Читать онлайн книгу «Строптивый ветер» автора Вячеслав Самошкин
Строптивый ветер
Вячеслав Иванович Самошкин
Вячеслав Самошкин (род. в 1945 году) – член Союза писателей Москвы, журналист-международник. Окончил филологический факультут МГУ им. М. В. Ломоносова. Работал в Агентстве печати «Новости». Возглавлял Бюро АПН/ РИА Новости в Бухаресте, был собкором в Румынии от «Известий», «Независимой газеты», «Московских новостей» и других изданий. Лауреат премии журнала «Огонек» за 1982 год. Автор книги репортажей о Румынии (изд. АПН, 1985). Первые стихи опубликовал в возрасте 17 лет, в районной газете города Ногинска в Подмосковье, где вырос. В студенческие годы участвовал в СМОГе (Самое Молодое Общество Гениев) – неформальном объединении поэтов. Первая книга стихов так и называлась «В сторону (от) СМОГа» (изд. «Водолей Publisher», Москва, 2008). Новая книга – попытка осмыслить опыт советской эпохи России, ее переломных лет, включает философскую, пейзажную и любовную лирику. В Румынии выпустил две книги стихов в переводе на румынский язык. Автор-переводчик румынской поэзии и прозы. Перевод романа «Чуляндра» Ливиу Ребряну опубликован в Кишиневе. В 2017 году в издательстве «Лимбус-Пресс» (Санкт-Петербург) вышел перевод романа Иоана Попа «Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа».
Вячеслав Самошкин
Строптивый ветер
Еще вчера была война
Еще вчера была война,
ее следы – повсюду.
Звенит в душе ее струна,
пока живой я буду.
Нет, я на фронте не бывал,
я был еще младенцем,
когда наш флаг затрепетал
над пораженным немцем.
Винтовку в руки я не брал,
не знал страды походной,
но с молоком грудным впитал
я вкус беды народной.
…И студебеккер тарахтел,
нас мчал к Саур-могиле.
Донецкий ветер песни пел
нам о войне и мире.
В дымке детства
Тополь, твой зеленый китель,
сапоги и галифе…
Ты как будто мой родитель,
в дымке детства, вдалеке.
Моды шик послевоенной —
вечный сталинский мундир:
фронтовик и бывший пленный,
кто-то даже не военный,
бывший зэк и конвоир…
Помню, солнце пригревало,
становилась жизнь добрей.
Мать Россия выползала
из советских лагерей.
Портреты
В детстве времени помню приметы:
на меня со страниц букварей,
отовсюду, глядели портреты
знаменитых советских вождей.
Ленин в галстуке черном, в горошек,
как у птицы весенней крыло.
Столько мыслей внушало хороших
благородное это чело!
Рядом Сталина, вполоборота,
вид торжественный, грудь в орденах.
Беспримерного духа работа,
всех врагов повергавшая в прах!..
Но становится тайное явным,
из щелей выползает и нор:
то, что было в семнадцатом главным, —
узурпация власти, террор…
Беззакония грех изначальный
обернется великой бедой
и для многих дорогой печальной,
вместо будущего – в перегной…
И развенчаны будут кумиры —
их портреты поди обнаружь! —
надзиратели и конвоиры
наших пленных, обманутых душ.
… Свято веря в красивую сказку,
в школу звонко печатаю шаг.
И портрет Ильича на раскраску
на асфальте разложен в растяг.
Мавзолей
Тщетно бьется Егорий,
упирается змей…
Кремль, стена-крематорий,
словно храм мавзолей.
Вдоль стены – погребенья,
изваянья вождей.
Их суровые тени
с каждым годом бледней.
Не вождя, не мессию —
вы на площади сей
хоронили Россию
и ее палачей!
На смерть Солженицына
Как будто отрезали руку
и смерть загляделась в упор…
Товарищи, дайте мне рупор:
«Оркестр, ре минор, ре минор!..»
Пусть Моцарта грянут гобои!
Но реквием слушать нет сил…
Россия хоронит героя,
кто к жизни ее воскресил.
Герб
Шесть часов. По стойке смирно
стрелки встали на часах.
Дым из труб встает надмирно
в заполярных поясах.
Просыпается планета.
Всходит солнце за бугром,
как стозвонная монета
с отчеканенным гербом.
Нет, постой, вся сцена эта —
он и есть, советский герб!..
Только молот сгинул где-то
и прошел по яйцам серп.
Вечерний звон
Сошли как будто с полотна:
плёс, церковь и лесок,
богатый на полутона…
Вечерний свет высок.
Но где же сам вечерний звон,
что Левитан воспел?
В какую бездну канул он?
В советский беспредел?
Я знал и чувствовал давно:
ко мне вернется он,
с родным закатом заодно,
и колокольный звон.
Тогда отступит время вспять,
туда, где был он нем.
Кого он будет отпевать,
увы, понятно всем.
…Закат эпохи. Eй вдогон
горит лучей шафран.
Вечерний звон, вечерний звон…
А где же Левитан?
Сквозь дождь
Полнометражный шум дождя,
гул несмолкаемый турбины,
а если вслушаться, с трибуны —
речь пролетарского вождя.
Все это было, было, было,
да вот по кладбищам остыло.
Не остывают только в сердце,
сквозь дождь, былого килогерцы.
Я помню
Я помню, как сдвинулись сроки
и предначертанье сбылось
и номенклатурные щеки
уже раздувать не пришлось.
Я помню, как сдвинулись вехи,
как сыпались искры из глаз…
Смежила таинственно веки
эпоха, взрастившая нас.
И сделалось небо с овчинку!
И заговорили гроба…
И малою, тонкой былинкой
качнулась под ветром судьба.
Я был черепахой
Мне нравится дождь:
я был рыбой,
ихтиозавром, может быть,
рептилией,
а может, черепахой…
А еще я был…
советским человеком!
Строптивый ветер
1
Ночного неба облачность, заочность
планет и звезд – до них не докричусь!
Очнулся ветер, пробует на прочность
граниты зданий, силу наших чувств.
Приходит всё в другое состоянье,
не то чтоб в состояние войны,
но близко, и мучительно сознанье,
что мир идет в объятья Сатаны.
Былые перечёркнуты дороги,
а новых днем с огнем не отыскать!
Но верю: Богородица в итоге
путь истинный укажет нам опять.
Ночного неба облачность, заочность
иных миров – поди их обнаружь!
Строптивый ветер пробует на прочность
граниты зданий, силу наших душ.
2
О век двадцатый, самый безобразный
и самый для страны кровавый век!
Не вырулили. Cнова в буржуазный
залив судьбой заброшен наш ковчег.
Судьбой, а может, промыслом Иуды?
Соображенья есть на этот счет!
Большой приватизации причуды,
гайдарами обманутый народ.
И снова зреют те же предпосылки,
что в прах повергли нас сто лет назад.
И топчется Россия на развилке,
ее не расцветает вертоград!
А если чудо все-таки случится,
не чудо – ход истории самой!
Так вслед за черным днем Аустерлица
был день Бородина с Березиной.
9 мая
О май, страна пионов,
ромашек, первых гроз,
и Лиги чемпионов,
твоя, Ролан Гаррос!..
О небо голубое!
О Дня Победы твердь!
О май, страна героев,
поправших смертью смерть!
Великий день Спасенья!
В нем все: и Рождество,
и кровь, и Воскресенье,
и жизни торжество.
Зимние гуды
Дни со снегом – белые пятна!
Их еще предстоит изучать.
Главное – чтобы
стала понятна
века гербовая печать.
Эти зимние гулы, гуды!
Над планетою дым столбом.
Ход истории как Бермуды,
ход истории – напролом.
А еще – по лезвию бритвы,
холодна дамасская сталь!
Каждый шепчет свои молитвы,
и чужие ему не жаль…
Дни со снегом – белые пятна,
крыши белые… Подо льдом
бьется будущее невнятно,
и судьба – за первым углом.
Я познал
Звёздам ничего не остается,
как тянуться медленно друг к другу
и в мирах плутать не как придется,
а по заколдованному кругу.
Из вселенского пришла ты схрона,
лик твой вижу и всегда ликую.
Я познал всемирного закона
тяготенья силу неземную!..
Упала шапка
Знакомства нашего картины.
Был разговор порой игрив.
…Ты выходила из машины,
в салоне шапку уронив.
Белесовата, как папаха,
скрывала все твои черты —
куница, белка, росомаха?..
И я не знал, какая ты.
Но крепок замысел вселенский.
Упала шапка неспроста!
И мне открылся профиль женский —
нечаянная красота.
Летит как будто и поныне
за тройкой бешеной вослед
некрасовская героиня,
и ты была ее портрет!
Дорога в Болдино
1
Ладные в ряд не дома – терема.
Только приводит в смущенье
в цех превращенная ткацкий – эх-ма! —
церковь Богоявленья.
Стала шоссейною и пролегла,
где ей удобней, дорога.
Эта ж осталась, какой и была —
каторжный путь, до острога.
Светел булыжник, от времени сед —
знает истории встряски!
Но для него не остыл еще след
в Болдино мчащей коляски.
2
Ухо к земле приложу я – не сон,
не наважденье ли это?
Там, в глубине позабытых времен,
бьется ли сердце поэта?
Там, где сжигает свои корабли
осень без всякой печали,
бьется любовью оно к Натали —
краше невест не встречали!
Ах, поскорей бы устроить дела,
к Таше стрелой воротиться!
Переписать свою жизнь добела,
как манускрипта страницу.
3
Злое задумал старик-карантин
и – ему палки в колеса!..
Что тут поделаешь? Выход один:
письма, сомненья, вопросы.
Пробовал раз по-мальчишески он
сквозь загражденья пробиться.
Где там! со всех обложили сторон —
зверь не проскочит, ни птица.
Словно бы участь его угадав,
славы небесной царица
крепко держала его за рукав
и не пускала в столицу.
Был суеверен, а не углядел
поданного ему знака:
– Эта звезда, совершенства предел,
не твоего зодиака!
А снежинки все про это…
А снежинки все про это —
отрешенность, мир, покой,
все про Тютчева, про Фета,
Лермонтов им как родной.
Проникая в сны глубоко,
обнажая суть вещей,
все про Пушкина, про Блока,
нищих духом и царей.
А снежинки все про то же —
бесконечное в земном,
про Твои деянья, Боже,
про Тебя – во мне самом.
Ах, снежинки-балеринки,
из какой вы Мариинки?..
Рахманинов
1
То не Лист, не Баха месса,
то не Моцарт, не Люлли,
то Рахманинова пьеса,
откровение любви.
Здесь молитва и признанье,
жалоба и речь волхва…
Этой песне нет названья,
тут бессильны все слова.
И едва могу понять я,
как, надеждою шурша,
в музыкальное объятье
погружается душа.
Фортепьянных струн шаманство!
В них легко в какой-то миг
дышат время и пространство,
и небесный женский лик.
2
Второй концерт для фортепьяно!
Протяжно плачет ля-бемоль.
Незаживающая рана,
не утихающая боль.
Потом все станет по-другому,
и к исцеленью найден ключ.
Вослед ненастию и грому
проглянет солнце из-за туч.
Все та же флейта с фортепьяно,
все так же плачет ля-бемоль…
И заживающая рана
и утихающая боль.
Нам в толк не взять
За время краткого полета,
за годы жизни и труда
нам в толк не взять, что может что-то
существовать и быть всегда.
Таков Вселенной странный терем,
несметных звезд пчелиный рой,
чей тайный смысл для нас потерян.
А был ли он? – вопрос другой.
Волчок
Подчиняясь всемирным законам,
что мудрей, чем любая змея,
совершает под вечным наклоном
круговое вращенье Земля.
Агрегат потрясающей силы,
грандиозный крутящий момент!
Даже в Библии слов не хватило
на существенный столь элемент.
Смену суток, работу и отдых,
настроенье и мыслей поток,
целый год путешествуя в звездах,
регулирует славный волчок.
Может быть, рассуждаю безбожно,
но вам скажет профессор седой:
жизнь сама не была бы возможна,
не вращайся наш шар голубой.
Солнце, грея, приводит к теченью
масс воздушных и масс водяных,
их давленью на сушу, смещенью
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70614427) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вячеслав Иванович Самошкин
Вячеслав Самошкин (род. в 1945 году) – член Союза писателей Москвы, журналист-международник. Окончил филологический факультут МГУ им. М. В. Ломоносова. Работал в Агентстве печати «Новости». Возглавлял Бюро АПН/ РИА Новости в Бухаресте, был собкором в Румынии от «Известий», «Независимой газеты», «Московских новостей» и других изданий. Лауреат премии журнала «Огонек» за 1982 год. Автор книги репортажей о Румынии (изд. АПН, 1985). Первые стихи опубликовал в возрасте 17 лет, в районной газете города Ногинска в Подмосковье, где вырос. В студенческие годы участвовал в СМОГе (Самое Молодое Общество Гениев) – неформальном объединении поэтов. Первая книга стихов так и называлась «В сторону (от) СМОГа» (изд. «Водолей Publisher», Москва, 2008). Новая книга – попытка осмыслить опыт советской эпохи России, ее переломных лет, включает философскую, пейзажную и любовную лирику. В Румынии выпустил две книги стихов в переводе на румынский язык. Автор-переводчик румынской поэзии и прозы. Перевод романа «Чуляндра» Ливиу Ребряну опубликован в Кишиневе. В 2017 году в издательстве «Лимбус-Пресс» (Санкт-Петербург) вышел перевод романа Иоана Попа «Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа».
Вячеслав Самошкин
Строптивый ветер
Еще вчера была война
Еще вчера была война,
ее следы – повсюду.
Звенит в душе ее струна,
пока живой я буду.
Нет, я на фронте не бывал,
я был еще младенцем,
когда наш флаг затрепетал
над пораженным немцем.
Винтовку в руки я не брал,
не знал страды походной,
но с молоком грудным впитал
я вкус беды народной.
…И студебеккер тарахтел,
нас мчал к Саур-могиле.
Донецкий ветер песни пел
нам о войне и мире.
В дымке детства
Тополь, твой зеленый китель,
сапоги и галифе…
Ты как будто мой родитель,
в дымке детства, вдалеке.
Моды шик послевоенной —
вечный сталинский мундир:
фронтовик и бывший пленный,
кто-то даже не военный,
бывший зэк и конвоир…
Помню, солнце пригревало,
становилась жизнь добрей.
Мать Россия выползала
из советских лагерей.
Портреты
В детстве времени помню приметы:
на меня со страниц букварей,
отовсюду, глядели портреты
знаменитых советских вождей.
Ленин в галстуке черном, в горошек,
как у птицы весенней крыло.
Столько мыслей внушало хороших
благородное это чело!
Рядом Сталина, вполоборота,
вид торжественный, грудь в орденах.
Беспримерного духа работа,
всех врагов повергавшая в прах!..
Но становится тайное явным,
из щелей выползает и нор:
то, что было в семнадцатом главным, —
узурпация власти, террор…
Беззакония грех изначальный
обернется великой бедой
и для многих дорогой печальной,
вместо будущего – в перегной…
И развенчаны будут кумиры —
их портреты поди обнаружь! —
надзиратели и конвоиры
наших пленных, обманутых душ.
… Свято веря в красивую сказку,
в школу звонко печатаю шаг.
И портрет Ильича на раскраску
на асфальте разложен в растяг.
Мавзолей
Тщетно бьется Егорий,
упирается змей…
Кремль, стена-крематорий,
словно храм мавзолей.
Вдоль стены – погребенья,
изваянья вождей.
Их суровые тени
с каждым годом бледней.
Не вождя, не мессию —
вы на площади сей
хоронили Россию
и ее палачей!
На смерть Солженицына
Как будто отрезали руку
и смерть загляделась в упор…
Товарищи, дайте мне рупор:
«Оркестр, ре минор, ре минор!..»
Пусть Моцарта грянут гобои!
Но реквием слушать нет сил…
Россия хоронит героя,
кто к жизни ее воскресил.
Герб
Шесть часов. По стойке смирно
стрелки встали на часах.
Дым из труб встает надмирно
в заполярных поясах.
Просыпается планета.
Всходит солнце за бугром,
как стозвонная монета
с отчеканенным гербом.
Нет, постой, вся сцена эта —
он и есть, советский герб!..
Только молот сгинул где-то
и прошел по яйцам серп.
Вечерний звон
Сошли как будто с полотна:
плёс, церковь и лесок,
богатый на полутона…
Вечерний свет высок.
Но где же сам вечерний звон,
что Левитан воспел?
В какую бездну канул он?
В советский беспредел?
Я знал и чувствовал давно:
ко мне вернется он,
с родным закатом заодно,
и колокольный звон.
Тогда отступит время вспять,
туда, где был он нем.
Кого он будет отпевать,
увы, понятно всем.
…Закат эпохи. Eй вдогон
горит лучей шафран.
Вечерний звон, вечерний звон…
А где же Левитан?
Сквозь дождь
Полнометражный шум дождя,
гул несмолкаемый турбины,
а если вслушаться, с трибуны —
речь пролетарского вождя.
Все это было, было, было,
да вот по кладбищам остыло.
Не остывают только в сердце,
сквозь дождь, былого килогерцы.
Я помню
Я помню, как сдвинулись сроки
и предначертанье сбылось
и номенклатурные щеки
уже раздувать не пришлось.
Я помню, как сдвинулись вехи,
как сыпались искры из глаз…
Смежила таинственно веки
эпоха, взрастившая нас.
И сделалось небо с овчинку!
И заговорили гроба…
И малою, тонкой былинкой
качнулась под ветром судьба.
Я был черепахой
Мне нравится дождь:
я был рыбой,
ихтиозавром, может быть,
рептилией,
а может, черепахой…
А еще я был…
советским человеком!
Строптивый ветер
1
Ночного неба облачность, заочность
планет и звезд – до них не докричусь!
Очнулся ветер, пробует на прочность
граниты зданий, силу наших чувств.
Приходит всё в другое состоянье,
не то чтоб в состояние войны,
но близко, и мучительно сознанье,
что мир идет в объятья Сатаны.
Былые перечёркнуты дороги,
а новых днем с огнем не отыскать!
Но верю: Богородица в итоге
путь истинный укажет нам опять.
Ночного неба облачность, заочность
иных миров – поди их обнаружь!
Строптивый ветер пробует на прочность
граниты зданий, силу наших душ.
2
О век двадцатый, самый безобразный
и самый для страны кровавый век!
Не вырулили. Cнова в буржуазный
залив судьбой заброшен наш ковчег.
Судьбой, а может, промыслом Иуды?
Соображенья есть на этот счет!
Большой приватизации причуды,
гайдарами обманутый народ.
И снова зреют те же предпосылки,
что в прах повергли нас сто лет назад.
И топчется Россия на развилке,
ее не расцветает вертоград!
А если чудо все-таки случится,
не чудо – ход истории самой!
Так вслед за черным днем Аустерлица
был день Бородина с Березиной.
9 мая
О май, страна пионов,
ромашек, первых гроз,
и Лиги чемпионов,
твоя, Ролан Гаррос!..
О небо голубое!
О Дня Победы твердь!
О май, страна героев,
поправших смертью смерть!
Великий день Спасенья!
В нем все: и Рождество,
и кровь, и Воскресенье,
и жизни торжество.
Зимние гуды
Дни со снегом – белые пятна!
Их еще предстоит изучать.
Главное – чтобы
стала понятна
века гербовая печать.
Эти зимние гулы, гуды!
Над планетою дым столбом.
Ход истории как Бермуды,
ход истории – напролом.
А еще – по лезвию бритвы,
холодна дамасская сталь!
Каждый шепчет свои молитвы,
и чужие ему не жаль…
Дни со снегом – белые пятна,
крыши белые… Подо льдом
бьется будущее невнятно,
и судьба – за первым углом.
Я познал
Звёздам ничего не остается,
как тянуться медленно друг к другу
и в мирах плутать не как придется,
а по заколдованному кругу.
Из вселенского пришла ты схрона,
лик твой вижу и всегда ликую.
Я познал всемирного закона
тяготенья силу неземную!..
Упала шапка
Знакомства нашего картины.
Был разговор порой игрив.
…Ты выходила из машины,
в салоне шапку уронив.
Белесовата, как папаха,
скрывала все твои черты —
куница, белка, росомаха?..
И я не знал, какая ты.
Но крепок замысел вселенский.
Упала шапка неспроста!
И мне открылся профиль женский —
нечаянная красота.
Летит как будто и поныне
за тройкой бешеной вослед
некрасовская героиня,
и ты была ее портрет!
Дорога в Болдино
1
Ладные в ряд не дома – терема.
Только приводит в смущенье
в цех превращенная ткацкий – эх-ма! —
церковь Богоявленья.
Стала шоссейною и пролегла,
где ей удобней, дорога.
Эта ж осталась, какой и была —
каторжный путь, до острога.
Светел булыжник, от времени сед —
знает истории встряски!
Но для него не остыл еще след
в Болдино мчащей коляски.
2
Ухо к земле приложу я – не сон,
не наважденье ли это?
Там, в глубине позабытых времен,
бьется ли сердце поэта?
Там, где сжигает свои корабли
осень без всякой печали,
бьется любовью оно к Натали —
краше невест не встречали!
Ах, поскорей бы устроить дела,
к Таше стрелой воротиться!
Переписать свою жизнь добела,
как манускрипта страницу.
3
Злое задумал старик-карантин
и – ему палки в колеса!..
Что тут поделаешь? Выход один:
письма, сомненья, вопросы.
Пробовал раз по-мальчишески он
сквозь загражденья пробиться.
Где там! со всех обложили сторон —
зверь не проскочит, ни птица.
Словно бы участь его угадав,
славы небесной царица
крепко держала его за рукав
и не пускала в столицу.
Был суеверен, а не углядел
поданного ему знака:
– Эта звезда, совершенства предел,
не твоего зодиака!
А снежинки все про это…
А снежинки все про это —
отрешенность, мир, покой,
все про Тютчева, про Фета,
Лермонтов им как родной.
Проникая в сны глубоко,
обнажая суть вещей,
все про Пушкина, про Блока,
нищих духом и царей.
А снежинки все про то же —
бесконечное в земном,
про Твои деянья, Боже,
про Тебя – во мне самом.
Ах, снежинки-балеринки,
из какой вы Мариинки?..
Рахманинов
1
То не Лист, не Баха месса,
то не Моцарт, не Люлли,
то Рахманинова пьеса,
откровение любви.
Здесь молитва и признанье,
жалоба и речь волхва…
Этой песне нет названья,
тут бессильны все слова.
И едва могу понять я,
как, надеждою шурша,
в музыкальное объятье
погружается душа.
Фортепьянных струн шаманство!
В них легко в какой-то миг
дышат время и пространство,
и небесный женский лик.
2
Второй концерт для фортепьяно!
Протяжно плачет ля-бемоль.
Незаживающая рана,
не утихающая боль.
Потом все станет по-другому,
и к исцеленью найден ключ.
Вослед ненастию и грому
проглянет солнце из-за туч.
Все та же флейта с фортепьяно,
все так же плачет ля-бемоль…
И заживающая рана
и утихающая боль.
Нам в толк не взять
За время краткого полета,
за годы жизни и труда
нам в толк не взять, что может что-то
существовать и быть всегда.
Таков Вселенной странный терем,
несметных звезд пчелиный рой,
чей тайный смысл для нас потерян.
А был ли он? – вопрос другой.
Волчок
Подчиняясь всемирным законам,
что мудрей, чем любая змея,
совершает под вечным наклоном
круговое вращенье Земля.
Агрегат потрясающей силы,
грандиозный крутящий момент!
Даже в Библии слов не хватило
на существенный столь элемент.
Смену суток, работу и отдых,
настроенье и мыслей поток,
целый год путешествуя в звездах,
регулирует славный волчок.
Может быть, рассуждаю безбожно,
но вам скажет профессор седой:
жизнь сама не была бы возможна,
не вращайся наш шар голубой.
Солнце, грея, приводит к теченью
масс воздушных и масс водяных,
их давленью на сушу, смещенью
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70614427) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.