Огонь дракона
Алексей Владимирович Шарычев
Этот сборник в год дракона написал я плавным слогом. Сто рифмованных историй я хотел вам рассказать, но в итоге вышло сорок, (в общем, долго их считать). Лучше сразу же читать начинайте, с Богом.
Алексей Шарычев
Огонь дракона
Закат на картине
Воспылал алым маком закат,
В небесах красивая картина!
Такую бы не написал Рембрандт,
Или Ван Гог; тут неземная сила.
Творец миров даёт её увидеть
Тем, кто развивает свой талант;
Художник – не пассивный зритель,
Он, как Творец, и должен создавать.
Познайте тайну света и теней,
И с нею жизнь войдёт в полотна ваши.
В талантливых картинах есть та дверь,
Которая ведёт сознанья наши
В реальность образов; открытыми всегда
Должны быть эти чудные врата,
И лишь тогда в ваш мир найдут дорогу
Все те, кто с восхищеньем у холста,
Замрут. Художник ближе к Богу
Становится, когда смог написать
Творение своё в палитре вдохновенья;
Когда всё то, что он хотел сказать,-
Звучит как музыка. В изображеньях
Великих мастеров симфонии играют,
Мы сердцем слышим их; духовными очами
Зрим красоту необычайную… И вы
Стремиться к высшему должны
В изобразительном искусстве;
Но, высоко парят орлы,
А воробьи напрасно бьются.
От плевел зёрна отделить
Смогу сегодня; остаются
В школе у меня лишь те,
Кто закат создать сумеют,
А не срисовать. За дело!
Так сказал наставник
Ученикам своим.
Три дня закат писали
На холстах они.-
Последний сей экзамен
Надо сдать всем им,
Чтоб в школу рисованья
В Париже поступить.
Самое престижное
Заведенье там,
И строгость наивысшую
К студентам мастера
Применяют; загружают
Так, что силы быстро тают
У всех тех, в ком нет таланта.
Остаются лишь атланты.
Ярким был закат на небе,
Но он тусклым выходил
У студентов на мольбертах,-
Кто-то слишком много лил
Воды, а кто-то густо мазал.
Лишь семеро из двадцати
Выделялись, – как-то сразу
Удавалось им найти
Пропорции, цвета и тени,
Подходящие к их цели.
И был средь этих семерых
Студент по имени Рено;
Он работал за двоих
Над собой, но до сих пор
Не так цвета производил,
Как требовал того учитель.
(Часто спорили они.
"Ты вечно будешь, как любитель!
Что-то дикое в твоих
Картинах… А что, и не пойму.
В общем, стилю твоему
Нету места в нашей школе!
Не исправишь, – прогоню!
Я тобою недоволен." -
Так учитель своему
Подопечному твердил,
Но всегда его ценил
Выше остальных студентов,
И как раз, за буйство цвета).
И сейчас Рено всё так же
Не менял своей манеры,-
Жёлтый, алый и оранжевый,
Ярко красный, и даже серый
С фиолетовым пошли
На создание заката.
Всею силою души
Рено хотел придать характер
Небу, солнцу, облакам;
Но чего-то не хватало.
И тогда он нож достал,
Палец полоснул им, – в алый
Цвет добавил крови;
И услышал, как играют
Эти самые симфонии,
О которых рассказал им
Их наставник. В полотне
У Рено взыграл оркестр!
Музыка небесных сфер
Зазвучала! Лик кровавый
Солнце миру показало!
Потрясающее чувство
Отразилось на холсте,-
Страшно, весело и грустно
Одновременно; во всей
Картине мрак безумства
И свет мудрости смешались;
Смех и стоны раздаются,
Горе переходит в радость!
Хаос и порядок рядом;
Всё доступно слуху, взгляду
Внутреннему. Сила есть
На картине; воля здесь,
Словно море, разлилась,
И в нём огнём пылает страсть. -
Можно было б так сказать;
Словами то не описать.
Учитель просто онемел,
Когда картину ту узрел.
Поступил Рено учиться,
Но вскоре был, увы, убит
В кабаке, (там веселиться
Он любил, – не усидит
За столом своим спокойно,
А пойдёт всегда буянить.
Так и получил по горлу
Он ножом; кровь не уняли).
Мастер очень был расстроен.
"Эх, зачем ему талант
Дали боги? Горе! Горе!
Но сам он в этом виноват;
Абсентом погубил себя,
Постоянно пьян бывал,
Вот и задремал в итоге.
Се предсказуемый финал.
Бродяга на большой дороге,-
Вот, кто был он; но писал
Хорошо! Картину я,
Пожалуй, у себя оставлю.
Если бы была семья
У него, тогда б мамане
И папане подарил…" -
Так наставник рассудил,
И повесил полотно
В зале, прям под потолок.
Часто он любил смотреть
На творение Рено.
"Непонятно, как он смог
В краткий срок так овладеть
Цветом, тенью?.. Видит бог,
Что и я так не сумею.
Да, пред нами был бы гений
Через пару лет… Но что
Же есть в этой картине
Такого, что никак увидеть
Не могу я?.. Дёрнул чёрт
Напиться этого Рено!
А не то, такое б миру
Наша выставка явила!"
Первые недели две
По душе была картина
Учителю. Всегда везде
О ней, с восторгом, говорил он
Своим знакомым; всех гостей
Скорее заводил он в зал,
И там порой по два часа
Осанну живописи пел.
Кисть художника-творца
Он сравнивал с пером поэта:
"Красота сия под стать
Дворцам! Нигде вы больше это
Не увидите. Лишь в Лувре
Есть подобные шедевры."
– Что-то, сударь, вы загнули.
Странная картина, нервная…
(Так обычно отвечали
Мастеру), но он ни мало
Не смущался: "Не поймут
Дилетанты! Им бы плуг
Да топор, а не мольберт.
У них чутья к искусству нет.
Прекраснейшее полотно!
Я хорошо украсил дом."
Но потом восторг прошёл,
Появилось беспокойство.
То ль напуган, то ли зол
Стал художник, – не смеётся
И не шутит так, как раньше,
А всегда в унылом, мрачном
Настроеньи пребывает.
Что-то сердцем ощущает
Он недоброе, и это
Как-то связано с сюжетом
Той картины. Плохо спать
Стал наставник; он во снах
Ярких видел кровь-закат,
И, с диким криком, по ночам
Просыпался потный, бледный.
И днём, увы, не видел света,
Всюду был кромешный мрак;
Тоску, тревогу, жуткий страх
Ощущал преподаватель,
На закат кровавый глядя.
"Боже правый! Чертовщина!
Надо продавать картину!
Её с руками оторвут;
Не зря нахваливал я тут
Мастерство Рено… Ух, дьявол!
Действительно, шедевр создал он…"
В воскресный день пришли в усадьбу
К наставнику три покупателя,
Но покупать они не стали, – ограбили.
Ножами острыми, как скальпели,
Зарезали они его; закат оставили
Кровавый на стене и на полу.
Но и грабителей отъявленных
Убили вскоре, потому
Что о картине той узнали,-
Где б она не побывала,
Везде ножами рисовали
Разбойники закат кровавый.
Дракон
"В китайской притче говорится,
Что, коль речная рыба сом
По водопаду вверх стремится,-
В дракона превратится сом.
Усердней надо вам учиться.
Кто с дисциплиною знаком,
Тот своего всегда добиться
Сможет. Резче кулаком,
На выдохе рази, Смирнов!
Так, чтобы от каждой мышцы
Импульс шёл к Петрову в лоб.
Спокойней будь, ты суетишься.
Каждое своё движенье
Сотни, сотни раз подряд
Повторяйте, и уменье
К вам придёт. Я очень рад,
Что сегодня вы трудились.
А теперь, все поклонились…
Завтра ката повторять
Будем; подготовьтесь дома.
А сейчас я рассказать
Вам хочу одну историю."
– Про Китай? "Нет, про Японию."
Престарелый самурай
Харакуми Мураками
Отошёл от дел, и стал
Жить в горах. Искал он
Истину в уединении.
Днём он слушал, с упоеньем,
Пенье птиц; а вечерами,
В хижине своей, с волненьем,
Записывал воспоминанья
В толстый свиток. Вдохновенье
Частым гостем было в доме
У отшельника седого,-
Рядом с прозой ловко хокку
Сочинял он; в изумленье
Духов горных приводил,
(С ними самурай дружил;
Постиг душою просветленье
В одиночестве своём.-
В дракона превратился сом).
Год за годом жил один
Харакуми Мураками.
С гор спускался он в долину
Лишь за рисом. Люди знали,
Что старик был просветлён,
И в ученье предлагали
Детей своих ему, но он
Всегда отказывал крестьянам.
Не хотелось самураю
Нарушать в себе покой,
Заражаясь суетой.
Но один крестьянин старый
Был настойчив, – сыновей
Приводил он постоянно;
Днём и ночью у дверей
Хижины они стояли,
Мураками поджидали.
"Крепкий стержень есть в отце.
Надо сыновей проверить.
Жизнь моя уже в конце
Пути; всё, что умею,-
Должен передать я им.
Возьму в ученье; поглядим,
Будет ли из них хоть кто-то
К науке боевой способен."
И взял к себе он всех троих
Юношей; учить их стал.
Одно заданье он им дал,-
Лес бамбуковый срубить,
И сделать палки, как катаны,
И ими днём и ночью бить
Неустанно три удара.
Первый ученик ушёл
Через год. Второй все три
Выдержал. А третий смог
Себя в дракона превратить.
Пять лет он палками стучал;
А на шестой, учитель дал
Острый меч ему в подарок,
И им он почести снискал
Себе, – срезал одним ударом
Туловища у врагов.
Легендарным самураем
Стал крестьянин; в сонм богов
Перешёл он после смерти.
Силу получил усердием.
Весенний экспресс
За окнами вагона талый снег
Белеет островками на полях,
А голый лес чернеет вдалеке,-
Весь горизонт сплошная полоса.
Мы едем в скором поезде к весне,
Приветливо встречает нас она
Сияньем солнца в вольной синеве
И ароматом свежести в ветрах.
Мелькают полустанки, как во сне
Видения, – посёлки, города;
Они все есть, но их как будто нет,
Скрываются, уходят в никуда…
И точно так же, вереница лет
Проносится за жизненным окном,
И остаётся только тонкий след
На памяти – спасительный перрон.
А кто же знает, может быть, те дни
Остались где-то там на полустанках?
Нам надо развернуться к ним
И ехать в направлении обратном,
И встретим тех, кто был живым.
Но поезд наш идёт в один конец;
Все станции растают, словно дым,
И стук колёс – биение сердец
Замолкнет… Время-машинист
Неумолимо мчит экспресс весенний;
Надрывно раздаётся свист,
Гудки, идущих в бездну поколений.
И монотонно-длинная дорога
Опять покажется потомкам новой.
Мы не уедем из родного дома,
Мы снова будем в этих же вагонах.
Встреча с Драконом
Я, как младенец, верю в чудеса,
И, словно старец, им не удивляюсь.
В огромном море волшебства
Я каждый день купаюсь.
Волна в пучине естества
Одна, а тьма вещей – обман.
Мир-океан, как капля стал,
Когда в воде я Дао увидал.
Ты спрашивал меня, кто высший?
Низшие и высшие – одно,
Нет различия, есть те, кто дышат;
Дао им придало много форм,
Но они едины в этом мире;
Сущее присутствует во всём.
В дереве и в птице, даже в глине
Дао обретает дом.
Ты спросил, что будет после смерти?
Но ответь мне, что такое жизнь?
Оглянись. На этой круглой тверди
Видна твоя заоблачная высь,-
Она в лесах, в горах, и в ветре,
И в самом тебе. Мы – дети
Вечности; мы, вместе с Дао,
Не возникая и не умирая,
Всегда во всём существовали.
Конфуций, с Лао-Цзы поговорив,
К ученикам своим вернулся,
И молвил им: "Я до сих пор не жил,
А спал; и лишь сейчас проснулся.
И этот день запомню навсегда,
Сегодня я Дракона увидал…"
Дед Мороз
По глубоким сугробам идёт дед Мороз
И суровую песню надрывно поёт:
"Ох, как много хороших подарков принёс
Я всем тем, кто застыл, словно лёд!
Они хладны, как снег, в жилах кровь не течёт,
И глаза их стеклянные света не видят;
Скоро белой пургой их тела заметёт,
Я покой ледяной подарил им!
Ну а те, кто не спят, те без рук и без ног,-
Многих я наградил в эту зиму!
Для меня этот мир, как огромный сугроб,
Ох-хо-хо! Всех живых в него кину!
Ждут детишки меня возле ёлок в домах,
Но я вовсе не Оле-Лукойе!
Ох, изведали б детки колючий мой нрав,
Я б такую им школу устроил!
Здесь на севере диком, в холодных ветрах
Дух мой лютый скитается вольно;
Я Мороз, а не дедушка в красных штанах!
Ух, как людям я сделаю больно!"
Отмороженный дед по сугробам глубоким
Добирался в жилище своё;
Там, в избе ледяной жил он не одиноко,
(Было в сердце жестоком тепло,
Когда внучка Снегурочка рядом смеялась,-
Вместе с дедом она прописалась).
Вошёл в дом Мороз, сел на лавку, снял шапку,
И такие слова произнёс:
"Ух, устал! Целый воз притащил я подарков
Мертвецам; всех пургою занёс!
Ты, Снегурка моя, что-то невесела…
Расскажи, что случилось с тобою?"
– Долго плакала я, в синих льдинках глаза
Оттого, что мой дед только горе
Всем живым приносил. Ты бы повеселил
Хоть раз в год детвору в каждом доме.
Далеко-далеко, где-то там за бугром
Санта-Клаус и Оле-Лукойе
Не морозят, а греют теплом и добром,
И подарки приносят к застолью.
"Это что же такое?! И ты к новой моде
Деда родного склоняешь!
Не люблю я живое! Мы царили в природе,
А теперь для живых, понимаешь,
Спину гнуть под мешками велят!
Не подходит такой вариант!"
– Дедушка милый, один только день,
Раз в году, будь поласковей к людям!
А не то стану плакать всегда, мне не лень,-
Горы льдинок у нас в доме будут!
И заплакала внучка, навзрыд зарыдала,
А Мороз успокаивать начал её:
"Я всё сделаю в точности так, как сказала
Ты мне; буду добр в Новый год."
И с тех пор стал подарки носить дед Мороз
В Новогоднюю ночь всем детишкам.
Добр он в доме; но помни, что уши и нос
Всё ровно отдерёт тем, кто вышел
Из дома в сугробы, не зная прогноз.
Год дракона
"Новый год по всем фронтам
Быстро наступает к нам.
Шурум-бурум! Тарам-ба-бам! -
Фейерверк гремит.
Смотрите, дети, вот и сам
Дракон сюда летит!"
– А где дедушка Мороз?
"Не дошёл, в пути замёрз.
Но ничего, мы без него
Встретим Новый год.
Иванов, ты – зайка серый!
Перестань трепать лису
За косу! Ох, мои нервы…
Праздник уже на носу,
Надо репетировать!
Дед Мороз за шиворот
Схватит тех, кто не готов,
И прочь отсюда выкинет!
Так, здесь зайка Иванов,
Тут лиса Бакиева,
Рядом волк стоит – Смирнов.
Где Дракон? Васильева!
Куда ушла?! Сюда иди!..
Начали. Дракон летит;
Шурум-бурум! Тарам-ба-бам!
Фейерверк гремит!
Заяц, говори… Как там?"
– Горят уже огни
На ёлочке зелёной.
Я зайка; прыг-прыг-прыг,
Спешу скорей под крону,-
Подарок там лежит.
"Не тот куплет! Дракон ведь
Ёлку не поджёг ещё!
Ну как тут не запомнить?!
Бездарный заяц Иванов!"
– Помню я, Дарья Петровна…
Я зайка серый, – прыг из дома,
И в лесочек поскакал,
Чтобы встретить год Дракона;
Там подарки, я слыхал,
Выдают всем поголовно.
"Так, молодец. Теперь лиса.
Бакиева! Не засыпай!"
– Я хитрая лиса,
И зайчика я по следам
Найду; подарки отберу
И спрячу их в снегу.
"Правильно. Волк, продолжай.
План лисы ты разгадал,
И не хочешь каравай
С ней делить. Давай."
– Я серый волк, кусаю в бок
Упитанных зверят!
В корейской кухне знаю толк,
Съедаю всех подряд!
Подарки силой заберу
У хитренькой лисы,
И буду праздновать в бору
Новый год, один.
"Ага! Назрела интрига!
А теперь вылетает Васильева.
Дракон, огонь принеси к нам!"
– Дарья Петровна, я текст позабыла…
Нервы у Дарьи Петровны
Сделались вовсе ни к чёрту,
И она превратилась в Дракона,
Поздравила всех с Новым годом.
Песня баяна
Когда баян хотел сложить
Песню мудрую, – то он
В небесах парил орлом,
Волком по лесам ходил,
Белкой резвою скакал
По ветвям дерев; везде
Должен побывать баян,
Чтобы песню звонко спеть.
Яровчатых гуслей звон
Слушал он, и улетал
Птицей в синий небосклон,
Рыбой в море уплывал.
И сейчас старик-баян,
Вещий соловей чудесный,
Тоже долго вспоминал
Что-то прежде неизвестное.
Струнами он рокотал,
Погружённый в думы чудные;
Что-то слышал, наблюдал…
А потом он полной грудью
Тяжело вздохнув, стал петь:
Всех сильней на свете смерть,
Всюду царствует она;
Испокон земная твердь
Вотчиной её была.
Все попали к смерти в сеть;
Но есть те, кто вечно живы,
Их тела сейчас в могилах,
А их души вечный свет
В высоте небесной видят.
Любят в стае лебедей
Полетать они над миром,
И курлыкают тоскливо
О земной судьбе своей.
Как лебяжий пух, чисты
Были души их при жизни.
Силы света, после тризны,
В лучший мир их вознесли.
А другие, коих много,
Вечно бродят по дорогам,
От порога до порога. -
Шепчутся в листве дерев;
Или в поле на просторе
Шелестят, в густой траве
Пробегая словно волны.
Души их умеют петь
С ветром вольным; в непогоду,
Словно зверь они реветь
Начинают, долго, злобно.
Или сипло в сквозняках
Заскулят, с надрывом, с болью.
Хочется им в бренный прах
Обратиться, но не могут.
Рады они стать травой,
Рыбой, деревом, иль птицей,
Иль водою ключевой;
Но такого не случится.
Вечно на ветрах носиться
Душам мёртвых суждено,
(Мёртвыми они при жизни
Были; ни добро, ни зло
В душах их не поселилось).
Им земная жизнь приснилась.
Будьте живы в этом мире,
Сейте семена добра,
И тогда из тучной нивы
Перейдёте в горний край.
Попутчик
Подняла в степи метель
Метлой своей охапки снега,
Ни зги не увидать теперь,
Вокруг пурга; а до ночлега
Десять вёрст ещё проехать
Надо нам. Уже темно.
Наш извозчик, – неумеха,
Сбился с колеи давно.
"Кони вынесут к жилью!" -
Говорит он нам, со смехом.
"Всюду они путь найдут,
Им метели не помеха!.."
Пять часов в степи блуждали,
В темноте, а злая вьюга
Продолжала наши сани
Заметать; уже друг друга
Разглядеть чрез пелену
Не могли мы, – всё в снегу.
Вдруг извозчик крикнул: "Тпру!"
Лошади остановились.
"Говорил вам, что найдут!
Возле дома очутились!"
Вылезли мы из саней;
Смотрим, – перед нами хата,
(В двух аршинах от дверей
Оказались). Рады с братом
Были мы приют найти.
Говорю я: "Постучи,
Братец, пусть встречают.
А тебе, лихой ямщик,
Два целковых добавляю
За труды! Примчал нас вмиг!
Только вот, куда? не знаю…
Одна единственная хата
Посреди степи стоит;
И, видать, живут богато
В ней, – на окна посмотри,
Рамы как из Петрограда!
– Бедняки, или богатые,
Это уже дело пятое.
Лишь бы были они рады
Нам, гостям незваным.
(Брат в ответ мне проворчал;
Очень он в пути устал).
– Богаты, значит, жадные.
(Ямщик задумчиво изрёк).
Постучали мы, и ждём…
Видим, – тусклый огонёк
Загорелся в доме том,
(Со свечою кто-то ходит).
Скрипнул на двери затвор,
И явился на пороге
Старый дед, (держал топор
Он в руке), и хитрым, долгим
Взглядом изучал он нас.
– Это кто в столь поздний час
В гости вдруг решил зайти?
Эк, и носят черти вас!
Кто такие? Говори!
"Православные мы, дед.
С ярмарки в деревню едем."
– А Господь в дорожку бед
Вам послал, присыпал снегом,
Хе-хе-хе! Давно плутаем?
"Пять часов мы разменяли
По ухабам; мочи нет…
Лошади сюда примчали
Наши сани. Нам рассвет
Встретить бы в тепле; устали.
– Проходите. Я вам чаю
В самоварчике поставлю,
С сухарями. Трое вас?..
Значит, места хватит.
И зашли мы все втроём
В этот дом; а в нём темно.
Тускло свечка освещает
Стены, пол и потолок,
Печь большую и плати,
Стол дубовый и скамьи.
Мрачный, неуютный вид;
Ни одной иконы там,-
Красный угол пуст стоит.
"Подскажи-ка, старина,
Где нам Бога помолить?" -
Деду говорит ямщик.
– Мой Господь к чужим грехам
Интереса не имеет.
Закрывайте крепче двери,
И поужинать садитесь;
Сухарями угоститесь,
Больше нету ничего.
"И куда нас занесло?" -
Братец шепчет мне, с тревогой.
"Не в вертеп ли колдовской?
Этот пень не любит Бога.
Где же видано такое,
Чтобы в доме, без иконы…"
Сели мы за стол, чай пьём.
А старик возле печи
Низкие поклоны бьёт,
И что-то про себя бубнит.
А потом всё громче, громче
Стал он в печку бормотать,
И вскричал вдруг: "Выйди, Отче,
С нами в карты поиграть!"
Дверца печки отворилась,
И оттуда, весь в огне,
Козломордый дьявол вылез,
С жезлом пламенным в руке.
"Добрый вечер, господа.
Как темно у вас в избе…
Но со мною будет свет!
В карты будем мы играть,
Призвал меня из пекла дед." -
Так нечистый нам сказал,
И за стол дубовый сел.
Обомлели мы с испугу,-
Сатана сидит пред нами!
Смотрим дико друг на друга,
Ничего не понимая…
А нечистый ловко карты
Стасовал, раздал на всех.
И своей когтистой лапой
Слиток злата, как орех,
Из-за пазухи достал.
"У меня мешок таких,-
Грешников я обобрал,
Заплатили за грехи.
Я поставлю на? кон злато.
Ну а вы, лишь часть души,
(Всю её чертям не надо);
По частичкам небольшим
Отдавайте честь и правду,
Совесть, веру и любовь.
Уверяю вас, вы рады
Будете, что плоть и кровь
У вас останется без духа,-
Легче станет в этом мире.
Злато есть, и с ним разруха
Не страшна, – вы в изобилии."
Дьявол высказал своё
Предложение, и ждёт,
Что ответим мы ему.
Подмигнул я ямщику,
Братцу тоже, и все вместе
Стали бить мы сатану.
– Так тебя сейчас покрестим,
Козломордый, что в аду
Родственники не признают!
Говори, куда запрятал
Свой мешок?! Живее, плут,
Вспоминай, где наше злато!
"За печкою лежит, в углу;
Там, где этот жид пархатый
Молится!" – Сказал нам дьявол,
И исчез, как дым растаял…
… … … … … ....
Забрали мы мешок с деньгами;
А хату подожгли, – клубами
Повалил из окон дым,
(Нечисть там внутри сгорала).
Быстро сели в сани мы,
И по заснеженным ухабам
Понеслись. Но места мало
Стало, – с нами ехал дьявол.
Клятва
Я, господа, очень болен,
Трудно вести мне рассказ;
Сумбур в голове. Но попробую.
Вот только выпью сейчас
Пять капель проклятого брома,
И начну многословить…
Давно это было, лет сорок назад,
Жил я тогда в Смоленском уезде.
Дом наш в прекрасной уютной окрестности
Был расположен, – река, дивный сад,
Рядом поля и леса. Сотни мельниц
Махали крылами своими, (у нас
Была мукомольня большая, известная;
Муку оставляли мы и про запас,
И торговали ей повсеместно).
Огромные средства наше семейство
Имело в те годы; торговля мукою
Роскошный дворец нам построить в поместьи
Позволила. Хорошо его помню, -
Арки, балконы, резные узоры
На длинных колоннах; прелестно!
Лишь в Петербурге я видел такое.
Не дом, а собор; много места.
Часто отец, или старший мой брат
К нам приглашали помещиков местных,
А те, как известно, всегда норовят
Дочек своих выдать замуж любезно.
И вот, помню я, как-то раз в воскресенье
Полно собралось в нашем доме гостей;
Весь вечер мы пили, плясали и пели,
(Отцы притащили с собой дочерей).
Словно товар они их выставляли,
И торговались с моими родными.
Мама моя и отец выбирали,
А брат хохотал и игриво подмигивал
Мне, – мол, пропал ты теперь,
Оденут тебе ошейник на шею;
Был ты когда-то свободный кобель,
А станешь собакой цепной; ох, жалею.
(Отец мой и мама – купцы, не дворяне;
Всё по-простому у них, как в деревне.
А нам они дали образование,
Мы с братом культурно кумекать умели.
Семь лет мы одни жили с ним в Петрограде,
И там постигали в лицее ученье.
Когда же назад возвратились в усадьбу,
То часто впадали в оцепененье
От местных мещанских манер.
От массы народной высокий барьер
Нас отделял; мы привыкли смеяться
В провинции нашей буквально над всем.
Первое время, как иностранцы
Были мы с братцем, – куда и зачем
Мы возвратились? Семь лет обучаться,
Чтобы потом средь полей оказаться…
Брата женили два года назад,
А теперь на меня покушаются.
Таким обстоятельствам не был я рад).
Три молодые красавицы
Сидели у нас за столом;
С одной из них я был знаком,
Она мне давно уже нравилась.
Было в ней что-то цыганское,
Свободное, роковое;
Глаза её, словно море,-
Глубокие, тёмные, страстные.
Фигура под стать балерине,-
Стройна как газель, и ловка,
Лёгкость в руках и в ногах;
Пред нею девицы другие
Невзрачны казались всегда.
Цыганочка эта была
Честной, свободной особой;
Не станет она воздыхать,
И улыбаться притворно.
Если бы мог выбирать
Я, то, конечно б, её
Взял себе в верные жёны.
Но мама с отцом о своём
Думали, – им бы тонны
Злата с приданым заполучить,
И десятины земли.
Короче, меня они были готовы
На сдобной купчихе женить. -
Их двое сидело у нас; бесподобно
Жеманясь, кривлялись они,
(И это считалось у них превосходным
Тоном). Когда говорить
Они начинали протяжно и томно,-
Меня начинало тошнить.
Долго застолье у нас продолжалось;
Темно уже было, когда
В сад всей компанией мы отправились,
Решили одни погулять,
Без стариков, (они за столом
Остались, чтоб торговаться).
Красиво в саду; на аллеях акации
Стройные пышно цветут,-
Сладкие запахи померанца
И миндаля издают.
Наш садик девицам понравился:
"Если бы жили мы тут,
То из цветов бы не выбирались,
Ах, как прекрасно растут!"
Смешливых купчих развлекает мой брат;
Шагают они впереди, и галдят.
А я со своею цыганкой
Иду позади, и целую украдкой
Её, а она тому рада. -
Вижу, что всё выйдет гладко.
В любви признавался я ей горячо:
"Мы тайно с тобой обвенчаемся.
Знай, мне указы отца нипочём!
Тебя я люблю, ты мне нравишься!
Любить тебя буду до гроба;
Ты чудная, нежная, добрая…"
И всё в том же духе я продолжал,
А она отвечала: "Посмотрим.
Ты не словами мне обещай,
А поклянись своей кровью. -
Руку порежь, и мне на ладонь
Накапай, и будет довольно
Этого; ты станешь мой."
Я содрогнулся невольно,
Глядя в тот миг на неё;
Что-то во взоре её колдовское
Было… Под полной луной
Странный обряд я исполнил.
Жили мы с нею, как муж и жена
Месяц, наверно; любила она
Страстно. А я через пару недель
К ней охладел. Мне жениться пора
На той, которая много земель
И злата семейству добавить должна.
Венчаться с цыганкой я вправду хотел,
Но протрезвев, передумал, – меня
Отец бы без денег оставил тогда;
(Очень он лют, как огонь его гнев,-
Всех неугодных сжигает дотла).
Купчиху дородную выбрали мне.
Брат говорил: "Это, брат, не беда,
Дома жена, а девицы – везде.
Я сам это всё на себе испытал.
Будь мудрым, доверься судьбе.
Подумай о нашей семье."
Роскошную свадьбу в усадьбе сыграли.
В доме у нас вся смоленская знать
Собралась: генералы, чины из управы,
Знатные дамы; вся высшая рать
Пришла поздравлять нас. Шикарно
Мы праздновали торжество;
От яств и напитков ломился наш стол.
Скрипки и арфы, и фортепьяно
Нежно звучали, (оркестр прислали
Столичный, отлично играл он).
В саду у пруда мы устроили бал,
Весь наш уезд на нём танцевал.
Среди приглашённых была и цыганка;
Печально смотрела она на меня.
От взгляда её на душе моей ранка
Закровоточила… Ни слова она
Мне не сказала; и, без скандала,
Покорно, но гордо ушла.
А позже и вовсе куда-то пропала;
В другую губернию, говорят,
Семья их большая перебралась.
На этом закончилась наша связь.
Первое время мы жили с женою
Отлично; всего у нас вдоволь,
Совет да любовь в отношениях личных.
Первенца мне родила она вскоре.
Помню, как он из пелёнок нас зычно
Приветствовал во всё своё горло.
Но прожил мой сын только год,-
Он проглотил случайно стекло,
И кровью истёк. Второй наш ребёнок
Тоже случайно зарублен косой,-
Любил он в пшенице играть, пострелёнок,
В колосьях высоких… Ах, боже ты мой.
А третий ребёнок мёртвым родился,
И следом за ним жена умерла;
Роды тяжёлыми были, – открылось
Кровотеченье… Такие дела.
Нарушил я клятву кровавую;
И жизнь моя стала отравою,
Которую пью по сей день.
Давно я уже поседел;
Я стар, мне семьдесят скоро.
В жизни своей только горе
Встречал я; печальный удел
Судьба уготовила мне.
Тишина звенит
Когда звенит тишина
И мрак непроглядный мерцает,
Тогда и приходят сюда
Духи из горнего края.
Под бледной унылой луной
Они на ветрах проплывают,
Холодною, мёртвой тоской
Воздух вокруг наполняют.
Шорохом листьев осенних
Беседуют духи со мной
О том, что придёт воскресенье,
Но не настанет покой.
Они говорят мне про мир,
Про смысл бытия в мирозданьи;
Про то, как уходят с Земли,
И вновь на неё попадают:
"В лучших мирах жили мы,
Но снова вернулись назад,
И будем опять рождены
В убогих двуногих телах.
Мы выше взошли на ступень,
Нам ведома цель совершенства;
Представь, как же тяжко теперь
Лишаться добра и блаженства!
Из горней страны за грехи
Изгнали нас высшие силы;
На Землю велели они
Вернуться. Как опостылел
Ваш мир! Мы тысячи лет
Скитались по этой планете
В телах пауков и червей,
Животных, и птиц; сто столетий
Тяжко промучились, чтобы
Стать наконец-то людьми.
И надо сказать, что особой
Разницы между зверьми
И человеками нету.
(Позже мы поняли это,
Когда жили в лучших мирах;
С обителью горнего света
Сравнили мы гадкий ваш мрак).
Теперь наша песенка спета;
Снова мы станем слепыми
В тёмном безрадостном мире.
(Нельзя смысл жизни увидеть,
Когда позабыл о развитии
Прежнем; мы были богами
В сравнении с вами, земляне!)
И только ночною порой,
На лоне прекрасной природы,-
На море, иль в чаще лесной,
Мы смутно о рае припомним."
Облачная легенда
Там на синем небосклоне
Море вечного раздолья
С островками облаков,
И невидимые волны
С белой пеною ветров;
Там страна идей Платона.
(По велению Богов
Во владенье мудрецу
Выделили сто домов,-
В них философы живут.
Те дома, как облака
Кучевые, странной формы;
Вы их все наверняка
Видели на небосклоне.
Аристотель, Пифагор,
Диоген и Эпикур,
Гераклит и Протагор
Дождиками с неба льют).
Днём и ночью в облаках
Эти мудрецы витают,
И идеи обсуждают.
Нет покоя в их умах,
Сильно жажда знаний
Их одолевает.
Все они попрали прах;
Живут, не умирая.
Как-то раз Платон с Сократом
И премудрый Аристарх
Шли тихонечко по саду.
(Есть сады на небесах,-
Мир идей; там всё бывает,
Разум мысли воплощает).
Шли они, и говорили
Про известного смутьяна;
Очень сильно досадил им
Диоген. (Он, как ни странно,
И на небе против всех
Восставал; он постоянно
Поднимал других на смех).
– Что нам делать с хулиганом?
(Обратился Аристарх
К спутникам своим). Я знаю,
Что ему неведом страх,
Он теперь всё презирает.
Надо как-нибудь к изгнанью
Нам его приговорить.
– Диоген к увещеваньям
Глух; но вправе жить
С нами, (отвечал Платон),
Это решено Богами;
Я здесь как бы не при чём.
– Но поэтов же изгнали!
– Там совсем другое дело;
Я послал их всех к Гомеру,
Потому что мудрецов
Среди них почти что нету.
Кашица созвучных слов,-
Вот что в головах поэтов.
– Сократ, ну ты-то подскажи,
Что нам делать? Как же быть?
Только, проще говори.
– Что нам делать, ты спросил?
Ты задал вопрос, ведь так?
– Начинается… Ну да.
– Значит, мудрый Аристарх,
Сей вопрос ты не решил,
А ответ ты от меня
Хочешь получить? Всё верно?
– Да иди уже к Монтеню!
Господи, что за манера,-
На вопрос опять вопрос!
Это дико! В самом деле…
Ты как будто бы мне нос
Хочешь поломать словами!
Иудеи отдыхают
По сравнению с тобой!
– Если я такой плохой,
То с Платоном разговаривай;
У него язык простой.
– Диогена на изгнанье
Осуждать не станем; но
Можно попросить Богов,
Чтобы бочку отобрали
Они силой у него.
Без неё он заскучает.
(Отвечал друзьям Платон).
– Аристарх, ты астроном,
Вот и отправляйся к звёздам.
Зевс живёт недалеко;
Он квартирой обзавёлся
Новой, в центре Ориона.
Лети к нему; он благосклонно
Отнесётся к нашей просьбе,-
Бочку разнесёт на доски.
И, по просьбе мудрецов,
Громовержец отобрал
Бочку; но не расколол
Он её, а так сказал:
"Диоген, когда ты зол,
То все тучи в небесах
Будут чёрными; и гром
Будет гневно грохотать.
В непогоду, долго, злобно
Бочку можешь ты катить
На кого угодно, молнии
Извергая; всех живых
Вмиг дождями затопить
Властен ты. Подлунный мир
Будет в бочке Диогена.
Во время мощных проливных
Дождиков, всех откровенно
Мудрость грека окропит."
Старик у моря
Былые дни, как павшая листва,
Шуршат в ветрах воспоминаний.
Опять всю ночь мне не до сна,
Моё сознание терзают
Стаи яростных химер;
До утра сражаюсь с ними.
А потом мне светлый день
Серым кажется; унынье
Омрачает разум мой.
И тогда иду я к морю;
Там, неистовый прибой,
И величие простора
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70612054) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.