Читать онлайн книгу «Пятьдесят грамм мудрости. Притчи» автора Лилия Ёж
Пятьдесят грамм мудрости. Притчи
Лилия Ёж
В этой книге собрано двадцать пять притч для взрослых и столько же для детей. Читайте ее медленно, по одной притче в день, словно смакуя глоток гранатового сока, чтобы ощутить его приятную терпкость.
Пятьдесят грамм мудрости
Притчи
Лилия Ёж
© Лилия Ёж, 2024
ISBN 978-5-0062-4798-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Притчи для взрослых
ПРО ОПОРУ
Жила – была стройная тютина. Обладала она тонким стволом с изящными изгибами, а вот ягоды давала мелкие и кислые. Хозяева сада оказались людьми терпеливыми.
– Деревце еще молодое, – говорили они, – подождем пока вырастет.
Год прошел. Два. Три. Ничего не менялось. Птицы облетали тютину стороной, ежики обходили. До того кислые ягоды были, что есть невозможно.
Лопнуло у людей терпение и, спилили они дерево. Один пенек от него остался. Живучей оказалась тютина. По весне проросла тоненьким зелененьким ростком.
Пощадили люди росток и вскоре выросло деревце изящнее прежнего: ствол тоненький, веточки – тростиночки, а на них крохотные темно – фиолетовые, почти черные ягодки.
Прилетела сорока на разведку, походила вокруг деревца, клюнула ягоду и тут – же выплюнула.
– Ну и кислятина. Бррр. Есть невозможно. Что ж ты такие кислые плоды даешь? Опять ведь спилят, – возмущенно обратилась она к деревцу.
Тяжело вздохнула тютина и отвечает:
– Сил у меня нет, чтобы крупные и сладкие ягоды давать. Смотри, какая я тонкая. Ветки вот-вот поломаются.
Задумалась сорока, почесала крылом затылок, походила вдоль грядок туда – сюда и вдруг, как застрекочет радостно:
– Я поняла! Тебе опора нужна! Вот!
Только тютина хотела расспросить, что за опора, да какая, а сороки уж и след простыл. Улетела. Опечалилось деревце, стало к смерти готовиться. Кто – ж будет держать такое дерево у себя в саду?
Подняла крону к небу, стоит с белым светом прощается. Смотрит, темное что-то приближается. Туча какая – то странная: форму на лету меняет и то выше, то ниже летит, то камнем падает почти до земли.
Присмотрелась, а это огромная стая птиц. Кого только нет: и воробьи, и желтогрудые синицы, и черные скворцы, и белобоких сорок десятка два. Летят, друг дружку перекрикивают. Спорят о чем – то. Такой шум подняли, аж уши закладывает.
Зажмурилась тютина, наклонила крону и ждет что же дальше будет. Налетела птичья стая, обклевала все ягоды на тютине и тут – же обратно унеслась. Осталась одна сорока. Она придирчиво осмотрела все веточки деревца и, не найдя на нем ни одной ягоды, удовлетворительно кивнула.
– Вот и отлично! Теперь люди не узнают какие были ягоды. Подумают: «Раз птицы все съели, значит тютина исправилась и ягоды сладкие дала».
В лапе сорока держала продолговатый крупный желудь. Своим мощным клювом она выдолбила в земле, рядом с тютиной ямку и положила его туда. Старательно загребла и, довольная собой стряхнула земельные комочки с перьев.
– Ну, вот и опора тебе будет, – сказала она тютине и, улетела.
Рос дубок, как на дрожжах. Хоть сам и молодой еще был, но тютине свои ветки для опоры уже подставлял. Так и стояли они рядышком с переплетенными ветвями, что на первый взгляд не понятно было на каком дереве ягоды растут. Да не мелкие и кислые, а крупные, медово – сахарные.
Столько много их было, что хватало и людям поесть, и птицам поклевать, и ежикам полакомиться. А самые первые ягоды всегда доставались сороке.
– Кушай, кушай, моя спасительница.
Джинн
Давно это было. В одной деревне под названием Большие Жезлы жил мужик и была у него, как водится жена Дунька. Проходил через ту деревню торговый путь. Много разных купцов бывало.
Выменяла как – то баба этого мужика книжку «1000 и 1 ночь». Отдала за нее козу. Села, значит, баба и прочла книгу. Захотелось ей жить не в мазаной хате, а в восточном шатре. Возомнила она себя восточной красавицей.
Обвешалась разными бусами, под платье мужнины брюки нацепила, сварганила себе из тряпок шатер и, пошла в него жить. Да если бы просто жить, а то стала мужиков к себе в гости зазывать. Ругался на нее муж, даже бил. Ничего не помогало. Вся деревня над ним смеялась.
Упал он на колени и стал у Творца помощи просить. Тот услышал и решил помочь мужику проучить неверную жену.
Подсунул Творец одному заезжему купцу бутылку из толстого синего стекла. Купец отнес ее нашей «восточной красавице» Дуньке. Обрадовалась она бутылке, открыла ее и, появился оттуда джинн: широкоплечий красавец с голым торсом. Возжелала Дунька джинна и говорит:
– Эй! Мужик! Вылезай из бутылки.
– Боюсь я тебя женщина. Не похожа ты на наших джинних. Ничего у нас с тобой не получится.
– Я готова ради тебя измениться. Что делать надо? Какие они ваши джиннихи?
– Во – первых лысые.
– Ой! Да не проблема вообще. Мне эти косы самой осточертели. Вши замучили. Что еще?
– Носить нужно длинные черные одежды до самых пят. Мы – джинны любим творческий поиск.
– Ну, наконец – то я черное ажурное платье надену, то что берегу для чьих – нибудь похорон. Да, не мрет никто.
Обрилась Дунька наголо, напялила черное платье в пол и к бутылке, давай джинна вызывать. «Я готова», – говорит.
Джинн выпрыгнул из бутылки и давай летать по шатру. Смотрит Дунька, а у джинна ниже пояса ничегошеньки нет, сизый дым один. Взяла она метлу и давай за ним гоняться. Вылетел джинн из шатра, Дунька за ним. Он по улице, Дунька за ним. Он к женскому монастырю, Дунька за ним.
Увидали монахини остриженную, да в черном длинном одеянии женщину и возрадовались: «В нашем полку прибыло!». Так и стала Дунька монашкой, а муж ее перекрестился, поблагодарил Творца за помощь и женился на молоденькой благочестивой красавице.
ЮРИК
В одном большом городе, на кухне одной из квартир многоэтажного дома стояло пластмассовое зеленое ведро для мусора. Оно было излюбленным местом у тараканов.
Однажды хозяин квартиры – человек в клетчатых домашних тапочках прихлопнул главу тараканьего семейства прямо на глазах у его сына – таракашки Юрика.
После этого страшного дня Юрик все чаще стал задумываться о смысле жизни. Понятное дело, что уж если родился тараканом, то им и помрешь, но умереть хотелось достойно, а не быть размазанным по полу.
К тому же, Юрику совсем не нравилось питаться объедками. Они воняли. Решил таракашка бежать из злополучной квартиры. Вскарабкался в кармашек большого рюкзака защитного цвета и стал ждать. Недолго Юрику пришлось сидеть в кромешной темноте, совсем скоро хозяин с семьей отправился за город. На природу.
Услышал Юрик пение птиц, да шелест листьев, вылез из кармашка и помчался в лес что есть силы. По пути натыкался с непривычки на травинки, то в ямку падал, то на кочку взбирался. Бежал, бежал, устал и присел отдохнуть. Смотрит, как на толстый стебель какого-то растения красный жучок с черными точками пытается вскарабкаться. Пыхтит, кряхтит, но не сдается. А по земле шустрый муравьишка бегает, толстенные палки собирает.
Юрик только успевает головой вертеть, интересно ему в лесу, не то, что в квартире. А главное нет людей и вонючих мусорных ведер. И только подумал Юрик про людей, как над ним склонилась маленькая девочка:
– Мама! Папа! Смотрите, какие тут жучки бегают.
– Какие, доченька? – спрашивает женский голос.
– Божья коровка, муравей и еще какой-то смешной жучок с длинными усиками, – отвечает девочка и показывает пальцем на Юрика.
– И правда – смешной, – согласилась мама, присела на корточки рядом с дочкой и стала рассматривать таракашку.
Юрик замер и закрыл глаза от страха. Он даже дышать перестал. Приготовился к смерти. Прошло какое – то время, стихли человеческие голоса и таракашка понял, что остался жив – здоров. Никто его не убил.
Оказывается, чтобы превратиться из противного таракана, которого все хотят прихлопнуть в смешного жучка с длинными усиками, которым любуются, достаточно просто сменить место жительства. И всего – то.
Гадость
Жила – была кошка и, звали ее Гадость. Очень уж она комплексовала по этому поводу, поэтому пряталась, то в сырой подвал, то в пыльный сарай. Стыдно было соседским кошкам на глаза показываться. У них-то нормальные клички: Анфиса, Принцесса, а лысую и вовсе Анабель назвали.
В хозяева Гадости вроде бы нормальный мужик попался. Не бьет, не пинает. Одна беда – выйдет во двор и разоряется на всю округу: «Гадость! Гадость! Кууушааать!». Ну, и как тут пойдешь. Пахнет зараза – сосиска аж, желудок сводит, а отозваться стыдно. Соседские кошки засмеют.
Вот и пряталась Гадость по разным углам. Покричит, покричит хозяин, оставит сосиску на порожке и в дом уходит. Только Гадость надумает из укрытия выйти и пообедать, как какая-нибудь наглая ворона сосиску у нее из-под носа и утащит.
Нальет хозяин борща в миску и тут откуда ни возьмись стая воробьев налетит. Шумят, из-за капусты дерутся, тянут каждый в свою сторону. Воры малолетние. Ух и ненавидела Гадость этих наглых воробьев, как свое имя.
Так и жила полуголодная, облезлая и на весь белый свет обиженная. А как тут не обижаться? Только вышла из подвала на солнышке погреться, как мамаша одного сопливого ребятенка, развопилась: «Нельзя кошку ручками трогать! Она заразная! Гадость!» И почему сразу: «Гадость и заразная»? Ну, подумаешь паутина с дохлыми мухами на усах повисла. Ну, бок черный от угольный пыли. Ну, картофельная очистка к хвосту присохла.
Как можно так жить? Решила Гадость утопиться. Пошла и спрыгнула с мостика в реку. Думала: «Ну, все. Отмучалась». Нет. Ошиблась. Вытащил ее рыбак вместе с сеткой, да еще чуть не прибил. Решил, что она рыбу у него таскает. «Вот гадость! Прямо под водой ворует».
Поплелась кошка домой. Голодая и продрогшая до костей. Идет и думает: «Под машину что ли броситься? Надоело так жить».
А хозяин в то время женился и взял себе в жены славную добрую женщину. Вышла она на порожек с котлетой и зовет: «Радость! Радость! Куууушааать!». Подбежала кошка, взяла сочную котлетку и проглотила ее. Покачала головой новая хозяйка и еще одну котлетку принесла: «Кушай, наша радость».
С того самого дня кошка преобразилась. Отъелась, отмылась и превратилась в красавицу. Лежит себе на порожке, бока на солнышке прогревает, да вкусную котлетку поджидает.
Вот так всего одна буква изменила жизнь одной кошки.
Дары Дриады
Стояло в дремучем лесу одинокое дерево. Старое – престарое. Сухую обветренную кору избороздили глубокие и безобразные трещины. Стали разрастаться неведомо откуда появившиеся голубовато – зеленые лишайники – признак старости.
Опустило дерево свои сухие ветви до самой земли. Склонило обреченно верхушку. «Никому я не нужна. Птицы перестали вить гнезда в моей кроне. Даже дождик и тот обходит меня стороной»
В эту самую пору проходила мимо Дриада – покровительница деревьев. Жалко ей стало старое дерево. Тем более, что знала она его с самого ростка.
Достала Дриада из кармана своего изумрудного платья семена цветов и, насыпала их в глубокие трещины коры сухого дерева. Позвала дождь и попросила о помощи. Он с радостью откликнулся. Полил теплой живительной водой дерево.
Вскоре из семян выросли красивые и благоухающие цветы. Старое дерево ожило. Оно смотрело на себя и не узнавало. Глубокие трещины стали разглаживаться. На ветвях зазеленели сочные зеленые листики.
Теперь дождик не проходил мимо него, а обязательно останавливался, чтобы полить и полюбоваться цветами – подарками Дриады. Лесные пичуги облюбовали раскидистую ветку и свили себе гнездо.
Дерево расцвело.
Старец
Возле кузницы, что рядом с базарной площадью, на большом камне сидел старец. Он курил самокрутку. Между затяжками было видно, как его язык блуждает по беззубой нижней челюсти. Земляного цвета шею и щеки безжалостно изрезали глубокие морщины. Нос заострился по – орлиному. Он щурился, всматриваясь в небо. В его светло – голубых, почти бесцветных глазах отражались облака.
Его широкие штаны и босые ноги сильно запылились, говоря о длинной дороге, которую он прошел.
– Кузнеца ждешь, а ли просто отдыхаешь? – спросила молодичка, держа в обнимку самовар.
– Жду, – коротко ответил старец.
– А в хату не ходили? – молодичка кивнула на избу рядом с кузницей, – можа сегодни больше не выйдет?
Старик ничего не ответил, только внимательно посмотрел на добротный деревянный сруб, в котором жил кузнец.
– Васька он такой, ежели в обед чарку, другую браги пропустит, то и работе конец. Мужики всё больше в Заплавы ездют до ихнего кузнеца. Такой говорят работящий, никогда на обед не уйдет, ежели люди пришли. Не то, что наш Васька, – защебетала, найдя молчаливого слушателя, молодичка, – Я вот на той неделе серпок приносила поправить. Мне без него никуда. Траву кролам режу. А он говорит: «Выкинь». Как выкинь? Серпок – то еще хороший. Отвез мой мужик в Заплавы, ихний кузнец и поправил. Серпок как новенький. А ты дед смотрю не наш, не Березовский?
– Из Озёрок я, – тихо ответил старец.
– Из Озёрок? Не близкий путь. Видать нужда тебя привела к нам, как пить дать. Ну ладно передохнула маленько, домой пойду. Тебе то хорошо: сиди себе да сиди, дети небось уже большие, сами управляются, а у меня мал мала меньше. Когда вырастут?
Молодичка подхватила, стоящий на земле самовар, обняла его покрепче и зашагала по дороге. Старец долго смотрел ей вслед, пока она не превратилась в маленькую расплывчатую точку.
Солнце пекло невыносимо. Хотелось пить. Он поднялся с камня и пошел на базарную площадь. Торгаши уже собирали товар, покупателей не было. Возле гончарной мастерской сидел мальчик лет десяти и жевал кусок лепешки, запивая квасом.
Старец остановился в тени вишни, растущей рядом с мастерской. У него от слабости подкашивались ноги.
– Дедушка, садись, – крикнул ему мальчик, вскакивая с порожка, – хочешь квасу? Холодного?
Старец кивнул. Мальчик спешно запихнул остаток лепешки в рот и скрылся за дверью. Через минуту он уже стоял рядом со старцем и протягивал большую кружку с холодным, мутным, хлебным квасом.
Выпив всю кружку до дна, старец вытер усы и погладил мальчугана по теплой белесой голове. Приятная, бодрящая прохлада прошла от горла до самого желудка. Хорош квасок.
Старец поднялся и пошел по базарной площади в сторону своих Озёрок. Возле порожка он оставил завернутый в рубаху меч, который достался ему от прадеда. Никто уже не воюет с мечем. Просто хотел передать сыну в наследство. Потому как чувствовал скорую свою кончину. Но не отдал. Не дождался сына, а может и хорошо. Не достоин он фамильного меча. Не достоин.
Альдебаран
Приехала с гастролями в одну восточную страну Знаменитость. Водили ее по дворцам, кормили шербетом и похвалой, разными ягодами да фруктами, поили изысканными винами, а ей всё не так. Дворцы слишком большие – пока обойдешь, ноги устанут. В шербете много орехов – между зубами застревает. Похвала чересчур сладкая – пить от нее хочется. От ягод с фруктами живот болит, а от вина голова кружится. Уж и не знает правитель той страны, чем Знаменитости угодить. Вышел на балкон своего дворца, огляделся вокруг и увидел башню Звездочета, что возвышалась над городом.
– Слава Аллаху! – закричал он от радости и повел Знаменитость в башню. Долго они поднимались по узкой винтовой лестнице. Пока не очутились на площадке с телескопами. Здесь они увидели худого и очень высокого старика в очках с толстой оправой. Он что-то записывал в огромную тетрадь. Увидев гостей, он вскочил со стула и радостно закричал: «Звезда! Родилась новая звезда!» и принялся обнимать то правителя, то Знаменитость поочередно.
– Как назвал? – поинтересовался правитель.
– Еще никак. Хотел с Вами посоветоваться, мой повелитель.
– Назовите в мою честь! – влезла в разговор Знаменитость.
– А Вы собственно кто? – удивленно спросил Звездочет.
– Я?! Я – звезда! Я – Знаменитость! – брызгала слюной от возмущения Знаменитость.
– Простите, но мне знакомы все звезды. Вас я вижу впервые.
– Что? Это – нахальство! В Сибирь его! На лесоповал! – орала как потерпевшая Знаменитость.
Правитель чувствовал, что назревает мировой скандал, но отправлять Звездочета в Сибирь ему было жалко. Добрый, безвредный старик. Немного подумав, он предложил Знаменитости в подарок башню Звездочета, а того отправить в деревню на пенсию. На том и порешили.
Знаменитость тут же принялась переделывать башню в ресторан и объявила, что устроит праздничный концерт. Цены на билеты поставила баснословные.
«Ничего. Тут люди богатые живут, не обеднеют», – думала она, потирая руки в надежде озолотиться.
Настал день концерта. Башня светилась всеми огнями радуги. Безустали гремел салют. Билеты были раскуплены все. Собрались правители соседних стран со своими семьями. Все люди богатые и при власти.
Знаменитость в золотом костюме принимала гостей. Фуршетные столики были завалены яствами и питьем. Обменивались любезностями.
Вдруг заиграли фанфары, сообщая о начале концерта. Знаменитость выбежала на сцену и… заблеяла. Она не могла петь. Вместо слов из горла вырывалось: «Беееее».
Зрители сначала решили, что это такая шутка и начали смеяться. Спустя несколько минут они поняли, что были жестоко обмануты самозванцем.
Знаменитость схватили за шиворот и отправили в Сибирь валить лес. Звездочету вернули башню. Звезду назвали Альдебаран в честь несостоявшегося концерта. Как не крути, а все же в честь Знаменитости, которая в это время в тайге рубит ёлку и ничегошеньки про это не знает.
ПРИТЧА ПРО ПЕНЬ
В лесу на поляне доживал свой век старый сухой пень. По бокам из него росли колючие ветки и рвали одежду у проходящих мимо грибников. Вскоре люди протоптали дорожку подальше от сухого пня и, он грустил в одиночестве.
Одним летним днем полил на лес дождь. Звери и птицы поспешили спрятаться в укрытия, испугавшись громких раскатов грома. Молния сверкала, освещая вспышками даже самые густые заросли леса. Неожиданно она ударила прямо в наш сухой пень и, он загорелся. «Ну, вот и все. Конец», – подумал пень, прощаясь с жизнью. Как только обгорели его колючие сухие ветки, дождь припустил еще сильнее, перейдя в ливень и, потушил огонь.
На следующий день пень стоял без колючих веток, совершенно гладкий и ровный, отмытый дождем от гари. Он остался жив и просто сиял от чистоты и радости.
Осенью грибники, находившись по лесу и уставшие, присаживались отдохнуть на пенек. А вставая, говорили ему: «Спасибо». Пень знал, что ему уже никогда не быть деревом, но вместо того, чтобы оплакивать свои последние дни, он радовался, что имеет возможность приносить хоть какую-то пользу.
СТАКАН
Жил – был стакан. Высокий из тонкого прозрачного стекла и с золотой обводкой по краю. Стоял он на самой высокой полке рядом с нарядными салатницами и скучал. Хозяйка его берегла для особого случая, считая очень красивым и утонченным.
Смотрел стакан на нижнюю полку и завидовал ее обитателям. Там кипела настоящая жизнь. Каждое утро в широкий стакан с толстыми стенками хозяйка наливала молоко для сынишки. Он весело болтал ногами под стулом, ел пирожок и запивал его молоком. Себе хозяйка варила кофе и, пила его из маленькой кружечки темного стекла. При этом прикрывала глаза от удовольствия и мечтательно улыбалась.
Хозяин громко прихлебывал горячий чай из большой керамической кружки и быстро ел бутерброды с колбасой.
Иногда по вечерам хозяева наливали красное вино в бокалы на высокой ножке и, в доме становилось весело. Хозяйка звонко смеялась, хозяин пел песни под гитару, а их маленький сынишка приплясывал, широко улыбаясь.
Высокому нарядному стакану тоже очень хотелось попасть на нижнюю полку, чтобы им пользовались каждый день. «А иначе, зачем жить?», – думал он.
С каждым днем стакан продвигался все ближе и ближе к краю своей полки. И вот настал день, когда он качнулся, упал на пол и разбился на множество маленьких осколков. Хозяйка погоревала над ними, попричитала, что стакан – то был совсем новый и, выкинула в мусор. Осколки вместе с бутылками и другим стеклом отправились на переработку. Сделали из них линзы для очков. Попал наш бывший стакан к пятилетней девочке, у которой было плохое зрение. Она надевала очки каждое утро и не снимала до самого вечера. Только благодаря им она могла увидеть маленькую божью коровку с двумя точками, прожилки на оранжевом осеннем листе и морщинки вокруг маминых глаз, когда та улыбалась.
Девочка жила жизнью полной впечатлений и открытий, а вместе с ней жил… Сами знаете кто.
ПРИТЧА ПРО ЛАНЬ
В одной южной стране жила красавица лань. О ее грациозности, длинных и стройных ножках слухи распространились далеко за пределы страны. Сватались к ней лучшие женихи заморских земель.
Первым к ней примчался свататься осел. Сначала показались его огромные, сверкающие белизной резцы, потом раскосые выпученные глаза и торчащие в разные стороны длинные уши. Он сыпал комплементами без умолку. При этом радостно вилял хвостом, как щенок.
Лань забраковала его сразу, даже не выслушав, только взглянула одним глазом и все.
– Глупец. Он все время улыбается. Я не хочу мужа – дурака.
Вторым был верблюд. Он шел, высоко задрав голову и безостановочно жевал свою жвачку. Лань взглянула на него дважды. По одному разу на каждый возвышающийся горб.
– Фу! Какой он важный, как будто в своих горбах носит драгоценности. Да даже если это было бы так, у меня все равно их больше.
Бык со своей горой мускулов был третьим. Он тяжелой поступью приблизился к лани и закрыл собой солнце.
– Я его боюсь. Он когда смотрит на меня, у него глаза кровью наливаются и, пар из ноздрей идет. И вообще он слишком большой
Четвертым прискакал Козел. У него была стильная ухоженная бородка и эксклюзивные прямоугольные зрачки. Его лань и выбрала себе в мужья.
Сыграли шумную, веселую свадьбу, устроив настоящий пир на весь мир. А после свадьбы козел показал ей свои рожки да ножки. Что ж любовь зла – полюбишь и козла.
ИСТОРИЯ ОДНОГО ПЛАТЬЯ
Милли висела на вешалке среди таких же, как она темно – зеленых платьев с рукавами из люрекса. Один день походил на другой. Висели. Ждали покупательниц и, каждая мечтала быть купленной.
Вскоре все платья ходовых размеров разобрали. Остались только миниатюрная Милли – сорокового размера и толстая Дю – пятьдесят шестого. Их уценили и перевесили поближе к складу.
– Ну, вот и все! Жизнь окончилась, так и не начавшись, – горестно вскрикнула Милли. Она безвольно опустила рукава и перестала мечтать о хозяйке.
Перед Новым годом в магазин завезли нарядные платья с длинными шлейфами и оборками. Милли демонстративно отвернулась к стене, чтобы не видеть их роскошной красоты и изящности силуэтов. Когда к ней прикоснулась чья – то рука, она вздрогнула от неожиданности.
Перед ней стояла невысокая молодая женщина с фигурой девочки – подростка. Ее каштановые волосы были заколоты высоко на затылке, но одна непослушная прядь выбилась и свисала у левого виска. Зеленые глаза смотрели внимательно и с любовью.
– Я, кажется, нашла то, что искала, – сказала она продавцу, указывая на Милли.
– Но это – старая коллекция. Может быть, еще что-то посмотрите? – услужливо предложила та.
– Нет. Спасибо. Я возьму это платье.
Милли не верила своим ушам. Ее хотят купить. Она вцепилась рукавами в женщину, боясь, что та передумает. А когда ее несли на кассу, обернулась и помахала Дю – толстой и одинокой.
В шкафу у хозяйки было темно, но Милли быстро освоилась и разглядела жильцов. Рядом с ней висел легкий цветастый сарафан. За ним длинное бардовое платье с глубоким декольте. Синий костюм с белой блузой. Черный вязаный кардиган. Бежевый плащ с широким поясом и белая шубка из песца.
Они тоже, с нескрываемым интересом, глазели на нее. Милли поежилась. Она не привыкла к такому вниманию и прошептала:
– Здравствуйте.
– Привет! Какая ты красивая, – восторженно вскрикнул сарафан.
– Спасибо. Я так счастлива, что меня купила ваша хозяйка. Интересно куда она меня наденет и, что я там увижу?
– Снег! Он будет падать на тебя большими хлопьями, чуть подтаивать, превращаясь в воду и тут – же замерзать на морозе в виде ледышек – шариков. Сильный ветер заставит их звенеть, как бубенцы на дуге у тройки лошадей. А вьюга будет выть, заунывно и, пугать, – сказала шубка, тряхнув мехами.
Милли испуганно смотрела на нее и не могла понять шутит та или говорит правду.
– Какой снег? Какой снег? Не слушайте ее, голубушка. Там будет лить дождь, как из ведра. По дороге будет течь река, неся в своих водах опавшие оранжевые листья. Вы промокнете насквозь, потому что наша хозяйка не любит зонты, – перебил шубу синий костюм.
– Ой! Коллега, не наговаривайте! Дождь не такой уж и страшен, как вы его малюете. Зато после него воздух чист. Дышится легко. И наступает какое-то тихое умиротворение, – философски сказал плащ.
– Не знаю. Никогда не видел ни снега, ни дождя. Меня обычно хозяйка надевает в такую жару, что дышать нечем. У меня повышается температура, я становлюсь горячим, как после утюга, – возразил сарафан.
– А я люблю гулять в вечерней прохладе. На клумбе пахнет ночная фиалка. Трещат цикады. Звезды выстраиваются в созвездия, – мечтательно пропел кардиган и обнял себя рукавами.
Только бордовое платье ничего не сказало. Оно пыхтело от злости, понимая, что теперь у нее появилась конкурентка. Милли уже и не знала, радоваться ли ей, что ее купили. Снег, дождь, жара. Она не была готова к такому. С того самого момента, когда Милли появилась на свет, она знала, чувствовала, что рождена для чего – то большего чем быть просто вещью. Она должна была блистать каждой своей петелькой люрекса.
Однажды дверь шкафа отворилась, и рука хозяйки потянулась к вешалке. Милли испуганно шарахнулась вглубь шкафа, вспомнив рассказы соседей, а бордовое платье наоборот, вылезло вперед. Хозяйка достала Милли, хоть та и пыталась зацепиться то за костюм, то за плащ.
В комнате было светло, в углу стояла наряженная елка. На ней висели огромные шары: золотые и красные. А на самой макушке красовалась звезда. Она почти касалась потолка. Хозяйка надела платье и подошла к большому зеркалу во весь рост. Она долго смотрела на себя, любуясь. Милли тоже не могла оторвать взор от зеркала. «До чего же я красива», – думала она.
Вскоре комната наполнилась людьми: женщинами, мужчинами, детьми. Все они были нарядно одеты и веселы. Играла музыка. Хозяйку пригласили на танец. Милли никогда в жизни не видела брюк. Она застеснялась и прилипла к ногам хозяйки. Брюки были галантны. Держались на почтительном расстоянии и молча любовались ею. К концу танца Милли уже не стеснялась и даже прикоснулась пару раз к брюкам, оставив им на память о себе несколько блесток.
Весь вечер хозяйке делали комплименты и, платье понимало, что большая их часть относится к ней.
Почти под утро Милли вернулась обратно в шкаф счастливая и влюбленная. Она возбужденно рассказывала соседям про то, что видела. Про елку с золотыми шарами, мигающие гирлянды, звонкие фужеры и про брюки. Сарафан с костюмом несколько раз многозначительно переглянулись и указали Милли на бардовое платье. Оно рыдало, мелко подрагивая плечами.
Милли замолчала. Ну да. Конечно. Бардовое платье, скорее всего тоже было знакомо с брюками.
Пару раз белая песцовая шубка и костюм исчезали ненадолго из шкафа, а потом возвращались холодные и, пахло от них морозной свежестью. Юбка рассказывала взахлеб о том, сколько много снега на улице, а шубка радовалась, что погода стоит солнечная и тихая, хоть и морозная.
Вскоре хозяйка надела Милли и поехала в театр. На улице платье увидело снег. Он искрился на солнце, точь – в – точь как люрекс на ее рукавах. В театре шел спектакль, но Милли хоть смотрела на сцену, ничего не видела. Рядом сидели Брюки. Это было так волнительно – соприкасаться в темноте и делать вид, будто произошедшее случайность. Любовь. Любовь.
Прошло несколько недель и, никто не открывал дверки шкафа. Его жители грустили в темноте, мечтая выйти в свет. Стоило скрипнуть петлям на дверце, проникнуть солнечному лучику, как они оживились и ринулись к выходу, отталкивая друг друга. Посчастливилось шубке. Только ее одну хозяйка сняла с вешалки и унесла.
Не прошло и часа, как двери шкафа отворились и, шуба вернулась на прежнее место. От нее пахло чем-то резким и неприятным. Соседи отодвинулись от нее.
– Ты где была? – спросила у нее Милли.
– Не знаю. Вокруг все было белое и блестящее, но не снег. Сверху ярко светило, но не солнце. Люди вокруг бледные и грустные. А еще этот запах. От меня сильно воняет?
– Да. Есть немножко, – деликатно ответил плащ.
– Белое – это кафель. Светят лампы. Пахнут медикаменты. Это – больница. Наша хозяйка заболела, – тихо проговорил костюм.
Жители шкафа загрустили, а больше всех Милли. Она скучала по Брюкам.
Прошел месяц, второй, третий. Шкаф никто не открывал. Его жители превратились в унылые, обветшалые тряпки.
И вот однажды дверцы шкафа широко распахнулись, в него ворвался солнечный свет и свежий воздух. Жители всколыхнулись от неожиданности. Перед ними стояла неизвестная женщина. Она протянула руку к вешалке с бардовым платьем, но Милли заметив это, выпорхнула вперед, прикрыв собой соседку.
– Какое красивое платье! – воскликнула женщина и сняла Милли с вешалки, – возьму лучше его.
Платье победно повело подолом и обернулось к жителям шкафа. Бордовое платье плакало, как всегда мелко вздрагивая плечами. Меховая шубка недовольно хмыкнула. Сарафан отвернулся.
«Ну и ладно», – подумала она, предвкушая встречу с брюками.
Милли не узнала хозяйку. Та очень сильно похудела и, от нее пахло медикаментами, а еще она была холодная и неподвижная. Вокруг было много цветов. Хозяйку вместе с Милли накрыли белой простыней и, платье стало возмущаться, что теперь его никто не видит. Оно всячески старалось выбраться на свет, то краешком рукава, то кусочком подола. Брюки стояли рядом. Милли их видела, выглядывая из-под простыни. Она их звала, но они не слышали, потому что люди вокруг плакали. Милли не могла дождаться, когда же это все закончится, чтобы встретиться с любимыми брюками и не расставаться уже никогда.
Неожиданно стало темно, как будто закрыли наглухо двери шкафа. Послышался стук молотка. Потом какой-то непонятный шум и тишина. Навсегда.
СЕКРЕТНАЯ МИССИЯ
Вы думаете легко прикидываться простачком – комодом с тремя ящиками? На самом деле я был хранителем денежных сбережений семьи Петровых. Ирина Петрова прятала заначку в тщательно выглаженную цветастую наволочку и, складывала ее вместе с другим многочисленным постельным бельем в мой средний ящик. Мне, конечно, льстило такое доверие. Иногда распирало от желания, похвастаться перед друзьями: торшером и креслом – качалкой, но я не мог. Такова доля секретного агента – быть в тени.
По вечерам, когда гас свет в спальне Петровых, оживали все предметы. Они, как и люди с нетерпением ждали праздник. Холодильник распахивал настежь дверцу и хвастался набитыми доверху полками. Стол и четыре табуретки приплясывали в ожидании веселого застолья. Шифоньер, скрипуче приоткрыв одну дверцу, показал всем новое платье хозяйки из сверкающего люрекса.
Тяжелая хрустальная шкатулка весело дзынькала, обращая тем самым всеобщее внимание на себя и, хвасталась новыми золотыми сережками и колечком. Я скромно открывал верхний ящик и показывал краешек праздничной накрахмаленной скатерти. Совсем ничем не похвастаться я не мог, иначе вызвал бы этим подозрение.
Почему я рассказываю об этом сейчас? Да потому что я на пенсии и меня отправили доживать свой век в гараж. Саша Петров набил мои ящики всякими мазутными железками, от чего мне тяжело дышать и разговаривать. А что еще он прячет в нижнем ящике за коробкой с шуруповёртом, я вам не скажу. Это – военная тайна.
ПАКЕТ
В конце марта весна, наконец, осмелилась вступить в свои права. Солнышко робко выглянуло из-за туч. Серые городские сугробы обмякли и заплакали тоненькими ручейками по обочинам дорог. В парке культуры и отдыха им. А. И. Рубца обнажились кучи прошлогодних бурых листьев вперемешку с мусором. Бродячие собаки рылись в них, надеясь найти что-нибудь съедобное. Одна небольшая каштановая собачонка откопала плотный полиэтиленовый пакет из-под молока, лизнула его пару раз и побежала догонять свору. Пакет, зимовавший под огромной кучей листьев в кромешной темноте, теперь оказавшись на солнышке, смешно щурился и озирался по сторонам.
Сильный порыв ветра подхватил его и, поднимая все выше и выше над землей, понес в сторону Базарной площади. Пакет, поймав поток воздуха, парил. Пролетавший рядом голубь удивленно уставился на него.
– Ты кто? – спросил он.
– Не знаю, – признался пакет, – А ты?
– Я – голубь.
– Может и я голубь? Смотри. Я тоже лечу.
– Нет. У тебя нет крыльев и хвоста. Ты не птица.
И высоко подняв голову, голубь горделиво полетел прочь. Пакет, еще недолго продержавшись в воздухе, потерял равновесие и упал на асфальт. Ветер опять подхватил его и понес по улице Евсеевской. Пакет, уклоняясь от колес, старался двигаться рядом с мчащейся машиной.
– Ты кто? – поинтересовался он.
– Я – автомобиль. А ты?
– Я не знаю. Может я тоже автомобиль?
– Нет. У тебя нет колес.
Громко посигналив и выпустив облако выхлопных газов, машина скрылась за поворотом. Пакет поворачивать не умел, поэтому двигался только вперед. На пешеходном переходе он зацепился за тележку с сумкой, которую катила старушка, и теперь продолжал свой путь вместе с ней. На городской аллее им повстречались две собаки, которых хозяйки вели на поводках.
– Вы кто? – спросил у них пакет.
– Мы – собаки.
– Может и я собака? Смотрите, я, как и вы иду рядом с человеком.
– Нет. У тебя нет клыков и хвоста.
И обогнав своих хозяек, собаки устремились вперед. Старушка подойдя к своему дому, заметила пакет и подняв его, бросила в мусорный бак. Подъехала мусоровозка и, загрузив в себя содержимое бака, поехала на городскую свалку. Там порыв ветра опять подхватил пакет и рабочий свалки попытался поймать его:
– Куда этот пакет из- под молока собрался?
– Пакет из- под молока! Вот кто я! – обрадовался пакет, узнав, наконец, кто он. – Во мне хранилось молоко, которое по утрам добавляли в кофе. А может быть, заботливая мама варила своим детям манную кашу. Или одинокая старушка поила им своего такого же старого как она кота, – рассуждал пакет паря над городской свалкой под завистливые взгляды тех, кто прожив жизнь так и не понял кто он и зачем пришел в этот мир.
СЕСТРУЛЬКИ – НОЖУЛЬКИ
Жили – были две сеструльки – ножульки. Гладкие, да розовые. В общем – красавицы. Звали их: Левая и Правая. Вместе росли, учились делать первые, несмелые шаги, плескались в речке, зарывались в песок. Даже обувались одинаково. Обуют мягкие домашние тапочки, в виде собачек. «Шорк. Шорк» по полу. В тапочках им тепло и уютно по – домашнему. Обуют синие в белый горошек, резиновые сапожки. «Шмяк. Шмяк» по лужам. Брызги в разные стороны. Сухо и весело им в сапожках. А обуют черные замшевые туфли на высоком каблуке. «Цок. Цок» по лакированному паркету. Идут не спеша, торжественно и гордо. Женщины, одним словом.
Вечером улягутся рядом и шушукаются. Так было до той поры, пока Правая не услышала по телевизору, что у нее шире шаг. Возгордилась она. Возомнила себя главной и перестала дружить с Левой. Та очень сильно переживала, даже плакала украдкой и в итоге сломалась.
Врач наложил гипс на всю Левую и велел лежать, не двигаться. Послушно лежала она дни и ночи, недели и месяцы. Ее лечили, ласковыми словами называли, берегли, а она не выздоравливала. Рядом с ней все эти месяцы пролежала Правая и поняла, что без Левой она никуда. И никакая она не главная. Попросила прощения у сестры, погладила ее легонько пальчиком. Левая повеселела и быстро выздоровела.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70401718) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Лилия Ёж
В этой книге собрано двадцать пять притч для взрослых и столько же для детей. Читайте ее медленно, по одной притче в день, словно смакуя глоток гранатового сока, чтобы ощутить его приятную терпкость.
Пятьдесят грамм мудрости
Притчи
Лилия Ёж
© Лилия Ёж, 2024
ISBN 978-5-0062-4798-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Притчи для взрослых
ПРО ОПОРУ
Жила – была стройная тютина. Обладала она тонким стволом с изящными изгибами, а вот ягоды давала мелкие и кислые. Хозяева сада оказались людьми терпеливыми.
– Деревце еще молодое, – говорили они, – подождем пока вырастет.
Год прошел. Два. Три. Ничего не менялось. Птицы облетали тютину стороной, ежики обходили. До того кислые ягоды были, что есть невозможно.
Лопнуло у людей терпение и, спилили они дерево. Один пенек от него остался. Живучей оказалась тютина. По весне проросла тоненьким зелененьким ростком.
Пощадили люди росток и вскоре выросло деревце изящнее прежнего: ствол тоненький, веточки – тростиночки, а на них крохотные темно – фиолетовые, почти черные ягодки.
Прилетела сорока на разведку, походила вокруг деревца, клюнула ягоду и тут – же выплюнула.
– Ну и кислятина. Бррр. Есть невозможно. Что ж ты такие кислые плоды даешь? Опять ведь спилят, – возмущенно обратилась она к деревцу.
Тяжело вздохнула тютина и отвечает:
– Сил у меня нет, чтобы крупные и сладкие ягоды давать. Смотри, какая я тонкая. Ветки вот-вот поломаются.
Задумалась сорока, почесала крылом затылок, походила вдоль грядок туда – сюда и вдруг, как застрекочет радостно:
– Я поняла! Тебе опора нужна! Вот!
Только тютина хотела расспросить, что за опора, да какая, а сороки уж и след простыл. Улетела. Опечалилось деревце, стало к смерти готовиться. Кто – ж будет держать такое дерево у себя в саду?
Подняла крону к небу, стоит с белым светом прощается. Смотрит, темное что-то приближается. Туча какая – то странная: форму на лету меняет и то выше, то ниже летит, то камнем падает почти до земли.
Присмотрелась, а это огромная стая птиц. Кого только нет: и воробьи, и желтогрудые синицы, и черные скворцы, и белобоких сорок десятка два. Летят, друг дружку перекрикивают. Спорят о чем – то. Такой шум подняли, аж уши закладывает.
Зажмурилась тютина, наклонила крону и ждет что же дальше будет. Налетела птичья стая, обклевала все ягоды на тютине и тут – же обратно унеслась. Осталась одна сорока. Она придирчиво осмотрела все веточки деревца и, не найдя на нем ни одной ягоды, удовлетворительно кивнула.
– Вот и отлично! Теперь люди не узнают какие были ягоды. Подумают: «Раз птицы все съели, значит тютина исправилась и ягоды сладкие дала».
В лапе сорока держала продолговатый крупный желудь. Своим мощным клювом она выдолбила в земле, рядом с тютиной ямку и положила его туда. Старательно загребла и, довольная собой стряхнула земельные комочки с перьев.
– Ну, вот и опора тебе будет, – сказала она тютине и, улетела.
Рос дубок, как на дрожжах. Хоть сам и молодой еще был, но тютине свои ветки для опоры уже подставлял. Так и стояли они рядышком с переплетенными ветвями, что на первый взгляд не понятно было на каком дереве ягоды растут. Да не мелкие и кислые, а крупные, медово – сахарные.
Столько много их было, что хватало и людям поесть, и птицам поклевать, и ежикам полакомиться. А самые первые ягоды всегда доставались сороке.
– Кушай, кушай, моя спасительница.
Джинн
Давно это было. В одной деревне под названием Большие Жезлы жил мужик и была у него, как водится жена Дунька. Проходил через ту деревню торговый путь. Много разных купцов бывало.
Выменяла как – то баба этого мужика книжку «1000 и 1 ночь». Отдала за нее козу. Села, значит, баба и прочла книгу. Захотелось ей жить не в мазаной хате, а в восточном шатре. Возомнила она себя восточной красавицей.
Обвешалась разными бусами, под платье мужнины брюки нацепила, сварганила себе из тряпок шатер и, пошла в него жить. Да если бы просто жить, а то стала мужиков к себе в гости зазывать. Ругался на нее муж, даже бил. Ничего не помогало. Вся деревня над ним смеялась.
Упал он на колени и стал у Творца помощи просить. Тот услышал и решил помочь мужику проучить неверную жену.
Подсунул Творец одному заезжему купцу бутылку из толстого синего стекла. Купец отнес ее нашей «восточной красавице» Дуньке. Обрадовалась она бутылке, открыла ее и, появился оттуда джинн: широкоплечий красавец с голым торсом. Возжелала Дунька джинна и говорит:
– Эй! Мужик! Вылезай из бутылки.
– Боюсь я тебя женщина. Не похожа ты на наших джинних. Ничего у нас с тобой не получится.
– Я готова ради тебя измениться. Что делать надо? Какие они ваши джиннихи?
– Во – первых лысые.
– Ой! Да не проблема вообще. Мне эти косы самой осточертели. Вши замучили. Что еще?
– Носить нужно длинные черные одежды до самых пят. Мы – джинны любим творческий поиск.
– Ну, наконец – то я черное ажурное платье надену, то что берегу для чьих – нибудь похорон. Да, не мрет никто.
Обрилась Дунька наголо, напялила черное платье в пол и к бутылке, давай джинна вызывать. «Я готова», – говорит.
Джинн выпрыгнул из бутылки и давай летать по шатру. Смотрит Дунька, а у джинна ниже пояса ничегошеньки нет, сизый дым один. Взяла она метлу и давай за ним гоняться. Вылетел джинн из шатра, Дунька за ним. Он по улице, Дунька за ним. Он к женскому монастырю, Дунька за ним.
Увидали монахини остриженную, да в черном длинном одеянии женщину и возрадовались: «В нашем полку прибыло!». Так и стала Дунька монашкой, а муж ее перекрестился, поблагодарил Творца за помощь и женился на молоденькой благочестивой красавице.
ЮРИК
В одном большом городе, на кухне одной из квартир многоэтажного дома стояло пластмассовое зеленое ведро для мусора. Оно было излюбленным местом у тараканов.
Однажды хозяин квартиры – человек в клетчатых домашних тапочках прихлопнул главу тараканьего семейства прямо на глазах у его сына – таракашки Юрика.
После этого страшного дня Юрик все чаще стал задумываться о смысле жизни. Понятное дело, что уж если родился тараканом, то им и помрешь, но умереть хотелось достойно, а не быть размазанным по полу.
К тому же, Юрику совсем не нравилось питаться объедками. Они воняли. Решил таракашка бежать из злополучной квартиры. Вскарабкался в кармашек большого рюкзака защитного цвета и стал ждать. Недолго Юрику пришлось сидеть в кромешной темноте, совсем скоро хозяин с семьей отправился за город. На природу.
Услышал Юрик пение птиц, да шелест листьев, вылез из кармашка и помчался в лес что есть силы. По пути натыкался с непривычки на травинки, то в ямку падал, то на кочку взбирался. Бежал, бежал, устал и присел отдохнуть. Смотрит, как на толстый стебель какого-то растения красный жучок с черными точками пытается вскарабкаться. Пыхтит, кряхтит, но не сдается. А по земле шустрый муравьишка бегает, толстенные палки собирает.
Юрик только успевает головой вертеть, интересно ему в лесу, не то, что в квартире. А главное нет людей и вонючих мусорных ведер. И только подумал Юрик про людей, как над ним склонилась маленькая девочка:
– Мама! Папа! Смотрите, какие тут жучки бегают.
– Какие, доченька? – спрашивает женский голос.
– Божья коровка, муравей и еще какой-то смешной жучок с длинными усиками, – отвечает девочка и показывает пальцем на Юрика.
– И правда – смешной, – согласилась мама, присела на корточки рядом с дочкой и стала рассматривать таракашку.
Юрик замер и закрыл глаза от страха. Он даже дышать перестал. Приготовился к смерти. Прошло какое – то время, стихли человеческие голоса и таракашка понял, что остался жив – здоров. Никто его не убил.
Оказывается, чтобы превратиться из противного таракана, которого все хотят прихлопнуть в смешного жучка с длинными усиками, которым любуются, достаточно просто сменить место жительства. И всего – то.
Гадость
Жила – была кошка и, звали ее Гадость. Очень уж она комплексовала по этому поводу, поэтому пряталась, то в сырой подвал, то в пыльный сарай. Стыдно было соседским кошкам на глаза показываться. У них-то нормальные клички: Анфиса, Принцесса, а лысую и вовсе Анабель назвали.
В хозяева Гадости вроде бы нормальный мужик попался. Не бьет, не пинает. Одна беда – выйдет во двор и разоряется на всю округу: «Гадость! Гадость! Кууушааать!». Ну, и как тут пойдешь. Пахнет зараза – сосиска аж, желудок сводит, а отозваться стыдно. Соседские кошки засмеют.
Вот и пряталась Гадость по разным углам. Покричит, покричит хозяин, оставит сосиску на порожке и в дом уходит. Только Гадость надумает из укрытия выйти и пообедать, как какая-нибудь наглая ворона сосиску у нее из-под носа и утащит.
Нальет хозяин борща в миску и тут откуда ни возьмись стая воробьев налетит. Шумят, из-за капусты дерутся, тянут каждый в свою сторону. Воры малолетние. Ух и ненавидела Гадость этих наглых воробьев, как свое имя.
Так и жила полуголодная, облезлая и на весь белый свет обиженная. А как тут не обижаться? Только вышла из подвала на солнышке погреться, как мамаша одного сопливого ребятенка, развопилась: «Нельзя кошку ручками трогать! Она заразная! Гадость!» И почему сразу: «Гадость и заразная»? Ну, подумаешь паутина с дохлыми мухами на усах повисла. Ну, бок черный от угольный пыли. Ну, картофельная очистка к хвосту присохла.
Как можно так жить? Решила Гадость утопиться. Пошла и спрыгнула с мостика в реку. Думала: «Ну, все. Отмучалась». Нет. Ошиблась. Вытащил ее рыбак вместе с сеткой, да еще чуть не прибил. Решил, что она рыбу у него таскает. «Вот гадость! Прямо под водой ворует».
Поплелась кошка домой. Голодая и продрогшая до костей. Идет и думает: «Под машину что ли броситься? Надоело так жить».
А хозяин в то время женился и взял себе в жены славную добрую женщину. Вышла она на порожек с котлетой и зовет: «Радость! Радость! Куууушааать!». Подбежала кошка, взяла сочную котлетку и проглотила ее. Покачала головой новая хозяйка и еще одну котлетку принесла: «Кушай, наша радость».
С того самого дня кошка преобразилась. Отъелась, отмылась и превратилась в красавицу. Лежит себе на порожке, бока на солнышке прогревает, да вкусную котлетку поджидает.
Вот так всего одна буква изменила жизнь одной кошки.
Дары Дриады
Стояло в дремучем лесу одинокое дерево. Старое – престарое. Сухую обветренную кору избороздили глубокие и безобразные трещины. Стали разрастаться неведомо откуда появившиеся голубовато – зеленые лишайники – признак старости.
Опустило дерево свои сухие ветви до самой земли. Склонило обреченно верхушку. «Никому я не нужна. Птицы перестали вить гнезда в моей кроне. Даже дождик и тот обходит меня стороной»
В эту самую пору проходила мимо Дриада – покровительница деревьев. Жалко ей стало старое дерево. Тем более, что знала она его с самого ростка.
Достала Дриада из кармана своего изумрудного платья семена цветов и, насыпала их в глубокие трещины коры сухого дерева. Позвала дождь и попросила о помощи. Он с радостью откликнулся. Полил теплой живительной водой дерево.
Вскоре из семян выросли красивые и благоухающие цветы. Старое дерево ожило. Оно смотрело на себя и не узнавало. Глубокие трещины стали разглаживаться. На ветвях зазеленели сочные зеленые листики.
Теперь дождик не проходил мимо него, а обязательно останавливался, чтобы полить и полюбоваться цветами – подарками Дриады. Лесные пичуги облюбовали раскидистую ветку и свили себе гнездо.
Дерево расцвело.
Старец
Возле кузницы, что рядом с базарной площадью, на большом камне сидел старец. Он курил самокрутку. Между затяжками было видно, как его язык блуждает по беззубой нижней челюсти. Земляного цвета шею и щеки безжалостно изрезали глубокие морщины. Нос заострился по – орлиному. Он щурился, всматриваясь в небо. В его светло – голубых, почти бесцветных глазах отражались облака.
Его широкие штаны и босые ноги сильно запылились, говоря о длинной дороге, которую он прошел.
– Кузнеца ждешь, а ли просто отдыхаешь? – спросила молодичка, держа в обнимку самовар.
– Жду, – коротко ответил старец.
– А в хату не ходили? – молодичка кивнула на избу рядом с кузницей, – можа сегодни больше не выйдет?
Старик ничего не ответил, только внимательно посмотрел на добротный деревянный сруб, в котором жил кузнец.
– Васька он такой, ежели в обед чарку, другую браги пропустит, то и работе конец. Мужики всё больше в Заплавы ездют до ихнего кузнеца. Такой говорят работящий, никогда на обед не уйдет, ежели люди пришли. Не то, что наш Васька, – защебетала, найдя молчаливого слушателя, молодичка, – Я вот на той неделе серпок приносила поправить. Мне без него никуда. Траву кролам режу. А он говорит: «Выкинь». Как выкинь? Серпок – то еще хороший. Отвез мой мужик в Заплавы, ихний кузнец и поправил. Серпок как новенький. А ты дед смотрю не наш, не Березовский?
– Из Озёрок я, – тихо ответил старец.
– Из Озёрок? Не близкий путь. Видать нужда тебя привела к нам, как пить дать. Ну ладно передохнула маленько, домой пойду. Тебе то хорошо: сиди себе да сиди, дети небось уже большие, сами управляются, а у меня мал мала меньше. Когда вырастут?
Молодичка подхватила, стоящий на земле самовар, обняла его покрепче и зашагала по дороге. Старец долго смотрел ей вслед, пока она не превратилась в маленькую расплывчатую точку.
Солнце пекло невыносимо. Хотелось пить. Он поднялся с камня и пошел на базарную площадь. Торгаши уже собирали товар, покупателей не было. Возле гончарной мастерской сидел мальчик лет десяти и жевал кусок лепешки, запивая квасом.
Старец остановился в тени вишни, растущей рядом с мастерской. У него от слабости подкашивались ноги.
– Дедушка, садись, – крикнул ему мальчик, вскакивая с порожка, – хочешь квасу? Холодного?
Старец кивнул. Мальчик спешно запихнул остаток лепешки в рот и скрылся за дверью. Через минуту он уже стоял рядом со старцем и протягивал большую кружку с холодным, мутным, хлебным квасом.
Выпив всю кружку до дна, старец вытер усы и погладил мальчугана по теплой белесой голове. Приятная, бодрящая прохлада прошла от горла до самого желудка. Хорош квасок.
Старец поднялся и пошел по базарной площади в сторону своих Озёрок. Возле порожка он оставил завернутый в рубаху меч, который достался ему от прадеда. Никто уже не воюет с мечем. Просто хотел передать сыну в наследство. Потому как чувствовал скорую свою кончину. Но не отдал. Не дождался сына, а может и хорошо. Не достоин он фамильного меча. Не достоин.
Альдебаран
Приехала с гастролями в одну восточную страну Знаменитость. Водили ее по дворцам, кормили шербетом и похвалой, разными ягодами да фруктами, поили изысканными винами, а ей всё не так. Дворцы слишком большие – пока обойдешь, ноги устанут. В шербете много орехов – между зубами застревает. Похвала чересчур сладкая – пить от нее хочется. От ягод с фруктами живот болит, а от вина голова кружится. Уж и не знает правитель той страны, чем Знаменитости угодить. Вышел на балкон своего дворца, огляделся вокруг и увидел башню Звездочета, что возвышалась над городом.
– Слава Аллаху! – закричал он от радости и повел Знаменитость в башню. Долго они поднимались по узкой винтовой лестнице. Пока не очутились на площадке с телескопами. Здесь они увидели худого и очень высокого старика в очках с толстой оправой. Он что-то записывал в огромную тетрадь. Увидев гостей, он вскочил со стула и радостно закричал: «Звезда! Родилась новая звезда!» и принялся обнимать то правителя, то Знаменитость поочередно.
– Как назвал? – поинтересовался правитель.
– Еще никак. Хотел с Вами посоветоваться, мой повелитель.
– Назовите в мою честь! – влезла в разговор Знаменитость.
– А Вы собственно кто? – удивленно спросил Звездочет.
– Я?! Я – звезда! Я – Знаменитость! – брызгала слюной от возмущения Знаменитость.
– Простите, но мне знакомы все звезды. Вас я вижу впервые.
– Что? Это – нахальство! В Сибирь его! На лесоповал! – орала как потерпевшая Знаменитость.
Правитель чувствовал, что назревает мировой скандал, но отправлять Звездочета в Сибирь ему было жалко. Добрый, безвредный старик. Немного подумав, он предложил Знаменитости в подарок башню Звездочета, а того отправить в деревню на пенсию. На том и порешили.
Знаменитость тут же принялась переделывать башню в ресторан и объявила, что устроит праздничный концерт. Цены на билеты поставила баснословные.
«Ничего. Тут люди богатые живут, не обеднеют», – думала она, потирая руки в надежде озолотиться.
Настал день концерта. Башня светилась всеми огнями радуги. Безустали гремел салют. Билеты были раскуплены все. Собрались правители соседних стран со своими семьями. Все люди богатые и при власти.
Знаменитость в золотом костюме принимала гостей. Фуршетные столики были завалены яствами и питьем. Обменивались любезностями.
Вдруг заиграли фанфары, сообщая о начале концерта. Знаменитость выбежала на сцену и… заблеяла. Она не могла петь. Вместо слов из горла вырывалось: «Беееее».
Зрители сначала решили, что это такая шутка и начали смеяться. Спустя несколько минут они поняли, что были жестоко обмануты самозванцем.
Знаменитость схватили за шиворот и отправили в Сибирь валить лес. Звездочету вернули башню. Звезду назвали Альдебаран в честь несостоявшегося концерта. Как не крути, а все же в честь Знаменитости, которая в это время в тайге рубит ёлку и ничегошеньки про это не знает.
ПРИТЧА ПРО ПЕНЬ
В лесу на поляне доживал свой век старый сухой пень. По бокам из него росли колючие ветки и рвали одежду у проходящих мимо грибников. Вскоре люди протоптали дорожку подальше от сухого пня и, он грустил в одиночестве.
Одним летним днем полил на лес дождь. Звери и птицы поспешили спрятаться в укрытия, испугавшись громких раскатов грома. Молния сверкала, освещая вспышками даже самые густые заросли леса. Неожиданно она ударила прямо в наш сухой пень и, он загорелся. «Ну, вот и все. Конец», – подумал пень, прощаясь с жизнью. Как только обгорели его колючие сухие ветки, дождь припустил еще сильнее, перейдя в ливень и, потушил огонь.
На следующий день пень стоял без колючих веток, совершенно гладкий и ровный, отмытый дождем от гари. Он остался жив и просто сиял от чистоты и радости.
Осенью грибники, находившись по лесу и уставшие, присаживались отдохнуть на пенек. А вставая, говорили ему: «Спасибо». Пень знал, что ему уже никогда не быть деревом, но вместо того, чтобы оплакивать свои последние дни, он радовался, что имеет возможность приносить хоть какую-то пользу.
СТАКАН
Жил – был стакан. Высокий из тонкого прозрачного стекла и с золотой обводкой по краю. Стоял он на самой высокой полке рядом с нарядными салатницами и скучал. Хозяйка его берегла для особого случая, считая очень красивым и утонченным.
Смотрел стакан на нижнюю полку и завидовал ее обитателям. Там кипела настоящая жизнь. Каждое утро в широкий стакан с толстыми стенками хозяйка наливала молоко для сынишки. Он весело болтал ногами под стулом, ел пирожок и запивал его молоком. Себе хозяйка варила кофе и, пила его из маленькой кружечки темного стекла. При этом прикрывала глаза от удовольствия и мечтательно улыбалась.
Хозяин громко прихлебывал горячий чай из большой керамической кружки и быстро ел бутерброды с колбасой.
Иногда по вечерам хозяева наливали красное вино в бокалы на высокой ножке и, в доме становилось весело. Хозяйка звонко смеялась, хозяин пел песни под гитару, а их маленький сынишка приплясывал, широко улыбаясь.
Высокому нарядному стакану тоже очень хотелось попасть на нижнюю полку, чтобы им пользовались каждый день. «А иначе, зачем жить?», – думал он.
С каждым днем стакан продвигался все ближе и ближе к краю своей полки. И вот настал день, когда он качнулся, упал на пол и разбился на множество маленьких осколков. Хозяйка погоревала над ними, попричитала, что стакан – то был совсем новый и, выкинула в мусор. Осколки вместе с бутылками и другим стеклом отправились на переработку. Сделали из них линзы для очков. Попал наш бывший стакан к пятилетней девочке, у которой было плохое зрение. Она надевала очки каждое утро и не снимала до самого вечера. Только благодаря им она могла увидеть маленькую божью коровку с двумя точками, прожилки на оранжевом осеннем листе и морщинки вокруг маминых глаз, когда та улыбалась.
Девочка жила жизнью полной впечатлений и открытий, а вместе с ней жил… Сами знаете кто.
ПРИТЧА ПРО ЛАНЬ
В одной южной стране жила красавица лань. О ее грациозности, длинных и стройных ножках слухи распространились далеко за пределы страны. Сватались к ней лучшие женихи заморских земель.
Первым к ней примчался свататься осел. Сначала показались его огромные, сверкающие белизной резцы, потом раскосые выпученные глаза и торчащие в разные стороны длинные уши. Он сыпал комплементами без умолку. При этом радостно вилял хвостом, как щенок.
Лань забраковала его сразу, даже не выслушав, только взглянула одним глазом и все.
– Глупец. Он все время улыбается. Я не хочу мужа – дурака.
Вторым был верблюд. Он шел, высоко задрав голову и безостановочно жевал свою жвачку. Лань взглянула на него дважды. По одному разу на каждый возвышающийся горб.
– Фу! Какой он важный, как будто в своих горбах носит драгоценности. Да даже если это было бы так, у меня все равно их больше.
Бык со своей горой мускулов был третьим. Он тяжелой поступью приблизился к лани и закрыл собой солнце.
– Я его боюсь. Он когда смотрит на меня, у него глаза кровью наливаются и, пар из ноздрей идет. И вообще он слишком большой
Четвертым прискакал Козел. У него была стильная ухоженная бородка и эксклюзивные прямоугольные зрачки. Его лань и выбрала себе в мужья.
Сыграли шумную, веселую свадьбу, устроив настоящий пир на весь мир. А после свадьбы козел показал ей свои рожки да ножки. Что ж любовь зла – полюбишь и козла.
ИСТОРИЯ ОДНОГО ПЛАТЬЯ
Милли висела на вешалке среди таких же, как она темно – зеленых платьев с рукавами из люрекса. Один день походил на другой. Висели. Ждали покупательниц и, каждая мечтала быть купленной.
Вскоре все платья ходовых размеров разобрали. Остались только миниатюрная Милли – сорокового размера и толстая Дю – пятьдесят шестого. Их уценили и перевесили поближе к складу.
– Ну, вот и все! Жизнь окончилась, так и не начавшись, – горестно вскрикнула Милли. Она безвольно опустила рукава и перестала мечтать о хозяйке.
Перед Новым годом в магазин завезли нарядные платья с длинными шлейфами и оборками. Милли демонстративно отвернулась к стене, чтобы не видеть их роскошной красоты и изящности силуэтов. Когда к ней прикоснулась чья – то рука, она вздрогнула от неожиданности.
Перед ней стояла невысокая молодая женщина с фигурой девочки – подростка. Ее каштановые волосы были заколоты высоко на затылке, но одна непослушная прядь выбилась и свисала у левого виска. Зеленые глаза смотрели внимательно и с любовью.
– Я, кажется, нашла то, что искала, – сказала она продавцу, указывая на Милли.
– Но это – старая коллекция. Может быть, еще что-то посмотрите? – услужливо предложила та.
– Нет. Спасибо. Я возьму это платье.
Милли не верила своим ушам. Ее хотят купить. Она вцепилась рукавами в женщину, боясь, что та передумает. А когда ее несли на кассу, обернулась и помахала Дю – толстой и одинокой.
В шкафу у хозяйки было темно, но Милли быстро освоилась и разглядела жильцов. Рядом с ней висел легкий цветастый сарафан. За ним длинное бардовое платье с глубоким декольте. Синий костюм с белой блузой. Черный вязаный кардиган. Бежевый плащ с широким поясом и белая шубка из песца.
Они тоже, с нескрываемым интересом, глазели на нее. Милли поежилась. Она не привыкла к такому вниманию и прошептала:
– Здравствуйте.
– Привет! Какая ты красивая, – восторженно вскрикнул сарафан.
– Спасибо. Я так счастлива, что меня купила ваша хозяйка. Интересно куда она меня наденет и, что я там увижу?
– Снег! Он будет падать на тебя большими хлопьями, чуть подтаивать, превращаясь в воду и тут – же замерзать на морозе в виде ледышек – шариков. Сильный ветер заставит их звенеть, как бубенцы на дуге у тройки лошадей. А вьюга будет выть, заунывно и, пугать, – сказала шубка, тряхнув мехами.
Милли испуганно смотрела на нее и не могла понять шутит та или говорит правду.
– Какой снег? Какой снег? Не слушайте ее, голубушка. Там будет лить дождь, как из ведра. По дороге будет течь река, неся в своих водах опавшие оранжевые листья. Вы промокнете насквозь, потому что наша хозяйка не любит зонты, – перебил шубу синий костюм.
– Ой! Коллега, не наговаривайте! Дождь не такой уж и страшен, как вы его малюете. Зато после него воздух чист. Дышится легко. И наступает какое-то тихое умиротворение, – философски сказал плащ.
– Не знаю. Никогда не видел ни снега, ни дождя. Меня обычно хозяйка надевает в такую жару, что дышать нечем. У меня повышается температура, я становлюсь горячим, как после утюга, – возразил сарафан.
– А я люблю гулять в вечерней прохладе. На клумбе пахнет ночная фиалка. Трещат цикады. Звезды выстраиваются в созвездия, – мечтательно пропел кардиган и обнял себя рукавами.
Только бордовое платье ничего не сказало. Оно пыхтело от злости, понимая, что теперь у нее появилась конкурентка. Милли уже и не знала, радоваться ли ей, что ее купили. Снег, дождь, жара. Она не была готова к такому. С того самого момента, когда Милли появилась на свет, она знала, чувствовала, что рождена для чего – то большего чем быть просто вещью. Она должна была блистать каждой своей петелькой люрекса.
Однажды дверь шкафа отворилась, и рука хозяйки потянулась к вешалке. Милли испуганно шарахнулась вглубь шкафа, вспомнив рассказы соседей, а бордовое платье наоборот, вылезло вперед. Хозяйка достала Милли, хоть та и пыталась зацепиться то за костюм, то за плащ.
В комнате было светло, в углу стояла наряженная елка. На ней висели огромные шары: золотые и красные. А на самой макушке красовалась звезда. Она почти касалась потолка. Хозяйка надела платье и подошла к большому зеркалу во весь рост. Она долго смотрела на себя, любуясь. Милли тоже не могла оторвать взор от зеркала. «До чего же я красива», – думала она.
Вскоре комната наполнилась людьми: женщинами, мужчинами, детьми. Все они были нарядно одеты и веселы. Играла музыка. Хозяйку пригласили на танец. Милли никогда в жизни не видела брюк. Она застеснялась и прилипла к ногам хозяйки. Брюки были галантны. Держались на почтительном расстоянии и молча любовались ею. К концу танца Милли уже не стеснялась и даже прикоснулась пару раз к брюкам, оставив им на память о себе несколько блесток.
Весь вечер хозяйке делали комплименты и, платье понимало, что большая их часть относится к ней.
Почти под утро Милли вернулась обратно в шкаф счастливая и влюбленная. Она возбужденно рассказывала соседям про то, что видела. Про елку с золотыми шарами, мигающие гирлянды, звонкие фужеры и про брюки. Сарафан с костюмом несколько раз многозначительно переглянулись и указали Милли на бардовое платье. Оно рыдало, мелко подрагивая плечами.
Милли замолчала. Ну да. Конечно. Бардовое платье, скорее всего тоже было знакомо с брюками.
Пару раз белая песцовая шубка и костюм исчезали ненадолго из шкафа, а потом возвращались холодные и, пахло от них морозной свежестью. Юбка рассказывала взахлеб о том, сколько много снега на улице, а шубка радовалась, что погода стоит солнечная и тихая, хоть и морозная.
Вскоре хозяйка надела Милли и поехала в театр. На улице платье увидело снег. Он искрился на солнце, точь – в – точь как люрекс на ее рукавах. В театре шел спектакль, но Милли хоть смотрела на сцену, ничего не видела. Рядом сидели Брюки. Это было так волнительно – соприкасаться в темноте и делать вид, будто произошедшее случайность. Любовь. Любовь.
Прошло несколько недель и, никто не открывал дверки шкафа. Его жители грустили в темноте, мечтая выйти в свет. Стоило скрипнуть петлям на дверце, проникнуть солнечному лучику, как они оживились и ринулись к выходу, отталкивая друг друга. Посчастливилось шубке. Только ее одну хозяйка сняла с вешалки и унесла.
Не прошло и часа, как двери шкафа отворились и, шуба вернулась на прежнее место. От нее пахло чем-то резким и неприятным. Соседи отодвинулись от нее.
– Ты где была? – спросила у нее Милли.
– Не знаю. Вокруг все было белое и блестящее, но не снег. Сверху ярко светило, но не солнце. Люди вокруг бледные и грустные. А еще этот запах. От меня сильно воняет?
– Да. Есть немножко, – деликатно ответил плащ.
– Белое – это кафель. Светят лампы. Пахнут медикаменты. Это – больница. Наша хозяйка заболела, – тихо проговорил костюм.
Жители шкафа загрустили, а больше всех Милли. Она скучала по Брюкам.
Прошел месяц, второй, третий. Шкаф никто не открывал. Его жители превратились в унылые, обветшалые тряпки.
И вот однажды дверцы шкафа широко распахнулись, в него ворвался солнечный свет и свежий воздух. Жители всколыхнулись от неожиданности. Перед ними стояла неизвестная женщина. Она протянула руку к вешалке с бардовым платьем, но Милли заметив это, выпорхнула вперед, прикрыв собой соседку.
– Какое красивое платье! – воскликнула женщина и сняла Милли с вешалки, – возьму лучше его.
Платье победно повело подолом и обернулось к жителям шкафа. Бордовое платье плакало, как всегда мелко вздрагивая плечами. Меховая шубка недовольно хмыкнула. Сарафан отвернулся.
«Ну и ладно», – подумала она, предвкушая встречу с брюками.
Милли не узнала хозяйку. Та очень сильно похудела и, от нее пахло медикаментами, а еще она была холодная и неподвижная. Вокруг было много цветов. Хозяйку вместе с Милли накрыли белой простыней и, платье стало возмущаться, что теперь его никто не видит. Оно всячески старалось выбраться на свет, то краешком рукава, то кусочком подола. Брюки стояли рядом. Милли их видела, выглядывая из-под простыни. Она их звала, но они не слышали, потому что люди вокруг плакали. Милли не могла дождаться, когда же это все закончится, чтобы встретиться с любимыми брюками и не расставаться уже никогда.
Неожиданно стало темно, как будто закрыли наглухо двери шкафа. Послышался стук молотка. Потом какой-то непонятный шум и тишина. Навсегда.
СЕКРЕТНАЯ МИССИЯ
Вы думаете легко прикидываться простачком – комодом с тремя ящиками? На самом деле я был хранителем денежных сбережений семьи Петровых. Ирина Петрова прятала заначку в тщательно выглаженную цветастую наволочку и, складывала ее вместе с другим многочисленным постельным бельем в мой средний ящик. Мне, конечно, льстило такое доверие. Иногда распирало от желания, похвастаться перед друзьями: торшером и креслом – качалкой, но я не мог. Такова доля секретного агента – быть в тени.
По вечерам, когда гас свет в спальне Петровых, оживали все предметы. Они, как и люди с нетерпением ждали праздник. Холодильник распахивал настежь дверцу и хвастался набитыми доверху полками. Стол и четыре табуретки приплясывали в ожидании веселого застолья. Шифоньер, скрипуче приоткрыв одну дверцу, показал всем новое платье хозяйки из сверкающего люрекса.
Тяжелая хрустальная шкатулка весело дзынькала, обращая тем самым всеобщее внимание на себя и, хвасталась новыми золотыми сережками и колечком. Я скромно открывал верхний ящик и показывал краешек праздничной накрахмаленной скатерти. Совсем ничем не похвастаться я не мог, иначе вызвал бы этим подозрение.
Почему я рассказываю об этом сейчас? Да потому что я на пенсии и меня отправили доживать свой век в гараж. Саша Петров набил мои ящики всякими мазутными железками, от чего мне тяжело дышать и разговаривать. А что еще он прячет в нижнем ящике за коробкой с шуруповёртом, я вам не скажу. Это – военная тайна.
ПАКЕТ
В конце марта весна, наконец, осмелилась вступить в свои права. Солнышко робко выглянуло из-за туч. Серые городские сугробы обмякли и заплакали тоненькими ручейками по обочинам дорог. В парке культуры и отдыха им. А. И. Рубца обнажились кучи прошлогодних бурых листьев вперемешку с мусором. Бродячие собаки рылись в них, надеясь найти что-нибудь съедобное. Одна небольшая каштановая собачонка откопала плотный полиэтиленовый пакет из-под молока, лизнула его пару раз и побежала догонять свору. Пакет, зимовавший под огромной кучей листьев в кромешной темноте, теперь оказавшись на солнышке, смешно щурился и озирался по сторонам.
Сильный порыв ветра подхватил его и, поднимая все выше и выше над землей, понес в сторону Базарной площади. Пакет, поймав поток воздуха, парил. Пролетавший рядом голубь удивленно уставился на него.
– Ты кто? – спросил он.
– Не знаю, – признался пакет, – А ты?
– Я – голубь.
– Может и я голубь? Смотри. Я тоже лечу.
– Нет. У тебя нет крыльев и хвоста. Ты не птица.
И высоко подняв голову, голубь горделиво полетел прочь. Пакет, еще недолго продержавшись в воздухе, потерял равновесие и упал на асфальт. Ветер опять подхватил его и понес по улице Евсеевской. Пакет, уклоняясь от колес, старался двигаться рядом с мчащейся машиной.
– Ты кто? – поинтересовался он.
– Я – автомобиль. А ты?
– Я не знаю. Может я тоже автомобиль?
– Нет. У тебя нет колес.
Громко посигналив и выпустив облако выхлопных газов, машина скрылась за поворотом. Пакет поворачивать не умел, поэтому двигался только вперед. На пешеходном переходе он зацепился за тележку с сумкой, которую катила старушка, и теперь продолжал свой путь вместе с ней. На городской аллее им повстречались две собаки, которых хозяйки вели на поводках.
– Вы кто? – спросил у них пакет.
– Мы – собаки.
– Может и я собака? Смотрите, я, как и вы иду рядом с человеком.
– Нет. У тебя нет клыков и хвоста.
И обогнав своих хозяек, собаки устремились вперед. Старушка подойдя к своему дому, заметила пакет и подняв его, бросила в мусорный бак. Подъехала мусоровозка и, загрузив в себя содержимое бака, поехала на городскую свалку. Там порыв ветра опять подхватил пакет и рабочий свалки попытался поймать его:
– Куда этот пакет из- под молока собрался?
– Пакет из- под молока! Вот кто я! – обрадовался пакет, узнав, наконец, кто он. – Во мне хранилось молоко, которое по утрам добавляли в кофе. А может быть, заботливая мама варила своим детям манную кашу. Или одинокая старушка поила им своего такого же старого как она кота, – рассуждал пакет паря над городской свалкой под завистливые взгляды тех, кто прожив жизнь так и не понял кто он и зачем пришел в этот мир.
СЕСТРУЛЬКИ – НОЖУЛЬКИ
Жили – были две сеструльки – ножульки. Гладкие, да розовые. В общем – красавицы. Звали их: Левая и Правая. Вместе росли, учились делать первые, несмелые шаги, плескались в речке, зарывались в песок. Даже обувались одинаково. Обуют мягкие домашние тапочки, в виде собачек. «Шорк. Шорк» по полу. В тапочках им тепло и уютно по – домашнему. Обуют синие в белый горошек, резиновые сапожки. «Шмяк. Шмяк» по лужам. Брызги в разные стороны. Сухо и весело им в сапожках. А обуют черные замшевые туфли на высоком каблуке. «Цок. Цок» по лакированному паркету. Идут не спеша, торжественно и гордо. Женщины, одним словом.
Вечером улягутся рядом и шушукаются. Так было до той поры, пока Правая не услышала по телевизору, что у нее шире шаг. Возгордилась она. Возомнила себя главной и перестала дружить с Левой. Та очень сильно переживала, даже плакала украдкой и в итоге сломалась.
Врач наложил гипс на всю Левую и велел лежать, не двигаться. Послушно лежала она дни и ночи, недели и месяцы. Ее лечили, ласковыми словами называли, берегли, а она не выздоравливала. Рядом с ней все эти месяцы пролежала Правая и поняла, что без Левой она никуда. И никакая она не главная. Попросила прощения у сестры, погладила ее легонько пальчиком. Левая повеселела и быстро выздоровела.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70401718) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.