Заполняющий свет
Марина Столбунская
Свана убеждали, что с андрогинной внешностью одна дорога – в модельный бизнес, а ему нравится работать в морге. Он зарекался не разговаривать с призраками, но не вышло.Необычная внешность и особый дар магнитом притягивают приключения, порой опасные для жизни. Безобидная детская скороговорка вскрывает страшные семейные тайны, а банальное человеческое участие чуть не стоит жизни.Но главное всё-таки любовь. Какой шанс у молодого человека столь странной наружности встретить её? Внешне он прекрасен, особенно на фотосессиях, но ужасно страдает от кучи надуманных комплексов. Алёна как две капли воды похожа на Свана, однако находится в плену у предубеждений. Ни он, ни она не в силах произнести заветного признания.
Марина Столбунская
Заполняющий свет
Часть 1
Пролог
Если бы Вадима спросили, какая смерть самая нелепая, то он, не задумываясь, ответил бы, что вот эта, выпавшая ему уютным вечером в начале августа.
Руферы и зацеперы вступили бы в спор, отстаивая свои права на первенство. Но Вадим отмахнулся бы: погибают они во имя любви к экстриму, а это хоть какое-то оправдание.
Яворский жил со вкусом. Куда ни глянь – глаз радовался. Просторный дом в стиле хай-тек, в гараже машин – на каждый день недели. Щедро сервированный деликатесами и коллекционным вином стол. Красавица-жена. За панорамным окном бассейн и лес, до ближайших соседей топать устанешь.
– Опять в Дубаи?! Не хочу, – капризно протянула Ольга, утомлённая праздностью. – Поедем в Баден-Баден.
– Лад…
Что-то случилось.
В эту секунду.
Нелепое и…
Ольга застыла с удивлённым выражением на лице. Глаза навыкате, рот открыт, а из бокала вино льётся прямо на пышную грудь.
Нелепое и…
Обидно, до чего же обидно…
Глава 1
Лифт плавно взлетел на двести метров за полминуты, с едва слышным шипением распахнул дверцы и выплюнул Свана из своей пасти на пятьдесят втором этаже. Скинув капюшон толстовки, молодой человек расправил плечи и зашагал стремительной походкой по бесконечно длинному коридору, пока не упёрся в массивную металлическую дверь без вывески. Он нажал кнопку звонка, и замок немедля отворился. Сван дёрнул на себя ручку и нырнул в глубину студии. Если бы рыбы могли разговаривать – обсуждать, раздражённо кричать, зло шептать, хихикать и ржать – то её можно было бы сравнить с аквариумом. Разного окраса и формы чуда-юда сновали туда-сюда, обмахивались руками, словно плавниками, хлопали губами и пучили глаза.
– Здоров!
– Чё, как?
– Красава!
– Привет! – сыпалось со всех сторон, пока Сван шёл до гримёрки.
Открыл дверь, и в нос ударил едкий запах лака для волос.
– Всем привет! – звучно кинул он и сбросил с плеч рюкзак.
Перед зеркалом во всю стену и столом, заваленным всякой всячиной, сидели три модели, а над ними хлопотали гримёры. Сван подошёл к одной из парочек и привалился спиной к столешнице.
– Почти всё. – Таша критически осматривала причёску модели, поправляя уложенные локоны.
– У-у, Lobo! – Алёна подалась к Свану, вытянув губки.
Он наклонился и поцеловал девушку.
– Ну вот! – раздражённо вплеснула руками Таша.
Сван зевнул и начал лениво стягивать с себя одежду, была его очередь превращаться в разрисованное чудовище.
Молоденькая гримёрша, фыркая, поправляла Алёне макияж. Хрупкая, маленькая, словно куколка с фиолетовыми волосами и большими, широко распахнутыми карими глазами, она недовольно поджимала губы и порхала над царственной моделью. А та с лёгкой надменностью во взгляде любовалась своим отражением: сиянием выразительных голубых глаз, утончённостью худого лица с острыми скулами, белизной кожи и хрупкостью плеч.
– Истрова, долго будет копаться?! – затрещала рация нетерпеливым скрипучим голосом.
Таша нажала кнопку и бодро ответила:
– Готова!
– Пусть пошевеливается!
– Даже не думай! – осадила Алёну гримёрша, когда, проходя мимо Свана, девушка вновь потянулась к нему губами.
– Вредина, – прошипела девушка, и её высокое, худое гибкое тело в газовом платье скрылось за дверью.
– Садись. – Таша облегчённо выдохнула и заметно смягчилась.
Обнажённый до пояса Сван поудобнее устроился в кресле, готовый покорно терпеть своё нелёгкое преображение.
– Роберт лютует, до слёз Васю довёл. Два раза грим ей поправляла. А потом ему стрельнула в голову блажь снять плачущий образ, а она уже к тому времени разозлилась и никак не могла выдавить из себя несчастное лицо. В общем, это был кошмар. Ничего в итоге не вышло. Роберт стал ещё злее, а Вася психанула.
Таша расчёсывала длинные густые волосы Свана, и её голос становился всё более монотонным, пока, наконец, она не зевнула.
– Чёрт! Глаза слипаются. – Пытаясь взбодриться, девушка мотнула головой. – Шелковистые, настоящий антидепрессант.
– Роберт-то тебе задаст.
– Да, надо торопиться. – Она принялась заплетать его волосы в тонкие косички. – Ночная съёмка, и днём поспать не удалось. Пилик-пилик, то одному что-то пригорело, то другому.
– За ночь больше платят? – сочувственно спросил Сван.
– Платят?! Как же! – вмиг взбодрилась Таша. Голосок зазвенел на всю гримёрную. – Короткометражка, бесплатно, даже не за «спасибо»! Благодарности от них не дождёшься. Ещё не выпустились, а уже звёзды, и им все обязаны. Материал обещали оплатить – и то фигу. Денег, говорят, ни гроша. А я кровь искусственную на свои покупала. Режиссер обрадовался. Лей, говорит, лей больше. Куда? С какой стати? Этот герой вытаскивает пистолет из кармана и стреляет тому в грудь. И крупный план – лицо в крови. Я спрашиваю, откуда она там появилась? А им пофиг! Кадр эффектный.
Телефон Таши запрыгал на столе.
– Не возьмёшь? – поинтересовался Сван.
– Да Гера достал! – раздражённо ответила она. – Где я всё время шляюсь?!
– Ревнует?
– Ему делать нечего! Поработал бы, как я. Прости. – Девушка со злости дёрнула волос.
– Не справляется антидепрессант?
– Как не боишься? Тебя за них не бьют?
– Били. Стал умнее, научился шифроваться.
– Ну да! На дворе лето, а ты в толстовке с капюшоном.
Сван усмехнулся в ответ.
Таша закончила заплетать косички, уложила их по голове, закрепила шпильками, накрыла шапочкой и торжественно водрузила парик. Вместо русых шелковистых прядей на голове у Свана теперь красовалась белая рваная волчья шевелюра.
– Зверюга. – Девушка расправила лохмы и похлопала его по щекам.
Со Сваном она могла быть чуточку развязной. Он пришлый, не самовлюблённый и капризный, как профессиональные модели. Его Алёна в метро присмотрела и силой притащила. Парни с андрогинной внешностью не имеют права владеть ею в одиночку.
– Будем белить! – Таша решительно взяла в одну руку белую баночку, а в другую – спонж.
Быстро и ловко работали маленькие ручки, грим точка за точкой мягко ложился на утончённое лицо, высокую шею, узкие плечи и выпирающие ключицы. Лишь сетка мускулов, будто нарисованных на худом теле Свана, выдавала в нём мужское начало. Рельефные мышцы ещё пригодятся для образа поджарого белого волка с впалым животом, Таша позже обозначит их контуры серыми тонами.
А пока он сидел белый, бледный, совсем не страшный.
– Глаза! – скомандовала Таша, протягивая ему футляр.
Обработав руки спиртовыми салфетками, привычным движением Сван надел цветные линзы. Сразу в образе что-то изменилось. Сделав суровое лицо, он зыркнул на гримёршу карминным взглядом, она поёжилась и заливисто засмеялась. Вновь задребезжал телефон. Таша раздражённо фыркнула, посмотрела на часы и спохватилась, что время поджимает.
– Не отвлекаемся, – деловито заявила она и решительно вооружилась палитрой и кисточкой.
Злые глаза стали выразительней, а скулы – острее. Лёгкими мазками гримёрша нарисовала шерсть на груди и руках, под чёрные ногти Свана добавила алого тона. Пухлые чувственные губы превратились в жестокий оскал.
Таша отошла на шаг и склонила голову.
– Тварюга! – довольная своей работой, протянула девушка.
Гримёрша отложила палитру, подошла сзади и поправила парик. Развернула голову Свана прямо и принялась критически рассматривать его отражение в зеркале. Недовольно хмыкнула и вновь замахала кисточкой. Пары штрихов не хватило до идеального результата.
– Так, тут всё! Давай ноги!
Сван поставил на табурет обнажённые ступни с таким же, как на руках, чёрным лаком на ногтях. Таша нанесла на открытую часть ног белый грим, нарисовала шерсть и добавила совсем немного красного тона между пальцами.
– Готово! Успела! – Девушка довольно похлопала Свана по плечам.
И в тот же миг рация противно заскрежетала.
– Идёт! – грубовато ответила она.
Сван встал в полный рост. Из одежды на нём были лишь узкие чёрные джинсы с низкой посадкой, не прикрывавшие мышцы кора. Он мельком взглянул на своё белое мускулистое тело и не смог скрыть довольства.
– Неплохо так, – скромно заметил молодой человек, оскалился на смеющуюся Ташу и вышел за дверь.
Дикого зверя не смутил грязный холодный пол. Снова посыпались приветствия:
– Хай, бро!
– Как жизнь?
– Приветик!
– Зачётный!
Вот и зал «Плутон». Сван дёрнул ручку двери. В декорациях сидела насупившаяся Алёна. Она отработала фотосессию соло и, видимо, неважно. Роберт раздражённо качал ногой.
– Сто лет тебя ждать, – сдержанно заметил он.
Девушка ожила при виде партнёра. Она знала, что со Сваном Роберт будет держать себя в руках. Это Алёну можно в любой момент заменить на другую Алёну, а удача найти модель с андрогинной внешностью выпадает редкому фотографу лишь раз. Да ещё почти даром, ведь Сван не был профессиональной моделью, а чисто развлекался. Вот потому-то Роберт и будет ласков, а Алёна сможет расслабиться.
Декорацией служили горы, освещённые полной луной. Свану нравилось позировать, вживаться в роль.
– Давай, мальчик, давай! – надрывно подбадривал его Роберт. – Ты белый волк. Князь волков. В тебе магическая сила. Покажи мне её! Дай мне глаза. И разум. Так! Ещё! Сведи брови. Алёна, мне нужен не страх, а покорность. Отдайся его власти!
Сван восседал на камне, а девушка в газовом полупрозрачном платье со спущенной бретелью и такими же как у него босыми ногами меняла позы: лежала у ног партнёра, сидела рядом, положив голову на его колено. Роберту всё было мало. Он всегда выжимал максимум.
– Сван, свесь руку по локоть ей на грудь. Отрешённый взгляд, мне нужен отрешённый взгляд! Не усталость, не безразличие, а именно мрачная отрешённость. Ты не можешь иначе! Понимаешь, мальчик?! Взгляд вправо! Наклон головы! Так! Мрачнее, мрачнее! Хорошо! Алёна, смотри на камеру. Ты спокойна, сейчас ты спокойна. Тише, тише.
Щёлк-щёлк, щёлк-щёлк…
– Отлично! Хочу агрессии! Алёна замри! Ты поворачиваешь голову, а на тебя летит грузовик. Сван, оскал! Острее! Клыки дорисую, представь их. Ты – оборотень. Ещё! Ещё! Девочка, замри, не двигайся! Работает волк.
Роберт метал молнии, Сван их ловил и рикошетил. Лучшие фото получались, когда они были на одной волне.
– Фух! – выдохнул фотограф, схватившись за сердце. – Намотай её волосы на кулак.
– Не перебор? – Только Сван мог спорить с Робертом, другим это не позволялось.
– В самый раз…
– Грим на руке смажется. – Ему не нравилась эта идея откровенного насилия.
– Последний кадр, уже неважно.
Молодой человек разозлился, намотал на кулак длинные волосы Алёны, грубо запрокинул голову девушки и с оскалом навис над её лицом.
Защёлкал, как припадочный, фотоаппарат.
– О боже! О боже! Какой кадр! – орал Роберт, снимая с разных ракурсов, а потом обессиленно осел на пол, привалившись к стене. – Всё! – еле выдавил он. – Свободны.
– А его соло снимать не будешь? – удивилась Алёна.
– Я сдох. – Он помотал головой.
Так было всегда. После Свана Роберт не мог никого снимать. Фотограф настолько глубоко сливался с его образами, что это отнимало у него все силы без остатка. Иногда он так и засыпал, сидя на полу или в кресле, чтобы хоть чуть-чуть восстановиться. Это была истинная любовь художника к модели. И оно того стоило: снимки становились шедеврами, приносили много денег, побеждали в конкурсах, оправдывали всю остальную его работу.
– Ну да, это я тут три часа вкалывала, – проворчала Алёна, надевая туфли.
– Р-р-р! – зарычал Сван, хватая её за талию.
– Платье! – завизжала девушка, когда он собрался поднять её на руки. – Перепачкаешь!
– Ой, можно потише? – простонал всё ещё сидящий на полу Роберт.
– Кофе принести? – участливо обернулась на него Алёна.
– Угу…
Снова посыпались приветствия, пока шли по коридору. Второй раз встретиться в этом аквариуме было почти нереально.
– Ты первый разбирайся, я кофе Роберту отнесу. – Алёна толкнула Свана в плечо, когда они поравнялись с гримёркой.
– Выслуживаешься? Не оценит, не надейся, – полетело вдогонку девушке.
Таша ругалась со своим парнем по телефону.
– Всё, мне работать надо! Модель пришла! – выпалила она с облегчением и нажала отбой. – Уже закончили?
– Роберт сдох.
– Ну хоть кто-то может его одолеть. Начнём с ног.
Девушка вооружилась банкой салфеток и мицелляркой. Замелькали умелые руки, возвращая Свану его природный облик.
Алёна в гримёрку не торопилась, появилась лишь тогда, когда Таша уже расплела ему все косички и расчёсывала волосы.
– Ой, ты прям с ним так нежно, – скривилась девушка. – Сам расчешется. Давай, выметайся! – Она вытолкала молодого человека из кресла.
Гримёрша пожала плечами и сунула ему в руку расчёску.
– Волосы помыть? – спросила Таша у Алёны.
– Нет, оставь так. А макияж мне сделай.
Сван расчесался, стянул ставшие волнистыми от косичек волосы резинкой, оделся и кинул через плечо:
– Таш, пока! Спасибо! Алён, жду в баре. Всем хорошего вечера!
***
В самый разгар работы в баре было пустынно. Моделям некогда рассиживаться. Отработав сессию, они убегали на вторую, третью халтуру или на свидание.
Минуты ожидания молодой человек коротал за любимым черничным смузи.
– Привет, Сван! – К стойке подскочил заведённый парнишка в боксёрском халате и боксерах. – Капучино, двойной.
– Здорово, Жук! Ты типа король ринга? – усмехнулся Сван.
– А чё? Не похож? – Женя Жуков запрыгал на месте, изображая готовность к бою, и засмеялся.
Они оба знали, что Жук никого и пальцем тронуть не может. Однако мышцы у него были что надо. Особенно хорошо он смотрелся в рекламе нижнего белья.
– Спасибо! – Паренёк подхватил большой стакан с кофе. – Извини, братишка, надо бежать на ринг.
Кошкой подкралась Алёна, запустила руки под толстовку, пощекотав острыми коготками его живот, отчего тот ещё больше втянулся, и зашептала на ухо:
– Родители на даче.
– Я в ночную…
– У-у! – Девушка отстранилась, разочарованно толкнув его в плечо. – Опять!
– Видишь ли, Алёнушка, человеки ночью тоже умирают. – Сван притянул её за талию. – Утром зайду, после смены.
– Ты будешь уставший, – капризно прогнусила она.
– Часа три всегда удаётся поспать.
– Как ты можешь там спать, извращенец?!
– Мёртвые такие же люди, как и мы, только слегка неживые.
– Фу! – Девушка сморщила носик. – Пошлятина! Не говори так.
– Мне надо бежать, малыш.
– Буду ждать.
– Будешь сопеть.
Алёна потерлась прохладной щекой о его щёку. Один очень долгий поцелуй, и молодой человек рванул по коридору, катастрофически опаздывая на работу.
Глава 2
Высокий и худой Сван во внешней среде всегда немного сутулился и прятал свою андрогинную внешность под объёмной одеждой. В маске (хвала коронавирусу!), серой толстовке с капюшоном, с небольшим чёрным рюкзаком за спиной он мягко бежал по эскалатору вниз, обгоняя стоящих на ступеньках людей. Они, конечно же, думали, что он тупой придурок, если не может подождать пару минут, но молодой человек ненавидел опаздывать.
Вскочив в захлопывающуюся пасть электрического монстра, Сван привалился к противоположной двери с надписью: «Не прислоняться». Поезд с рёвом мчал его на север. Положив руки в карманы и прикрыв глаза, Сван слушал яростный стук колёс.
Тормозной путь, качнуло, монстр выплюнул пережёванных пассажиров и заглотнул партию новых. Разгон. Снова рёв и стук. И так семь раз.
Сван оторвался от двери и выскочил на перрон. Мягкие подошвы мокасин пружинили вверх по эскалатору.
Пробежав стометровку на скорость, он минута в минуту успел на трамвай по расписанию и повис на поручне у окна. А за стеклом правил бал свежий августовский вечер. Солнце клонилось к закату, раскрасив небо яркими красками.
Молодой человек вышел на своей остановке, снял маску, вдохнул полной грудью и припустил по аллее, пугая собачников и их питомцев. Нашлась смелая псина, самая маленькая, затявкала на бегущего человека.
Сван на полной скорости влетел в ворота и посмотрел на часы. Уложился в норматив, можно осадить коней. Остаток пути по темнеющему больничному парку молодой человек прошёл медленным шагом и наконец отворил дверь с табличкой «Патологоанатомическое отделение».
– Добрый вечер!
– Здравствуйте!
– Как поживаете?
– Как ваше здоровье?
– До свидания!
– Хорошего вечера!
– Двоих тебе оставил, не успел.
– Спасибо, удружил. Я поспать мечтал.
– Успеешь.
– Если новеньких не подкинут…
– Сладких сновидений, дружище!
– Зине Петровне привет! Пла-а-аменный.
– Подхалим!
– Сам такой…
И Сван остался один с десятком покойников в холодильной камере. Сегодняшний день выдался урожайным для его коллег. Он полистал карточки двух невскрытых тел и решил, что у него есть время на чашку кофе.
Шум студии, гул метрополитена, стук трамвайных колёс, собачий лай и смех детей – все эти звуки бурлящей жизни остались где-то далеко, за толстыми стенами. Свана окружала по-настоящему мёртвая тишина. Он подносил чашку со сваренным на портативной электрической плитке кофе к трепещущим ноздрям, настраиваясь совсем скоро, через пару десятков минут окунуться в иную ароматическую историю. Жизнь не всегда пахнет розами.
Стянув волосы в плотный пучок, Сван облачился в рабочую одежду: хирургические брюки и куртку, высокие бахилы, халат, нарукавники, фартук, шапочку и маску. Натянул перчатки и был готов к работе.
Молодой человек потянул на себя тяжёлую дверь секционного зала и в испуге отпрянул. Сквозь него на полной скорости пролетела призрачная старушка, во всё горло орущая пошлые частушки:
Я лежала с Коленькой
Совершенно голенькой.
Потому что для красы
Я сняла с себя трусы.
Сван помотал головой и, шагнув внутрь, захлопнул за собой дверь.
– Ты видел?! Видел?! – раздался возбуждённый мужской голос откуда-то справа.
Молодой человек головы не повернул. У него было строгое правило, которое он ненароком только что нарушил: никоим образом не показывать, что он видит и слышит их, призраки умерших.
Сван тяжело вздохнул, уткнувшись в медицинскую карточку. Похоже, придётся расплачиваться за свою нерасторопность. Но бабка появилась так внезапно, да ещё и с криками…
– Чё видел? – переспросил другой голос.
Боковым зрением молодой человек уловил двоих мужчин. Одного из них он узнал – это был вчерашний пациент Геннадий Николаевич. Некуда ему идти, что ли? До сих пор здесь околачивается. Второй – новенький, незнакомый.
Сван делал свою работу, не отвлекаясь на призраков. Они были для него лишь тенями умерших людей. Болтали, крутились под ногами, но он умел их игнорировать. Вот и сейчас невозмутимо подогнал каталку к нужному шкафчику, чтобы вынуть тело из холодильника.
– Она от бабки шарахнулась! Она её видела! И головой помотала! Значит, слышала.
– Кто – она?
– Врачиха! Кто же ещё?!
– Ги-ги, ты думаешь, это девка? – посмеялся Геннадий Иванович.
– А кто же, по-твоему?
– Ты на глазищи и длинные ресницы не смотри, приятель. Это парень.
– Какой тебе парень?! Девушка. – Мужчина висел прямо у Свана перед носом, разглядывая. – Фу, кого-то достаёт из морозилки.
– Я вчера тоже клюнул. У него ещё хвост болтался сзади, волосы длинные. Думал, плоскогрудая, но симпатичная девушка. В душ за ней попёрся, настроился, а там… Чуть заново не помер, когда она штаны спустила. Отвечаю тебе, друг! Я видел, чего у него промеж ног.
– Да ладно! Впрочем, неважно, пусть парень. Главное то, что он её видел и слышал. А значит, и нас видит и слышит.
– Что-то не похоже. И вчера я за ней, то есть за ним всю смену увивался, а он и бровью не повёл.
– Прикидывается, как пить дать. Смотри. Кхе-кхе! – Мужчина выразительно покашлял и встал напротив Свана, загородив ему тело, которое тот уже переложил на секционный стол. – Уважаемый! Молодой человек, у меня к вам очень важное дело…
В зал на полной скорости ворвалась бабуля:
Ах вы, сиськи мои, сиськи,
Каждые по пуду.
Я наелась творогу
И гулять не буду!
Мой милёнок – как телёнок,
Только сиську не берёт,
Потому что мой милёнок
Больше любит бутерброд!
– Ой! Ой, горе мне! Что ж делается-то? Сынок, прикрой срамоту-то! – надрывно завизжала старушка. – Сынок, что ж ты творишь-то?! Бабку позоришь!
Призрачный мужчина обернулся. Не обращая внимания ни на него, ни на орущую старушку, Сван снял с тела умершей женщины простыню и теперь готовил инструменты к вскрытию. Зрелище было не из приятных.
С криком: «Не дамся!» бабуля нависла над бывшим своим телом, раскинув руки.
– Отойди, окаянный!
«Извините, Надежда Мироновна, – подумал, но не подал вида Сван и взял в руки секционный нож. – Это моя работа».
Ужасно сложно, но можно и сквозь призрак делать своё дело, лишь бы не раскрыть себя. Такое, чтобы призрак пытался препятствовать вскрытию, редко, но случалось. Обычно они скромно сидели в сторонке, чаще – летали себе в более интересных местах. Чего в морге околачиваться? Сегодня как сговорились.
Сван решительно сделал разрез. Бабка била его прозрачными руками. Геннадий Николаевич подлетел и попытался её оттащить. Только у него ничего не выходило, схватить старушку он не мог.
– Бабуль, отойди, не мешай, – стал он её уговаривать. – Меня тоже вчера полосовали, я ж не в претензии. Он причину смерти выясняет. Работает парнишка. Ему, думаешь, приятно?
Надежда Мироновна обречённо слетела со стола, не выдержав вида раздвинутой грудной клетки.
– Ироды! Осквернители! Чего там выяснять? – заливалась слезами она. – Карточка толстенная. От рака я умерла, от рака горла. Они же меня, доктора эти, и лечили. Год не могла говорить, а я ведь петь люблю, – рыдала она на плече Геннадия Николаевича.
– Бабуль, летела бы ты внуков проведать, что ли?
– Нет у меня никого! Нету! Ни детей! Ни внуков! – Обратив лицо к потолку, бабка заорала что было мочи: – Заберите меня отсюда! Сколько же можно-то!
Столб света ударил из потолка прямо в пол и взвился обратно, а Надежда Мироновна пропала.
– Во как! Ничего себе! – ошарашенно произнёс новенький. Всё это время он сидел на соседнем столе и наблюдал за представлением.
Сван отделил органокомплекс от скелета, аккуратно достал его и понёс как раз туда. Мужчина в ужасе отшатнулся.
– Да не мешайся ты, – зашипел на него Геннадий Николаевич. – Закончит, потом поговоришь.
– А если не успею?
– Успеешь. Я вон второй день здесь ошиваюсь. Да и не слышит он тебя. Бесполезное это дело. Садись, отсюда посмотрим. Вчера было интересней наблюдать, когда думал, что это баба.
«Наконец-то отцепились», – с облегчением подумал Сван, нарезая гистологию и складывая в баночки с формалином.
– Вот работёнка-то собачья.
– Денег, небось, много платят.
– Вряд ли.
Такие речи звучали здесь каждый день. Молодой человек их не слушал. Сливал кровь, складывал обратно органокомплекс, тампонировал, зашивал и омывал тело. Потом долго заполнял на компьютере бланки. Призраки скучали.
– Я бы полетел к дочери, да надо с парнем переговорить.
– Смотри, сейчас тебя кромсать будет. Ты тут один остался целенький.
– И хочу и не хочу я на это смотреть.
– После бабки не так страшно.
– Был бы живой, стошнило бы. А ты от чего умер?
– Тромб.
– А я крабом подавился. Самая нелепая и обидная смерть.
Вот бы она и подсказочка, да скользкая это дорожка. Сван никогда не слушал трёп призраков. Хотя предварительный диагноз, поставленный бригадой скорой помощи, так и звучал: «Механическая асфиксия вследствие попадания пищи в дыхательные пути». Однако его задачу это никак не упрощало. Яворскому Вадиму Вадимовичу было всего пятьдесят семь лет, а значит, надо проводить вскрытие со всеми подробностями. На всякий случай.
– Мне, думаешь, не обидно? – возразил Геннадий Николаевич. – Не пил, не курил, бегал, правильно питался. Вот откуда тромб взялся? Этот, – он махнул на Свана, – вчера написал, что вследствие резкого отказа от разжижающего кровь препарата.
– А ты такой принимал?
– Да, – обречённо ответил Геннадий Николаевич. – Поди пойми! Один говорит полезно, другой – вредно. Горстями витамины глотал. Что толку?
– Не буду я смотреть, как он резать меня будет. – Яворский отвернулся.
Сван отработал это тело в тишине, в голове навязчиво крутилась бабкина частушка про сиськи.
Загрузив тело Яворского в холодильник и заполнив очередную кипу бланков, он посмотрел на часы. Они показывали пятый час. Молодой человек решил, что пусть даже привезут новенького, на сегодня с него вскрытий достаточно. Примет, бумаги заполнит и в камеру.
Он направился в душ.
Сбросив использованную одежду и сложив её в специальный пакет, Сван встал под тёплые бьющие струи воды.
– Бу! – В душевую кабину с перекошенным лицом влетел Яворский. Хотел, видимо, проверить, как патологоанатом отреагирует, но на лице молодого человека не дрогнула ни одна мышца. Он был готов к провокации.
«Предсказуемо, Вадим Вадимович», – подумал он и густо намылил голову.
Мылся он долго. Даже через спецодежду в волосы въедался запах формалина, а утром ему на свидание с Алёной. Промыть такую шевелюру было непросто.
– Пидорас, что ли? – Яворский презрительно косился, наблюдая, как Сван расчёсывает и сушит волосы феном. А тот назло не торопился.
– Ладно, парень, мне до твоей ориентации дела нету, а вот денег заработать ты можешь. Мне нужна твоя помощь.
Молодой человек надел чистую хирургическую пижаму и халат и направился в ординаторскую. Налил в электрический чайник воды, включил и устало потянулся.
– Ты же понимаешь, что у меня нет другого выхода, кроме как приставать к тебе. Если есть хоть один шанс из ста, что мне не показалось, будто ты видишь и слышишь меня… А мне не показалось! Но почему-то ты это скрываешь. Я не отстану.
Сван налил себе чаю. Есть не хотелось, однако он понимал, что надо хоть чем-то перекусить, и распаковал пачку печенья.
– Пойми, – Яворский сел напротив, – мне, как мёртвому, все эти земные дела теперь побоку, но речь о моей дочери. Прошу, скажи, что ты мне поможешь!
Призраки умерших исчезали максимум на третий день, впереди у Свана было два выходных. Да, он видит их и слышит, но стоит дать слабину, как они сядут ему на шею. Эх, с бабкой вышла промашка. Сиди теперь, давись печеньем, обжигайся чаем, терпи занудство Вадима Вадимовича.
Дело не в том, что ему было трудно помочь дочери умершего. Сван был твёрдо убеждён, что нельзя нарушать не им установленный порядок. Есть некая высшая сила, которая решает, когда человеку подавиться крабом, и вмешиваться по просьбе призрака в последующие события нельзя, обязательно нарушишь баланс. Разговор с отошедшей от тела душой – вещь противоестественная, а потому не должен влиять на жизнь людей.
Покончив с чаем, Сван упал на диван и прикрыл глаза, пытаясь уснуть.
– Я не отстану от тебя, даже не надейся, – не унимался Яворский. – Сам подумай, как я могу? Ты мой единственный шанс. – И запел ужасно противным голосом:
Девки по лесу гуляли
И поймали зайца.
Целый день они искали,
Где у зайца яйца.
– Это бабка пела, – смущённо пояснил он и принялся орать следующую частушку.
На зайце c яйцами Сван чуть не заржал, еле сдержался. И зараза же эта Надежда Мироновна!
Поспать так и не удалось. Совершенно разбитым молодой человек поутру покинул место службы и окунулся в ласковую свежесть больничного сада, чуть слышный аромат цветов и птичьи трели.
Неужели Яворский отстал? Стены морга не были ему преградой. Видимо, смирился с неудачей. Сван облегчённо выдохнул и ускорил шаг, лавируя между лужами, оставшимися после поливальной машины.
До дома своей подруги он доехал на автобусе, забежал в кофейню за стаканчиком американо и в цветочный магазин.
– Свежие розы, молодой человек? Только что поступили.
– Пять голубых голландских гортензий, пожалуйста.
– О, ваша девушка с претензией!
– Ещё с какой… – Он широко улыбнулся, но продавщица не увидела его белоснежной улыбки, спрятавшейся за чёрной маской.
Пышные бутоны нежных цветов полностью переключили мысли Свана на Алёну. Шагая по улице, он представлял, как своим звонком в дверь вытащит её из нагретой смятой постели. Она выйдет к нему без церемоний, лохматой и сонной. Он обнимет девушку и уткнётся носом в её шею, жадно втянет аромат нежной кожи и задержит дыхание, чтобы сохранить его в памяти навсегда.
Так оно всё и случилось.
– Мне только что снились цветы. Как ты угадал? – пробормотала она сонным голосом.
– Они тебе всегда снятся…
Сван любил эту её утреннюю беспомощность, когда в Алёне ещё не проснулась тигрица. Полусонная, она была полностью в его власти, млеющая и томная. Они нырнули в омут шелковистых простыней.
– Давай будто я сплю. Лежу неподвижная, беззащитная… – Алёна закрыла глаза и чуть запрокинула голову, погружаясь в истому от своих фантазий. – Хочу прекрасный сон…
Сван задыхался, ощущая губами, как сильно бьётся жилка на её шее. Зажав пальцами набухший сосок, он оттянул его, покрутил и сдавил чуть сильнее. Алёна невольно подалась к нему бёдрами и издала глухой стон. Его руки и губы жадно, но нежно ласкали тело девушки, спускаясь всё ниже. Алёна откликалась, сминая ладонями простыню, но не выходя из роли Спящей красавицы. Ничто вокруг не могло прервать этой сладкой неги.
– А вот и я! – заорал над его ухом Яворский и плюхнулся рядом на кровать.
Сван резко дёрнулся, тошнота подкатила к горлу. Его обдало жаром, но уже иной страсти.
– Что с тобой? – Всё было настолько плохо, что даже девушка заметила и открыла испуганные глаза.
– Я на минуту, – сдавленно прошептал он.
Вне себя от ярости молодой человек направился в ванную.
– Я так и знал! Я был уверен! – довольно кричал Яворский, следуя за ним.
Сван с перекошенным от гнева лицом повернулся к призраку.
– Ты не понимаешь, что так нельзя?! – горячо прошептал он, открыв кран, чтобы заглушить звук своего голоса. – Мы не должны разговаривать!
– Как хочешь, но я не отстану, – решительно заявил Вадим Вадимович.
– Слушай сюда! – Сван бы взял призрак за грудки, но это было неосуществимо. – Ты сию секунду исчезаешь! И прилетаешь вечером ко мне домой. Я буду спать – не буди, жди. Если сейчас ты опозоришь меня перед Алёной, на помощь можешь не рассчитывать.
– Адрес? – деловито уточнил призрак.
– Тебе не нужен адрес. Просто подумай, что хочешь оказаться рядом со мной. Так это работает в твоей реальности.
– Это точно? Без обмана?
– Исчезни! Немедленно! – сквозь зубы процедил молодой человек.
Яворский понимающе выставил ладони и начал пятиться, пока не скрылся за дверью.
Сван умылся холодной водой, с трудом привёл чувства в порядок, но настрой был безвозвратно утерян. Не удастся отрешиться от проблемы. Теперь хотя бы не разочаровать девушку.
Глава 3
Подушка намокла. Сван тяжело выходил из вязкого сна, трепетали ресницы. Липкие щупальца тянули назад, в забытьё, тело налилось свинцом.
Он резко открыл глаза, часто дыша. Руки онемели, с лёгким покалыванием по ним быстрее побежала кровь. В комнате царил полумрак.
– У тебя красивая мама, – донеслось со стороны. Сван не повернул головы на звук. – Жизнь – самый большой обман. Нас всех жестоко надули.
– Я тебе не психотерапевт. – Молодой человек сел и посмотрел на прозрачную тень Яворского, пристроившуюся на его письменном столе.
Призрак тыкал пальцем в кнопку, пытаясь включить настольную лампу, но его рука проваливалась сквозь столешницу.
– Говори по делу! – строго осадил его Сван.
– Что ты за человек такой? – скривился Вадим Вадимович. – Трудно посочувствовать покойнику?
– По-моему, ты в полном поряде. Давай так: говоришь, чего хотел, или вали отсюда. Выслушивать твои излияния я не намерен.
Яворский покачал головой, оставил в покое лампу и сел на стул.
– Моя первая жена Вика умерла одиннадцать лет назад. Я её очень любил, она родила мне прекрасную дочь Милану…
– Короче!
– Позже я женился на Ольге. Она моложе меня, красивая, но тварь…
– То есть короче ты не умеешь, – нетерпеливо оборвал его Сван.
– Это и есть короче! – возмущённо заорал призрак. – Я собирался с ней развестись, но по глупости не составил брачный договор, а потому она должна была получить половину моего немалого капитала. А меня жаба душила! Понимаешь?! Я и так на неё непомерно тратился, а она, сука, себе альфонса завела.
– И?!
– Год я выводил деньги со счетов, оборачивал их в бриллианты и прятал. Мечтал посмотреть на её удивлённую рожу, когда оказалось бы, что делить нам почти нечего. А у меня дочь! Получается, я её тоже оставил с носом, переведя в бриллианты основную сумму своих накоплений. – Яворский насупился и замолчал.
– Ну, и?.. – Сван посмотрел на часы, ещё надо было бежать на встречу.
– Вот я и прошу тебя передать моей дочери послание о том, что она должна забрать их.
– Хорошо, передам. Это всё?
– Ты тупой?! Я же не сказал, где находятся бриллианты. Думаешь, я их в сейф положил?
– О’кей! Где же?
– Тебе я не могу вот так напрямую выложить, – развёл руками призрак. – Откуда мне знать, что ты за человек. Себе присвоишь. Какие у меня гарантии?
– И чего ты тогда от меня хочешь? – удивился Сван.
– Бумагу возьми и запиши. Передашь Милане.
Молодой человек встал с кровати, зажёг настольную лампу и вооружился ручкой и блокнотом.
В шалаше шуршит шелками
Жёлтый дервиш из Алжира,
И, жонглируя ножами,
Штуку кушает инжира.
– И это всё? Она точно поймёт?
– Очень на это надеюсь. Большего сказать не могу, сам понимаешь.
– Супер! – кивнул Сван. – Мы закончили?
– Мне страшно, – жарко прошептал призрак. – Скажи, что со мной будет?
– Я не знаю, – смягчился молодой человек.
– Но ты же много видел таких, как я?
– Да, слишком много. Я вижу вас постоянно и везде, потому стараюсь игнорировать. Скоро ты исчезнешь. А что тебя ждёт дальше, я не знаю. – Он помотал головой. – Я выполню твою просьбу, но и ты имей совесть, не превращай мою жизнь в кошмар. Исчезни и не появляйся!
Яворскому ничего не оставалось, как согласиться. Он покорно вылетел в окно, а Сван направился в душ.
Освежившись, молодой человек надел тёмно-синие рваные джинсы и чёрную майку. Мельком взглянув в зеркало, решил волосы оставить распущенными.
Перед тем, как уйти, Сван заглянул на кухню. Мама сидела на своём привычном месте – подоконнике – и курила. Вдвоём они занимали двухкомнатную квартиру на третьем этаже сталинского четырёхэтажного дома с мутной историей.
Арине Борисовне всего год оставался до полтинника. Как заметил Яворский, женщина она была красивая, только он недостаточно её узнал, чтобы понять, насколько она далека от реальности окружавшего её мира.
Привычным движением Сван поцеловал мать в лоб, потрепал ёжик на её голове и присел рядом на подоконник. Она молча протянула ему сигарету, которую курила. Молодой человек сделал две затяжки и вернул её обратно.
– От кого цветы? – Он мотнул головой в сторону шикарного букета роз, стоящего в вазе на столе.
– Не знаю. – Арина Борисовна безразлично пожала худыми плечами.
– Записки не было?
– Я не смотрела.
Сван спрыгнул и покопался в букете.
– Есть! – радостно воскликнул он. – Держи!
Она отмахнулась.
– Ладно, сам прочту. «Мы с вами незнакомы, но я имею счастье видеть ваш прекрасный облик в окне. Не откажите в личной встрече». Он назначает тебе свидание. Завтра, в семь вечера, в кафе, что в «Рассвете». Пойдёшь?
– С какой стати? – Она оторвала взгляд от вида за окном и с недоумением взглянула распахнутыми карими глазами на сына.
– Ну, не знаю… Вдруг понравится.
– Невозможно, Сван. – Она протянула ему свою тонкую прохладную ладонь, и он прислонил её к своей щеке. – Убегаешь?
– Да, в клуб.
– Люблю тебя, мой мальчик.
– И я тебя…
Он ещё раз поцеловал маму в лоб и поспешил на свидание.
Модный клуб надсадно шумел. Всем хотелось выделиться, взвинтить эмоции. Пили много, говорили громко, почти кричали из-за оглушающей музыки, понтовались и кривлялись.
Алёна уже ждала на их месте у барной стойки, жадно вглядываясь в толпу и отмахиваясь от назойливых предложений. Кусочек ткани на тонких бретелях – будто платье. Тонкая подошва, каблуки и две кожаные полоски – будто туфли. Воздушная, гибкая нимфа с нереально длинными ногами.
Поздоровались они французским поцелуем.
– И впрямь обалденная модель! – услышал Сван у себя за спиной и возмущённо уставился на девушку.
Та скривилась в извиняющейся гримасе и застенчиво пожала плечиками. Глаза молодого человека зальдились.
– Прости, прости, прости, – страстно зашептала Алёна ему на ухо. И громко добавила, обращаясь к нагловатого вида незнакомцу: – Да! Сван, познакомься – это Эдик. Он предложил небольшую халтурку, прямо здесь, на крыше. Ночной город и всё такое… На полчаса, не больше. Минимум макияжа…
– Ну что, готовы? Или по шоту опрокинем?
– Веди! Куда? – зло сверкнув глазами исподлобья, грубо ответил Сван.
– Осади, мальчик, я тебе плачу.
Девушка испуганно зажмурилась.
– Расслабься, Алёна, – успокоил её молодой человек.
Эдик прокладывал путь сквозь танцующую толпу, словно рубил лианы в непроходимых джунглях. Молодые люди шли следом, держась за руки.
Они с трудом добрались до лифта, и тот взметнул их на самый верх, на смотровую площадку. Там вовсю шла фотосессия – реклама какой-то алкогольной бурды.
– Лена вас подкрасит, – распорядился Эдик. – Алёна – норм, Сван накинешь вот эту куртку. Пятнадцать минут. – Он отошёл, оставив их на попечение нахмуренной гримёрши.
Сван был раздражён буквально всем. Даже руки Лены пахли табаком, а от неё самой несло перегаром. Сраный Эдик, дерьмовое пойло, пошлая кожаная куртка, банальная локация. Мало? Бездарный фотограф!
– Ребят, больше страсти! – скомандовал Эдик.
Страсти?! Смотря какой… Ненависть – пожалуйста, сколько угодно. Только горячее желание побыстрее освободиться заставило Свана отмести личное, собраться и отыграть нужный образ.
«Не роль красит человека, а человек роль», – успокаивал он сам себя.
– Вот, отлично! То что нужно!
– Слушай, Сван, – ласково начал Эдик, когда они отработали. – У меня к тебе заманчивое предложение…
– Нет! – резко ответил молодой человек.
– Я поговорю с ним, – шепнула Эдику Алёна, а он сунул ей в руку пачку купюр.
– Поговори…
Они стояли возле лифта, когда девушка протянула Свану деньги.
– Твоя доля.
– Оставь себе. – Ему было противно к ним прикасаться.
– Сван, ну прости. – Она прижалась к приятелю, капризно вытянув губки.
– И как это работает? – удивился он, заходя в кабину. – Я думал, мы потусим, расслабимся вдвоём. А ты! Ведь не в первый раз! Всегда так, Алёна! Куда бы мы ни пришли, ты везде стараешься меня продать. Я не обезьянка! Предупреждаю, что сегодня согласился, только чтобы тебя не подставлять. Больше не проси!
– Сван, тебе деньги не нужны?
– Представь себе, нет!
– Ну, конечно! У тебя же есть твоя мерзкая работёнка! А я могу зарабатывать только так! – обиделась девушка.
– Зарабатывай! Я что? Против? Но меня не впутывай. Поняла?!
Сван не вышел с ней на этаже, где располагался клуб, а поехал вниз. Алёна пыталась прожечь его взглядом, пока закрывались двери лифта.
Нервы взвинтились настолько, что чувство самосохранения сдохло. Он пошёл домой пешком, рискуя не дойти целым и невредимым. Ни маски, ни толстовки с капюшоном в этот раз на нём не было, ещё и волосы развевались на ветру.
В школе, во дворе мальчишки били его постоянно. Именно назло им он и отрастил длинную шевелюру.
– Эй, красавица, куда торопишься? – Примерно так всё и начиналось.
Подойдут ближе, увидят, что ошиблись полом, обязательно врежут. Пронесло, настаивать не стали.
Мама уже спала, когда он вернулся домой. Дорога заняла больше двух часов. На середине пути отпустило, слопал мороженое и досадовал о своей глупой вспыльчивости. Подумал, не вернуться ли? Зря Алёну одну в клубе оставил. Кольнула ревность. Нет, надо было наконец постоять за себя. Всё правильно! Жалко, что так вышло, но он поступил верно. Давно бы так.
Не включив свет и не раздевшись, Сван упал на кровать. Собрался было закрыть глаза и забыться сном, да заметил мелькнувшую в углу тень.
– Какого чёрта!
– Геннадия забрали, – обречённым голосом откликнулся Яворский. – Жена с любовником празднуют мою смерть, а дочь плачет, не могу на это смотреть. В морге жутко.
– Попросись, как бабка, – безразличным голосом ответил Сван.
– Страшно. Можно я с тобой посижу? Я тихо. Ты спи, мешать не буду.
– Ладно.
– А ты чего из клуба пришёл злой и трезвый?
– Обещал тихо…
– Соврал, надеялся поговорить.
– Я работаю в морге, вижу призраки скончавшихся людей, моя сестра умерла от передоза, и мне наплевать на твои умозаключения.
– Ты – крут, я тебе завидую. Правда!
– Не сто?ит… Не бойся, тебе там понравится. – Сван уснул, едва договорив фразу, и уже не слышал вопроса, произнесённого обречённым голосом:
– Откуда ты знаешь?
Глава 4
Утром, едва открыв глаза, Сван первым делом вспомнил про призрак, но Яворского в комнате не оказалось. Надо было воспользоваться выходным днём, чтобы закрыть этот вопрос, тем более что именно на сегодня были назначены похороны.
В какой форме передать послание дочери покойного, он решил практически сразу. Никому и никогда Сван не рассказывал о своей способности, и нарушать обет молчания не собирался.
Молодой человек не спеша позавтракал, принял душ и распечатал на принтере текст следующего содержания: «Милая моя девочка, это письмо ты получишь в случае моей смерти. Не печалься и не плачь. Помни, что папа всегда любил тебя. Я собирал для тебя бриллианты. Ты узнаешь, где их искать, по подсказке:
В шалаше шуршит шелками
Жёлтый дервиш из Алжира,
И, жонглируя ножами,
Штуку кушает инжира.
Будь счастлива, дорогая. Целую. Папа».
Сван прочёл, остался доволен и запечатал письмо в плотный конверт. Девушке он решил представиться сотрудницей нотариальной конторы, которой было поручено передать это неофициальное завещание. Молодой человек не сомневался, что на самом деле выполнение таких поручений не практикуется, но это лишь детали, в данном случае – несущественные. И предстать перед Миланой он решил именно девушкой, чтобы без лишних усилий расположить её к себе.
Надеть на себя женский образ Свану было гораздо проще, чем мужской. Достаточно гладко выбриться и натянуть утягивающие шорты. Распущенные волосы, неброский макияж, облегающее чёрное платье. Маленькой грудью никого не удивишь, а талии молодого человека могла позавидовать любая девушка. Туфли сорок второго размера оправдывал высокий рост. Сумочка и тёмные очки дополнили траурный образ.
Сван вздохнул на своё отражение в зеркале и посмотрел на часы. Пора. Перед уходом он заглянул в комнату к маме. Арина Борисовна сидела за письменным столом в наушниках и переводила корейский фильм. Тонкие пальцы летали по клавиатуре, записывая реплики героев. Она работала дома, и на улицу выходила только по необходимости, предпочитая уединение.
Молодой человек не стал целовать маму в лоб накрашенными губами, а лишь коснулся своей щекой её щеки.
– Куда ты такой красавицей собрался? – Она остановила видео.
– На похороны.
– Миленько. – Арина Борисовна осмотрела его с ног до головы. – Чего-то не хватает… Подожди! – Она вскинула палец. – Серёжек…
Женщина достала из шкатулки бархатный футляр с надписью «Тиффани».
– Мама, не надо. Правда, это лишнее. К тому же они безумно дорогие, а я неизвестно ещё в какую передрягу вляпаюсь.
– Нет-нет, возьми. – Она открыла футляр и заплакала.
– Мамочка, прости, я не хотел тебя расстроить. – Сван обнял её за трясущиеся плечи.
– Всё хорошо, сынок. – Арина Борисовна улыбнулась сквозь слёзы. – Это ты меня прости. Ты вовсе на неё не похож. Давай, я сама надену.
Она бережно достала грушевидные серьги из платины с ярко-синим танзанитом в обрамлении бриллиантов, и Сван покорно разрешил вставить их ему в уши.
– Так-то лучше…
Это всё из-за смерти старшей сестры… Агата умерла в пятнадцать лет, от передозировки наркотиков на вечеринке у подруги. Ему тогда только исполнилось десять.
Сестра лежала в морге, когда её отец в бешенстве орал и бил их маму, обвиняя Арину Борисовну в смерти дочери. Он словно дикий зверь набросился на беззащитную, убитую горем женщину, а Сван в страхе забился в угол.
Вот тогда она и появилась – Агата. Прозрачная тень с искорёженным страданием лицом. Она беспомощными руками призрака пыталась оттащить отца от мамы, била его по спине и кричала, громко кричала, но никто, кроме Свана, её не видел и не слышал.
Отчаявшись хоть что-то изменить, девочка подошла к брату и завопила в его залитое слезами оцепеневшее лицо: «Трус! Забился в угол! Помоги маме! Позови соседей! Сделай что-нибудь!»
Агата и не надеялась, что Сван её услышит, но не могла просто стоять и смотреть.
И он встал, решительно, сжав кулаки, и пошёл защищать мать. Но только и успел, что замахнуться, как полетел в сторону.
– Брысь, приблудный ублюдок! Вот кому следовало подохнуть, а не моей крошке Агате! – Отец горько заплакал и обессиленно скатился по стене.
Подоспели полицейские и медики, которых вызвали соседи, и всё было как в тумане. Отца Агаты увели, маму увезли на скорой. Она отбивалась, не хотела оставлять сына одного, но по её лицу обильно лилась кровь из рассечённого лба, и они её не слушали. Остался шрам, в который Сван и целовал маму каждый день.
– Ты видишь меня? – осторожно спросила призрачная Агата у перепуганного брата.
Он кивнул.
– Я посижу с тобой. Не бойся. Всё хорошо. Ты молодец!
Они болтали всю ночь. Под утро он уснул, а сестра исчезла. С тех самых пор Сван обрёл способность контактировать с призраками умерших людей. Он этого очень не хотел, но изменить свою судьбу уже не мог. А мама каждый год в день рождения Агаты покупала ювелирное украшение и складывала в шкатулку дочери, которую она же ей и подарила. Нормальными людьми им уже никогда не стать.
«Быстро сунуть конверт в руки, сухо пояснить, выразить соболезнование и со скорбным видом удалиться», – думал Сван, подъезжая к крематорию на такси.
Мест на парковке не осталось, пришлось выскакивать на ходу. У входа толпились люди. В торжественно-траурных нарядах, с огромными букетами в руках. До начала церемонии прощания ещё оставалось несколько минут, и они предпочитали переговариваться на улице, не спеша заходить внутрь.
Похожую по описанию девушку Сван приметил сразу. Дочери Яворского едва исполнилось шестнадцать лет. Милана – изящная, среднего роста, с милым личиком и пшеничными волосами – стояла рядом с огромным мужчиной (возможно, охранником) и смотрела на окружающих злым прищуренным взглядом. Губы девушки нервно дёргались, а пальцы рвали кончик шейного платка.
– Милана Яворская? – мягким женским голосом спросил подошедший к ней Сван.
Она критическим взглядом окинула незнакомую девушку и слегка смягчилась – образ ей понравился.
– Допустим…
– Мария Нарица. Я сотрудница нотариальной конторы, которая обслуживала Вадима Вадимовича. Примите мои соболезнования. У меня к вам поручение от вашего отца. Очень короткое, не задержу. Оно неофициальное. Вот! – Сван достал из сумочки письмо и протянул девушке. – Милана, в нём ваш отец сообщает вам что-то очень важное.
Девушка слушала рассеянно. В это самое мгновение подъехал автомобиль мачехи, и её внимание переключилось. Она не отрывала ненавидящего взгляда от молодой эффектной женщины, исправно играющей роль убитой горем вдовы. Ольга покрыла голову платком и постоянно утирала слёзы.
– Милана, вы меня слушаете?! – Сван повысил голос.
– Да-да, спасибо. – Она машинально взяла протянутый конверт и, не взглянув, сунула его в рюкзачок.
– Милана, это очень важно. Не забудьте, пожалуйста. В ваших же интересах…
Последние слова утонули в общей суете. Народ стал медленно продвигаться внутрь помещения, следуя за скорбящей вдовой.
У Свана не было желания провожать Яворского в последний путь, и так уже насмотрелся на него вдоволь.
– К сожалению, я не смогу присутствовать. Милана, ещё раз: примите мои соболезнования. Ваш отец был замечательным человеком. Простите, я откланяюсь.
– Ты чего?! Сейчас самое веселье начнётся! Потом будешь локти кусать, что пропустила такое представление. Идём, идём, не пожалеешь. – Девушка, не церемонясь, потянула новую знакомую за руку.
Свана встревожили её слова. Хотя какое ему, в сущности, дело до игр этой малолетней? Он свою миссию выполнил. Но фатум уже втянул его в общий поток скорбящих людей.
Посреди огромного траурного зала центральной фигурой возвышался массивный дубовый гроб в обрамлении цветов. Старый знакомый, Яворский, лежал в нём как новенький, помолодевший и красивый, будто заснул. Это уже постарались сотрудники похоронного бюро. На столе у Свана Вадим Вадимович выглядел менее привлекательно.
Ничего другого он и не рассчитывал здесь увидеть, разве что удивила живая музыка. Похожая на колышущуюся на ветру иву, девушка в длинном графитовом платье играла на скрипке попурри из душераздирающих мелодий. Тех, кто не собирался проливать слёзы о безвременно покинувшем этот мир Яворском, должен был растрогать надрывный плач инструмента. Сван даже слегка позавидовал покойнику, так прекрасна была эта живая игра, всплески чувств. Какой-то мужчина торжественно произносил речь. Но что она стоила в сравнении с музыкой? Слова растворялись, теряли смысл. Он уже не жалел, что не ушёл. Ради этой скрипачки…
Визгливые крики вернули Свана к реальности. Увлёкшись, он не заметил, как Милана, что стояла рядом с ним поодаль от гроба, очутилась около произносящей скорбную речь вдовы и теперь кидала обвинения в её заплаканное лицо.
– Убийца! Это ты убила отца! Ты, шлюха! Довольна?!
Скрипка дрогнула, смутилась, но продолжила петь дальше, отрабатывая свой гонорар.
– Что я тебе сделала?! – вопила в ответ вдова.
Толпа, скованная смущением, молчала.
– Вот именно! Ничего не сделала! Не позвала на помощь! Не попыталась спасти! Хотя бы попробовать приём Геймлиха!
– Тебя там не было! Я пыталась!
– Врёшь! Ты закричала, только когда он умер! Сидела и молча смотрела, радовалась! А папа корчился в муках, задыхаясь. Я слышала, как ты рассказывала об этом своему любовнику. Убийца!
Милана схватила Ольгу за волосы и ударила по лицу. Сван опомнился и сорвался с места, но его опередил охранник. Мужчина сгрёб отбивающуюся девушку в охапку и потащил в соседнюю комнату. Вдова, подобрав слетевший с головы платок, двинулась за ним.
– Извините, простите, – на ходу тараторила она. – Девочка так переживает…
Сван поспешил за женщиной, пробираясь сквозь толпу. А открыв дверь, увидел, как Ольга вынимает иглу шприца из плеча трепыхающейся в руках охранника девушки.
– Что вы ей вкололи? – спросил, прикрыв за собой дверь, Сван.
– Не ваше дело! Вы кто вообще такая? – раздражённо ответила женщина, убирая шприц в сумочку.
– Очень даже моё! Я из нотариальной конторы, – твёрдым женским голосом произнёс он. – Так что вы вкололи Милане?
– Успокоительное. – Она нервно пожала плечами. – Я сама такое принимаю. Не видите, что ли, в каком состоянии девочка? От горя разум совсем помутился. Не понимает, что делает. Устроить такой скандал у гроба! Это надо додуматься!
– Отпусти её! – Сван оттолкнул охранника и усадил девушку на диван. – Милана, ты как?
– Что прикажете делать? – суетился возле Ольги щуплый сотрудник похоронного бюро.
– Дайте нам пять минут…
– Милана, ответь! – Сван слегка потряс девушку, но она молчала. – Ты меня слышишь? Что вы ей вкололи?! – Он снова обратился к Ольге.
– Не орите, девушка! – зашипела она. – Это всего лишь аминазин.
– А доза?
– Смотрите-ка, умная какая! Нормальная доза, доктор прописал.
Милана не отвечала, глядела мимо него остекленевшими глазами и дрожала от озноба.
– Вызывайте скорую! – обратился он к сотруднику похоронного бюро.
Тот подскочил к дивану.
– Девушке плохо?!
– Да. Звоните же!
– Что сказать?
– Укол аминазина. Передозировка или анафилактический шок. Лекарства здесь есть? Аптечка?
– Что это вы раскомандовались, девушка?! Не слушайте её. Милана просто успокоилась, и всё! Не нужно никакую скорую! – Ольга оттолкнула Свана от падчерицы, и та повалилась без сознания сразу же, как он отпустил её плечи.
– Медикаменты какие-нибудь есть?!
– Только в морге, – растерянно ответил сотрудник.
– Отлично! Где он?!
– Внизу, в подвале. Но там никого сейчас нет…
– Звони в скорую! Ты, – он обратился к охраннику, – бери её на руки и за мной!
Ольга больше не решилась препятствовать Свану. Они все побежали в морг. Сотрудник бюро показывал дорогу и одновременно диктовал адрес оператору скорой помощи.
Когда молодой человек пытался говорить с Миланой, он уже тогда понял, что дело плохо. Зрачки девушки были расширены, губы посинели, а лицо покрылось липким потом. Пока спускались в лифте, Сван держал её за ледяное запястье, считая пульс. Тот едва прослушивался.
Середина дня, пробки… Помощь подъедет минут через пятнадцать. Если в морге не найдётся противошоковой аптечки, то девушка умрёт сегодня, сейчас. На похоронах своего отца.
Трясущимися руками перепуганный сотрудник похоронного бюро не сразу смог попасть карточкой в щель магнитного замка. Как только дверь отворилась, Сван молча и быстро принялся за дело.
Накидал на секционный стол в несколько слоёв одноразовых простыней и велел охраннику положить девушку и держать её ноги под углом. Сам же кинулся к шкафчику с медикаментами. Отлегло. Развёл адреналин и сделал Милане укол в бедро. Вколол и антигистаминное. Пульс? Всё ещё слабый, неровный, нитевидный. Давление поднялось, но продержалось лишь пару минут и снова поползло вниз. Посинели пальцы.
Сван смотрел на часы. Минута, другая… На данный момент он сделал всё, что мог. Пока сердце девушки бьётся и есть дыхание, от него ничего не требуется.
– Вы предупредили наверху?
– Да, конечно!
Одна рука на пульсе, в другой – тонометр. Давление продолжало падать. Ещё укол адреналина? Он посмотрел на часы. Рано…
Медленно переключались цифры на электронных часах. Ольга, охранник и сотрудник похоронного бюро смотрели на него в оцепенении, не отрывая глаз. Едва ощутимый удар, долгий пропуск, слабый удар… Давление не определялось. Сван сделал очередной укол адреналина. Пульс участился.
Двенадцать минут… Реанимация уже рядом, жить будет.
Ресницы Миланы дрогнули.
– Всё хорошо, детка, всё хорошо. – Он погладил её по щеке.
Чуть порозовевшие губы прошептали то ли «мама», то ли «Маша», а холодные пальцы сжали ладонь Свана.
В коридоре послышались быстрые шаги. В дверь стремительно влетела бригада реаниматологов. Находчивая Маша чётко изложила события по минутам. Врачи надели Милане кислородную маску и уложили на мягкие носилки. Девушка отказывалась отпускать руку Свана, и ему разрешили поехать с ними в больницу. Мачеха не могла, ей надо было довести похоронную церемонию до конца.
В машине скорой помощи девушка нервно задёргалась, пытаясь снять маску. Врач хотел было пристегнуть её, но Сван его остановил, поняв, чего именно она хотела.
– Я не уйду, Милана. Мы обязательно с тобой поговорим, – успокоил он девушку.
«Обещаешь?!» – крикнула она одними глазами.
– Обещаю.
«Спасибо». – Она благодарно кивнула.
В больнице Свану пришлось долго сидеть в коридоре – ждать, пока врачи окажут девушке помощь и в случае отсутствия угрозы жизни пустят её новоиспечённую подругу в палату.
Молодой человек выпил чашку дрянного кофе из автомата, слопал шоколадный батончик оттуда же. Отшил мужика, навещавшего свою мать и внезапно ослепшего от его красоты, поболтал с санитаркой о её тяжёлой работе, перечитал все стенды на стенах и рекламные буклеты.
В сумочке завибрировал телефон, одно за другим посыпались сообщения от проспавшейся после клуба Алёны. Она обвиняла Свана в том, что он бросил её погибать от одиночества и алкоголя. Хвасталась, что проявила недюжинную стойкость и не изменила ему. А потому сегодня он должен быть у её ног, иначе девушку разорвёт изнутри и она ему этого не простит.
Он ответил, что к ночи закончит дела и приедет.
Наконец Свану разрешили пройти в палату к Милане. Она лежала под капельницей с порозовевшим, почти свежим лицом.
– Маша, – обрадовалась она и слабо улыбнулась.
– Привет! Как ты?
– Мне сказали, что ты спасла мне жизнь.
– Преувеличили.
– Не скромничай, Маша. Спасибо. Думаешь, Ольга хотела меня убить?
– Я не знаю, – пожал он плечами. – Всё зависит от дозировки препарата, который она тебе вколола. Если, конечно, это был аминазин. Врачи наверняка взяли у тебя пробы крови. У них и спросим, когда будут готовы результаты.
– Они сказали, что могут продержать меня несколько дней. Так неохота здесь валяться… – Она скривила губки. – И папу не проводила.
Дверь распахнулась, и в палату влетела заботливо щебечущая вдова.
– Миланочка, золотце, как же ты меня напугала! Я же только хотела, чтобы ты успокоилась. Врачи сказали, что это была аллергическая реакция. Ну откуда мне было знать, деточка, родная моя! – Она кинулась целоваться, на что Милана презрительно отстранилась. – Ну, лапуля! – загнусавила женщина и опустилась на край кровати. – Что ты себе выдумала? Почему ты на меня сердишься? Мы же были подругами. Я, кстати, принесла тебе твой рюкзачок. Подумала, там телефон и куча твоих безделушек… – Она сняла его с плеча и поставила на тумбочку.
– Солнышко, не сердись. Да, у меня есть любовник. И Вадим об этом знал, ему так было удобно. Он ведь уже был не в силах… – Она перешла на шепот. – Ну, ты понимаешь. Не работало у него там, как надо. Вадя знал про Яна. Правда, детка! Я ни в чём не виновата, поверь.
Ольга пустила слезу.
– Да, я признаю, что ничего не сделала! – твёрдо продолжила она. – Но совсем не потому, что желала мужу смерти. Это было так ужасно! – Женщина схватилась руками за голову. – Я впала в ступор, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Вот мы разговаривали – и вот это случилось… Так внезапно и страшно. Поверь, я не со зла, я не понимаю, как это вышло. Миланочка, родная, у нас с тобой больше никого нет. Только ты и я. Мы не должны ссориться!
Девушка смотрела на мачеху с застывшим на лице презрением и молчала.
– Ладно, отдыхай, деточка. – Ольга похлопала её по руке, одарила злобным взглядом Свана и упорхнула.
– Мразь! – выругалась сквозь зубы Милана, когда дверь за мачехой закрылась. – Как же! Были мы подругами! Надеюсь, хоть папу нормально похоронила.
– А ты помнишь, Милана, зачем я приходила? Письмо от папы?
– Ах, да. Оно в рюкзаке. Давай прочтём. Самое время. Достанешь?
Сван потянулся к тумбочке, однако внутри рюкзака среди всякого бесполезного барахла конверта не оказалось.
– Это тот рюкзак, с которым ты была?
– Да, он самый.
– Милана, письма нет.
– Сука! Дрянь такая! Это она его вытащила! Теперь я не узнаю… – Девушка разрыдалась.
– Милана, не плачь. Мне известно содержание письма, я его и печатала со слов Вадима Вадимовича.
– Правда?
– Да.
– Нет! Я не верю! Ты хочешь утешить меня и сочиняешь на ходу. Сейчас скажешь что-нибудь сентиментальное. Бла-бла-бла… Папа тебя любил и всё такое.
– Милана, всё намного серьёзней. – Его лоб рассекли две поперечные морщины. – Если письмо прочла Ольга, то у тебя большие проблемы.
Девушка перестала плакать и изумлённо уставилась на него.
– Твой отец перевёл значительную часть своих сбережений в бриллианты, чтобы не делиться с женой при разводе, а он собирался послать Ольгу ко всем чертям. И спрятал их в неком известном тебе месте. Вот подсказка. – Он прочитал Милане скороговорку. – Это и было в письме.
– Вот дерьмо! Ну, папаша, ума палата! – обречённо покивала девушка. – Мне пиздец!
– Слушай, не расстраивайся! Во-первых, в письме не указано место, и пока Ольга будет разгадывать загадку, ты бриллианты из тайника заберёшь. Во-вторых, она не знает, что мне известно содержание письма. Оно было запечатано, а значит, Ольга будет думать, будто и ты в неведении. Зачем ей причинять тебе вред? Она кинет все силы на поиск тайника. Потому и прилетала вся такая добродушная. Уверена, она будет набиваться в подруги и расспрашивать тебя о детстве.
– Нет, Маша. – Милана помотала головой. – Ты не понимаешь. Всё гораздо сложнее. Дело вовсе не в том, что я боюсь Ольгу. Я слышу эту скороговорку впервые и ничего не знаю о месте, где папа спрятал бриллианты.
– Как это? Твой папа был уверен…
– Папа уверен?! – в ярости перебила она. – А он забыл, что я помню себя только с первого класса и два года не могла говорить?!
– Как так? Вообще ничего не помнишь?
– Нет! Ни детства, ни мамы.
– Почему?
– Не знаю! Это была запретная тема в нашей семье, да я и не интересовалась. Эх, Маша, Маша, я в полной заднице! Папаша оставил меня без гроша, сраный пират.
– Выходит, шансы уровнялись. Кто первый найдёт. Будь осторожней, Милана, мачеха не должна догадаться, что тебе известно о бриллиантах.
– Маша, помоги мне, пожалуйста! Я поделюсь с тобой. Одной мне не справиться.
– Милана, ты должна быть предусмотрительней и не доверять первому встречному.
– Ты спасла мне жизнь. Разве этого мало?
– Это вообще из другой оперы.
– Ну, Маша!
– Нет! Если я буду крутиться возле тебя, это вызовет подозрение. Прояви смекалку, и у тебя всё получится.
Девушка обиженно насупилась.
– Значит, бросаешь меня?
– Милана, ты о чём? Мы с тобой полдня знакомы!
– Но ты знала моего отца, и он поручил тебе передать письмо! Он доверял тебе! – с укором выпалила она.
– Чем я могу тебе помочь? Вдвоём будем обшаривать твой дом?
– Папа купил его всего пять лет назад.
– Хм, задачка. Тебе придётся поднапрячься и вспомнить, где вы в то время жили, отдыхали. Поройся в семейном архиве, фотоальбом перелистай. Тут я тебе не помощница. Какой от меня толк?
– Одной мне страшно, Маша. Я не смогу, проколюсь.
– Хорошо, давай так. Запиши мой номер. Ты постараешься обойтись без меня, но если что-то пойдёт не так, наберёшь. Идёт?
– Ладно, – неохотно согласилась девушка.
– Ну и славно!
А его телефон уже полчаса не унимался, вибрировал в сумочке: Алёна теряла терпение.
– Послушай, Милана, мне надо идти.
Она уныло кивнула.
– Выше нос! Всё будет хорошо! На созвоне. – Сван припустил из больничной палаты, на ходу вызывая такси.
Алёна встретила его диким хохотом. Он даже решил, что она уже набралась, но, к счастью, это оказалось не так.
– Ой, не могу! – ржала девушка, хватаясь за живот и тыча пальцем в его худую грудь. – Лифчик бы хоть надел, всё побольше казались бы.
– К плоскогрудой меньше клеятся. На любителя, так сказать.
Она повисла на его шее, целуя, и вдруг завизжала:
– Вау! Это мне?!
Сван не сразу сообразил, что это она о серёжках, он и забыл о них.
– Ты – оригинал, так подарки подносить! Это же «Тиффани»!
– Алён, прости. – Он смущённо отстранился. – Серьги мамины. Она настояла, чтобы я надел на встречу. Извини, мне нужно их вернуть.
– У-у! – расстроенно протянула Алёна. – Я уже настроилась.
– Когда успела?
– Ну хоть дай померить. – Она надула губки.
– Прости, что так вышло. – Он снял серьги и протянул девушке. – Ты меряй, а мне надо смыть макияж, если не возражаешь.
– Ага, там чистое полотенце, – рассеянно ответила она, не в силах оторвать взгляд от сверкающих камней.
Пока Сван избавлялся от женского облика, Алёна крутилась перед зеркалом. Обещать он не стал, но подумал: раз уж так вышло, надо ей что-нибудь купить в подарок. Правда, в таком деле более дешёвая вещь будет выглядеть жалко.
– А мне сегодня внимание светит? Или я теперь в немилости?
Он вышел из ванной с полотенцем на бёдрах и встал, прислонившись к косяку, наблюдая за девушкой. Она хитро на него посмотрела и улыбнулась.
– Ладно уж, я не обиделась. Хотя стоило. И не из-за серёжек, а из-за вчерашнего кидалова. Отрабатывать придётся, приятель, жёстко. – Она прищурилась, наклонив голову набок, и прикусила губу.
– Куда ж деваться. – Сван пожал плечами, зная, что девушка не шутит и задаст ему трёпку.
Это была уже другая Алёна, совсем не та, что вчера. Он обожал её всякую и безошибочно читал желания девушки.
Сван спустил полотенце с бёдер и встал позади любующейся собой в зеркале подруги. Его ладонь змеёй скользнула по её шее до подбородка и к виску, а потом поползла обратно, нырнула под тонкую ткань халата и пробежалась по девичьей груди.
Алёна задышала глубже, нетерпеливей и поймала его отражённый взгляд. Одним лёгким движением Сван спустил полупрозрачный халат с её плеч и прислонился плотнее, давая девушке возможность почувствовать восставший член. Каждой клеткой своего тела он ощущал, как ласкова её кожа. Их сердца бились в едином ускоренном ритме любви, а дыхание сливалось.
Два сплетённых обнажённых тела отражались в зеркале, и они оба не могли оторвать от этой картины глаз. Алёна гладила его руки, ласкающие её плоть. Его пальцы то едва касались сосков, то сжимали грудь. Он целовал острые плечи девушки, а ладони спускались всё ниже и ниже к втянувшемуся от сладкого спазма животу. Алёна вздрогнула – он лишь скользнул по клитору.
Сван раздвинул ноги подруги и подсадил девушку на своё бедро, чтобы она смогла увидеть в зеркальном отражении, как красиво её пульсирующее желанием лоно. Алёна со стоном прикусила нижнюю губу и, подняв руки, обхватила его за шею, почти повиснув на ней. Сван поиграл причёской на её лобке и запустил ладонь в тёплую влагу. Горячее лоно девушки обожгло ему пальцы, дыхание сбилось. Они по-прежнему не отрывали глаз от зеркала.
Алёна стонала, бурно откликаясь на его ласки и доходя до исступления. Сван почувствовал, что не может больше ждать. Он расцепил руки девушки, обвивавшие его шею, и нагнул её. Алёна упёрлась руками в тумбу трюмо, а он резко вошёл в неё. Оба с криком выдохнули, ощутив эту сладостную истому. Её хотелось ещё и ещё. Пальцы Свана до боли сжимали бёдра девушки, но она только сильнее выгибала поясницу, грязно ругалась и кричала: «Кончай в меня, кончай!» Зеркало угрожающе задрожало, загремели флаконы духов. Но любовникам было не до этого: они дошли до той точки, остановиться на которой просто невозможно.
Алёна замерла, до белых костяшек вцепившись в тумбу, и перестала дышать. Зная, что сейчас именно это ей нужно, Сван ускорился. Девушка с диким стоном дёрнулась от оргазма. Мышцы влагалища судорожно сжали его член, и он со сдавленным криком обмяк, крепче сжав её ягодицы, чтобы не упасть.
Но это была лишь разминка. Сван по опыту знал, что когда в Алёне просыпается голодная тигрица или она обижена на него, то измотает до смерти, и просить пощады бесполезно.
Да и не хотелось.
Завтра у него будут болеть мышцы, и дрожать руки. Да и сегодня после многократной сладкой пытки сердце грозило остановиться, если бы и сама изрядно потрёпанная подруга наконец не выдавила хрипящим голосом:
– Ты прощён.
Они лежали на смятых влажных простынях лицом к лицу, не отводя глаз, волосы совершенно спутались, а руки не разжимались. В такие минуты Свану казалось, что Алёна любит его. Как ему хотелось открыться ей! Но он не мог, всё равно не мог. И лишь коснулся губами её губ.
– Останься до утра, не уходи, – прошептала она.
– Завтра на работу, надо переодеться.
– А ты так иди. – Она расплылась в улыбке.
– Угу.
Позже, сидя на заднем сиденье такси, Сван вспомнил, что забыл серёжки. Алёна не преминула воспользоваться его рассеянностью: на телефон прилетело фото её милого ушка с украшением.
«Спасибо!» – написала девушка, точно осознавая, что делает.
Сван лишь вздохнул – пропала его годовая зарплата. Но Алёна, без сомнения, создана получать дорогие подарки. О чём это он? Можно подумать, у него повернулся бы язык попросить их вернуть.
Хотя мелькнула ещё одна мысль, будто подруга рассчитывала таким образом заставить его работать с Эдиком. Если так, то не выйдет. Он согласен иметь дело с Робертом, талантливым творческим человеком, а всякие там Эдики Свана просто бесили.
Сбережения у него имелись (он накопил на машину), придётся с ними распрощаться. Доехав до дома, Сван зашёл на сайт «Тиффани» и сделал заказ точно таких же серёжек, чтобы вернуть их маме. Подмены она не заметит.
Было бы неплохо осмыслить события такого непростого дня, но мучительно хотелось спать. Скинув тесную женскую одежду, Сван бросился в ничего не требующие от него ласковые объятия постели.
Глава 5
В человеческой жизни нет ничего уникального. Встречи, расставания, обеды, ужины. Люди крутятся в однотипных колёсах повседневности. Кто-то быстрее, кто-то медленнее. Все переживают примерно одни и те же эмоции. Пожалуй, было бы скучно, если бы не работа.
Сван знал, что пойдёт в медицину, но затруднялся выбрать специализацию, пока не попал на реальное посвящение в студенты – вскрытие. Секционный зал – лучшее место для познания своих границ. В идеале в шею бы следовало гнать из института шарахающихся от тела юношей и девушек, но на их счастье и кабинетной работы достаточно.
Патологоанатом с нежной фамилией Синичкин полностью ей соответствовал, а потому резко контрастировал с обстановкой. А вот звучное имя Генрих никак не вязалось с образом маленького, чуть пухлого мужчины с румяным круглым лицом и юркими глазками.
Пока остальные его сокурсники давились рвотой и нюхали нашатырь, Сван старался подойти ближе, чуть ли не сунуть нос в смердящее нутро, внимательней рассмотреть, как ловко работают аккуратные маленькие ручки Генриха Синичкина.
А когда этот кудесник нежно вытащил весь органокомплекс, потянув за язык, и парочка студентов осела на пол, мозг Свана торжественно воскликнул: «Эврика!», и в его сознании плотно укоренилась идея стать патологоанатомом.
Синичкин рассказывал тем, кто был в состоянии слушать, как важна и интересна эта профессия и как бы к слову заметил, покосившись на Свана, что медик, не испытывающий брезгливости и страха перед телом, обладающий достаточной эмоциональной устойчивостью, обязан идти работать в морг. Таких людей мало, и они очень нужны.
Сван хотел быть максимально полезным и расти в профессии. Ему ли бояться мёртвых? Редкий день он не сталкивался с призраками на улице, они давно стали для него просто прохожими. Их покинутые тела нуждались в его твёрдой руке.
Сван точно знал, что не сорвётся и не запьёт, или заблуждался по неопытности. Время покажет. Год он выстоял. Ещё два дня, и его ждёт первый официальный оплаченный отпуск.
– Куда поедешь? – интересовались любопытные коллеги, а Сван и не думал о том, что надо куда-то ехать.
– Голова! – хлопали они его по плечу. – Отдыхать надо с умом. Кстати, с тебя вискарь.
В будний день работа кипела. Люди чаще предпочитали умирать в дневную смену. Работали втроём, слаженно. Юля принимала вновь прибывших пациентов, заполняла бумаги, составляла опись вещей, Серёжа раздевал, готовил к вскрытию и передавал тела в руки Свана.
Выйти из секционного зала – проблема, надо переоблачаться. Привыкай к редким перерывам, когда уж совсем в горле пересохло.
Криминал не по их части. Ненасильственная бытовая смерть и больничные случаи были специализацией их морга.
Несмотря на свой возраст, Сван обладал достаточной психологической стойкостью. Однако сложных, берущих за душу моментов никому не удавалось избежать.
В самом начале смены пришлось делать вскрытие мальчику, умершему в больнице. Сердобольная бабуля, дежурившая у постели больного, накормила голодного внука пирожками после аппендэктомии. Сколько же на свете нелепых смертей? Сван знал, что муссировать эту тему, сетовать на глупость пожилой женщины и вздыхать об абсурдности ситуации не стоит, но прогнать мучительные мысли было сложно.
Кто виноват? Извечный вопрос, на который нет однозначного ответа.
Дал ли врач бабушке чёткие инструкции или он решил, что это и «ёжику понятно»? Объяснил не ей, а кому-то другому, маме, например, а та не передала их по цепочке. Насколько адекватна сиделка? Страдает ли склерозом или деменцией? В одно ухо влетело, в другое вылетело. Кто решил, что она справится с послеоперационным уходом?
Нет, ни одна живая душа не станет вдаваться в эти подробности. Ясно же, что вина падёт на бабушку непосильным грузом, отнимет у неё остатки разума.
Задачей Свана было подтвердить диагноз. Больница сделала всё, что смогла, врачи не виноваты. А так ли это?
Призрак мальчика в секционный зал не заходил, хотя бы это его радовало.
Во время работы Сван отрешался от своей личной жизни. Ему нравилось погружение с головой. На свидании с Алёной он же не вспоминал морг. Вот и здесь не думал ни об Алёне, ни о Милане, не планировал отпуск, а сосредоточенно вырезал тромб из ампутированной ноги.
Отработав пять вскрытий за двенадцать часов и смыв с себя запахи морга, Сван бежал на ужин с Алёной. Сегодня им предстояла ночная съёмка, и надо было хорошенько подкрепиться. В больнице есть не хотелось, обстановка не располагала, печенье – это максимум, что он готов был проглотить в её стенах. Возможно, работа всё-таки повлияла на его пищевые привычки: он не ел ни мясо, ни рыбу, заменяя их молочными продуктами, сыром и соей.
Стоя у ворот в ожидании такси, Сван включил телефон и тот затрепыхался как ополоумевший, принимая неслыханное количество письменных и голосовых сообщений от Миланы.
«Маша! Где ты?! Ты меня бросила? Почему не отвечаешь?!»
«Маша, ты же обещала!»
– У меня же никого нет, – плакала девушка. – Понимаешь? Папа кинул меня, и ты меня бросаешь! Что мне делать? Маша!
«Маша, ну пожалуйста, ответь! Ты мне очень нужна».
– Я знаю, ты – добрая. Я верю, что ты объявишься. Я буду ждать, очень ждать.
– С тобой что-то случилось?! Почему не доходят сообщения?
«Боже! Вот я попал! Спасибо, Вадим Вадимович. Чтоб я ещё раз поддался призраку!» – ругал себя Сван, садясь на заднее сиденье такси и набирая номер дочери Яворского. Неудобно было разговаривать в такси, но позже тем более не получится.
– Маша! Маша! – радостно закричала в трубку девушка.
– На работе мне приходится отключать телефон, Милана, – пояснил Сван женским голосом, не стесняясь таксиста. Вряд ли у того возникнут сомнения, что он везёт девушку.
– Маша, меня завтра выписывают! А ведь говорили, что неделю продержат. Как это понимать? Ольгиных рук дело?
– Да, это странно.
– Она с утра прилетела – вся такая заботливая, с коробкой моих любимых конфет. Кудахтала вокруг кровати, всё чем-то угодить пыталась. Еле от неё отделалась. К конфетам я даже не притронулась, боюсь.
– Не думаю, что в её планы входит тебя травить, ты для неё источник информации. И о выписке она договорилась, потому что не терпится поболтать с тобой о детстве. Сама понимаешь…
– Я для правдоподобности спросила у неё о письме. Как считаешь, правильно?
– Если не переиграла, то это даже хорошо. По логике, ты так и должна была поступить.
– Я в театральном кружке занимаюсь, – гордо заявила Милана. – Грубо наехала и устроила истерику, я так обычно с ней и общаюсь. Добавила, что и папу не проводила, и не узнаю, что он мне написал. И всё это из-за неё. Правдоподобно получилось.
– И что она ответила?
– Огрызнулась, что по чужим сумкам не лазит. Сама же, говорит, молнию забыла застегнуть, вот оно и выпало. Спросит у сотрудников крематория, вдруг находили.
– Это хорошо. Езжай домой спокойно, ничего не бойся.
– Маша, – загнусила девушка, – приходи на выписку. Ну, пожалуйста, пожалуйста. Пусть Ольга знает, что я не одна.
– Ладно, – нехотя согласился Сван. Всё равно не отстанет, а такси подъезжало к конечной точке. – Только на выписку.
– Спасибо, спасибо, спасибочки… – Девочка явно привыкла помыкать людьми.
Сван не удивился, застав Алёну за уже сервированным на две персоны столом. Его вкусы были ей хорошо известны, а время прибытия такси рассчитано по минутам. Без лишних разговоров они набросились на еду. Девушка, как и он, целый день голодала, мотаясь по студиям.
– На днях прочитала, – сказала Алёна, дожёвывая салатный лист, – что Антарктида – вовсе не континент, а огромная ледяная стена, гигантская чаша, не дающая стекать океанам. А Земля на самом деле плоская. В центре – Северный полюс. И древние народы об этом знали. Теорию круглого земного шара придумали, чтобы люди не задавались вопросом: а что там, за краем? А за краем, – заговорщически прищурилась она, – более развитая цивилизация, которая наблюдает за нами, как за подопытными крысам. У них мощные технологии, летательные аппараты, те самые тарелки. Инопланетяне совсем рядом, за ледяной стеной. Ты вот знал, что Антарктида – запретная зона для полётов и навигации? Любого, кто захочет проникнуть в её глубь, сразу же завернут обратно. А ещё туда часто летают политические лидеры. Зачем? Они же не летают на Северный полюс, и он открыт для всех желающих. Почему Антарктида под запретом, а он нет? Экспедиция «Челленджера» хотела проникнуть вглубь, но ничего не вышло. Четыре года их корабли плыли вдоль высокой ледяной стены, и вернулись к точке отправления, так и не найдя проход. Мы живём в симуляции, а Антарктида – конец текстуры, и выйти за её пределы нельзя. Австралия, кстати, это её часть. Никто не может пересечь Австралию. Запрещено продвигаться вглубь континента. Это потому что можно дойти до ледяной стены. И местные аборигены утверждают, что до прихода белых их предки ходили туда и встречали богов, которые давали им семена и лечебные травы.
Когда Алёна не думала о работе, она собирала всякую чушь в интернете. И верила всему, что бы там ни написали, к счастью, быстро забывая. Сван слушал её лепет, не перебивая и не комментируя. Просто любовался становящимся в такие моменты наивным лицом девушки.
Ужин был доеден, они запивали его лёгким вином, наслаждаясь моментом сытости и умиротворения. Сван слушал милый бред Алёны и растворялся в её прекрасных голубых глазах. Он держал ладонь подруги в своей руке и гладил нежные тонкие пальцы девушки.
– А ещё есть теория, что горы – это пеньки гигантских кремниевых деревьев…
– Эй, вы! Завязывайте свои лесбийские нежности, моей маме неприятно на это смотреть, – донёсся от соседнего столика грубый мужской голос.
Сван не повернул головы. Откинулся на спинку кресла и отпустил руку Алёны, уловив всего на миг проскользнувшее по лицу девушки презрение. Он бы сильно вырос в её глазах, если бы встал и басом спросил: «Кого это ты, мудила, назвал бабой?»
Наверное, это было бы круто. Но он знал, что будет дальше. Мужик плюнет в его сторону со словами: «Фу, петушара!» И Сван по законам жанра должен будет заехать ему по наглой роже. А вот этого он как раз сделать и не мог.
Его много раз били, и он всегда достойно принимал удар, но по своей природе Сван не был способен ударить сам. В институте он даже записался в секцию фехтования, чтобы преодолеть свой патологический пацифизм, но ничего не вышло. Его увлекали тренировки, где они отрабатывали стойки и выпады. Однако во время поединка он так и не смог уколоть противника, даже когда тот, ни капли не смущаясь, бил его в незащищённые места. Боль, обида, гнев, ненависть – всё то, что побуждает самого трусливого человека на свете на отчаянные поступки, – в его случае не работали. Сван не мог ударить. Он разочаровал бы Алёну ещё больше, если бы ответил обидчику.
Девушка права, презирая его. Никто и никогда не назовёт Свана героем, настоящим мужчиной. И он не скажет Алёне, что любит её. Она посмеётся в ответ.
– Опаздываем. Идём, – мотнула головой она.
Он кивнул и поднялся с места.
Идя мимо столика сделавшего им замечание мужчины, Алёна случайно задела рукой бокал с пивом, залив его брюки.
– О, простите! Какой конфуз!
Мужик дёрнулся, но не будет же он драться с девушкой.
– Сучка драная! – выпалил он ей вслед.
– А мама не заругает за такие словечки? – Алёна махнула ему рукой.
– Хамка! – подключился женский голос, но молодые люди уже забыли о них, прыгая в такси.
Ехали долго. Держались за руки на заднем сиденье и дремали, привалившись друг к другу.
Особняк на Рублёвке встретил их разноцветными огнями. Темой фотосессии была гламурная вечеринка с рекламой одежды и мотоциклов – совместный проект Роберта с другим фотографом. Звездой программы выступал Сван, все остальные – на вторых ролях и в массовке.
Едва он вышел из такси, как на него налетели гримеры и костюмеры.
– Маникюр подправим.
– Я закапаю вам в глаза эти капельки, будут сиять, а то чуть покраснели.
– Волосы – в хвост, серьги – в уши. Смотрите, лицо не испортите своей мазнёй.
– Скулы сделать жёстче?
– Нет! Сказал же, мне нужны именно эти черты!
– Первой снимаем у мотоциклов!
Сцена была массовой. Пять моделей разного пола непринуждённо болтали у своих моторов.
– Сван, дай мне отчуждение, холодный взгляд через плечо! – Он работал только с Робертом. – Ещё! Мало! Ты знаешь что-то очень важное, судьбоносное, чего не знают эти беспечно смеющиеся парни и девушки. Ты далеко от них. Звонок! Тебе позвонили и сообщили что-то по телефону. Вот только что ты был с ними, а теперь далеко. Так, вот так, уже лучше. Ещё холода, ещё!
И так всю ночь. Четыре смены костюма. Кстати, костюм-тройка там тоже был. Алёне этот образ понравился больше всего.
– Если бы можно было выбирать симуляцию, в какой реальности ты бы хотел жить? – Что-то новенькое ударило девушке в голову во время короткого перерыва на кофе.
– Не знаю, не думал… – пожал он плечами. – А ты?
– А я бы хотела оказаться в тебе, – захохотала она.
– В смысле?
– Стать тобой.
– А, понятно…
– Нет! В тебе именно таком, какой ты есть, а не в том, каким бы я могла тебя сделать. Посмотри вокруг, Сван. Из нас всех ты один кайфуешь от жизни и сам этого не осознаёшь. – В голосе девушки звучала зависть.
На парк спустились предрассветные сумерки. Откуда-то взялся туман, и Роберт, обезумев от всплеска своей фантазии, потащил Свана делать незапланированные кадры.
Закончили работать, когда совсем рассвело. Такси вызывать не пришлось, организаторы предоставили им машину. Алёна и Сван целовались на заднем сиденье всю дорогу, а доехав до дома девушки, упали на кровать без сил и моментально заснули.
Он совсем позабыл про Милану, но она подстраховалась и подбросила ему парочку сообщений. Сван еле продрал глаза, проспав всего три часа. Встал, стараясь не будить подругу, но она проснулась.
– Ты куда?
– Мне надо идти. Я в душ. Дай мне девчачью футболку, надо пол поменять.
– Чё мутишь? – вскинула голову девушка: вдруг денежки проходят мимо.
– Волонтёрство, тебе будет неинтересно.
Алёна не поленилась, встала, чтобы помочь ему одеться.
– Вот! Длинный лонгслив. Без утягивающих шорт джинсы на тебе по-мужски сидят, прикрой хозяйство. Так норм. – Она критически его осмотрела. – Глаза и губы подкрась и сойдёт, сестрёнка.
– Слушай, Алён, у меня ведь сегодня в ночь последний рабочий день. Отпуск. Может, махнём на море дикарями? Деньги ещё остались.
– А это идея! Я пробью насчёт контракта за границей! – воодушевилась девушка.
– Нет, Алён, я имел в виду отдых на двоих.
– Сван, пока мы молоды, надо зарабатывать. Зачем тратиться на поездку, когда можно найти того, кто за неё заплатит? – Она была невыносимо прагматична.
– Ладно, – не стал спорить он зная, что силы неравны.
Они попрощались, и Сван в образе девушки Маши поспешил в больницу на выписку Миланы.
Ольга вовсю хлопотала в палате, собирая падчерицу в дорогу. Свану отнюдь не показалось, что лицо её исказило недовольство, едва он появился в дверях. Милана же радостно кинулась обнимать свою новую подругу.
– Маша, как же я рада тебя видеть!
– В посещениях нет нужды, – холодно произнесла Ольга, вперив в него строгий взгляд. – Мы уезжаем домой.
– Маша меня проводит, я хочу показать ей, как живу. – Уговора об этом не было, но девушка усиленно моргала, и Сван по мягкости своего характера отказать не смог.
– Зачем? Она что, из службы опеки? – возмутилась мачеха.
– Отстань! Мы – подруги. Что непонятно?
– И когда же это вы успели ими стать?
– Хватит допрашивать! Это не твоё дело!
– Моё! Ты – несовершеннолетняя, а я – твой единственный опекун. Подруг у тебя достаточно, а Маша, – она сделала ударение на имени, – старовата для этой роли. Лет на десять. – Ольга окинула Свана презрительным взглядом.
– Не тебе решать, с кем мне дружить! – взбеленилась Милана. – Ты бездушная, а я скучаю по папе! – Девушка демонстративно пустила слезу.
– Я тоже, золотце, скорблю по Вадиму. – Ольга сменила тон. – С кем же, как не со мной, тебе делить горе? Оно у нас общее.
– Не лги! – Милана оттолкнула пытавшуюся утешить её женщину.
– Я не лгу, зайка. С чего ты взяла, что я радуюсь его смерти?
– С того самого!
– С чего именно? Про любовника мы тему закрыли. Вадим был мне другом, мы много путешествовали, он дарил мне дорогие подарки. – Ольга утёрла глаза платком.
– Вот именно! Ты потеряла кошелёк, а я – отца! Мне нужна Маша. Она спасла мне жизнь! Забыла?
– Ой, вот только не надо преувеличивать! – снова расхорохорилась Ольга. – Сделала пару сомнительных уколов. Это ещё большой вопрос, стоило ли?
– Мне наплевать на твоё мнение! – Милана скорчила рожицу и взяла рюкзак. – Идём, Маша.
Вчетвером, считая водителя, они тронулись в путь. Ольге пришлось сесть на переднее сиденье, оставив новоиспечённых подружек шептаться сзади. Сван был недоволен не меньше вдовы, ему вся эта история порядком надоела. Не было ни времени, ни сил заниматься капризами подростка после бессонной ночи и в преддверии ночного дежурства. Он бы хотел сейчас оказаться в кровати, желательно с Алёной.
«Провожу, полчаса поболтаю с девочкой – и домой», – твёрдо решил он.
Дорога оказалась дальней, Яворские жили в загородной резиденции, вдали от простого люда. Сван прикинул, во сколько ему обойдётся обратное такси, и ужаснулся. В машине почти не разговаривали. О чём? Что вообще у него могло быть общего с избалованной юной девушкой? Прикидываться подружкой оказалось трудновато.
Автомобиль плавно въехал в ворота, и глазам Свана предстал огромный прямоугольник трёхэтажного дома с панорамными окнами.
Милана выскочила проворнее всех и потянула его за руку, словно маленькая девочка.
– Побежали, покажу тебе мой этаж!
«Этаж?» – удивился Сван.
Они влетели по лестнице. Он старался тормозить и идти чуточку по-взрослому, но не получилось, она настойчиво тянула его за собой. А скрывшись за первой же дверью, прижалась к нему и зашептала:
– Маша, мне страшно. Помоги мне, пожалуйста. Ольга всё твердит, что я несовершеннолетняя, и она будет распоряжаться моей жизнью до восемнадцати лет. Это правда? Так и будет?
– У тебя есть бабушка, дедушка или ещё какие-нибудь родственники? – Сван отодвинул девушку от себя.
– Про маминых я ничего не знаю, а папины умерли.
– Тогда, думаю, она права. Больше некому.
– А ты можешь оформить опеку надо мной? – Она возвела на Свана почти безумные глаза.
– Милана, это переходит всякие границы! – строго одёрнул он. – Меня и здесь быть не должно. Чего ты хочешь?
– Всего лишь, защиты, – грустно произнесла она. – Я всю ночь думала. Я знаю Ольгу, она ради денег ни перед чем не остановится. Закрываю глаза и вижу, как она меня пытает. Выкручивает руки, отрезает пальцы. А я ведь даже не знаю, где тайник. И сбежать не могу, я совершенно бесправная.
В какой-то степени девочка была права, риск есть. И Сван понимал, что лучше ей быть подальше от алчной мачехи. Но что он мог сделать? Выкрасть её, пойти на уголовное преступление? А дальше? Первого сентября ей в школу. Ну, Яворский, подкинул задачку.
Постучалась Ольга.
– Милана, я принесла вам лимонад и кексы.
– Я не просила! – грубо крикнула девушка.
– Это и понятно. – Женщина сама открыла дверь и вошла в комнату. – Не буду вам мешать. Играйте, девочки, – съязвила она, насмешливо покосившись на Свана.
Они расселись в креслах и долго молчали. В голове молодого человека крутились варианты решения вопроса, но ответа не было. Пока дочери Вадима не исполнится восемнадцать, она у мачехи под колпаком.
– Ты хотела показать мне, как живёшь.
– Тебе всё равно неинтересно. – Милана смотрела в пол.
– Весь этаж твой?
– Да.
Комната, в которой они сидели, была заставлена музыкальными инструментами. Фортепиано, синтезатор и гитара. Валялись нотные тетради.
– Ты увлекаешься музыкой, Милана?
– Да, пишу песни. Папа обещал заплатить продюсеру. Я работаю над репертуаром, чтобы не с пустыми руками.
– Спой.
– Нет, я стесняюсь…
– Это как? В звёзды наметила, а сама стесняешься.
– Брось, Маша, теперь ничего не получится. Денег-то нет. Что будет с бизнесом – неизвестно. Те, что остались на счетах, быстро улетят. Дом надо содержать, персонал, Ольгу… Если бриллианты достанутся не мне, то ловить нечего. Самой мне не пробиться.
– Почему ты сразу сдаёшься? Ищи!
– Где? Я не могу даже посмотреть документы и архивы. Они все у папы в кабинете, и Ольга меня к ним ни на шаг не подпустит. Она же не дура.
– Вспоминай.
– Я пытаюсь, Маша, не получается. Напрягаю мозг, и пустота. Ни маминого лица, ни песен, что она могла мне петь, ничего. Воспоминания начинаются с гувернантки Натальи Ивановны. Папа был отчуждённым, холодным. Она мною занималась, учила. Я не могла говорить, поэтому в школу не ходила. Приходил психолог, играл со мной в игры, я не помню, как его звали. Он был пухлый и лысый, я его боялась, но не могла сказать – папа считал его лучшим.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70761631) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.