Дети Истинного Леса
Павел Сергеевич Почикаев
Молодой и самонадеянный юноша получает предложение вступить в наёмничью банду, но перед этим ему необходимо выполнить одно поручение, чтобы доказать главарю свою преданность. Его отправляют в покрытый лесами и неприветливый к чужакам Урлодакар, жители которого исповедают странные культы и бережно охраняют свои тайны.То, что начиналось, как интересное приключение, грозит обернуться опасной ловушкой. Вокруг юноши закрутится мир, где ложь неотличима от правды, а враги так похожи на друзей.Ему предстоит найти своё второе рождение и отказаться от всех знаний. которые внушали ему с самого детства.
Павел Почикаев
Дети Истинного Леса
1: Визит и предложение
На первый взгляд «Воронья Лапка» напоминала самый обычный постоялый двор, которые в великом множестве разбросаны вдоль дорог, пересекающих владения. Первое впечатление создавалось именно такое, и было оно обманчиво, потому как при повторном осмотре только слепец или разлучённый с разумом бедняга не увидели бы различий, пролегающих между этим заведением и местом, где уставшие путники могут рассчитывать на ночлег и плошку горячего бульона.
Было в этом строении что-то такое, заставляющее матерей не подпускать к нему детей, а самый последний пьяница Мельхирна никогда бы не осмелился заснуть рядом с ним. Минуя его, люди старались переходить на противоположную сторону улицы, и всегда остерегались бросать слишком пристальные взгляды на фасад. Любопытство не было тем качеством, которое бы вам захотелось проявлять перед «Вороньей Лапкой». Резиденция Фарискра хранила внутри себя множество грязных секретов, о которых обычным жителям знать было вовсе необязательно. К тому же каждый в городе знал, что своим процветанием Мельхирон не в последнюю очередь обязан именно Фарискиру.
Как и про саму «Воронью Лапку», так и про её непосредственного владельца ходили всякие слухи, передававшиеся лишь шёпотом и только в доверенные уши. В соответствии с негласным правилом было принято называть Фарискира торговцем, хотя в этот было столько же правды, сколько и в том, что его заведение являлось постоялым двором. В какой-то мере он действительно являлся торговцем, да только рамки его товаров и услуг уходили далеко в сторону от тех, что приняты на местных рынках. Расположенный в южной оконечности Циката Мельхирон хоть и являлся подвластным короне участком владений, однако внутри него власть была поделена между несколькими влиятельными людьми, одним из которых и являлся Фарискир.
Учитывая сложившееся положение дел и скользкую иерархию внутри города, Фарискир не мог доверить свою жизнь обыкновенному дому, а потому возвёл для себя «Воронью Лапку» – миниатюрную крепость, способную выдержать не только покушение, но и небольшую осаду. Основательное строение окружал высокий забор с зубцами, имелось даже четыре небольших башенки, предназначавшихся для бдения лучников. Внутри располагался небольшой гарнизон из телохранителей Фарискира. И во всём Мельхироне не было более защищённого места, чем это.
Старожилы утверждали, что раньше здесь располагалась таверна – убогая лачуга с деревянной дверью и протекающей крышей, но строители приложили немало усилий, чтобы упоминания о ней остались лишь в памяти старшего поколения. Территория была зачищена капитально, а затем на ней возникла «Воронья Лапка». Название не сильно вязалось с тяжёлой и мощной архитектурой, оно не имело ничего общего со зданием, но так Фарискир называл своё убежище, а значит, всем жителям Мельхиорна приходилось за ним повторять.
Подошедшего к внешним воротам молодого человека уже ждали. Несмотря на наступающие сумерки, он не мог не заметить движения на стрелковых башенках, вне всякого сомнения лучники внимательно следили за каждым его шагом, хотя и были предупреждены относительно его визита. Неприятный свербёж полз по его хребту, но, чтобы не терять лица, он заставлял себя держать ровный шаг и всеми доступными силами изображать беспечность и полнейшее спокойствие. Словно в данный момент его не держали на прицеле. Словно не ему сейчас предстояло войти в укреплённое сердце города. Словно он был уверен в себе.
Встретившие его люди с квадратными плечами и бритыми головами имели абсолютно неприветливый вид. Ни один из них не счёл нужным поздороваться, а тот, что удерживал в руках факел, вытянул его вперёд так далеко, что едва не подпалил светлые волосы пожаловавшего гостя. Молодой человек дёрнулся от огня, а телохранитель-привратник мерзко оскалился, когда пламя осветило лицо юноши. Второй – с некоторой ленцой отлепился от стенной ниши и особым образом постучал в ворота. Лязгнуло несколько отпираемых засовов, в сплошном пространстве отворилась небольшая щель, куда поспешно юркнул пришедший человек.
Оказавшись по ту сторону ворот, гость не имел возможности осматривать внутренний дворик «Вороньей Лапки», первым делом с него сняли пояс с кинжалом, затем стали прощупывать его тело и одежду. Пришедший был молод, но не настолько глуп, чтобы пытаться пронести в дом Фарискира оружие – в этом мире существовали и более простые способы покончить с жизнью. Бегавшие по его конечностями чужие руки производили неприятное впечатление – грубые пальцы несколько раз надавливали на болевые точки, но он лишь морщился и заставлял себя беззвучно терпеть. Обыск закончился, он получил сильный толчок в спину и под бдительным наблюдением ещё одного телохранителя стал приближаться к дверям маленькой крепости.
Тёмный силуэт дома вставал перед ним, слегка расплывчатый в красках приближающейся ночи. Из некоторых окон наружу прибивался слабый свет, бросая на землю решётчатые тени – каждый проём был основательно защищён плетенью из толстых металлических прутьев. Под редкими деревьями застыли бдительные силуэты. Все они были вооружены.
Теперь он целиком и полностью находился на незнакомой ему территории. Молодой человек чувствовал, как слабость перекатывается внутри его ног, а подступающее с каждым шагом отчаяние всё сильнее проникает ему под кожу. Отчётливее, чем раньше, он ощутил витающий в воздухе страх, и задумался над тем, а правильно ли поступил, приняв приглашение и явившись сюда? Переступив ворота, он оставил свою жизнь на усмотрение Фарискира. Если его людям понадобится его убить, они легко это сделают, а услышавшие его крики прохожие просто постараются забыть о неприятных звуках, доносившихся из-за высокого забора «Вороньей Лапки». Пару раз гость неосознанно пытался нашарить на своём поясе кинжал, но оставил эти бессмысленные попытки, когда поймал на себе предостерегающий взор своего провожатого.
От впадения в настоящую панику его удерживали три обстоятельства. Во-первых, здравый смысл подсказывал ему, что, имей Фарискир желание избавиться от него, то давно бы уже отдал соответствующий приказ своим людям, для этого вовсе необязательно было приглашать его в «Воронью Лапку», подошла бы любая подворотня или тихая улочка. Во-вторых, молодым человеком двигал интерес, для того, кто не представлял собой ничего примечательного, он удостоился слишком большой чести, раз с ним решил побеседовать сам Торговец; гость был положительно заинтригован, отчего Отец Мельхирона положил глаз на его личность. И в-третьих, не обошлось без корыстных мотивов. Завтрашним утром все будут в курсе того, что его принимали в резиденции Фарискира – событие, несколько поднимающее авторитет среди всех слоёв общества. Да, завтра о нём станут говорить, и, быть может, это заткнёт рты некоторым задирам, с которыми у него имелись разногласия. Последняя мысль растянула его губы в улыбке.
Добротно сколоченные ступени привели их к двери. Провожатый выдал новую комбинацию стука, вновь до уха донёсся скрежет засовов, створка распахнулась, пришедшего, как безликую эстафетную палочку передали новому человеку.
Оказаться внутри «Вороньей Лапки» мечтает любой мальчишка, родившийся в Мельхироне, родителям приходится буквально вдалбливать им в головы мысли о том, что это очень опасное место. Его мать любила повторять, что к Фарискиру приходят либо негодяи, либо их жертвы, а выходят обратно только первые. Парадоксально, но молодой человек не отождествлял себя ни с одной из этих групп, и готовился собственной шкурой продемонстрировать несостоятельность материнских убеждений, к тому же её слова давно уже утратили связность. Скорее всего, его отец тоже что-то говорил по поводу посещения «Вороньей Лапки», но тот умер больше десяти лет назад, и память о нём успела ослабнуть.
И всё же давний мальчишечий трепет предвкушения немного уступал настороженности более зрелого восприятия. Проходя через дверь, гость успел заметить, что её толщина составляет четыре, а то и пять пальцев, дополнительно её усиляли несколько крепких засовов. Она явно была рассчитана на то, чтобы выдерживать серьёзный напор. Всё больше замков замыкалось за ним, всё больше препятствий возникало между его спиной и улицей. Не таким образом он представлял себе реализацию детской мечты.
Внутри ещё обильнее, чем на улице, присутствовали вооружённые охранники, они награждали его косыми взглядами и при нём же начинали обсуждения. Несомненно, его лицо вызывало среди них смешки.
Они стали подниматься на второй этаж, у основания лестницы располагалась стойка с оружием. Пришедший успел насчитать несколько фалишионов, мечей, топоров и колчанов с запасными стрелами. Две алебарды застыли по бокам от стойки, устремившись остриями к потолку.
Вообще оружие здесь заменяло весь остальной декор, указывая на то, что «Воронья Лапка» в первую очередь укрепление, а уже потом – жилой дом. Только увиденного гостем количества вполне бы хватило для вооружения как минимум двух десятков воинов. Сбоку от лестницы он заметил висящие на стене шестопёры, прямо под ними несколько арбалетов и выглядывающие рукояти мечей. Стоило ли удивляться тому, что мальчишка у него внутри сходил с ума от радости при виде такого количества взрослых игрушек? Однако сам он сходил с ума от чувства собственной незащищённости, и даже оставленный у ворот кинжал не сумел бы его спасти.
Ещё по дороге сюда он гордился своим единственным оружием, наивно полагал, что с его помощью сумеет выбраться из любой передряги, а теперь его представления обращались в пыль. Гостя окружало такое количество лезвий, клинков, острых кромок и наконечников, что его собственный кинжал начинал казаться детской безделушкой.
Очевидный вывод непрошенным порывом ворвался в его голову: ему не на что рассчитывать в этом месте! Никто и не заметит его попыток к сопротивлению, если Фарискир удумает его прикончить.
Стражник подошёл к широкой двери и простучал уже третью дробную мелодию. Подождал некоторое время, выжидая, как видимо, ответного сигнала, потом раскрыл её и сделал гостю приглашающий жест. Тому потребовалось собрать всё своё мужество, чтобы переступить порог. Едва он это сделал, как проём на ним тихо затворился, оставив его наедине с самым могущественным человеком во всём Мельхироне.
Тот сидел за столом напротив двери, в стороне от решётчатых окон, и его величавая, грузная фигура освещалась синим огнём, пляшущим в чашах, расположенных на противоположных сторонах стола. Гость обомлел, увидев это. Цветное пламя было относительно недавним изобретением, которое использовалось цикатийской армией, его цена зашкаливала, а в этой комнате оно использовалось в качестве обыкновенного источника света, как будто Фарискир считал зазорным пользоваться свечами или глиняными лампами. Молодой человек, не имел ни малейшего представления о богатой жизни, но, осматриваясь по сторонам, постепенно приходил к выводу, что люди, подобные Отцу Мельхирона, просто обязаны презирать то, что доступно простым обывателям, потому как всё наполнение комнаты выходило за рамки вещей, привычных гостю.
Позабыв про приличия, он стал медленно переводить свой взгляд с синего пламени в изящных, тонкой работы чашах на висящую картину, изображающую какую-то батальную стену, на высокий книжный шкаф забитый толстыми тетрадками с чёрными кожаными переплётами, под обложками которых, согласно молве, скрывались грязные секреты всего Мельхирона с момента его образования, на полочку с лежащими на ней позолоченными челюстями безгола, на коллекцию изогнутых сабель, помещённую поверх ручной работы ковра, на причудливые статуэтки, на…
От нахлынувших впечатлений голова пошла кругом, что гость, лишь спустя какое-то время, вспомнил инструкции, полученные от посланника, передавшего ему приглашение в «Воронью Лапку». В первую очередь ему следовало поприветствовать хозяина дома, а не пялиться на небылицы, привезённые сюда со всех владений!
Сложив обе руки за спиной, гость сильно поклонился, выждал в таком положении несколько ударов сердца, и лишь потом выпрямился. К его удивлению со стороны сидящего Фарискира последовал ответный кивок. Хозяин едва заметно качнул головой вперёд, но даже такой мельчайших знак внимания стал неожиданностью для гостя. Он и не думал, что Отец Мельхирона снизойдёт до такого.
– Многие теряются, когда оказываются здесь. Тут нечего стыдиться. Я сам прекрасно знаю, как глаза разбегаются по сторонам, желая охватить взглядом всё это. – Желая подкрепить слова жестом, он описал правой рукой полукруг, охватывающий большую часть комнаты. Вошедший заметил, как при этом дёрнулась приделанная к его браслету воронья лапка.
Невольно оторвав взор от окружения, гость обратил его на сидящего человека. Он впервые видел его на таком малом расстоянии, и зрелище Отца Мельхирона воочию впечатляло, становилось ясно, отчего его образ прочно ассоциируется с властью.
Даже в сидящем положении Фарискир поражал своими размерами, он был крупным мужчиной, фигура которого идеально вписывалась в треугольник с закруглёнными углами. В данный момент большая часть его тулова находилась вне поля зрения, укрытая под столом, широкий торс постепенно переходил в чуть более узкие плечи, а над ними возвышалась напоминающая яйцо голова, покрытая складками. Подбородка как такового не было, зато шею скрывал обширный кожаный мешок, подёргивающийся при малейшем движении головы и наводящий на мысли о птичьих зобах. На лице Фарискира не наблюдалось растительности, и только болтающийся зоб был покрыт колючей щетиной, придающей её владельцу отталкивающий вид. Отец Мельхирона был похож на уродливую жабу, но не родился ещё смельчак, готовый высказать ему это в лицо.
Несмотря на внушительные габариты, хозяин имел на удивление маленькие ладошки, которые в данный момент были сложены на поверхности стола. Кончики его пальцев лежали на непримечательных ножнах с коротким мечом, которые дополнительно придавливали какие-то бумаги.
– Тебе вовсе необязательно скрывать своё лицо, Синав. Я прекрасно осведомлён о приключившихся с тобой несчастьях. – Он перехватил удивлённый взгляд молодого человека. – Да, мне известно и про дуэль, и про нападение на тебя. Отчасти именно из-за них я и пригласил тебя.
Осведомлённость Фарискира о делах, происходящих в Мельхироне и его окрестностях, давно вошла в легенды, однако Синаву неприятно осознавать, что в данном случае эта осведомлённость касается его и выставляет не в лучшем свете. Вдвойне досадно было, что Фарискир раскусил его незамысловатый и по большому счёту ненужный фокус с поворотом головы. До этого он старался стоять так, чтобы свет сигнального пламени освещал только правую половину его лица, из чего можно сделать вывод, что Синав стеснялся произошедшего с ним.
Однако, стоя в этой комнате, он не мог не подчиниться приказу хозяина, пусть даже тот был озвучен мягким и приятным голосом.
Юноша повернул голову, и сразу синий огонь выхватил из темноты его опухшее с левой стороны лицо. Огромный синяк покрывал его скулу, заходил на глаз и сползал вниз по щеке. Это было не то, что ему хотелось бы выставлять на всеобщее обозрение.
Фарискир нисколько не смутился видом синяка, он даже напротив немного подался вперёд, желая получше рассмотреть след недавнего избиения. При его репутации не было ничего удивительного в том, что он проявлял повышенный интерес к насилию.
Чувствуя на себе изучающий взгляд Фарискира, Синав мысленно вернулся к недавним событиям, которые внезапным образом привели его в «Воронью Лапку». Четыре дня назад случилось то, что хозяин весьма высокопарно обозвал дуэлью, на деле это была обычная драка на ножах до первой крови – метод выяснения отношений, популярный в отдалённых от столицы провинциях. От того мужчины цикатийцы и вынуждены носить при себе кинжал, чтобы всегда иметь под рукой возможность к аргументированному спору. Но в тот раз всё пошло не по заведённым обычаям.
Синав плохо помнил, из-за чего вообще завязалась та драка, хмель несколько спутал его мысли, но, когда с разговорами было покончено, он оказался с кинжалом в руке, а против него стоял другой участник «спора». Спустя несколько выпадов и пробных ударов, Синав внезапно осознал, что его противник не удостоверится лишь первой кровью – парень дрался по-серьёзному, и только дуновение Изменчивой Госпожи отводило его лезвие от внутренностей Синава. Любое везение имеет склонность к завершению, и оно исчерпало себя ровно в тот момент, когда лезвие противника царапнуло ему предплечье. Юноша собирался удовлетвориться таким результатом и готовился убрать кинжал в ножны, но внезапно драчун набросился на него, игнорируя выступившую кровь…
Зрители явно не имели желания вмешиваться, хоть и понимали, что разборка выходит за рамки установленных правил, и неизвестно, чем закончилась бы драка, если бы в неё не вмешался отряд цикатийских солдат. Вздорного драчуна тут же скрутили, Синав отделался лишь допросом.
Вопрос Фарискира вернул его в настоящее.
– Или ты думаешь, что синяки и следы побоев – это отметки слабости? Поэтому ты стыдливо прятал своё лицо в тени. – Пальцы хозяина продолжали оглаживать лежащие ножны, но глаза внимательно следили за гостем.
Именно так Синав и думал, только бы не сумел сформулировать свою мысль так изящно, как Отец Мельхирона. Отметки слабости, надо бы запомнить такое выражение… Краткий миг он колебался между истиной и ложью, ему не хотелось признавать свою слабость, но он не сомневался в том, что Фарискир почует в его ответе фальшь. Как бы ему не хотелось соврать, он сделал выбор в пользу правды.
– Да. – Он опустил глаза к низу и крепко сцепил пальцы сжатых за спиною рук. – В таком случае все видят, что меня избили. Мне кажется, это позорно, когда мужчину покрывают синяки.
Признание перед незнакомым человеком далось ему с трудом. Синав был не из тех, кто делится своими переживаниями с другими людьми. Потревоженные воспоминания стали подсовывать ему образы, от которых он пытался убежать. Два дня назад на него напали. Застигнутый врасплох Синав оказался удобной мишенью и едва ли сумел оказать хоть какое-то сопротивление. Бить начали сзади, несколько раз заехали по лицу, шею лизнул тонкий кожаный шнурок, и на том он потерял сознание. Очнулся уже в лекарском шатре, куда его принесла пьяная компания, своими песнями вспугнувшая нападавших.
Казалось бы, за последнее время он должен был воспылать благодарностью к солдатам и пьянчугам, но чувствовал абсолютно противоположные эмоции, преисполненные презрением – и те, и другие были свидетелями его позора, видели его в беспомощном состоянии и уж, конечно, обсуждали его в казармах и переполненных тавернах, разнося по городу слухи о его неспособности позаботиться о своей жизни.
Всё это выставляло его слабаком.
Неужели Фарискир вызвал его к себе, чтоб усладить свои уши его признаниями? Послушать его жалобы из первых уст? Синав плотнее сжал зубы, несмотря на боль в левой половине лица, и решил, что с этого момента не позволит себе необдуманных высказываний и чистосердечных откровений.
– А что насчёт шрамов? Они тоже позорят мужчин? – Поинтересовался Фарискир, оставалось отдать должное его увлечённости ведущейся между ними беседой. Со стороны могло сложиться впечатление, что разговор ведут два товарища, а не незнакомцы, разделённые пропастью социального положения.
С недавних пор шрамы стали для Синава болезненной темой, упоминание о них заставило его поморщиться. На этот раз Фарискиру просто повезло, его осведомлённость не могла распространяться так далеко. Или могла? Неужели в действительности каждое событие в стенах Мельхирона достигало его внимательного уха?
Свято веря в то, что его лицо не выдало замешательства, Синав стал отвечать на поставленный вопрос:
– Шрамы не позорят, а только делают уродливее. – И это была чистая правда, Синаву доводилось видеть некоторые зарубцевавшиеся раны. Не мелкие царапины, оставленные во время аргументированных споров, а настоящие отметины войны. Раньше за армейскими казармами жил отставной кавалерист, который за несколько брошенных монеток был готов показывать свои мерзкие шрамы. Мальчишками они часто подзуживали друг друга подойти к солдату поближе и посмотреть на его ранения. Даже спустя десять лет, он чувствовал пробирающую всё тело дрожь от вида кривых культей бывшего кавалериста.
– У многих из моих людей есть шрамы, и им бы не понравился твой ответ. – Синав даже не задумался над тем, что и у самого Фарискира могут быть рубцы, ему и в голову не пришло, что такой ответ может стать причиной ссоры. – Но в чём-то я согласен с тобой, а потому мы им просто не скажем.
Удивление Синава достигло новой точки, когда почтенный и всеми уважаемый Отец Мельхирона наклонился вперёд и чуть заметно подмигнул. Это мальчишечий жест трактовался очень просто: теперь у нас с тобой есть один маленький секретик. Юноша совершенно не знал, как следует реагировать на такое поведение Фарискира, поэтому продолжил стоять ровно, удерживая руки за спиной.
– Думаю, жизнь ещё преподнесёт тебе возможности порассуждать на тему синяков и шрамов. Но сейчас мы должны перейти к другой теме. – Крохотные пальцы почесали жировой, щетинистый мешок, Синав старательно пялился на синий огонь, не желая привлекать к этому зрелищу внимания. – Некоторое время назад я положил на тебя глаз, и недавние события вернули меня к мыслям о твоей кандидатуре.
Казалось, Синав должен был быть польщён вниманию со стороны столь влиятельной персоны, но чрезмерный интерес к своей личности не сильно пришёлся ему по вкусу. Как будто он был хорошим товаром на лотке продавца, а придирчивые покупатели осматривали его со всех сторон. Пусть слово «кандидатура» и звучало многообещающе, Синав вознамерился дослушать Фарискира до конца, а уже потом оценивать его предложение.
В том, что предложение последует, он сомневался всё меньше.
Фарискир говорил с большими паузами, видимо, объёма его лёгких хватало только на несколько фраз, после которых следовала остановка, во врем которой он считывал реакцию стоящего перед ним человека. Втянув воздух, он продолжил:
– Насколько я могу судить, ты не приобщился ни к какому ремеслу, не проходил никакого обучения, не имеешь постоянного дохода. – Если он хотел ткнуть этим в лицо Синаву, то у него это получилось. – У тебя только больная мать, та одежда, которая на тебе, и один кинжал, уж извини, что тебе пришлось оставить его возле ворот, но моим парням не нравится, когда возле меня крутится кто-то с заточенными лезвиями. – И ещё одна хлёсткая пощёчина по гордости и достоинству юноши. Хозяин говорил голую правду, но слушать его от этого не становилось легче. – В наших краях таких молодых парней, как ты, часто называют свободными мечами… свободными ножами в твоём случае. И, как подсказывает мой опыт, на этом жизненном перекрёстке у тебя есть три пути. Первый – пойти в армию и несколько лет своей славной юности отдать на служение королю, – при этих словах Фарискир кулаком ударил по груди и шутливо изобразил воинское приветствие, – мне слабо верится, чтобы ты выбрал именно такое будущее, иначе сейчас ты бы уже маршировал по всей равнине в мундире, глотая пыль множества вонючих армейских сапог. К тому же, если моя память не подводит меня, то твой отец был солдатом, и он не сумел обеспечить вас с матерью хоть сколько-нибудь приличным существованием. – Пауза. Фарискир ждал реакции Синава. Молодому человеку оставалось только кивнуть. – Второй путь – это продать свой меч… прошу прощения, нож какому-нибудь странствующему меж пограничными городами торговцу для защиты его бесценных грузов. Я знаю многих уважаемых людей, которые занимались этим промыслом всю жизнь и даже делали себе имена. Что тут говорить, но и я сам когда-то на Заре Мира начинал именно с этого! У меня была сабля, несколько смелых человек и длинный обоз, который требовалось охранять. – Пауза, за время которой Синав попытался вообразить Фарискира с саблей наголо, но свисающие жировые складки портили весь облик храброго вояки. Ему пришлось зажмуриться, чтобы сдержать смешок. – Этот путь даст тебе обилие возможностей для рассуждения на тему синяков и шрамов, но в действительности он мало отличается от армейской службы, и по некоторым показателям явно ей проигрывает. Как минимум потому, что воинские подразделения имеют регулярно пополняемые запасы провианта, а странствующие торговцы могут отнестись к этому с должной степенью халатности и не всё предусмотреть… Скажи, тебе приходилось когда-нибудь пить собственную мочу, чтобы дотерпеть до ближайшего источника воды? – Пауза. Юноша скорчил недовольное лицо и отрицательно покачал головой. Самое неожиданное заключалось в том, что Фарискир ни единой интонацией не выдал своего отвращения. – Трудности ожидают нас на всех путях после развилки, от них не страхуют ни щит, ни крепкие стены, к этому нужно быть готовым с самого начала. Принять их, как должное. – На этот пауза вышла несколько затянутой, словно предвкушающей. – И третий путь, который я могу предложить лично тебе, встать под моё крыло. Конечно, всегда существует вероятность того, что ты сопьёшься в какой-нибудь дрянной канаве в обнимку с крысами, но для этого тебе не потребуется чужой совет. И вряд ли это сделает тебя великим.
Синав осмысливал (или вернее предпринимал к этому попытки) только что услышанное предложение. Что касается армии и странствующих торговцев, то он не испытывал ни малейшего желания связывать свою жизнь с ними, в словах Фарискира он услышал отголоски собственных умозаключений… но предложение встать под крыло Отца Мельхирона, озвученное им лично, сбивало с толку грандиозностью открывающихся перспектив. Продать свой нож самому богатому на юге человеку! Примкнуть к элите и возвыситься над знакомыми-собутыльниками! Иметь в карманах звонкие монеты, а не дыры! Покупать самых лучших женщин!
Детский восторг прошил его от пяток до самой макушки, иные мельхиронцы готовы были перерезать горла родным братьям, чтобы услышать подобное. Да кто в здравом уме стал бы отказываться? Синав осознал, что готов полностью с потрохами продаться Фарискиру, и этот факт нисколько не смущал его. Он был рад, горд, и даже боль в скуле не могла удержать его губ от глупой улыбки.
Однако жизнь в бедности и детство на улицах научили его изрядному скепсису, и эта привычка заглядывать внутрь сверкающей мишуры, способность всегда предполагать худшее уже била в его голове тревогу. Ветреная Госпожа сдала ему прекрасные карты, но, даже, имея на руках выигрышную комбинацию, не следовало бросаться и ставить на всё. Как бы ему не хотелось прямо тут отдаться кружащей голову мечте, Синав заставил себя прийти к принятию решения с прагматизмом взрослого человека. Его мать, когда находилась в состоянии связно мыслить, что последнее время происходило всё реже, до сих пор обвиняла его в отсутствии серьёзного мышления, и сейчас её дребезжащий голос строго отчитывал его. Ему оставалось принять её правоту и попытаться окинуть ситуацию трезвым взглядом.
Ах, как это было непросто! Как трудно было отгородить себя от прекрасных видений! Руки его по-прежнему были сцеплены за спиной. Большим пальцем Синав нащупал царапину на своём предплечье и резко вдавил в рану ноготь. Пришедшая боль в некоторой степени отрезвила его. Неизвестно, сколько он стоял, как истукан, следовало задать вопросы, и на них Синав решил сосредоточиться.
Он не имел громкого имени и не прославился своими подвигами, и по этой причине первым вопросом был следующий:
– Почему я?
– Потому что ты уже сейчас готов выпрыгнуть из своих штанов от радости и пробежаться голышом по главной улице. Но если серьёзно, то я, в самом деле, отслеживал тебя последнее время. Ни я, ни мои люди не молодеем, нам нужна свежая кровь. Тех, с кем ты имел удовольствие познакомиться возле ворот и внутри забора, я тоже когда-то высматривал из подрастающей молодёжи. Некоторые из них сидят под моими крыльями десять, пятнадцать лет, при нашем образе жизни мне постоянно приходится держать руку на пульсе города, чтобы чувствовать его свежую кровь. – Пауза. Фарискир сделал несколько глубоких вдохов. – И нужно сказать, что на меня произвело положительное впечатление та дуэль, в которой ты принимал участие. Насколько мне известно, тот тип собирался тебя прикончить. В тебе есть запал, смелость и изворотливость, и я сильно ценю эти качества в человеке.
«Скорее хвастовство, трусость и везение» – думал про себя Синав, хотя следовало признать, что было приятно слушать похвальбу из уст самого Фарискира.
– И потому я предлагаю купить твой свободный нож, взять тебя под крыло и надеяться на долгое и плодотворное сотрудничество. Что скажешь на такое предложение, Синав?
Прежде, чем он успел подумать, слова сами сорвались с его языка.
– Что оно довольно щедрое. – Ляпнул он.
Отец Мельхирона только улыбнулся на это:
– Своих птенцов я обеспечиваю всем необходимым для жизни. Тебе было бы интересно перекинуться парой слов с моими ребятами, думаю, у них нашлись бы достаточно весомые аргументы в пользу нашего сотрудничества.
Те ребята, которых успел увидеть Синав, не подходили под определение людей, готовых «перекинуться парой слов» и при дневном свете, а в устрашающих декорациях ночи тем более. Но весь опыт жизни в Мельхироне говорил в пользу того, что выгода на стороне Фарискира. Проклятье, во всех тавернах ходили разговоры о том, что люди из столицы нередко приезжают сюда, на окраину Циката, чтобы спросить совета Фарискира, а него самого существуют связи, имеющие влияние на ближайшее королевское окружение. Он олицетворял могущественную власть, и его поддержка позволяла иметь по жизни намного меньше проблем.
– Я согласен. – Синав произнёс это удивительно спокойным голосом, даже не подозревая о том, какие последствия оно будет иметь для его жизни. В тот момент он даже и представить не мог, как далеко разбегутся круги от этого камня, брошенного в реку его судьбы.
– Прекрасно. – Фарискрир аж прихлопнул в ладошки, и воронья лапка на его запястье отбросила на стену пугающую тень. – Но прежде, чем я приму тебя под своё крыло, тебе предстоит выполнить поручение. Я проверяю всех своих птенцов, ведь мне нужна уверенность в их преданности и силе. Ты готов к заданию?
По большому счёту Синава ничто не удерживало в городе, с матерью у него были довольно напряжённые отношения, он редко заглядывал к ней в Дом Сожаления. Среди местных парней было всего пара человек, которых он мог назвать друзьями. С женщинами у него не клеилось… И вновь всё говорило в пользу того, что он с радостью примет порученное ему задание.
– Да.
– Я искренне рассчитывал на такой ответ. А теперь приготовься слушать и заранее продумай все вопросы, которые посчитаешь нужным задать. Запомни первое правило моего дома: глупых вопросов не существует. Существуют вопросы незаданные, приводящие к проблемам. Если у тебя есть сомнение, если есть намёк на сомнение или чувство неясности – ты спрашиваешь и уточняешь. Информация, которая входит в твои уши, должна быть понятна тебе в полном объёме. Вопросы?
Поначалу Синав собирался отрицательно качнуть головой, но вовремя спохватился, его испытание уже началось, и он не имел желания завалиться в самом начале.
– А другие птенцы тоже проходили такое задание?
В подсвеченных синим пламенем глазах Фарискира мелькнуло озорство.
– Конечно. – Ответил он, глядя точно в глаза юноше. – Это нечто обряда инициализации. Старая, добрая традиция, которой я придерживаюсь с давних времён. Для такого молодчика, как ты, я придумал кое-что особенное. Принеси мне какую-нибудь золотую ритуальную безделушку из Урлодакара.
На несколько вздохов в комнате повисла тишина.
Синаву требовалось собрать разбежавшиеся по сторонам мысли, чтобы выдавить из себя хоть что-то вразумительное. Чудесные перспективы медленно отодвигались на задний план. Он предполагал, что Фарискиир предложит ему какое-нибудь чёрное дельце: запугать должника, проследить за кем-то из конкурентов, поучаствовать в облаве, но, видимо, подобная мелочь не могла произвести впечатление на Отца Мельхирона.
Урлодакар… перед взором Синава вставали невообразимо огромные пространства, заполненные мрачными лесами. Как равнинному жителю ему было трудно представить себя в окружении деревьев, через кроны которых едва пробивается солнечный свет.Урлодакар… загадочные владения, расположенные по соседству с Цикатом, но отдалённые от него по всем параметрам. Урлодакар… таинственное место, где проживают жутковатые последователи культа Матери Козлицы. Урлодакар… даже в самом его названии звучала угроза.
Обширные владения Урлодакара лежали к западу от Циката, но дурная слава о них расцвела много поколений назад и с тех пор уверенно поддерживалась. Родители запугивали детей страшными сказками об уродливых урлодакарцах и всегда сторонились тамошних торговцев и приходящих с той стороны леса людей. По крайней мере, так дела обстояли на южной и западной границах Циката. Ближе к столице и блеску короны эти слухи уже не воспринимались так серьёзно, на высшем уровне Урлодакар считался удобным дипломатическим союзником, никогда не претендовавшим на территории Циката. Урлодакарцы требовали неприкосновенности своих лесов, и их совершенно не интересовали равнины, что вполне устраивало цикатийскую власть.
Все яркие краски, содержащиеся в маминых историях, пьяных разговорах и солдатской болтовне, успели создать в воображении Синава холст, отображавший представление его народа об урлодакарской культуре. Картинка получилась не привлекательной. В большей степени даже отталкивающей.
Прозвучавшее задание Фарискира тянуло на полноценный подвиг. Именно так в глаза Синава выглядел обряд инициализации. Но, с другой стороны, могли ли быть иначе, если он собирался встать под крыло одного из влиятельнейших людей во владениях? Чего бы стоил Фарискир, если бы не требовал от своих людей полноценной отдачи? При своём положении он был в праве ставить перед ним такие задачи, но Синав уже понимал, что место в свите Отца Мельхирона не достанется ему за правдивые ответы и избитое лицо. В суровом мире возможность находиться под солнцем нужно было ещё заслужить.
– Я, признаться, никогда не покидал пределы Циката… – Неуверенно начал Синав, но практически сразу был прерван Фарискиром.
– Ты имеешь полное право отказать от выполнения задания, но в таком случае…
– Нет. – Юноша резко перебил сидящего толстяка, пусть внутри и сотрясался от страха. Он не мог выпустить из своих рук жирного куска. – Я пойду, но буду нуждаться в наставлениях.
– На этот счёт можешь не переживать, я подготовил для тебя одну из лучших энарольских карт. Надеюсь, ты умеешь ими пользоваться? – Интонации в его голосе намекали на положительный ответ, да и Синаву требовалось набить себе цену, поэтому он согласно кивнул. Маленькие пальцы хозяина подхватили лежащий под ножнами сложенный пергамент, развернули, и Фарискир быстро проглядел его. – Но для начала мне бы хотелось услышать от тебя, что ты знаешь об урлодакарцах. Не мог же ты всю жизнь прожить на расстоянии двадцати километров от границы и не составить о них мнения.
Вопрос оказался простым. Синаву требовалось лишь кратко пересказать всё то, что он услышал от своей матери.
– Это дикое племя, живущее в самых непроходимых чащобах леса. Насколько я знаю они едва ли не единственные во всех владениях, поклоняющиеся Козлице. Другие народы не признают её культ, находят его слишком древним… Они не покидают своих территорий и не проявляют агрессии по отношению к соседям. Они уродливы, и многие говорят, что в этом замешаны кровосмесительные связи. Я слышал, что жители леса напоминают животных…
Он посмотрел на Фарискира, пытаясь понять, требуется ли от него продолжение или названной информации вполне хватит. Во время его речи Отец Мельхирона покачивал головой, отчего его кожаный зоб перекатывался по горлу. Прислушавшись, можно было разобрать, как шуршит его щетина.
– Настоящие дикари, начисто лишённые цивилизованности. Да, вполне возможно, что с грязными животными они имеют куда больше сходств, чем с людьми. Из поколения в поколение они деградируют, их мозги медленно отмирают, стирая последние человеческие черты. Знаешь ли, они пожирают младенцев, поэтому матери не выпускают на улицу своих детей, когда урлодакарцы приходят в наши города. Я искренне рад, что от них меня отделяет стена высоких деревьев, и что они не имеют желания высовывать свои поганые хари за пределы леса. – Пауза. Фарискир несколько распалился, описывая гнусное племя, проживающее по соседству. Впервые за время их разговора в его голосе появились хоть какие-то проявления эмоций. Не будь Синав так сильно сосредоточен на словах, он бы обязательно обратил внимание на произошедшую перемену. – Но злая шутка судьбы заключается в том, что природа, обошедшаяся таким жутким образом с их внешностью и умственными способностями, необычайно щедро одарила их своими материальными богатствами. Южные отроги Пирлоульских гор, вклинивающиеся в Урлодакарские леса, изобилуют полезными минералами, из которых дикари приноровились делать идолов для своих ритуалов. Они хранят эти вещи в козьих храмах, поклоняются им или приносят в их честь жертвы, не суть важно, что именно они делают с этими идолами, пусть хоть садятся на них верхом, главное, что эти вещи представляют немалую ценность и пользуются спросом среди высшего общества. Я уже успел заработать репутацию человека, разбирающегося в дикарских безделушках, и имею очередь их желающих их приобрести. Поэтому и отправляю вас на охоту…
– «Вас»? – Неуверенно переспросил Синав, земля под которым чуть качнулась. – Значит ли это, что…
– Что это задание я доверил не тебе одному? Именно это оно и значит. – Короткий пальчик нацелился на живот юноши. – Осторожные люди никогда не кладут все стрелы в один колчан. Минимальный риск и максимальная выгода, таково условие успешности. – После классической паузы в голосе Фарискира зазвучала неслыханная ранее твёрдость. – Надеюсь, ты не собираешь меня ни в чём упрекать? Честно, я не понимаю твоего возмущения по этому поводу, если вы вдвоём принесёте мне безделушки, никто не окажется в проигрыше. Если один из вас не сумеет выполнить уговора, то надежда останется на второго. Если вы оба подведёте меня, то значит, я дважды ошибся, и в будущем буду более тщательно подходить к выбору кандидатов. Ты ничего не теряешь, жеребчик, поэтому даже не вздумай корчить недовольные рожи и делать обиженные глазки. Тебе не следует забываться в этой комнате.
«Жеребчик» – презрительное прозвище вздорного ребёнка или мальчишки, недостойного зваться мужчиной. Дружественная атмосфера куда-то испарилась, исчез располагающий к себе толстяк, в его кресле развалился обрюзгший паук, вплетающий людей в кружева своих паутин. За долгую жизнь Фарискир успел заработать много репутаций особенно в тех областях, где окровавленные руки вытворяли грязные дела. Синий огонь высвечивал жестокое лицо человека, перечеркнувшего сотни судеб. Пред силой, заключённой в грузном теле, Синав был беззащитен. Язвительные ответы умерли на полпути к горлу, ему оставалось только поджать хвост.
На этот раз его поклон длился целых десять ударов сердца, а когда он разогнулся, то вновь увидел добродушного толстяка, но на этот раз уже не поддался внешнему обаянию.
– Вот и славно, что мы друг друга поняли. К тому же добротная конкуренция ещё никогда не работала во вред, обычно она стимулирует обе стороны.
– Когда он получил задание? – Соревновательный дух захлестнул Синава, и он более не мог думать ни о чём другом.
– О, какой же ты нетерпеливый и вспыльчивый! Уже бьёшь в землю копытом! Хорошо! Хорошо! – В приливе возбуждения Фарискир забарабанил ладошками по столешнице. – Он был у меня вчерашним вечером, и сегодня уже выдвинулся в путь.
– Кто? – Выпалил разгорячённый юноша, чувствующий, как у него под ногами начинает разгораться костёр.
– А вот этого я тебе не скажу. Быть может, вы пресечётесь в козьем храме, или пожмёте друг другу руки, когда принесёте мне дикарские поделки. Я пустил молодую кровь, и теперь посмотрю, придётся ли она мне по вкусу.
Глаза юноши нашли лежащую на столе карту, казалось, он прямо сейчас готов выбежать из «Вороньей Лапки» и броситься в погоню за первым кандидатом. Фарискир пальцем подтолкнул к нему сложенный пергамент.
– На твоём месте я бы как следует выспался и набрался сил перед предстоящей дорогой. Подумай над припасами и запасами воды, чтобы не пришлось хлебать мочу. И помни, Синав, вам нет необходимости соревноваться. Я приму под своё крыло вас обоих, если вы достигнете успеха. – Пальчики ловким движением подхватили пергамент и протянули его юноше. Тот не замедлил схватить карту и поместить её во внутренний карман жилетки. Но хозяин ещё не собирался его отпускать. – Это я тоже приготовил специально для тебя.
На этот раз Отцу Мельхирона пришлось воспользоваться двумя руками, чтобы поднять лежащие на столешнице ножны.
– Уверен, ты мастерски обращаешься с кинжалом, но меч придаст тебе дополнительной солидности и в два раза увеличит твой арсенал.
В состоянии немого изумления Синав принял ножны. Они непривычно отягощали руки. Он дёрнул за рукоять и слегка приоткрыл заточенное лезвие, не сумел удержаться и вытащил клинок целиком. Синее пламя запрыгало по острой стали.
– На будущее советую не доставать мечи в непосредственной близости от меня, кое-кто из птенцов может по привычке выстрелить из арбалета. – Фарискир хохотнул над своей фразой.
Синав спрятал меч, хоть ему и хотелось и дальше наблюдать игру синего пламени на его лезвии, и вовремя вспомнил про благодарность.
– Хвала убивающему металлу. – Проговорил он принятую в военных кругах присказку.
– Восславь эту убивающую сталь. – Фарискир ответил должным образом. Синий огонь плясал в его глазах. – Ты можешь быть свободен.
Синав поклонился, сжимая в ладонях обретённый меч. Окажись в этой комнате с десяток убийц, готовых напасть на Отца Мельхирона, он бы незамедлительно вступил с ними в схватку.
За закрывшейся дверью Синава поджидал один из молчаливых птенцов. Того совершенно не удивило, что у пришедшего безоружным гостя внезапно появились ножны с мечом.
– Я помолюсь о тебе Изменчивой Госпоже. – Пообещал Фарискир на прощанье.
2: Брызги и следы
Пирлоульские горы пересекают материк с севера на юг, неприступной стеной ограждая западную его часть от восточной. Мрачный скальный хребет проходит через множество владений, к его отросткам и склонам лепятся городки и деревушки, обитающие там люди чувствуют уверенность от того, что с одной стороны их прикрывают скалы.
Согласно установившемуся поверью оказаться на другой стороне Пирлоульских гор можно тремя путями. Первый ведёт через перевалы, принадлежащие ожесточённым и нелюдимым перевальным племенам, однако не у всякого путешественника хватит смелости избрать себе такую дорогу. Лишь отчаявшиеся и обезумевшие торговцы решатся на этот шаг, предварительно наняв себе в охрану целый вооружённый отряд, и то с большой долей вероятности их никем не обнаруженные кости превратятся в лёд на дне глубокой расщелины. Второй путь предлагает обход хребта с севера, где-то в том направлении лежит Голубая пустыня Ибиирь, о существовании которой любят рассказывать завсегдатаи таверн и других питейных заведений. Горы в этом месте сбрасывают свою высоту, и последние камни лежал полузанесённые голубым песком, в этом месте северный отрог можно просто перешагнуть, а затем приступить к утомительному возвращению на юг. Наблюдая за тем, как по левую руку Пироулы день ото дня будут восставать и тянуться к небу. Такое путешествие потребует немалого количества времени, к тому же ходящие о ибиирьских женщинах воительницах слухи отпугивают не хуже историй о жестокости перевальных племён.
Ну и последний путь проходит по крайнему югу – через чащобы Урлодакара. Трудно выделить естественную границу между горами и лесом: первые вгрызаются в сочную зелень, а второй уверенно карабкается по склонам и закрепляется на них. Такое расположение предопределило то, что Урлодакару предстояло стать мощным торговым узлом, связывающим восток с западом. Южный лес выполнял функцию соединительного моста, а потому не имел отказа в крупном и практически беспрерывном потоке торговцев, и славился своими длинными и шумными базарами, где невообразимым образом переплетались культуры многих отдалённых владений.
Здесь можно было встретить угрюмых послов королевского дома Аллатеста, стоящих возле палатки марбадских стекольщиков, здесь пропахшие пьянящим дымом вибурийцы соседствовали с татуированными Служителями Веры из Цебетаса, здесь можно было заметить знатного вельможу из Парящего Города и последнего нищеброда, пришедшего из Грязей. Тут от запахов кружилась голова, а глаза не успевали удивляться разнообразию выставленных товаров. Тут в ходу были монеты всех номиналов и фори. Тут продавались и покупались чудеса, взлетали и разбивались судьбы, заключались сделки и мирные договора.
Поразительно, что при этом никто словно и не желал обращать внимание на внешний вид и зловещую культуру самих урлодакарцев. Скорее всего, это объяснялось тем, что торговля предполагает некую безликость в отношениях покупателя и продавца, да и есть ли разница в том, кто даёт тебе деньги за твой товар: статный и высокомерный мудрец из Дрой-Тана или же уродливый урлодакарец. Деньги не потеряют стоимости в зависимости от того, кто являлся их предыдущим владельцем.
Однако Синав склонен был считать, что этому имеется ещё одно объяснение. Все эти стекающиеся сюда торговцы и дельцы знают, что базары Урлодакара – это золотая жила, из которой не черпает только глупый, они спешат сюда верхом, водой или же пешком привлечённые мечтами о богатой прибыли, готовые ради своего благосостояния терпеть вышедших из леса дикарей, но, как только их карманы наполняются, они резко разворачиваются и возвращаются в свои владения. Пришлецам нет необходимости терпеть урлодакарцев более, чем того требуют их интересы, они не представляют себе, что значит жить на границе с фанатично помешанными на своём культе урлодакарцами и с детства слушать истории о жутких жертвоприношениях, происходящих в лесах безлунными ночами. Людям из других владений просто незачем забивать свои головы блуждающими слухами. Вовсе не для того они прибывают на южный край мира.
По прошествии двадцати трёх лет жизни в голове Синава устойчиво сложилась именно такая картина. Во многом на такое мировоззрение повлияло географическое положение и его родных владений, заключённых в плотное кольцо соседствующих границ. Степной Цикат лежал в южной части материка и идеально подходил для разведения лошадей. Легенды о первых жителях этих мест сохранили память о диких табунах, свободно перемещавшимся по обширным и плоским территориям, говорили даже, что коней здесь приручили намного раньше собак. Неудивительно, что с течением столетий Цикат превратился в кузню, где ковали самую лучшую кавалерию. Цикатийские скакуны ценились за скорость, манёвренность и бесстрашие в бою, не меньшую ценность представляли конезаводчики и мастера, занимающиеся улучшением выведенных пород. При таких исходных данных цикатийцы обладали немалой силой, не стеснялись её демонстрировать, однако и их соседи имели в своём распоряжении мощь, сдерживающую норовистые амбиции королей конницы.
Бушевавшие некогда войны постепенно затихли, но даже в нынешние относительно спокойные времена угли былых обид и искры угроз тлели под хладным пеплом напряжённого нейтралитета. Владения поддерживали мирные отношения, не убирая при этом рук с мечей. На границах всегда происходило бурление эмоций, и все стороны рьяно следили за тем, чтобы оно не переходило установленных норм.
На северо-западе к Цикату примыкала Архуза, славившаяся своим искусством обработки металлов и камня, только уставшие от жизни люди могли объявить войну тому, кто был так искусен в изготовлении оружия. Репутация архузанских духовых мэтров служила лучшим щитом, ограждавшим их от нападения со стороны.
Болотистая местность на севере называлась Грязи, и к тамошним жителям принято было относиться с презрением. Именно из-за того, что эти владения оказались непригодными для конницы, от их захвата пришлось отказаться. Последняя крупная война завершилась лет двести назад, и до сих пор в болотах находили скелеты целых конных эскадронов, не сумевших выбраться их топей. Цикатийцы, превосходящие жителей Грязей числом и умением, тем не менее не смогли покорить их. Прошедшее время не уменьшило гнева потомков кавалеристов.
Обширная граница на северо-востоке и востоке отделяла Цикат от величественных владений Дрой-Тан. Высокомерные мудрецы и широкоплечие воины в великолепных доспехах успели укрепить все подступы к своим территориям задолго до того, как была сформирована первая конная армия. Казалось, дрой-танцы на всех остальных смотрят свысока, кичась собственной мудростью и шириной бледных лбов. Крепкий, как скала, противник, о броню которого в былые времена было сломано немало зубьев. Дрой-Тан представлялся закованным в металл кулаком, нависающим над восточной границей. Цикатийцам не могла нравиться жизнь в тени этой угрозы, производящей наибольшее напряжение и заставляющей неусыпно наблюдать за белыми твердынями Дрой-Тана.
Южная граница вызывала в сердцах цикатийцев суеверных страх, ибо там располагались Безнадёжные Степи, о существовании которых лишний раз старались не вспоминать. Слишком свежи были те шрамы, и воспоминания о скребущихся под землёй безголах приносили дрожь. Особенно хорошо это чувствовалось в Мельхироне, лежащим в каких-то двадцати километрах от Безнадёжных Степей.
Ну и наконец, на западе с Цикатом граничил мрачный и заросший Урлодакар. В той стороне горизонт щерился неровным гребнем высоченных деревьев, среди которых вели тайную жизнь дикари. Вот уж куда точно было не заставить проникнуть цикатийского всадника. Лесные пространства пугали человека, выросшего в степи и привыкшего к полной свободе. Лес прочно ассоциировался с ловушкой, он отбирал свободное дыхание и заставлял блуждать среди древних стволов…
Как истинный сын своих владений, Синав носил в сердце горечь и обиду, обращённую ко всему несправедливому миру, в их распоряжении была сильная армия и лучшая конница, но при этом пять границ так плотно стискивали Цикат в объятиях, что лишали его возможности к движению. Словно быстроногую лошадь заперли в сарай из пяти стенок, и не дают ей броситься в галоп. Именно это и было изображено на гербе Циката – летящий во всю прыть конь, но, увы, неподвижный.
Большую часть этой информации Синав получил от своего ближайшего окружения, несмотря на возраст, он был до нелепого не осведомлён во всём, касавшемся политики. Стыдно было признавать, но он даже затруднялся назвать имя действующего короля конницы. Просто эти вещи никогда не касались его напрямую, а история его народа была всего лишь рассказами из прошлого. Синав считал эти вещи слишком серьёзными, чтобы понапрасну забивать ими голову. Да и был он слишком ничтожного рода, чтобы ставить перед собой вопросы хрупкого политического баланса. Его отец – простой солдат, к тому же уже мёртвый, его мать – женщина, проводящая остаток жизни в Доме Сожаления. Ему самому было нечем гордиться… правда, он надеялся, что в ближайшем будущем его неприметная жизнь повернёт в лучшую сторону с лёгкой подачи Фарискира.
Вспомнив толстого хозяина «Вороньей Лапки», Синав улыбнулся, а ведь тот оказался не таким уж омерзительным типом, как то было принято считать. За его счёт вполне можно подняться, пробиться в люди, сделать себе имя и обеспечить жизнь. Конечно, он заставил Синава тащиться в чужие владения и пробираться в козий храм, но, если всё пойдёт хорошо, об этом будет приятно вспоминать в каком-нибудь кабачке с полной кружкой пенной браги. Вариант, что всё может пойти плохо, Синав гнал от себя подальше, с таким настроем ему не следовало выходить на дело.
Текущие в его голове мысли вновь привели его к размышлениям над личностью своего противника. Формально, со слов Фарискира, они не были противниками, просто выполняли одинаковое задание, обеспечивая Отцу Мельхирона двойную страховку, но Синав упрямо зациклился на идее соперничества, и ничто не могло его переубедить.
Не в первый раз за это утро он стал прикидывать, как далеко успел продвинуться его противник. Разговор с Фарискиром состоялся вчера вечером, значит второй добытчик вышел два дня назад и сегодня, скорее всего, покидает Роанш и отправляется в лесистые дебри Урлодакара. Синаву пришлось пнуть камень, чтобы хоть как-то выпустить кипящую в нём злость от того, что его обгоняют. Фарискир упоминал о том, что они могут подать друг другу руки, но юноша сильно сомневался в таком обмене любезностями. Скорее уж в дело пойдёт оружие…
Пальцы Синава с некоторым трепетом прикоснулись к эфесу подвешенного на пояс меча. Ему по-прежнему не верилось, что Отец Мельхирона сделал ему такой щедрый подарок, за минувшее с их разговора время Синав не упускал возможности лишний раз прикоснуться к рукояти и с дюжину раз обнажал клинок. Длинные ножны он разместил с левой стороны, а вот для кинжала пришлось искать другое место, что вызвало неудобства. Тот был слишком большим, чтобы крепить его к голеностопу, самым очевидным решением было перенести кинжал на правое бедро, но в таком случае за него постоянно цеплялась сумка, в которую он сложил необходимые в путешествии вещи. Примерно каждые две сотни шагов ему приходилось распутывать свою перевязь и откидывать сумку за спину, чтобы иметь свободный доступ к обоим клинкам сразу.
Вопреки совету Фарискира Синав и не думал отсыпаться. Едва его только выпустили из «Вороньей Лапки» он сразу приступил к необходимым приготовлениям. Было слишком поздно, чтобы заходить в Дом Сожаления. Нму давно следовало заглянуть к матери, но он всё откладывал это дело, оправдываясь тем, что ему не хотелось вставать под её глаза с разбитым лицом. К тому же он не собирался отчитываться перед ней, куда направляется, она такое точно не одобрит, как и не одобрит его знакомства с Фарискиром. Но всё же он заставил себя пройти мимо убогой обители и бросить в щель для подаяний несколько мелких монеток в мешочке с вышитым на нём именем матери. Он был не таким плохим сыном, как можно было подумать.
После этого, чувствуя себя виновато, он вернулся в маленькую комнатушку, где когда-то давно они жили втроём.
Погода стояла довольно тёплая, поэтому Синав прихватил только старый отцовский плащ и армейскую рубаху, которые мать хранила в сундуке, и упаковал в старую сумку. Ничего из еды брать не стал, потому что продуктов попросту не было.
Он устроил себе плотный ужин, отправившись для этого в другую часть города – Синав не хотел повстречаться с кем-то из знакомых. Скорее всего, завтра слухи о его визите к Фарискиру разнесутся по всему городу, но этим вечером он собирался подумать над предстоящим делом в спокойном одиночестве. К большому сожалению, скудный огонёк свечки не дал ему возможности внимательно разглядеть полученную карту, он не видел ничего кроме основных линий, а потому это дело было отложено до следующего утра. Возвращаться домой ему не хотелось, поэтому за дополнительную плату от получил в своё распоряжение совсем крохотную спальню, строго наказав трактирщику разбудить его с рассветом.
Едва только солнце обозначило новый день, невыспавшийся, но сгорающий от энтузиазма Синав уже покидал Мельхирон через западные ворота. Здесь он повстречался с небольшой вереницей гружёных мулов, готовящихся к отправлению, продавец душевно приветствовал его, а юноша, тщательно пересчитав оставшиеся у него деньги, прикупил себе в дорогу небольшое количество продуктов. Двигаться он планировал налегке, потому взял лишь пару лепёшек, мех со сладкой водой и кое-какие фрукты. Этого было достаточно, чтобы добраться до Роаноша, а там к его услугам был настоящий урлодакарский базар.
Первый привал он устроил, отойдя от города километров на пять. Сойдя с дороги, Синав устроился среди нескольких чахлых деревьев, хотелось пить, но в первую очередь он извлёк из внутреннего кармана жилетки карту, бережно разложил её перед собой и стал пристально изучать. Привычно поморщился, когда увидел размер Циката в сравнении с другими владениями, впрочем, эти мысли довольно быстро покинули его, требовалось сосредоточиться на выборе подходящего маршрута.
Самым близким урлодакарским городом был Роанош, собственно, именно в него и вела дорога, которой он шёл, ему не требовалась карта, чтобы найти к нему путь, но основной вопрос заключался в том, куда он двинется дальше. Ведь, как он знал, в Роаноше не было козьих храмов.
От его внимания не ускользнуло то, что пограничные поселения урлодакарцев неизвестный художник отметил кругами, в то время как города, приближенные к центру, изображались в виде шестиугольников. Интересно было бы узнать, что это могло значить. И закладывал ли в это картограф какой-нибудь смысл. Ближайший к Роаношу шестиугольник был обозначен как Шинрунат, чуть дальше стоял Букштлла, а далее следовали совсем уж непроизносимые названия.
Дополнительно к рисункам карта была снабжена мелкими строчками с комментариями, заставившимиСинава отпустить благодарность Ветренной Госпоже за то, что родители заставили его овладеть чтением, а ведь в детстве это представлялось ему ненужной тратой времени и сил. Не все надписи были сделаны на цикатийском, но всё же часть из них он сумел одолеть. Таким образом он выяснил, что привычный ему Урлодакар на самом деле состоит из двух частей.
Граничные регионы лесного массива были помечены более светлым цветом и назывались Внешним Урлодакаром, центральная и подавляющая по площади территория имела более густую штриховку и была подписана как Истинный Урлодакар. Синав довольно быстро смекнул, что этим может объясняться разница в изображении городов. Далее составитель карты подчеркнул, что поселения Внешней дуги являются центрами притяжения торговцев, и именно в них сосредоточены знаменитые базары, однако Истинная сердцевина представляет собой непроходимые чащобы, где урлодакарская культура раскрывается в полном великолепии. Внешняя дуга – не более, чем обёртка, фильтрующее сито, не пропускающее дальше себя праздношатающихся чужаков.
Из этих строк Синав сделал вывод, что в Шинрунаите, обозначенном шестиугольником, обязательно должен находиться козий храм. Этот город Истинного Урлодакара он и наметил в качестве своей цели. Все остальные записи представляли собой мешанину из незаконченных пометок и абзацев на других языках.
Здесь же, под прикрытием чахлых деревьев, Синав решил потренироваться во владении мечом. Он занял стойку, с улыбкой вытащил клинок и сделал несколько пробных выпадов. Для человека, носящего кинжал, он весьма умело обращался с мечом. Да, ему было далеко до рыцарской грации, его движения не имели отлаженной точности, но даже незнакомому с боевыми искусствами человеку становилось понятно, что юноша далеко не в первый раз взял в руки это оружие.
Синав не обладал исключительным умом, природа не одарила его прекраснейшей внешностью, он не мог похвастаться своими достижениями, однако при этом у него была страсть к острой стали, и если его душа лежала к изучению, то только этой науки. Танец смертоносной стали в руках солдат был для него самым приятным зрелищем, и для шлифования этого навыка он был готов проливать пот литрами.
Он часто приходил наблюдать за солдатами, когда те устраивали тренировочные поединки. Мальчишкой он поднимал палку и приминался повторять позиции и выпады, вызывая смех окружающих. Начиная с шестнадцатилетнего возраста он стал напрашиваться на участие в тренировочных поединках. По большей части отдыхающие солдаты использовали его в качестве мальчика для битья, но Синав осознанно шёл на это, обменивая болезненные синяки на бесценный опыт. Собственно, кинжальный бой он освоил именно таким образом, как и обычный мордобой, приносящий ему куда меньше удовольствия. Со временем так он и стал зарабатывать на жизнь, участвуя в поединках и дуэлях, тем самым отдаляя от себя мать, не устающую напоминать ему, что он играет своей жизнью. Не исключено, что его увлечение ухудшило её состояние после смерти отца.
Вряд ли во всём Мельхироне хоть кто-то догадывался, что в жизни Синава имелся настоящий учитель – кладезь советов, наставлений и ругани. Пахло от него хуже, чем от выгребной ямы, но в пропитых мозгах заключалась мудрость, разделяющая жизнь от смерти.
Все воспринимали безногого кавалериста за выжившего из ума пьянчугу, но Синав нашёл в нём великого наставника. Его уроки были тяжелы, и не единожды Синав собирался послать этот изуродованный кусок плоти куда подальше и уйти, но всякий раз его останавливало желание овладеть сталью, и ему приходилось сдерживаться. Кавалерист по прозвищу Обрубок сделал деревянный меч и никогда не стеснялся в выражениях. Если ему что-то не нравилось в движениях молодого Синава он кидался в него камнями или попадавшимися под руку пустыми бутылками. А если юноша не выполнял его требований, проявлял строптивость или не мог выполнить упражнение, тогда Обрубок закатывал свои штанины и заставлял Синава смотреть на смердящие шрамы, он распахивал рубашку и водил пальцами по оставшимся рубцам.
– Ты хочешь иметь такие же? Хочешь, чтобы твоё тело изрубили в куски? – Вопрошал он в такие моменты, а Синав чувствовал подкатывающее к горлу отвращение.
Обрубок знал, чем его мотивировать. Следовало признать, что его внушение не утратило своей силы и теперь, ибо всякий раз, готовясь к поединку или дуэли, он вспоминал те жуткие шрамы, что пересекали культи Обрубка, и нежелание получать аналогичные раны заставляло Синава уклоняться от атак соперника.
Ничто не мотивирует сильнее, чем наглядная демонстрация того, что может произойти с тобой в случае провала.
Вдоволь наигравшись с мечом, Синав вернул его в ножны. По его прикидкам до Роаноша оставалось около пятнадцати километров, и это расстояние вполне можно было преодолеть за три перехода. По левую руку от него лежали Безнадёжные Степи. Привычный к их близости он всё равно не сумел сдержать нервной дрожи, когда прилетевший с той стороны ветер поцеловал его в щёку.
***
Можно было заранее догадаться, что ворота Роаноша будут украшены скульптурами коз. Звериные морды, размещённые на шестиугольных постаментах, взирали на всех приближающихся к городу, под их неподвижным и немного глупым взором гости пересекали границу Циката и Урлодакара.
Синаву пришлось остановиться и задрать голову, чтобы иметь возможность разглядеть изваяния во всём их великолепии. Следовало признать, что работа производила впечатление, особо его внимание привлекли блестящие рога, будто бы изготовленные из золота. Юноша попытался представить степень удивления Фарискира, притащи он ему одну из этих скульптурных голов. Козлиная морда с золотыми рогами весьма неплохо будет смотреться в его диковинном кабинете.
Сквозь распахнутые ворота в обоих направлениях текли движущиеся потоки, по правой стороне широкой дороги они входили в город, по левой – покидали его. Царила сумятица, слышалась неразборчивая ругань на нескольких языках, клубилась пыль, а в ней изнурённые носильщики с поклажами на спинах суетливо выполняли приказы своего господина. Тюки, ящики, мешки, сундуки – всё это складировалось на обочине дороги в ожидании получения разрешения на въезд в город. Запряжённые в повозки кони нетерпеливо похрапывали и отбивали копытами дробь, невозмутимые мулы лениво перемалывали челюстями жвачку, городские псы, привлечённые незнакомыми запахами, путались меж ног.
Синав благодарил Ветренную Госпожу за то, что ему не было надобности стоять в этой живой и потной очереди, единственный его груз сводился к старой сумке да висящему на поясе мечу. Он осторожно обошёл все повозки, стараясь не наступать на чужие ноги, и оказался возле самого входа. Ворота охранялись взводом стражников в лёгкой кольчуге, и было заметно, что эта работа им не по нраву. Им то и дело приходилось разнимать торговцев, не желавших пропускать повозки друг друга вперёд себя, успокаивать взбрыкивающих лошадей и отвечать на глупые вопросы тех, чья очередь постепенно приближалась.
Никто из них ничего не сказал Синаву, никто его не остановил, правда, в один момент он всё же сумел поймать неприятный взгляд одного урлодакарца, прицепившийся к его мечу, но уже в следующее мгновение в очереди послышался звук разбившегося ящика, поднялся крик, и стражник вынужден был направиться в толпу и урегулировать конфликт.
Странные ощущение напитали Синава, когда он оказался на чужой земле, ранее ему не доводилось покидать Цикат, и по эту сторону границы ему всё представлялось чудным и совершенно незнакомым. Даже сам воздух здесь пах совершенно иначе, хотя это в большей степени объяснялось огромным скоплением экзотических специй, продающихся на местных базарах. Как и скульптуры коз, ворота, через которые он только что прошёл, в немалой степени удивили его, во всём Мельхироне не нашлось бы более изящной конструкции. Даже «Воронья Лапка» проигрывала местным воротам в вопросе внешней привлекательности. А ведь он только-только зашёл в Урлодакар, что же ему предстояло увидеть дальше?
Обернувшись на ворота, он окинул их взглядом, пытаясь оценить с точки зрения фортификации, увы, в этой области он был довольно слаб, и не сумел прийти ни к какому умозаключению кроме того, что ему самому ни за что бы не удалось вскарабкаться на эту стену без посторонней помощи.
Его блуждающий взгляд был привлечён белым пятном, расположенным чуть в стороне от основных ворот. Синаву потребовалось подойти поближе, чтобы признать в этом объекте старый и обветренный лошадиный череп. Кость была прибита длинным гвоздём выше человеческого роста таким образом, чтобы постоянно оставаться на виду. Вот вам и цена мира – вечное напоминание о старой войне. Синав практически не сомневался в том, что череп разместили в этом месте специально для приходящих в город цикатийцев, только они могли болезненно среагировать на горечь древнего поражения и вынести урок о том, что им не стоит соваться со своей конницей в лесные дебри.
Кулаки Синава непроизвольно сжались, он вновь ощутил, как уязвлённая гордость его предков восстаёт внутри него, как в нём набирает градус злость по отношению к козлиному урлодакарскому народу… Совершенно внезапно рядом с ним раздался топот маленьких ножек, тонкое хихиканье, а когда он резко обернулся, ему в лицо брызнули какой-то прохладной жидкостью.
От неожиданности он вздрогнул, сразу принял защитную стойку, а правая рука совершенно естественным движением потянулась к мечу. И лишь когда пальцы охватили рукоять и потянули лезвие вверх, он увидел, что перед ним стоит маленькая девочка, глаза которой постепенно наполняются страхом. Копна непослушных, словно взбитых волос обрамляла узкое личико, рот расходился в крике, а взгляд, устремлённый на него, был взглядом невинного ягнёнка. На несколько мгновений они так и замерли – застигнутый врасплох юноша с рукой на мече и маленькая девочка —, а потом лёд заминки треснул, и девочка уже убегала от него. Синав слышал её плач.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70437448) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.