Фонд культуры. Почти сценарий
Олег Мастерских
Смешно и трагично сравнивать показатели фабрики или завода с финансовой отчетностью театра или оркестра. Тогда чем руководствуется государство, когда требует от сферы культуры самоокупаемости или даже прибыли? В чем цель?Производительность труда двадцати одного актёра, занятых в классической постановке – «Трагическая история о Гамлете, принце датском», совершенно не изменилась за более чем четыреста лет, а средняя производительность труда за это время выросла в семьдесят раз.
Фонд культуры
Почти сценарий
Олег Мастерских
© Олег Мастерских, 2024
ISBN 978-5-0062-9378-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая. ЛИЗА
Душная дремота, накрывшая тяжёлым покрывалом Лизу, начала отступать, проясняя не отдохнувший мозг. Воздух, нагретый дыханием, под превращенным в подобие кокона одеялом почти закончился, заставляя застрявшую в нём «бабочку», матерясь и ворочаясь, выбраться на свет захваченной днём комнаты.
Лиза спустила с дивана ноги, коснувшись босыми ступнями холодного пола. Взъерошенные, чуть ниже плеч волосы почти скрывали её бледное лицо, безвольно свисая непослушным соломенным снопом.
Так и не разлепив скованные не смытой тушью веки, женщина неуверенно поднялась, минуту-другую постояла, странно покачиваясь в такт неслышимой музыке, и медленно побрела в сторону ванной комнаты.
Лёжа в ванне, наполненной до краёв вспененным пузырчатым кипятком, Лиза курила любимый Captain Black Dark Crema, мерно отпуская на волю, пахнущие ромом и шоколадом клубы сизого дыма, забавно струящегося в плотном облаке пара, заполонившем всё пространство ванной комнаты.
Сегодня ей не нужно было идти на работу. Сегодня она «отмокала». Въевшаяся за сутки беготни ВЗВЕСЬ, заваренная на основе пота с нотками вони клиентов, поставщиков, крашенных сучек-коллег и так далее и так далее.., нехотя отслаивалась от раскрасневшейся кожи, оседая на отполированной глазури её ложа.
Липкая тяжесть суточного дежурства медленно отступала, даря немолодой уже женщине (а Лизе уже случилось 37) заслуженное право на выходной.
Романа с работой у Лизы Кутищевой не случилось. Трудно полюбить толпу пьяных и агрессивных извратов, ежесекундно доказывающих друг другу, что размер имеет значение. Да, вы правильно догадались, Лиза трудилась в МУЖСКОМ клубе.
***
Сеть элитарных приват клубов под обескураживающим названием «ФОНД КУЛЬТУРЫ» был ровесником трудового стажа Елизаветы. «Приют» – для жаждущих культурно отдохнуть, основанный ровно два десятка лет назад начинающим чинушей, зародился в самом центре столицы.
Скрытый от глаз прохожих, хорошо охраняемый переулок, как то совершенно незаметно превратился в тупик, заканчивающийся поднятым из руин особняком, с первого взгляда поражающий своих, во всех смыслах дорогих гостей тяжёлой, холодной красотой и редкой для столицы, в тот период, подземной парковкой.
Подход к выбору «гостей фонда» был разработан по высочайшим стандартам современной деловой психологии, как и жёсткий отбор служащих новообразования. Задачи, поставленные руководством заведения, были нетривиальны и отображены в пухлом лощёном буклете, разосланном курьерской службой избранным приглашённым, вместе с клубной картой.
Помимо красочного описания прикрас архитектуры и изысков кухни рассказ дополнял экскурс в миссию элитарного клуба:
«…Служить гостям местом необычных социальных развлечений, удовлетворения и переживаний нового чувственного опыта.»
Членам предоставляются высочайшие стандарты творческих и культурных мероприятий вкупе с безусловным соблюдением безопасности и конфиденциальности…
Хороший организатор и не менее удачливый делец – Хозяин «ФОНДА КУЛЬТУРЫ» обладал ещё одним, немало важным навыком, он оказался совершенно незаменим в сложнейшем процессе коммуницирования. Сводя тех или иных «Гостей» в чудесном мире – необычных социальных развлечений Хозяин, за несколько лет превратился в тяжеловеса политической жизни, став серьёзным игроком в бюджетной песочнице.
– Михал Петрович, – бурчал приземистый мужичок, с круглой зачёсанной плешью и алым, в виде флага значком на левом лацкане слегка засаленного пиджака, обращаясь к стройному, молодцеватому собеседнику, одетому с последнего каталога BRIONI. – Ну чего вы жмётесь, словно Ульянов перед Арманд…
Собеседник стойко держал паузу, с вялым вниманием разглядывая кружевную салфетку.
– Две минуты… – настаивал плешивый. – Всего две?
– Я постараюсь, – нехотя оттаивал Хозяин, медленно отворачиваясь и отчаливая от просителя, словно десяти -палубный лайнер от захудалого пирса.
В огромном зале алел приглушённый свет, мягко обволакивая посетителей, над головами зависло багряное небо, спроецированное десятком новомодных приборов и отражённое огромными зеркалами. Из сотен колонок доносилась музыка напоминающая плеск воды. Танцовщицы, прикрытые лишь подобием белья, завораживающе парили над небольшими, обтянутыми бархатом подиумами. Отобранные Хозяином девушки и юноши, были образцами Homo erectus. Одной из них, волею судьбы и оказалась Елизавета Александровна Кутищева, 17 лет отроду.
С тех самых пор прошло без малого двадцать лет, но первую встречу с Хозяином, Лиза помнила в мельчайших деталях, словно она случилась только что…
***
– Мам, у тебя хорошее настроение? – Голос Алекса прозвучал неожиданно, от чего Лизу дёрнуло, будто от накопленного пластиковой щеткой тока.
– Мам, я в универ опаздываю, – вкрадчиво, но отчётливо раздавалось из-за двери. – У нас есть, что-нибудь пожрать?
– Что за слова такие Александр? – С некой обидой произнесла Лиза, ища так и неумытыми глазами пепельницу на стоящей впритык к ванне стиральной машине.
– Я уходя вчера, оставила полный холодильник продуктов, неужели так трудно собрать себе бутерброд?
– Ну, мам, Володька вчера заходил с ребятами… и Маша.
В голосе сына не прозвучало ни капли смущения, в их отношениях ему давно не было места, ну какое смущение между приятелями. Алексу было почти девятнадцать, и всю его жизнь мама была рядом.
– Маша… – проворчала Лиза, затушив сигарету о воду, так и не отыскав пепельницы. – Вот сдам я тебя какой-нибудь тётке, будите на пару у холодильника сидеть.
– Мам, ну какой тётке? – Оскалился Алекс. – У меня есть Маша…
Лиза стала медленно подниматься, разгоняя рукой плотный табачный туман, заполонивший верхнюю часть комнаты.
– Мам, ты опять куришь в ванной? – С ехидством отметил Алекс. – Ты же мне обещала бросить.
– Не мамкай – огрызнулась Лиза. Она стояла на ворсистом коврике в маленьком пространстве между осиротевшей ванной и стиральной машиной, наполовину исчезая в так и не ушедшем в жерло вентиляции смоге. Сделалось холодно и неуютно, тут же захотелось махровый халат и чашку обжигающего латте.
– Ты кофе матери сделал?… Машеньке своей, небось, между парами успеваешь за ним сбегать? – Еле слышно шептала она, кутаясь в мягкий, длинный халат, беззастенчиво липнущий к её мокрому, разогретому телу.
***
Лиза выросла в провинциальном областном центре, отец был директором небольшого предприятия по выпуску сантехнических изделий, а мама работала бухгалтером в областном управлении центрального банка. У Лизы была старшая сестра Вика – любитель тусовок и первоклассного шмотья.
Жизнь текла своим чередом, постепенно выравнивая девичьи мечтания с уровнем мелкобуржуазного достатка родителей, входивших в неширокую среднеклассовую прослойку провинциального городишки. Пятилетняя машина, трёхкомнатная квартира в центральном районе, кирпичная дача и средний чек в среднем «фирменном» магазине – квинтэссенция среднего же пути развития класса.
Очередной финансовый кризис, разразившийся на просторах глобального рынка, больно ударил по множеству мелких производств, свалив основную опору, державшую на плаву молодых капиталистов. Налоги и поборы, социальные выплаты и содержание производства в период падения покупательской способности, уничтожило малые предприятия, оставив возрастного Лизиного родителя, надеяться на пенсионную реформу родного государства.
Лиза уважала и очень любила отца, он был прекрасным и гордым человеком, но лишившись любимого дела, Александр Георгиевич раскис как пропавшая от первых морозов тыква и превратился в бледную тень былого главы семейства Кутищевых.
Мама, сначала всячески поддерживала супруга, безропотно выслушивая постоянное нытьё и несправедливые упрёки в свой и государства адрес, но со временем осознав, что тяготы по обеспечению семьи основательно легли на её хрупкие плечи, перестала обращать на мужа внимание.
– Пап, мне нужно выпускное платье. – Выпалила Лиза, по привычке обращаясь к отцу, забежав по пути в танцевальный кружок на пару минут домой, переодеться и взять всё необходимое. Но взглянув в его пустые глаза, сразу осеклась.
– Ладно, с мамой вечером обсудим.
И как бы отметив для себя, что то очень важное, опрометью неслась на занятия, уже не обращая внимания на случившиеся в семье перемены. Лиза решила, во что бы то ни стало уехать из этого «зверинца» в Столицу, и будь, что будет.
Мммм… Столица!!! Блеск отмытой с благоухающим крымской лавандой ШАМПУНЕМ!!! тротуарной плитки. Огромные, заполненные открыторотыми туристами проспекты. Сияние отполированных витрин, взывающее к бегущим по важным, столичным делам прохожим и так далее и так далее…
Лиза не хотела быть похожей на маму, доверившей свою жизнь, как оказалось – слабому мужчине. И уж тем более идти по пятам старшей сестры, год назад закончившей университет и засевшей над диссертацией в ближайшем к дому архиве.
Лизе хотелось праздника, яркого, весёлого, вечного.
Обладая юным, великолепным телом, развитым и прекрасно сформированным благодаря генетике и многолетнему труду у хореографического станка, Лиза решила, окончив школу, попытать удачи в поступлении в труппу любого из столичных театров, ну на крайний случай, продолжить образование, но исключительно в столичной же «хоряге».
Соперничать с многочисленными нимфетками в жалком подобии свадебного балагана, в лихом танце с бубном за мимолётное внимание «принца» Лиза Кутищева считала ниже своего достоинства, решив, самой раз и навсегда стать «Королевой»! Мнения родителей и уж тем более сестры, она решила не домогаться, дабы избежать ненужных уговоров и слезливых воплей.
Собрав документы, только нужные на первое время вещи и деньги, скопленные за год в виде «пожертвований» на питание и проезд, карманные выдаваемые еженедельно, присовокупив финансы выделенные предками на антураж выпускного, Лиза вместо праздничного гуляния с уже бывшими одноклассниками, стремглав унеслась на вокзал к просмоленному шпальной мастикой поезду.
Однако избежать разговора с родителями, а точнее с отцом ей не удалось. Записка оставленная беглянкой в платяном шкафу (дабы не нашли раньше времени) привела хватившихся на следующий день родителей в шоковое состояние.
Сестра отца, выбранная Лизой для остановки в столице (пока не решится ситуация с общагой), была немедленно проинформирована в плаксивом телефонном разговоре. И Кутищев старший отправился в аэропорт. Снабжённый супругой: строгими формулировками, деньгами на обратные билеты и толстым, замотанным в модную пищевую плёнку бутербродом, он хмуро молчал, весь путь обдумывая случившееся.
Встретив опешившую от неожиданности младшую дочь на пороге тёткиной квартиры (ведь самолёты намного быстрее поездов), Александр Георгиевич не произнёс ни слова. Глядя в полные надежды и силы глаза Лизы, он напрочь забыл шаблонные банальности, заученные накануне, поскольку сам уже не владел этой силой. Тихо заверив, что попробует поговорить с мамой, отбыл в обратный путь, пополнив Лизины финансы суммой её обратного билета.
Лиза Кутищева первый раз одержала «взрослую» победу, но это была и последняя её победа.
***
– Сашуль, пойдём тебя кормить. – Чуть повысив голос, произнесла Лиза, постепенно проявляясь в оседающем тумане, хлынувшем из распахнутой двери ванной комнаты. – Надеюсь, яйца и лук вы с Машей не прикончили?
Лиза направилась на кухню, давно отточенным движением заматывая в полотенце волосы, соорудив высокую гульку, взвившуюся над головой причудливым тюрбаном.
День за непрозрачным от налипшей пыли и сигаретной смолы стеклом окна казался чумазо-унылым, нехотя заглядывая сквозь дымчатую материю давно нестиранных тюлевых занавесок в сжатое со всех сторон кухонное пространство.
– Твою-то мать… – вырвалось и Лизы, – а посуду вы слугам оставили?
– Александр, сколько можно над матерью издеваться? Ну, неужели трудно убрать за собой? Превратили квартиру в дом свиданий, пока мать на работе…
Этот двухкомнатный хрущёвский «трамвай» достался Елизавете Александровне от одинокой отцовской сестры, два десятка лет назад приютившей беглую племяшку, прижившуюся у престарелой и бездетной тётушки.
За эти стены, без малого девятнадцать лет назад она спрятала своё сокровище – тёплое и орущие, сейчас бессовестно разгуливающее в одних трусах по их маленькому фамильному «Замку».
– Оденься, балбес! – Теплея, окликнула она сына, с любовью засмотревшись на вымахавшее «сокровище».
– Мам, а ты рубашку мне погладишь? – Заискивающе проблеяло «сокровище», натягивая запутавшиеся штанинами брюки, смешно подпрыгивая на одной ноге, в попытке их освободить. – А то я опаздываю.
– А ты куда собрался? – Вопросительно уставилась на сына Лиза, и немного понаблюдав за его прыжками, с ехидством добавила, направляясь за утюгом в свою комнату. – В институте чего случилось или жениться собрался?
– Жениться… – утвердительно, с явным удивлением ответил Алекс, замерев посреди коридора с полуспущенными, так и не поддавшимися штанами. – А… как ты догадалась?
Лиза замерла, остановившись в глубоком поклоне у распахнутого шкафа и медленно разгибаясь, с трудом вздохнула, тяжело проталкивая в лёгкие остановленный внезапным спазмом воздух. Мир вокруг неё заискрился, яркие брызги разлетелись по тёмной комнате, и Лиза присела на валкий край дивана, закрывая глаза и шумно выдыхая.
– Мам… ты чего? – Занервничал Алекс, направившись к Лизе, мелко перебирая так и не освободившимися от пут ногами. – Мы с Машей только подали заявление, до свадьбы ещё целых два месяца…
Глава вторая. СТУЛОВ
– Не будет никаких двух месяцев! – кричал взбешённый Стулов, вслед убегающей по лестнице дочери. – Ни месяцев, ни дней, ни часов…
Вычурное, созданное из нержавеющей стали и белоснежного мрамора сооружение, насчитывало не менее сотни ступеней и плавными изгибами соединяло входную зону их дома, переходящее в огромное гостевое пространство, где стоял Стулов и личные покои живущей здесь семьи.
Стулов дождался, пока Маша пролетит последний изгиб, скрывшись от его взора и услышав громкий «взрыв», от удара дверного полотна о мощный дубовый косяк, медленно двинулся в сторону гостевого бара.
– Я тебе покажу замуж, – приговаривал он, пытаясь ослабить узел непослушного галстука. – Молоко ещё на губах не обсохло! – Повысив голос до фальцета, добавил Стулов, придавленный непокорной «удавкой».
Кое-как, справившись с английским узлом, Стулов добрёл, наконец, до бара. Не глядя в его тёмные закрома, он нащупал первую попавшуюся бутылку, оказавшуюся одной из разновидностей кокосового ликёра, и вслух выругавшись, в сердцах сильно метнул её обратно.
– Бля… ое пойло! Что за день-то сегодня такой? В конторе БЕДА и дома БЕДА…
Стулов отошёл от барной стойки, усаживаясь в уютную мягкость дивана со стороны вмонтированной в его край массивной антикварной тумбы, служащей хозяину и журнальным столом и тайным мини баром. Покопавшись в глубоких антикварных недрах, Стулов извлёк на свет несколько «иномерзавчиков», с жадным напором взломал хрупкую защиту и наконец, приложился к крохотному горлышку, в одно мгновение уничтожая содержимое.
***
Андрей Юрьевич Стулов был обычным. Многие знакомые, пытавшиеся описать внешнюю и внутреннюю составляющие Стулова, упирались в один и тот же барьер, отгораживающий «подследственного» от въедливых попыток добраться до сути – НЕПРОНИЦАЕМОСТЬ.
Он не числился, не привлекался, не был замечен. Основная черта характера, отмеченная в его личном деле, имела лишь один отзыв – Блестящий исполнитель.
В жарких прениях многочисленных собраний, пленумов и форумов, Андрей Юрьевич всегда выбирал середину, немного вяло поддерживая любое принятое решение, как бы оставляя несколько сантиметров в натянутой обществом верёвке. Ну, кто он – один из малых винтиков в огромном отлаженном механизме, прочное середняковое кресло, в наполненном коллегами органе, столбовой дворянин в представительном собрании.
– Благодарю за доверие шеф! – с теплотой в голосе произнёс Стулов. За последний год шеф Андрея Юрьевича умудрился дважды расширить площадь своей приёмной, забираясь всё выше в не лёгком восхождении на государственный Олимп, но не забывая услужливого зама, прилипшего к нему словно тень.
– Стулов! – с улыбкой ответил шеф, поправляя чуть съехавший галстук зама и глядя тому в лицо.– Ты рад…?
Андрей Юрьевич, безусловно, был рад. Быть может даже больше, чем сам хозяин тени.
У Стулова никогда не было напрягов. Нет задачи, поставленные перед ним, не всегда обладали способностью само решения, но сложность реализации тех или иных жизненных ситуаций никогда не переступали границ дозволенного. Единственное, что не укладывалось в поступательном процессе Стулова – семья.
Женившись сразу после института на сокурснице – простой провинциальной девчонке, Стулов совершил единственную в жизни ошибку. Родив дочку, ушлая супруга, вместе с пропиской получила превосходный рычаг постоянного давления на столичный Стуловский клан, в один момент поменяв их жизненный уклад, а когда и финансовая основа новых родственников оказалась в её ловких руках, оставила бесперспективного (как ей тогда казалось) мужа с трёх летней Машей на руках и крупным долгом перед двумя кредитными организациями, укатив к «зажиточному заокеанскому фермеру» добытому через приватный сайт знакомств.
Итог получился необычный. Стулов, оказавшись в столь удручающем положении, изменил свою жизнь, полностью пересмотрев приоритеты. Сменил мало денежную научную работу, стал интересоваться политикой и вложениями, читать наводнившие газетные киоски яркие брошюры с кричащими названиями и работать, работать, работать…
Через год его заметили. Впервые появились деньги, Андрей Юрьевич отдал долги и купил первую в своей жизни машину. О собственном авто, Стулов мечтал с раннего детства, с того самого момента, когда дядя Саша (приятель отца) впервые подвез их до дачного участка, тем самым приведя в восторг маленькое сердце Андрюши Стулова.
Деньги не стали самоцелью Андрея Юрьевича, но и чувства пренебрежения к их неотъемлемой силе он не испытывал, постепенно он аккумулировал их энергию, размещая финансы в около политические проекты.
Вот на этом этапе и появился Шеф. Энергичная, за гранью разумного деловая активность этого человека поразила Стулова. Сам привыкший к изнурительному труду до результата Стулов, был лишь слабым отблеском на фоне его Сияния и Андрей Юрьевич приложил немало усилий, что бы сблизиться с этим Светилом, стать узнаваемым им, быть полезным.
Мимикрия всегда помогала Стулову в достижении цели. Сам процесс клеточной подстройки к окружающей (чаще всего враждебной) среде был приятен ему, он нуждался в нём, словно лишённый утренней дозы наркот.
Шли годы, росла и дочь Андрея Юрьевича Стулова – Маша.
С тех пор, как бывшая супруга отчалила в край вечной свободы, вопросы, связанные с воспитанием девочки, легли на пенсионные плечи родителей Андрея. Маша не была проблемной брошенкой, что часто случается с оставленными матерью детьми и постепенное взросление дочки, скорее радовало, зашитого рабочими моментами Стулова младшего в редкие моменты их общения.
Мария относилась к отцу как к огромному плюшевому медведю, спрятанному в диване и извлекаемому в дни праздников, дабы напомнить хозяйке, что он есть.
Тем не менее, Стулов любил свою дочь.
***
– Что за дикость такая, – рассуждал размякший от алкоголя Стулов, разглядывая остатки напитка, медленно вращая опустевший мерзавчик, – почему люди каждый раз вступают в одно и тоже дерьмо? Почему нельзя пройти мимо, неужели это так трудно?
Раздался еле слышный, словно сдавленный ритмичный звук и Андрей Юрьевич не сразу сообразил, что это его телефон. Порывшись во внутреннем кармане пиджака, Стулов достал аппарат и смахнув экран прочёл пришедшую минуту назад СМСку.
– Суки… – выдавил из себя Стулов, нервно отшвыривая телефон, должно быть от обиды глубоко зарывшийся в складки диванной обивки.
– Сколько раз я себе говорил – не лезь в первые ряды, сожрут и выплюнут…
Он со вздохом поднялся и шаркая ногами, поплёлся в кабинет, негромко бормоча матерные проклятия.
Это была мимолётная слабость, которая унизила его рабочий принцип – сторониться поста зиц-председателя, оставаясь лишь исполнителем. Да и ладно бы назначение на пост председателя «Межрегионального государственного внебюджетного ФОНДА КУЛЬТУРЫ» сулило золотые горы с бриллиантовыми вершинами или пожизненный чин Пэра с родовым замком и всемирной известностью. Это назначение случилось так походя, что даже не было отмечено в рабочем Стуловском ежедневнике, аккуратно отображавшем даже мельчайшие события.
Андрей Юрьевич так объяснил свою «слабость»:
– За двадцать лет тяжёлого труда, я создал обширную надполитическую сеть, сдерживаемую сложнейшим механизмом противовесов. Система работает стабильно и слаженно, поэтому просто настало такое время, позволившее мне, как неотъемлемой её части, возглавить один из таких противовесов.
Вот только любые сети, рано или поздно перестают быть надполитическими.
Так и случилось. Очередной виток финансовой спирали до такой степени разогнал вошедшие в него противовесы, что центробежная (руководящая) сила начала планомерно избавляться от возникших надстроек, ещё вчера безнаказанно резвящихся с профицитами бюджета страны на оффшорно-лазурных берегах уже недружественных нам стран.
В этом событии было что-то неправильное, нерациональное. Отсутствовал основной принцип жизнедеятельности целого класса – класса распределителей. Принцип был прост как формула водорода – пилите Шура, пилите… Высокоморальная бюрократия, что может быть нелепее? И конечно же начать чистку необходимо именно с КУЛЬТУРЫ!!!!
Пришли сегодня утром, начав обыски сразу во всех отделениях Фонда. Стулов был на совещании в одном из министерств и поэтому о шмоне в «ФОНДЕ КУЛЬТУРЫ» узнал только по его окончании, прочитав размытое паникой смс своего заместителя. Возвращаться к себе в офис, он решил повременить, направив служебный автомобиль в загородный дом, попутно пытаясь связаться с шефом, как то загадочно переставшему выходить на связь.
И вот теперь, приехав домой, что бы в тишине обдумать сложившееся положение, получает «стулом по голове» – дочь собралась ЗАМУЖ!? Мало этого? Вместо того, чтобы назначить встречу, обмыслить дальнейшие шаги, шеф, сначала перестал подавать признаки жизни, а пять минут назад прислал в сообщении всего одно слово: «БЕГИ»
В тёмном пространстве кабинета мерно завывал моторчик внешней системы вентиляции, создавая в закрытом тёмном помещении полную иллюзию ночного перелёта, ну скажем из Нью-Йорка в Лондон. Андрей Юрьевич беззвучно проник в кабинет, двигаясь как опытный вор во вскрытой ночью квартире, добравшись до рабочего стола он ладонью нащупал лампу и хлюпнув выключателем, зажёг свет. Усевшись в кресло Стулов опустил ладони под массивную столешницу и отыскав в ней секретные пазы привёл в действие механизм отпирания фальшпанели, скрывающей от глаз вмонтированный в стену сейф.
– Маша! – Крикнул Стулов, выходя из кабинета и закрывая за собой тяжёлую дверь. – Дочь, собирайся, мы уезжаем…
Глава третья. ШЕФ
В огромном, ярко освещённом зале, специально созданным для массовых мероприятий, стояла непривычная для заполненного людьми пространства тишина.
Один из многочисленных участников собрания (а это было именно собрание), повторяя принятую присутствующим обществом позу, ожидающе замер на неудобном стуле, смущённо опустив глаза и глядя на натертый до зеркального блеска паркетный пол.
– Пиз..ц… – беззвучно, одними губами произнёс он, пытаясь, незаметно поменять положение затёкшего тела. – Началось, – всё так же, не издав ни звука, добавил он, медленно разминая уставшие ноги.
Он был довольно высок, явно выделяясь в толпе своей всегда высоко поднятой головой с ухоженной «шапкой» серебряных, забранных благородной сединой волос. Прекрасно сшитый, тёмно-синей шерсти золотого сечения, костюм изумительно гармонировал с чёрной, как антрацит рубашкой и светлым, подобранным под цвет его волос галстуком. Сохранённая, не смотря на возраст, спортивная фигура была предметом жгучей зависти в узких кругах начальственной знати, придавая её владельцу, дополнительные кубические сантиметры в вечной борьбе за объём – дезодорированного и рафинированного бюджетного воздуха.
– Будем выносить на голосование, – продолжил докладчик. Медленно поворачивая взлохмаченную от яростных пируэтов голову. Жадно озирая собравшийся люд голодным, не прикрыто враждебным взором.
Зал нехотя ожил, вяло шевелясь и откашливаясь, мерно зарябил спокойными, разновеликими волнами, придушенно шумя гневливыми всплесками.
К среброголовому наклонился сосед и делая вид, что поправляет выбившийся из нагрудного кармана пиджака платок, довольно громко проговорил:
– Быстро батька масло поделил.
Седой внимательно посмотрел на соседа, оценивая степень его искренности и не получив явного заключения, отвернулся, молчанием осаживая неосторожного говоруна.
То, что «потеха» началась, стало понятно ещё вчера.
***
Он всегда считал себя везунчиком, не обращая внимания на частые упрёки «неудачников» в фривольном заигрывании с госпожой Фортуной. Но безоглядного, оголтелого юзерства никогда не допускал.
Партнёрство и интрига – то, что всегда выбирает настоящий игрок, а он всегда считал себя настоящим. Там где недалёкие пользователи отступали, лишь прикоснувшись к спелым плодам взбалмошной удачи, опытный преферансист поднимет ставку, сохранив наметившуюся связь.
Как и все будущие завоеватели, он вырос в небогатой, можно сказать – рабочей семье. Ну, что можно завоёвывать после сытного стола и развращённого доступностью детства? Истинные краски проявляются лишь в ярких фантазиях, с оглядкой на внешнюю себестоимость. Детство лишённое мечтательной зависти – влечёт бесцельно пройденную ванильную юность, охолощённую её искусственным заменителем.
Нет, он не строил в своих мечтах глазированные и липко-приторные дворцы, скрывающие в прохладных, полутёмных подвалах несметные богатства. В коротких, чётко выверенных мыслях, юноша оттачивал будущую концепцию собственного миропорядка, накапливая во внутреннем хранилище бесценный опыт, полученный им в бесконечных изысканиях, проводимых и просто подсмотренных в бескрайнем океане окружающего пространства.
Иконную ценность громких лозунгов парящих над каждым жителем он перестал ощущать, как только сухой остаток в долгих вычислениях заставил молодого человека, отчётливо увидеть результаты аудита. Именно в тот момент он начал действовать.
План был дьявольски прост:
«Ударить в самое слабое место власть имущим – в несоответствие кричащих постулатов и отрезвляющей действительности».
Проект имел несколько «тонких» мест, включая основное – явную никчёмность своего руководителя, с этой проблемой молодой человек справился блестяще.
Будучи участником комсомольского актива, он не раз становился свидетелем разбора тех или иных предложений, поступающих от первичных организаций в рамках районной, областной, государственной общеполитической программы приобщения молодёжи к пропагандисткой идее: « Сознательная молодёжь – будущее страны».
Выливая реки сладкого сиропа на серо-белые листы множества журналов и газет, власти и не подозревали, что тем самым обильно наполняли боевые порядки нашего героя всё новыми и новыми солдатами. Информация, отображённая на бумаге и заверенная ответственным за её правдивость органом, обладает боевым потенциалом, а грамотно соединённые в нужные «военачальнику» порядки, приводит его к победе.
Кропотливо отобрав печатный материал, тщательно отсортировав его по разработанной системе и дотошно изучив (сохранив в памяти особенно «сильные» моменты), наш Герой вышел на первую – «боевую» вылазку.
Прошло много лет, и «Газетный рыцарь» приобрёл своим умением добиваться результата настоящую славу, но того – первого выхода в свет, он не забыл. Приобретённый опыт, не позволял уже признанному мастеру, усомниться в собственных силах при принятии решений – это было совершенно неприемлемо.
Хотя ситуация, сложившаяся теперь, была чрезвычайно опасной.
***
– Господа чиновники, – продолжил наэлектризованный докладчик, бешено вращая налитыми кровью глазами, – решение принято и ваши слабые отговорки, типа: «Мало времени» или «Меня это не коснётся», будут рассматриваться как торпедирование и саботаж утверждённых выше планов. Реформирование началось и ваша задача – выступить единым фронтом в это, скажем прямо, непростое время.
Докладчик замер, а собравшиеся, словно по команде, поднялись и захлопали, чрезмерно бурно, словно в насмешку, реагируя на услышанное.
– Народные массы в едином порыве приветствуют судьбоносное решение партии, – не отрывая взгляд от высокой трибуны, прокричал тот же сосед, с задором разбивая ухоженные ладони. – Вот она – Батькина справедливость!
– Чему ты радуешься? – даже не поднявшись, произнёс седой, перекрикивая заполнивший зал гул.
– А чего ему будет-то, нашему быдлу? – всё так же глядя вперёд, ответил сосед. – Одобрям!!!
В это время, к трибуне подошёл коренастый человек, в сером, похожем на спортивный костюм прикиде и гладко выбритой головой. Взъерошенный вновь ожил, подобострастно залепетав заплёванный в процессе «проповеди» микрофон.
– От имени правительства выступит заместитель руководителя межотраслевой группы…….
Имя большого босса было проглочено мощным гулом усаживающейся на свои места толпы, глубоко погрузившись в вязкое шуршание и лязг придавленных телами стульев.
– Я рад, что намеченная программа с такой отдачей встречена вами! – в наступившей тишине звучал голос высокого гостя. – По информации с мест назначенный президентом орган начнёт проверку процессов деоффшоризации бюджетных учреждений. И я требую от вас полной отдачи и трезвого подхода в реализации задач, поставленных нам руководством страны, в столь тяжелое время. Помните, что простые люди ждут от нас с вами правильных решений.
– Под словами «правильные решения» и «назначенный президентом орган» нужно понимать блокирование счетов и следственный комитет? – вновь произнёс неугомонный сосед, злорадно потирая враз взмокшие ладони и нервно шаркая носком ботинка по лощеному полу.
Седой не стал отвечать на едкое, явно провокационное высказывание, показательно отвернувшись от надоедливого соседа.
Гул, заполнивший зал, вновь накрыл присутствующих, отражаясь звонким эхо от высоких мраморных стен. Седой привстал, и попытался вынырнуть из этих волн, раздвигая рокочущие массы сильными и мерными гребками, наконец, ему удалось выбраться из этой трясины, крепко ухватившись за резную ручку огромной старинной двери. Навалившись, почти обессилившим телом на одну из створок, он почти выпал в спасительный коридор, отдуваясь и прикрывая её за собой.
– Вот вы и попались, дорогой мой! – услышал «спасённый» тихий и сладкий голос, прозвучавший в глухом и узком проходе, словно из преисподней, от чего по всему телу прошлись крупные мурашки. Одетый во всё тёмное человек, словно полуденная тень, медленно и беззвучно приближалась к седому беглецу.
– Как говорится – на ловца и зверь бежит, – добавила тень, остановившись в нескольких сантиметрах от «добычи».
– Вот по кому ударит ярый молот правосудия, по основным передаточным каналам, ломая налаженные и хорошо законспирированные связи.
Тень говорила отчётливо, ставя правильные ударения на правильных, отображающих суть словах, от чего у её собеседника начался приступ удушья. Откашлявшись и выпрямляясь, принимая присущий значительной в этом мире личности вид, седовласый мужчина, с вызовом глядя на собеседника, ответил.
– А как вы будете обходиться без этих самых каналов, если сами не смогли их правильно наладить?
– Мы уберём все ваши прослойки и сами сядем в прогретые вами и вашими людьми кресла, а то места на киче стало некем заполнить…
Тень глядела в растерянные глаза собеседника, чувствуя панический и ничем не прикрытый страх, пропитавший почти ощутимым туманом узкое пространство коридора.
Седой, сгорбившись, словно от давящей на него тяжести, медленно направился в сторону дальнего выхода, аккуратно обтекая, сгустившуюся тень. Выйдя в просторный холл, заставленный яркими стендами, он с облегчение опёрся об один из них и молча замер, уставившись в вечно молодое лицо вождя.
Достав из кармана, нагретый собственным телом смартфон, он отыскал в контактах нужную запись и отправил короткое, всего в четыре буквы сообщение: «БЕГИ»
Глава четвёртая. «БАЛАГАН»
Служебный вход для обслуживающего и административного персонала знаменитого в узких чиновничьих кругах мужского клуба, был основательно укрыт от глаз, ломанной линией узкого переулка, тянущегося причудливым узором меж прилипших (видимо в связи с бережным отношением к любому свободному метру, столь золотой, в прямом смысле, столичной земли) к друг другу зданий.
Маленький, уютный дворик, древней, бывшей когда-то домовой церквушки, чудом уцелевшей в годы ненастья, надёжно хранил секрет телепортации сотрудников заведения, прикрывая развесистыми ветвями векового вяза, резную, серого камня арку старинных ворот.
В послевоенные годы, силами «новаторских» архитектонов, центр столицы основательно зачистили, убрав «мешающие» взору конструкции, попутно закатывая в асфальт палисады и скверы. Избежавшая уничтожения церквушка, смотрелась на фоне помпезных фронтонов настоящим инопланетянином.
Церквушка ютилась меж наглыми фасадами социалистического ампира, сверкая натёртым зеркалом куполов, словно нагретая до сияния жгучими лучами солнца жемчужина, зажатая неприглядными, покрытыми грязью и тиной створками.
Вяз застывший с правой стороны от храма, практически оккупировал всё свободное пространство, заставляя проходящих сквозь его ветки людей, низко наклоняться, словно рьяные прихожане, навещавшие храм после долгого путешествия.
Храм был давно закрыт, но тщательно оберегаем городскими властями, систематически освежающими, пусть даже внешнюю его часть.
Сразу за вязом, практически перегородив и без того узкий проход, притаилась небольшая скамейка, одним своим краем утопая в опустившихся практически до земли ветвях, из-за чего разместиться на её неровных жердях, мог только один человек.
Сгущающийся вечерний сумрак почти накрыл узкое пространство «портала», почти полностью погрузив и без того тёмное пространство во мрак. Невнятный шёпот листвы, соединившись с дорожным шумом и людским гомоном, дарил спрятавшемуся за ней человеку, столь необходимую ему передышку. Лиза сидела на самом краю старой скамейки, курила любимый Captain Black Dark Crema и пыталась представить себя, вот так же, как эти люди, бесцельно бредущей по вечернему бульвару с бессовестно распущенными волосами и улыбающейся во все 33 зуба ошарашенным её свободой встречным прохожим.
– Боже, как же я устала от всех ВАС! – громко произнесла Елизавета Александровна, выдыхая почти невидимый в этом мраке табачный дым и бросая под ноги остатки сигареты. – Чёртовы геморойщики с вечным комплексом Наполеона, крашенные сучки с зелёным отблеском денег в голодных и жадных глазах и грязь, грязь… Как же я вас всех ненавижу!
Её заметно передёрнуло, толи от внутреннего отвращения, толи от внезапного холодного ветерка, заглянувшего в этот тайный уголок, Лиза нехотя поднялась и обняв себя руками, медленно побрела к служебному входу клуба. Сколько тысяч раз она пробиралась к его неказистой, задней двери, идя на очередную ночную вахту, уже и не припомнить. Серое, в цвет стен металлическое полотно, узкое, словно пещерный лаз, коридорное пространство, обтёртые верхней одеждой серые, неровные стены, явственно давали понять снующим вдоль них людям, кто и на что учился в этом «сказочном» мире.
Лиза приложила служебную чип карту к датчику, и с усилием приоткрыв дверь, юркнула в слабоосвещенное, пропахшее парами алкоголя и ароматами дорогих духов пространство. Резво перебирая ногами, она лихо неслась по запутанным тропам, пролетая меж настежь распахнутых дверей раздевалок, гримёрных, уборных не обращая внимания на оклики и вялые жесты заметивших её сослуживцев.
– Идите все в ж..у! – На ходу кидала она, не обращая внимания ни на какие обращения. – Сегодня меня нет! Справитесь!
Покорив четыреста метров с барьерами, она упёрлась в финишную ленту в виде приличного вида (в отличии от пройденных чуть ранее) двери, с крупной, исполненной в лучших традициях застоя, табличкой. Вычурная золоченая вязь, величаво гласила: «СТАРШИЙ АДМИНИСТРАТОР» Кутишева Елизавета Александровна.
Взмахнув чип картой, Лиза открыла дверь и исчезла в сумраке, еле освещённого кабинета.
– Вот же бл. дь! Запал на первую же юбку. – Лиза уселась в удобное, очень дорогое кресло, подаренное ей Хозяином в день её назначения и достав из небольшого бара бутылку минералки, отвернув упрямую крышку, жадно впилась в узкое стеклянное горлышко. Выпив почти половину бутылки, Лиза коротко икнула и заговорила, уже чуточку спокойнее.
– Что же теперь делать?
Спокойный, мягкий свет настольной лампы, словно уставшее за день солнце, ровно струился сквозь полупрозрачный абажур, красиво ложась на новое сукно, сделанного на заказ рабочего стола, придавая ткани тёплый, волшебный оттенок.
Лиза, завороженно глядела на странный танец пылинок, кружившихся вдоль мягких краёв плафона, и думала: «У меня ничего не получится. Кто я? Бывшая стриптизёрша, а стриптизёрш, как мы все знаем – бывших не бывает…»
«И дело тут, вовсе не в низком нашем статусе – это дело, как раз поправимое, дела в самой свадьбе, черт бы её попрал. Хотя кого я обманываю?»
В коридоре послышалась какая-то возня и приглушённый массивной дверью разговор.
«Скоро открытие», подумала Лиза, отставляя бутылку, которую так и держала в ладонях. «Пора…»
– Елизавета Александровна… – голос одной из хостес неуверенно прозвучал через закрытую дверь.
– 18—00, нам пора открываться…
– Маша, ты думаешь, что я сама не знаю? – со злостью выдала Лиза, и немного тише с досадой добавила. – Бл. дь! И здесь Маша…
Лиза поднялась, и поправив и без того идеальную причёску, направилась к выходу.
Гостевое пространство клуба ожило. Повсюду слышались голоса, сливаясь со звуками живой и не очень музыки, грохотом передвигаемой мебели, звоном посуды, шарканьем сотен ног и шипением работающей дымовой машины, выбрасывающей в направлении подиумов кубометры сизого тумана, расцвеченного световыми приборами в мыслимые и немыслимые цвета.
Скрытая им на половину, в отблесках огромного диско шара у края зеркального подиума замерла неприметная фигурка главного администратора, словно как когда-то очень давно готовясь к первому своему сольному выходу…
– А ты как всегда прелестна, – прозвучал за её спиной голос, который она узнала бы из миллиардов голосов. – Годы не властны над истинной красотой, можно хоть сейчас на сцену.
– А вы, Михаил Петрович, как всегда внезапно, – не оборачиваясь, произнесла Лиза, внутренне холодея. За всё время их знакомства она так и не смогла объяснить себе природу этого «холода».
– Мы знакомы с тобой Елизавета Александровна уже два десятка лет, а ты так и не привыкла называть меня по имени. – он достал из кармана пиджака стильный, на пять сигарет портсигар и раскрыв, высвободил из его плена всё тот же Captain Black Dark Crema. – Помнишь первый свой танец здесь, на этом самом месте… А я помню, я всё помню Лиза.
Он повертел в пальцах сигарету и немного подумав, вложил её обратно в портсигар. Сделав небольшой шаг, он вдруг обнял притихшую Лизу и прошептал ей в самое ухо.
– Я всё помню.
В клубе появились первые посетители, вторгаясь в зарождающееся между админом и Хозяином – нечто. Он медленно убрал руки и отстраняясь от боящейся пошевелиться Лизы, тоном вечного Дон Жуана проговорил.
– Мужи возвратились с дел ратных, пора порадовать их хлебом и зрелищем, – и устало улыбнувшись, добавил. – И Виагрой!
Лиза всё так же стояла к нему спиной, о чем-то раздумывая, мгновение спустя, словно приняв для себя какое-то решение резко обернулась.
– Нам нужно поговорить Михаил Петрович, – она заглянула ему в глаза, чего никогда себе не позволяла ранее и чуть теплее добавила.
– Очень нужно.
***
Лето в тот год, когда Лиза Кутищева решила сбежать из дома, принесло в столичный регион множество дождей и все усилия девушки, вынужденной днями и ночами скакать по просмотрам и собеседованиям, выглядеть сногсшибательно, смывались массивными атаками разнокалиберных капель.
В какой-то момент Лиза отчаялась, после десятков вежливых и не очень отказов противных и ничего не смыслящих в современной хореографии театральных снобов. Боясь вовсе остаться не у танцевальных дел, Лиза пошла, сдаваться в «хорягу», но и здесь её ждал провал.
Столичные нимфетки заняли вакантные места у учебного станка, пользуясь наработанным связям, полученным в годичных подготовительных группах училища.
Он появился как всегда неожиданно, словно фото проявился в заплаканном силами дождя и не поступивших, «хоряговском» сквере.
– Ну и лето! – проговорил он, укрывая промокшую и от дождя и от слёз Лизу, огромным зонтом.
– Не приняли, ну а чего ты ожидала? В битве не всегда побеждает сильнейший.
– Они… они… – захлёбывалась Лиза, глотая стекающие по лицу солёные, с привкусом лака для волос ручьи.
– Да ладно, плюнь ты на них, – голос незнакомца был наполнен силою, словно спасший её от дождя человек, давно привык повелевать, и это не требовало доказательств.
– Хочешь танцевать? – продолжил он, шёлковым платком промокнув скользящие по подбородку девушки капли.
– Танцуй! Ведь мир не упёрся в одну точку, он огромен и разнообразен.
Простые, словно мантры слова незнакомца успокоили Лизу. Подняв глаза, она снизу вверх, взглянула в лицо этому высокому, прекрасно одетому мужчине, немногим моложе её отца.
– Зачем они так со мной? – уже почти спокойно проговорила Лиза.
– Ведь я же на голову их всех лучше.
– Приходи ко мне в офис завтра, в 12—00. Вот адрес, – он вынул из внутреннего кармана пиджака небольшой, на пять сигарет портсигар, на задней стороне которого был расположен паз неглубокой, всего на пару вложений, визитницы. Достав одну, незнакомец протянул её девушке.
– Михаил Петрович. Буду рад нашему знакомству.
Глава пятая. ЗАСАДА
– Мария, едрён-батон! – Стулов подошёл к барной стойке и аккуратно разместил на ней, добытый из тёмных недр сейфа небольшой, потёртой кожи портфель. Андрей Юрьевич устало присел на высокий барный стул, удобно разместив на мягкой, кожаной поверхности портфеля, ходившие ходуном руки, и вновь позвал дочь.
– Маша! Ты что, плохо слышишь? Собери вещи и быстро вниз.
Стулов прислушался, отметив неестественную тишину, охватившую его дом, столь необычную для всегда шумной и общительной (даже в условиях затяжных конфликтов с отцом) дочери.
– Мля… – буркнул Стулов, с досады саданув ладонями по ни чем не провинившемуся портфелю так, что заломило пальцы. – Только этого-то мне и не хватало…
Андрей Юрьевич быстро поднялся и лихо взбежав по парадной лестнице, очутился у открытой двери в дочкину спальню.
– А может оно и к лучшему, – выдавил Стулов, выходя из опустевшей без хозяйки комнаты и закрывая дверь, протяжно заскулившую, словно ненароком обиженная собака.
***
– Что происходит шеф? – начал Стулов, сразу как стало известно, что утреннего совещания не будет. – Что-то случилось? Наверху…
– Денег стране стало не хватать… – холодно отозвался тот, потирая ладони и старательно пряча глаза.
– Стране? – переспросил Стулов, с удивлением отмечая явную растерянность начальства. – С какого момента – это стало их волновать, или я что-то пропустил?
Шеф глубоко вздохнул и скривился, словно от внезапной и сильной боли.
– Деньги, дорогой мой Андрей Юрьевич – это такой же товар, как носки или туалетная бумага, а при отсутствии собственного производства, требуются надёжные поставщики, чтобы не остаться босиком и с грязным задом!
– А что, тогда случилось с обычными схемами? И почему так внезапно? – начал Стулов, постепенно вникая в смысл только, что услышанного.
– Андрей, в нашей стране нельзя ничему удивляться, а самое главное – верить в озвучиваемые властью лозунги.
Шеф нервно сплюнул, и принялся ходить из угла в угол, заложив за спину, предательски дрожащие руки.
– А как же контракты, новые Кипрские и Антильские счета? – вставил Стулов.
– Чтобы стать в этой игре достойной фигурой, мало просто: получить образование, купить костюм и галстук.
Шеф замер, разглядывая как обмотанный «приспособами» промышленный альпинист, отмывает огромную панораму соседнего окна, изогнувшись в нелепой, фантастической позе.
– Мало им того, что я, на коленках прополз на это место, построил бизнес, наладил, отточил процессы, нанял и обучил команду, соединил то, что в принципе не соединяется. Теперь я должен выдать им ключи от кабинетов и сообщить все пароли от ваших ноутбуков.
В кабинете наступила тишина, разбавленная противным скрипом, скользящей по стеклу резины.
– Что делать? – проговорил Стулов, дождавшись, когда садистский скребок доберётся, наконец, до края окна и мойщик-эквилибрист начнёт спускаться этажом ниже.
– Снимать штаны и бегать! – невесело засмеялся шеф, обернувшись и направившись к столу. – Причем в прямом смысле, бросаешь снятые портки в морду ищейкам, и пока они разбираются с твоими карманами, бежишь на подготовленные к осаде позиции, попутно освещая тёмные улицы оголившимся задом.
– А может, удастся договориться?
– С кем Андрей договариваться? С этими нетопырями… Предупреждали же меня аналитики: «в сложившейся в стране ситуации, требуется срочно отгораживаться от властных структур, переводить потоки в международное управление, даже с учётом огромного дисконта и рыночной стоимости услуг».
– В какое управление шеф!… Все выходы спецслужбы перекрыли ещё два года назад.
– В тот момент ещё было с кем договориться, полковники тогда, двухуровневые апартаменты пачками скупали, чтобы было место, куда наличные миллиарды складывать.
– Вы думаете, помогло бы?
– Вряд ли, я слышал, что и этих – «славных» парней, с недавнего времени начали раскулачивать. Деньги из их квартир самосвалами в Центробанк свозили, главный банкир, говорят, чуть с ума не сошёл.
– Мы можем наших заморских партнёров привлечь, пусть и потеряем около половины фонда, но остальное сбережём…
– Андрюша! Очнись. – шеф с презрением посмотрел на Стулова. – Сейчас от всего, что связанно с нашей страной, начнут открещиваться, словно от чумного смрада, попутно грабя счета и оставшиеся без пригляда поместья. Да, о чем я говорю, уже начали…
– Вы шутите? – Стулов дёрнул плечами, в вялой попытке усомниться тому, что только что услышал.
– Поверь, шутить – это то, что мне сейчас хочется меньше всего, – он вновь подошёл к окну и наклонив голову, принялся наблюдать за мойщиком-эквилибристом, с чрезмерным усердием натиравшим и без того идеально чистую стеклянную панораму.
– У тебя есть сигареты? – не оборачиваясь, спросил он Стулова. – Жутко хочется курить, а свои я забыл в машине.
Стулов прошёл к большому, во всю стену шкафу, и выдвинув один из ящиков, достал из его недр нераспечатанный блок Marlboro Light, и протянув его шефу, совсем тихо толи спросил, толи извинился.
– Только эти… пойдёт…
Шеф нехотя обернулся, рассматривая застывшего с картонной коробкой в руках Стулова и почти не открывая рта, словно чревовещатель, еле слышно проговорил, – А за нами уже следят.
– Кто? – в четверть голоса удивился Стулов, внезапно ощутив противную нервную дрожь, пробежавшую по телу.
– Конь в пальто, Андрей! – внезапно и нарочито громко выдал шеф, вновь отворачиваясь и недобро захохотав, упёршись лбом в стекло окна. – Конь, в кожаном пальто и служебным наганом в натруженных конских ручищах…
– Всех игроков попросили собраться сегодня.
Голос шефа зазвучал ровно и безжизненно. Словно электронный девайс занял, внезапно освободившееся место повреждённых, в неравных ораторских сражениях, голосовые связки.
– Попросили? – удивился Стулов, так и застывший у шкафа с блоком «вражеских» сигарет. – Кто?
– Не тупи Андрей, ну кто мог меня попросить? – беззлобно отозвался шеф, и подняв вверх руку с оттопыренным средним пальцем, добавил – ОН попросил! Звонили мне с раннего утра из наполненного жидким азотом чана, предложили явиться, по-хорошему предложили. Мол – надо подъехать на Старую площадь. Мол – будут только свои.
– И что? – Нам-то, что делать? Дам отмашку, пусть приберутся, где смогут…
– Поздно Андрей Юрьевич, слишком поздно, – проговорил, как то сразу увядший шеф, так и стоявший у огромного офисного окна, уперев голову в стекло. – Сегодня всё решится…
Он обернулся, молча взял сигаретный блок, протянутый верным замом и распотрошив прочную целлулоидную упаковку, достал золотистую пачку.
– Андрей, включи вытяжку, – проговорил шеф, стряхивая на пол пепел. – Не будем расслабляться, у нас ещё есть пара козырей в рукаве. Езжай домой, я позвоню, если мои подозрения обретут конкретику. Игра продолжается, Андрей, пока у игроков есть силы играть.
Высокий, среброголовый человек курил, долго затягивая табачный смог, глядя в огромное панорамное окно самого высокого офисного здания столицы. Он давно привык возвышаться, над мелкими прислужниками, окружавшими его статусную фигуру. Над этим городом, сверкающим дорогими манящими витринами. Над островерхими, двуглавыми башнями, так скоро упёршимися в его грудь золочеными верхушками. Он курил, так нелюбимый им Marlboro и не мог понять, где он допустил ошибку.
Всё началось внезапно. Размеренное движение финансовых потоков, похожее на плавное течение полноводных рек, запитанных притоками тысяч мелких и не очень ручейков, вдруг превратилось в бурный, наполненный водоворотами и глубокими омутами сель, сносящим на своём пути с таким трудом воздвигнутые стараниями шефа порты, дамбы и мосты.
Как только критическая масса энергии, аккумулированная стараниями поднаторевших в бюджетном распиле коллег, приобрела угрожающую для принимающей её стороны степень, эта сторона, крича и щетинясь, принялась экстренно купировать возросший многократно риск потери контроля над собственными угодьями, казавшимися, совсем недавно, верными и плодородными.
Проводки задерживались и перепроверялись, счета изучались и блокировались, суды получали от взволнованных правительств кипы штрафных исков к зажравшимся русским захватчикам. Деньги всё реже и реже рождали деньги.
***
Стулов спустился вниз. Огромный, осиротевший дом молчаливым грузом сдавил внутреннее пространство хозяина, хлынувшее наружу противной телесной дрожью. Оглядев, ставшее отталкивающим пространство, Стулов явственно ощутил холод, когда-то верных ему стен.
– Потолок ледяной, дверь скрипучая, за шершавой стеной тьма колючая…, – пробубнил он текст – старой песни.
Он подвинул огромное кожаное кресло, расположив его в самом центре холла и удобно расположившись в нём, оглядел когда-то завоёванную им площадь, отмечая каждый сантиметр, восхищаясь и прощаясь одновременно.
Дом был наполнен солнечным теплом, струящимся из больших окон золотистым туманом. Огромные столетние сосны, упирались своими вершинами в голубое, как далёкое горное озеро, летнее небо, вонзаясь остриями вечнозелёных пик в его глазуревую гладь. Далёкая лощина плавно шевелила разновеликой ратью пойменных лугов, упирающихся в жёлтую косу песчаного пляжа.
Стулов поднялся, в несколько широких шагов пересёк холл, и настежь отворив тяжёлую входную дверь, покинул дом…
Глава шестая. ВСТРЕЧА
Служебный кабинет главного администратора клуба был похож на антикварную лавку, с большим умением вмонтированную в мастерскую театрального костюмера третьей категории. Казалось бы – обширное пространство Лизиного кабинета, было практически завалено разными костюмами, рядами шляпных коробок, кофрами со световыми приборами, отрезами тканей, кейсами профессиональной косметики, какими-то пуфами и барными стульями, отбракованными строгим взглядом Хозяина и отправленными к админу в ссылку.
Кутищева сидела за рабочим столом, медленно перебирая сегодняшние счета от великого множества поставщиков, наполняющих заведение всем необходимым.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70709026) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.