Читать онлайн книгу «Омут колдовства» автора Юрий Семёнов

Омут колдовства
Юрий Петрович Семёнов
«Диалог» (Премия имени В. И. Белова)
– Становись! Равняйсь! Смирно! На первый-второй рассчитайсь! – скомандовал автор произведения, и все растерявшиеся при написании буквы, как солдаты, заняли свои места.
«Сумбур, да и только!» – подумает читатель, знакомясь с содержанием этой книги, потому что рассказы и повести совершенно не связаны между собой и повествуют истории, далёкие друг от друга по смысловому содержанию. Но это только на первый взгляд. На самом деле они погружают страждущие умы в удивительный мир человеческих судеб, интриг, тайн, юмора и мистификаций, объединяют трепещущие сердца, сподвигают их на поступки, любовь и жизнь во имя правды. «Это же наша действительность! – радостно воскликнут они. – Если хотите, бремя тяжёлого вчера, светлое сегодня, безоблачное завтра. Её герои плывут по бушующим просторам океана страстей и не сдаются. Ничто неспособно сломить их волю к победе».

Юрий Семёнов
Омут колдовства

Серия «Диалог»
Премия им. Василия Ивановича Белова


© Интернациональный Союз писателей, 2024
© Юрий Семёнов, 2024


Юрий Семёнов родился в 1954 году в г. Чимкенте (Южный Казахстан). Отец – Пётр Иванович, фронтовик (награждён боевыми орденами и медалями), партийный, профсоюзный работник; мать – Елена Ивановна, бухгалтер. Получил два высших образования. Работал учителем математики, черчения, истории и географии в нескольких общеобразовательных школах, затем в системе МВД. Вышел в отставку в звании полковника. На пенсии трудился в финансовых, государственных и коммерческих структурах.
Пятьдесят лет состоит в счастливом браке с супругой Ольгой. Имеет сына, внука и внучку.
В настоящее время увлекается литературным творчеством. Опубликовал сборники рассказов: «Старый балкон» (2013), «Медовые перчинки» (2022), «Ярмарка наград» (2022). Удостоен медали имени Теодора Драйзера. Член Интернационального Союза писателей.

Инопланетяне
Я верю, что на Марсе обитают разумные существа. Будь они неразумны, они прилетели бы к нам.
    Роберт Орбен
На рабочем столе инженера Максимова громко затрещал телефон. От неожиданности он вздрогнул: в который раз дала о себе знать аритмия. «Будь она неладна», – подумал он, схватился за левую сторону груди, потёр – больше для самоуспокоения – и, тяжело вздохнув, поднял трубку.
– Зайдите, – пафосно прозвучал густой бас шефа, заполнив деловую атмосферу кабинета.
– Сию минуту, Владлен Вольфович, – вёртко успел вставить Валерий, как его перепонка завибрировала от коротких гудков.
«Наверное, что-то важное», – мгновенно сообразил он, схватил для видимости со стола первую попавшуюся под руки папку и, забыв про всё на свете, выскочил в коридор.
В приёмной, к его удивлению, никого не было. Лишь секретарша Варвара Никитична работала, не обращая ни на кого внимания. Она, ежеминутно протирая вспотевшие от напряжения очки немыслимых диоптрий, усердно выстукивала на пишущей машинке текст документа, вглядываясь в каракули черновика, которые гопаком отбивали кривые ноги на листе бумаги, бойко вытанцовывали на клочок газеты, возвращались и снова убегали в бесконечную даль всевозможных дополнений и исправлений. Шеф писал так всегда, много и непонятно, но, если потом что-то было не по его сценарию, распекал всех без устали и разбора. «Вы меня ещё учить будете, как документы составлять?» – кричал он, швыряя стопки рукописи иногда прямо в лицо ошарашенному исполнителю. И грозный рык взбешённого возгласа многократно обегал служебные кабинеты подчинённого ему ведомства. Служащие в это время утыкались носами в различные сводки, перечни, таблицы, графики и другие, порой никому не нужные бумаги, чтобы изобразить из себя стахановских созидателей. А эхо начальствующего тона зычно отражалось от стен заведения и сломя голову уносилось вверх, под самые своды трёхэтажного здания.
Максимов вопросительно посмотрел на Варвару Никитичну и, когда та дала утвердительную отмашку, робко постучал в дверь.
– Можно? – спросил он, слегка приоткрыв её.
– А, Валера, заходи, – вальяжно встретил его начальник, поёрзал в кресле и разлёгся, утопив свою сверкающую под яркой люстрой лысину в мягком кожаном подголовье.
На огромном столе шефа беспорядочно валялись бумаги, папки, рулоны ватмана, газеты и журналы. Шариковые ручки и разноцветные карандаши солдатами на посту стояли в ряд, ожидая своего особого предназначения. На стене поверх головы Владлена Вольфовича висели портреты Маркса и Энгельса. Бородатые столпы научного коммунизма грозно смотрели на всяк входящего, молчаливо вопрошая: «А ты записался в коммунисты? Ух, смотри нам!», и, казалось, грозили пальцами.
Максимов в нерешительности остановился возле двери, слегка наклонился вперёд, переминаясь с ноги на ногу, и состроил умилительную физиономию.
– Я весь внимание, – едва слышно проронил он.
– Проходи, – громко повторил Владлен Вольфович, – чего как неродной? – и жестом позволил сотруднику присесть.
От глубочайшего снисхождения руководителя к его скромной личности Максимов сконфузился.
– Ничего, я здесь постою, – ответил он и полез во внутренний карман пиджака, чтобы достать ручку.
– Смотри, Валера, – придерживая прыть своего неуправляемого характера, предупредил Владлен Вольфович. – Два раза я повторять не намерен.
Максимов как ошпаренный совершил прыжок к столу шефа и слегка прикоснулся пятой точкой к краешку стула. Его ангельский взгляд на своего венценосца излучал страдание молящегося пред иконой Творца.
– Я здесь посоветовался кое с кем, – продолжил назидательно говорить Владлен Вольфович, – и решил направить тебя в Ленинград, так сказать, северную столицу нашей Родины, город на Неве. Будешь представлять наше управление в продвижении одного очень важного проекта, кстати непосредственно связанного с твоей специальностью. Проект пилотный, перспективный. Не подкачаешь? – Владлен Вольфович сделал небольшую паузу и вопросительно посмотрел на Максимова.
Тот, едва сдерживая трясущиеся от радости коленки, весь изнемогал от желания побыстрее приоткрыть своё ротовое отверстие для порывающегося выскочить из него «да», но из вежливости деликатно молчал, дабы не спугнуть фортуну, несказанно вовремя и к месту явившуюся ему.
– Так положительно или отрицательно? – тут же взревел голос шефа.
– Конечно, – опережая вопрос, поспешил ответить Максимов. – Ваше поручение для меня всегда есть закон. Когда прикажете выезжать?
– А прямо завтра и ступай. Только гостиницу не забудь заранее забронировать: там с этим делом, знаешь, строго. Или бронь им подавай, или деньги, лучше зелёные. Хотя и те и другие в любом случае нужны. На халяву даже не рассчитывай: не прокатит.
* * *
Вечером Валера упаковывал чемоданы. В этом деле ему активно помогала супруга Виолетта.
– Будешь на месте – не забудь носки и рубашки почаще менять, – причитала она. – А то привык здесь, понимаешь, в чём попало ходить, перед соседями стыдно. Там прачки не будет, придётся самому всё делать. И деньги прячь подальше. Один раз веером козырнёшь – вмиг исчезнут, глазом не успеешь моргнуть. Прохиндеев в столицах знаешь сколько водится, поболее нашего.
– Да ладно тебе! Что я, маленький? Ты лучше мне баксы из шифоньера вынь. Да не жадничай. Говорят, там без них не обойтись.
Виолетта с минуту подумала, потом махнула рукой.
– А, чего уж там, – в сердцах сказала она, приставила стул к шифоньеру, порылась на верхней полке и из-под стопки чистого белья достала небольшую коробочку.
– На чёрный день всё берегла, – пустив слезу, заныла она. – И Павлику, и нам пригодились бы. Поэтому ты много не транжирь, запасы всё-таки. Прошу тебя.
– Да что ж я, не понимаю? Только в случае крайней необходимости и по самому минимуму.
Она отсчитала две сотенные купюры, вздохнула и через силу добавила к ним третью. Остальные спрятала в бюстгальтер.
С утра по дороге на железнодорожный вокзал Максимов зашёл домой к своему другу детства Николаю и одолжил у него ещё двести долларов.
– Вернусь – с первой же получки отдам. Гадом буду, – пообещал он и побежал ловить такси.
* * *
В поезде Валера вёл себя на удивление аскетично. В ответ на приглашение попутчика отведать его харчи, представленные курицей, колбасой, котлетами и яйцами, он, потупив глаза, достал из сумки приобретённый в придорожном киоске бич-пакет, сходил к проводнику за кипятком, залил им лапшу быстрого приготовления, а потом смачно пережёвывал её вприкуску с хлебом. За окном вперемежку бежали деревья, дома, люди, скотина. Было скучно, но ему больше ничего не оставалось, как довольствоваться этой панорамой.
По причине резкого контраста в разнообразии еды разговор между соседями по одному купе долго не клеился. Первым прервал тишину молчания, изредка сдабриваемую монотонным чавканьем, мужчина, поглощавший более качественные продукты питания. Его звали Володей. Он был атлетического телосложения и, казалось, мог переплюнуть по поднятию тяжестей даже самого Жаботинского.
– Присоединяйтесь, у меня много. А не то с голоду помрёте, – скорее потребовал, чем предложил он и добавил к столу новую порцию яств, сдобренную резким запахом чесночного соуса.
– Нет-нет, благодарствуйте, я сыт, – робко ответил Валера и зачем-то полез во внутренний карман пиджака проверить, на месте ли деньги.
– Не стесняйтесь. Настоящий мужик должен быть в теле, – стал настаивать Володя. – Вам как, до конца ехать или раньше выйдете?
– В Ленинград, работать послали, – едва слышно промямлил Валера.
– Тогда нам вместе.
Володя небрежно чиркнул молнией кожаного чемодана, вытащил из него поллитровку «Столичной» и торжественно водрузил на стол.
– По маленькой? – спросил он.
– Я не пью, – снова как-то неуверенно ответил Валера и сглотнул слюну.
– А чего тут пить? – задался вопросом Володя, мастерски открыл бутылку и одним движением разлил содержимое в два гранёных стакана.
– Будем, – сказал он короткий тост и на одном дыхании, залпом выпил всю водку.
Валера от одного вида поморщился, но корчить из себя девочку не стал. Он тоже взял в руки стакан и через силу начал медленно пить. Сорокаградусная жидкость обжигала губы, горло, желудок, потом тихонько стала постукивать молоточком по наковальне висков, а в заключение окончательно тюкнула его тяжёлым молотом в самое темечко, пригвоздив к подушке.
* * *
Очнулся Валера ближе к обеду следующего дня. Голова пыталась куда-то бежать и молила о пощаде, внутренности – о рассоле, измочаленное тело ныло от тяжести прожитой ночи. В купе никого не было. Только скрипучая дверь одиноко стучала на стыках рельсов в такт покачивающемуся вагону.
– Володя, ты где? – подал он голос, но никто не ответил.
– Володя, – прохрипел он повторно.
За окном шумно проскочил встречный поезд. Превозмогая боль, Валера приподнялся с постели и свесил ноги. Соседняя полка была пуста, матрас свёрнут и покоился у стенки, прижав подушку. Дверь купе неожиданно открылась, в неё просунулось улыбающееся личико проводницы.
– Чай будете? – спросила она.
– Хорошо бы, – ответил Валера. – А где попутчик?
– Как, вы разве не знаете? Он ещё ночью сошёл с поезда. Кстати, просил вас не беспокоить. Сказал: «Выпил малость, теперь отдыхает». А чай я сейчас принесу. Одну минуту.
Дверь захлопнулась. Валера полез во внутренний карман пиджака – долларов в нём не было. Благо «деревянные» хранились в другом потайном месте.
«Начало хуже некуда», – с горечью подумал он и опять тяжело плюхнулся на полку. Голова кружилась, заоконная панорама, освещаемая солнцем, бликами бегала по потолку, ухватиться за её хвост не представлялось возможным. Он закрыл глаза, мысли из памяти сами собой навеяли оставшиеся в живых закоулки сознания.
Перед ним как в тумане пробежали мгновения из далёкого прошлого. Припомнился случай, который он всю жизнь считал для себя постыдным: кража. Да, он своровал у своих же родителей. Казалось, мелочь, ничтожный комплект постельного белья, но взял тайком, непонятно, для чего, и потом долго в этом не сознавался. Каялся, истязал себя, но не сознавался. Отец грозился наказать, стращал, даже немного поддал для солидности, но он, стиснув зубы, не проронил ни слова. Признаться в подлости души тогда для него казалось верхом безумия.
Дверь купе опять приоткрылась, в неё заглянуло милое создание в железнодорожной форме.
– Вот вам чай. Ещё что-то будете?
– Нет, спасибо, достаточно. Простите, а Ленинград скоро?
– Через два часа. Поторопитесь.
* * *
Людской поток, который увлёк его с самого вокзала, казалось, хотел тут же захватить новобранца в свои объятия и незаметно для других пленить, закружить, одурманить. Он шёл, постоянно упираясь в спешащих то туда, то обратно людей, и оглядывался по сторонам.
– А где?.. Куда?.. Как?.. – каждый раз спрашивал он у сновавших мимо прохожих, и они отвечали ему:
– Туда… Некогда… Да пошёл ты…
Наконец он уткнулся носом в искомый объект. Перед ним блистало изыском многоэтажное здание комфортабельной гостиницы. Он вошёл в фойе и замер от удивления. Его низкорослый город по сравнению с этими атлантами казался лилипутом в стране великанов. От удивления он замер.
«А хватит ли на это великолепие денег?» – подумал он, но, пересилив нерешительность, смело шагнул в круговорот совсем другой жизни.
На пятом этаже гостиницы, куда его поселили, было чисто и по сравнению с квартирой, в которой он обитал уже не один год, очень уютно. Благоухающая лавандой постель дурманила сознание. Он тут же бросился в её объятия и утонул в нежности бездонной перины. Усталые глаза заволокло негой.
– Простите, – услышал он сквозь дрёму. – На ужин вы спуститесь вниз или закажете что-нибудь в номер?
Перед ним стояла миловидная женщина на пороге бальзаковского возраста. Её белокурые волосы спадали чуть ниже плеч и слегка завивались книзу. Приподнятый носик удивительно дополнял в меру пухлые губы, манящие в неизведанные лабиринты любви. Голубые глаза светились яркими звёздочками на овальном небосклоне вожделенного личика. Груди, как два порывающихся вырваться из недр вулкана шара, постоянно вздрагивали в глубине тесной блузки и наполняли взор каждого любующегося ими огнедышащей лавой.
– Как вас зовут, прелесть моя? – не выдержав трепета, по-джентльменски спросил Валера.
– Ляля, – робко произнесла она и зарделась.
– Ляля? – переспросил Валера. – Не может такого быть.
– Странно, не правда ли? – поддержала она разговор. – На самом деле я Лолита, но можно Лола или просто Ляля. Так меня все зовут.
Голова Валеры мгновенно закружилась от счастья. Он встал и протянул ей трепещущую руку. К его удивлению, она отнеслась к этому весьма сдержанно. Их внутренние импульсы оказались заряжены взаимно притягивающимися полюсами.
Ночь они провели в одной кровати. Ляля работала сменной дежурной по этажу и поэтому могла в какой-то мере позволить себе такой каприз.
Рано утром Валера стал собираться на работу.
– Ляля, – спросил он, – как мы поделим наши чувства?
– Ты имеешь в виду деньги? – вопросом на вопрос ответила она. – Фу, как пошло! За кого ты меня принимаешь? А ещё в любви и верности клялся, всякие нежности мне говорил, ласкал до безумия. Забыл, что ли?
– Наверное, так положено между мужчиной и женщиной. А как по-другому? – удивился Валера. – У меня жена есть, ребёнок. Я, в сущности, подневольный человек, так сказать, раб своей души.
– Какой же раб хотя бы на мгновение не мечтает вырваться на свободу? – перебила его Ляля. – Если честно, откровенность за откровенность, я тоже замужем, и уже не один год. Но счастья материнства, к сожалению, так и не познала. Врачи пока расписываются в своём бессилии. Говорят: «Ничего не можем сделать, один из вас бесплоден». На этой почве часто с ним ругаемся, порой до развода доходит. А я всё-таки женщина, знаешь, как хочется услышать голос и ощутить запах собственного дитяти? До безумия доходит, по ночам заснуть не могу, кошмары мучают. А сейчас…
И она снова прижала его к себе.
С этой поры исполнение трудовых обязанностей Валера практически ежедневно совмещал со всплесками либидо, а жене постоянно жаловался на гнетущую нестерпимость дальней разлуки.
* * *
На первую недельную побывку домой Валера ехал как на эшафот. «Накосячил так накосячил, – размышлял он, лёжа на полке купе. – Какими глазами на жену буду смотреть, даже не представляю. Она мне верила, последние деньги из заначки не пожалела. А я ей постыдно врал ради похоти. Ничтожество, и только».
Наконец поезд стал протяжно скрипеть тормозами и медленно остановился. Валера посмотрел в окно. На перроне небольшой станции суетились люди. «Все куда-то спешат, волнуются, переживают, а мне в собственный дом возвращаться не хочется, – подумал он. – Хоть вешайся. Ни денег, ни совести».
Он повернулся к стенке и попытался уснуть. Но поезд неожиданно дёрнулся и стал стремительно набирать ход. Всё больше и больше. Вдруг дверь купе шумно побежала по салазкам и распахнулась. Сквозь дрёму Валера услышал за спиной копошение нового пассажира. «Пусть располагается, мешать не буду», – решил он и продолжил думать о своём. Но, когда в нос ударил до боли знакомый запах чесночного соуса, а голос из-за спины: «Давай дёрнем» навеял памятные слова одного знакомого, он не выдержал и вскочил. Перед ним сидел тот самый Володя с бутылкой «Столичной» в руке.
– Здрасте, – слегка заикаясь, поздоровался амбал и поставил водку на стол.
– Что, с гастролей возвращаемся? – пошёл напролом Валера и сам удивился своему нахальству. – Небось, полные карманы денег везём? Теперь от меня никуда не денешься, и водка не поможет. Поезд, слышишь, по рельсам уже «ту-ту», не спрыгнешь. А вот милиция рядом, от неё никуда не спрячешься. И проводник за стенкой. Что делать прикажешь? Заявление писать?
– О чём это вы? – попытался выпутаться из неловкой ситуации Володя. – Я вас знать не знаю, впервые вижу. А если что-то и было, всё равно не докажете.
– Мы уже снова на «вы» перешли? – продолжил нападать Валера. – Я и доказывать ничего не собираюсь. Твоё лицо, знаешь, на каждом углу, куда ни плюнь, красуется: «Разыскивается преступник». Вот такая рожа на фотографии, за день не обделаешь. – Валера развёл в стороны руки. – И с таким арсеналом ты пытаешься мне очки втереть? Даже не думай. Сядешь наверняка.
Володя растерянно слушал обвинения в свой адрес и ошалело искал выход из положения.
– Может быть, договоримся? – в какой-то момент предложил он. – Сколько я у тебя тогда взял?
– Деньгами хочешь откупиться? От возмездия убежать? – пошёл ва-банк Валера. – Ишь какой хитрый!
– Я больше верну, гораздо больше, вот увидишь, – уцепился за соломинку Володя, моментально чиркнул молнией чемодана и вытащил из него пачку денег.
– Ничего себе! Смотрю, не один я в лохи угодил, – удивился Валера. – Многих успел обездолить. Сколько же ты людям гадостей наделал?! Видимо, не один год на этом поприще трудишься. Сноровка есть, ничего не скажешь. Кто-то горбатится, не разгибая спины, а кто-то на этом наживается, как клещ вцепится и кровь чужую сосёт.
– Этого хватит? – не обращая внимания на возмущение, спросил Володя и стал полистно устилать столик купюрами не первой свежести.
– Так ты же, помнится, у меня доллары стащил, а сейчас рубли подсовываешь? Не выйдет, несправедливо получается, – ещё больше загорелся Валера при виде денег. – Давай по-честному.
– По-честному, говоришь? – переспросил Володя. – Будет тебе по-честному.
Он порылся в глубине чемодана и достал из него заветные доллары.
– Эти? – совершенно излишне уточнил он.
– Угу, – послышался нетерпеливый ответ.
– И сколько я должен?
Валера на секунду задумался, подсчитывая свою выгоду, и выдал:
– Тысячу долларов.
Валера удивлённо посмотрел на него, подумав: «Загнул парень», и отсчитал положенную сумму.
– Теперь в расчёте? – снова спросил он и спрятал деньги вглубь чемодана.
– Так-то лучше будет, – радостно произнёс Валера, свернул деньги и засунул их во внутренний карман пиджака.
– А как насчёт пяти грамм? – уже по привычке продолжил играть свою роль Володя. – Не возражаешь?
– Нет уж, хватит. Один раз я уже поймался на эту удочку. Больше этого не повторится.
– Ну, тогда я сам, – согласился с ним Володя, налил себе полный стакан водки и осушил его залпом.
* * *
К своему дому Валера подъехал на такси в приподнятом настроении. В руках маячил роскошный букет цветов, в целлофановом пакете лежали подарки для жены и ребёнка, купленные в одном из магазинов в своём же городе. Конечно, не забыл он и про шефа, которому выпросил у Ляли какую-то безделушку ленинградского пошиба. «Пусть знает наших», – сказал он тогда своей любовнице и поцеловал её в губы.
Ночью, после имитации долгожданной любви, Валера лежал в кровати, обнимая жену, и выстраивал планы на новую поездку в Ленинград: «Завтра надо позвонить Ляле и попросить её, чтобы придержала для меня тот же номер. Время пролетит быстро, не успею оглянуться. Сувенир купить не мешало бы. В этом плане она сделала для меня много, теперь мяч на моей стороне поля. Благо с деньгами подфартило, есть на что опереться. С шефом всё на мази, благодарственное письмо он уже получил, так что претензий никаких не будет. А, вот! – неожиданно пришло ему на ум. – Про Варвару Никитичну забыл. Свои люди у руководства всегда нужны, пригодятся…»
Владлен Вольфович встретил Валеру чуть ли не с распростёртыми объятиями.
– Молодец, – многократно повторял он и дружески хлопал его по плечу. – Уже наслышан. Доверие оправдываешь. Даже из министерства звонили, поощрить хотят. Держи марку и дальше. Глядишь, скоро повышение по службе получишь. На небесах придётся тебя искать.
– Ну что вы, Владлен Вольфович, – засмущался Валера. – Это всё благодаря вам. Вы – наша путеводная звезда. А мы – так себе, вокруг неё по орбите вертимся и кое-какой след оставляем. Конечно, хотелось бы поближе к вам быть, заботу и импульс задора, так сказать, из первых рук ощущать, но, видимо, пока недотягиваем. Будем стараться работать ещё лучше.
– Ладно, не скромничай, – прервал его шеф. – Зарекомендуешь себя – выдвинем в руководители, даже не сомневайся. А пока у меня есть к тебе одна просьба. Норковую шубу надо моей жене купить. Чёрную. Размер пятидесятый, рост третий. Сможешь?
– Постараюсь, Владлен Вольфович, – ответил Валера, – вот только… – и замялся.
– Деньги? – опередил его шеф. – Об этом даже не думай. Назовёшь цену – в тот же день на твоё имя переведу требуемую сумму. Договорились?
* * *
В гостинице Ляля встретила Валеру несколько разочарованно. На её лице обозначились одновременно и испуг, и ликование.
– Что случилось в моё отсутствие? – поспешил спросить Валера. – Или обидел кто?
– Новости две, хорошая и плохая, – панически ответила она. – Во-первых, можешь меня поздравить: я беременна.
Валера тут же побелел. Его ноги подкосились. Он присел на кровать и только сейчас понял, насколько её перина была жёсткая.
– Но это ещё не всё, – апперкотом добила его Ляля. – Мой муж что-то подозревает. Вчера он долго выпытывал у меня про токсикоз и звонил своему другу, гинекологу. Как мне теперь быть, даже не знаю.
У Валеры защемило сердце, нестерпимые позывы в кишечнике попросились наружу. Он мгновенно подскочил и со словами «я сейчас» заперся в туалете.
– И что ты ему ответила? – прокричал он оттуда.
– Я перевела весь разговор в шутку и от прямого ответа уклонилась.
– Ну и правильно. Что-нибудь придумаем, – постарался успокоить её Валера, а сам, словно гроссмейстер, стал молниеносно просчитывать возможные ходы этой партии.
«Насилие преступников, хлороформ, девичник с продолжением, дачные забавы, беспомощное состояние, служебный роман? Что ещё? – снежной лавиной катилось по извилинам его мозга. – Нет, всё не то, неправдоподобно». И тут на память пришла одна давняя статья из местной газеты. Кажется, она называлась «Инопланетяне», но не в этом суть дела.
– Ляля! – воскликнул он. – Есть идея!
– Какая? – поинтересовалась она.
– Сейчас объясню.
Ночью они снова лежали в кровати и оживлённо разговаривали.
– Знаешь, – шептал ей Валера на ухо, – несколько лет тому назад одна женщина в нашем городе тоже забеременела. Она долго не могла признаться в этом мужу, а когда скрывать стало невозможно, обратилась к знакомой журналистке. Та быстро состряпала статейку, скорее всего навеянную фантастической литературой, и опубликовала её в газете. Судя по разговорам, некоторые в её правдивость поверили.
– И что в ней было? – удивлённо спросила Ляля.
– Свою беременность она объяснила тем, что с некоторых пор её каждую ночь посещают инопланетяне, забирают с собой, показывают корабль, на котором прилетели, и ради эксперимента по детопроизводству насилуют. Сопротивляться им она была не в силах, так как они воздействовали на неё психологически: мысленно или невидимыми лучами.
– Ничего себе вывернулась. И ты предлагаешь мне последовать её примеру?
– А почему бы и нет? Сейчас про неопознанные летающие объекты везде пишут. Даже научные симпозиумы проводят. Вот и ты будешь лауреатом какой-нибудь премии. Сразу же на верха взлетишь. О тебе статьи писать будут.
– Лишь бы не в журнале «Крокодил», – улыбнулась она и прижалась к Валере. – Небось, потом сам же над этой чушью смеяться будешь и другим рассказывать?
– Нет, Ляля, – на полном серьёзе ответил Валера. – Другого выхода я просто не вижу. Тогда только аборт.
– Ни за что, – прокричала Ляля и вырвалась из объятий.
– О ребёнке я мечтала всю жизнь и убить его в чреве никому не позволю. Слышишь? Ни-ко-му! Руки на себя наложу, но не позволю.
* * *
Прошло время. Валера немного успокоился, купил жене шефа шубу, домашним – сувениры и уже готовился к очередной побывке на родине. «Скоро уеду и больше никогда не вернусь, – думал он, сидя на диване у торшера своего номера.
– Попрошу Владлена Вольфовича, чтобы он направил вместо меня другого сотрудника. Незаменимых ведь нет, вот и я такой же. А Ляля меня поймёт. Ей деваться просто некуда. Получила своё счастье – и пусть радуется. С меня же хватит. Пришибут ещё ненароком».
В двери тихо повернулся ключ замка. Вошла Ляля. Она, казалось, была чем-то расстроена. Валера почувствовал, что случилось неладное.
– Что с тобой, дорогая? – спросил он и обнял её.
– Вчера сильно поругалась с мужем, – всхлипывая, прижалась к нему Ляля. – Не верит он в этих инопланетян. Сказки, говорит, всё это, бред сивой кобылы. А сегодня заметила: следит он за мной, то там, то тут тень его вижу. Что пришло ему в голову, даже не знаю. Но чую неладное.
И в этот момент в дверь забарабанили, да так сильно, что, казалось, ещё немного – и она сорвётся с петель.
– Ляля, открой, – кричал чей-то голос со стороны коридора. – Я знаю, что ты здесь.
Это был её муж Василий. И не один. Ему ассистировал его друг Борис, тот самый врач-гинеколог, который уже не раз выступал в роли домашнего эксперта по женским вопросам.
Ляля забилась в угол комнаты и дрожала, всем видом показывая Валере, что впускать их не следует. А он в растерянности метался по номеру, натыкаясь на предметы его интерьера, падал, снова поднимался и не знал, что делать. В какой-то момент он понял: «Это конец», подошёл к двери и от безысходности открыл её.
– Чего вы хотели? – спросил он и тут же упал на пол от сильного удара в челюсть.
В комнату ворвались двое мужчин.
– А, вот она! – прорычал Василий и, схватив за волосы жену, поволок её в центр комнаты.
Понимая всю тяжесть своего положения, Ляля не кричала и не сопротивлялась. Она молча плакала и берегла живот от возможных ударов ногой или другим тупым предметом. Жизнь ребёнка для неё в этот момент была наиважнейшим приоритетом, и ничто, никакие издевательства не могли стать препятствием этому.
– Подождите, кто вы такие? – едва очухавшись, бросился на защиту Ляли Валера.
– А мы с инспекторской проверкой от НИИ инопланетян, смотрим, всё ли проходит в соответствии с экспериментом, – ехидно ответил Василий и снова оттолкнул Валеру.
Тот отлетел в дальний угол комнаты.
– Ну хватит, – вмешался в разборки Борис. – Зашибёшь не дай бог, грех на душу возьмёшь. Тебе хочется сидеть потом за это? Давай лучше хорошенько напоим хмыря и выбросим из окошка. Пущай себе полетает. Увидишь, менты за самоубийство это примут, тогда и дело с концом.
– Давай, – поддержал его Василий. – Найди водку.
– А чего её искать? Видишь, на столе стоит и сама в рот просится.
Василий подбежал к столу, схватил бутылку и доверху наполнил стакан.
– На, пей, – прокричал он, ткнув его в самый нос Валеры. – Хорошо будет. Даже не почувствуешь.
Дрожащими руками Валера взял в руки стакан, понюхал, зажмурился и резким движением выплеснул жидкость прямо в лицо Василию. От неожиданности тот оторопел. Воспользовавшись замешательством, он вскочил на ноги, выбежал в коридор и быстрее ветра помчался прочь. Догонять его никто не собирался.
В третьем часу ночи Валера крадучись снова проник в гостиницу, быстро собрал вещи и уехал на железнодорожный вокзал. В свой номер он больше не вернулся.
Что стало потом с Лялей, можно только догадываться.

Омут колдовства
Колдовству, как известно, стоит только начаться, а там уже его ничем не остановишь.
    Михаил Булгаков. «Мастер и Маргарита»
На западном склоне хребта Иолго, что на севере Алтайских гор, у подножия перевала Багаташ, бьётся о камни речка Тура, игриво наполняя своими водами всемогущий Каракол. Здесь в тридцати километрах от села Элекмонар Чемальского района расположен уникальный уголок нашей Родины, подобный одному из чудес света, – Каракольские озёра. В своё время их воспевали Шишков и Залыгин, Шукшин и Рерих. Недаром местные старожилы говорят: «Поклониться этим чарующим своей первозданностью местам – сродни увидеть Бога».
Испокон веков вслед за человеком облюбовали эти сакральные места горные духи. Теперь они обитают здесь и по праву считают их своими владениями. Им и будет посвящено наше с вами необыкновенное путешествие.

День первый
Привал на озере духов
Три закадычных друга: Сашка Чеботарь, Женька Крутик и самый старший по возрасту Родион Болгарин – каменистыми тропами шли к месту запланированной ночёвки, первому и самому верхнему из общей группы семи озёр каракольского ландшафта. Чудная погода, целебный воздух и великолепие пейзажа предвещали прекрасный отдых. Настроение у всех было приподнятое.
Ущелья, облитые разноцветьем горной тайги, то грозно нависали над их головами, то милостиво отступали, демонстрируя богатство альпийских лугов. Благоухание трав наполняло лёгкие неповторимостью чудодейственного эликсира.
Однако в этот радужный колорит цветов и запахов совершенно не вписывалась одна поначалу казавшаяся очень странной деталь: низко над озером, в двух-трёх метрах от водной глади, тучно висела небольшая облачная пелена, которую раньше никто не замечал. Она, как сгусток белого пара, клубилась, перемешивая свои внутренности. С виду это было похоже на живой организм мутировавшей плазмы.
Родион не мешкая достал фотоаппарат и стал снимать происходящее на плёнку. Сашка и Женька раскрыли от удивления рты и не могли оторваться от невиданного доселе дива, происходящего у них на глазах. А облако меж тем, испугавшись, что за ним наблюдают, в считаные минуты стало рассеиваться, блёкнуть и вскоре исчезло, будто его и не было вовсе.
– Что это? – перебивая друг друга, поинтересовались Сашка и Женька.
– Туман. Обыкновенный туман, который часто возникает в местах повышенной влажности, – успокоил их Родион. – Здесь, сами понимаете, край озёрный, можно увидеть и не такое. Поэтому не робейте, всё будет нормально.
В его голосе звучала нотка твёрдой уверенности в абсолютной правоте, которая на тот момент была молодым людям крайне необходима.
– Давайте лучше устраиваться. В горах темнеет быстро, не успеете даже костёр разжечь, – добавил он и, показывая личный пример, стал распаковывать рюкзак.
Палатку смельчаки разбили в нескольких метрах у воды, рядом с тропой, чтобы не страшно было ходить в тёмное время суток, и, наспех перекусив консервами, легли отдыхать. Ночью же откуда ни возьмись подул ветер. Сначала робко, игриво лаская измождённые многочасовым переходом тела путников, а потом всё сильнее и сильнее, с порывами, воем и даже диким рёвом всего того, что их окружало, включая растительность, воду и камни.
Первым о возможных последствиях урагана смекнул Родион.
– Сашка, – не вытерпев напряжения, подал он свой басовитый голос и стал натягивать штаны.
– Чего? – ответил тот.
– Буди Женьку. Надо палатку крепить. Иначе ночевать нам придётся под открытым небом.
Парень неохотно поёрзал под одеялом, зевнул и стал тормошить соседа.
– Эй, вставай давай, – настойчиво забормотал он.
Женька сначала не подавал признаков жизни, но потом вроде заскулил.
– Да очнись ты, наконец! Слышишь, зовут?
– А? Чего? – не разобрался он спросонья.
– Поднимайся. Труба зовёт. На прогулку кличут.
– Вы чё, обалдели? Какую ещё прогулку? Три часа ночи.
– Сейчас увидишь.
Через минуту ребята выползли из лежбища наружу. Ветер гнул ветки деревьев к земле, норовя отхлестать ими любого противника, трава жалась к земле и играла волнами. Над озером опять висело белое пятно тумана. Но теперь оно не бурлило, а медленно расплывалось по сторонам, заполняя собой всё окружающее пространство.
«Странно», – подумал Родион и стал торопливо распределять имеющиеся силы по местам дислокации.
– Сашка, – бойко скомандовал он, – ты поднимись по тропе к скале, найди там камни потяжелее. Палатку снаружи обложим, чтобы не унесло. А ты, Женька, спустись к воде, поищи палки. Да не хворост, а поувесистее тащи. Дополнительную натяжку сделаем. Я же здесь, что есть подходящего, посмотрю. Только не теряйтесь, будьте осторожны и далеко не заходите. Если что – подавайте голос и мигом обратно. Всем понятно?
– Ага, – понуро отрапортовали друзья и, с тревогой оглядываясь на середину водоёма, туда, где творилось что-то невообразимое и загадочное, приступили к выполнению задания.
Прошло немало времени. Родион на ощупь пробирался вдоль склона горы и искал подходящие предметы для укрепления наспех обустроенного места ночлега. По пути попадалась всякая мелочь. В какой-то момент он на что-то наткнулся.
– Тьфу ты, чуть ногу не подвернул, – простонал он.
Под ногами лежал камень. Рядом с ним валялось ещё несколько булыжников. «Как раз то, что нам нужно», – обрадовался он и решил немедленно подтянуть ребят.
– Сашка, Женька, – крикнул он в темноту. – Идите ко мне. Помощь нужна.
Однако заволакивающий всё вокруг белёсый туман оставался совершенно безмолвным. И только жуткий ветер пугал его, изображая из себя изголодавшуюся волчью стаю, жаждущую крови. Он крикнул ещё раз, потом ещё, но, убедившись в безрезультатности своих действий, развернулся и пошёл в обратную, как он предполагал, сторону.
Однако теперь встававшие на его пути деревья, кустарники, камни, извороты тропы, через которые он только что проходил, казались ему совершенно незнакомыми. Он чётко сознавал, что ранее в этих местах никогда не бывал, по причине чего его душил неудержимый приступ страха.
И вдруг небо разверзла молния. Её ослепительно-яркие остроконечные изгибы вонзились в самый центр озера, оглушив всю местность протяжным раскатом. Родион оглянулся и в этот момент за одним из выступов рассмотрел силуэт человека. Состояние ужаса привело его в ступор. В нескольких метрах от него шёл седовласый старик с бородой. Его одежда напоминала пришельца из глубины веков. Посох, на который он опирался, оканчивался козьими рогами, позаимствованными разве что у самого дьявола.
– Подождите! – крикнул он, едва сдерживая трепет.
Но человек как будто его не слышал, а потом бесследно растворился в тумане ночи.
Оцепенение Родиона длилось вечность. Руки и ноги не слушались, всё тело лихорадочно тряслось. Он впился глазами в то место, где только что видел незнакомца, и снова ждал его появления. Однако мираж светопреставления на этом закончился.
Когда Родион пришёл в себя, ветер уже стих. Далеко за лесом и горами зарделись первые лучи восходящего солнца. Он посмотрел по сторонам и понял, что находится недалеко от лагеря. Сломя голову, не разбирая ничего на своём пути, он бросился к палатке. Ветки деревьев, колючки и камни кромсали его конечности, разбивая плоть в клочья и кровь. Но боли он не чувствовал. Была только одна нестерпимая жажда жизни.
«Сейчас будет поворот, за ним – небольшая поляна, ручей, а там уже близко», – просчитывал он в уме последние метры своего возвращения в стан. Задыхаясь от напряжённого бега по бездорожью, прыгая с уступа на уступ, он летел быстрее той самой молнии, что не выходила у него из головы.
– Всё, вот здесь, – пробормотал он на последнем издыхании и тяжело опустился на колени.
Но что за диво? У костра, разведённого возле палатки, спокойно сидели его друзья, пили чай и о чём-то разговаривали.
– Наконец-то! – живо отозвались они, помогая Родиону подняться с земли. – И где тебя только черти носили?
Обессиленный Родион опёрся на крепкие плечи ребят и полностью отдался их власти.
Позже путешественники сидели у костра и предавались воспоминаниям прошедшей ночи.
– Почему вы не откликнулись на мой зов о помощи? – спросил Родион.
Женька и Сашка удивлённо переглянулись.
– Какой ещё зов? – переспросил Женька. – Я лично ничего не слышал.
– Я тоже, – ответил Сашка.
– Ну как же так? – не веря друзьям, продолжил допытываться Родион. – Я шёл вдоль обрыва, увидел на дороге камни и стал звать вас. Но никто не откликнулся.
– Какие камни? Ты же сам под утро принёс их к палатке и дал нам задание укрепить её.
– Да? – ещё больше удивился Родион. – И что было дальше?
– Потом ты сказал, что тебе надо отойти по надобности, и ушёл.
Родион старался воспроизвести все события по порядку, но у него ничего не получалось.
– А гром и молнию вы видели? Или всё это мне тоже причудилось?
– Небольшие раскаты действительно слышали, но чтобы молнию… Наверное, ты просто смеёшься над нами.
Женька на всякий случай потрогал его лоб. Он был горячим и влажным.
– Э, да ты, смотрю, бредишь. Плохо, да? Совсем?
– Нет-нет. Со мной всё нормально, – ответил он, резко обернулся на какой-то посторонний шум и тут же обомлел: ночной старик с посохом не торопясь шёл в направлении костра.
Родион поднял дрожащую руку, чтобы показать ребятам это видение, оглянулся, но почему-то никого возле себя не обнаружил. Не понимая, что происходит, он замер в ожидании своей участи.
Старик молча подошёл к нему, наклонился и уставился прямо в лицо. Его острый взгляд пронзал Родиона насквозь, длинная борода щекотала подбородок и нос, лоб рассекали глубокие морщины, седые волосы спадали на плечи.
– Что, боишься? – после некоторой паузы спросил старик. – Не надо, я добрый.
Сердце Родиона стучало, как отбойный молоток, и норовило выскочить из груди.
– А чего мне бояться? – заикаясь, промямлил он.
– Запомни: я – горный дух, и это мои владения! – грозно прошипел старик и стукнул посохом о землю.
Его голос ещё долго резонировал в ушах Родиона удаляющимся эхом.
– Владения… владения… владения… – слышалось ему отовсюду, и казалось, сама природа, всё живое и неживое вокруг откликалось на эти слова.
Вдруг он почувствовал, что его кто-то тормошит за плечи.
– Эй, дружище, очнись, – пробились к нему через сознание чьи-то голоса.
Резкость кадра вывела на экран чёткую картинку друзей. Они склонились над ним и взволнованно причитали. Родион собрался с силами, отстранил ребят, встал и не спеша обошёл место стоянки. Никаких следов присутствия постороннего человека он не обнаружил. Но в какой-то момент его охватил ещё больший страх: возле палатки, в том самом месте, где только что стоял старик, лежала длинная палка, очень похожая на посох. На её конце извивалось нечто похожее на козьи рога.
Родион поднял находку с земли, повертел в руках и хотел было уже выбросить, как ощутил в ней какой-то трепет. Палка моментально потяжелела и нагрелась. Ладонь почувствовала тепло: сначала едва уловимое, потом нестерпимо жгучее. «Владелец злится», – подумал он, осторожно положил палку на место, вынес из палатки рубашку и аккуратно завернул в неё этот бесценный индикатор связи настоящего с прошлым.
– Будем собираться? – наконец обратился он к друзьям с долгожданным вопросом. – Надо идти дальше, если хотим увидеть все красоты этого края.
Ребята, не медля ни минуты, засуетились. Примерно через час они уже шагали по заранее составленному маршруту. При этом палка-посох, с которой Родион не захотел расставаться, была надёжно прикреплена к его рюкзаку.

День второй
Золотая лихорадка
Долго ли, коротко ли, второй день путешествия близился к концу Впереди маячил очередной привал. Полные впечатлений, ребята давно забыли о ночном происшествии и наслаждались неповторимой красотой пейзажа. Лес сибирской сосны с примесью пихты и лиственницы плавно менялся, ведя торг с зелёными лугами, усыпанными купальницей, фиалками, змееголовником, водосбором. Изредка шарахались косули, метались соболя. Однажды на поляну вышел лось. Он почесал ветвистые рога о дерево, с тревогой посмотрел на незваных гостей и скрылся в чаще. От диких зверей не отставали глухари, куропатки, рябчики, филины и прочие пернатые обитатели сказочных мест. Их пение, треск и даже хохот гармонично вливались в уникальный хор биоритма природы.
На закате дня ребята выбрали подходящее место недалеко от озера и снова разбили лагерь. Только теперь к этому занятию, чтобы не повторять ошибки прошлого, они отнеслись с особой щепетильностью. Ужин у костра постепенно перерос в мальчишник. Играли в карты, рассказывали истории, для тонуса выпили немного вина. Когда алкоголь подействовал на молодые организмы, Родион потянулся, отчего его косточки смачно хрустнули, и неожиданно внёс предложение:
– Эх, хорошо бы сейчас размяться. Кстати, пока не поздно, осмотреться бы тоже не помешало.
Он поднялся, взял в руки посох старца, с которым теперь не расставался ни на минуту, и пошёл к прибрежным скалам. Обросшие щетиной кустарника исполины уже давно приковывали к себе его внимание.
– Постой, – крикнул вдогонку Женька. – Мы с тобой. Не дай бог опять приключение случится, беды не миновать.
Тропинка привела ребят к огромному монолиту. Своей массой он прирос к земле. На поверхности виднелась только верхушка. Она блестела и излучала сияние.
– Вот это да! – воскликнул Родион. – В жизни такого не видел.
Он подошёл ближе, пригляделся и даже попробовал на язык.
– Постой. Да это же золото! Но почему оно светится?
– Поди брешешь, – усомнились Женька с Сашкой.
Тогда Родион поднял первый попавшийся камень и попробовал отколоть от валуна небольшой кусок. От ударов на его поверхности оставались только вмятины.
– Ну точно золото! Видите, какой он мягкий и совершенно не крошится. Только без инструмента нам его не взять, – задал тему для общего размышления Родион.
Ребята молчали. Видя их замешательство, Родион продолжил:
– Я вот что думаю. Дуйте сейчас в палатку, поищите там что-нибудь подходящее. А я здесь побуду, место покараулю.
– А может быть, ну его, это золото? Ещё найдём приключения на свою голову, – засомневался Женька.
– Тебе не надо, а мне – в самый раз. Мотоцикл себе куплю, другие прибамбасы, – перебил его Сашка, повернулся и пошёл в направлении палатки.
– Ну, если так, тогда и мне пусть что-нибудь перепадёт. Не пропадать же добру, – согласился с ним Женька и побрёл следом.
Родион остался один. Из интереса он обошёл камень, примерился, с какой стороны его лучше поддеть, приладил в это место палку с козьими рогами и потянул рычаг вверх. От напряжения сил палка треснула. В тот же миг за его спиной раздался скрипучий голос:
– Ну что, раб Божий, доигрался? Как ты посмел испортить мой посох?
Родион обомлел, по коже побежали мурашки, волосы уподобились покрову ёжика. Он обернулся и в ужасе замер: перед ним, нос к носу, стоял вчерашний старик и насквозь пронзал его своим колючим взглядом. При дыхании от него исходил затхлый запах хвойного перегноя.
– Я накажу тебя, – угрожал он. – Ты ещё попомнишь моё слово.
Родион попятился. Теперь каждый его шаг сопровождался набатом испуганного сердца. И тут он почувствовал, что стоявшая рядом сосна тяжело покачнулась, вековой ствол заскрипел, коренья зашевелились, земля под ногами задрожала и разверзлась.
Очнулся он на дне ямы. Было сыро, по стенам текла мерзкая жидкость, отовсюду веяло холодом. Только высоко в небе, тяжело пробираясь сквозь тучи, одиноко плыл жёлтый чёлн. Тусклые блики луны едва освещали небольшое пространство, в котором теперь находился молодой узник.
– Посиди, пока не уразумеешь, – донёсся сверху повелительный голос старика. – Поделом тебе будет.
Он топнул ногой, в яму посыпались камни. Они светились точно так же, как тот валун на краю бездны, и были похожи на звёздный дождь.
– Вытащите меня отсюда, – взмолился Родион.
В отчаянии он бросился штурмовать стену, чтобы выбраться наружу. Но земля была скользкой, его пальцы вязли в грязи, и тело каждый раз неминуемо сползало в яму. Тогда Родион стал что есть мочи кричать и звать на помощь. Однако и после этого никто на его зов не откликнулся. Только одинокий филин как-то странно засмеялся в темноте, а испуганная луна спряталась за тучу. Положение казалось безвыходным.
Прошло время, Родион стал замерзать. Душа терзалась, внутри её бурлила обида на судьбу, несправедливость неведомых сил, нелепость ситуации. Он опустился на колени и только тогда заметил разбросанные вокруг светящиеся камни. Это были самородки золота. «Настоящий граф Монте-Кристо», – с вожделением подумал про себя Родион и стал собирать их в кучу. К его удивлению, драгоценного металла оказалось так много, что, если бы даже он смог каким-то образом выбраться из плена, унести его одному было бы всё равно не под силу.
Сверху неожиданно послышался голос старика:
– Это тебе подарок от меня. Бери, сколько хочешь, только верни посох.
– Но он же сломан, – заныл Родион.
– Верни, я сказал, дальше уже не твоё дело.
Родион поднялся, протянул палку вверх. Старик опустился на одно колено, дотянулся до неё и взял в руки. Удивительно, но посох тут же ожил, озарив темноту голубым сиянием.
– Это другое дело. Теперь выбирайся, а я пошёл дальше. У меня дел по горло.
– Но как же я отсюда выберусь? – недоумённо спросил Родион.
На что старик ничего не ответил и, словно привидение, растворился.
Родион остался один, страх с новой силой обуял его сознание.
Спустя некоторое время вверху послышались голоса: сначала глухо, где-то далеко-далеко, потом всё ближе и отчётливей. Это были друзья. Они искали своего товарища, освещая путь фонариком.
– Сашка, Женька! – закричал Родион. – Я здесь! Помогите! На краю ямы нарисовались два силуэта.
– Ты как сюда попал? – удивились ребята.
– Как все. Провалился, – как-то хладнокровно съехидничал Родион.
– Тогда держи, – крикнул Женька и бросил ему конец верёвки.
– Это, конечно, хорошо, – отозвался Родион, – но надо бы мешок. Я нашёл здесь кое-что поинтереснее – золотую россыпь.
– Что, камень тоже провалился?
– Да нет, потом расскажу, а пока тащите мешок. Только меня одного не оставляйте, натерпелся я, сил уже нет.
Когда первый груз кое-как был поднят наверх, ребятам стало не по себе: золота в яме оказалось нескончаемо много, а желания одномоментно разбогатеть от него только прибавилось. Чтобы вытащить весь неожиданно свалившийся на голову металл, дурманящий воображение, им пришлось сделать несколько ходок от ямы до палатки и обратно. Со стороны эта процедура кому-то могла показаться трудовым авралом у муравейника, но только не им. Золотая лихорадка устали не знала.
Далеко за полночь измученные ребята, едва добравшись до постели, уснули в обнимку с сокровищами. Утром они мечтали проснуться баснословно богатыми. Амплитуда колебаний их сознания зашкаливала за седьмое небо. Каждому из них снился поистине сказочный сон.

Сашкины грёзы.С неподъёмным мешком на спине, местами таща волоком, перекатом и даже на привязи верёвкой к торсу, он выбрался на обочину дороги и тут же обмяк, взгромоздившись на него верхом. Трасса, как на грех, в эти предутренние часы была пустынна. Он заглянул в дырочку, образовавшуюся от трения мешка по земле. Блеск золота моментально ослепил его и снял всю усталость. «Ещё немного», – подумал он, поднялся и стал подавать проходящим машинам сигналы автостопа. Вскоре к нему подкатил роскошный кабриолет. За рулём сидел негр. На заднем сиденье полулежала юная особа. Таких писаных красавиц он видел разве что на страницах журнала Playboy. Забросив одну ногу на другую, она искусно демонстрировала изящество своей неповторимой фигуры.
– Ты что-то хотел, баловник? – спросила она, приветливо улыбаясь.
Сашка оцепенел. Его глаза не могли оторваться, казалось, от картины самой Примадонны, написанной в стиле ню.
– Эй! Очнись, – засмеялась она.
Дверь машины автоматически приоткрылась, приглашая Сашку в салон.
– Please, – подыграл негр, и его ослепительно-белые зубы обнажили всю ширь челюсти.
«Почему он сказал по-английски?» – удивился Сашка. Но дамочка, словно читая его мысли, не мешкая ответила:
– Мы в Голливуде. А вы думали, где, в Простоквашине?
Сашка сгорал от стыда за незнание этикета вежливости. Он поднял мешок с золотом и потащил его к машине.
– Money? – опередил его негр.
– Что? – уточнил Сашка.
– Он спрашивает: деньги у вас есть? – перевела ему на русский язык девица.
– А как же! – ответил Сашка и важно раскрыл мешок. – Вот, смотрите, сколько золота. На всю машину вместе с вами и барахлом хватит, ещё даже останется.
– Это, по-вашему, есть золото? – удивилась она, заглянув внутрь мешка. – Пол, гляди, что эти русские называют золотом.
Негр перекинул своё грузное тело через сиденье.
– No, по, – ответил он и рассмеялся.
– На эти камни купи себе мотоцикл. А лучше – велосипед, – сказала девица и захлопнула дверь. – Трогай, Пол.
Кабриолет взревел и скрылся за поворотом…

Женькины грёзы. Такси притормозило у дверей банка. Женька выпрыгнул из него и потребовал от водителя открыть багажник. На дне лежал огромный мешок. Он с горем пополам выволок его оттуда и тяжело опустил на землю.
– Шеф, подождёшь? – помпезно спросил Женька. – Я мигом. За счётчик отвечаю по двойному тарифу. Даже не сомневайся.
Водитель с недоверием посмотрел на него, но согласился:
– Только недолго. Мне ещё в гараж заехать надо, – потом с удивлением посмотрел на мешок и спросил: – Слушай, а почему ты в банк с мешком? Нормальные люди сюда с дипломатами ходят.
– Ничего ты не понимаешь, – скептически ответил Женька. – Вот вернусь – увидишь. Будет у меня и дипломат, и валюта в нём шелестеть.
Сотрудники банка встретили Женьку, к его удивлению, холодно, более того, презрительно. «Очередной босяк пожаловал», – подтрунивали они над ним и на всякий случай сообщили о подозрительном клиенте в службу безопасности. Её руководитель появился в зале незамедлительно.
– Что это у вас? – строго спросил он и стал по рации вызывать охрану.
– Золото! – во всеуслышание объявил Женька. – Продать хочу.
– Здесь не рынок, – поспешил остудить его начальник безопасности. – Вы, наверное, ошиблись.
Один за другим вбежали два охранника.
– Вызывали, Валерий Петрович? – поинтересовались они.
– Проверьте у этого гражданина содержимое мешка, – приказал начальник. – Только осторожнее. Внутри может быть взрывное устройство. Жахнет ещё ненароком – ни нас, ни банка с его наличностью не останется.
– О чём вы говорите? – начал оправдываться Женька. – Какая ещё бомба? Что там может взорваться? Посмотрите сами.
И он высыпал содержимое мешка прямо на пол:
– Видите? Золото это.
Всё недоумённо посмотрели на него, переглянулись и, ничего не сказав, дружно вытурили взашей.
Из дверей банка Женька летел кубарем. Водитель смотрел на этот концерт со стороны и недоумевал: «Как же я сразу не сообразил, что связался с сумасшедшим? Вот влип так влип».
Он молча завёл машину и нервно выжал педаль газа на полную мощность…

Грёзы Родиона. Ракета всемирно известной фирмы «ЖАР и Ко», брендовый логотип которой с фотографиями её владельцев: Женьки, Александра и Родиона – красовался на корпусе корабля, в назначенное время стартовал с космодрома. За пультом управления находился, конечно, Родион. Остальные ребята были его помощниками. Вся троица, облачённая в скафандры, уверенно нажимала всевозможные кнопки и рычаги. Полёт проходил в штатном режиме, когда на тридцатой минуте в эфире неожиданно проскрипел зычный голос руководителя. Он прокашлялся и передал срочную радиограмму:
– Первый, первый. Ты меня слышишь? Приказываю срочно вернуться на Землю.
– А что случилось, шеф? – по-свойски обратился к нему Родион. – У нас вроде бы всё нормально, самочувствие отличное.
– Причины мне неизвестны. Но велели вернуть экипаж обратно. Площадка для приземления уже готова, – настаивал голос из динамика.
– Михалыч, я что-то не понял, – словно с корешем, продолжил вести разговор Родион. – То счастливого пути желаешь, то сворачивайся. Это же не телега, в конце концов. Скажи честно, не юли: мало отстегнули, что ли, или как это понимать?
– Только для тебя, Родя. Не сердись, – прошептал руководитель полёта в микрофон. – Комиссия в кулуарах разобралась. Ваш счёт в МБА закрыли. Золото, говорят, ненастоящее. Вы – банкроты.
– Такого не может быть! Ты, наверное, шутишь, братан?
– удивился Родион и со злости потянул рычаг тормоза на себя.
Ракета фыркнула, изогнулась, показывая всем видом, что так делать нельзя: это же не машина какая-нибудь, а целый космический корабль. В иллюминаторе вдруг показалась голова старца. Своим большим носом он прилип к нему.
– А вам чего здесь надо? – раздражённо прокричал Родион, отчего стекло его шлема запотело. – Посох я уже вернул, теперь мы, кажись, в расчёте.
– Не валяйте дурака, ребята, возвращайтесь по-хорошему, – мимикой телепортировал старец. – Не то хуже будет.
«Нет, – покачал головой Родион. – Ни за что». И снова нажал педаль газа. Корабль выпрямился, рванул вверх. Старец какое-то время летел рядом, а потом протянул руку и силой своей воли повернул его в обратную сторону.
На земле их уже ждал чёрный воронок. Рядом с ним крутились милиционеры. Они надели на горе-космонавтов наручники и скомандовали:
– Следуйте за нами. Вы арестованы…

Прикосновение к рукам холодного металла вернуло Родиона в естественное состояние. Он открыл глаза, потянулся, зевнул и только тогда почувствовал, что все мышцы ноют от усталости. Сон моментально улетучился.
«Приснится же такое!» – подумал он и с трудом поднялся.
Возле палатки сидел Женька и рыдал. Из его глаз ручьём бежали слёзы. Родион подошёл к нему, потеребил плечо и поинтересовался:
– Что случилось, дружище?
Тот почему-то завыл ещё сильнее.
Не понимая, в чём дело, Родион тоже опустился на корточки. И тут его взгляд неожиданно упал на лежавшие рядом камни. Они были удивительно похожи на те золотые самородки, которые он вместе с товарищами всю ночь таскал на себе. Надежда, что это не так, заставила его не раздумывая вернуться в палатку. Картина, которую он там увидел, напрочь отбила теплившиеся в его сознании сомнения. В углу, свернувшись калачиком, безмятежно посапывал Сашка в обнимку с грудой грязных камней. Рядом с ним лежали ещё две такие же кучи…

День третий
Круги дьявола
После трудовой вахты и бессонной ночи ребята долго приходили в себя. Недавний запал души сменился унынием. Минуло утро, обед нарушил часовые грани, а они всё сидели у палатки и не могли понять, как это произошло.
– Хватит дурака валять, – попытался приободрить компанию Родион. – Так можно и инфаркт заработать. Пора выдвигаться. На сборы даю пять минут.
Он огляделся вокруг, зачем-то обслюнявил указательный палец, поднял его. Остальные с интересом наблюдали за непонятными манипуляциями товарища. Потом посмотрел на часы, подсчитал что-то в уме, подумал: «Успеем», – и решительно объявил:
– Пойдём в ту сторону.
Ребята сверились с направлением его руки и удивлённо пожали плечами.
– А почему туда? Там же гора.
– Так будет короче, я знаю, бывал в этих местах. Знаете пословицу: «Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт»? А мы её обманем и выйдем на нужную нам дорогу прямо через Колодец ада.
– Колодец ада? – испуганно поёжился Женька только от одного названия. – А другого пути нет?
– Не бойтесь, это пещера так называется, – уточнил для сведения Родион. – Там так интересно, что дух захватывает. Заодно и пофоткаемся.
– Смотри не заведи нас опять в какой-нибудь колдовской омут, – съехидничал Сашка. – Съестные запасы уже на исходе, осталось немного хлеба и пара банок консервов. Если заблудимся, голодной смерти не избежать.
– Не мочите трусы. Всю ответственность беру на себя, – заключил Родион и стал помогать демонтировать палатку.

Пока наши герои идут к намеченной цели, открою вам, уважаемый читатель, один маленький секрет. Болгарин Родион, когда говорил друзьям о пещере, действительно знал, что она совершенно точно находится в этом месте. Но бывал ли там – сомневаюсь. Года два назад они с братом Николаем вот так же бродили по Каракольским озёрам и совершенно случайно наткнулись на узкий проход в скале. Тогда их напугал медведь. Он встал на задние лапы и заревел. Было страшно. Поэтому проникнуть в подземелье они не решились, струсили, а про себя назвали этот потаённый уголок Колодцем ада.
Прошло время, но память о былом не стёрлась. Наоборот, она зрела и подогревала интерес молодого человека. Не использовать такой шанс для удовлетворения любопытства он просто не мог.

Когда ребята приблизились к проходу в скале, уже вечерело. Первое впечатление от увиденного ни у Сашки, ни у Женьки особого восторга не вызвало. Обыкновенная дыра в человеческий рост, вход слегка завален, сверху зарос кореньями, которые жутковато свисали и плелись змеями.
– А может быть, вкруговую? – заикнулся Женька. – Чего лезть на рожон?
– Я «за»! – поддержал его Сашка.
– Смотрите, я ждать не буду. Петлять вокруг да около не по мне. Риск – благородное дело, – заткнул их Родион.
Заглушая трепет сердца, едва сдерживая дрожь коленей, он включил фонарик и первым вошёл в створ пещеры. По-другому поступить он просто не мог: хвастовства, трусости и пижонства товарищи ему бы не простили. Светло-жёлтый лучик поочерёдно выхватывал из кромешной темноты сначала панораму стены, потом пол и корявый свод. Дальше свет рассеивался. В глубине прятались извороты и другие неровности рельефа. Снизу клубился пар, отдавало мерзкой сыростью.
– Идите сюда, – крикнул он ребятам. – Будем фотографироваться.
В проёме появился Женька, следом крался Сашка. Оба озирались по сторонам и всем видом показывали, что вся эта затея им не по нраву.
– Минутку внимания, – попросил их Родион. – Изобразите на лице улыбочку, сейчас вылетит птичка.
Яркая вспышка фотоаппарата ослепила глаза ребят. От неожиданности они зажмурились.
– Хорошо, – сказал Родион. – Сейчас сделаем дубль.
В этот момент в глубине пещеры послышались чьи-то шаги. Они приближались из темноты лабиринта и с каждым мгновением нарастали, наполняя пространство жутким «шлёп-шлёп-шлёп…». Родион моментально сориентировался, наставил аппарат на таинственный звук и щёлкнул затвором. Вспышка высветила в проёме огромный силуэт обросшего человека. Он метнулся назад и исчез. Считаные секунды для ребят показались вечностью.
И тут на входе в подземелье неожиданно залаяла собака.
– Кто здесь? – послышался грубый голос.
Ребята некоторое время стояли в оцепенении и не знали, как поступить.
– Мы, – едва слышно ответил Родион.
– Кто «мы»? Выходите по одному. И предупреждаю: не шалить, у меня ружьё, а к нему – куча патронов.
Вся троица не спеша выбралась наружу. Чуть поодаль стоял мужчина сорока – сорока пяти лет, плотного телосложения, в охотничьей одежде. Через плечо был перекинут карабин. Рядом с ним на поводке сидела овчарка. Увидев незнакомцев, она ощетинилась, навострила уши и залаяла.
– Фу, Рекс, – одёрнул её мужчина. – Свои.
Собака внимательно посмотрела на хозяина и тут же успокоилась.
– Я егерь, Чеботарём кличут, – представился первым мужчина. – А вы кто такие и что здесь делаете?
– Здешние мы, из Чемала, – ответил за всех Родион. – На отдыхе, так сказать. Природой любуемся, места родные изучаем. Не всё же по домам сидеть, ерундой заниматься.
– Ав пещеру зачем полезли? Простора, что ли, не хватает?
– Из интереса. Больно таинственная она. Вы сами-то бывали внутри?
– Приходилось. Только вам не советую.
– А что так?
– Нечистая сила там водится. Ночью по лесам бродит, днём в лабиринтах хоронится.
– И что, видели её?
– Видеть не видел, обманывать не стану, но следы человеческие примечал, и не раз. Босые они, вот такие.
Мужчина раздвинул руки. Ребята от удивления раскрыли рты.
– Ого, с полметра, наверное, – присвистнул Сашка.
– Да уж не меньше. Аккурат от входа и обратно земля вытоптана. Вон, посмотрите вокруг. Видите?
Ребята пригляделись, но нигде никаких следов не обнаружили.
– Что-то не видно, – задел егеря Родион.
– Да вот, смотри, Фома неверующий, след же!
И Чеботарь указал пальцем на примятую траву:
– Несведущему человеку с первого раза не понять, а это и есть след, причём босой ноги.
– Так это же наши отпечатки, свежие ещё.
– Эх, молодёжь, молодёжь! Прежде поживите с моё в этих местах, тогда каждая обломанная веточка указателем для вас станет. Вы, наверное, думаете, что я ничего не знаю. Да вы у меня уже третий день как бельмо на глазу. Издалека за вами наблюдаю, всё про вас ведаю. Вчера на перевале набезобразничали, камни кругом разбросали. Кто за вами убирать их будет? Нехорошо. Костёр за собой полностью не затушили. А если пожар случится? Мусор оставили. Наказать бы вас за это надо, да ладно уж, живите. Чувствую, не со злого умысла вы это сделали, а по неведенью своему.
Ребята стояли молча, понурив головы.
– Так и быть, на первый раз прощаю. Но знайте: если повторится – накажу, даже не сомневайтесь.
Слово за слово, ребята успокоились, потихоньку пришли в себя. Егерь стал рассказывать им про службу, места заповедные. Так и разговорились.
– Дядя Чеботарь, – в какой-то момент смущённо спросил Родион, – а как вас зовут на самом деле? Обращаться к вам «Чеботарь» нам как-то неловко, молодые ещё.
– Если так, величайте меня Сергеем Ивановичем. А вообще-то Чеботарь – это у меня от фамилии: Чеботин. Как пришёл на работу в угодье, с тех пор и повелось. Чеботарь да Чеботарь. Я и не возражаю. Кличка вроде не ругательная, даже самая подходящая, мне нравится.
Он достал из кармана папиросы, прикурил и затянулся. Спичку аккуратно затушил пальцами и опять положил в коробок.
– К чему такая педантичность? – поинтересовался Родион.
– Бережёного бог бережёт! – ответил Чеботарь. – Это чтобы потом лес тушить не пришлось. Знаете, пожар – дело страшное. Когда случается, понимаешь, сколько деревьев и зверья разного гибнет, – сердце кровью обливается. Подручных средств в округе, сами понимаете, маловато, а ещё бездорожье – значит, спецтехнику не подгонишь. Спасибо, что озёра рядом, они и выручают. Только благодаря им выкручиваемся из положения.
– Сергей Иванович, – неожиданно вспомнил Родион, – а можно я вас сфотографирую у пещеры? На память.
– Почему бы и нет, – согласился Чеботарь. – Ну-ка, ребята, становись рядом. Давно я этим делом не занимался.
Он снял шапку, пригладил рукой волосы и снова надел. Потом перехватил ружьё и прижал к груди. Для чего он это сделал – никто не понял, но сделали вид, что так и нужно.
На снимке егерь смотрелся как нельзя лучше. Чуб, как у казака, торчал из-под шапки, карабин был на взводе, глаза блестели и радовались жизни. Но Родиона смущало другое. За спиной Чеботаря, внутри входа в пещеру, стояло что-то человекообразное и мохнатое. Рассмотреть фото подробнее не представлялось никакой возможности: мешали сумерки.
– Что это? – воскликнул он и показал снимок Сергею Ивановичу.
– Кажись, он самый и есть.
– Кто он? – снова задал вопрос Родион.
– Ну кто-кто! Нечистая сила. Я же вам говорил, что она обитает здесь. Видимо, интересуется нами. Любопытное существо, как видите.
У ребят округлились глаза.
– А если бы это чудище прыгнуло на нас и покусало, нам бы несдобровать, – робко признался Сашка. – Я думаю, пора ноги делать. И чем быстрее – тем лучше.
Не прошло и секунды оцепенения, как Родион спросил у Чеботаря:
– Так нам в какую сторону, говорите, лучше идти? Пора, уже смеркается, а путь не ближний.
– Туда, – махнул рукой Чеботарь, – по тропинке. Только нигде не сворачивайте, иначе заплутаете.
Но ребята его уже не слышали. Они уносили ноги подальше от злосчастного места, неспроста называемого Колодцем ада.
Тропинка то прижималась к скалам, то сворачивала к озёрам, то вообще терялась в лесной глуши. Надо отдать ребятам должное: когда ориентир исчезал у них из вида, они уверенно шли вперёд, доверяясь на свой страх и риск внутреннему чутью. Благо до поры до времени оно их не подводило, а спрятавшаяся было затейница, изрядно помотав нервы, в какой-то момент неожиданно выныривала из-за поворота и продолжала опять игриво вилять под их ногами.
Вдруг где-то рядом заревел медведь: протяжно, с хрипотой. Ребята насторожились и стали прислушиваться. За деревьями послышался хруст ломающихся веток.
– Кажись, косолапый шалит, – подкинул дрова в трепетные души ребят Родион. – Как бы нам не перехлестнуться с ним. Добра от него ждать не стоит. Порвёт за милую душу и косточки не оставит.
– Давайте обойдём это место, ну его к лешему, – жалобно заныл Сашка.
– И правда, зачем на рожон лезть? – подхватил Женька.
И тут же, не договариваясь, оба вопросительно посмотрели на Родиона. Но уговаривать того уже не было надобности. Он и сам всем видом показывал: надо тикать отсюда, и как можно быстрее. Позабыв о напутствиях егеря ни в коем случае не сворачивать с тропинки, вся троица с рюкзаками на плечах напролом бросилась через заросли кустарника. Ветки и коряги, словно ползучие гады, цеплялись за ноги, и казалось, будто жаждали их смерти. Но они, не чуя ни грамма усталости, мчались, нет – летели куда подальше, лишь бы остаться в живых.
– Хватит, оторвались, – как вкопанный остановился через десять минут бега Родион и снова прислушался.
Ни пугающего рёва, ни хруста веток слышно уже не было. Только три горячих сердца испуганно колотились в груди, намекая: «А вдруг?» И ребята, не сознавая зачем, снова без оглядки побежали прочь от опасности.
– Вы куда? – в какой-то момент услышали они до боли знакомый голос Чеботаря.
Он стоял в стороне, наблюдая за марафоном недавних знакомых. Ребята остановились и, жестикулируя, пытались отдышаться.
– Я же вам говорил: идти строго по тропинке, а вы совершенно в другую сторону ускоряетесь. Бросьте. Всё равно до дома к утру не поспеете. Лучше передохните.
– Да мы это… Медведь нам послышался. Еле ноги унесли, – сбросив рюкзак на землю, доложил Родион. – Теперь и не знаем, как быть. Вертаться обратно – навряд ли, страшновато, и оружия у нас нет. Вот если бы окольным путём, ещё куда ни шло.
– Окольным, говорите? – протяжно повторил Чеботарь. – Можно и так.
Он посмотрел по сторонам, прищурил один глаз и показал рукой на возвышенность километрах в полутора от него.
– Вон, видите на самом верху сосну? Поодаль – ещё две.
Ребята пригляделись. На горе действительно величаво красовалось несколько могучих деревьев. Рядом с ними, облокотившись на ствол, стояла, как показалось, обнажённая женщина с распущенными волосами.
– Там ещё и баба какая-то, – уточнил Родион.
Чеботарь ухмыльнулся и добавил:
– Да не баба это вовсе, а блики. Вот молодёжь пошла, ещё сопли не обсохли, а уже налево смотрит. Это солнце за горизонт прячется и даёт о себе знать, что спать ложится. Глазам же с испуга образ диковинный чудится, сам собой напрашивается. Я смотрю, ребята, фантазии вам не занимать, всё бабы мерещатся. Не рановато ли?
– Хорошо, если бы так, – засомневался Родион. – А вдруг опять дьявольщина какая-нибудь? Что ж нам, так и бегать от неё всё время по лесам да по взгорьям?
– Идите, уже поздно, – поторопил ребят Чеботарь. – Хватит зубы скалить. Даст бог, может быть, ещё встретимся когда-нибудь.
Троица дружно развернулась и пошла в указанном им направлении. Но чем ближе они подходили к деревьям, одиноко стоявшим на вершине, тем больший трепет и ужас охватывал их. Уже на исходе пути перед взорами ребят открылась небольшая поляна. Возле одной из сосен действительно стояла обнажённая женщина с распущенными волосами, улыбалась и подавала знаки рукой подойти к ней ближе. Её тело чуть ниже пупка прикрывал небольшой лоскут полупрозрачной материи, который привлекал и будоражил сознание юношей на стадии их зрелости. Не задумываясь о последствиях, они ринулись к объекту своего пристального внимания. И тут произошло ещё одно чудо. Перед ребятами внезапно выросла белая пелена тумана. Она словно предупреждала о серьёзной опасности. Однако никого из них это препятствие не остановило, потому как им приходилось видеть здесь ещё и не такое.
«Подумаешь, туман», – промелькнуло у каждого в голове, и они смело прошли сквозь него. Как по мановению волшебной палочки женщина исчезла из поля зрения. На поляне одиноко стояли те же сосны, ветер слегка теребил их верхушки, переливались трели птиц, удивительная тишина давила на уши.
– Где мы? – с удивлением вопросили Сашка с Женькой.
– Я думаю, всё там же, – предположил Родион и резко обернулся.
Вдали по-прежнему живописно лежали Каракольские озёра, перелески тайги утопали в зелени, небо подпирали до боли знакомые скалы. По склону горы навстречу им шёл какой-то мужчина с ружьём за плечами. Его вид удивительно напоминал Чеботаря. Но, судя по тяжёлой походке, этот был гораздо старше. К тому же одежда на нём теперь была совсем другой: с головы до ног он утопал в камуфляже, сапоги сменили ботфорты, шапку – зелёная фуражка с кокардой.
– Вы ли это, Сергей Иванович? – спросил Родион.
– Здрасте, здорово живёшь, – ответил он. – А вы откуда здесь? Опять дома, что ли, не сидится? Адреналин хочется наружу выпустить?
– Э-э-эй, Чебота-а-арь, – удивился Родион, – давно ли не виделись?
Егерь на минутку задумался, подсчитал что-то в уме и ответил:
– Почитай, годков пять будет, не так ли?
– Что? Пять лет? – воскликнул Родион. – Вы случаем не заболели, с вами всё нормально?
– Пока не жалуюсь, дальше видно будет, – спокойно ответил Чеботарь.
– Мы же с вами полчаса тому назад распрощались. Помните: возвышенность, сосны, женщина?
– Какая ещё женщина? Совсем спятили? Устали, небось? Вы лучше в пансионат спуститесь, прямо по дороге, она плиткой выложена. Скажите, что от меня, вас на ночлег примут.
– А что, здесь и пансионат есть?
– Конечно. И пансионаты, и кемпинги, и домики туристов. А вы как думали? У нас нынче цивилизация.
– Так что же вы нам сразу-то не сказали? Мы бы зазря по лесу не шарахались.
– А пять лет тому назад их ещё не было. Одна дикая природа вокруг. Зато красота какая, дух захватывает! И нечистая сила водилась, и духи разные. Да вы же сами всё видели и испытали на себе. Что вам рассказывать?
Ребята оторопели и долго не могли прийти в себя от услышанного.
– А как же нам домой-то добраться? – в который раз поинтересовались они у егеря.
– Да вот здесь. Спуститесь по дороге, там остановка маршрутки. Она довезёт вас куда следует. Ну, пока. А мне идти надо, работы много.
Чеботарь лихо козырнул, по-военному развернулся и пошёл дальше вдоль склона.
– А собака? Собака-то ваша где? – крикнул ему вдогонку Родион.
– Рекс, что ли? Так помер недавно. Славный был пёс, чужого за версту чуял. Надоть ему замену найти, – не останавливаясь, ответил он и вскоре скрылся за поворотом.
Ребята ещё потоптались некоторое время на поляне, а когда собрались спускаться к остановке, снова увидели возле той же самой сосны нагую женщину с распущенными волосами. Она улыбалась и манила их рукой…

Лунный марш Мендельсона
Луна – отражение глаз… Когда двое смотрят на неё с разных концов земли, они непременно встретятся взглядами…
    Лана Ариничева
Дарья сидела у окна небольшой квартиры, расположенной на седьмом этаже высотного дома, и любовалась осенним пейзажем на улице. Отсюда, с высоты птичьего полёта, двор и его окрестности были видны как на ладони. Лёгкий ветерок кружил опавшие листья, задирая их разноцветными лодочками. Потом они весело каруселили и мягко устилали землю жёлто-красным ковром, сотканным самой природой.
Она всегда так поступала, когда чувствовала усталость, которая с каждым годом всё больше давала о себе знать, затмевая рассудок. Состояние её здоровья действительно уже давно находилось на грани возможного. Но только родители и врачи знали, что семнадцатилетняя Дарья страдает тяжёлой формой сомнамбулизма и каждый день, уходя из дома по делам или оставаясь одна, фактически подвергает себя серьёзной опасности.
Сзади тихонько подошла мама, Вероника Павловна, обняла дочку и прижала к себе.
– Какая же ты у меня красавица, – нежно прошептала она и поцеловала её шелковистые волосы. – Вылитая Софи Лорен. Мальчики в школе, небось, с ума по тебе сходят?
Дарья улыбнулась, резко вскинула голову, отчего её на редкость густая шевелюра взмыла гейзером блестящей россыпи, и с некоторым содроганием в голосе ответила:
– Скажешь тоже. Рано мне ещё об этом думать. Вся жизнь впереди.
В это время послышался звук сирены. К дому подъехала машина скорой помощи и резко притормозила. Из неё чуть ли не на ходу спрыгнула врач в белом халате и в сопровождении встретивших её людей быстро прошла в соседний подъезд.
– Интересно, кому потребовалась медицинская помощь? – спросила Дарья у матери, наблюдая за происходящим внизу.
Вероника Павловна тоже посмотрела в окно.
– А, так это к новым соседям с пятого этажа, – ответила она. – У них сын серьёзно болен, вот они и вызывают скорую чуть ли не каждый день.
– А что с ним?
– Не знаю, доченька. Однажды поинтересовалась у родителей – они промолчали. Я не стала допытываться: неудобно как-то. А недавно встретила его самого – оказался приветливый молодой человек, высокий, статный, Владом, кажись, зовут. По виду даже и не скажешь, что с ним хворь приключилась.
– Влад, – нежно повторило юное создание и зарделось, само не понимая, почему.
Этот разговор с матерью Дарья запомнила надолго и потом, находясь в состоянии лунатизма, который с детства преследовал её, каждый раз произносила это имя, мысленно лаская его призрачный образ. Фактически этого человека она никогда не видела, но по интонации слов матери представляла его удивительно красивым, сильным и умным. В её снах он прилетал к ней на сказочном коне, ярко-рыжая грива которого пылала морем огня, даря ей тепло и яркий свет надежды. Она стояла посередине лужайки, босые ноги утопали в свежести прохладной росы. Огромный диск луны освещал её тонкую фигуру и манил к себе. Влад, как лихой наездник, ловко спрыгивал на землю и, широко расставляя ноги, шёл к ней навстречу. Но в самый ответственный момент, когда их руки вот-вот должны были соединиться, она вдруг ощущала пустоту. На душе сразу же становилось холодно, горький привкус обиды за непознанную любовь оседал в её потаённых уголках.
Вот и сегодня перед сном Дарья жадно поглощала повесть Александра Грина «Алые паруса». С самого начала книга заворожила её волшебным сюжетом и необычными образами, от которых невозможно было оторваться. Но на самом интересном моменте из другой комнаты донёсся голос матери:
– Доченька! Завтра в школу. На носу экзамены. Не переутомляйся. Пора отдыхать.
Дарья одним движением открыла последние страницы книги и с нетерпением углубилась в их содержание. Развязка повествования ошеломила её: Грэй забрал Ассоль на своём корабле в дальнее плавание. «Ах, как это прекрасно – жить, ожидая чуда, жить и искать себя!» – подумала она. Через минуту она закрыла глаза и представила себя на месте этой девочки, раненной таинственными глубинами романтической души. Но вместо капитана Грэя ей снова привиделся Влад. Косматая грива его огненного коня обволокла всё вокруг. Она утонула в ней и впала в беспамятство.
Рано утром, схватив со стола бутерброд, Дарья выскочила из квартиры и помчалась в школу. Она всегда завтракала на ходу, чтобы не опоздать на занятия. Во дворе дома, в тени ветвистого дуба, стоял молодой парень и с интересом читал книгу. Метко брошенный взгляд выхватил главное – её название: «Алые паруса».
«Ну надо же какое совпадение!» – подумала она и хотела уже пройти мимо, как услышала женский голос из окна пятого этажа:
– Влад, вечером нигде не задерживайся, придёт Клавдия Петровна.
– Хорошо, мама, – ответил он. – Буду как штык.
Дарья остановилась и ещё раз внимательно посмотрела на парня. Сомнений не было: перед ней стоял тот самый человек, который вот уже несколько дней не выходил у неё из головы.
– Вы Влад? – удивлённо спросила она, обратившись к парню.
– Владислав. А вас, наверное, Ассоль зовут? – находясь под впечатлением книги, с тёплой иронией спросил он.
Дарья засмеялась, отчего её лицо стало ещё краше, а зеленоватые глаза – лучезарнее.
– Нет, что вы. Я Дарья и тоже живу в этом доме. Только подъезды и этажи у нас разные.
Молодые люди ещё некоторое время смотрели в глаза друг другу и любовались, после чего Дарья спохватилась:
– Ну ладно. Пока. Приятно было познакомиться.
Она резко повернулась. Её волосы, совершив умопомрачительный пируэт, всплеском радостной волны побежали по хрупким плечам. Владислав ещё долго смотрел ей вслед и казнил себя за то, что не назначил этому очарованию встречу. Но было уже поздно. Стройные ножки, слегка прикрываемые мини-юбкой, удалялись всё дальше и дальше, пока не исчезли совсем.
* * *
Прошло время. Молодые люди, он и она, изнывали от нетерпения снова увидеть друг друга. Но такой случай им почему-то не представлялся.
А между тем болезнь Дарьи не отступала. Однажды, когда полнолицая луна красовалась на небе во всём своём обличье, она медленно поднялась с кровати, инстинктивно протянула руки и, широко раскрыв глаза, стала ходить по комнате. В прихожей девочка привычно взяла в руки ключ от квартиры, вставила его в замочную скважину и открыла дверь. Та предательски подчинилась, даже не скрипнув. Дарья неслышно спустилась вниз по лестнице, вышла во двор и подошла к тому самому дереву, возле которого когда-то совершенно случайно встретила Влада. И здесь её подсознанию отчётливо привиделся силуэт возлюбленного. Он стоял с книгой в руках и читал. Это были всё те же «Алые паруса» Александра Грина. Дарья подошла к нему, хотела прикоснуться к руке, но опять ощутила только холодную пустоту.
– Где же ты, мой ненаглядный? – в отчаянии произнесла она и, понурая, вернулась домой.
После этого случая серые будни продолжили бежать для Дарьи тоскливой чередой ожидания чего-то сверхъестественного.
А Владислав между тем всё это время не отходил от больного брата-близнеца Владимира. По стечению некоторых обстоятельств он исполнял роль сиделки. И хотя это ему особо не нравилось – имелись не менее важные дела, – поступить по-другому он не мог, брат был и всегда оставался для него превыше всего.
Кстати, ещё в далёком детстве, которое проходило на Урале, мать, чтобы не запутаться, тоже частенько называла его Владом, а потом приняла это как само собой разумеющееся и, как ни старалась, не могла избавиться от этой привычки. Так и приклеилось к ним обоим – Влад да Влад, только еле уловимая интонация в её голосе выдавала их различие, которую они научились понимать с полуслова. Даже знакомые ребята и те не заморачивались до конца разобраться в происходящем, из-за чего, были случаи, попадались им на крючок. Братья как две капли воды были похожи друг на друга, нередко одевались одинаково, а иногда для забавы менялись ролями. В это время даже родная мать не могла различить, кто из них Володя, а кто – Влад, и, бывало, терялась в догадках, а уж чужие люди – тем более. По этой причине похвальными оценками одного успешно пользовался другой, дневник же с двойками и нареканиями учителей на всякий случай таился в загашнике, а ремень отца за непослушание, чтобы не ошибиться, касался обоих братьев без разбора. Бывали случаи, что даже экзамены сдавал один, в то время как другой спокойно занимался своими делами, и наоборот.
Но с годами всё изменилось. У Владимира проявилась тяжёлая форма эпилепсии, и планы семьи в одночасье рухнули. В этой ситуации – надо отдать должное родителям – сына окружили теплотой и вниманием. Они ни минуты не теряли надежды на его выздоровление. В какой-то момент их дом превратился в настоящий бастион здоровья. Не проходило и дня, чтобы врачи не посещали его, а больничная койка стала для юноши такой же обыденной, как и классная комната школы, в которую теперь он ходил очень редко. К счастью, молитвы его близких и родных услышал Бог. Благодаря усилиям воли и заботе окружающих переломный момент в этой драме был неизбежен. Владимир стал поправляться. Конечно, не сразу, не сиюминутно, но через два бесконечно долгих года малоподвижности симптомы выздоровления стали настолько очевидны, что не заметить их было просто невозможно. Сначала на лице появился румянец, потом заискрились глаза, постепенно возвращались аппетит, стремление не оставаться безучастным в делах и, наконец, радость жизни. Это была уже победа. Все, как говорится, воспряли духом и на радостях переехали в город, поближе к цивилизации и, конечно, знатным докторам. Но на пике торжества справедливости в их дом снова постучалась беда. Владимир неожиданно для всех слёг повторно, для чего семье и потребовались усилия Владислава.
* * *
Такова, уважаемый читатель, краткая предыстория того случая, который так неожиданно свёл наших героев у ветвистого дуба во дворе жилого массива.
Но всему, как известно, есть начало и его логическое продолжение. В нашем случае счастливое знамение через некоторое время тоже дало о себе знать, и жизненные пути Дарьи с Владиславом судьба переплела снова. А произошло это всё до банальности просто. Она, как всегда, спешила на занятия в школу, перепрыгивая через лужи, оставленные весенним дождём на асфальте, он задумчиво шёл ей навстречу по аллее сквера в направлении автобусной остановки.
– Влад! – неожиданно услышал он чей-то радостный голос. Владислав обернулся и не поверил глазам. Перед ним стояла та самая загадочная Ассоль из сказки «Алые паруса», чей образ уже долгое время не выходил у него из головы. Её очаровательная улыбка, ласкаемые дуновением ветра пышные волосы, искромётный взгляд зелёных глаз, словно профессиональным мазком настоящего художника, дополняли вечную красоту женского тела, дышащего свежестью и великолепием молодости. Казалось, сам античный скульптор Древней Греции вылепил её своими божественными руками и подарил людям для наслаждения во все времена.
– Дарья! – нежно ответил он и приблизился к ней.
С тех пор их встречи стали частыми и с каждым днём наполнялись взаимным притяжением. Любовь воспылала в их сердцах, как бутон распустившейся розы. Она давала им надежду на счастливое будущее, и теперь они уже не представляли своей жизни друг без друга.
Незаметно пролетела весна. Молодые люди окончили учебные заведения. Лето подкралось к своему апогею – июльской жаре. Дарья к этому времени успешно поступила на филологическое отделение института. Это был её заранее спланированный шаг к заветному педагогическому поприщу, и она была этому несказанно рада. Влад готовился к поступлению в военное авиационное училище. С раннего детства он мечтал стать покорителем неба и защитником рубежей родины. Поэтому билет на скорый поезд сообщением Москва – Краснодар уже лежал в его кармане, а документы для поступления в вуз были аккуратно уложены в дорожный саквояж.
Вечером Влад и Дарья встретились на заветном месте в сквере. Она пришла первой, он – несколько позже, но, как истинный джентльмен, с цветами. Солнце уже спряталось за деревьями, фонари тускло освещали полупустые аллеи, разбрасывая вокруг таинственные тени.
– Извини за опоздание, – попросил он прощения. – Это тебе.
Влад протянул девушке букет, обнял и поцеловал её. Дарья ответила ему взаимностью. Потом, прижавшись, они сидели на скамейке, смотрели на звёзды и долго разговаривали. В какой-то момент она предложила:
– Давай на прощание загадаем желание.
– Давай, – согласился он. – Но каким образом?
– Если первая звёздочка, а за ней и вторая упадут в одном направлении, значит, быть нам вместе до скончания века. Если порознь – то не судьба.
– Это, скорее, игра в прятки. Я думаю, лучше поступить по-другому. Каждый загадает своё желание и оставит его в сердце до самой встречи.
– А если она по каким-то причинам не состоится? – с сомнением произнесла Дарья.
– Ну что ты говоришь? Такое не приснится даже в кошмарном сне.
– И всё же? Ведь одинокая звезда на небе – это всё равно что тающий во льдах айсберг: ему вроде уже тепло, а внутри он по-прежнему остаётся холодным.
– Глупышка ты моя, несмышлёныш, – ласково ответил Влад и прижал к себе Дарью ещё сильней. – Наши желания в любом случае исполнятся. По-другому просто не может быть. Время разлуки пролетит быстро, вот увидишь, не успеешь даже соскучиться.
– Скажешь тоже. Ты ещё не уехал, а мне уже страшно оставаться одной.
Влад засмеялся и больше ничего не сказал. А на следующий день они стояли на перроне железнодорожного вокзала, обнимались и плакали. Когда же поезд тронулся, Дарья долго бежала за ним вслед, что-то кричала, махала рукой и в какой-то момент, оступившись, упала. Но Влад этого уже не видел. Он мысленно сидел в кабине истребителя, крепко держался за рычаг управления и прорезал облака, опережая время.
* * *
Скоро ли или медленно, но время шло, листья календаря опадали, как пожелтевшая листва осени, ход жизни спиралевидно набирал обороты. Настойчивость и упорство Влада открыли ему двери в долгожданный мир будущего: он стал курсантом лётного училища и по наказу родителей теперь старался быть первым среди равных. Однако своими знаниями он никогда не кичился, наоборот, помогал товарищам, всегда был на круговерти дел и в гуще событий. Вскоре его рвение в учёбе заметили преподаватели, которые прочили ему большое будущее на военном поприще.
А когда в часы досуга выпадала свободная минута, он разговаривал с Дарьей по телефону. Она жила в его сердце, и представить себя без неё он не мог: упивался её голосом, дыханием, любовью.
– Как ты там без меня? – шептала она в трубку. – Чем занимаешься, о чём думаешь, мечтаешь? Или другая запала уже в душу?
– Все мысли только о тебе, родная, – нежно отвечал он, лаская её слух. – А режим, сама знаешь, много свободного времени не оставляет. С утра, ни свет ни заря, подъём, и закрутилось: зарядка, уборка помещений, учёба, практические занятия, снова учёба, и так до бесконечности, пока держат ноги.
– Чувствую, несладко тебе там, достаётся. Но ты держись, ты же мужчина, должен быть сильным. А я молюсь за тебя перед всеми святыми, они помогут тебе преодолеть трудности.
Но беда, которой никто никогда не ждёт, уже шла по пятам. Редкие увольнительные, которые предоставлялись командованием, он, как правило, проводил с пользой для себя: читал, занимался спортом, вникал в тонкости лётного искусства. А тут однокурсники неожиданно сманили его побродить по городу, ознакомиться с достопримечательностями и просто расслабиться.
– Хватит уже дышать пылью учебников и потом спортзала, – потянули они его за собой. – Так и жизнь пролетит, не заметишь. Потом казнить себя будешь.
И он вопреки желанию согласился. Ребята долго ходили по оживлённым улицам, наслаждались красотой парков и скверов, засматривались на девчат, показывали им себя, какие они добрые хлопцы. И дорога невзначай завела их в бар под названием «Хмельной повар». Его ажурная вывеска уже сама по себе завлекала посетителей своей экстравагантностью.
Посетителей внутри было немного. Тусклая подсветка на стенах, интерьер в виде старинного паба создавали атмосферу гостеприимства, уюта и доброжелательности. Они сели за столик в углу и подозвали официанта. К ним подбежала молодая девушка с очаровательной улыбкой на лице.
– Добрый день! Чего изволите? – прощебетала она и раскрыла меню: – Рекомендую картошку по-деревенски, креветки тигровые, семечки куриные, щёчки говяжьи, колбаски пикантные.
– Давайте колбаски. Только обязательно пикантные, как вы сами, – пошутил один из ребят.
– Водку, коньяк, вино? – продолжила принимать заказ официантка, не обращая внимания на шуточки.
– Нет, нам не положено, – переменил тон молодой человек. – А вот от пива не откажемся. По кружке, если можно.
– Хорошо, – ответила девушка и упорхнула на кухню.
– А я пить не буду, – запротестовал Влад, поднялся с места и направился к барной стойке.
Там ловко жонглировал бутылками для коктейля бармен. Его мастерство поражало виртуозностью. Влад с удивлением смотрел на него и представлял себе учебные полёты истребителей. Они с рёвом включали форсаж, стремительно взмывали в небо, совершали в облаках умопомрачительные виражи, голубиные кульбиты и бесстрашно пикировали вниз, где у самой земли замирали и, покачав крыльями – вот, мол, как умеем, – снова устремлялись ввысь.
– Разрешите предложить вам выпить? – неожиданно услышал он чей-то голос.
Рядом у стойки стоял элегантный мужчина средних лет с коротко стриженной бородкой и с любопытством смотрел на него.
– Меня зовут Лев Ставрович, а заказ за мой счёт, – приветливо уточнил он и улыбнулся.
– Я не пью, – презрительно ответил Влад, встал и пошёл к своему столику.
– Подождите, – окрикнул его мужчина на полпути. – Вы меня неправильно поняли. Я не хотел вас обидеть.
Влад остановился.
– Вам что-то ещё? – грубо спросил он.
– Пожалуйста, не обижайтесь на меня, – продолжил мужчина. – Вы, наверное, подумали, что я гей и поэтому пристаю к вам с разными глупостями. Нет, молодой человек, я художник и сейчас работаю над военной тематикой о лётчиках, геройски погибших в годы Великой Отечественной войны.
Слово «лётчик» моментально вскружило голову Владу.
– О лётчиках? – переспросил он. – Я не ослышался?
– Точно так, – ответил мужчина. – О лётчиках войны.
– Но чем я могу вам помочь? – оживился Влад, и в его голосе почувствовалась нотка заинтересованности.
– Понимаете, ваш образ очень яркий и напоминает мне человека, который отдал свою жизнь во имя Победы. Знаете героя войны Николая Гастелло? Это был уникальный человек, мужественный и бесстрашный. Он взял врага тараном на горящем самолёте. Но копировать его – не самоцель. У меня задача несколько иного рода: написать собирательный образ героя войны. И мне кажется, вы для этого подходите как никто другой. Я просил бы вас быть моим натурщиком.
– Но у меня совершенно нет времени. Я учусь в лётном училище, а там, как известно, режим строгий, – попробовал возразить Влад.
– О, так вы к тому же ещё и будущий лётчик! – удивился мужчина. – Это же чертовски хорошо! Как мне подфартило! Я настаиваю… прошу… нет, я просто умоляю вас уделить мне совсем немного времени, чтобы сделать хотя бы набросок на бумаге. А дальше я его доработаю самостоятельно. Вот увидите, и вы, и я, да что там – мы все от этого только выиграем.
Влад настороженно молчал. Ему одновременно и хотелось стать героем красочного полотна, и боязно было за то, что в училище ему за это влетит по полной.
– Вы знаете, тут рядом я арендую художественный салон, – развеял его опасения мужчина. – Давайте пройдём в него? Буквально через дорогу. Это займёт совсем немного времени. А за услугу я вас щедро отблагодарю. По рукам?
И он достал из кармана кожаный бумажник.
Влад посмотрел на своих товарищей и крикнул:
– Мне надо уйти. Я скоро. Если что – возвращайтесь сами, буду позже.
Салон действительно находился рядом, на первом этаже пятиэтажного дома. Это была однокомнатная квартира-студия, в которой, облюбовав диван, вальяжно расположились две расфуфыренные девицы. Они смаковали вино. Убранство комнаты напоминало бордель современного типа без излишеств.
– Это ассистентки, – представил их мужчина, – Катя и Рита.
Несмотря на постороннего человека, те игриво смеялись.
– Убирайтесь, – раздражённо скомандовал он, – и займитесь наконец делом.
Девушки безропотно подчинились и убежали на кухню.
Лев Ставрович посмотрел по сторонам и предложил Владу стул. Потом налил в гранёный стакан жидкость из бутылки с наклейкой «Боржоми» и передал ему в руки.
– Пейте, – вежливо попросил он. – Таков замысел картины. А я в это время буду вас рисовать.
Очнулся Влад в постели без нижнего белья. Рядом с ним никого не было. Голова раскалывалась, мучила нестерпимая жажда. Он поднялся с кровати и стал одеваться. В комнату вошёл Лев Ставрович.
– Проснулись? – спокойно спросил он. – Давно пора. В училище вас, наверное, уже заждались. Как бы наряд вне очереди не схлопотать. Это будет не в вашу пользу.
– А что, собственно, произошло? – спросил Влад.
– Ничего особенного, – ответил Лев Ставрович. – Картина уже написана. Вот ваши деньги.
Он положил на стол толстую пачку денег, потом отошёл в сторону и сфотографировал её на фоне растерянного Влада.
– Берите, не стесняйтесь. Вы честно их заработали.
Влад не знал, что ответить и как поступить в этой ситуации.
– Я вижу, у вас есть ко мне вопросы, – спросил Лев Ставрович. – Наверное, так и должно быть. Тогда скажу прямо. Не стоит морочить мне голову. Всё очень просто. Взгляните на это.
Он передал Владу несколько фотографий, на которых известный нам молодой человек в обнажённом виде лежал на кровати, обнявшись с голыми, жаждущими страстной любви Катей и Ритой.
– И это ещё не всё, – предупредил он. – Ко всему, мы располагаем аудио- и видеоматериалами вашей, так сказать, второй интимной жизни. Показать или поверите на слово?
Влад понуро молчал и мучительно оценивал обстановку. А Лев Ставрович меж тем открыто шёл в атаку.
– Не бойтесь, – похоже на издёвку говорил он. – В этом году вы не сядете, даже не думайте. Засуха кругом, понимаете? Вас наверняка в следующем году посадят, если, конечно, не убьют. И урожай снимать тоже не сразу будут, лет этак через десять-пятнадцать.
– О чём это вы?
– О жизни, молодой человек. О жизни и судьбе, которая вам уготована и на роду крупными буквами написана.
– А вы что, предсказатель судеб? – попытался сыронизировать Влад.
– Хуже. Я – их вершитель, – получил он жёсткую оплеуху в ответ.
Влад съёжился, почувствовав себя загнанной лошадью.
– Поверьте, выйти сухим из мутной воды вам всё равно не удастся, – продолжал закручивать пружину Лев Ставрович. – Ваша песенка как гражданина России спета. Предлагаю работать на нас.
– На кого – на вас? – спросил Влад.
– А какая вам теперь разница? Главное – чтобы о ваших похождениях не узнали соответствующие органы, командование училища и родные. Кстати, как зовут вашу возлюбленную?
– Вы сами прекрасно знаете, – ответил Влад.
– То-то же. Смотрю, вы правильно всё понимаете. Остаётся только скрепить наш негласный договор на бумаге. И не вздумайте с нами играть, – сделал особый акцент на последнем слове Лев Ставрович, пронзив Влада огнём колючих глаз. – Это может кончиться для вас плачевно.
После письменного оформления необходимых в этом случае документов вопрос вербовки курсанта лётного училища Владислава Конюхова был окончательно решён. Форма, график и место конспиративных встреч агента с резидентом, а также его гонорар за выдаваемые сведения государственной важности, или попросту предательство, – оговорены отдельно.
От удачной ловли на живца иностранная разведка потирала руки.

Из информации разведслужбы иностранного государства: «В целях сбора оперативной информации о лётном составе ВС, методах работы учебных заведений МО, разработках ОПК РФ в сфере военных технологий осуществлена вербовка курсанта Краснодарского высшего военного авиационного училища лётчиков Конюхова Владислава Николаевича (л. д. 13/482 KZP). Агенту присвоен псевдоним Шустрый».
* * *
Тем временем Дарья уже всерьёз строила планы на будущее. После каждого телефонного разговора с Владом она летала на крыльях мечты, и её счастью, казалось, не было предела.
Родители Владислава, с которыми он познакомил Дарью ещё перед отъездом на учёбу, стали для неё такими же близкими, как отец с матерью. Она уже готова была познакомить их всех, но, подумав, решила, что это преждевременно. За этими порывами, надо отдать должное, скрывались её кротость и чистота помыслов. На самом деле не проходило и дня, чтобы она не забегала в соседний подъезд, не поднималась на пятый этаж, не нажимала дверной звонок и с трепетом в сердце не спрашивала: «Есть ли весточка с Кубани?» В ответ ей приветливо улыбались и передавали слова благодарности. Потом она разговаривала с Владимиром. В ходе их общения ей неизменно виделся милый образ Владислава. Они целовались. А вскоре туман наваждения мучительно рассеивался, и в объективе внимания всплывало бледное лицо брата. От его усталого взгляда Дарье становилось не по себе. «Наверное, у моего Влада тоже проблемы», – с тревогой думала она, уединялась в сквере, садилась на заветную скамейку в тени деревьев и подолгу смотрела в небо, вспоминая их вечер с желаниями.
Стремительно летели дни. Дарья, как и её любимая Ассоль у Грина, жила ожиданием чего-то сказочного, и казалось, оно вот-вот свершится. Но однажды по дороге в институт, когда её душа пела и ликовала от счастья, она скорее почувствовала, чем ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Девушка обернулась, но никто, кроме одиноких прохожих, снующих по своим делам, в поле её зрения не попал. «Неужели мне показалось?»
– подумала она. Однако интуиция её не подвела. В скором времени она действительно заметила странного типа в тёмных очках, который неотступно следовал за ней. Всякий раз, когда она останавливалась, чтобы убедиться в слежке, мужчина резко припадал к окошкам киосков, отворачивался или прикуривал сигарету.
Так продолжалось весь день. Потом его вдруг не стало. Дарья вроде бы успокоилась и почти забыла про этот инцидент, как неожиданно увидела мужчину снова. Теперь он был за рулём иномарки и, когда проезжал рядом, по всей видимости, не заметил её. Машина, не останавливаясь, скрылась за поворотом.
– Слава богу, – на выдохе произнесла Дарья и пошла своей дорогой.
Но мысль, что её преследуют, теперь не давала покоя: «А может быть, я всё же кому-то перешла дорогу или Влад таким образом проверяет мою верность? – вертелось у неё в голове.
– Попросил кого-нибудь следить за мной, те и лезут из кожи вон, стараются. Да нет, чушь собачья. Понапридумывала сама себе всякую ерунду, теперь и мерещится повсюду, покоя не даёт. Надо взять себя в руки».
На этом все сомнения можно было бы отмести, но схожая история, только в новом эпизоде, неожиданно повторилась. Вечером следующего дня Дарья, как обычно, спустилась в сквер и направилась к своей скамейке. Ещё издали она заметила, что та уже кем-то занята, а подойдя ближе, с удивлением обнаружила симпатичного молодого человека примерно одного с ней возраста. Он был одет в кожаную куртку, джинсы и кроссовки. При виде её парень с выправкой военного встал, поздоровался и представился:
– Добрый вечер! Я Виктор. А вас, кажется, Дарьей зовут?
– Допустим, – прохладно ответила она и хотела уже пройти мимо, как услышала:
– Вам большой привет от Владислава.
Сердце Дарьи учащённо заколотилось.
– От Влада? – удивлённо переспросила она. – Что с ним?
– Не беспокойтесь, – поспешил успокоить её парень. – С Владиславом всё нормально: жив, здоров, учится и скоро будет летать. Просто он попросил меня передать вам немного денег. Знаете, я в Москве проездом в Ярославль, получил, так сказать, увольнительную домой, поэтому согласился оказать ему эту услугу, которая особого труда мне не составляет. Так что, будьте добры, примите из рук в руки.
И он передал Дарье запечатанный конверт.
– Я, правда, не знаю, какая там сумма, – продолжил объяснять своё появление парень, – но, поверьте, копаться в чужих вещах – это не в моих правилах.
Дарья взяла конверт в руки.
– Ого! – воскликнула она, ощутив его толщину и вес. – Здесь довольно крупная сумма денег. Откуда у него столько?
– В такие подробности он меня не посвящал, да и незачем мне знать все тонкости. Своё дело я сделал, а посему хочу откланяться.
– Постойте! – мучительно выпутывалась Дарья из волнительной ситуации, ища тему для продолжения разговора. – Но каким образом вы меня нашли? Ведь мы незнакомы.
– О! Владислав мне очень много рассказывал про вас и даже подробно описал эту скамейку, которую, как видите, я легко отыскал в Москве. Давайте лучше присядем ненадолго, вы сами всё услышите и поймёте.
Их встреча затянулась на долгих два часа. Виктор рассказывал о товарище с пылким задором и удовольствием. Дарья, в свою очередь, с нескрываемым интересом ловила в каждом его слове, интонации и жесте смысл своего ожидания любимого человека. Но в самом конце ей в голову пришёл ещё один немаловажный вопрос, без ответа на который она не знала, как ей поступить в дальнейшем.
– Скажите, – тихо произнесла она, – а почему вы не отдали эти деньги его родителям? Наверное, так было бы правильнее.
– Если честно, я сделал то, о чём меня просил Владислав, – ответил Виктор. – Большее мне неведомо. Извините.
Он встал, слегка коснулся кончиками пальцев её ладони, откланялся и ушёл в сумрачное мерцание ночных светильников парка.

Из информации разведслужбы иностранного государства: «Изучены связи агента Шустрого на предмет использования в разведывательных целях. Лиц, представляющих оперативный интерес, не выявлено, в связи с чем проверка прекращена».
* * *
Между тем дела у Владислава шли наперекосяк. После известных событий он стал замкнутым и молчаливым. Привычная для него твёрдость в решениях превратилась в самообман: он прятал глаза от стыда и не знал, к какому берегу примкнуть. Ни товарищи по учебному заведению, ни преподаватели, которые ранее души в нём не чаяли и прочили ему большое будущее, теперь его просто не узнавали. Голова нашего героя была забита совершенно не тем, чем надо, а действительность, как небо перед грозой, затянутое чёрными тучами, словно сменила плюс на минус.
Вести из дома тоже не сулили ничего многообещающего. Надежда на выздоровление Владимира таяла с каждым днём, денег на врачей и лекарства катастрофически не хватало. Однажды, чтобы хоть как-то поддержать родителей в трудную минуту, Влад решился на отчаянный поступок: продал первому встречному наручные часы – подарок ребят на день рождения – и сдал в ломбард нательную цепочку из золота. И, хотя много от этого в материальном плане не выгорело – ценности были своего рода реликвией и напоминанием о родине, – он сделал это без сожаления.
В поисках выхода из положения он метался из угла в угол, но ничего значимого, кроме как молчать и раболепно выполнять команды новых покровителей, для себя не находил. Страх возмездия за совершённый грех дамокловым мечом висел над ним, терзал душу и не давал ни минуты покоя. Каждый раз, идя на явку, он прежде колесил по закоулкам города и оглядывался по сторонам, не следят ли за ним.
Слежки, конечно, не было, за исключением, может быть, отдельных случаев, но знали о каждом его шаге. Он исправно получал свой «гонорар» и сдавал потенциальным врагам интересы государства. Но однажды ему стало страшно. Он почувствовал запах смерти. Она стала приходить к нему во сне в обличье терпящего бедствие самолёта. Громада крыльев горела в воздухе, а потом со всей мощью бреющего полёта врезалась в землю, отчего столп неукротимого огня разносился на непомерно огромное расстояние, поражая всё и вся вокруг. Среди ночи Влад просыпался от кошмаров и потом до утра не мог заснуть. В поту он метался по постели, вскакивал, выходил во двор, много курил и думал… думал… думал…
«Так жить нельзя, неправильно, не по-человечески», – решил он однажды и, собравшись с духом, написал «письмо счастья». Потом вложил его в конверт и, с неимоверным трудом перешагнув коридоры власти, постучался в двери начальника училища.
– Разрешите? – взволнованно спросил он, войдя в просторный кабинет руководителя.
– А, Конюхов! Заходи. С чем пожаловал?
– Товарищ генерал! – начал докладывать Владислав, но, не сдержавшись, расплакался.
– Ну-ну. Хватит разводить сырость. Говори толком, что у тебя стряслось, – попытался успокоить его начальник.
Владислав продолжал ныть, утирая слёзы рукавом форменной куртки.
– Мне стыдно признаться, – еле внятно, сквозь всхлипы произнёс он, – но я стою на краю пропасти, а может быть, даже адской бездны. Я – предатель.
И Владислав рассказал ему всю правду.
Умудрённый жизненным опытом генерал стоял молча, задумчиво смотрел в окно и курил. Он многое повидал на своём веку: и отважных лётчиков, и трусов, и голодную смерть блокадных ленинградцев, но с таким случаем сталкивался впервые.
Наконец в кабинете наступила томительная тишина.
– У вас всё, курсант Конюхов? – спросил генерал.
Никакого ответа не последовало, только напольные часы, спрятавшиеся в углу просторного кабинета, тяжело отстукивали секунды жизни.
– Тогда идите в расположение. Решение вам будет объявлено. И запомните: о нашем с вами разговоре – никому ни слова. Надеюсь, язык вас больше не подведёт.
Прошло два мучительных дня ожидания приговора. Владислава никто не вызывал и ни о чём не спрашивал. А на третий день, во время занятий, в класс заглянул дежурный и сообщил:
– Конюхова к начальнику училища.
Владислав поднялся с места и пулей вылетел из помещения.
В кабинете генерала находились два гражданских лица. Они курили и о чём-то беседовали.
– Курсант Конюхов по вашему приказанию прибыл, – по-военному чётко отрапортовал Владислав и застыл у двери по стойке смирно.
– Присаживайтесь, – деликатно предложил начальник училища, – и слушайте нас внимательно. Теперь от вас, молодой человек, зависит если не всё, то очень многое. В ваших интересах принять правильное решение. Надеюсь, вы поступите благоразумно, как истинный патриот своего отечества.

Из материалов ГРУ Генштаба ВС РФ:
«Осуществлена перевербовка иностранного агента Шустрого с присвоением псевдонима Дятел. Последний добровольно дал согласие работать на ГРУ. Организуются мероприятия по его внедрению в оперативную среду противника».
* * *
В канун ночных прыжков с парашютом Владислав долго не мог заснуть. Нет, к этому испытанию он всецело был готов, но какое-то странное предчувствие не давало ему покоя. Перед ним то и дело возникал образ его богоподобной Дарьи.
Вот она тихо подошла к нему сзади, закрыла ладонями глаза и прошептала:
– Пойдём, милый. Я покажу тебе небо. Оно бесконечное и очень красивое.
Влад не сопротивлялся. Он шёл рядом и ощущал её дыхание. На лестничной площадке десятого этажа их родного дома они остановились и прижались друг к другу.
– Пойдём, ещё немного, – сказала она ласково и потянула его вверх по лестнице в чердачный проём. Тот оказался открытым. На крыше дома никого не было. Над ними одиноко висела луна, и небосвод был усыпан яркими звёздами. Дарья обхватила его шею и спросила:
– Боишься?
– С тобой – ничего и никогда на свете, – ответил он. – Ведь ты – моя Ассоль.
– А ты – мой Грэй, – ответила она и поцеловала его.
Лёгкий ветерок нежно трепал их волосы. Огромный диск луны, широко раскрыв свои объятия, манил их с собою в неизведанные дали. Они подошли к самому краю крыши, взялись за руки и протянули их к небу.
– Видишь эту бездну звёзд? – спросила она.
– Да, – ответил он. – Одна из них – это ты. Я долго искал тебя и никак не мог найти. А теперь ты рядом, и мне от этого хорошо.
– Я тоже счастлива, – призналась она и ещё крепче прижалась к нему.
Их совместный шаг в бесконечность был свободным и радостным. Они парили, казалось, вечность, и марш Мендельсона звучал им вслед бравурным тушем.

Владислав открыл измученные глаза. По потолку, пугая взор, бегали жуткие тени мохнатых деревьев, раскачиваемых порывами ветра за окном. Уличный фонарь, освещая их беспокойное биение, сверлил голову волнительными воспоминаниями. Эмоции выплёскивались через край. Он резко встал с кровати, подошёл к столу, вырвал из общей тетради двойной лист бумаги и начал писать:
«Дорогая моя Дарья! Жить вдали от тебя мучительно и больно».
На излёте этой мысли его рука неожиданно зависла. «Нет, не так», – подумал он, скомкал бумагу, швырнул её на пол, вырвал из тетради ещё один лист и стал писать заново:
«Дарьюшка! Любимая, единственная моя! Пройдёт ещё немного времени, и я обязательно увезу тебя на крыльях мечты, как Грэй – свою Ассоль, в счастливое будущее. Мы будем жить долго-долго и счастливо. Ты заслужила это. А теперь о себе, о том, как я мучаюсь:
И день, и ночь – уж сутки прочь.
И свет, и тьма – как ком у рта.
Живёшь, почишь, всё нипочём.
Сейчас, потом – к чему идём?»
Он отложил ручку, провёл рукой по стриженой армейской голове, посмотрел на пугающий воображение потолок и продолжил писать:
Просвет кольца – как два конца.
Кричишь, молчишь – всё пустота.
И торт жуёшь, и губы в кровь,
Сумбур и наслажденье в бровь.
Владислав ещё раз внимательно прочитал написанное и попытался вставить в текст выражения: «Зачем, к чему?.. Сейчас, потом… Рассвет, закат». Но застопорился на том, что «совесть толчётся, мочи нет», и стал изливать свои чувства прозой:
«Ты не думай, что я сошёл с ума. Нет. Просто жизнь сломалась, смердит, кровоточащие раны крапивой обжигает.
Ох, как набатом в колокол бить хочется. И не раз, и не два. Округу собрать. И волком выть на луну, чтобы не погасло светило ночное. А поутру с зарёй проснуться как ни в чём не бывало и всё начать с нуля. Словно разбежался по стартовой дорожке, напрягся что есть мочи и прыгнул. А вокруг вакуум. И ты летишь, как птица в полёте, кувыркаешься, словно снежинка, тихо падаешь на землю, чтобы через мгновение превратиться в лужицу, потом слиться с могучей рекой воедино и точить камень судьбы, боясь пораниться о него сам.
Что бы со мной ни случилось, знай, родная, и помни: ничего плохого в жизни я не совершал. Просто шёл однажды по дороге, а лучше – спешил к тебе, споткнулся нечаянно, коленку зашиб, да так, что йодом замазывать пришлось. Так и живу меченым.
А душа всё горит. И пламя такое, знаешь, жгучее-жгучее. А я его ледяной водой сверху поливаю, отчего оно шипит, наружу просится. “Зачем? – кричит во весь голос и тихо добавляет: – Шёпотом говори, чтобы каждый услышал”.
Пишу тебе, а сам маюсь, головой о стенку бьюсь. Хорошо бы сейчас прижаться к тебе на нашей заветной скамейке под ветвистым деревом сквера и ждать, когда же сбудутся наши мечты.
А они сбудутся обязательно. Вот увидишь. Ведь я люблю тебя, моя Ассоль.
Вечно твой Грэй».
За окном заиграла заря. Владислав оделся и вышел на улицу. До общего подъёма оставалось ещё немного времени. По привычке он стал заниматься спортом: пробежал три круга по стадиону, завис на турнике, подтянулся несколько раз и с облегчением спрыгнул.
Повседневные занятия в училище немного успокоили его. И только перед прыжками с парашютом он снова ощутил тревогу на сердце.
Самолёт набился такими же, как и он, курсантами в экипировке. После команд инструктора: «Встать», «Приготовиться», «Пошёл» – он с лёгкостью миновал люк для десантирования и, не раздумывая, бросился в чёрную бездну. Прошли две… три… пять томительных секунд. Купол парашюта не раскрывался. Наконец тело ощутило долгожданный толчок и неожиданно закружило вокруг оси. Стропы запутались, затянули шею и удавкой сдавили её. На какое-то время Владислав потерял сознание…
А когда очнулся, он осознал, что находится в безвыходном положении и стремительно приближается к земле – точке своего падения. За мгновения перед ним пробежала вся жизнь. На фоне круглоликой луны она была наполнена бравурным маршем Мендельсона.

Из сообщения руководства лётного училища в МО РФ:
«Во время проведения ночных прыжков с парашютом получил несовместимые с жизнью увечья курсант лётного училища Конюхов Владислав Николаевич. Родственники извещены о случившейся трагедии. Тело доставлено на родину. Оказана необходимая помощь в погребении, материальная компенсация».
* * *
На место трагедии Дарья и родители Владислава выехали незамедлительно. Начальник училища встретил их, едва сдерживая волнение. В его кабинет то и дело входили офицеры разного ранга, выражали соболезнования. Но Дарья их не видела. Её взгляд был устремлён на портрет Владислава, обрамлённый траурной лентой. Воспоминания короткой любви витали в её голове. В какой-то момент к ней подошёл молодой человек в лётной форме и козырнул. Она узнала в нём Виктора.
– Можно вас на два слова? – спросил он.
Они вышли в коридор, спустились этажом ниже и остановились у окна.
– Возьмите, – сказал он и передал ей конверт.
– Опять деньги? – удивилась она.
– Нет, – ответил он. – Это письмо. Его Владислав написал в ночь перед гибелью. Оно предназначено вам.
Дарья взяла конверт в руки и прижала к губам. По её щекам побежали слёзы горечи. Виктор тактично выдержал паузу.
– Дарья! – произнёс он через мгновение, и внутри у него промелькнула искра надежды. – На следующий год у меня выпуск, потом распределение по местам службы, краткосрочный отпуск. Я снова обязательно буду в Москве. Можно навестить вас?
Дарья пристально смотрела Виктору в глаза, впитывала каждое его слово. «Неужели он что-то нашёл во мне? Или лукавит?» – думала она и ловила себя на том, что он тоже нравится ей. Глубоко в подсознании неожиданно возник образ: за плечами расправились и взмахнули два белых крыла, стали поднимать её в голубую высь, высоко-высоко, туда, где в облаках призрачно парили алые паруса.
– Зачем? – против воли спросила она.
Виктор ответил ей молчанием.
– Поживём – увидим, – тут же поправилась Дарья. – Вы знаете, ждать и надеяться – это так трудно. Лучше приезжайте ко мне без всяких обязательств. Я буду рада вас видеть.
Она повернулась и в раздумье стала удаляться, но не выдержала внутреннего напряжения, остановилась и с нескрываемой нежностью произнесла:
– Спасибо вам за всё. Вы – настоящий друг…

Кровавый след на снегу
Посвящается памяти Дорофеевой Татьяны Осиповны, чья жизнь является примером для многих поколений.
С огромным уважением, теплотой и любовью
    Автор
В небольшом бревенчатом срубе Татьяны Осиповны Дорофеевой, что когда-то стоял на краю села Лог, в тридцати километрах от райцентра Иловля Волгоградской области, с утра было натоплено, а значит, тепло и уютно. И это казалось вдвойне приятно, потому что на улице второй день как из ведра лил дождь, порывистый ветер гонял по небу как будто измазанные сажей тучи. Даже вечно задиристый пёс Шарик и тот не показывал из конуры носа, уткнув его под мокрую лапу. У самовара за столом, накрытым тканой скатёркой в цветах, сидели сама баба Таня и ваш покорный слуга. В центре, вроде для колорита, плавилась и слегка коптила огромная восковая свеча, какие обычно зажигают в каждом доме под Рождество Христово. Мерцание её таинственных бликов бегало по стенам, потолку и лицам, придавая окружающей обстановке атмосферу загадочности.
По старинному обычаю оба потчевались купеческим чаем вприкуску с сахаром. Заедали яблочным пирогом. Секрет его приготовления баба Таня не выдавала никому ни под каким предлогом и всякий раз стряпала кулинарный шедевр по-новому, мастерски добавляя в рецепт некую изюминку.
На вид бабе Тане было далеко за семьдесят, но в душе – не более пятидесяти. Звонкий голос выдавал в ней задорную женщину, а морщины на лице, вздутые вены на руках, неухоженные пальцы – многие годы крестьянского труда и тяжёлой жизни на земле. Несмотря на изломы и перипетии судьбы, которые помотали её по отдалённым местам и закоулкам огромной страны, она оставалась жизнерадостной оптимисткой, такой, знаете, болтушкой-хохотушкой, каких свет ещё не видывал. Ну а память – молодой позавидует. Это было очевидно из её рассказов о жизни, которые не умолкали ни на минуту. Один из них я поведаю тебе, дорогой читатель.
Баба Таня отхлебнула глоток чая, хрустнула сахарком и не спеша начала своё повествование:
– Скажу тебе, милок, такую историю. Горестная она, кровавая. Но говорить буду начистоту, как уж есть, как совесть велит. Если что невпопад, не стесняйся, тормози, прятаться не стану, всё как на духу разложу.
Жили мы бедно, в доме, считай, мышь повесилась. На всё про всё и шестерых детей у родителей чуток масла на донышке горшка оставалось. Хлеб тогда мы только по праздникам видели, и то на один зуб клали, а на другой не хватало. Как говорится, пустые щи и каша были пищей нашей. Животы у всех к спине поприрастали. Иные рахитом мучились, с горшка не слезали.

– Ты понимаешь, к чему я клоню?
В недоумении я молча покачал головой.

– Это всё продразвёрстка, потом ещё продналог, будь они неладны, в стране свирепствовали. Последнее у людей забирали. Осталось что-нибудь на чёрный день аль нет и как дальше жить собираешься, никого не интересовало. Всё в кучу – и не вякай. А вякнешь – зубы подсчитаешь, если, конечно, жив останешься.
Так вот, однажды лихие дяди из продотряда в нашу деревню наведались. Мамка едва успела малых на печку попрятать, чтобы под ногами не путались, а сама в углу затаилась, пока дом обыскивали, всё вверх дном переворачивали. А когда ту самую крынку с маслом нашли, пукалками стращать стали: «Убьём, мол, чего это от нас попрятали?».

– А пукалки – это что за зверь такой? – поинтересовался я.
– Пукалки? – переспросила баба Таня. – Да ружья это, что ж ещё! Так и целят, мать их возьми, пульнуть хотят.

В общем, заставили старую бабку тоже на печку залезть. Та, скрипя и охая, едва управилась с этим занятием, ей тогда за девяносто уже было. А мамку с батей стали прикладами, кулаками да ногами поучать, в кровь измочалили. «Будете, – говорят, – впредь над нами измываться, народ дурачить – мы обязательно вернёмся и ещё разочек подсобим. Поэтому сидите и помалкивайте. А не то…»
Родители после этого пластом до утра на полу лежали, пошевелиться не могли. А двери-то, паразиты, открытыми оставили. На дворе морозно. Дует оттудова, потому ноги-руки от холода стынут. Бабка видит, что дела плохи, спустилась ночью с печи и прикрыла двери, на засов от греха подальше заперла. Так, считай, и спасла кровинки родные от напасти и злобы неистовой.

В комнате за столом наступила томительная тишина.
– И как, оправились? – уточнил я.

– А как же! Тогда люд покрепче нашего был. Никакая хворь его не брала. Кремень, одним словом, сталь булатная.

– Да! За это стоит выпить. Налей-ка мне, баба Таня, ещё чайку, да покрепче. Душа покою не даёт.
Женщина придвинула чашку к самовару, из краника тонкой струйкой побежал кипяток.
– Может быть, пирога подложить? – спросила она. – Чего жидкость впустую гонять?
– Охи закормила ты меня, баба Таня, своими вкусностями, – тяжело произнёс я. – Продыху нет. Умоляю, повремени с этим делом маненько. Я ещё своё наверстаю. Не беспокойся. Лучше скажи мне: продотрядовцы тогда сильно поживились?

– Как всегда, полны были их обозы, даже через край. Люди собрались всей деревней и кричали им вслед: «Кровью расплатитесь, окаянные, без зёрнышка нас оставили».
А одна баба взяла на руки ребёнка и подсадила малого к ним в телегу.
– Возьмите и его! – кричит, душу рвёт. – Чего уж там! Всё равно мне нечем его кормить. Пропадёт ведь. Пущай уж так будет.
Те ссадили его, считай, бросили голышом прямо в снег и рассмеялись.
– У нас, – говорят, – такого добра своего с избытком, девать некуда.
И уехали прочь. А дело как раз к зиме шло. Лёд на речке вроде как схватился, но не так чтобы хлипкий и мокрый совсем, к обуви так и липнет. Извозчик боится вброд, просит командира вертаться или в обход идтить. Но он ни в какую.
– Вперёд, – кричит, – каналья! Не знашь? Ждут нас в центре ничего не емши, от голода пухнут.
И плёткой коней подстёгивает. Те аж пеной исходят. Так и ушли в ночь. Один только след кровавый за ними остался. Долго по снегу волочился, пока в воде не пропал. Видно, прохудились у них подошвы, кара неминуемая настигла.
На следующее утро к дому нашему подводу подогнали. Всех побросали в неё и на железнодорожную станцию повезли.
– Отец ваш репрессированный, – втолковывают нам. – Не судьба ему, а значит, никому в здешних краях оставаться не положено. Всем скопом – и вперёд на освоение просторов необъятной страны.

– Как – репрессированный? – удивился я. – За крынку масла, что ли?
– Да нет. Масло ему вдогонку приписали. А на самом деле подрабатывал он на мельнице, саман лепил. За это ему статус кулака и присвоили.

Всю дорогу родители молчали, боялись голос подать. Одна бабка, которой, окромя смерти, терять уже было нечего, всё причитала:
– Что ж вы делаете, ироды окаянные?! Управы на вас нет. Детей хоть пощадите. Неужто Бога не боитесь?
А они, неразумные, в ответ всё посмеивались, издевались над ней.
– Атеисты мы, бабка, – говорили. – Вера в Бога – не про нас. Нет его. Одна революция кругом. Власть народа. Слышь, старая, правые мы, а значит, и дело наше верное.
На станции теплушку до того забили такими же нищебродами, как они выражались, что вздохнуть не было мочи. А вот накормить позабыли, сами себе всё поприхватывали. За счёт наших же скудных харчей: у кого что было, в Казахстан привезли. Высадили в степи, в барак загнали, зону колючкой огородили, охрану вооружённую выставили, чтобы не сбежали.

– А что, намерения были? – поинтересовался я.
– Свобода – она, брат, желанна во все времена. Просто бежать было некуда. Голимая степь кругом, ни деревца, ни кустика. И с водой беда. Верблюд и тот горб морщит, заправить-то нечем, язык сушняком тянет, корм заглотить не может.

Поначалу велели землянки рыть. Жить-то надо где-то. А нас не на год, не на два привезли. Сразу предупредили: «Осваивайтесь надолго, если не навсегда. Назад даже не помышляйте. Там ещё хуже».
Ну, мы и давай стараться, жилы из себя тянуть. Так для нас дни трудовой вахты начались. А охрана меж тем лютовала по-чёрному: била, голодом морила, последнее отбирала, насильничала, детей ни в грош не ставила, выработку норм от малолеток наравне со взрослыми требовала. Особой жестокостью среди охранников отличался палач, другого слова для него не нахожу, Генка Бреусов. Знаешь, милок, даже фашисты себе такого не позволяли, что он вытворял. Чужую пайку, гад, тайком слямзит и в дом к себе тащит. Мразь ещё та была. Дети плачут, ручонки тянут, есть хотят, а ему хоть бы хны. «Знать ничего не знаю», – оружием бахвалится. Ну, мужики и не выдержали. Раз предупредили, два, а на третий к стенке прижали и пригрозили: «Если не исчезнешь, всю семью вырежем». Зараз ночью пропал, только его и видели.
Вот такой курорт государство семьям репрессированных без выходных пособий устроило. Вспоминать даже страшно. Выжили мы тогда, слава Богу, и то ладно.
А дальше история ещё больше заплутала. Сначала судьба на Урал нас забросила, в Магнитогорск, славный город литейщиков. Нагорбатились мы там, намозолили себе руки, дед даже реабилитацию заслужил, и опять, но уже по доброй воле, в Южный Казахстан перебрались. Там уж как люди зажили. Дед в образование ударился, детей, что помельче, в школу для просвещения определил, учёных всё хотел из них сделать. В какой-то мере это ему удалось. Не всё, правда, но в дураках никто не остался, а кое-кто даже показать себя сумел. Так и выучились, в люди выбились.
Прошли годы. Раскидало подросшую семью по просторам советским. Дети, внуки, правнуки на свет появились. Сначала меня судьба на постой во Фрунзе, к старшей дочке, определила, потом – в Ленинград, к сыну, средненький он у меня был. А когда и её, и его Бог к себе прибрал, со всеми пожитками сюда, в Лог, перебралась, к младшенькой Рае. С тех пор доживаю здесь свой век, детворой занимаюсь. Должон же кто-то за ними присматривать.
Поначалу, казалось, всё нормально было. С утра до вечера в огороде копалась, успевала только пот с лица смахивать. Даже не замечала, как дни летели, старость тайком подкрадывалась. А однажды шла по улице, оглянулась и обомлела: лицо знакомое. «Ба! Так это ж сын Бреусова, Яков. И откуда он в этих краях взялся?»
Вечером дочке новость поведала. Та поначалу не верила:
– Это ж соседи мои, Холодовы, тётя Поля с дядей Яковом. Хорошие люди, приветливые. Правда, скрытные какие-то. Ну так это характер такой, он у каждого по-своему устроен.
– Не могла ошибиться я, – говорю. – Эта сволочь со своим отцом в моей памяти крепко сидят. Знаешь, сколько они кровушки нашей в Казахстане попили?
В общем, я ей своё втолковываю, а она – своё. Так ни на чём и не остановились. Условились назавтра вместе к этим так называемым соседям наведаться и потолковать обо всём. А к завтрему они, как назло, в город уехали. Поэтому разговор пришлось отложить до лучших времён.
Но образ Генки Бреусова, этого человеконенавистника, и его семейки подлой тогда у меня из головы не выходил. Это ж надо было столько гадости людям сделать и безнаказанным остаться! «Не бывать этому, – думала я. – Всё равно его на чистую воду выведу». И это время настало.
– Можно? – спросила я, постучав к нему в дом.
Дверь открыла, по всей видимости, супруга. Это была огромная безбашенная женщина в годах, с крупными чертами лица и узкими сверлящими глазками. О таких воистину говорят: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт…»
– Полина, здравствуйте, – опередила меня дочка. – Яков дома?
– А где ж ему быть? Во дворе, небось, чем-то занят. Сейчас крикну.
Мы прошли в сени. Через минуту появился хозяин.
– А, Раиса, – почему-то испуганно поприветствовал он. – Чем обязан в столь поздний час?
– Разговор есть. Мы с мамой пройдём в дом, если не возражаешь?
– Пожалуйте, – сквозь зубы проскрежетал он. – Полина, собери на стол. Ужинать будем.
– Да нет, спасибо. Мы ненадолго.
– А что так? У меня завсегда что-нибудь по такому случаю найдётся.
– Скажи, Яков, ты знаешь мою маму? Только честно.
И он, даже не взглянув на неё, ответил:
– Нет. Что-то случилось?
– А вот она тебя знает, и очень даже хорошо. Правда, мама?
Я стояла, а перед глазами бегал младой Яшка – копия отца и во всём ему следовал.
– Ну как же так, Яша, сын Геннадия Бреусова, палача и истязателя? Я ничего не забыла. Всё помню, – мгновенно вырвалось из моего сердца.
– Вы ошибаетесь, женщина, – дрожащим голосом начал оправдываться Яков. – Моя фамилия Холодов, Яков Геннадьевич Холодов. И с вами мы незнакомы.
– Что Яков Геннадьевич – это верно. А вот что Холодов – это враньё и вымысел.
– Могу показать паспорт, если не верите, – продолжал юлить Яков.
– Не нужен мне твой паспорт, в другом месте показывать его будешь. Я тебя и без паспорта прекрасно помню. Или забыл, как издевались вы со своим отцом над нами? Да что там над нами, весь лагерь это знает и всю жизнь помнить будет.
– Вы того, не угрожайте мне. Я в милицию на вас подам, – совсем сник Яков и покраснел. – Убирайтесь из моего дома.
Тут неожиданно подошла Полина. В её руках был поднос с бутылкой водки и рюмками.
– Пройдёмте к столу, – предложила она. – Посидим по-соседски.
– Нам пора, – отказалась я. – Мы ещё встретимся.

– Прямо детектив настоящий, – от вспыхнувшего интереса заёрзал я на стуле.
– Не спеши, молодой человек, – ответила мне баба Таня. – Детектив опосля будет. А пока только конфликт интересов назревает, который на столкновении справедливости с беззаконием строится.

Дальше – хуже. Отношения между соседями испортились вовсе. Яков перестал здороваться, скотину, птицу пытался травить, огород портить, грядки топтать. Дело дошло до рукоприкладства. Однажды Рая сделала ему замечание: нельзя, мол, так поступать, не по-людски это. Так он с кулаками на неё набросился, мужиком себя, видишь ли, супротив девчушки почувствовал. Зятёк, конечно, вступился за неё, но телесные повреждения она всё же получила немалые.
Пока суд да дело, разборками занялись правоохранительные органы, подключилась администрация посёлка. В конце концов выяснилось, что паспорт у Якова поддельный. Прокол стал очевидным в пункте «место рождения», где значилось село Лог. В свою очередь, старожилы посёлка прилюдно засвидетельствовали, что ни его самого, ни отца раньше никогда не знали. Под неопровержимыми уликами Яков признался в своих противоправных действиях.
Но дело, к сожалению, спустили на тормозах, а ляп в документе списали на недочёты в работе паспортного стола. Как говорится, с больной головы на здоровую. Думаю, здесь не обошлось без денег, и немалых. У нас сейчас модно решать таким образом все вопросы, включая государственной важности. Никуда не денешься, рука руку греет.

– Что есть, то есть. Это вы точно подметили, – подтвердил я доводы сказительницы. – Сам не раз попадал в такие же истории и становился их свидетелем.

После этого случая Яков затаился, стал тише воды, ниже травы. Но дамоклов меч уже завис над его головой. Дальнейшие события развивались как в голливудском вестерне. Теперь на авансцену детективного романа вышла тайная зазноба нашего героя Полина. Знаешь, милок, на самом деле эта женщина была сравнима разве что с Салтычихой, а в жестокости даже не уступала ей.

– Неужто той самой помещицы, известной садистки и серийной убийцы своих подданных, крестьян?
– О, ты ещё не знаешь, на что она была способна. Послушай сюда, коль тебе интересно.

Приклеилась Полина к Якову не случайно. С самого начала у неё были далеко идущие планы, причём на годы вперёд. Подметила она как-то своего пришлого узурпатора здесь, в Логе. Видит: мужик вроде нехилый, при деньгах – не пропадать же добру. Ну и давай его охмурять, свои телеса в нужное место по расчёту подставлять. Так и снюхались, как собаки. А то, что у неё одна корысть была в голове, – это уже потом выяснилось.
Молва по деревне, знамо, быстрее ветра летит, особенно если на язык бабе зацепится. Взаправду говорю. Так и здесь вышло.
– Слышь, Нюрка, – шепнула как-то на ушко соседке одна из них. – Свет в окошке у Якова чавой-то третий день горит и всё не гаснет. Его самого вроде не видно, а лампа даже ночью светит. К чему бы это, электричество жечь? Небогаты, поди.
– А тебе какое дело?
– Интересно больно. Как бы чего не случилось.
– Хватит сплетни распускать, иди лучше Зойку свою подои. Слышишь, мычит, молоком мается.
– Так я ведь уже подоила её.
– Всё равно иди. Нечем заняться, что ли?
И молва, что Яков с Полиной у себя чертей водят, которые огнём балуют, поджечь всё хотят, поползла по деревне. А на самом деле в доме том вот что творилось.
– Ну что, муженёк, – завела разговор Полина после вечернего чаепития, – пора карты вскрывать.
– Какие ещё карты? – удивился Яков, слегка взопревший от выпитой за ужином водки.
– А то не знаешь. Сколько времени живём душа в душу, а вещички-то порознь! Несправедливо это.
– О чём ты, в толк не возьму.
– Порядок в доме навожу я, участок не хуже, чем у других, содержу, а имущество на доченек твоих, что у первой жёнушки околачиваются, оформлено. Надо порядок в документах наводить. Без этого нельзя. А то крякнешь, не дай бог, и что мне потом, голой с протянутой рукой по свету ходить?
– А с чего это я крякну? Силёнок пока хватает.
– Крякнешь, крякнешь. Вот увидишь. Даже не заикайся.
И накинула на него верёвку бельевую. Стала руки-ноги опутывать, к стулу притягивать, носок в рот на всякий случай засунула, чтобы звуков не издавал. Гром-баба отроду была, не каждый мужик отвертится.
Поначалу Яков сопротивлялся как мог, вертелся, мычал, брыкался, а потом затих. Видит, дело-то безвыходное, в скором времени удавка на шее может затянуться. Глазами сверкает, слезу пускает, на колени опуститься пытается. А верёвка-то сильно скручена, не продохнуть.
Полина тем временем подбоченилась и твердит своё, рожу корчит:
– Подпишешь, сволочь лагерная, документ на меня или так сгинешь? Я женщина серьёзная, со мной шутить не надо.
Он мотает головой из стороны в сторону: жалко нажитое, а по сути – наворованное. Кошки на сердце когтями скребут, болью отдают.
Видит Полина, что Яков не собирается ей ни в чём уступать, отыскала в чулане удлинитель с лампой пятисотваттной, подключила к сети и возле головы его подвесила. Жжёт лампа, мозги плавятся, гарью отдают. Яков мычит в муках, сознание то и дело теряет.
– Это жаровня адская за дела твои в наказание, – ухмыляется Полина. – Будешь меня вечно помнить. Если подпишешь бумагу, гляди, смилостивлюсь, живым можешь остаться.
Не соглашается Яков на её условия, терпит из последних сил, а потом вообще сознание теряет, голову набок опускает, признаков жизни не подаёт. Полина на какое-то время передых ему даёт и снова всё сначала повторяет.
Так целых три дня прошло, всё для Полины безрезультатно. «Что же делать?» – думает она и достаёт из запасников уксус неразведённый. Насильно вливает его в рот Якову до тех пор, пока он пеной не исходит, и только потом от своих злодеяний успокаивается, млеет, радостью на сердце исходит.
Участковый потом, конечно, на место происшествия наведался, даже расследование кое-какое провёл, но дело это до логического конца не довёл. И висит оно с тех пор в загашниках милицейских, людям на смех, иным – на поругание, родным, что есть, – на сострадание.
* * *
В окно дома настойчиво постучали.
– Баб Таня! – крикнули снаружи. – Открывай скорее. Заливает.
Татьяна Осиповна подскочила и бросилась к дверям.
– Это мои пришли наведать, – послышался её голос из сеней, и тут же зажёгся свет.
От ярких лучей на душе сразу же стало теплее.
– И я пойду, пожалуй, – крикнул ей вдогонку.
Баба Таня запротестовала:
– На дворе дождь. Куда идтить собрался в такую погоду? Промокнешь до нитки. У меня заночуешь…

Ода матери
(необыкновенный урок русского языка)
День матери уходит своими корнями в глубину веков и празднуется во многих странах мира.
Неожиданно прозвучал школьный звонок. Все детишки, от мала до велика, стремглав бросились в свои классы. Только что оголтело бесновавшийся двор, выдававший на-гора непотребные децибелы шума, моментально опустел и замер. Одновременно кабинет русского языка, в котором после перемены должен был заниматься седьмой «А», наполнился жужжанием юрких пацанов и девчат.
– Лариска! – вопил Женька, стараясь перекричать остальных. – Домашку сделала?
Девочка молча кивнула головой в знак согласия.
– Дай списать.
– Ещё чего! – не задумываясь, ответила она и высунула язык. – Самому надо головой думать. Чужие мысли списывать каждый дурак может.
– А я после уроков тебе мороженое куплю. Эскимо на палочке. Пойдёт?
– Крем-брюле – ещё куда ни шло. Но после уроков у меня времени не будет. Так что делай сам. Ты же у нас умный.
– У, жадина! А ещё соседкой называешься. Да с такими, как ты, надо знаешь что?
– Что? – ехидно переспросила Лариска, повертела пальцем у виска, заткнула уши ладонями и стала повторять домашнее задание.
– Ладно, проехали.
И Женька, больше не обращая внимания на девочку, стал приставать с аналогичным вопросом к другой однокласснице.
Через некоторое время дверь кабинета тихо отворилась, и в класс вошла учительница Зинаида Петровна. Она многозначительно прошла к столу, поздоровалась, жестом руки усадила всех на место и строго спросила:
– Кто сегодня дежурный?
– Ну я, – поднялся из-за парты на галёрке долговязый подросток.
– Опять Макаров? Я так и думала. Почему доска не готова к уроку?

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/uriy-semenov-31909115/omut-koldovstva-70520791/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.