Рискованная прогулка
Владимир Буев
Михаил Гундарин
Сам автор называет свои тексты пародиями, но это скорее рефлексия на чужие стихи. И она вполне оправдана. Топливо, которое приводит в движение механизм создания нового стихотворения, есть ни что иное, как поэтическая энергия. И Владимир Буев, являясь своего рода творческим индикатором, своими откликами на отдельного автора безошибочно указывает – в этом источнике она есть.
Владимир Буев, Михаил Гундарин
Рискованная прогулка
ПРЕДИСЛОВИЕ
Владимир Буев появился в литературных салонах Москвы несколько лет назад – посещал презентации, творческие вечера, круглые столы. Он работает в сфере предпринимательства и финансов, поэзией ранее не интересовался, но внезапно, слушая стихи современных поэтов, ощутил в себе потребность откликаться на их произведения собственными стихами.
Сам он называет свои тексты пародиями, но это скорее рефлексия на чужие стихи. И она вполне оправдана. Топливо, которое приводит в движение механизм создания нового стихотворения, есть ни что иное, как поэтическая энергия. И Владимир Буев, являясь своего рода творческим индикатором, своими откликами на отдельного автора безошибочно указывает – в этом источнике она есть.
Современное литературное сообщество сегодня испытывает большой кризис – авторы лишены читательского внимания, рецензий на свои книги, критических и литературоведческих замечаний. И потому такие активные читатели, как Владимир Буев, сегодня на вес золота. За несколько лет пристального внимания к современной поэзии Владимир Буев опубликовал свои подборки в «Литературной газете», «Литературной России», газете «Истоки», журналах «Вторник», «ЛитеRRа Nova», «Камертон», на электронных порталах «Articulationproject.net» и «Textura.club», в альманахах «Vita» и «Ликбез». А откликов на любимых поэтов хватило на полноценный сборник. Эта книга – своего рода эксперимент, новая форма рефлексии нелитературного человека на литературное произведение.
СТИХИ И ПАРОДИИ (ОТКЛИКИ) НА НИХ
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Я хотел бы эту ночь разгладить,
разглядеть её, зарифмовать.
Звёзды нарисованы в тетради —
я под вечер сжёг свою тетрадь.
И теперь почти неразличимым
в метрополитене тростника
простаком, подростком, анонимом
ночь переживу наверняка,
чтобы с наступлением рассвета
выскользнуть по тонкому лучу
за пределы старого запрета…
А про новый думать не хочу.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Неужели я ослеп в эту ночь?
Всё гляжу вокруг – не видно ни зги
Кто сумеет мне сегодня помочь?
Окулист? Но и ему не с руки!
Тут потребен раскалённый утюг,
виртуальный рифмовальный прибор,
чтобы выжечь в той тетради продукт:
звёзд небесных самый полный набор.
Я не видим из далёкой звезды
И с луны-то различим не вполне.
Где бы ночью отыскать мне бразды,
Чтобы дёрнуть их – и утро в окне!
Я схвачусь за луч и ввысь полечу!
Я смогу и солнце с неба достать.
Птицу счастья я за хвост ухвачу.
Моя старая сгорела тетрадь!
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Прочим – композитор, дуде – игрец,
обрати вниманье на город! Он
чужой судьбой распалён вконец,
а своею собственной занесён,
декабрьским снегом.
Следов объём
заполняет воздух, бездомный, как
беломоро-балтийский. Грустишь о нём,
и не делаешь новый шаг.
С высоты заминку не разгадать.
а всего-то дела: прищурить глаз,
разглядеть, как будто слепую печать,
уходящий город, идущих нас.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Швецов и жнецов с пьедесталов – долой!
Иные нам грады потребны!
Судьбы мирские мы мажем смолой,
Свои и чужие. Плюй на молебны
декабрьской слюной.
Подошва размером
больших сапогов: кирза – словно
хрусталь башмачковый. И как литосфера,
со всех сторон обласканная любовно.
Не стоит рваться в высокие дали,
как делали это Икар и Дедал,
а лучше всего мы все бы взяли
да сляпали сами себе пьедестал.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Закрыли от нас комету
полночные облака.
А дальше – пора рассвету,
и снова ты далека.
Лежи, где тебе сказали —
на дне далёкой грозы,
увиденная глазами
полуночной стрекозы.
Покуда не время миру
окутываться огнём,
небесному командиру
ломиться в земной проём…
ВЛАДИМИР БУЕВ
Враги не оставят шанса
на небо ночное взглянуть.
Из медитативного транса
Сподвигнут опять драпануть.
Приляг, стрекоза, есть пределы!
Сказали – так, значит, лежи.
Коль летом ты песен не пела,
так лютой зимой не пляши!
Так нет же – метнуться в небо
и с боем на землю упасть
Тебе, стрекоза, потребно!
Ты хочешь кометой стать?
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Полдень декабрьский скользит и падает,
и застывает на миг в полёте —
кажется, в позе крылатой статуи.
Но в темноте её не найдёте.
Свет неисправный разъят по болтику —
пусть его чинит кому есть дело.
Но не механику, и не оптику —
корпус пустой, ледяное тело.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Скользко на улице с клавиатурой,
тянет поплакать в декабрьский месяц.
Скоро февраль, и опять без цензуры
и без чернил нам летать в Поднебесье.
Бюст раскололся, упав. Приговором
Стал ему в сторону шаг с подставки.
Зря он соскакивал с твёрдой опоры
в жажде полёта. Теперь под лавкой.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Одиночество пеленает виски,
Развязывает шнурки,
Говорит, что нужно доплыть до конца реки.
Говорит, что свобода – лежать во рву,
Отсюда видно Сибирь, Москву,
Но не вздумай, покуда не позову.
Отвечает, что да, будет звезда,
Но она – обман, и ещё беда:
Дрянь её провода.
Значит, теперь навсегда.
Отвечаю: мы ещё раскинемся, как луга,
Дождёмся, пока растают снега,
Ведь должны же быть у той реки берега!
Лишь бы моё, твоё не забыло себя,
Встречу всех торопя,
Как в детстве, скатерть из-под стола теребя…
ВЛАДИМИР БУЕВ
Я дуло присуну себе к виску
Забыв завязать шнурки,
Но спуска я нынче не дам курку —
Не время валяться во рву.
Уж лучше в Сибирь в кандалах из Москвы
Шагать босым наяву,
Чем сгинуть, упав в сухую ботву,
И звёздной не зрить синевы.
Не может погибнуть моя душа —
она широка, как страна.
Я дуло опять не спеша к виску
Приставлю чрез «не могу».
Никак не обман, не лукавство то:
Не пуст магазин, ведь в нём
Живёт не один холостой патрон.
А глаз мой косит на шнурки,
Не гордый пацан: склонюсь – завяжу,
ведь руки мои ловки.
Я их прямо щас на себя наложу.
И миру о том возвещу.
Я жму на курок, сделав выбор свой,
Ведь магазин… пустой.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Дежурство
как мясной недовешенный вес
распростёрт на базарном прилавке,
кто лежит опрокинутый весь
и ни палки ему, ни подставки?
«вы-то, старшие, знаете как
раздвигать черепную коробку
разрушая тифозный барак
амнистируя божью коровку.
не мечтая всерьёз умереть
я приму и такую свободу.
урезайте на четверть и треть
не забудьте подчистить с исподу»
нам-то что? напряглись как канат
коридоры районной больницы
и сегодня не перелетят
через ночь даже белые птицы
ВЛАДИМИР БУЕВ
В дурке
Ни богу свечка и ни чёрту кочерга:
не бедный плотник и не кочегар,
но запросто разденет донага —
он профессиональный санитар.
Как руки заломить, как спеленать —
обучен добрый молодец пахать:
он в курсе, чью коровку обласкать,
а чью коробку черепа сломать.
Раздвинута коробка (божья) – то,
что стало расширением свобод.
в палате иль в бараках – всё равно.
Когда сдыхает ночь, грядёт восход.
В халате белом санитару спать,
глаз… не смыкая с ночи до утра.
Чтоб выжить, так придётся пострадать
и санитару, пациентов матеря…
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
наночастицы компьютерной сажи,
въевшиеся в лицо —
вот что о нас обо всех расскажет,
если в конце концов
в новом столетье решим присниться,
выпрыгнуть из ларца,
продемонстрировав кровь на лицах
демонам без лица
ВЛАДИМИР БУЕВ
В офисах жалкий планктон расплодился.
Слоем мертвецким покрыл
всё поколенье, кто нынче родился —
всех он, подлец, задавил.
Все поныряли в свой комп персональный.
Через столетия вдруг
Выскочит если чудак маргинальный,
станет понятным недуг.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Сколько зелени! Роща к роще.
Вот забава для чудака,
что сегодня весь день полощет
в изумрудном рюмку зрачка.
Получилось напиться пьяным?
Веселись, дурака валяй
на краю цветущей поляны,
солнце летнее замедляй.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Сколько в рюмке зрачков скопилось —
уничтожить следы пора!
Эта зелень мне ночью снилась.
Наяву ж реальность остра!
Боже! Рюмок вокруг десятки!
Сколько в них опасных улик —
Очи женщин и девок сладких
…Все они зазевались на миг.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
когда движняк минут
расчистит все углы
пускай тебе споют
подземные битлы
не выучив Michelle
не поступить в МИ-6
а если есть мишень
то и пощада есть
(в черешневом саду
ритмическом аду
по каменному льду
я линию веду)
ВЛАДИМИР БУЕВ
Из мозга рвётся звук.
О память! Я смешон!
Воспоминаний стук —
Как дивный давний сон.
– Michelle? Ну, что за бред? —
вдруг спросит молодняк.
Не получив ответ,
Оценит: «Вот дурак!»
Я стар, но не шпион.
И вовсе не агент.
Уликой уличён,
Но адом я прощён.
В черешневом саду
я в лёд, в огонь – прыг-скок!
И камнем приложу
предателя в висок…
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Лету – летнее, осени – всё подряд.
Что споёт августовский простой песок
мы узнаем, когда повернём назад.
А покуда, от солнца наискосок,
здравствуй, книга такого большого дня,
где зелёный да жёлтый поверх всего!
Где отважный купальщик смешит меня,
а тебя вдохновляет задор его.
Вместо имени – пляжная дребедень.
Вот комар опускается, как орёл,
но находит не печень, а только тень,
от огня, что и так далеко увёл,
но не в сторону сердца, а взад-вперёд,
за гантелями для тренировки рук,
за рублём на покупку шипучих вод,
открывая которые слышишь звук.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Я вырву сердце из своей груди.
Не надо опасаться – то театр.
Актёры люди. Это подтвердить
Петроний и Шекспир ко мне спешат.
Назад я больше, правда, не пойду.
Мне надоели зелень с желтизной.
Я ринусь напрямую в белизну,
а все – за мной. К форели заливной.
Я освещу собой дорогу, поведу
Себя к первоянварскому столу.
Где пробки из шампанского во льду —
Орлами ввысь. Где можно съесть еду.
Туда, где комаров противных нет.
Где пляжам с полуголыми – пока!
Круги возвратны. Зимних тень побед
к первоапрельской шутке уж близка.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Только ты и свобода твоей беды.
Сколько вынуто ключиков из глазниц!
Мы опять на пороге Большой Воды.
Море носит бутылки и мёртвых птиц.
Море ищет пожатья твоей руки,
пропуская сквозь пальцы мои слова.
Нарисуем линии, уголки —
вот и вышла повинная голова.
Вот и вышла свобода лететь навзрыд,
обращая всё встречное ни во что.
Время рухнуло в море, но мир стоит,
и на вешалке виснет ничьё пальто.
Это молодость, впрочем, а не звезда,
это тема, но будет ещё темней.
Где выходит на берег твоя беда,
там и будет кому позабыть о ней.
ВЛАДИМИР БУЕВ
И летит мимо всё, что ни есть на земле.
Пусть не Гоголь, но вижу кругом беду.
Не подумай, что дядька навеселе.
Просто в первый я раз перед морем стою.
То гагара застонет, то чванный гордец.
Буревестник – ботинком в него я швырну,
чтоб не гадил он сверху (каков наглец!),
ведь Воде я Большой сейчас руку пожму.
Что за ересь: свобода летит к тебе,
и морская рука у тебя в руках!
Рисование ноликов на песке —
то, что замков строительство в небесах.
Мы устанем друг друга любовью шпынять,
обвинив себя сами, зайдя далеко.
Всё забудь. Мне пора. Завтра рано вставать.
…Заберу я с собою чужое пальто.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Незначительное, розовое,
Как желе на мелком блюдце.
До конца тебя использовал,
Лишь потом сумел проснуться.
Не моею смертью слепленный
Обескровленный куличик,
С этим миром крепко сцепленный,
Взятый в тысячу кавычек.
Значит, зря весь вечер думал я,
Что тоска моя напрасна,
Что тяжёлое, угрюмое
Пламя всё-таки погасло.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Я постфактум вечер неосмысленный
Осмысляю пальцами на блюдце.
То мои фантазии бесчисленны,
То воображенье крайне куце.
Духи, объявитесь! Блюдце мелкое
То ли в мистику меня вогнало,
То ли сплю пред грязными тарелками,
В коих раньше пища бытовала.
Как же всё прекрасно прежним вечером
С куличом и свечкой начиналось.
Не сумел сыграть я роль диспетчера.
Даже смерть, уйдя, не попрощалась.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Восьмая баллада
Любовь не рискует сажать самолёт
Туманному сердцу под кожу.
В печальную трубку вмерзает «аллё!» —
Ты понят и прожит.
Сворачивай трубкой свои чертежи,
Кривые, как листья герани.
Хронометрам сдохшим пример покажи,
Давай, до свиданья!
Но вот чем утешься, ботаник-простак:
В сумятице бывшего сада
Терновый венец не покинет куста,
Сочувствие – взгляда.
Везунчик-очкарик, в такой простоте
И вновь оказаться на воле!
Что делать с пространством? Конечно, лететь!
Отсюда – на полюс.
Ты снова ребёнок, пустынник-Амур,
Укройся в темнейшей из комнат,
Где сила твоя не нужна никому,
Что значит – огромна.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Как много их было, баллад
Когда телефон зазвонит и тобой
Легко и с лихвой подотрутся,
Прозрею: у девушки новый плейбой.
Но сердце с душою сожмутся.
В ответ попрощаюсь я: «Счастья тебе!
Не очень-то мне и хотелось!»
Однако увидеть её на столбе
Желание вдруг разгорелось.
Теперь утешает фантазий набор.
В мечтах искупаюсь пространных:
В мозгах воцарится безумный хардкор,
Но с тонкой игрой филигранной.
Вот чёрную кошку ловлю в темноте.
Не кошку – изменницу-деву.
Я сильный, и деве не хватит ногтей
Отбиться – мой выдержит невод.
Понятно? Я вовсе не бо?тан в очках
(Очки в темноте не сверкают),
А мощный мужчина, пусть даже в годах.
Сейчас я тебя воспитаю!
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Августовский романс
Ты устала, я тоже устал,
Новый день не несёт исцеленья.
Помутился июльский кристалл,
Жизнь крошится, как будто печенье.
Не стряхнуть эти крошки в ладонь,
Не скормить их на улицах птицам.
Что ещё? Угасает огонь,
Перевёрнута наша страница.
Посвежей-то метафоры нет?
Ничего уже нет, дорогая!
Только августовский полусвет,
Но и он догорит, полагаю.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Добрый летний романс
Месяц август, и лету – конец
Я предчувствовать осень умею.
Вот метафоры свежесть – резец
Раскромсал нашу жизнь на затеи.
Взоры птиц обратились на юг.
Их куском пустоты не приманишь.
Без печенек теперь – как без рук.
Только сердце пернатым поранишь.
Прорицаю, что лету – труба!
Перевёрнута наша страница.
Не сорвётся в затеях резьба —
Сотни раз мне ещё пригодится!
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
В дороге
Будто раздвинулась занавеска
Или рванула в кустах граната —
С полной ладонью чужого блеска
Ангел стал виден над автострадой.
Облако это текло и тлело
В летнем закате до горизонта —
Призрак, уставший белеть на белом,
Таять намеком на старом фото.
Будет последним вечером света
Нынешний вечер? Или назавтра
Снова увидим пыльное лето,
Длинную ленту цвета асфальта?
ВЛАДИМИР БУЕВ
В своей квартире
Словно разверзлись небесные выси.
Ядерный гриб надо мной не повис ли?
Или, быть может, исчадие ада —
Демон висит над ночной автострадой?
Мне – хоть бы хны. Я ведь за занавеской.
В домике я. От несчастий спасают
Прочные стёкла – отмыты до блеска.
Призраки ночи ничуть не пугают!
Главное – панике не поддаваться.
Пальцам до фортки не дать дотянуться.
Утром возможности есть оклематься,
С ангелом, глядя в окошко, сомкнуться.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Вагон остроносых турецких ботинок,
Корейских носков три контейнерных блока.
В аду зажигают огни вечеринок.
Звезда моя жизнь, хороша и жестока!
Шуруй, Polaroid, пока этот воздух
Не стал чёрно-белым как яд или водка.
Теперь все подряд разбираются в звёздах,
Но тайну хранит – полинявшая фотка,
Где через размытый значок Мерседеса
А может, прицел проступает такое,
Что видеть подробней мешает завеса
(Опущена чьей-то умелой рукою).
ВЛАДИМИР БУЕВ
Астролог с поэтом лежат на погостах.
(Планета заточена под космодромы).
Теперь все подряд разбираются в звёздах,
(Не ведают истин одни астрономы).
Я в гости ходил в кучу обсерваторий.
Вдвоём в тех местах мы бывали, случалось.
Вкус звёздного неба во мне животворен.
Я ракурс искал, ну, а ты бесновалась.
Я всё же нашёл… (как давно это было!)
Со снимком в руках мы домой уходили.
Ты даже под утро тогда не остыла.
Меня все подруги твои осудили.
Пусть фотка стара, пусть она полиняла,
Пусть нет в ней цветов, кроме чёрного с белым,
Я помню ту ночь, ты тогда отжигала,
А я к телескопу прильнул между делом.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Романс
Зимний ветер вышибает слёзы,
Как шпана у школьника – рубли,
Как стихи – истории у прозы,
Или камикадзе – корабли.
Так не стой на месте, обезвожен
Будто бы январская река,
Торопись домой, чудак-прохожий!
Там растопишь снег с воротника.
Собери по капле дар случайный,
А сумеешь, так и сбереги,
В старом сердце или чашке чайной,
На краю безжалостной пурги.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Зимний вечер, даже не февральский,
Даже без чернил и без свечей,
Выдавит (не сильно – мало-мальски)
Грусть и слякоть из моих очей.
Грохотать никак не хочет слякоть,
В этом тоже кроется печаль:
В январе мокрот глазная мякоть
Выдоит немного – не февраль.
Не навзрыд течёт вода – по капле.
Сердце постарело или вдруг
Ложка чайная вконец одрябла —
Капель (как даров) не соберут.
Если бы февраль уже кончался,
Или март-апрель пришли во двор,
Вот тогда бы снег не удержался!
И чернильным хлынул форс-мажор.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Нужно было пройти
вечности (говоря
честно, всего пяти
сменам календаря),
чтоб я посмел спросить
о чём-нибудь призрак твой.
Но это словно такси
ловить на передовой:
просто нелепо,
да
и вариантов нет —
знаю, что, как всегда,
ты промолчишь в ответ.
ВЛАДИМИР БУЕВ
С призраком говорю
Целую вечность я.
Пусть я сейчас хитрю,
Бог мне один судья.
Я ведь ещё ничего!
Вечность моя – лет пять.
Кто-то мозгами «того»
Стал десять лет назад.
Лечащий доктор мой
Вечно при мне молчит.
Значит, и он такой:
Призрак и паразит!
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Эти струны будут возмущены,
Несмотря на то, что, поднявшись в рост,
Хлебным мякишем утренней тишины
Я замазал дырки на месте звёзд.
Таково воскресенье: проспать полдня,
Посмотреть наверх, покидая дом,
Хорошо, что видящие меня
Вспоминают прошлую ночь с трудом.
Это я по небу пустил волну,
Обвалил сияющий потолок
До утра стаканом ловил Луну
И почти поймал, да поспать прилёг.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Ничего не курил, не пил с утра.
В потолке звезда: не одна, а сто.
А из глаз летит за искрой искра.
Может, знак подаёт мне Кое-кто?
Вот свалилась Луна почти в стакан,
Что за ужас: не я поймал её.
Её бывший словил за хвост друган,
Мой сосед, что напротив. Вот хамьё!
Я зажмурюсь сильно и задышу:
Ночь и вечер мне стыдно вспоминать.
Я терзанием душу опустошу:
Зря соседу поставил в глаз печать.
Дыры хлебом замажу я в потолке
Я его подопру крутым бревном.
Потолок без протечек (лоб в холодке)
Не посмеет глумиться над пацаном,
Обрушаясь сонетом, другим стихом,
Мадригалом на голову свысока.
Я пойду прогуляюсь от всех тайком,
Чтобы ночью соседу влепить пинка.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
февральскому дню на цыпочках нелегко
попадая/падая в молоко
осыпая себя ледяным конфетти
открывая пути/не зная пути
так и я – протянутая рука
стакан за мгновение до глотка,
оказался домом из которого все ушли
монетой которую не нашли
снегом, счищенным до голой земли
ВЛАДИМИР БУЕВ
то в кровать залегши то сидя во дворе
открываю/смеживаю глаза
я ленюсь в феврале как и в декабре
словно русский князь/татарский мурза
словно барин изгнанный прочь в октябре
из поместья предков моих, упырей,
всё ищу свой дом где большой сундук
станет столь же полезен как ноутбук
где не лазали руки и души хапуг
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Столетье смерти модерна. Вербное воскресенье.
Голову Олоферна вносят в чужие сени.
Что он видел? Двойчатки вечно живых соцветий,
каменные початки, смальтой полные сети.
Что он увидит – в стёкла пыльного саркофага,
в мире простом и блёклом, плоском, словно бумага?
Миру не надо линий, поворотов сюжета.
Ни орхидей, ни лилий ярого полусвета.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Модерн погиб, изничтожен. Рок-н-ролл мёртвый тоже,
но не забыт, похоже: помер намного позже.
Вносят в стальных перчатках голову полководца.
Трав полевых тройчатка сбацает роль чудотворца.
Значит, модерн не умер, ставши метамодерном.
Не в саркофаге – в зуме жизнь потечёт Олоферна.
Если такая пьянка и Олоферн в модерне
сляпал свою делянку, пусть даже очень скверно;
если весь мир стал блеклой плоской простой бумагой,
если мужик из пепла – в метаболизм, в бодягу;
если всё это мета-, значит, модерн развился.
Значит, верна примета: метамодерн родился.
…Выдаст ли точное слово сердце на авансцене,
если Гребенщикова тыкву притащат в сени?
Что с миром станет, Боже, в воображенье эстета,
рок-н-ролл если тоже вдруг разовьётся в мета-?
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Кто знает, из какой тоски, из перелома со смещеньем,
из ночи, рвущей на куски своим тяжёлым освещеньем,
мы выплываем на бульвар предновогоднего похмелья…
Встречай, окраинный квартал, героев горькой карамелью!
ВЛАДИМИР БУЕВ
Уж если всё плывёт в глазах и в голове пред Новым годом,
и тыркается мозг впотьмах, и тело стало стопудовым,
что будет, как курантов бой кварталу огласит двенадцать?
Герой в кровать или в запой? Что ждать несчастным домочадцам?
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
почему не улететь отчего не в пятьдесят
очень просто: поглядеть что без нас давно глядят
лёгок лёгок одинок поднимаюсь словно шар
мир валяется у ног обознался оплошал
кто уже под потолком про того не рассказать
самым крепким языком не заметить не связать
ВЛАДИМИР БУЕВ
отчего не в сотню лет про полёт порассуждать
плюнуть сунуть и взглянуть как другой сумел вздохнуть
так легко легко внутри крепким стало бытие
слов тургеневских полно но они не житие
обознался потолок не заметить не связать
языком не обвязать матом сложно написать.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
То сожмётся, то разожмётся,
Птичьей дрожи полным-полно,
Будто смотрит со дна колодца
В занавешенное окно.
Мёртвым звёздам снится немного
И одно и то же всегда:
Нарисованная дорога,
Перевёрнутая вода,
Старый дом с кривыми углами,
Где вот-вот закроет глаза
Жизнь, завязанная узлами —
Воспалённая железа.
ВЛАДИМИР БУЕВ
То потухнет, то разожжётся,
То погаснет опять, то сгорит.
Так душа у поэта рвётся:
Витаминов в ней дефицит.
Россыпь звёзд показала изнанку:
Не щадя своего живота,
В воду плюхнулись. Спозаранку
Им могилою станет вода.
Отраженья в природе разлиты:
Двойники, тройники, все дела —
Перевёрнуты, но не разбиты
Зеркала, зеркала, зеркала…
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Снежной весны столица, каменное жнивьё,
Нужно развоплотиться, чтобы забрать своё.
Строятся гороскопы, слышатся голоса,
Телефонные тропы тянутся в небеса,
Где по тропе мороза катится агрегат,
Серебро и глюкозу рассыпая подряд.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Сложно в Москве пробиться, заняты все места.
Впрочем, в любых столицах нет для сверчка шеста.
Люди кружком теснятся, вверх закатив глаза.
В блюдца упёрлись пальцы, вздрагивают уста.
Вот уже дух явился, с миром иным контакт
Тут же установился. Справился агрегат!
По телефонным тросам смог я наверх пролезть.
Так миражи наркоза на кол заставят сесть.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Сказка
В одном далёком городке гора приставлена к реке
И смерть невдалеке
Её не бойся – это твой передовой городовой
Единственный конвой
Он отведёт тебя туда где камень есть и есть вода
Но нету и следа
От рек и гор и городков а только море огоньков
Над полем облаков
ВЛАДИМИР БУЕВ
Где сказка, там и быль
В селе прожить не все хотят из-за коров и поросят
К хлевам приговорят.
Но ты впрягайся – это хлеб для тех кто креп фанатик скреп
И кто любитель реп
Село – природная среда кругом чистейшая вода
Наплюй на города
Река и горы и овраг но городских тут нету благ
Для сельских бедолаг
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Пели-спали, где только придётся, водку в ступе любили толочь.
Но не пьётся уже, не поётся, и не спится в холодную ночь:
Жизни жалко и жалко собаки, остального не жалко почти
В подступающем к сердцу овраге, у большого ненастья в горсти.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Тили-тили (не тесто с невестой), трали-вали (прошли это все):
Водку в ступе мололи совместно, языками мололи эссе.
А потом изменили порядок. Не порядок, а слово одно.
Водку стали толочь без загадок, языками – толочь молоко.
Спились-съелись, в Корее пожили. Жаль с тех пор горемычных собак.
Шерсти горсть в чутком сердце хранили, надо клок этот съесть натощак.
Тили-тили, опять проходили, трали-врали, как все хвастуны.
Не поётся, но пить не забыли – так в ненастьях живёт полстраны.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Девятый класс
Где у подъезда толкотня и тёмный лес тяжёлых рук
Там ждут надеюсь не меня я слабый враг неверный друг
Качели, горки, гаражи – темны распятья во дворах
Попойки, драки, грабежи ты прахом был и станешь прах
А дома книжная тюрьма обойный клей колода карт
Уйти в бега, сойти с ума советует лукавый бард
Но нет надёжнее пути сквозь стыд и срам чужих дворов
Чем сон-травою прорасти не оставляющей следов
А в небе ледяной металл и если лечь лицом в бетон
Увидишь то что так искал – свой неразменный миллион…
ВЛАДИМИР БУЕВ
Школьник
Я перед выходом во двор в два раза делаю острей
Свой бдительный орлиный взор, иначе шанс поймать люлей
От гопоты имею враз, от этих мрачных забияк
Ершистых наглых злых зараз, я жуть боюсь пацанских драк
Все норовят достать кулак, поставить мне большой синяк
Да я слабак ну пусть слабак, и я не то чтобы смельчак
Но и не трус, ну пусть боюсь, и потому не оступлюсь
Я дома в угол свой забьюсь, на чтенье книжек навалюсь
Колоду карт в пасьянс сложу – всё тренировка для ума
Зато в штаны не наложу, и теоремою Ферма
Прозабавляюсь вечер весь, ботаник я, мне стыд и срам
Вдыхаю клей как будто взвесь не веря собственным слезам
Дурманы в сером веществе мотив подарят просиять
Свалиться мордой в оливье и рубль последний разменять.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Это новая песня на старый лад,
на зубок её брали и там, и тут:
из живущих каждый не виноват,
виноватые вниз головой цветут.
Они камни колышут на площадях,
иногда приснятся, как зимний лес,
где деревья чёрные все в гвоздях
(но иных не встретишь ни там, ни здесь).
Они тоже хотели из общих зол
выбрать меньшее, стать серебром планет…
Опустили сердце в густой рассол,
позабыли на девяносто лет.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Посидеть на двух стульях не всякий рад,
понимая последствия там и тут:
можно выйти оттуда в Эдемский сад
или выбрать совсем иной маршрут.
Те, кто жив – обыватели хоть куда:
приспособились через камни шагать.
На чужие кто умышлял места,
тот готов рассвет на ветвях встречать.
Заколышутся камни на площадях,
на ветвях закачаются булки враз —
и окажутся новые на гвоздях:
годы прежние выползут напоказ.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
В Транквилиуме этом, Тропарёво,
ещё при позапрошлом короле,
едва сопротивлявшееся слово
полнеба мы тащили на пиле.
Усохли дни, зато набухли ночи,
ни слов, ни пил. И, честно говоря,
сегодня даже небеса не очень
подходят для тасканья словаря.
Бог в помощь нам, дельцам и дилетантам,
катящимся с невидимой горы —
ладони добродушного гиганта.
Теперь и это в правилах игры.
ВЛАДИМИР БУЕВ
В иных мирах я тоже как-то шастал,
В Транквилиум опять же забредал.
Но, может, зря сейчас о том похвастал?
Всего лишь в Тропарёво побывал.
И там мне было тяжко: слова ради
единого я поднимал пилу.
Я был Атлантом, ибо в роли клади
волок (подобно мощному волу)
полнеба на пиле простой двуручной.
Я так старался, даже изнемог.
Но Бог исправил день мой злополучный,
устроив мне счастливый эпилог.
Весь вечер без пилы хожу свободно,
И завтра тоже в гору не пойду.
Сизифов труд – как это благородно!
Но дилетанты с нормой не в ладу.
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
месяц ели мокрый хлеб
что отпущен был по водам
а потом приплыл обратно
мы довольны не вполне
этим хлебным тихоходом —
у него на шкуре пятна
ну а если утонул
значит все мы утонули
хоть плавучи будто пробки
но не дали нам уплыть
утопили и вернули
и хранят в сырой коробке
ВЛАДИМИР БУЕВ
кушать хочется всегда:
мокрый, свежий хлеб, сухой ли —
глядя сверху (соразмерно)
сознаём не о еде
речь сейчас идёт лихой ли
или может быть примерный
тот кто плавает в реке
он не плавает а всплывший
пятна трупные мелькают
из-за газов вздут живот
нам глаза на мир открывший
что иной мир все узнают
***
МИХАИЛ ГУНДАРИН
Полуэктов видит короткий сон:
горящие города.
Просыпаясь, берётся за телефон,
сообщает туда, куда.
Это просто работа. Его оклад
не зависит от темы сна.
Важно, чтобы записывал всё подряд,
разберётся сама страна.
Полуэктов трогал ядерный гриб,
но медаль получил за то,
что однажды увидел двух мёртвых рыб
в алюминиевых пальто.
ВЛАДИМИР БУЕВ
Появилось в истории много тех,
кто фальшью кроет её,
Искажает суть, скрывает успех,
нутро обнажая своё.
Полуэктов Павел про ядерный гриб
знал всё, что положено знать.
Он ядерщик. Доктор. Возможно, рыб
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70447501) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.