Сухим из морской воды. Месть Афганца. Книга 1
Александр Елизарэ
Юноша случайно находит на дне Черного моря таинственный груз и прячет его в расщелине скал. Аквалангисты стреляют в парня и требуют отдать им таинственный ящик. На помощь крестнику прибывает бывший зек и ветеран Афгана, лейтенант Бельмов.Мимолетное приключение бывшего офицера и романтика оборачивается для него смертельным поединком с бандитами и представителями спецслужб. На него объявлена незримая охота.В этой ситуации единственно правильным решением становится одно – стать таким же хищным, хладнокровным, жестоким зверем и выйти сухим из морской воды.Офицер-десантник Бельмов покидает морской город, полагая, что самое страшное уже позади.Обложка: картина Александра Елизарэ "Жестокий и мудрый Афганистан"
Александр Елизарэ
Сухим из морской воды. Месть Афганца. Книга 1
Пролог
Однажды я путешествовал по небу, летел к синему морю. Вначале я парил над скалистыми и холодными вершинами перламутровых гор, спускался и видел черные ущелья с синими прожилками рек. Пролетая над городами и необъятными зелеными долинами, расчерченными на прямоугольники садов или виноградников, я видел животных, мирно пасущихся в зеленых травах. Резко взмывал на высоту полета чайки и вдруг, смеясь, падал до уровня керамических крыш. На горизонте засинело передо мной теплое голубое море. Крыши домов в этом белом городе были черепичными. Дома утопали в зарослях кипарисов, акаций, лаврушки и платанов. Между домами я едва различал фигурки беззаботных людей, стоящих на автобусных остановках, либо весело идущих к морю в больших шляпах. Неужели это был неизвестный мне ранее маленький приморский город? Я полетел ниже, чтобы увидеть лица жителей города. Меня интересовали мужчины старшего возраста и обязательно имеющие черную, слегка седую бороду. Наконец, один мужчина привлек мое внимание: он был бодр и вполне доволен собой, желтые скрипучие индийские сандалии, джинсы цвета слоновой кости, клетчатая хлопчатобумажная рубашка с розовыми и голубыми ромбиками и с засученными рукавами по локоть, квадратные часы на левой руке, на кожаном ремешке, так напоминающем кожу змейки. А где стрелки часов? Нет стрелок на часах, на циферблате их не было. Странно. Не наблюдающий времени человек, живущий вне времени город?.. Мужчина посмотрел на наручные часы, поправил их на запястье и вдруг запрыгнул в подплывший желтый двухвагонный автобус, имеющий гармошку посередине. Номера маршрута я не заметил. Это был новенький бус, похожий на венгерский «Икарус». Мне показалось, что, тот мужчина как-то мельком взглянул на меня и дружески поднял правую ладонь кверху. Или мне только показалось? Двери автобуса закрылись, и он медленно, покачиваясь, словно лимонная гусеница, поплыл по проспекту в сторону морского пассажирского порта. Жаль, но я не успел разглядеть лицо того мужчины, кстати, он был с черной, с небольшой проседью, бородой.
Наконец я долетел. Я птица, большая морская чайка, увидел огромное синее море. Оно манило меня с невероятной силой и в то же время влекло нежностью и лаской. Оно сулило душевную разрядку и наслаждение полета от сильного ветра. Я выбрал пустынный залив и пошел на вираж. Пока меня не видели сородичи с цепкими клювами – крючками. Я сбросил с рук перья, начал терять скорость и высоту и вдруг обрел кожистые плавники и вместо ног сильный плоский хвост. Коснулся длинным, вытянувшимся лицом поверхности моря и нырнул в голубую бездну. Я ощутил восторг моего духа и всей обтекаемой плоти. Мне показалось, что я был теперь в родной стихии и уже не хотел ничего большего из прошлой жизни. Стайка кефалей бросилась от меня в голубую бездну. Я молодой смеющийся дельфин. Глубина – моя стихия и мой надежный мир. Я устремляюсь в толщу соленой матрицы, стремительно плыву вниз, в темноту синего моря, и вдруг вижу на мутном дне кости, человеческие кости среди лиан и морских пальм. Они связанны ржавой уже от соли и времени цепью. Я отшатываюсь в испуге, словно мертвецы могут мне чем-то навредить, но вид их ужасен. Мощный хвост поднимает облако воздушных пузырьков, я устремляюсь на поверхность.
Глава I. Звонок издалека
Состояние стресса, висевшее над ним, словно невидимый топор провидения все последние пять дней упорно не хотело покидать голову. Шею свело, словно она была теперь из плотного, скорее, окаменевшего дерева. Тело, словно высохшая и выдолбленная из африканского тика лодка, лежащая на боку в песке, пока хоть без дырки, целая, только весла куда-то делись, и бурная река отступила в ущелье, обмелела. Ничего, все течет, все меняется, волны снова придут, и лодка поплывет. Свет в квартире он не включал последние три дня, в полутьме было спокойней, словно здесь не было ни единой души. Нужно было просто затаиться, замереть.
Мужчина выпил стакан минеральной воды, лег на кровать и продолжил мучительные размышления. Они были именно мучительными, навязанными другим человеком, чужим.
«Прошедшей ночью опять приснился отец. Умер батя несколько лет назад, и, судя по прекрасному сновидению, он в раю и вполне счастлив. Рай выглядит очень респектабельно. Я пролетел над тем городом и видел все своими птичьими глазами. Ха, отец всегда мечтал жить у моря и писать там свои заморские пейзажи. Он был импрессионистом и меня приучил к этому искусству. Но было одно увлечение у отца, которое в конце концов и принесло ему нервное переживание и разочарование всей жизни. Даже не увлечение, а пагубная страсть – канадский хоккей с шайбой. Отец мечтал стать успешным тренером и тренировать команды высшей лиги Советского Союза. Он не мог догадаться, что там, у них, в тренерских штабах и в самом министерстве спорта, идет нешуточная драка между скорпионами, пауками и фалангами. Он пришел туда же со своей романтикой и тактическими разработками и комбинациями игры. Ядовитые пауки его выплюнули, растоптали, обозвали кретином и самоучкой. Тьфу, к чертям все это. Спортивный бестолковый азарт, побоище за право обладания кубками и медалями. Игра, придуманная на Западе и занесенная к нам в подсознание, словно вирус. Беготня за шайбой, ежедневные изнурительные тренировки. А офицерская форма хоккеистов ЦСКА, это же просто смешно, полковники, майоры, капитаны, не нюхавшие пороху армейской жизни. Не поверишь, если бы это не было реальностью. Нельзя купаться одновременно в двух реках: или творчество, или спортивная власть, связанная с престижем государства. Батя ушел, а после него через три года и мама. Наверное, получил квартирку в том райском городке у моря и маму вызвал к себе, а то ведь она плакала так жалобно по ночам. Теперь дома тишина. Я один, по факту, теперь один. Пора взрослеть, но не сохнуть древесной лодкой на берегу. Ведь такие лодки всегда придают огню.
Спускаюсь с небес размышлений на грешную землю. Главное сейчас не делать резких движений и как можно больше времени находиться в квартире. Неплохо было бы незаметно уехать на время из Москвы и залечь на дно в каком-нибудь небольшом южном городке. Август вполне располагает к приятному время препровождению, скажем, на берегу Черного моря. Да, именно Черного, ведь на других морях я не был, и нет особого желания куда-то лететь. Кстати, пересекать государственную границу без загранпаспорта вообще не комильфо. Самое пакостное в теперешней ситуации то, что я абсолютно один… Один?.. Не совсем, конечно, не бывает такого, чтобы человек был совершенно одинок, но на кого можно опереться теперь? На старый радиоприемник отца? Он еще и работает…
Деньги, деньги, дребеденьги… Чертовы деньги, только они имеют дурацкую привычку, вернее, моду, заканчиваться в самый неподходящий момент. Выкидывают фортели почище хорошеньких женщин. Сейчас у меня ни того, ни второго. Ни одного, ни другого варианта. Плохая поговорка, так не стоит настраивать себя, эй, десант, не киснуть! Запрещено. Можно отдыхать, но не киснуть. Чего греха таить, годы, проведенные в армии, лишили меня и многих, наверное, офицеров мыслить самостоятельно, независимо и успешно. Я привык работать в составе взвода, роты, но одному тяжело, не продуктивно. За окном пошел проливной дождь, сильный ливень. Открою окно. Поступление в рязанское десантное было большой стратегической ошибкой. Желание стать сильнее, прыгнуть с парашютом, заслужить десантный берет, тельняшку, и гвардейский знак на грудь. Эти идеи-символы пришли ко мне, словно гипноз и еще та наивная голая вера, что тебя будут ценить, беречь и уважать, не подставят вместе с пацанами, твоими солдатами. Не подставят? Еще как, в легкую, как так и надо. Для достижения тактического успеха им надо подставить взвод или роту, чтобы отчитаться о больших потерях в сложнейшей операции. В каждой операции аналитиками штаба полка и дивизии закладывается цифра минимальных и максимальных потерь. После, этот бардак или безумный сценарий с солдатскими жертвами, по-быстрому утверждается в штабе Сороковой Армии, и вперед в горы, мочить духов, местных обезумевших крестьян, непонимающих, почему их родные кишлаки бомбят с самолетов и обстреливают градами. Не потому ли, что незваного агитатора-коммуниста ударили мотыгой или тяпкой в спину и он скончался? Мусульмане просто выгнали чужого человека из своего кишлака, это что, преступление, за которое кишлак и прилегающие к нему сады нужно стереть с лица земли? После бомбового налета начинается осада и проческа зеленой зоны, самого обширного и красивого кишлака. Стрельба, крики, стоны, беда, гнев и расплата. Потом отцы-командиры пишут слезные похоронки матерям и отцам погибших солдат и отправляют на Родину героя цинковый ящик с обгорелыми останками и коробочку с «Красной Звездой». После этого начинается разработка новой не менее «успешной» большевистской операции. Похоронки те пишут, а порой и сочиняют солдаты-писаря, а командир части бегло прочитывает их и подписывает, без лишних соплей. Москва слезам не верит, генералы их не терпят. Караван не пройдет. Афган будет коммунистическим.
Итак, подведем итоги, товарищи офицеры, а они у нас не утешительные, солдаты спят на постах, казарменная дедовщина процветает, душманы получили подкрепление из Пакистана и планируют захватить, и уничтожить сразу три наших заставы. Будут потери, это как пить дать. Усилить необходимо наши посты, смотреть в оба, выставить засады и секреты. Все будет нормалек, гвардейцы-десантники, нам бы только снега на перевале дождаться, а там и духи спать уйдут в кишлаки. Уйдут, они же тоже люди, обычные люди, местные они, а мы пришлые, неверные. А ты тут слюни распустил, гвардии старлей Бельмов, словно девица трясешься за свою хомячью шкурку, расслабился, размяк, потерял нюх. Боевую дрожь в подразделении раздражаете? Забываете, товарищ, что вы офицер и должны выполнять любой приказ начальника, любой! Мы строим коммунизм в демократической республике Афганистан, и мы его построим, не смотря ни на какие жертвы с обеих сторон…
Тебя, как физический объект, решают убить, ты чудом выживаешь, хочешь смыться, но уже висишь на их леске. Майор Хоров из ФСБ, как он сам признался, наверняка фамилия у подлеца вымышленная и, возможно, удостоверение там же сделанное, предложил мне поработать в его конторе в качестве высоко подготовленного разведчика нелегала. Меня?.. Они что там, офонарели? Мне давно уже два пятака лет, я раненый в грудину и контуженый десант из прошлой эпохи. Он типа не знал, этот розовощекий майор, что я давно в разработке?.. Ага, Леха, в тебе заговорило подсознание. Ты же хотел сказать в отработке, а произнес в разработке. Жуть, они хотят меня использовать и через пару месяцев уничтожить? Не верю ни одному их слову, не верю, как говорил один театрал, Станиславский, кажется…»
Алексей сел на пол в позу лотоса и приступил к медитации. Зверь из параллельного мира появился почти сразу, сел напротив человека.
– Здравствуй, дружище!
– Большой лесной кот, как же тебя зовут? Ага, мурлычешь, хочешь, чтобы я сам назвал тебя? Хорошо, тогда Бахор, тебе нравится? И я рад. Как поживаешь, брат?
– Отлично поживаю, мирно. В вечном лесу и в моих горах тишина. Птицы поют.
– Ты скучал? И я, очень! Я засранец? Я знаю, главное, что ты со мной. Ты знаешь, странный человек хочет, чтобы я поработал под его началом. Что он задумал? Врет? Хочет сожрать меня?
– Может, мне его съесть? – рыкнул тигра-кот.
– Не стоит. Я найду выход, Бахор. Беги в свой тайный лес, привет усатой семье… Ты вернулся, ну, мурлыка, что еще у тебя есть для меня? Я повстречаю черноволосую кого?.. Женщину, ха! Этого мне сейчас явно не достает. Я не смеюсь, но все же… Она гадалка, астролог… Зачем? Кот, ты шутишь?.. Она подарит мне тайные знания?..
– Потом все узнаешь сам. Не торопись. Я постараюсь быть рядом.
– Благодарю тебя, прощай, свободный кот…
Бельмов открыл глаза, вышел из зоны астрального контакта, встал и продолжил размышлять:
«Значит, меня пасет, ну, предположим, реальный агент фэсбэ или внешней разведки и предлагает непыльную работу в Стамбуле в качестве… В каком качестве?.. Что-то там Хоров говорил? А, в роли уличного бомжа?.. Недолго я там проработаю. Они хотят проследить за террористами из этого чертова, как его, да – несокрушимого государства. Хотят узнать, есть ли связь их сирийского штаба с моджахедами в Стамбуле. Бред для детишек. Я не подхожу на роль басмача. Они просто решили меня подставить, как дешевую наживку, и грохнуть!.. Стамбул, это просто их легенда. Молоток, Леха, еще соображаешь иногда, шаришь. Помнишь, как говорил тебе твой покойный отец: «Сын, никогда не связывайся со спецслужбами… Хочешь познать ад, попробуй. Я запрещаю тебе…» Вот так мне и говорил мой милый папка. Рано ушел, сейчас бы мы с ним покумекали о жизни…»
Алексей прошел в ванную комнату, осмотрел свое лицо, заросшее щетиной, уже местами серебристой. В стареньком советском зеркале смотрел на него мужчина средних лет, уставший холостяк, но в вполне сносной, пока, физической форме. Надо бы все это добро сбрить к чертовой бабушке. Пора сменить имидж фейса, иногда это помогает, тем более это здорово молодит меня. Имея такое детское лицо, никто не верит, что ты бывший офицер, пролетевший Афган и посидевший на советской зоне. Все сбрить. Странное ощущение, словно я куда-то собираюсь.
Пошли дальше, поговорив с Хоровым около часа, и выслушав его заманчивые аргументы, а именно возвращение мне звания капитана и в короткой перспективе присвоение майора, должностной оклад в сто тысяч целковых, служебная квартира и так дальше по списку морковок перед мордой озверевшего от голода, тощего стареющего ослика. К глубочайшему удивлению майора, я в жесткой форме отказался от столь лестного предложения, вызвав у собеседника едва контролируемый гнев, от которого левая часть его лица перекосилась, словно с ним приключился инсультный удар или его долбанула молния прямо в темечко… Хотя, разговор проходил не совсем так. Я почти согласился, попросив себе подъемные деньги и перед отлетом в Афган, полтора месяца лечения на морском курорте или в санатории. Майор только нагло рассмеялся и замотал своей большой башкой. Придурок, понятно, что он лгал мне… Я успел сказать, что согласился бы выполнить задание только в Кабуле, забрать, вернее сопроводить какой-то важный груз в… Куда сопроводить посылку объемом в четверть кубического метра и приличным весом, этого майор Хоров мне не сказал. Ясно одно, что посылка не должна пройти через таможню, груз очень важный. Ну, у них все важно, как только Союз умудрились развалить? Важные все такие, продажные твари… В общем, про Стамбул и Дамаск я слушать не стал, а Кабул разбудил во мне ностальгию, и я поддался, или почти поддался на его уговоры.
– Спокойней, господин майор! Держите себя в руках. А то ведь неровен час, моча в голову ударит, и всё, полный аут и отбой, – сказал я ему тогда, натужно улыбаясь.
– Что? Ча ты сказал, лейтенант, штрафник хренов. Какой тебе курорт? Я тебя в штат не приглашаю! Выполнишь задание, получишь свою долю и свободен.
– Долю? Ты про девять грамм, дядя? Здесь попахивает перевозкой посылки, минуя границу. Обыкновенная контрабанда, Семен Семеныч? Хотя это не кино, и одной загипсованной рукой я не отделаюсь, – неосторожно заметил я, глядя в лицо гостя.
– Какой такой контрабандой? Угомонись, дурак…
– Оружие, тепловизоры, электронные схемы двойного назначения… Драгоценности… Да что угодно… Разве не так? Не труп же какого-нибудь ценного зверька? Или бивни мамонта? Ха…, нет, конечно же, нет, вы же у нас не из области зоологии. Пардон, господин майор.
– Да я тебя сотру в лагерную пыль! Урод! Десантник, бывший офицер! Нет там оружия и схем тоже, – брызнул слюнями Хоров.
– Клево! Может быть, попробуешь прямо здесь? Я всегда готов. Я пионер страны советов…
– Жаль, что тебя, сволочь полосатую, не убили тогда в Афганистане! Как таких подонков земля носит? Парашютисты чмошные! Из-за ваших бредовых гуманных идей мы потеряли Союз! Там, за речкой, вместо того чтобы четко выполнять приказы, вы, именно вы, десантники, стали размышлять о гуманизме. Гуманизм на войне, однако, сволочи гуманные. Это ваш генерал Маргелов, ваш дядя Вася, сделал вас такими, идейными миротворцами. Вас нельзя было вводить в Афган, ведь вы неуправляемая сила! Вы сами по себе! Вас вообще нужно было расформировать к едрене фене! ВДВ к чертям разогнать, передать в состав мотострелковых дивизий. Есть мотопехотная дивизия, а в ней парашютно-десантный батальон, и все решение. Гусарики в беретах… Миротворцы-гуманисты, черт вас подрал бы всех…
– Ну, это еще с кем сравнивать, майор… Я про чмошников, разумеется, – рассмеялся Бельмов.
– С нами сравнивать! С теми, которых вы хотели замочить… Я удивляюсь, как такого опасного человека, как тебя, выпустили с зоны? Надо было тебя там, – оскалился майор.
– Ха, ты ча такой бурой, Хоров? Или ты не Хоров? Если у тебя в штанах корочки невменяемого чекиста, и ты в натуре бессмертный? Хоть раз прыгал с парашютом? Скольких замочил мирных людей? Смотри в глаза, не отводи гляделки, подонок…
В такие минуты, Бельмов чувствовал превосходство над агрессивным собеседником, не зря же прошел опыт пребывания в зоне особого режима. Человек там впитывает много ненужной и даже вредной звуковой информации, но еще он, этот человек, покрывается там коркой бесстрашия и внутреннего спокойствия. Море спокойствия перед бездной безвременья. Ведь там, в тюрьме, можно было просто пропасть, никто не будет искать могилку, и даже гроба соснового не выпишут. Утилизируют, словно бродячего пса и поминай, как звали. Был такой человек, хороший, добрый, смелый, со стержнем в душе. Не сломали, просто убили. Алексею повезло.
– Не твое дело! Лейтенант Бельмов, не твое это дело! Ладно, все, свободен! Не хочешь работать в команде, кретин. Не надо! Падаль! Пыль афганская! Отброс Сороковой армии! Хлам армейский…
– Лихо, Хоров!
– Дежурный! Проводите гражданина на выход… – заорал тогда майор и встал из-за своего стола, что стоял на советских ещё железных ногах.
– Ты, атеист, майор? Можешь не отвечать…
– А ты, значит, уверовал? Кто твой божок, ущербный?
– Всегда, верил, но в тюрьме уверовал крепко…
– Пошел вон!
– Вот и поговорили… Я бывший капитан и возвращаться на службу не собираюсь. Впрочем, ты прав, майор, я тот еще гуманист. Меня в школе юным натуралистом одноклассники дразнили. Где они сейчас, кто спился, кого война забрала или это, новое мышленье, прощайте, коли что не так… Да, с вами гэбэшниками работать не стану, не трать время, майор. Не беспокой меня впредь, не надо… Я ведь того, контуженный, руки и ноги не контролирую.
– Вон! – орал человек в штатском.
– Извольте…
Коридор, слева и справа массивные ореховые и буковые двери. Потолки выше трех метров. Величие странной и непонятной народу тайной организации, параллельного правительства. Тайной канцелярии душегуба Петра Первого с его подвалами и пыточными машинами. Время пыток закончилось? Черт с ним с этим долговязым и длинным Хоровым. Я ушел из того каменного здания в центре Москвы с легким сердцем и почти забыл об этом дурацком разговоре, совсем забыл.
Бельмов намазал щетину пеной для бритья и тщательно, даже с наслаждением принялся сбривать трехнедельную рыжеватую с сединой, бороду. Странно, мама была всегда черноволосая и кареглазая, у отца была черная борода, а у меня русая, переходящая в рыжую. Сбросил остатки пены, промыл лицо и шею холодной водой и улыбнулся своему отражению. «Сейчас уже лучше, намного лучше. Через месяц после разговора с Хоровым, на меня совершает нападение неизвестный человек, которого я благополучно убиваю, как крысу, на месте его же преступления, его же заточкой. Порядок, в принципе. Все прошло штатно. Я применил прием перехвата холодного оружия и направил острие в тело хозяина, в район печени. Мужику было лет тридцать пять, худощав, нервозен, молчалив, нос картофелиной, переносица помята, типичный отморозок. Резкий, но ослабленный, имел сноровку работы с холодным оружием, видимо, бывший вояка или спецназовец. Стал наркоманом и слепым исполнителем чужой воли. Он решил замочить меня за деньги или за свободу своей шкуры? Не получилось. Его в любом случае убрали бы сразу после меня. Счастливый путь в преисподнюю, крыса. Сколько же у них еще таких наркоманов? Считаю, что этого парня с заточкой послал сам Хоров. Кому еще я нужен? Кто такой, этот Хоров? Майор, офицер лет сорока? Что у него за душой? Месть? Слепая месть, ко мне? За кого?.. Он знает что-то за мой Афган? Изучил мое дело, ревностно изучил. Ладно, плевать мне на него… Повидать бы своих солдат, как у них сложилась жизнь после Афгана?
Алексей вернулся в комнату, освежил лицо одеколоном «Москва», посмотрел на гудящую столицу за окном и продолжил искать решение проблемы.
В тумбочке лежит телефон того киллера. Нужно позвонить, там всего три номера, и просто спросить: «Где лежат мои деньги?» – ну, или что-то в этом роде. Блефовать, так блефовать… Тем более уже нечем кормить кота. Кот, ты где, плутишка, иди ко мне, котя-котя…
Черный молодой кот с белым воротником мягко и бесшумно запрыгнул на колени к хозяину и радостно замурлыкал. Это был последний котенок кошки Мурфы, почившей год назад вслед за родителями Алексея. Пять лет назад умер отец – Борис Ливович Бельмов. Потом, так неожиданно и быстро, сгорела от болезни мама, потом и старая кошка Мурфа, прожившая почти семнадцать лет и воспитавшая тридцать пять котят. Теперь почти тишина. С первой женой жить не получилось, Алексей уже не вспоминал это недоразумение курсантской поры. Холодильник «Бирюса» на удивление пережил отца и маму, и сейчас работает, словно советский будильник «Москва». Как они их так делали в Минске? Я помню, радостный папка купил его на свою премию в 1980-м, как раз я заканчивал школу, а отец привез такой большой и белый дефицит. Сейчас 2016 год, а этот не убиваемый холодильник работает, словно только слез с конвейера. Магический белый куб, ты что, бессмертный? Надо все-таки позвонить заказчику киллера…
– Маргел, братец, проголодался без меня, ты что будешь вареную курочку, или свои консервы? Нюхай! Что скажешь?..
Алексей поднес к черному носу кота кусок белой курятины и открытую баночку кошачьих консервов. Кот, недолго думая схватил цепкими лапами кусок курицы и понес ее в зубах на место, где он обычно обедал, на коврике в углу кухни. Человек все не мог приступить к ужину, ему не давала покоя мысль о звонке заказчику убийцы.
Бельмов вернулся в комнату, включил телевизор погромче. Взял в руку черный мобильник и нажал кнопку «Список контактов», выбрал первый номер и позвонил…
Трубку взяли через две секунды:
– Ал-ле, блин, ге… Гришка, братан, а мы тебя уже потеряли. Думали ты сдох где-нибудь в подворотне? Три дня тебя не было, чего молчишь?..
– Угу…
– Когда отдашь мои пять штук? А, что тупишь? Тебе ча, терпила с Нижнего Тагила уши компотом залили? Ха-ха…
– Где мои деньги? Какого хрена ты несешь? – прохрипел Бельмов.
– Ха, перегрелся, это же ты мне должен? Забыл, как я тебя прикрывал в зоне? Забыл про Серов? В общем, хорош дурковать, заходи… Это ты, братан? Оглох? Эй!.. Ты или не ты?..
– Утухни…
Алексей резко нажал кнопку окончания вызова. Сурово смотрел сквозь пустоту комнаты. «Значит, киллера звали Гришкой? Это был не заказчик, дружбан, видимо, по уральской зоне. Занятно… Нужно попробовать набрать второй номер, истина притаилась близко…»
Он выделил номер и нажал вызов, телефон был старым с продавленными кнопками.
Трубку взяли через секунды четыре:
– Кто это? А, я кажись понял, не ждал… Какого черта, Гришаня, звонишь сюда, падла? Ублюдок, когда занесешь деньги за прошлую дозу?
– Скоренько, потерпи, времени нет… – тихо прошипел Бельмов.
– Чтоб ты сдох, корявый! Бывший офицеришка, только попадись мне, порву. Завтра жду с бабками, не забыл еще сколько за тобой?
– Забыл, сколько?
– Ты мне по жизни должен. Сто штук деревянных, прикинь… – проскрипел голос незнакомца.
– Заглохни, подонок, сейчас за тобой приедут мои пацаны!
– Ладно, ладно! Пошутил я!
– Не шути так, – хрипло бросил Алексей и отключил вызов.
Опять двадцать пять, бандитский притон, не то, совсем не тот вариант. Теперь оставался один номер, нужно было решаться. Он надавил кнопку старого телефона. Вначале была тишина. Часы звонко тикали на стене. Только через десять секунд трубку взяли.
– Алло! Ал-л-о-о? Вы? Григорий Сергеевич? – спросил голос вкрадчиво.
– Ну, да, кто еще? – хрипло ответил Алексей.
– Наконец-то. Простыли? Как все прошло? Вы сделали дело, все как обещали? – раздался мужской голос на том конце, от которого у Бельмова на голове встали волосы дыбом.
– Само собой. Где забрать деньги? – чужим трубным и хриплым простуженным голосом спросил Алексей.
– Вы правильный человек, капитан…
– Мне недосуг с тобой базарить… – продолжил хрипеть Бельмов.
– Всё как мы договаривались. Деньги будут находиться в камере хранения в чемодане на Казанском вокзале. Запомните шифр: один, девятка, семерка и снова девятка. Ячейка под номером «1203», удачи, прощайте и отдыхайте, – усмехнулся голос и мгновенно отключился.
Сомнения улетучились. Это был майор Хоров, его дьявольская усмешка. Манера ставить себя выше собеседника, желание контролировать ситуацию. Никаких денег там нет, там будет бомба для того, кто залезет в эту чертову ячейку и в чемодан своим глупым и очень длинным любопытным носом. И правда, откуда у майора спецслужбы деньги? Тем лучше, нужно забыть про все это и уехать подальше. А теперь немного почитать и спать. Стало сразу как-то легко. Телевизор ничего интересного уже не покажет. Киллеров больше не будет. Я очень надеюсь на это…
Он открыл знакомый и потрепанный томик стихов Сергея Есенина, лежавший рядом на старом румынском комоде, и ненадолго улетел в детство. Книжка упала из расслабленной кисти левой руки. Он заснул.
Ночь неслась на теплых крыльях и показала ему странный, но приятный сон. Мелкая сонная река вдруг наполнилась водой. Огромный мокрый поток, чистой, голубоватой матрицы из брызг и пены понесся вниз по течению, срывая с берегов старые лачуги, пальмы, множество оставленных умирать лодок, брошенных на берегах много лет назад. Все люди вышли смотреть на диковинную восставшую реку. Жемчужницы-ракушки выбрасывало на берега, раки и крабы выпрыгивали из вод и отползали подальше, шевеля усами и клешнями. Загорелые мужчины, красивые беременные женщины с детьми на руках, подростки, старики. Все они смеялись и были впечатлены невиданным буйством старой реки. Она воскресла, словно кто-то, на верху, в снеговых горах, прорвал невидимую плотину, сковавшую реку на многие годы. Дикие звери вышли из лесов, леопарды смотрели на бушующую голубую мощь с деревьев и рычали, крокодилы опасались заходить в бурный и холодный поток, тысячи попугаев приветствовали реку с небес. Я был там, среди них и мне было всего лет пятнадцать, кудрявый и загорелый, в белых шортах и очень смуглый, на тонких ногах. Я поднимал руки вверх и рукоплескал ими. Мой отец и беременная красавица мама тоже смеялись, глядя на меня. Я побежал вниз по течению реки, полагая, что там, в ста километрах, таится невозможная тайна, тайна воды, которая лавиной летит куда-то к счастью. Это волнение заставляло меня бежать все быстрее и вдруг я увидел отличную лодку с веслами. Я прыгнул в нее и оттолкнулся из заводи прямо в бушующий поток. Ах, что я наделал, может, там обрыв или резкий горный порог, который сломает и лодку, и меня. Но было поздно, страх исчез. Река становилась шире и спокойнее, и вот перед нами открылось синее море. Я ликовал от счастья и прыгнул в теплую морскую волну. Как я полюбил море, которое увидел впервые…
Алексея разбудила громкая мелодия теперь уже его мобильника. Он удивленно посмотрел на небольшой синий экранчик прорезиненного монстра надежной, но давно устаревшей модели. Часы показывали ровно шесть утра. Звонок пришел из далека…
– Алле! А?.. Кто это? Але, говорите, ну, – сонно ответил Бельмов.
– Дядя Леша? Ты не узнал меня? Это же я… Твой крестник, Серьга!
– Какой Серьга? Дай минутку… Секунду…
– Сорочьин! Серьга…
– Сережка! Прости меня, я крепко спал. Глаза еще не продрал. Как ты там? Море теплое?
– Еще какое, оно жаркое, я так рад, что ты слышишь меня! Номер не поменял, я рад…
– Я тоже рад! Ты школу уже закончил?
– Да, еще в позапрошлом году. Я теперь учусь в школе спасателей-водолазов…
– Молодец, парень… Я горжусь тобой! Хотя в вашем городе все водолазы-спасатели, а? Как я скучаю без моря. Оно мне снится, как маленькому мальчику.
– Мы плаваем много и с аквалангом дали понырять. Бесплатный курс, три месяца и готовый водолаз… – рассмеялся юноша.
– Завидую тебе, водомеркин!
– Чего? Кто я?..
– Шучу я, Серьга. С тех пор, как мы потеряли твоего папку, прошло три года. Как твоя старшая сестра? Чем занята?
– Четыре года, дядя Леша. Сестра уехала в Италию полгода назад к своему жениху, и я остался совсем один в квартире. Один, словно филин тут сижу.
– Черт! Уже четыре? Уехала за бугор? Дура она что ли?..
– Не знаю, но одному, конечно, не сахар…
– Я точно старею.
– Что, дядя Леша! Алло…
– Я думал, как раз о том, как бы навестить тебя! – придумал на ходу Бельмов.
– Давай, навести! Приезжай скорее, ладно? Как можно быстрее!.. Я теперь всегда сижу дома…
– Дома сидишь? Зачем? Заболел?..
– Боюсь выйти на улицу. Наша соседка, баба Маргаритка, приносит мне продукты один раз в день… Приезжай! Ты мне очень нужен…
– Так, гвардеец, я уловил в твоем голосе тревожные нотки. Отвечать командиру честно, что произошло?
Минуту была тишина. Потом Бельмов услышал.
– В меня стреляли. В море… Водолазы. Вернее, на берегу… Водомерки, как ты только что придумал…
– Собаки морские… Стреляли?..
– Я просто купался и нырял. Был совершенно один. Там, в бухте, всегда мало отдыхающих, место дикое: для дикарей, бродяг и нудистов. Я случайно остался жив! Ногу, икроножную мышцу, прострелили навылет и чуть не прострелили легкие, потом хотели зарезать твоим ножом. Уроды!.. Два здоровых амбала, оба в легких водолазных костюмах! Похоже, я их видел в городе раньше. Я попробовал защищаться ножом, они выбили его у меня. Их кто-то спугнул, иначе бы мне крышка!
– Крышка?..
– Да, да… Эти морские обезьяны! Откуда они только появились?..
– Где тебя зашивали?.. – расстроенно спросил Бельмов, окончательно проснувшись.
– В госпитале, под надзором местной полиции. Долго беседовали со мной. Спрашивали, удивлялись. Я ничего им не сказал.
– Да ты, парень, я смотрю без приключений жить не можешь. Ничего мне не говори сейчас… Я примерно понимаю. Ты что-то натворил…
– Я ничего… Я просто нырял, как всегда.
– Все нормально, я не ругаю тебя. Просто помолчим…
И тут Алексей ощутил тот самый кайф, смелость и отвага стали возвращаться к нему. Теперь, когда их стало двое и они оба стреляные воробьи. Одиночество улетучилось, теперь у него есть его крестник, маленький мужчина Серьга, в которого стреляли неизвестные лихие люди. Морские обезьяны, бандиты. Заказали, как и самого Бельмова. Совпадение?..
– Серьга, ты здесь?..
– Да…
– Я вылетаю к тебе сегодня вечером. В крайнем случае завтра. Найду мерзавцев и покараю! Прошу тебя, не выходи из дома. Закройся на все замки… И жди меня. И этой женщине больше не открывай!.. Все! Выполнять, боец! Вода у тебя есть?..
– Вода?.. Конечно, и продуктов на пять дней… – веселее ответил парень.
– Занять оборону, боец! Не раскисать. Заготовь в разных углах квартиры по ножу или топорик какой, на случай вторжения.
– Жду тебя…
– Хоп, бача!
– Душманы не пройдут, – рассмеялся Сергей и отключил связь.
Бельмов отложил телефон, тупо уставился на сонного и потягивающегося Маргела и вдруг яростно заорал бессвязным рыком. Кот, думая, что хозяин орет на него, рванул в кухню и где-то притаился.
Маргелыч, ты слышал это? Похоже, началось… Они ча там!? Офонарели? Стрелять в подростка? В моего, можно сказать, теперь сына! Я же их порву на маленькие резиновые кусочки! Кондомы штопанные! И этого Хорова первого на ремни пущу! Ей Богу… Ха! Прекрасно, я словно ждал этого звонка уже дней десять. Чертов я дурак! Почему я сам не позвонил своему крестнику? Почему я такой лох? Если бы парня убили? Я что, пустое место или его крестный отец, заменивший ему настоящего отца? Ну, я вам устрою, суки морские! Я вам объясню, почему нельзя стрелять в детей и подростков… Водолазы чертовы, морские псы… Ничего, я высушу ваши шкуры на южном солнышке. Кровью харкать будете…
Бельмов отыскал телепульт на полу и резким нажатием кнопки включил большой плазменный телевизор. Через три секунды он повернул голову, вперился в экран взглядом и вначале не поверил своим ушам.
«Срочные криминальные новости. Сегодня, в пять часов утра, в камере хранения на Казанском вокзале произошел подрыв самодельного взрывного устройства. По счастливой случайности пострадал один человек, открывший ячейку, где находилось взрывное устройство большой мощности…»
– Майор?.. Вот сученок, значит, там реально была установлена бомба? Я запомнил эту подставу, майор, и ты мне ответишь и за это! Падла… – жестко выругался Бельмов.
Сексапильная тележурналистка, брюнетка, лет сорока, продолжила репортаж:
«Прошедшей ночью в центре Москвы, на острове, где установлен монумент Петру Первому, найден труп мужчины. Им оказался некто Григорий Крутиков, безработный наркоман, бывший офицер милиции. Управление ФСБ по Москве взяло оба происшествия под свой контроль. Что может быть общего между трупом под ногами Петра Первого и взрывом ячейки в камере хранения на вокзале? Полиция и ФСБ проверяют все вокзалы и аэропорты на предмет возможного минирования. По нашим сведениям, на место приезжал уполномоченный офицер ФСБ майор Валентин Воров… Что, Варо… Извините, я заканчиваю репортаж… Откуда я знала, что нельзя говорить?.. Ведите, тогда, сами выпуск!.. К другим новостям…»
«Как полезно иногда включать телевизор. Уверен, что больше про эти два случая они не скажут ни слова… Спасибо тебе, смелая девушка за фамилию майора. Ты не знала, что его фамилию нельзя было произносить, спасибо тебе. Возможно, этот Валентин Воров и есть фальшивый Хоров? Живешь так живешь, и вдруг из твоей жизни делают дурацкий детектив с непредсказуемым концом… Решают тебя пристрелить как утку, или зайца? Как же так, разве так можно? Или он Варов?..»
– Маргелыч, ко мне! Иди сюда! Мой хитрый кот. Жрать хочешь, оболтус? Признавайся, а то поцелую тебя в самый мокрый нос…
– Мур-р… – ответил преданный кот и лизнул хозяина по носу.
– Отлично. Слушай боевой приказ! Сейчас полезаешь в свою переноску и сидишь там как разведчик. Мы идем к дяде Максу. Там и пожрешь досыта. У дядьки пенсия приличная, это огромный плюс для тебя… И не возражать, так надо, брат.
Кот ловко залез в сумку-переноску и притих. Бельмов надел старую походную ветровку с капюшоном, поверх нее рюкзачок, похожий на парашютный ранец, выключил свет во всех помещениях своей трехкомнатной квартиры, перекрыл рычажок газа, поклонился пустому и холодному духу, оставшемуся летать в сером пространстве комнат, посмотрел на себя в зеркало и машинально надел старую кепку-бейсболку, висевшую в прихожей на лосиных рогах уже лет двадцать. Закрыл обе двери на все четыре замка, взял в левую руку переноску с умным котом и медленно пошел вниз. Ржавая входная подъездная дверь, словно плача, нехотя выпустила его на свет. Проходя мимо мусорки, он заметил старую алюминиевую трость, оставленную, видимо, кем-то для доброго человека. Жил, наверное, у кого-то престарелый родитель или дедушка, помер, а тросточка эта осталась. Вот и стоит теперь одна. Спасибо тебе, ты мне как раз и пригодишься, пойдем.
Бельмов взял трость, согнулся, натянул старую бейсболку почти на переносицу и, опираясь и хромая, побрел к черному зеву станции метро. Он вошел в подземное чрево метрополитена, смешался с толпой таких же, как и он миллионов понурых людей-зомби, настроенных на одну волну, мерцающую в их бесконечных нейронных связах: «Где взять деньги и радость жизни? Деньги…, много денег, потребление ненужного, средства на прокорм бездарного потомства. Где взять жирное тело мужского рода, чтобы выгодно продать свое бледное тонкое женское тело и успеть родить до прихода старости еще одно бледное и тонкое, или жирное, слабое тело. Бесконтрольность потребления ведет к краху всей цивилизации. Астероид уже не нужен, вымрут сами, все, кто хочет денег и случайного потребительского счастья…».
В вагоне метро странный и высокий негр в куртке-аляске с покрасневшими от аллергии глазами уставился взглядом на Бельмова в упор, словно хотел выпить из него невинную душу и, возможно, сожрать пульсирующий мозг. Лейтенант быстро отвел свои глаза, накинул на голову глубокий капюшон и растворился во мраке складок ткани цвета болотной жижи. Негр сразу пропал, видимо, уставился на другую случайную жертву.
«Понаехали, колдуны чужеземные. Хоть на людей не смотри. Что им тут надо?.. Действительно, ведь этот негр не один здесь, он имеет мотив быть здесь. Аргумент, задание?.. У этого есть свой мотив, высасывать энергию и разносить всякую заразу. Как пить дать, он героиновый почтальон-курьер, или в его карманах ленточки с телефонами проституток. К сожалению, эти парни ничего не умеют, кроме того, как быстро бегать, сильно бить, или разносить пиццу и разную забугорную порнуху…» – подумал Алексей.
Приятный женский роботизированный голос бодро объявил: «Станция «Парк Сокольники» и потом смешно продублировал по-английски.
– Приехали, граф Маргелблюмс, – прошептал коту Бельмов и вышел из вагона.
Он быстро прошел к знакомой девятиэтажке, присел на скамью, осмотрелся, не снимая капюшона с головы.
Никого, ни единой души и ни хвоста из свидетелей чека. Высокого страшного негра с красными глазами тоже больше не видно. Все тихо. В смысле никого за ним с ножичком, или кастетом, а так, народу шляется без дела сотня голов. Броуновское движение Москвы. Вечный двигатель некогда величественного города, теперь ставшего людским муравейником с его вечными проблемами и серой повседневной борьбой за выживание.
«Чертов городок, стоящий на пустотах, но пока привлекательный для нищего российского обывателя. Скоро настанут времена, когда работу можно будет найти только здесь. Приходится терпеть и порой наслаждаться чистыми бульварами и вымытыми улицами в старой Москве. Однажды я побывал в Нижнем Тагиле и Серове, больше не тянет. Уж лучше здесь. Жара сегодня. Лишь бы дядя Максим был жив и здоров. Опять станет ворчать, что я как снежный ком на его голову. Ничего, поворчит старик и перестанет, перекушу и, вперед, на аэродром. А что, если Серегу забрать в Москву?.. Черноморск маленький, там все как на ладони, не дадут парню спокойно жить. Кто, кто же те водолазы?.. Чувствую, что гад Воров тоже замешан. Чего они хотели от пацана?.. Поймаю, поубиваю голыми руками, до головокружения…»
Лифт во втором подъезде, к удивлению Алексея, поменяли на новый. На восьмой этаж поднялись без копоти и лязга, и тихо, как по маслу.
«В этой стране еще изготовляют лифты? Интересно, кто купил тот завод, наверняка какой-нибудь узбек, или голландец. О, смотри, Маргошкин, даже стены выкрасили? Пришли, вот и звонок. Моли Кошачьего Бога, Маврик, чтобы наш дядя не выгнал нас, как котов помойных…»
Бельмову нравилось называть своего молодого кота разными кличками, ну, или почти разными. По сути, он был для него Маргел, названный так в честь отца ВДВ, дяди Васи Маргелова, а вот дальше шли творческие повороты и видоизменения, которые кот воспринимал на ура, слушая только общий тон и настроение любимого хозяина. Лейтенант выдохнул и нажал на старый, но вполне бодрый советский звонок, похожий по цвету и дизайну на ореол и сосок крупной мулатки. Видно, дядя Макс в молодости долго выбирал его для новой квартиры.
За дверью послышался шорох тапочек и знакомое покашливание. Было слышно, как старик поднес свое ухо к двери и притаился.
– Кто здесь?.. Псы! Шалопаи городские! Если вы пенсию принесли, то это странно? Жулики если, пошли быстро вон! Я пылесосы не покупаю! Утюги тоже не беру! Где живет Бог не знаю и не интересуюсь… Хулия же тогда ходить здесь… – голос за дверью удалился и пропал.
Бельмов второй и сразу третий раз надавил на звонок, а потом сыграл мелодию из азбуки Морзе: «Дай, дай, закурить…»
На этот раз старик прислушался, а потом гаркнул:
– Леха, шельмец, ты?..
– Я, дядя Макс, соскучился сильно…
– А, негодник, а я ждал тебя! Вот вспоминал накануне, аж сердце зашлось! Но потом отпустило…
Пожилой полноватый мужчина в трико, белой футболке с надписью «СССР» и подтяжках, резко распахнул старую деревянную дверь вовнутрь и расплылся в улыбке.
– Ух, ты! Дядька! Встречай племянников…
– Ну, не маячьте в дверях, мужики, быстро заходите…
– Мужики…, так я вроде один? – рассмеялся Бельмов и обнял старика.
– Один, вижу я какой ты один! А в корзине, наверняка басурманин твой сидит, кот?
– Он самый! Ему уже больше года. Он, получается, тоже теперь твой племянник. Маргюс, приехали, освобождай салон и с чистой совестью дуй на свободу…
Хозяин открыл сумку, кот стремглав выскочил на паркет и рванул по нему, оставляя свежие борозды, прыгнул под старый диван. Там он затих.
– Ну, раздевайси, – улыбнулся дядя, – будем чай пить. Что это он, пугливый? – удивился он коту.
– Да нет, он смелый, правда, пацан еще. Привыкнет, вместе хоккей смотреть будете. Вот пожрать ему оставлю, тут на две недели.
Алексей вытащил из рюкзака бумажный пакет с консервами для Маргела. Только молока ему не давай, испортишь ему кишки. Мясо, немного вареной рыбки. Только кости куриные не давай, сдохнет кот. Курицу без костей можно, но только сырую.
– Хорошо, я все запомнил… А как же величать его?
– Маргел, Маргун, Морун, Маркиз, Морис, Морс, Марвик, Мариус…
– Не продолжай, – засмеялся дядя Макс, – пусть будет Марсом, или Мавром…
– Как хочешь, только окна закрывай днем, как бы он не выпал. Птичек кот любит ловить, – озабоченно пояснил Алексей.
– Племяш, я тебе по большому секрету доложу одну вещь. Секрет…
– Давай, что за секрет?
– У моих соседей сверху, полгода назад убежали две крысы из клетки, муж и жена. Он серый, а она белая. Так вот, я их поймать не могу. Похоже, они пролезли ко мне в квартиру и живут здесь веселой жизнью. Уже сам я думал кота завести! Я же помнил, что у вас кошка была. И вот ты принес этого Мавра…
– На ловца и зверь бежит, Макс…
– Я думаю, твой кот шуганет их так, что они дорогу забудут в мою квартиру? Ну, а если загрызет, так на то он и кот.
– На то он и кот! – рассмеялся Алексей.
– Пошли чаи гонять, бродяга. Между прочим, у меня к тебе предложение, – хитро произнес старик.
– В сад ехать некогда, не обижайся, дядя…
– На кой ляд он нам сдался, мой старый сад? У меня к тебе коммерческое предложение…
– Коммерческое, это другое дело, ну выкладывай, старый лис.
Глава II. Майор Варов
Варов третий час не мог выйти из ступора. Его человек подорвался при вскрытии камеры хранения на Казанском вокзале. От него нашли только обгорелые элементы одежды, куски тела, керамические зубы и обугленные ботинки. Бомба была горючая, огнедышащая, типа напалма, чтобы человека нельзя было узнать. Жуткая смерть помощника выбила Валентина Феликсовича Варова из привычной колеи, когда все события следовали четко по его сценарию. Он засомневался в своих дальнейших действиях. Он тормозил, пил успокаивающие пилюли. тупо стоял и рассматривал фарфоровую купальщицу образца 1952 года в витрине букового шкафа времен сталинского ампира. Статуэтки людей, старый шкаф и сам кабинет, все эти вещи из коллекции отца, а сам он, словно наследник волшебной бронзовой лампы. Стоял он минут десять и считал складки юбки на фарфоровом тельце танцовщицы. А вот и стойкий оловянный солдатик из сказки Андерсена. Эту фигурку отец достал с большим трудом и очень был горд, хвастал перед коллегами. Удивительно, что отец получил ранение в Афгане именно в эту ногу. Совпадение?.. Он сам напросился за речку, он грезил подвигами в Афгане и горел желанием расправиться со всеми врагами Апрельской революции. Расправился, лишился ноги и помер. Перед смертью он признался сыну, что и президента Дауда Хана и, так называемую «Апрельку», замутили тоже мы, то есть разрабатывали в КГБ совместно с ребятами из ГРУ и внешней разведки, но полномасштабного вторжения тогда не планировали, просто затянула черная дыра. Думали, что созданная нами НДПА сама проживет и Афган нам на блюдечке принесет. Вырыли ямку, вначале небольшую, потом земелька осыпалась и сами в ней и оказались. Теперь уже отца нет, а стойкий фарфоровый солдатик стоит и улыбается, как новенький. Майор схватил статуэтку, сжал в кисти и с силой размахнулся, намереваясь разбить солдата всех войн об пол, но в последний миг не разжал кулак, аккуратно поставил солдатика обратно в шкаф, направил его лицом на прекрасную танцовщицу, закрыл шкаф на маленький потайной замочек, выпил пару глотков каких-то китайских капель для успокоения мозгов, закурил дорогую сигару, вернее, жалкий обрубок от былой роскоши. Стоял так и смотрел на дождливую Москву. Мелкие, никчемные людишки бегут под зонтиками на свои мелкие и ненужные работы, одним словом, мельтешащие обыватели.
Смутные и липкие, словно нефтяная гудронная смола мысли крутились в мозговой подкорке майора:
«Что я имею? Думай, майор, двигай своими ленивыми извилинами. Бывший капитан, эта овца с ликом юноши, ветеран Афганистана Бельмов, убил моего человечка, неудачника, бывшего капитана милиции Крутикова. Видимо, это он и звонил мне вчера, предварительно изменив голос и напялив на себя шкуру убитого волка. Размазал моего стукача и наемного убийцу. Скольких же тот зарезал? Десяток точно, а Бельмова не смог? Не смог, не вошла заточка в заданный квадратный сантиметр плоти. Не получилось? Как же это? Ведь Плешивый опытный урка колет людишек, что фермер кроликов. Колол, теперь его самого, как жука пришпилили. Опасный, опасный этот бывший десантник Бельмов. Видно, опыт получил на войне, а в тюрьме окончательно страх утерял. С этим гадом нужно быть осторожнее. Нет, он не овца, он и есть матерый волк. Прирезал Гришку, как будто тот был пачкой сливочного масла. У него чуйка работает на засаду. Он, видно, ночью видит, как днем. Не пошел за деньгами, сволочь… Мой заместитель, капитан Клизов, чертов дурак, полез в камеру, и почему он решил, что я положил туда реальные деньги? Я же ему сам сказал, а он и поверил. А эта проститутка с телевидения, кто ей дал право произносить мою фамилию? Ну почти мою… Совсем от рук отбились, падлы журналистские. Как же отчитаться теперь за смерть Клизова?»
Майор снял трубку служебного телефона и произнес:
– Дайте главный архив! Спасибо. Это майор Валентин Варов, принесите мне все документы на лейтенанта Алексея Бельмова, осужденного во время прохождения службы в Афганистане. Он в отставке, разумеется…
– Полные инициалы запрашиваемого лица, – спросил приятный женский голос.
– Да, конечно. Бельмов Алексей Борисович, урожденный Москвич. 26 июня 1961 года. Коробка с особо важными делами, с пометкой «Афган и особо опасные бывшие офицеры специальных войск СССР».
– Угу, так, записала… Поняла.
– Прапорщик, ау, через сколько сможете доставить?
– Через два часа, господин майор, – уверенно ответил женский голос.
– Ладно, жду. Не задерживайте, пожалуйста. Кстати, один вопрос. Вы не замужем?..
– Это не относится к моим обязанностям отвечать на такой странный вопрос.
– Извините, конечно.
– Если документы на месте… Через два часа.
– А куда они могут пропасть? К чертям…
– Конечно…
Варов резко положил трубку, посмотрел на наручные часы, набросил на плечи итальянский красно-синий пиджак в косую полоску и вышел из кабинета. Он выдохнул и вновь почувствовал внутренний азарт следователя по особо важным делам. Майор вышел из серого здания управления специальной службы, нет не на Лубянке, и отправился бродить по улочкам Москвы. Неприметный автомобиль отечественной сборки цвета старого и мокрого асфальта медленно следовал за ним.
Двое в автомобиле: «Внимание всем, появился наш объект. Валя Феликс идет прямо по бульвару. Свернул в сквер. Мы едем за ним. Остановился, во дает… Заказывает… Проголодался, купил шаурму у знакомого чеченца. Внимание, показывает ему фото, еще одно… Продавец шаурмы, лет сорока, отмахивается. Ему не нравится общение с нашим опекаемым. Он явно не знает человека с фото. Валя Феликс ест, кстати, денег за еду продавцу не отдал. Видимо, не в первый раз. Возможно, крышует эту точку питания?.. Проглот, у него завидный аппетит. Звонит кому-то, кричит и требует, судя по губам, найти человека по фамилии Бельм, дальше неразборчиво. Похоже, угрожает собеседнику по телефону. Теперь отдыхает на скамейке, слушает птиц, задрал голову к небу. Чудик! Идет по улице. Зашел в антикварную лавку, что ему там-то понадобилось?.. Вышел через пять минут. Возвращается в контору, идет нервно, часто оглядывается. Наблюдение заканчиваем, всем экипажам отбой…»
Майор вернулся в свой кабинет через полтора часа. Еще через двадцать минут, его помощник принес тщательно упакованный, перевязанный и опечатанный сургучными печатями бумажный пакет.
– Будете срывать печати, господин майо…
– Чего, какой я вам… Совсем рехнулись? Я господин? Я что, того, завод себе отжал? Чубайс мне не дарил заводов…
– Виноват, товарищ майор.
– Поимели, суки, всю державу… Конечно, буду, что на них смотреть? – огрызнулся Варов.
– Просто этот пакет на днях хотели передать на сожжение, тридцать лет прошло.
– Вы с ума сошли, старший лейтенант Старцев? Этот фигурант, этот опасный человек, бывший офицер, живет в Москве. Он нужен мне для оперативной работы. Я поставлю свой штамп, чтобы хранили дело еще пять лет. Свободны! Да, кофе мне принесите, если, конечно, вас это не затруднит…
– Но, господин майор, это не входит в мои служебные… – раздраженно ответил помощник.
– Все, все, идите, не раздражайте меня. Я буду занят допоздна…
– Есть! – офицер Василий Старцев бесшумно вышел из кабинета.
– Ей! Секунду! Вернитесь, – прорычал Варов.
– Да! Слушаю…
– Почему погиб капитан Клизов? – вдруг спросил Варов.
– Не знаю, говорят, он взорвался. Открыл ячейку в камере хранения…
– Вот и я не знаю! Странная смерть, постигла Клизова?.. – показно и громко задумался Варов. – Может, он вел собственное расследование? Как вы думаете, что он мог искать в камере хранения на Казанском вокзале?..
– Что угодно мог искать… деньги, компромат, возможно, это коррупция? Лично я не в курсе… Он со мной не делился своими разработками.
– Со мной тоже. Поперся один на вокзал! Ладно, все версии, конечно, проверят, но мне неприятна эта история, весьма. Можете идти, – отрезал недовольно майор Варов.
– Слушаюсь. Я могу идти домой? Через два часа?
– Разумеется…
Майор остался один. Две минуты слушал тишину и тиканье больших настенных часов, потом поднялся из-за стола, насыпал в медную турецкую турку заранее намолотого африканского кофе, бросил в кофейный порошок три кубика тростникового сахара, слегка перемешал. Кубики, словно игральные косточки погрязли в кофейном песке, словно три подбитых внедорожника. Молча лежали в коричневом песке. «Три камня, до поры. Ну, сейчас, погодите. Кипяток быстро растворит вас. И не таких мочили…»
Потом вскипятил электрочайник, залил порошок крутым кипятком и дал кофе настояться. Кубики исчезли. На вытянутом лице майора блуждала дикая ухмылка римского инквизитора: «Хм. Не стоит торопиться с таким зверем. Зверь этот и есть Алексей Бельмов и он очень осторожен, шаги его не слышны и легки. И все-таки он сволочь, этот бывший капитан. Как бы его обозвать? Скунс, рысь, лис, шакал? Нет, он просто бельмо, бельмо на глазу, вечно мешающее, так и буду его называть. Я буду хирургом-окулистом, вырезающим это бельмо! Скальпелем!»
Майор налил кофе в маленькую фарфоровую чашечку и с удовольствием отпил глоток. Пришло время прочесть первые страницы уголовного дела с грифом: «Особо секретно».
Валентин Варов все не решался сорвать сургучные печати с ярко выдавленными и пугающими надписями «КГБ СССР», они словно блокировали его волю и дальнейшие задуманные действия. Пакет был опечатан в июле 1988 года, а сейчас на дворе стоял август 2016. Кофе был окончательно выпит, майор взял в руки пакет и вдруг зубами принялся рвать сургучные штампы, ставшие за годы хранения каменными. Он повредил свои десна и из них стала сочится кровь.
Наконец-то бумажный окровавленный макинтош был сорван и сброшен на пол, майор положил перед собой красную папку с выбитой звездой и резко открыл ее. Первый пожелтевший лист гласил:
«Докладная записка на имя Генерального Секретаря ЦК КПСС Горбачева М. С. От 23 декабря 1985 года. По прочтении уничтожить.
От председателя КГБ СССР Чебрикова В. М.
Уважаемый Михаил Сергеевич! Прошу вас рассмотреть в секретном порядке вопрос по рекомендации меры пресечения военному преступнику, бывшему советскому офицеру.
Суть совершенного преступления: В ноябре 1985 года при проведении операции в Афганистане, в Кунарском ущелье, диверсионная группа спецназа КГБ СССР проводила зачистку и поисковые мероприятия по обнаружению и захвату особо опасных руководителей бандформирований в кишлаке Кантпуштун. По-простому говоря, группа наших офицеров уничтожала басмачей. Руководил отрядом майор Иванов В. В. но к моменту описываемого ниже происшествия командир группы уже находился в бессознательном состоянии в связи с пулевыми ранениями в плечо и грудь. Командование группой принял на себя майор КГБ Варов Феликс Эммануилович. Во время допроса пленных душманов в кишлаке появился взвод десантников под командой гвардии старшего лейтенанта Бельмова А. Б. Наши оперативники попросили по дружбе у десантников переносную радиостанцию для передачи данных на своей частоте. Неожиданно, командир десантников Бельмов отказался дать свою радиостанцию нашим офицерам. Он сказал, что его радист сам может передать своим начальникам эту информацию, и что он не имеет права работать на другой частоте. На это предложение майор Варов согласился и продиктовал телефонограмму: «Кишлак с координатами… Заселен душманами, его необходимо уничтожить огнем авиации». Гвардии старший лейтенант Бельмов выказал недоумение такой телеграмме и отказался ее отправлять в вышестоящий штаб. При этом он объяснил, что ровно десять минут назад он отправил другую радиограмму в штаб своей дивизии о том, что кишлак мирный. Оперативники КГБ приказали десантникам убираться прочь. Старший лейтенант Бельмов продолжал издеваться и смеяться. А его солдаты потребовали у оперативников КГБ, чтобы те отпустили душманов, мотивируя свои требования тем, что пойманные «партизаны» были якобы малолетними, по сути, детьми. Майор Феликс Варов отказался отпустить десять душманов и жестко потребовал от десантников, чтобы те ушли. Дословно: «Пошли вон полосатые салаги! Урыли на хутор бабочек ловить, пока мы и вас не положили рядом с духами! Ваша задача была блокировать кишлачную зону, а вы своими действиями препятствуете проведению армейской операции! Парашютисты долбанные, обкурились что ли? Срыгнули и растворились в пространстве! О вашем поведении, старлей, я лично доложу в особый отдел сороковой…». После этого он выстрелил в одного из моджахедов, как показали свидетели, в руку юноше. Якобы тот потянулся к палке. «Партизан» упал и закричал. Бельмов с группой категорически отказался покинуть место допроса и направил стволы автоматов своих десантников на офицеров КГБ, которых было всего пятеро, не считая раненного майора Иванова, против двадцати пяти десантников Бельмова. После этого Бельмов произвел очередь в воздух, душманы скрылись с места допроса, прихватив раненного товарища, а майор Варов Ф. Э. упал, сраженный пулей в спину, в районе ягодиц. Кто точно стрелял, выяснить следствию так и не удалось. На допросах Бельмов пояснил, что стрелял именно он. Наверное он. В чем следователь не был до конца уверен. Калибр патрона из автомата Бельмова не соответствовал пули, ранившей майора КГБ Варова.
Прошу вас рекомендовать приговорить бывшего гвардии старшего лейтенанта к максимальной высшей мере наказания – расстрелу. Ведь в этом вопиющем эпизоде просматривается не только покушение на убийство офицера КГБ, но и измена Родине, так как Бельмов отпустил врагов с поля боя. В любом случае, во взводе Бельмова были сержанты с автоматами под калибр патрона 7,62 мм. Никто из них не признался в совершении воинского преступления».
Майор Валентин Варов вытер проступивший пот со лба и продолжил читать.
На второй странице, располагался развернутый ответ Горбачева:
«Резолюция от Михаила Горбачева: Дорогой Виктор Михайлович, вы не забыли, у нас не тридцать седьмой год. А вы, между прочим, в этом году стали членом Политбюро ЦК КПСС. У нас социализм, мы строим демократическое общество. Демократию пытаемся создать, ведь без нее страна наша обречена прозябать в репрессиях, а значит, в серости и страхе. Перед кем? Надеюсь, вам не нужно это напоминать. Вам это надо? Мне точно нет. Как я могу видеть из вашей записки, а это всего лишь записка с жалкой реконструкцией событий в Афганском кишлаке, субъективизм чистой воды. Следствие произведено не грамотно и поспешно. Выводы сделаны пальцем, грубые, лицемерные и человеконенавистнические. Вы что себе надумали, что я буду под вашу дудку?.. Нет, не дождетесь. Я понимаю, что был бы жив Юра Андропов, он бы и спрашивать меня не стал. А вы сделали все правильно. Думаю, что в данном случае тут по совокупности, только неосторожная стрельба, максимум десять лет особого режима, а то и того меньше. Вы же фронтовик, чего у вас только не бывало в Сталинграде, в Чехословакии. Разное бывало, верно? Вы, кажется, закончили войну майором, комбатом стрелкового полка? Берегли своих солдат и офицеров? Знаю, что берегли. Так что не стоит лишний раз стрелять, как бы не пришлось на том свете ответить нам. Особенно по детишкам из кишлака, не надо. Никогда не поверю, что все дети в кишлаках – есть по вашей же версии – отъявленные моджахеды. Конвенцию ООН почитайте, на досуге. С наступающим вас Новым годом! С уважением, Горбачев М. С.».
Далее следовала размашистая подпись и дата.
– Отписался, значит, мистер Горби! – в ярости прошипел Валентин Варов. – Тогда тебе повезло, Бельмов, но не сейчас. Почему в записке значится воинское звание Бельмова гвардии старший лейтенант, он ведь тогда уже был капитаном? Видимо, он сам еще не знал, что был капитаном, представился старлеем. Много лет я хотел забыть это, но не могу! Не могу и не хочу. Надо поставить точку в этом деле. Не важно, сам Бельмов, или его солдаты выстрелили тогда в отца, это не имеет значения…
Глава III. Освобождение
7 июня 1987, город Мордострой, север РСФСР, зона усиленного режима для бывших офицеров Советской Армии и Военно-Морского Флота.
В кабинете с обшарпанными стенами сидел пожилой полковник внутренней службы, он же начальник зоны Фролов Сергей Михайлович, пил чай из огромной фарфоровой кружки с красным знаменем на боках и читал не свежую уже газету «Красная звезда». Громко и резко, почти подпрыгивая, словно парализованный, зазвонил черный служебный телефонный аппарат. Полковник энергично поднял тяжелую трубку и посмотрел на настенные часы. Стрелки добрались до восьми часов утра.
– Я! Слушаю! Конечно, подъем был давно, не сплю! На месте! Так точно! Человек сорок? Конечно, я категорически за. Есть, товарищ первый секретарь горкома партии, – ответил Фролов, положил трубку, довольно и даже браво надел форменную фуражку и вышел из своего кабинета.
– Где вас искать, товарищ полковник? – спросил дежурный по тюрьме, майор.
– Я до отряда этих, бывших вояк, воинов-интернационалистов наших.
– Я понял, а что, никак амнистия пришла?
– Да! Приказали отпустить человек сорок к 22 июня, такие дела майор.
– Это хорошо, они правильные парни, только под раздачу попали.
– Поговори мне! Рот закрой, муха залетит!
– Есть! Так это, какой праздник?..
– Начало войны, к 9 мая забыли и вот вспомнили теперь.
– А, начало войны, это серьезно… Надо понимать! Такая раздача не позавидуешь.
– Майор, а что там Леха Бельмов, жив еще?
– Бельмов в лазарете, опять подрался с уголовниками. Сказали, что зарежут его скоро, попал парень под раздачу…
– Плохо это. Плохо зеков шмонаете! Значится, готовь срочно его документы к освобождению. Завтра я его лично отвезу в город. И к моему приходу завари мне иван-чаю. И пряники купи! И шоколадку не забудь!.. – добродушно приказал начальник зоны.
– Есть! Немедленно все принесу в ваш кабинет! Да, дела, я вот не попал в Афган, а эти вначале к душманам, потом на Родину, а потом в тюрьму… – проворчал майор.
– Добро… У тебя полчаса есть, майор!
– Слушаюсь!
– Вот ты мне скажи, к примеру, направляю я тебя сейчас, сегодня в Афганистан. Полетел бы? Вот прямо сегодня к вечеру?
– К вечеру? А что, так точно! Сейчас бы я с жинкой того, любовь, потом тревожный чемоданчик в зубы и на аэродром! Можно и в Афган. А там, охранять их зека? Или душманов, кого прикажуть! – засмеялся майор.
– Да? Ишь ты, какой смелый! Ладно, пойду…
– Скатертью дорога, удачи вам, начальник…
Через час. Кабинет начальника зоны.
– По вашему распоряжению явился…
– Ладно, присаживайся, Алексей. Вот я что придумал. Есть шанс отпустить тебя домой под небольшой шухер. Правда есть тут один списочек, кого не отпускать ни под каким предлогом. Ты в нем первый. Только плевал я на этот список, потому как он пахнет беспределом и тридцать седьмым годом, а я это терпеть не могу, потому что мой дед пострадал так в пятьдесят первом, но расстрелять не успели ироды.
– Благодарю вас…
– Пей чай! Ешь пряники и шоколад. Специально для тебя купил. Через час отпущу тебя и отвезу на вокзал. Только нигде не отсвечивай, а сразу домой поезжай. Потом схоронись или еще где отсидись с месяц другой. Дело, брат, серьезное…
– Разрешите, товарищ полковник! – крикнул вошедший майор Гусляница.
– Что у тебя? – нахмурил брови начальник зоны.
– Документы на Бельмова Алексея Борисовича 1961 года рождения полностью готовы, только печати проставить и ваши подписи. И дело в шляпе…
– Отлично! Вот, майор, перед тобой сидит бывший офицер, шурави. Воевал человек в Афганистане, был командиром десантного взвода, а потом роты. Вот сейчас он тебе посоветует, стоит тебе туда ехать или как-нибудь без тебя обойдется.
– Если вы готовы убивать, товарищ майор, тогда можно и поехать, – тихо сказал Бельмов.
– А ты убивал? – сурово спросил Бельмова полковник Фролов.
– Наверное, попал в них во время боестолкновения, когда прикрывал отход своего взвода. Но это был честный бой. Но исподтишка не убивал… Мирных не трогал и своим бойцам строго запрещал.
– А что, можно было еще и так убивать? – побледнел майор.
– Нельзя, но они убивают. Бога не боятся, а совести и сострадания видно давно уже нет… Не стоит ехать вам туда, товарищ майор. У вас глаза добрые, с такими глазами вы или с ума сойдете, или вас духи прикончат во втором бою.
– Почему во втором? – спросил с интересом полковник.
– А в первом новобранцам завсегда везет. Потом они думают, что так всегда и будет. Не будет. Шансов выжить практически нет. Ранены все. Кто в голову, а кто струсит – в спину, или в затылок. Так что, не ехайте, не стоит того, совсем. Медальку или орден за выслугу лет и здесь получите. Да и зачем они, медали, ордена?
– А как же интернациональный, как его, долг? Он-то хоть есть? Это же как говорится, кто кроме нас, поможет народу бедному…
– Никто не поможет, нет никакого интернационализма, вранье, подстава. Лицемерие комитетчиков…
– Стоп! Все, майор! Иди, работай! Лейтенант сказал, не ехай, значит, накрылся для тебя Афган медным тазом! Так жинке своей и передай, кстати, я зайду к вам на выходных, поздравлю ее с первенцем, – заржал Фролов.
– Так не родила же еще. Через пять месяцев, – покраснел майор.
– Родит, еще раз поздравлю! А так хоть посмотрю, как округлилась краса твоя.
– Есть! Разрешите идти? – вытянулся майор Гусляница.
– Да, спасибо за документы…
– На здоровье…
– Бельмов, держи свою записку об освобождении и делай ноги. И поменьше языком, усек? Стань тенью.
– Усек. Благодарю вас, спаси вас Бог.
– Пошли, сядешь в мой уазик, поехали уже, вечереет. Небо светит багрянцем…
Поздно вечером бывший красный урка Алексей Бельмов уже ехал на верхней полке плацкартного вагона счастливого поезда «Саранск – Москва», с прибытием в Москву в шесть часов утра. Все его тело ныло и болело. Давали о себе знать трещины на ребрах и избитые мягкие ткани по всему телу.
«Чертово везение, Лешик, еще бы неделя или на край месяц и все, кранты. Уголовники окончательно прикончили бы тебя. Фролов оказался мировым мужиком, у него сейчас сын летехой в Афгане, видно проникся он ко мне. По всем раскладам отпускать меня не должны были. Десять лет строгача за тяжелое ранение офицера КГБ, да еще и на боевых действиях. Так они написали хотя ранил я его, в жирную ляжку. По всем юридическим раскладам, это вышка. Андропова уже нет, а то бы все, хана, Леха. Кто же из моих гвардейцев стрельнул в того офицера? Я даже фамилии его не знаю. Сержант Лисицын, младший сержант Кошкин, или рядовой Смертин? Последний мог, он товарищ с характером и фамилия соответствует. Где они сейчас? Мои парни, наверно улетели уже с Афгана? А вдруг Фролов нарушил инструкции и меня выпустил под общий бардак с амнистией? По раскладу чекистов выйти я из зоны не должен был, ну никак. В этом случае меня вновь изловят и под любым предлогом закроют… Плевать, сейчас к маме, к отцу. Заставил я их поволноваться, придурок, патриот. Говорила мамка, иди сынок в университет, ан нет, поперся в десантное училище. Что теперь? Звания уже нет, все с нуля. Голова на месте, будем думать, да, голова?»
В родном дворе Алексей Бельмов был уже к полудню 9 июня. У подъезда гуляют знакомые голуби, ничего не изменилось, все по-тихому разрушается. На пороге его встретил отец и разрыдался, словно больной ребенок. Он крепко держал сына за голову и все плакал и плакал, скулил как старый волк. Бельмов младший стоял спокойно и не шевелился, только осторожно гладил отца по седой взъерошенной голове и взмокшей спине. Минут через десять отец взял себя в руки и осторожно спросил сына:
– Убежал, шельмец? Как же ты смог? Ну ни чего, я тебя спрячу, черти не найдут…
– Нет, батя, отпустили… Амнистию придумали про мою шкуру. Точнее, начальник зоны проявил инициативу.
– Ох, а я уж прикидывал, где тебя спрятать.
– Кто же его знает, может, и одумаются, гниды, опять придут. А где мама?
– Мама? А, твоя мама, так она за хлебом пошла. Все ходит, ходит, то в военкомат пойдет, про тебя разузнать, то прокурору письмо отнесет. Ей говорят, мол, сын ваш сидит по особо опасной статье, а она все одно, ходит. Совсем на голову плоха становится, но крепкая так-то. Сейчас придет она…
– Я пойду на встречу, отец…
– Нет! Вдруг она увидит тебя и в обморок упадет. Сиди дома! Я тебе что сказал? Слушайся шельмец, а то ремень живо сниму, – рассмеялся отец через слезу.
– Папка, ты что? – удивился Алексей.
– Сиди дома! Посмотри на кого ты похож, сразу видать из тюрьмы! Тебя же мусора вмиг сгребут и в «воронок» передадут. Не ходи, я сказал. Живо в ванну, я тебе соли дам. У меня морская есть, еще ты покупал перед Афганистаном. Так и лежит, тебя ждет. Вот ведь дела, я с ней разговаривал, просил, чтобы ты вернулся. Вот ведь, заговорил я соль получается, Лешка?..
– А водка есть, батя? Тяжко совсем без водки, кровь загустела так, что еле соображаю…
– Понимаю тебя, сейчас схожу, по стакану хряпнем, сынок, а я матери навстречу пойду… – засуетился отец.
– Бинт еще купи и зеленку…
– Бинт? А, ну, конечно… Да все дома есть, все так и лежит годами…
– А, аквариум, батя?..
– Ты что, какой уж по нашей жизни аквариум? Вместе с твоими карасями я вылил в наш пруд, на волю отпустил и карасиков, и золотых рыбок туда же, и сомов.
– Правильно… Хотя сомики-то африканские были…
– Да Бог с ними, Алешка, они живучие, как эти, как их, душманы ваши…
– Это да, жить любят, – рассмеялся Бельмов младший.
Сын подчинился отцу и отправился принимать ванну с морской солью. Удивительно, но бока ныли уже намного меньше. Он сбросил окровавленные бинты на пол и залез в теплую голубую воду. Хорошо, что родители не увидят этого. Закрыл глаза. Страх его не проходил, ему все казалось, что уже ночью за ним могут прийти люди из милиции или КГБ и забрать обратно в зону, но теперь уже упрятать далеко в Сибири или где-то в Заполярье. Он слышал, что там есть зоны для беглых и особо буйных мужиков, вечные, до второго пришествия Бога. Соль начала приятно раздражать поврежденную кожу, но вылезать из ванны не хотелось. От соли вреда не будет, наоборот, как на молодой собаке раны затянутся…
– Тебе спину пошаркать, сын? – крикнул отец и заглянул к нему.
– Не, потом, папка, потом.
– У тебя вся вода в ванной красная? Били тебя, пытали, изуверы? – отец снова чуть не заплакал.
– Не бойся отец, я только подрался с урками… Меня не пытали, на счет этого там все оказалось в порядке.
– Вот чистая майка, рубашка, брюки, все вещи твои. Вот и бинты, и зеленка. Дождались хозяина. Бинты старые сложи в пакет, я отнесу на мусорку. Чтобы моя жена и твоя мать ничего этого не видела, давай по-быстрому…
– Отлично, отец, просто шик и красота, – рассмеялся Бельмов.
– У меня водка хорошая есть и пельмени по случаю дня Советской Армии купил. Только вот и не открывал еще. Будешь, тяпнем?
– Буду, папка, надо отметить мой дембель, а то что-то я и вправду проголодался, – ответил Алексей и погрузился с головой в соленую воду.
Потом он три минуты стоял под ледяной водой, пока кожа уже не перестала так кровить. Скоро пришла мама. Слезы, смех, радость и жизнь вернулась в старую квартиру.
Прошла неделя. 16 июня 1987, зона особого режима для осужденных бывших офицеров и прапорщиков армии и флота. В кабинете начальника зоны полковника Фролова сидел перед окном, сухо нахмурившись и рассматривая зеков, подметающих еловыми ветками строевой плац, человек в штатском. Он пил горячий чай из граненого стакана, как и положено поставленного в мельхиоровый подстаканник с портретами «Вождей народов».
– Итак, вы, полковник Фролов Сергей Михайлович, правильно? Правильно! – сам спросил и сам себе ответил мужчина в штатском.
– Да. Я вас прекрасно слышу, спрашивайте, чего вам надо…
– Спрошу, еще как спрошу! Как вы могли догадаться, я из комитета. Приехал только что из Москвы.
– Да, тут много ваших бывших клиентов… Что-то случилось, что это вы без звонка? Место забронировать себе решили?
– Без звонка, говорите? Так это, некогда звонить-то было! Тут у вас такое происходит!
– У меня? Такое? Помилуйте, товарищ, на моей зоне, как в Багдаде, все спокойно.
– Шутник, самоучка? Подстаканник у вас антикварный, не подарите мне в коллекцию?
– Вещь казенная, не могу-с… Что стряслось? – напрягся Фролов. – У меня полный марафет и порядок. Урки сидят по хатам, как куры на насестах. Вон, второй отряд плац метет, это летчики и вертолетчики бывшие. Была бы моя воля, всех бы их отпустил. Их дома дети ждут!
– Подождут, на то они и дети…
– Я не понял, вам что, времени своего не жалко? Вы не ошиблись адресом?
– Урки ваши, нам не интересны! В натуре, блин подгорелый…
Здесь гость сделал огромную паузу. Он встал и принялся ходить по комнате и рассматривать картины, развешанные на стенах, потом прошел к окну, смотрел в зону несколько минут, наблюдал за пауком, бегающим по оконному стеклу, улыбнулся, не раскрывая рта, продолжил говорить в окно:
– Хорошо ходят, бывшие офицеришки, вот что значит выправка Советская!
– Да, они молодцы у меня, службу знают, надеются, наверное, в армию вернуться…
– Молодцы… Ладно, у меня другой клиент. Кто же это вам приказал, милостивый государь?
– Чего приказал? Что нужно, по пунктам, у меня нет времени на ваши дворцовые интриги! – зло отрезал начальник зоны.
– Ха, выпустить особо опасного преступника?.. Так кто? Батенька мой…
– Что это за тон? Преступников не выпускаю, не имею такой привычки, хотя, паханы частенько чемоданы с деньгами пытаются мне принести. Не так воспитан, пардон!
– Ой! Не валяйте дурака, дорогой полковник! Я вам что, барышня-институтка, малолетка на первом балу? Наташа Ростова? Я ведь про урку Бельмова базар держу! А? Очень меня интересует!? Чей же приказ вы так прытко исполнили?
– Кончайте базарить по фене. Вы не умеете, к чему этот цирк? Я выполнил приказ.
– Да, ну и?..
– Шесть, нет, семь дней назад, точнее, восемь, был звонок из местного Горкома партии. Это вам не шутки, как вы должны понимать. Скинули мне приказ. Дали разнарядку выпустить сорок бывших воинов-интернационалистов. Алексей Борисович Бельмов весь последний год был на хорошем счету, замечаний не имел, ни одного. Я все выполнил. Сегодня крайние десять человек поедут на волю. Хватит мучать мужиков.
– Хорошо! Очень хорошо! Где же этот чертов Бельмов? Сегодня хотите его, того? Не надо! Дайте-ка мне список глянуть.
– Пожалуйста. Тут прапорщики и сверхсрочники бывшие. Офицеров я уже…
– Так, так, на букву «Б»! Белоголовцев, Брагин, Бурмистров, Бугратион, надо же… Бэкем, Бяковкин… Постойте, Бельмова в этих списках нет. Это очень хорошо… Приведите мне его.
– Бельмов в лазарете, уголовники его всего поцарапали. Лежит, не встает, – хладнокровно ответил Фролов.
– Дайте мне его документы, живо!
– Хорошо. Вот как раз в шкафу были…
– Так, хорошо… Но, позвольте, тут стоит штамп, что он выпущен на свободу неделю тому назад.
– Как, не может такого быть? – округлил глаза Фролов.
– Ты ча, пыль зоновская, падло, шутки со мной шутить удумал?
– Подождите-ка? Точно, я перепутал его с другим заключенным… А, Бельмов, да, отпущен, в точности как здесь и указано… Я же говорю, у меня все по линеечке…
– Сволочь старая, кишки выпущу! – заорал гость.
– А полномочия у тебя есть? Я ведь при исполнении. Удостоверение ты мне свое не предъявил, я вправе применить табельное оружие. Пух и готово! Умирает заяц мой…
– Знаете, что? Полковник!..
– Что?.. Чего я еще не знаю, – жестко спросил Фролов.
– Вы отзовете свое разрешение на освобождение и скажете, что он вас запутал и обманул. Мы вернем его обратно, правда, уже в такую зону, где ему не будут ноги облизывать, как Иисусу Христу!
– В смысле, как это отзову разрешение? – нахмурился Фролов.
– Отзовешь, полкан, и все! Или в морду, хочешь? – офицер КГБ выставил вперед здоровенный кулак и направил его к левому глазу Фролова.
– Как вас там по званию? – едва сдерживая гнев, спросил полковник.
– Майор я! Майор Вячеслав Клюнгер, собака!
– Ага, так вот, майор Клюнгер Слава! Я, мастер спорта СССР по боксу, честный полкан и таких как ты, дебилов, не боюсь! Насмотрелся за жизнь. Меня самого приглашали в твою контору. Многие меня знают, и я многих. Смотри, Клюнгер, тут тайга длинная и темная… Ночи холодные, а волки голодные. Даже очки сожрут, не срыгнут…
– Ого!? Угрожаете?.. Мне?.. Я ведь при исполнении…
– Вышел на хер! Я тоже в своем кабинете! Вы мне только что угрожали! О местных достопримечательностях повествую. Тут природа, а грибов тьма. Ягоды, клюква, брусника… Трупы в болотах… Поезжайте-ка вы в Москву и займитесь настоящей работой.
– Так что будем делать? – тихо спросил майор.
– Что? Я еще что-то делать должен? Сымать штаны и бегать, – улыбнулся Фролов.
– Значит, товарища Чебрикова тоже не боитесь?
– Я и Андропова как-то не очень шугался. Он мне часы наградные подарил, во! – Полковник выставил вперед запястье левой руки с золотыми часами – командирскими, красиво снял их с руки и поднес к круглым очкам майора.
– Чего еще суете мне? «От Председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова за безупречную службу майору Фролову…» Черт!
Эти простые позолоченные часы с памятной надписью на тыльной стороне от самого покойного председателя КГБ, а потом руководителя СССР Юрия Андропова ввели майора в новое оцепенение, из которого он пытался выйти минут семь. Судя по его взгляду, он увидел не надпись на металлическом круге, а отражение самого покойного председателя всесильного чрезвычайного комитета, а вместе с ним и срез ствола пистолета ТТ. Вид у него стал жалковатый и даже какой-то пространный, словно майор уже давно страдал болезнью Альцгеймера.
– Может, чаю? У меня есть и шоколадные конфеты, – наконец предложил Фролов.
– Не нужно уже… Вы поймите, Бельмов убил, то есть, ранил офицера КГБ во время боевых действий. Это особо опасное деяние против властей. Десять лет ему дали и то благодаря Горбачеву! А вы его раз и через годик на свободу?
– Согласно приказу. Отвяжитесь от него, там дело белыми нитками пошито…
– Вот список людей, которых нельзя было отпускать! Видите, Бельмов здесь первым указан. Как у вас со зрением?..
– Не виноват он. Я настоящих уголовников знаю, а этот, этот чистый. Сфабриковали дело-то ваши следователи, вот так… Как еще не расстреляли парня?
– Как вы думаете, куда он направится? – наивно и примирительно спросил назвавшийся Клюнгер.
– А черт его знает? – усмехнулся Фролов.
– С вами не о чем говорить, вы засиделись на своей должности! Прощайте…
– Счастливого пути, господин Клюнгер! Может, и засиделся я, на пенсию пора.
– Я вашей выходки просто так не оставлю! Я все рапортом доложу своему начальству.
– Тебя выгонят с работы, майор. Побираться будешь по помойкам и уже без удостоверения. Помяни мое слово. Ты мне угрожал расправой и еще фамилию фальшивую назвал. Иди, гуляй, пока не стемнело, или в зоне заночуешь? У меня шконка свободная есть в камере с людоедами. Они если узнают кто ты, мне смешно представить, что они с тобой делать будут. И в полной тишине, они профессионалы.
– Я майор Валентин Варов, запомни меня, полковник! Хорошенько запомни наш разговор.
– Помяни мое слово, ох и упадет тебе кирпич на голову. Что ты злой такой?
– Все, у меня более вопросов к вам нет. Прощайте…
– Вам откроют ворота, не хворайте.
21 июня 1987. Москва. После семейного ужина в дверь квартиры Бельмовых неожиданно позвонили.
– Отец, а кто это к нам?
– Не знаю, сынок. Я никого не приглашал…
– На всякий случай, скажи, что я уехал. Что-то мне не спокойно, – тихо сказал Алексей и решил переждать незваный визит в маленькой комнате.
– Понял тебя сын, спокойно. Кто там?..
– Свои, – послышалось за дверью.
– Кто такие свои? Кого там черти?.. – крикнул Бельмов старший через дверь.
– Откройте, Борис Иннокентьевич. Я к вашему сыну, на минуту…
– Не понял?.. Его освободили, но он тут не проживает, – ответил отец, не открывая двери.
– Так вот я и говорю, его же освободили. Я орден его принес за Афганистан и медаль «За Отвагу». Я из военкомата, майор Васин моя фамилия…
– Васин? Так это, сын мой уехал давно. Погостил день и того…
– Откройте, только распишитесь в получении медали и ордена, и я уйду, – грустно закончил просьбу Васин.
– Ладно, раз уж такое дело. Какие там еще награды?..
Отец осторожно открыл дверь и впустил лысоватого пожилого мужчину лет семидесяти. Гость добродушно улыбнулся и стал снимать потрепанную курточку.
– Вы знаете, я ведь Алешу помню с семнадцати лет, еще когда готовил его документы для поступления в Рязанское десантное. Сейчас давно уже в отставке, так иногда помогаю, выполняю разные поручения, типа свадебного генерала…
– Проходите за стол, как вас зовут? – успокоился отец.
– Васин Николай Семенович, инвалид военной службы, защищал Даманский, был в Египте советником, там и ранили. До сих пор нога болит, видно кость осколок все же задел…
– Присаживайтесь, мой сын не виноват в том, что на него навешали. Это все происки людей из кагебе.
– Возможно, вы и правы, Алеша он всегда за справедливость был. Я написал на него отличную характеристику и несколько раз отправлял ее военному прокурору, потом в зону. Если он в городе, об этом никто не узнает. Клянусь честью офицера! Мне так хотелось его повидать, он мне как сын. Вы, может быть, не в курсе, что мой сын тоже был лейтенантом и сгорел в танке в Афганистане. Будут они прокляты, кто придумал туда влезть…
Алексей слышал весь разговор из соседней комнаты и решил выйти.
– Здравствуйте, Николай Семенович, огромное вам спасибо за характеристику, присланную в зону. Мы вместе ее читали с начальником. Собственно, после нее он ко мне изменил отношение, в лучшую сторону.
– Леша? Значит, ты дома! – расцвел майор запаса. – Подойди, обниму тебя!
– Не плачьте Николай Семенович, не плачьте…
Старик встал, крепко обнял Бельмова, снова присел и вытер носовым платком лицо от горючих слез.
– Я понимаю, такая судьба, значит, у моего сына, погибнуть в угоду чужих интересов в далекой и жестокой стране. Я вот пока служил, три ранения получил, жив остался, а сын в третьем бою сгорел вместе с экипажем своего танка…
– Помянем героя, – предложил отец Алексея.
– А подбил их танк мальчишка, пацан лет тринадцати, потом разведчики танкового полка сделали из него решето. Я ведь что тут подумал, мальчик тот, в чем был виноват? Разве в том, что пошел защищать от вооруженных чужаков свой кишлак, перевал, долину, где провел всю свою маленькую жизнь. Подбил он танк из Советского эрпэге, того, что продали мы когда-то в Египет. Ну а Египтяне продали этот эрпэге, как и тысячи других в Афганистан. Получается, что наших ребят там убивают из Советского оружия? Моего сына обманули, заставили воевать против Афганского населения! Иногда я хочу мести. Тупой и слепой жажду мести! Но не знаю я, кому должен мстить? Разве что всем генералам, которые планировали операции в Афганистане, не считаясь с солдатскими потерями? Мрази, отпетые мрази! Я вот что, хочу разработать математический алгоритм мести, потом найти тех людей и рассчитаться с ними… С каждым, чтобы они ползали на коленках и сами в себя…
Последнюю фразу майор в отставке проговорил почти шепотом, взял стопку водки и опрокинул ее одним махом.
– Разве что вам придется убить сотню? – ответил Алексей угрюмо. – Много там сволочей было, но встречались и идейные командиры, берегущие своих солдат. Таких было мало, прямо скажем… Ну а тех, кто думал о местном населении вообще единицы. Если по мне, я бы вам посоветовал отказаться от мести, а наоборот молиться о душе сына. Ему будет легче и вам. А так попадете в ад и не встретите сына…
– Но почему, Леша? Виновный должен понести наказание! – воскликнул Николай Семенович.
– А если его нет? Нет уже в живых виновного. Если он погиб через пять минут в том же кишлаке в следующем бою…, или ходит сейчас по какому-нибудь провинциальному городку на одной ноге и с обожженным лицом, с пластмассовым членом в штанах? Не людское это дело, мстить… Тем более, когда ты не уверен, что твоя жертва виновна в твоих бедах.
– Интересные ты вещи говоришь, Алексей. Смотри, какой мудрый стал, лейтенант. Так, я чуть не забыл, сейчас, – сказал майор, встал из-за стола и ушел в прихожую. Через минуту он вернулся. – Вот, герой, смотри, что я тебе принес…
Майор раскраснелся после водки, энергично вынул из старого Советского дерматинового чемодана, сделанного так, словно это был настоящий нильский крокодил, целлофановый пакет с документами и двумя орденскими коробочками.
– Вот, лейтенант! Документы о восстановлении в офицерском звании «Гвардии лейтенант» и награды: орден «За службу Родине в вооруженных силах» и медаль «За Отвагу»; удостоверение «О праве на льготы».
– Значит, пару звездочек с меня все же сняли? Молодцы… – усмехнулся Алексей.
– Да, видимо, так. Ротозей в штабе, наверное, не доглядел, – пожал плечами майор.
– Бог с ними. Мне расписаться нужно? – безразлично спросил Алексей, разглядывая новенькие орден и медаль.
– Да, Алексей Борисович… Впрочем, может расписаться и отец. Тебя же нет дома?.. – подметил майор.
– Точно, папа, распишись за мои побрякушки, будь другом.
Отец расписался в документах о получении и вопросительно уставился на сына.
– Что? – спросил Алексей и подмигнул отцу.
– Мать наша где-то задерживается? – сам себя спросил отец Алексея.
– Ну, мне пора! – засобирался Николай Семенович.
– А как вашего сына наградили? – вдруг спросил Алексей.
– А никак. Сам удивляюсь. Сына нет, наград нет, – заплакал майор и достал платок.
– Этот орден, возьмите его! Я вручаю его вам за вашего сына! – Алексей протянул ему орден.
– Нет, нет! Не возьму.
– Он в каком звании был? – спросил строже Алексей.
– Лейтенантом! Кажется, гвардейского танкового полка…
– Я был в Афганистане гвардии старшим лейтенантом, потом несколько дней капитаном щеголял, поэтому имею право передать свою награду младшему по званию офицеру. Или наградить его. Берите… Дайте бумагу, я напишу наградной лист на вашего сына. Когда был бой, хотя бы примерно?..
– Сейчас припомню…
Когда майор забрал орден и ушел, отец строго и в тоже время ласково посмотрел на Алексея, и спросил:
– Что-то я раньше не знал, что один младший офицер может наградить другого, сын? Орден-то твой, не жаль?
– Может, отец! Когда все командиры убиты, ротным становится взводный. Я наградил его посмертно. Пусть отец хранит орден сына до самой своей смерти. Все лучше, чем ничего. Отец, Афганистан – это была страшная ловушка для Советского Союза. Мы попали в черную дыру. И не последнюю роль в этом сыграл председатель конторы Андропов. Старый майор хотел мести и должен был убить единственного человека, бывшего председателя КГБ. Все остальные – винтики и шестеренки военной машины, исполнители. Ордена мне не жаль, я и не помню вовсе, за что мне его дали… А вот медаль «За Отвагу», знаю за что.
– Говорил я тебе, и мать говорила, чтобы не ходил в офицеры! Не послушался ты нас, сын, видишь, в какие жернова попал… На всю жизнь ярких впечатлений, а толку ноль.
– А может, это судьба, отец. Многое предначертано. Ты сам мне так говорил.
– Говорил, конечно, но кто же знал, что страна бешенством заболеет, ведь в каждую дыру залезали. Все адские котлы собрали…
– Мне нужно было понять, кто я в этом мире. Я не жалею, что был в Афгане, я ведь тогда пацанов в том кишлаке спас. Бачата, малышня, подростки, стояли у белой стены и ждали выстрелов в головы. От этих подонков, которые решили провести допрос. Все допросы на боевых заканчивались одним и тем же…
– Детей?.. Допрашивать местных детей под стволами?.. – промямлил отец и побледнел.
– Обычная практика оперативных отрядов, это же летучие мыши. Появляются, словно черти из преисподней и исчезают также. Ни следов, ни свидетелей. Только трупы вдоль улиц… и тишина под звездным афганским небом.
– Ты что? Думаешь, завалили ли бы пацанов?
– Конечно, отец, конечно. Это ведь не картины писать, это война. Война со всем народом. Которой нет конца. Потом ордена на грудь себе цепляют, суки. Первая звезда, вторая, третья…
– Только матери ничего не рассказывай, она и так ревет, как белуга. Все не верит своим глазам, что ты дома…
– Уехать мне надо, отец. Хотя бы на год…
– Поезжай, но куда?
– Есть у меня хороший друг, инвалид тоже с Афгана. Старший лейтенант без ноги, к нему и поеду. Сын у него родился недавно…
– Вот, и поезжай, к добру! Люди из кагебэ придут, я скажу, что ты на север уехал, на заработки, за длинным рублем! – рассмеялся отец и сильно обнял своего сына.
Алексей всегда помнил тот момент, словно отец снова и снова обнимает его. Колючая черная борода, еще сильные руки бывшего хоккейного вратаря, теперь художника-самоучки, мечтающего о славе Ренуара или Пикассо. Он тоже хотел стать художником, но вначале нужно было пройти сквозь огонь и кипучую воду.
Глава IV. Кишлак в Кунарском ущелье
– Попрыгали, братва! Попрыгали! Хоп! Ну, вперед, десантура, взвод, за мной! В вертушку вперед! Не спеша, спокойно и смело… – подбадривает свой взвод гвардии старший лейтенант Бельмов.
– С Богом, командир! – рассмеялся сержант Смертин.
– Комсомолец, отставить разговоры! С Богом можно, конечно, но молча…
Четверка МИ-8, поднялась в горячий воздух Кабула и взяла курс на Кунар. С флангов их прикрывала пара «крокодилов» с комплектом ракет воздух – земля. С этими огнедышащими драконами было легко и покойно на сердце у десантников.
«Куда мы снова летим? – размышлял Бельмов, рассматривая лица своих солдат и сержантов, расположившихся в темном брюхе «стрекозы». – Мне сказали, летим в провинцию Кунар, на границу с Пакистаном. Задача моего куркового взвода в составе парашютно-десантного батальона прочесать несколько кишлаков, обнаружить полевых командиров и сдать их афганской контрразведке… Но почему, зачем так далеко от Кабула? Если те кишлаки на границе с Пакистаном, значит, в них живут афганцы, у которых много родственников в Пакистане. Сороковая армия хочет перекрыть пути поставки оружия из Пакистана? Перерезать словно вены пути торговых караванов, но зачем? Какое отношение мы, русские коммунисты, имеем отношение к этим древним караванным путям? Перерезать путь, это как? Разгромить караван или тысячу караванов, напугать местных, чтобы они впредь и не помышляли ходить там? Чтобы не торговали и вообще не шевелились… Мы, русские, строим социализм в Афганистане, огнем и мечом насаждаем такой порядок вещей, который они, маленькие люди в верблюжьих одеялах, должны принять вместо своего и своей веры предков? Принять, молчать, подчиниться, склонить головы? А что принять? Что мы можем им дать? Труды Ленина, материалы съезда партии коммунистов? Наши слова и буквы, наш образ мышления и веры? Веры, которой у нас самих больше нет? У них есть вера в Аллаха, у нас нет веры в Христа. Нет веры ни во что… Только в неизбежный дембель и крах капитализма…»
– Командир, слышь? А по нам, кажись, стреляют! Эй, капитан, ты живой? – истошно крикнул его заместитель прямо в ухо Бельмову.
– Черт с ним! Будем садиться! Взвод! Приготовиться к десантированию! – Бельмов пришел в себя и огляделся. Трое солдат были в крови, но пока еще и улыбались.
– Эй, командир! Зависаем! Покидайте живее борт! – крикнул в салон один из пилотов.
– Давай ниже! Очумели что ли? Тут три метра под ногами! – крикнул Бельмов открыв дверь и посмотрев вниз. – Еще ниже, браток! Вот так! Раненых обратно в Кабул! Взвод, кто еще живой, за мной, гвардия!..
В те минуты все прошло просто прекрасно. Мой взвод молниеносно занял оборону на хорошем высоком и ровном плато. Над нами не было вершин, а значит, и пулеметчиков моджахедов. Синее небо, два горных орла в вышине наблюдали за нами. Справа хороший зеленый кедровник. Тех раненных солдат я оставил в вертушке. Приказал летчикам везти парней в Кабульский госпиталь. Ранения у них были не опасные, но воевать в таком состоянии я им позволить уже не мог. Вертушка ушла в небо. Забавно, двое были из молодых, как и я три месяца в Афгане. Это была их первая война, а моя?.. Я уже и не считал, кажется восьмая. Через полчаса я повел взвод на проческу кедровника, может, это был сосняк, в любом случае сосны, или кедры те были невысокими и имели толстые стволы и мягкие длинные иголки. Эта зеленая зона была совершенно пуста, мин нет, местных тоже. Мы нашли небольшую расщелину похожую больше на пещеру. Белые плоские камни, кедры и сухая пещера. Да еще снующие повсюду темно-зеленые и коричневые ящерки и несколько черепах. Я выставил боевое охранение и взял в руки бинокль.
– Ротный! Слушай меня, Бельмов! Мать их… – окрикнул Алексея, усатый майор, тот самый командир десантного батальона.
Он поднимался на плато в сопровождении снайпера, радиста со станцией на спине, и пятерых автоматчиков. Лицо его было искажено неприятной болью. Левая рука и голова комбата были перевязаны серыми бинтами.
– Я! Командир взвода гвардии старлей Бельмов! Товарищ гвардии майор! – опешил Бельмов, изучая внешний вид командира десантной группы.
– Я Рогов! Слышал о таком?
– Никак нет! – ответил Бельмов.
– Меня это, зацепило, в общем! Слегка! Нас же из пулемета басмачи обстреляли. Оставляю тебе этих бойцов. А сам возвращаюсь в Кабул, ранен я, – оправдываясь, начал майор, – меня заберут через часок, другой! Ой, вот и голова кружится.
– Есть! – отчеканил Бельмов, понимая, что остается теперь за всех. Командир, отец и мать солдатам.
– Короче, там внизу еще десять бойцов и прапорщик Туполов, забулдыга правда. С утра пойдешь с ним в тот кишлак, проверите его, найдете духов! Ну, хотя бы парочку и домой! – хитро произнес майор. – А я того, по ранению! Скажу по секрету, тебе, капитан…
– Слушаю, товарищ гвардии майор! Я пока не капитан, – жестко ответил Бельмов.
– Я в Афгане, почитай четыре года! У меня две Красные звездочки и «Орден Шерифа» … Мне третью звезду на могилку не надо! Я завтра домой улечу! Документы уже в строевой части. Ждут меня дома, в Рязани. Давай, капитан, будь здоров… Береги себя и бойцов. Я приказ в штабе дивизии видел, ты уже гвардии капитан, примешь роту в своем батальоне. Усек?
– Так точно, но мне приказ еще не довели, так что я старлей…
– Бывай, добро…
Бельмов видел, как за майором Роговым прилетела вертушка, восьмерка. Поднялись и улетели. Здесь по-другому не бывает, все взглядом провожают вертушки и самолеты, молясь, чтобы «стрекозу» или борт не сбили духи. Сбивают регулярно и на это страшно всегда смотреть. Зависли, подхватили майора вместе с его большим рюкзаком, как у туриста, сделали вираж, растаяли в небе, как муха. Вертолет маленький, небо необъятное. Все стихло. Алексей забыл о нем уже через час. Теперь он здесь был старшим. С наступлением сумерек, когда огромное красно-оранжевое солнце стало садиться за дальние западные перевалы, прихватив с собой нескольких автоматчиков и снайпера, он решил навестить прапорщика Туполова.
К удивлению Алексея, прапорщик, старший сержант сверхсрочной службы и еще один солдат, по виду седой и небритый дембель, сидели в углублении среди камней и распивали бутылку водки, закусывая ее салом, луком и толстолобиком в томате, из только что открытой жестяной банки. Рядом с ними стояли два ручных пулемета на сошках, готовые к стрельбе. Остальные солдаты, помладше, вяло и сонно несли службу по периметру.
– О! О! Ха! – а вот и командир! – дико и громко засмеялся молодой прапорщик. – Вот и наш командир! Новый и кленовый! Привет, старлей! Говорят, у тебя первые боевые? Присаживайся, и для тебя водичка найдется! Святая огненная вода! Хорошо то как! Сейчас бы Машку, да за ляжку…
– Встать! Смирно, прапорщик! – вдруг взбесился Бельмов, разглядывая веснушчатое лицо ровесника с погонами прапорщика.
– Ого?.. Сильно! На, лучше, браток, гитару возьми. Подыхаем со скуки, говорят, ты можешь… Нашу любимую знаешь? «У духов на прицеле бывали мы не раз… Я остался целым, меня товарищ спас, мой брат, Семенов Вовка, красавец и пижон, из духовского бура в Панджшере был сражен. Он не пройдет со мною по Арбату…». Знаешь, лейтенант?..
– Знаю, но здесь не место песням под гитару. Вернемся, там, пожалуй, сыграю и станцую, – строго отрезал Бельмов.
– Ты ча, в натуре? Голубь мира! Я тут уже два года, кончай базар, не в штабе и не на плацу! Пить не будешь, можешь гулять и дальше. Афган большой, кишлаков много… Комсомольцы, добровольцы…
– Встать! Пристрелю за неподчинение приказу старшего по званию!
– Есть! Спокойно, офицерик… Не кипишуй, в натуре, на пацанов!
Высокий, словно шпала прапорщик, и его дружки поднялись и нехотя поправили ремни.
– Доложите обстановку и вашу задачу, – спокойней спросив Бельмов.
– Задачу? Какую еще задачу? Я что, опять в школе? – засмеялся прапорщик и хотел допить бутылку с остатками водки прямо из горлышка.
Бельмов рванул из его рук бутылку и мигом бросил ее вниз, в расщелину между камней. Где-то внизу раздался звон стекла.
– Еще раз, товарищ гвардии прапорщик… Доложите боевую обстановку и задачу, которую поставил вам майор Рогов, – повторил вопрос Бельмов.
– Ха, майор Рогов… Майор смылся, как кусок дерьма в унитазе! Его царапнуло, он и завизжал, как поросенок на вертеле…
– Отставить базар. Это не наше дело. Майор здесь четыре года, уважать надо стариков. Разве не так, парни?
– Ладно, так и есть…
– Значит, он не поставил вам реальную задачу на ночь?
– Задача простая, старший лейтенант. У меня это двадцатое десантирование. Сегодня спим, а завтра с утра спустимся в кишлачек. Поищем духов, найдем, повяжем, сдадим, или в расход. Там броня придет. Вот на ней и поедем домой, стало быть, в родную дивизию, в Кабул… Усе, взводный?
– Ясно! Ставлю вам новую задачу на ночное время суток! Наблюдать за кишлаком, на тропах установить сигнальные мины, два скрытых секрета! Водку не жрать! Личный состав накормить! Организовать боевое охранение, часовых менять. Шкуру спущу! Пароль – пять! Фамеди, товарищ гвардии прапорщик?
– Усе понял! Разрешите присесть, мой «генерал»? А то, не ровен час, снайпер – бача малолетний снимет? Бах и готово! – нервно рассмеялся прапорщик.
– Действуйте! Не подведите роту!
– Есть! Не подведемс, не впервой. Ха…
– Отойдем, прапорщик…
– Бить будете? – заржал он.
– Не стану я вас бить. Мне с вами задачу выполнять. У меня не первый выход, восьмой. Не оскорбляйте впредь старшего по званию, тем более в присутствии солдат и сержантов. Сколько у вас прыжков с парашютом?
– У меня? Так это, пятнашка вроде как…
– Маловато… Все, идите организуйте службу по уставу.
– Есть…
Последняя фраза офицера Бельмова подействовала на прапорщика отрезвляюще. Видно, давно так жестко и в то же время доверительно с ним не разговаривали товарищи офицеры.
– Разрешите, товарищ гвардии старший лейтенант, спросить.
– Валяйте, только быстрее…
– У вас есть прыжки? Сколько же у вас, позвольте поинтересоваться?
– Немного… Сто двадцать три. Что еще, прапорщик?
– Так точно… Все…
Под тенью выступающих холодных скал и говорящих под берцами камней, Бельмов со своими солдатами вернулся на вершину каменистого плато, еще раз все обошел, проверил потенциально опасные участки на склонах. Оставив на плато трех часовых, он вернулся в расщелину и распределил время смены часовых… Спать самому не хотелось, если только покемарить часок. Что-то не спокойно на сердце. Как бы прапорщик не пришел ночью и сам не вырезал его солдат. Иногда свои бывают страшнее всяких духов, или горных демонов, потому что свои могут исподтишка, все испортить, навсегда… Здесь, в Афгане, старший лейтенант никому не доверял. Ничего не поделаешь, надо быть на чеку, когда с виду нормальный человек мог стать убийцей, трусом или негодяем. Горы, они влияют на нас, они спрашивают нас каждую минуту: «Для чего, для какой миссии ты пришел сюда, белый человек? Только не ври нам, что с миссией миротворца. Если так, то выброси свое оружие в ущелье, а сам иди к нам, в кишлак, с миром, не обидим, если поверим». Наши солдаты знали, что могут и не поверить, а применить к сдавшемуся неверному закон кровной мести, убить зверски, а мясо и кости скормить собакам, чтобы чуяли запах чужого человека. Они для нас «Горные Духи», а мы для них «Шурави – Советский». Ситуация осложнялась еще одним крайне неприятным фактором. Неписанный закон в горах распространили командиры банд: «Полосатых, то есть десантников в плен не брать, наоборот, уничтожать зверски и на месте».
Хочешь быть миротворцем, тысячу раз подумай и взвесь весь риск. Проще и надежнее слушать приказы и наставления отцов командиров и дедов – старослужащих солдат, тогда полетишь домой вовремя своим ходом, в красивой дембельской парадке, на радость родителям, а не в цинковом макинтоше с пробитой башкой, а то и без оной.
С наступлением сумерек природа замерла, только слышалось редкое шуршание ежей, повылезавших из-под корней кедров и уханье филинов, сверлящих своими круглыми оранжевыми глазами надвигающуюся непроглядную мглу. Скоро зажгутся звезды, станет светлее. А там пару часов и розовым светом озарятся верхушки холодных скал. Кто его знает, есть, конечно, небольшая надежда, что нам удастся построить в Афганистане социализм, есть такая надежда, но вот только веры-то нет. Откуда ей взяться, коли не верующие мы, отобрали у нас…
Вдруг где-то внизу загрохотал пулемет, и струйка трассирующих пуль понеслась в направлении спящего в долине кишлака. Кто-то закричал, как будто завыла раненая собака. Бельмов схватил тяжелый автомат, накинул пыльный броник и бросился с тремя десантниками вниз, к месту расположения взвода прапорщика…
Глава V. Допрос Бельмова
Кабул 29 декабря 1985 года.
У окна, уперевшись на синюю фанерную стену локтем, стоял подполковник в желтой полевой форме, старший особист, офицер особого отдела армии. Зачем-то целый час он смотрел за окно на дождливую улицу Кабула. Посередине комнаты стоял старый солдатский табурет, на котором сидел гвардии старший лейтенант Бельмов с браслетами на запястьях. Он сидел молча, лишь иногда пытаясь понять мотивы человека, стоящего у окна и зачем-то пристально разглядывающего улицу и людей чужого мусульманского города.
– Пить хотите? – вдруг спросил человек, не поворачиваясь к Алексею.
– А как вы думаете? Без воды человек ничего соображать не будет.
– Думаю, что хотите, там птица за окном, вид у нее такой, что она явно чувствует жажду. – Повернулся к Бельмову и улыбнулся невысокий и полноватый особист с маленькими серыми усиками под картофельным носом.
«Этот точно, добряк», – подумал Бельмов, и внутренне улыбнулся.
– Я могу сутки не пить, нас этому учили. Только зачем все это…
– Похвально, я читал ваше личное дело…
– Товарищ подполковник, я не совсем понимаю, что происходит? Нельзя ли снять с меня эти чертовы наручники?
– Что это за страна, послезавтра уже Новый год, а снега пока и не видно? Плохо без снега, не привычно как-то. Я вот, к слову, родился в Сибири, сейчас там у нас морозы трещат и снега по пояс…
Подполковник подошел к Бельмову и аккуратно снял с его запястий наручники.
– Меня зовут Морозов Павел Юрьевич. Как вы думаете, снег будет в Кабуле этой зимой?..
Вот и дед Мороз до меня добрался, улыбнулся сам себе Бельмов и растер затекшие запястья.
– Должен быть снег. Обещали в Новогоднюю ночь в Кабуле выпадет. В горах уже прошел и укрыл вершины плотно. В Афганистане как на Северном Кавказе, снега в горах много, только моря нет. Я море люблю, а снег как-то не очень. Разрешите встать и сделать несколько приседаний и отжиманий?
– А, конечно, валяйте. На столе стоит графин с чистой водой и стакан, пейте.
– Благодарю… – Бельмов сделал несколько гимнастических упражнений. Налил граненый стакан доверху воды и выпил залпом, потом, не раздумывая, еще два полных стакана.
– Море все любят, вы правы. Ваш отец известный художник? – спросил особист.
– Известный, ну да, может, и известный, он оформитель, – рассмеялся Алексей от неожиданного вопроса.
– А вы стали офицером-десантником? Немного странно? Для чего?
– Что же здесь странного? Я был пионером, уже с двенадцати лет решил уничтожать фашистов и врагов моей социалистической Родины. Кто может противостоять фашизму, только наш воздушный десант. Вот я и пошел! Вперед, как Юрка Гагарин! Он в космонавты, а мы – пацаны-романтики – в десантники.
– Логично и прямо. Что же случилось в ту злосчастную ночь с прапорщиком Туполовым?
– Могу только предположить, что его и еще двух десантников зарезали душманы.
– За что? За что прапорщика, старшего сержанта и еще одного старого солдата могут вырезать душманы? А остальных солдат почему не вырезали?
– Остальным крупно повезло. Они были трезвыми, поэтому и остались в живых.
– У нас есть более десяти свидетелей, что у вас накануне был скандал! Что скажете?
– Скандал? Скандал на боевых? Вы что, нарочно? Странный, даже провокационный вопрос! У меня, с кем?..
– Ну, между вами и Туполовым. Что за фамилия у него. Черт, сразу и не выговоришь…
– Я поставил боевую задачу прапорщику на ночное время. Это все! Все! Никаких скандалов, я остался за командира десанта, состоявшего из двух взводов! Мне приказал майор Рогов, чтобы я принял командование в связи с его ранением! Скандал? – громко и гневно высказался Бельмов.
– Вы даже сейчас орете! На меня…
– Я не ору вовсе, докладываю, как дело было, – спокойнее ответил Бельмов.
– Может, вас стоит отправить на лечение в Союз в психиатрический госпиталь?
– Отправьте, если вам так хочется… – засмеялся Бельмов. – По ходу, тогда надо добрую половину контингента туда направлять. Весело будет, ха…
– Давайте вернемся в тот злополучный день и вечер, – предложил Морозов.
– Давайте. Нас высадил вертолет на белое горное плато. По бокам кедровая роща, в общем, зеленка с хвойными деревьями, красивая роща, словно оказался в Пицунде…
– В Пицунде? Да, представляю…
– Потом ко мне поднялся гвардии майор Рогов весь в бинтах. Сказал, вернее, оправдался, что ранен в голову, и переложил командование десантной группой на меня. Он сразу предупредил меня, что прапорщик, которого я раньше не знал, употребляет спиртное. Так и сказал: «Прапор – забулдыга». Через час его забрала вертушка обратно в Кабул. Мне было все равно кем командовать, могу и ротой.
– Значит, майору Рогову было безразлично выполнение боевой задачи?
– Я Рогова тоже раньше не знал. Судить не могу, как он сказал, у него три ордена и четыре года в Афгане. Тут уже любому все будет безразлично, никто не хочет быть зарезанным в крайний день службы на войне. Я его понимаю… пожилой офицер, мне показалось, что у него даже отдышка была. По возрасту он был похож на полковника…
– Что было дальше?
– Я взял своих бойцов и отправился вниз метров на пятьдесят, там как раз и расположился взвод того прапорщика. К моему удивлению, он и еще двое бойцов распивали водку. Я жестко прекратил это и поставил задачу на ночь. Он нехотя, но подчинился.
– Потом, ночью начал стрелять пулемет? Кто же стрелял?
– Да, это была выходка самого Туполова. Он начал поливать по кишлаку трассирующими пулями. Был пьян в стельку. Я ударил его в лицо и предупредил, что отдам под трибунал по возвращению в дивизию. Он вроде остыл и даже заснул.
– Чем он мотивировал открытие огня по кишлаку? – строго спросил Морозов и что-то записал в свой блокнот.
– Ничем, он сказал одну фразу: «Чтобы знали и боялись духи, что десантура сидит над ними!» Самое страшное, что он кого-то зацепил в кишлаке. Я и другие бойцы слышали крики и вопли людей.
– Вы вернулись к своему взводу?
– Да, почти сразу, усилил посты и уже сам больше не спал. Предупредил бойцов, чтобы прапорщика и его людей не подпускали к себе.
– Наступило утро… Когда вы пошли к взводу прапорщика?
– В семь часов утра мой радист получил приказ спускаться к кишлаку и соединяться с основными силами десанта, которые должны были прибыть в составе броне-колонны. В семь часов двадцать минут мы начали спуск, через десять минут подошли к точке, где находился взвод Туполова. Его сержант доложил, что трое убиты ночью душманами. Им перерезали горло. Никто из солдат и сержантов духов не видел и не слышал.
– Как вы думаете, сколько было душманов?
– Один или двое. Скорее один. Человек был очень смел и действовал безрассудно. Он четко оценил обстановку. Возможно, это была кровная месть, за кого-то убитого ночью в кишлаке. Как еще можно объяснить такое внезапное нападение на шурави?
– Очень интересно, продолжайте…
– Мы погрузили трупы в плащ-палатки и с большим трудом спустились вниз к дороге, к предполагаемой броне, которой еще не было. В девять часов мой радист снова получил приказ.
– Новый приказ? Ждать броню?
– Нет… Мне приказали, не дожидаясь брони идти в кишлак, организовать поиск и навязать бой моджахедам. Дурдом, в общем. Прочесывать кишлак взводом, без прикрытия и разведки. Без вертолетов. Самоубийство.
– То есть, вас решили послать на смерть? Так вы хотите сказать?..
– Типа того, так дела не делаются. Хотя, видимо, здесь делаются. Думаю, командование решило нас запустить в населенный пункт, чтобы провести слепую разведку. Потом, при обнаружении духов разметать весь кишлак бомбами. Зверство и бессмыслица. Нас бы списали на боевые потери и все… Рогов улетел, видно почуял подставу…
– И вы пошли в кишлак? Ну, лейтенант, отвечайте…
– Да, я выполнил приказ.
– Трупы, что стало с ними?
– Я приказал их оставить под деревом и забросать ветками и обложить камнями. От собак… Люди прапорщика были в шоке и хотели остаться, чтобы охранять тела. Я им отказал, понимая, что духи и их убьют, или заберут в плен. Я видел это и приказал всем вместе идти в кишлак.
– Что было дальше? – с интересом спросил Морозов.
– Я разделил группу на два дозора, и мы пошли. Двигались очень тихо и аккуратно. Я приказал не дергаться и стараться огонь не открывать. К нашему счастью духов и вообще людей в кишлаке не было. Но на крышах?.. Мне постоянно казалось, что с крыш за нами наблюдают чужие глаза. Я и еще один боец, мой снайпер, залезли на крышу двухэтажного дувала, действительно, несколько мальчишек наблюдали за нашими действиями с крыш. Я приказал бачатам спускаться вниз и рассказать нам, где все люди. Они рассказали, что рано утром все ушли, опасаясь прочески деревни. Куда ушли, ребята не сказали. Их было пятеро, я всех отпустил. Они обрадовались и убежали вглубь кишлака. Я пытался доложить по рации, что в кишлаке людей нет. Кишлак мирный, душманы не обнаружены. Бесполезно… Мне приказали продолжать поиск духов, очень жестко приказали. Я объявил небольшой привал. Мои солдаты и сержанты отдохнули пятнадцать минут, попили чаю из фляг, и мы продолжили движение по проулкам кишлака, кстати, очень большого. В дома не заходили, только во дворы. Через два часа я неожиданно столкнулся с оперативной группой, как оказалось это были то ли «Каскадовцы», то ли «Зенит» или «Летучие мыши», в общем, группа офицеров КГБ. Они сами мне и представились. Все было нормально, я даже расслабился, но тогда я увидел у белой стены дувала тех мальчишек, которых я отпустил, у меня буквально сердце вниз упало. Эти мужики направили на них стволы автоматов и устроили допрос с пристрастием. Я сразу понял, что бачатам пришел конец… Еще попью, в горле пересохло…
– Да, конечно, пейте…
– Отличная вода.
– Да, привозят нам. Хорошую, фильтруют дополнительно для нас.
– Вот, спасибо. Ситуация была скверная. Я попросил оперативников отпустить афганских пацанов и не устраивать здесь кровавый цирк.
– Кровавый цирк? Продолжайте…
– Их старший грубо отказался. Я процитирую наш базар, то есть спор:
«Шел бы ты на хер, старший лейтенант, пока тебе и твоим салажатам мы сопли из носов кровавые не повыбивали…»
«Не понял твоего юмора, дядя! Ты в натуре оборзел? Мы десантники, а не мабута! Сечешь, пенсионер, с кем разговариваешь?»
«Вы кто, кто вы такие, чтобы суды вершить в кишлаках? Сами уносите ноги! У меня приказ проверить кишлак, я проверяю, а вы что творите? Святая инквизиция КГБ?»
– Это вы так ему ответили? – широко улыбнулся подполковник.
– Да, я просто вскипел и сразу приказал своим бойцам взять на прицел каждого оперативника. Тогда их старший выхватил пистолет и всадил пулю в руку одному из…
– Афганскому подростку?..
– Да, потом я пальнул в воздух короткой очередью, бачата убежали. Вдруг из-за моей спины раздался одиночный выстрел, и этот офицер упал, заорал, видно от боли. Я сразу смекнул, что стреляли метров со ста, никак не ближе. Скорее всего, из английской винтовки «Бур». Оперативники с ужасом смотрели на меня, потом побежали из кишлака в сторону, откуда доносился рев моторов, броня пришла. Мы пошли следом, меня тут же у брони скрутили, начали бить, ногами пинали, пыли наелся, через час отправили вертолетом в Кабул. Что с моими бойцами было я не знаю. Ничего больше не знаю. Это что было?.. Кто меня бил и по какому закону?.. Что, всем тут в Афгане заправляет Крючков со своими молодчиками?
– Ну, потише, потише. В протоколе допроса написано: «В офицера стрелял я сам». Это ваши слова, старший лейтенант?
– Да, мои! Ну, чтобы снять подозрение с моих парней, им домой скоро. Я тогда и вправду решил, что кто-то из них. А сейчас прикинул, это снайпер духовский зацепил офицера. Он видел, как тот выстрелил в мальчишку, вот и наказал злодея…
– Злодея, значит? – зло спросил Морозов.
– А как еще его назвать? Стрелять в безоружного ребенка, это что, по-вашему, и есть интернациональный долг? По мне, так на хрена такой долг? Выходить нам надо из Афгана. Только зря своих пацанов ложим в цинки и население мирное уничтожаем. Кто дал нам на это право? Вы, Министр обороны, председатель КГБ, Господь Бог? Последний точно нам этого не разрешал. А нам че, что Бог, что дьявол, все едино, атеисты-марксисты.
– Успокойтесь, лейтенант. Это война…
– Это мы ее придумали! Зачем? – крикнул Бельмов.
– Не я, точно, – прошептал Морозов и закашлялся.
– Война? Это не война, ха, это – «Интернациональный долг»!
– Лейтенант ВДВ! Вы, это, язык свой утихомирьте, мой вам совет! А то ведь расстреляют вас, как капитана третьего ранга Саблина! Тот тоже правду искал, замполит! Хотел лично за чаем с Леонидом Брежневым поговорить. Не получилось. Вот и нашел пулю в лоб и в сердце! Помните такого? Эй, дежурный, уведите офицера в камеру! Прощайте, Бельмов…
– Прощайте, товарищ подполковник… Секунду. Знаете, что требовали ваши оперативники от тех бачат?
– Не знаю, и не хочу знать… Не моего ума…
– Вашего! Слушайте, мать… Схроны с оружием, долларами, изумрудами, золотом. Ха, вот такие герои! Пока я ждал вертолет, на кишлак упали бомбы, я насчитал их пять, хороших таких авиационных бомбочек… Проведите экспертизу! Пуля из задницы вашего офицера явно не из наших автоматов, проведите, подполковник! Выполните свой долг или засуньте его себе в дупло! И тогда катитесь ко всем чертям прямиком в ад! Вы можете все исправить, а не делать вид, что вы настоящий Советский офицер особого отдела!
– Хорошо! И еще, старший лейтенант… Завтра вас самолетом отправят в Ташкент, оттуда в Москву. Советую вам больше ничего там не говорить. Правды вы не найдете, а вот конец свой приблизите. Подумайте о ваших родителях. Я ведь тоже отец и прекрасно вас понимаю. В свое время я отказался быть командиром такой же группы, хотя платят там очень даже прилично. Я вам ничего такого не говорил, Алексей.
– Определите меня в психушку! Я там в шахматы хоть научусь играть! На гражданке не успел, в училище некогда было! Чертовы свиньи, чертовы гниды…
– Я проведу экспертизу пули, обещаю.
Глава VI. Дядя Макс
Уже битых два часа Алексей провел у родного дяди в квартире, пытаясь понять, что задумал старый клоун на этот раз. Максим Ливович Бельмов и вправду многие годы проработал коверным клоуном в Советском цирке. Где он только не был, объездил весь бывший Союз, всю Восточную Европу, только вот в Штатах не был, побаивался летать через океан. Жил он в последние годы один, и, по-честному сказать, скромно доживал свой бурный век полный авантюризма, романтики, любовных приключений и даже мужества.
Алексей всегда с почтением и восторгом относился к своему родному дяде, который был немного старше умершего отца. Он считал его лучшим артистом всех цирков в мире, тем паче, что дядя был в юности акробатом и выделывал такие головокружительные трюки, что не сможет иной каскадер или жонглер. Он был кумиром для Алексея, таким и остался до сих пор.
Кот уже вылез из-под дивана, с удовольствием обнюхивал нового родственника и смотрел в его серо-голубые с поволокой, глаза.
– Что смотришь? Синяя бестия звериного царства! Я из тебя сделаю дрессированного циркового тигра! Усек? – рассмеялся дед Макс, поглаживая голову и спину молодого кота.
Кот довольно урчал и пробовал когтями, новый для него золотисто-зеленый диван с белыми розочками.
– Марис! Нельзя когтями! Попортишь ведь обивку дядьке! – строго сказал Алексей. – Смотри, будешь спать на балконе или под балконом.
– Пусть портит, дивану тридцать лет, пора уже порвать его на мелкие части, да Маврик? – Дед продолжил гладить и чесать кота, но уже по подбородку и белоснежному жабо.
– Балуешь ты его, дядя. Так что за дело, а то ведь ехать мне пора…
– На что поедешь-то? А? – Макс серьезно взглянул на племянника.
– Да, деньги нужны, опустил голову Алексей…
Дед встал с дивана, надел на нос старые очки и подошел к окну. Всматриваясь в темное небо, он простоял так несколько минут. Потом вернулся и присел рядом с котом.
– Вот ведь какое дело, Алеша. Мы с Марикусом знакомы всего-то пару часов, а я привык уже к нему.
– Да и кот, я смотрю, в тебе души уже не чает, – улыбнулся Алексей.
– Сегодня я тебя не отпущу, небо хмурится, лететь нельзя. Да и нет денег у меня таких, чтобы на самолет тебе дать. Нет их. А у тебя есть?
– Что же делать, вот засада!
– А вот завтра, возможно, и будут. Но в любом случае лучше ехать на поезде. Самолет опасная штука, не долетишь, как дурак в море долбанешься…
– Мне срочно нужно уехать, дядя! Желательно прямо сейчас. Это вопрос жизни или… Одному парнишке угрожает реальная опасность. Живет он далеко, в городке на Черном море.
– Леха, ты горячку то не пори! Я тебя знаю, отчаянный десантник. Когда ты еще пацаном был я отцу твоему, Борису, так и сказал, мол, сын твой в бой рвется, не к добру это. Даже советовал, чтобы он тебя в бокс отдал, чтобы тебе там чего-нибудь сломали.
– Я и так в бокс ходил, только этого никто не знал.
– Батюшки! И что, нос тебе там сломали?..
– Нет, как-то у них не получилось, – хитро улыбнулся Алексей.
– Ладно, рассказывай, что там у тебя за парень, будем думать. Но сразу говорю, отъезд только с утра! И не спорь со мной! Разве в Афгане вы на ночь глядя улетали на ваши операции? Нет, то-то и оно! Все важные дела делаются утром…
– Это мой крестник. Его отец был старшиной в Афганистане, несколько раз мы с ним вместе ходили на войну… Потом он подорвался на пехотной мине, ногу по колено ему ампутировали. Дали орден и комиссовали. Четыре года назад он помер, пил, конечно. Парень остался в квартире один.
– Ну, бывает, подружку пусть заведет, – брызнул дед.
– Мал еще до этой темы… Стреляли в него из пистолета на морском пляже. Хотели убить.
– Стреляли? Как так?..
– Да… Но он что-то скрывает. Я не стал допытывать, по телефону не надо.
– Э-ка?.. А может, и соврал парень? Соскучился по тебе вот и придумал! Чтобы ты, крестный, в гости к нему приехал…
– Не исключено, конечно… – задумался Алексей, – в любом случае, я обещал приехать…
– Завтра поедешь! Я ведь не олигарх, чтобы билеты тебе на самолеты покупать. В детском саду сейчас по ночам иногда дежурю. Понял?
– Понял! Как не понять, дядя…
– Пенсия у меня семь тысяч и в садике сторожем подрабатываю по ночам сутки через двое, тоже семь, всего четырнадцать, я теперь как олигарх, как Абрымович…
– Не разгуляешься…
– Борис, когда предчувствовал, что его это… В общем он наказывал мне, чтобы я за отца тебе был.
– Что ты сказал? Что это?.. Он же тогда простыл и умер.
– Нам так и сказали… мол, плохо на улице стало, как будто запущенное воспаление легких. Мы с твоей матерью приехали за телом в военный госпиталь. А нам с порога и говорят, так и так, уже кремировали отца, моего дорогого брата. Но он здоров был, як бык! Сидел за этюдником и писал канал с кораблями. Картину писал… В Подмосковье.
– Где, где именно в Подмосковье?.. – произнес Алексей и побледнел.
– Где-то в Пикше, там еще корабли ходят. А, что же я говорю, старый дурак! У канала имени Москвы он сидел и писал корабли. Прямо у станции Пикша, он там часто бывал…
Алексей замолчал, уставившись в старинный узор на обивке дивана. Этот узор напоминал красную свастику, хотя на самом деле, являлся древним славянским языческим орнаментом. Новая, странная информация о смерти отца буквально раздавила его мозг. Он нарисовал себе пять, десять картин произошедшего… Мысли остановились, как вкопанные.
– Что с тобой? – громко спросил его Макс.
– Ничего, нужно будет разобраться с этим делом. Может, папку убили?
– Христос с тобой! Забудь! Помолись о его душе и все…
– Чай пить будем? – спросил в пространство, Алексей.
– Вот это дело! У меня и пряники есть… Старые, правда.
– Пряники… Пряники, что это? А, черт!
– Успокойся, давай все вопросы решать утром, – взмолился Макс.
– Что изменится утром? – мрачно спросил Алексей.
– Утром ко мне придут два китайца! Вот так, понял?
– Китайцы, ты что опять в клоуны подался? Разыгрываешь меня? – рассмеялся Бельмов младший и посмотрел на ручные часы.
– Еще чего! Я тут, вчерась, выходил на Арбат прогуляться и носил несколько этюдов твоего отца, ну, чтобы продать…
– Правильно, сколько можно картинам пылиться по углам… Что дальше, врешь поди?
– Я и вру? Незачем мне врать… Так вот, два китайца, мужики видно по рожам богатые, захотели посмотреть и другие картины! Долго этюдики Бориса в руках вертели. Я возьми, да и ляпни, что дома есть и большие картины моего покойного брата…
– Во сколько придут? – насторожился Алексей.
– В любом случае я хотел звонить тебе, но телефон твой потерял…
– Вот значит, как мы с Мореманычем к тебе вовремя зашли?
– В десять утра сказали уже придут, ха, ускоглазики! Сразу с деньгами! – расплылся в улыбке старый клоун.
– Ладно, значит, покупателей на картины нашел? Ну, хитер, дядя! Пошли чай с пряниками пить…
Пряники те оказались каменными, к тому же подозрительно исцарапанные чьими-то зубками, пришлось выбросить. Дядя ругался, но потом его глаза заискрились от тайного замысла.
Глава VII. Гала
После чистого чаепития Алексей не мог найти себе места. Все рвался куда-то. Вышел на улицу пройтись по старой любимой Москве. Прошел до Арбата, зачем-то зашел в неприметное кафе со странным названием «Черноморочка» с большими витринными окнами, присел за столик, смотрел в окно, потом догадался, что просто отслеживает поляну, не идет ли за ним хвост. Он готов был разобраться с любым шпиком, но нет, все тихо, шпионов не видно. Мимо него прошла высокая черноволосая брюнетка, интересная женщина, то ли венгерка, то ли румынка, вся увешанная амулетами и бусами. Она заказала себе пирожное и черный кофе. Каких только людей не встретишь на Старом Арбате. Женщина очень красивая, но закрытая, знакомиться или флиртовать с такой не станешь, может, колдунья, ведунья? И вдруг она поманила его к себе ладонью с тонкими пальцами. Бельмов словно кролик подчинился и подошел.
– Присаживайтесь, молодой человек…
– Спасибо, если вы меня, конечно…
– Вас, вас, красавчик, тут мало найдешь кого…
Бельмов присел рядом. Он не мог отвести взгляда от красивых больших карих глаз, от алых губ и правильного тонкого носа. Цыганка, словно инопланетянка, смотрела на него, неприступная и величавая, как горная страна.
Через минуты три он открыл рот и произнес:
– Вы из Пакистана? Может, Индии? Я видел что-то подобное, чудесное в Кабуле. Такая интересная вы дама… Ой, простите, что я несу, несусветное…
– Я знаю, что вы видели в Афганистане. Знаю, что тебе нравятся брюнетки, но я позвала тебя не для банального флирта. Я дама червей, сердец, молодой человек. На ты?..
– Я что, в этой, в сказке… Для взрослых?.. Конечно, без проблем…
– Мужчиной я пока не могу тебя назвать. Пока что жизнь не испытала тебя как следует… Не тряхнула, не вытрясла дурь из головы…
– Меня?.. Что вы про меня вообще… – рассмеялся Бельмов.
– Я из Индии. Я астролог и немножечко ведьма, ведующая…
– Вы молодая женщина лет тридцати и что вы можете знать про меня? Я думал жизнь уже потрепала меня? Смешно просто. Пойду, пожалуй…
– Меня зовут Гала. Дай мне свою руку, – произнесла она тихо, и его правая ладонь оказалась в руках красивой ведьмы.
Она незаметно достала из помятой черной кожаной сумочки кривой козлиный рог, похожий больше на кинжал, и довольно больно принялась водить его острым концом по ладони Бельмова. Алексей вскрикнул от случайной боли. Она любя посмотрела в его глаза и тотчас убрала рог в свою сумку. На ладони осталась капелька крови. Потом она достала рог поменьше, окунула его острый край в каплю крови в ладони и протянула его Бельмову. Боль прошла.
– Что это? – спросил Алексей.
– Возьми себе! Афган! Тебя так зовут. Возьми этот рог маленького единорога…
– Меня Алексеем зовут…
– Афган, так зовут тебя и враги и друзья… У тебя на лбу написано. Самый опасный враг твой хочет вырезать тебя как бельмо в глазу…
– Мне нужно идти, оставьте рог единорога себе, рог маленького козленка…
– Послушай меня Афган, ровно пять минут. Путешествие к древнему морю таит для тебя очень много опасностей. Но цель твоя благородна, поэтому я здесь, с тобой, мальчик…
– Я мальчик, ха, ну тогда ты девочка… Как ты…
– Не заигрывай с незнакомыми женщинами, это опасно. По духу ты еще мальчик.
– Знаю, что опасно, поэтому и тороплюсь.
– Если растеряешься, испугаешься – погибнешь. Я сделала все, что от меня зависело. Капля крови твоей теперь у Отца зверей и их Бога – Священного Единорога. А этот маленький рог теперь твой, носи с собой, не бросай его, понял меня?
– Понял, Гала, перед гадами и сволочами я никогда не склонял голову и не боялся. Много чести… Порву на мелкие ломтики и морским крабам скормлю! А рог отличный, благодарствую, если подарок…
– Сейчас у тебя сердце старика, – прошептала она и отпила большой глоток кофе. – И вот почему…
– Старика? Ну это уже перебор, уважаемая…
– Ты незаслуженно был осужден и сидел в каменном мешке. Устал, расстроен, был одинок. Сам виноват. Забудь, этого больше нет, оставь все прошлом. Верни себе сердце молодого льва. Посмотри в мои глаза.
– Ого, ну ты, вернее, вы, даете… Я теперь думаю, что ты постарше меня будешь, лет тридцать пять, наверное, тебе… – рассмеялся Бельмов.
– Ты не знаешь судьбу своего отца, вернее, причину его смерти. Это тяготит тебя. Так вот, Афган, он был убит тем же человеком, что хочет разобраться с тобой. Но с ним потом, вначале ты решишь задачи в Черноморске. Не зевай, не связывайся с полицией, будь невидим.
– Ну, это я могу. Сколько же тебе, подруга?
– Сто пятьдесят, понял? – усмехнулась колдунья и проглотила с наслаждением пирожное. – Прощай, Алеша, рог не теряй, он спасет и тебя, и мальчишку. Чуть не забыла, в дорогу тебя проводит старый шут…
– Шут? Откуда ты все знаешь? Кто же этот шут…, – прошептал Алексей и моментально осмотрел пустое кафе.
Красивая колдунья исчезла, словно и не было ее здесь. В левой руке лейтенанта лежал настоящий рифленый тяжелый закрученный рог маленького единорога, невиданного и сказочного, то ли горного козла, то ли коня из легенды. Значит, она была здесь, даже кофе недопила. В его правой ладони запеклась горячая алая кровь.
Бельмов поспешил домой, Макс и кот дремали на диване, словно эти существа, эти люди-звери знали друг друга многие годы. Они были одно целое и неразделимое во Вселенной.
– А, пришел, бродяга, бродишь до ночи?
– Как до ночи, я на полчасика выходил…
– Тебя почти четыре часа не было. Я пиццу испек, ждали тебя, ждали и уснули с Марксом.
– Пиццу? Ну ты мастер. Откуда такие навыки, дядя?
– Я же в Италии полгода гастроли давал. Так вот там моя итальянка, ах, какая женщина – девочка, гимнастка… Я жениться хотел, но она не захотела выходить за нищего советского клоуна. Черт, надо было мне с ней остаться. Дурак я был… Она меня и научила пиццу делать. Пошли чай пить! А вот и пицца красавица! Пока тебя не было, Марс двух маленьких крысят изловить посмел и отправил в нирвану. Маладэц, слющай!
– Пицца шикарная, я в шоке от вас, пацаны…
– Мы сами в шоке! Асса!
Ночью Бельмову младшему снились ужасы. Повторяющийся квест, в котором он дрался, боролся, стрелялся с незнакомыми ему людьми. Один раз приснилась голая колдунья, кружившаяся в индийском танце. Ее танец напоминал движения какой-то свободной птицы, большой морской чайки, пожалуй. Это было очень странно, дико и познавательно, словно мозг его рисовал картины грядущих приключений и сражений. Под утро его топил в море высокий смуглый человек по кличке то ли «Кольт Испанец», то ли «Черный Итальяшка». Кто победил и остался в живых сон не показал. Шута пока нигде не было. В финале сна с Бельмовым расправился на дуэли седой генерал. Алексей упал в лужу собственной крови и подумал, что все для него закончилось.
Он ошибался, солнце уже поднялось. Начался новый день. Ни тревоги, ни тяжести, ни капли сомнения, только жажда моря. Алексей умылся ледяной водой, отжался от пола в быстром темпе тридцать раз. Дядя спал, кот бродил по квартире, думая о своем новом месте жительства.
Глава VIII. Вход в Афганский лабиринт
В девять утра Алексей вышел на улицу и стал дежурить у подъезда, посматривая, появятся ли китайцы. Действительно, примерно в одиннадцать пришли четыре гражданина Китайской республики. Двое мужчин и с ними две женщины, сомнений не было, это настоящие китайцы, не жулики или переодетые бандиты.
Люди прошли мимо Бельмова и, не торопясь, поднялись на третий этаж. Алексей неслышно следовал позади четверки. Один из гостей позвонил в дверь Макса. Дверь открылась, люди смеясь и приветствуя хозяина квартиры прошли внутрь. Подождав три минуты, Алексей открыл дверь своим ключом и прошел во внутрь.
– О, Алеша! Вот, пока ты гулял, гости пришли! Знакомьтесь, это сын моего брата. Да, кстати, наследник всех этих картин.
– Оцинь приятно… Ми хотеть посмотреть картини…
– Конечно, я покажу всё, и картины на холстах и рисунки на бумаге.
– Прикрассно! Ми рады…
– Чай будете, зеленый? – спросил дядя Макс.
– Дя, будим… Ми будим покупать живопись! Торг уместинь?
– Да, конечно, еще как, уместен, – улыбнулся Алексей.
Расставили картины вдоль стен на диване. Кот тоже с удовольствием изучал гостей и порой поглядывал на картины. Было видно, что он хочет контролировать ситуацию, словно сторожевой пес. Прошло два часа, китайцы отобрали десять картин среднего размера маслом по холсту и примерно двадцать рисунков акварелью и гуашью. Картины были разнообразные по сюжету, в основном покупатели ориентировались на сохранность и внешний вид полотен и бумаги.
– Ми готови платить по сто долларь за каждую картину на холсти, это очень хороши деньги, господа.
– Чего, ха, вот клоуны. Какие нахрен сто долларов? – зло рассмеялся Бельмов.
– Спокойнее, Алеша, ну что ты, – удрученно сказал Макс.
– Какие сто доллар? Это картины моего отца, известного Советского художника.
– Ми понимать, ми давать сто доллар…
– Алле, мы вам ча, папуасы? Ниче не перепутали? Руки в ноги и шуруйте в Китай, дверь открыта…
– Спокойней, Алексей, надо мягче с людьми.
– Куда уж мягче…
– Сколько же попросим? – шепотом сказал Макс.
– Пять сотен за каждую картину.
– Что ты, не возьмут… Давай по двести… – прошептал старик.
– Ладно… Итак, господа, дорогие покупатели. Одна картина стоит, две…, триста долларов. Вы выбрали семь картин, так что две тысячи и еще сто доллар…
– У нас нет две тысячи…– удрученно ответил старший из гостей.
– Я вас понял. Пять картин выходит на полторы тысячи. А вот эту большую картину в стиле постимпрессионистов, я вам подарю, – дружески уточнил Алексей.
– Секундочку! – воскликнул Макс и выбежал из комнаты.
Через три минуты в комнату ворвался непостижимый лев с желтой нечесаной гривой, хвостом лемура и лицом клоуна. Он перекувыркнулся на полу, подобный старому ленивцу, сделал неполный шпагат, крякнул, а потом достал из кармана огромного пиджака водяной револьвер и принялся брызгать в обезумевшего от страха кота водяными брызгами. Цирк Алле! Вас приветствует коверный шут дядюшка Максимилиан Первый и его кот Мордюк!
– Ладни! Ми согласны, это очень хорошая цена. Я помню вас! Когда я биль в Италия, совсем я маленький мальчик! Цирк и клоун!.. Уря! Я вас знаю! – воскликнул самый старый из мужчин и расплакался.
– Вы узнали меня? – Дядюшка сорвал с себя гриву льва и прослезился. – Я выступал тогда в одном представлении с Олегом Поповым. Но потом Олег вынужден был уехать в Германию. Гнусная история, его заставили покинуть СССР.
– Цена очень устраивать, хорошо! Спасиба вамь.
– Вот и ладушки… Наличные? – оживился Алексей.
– Канечна, вот, пересчитайте… – улыбнулся китаец.
– Все верно, банкноты настоящие. Сейчас я перевяжу картины бечевкой, чтобы вам было удобней их нести.
Вскоре китайские покупатели раскланялись и в спешке ушли.
Макс светился от удачной сделки. Бельмов взял тысячу долларов, пятьсот отдал Дяде. Посидели немного, выпили чаю.
– Продешевили, как думаешь? – с улыбкой спросил Макс.
– Конечно, каждая из картин стоит по штуке баксов, но кто купит? Никто, времена такие. Так что, Макс, за успешную сделку.
– Ты прав, теперь заживем. Может, вина попьем, у меня есть…
– Нет, мне надо на самолет. Когда вернусь…
– А если они опять придут? – спросил дядя и приласкал моющегося кота.
– Без меня никого не пускай и лучше не открывай. Жуликов и бандитов много, ты уже не мальчик.
– Ты забыл, Алеша, я мастер спорта СССР по боксу.
– Ну, одного уложишь, а дальше… Не пускай никого.
– Ладно. Уже прислушался к опыту офицера. Хотя чего ты опасаешься?
– Да, тут такая неприятная история. Один лох хотел меня зарезать, три недели назад. Предполагаю ноги растут из одной конторы. По телеку прошла информация.
– Вот влип?
– Ерунда, я его успокоил. Те люди предложили мне поработать у них, я в отказ. Точнее, один… Если кто-то будет спрашивать, мы с тобой не родственники. Меньше знают, крепче спят.
– Подожди, а кто же стрелял в пацана? Тоже получается конторские?
– Бред, конечно, но не исключено, что они как-то связаны. Я знаю, что есть у них, кому жить спокойно и честно слишком скучно, вот и маются, суки.
– А кто же? – не унимался дядя.
– Стреляли водолазы, боевые пловцы. Прострелили парню ногу, отобрали ножик, что я ему подарил. Ничего больше не знаю… Порву на пионерские галстуки…
– Давай я с тобой? Помогу, Леха…
– Ты что, кота моего береги и себя! Лев!
– Ну хоть до вокзала?
– Я в аэропорт. Правда, без парашюта уже отвык, но ничего.
– Эх, опасно все это, черт побери, но чертовски бодрит! – нервно засмеялся дед.
– Не опасней, чем на шпагат садиться в твои-то годы. Напужал ты китайцев. Шут ты мой дорогой, вот про кого мне колдунья вчера наговорила. Это же надо, откуда она все это…?
– Колдунья?.. – Макс усиленно начал расчесывать свой лоб.
– Женщина, красивая, необычная, высокая, спелая, как колдунья. Черноволосая, статная, мудрая. Смотри, что она мне подарила…
Алексей нежно достал из кармана брюк предмет, завернутый в ветошь.
– Мать моя, это же Рог Единорога! Страшная сила…
– Сила! Вот с ним и поеду. Чего же мне теперь бояться? – улыбнулся Алексей.
– Я слышал о таком, но никогда не видел. Надень его на грудь.
– Да как я его надену, веревочки-то нет…
– А это что?
Алексей открыл рот от удивления, у рога действительно появилась очень крепкая витая красно-бурая крепкая стропа. Он быстро надел его через шею, еще раз осмотрел и спрятал под рубашку.
– Пора. Присядем на дорожку. Вот и табурет пригодился.
– А, так это, я лампочку в коридоре менял. Посиди. Не прощаемся, хулиган! Храни тебя Господь, – прослезился старый Макс и открыл входную дверь.
Алексей шел по Москве быстро, ни в чьи лица не смотрел, несколько раз делал обманные повороты и ложные круги. Хвоста за ним не было. Одиночное плаванье началось. Как приятно, что ты один, и уже опытный мужик, отправился далеко по очень важному заданию сломать невидимых пока врагов и спасти своего. Это разогревает кровь и хорошо остужает мозг. Все пучком, все как там. В метро народу немного, почти пустынно. Он прыгнул в поезд и помчался к Савеловскому вокзалу. Лет двадцать не летал на самолетах. Даже забавно. По пути забежал в какой-то банк и обменял часть долларовых бумажек на рубли. Потом подумал и обменял в соседнем банке остальные. С рублями спокойней, меньше вопросов, откуда у бывшего зека доллары.
Два года тому назад.
Ночь, Москва. Лето 2012 года. Звонок в однокомнатную квартиру на девятом этаже панельной девятиэтажки.
– Кто там? Я никого не жду! Вот уже двадцать лет!
– Откройте, товарищ Перевалов, это ваши друзья…
– Друзья? Ха, сейчас, друзья, где мой духовский нож. Он любит яйца ночных друзей.
– Мы из «Ордена Ветеранов» Афгана! Пришли к вам не с пустыми руками!
– Пошли к чертям с вашим Орденом! Буру бача! Нет больше никаких Орденов ветеранов, нас мало осталось, только жадные генералы. Показуха, сволочи…
– Гвардии майор, неужели вы трусите увидеть незваных гостей? У меня несколько вопросов к вам и помощь…
– Убирайтесь, ублюдки.
– Ну как знаете, Константин… Покойной вам ночи. Кстати, а ваша жена и дочери уже дома?..
– Что ты там вякнул? Убью, сука!
– Я имел ввиду, что на вас плюнуло государство и растерло, как старое военное дерьмо. Хоть вы и гвардии майор! Мы вам поможем получить нормальную трехкомнатную квартиру… В хорошем и чистом районе столицы, или в Питере, если будет такое пожелание, может, на Волге, там такие закаты, глаз не оторвешь. Вы слышите, товарищ майор?
– Стойте, занятные вы черти, я все же открою. Я никогда не слыл трусом, и нынче ничего не изменилось.
Грузный майор в десантной майке-тельняшке отрывается от бутылки «Командирской» водки и бодрясь встает из-за стола в маленькой кухне. Он проходит в коридор, отдергивает щеколду и резко открывает дверь. В его левой кисти поблескивает лезвие кривого мусульманского ножа.
– Здравствуйте, товарищ гвардии майор. Ого, ножичек у вас опасный, уберите, а то ненароком поцарапаетесь.
– Не боись, я им сыр нарезаю, это память. Духи подарили. Я ведь старый гуманист. Что встали в дверях? Проходите, у вас пара минут. Как нашли меня? С кем имею честь?
– Я генерал Коробейник! Мой помощник, впрочем, он побудет за дверью. Разговор у нас будет интимный, свойский. Я ведь тоже там был…
– Ишь-ты, генерал! Не знал такого! Во всяком случае там, за речкой. По штабам поди сидел?
– Контрразведка! В Афганистане я был в звании капитана, потом майор особого отдела дивизии, далее – особый отдел «40-ой Армии».
– Контрик, значит, особист, ха-ха, ну и встреча? Шикарно я жить стал, генералы в гости по ночам захаживают. Что хотел, душу мою, бессмертную? Мало вам, что каждый шаг армии контролировали? Подмяли под себя всю страну и просрали! А мы крайние, плохо и неправильно воевали? А кто приказал Дауда замочить, потом Амина ту да же, а? Дядька седой, да лысый! Что ты бродишь по ночам, я не чекист, и не был им никогда…
– Ну это вы перечитали графа Льва Николаевича Толстого. Не нужна мне ваша душа…
– Давненько не читал, – заржал майор и бросил нож в дверной косяк. Ножик с мягкостью вошел в тело сосны и задрожал, войдя в древесину на несколько сантиметров.
– Лихо, не разучились еще? – побледнел генерал.
– А, пустое… Наши навыки больше не нужны. Нас использовали, как резинку…
– Вот, майор, «Орден Красной Звезды». Взгляните, подполковник! Тот самый ваш орден, что вы подарили родителям вашего погибшего солдата. Они и подсказали, где можно найти вас. Где вы обитаете. Он им не нужен, я обещал вернуть, а они потребовали вам отдать. Люди старые, в рай собрались. Что им теперь надо, сына у них забрали, орден вручили, и то не сына, а его командира. Все забрали у стариков…
– Да, а ты, генерал, переживаешь? Суки, и война та была по затеям сучьим. Твари из Политбюро укокошили пацанов. Но я был честным комбатом, я многих своих сберег. А тут падла, снайпер. Но я его потом достал, уши ему отрезал и отпустил. Не знаю, жив ли. Смотри, говорю, как ты пацанов положил в гроб, сука…
– Вы очень гуманный человек, подполковник… – оскалился гость.
– Что-то вы путаете, генерал, я как был, так и остался, майор! А-а, так значит, вы пытали стариков? Черную метку принесли мне?
– Не путаю, вы можете уже завтра примерить погоны даже полковника. Я документы оформлю своей властью. Вы заслужили. У меня к вам незатейливый вопрос, надеюсь, к вам такие меры применять не придется? Шутка, Валерий Иванович Перевалов.
– Купить хотите? Не нужны мне ваши подачки! Я так и знал, в этой стране все стало продаваться… Но честь! Честь не продашь! Ублюдки! Где СССР! Это такие как вы продали нашу страну… Вы хуже душманов…
Майор долго рассматривает старый орден, наливает себе стопку водки, плачет, выпивает ее. Снова тупо смотрит на орден, потом отвинчивает гайку и прикручивает «Красную Звезду» на только что постиранный тельник.
– Садись и пей, капитан… Ты же капитан? Какой ты на хрен генерал, если я в миг полковником стал? Ха…
– Комбат, к делу, ночь, люди отдыхают, и я не железный.
– Выкладывай, деловой… Узнаю ваш стиль, даже имя и отчество свои не назвал. Тошно!
– Вы были на Панджшере во время своей командировки в Афганистане. Облазили с вашими бравыми парашютистами все хребты и знаете все пещеры почти наизусть. Что искали, нашли? Меня интересует древнее золото, раскопки были, где?..
– Я все забыл. Командировка? Два года под пулями и с водкой во фляге? Это была не командировка, дядя, бойня и ожесточенное сопротивление духов. Сколько ребят за зря положили! Чего же вам еще нужно? Фото на память, а?
– Нет, не фото. Комбат Перевалов, проснитесь! Карта, или хотя бы схема расположения схронов с духовскими камешками и золотом Александра Македонского!
– Камешками? Такого добра тоже много было, так мы это все подчистую сдавали вашему брату в особый отдел. Протокол, сдал, принял. Как в кино…
– Конкретней, где и когда?
– Мы туды нос свой армейский не совали, себе дороже. Кому охота под расстрел. Золотишко было, украшения старинные. Копи Царя Соломона! – заржал пьяный в доску майор.
– Значит, у вас нет карт? Не скажете? Не хотите, зачем вам-то те карты?..
– Ты что, помешан на сокровищах? Давай сыграем в игральные, с девочками, – хмыкнул Перевалов и снова налил себе водки. Зацепил вилкой половику соленого огурца, положил в рот и захрустел. Прожевал горбушку черствого хлеба.
– У меня приказ! Найти и доставить, я на службе, в отличие от вас. А хотите, вместе в Афганистан поедем и на месте посмотрим?
– Не, не смогу, останусь и сдохну там…
– Ладно. Вот взгляните тогда на мою карту. Это Панджшер, узнали? Возьмите карандаш, пометьте, где вы заходили в пещеры. Здесь, здесь или вот тут тоже?..
– Ха-ха! Хрен вам! Ишь чего захотели? Паразиты, вспомнили про камешки, побрякушки золотые? Ничего не найдете! Ни маленького изумруда, ни сапфира! Ни одной серебряной монетки! Даже оловянного бубенчика от сбруи для ослика! Вот вам! Кукиш с маслом! А лучше с хреном, чтобы шея не потела. У своих спроси, генерал, они больше знают… Все карты в вашей конторке, мы нищие! Откуда у меня ваши гребаные карты?
Майор Перевалов заржал пьяным смехом и выставил в лицо генерала огромный кулак с фигой.
– Паяц! Прекратить! Жрать водку! Мрась… – заорал Коробейник.
– Все останется в горах! Только суньтесь туда, с вами расправятся, как с дикими свиньями… Ек бакшиш, генерал! Ха-ха! Это истина! Там теперь другие люди, еще жестче, чем те душманы были. Не завидую я вам. Брось, генерал, давай выпьем за погибших…
– Мы найдем, майор, не сомневайтесь! Но уже без вас! Мы возьмем свое…
– Так, генерал! О, водка кончилась. Достал ты меня, можешь выпьешь коньяку, а то уже проваливай к чертям! Я сегодня друзей вспоминаю. Вот дурашка, ночью пришел ко мне за сокровищами, старому и больному дураку с одним глазом. Ну и дурак, еще и обзываешься, гнида!
Генерал проглотил слюну, притих. Мягко сделал один шаг назад и резко достал пистолет с глушителем из глубокого нагрудного кармана пиджака.
– Встать, майор, вставайте, мне надоело на вас смотреть! Идите к… К вашему сейфу или шкафу ползите, давайте все бумаги, что у вас сохранилось! Посмотрим, что у вас есть. Ина-ч-че! – генерал начал заикаться.
– Что иначе, подонок? Может, в рукопашную со мной решил? Давай, пыль…
Майор тяжело встает и бросается на генерала. Путь Перевалову преграждает второй человек, стоявший все это время за дверью и появившийся словно тень. Он целится кастетом в горло майору, но промахивается, ведь майор уклоняется вниз и в сторону. Майор Перевалов кулаком левой руки наносит удар в солнечное сплетение незнакомцу. Кастет падает на пол и со звоном летит под тумбу, где затихает. Подручный генерала падает на лестничной площадке перед дверью квартиры и больно ударяется затылком.
Майор рычит, словно разбуженный медведь, он захватывает генерала за шею и бьет коленом в пах, тот с визгом оседает на половую плитку.
– Молчи, гад, десант работает! – шепчет Перевалов.
– Помоги… Мне! Черный ан…
Генерал стонет от боли, отползает, судорожно ищет что-то правой рукой и вдруг выхватывает из-под мышки маленький пистолет, скорее всего это «Вальтер». Он стреляет пять или шесть раз. Три пули попадают Перевалову в спину. Майор пытается найти свой нож, раненым зверем ломая все на пути, корчась от боли, он возвращается в свою квартиру, на кухне хватает тот самый трофейный нож.
Генерал с огромным трудом поднимается с линолеума и сильно сутулясь устремляется к лифтовой площадке, за ним. Словно раненная горилла бежит комбат с кривым ножом в руке. Еще два рывка и он почти настигает старика Коробейника. Его нож крошит оштукатуренные стены. Комбат ничего не видит, он машет ножом, еще не понимая, что это предсмертные конвульсии организма. Генерал уворачивается, получая легкие порезы на руках. Тщетно пытаясь вызвать лифт, он перезаряжает маленький пистолет и снова стреляет три раза.
Майор зажимает раны на животе, улыбается, и тихо, еле слышно, произносит: «Погиб в бою с мятежниками, товарищи! Гвардии майор ВДВ СССР… Как и мечтал, пацаны! Я к вам, принимаете скорбный груз…»
Перевалов сидит у лифта, словно просто присел отдохнуть. Орден полит его кровью. Все кончено. Лицо опущено вниз, рука крепко сжимает нож.
Генерал прячет пистолет в карман пиджака и произносит свою коронную фразу на французском: «Прощайте, господин майор! Все было не зря. Я похлопочу на счет нежаркого котла для вашего адского номера…»
Лифт так и не включился. Генерал подзывает своего телохранителя:
– Черный Ангел, ко мне!
– Да, мне кажется, что наш визави отбросил грешные мысли и все свои сомнения и уже летит к Богу!
– Бросьте свои проповеди. Вернитесь в квартиру, заберите мою карту, осмотритесь там, сотрите явные отпечатки, хотя я ни к чему не прикасался, а я пока соберу гильзы. Проверь, он может быть жив? Вдруг он живой?.. Чего встал, как соляной столб или член в бане?
– Слушаюсь, генерал, спокойней. А где мой кастет?
– Давай быстрей! Полминуты тебе… Смотри, этот Перевалов еще хрипит!
– Постойте! – Высокий человек склоняется над умирающим и пронзает тонким стилетом живот в районе печени. – Уже нет, мой генерал! Я уколов не боюсь, если надо, уколюсь! Ха-ха…
– Давайте быстрее…
Человек в маске скрывается в квартире. Через двадцать секунд он возвращается с картой Афганистана.
– Ну! Где же ваш кастет? Что-то вы долго? – ворчит Коробейник.
– Нигде нет, я бил его в перчатках, отпечатков нет и не будет. Я промахнулся!
– Ладно, уходим… Вы теряете сноровку или вспомнили собрата? Он же старше вас. Что у вас с рукой?
– Нет, я немного старше. Смешно, но я вспомнил этого человека, я видел его мельком в Алжире.
– К чертям ваши воспоминания. Все никак не можете забыть свои похождения? Вас просто использовали, чтобы вывозить капиталы из СССР.
– Какое убожество! Я порвал кожу на пальце, хотел снять часы с его руки, как трофей. Не получилось, он не отдал. Не ухо же отрезать? – проговорил киллер.
– Молчать! У меня все локти в крови! Вот ведь пьянь! Умели пить эти десантники. А что, в квартире никого больше не было? Свидетели? Дочери, женщина?
– Никого, мой генерал. Ни единой души. Кошка на балконе, серая…
– Черт с ней, кошка не свидетель.
Двое скрываются за дверью черного хода и бегут по ступенькам вниз. Майор погиб. Так он и мечтал, в бою с душманами. С теми, кто был хуже душманов. На его руке десантные часы, а в кулаке кривой афганский ножик для приготовления шашлыков. Перевалов помнил многое, но предпочел промолчать ради памяти своих солдат.
Улица с тусклым и мигающим фонарем около злосчастного дома.
Маленький, уже лысеющий мужчина средних лет. Он нервно и сипло кричит в свой телефон, пытаясь не переходить на матерные слова:
– Прием… Алло! Проснулись? Срочное сообщение. Докладывает майор… Иваныч Ломов! Я говорю, Ломов на связи. Наконец-то! Пятнадцать минут тому назад двое зашли в квартиру на девятом этаже; мужики, по виду отпетые злодеи, ростом выше среднего. Типичные мафиози. Говорили с хозяином квартиры, примерно десять минут. Да, на повышенных тонах. В разговоре фигурировала какая-то карта! Генерал по фамилии Коробиник, или Коробайкин. Второй субъект, погоняло Черный Ангел, видимо, киллер. Подлец! Только что я слышал выстрелы. Злоумышленники, видно, замочили героя-афганца, комбата десантников! Жду, могу их того, арестовать или в расход? Вот они! Выходят оба из подъезда, озираются, направляются к иномарке, нет, идут дальше. Они могут скрыться, слышь, Валер? Седой, один уселся за руль иномарки черного цвета, джипер. Второй, держит какой-то предмет в руке. Это маска! Он машет рукой, садится в случайное такси. Уезжает. Машина с седым генералом уезжает после, вниз по улице в противоположную сторону. Я могу лично прямо сейчас расправится с гадами? С одним. Что? Не надо? Рано? Конечно, они уже смылись! Есть, наблюдать. Конец связи, товарищ подполковник. Черт вас подери с вашей осторожностью…
Глава IX. Клоун не унимается
По дороге в аэропорт в уютном кресле аэроэкспресса до Шереметьево Бельмов получил новое тревожное сообщение от Сергея. Алексей выключил телефон и попытался уснуть. Кто-то грузный и теплый плюхнулся рядом в соседнее кресло, хрюкнул и будто уснул, но ненадолго.
Сосед принялся уморительно ерзать и вдруг запанибрата обратился к Алексею:
– Эй, друг, не спи, а то замерзнешь! В самолете покемаришь. Сейчас надо думать. Соня-засоня. Леха, если честно, ты ведь чертовски вовремя появился, племяш…
– Ты кто?.. – Бельмов с трудом протер глаза. – Дядя, ты как здесь очути…
– А вот так вот! Конечно, я зол на тебя, ведь ты так редко посещаешь старого и единственного родственника. Этакий прохвост, шнурок ты в больших джинсах фирмы «Одра». Меня полного неудачника и жизненного банкрота надо беречь, а то ведь помру, кто тебя поддержит? Кто кота твоего возьмет?
– Да брось, Макс, брось, все мы теперь банкроты, империю потеряли, союз растоптали, теперь вот каплей за каплей теряем себя. Поспи, пусть вино выйдет. Да и мне не мешай, сплю я. Сон навалился, пушкой не разбудишь. Перезагрузиться мне надо.
– Не хочу я спать, хочу расцеловать тебя, как своего сына! Что ты меня как ребенка укладываешь! А?..
– А ты и есть ребенок, большой добрый и сильный ребенок. Спасибо, Максик…
– Да ну тебя! И ты туда же. Все меня считают наивным смешным, дурачком.
Макс вульгарно вытаскивает из кармана папиросы, закуривает одну, бросает пачку на столик перед спинкой переднего кресла. Закуривает дешевую и дымную самокрутку.
Внезапно появляется рассерженная проводница, она же хозяйка вагона, и требует немедленно прекратить курение в салоне.
– Мужчина, я вас сейчас выгоню из вагона! Немедленно прекратите курить! Ишь, толстяк, выпимши, и курит еще! Бесстыжий пенсионер, ну и дела! Иностранец?
– Слющяй, милая, не голоси, а! Пенелопа Таврическая! Ха! Медуза ты Гаргонская!
– Что, какая я тебе Антилопа? Шут гороховый! Ковровый, опилочный, манежный! Тьфу ты, коверный! Ну держись, я щас, дедок…
Рассерженная проводница в желтых кудрях, в красных сабо на платформе, лет пятидесяти от роду, быстро уходит, то и дело оглядываясь на взрослых хулиганов и грозя им белыми кулачками в перчатках.
– А-ри-видер-чи, Мерлин Норма! – картинно заканчивает фразу Макс.
Алексей удивленно смотрит на дядю и не верит своим ушам.
– Как она тебя только что назвала?
– А, да ну их, все меня считают придурком, шутки юмора не понимают. Одичал народ! Обезобразился в своей чопорности и трезвости. Все считают бабки. Бабло в глазах, в ушах, в пупках, и даже в носу. Планируют прибыль, но не жизнь, разве тут до шуток юмора? Вот и жена считала меня шутом, ушла к более серьезному семь лет назад, ай! Ну и что, а я, может быть, счастлив, что я шут! Я и по первой профессии артист цирка, клоун. Так что, все правильно. Это я сейчас ночной сторож в детском саду, а так, что ни на есть клоун. С Олегом Поповым считай как-то номер делали! Он тогда сказал мне хорошие буквы:
– Знаете, Максимильян, а вы есть талантливейший из идиотов, которых я знал! При виде вас мне лично не то, чтобы хочется на ковер упасть и держать свой живот, мне под ковер залезть охота от смеха. Браво, клоун Максимус!
– Ну и что, сделали номер с Поповым?
– Ай, сделали, да только Олег резко эмигрировал в Европу, в Германию что ли, попросили его, эти, ну, кэгэбешники, я читал где-то. А потом и труппу нашу разогнали. В общем, как ты ушел в Афган, у нас тут с клоунами покончили одним махом. Угрюмая страна стала и померла вскоре. Золотой теленок вырос, не поднять…
– Макс, дай я тебя расцелую! Золотой ты мой шут!
Алексей обнял дядю.
– Вот ведь черт, что привязался? Отпусти!
– Эй, Макс, а ну-ка дай племяшу прикурить.
– С чего это, ты же спортсмен, у тебя же от курева голова болит? Ну на, давай вместе покурим…
Друзья смеются и закуривают. Удивительно, но пассажиры крепко спали, и никто не заметил проделок двух взрослых дядек.
– Ах, разбойники, опять курите! – крикнула проводница в разных перчатках на руках и уже без туфлей.
Проводница Пенелопа на этот раз нарисовалась в ярком бразильском костюме, она пританцовывает, помахивая огроменным хвостом, словно она не женщина, а самец павлина в брачный период. Она вела в бразильском танце охранника поезда.
– О, красавица, а мы вас ждали! Бразильский карнавал? Вот это номер, ух, проказница! Мартышка! – расхохотался дядя Макс.
– Придурки! Я вас сейчас с поезда спущу! – вставляет веское слово охранник и превращается в гиеновую собаку с огромными белыми зубами и длинным языком.
Друзья как ни в чем не бывало докуривают папиросы и гасят чинарики о напольное ковровое покрытие. Поезд подходит к аэровокзалу, приехали. Двое выходят в хорошем расположении духа. На аэровокзале друзья спускаются в мужской туалет, где за ними наблюдает подозрительный верзила. Алексей набрасывается на него и в порыве драки отрывает тому уши. Напрасно и очень больно, парень ищет свои уши на полу и странно смеется. Приклеивает их на место. Оказалось, что этот дружелюбный толстяк увидел симпатичную пару добрых людей и хотел предложить им пива, чтобы скоротать время до самолета и за это чуть не лишился ушей.
– Иди сюда! Кто послал тебя? Отвечай! Задушу, потом уши жевать заставлю, – прошептал Алексей.
– Спокойно! Да убери ты руки! Псих! Задушишь. Кха-кха…
Алексей ослабляет хватку, убирает руку с горла незнакомца.
– Ну? Зачем следил за нами? – встревает Макс.
– Что, мне делать нечего, ребята? Смотрю, нормальные парни, дай думаю угощу мужиков пивом! Скоротаем время до самолета. А тут душить начинают. Уши отрывают так, что они горят.
– Ничего, это тебе китайский рефлекторный массаж в подарок. Скажи спасибо, что до иглоукалывания не дошло. Куда летишь?
– Спасибо, так мне повезло? Не знаю еще, настроение на нуле, думаю в Европу смотаться на недельку, развеяться. А вы?
– Не твое дело! Тоже развеяться, в Бразилию рванем на карнавал. Ну что, пивом угощаешь или передумал?
– Пошли, конечно! Лихой ты парень, лейтенант, будь осторожней, не наломай дров, – неожиданно сказал добряк.
– Не наломаю. Держись за свои уши. Я всегда помню, помню всех вас, ребята. Я за всех держу ответ…
Дядя Макс расплывается, словно туман, машет рукой Алексею и вдруг на мгновение превращается в клоуна с красным носом и смешной нечёсаной желтой гривой льва…
– Молодой человек, мо-ло-до-ой! Мы приехали, станция Шереметьево, Аэропорт. Поезд дальше не идет. Вы нормально себя чувствуете?
– Да, отлично, выспался… А я здесь один был?
– Конечно, – улыбнулась пышная блондинка лет сорока, проводница вагона.
– Вас зовут Пенелопа?
– Маргарита меня зовут, я замужем. До свидания и счастливого полета…
– Да, извините меня. Просто мне приснилась сейчас Пенелопа в бразильском карнавальном костюме и клоун в виде льва.
– Вот в Бразилии и потанцуете, на всю жизнь хватит. До потери пульса… Мне иногда такое снится, мальчик, закачаешься от счастья. Игры женского воображения.
– Это да, бывает. Прощайте…
– Не пейте так больше, молодой ведь еще?
– Я не пью, и не курю…
Билеты на самолет в кассе есть. Объявили посадку.
«Балдею в полупустом салоне. Взлетели легко, даже уши не заложило. Самолет новый и летит над морем ровно и приятно. Соседей у меня нет. Развалился, смотрю в иллюминатор, пытаюсь разглядеть дельфинов в чернеющем море. Совсем скоро посадка. Не могу сконцентрироваться, расслаблен, словно оторванная стропа, веревка, мокрое полотенце. Совершенно не представляю, что меня ждет там. Хлопаю себя ладонями по лицу, слегка костяшками согнутых в кулаки кистей простукиваю весь свой спящий череп. Просыпайся, лейтенант, а то так и не проснешься, упадешь с пулей в голове. Так, вроде бы собрался, уже намного лучше. То, что я был капитаном, полнейший фарс, какой я к черту капитан, я даже приказа не видел. Я обыкновенный лейтенант: тот, что пытался постичь службу рядовых, тот, кто мог бы сам стать солдатом в Афгане. Как можно быть офицером, если сам не был в шкуре рядового, не испытал все тяготы и лишения? Закрыл глаза. Снова где-то в Афганистане. Поздний вечер, кубрик командира парашютно-десантного батальона. Трое офицеров средних лет играют в карты. На столе, сколоченном из снарядных ящиков, стоит початая бутылка экспортной Советской водки «Золотое Кольцо», огурчики на синей тарелочке, рюмки, порезанная полукопченая колбаска, ломти белого пшеничного хлеба, на блюдце кругляши сливочного масла».
– Лейтенант? Легок на помине… Дверью не ошибся?
– Прибыл только что из Союза для прохождения службы в ограниченном… Товарищ гвардии майор!
– А, новенький, заходи, а где твоя поклажа, водка? Приз в студию!
– Водка?
– Точно так, она, родимая. Ты должен был привезти две пол литры из Союза. В офицерский общаг…
– Зачем?
– Ты что, не знал, это традиция, сынок, прибыл в Афганистан, накрыл поляну водярой товарищам по роте!
– Солдатам запрещено пить, военная обстановка. А вы, значит, товарищи офицеры, жрете и еще ждете? Хорошая служба, что обмываем?
– А ты не борзей, лейтенант, служба как по маслу пойдет. Обмываем мы медали за наши боевые выслуги, за заслуги то бишь! Присаживайся, тут тебе не в Союзе, в ногах правды нет. Ничего, через пару дней въедешь в гору все поймешь.
– Лихо, я где-то читал, что в Афгане этой медалью награждают чаще солдат и сержантов, редко прапорщиков.
– Солдатам? А кто такие солдаты? Кто они, срочники, срок отбывают, а мы с тобой профи! Вот капитан сидит, он уже третий год здесь. Мы водку пьем, паря, а им не положено. А нам положено, по сроку службы и за вредность. Им тут полтора года и вшить, на самолет…
– Я тоже не пью.
– Ахренеть! Расстроил ты старших товарищей. Плохо начинаешь, летеха. Надо тебя покачать на кулачках, как молодого и борзого не по годам.
– Попробуй, кто первый будет, – грубо ответил Бельмов.
– Не сегодня… Там за фанерной стенкой в соседнем кубре твоя койка. Там старлей раньше спал, комиссовали его по ранению. Владей.
– Разберемся. Я прогуляюсь, проверю посты.
– Ты чо, зачем это тебе?
– Я дежурным по батальону после завтра заступаю. Я же молодой, – съязвил лейтенант.
– Давай, проверь. Пароль-то знаешь?
– Да.
– Броник одень и каску, чудик! Автомат возьми с патронами… Вдруг духи нападут, отстреливаться часовым поможешь. Ты же сегодня трезвый. Ха-ха… Эй, ты какое училище кончал?
– Как положено, наше, Рязань…
– У, поняли… Давай, буру бача! Трезвенника прислали, ха…
Поздним вечером пассажирский лайнер с ветераном Афганистана и бывшим зеком Алексеем Бельмовым приземлился в аэропорту города Геленджика.
Сергей недоступен. Алексей платит двойную таксу и по серпантину мчится на случайной попутке в Черноморск.
– Все, приехали, останови, браток, здесь, – обращается Бельмов к владельцу авто сквозь полумрак салона.
– Живешь здесь, уважаемый? Хороший район, тихий…
– Ага, к родителям в гости приехал…
– А кто твои родители, брат? Может, знаю их…
– Иисус и Мария, – пытается шутить Алексей, но шутка выглядит мрачной.
– А? Просто, такие дела… У нас полиция ошивается, ищут кого-то. На берегу моря замочили большого человека.
– Обычное дело, туристку наверное? – отстраненно спросил Алексей не торопясь покидать салон.
– Не, мужика из муниципалитета, а перед этим в парнишку стреляли. Сейчас парня этого ищут, он где-то в этих домах живет…
– Ну и дела тут у вас, не заскучаешь, вроде бы спокойный городок? – усмехнулся приезжий.
– Граница рядом, бывает… Был спокойный…
– Не сгущай краски, друг!
– Я просто предупредил, что здесь полиция под каждым кустом. На всякий случай.
– Спасибо, конечно, я не из братков. Бывай…
– Счастливо, военный, будь здоров.
– Спасибо, привет семье… Ошибаешься, я артист…
– Удачи, артист.
Автомобиль скрылся в чужих дворах, искривляя светом фар покой и штиль под большими платанами – чинарами. Все стихло, только сверчки поют и цикады надрываются от счастья и теплого бриза с моря. Сердце Алексея бешено стучит. Лейтенант неслышно движется в тени кипарисов к подъезду дома, где живет Сергей. Напротив подъезда он заметил в тени орешника огромный джип, сделанный на армейский манер. У дверей подъезда валялся разный строительный мусор, несколько ржавых гвоздей и старый оконный блок. На нем лежат грязные рабочие перчатки. Как поработали, так все и оставили.
В траве блеснул рифленый профиль кривой стальной арматурины. Как она здесь кстати. Железная дубина, чуть меньше полуметра, удобно лежит в кисти руки. Алексей поднял ее и улыбнулся. В автомобиле никого нет. Капот теплый. Пассажиры джипа, видимо, в этом подъезде; решили в гости зайти. Может, коллекторы долги вышибают из заспанных обывателей.
Он снова прислушался, абсолютная тишина и еле слышный шорох, где-то. Дымчатый упитанный кот уставился на Алексея, понюхал куст розы, пометил его и неспеша скрылся в высокой траве.
Глава X. Ночные разборки
Афганец не спеша поднимается на десятый этаж. Шорох нарастал и занимал все пространство лестничной клетки. Пока шестой этаж. Где-то внизу открылась дверь, залаяла собачонка, шорох, идущий сверху, сразу же прекратился. Алексей вытянул из рюкзака кусок арматуры, надел рабочие матерчатые перчатки, быстро пошел выше. Вот и десятый этаж. Тускло горит неоновая лампа, мигает, словно давно болеет неизлечимым заиканием.
У квартиры Сергея возятся двое здоровяков, накаченные шеи под выбритыми затылками, руки, словно клешни, один смачно дымит дорогой сигаретой. У него на черном ремне Алексей замечает кобуру с матовой рукояткой пистолета. Бельмов спускается на девятый этаж, убирает арматурину обратно в рюкзак. Мгновенно перевоплотившись в безобидного пьяницу, он поднимается на четвереньках и заводит разговор с верзилами.
– Фу-ты, ну-ты? Зачем опять так накурено? На хрена тут курить? Вроде бы интеллигентные люди? Кха-тьфу! Курят здесь? Я вас не знаю? Здрасьте…
– Эй, мужик, спрыснул отсюда, быстро! Пьянь! Потеряйся, чтобы мы тебя больше не видели…
– Что надо, вам, сопли, я живу здеся… А вы ча, ключи потеряли кажись? Вошкаетесь у двери старой бабушки Розы…
– Ага! – огрызнулся тот, что был глубже и в тени.
– Пардон, а это девятый этаж? – удивленно спросил пьяница.
– Десятый, отец родной…
– Тетка моя, сестра моей матери, мне всегда так говорила! Гриша, лезь в чужие дела и тогда тебе точно, что-нибудь оторвут… Умная женщина была, но поперхнулась косточкой от карпа.
– Померла что ль? – поинтересовался тот, что помельче.
– Не, живая, но болтает теперь мало! Все, парниши, я пошел. Не стану мешать. Я догадался, что вы опера…
– Какие опера, вали быстрее, пока мы тебе ноги не вырвали…
– Понятно, уже бягу… Ноги мне еще пригодятся…
Осведомившись и поняв, что он жестко ошибся этажом, пьяница сползает на спине по ступеням вниз и тихо сидит этажом ниже. Еще тише достает арматурину из рюкзака и замирает. Он слышит, как жулики наконец-то открывают замки железной двери и с шумом заскакивают в квартиру Сергея. Бельмов мгновенно вбегает на этаж и врывается следом в квартиру.
– О, смотри, опять этот алкаш притащился? – с ужасом восклицает один из жуликов, тот, что поменьше габаритами. – Опять тетю потерял?
– Так это не алкаш, мать… – кричит лысый здоровяк, – это какой-то гад зашел на свою голову! Пронюхал…
– Точно, кабан, не алкаш я. Жуть ваша пришла…
Завязывается нешуточная драка, но неожиданность и опыт на стороне лейтенанта. Отрезок арматуры гуляет в воздухе и часто приземляются на суставы злоумышленников. Верзила успевает несколько раз выстрелить, пока Бельмов попадает ему со всей пролетарской дури по ключице, а потом и по запястью. Пистолет падает на пол и рассыпается на осколки, словно это керамическая или хрустальная игрушка. Второй парень получает арматурным жгутом поперек хребта и беззвучно заваливается на пол. Ноги его на балконе, а главная часть тела в спальне. Он словно сломанная кукла и похоже уже не жилец.
Выстрелов не было слышно, у преступников новейший пистолет, изготовленный из керамического сплава, одноразовый. Аналог австрийского «Глока», но изготовленный, по всей видимости, в России, в секретных экспериментальных лабораториях. Пули также углепластиковые, вылетают из пластиковой гильзы не за счет расширения пороховых газов, а за счет сжигания жидкого горючего.
Враги ранены, валяются на полу, корчатся от боли. Сергея в квартире нет. Что теперь делать, где искать крестника?
Алексей присаживается на корточки, потом встает, обходит квартиру. Теперь можно и нужно провести допрос с пристрастием. Бельмов то и дело выходит из себя и грозится прибить обоих за их несговорчивость, но понимает, что так он загубит все дело и решается поговорить с взломщиками по душам. Случайно он вспоминает Афган, начинает блефовать и с иронией рассказывать, как убивал таких ублюдков там и сейчас рука его не дрогнет. Побитые оживились и поинтересовались, где конкретно служил незваный гость. Разговор переходит в более конструктивное русло.
– Так, бойцы, разговор у нас не клеится. Таких ублюдков, я лично глушил за речкой и сейчас не моргну! Подонки, вы не оставляете мне выбора. Может, я сам вас боюсь, а когда боишься, лучше всего убить противника, чтобы не ждать его по ночам до конца жизни, – злобно, но спокойно выговаривает Алексей.
– Крутой, может, сдашь нас? Ты же легавый, на роже мелом написано, – буркнул здоровяк с отбитой ключицей и застонал.
– Не угадал. Я вне закона, как и вы. Откуда такой ствол? Мудреная игрушка. Рассказывай, пристрелю или башку пробью. Страсть, как не терплю вида мозгов. Бяка…
– Погоди, командир. Христом Богом, поговорим… Не горячись. Пистолетик дал нам один пожилой седой дед.
– Дед, значит? Дед Мороз, типа? Что за чел? Ну, рожай правильный ответ…
–Ты победил! Погоди. Дед назвался генералом и важной шишкой из организации каких-то ветеранов. Хрен его знает, что за дед…
– Ладно, верю. Но как это вас спасет? Для чего мне эти обрывки ваших мыслей?
– Мы тоже там были, неужто братьев положишь? Мы в Кандагаре парились, а ты?
– Братьев? В каком году, звание, часть?
– Под вывод уже, мы рядовые разведбата. Пехота. Большего сказать не можем.
– На караваны ходили? – тихо спросил лейтенант.
– А как без них… Брат, ты подумай, мы же там вместе с тобой…
– Братьев, может, и не положу, но сволочей и убийц посчитаю за честь… Какие ваши аргументы, чтобы я оставил вас в живых? Вы же хорошо постреляли за речкой, может, пришло время вспомнить и принять уже и свою смерть?
– Готовы за все ответить, но не убивай, словно собак, мы ведь не по своей воле вписались. Нам сказали, что работа, которую мы делаем, необходима ветеранам и вдовам тех, кто сгинул на боевых. Нам приказали передать…
– Что передать, что приказали… Конкретней, шакалы!
– Посылку! Больше ничего не знаем… Мы не шакалы…
– Не шакалы, верно, вы два ишака. Хотя я опять не прав, ишаки умней вас. Ради этих слов я должен вас оставить в живых? Наивные, в Афгане нам приказывали добить раненного врага, а я должен вас вот так, за здорово живешь?
– Нет! Да, все расскажем, спрашивай… Не убивай, я и так уже калека. – Тот, что поменьше заплакал, словно ребенок.
– Ваши имена? Кому вы были должны передать посылку? Какую к чертям посылку? При чем тут эта хата? Отвечать! Живо! – взбесился Бельмов.
– Я Глеб, он Сэм. Сэм, хорош ныть… Передать груз, то есть посылку, мы должны были одному типу, он киллер, иностранец, убивает людей словно воробьев из рогатки. Он итальянец, хотя всем говорит, что приехал на работу из Средней Азии. Он в международном розыске, а в Черноморске двери и окна устанавливает и всем улыбается. Пить…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70543054) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.