрасное
О если бы я видел не мигая
Славы Твоей цветочную лужу
И пруд и ручей дорогой незабудок
Поток
Теперь гремит разматывая цепь
Молотобоец-звездочет
50_ А эти здесь
Вокруг стоят боясь дрожат и словно ждут известия
Теперь час губ которые молчат
Должно быть совершенный час безмолвно сжатых губ
О если бы воздух мой
Мог плавить воск среди цветов златой
Я бы с ними плыл
Над звездами гудящим парусом
И долго тяжко мед их лил дождем
В эти вязкие поля
60_ Тогда земля бы стала кружкой у протянутой руки
Но Ты – какое серебро сам положил чтобы горело
в тесный круг?
Какую рыбу кинул нищим в это масло ради мук?
Ты это Ты
Но только как Ты отдал нам побег святой древесный мост
на берег близости Твоей?
Здесь был он взят и срезан сухо
Здесь меня избавь.
ВСТУПЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
К ВЕКУ
О век тринадцатый, темна твоя наружность…
Смердящий факт что ты существовал
Не стоит веры: выветрен и сужен
70_ Его размер сомнителен и мал
Ты иногда куда-то исчезал
Издалека мерцая блеском чуждым
Как лезвие веселого ножа
Бегущего по звездам светлым краем.
Ряд зримых форм надетый на спираль
Являет гроздь которая свежа
В ничтожной мере. Мы ее съедаем
А не клюем – ведь нет у нас пера
Мы не живем подобием чижа
80_ Трехкратно ложь что мы напоминаем
Пичуг мечтательно крылами дребезжа
Нас разделяет длинная межа:
Мы прах ногой долбим а не порхаем
И кисть вина увидим и глотаем
А не жуем от птахи сторожа
Гоня пришелицу мыча иль громким лаем
В один прием всю ягоду едим —
Как реки трав тот век неповторяем
Как древо рощи век неповторим.
90_ Иные зря моментом дорожат:
Безвкусен ломоть мертвой атмосферы
Как ни гляди в гнусавую трубу
В обратный телескоп четвертой меры —
Мерцает глаз проделанный во лбу
А век невидим, он лежит в гробу
Раскинув ус и выкатив губу —
Тринадцатый, темна твоя поверхность!
А время – никакая не петля
Подобное растит могильный вереск
100_ Скелет-венец берет себе земля
Зубами сходств оскален влажный череп
И с колеса немого палача
Летают к нам опилки и обрубки
Обрывки снов, обломки звонких чаш
(Покойник был умен и величав
Дороден толст но неширок в плечах)
Всё вторит бывшему но только вслед за трупом.
Я никогда наверно не пойму
Бесплодных чаяний сравнительных наук
110_ Взгляд в прошлое таит в себе ненужность:
Невозвратим однажды спетый звук
Стрела обратно не вернется в лук
Неправда что судьба нам делает окружность
Не может быть что рок рисует круг
О век тринадцатый, темна твоя наружность.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЮНОСТЬ АЛЬБЕРТА
Внук благороднейшего рода
Альберт был в молодости туп
Его четырехгранный подбородок
Напоминал по виду куб
120_ Валун вздымался образуя
Лоб неудобный для посева
Его влиятельные родственники
Не выезжали из Женевы
Им было хорошо забросивши ребенка
Сложить ответственность на старенькую няню
Ей дряхлой поручить кормленье и надзор
Старухе набожной доверить воспитание
А мальчик рос. Он рос и не умнел.
По мере лет произрастала тупость:
130_ В пятнадцать лет он слова не умел
Сказать, а говорил – так глупость
Нелепость, чушь, какой-то утлый вздор
Нес околесицу и строил рожи слугам,
Будь принц Альберт, узнай об этом двор
Невинной бабушке влетело б по заслугам
Учителю придворный плох удел
Лить воду в пень чтоб зеленел талант
Бревно инфант – а кто недоглядел?
И вот на плахе дурень-гувернант
140_ Святую женщину позвали б на допрос:
– Факт налицо, наследничек дубина.
Они бы довели ее до слез
Хуля того кого она любила
– Как Вы могли такого дурака
Такого олуха вскормить для властной роли?
Она б рыдала глядя в облака
И плакала выглядывая в поле
И рядом с ней рыдал бы весь дворец
Король сморкался, выл архиепископ
150_ И тронут видом стонущих принцесс
Им Папа слал сочувственные письма.
* * *
Где мгла гнездо свила
Она вокруг парит
Плох тот фонарь который не горит:
Не различит он корень скверны
Вперед и вдаль взирая сонно…
Как бы то ни было Альберта
Столь же способного
И в той же мере склонного
160_ Сколь мил соседу трубача
Его сосед с огромным дарованьем
Не видя слёз не внемля оправданьям
В Париж послали обучать
Чтоб хоть с чего-нибудь начать
Но хрупкое орудие флейтиста
Не запоет в руке врача!
Нравы
В те дни солдатский караул
Не мог носить рейтуз
Имея звонкий арбалет
170_ На месте аркебуз
Тогда у многих нежных дам
Супруга злобный нрав
Замки на бедра запирал
Все чувства их поправ
Пучками сена окружен
Осел стоял красив
Свободой выбора прельщен
Как дева среди слив
И в самый Университет
180_ Как заводили спор
Из чащи забегал олень
И вепрь ломал забор.
* * *
Есть критерий без условий:
Знают герцог и стряпуха —
Мудрый лечит мягким словом
Глупый гвоздь кует для уха
Мудрый доктор мягкой речью
Рану бедную растравит
Дурень бьет поленом в печень
190_ Мотылька коленом давит
Он ползет к нему нацелясь
Словно червь натуре в челюсть.
Был профессор суховат
Как солдат душою прост
У него из-под заплат
Был едва заметен рост
Был профессор нравом крут
Но давал заметный крен:
Как бывало заприметит
200_ Переулочных сирен
Он привстав на четвереньки
Громко лаял им вдогонку
Он любя эксперименты
Прямо к черту лез в солонку
Кто к хрящу стремится жаден
Для того ученье – праздник
Но Альберт был неудачник
И сказал ему наставник:
Неспособные к науке
210_ Бесполезнее собаки
Говорливее заики
Состоя с сорокой в браке
Безотрадная картина
Лучше б ты играл на спице
Бессловесная скотина
Что ты дрыгаешь зеницей?!
Безрассудная затея
Всё твое образованье
Если пусто в подземелье
220_ Вон из храма в наказанье
Поверни на восемь румбов
Рукоять в гнилом корыте
Хлопни пробка, лопни тумба
Говорят тебе: изыди
Прочь, гряди – такие зубы
Не для наших диссертаций
Выдь, Альберт, уйди отсюда
Сгинь под сень иных акаций.
Головой высоко поднят
230_ Горделивый был профессор
Правда в маленьком объеме
Но с большим удельным весом
А всего-то четверть пяди…
От желудей удалясь восвояси
Мальчик прохладной роднею в Швейцарии
Не был укрыт в простыню утешения
Не был согрет под периной сочувствия
– Мальчик, – сказали ему по прибытии, —
Ты уже взрослый. Воздушные башни
240_ Тучи на пастбищах, пену в угодии
Нам ли с тобою дробить в завещании?
Как будто не стоит, к чему же, не правда ли
Дробить опору майората
Таким искусственным барьером?
И младший внук Больштедтских графов
Избрал духовную карьеру
В уединенный монастырь
Послушных братьев Доминика
Вошел он как прямой костыль
250_ И как клюка главой поникнув
И псы Господни бесконечно милосердно
Альберту дали самую несложную работу:
Срывать ботву и ставить жерди
Опорой слабому гороху
Альберту было жаль ботвы
И настоятель разводил руками
Монахи разевали рты
И распускались лопухами
Но ликовал Альберт когда горох
260_ Зеленой струйкой вился возле жерди
Чтоб не засох, он поливал горох
Покуда твердь не поливала жерди
А культивируемый вьюн
Благодарил его приятным стуком
И шел к концу двенадцатый июнь
Как вдруг Альберт воспламенился духом.
Конец Первой главы
ГЛАВА ВТОРАЯ
С ФОМОЙ
Вставал Испанский полуостров
Концом Вселенной в бурной пене
Европа изнывала оспой
270_ Изголодавшись населеньем
Происходило уменьшенье —
Пример обратного прироста
Сопротивление напрасно
И нет ни средства ни лекарства.
При полуграмотных ландграфах
На положении служанки
Наука в горестном припадке
Не подходила для приманки
Червю который для наживки
280_ Зовет к уде в воде живое
Потребна облачная жидкость
Под легкой тучкой дождевою
Теперь под тучкой суеверий
Край мира стерся в черных брызгах
Мы лучше поглядим на зверя
Что ныне из Европы изгнан
Он не сопит по каталогам
Не грезит в лист классификаций
Вот мы его громоздким слогом
290_ Украсим ежели удастся.
Единорог
В угрюмых топях заблуждений
Не зная собственных копыт
Согнув ужасные колени
Бронею лжи стоит покрыт
Единорог – он скрыт от взгляда
И истины ему не нужно и не надо
Ему дана в отраду ложь.
Вооружен одним лишь бивнем
Стоит он в топях недвижим
300_ И на него случайным ливнем
Садятся бабочки и утки
Живым подобием цветка.
А девушка глядит из-за пенька
Одетая в холщевую рубашку
Трепещет, поясок сняла
Чтоб уловить лесную пташку
Чтоб скот с собою уволочь.
Ночь распласталась и легла
Уже вторая ночь…
310_ Одной единственно девице
Пасти возможно эту птицу
Покрыт пороком, весь в трясине
Он перед девою бессилен.
А вот еще – другой породы:
Дракон
По усмотрению народа
Змее даны крыла и ноги
И под названием Дракона
Она действительно такая
Когда махая перепонкой
320_ Летит на трапезу героя
Который спит на барабане
По имени святой Георгий
А конь его невдалеке
Храпи, герой – змея в восторге
Пасется там неподалеку
Жует, присядет на пеньке
Прекрасный вид имея сбоку.
* * *
Фома на двадцать лет моложе
Ходил не слушая команды
330_ И всё что кажется похоже
Ловил старательно и жадно
Искал руководящий принцип
Постичь творения искусство
Он мир не полагал зверинцем
Капризным сном того что пусто
А верил в стройность и порядок
Любил подсчитывать ступеньки
Ходил в ботиночках нарядных
И делал быстрые успехи
340_ Все положения науки
В его главе вместились сланцем
Где много слов там чувства сухи
Он тоже был доминиканцем
В ушах не возвещенных к зову
Он поместил густое сито
Он был прекрасно образован
Гуляя обувью расшитой
Он был доминиканец тоже
Писал двумя руками сразу
350_ Он был на двадцать лет моложе
Ходил не слушая приказу.
Ах, в голубой красивой чашечке
Бурлила только часть напитков.
Ведьма
Положи на ведьму крест
И она уйдет назад
Но кругом какой-то писк
По себе она оставит
Воздух словно бы нечист
Всё бормочет, задыхаясь
360_ Кто-то белый небольшой
Крутит лапкой с коготком
Из углов убогий свист
Раздается… Неспокойно,
За окном не видно звезд
И случайный ветер гасит
Восковые огоньки.
* * *
Идут года, проходят дни
В себе не ведая коварства
А на поляне лупят пни
370_ В кимвал растительного царства
Конец Второй главы
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПРОСВЕТЛЕНИЕ
У сердца звучного стекла
Венец раздольных трав
Кружит по ветру семена
В цветах не тает град
И в упоении сойти
Между восточных плит
Течет гудение травы
К колоколам тетив
Слюды невидимой светлей
380_ Горит зеленый след
То песня падает к тебе
С колосьями на ней
Но не протягивай ладонь
Стань раньше нем и гол
И ты поймешь какой зарок
В зерно ее внедрен.
* * *
Раз в утомлении жердями
Альберт прильнул одной в тени
Как вдруг блестя пред ним крылами
390_ Возник Архангел перед ним
Архангел был чудовищно красивый
Он рассердился и пылал свечой
И дверь над ним висела темно-синяя
А он гремел у пояса ключом
– Внемли, Альберт, – вещало Пламя —
Узнай, монах, впрягая слух:
Круги высот мы лили сами
Другие смотрят через люк
Нам наверху иной критерий
400_ Присущ понеже мы иные
Войди, Альберт, в златые двери
Войди в одни и в остальные
Здесь дурень ты, а нам – философ
Здесь ты болван – для нас мудрец
Иной аспект с иным откосом
Иных зеркал отличный срез
У тех – утехою брильянты
Нам алчных рук отвратна вонь
Узнай – ведь знание приятно
410_ Про воздух влагу и огонь
Раздвинь свои большие очи
Расправь ушей послушный рупор:
Путь постижения короче
Когда рука не мерит скупо
Нам мил в смирении занятий
Клонящий голову к траве
В противовес умнейшей знати
Что пальцем рыщет в голове
Нам простота твоя мила
420_ Брось лейку, позабудь горошек
Взгляни, блестят сии крыла
Иди сюда, их свод надежен
Там груши гниль – тут сам гранат
Здесь вечный сад, внизу огрызки
Скорей бери желанный клад
Сокровищ истинных и близких!
Сказал и зашумел как ветер.
Альберт проснулся и ответил:
– Любовь конечно к небесам
430_ Горит во мне горит
Хочу взглянуть, поднять глаза
Но с ними я не слит
Хочу взглянуть, поднять глаза
Вздеваю кверху бровь
И ухо в ваших голосах
Не различает слов
С моей ответной стороны
Словесный высох пруд
Я слеп, а вы озарены
440_ И слезы вниз текут
Куда текут я сам не знаю.
Архангел молвил улетая:
– Любовь с надеждою должна
Присутствовать в сердцах
Но смысла нет когда она
Заключена в словах
Суждений правильный колпак
Вас отделяет от
Того что веры лучший злак
450_ Растущий среди вод
Будь то латыни или гре-
ческого языка
Вся человеческая речь —
Иссохшая река.
– Раз так, суждениям излишним
Я дам особенность и облик
И не коснуся этой вишни, —
Сказал Альберт. Водою облит
Чтоб не стоять под этим душем
460_ Что мед ушам – погибель душам
Пирог уму – для сердца кал
Губе творог – отрава в печень
Хоть белизною он сверкал
От зноя в теле он не лечит
И утоленья не дает
Затем никто его не пьет
Не слаще мед – пусть даже с дегтем.
И Дьявол почесался когтем.
Дьявол
Господин приятных дел
470_ Император новолуний
Ах куда ты залетел?
Где наш пламенный игумен
Ты махнул крылами тощий
За ручьем каких раздумий?
Где ты первый наш псаломщик
Хитрых козлищ ловкий пастырь
Утонувшему паромщик…
Где ты повар бледной масти?
Вон он, вон порхает с криком
480_ А кругом сухие сласти
Вожделенная новинка
Драгоценный пирожок
С деревянной серединкой
Подрумянен хорошо.
Конец Третьей главы
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
БОЛЬШАЯ КАРТИНА: РАЙМУНД ЛОЛЛИЙ И ПЕРВЫЙ В МИРЕ ЛОГИЧЕСКИЙ АППАРАТ
Всё круглое сродни рассудку
Ось силлогизму служит тестем
Золовка ей родная втулка
А вывод – как всеобщий крестник
Ободьям в чужедальнем свойстве
490_ С чекою верной неразлучен
Ум-заключительной повозки
Сам перводвигатель и кучер
Глядит на нас навеселе
Семь раз вода на киселе.
Кто аналогию усвоил
Тому крещение нетрудно
Сказал себе Раймундус Лоллий
И заказал в Марселе судно
Дабы не слышать воплей близких
500_ Раймунд на волны смотрит грозно
С ним концентрические диски
И свежеотлитая бронза
Многозначительные цифры —
Реэмигранты стран восточных
На зубьях пламенного цикла
Блистают впаянные прочно
Конец блужданьям сарацинским!
Непобедимое устройство
Аргументальным обелиском
510_ Явить готовит крестоносно
Под орифламмой медный лик
На африканский материк.
Но на лице пустынном шейха
Под желтым бликом механизма
Лишь горделивая морщина
Как фанатическая веха
И гнева праведного признак
Взамен улыбок благодарных
Виднелась после операций.
520_ На этом долгожданном месте
Под взмахом длани варварийца
Раймунда отдавали в рабство
Когда он не спасался бегством
От лапы следственных комиссий.
И для спасения от бедствий
Тут соплеменные купцы
Вскрывали хладные ларцы
Рукою алчной, ночью темной
Черпали злато горстью полной
530_ Монеты тяжкие вертя
И нежелательно платя
За проповедника и брата.
Но Лоллий кончил плоховато
Огней не стоила игра
И Лоллий ясно это понял
Когда в Европе умирал
Тоскливых дней своих на склоне
От иноверческих побоев
При волнах средиземноморских.
Конец Четвертой главы, большой прекрасной картины
ГЛАВА ПЯТАЯ
ТВОРЧЕСТВО
540_ Альберт меняет облаченье.
Кипя и помня обещанье
Сорвал он вретище, расстался с рванью
И проворчав лаская сучья
«Прощай» неоценимому растенью
Окинул запад. Там светило
(Центральный долг его еще не вспучил)
К себе вещая уходило
И в естестве первоначальном
Гудело сонное печально
550_ И алое победно тухло
Полкруга за борт завернув.
Всё это оком обернув
Альберт стопу направил в кухню
Там дабы нить с иглой добыть
Дабы хитон иглой скрепить
И разукрасить средством нити
Колпак для будущих наитий
Посулам следственных небрежным.
Потом уже кроя одежду
560_ Альберт кота усов промежду
Поскреб, швырнул его под печь
И молвил миру в поперечь:
– О Роза Вышивки! Не вянет твой поклонник.
Обманом сыт цветет доволен плут
В кармане пыль – стругает подоконник,
Терзает деревце. Конечно он разбойник
Но как с ним быть? Позвать его на суд
Пустое дело: высохший подойник
Сухарь во рту, неутолимый зуд
570_ Предъявит студии оборванный ответчик
На срам коллегии на стол положит зуб
И ствол жезла погложет опрометчив.
С кем говорить? О ком держать совет?
О Роза Вышивки, о Дева полусвета!
Свеча в горшке, печать на порошке —
Набор улик из полного букета
Свидетель слеп, а лжесвидетель глух
Нем адвокат, судья косноязычен
Палач – он дремлет тут без ног без рук
580_ Залег в углу, а в глотке кочерыжка
Он спит. Его чарует мандрагора
Дрожит с похмелья сила прокурора
У коего на праведной груди
Волнующая надпись: «Не суди».
Итак, начавши с праздных разговоров
В твореньи взгляд пронизывает жест
Дождь лепестковый с плеском ритуала
Всевышний смысл процессии торжеств
Закутан в голубое покрывало
590_ Но следом упражнению жреца
Содействуя движением повторным
Возможно, покалечив деревца,
Цветы стихии оторвать от корня
И взяв растенье ближе, как предмет
Рассматривая пристально снаружи
Легко слепить иль маску иль макет
Красивый гроб повапленный и нужный
Квартиру вечную красавцу-каплуну…
Пить по глотку пристало ль скакуну?
600_ Есть, правда, лучший путь для соисканий
Но вьется тропочка по самым граням тайны
Над шлюзами водохранилища судьбы
Куда верблюду пять минут ходьбы
Но этот лев решил страдать от жажды
И ждать дождей прохаживаясь важно.
* * *
Взгляни как прыгает яйцо
Уроки трех начал
На лютне тонким голоском
Поет оно бренча
610_ Земля – тождественная суть
Желтку на толокне
Как торжествующий сосуд
Блаженствует во мне
Хрустальным шлейфом ветерка
Вокруг него и близ
Бежит эфир по бугоркам —
Пузырчатая слизь
Разоблачительный конверт
Натуры нескупой
620_ Вам – ослепительная твердь
Мне служит скорлупой
Так лей, мудрец, в единый суп
Мой тройственный состав
Стремись творение к венцу
Прильни губою к леденцу
Пересмыкая на уступ
Бесчисленный сустав.
* * *
Звезда ночей как яркий тигель
Пересекает небосвод
630_ Уже в дыму соседний флигель
Альберт в котлы стихию льет
Под небом кухни воздух жаркий
Кот шерсть встревожил зарычав
Шипит материя как шкварки
И пеною поит очаг.
Кота обнявши другом бедных
Альберт на кочерге устроясь
Ругает Князя из-под бездны
Порочит серого Изгоя
640_ Хулит Маркиза от колодцев
Сатрапов кроет замогильных
Помои льет на Полководца
Не размышляя как придется
В словах изысканных и сильных:
«Вот Клеветник прикусит губы
Соблазнитель втянет хобот!
Мы кобру выманим из ступы
Мы сцедим жабу из сиропа!»
От речи образной и пышной
650_ От сей прелюдии подробной
Состав в условии суровом
Бурля приподнимает крышу
И не сулит обратных возвращений
Как на попятный двор Первосвященник.
Иоанн
(Легенда)
Пресвитер Иоанн
Чернее долгой ночи
Вошед в старинный чан
Провозгласил из бочки:
– Я видел саранчи
660_ Огромную ораву
С высокой каланчи
Налево и направо
Ползет ее отряд
Без радостных приветствий
Везде творя обряд
Предерзостный и мерзкий
Тревожить эту дрянь
Нет моего желания
Я ухожу во жбан
670_ Сложив самодержавие
Холоп неси печать
Бери сундук с медалью
Тебе я завещаю
И прочую регалию
Ты, повар мой, прощай
Пусть нас потомок судит
Отныне запечатанный
Я почию в сосуде
Снимите слуги слой земли
680_ Под плодородным дерном
И в яму огородную
Уйдет седой затворник
Внесите удобрение
И урожай удвоится
Я до поры до времени
Намерен уединиться
И в пыльном одиночестве
Обняв охапку грусти
Засесть в лудильном зодчестве
690_ И под укропным кустиком
Когда-нибудь потом
Я вновь явлюсь на вышке
Вечерним мотыльком
Ничуть не изменившись.
Забили в барабан
Но смолк во мгле окопа
Пресвитер Иоанн
Чернее эфиопа.
* * *
Искусству жертва иллюзорна
700_ Но плавит жир треножник пользы.
И как художник вдохновленный
Разгладив мази пестрой полосы
Расположит на поле брани —
На тканном льне в пурпурной раме
Лоснясь коленом богомольца
Как поршень двигаясь неистов —
Поток текущий, рядом берег смежный
И охрой драгоценной маслянистый
Кругом ландшафт желтеющий прибрежный
710_ Осенний бор – медлительный пожар
Подует ветер – опадают листья
Готов шедевр. Он спрячет скипидар
И плюнув в земь огрызком дивной кисти
Случайного расплющит комара —
Вот так же и Альберт, увидев что пора,
Подняв с огня посуду с пышным тортом
Метнул в кота заглушкою реторты.
Кот ахнул позабыв глагол
И поскакал в туманный дол
720_ В глухую заводь к тихой речке
Там когти в воду погрузил
И рыбка вышла на крылечко
Колыша веером беспечно
Без поплавка и без грузил.
* * *
Если погнать стихии клячу
По колее налево криво
Происходит неудача
Знаменуемая взрывом.
Происходит неприятность:
730_ Она выходит на свободу
И не загнать ее обратно
И не запрячь ее в подводу
Но отражаясь раз до сотни
Везде где край в природе плоский
Она приплюснутым животным
Располагается на полке.
Вот если ей дать на выбор выход
Из для нее условий тесных
Она сама выходит тихо
740_ Обретая облик женский
Она выходит тихо в залу
Безмолвно молча и пассивно
Вторым страдающим началом
Но в нежном образе красивом
Вторым решением задачи
И ей Альберт сказал ликуя в плаче:
– О Ева новая, в искусственной траве
Цветок условности болотный и невинный!
Певунья чистая, мой зимний соловей
750_ Молю услышь мой репортаж недлинный.
Пока уто?к мы зрим издалека
Над решетом в пустынном околотке
Как опухоль мыслительная ткань
Питает чудище из человечьей глотки
Разверзши клюв из зоба смотрит страус
Он гусь и в нем проглядывает гусь
Свой менуэт он пляшет наизусть
И правя шею в наивысший градус
Всё топчет лапочкой воздушные луга
760_ Над тучкой розовой его нога.
Дерзание! Подстриженная птица!
Лишь обернись – увидишь – холм не крут
Мишень чиста – нетрудно убедиться
И плачет лебедь в довоенный пруд
А в мельнице движимой ледником
У зернышка режим не одинаков
И цвет подчас бывает не таков
Какой сварил наследнику Иаков.
Что мне и что тебе цена полей?
770_ Разделим град янтарною границей
Тебе нектар – мне горький сок корней
Тебе стоять – мне гнуться поясницей
До самого последнего суда
Условимся: в членении труда
Ты будешь вместе мельница и мельник
А мне останется часовня и молельня
От хлева ключ я заберу в карман
В овчарнях наших кормят задарма.
Но опуская аргумент
780_ В докладе правильном и жалком
Она ему сказала «нет»
Елей пия с водою залпом.
Конец Пятой главы
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ФОМА ИДЕТ
Суждений раб нелепых и условных
Чернь издавна терзает невиновных.
Разбита вазочка – поносят гончара
Сыреет стенка – звонкий подзатыльник
Я потерплю проспавши до утра:
Заплесневел сердечный мой будильник.
Цырульня вскрыта радостной толпе
790_ Ей парикмахерская кисть лелеет щеки
Она торопится, ей хочется поспеть
А мне – храпеть превозмогая сроки
Нас будит гром кукушки жестяной
Весною, осенью и летом и зимой
Большой завод на этом деле вырос
Высок над городом трубы его папирус
В нем скрыт секрет, его хранит конвой
И он вопит испытывая боль
Внутри его кипит неравный бой
800_ Спешит народ под сень сооруженья
Ужасный век – дурные пробужденья.
* * *
Фома дремал в убогой келье
От мира запертый гвоздем
И ангелы ему пропели
Незамедлительный подъем
Восстал Фома от сна разбужен
Нагнулся, вытащил сапог
Надел его как можно туже
Зевнул и вышел на порог
810_ Зевнул Фома нахмурен бровью
И сделал в воздух первый шаг —
Мир быв оштукатурен внове
Лежал не высохши во швах
Весь перелепленный из воска
Еще застынуть не успев
Весь благодатнейшая почва
Но страшен был весенний сев
Мир словно шарик в новой лунке
Сидел облуплен и умыт
820_ Единственно в его рисунке
Чернели ноги от Фомы
И будто злак ненужный сорный
Меж благодетельных ростков
В эфире несся слепок формы
Под свист гвоздей и гром подков
Лучу естественной преградой
По отражении луча
Нога печать дарила взгляду
Двухместный оттиск залуча
830_ (И вмят в рассудок каменистый
Позднее призрак этот сможет
Дать знать на ком они повисли
И кто хозяин этих ножек)
А тень от возмущенной плоти
Ее зловещий негатив
Переливалась по природе
Владелицу опередив
И мир при этом появленьи
Затмив свой незаметный срам
840_ Нам осветил на умозренье
Одни узоры к сапогам.
Правый
Звезда сияла над Эдемом
Адам под деревом лежал
Звезда в глаза ему глядела
Его ресницами дрожа
Четыре хладные потока
Катили вниз хрусталь ночной
Четыре дивные итога
Они сводили за чертой
850_ И сон Адаму снится чудный:
Но почему запретен плод?
Вопрос казалось бы нетрудный
Но Он ответа не дает
Четыре дивные потока
В один сливаются поток
Над ними Серафим высокий
Ботинок держит за шнурок.
Левый
Сияет свет над Райским Садом
Над Райским Садом чудный свет
860_ Господь гуляет в час прохлады
И видит что Адама нет
– Где ты? – Господь воскликнул строго
– Где ты, Адам? – сказал Господь
И вот со стороны потока
Ему ответствовала плоть:
– Я наг, – донесся голос слабый
– Я совершенно не одет
Меня смутил червяк лукавый —
Адама слышится ответ
870_ Стоит он весь в прибрежной тине
В кустах на берегу реки
И завершением картине
Два беса тянут за шнурки.
* * *
Пошел Фома ступень ступенью
И с каждым шагом разбухал
Одной ногой в бадье сомнений
Другой в ведерочке греха
День отступил под тем хроманьем
И обнажил в себе кристалл —
880_ Храм с хриплым клювом пеликаньим
На башне сбитого креста
Тогда роняя оперенье
Четыре трепетных шара
Внезапно устремились к двери
Дверь хрустнув выпустила мрак
Чертог раздался с гулом медным
Фома вступил за ними следом.
Глава Шестая не окончена…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
СОМНЕНИЯ
Читатель мой, что б сделал ты, отпав?
Что до меня то я б сменил окраску
890_ Позеленел, потом пустился в пляску
Быть может стал трехрук иль шестиглав
Уж крылья были б у меня вне всякого сомненья
Красивых два крыла и с медным бубенцом
Танцор бы вышел из меня и ах, какой танцор!
А так – так я далек от этого уменья
Случись бы мне когда-нибудь отпасть
Я б загулял как набалдашник трости
Вонзил бы в рот мундштук слоновой кости
И вставил зубы новые сапфировые в пасть
900_ Я б в небесах летал смакуя красоту их
Я б дев соблазнял знакомых по углам
Мяукал по ночам, а днем чревовещал
И жен смущал к ним нагло адресуясь
И чтобы веселее было там
Где разум с естеством играют в прятки
Я б шпоры вырастил с мелодией приятной
Знакомой по увеселительным местам
Читатель мой, ты сходен с вечным гусем
Ощипанный но мил хозяйке молодой
910_ Ты б попрекнул судьбу сковородой
А я бы пел, хоть голос мой и гнусен:
Лежи, лежи проклятая руда
Не лезь, не лезь в вонючие плавильни
Без весел плыть уключина бессильна
Ах где же ключ? – беззубая орда!
Вы кривитесь, мой друг, у вас другая пища:
«Дождь за окном, в окне окна квадрат»
Иди читатель мой ты знаешь ли куда?
Ищи – найдешь, а может вошь отыщешь
920_ Ты миленький ни хладен ни горяч
Так, кашка подогретая с кефиром
Господь с тобой, иди родимый с миром
А мы пойдем подпрыгивая вскачь.
Тихо-тихо
(Хор)
Тихо падает орех
Происходит смена вех
Посмотрите, наверху
Возле самой высшей точки
Видите какое рыло
Перекатывает тачки
930_ Очень медленно качается
Всем придется потрудиться
Кто-то воет, кто-то кается
Кто старается отбиться
Увернуться отскочив —
Нет, тебе мы не позволим
Приневолим и заставим
Мы одной породы тряпочка
Как бы лен и конопля
* * *
(Голос)
Обладатели участков
940_ Землеройные животные
По бережку капустный урожай
Солят к зиме и запасают впрок.
Шесть месяцев – немалый промежуток
Холодный вклад раба-землестрадальца
Гниет под валенком в бочонке под скамьей
И зреет.
А с пришествием морозов
Колода треснет, обручи на кадках
Рассядутся и выйдет зрелый дар
950_ Старанию солителя – в лоскутьях
От дольних гряд кристальный корнеплод
Гирляндой инея повиснет украшая
На знаменитом дереве январском.
Ладно-ладно
(Хор)
Ладно врать
Ладно врать про погремушки
Видишь новенький народ
Он толпою у кормушки
Не торопится, жует
Комом-комом не проглотит
960_ Кроме-кроме одного
Почему он не отходит?
Что-то долго он копается
Ну и сила в этом хоботе
Ну и туловище!
Слышишь, слышишь как он чавкает
Что-то ищет вроде стеклышком
В упоении проглатывает
Может репу может свеклушку
Даже и не посторонится
970_ Ни подойти не даст
Откуда он такой?
Скопец в оковах
(Сонет)
Я здесь один лобзаю прутья
Навек почти лишенный плоти
Напрасно: чаша не прольется
Как ни качай по перепутьям
И пусть теперь моя десница
Висит в кольце подобно плети
Но тщетны цепи этой клети
Ведь мир – действительно темница
980_ Струится вспять веселенький денек
Как дезертир из действующей рати
Вам нечего сказать ему в упрек
Он будет прав, когда ответит: «Хватит!»
Ни гранулы стесненья не обрев
Ни скрупула бессилья не утратив.
Причуды
(Два голоса)
Не видать глупей каприза
Ни во сне ни наяву
Что лежало было снизу
Нынче пляшет наверху
990_ Пара ведьм мужского пола
Над природою парит
Их летательная полость
Механически блестит
Люд ослеп от света ступы
Машет крошечной рукой
Улетели два суккуба
Утонули за рекой
А наутро глянешь в запад
На обиженных полях
1000_ Там железный ходит лапоть
В ячменю и в журавлях.
Конец Седьмой главы
ГЛАВЫ ШЕСТОЙ ПРОДОЛЖЕНИЕ
ФОМА ИДЕТ
Теперь Фома идет мудрее
Ему понятны эры знаки
Грядущей. Путь под ним чернеет
Фома идет и вянут маки
Шагнет герой – взлетает птица
Махнет ногою – крыса прянет
Он может рад остановиться
Да крыса тут да птица крякнет
Конец Шестой главы
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
БЕСЕДА
1010_ Рабочий кабинет монастыря.
Природной живности смутительным оброком
Зверье опухшее колышется в дверях
Трухою переполнено и мохом
Летучий эмбрион нетопыря
Паря в посудине вина
Пирует там голубоватым соком
В холодной скляночке у самого окна
Наверно там и мерзостно и сыро
Конечно жаль, малютка не подрос
1020_ Порхающее прошлое вампира
Предвосхищенный алчный кровосос
Испуганно засовывает в складочки
Ручонки детские, старушечьи лопаточки
Прискорбный вид, на что ему надеяться?
Над ним растений сплющенные образцы…
Вот челюсть. Травоядные резцы
Молчат о возрасте зарезанной и съеденной владелицы
Но задних полуистертая кора
Есть явный признак что была она не молода
1030_ И много проса у нее на совести
Что никогда уже не сможет колоситься.
Вот медная сковорода.
След умершей овцы на ней лоснится
Но локон не сберег изменник-медальон.
Костяк медузы, хрящ улитки,
Подарок короля Годфри Бульон
Изящный позвоночник содомитки,
Картина: в полный рост евнух
(Коль нету трех – одно из двух)
1040_ И наконец жемчужина собрания
Лев – извлечен посредством ископания
Лев лыс, но взор по-прежнему янтарь
Слеза сосны на прибалтийских скалах
Возрождена кагану тленному в фонарь
Души загубленной нежданным им обвалом
Позднее вечность сделала его монахом
И стала тонзура где грива
И шкура пергамент
Всего от него оставалась
1050_ Великолепная глава
И часть ноги.
И муравей в аквариуме ока —
Чернеет ферзь: через медовый камень
Сквозь древний лед подсолнечной зеницы
Видна членистоногая фигура —
Свидетель пережил свое заклание
Окончен плач, а всё трепещет кура
Мятется, клохчет, упорхнуть стремится.
А вон в углу альбертово создание
1060_ От рейнской дельты мастер-кружевница
Приняв наружность скромницы-прислужницы
Горох нанизывает в сетчатое кружевце
В ковер болот трясинный заозерный
В упругих зернах прошлого узор
Раздор текущего и нынешнего вздор
В кошмар грядущего имеет быть продернут
Рябининкой на прутьях можжевельника.
Фома явился утром понедельника.
Фома:
О Женщина, послушай, мир прекрасен!
1070_ Взгляни в окно – увидишь небосвод
Он тверд, вместителен, по нем гуляет скот
Телец, Баран, Козел с хвостом и с пастью
Там Скорпион вершит солнцеворот
Чтоб лег препон весеннему несчастью,
Южнее суша залегла как плот.
На ней средь плод-носительных деревьев
Порхают обольстительницы в перьях —
Различные туканы и орлы
Все прочие, достойные хвалы
1080_ Кто в чешуе тот, значит, в водоемах
Кто в озере, кто в речке, не в пруду
Так в ручейке, а бор имеют домом
Мохнатые. Тут не ищи слюду
Слюды здесь нет, искать ее напрасно
Она в горах, где качеством алмазным
Прообразует блеск сулимых нам миров
И чтобы не томить тебя рассказом
Знай глупая, из прочиих даров
Мир этот лучше всех, клянусь клюкой и плешью
1090_ А ты, уродина, себя горошком тешишь.
Женщина:
Когда я девушкой была
Ходила про меня молва
Что я ходила по дрова
А я сидела дома
По мере дара и восторг
Разметан скирд раскидан стог
Неровен час ничтожен прок
Гори моя солома
Кому-то дар кому-то стыд
1100_ Тому-то дай тому прости
И хватит лысину скрести
Постой чесать в затылке
Мой скромный опыт говорит:
Когда солома догорит
Ты лучше в зубы посмотри
Подарочной кобылке
Дар Умберта
(Легенда)
Своей глубокой старости
Конец предвидя близкий
– Отечество в опасности! —
1110_ Сказал Умберт Дельфинский
– Куда-то всё-то катится
Да как-то всё неправильно
Мне кажется не справиться
С печалью и с отчаяньем
На солнце и на месяце
Приметны язвы тления
Прискорбно и невесело
В природе и в правлении
По кромочкам нехоженым
1120_ Тропинок неутоптанных
Трава стоит луженая
Да медью переклепана
И бедная и скудная
Резвится по-язычески
Землица полоумная
Поганкой металлической
Да спицею нелакомой
Как будто на пожарище
Царит Великий Вакуум
1130_ В общественном влагалище
Казна моя мильярдная
Пустыня непригожая
Корона фамилиарная
В Ломбардию заложена
Везут ее на палубе
Вдоль брега Эритрейского
А выкупа выскабливать
И некому и не с кого
Дружина в Лотарингии
1140_ Придворные в Бургундии
В Нормандии священники
Законники и судии
Их стон о беззаконии
Их вопль о правосудии
Наивная рапсодия
Распаду плодородия
В слезах смущенный розовый
К границам меркнет пяткой
Мой выморочный подданный
Предчувствий полон сладких
1150_ Но в новой Вавилонии
В краю надежд на лучшее
Ах, по любимой родине
Тоска его замучает…
Всю эту мерзость запустения
Всю эту прелесть умирания
Племяннику-наследнику
Я опускаю в завещание
Атласного пергамента
Отмытая страничка —
1160_ Дарственная грамота
Французскому кузнечику
Огромной территорией
Пусть правит с полной мощью
И двигает историю
Куда захочет
Гуляет где-то козочка
Китаец машет косами
Прощай моя повозочка
С двенадцатью колесами.
1170_ Так пел воркуя сладостно
Король Умберт Дельфинский
Отечества опасностям
Конец глаголя близкий.
И ей в ответ Фома промолвил тихо:
– Кустарник ли зацвел, возвратное ль светило
В плотину неба вплавит хрупкий рог
Урчит ли выпь, журчит ли ручеек
Над всем что есть – от месяца до цапли
Закон нужды занес сухие грабли
1180_ В пруду творения от берегов до дна
Причинность в нем злодействует одна
Так выткано и не бывать иначе:
Необходимость в храме хляби значит
И царствует и варварствует всласть.
И точно: ощущая эту власть
Куст производит жалкие цветочки
Светило смутное дойдя до крайней точки
Катится вниз по серенькой строке
Рога во лбу, копыта на ноге
1190_ Клюв роговой, клыки передовые
Так называемые клейма роковые —
Всё виды принудительных узлов.
И вот услыша натуральный зов
Цветок дубовый в желудь затвердеет
Зазеленеет, осенью зардеет
Тягучий шлейф оставит сонм комет
И черепаха каменный колет
Бывает нищей братии предложит,
Посмотришь – двести лет, а платье то же
1200_ Подъемлет гад ороговелый глаз
Всё твердое погибельно для нас.
Взгляни на улей – кладбище нектара
Ты знаешь, лед – ведь это труп от пара
Хрустящий иней – воздуха скелет
Не правда ль, «да» властительному «нет»
Приходится двоюродною внучкой?
В строении понудливом и скучном
Мир вечно б мыкался по собственным задам
Но не затем наш батюшка Адам
1210_ Обрел такой великолепный образ
Чтоб на призывный вой вербовщика…
Ну вот и всё. И хватит слов.
Умберт – подумаешь Иов
Ведь адамит хотя свободен
Но с небом спорить непригоден
Здесь пользы нет
А впрочем он свободен:
Увидит, выберет, возьмет и унесет
И не отдаст, обратно не отдарит
1220_ Умрет осел, но дева сливу сварит!
Женщина:
Плывут в степях наивной веры
И в странной форме речевой
Неевропейские примеры
Веселой мысли кочевой
Нам безотчетны их желанья
Должно быть скрытые в крови
Искать предметы для жеванья
И простодушных форм любви
Там нет ни споров ни дискуссий
1230_ Их жизнь казалось бы пуста
Но легкий пух степного гуся
Порой пятнает их уста.
Псоглавец
Легкий смрад стоит над полем
Свора кажет небу морды
Общество трусит на падаль
Что ему? Он встал поодаль
Грустен он, потоки скорби
Волны черные печали
Непроглядны непритворны
1240_ На челе его застыли
На груди его медали
Позади его кобыла
Хороша и без рессоры
Только влево и бесстыдно
Каждый глаз его косится
Совершенно очевидно
В каждый зуб его вместится
Чем в листаньях Августина
Боле сладостного смысла
1250_ И иной домашней птицы
И других таких гостинцев
Досверлиться б постараться
Но и ему случится гнаться
Цифры ног своих удвоя
Чуть вдали завидит зайца
С человечьей головою.
ИНТЕРМЕДИЯ
НЕМНОГО АЛЬБЕРТА
Альберт молился. Ворон-вечер
Седлал губительный насест
Уже задетое увечьем
1260_ Всё глубже свой багровый жезл
Топило солнце. В латной жести
Звенело всё и засыхало
Вотще луна бессильным жестом
В округу серебро плескала
Напрасно западный вулкан
Еще клубился и пускал
Латунных птах над горизонтом
Они струей пурпурной помпы
Кружились, сыпались во прах —
1270_ Недолог век латунных птах
Прекрасное недолговечно
Ужасный облик многих женщин
Костяк под юной грудью дев
Свидетельствует что удел
Их доля, часть их равнозначна
Судьбе кузнечика: невзрачный
Он небо ножкою кует
Но час придет и он умрет
Вообще закат подобен смерти.
1280_ И тут-то вспомня об Альберте
Когда он с пузырьком души
Взлетал, Сова к нему спешит
И прямо в черепа оправу
Чтоб не рассохлась кладезь браней
Вливает чистую отраву
И кажет голову баранью
И ртутный берег боронит
Альберт устал, монах храпит
Но птица сна его не дремлет
1290_ Державу призрачную емлет
Когтями студень шевеля
Она к Альбертовой купели
В хрустальный куб эфирной трели
Уже верблюда привела.
Верблюд
Ходил верблюд страной стеклянной
И над текучими холмами
Над ним носился звук протяжный
Колоколами
И надпись: «Это зверь продажный»
1300_ На голове его пылала
Качель ноги многоэтажной
Копыто подвигало
И восемь звезд лучами влажных
На бороде его светились
Пятнадцать слёз как звезд алмазных
На рамена его струились
И сохли на седой груди
Губа висела впереди
А в буйном чреве непорожнем
1310_ Зеркальный бился подорожник.
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
БЕСЕДА
(Окончание речи женщины)
Василиск
Последний зверь, но он Первоисточник
Встает в волнении неисчислимых ок
Не властен быть вдвоем суровый отчим
Дрожащий каплевидный водосток
Трясение едва заметных точек
Озноб материального чуть-чуть
Куда-то налитого между прочим
Его многозначительная суть.
На неопределенно долгий срок
1320_ Он осужден вершить вселенский ритм
И колебать наш сумеречный ряд
Чтоб свет перелетая плыл неслитным
Издалека рубиново пернат.
И в колыханьи млечной ленты
И в утреннем дыхании травы
Пульсирующий Первоэлемент
От размельченной синевы
До диадем усаженных павлином
Он самый главный, самый первобытный
1330_ Согни бедро перед таким вождем
И сам перед трепещущим вельможей
Благодаря которому ты ожил
Чьим только всплеском мир перворожден
Нет ничего помимо этой дрожи
Никто Один в конце мирской вожжи!
Фома:
Но всё же бродят розовые дрожжи
Однако пена всё-таки дрожит!
Олень я был, а ныне вепрь я
Не лось не лань – теперь я хряк
1340_ Кабан ухмылкой неприветлив
Иуде кормом неприят!
Тут постуча двойной стопою
Но жвачку боле не жуя
Он власть утратил над собою
Он взвыл, он взвился на нея
Рассудка роги ринул оземь
А на дворе уж стыла озимь.
Турнир
Забудь копье кого кололо
Буди река кого топила
1350_ Уходит в бешеную прорубь
Не то бердыш не то кропило
Вернись поток обратно к суше
Ложись серпом согнись косою
По руслу Смерть идет разувшись
Полураздевшись и босою
Неотвратимо и нарочно
Но экономно и безрадостно
Бросает призы в ямы в почве
Ее косматая Опасность
1360_ Вода с излучины низвергшись
Разбила тело о плотину
Под нею Смерть разбила верши
И Конь плыла бела как льдина
Пусть ей слуга копыта смажет
Не то пускай ее напоит
Наш узел Время не развяжет
Нас в целом мире только двое.
Суждение
Фома, Фома, судьба чурбана
Продленьем узости бревна
1370_ Пускай бы вдаль катилась вольно
Зачем же ты ее так рано
(Как по хронометру Урана
Удар кувалдой по курантам)
Ее сразил, ей сделал больно
Не пощадил очаровательного сна
Наставника дряхлеющую гордость
Его создания невнятную нетвердость.
Порвались связи зрительной слезы
Вспотело зеркало, мир сделался моложе
1380_ Фома, Фома, поступок твой ничтожный
Был трость от немощной стези
А ведь не ствол величественной неги
Кругом порхали бы стрекозы
И зеленели юные побеги
Ты всё сгубил, ты уничтожил
И трепет нежной егозы
И хрупкий стан ее пригожий
К чему рыдания – но всё же
Зачем ты ножкой поразил?
* * *
1390_ Кругом толча сосуд момента
Горох струился полня воздух
Вдруг словно бы окликнут кем-то
Он вдруг застыл но было поздно
А над порогом невысоким
Где лампа прыгала сама
Витал Альберт качая оком
И всё твердил: Фома, Фома…
Конец Поэмы
КОММЕНТАРИЙ
Схоласт – средневековый христианский философ. Схоластика произошла от западной варварской мысли, оплодотворившей старинную имперскую культуру ума, а самое слово означает школьную мудрость.
Фома Аквинский (1224—1274) – католический святой, величайший мыслитель своего времени, автор двух огромных сочинений: «Свод богословия» и «Всё против язычников», а также поэт. Ему принадлежат некоторые песнопения в латинской обедне. Фома много учил об отношении веры к разуму, наставлял кардиналов и папу. Подобно тому, как Отцы Церкви старались охватить христианским учением философию Платона, Фому – и в этом его от них отличие – привлекал Аристотель.
Альберт Великий (1200—1280) – католический святой, небесный покровитель естествознания. Знал все науки и во многих преуспел. Описал строение и жилы растительного листа, взвешивал взаимное влечение животных разного пола, впервые добыл серную кислоту и получил в свободном виде мышьяк путем нагревания реальгара с мыльной смесью. Сообщил состав пороха для летучих ракет, нашел человеку место в животном мире где-то неподалеку от обезьяны, был также философ, богослов, проповедник. В 1260 году поставлен епископом города Регенсбурга.
Искусственная Женщина — согласно другим источникам, это был железный мужчина.
Спорил – спор был приемом, который употребляли схоласты для выяснения истины, в отличие, например, от суда Божия, рыцарского поединка или научного эксперимента.
Испортил – это произошло около 1253 года.
Франциск – Франческо ди Пьетро ди Бернардоне (1181—1226). Основатель монашеского ордена францисканцев. В 1224 году ему были сверхъестественным образом нанесены раны Иисуса, и два года до смерти он провел как мученик.
Термины главным образом исторические
67. Темна – одно из ходячих выражений, вроде «мрак средневековья». А это было время расцвета знаний и мысли, и только эпидемия чумы действительно портит картину.
75. Спираль – служит для изображения исторического времени. Круг – более старый образ. Устремленный вперед незамыкающийся круг и есть спираль.
93. – Согласно теории Эйнштейна, к трем направлениям – вперед, вбок и вверх – можно добавить еще одно – в будущее. Тем не менее, четвертая мера неясным образом отличается от трех первых.
117. У Гегеля в «Истории Философии» читаем: «Этот Альберт был вначале очень тупой».
124. См. примечание к ст. 235.
151. Папа – Гонорий Третий.
163. – Сначала в Падую, потом – в Париж.
168. Рейтузы, штаны кавалериста, вошли в употребление эпохою позже. То же относится к аркебузе, ст. 170.
169. Арбалет – самострел из стальной рессоры с жилой и заводным колесом, стреляющий короткими болтами.
173. Замки на бедрах запирали, когда отправлялись в Палестину. Сейчас этого не делают.
176. Осел – знаменитый Буриданов осел, который должен умереть с голоду, будучи неспособен отдать предпочтение одной из двух тождественных охапок сена. Осел доказывает невозможность свободы воли: если охапки разные, выбор предопределен, если нет – акт выбора не состоится. Утверждают однако, что в силу случайного волеизъявления осел всё-таки съест охапку. Мнение глубоко не философское. Он и две съест, но тут-то его несвобода и кроется: он просто ест сено, как дева – сливы (ст. 178), вместо того, чтобы делать свободный выбор.
Буридан (1300—1358) – логик, механик, философ, оптик. Хоть и жил он много позже того, как поступил в обучение Альберт, осел не обязательно должен быть его современником. Ему могли рассказать про подобный случай. Вообще Буридан рассуждал не об осле, а о собаке.
179. – Парижский Университет основан в 1170 году.
235. – Владения графов фон Больштедт находились не в Швейцарии, а на верховьях Дуная.
245. Младший внук – собственно, старший сын. Майорат тут ни при чем.
247. Монастырь братьев-доминиканцев назывался Сен-Жак.
251. Псы Господни – ложная этимология названия ордена от Домини (Господни) – канес (псы).
256. Настоятель – возможно, это был сам Иордан Саксонский, генерал ордена.
269. Европа – выдающийся далеко к западу полуостров азиатского материка, отделенный от Африки узким проливом. Часть света. Название означает «закат». Так звали финикийскую царевну, которая уплыла на запад, в заморские страны верхом на быке.
269. Оспой – а также чумой и холерой.
271. Уменьшенье – на 30%.
275. Ландграфы того времени были образованнейшие люди.
322. Святой Георгий убил дракона и спас девушку, овладев заодно и ее единорогом. Историчность этого, в прошлом одного из наиболее почитаемых заступников человечества, ныне поставлена под сомнение: думают, что девушку спас Персей.
497. Раймунд Лоллий или Раймонд Луллий (1235—1316) – поэт, автор кодекса рыцарской чести и книг о познании бытия: «Высокое Искусство», «Древо Ученья» и «О восхождении и нисхождении Разума».
536. Умирал он в Европе, а умер, по преданию, всё-таки в Тунисе, от рук тамошних варварийцев-берберов. См. ст. 521.
546. – Хотя центральный долг был приписан нашему светилу еще Аристархом Самосским, до Коперника в это как-то мало верили. Огромный размер солнца – необходимое следствие его центрального положения.
655. Пресвитер Иоанн, поп Иван – Онг-хан или Ван Хан, последний независимый правитель народа кереитов в Центральной Азии, исповедовавшего христианство несторианского толка. Современник Чингисхана. Неясные известия о могущественной христианской теократии где-то далеко на востоке или на юге послужили основой легенды о том, что в конце времен Пресвитер вновь явится. Впоследствии царство Пресвитера Иоанна искали в Эфиопии, где до недавнего времени также держалась христианская монархия.
728. – Один такой взрыв едва не стоил жизни автору в 1959 году во время его собственных ночных занятий по водружению микрокосма.
764. Довоенный – напоминающий о мирных временах перед войнами 1914 и 1941 годов.
767. Цвет был красен. См. «Бытие», гл. 20, ст. 30.
769. Поле стоило фунт серебра. Цена установлена при сделке Авраама с хеттами, за 1300 лет до основания Рима.
846. Четыре потока – см. «Бытие», гл. 2, ст. 10-14.
956. Новенький народ – возникшее в ХХ веке сословие искателей истины посредством покупного инструментария.
1036. Годфри Бульон (1060—1100) – правитель Иерусалима с 1096 года. О том, что он занимался археологическими изысканиями вдоль южного берега Мертвого моря, известно только из этого текста. Альберт, который проповедовал Восьмой Крестовый Поход, мог получить ценный сувенир по завещанию.
1044. Каган – титул иудейского правителя тюркского народа хазар.
1110. Дельфиния – Дофине, королевство к западу от Альп. Дар Умберта Второго будущему Карлу Пятому Французскому имел место в 1355 году. Впоследствии брожение в Дельфинии послужило началом Великой Французской Революции.
1134. Ломбардия – территория бывшего королевства лангобардов. Ломбарды давали под залог деньги.
1234. – Описанные Геродотом псоглавцы и по сей день населяют мрачные Киммерийские равнины. Здесь однако под видом Псоглавца выведен модный тип несогласного соучастника.
1248. Августин (354—430) – епископ Ипонийский, автор книги «О Граде Божием», где говорится о предопределении. Но в зубах Псоглавца силу предопределения можно почувствовать куда явственнее.
1379. Моложе – так как Фома, уничтожив Альбертов мыслительный аппарат, вернул мир к тому состоянию, в котором он пребывал, когда Альберт вознамерился отделить веру от разума простейшими средствами
Звери, птицы, цветы, фрукты и овощи
1—33. Лилии – символ невинности. Кофейный боб – символ взвинченного одиночества. Финики – воплощенная сладость. Лук – чистая горечь. Морковка – лакомство для простонародья. Ананас – редкостный плод для немногих. Мышь – мысль. Груша – грусть. Сливки – продукт ума в его поверхностном тонком слое.
46. Незабудка – цветок надежды.
62. Рыба – символ Иисуса Христа.
79—81. Дребезжат крылами не чижи, а иные из колибриев.
99. Вереск – скромный цветок печали и забвения умерших.
176—182. Осел – символ свободы воли. Слива – один из образов чувственного познания. Олень имеет раздвоенные копыта и жует жвачку, а потому отнесен Моисеем к чистым животным. Напротив, Вепрь, также имеющий раздвоенные копыта, жвачки не жует, и потому нечист. Он даже особенно нечист, так как из-за раздвоенных копыт может быть принят за чистую тварь и съеден. Оба признака имеют символическое значение: жевать жвачку значит твердить Закон Божий, а раздвоенные копыта относятся к различению духа и вещества. В этом смысле Данте говорит о Папе:
А Пастырь ваш хоть жвачку и жует,
Но не раздвоены его копыта.
В то же время рога Оленя символизируют изощренную логику схоластов, а клыки Вепря – убедительную силу их риторических говорений.
190. Мотылек – недолговечное созданье.
192. Червь представляет разрушительную силу небытия.
205. К хрящу – а не к кости, которую разгрызть намного трудней.
200. Сирена – фантастическая певчая птица с женской грудью, рыбьим хвостом, окрыленными руками в перьях и ногами в чешуях. Судя по дикому поведению ученого, внешний вид Сирен не раз сбивал его с толку.
205. К черту лез в солонку. – Некоторые черти ревниво охраняют вверенные им тайны. Солонка – вместилище оных.
210—234. Сорока – птица вздорного красноречия, которое выразительно демонстрирует здесь Альбертов учитель. Скотина, скот – символ преобладания плоти над духом. Собака – символ нечестия: невежество, словно нечестие пса, оскверняет святыню знания. На восемь румбов означает: «под прямым углом к прежнему курсу». Зубы – аналитические способности рассудка. Акация – символ совершенства. Желудь воплощает собой неприступное знание: желудем был, в известном смысле, и сам профессор.
254—263. Горох – символизирует неспособность рассудка соединить отдельные факты бытия в полную мозаическую картину. Лопух – широкий лист забвения. Вьюн – на горох ловят не вьюна, а угря.
291—327. Единорог – волшебный зверь, символ творческой, опло-дотворяющей силы воображения. Бабочки – легкомыслие окрыленное и всеопыляющее, где попало порхающее, ни до чего иного дела не имеющее. Утки – символ беспечного самодовольства. Девица – сама Невинность, перед нею бессильно даже наипорочнейшее воображение. Дракон – символ яростной силы греха. В руслах древних потоков всё чаще находят отпечатки и даже целые костяки этих окаменелых летучих рептилий. Крыла и ноги – у змеи обозначают ее мнимые совершенства; вот их-то она и лишилась в момент грехопаденья. Конь – как и осел, изображает тело, которое лениво и безучастно тащит на себе верхом вечно дремлющую душу.
390—425. Пламя – ангел огня; такие духи носят имя Серафимов. Круги высот – десять сефир (или «сефирот»), имеющих ангельскую природу и изображаемых в виде сфер или окружностей, иногда концентрических; мир сотворен Богом посредством сефир; вторая сефира зовется Премудростью и управляет светом и воздухом. Люк – третья сефира, Разум, управляющий водою. Зеркала служат границами сефир. Брильянты – не могут идти ни в какое сравненье с блеском Божественных эманаций. Воздух – от второй, влага или вода – от третьей, огонь – от четвертой сефиры. Горошек – первичный квант растительного поля. Гранат – символ небесного огня, молнии. Груша относится к соблазнам текущего бытия.
457—468. Вишня – похожа на грушу, только меньше и более ядовитая. Мед – символ сладости познания; в изобилии наполняет собою лоно наследниц Евы. Кал – символ извращенного познания. Творог – подразумевается простокваша, свернувшееся молоко, то есть пища младенца, которая скисла от длительных размышлений о ней. Деготь – так же, как нефть и смола, подобно калу является еще одним символом извращенного знания; нефть, как правило, там и находят, см. «Бытие» , гл. 14, ст. 10 и гл. 19, ст. 1—26.
470. Новолуние – время, когда особенно свирепствуют духи тьмы.
476. Козлище – порочный предводитель толпы овец.
482. Пирожок – снаружи тесто, внутри опилки; пять веков спустя таким печеньем еще питался ученый Спалланцани.
503. Цифры (арабские) – то же, что и сефиры, см. примечание к ст. 390—425 и текст.
511. Орифламма – златопламенный рыцарский штандарт.
560. Кот – член свиты нечистой силы. Иногда может выступать в роли героя-змееборца.
563. Роза Вышивки – красота, воссозданная рассудком.
565—581. Подоконник – деревянная часть оконного обрамления, открывающего взору зрелище мировой загадки. Деревце – Древо Познания, разумеется. Ответчик – Разум, а суд – это процесс, который ведет против него прокурор – Вера, свидетелями же им служат Чувства: Зрение и Слух. Палач – найдите его в правом верхнем углу картины. Мандрагора – фрукт или корень, из коего варят дурные приворотные зелья.
598—604. Каплун – немужественный петух. Скакун – см. примечание в статье «Поэтика». Верблюд – символ гордыни. Лев – символ гнева.
606 сл. Яйцо – так называемое Мировое Яйцо, ближайшую аналогию к которому представляет индийское Мировое Яйцо Махадивья и золотой предмет из «Курочки-Рябы» – космической птицы с черными и белыми перьями, воплощающей смену дня и ночи. Лютня (фактически балалайка) на которой напевает яйцо, имеет три струны – три начала, о которых см. примечание к ст. 390-425, о сефирах.
645—648. Клеветник и т.п. – враг рода человеческого; губы – которыми он клевещет; хобот – которым он соблазняет. Кобра – очковая змея индийских факиров. Ступа – буддийское культовое сооружение. Сцедим жабу из сиропа означает, что сироп сольют, а жаба останется в воронке. По-видимому, Альберт называет жабой саламандру, огненного духа алхимических пермутаций. Обе амфибии имеют много общего.
659. Саранча – некое вредоносное множество.
693. Мотылек – см. примечание к ст. 190.
698. Чернее эфиопа, ибо эфиопы всё еще существуют, тогда как Пресвитер – уже нет.
714. Комар – пример случайной жертвы вдохновенья.
718 сл. Кот и рыбка – образ живой души, которую не без успеха пытается изловить демонический кот. Душа рыбки, покинув свою оказавшуюся в когтях злого духа серебристую оболочку, может беспечно витать, колыша веером полета.
725—740. Кляча – энергия, заключенная в недрах вещества как результат космического процесса. Животное на полке – книга.
749. Зимний соловей – метафора, относящаяся к несвоевременному экстазу.
751. Уток – не имеет ни малейшего отношения к царству пернатых.
756. Страус превосходит всех прочих птиц как размерами, так и неспособностью видеть себя со стороны. Поэтому Аристотель вообще отрицает принадлежность страуса птичьей породе, ссылаясь на наличие у него ресниц и еще на какие-то аргументы в одном из своих ныне утраченных сочинений.
757. Гусь – см. ниже о лебеде.
764. Лебедь – изображение души в тот миг, когда она рвется покинуть тело – плачет об упущенных возможностях. Такую песню и называют: «Лебединая».
793. – Установлено, что в древних мифах кукушка, наравне с белыми грибами, может обозначать гром.
796. Папирус – нильский тростник, символ бульварной литературы.
880. Пеликан – символ самопожертвования. Когда Разум жертвует собой Вере, на башнях души слышно пеликанье кваканье фанатизма. Когда жертвует собой Вера, мы слышим просто пеликанье кваканье.
938 сл. – Если оставить в стороне тряпочки, льну-то будет ох как далеко до конопли!
990—1001. – Суккуб – демон женского пола, «лежащий снизу». Журавль – перелетная птица, символ свободы, омраченной привязанностью к родным местам.
1005. Мак – цветок снотворный, а вянет он, когда кто-нибудь просыпается.
1007. Крыса – время.
1014—1024. Нетопыри, упыри, вампиры и т.п. рукокрылые пользовались в те времена прескверной репутацией. Поместив недоношенного нетопыря в прозрачный сосуд, Альберт получил возможность созерцать зло в самом его зародыше.
1026 сл. – Возраст травоядных легко определить, смотря по зубам. Относится и к поэтам.
1038 сл. Евнух – ни мужчина, ни женщина, живое опровержение закона Исключенного Третьего. В то же время он подтверждает этот закон, ибо если он действительно не мужчина, то кто же он? – Либо женщина, либо евнух.
1041—1052. – Останки ископаемого льва со вставным янтарным глазом, в зрачок которого залита пустотелая муравьиная фигура – наглядный образ свидетеля былых эпох.
1057. – По отсечении у ней головы, кура еще долго ведет себя словно живая. Символ оптимизма.
1062. Горох – см. примечание к ст. 254.
1067. Рябина с можжевельником – счет времени по примечательным событиям, род вампума.
1068. Понедельник – день неудач. (Суеверие).
1072 сл. Телец, Баран, Козел, Скорпион – знаки Зодиака.
1078. – Перечислены лишь два из восьми с половиной тысяч видов.
1090. Горошек – см. примечание к ст. 254.
1124—1126. Поганка – поганый, языческий гриб, содержащий ядовитые галлюциногены. Вредными соками поганок пользуются адепты естественных вер для приведения себя к живому единению с местными почвенными энергиями.
1167. Китаец с косами – манчжур.
1172. Дельфинский – то есть Дельфин или Дофин, титул владетельных сеньоров Дофине.
1178. – Фома хочет сказать, что и Выпь не бухнет без особой на то причины.
1189. – См. ст. 180-181 и примечание.
1200. Гад смотрит на мир через прозрачные сросшиеся веки.
1235. Падаль – утопические идеи, руководящие движениями человеческих общностей, как правило, облекаются в вид возврата к забытой старине.
1282. Сова – птица сна, которая пробуждается, когда кто-нибудь засыпает.
1294. Верблюд – см. ст. 603 и примечание.
1299. Продажный – надменный вид верблюда способен внушить мысль о его неподкупности, поэтому нужна надпись.
1311. Василиск – таинственное существо, облик которого никогда не остается одним и тем же. Чтобы высидеть василиска, нужно взять яйцо, которое снес петух, и отдать жабе. Она по очереди с ведьмой будет насиживать его определенное время. Говорят, что василиск убивает своим взглядом, но это не совсем так: убивает не взгляд, а вид раскрытой тайны.
1338—1346. – См. ст. 180 и примечание.
1368—1389. – См. начало главы «Юность Альберта» до ст. 151.
1391. – О горохе см. выше во многих местах.
Поэтика
В том, что душа поэзии существует, с недавнего времени перестали сомневаться. Ясно ведь, что ни расположенье слов, ни образов телесное плетенье или протяжный звуков ход не образуют стиха, но некая тонкая, проносящаяся над течением речи стихия. Изловить сию сиятельную птаху когда удается, а когда и нет, но что она всё же не вымысел – знают. Если бы только можно было верно ее назвать, то как ее поймать, легко научили бы даже врожденного глухонемого. К счастью, вести из мест ее обитания доходят до нас в недолжной последовательности: кто вслед за кем – неизвестно, зачем – сами не знаем, откуда и почему – вряд ли такими вопросами разумно задаваться. Чему же тут учить? В чем состоит наше искусство, наша веселая наука? Бог весть.
О том, что существует тело поэзии, знали всегда, но что именно считать телом стиха, думали самое разное. Ритм, созвучия, мыслимые видимости, бесплотные идеи, ощутимые чувства. Сейчас мы склонны усматривать его в слитном движении всех частей – как ощущаемых, так и постигаемых одним лишь умом. Такое, однако, дано немногим, и описание подобного учения будет неизбежно хромать. Впрочем, лучше живое немногое, чем окоченевшее от смерти всё. Лучше пройти краем пропасти, едва лишь кинув взор в ее манящую глубину, нежели в миг паденья узреть всю безмерную бездну лишь затем, чтобы миг спустя поглотило ее забвение погибели. Не стану бросаться в бездну: не буду разглядывать это сочинение с множества больших, глубоких и сложных точек, а разрешу себе изобразить его как собрание одних лишь рифм.
Первая из них: Вера и Разум. Всё целое состоит из этой одной-единственной идеологической рифмы. Заглавие поэмы изображено тремя рифмами: поэма – Фома – рифма. По виду строения «Фома» представляет собой рифму к готическому Храму Рассудка. Собор этот неоконченный, неосвященный: на месте, где должен стоять алтарь, распевают ночные светские мысли (глава «Сомнения»). Три вступления – портал, две легенды – две башни, как рифмы, немного разнящиеся, далее – катрен картин «Нравы», затем глава «Юность Альберта» и рифма к ней – «С Фомой», две Альбертовы речи в главе Пятой и латинская проповедь о капусте – ведь всё это рифмы, то ли к друг другу, то ли к чему-нибудь еще. Многие картины служат рифмами витражей, прекрасная большая картина «Раймунд Лоллий» начертана изнутри над самым входом, а Архангел из главы Третьей вещает там прямо с потолка.
Спускаясь ниже к обыденному, задержимся на некоторых колониях рифм. В картине «Верблюд» (ст. 1295 сл.) имеется такая колония: стеклянной – протяжный – продажный —многоэтажной – влажных – алмазных, но этим дело не ограничивается, так как в начале 1310-ой строки имеется еще одна зеркальная рифма к слову стеклянной. Другой пример – круг рифм к слову наружность (Вступление «К веку»), который завершается словом окружность и еще раз наружность, выделывая полный оборот, в точности вопреки тому, на чем настаивает умственный текст Вступления. Плетеный ремень рифм обнаруживаем в ст. 136—143: талант – инфант – гувернант – дубина, и к ним смысловые рифмы: пень – бревно – плаха – (дубина) – любила, которые продлеваются дураком и олухом в ст. 144—145. В ст. 160-161 рифма: два соседа, из которых трубач созвучен дарованью, а чуть ниже хрупкое орудие врача поет в набитой руке флейтиста.
Попробуем перечислить рифмы из простенького четверостишия:
Но ликовал Альберт когда горох
Зеленой струйкой вился возле жерди:
Чтоб не засох, он поливал горох,
Покуда твердь не поливала жерди.
но ликовал – он поливал, Альберт – твердь, когда – покуда, горох – засох, горох – горох, вился – возле, жерди – твердь, жерди – жерди, не – он – не, поливал – поливала, но ликовал – не поливала, а также смысловые: зеленой – горох, струйкой – вился, струйкой – поливал, и это еще не всё, ибо виение гороха вдоль жерди вверх есть зримая пластическая рифма к струению на него с тверди вниз, причем с содержательной стороны здесь налицо рифмоидное соответствие описанию неполного ума главного персонажа Первой главы в ее предыдущих и последующих отрывках.
Пример невидимой рифмы – в ст. 636:
Кота обнявши другом бедных…
«Друг бедных» здесь отнюдь не Альберт (тогда «бедным» оказался бы кот, нечистая сила), а левая рука ученого, представляющая рифму к орудующей в очаге стихий его деснице, которая, согласно евангельскому реченью о раздаче милостыни, «не ведает, что творит левая», а та – обнимает кота.
Вот эти-то тайные, невидимые рифмы – они-то как раз самые глубокие, умные и тонкие. Говорить о них поэтому здесь более не имеет смысла.
Прощай, читатель.
ИОГ И СУФИЙ
КНИГА II
62. УЛИСС
Зовусь Никто. Ничем владею
Но знаю: тщетно жег суда
Затем, что сам уже ладьею
Теку в попятное Туда
Стригу овец валять туманы
Несу дарить на рынок сей
– Ну не довольно ли пространно
Чтоб петь отсутствующей ей?
Зовусь Никто. Мое богатство
Ничто. Влюбленный в Никогда
Я обручен его на царство
Вести как деву в Никуда
Где венчаны с ничем иным
В себетождественной повязке
Такие важные чины
Как орден Бани и Подвязки
О Русь! как грудь Капитолийской суки
Питаешь ты взаимоубийственных близнецов
Но сколь высок их вой преследующих псов
Сколь локоны легки и сколь багряны руки.
63
Мой суфий сердца трезв как тамплиер
Уста души невинней баядеры
Смирения двугорбый дромадер
Берет подъем не претыкаясь в еры
Червей моих могила рыболов
Вздувает над костром шашлык из репы
Как Магомет люблю свинину в плов
Когда смущен – алею будто трефы
Меж лебедей мне мил лишь тот удод
Кто ворона вороной назовет
Кто этот миг блаженно проворонит
Кто весь падет, но части не уронит
64. ПАВЛИН (АСАНА)
Сперва как венценосная змея
Смотря со стороны иду к вам я.
Ходя в яйце змеи пернат зарытый
Спит – как бы херувим, во мне сокрытый
Но в действо таинства чтоб вас уверить здесь
Се трепеща разоблачаюсь весь:
Уж я не птица – яркий шар с глазами
Созвездие светил под парусами
Полуночных комет заносчивый конклав
Взметнувший руд с камнями жгучий сплав
И блещущий и льющийся от жара
Как фейерверк бесценных брызг и пара —
Я – радуга восставшая с воды
Где крови недр земли бегут круги
Один в другом – всецветные ободья
С двойного бездны дна, где в половодье
Нырнув, я вещий дар и образ свой обрел
Я гриф! Я коронованный орел!
Орел во мне есть, в сущности, ворона
И голос мой – содомский вопль Нерона.
65. ИСКУШЕНИЕ
Когда я был так молод
Что хладен бил и лих
В колокола мой молот
Я как-то встретил их
Так словно б и не надеясь
Немного не боясь
Индиец с них индеец
Один мне засмеясь
Сказал: под пыльный локон
На свет из толокна
Покинь свой белый кокон
Иди-ка это к нам
В индийском нашем храме
В индейской парандже
Молиться будешь с нами
О ежели уже.
– Э нет, – сказал им я —
Я не такой уж янки
Чтоб виться как змея
Из ягод персиянки
Не виться мне змеею
Из персей ягодиц
Не жить одной семьею
С богами вместе с птиц-
ами Мне не гнездиться
Приходиться простить-
ся Тают эти лица
Не в силах отпустить…
66. ПЕГАС
Конь-бабочка вся в перьях ветер сея
Куда мою зачем несешь умчать Психею?
Но так и исчезает не сказав
Таинственная лошадь-стрекоза.
СОНЕТЫ О ЧАЙНИКАХ
67. ЧАЙНИК – ЧАЮ
Торжественный сосуд для аромата
Я, Чайник, – храм, ты Чай в нутре моем
Во мраке сферы паром напоен
Рождаешься фонтаном цвета злата.
Взлетишь, журча, так словно мы поем
Наполнишь чаши влагой горьковатой
И вот уже пуста моя палата
И хладен мой сферический объем.
Пусть так – но тайну моего рожденья
Мне много раз дано переживать
Я глиной мог бы где-нибудь лежать
Кого ж благодарить за наважденье
Кто дал мне жизнь, кто дал мне наслажденье
Тебя во мне назначив содержать?
68. ЧАЙ – ЧАЙНИКУ
Знай – Мастер тот, кто ловкими руками
Великолепной формою облек
Мои дары, на глиняные ткани
В огне накинув пламенный венок
В глазурный блеск преобразив песок
В цветах стекла взрастив растертый камень,
Закончил труд и на ковре прилег
Меня смакуя мелкими глотками
И вот тебе ответ на твой вопрос —
Кто ведают меня – те и тебя творят
Ты дивен друг, твой гордо вздернут нос
Как вензель крышечка, твоя как крендель ручка
Мужи безмолствуют, а дамы говорят:
«Какая прехорошенькая штучка».
69. МЕЧТА О БЕРЕГЕ
Худая молва, не беги впереди
Ты злой мусульманин с крестом на груди
Ты магометанин и твой минарет
Высоко воздвигнет кларнет.
Деревянные звуки мне пели: беги!
Непостоянная как вода
Прозрачная дева из неги реки
Вставала и убегала тогда
Когда узнавала высокую башню
С которой к молитвам я ее призывал
Ее под которой «моя» называл
И день походил на вчерашний
И ветер гнал перья и колпаки
И маски слепых с отверстиями для глаз
И девы той полурыбья стать
Быстро исчезала на дне реки
Где невозможно упасть.
Ускользавшего дна вдруг коснулась она
И сердце забилось мое
И солнце из лона вчерашнего дня
Осветило ее
Когда она проникновенно твердила: уйди,
Ты злой мусульманин с крестом на груди.
– Единственно только тобой
Влек меня пепел речной
Я рыбою вслед за тобой
Бегу дорогой ночной
Плыву деревянной дудой
И флейтою вслед за тобой
Как за одною другой
Я рыбою в сеть изловил серебро,
Послушай, златое ребро,
Се – ребро душа непресуществленной стихии!
Мелькали как четки чешуи сухие
– Ты магометанин! – сверкал и кивал
Как колокол на минарете кимвал.
СТИХИ С БАЗАРА
70. У ВХОДА
Здесь все равны, все барды, все – творцы
Здесь всем – дары, и все кто входят – правы,
И руки простирают продавцы
Перебирать пергамент струн овцы
Меж вытянутых рог ее октавы.
71. ЛОТКИ
Вот серый пар любви без наслажденья
Открыл нам ряд смешных метаморфоз
Цереры пьяной сумеречных поз:
Вот рыжий лук с зеленым продолженьем
Вот боб с гнильцой со скуки произрос
Смиреньем превзойдя воображенье
Там – с корнишоном каперсы плывут…
Груз желтой репы валит гусь-корабль
На берега лиловых пуз кольраби
Тут тыквоград и огурцередут
Вон артишок под шляпой шампиньона
Ждет своего Катулла иль Вийона
И овощ – чьи зады меж пшен и прос
Нелепые как земляная похоть
Цветут корнями выставясь по локоть —
Кряхтит, не зачиная – супорос
А невдали за ними дыни спины
Глядят боками сытой Прозерпины
72. ДРУГИЕ ЛОТКИ
Лежат плодов пластические массы
Снуют людей холодные ежи
И руки тела манихейской лжи
Над рыбами выделывают пассы
73. СЫРЫ И ПАШТЕТЫ
Чертя по брюху колоском
Полденную дугу
Мы соловьиным языком
Вам пропоем рагу
На небе есть полно телят
И не таких как мы —
Баранья рябь тетеревят
Молитвы и умы
– Зачем ты, жаворонок, сыр?
– Я пел мозги дрозда!
– Тебя упечь бы, право, в сыр —
Была б приправа – да,
К дроздам, к тетерям или – о!
К фазанам в янтаре
Чтоб в потрохах ревел Эол
И выл в чрева?х Борей.
74. РАЗДЕЛКА ТУШИ
Пока еще, увы, не в облака
Еще дитя – не выросла химера:
Полупрозрачный стратостат быка
Купюрами оклеен Монгольфьера
И Чингис-хан о Тамерлан хребта
Стучится в череп позвонком Бурбона
Он пуст – и пустоты его Сорбонна
Промежду ребер греет хобота?.
75. НЕСУТ
Кто с мясом, а кто – с головой на крюке
Кто – в белом халате, кто – с трупом в руке
Я вижу: рогатое стадо пророков
Бежит по стезе человечьих пороков.
76. САЛО
На золотом руне сквозь Бычий Брод
Нагая дева в пене проплывала
О Гелла милая пленительного сала!
Белее Амалфеи твой живот.
77. МЯСНИКИ
Злащенный гриф пчелиных сладких нор
Стервятник дряхлой муравьиной кучи
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/anri-volohonskiy/sobranie-proizvedeniy-t-i-stihi-70812907/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
1
Кузьминский К. Битник и каббалист (Алеша Хвостенко, Анри Волохонский) // Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны / Сост. К. Кузьминского и Г. Ковалева. – Т. 2а. Ньютонвилл, Масс., 1983. С. 228.
2
Kasack W. Lexikon der russischen Literatur ab 1917: Erg?nzungsband. M?nchen, 1986. S. 206 [рус. изд.: Лексикон русской поэзии ХХ века / Сост. В. Казак. – М., 1999]; Tichomirova E. Russische zeitgen?ssische Schriftsteller in Deutschland. Ein Nachschlagewerk. M?nchen, 1998. S. 160—164; Словарь поэтов Русского Зарубежья / Под общ. ред. В. Крейда. – СПб., 1999. С. 364—365; Самиздат Ленинграда. 1950-е—1980-е. Лит. энциклопедия / Под общ. ред. Д. Северюхина. – М., 2003. С. 137—139; Чупринин С. Русская литература сегодня: Зарубежье. М., 2008. С. 143—145.
3
Самиздат века / Сост. А. Стреляного, Г. Сапгира, В. Бахтина и Н. Ордынского. – Минск; М.: Полифакт, 1997; Освобожденный Улисс. Современная русская поэзия за пределами России / Сост. Д. Кузьмина. – М. : НЛО, 2004; Ступени. Русские поэты в Германии. Антология. / Сост. Б. Марковского. – СПб. : Алетейя, 2005; Русские стихи 1950—2000. Антология (первое приближение). В двух томах / Сост. И. Ахметьева, Г. Лукомникова, В. Орлова, А. Урицкого. – М.: Летний сад, 2010; Актуальная поэзия на Пушкинской-10: Антология / Сост. Т. Буковской, В. Мишина, В. Земских. – Киев: Птах, 2010.
4
http://mitin.com/people/volohon/ – Просм. 22.10.2011.
5
Лавут Е. Стихи бесстрастного поэта // Независимая газета. 20 января 1993. С. 7.
6
Совм. издания (под псевд. А.Х.В.): Басни. Париж, 1984 [Репринт: М., 2007]; Городские поля. Париж, 1991 [Репринт: М., 2007]; Берлога пчел. Тверь, 2004; Чайник вина: Стихи и музыка. М., 2006; Шушу: По мотивам рисунков В. Буша. М., 2009.
7
См.: Самиздат Ленинграда. С. 395—396.
8
Кузьминский К. Цит. соч. С. 228.
9
Хармс Д. [Письмо к К. В. Пугачевой от 18 октября 1933 г.] // Хармс Д. Неизданный Хармс. Полное собрание сочинений. Трактаты и статьи. Письма. СПб., 2001, С. 79.
10
[Сочинения о симметрии]: О симметрии атомных ядер; Расположение аминокислот на гранях икосаэдра; О соразмерности основательных видов (Дидактическая поэма) // Язык как медиатор между знанием и искусством. Проблемы междисциплинарных исследований художественного текста. М., 2009. С. 193—210; [Сочинения о гармонии]: Аористы обветшалого; Двенадцать ступеней натурального строя; Способ делить октаву; Что такое полутоны; Музыка сфер; Октава красок // Научные концепции ХХ века и русское авангардное искусство. Белград, 2011. С. 304—365.
11
«Над небом голубым…» [Интервью А. Гущина с А. Волохонским] // Санкт-Петербургский университет. № 1. 16 января 1997 г. [Эл. ресурс: – Просм. 30.10.2011].
12
На лейбле Федорова «Ulitka Records» в 2004 г. были выпущены два сольных диска с авторским чтением Волохонским своих произведений – «Джойс» и «Горы и реки». Кроме того, тексты Волохонского были озвучены Федоровым на альбомах «Таял» (2005) и «Сноп снов» (2008).
13
Давыдов Д. О книге Анри Волохонского «Воспоминания о давно позабытом» // Новый мир. 2007. № 11.
14
Исчерпывающую библиографию о творчестве Волохонского см.: Литературный Санкт-Петербург. ХХ век. Энциклопедический словарь в 2 томах. Том 1. СПб., 2011. С. 221—222.
15
Кузьминский К. Цит. соч. С. 228—229.
16
Тарасов В. «Где звуки бьют в сплошное дно». О поэзии Волохонского // Саламандра. Литературный альманах. Иерусалим, 1987. С. 128.
17
Б<етаки> В. [Рецензия на кн. «Стихотворения»] // Континент. № 43. 1985. С. 416.
18
Казак В. Лексикон русской поэзии ХХ века. М., 1999. С. 86.
19
Тарасов В. Цит. соч. С. 136.
20
Бокштейн И. О некоторых аспектах поэзии Анри Волохонского // Саламандра. Литературный альманах. Иерусалим, 1987. С. 151.
*
Гнозис. № 5—6. Нью-Йорк, 1979. С. 186, 194.
*
А ведь он не был даже бакалавром. (Здесь и далее – примечания автора).
*
Это подлинный случай, описанный Плутархом.
*
То есть от рака печени – вольность.
Анри Волохонский
Илья Кукуй
Настоящее издание впервые в фактически полном объеме представляет творчество Анри Волохонского (1936–2017) – поэта, переводчика, прозаика, одной из наиболее значительных фигур неофициальной литературы 1960–1970-х годов. Творчество Волохонского отличают «язык, аристократический изыск, немыслимый в наше время, ирония, переходящая в мистификацию, пародийные литературные реминисценции… и метафизическая глубина» (К. Кузьминский). Произведения в Собрании распределены по жанровому принципу: в первый том входят поэтические и драматические произведения, во второй – проза и статьи, в третий – переводы.
Анри Волохонский
Собрание произведений. Том I. Стихи
АНРИ ВОЛОХОНСКИЙ
СОБРАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
ТОМ I
СТИХИ
Новое литературное обозрение
Москва
2024
УДК 821.161.1
ББК 84(2Рос=Рус)
В68
Составление, предисловие и примечания Ильи Кукуя
Анри Волохонский
Собрание произведений в 3-х т. – 2-е изд. – Том I: Стихи / Анри Волохонский. – М.: Новое литературное обозрение, 2024.
Настоящее издание впервые в фактически полном объеме представляет творчество Анри Волохонского (1936–2017) – поэта, переводчика, прозаика, одной из наиболее значительных фигур неофициальной литературы 1960–1970-х годов. Творчество Волохонского отличают «язык, аристократический изыск, немыслимый в наше время, ирония, переходящая в мистификацию, пародийные литературные реминисценции… и метафизическая глубина» (К. Кузьминский). Произведения в Собрании распределены по жанровому принципу: в первый том входят поэтические и драматические произведения, во второй – проза и статьи, в третий – переводы.
ISBN 978-5-4448-2416-0
© А. Волохонский, наследники, 2024
© И. Кукуй, составление, предисловие, примечания, 2012, 2024
© С. Есаян, рисунок на контртитуле, 2012
© OOO «Новое литературное обозрение», 2012, 2024
ОБ АВТОРЕ ЭТИХ КНИГ
В 1983 году, во втором томе «Антологии новейшей русской поэзии у Голубой лагуны», Константин Кузьминский писал: «Анри Волохонский – фигура мистическая и мистифицирующая. <…> Каббалист, мистик, знаток древней Греции и Eгипта, иудей и христианин, гениальный поэт, автор теософских трактатов и трактатов о музыке, исследований о свойствах драгоценных камней – он возникает тенью за каждой значительной фигурой современного Петербурга. Его имя связано со всеми интереснейшими именами и школами, сам же он остается в тени. За вычетом периода эвакуации и двух-трех лет, проведенных в Мурманске (1964—66), он практически не покидал Петербурга до своего отъезда в 1973 году. И тем не менее, мало о ком известно столь немногое»[1 - Кузьминский К. Битник и каббалист (Алеша Хвостенко, Анри Волохонский) // Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны / Сост. К. Кузьминского и Г. Ковалева. – Т. 2а. Ньютонвилл, Масс., 1983. С. 228.].
За почти тридцать лет, прошедших с выхода антологии Кузьминского, российский литературный ландшафт сильно изменился, соответственно изменились и возможности его обзора, как в России, так и за рубежом. Вышел ряд справочных изданий, в которых можно получить биографическую информацию о Волохонском разной степени достоверности[2 - Kasack W. Lexikon der russischen Literatur ab 1917: Erg?nzungsband. M?nchen, 1986. S. 206 [рус. изд.: Лексикон русской поэзии ХХ века / Сост. В. Казак. – М., 1999]; Tichomirova E. Russische zeitgen?ssische Schriftsteller in Deutschland. Ein Nachschlagewerk. M?nchen, 1998. S. 160—164; Словарь поэтов Русского Зарубежья / Под общ. ред. В. Крейда. – СПб., 1999. С. 364—365; Самиздат Ленинграда. 1950-е—1980-е. Лит. энциклопедия / Под общ. ред. Д. Северюхина. – М., 2003. С. 137—139; Чупринин С. Русская литература сегодня: Зарубежье. М., 2008. С. 143—145.]. Произведения Волохонского включаются фактически во все представительные антологии современной поэзии и неофициальной литературы советского периода[3 - Самиздат века / Сост. А. Стреляного, Г. Сапгира, В. Бахтина и Н. Ордынского. – Минск; М.: Полифакт, 1997; Освобожденный Улисс. Современная русская поэзия за пределами России / Сост. Д. Кузьмина. – М. : НЛО, 2004; Ступени. Русские поэты в Германии. Антология. / Сост. Б. Марковского. – СПб. : Алетейя, 2005; Русские стихи 1950—2000. Антология (первое приближение). В двух томах / Сост. И. Ахметьева, Г. Лукомникова, В. Орлова, А. Урицкого. – М.: Летний сад, 2010; Актуальная поэзия на Пушкинской-10: Антология / Сост. Т. Буковской, В. Мишина, В. Земских. – Киев: Птах, 2010.]. Благодаря сайту «Митиного журнала»[4 - http://mitin.com/people/volohon/ – Просм. 22.10.2011.] читатель может ознакомиться со значительным объемом произведений поэта, а библиографические примечания к настоящему изданию дают достаточно полное представление о том, в какой степени творчество Волохонского было и остается востребованным.
Тем самым «линия жизни» Волохонского предстает перед нами сегодня гораздо более отчетливо, чем тридцать лет назад – и в то же самое время как сам поэт, так и фигура автора в мире его текстов остаются в тени, лишь иногда выводя наружу путеводный конец нити и приглашая последовать за ним внимательного читателя.
Анри Гиршевич Волохонский родился 19 марта 1936 года в Ленинграде. Он закончил Ленинградский химико-фармацевтический институт, а впоследствии аспирантуру Всесоюзного научно-исследовательского института озерного и речного рыбного хозяйства. Волохонского с полным правом можно назвать «естествоиспытателем» в поэзии – своими остроумными экспериментами он существенно расширяет наши представления как о возможностях языка, так и о границах нашего понимания. В 1960-е годы поездки в гидрологические экспедиции на Крайний Севере служили ему важным источником вдохновения; в одной из таких экспедиций была написана поэма «Фома», которую сам поэт считает началом своего зрелого творчества. Частыми отлучками из Ленинграда объясняется и обилие поэтических «посланий», публикуемых в настоящем издании в особом разделе (см. т. 1, кн. «Рукоделия»), и лишь эпизодическое присутствие Волохонского на неофициальной литературной сцене северной столицы.
Первые поэтические опыты Волохонского относятся к середине 1950-х годов. Особую роль в его становлении сыграла встреча с поэтом Роальдом Мандельштамом, первый посмертный сборник которого Волохонский издаст в 1982 году в Иерусалиме. К кругу общения поэта принадлежали тогда художники-арефьевцы Р. Васми и Ш. Шварц, а также живописец М. Петров. И если социальная составляющая творчества круга Арефьева, сопоставимая с «барачной» эстетикой лианозовцев, была Волохонскому чужда, то его яркая, почти живописная образность сродни подходу художника, только вместо кисти поэт пользуется словом (см. стихотворение «О красках»). Примером того, как зрительные впечатления трансформируются в особые ритмы звукописи, является поэма «Последняя видимость» (см. «Воспоминания о давно позабытом», гл. «Море»).
Уже в самых ранних произведениях выкристаллизовываются ведущие линии поэтики Волохонского, которым он остается верен и по сегодняшний день. Это в первую очередь сильное формообразующее начало, первичное по отношению к скрытому в хитросплетениях языка сюжету и внелитературному фону. Даже в столь «злободневном» произведении, как «Роман-покойничек», сатирическом изображении советской империи, композиция текста строится одновременно на нескольких уровнях: смерть романа как имперского литературного жанра, гибель Рима (Roma, отсюда роман) как прообраза европейской имперской культуры, и лишь на поверхности – похороны советского функционера Романа Владимировича Рыжова. Совмещение нескольких исторических, культурных и стилевых пластов характерно и для поэтических произведений Волохонского. Как писала Е. Лавут, «Восток и Запад, чистота языка и намеренная расшатанность ритма, певучесть фольклора и изыски ученой поэзии слились в стихах Волохонского, чтобы создать неповторимую вселенную, где мировая эстетика охвачена и преображена русским словом»[5 - Лавут Е. Стихи бесстрастного поэта // Независимая газета. 20 января 1993. С. 7.].
В 1960 году Волохонский знакомится с поэтом, художником и бардом Алексеем Хвостенко; их совместное творчество, продолжавшееся до самой смерти Хвостенко в 2004 году, насчитывает более пятидесяти песен, циклы басен, поэмы, трагедии и комические драмы, детские стихотворения, переводы[6 - Совм. издания (под псевд. А.Х.В.): Басни. Париж, 1984 [Репринт: М., 2007]; Городские поля. Париж, 1991 [Репринт: М., 2007]; Берлога пчел. Тверь, 2004; Чайник вина: Стихи и музыка. М., 2006; Шушу: По мотивам рисунков В. Буша. М., 2009.]… Именно Хвостенко стал первым исполнителем песни «Рай» («Над небом голубым…») на стихи Волохонского, ставшей впоследствии всенародно известной в исполнении Б. Гребенщикова. После смерти друга и соавтора Волохонский составляет книгу «Верпа» (2005), представляющую собой основной корпус поэтических произведений Хвостенко. От причисления себя к группе «Верпа»[7 - См.: Самиздат Ленинграда. С. 395—396.], в которую в первой половине 1960-х годов, кроме бессменного лидера А. Хвостенко, входили Ю. Галецкий, Л. Ентин, И. Стеблин-Каменский, сам Волохонский, впрочем, отказывается.
В 1973 году Волохонский эмигрирует в Израиль. Он продолжает работать по специальности в лаборатории изучения флоры и фауны озера Киннерет. В то же время в израильской и европейской периодике начинают регулярно публиковаться его стихотворения. Отмеченный К. Кузьминским феномен («Ни один из современных поэтов не повлиял на творчество Анри Волохонского <…>, зато наблюдается обратное явление»[8 - Кузьминский К. Цит. соч. С. 228.]) можно наблюдать и в русскоязычной литературе израильской диаспоры; уже после отъезда Волохонского в Европу его произведения продолжают публиковаться в израильской периодике (журналы «Двоеточие», «Зеркало» и «Солнечное сплетение», альманах «Саламандра» и др.), появляются критические статьи о его творчестве.
В 1983 году в США выходит первая книга Волохонского «Стихотворения», своеобразный авторский синопсис его творчества на то время. Начиная с этой книги, каждый авторский сборник Волохонского носит концептуальный характер. «Когда я пишу стихи, то самым главным мне кажется не идея, не содержание и не форма, и не туманное понятие “качество”, а нечто еще более туманное и непонятное рационалистическому уму, но понятное мне <…>, это – чистота порядка»[9 - Хармс Д. [Письмо к К. В. Пугачевой от 18 октября 1933 г.] // Хармс Д. Неизданный Хармс. Полное собрание сочинений. Трактаты и статьи. Письма. СПб., 2001, С. 79.], – писал Даниил Хармс в 1933 году. Эта же категория «чистоты порядка» в полной мере применима к архитектонике книг Волохонского. Особое значение имеет внутренняя сочетаемость текстов, причем не только по тематическому, стилевому или ритмическому, но и по числовому принципу: так, в цикле «Четыре поэмы об одном» первая поэма – «Двое» (2), во второй остается один (Аввакум», 1), в третьей у одного остается одно око (1/2), а в четвертой – лишь «последняя видимость», т.е. ничто. Внимание к числовым принципам гармонии и симметрии привело к созданию двух циклов работ, объединяющих в себе научные статьи и художественные тексты на темы онтологии[10 - [Сочинения о симметрии]: О симметрии атомных ядер; Расположение аминокислот на гранях икосаэдра; О соразмерности основательных видов (Дидактическая поэма) // Язык как медиатор между знанием и искусством. Проблемы междисциплинарных исследований художественного текста. М., 2009. С. 193—210; [Сочинения о гармонии]: Аористы обветшалого; Двенадцать ступеней натурального строя; Способ делить октаву; Что такое полутоны; Музыка сфер; Октава красок // Научные концепции ХХ века и русское авангардное искусство. Белград, 2011. С. 304—365.].
В 1985 году Анри Волохонский переехал в Германию, работал редактором и переводчиком на радио «Свобода» в Мюнхене. Стилистически его поэзия 1980—90-х тяготеет к малым формам, минимализму и свободному стиху; большее место занимают отклики на актуальные события, как правило в жанре эпиграмм или иронических инвектив (см. «Настенные надписи»). В то же время Волохонский создает цикл по мотивам свода монгольских летописей «Алтан тобчи» («Монголия и далее»), уделяет особое внимание переводам, выделенным в настоящем издании в отдельный том.
С начала 1990-х годов его произведения начинают переиздаваться в России: выходят сборники «Анютины грядки» (1994) и «Тивериадские поэмы» (2001), переложение «Поминок по Финнегану» Дж. Джойса (2000), книга воспоминаний (2007), появляется большое количество публикаций в периодике. В литературной жизни русской эмиграции Волохонский не участвует и живет уединенно. На вопрос в одном из интервью, не хочет ли он приехать в Россию, Волохонский со свойственной ему иронией ответил: «Нет. Я очень хорошо все помню»[11 - «Над небом голубым…» [Интервью А. Гущина с А. Волохонским] // Санкт-Петербургский университет. № 1. 16 января 1997 г. [Эл. ресурс:
О самом творчестве Волохонского на сегодняшний день написано на удивление немного, и, невзирая на свой легендарный статус, поэт до сих пор является одним из белых пятен на карте русскоязычной литературы – отчасти из-за «нелюдимости и экстравагантности»[13 - Давыдов Д. О книге Анри Волохонского «Воспоминания о давно позабытом» // Новый мир. 2007. № 11.] (впрочем, сильно преувеличенных мифом), отчасти из-за того, что многочисленные публикации Волохонского оказались рассеяны по труднодоступным периодическим изданиям и альманахам трех континентов. За исключением важной статьи В. Тарасова и нескольких филологических исследований по частным поводам, список работ о поэзии Волохонского ограничивается несколькими заметками и рецензиями[14 - Исчерпывающую библиографию о творчестве Волохонского см.: Литературный Санкт-Петербург. ХХ век. Энциклопедический словарь в 2 томах. Том 1. СПб., 2011. С. 221—222.]. Ведущие принципы поэтики Волохонского были отмечены еще К. Кузьминским: «язык, аристократический изыск, немыслимый в наше время, ирония, переходящая в мистификацию, пародийные литературные реминисценции […] и метафизическая глубина»[15 - Кузьминский К. Цит. соч. С. 228—229.]. Ирония выступает основным инструментом остранения, снижая всяческий пафос; по замечанию В. Тарасова, художественный мир Волохонского отличает «отсутствие сокрушений на тему души, измученной собой; неизменно – всесторонняя отделка произведений и […] идейная многослойность»[16 - Тарасов В. «Где звуки бьют в сплошное дно». О поэзии Волохонского // Саламандра. Литературный альманах. Иерусалим, 1987. С. 128.].
Поэзия Волохонского обычно оценивается как герметичная, сопротивляющаяся однозначной интерпретации; критики сталкиваются со сложностью «отделить пародийную интонацию от лирической»[17 - Б<етаки> В. [Рецензия на кн. «Стихотворения»] // Континент. № 43. 1985. С. 416.], отмечают сугубо формальный характер стихотворений, основанных «исключительно на смелых словосочетаниях, неологизмах, на музыкальном звучании и дерзкой рифме»[18 - Казак В. Лексикон русской поэзии ХХ века. М., 1999. С. 86.]; однако Тарасов справедливо указывает, что «трудность восприятия зачастую связана с тем, что привычный ассоциативный строй мышления и потому выверенные, казалось бы, мерки здесь неприменимы»[19 - Тарасов В. Цит. соч. С. 136.]. Нельзя не согласиться с И. Бокштейном, написавшим: «Хорошо, что стихи Анри Волохонского сложны <…>. Если б каждый поэт в своем роде был так тонок… но тогда б и мир не мог “существовать”»[20 - Бокштейн И. О некоторых аспектах поэзии Анри Волохонского // Саламандра. Литературный альманах. Иерусалим, 1987. С. 151.].
Теперь читателю предоставлена счастливая возможность самому сформировать свое мнение о творчестве Анри Волохонского во всем его многообразии.
Илья Кукуй
ЛИТЕРАТУРНАЯ АНКЕТА[* - Гнозис. № 5—6. Нью-Йорк, 1979. С. 186, 194.]
Редакция журнала «Гнозис» обратилась к нескольким писателям и поэтам с литературной анкетой:
1. Ваши литературные учителя?
2. Ваша эстетическая концепция?
3. Ваше отношение к собственному творчеству?
* * *
1. Не говоря о классиках – Хлебников и Хвостенко.
2. Она противолитературная – желательно, чтобы живая интонация происходила от музыки сфер, а не от душевных неудовольствий. Претензии на истинное писательство только удваивают ложь.
3. Если речь идет о моменте исполнения, то чем меньше я его понимаю, тем лучше.
Анри Волохонский
ДУДА И МАК
КНИГА I
ПЕРВЫЕ ТРАВЫ
1
Где звуки бьют в сплошное дно
Цветами желтыми о камень
А дым над лиственным огнем
Качает колесо льняное
Черпак наполненный дождями
Ковш, обруч ледяной вольет смешав
Смолу и яркое вино
В большие плоские стволы
И рожь мгновения создаст
Железный хлеб, который неделим.
2
Ты сам идешь кружась в цепях
На этом блюде одинок
Когда разбит зубец стенной
Или в снегах горбатый ветер наг
Над радугой петух тебе рассыплет пищу
И пусть поют и лгут клянясь
Что прежде видели яснее
Сквозь дыры в пемзе водяной
Пускай плывут рога как корабли для нищих —
Не веришь ты – и не иссяк
Пожар на медном пустыре.
3. Сонет (нарцисс)
Победой мглы мохнатые коренья
Среди серпов вдоль рыжей рукояти
До искр над ней, – натягивают сети
Но сети рвут прекрасными ночами
Летая осы армией крылатой
Словно листвы кочующие звенья
И утренние гнезда тонут в пене
Зарытые в тумане бородатом.
В паденьи вод и в мутном беге клиньев —
За кругом ливня вижу лишь себя
Или в текущем – выбитое имя
Непрочное. Прозрачное скребя
Животное в пустующем кувшине
Глядит как плотный каменеет ряд.
4
Из внешности паломником начала
Седеет шар. Но свет не здесь —
Лишь смесь являет горсть
В траве растущей по краям
Как соль на жарких берегах:
Нам выкуп дан таким.
Ради того морей ствола тяжелого
Лед глотают реки рыб
Плавят холод толщи птиц
В пляске досок, снежный груз
Несущих, весел слышен хохот
Корабли с глазами лис
Улеглись на дне прозрачные холмистом
Этой соли и слюды
Если можешь – берегись, последний
Ради прежней тщетности тонувших.
5
Если бы пали горелые сваи
И мухи порою съедали полынь
С белого луга, поляны, где звери лая
Двигают плуги
Даже тогда – в поздний год
В звездный день
Урожай желудей не покажется лишним.
6
В сокровищнице трав
Тростник сплетает тонкие венцы
Равнинный лес верховней солнца расцветает
У реки
Смеется ил, кричит павлин
И оперенная заря несет привет царей
Пескам
Под шкурой алтарей
Рассеян звук стеклянного единства
Янтарные стада идут по берегам
А диск – неистов, пьян
Вращает льды
И синь его глядит очами голубыми льда
В окаменелый мед
Загадка и вода
Возникшее растенье
Гнилая ветвь землистая живая
Скала над пастбищем
Приют дрожащей стаи —
Поздний рой
Скрывая жар под бородой морей
Скользит движениями рыб
И держит мутные шары —
А ты – подкидыш здесь чужой
Как одинокий избежишь собак?
Никчемный вождь – мудрец висишь
На плоском дереве кривясь
В лохмотьях шут
Мир сух.
Нисходит смрад в озерный скудный круг
Граница зрения – пустынная ограда
В которой меркнет ткань монет
Железный столб – зола кипит
Над нею – искаженный щит
И млечный зверь великой красоты —
Застенчивая тварь
Вползает медленное брюхо волоча.
7
Пепел живого леса
Блеск стеклянного камня
Лед веселой синей горы —
Как нов этот хор
Это праздник рожденного солнца
Несущего ввысь
О пепел расплавленный леса живого
Моря великая колонна
Дыханья земли
Подожди корабли
Часто меняя мачты
Мечтами сливаясь
С твореньем солнечных уст
Руки протянут к пещере
В ней губы ее
Зыби во влаге единства текущего
Носит его распавшийся остов
Как туч пепельно естество
Зола и следы на ней
Словно судно —
Оно покидает
И режет воздушную прядь
Опрокинутым килем,
Исполни и помни
В каждом движении
Лето одетое листьями льда
Никогда не оставит дороги
Скользящему среди трещин
Песчаного города.
ТРЕЛИ БАКАЛАВРА
И при писаньи своего рассказа
Не скрой, каким растенье ты нашел,
Ограбленное здесь уже два раза.
Кто грабит ветви иль терзает ствол,
Повинен в богохульственной крамоле
Бог для себя святыню их возвел.
Данте
8. ПРОЛОГ
Соблазном сильно поределым
На небесах тебе далеких
Расположил свои пределы
Наш мир ужасный и жестокий
Природы хрупкие куски
Он поместил в законов обруч
По ним сновали пауки
Плетя для нас познанья поручень.
Прекрасный окорок тая
10_ Природа скрыла эти сроки
Смутясь, оправила оборки,
Стыдливо глядя на меня:
«Во мне ты верно видишь ту
Что лихо каждому солдату
Приоткрывает наготу
За незначительную плату —
Пойди со мной, войди в палату
Там средь весов и между мер
Научной прелести пример
20_ Цветет левкоем на пригорке
Но есть во мне такие норки
Куда их не проникнет взгляд…
Гляди: у самой двери кассы
Напуганы дефектом массы
Толпой ученые стоят
И что?то нежное галдят
Своей испорченной латынью,
Гордясь познания полынью,
Нырнув в такую полынью,
30_ Дерзнувши дно мое пощупать,
Но обретают лишь свинью
Хотя и применяют лупу
Луны рассматривая части
Природный отметают стыд
Они стремятся к тщетной сласти
Собравши сведений пласты
В распространенные тома
Один тащил меня в кусты
И каждый палец как Фома
40_ Меня исследовать намерен
Стоял вокруг в себе уверен.
Однако я была тверда
И не сдавалась словно башня
А он сказал, что я труба,
Сказал, что нива я и пашня,
А он, ученый, словно плуг
В кругу мотыг, своих подруг
Блестящих новых инструментов,
Копать которыми удобно,
50_ Что я глядела благосклонно
И тесто подымалось сдобно
Ему казалась я съедобной,
Красивой, глобусоподобной,
И потому меня он мерил
Размахивая сантиметром
И делал вид как будто верил
И в шляпе был отделан фетром
И на меня пахнуло ветром
А он заметил тут со смехом:
60_ “Работа делу не помеха,
Отдай себя моим утехам”».
Наука обществу – порука
Природа обществу – задвижка
Ларца, куда влагаем клюквой
Средств общественных излишек
Наука это есть кровать
На ней сидим мы свесив ноги
Над миром царствуя как боги
Науки склоны не пологи
70_ Обрывы – должен я сказать —
На ней имеются и тропы —
Наука верная подстилка
Чтобы с утесов упадать
И не затрагивать затылка.
Природа – сыр, наука – вилка,
Природа – дробь, наука – белка.
В руках у меткого стрелка
Лежит разбитая тарелка
Должок записан под мелок
80_ На том кончаю свой пролог.
9. ПРОТИВ ДЮРИНГА
Все животные – отцы,
Хоть ведомы под уздцы.
Время – глупая служанка
Пролила вино на лестнице.
Будем слизывать остатки
Собирать осколки чаши
Неприветливой прелестницы
На колени встанем сразу же
Хрупок был пример бесстрашия
Его почувствовав прилив —
Овал вина в текущей луже,
10_ Отвне проходит горделив
Отец воронок и кадушек.
Царь гулких внутренних пустот
Дань с голых дыр не может вычесть
Непостижим упругий свод
Ступеням качеств и количеств
Букварь природы многотомен
Но знаки лжи извергнет глаз
Блистает истины топаз
Среди пустот каменоломен.
20_ «По океанам?матерям
Лодки знаний к нам плывут
Вся природа – это храм
В мастерской пылает труд
Наша печень словно желчь
Вырабатывает мысли
Поскреби любой кирпич
Доцарапаешься истин
От оспы, как и от холеры
Спасти не могут компромиссы
30_ И половинчатые меры —
Заразу сталь пусть жжет со свистом
Так будем миру палачи —
Поспешим – и калачи
Будут нашей ежедневной пищей» —
Так говорил, народ прельщая вишней
Один плохой социалист
Своих трудов тряся пред ними глупый лист.
Этот Дюринг был вульгарен.
Он не понимал закона
40_ Отрицанья отрицанья
Он не отдавал поклонов
И не наносил визитов
И хорошие манеры
Ему были не знакомы
Он сидел угрюмо дома
Рядом с чаем недопитым
За стеною из фанеры
И не знал, что диалектики фанфары
Дороги миру осветили
50_ Так, как идеи блещут фарами
В наук ночном автомобиле
В своем невежественном самомненьи
Считал себя магистром[* - А ведь он не был даже бакалавром. (Здесь и далее – примечания автора).] и не менее
Хулил собратьев по перу
Сам с них щипая по перу
А на пирах он чавкал громко
Руками пищу брал с тарелок
И были всем головоломкой
Его вульгарные манеры
60_ И к дамам часто он спиной
Стоял, блистая новизной.
А вечерами каламбуры
Сам сочинял в тиши ночей
А утро приходило хмурым —
Так седоватый казначей
Монарху утром счет приносит
Когда монарх того не просит.
Прославим Энгельса который
Ему на место указал
70_ Который сдернул эту штору
Ему всадил тугую шпору
И показал в какую пору
И век какой кругом настал
И пусть он это написал
В словах довольно непонятных
Но в стиле тонком и приятном.
Оденем Энгельсу венок,
Украсим бороду цветами
Положим амбру возле ног
80_ И розы обовьем усами
А в длани рук ему блестящ
От сочинений вложим хрящ.
10. ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ ДАЛЬНЕЙШЕГО
Поклон 3. Фрейду
О полом и сплошном
Сплошное тело страшно нам.
Сплошная кость погодой ноет
И плачет призрак древних ран
Ужасно тело нам сплошное
Его удар – так след, синяк
И гул стоит неупорядочен
Иное дело – тонкий злак
Своей природою загадочен
Стоит соломенный цветок
10_ Желтея хрупкою трубою
Кто в это дело вникнуть мог
Качая ветреной главою?
Кочан – в листах, гора – упор
Она для ветра коридор
Она лежит – вся цепь из скважин
Как адвокат который скажет
Что аппарат вокруг продажен
И что коррупция сверлом
Дырявит дым медовой сажи
20_ От прежней связи, прежней пряжи
Отторгнут смоляной Содом —
Меж плотных тел находит дом
Лишь тот, кто сам себе плотнее
Но вкус к забавам холоднее
Горит в застенчивом зрачке
Не расщепясь змеиным оком
Не соблазнясь вороньим веком
Что триста лет таскает клюв
А после ищет темный люк
30_ Куда бы скинуть эту ношу,
Куда б снести яйцо из трупа
А смерть, копыто взяв у лошади,
Стучится в двери из скорлупок.
Дары – коробками покупок
Крупа скребет железо ступок
И кость пестом бредет по супу
Невзгод. От зелени фасоли
Твои фальшивые пароли
Сотрутся в плоские печати
40_ А мысль твоя полощет скатерть,
Чтоб не осталось винных пятен —
Непрочна полая посуда
Скрипеть бы швами черепахам
Когда б не вызывала зуда
(И вряд ли звук кому приятен)
Та мысль, подсказанная страхом.
Под нашею надглавной крышей
Пирует в тесном помещеньи
Наш ум – как полковой священник
50_ И мышцам толк дает он свыше —
Они сгибают бедра в угол —
И вдоль глядит колеблем другом,
Когда качели под углом
Когда любим стоит столбом
Сплошным сцепленьем обстоятельств
Из кругловатых позвонков,
Смерть брякнет: «Менее оков
Тем меньше тем для препирательств».
Сосуд осколком засверкает
60_ Сплошное крикнет: «Это вечность!»
Вокруг сплошное словно Каин
Вдоль неудачного печенья.
11. КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ВОЗДУХОПЛАВАНИЯ АППАРАТОВ ТЯЖЕЛЕЕ ВОЗДУХА И ОТЧАСТИ МЕТАЛЛИЧЕСКИХ
Конец забав таких плохой.
Сначала взмах крыла бессильный —
Был одинок изобретатель
В отставшей царственной России
От всей Европы на откате
Тогда печально выли крепостные
Их бил урядник, поп им лгал
Интеллигент о них не хлопотал
Но совесть тлела как лучина
10_ У тех, кто лучший представитель,
Достойны крыльев наши спины
Но нам мешает злой вельможа
Казновладетельный правитель
Початки знаний уничтожа.
Холоп же крыльями махая
Попробовал от колокольни
Однако поп его толкая
Разбил его плохую ногу
И лето было это знойным,
20_ Прошла зима течением спокойным
И лишь к весне крылом махая
И пар из котелков пуская
Пришел Можайский весь в усах
С ним самолет на парусах.
Однако царь с царицей вместе
Ему отказывали в средстве,
И этот каменный педант
Разбил колено о квадрант,
Который острыми углами
30_ Его терзал, ему вредил
Затем, что не снабжен средства?ми,
Царя Можайский теребил,
За это царь ему вредил
И ни копейки не платил.
Царь – злонамеренная личность
Скрывал от всех свою наличность
Можайский умер в нищете…
Но времена уже не те
Царей вогнали мы в гробницы
40_ (Исторьи тяжки те кулисы —
Так не держись за колесо —
Из мыслей прежних мудрецов)
Ну а попам иное дело —
Как генералам поседелым
Приятно слышать звук трубы
Совком задетой самоварным
Так поп для классовой борьбы
Объект приятный и коварный.
И вот Жуковский на пропеллер
50_ Свои сомненья возложа
Пошел по воздуху кружа
Как восхитительная мебель.
Этапы вкратце таковы:
Ступенечки, перила – вдруг
Весь мир круженьем опаленный
Упал на площадь потрясенный
На площадь красную Москвы.
12. РУКА
Она талантом не блистала
И скромной Золушкой слыла
Еще огня не добывала
Еще металла не ковала
Еще полотен не ткала
И на стене не рисовала
Она едва?едва могла
Манить и звать к себе другого —
Приятеля иль друга дорогого.
10_ Но вот потребности иной
В себе почувствовав стремленье
Она утратила покой
И утвердилась на полене
И отреклась от прежней лени
Она отставила большой
Палец толстый коренастый
А день стоял тогда ненастный
И был запас его пустой.
Лишь челюсти стояли, скрипом
20_ Напоминая о себе
Она согнулась словно скрипка
И потянулася к еде
А эта ноги уносила
Оказавшись осторожной
Ее казалось не прельстило
Служить прогрессу замороженной
Тогда поняв бессильность в поединке
Когда период ледника
Вторгался в горные бока
30_ Как молоко из половинки
Ореха именем «кокос»
Нечаянно на берег пролилось —
Тогда свой палец?коротышку
Куда?то влево отложив
Она оставила мартышку
Сказавши: «Мыслю, стало быть жив»
И ловким пальцем помавая
Его приладив к челюстям
Из шерсти это доставая
40_ Даря им их добытых там
И ноготь пропитательным орудием
Был этим первым как бы людям.
Меж человеком и животным
Ведь нет границ бесповоротных
И те и эти хороши
Ни в тех ни в этих нет души
Одних тела покрыты пухом
А эти пользуются плугом
Для добывания себе
50_ Еды, естественно, в борьбе.
Однако тот кто проникает
Сквозь кожу внешнего предмета
Конечно ясно понимает
Что звери ходят неодеты.
Они ленивы и порочны
Себе домов не строят прочных
Так – гнездышко или шалашик
Ниже берез да выше кашек,
А мы себе из калабашек
60_ Творим при помощи труда
Чтоб не ходила к нам беда
У нас еще сковорода —
И много разных есть имуществ
Перед зверями преимуществ.
У нас имеется рука
Взамену неумелой лапы
Она искусней паука
Она любой откроет клапан
Она одела ногу в лапоть
70_ Она отличий честный рапорт
Она могла бы поцарапать
Она могла бы и заштопать
Она зубам несмежный локоть
Природный вклад не может лопнуть
Хоть треплет кризис бренный Запад.
Рука – орудие народа
Она помощница тому
Кто одинок перед природой
И пища всякому уму.
13. ИЗОБРЕТАТЕЛЮ КОМПАСА СМЕЛОМУ МОРЕХОДУ?КИТАЙЦУ
Был корабль раб руля
Был корою крыт каркас —
Корпус?нос от корабля
Между мачт отмерив час
Жмурил в щель веселый глаз
Измещая воду в чан
Кок, который в самоваре
Капитана совмещал —
Он торговыми судами
10_ Им покрикивал: «Куда вы?»
Или им кивал усами
Сам связавши их с причалом.
К нам беда приходит слева
Это древняя примета
Если сердце вроде хлева
Если осень вместо лета,
Вместе с зимами мороз
Разворачивает пни
Муравьиных куч нарост
20_ Расчищает тропы?дни
Кони жаждут направленья
Их ездок уздою жмет
Корабли ползут на мели
Это компас их ведет.
Только кок в свои бока
Свободно руки упирая
Потрясает камбалу
Которая рыдая умирая
Вспоминает облака
30_ И картины донной мглу
И стрелку алую из лука
Эксцентрика и шутника
Который пьет свое «пока»
Из металлического кубка…
Это разве не удача
Знать куда покажет рыбка
Если прежде горько плача
Волны нас качали зыбко
Знать где запад где восток
40_ Должно всякому подростку
Зыбкий знания росток
С капитаном сшит внахлестку
Этот корень цветом вакса
Этот парень видом – воск
Верещит собака такса
Если ей отрубишь хвост
Под дождем косматых звезд
На небесах рассыпанного проса
Приди, мой друг, сожми ладонью гроздь
50_ Глотни от терпкого течения вопросов.
14. ИЗОБРЕТАТЕЛЮ РАДИОСВЯЗИ
О, царь зверей! Громоотвод!
Ты лев небес, пернатый стержень
Любовник огненных пород
Прямолинеен и урод-
лив рядом с ливнем свежим.
Но речь моя не про тебя,
Иное море возлюбя
Иную влагу впитывая зреньем
Душа вся в трепетном волненьи
10_ Как ветер в разветвленных соснах
Висит надорван и приплюснут
Его колышется лоскут
Его не слышится скрипенье
В растеньях, ствол которых крут
Которые смеясь уйдут
Которых прост столетний круг
Которых пень древесный толст
(Иначе – кругл столетний пень их).
Для связи трепетной пеньки
20_ Полощет парус на канате
Ах, сообщения – бруски
Кирпич везом на самокате
Тяжел, тяжел почтовый труд
Сломалось диво Вавилона
Солома – случай, вести ждут
Когда фонарь на них зажгут
И расположат на колоннах
В коротких перышках зари
Что шепчут звездам «говори».
30_ Людей издревле пресыщенье
Природою склоняет к сообщенью
Другому то, что знаешь сам:
«Олени бродят по лесам
Петух на пастбище пасется
За ними лев смеясь несется
Несет нам ветер туч сырую
Толпу, а в сети много дырок
Себе не выстроишь вторую
Судьбу, коль эта не оладьи,
40_ Ее пожалуй пудрить сыром
Получше нежели на складе
Безбожно крысами воруя
Держать ту специю напрасно
Вчерашний день прошел прекрасно
И мне не спится, милый друг
Без твоего объятья рук».
Лежит под горами руда
Корявым бесполезным грузом
Куя из меди провода
50_ Себя мы делаем союзом
Связуя речи медью уз
Уча цитату наизусть
Преданью уст уже не веря
Приди, машина, веселясь
Одень в железо облик зверя
Не одевай рубах не меря
Учи и действуй на примере
Уйди отлив в свинец абзац
Для наших дум тугой матрац.
60_ Как лицемерная матрона
Влачит любовника в сосуде
Как скрыт порок под древом трона
Пока хорошая погода
Летает по двору завода
Так обессиленные люди
Поднять не могут грузной почты
Узнав не жгут знакомой свечки
Им лень тянуть назад катушку
Галопом может неудача
70_ Скакать навстречу потаскушкам
Затем от материальной связи
Совершенно отказавшись
Свидетель глаз, а мысли завязи
Куда?то вдаль себя пославшие
Хоть новым волнам не сродни
Они опережают дни.
Стучат ключом телеграфисты:
Народы, люди, пойте, пойте,
За эфирные поместья
80_ Всяк свою канаву ройте
Шире шаг бесплотной роты
Выше качество работы
Выше вздень антенный ус
Покачнулся весь глобу?с
Глобус жарит лихорадка
Треснула плохая кладка
Посмелей внедри дутье
В мира скверное шитье
Покачните головами
90_ Поцарапайте ладоши
Ныне каждый выше станет
Выше качество галоши
Больше швов. Поменьше краж.
Увеличь ее тираж.
Убери меня на место
Смерть врагам и колонистам
Чешуя причин и следствий
Не подходит и на выстрел
Плод познанья прямо в тесте
100_ Запеченный вместе с сахаром
Мы проглатываем радостно
При посредстве соучастника
Подарившего нам радио.
15. ИЗОБРЕТАТЕЛЮ ЛОШАДИ
На четвереньках и пешком
Ходили люди по тропинкам
Непогоняемы пинком
К пенькам склонялись и травинкам
И травы зеленели на лужайках
Кусты помахивали платьями
Вокруг гуляли овцы в валенках
И не были такими гладкими
Пути людского троеножия —
Вставал ухаб перед прохожими
Пригожий корень лез из рытвин
А люди шли одеты кожами
И дети шли на них похожие
Еще пониже челюсть выдвинув
Долбя локтями и коленками
Пути людского троеножия
Питаясь майскими личинками
И щеки вымазавши сажею —
Их губы незнакомы с кашею
Их руки незнакомы с ложкою
А их отцы не знали лошади.
Раз некий консул[* - Это подлинный случай, описанный Плутархом.] скинув тогу
Мозоли объявил сенату
На месте том, где только могут
Цвести мозоли у солдата
Что жизнь в походах на коне
Седло приделав на ремне
Провел в земле чужой и чуждой
Он объявил свою нужду —
Протертый след народной службы
Сенат забил в ладони дружно
И ликовала вся окружность
Имея центр на виду.
Ведь не ценою анекдота —
Руководила лень доцентом
Который совершенство слога
Скрывал цветистым полотенцем
Он шевельнуть ногой не мог
Но не желал сидеть аскетом
Он захотел летать галопом
Воздевши кнут, как энергичный слог,
Стал конь яйцом, а он наседкой
Был конь горяч, как кол циклопа.
И с той поры чужою силой
Нас носит парус по морям
Земля нас носит сквозь могилы
Изобретательно гоня
Коня в оглобле катафалка
А конь кричит и гложет палку.
16. НЕЛОВКИЙ БАЛЬЗАМ ТРУБАДУРА
Где кометные концы
Затухая догорают
Замок истины зубцы
Старых стен своих вздымает.
Неприступно плесневеет
Ров с водой кольцеобразной
Страж моста к нему привязан
Алебардою ржавеет
Рядом разный ветер веет
Аксиом и постулатов
А ворота на заплатах.
И картавый миннезингер
В накрахмаленной сорочке
Сделав шею лебединой
Достает бессмертные строчки
Песен вечные клочки
Судеб круглые волчки
Связь с природой есть пучок
Протянул он кулачок
И запел возвысив голос
Пригладивши отсутствующий волос:
Угадывая в Вас благое основанье
Я мнил найти прекрасную в прекрасном
И вверил Вам замки от этих зданий
Вновь к Вам влеком и сладостно и властно
Себя принес пред двери Ваших уст
Вооружен снарядом первоклассным
Но что же весь мой сад и сух и гол и пуст
А я сную вокруг, увы, голодной пчелкой
Ветвистый лед, холодных равенств куст
Стоит передо мной обглоданною елкой
Но тщетно ищет взор хищения примету
Мне сохранен один чертеж поблеклый
Ваш след лишь бледный знак подобный свету
Где скрыл он Вас безумец и волшебник
Ведь в мире Вас по?видимому нету
Вам словно незнаком пространственный ошейник
Вас увлекли в полете слишком быстром
Узда в устах – наездники Эйнштейна
Паки?паки, господа махисты!
И вот над замком опустелым
Сова ударила крылом
Тогда певец утратил тело
И поглядел вперед орлом
У ног его забил источник
Но мир не понял дивных строчек
Он алебастру взял в мешочек
И предал гипсу дивный лик
Неиссякаемый родник.
17. СУРОВОЕ И МУДРОЕ НАПОМИНАНИЕ
От появленья до могилы
Все великие явленья
Суть дела рабочей силы
И крестьянские деянья.
Если куполом украшен
Замечательный домишко
Если формулами страшен
Математика умишко
Если кот сидит в мешке
10_ На корявом ремешке
Знай, что это чей?то труд
Уложил пушистый груз
Он воздвигнул эту башню
И вдавил в ученый мозг
Через зад посредством розг
Взборонил чужую пашню
Распахал сухой погост…
Но не слушая припева
Жил художник в отдаленьи
20_ Жил поэт на перекрестке
Жил писатель в сновиденьи
А народ страдал и плакал
Лучшей жизни он не чаял
И тогда сказал Некрасов
Гоголю за чашкой чая:
«Чем бунтовать на площадях
Не лучше ль нам стоять на клумбах
Городовой на лошадях
Страшней, чем дворники на тумбах
30_ Но я крестьянина люблю
Царя стихом я покороблю
Я о крестьянине скорблю
И подарю ему оглоблю.
Ты можешь лошадью не быть,
Но долг гражданский заплатить.
Так пей, друг Гоголь, за меня!»
И умер, раком печеня.[* - То есть от рака печени – вольность.]
И пусть примеров прежний вкус
Напомнит новому искусству,
40_ Что сенокос, где я пасусь,
Не должен быть чрезмерно узким.
Пускай народ артисту скажет:
«Где сущность – я, лишь форма – ты»
И для примера простоты
К хвосту пословицу привяжет:
Народу вовсе не нужна
Плохая башня от слона.
Поэт, кряхтя, пускай поступит
Туда где благороден труд
50_ Художник если нравом крут
Яйцом барахтается в ступе
Писатель пишет. Математик
Развесит шарик на канатик
Для деток нежную забаву
Или машину для гаданья
Исхода полного собранья
И так, ступая величаво,
Придут великие творцы
В руке сжимая огурцы.
18. МАТЕРИЯ 1?Я, САРКАСТИЧЕСКАЯ
Противоречий длинный узел
В себе медлительно неся
Сосредоточась в этом грузе
Крутясь и сочленяя звуки
Материя сияла вся
И чревом мир приподнимая
Червем пронизывая весь
Она протягивала руки
И говорила только здесь
10_ На травах розового мая
На алом бархате фиалок
Вдали от свалок городских
Я лучший случай как подарок
Отдам тому, кто любит их.
Я мира дерево златое
Я мира корень, ветвь и ствол
Цветок и плод и шип и кол —
Мой пылен пест, листва – подол
И всё, что сверх того пустое
20_ На том летаю и стою —
Ведь я сама себя удвою
Мигнувши только воеводе
В котором социальном слое
(Умрет изящность в тесном слоге)
Уложены начала смысла
Они наполненные ведра
Качают мира коромысло
А риф как наконечник мыса
Дырявит лодочные днища
30_ И хлещут в дыры волны речи
Я вся – клубок противоречий
А на боку моем прорехи
Но я сама свою структуру —
Пчела умна как архитектор —
Ничто преобразуя в нечто
Построю в длинную натуру
На мысе рифа наконечник
Опасный корабельным днищам
Его теченьем правит вечность
40_ А мир – качели коромысла
А мыс концом венчаем рифа
Бурлит водой среди пробоин
Я вся комок предубеждений
Но мой порядок очень строен
Мой пращур был недурно сложен
Потомок вдруг оделся кожей
Совсем не лучшего покроя —
Смесь молока и сновидений.
Разбитый в тщетности рассудок
50_ Плохой поломанный рисунок
Цветок, обглоданный как остов —
Поищем кость на дне сосуда
Туда забитую первично
Скорей пустить в работу зубы
Пусть нам дадут хотя бы кости
А прежде выдуманную ссуду
Заменят кашей чечевичной
Вольют разваренную душу
В приуготованную полость.
60_ Ах, бесконечность, бесконечность —
Для юной поступи моей
Нет ни опоры ни дороги
Я дом без крыши и дверей
И нет ни петель ни порога
Но изнутри на щеколду
Храня сама себя на льду
Я крепко спальню запираю
И на трубе играю.
19. БЕРТОЛЬДУ ШВАРЦУ ИЗ НЮРНБЕРГА, ИЗОБРЕТАТЕЛЮ ПОРОХА
Не отворяй своей калитки
Кольцо на палец не надев.
Гуно «Фауст»
Тих, печален монастырь
Ночь легла как темный пластырь
Птица крылья растопырила
Запер хлев веселый пастырь
И пошел себе к жене
Что сидела на окне
И плела себе кокошник
Тихо сидя за окошком.
Монастырь печален, тих
10_ Только слышен шорох книг
Это мышь себе грызет
Ход сквозь лист и переплет.
Настоятель захрапел
Кот расправил хвост трубою
Замечателен и смел
Он доволен сам собою
Благороден, смел и прост
Он трубой расправил хвост.
Петли ржавые не скрипнут
20_ В кружке не звенит монета
В кухне запахи обеда
Ходят по застылым плитам
Стынет дым в трубе печной
Нетопырь висит ночной
На крыле своем печальном
Темной грусти почтальоном
Он над стенами качает
Тени длинные знамена.
Храп отчаявшихся братьев
30_ Сотрясает горы крупов
Им веселые объятья
Приготовили суккубы
От двенадцатого часа
До птенца часу в четвертом
Будут ведьмы забавляться
Под монахом распростерты
Приползут они на метлах
Прилетят они на ступах
Для утех непервосортных
40_ В похоти ночного супа.
Невзыскательны монахи
С них довольно и старухи
Ведьмы лезут под рубахи
Не хотят скучать снаружи.
Эй, орава, этой ночью
Берегись – кареты ваши
Для забавы беспорочной
Мысль исследует монашья
Пест Бертольд подымет первый
50_ Полно вам скакать горохом
Смесь селитренная с серой
В ступе выстроила грохот
Благо топливным избыткам
Положи его щепотку
Он такого даст задатку
Сам дивясь перевороту.
Полно важничать, козлица
Встал над домом дым вонючий
Раскололась колесница
60_ Свет померк в кофейной гуще.
Да, коляска без присмотра
Что майор без поощрений
Лихо лезет из реторты
Пыльный дух изобретений.
20. К РАСЩЕПЛЕНИЮ ЯДРА
Атом прежде был орехом
Нам о том сказал Лукреций
Который был отец и предок
Дидактическим поэтам
Но этот жанр сегодня вымер
Оставив нам одно лишь имя
Оно качается как вымпел
Однако этот жанр иссяк
Ибо предмет его – пустяк
10_ Вползает в ночь дубов светляк
Он собственным сияет светом
Ему не нужен жалкий слепок
От дидактических поэтов
Что указательным намеком
Чредой буйков текут по рекам —
Атом прежде был орехом.
Знаний роды были тяжки
Отстегнув рассудка пряжки
Бесноватой акушеркой
20_ Самомнительным железом
В лоно старое залезем —
Жирный приз тому кто первый.
Погляди какой уродец
Резво ножками качает
Он покинул свой колодец
На вопросы отвечает
Покажи нам ручку, детка
Сунь сквозь прутик
Видишь – клетка
30_ Здесь предел тебе положен
Чтоб прохожий не обидел
Ах, рисунок очень сложен
Очень тонок, не увидишь
Без трубы и диаграммы
Здесь стекло, а рядом рамы
По воротам не тараном
Надо бить – экспериментом
Лучик света очень тонок
Атом спит морскою свинкой
40_ Но его разбудит гонгом
Зов к научным поединкам
Из?под тайн его забрала
Не орех глядит – гомункул
Не ореховая куча
А материя – карбункул,
Оглядись глазами вяло
Крикни голосом беззвучно
Всё что прежде убегало
Ныне хорошо изучено
50_ Атом в воздухе качается
Крюком закона сцеплен с центром
Который принял облик зайца
Себя окутавшего лентой.
Как рептилии яйцо
На репетицию премьеры
Влекомое заботливым отцом
Трещит от жара общей веры
И внутренний его порыв
Сдувает ставшую ненужной крышу,
60_ Предохранительно покрыв
Младенца шкурою от мыши,
Так атом треснул изнутри
А мы природу покорив
Поставим знак столбом японским
На нем развесим фонари
Чтоб знал Пном?Пень и знал Париж
О вновь рожденном недоноске
Отрядом новым в нашем войске
Стоит уродец ноготь сгрызший
70_ Стоит гомункул в коже мыши
Перчаткой шлет приветы высшему
Который ходит генералом
И дарит орден этим малым.
21. МАТЕРИЯ 2?Я, НЕЖНАЯ
Себя храня и не желая
Себя ни капли потерять
Матерья ходит дорогая
Себе к ручью белье стирать
Волной плескаясь и смеясь
Вода ее уносит грязь
Висит над нею словно князь
Причинно?следственная связь
Одной рукой она стирает
Другой крутя бельишко жмет
Иною этой помогает
Иною – с бабочкой играет
И тихо песенку поет:
Одна в прохладной синеве
Я вышиваю по канве
В пустынном круге я одна
Дарую вихрям знамена
Среди созвездий и столетий
Совсем одна на белом свете
И мне любовника не надо
Пусть так и буду я одна
Ведь в мире нет иного клада
Как только склада из меня
Я ось пространственной короны
Мерцая перьями зари
Влеку на голубом понтоне
Сквозь электронов янтари
И мира улей ловко я
Наполню медом бытия
Его одену смыслом воска
Снаружи побелю известкой
К столбу последнего устоя
Я принесу белье свое простое
И там повешу на ветру
Чтобы высохло к утру.
КРУШЕНИЯ ОЧАРОВАНИЙ
НОВАЯ ЛИРИКА
– ПЕРВОЕ -
22. РОЗА И АДМИРАЛ
Пусть вянет Роза, блекнет дивный куст
Пусть лист кружит и вихрь его уносит
Мы все в долгу, всех тянет книзу груз
И сам великолепный знаменосец
Скользит на льду.
Но всё ж в известной мере
Есть доля смысла даже в запоздалом покаянии:
Живое дерево в сравненьи с мертвом деревом
Нога кривая возле костыля
Дыра в траве – растительная тля
Дыра в кармане, запах ковыля
Галоп кометы, солнца ковылянье —
Всё это знак, что взрывом пузыря
Не кончится мирское пузырянье.
Кто смерть хулит, тот капер в мирных водах
Шумит прибой и крутится штурвал.
– Эй, Адмирал, тебе пора на отдых
Куда же ты так скоро побежал?
23. ГРИБ
Гриб поднял из травы лазоревое тело
Он встал возник вышел поднял туловище голову и руки
Венок засохший лен кругом его сиденья
А облако тем временем ушло за ветви и верхушки
Вода его стекала на зеркало копытца
Гриб умыл лицо холодное и лужу выпил
Рядом бросил капли,
стряхнул на окольную траву на стебли
И на листьях повисли звякнули градины текучие
Колокола расплавленной смородиной
Глаза стихии дождевой
сквозь ручейные осколки
Глядят на выходца веселого глупца
Из-под земли голого прохожего —
Откуда он плешивый?
А на лице его лежат иголки и песок.
24. ПЕНИЕ ПТИЦ
Природа щебета неясна и темна
Когда после ночи горбатой
Раннее небо трубит
В бегстве по трещинам прошлой грозы,
Следом, следом дождя
Кто призывает их?
Этих утренних щебетуний?
Желуди в перышках иглоголосые
Звонкие на ореховом дереве
Бубенцы кленовыми крылышками
Погремушками трепеща
Бьют бьют
По веткам по облаку.
Кто их звал? Кто сказал?
Может день обещал?
Струны дерева – их голоса
Пень, пень барабан
Пыль труба
А вокруг – пух пух
На глазах, на холмах, на ветвях
только пух.
И пение кончается.
25. ПЕЧАЛЬНОЕ СУЖДЕНИЕ
Ворон к ворону.
А. Пушкин
Криво криво загибаясь боком боком
Луч гуляет по пространствам кособоким
Ходят звезды по пространственному хлеву
Спектр бабочкой летает влево влево
По пустотам по канавам по откосам
Время парус надувает косо косо
Пухнет пухнет дорогой пузырь небесный
Видно звездам что-то тесно что-то тесно
Но пыхтят пыхтят мыслительные поршни
Подставляйте только руки и пригоршни
Ливень ливень хлещет прямо в руки в руки
От щедрот Ея Величества Науки
Только время на дорогах косооко
Да поля колышет рыжая осока.
26. НЕЧАЯННО
В туше бледного «уже»
Никнут прелести «еще»
Подарила мне подруга
Радость губ и нежность щек
Знаю, мне предъявят счет
Мой дружок пошел ва-банк
Видно мне придется туго
Он уже готовит бланк
И с улыбкой молвит так:
Натяни свою струну
Подтяни свою подпругу
Не оставь меня одну.
Мой корабль пошел ко дну
Жаль что я не в блиндаже
Вянет бедное «не надо»
В толще вечного «уже».
27. ЖАЛОБА ДРУГУ, КОТОРЫЙ ЕМУ ДАВНО НЕ ПИСАЛ
В пустыне селезнем порожней
В траве кузнечиком пустой
В без творога ватрушке ложной
В душе раздумьями несложной
В душе простой и нетревожной
Любовь единственный устой.
Она единственное благо
Она осмысленная влага
Она для нашей жизни редкость
10_ Пойми чему ты ей обязан —
Она есть средство вспомнить местность
С которой ты был прежде связан
Тревогой трепетного детства.
Внутри у каждого есть кузов
Воспоминаньем небогатый
Спеши туда – он твой вожатый
Туда вагоном без прицепа
Спеши верблюдом не без груза
Одолевая взгляда узость
20_ Стеклом для глаз различных цветом.
Любовь – как шторм, но он не крепок
Так пусть взаимности напиток
Хотя б размерами с наперсток
Вольется в чан с настоем репы
Примером скудной продразверстки
И на березовом пеньке
Взойдут красивые подростки
Каждый в шляпе и в венке.
В пустыне селезнем порожней
30_ Один обычай есть английский:
Чтоб поселенца не тревожить
Ему не отправляют писем
Ему не отравляют душу
Фальшивым кексом безъизюмным
Чтоб он свои лишь песни слушал
Над миром одиноко высясь
От мира духом независим
И был своим лишь предан думам —
Таков обычай благородный
40_ В пустыне селезнем порожней.
Ведь это право по-ирландски:
Линкор любви по волнам пляски
Пусть бороздит чужие мели
Чужой комар на ландыш ласки
Летит трубя про эту прелесть
Звенит летя на эту крепость
Как вестник грустный и крылатый
В пустыне уткой небогатой.
В пустыне кряканьем несытой
50_ В пустыне лебедем неполной
В пустыне аисту негодной
С отверстой раной и открытой
Лежу открытый пыльным волнам
Где ветерок гуляет южный
В пустыне журавлю ненужной…
Лежу. В руках последний свиток
Моей любви несчастной слиток
Моей души прекрасной сверток
Хоть он размерами с наперсток
60_ И жду пока он будет сверстан.
О путешественник! По верстам
Когда ты меришь караваном
Межгробовые промежутки
Склонись душой к причуде странной
И мыслью околдован жуткой
Нагнись к моей могиле узкой —
Вонзи в нее перо из гуся
Из замечательного гуся
Столь чуждого пустынным фавнам.
28. ЕНТИНУ
Он был известен в избранном кругу
Где приобрел значительную ссуду
Он полагал что выдержит игру
На основаньи пылкой веры в чудо
И снисходя к наивности его
Предвидя брешь среди его понятий
К нему приставлен дивный педагог
Пригодный для сомнительных занятий
Его бы ждал блистательный прием
Он мог сидеть на самом лучшем ложе
Но он в игре остался при своем
Уразумев что ставил на свое же.
29. ИЗ ГЕЙНЕ
Когда любовь тебя обманет
Ей скажи – прощай подруга
Сегодня вечером я занят
Среди дам иного круга
Молотьбой иного луга
Бороньбой иного сорта
И гульбой другого рода
Невеликая заслуга
Кораблю стоять у пирса
Охранительного порта
В ожидании погоды
За сомнительностью версий
Трется вервие каната
Разочтет любую прелесть
Смерть – патологоанатом
Ты увянешь, станешь хуже
Наконец протянешь руку
Среди всех своих подружек
Неподверженных недугу
Но почивших между стружек
В темной яме за калиткой
А на память за услугу
Подари мне маргаритку.
30. ПУРИТАНИН
Чтоб сверху выполнить указ
Но избежать укуса снизу
Фантазия танцует по карнизу
Цветок по слою щедрой краски.
Вселенная – передняя в трактир
Оставьте мысли место за вином
Она придет красивая бедром
Она как мышь из нор идет на пир
Сама ядро и канонир
Снаряд и порох и прислуга —
Она на миг взмывает вверх
Меняет вид земного круга
И за столом одна из первых.
Пирог приятных откровений
Преподан ей. Он перед нею.
Он спереди. Вот он – передний.
Он у нее. Она имеет
Его. Она его владелец.
Владеет им. Он весь ее.
Он без нее как погорелец.
Но с ней не ладит постоялец.
Она зовет его «мое»
Ласкает, пробует на палец
И всевозможно развлекаясь
Благоугодьями его
Она помещица всего
Что от него перепадает.
Он собственность. Он ей принадлежит:
Куда положишь – там лежит
Как расположишь – так лежит
Но ни томительные встречи
Нижe что будет он простужен
Не извратят его обычай
Стоять упруго и снаружи.
А на полянке, а под елочкой
Порок гуляет нарумяненный
А Чистота смиренной Золушкой
На берегу стирает платьице
У ручейка играет камешком
Она сегодня собирается
В одну приятную компанию
Где Добродетель председателем.
31. ЛЮБИМОЙ
Если солнце село в лужу
И луна не за горами
Если дым окутал сушу
Молчаливыми парами
Если звездный семисвечник
Свил гнездо медведю севера
Если оку бесконечность
Кажется фигурой веера
Распростертой в высоту —
Выходи моя родная
Чуять эту красоту
Озаряя пустоту
Посмотри, из недр вызван
В небеса взмывает призрак
И над миром словно искрой
Блещет частью механизма
Рассмотри на тверди старой
Всё что есть и то что было
Как искусство мыловара
Всё убрало и умыло
Как прекрасно и надежно
Виснет верхнее над нижним
Как опасно и возможно
Оказаться в небе лишним:
Понапрасну кануть вниз
По столь манящему простору
Мимо логовища птиц
Залежалым метеором
Непригодные как истина
Но полезные как пошлина
Души кружат там таинственно
Все невинно укокошены
То звенят тревожно льдинкою
То снежинками колышатся
Нет, родная, мне не высказать
Сколь легко теперь им дышится.
32. БЛЕДНОСТЬ
Едва луна недужной струйкой
Прольется в утреннюю россыпь
Рассвет нам кажется старушкой
Которая расчесывает косы
На ее красивом стане
На белоснежном полотне
Немало вышито преданий
И о тебе и обо мне.
Мне было б хорошо на дне
Одного глубокого колодца
Я б видел небеса в окне…
Когда случайно дождь прольется
Или снежком дорожку замело
Иль градобитие какое
Несет весеннее ненастье овощам
Я бы от мира взор свой отвращал
И обращал его на что-нибудь другое.
Но наших дней практическая этика
От этой милой жизни далека
То вдалеке бывает что-то светится
Но вот опять звенит в колечках суета
И оттого-то я не рад рассвету
И потому уйди старуха прочь
Что в наши дня понятно людоеду
От острых чувств и мнений занемочь.
Конец Первого Крушения
– ВТОРОЕ -
33. МОНУМЕНТ
Я монумент себе воздвиг не из цемента:
И больше он и дольше простоит
Цемент как материал не стоит комплимента —
Песка в нем сто процентов состоит
Подверженный злодействию мороза
Выветриванью, порче всяких вод:
Кислот, дождей, растворов купороса
Он сыпется и долго не живет
Иных мой дух желает помещений
Ему ничто – бетонный обелиск
Зато средь гряд восторженных речений
Его ростки прекрасно привились
В пространстве слов отыскивает доски
Мой вечный гроб, мой памятник, мой храм
И лишь из них – отнюдь не из известки
Я мощный дом навек себе создам
И к дивному строенью не из гипса
Придут народы зреть на конуру:
Араб, мечтательный пигмей с огромной клипсой
И даже те что рядом с кенгуру
Чем с пирамид с меня поболе толку
Усмотрит некогда воскреслый фараон
Век меловой в чугунную двуколку
Как сфинкс с химерой цугом запряжен
И в час когда исчезнет всё на свете
Сквозь пар смолы, сквозь щебень кирпича
Вдруг заблестят играя строфы эти
Как Феникс дикий плача и крича.
34. ПО СЛЕДАМ…
Тропа видений и иллюзий
Куда ведешь куда ведешь? —
Твердили избранные люди
В чьей бороде пирует вошь
Ах, в городах торгуют телом
В хозяйствах сельских нищета
Всё человеческое дело
Лишь вековечная тщета
Кто этого не понимает
Лишь представляется живым
Душа поет, душа играет
Но ждет ее иной режим
Что стережет нас за углом?
Предположить – удел невежды…
Оставим это ремесло
Как неудавшееся прежде
Искусство – ложь, тщета – науки
Они умрут наверняка
Хоть к ним протягивает руки
Неискушенная рука
В любви есть тоже свой обман
В известный час цветок увянет
Пусть пудрит нос, пусть носит бант
Но эта чаша перетянет
На чахлом дереве причин
Растут никчемные продукты
И рыба скорби в сеть морщин
Плывет питаясь сухофруктом
Люд от природы удаленный
В слезах по ней теперь трубит
Как пес печальный, удивленный
Что незаслуженно побит
В определении ватаги
Что есть предмет, откуда пляшем?
Как дым взлетает труп отваги
Под социальный набалдашник
И мы покинули селенья
Сложили всё что было в них
И дали крысам в поселенье
Для поучения других
Мы предоставили кварталы
Для обитания другим
Чтоб население скучало
И молча бегало по ним
Теперь идем – прощайте сестры
Привет примите для кузин
Нам небо кажет угол острый
Да море – радужный бензин…
35. УПРАЖНЕНИЕ
Колосс по глиняным ногам
На четвереньках подвизался
Но на дороге к благ лугам
В нем главный узел развязался
Тотчас свеча его погасла
В его лампаде скисло масло
Сломилось гордое весло
Ему в тот вечер не везло
– Чего ты тянешь, что ты тянешь?
Ему заметила скворешня
Меня ты манишь, манишь, манишь
А ты всё медлишь, медлишь, медлишь
Я жду, а ты нейдешь, нейдешь
Всё сеешь сеешь, да не жнешь
Всё только ищешь – не находишь
Завод ты что ли там возводишь
На бреге бурного ключа?
Куй, кочерга уж горяча.
– Что было медом стало квасом
Вино свернулось кислым пивом
Чресло трудящегося массой
Взобьем живительной крапивой
Букет достоинства иной
У тех кто вышел из пивной
И дрозд запел уже дневной:
– Уставшему от вдохновений
Всегда найдется уголок отдохновений
Укромный страннику приют
Уютненькое гнездышко
И цепи там уж не куют
Из-за оставленного перышка
Из-за расписки пустяковой
Там вечный царствует покой
Там нет реки весною новой
Там злата залеж вековой.
36. СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ ЖИВОПИСЦА РОКУЭЛЛА КЕНТА
Светало. Океан хрипел.
Я пел. И вот средь вод
По фосфорической тропе
Шагает Кашалот
Я был настолько потрясен
Увидев дивный вид
Что он до сих пор со всех сторон
В глазах моих стоит
По волнам хлещет борода
Из пасти валит дым
И от него грозит беда
Кальмарам молодым
До облаков струя летит
Как букли к парикам
Его смертелен аппетит
Омарам старикам
Над головой висит венец
Гремит его скелет
Такая пасть сулит конец
Макрели средних лет
Меж континентами как мост
Настолько он велик
Кладет гигант могучий хвост
И хвостовой плавник
Колосс, прерви свой мощный кросс
Дозволь тебя спросить:
«Зачем – мучительный вопрос
Всё время плыть и плыть?
Послушай милый ты умрешь
Тебя акула съест
А ты плывешь плывешь плывешь
Ужель не надоест?»
Гигант молчал: он был немым
Лишь напрягал бока
И только шевелил спинным
Остатком плавника
«Ты очевидно очень зол
Решил всю жизнь молчать» —
В каюту я к себе ушел
Чтоб другу не мешать
А он без следствий и причин
Как вечный Иудей
Плывет один среди пучин
С остатками мудей.
37. НЕЧАЯННО
(Второе)
Когда в лукавую ромашку
Попал стрелой Амур-ползунья
Поправя нежную рубашку
Пролепетал цветок-глазунья:
Еще мне пчел твоих дари
А этот листик дорогой
Немедля убери.
38. ГОБЕЛЕН
(Баллада)
Собрался герцог на охоту
Зовет он своего пажа
В одной руке он держит плетку
А на боку звенит кинжал
Мой верный паж, ступай к герцогине
И с ней душою не криви
Моей прекрасной половине
Ты про охоту объяви
Вот паж спешит к прекрасной даме
10_ И видит бледная одна
Закрыв лицо усталыми руками
Стоит и плачет у окна
Прижав к груди трепещущие руки
Так герцогиня говорит
Супруг давно со мной в разлуке
В другую сторону глядит
Забыл как я его любила
Забыл как я его ждала
Наверно старая дубина
20_ Травою-мохом поросла
А паж имел другое мненье
Но он об этом умолчал
Он на лице изобразил сомненье
И так Брунгильде отвечал:
Ах, герцогиня Лотарингская
Не надо плакать и рыдать
Прекрасная нежная дивная жизнь моя
Дозволь тебя поцеловать.
Артур, Артур – она сказала
30_ Поправив бархатное платье —
В его объятия упала
В слезах от радости и счастья
Выходит герцог из конюшни
Протер суровые глаза
Рукой коню он треплет уши
В другой руке у него узда
Вставай, жена, готовься к бою
Сегодня травим кабана
На наслаждение такое
40_ Немедля будь снаряжена
И вот как горная богиня
На молодом своем коне
Как птица скачет герцогиня
Горя в таинственном огне
А паж красивый сокольничий
Коня пришпорил вслед за ней
Он полон чувством необычным
Как будто перья на спине
А герцог, герцог бородатый
50_ Угрюмо скачет позади
В руке он держит алебарду
И подозрительно глядит.
39. ФОНТАН ТАТАРКИ
Едва повеет воздух майский
Перед гороховой весной
Какой-то страх китайский
Овладевает мной
Словно бы смерть уже душой владеет
Слабеют ноги, тело холодеет
Крадется к сердцу мерзостная штука
В скорлупку прячется мороженая щука
Щеколда тянется по щелочке к щелчку
Играю в ящик – окрик ямщику:
Приехали, выкладывай чеку
Щека к щеке, родная начеку
Она чека, енкаведе, без звука
Приходит в мягких туфлях гепеу
И зрячее во сне и наяву
Эдмунда семя с вывернутым пледом
А следом
Плюгавый отложившийся марксист
Ревизиею новой волокнист
Приходит глаз сощуря узкий
На край Амурский незаконно притязя
Который исконно русским
Считал как Беллинсгаузен так и я
И Лаперуз
О музы времени! О розы без рейтуз!
40. ГЛУХОТА
Облезлый мир шипя и тая
В дыре вселенной догорал
Птенец Европы и Китая
Порхал на северный Урал
Вослед ему крича: Ура, Таймыр!
Стрелял последний миротворец
И недоваренный кальмар
На сушу клал бульонный палец
(Тщедушествуя в лоне бледных тел
Он насладиться мог но не успел)
А в океане пузырей
Скакали аленькие утки
И кит дыша одной ноздрей
Другою нюхал незабудки
В кругу сует мирских его забот
Виднелся рыбок мыльный взвод…
Сентиментальный млекопойца
Непоправимый травоядь
В дымящих волн витую гладь
Пускает радужные кольца
И драгоценный плавит жир
В бездонный ковш топленой лжи.
41. РАЗМЫШЛЕНИЕ
В картину мира всякий раз
Мы напрасно вписываем духа:
Сверкает с неба звездный глаз
Порхает маленькое ухо…
Но милый мой, к чему же странность
Души означенной как данность
Тревожный сон боготворить?
За давностию дел Творец устав творить
Удел стареть переложил искусству
Устав его стал ныне так высок
Что даже в основании песок —
Мы только тыквы сумеречный сок
Дерзаем предложить надтреснутому чувству
Чтоб горечь невозможную пия
Пыхтела Ева и шипел Змия.
42. УЧЕНИКУ
(Подражание Буало)
Реликвии какие Аттис
Как дар неистовым жрецам
Принес расставшись с ними сам
Альберту подарили gratis
Из поэмы про Фому
Произведенья магии суть мерзость.
Сказать спасибо следует Творцу
Что Он прощает нам такую дерзость.
Когда подобный говорливому скворцу
С улыбочкою гений худосочный
Вдруг козырнет цифирею неточной
Иль тычет в телефон иль в стратостат
И голосит: вот дескать результат
Его благоуханий над воронкой
10_ Знай это зуб гнилой под золотой коронкой
Знай тухлый этот глаз хоть блещет сквозь пенсне
Пусть лучше спрут тебе пригрезится во сне
И лезет ножкой в слизистую нишу
Чем руку протянуть проказливому кнышу.
Сперва я только облик опишу
Давно забыл он слово «причешу»
Влас вылез – первый знак ума излишка
Второй – математическая шишка
По ней гуляет шалый таракан
20_ А темя как химический стакан
Сам бел как гробовщик – смотри какой нарядный
Лоб выпуклый и нос незаурядный
Свисает студнем к сжеванной губе
И жидкий зад на ног двойной трубе
Достойный венчик общему позору
Всё пукает аукая прибору
А тот мигает, стрелочкой трясет
Повсюду информацию несет
То взвизгнет загудит иль захохочет
30_ То закудахчет, то взорваться хочет
Взорва?лся вроде – нет не взорвался?
Факир доволен – фокус удался
К примеру скажем в следующем роде:
Дельфин кейфующий на сладком электроде
Двуглавый песик в смутной дремоте
Иль гулкий залп по лунной пустоте
Известной состраданьем полуночным
Под гром литавр и с попаданьем точным.
Могущественней многих древних Индр
40_ Он алюминий расклепал в цилиндр
Худой уже металл немного блещет даже
Се восстоит в изглоданном пейзаже
Дворец где будет вакуум парить
И звезды мелкие и плавить и варить.
По колбам глазки ручки и сердечки
Артерии как липкие уздечки
Увили в склянке юный эмбрион
Ладони мылом трет Наполеон
Он лестью подползя к супружественным биркам
50_ Итоги их страстей раскапал по пробиркам
Их омывает всякая моча
А чтоб она была не горяча
Кругом стоят стеклянные злодеи
И прыгают младые иудеи:
Потомки Гедеона-судии
Самсона, Аарона, Илии
Захарии, Варахиина чада
Ииуя, Урии и Венадада
И Иоава – борзого гонца
60_ (Жаль не дорезал Авраам агнца)
Забывши про отцов заветы и заботы
Младенец хилый нянчат до субботы
Неделя вышла – в маменьку кладут
Назад, теперь не холодно и тут.
Махая трубкой томного недуга
Пришла в прыщах ученая подруга
Настала ночь, наука пала ниц
Вот он среди расхлестанных страниц
Но даже полкуплета не допевши
70_ Отваливает тихо засопевши
Заклепан клапан, выстрел, перелет
Он чешет лапкой хладный переплет
Она ж свербит его железным когтем
И ребра бледные гвоздит облезлым локтем
Трезвонит в кухне выморочный кран
И гонит ночь из темени дурман.
Наутро – новости. Расчетливых наитий
Почтовый голубь розовые нити
Роняет им в отверстое бельмо
80_ И небо – семиверстное трюмо
С седых высот взирает без раздумья
На старческую пряжу слабоумья,
Ткачами бреда челюсти стучат
Прости им Господи – не знают что сучат.
43. НАЗНАЧЕНИЕ ПОЭТА
Поэт на дудочке играл
А рядом реял полицейский
Он походил на минерал
В удобной форме милицейской
Он был как медный колчедан
И той фигуре Медицейской
Что мило так на дудочке играла
Скульптура та другая медная сказала:
Ты что ж это одна вдоль моего вокзала
Зачем не едешь никуда
Ни сам, нижe кого не возишь никогда
И что ты собственно так долго тут торчишь?
Я пользы от тебя не наблюдаю
Итак молчи, молчи дударь
Тебя я слушать не желаю
Ты здесь нарочно не сиди
И уходи.
А бантичек-то молвил: Погоди
Поэт тебе не петушок
И не змея с заморским жалом
И не начинка для кишок
Внутри с товаром залежалым.
Сказавши так стишок премудренький
Гудошник жить поехал в Кострому
А Ерема остался дома.
Конец Второго Крушения
44. ВЕТЕРИНАР БЕГУЩИЙ
Белокурою листвою
Разукрашенные щедро
Невысокие красуясь
Радуясь или от ветра
Ивы гнутся – их ободья
Как сережки на березах
Словно желуди на соснах
Между иглами колышатся
Можжевельника и ели.
10_ Трелью будят неопасной
Тут оленя ежеутренне
Светлоокие лисицы
Успокоясь колоситься
С ветерком порхают: «Вот она!»
Крики трав и всплески бабочек
В виде крошечных собачек
Дети волка роют поодаль
Над канавой по три брата
Галки прыгают к реке
20_ Сороки прыгают обратно.
Неустроен и рассажен
Между ко?злами конечностей
Бродит лось угрюм и важен
Машет рогом по окрестности
По ветвям туманной влажности…
Сзади – бешеный от тучности
Буян не знающий усталости
Свинья с султаном на загривке
Храпит свои святые радости
30_ Губою щупает обрывки
Крапивы едких земляник
И одуванчик выпрямленный рядом
К багряным векам ей приник.
Там зайца маленькое стадо
Маячит вскакивая на лопух
Мелькает в укороченных стволах
Брусника превращает в кислоту
Одну опавшую росинку за другой
А зайцы скачут между плах
40_ Не задевая никакой
Бугор почти не бросит тени
Не бросит тени в желтый юг
И мыши и другие звери
Запели сидя в полукруг.
Мыши:
Воздух – песен дирижер
Веет прямо в зерен насыпь
Перешептываясь воры
Уменьшать идут запасы
Часть потери урожая
50_ Не вернется в небо колосом
Но исчезнет небольшая
Но сгниет и сгинет пропадом
Мы из клети леса иглами
Вынем гладкие орехи
Мы их выкатим и выполним
Самые глупые советы
И пусть упрек не для забавы
Звенит в обличьи колокольчика
Но кто-то там в зерне лукавый
60_ Стучит в тугие оболочки
Кто хлеб ореховый расхитит
Наверно должен вспоминать
Что был какой-то обитатель
И он скучал окаменеть.
Бурундук:
Я видел: червь ходил нагой
Я был поблизости листвы
Он шел из груши в гниль другой
Он погружал лицо в плоды
И там до сна вечерних зорь
70_ Себя губя внутри, внутри
Ни разу около не зря
Как вешний воздух был он гол
Всегда в среде плода паря
И каждый слог его был наг
Он утолщал его как мог
И смрадный вспять стремил раствор
Поодаль радостно пчела
Сулила реки юных благ
И он протягивал чело
80_ Навстречу трепета и влаг
Я видел: гусеница шла
Я видел: вышел землемер
Он был ползучая душа
А та – пульсирующий мех
Она вдыхала запах смол —
Он вдруг застыл как малый кол
Он телом ветку обнимал
И тонкой кожей обонял.
Муравьи:
Выйди, выйди предводитель
90_ Середь игл и середь пик
Поскорее разомкните
Ок кукушки карий миг
Цветик мак на огороде
Плачет пугала пугаясь:
Благодаря его угрозе
Я родной в неволе маюсь.
Каюсь, нам давно хотелось
И не спеша а по-хорошему
Найти себе какое-нибудь дело
100_ Но оказалось невозможно:
Напрасно в кучи гресть нам мусор
Для гигиены и очистки
Проснитесь, трупы! Скоро хмуро
Придет гиена – съест очистки…
Одуванчик набекрень
Сдвинул зонт сухих семян
Наш начальник не упрям
На пеньке летит румян
Загорелые иголки
110_ Звонко падают с растительности…
Что-то день какой-то долгий —
Даже солнце не подскажет
Позабыто в облаках —
До чего же удивительно
Вон того персонажа
Приближение издалека.
Ветеринар:
Дети сна перед рассветом
Хороводят перелесками
Попроси у них совета
120_ Они дадут тебе их несколько:
Рады выручить приятеля
Объяснят в какую сторону
А посмотришь повнимательней —
Уйдут оставя слева голову
И тень деревьев станет мукой
И тени птиц предстанут уткой
Не перестанут ткать ткачи
При виде мертвого дрозда
И не замедлит бег моя Катюша
130_ При виде мертвого чижа
Меня приводит в изумление
Кругом такое изобилие:
Медведь наполненный вареньем
Или набитый трутом филин
Коровы с дверью на спине —
Всё чудно здесь, всё странно мне.
Но некая особенность ландшафта
И тех кто в нем живет и дышит
Мне словно шепчет и твердит что завтра
140_ Здесь станет хуже и суше:
Рванью кружев
Лес поредеет, под плешивым лосем
Войдет в уют нагая свора лис
Я вижу: в гладкой выси переносит
Корону блеска вылощенный диск —
Лучи ощипаны с ушей и с подбородка…
Как будто северный ублюдок носорога
Там волк в лохмотьях лысой кожи
Потащит голодающим сподвижникам
150_ Свое безлиственное тело,
Ручей отделанный булыжником
Как бы напудрен прахом мела
Не омывая этот минерал
В мираж развеется туманен и бесславен
К зрачку прилипнет века круглый ставень
Из ран кровавый изойдет коралл,
Тогда все чувства будут зудом
Тогда все слезы будут медом
И самый воздух сух и тощ
160_ Мукой падет и в мох и в хвощ
И из измученных сосцов
На землю упадут свистульки
Проклятьями взбесившихся отцов!
Ничто не всхлипнет и не булькнет…
Но нет, ведь ум – не сердце мне тревожит
Подобная нелепая картина…
Подумай сам, такое невозможно
Но все-таки невнятная причина
Мне ум и душу тяготит
170_ И бередит и щекотит.
Барсук:
Щекотно мне, что жизнь моя в грибах
Ребята спрашивают: что такое поросль?
А я попробую – потребую рябых
Осенних птиц отправить не по компасу
Что мне восток покуда я мохнат?
Махнет во мне какой-то третий клапан
Махнет в окне платочек голубой,
Кусочек тряпочки, в слезах лицо небритое
И захлебнется в перебоях
180_ Порханий сердца и скоблений лап…
Что запад мне? Доколе неумыта
Ты будешь?
Спрашиваю, а она не отвечает…
Ветеринар:
Она вопроса твоего не отличает
От воя вихря.
В окнах смолкнет колокол
Когда зимою их обложат ватой.
Когда ты спишь, безропотною лапой
Умей подать соседу знак
190_ И ссуду поделить на пару.
Барсук:
Пойду купаться. За урок
Тебе спасибо не скажу
Дай другу срок, придет сурок
И будь здоров – я ухожу
Я ухожу, меня уж нету
Все реже воздух вслед за мной
А я в кустах назначил встречу
С далекой бабушкой-рекой
(уходит)
Теленок с двумя головами:
Родное вымя утеряв
200_ Хожу какой-то одичалый
Лопух о слезы утерев
Ищу знакомого причала
Меня медведь вскормила грудью
В ее груди текли моря
Но в них не будет, нет не будет
Удить ни сеть ни вентеря
А мне лишь странствия
Ягнята… Путешествуют
По небу юга малые барашки
210_ Белы как завитые потроха
Их выпуклые чрева… Как-то
Случилось вечером: чернее
Незрелой клюквы в небе
Разлилось озеро и там
Плыла берез из лыка рукодель
Качалось дерево, скрипела колыбель
И месяца безногий журавель
Катился вбок.
О прочем не судя
220_ Нельзя прочесть – приходится молчать
Ничейный год – дитя не укачать
Питья не выпить – в хлеб не захлебнуться
Я одинок. Попробуй улыбнись
Ветеринар:
Твоя судьба – для многих рок
В сухой бадье для многих доски
Косяк подпилен под порог
Под грузным молотом загвоздки
И стройное строение тебя
На странствия зовет труба
230_ В цветы где нежная трава
Иль чей-то воздух на губах
В зеленом лопнет пузырьке признанья
И соли ока сладость черезмерная
И паутина губ твоих холодных
Того надеждой не обманет
Кого и в зелень не поманит.
(Теленок уходит)
Осы (поют):
От скелета древних крыс
До привета зверя-рысь
Музыкальным инструментом
240_ Очарован музыкант
Положение жука
В рассуждении тоски
Поражение в бока
Сердца вымершей трески
Вышла новость из реки:
Овода не подковать
Он целует ваши ручки
И его не подковать
Но застенчивые лица
250_ Не поймут что это значит
На осине ходит птица
По рябине куры скачут
Лисица:
Столь краткий шаг невзгоды в будущем
Не в прятки в самом деле прятать
Не обретать же право скаредно
Бегущей пищи по урочищам
Не поимать середь ладоньми
Срывая когти в мехе убегающих
Иль крылиев пернатых лебедями
260_ Тени улавливать?
Пред нами и вокруг
Посев земли кружит цветами воздуха
Вон желтый лис небес бежит без отдыха
Цветами внутренностей мстя из-под черты
Сойдет на нет, скользнет под сень твердыни
В прозрачный сумрак ледяной стены
И развернув багряный вал застынет
В медвяной шкуре внешности высот
Развесит гроздь мерцающия дроби
270_ Чтоб вышел догорающий народ,
И – как фиалки смоет капли крови
Зеркальной рыбой на откосах скал!
Ветеринар:
Я так и знал!
Увы, увы безумство процветает
Летает всякое и забывает кумовство
Зарыть сокровище – какое мотовство!
Какое колдовство сменило прозвище
Несвоевременным успехом волхвований
Со смехом скакового скакуна
280_ Всем этим поколеньям молодым
На вид —
Надежды их —
один лишь дым развеян
Кругом их пар, кругом большой туман
В одеждах посох ветра ищет дыр
Мне жаль молоденьких, они не знают счастья
Из-под пилы до нынешней поры
Взлетают их разрозненные части:
Опилки пыль древесная кора
290_ Оракул-плесень – светоч, право,
Мне жаль всех этих крошечных существ —
Забота в личике, дурной обмен веществ
Дитя лисицы, коршун недоношенный
Усохшее отродие пчелы,
Похожее на восемь паучат
Там стайка оголтелая сычат
Все ищет требует горланит неутешное —
Днем пень под бок, а по ночам бессоница.
Енот:
К нам равновесие всегда приходит с возрастом:
300_ Медведь мохнатую к зубам подносит ногу
И коготь виден из чешуйчатой ноги
Стального ворона.
Надтреснутым копытом
Олени чешут мягкое подбрюшье
И мает шеей пьющая лиса
То поднимая стреловидный факел головы
То глядя в сторону.
Ты видишь наяву
Ритмическое клюва колебанье
310_ У цапель и у дятлов.
Назиданье
Быть может их немного отвлечет
Но частота восполнит отставанье.
Ты не учитываешь пения и кваканья,
Ты собираешь перья и клочки
На поле драки дикобраза с муравейником
Но верь мне:
рядом дикие сморчки
И вепрь-кабанчик спит среди репейника.
320_ Теперь – уйди. Орешниковый хмель
По голове сильней чтоб не ударил
Скорей уйди на устричную отмель
Где ждет тебя —
апостола до тварей
Товарищ твой Катюша верный друг
В одеждах юга, в платьях снежных вьюг
Она одна, она давно тоскует
И грудь ее больна без поцелуев.
* * *
На пригорке солнце прыгало
330_ Запустив ладони в волосы
В огороде пело пугало
Черный плод вороньей совести
Мышь точила зуб о корень
Земляники и малины
За рекою луг распарен
На траву косил шалуний
Развевались только перышки
Только вился пух по воздуху
Воробей клевал по зернышку
340_ Соловей ходил по пастбищу
И в нижнем мире неизвестному
Названья новые давая
Бес летал по поднебесью
Звезды рожками сбивая.
Давно ушел ветеринар
С душой разобранной на части
Теперь он слаб, теперь он стар
Его уж не терзают страсти
Недавно видел я его
350_ Он весь был нем как Пифагор
Лишь посмотрел потухшим взором
Мне показалось что с укором
И бороздил и морщил лоб
Ему страдальческий укроп
А лес все тот же: как и прежде
Трубит оса и ходит лось
Но что-то горестно и нежно
В нем словно бы оборвалось
И темносиний свод надежд
360_ Над ним как будто раскололся.
45. БУДЕННЫЙ
Героическая драма Верпы
Действуют
в нашем стане:
Усы Буденного
Часы Буденного
Конь Буденного
во вражьем стане:
Врангель
Шкуро-Мамонтова
Деникин-Колчак
Штаб Врангеля. Дым. Колчак-Деникин играет на гитаре.
Мамонтов, покрытый Шкуро, сидит над картами.
Врангель:
Не правда ль, Мамонтова,
Твой упраздненный псами хобот
Был удивительный трубач
Но все равно с тобой мы оба
Останемся на высоте поставленных историей
перед нами задач!
Шкуро-Мамонтова:
Ворона Врангеля боится
Одна под кустик не садится.
Врангель:
Ты, Мамонтова, сбрось Шкуро свое
Ты, адмирал, брось обнимать скрипицу
10_ Нам всем необходимо подкрепиться
Перед началом длительных боев.
Итак, снимай совсем свое Шкуро
Иди прочисть жерло большой мортиры
А ты – уставь усталое мурло
И сквозь жерло гляди из штаб-квартиры.
(Выполняют неохотно приказ)
Колчак-Деникин (тихо поет):
Тихо пушечки-то смолкли
А солдатики-то взмокли
Тихо, сабли не звенят
А солдатики не спят
20_ Ус один солдатик крутит
А другой какой-то грустный
Из евоного мешка
Утащили колбасу
А у нашего попа
Утащили попадью.
Шкуро-Мамонтова:
Куда бы повесить портянки?
Мне надоел чай из жестянки
Мне наскучила ваша игра
Что вы думаете по этому поводу, граф?
Врангель:
30_ Я думаю, усы Буденного удобное место
Чу, я слышу какое-то подобие свиста.
Колчак-Деникин (свистит):
Вот так?
Врангель:
Нет, друг, я услыхал другое
Так свищут кони перед боем
Так свищет мать утратив деть
Так свищет слон упавший в сеть (глядит в зеркало)
Сочувствуя переживаньям
Деревьев длинные шпицрутены
Застыли. Словно в ожиданьи
40_ Своих друзей из пятой роты
Шесть штук кобыл во мраке ржут
Расправя гривы в парашют
И тень луны в ночной воронке
Летит из северной сторонки.
Деникин-Колчак (поет):
Говорит графине граф:
Ваше сиятельство неправы,
Утверждая что мой гриф
Недостаточно игрив.
Говорит в ответ жена:
50_ Граф, с вами спорить бесполезно
Я совершенно сражена
Ах, вашим доводом железным.
Плюнул граф и вышел вон
Хлопнул дверь и вышиб стекла
А кругом стоял барон
Как морковка или свекла.
Врангель:
Генерал, я поняль ваш намек
Довольно плюнуть в потолок
Извольте выйти вон из штаба
60_ Вы не офицер, а баба.
Деникин-Колчак (уходя поет):
Прощай стратегия и тактика
Прощай колода с голой женщиной
Меня заменит автоматика
Но кто тогда заменит банщика?
Шкуро-Мамонтова:
Самонадеянность вельможи
Привычкой честного солдата
Напрасно ищет то чего не может
В порочном дуле автомата
Его погибель решена
70_ Гранатомет его жена
И стала дирижабль свекровью
Он попрекнул тебя морковью
Он намекнул тебе на свеклу
Но он своей заплатит кровью
За эти выбитые зубы.
Возвращается Колчак-Деникин, ведя с собою Коня Буденного.
Колчак-Деникин:
Смотри кого я в плен веду
С моей нечаянной разведки
Я только начал есть траву
Смотрю – а рядом гложет ветки
80_ Вот этот непонятный Конь
Колышет нежными устами
Я зацепил его супонь
Сваливши навзничь под кустами
И скоро поспешил в нору —
В собачью эту конуру.
Врангель:
Вот, генерал, возьмите орден
И пусть вам настроение не портит
Сегодняшний печальный инцидент.
Пускай теперь сей пленный инсургент
90_ Расскажет нам зачем поставил пушки
Буденный на макушке той горушки.
Конь молчит.
Шкуро-Мамонтова:
Конь, отвечай без запирательства
На речь его превосходительства
А то его превосходительство
Расскажет длинное ругательство
И нехорошие слова.
Конь:
Гваите хву и хва
Хевоваимве в дверь суется
Хибнет, хибнет не сдается.
Врангель:
100_ Каков однако ж голос мерзкий!
Шкуро-Мамонтова:
Каков однако ж пленник дерзкий!
Врангель:
Чего он там бубнил про дверь?
Шкуро-Мамонтова (украдкой откусывая кусок Коня):
Какой же прочный этот зверь.
Колчак-Деникин:
Я полагаю выстрел в гада
Есть лучшая ему награда
Его мы сварим и съедим
И всевозможно победим.
Шкуро-Мамонтова:
Сначала лучше заспиртуем
А после лучше запируем.
Громкий стук в дверь. Входят Усы и Часы Буденного.
Усы:
110_ Исторью вспять не повернешь
Назад былого не вернешь.
Часы:
Исторья вспять не повернется
Назад былое не вернется.
Колчак-Деникин:
Позвольте вам взамен привета
Вручить вот эти два предмета.
Пытается навесить портянки на Усы Буденного.
Усы (отмахиваясь):
Не повернуть исторью взад
Былого не вернуть назад.
Часы:
Напрасны всякие старанья
Вернуть исторьи колесо
120_ В его былое состоянье
Отметил дедушка Сысой.
Усы:
И верно, прав был старикашка
Исторья, граф, не промокашка
Вы, генерал, отдайте шашку
Барон, позвольте ваш погон…
Врангель:
Увы, любимый мой погон
Попал исторьи под вагон
Под эти ржавые колеса
Конь:
Кончайте, граф, свои расспросы
130_ Под страшный грохот колеса.
Исторья вам не колбаса!
Уводят пленных.
Занавес
ДЕВЯТЫЙ РЕНЕССАНС
46
Когда Тезей ломал цветы
На лунных грядках Ариадны
Когда лобзал он лик прохладный
Ее прекрасной наготы
Он даже не подозревал
В какой подвал заводят нити
А кабы знал – не целовал
Под звон цепей иных наитий
47
Отец любви земле Эллада
Без меры тварей подарил
За каждым деревом Дриада
Под каждым дубом Гамадрил
А дни и ночи там иные
Чем в нашей нынешней нужде:
Там луны – рыбы неземные
Среди созвездий и дождей
И вторя им Дельфин Эгейский
По морю гонит синий сонм
Там по лесам Павлин Индейский
Гуляет ярким колесом
В потоках древние Драконы
Чеша о кремень чешую
Твердят Ликурговы законы
И комментарии жуют
И мать Моржа с лицом Сирены
Нагую грудь в волне держа
Смеясь виднеется из пены
Златые бедра обнажа
Все в этом крае с рыбой схоже:
Страна глядит из-под глубин
Как рыбы мрамор белой кожей
Из-под разбитых коломбин.
48. МАРСИЙ
Искусство мех содрало со слуги.
Слуга без меха. Ни на что не годен
Искусству мех. – Испорчен так что вроде
Хранить вино иль сделать сапоги
Бессмысленно: сквозь рвань в большие дыры
Сбежит вино и дождь зальет башмак
Обочь тропы чуть только сделай шаг
Воротится нога и хлюпнув молвит: Сыро.
Итак, Искусства тщания смешны —
Ни обуви не будет ни мошны.
Теперь к слуге. Для сладости урока
Посмотрим на слугу. Вон там один такой
На дереве под солнцем невысоким
Подъят на ствол без веток и суков
К костям груди брада смешная липнет
Не разомкнуть и не разъять уста
В остатках шкуры молча блохи гибнут
И мух кругом летает много стай.
Они жужжат. То сядут плотной кучей
То вновь взлетят рассеянною тучей
Червей своих кладут в кровавый хлам
И воют гимн и флейтам и мехам
Снуют повсюду клейкие как рифмы
А в лужах лают синенькие нимфы.
49. РОК
Три пряхи – ох! Старухи – ай!
Горба не разогни
Их скис медок, повысох чай
А радости – ни-ни
Ах нет ни молвить ни сказать
Совсем нехорошо
Судьбы наседочки фазан
По рябушку пошел
Скорлупку новую надев
Малиновой сестре
Теперь он крутит вечных дев
Индеечки пестрей
На блюдце плавает трава
Чих-ветер – цветик-трын
На небе в перьях голова
Летит из-под перин
Один петух на тучку сел
Другой поодаль ржал
Еще один про это спел
И веком задрожал.
50. ГАРПИИ
Одна из них совсем старуха
Другой – всего шестнадцать лет
Младая нежилась в листве
Комками девственного пуха
Но редким дыбом у седой
Стояли перышки. Седая
Сидела рядом с молодой.
Младая млела. Обладая
Завидным тонким голоском
10_ Вдруг загудел игривый ком:
– Жидкий борщ с коровы чище
Двух наваристых телят
В ноябре чего-то ищем
Что-то в мае потеряв
Ты на старое колечко
Понаводишь позолот
Только милый на крылечко
Все равно не позовет
Так зачем нам дути в клюкву
20_ Распуская руки птицей
Ведь на нашем поле брюква
На подсолнухе кустится
В нашем поле даже овощ
Возвещал и обещал
Все равно тебе не будет
Ни борща ни овоща.
– Мне любо блеянье утят, —
Съедая гроздь сырых рябин
Седая каркнула шутя:
30_ – У трех девиц, у трех рабынь
Удрало чистое дитя
Его лукавый корнеплод
Вовлек в игру наоборот.
– О реп извилистые тропы! —
Она рекла в другом примере.
– Густые заросли укропа
Навек сокрыли рая двери
И если даже дольний Лондон
Определенно виден плохо
40_ Туманно мне – к чему же отдан
Весь мир для супа из гороха?
– Какое мрачное пророчество! —
Сказала дева поразмыслив.
– Я узнаю мое отечество
Страну без чести и без мыслей,
Но я не знала что и овощи
Себя ведут подобным образом
Нет мочи – милые товарищи
Пришли подстриженные бобриком!
50_ Вот тут-то бабушка сказала:
– Не осуждай, когда не подросла.
Ты прожила еще так мало
Твой узок суд, твой разум слаб
Пойми что значит так и надо
Необходимость значит есть
А если рядом тянет смрадом
Так надо, значит, пересесть.
Старушка пересела чуть повыше.
Стараясь разговаривать потише
60_ Они болтали, заглушая хрип —
Двойной был сходен с ними гриб
Когда с морозу и с дождей
Стоит прокислый дряблый чучел
А тут сынок еще червей
Завел примером не научен:
Не может опыт по наследству
Гриба растительная стать
Самонадеянному детству передать
А было б хорошо, а то гниют грибочки…
70_ И наг был сук дубравы сей
Летали скверные цветочки
И мох смердел как Иевусей
И жижа хлюпала в подножьи
В гнусавом ихнем Запорожье.
Свидетель частый их бесед
Был филосо?ф уединенный
Непривередливый сосед
Один мыслитель вдохновенный
Неприхотливый как солдат
80_ Давил он мех в нечистых сотах
Бывало с темени до пят
Ходил измазан в нечистотах
Когда он в город прибегал
Кругом от вони дети ныли
А длинных улиц мадригал
Напоминал ему о мыле
Высокий ум пренебрегал
Подобной жизни неудобством
Лишь туже шляпу надвигал
90_ На головы стеклянный выступ.
51. КЕНТАВР
Басня
Кентавр
Наевшись раз малины
По горло человечьей половины
К березке стройной подошел
И начал об нее тереться
Чтобы согреться
И почесать
Свой вот уж десять лет как шелудивый бок
Тут из соседнего дупла ему ответил бог
Что жизнь-то наша значит братец даром не проходит
И что сойдет с копыт – то с рук не сходит.
52. МИНОС
Минос! Минос! Ты жирен, жирен —
Зато жена твоя умна
Ты сел на трон как мерин мирен
Жена читает письмена
Она читает днем и ночью
При свете дня, при блеске звезд
Но птичий ум ее порочный
Уже давно вспорхнул из гнезд
Минос, ты слишком неподвижен
Ты важен словно ты квадрат
Ты недостоин быть приближен
Ея прекрасного бедра
Она читает знаки чувства
На чешуе других рогов —
И вот уж луг цветами устлан
И вот уж бык из берегов
Ручья недавнего подъят
Она спешит к нему навстречу
И вот уж ею он объят
Свершает ласку человечью
Но как-то холодно. Она
Встает с цветов поражена
А бык дрожит губою бледной
И требует коровы медной.
53. КРИТСКИЕ ВЫМЫСЛЫ
Дедал парил по небу
Икар сидел внизу
Дедал там прежде не был
Икар доил козу
Дедал кричит: Скорее
А то я рассержусь
Скажи: по небу рея
Как я тебе кажусь?
Икар на четвереньках
Поднявши вверх тузы
Помедливши маленько
Сказал из-под козы:
Он так сказал: Папаша
Ты ах как высоко
А дома стынет каша
И киснет молоко
Тебе-то хорошо там
Всю птицу ощипав
Рулить своим полетом
Ни разу не упав
А дома – разорение
Как дым летает пух
Поет как привидение
Морщинистый петух
А одаль за околицей
Гусак идет нагой
То о лопух уколется
То топает ногой
Его гусыня голая
Бесчувственная тварь
Гуляет развеселая
Красна как киноварь
А деткам каково их
С под век незрелых ок
Родителей обоих
Вдруг видеть без порток?
Всеобщее распутство
И шаткость в жизни сей
Вот плод летать искусства
И всех твоих затей.
Дедал сказал снижаясь:
Сыночек мой сынок
Душа моя сжимается
Совсем как пузырек
Чем больше я летаю
Тем больше я хочу
Желание питаю
Плевать на эту чушь.
И так развеся уши
Повис вверху Дедал
Икар его послушал
Ни слова не сказал
Ни слова – ни словечка
Козу свою доя
Под вымечко овечки
Усмешку затая.
54. ЭГЕЙ
Эгей скончался по ошибке
Он безнадежно устарел
Его недавно съели рыбки
Которых он когда-то съел
Мурены спят в его скелете
Миноги водят хоровод
И кисти рук висят как плети
А кости ног – наоборот
Ужасна месть слепой природы
Какой-то осьминогий спрут
Уже разводит огороды
Там где сверкал зубов редут
Но их ограду выбил возраст
Эгей скончался очень стар
Его пример внушает бодрость
Тому кто мыслить перестал
Но выпить на его поминки
Пришли друзья его седин
Оплакать друга средь сардин
И утопить слезу в сардинке.
55. СОПЕРНИЦЫ
(Скилла и Дафна)
Сюжет практического чувства
До дна навеки исчерпав
Она легла в сухое русло.
Как холодна ее рука
Высокий лик как камень гор
Рождает смутные восторги
Слепой груди двойной бугор
Как будто ждет тревог и оргий
Лежит прекрасная она
10_ Касаясь волн морских бедра?ми
Но внутренне она полна
Одними хриплыми волками
Бурлят суставы стаи их
И всё кругом приходит в ужас
Когда похожие на вихрь
Внезапно выскочив наружу
Невольно тянутся к морям
На гибких выях иззмеившись
И как на странных фонарях
20_ Глаза горят полузакрывшись.
Двенадцать ок алеют в ней
На лепестках голов собачьих
Цветочек сей то выйдет вне
То снова внутрь венчик спрячет —
Символ стыдливой красоты
В псах голубых шестиблизнечных
Неуловимый как мечты
И непонятный словно вечность.
Бежала Дафна – куст лавровый
30_ Листву на юбке шевеля
И видит: грот стоит багровый
А рядом липкая земля
И зыбь и топь и скат в низину
Тропою илистой скользит
В пещеру рот стоит разинут
В клыках скользящего сразит
А далее – скулят и лают
И в результате всех страстей
Там воронье не просыхая
40_ Висит на ниточках детей.
Тогда красавица спросила
Дрожа листвы своей платком:
Какая сила побудила
Тебя вскормить в себе волков?
Зачем такие длинные клыки
Из вечной высунулись глотки?
Зачем зажаты в кулаки
Собаки в облике селедки?
Я только ветреница – прах
50_ Лечу от юности тряпична
А ты – в туманах и парах —
Зачем ты внутренностью хищна?
Зачем комок морской травы
С медузы паюсным букетом
Дракон по имени Увы
Принес тебе запрошлым летом?
Зачем? Зачем? – гласила Ветвь
И что за смысл в подобной власти?
А Скилла только улыбалась ей в ответ
60_ И зубы скалила из пасти.
56. ФЕНИКС
Горит ли кость на пепелище
Иль тлеет свежее бревно
Или вообще огню нет пищи
Ей это право все равно
Она летит теперь наверно
Летит куда-нибудь туда
Где здешнее недостоверно
Как еле слышная дуда
Меж вечных лун рогами новых
Ей не узнать знакомых форм
Кружится воздух бестолковый
И комары уж ей не корм
Сменяют дни рассвет рассветом
И что ни день – другие щи
Сгорела птичка, больше нету
Теперь ищи ее свищи.
ЧЕТЫРЕ ПОЭМЫ ОБ ОДНОМ
57. ДВОЕ
Они ушли оставив снаряженье
И множество своих друзей
Вокруг золы вечернего огня.
Вокруг светало. Первое движенье дня
Уже вставало около вершин
А выше их никто не подымался
Поэтому там не было тропы
Упали лошади, им сделали гробы
Упав на скалы вертолет сломался
10_ И схороня крылатого коня
Они пошли настречу взмахам дня.
Печальных похорон летучего железа
Не вышла на порог безумная слеза
Протек ли бак ли, винт был кем-то срезан
А может быть виной тому гроза —
Но он погиб как будто был животным
Из слов пустых «сломался вертолет»
Из них иллюзий желтоватый плод
Рождает бабочку – пример сердцам холодным
20_ В уменьи жертвовать друзьями и самим
Собою ради прихоти каприза,
Природа как бы сделала живым
Его, дабы погибель механизма
Зажгла костер, столбом поставив дым
Подуло с запада – и нету мотылька
Пыльца сошла с блестящего металла
Двойная смерть – прибора и зверька
Их продвиженье в гору задержала:
Упавший жук их задавил козу
30_ Проверить бак или винить грозу
В хищении железного пегаса?
Конец один – четыре смерти сразу
День-Фортинбрас еще лудил кирасу
И в этот миг как будто по приказу
Из свода выпал юношеский серп.
Их было двое: Хиллари и Шерп.
Хиллари:
Послушай, Шерп, ты видишь эти скалы?
Возьми веревку, палку передай
Уж день настал, как все прекрасно стало
40_ Взгляни – там ледяная борода
Начальный луч стократно преломила
Здесь – призмы скал из каменных акул
Торчат, торчат. Дай мне походный стул:
Хочу я посидеть. Как все здесь мило!
Весь горизонт как белая пила.
Жаль конь погиб. Окрестность мне мила.
Жаль нет коня – проклятая кобыла!
Смотри, мой Шерп, как хорошо кругом.
Приятно мне, но дышится с трудом.
50_ И вот полупрозрачными шарами
Туман понесся к лону облаков
Кипя по щелям бледным молоком —
Тогда качая стройными ногами
Над банками набитым рюкзаком
Промолвил Хиллари: «Возможно ли тайком
Вершить великое? Всегда бывает пена
Шипит ли чай, родилась ли звезда
Цветочек мал, но пахнет резеда
Нескромно вторя воздуху вселенной
60_ Рычит комар вонзая храбрый зуб
И воет ветер зная про грозу.
Французский летчик Сент-Экзюпери
Прекрасно говорит на эту тему
Он много раз об этом говорил:
Стремленье ввысь всегда рождает пену
И много хладнокровных Афродит
Со временем та пена породит.
Ведь некогда сей юный Антуан
В пустыню пал с останком самолета
70_ Там бедуин давно не ставил стан
Но Антуан сбежал из переплета
Теперь уже не помню право как
Но в каждом слове из его страницы
Сидит как первобытный крик макак
Великое томленье устремиться
Сорваться ввысь подальше от земли —
Так говорит нам Сент-Экзюпери».
Смолк Хиллари. И смолкло бормотанье
Снегов, тумана и других стихий
80_ Светила раскаленное мечтанье
Всосало в дно стеклянные стихи
Извечных льдов. Инейное сиянье
Метнулось львами к ярким ледникам
Там – к солнцу, после снова к облакам
И смолкло все, лишь Шерпа воркованье
Комками пара пало в тишь снегов
Клубясь по углубленьям их следов.
Шерп:
Кожа неба – шкура бубна
Слово неба – гомон водный
90_ В темя бога свергнут Гангом
Темя бога – школа танца
Шаганьям Ганга великана-ледника
Бог влитый в кокон молока
Рек облаком торжественных купаний
И слово медленных падений и ступаний
Застыло льдом в тугой кимвал —
Он так довольно долго толковал
Про этот вздор беззвучных сотрясаний
И вдруг воскликнул:
100_ Хиллари о Хиллари
И глыбы лая загремели: Хиллари
О Хиллари о Хиллари о Хиллари
И горы воя повторили: Хиллари
О Хиллари о Хиллари о Хиллари…
Шерп глупый смолк. Невразумительным обломком
Вверху мерцал хрустальный Эверест
Все реже становился воздух тонкий
От солнца отделился гневный крест
И диск его кружился бледной пленкой
110_ Примявши палкой жалкий эдельвейс
Они пошли. Пик становился ближе
А вся земля потерянней и ниже
Казалось говорила им: Проснись
И Хиллари оглядываясь вниз
Старался удержаться альпенштоком.
58. АВВАКУМ
Бывает так – уставятся скотом
Дойдя до гребня выспреннего тына
Но многие ли ведают о том
Насколько эта истина пустынна
И в самом деле что такого в ней
Давно известно: крыльями не машет
Она, и не поет как соловей
И что? ей даже в лучших песнях наших
И в самых мыслях – там где песен звон
10_ Чеканит грань разваренного бубна
Ей слышится наверно это стон
Глупца что ночью с паперти не убран
Нет истины в цветах пока живешь
А как умрешь тогда все будет проще
Там соловей среди востока роз
Певучим пеплом канет в серой роще
Тогда иди таращь свои бельма
Упреком голося к верховной яме
Слепящие тугие письмена
20_ Вдруг заблестят в неполотом бурьяне
И этих букв невыполненный гул
Нас гонит здесь навстречу стрел и игл…
Шел Аввакум от холода сутул
И от мороза ноги еле двигал
Псы околели и окоченев
Деревья оседали в мутной склянке
Он шел один почти окостенев
И нес сквозь наст почти уже останки
И вся Москва бессмысленных палат
30_ Была забыта им. Едва гудели кости
По-нищенски глядели из заплат
Его глаза железные как гвозди
Глядело солнце в черный запад – Русь
Где правил голод угольные крылья
И где молитвы плавали как ртуть
И где для казни сами ямы рыли
И где тела двуперстных стариков
Держал в земле холодный створ – Архангельск
А главы человеческих грибов
40_ Вопили гимны словно бы на праздник
Какие головы! Одна из них на нем
Пока еще пускает пар из устья
Глухого рта, другие стали пнем
Пока их почва мерзлая не впустит
И не сожмет землистых темных губ
Над маковкой ощеренного карла
И пес привычный тщетно скалит зуб
И все ворчит что вот она пропала.
Шел жуткий лик, шагал как нож сквозь лед
50_ Поленья ног вбивая в ямы рытвин
Юродивые вправлены вперед
Стояли льдины круглые в орбитах
Он шел один единственный как перст
Чугунный перст сквозь грызь пустыни черствой
Под хрусталем нелюбящих небес
Влача весь срам страны стотысячверстной
И эта твердь не гнулася над ним
И гребень леса не смыкал зигзага
Лишь в воздухе стоял холодный нимб
60_ Лишь на снегу не видно было шага
И ветер ветер в толоконный лоб
Идущему и бился и мяукал:
Откуда ты, бездонный протопоп?
Куда, куда остеклянел и утл?
Чего тебе, прозрачный человек
Отчаянный и ангельски пернатый,
Какие речи в странной голове
Еще звенят в котле твоем невнятно?
Гляди гляди тебя уже и нет
70_ Смотри смотри как сведено пространство,
Зверь новый на засаленном рожне,
Ты повернись, ты видишь: в мире красном
Столичный смерд дрова тебе срубил
Холуй калужский чадам сделал плаху
В мразь тех кто видел – вплавленный рубин
Их кровь на ней лежит как жидкий яхонт
Подобный крови легкий род огня
Поет тебе многоязык стремглавый
О том что пепел истины обняв
80_ Откинут твой единственный кровавый…
И воздух взвыл и взвился как костер
И Аввакум сверкал согнувшись вдвое
И небосвод опять над ним простер
Лицо свое и тело неживое.
59. ОДНО ОКО
Туда идя своей чредой
Где город – знал – вдали воздвигнут
Я как нежданною бедой
Внезапно небом был застигнут
Бледнея, утра мрак в нем гас
Был блеск повсюду одинаков
И только сверху дикий глаз
Взирал с него без прочих знаков
Тут одаль все свернулось в вой
10_ Став ветра пепельною плотью
Лишь на дороге предо мной
Виднелось пугало в лохмотьях
Качалась череп-голова
Седое тела тлело сухо
И вихрь выветривал слова
Из трупа Хлебникова духа.
От первого вздоха:
Куда убегает вода исчезающей зелени?
Если бы око мне
О ко мне
20_ Ком неги нежданной
Тебе дней на дне
Дано мало
А надо много
О сом реки
Реки
Рея с мели с милой над ней
Как камней на дне
Надо много.
А надо мной мне осталось
30_ Небо льна
Не больно-то верится:
Желтого мера
Золото мира
– Солоно мира хлебать тебе
Солнца мало
И мимо литься луны
Молиться унылой.
Дуновение новое:
Веер вех на хлебных копнах
Ветер дерева тетерев
40_ Гребень багрян
Яркий багор-косарь
Ветви ответь —
То ли око цветок
Слитый с ликом истока-ростка
Проистеканьем листвы
Вервие веры вверх
Тянучи до ночи тоньше?
– Смотрите, это солома.
И третье:
Где тела?
50_ Те ли они
Мы не знаем
Плесть ли плескать ли
Или петь сеть
Или суть-путь еще ища
Куда убегает вода исчезающей зелени
И так утекающей лебеди?
– А пока мы идем убегают колодцы…
С косноязыких челюстей
Через мычанье хрип и скрежет
60_ Стучал мне звук пустых костей
От ветра в трепетной одежде
Я стал судить, но верой скуп
Про что он мне проговорился
Как вдруг исчез шершавый труп
И дух вещавший испарился
И стройный град вдали пропал
И бледный вихрь вымер прерван
А горный воздуха кристалл
Застыл как будто в полдень первый
70_ И вспомнив тот что в высях был
Я вверх свой глаз подъял невольный
Где в гул и в гибель всех светил
Сжигал их ужас треугольный.
60. ПОСЛЕДНЯЯ ВИДИМОСТЬ
Там где построен бледен дом
И небо клонит вниз
На небе том, на небе том
Бывает много птиц
Летает тая стая их
Бледнея их пером
На небе том что их таит
На севере сыром
Едва ж одна покинет свод
10_ Одна из этих птах
Едва паря вмерзает в лед
Терзает птицу страх
Разбив меж век стекла уста
Во льду едва горя
Навек навек не веет там
Ни ветер ни заря
В просторе том предел для ок
Невидим ибо там
Нигде не рдел ни солнца сток
20_ Ни звездная желта
Сеть не взлетала в млечный дым
Несмелая взойти
Как бы незрим предел воды
Терзает страх войти
Над тесным кругом серых вод
Там стынет воздух-воск
И светоч светел не плывет
Через свинцовый плес
Даже не плес – там нет волны
30_ И хлябь как бы застыв
Поникнув кажется иным
Блеснув бежать забыв
Две доли белизны вершат
Другое в небе мглой
Две доли мглы внизу лежат
Где обруч неживой
А третья доля белизны
И третья доля мглы
Расторгли нижний дом волны
40_ И влагу что над ним
Едва светлее небеса
Едва темней вода
Едва вмерзает в лед паря
Когда не мчат ветра
Светлей небесная вода
Внизу она темней
Здесь да пребудет нетверда
Та твердь которой нет
Ибо меж век разбиты рты
50_ Поблекшие на юг
Они не блещут вдоль черты
И звуков не поют
Во вне туманного венца
В свинцовых бубенцах
Лишь стынет серая весна
Звеня без языка
Там молкнет серая весна
Темнея вниз едва
Тесьма от неба неясна
60_ И птиц уносит страх
И меры нет в конце крыла
Незрим пера предел
Одни размытые края
Невнятные нигде
Там ближе даль и ниже глубь
Небес уже без птиц
Под ней пространная во мглу
Вода недвижна ниц
Та хлябь куда и гул не пал
70_ Чтоб воздух пел в волне
Едва Единое – кимвал
По небу бьет вовне
Оно одно о дно небес
Никчемное вращать
Да птицы павшие в свинец
Исчезнувши порхать
61. ФОМА
Удивительная поэма о знаменитом схоласте
Фоме Аквинском
его учителе Альберте Великом
о искусственной женщине
Альбертом созданной
и повествующая о том как сказанный Фома
с нею спорил и как разгневавшись
ее испортил
Сочинение о 1400 строках содержит в себе три вступления, восемь глав, из коих одна – большая прекрасная картина, и окончательное суждение; а кроме того включает две легенды, тринадцать малых картин, четыре песни, один сонет, одно обращение к читателю, а также вот эти стихи:
Новорожденье – дело не мгновения
От ликованья ломит переносица
Когда подходит срок несвоевременный
Чем тягостней тем легче переносится
Так не браните бедное творение
На лилии вперед не стоит тратиться
Не стоит доски закупать до времени
Погибели отчаянного мастера.
ВСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
К МУЗЕ
Мой век не ценит пищи тонкой
В тройной цене утробный вой
Берите сумки и котомки
Валите в лавочку за мной
Автоматический механик
Вам вместо цинка сплавит медь
В глаза кокетливая глянет
Полупрокопченная снедь
Кофейный боб в сгущенной банке
10_ Там вот уж сорок лет один
Там смерть естественная в склянке
Маячит где-то впереди
Что прежде было то и будет
Вернется ветер в ранний круг
Нам суждено в одной посуде
Хранить и финики и лук
Морковка близко ананаса
Ему дарит морковный смак
Торговка запахом Парнаса
20_ Благоухает как весна
Она лущит сухие кости
На мир восторженно плюя
В нем нет возможности для роста
Так пусть летает чешуя
Дабы рука не достигала
На завершении колонн
Нетленной гирей идеала
Мерцает вечный эталон
Но там во льду застынут души
30_ И хрустнет глаз и взвизгнет мышь
От совершенства дивной груши
И от воззренья в эту высь
Зачем же Ты сбивая сливки
Колеблешь череп бедный мой
Такой непрочный и пустой
Полуразрушенный и зыбкий?
ВСТУПЛЕНИЕ ВТОРОЕ
МОЛИТВА СВЯТОГО ФРАНЦИСКА АССИЗСКОГО
Избавь меня
Избавь меня от зрелища пустого края чаши той, в которой
нет монеты милости Твоей
Сейчас, сейчас,
40_ Когда кругом темнеют падая
Лохмотья осязаемых от яркости знамен
Мгновенье сжатых век
Наверно это лучшее мгновение прекрасное
О если бы я видел не мигая
Славы Твоей цветочную лужу
И пруд и ручей дорогой незабудок
Поток
Теперь гремит разматывая цепь
Молотобоец-звездочет
50_ А эти здесь
Вокруг стоят боясь дрожат и словно ждут известия
Теперь час губ которые молчат
Должно быть совершенный час безмолвно сжатых губ
О если бы воздух мой
Мог плавить воск среди цветов златой
Я бы с ними плыл
Над звездами гудящим парусом
И долго тяжко мед их лил дождем
В эти вязкие поля
60_ Тогда земля бы стала кружкой у протянутой руки
Но Ты – какое серебро сам положил чтобы горело
в тесный круг?
Какую рыбу кинул нищим в это масло ради мук?
Ты это Ты
Но только как Ты отдал нам побег святой древесный мост
на берег близости Твоей?
Здесь был он взят и срезан сухо
Здесь меня избавь.
ВСТУПЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
К ВЕКУ
О век тринадцатый, темна твоя наружность…
Смердящий факт что ты существовал
Не стоит веры: выветрен и сужен
70_ Его размер сомнителен и мал
Ты иногда куда-то исчезал
Издалека мерцая блеском чуждым
Как лезвие веселого ножа
Бегущего по звездам светлым краем.
Ряд зримых форм надетый на спираль
Являет гроздь которая свежа
В ничтожной мере. Мы ее съедаем
А не клюем – ведь нет у нас пера
Мы не живем подобием чижа
80_ Трехкратно ложь что мы напоминаем
Пичуг мечтательно крылами дребезжа
Нас разделяет длинная межа:
Мы прах ногой долбим а не порхаем
И кисть вина увидим и глотаем
А не жуем от птахи сторожа
Гоня пришелицу мыча иль громким лаем
В один прием всю ягоду едим —
Как реки трав тот век неповторяем
Как древо рощи век неповторим.
90_ Иные зря моментом дорожат:
Безвкусен ломоть мертвой атмосферы
Как ни гляди в гнусавую трубу
В обратный телескоп четвертой меры —
Мерцает глаз проделанный во лбу
А век невидим, он лежит в гробу
Раскинув ус и выкатив губу —
Тринадцатый, темна твоя поверхность!
А время – никакая не петля
Подобное растит могильный вереск
100_ Скелет-венец берет себе земля
Зубами сходств оскален влажный череп
И с колеса немого палача
Летают к нам опилки и обрубки
Обрывки снов, обломки звонких чаш
(Покойник был умен и величав
Дороден толст но неширок в плечах)
Всё вторит бывшему но только вслед за трупом.
Я никогда наверно не пойму
Бесплодных чаяний сравнительных наук
110_ Взгляд в прошлое таит в себе ненужность:
Невозвратим однажды спетый звук
Стрела обратно не вернется в лук
Неправда что судьба нам делает окружность
Не может быть что рок рисует круг
О век тринадцатый, темна твоя наружность.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЮНОСТЬ АЛЬБЕРТА
Внук благороднейшего рода
Альберт был в молодости туп
Его четырехгранный подбородок
Напоминал по виду куб
120_ Валун вздымался образуя
Лоб неудобный для посева
Его влиятельные родственники
Не выезжали из Женевы
Им было хорошо забросивши ребенка
Сложить ответственность на старенькую няню
Ей дряхлой поручить кормленье и надзор
Старухе набожной доверить воспитание
А мальчик рос. Он рос и не умнел.
По мере лет произрастала тупость:
130_ В пятнадцать лет он слова не умел
Сказать, а говорил – так глупость
Нелепость, чушь, какой-то утлый вздор
Нес околесицу и строил рожи слугам,
Будь принц Альберт, узнай об этом двор
Невинной бабушке влетело б по заслугам
Учителю придворный плох удел
Лить воду в пень чтоб зеленел талант
Бревно инфант – а кто недоглядел?
И вот на плахе дурень-гувернант
140_ Святую женщину позвали б на допрос:
– Факт налицо, наследничек дубина.
Они бы довели ее до слез
Хуля того кого она любила
– Как Вы могли такого дурака
Такого олуха вскормить для властной роли?
Она б рыдала глядя в облака
И плакала выглядывая в поле
И рядом с ней рыдал бы весь дворец
Король сморкался, выл архиепископ
150_ И тронут видом стонущих принцесс
Им Папа слал сочувственные письма.
* * *
Где мгла гнездо свила
Она вокруг парит
Плох тот фонарь который не горит:
Не различит он корень скверны
Вперед и вдаль взирая сонно…
Как бы то ни было Альберта
Столь же способного
И в той же мере склонного
160_ Сколь мил соседу трубача
Его сосед с огромным дарованьем
Не видя слёз не внемля оправданьям
В Париж послали обучать
Чтоб хоть с чего-нибудь начать
Но хрупкое орудие флейтиста
Не запоет в руке врача!
Нравы
В те дни солдатский караул
Не мог носить рейтуз
Имея звонкий арбалет
170_ На месте аркебуз
Тогда у многих нежных дам
Супруга злобный нрав
Замки на бедра запирал
Все чувства их поправ
Пучками сена окружен
Осел стоял красив
Свободой выбора прельщен
Как дева среди слив
И в самый Университет
180_ Как заводили спор
Из чащи забегал олень
И вепрь ломал забор.
* * *
Есть критерий без условий:
Знают герцог и стряпуха —
Мудрый лечит мягким словом
Глупый гвоздь кует для уха
Мудрый доктор мягкой речью
Рану бедную растравит
Дурень бьет поленом в печень
190_ Мотылька коленом давит
Он ползет к нему нацелясь
Словно червь натуре в челюсть.
Был профессор суховат
Как солдат душою прост
У него из-под заплат
Был едва заметен рост
Был профессор нравом крут
Но давал заметный крен:
Как бывало заприметит
200_ Переулочных сирен
Он привстав на четвереньки
Громко лаял им вдогонку
Он любя эксперименты
Прямо к черту лез в солонку
Кто к хрящу стремится жаден
Для того ученье – праздник
Но Альберт был неудачник
И сказал ему наставник:
Неспособные к науке
210_ Бесполезнее собаки
Говорливее заики
Состоя с сорокой в браке
Безотрадная картина
Лучше б ты играл на спице
Бессловесная скотина
Что ты дрыгаешь зеницей?!
Безрассудная затея
Всё твое образованье
Если пусто в подземелье
220_ Вон из храма в наказанье
Поверни на восемь румбов
Рукоять в гнилом корыте
Хлопни пробка, лопни тумба
Говорят тебе: изыди
Прочь, гряди – такие зубы
Не для наших диссертаций
Выдь, Альберт, уйди отсюда
Сгинь под сень иных акаций.
Головой высоко поднят
230_ Горделивый был профессор
Правда в маленьком объеме
Но с большим удельным весом
А всего-то четверть пяди…
От желудей удалясь восвояси
Мальчик прохладной роднею в Швейцарии
Не был укрыт в простыню утешения
Не был согрет под периной сочувствия
– Мальчик, – сказали ему по прибытии, —
Ты уже взрослый. Воздушные башни
240_ Тучи на пастбищах, пену в угодии
Нам ли с тобою дробить в завещании?
Как будто не стоит, к чему же, не правда ли
Дробить опору майората
Таким искусственным барьером?
И младший внук Больштедтских графов
Избрал духовную карьеру
В уединенный монастырь
Послушных братьев Доминика
Вошел он как прямой костыль
250_ И как клюка главой поникнув
И псы Господни бесконечно милосердно
Альберту дали самую несложную работу:
Срывать ботву и ставить жерди
Опорой слабому гороху
Альберту было жаль ботвы
И настоятель разводил руками
Монахи разевали рты
И распускались лопухами
Но ликовал Альберт когда горох
260_ Зеленой струйкой вился возле жерди
Чтоб не засох, он поливал горох
Покуда твердь не поливала жерди
А культивируемый вьюн
Благодарил его приятным стуком
И шел к концу двенадцатый июнь
Как вдруг Альберт воспламенился духом.
Конец Первой главы
ГЛАВА ВТОРАЯ
С ФОМОЙ
Вставал Испанский полуостров
Концом Вселенной в бурной пене
Европа изнывала оспой
270_ Изголодавшись населеньем
Происходило уменьшенье —
Пример обратного прироста
Сопротивление напрасно
И нет ни средства ни лекарства.
При полуграмотных ландграфах
На положении служанки
Наука в горестном припадке
Не подходила для приманки
Червю который для наживки
280_ Зовет к уде в воде живое
Потребна облачная жидкость
Под легкой тучкой дождевою
Теперь под тучкой суеверий
Край мира стерся в черных брызгах
Мы лучше поглядим на зверя
Что ныне из Европы изгнан
Он не сопит по каталогам
Не грезит в лист классификаций
Вот мы его громоздким слогом
290_ Украсим ежели удастся.
Единорог
В угрюмых топях заблуждений
Не зная собственных копыт
Согнув ужасные колени
Бронею лжи стоит покрыт
Единорог – он скрыт от взгляда
И истины ему не нужно и не надо
Ему дана в отраду ложь.
Вооружен одним лишь бивнем
Стоит он в топях недвижим
300_ И на него случайным ливнем
Садятся бабочки и утки
Живым подобием цветка.
А девушка глядит из-за пенька
Одетая в холщевую рубашку
Трепещет, поясок сняла
Чтоб уловить лесную пташку
Чтоб скот с собою уволочь.
Ночь распласталась и легла
Уже вторая ночь…
310_ Одной единственно девице
Пасти возможно эту птицу
Покрыт пороком, весь в трясине
Он перед девою бессилен.
А вот еще – другой породы:
Дракон
По усмотрению народа
Змее даны крыла и ноги
И под названием Дракона
Она действительно такая
Когда махая перепонкой
320_ Летит на трапезу героя
Который спит на барабане
По имени святой Георгий
А конь его невдалеке
Храпи, герой – змея в восторге
Пасется там неподалеку
Жует, присядет на пеньке
Прекрасный вид имея сбоку.
* * *
Фома на двадцать лет моложе
Ходил не слушая команды
330_ И всё что кажется похоже
Ловил старательно и жадно
Искал руководящий принцип
Постичь творения искусство
Он мир не полагал зверинцем
Капризным сном того что пусто
А верил в стройность и порядок
Любил подсчитывать ступеньки
Ходил в ботиночках нарядных
И делал быстрые успехи
340_ Все положения науки
В его главе вместились сланцем
Где много слов там чувства сухи
Он тоже был доминиканцем
В ушах не возвещенных к зову
Он поместил густое сито
Он был прекрасно образован
Гуляя обувью расшитой
Он был доминиканец тоже
Писал двумя руками сразу
350_ Он был на двадцать лет моложе
Ходил не слушая приказу.
Ах, в голубой красивой чашечке
Бурлила только часть напитков.
Ведьма
Положи на ведьму крест
И она уйдет назад
Но кругом какой-то писк
По себе она оставит
Воздух словно бы нечист
Всё бормочет, задыхаясь
360_ Кто-то белый небольшой
Крутит лапкой с коготком
Из углов убогий свист
Раздается… Неспокойно,
За окном не видно звезд
И случайный ветер гасит
Восковые огоньки.
* * *
Идут года, проходят дни
В себе не ведая коварства
А на поляне лупят пни
370_ В кимвал растительного царства
Конец Второй главы
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПРОСВЕТЛЕНИЕ
У сердца звучного стекла
Венец раздольных трав
Кружит по ветру семена
В цветах не тает град
И в упоении сойти
Между восточных плит
Течет гудение травы
К колоколам тетив
Слюды невидимой светлей
380_ Горит зеленый след
То песня падает к тебе
С колосьями на ней
Но не протягивай ладонь
Стань раньше нем и гол
И ты поймешь какой зарок
В зерно ее внедрен.
* * *
Раз в утомлении жердями
Альберт прильнул одной в тени
Как вдруг блестя пред ним крылами
390_ Возник Архангел перед ним
Архангел был чудовищно красивый
Он рассердился и пылал свечой
И дверь над ним висела темно-синяя
А он гремел у пояса ключом
– Внемли, Альберт, – вещало Пламя —
Узнай, монах, впрягая слух:
Круги высот мы лили сами
Другие смотрят через люк
Нам наверху иной критерий
400_ Присущ понеже мы иные
Войди, Альберт, в златые двери
Войди в одни и в остальные
Здесь дурень ты, а нам – философ
Здесь ты болван – для нас мудрец
Иной аспект с иным откосом
Иных зеркал отличный срез
У тех – утехою брильянты
Нам алчных рук отвратна вонь
Узнай – ведь знание приятно
410_ Про воздух влагу и огонь
Раздвинь свои большие очи
Расправь ушей послушный рупор:
Путь постижения короче
Когда рука не мерит скупо
Нам мил в смирении занятий
Клонящий голову к траве
В противовес умнейшей знати
Что пальцем рыщет в голове
Нам простота твоя мила
420_ Брось лейку, позабудь горошек
Взгляни, блестят сии крыла
Иди сюда, их свод надежен
Там груши гниль – тут сам гранат
Здесь вечный сад, внизу огрызки
Скорей бери желанный клад
Сокровищ истинных и близких!
Сказал и зашумел как ветер.
Альберт проснулся и ответил:
– Любовь конечно к небесам
430_ Горит во мне горит
Хочу взглянуть, поднять глаза
Но с ними я не слит
Хочу взглянуть, поднять глаза
Вздеваю кверху бровь
И ухо в ваших голосах
Не различает слов
С моей ответной стороны
Словесный высох пруд
Я слеп, а вы озарены
440_ И слезы вниз текут
Куда текут я сам не знаю.
Архангел молвил улетая:
– Любовь с надеждою должна
Присутствовать в сердцах
Но смысла нет когда она
Заключена в словах
Суждений правильный колпак
Вас отделяет от
Того что веры лучший злак
450_ Растущий среди вод
Будь то латыни или гре-
ческого языка
Вся человеческая речь —
Иссохшая река.
– Раз так, суждениям излишним
Я дам особенность и облик
И не коснуся этой вишни, —
Сказал Альберт. Водою облит
Чтоб не стоять под этим душем
460_ Что мед ушам – погибель душам
Пирог уму – для сердца кал
Губе творог – отрава в печень
Хоть белизною он сверкал
От зноя в теле он не лечит
И утоленья не дает
Затем никто его не пьет
Не слаще мед – пусть даже с дегтем.
И Дьявол почесался когтем.
Дьявол
Господин приятных дел
470_ Император новолуний
Ах куда ты залетел?
Где наш пламенный игумен
Ты махнул крылами тощий
За ручьем каких раздумий?
Где ты первый наш псаломщик
Хитрых козлищ ловкий пастырь
Утонувшему паромщик…
Где ты повар бледной масти?
Вон он, вон порхает с криком
480_ А кругом сухие сласти
Вожделенная новинка
Драгоценный пирожок
С деревянной серединкой
Подрумянен хорошо.
Конец Третьей главы
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
БОЛЬШАЯ КАРТИНА: РАЙМУНД ЛОЛЛИЙ И ПЕРВЫЙ В МИРЕ ЛОГИЧЕСКИЙ АППАРАТ
Всё круглое сродни рассудку
Ось силлогизму служит тестем
Золовка ей родная втулка
А вывод – как всеобщий крестник
Ободьям в чужедальнем свойстве
490_ С чекою верной неразлучен
Ум-заключительной повозки
Сам перводвигатель и кучер
Глядит на нас навеселе
Семь раз вода на киселе.
Кто аналогию усвоил
Тому крещение нетрудно
Сказал себе Раймундус Лоллий
И заказал в Марселе судно
Дабы не слышать воплей близких
500_ Раймунд на волны смотрит грозно
С ним концентрические диски
И свежеотлитая бронза
Многозначительные цифры —
Реэмигранты стран восточных
На зубьях пламенного цикла
Блистают впаянные прочно
Конец блужданьям сарацинским!
Непобедимое устройство
Аргументальным обелиском
510_ Явить готовит крестоносно
Под орифламмой медный лик
На африканский материк.
Но на лице пустынном шейха
Под желтым бликом механизма
Лишь горделивая морщина
Как фанатическая веха
И гнева праведного признак
Взамен улыбок благодарных
Виднелась после операций.
520_ На этом долгожданном месте
Под взмахом длани варварийца
Раймунда отдавали в рабство
Когда он не спасался бегством
От лапы следственных комиссий.
И для спасения от бедствий
Тут соплеменные купцы
Вскрывали хладные ларцы
Рукою алчной, ночью темной
Черпали злато горстью полной
530_ Монеты тяжкие вертя
И нежелательно платя
За проповедника и брата.
Но Лоллий кончил плоховато
Огней не стоила игра
И Лоллий ясно это понял
Когда в Европе умирал
Тоскливых дней своих на склоне
От иноверческих побоев
При волнах средиземноморских.
Конец Четвертой главы, большой прекрасной картины
ГЛАВА ПЯТАЯ
ТВОРЧЕСТВО
540_ Альберт меняет облаченье.
Кипя и помня обещанье
Сорвал он вретище, расстался с рванью
И проворчав лаская сучья
«Прощай» неоценимому растенью
Окинул запад. Там светило
(Центральный долг его еще не вспучил)
К себе вещая уходило
И в естестве первоначальном
Гудело сонное печально
550_ И алое победно тухло
Полкруга за борт завернув.
Всё это оком обернув
Альберт стопу направил в кухню
Там дабы нить с иглой добыть
Дабы хитон иглой скрепить
И разукрасить средством нити
Колпак для будущих наитий
Посулам следственных небрежным.
Потом уже кроя одежду
560_ Альберт кота усов промежду
Поскреб, швырнул его под печь
И молвил миру в поперечь:
– О Роза Вышивки! Не вянет твой поклонник.
Обманом сыт цветет доволен плут
В кармане пыль – стругает подоконник,
Терзает деревце. Конечно он разбойник
Но как с ним быть? Позвать его на суд
Пустое дело: высохший подойник
Сухарь во рту, неутолимый зуд
570_ Предъявит студии оборванный ответчик
На срам коллегии на стол положит зуб
И ствол жезла погложет опрометчив.
С кем говорить? О ком держать совет?
О Роза Вышивки, о Дева полусвета!
Свеча в горшке, печать на порошке —
Набор улик из полного букета
Свидетель слеп, а лжесвидетель глух
Нем адвокат, судья косноязычен
Палач – он дремлет тут без ног без рук
580_ Залег в углу, а в глотке кочерыжка
Он спит. Его чарует мандрагора
Дрожит с похмелья сила прокурора
У коего на праведной груди
Волнующая надпись: «Не суди».
Итак, начавши с праздных разговоров
В твореньи взгляд пронизывает жест
Дождь лепестковый с плеском ритуала
Всевышний смысл процессии торжеств
Закутан в голубое покрывало
590_ Но следом упражнению жреца
Содействуя движением повторным
Возможно, покалечив деревца,
Цветы стихии оторвать от корня
И взяв растенье ближе, как предмет
Рассматривая пристально снаружи
Легко слепить иль маску иль макет
Красивый гроб повапленный и нужный
Квартиру вечную красавцу-каплуну…
Пить по глотку пристало ль скакуну?
600_ Есть, правда, лучший путь для соисканий
Но вьется тропочка по самым граням тайны
Над шлюзами водохранилища судьбы
Куда верблюду пять минут ходьбы
Но этот лев решил страдать от жажды
И ждать дождей прохаживаясь важно.
* * *
Взгляни как прыгает яйцо
Уроки трех начал
На лютне тонким голоском
Поет оно бренча
610_ Земля – тождественная суть
Желтку на толокне
Как торжествующий сосуд
Блаженствует во мне
Хрустальным шлейфом ветерка
Вокруг него и близ
Бежит эфир по бугоркам —
Пузырчатая слизь
Разоблачительный конверт
Натуры нескупой
620_ Вам – ослепительная твердь
Мне служит скорлупой
Так лей, мудрец, в единый суп
Мой тройственный состав
Стремись творение к венцу
Прильни губою к леденцу
Пересмыкая на уступ
Бесчисленный сустав.
* * *
Звезда ночей как яркий тигель
Пересекает небосвод
630_ Уже в дыму соседний флигель
Альберт в котлы стихию льет
Под небом кухни воздух жаркий
Кот шерсть встревожил зарычав
Шипит материя как шкварки
И пеною поит очаг.
Кота обнявши другом бедных
Альберт на кочерге устроясь
Ругает Князя из-под бездны
Порочит серого Изгоя
640_ Хулит Маркиза от колодцев
Сатрапов кроет замогильных
Помои льет на Полководца
Не размышляя как придется
В словах изысканных и сильных:
«Вот Клеветник прикусит губы
Соблазнитель втянет хобот!
Мы кобру выманим из ступы
Мы сцедим жабу из сиропа!»
От речи образной и пышной
650_ От сей прелюдии подробной
Состав в условии суровом
Бурля приподнимает крышу
И не сулит обратных возвращений
Как на попятный двор Первосвященник.
Иоанн
(Легенда)
Пресвитер Иоанн
Чернее долгой ночи
Вошед в старинный чан
Провозгласил из бочки:
– Я видел саранчи
660_ Огромную ораву
С высокой каланчи
Налево и направо
Ползет ее отряд
Без радостных приветствий
Везде творя обряд
Предерзостный и мерзкий
Тревожить эту дрянь
Нет моего желания
Я ухожу во жбан
670_ Сложив самодержавие
Холоп неси печать
Бери сундук с медалью
Тебе я завещаю
И прочую регалию
Ты, повар мой, прощай
Пусть нас потомок судит
Отныне запечатанный
Я почию в сосуде
Снимите слуги слой земли
680_ Под плодородным дерном
И в яму огородную
Уйдет седой затворник
Внесите удобрение
И урожай удвоится
Я до поры до времени
Намерен уединиться
И в пыльном одиночестве
Обняв охапку грусти
Засесть в лудильном зодчестве
690_ И под укропным кустиком
Когда-нибудь потом
Я вновь явлюсь на вышке
Вечерним мотыльком
Ничуть не изменившись.
Забили в барабан
Но смолк во мгле окопа
Пресвитер Иоанн
Чернее эфиопа.
* * *
Искусству жертва иллюзорна
700_ Но плавит жир треножник пользы.
И как художник вдохновленный
Разгладив мази пестрой полосы
Расположит на поле брани —
На тканном льне в пурпурной раме
Лоснясь коленом богомольца
Как поршень двигаясь неистов —
Поток текущий, рядом берег смежный
И охрой драгоценной маслянистый
Кругом ландшафт желтеющий прибрежный
710_ Осенний бор – медлительный пожар
Подует ветер – опадают листья
Готов шедевр. Он спрячет скипидар
И плюнув в земь огрызком дивной кисти
Случайного расплющит комара —
Вот так же и Альберт, увидев что пора,
Подняв с огня посуду с пышным тортом
Метнул в кота заглушкою реторты.
Кот ахнул позабыв глагол
И поскакал в туманный дол
720_ В глухую заводь к тихой речке
Там когти в воду погрузил
И рыбка вышла на крылечко
Колыша веером беспечно
Без поплавка и без грузил.
* * *
Если погнать стихии клячу
По колее налево криво
Происходит неудача
Знаменуемая взрывом.
Происходит неприятность:
730_ Она выходит на свободу
И не загнать ее обратно
И не запрячь ее в подводу
Но отражаясь раз до сотни
Везде где край в природе плоский
Она приплюснутым животным
Располагается на полке.
Вот если ей дать на выбор выход
Из для нее условий тесных
Она сама выходит тихо
740_ Обретая облик женский
Она выходит тихо в залу
Безмолвно молча и пассивно
Вторым страдающим началом
Но в нежном образе красивом
Вторым решением задачи
И ей Альберт сказал ликуя в плаче:
– О Ева новая, в искусственной траве
Цветок условности болотный и невинный!
Певунья чистая, мой зимний соловей
750_ Молю услышь мой репортаж недлинный.
Пока уто?к мы зрим издалека
Над решетом в пустынном околотке
Как опухоль мыслительная ткань
Питает чудище из человечьей глотки
Разверзши клюв из зоба смотрит страус
Он гусь и в нем проглядывает гусь
Свой менуэт он пляшет наизусть
И правя шею в наивысший градус
Всё топчет лапочкой воздушные луга
760_ Над тучкой розовой его нога.
Дерзание! Подстриженная птица!
Лишь обернись – увидишь – холм не крут
Мишень чиста – нетрудно убедиться
И плачет лебедь в довоенный пруд
А в мельнице движимой ледником
У зернышка режим не одинаков
И цвет подчас бывает не таков
Какой сварил наследнику Иаков.
Что мне и что тебе цена полей?
770_ Разделим град янтарною границей
Тебе нектар – мне горький сок корней
Тебе стоять – мне гнуться поясницей
До самого последнего суда
Условимся: в членении труда
Ты будешь вместе мельница и мельник
А мне останется часовня и молельня
От хлева ключ я заберу в карман
В овчарнях наших кормят задарма.
Но опуская аргумент
780_ В докладе правильном и жалком
Она ему сказала «нет»
Елей пия с водою залпом.
Конец Пятой главы
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ФОМА ИДЕТ
Суждений раб нелепых и условных
Чернь издавна терзает невиновных.
Разбита вазочка – поносят гончара
Сыреет стенка – звонкий подзатыльник
Я потерплю проспавши до утра:
Заплесневел сердечный мой будильник.
Цырульня вскрыта радостной толпе
790_ Ей парикмахерская кисть лелеет щеки
Она торопится, ей хочется поспеть
А мне – храпеть превозмогая сроки
Нас будит гром кукушки жестяной
Весною, осенью и летом и зимой
Большой завод на этом деле вырос
Высок над городом трубы его папирус
В нем скрыт секрет, его хранит конвой
И он вопит испытывая боль
Внутри его кипит неравный бой
800_ Спешит народ под сень сооруженья
Ужасный век – дурные пробужденья.
* * *
Фома дремал в убогой келье
От мира запертый гвоздем
И ангелы ему пропели
Незамедлительный подъем
Восстал Фома от сна разбужен
Нагнулся, вытащил сапог
Надел его как можно туже
Зевнул и вышел на порог
810_ Зевнул Фома нахмурен бровью
И сделал в воздух первый шаг —
Мир быв оштукатурен внове
Лежал не высохши во швах
Весь перелепленный из воска
Еще застынуть не успев
Весь благодатнейшая почва
Но страшен был весенний сев
Мир словно шарик в новой лунке
Сидел облуплен и умыт
820_ Единственно в его рисунке
Чернели ноги от Фомы
И будто злак ненужный сорный
Меж благодетельных ростков
В эфире несся слепок формы
Под свист гвоздей и гром подков
Лучу естественной преградой
По отражении луча
Нога печать дарила взгляду
Двухместный оттиск залуча
830_ (И вмят в рассудок каменистый
Позднее призрак этот сможет
Дать знать на ком они повисли
И кто хозяин этих ножек)
А тень от возмущенной плоти
Ее зловещий негатив
Переливалась по природе
Владелицу опередив
И мир при этом появленьи
Затмив свой незаметный срам
840_ Нам осветил на умозренье
Одни узоры к сапогам.
Правый
Звезда сияла над Эдемом
Адам под деревом лежал
Звезда в глаза ему глядела
Его ресницами дрожа
Четыре хладные потока
Катили вниз хрусталь ночной
Четыре дивные итога
Они сводили за чертой
850_ И сон Адаму снится чудный:
Но почему запретен плод?
Вопрос казалось бы нетрудный
Но Он ответа не дает
Четыре дивные потока
В один сливаются поток
Над ними Серафим высокий
Ботинок держит за шнурок.
Левый
Сияет свет над Райским Садом
Над Райским Садом чудный свет
860_ Господь гуляет в час прохлады
И видит что Адама нет
– Где ты? – Господь воскликнул строго
– Где ты, Адам? – сказал Господь
И вот со стороны потока
Ему ответствовала плоть:
– Я наг, – донесся голос слабый
– Я совершенно не одет
Меня смутил червяк лукавый —
Адама слышится ответ
870_ Стоит он весь в прибрежной тине
В кустах на берегу реки
И завершением картине
Два беса тянут за шнурки.
* * *
Пошел Фома ступень ступенью
И с каждым шагом разбухал
Одной ногой в бадье сомнений
Другой в ведерочке греха
День отступил под тем хроманьем
И обнажил в себе кристалл —
880_ Храм с хриплым клювом пеликаньим
На башне сбитого креста
Тогда роняя оперенье
Четыре трепетных шара
Внезапно устремились к двери
Дверь хрустнув выпустила мрак
Чертог раздался с гулом медным
Фома вступил за ними следом.
Глава Шестая не окончена…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
СОМНЕНИЯ
Читатель мой, что б сделал ты, отпав?
Что до меня то я б сменил окраску
890_ Позеленел, потом пустился в пляску
Быть может стал трехрук иль шестиглав
Уж крылья были б у меня вне всякого сомненья
Красивых два крыла и с медным бубенцом
Танцор бы вышел из меня и ах, какой танцор!
А так – так я далек от этого уменья
Случись бы мне когда-нибудь отпасть
Я б загулял как набалдашник трости
Вонзил бы в рот мундштук слоновой кости
И вставил зубы новые сапфировые в пасть
900_ Я б в небесах летал смакуя красоту их
Я б дев соблазнял знакомых по углам
Мяукал по ночам, а днем чревовещал
И жен смущал к ним нагло адресуясь
И чтобы веселее было там
Где разум с естеством играют в прятки
Я б шпоры вырастил с мелодией приятной
Знакомой по увеселительным местам
Читатель мой, ты сходен с вечным гусем
Ощипанный но мил хозяйке молодой
910_ Ты б попрекнул судьбу сковородой
А я бы пел, хоть голос мой и гнусен:
Лежи, лежи проклятая руда
Не лезь, не лезь в вонючие плавильни
Без весел плыть уключина бессильна
Ах где же ключ? – беззубая орда!
Вы кривитесь, мой друг, у вас другая пища:
«Дождь за окном, в окне окна квадрат»
Иди читатель мой ты знаешь ли куда?
Ищи – найдешь, а может вошь отыщешь
920_ Ты миленький ни хладен ни горяч
Так, кашка подогретая с кефиром
Господь с тобой, иди родимый с миром
А мы пойдем подпрыгивая вскачь.
Тихо-тихо
(Хор)
Тихо падает орех
Происходит смена вех
Посмотрите, наверху
Возле самой высшей точки
Видите какое рыло
Перекатывает тачки
930_ Очень медленно качается
Всем придется потрудиться
Кто-то воет, кто-то кается
Кто старается отбиться
Увернуться отскочив —
Нет, тебе мы не позволим
Приневолим и заставим
Мы одной породы тряпочка
Как бы лен и конопля
* * *
(Голос)
Обладатели участков
940_ Землеройные животные
По бережку капустный урожай
Солят к зиме и запасают впрок.
Шесть месяцев – немалый промежуток
Холодный вклад раба-землестрадальца
Гниет под валенком в бочонке под скамьей
И зреет.
А с пришествием морозов
Колода треснет, обручи на кадках
Рассядутся и выйдет зрелый дар
950_ Старанию солителя – в лоскутьях
От дольних гряд кристальный корнеплод
Гирляндой инея повиснет украшая
На знаменитом дереве январском.
Ладно-ладно
(Хор)
Ладно врать
Ладно врать про погремушки
Видишь новенький народ
Он толпою у кормушки
Не торопится, жует
Комом-комом не проглотит
960_ Кроме-кроме одного
Почему он не отходит?
Что-то долго он копается
Ну и сила в этом хоботе
Ну и туловище!
Слышишь, слышишь как он чавкает
Что-то ищет вроде стеклышком
В упоении проглатывает
Может репу может свеклушку
Даже и не посторонится
970_ Ни подойти не даст
Откуда он такой?
Скопец в оковах
(Сонет)
Я здесь один лобзаю прутья
Навек почти лишенный плоти
Напрасно: чаша не прольется
Как ни качай по перепутьям
И пусть теперь моя десница
Висит в кольце подобно плети
Но тщетны цепи этой клети
Ведь мир – действительно темница
980_ Струится вспять веселенький денек
Как дезертир из действующей рати
Вам нечего сказать ему в упрек
Он будет прав, когда ответит: «Хватит!»
Ни гранулы стесненья не обрев
Ни скрупула бессилья не утратив.
Причуды
(Два голоса)
Не видать глупей каприза
Ни во сне ни наяву
Что лежало было снизу
Нынче пляшет наверху
990_ Пара ведьм мужского пола
Над природою парит
Их летательная полость
Механически блестит
Люд ослеп от света ступы
Машет крошечной рукой
Улетели два суккуба
Утонули за рекой
А наутро глянешь в запад
На обиженных полях
1000_ Там железный ходит лапоть
В ячменю и в журавлях.
Конец Седьмой главы
ГЛАВЫ ШЕСТОЙ ПРОДОЛЖЕНИЕ
ФОМА ИДЕТ
Теперь Фома идет мудрее
Ему понятны эры знаки
Грядущей. Путь под ним чернеет
Фома идет и вянут маки
Шагнет герой – взлетает птица
Махнет ногою – крыса прянет
Он может рад остановиться
Да крыса тут да птица крякнет
Конец Шестой главы
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
БЕСЕДА
1010_ Рабочий кабинет монастыря.
Природной живности смутительным оброком
Зверье опухшее колышется в дверях
Трухою переполнено и мохом
Летучий эмбрион нетопыря
Паря в посудине вина
Пирует там голубоватым соком
В холодной скляночке у самого окна
Наверно там и мерзостно и сыро
Конечно жаль, малютка не подрос
1020_ Порхающее прошлое вампира
Предвосхищенный алчный кровосос
Испуганно засовывает в складочки
Ручонки детские, старушечьи лопаточки
Прискорбный вид, на что ему надеяться?
Над ним растений сплющенные образцы…
Вот челюсть. Травоядные резцы
Молчат о возрасте зарезанной и съеденной владелицы
Но задних полуистертая кора
Есть явный признак что была она не молода
1030_ И много проса у нее на совести
Что никогда уже не сможет колоситься.
Вот медная сковорода.
След умершей овцы на ней лоснится
Но локон не сберег изменник-медальон.
Костяк медузы, хрящ улитки,
Подарок короля Годфри Бульон
Изящный позвоночник содомитки,
Картина: в полный рост евнух
(Коль нету трех – одно из двух)
1040_ И наконец жемчужина собрания
Лев – извлечен посредством ископания
Лев лыс, но взор по-прежнему янтарь
Слеза сосны на прибалтийских скалах
Возрождена кагану тленному в фонарь
Души загубленной нежданным им обвалом
Позднее вечность сделала его монахом
И стала тонзура где грива
И шкура пергамент
Всего от него оставалась
1050_ Великолепная глава
И часть ноги.
И муравей в аквариуме ока —
Чернеет ферзь: через медовый камень
Сквозь древний лед подсолнечной зеницы
Видна членистоногая фигура —
Свидетель пережил свое заклание
Окончен плач, а всё трепещет кура
Мятется, клохчет, упорхнуть стремится.
А вон в углу альбертово создание
1060_ От рейнской дельты мастер-кружевница
Приняв наружность скромницы-прислужницы
Горох нанизывает в сетчатое кружевце
В ковер болот трясинный заозерный
В упругих зернах прошлого узор
Раздор текущего и нынешнего вздор
В кошмар грядущего имеет быть продернут
Рябининкой на прутьях можжевельника.
Фома явился утром понедельника.
Фома:
О Женщина, послушай, мир прекрасен!
1070_ Взгляни в окно – увидишь небосвод
Он тверд, вместителен, по нем гуляет скот
Телец, Баран, Козел с хвостом и с пастью
Там Скорпион вершит солнцеворот
Чтоб лег препон весеннему несчастью,
Южнее суша залегла как плот.
На ней средь плод-носительных деревьев
Порхают обольстительницы в перьях —
Различные туканы и орлы
Все прочие, достойные хвалы
1080_ Кто в чешуе тот, значит, в водоемах
Кто в озере, кто в речке, не в пруду
Так в ручейке, а бор имеют домом
Мохнатые. Тут не ищи слюду
Слюды здесь нет, искать ее напрасно
Она в горах, где качеством алмазным
Прообразует блеск сулимых нам миров
И чтобы не томить тебя рассказом
Знай глупая, из прочиих даров
Мир этот лучше всех, клянусь клюкой и плешью
1090_ А ты, уродина, себя горошком тешишь.
Женщина:
Когда я девушкой была
Ходила про меня молва
Что я ходила по дрова
А я сидела дома
По мере дара и восторг
Разметан скирд раскидан стог
Неровен час ничтожен прок
Гори моя солома
Кому-то дар кому-то стыд
1100_ Тому-то дай тому прости
И хватит лысину скрести
Постой чесать в затылке
Мой скромный опыт говорит:
Когда солома догорит
Ты лучше в зубы посмотри
Подарочной кобылке
Дар Умберта
(Легенда)
Своей глубокой старости
Конец предвидя близкий
– Отечество в опасности! —
1110_ Сказал Умберт Дельфинский
– Куда-то всё-то катится
Да как-то всё неправильно
Мне кажется не справиться
С печалью и с отчаяньем
На солнце и на месяце
Приметны язвы тления
Прискорбно и невесело
В природе и в правлении
По кромочкам нехоженым
1120_ Тропинок неутоптанных
Трава стоит луженая
Да медью переклепана
И бедная и скудная
Резвится по-язычески
Землица полоумная
Поганкой металлической
Да спицею нелакомой
Как будто на пожарище
Царит Великий Вакуум
1130_ В общественном влагалище
Казна моя мильярдная
Пустыня непригожая
Корона фамилиарная
В Ломбардию заложена
Везут ее на палубе
Вдоль брега Эритрейского
А выкупа выскабливать
И некому и не с кого
Дружина в Лотарингии
1140_ Придворные в Бургундии
В Нормандии священники
Законники и судии
Их стон о беззаконии
Их вопль о правосудии
Наивная рапсодия
Распаду плодородия
В слезах смущенный розовый
К границам меркнет пяткой
Мой выморочный подданный
Предчувствий полон сладких
1150_ Но в новой Вавилонии
В краю надежд на лучшее
Ах, по любимой родине
Тоска его замучает…
Всю эту мерзость запустения
Всю эту прелесть умирания
Племяннику-наследнику
Я опускаю в завещание
Атласного пергамента
Отмытая страничка —
1160_ Дарственная грамота
Французскому кузнечику
Огромной территорией
Пусть правит с полной мощью
И двигает историю
Куда захочет
Гуляет где-то козочка
Китаец машет косами
Прощай моя повозочка
С двенадцатью колесами.
1170_ Так пел воркуя сладостно
Король Умберт Дельфинский
Отечества опасностям
Конец глаголя близкий.
И ей в ответ Фома промолвил тихо:
– Кустарник ли зацвел, возвратное ль светило
В плотину неба вплавит хрупкий рог
Урчит ли выпь, журчит ли ручеек
Над всем что есть – от месяца до цапли
Закон нужды занес сухие грабли
1180_ В пруду творения от берегов до дна
Причинность в нем злодействует одна
Так выткано и не бывать иначе:
Необходимость в храме хляби значит
И царствует и варварствует всласть.
И точно: ощущая эту власть
Куст производит жалкие цветочки
Светило смутное дойдя до крайней точки
Катится вниз по серенькой строке
Рога во лбу, копыта на ноге
1190_ Клюв роговой, клыки передовые
Так называемые клейма роковые —
Всё виды принудительных узлов.
И вот услыша натуральный зов
Цветок дубовый в желудь затвердеет
Зазеленеет, осенью зардеет
Тягучий шлейф оставит сонм комет
И черепаха каменный колет
Бывает нищей братии предложит,
Посмотришь – двести лет, а платье то же
1200_ Подъемлет гад ороговелый глаз
Всё твердое погибельно для нас.
Взгляни на улей – кладбище нектара
Ты знаешь, лед – ведь это труп от пара
Хрустящий иней – воздуха скелет
Не правда ль, «да» властительному «нет»
Приходится двоюродною внучкой?
В строении понудливом и скучном
Мир вечно б мыкался по собственным задам
Но не затем наш батюшка Адам
1210_ Обрел такой великолепный образ
Чтоб на призывный вой вербовщика…
Ну вот и всё. И хватит слов.
Умберт – подумаешь Иов
Ведь адамит хотя свободен
Но с небом спорить непригоден
Здесь пользы нет
А впрочем он свободен:
Увидит, выберет, возьмет и унесет
И не отдаст, обратно не отдарит
1220_ Умрет осел, но дева сливу сварит!
Женщина:
Плывут в степях наивной веры
И в странной форме речевой
Неевропейские примеры
Веселой мысли кочевой
Нам безотчетны их желанья
Должно быть скрытые в крови
Искать предметы для жеванья
И простодушных форм любви
Там нет ни споров ни дискуссий
1230_ Их жизнь казалось бы пуста
Но легкий пух степного гуся
Порой пятнает их уста.
Псоглавец
Легкий смрад стоит над полем
Свора кажет небу морды
Общество трусит на падаль
Что ему? Он встал поодаль
Грустен он, потоки скорби
Волны черные печали
Непроглядны непритворны
1240_ На челе его застыли
На груди его медали
Позади его кобыла
Хороша и без рессоры
Только влево и бесстыдно
Каждый глаз его косится
Совершенно очевидно
В каждый зуб его вместится
Чем в листаньях Августина
Боле сладостного смысла
1250_ И иной домашней птицы
И других таких гостинцев
Досверлиться б постараться
Но и ему случится гнаться
Цифры ног своих удвоя
Чуть вдали завидит зайца
С человечьей головою.
ИНТЕРМЕДИЯ
НЕМНОГО АЛЬБЕРТА
Альберт молился. Ворон-вечер
Седлал губительный насест
Уже задетое увечьем
1260_ Всё глубже свой багровый жезл
Топило солнце. В латной жести
Звенело всё и засыхало
Вотще луна бессильным жестом
В округу серебро плескала
Напрасно западный вулкан
Еще клубился и пускал
Латунных птах над горизонтом
Они струей пурпурной помпы
Кружились, сыпались во прах —
1270_ Недолог век латунных птах
Прекрасное недолговечно
Ужасный облик многих женщин
Костяк под юной грудью дев
Свидетельствует что удел
Их доля, часть их равнозначна
Судьбе кузнечика: невзрачный
Он небо ножкою кует
Но час придет и он умрет
Вообще закат подобен смерти.
1280_ И тут-то вспомня об Альберте
Когда он с пузырьком души
Взлетал, Сова к нему спешит
И прямо в черепа оправу
Чтоб не рассохлась кладезь браней
Вливает чистую отраву
И кажет голову баранью
И ртутный берег боронит
Альберт устал, монах храпит
Но птица сна его не дремлет
1290_ Державу призрачную емлет
Когтями студень шевеля
Она к Альбертовой купели
В хрустальный куб эфирной трели
Уже верблюда привела.
Верблюд
Ходил верблюд страной стеклянной
И над текучими холмами
Над ним носился звук протяжный
Колоколами
И надпись: «Это зверь продажный»
1300_ На голове его пылала
Качель ноги многоэтажной
Копыто подвигало
И восемь звезд лучами влажных
На бороде его светились
Пятнадцать слёз как звезд алмазных
На рамена его струились
И сохли на седой груди
Губа висела впереди
А в буйном чреве непорожнем
1310_ Зеркальный бился подорожник.
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
БЕСЕДА
(Окончание речи женщины)
Василиск
Последний зверь, но он Первоисточник
Встает в волнении неисчислимых ок
Не властен быть вдвоем суровый отчим
Дрожащий каплевидный водосток
Трясение едва заметных точек
Озноб материального чуть-чуть
Куда-то налитого между прочим
Его многозначительная суть.
На неопределенно долгий срок
1320_ Он осужден вершить вселенский ритм
И колебать наш сумеречный ряд
Чтоб свет перелетая плыл неслитным
Издалека рубиново пернат.
И в колыханьи млечной ленты
И в утреннем дыхании травы
Пульсирующий Первоэлемент
От размельченной синевы
До диадем усаженных павлином
Он самый главный, самый первобытный
1330_ Согни бедро перед таким вождем
И сам перед трепещущим вельможей
Благодаря которому ты ожил
Чьим только всплеском мир перворожден
Нет ничего помимо этой дрожи
Никто Один в конце мирской вожжи!
Фома:
Но всё же бродят розовые дрожжи
Однако пена всё-таки дрожит!
Олень я был, а ныне вепрь я
Не лось не лань – теперь я хряк
1340_ Кабан ухмылкой неприветлив
Иуде кормом неприят!
Тут постуча двойной стопою
Но жвачку боле не жуя
Он власть утратил над собою
Он взвыл, он взвился на нея
Рассудка роги ринул оземь
А на дворе уж стыла озимь.
Турнир
Забудь копье кого кололо
Буди река кого топила
1350_ Уходит в бешеную прорубь
Не то бердыш не то кропило
Вернись поток обратно к суше
Ложись серпом согнись косою
По руслу Смерть идет разувшись
Полураздевшись и босою
Неотвратимо и нарочно
Но экономно и безрадостно
Бросает призы в ямы в почве
Ее косматая Опасность
1360_ Вода с излучины низвергшись
Разбила тело о плотину
Под нею Смерть разбила верши
И Конь плыла бела как льдина
Пусть ей слуга копыта смажет
Не то пускай ее напоит
Наш узел Время не развяжет
Нас в целом мире только двое.
Суждение
Фома, Фома, судьба чурбана
Продленьем узости бревна
1370_ Пускай бы вдаль катилась вольно
Зачем же ты ее так рано
(Как по хронометру Урана
Удар кувалдой по курантам)
Ее сразил, ей сделал больно
Не пощадил очаровательного сна
Наставника дряхлеющую гордость
Его создания невнятную нетвердость.
Порвались связи зрительной слезы
Вспотело зеркало, мир сделался моложе
1380_ Фома, Фома, поступок твой ничтожный
Был трость от немощной стези
А ведь не ствол величественной неги
Кругом порхали бы стрекозы
И зеленели юные побеги
Ты всё сгубил, ты уничтожил
И трепет нежной егозы
И хрупкий стан ее пригожий
К чему рыдания – но всё же
Зачем ты ножкой поразил?
* * *
1390_ Кругом толча сосуд момента
Горох струился полня воздух
Вдруг словно бы окликнут кем-то
Он вдруг застыл но было поздно
А над порогом невысоким
Где лампа прыгала сама
Витал Альберт качая оком
И всё твердил: Фома, Фома…
Конец Поэмы
КОММЕНТАРИЙ
Схоласт – средневековый христианский философ. Схоластика произошла от западной варварской мысли, оплодотворившей старинную имперскую культуру ума, а самое слово означает школьную мудрость.
Фома Аквинский (1224—1274) – католический святой, величайший мыслитель своего времени, автор двух огромных сочинений: «Свод богословия» и «Всё против язычников», а также поэт. Ему принадлежат некоторые песнопения в латинской обедне. Фома много учил об отношении веры к разуму, наставлял кардиналов и папу. Подобно тому, как Отцы Церкви старались охватить христианским учением философию Платона, Фому – и в этом его от них отличие – привлекал Аристотель.
Альберт Великий (1200—1280) – католический святой, небесный покровитель естествознания. Знал все науки и во многих преуспел. Описал строение и жилы растительного листа, взвешивал взаимное влечение животных разного пола, впервые добыл серную кислоту и получил в свободном виде мышьяк путем нагревания реальгара с мыльной смесью. Сообщил состав пороха для летучих ракет, нашел человеку место в животном мире где-то неподалеку от обезьяны, был также философ, богослов, проповедник. В 1260 году поставлен епископом города Регенсбурга.
Искусственная Женщина — согласно другим источникам, это был железный мужчина.
Спорил – спор был приемом, который употребляли схоласты для выяснения истины, в отличие, например, от суда Божия, рыцарского поединка или научного эксперимента.
Испортил – это произошло около 1253 года.
Франциск – Франческо ди Пьетро ди Бернардоне (1181—1226). Основатель монашеского ордена францисканцев. В 1224 году ему были сверхъестественным образом нанесены раны Иисуса, и два года до смерти он провел как мученик.
Термины главным образом исторические
67. Темна – одно из ходячих выражений, вроде «мрак средневековья». А это было время расцвета знаний и мысли, и только эпидемия чумы действительно портит картину.
75. Спираль – служит для изображения исторического времени. Круг – более старый образ. Устремленный вперед незамыкающийся круг и есть спираль.
93. – Согласно теории Эйнштейна, к трем направлениям – вперед, вбок и вверх – можно добавить еще одно – в будущее. Тем не менее, четвертая мера неясным образом отличается от трех первых.
117. У Гегеля в «Истории Философии» читаем: «Этот Альберт был вначале очень тупой».
124. См. примечание к ст. 235.
151. Папа – Гонорий Третий.
163. – Сначала в Падую, потом – в Париж.
168. Рейтузы, штаны кавалериста, вошли в употребление эпохою позже. То же относится к аркебузе, ст. 170.
169. Арбалет – самострел из стальной рессоры с жилой и заводным колесом, стреляющий короткими болтами.
173. Замки на бедрах запирали, когда отправлялись в Палестину. Сейчас этого не делают.
176. Осел – знаменитый Буриданов осел, который должен умереть с голоду, будучи неспособен отдать предпочтение одной из двух тождественных охапок сена. Осел доказывает невозможность свободы воли: если охапки разные, выбор предопределен, если нет – акт выбора не состоится. Утверждают однако, что в силу случайного волеизъявления осел всё-таки съест охапку. Мнение глубоко не философское. Он и две съест, но тут-то его несвобода и кроется: он просто ест сено, как дева – сливы (ст. 178), вместо того, чтобы делать свободный выбор.
Буридан (1300—1358) – логик, механик, философ, оптик. Хоть и жил он много позже того, как поступил в обучение Альберт, осел не обязательно должен быть его современником. Ему могли рассказать про подобный случай. Вообще Буридан рассуждал не об осле, а о собаке.
179. – Парижский Университет основан в 1170 году.
235. – Владения графов фон Больштедт находились не в Швейцарии, а на верховьях Дуная.
245. Младший внук – собственно, старший сын. Майорат тут ни при чем.
247. Монастырь братьев-доминиканцев назывался Сен-Жак.
251. Псы Господни – ложная этимология названия ордена от Домини (Господни) – канес (псы).
256. Настоятель – возможно, это был сам Иордан Саксонский, генерал ордена.
269. Европа – выдающийся далеко к западу полуостров азиатского материка, отделенный от Африки узким проливом. Часть света. Название означает «закат». Так звали финикийскую царевну, которая уплыла на запад, в заморские страны верхом на быке.
269. Оспой – а также чумой и холерой.
271. Уменьшенье – на 30%.
275. Ландграфы того времени были образованнейшие люди.
322. Святой Георгий убил дракона и спас девушку, овладев заодно и ее единорогом. Историчность этого, в прошлом одного из наиболее почитаемых заступников человечества, ныне поставлена под сомнение: думают, что девушку спас Персей.
497. Раймунд Лоллий или Раймонд Луллий (1235—1316) – поэт, автор кодекса рыцарской чести и книг о познании бытия: «Высокое Искусство», «Древо Ученья» и «О восхождении и нисхождении Разума».
536. Умирал он в Европе, а умер, по преданию, всё-таки в Тунисе, от рук тамошних варварийцев-берберов. См. ст. 521.
546. – Хотя центральный долг был приписан нашему светилу еще Аристархом Самосским, до Коперника в это как-то мало верили. Огромный размер солнца – необходимое следствие его центрального положения.
655. Пресвитер Иоанн, поп Иван – Онг-хан или Ван Хан, последний независимый правитель народа кереитов в Центральной Азии, исповедовавшего христианство несторианского толка. Современник Чингисхана. Неясные известия о могущественной христианской теократии где-то далеко на востоке или на юге послужили основой легенды о том, что в конце времен Пресвитер вновь явится. Впоследствии царство Пресвитера Иоанна искали в Эфиопии, где до недавнего времени также держалась христианская монархия.
728. – Один такой взрыв едва не стоил жизни автору в 1959 году во время его собственных ночных занятий по водружению микрокосма.
764. Довоенный – напоминающий о мирных временах перед войнами 1914 и 1941 годов.
767. Цвет был красен. См. «Бытие», гл. 20, ст. 30.
769. Поле стоило фунт серебра. Цена установлена при сделке Авраама с хеттами, за 1300 лет до основания Рима.
846. Четыре потока – см. «Бытие», гл. 2, ст. 10-14.
956. Новенький народ – возникшее в ХХ веке сословие искателей истины посредством покупного инструментария.
1036. Годфри Бульон (1060—1100) – правитель Иерусалима с 1096 года. О том, что он занимался археологическими изысканиями вдоль южного берега Мертвого моря, известно только из этого текста. Альберт, который проповедовал Восьмой Крестовый Поход, мог получить ценный сувенир по завещанию.
1044. Каган – титул иудейского правителя тюркского народа хазар.
1110. Дельфиния – Дофине, королевство к западу от Альп. Дар Умберта Второго будущему Карлу Пятому Французскому имел место в 1355 году. Впоследствии брожение в Дельфинии послужило началом Великой Французской Революции.
1134. Ломбардия – территория бывшего королевства лангобардов. Ломбарды давали под залог деньги.
1234. – Описанные Геродотом псоглавцы и по сей день населяют мрачные Киммерийские равнины. Здесь однако под видом Псоглавца выведен модный тип несогласного соучастника.
1248. Августин (354—430) – епископ Ипонийский, автор книги «О Граде Божием», где говорится о предопределении. Но в зубах Псоглавца силу предопределения можно почувствовать куда явственнее.
1379. Моложе – так как Фома, уничтожив Альбертов мыслительный аппарат, вернул мир к тому состоянию, в котором он пребывал, когда Альберт вознамерился отделить веру от разума простейшими средствами
Звери, птицы, цветы, фрукты и овощи
1—33. Лилии – символ невинности. Кофейный боб – символ взвинченного одиночества. Финики – воплощенная сладость. Лук – чистая горечь. Морковка – лакомство для простонародья. Ананас – редкостный плод для немногих. Мышь – мысль. Груша – грусть. Сливки – продукт ума в его поверхностном тонком слое.
46. Незабудка – цветок надежды.
62. Рыба – символ Иисуса Христа.
79—81. Дребезжат крылами не чижи, а иные из колибриев.
99. Вереск – скромный цветок печали и забвения умерших.
176—182. Осел – символ свободы воли. Слива – один из образов чувственного познания. Олень имеет раздвоенные копыта и жует жвачку, а потому отнесен Моисеем к чистым животным. Напротив, Вепрь, также имеющий раздвоенные копыта, жвачки не жует, и потому нечист. Он даже особенно нечист, так как из-за раздвоенных копыт может быть принят за чистую тварь и съеден. Оба признака имеют символическое значение: жевать жвачку значит твердить Закон Божий, а раздвоенные копыта относятся к различению духа и вещества. В этом смысле Данте говорит о Папе:
А Пастырь ваш хоть жвачку и жует,
Но не раздвоены его копыта.
В то же время рога Оленя символизируют изощренную логику схоластов, а клыки Вепря – убедительную силу их риторических говорений.
190. Мотылек – недолговечное созданье.
192. Червь представляет разрушительную силу небытия.
205. К хрящу – а не к кости, которую разгрызть намного трудней.
200. Сирена – фантастическая певчая птица с женской грудью, рыбьим хвостом, окрыленными руками в перьях и ногами в чешуях. Судя по дикому поведению ученого, внешний вид Сирен не раз сбивал его с толку.
205. К черту лез в солонку. – Некоторые черти ревниво охраняют вверенные им тайны. Солонка – вместилище оных.
210—234. Сорока – птица вздорного красноречия, которое выразительно демонстрирует здесь Альбертов учитель. Скотина, скот – символ преобладания плоти над духом. Собака – символ нечестия: невежество, словно нечестие пса, оскверняет святыню знания. На восемь румбов означает: «под прямым углом к прежнему курсу». Зубы – аналитические способности рассудка. Акация – символ совершенства. Желудь воплощает собой неприступное знание: желудем был, в известном смысле, и сам профессор.
254—263. Горох – символизирует неспособность рассудка соединить отдельные факты бытия в полную мозаическую картину. Лопух – широкий лист забвения. Вьюн – на горох ловят не вьюна, а угря.
291—327. Единорог – волшебный зверь, символ творческой, опло-дотворяющей силы воображения. Бабочки – легкомыслие окрыленное и всеопыляющее, где попало порхающее, ни до чего иного дела не имеющее. Утки – символ беспечного самодовольства. Девица – сама Невинность, перед нею бессильно даже наипорочнейшее воображение. Дракон – символ яростной силы греха. В руслах древних потоков всё чаще находят отпечатки и даже целые костяки этих окаменелых летучих рептилий. Крыла и ноги – у змеи обозначают ее мнимые совершенства; вот их-то она и лишилась в момент грехопаденья. Конь – как и осел, изображает тело, которое лениво и безучастно тащит на себе верхом вечно дремлющую душу.
390—425. Пламя – ангел огня; такие духи носят имя Серафимов. Круги высот – десять сефир (или «сефирот»), имеющих ангельскую природу и изображаемых в виде сфер или окружностей, иногда концентрических; мир сотворен Богом посредством сефир; вторая сефира зовется Премудростью и управляет светом и воздухом. Люк – третья сефира, Разум, управляющий водою. Зеркала служат границами сефир. Брильянты – не могут идти ни в какое сравненье с блеском Божественных эманаций. Воздух – от второй, влага или вода – от третьей, огонь – от четвертой сефиры. Горошек – первичный квант растительного поля. Гранат – символ небесного огня, молнии. Груша относится к соблазнам текущего бытия.
457—468. Вишня – похожа на грушу, только меньше и более ядовитая. Мед – символ сладости познания; в изобилии наполняет собою лоно наследниц Евы. Кал – символ извращенного познания. Творог – подразумевается простокваша, свернувшееся молоко, то есть пища младенца, которая скисла от длительных размышлений о ней. Деготь – так же, как нефть и смола, подобно калу является еще одним символом извращенного знания; нефть, как правило, там и находят, см. «Бытие» , гл. 14, ст. 10 и гл. 19, ст. 1—26.
470. Новолуние – время, когда особенно свирепствуют духи тьмы.
476. Козлище – порочный предводитель толпы овец.
482. Пирожок – снаружи тесто, внутри опилки; пять веков спустя таким печеньем еще питался ученый Спалланцани.
503. Цифры (арабские) – то же, что и сефиры, см. примечание к ст. 390—425 и текст.
511. Орифламма – златопламенный рыцарский штандарт.
560. Кот – член свиты нечистой силы. Иногда может выступать в роли героя-змееборца.
563. Роза Вышивки – красота, воссозданная рассудком.
565—581. Подоконник – деревянная часть оконного обрамления, открывающего взору зрелище мировой загадки. Деревце – Древо Познания, разумеется. Ответчик – Разум, а суд – это процесс, который ведет против него прокурор – Вера, свидетелями же им служат Чувства: Зрение и Слух. Палач – найдите его в правом верхнем углу картины. Мандрагора – фрукт или корень, из коего варят дурные приворотные зелья.
598—604. Каплун – немужественный петух. Скакун – см. примечание в статье «Поэтика». Верблюд – символ гордыни. Лев – символ гнева.
606 сл. Яйцо – так называемое Мировое Яйцо, ближайшую аналогию к которому представляет индийское Мировое Яйцо Махадивья и золотой предмет из «Курочки-Рябы» – космической птицы с черными и белыми перьями, воплощающей смену дня и ночи. Лютня (фактически балалайка) на которой напевает яйцо, имеет три струны – три начала, о которых см. примечание к ст. 390-425, о сефирах.
645—648. Клеветник и т.п. – враг рода человеческого; губы – которыми он клевещет; хобот – которым он соблазняет. Кобра – очковая змея индийских факиров. Ступа – буддийское культовое сооружение. Сцедим жабу из сиропа означает, что сироп сольют, а жаба останется в воронке. По-видимому, Альберт называет жабой саламандру, огненного духа алхимических пермутаций. Обе амфибии имеют много общего.
659. Саранча – некое вредоносное множество.
693. Мотылек – см. примечание к ст. 190.
698. Чернее эфиопа, ибо эфиопы всё еще существуют, тогда как Пресвитер – уже нет.
714. Комар – пример случайной жертвы вдохновенья.
718 сл. Кот и рыбка – образ живой души, которую не без успеха пытается изловить демонический кот. Душа рыбки, покинув свою оказавшуюся в когтях злого духа серебристую оболочку, может беспечно витать, колыша веером полета.
725—740. Кляча – энергия, заключенная в недрах вещества как результат космического процесса. Животное на полке – книга.
749. Зимний соловей – метафора, относящаяся к несвоевременному экстазу.
751. Уток – не имеет ни малейшего отношения к царству пернатых.
756. Страус превосходит всех прочих птиц как размерами, так и неспособностью видеть себя со стороны. Поэтому Аристотель вообще отрицает принадлежность страуса птичьей породе, ссылаясь на наличие у него ресниц и еще на какие-то аргументы в одном из своих ныне утраченных сочинений.
757. Гусь – см. ниже о лебеде.
764. Лебедь – изображение души в тот миг, когда она рвется покинуть тело – плачет об упущенных возможностях. Такую песню и называют: «Лебединая».
793. – Установлено, что в древних мифах кукушка, наравне с белыми грибами, может обозначать гром.
796. Папирус – нильский тростник, символ бульварной литературы.
880. Пеликан – символ самопожертвования. Когда Разум жертвует собой Вере, на башнях души слышно пеликанье кваканье фанатизма. Когда жертвует собой Вера, мы слышим просто пеликанье кваканье.
938 сл. – Если оставить в стороне тряпочки, льну-то будет ох как далеко до конопли!
990—1001. – Суккуб – демон женского пола, «лежащий снизу». Журавль – перелетная птица, символ свободы, омраченной привязанностью к родным местам.
1005. Мак – цветок снотворный, а вянет он, когда кто-нибудь просыпается.
1007. Крыса – время.
1014—1024. Нетопыри, упыри, вампиры и т.п. рукокрылые пользовались в те времена прескверной репутацией. Поместив недоношенного нетопыря в прозрачный сосуд, Альберт получил возможность созерцать зло в самом его зародыше.
1026 сл. – Возраст травоядных легко определить, смотря по зубам. Относится и к поэтам.
1038 сл. Евнух – ни мужчина, ни женщина, живое опровержение закона Исключенного Третьего. В то же время он подтверждает этот закон, ибо если он действительно не мужчина, то кто же он? – Либо женщина, либо евнух.
1041—1052. – Останки ископаемого льва со вставным янтарным глазом, в зрачок которого залита пустотелая муравьиная фигура – наглядный образ свидетеля былых эпох.
1057. – По отсечении у ней головы, кура еще долго ведет себя словно живая. Символ оптимизма.
1062. Горох – см. примечание к ст. 254.
1067. Рябина с можжевельником – счет времени по примечательным событиям, род вампума.
1068. Понедельник – день неудач. (Суеверие).
1072 сл. Телец, Баран, Козел, Скорпион – знаки Зодиака.
1078. – Перечислены лишь два из восьми с половиной тысяч видов.
1090. Горошек – см. примечание к ст. 254.
1124—1126. Поганка – поганый, языческий гриб, содержащий ядовитые галлюциногены. Вредными соками поганок пользуются адепты естественных вер для приведения себя к живому единению с местными почвенными энергиями.
1167. Китаец с косами – манчжур.
1172. Дельфинский – то есть Дельфин или Дофин, титул владетельных сеньоров Дофине.
1178. – Фома хочет сказать, что и Выпь не бухнет без особой на то причины.
1189. – См. ст. 180-181 и примечание.
1200. Гад смотрит на мир через прозрачные сросшиеся веки.
1235. Падаль – утопические идеи, руководящие движениями человеческих общностей, как правило, облекаются в вид возврата к забытой старине.
1282. Сова – птица сна, которая пробуждается, когда кто-нибудь засыпает.
1294. Верблюд – см. ст. 603 и примечание.
1299. Продажный – надменный вид верблюда способен внушить мысль о его неподкупности, поэтому нужна надпись.
1311. Василиск – таинственное существо, облик которого никогда не остается одним и тем же. Чтобы высидеть василиска, нужно взять яйцо, которое снес петух, и отдать жабе. Она по очереди с ведьмой будет насиживать его определенное время. Говорят, что василиск убивает своим взглядом, но это не совсем так: убивает не взгляд, а вид раскрытой тайны.
1338—1346. – См. ст. 180 и примечание.
1368—1389. – См. начало главы «Юность Альберта» до ст. 151.
1391. – О горохе см. выше во многих местах.
Поэтика
В том, что душа поэзии существует, с недавнего времени перестали сомневаться. Ясно ведь, что ни расположенье слов, ни образов телесное плетенье или протяжный звуков ход не образуют стиха, но некая тонкая, проносящаяся над течением речи стихия. Изловить сию сиятельную птаху когда удается, а когда и нет, но что она всё же не вымысел – знают. Если бы только можно было верно ее назвать, то как ее поймать, легко научили бы даже врожденного глухонемого. К счастью, вести из мест ее обитания доходят до нас в недолжной последовательности: кто вслед за кем – неизвестно, зачем – сами не знаем, откуда и почему – вряд ли такими вопросами разумно задаваться. Чему же тут учить? В чем состоит наше искусство, наша веселая наука? Бог весть.
О том, что существует тело поэзии, знали всегда, но что именно считать телом стиха, думали самое разное. Ритм, созвучия, мыслимые видимости, бесплотные идеи, ощутимые чувства. Сейчас мы склонны усматривать его в слитном движении всех частей – как ощущаемых, так и постигаемых одним лишь умом. Такое, однако, дано немногим, и описание подобного учения будет неизбежно хромать. Впрочем, лучше живое немногое, чем окоченевшее от смерти всё. Лучше пройти краем пропасти, едва лишь кинув взор в ее манящую глубину, нежели в миг паденья узреть всю безмерную бездну лишь затем, чтобы миг спустя поглотило ее забвение погибели. Не стану бросаться в бездну: не буду разглядывать это сочинение с множества больших, глубоких и сложных точек, а разрешу себе изобразить его как собрание одних лишь рифм.
Первая из них: Вера и Разум. Всё целое состоит из этой одной-единственной идеологической рифмы. Заглавие поэмы изображено тремя рифмами: поэма – Фома – рифма. По виду строения «Фома» представляет собой рифму к готическому Храму Рассудка. Собор этот неоконченный, неосвященный: на месте, где должен стоять алтарь, распевают ночные светские мысли (глава «Сомнения»). Три вступления – портал, две легенды – две башни, как рифмы, немного разнящиеся, далее – катрен картин «Нравы», затем глава «Юность Альберта» и рифма к ней – «С Фомой», две Альбертовы речи в главе Пятой и латинская проповедь о капусте – ведь всё это рифмы, то ли к друг другу, то ли к чему-нибудь еще. Многие картины служат рифмами витражей, прекрасная большая картина «Раймунд Лоллий» начертана изнутри над самым входом, а Архангел из главы Третьей вещает там прямо с потолка.
Спускаясь ниже к обыденному, задержимся на некоторых колониях рифм. В картине «Верблюд» (ст. 1295 сл.) имеется такая колония: стеклянной – протяжный – продажный —многоэтажной – влажных – алмазных, но этим дело не ограничивается, так как в начале 1310-ой строки имеется еще одна зеркальная рифма к слову стеклянной. Другой пример – круг рифм к слову наружность (Вступление «К веку»), который завершается словом окружность и еще раз наружность, выделывая полный оборот, в точности вопреки тому, на чем настаивает умственный текст Вступления. Плетеный ремень рифм обнаруживаем в ст. 136—143: талант – инфант – гувернант – дубина, и к ним смысловые рифмы: пень – бревно – плаха – (дубина) – любила, которые продлеваются дураком и олухом в ст. 144—145. В ст. 160-161 рифма: два соседа, из которых трубач созвучен дарованью, а чуть ниже хрупкое орудие врача поет в набитой руке флейтиста.
Попробуем перечислить рифмы из простенького четверостишия:
Но ликовал Альберт когда горох
Зеленой струйкой вился возле жерди:
Чтоб не засох, он поливал горох,
Покуда твердь не поливала жерди.
но ликовал – он поливал, Альберт – твердь, когда – покуда, горох – засох, горох – горох, вился – возле, жерди – твердь, жерди – жерди, не – он – не, поливал – поливала, но ликовал – не поливала, а также смысловые: зеленой – горох, струйкой – вился, струйкой – поливал, и это еще не всё, ибо виение гороха вдоль жерди вверх есть зримая пластическая рифма к струению на него с тверди вниз, причем с содержательной стороны здесь налицо рифмоидное соответствие описанию неполного ума главного персонажа Первой главы в ее предыдущих и последующих отрывках.
Пример невидимой рифмы – в ст. 636:
Кота обнявши другом бедных…
«Друг бедных» здесь отнюдь не Альберт (тогда «бедным» оказался бы кот, нечистая сила), а левая рука ученого, представляющая рифму к орудующей в очаге стихий его деснице, которая, согласно евангельскому реченью о раздаче милостыни, «не ведает, что творит левая», а та – обнимает кота.
Вот эти-то тайные, невидимые рифмы – они-то как раз самые глубокие, умные и тонкие. Говорить о них поэтому здесь более не имеет смысла.
Прощай, читатель.
ИОГ И СУФИЙ
КНИГА II
62. УЛИСС
Зовусь Никто. Ничем владею
Но знаю: тщетно жег суда
Затем, что сам уже ладьею
Теку в попятное Туда
Стригу овец валять туманы
Несу дарить на рынок сей
– Ну не довольно ли пространно
Чтоб петь отсутствующей ей?
Зовусь Никто. Мое богатство
Ничто. Влюбленный в Никогда
Я обручен его на царство
Вести как деву в Никуда
Где венчаны с ничем иным
В себетождественной повязке
Такие важные чины
Как орден Бани и Подвязки
О Русь! как грудь Капитолийской суки
Питаешь ты взаимоубийственных близнецов
Но сколь высок их вой преследующих псов
Сколь локоны легки и сколь багряны руки.
63
Мой суфий сердца трезв как тамплиер
Уста души невинней баядеры
Смирения двугорбый дромадер
Берет подъем не претыкаясь в еры
Червей моих могила рыболов
Вздувает над костром шашлык из репы
Как Магомет люблю свинину в плов
Когда смущен – алею будто трефы
Меж лебедей мне мил лишь тот удод
Кто ворона вороной назовет
Кто этот миг блаженно проворонит
Кто весь падет, но части не уронит
64. ПАВЛИН (АСАНА)
Сперва как венценосная змея
Смотря со стороны иду к вам я.
Ходя в яйце змеи пернат зарытый
Спит – как бы херувим, во мне сокрытый
Но в действо таинства чтоб вас уверить здесь
Се трепеща разоблачаюсь весь:
Уж я не птица – яркий шар с глазами
Созвездие светил под парусами
Полуночных комет заносчивый конклав
Взметнувший руд с камнями жгучий сплав
И блещущий и льющийся от жара
Как фейерверк бесценных брызг и пара —
Я – радуга восставшая с воды
Где крови недр земли бегут круги
Один в другом – всецветные ободья
С двойного бездны дна, где в половодье
Нырнув, я вещий дар и образ свой обрел
Я гриф! Я коронованный орел!
Орел во мне есть, в сущности, ворона
И голос мой – содомский вопль Нерона.
65. ИСКУШЕНИЕ
Когда я был так молод
Что хладен бил и лих
В колокола мой молот
Я как-то встретил их
Так словно б и не надеясь
Немного не боясь
Индиец с них индеец
Один мне засмеясь
Сказал: под пыльный локон
На свет из толокна
Покинь свой белый кокон
Иди-ка это к нам
В индийском нашем храме
В индейской парандже
Молиться будешь с нами
О ежели уже.
– Э нет, – сказал им я —
Я не такой уж янки
Чтоб виться как змея
Из ягод персиянки
Не виться мне змеею
Из персей ягодиц
Не жить одной семьею
С богами вместе с птиц-
ами Мне не гнездиться
Приходиться простить-
ся Тают эти лица
Не в силах отпустить…
66. ПЕГАС
Конь-бабочка вся в перьях ветер сея
Куда мою зачем несешь умчать Психею?
Но так и исчезает не сказав
Таинственная лошадь-стрекоза.
СОНЕТЫ О ЧАЙНИКАХ
67. ЧАЙНИК – ЧАЮ
Торжественный сосуд для аромата
Я, Чайник, – храм, ты Чай в нутре моем
Во мраке сферы паром напоен
Рождаешься фонтаном цвета злата.
Взлетишь, журча, так словно мы поем
Наполнишь чаши влагой горьковатой
И вот уже пуста моя палата
И хладен мой сферический объем.
Пусть так – но тайну моего рожденья
Мне много раз дано переживать
Я глиной мог бы где-нибудь лежать
Кого ж благодарить за наважденье
Кто дал мне жизнь, кто дал мне наслажденье
Тебя во мне назначив содержать?
68. ЧАЙ – ЧАЙНИКУ
Знай – Мастер тот, кто ловкими руками
Великолепной формою облек
Мои дары, на глиняные ткани
В огне накинув пламенный венок
В глазурный блеск преобразив песок
В цветах стекла взрастив растертый камень,
Закончил труд и на ковре прилег
Меня смакуя мелкими глотками
И вот тебе ответ на твой вопрос —
Кто ведают меня – те и тебя творят
Ты дивен друг, твой гордо вздернут нос
Как вензель крышечка, твоя как крендель ручка
Мужи безмолствуют, а дамы говорят:
«Какая прехорошенькая штучка».
69. МЕЧТА О БЕРЕГЕ
Худая молва, не беги впереди
Ты злой мусульманин с крестом на груди
Ты магометанин и твой минарет
Высоко воздвигнет кларнет.
Деревянные звуки мне пели: беги!
Непостоянная как вода
Прозрачная дева из неги реки
Вставала и убегала тогда
Когда узнавала высокую башню
С которой к молитвам я ее призывал
Ее под которой «моя» называл
И день походил на вчерашний
И ветер гнал перья и колпаки
И маски слепых с отверстиями для глаз
И девы той полурыбья стать
Быстро исчезала на дне реки
Где невозможно упасть.
Ускользавшего дна вдруг коснулась она
И сердце забилось мое
И солнце из лона вчерашнего дня
Осветило ее
Когда она проникновенно твердила: уйди,
Ты злой мусульманин с крестом на груди.
– Единственно только тобой
Влек меня пепел речной
Я рыбою вслед за тобой
Бегу дорогой ночной
Плыву деревянной дудой
И флейтою вслед за тобой
Как за одною другой
Я рыбою в сеть изловил серебро,
Послушай, златое ребро,
Се – ребро душа непресуществленной стихии!
Мелькали как четки чешуи сухие
– Ты магометанин! – сверкал и кивал
Как колокол на минарете кимвал.
СТИХИ С БАЗАРА
70. У ВХОДА
Здесь все равны, все барды, все – творцы
Здесь всем – дары, и все кто входят – правы,
И руки простирают продавцы
Перебирать пергамент струн овцы
Меж вытянутых рог ее октавы.
71. ЛОТКИ
Вот серый пар любви без наслажденья
Открыл нам ряд смешных метаморфоз
Цереры пьяной сумеречных поз:
Вот рыжий лук с зеленым продолженьем
Вот боб с гнильцой со скуки произрос
Смиреньем превзойдя воображенье
Там – с корнишоном каперсы плывут…
Груз желтой репы валит гусь-корабль
На берега лиловых пуз кольраби
Тут тыквоград и огурцередут
Вон артишок под шляпой шампиньона
Ждет своего Катулла иль Вийона
И овощ – чьи зады меж пшен и прос
Нелепые как земляная похоть
Цветут корнями выставясь по локоть —
Кряхтит, не зачиная – супорос
А невдали за ними дыни спины
Глядят боками сытой Прозерпины
72. ДРУГИЕ ЛОТКИ
Лежат плодов пластические массы
Снуют людей холодные ежи
И руки тела манихейской лжи
Над рыбами выделывают пассы
73. СЫРЫ И ПАШТЕТЫ
Чертя по брюху колоском
Полденную дугу
Мы соловьиным языком
Вам пропоем рагу
На небе есть полно телят
И не таких как мы —
Баранья рябь тетеревят
Молитвы и умы
– Зачем ты, жаворонок, сыр?
– Я пел мозги дрозда!
– Тебя упечь бы, право, в сыр —
Была б приправа – да,
К дроздам, к тетерям или – о!
К фазанам в янтаре
Чтоб в потрохах ревел Эол
И выл в чрева?х Борей.
74. РАЗДЕЛКА ТУШИ
Пока еще, увы, не в облака
Еще дитя – не выросла химера:
Полупрозрачный стратостат быка
Купюрами оклеен Монгольфьера
И Чингис-хан о Тамерлан хребта
Стучится в череп позвонком Бурбона
Он пуст – и пустоты его Сорбонна
Промежду ребер греет хобота?.
75. НЕСУТ
Кто с мясом, а кто – с головой на крюке
Кто – в белом халате, кто – с трупом в руке
Я вижу: рогатое стадо пророков
Бежит по стезе человечьих пороков.
76. САЛО
На золотом руне сквозь Бычий Брод
Нагая дева в пене проплывала
О Гелла милая пленительного сала!
Белее Амалфеи твой живот.
77. МЯСНИКИ
Злащенный гриф пчелиных сладких нор
Стервятник дряхлой муравьиной кучи
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/anri-volohonskiy/sobranie-proizvedeniy-t-i-stihi-70812907/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
1
Кузьминский К. Битник и каббалист (Алеша Хвостенко, Анри Волохонский) // Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны / Сост. К. Кузьминского и Г. Ковалева. – Т. 2а. Ньютонвилл, Масс., 1983. С. 228.
2
Kasack W. Lexikon der russischen Literatur ab 1917: Erg?nzungsband. M?nchen, 1986. S. 206 [рус. изд.: Лексикон русской поэзии ХХ века / Сост. В. Казак. – М., 1999]; Tichomirova E. Russische zeitgen?ssische Schriftsteller in Deutschland. Ein Nachschlagewerk. M?nchen, 1998. S. 160—164; Словарь поэтов Русского Зарубежья / Под общ. ред. В. Крейда. – СПб., 1999. С. 364—365; Самиздат Ленинграда. 1950-е—1980-е. Лит. энциклопедия / Под общ. ред. Д. Северюхина. – М., 2003. С. 137—139; Чупринин С. Русская литература сегодня: Зарубежье. М., 2008. С. 143—145.
3
Самиздат века / Сост. А. Стреляного, Г. Сапгира, В. Бахтина и Н. Ордынского. – Минск; М.: Полифакт, 1997; Освобожденный Улисс. Современная русская поэзия за пределами России / Сост. Д. Кузьмина. – М. : НЛО, 2004; Ступени. Русские поэты в Германии. Антология. / Сост. Б. Марковского. – СПб. : Алетейя, 2005; Русские стихи 1950—2000. Антология (первое приближение). В двух томах / Сост. И. Ахметьева, Г. Лукомникова, В. Орлова, А. Урицкого. – М.: Летний сад, 2010; Актуальная поэзия на Пушкинской-10: Антология / Сост. Т. Буковской, В. Мишина, В. Земских. – Киев: Птах, 2010.
4
http://mitin.com/people/volohon/ – Просм. 22.10.2011.
5
Лавут Е. Стихи бесстрастного поэта // Независимая газета. 20 января 1993. С. 7.
6
Совм. издания (под псевд. А.Х.В.): Басни. Париж, 1984 [Репринт: М., 2007]; Городские поля. Париж, 1991 [Репринт: М., 2007]; Берлога пчел. Тверь, 2004; Чайник вина: Стихи и музыка. М., 2006; Шушу: По мотивам рисунков В. Буша. М., 2009.
7
См.: Самиздат Ленинграда. С. 395—396.
8
Кузьминский К. Цит. соч. С. 228.
9
Хармс Д. [Письмо к К. В. Пугачевой от 18 октября 1933 г.] // Хармс Д. Неизданный Хармс. Полное собрание сочинений. Трактаты и статьи. Письма. СПб., 2001, С. 79.
10
[Сочинения о симметрии]: О симметрии атомных ядер; Расположение аминокислот на гранях икосаэдра; О соразмерности основательных видов (Дидактическая поэма) // Язык как медиатор между знанием и искусством. Проблемы междисциплинарных исследований художественного текста. М., 2009. С. 193—210; [Сочинения о гармонии]: Аористы обветшалого; Двенадцать ступеней натурального строя; Способ делить октаву; Что такое полутоны; Музыка сфер; Октава красок // Научные концепции ХХ века и русское авангардное искусство. Белград, 2011. С. 304—365.
11
«Над небом голубым…» [Интервью А. Гущина с А. Волохонским] // Санкт-Петербургский университет. № 1. 16 января 1997 г. [Эл. ресурс:
12
На лейбле Федорова «Ulitka Records» в 2004 г. были выпущены два сольных диска с авторским чтением Волохонским своих произведений – «Джойс» и «Горы и реки». Кроме того, тексты Волохонского были озвучены Федоровым на альбомах «Таял» (2005) и «Сноп снов» (2008).
13
Давыдов Д. О книге Анри Волохонского «Воспоминания о давно позабытом» // Новый мир. 2007. № 11.
14
Исчерпывающую библиографию о творчестве Волохонского см.: Литературный Санкт-Петербург. ХХ век. Энциклопедический словарь в 2 томах. Том 1. СПб., 2011. С. 221—222.
15
Кузьминский К. Цит. соч. С. 228—229.
16
Тарасов В. «Где звуки бьют в сплошное дно». О поэзии Волохонского // Саламандра. Литературный альманах. Иерусалим, 1987. С. 128.
17
Б<етаки> В. [Рецензия на кн. «Стихотворения»] // Континент. № 43. 1985. С. 416.
18
Казак В. Лексикон русской поэзии ХХ века. М., 1999. С. 86.
19
Тарасов В. Цит. соч. С. 136.
20
Бокштейн И. О некоторых аспектах поэзии Анри Волохонского // Саламандра. Литературный альманах. Иерусалим, 1987. С. 151.
*
Гнозис. № 5—6. Нью-Йорк, 1979. С. 186, 194.
*
А ведь он не был даже бакалавром. (Здесь и далее – примечания автора).
*
Это подлинный случай, описанный Плутархом.
*
То есть от рака печени – вольность.