Казан-мазан
Елена Шубенкина
Автор тринадцать лет прожила в Туркмении времён развитого социализма 80-90-х годов прошлого века. Воспоминания о жизни в городе Ташаузе и о работе на территории самого большого Туркменского заповедника, Капланкырского, представляют из себя сборник рассказов, которые перемежаются письмами другу от увлеченного биолога-полевика.Книга будет интересна рожденным в СССР, тем, кто жил и работал в среднеазиатских республиках, в том числе и по распределению вузов. Любители природы увидят уникальные снимки флоры и фауны пустыни и прочтут о наших интересных пустынных находках.Все фото выполнены автором из семейного архива.
Елена Шубенкина
Казан-мазан
Предисловие
Всё, что изложено ниже – реальные события из нашей жизни в Туркмении в 80-90-е годы. Не удивляйтесь, мы – биологи, и этим всё сказано. В 1981 году мы уехали в Туркмению работать в пустынном заповеднике на границе Кара-Кумов и Южного Устюрта сразу после окончания Уральского госуниверситета им. Горького в Свердловске. После распада СССР мы вернулись на родину, но Южный Устюрт и Каракумы навсегда останутся в наших сердцах. Потом мы ещё несколько раз возвращались по отпускам в пустыню, пока Туркмения совсем не стала закрытой страной.
Идея воспоминаний давно обсуждалась в нашем тесном научном коллективе Капланкырского заповедника, который в большинстве и состоял из выпускников биофака УрГУ. Но никто не решался начать. Лишь волшебный пинок моей подруги однокурсницы сдвинул дело с мёртвой точки. Однажды я получила от неё по почте целую пачку писем, которые аккуратно хранились более сорока лет. Это мои письма ей из Туркмении. Постепенно пробираясь по листочкам через свой молодой почерк, я и начала…
Почему казан-мазан? Кто жил в Туркмении знают эту присказку. Но мы в первый выезд в пустыню, когда начальник попросил выгрузить казан-мазан, тщетно искали в кузове ГАЗ-66 ещё и мазан. А это не что иное, как всё, что прилагается к казану. И у всякого хозяина это приложение разное: от крышки до съедобного наполнения казана и хорошего настроения от вкушения пищи. Моя книга – как большой казан, который два года наполнялся воспоминаниями о нашей туркменской молодости. Помимо моих рассказов в книге присутствут письма для лучшей подруги. Не было раньше ни смартфонов, ни электронной почты, и общались мы в 80-х на расстоянии посредством простых писем на бумаге. В них – дух того времени, нашего оптимизма и азиатского колорита
А для начала – смешной случай с нашим научным коллективом.
Как мы летели в отпуск с кучей змей
Когда в июле в пустыне устанавливается жара за +40, живность там впадает в спячку. Работа у нас в это время останавливалась. Поэтому каждое лето руководство заповедника отправляло нас в отпуск. И летели мы на родину, на Урал. Почти все мы были из Свердловска. Прямых рейсов из Ташауза не было, и в Уфе надо было делать пересадку.
Под ферулой. Наши дети в пустыне
Кто берет в отпуск своих детей, а герпетолог Андрей Затока взял и своих питомцев: кобру, варана и несколько удавчиков и сцинков. Он не нашёл в городе человека, который бы ухаживал за ними на время отпуска. Безвыходная ситуация была. Гады были упакованы надежно по мешкам и мешочкам. Но ждать следующего самолета в Уфимском аэропорту надо было часов пять. И тут Андрей решил своих зверей покормить и напоить. Прямо в зале ожидания. Нас было четверо взрослых и четверо детей от 2 до 4 лет. Ещё куча багажа, места с трудом нашли, и то не всем хватило. И вдруг я замечаю, что рядом со мной освобождается местечко, сажу туда дочку. С другой стороны тоже место опустело вдруг. Ну классно, муж отдохнёт. Но скоро в секции, где мы сидели и стояли, не стало никого. Только одна женщина сидела и печальными глазами смотрела на Затоку. Ну а что? Андрей занимался привычным делом: доставал по очереди из кармана курточки удавчиков и поил их. Мы то знаем, что это неядовитые змеи, сами сколько раз с ними фотографировались. Но у пассажиров явно была паника.
Восточный удавчик не может удавить, даже забравшись на шею. Фото автора
Жена Затоки Женя пожалела обездвиженную женщину, сидевшую напротив Андрея, и подошла к ней, чтобы успокоить. И та сказала, что ушла бы, но ноги онемели. А в это время малышня наперебой просила подержать красивых удавчиков. Так весело и в комфорте мы провели оставшееся время до рейса на Свердловск.
Перед досмотром на посадку все удавчики были аккуратно уложены по карманам болоньевой курточки Андрея под молнии. Варан засунут в мешок и в рукав этой курточки. А вот кобру пришлось нести Жене в детском горшке. На досмотре тогда сканировали только чемоданы. А про горшок было сказано, что там детская неожиданность. Открывать крышку горшка никто не стал.
Во время отпуска в Свердловске мы зашли в гости к Затокам. Андрей выгуливал в заросшем палисаднике среди хрущёвок своего варана. Как всегда в полном одиночестве.
Начало начал
1 октября 1981 года, аэропорт Кольцово, Свердловск. "Одумайтесь, куда ж вы попёрлись. Это не Узбекистан, не Казахстан, и даже не Таджикистан. Это же Туркмения…" Такими словами провожал меня на рейс Свердловск-Ашхабад мой научный руководитель и самый лучший декан биофака УрГУ Сергей Васильевич Комов. Случайно столкнулись в зале ожидания аэропорта. Нашу группу поддержки трудно было не заметить. Кроме родственников с десяток знакомых лиц: биофаковцев, которые приехали проводить наш первый туркменский заповедный десант. Втроём мы уезжали поднимать заповедное дело в отдельно взятой советской республике.
В 1981 году я закончила биологический факультет Уральского государственного университета им. А.М. Горького в городе Свердловске Свердловской области. Это столица Урала, кто не в курсе, и называется ныне Екатеринбург.
Во времена СССР было распределение выпускников ВУЗов. Всех после учёбы трудоустраивали. Наш биофак лояльно относился к этому процессу, обязаловки не было. Если ты сам находил себе место будущей работы, то с радостью туда и направляли. А уж если не находил, то путь лежал в среднюю школу учителем.
Поскольку я с первого курса работала в Дружине по охране природы (ДОП) и обучалась на кафедре "Биогеоценологии и Охраны Природы", то искала место себе в заповеднике. А тут как раз в Туркмении открывался новый заповедник, Капланкырский, с десятком ставок научных сотрудников. Обещали не только работу, но и жильё. А в двадцать с небольшим лет очень интересно пожить самостоятельно, посмотреть на другой мир, другую природу. И по сути неважно , где охранять и изучать природу, в лесах, тундре или пустыне. Ну вот мы и собрались в пустыню. Я конечно была не одна. Согласились поехать в далёкий край ещё два орнитолога с нашего курса: Сергей Антипов и Владимир Шубенкин. А в самой Туркмении была надёжная поддержка московских ДОПовцев во главе со Святославом Забелиным. Они уже жили и работали в Сюнт-Хасардагском заповеднике на самом юге республики. А мы ехали на самый север, где Туркмения граничит одновременно с Казахстаном и Узбекистаном.
Письмо от 02 октября 1981 г.
"Здравствуй, моя милая Вакуоля! Телеграмму ты небось уж получила. Я отсылала её в Ашхабаде, а теперь мы в Ташаузе. Думали, нас встретят на машине, а потом накормят бараниной, но фигу с маслом. Директор с окружением умотал в заповедник (200 км от города).
Сижу я теперь в номере единственной в Ташаузе гостиницы и пишу тебе. Только что мы набузгались ( как говорит Серёжа Антипов). Помнишь, как мы с тобой ели фрукты в Евпатории, так и здесь. Но по сравнению с тобой ребятам слабо съесть 2 кг винограда и дыньку (кг 7-8) за один присест. Теперь они ушли в свой номер спасть, а остатки лежат предо мной на столе (смотреть на них не могу). Ваш Пух действительно пухнет. И штаны, подаренные вами и рассчитанные на усыхание, придется видимо натягивать с мылом.
Теперь, как в любой светской беседе, о погоде. В Ашхабаде было +25-27, я бегала в белом костюмчике (боже, сразу вспомнила проводины, тортик "3-й друг", всех вас, мюмзики…) В Ташаузе светит солнце, но не греет, всего +15 и ветер. Но замечателен тот факт, что за 5 дней мы не видели ни тучки. Наш Гутлы прикатит только в воскресенье или понедельник. So мы знакомимся с городом. Побывали сегодня в торговом центре и восточном базаре. Везде и всюду одни местные…
Универмаг здесь большой, много хороших импортных тряпок, обувь – исключительно из соц. стран, лежит польская косметика (крем, молочко), французская тушь и болгарский лак. Много импортных детских игрушек, очень красивые – прямо глаз радуется. Если тебе и Наташке что-либо необходимо, то пишите подробно, что. Так просто это нельзя оставлять.
Ну, есть ещё вещи более солидные, как то сервизы, мебельные гарнитуры, хрусталь и ковры. Но это интересует больше, по-моему, людей с тысячами в кармане. Наташке передай, что здесь из кассетных магнитофонов есть "Тоника-310 стерео" и "Протон". Наташа, дай характеристику этим вещам.
Но нет в этом городе стирального порошка, шампуня (хотя импорт. немецкое мыло есть в Ашхабаде), и единственная баня закрыта на ремонт. Да, нет тут ещё утюгов и электронагревателей. Мороз придёт, чай, хана нам будет. Через 2 дня нас пнут из гостиницы. Хотя, конечно не жалко такой жилплощади, но где жить без прописки – не ясно.
В Ташаузе есть русские. Они на нас и мы на них смотрим, как на диковинку, т.к. количество -1-2%.
Оля, банку кофе растворимого я тебе выслала, только не индийского, а советского, т.к. иностранное уже – йёк. А чай чёрный – теперь есть, местные берут всё зелёный.
Соображаем тут, на чём можно сделать бизнес в этих краях. Серёжа предлагает закупить партию меховых мужских ушанок, они, местные, в этих уборах даже летом ходят, а в магазинах их нет. Также неплохо завезти сюда контейнер картошки(на рынке она по рублю), а обратно отправить его с дынями (шутка).
Мне так хочется, чтобы вы все оказались тут хоть на денёк и наелись фруктов – их тут изобилие! Мы ещё не привыкли к этому, и глаза разбегаются. Правда, всё это на рынке, но не такое уж дорогое, в пределах наших гос. цен и дешевле. Жалко, что персики уже отошли.
Ну вот и всё. Крепко всех вас обнимаю и целую. Привет всем-всем.
Ваш Пух! Пишите! P.S. Могу выслать финские Mallboro, они тут лежат…
Туркменская семья в посёлке Казанлы Ташаузской области, куда мы уехали
Пишите пока на казенный адрес: 746300 Туркменская ССР, г. Ташауз, ул. Ильялинская, д.29, Каплан-Кырский заповедник, Самаркиной Елене Юрьевне"
Жильё молодых специалистов
Когда мы прилетели из Ашхабада в Ташауз, то прибыв в контору к месту распределения обнаружили, что директора заповедника нет. А именно он обещал мне и Володе Шубенкину жилплощадь, когда мы ездили сюда на разведку в феврале. Бухгалтер предложил нам пожить в гостинице, пока директор не вернется из поездки на территорию заповедника. Естественно оплата гостиницы за счет предприятия.
Но прошла неделя, и счета за проживание в двух номерах выросли в неприличную сумму. Директор всё же решил искать нам жильё. И оно нашлось. Заместитель по научной работе, узбек по национальности, привёз нас в частный дом в узбекскую семью. Со словами: "Пока тут поживите, а когда квартиры будут распределять, мы вам выделим".
Честно говоря, такой вариант мы ожидали. Так что возмущаться не стали. Комнаты были большие, дом теплый, с газовыми голландскими печками. Разве что удобства на улице. Но и зиму мы ожидали южную. По незнанию.
Дом был четырехкомнатный, кухня в большом коридоре, соединяющим комнаты. Хозяйка дома Тазыгуль, примерно сорока лет, работала на железнодорожной станции и растила одна пятерых детей. С замом по науке они были то ли родственники, то ли хорошие знакомые. Поэтому оплата квартирантов стала дополнительным доходом семьи.
И комнаты нам выделили самые просторные. Я жила в комнате около 25 кв.метров, а у ребят комната была проходная (в мою) ещё больше, метров тридцать. А вот печка была одна, только у ребят. И стол был только один, там же. Из конторы мы привезли три стула. Так что завтракали, ужинали и писали письма вот за этим единственным столом.
В моей комнате была высокая железная старинная кровать. А на ней ворох матрасиков, почти до потолка. Когда в доме собираются гости, то вокруг скатерти с яствами на полу раскладывают эти вот матрасики, примерно 2-3 см толщиной. Чтобы гостям было удобно сидеть на полу. Мне разрешили убрать эту груду с кровати. И ещё в комнате был буфет из 60-х годов. Там хранились чайники и пиалушки в неимоверном количестве. Видно большие застолья были раньше в этой семье или так положено.
А вот ребятам пришлось спать на полу. Правда и матрасы им привезли нормальные, толстые ватные, в качестве экспедиционного снаряжения. И ещё спальники выдали какие-то военного образца. Зато подушек у них в комнате было много. Полы в доме все были покрыты настоящими туркменскими коврами. Это мы потом узнали, что в Чарджоу есть ковровая фабрика, и ковры там делают шерстяные, а не синтетику.
На кухне стояла газовая четырехконфорочная плита с духовкой. Нам разрешили готовить на ней в любое время дня и ночи. Сами хозяева ужинали почти в темноте. Хоть у Тазыгуль и было три дочери, но чаще готовила она сама, а с работы возвращалась поздно.
Письмо от 20 октября 1981 г.
"Здравствуй, незабвенная Вакуоля. Как же я по тебе соскучилась! Сижу я сейчас в комнате полной узбекских ребятишек. Это Володя изучает узбекский язык. Сначала он долго пытался выговорить: я тебя не понимаю (естественно по-ихнему). Но так и не смог (я, кстати, тоже не могла). Детишки веселились от души. Потом они предложили ему поиграть в рулетку. Это такая игра, выпускаемая в Таллине. Вообще-то она детская. Но вполне можно играть на деньги. Но мы до этого ещё не докатились. Сейчас Вова объясняет им (детям), что такое чётные, а что такое нечётные числа.
Ну что ж. Ему можно простить такие шалости. Мы сегодня под мухой… сегодня мы пили пшеничную водку. Естественно такую гадость – только из уважения к хозяину дома, где мы опять заправлялись на обеде, как верблюды. Подавали на пол плов, виноград, арбуз, дыню. Но в таки-и-и-х количествах. Точно, тут живут (вернее жуют, едят) по принципу верблюда. Только вместо горба откладывается на пузе и во втором подбородке. Где откладывается у меня, ещё не разобрала, то ли на корме, то ли на шее. Штанишки из вьетнамского хлопка пока лезут (представь, даже без мыла). Сегодня я в них собирала хлопок. – Сельхозработы!
Мешок хлопка наполнили. Слева стоит м.н.с. с сумкой для сбора хлопка. Такие выдавали всем.
У нас морковка и др. овощи, а тут – хлопок. Посадили нас на автобус и отвезли на поле. Норма – 10 кг на душу. Хотя колхозники собирают по 80-120 кг. Весь день на солнце и ветру. Лицо теперь горит… Счас буду мазаться кремами. Да, приобщились, как говорится. Растёт этот хлопок, как наша картошка, длинными рядами на огромных полях. Но тут рабочая психология иная, чем у нас на Урале. У нас всё делают на ура!. Убрал – и гуляй Вася. А тут коробочки раскрываются в течение месяца. Вот и утюжат это поле десять раз (и более) по принципу тише едешь, дальше будешь; что не собрал сегодня, соберут завтра… Короче, сбор хлопка выливается в культурно-массовое мероприятие. С обедом у сотрудника, живущего в этом колхозе…
Сбор хлопка проходит весело. Слева направо: бухгалтер, с.н.с., егерь. Фото из семейного архива
Скоро ночь. Опять на небе включит аллах луну. Опять будет выть под окном собака на куче сорго. И я опять засыпая вспомню всех вас, Сергу…
Спокойной ночи. Целую тебя крепко-крепко. Всегда твой Пух."
Научный отдел с азиатским колоритом
Ну мы конечно знали, на что шли. Вернее, ехали в туркменский город Ташауз, чтобы работать в научном отделе Капланкырского заповедника.
К нашему приезду заповеднику было уже два года. Там был полный штат. И даже был научный отдел в лице одного начальника. Не хватало только научных сотрудников. Тех, кто будет собственно и работать, исследовать территорию, вести учеты, создавать ежегодную Летопись природы заповедника. Постепенно мы познакомились со всеми сотрудниками, но первые месяцы в основном общались с заместителем директора по научной работе. Это был узбек с обычными узбекскими ФИО: Атамурадов Сабур Атамурадович. Он не имел биологического образования. Да и высшего образования не имел. Но он был коммунистом. И возглавлял партийную организацию заповедника.
Научный отдел в 1982 году в пустыне. Начальник в форменной фуражке. Я – справа от него.
Поскольку в Министерстве охраны природы в Ашхабаде в наш приезд работали и даже руководили отделом заповедников европейцы с научными степенями, то с нашего заповедника требовали отчёт о проделанной работе. Главным отчетом была Летопись природы. И мы даже получили в руки летопись за прошлый год. Целый рабочий день мы веселились в конторе, читая про китообразных в пустынном заповеднике и другие плюшки. Это был переписанный учебник зоологии для шестого класса. Видно у Сабура Атамурадовича был школьник подходящего возраста из его многочисленных детей.
Чтобы расположить к себе человека, в Средней Азии приглашают в свой дом, кормят пловом, угощают чаем с лепёшкой и конфетами. Понятно дело, наш начальник представлял, что ничего научного он не сотворит, в поле не поедет работать, но начальником надо остаться. Поэтому как-то раз пригласил в гости. Мы сидели на полу веранды на кошмах, а из дверей дома то и дело выбегали ребятишки, и их было не меньше десятка разного возраста. Атамурадов щедро раздавал детям конфеты. Тогда Володя спросил: "Сабур Атамурадович, это всё Ваши дети?" . Тот ответил: "Тут и мои, и старшего сына." "А как вы их не путаете, ведь их так много". "Я их знаю, вот этот мой, этот тоже мой, этот старшего сына, а этот… А! Жена знает".
Перед подачей плова Сабур-ага всегда выставлял руки вперёд ладонями вверх и делал вид, что молится. Потом махал рукой и восклицал: "Ай, так сойдёт!" И приглашал всех к поеданию плова. Порой он оправдывался перед нами: "Вы не подумайте, я коммунист, но у нас так положено".
Плов подавали всегда после чая. Поскольку плов готовится часа полтора, то мы полтора часа заполняли желудки жидкостью. Чай в Средней Азии обычно пьют зелёный, каждому гостю выдавали маленький заварочный чайник примерно на 300 мл и пиалу. Во время чаепития положено разговоры разговаривать. Так наш начальник узнал, кто на какие должности рассчитывает и не покушается ли на его пост. Мы не претендовали. Главное, чтобы нас вовремя и с оборудованием и обмундированием вывозили в пустыню. Мы согласны даже на младших научных сотрудников. Сабур Атамарудович успокоился и заверил, что машины всегда в нашем распоряжении. А к полевому сезону к весне он организует нам вагончик и цистерну для воды.
Ну и ещё мы договорились, что в ближайшие дни он отвезёт нас на территорию заповедника для поиска места для полевого стационара.
Письмо от 15 ноября 1981 г.
"Здравствуй, милый дружочек! Здравствуй, родная Вакуолька!
Как ты думаешь, откуда я шлю тебе это послание? Из аэропорта г. Ашхабада. До самолета целый час. Я только что зашла в магазин, запаслась мясом (в виде сосисок и окорока), благо оно здесь есть. А то у нас в Ташаузе одна картонная колбаса. Ну, это ладно.
А в Ашхабад мы летали по делу. Дела были в Министерстве, дела были в Копетдагском заповеднике, дела были в библиотеке АН. А дней было мало. Всего пять. Вообще-то тем людям, которые не сачкуют, времени хватило. Я успела всё и даже больше, чем намечала. Познакомилась с товарищами из Института ботаники и Института пустынь. Милые люди. Отзывчивые. (Сделаю сноску: русские).
В библиотеке переворошила кучу книг и журналов. Узнала о территории заповедника всё, что было возможно. За последнее время, впервые после написания диплома, испытываю некое моральное удовлетворение. Узнала, вернее познала, много нового и интересного про Каракумы, про их мужественных исследователей.
Жалко только, что не смогла поговорить (с глазу на глаз) с работниками из Управления заповедников. Эти дела проворачивали ребята. Я бы не постеснялась сказать им прямо, что пока у руководства в заповеднике будут те, кто есть, заповедника как научного серьёзного учреждения не будет.
Сегодня утром позвонила Наталье, – настроение поднялось до небес!… Ну вот, краткое послание на сём кончаю заверениями в том, что скоро прилечу к вам, мои мюмзики. Держите хвост пистолетом. А я иду на регистрацию и посадку в АН-24. Целую тебя крепко! Пух!"
Письмо от 17 ноября 1981 г.
Письмо составлено после неудачного похода в горисполком по поводу выделения нам отдельных квартир, как было и обещано директором заповедника при распределении. Эти попытки мы предпринимали периодически целый год…
"Здравствуй, милая Вакуоля! Спешу отослать тебе ещё один экспонат в коллекцию "Восточный вариант". Это не шутка, это вполне серьёзный документ, который сообщает (горисполкому), что мы работаем, а не дурака валяем. Кстати, и вы теперь можете быть осведомлены об этом официально (смотри подпись и печать). Весьма недурственно было бы после фамилии Байрамов поставить дефис…Но не стала портить докУмент.
Справка о месте работы в горисполком
Весь смак в том, что печатный вариант полностью соответствует рукописному черновику, составленному директором. Вот в такой обстановке мы живём и работаем. Ты уж не сетуй на проскальзывающие в письмах признаки моей дегенерации. Лучше как друг укажи мне на них. Буду по мере возможности исправляться.
Да, тут нам необходим трезвый мудрый взгляд со стороны.. Не то сами не заметим, как станем такими же болванами. Возможно мы и болваны, оттого, что до сих пор ещё не уехали отсюда.
Ну ладно, всё. Жду ваших писем. А ещё больше жду встречи в декабре (1-4).
Ваш непутёвый Пух!"
Как мы первый раз в пустыню ездили
Горячая пора в пустынном заповеднике – это весна. И наш немногочисленный научный отдел на совещании принял решение отправиться на полевые даже немного пораньше: в феврале. Чтобы оценить обстановку с ландшафтами, заложить маршруты для учета численности, определиться с видовым составом и возможно застать пролёт птиц. А место для стационара надо было выбрать осенью. Поэтому мы поехали на территорию заповедника в октябре. Что-то уже стерлось в памяти от этой первой поездки, но некоторые моменты отпечатались, как фотографии, местами черно-белые, местами – цветные.
Надо отметить, что штат лесной охраны в заповеднике был укомплектован полностью. Лесников было не менее двадцати. И они выезжали на овечий стан Едихауз регулярно, используя три машины ГАЗ-66. Директор одну машину передал научному отделу. И вот погожим октябрьским деньком мы загрузили в кузов спальники, матрасы и одеяла, которые зам. по науке Сабур Атамурадович приобрел для своих подчиненных. Также в кузов поместились 30-литровые фляги с водой, пара казанов, печка, кумганы и несколько кошм. Собственно такое снаряжение было и у лесников. Кроме нас, троих молодых специалистов, в пустыню поехал наш начальник научного отдела и два лесника, чтобы показывать дорогу.
Помню водителя по имени Овез. Я время от времени ехала с ним в кабине, потому что дама. Он рассказывал мне про быт туркменских сёл. И про тюрьму, из которой недавно вышел. А сидел он там за то, что попал в аварию, в которой погибла его мать, сидевшая на пассажирском сидении. И что-то мне расхотелось ехать в кабине после этого рассказа. Я поменялась местами с начальником, чему он был очень рад.
Ещё помню, как мы перекусывали по дороге около рыбожарки. Да, именно такое было придорожное заведение, помимо известной чайханы. Рыбу лесники нам доставили прямо в кузов ГАЗ-66. Она была горячая, ароматная и очень вкусная. И удивительно, в ней не было костей. Позже, познакомившись с местной ихтиофауной, я поняла, что это был судак.
От Ташауза до границы Капланкырского заповедника путь не близкий: 300 км. И в пути мы пару раз останавливались у родни и знакомых наших сопровождающих. В каждом доме нас поили чаем и кормили лепешками. Плов не делали. Долго это, да и мы не настаивали. В сёлах жили бедно: мясо ели только по праздникам. А разве это праздник: приезд каких-то русских? Первую ночевку мы запланировали у колодца Чаршли. Но подъезжали к месту уже в темноте и немного заблудились. Так что решили ночевать, где придется. Лесники расстелили кошмы на песке, развели костёр из саксаула, вскипятили воду в кумганах. Саксаул горит долго и дает много тепла. Видно так всю ночь наши провожатые у костра и просидели. Водитель спал в кабине, а мы вполне уютно устроились в кузове.
Около колодцев Чаршли. Их тут целый комплекс, так как поят овец на выпасе
На следующее утро этот колодец всё же отыскали. Осмотрелись: кругом однообразные пески, а заповедник-то создавался именно с целью изучения переходной зоны от глинистых пустынь Устюрта к пескам Каракумов. Поэтому место в песках совсем не подходило для полевого стационара. Но раз уж мы оказались в центре Каракумов, то решили доехать до знаменитого русла Узбой. Это древнее русло, по которому периодически текла река Аму-Дарья с востока на запад, соединяя озеро Сарыкамыш с Каспийским морем.
Это было моё первое и единственно посещение Узбоя. Больше я сюда никогда не попадала. Потому что это южная часть территории заповедника, а мы организовали стационар в северной. Но до сих пор стоит перед глазами глубоченный длинный котлован с водой на дне. А подойти к обрывистому берегу страшно, настолько далеко дно. Упадёшь туда, – и не выбраться.
Ещё запомнилось морозное утро. Даже иней был. Настолько было холодно, что зуб на зуб не попадал. Один из лесников даже шубу свою мне дал. Но как только поднялось солнышко, опять стало жарко. Вот это и есть резко континентальный климат пустыни.
Мне дали погреться в шубе. Готовлю завтрак и обед одновременно
В советское время в пустыне чаще попадались не биологи, а геологи. Они искали и полезные ископаемые, и воду. Их брошенные стоянки и даже многолетние стационары попадались нам много раз за годы работы. И вот на первом выезде в пустыню мы увидели живых геологов. Вернее, одного русского парня, грязного и всклокоченного. Он суетно бегал вокруг костра с кастрюлей и приговаривал, как сумасшедший: "макароны по-флотски, макароны по-флотски…" Мы переглянулись: как бы и нам такими не стать после нескольких месяцев полевых работ. Посмеялись и поехали дальше.
Так мы и не выбрали место для стационара в эту первую поездку. Но со второго захода всё получилось. Только об этом чуть позже.
Письмо от 18 ноября 1981 г.,
написано в болезненном состоянии и в ожидании двух событий. 1. Приезда следующей партии специалистов (будущих) для знакомства. 2. И моего отъезда в Свердловск на свадьбу близкой биофаковской подруги.
"Здравствуй, моя милая Вакуоля! Огромное тебе спасибо за хлопоты по хоззамам. Обязательно воспользуемся предоставленной информацией. Хотя с такими дубинами, как тут сидят, будет трудновато. Но что сетовать, знали, на что шли.
Компания Иванова and K всё ещё не приехала. Устала уж ждать. Сама заказала билет на 1-е в Свердловск. Завтра пойду выкупать. Серёжа тоже собирается, правда думает, а не совсем ли уехать?.. Так как дела тут продвигаются крайне медленно. Каждый день сталкиваешься с глупостью непролазной, с огромным нежеланием что-либо делать. Короче, условий для работы нам не дают. Но пока ничего и не спрашивают. Мы тут нужны только сами себе. Хотя и из этого можно что-то выудить, работая исключительно на себя. А заповедник только тогда станет заповедником (в прямом смысле этого слова), когда сменят тут директора, зама по науке (какая ирония: бывшего начальника лесхоза!). А сейчас тут – круговая порука и рука руку моет. И никакой науки тут не надо никому. Так что не ругай себя предателем. Всё так, как надо. Время подводить итоги не пришло.
Рисунок сделан Шубенкиным В.П., октябрь 1981
Это мысли и замечания по твоему письму… За поздравление – большое спасибо! И от ребят тоже. И ащо – огромнейшее спасибо за последний пришедший шедевр эпистолярного жанра! Бедняга, писала до 3х ночи… Как мне отблагодарить тебя, родной мюмзик, за такой подвиг? Разве что подарить тебе точно такой же ответ… Но, увы, меня пожалуй на столько не хватит. Потому как в последние дни, по прибытию из Ашхабада, здоровье моё расстроилось. (Маме конечно не говори). Всё – переадаптации. Пяти дней хватило, чтобы сломать норм. реакцию желудка на солёную воду Ташауза. Сейчас опять страдаю. К тому же холодно стало, осень настала. В Ашхабаде была теплынь, а прилетели сюда – сразу прохватило. Так что силы оставляют толстого и неунывающего Пуха.
Ну что ж, перейдём к быту. Он налаживается. Готовлю я, на газовой плите, не слишком хитрые блюда. Картошку сегодня на ужин почистил и сварил Серёжа. Я только порезала зелень. Ну ничего, ты права, стоит только начать…
А с продуктами тут значительно легче. Только мои кулинарные способности невелики. Вот уже третий день устраиваем праздник живота, в основном во время ужина (потом долго ворочаемся). Отъедаемся после командировки. Хозяйка устраивает нам второй ужин. Обычно после нашего ужина в 7 часов она в 8-9 преподносит нам ащо чего-то.
В кинотеатре у нас тут спасают конкорд и переживают 33 несчастья. Поскольку мы сами тут с кучей несчастий, то на эти фильмы не пошли. Ждём "Тегеран-43". У вас небось уже прошёл.
На счёт интеллектуального голода, получая информацию от многих, включая нас 3-их, делаю вывод: это неизбежная болезнь молодых специалистов. Мы из неё нашли выход в написании первого тома Летописи природы (за тем и ездили в Ашхабад помимо прочего).
В отличие от тебя, про работу писать, именно про коллектив, не хочется. Раньше над глупостью смеялись, а теперь это раздражает. Так что общаемся в своём (во всяком случае, я) тесном кругу. Журналисты что-то слишком заняты. Не звонят. Мы тоже. Правда и времени нет: 5 дней в песках, 3 дня оклемались +3 дня праздники, 5 дней в Ашхабаде. И теперь "помирам поманеньку". Как же неохота завтра в такой холод идти в контору, по сути идти незачем. У меня тут дома вся работа. 5 томов определителей флоры ТурССР и карта зон растительности. Надо составить список видов. Для начала.
А я ещё тебе не похвасталась. Володя купил сегодня стихи Бунина. Небольшой такой сборничек. Чудно! чудно.
Ладно дружок, прости, но закругляюсь. Т.к. сижу за столом в комнате ребят. Серёжа уже спит. Да и Володя молчит только из приличия. Я скоро прилечу. Дней на 7-8. Я думаю, мы соберёмся нашим тройственным союзом… И вообще, может даже выберемся в лес. Ура!
До встречи. Целую тебя, твой до гроба Пух! 18 . XI. 1981
P.S По приезде собираюсь проявить 2 плёнки и напечатать. Просьба: закупить реактивы: УПК (5 шт) и закрепитель (на 2 литра) или аналогичные заменяющие. У меня дома – пусто."
Болезнь Боткина и бесплатная туркменская медицина
В начале декабря 1981 года я летала в Свердловск, где мы выдали замуж нашу любимую подругу. А после приезда в Туркмению заболела. Забыла написать, что я уже прописалась в Ташаузе. Даже улицу помню: Дурды-Клыча. Ну и пошла я в местную поликлинику. Туркменка в белом халате поспрашивала, что со мной, велела принести анализы в баночках. Ну а мне уже и так было понятно, у меня желтуха. Однако врач не могла без направления на анализы и их результатов назначить дальнейшее лечение. Я прошла через эту процедуру и получила "путёвку" в инфекционную областную больницу. Хорошо, что не в городскую. Областная находилась в двухэтажном здании с паровым отоплением, санузлами и горячей водой из-под крана. Ну прям цивилизация, как на Урале. А дело было уже в середине декабря. Так что пошла греться в больничку.
Проходя через почту, позвонила маме, предупредив, чтобы не теряли. Так как раз в неделю я звонила домой. Да и письма вряд ли бы удалось отправить из инфекционки.
Женская палата была на втором этаже в очень теплой комнате около 20 квадратных метров. Там стояло 6 или 7 кроватей. Тесно было, но зато был нормальный санузел. Поскольку в доме, где мы жили, да и по всему Ташаузу обычным явлением были "сортиры типа очко", это даже меня обрадовало.
Надо сказать, что стрижка у меня была короткая, под мальчика. Поэтому женщины сильно возмутились, когда меня завели туда в балахонистом сером халате. Но потом познакомились. У меня единственной из больничной компании не было детей, поэтому обо мне заботились. Даже успокаивали, когда я ревела от тоски и больнючих уколов витаминов.
Гепатит А – это эндемичная болезнь Средней Азии. Наверно в условиях уличных сортиров и недостатка воды там болеют все. Вот и я подцепила. Видимо, когда мотались по сёлам во время первого посещения территории заповедника. Ну и иммунитет ослаб после простуды. Ребята как-то держались. Или просто не говорили. В сущности всё лечение сводится к строгой диете и витаминам группы "В". Главное – не заразить окружающих.
В советское время врачей и учителей для Туркмении учили в основном в Ленинграде. И в больницах кадры были неплохие. А медсёстер готовили в медучилище в Ташаузе. Но мне ни разу не попалась криворукая. Капельницы первые дни ставили часто, но обходилось без синяков.
Кормили в больнице овсянкой во всех видах и даже отварным фаршем. Женщинам домашние приносили плов и маркапчу (острая корейская морковь). Всё это поднималось на веревке на второй этаж через окно в туалете. Там оно открывалось, а в палате – нет. Я соображала, что это вредно, но милые больничные спутницы тосковали по привычной жизни, угощали меня и удивлялись, что я не люблю ни плов, ни корейскую морковку.
А мама всё же прилетела в Ташауз. И даже один раз переночевала в моей комнате. Потом ей хозяйка выделила комнату с печкой. И слава богу, она не простыла и не заболела тоже. Мама же приносила мне под окно всё, что нужно: протертые овощные супчики и паровые фрикадельки. Ну и конечно письма от подруг и друзей. Только поддержка близких и вселяла в меня надежду на освобождение из больничного плена. Новый 1982 год пришлось встречать в казенных стенах.
Меня выписали как и положено, после хороших анализов в середине января. Прописали диету и минимальные физические нагрузки. Мама через пару дней улетела обратно в Свердловск. Потом я узнала, чтобы купить билеты на самолёт, она продала свои золотые украшения. И любимое колечко, только камушек остался в серванте. На зарплату секретаря-машинистки не разбежишься, а единственную дочь надо было спасать. Слово "желтуха" на Урале звучало страшно.
Полтора года спустя, когда наш научный коллектив увеличился, желтухой в явной форме переболели ещё трое. И позже мои дети в детсаду подцепили этот вирус. Хорошо, что у нас были в Ташаузе старшие товарищи, зоологи из Ленинграда с противочумной станции. Они нас просветили и успокоили: желтуха – обычное дело в Средней Азии. Вот холера, – это хуже. И даже как-то мы делали прививки от холеры, когда была плохая эпидемиологическая обстановка в области.
Вот такая история со мной приключилась в первый год жизни на чужбине. Но оптимизма это не убавило. Впереди была весна и полевой сезон.
Письмо от 15 января 1982 г.
Письмо написано после выхода из местной инфекционной больницы после лечения желтухи (гепатита-А).
"Приветствую тебя, моя милая Вакуоля!
Сначала хочу сказать (вернее отписать) тебе огромаднейшее спасибо за заботу о болящем и немощном Пухе. Два письма твоих, кои я получила в больницу, читала и перечитывала, тем и жила. Честное слово! Я бы там издохла, т.к. кроме физической болезни на меня напала и душевная. Если бы не приехала мама, если бы не весточки с родины, то больница для меня оказалась бы жёлтым домом, во всех смыслах этого сочетания.
Но теперь я за стенами этого богоугодного учреждения. И живу эти дни как у христа за пазухой. Ничего не делаю, плюю в потолок. Но скоро это кончится. Мама уезжает в субботу (16/I), с ней и передам это письмо.
Тут в магазинах появилось биоогуречное молочко той же фирмы. Я тебе купила флакон, но с мамой не передам, ей и так много тащить.
Меня переселили в комнату с печкой и дают теперь кажный день по литру молока от коровы, что стоит и жуёт солому у меня под окном. Стало тепло и сытно, словом, неплохо, если бы не "эдики", которые живут за печкой. А там их умещается несчётное количество.
Пока я валялась в больнице, ребята опять собирали справки. На сей раз для получения ружей. Своими глазами видела у них бумажки из медвытрезвителя и психдиспансера. А сейчас они по вечерам плетут сети для лучков. Вчера я получила и отдала долг в 300 рублей. С ноября жила в долг, – это ж надо же!
Рисунок автора. В описании специальная игра букв…
Несбывшаяся поездка в зимний лес бередит мою душу. Очень хочу поэтому домой. Но – подальше от соблазнов! Полгода мне предписано вести дворянский образ жизни, т.е. без физической (какой бы то ни было) работы. Правомерность и обязательность этого условия уже сейчас чувствую. Совершенно не могу ходить долго, только 1,5-2 км, а потом – начинается светопредставление. Боже мой! Вот какая я теперь дряхлая, кому я теперь такая неспособная нужна! Разве что маме. Я конечно не хотела, чтобы она ехала сюда, с её-то личными болячками. Но сейчас понимаю, что без неё мне бы оставалось одно, лезть в петлю. Как ни крути, а существо я слабое (теперь и физически).
К нам пришли новогодние поздравления от Глеба, от Шурки Трунова, от Балеевских. Но я ответить не могла. Вышла из жёлтого дома 9/I – ровно месяц, как мы с с тобой расстались (и ты говорила, что у меня глаза жёлтые). По приходу сразу же прочла Скворцова. Классная книжка! Спасибо тебе, друг! И за Вышивкина и остальных. Их (авторов) я буду искать в библиотеке АН. В феврале туда поедем, в Ашхабад.
Заодно деловой вопрос. Я писала уже об этом, но может, ты не получила письма. Спроси пожалуйста у геоботаников, откуда они получают информацию о конференциях, съездах и пр. по их профилю и данные о вновь выходящей г/б литературе. Может, существует некий геоботанический комитет (или общество), как у орнитологов. Ребята уже наладили с ними (с комитетом) связь. Об экологии видов уточню позже.
Пиши мне, дружок! Не рви нить, которая связывает меня и с "бандой", и с тройственным союзом. Твои послания я жду больше всего…
Ну вот и всё, крепко тебя обнимаю. Хотя как на счёт вирусов? Будь здорова!
Всегда твой, Пух! 15/I, 82"
Как я уезжала в пустыню
А уезжала я туда долго. Вернее сборы были неспешные, благодаря нескольким обстоятельствам.
Ребята, двое орнитологов, Володя и Серёжа, отбыли 22 февраля 1982 г. Им непременно надо было наблюдать пролёт птиц. Поэтому поехали аж зимой. А мне конечно после болезни в холода было нельзя, да и что делать ботанику зимой в поле… Решили, что как почки начнут распускаться, так и поеду. А тут ещё к Сергею собралась приехать в гости жена Галя. Логично было её дождаться, встретить и отвезти к мужу, так сказать, непосредственно на место работы.
Но самым главным препятствием к отъезду в мою первую пустынную экспедицию стала азиатская неспешность и пофигизм. Ещё с января во дворе конторы стоял вагончик-бытовка на колёсах. Новенький, с четырьмя спальными местами, с кухонькой, такие газовикам и геологам поставляли. Ну и нам купили. Вот его-то и надо было переправить на стационар в 300 км от города, на самую дальнюю северо-западную точку Ташаузской области, да и Туркмении. Понятно, что дороги трудно было назвать дорогами, – направления. И не могли найти водителя, который бы согласился увезти наш дом в пустыню. Поэтому ребята уехали с палаткой и печкой. Володя несколько сезонов на севере в экспедиции в палатке провёл, поэтому его не смущал такой выбор. Но за холодом февральского Устюрта наступает весенняя жара. И палатка не спасёт от неё. Так что вагончик и его транспортировка на стационар легли на мои плечи.
Весна в 1982 году наступила как-то внезапно, уже в десятых числах марта начали распускаться почки на деревьях, полезла трава на газонах и пустырях. И я пошла поговорить со своим непосредственным начальником, заместителем по науке. А у того – свои проблемы, огород, хозяйство и запой. Вот этого я не ожидала совсем.
Пару дней ловила на рабочем месте директора заповедника. Должность директора по туркменским обычаям не обязывала его постоянно присутствовать в конторе. И виделись мы чрезвычайно редко. И где он отсутствовал, было понятно всем: не в чаяниях и заботах о заповеднике, а на своем хозяйстве. Самыми дисциплинированными в конторе были секретарша и бухгалтер. Они были всегда на месте и даже могли подсказать, когда я смогу увидеть руководство. В общем, руководство заповедника не спешило отправлять меня с вагончиком в пустыню. А уже приехала Галя, жена Сергея. И тоже не чаяла встречи с мужем, как и я со своими объектами наблюдений: пустынными растениями.
Но самое главное, мужики были в 300 км от цивилизации без связи, без ружей, без транспорта уже почти месяц. И никто даже не собирался проведать их за это время.
Тут я вспомнила свою комсомольскую молодость, и пошла по инстанциям "бить кулаком по столу". Первым пунктом был начальник лесхоза. Вторым – горисполком или облисполком, ещё не решила. Но и слава аллаху, решать не пришлось, так как первый визит к Пириеву Тату Пириевичу (о! до сих пор помню с благодарностью) дал результаты. Бедного директора заповедника мгновенно доставили "тёпленького" и испуганного в домашних галошах на ковёр к начальству. И через два дня мы с Галкой уже "мчались" вместе с вагончиком на наш пустынный стационар.
Наш первый стационар. Перед вагоном стоит бочка на 1 т воды, покрытая тентом
А место, куда мы ехали было по рассказам ребят очень интересное. Карстовый район Южного Устюрта, граничащий с песками Каракумов, впечатлил их с первого раза. Тут и глинистые равнины, и песчаные барханы, и провалы с воронками, из которых зимой шёл пар. Несколько пещер с водой, куда на водопой приходили архары. Древнее кладбище над пещерой и следы волков. И чёткие следы прошлой цивилизации в виде построенных водотоков. Это место, где когда-то разливалось озеро Сарыкамыш. Всё это они увидели в январскую поездку в заповедник, и решили, что лучше места для стационара и искать не надо.
Карстовый провал Южного Устюрта недалеко от нашего стационара. Скан слайда 1982 года
Так начиналась моя научная работа и новая жизнь. Встречи с медоедом и волками, каракалом и джейраном, новые находки краснокнижных видов растений и птиц, всё было впереди.
Письмо от 26 января 1982 г.
"Здравствуй, милая Вакуоля! Сегодня изъяла с почты два твоих письма… Спасибо тебе! И не передать на бумаге все чувства, которые я вкладываю в это "спасибо". Ты одна пишешь мне из Свердловска. А всем остальным не нужен немощный Пух. Да, у всех свои заботы. Я понимаю… И всё же. А, может, я избалована письмами. Просто-напросто. Но как же я тогда вообще буду жить? И ещё трудно жить без веры… А живу я исключительно надеждами и верой: в следующий день, в следующий месяц, в ближайшую весну, в лето.
Верю, что поправлюсь, – и весной буду в поле; а летом – на Урале. А осенью, верю, приедут Иванова and K. – И все мелкие неприятности (холода, печень, тараканы за печкой, зам-алкаш) кажутся шелухой. Есть и маленькие радости. Сегодня вот книгу из читалки на дом дали, на три дня. Спасибо тебе за список литературы (книжка-то из него). А Вышивкина кончай конспектировать (в смысле прекращай) и высылай, что есть. Потому что скоро едем в Ашхабад. А я уже здоровая и не хочу наглеть дальше. Занимайся своим делом.
Кстати о деле. Ребята из пустыни привезли мне сувенир: камушек с лишайниками! И говорят, что в том месте (а в этом месте вероятно и будет стационар) их (и камней, и лишайников) – полно. Вот так, нежданно-негаданно появилась возможность заняться Lichens… Слушая их рассказ о дырах в земле, из которых идёт пар, о провалах до 40 м (как на Серге), о старом кладбище, о стойбище скотоводов, я тихо подвывала от зависти.
Провал на Южном Устюрте. Высота кустов саксаула наверху около метра
А вообще, внутр. отношения держатся на дружбе и доверии. Живём мы теперь в изолированных комнатах и ходим по вечерам пить чай друг к другу. Это стало вечерним ритуалом, основанным на необходимости (причем, уже рефлекторной) общения.
В отношении культурных ценностей. Для нас остаются только книги. А со звуковой аппаратурой дело заглохло. Поскольку – ещё не коммунизм. И за все вещи надо платить наличными (коих нет). Так что мою пластиночку (какова нахалка! а!) занеси домой, маме. Но слушать её на моём проигрывателе не стоит, там уже очень паршивая игла, которая зараз всё исцарапает. И после всех указаний прими мою благодарность за такой роскошный! подарок. Когда только услышу?
Уехать домой, гляжу вперёд, трудно, почти невозможно. Хоть комплекс причин придумывают для отговорок, но тут – действительно: и деньги, и здоровье, и полевые, и командировка в Ашхабад… Так что день рож-я буду отмечать в мужицком окружении с кефиром на столе. Но ничего. Шубенкин отмечал свой – вообще один (8 декабря, в роковой день отлёта). Сижу сейчас с 3-мя рублями. Благо продукты, закупленные мамой, ещё не кончились.
Ещё раз хочу сказать: всегда и очень жду твоих писем. И благодарна тебе за всё. А у меня на сей раз – вся информация и умозаключения. Целую крепко! Пух.
26/I,82
P.S. "Быть человеком, значит быть борцом" Гёте"
Немножко пояснений: Lichens – это лишайники. Автор защищал диплом по экологии лишайников, поэтому относится к ним с нежностью
Жизнь в пустыне и встречи с волками
Вот и начался наш первый полевой сезон в пустыне. У ребят-орнитологов с 22 февраля 1982 года, а у меня с 24 марта. Поскольку я прибыла к месту работы на месяц позже, то меня начали инструктировать, куда ходить надо, куда не стоит, а куда и вовсе не соваться. Потому что место стационара было не только привлекательно для биологов, но и очень нравилось волкам.
В трёх километрах от нашего лагеря находился сорокаметровый провал с водой на дне. Вода в пустыне, даже очень солёная,– водопой для животных. А хищники обычно и подкарауливают жертву на водопое. Так вот в этом провале ребята обнаружили множество волчьих следов и их лёжек. А в километре от провала Володя нашёл волчье логово в овраге. Это была огромная нора, куда мог бы пролезть и человек. К норе вела заметная тропа, хотя почва была щебнистая.
Ещё, куда не стоило мне ходить, было древнее кладбище в полукилометре от лагеря. Оно располагалось над пещерой. Именно там в этой пещере с высоким сводом Сергей встретил первого волка живьём. Волк лежал на куче хвороста в 20 метрах от входа. Сначала Сергей услышал рычание, а потом приглядевшись, увидел взъерошенный загривок волка и его глаза. Ну что делают истинные исследователи природы: бегут в лагерь за фототехникой, чтобы запечатлеть живой объект. Вот и Сергей побежал. Вместе с Володей, фотоаппаратом с чувствительной фотоплёнкой и лопатой для обороны они быстро вернулись обратно. Но волка уже не было на месте. А ветки остались, наверно человек ночевал тут когда-то, может быть даже басмач какой-нибудь в 20-ые годы…
Пещера с лежбищем волка. Скан слайда автора. Апрель, 1982
И ещё волки были встречены на плакоре (почти плоская равнина между оврагом и обрывами Сарыкамышской впадины). На плакоре с его низкой полукустарничковой растительностью гнездились несколько видов жаворонков и каменки. Сергей заложил там маршрут на несколько километров для учёта птиц. Может быть он занял волчью тропу, а может протоптал так свою, что волк увидел в нём конкурента. Но однажды они встретились. Орнитолог обычно смотрит в небо, поэтому Сергей только краем глаза обнаружил волка в 100 метрах от себя. Надо сказать, что наш товарищ был штангистом и весил немало, поэтому самонадеянно решил, что с мелким пустынным волком справится, и пошёл дальше по маршруту. А волк не отставал, делал обходные манёвры и явно загонял жертву. Вот тогда Сергей решил прервать учёт и повернул назад в лагерь за каким-нибудь оружием. Причём делал это очень быстро: бегом. На соседнем плакоре Володя в бинокль увидел бегущего товарища и решил, что надо помочь. Но Серёжа взял нож и пошёл делать учёт дальше, не пропадать же погожему утру…
В первый год работы единственным транспортом у нас был велосипед. По пескам не поездить, но по глинистым почвам и дорогам на возвышенных равнинам вполне можно было сократить время в пути. Однажды Володя поехал в дальний поход под чинк(обрыв) Устюрта. Спустившись вниз он обнаружил пески, поэтому пришлось идти уже пешком, а велосипед вести рядом. И тут впереди в 50 метрах появилось облако пыли. В бинокль стало видно, что это волк раскапывает нору длиннопалого суслика. Увлекшись наблюдением за процессом охоты Володя лишь боковым зрением увидел, что кто-то шевелится в пяти-шести метрах от него. Пока он наблюдал за одним волком, второй волк стоял рядом и разглядывал невиданного двуногого зверя. Ведь до ближайшего человеческого жилья 300 км, и даже отары овец сюда не гоняют. Тут Володя испугался: двое волков – уже стая. И направил велосипед на серого. То ли бряканье механизмов, то ли блестящий руль напугали хищника: он убежал. Последовал за ним и второй, который всё таки отрыл и съел суслика.
У ребят были охотничьи ножи. А у меня всё равно сил мало, чтобы справиться с волком. Поэтому где-то с месяц я ходила с красной тряпкой на поясе, которая, по идее, должна была отпугнуть волков. Это был вымпел "Бригаде коммунистического труда", который приехал вместе с вагончиком.
Автор на фоне чинка (обрыва), сверху находится плакор (плоская равнина), снизу обычны пески, заросшие саксаулом и другими кустарниками. Я действительно таскала вымпел на поясе. Это не шутка. Март, 1982
Первое время я не уходила далеко от лагеря, да и ребята за мной в бинокль приглядывали. Это потом, когда стало тепло, а еды для волков – предостаточно, мне позволили уходить от лагеря на 5-6 км.
Лично я волка живьём в тот год близко не видела. Только позже с самолета мне показали бегущего по пустыне хищника.
Письмо от 4 апреля 1982 г.
уже из пустыни. Написанное впопыхах, чтобы успеть отправить с машиной, которая приехала на одну ночь.
" Милая Вакуолька! Здравствуй, мой драгоценный мюмзик! Я бесконечно виновата перед тобою. Во-первых не ответила на твои письма. Ты наверное в обиде. Не дуйся, дружок. Я помню о тебе, я люблю тебя. Только мне не хочется отвечать тебе впопыхах, так же, как пишу эту шпаргалку. Ты сама знаешь, что в поле час, день письма бывает редко. В нерабочую погоду. А она здесь у нас – отменная. И всё кручусь, кручусь, кручусь.
Роголепестник горбатый. Моё первое удивительное открытие в пустыне. Скан со слайда, апрель 1982
И всё таки я счастлива, что я здесь! Честное слово. И очень жалею, что нет вас со мною рядом, что не возродятся и ваши души. Даже как-то неловко от того, что мне так много перепало: нового, интересного, всякого (хорошего и плохого).
Машина уезжает. А приехала вчера вечером, т.е. была у нас меньше суток. Обещаю написать подробней. Но придёт это послание вам только в мае. Очень интересно, как вы там? Что нового новою весною? Какие новые интриги и пр., и пр. У меня же всё – прекрасно! Замечательно! Удивительно хорошо! Прости, друг, за такое неприличное повизгивание. Но это – так: лето, солнце, безоблачное небо, хорошие коллеги (и это важно). Живём мы дружно. Так что всё окей. Ребята тоже на взводе: вот что значит поле для полевика-биолога, люди меняются до неузнаваемости, причём в приятную сторону.
А как интересно всё тут,....какое всё новое… Не хочу кратко описывать всё. Лучше подождите… Через тебя шлю привет всем-всем-всем друзьям и знакомым Пуха.
Как ты сама? Желаю тебе искренне излечения души, такого же, какое произошло у меня. Милый мой друг, езжай в поле!
Ну всё, крепко тебя лобызаю и громко чмокаю! Твой до гроба Пух!
P.S. Вместо фото шлю первые опыты по рисованию. Этот цветок – роголепестник (в натуральную величину). Зацвёл у нас 2 апреля.
Пиши на заповедник!"
Мой рисунок акварелью. Апрель 1982
Как о нас писали книжку и фотохроника первого сезона
Когда ребята уехали в пустыню в феврале 1982 года, и целый месяц их никто не посещал, мне казалось, что никому мы не нужны кроме науки и родных.
Первые поселенцы стационара Бурчлибурун: Сергей Антипов и Володя Шубенкин. Фото 1982 г.
Но всё дело оказывается было в погоде. Как только потеплело, мимо нашего стационара началась такая движуха, что мы только и успевали, что встретить-проводить. Порой и на маршрут не получалось выйти. Ведь по туркменской традиции гостей бросить нельзя.
Первыми приезжими были спелеологи-археологи из Москвы. Обследовали карстовые пещеры и пещеры, в которых селились люди в древности. Благодаря их снаряжению удалось спуститься в пещеру с очень узким и крутым спуском. И там на дне оказалось зеркало воды. Это была единственная недоступная для нас пещера в окрестностях.
Потом периодически заезжал на чай к нам верблюдовоз Боря. Как сейчас бы сказали: дальнобойщик. Он перевозил верблюдов на продажу из Красноводска в Ташауз.
Из Алма-Аты прилетал ученый по фамилии Ёлкин. За его счёт ребятам удалось сделать авиаучет джейранов и гнёзд хищников в заповеднике. Володя на этом кукурузнике слетал и в Красноводск, и к Аральскому морю.
Но однажды к нам приехал десант пишущей братии. Это были журналист с фотокорреспондентом из Ташаузской правды и известный ашхабадский писатель Василий Шаталов. На память от местной газеты у нас остались фото весны 1982 года.
Наш научный отдел и усатый водитель. Сидит зам. по науке с научной аппаратурой
А от писателя осталась на память глава в его книге "Рассказы змеелова". Глава называется "Тигровое плато". Так почему-то он перевёл название оконечности Южного Устюрта, где мы работали: Каплан-Кыр. Каплан – это кошка на тюркских языках. Мы считали, что это гепард. До конца 50-х годов он обитал в Ташаузской области, где была кормовая база из стад джейранов. С развитием овцеводства и охоты на машинах поголовье джейранов катастрофически сократилось, и гепарды исчезли. Но в принципе тут мог обитать и туранский тигр, когда Сарыкамыш разливался и его побережье заболачивалось и зарастало тугайной растительностью, а люди занимались земледелием на орошаемых землях. Но было это очень давно, в 13-14 веке. С тех пор остался след недалеко от нашего вагончика: кладбище с сохранившимися надгробиями, датированными учеными именно этим временем.
Фото книги из нашей библиотеки
Василий Иванович долго беседовал с каждым из троих, что-то писал в блокноте. А изданную книжку с автографом нам так и не прислал. Случайно обнаружили её в книжном магазине Ташауза и купили.
Ниже я выложу дорогие сердцу фотографии. О каждой можно составить рассказ, только это скорее личные заметки. Но по фото можно судить, в каком необычном и красивом месте мы оказались, как много было впечатлений и открытий.
Я и маленький черепашонок в черносаксаульнике
Володя с зайчатами зайца-толая
летучих мышей было много, это ушан
Гнездо филина в процессе вылупления птенцов. Рядом запасы еды из песчанок и тушканчиков для голодных детей
Володя со слётками пустельги
На чинке Капланкыра
Агама степная
Домовый сыч и автор
Письмо от 22 апреля 1982 г.
Это письмо адресовано не только моей подруге, а всем друзьям, в основном биологам, оставшимся на Урале. Иногда приходилось разделять послания, ведь про очень личное всем не расскажешь. В общем, письмо для тех, кто помнил. Все фото и слайды ниже сделаны мною в 1982 году. Хорошо, что сейчас есть возможность даже слайды отсканировать, получаются цветные фотографии. Любуйтесь!
"Здравствуйте, мои дорогие!
Вот и села я наконец-то за длинное письмо. О нашем житье-бытье. В пустыне. Через 3 дня будет месяц как я тут. А ведь будто позавчера прибыла сюда. Быстро и интересно пролетело это время. Я уже писала: я счастлива, что тут работаю, в дикой, неисследованной, безлюдной пустыне (хм-хм, безлюдной…) Но периодически цивилизация напоминает о себе, это приезды Атамурадова с толпой лесников. Они за день тратят наш десятидневный запас воды и убираются в Ташауз получать деньги за командировку. Но когда они уезжают, с новой силой думаешь, до чего же прекрасна жизнь!
Заросли чёрного саксаула в апреле на нашем стационаре Бурчли
Живём мы втроём дружно. Не весело, но дружно. Веселимся временами, по поводу жары настоящей и будущей, обсасываем варианты спасения. Пока же жить можно, и даже не плохо: загораем, как хотим… на сотню км – нет живой души. Температура днём за прошедший период не поднималась выше +34 и не опускалась ниже +12. Но последние десять дней вспоминаю разгар нашего лета – июль (+26+33). И это в тени вагона. У нас уже тут зацвели саксаулы. Это изумительное событие: очень красиво! Будто всё окутано зеленоватой паутиной, а аромат не уступает нашим липам. Может я так всё это возношу, потому что таю от счастья… Но это действительно – удивительно!
Сейчас ещё мне и жить стало веселее, в смысле работы. Вылезают и расцветают всё новые травки. Каждый день не обходится без новой находки. Даже удаётся (получается) определять. Благо есть определители (Слава женскому обаянию и щедрости корифеев!).
Апрель в пустыне
О том, что по приезду сюда выпал снег, я уже писала. Это был последний снег, и вообще последний осадок с неба. Два дня назад правда был у нас дождик – но это смех! Полдня собирались тучи, дул ветер, было душно – и всё это вылилось в дождь ровно в 3 минуты, на руке остались следы от капель. А грязь мы давно уже не смываем, а стряхиваем, смахиваем, сдуваем. Ведь вода привозная, дефицит.
Работа моя такая: хожу через день по фено маршруту, делаю дела по продуктивности синузий эфемероидов (на песках), заложила экопрофиль. Я конечно знаю, это мало. Но я ещё собираю гербарий. Сборы из нашего места – это событие. Ведь никто тут не работал. Да, не были. А место исключительно интересное. Это – карстовый район! Соответственно здесь куча пещер, провалов, воронок. Красоты неописуемой (так что не буду и пытаться, у меня есть 3 слайдовые плёнки).
Небольшой карстовый провал на равнине
В одной из пещер Серёжа видел волка, а мы с Володей тоже в пещере нашли следы и иглы дикобраза. А простой мелочи(зайцев, сусликов…) тут, как грязи. В гнезде у филина сидят 5 птенцов, уже пучеглазые, соображают что к чему.
Да, тут у нас тоже можно открывать цирк! Два актёра уже есть. Ну я-то давно метила. А Володя неожиданно оказался замечательным акробатом-эквилибристом на подвесной лестнице. А ходили мы к 30-метровому провалу, там на отвесной стенке, в нише – гнездо филина. Сначала мы стояли по разные стороны провала, и я, чтобы не спугнуть птицу, всяко разно, как клоун, жестами указывала, где же это гнездо находится. Затем Володя прикрепил канатную лестницу и полез вниз. Потеряла ценные кадры (увы, был вечер, солнце садилось). Но, думаю, случай ещё представится.
Обследование гнезда на отвесной скале. Это другое гнездо: беркута. Но лестница та же
Ну что, мои милые. Пока всё. Машину уже завели. Большое вам спасибо за все поздравления и подарки к моему дню рождения! Получила всё это – и второй раз отметила праздник! Как вы все добры… Пишите о летних планах, я жду. Ещё пишите всё. Я конечно же скучаю, хоть и хорошо тут. Но как без родины!?.. Ну всё, здоровье моё в порядке. Всем доповцам огромадный привет! А всю банду крепко цалую.
Ваш всегда Пух. 22 апреля 1982"
Примечание: 1. доповцы – участники Дружины Охраны Природы на нашем биофаке (сокращённо ДОП). 2. банда – шестеро студенток биофака, подружившихся на первой "картошке" и пронесших дружбу до сегодняшних дней, и я среди них.
Письмо от 20 мая 1982 г.
Письмо из пустыни о потерях и находках. Краснокнижные животные окружили нас, и я в восторге от такой ситуации.
"Приветствую тебя, моя Вакуоля!
Наша жизть катится понемногу. Опять буду пудрить мозги всякой ерундой. А возможности пообщаться с тобой нет. Так как уже месяц не показывается на глаза наш начальник и не везёт писем. А твоих писем я жду больше всего.
Вчера у нас дул южный обжигающий ветер и температура в вагоне была +40. А под вагоном +38. Так вот, вчера я пела новый вариант небезызвестной тебе песни …"А сидю под вагоном, и снова сидю". Под вагоном единственно можно было читать Полевую геоботанику. Я её выписала по МБА. Дали мне её на 2 недели. А в пустыне я уже 1 месяц и 25 дней. Какая кара меня ждёт!!..
Сегодня всего +37. Это хоть на 1 градус меньше, но уже нормально. Тем более, что ветер – западный. В вагон теперь мы возвращаемся с полей в 11-12 часов. Сегодня до обеда, который у нас в 2, Серёжа начал обмеряться, взявши у меня сантиметровую ленту. Ну, естественно, его возгласы на счёт усыхания разожгли любопытство и у остальных. Все мы тут усохли. А Серёжа больше всех.
Я же усохла до того, что позавчера, гуляя по равнине (делая геоботаническое описание), потеряла штаны. Мои любимые вьетнамские, синие с заклёпками – подарок друзей. Горю Пуха не было конца. Когда я вернулась в вагон, мужики уже сидели там. Они всё поняли. Два оставшихся часа до обеда я так жалостливо ныла про потерю, что вечером они взявши бинокли пошли искать штаны.
Ну конечно под моим руководством. Штаны мы благополучно нашли. (А искать их было – что иголку в стоге сена. Ты ведь знаешь безбрежные пространства тундры. Так и у нас, только солянка тут растёт 30-40 см высотой). Они стали уже поговаривать про 25%, но тут я сама заметила пропажу под кустом солянки. Володя сказал, что никогда не видел таких счастливых лиц.
В бодром духе мы пошли обратно. И тут увидели медоедов! Парочка этих краснокнижных куньих шла деловито прямо на нас. Слепошарые, они приблизились на 15 метров. Даже без бинокля было отлично видно их озабоченные мордашки. Правда, нам повезло, ветер дул в нашу сторону. Но самец, хитрый, обошёл нас, понюхал воздух и дал дёру. Подлец, кинул жену. А она, видимо с медоедятами в пузе, так медленно бежала, что мужики её догнали. Не знаю, найдёшь ли ты картинку этих зверюг. А они – красивые, черные снизу и седые со спины (у водных животных такая контрастная окраска).
А Серёжа в тот же день утром наблюдал за парой двух симпатичных кисок: каракальчиков. Кричат только они дюже противно (Ну как наши мартовские коты, штук 5 хором). И всё это в радиусе не более километра от вагона! Хвастаюсь, да? Ну, не обижайся, дружище, просто я делюсь с тобой радостью, – ведь это здорово, увидеть, жить рядом с такими зверьми.
А ещё тут было одно весёлое занятие. Мы ходили в Вовой кольцевать филинят. Пришли как обычно к гнезду. Потихоньку. Стоим на краю плиты – и вдруг видим: трое пучеглазых сидят внизу в 2 метрах от нас и недовольно взирают. Шустряги выползли из гнезда уже. А в гнезде остались двое самых маленьких. Самое замечательное у них – это ноги. Толстые и мохнатые, как под избушкой на курьих ножках. А ходят они презабавно. Но сейчас они все расползлись по оврагу. И я уже с ними попрощалась. Скоро придется распроститься и с беркутёнком. Он уже стал бурым (из белого), как и родители. Скоро слетит.
Каперсы колючие на Южном Устюрте, около нашего стационара, 1982 г
Из жизни растений. Замечательно цветут каперсы – жемчужина Устюрта. Цветут ромашки. Только они тут вонючие и жёлтые. Гребарий мой видимо не превысит 80 видов в этом райончике."
Письмо от 21 мая 1982 г.
Поскольку машина к нам на стационар приезжала не чаще раза в месяц, то письма у меня были "многосерийные.
"Добрый день, мюмзик! Два дня назад я кончила лист 1. А сейчас у нас идёт дождь. Вот. Вся посуда, в которую может стекать вода, начиная кружкой и кончая сковородкой, стоит на улице. Дополнительно в ямке лежит полиэтилен. У нас осталось 5 фляг воды. Это на 7 дней. А Атамурадов не едет. И неизвестно.
Идёт дождик. Собираем воду как можем
У нас один с.н.с. (хотя он и есть единственный) увольняется. Эту весть привёз нам шофёр 9 мая с 15 булками хлеба и зарплатой. Сказал, что на днях приедет и начальничек. Но дни эти тянутся уже две недели. На градуснике сейчас +18. Дождь кончился Последние капли булькают по кастрюлям. Наверное дня два не будет солнца. Небо заволокло. А ещё утром я ушла на профиль загорая. Поутру мы все разбредаемся в разные стороны. Я хожу в рубахе, это папина рубашка (7 на 8, 8 на 7). Она мне как халат, только очень короткий…
Ну что ещё было за эти два дня? Вечером после написания писем, когда солнце чуть заволокло тучкой, мы с Вовой пошли копать ямки… Это почвенные разрезы на профиле, кой я сделала в 8 км. Только мы прошли первые 800 метров, солнце как ни в чём ни бывало высунулось из-за туч и стало поджаривать. Было 6 часов.Но когда к 10 мы пришли в вагон, небо озарялось беспрестанно молниями, пошёл дождик. Но что эта россыпь воды… так было не раз, шуму много, а дождя – чуть. Только ночью я проснулась в кошмаре (кстати, можно это нарисовать, а?). Казалось, что на крышу вагона сыплются бомбы, и он сейчас развалится. А светло было от молний, как днём. Я закрыла глаза и приготовилась отходить в мир иной…
Но проснувшись утром, увидела солнце, чистое небо. Всё встало на свои места. Только необычными были лужицы воды кое-где на дороге. Да и те к полудню исчезли. Впервые почва промокла на 2,5 см. Все прежние дожди смачивали её не более чем на 2 мм. Денёк был исключительный. Пришедши после маршрута домой обнаружила Вову, сидящего за столом с кружкой чая. На столе лежал, вернее шевелился мешок из-под сухарей. Ты догадываешься? Это была змея. Полутораметровый разноцветный полоз. О нём можешь прочесть в определителе. Ну конечно до обеда все с этой гадиной фотографировались то так, то этак. Съёмка на этом не закончилась.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70595710) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.