Сказ о берендее. Тайна Алатырь-камня
Даша Авиш
Тёмные времена воцарились в Княжестве Трёх Земель. Леса наполняют умертвия, Аспид сжигает деревни. Простые парубки, образовав отряды, защищают дома и поселения. Среди них есть один, кому уготована великая миссия. Но сможет ли он принять свою суть?
Даша Авиш
Сказ о берендее. Тайна Алатырь-камня
Пролог
Хован
25 лет назад
– Ну, здравствуй,… папа, – стараясь вложить в голос как можно больше яда, процедил я, входя в комнату. – Признаюсь, ты меня удивил. Я ожидал, что тебе достаточно будет одного глотка из тисового кубка для быстрой кончины. Однако, даже осушив его до дна, ты смог выжить.
Солнце уже давно село, а небо озарял лишь тонкий обод месяца, поэтому в княжеские покои практически не поступал свет. Здесь поселился мрак, собравший густые тени по углам и на стенах. Только они могли стерпеть зловонный запах пота и мочи, который за короткий срок пропитал все пространство. Сдерживая отвращение и приступы тошноты, я направился вглубь почевальницы, где располагалось ложе. Мне не нужно было ни света дня, ни свечей, чтобы безошибочно проложить себе путь. Нога сама поднялась чуть выше, зная, что впереди ступенька. Переступив ее и пройдясь немного, я слегка вытянул руку и ощутил под пальцами холодную неровную поверхность стола. По всему периметру дубовый массив украшали изящно вырезанные вязи и обережные знаки. В детстве меня восхищала искусность работы, и я безотрывно изучал рельефный орнамент. Даже бегал в город к старому плотнику, чтобы тот научил меня своей науке. В свои старшие годы мне нравилось коротать время за этим столом вместе с отцом, играть с ним в таврели. Тогда мне еще чудилось, что он меня любит несмотря ни на что. Я хотел угодить ему, хотел, чтобы он мной гордился. Глаза открылись позже. Буря, что за этим последовала, уничтожила все хорошее, что было, не оставив от былых чувств и надежд даже горстки пепла.
Глубоко вдохнув смрадного запаха сей ложницы, мне удалось вынырнуть из топи детских воспоминаний. Только вот обида успела крепко схватить меня за горло. Предательские слёзы застыли в глазах. Ощущение своей ничтожности потекло по венам… Мотнув головой, я сбросил себя остатки мо?рока. Чтобы взять себя в руки, мне пришлось стиснуть зубы до скрежета. Затем двинулся дальше, пробираясь сквозь остатки дорогого мне прошлого, постепенно приближаясь к своей цели. Провожая ладонью каждый завиток на столешнице, рука скользнула на спинку рядом стоявшего стула, который не уступал в своем убранстве княжескому трону. Место отца, которое он не позволял занимать никому. Мне-то уж точно. Не дожидаясь, пока эмоции прошлого накроют второй волной, я одернул руки от деревянной пики, венчавшей один из краев спинки стула. Обозлившись на себя за слабость, я развернулся и направился к тому, ради чего пришёл сюда. Через пару небольших шагов носки? моих сапог уже касались сундука, что стоял возле отцовского ложа. Массивная гробница одежды, постельных принадлежностей и прочего хлама была размером не меньше двух аршин. При желании на нём могли уместиться трое его сыновей. Но он сам сотворил свою судьбу, когда оттолкнул меня, а затем и унизил, отдав борозды правления среднему сыну.
Я знал, что отец следит за моими действиями поэтому, накинув на себя надменный вид, сел подле него. Глаза уже привыкли к тьме, и мне удалось разглядеть перед собой то, что осталось от человека. Он лежал на высоких соломенных тюфяках, а голову подпирали мешки, набитые разным тряпьём. Это позволяло нашим взглядам находиться на одном уровне. Пару секунд я смотрел на него. Чёрные волосы, уже изрядно тронутые сединой, растрепались. Глаза, которые когда-то светились насыщенно-синим цветом, будто ночное небо, освещенное стрелой молнии, поблёкли, словно их заволокло пеленой. Лицо осунулось, морщины углубились. Стоявший в комнате мрак лишь подчеркивал его и без того болезненный вид. Тело, все еще крепкое, но уже исхудавшее, было спрятано под сукном, расшитым обережными символами и рунами. Над этой тряпицей работали какие-то сильные шаманы, которых сыскали братья в надежде исцелить папеньку. Ведь наш бедный отец не мог ни пошевелиться, ни вымолвить хотя бы звук. Его тело отказало. Он больше ничего не может. Только глазами моргает, да отвары пьёт, что призваны поддерживать в нем жизнь. Жизнь, которую я так же отравил, как, и он мою.
– Ты знаешь, отец, твоя живучесть поначалу привела меня в бешенство. Я так рассвирепел, что даже решил прийти и добить тебя… Не стоит на меня так таращиться. Неужто испугался сына родного?
Меня скривило от омерзения, а язвительный смешок вырвался из груди. Но какое же это было наслаждение, стоять и глядеть на то, как зеницы, лежащего передо мной старика, расширяются. А на дне зрачков плещется страх.
– Ах да… Неродного, – процедил я сквозь зубы. Гнев с новой силой потёк по жилам и схватил за горло. От того голос осел, а речь стала жёстче, – Да, мне всё известно. Матушка на смертном одре поведала всю историю. Но тебе стоит не из-за этого беспокоиться. ТЕБЕ я уже отомстил.
Лицо отца скривилось непониманием, сердце забилось чаще. Я поднялся на ноги и склонился над ним, подавляя, указывая на наше неравенство. Теперь моя очередь стоять над ним, быть сильнее. Ведь в моих руках остаток его жизни. И никто ему не поможет.
– А знаешь за что? За предательство… Ведь ты отдал борозды правления. И кому? Среднему! А ведь я! Я! Я старший! Я по праву должен был унаследовать Княжество Трёх Земель! – Мой рот изрыгался оранием. Ярость затмевала рассудок. Мой кулак со всей силы врезался о стену над головой старика. Боль смогла меня немного отрезвить, и я снова по-змеиному зашептал у него над лицом, – Только ты решил иначе. Теперь смотри, как трон лишится всех претендентов, кроме меня. Да, ты правильно понимаешь, братья мои лишатся жизни, а у тебя не останется никого. Лишь твой неродной сын. Это ли не истинное наказание? Я с наслаждением буду кормить тебя подробностями того, как каждого из твоих кровных отпрысков охватывает предсмертная агония. Но их смерть не будет мучительной, в отличии от твоей жизни. Парализованный калека, не способный ни на что. Ты во снах будешь видеть лица и слышать плачь и стоны своих детей.
Моя душа упивалась тем, как цепенеет и так недвижимое тело моего названого отца, а глаза стекленеют от охватившего его ужаса. Встав, я уверенным шагом направился к двери. Но, подойдя к выходу, все-таки не смог сдержать яд, сочившийся с языка, сказав напоследок:
– Всё это – результат твоих действий и твоей жизни, Чернобород. – и, успокоившись на этом, вышел из княжеской ложницы.
Глава 1. Коловорот
Глава 1
Люта
Случаются дни, когда происходящее, каким бы ни было оно привычным и обыденным, заставляет тревожиться и ждать неприятностей. Так было и сегодня. Увы, несмотря на все дары, данные мне от рождения, прорицания у меня не было. Поэтому я решила не обращать внимания на голос, что шептал внутри меня. Дел предстояло необычайно много и отвлекаться на глупости совершенно не было время. Наступал Коловорот. День, когда тьма рассеивается, уступая место свету и теплу. Мне нравится этот праздник, однако, до завтрашней зорьки мне, как ведьме, предстоит столько всего, даже присесть не представится, не то что отдохнуть полуденным сном.
Я встала с лавки, когда стрекот сверчков уже стих, а петухи ещё молчали. Потянулась, прогоняя сон, взяла чистый льняной платок и, стараясь не скрипеть дверью, вышла во двор. Только дверь и не думала скрипеть, в отличие от моих суставов! Предыдущие три дня готовила избу, да клети с банькой: собранные после росы полынь и крапиву, скрутила в веник, подмела им полы, следом намыла водой с можжевеловым отваром. Вдоль стен прошлась с тлеющим пучком шалфея, чтобы тот стенам сил придал, да от дурного глаза уберёг. Жила я в небольшой мазанке возле дома знахаря Беляя, а к нему, с какой только хворью не заходят. Да и ко мне начали часто наведываться, ведьмовской помощи просить. Мы всем рады помочь, и нам многие помогают, но бывает всякое, люди разные бывают, даже кровные узы не способны уберечь от зла и дел поганых. Поэтому позаботиться о жилище – дело обязательное, а уж перед таким сильным днём и подавно!
Шла я к полю как есть, босая и в ночной рубахе. Хоть ночь отступила, зорька ещё не поднялась. Мир был лишён своих красок и окутан в сине-серые тона. Очертания предметов были размыты, словно в дымке. Я не страшилась с кем-то столкнуться. В такой час мало какая девица поднимается, даже за красотой, а уж парни и подавно спят, силушку копят, ночь предстоит бессонная. Собрав росу на ткань, протёрла ею лицо, да наговоры начитала, дабы влага молодость мою сохранила, а землица сырая через ступни голые тело жизнью напитала. Вернувшись, отправилась в баньку, где цветочная водица меня дожидалась. Накануне набрала её в роднике, добавила горстку чабреца, да под лунными лучами оставила, чтобы утром сегодня ополоснуться. Дела нужно делать не только с чистыми мыслями. С макушки до пят облилась я одним ведром, два других оставила Беляю, чтобы тело его было крепким, как дух, и Отаю – другу, что как брат мне, дабы неуязвим был. После утреннего омовения быстренько оделась, а обуваться не стала. Негоже в Коловорот от сил земли за башмаками прятаться. Затем отправилась к соседке. Добрая женщина позволяет заглядывать к её бурёнке за кружечкой парного молока. По пути нарвала душистого клевера, а уже дойдя до коровника, угостила рогатую кормилицу цветами сладкими, за что та позволила её подоить. Одно дело – дозволение соседки, другое же – благосклонность скотины. Ведь дары последней могут слаще мёда быть или хуже яда. Накушавшись, подумала, что хозяйку за доброту её отблагодарю пучком свежих трав на вечернем праздновании. И с этими мыслями бодро зашагала к цветочному лугу.
Из-за леса показалось солнце. Зорька встала. Я замерла в приветствии небесного светила: вытянула ладони ему навстречу, а руки раскрыла, словно для объятий. Закрыла глаза, вбирая в себя тёплую энергию, и подставила лицо нежным лучам. До слуха начали доноситься трели зарянки и жаворонка. Лёгкий ветерок принёс с собой запах цветов и трав, примешивая к ним запахи мха и сырости из леса. Природа пробуждалась и радостно встречала меня также, как и я её. Правда, сей момент прервал мужской еле слышный голос, раздающийся из-за спины:
– Стой, девчонка! Подожди меня!
В трети вёрстах от меня сломя голову бежал Отай. Его тёмно-русые кудри, изображавшие гнездо на голове, трепал ветер, а серая рубаха прилипала к телу при каждом движении. Видимо, припустил за мной аж от самой хаты. И что ему в такую рань понадобилось, интересно. Я стояла и смотрела, как его крепкая фигура приближается ко мне.
– Еле догнал тебя! – проговорил друг, поравнявшись со мной. От преодолённого в короткое время расстояния его дыхание сбилось. Тяжело дыша, он согнулся пополам, чтобы перевести дух, – Ты чего так рано вскочила? Не успело солнце над горизонтом показаться, ты уже на луг утопала, – на этих словах парень резко выдохнул, выпрямился, успокоив дыхание и, наклонив голову набок, улыбнулся, – Доброе утро, Люта!
– Доброе, – улыбнулась я в ответ, задрав голову, чтобы посмотреть в зелёные словно листва глаза парня, что стоял напротив, – так сегодня же Коловорот. Мне трав, да ягод до полудня надо собрать. А ты что в такую рань на ногах? Неужто помочь решил? – спросила я, не скрывая издёвки в голосе.
– Нет, – посерьёзнел он, – ночью письмо пришло. Вурдалаки подошли близко к границе леса. Их видели в районе реки Веи. Несколько бойцов из Неярзы и Предречья дали согласие на поход. Я тоже пойду, – в этот момент мне показалось, будто мрак спустился на землю, так внутри похолодело и в глазах стало темно.
– Когда? – спросила я одними губами. И если я думала, что весть о нежити выбила из меня весь воздух, то со следующей фразой поняла как ошибалась! Он сумел не то что воздух, дух из меня вышибить!
– Сегодня, – кивнул Отай, поджимая губы, – до заката я должен уже прибыть на место сбора. – я только и могла, что стоять и пялиться в суровое непоколебимое лицо, мыслями стараясь достучаться до сознания, очевидно, уже безумца. Заново обретя дар речи, благодаря обуявшей меня злости, полюбопытствовала:
– Тот худоумный, кто так бездарно распоряжается вашими жизнями, он вообще в курсе, какие дела творит? – брови сошлись на переносице от возмущения, а руки, дабы не сцепиться на шее Отая, словно он и был этим самым предводителем, схватили сами себя за плечи.
– А чего? – парень почесал вихры, – сегодня же самая короткая ночь, нежити долго не удастся разгуливать по земле-матушке, мы их быстренько упокоим.
– Вам, дурням, невдомёк, что Коловорот это не просто короткая ночь? Сегодня силами питается природа, люди и… Всякая нечисть! Вы хоть осознаёте, что не все ваши приёмы будут сегодня столь успешные, как и всегда, а некоторые могут на них вообще не подействовать? – от крика сдержаться не удалось. От нарастающей паники и злости тело начало немного трясти.
– Да что с тобой? – голос Отая приобрёл примирительные нотки, – Ты же никогда себя так не вела. Тревожишься за меня, что ли? – и глаз парня игриво дернулся, изображая подмигивание.
Только мне сейчас было не до шуток, и уж тем более не до совершенно неуместного заигрывания. В ответ я ничего не сказала, лишь поморщилась и покачала головой, давая понять всю серьёзность происходящего.
– Всё хорошо будет! Я, да и мои сослуживцы, мы воробьи стреляные. Тем более, ты нам поможешь. Ведь поможешь же? – он наклонился ко мне, поравняв наши лица, и посмотрел своими заискивающими, хитрющими глазами, надеясь умаслить. Вот лис! Да разве такому откажешь? Я кивнула и улыбнулась, на что его губы растянулись в ответ.
– Чем помочь-то? – я ткнула указательным пальцем в лоб другу, отодвигая его подальше от себя, – Учти, хоть я и грозное оружие, но гоняться до рассвета за умертвиями не буду, – парень выпрямился и примирительно поднял руки, дескать, сдаюсь.
– Хорошо-хорошо! Ограничимся травками.
– Ты же знаешь, где лежат скрутки полыни. – сказала я и задумалась, – Правда, они обычные. Те, что сделала на прошлый Коловорот, закончились. Эти слабее.
– А если сегодня собрать и магией просушить?
– Было бы так всё просто, пучки не украшали бы стены клети. Высыхая, цветы продолжают впитывать в себя энергию солнца и ветра. Если я вмешаюсь, то просто иссушу все силы, что наполняет растение, останется оболочка. Толку от него не будет. Поэтому придётся взять из запасов. Попробую усилить наговорами и наузами, но ничего обещать не могу.
– Добро. – Отай кивнул, но тут же добавил, – Ещё надо сулицы смазать свежей выжимкой бореца с багульником.
– Борец пока не в цвету, рано. Ему еще пару седмиц нужно. Можно заменить беленой. Она не уступит по силе. Тем более дожди были, яда должно скопиться много. Отправляйся за ней к подножью гор, там полянка есть. Ты должен её помнить.
На этих словах парень, не сомневаясь ни секунды, кивнул.
– Срезай куст аккуратно, лицо платком укрой, руки тряпицами замотай, а то рискуешь раны получить ещё до схватки с вурдалаками. Клинок используй боевой, чтобы потом не додумался им пищу резать. Год его будешь в роднике мыть, а все равно яд останется. За багульником придётся мне идти для экономии времени. Встретимся уже дома.
Развернувшись на пятках в сторону леса, я отправилась к болотам. По пути ощупала поясной набор: сумки для трав, небольшой кованный серп и отдельно в мешочке камни кремневые. Перевела руку на грудь – мамин амулет на месте. Мои обычные действия, чтобы успокоиться, ощутить себя в безопасности. Однако сегодня тревога не отступала. Что-то в предстоящем походе Отая не давало покоя. Поэтому я ускорила шаг, в попытке сбежать от собственных мыслей.
***
Когда солнце вошло в зенит, я успела вернуться в нашу с Беляем рабочее помещение не только с мешочком багульника. Мои сумки были полны различными луговыми травками и цветами, которые пригодятся не только в знахарстве, но и в колдовских ритуалах. И мне бы радоваться частично пополненным запасам. Только среди всех растений я раздобыла одно, пробудившее внутри меня холодный ужас – воронь око. Плоды его уж слишком походили на голубику. Поэтому, чтобы ни один прожорливый не решил полакомиться ядовитыми ягодками, мне пришлось спрятать их в баклажку и запечатать рунами. Воронье око я встретила, после сбора болиголова, на выходе из леса. Целая поляна одиноких стеблей с маленькой иссиня-чёрной ягодкой, будто жемчужина в раковине, среди лиственной крестовины. Их не должно было быть ещё месяца два – три! Природа явно безумствует. А может, это был выброс магии или какой чёрный обряд…
Поток моих размышлений прервали.
– Здравствуй, дочка. Над чем таким задумалась? – в клеть вошёл озадаченный наставник.
Крепкий мужчина, проживший более пяти десятков зим, хотя имеет вполне юного сына. Волосы не длинны, но и не коротки, почти все уже седые. Рубаха с портками на нём обычные серые, видимо, праздничные, расшитые приберёг на вечер.
– Будь здрав, отец Беляй! – как можно задорнее ответила я и улыбнулась. Мне не хотелось показывать волнения из-за своей находки, поэтому на вопрос его решила не отвечать, а чтобы не молчать, задала свой, – Как подготовка к торжеству?
– Как и всегда. Ди?вчины наплели себе венков и помогают матушкам в приготовлении угощений на вечер. Мужики с волхвом подготавливают костры и потрошат заячьи тушки, что утром отловили, для общей трапезы.
– Старшим или младшим?
– Старшим. А почему ты спрашиваешь?
– Разве он не сложил свои обязанности и не передал их сыну? – не смогла скрыть искреннего удивления.
– Нет, решили, что они проведут вместе ближайший праздник Таусень, а вот обряды на Коляду уже полностью перейдут под ответственность приемника, – пояснил учитель, – Люта, что-то случилось? Почему ты этим интересуешься? – он нахмурился и посмотрел на меня пристально, с подозрением.
– Да так… просто стало любопытно, – отмахнулась я, желая придать разговору беззаботности. Хотя у самой внутри всё съёжилось в комок. Неужели волхвам что-то известно, и они решили перестраховаться?
– А ты, отец, с гостинцами ко мне? – решила я переключить внимание Беляя.
– Ах да, держи, бортники передали тебе воск на свечи. – мужчина достал из котомки, что держал в руках, тряпичный свёрток, положил на стол и подтолкнул ко мне. В нос проник еле ощутимый запах мёда. – Вижу, ты с утра трав свежих принесла. Да как много! – он обвёл взглядом сундуки и лавки, на которых я разложила сегодняшний сбор, и благодарно кивнул, – А я хлеба напёк да кашу с мясом сварил. Иди поешь, а то во рту с утра поди ни росинки.
– Меня соседская бурёнка с рассветом молоком накормила. Но от твоей стряпни я точно не откажусь!
И мы зашагали в основной дом, где жили Беляй с Отаем. Войдя в помещение, я не нашла глазами друга.
– Мы одни будем есть?
– Ты о сыне моём справляешься? Так, он с другими па?рубками тренируется. Не волнуйся, скоро придёт.
Отец развернулся к печи и достал из неё ароматный обед в горшочках, который быстренько поставил на стол. Я между тем достала для нас ложки.
– Кстати, ты знаешь, что они удумали? – спросил наставник, усаживаясь на лавку напротив меня.
– Знаю, – с сожалением я покачала головой, – Отай мне ещё утром об этом сказал. Я его за беленой отправила. Он принес её? Не видел?
– Видел, наш бравый парень решил её в сенях оставить, – усмехнулся мужчина, – я вовремя увидел, в нашу травную клеть отнес, в уголок на пеньку? повесил, не волнуйся.
– И как у такого знахаря, как ты, уродился такой… Отай! – возмутилась я, но вовремя спохватилась, негоже при отце сына родного последними словами ругать, – и не страшно ему потравиться и нас потравить. Ядовитое растение в сени! К крупам да муке!
Не найдя подходящих слов, что могли бы в полной мере отразить моё негодование, я попросту замолчала и лишь прикрыла лицо рукой. Что тут говорить, его все равно сейчас здесь нет, нечего силы растрачивать в пустоту. Мы немного помолчали, стуча ложками по плошкам, сгребая остатки вкуснейшей каши и отправляя ее в рот. Когда пришло время ставить самовар, Беляй снова начал разговор:
– Дочь, а может, попробуешь отговорить хлопца нашего? Тебя он может послушать. Не нравится мне что-то сегодняшний их поход, сердце не на месте.
– Мне тоже неспокойно… – согласилась я, – Но он не воспринимает наши опасения в серьёз. Утром мы поговорили, и он считает, что короткая ночь им в помощь. Больше ничего слышать не хочет. Как же мне его уговорить? – от отчаяния у меня опустились плечи. В горле встал ком. Чтобы не расплакаться перед мужчиной, я прикрыла рот тыльной стороной ладони, незаметно прикусив кожу на костяшке среднего пальца.
Наставник молча смерил меня оценивающим взглядом, затем промочил горло узваром и задал неожиданный для этого дня вопрос:
– Скажи, а ты его любишь?
– Кого?
– Старого бортника Годимира, – развёл руками Беляй, – Ну кого-кого?! Сына моего, конечно! Мы о нём же сейчас речь ведём.
Эта тема поднималась уже не в первый раз. Для меня не секрет, что Отай питает ко мне нежные чувства ещё с первой встречи на ярмарке. С тех пор, почитай, уж две зимы миновало. Он никогда и не скрывал своего отношения ко мне. А Беляй, видя сердечную привязанность сына, старался подтолкнуть меня к нему. Я же могла одарить парня лишь чувствами благодарности и тёплой привязанности. А этого, разумеется, недостаточно для создания семьи. Знахарь также осознавал, что в безответной любви Отай не обретёт счастья. Однако мужчина не оставлял надежды, что во мне проснётся взаимное чувство к юноше. Сейчас же случай был особый. Коловорот – праздник исключительного могущества сил природы. Это касается не только живой магии. Силу набирает и вся нечисть. Их особо сто?ит опасаться в эту ночь и явно не идти в прямую атаку, не имея в своём составе оборо?тников с сильными тотемными животными и нескольких колдунов или ведьм со стихийной магией. Но Отай с остальными вояками собрались. И им ничего не возможно объяснить! Они слепо верят командиру, который руководствуется исключительно тем, что сегодня самая короткая ночь. Их буквально толкают в лапы заложных мертвецов. И это не просто путь к самоубийству. Это стройный шаг прямиком в стан врага для пополнения его рядов! Поэтому я отчётливо понимаю, к чему Беляй завёл разговор. Если есть шанс того, чтобы спасти Отая, удержав от похода, то им надо воспользоваться. Остальные, глядя на него, возможно, тоже решат остаться.
– Я не знаю… – с выдохом произнесла я.
– Подумай хорошенько. Посмотри на себя, ты же волнуешься за него. Я вижу твои глаза полные тревоги. Разве это не любовь? Послушай, случается такое, что мы осознаём истинные чувства к человеку лишь перед ликом его потери. Когда твоё сердце отдано человеку, что неотрывно находится рядом, ты даже можешь не понять, что оно уже не твоё. Ведь оно так близко, на расстоянии вытянутой руки. Но сто?ит отойти чуть дальше, увеличить этот промежуток, ты это почувствуешь. Ведь сердце нельзя просто выкорчевать. Между ним и душой останется незримая связующая нить. Стоит ей натянуться, как в груди возникнет тянущая боль. Чем дальше человек будет увозить твоё сердце, тем сильнее му?ки ты будешь испытывать. Страшнее всего, если расстояние между вами будет измеряться не вёрстами, а мирами. Знаешь, что будет, если твоя любовь окажется в Нави? Тебе придётся разорвать нить и жить с вечной пустотой и болью. В ином случае твоя душа рано или поздно уйдёт за сердцем. А человек без души жить не может. Не ошибись в своих чувствах, девочка.
Его слова заставили меня задуматься. Отай – хороший парубок, добрый, хозяйственный, неглупый. Его присутствие меня не тяготит, и сам он не вызывает отвращения. Даже наоборот. Крепкий, мужественный, широкоплечий, высокий, в целом не дурён собой. Да мы и так, можно сказать, живём почти вместе. Едим за одним столом, делим быт. Ну подумаешь, теперь и лавку на двоих разделим. И пусть моё сердце не признаёт в нём суженого. Я ему благодарна и обязана жизнью. Он один из немногих, кто протянул мне руку помощи и до сих поддерживает меня. Я должна попытаться остановить его, даже если это сулит мне нежеланное супружество.
– Хорошо, отец, может, ты и прав. Но если не получится его остановить?
– Ты так не хочешь замуж?
– Я согласна, если это поможет уберечь Отая от сегодняшнего похода. Но я боюсь сделать его несчастным. Я не чувствую в себе той любви, которую он ждёт.
– Ну если он не останется, то тут уж ничего не попишешь. Значит, судьбы ваши отдельно идут.
Я кивнула своему наставнику в знак согласия, который разливал чай по чашкам. С улицы донёсся гомон. Меньше, чем через минуту в избу вошёл и сам объект последнего разговора, вспотевший и раскрасневшийся от тренировки. Мы с Беляем переглянулись, и тот едва заметно мне моргнул в знак поддержки. Отхлебнув травяного отвара для храбрости, я протараторила:
– Я тут подумала, что если ты останешься сегодня, то можешь ко мне посвататься. Как раз сможем обряды необходимые пройти.
Оторвав глаза от пития, посмотрела на возможного будущего жениха. А у того от неожиданности вода носом пошла. Видимо, он пил, когда я речь свою произносила. Эх, надо было дождаться, пока он за стол сядет, что ли, а то вон как ошарашила, что у парня ноги слегка подкосились и он едва не захлебнулся. Ладно, слов не воротишь, да и он не девица, справится со свалившимся счастьем.
– Ты совсем обалдела? – придя в нормальное состояние, строго сказал Отай и двинулся к нам с Беляем.
Настало время удивляться мне. Ну вот совершенно не такой реакции я ждала.
– Бать, ты ей забродившего кваса или хмеля налил? Она чего несёт? – кивнул этот хам в мою сторону, не сводя глаз с отца.
– А тебе что, на подготовке по ушам надавали или по голове? Плохо слышишь или не понимаешь? – возмутился мой наставник, походу обидевшийся на сына пуще моего.
– Так это что, не шутка? – хлопец перевёл свои округлившиеся глаза на меня, – Лют, ты серьёзно? – я смогла лишь кивнуть. Лицо парня озарила широченная улыбка, глаза буквально засветились, а он сам кинулся ко мне обниматься.
– Сядь, успеется… Ты не слышал, что Люта сказала? Сначала останься и пройти с ней обряды, – знахарь остановил Отая от сердечных порывов, лишь взмахнув рукой и задержав перед носом сына раскрытую ладонь.
– Бать, ну ты же знаешь, не могу я сегодня. Нельзя подвести соратников.
– Значит, не судьба, – пожал плечами старик, – У тебя есть только сегодня. Гляди, уедешь, а к Люте найдётся кому сосвататься. Неужто она ждать тебя будет до следующего Коловорота?
– Да вы меня без ножа режете! Нельзя же так… – Отай кинулся ко мне и судорожно схватил мои ладони в свои, – Лют, я успею! Мы быстренько разберёмся с нежитью, и я примчу к тебе! Зорька встать не успеет! Дождись меня, ладно? – он смотрел на меня с мольбой в глазах. А я поняла, наш план с наставником провалился.
– Только до рассвета, – с обречённым выдохом ответила я и поспешила встать.
– Ты куда?
– Раз уж ты решил всё равно ехать, нужно приготовить яд для су?лиц. Да и скрутки полыни собрать, как утром говорили.
– Я помогу. Сейчас только перекушу и с батей переговорю. Я быстро!
Отай вскочил с места, схватил с печи порцию еды, что была ему отложена, и принялся активно жевать. Я же вышла и с тяжёлым сердцем отправилась в клеть к своим травкам. Мне было горестно, что не могу разделить его чувств. А ведь он ждал, пусть и не того, чтобы я кинулась ему на шею, но хотя бы ответного огня в глазах, радостной улыбки. А у меня лишь пустота какая-то внутри ворочается. Хотя он парень славный. Жаль, не суженый. Знаю, с суженым так быть не до?лжно, девчонки с деревни рассказывали. Приходят они ко мне за лу?лой обережной, за травками и свечками, так и ведают мне. Как в груди при виде па?рубка наречённого сердце словно горит. Как тепло по телу растекается, и что дыханье прерывается, и ноги подкашиваются. Остается слушать деревенских, да уповать, что и на мою долю такие сладкие чувства со временем выпадут.
За думами сердечными разобрала травки на пучки, да развесила их по стенам на свободные места. Достала недавно убранные в баклажку ягоды вороньего ока, нанизала их бусами на нитку, и гирляндой повесила сушиться под потолок. В конце подготовила рабочий стол: расставила каменные и медные ступки, плошки, ножи, бутыльки? с жидкими маслами, кристаллы мориона, чёрного обсидиана и гематита. Положила перед собой свежесобранный багульник и белену, прочитала наговор, дабы тёмные минералы сок растений ядовитых против мёртвых обернули, и приступила к работе. Для начала отделила цветки от ножек и листьев. Бутоны положила в медную ступку, перетёрла до кашицы и отставила. Стебельки хорошенько прокатала каменным жёрновом по такой же плошке с углублением и залила маслом репейника. Позже это позволит сцедить как можно больше отравы.
Не успела я отойти от стола, в комнату вошёл Отай. В руках он держал начищенное наточенное оружие, которое разложил на ближайшей свободной лавке. Мы принялись его пересматривать на предмет сохранности боевых рун и защитных камней, как обычно, усевшись на пол. На самом деле, Отай, как и любой хороший вояка, заботился о своем оружии, постоянно следил за ним. Так что пребывание друга в моём рабочем пространстве вызвано скорее его желанием провести вместе время, нежели поиском прорех. Я это осознавала и понимала, особенно сегодня, после моих слов за обедом. Кажется, он до сих пор не верил, что я могла ему предложить сватовство, что практически согласие на сию секундную свадьбу! Теперь же он искоса кидал на меня пытливые взгляды, силясь понять, не жестокая ли шутка с моей стороны. Такое внимание на меня давило. Не выдержав, я встала.
– Так, смотри, вот на этих, – я ткнула пальцем в несколько сулиц, – мне нужно будет сделать новые наузы. Поэтому сходи к башмачнику, принеси мне шнур кожаный. Я пока руны подправлю у кинжала. А так, всё в порядке.
Перевела взгляд на Отая и подарила ему легкую улыбку. В этот момент, напряжение, с которым он сидел всё это время, немного отпустило. Было видно, как плечи его расслабились, и он выдохнул.
– Сейчас принесу, – бодро сказал парень, поднявшись, и вышел.
Я же принялась восстанавливать руны. Они находились на клинке, точнее, на ребре по обеим сторонам, поэтому без магии здесь было не обойтись. Достав кремневые камни, выбила из них искру, мысленно усилив ее до огонька. Потом подхватила маленькое пламя ногтем, отчего указательный палец стал похож на свечу. Когда я читала наговоры, моя рука медленно описывала в воздухе линии, что шли в разные стороны, одни параллельно друг другу, другие касаясь и пересекаясь. Малейшее движение моей ладони оставляло за собой горящий след. Мне удалось закончить в тот момент, когда перед моим взором загорелся набор пламенных рун. Затем он плавно спустился на клинок, клеймя металл в местах соприкосновения. В этот момент, я без усилий выпустила слезу из глаза, обращая её в мощный поток воды. Он хлынул прямо на оружие, остужая его. Всё получилось как нельзя лучше, знаки успели отметить сталь, при этом удалось не переусердствовать, и рисунок не исказился.
Следом я постаралась усилить защитные свойства полыни. Наплела заговорённых узлов поверх травок, а затем вдохнула силы воздуха в каждую скруточку, дабы дым от них был плотнее, при этом распространялся быстрее и дальше. Надеюсь, это поможет не поддаться взору гипнотическому и убережёт от подчинения вурдалакам. Жаль, тлеющий сухоцвет вряд ли сегодня поможет сбить нежить с пути. Ну ничего, сейчас отраву против против этих тварей сделаю. Стебельки белены с багульником хорошенько настоялись и напитались маслом. Из них удалось сцедить много яда. Отравленная жижа буквально сочилась от легкого прикосновения! Осталось её соединить с перетёртыми бутонами, довести до кипения и добавить кусочек пчелиного воска. К счастью, щедрые бортники не пожалели сырья нашим воякам. В самом конце приготовлений прошептала слова магические, чтобы заговорить смесь на усиление воздействия. Убить не убьёт, наши противники и так уже мертвы, но позволит их обездвижить на какое-то время.
Пока моё внимание было полностью отдано зелью, в клеть вернулся Отай со всем необходимым. Он сложил добычу от башмачника на лавку, а сам поторопился на выход. Поди, пошёл котомки да судочки собирать в поход. Ну и правильно, а мне пора заканчивать с оружием для него. Нашептала на сулицы, обернула принесенным кожаным шнуром. Теперь точно не промахнется, даже если рука дрогнет.
Выдохнула. Успела к отъезду нашего хлопца. Теперь можно со спокойной душой готовить амулеты к празднику всем желающим девушкам. Но не успела я начать, как Отай зашёл за снаряжением.
– Мне пора, – заявил с порога парень.
Он уже был во всем обмундировании, если это можно таковым назвать. Вместо кольчуги, на которую золотых вся деревня не наскребёт, на нем были кираса и наручи из толстой дублёной буйволиной кожи, на которой в нескольких местах проглядывались защитные руны.
– У меня всё готово.
Я поспешила отдать кинжал хозяину. Отай тут же спрятал его в ножны, что крепились к поясу. Следом подала деревянный колчан со сложенными в нём сулицами и котомку с заготовленной полынью и пузырьком с зельем.
– Оружие нужно будет смазать ядом в самый последний момент, чтобы нечаянно его не стереть… И будьте крайне внимательны, не заденьте никого из своих, это чревато смертью в жуткой агонии. – дала я наставление, словно это средство никто и никогда в бою не использовал.
– Лют, не волнуйся, не первый раз же, – успокоил меня Отай, – Обещаю вернуться до рассвета. Дождешься меня?
– У тебя есть только один шанс.
– Я не упущу! – и тут он сделал ну совершенно неожиданное – легонько чмокнул меня в щеку. Это произошло так быстро, что я и сообразить не успела, а он уже вышел за порог и направился к коню. Тот с нетерпеньем ждал хозяина, желая пуститься галопом навстречу подвигам.
***
Коловорот прошел для деревни, как всегда весело, все ритуалы были соблюдены. И если бы не отсутствие Отая и еще нескольких па?рубков, то могло показаться, что праздник удался. И тревожное чувство, терзающее меня накануне, я себе надумала. Однако парни не вернулись ни ночью, ни к зорьке. Их отсутствие продлилось и весь следующий день после Коловорота.
Знакомый лошадиный топот раздался, лишь когда луна показалась над горизонтом, а жители деревни отправились спать. Заслышав его, я припустила со всех ног из своей ма?занки, дабы поприветствовать прибывших и проверить, всё ли в порядке, не нужна ли помощь. Но выскочив на порог увидела, как четверо крепких парней едва волокут пятого за руки и за ноги в мою травную клеть. Тот был явно крупнее всех остальных, поэтому хлопцам пришлось сильно поднапрячься. Но несмотря на все их усилия, парень раз от раза касался своим мощным телом земли. Его голова болталась на массивной шее, а длинные волосы подметали тропку. Он выглядел словно неживой. И, по неизвестной мне причине, он был голым. Абсолютно голым! Открывшийся вид, освещённый лишь диском ночного светила, меня смутил, от чего я не решилась первая бежать оказывать помощь пострадавшему в бою па?рубку. Вместо этого я помчалась в избу за Беляем.
Глава 2. Пробуждение Дарьяна
Дарьян
Слепящий свет проник в моё сознание, выдернув из дрёмы. Я сделал вдох и ощутил как вместе с воздухом по всему телу расползается ноющая боль. Мне бы сменить положение, разогнать кровь. Глядишь, помогло бы справиться с недугом. Но не вышло. Сил не было даже на то, чтобы поднять веки. Какое-то время я лежал и вслушивался в окружающий мир. Сначала до моих ушей доносились монотонный стук и звяканье. Затем удалось расслышать щебетание птиц, детский гомон и шелест листвы на ветру. Под пальцами я ощутил что-то мягкое. Похоже на укрытый тряпицами слой соломы толщиной с ладонь. Что ж, не на сырой земле лежу, да не на голом полу, уже радость. С очередным вдохом мои ноздри уловили насыщенный, но между тем приятный аромат тлеющего сухоцвета и тёплого дерева. Сделав над собой усилие, мне всё же удалось разомкнуть глаза. Сначала зрение подводило, окружающее имело смутные, размытые очертания. Да и головная боль не добавляла чёткости. Проморгавшись, мне все же удалось различить предметы. Я находился в какой-то небольшой и очень светлой клетушке. Не помню, чтобы когда-то раньше был здесь. Это точно не закуты Драгоша или Межко, там мне приходилось бывать чаще, чем у себя. И как меня сюда занесло? И куда «сюда»? Попытка вспомнить последние события обернулась чугунным звоном в голове, словно накануне я заливался сивухой. Яркое полуденное солнце проникало в каждый уголок, благодаря чему, можно было без труда всё рассмотреть. Под потолком висели венки из голых веток, к которым крепились пучки трав. А ещё были три неглубоких медных чаши на тонких цепочках. Из них, подобно многолетним лианам, струился тонкий дымок. Деревянные стены были полностью увешаны сухоцветом и букетами свежих травок. На массивных столах, сундуках и лавках стояли чем-то заполненные сосуды разных размеров. Так же я смог заметить всевозможные тарелки, чаши, ступки, ножи и прочую утварь. Судя по обстановке, меня неясным образом занесло к какому-то знахарю. Осталось выяснить почему и зачем.
Дверь в клеть была настежь открыта. Моей щеки коснулся лёгкий ветерок, но прохладу он с собой не принёс. Я опустил глаза и увидел, что был бережно укрыт чуть ли не по самую шею шерстяным сукном.
Неожиданно раздался страшный грохот. Оглушительный звук пронзил мою голову новой чудовищной болью.
– Небо, да что же это! – взмолился я, закатывая глаза. Голос скрипел и был едва слышим. Сухое горло обжег воздух. Я закашлялся от боли.
– Батюшки, очнулся! – неожиданно для меня раздался в ответ девичий возглас, а по полу зашлёпали босые ноги.
Мгновенье спустя рядом со мной кто-то присел. Стоило мне слегка повернуть голову, как мой взор наткнулся на необычайно красивые глаза медово-жёлтого цвета. В них плескались свет и чистая необузданная энергия. И было это настолько красиво, что я как зачарованный смотрел и не мог отвести взгляд. Даже забыл, что мгновение назад мою голову разрывало от боли. В ответ на меня смотрели не мигая со схожей заинтересованностью. Не знаю, сколь долго мы находились бы в таком оцепенении, но на мои щёки легли холодные руки. Я посмотрел на них – хрупкие, женские, увешанные тонкими браслетами в неимоверном количестве. До сего момента мне даже не было неизвестно, кто передо мной. Сейчас же любопытство взяло верх. Я повёл глазами от запястий к плечам, к шее и выше. Рядом сидела, склонившись ко мне, совсем юная девушка. Её лицо отливало бледностью, несмотря на то, что кожа явно была обласкана летним солнцем. Волнистые каштановые волосы скользнули из-за спины и упали мне на грудь. На голове их придерживал цветной необычный платок, замотанный в несколько оборотов. Выглядело диковинно, мне ещё не приходилось встречать девушек, что кос не носили. В ушах её сверкнули крупные лунницы. Красиво. Выходит, я заночевал у этой чаровницы. Меньше всего мог подумать, что настолько прекрасная дева допустит меня в своей светлице. Но в пользу этих мыслей было то, что под шерстяным сукном моё тело было полностью обнажёно. А она сидела рядом, касалась меня, при этом на её лице не было ни тени брезгливости, ни страха. Правда, вернувшись к её глазам, я рассмотрел в них пульсирующее беспокойство. Тонкие брови дернулись, отчего на лбу пробежали морщинки, рот слегка приоткрылся, позволяя его обладательнице резко выдохнуть.
– Как ты себя чувствуешь? – тревожно спросила она. И опомнившись одёрнула руки от моего лица. Этот жест меня огорчил. А ещё от него звякнули браслеты на ее запястьях, вернув головную боль. Я непроизвольно поморщился.
– Живым, – прошептал я из-за сухости в горле, – ты можешь не греметь?
– Ага, значит, голова болит… – пробормотала она себе под нос, оценивающе глядя на меня, и вскочила на ноги.
И тут же мой взор зацепился за её голые щиколотки. На них красовались нитяные браслеты-наузы. Взглянув чуть выше, я не поверил собственным глазам: девушка была одета в мужские шаровары! Сверху на ней была просторная одёжа то ли халат, то ли кафтан из какой-то нежной тонкой ткани, что струилась книзу и была длиной ниже колена. Широченные рукава этой накидки трепыхались и развивались от каждого движения ее рук, словно крылья голубки. Кожаный ремень на изгибе талии, сдерживающий по?лы сего одеяния, подчеркивал её статную фигуру. Она не была худой, скорее крепкая, сбитая, пышущая силой и здоровой энергией. Спина прямая и гордая придавала походке необычайную легкость. Я аж засмотрелся. Хороша, чертовка! Правда, не припомню, чтобы видел её в деревне. Одевайся она подобно остальным девчушкам, то ещё можно было списать на собственную невнимательность. Но в подобном обличии её даже слепой распознал бы в толпе.
– Ты откуда такая сыскалась? – решил я начать разговор и заодно утолить любопытство, когда красавица вернулась ко мне с небольшим сосудом. Содержимое бутылька? источало резкий травяной запах.
– Я здесь живу, это ты тут на нас свалился, ни жив ни мертв.
Она размазала мазь из той самой склянки по своим пальцам и начала массировать мои виски?. Было приятно до дрожи. Средство охлаждало мою кожу в местах, где касались руки моей новой знакомой. Головная боль быстро начала отступать.
– Живёшь? И как давно?
– Почитай, два года как.
– Погоди, так мы что же, не в Неярзе?
– Нет, Дарьян, мы в Древории, – выдохнула она, не отрываясь от моего лечения.
Так, эта девчонка знает моё имя. Что не удивительно, учитывая, что я тут, и меня никто не то, чтобы не выгоняет, а даже заботятся. Удивительно другое – почему я не знаю её? И даже не спросишь, как зовут. Так можно и обидеть ненароком. Небо всемогущее, как же срамно! Нет, больше пить не буду…
– А как я здесь оказался?
– Это тебе лучше уточнить у Отая. Мне подробности не известны, – юница пожала плечами и убрала руки от моей головы.
– У Отая?
– Да. Он и ещё трое вояк тебя с битвы еле дотащили. Ты одной ногой уже в Навь ступал. Боялись, не выберешься. Ведь едва ли не полный лунный оборот провалялся без сознания.
– Ничего не помню… С какой битвы? Погоди, ты хочешь сказать, что я мог забыть, что побывал на поле боя? Разве я попал сюда не потому, что упился сивухи вусмерть?
– Какой сивухи?! Тебя Вурдалак укусил! Мы едва смогли спасти тебя от его яда. Неужели в голове совсем ничего не осталось?
Слова моей знахарки будто молния шарахнули сквозь сознание, озарив его ярким светом. Вперёд вышли воспоминания последних событий, которые лишь на время притаились в тёмном углу памяти. Я зажмурился, что бы сосредоточиться и внимательно рассмотреть картины недавнего прошлого, из-за чего мне довелось оказаться здесь. Странно, но увиденное осознавалось мною не более, чем сном. Будто не происходило в реальности.
Люта решила не терять время. В образовавшейся тишине было слышно, как она поднялась и отнесла баночку с вонючей мазью, что так удивительно излечила меня от головной боли. Следом до моих ушей донёсся монотонный стук, такой же как при пробуждении. Она явно что-то дробила или измельчала. Но это совершенно не мешало искать в памяти фрагменты прошлого и пытаться собрать их воедино.
– Тебе нужно это выпить, – произнесла девушка, стоило мне прийти в себя и открыть глаза.
Она уже вернулась к моей импровизированной лежанке и протягивала две чарки. По всей видимости это были снадобья. Мне ничего не оставалось как перевести своё тело хотя бы в сидячее положение. Сомневаюсь, что в лежачем положении в мой рот попала хотя бы капля зелья. Гораздо раньше всё пролилось бы мимо. Правда поднять себя оказалось той ещё задачей. Руки дрожали, тело не слушалось. От приложенных усилий на лбу выступил пот, а перед глазами залетали искрящиеся мушки. Едва не выронив сосуд из трясущихся пальцев, мне всё же удалось проглотить его содержимое без потерь.
– Что это?
Мое лицо перекосило от омерзительного вкуса. С большим трудом удалось удержать выпитое в себе, хотя оно и рвалось наружу.
– Предупреждать же надо! В жизни не пробовал ничего более скверного, – просипел я сдавлено, с опаской поглядывая на оставшуюся ёмкостьв её руках.
– Здесь родниковая вода, – пояснила она мне, заметив направление моего взгляда, – запей, она поможет смыть оставшийся во рту привкус.
Лекарка протянула мне вторую чарку, и я с благодарностью её осушил. Девушка хотела сказать что-то ещё, но тут со двора ее окликнул чей-то женский голос:
– Люта! Ты здесь?
Моя собеседница посмотрела в сторону, откуда доносились звуки, резко встала и быстрым шагом направилась прочь. Я смотрел на её удаляющуюся фигурку и не мог отвести глаз. «Значит, Люта», – повторил я про себя имя своей новой знакомой. Мысль о девчонке вызвала у меня улыбку. Диковинная, не похожая ни на кого, её хотелось узнавать. Го?вор у красавицы наш, а вот одёжа, волосы, украшения – всё какое-то не здешнее, чудно?е. Да и ходит она босиком, словно дикарка. Наши девчонки все худощавы, ходят в сарафанах да башмаках. На голове косы с лентами плетут. А эта, что? Распустила! Да, не скажи, она, что мы в Древории, я точно бы думал, что на чужие земли попал. Заблудившись в мыслях о девушке, не заметил, как задремал.
Из объятий сна меня выдернул звон глиняной посуды. Хозяйка клети вернулась в свою обитель и энергично расставляла горшочки с ароматной снедью. Слюна потекла вниз по горлу прямиком в мой давно опустевший живот. Я порадовался, что не ложился после ухода Люты. Второй раз мне попросту не хватило бы сил совершить подвиг – поднять тело в сидячее положение. Закончив возиться с утварью, Люта повернулась ко мне и сообщила не скрывая улыбки:
– Хорошо, что ты проснулся! Пора обедать.
– Вот это да! Выглядит вкусно и пахнет так же. Сама стряпала? – я повёл носом за густым паром, что струился из посуды.
– Сама. Можешь есть без опаски.
– Если твоя еда ощущается на языке так же, как и твои снадобья, то я лучше поголодаю, – заявил с усмешкой. На самом деле, такое общение было совсем не в моём духе. Однако мне захотелось зацепить девчонку, обратить на себя внимание.
– Эй! Если бы не мои снадобья, ты бы стал Вурдалаком!
– Ну, тогда я бы смог вкусно пообедать… Например, тобой… – и я многозначительно посмотрел на неё. Глаза в глаза. Это было настолько непривычно и волнительно, что у меня даже сердце быстрее забилось.
А вот Люта не смутилась моего пристального взгляда. Более того, она подошла ближе, наклонилась к моему лицу так, что наши носы и губы практически соприкасались. Я замер в предвкушении. Однако, ничего за этим не последовало. Мы неотрывно смотрели друг на друга ещё пару мгновений. Затем её грудной рокочущий шёпот, нарушил воцарившуюся тишину бархатной мелодией:
– Осторожнее. Добыча должна быть по тебе, чтобы при попытках её заглотить не свернуть себе челюсть. А об меня можно ещё и зубы поломать, – затем она немного отодвинулась от меня и наградила победным взглядом, – даже у Вурдалака они не адамантовые.
Мне показалось, что на краткое мгновение её глаза вспыхнули победным блеском. А ухмыляющаяся улыбка чётко обозначила точку в конце разговора, не дав мне взять реванш. Вот это да! Пусть я не мастак в таких играх, но откуда у неё, юной ещё девчонки, опыт? Она уложила меня на лопатки! Восхищённая улыбка растянулась на моих устах. Люта заметила и отчего-то именно это вогнало её в краску. Она быстро выпрямилась и направилась за ближайший высокий стол, на котором лежали пучки трав. Решила отгородиться от меня работой? Я сделал что-то не так? Да уж, у неё не только одежда странная, но ещё и мозги. Она необычная со всех сторон, куда ни глянь.
– А ты разве есть не будешь? – спросил у неё спустя некоторое время. Я хотел её дождаться, чтобы мы разделили кушанье.
– Неужто беспокоишься? Поверь мне, не стоит. Это ты здесь хворый. И это моя задача – тревожиться и заботиться о тебе, пока не поставлю на ноги.
– Если мой знахарь будет голоден и у него не будет сил меня лечить. Как же мне тогда исцелиться?
– Всё в порядке. Я уже пообедала, – она в последний раз украдкой дотронулась до меня своим тёплым взором и вернулась к работе.
Внутри меня заскреблась тоска. Не заметил, как несколько раз стукнул сам себя по груди, чтобы попытаться унять диковинное для себя чувство. Столько лет благополучно прожил один как сыч, не особо тяготея к чьему-либо обществу. Бывало даже от отца с другом уходил, чтобы остаться наедине с собой. Теперь же моя кожа словно горела, так обжигала её отстранённость. Её! Совершенно чужой девицы, с которой мы даже день не знакомы. Даже чудно? как-то… А может так ощущается поражение? Я хотел её поддеть словами и обратить на себя внимание, а в итоге всё получилось наоборот. Это её фразы оказались точнее стрел лучшего лучника в отряде. И теперь мой интерес стал ещё острее.
Я шумно выдохнул и с трудом отвел глаза от Люты. Она всецело была поглощена своими травками. Моя надежда, что смогу провести ещё какое-то время с ней за разговорами, растаяла. Так что пришлось переключить внимание на принесённые угощения. Мне было не привыкать трапезничать одному, и живот уже свело от голода. «Хм, а она расстаралась», – с теплом подумалось мне. Передо мной стояли густая мясная похлебка, пряные лепешки с салом, молочная каша с орехами и ягодами и целая крынка молока! Откуда-то из утробы донеслось урчание, как призыв отведать кушанье. Поэтому я схватил ложку и принялся закидывать в себя еду. Признаться, не помню, где бы ещё мне удавалось поесть так вкусно!
До самого вечера мы не произнесли ни слова. Люта занималась ягодками, которые резала, перетирала, выпаривала, взбивала. Работала с разными травами, сворачивала их для окуривания помещений, обтягивала скрутки ниточками разных цветов, молола в ступке сушеные цветы, рассыпала их по баночкам, взбивала крема и мази. Что только ни переделала за минувший день. При этом она делала несколько дел одновременно, словно у неё выросли восемь рук вместо двух. Я неотрывно, с жадностью наблюдал за её работой и за ней самой. Она морщила лоб, хмурясь, когда что-то не получалось или когда приходилось прикладывать много сил. Смешно сдувала волосы, выбивающиеся из-под платка и падающие на глаза. Ее пухлые щеки от усилия раскраснелись, а на лбу выступила испарина. Бряканье браслетов, которое поначалу отзывалось в голове небольшой болью, теперь слышалось диковиной и приятной музыкой. Но как долго бы я на неё не смотрел, так и не получил ответного взгляда, будто и вовсе меня не было здесь. И это задевало…
Вдруг со стороны входной двери послышались шаркающие шаги. На пороге показался высокий старик в коричневых одеждах. В отличие от Люты, он был обут в берестовые лапти. Его седые волосы прикрывали уши, а вот борода была длинной, аж до ворота рубахи. В руках у него была плетёная корзинка с какими-то белыми цветочками.
– С возвращением, отец Беляй! – Люта подняла глаза, которые тут же заискрились счастьем, завидев мужчину. Она даже радостно улыбнулась ему.
– Здравствуй, дочка, – ответил вошедший, добродушно кивнув в ответ, – был на Цветущем озере, принес немного одолень-травы для Дарьяна. Сегодня кинь их в воду, завтра займемся выжимкой и настоем.
Он поставил на стол перед Лютой свою благоухающую добычу.
– Хорошо, – кивнула та, – кстати, Дарьян пришел в себя, даже успел отобедать. – и перевела глаза в мою сторону.
Мужчина повернулся ко мне.
– Ну, здравствуй, – сказал он по отечески ласково, уже обращаясь ко мне, – хвала Небу, наконец-то ты пришел в себя! Как самочувствие?
– Здравствуй, отец. Всё в порядке, благодарю тебя, – поприветствовал я немолодого мужчину, и слабая улыбка сама собой образовалась на моем лице.
– Ну как же в порядке, если ты всё ещё лежишь? Не храбрись перед красавицей, ни к чему. Чтобы исцелить тебя, мне нужно знать о боли. Если замолчишь – упустим хворь, она окрепнет и возьмет свое. Всего одна капля слюны Вурдалака, задержавшаяся в твоём теле, может убить или обратить тебя в чудовище, – сказал старик с серьезным хмурым видом.
– Я и правда чувствую себя хорошо, – поспешил заверить я, – только все еще слаб.
– О, это ничего. Ты голоден?
– Даже если бы я был сыт, ни за что не отказался бы от пищи, приготовленной вашей дочкой.
При воспоминании об обеде, мой живот жалобно заурчал.
– А вот вкус ее снадобий хуже горькой редьки, – хохотнул я, посмотрев на Люту. Та злобно зыркнула на меня и резко отвернулась. И даже такой ее жест меня порадовал.
– Вероятно, это было противоядие из козлиного камня и выжимки из дербенника. Ничего, настой из одолень-травы поможет смягчить вкус. Дочка, – на этом слове он повернулся к девчонке, – возьми мазь из черной бузины и сходи к Отаю. Как закончишь, позови его сюда и принеси ужин.
Та только молча кивнула, схватила какую-то баночку со стола и вышла, прикрыв за собой дверь. Мужчина же подошёл и сел на краю моей лежанки.
– Она же целый день пробыла здесь, откуда ужин?
– Сегодня утром приготовила на весь день. Отай, сын мой, растопил печь, как вернулся с похода. Скоро еда должно согреться.
– Отай ваш сын? – удивился я, ведь по возрасту они походили больше на деда с внуком.
– Да, – улыбнулся мужчина и не преминул уточнить, видя мое недоумение, – поздний. Понимаю, там, где вы с ним познакомились, особо не поболтаешь. Не до того.
Тут и без того не молодое лицо старика омрачила тень некой озадаченности, ещё сильнее углубив его морщины. Он резко посерьезнел.
– Скажи, что ты помнишь?
– Честно говоря, почти ничего. И те воспоминания, что всплывают в голове, больше похожи на кусочки сна. Если бы Люта мне не сказала, что я попал сюда после укуса Вурдалака, то, эти события забылись бы так же, как иной мо?рок. Хотя не знаю, насколько реально всё то, что я помню.
– Мне от сына кое-что известно. Поделись, попробуем разобраться.
– Я был в Ужлечье, тренировал новобранцев в отряд. Затем вернулся домой в аккурат к Коловороту. Сходил в баню и переоделся. Хотел встретиться с Драгошем, но мне сказали, что он с отрядом отправились в бой. Я, несомненно, кинулся за ними. А дальше словно пелена глаза застила. Плохо помню. Полагаю, мне удалось успеть в разгар сражения, раз уж меня сразил укус Вурдалака. Но этого в памяти не отложилось. Помню лишь пробуждение в этой клети.
– Уверен, что ничего не помнишь из того, что было в схватке? – настороженно поинтересовался мой собеседник.
– Ничего… А что случилось? – тут я насторожился. – Раз я здесь, стало быть, все закончилось благополучно. Разве нет?
Пока слова вылетали из моего рта, я наблюдал, как глаза старика наполняются болью. Он молчал.
– Что произошло?
Сердце забилось быстрее, я ощутил разрастающуюся в груди щемящую пустоту, что давила на легкие и вытесняла из них воздух. Мои глаза метались по лицу Беляя, силясь прочитать ответ в его углубившихся морщинах.
– Ты жив, – раздался облегченный выдох.
В двери вошел Отай. Мой добрый друг и соратник, с которым мы провели не один бой против поганой нечисти. Сейчас он стоял в дверном проеме, загораживая его широтой своих плеч. Темно-русые волосы всклокочены, на груди сквозь распахнутую рубаху виднелись волдыри, которые были щедро смазаны мазью. Столкнулся с упырями, подумал я, сетуя на то, что лежу тут, вместо того, чтобы сражаться вместе с ним. Он быстро подошел ко мне, обнял и слегка постучал по спине, как брата. Отстранившись, пристально посмотрел на меня. На глубине его зеленых глаз отчетливо читалась боль, а на губах застыл вопрос. Я знал, о чем он хочет спросить, и мысленно благодарил за молчание. Слишком много сегодня справлялись о моем здравии. Мой кивок головы дал ему необходимый ответ, и он облегченно выдохнул.
– Так что произошло в том бою? Почему вы вообще ушли без моего приказа, без меня? – начал я выпытывать уже у Отая.
Мой друг побледнел, оседая возле моей лежанки. Беляй стиснул его плечо своими старческими пальцами в знак поддержки. Пауза затянулась. Я не торопил, лишь молча сверлил парня глазами, хотя тревога внутри меня росла комом с каждой секундой. И когда друг уже был готов нарушить тишину, к нам вошла Люта. В её руках была большая прямая доска, уставленная горшочками со стрепнёй. Она молча прошла к нам и расставила принесённое кушанье. Всё это время я наблюдал за ней как зачарованный, не мог оторваться. На миг даже забыл про разговор. Шаг её был лёгкий, руки работали быстро, браслеты, как и утром, игриво звенели, волосы растрепались по спине. Красивая. А вот глаз своих чарующих она не поднимала.
– Ты не останешься? – сорвалось с губ, когда она развернулась уходить. Я не собирался спрашивать, но её присутствие мне нравилось. Оно меня умиротворяло. Я хотел, чтобы она задержалась. Тем более, мне не помешал бы островок спокойствия в её лице, ибо разговор назревал тревожный.
– Вам нужно поговорить, – не оборачиваясь, сказала она и вышла.
Я проследил за ней, и когда дверь закрылась, снова перевел взгляд на друга, потом на его отца, возвращаясь к нашему разговору.
– Мы… Мы понесли потери, – еле слышно произнес Отай, сглатывая ком и опуская глаза, – четверых, если быть точным… – он сделал паузу, собираясь с духом, – и это еще не все, – он поднял глаза, – Драгош…его больше нет.
Голос сорвался, глаза парня наполнились слезами, и он снова их опустил. Капля скорби покатились по его щеками, капая с щетинистого подбородка. Мое сердце остановилось и ухнуло куда-то в тьму Пекла. Я же в эту секунду пожалел, что меня спасли. Меня, дурня, спасли, и что я сделал, как только открыл глаза? Отдыхал, набивал брюхо едой, да пялился на какую-то девку! Даже вечером я волновался о ней больше, чем за Отая, что явился со вздувшимися волдырями на груди. Ни разу за весь день в мою голову не пришла мысль о том, чтобы спросить о том, что произошло тогда в лесу, и как мои соратники. Я забыл обо всем, радовался солнцу и ветру.
Меня охватило чувство собственной мерзости и ничтожности, тошнило от самого себя. В ушах загудело, и я больше ничего не слышал. Новость меня будто обухом ударила, что даже помутилось перед глазами. Я привык, что всё всегда обходится. Драгош был рядом, сколько себя помню, был частью меня. Ни на секунду я не мог помыслить, что с ним что-то не так, что его больше нет. Мне хотелось заорать, да только горло сдавило так, что все слова осели внутри. Нет! Не может этого быть! – Рвалось из груди, но на деле я только качал головой. Мне это чудится, иль снится. А может, снадобье какое девчонка подсунула… Бесовьи проделки! Он жив, он точно жив. Горе начало затуманивать мою голову, а накатившая ярость придала сил. Я поспешно начал сминать сукно, заменяющее мне одеяло, готовясь встать.
– Дарьян, что ты делаешь? – ошарашенно глядя на меня, спросил Отай.
– Я должен его увидеть, – буркнул я, отталкиваясь руками от своей лежанки. Ноги ослабли и не позволяли мне подняться.
– Сядь, не дури, прошу тебя! Если ты не образумишься, то вслед за Драгошем мы и тебя потеряем! – взмолился друг.
– Он жив, – рыкнул я и все-таки встал, хотя немного пошатывался.
– Он МЁРТВ! – голос Беляя громом раскатился по клети, отскакивая от стен и врезаясь в мою грудь ядовитыми иголками. – Прими это. Пока ты был без сознания, мы возвели курган и провели тризну по погибшим.
Мы со стариком вперились друг в друга взглядами. Его седые брови сошлись на переносице, дабы придать взгляду суровости и строгости, но в глазах не было ничего, кроме затаённой скорби. В этот момент до меня дошло, что это ни сон, ни действие снадобий. Я действительно потерял друга, соратника и брата, пусть и не по крови. Ярость уступила место отчаянию. Силы меня покинули, ноги подкосились. Перед глазами всё поплыло, а затем и вовсе потух свет, погрузив меня в вязкий морок. Я рухнул обратно на свое лежбище, чудом не задев и не поколотив глиняные горшочки, которые стояли в ожидании и уже изрядно остыли. Сегодня так никто и не поужинал.
Глава 3. Сон Дарьяна
Глава 3
Дарьян
Ночь выдалась тяжёлой. Душевная боль, обратившись в незримые языки пламени, жалила и кусала всё моё тело. И пусть на моей коже не оставалось никаких следов, я стонал в мучительной агонии от невыносимого осознания потери. Моё тело сводило судорогой, скрючивало, выгибало, выворачивало наизнанку. Пальцы драли грудную клетку, стремясь разворотить ее, вытащить сердце и раздавить его в кашу. Предательская память вызывала перед глазами виде?ния счастливых моментов из детства и юности, кои не повторятся бо?ле никогда. Осознание этого терзало мою душу пуще мук плоти. Не в силах сдержаться, я взревел так, что расставленная повсюду утварь задребезжала, а стены клети затряслись. Из глаз рекой хлынули слёзы, призванные облегчить страдания и потушить огонь, в котором истлевало всё моё естество. Душа рвалась отправиться в Навь. Ибо со смертью Драгоша я утратил последнюю связь с миром Яви.
Мне едва удалось встать, однако отчаяние придавало телу сил, чтобы на дрожащих ногах отправиться прочь. Двигаться приходилось вдоль стен, дабы не повалиться на пол. По пути невольно поколотил какие-то склянки и плошки. Их осколки впивались в ступни, пытаясь задержать меня в клети. Но они ощущались как колючки чертополоха по сравнению с теми терзаниями, что я испытывал. Поэтому я шёл дальше. Когда я добрался до двери и отварил её, ночная прохлада пронизала мою плоть насквозь, словно маленькими ледяными кольями. Меня залихорадило пуще прежнего. Не обращая внимания на трясущиеся конечности и проступившую испарину, я двинулся во двор, гонимый одним-единственным желанием – убраться отсюда, чтобы не спасали, чтобы умереть. Шаг. Шаг. Ещё один. Босые ноги еле волочились по иссушённой земле, скребя по ней большими пальцами. Меня шатало из стороны в сторону, как последнего забулдыгу. В итоге, не дойдя нескольких шагов до заветной калитки, я запнулся о камень на дороге и грузно повалился на холодную твердь, опрокидываясь на правый бок. Больше встать сил не нашлось. Всё, на что я был способен, развернуться и посмотреть в небо. Надо мной простиралась вязкая смоляная бездна, усыпанная белыми искрами. Она завораживала и успокаивала, одаривая своей безмятежностью, впитывая в нутро моё отчаяние. С каждым вдохом становилось легче, буря внутри стихала, а я всё глубже проваливался в недра сознания, где таилось прошлое.
19 лет назад.
Кусты. По запаху они напоминают чёрную смородину. Вокруг простёрлась ночная мгла. Её разрезали лучи света, пробивавшиеся сквозь неплотные листья. Я подполз поближе и развёл ветви своими детскими ручонками. В саженях двух—трёх от меня горел костёр, освещая лица мужей разных возрастов и ремёсел, сидевших вокруг него. Общинный сбор.
– Да откуда же они прут? – донёсся до меня басовитый раздосадованный голос одного у?харя из десятка мужчин.
Говорящий провёл злыми глазами по собеседникам, затем его взгляд скользнул по моему укрытию. На краткий миг мне стало ужасно страшно, что меня обнаружат. На всякий случай я задержал дыхание. Но с облегчением выдохнул, поняв, что меня даже не заметили. Всё-таки удобно быть маленьким шестилетним ребёнком, которого легко спутать с телёнком зубра.
– А то ты не знаешь, – ответил второй, по голосу явно старше.
– Знаю, что из топей и лесов, но они же не из Вороньего ока вылупляются. Откуда они берутся? Неужели все эти твари – посланники Пекла? – вернул ему первый.
– Исключено, ибо твари эти – гнилое мясо на костях, внутри они пусты. Пекло же – вместилище душ, как бы ху?ды они ни были.
Этот голос был мне знаком. Я присмотрелся. Сухая фигура стояла ко мне спиной в балахонистой рубахе. Волосы, подёрнутые сединой, свисали по хребту и почти доходили до пояса. Он махнул руками, и мне удалось разглядеть посох в его руках с искрящимся кристаллическим адуляром в навершии. Я тотчас признал в этом мужчине своего названного отца. Тем временем он продолжил.
– Их разлагающиеся одичавшие тела, лишены не только самого сакрального, но и жизненной энергии. Вот энергией-то мертвецы и пытаются напитаться, восполнить себя, когда нападают на живых. Они, когда-то наслаждавшиеся солнечным теплом в этом мире, имевшие семьи, но позже сгинувшие. Теперь убивают на тех, кого когда-то называли друзьями и братьями.
– Но, Шадр, не все же обращаются в ходячую нечисть! – перебил моего родителя ещё один, по голосу это был довольно молодой мужчина.
– Верно. Ими становятся только те, кто умер не своей смертью, при этом испытывая невыносимые муки. Нежить порождённая нежитью, – это уже говорил Межко. Молодой знахарь, он постоянно носил мне какие-то снадобья по просьбе отца. Поэтому я смог узнать мужчину не только по голосу, но и по рыжей немного взъерошенной шевелюре, будто только с сеновала, и худощавой спине.
– Но каждый вид нечисти несёт за собой разной степени угрозу. Например, Дрекаваки опасны лишь тем, что могут оглушить своим криком и истребить весь скот, вызвав голод. А вот Упыри и Вурдалаки могут вас убить. Но смерть была бы благостью. Эти мертвяки ядовиты само?й тьмой, что помогает плоти восстать и существовать без души. У Упырей отрава содержится в их крови. Сражая их колом в середину грудины, нужно быть внимательным, ибо попавшие капли на открытую кожу вызывают язвы. Обратиться Упырём сложно. Для этого необходимо проглотить немного их крови. В здравом уме её никто не будет пить. Поэтому они сцеживают её трупам в рот. Вурдалаки же гораздо страшнее. Достаточно одного их укуса, чтобы через несколько зорек человек присоединился к их рядам, обернувшись тем же чудовищем. У этих тварей даже слюна пропитана ядом. Сначала вы ощутите боль, что с каждым мигом будет становиться сильнее. Через какое-то время, если не почистить кровь, не исцелить, боль достигнет такой силы, что человек лишится рассудка. И в тот момент, когда тело агонизирует, происходит большой всплеск жизненной силы, которую кто-то резко высасывает из него. Что происходит с душой нам не ведомо. Остаётся надеяться, что, она, как и прочие, отправляется в Навь. Но оболочка, полностью лишённая какого-либо наполнения, остаётся бродячим разлагающимся мешком с костями, жаждущим вернуть себе огонь жизни. Для этого мертвяку нужно пожрать живых. Остановить нежить можно, лишь обратив их полностью в прах, – закончил отец в воцарившейся тишине. Было видно, как многие молодые мужчины были напуганы. Мне же едва удавалось усидеть в своём укрытии, сдерживая терзающее любопытство. Хотелось узнать, смогут ли наши воины взять меня новобранцем или учеником.
– Ну, допустим, нечисть способна обернуть живых в себе подобных покойников. Но откуда явились первые, с которых всё началось? Отчего же они умерли? Они, почитай, зим шесть назад вылезли на наших землях. По сей день покоя нам нет! – выкрикнул кто-то из толпы, нарушая всеобщее молчание.
– Полагаю, всему виной Аспид. Вы помните, как именно тогда сгорела Вольдония? Вместо деревни осталось пепелище, живых – единицы. Если бы медведица не вынесла Дарьяна, то и он бы погиб, – сказал отец.
– Вот как только та медведица твоего Дарьяна в зубах притащила, так с тех пор и нет покоя! Возможно, это ни какой-то Аспид. Кто его тогда видел, один ты? Существует ли он вообще где-то помимо твоих грёз? Может, всё же виноват не мифический змей, а твой проклятый Дарьян? А ты, Шадр, защищаешь этого выродка. Вдруг, его родители увидели, что вместо дитя они получили берендея и решили придать его огню как и всякую нечисть. А там по неосторожности спалили всю деревню? – вопрошал мерзкий ехидный голос какого-то вахла?ка. Начался го?мон. С разных сторон доносились поддакивающие возгласы. Шептались, что я действительно проклят, отродье Пекла. Начали предполагать, что и эта деревня погибнет из-за меня, что мертвецы идут за мной, и надо бы меня им отдать, иначе всех рано или поздно убьют.
Я сидел в кустах и боялся пошевелиться, слушая, что говорят эти старшие люди, с которыми я жил в одной деревне. Мне было страшно, вдруг вся эта разъярённая толпа заметит меня и потащит в лес на растерзание умертвиям. Но я же ничего не сделал! Почему они говорят, что это я виноват? Моё тело затряслось от сдерживаемого стона боли и обиды. Слёзы налились в глазах и покатились по щекам. Чтобы не зарыдать в голос и не выдать себя, я поджал как можно крепче губы, которые дрожали вместе с подбородком.
– Я с тобой, не хнычь.
Мне на плечо опустилась рука. Я резко повернул голову и увидел пухленького мальчишку лет десяти. Это был Драгош. Меня настолько увлекли разговоры взрослых, что я совсем позабыл о рядом сидящем друге в моем укрытии.
– Они глупые, не слушай их. Ты мне как брат! Ни я, ни твой отец тебя никому и никуда не отдадим. Ты же веришь? – мальчишка сжал мою ладонь в знак поддержки.
Я надеялся, что родитель опровергнет эти ужасающие слова. И он не подвёл.
– МОЛЧАТЬ! – жёсткий раскатистый голос будто гром пронёсся по всей поляне.
Птицы, сидевшие до этого на ветках деревьев, напугались, сорвались со своих мест и улетели. От неожиданности мы с другом резко разжали руки и вновь принялись следить за происходящим на Общинном сборе. Все стихли. Такое чувство, что даже дышали через раз.
– Посмотрите на себя! Вы настолько окутаны страхом, что теряете человеческое обличие. Ещё немного и вы будете неотличимы от разгулявшихся умертвий! Вас даже зверьми нельзя назвать, они более милосердны, и они не убивают детей. А вы готовы разодрать мальчишку живьём! Побойтесь лучше себя… И да, я его приютил. Но это не означает, что я не считаю его своим сыном. Мы связаны, пусть и не по крови. Отныне я запрещаю вам даже вскользь упоминать об этом, – затем Шадр повернулся к тому, чьё предположение вызвало весь балаган, – И не смей говорить о том, о чём не знаешь, Греж! Не позорь весь свой род таким невежеством. В ту ночь я видел летящего змея. Он почти сливался с небом, но мне удалось его разглядеть.
Кто-то хотел возразить моему родителю, но тот остановил его лишь мановеньем раскрытой ладони.
– Если бы это было вчера, уверен, помимо меня нашлись бы ещё свидетели. Спустя шесть зим это сделать сложнее. Однако я помню всё, будто не прошли лета?. После виде?ния Аспида в небе, не успел наступить рассветный час, как из-за Бессмертного леса показался дым столбами, да зарево красное. То не могло быть совпадением. Да и Дарьян не был рождён берендеем.
– Как так? Не был? Разве такое бывает? – доносился шёпот со всех сторон, а Шадр продолжал.
– Не все помнят, что спустя пару зорек после трагедии, к нашей деревне вышла из лесу медведица. Мы сначала её отгоняли от домов, пока не заметили в зубах свёрток, в котором она несла Дарьяна. Я его принял. Мальчик умирал, – отец начал делать паузы в словах, словно его горло что-то сдавило, – Он бы не выжил. Но медведица пожертвовала собой, отдав малышу свою силу и душу.
– Но Шадр, с тотемной магией его силы можно только родиться! Отняв у зверя жизнь, невозможно получить и половины того, что имеет сейчас этот ребёнок. Тем более, берендеев не встречалось уже несколько поколений! Мне кажется, ты рассказываешь какие-то небылицы, дабы нас утихомирить и отогнать подозрения от твоего пасынка, раздался очередной басистый голос из толпы.
– Согласен, если отнять насильно жизнь животного, дабы заполучить его для тотемной магии, то многого иметь не будешь. Дарьян же получил в дар не только жизнь и силу, но и душу могущественного обитателя леса. А я не только Волхв этой деревни, я ещё достаточно сильный Колдун. Так что мне удалось провести обряд слияния добровольной жертвы медведицы и мальчика. Этот ритуал дал малышу возможность выжить, но не сделал чудовищем, он не стал угрозой. Неужто есть тот, кто считает, что если бы мальчик был опасен, я этого не ощутил?
Воцарилась пугающая тишина. Мы с другом тоже замерли на своих местах.
– Но, Шадр, как ни крути, он берендей!
Я и Драгош одновременно вздрогнули и переглянулись. Возмущённой, даже злой интонации в голосе именно ЭТОГО человека мы никак не ожидали услышать.
– В любом случае ему не место с нами! – говорил отец моего друга. Друга, что сидел рядом и слышал всё то же самое, – Да, сейчас он ребёнок и обращается в маленького медвежонка, но что будет, когда он подрастёт? Я не хочу, чтобы Драгош играл с ним! Он когда-нибудь его покалечит, если не случится чего похуже…
– Не случится, – отрезал Шадр.
– А тебе почём знать? Ты хотя бы одного берендея знаешь из ныне живущих? Или, может, слышал о них в недалёком прошлом? Люди с тотемной магией встречаются редко, это всем известно. Чаще всего это вороны, коты, лисы на худой конец. Но медведь… Взрослый – он возможная угроза для каждого, кто не обладает его мощью. А таковой не обладает никто. Ты можешь с уверенностью заявить, что, став старше, Дарьяна не опьянит его сила и он не станет запугивать жителей во имя своих корыстных целей?
Каждое слово отца моего друга ранило меня похлеще копий. Словно я был мишенью, а он оттачивал на моём сердце свою меткость. В груди поселились холод и одиночество – то, чего я всегда боялся. Разогнать гнетущее ощущение помог Драгош. Он развернул меня за плечо лицом к себе, пристально посмотрел в глаза, чуть нависая сверху. Не говоря ни сло?ва, парень крепко обнял меня, разгоняя тьму, что начала клубиться вокруг моей души. Его рука осторожно дотронулась до моих волос, поглаживая, успокаивая. Такой жест согревал своим теплом пуще костра, что сейчас полыхал посреди собрания. Сердце внутри защемило от его братской нежности. Я, не выдержав, всхлипнул и кинулся обнимать его в ответ крепко-крепко, таким образом, благодаря за поддержку.
– Понимаю твои опасения, Грын. Однако могу ручаться своей головой за этого мальчика. И моя уверенность держится не только на том, что его воспитываю я. Вы все забываете одну простую истину – в природе всегда присутствует баланс. Сила, дарованная Дарьяну, возможно, ответ на то, что был призван в этот мир Аспид. Вспомните, последние упоминания о рождённых берендеях относятся ко временам жизни Мормагона, – Шадр стойко держал оборону, умело защищая словами мою жизнь.
– Вот именно, что рождённые. Дарьяна ты создал сам! – вторили ему из толпы.
– Я не могу объяснить вам всего. Каким бы я ни был Волхвом и Колдуном, я также являюсь лишь созданием этой Природы. Мне открываются лишь те тайны, что ею дозволены. Могу сказать одно, что если мы и спасёмся от напасти, то не без участия Дарьяна. Поэтому вам не сто?ит взращивать в ребёнке тьму. Будьте к нему благостнее, и он станет не угрозой, а защитой.
От его слов у меня по телу пробежались мурашки. И если до этого я просто хотел так же храбро, как иные вояки идти и сражаться с нежитью, то теперь я жаждал стать тем защитником, которым видел меня отец. Он смог отстоять мою жизнь, хотя многие из деревни ополчились против меня. Шадр дважды спас меня, и теперь для меня единственным страхом стало разочаровать его, быть недостойным тех хороших слов, что были им сказаны в мою сторону.
Когда обсуждения переключились на тему празднования Змейника Осеннего, мы с Драгошем решили незаметно выбраться из нашего укрытия и пойти по домам. Негоже, если отцы вернутся с собрания и нас не обнаружат. Поймут же, что подслушивали. Ох, и влетит нам тогда! И когда мы отползали, пятясь назад, я на миг словно попал в пустоту, но тут же вернулся назад. Только глубокая ночь сменилась полуднем. Палящее солнце слепило глаза. Проморгавшись, осознал себя в поле, а вокруг была зелёная сочная трава. Над головой ярко светило летнее солнце. Внезапно я ощутил прилив радости, аж захотелось расхохотаться! Я узнал этот момент.
16 лет назад
Мой порыв счастья и веселья резко прервался острой болью в спине, словно меня дубиной приложили прямо по хребту. Дыханье сбилось. На короткое время у меня не получалось даже вздохнуть. Ноги не удержали, но спасибо рукам, не дали распластаться по земле, а лишь приземлиться на четвереньки. Боковым зрением я заметил приближающиеся ноги в потёртых поршнях, а ещё подле них тянулась толстая палка. Собственно, мне практически удалось угадать оружие, что меня так сразило.
– Вставай, брат! – весело сказал Драгош, стоявший подле моей головы.
Я поднял глаза и увидел протянутую руку. Но даже оперши?сь на неё, быстро подняться на ноги не удалось. Боль пронизала спину так, что не позволяла разогнуться.
– Как же ты собрался идти на нечисть, если со мной не в состоянии справиться? – по-доброму усмехнулся парень. Он по-прежнему был выше меня, но от его детской пухлости не осталось и следа. После прошлогоднего обряда имянаречения друг подтянулся, окреп и раздался в плечах. Теперь он не выглядел мальчишкой, а скорее юным мужем, хотя совсем недавно отметил тринадцатое лето жизни. Я им действительно восхищался и изо всех сил старался равняться на него.
– Я устал, – недовольно буркнул в ответ, потирая место удара, – тем более, нам бы пора отсюда уходить, пока Полуденница не настигла. Представляешь, какая нелепая бесславная смерть тогда будет. Погибнем, не вступая ни в один бой с нежитью. Вот повеселятся деревенские!
– В этом ты прав, пошли.
– А ты вчера был на Общинном сборе?
– Был, конечно. Теперь это моя обязанность. Жаль, пока, без права голоса. Приходится лишь слушать старших и набираться опыта. Но скоро я смогу отвечать не только за себя, а ещё представлять своего отца, – было видно, что Драгош горд своим положением.
– Здорово! А ты можешь меня взять? Ну хоть разочек? А то надоело по кустам ныкаться. Да и не всегда выходит. Мне кажется, батя догадался о таких моих вылазках. Уже не впервой даёт поручения прямиком перед тем, как уйти на сбор.
– Я бы рад тебя взять, знаешь же. Но у меня самого там птичьи права, и могут за такое выгнать. Тогда мы вообще ничего не узнаем. Поэтому прости, но нет, взять не могу. Потерпи ещё две зимы. А на третью, когда тебе исполнится двенадцать, ты пройдёшь своё имянаречение. Тогда с дозволения старших присоединишься к нам на собраниях.
Вот уже год он вторил мне одно и то же. Я немного завидовал Драгошу, что он уже стал полноправным мужем в общине. Но мне нравилось его слушать и мечтать о будущем, когда я стану взрослым.
– А что обсуждали в этот раз, расскажешь? О чём речь шла?
Вид мой был, наверное, очень жалостливым, потому что друг качнул головой в знак согласия и начал повествование.
Как оказалось, в недавнем походе на вурдалаков пострадал один хлопчик молодой. По описанию я понял, о ком шла речь. Мы лично не были знакомы, но мне довелось его видеть на тренировках. Совсем недавно, ещё года не прошло, как он вырос из новобранцев и пополнил отряд наших деревенских вояк. Увы, его неопытность сыграла с ним злую шутку. По дороге в лес они проходили мимо тернового куста. Парень не заметил, как одна из колючек вонзилась в его кожу, продрав её. В итоге на теле образовалась небольшая, но глубокая рана, которую никто не заметил. Во время битвы, в этот порез попала слюна Вурдалака. Поначалу на это не обратили внимание, но когда отряд поразил умертвия и готовил костры для их сожжения, юноша уже был без сознания. Его тело бил жар, он начал бредить. Едва удалось спасти. Хорошо, что мой батя и Межко быстро подоспели. В деревню было нести страшно. Если бы не справились, мог бы кто и пострадать от нововоплотившегося вурдалака. А так, три луны в лесу на холодной земле, да без сна колдун и лекарь боролись за его жизнь и душу. Не давали ему обернуться тварью. Благодаря их усилиям, беда миновала, парня спасли. Теперь он дома отлёживается.
– Вот почему отца так долго не было! А мне он сказал, что отправлялся к Булатной горе за Морионом.
– Не обижайся на него, общинным сбором было решено держать это в тайне. Представляешь, что началось бы, если узнал кто об этом. Хорошо, если мо?лодца просто начали сторониться. А то и на костёр могут поднять, в страхе, что тот однажды обернётся нечистью. А пока мы молчим, у юноши есть шанс на нормальную жизнь. Межко, как знахарь, заверил, что тот здоров, ему только нужно набраться сил. А ты знаешь, многие из деревни в этом мало сведущи, пропустят всё хорошее мимо ушей и будут шарахаться, да выживать бедолагу, который ценой своей жизни их же спасал. На собрании из-за этого даже не стали озвучивать его имя. И тебе сто?ит держать в тайне всё, что ты узнал от меня.
В ответ на это я только кивнул. Кому как не мне об этом знать. Три года назад мне уже довелось быть свидетелем того, как перепуганная толпа жаждала избавиться от ребёнка – меня. Что уж говорить о взрослом крепком ратнике. Воспоминания накрыли меня с головой, неприятные события прошлого потянули за собой подобно зыбкой трясине. Настроение мгновенно переменилось. Я больше не был весел, меня охватила не то грусть, не то досада. И видимо, эти эмоции отпечатались на моём лице, так как Драгош всё понял.
– Ты всё ещё расстраиваешься из-за того раза?
– А ты как думаешь? Чтобы ты испытывал, если бы все вокруг хотели скормить тебя нежити?
– Прям уж все, скажешь тоже. Отец Шадр, Межко и я, мы все всегда были и всегда будем на твоей стороне!
– Ага, только твой отец не шибко доволен этим. Я слышал, как он злится и ругает тебя за то, что ты со мной водишься. Я боюсь, что в один момент ты просто исчезнешь из моей жизни, что тебя не будет рядом.
– Этого не произойдёт, не бойся. И, кстати, насчёт этого. У меня давно зреет одна идея. Думаю, пора её осуществить, – друг заговорщически посмотрел на меня.
– Что за идея? Ну, чего ухмыляешься? Не расскажешь мне?
– Узнаешь. Приходи на закате, на холм возле реки Веи. Только принеси бурдюк с квасом.
За разговором мы не заметили, как подошли к калитке моего дома. Драгош, по обыкновению, проводил меня, прежде чем отправиться к себе. Ответив кивком головы на его предложение о встрече, я поторопился в хату к отцу. Нужно поскорее выполнить все поручения на день, чтобы вечером выяснить, что задумал друг.
***
Солнце уже спрятало свои палящие лучи, оставив на время мягкое тепло своего круга. Оно уже перестало отражаться в зеркальной поверхности реки, осев на чёрных шпилях деревьев. Со стороны леса начал надвигаться белый плотный туман. Я заворожённо любовался природой и той безмятежностью, которую она сейчас олицетворяла, пока не заслышал шаги. Драгош торопливо шёл ко мне.
– Долго ждёшь?
– Не знаю, – пожал плечами я, радуясь, что он, наконец, пришёл, – я был поглощён удивительной картиной заката. Правда красиво? Здесь так тихо и спокойно, будто по земле не разгуливает нежить и не ведутся битвы.
– Правда. Отчасти, поэтому я выбрал именно это место.
– Так теперь ты мне расскажешь, что удумал? Зачем мы здесь?
– Хочу, чтобы ты стал моим братом.
– Как это? – вытаращился я на него, ошарашенный его признанием.
– Нужно просто совершить один несложный обряд. Я о нём как-то на собрании узнал. Точнее, подслушал, как шептались некоторые парни. Так делают некоторые вояки: кто-то перед битвой, а кто-то после. На днях уточнил все тонкости таинства у Шадра и взял с него обещание не рассказывать тебе. Хотел порадовать тебя. Надеюсь, ты не против.
Его слова распустились солнечным цветком благости в моей груди. Я так расчувствовался, что готов был расплакаться от восторга. Однако взял себя в руки, чтобы поскорее приступить к церемонии.
– Не против? Да что ты говоришь? Я переполнен счастьем! И что бы там ни было, я готов пройти через любые испытания! – пыл, с которым я говорил, вызвал на лице Драгоша искреннюю улыбку.
– Ритуал на удивление прост, хотя у него вполне серьёзный исход. Не волнуйся, просто делай то, что я тебе скажу.
И я повиновался. Друг достал свой небольшой кинжал, что висел на поясе. Лёгким движением он провёл вдоль линий жизни сначала по моей руке, затем по своей. Клинок оставил небольшие надрезы в виде какой-то мне неизвестной руны. Орудие было новеньким и отлично заточенным, так что боли я практически не ощутил, лишь небольшое пощипывание в ране. Кажется, острие было смочено в каком-то зелье. Затем он соединил наши ладони в рукопожатии так, чтобы надрезы соприкоснулись. Обвязал запястья пеньковой верёвкой и велел напоить его принесённым квасом. Сам же покормил меня караваем, что лежал у него в котомке. В конце мы разрезали путы, что сдерживали наши руки, и сожгли их. Пепел втёрли в ладони друг у друга, где слегка кровили порезы. Когда ритуал был завершён, мне почудилось, что сверкнула тоненькая ниточка, словно от руки к руке вела.
– Теперь мы настоящие братья! – гордо сказал Драгош, – отныне никто не сможет воспрепятствовать нашей дружбе. Ты спокойно сможешь входить в мой дом как в свой.
– А отец твой не будет против?
– Я ему сегодня расскажу. Наверное, он будет сильно сердиться, но отменить обряд не сможет. Не беспокойся, он смирится, вот увидишь. А теперь давай отметим это событие остатками кваса с караваем!
Мы просидели на берегу до самых сумерек смеясь и разговаривая. И не было в моей жизни момента счастливее этого. Брат. У меня теперь есть настоящий брат! Я не мог поверить в ту благость, что на меня сегодня буквально свалилась. Это, наверное, сложно понять человеку, имеющему семью. У меня же не было никого, кроме Шадра, что взял за меня ответственность, заменил мне родителя, едва я успел родиться. Но он скорее отец для всей деревни, который печётся о довольстве каждого, нежели мой. Таков долг волхва и старейшины – заботиться обо всех жителях. Сегодня же человек, на которого я ровнялся, кем восхищался, принял меня, сделал кровным братом. Я едва ли не впервые ощутил себя значимым для кого-то. И это чувство больше, ярче и теплее, чем полуденное ярило в безоблачный день месяца липеня. Оно окутывает, согревает и даёт твёрдую почву под ногами.
Мои виде?ния прошлого оборвались одним резким вдохом. Действительность выдрала меня из блаженного сна, из неги воспоминаний, вернув всю боль реальности, от которой не хотелось даже открывать глаза.
Глава 4. Приворот
Люта
Сидя на лавке в своей ма?занке, я готовилась ко сну. Мои руки уже по третьему кругу расчёсывали волосы, проходя деревянным гребнем по каждому локону ароматными маслами тимьяна и мяты. Жаль, нельзя таким образом привести в порядок мысли, которые явно запутались.
Вечер выдался душным даже для липеня. Входная дверь была настежь открыта, впуская тёплый воздух и открывая удивительный вид на сумеречную улицу. Некоторое время я сидела и бездумно смотрела на сгущающуюся синеву неба и темнеющие кроны деревьев. Это помогало немного расслабиться и вновь обрести ясность сознания. Несмотря на то, что моим облачением служила лишь длиннополая рубаха для сна, мне не было холодно.
Минувший день был крайне насыщенным. У меня получилось выполнить все поручения Беляя. Я сделала несколько стандартных отваров от хвори для деревенских, взбила крема от ожогов и ран, перетёрла несколько безоаров в муку. А ещё преуспела по дому: приготовила кашу и похлёбку на завтра, сварила сыр, да оставила настаиваться закваску для хлеба и ещё чего-нибудь печно?го. В иной раз от усталости моё тело давно бы рухнуло спать, не раздеваясь. Но сегодня мне никак не удавалось заставить себя лечь отдыхать. После спокойного созерцания природы в мою голову проникли мысли, которые я никак не могла выкинуть. Всё думала, какой пирог будет лучше завтра испечь: губник с лисичками, борканник или курник. А может, сразу всё? Но это займёт много времени. Если Беляй даст наказ, то мне и к ночи не управиться со всей стряпнёй. Да и закваски не хватит на все задумки. А если я приготовлю мало, вдруг кушаний на всех не хватит? Всё-таки друг Отая, хвала Небесам, пришёл в себя. И, судя по всему, идёт на поправку – аппетит у него богатырский. Да и чему удивляться? Пади прокорми такого детину! У него же тело витязя былинного: шея могучая, как у быка молодого, ручищи – медвежьи лапы, сам весь здоровенный, мясистый. Оборот луны на одних отварах пролежал, что я в него заливала, нисколько не уменьшился. Видно, что не одной охотой на нежить занят. Скорее всего, пахарь или кузнец. Совершенно не представляю, чтобы он был скорняком или гончаром, с такой пятернёй не до деликатных изделий.
Помню, как в первый раз увидела и напугалась его сильно. Сколько скиталась по свету, никогда не видывала таких здоровенных мужей. Хотя он и был в пограничном состоянии между Явью и Навью, всё равно в первые минуты трусила подойти близко. Четверым парубкам едва хватило сил втащить его бездыханное тело в клеть. Голова Дарьяна болталась так низко, что его каштановые волосы подмели все тропки по пути, хотя длина их не более как по плечи. Первую седмицу привыкала к нему и всё ещё робела, пока исцеляла вояку. Ещё бы, он даже в бессознательном состоянии выглядел грозно: густые брови и массивные надбровные дуги создавали впечатление, что парень хмурится или даже злится. Иной раз чудилось, что я по неосторожности причиню боль, а он возьмёт и прихлопнет меня пятернёй своей, делов-то. Но потом пообвыклась. Страх отступил. Его место заняли приязнь и интерес. А ещё мне нравилось присутствие юноши в моей клети, хоть оно и было безмолвно. Я стала напевать ему песни, в надежде, что мой голос проникнет в его сознание, напомнит о мире Яви и пробудит желание вернуться сюда. Осмелев, сказывала о жизни своей. Поведала даже то, чем ни с кем не делилась.
Однажды в мою душу прокралась догадка, что моё расположение к Дарьяну не просто симпатия, а влюблённость. Это было бы странно по отношению к незнакомцу. Однако Отай, приходя проведать соратника, делился со мной историями об их совместных походах и сражениях, как они проводили время, устроив бивак у костра. Парень искренне восхищался своим предводителем. Я же за рассказами невольно увидела Дарьяна глазами своего друга: честным, скромным, щедрым, а ещё человеком с недюжинной силой, ясным и изобретательным умом, храбрым и отважным. Словно сама долгое время знала хлопца, с которым даже ни разу не разговаривала. И не заметила, как, наслушавшись историй, прикипела к юноше на свою голову. Передо мной с некоторых пор было не просто тело хворого человека, из которого нужно изгнать недуг. В нём я разглядела мужчину. Одна надежда была спастись от этих чувств – дождаться, когда к нему вернётся здоровье, и он откроет глаза. Чтобы поволока спала с моих глаз, и я смогла освободиться от таких чуждых и диковинных переживаний. Вышло же обратное. Стоило мне заглянуть в смоляные очи, так пропала окончательно. Он оказался таким, коим рисовало моё воображение, правда не обладал той робостью, какую ему приписывал Отай. С одной стороны, поведение Дарьяна придавало мне смелости прямо разговаривать с ним. С другой стороны, от всего происходящего в груди словно переполнился котёл эмоций, затопив меня с головой. Это меня так напугало, что я отстранилась от него, закрылась в работе. И теперь не знаю, как поступать дальше. В такие моменты особенно не хватает материнского совета.
Из настежь открытой двери до моих ушей донёсся приглушённый то ли вопль человека, то ли рёв раненого зверя, распугав все мысли, что роились в моей голове. Я вздрогнула. Мучительные стоны нескончаемым потоком раздавались будто из… Моей клети! В груди вспыхнула тревога: с Дарьяном что-то не так. Бросив гребень, я кинулась к выходу, не заботясь о том, что из одежды на мне лишь холщовая рубаха для сна. Выскочила на крыльцо и остолбенела, глядя, как Дарьян, едва держась на ногах, выбирается во двор. Совершенно обнажённый мужчина с трудом держит своё мощное тело, которое сотрясается в катарсических судорогах. Я же оторопевшая стояла и смотрела на безумца, не в силах пошевелиться. Растерянность и страх будто сковали меня по рукам и ногам. Скрип открывающейся двери соседней избы вывел тело из оцепенения. На пороге показались Отай с моим наставником, которые также среагировали на шум. И тут Дарьян, которому каждый шаг без опоры давался всё с бо?льшим трудом, вовсе упал навзничь, словно неживой. Мы вдвоём подорвались к парню на помощь. Он лежал на траве и тяжело, с хрипом дышал. Хвала небесам! Он не отдал душу Нави. Но его начало лихорадить и очень сильно. Дотронувшись до лба юноши, я тотчас же одёрнула руку, опалённую жаром тела. Тут же подоспел отец Беляй, держа в руках суконное полотно.
Следующие события ночи мне напомнили те, когда сослуживцы притащили к нам практически бездыханного Дарьяна. Только теперь я начала смущаться его наготы, словно до этого не видела обнажённым ни его, ни кого-либо другого. Думаю, Беляй заметил перемены во мне.
– Нам нужно перетащить его обратно в клеть, – сказал наставник сыну, стеля ткань возле лежащего на земле тела юноши.
– Люта, – обратился мужчина уже ко мне, – пока мы тут справляемся, ты иди зажги лучину и лампаду, а ещё подготовь тряпицы с родниковой водой, да отвары и мази от горячки.
Я помчалась выполнять распоряжение старшего, понимая, как малое промедление может обернуться тем, что у Дарьяна просто не хватит сил снова вернуться к жизни. Мысленно бранила себя, на чём свет стоит: расслабилась, бестолковая, что очнулся па?рубок, понадеялась, что беда миновала. Взяла, дурная, и оставила его одного. Если бы я только не ушла к себе, возможно, не пришлось бы сейчас заново бороться, вороти?ть душу в тело. От накативших эмоций страха и злости у меня снова затряслись руки. Пришлось потратить на себя снадобье успокоения, чтобы не допустить ошибку из-за захлестнувших эмоций. Слишком часто в последнее время чувства стали довлеть над разумом.
Пока я выполняла наказы Беляя, он с сыном уложили бессознательное тело Дарьяна на сукно и пытались тащить в сторону клети. Выходило у них плохо, ибо сил, чтобы переместить такого богатыря, не хватало. Я уж было хотела землю заговорить, чтобы та помогла, но знахарь, поняв мои намерения, одёрнул:
– Не смей, Лютка! Береги силы и чары на его лечение! Лучше телегу подкати.
Благодаря простейшей повозке, удалось быстро вернуть парня на его уже облюбованную лежанку, к которой он, к сожалению, не прирос за прошедшее время. Сейчас бы не пришлось надрываться, поднимая его тушу. Как только уложили Дарьяна, наставник принялся обтирать его заготовленными отварами от жара, дабы унять агонию. Друг же отвёл меня в сторону для разговора.
– Что с ним происходит? Это из-за нового лечения? – обеспокоенно спросил он.
– Не должно быть. Отец тоже ничего не поведал? Он видел раньше такое?
Вояки в нашей деревне достаточно умелые. Укушенных вурдалаками и вовсе были единицы, которых мне приходилось лечить. Но руку на отсечение могу дать, то сколько юноша прибывал без сознания и то, что с ним происходило сейчас, определённо не было нормой.
– Он удивлён не меньше моего. Сказал, что впервые такое видит. Я думал, может это из-за каких-нибудь снадобий, которые ты недавно изобрела, ну или травок тех диковинных, что привезла.
– Я не знаю, – голос задрожал. Я обняла себя за плечи, дабы сдержать мелкую дрожь, что пронеслась по всему телу, – Но он же очнулся. Всё было в порядке. И угощения все свежие были, я ими и вас с Беляем кормила.
– Мы не успели поесть… – Отай замялся. Плохой знак.
– Как же так? Почему? Вы так долго были в клети. Что-то случилось?
– Мы ему рассказали о Драгоше… Но мы не ожидали, что эта весть так ударит по нему! Он же от потрясения словно обезумел, а потом упал, будто из него дух вышел. Отец накапал ему зелий каких-то. Кажется, они были из запасов Дарьяна, что он всегда с собой носил. Потом мы его кое-как уложили на место, убрали снедь и ушли, оставив его отдыхать. Мы хотели утром тебе поведать. А оно вон как вышло…
– Ясно… А что ещё за зелья такие были у Дарьяна? Ты не рассказывал.
– Отец знает, лучше у него спроси.
Но поговорить с наставником этой ночью так и не представилось возможным. Он до рассвета сбивал жар с парня, омывая настойками, натирая мазями. В равный промежуток времени вливал в бессознательное тело отвар из листьев смородины и соцветий розеллы, делал примочки из мяты, за которой пришлось бегать за околицу. Я, как могла, помогала Беляю, отдавала силы в снадобья, чтобы нарастить мощность их исцеляющего действия, вязала и зачаровывала заговорённые наузы на его побледневших запястьях и щиколотках. Отай как самый сильный из нас до самого утра таскал воду с колодца и заменял отца во время растираний, когда у того сводило судорогой руки от изнеможения.
Однако результат если и был у наших стараний, то крайне скудный. Лихорадка миновала, но жар всё ещё его мучил. Беляй за ночь настолько утомился, что едва мог сидеть. Ноги его и вовсе не держали, поэтому Отаю пришлось буквально нести отца отдыхать. На короткое время меня одну оставили понаблюдать за Дарьяном. Я впервые со вчерашнего полудня решилась посмотреть в его бледное лицо. В нём практически не оставалось жизни, словно парень за неё не держался. А может, у него попросту нет сил поддерживать тот самый огонь в груди? Догадка начала тонкой струйкой пробиваться в сознание. Тело вояки, несмотря на всю видимую мощь, настолько обессилело, что не способно сопротивляться хвори, которая сейчас его попросту убивает. Я ухватилась за эту мысль, словно за ниточку, потяни за которую, клубок неясности начнёт распутываться.
– Куда же делись силы? – едва слышно я забормотала себе под нос и принялась расхаживать по комнате, – С ядом Вурдалака он боролся целую седмицу, а это в два раза больше обыкновенного. Затем три седмицы, чтобы просто открыть глаза, что совершенно за гранью! Даже хилым парнишкам требуется вполовину меньше времени, чтобы восстановиться и отправиться домой. А то и вовсе снова в бой рвутся. Этот же на ногах толком стоять не мог… Неужто Коловорот так сильно повлиял на яд в слюне Вурдалака? А может…
От своей догадки я резко остановилась и повернулась к Отаю, который уже давно вернулся от отца и наблюдал за мной как за умалишённой. Прищурив глаза, спросила как можно спокойнее:
– Друг мой, ты мне тут поведал, что знахарь наш вчера вечером влил в Дарьяна зелье, какое у того в запасах было? То есть, ты видел, чтобы он принимал его в походах?
– Видел. У него всегда при себе бурдюк с водой и несколько маленьких баклажек каких-то. Он обязательно перед боем из них пьёт. Мы думали, что это эликсир какой-нибудь для неуязвимости, или чтобы сил было больше. Но если бы это было так, то он не только рассказал бы, но и со всеми поделился. Но нам даже приближаться к этим его бутылька?м нельзя было.
– Любопытно… И ты, говоришь, не знаешь, что за зелье? А тогда, почему твой отец вчера влили в него эту жижу?
– Да почём мне знать? Сказал же, спроси у него сама. Я не травник и не знахарь, чтобы разбираться во всех ваших снадобьях и травках.
– Ты прав, прости… Беляй сейчас спит?
– Глубоким сном. Если даже добудишься, то вряд ли услышишь что-то вразумительное.
– Ладно. А не знаешь, тот самый эликсир ещё остался?
– Кажется, да. Надо в одеждах посмотреть, точнее в том, что от них осталось. А тебе накой?
– Узнаешь. Ты и лохмотья его тащи всё сюда, проверить кое-что хочу.
– Да ты что, Люта! Да он вам с отцом башки пооткручивает, если узнает! Он настрого запрещает даже близко к этим баклажкам приближаться!
– Ему сначала очнуться надо. Из Нави он вряд ли дотянется до нас, для этого руки коротковаты.
– Как из Нави?
– А так… Ты сын главного знахаря Древории. За всю жизнь хоть раз видел нечто подобное, что сейчас происходит с твоим другом? – Отай отрицательно помотал головой, – Посмотри, он лежит сейчас ни жив ни мёртв. Достаточно полшага, да даже развернуться не в ту сторону, как его уже будет не вернуть. Поэтому неси всё, что было при нём.
С минуту мы простояли, сверля друг друга взглядом. В конце концов, парень сдался. Однако он действовал настолько нерешительно, что я задумалась. Как же бывает суров Дарьян, если страх перед его гневом уравнивается со страхом его потери!
Когда передо мной были разложены все требуемые вещи, я отправила изрядно уставшего Отая спать. Всё равно он не сможет мне помочь в ближайшее время. Впереди меня ждала ведьмовская работа. Да и пока я тут вожусь в поисках непонятно чего, присмотрю за нашим хворым, кабы снова хуже не стало. Пряный густой сбитень меня отлично взбодрил. Друг позаботился и принёс его, перед тем, как отправиться отдыхать.
На моём столе лежала целая куча лохмотьев. Интересно, как из нормальной одежды получился набор для лоскутных половиц? При этом на Дарьяне не было царапин. Значит, ни один дикий зверь или Вурдалак его не драли. Надеюсь, парень утолит моё любопытство, когда очнётся. А пока, мне предстояло как можно скорее выяснить, что могло забрать или подавить его силы. Для начала пришлось собрать из сгрудившегося на столе рубища то, что когда-то называлось одеждой. С внутренней стороны я заметила скрывающуюся в ней вышивку обережных рун. В потайных карманах были спрятаны защитные амулеты и кристаллы силы. И когда уже подумалось, что одеяния не имеют ничего интересного, моя рука нащупала вшитый в подклад мешочек. И какой! Приворотный! Лён, из которого он был сделан, пропитан свекольным соком. Внутри мудрёная коса из любистока, люцерны и двух разных прядей волос. Тёмно-каштановые, явно срезанные у Дарьяна и ещё русые, по всей видимости, хозяйки мешочка. На секунду мне захотелось обкорнать все патлы этой девки, чтоб не повадно было. Однако быстро утихомирила свой гнев и продолжила изучение содержимого. Всё равно этой безумной нет рядом, нечего расходовать на неё мою драгоценную энергию. С этим настроем я расплела косу, пуще всматриваясь в её составляющее. Сегодня Небо было на моей стороне, мне повезло! Две тонюсенькие ниточки, завязанные меж собой узлами, таились в цветоножке. И если я правильно понимаю, они были вытащены из одежд ворожеи и привораживаемого. Мне стало дурно. Такая находка говорила лишь об одном: силы и самочувствие парня напрямую зависели от присутствия той девицы. Без неё он высыхал в прямом смысле.
– Небо, что же там за худоумная такая? Такую пакость сделать человеку, что уезжает сражаться с нежитью! – бормотала я себе под нос, – Скорее всего, она это провернула утром, аккурат в Коловорот. А значит, вступая в битву, он уже не имел привычной силы, она иссякала, как только он начал удаляться от её дома. Да, с такими влюблёнными никаких врагов не надо!
Размышления вслух помогали выплеснуть лишнее негодование, которое мешало думать ясно. В конце своей гневной тирады я действительно вспомнила, как разорвать чары. Благо сделать это легко, достаточно огня и заклинания на добром слове.
Однако уничтожив приворотную пакость, во мне ещё жило ощущение незавершённости. Будто было ещё что-то, лишающее сил Дарьяна. Жар его никуда не делся. Снова сменив примочки из мяты и напоив настоями, я принялась за дальнейшее изучение его тряпиц. Но в них более не находилось ничего подозрительного. Тогда моё внимание переключилось на рассмотрение оружия вояки. Оно тоже было в порядке: никаких повреждённых рун или следов негативных ритуалов.
– Доброго дня, дочка, – в клеть зашёл Беляй.
Заслышав его голос, я подняла глаза и только сейчас поняла, что солнце давным-давно миновало зенит и неумолимо катилось к закату.
– Я тебя к обеду ждал. Правда, не дождался и подумал, что ты спишь. А ты всё тут…
– Доброго дня, отец! Да как же я уйду, у Дарьяна жар не спадает. А вдруг снова бредить начнёт да навредит себе?
– Разве ему не лучше? – озадаченно спросил наставник, присаживаясь на лавку подле юноши.
– Увы. Но, надеюсь, скоро это изменится. Я тут в его одеяниях его откопала мешочек приворотный. Причём обряд был не простой, тёмный. Отчасти, но и иссушало нашего парня. Мне удалось уничтожить эту гадость.
Знахарь очень удивился, судя по взметнувшимся вверх бровям. Правда, непонятно, виной тому стало то, что вояку кто-то решил приворожить, или то, что я смогла устранить результат тёмной магии. Удивление наставника быстро переменилось. Он стал серьёзным. Затем, почесав в раздумьях бороду, сказал:
– Ты выросла, Люта. Я горжусь тем, что тебе в столь юном возрасте удалось превзойти меня не только в навыке, но и в уме. И одновременно с этим, я опечален тем, что был недостаточно внимателен и смог пропустить такое обстоятельство. Это могло стоить хлопцу жизни.
– Спасибо за тёплые слова в мою сторону, но не будь к себе так строг. Я даже не знала, что искала!
– Но раз ты нашла, и наш друг скоро пойдёт на поправку, то самое время тебе поесть и выспаться.
– Не могу, Беляй, мне неспокойно. Кажется, есть что-то ещё, из-за чего состояние Дарьяна всё это время не может прийти в норму. Мне осталось только котомку проверить. Подозреваю, ты знаешь, что там.
– Знаю. Это очень древнее средство, способное притупить тотемную магию и обороты в зверя. Мне за жизнь не приходилось изготавливать подобные снадобья, однако мне о них рассказывал наставник, который об этом узнал от своего наставника. Не знаю, кто создал это зелье, ибо я точной рецептуры и пропорций не знаю.
– Тогда почему ты думаешь, что Дарьян принимал именно это средство? Разве он обладает тотемом?
– Из рассказов Отая я понял, что он, – знахарь указал пальцем на лежащего парня, – Никогда не оборачивался до последнего сражения. Ты же помнишь, когда оно было?
– В Коловорот…
– Именно. Сама знаешь, силы Природы в это время обладают особой мощью. А ещё, когда отряды собрались, предводителя среди них не было. Он влетел в разгар сражения в обличии медведя.
– Медведя?
– Да, девонька, Дарьян – беролак.
– Да разве они сохранились? Я о них только в маминых сказках слышала. Твой сын ничего не напутал? Мне о том их походе совсем ничего не известно.
– Он охотник, разве он может медведя спутать с другим животным? – в ответ я только покачала головой.
– Но почему Отай ничего не рассказал мне? – досадливо спросила у наставника.
– Да кто его поймёт. Может, не хотел напугать тебя. Вдруг после таких известий ты отказалась бы помогать в лечении.
– Если он действительно так думал, значит, он меня совершенно не знает. Разве я настолько малодушная, что могла бы бросить умирать человека? Тем более, зная, что он дорог Отаю! Уму непостижимо… – чувство обиды взяло верх, и я замолчала, не желая дальше продолжать разговор.
Беляй было развернулся уже уходить, как мне захотелось уточнить напоследок:
– А почему ты вчера вечером решил дать ему снадобье? Он же упал без сознания.
– Ты не видела его перед этим. Я боялся, что оборот случится, пока его сознание находится в забытье. В таком состоянии мы столкнулись бы с чистым зверем. А чем это могло закончиться, даже Небу не известно.
Я хотела было сказать, что мне удалось бы с ним справиться, но вовремя прикусила язык. Моя магия отличалась от остальной. Природа не одарила меня тотемным покровителем, поэтому тело не умеет оборачиваться. Зато моему сознанию подвластно проникать в голову разным животным. Только до конца этот навык я так и не освоила. Срабатывает не всегда и не с каждым встречным зверем. Поэтому сейчас уверить Беляя в том, что у меня получилось бы совладать с целым медведем, было бы крайне неразумно. Тем более, мне неясно, распространяются ли мои возможности на тотемы.
– Лют, ты не обедала. Даже завтрак пропустила. Может, прервёшься?
– Спасибо за заботу, отец, но я всё же хочу изучить тот эликсир Дарьяна.
– Ну смотри, девонька, как бы мне потом и тебя ни пришлось исцелять, – на это я лишь кивнула. Видно было, что он не был доволен моим решением, но и понимал, что если мы снова пропустим что-то важное, то очередная лихорадка может добить вояку. Поэтому он молча вышел из клети. А через какое-то время не выдержал и принёс мне пирогов с мясом в плошке и целый кувшин с горячим пряным сбитнем.
Я же с головой погрузилась в котомку Дарьяна, где обнаружилось не менее дюжины глиняных сосудов. Расставила баклажки в один рядок, открыла и принялась изучать содержимое. Магии в них не было, что уже хорошо, значит, свойства ингредиентов не изменены и не усилены. Запах из каждой доносился одинаковый – яркий травянистый, но не чистый, в нём было что-то ещё. Я закрыла глаза и прислушалась к ощущениям. Мне удалось различить медовые, цветочные, а ещё тёплые камфорные нотки, аромат был свежим и терпким одновременно. Затем, хорошенько взболтав все сосуды, капнула из каждого на плошку, отметив, что плотность везде водянистая. Цвет был также одинаков – прозрачный, чистый, коричнево-зелёный. На вкус тоже пришлось проверить. Здесь тоже обошлось без отличий. Насыщенный горький, на корне языка он сменился пряным сладковато-солодовым послевкусием. Должна признать, что рецепт сего зелья достаточно сложен и энергозатратен. Ещё бы, здесь не просто грубая выжимка, а эфиры и паровая вытяжка. Зато это компенсирует отсутствие магии. Скорее всего, изготовлением занимался опытный знахарь, такой как Беляй. Мне удалось распознать горечавку, полынь, сирень, тысячелистник и… О нет!
По тому, как у меня жгло во рту, и следом онемел язык, это однозначно аконит. И его в снадобье судя по ощущениям бо?льшая часть. Небо, да что же это… Это не похоже на сдерживание тотема. Скорее он словно убивает зверя внутри себя. Если бы не нейтрализующее действие сирени, то он бы давно бродил по лесам Нави, не прибегая к помощи вурдалаков. Интересно, он вообще в курсе, что за зелье он принимает? Или это кто-то ему подсунул, прикрываясь добрыми пожеланиями? Хотя Беляй говорил, что точная рецептура неизвестна. Может, тот зелейник, что изготовил это пойло, просто решил усилить свойства эликсира, чтобы тот точно подействовал на крупного медведя? Интересно будет расспросить Дарьяна, почему он заглушает в себе такого величественного и благородного зверя. Природа неспроста даровала этому безумному вояке царя леса. А чтобы иметь надежду, что он мне хоть что-то расскажет, я должна придумать, как вытащить его из бездны пограничья, вдохнуть в него силу и жизнь.
В поисках решения я вновь начала мерить шагами пространство клети. Но в голову так ничего и не приходило. Я чувствовала, как ответ вертится на языке, только я не могу за него ухватиться. А между тем на землю уже опускалась ночь. Решив немного отвлечься от раздумий, я пошла в очередной раз менять вояке примочки из мяты, да поить его отварами от жара. По пути пришлось зажечь лучину, ибо солнце быстро сдало свои позиции, уступая их небесной тьме. Присев рядом с Дарьяном направила свой взор вдаль сквозь открытую дверь. Вечерний морок меня заворожил. Морок… Такое холодное и страшное слово. Морок… Он всегда приходит вслед за солнцем, как смерть за жизнью. Морок. Смерть. Жизнь… Что-то неуловимо знакомое коснулось моего языка, оставив сладкое послевкусие. И тут до меня дошло! А-МАР-АНТ. Амарант – цветок бессмертия. Нужно просто вдохнуть жизнь… Как же я раньше не додумалась! Окрылённая своим прозрением, я кинулась к сундукам, в которых хранилась вся утварь со всевозможными заготовками растений. От переполнявших меня эмоций тряслись руки, отчего я едва не поколотила добрую половину баклажек с содержимым. Увы, такая ценность как бархатник, второе имя цветка вечной жизни, в Древории и её окрестностях не рос. Я как-то даже пыталась его вырастить. Все попытки были тщетны. Зато мне удалось с лихвой его набрать несколько лет назад, когда я была на Землях Великих. Гроздья амаранта буквально устилали те места. Сейчас же я судорожно искала заготовленные сухоцветы тех лет и, кажется, добравшись до самого дна сундука, нашла искомое. Схватив в охапку всё необходимое, подошла к Дарьяну. Тот лежал недвижимый, будто мёртвый. Лишь едва заметное движение груди выдавало, что он продолжает дышать. Каждый вдох давался ему словно с боем. От прилагаемых усилий на его теле выступил пот, покрывая всю кожу, словно роса траву поутру. Обтерев его тряпицами досуха, я приступила к ритуалу. Я однажды видела, как предыдущий мой наставник с его помощью возвращал человека к жизни. Надеюсь, мои старания увенчаются успехом и Дарьян исцелится. Главное – верить, что всё получится.
Я обмакнула палец в масло корня амаранта и вывела спираль жизни на солнечном сплетении юноши. Не разрывая связи, мой перст скользнул через середину грудной клетки к ярёмной ямке, где мною была вычерчена руна пути. Далее, добавив густой жидкости на ладони обеих своих рук, я поставила знаки защиты и силы на его запястьях, двигаясь по венозным путям к шее, зацикливая знаки между собой. Каждое моё движение сопровождалось магическими словами, нашёптываниями и заговорами. А чтобы проводимый обряд подействовал, мне нужно было в буквальном смысле вдохнуть жизнь в парня. Если быть точнее, то мука? из сушёных метёлок, должна оказаться в его лёгких. Взяв жменьку перетёртый сухоцвет, я подошла близко-близко к лицу Дарьяна. Разжав пальцы, выдохнула частицы амаранта на его нос и рот, подключая магию воздуха. Это должно? было помочь живительной силе растения проникнуть в лёгкие парня. Через мгновение я уже знала – подействовало! Нанесённые маслом знаки заалели, озаряя всю клеть. Это был сигнал для последнего заклинания. Я повторяла раз за разом заветные слова, отпечатавшиеся в памяти с прошлых лет, пока свечение на теле юноши не погасло. И когда это случилось, из меня ушла последняя капля магии. Сознание, оставшись без каких-либо сил, провалилось в зыбкий мрак забытья.