Читать онлайн книгу «Светлячок» автора Сборник
Светлячок
Сборник
Ольга Стацевич
Детский сборник составлен по материалам дореволюционного журнала «Светлячок», выходившего под редакцией замечательного писателя А.А. Федорова-Давыдова. Книга проиллюстрирована художниками-графиками того времени – К. Спасским, Полушкиным, А. Комаровым. Цветные вкладки в книге представляют коллекцию дореволюционных открыток, собранную в свое время Л.С. Каминской и любезно предоставленную издателям ее наследницей Т.Б. Здорик.
В книгу вошли сказки в стихах М. Пожаровой «О чем шуршит соломинка» и Ив. Белоусова «Дед Мороз», воспевающие трудолюбие русских людей и красоту родной природы. Стихотворная «Сказка про лису и ворону» Л. Зилова написана по мотивам мордовского фольклора.
Героями прозаических сказок «Два лукавца», «Тараканья сила» А. Федорова-Давыдова стали птицы, животные и даже насекомые – плутоватые, озорные, простодушные, начинающие на своем печальном или смешном опыте понимать неопровержимость нравственных законов, утверждающих Божественную силу добра и правды.
Светлячок. Альманах для семейного чтения
Памяти Владислава Рылькова посвящается
По благословению преосвященного Лонгина епископа Саратовского и Вольского
Сборник составлен по материалам журнала «Светлячок» за 1915–1917 годы и детского сборника В.М. Сорокина 1903 года
Издательская группа благодарит за помощь Алексея Чертихина, Сергия и Елену
© Макет. Издательство «Зёрна», 2007
© «Покров-дизайн», 2007
Пугало
I
Жил-был в темном лесу дед Грибук-Деревянный-Нос, в маленькой хатке на курьих лапках, в чаще еловой. На вид строгий да суровый, с седыми бровищами, с длинной бородищей, – а сердцем мягкий да жалостливый.
День-деньской по лесу бродит, порядок наводит.
Травку, цветы оправляет, молодому грибку расти помогает, старому – ласковое слово скажет, гнезда птичьи сторожит, больных лечит. А вечер придет – он в хатку заберется, поест, попьет и спать ляжет.
Весь народ лесной дедку знал, шутя хозяином величал, при встречах привечал:
– Будь здоров, старый друг, дедка Грибук-Деревянный-Нос!..
Вот только раз шел дед Грибук к себе домой, а навстречу ему мышь-стряпушка бежит. Упарилась, еле дышит, глаза выскочить хотят.
– Что ты, Сизая Шкурка? – спрашивает дедка.
– Отколь бежишь?
– Беда, батюшка Грибук! Горе великое на нас навалилось. Как ушел ты давеча из дому, да стала я у тебя прибирать, обед готовить, откуда ни возьмись, явилось чудище невиданное, залезло в хатку твою, заперлось и давай бушевать. Едва я живая от него выскочила…
– Да кто же это такой, Сизая Шкурка? – спрашивает дед Грибук.
– Не ведаю, батюшка. А должно – великой силы чудовище!.. И пришло оно из людского жилья, с села соседнего… Кричит, бунтует, всему лесу грозит. «Я, – кричит, – на то и послан, чтобы всех вас к рукам прибрать, в бараний рог согнуть!..» Не бывало, батюшка, у нас богатыря такого. Пойди, сам погляди. Так бунтует, что вся хатка дрожит, ходуном ходит!..
Пошел дед Грибук к хатке и слышит точно: и визг, и крик в хатке. А в окошечке зеленые огни светятся. И вся хатка, как живая, дрожит, на курьих лапках качается…
Не сробел дед Грибук-Деревянный-Нос, подошел к хатке:
– Эй, – кричит, – кто ты таков?.. Выходи, хозяин пришел.
Загремело в хатке, загрохало, зашипело, завыло:
Вур, вур, вур,
Только сунься сюда,
Будет беда:
Вот выпрыгну,
Вот выскочу,
Пойду трепать,
Только клочья полетят!..
Испугался дед Грибук, а мышка, как осиновый лист, трясется.
– Слышал, дедушка?.. – спрашивает.
– Точно, – говорит дедка, видно, и впрямь сильный богатырь… Надо пойти, зайца позвать, хвастался он, что ничего не боится. Может выгонит!..
Прибежал заинька-хвостомвиляинька, забарабанил лапками в дверь хатки.
– Выходи, – визжит, – такой-сякой, я заяц косой, спуску не дам!..
Загремело в хатке, загрохало, застонало, заохало, завыло, заныло:
Вур, вур, вур,
Мало вам? Мало вам?
Вот выпрыгну,
Бот выскочу,
Пойду трепать,
Только клочья полетят!..
Отскочил заяц от избушки, почесал за ухом и говорит:
– Больно силен враг-то, дедка Грибук-Деревянный-Нос. Ты бы лису кликнул!..
Пришла лиса, стук-бряк в окно.
– Эй, – кричит, – богатырь неведомый! Будет тебе буянить, выходи добром, потолкуем ладком.
Отвечает богатырь из хатки:
Вур, вур, вур,
Не велик мой сказ,
Заберу всех вас,
Коль добром не поладим!…
Мяса мне, мяса,
Мне всего мало, мало!…
– Ишь ты, – говорит лиса, – какой прожорливый.
А сама думает: «С сильным лучше добром да миром, уж пригодится!..»
Побежала домой, принесла курочку, кинула через трубу и кричит:
– Прими курочку. Это тебе лиса принесла в знак; ты это попомни.
А чудище из хатки ей в ответ:
– Мало, мало, мало!..
– Ну, – говорит лиса дедке Грибуку, – великий богатырь у тебя в лесу засел. Лучше ты его не трогай, смирись. А то он всем горя наделает.
– Вот, – говорит заяц, – и я то же говорю!..
– И я, – пищит мышь-стряпушка. Заплакал дед Грибук-Деревянный-Нос.
– Может, – говорит, – волк поможет?..
– Что ж, попробовать можно!..
Кликнули волка серого, медведя косолапого. Стали они чудище пытать, из хатки выгонять. Загремело в хатке, загрохало, застонало, заохало, завыло, заныло:
– Вур, вур вур!..
Вы что ж, разбойники!
Долго меня тревожить будете?..
Вот выпрыгну,
Вот выскочу,
Пойду трепать,
Только клочья полетят!..
Мяса мне, мяса…
Мне все мало, мало…
– Ишь ты, прожорливый какой, – говорит медведь, – что ж, Левон Иваныч, принеси ему ягненка, а я барана достану. Видно, с богатырем лучше миром да ладком, а то он весь лес сведет!..
II
Жутко стало в лесу. Места никто себе не находит. Дед Грибук-Деревянный-Нос неведомо куда ушел, заяц ночи не спит, своего хвоста пугается; лиса в нору забилась, волк по опушке бродит, в чащу заглянуть боится; медведь еле бродит да на всех шикает:
– Тише, вы! Ишь, гомонят… Разве можно богатыря тревожить?
И с утра у всех только и заботы, как бы пугало лесное успокоить: кто что может, всё к хатке несет. Кто яичко, кто птичку, кто барашка…
А пугало не показывается, только издали грозит. И утром, и вечером в избушке кутерьма стоит, так что вся избушка дрожит. И охает, и грохает, стучит, бренчит, а в окошке зеленые огоньки светятся.
Вот лежали как-то волк с медведем на опушке, у дороги. Смотрят – старый пес из деревни идет: тощий, беззубый, шерсть клочьями.
– Откуда, – говорят, – земляк? Аль за телкой заблудшей?
Покачал пес головой и говорит:
– Плохо дело, братики. С неделю будет, как выгнала меня хозяйка из дому, и негде мне пристроиться. Иду я к вам в лес. Может, здесь устроюсь.
Затряс головой медведь.
– Куда тебе! Мы сами норовим из лесу бежать. Завелась у нас тут такая нечисть, что беда! А за что тебя с села прогнали?
– За напраслину, батюшка, за напраслину. Была у нас в доме кошка блудливая, что хозяйка ни забудет спрятать, все тащит… Она тащит, а на меня грех сваливает… Схватился я с кошкой, стал ее душить, а хозяйка меня поймала, избила да вон выгнала… А у вас что за беда?
– Так и так, – говорит волк, – поселился у нас в лесу богатырь. Весь лес к рукам прибрал, никому жить не дает да еще грозится, что весь лес сведет!.. И нет силы-возможности его одолеть, из избушки выгнать.
Задумался пес.
– Может, я его одолеть могу, – говорит.
– Куда тебе! Ни лисы не слушается, ни волка, ни медведя… А впрочем, поди, попытай!
III
Пошли товарищи в темный лес, к хатке на курьих лапках. Обошел пес Барбос хатку, обнюхал ее. А в хатке – стучит, бренчит, грохает. Да охает, вся хатка дрожит.
– Точно, – говорит пес, – силен враг завелся!..
А сам стук-бряк в окно да и говорит ласково:
– Батюшка милостивый, что все гневаешься, сердцу волю даешь?. А ты гнев-то на милость сложи, очи свои ясные нам покажи. Нечего нам в прятки играть…
– А кто это говорит? – спрашивает пугало.
– Да кому ж и быть, кроме друзей, что тебя поят, кормят, всячески ублажают!.. А выйдешь, покажешься, мы тебя еще больше ублажать станем.
– А все ль покорны мне будут? – спрашивает пугало.
– А кому супротивничать? Ишь, ты всем какого страху нагнал… Не знают, куда деваться!..
Щелкнул засов, заскрипела дверь, распахнулась… Как ахнет Барбос, как вскинется:
– Ах, ты, воровка, Машка-плутовка!.. Вон куда забралась!
Зафыркала кошка, бросилась на дерево, вскарабкалась, хвостом поводит, урчит жалобно, не знает, куда деваться.
Даже плюнул медведь с досады.
– Сраму такого не изживешь до веку, кого я испугался… А кто виноват? Все ты, Левон!..
Окрысился волк:
– Я-то при чем? Небось первая лиса прибежала да всякой небылицы насказала.
– Видать, что так, – обозлилась лиса, – первый-то заяц был. Прибежал, кричит: «Ох, беда!., горе…»
Затрясся заяц от страха:
– Я, братики, ни при чем… Это мне мышь сказала, что зверь страшный к ним в хатку забрался…
– Мышь? А где она, мышь? Подать ее сюда к ответу.
Высунула мышь нос из норки и говорит:
– Вот она – я… Точно, я первая сказала, что страшный зверь к нам забрался!.. А разве не страшен? Я и сейчас скажу: нет страшнее зверя, чем тот, что сейчас на сосне сидит… Вот что!…
А. Федоров-Давыдов
Щегленок
Много на свете красивых птиц и с желтыми перышками, и с голубыми, и с красными. Но ни у одной нет такого пестрого оперенья, как у щегленка, у него и красные перья, и желтые, и голубые, и малиновые, и черные с белым, да всех цветов найдется, пожалуй.
А почему так? Такой уж случай вышел. Когда были созданы все звери и птицы, стал Создатель расписывать их в разные цвета.
Всех раскрасил, кончил работу, а тут и выскочила к нему маленькая серенькая птичка. Замешкалась она где-то и запоздала явиться вовремя.
– Ты сама виновата, – сказал Создатель,
– что опоздала; вот теперь и оставайся навсегда серенькой. У меня больше красок нет…
Стала птичка жаловаться, стала просить Его:
– Как же мне, такой невзрачной, на свете жить? Вон еще каждой краски у Тебя осталось немного. Вымажь меня хоть тем, что есть, хоть по одному мазку от каждой краски дай.
Ну, Создатель так и сделал: всеми красками, какие на донышке остались, раскрасил щегленка. И стала эта птичка с тех пор такой пестрой, какой видим мы ее теперь.
А. И.
Храбрый заяц
Заяц Длинные Уши сидит под кустиком и похваляется:
– Никого-то я не боюсь, вот что! Надоело мне, что меня трусом считают. Куда ни повернись, всюду одно и то же слышишь: заяц – трус, всего-то он боится, от всех убегает. Ладно, теперь небось другое заговорят, как я на деле свою храбрость покажу.
– Ой, понапрасну ты храбришься, куманек, – отозвалась сидевшая на суку сорока-стрекотунья. – Это ты только здесь, в укромном местечке, под кустом сидя, храбришься, а что-то ты скажешь, если придется тебе с кумой-лисой или с филином пучеглазым повстречаться? Небось, задашь стрекача…
– Ох, не верится мне что-то! – застрекотала сорока. – Виданное ли это дело, чтобы ты от кумы-лисы или филина не побежал?
– А вот увидишь. Пусть только теперь мне кума-лиса повстречается! Я не только не побегу, а, наоборот, сам с нею схвачусь.
– Ой ли?
Рассердился заяц Длинные Уши.
– Да что ты, смеешься что ли надо мною?
Раз говорю, значит, так оно и будет.
– Ладно, ладно, куманек! Ты на деле свою храбрость покажи, а тогда уже я и поверю.
– Насчет этого не сомневайся. Дай только мне с кумой-лисой встретиться.
И только успел сказать заяц Длинные Уши, а кума-лиса – тут как тут.
Увидела ее сорока, пересела на сучок повыше и стрекочет:
– Ну-ка, куманек, покажи свою храбрость.
А заяц Длинные Уши и на самом деле не бросился бежать, по своему обыкновению, а весь только ощетинился – прыг-скок! Подскочил к лисе, лапами машет, куцым хвостом потряхивает, вот-вот готов схватиться с кумой-лисой.
Остановилась лиса, глядит на зайца в изумлении и не знает, что ей и думать: столько времени охотится она за зайцами, а такого случая ни разу не бывало. Косой заяц – и вдруг не только не бежит от нее а, наоборот, на нее бросается, точно в драку вступить хочет.
А сорока-стрекотунья на суку березы сидит, зайку косого подзадоривает:
– Ай да куманек, молодец! Вот теперь я и на самом деле поверила в твою храбрость. Ну-ка, задай ей, длиннохвостой, хорошенько.
Наскакивает заяц на лису, а лиса совсем опешила и не знает, что ей делать.
«Уж не сошел ли заяц от страха с ума? – думает она. – С сумашедшим зайцем, пожалуй, и связываться не стоит: кто его знает, быть может он теперь в такой азарт вошел, что и справиться с ним трудно будет».
Подумала так кума-лиса, а так как ей уже пришлось закусить птенчиками синички, решила она убраться подобру-поздорову.
Глядит сорока-стрекотунья, как кума-лиса потихонечку стороною от зайца удирает, и на весь лес стрекочет:
– Вот так диво! Небывалое диво! Заяц Длинные Уши куму-лису в бегство обратил. Ай да заяц храбрый, молодец!
А заяц Длинные Уши, как только кума-лиса исчезла из виду, тоже скорехонько собрался. Не стал и слушать, что о нем сорока-стрекотунья рассказывает, а пустился, в свою очередь, к зайчихе под ракитовый куст.
Прибежал он сам не свой, припал к земле и долго-долго не мог толком, как следует, на вопросы зайчихи ответить.
Наконец пришел он в себя и рассказал, что с ним случилось.
Удивилась зайчиха, начала хвалить зайца Длинные Уши, называть его молодцом.
– Ты теперь, небось, всегда на куму-лису длиннохвостую первым нападать будешь?
А заяц Длинные Уши наклонился к самому уху своей жены да и шепчет:
– Ну, нет, пожалуй, не буду. Убегать от кумы-лисы куда легче, чем нападать на нее. Нападал-то я на нее, это верно, а только скажу тебе по секрету, что страху я натерпелся, пожалуй, больше, чем если бы мне пришлось удирать от нее.
Евгений Шведер
Молитва
– Молись, Володенька, молись! – говаривала вечерами старушка няня. – Молись хорошенько, а то Боженька рассердится.
Я повторял знакомые слова молитвы, а глаза слипались, и хотелось поскорее очутиться в мягкой постельке.
– Ах, нехорошо быть нерадивым к молитвам!.. – сокрушалась старушка. – Надо молиться всем сердцем, всею душою.
А я недоумевал:
– Как же иначе молиться? Я все молитвы читаю подряд.
Но вот однажды мне пришлось молиться так, как говорила няня.
Случилось это весной, в середине мая. Помню, взрослые куда-то уехали, и во всем большом деревенском доме остались только я и Оля.
– Няня, мы пойдем в парк за ландышами! – начал просить ее.
Няня согласилась не сразу. Но в конце концов уступила моим просьбам, махнув рукой:
– Ладно уж, ступайте! Только, ради Христа, не уходите далеко от дома.
В парке мы набрали букет чудеснейших ландышей, а затем, по какому-то молчаливому соглашению, выбрались за ограду и направились к озеру. Озеро всегда манило нас своим величавым простором, таинственною жутью, пестренькими, усеивающими берег камешками и раковинками. Мы, наверное, ограничили бы нашу прогулку, как и обыкновенно это случалось, сбором камешков и раковинок. Но на этот раз внимание наше привлекла лодка, только что, по-видимому, спущенная на воду и прикрепленная цепью без замка.
– Это Павлика лодка, – молвила Оля.
– Да… Счастливец он: может сколько угодно кататься…
– И мы, когда вырастем, будем кататься одни.
– Когда вырастем! Хорошо бы теперь…
Оля взглянула на меня.
– А если прокатиться? Немножечко?
Искушение было велико. Прилив необыкновенной решимости охватил меня.
– Едем!
Ах, какое раздолье! Никогда катанье на озере не казалось нам таким приятным, как теперь. Я работал веслом, отплывая все дальше и дальше от берега.
– Смотри, уже солнышко клонится к закату. Пора и назад! – сказала Оля.
– Успеем! – легкомысленно отозвался я.
Мы добрались почти до середины озера, и тут только почувствовал я усталость.
– Надо и на самом деле ехать назад.
Но лодка слушалась меня теперь почему-то плохо и не только не подвигалась к берегу, а, наоборот, уходила дальше от него.
Солнце между тем уже спряталось в фиолетовой дымке облаков. Становилось жутко.
Оля присмирела, и в ее больших глазах сверкнули слезы:
– Домой хочу!
Утешения мои помогали мало. Оля плакала, а я, выбиваясь из сил, работал веслом, кажется, совершенно тщетно.
Звездный купол неба опрокинулся над озером. Выплыла красным диском луна. Оля, наплакавшись, припала к скамейке и заснула. А я, охваченный раскаяньем и тоской, упал на колени и молился:
– Господи… Милосердный… Помилуй нас… Добрый Господи, помилуй!..
И это была самая искренняя, самая горячая моя молитва.
Через полчаса отец с садовником Егором и кучером Кузьмой на большой морской лодке подъехали к нам, а еще через полчаса мы были уже дома.
Евгений Шведер
У доктора
Печальная утка с утенком пришла
К врачу и рыдать перед ним начала:
– Ах доктор! Утенок Желтушка мой бедный
Хворает все время: худой он и бледный.
И доктор спросил: «Чем же болен малыш?!»
– Ах, доктор! С ним целые ночи не спишь.
Он поздно встает, еще позже ложится,
Обедать и ужинать с плачем садится.
Ни супу не ест он, ни вкусных котлет,
Пока я не дам шоколадных конфет!
Лечили его мы с особой заботой,
Давали ему мы и то-то, и то-то.
Почти всю аптеку съел бедный сынок,
И все-то бедняжке не впрок и не впрок!..
– Я вижу, сударыня, – доктор сказал, —
Одно он лекарство еще не принял,
И чтобы закончить лечение ваше,
Вы дайте Желтушке березовой каши!..
Вот дивный был доктор! От двух его слов
Мгновенно больной стал и бодр, и здоров,
Окреп, ободрился и прочь побежал,
Да так, что и я бы его не догнал!
Ткач Основа
Кот-торговец
Жил-был кот Булыка у купца в лавке.
День-деньской на окне лежит, на покупателей щурится.
А покупателей с утра до вечера столько, что и считать нечего, не перечтешь… И, дивное дело, хозяин деньги загребает, а сам до своего товара никогда не прикоснется, брезгует…
Вот лежит кот Булыка на окне и надумал одно дело. Встал, пошел к купцу и говорит:
– Так и так, хозяин, хочу я торговлей заняться. Не тебе одному деньги наживать.
– Что ж, – смеется купец, – дело хорошее, только мудреное…
– А ты меня научи, – это кот говорит.
– Нет, уж ты сам попробуй! – смеется купец.
– Одно помни: «Что людям нужно, то берут дружно…» Помни: «Что у меня в лавке хоть негодно, а берут охотно!..»
Пошел кот, задумался. «Ладно, смекает, – мы свое дело тоже знаем. Если берут у него то, что ему самому не нравится, так я получше выберу!..»
Достал кот лоток, весы, наловил мышей, крыс да галок, что под лапу попалось. Чуть свет пошел на базар, расставил лоток, накрыл полотнищем, стоит, дожидается.
Идет баба мимо.
– Кот, а кот, ты что продаешь?
Скинул кот полотнище.
– Вот, – говорит, – пожалуйте… Рассердилась баба, плюнула.
– Ишь ты, пакость какая! Брысь, отсюда! Испугался кот, схватил лоток, бросился наутек.
А ему вослед кричат, свистят, на смех кота поднимают.
Забился кот под ворота, задумался: «Экая вкусная снедь, а им не нравится!..»
Кликнул кот кошек, стал товар раздавать: и Мурысе дал, и Брыске дал, и Коташке дал, и Машке дал, и черному коту, и рыжему, и белому по мышонку целому… А сам с горя и есть не стал, пошел домой, сел на окно и виду не показывает, что с ним на базаре было…
Ф.
Зяблупился
За свежею травкой, за молоденькими листочками, за заячьей капусткою лакомой отправилась на опушку зайчиха. Бредет, раздумывает: хлопот у нее немало, четверых зайчат прокормить не шутка; не успеешь притащить провизии, они, глядишь, опять есть просят.
– Кррр… Аа-а-аааа…
Вздрогнула зайчиха, метнулась в сторону, притаилась. Такое уж житье заячье горемычное, что всего опасаться надо, ко всему прислушиваться, а то ведь чуть зазеваешься, тут тебе и конец.
– Кррр… Аа-а-а…
Пригляделась зайчиха внимательнее, кто это кричит? А кричит, забившись в траву, вороненок маленький.
– И чего ты шумишь? – спросила его сердито зайчиха. Рассердилась она, что такая безобидная мелкота ее перепугала.
– А я заб-лу-дил-ся! – отозвался жалобно вороненок.
– Заблудился? Да как же так?
– Из гнезда вылетел… Полетать захотел… А крылья ослабели…
Теперь вот не знаю, как в гнездо вернуться…
– Ишь ты, горемычный, – пожалела зайчиха вороненка, – жаль мне тебя, у меня у самой детки маленькие… А где же твое гнездо?
– На сосне… На высокой такой… Верхушка у нее обломана…
Призадумалась зайчиха. А потом вспомнила.
– Ну-ну, знаю. Это недалеко от опушки. Что же, идем! Проведу я тебя к твоему гнезду.
Поскакала зайчиха вперед, а вороненок, путаясь в высокой траве, заковылял за нею. Кое-как, с грехом пополам, добрался он до высокой сосны, а там уже старые вороны его схватились – переполох подняли:
– Куда девался вороненок?
Рассказал вороненок, какая с ним беда приключилась, закаркали вороны:
– Ну, спасибо тебе, зайчиха. Ну, спасибо, милая: теперь и мы твоих зайчат не тронем. Теперь и мы, если понадобится, тебя из беды выручим.
Евгений Шведер
Одно другого не лучше
Шел лягушонок с охоты, гусеницу поймал, жука, мух жирных; запрятал их в корзину. Идет, радуется. А навстречу ему змейка.
Испугался лягушонок, затрясся. Шлепнулся на землю и прикинулся мертвым, даже лапки вытянул.
Змейка и не тронула его, проползла мимо. Оправился лягушонок.
– Вот, – ворчит, – не было печали!.. Никогда у нас змей не бывало, а теперь – не угодно ли? Оно, конечно, может, это странница какая-нибудь. А все-таки лучше от нее избавиться.
Домой пришел, увидел на берегу трясогузку.
– Вот, сестрица, – говорит, – какая у нас беда! Наползло к нам змей видимо-невидимо.
– Да что ты? – говорит трясогузка. – Значит, и нам беда… А я так привыкла к нашей речонке.
– Конечно, беда, – говорит лягушонок.
– А ты, милушка, вот что сделай: слетай на горох, там, журавли пасутся; кликни их сюда, укажи дорогу.
Журавли расправятся… Они до змей охотники большие…
Трясогузка послушалась, слетала на горох, уговорила журавлей на речке побывать, змеями полакомиться…
Удивились журавли.
– Никогда про змей мы ничего не слыхали.
Верно ли ты говоришь?
– Помилуйте, да весь берег ими кишит. Давеча лягушонка одного чуть не съели, насилу убежал!
Послушались журавли, зашагали к речке.
Ходили, ходили взад-вперед, змеек не нашли, а лягушат переглотали видимо-невидимо, и нашего лягушонка не помиловали…
Тут и сказке конец.
А. Д-в
Понятно стадо
Жил-был ручной воробушек у одного ученого. Воробушек сам по себе живет, ученый сам по себе, друг другу не мешают – чего же лучше?
Воробушек целый день по комнате летает, корм клюет, чирикает по-своему. А ученый целыми днями сидит над книгами, пальцем по ним водит, оторваться не может.
Дивится воробушек: «И чего он сидит, с места не сходит?.. Ну, мне на волю вылетать не позволяют. А ему кто мешает? Видно, больно лакомо ему здесь сидеть».
Вот как-то раз не было ученого в комнате, воробушек и вспрыгнул на раскрытую книгу. Кругом черные палочки какие-то, и ни одной носом не сковырнешь. Посмотрел воробей туда, сюда, видит – моль между страницами книги.
Клюнул воробей – ничего, съесть можно, хоть не очень вкусно.
Смотрит, а еще поглубже из книги книжный червячок высовывается. Ухватил его воробушек клювом, проглотил и говорит:
– Вот это вкусно. Ну, теперь я понимаю, почему мой хозяин по целым дням сидит над книгой и знать ничего не хочет!..
Ф.-Д.
Жучка
Жучка и Степа неразлучными друзьями были: куда один – туда и другая, друг без друга ни шагу. В лес ли за грибами, к речке ли купаться, Жучка всегда впереди бежит, хвостом помахивает. А как дурная погода, так оба сидят в избе и скучают.
Вот и за последние три дня пришлось поскучать Степе с Жучкой. С утра до вечера шел холодный осенний дождь и нельзя было высунуться из избы.
Но вот, наконец, подморозило за ночь, выпал белый, радостный снежок, и обрадовался Степа. Мигом собрался и марш к реке. Бежит Жучка впереди, радостно лает, а на снегу следы четкие остаются – точно отпечатанные.
Дошли до реки, а река уже льдом затянулась, и лед гладкий, как стекло, блестящий. Соблазнился Степа, шагнул на лед: ах, хорошо скользить по гладкому льду! Но вдруг треснул лед, подломился, и провалился Степа почти на самой середине реки в воду. Несдобровать бы ему, пошел бы он ко дну, да на его счастье поблизости оказался большой выступающий из-подо льда камень. Ухватился за него Степа и замер в безмолвном ужасе.
А Жучка лает, заливается, бегает по берегу!
Увидала она вдали идущую за водой Аграфену, метнулась к ней, вертится у самых ног, за подол тащит.
– Что с тобой, полоумная? – удивляется Аграфена. – Отстань!
Но Жучка не отстает.
Сообразила Аграфена, что неспроста суетится Жучка, пошла за нею. А как пошла, так и увидела, в какую беду попал Степа. Кинулась она в деревню, созвала мужиков, и они сняли Степу с камня и отнесли в избу.
Жучка бежала впереди и неистово лаяла, радовалась она, что благодаря ей все окончилось благополучно.
Евгений Шведер
Вася-молодец, всем удальцам удалец
Посмертная сказка Александра Круглова
И удалой же парень был Вася! Он всех плясунов переплясывал. А на гармонике так играл, что всех зависть брала.
И при этом такой шустрый да здоровенный, на всякое дело смышленый, работа в руках его так и кипела. Про него говорили:
– Васька работу-то словно ест: только подавай…
Другие уже томились, а ему хоть бы чтс работает с песней и шуткой… Словно и устали на него нет! Вот как-то идет Вася мимо пашен, а случилось это не в родном селе, а на стороне, где Васе побывать понадобилось. Едет парень и видит: седая старушка на старой клячонке полосу свою пашет. И не столько пашет, сколько спит.
Усмехнулся Вася-молодец и решил помочь старухе.
Впряг он своего коня, вспахал поле, засеял и забороновал.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70697623) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сборник
Ольга Стацевич
Детский сборник составлен по материалам дореволюционного журнала «Светлячок», выходившего под редакцией замечательного писателя А.А. Федорова-Давыдова. Книга проиллюстрирована художниками-графиками того времени – К. Спасским, Полушкиным, А. Комаровым. Цветные вкладки в книге представляют коллекцию дореволюционных открыток, собранную в свое время Л.С. Каминской и любезно предоставленную издателям ее наследницей Т.Б. Здорик.
В книгу вошли сказки в стихах М. Пожаровой «О чем шуршит соломинка» и Ив. Белоусова «Дед Мороз», воспевающие трудолюбие русских людей и красоту родной природы. Стихотворная «Сказка про лису и ворону» Л. Зилова написана по мотивам мордовского фольклора.
Героями прозаических сказок «Два лукавца», «Тараканья сила» А. Федорова-Давыдова стали птицы, животные и даже насекомые – плутоватые, озорные, простодушные, начинающие на своем печальном или смешном опыте понимать неопровержимость нравственных законов, утверждающих Божественную силу добра и правды.
Светлячок. Альманах для семейного чтения
Памяти Владислава Рылькова посвящается
По благословению преосвященного Лонгина епископа Саратовского и Вольского
Сборник составлен по материалам журнала «Светлячок» за 1915–1917 годы и детского сборника В.М. Сорокина 1903 года
Издательская группа благодарит за помощь Алексея Чертихина, Сергия и Елену
© Макет. Издательство «Зёрна», 2007
© «Покров-дизайн», 2007
Пугало
I
Жил-был в темном лесу дед Грибук-Деревянный-Нос, в маленькой хатке на курьих лапках, в чаще еловой. На вид строгий да суровый, с седыми бровищами, с длинной бородищей, – а сердцем мягкий да жалостливый.
День-деньской по лесу бродит, порядок наводит.
Травку, цветы оправляет, молодому грибку расти помогает, старому – ласковое слово скажет, гнезда птичьи сторожит, больных лечит. А вечер придет – он в хатку заберется, поест, попьет и спать ляжет.
Весь народ лесной дедку знал, шутя хозяином величал, при встречах привечал:
– Будь здоров, старый друг, дедка Грибук-Деревянный-Нос!..
Вот только раз шел дед Грибук к себе домой, а навстречу ему мышь-стряпушка бежит. Упарилась, еле дышит, глаза выскочить хотят.
– Что ты, Сизая Шкурка? – спрашивает дедка.
– Отколь бежишь?
– Беда, батюшка Грибук! Горе великое на нас навалилось. Как ушел ты давеча из дому, да стала я у тебя прибирать, обед готовить, откуда ни возьмись, явилось чудище невиданное, залезло в хатку твою, заперлось и давай бушевать. Едва я живая от него выскочила…
– Да кто же это такой, Сизая Шкурка? – спрашивает дед Грибук.
– Не ведаю, батюшка. А должно – великой силы чудовище!.. И пришло оно из людского жилья, с села соседнего… Кричит, бунтует, всему лесу грозит. «Я, – кричит, – на то и послан, чтобы всех вас к рукам прибрать, в бараний рог согнуть!..» Не бывало, батюшка, у нас богатыря такого. Пойди, сам погляди. Так бунтует, что вся хатка дрожит, ходуном ходит!..
Пошел дед Грибук к хатке и слышит точно: и визг, и крик в хатке. А в окошечке зеленые огни светятся. И вся хатка, как живая, дрожит, на курьих лапках качается…
Не сробел дед Грибук-Деревянный-Нос, подошел к хатке:
– Эй, – кричит, – кто ты таков?.. Выходи, хозяин пришел.
Загремело в хатке, загрохало, зашипело, завыло:
Вур, вур, вур,
Только сунься сюда,
Будет беда:
Вот выпрыгну,
Вот выскочу,
Пойду трепать,
Только клочья полетят!..
Испугался дед Грибук, а мышка, как осиновый лист, трясется.
– Слышал, дедушка?.. – спрашивает.
– Точно, – говорит дедка, видно, и впрямь сильный богатырь… Надо пойти, зайца позвать, хвастался он, что ничего не боится. Может выгонит!..
Прибежал заинька-хвостомвиляинька, забарабанил лапками в дверь хатки.
– Выходи, – визжит, – такой-сякой, я заяц косой, спуску не дам!..
Загремело в хатке, загрохало, застонало, заохало, завыло, заныло:
Вур, вур, вур,
Мало вам? Мало вам?
Вот выпрыгну,
Бот выскочу,
Пойду трепать,
Только клочья полетят!..
Отскочил заяц от избушки, почесал за ухом и говорит:
– Больно силен враг-то, дедка Грибук-Деревянный-Нос. Ты бы лису кликнул!..
Пришла лиса, стук-бряк в окно.
– Эй, – кричит, – богатырь неведомый! Будет тебе буянить, выходи добром, потолкуем ладком.
Отвечает богатырь из хатки:
Вур, вур, вур,
Не велик мой сказ,
Заберу всех вас,
Коль добром не поладим!…
Мяса мне, мяса,
Мне всего мало, мало!…
– Ишь ты, – говорит лиса, – какой прожорливый.
А сама думает: «С сильным лучше добром да миром, уж пригодится!..»
Побежала домой, принесла курочку, кинула через трубу и кричит:
– Прими курочку. Это тебе лиса принесла в знак; ты это попомни.
А чудище из хатки ей в ответ:
– Мало, мало, мало!..
– Ну, – говорит лиса дедке Грибуку, – великий богатырь у тебя в лесу засел. Лучше ты его не трогай, смирись. А то он всем горя наделает.
– Вот, – говорит заяц, – и я то же говорю!..
– И я, – пищит мышь-стряпушка. Заплакал дед Грибук-Деревянный-Нос.
– Может, – говорит, – волк поможет?..
– Что ж, попробовать можно!..
Кликнули волка серого, медведя косолапого. Стали они чудище пытать, из хатки выгонять. Загремело в хатке, загрохало, застонало, заохало, завыло, заныло:
– Вур, вур вур!..
Вы что ж, разбойники!
Долго меня тревожить будете?..
Вот выпрыгну,
Вот выскочу,
Пойду трепать,
Только клочья полетят!..
Мяса мне, мяса…
Мне все мало, мало…
– Ишь ты, прожорливый какой, – говорит медведь, – что ж, Левон Иваныч, принеси ему ягненка, а я барана достану. Видно, с богатырем лучше миром да ладком, а то он весь лес сведет!..
II
Жутко стало в лесу. Места никто себе не находит. Дед Грибук-Деревянный-Нос неведомо куда ушел, заяц ночи не спит, своего хвоста пугается; лиса в нору забилась, волк по опушке бродит, в чащу заглянуть боится; медведь еле бродит да на всех шикает:
– Тише, вы! Ишь, гомонят… Разве можно богатыря тревожить?
И с утра у всех только и заботы, как бы пугало лесное успокоить: кто что может, всё к хатке несет. Кто яичко, кто птичку, кто барашка…
А пугало не показывается, только издали грозит. И утром, и вечером в избушке кутерьма стоит, так что вся избушка дрожит. И охает, и грохает, стучит, бренчит, а в окошке зеленые огоньки светятся.
Вот лежали как-то волк с медведем на опушке, у дороги. Смотрят – старый пес из деревни идет: тощий, беззубый, шерсть клочьями.
– Откуда, – говорят, – земляк? Аль за телкой заблудшей?
Покачал пес головой и говорит:
– Плохо дело, братики. С неделю будет, как выгнала меня хозяйка из дому, и негде мне пристроиться. Иду я к вам в лес. Может, здесь устроюсь.
Затряс головой медведь.
– Куда тебе! Мы сами норовим из лесу бежать. Завелась у нас тут такая нечисть, что беда! А за что тебя с села прогнали?
– За напраслину, батюшка, за напраслину. Была у нас в доме кошка блудливая, что хозяйка ни забудет спрятать, все тащит… Она тащит, а на меня грех сваливает… Схватился я с кошкой, стал ее душить, а хозяйка меня поймала, избила да вон выгнала… А у вас что за беда?
– Так и так, – говорит волк, – поселился у нас в лесу богатырь. Весь лес к рукам прибрал, никому жить не дает да еще грозится, что весь лес сведет!.. И нет силы-возможности его одолеть, из избушки выгнать.
Задумался пес.
– Может, я его одолеть могу, – говорит.
– Куда тебе! Ни лисы не слушается, ни волка, ни медведя… А впрочем, поди, попытай!
III
Пошли товарищи в темный лес, к хатке на курьих лапках. Обошел пес Барбос хатку, обнюхал ее. А в хатке – стучит, бренчит, грохает. Да охает, вся хатка дрожит.
– Точно, – говорит пес, – силен враг завелся!..
А сам стук-бряк в окно да и говорит ласково:
– Батюшка милостивый, что все гневаешься, сердцу волю даешь?. А ты гнев-то на милость сложи, очи свои ясные нам покажи. Нечего нам в прятки играть…
– А кто это говорит? – спрашивает пугало.
– Да кому ж и быть, кроме друзей, что тебя поят, кормят, всячески ублажают!.. А выйдешь, покажешься, мы тебя еще больше ублажать станем.
– А все ль покорны мне будут? – спрашивает пугало.
– А кому супротивничать? Ишь, ты всем какого страху нагнал… Не знают, куда деваться!..
Щелкнул засов, заскрипела дверь, распахнулась… Как ахнет Барбос, как вскинется:
– Ах, ты, воровка, Машка-плутовка!.. Вон куда забралась!
Зафыркала кошка, бросилась на дерево, вскарабкалась, хвостом поводит, урчит жалобно, не знает, куда деваться.
Даже плюнул медведь с досады.
– Сраму такого не изживешь до веку, кого я испугался… А кто виноват? Все ты, Левон!..
Окрысился волк:
– Я-то при чем? Небось первая лиса прибежала да всякой небылицы насказала.
– Видать, что так, – обозлилась лиса, – первый-то заяц был. Прибежал, кричит: «Ох, беда!., горе…»
Затрясся заяц от страха:
– Я, братики, ни при чем… Это мне мышь сказала, что зверь страшный к ним в хатку забрался…
– Мышь? А где она, мышь? Подать ее сюда к ответу.
Высунула мышь нос из норки и говорит:
– Вот она – я… Точно, я первая сказала, что страшный зверь к нам забрался!.. А разве не страшен? Я и сейчас скажу: нет страшнее зверя, чем тот, что сейчас на сосне сидит… Вот что!…
А. Федоров-Давыдов
Щегленок
Много на свете красивых птиц и с желтыми перышками, и с голубыми, и с красными. Но ни у одной нет такого пестрого оперенья, как у щегленка, у него и красные перья, и желтые, и голубые, и малиновые, и черные с белым, да всех цветов найдется, пожалуй.
А почему так? Такой уж случай вышел. Когда были созданы все звери и птицы, стал Создатель расписывать их в разные цвета.
Всех раскрасил, кончил работу, а тут и выскочила к нему маленькая серенькая птичка. Замешкалась она где-то и запоздала явиться вовремя.
– Ты сама виновата, – сказал Создатель,
– что опоздала; вот теперь и оставайся навсегда серенькой. У меня больше красок нет…
Стала птичка жаловаться, стала просить Его:
– Как же мне, такой невзрачной, на свете жить? Вон еще каждой краски у Тебя осталось немного. Вымажь меня хоть тем, что есть, хоть по одному мазку от каждой краски дай.
Ну, Создатель так и сделал: всеми красками, какие на донышке остались, раскрасил щегленка. И стала эта птичка с тех пор такой пестрой, какой видим мы ее теперь.
А. И.
Храбрый заяц
Заяц Длинные Уши сидит под кустиком и похваляется:
– Никого-то я не боюсь, вот что! Надоело мне, что меня трусом считают. Куда ни повернись, всюду одно и то же слышишь: заяц – трус, всего-то он боится, от всех убегает. Ладно, теперь небось другое заговорят, как я на деле свою храбрость покажу.
– Ой, понапрасну ты храбришься, куманек, – отозвалась сидевшая на суку сорока-стрекотунья. – Это ты только здесь, в укромном местечке, под кустом сидя, храбришься, а что-то ты скажешь, если придется тебе с кумой-лисой или с филином пучеглазым повстречаться? Небось, задашь стрекача…
– Ох, не верится мне что-то! – застрекотала сорока. – Виданное ли это дело, чтобы ты от кумы-лисы или филина не побежал?
– А вот увидишь. Пусть только теперь мне кума-лиса повстречается! Я не только не побегу, а, наоборот, сам с нею схвачусь.
– Ой ли?
Рассердился заяц Длинные Уши.
– Да что ты, смеешься что ли надо мною?
Раз говорю, значит, так оно и будет.
– Ладно, ладно, куманек! Ты на деле свою храбрость покажи, а тогда уже я и поверю.
– Насчет этого не сомневайся. Дай только мне с кумой-лисой встретиться.
И только успел сказать заяц Длинные Уши, а кума-лиса – тут как тут.
Увидела ее сорока, пересела на сучок повыше и стрекочет:
– Ну-ка, куманек, покажи свою храбрость.
А заяц Длинные Уши и на самом деле не бросился бежать, по своему обыкновению, а весь только ощетинился – прыг-скок! Подскочил к лисе, лапами машет, куцым хвостом потряхивает, вот-вот готов схватиться с кумой-лисой.
Остановилась лиса, глядит на зайца в изумлении и не знает, что ей и думать: столько времени охотится она за зайцами, а такого случая ни разу не бывало. Косой заяц – и вдруг не только не бежит от нее а, наоборот, на нее бросается, точно в драку вступить хочет.
А сорока-стрекотунья на суку березы сидит, зайку косого подзадоривает:
– Ай да куманек, молодец! Вот теперь я и на самом деле поверила в твою храбрость. Ну-ка, задай ей, длиннохвостой, хорошенько.
Наскакивает заяц на лису, а лиса совсем опешила и не знает, что ей делать.
«Уж не сошел ли заяц от страха с ума? – думает она. – С сумашедшим зайцем, пожалуй, и связываться не стоит: кто его знает, быть может он теперь в такой азарт вошел, что и справиться с ним трудно будет».
Подумала так кума-лиса, а так как ей уже пришлось закусить птенчиками синички, решила она убраться подобру-поздорову.
Глядит сорока-стрекотунья, как кума-лиса потихонечку стороною от зайца удирает, и на весь лес стрекочет:
– Вот так диво! Небывалое диво! Заяц Длинные Уши куму-лису в бегство обратил. Ай да заяц храбрый, молодец!
А заяц Длинные Уши, как только кума-лиса исчезла из виду, тоже скорехонько собрался. Не стал и слушать, что о нем сорока-стрекотунья рассказывает, а пустился, в свою очередь, к зайчихе под ракитовый куст.
Прибежал он сам не свой, припал к земле и долго-долго не мог толком, как следует, на вопросы зайчихи ответить.
Наконец пришел он в себя и рассказал, что с ним случилось.
Удивилась зайчиха, начала хвалить зайца Длинные Уши, называть его молодцом.
– Ты теперь, небось, всегда на куму-лису длиннохвостую первым нападать будешь?
А заяц Длинные Уши наклонился к самому уху своей жены да и шепчет:
– Ну, нет, пожалуй, не буду. Убегать от кумы-лисы куда легче, чем нападать на нее. Нападал-то я на нее, это верно, а только скажу тебе по секрету, что страху я натерпелся, пожалуй, больше, чем если бы мне пришлось удирать от нее.
Евгений Шведер
Молитва
– Молись, Володенька, молись! – говаривала вечерами старушка няня. – Молись хорошенько, а то Боженька рассердится.
Я повторял знакомые слова молитвы, а глаза слипались, и хотелось поскорее очутиться в мягкой постельке.
– Ах, нехорошо быть нерадивым к молитвам!.. – сокрушалась старушка. – Надо молиться всем сердцем, всею душою.
А я недоумевал:
– Как же иначе молиться? Я все молитвы читаю подряд.
Но вот однажды мне пришлось молиться так, как говорила няня.
Случилось это весной, в середине мая. Помню, взрослые куда-то уехали, и во всем большом деревенском доме остались только я и Оля.
– Няня, мы пойдем в парк за ландышами! – начал просить ее.
Няня согласилась не сразу. Но в конце концов уступила моим просьбам, махнув рукой:
– Ладно уж, ступайте! Только, ради Христа, не уходите далеко от дома.
В парке мы набрали букет чудеснейших ландышей, а затем, по какому-то молчаливому соглашению, выбрались за ограду и направились к озеру. Озеро всегда манило нас своим величавым простором, таинственною жутью, пестренькими, усеивающими берег камешками и раковинками. Мы, наверное, ограничили бы нашу прогулку, как и обыкновенно это случалось, сбором камешков и раковинок. Но на этот раз внимание наше привлекла лодка, только что, по-видимому, спущенная на воду и прикрепленная цепью без замка.
– Это Павлика лодка, – молвила Оля.
– Да… Счастливец он: может сколько угодно кататься…
– И мы, когда вырастем, будем кататься одни.
– Когда вырастем! Хорошо бы теперь…
Оля взглянула на меня.
– А если прокатиться? Немножечко?
Искушение было велико. Прилив необыкновенной решимости охватил меня.
– Едем!
Ах, какое раздолье! Никогда катанье на озере не казалось нам таким приятным, как теперь. Я работал веслом, отплывая все дальше и дальше от берега.
– Смотри, уже солнышко клонится к закату. Пора и назад! – сказала Оля.
– Успеем! – легкомысленно отозвался я.
Мы добрались почти до середины озера, и тут только почувствовал я усталость.
– Надо и на самом деле ехать назад.
Но лодка слушалась меня теперь почему-то плохо и не только не подвигалась к берегу, а, наоборот, уходила дальше от него.
Солнце между тем уже спряталось в фиолетовой дымке облаков. Становилось жутко.
Оля присмирела, и в ее больших глазах сверкнули слезы:
– Домой хочу!
Утешения мои помогали мало. Оля плакала, а я, выбиваясь из сил, работал веслом, кажется, совершенно тщетно.
Звездный купол неба опрокинулся над озером. Выплыла красным диском луна. Оля, наплакавшись, припала к скамейке и заснула. А я, охваченный раскаяньем и тоской, упал на колени и молился:
– Господи… Милосердный… Помилуй нас… Добрый Господи, помилуй!..
И это была самая искренняя, самая горячая моя молитва.
Через полчаса отец с садовником Егором и кучером Кузьмой на большой морской лодке подъехали к нам, а еще через полчаса мы были уже дома.
Евгений Шведер
У доктора
Печальная утка с утенком пришла
К врачу и рыдать перед ним начала:
– Ах доктор! Утенок Желтушка мой бедный
Хворает все время: худой он и бледный.
И доктор спросил: «Чем же болен малыш?!»
– Ах, доктор! С ним целые ночи не спишь.
Он поздно встает, еще позже ложится,
Обедать и ужинать с плачем садится.
Ни супу не ест он, ни вкусных котлет,
Пока я не дам шоколадных конфет!
Лечили его мы с особой заботой,
Давали ему мы и то-то, и то-то.
Почти всю аптеку съел бедный сынок,
И все-то бедняжке не впрок и не впрок!..
– Я вижу, сударыня, – доктор сказал, —
Одно он лекарство еще не принял,
И чтобы закончить лечение ваше,
Вы дайте Желтушке березовой каши!..
Вот дивный был доктор! От двух его слов
Мгновенно больной стал и бодр, и здоров,
Окреп, ободрился и прочь побежал,
Да так, что и я бы его не догнал!
Ткач Основа
Кот-торговец
Жил-был кот Булыка у купца в лавке.
День-деньской на окне лежит, на покупателей щурится.
А покупателей с утра до вечера столько, что и считать нечего, не перечтешь… И, дивное дело, хозяин деньги загребает, а сам до своего товара никогда не прикоснется, брезгует…
Вот лежит кот Булыка на окне и надумал одно дело. Встал, пошел к купцу и говорит:
– Так и так, хозяин, хочу я торговлей заняться. Не тебе одному деньги наживать.
– Что ж, – смеется купец, – дело хорошее, только мудреное…
– А ты меня научи, – это кот говорит.
– Нет, уж ты сам попробуй! – смеется купец.
– Одно помни: «Что людям нужно, то берут дружно…» Помни: «Что у меня в лавке хоть негодно, а берут охотно!..»
Пошел кот, задумался. «Ладно, смекает, – мы свое дело тоже знаем. Если берут у него то, что ему самому не нравится, так я получше выберу!..»
Достал кот лоток, весы, наловил мышей, крыс да галок, что под лапу попалось. Чуть свет пошел на базар, расставил лоток, накрыл полотнищем, стоит, дожидается.
Идет баба мимо.
– Кот, а кот, ты что продаешь?
Скинул кот полотнище.
– Вот, – говорит, – пожалуйте… Рассердилась баба, плюнула.
– Ишь ты, пакость какая! Брысь, отсюда! Испугался кот, схватил лоток, бросился наутек.
А ему вослед кричат, свистят, на смех кота поднимают.
Забился кот под ворота, задумался: «Экая вкусная снедь, а им не нравится!..»
Кликнул кот кошек, стал товар раздавать: и Мурысе дал, и Брыске дал, и Коташке дал, и Машке дал, и черному коту, и рыжему, и белому по мышонку целому… А сам с горя и есть не стал, пошел домой, сел на окно и виду не показывает, что с ним на базаре было…
Ф.
Зяблупился
За свежею травкой, за молоденькими листочками, за заячьей капусткою лакомой отправилась на опушку зайчиха. Бредет, раздумывает: хлопот у нее немало, четверых зайчат прокормить не шутка; не успеешь притащить провизии, они, глядишь, опять есть просят.
– Кррр… Аа-а-аааа…
Вздрогнула зайчиха, метнулась в сторону, притаилась. Такое уж житье заячье горемычное, что всего опасаться надо, ко всему прислушиваться, а то ведь чуть зазеваешься, тут тебе и конец.
– Кррр… Аа-а-а…
Пригляделась зайчиха внимательнее, кто это кричит? А кричит, забившись в траву, вороненок маленький.
– И чего ты шумишь? – спросила его сердито зайчиха. Рассердилась она, что такая безобидная мелкота ее перепугала.
– А я заб-лу-дил-ся! – отозвался жалобно вороненок.
– Заблудился? Да как же так?
– Из гнезда вылетел… Полетать захотел… А крылья ослабели…
Теперь вот не знаю, как в гнездо вернуться…
– Ишь ты, горемычный, – пожалела зайчиха вороненка, – жаль мне тебя, у меня у самой детки маленькие… А где же твое гнездо?
– На сосне… На высокой такой… Верхушка у нее обломана…
Призадумалась зайчиха. А потом вспомнила.
– Ну-ну, знаю. Это недалеко от опушки. Что же, идем! Проведу я тебя к твоему гнезду.
Поскакала зайчиха вперед, а вороненок, путаясь в высокой траве, заковылял за нею. Кое-как, с грехом пополам, добрался он до высокой сосны, а там уже старые вороны его схватились – переполох подняли:
– Куда девался вороненок?
Рассказал вороненок, какая с ним беда приключилась, закаркали вороны:
– Ну, спасибо тебе, зайчиха. Ну, спасибо, милая: теперь и мы твоих зайчат не тронем. Теперь и мы, если понадобится, тебя из беды выручим.
Евгений Шведер
Одно другого не лучше
Шел лягушонок с охоты, гусеницу поймал, жука, мух жирных; запрятал их в корзину. Идет, радуется. А навстречу ему змейка.
Испугался лягушонок, затрясся. Шлепнулся на землю и прикинулся мертвым, даже лапки вытянул.
Змейка и не тронула его, проползла мимо. Оправился лягушонок.
– Вот, – ворчит, – не было печали!.. Никогда у нас змей не бывало, а теперь – не угодно ли? Оно, конечно, может, это странница какая-нибудь. А все-таки лучше от нее избавиться.
Домой пришел, увидел на берегу трясогузку.
– Вот, сестрица, – говорит, – какая у нас беда! Наползло к нам змей видимо-невидимо.
– Да что ты? – говорит трясогузка. – Значит, и нам беда… А я так привыкла к нашей речонке.
– Конечно, беда, – говорит лягушонок.
– А ты, милушка, вот что сделай: слетай на горох, там, журавли пасутся; кликни их сюда, укажи дорогу.
Журавли расправятся… Они до змей охотники большие…
Трясогузка послушалась, слетала на горох, уговорила журавлей на речке побывать, змеями полакомиться…
Удивились журавли.
– Никогда про змей мы ничего не слыхали.
Верно ли ты говоришь?
– Помилуйте, да весь берег ими кишит. Давеча лягушонка одного чуть не съели, насилу убежал!
Послушались журавли, зашагали к речке.
Ходили, ходили взад-вперед, змеек не нашли, а лягушат переглотали видимо-невидимо, и нашего лягушонка не помиловали…
Тут и сказке конец.
А. Д-в
Понятно стадо
Жил-был ручной воробушек у одного ученого. Воробушек сам по себе живет, ученый сам по себе, друг другу не мешают – чего же лучше?
Воробушек целый день по комнате летает, корм клюет, чирикает по-своему. А ученый целыми днями сидит над книгами, пальцем по ним водит, оторваться не может.
Дивится воробушек: «И чего он сидит, с места не сходит?.. Ну, мне на волю вылетать не позволяют. А ему кто мешает? Видно, больно лакомо ему здесь сидеть».
Вот как-то раз не было ученого в комнате, воробушек и вспрыгнул на раскрытую книгу. Кругом черные палочки какие-то, и ни одной носом не сковырнешь. Посмотрел воробей туда, сюда, видит – моль между страницами книги.
Клюнул воробей – ничего, съесть можно, хоть не очень вкусно.
Смотрит, а еще поглубже из книги книжный червячок высовывается. Ухватил его воробушек клювом, проглотил и говорит:
– Вот это вкусно. Ну, теперь я понимаю, почему мой хозяин по целым дням сидит над книгой и знать ничего не хочет!..
Ф.-Д.
Жучка
Жучка и Степа неразлучными друзьями были: куда один – туда и другая, друг без друга ни шагу. В лес ли за грибами, к речке ли купаться, Жучка всегда впереди бежит, хвостом помахивает. А как дурная погода, так оба сидят в избе и скучают.
Вот и за последние три дня пришлось поскучать Степе с Жучкой. С утра до вечера шел холодный осенний дождь и нельзя было высунуться из избы.
Но вот, наконец, подморозило за ночь, выпал белый, радостный снежок, и обрадовался Степа. Мигом собрался и марш к реке. Бежит Жучка впереди, радостно лает, а на снегу следы четкие остаются – точно отпечатанные.
Дошли до реки, а река уже льдом затянулась, и лед гладкий, как стекло, блестящий. Соблазнился Степа, шагнул на лед: ах, хорошо скользить по гладкому льду! Но вдруг треснул лед, подломился, и провалился Степа почти на самой середине реки в воду. Несдобровать бы ему, пошел бы он ко дну, да на его счастье поблизости оказался большой выступающий из-подо льда камень. Ухватился за него Степа и замер в безмолвном ужасе.
А Жучка лает, заливается, бегает по берегу!
Увидала она вдали идущую за водой Аграфену, метнулась к ней, вертится у самых ног, за подол тащит.
– Что с тобой, полоумная? – удивляется Аграфена. – Отстань!
Но Жучка не отстает.
Сообразила Аграфена, что неспроста суетится Жучка, пошла за нею. А как пошла, так и увидела, в какую беду попал Степа. Кинулась она в деревню, созвала мужиков, и они сняли Степу с камня и отнесли в избу.
Жучка бежала впереди и неистово лаяла, радовалась она, что благодаря ей все окончилось благополучно.
Евгений Шведер
Вася-молодец, всем удальцам удалец
Посмертная сказка Александра Круглова
И удалой же парень был Вася! Он всех плясунов переплясывал. А на гармонике так играл, что всех зависть брала.
И при этом такой шустрый да здоровенный, на всякое дело смышленый, работа в руках его так и кипела. Про него говорили:
– Васька работу-то словно ест: только подавай…
Другие уже томились, а ему хоть бы чтс работает с песней и шуткой… Словно и устали на него нет! Вот как-то идет Вася мимо пашен, а случилось это не в родном селе, а на стороне, где Васе побывать понадобилось. Едет парень и видит: седая старушка на старой клячонке полосу свою пашет. И не столько пашет, сколько спит.
Усмехнулся Вася-молодец и решил помочь старухе.
Впряг он своего коня, вспахал поле, засеял и забороновал.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70697623) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
